Джули федор традиции чекистов от ленина до путина культ государственной безопасности 2012

ББК 67.621.162 УДК 351.746.1 Ф33

Дж. ФедорФ33 Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной

безопасности. — СПб.: Питер, 2012. — 304 с.

ISBN 978-5-459-01176-0

Яркая и неоднозначная книга о прошлом и будущем России, на которой все так же лежит тень всесильного сотрудника службы госбезопасности.

«Железный» Феликс, черный воронок, кожаный плащ чекиста… Эти об-разы, укоренившись в нашем сознании, до сих пор вызывают страх и трепет. Кажется, советская власть сделала все возможное, чтобы возвести органы государственной безопасности в ранг культа, которому необходимо покло-няться, точно древнему божеству. Современные стражи не вызывают таких ярких ассоциаций у населения, но и они как будто бы наделены могуществом, недоступным простому гражданину. Для чего был нужен миф о всесильном КГБ? Кто создавал мрачноватый образ его сотрудников? Какими способами культ «Большого брата» возрождается теперь?

Эта книга — о всевластии тайной полиции в советское время и о том, как идея государственной безопасности постепенно становится главенствую-щей в современной российской идеологии. Ее автор, Джули Федор, сотруд-ника департамента славистики Кембриджского университета, используя в своем произведении в основном советские и постсоветские источники (архивные документы, публикации СМИ, мемуары, художественные тек-сты), создает объемную картину «секьюритизации» российского общества в прошлом и настоящем.

ББК 67.621.162УДК 351.746.1

Права на издание получены по соглашению с Routladge. Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного раз-решения владельцев авторских прав.

ISBN 978-0-415-60933-3 (hbk), 978-0-203-80891-7 англ. ISBN 978-5-459-01176-0

© 2011 Julie Fedor© Перевод на русский язык ООО Издательство «Питер», 2012© Издание на русском языке, оформление ООО Издательство «Питер», 2012

5

Содержание

Введение .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 9В зеркале истории. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 12

Чекист — категория расплывчатая . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 13

Источники .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 16

Часть I. Советский чекизм . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 17

1. Заповеди Дзержинского .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 17Краткая биография Дзержинского.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 19

Главные чекистские добродетели . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 25

Миф об основании ЧК .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 31

Дзержинский и сверхъестественность . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 34

Заключение .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 40

2. Поздний советский чекизм: меняющееся лицо репрессий в эпоху Хрущева и последующие годы .. .. .. .. .. .. 41

Серов: переходная фаза .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 45

Шелепин: подведение черты под прошлым и новое лицо КГБ . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 47

Восстановление доверия . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 60

Связь с народом .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 62

Доверенные лица КГБ . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 65

Профилактика . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 68

Ахиллесова пята чекистской пропаганды .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 75

6


3. Образ чекиста в зеркале истории . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 77Создание «Сотрудника ЧК» .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 78

Неудавшийся портрет «плохого» чекиста . .. .. .. .. .. .. .. .. .. 81

Воплощение на экране «нравственной идеи» Дзержинского . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 86

Нравственный путь худсовета.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 93

Конечный продукт .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 99

Заключение .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 106

4. Современный чекист на экране.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 108Вопрос «международного такта» . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 111

Полное единодушие КГБ и науки . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 115

КГБ и частная жизнь .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 122

Секретность . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 129

Чекисты «новой формации» .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 130

Профилактика и «борьба за советского человека» .. .. .. . 134

Связь с народом .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 135

Надзор за изображением советской реальности .. .. .. .. .. . 136

Консультативный процесс КГБ.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 140

Заключение .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 143

Часть II. Постсоветский чекизм . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 145

Введение .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 145

5. Воссоздание чекистских традиций.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 146Родословная для ФСБ . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 147

Декабрь 1997-го: конец демонизации.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 153

Госбезопасность как Идея . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 157

Эпоха высокого чекизма.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 159

Чекист-аристократ.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 164

Заключение .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 168

7

6. Культ Андропова .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 168Андропов и Путин. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 169

Андропов и народ .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 170

Андропов и порядок.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 171

Андропов и судьба.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 172

Андропов как прецедент . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 173

Андропов как облегченная версия Дзержинского .. .. .. .. .. . 174

Андропов как tabula rasa .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 176

Андропов как истинный инициатор перестройки.. .. .. .. . 176

КГБ и развал Советского Союза. Август 1991-го: новое прочтение . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 178

Путин как второй шанс . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 179

Развал Советского Союза как конспирологический замысел .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 180

Привлечение творческой интеллигенции . .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 182

Пресс-бюро КГБ .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 185

Литературные и кинематографические премии КГБ.. .. . 187

Возрождение премий в постсоветскую эпоху .. .. .. .. .. .. .. . 188

Новый взгляд на борьбу КГБ с диссидентами .. .. .. .. .. .. .. . 191

Тайный либерал Андропов.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 192Диссиденты — лишь досадная помеха в деятельности КГБ .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 195Диссиденты как внешняя угроза национальной безопасности.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 196

Заключение .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 197

7. Секьюритизация русской души .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 198ФСБ и духовная безопасность.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 200

Духовная безопасность и религиозная свобода .. .. .. .. .. .. . 203

ФСБ против сект . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 207

Духовная безопасность и историческая амнезия . .. .. .. .. . 210



Духовная безопасность и гражданское общество . .. .. .. .. . 212

Духовная безопасность и выживание России .. .. .. .. .. .. .. . 217

Духовная безопасность и свобода СМИ.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 219

Идеолог духовной безопасности.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . 220

Заключение . .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 222

Примечания .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. 224

9

Введение1

20 июля 1936 года на страницах советской газеты «Изве-стия» была опубликована статья, посвященная десятилетней годовщине со дня смерти Феликса Дзержинского (1877–1926), главы первого в советской России органа безопасности и раз-ведки — ЧК (1917–1922) [1]. Автор статьи размышлял о том, как поколения будущего XXI столетия будут вспоминать Дзер-жинского: «Для наших далеких потомков, возможно, многое в истории социалистической революции будет казаться неяс-ным и малопонятным… Они подойдут к Пантеону революции, поднимутся, склонив головы перед величественными стенами Кремля, и посмотрят на мрамор могильных плит, на бронзовые изваяния и барельефы» [2].

Автор выражал уверенность в том, что, несмотря на бездну, разделявшую его современников и жителей воображаемого бу-дущего, последних фигура Дзержинского будет завораживать. Буржуазные попытки опорочить его имя клеветой о «красном терроре» не сумеют повлиять на окончательный вердикт исто-рии. Потомки восстановят доброе имя Дзержинского. Когда дитя XXI века взглянет в его глаза, «вся история человечества озарится перед ними пламенем, которое нес в себе Феликс Эдмундович» и образ Дзержинского «будет наполнен светом, который он излучал при жизни». Человек будущего сумеет сде-лать правильный вывод. Взирая на портрет Дзержинского, он вздохнет и прошепчет: «Прекрасна была жизнь в те годы!» [3]

1 Автор глубоко признательна своему научному руководителю про-фессору Кристоферу Эндрю (Корпус-Кристи, Кембридж) за всесто-роннюю многолетнюю поддержку.

10

Введение

Нам это старое пророчество, послание далекой эпохи сталинской России, кажется нелепым и натянутым. Но в не-котором смысле это странное предсказание сбылось. Насле-дие Дзержинского вопреки всем преградам живет. Фигура Дзержинского по-прежнему возвышается над символическим ландшафтом России начала XXI столетия, а мифология, со-тканная при поддержке советского государства вокруг его личности, продолжает формировать историческое сознание народа. В этой книге прослеживается судьба поразительного культа, окружающего Дзержинского и созданную им тайную полицию: культа чекистов.

«Чекист» — обобщающий термин, образованный из на-звания организации, создателем которой в конце 1917 года стал Дзержинский. В то время как советские и постсоветские органы госбезопасности претерпели целый ряд перево-площений и сменили немало названий (включая печально известные КГБ с 1954 года и НКВД сталинской эпохи), термином «чекист» начиная с 1917 года и по сей день обо-значают сотрудников советских и теперь уже постсоветских органов безопасности.

На протяжении всей советской эпохи и позднее тайная по-лиция сохраняла мощный корпоративный стиль, восходящий к мифу эпохи основания ЧК. Советский режим поддерживал прославление традиций ЧК и использовал с этой целью раз-личные ресурсы, пропагандируя культ ЧК через разнообразные средства массовой информации, начиная от популярной куль-туры и заканчивая официальной историографией. Этот культ имел свой собственный пантеон святых, сакральные места, обряды и священные писания, собственную иконографию, которая играла ключевую роль в легитимации и романтизации политического террора.

На закате советской эпохи идеализированный образ чекиста был разрушен. В августе 1991 года фигуру чекиста демонстра-тивно изгнали с российской символической арены, ниспроверг-

11

Введение

нув гигантскую статую Дзержинского в центре Москвы, — то был апогей российской демократической революции. В центре общественного внимания оказались разоблачения массовых убийств, совершенных советскими органами госбезопасности, поскольку тогда на какое-то время был открыт доступ к се-кретным архивам, материалы которых стали публиковаться. Органы безопасности и их история стали предметом бес-прецедентной критики и осуждения. Но этот период позора оказался недолгим. С середины 1990-х годов культ чекиста, как ни удивительно, начал возрождаться. Элементы советского чекистского наследия были объявлены краеугольным камнем новой мифологии, задача которой — оправдать беспрецедент-ное влияние органов безопасности на всю жизнь современной России. Фигура чекиста превратилась в героя и спасителя российской государственности в результате непрерывной официальной пиар-кампании, нацеленной на реабилитацию и прославление образа чекиста, переопределение и упрочнение ценностей, которые он олицетворяет.

В книге прослеживается история непрерывной борьбы за легитимацию и сакрализацию российских органов госбезопас-ности. Ее задача всегда заключалась в преодолении истори-ческого бремени жестокого прошлого этого института, кото-рое довлело над чекистами практически со времен создания ЧК [4]. В книге рассматривается ход этой борьбы в советскую и постсоветскую эпохи, анализируются успешные попытки манипулирования восприятием прошлого во имя достижения современных политических целей. Конечно, описание «золо-того века» ЧК говорит прежде всего о настоящем, а не о про-шлом. Это история, которая создает и подпирает моральную вселенную. Именно исторические нарративы, воздвигнутые вокруг ЧК, создали ключевые категории и модели, которые использовались и продолжают использоваться для оправдания действий позднейших перевоплощений тайной полиции, пред-ставляемой продолжателем «славных традиций» ЧК.

12

Введение

Российский культ государственной безопасности сегодня как никогда актуален в силу своей связи с текущими события-ми в России. В новой российской государственной идеологии фигура чекиста играет заметную роль. Непрерывные попытки определить ее роль в российском прошлом и настоящем — важная составляющая усилий, направленных на определение национальной идентичности и будущего развития страны. Под-робное и исторически достоверное описание культа чекиста и ценностей, которые этот культ пропагандирует, способно пролить новый свет на неясности, свойственные процессу реформ в современной России.

В зеркале истории

Беспокойство о том, как будут отображены исторические события в будущем и каким будет приговор истории, про-явилось в советском обществе очень рано. Суд потомков за-нимал умы первых советских лидеров. Вера в то, что будущие поколения воспримут их действия благосклонно и морально оправдают их, была для них очень важна. Ленин уверял своих последователей в том, что «вынужденная условиями жесто-кость нашей жизни будет понята и оправдана. Все будет понято, все» [5].

Бухарин утверждал, что Феликс Эдмундович никогда «не смотрел в зеркало истории» [6], однако очевидно, что и Дзер-жинский заботился о том, как на страницах исторических ис-следований будут освещаться деяния его организации. Хотя в 1926 году Дзержинский заявлял, что писать историю ЧК еще слишком рано [7], он все-таки прекрасно понимал, что уже сейчас чекистам стоит позаботиться о том, как «будущие историки» станут интерпретировать события эпохи: так, в конце 1925 года он призвал ветеранов ЧК писать мемуары,

13

Введение

чтобы гарантировать, что историческую роль ЧК не станут освещать «однобоко» [8].

Отчасти такую озабоченность вызвал хор голосов совре-менников, осуждавших злодеяния ЧК, в том числе связанные с объявленной в 1918 году официальной политикой «красного террора». Это «море грязной клеветы» грозило поглотить Дзержинского и его людей [9], что и объясняло необходимость привить нужное восприятие органов госбезопасности, на-править историческое сознание и память в правильное русло. С этой целью и были созданы тексты, приводимые в этой книге.

Чекист — категория расплывчатая

На IX Съезде партии в апреле 1920 года Ленин произнес свои знаменитые слова о том, что «хороший коммунист в то же время есть и хороший чекист» [10]. В книге рассматривается, что означало быть «хорошим чекистом» в конкретные истори-ческие моменты, каковы были основные чекистские ценности и концепции, начиная с активного гуманизма, профилактики и заканчивая духовной безопасностью, в чем заключалась роль чекиста как носителя идеологических посланий.

В последние годы, со времен прихода к власти Владимира Путина и многих его бывших коллег по КГБ, слово «чекист» упрочилось в английском лексиконе. «Чекист» мигрировал в английский язык вместе с его постсоветским собратом «си-ловик». Оба термина используются в англоязычных СМИ для обозначения лиц, связанных с органами безопасности, «си-ловики» — конкретно для обозначения военной и мидовской элиты в современной российской политике.

ЧК, созданная в 1917 году, была сразу же объявлен органом, качественно отличающимся от всех прочих институтов подоб-ного рода. Советская официальная риторика всегда старалась

14

Введение

подчеркнуть уникальность и беспрецедентность ЧК. В совет-скую эпоху Чрезвычайный комитет настойчиво представился как особый «орган государственной безопасности нового типа» [11]. Само создание ЧК ознаменовало начало совершенно новой эпохи тотального надзора государства над обществом.

Изначально этот термин стал использоваться в первую очередь для того, чтобы провести различие между советски-ми органами безопасности и их предшественниками, с одной стороны, и капиталистическими аналогами — с другой. Люди Дзержинского были не представителями тайной полиции, а чекистами, — в этом и заключалось самое главное их от-личие. Важно то, что новый термин дал возможность стереть ассоциации с царской охранкой и таким образом позволил обойтись без фундаментального противоречия между заяв-ленной освободительной целью Октября и существованием советской тайной полиции [12].

Реальное значение этого термина всегда было расплывчатым. Термин «чекист», с одной стороны, насыщен смыслами и ассо-циациями, с другой же — исключительно неуловим и сложен в определении. Пример тому — случай, который приводит в своих воспоминаниях Филипп Бобков, бывший глава Пятого, анти-диссидентского, управления КГБ [13]. Бобков вспоминает один важный разговор с Андроповым — тогда Андропов предложил Бобкову возглавить только что созданное Пятое управление. Очертив свое представление о новом отделении, Андропов сказал Бобкову: «Новое управление должно противостоять идеологической экспансии, направляемой из-за рубежа, стать надежным щитом против нее. И здесь очень важна роль че-кистских методов работы». Бобков не пишет, что он ответил на эти слова вслух, но приводит свои мысли: «“Чекистские методы”? Что он имеет в виду? — подумал я» [14]. Иначе гово-ря, реальное содержание категории «чекист» было неясным и туманным даже для выдающихся и опытных чекистов, прекрас-но разбиравшихся в чекистских «священных писаниях» [15].

15

Введение

В сущности, категория «чекист» всегда содержала в себе эле-мент тайны. Чекист никогда не был нейтральным представите-лем государства. С самого начала он был наделен сакральными атрибутами, мистическим значением и аурой тайны, которая возникла отчасти по причине свойственной чекистам жесто-кости, отчасти вследствие культа революции [16]. Подобный образ чекиста был коллективным детищем поэтов и писателей молодого Советского государства, многие из которых были болезненно очарованы только что созданными советскими органами безопасности. Писатель Исаак Бабель, как известно, называл чекистов «святыми людьми» [17]; чекист для Вели-мира Хлебникова был наполовину Иисусом, наполовину Не-роном, купавшим людей «в дˆуше смерти» [18], — и это лишь пара примеров.

Размытость значения этого термина объясняется и тем фактом, что сам термин «чекист» окружало жесткое табу [19]. Мифы, создаваемые вокруг ЧК, не упрочились бы без установ-ления ряда запретов на интерпретацию истории этого органа и прежде всего на упоминание тех фактов, которые противо-речили бы основным догматам мифа и тем самым ставили бы под сомнение и легитимность всего советского проекта, и заявления о его широкой и прочной поддержке народом. С особенной силой заглушали авторов работ о Красном тер-роре, самом болезненном эпизоде истории ЧК [20].

Сквозной темой книги являются отношения чекизма и мо-рали — отношения, которые всегда были тесными, непростыми и тягостными. Меня в этой теме прежде всего заинтересовала необъяснимость образа Дзержинского как символа моральной чистоты. Меня также потрясло то, насколько часто в советских и постсоветских официальных документах чекисты упомина-лись в связи с вопросами морали и концепцией «нравственной чистоты» [21].

Именно благодаря мифам, созданным вокруг фигуры чеки-ста, существование сáмой могущественной тайной полиции

Введение

в истории стало казаться таким «естественным». Перефразируя Барта, скажу, что эти мифы трансформировали историю в есте-ство и заставили случайное казаться вечным [22]. Аналогич-ный процесс идет полным ходом и в современной России, где чекист вновь мифологизируется и возвращается в российскую действительность. Однако, как я надеюсь показать в своей книге, чекистское доминирование в российском социальном, культурном и политическом ландшафте — феномен не есте-ственный и не неизбежный, он основан исключительно на той мифологии, которая старательно создается и воссоздается.

Источники

В работе над книгой использованы советские архивные материалы, статьи из периодической печати и мемуары, а так-же художественная литература, поэтические произведения и фильмы. Во второй части книги я сосредоточиваюсь на материалах, созданных и/или одобренных ФСБ, поскольку они служат наиболее достоверным источником официальной линии. Я также обращаюсь к воспоминаниям чекистов, опу-бликованным в постсоветскую эпоху, анализирую представ-ления о государственной безопасности, распространяемые российскими СМИ и популярной культурой, соответствующие комментарии и публичные обсуждения.

17

Советский чекизм

1. Заповеди Дзержинского

«Врагам, которых одно только имя Дзержин-ского повергало в трепет, он представлялся на-половину демоном, наполовину чародеем боль-шевизма… Дзержинский вездесущ, Дзержинский всегда беспощаден, Дзержинский сметает все пре-пятствия на своем пути. Враги не понимают, не могут понять, что “дьявольская разносторонность” Дзержинского, его “везение” проистекают из того факта, что все величие и вся мощь нашего класса, его страстного стремления к борьбе и к победе, его глубочайшие созидательные силы воплотились в Дзержинском» [1].

Эта редакторская передовица, осмеивавшая критиков Дзер-жинского за их примитивный страх перед его властью, была опубликована в газете «Правда» вскоре после смерти Дзер-жинского в июле 1926 года. Я решила начать раздел о советском культе Дзержинского с этой цитаты потому, что она в некотором роде отражает причудливый набор качеств, приписываемых

I

18

Часть I. Советский чекизм

Дзержинскому. В передовице из «Правды» Дзержинский предстает перед нами как фигура мистическая, легендарная. Он олицетворяет собой истинного чекиста. Символический статус Дзержинского, этого архетипа чекиста, настойчиво подчеркивался в советском менталитете. После смерти Дзер-жинского было объявлено, что он сросся «с ЧК, которая стала его воплощением» [2]. Эту идею развил Безыменский в поэме «Феликс» (отрывки из которой были опубликованы в «Правде» в девятую годовщину образования ЧК в декабре 1926 года [3]). В этом произведении отец объясняет своему маленькому сыну, что «Феликс» и «ВЧК» суть одно и то же [4]. Статус архетипа, или прототипа, также подтверждается главным прозвищем Дзержинского — «Первый чекист». По сути, отделить или освободить фигуру Дзержинского от термина «чекист» не-возможно, ведь это практически синонимы. Дзержинский был главным олицетворением стиля этой организации.

Он был средоточием подавляющего большинства чекист-ских ритуалов и традиций. Ключевые даты биографии Дзер-жинского формировали и организовывали официальный чекистский календарь. Так, например, молодые контрразвед-чики давали всегда присягу в день рождения Дзержинского (11 сентября), а зарплата чекистам выплачивалась 11 числа каждого месяца. Ритуалы, прославлявшие Дзержинского, су-ществовали и в самом обществе: так, в первые годы советской власти молодые люди организованно собирались и совершали агитпоходы по различным священным местам, связанным с именем Дзержинского [5], а в детских домах часто создавали специальный уголок, посвященный Дзержинскому [6]. Имелся целый корпус агиографической (жития святых) литературы о Дзержинском, включая такие работы, как «Солдат великих боев: жизнь и деятельность Ф. Э. Дзержинского» (1961), «Ры-царь революции» (1967); «Дзержинский в моей жизни» (1987), «Феликс — значит счастливый» (1974) и многие другие. Кроме всего прочего, Дзержинский был главным героем тщательно

19


разработанного мифа об основании советской секретной службы, в чем мы скоро убедимся.

Одна из самых удивительных черт советской агиографиче-ской литературы о Дзержинском — это повсеместные, весь-ма туманные упоминания о его «нравственной чистоте» [7], «нравственной красоте» [8] и «моральном таланте» [9]. Такое пристальное внимание к моральному облику Дзержинского указывает на безусловную связь образа чекиста с новой со-ветской нравственностью, которая разрабатывалась режимом. Этот процесс зачастую разворачивался вокруг фигуры чекиста. В борьбе юных Советов за пересмотр нравственности чекист был на самой линии фронта. Именно чекист укомплектовывал лагеря, в которых преступники и враги народа подвергались перековке; именно чекист, заменив священника, теперь выслу-шивал исповеди; именно чекист бросал вызов старой морали и преступал прошлые нравственные нормы, теперь объявленные недействительными. Как выразилась Надежда Мандельштам, «чекисты действительно были передовым отрядом “новых людей” и подвергли все обычные взгляды коренной сверхчелове-ческой ломке» [10]. Эта связь сохранялась на всем протяжении советской истории, хоть и в несколько модифицированной форме. Фигура чекиста стояла в центре новой нравственной вселенной — чекист был одновременно и олицетворением, и главным исполнителем советского морального кодекса. Мы проследим с вами, как фигура Дзержинского увязывалась с новой нравственностью, как поддерживались и сохранялись претензии Дзержинского на роль великого гуманиста.

Краткая биография Дзержинского

Первое официальное жизнеописание Дзержинского по-явилось сразу же после его смерти в июле 1926 года. Всего

20


через два дня после его ухода из жизни государственное из-дательство «Госиздат» впустило небольшую 32-страничную брошюру о Дзержинском, в которую вошли правительственные сообщения о его смерти, некролог, краткая автобиография и некоторые его выступления. В «Правде» ее рекомендовали каждому советскому рабочему [11].

В некрологе, написанном Бухариным, подчеркивался тот факт, что Дзержинский представлял собой нечто большее, чем человек, чем все простые смертные: «Точно кипящая лава революции, а не простая человеческая кровь текла и бурлила в его жилах» [12]. Другие метафоры свидетельствовали о том же. В одном некрологе Дзержинский назывался «монолитом», «фигурой, словно вытесанной из цельного куска гранита» [13]. Образ Дзержинского впоследствии стал самым иконным из всех прочих советских лидеров [14]. Доминантные черты куль-та Дзержинского — «аскетизм» и «печаль» — напоминали о православных святых [15]. Для него была характерна особая скорбь. Советские историки, вдохновленные «святостью» Дзержинского, писали, что в своих действиях ЧК руководство-вался «больше скорбью, чем гневом» [16]. В отличие от Ленина и Сталина, Дзержинский часто изображался «печальным», «уставшим», эмоционально истощенным своей напряженной работой. В хрущевскую эпоху именно эти качества обусловили исключительность культа Дзержинского на фоне остальных культов советских лидеров.

Язык, используемый в литературе о Дзержинском, зача-стую удивительно религиозен. В одном панегирике 1936 года, например, о Дзержинском писалось, что «его утонченное, одухотворенное лицо с высокими скулами и впавшими щека-ми, с кроткой улыбкой и горящим взглядом, полно гнева и со-страдания» [17]. Более других советских лидеров Дзержинский сочетал в себе качества мученика и аскета.

Религиозные элементы и сам характер культа Дзержинско-го отчасти уходят корнями в его биографию. Мальчиком он

21


был очень набожным и считал своим призванием стезю свя-щенника до тех пор, пока не отрекся от религии, избрав путь революционера. Его произведения проникнуты религиозными образами. Он говорил, к примеру, о «святой искре», которая горит в нем, поддерживает его на тропе революции даже «на костре преследований» [18]. Он также писал: «Чем ужаснее ад теперешней жизни, тем яснее и громче я слышу вечный гимн жизни, гимн правды, красоты и счастья, и во мне нет места отчаянию. Жизнь даже тогда радостна, когда приходится носить кандалы» [19].

Отчетливые религиозные нотки культа Дзержинского в дальнейшем проявились в одном из ключевых его мотивов: мотиве Света, который в агиографической литературе тради-ционно означает присутствие божественного. Дзержинский сам однажды написал, что стремится «быть светлым лучом для других, самому излучать свет — вот высшее счастье для человека, какого он только может достигнуть», и в совет-ской традиции считалось, что эти слова наилучшим образом передают его натуру, характеризуют жизнь, работу и идеалы Ф. Э. Дзержинского [20]. Близость Дзержинского к небесным сферам выражалась также визуально, например в его портрете, опубликованном в январе 1965 года в журнале «Пограничник», на котором лицо Дзержинского парит в облаках [21].

Тот факт, что до революции Дзержинский немало времени провел в тюрьме и изгнании, обеспечил обилие агиографиче-ских сюжетов — страдания, героические подвиги, испытания и акты самопожертвования [22]. В одной из недавно про-цитированных историй рассказывается, как Дзержинский, в очередной раз пребывая в заключении, несмотря на свою тяжелую болезнь совершал подвиг — ежедневно несколько месяцев подряд выносил своего обессиленного сокамерника, который едва мог передвигаться, на тюремный двор [23].

Дзержинский напоминал святого также своей чувстви-тельностью и добротой, которые проявлялись в его любви

22


к цветам и природе в целом, к поэзии. Лейтмотивом культа Дзержинского проходит неспособность революционера обидеть даже муху; в одних воспоминаниях, к примеру, опи-сывается: «Несколько раз он нагибался и срывал цветы, и я заметила, как осторожно он переставляет ноги, обутые в тяжелые сапоги, чтобы не наступить на красивое рас-тение или муравейник» [24]. Он проявлял такие качества с детства, защищая животных от жестокого обращения [25]. В целом же говорилось, что «любовь» была главной движущей силой Дзержинского [26].

Самым важным качеством в связи с этим представляется знаменитая любовь Дзержинского к детям, особенно извест-ным воплощением которой стали его действия в сфере охраны детства в начале 1920-х годов [27]. Они явились самой важной и привлекательной гранью советского культа Дзержинского. Именно в этой сфере «прекрасное качество личности Феликса Дзержинского — гуманизм — проявилось с особой силой» [28]. Забота Дзержинского о детях дала возможность представить его образцом высокой нравственности, она явилась лейтмо-тивом такого явления, которое можно именовать «детским культом ЧК» — специально для детской аудитории были вы-пущены книги и фильмы о Дзержинском.

Тот факт, что истории о детях должны были стать ключе-выми моментами культа, указывает на своего рода инфан-тилизацию населения Советского Союза. Как заметил один рецензент собрания детских рассказов о Дзержинском, эти истории предназначались не только для детей: они были рассчитаны и на взрослых. Детей эта книга научит не только уважать, но и любить Дзержинского, тогда как для взрослых, которые о нем знают многое, знакомый образ станет более живым и многогранным [29].

В советских биографиях Дзержинского традиционно при-водился ряд его высказываний о любви к детям, например эти знаменитые строки из его «Дневников и писем»: «Не знаю, по-

23


чему я люблю детей так, как никого другого <…> Часто-часто мне кажется, что даже мать не любит детей так горячо, как я…» [30] Полагалось, что эта любовь была полностью взаимной, и в советской традиции говорилось о сотнях писем, которые Дзержинский получал от детей, примером чему служило письмо от бездомных детей из 1-й черноморской трудовой колонии, которые просили его: «Прими наш детский поцелуй» [31].

Близость чекиста и ребенка закреплялась серией вербаль-ных клише, включая такие как эпитеты, данные Дзержинскому, как «попечитель детей» [32] и «друг детей» [33]. Многие пио-нерские лагеря, школы и детские дома называли в честь Дзер-жинского [34], его часто избирали «почетным пионером» [35]. На укрепление этой связи работали многие кинематографи-ческие, литературные и монументальные образы. Одним из символических образов, распространенных в иконографии советского культа Дзержинского, является Дзержинский с ре-бенком-беспризорником на руках [36]. Именно в этом образе Дзержинский чаще всего представлялся в монументальном искусстве и литературе [37]. Такие образы вызывают в памяти иконы Божьей Матери, заступницы и защитницы страждущих в православной традиции.

Для культа Дзержинского также характерны частые упо-минания о его прилюдных слезах. Как заявил Маяковский, «плачущий большевик» — фигура невообразимая [38]. Но, очевидно, для чекиста, героя более эмоционального, чем большевик, было сделано исключение. В некотором смысле Дзержинский — самый эмоциональный из большевиков, ему дозволено проявлять женские, материнские качества [39]. Дзержинский — единственный из главных большевиков, для которого слезы — сострадания, сочувствия — являются важ-нейшим элементом его официального культа.

Самый известный рассказ о плачущем Дзержинском связан с покушением на жизнь Ленина в 1918 году [40] — этот эпизод послужил отправной точкой для начала «красного террора».

24


Отсюда мы можем сделать вывод, что слезы Дзержинского неотделимы от мифа о Красном терроре — они очищают и ос-вящают его репрессии. Они увязывают террор с любовью — террор, который фактически вытекает из любви Дзержинского (и всего пролетариата) к Ленину.

Возможно, на этот аспект данного культа повлияли до-революционные предания. Мотив плачущего Дзержинского вызывает в памяти платок, который подарил Николай I главе царской тайной полиции графу Бенкендорфу с повелением утирать слезы сиротам и вдовам [41]. Он опять же напомина-ет о Божьей Матери; как и Мария, Дзержинский способен на безграничное сострадание.

В то же время один из ключевых трюизмов культа Дзер-жинского заключается в том, что его «гуманизм» не мог бы существовать без противоположного качества — жесткости. Дзержинский как бы имел две ипостаси: он мог быть как бес-конечно добрым и любящим, так и жестоким и внушающим страх [42]. В одном его жизнеописании, появившемся совсем недавно, в 2001 году, говорится: «Само лицо его, казалось, раз-делилось границей: свет и тень. Теневая сторона, обращенная к врагам революции, была сурова, а порой и жестока; светлая сторона, обращенная к друзьям народа и товарищам по пар-тии, излучала любовь и заботливость» [43].

В этом пассаже повторяется клише советского культа Дзер-жинского, согласно которому он воплощает в себе единство противоположностей. Такое контрастное сопоставление — частый прием в произведениях социалистического реализма, из всех советских лидеров в наибольшей степени характерно для Дзержинского.

Это единство полярных противоположностей было свой-ственно культу Дзержинского с самого начала. Так, в одном некрологе говорилось, что глубина любви Дзержинского к про-летариату равна силе его ненависти к буржуазии [44]. Подоб-ным же образом в последние сталинские годы утверждалось,

25


что Дзержинскому, чья личность была «исключительно всеобъ-емлющей», были чужды неясные, неопределенные чувства; он не знал, как можно «наполовину ненавидеть или наполовину любить» [45]. Метафора «лед и пламя» часто использовалась по отношению к образцовому чекисту [46].

Главные чекистские добродетели

Одна из главнейших функций культа Дзержинского заклю-чалась в том, что он служил моделью основных чекистских добродетелей, их безупречным воплощением. Чекистские добродетели проявлялись не только в эпизодах из биографии Дзержинского, они также перечислялись в чекистских «свя-щенных писаниях», главном корпусе чекистских текстов, как утверждения самого Дзержинского о характере чекиста и его работе. Данные утверждения иногда называют «заповедями» Дзержинского [47].

Самым знаменитым является афоризм «чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками». Утверждают, что Дзержинский неустан-но напоминал своим соратникам об этом [48]. В этом лозунге перечислены главные чекистские добродетели. Они повто-ряются и в других высказываниях Дзержинского («Чекист обязан быть чистым и честным, как никто другой» [49]; «Тот не чекист, если сердце его не обливается кровью и не сжимается жалостью при виде заключенного в тюремной камере человека» [50]; «Кто из вас очерствел, чье сердце уже не может чутко и внимательно относиться к терпящим за-ключение, те уходите из этого учреждения. Тут больше, чем где бы то ни было, надо иметь доброе и чуткое к страданиям других сердце…» [51] и в бесчисленных эпизодах биографии Дзержинского. Именно на этих трех добродетелях держалось

26


нравственное здание советского чекизма; добродетели эти лежали в основе притязаний чекистов на моральную чистоту.

Возможно, на первый взгляд этот девиз может показаться непротиворечивым и прямым. Многие правительства и право-охранительные органы могли бы претендовать на подобный девиз, если «чистые руки» понимать как отсутствие коррум-пированности. Но в данном случае значение этой метафоры простирается дальше, на территорию неожиданную и незнако-мую — в шаткую область советской нравственности. Давайте вкратце попытаемся окинуть взглядом эту территорию.

Чтобы уловить смысл понятия «нравственная чистота», нам прежде необходимо вдуматься в другую советскую кон-цепцию, которая часто возникала в связи с ЧК, — концепцию гуманизма. Именно советская концепция гуманизма позволяла представлять жестокость чекистов не просто как революци-онную необходимость, но как активное нравственное добро, добродетель, которая заслуживает славы [52].

Именно «действенность» гуманизма Дзержинского делала его прекрасным. Считается, что именно это имел в виду писа-тель Юрий Герман, когда называл Дзержинского «потрясающе прекрасным» прежде всего из-за «нравственной стороны» его личности [53]. Чаще всего упоминания о нравственной красоте Дзержинского в советской литературе оставались без разъяс-нений, как будто бы она была очевидной. Но в данном случае у нас есть позднесоветский комментарий к этому заявлению Германа, дающий ключ к пониманию соседства нравственности и красоты. Комментатор объясняет, что «нравственная красота выражалась в действии»: Дзержинский был не кабинетным благодетелем человечества, но «активным, воинствующим гуманистом» [54].

Эта нить прослеживается и в других советских текстах, про-славлявших гуманизм. Рецензент пьесы 1939 года «Чекисты», например, так описывает Дзержинского: «Это выразитель активного, действенного гуманизма, ставший знаменем на-

27


рода революции, для которого настоящая любовь к людям выражается не в праздном сочувствии бедам и тяготам чело-веческой жизни, но в активной борьбе с преступниками» [55].

Новый гуманизм противопоставлялся «старому, праздному, слабому гуманизму» [56] (то есть гуманизму, с позиций кото-рого ЧК осуждали его критики).

Важную роль в формулировке этой идеи сыграл Максим Горький, который также активно участвовал в создании и популяризации образа чекиста как агента нравственного преобразования, с которым перекликается концепция нового гуманизма. Горький, которого позднее объявили «величай-шим представителем гуманизма в его высочайшей форме — социалистического гуманизма» [57], обстоятельно размышлял над этими вопросами в своих трудах и прославлял чекистов, которые в лагерях «перековывали» врагов в героев труда. Он вновь и вновь утверждал, что чекисты несправедливо оклеветаны, что они опережают свое время и поэтому их гуманизм неочевиден для большинства людей. Возможно, как писал он в 1936 году, через 50 лет искусство и история, наконец, воздадут должное той «удивительной культурной работе, которую проводили рядовые чекисты в лагерях», и их «гуманизму» [58]. Горький также убеждал советских писателей разрабатывать чекистскую тему, чтобы общество осознало их гуманизм [59].

В таких текстах вся миссия ЧК формулировалась в соот-ветствии с новыми нравственными нормами, примирявшими террор и гуманизм. Например, Дзержинский отвергал саму идею «наказания», считая ее буржуазной концепцией [60]; вместо этого ЧК проводило «репрессии», в которые вклады-вался позитивный смысл. Репрессии были методом борьбы [61]. Репрессии могли быть жизнеутверждающими [62]. Репрессии выражали волю пролетариата и крестьянства [63], а ЧК просто выступала проводником этой воли [64], и эта идея внедрялась советскими историками «красного террора», которые утверж-

28


дали, что главной движущей силой террора было стихийное требование «снизу» [65]. Чекист был «кость от кости и плоть от плоти диктатуры пролетариата в нашей стране» [66]. Буржуаз-ное «нытье» по поводу чекистских зверств лишь подтверждает, что «ЧК идет по верному пути» [67].

Новая нравственность выкристаллизовалась в эпоху Граж-данской войны, когда было заявлено, что кровопролитие, устроенное ЧК и чекистами, выражало «истинную, высочай-шую нравственность… верх Нравственности и верх Справедли-вости», в отличие от «буржуазной морали с ее необоснованны-ми притязаниями на универсальность» [68]. В постсталинскую эпоху от этого частично отступили, как мы увидим в части II, но даже сегодня культ чекиста несет значительный отпечаток эпохи своего образования, мораль и поэтика которой бази-ровалась на том, что Стайтс назвал «красотой и полезностью жестокости» [69]. То было родимое пятно чекистов, которое так никогда и не поблекло.

Пожалуй, самым понятным звеном, связывающим чеки-стов с нравственностью, служила их абсолютная неподкуп-ность. «Чистые руки» в первую очередь означали отказ от взяток и прочих материальных вознаграждений. Централь-ным аспектом культа Дзержинского служила его знаменитая неподкупность [70]. И в этом тоже можно заметить религи-озные отголоски: предложенные взятки описывались как искушения [71].

Неподкупность в свою очередь была связана с прославлен-ным аскетизмом Дзержинского. Утверждалось, что Дзержин-ский спал в своем кабинете, накрывшись простым солдатским одеялом. Вот типичный пассаж из мемуаров, в котором опи-сывается такая сцена в его кабинете: «Зайдя в кабинет Дзер-жинского, мы нашли его согнувшимся над бумагами. На столе перед ним — полупустой стакан чаю, небольшой кусок черного хлеба. В кабинете холодно. Часть кабинета отгорожена шир-мой, за ней кровать, покрытая солдатским одеялом. Поверх

29


одеяла накинута шинель. По всему было видно, что Феликс Эдмундович как следует не спит, разве только приляжет ненадолго, не раздеваясь. И снова за работу» [72].

Говорили, что у Дзержинского был всего один костюм, который он купил в 1924 году по необходимости и с неохо-той — ему нужно было председательствовать в Верховном Со-вете по делам национальностей [73]. Он перебрался в Кремль в 1918 году опять же против своей воли, предпочитая желез-ную кровать за ширмой в своем кабинете на Лубянке [74]. Во времена революционного подполья, когда он бывал на кварти-рах рабочих, он всегда отказывался от предложенного обеда, несмотря на то что истекал слюной от одного лишь запаха еды, а желудок был пуст [75]. Позже, во время Гражданской войны, его подчиненным на Лубянке только обманом удавалось за-ставить его есть картошку, жаренную на сале, скрывая от него тот факт, что сами они обедали супом из конины (на основе этого сюжета Горький предложил Юрию Герману написать «короткий трогательный рассказ» для детей о Дзержинском) [76]. Пафос таких историй повышало еще то, что Дзержинский был слаб здоровьем (он болел туберкулезом) [77]. Особый акцент также делался на скромности Дзержинского, которую иллюстрировал, к примеру, тот факт, что Дзержинский пы-тался искоренить практику развешивать на стенах кабинетов его портреты [78].

Аскетизм был и остается главной чертой чекистского культа в целом [79]. Чекист должен, не задумываясь, отворачиваться от таких наград, как слава и престиж, и отвергать с презрением материальное вознаграждение.

Но «чистые руки» значат нечто большее. Мы можем выде-лить еще одно звено этой метафоры, связанное с рядом вопро-сов, которые в широком смысле можно поместить в рубрику «чистота» (в которой, пожалуй, ключевое место займет понятие «чисток»). К этой теме обращались авторы многих недавних работ, посвященных советской идеологии, которые показали

30


то, как идеология проникала даже в такие сферы, как, например, социальная гигиена или загрязнение окружающей среды [80].

Гигиенические и хирургические метафоры особенно ха-рактерны для чекистского дискурса. Так, ЧК заботилось об «очищении Советской России от всевозможной контррево-люционной нечисти», а в региональном тексте от 1929 года ОГПУ сравнивалось с «рукой опытного бдительного хирур-га — ОГПУ вскрывает нарывы и, обеззараживая организм, отправляет всякую нечисть на заслуженное место» [81]. Этот образ чекиста-хирурга позже был смягчен и трансформирован в образ чекиста-врача, полем деятельности которого было не физическое, но духовное здоровье и, в частности, «очищение [человеческих] душ» [82]. ЧК также часто сравнивали с мечом, которому нельзя позволить заржаветь или затупиться; он должен оставаться острым, способным действовать быстро, с хирургической точностью и стерильностью [83].

«Чистота» является, пожалуй, самой важной идеей культа Дзержинского и мифа об основании ЧК (в чем мы убедимся далее). Сам Дзержинский, вероятно, был доволен своим обра-зом воплощения нравственной чистоты: он горько негодовал на склонность интеллигентных членов партии смотреть на чекистов сверху вниз и осуждать их с точки зрения морали. Дзержинский, к примеру, однажды рассказал Свердлову о том, как он пригласил старого товарища работать в ЧК: «Старый революционер, вместе в тюрьме сидели. И вдруг он мне заяв-ляет: “Вы знаете, я готов умереть за революцию, но вынюхи-вать, выслеживать — извините, я на это не способен!”» [84] Дзержинский воспринял это как личное оскорбление.

Как иллюстрирует этот случай, стремление «очистить» образ чекиста можно объяснить традиционным для револю-ционеров неуважением к полиции и к политической полиции в частности. Иметь контакты с полицией считалось зазор-ным. После разговора с царским полицейским чиновником Дзержинский записал в дневнике, что чувствует себя «запят-

31


нанным человеческими отбросами» [85]. Правило никогда не подавать руки жандарму было частью революционного кодекса чести [86]. А теперь, когда вчерашние революционеры сдела-лись чекистами, важно было уничтожить эту традицию. Этого удалось достичь не только настойчивыми заявлениями о чи-стоте и новизне ЧК, но также с помощью идеи родства между чекистом и заключенным. Идея любви чекиста к своему узнику выражена в одном из знаменитых афоризмов Дзержинского: «Тот не чекист, если сердце его не обливается кровью и не сжи-мается жалостью при виде заключенного в тюремной камере человека» [87]. В другой раз Дзержинской на пятой годовщине основания ВЧК-ГПУ заявил: «Кто из вас очерствел, чье сердце уже не может чутко и внимательно относиться к терпящим заключение, те уходите из этого учреждения. Тут больше, чем где бы то ни было, надо иметь доброе и чуткое к страданиям других сердце» [88].

В связи с концепцией чистоты часто звучат прилагательные «кристальный», «кристаллический», «кристально чистый». Это ключевые эпитеты культа Дзержинского; его нередко на-зывали «кристально чистым человеком» [89]. Один его почи-татель вспоминал, что когда Дзержинский говорил, слова его будто бы «возникали из кристаллических глубин человеческой души» [90], а Ленин якобы ценил в Дзержинском прежде всего его «кристальную чистоту» [91]. В честь Дзержинского назвали фабрику по изготовлению хрусталя [92] и город — центр про-изводства хрустальных и стеклянных изделий.

Миф об основании ЧК

История создания ЧК [93] бесконечно повторялась в со-ветских текстах. 20 декабря 1917 года Ленин послал Дзер-жинскому записку, попросив его набросать проект декрета

32


о борьбе с контрреволюцией и саботажем; в тот же день по-явилась ВЧК [94]. Советские хроники подробно описывали тот момент — момент, когда Ленин благословил ЧК, — в осо-бенно почтительных тонах, возводя в фетиш саму записку как физический объект, священный основополагающий текст, источник легитимности ЧК [95]. Эта записка также наделяла Дзержинского неоспоримыми полномочиями, поскольку свидетельствовала о доверии Ленина к нему. Дзержинский хранил эту «историческую записку» как сокровище, как сим-вол веры Ленина в него и носил выписки из нее в кармане своей солдатской гимнастерки в память о том «промозглом декабрьском дне» [96].

В истории образования ЧК эта решающая связь Лени-на и Дзержинского укреплялась и иными способами. Когда Совнарком собрался для того, чтобы обсудить назначение руководителя для только что созданной ВЧК, выбор Ленина пал на Дзержинского, которого он называл «пролетарским якобинцем» — это стало одним из главных прозвищ Дзер-жинского [97]. Тот факт, что Ленин назвал Дзержинского якобинцем, обеспечил еще один уровень легитимности и по-стулировал преемственность, которая идет к Дзержинскому через Ленина от революционеров прошлого [98]. Этот ярлык также открывал путь Красному террору под руководством Дзержинского. Позже Бухарин в некрологе, посвященном Дзержинскому, подробно разъяснит значение этого ярлыка: «Тов. Ленин говорил тогда, что надо найти такого товарища, который имел бы в себе нечто якобинское. Вы знаете, что якобинцы — это революционеры эпохи Французской револю-ции, которые с мечом в руках, путем безжалостного террора отражали врагов революции» [99].

В советском мифе об основании ЧК слышатся явственные библейские мотивы. Так, в рассказе Козакова «Пролетар-ский якобинец» (впервые опубликованном в 1946 году) [100], в эпизоде, где описывается собрание, на котором обсуждалось

33


образование ВЧК, Дзержинский представлен практически в роли любимого апостола: «“Теперь остается назначить председателя созданной нами Всероссийской Чрезвычайной Комиссии. Надо бы найти на этот пост хорошего проле-тарского якобинца!” — с этими словами Ленин посмотрел на Дзержинского. И все головы повернулись в его сторону» [101]. Образ Дзержинского как смиренного апостола, выполняющего волю Ленина, в дальнейшем закрепляется, причем акцент де-лается на скромности ЧК. Так, например, первую вывеску ВЧК Дзержинский якобы сам написал на куске фанеры и прибил ее к двери кабинета ВЧК в Петрограде [102].

Момент, когда Ленин направляет Дзержинского по этому пути, также описан в произведении Семена Сорина «Товарищ Дзержинский» (1957) [103].

И здесь почти библейский язык. Между тем звук разбива-ющего стекла подчеркивает серьезность ситуации, которая оправдывает принятие срочных и жестких мер. Метафора раскалывающегося льда на Неве наводит на мысль, что сама природа поддерживает выбор Ленина и подчеркивает бо-жественное значение и историческую важность момента. Следовательно, создание ВЧК и назначение ее руководителем Дзержинского — вовсе не случайные и спорные решения, при-нятые людьми, которым свойственно ошибаться, но события, разворачивающиеся в соответствии с высшими законами, часть глобального замысла и часть грандиозного эпического революционного предания. Это решающий момент истории, последствия которого ощутят потомки через века.

Как мы увидим в последующих главах, основополагающим моментом этого мифа о создании ЧК было стремление пред-ставить эпоху ЧК и Дзержинского «золотым веком», отчасти чтобы обеспечить контрапункт тому, что происходило в даль-нейшем. В главе 2 мы увидим, как этот миф использовался в эпоху, последовавшую за секретной речью Хрущева.

34


Дзержинский и сверхъестественность

Образ Дзержинского имел мистическую грань, наполовину сверхъестественную ауру, которую создали и активно пропа-гандировали большевики. Само имя Дзержинского оказывало «почти магическое действие» [104].

Считалось, что Дзержинский интуитивно чувствовал прав-ду, он мог воспринимать то, что сокрыто от обычного человека. Согласно Горькому, Ленин полагал, что у Дзержинского есть «тонкое чутье на правду» [105], а Уралов писал: «Дзержинский обладал редким чутьем в деле распознавания врага. Он умел по малейшему сигналу предупредить надвигающуюся опасность, судил о человеке не по словам, а по его делам» [106]. В произ-ведении 1962 года утверждается: «Этот удивительный человек способен был предвидеть будущее!» [107]

Проницательность Дзержинского объяснялась его каче-ством, которое Менжинский назвал «глубоким пониманием всех зигзагов человеческой души» и которое основывалось, помимо прочего, на его знании русской и польской литературы и делало его «несравненным психологом» [108]. Образ Дзер-жинского как знатока человеческой природы и психологии был экстраполирован и на других чекистов. В рецензии на сценарий о старом чекисте герой фильма описывается так: «Пожалуй, если бы существовала наука о человеческой природе, он стал бы самым тонким ее знатоком. Особый дар позволял ему загля-дывать в сердца людей и понимать, кто стоит перед ним» [109].

Писали, что Дзержинский видел даже души людей. Его жена так вспоминала их первую встречу: «Он посмотрел на меня пристально, и мне показалось, что он видел меня на-сквозь» [110]. Удивительно проницательный, огненный взгляд был одним из характерных признаков Дзержинского из совет-ского культа [111]. Дзержинского иногда называли «неусыпным оком» революции [112].

35


Подобные метафоры применялись также и к ЧК. С 1920-х годов образ «всевидящего ока» ВЧК стал часто использо-ваться. 20 декабря 1922 года на страницах «Правды» была опубликована поэма Демьяна Бедного, в которой он восхвалял чекистское «неспящее всевидящее око» [113], тут же приво-дилось высказывание Дзержинского «ВЧК — это зоркий глаз, проникающий повсюду» [114].

Эти метафоры — не просто условности и риторические фи-гуры. Метафоры формируют идеологическое мышление [115]. Вездесущность этих образов можно связать с неотъемлемой тайной, которая окутывала чекиста, вызывая священный тре-пет или благоговейный страх, а также со стремлением пред-ставить новый орган безопасности всеведущим и всесильным.

Сверхъестественные ассоциации, связанные с Дзержин-ским, упрочивала поэзия с помощью образов, заимствованных из черной магии: Дзержинский представлялся этаким призрач-ным явлением, например, в стихотворении Иосифа Уткина, опубликованном в «Правде» на следующий день после смерти Дзержинского [116], и в поэме Эдуарда Багрицкого «ТВС», на-писанной в 1929 году [117]. И в том, и в другом произведении истощенному поэту ночью является призрак Дзержинского, воплощавший в себе дух эпохи [118].

Мистический Дзержинский 1920-х годов был в целом фигурой более темной, чем Дзержинский конца советской эпохи [119]. В первое время вотчиной Дзержинского была ночь; его связь со смертью прослеживалась более четко, он часто являлся в образе призрачной фигуры. Позже, в период хрущевской оттепели, мрачный аспект культа Дзержинского был сглажен, но отголоски его сохранились, например, в позд-несоветской метафоре «невидимый фронт» — она указывала на сферу деятельности чекистов — разведку времен холодной войны, которую они вели незаметно для обычных граждан. Отголоски сверхъестественного до сих пор ощутимы в образе

36


Дзержинского. В 2004 году глава белорусского КГБ Сухоренко использовал этот емкий образ в своей речи, перефразировав знаменитый афоризм о том, что русская литература началась с гоголевской «Шинели»: «все чекисты вышли из… шинели Феликса Эдмундовича» [120]. В образе Дзержинского есть что-то зловещее, он похож на паука, размножившегося на миллионы миниатюрных версий самого себя, расползшегося по всей стране и плетущего повсюду свои паутины. Недаром советские дети давали торжественную клятву «превратиться в тысячи дзержинских» [121], недаром советское прошлое обрело способность самовоспроизводиться, так что раны советской эпохи продолжают болеть и сегодня. Неслучайно именно статуя Дзержинского чаще всего вызывает в совре-менных россиянах реакцию, которая свидетельствует об их неспособности примириться с советским прошлым [122].

Мистическая и грозная атмосфера окутывала не только образ Дзержинского, но и все советские органы государствен-ной безопасности и активно культивировалась. Аббревиатура «ВЧК» нуждалась в особой ауре с самого начала. Официальная риторика стремилась к тому, чтобы одно только это название повергало в страх сердца врагов; сама аббревиатура воспри-нималась как своего рода психологическое оружие. Когда Зи-новьев обращался к собравшимся в Большом театре в декабре 1922 года в рамках празднования пятой годовщины ВЧК, он с гордостью утверждал, что у зарубежного пролетариата при мысли о ВЧК «слюнки текут», тогда как буржуазия «трепе-щет, слыша три эти ужасающие буквы». Ввиду праздничной атмосферы мероприятия Зиновьев позволил себе пошутить: он отметил, что три буквы «ГПУ» производят не меньшее впечатление на иностранных капиталистов. Толпа радостно возликовала, и Каменев присоединился к общему веселью, добавив: «Пусть капиталистический Запад привыкает!» [123]

Тенденция использовать аббревиатуру «ВЧК» и ее про-изводные в качестве символических объектов устрашения

37


и ненависти к врагам революции стала общим направлени-ем в первые годы советской власти. В 1927 году, например, московский комитет партии заявил на страницах «Правды»: «Пусть слово „чекист“ остается самым ненавистным словом для врагов пролетарской диктатуры» [124].

Ранняя советская поэзия усиливала магическую ауру этих «трех ужасающих букв». Этот мотив играл ключевую роль, например, в произведениях пролетарского поэта Александра Безыменского, который раскрывал и прославлял мистическую силу аббревиатуры «ВЧК», зачастую в гротескной форме. В поэме «ВЧК» (1927), опубликованной в «Правде» на деся-тилетний юбилей ЧК [125], аббревиатура «ВЧК» играет роль своеобразной мантры, гипнотизирующей врага, вводящей его в состояние, подобное трансу. Буржуй в сюртуке со сжатыми от ярости кулаками злобно шепчет эти буквы побелевшими губами, другой, с жирными напомаженными волосами, произ-носит эту аббревиатуру шепотом «с кривой ухмылкой» [126].

Обычные слова, пишет Безыменский, не способны уловить и передать размах и мощь революционной борьбы прошлого, настоящего или будущего, борьбы против врагов революции, за исключением «Одного Слова» [127].

Таким образом, Безыменский считает название «ВЧК» эта-ким обобщенным мистическим понятием, которое охватывает все тайные и глубокие смыслы и выражает невыразимое.

Поэзия такого рода, характерная для раннего культа Дзер-жинского, часто наглядна в своей жестокости, изобилует мотивами, заимствованными из черной магии, пробуждаю-щей темные мистические силы. После смерти Сталина образ Дзержинского был пересмотрен и упрощен, но так и не потерял своего потустороннего, кровавого, таинственного аспекта. Подобным же образом слово «чекист» до конца так и не ли-шилось сверхъестественных ассоциаций, которые необходимы были в ранний советский период, в годы «красного террора» и Гражданской войны; во многом оно остается таинственной

38


и непостижимой категорией и сегодня, как мы увидим из по-следующих глав.

Способность Дзержинского видеть насквозь была осо-бенно полезна для «распознания врага» [128], как бы он ни маскировался. Фигура врага была необходимым элементом культа Дзержинского; чекистская иконография включала в себя тщательно разработанную демонологию. За фигурой Дзержинского всегда таились какие-то призрачные «враги», составлявшие фон его культа. На самом деле эти враги были необходимы чекистам [129]. Образ буржуазного контрре-волюционного врага, зачастую физически отталкивающего, с большим животом, лысеющего, ноющего [130], лицемерно-го, хилого [131], двуличного, способного принимать любое обличье [132], чекистам был нужен в качестве антитезы до-бродетелям чекистов: дисциплине, чистоте, сдержанности, непреклонности. И конечно же, враг придавал смысл самому существованию чекиста. Без врага чекист был бы фигурой немыслимой, не имеющей оправдания.

Необходимость сохранять постоянную бдительность перед лицом этих врагов была главной идеей чекизма, и Дзержинской служил символическим воплощением такой бдительности. Приказ ни на мгновение не забывать об этих врагах был еще одной заповедью Дзержинского: в «Правде» вскоре после смерти Дзержинского приводился его «завет» «всегда помнить врагов революции», врагов, которые «поджидают нас каждую минуту» [133].

Эта сторона легенды о Дзержинском драматизировала и выражала главную черту советской политической культуры: мощнейшую склонность к конспирологическому мышлению, которое проявлялось в стремлении вырвать с корнем пред-полагаемых вездесущих врагов, которые прикидываются простыми советскими гражданами и разрушают государство изнутри [134]. Этот режим более всего боялся возможности расхождения между внешним и внутренним; его навязчивой

39


идеей была забота о «надежности» граждан, он страдал от постоянного страха, что его граждане лишь притворяются лояльными. Таким образом, мы можем связать образ Дзержин-ского с иллюзией контроля над обществом, в котором любой способен притворяться [135].

В то время как советский режим неусыпно выслеживал лю-бые проявления, воспринимаемые им как лицемерие и ложь, одна категория граждан с официального одобрения имела право маскироваться и скрывать свое истинное лицо: со-трудники секретной службы. Эти служащие охраняли границу между поступками и мыслями людей, между настоящими и ложными друзьями; именно они работали над воплощением советской мечты о создании нового человека, свободного от фальши, в котором стерты, наконец, все двусмысленности и конфликты. В отличие от обычных граждан, сотрудник се-кретной службы обладал особой привилегией — возможностью пересекать границы. Он был амфибией — ему позволено было перемещаться в разных мирах, принимая разные обличия, а в первые десятилетия советской власти общаться даже с пред-ставителями вымирающих классов, наблюдая и ускоряя их гибель. На самом деле одним из самых опасных аспектов их работы считался риск оскверниться через соприкосновение с «грязью и мерзостью старого мира», как говорилось в одной газетной статье 1936 года о героизме чекиста [136]. Чекист сражался с врагами на передовой. На долю чекиста выпало претворять в жизнь обет Ленина: не бояться «капиталистов, шпионов и спекулянтов», но переделывать их; в результате чекисту пришлось немало поработать в непосредственной близости с этим «материалом», «отбросами общества» [137]. Эта близость к врагу тем более усиливала необходимость в чистоте и неприкосновенности чекистов.

Советскую мечту о человеке, свободном от фальши и двой-ственности, неспособном лгать, можно связать и со знаменитой любовью Дзержинского к детям. Дзержинский любил детей

40


потому, что они, в отличие от взрослых, неподкупны и не станут строить из себя тех, кем не являются. Он любил их потому, что верил: они неспособны к обману; он писал своей сестре в 1902 году, что мечтает найти ребенка, который полюбил бы его «той детской любовью, в которой нет ни капли лжи» [138]. Дети давали Дзержинскому спасение от мира неопределен-ности и подозрений. Детей из одной трудовой колонии он называл своими «лучшими друзьями. С ними я отдыхаю… они никогда не предадут друг друга» [39].

Заключение

Фигура Дзержинского занимала центральное место в новой советской революционной морали. Главной задачей его культа было оправдание нарушения норм нравственности и крово-пролития, объявление этих действий священными и чистыми. Непрозрачность высказываний о его нравственной красоте свидетельствовала о наличии табу, а в советском представлении о ЧК всегда присутствовали существенные натяжки. Культ Дзер-жинского продуманно и всесторонне оправдывал создание го-раздо более могущественной по сравнению с царской охранкой тайной полиции, у истоков которой стояла партия, взявшаяся за оружие во имя избавления от гнета полиции. Стилизованная обеленная икона Дзержинского охраняет важнейшие табу в са-мом сердце советской идеологии — табу, которые опирались на законность всего советского проекта и охватывали его самые чувствительные и дискуссионные аспекты.

Мы познакомились с вами с неизменными, статическими чертами культа Дзержинского. Этот культ возник довольно рано с целью оправдать существование советского репрессив-ного аппарата. В следующей главе мы увидим, как этот культ был обновлен и упрочен после смерти Сталина, как только

41

2. Поздний советский чекизм

возникла угроза раскрытия страшных подробностей чекист-ских преступлений.

Представление о том, что ЧК находится под жестким кон-тролем и надзором Дзержинского, нравственно безупречного руководителя, который без колебаний сурово карал любое про-явление беззакония со стороны своих людей, кажется, сыграло ключевую роль в узаконивании жестокости ЧК. Дзержинский охранял границу между (законной) силой — и (беззаконной) жестокостью, которая кажется «яростной, хаотичной и необу-зданной» [140]. Вознесение чекиста в сферу стихийную, сим-волическую — это один из главных путей, который советское государство выбирало для легитимации своей жестокости, превращая ее в нечто чистое, возвышенное, мистическое и не-отвратимое.

2. Поздний советский чекизм: меняющееся лицо репрессий в эпоху

Хрущева и последующие годы1

На XXII Съезде партии в октябре 1961 года Александр Шелепин, председатель КГБ, подвел итог недавних реформ в своей организации. Шелепин утверждал, что в результате

1 Глава 2 воспроизводится с разрешения издательства Taylor & Francis Books (Соединенное Королевство), которое опубликовало ее под названием «Меняющееся лицо репрессий в эпоху Хрущева» в книге «Советское государство и общество в эпоху Никиты Хру-щева» под редакцией Мелани Илиак и Джереми Смита (Routledge, 2009), с. 142–161.

42


этих реформ работа КГБ стала базироваться на «полном доверии советского человека» и что «теперь чекисты могут смотреть в глаза партии, в глаза советского народа с чистой совестью» [1]. Эта речь свидетельствует о неоднозначном отно-шении хрущевского режима к новым органам государственной безопасности. С одной стороны, тот факт, что Шелепин считал нужным оправдать КГБ и заявить о «чистой совести», указыва-ет на резкое отступление от сталинского подхода к советским органам безопасности. Но если взглянуть с других позиций, эту речь можно посчитать фактической реабилитацией со-ветских органов безопасности, которая последовала за их бес-прецедентным шельмованием в эпоху оттепели. Своей речью Шелепин, признавая и осуждая преступления чекистов, послал сигнал о том, что период, в течение которого допустимо было обсуждать Большой террор и критиковать секретные службы, подошел к концу; вопрос, в сущности, закрыт.

Речь Шелепина, со всей присущей ей двусмысленностью, служит типичным примером уклончивых ответов, увиливаний и вечной неопределенности высказываний советского руко-водства этого периода по поводу роли и положения нового органа — КГБ, созданного весной 1954 года. Хрущевская эпоха была временем постоянной трансформации советских орга-нов безопасности, которую, безусловно, осложнил резонанс, вызванный секретным докладом Хрущева 1956 года, когда осуждалась роль спецслужб в сталинском Большом терроре.

С официальной позиции российских органов госбезопас-ности этот период оценивается как явно негативный: в со-ответствующей литературе хрущевская эпоха изображается временем унижений и бедствий аппарата. В недавно вышедшей статье на страницах журнала «Спецназ России», например, говорится о «моральных травмах», от которых в результате шелепинской переаттестации офицерского состава страдали «тысячи достойных офицеров» [2]. Действительно, в начале хрущевской эпохи органы госбезопасности были покрыты

43


пятнами позора — так, что даже слово «чекист», прежде слу-жившее символом чистоты и неприкосновенности, фактически стало «ругательным словом». Пара эпизодов из мемуарной литературы поможет проиллюстрировать это.

В своих воспоминаниях Владимир Семичастный (пред-седатель КГБ с 1961 по 1967 год) описывает разговор, состо-явшийся с Хрущевым в 1961 году, когда последний сообщил о предстоящем назначении Семичастного на пост председателя КГБ. По словам самого Семичастного, когда он принялся было возражать, что чекистом не является, Хрущев резко оборвал его [3].

В подобном же духе бывший чекист Михаил Любимов вспоминает собрание КГБ в 1960 году, на котором «какой-то упрямый генерал начал вдруг говорить с трибуны о “славных чекистских традициях”». «Какие традиции? — строго прервал его Шелепин. — Кровавые традиции ЧК осуждают на съездах партии!» [4]

В то время само упоминание слова «чекист» могло вызывать резкие упреки. Такие фразы как «славные чекистские тради-ции» (когда-то бывшие клише) не могли уже восприниматься как нечто само собой разумеющееся.

Однако период, в течение которого слово «чекист» лиши-лось официального одобрения, продолжался недолго. К тому моменту, как Юрий Андропов был назначен председателем КГБ в 1967 году, слово «чекист» было уже окончательно ре-абилитировано. В тот год, к примеру, в советской прессе не-двусмысленно заявлялось:

«Неслучайно почетное звание “чекист” вызывает глубокое уважение у нашего народа. Если человек зовется “чекистом”, то считается, что это человек кристальной честности, бес-корыстной преданности делу партии, бесстрашный в борьбе с врагами» [5].

Возвышение советских органов госбезопасности после смерти Сталина и их апофеоз обычно связывают с периодом

44


председательства Андропова в КГБ (1967–1982) и разгаром борьбы с инакомыслием в брежневские времена. Однако именно в хрущевскую эпоху термин «чекист» был «повторно очищен», а репутация и престиж секретной службы постепенно восстановлены. История органов госбезопасности в хрущев-ские времена до сих пор не привлекала особого внимания исследователей, главным образом потому, что ее затмевает Большой террор. Обсуждение этого периода обычно огра-ничивается рассказом о резком падении статуса, влияния и морального духа секретной службы. Взгляд исследователя концентрируется на либерализации и десталинизации, однако недавно рассекреченные архивные материалы указывают на необходимость внести довольно существенные коррективы в традиционный взгляд на хрущевскую эпоху. Теперь мы, к примеру, знаем, что из всех осужденных за антисоветскую агитацию и пропаганду в 1956–1987 годы 41,5 % были призна-ны виновными в 1957–1958 годах — то есть в период, когда репрессивный аппарат был якобы обуздан [6].

Реабилитация чекистов включала в себя создание нового ряда ассоциаций, которые должны были символизировать разрыв со сталинским прошлым. В эпоху Хрущева термин «чекист» получил новое рождение и обрел новое содержание. Или, как скажет позднее Сахаров, после XX Съезда партии КГБ «стал более “цивилизованным”, обрел лицо пусть не совсем человеческое, но уж во всяком случае не тигриное» [7].

В этой главе мы проследим за изменениями стиля и ри-торики, с помощью которых описывалась деятельность КГБ в периоды председательства в нем Шелепина (1958–1961) и Семичастного (1961–1967). Именно Шелепин и Семичастный более других были связаны с кампанией по реорганизации и «ребрендингу» секретного аппарата в хрущевские годы. Как отметил Семичастный в своих мемуарах, именно ему и Шелепину удалось стереть образ Лубянки как «страшного места» [8].

45


Один из главных источников для написания этой главы — история советских органов безопасности, появившаяся в КГБ в 1977 году, под грифом «секретно» [9]. Этот источник позво-ляет уловить суть отдельных сторон деятельности КГБ (напри-мер, использование секретных информаторов), рассмотреть, как и когда происходили конкретные сдвиги в стратегии КГБ, а также проанализировать внутреннюю подоплеку тех или иных действий КГБ. Помимо этого источника использованы материалы, имеющиеся в открытом доступе, в числе которых пресса хрущевской эпохи, произведения массовой культуры (в частности, фильмы), а также более поздняя мемуаристика и недавние российские исследования, посвященные этому периоду.

Серов: переходная фаза

Показательный пересмотр характера партийного контроля над органами безопасности после смерти Сталина начался с судебных процессов и казней в 1953 году Лаврентия Берии и членов комитета из его окружения. Обвинения, предъяв-ленные подсудимым — шпионаж на иностранные разведки и тому подобное, — свидетельствовали о том, что никто так и не отошел от сталинской парадигмы, к тому же процессы в сталинском стиле сопровождались кампанией в прессе по демонизации осужденных [10]. На этом этапе образ Ста-лина оставался неприкосновенным. До XX Съезда партии в 1956 году Берия выступал в качестве козла отпущения Большого террора [11].

Следующим шагом в 1954 году стало выделение из Мини-стерства внутренних дел секретной службы и преобразование ее в Комитет государственной безопасности (КГБ), который формально подчинялся Совету министров. Чекисты посте-

46


пенно утрачивали свою власть, что отражалось в том числе и в выборе слова «комитет» (в противоположность «мини-стерству»), которое подчеркивало коллегиальный принцип принятия решений в этой новой организации [12].

Первым председателем КГБ стал Иван Серов (он был на посту председателя КГБ с 1954 по 1958 год). Старый украин-ский товарищ Хрущева, Серов также сыграл ключевую роль в некоторых печально известных операциях сталинской эпохи, включая катынские массовые расстрелы [13] и депортацию народов в 1944 году.

В феврале 1954 года ЦК партии принял решение сократить количество сотрудников только что организованных органов безопасности на 20 % [14], и перед Серовым была поставлена задача провести эти сокращения. Целью этих мероприятий было объявлено возвращение партийного контроля над орга-нами безопасности путем уменьшения их численного состава. К июню 1957 года Серов уволил около 18 тысяч чекистов, включая 2 тысячи сотрудников центрального аппарата [15].

Как председатель КГБ Серов также помог подготовить почву для хрущевской наступательной операции по дистан-цированию нового руководства от преступлений сталинской эпохи [16]. В частности, он, по некоторым свидетельствам, по предписанию Центрального комитета руководил массовым уничтожением чекистских архивов в 1954–1955 годах [17]. Серов утверждал, что эти документы были уничтожены для того, чтобы снять «клеймо политического недоверия» с тех, кто был невинно осужден за политические преступления, однако сложно не прийти к заключению, что этот акт был запланиро-ван, чтобы защитить преступников, а не их жертв [18]. Вместе с тем Серов сыграл важную роль в подготовке секретного до-клада Хрущева [19].

Кроме того, под руководством Серова прошла волна упомя-нутых выше политических арестов, которые последовали за се-кретной речью и подавлением венгерского восстания. Эта волна

47


новых репрессий также свидетельствовала о весьма условной сущности реабилитации политических заключенных [20]. В речи, произнесенной на декабрьском пленуме Центрального комитета 1956 года, Хрущев использовал слово «нечистые» по отношению к тем, кто был реабилитирован, и говорил об ошибках, допущенных в процессе реабилитации [21]. Главной задачей новой организации (КГБ) было удержание бывших по-литзаключенных в поле своего зрения. Недавно рассекреченные документы показывают, что эта категория граждан должна была находиться под непрестанным наблюдением на предмет возможности повторного ареста (или вербовки в качестве ин-форматоров КГБ, как мы скоро убедимся).

В целом Серов сыграл решающую роль во многих событиях переходного периода, последовавшего за смертью Сталина, в частности в укреплении в середине 1950-х годов позиции Хрущева, которому он помог ликвидировать «антипартий-ную группировку», а также в подавлении восстаний в Польше и Венгрии. Но в 1958 году его сместили с поста председателя КГБ. Некоторые считают, что чекистское прошлое Серова помешало ему долго возглавлять КГБ, особенно после разо-блачений 1956 года и с учетом нового имиджа, который был задуман режимом [22]. В любом случае очевидно, что КГБ теперь требовался четкий символический разрыв со сталин-ским прошлым.

Шелепин: подведение черты под прошлым и новое лицо КГБ

Назначение Александра Шелепина вместо Серова новым председателем КГБ в декабре 1958 года совпало с торжествен-ным открытием главного монумента возрожденного культа чекизма — массивной и «величественной» статуи Феликса Дзержинского [23] на Лубянке, в Москве. Статуя была выпол-

48


нена в бронзе, «металле бессмертных» [24]. Церемония от-крытия была важным событием, она освещалась в передовицах «Правды» и «Известий». В прессе особо подчеркивался тот факт, что это мероприятие, проведенное 20 декабря 1958 года в день 41-летия основания ЧК, посетили тысячи (согласно «Известиям», десятки тысяч [25]) москвичей самых разных сфер деятельности («рабочие, служащие, ученые, писатели, художники, учителя, врачи, студенты, школьники. А также со-ветские чекисты» [26]). Даже когда стемнело, писала «Правда», люди продолжали приходить, «принося теплую любовь своих сердец герою Октября, бесстрашному рыцарю пролетарской революции» [27].

Итак, и речи не могло быть ни о каких памятниках жертвам Большого террора [28]; напротив, Дзержинский должен был символизировать чистоту истоков Лубянки. Незапятнанный участием в Большом терроре, Дзержинский был воздвигнут, чтобы следить за чекистами, служить символической гарантией их честности и неподкупности [29]. С высоты своего нового положения Дзержинский, святой покровитель советских де-тей, взирал на «Детский мир», торговый центр, который был возведен прямо напротив здания Лубянки в 1954–1957 годах, чтобы продемонстрировать трудящимся, как хрущевский ре-жим заботится об обеспечении населения потребительскими товарами [30].

Эти топографические изменения можно считать симво-лической трансформацией Лубянки в новое памятное место. В 1950–1960-х годах часть партийного аппарата и руковод-ства КГБ сознательно стремилась стереть негативные ас-социации в самых символически заряженных районах Москвы, служивших мозговым центром сталинского террора. Попыт-ка преобразования Лубянки в памятное место завершилась, когда Семичастный закрыл местную внутреннюю тюрьму, которая была, пожалуй, самым печально известным символом Большого террора [31].

49


Шелепина, нового главу КГБ, приветствовали как законного наследника «Железного Феликса» — об этой преемственности свидетельствовало его прозвище «Железный Шурик». В целом хрущевская эпоха была отмечена решительным возрожде-нием и воссозданием культа Феликса Дзержинского. Помимо самой знаменитой его статуи, упомянутой выше, память о Дзержинском увековечивалась в конце 1950-х годов по всему Советскому Союзу. В сентябре 1957 года, например, был от-крыт музей Дзержинского в его доме в Белоруссии [32], а в сентябре 1959 года открылся музей Дзержинского в Вильнюсе, где он жил в студенческие годы [33].

Между тем еще до назначения Шелепина появились первые признаки начинавшейся реабилитации чекизма. В 1957 году День чекиста освещался в прессе достаточно скромно, особен-но для юбилейного года, но зато прозвучали новые нотки [34]. В «Известиях», к примеру, в одной статье критиковалась «клевета» на советские органы безопасности — цитиро-вались сказанные в 1918 году слова Ленина по поводу таких нападок [35]. В других газетах вновь говорилось о «врагах» (например, в материалах о событиях в Венгрии) и, следо-вательно, о необходимости сохранять бдительность [36]. Заметно также озабоченное стремление отделить наследие Дзержинского от деятельности НКВД конца 1930-х, когда секретный аппарат заполонили, по словам Серова, «прово-каторы» и «карьеристы» [37].

В целом постепенное официальное восстановление дове-рия к органам госбезопасности в хрущевскую эпоху целиком опиралось на тщательное укрепление преемственности между КГБ и ЧК Дзержинского, притом что промежуточный период игнорировался или же сводился к фигуре Берии, выбранной в качестве козла отпущения и тем самым спасавшей честь всего тайного аппарата. Как десталинизация, объявляемая возвращением к «ленинским принципам», что позволяли представить сталинский период в качестве временного за-

50


блуждения, так и возведение корней КГБ к «золотому веку» ЧК позволяло создать новую интерпретацию советской исто-рии, в которой Большой террор изображался отступлением от изначальных «чексистских» идеалов [38]. Теперь, когда преемственность была восстановлена, на КГБ была возло-жена задача возродить и продолжить деятельность первых чекистов Дзержинского. Отныне историки должны были проводить четкую границу между ЧК и НКВД и ни в коем случае не допускать мысли о пусть даже случайной связи или преемственности между Красным террором Дзержинского и Большим террором [39].

То, что Дзержинский умер рано, а значит, напрямую не-виновен в преступлениях Большого террора, сделало его особенно полезной исторической фигурой в хрущевскую эпоху и в дальнейшем [40]. Когда Хрущеву хотелось задеть интеллигенцию, он обязательно приводил в пример Дзер-жинского (что вызывало у многих скепсис), как, например, в своем майском обращении к Съезду советских писателей 1959 года, когда он назвал методы воспитания Дзержинского образцовыми [41].

В воссозданном культе Дзержинского особый акцент де-лался на его действия в сфере охраны детства в 1920-х годах. Как отмечалось в предыдущей главе, эта грань, несомненно, всегда была самым весомым, привлекательным аргументом советского культа Дзержинского [42]. Поэтому, к примеру, фильм «Путевка в жизнь» (1931), одно из самых знамени-тых произведений сталинской эпохи на эту тему, в котором чекисты успешно перевоспитывают малолетних преступ-ников, был обновлен и заново выпущен в свет в хрущевские времена [43].

На протяжении хрущевской эпохи и впоследствии активно эксплуатировался тот факт, что Дзержинский также зани-мал различные посты в молодом советском правительстве, помимо должности председателя ВЧК. Дзержинский был

51


народным комиссаром внутренних дел (с марта 1919-го), народным комиссаром путей сообщения (с апреля 1921-го); председателем Главного экономического управления ВСНХ (с начала 1924-го), а также кандидатом в члены политбюро (с июня 1924-го). Происшедший в хрущевскую эпоху сдвиг общественного внимания на посты Дзержинского, не свя-занные с органами безопасности, повлек за собой изменение образа Дзержинского, что облегчило его «продвижение». Так, например, в различных воспоминаниях можно прочесть о том, что в проекте статуи Дзержинского на Лубянке главный чекист размахивал маузером и носил кобуру, однако позже было решено убрать эти атрибуты «революционной жесто-кости», которые в эпоху Хрущева уже вышли из моды [44].

С одной стороны, назначение «Железного Шурика» пред-седателем КГБ указывало на прошлое, на ленинско-чекистские истоки легитимности хрущевского режима. Но с другой — но-вое лицо режима было обращено к будущему. Основной чертой хрущевского стиля руководства была ставка «на молодежь». Примером тому служат самые заметные инициативы эпохи — кампания по освоению целинных земель, которая включала в себя массовую мобилизацию молодых людей комсомолом, Международный фестиваль молодежи и студентов в Москве в 1957 году, учреждение в 1958 году официального праздни-ка — Дня советской молодежи [45]. Хрущев уделял огромное внимание комсомолу, число его членов в ту эпоху стреми-тельно росло [46]. Хрущев упоминал комсомол практически в каждом своем выступлении по идеологическим вопросам, он настаивал на том, чтобы руководство партии относилось к комсомольской организации со всей серьезностью [47]. В этом смысле оттепель — синоним молодости, как буквально, так и фигурально [48].

Вот в таком контексте Хрущев и назначил Шелепина, «ли-дера советской молодежи», который сделал себе имя, зани-мая руководящие должности в комсомоле, председателем

52


КГБ [49]. Этот выбор соответствовал новому образу КГБ, отвечал стремлению создать прочную ассоциацию с силами обновления и возрождения. Руководители новой организации (КГБ) являлись не только выходцами из комсомола, но и сами были исключительно молоды: Шелепину в момент назначения на пост председателя КГБ едва исполнилось 40, а его преемник Семичастный сменил его в 37 лет [50].

Назначение нечекиста Шелепина сломало прежнюю мо-дель карьерного роста руководителей советских органов госбезопасности. Серов и большинство его предшественни-ков имели за плечами солидный «чекистский» опыт [51], но Серов надолго стал последним главой органов безопасности, вышедшим из этой же структуры. Для тех, кто возглавлял КГБ в последующие почти тридцать лет — для Шелепина, Семи-частного и Андропова, — стартовой карьерной площадкой стал комсомол [52].

Назначение человека не из органов на пост председателя КГБ было результатом сознательной политики Хрущева. Об этом свидетельствует, например, рассмотренный нами рас-сказ Семичастного о его разговоре с Хрущевым в 1961 году. Одной из главных задач, стоявших перед руководством КГБ, было заново утвердить партийный контроль над органами. Как профессиональный «чекист», Серов, вероятно, был че-ресчур предан организации; он возражал, к примеру, против дополнительного сокращения кадров, которое планировал Хрущев [53]. Шелепин, кажется, не испытывал подобных сомнений.

Шелепин и Семичастный продолжили и усилили чистку кадров КГБ, начатую Серовым [54]. 24 февраля 1959 года Хру-щев публично заявил о своих намерениях провести «целесо-образное сокращение» персонала КГБ. В ответ на это заявление Шелепин в апреле 1959-го послал в ЦК план предполагаемых увольнений [55]. В январе 1963 года Семичастный доложил руководству партии, что с 1954 года от своих обязанностей

53


были освобождены порядка 46 тысяч офицеров КГБ, и почти половина этого сокращения пришлась на эпоху Шелепина и Семичастного [56]. Но в то время как общая численность кадров в КГБ сокращалась, происходил также и набор новых чекистов, которые пришли на место уволенных (особенно после событий в Новочеркасске в июле 1962 года, которые подтолкнули в увеличению численности служащих в КГБ, особенно в контрразведке), и эти вновь пришедшие чекисты главным образом привлекались из комсомола [57]. В период существенных кадровых изменений Шелепин пригласил мно-гих своих бывших коллег по комсомольской организации и назначил их на высокие посты, к досаде старых «профессио-нальных» чекистов [58].

Выход на передний план чекистов-комсомольцев в эпоху Шелепина отражал и новый образ чекистов в кино: с начала 1960-х годов на экранах стали появляться молодые опрятные герои в строгих костюмах [59]. Это был существенный отход от прошлого, когда главным признаком чекиста служила кожа-ная куртка, кожанка, символизирующая маскулинные идеалы Гражданской войны и военного коммунизма, а также суро-вые, «экстраординарные» условия, в которых приходилось действовать чекистам. Чекисты перестали быть «кожаными людьми в кожаных куртках», как описывал их писатель Борис Пильняк; теперь они были уважаемыми членами общества, полностью интегрированными в советскую государствен-ную систему, представителями одного из государственных институтов [60]. Как мы увидим дальше, появившиеся в этот период фильмы, посвященные новому поколению чекистов, восхваляли кинокритики от КГБ за то, что они «раскрывают образ чекистов новой формации и тем самым радуют совет-ских зрителей» [61].

Происшедший сдвиг демонстрирует проявившееся в кон-це 1950-х — начале 1960-х годов стремление создать образ «культурного» сотрудника секретной службы. Внимание к ин-

54


теллектуальным качествам чекиста в 1960-х стало просто обя-зательным. Редактор романа Кожевникова «Щит и меч» (1965), ставшего впоследствии культовым произведением чекистов, с одобрением отметил, что офицер разведки в этом романе изображен «высокоинтеллектуальным человеком» [62]. Да и позже постоянно подчеркивался возросший уровень образо-вания чекистов, особенно в материалах, которые выпускались ежегодно ко дню возникновения ЧК. Так, например, по случаю 60-летнего юбилея ЧК в «Ленинградской правде» писалось: «Сегодня абсолютное большинство сотрудников Комитета государственной безопасности имеют высшее образование, [и] многие владеют одним или несколькими иностранными языками», по сравнению с ситуацией в 1921 году, когда лишь 1,3 % чекистов имели высшее образование, 19,1 % — среднее, а 1,5 % вообще были неграмотными [63].

Когда пришла пора создавать образ нового, культурного чекиста, оказалось, что и в этом тон задавал Шелепин: в от-личие от большинства руководителей советских органов безопасности, он имел высшее образование, и что еще более необычно — гуманитарное. Героями фильмов той эпохи ста-новились чекисты с аналогичным образованием.

Разработка чекистской тематики в литературе и кино была также сознательной и систематической реакцией на «тлетвор-ное» влияние западной буржуазной массовой культуры, кото-рому, как считалось, более всего подвержена молодежь [64]. Угроза такого влияния возросла в конце 1950-х — начале 1960-х годов в связи с беспрецедентным наплывом иностран-цев (особенно во время фестиваля молодежи летом 1957 года и последовавшего за ним Международного кинофестиваля в Москве [65]) и заключением в 1958-м американо-советского соглашения по культурному обмену, после чего на советских экранах появилось американское кино.

Ситуацию еще больше осложнила новая «молодежная» культура, которая начала просачиваться в СССР со второй

55


половины 1950-х годов. Открытость СССР для иностранцев и рост импорта западных фильмов совпали с «открытием та-кого потребителя культуры, как тинейджер» в Соединенных Штатах и с переориентацией Голливуда на новую подростковую аудиторию [66]. Впервые молодежь стала восприниматься как отдельная категория — социологами, психологами и маркето-логами. Это новое западное понимание юности и связанная с ним культурная продукция рассматривались советским руководством как явления потенциально взрывоопасные, в связи с чем были предприняты попытки приписать пробле-му отчужденности западной молодежи от общества кризису капитализма, представить ее симптомом несостоятельности и надвигающегося краха капиталистической идеологии [67].

Между тем росло осознание того, что советская культура не умеет развлекать, что советские читатели в результате это-го предпочитают западные детективы и шпионские романы. В апреле 1958 года Центральный комитет признал это по-ложение официально, выразив недовольство популярностью Шерлока Холмса в Советском Союзе [68]. На эту резолюцию чуть позже (в том же месяце) откликнулась «Комсомольская правда», призвав советских писателей заняться чекистской тематикой в противовес Шерлоку Холмсу [69]. В августе от-дел пропаганды и агитации союзных республик ЦК и отдел культуры сообщили:

«Сотрудники библиотек отмечают, что в последнее время в связи с проникновением в книгоиздание большого количе-ства детективной литературы спрос на классические произ-ведения и лучшие работы советских писателей в библиотеках снизился. По данным московской городской молодежной библиотеки, почти треть читателей (школьники старших клас-сов, рабочая молодежь) берут в библиотеке исключительно детективную литературу» [70].

В проекте резолюции, разработанной на основании этого доклада, признавалось, что писатели и режиссеры долж-

56


ны откликнуться на явный спрос молодого поколения на приключенческие фильмы и литературу. Указывалось, что такие произведения должны иметь захватывающий сюжет и придавать особое значение «бдительности» и советским ценностям — а этим задачам идеально соответствовала бы чекистская тематика [71].

Позже пришло осознание того, что советские фильмы о че-кистах послужат также целям пропаганды. В марте 1964 года в «Комсомольской правде» отмечалось, что этот жанр может стать «мощным средством пропаганды советского образа жизни, нового отношения нашего народа к людям, которые охраняют их мир, к людям самой человечной, рыцарской профессии. В силу своей исключительной популярности при-ключенческая литература способна стать нашим самым дея-тельным посланником на международной книжной арене». [72] И снова бросается в глаза акцент, сделанный на нравственной стороне вопроса. Это жанр должен был стать главным обра-зом нравоучительным, наставляющим публику через образ «человечного, рыцарского» чекиста [73].

По поручению КГБ стали выпускаться киноленты о чекистах в противовес волне производимых на Западе антисоветских фильмов [74], и особенно фильмов о Бонде. Хотя фильмы о Джеймсе Бонде и не демонстрировались на советских экра-нах, они воспринимались как серьезная угроза и постоянно критиковались в советской прессе как бессовестно меркан-тильные, нравственно предосудительные и в целом отражаю-щие упадочное состояние западного капитализма [75]. Один автор, например, писал о «фашистской психологии» Бонда [76], а другой уверял, что пистолет Бонда заряжен отравленными пулями и нацелен на зрителей [77].

По словам Олега Гордиевского, фильмы про Джеймса Бонда были объектом тщательного изучения КГБ [78]. В сущности, феномен Бонда стал одним из главных факторов, которые в конце концов побудили КГБ рассекретить в 1964 году под-

57


робности карьеры Рихарда Зорге, после чего официальная комиссия, учрежденная для изучения материалов по его делу, отметила, что англичане проявили особое мастерство в созда-нии героического образа своих секретных служб — безусловно, подразумевая Бонда [79].

Комиссия по делу Зорге возникла после того, как Хрущев посмотрел зарубежный фильм о Рихарде Зорге [80] и принял решение запустить пропагандистскую кампанию, в основу которой будет положена история этого разведчика [81]. По имеющимся сообщениям, Хрущева особенно захватывал тот факт, что Сталин не доверял Зорге и игнорировал его предо-стережения о гитлеровских планах на вторжение — эта деталь четко вписывалась в процесс десталинизации [82]. Хрущев отдал комиссии распоряжение собирать и изучать материалы, связанные с деятельностью Зорге, включая воспоминания знавших его людей [83]. Свои выводы комиссия представила в октябре 1964 года. Их стоит воспроизвести в некоторых деталях, поскольку они проливают свет на причины измене-ния официальной позиции по поводу публикации истории советских разведывательных операций. Комиссия заключила следующее:

«…Широко пропагандируя подвиг Зорге, мы впервые стали полным голосом говорить о советской разведке. Не следует ли подумать о том, чтобы теперь провести продуманную пропаганду, которая разъясняла бы молодежи, что такое советская разведка, как почетны ее задачи?

Все капиталистические страны этим занимаются, созда-вав ореол вокруг своих разведчиков (особенно умело это делают англичане). А мы о своих разведчиках, которые содействуют не капиталистическому разбою, а помогают бороться за коммунизм, ничего не говорили. Теперь, в связи с делом Зорге, положение меняется.

Не настала ли пора тщательно продумать и развернуть пропаганду советской разведки? Ведь в борьбе за коммунизм,

58


против сил империализма, разведке нашей предстоит еще совершить великие дела, а разведчиков на это потребуется ведь очень и очень много» [84].

Решение снять табу с деятельности разведчиков, таким образом, отчасти обосновывалось необходимостью вербовки новых чекистов, отчасти тем, что лучше создавать материалы о советских разведчиках дома, чтобы представлять героев в правильной идеологической форме и держать все под кон-тролем. По сообщениям очевидцев, эти рассуждения, наряду с соображениями о необходимости вербовки новых агентов на Западе, стояли также за принятым в 1968 году решением Фил-би опубликовать свои воспоминания на Западе [85]. В целом в этот период советские власти осознали: раз уж пристальный интерес к деятельности советской разведки неизбежен, пусть уж лучше источником информации о ее истории станут сами власти. Возможно также, хоть это и не упоминается в выводах комиссии по делу Зорге от 1964 года, решение начать пропа-гандистскую кампанию, восхвалявшую советскую разведку, было принято в ответ на целый ряд существенных провалов и арестов офицеров и агентов советской разведки, имевших место в эти годы [86].

Рекомендации комиссии о необходимости пропаганды советской разведки во многом были претворены в жизнь: вскоре были рассекречены материалы по нескольким совет-ским разведывательным операциям (например, по операции «ТРЕСТ» [87]) и отдельным офицерам (включая Рудольфа Абеля [88] и Яна Баукиса [89]). Доступ к ранее закрытым источникам о деятельности советских офицеров разведки был предостав-лен избранным писателям, режиссерам и историкам, особенно в связи с двадцатым юбилеем Победы в мае 1965 года. Все эти пропагандистские кампании хрущевской эпохи, строившиеся на основе ранее засекреченных материалов, должностные лица органов госбезопасности в дальнейшем представляли в каче-стве признака гласности, отдельной грани десталинизации [90].

59


На протяжении всего этого процесса органами предпри-нимались сознательные усилия дистанцировать советские произведения данного жанра от западных аналогов. Как от-метил в 1987 году один автор, «истории о них, этих героях-ин-тернационалистах, не имели ничего общего с низкопробными шпионскими романами, заполонившими книжные рынки на Западе» [91].

Низкопробность же самого жанра компенсировалась раз-личными литературными приемами, особенно с конца 1960-х, поскольку произведения, как литературные, так и кинемато-графические, основывались на подлинных документах, отчего они становились не только «серьезнее», но и авторитетнее [92]. Самым знаменитым представителем этого жанра «докумен-тального романа» был Семенов.

Между тем стремительное развитие советского кинопро-изводства в эпоху Хрущева принесло свои сложности. В силу относительной новизны киноискусства официальная цензура была не слишком опытна в прочтении кинематографического языка и поэтому повсюду видела намеки на табуированные темы, особенно касавшиеся чекистской жестокости и террора. Примером может послужить фильм «Застава Ильича», выбран-ный Хрущевым в качестве мишени для критики в 1963 году. Режиссер киноленты Марлен Хуциев вспоминал, что пона-чалу, когда начались проблемы с «Заставой Ильича», его по-ражал тот факт, что все высокопоставленные партийные чиновники, допрашивая его с пристрастием, задавали один и тот же вопрос: почему звук шагов в фильме такой громкий? Хуциева ставила в тупик их настороженность, и он пытался объяснить, что ночью звук шагов обычно слышен громче, чем днем; и наконец один из задававших вопросы сказал: «Ночью люди должны спать», а затем повернулся к нему и добавил, что так громко шаги обычно звучат в тюрьме [93].

Данная «гиперчувствительность» отражала тот факт, что антисоветское кино считалось потенциально опаснее, чем

60


антисоветская литература. И не только потому, что аудитория кино шире, но в силу природы этого вида искусства: его не-посредственности и яркости. Существует огромная разница между крестьянином, изображенным на картинке, и крестьяни-ном, который живет и дышит на экране. Проще говоря, в кино врать убедительно сложнее, чем на бумаге или полотне. Этот контраст иллюстрирует рассказ Анатолия Кузнецова о про-блемах, с которыми он столкнулся, стараясь протолкнуть киноленту «Дома», снятую по его сценарию, после того как директор студии «Мосфильм» Владимир Сурин раскритиковал ее [94]. Кузнецов пытался возразить на требования Сурина полностью переделать фильм, Сурин отметал его возражения:

«— Ведь это уже опубликовано.Сурин закричал:— Опубликовано где? В „Новом мире“? [95] Хотя какая раз-

ница? Журналы читают тысячи, а фильмы смотрят миллионы; влияние кино гораздо шире. Одно дело, вы написали, что на нем грязные портянки, но совсем другое дело — увидеть эти портянки на экране во всем их великолепии» [96].

Возросшая роль кино и его огромное пропагандистское воздействие дало тем больше оснований тщательно следить за безупречностью образа нового советского чекиста в про-изведениях массовой культуры.

Новый образ КГБ, создаваемый в фильмах и романах этой эпохи, опирался на арсенал пересмотренных приемов и вы-сказываний. Рассмотрим самые заметные из них.

Восстановление доверия

Краеугольным камнем нового образа КГБ была концеп-ция «доверия». Советское руководство в этот период весьма озаботилось необходимостью восстановления доверия, о чем

61


свидетельствует, например, такой символический акт, как открытие Кремля для посещения публики в 1955 году [97]. По сообщению Александра Яковлева, Хрущев поднимал во-прос доверия еще до XX Съезда партии. Он приводит слова Хрущева: «Мы в Партии растрачиваем накопленный капитал народного доверия очень неэкономно. Мы не можем беско-нечно пользоваться народным доверием. Каждый коммунист, как пчела, обязан искать доверие народа» [98]. Проблема доверия вставала особенно остро по отношению к органам госбезопасности.

Впрочем, показательные чистки в рядах советских орга-нов госбезопасности, «восстановление социалистической законности», проводились не впервые — такие действия практиковались, как только приходил в немилость очередной руководитель аппарата, начиная с середины 1930-х. Но на этот раз риторика изменилась.

В своей речи на XXII Съезде партии в октябре 1961 года Шелепин не только упомянул «о доверии», но также неявным образом признал тот факт, что это доверие должно распро-страняться в обоих направлениях: доверие к органам должно быть и со стороны партии, и со стороны народа.

Тот факт, что Шелепин в своей речи употребил слово «со-весть», также симптоматичен. Ранний советский чекизм либо обходился без понятия «совесть» [99], либо наделял им госу-дарство. Появление слова «совесть» в речи Шелепина под-тверждает и убеждение Надежды Мандельштам: понятия «со-вести» и других родственных нравственных ценностей вновь в изобилии всплыли на поверхность в хрущевскую эпоху, так что режим не мог больше игнорировать их [100].

Через год, в декабре 1962-го, Семичастный в своей речи в День чекиста тоже подчеркнул тот факт, что КГБ завоевал доверие партии и народа [101]. Впредь торжественные ри-туализированные заверения в надежности комитета стали традиционной составляющей ежегодных празднований Дня

62


чекиста [102]. В этот период «доверие» превратилось в важный лейтмотив фильмов о чекистах. Летом 1964 года, к примеру, писатель Юрий Герман рассказывал, что в его последнем ки-носценарии о чекисте герой добивается невероятных успехов в работе именно потому, что доверяет своим товарищам, даже с сомнительным прошлым. Главной идеей фильма Герман на-звал «доверие», бывшее, по его словам, таким «немодным» в сталинское время [103].

Важность концепции «доверия» подтверждает также факт сворачивания внутренней идеологической контрразведки КГБ при Шелепине. В Комитет государственной безопасности, созданный в марте 1954 года, входило Четвертое управление, занимавшееся внутренней идеологической контрразведкой. Это Управление, официально ответственное за «борьбу с анти-советским подпольем, националистическими формировани-ями и вражескими элементами» [104], на деле осуществляло надзор за интеллигенцией. Однако в период председательства Шелепина, в феврале 1960 года, Четвертое управление закры-ли и объединили с несколькими другими подразделениями контрразведки в единое Второе главное управление [105]. Эта реформа стала сигналом, хотя бы формальным, отхода от при-вычного подозрительного отношения к интеллигенции (впро-чем, все вернулось на круги своя в 1967 году, когда Андропов создал печально известное Пятое управление).

Связь с народом

Новые отношения взаимного доверия между органами госбезопасности и советским обществом были сформули-рованы и пропагандировались КГБ в концепции «связи с на-родом». Начиная с хрущевского периода и в дальнейшем эта фраза использовалась автоматически и повсеместно [106].

63


Она была практически обязательной в текстах на чекистскую тематику. В 1963–1964 годах, когда снимался один из первых художественных фильмов о новом КГБ, консультанты от КГБ, направленные для наблюдения за работой, беспрестанно возвращались к этому вопросу, навязчиво настаивая на не-обходимости улучшить отображение в фильме «связи с на-родом» [107].

Судя по истории КГБ, составленной в стенах самого ко-митета в 1977 году, укрепление связи с народом началось с середины 1950-х и обуславливалось возрождением ленин-ских принципов [108]. Однако в другом месте этого же труда данная концепция упоминается в контексте возрождения «славных традиций ВЧК» [109]. В самом деле надежным фун-даментом пропагандистской кампании Шелепина служила гипотеза о том, что террор был следствием отступления от чекистских традиций, а не их триумфом и апофеозом, и что эти традиции следует утвердить заново и соблюдать со всей бдительностью как гарантию того, что возврата к массовому террору не будет.

Концепция изначальной чекистской связи с народом служила краеугольным камнем чекистских и советских пре-тензий на легитимность [110]. Считалось, что именно эта особенность отличает советские органы безопасности от их аналогов в царской России и на Западе — советские органы были «искренне народными органами», в отличие, например, от ФБР, которое именовали «охранкой» [111]. Чекистская связь с народом противопоставлялась характеру отношений между секретным аппаратом и населением, который якобы был свойственен западным капиталистическим системам и критиковался советской пропагандой [112]. Считалось, что именно эта связь с народом делала советские органы такими «органичными».

В качестве антитезы народу (а также любимым невинным детям Дзержинского, неспособным ко лжи) выступала неявно

64


порицаемая ненадежная и двуличная интеллигенция, слишком образованная, порочная по своей сути, неспособная к спон-танной и безусловной любви к чекистам. И в этом заключа-лась реальная проблема, не в последнюю очередь потому, что отражение любви народа к ним в литературе и кино, которое так хотели видеть чекисты, создавала эта самая творческая интеллигенция.

Рост гласности в хрущевские годы считался важнейшим условием расширения и укрепления связи с народом, и новый акцент на гласности стал еще одним признаком эпохи [113]. Под лозунгом гласности КГБ в этот период держал беспре-цедентную связь с обществом. Так, например, в мае 1959 года в «Правде» появилась статья, в которой подробно рассказы-валось о деятельности КГБ [114]; ведущие чекисты и ветераны органов посылались на заводы и в учебные заведения с вы-ступлениями о своей работе и борьбе [115]. И снова органы шли по следам Дзержинского: гласность считалась одним из главных его приоритетов [116].

Однако существовал еще один смысловой уровень фразы «связь с народом». Он подразумевал уверенность КГБ в своих информаторах, существовавших во всех слоях общества. Ввиду этого информирование и сотрудничество воспринимались как проявление глубокой, почти мистической связи народа с органами. Поэтому было важно представить эти действия полностью добровольными и спонтанными.

Эта связь с народом отражена в одной давней легенде из чекистской агиографии, бесконечно воспроизводимой в ли-тературе и драматургии [117]. Сюжет ее таков: вскоре после основания ЧК, в январе 1918 года (в некоторых версиях — осенью 1919-го, [118]) солдат Красной армии увидел на улице девушку, которая что-то уронила. Он поднял это и собирался было отдать ей, но тут заметил, что держит в руках сверну-тый листок бумаги с какими-то подозрительными знаками, и решил не возвращать его девушке, а отнести в местный ЧК.

65


Чекисты тотчас же догадались, что на бумаге нарисованы ав-томобильные маршруты Ленина по Петрограду, а также рас-положение военных частей. В других версиях девушка роняет пачку «шпионских» бумаг, по которым чекисты выходят на отца девушки, французского шпиона в России [119]. Мораль истории: советские информаторы действуют добровольно; народ обнаруживает шпионов просто в силу своего благород-ства, а не в силу нездоровой подозрительности или желания заработать очков; решение солдата обратиться напрямую в ЧК — следствие полнейшего и безусловного доверия к ЧК.

Доверенные лица КГБ

Конкретным проявлением связи с народом в том пони-мании, какое сформировалось в хрущевскую эпоху, стала новая политика, нацеленная на расширение вербовки так называемых доверенных лиц — особой категории информа-торов, идеологически близкой концепции «доверия» [120]. С июля 1954 года, после выхода распоряжения о вербовке до-веренных лиц, сотрудничество с ними неуклонно росло [121]. В 1959 году решено было и дальше «всемерно» расширять практику вербовки информаторов на доверительной (то есть конфиденциальной) основе, а в 1960-м вышло распоряжение КГБ, в котором давалось официальное определение понятия «доверенное лицо» [122].

Доверенные лица отличались от других информаторов и агентов по целому ряду признаков. Им не давались псевдо-нимы [123]; от них не требовалось подписывать письменное обязательство действовать в качестве информаторов [124]; на них не заводились личные дела [125]; их не включали в централизованную картотеку [126]; они передавали информа-цию своим кураторам в устной форме и делали письменные

66


заявления только в исключительных случаях и только по пред-варительному согласию [127]. Для их вербовки требовался минимум документов; более того, факт отсутствия какого бы то ни было письменного согласия на сотрудничество означал, что многие доверенные лица даже не знали, что их считает таковыми КГБ (согласно Альбац) [128].

Контакт между доверенным лицом и чекистом был, как заяв-ляется в истории КГБ, созданной самой организацией, вполне открытым, но истинный характер этого контакта оставался тайной [129]. Иными словами, встреча происходила открыто, но цели ее скрывались. Таким образом, «в отличие от встреч с агентами, проходившими, как правило, на конспиративных и явочных квартирах, встречи с доверенными лицами прово-дились в местах для этого удобных, где можно было поговорить и обсудить поручения по существу» [130].

В сущности, принимать доверенных лиц на конспиративных, или «безопасных», квартирах категорически запрещалось [131]. По словам бывших информаторов, чаще всего «удобными местами» для таких встреч оказывались отделы кадров на предприятиях и в учебных заведениях [132].

Этот новый тип взаимоотношений, очевидно, отражал стремление перестраховать информаторов и понимание того, что на них не стоит слишком давить. Появление категории до-веренных лиц можно считать и признаком обеспокоенности режима снижением числа секретных информаторов. В этот период проблема встала очень остро. Эмоции накалялись — выжившие возвращались из ссылок и лагерей и сталкивались с информаторами, которые когда-то отправили их туда, за-прет ставить под сомнение сталинские практики доносов был разрушен. Вместе с совестью во многих кругах пробуждалось острое общественное неприятие информаторов [133]. Даже высокопоставленные чекисты признавали, какой удар нанес со-ветским артистам приказ заниматься информированием [134]. Между тем в литературном мире раздавались требования

67


судить информаторов от имени их жертв [135]. Должно быть, для власти это время было очень неспокойным, как и для ин-форматоров, которые ощущали себя забытыми государством, разрешившим теперь открытые обсуждения таких вопросов, например публикацию повести «Один день Ивана Денисовича» (1961). В конечном счете режим перенес этот кризис; массовых репрессий против информаторов, к примеру, удалось избе-жать. Однако официальное восхваление информаторов стало более осторожным. КГБ продолжал полагаться на секретных информаторов, но теперь требовались более мягкие методы.

Решение более плотно сотрудничать с доверенными лица-ми также отражало понимание того, что сеть информаторов нуждалась в существенной реконструкции. В этом и заключа-лась суть принятой 12 марта 1954 года резолюции ЦК, к ко-торой состояние сети информаторов, завербованных в эпоху Сталина, объявлялось «ненормальным» [136]. В частности, заключалось в резолюции, численность агентов чрезмерно велика [137], а процедуры отбора, проверки, обучения и ве-дения агентов неудовлетворительны [138]. Более того, как отмечается в приказе КГБ от июля 1954 года, многие чеки-сты не сумели понять основную идею резолюций июльского пленума ЦК 1953 года и, соответственно, не смогли принять соответствующие меры [139].

В ответ на мартовские претензии Центрального комитета в КГБ избавились от тех агентов, которые не внушали доверия, не обладали нужными личными качествами или возможностями помогать органам в деле контрразведки или же были уличены в «жульничестве, фальсификации материалов, двурушничестве или провокациях» [140]. Чекисты слишком рьяно прореагирова-ли на предъявленные претензии: агентов осталось так мало, что сотрудники органов ощутили острую нехватку в информаторах, а некоторые вообще их лишились [141].

В КГБ и в официальной историографии хрущевская эпоха представляется периодом резкого сокращения численности

68


информаторов. Однако этот процесс шел непоследовательно. В частности, в конце 1956 года была усилена вербовка инфор-маторов из числа творческой интеллигенции и молодежи, необходимость более активного привлечения представителей двух этих категорий также отмечалась в 1957 году на втором Всесоюзном собрании ведущих чекистов [142].

Более того, политические амнистии хрущевской эпохи за-частую давали КГБ удобную возможность проводить новые вербовки. Бывшие заключенные, по меньшей мере некоторые из них, считались особенно многообещающей группой потен-циальных рекрутов, поскольку их легче было шантажировать, в том числе угрозой повторного ареста. Согласно собственной статистике КГБ, например, более 60 % завербованных на Украи-не агентов в 1956–1957 годах составляли бывшие заключенные лагерей, недавно вернувшиеся домой [143].

Профилактика

В то время как о доверенных лицах открыто никто не гово-рил, еще одно нововведение в работе КГБ постоянно муссиро-валось в прессе. Пожалуй, самым важным неологизмом времен шелепинской пропагандистской кампании слово «профилак-тика» — очень популярный в свое время, но весьма расплыв-чатый термин, охватывающий целый ряд превентивных мер, применяемых КГБ [144]. В собственной истории КГБ 1977 года говорится, что профилактика может принимать гласные (от-крытые и публичные) и негласные (секретные) формы. Первые включают в себя открытые дискуссии, вторые — работу с аген-тами и доверенными лицами, беседы, проводимые чекистами [145]. Вообще, основным способом профилактики была беседа [146]. Этот термин теперь получил предпочтение (в противо-положность допросу) [147]. Такие беседы — приятные заду-

69


шевные разговоры с чекистами, вдруг ставшими по-отечески заботливыми, разговоры, которые оставляли после ощущение облегчения, спокойствия и просветления, — изображались в фильмах про чекистов тех лет, например «Выстрел в тумане» и «Государственный преступник» (мы подробнее остановимся на нем в главе 4).

Термин «профилактика» также использовался в пере-носном смысле. Часто профилактика фактически означала «внесудебные репрессии» и включала, допустим, лишение возможности карьерного роста неблагонадежных лиц [148]. В материалах КГБ по Азадовскому, к примеру, утвержда-ется, что он категорически отказался от сотрудничества в 1967 году, а также отмечается: «В 1969 году он подвергся профилактике через общественность и был исключен из аспирантуры» [149]. Согласно воспоминаниям некоторых диссидентов, термин «профилактика» часто подразумевал конкретные методы психологического давления в тюремной системе [150]. Следовательно, под профилактикой мы мо-жем понимать скрытые формы политических репрессий. По оценкам Александра Черкасова, члена правления правоза-щитного общества «Мемориал», в профилактических беседах позднесоветского периода соотношение предложений, со-держащих слова «тюрьма», «лагерь», к остальным составляло приблизительно 1:100 [151].

Согласно собственной истории КГБ 1977 года, профилак-тика начала занимать важное место в практике КГБ с конца 1950-х годов [152] и стала «органической частью всех ме-роприятий, связанных с агентской деятельностью» [153]. Столь же серьезное внимание уделялось профилактике и на протяжении последующих лет хрущевской эпохи. Например, в мае 1959-го состоялось всесоюзное собрание сотрудников КГБ, посвященное профилактической работе [154], а летом 1964 года коллегия КГБ издала резолюцию, а затем приказ по этому вопросу [155].

70


Поворот к профилактике во многом стал реакцией на от-крытость Советского Союза внешнему миру. Это слово имело метафорический смысл и вызывало ассоциации с защитой от инфекционных заболеваний и заражений [156]. Судя по докумен-там, принятым Коллегией КГБ летом 1964 года, одной из главных целей профилактики считалось ограждение советских граждан от буржуазной идеологии [157]. Вообще, отказ от культурной изоляции сталинской эпохи в этот период поставил целый ряд новых непростых задач, которые требовали более изощрен-ных решений [158]. Теперь нужно было действовать в новой пропагандистской среде. (Шелепин, кстати, имел достаточно большой опыт работы в такой среде: он работал в комсомоле, был вице-председателем Всемирной федерации демократи-ческой молодежи [159] и, судя по всему, прекрасно осознавал важность связей с общественностью и пропаганды [160].)

Активно пропагандируемая политика профилактики ста-ла неотъемлемой частью реабилитации образа чекиста, который теперь представлялся фигурой благожелательной. Так, чекисты должны были быть милосердными к тем, чьи проступки вызваны политической несознательностью, и ши-роко применять превентивные и воспитательные меры по отношению к таким гражданам [161]. Профилактику можно связать с желанием руководства страны улучшить междуна-родную репутацию Советского Союза, а также со знаменитым заявлением Хрущева на XXI Съезде партии о том, что в Совет-ском Союзе больше нет политических заключенных. Эти слова стали свидетельством стремления нового режима обрести ли-беральное лицо [162]. На XXII Съезде партии Хрущев провоз-гласил, что к тем, кто выражает несогласные мнения, должны применяться «не репрессии, но ленинские методы убеждения и разъяснения» [163]. С этого времени политические репрес-сии по возможности подавались в иной упаковке и под иным названием. По мнению некоторых исследователей, введение профилактики было мерой, предложенной самим ЦК и прямо

71


направленной на снижение количества арестов [164]. Другие же, например Чебриков, утверждали, что это была инициатива КГБ, принятая вопреки первоначальному сопротивлению пар-тийного руководства, и цель ее заключалась в предоставлении КГБ возможностей отвратить людей от преступления, не вы-двигая против них обвинений. Чебриков пишет:

«Если бы не жесткая позиция Андропова, гораздо больше людей получили бы приговор…» [165]

Помимо всего прочего, профилактика подразумевала подключение других «общественных сил» к делу социально-го контроля и к задачам, которые раньше выполняли органы безопасности. Этот сдвиг стал главной темой XXI Съезда партии, на котором Шелепин приветствовал переход мно-гих государственных функций от КГБ и других организаций к общественным институтам, называя его признаком того, что Советский Союз приблизился к коммунизму [166]. Этот сдвиг отмечался и на Всесоюзном собрании чекистов, прошедшем вслед за XXI Съездом партии в мае 1959 года, — выступающие неоднократно повторяли, что карательные функции КГБ сле-дует сократить и передать общественным организациям [167]. Как говорится в собственной истории КГБ 1977 года, в этот период особое внимание стало уделяться использованию «сил общественности» в целях безопасности [168]. Далее отмечалось, что роль общественности особенно важна в про-филактической работе и что эта роль существенно возросла в начале 1960-х годов [169].

Комсомол стал одной из ключевых организаций, перед ним была поставлена задача содействовать КГБ [170]. В этот период наблюдался большой приток комсомольских кадров в КГБ. Вместе с тем комсомол взял на себя множество тра-диционных функций органов, став своего рода «мягкой» ка-рательной рукой режима. Часть «грязной» работы КГБ была переложена на комсомол и партийные организации, например эти организации могли привлекаться к ведению каждодневного

72


надзора и общественного контроля за поведением индивиду-ума, что позволяло избегать необходимости в политически неудобных и стеснительных судебных процедурах [171]. Так, в воспоминаниях Армена Медведева (секретаря комсомола ВГИКа в конце 1950-х годов) рассказывается, что КГБ время от времени посылал «сигналы» комитету комсомола ВГИКа о начале кампании против конкретных студентов [172]. Наконец, комсомол выступал орудием режима в травле отдельных пред-ставителей творческой интеллигенции. К примеру, согласно Семичастному, Хрущев велел ему возглавить знаменитую кам-панию против Бориса Пастернака, приуроченную к 40-летию комсомола в 1958 году [173].

Акцент на превентивных мерах в работе КГБ особенно усилился в период пребывания на посту председателя КГБ Ан-дропова. Так, в 1972–1973 годах были утверждены разнообраз-ные процедуры предъявления официальных предупреждений в целях профилактики [174]. Например, 25 декабря 1972 года Президиум Верховного Совета СССР принял постановление, которое давало КГБ право предъявлять официальные преду-преждения в качестве средства профилактики. Тем самым режим надеялся повысить эффективность профилактики как метода устрашения. Важно то, что получение такого офици-ального предупреждения означало, что оно уже приложено к делу и послужит судебным доказательством в том случае, если человек совершит преступление, наносящее ущерб интересам государственной безопасности [175].

Профилактика считалась воплощением любви, доброже-лательности и милосердия режима по отношению к полити-ческим преступникам, которых «сбили с пути» провокаторы, действующие в интересах Запада, и которых могут спасти и вернуть на «правильный путь» пастыри режима — чекисты. По отношению к профилактике часто использовались почти религиозные метафоры: «правильный» или «праведный» путь, «отступничество» тех, кто сходил с этого пути [176].

73


Наконец, поворот к профилактике представлял собой по-пытку найти особый подход к проблемам, связанным с мо-лодым поколением хрущевской эпохи. Впервые в истории советский режим столкнулся с поколением критиков, которое нельзя было просто отбросить как осколки старого режима, поскольку они являлись продуктом советской системы и вы-росли при социализме. Позднее Андропов недвусмысленно укажет на эту сложность: если до настоящего момента враги были рудиментами царизма, то теперь чекистам приходится иметь дело «с людьми, выросшими в условиях советской ре-альности… они пошли по неправильному пути» [177].

Демонстративно отцовское отношение Хрущева к моло-дежи маскировало его растущие опасения, что послевоенное поколение потеряно для советского проекта. В 1920-х годах советское руководство использовало конфликт поколений в собственных интересах, недвусмысленно поощряя моло-дежь противостоять своим родителям по вполне понятным на то основаниям [178]. Теперь такая стратегия считалась не-приемлемой, и в эпоху Хрущева особенно актуальной стала задача добиться лояльности и подчинения молодых людей, не прибегая к террору, и поддержать преемственность поко-лений — видимо, этим и объясняется повышенная чувстви-тельность Хрущева к любым намекам на конфликт поколений в Советском Союзе [179]. Его настойчивое отрицание этой проблемы было также реакцией на западных наблюдателей, которые проявляли большой интерес к новым литературным и кинематографическим произведениям и пытались найти в них признаки мятежа и отчужденности молодого поколения [180].

Когда пришла пора отреагировать на появление этого но-вого поколения советских граждан, чей жизненный опыт так радикально отличался от опыта их родителей, режим вновь обратился к образу Дзержинского. Дзержинский считался идеальным примером для всех советских граждан, особенно для детей и молодежи. Как отмечал Синявский, Дзержинский

74


был особо важным образцом для подражания, поскольку стре-миться походить на Ленина считалось для простых смертных святотатством. А жизнь Дзержинского была очень удачным примером для простых советских граждан [181].

Маяковский в свое время призывал молодое поколение жить по примеру Дзержинского, и теперь его слова повсе-местно цитировались в выступлениях и статьях, прослав-лявших ЧК [182]. Они прозвучали, например, на церемонии открытия памятника Дзержинскому на Лубянке в 1958 году из уст учительницы, представлявшей московскую интелли-генцию. Она назвала Дзержинского «ярким образцом» для всех советских людей, «вдохновляющим примером» для советской молодежи и торжественно пообещала от имени советских учителей воспитывать в советской молодежи «вы-сокие морально-политические качества», которыми обладал Дзержинский [183]. В дальнейшем стали организовываться молодежные агитпоходы по священным местам, связанным с жизнью Дзержинского [184].

Новый профилактический подход был особенно полезен в борьбе с бунтарской молодежью. Он позволял объяснять действия таких людей не искренними политическими или нравственными протестами, а «политической незрелостью» [185] и/или тем фактом, что на неправильный путь их толкнули иностранные враги [186]. Как утверждалось в одной статье, вышедшей на страницах «Комсомольской правды» в 1967 году, встать на «неверный путь» человек мог в силу своей «недо-статочной политической зрелости» или «влияния вражеской пропаганды», а задача чекиста заключалась в том, чтобы «предотвратить преступление, своевременно предостеречь человека, вставшего на неверный путь» [187]. Автор статьи приводит в пример двух молодых людей, которые сначала просто слушали радио «Свобода», но затем незаметно для себя встали на скользкий путь и в конце концов занялись антиком-мунистической деятельностью. Мораль истории такова: юно-

75


шеский идеализм ловко эксплуатируют иностранные враги, но КГБ в таких случаях проявляет милосердие, понимая с высоты своей мудрости, что молодых людей толкнули на дурной путь, что они скорее жертвы, чем преступники [188]. Как сообщают, Андропов часто повторял, подчеркивая положенную в основу профилактики доброжелательность: «Мы не должны осуждать жертв врага, это не наш метод» [189]. Можно привести еще один типичный пример: в статье журнала «Пограничник» за 1967 год отмечалось, что советские граждане «могут в опре-деленных обстоятельствах, сами того не желая, попасться на удочку вражеских разведчиков. Чтобы предотвратить это, с ними проводится профилактическая работа» [190].

Иными словами, оппозиция служила не признаком наличия серьезных внутренних проблем советской системы, которые необходимо решать; она была всего лишь проявлением безрас-судства молодежи и/или прискорбным побочным эффектом новой открытости режима внешнему миру. Более того, этот вопрос был решаемым: чекист с присущей ему мудростью и призванием возвращать на «правильный путь» тех, кто отбился от стада [191], опираясь на помощников из народа, способен был задушить проблему в зародыше, избавиться от нее хирургическим путем, без необходимости прибегать к тер-рору. Таким образом, профилактика помогала оправдывать существование инакомыслия — явления крайне важного для хрущевской эпохи.

Ахиллесова пята чекистской пропаганды

Несмотря на все разговоры о чистой совести, доверии и со-гласии с народом при чтении текстов, процитированных в этой главе, возникает ощущение, что их авторы пытаются от чего-то защититься. На протяжении всей хрущевской эпохи и позднее


чекистскую пропаганду выдавала фундаментальная тревога, корни которой уходят в вечный страх, что в то время как народ любит их, коварная двуличная интеллигенция смеется за их спиной. Чекистов недвусмысленно предупреждали, что этого стоит остерегаться. На общесоюзном съезде следователей КГБ в июне 1958 года действующий глава следственного комитета КГБ СССР рассматривал случай допроса, во время которого «арестованный насмехался над следователем, тогда как по-следний этого, очевидно, не замечал» [192].

Такая повышенная чувствительность отчасти была след-ствием понимания того, что интеллигенция более образованна. Чекисты часто опасались, что засмеют их невежество. Сам Дзержинский, видимо, страдал от этого комплекса. Радек вспоминает, как он оскорбился, когда соратники-чекисты под-няли на смех его намерение возглавить комиссариат народного просвещения по окончанию Гражданской войны [193]. Как мы убедились, чекистов могли высмеять и за их неспособность понимать скрытые намеки на репрессивный аппарат, особенно в кино, поэтому они перестраховывались и старались быть в два раза бдительнее, чтобы не допустить этого. Паранойя обрела масштабы эпидемии в постсталинскую эпоху, когда бóльшая свобода творчества открыла больше возможностей для скрытой или непрямой критики режима.

Чекист мог требовать, чтобы писатели, историки и режиссе-ры показывали в зеркале искусства его чистый и благородный образ, но он никогда не был уверен в том, что этот безупречный образ не таит в себе скрытой усмешки. Таким образом, самой характерной чертой пропаганды, создаваемой советскими органами госбезопасности, является глубоко затаенное, но различимое чувство небезопасности.

77

3. Образ чекиста в зеркале истории


Мы проследили с вами, как менялся образ сотрудника ор-ганов госбезопасности и какие новые риторические приемы использовались для его представления в хрущевскую эпоху. Здесь мы сместим внимание и рассмотрим эти процессы вбли-зи, на примере истории создания двух фильмов начала 1960-х годов «Сотрудник ЧК» (1962–1963) и «Выстрел в тумане» (1961–1964). Мы увидим, как консультанты от КГБ вынуждали деятелей искусства создавать привлекательный образ чекиста и как зачастую с ними боролась (или договаривалась) творче-ская интеллигенция.

Мы использовали архивные материалы студии «Мосфильм», хранящиеся в Российском государственном архиве литерату-ры и искусства (РГАЛИ) в Москве. Материалов этих очень много. Так, например, в них мы нашли несколько вариантов киносценариев. Это позволило сравнить разные версии и от-следить, какие сцены менялись, как менялись, где и почему. Стенограммы редакционных заседаний, к которым мы обра-тились, дополнили черновики сценариев, нередко раскрывая, кто за какие изменения ратовал и на каких основаниях. До определенной степени эти стенограммы позволили как будто бы присутствовать при обсуждениях. Они дают нам очень специфическую информацию, которая могла и не дойти до нас, например о том, что именно в тот период запрещалось гово-рить о чекистах публично. Наконец среди материалов нашлась переписка консультантов КГБ, назначенных наблюдателями за съемкой фильмов, с руководством КГБ. Все это позволило нам восстановить в деталях процесс того, как ревизионистские порывы «оттепели» постепенно приглушались и затухали, усту-пив в конце концов место иным подходам, легшим в основу новой партийной линии и взятым на вооружение КГБ.

78


Эти документы ценны также тем, что помогают нам понять, как представители советского культурного бомонда пытались преодолевать менявшиеся и неопределенные идеологические препоны во времена, когда старые запреты и неписаные пра-вила постоянно трансформировались. Дискуссии тогда были нередко напряженными (особенно те, что касались роли НКВД в Большом терроре), а временами удивительно свободными и откровенными — хотя эта атмосфера резко изменилась уже к концу 1962 года, вместе с переменой политического и куль-турного климата в стране на закате оттепели.

Создание «Сотрудника ЧК»

Первый фильм, к которому мы обратимся, — «Сотрудник ЧК» (реж. Борис Волчек, «Мосфильм», 1963 г.). Его действие разворачивается во время Гражданской войны в Заречье, ма-леньком городке на юге России. Фильм показывает нравствен-ный путь юноши Алексея Михалева, который, возмужав и став чекистом, ликвидировал под руководством старшего, более опытного чекиста белый заговор (опытный чекист фигурирует в разных вариантах сценария как Силин, Брокман и Берзин) [1]. Алексей, главный герой картины, противопоставляется дру-гому чекисту, Илларионову, который не брезгует никакими методами в деле обнаружения контрреволюционеров и готов применять любые средства ради достижения своих целей. Как отмечал один критик-современник, драма картины строится на фундаментальном противоречии между способами борьбы, которые два чекиста, Михалев и Илларионов, считают «специ-фической природой и методами работы ЧК» [2].

Фильм изначально замышлялся как произведение, откры-вающее новую страницу в кинематографе. Помимо того что он изобразил события ранней советской истории, он должен был

79


стать символом десталинизации, отображением в драматиче-ской форме некоторых уроков, осознанных после секретного доклада Хрущева. Его цель была достаточно амбициозной: отобразить нравственное осуждение Хрущевым сталинского НКВД, отыскать истоки сталинского террора в первых годах существования Чрезвычайной комиссии. Учитывая переоценку прошлого и тенденции к возрождению официального культа Дзержинского, которые уже проявились в момент начала работы над фильмом, такую цель можно считать не только амбициозной, но и бесстрашной или безрассудно наивной. В то время авторы и съемочная группа, очевидно, не осознавали, насколько проблематичным по своей сути был такой подход — скорее всего, их воодушевляла идея создать совершенно новый фильм или воплотить новые возможности, которые открыла «оттепель».

Проект был близок авторам сценария и режиссеру. Ре-жиссер Борис Волчек, выступив инициатором создания этой картины, собрал команду сценаристов, которые написали сценарий еще до заключения соглашения с «Мосфильмом», — такой подход в те времена был необычен, он свидетельствовал об исключительной преданности авторов проекту. Энтузи-азм съемочной группы (по меньшей мере первоначальный) определенно объяснялся тем, что фильм давал возможности осудить Большой террор и предложить свежую версию того, как он возник.

Проект был также близок органам госбезопасности. Ска-занные коллегам в декабре 1962 года слова Волчека о том, что сценарием заинтересовались «достаточно солидные органи-зации», безусловно, относились к КГБ [3]. Более того, один из авторов сценария, Александр Лукин, сам в прошлом был чекистом (в дальнейшем он напишет и другие сценарии, статьи и книги на чекистскую тематику) [4].

Во всех черновиках сценария фильма встречаются напи-санные от руки замечания идеологического характера. Так,

80


в первой версии сценария в самом начале фильма голос за кадром должен был произносить такие слова: «Итак, апрель-ской ночью 1918 года Алексей покинул родной город. Тогда в его сердце не было ни великой ненависти, ни великой люб-ви. Только слепая мальчишеская вера в революцию». Кто-то подчеркнул слова «слепая мальчишеская вера» и написал на полях: «Почему слепая?» [5]

Самые радикальные исправления сделаны в стенограмме майской встречи 1962 года: вырвана целая страница. Эта спор-ная страница привлекла наше внимание, когда мы прочитали оригинальный черновик стенограммы. В частности, нас по-трясли размышления еще одного выступающего, Вольпина [6], поскольку они далеко выходили за границы идеологической приемлемости. Вольпин задал риторический вопрос: «Что говорили о чекистах в те времена? Как жители Заречья пред-ставляли себе чекистов?» и продолжил: «Чекисты считались агрессивными расстрельщиками, фанатичными бандитами [7]. А здесь Дина встречает настоящего чекиста, старается со-блазнить его, но мы-то должны показать, как ей страшно» [8]. Неудивительно, что кто-то решил вырвать всю страницу — хотя этот шаг все равно оказался бесполезным, поскольку обе версии стенограммы попали в архив.

Тогда как недопустимыми были заявления о том, что насе-ление боялось чекистов, в отредактированных стенограммах все же содержались утверждения о ЧК, которые показались бы почти скандальными в брежневскую эпоху, но считались приемлемыми в начале 1960-х, раз их решили оставить в стено-граммах. Самыми поразительными и, пожалуй, неожиданными кажутся попытки проследить связь между «плохими» чекиста-ми эпохи Дзержинского и тем типом чекистов, которые в конце концов пришли к власти в НКВД и осуществили массовые убийства 1937–1938 годов. Эта тема сквозной линией проходит через все обсуждения, связанные с личностью Илларионова; к ней мы сейчас и обратимся.

81


Неудавшийся портрет «плохого» чекиста

На встречах худсовета в мае и июне 1962 года неоднократно подчеркивалось, что Илларионов задумывался как «прообраз той банды, которая существовала позже, во времена Ежова и Берии» [9], как «зародыш будущих искажений» в деятельности чекистов [10]. В одном месте Поляновский, один из авторов сценария, утверждает даже: «Его [Илларионова] нужно судить. Если бы мы осудили его, все было бы иначе, 1937-го бы не было» [11].

В фильме Илларионов — второстепенный персонаж, он появляется на экране не слишком часто и ненадолго. Однако худсовет обсуждал его гораздо дольше, чем всех остальных героев киноленты. В материалах дела постоянно повторяет-ся, что Илларионов — это «самый важный» и вместе с тем «самый сложный» персонаж фильма [12]. Все потому, что он символизирует Большой террор — события, которые явно не упоминаются в фильме, но являются подтекстом многих действий, по крайней мере в ранних вариантах киносценария.

Ввиду такого «багажа» Илларионова сложно было создать и определить его характер. Все члены худсовета прекрасно осознавали, насколько неоднозначной и трудной в те време-на была тема ЧК. Они несколько раз заявляли, что создать такой фильм о ЧК в текущей обстановке просто немысли-мо [13]. В обсуждениях они часто упоминали о «современных отголосках» фильма и о психологической невозможности рассматривать ЧК вне связи с Большим террором [14]. Они утверждали: «Это очень ответственное дело — снимать сейчас картину о ЧК» [15].

Авторы надеялись, что благодаря намекам на Большой тер-рор и его корни этот фильм станет новой страницей в совет-ском кинематографе. В июле 1962 года Поляновский объяснял: «Мы считали, что действуем смело, поскольку в кинематогра-фии до сих пор не было [героев вроде Илларионова], если не

82


считать милиционера из фильма “Дело Румянцева” [16]. Нам еще не встречались такие персонажи в органах власти. Поэтому этот образ [Илларионова] дорог нам своей новизной» [17].

Однако по мере того, как образ Илларионова обсуждался все обстоятельнее, начинали возникать проблемы. Особен-но явно они проявились на июльской встрече 1962 года, на которой присутствовал драматург Михаил Шатров (позже станет одним из самых знаменитых драматургов горбачев-ской эпохи). Шатров похвалил авторов за их благородное намерение «попытаться поднять ряд проблем, резонансных для наших современников», в числе которых он, по-видимому, подразумевал преемственность между ЧК и НКВД [18]. Од-нако Шатров высказал и достаточно серьезное критическое замечание: «Я категорически не согласен считать, что все, что противоречит линии партии в образе чекиста Илларионова, объясняется его идиотизмом и глупостью. Смотришь на него и постоянно думаешь: наверное, все это — следствие его глу-пости? Вероятно, только дураки так поступали? Ведь он явный болван, кретин… и мне это не нравится… Было бы гораздо интереснее, если бы Илларионов был не дураком, но имел бы такую точку зрения… так было бы лучше» [19].

Замечания Шатрова послужили поводом для долгой и за-путанной дискуссии, которая в конечном счете привела к фун-даментальному вопросу об истоках Большого террора. Обсуж-дения затянулись потому, что худсовет никак не мог прийти к соглашению относительно того, каким должен быть образ Илларионова. Следует ли только намекнуть на его злодеяния или привлечь к ним внимание? Следует ли наделять его какими-то положительными чертами? Должен ли он как-то доказывать, обосновывать и оправдывать свою позицию?

Шатров, видимо, потребовал более жестких обоснований образа Илларионова: «Можно доказать, что действия Илла-рионова в Заречье обусловлены революционной необходи-мостью… Можно доказать, что он прав. Но для меня этого

83


недостаточно. Мне кажется, что вы здесь просто условились, что он не прав. Такое у меня впечатление» [20].

Тимофеев, с другой стороны, утверждал, что в Илларионове должны быть некоторые «человеческие черты» (чтобы его об-раз был более правдоподобным и жизненным) [21].

Поскольку худсовет так и не смог прийти к единому мнению, какую идею воплощает Илларионов, сложно оказалось и подо-брать актера на его роль. В мае 1963 года состоялась встреча, посвященная недавним кинопробам. Почти все актеры на этом этапе были отобраны, но худсовет продолжал спорить, кому же отдать роль Илларионова. Долго обсуждалось, должен ли Илларионов больше походить на рабочего или интеллигента, фанатика или циника, искреннего человека или расчетливого типа [22]. Как отметил один из выступавших: «Вся проблема и несходство мнений проистекают из того факта, что для всех нас, режиссера и авторов, неясно, кто такой Илларионов» [23]. Другой согласился, добавив: «Даже авторы по-разному вос-принимают Илларионова. Нам нужно в этом разобраться. Роль Илларионова необычайно важна именно в наши дни. Кто он, что он делал? Почему он возник? Я не могу говорить за авторов, но мы должны выразить наше собственное кредо, как мы смотрим на Илларионова тех времен с позиции сегод-няшнего дня» [24].

В конечном счете эти вопросы так и остались висеть в воз-духе; далее мы увидим, как их в итоге решили. Точнее, как ими пренебрегли.

Участники обсуждений образа Илларионова на худсовете постоянно уклонялись от самой сути вопроса — какова перво-причина Большого террора. Они сходились лишь в том, что дело не в глупости служащих НКВД, но назвать саму перво-причину не могли. Ближе всего к ее определению подошел тот, кто провел различие между «жестокостью» (которая допустима при определенных обстоятельствах) и «чем-то большим» (что недопустимо) [25].

84


Эти дискуссии явно указывают на то, что люди просто не владели терминологией для описания или оценки тех со-бытий, по крайней мере лексикой, приемлемой в такого рода обстановке. Рассмотрим для примера следующую выдержку из стенограммы: «Я абсолютно согласна с тем, что необходимо это отследить, чтобы обнажить ужасные корни того, к чему они [служащие] пришли. Мы должны показать весь ужас этого, ничего не замалчивая. Нельзя списывать все на глупость, это хуже глупости. Мы должны это показать!» [26]

Выступавшей (Г. П. Хоревой) ничего не остается, кроме как постоянно использовать указательное местоимение «это», не выражая и не определяя, к чему именно оно относится и что конкретно обсуждается. Есть что-то болезненное в такой не-внятности.

Такая несвязность, безусловно, отражает тот факт, что обычный советский лексикон, с его системой условностей, табу и клише, не имевший слов для описания террора и ре-прессий, особенно пошатнулся в этот период. Когда люди перестали автоматически использовать старые условности, они выражались косноязычно и невнятно. Когда же они называли вещи своими именами — как в том примере, где говорилось о жестокости чекистов и страхе обычных людей перед ними, — слова эти просто вычеркивались из официаль-ных исторических документов. Складывается впечатление, что у членов худсовета не получалось описывать, обсуждать, объяснять или оценивать чекистский террор более-менее спонтанно, то есть не прибегая автоматически к условностям культа Дзержинского.

Фрагментарность и неуверенность в обсуждении этих проблем, безусловно, связана также с тем ящиком Пандоры, который открыл Хрущев своим секретным докладом: невоз-можно было искренне осуждать НКВД за Большой террор, не подвергая критике ЧК Дзержинского. Эта дилемма еще всплывет на поверхность во времена Горбачева, с фатальными

85


последствиями для легитимности режима. На данном же этапе режим сумел справиться с этой проблемой, хоть и большой ценой. Хрущевская десталинизация была неполной по своей природе: чтобы отделить ЧК Дзержинского, сталинская эпоха была объявлена исторической аномалией, никак не связанной с предшествующими и последующими событиями. Именно поэтому процесс десталинизации вскоре пошел под уклон, ярким примером чего служит история создания фильма «Со-трудник ЧК».

Тот факт, что худсовет никак не мог определить характер Илларионова, можно также объяснить изменчивостью иде-ологической ситуации той поры, ввиду чего сложно было с уверенностью определить партийную позицию по данному вопросу. Сверху явно одобряли осуждение культа личности Сталина, карьеристов, просочившихся в руководство НКВД, и т. д. Но когда дело касалось более глубокого или комплексно-го анализа причин Большого террора, здесь почва становилась более зыбкой.

В сущности, единственным надежным источником идеоло-гического руководства, упомянутым в обсуждениях, служит сам КГБ. Как мы увидим, члены худсовета ссылались на КГБ несколько раз, чтобы защитить фильм от нападок. Руковод-ство КГБ было козырем, на котором сыграл Волчек, когда весь проект оказался под угрозой. Так, в декабре 1962 года, когда некоторые члены худсовета вдруг потребовали радикальной переработки сценария, Волчек ответил им завуалированной угрозой: «Я должен сообщить вам, что сценарий одобрен. Ко-нечно, я не хочу злоупотреблять этим, оказывая давление на чье-то мнение с целью изменить его… [но] сценарий прочитали в органах госбезопасности и отреагировали на него с большим вниманием» [27]. Волчек тут же добавил: «Разумеется, это ни-как не препятствует вашей критике» [28], и этот комментарий сложно понять, не представляя, как именно он был озвучен и каким человеком был Волчек.

86


В тот период КГБ подключился к созданию не только этой кинокартины. По имеющимся сообщениям, КГБ тогда либо на-прямую заказывал, либо инициировал производство фильмов на соответствующие темы. В начале 1963 года, например, КГБ инициировал подготовку к съемкам ленты о честных чекистах, ставших жертвами Большого террора (эта тема симптоматична для описанных здесь тенденций: КГБ все больше восстанавли-вал контроль над своим образом) [29].

Официальных документальных доказательств вмешатель-ства КГБ в создание фильма «Сотрудник ЧК» относитель-но немного (по сравнению с фильмом «Выстрел в тумане», о котором мы напишем в следующей главе). Среди этих до-казательств — написанная от руки записка, прикрепленная к титульному листу одной из папок из архива под названием «[Меры, принятые] В ответ на заключение КГБ». В этой запи-ске перечислены клише, которые с какого-то момента стали обязательными в произведениях, связанных с ЧК: должно быть больше упоминаний «социалистической законности»; связи ЧК с народом, особенно рабочими; ведущей роли пар-тии в управлении деятельностью ЧК и т. д. Иными словами, консультанты от КГБ обязали создателей фильма действовать по инструкции, вкладывая в уста героев фильма канонические фразы возрожденного культа ЧК [30].

Воплощение на экране «нравственной идеи» Дзержинского

Противоположностью задуманного изначально осуждения Большого террора в фильме должно было стать восхваление «славных традиций» ЧК Ленина и Дзержинского. Их вопло-щением должен был выступить главный герой Алексей, «со-бирательный образ молодого дзержинца-чекиста» [31]. Как

87


отмечал один выступавший: «Мерило — нравственная идея, воплощенная в одной исторической фигуре — Феликса Дзер-жинского… Ведь это его молодой гвардии вверен карающий меч революции, и олицетворяет ее здесь этот юноша» [32].

Многие члены худсовета считали, что нравственный аспект фильма составляет его истинное содержание, что он гораздо важнее «приключенческих» составляющих. Из чего же состо-яла эта «нравственная идея»?

Видение авторов резюмировал Лукин: «…мы считали, что главная идея произведения будет выражаться в формировании молодого чекиста-дзержинца. …Мы хотели показать истоки двух разных моральных принципов: принципов Дзержинского и принципов, заметных уже тогда, которые [затем] закрепились и проявились в 1936–1937 годах. Мы знаем, что Дзержинский боролся с целым рядом их проявлений, когда официально одобрялась жестокость в тюрьмах и многое другое. Поэтому наша идея — показать не просто формирование чекиста, но формирование противостояния двух этих принципов» [33].

Создатели фильма намеревались также «показать фор-мирование чекистов, показать… как мальчик становится человеком, способным на героизм» [34]. Задумывалось, что взросление Алексея приблизят два события: две казни вра-гов, осуществленные ЧК, которые Поляновский определил как «две вехи в формировании чекиста» [35] — они помогли Алексею стать чекистом, встать на сложный, но благородный путь, проложенный Дзержинским. Этот путь был в первую очередь нравственным. Чтобы следовать ему, нужно было преодолеть буржуазные нравственные колебания, обрести более глубокое сознание и ответственность за других людей. Как и Дзержинский, Алексей вынужден был преодолевать собственную мягкость и доброту, чтобы выполнять задачу, возложенную на него революцией.

В обоих случаях жертвами казни были женщины. В первом это была учительница-немка Гревенец, которую взяли за шпи-

88


онаж в пользу белых в начале фильма, вскоре после того, как Алексей вступил в ряды ЧК. Второй случай был не таким одно-значным. На этот раз жертвой стала Дина, девушка с добрым сердцем, которую соблазнила и ввела в заблуждение внешняя романтика белого движения.

Сцена, в которой Алексей видит, как Гревенец уводят на казнь, служила главным нравственным моментом становления в первом черновике сценария. В примечаниях к нему сказа-но, что эта сцена стала «самым тягостным эпизодом из всех, свидетелем которых Лешка стал в недалеком прошлом» [36]. Его «оглушал стук собственного сердца, предчувствие чего-то ужасного, которое вот-вот должно было произойти, он сжимал приклад своего ружья так, что пальцы побелели» [37]. Хотя он и осознавал, что учительница выдала много советских разведчиков немцам, посылая их на смерть [38], его обуяло отвращение при виде того, что против женщины применяется такая сила. Голос за кадром произнес: «В те мгновения Лешка совершенно забыл, что эта женщина — враг… он видел только слабую женщину, которая обезумела от страха и пыталась вы-рваться из рук здоровенного солдата» [39]. Алексей бросается на защиту женщины, старается вырвать ее у чекистов. Его в конце концов утихомиривают, и позже старший чекист, Си-лин, доброжелательно, но жестко наставляет его, произнося ключевой «судьбоносный для Алексея» [40] монолог о том, почему такие казни необходимы [41].

В первой версии этой сцены Алексей просит уволить его со службы в ЧК со словами: «Я не могу делать такое!» Силин, вдруг помрачневший, спрашивает: «Что значит “такое”?»

АЛЕКСЕЙ: «Ну такое, как это, как сегодня!.. Это не для меня! Я не могу!..»

СИЛИН: «Так вот оно как!... Не можешь… Думаешь, я могу? Комендант Ващенко может? А другие? Думаешь, всем это нравится? Не-е-ет, брат, здесь немногое понравится, и не жди этого. Как сегодня! Да это ничто! Буржуазия не передаст нам

89


Россию вот так вот. Каждый буржуй волком на нас смотрит, старается ударить со спины, ты сам это видел. В Петрограде организована Чрезвычайная комиссия по борьбе с контррево-люцией, понимаешь: Чрезвычайная комиссия! Борьба идет до последней капли крови, до конца, и не дело перекладывать это [эту обязанность] на других. Так что действуй!» [42]

Сначала члены худсовета, кажется, не видели ничего не-уместного в том, что в ключевой сцене (детского!!!) фильма, осуждающего чекистский террор, молодой человек переста-ет остро реагировать на казни. Они обращали внимание на первоначальную реакцию героя. Так, например, высказался Сергей Ермолинский [43] в мае 1962 года: «Должен сказать, когда я прочитал эпизод, где они ведут эту баронессу на казнь, а ваш герой Алексей приходит в ужас, я вдруг понял, что это очень важная тема… Конечно, она необычайно привлекательна, так как нравственный вопрос ставится именно здесь… Мне кажется, это самая интересная и злободневная тема произ-ведения» [44].

Другой член худсовета, Тимофеев, говорил, что это «очень смелая сцена»: «Лешка приходит в ужас оттого, что Женю арестовывают и ведут на казнь, он бросается [на уводящих ее] и проявляет всю свою мягкотелость. Этот эпизод очень убе-дителен в плане гуманности. Он очень важен для героя пьесы. Если его убрать, мы получим обычное детективное кино» [45].

С первого взгляда читатель может заключить, что Тимофеев счел эту сцену смелой потому, что в ней молодой человек вос-стает против государства, чтобы защитить другого человека. Такая трактовка была бы возможной, если бы Тимофеев гово-рил просто о «слабости» Алексея, но он использует слово «мяг-котелость». Такое слово, оскорбительное для Алексея, преду-преждает нас о том, что концепция «гуманности», которую упоминает Тимофеев, используется им в советском варианте, связанном с «активным гуманизмом», и самым радикальным и идеальным воплощением ее был чекист.

90


То есть тот, кто решительно проявляет жестокость, олице-творяет собой высочайший гуманизм и может претендовать на высокую моральность, или нравственную чистоту. Алексей, в свою очередь, нечист в силу своей чувствительности, он очищается только потом, преодолев ее, и тем самым обретает гуманность в полном смысле…

Дискуссии худсовета свидетельствуют о том, каким влия-тельным бы миф о романтике и чистоте 1920-х. Это одна из самых мифологизированных эпох в советской истории. Миф играл особую роль в восприятии Дзержинского, поскольку он был самой культовой фигурой раннего революционного периода. Надежда Мандельштам, Дмитрий Лихачев и другие писатели, жившие в тот период, писали о влиятельности мифа в 1920-х и пытались развенчать его в своих воспоминаниях [46], но миф этот оставался главным лекалом, по которому кроилось восприятие той эпохи.

Позже разные члены худсовета выражали обеспокоенность в связи со сценой казни, и, как мы увидим, в окончательной версии сценария этот эпизод изменился до неузнаваемости.

Эта тема получила развитие в сюжетной линии Дины. Эпи-зод, когда от Алексея потребовалось принять тяжелое решение и послать молодую девушку, которая оказалась врагом, на верную смерть, стал второй вехой нравственного пути Алек-сея. Вот как Поляновский описывает смысл этой сюжетной линии: «У нас есть две вехи в процессе становления чекиста: первая — у него на глазах убивают женщину. Вторая — девушка, неуравновешенная, возможно, восторженная, возможно, не имеющая собственной точки зрения, по-человечески чем-то привлекательная для героя, но он уже взрослый человек со сформировавшимся чувством долга, он отвечает перед стра-ной, перед партией, перед народом и поэтому, скрепя сердце, жалея ее, ведет ее в ЧК» [47].

Нравственная дилемма Алексея вызвала немало дискуссий; режиссер предлагал смягчить исход этой сюжетной линии,

91


позволив Алексею защитить Дину перед Брокманом. Полянов-ский в ответ на это указывал: «Ленин понимал необходимость жесткости, и не только жесткости, но и жестокости в опреде-ленные моменты. Она диктовалась революционной ситуацией, и ничего плохого в ней не было» [48]. Поляновский упомянул при случае, что он получил письмо об этой сцене от «старого чекиста», который написал: «Как я понимаю Алексея, когда он арестовывает ее и ставит перед трибуналом» [49].

Однако после майских обсуждений 1962 года сценарий был исправлен. Во втором варианте Алексей просит Брокмана за Дину, и вопрос о ее судьбе остается открытым. На июльской встрече худсовет одобрил способ, который избрали авторы для решения этой проблемы, очень уместно переместив ак-цент с «жестокости» на «гуманность». Один из выступавших приветствовал тот факт, что Алексей теперь действует из «осознанных добрых побуждений», а не «из психологического страха боли и смерти», которые характеризовали его реакцию на казнь Гревенец [50].

Не только вопрос казни Дины в этой сюжетной линии вы-зывал беспокойство; некоторых членов худсовета тревожила двуличность Алексея по отношению к Дине. Алексей не сооб-щает ей о том, что он чекист; по сути, он завоевывает ее доверие обманным путем, позволяя ей считать, что он симпатизирует белым. Некоторые критиковали этот момент сценария.

Критика эта отражала общепринятые стереотипы о благо-родстве чекистов. Один из выступавших спросил: стал бы настоящий чекист обманывать девушку, пусть даже она враг народа? Другой утверждал, что эта деталь «скомпрометирует весь фильм» [51], что неэтично показывать такое предательство в фильме для детей [52].

Журавлев заявлял, что «чекисты тех лет были людьми, которые не шли на провокации» [53]. Острая реакция на образ Алексея как провокатора, возможно, была связана с официальной партийной линией, согласно которой ЧК не

92


использовала провокаторов, поскольку, как известно, Дзер-жинский не одобрял такую практику. В марте 1918 года ВЧК официально запретила прибегать к помощи провокаторов [54], но этот запрет кажется во многом декларативным по своей природе. В действительности провокаторы играли главную роль в нескольких самых знаменитых операциях ЧК, хотя этот аспект очень осторожно затрагивался в соответствующей пропаганде [55].

Всегда существовала большая натяжка между идеальным чекистом, который, как идеальный рабочий, отличался чест-ностью, прямотой и открытостью, и реальным чекистом, результаты работы которого зачастую зависели именно от его уловок, ухищрений и актерских способностей. В этом смысле знаменателен тот факт, что Илларионов изначально задумывался как бывший актер, ставший чекистом (доста-точно распространенный тип в реальности; актерские навыки ценились в органах безопасности, бывших актеров вербовали с удовольствием) [56]. В первом варианте сценария «плохой чекист» описывался так: «Илларионов — бывший актер. Это красивый мужчина с нервным энергичным лицом и копной волнистых рыжеватых волос. Его наружность и манера держать себя определенно театральны» [57].

Как отмечает Поляновский, «Илларионов — бывший актер, позер, человек, который умеет говорить красиво, умеет делать красивые жесты» [58]. Хмелик уточняет: «Очевидно, он не бывший актер, а актер по жизни. Он любит позировать» [59]. Это ключевое различие, которое можно провести между «хо-рошим» чекистом времен Дзержинского и постсталинских лет и «плохим» чекистом-самозванцем сталинской эпохи: Дзержинский никогда не «играет», тогда как Ежов и Берия, как и враги государства вообще, только и делают, что носят маски и принимают позы.

93


Нравственный путь худсовета

Есть документ, который указывает на то, что худсовет пережил своего рода кризис: стенограмма собрания, про-шедшего 18 декабря 1962 года и посвященного обсуждению режиссерской версии сценария. Документ этот особенно ценен и подробен.

По своей атмосфере эта встреча, насколько можно судить по стенограмме, поразительно отличалась от предыдущей, июльской. На июльском собрании все пришли к согласию, что наиболее важные идеологические вопросы улажены, осталось лишь немного доработать сценарий. Практически по всем во-просам, за исключением фигуры Илларионова, удалось прийти к взаимному согласию.

Однако все изменилось в декабре, когда несколько членов худсовета выдвинули свои возражения и «линия фронта» не-ожиданно растянулась. Некоторые высказали ряд серьезных замечаний по фильму и даже, кажется, выразили желание до определенной степени отстраниться от проекта. Вольпин заявил: «Еще на этапе обсуждения первой версии сценария я предложил авторам прояснить, что они собираются соз-дать… приключенческий фильм, в котором глубоко не затра-гиваются проблемы, пожалуй, даже неподходящие для детской аудитории, поскольку все, что вы говорите теперь о ЧК, об ошибках 1937 года, вплоть до 1956-го, — вряд ли это являет-ся темой, которую мы должны представлять на суд детей… Мне кажется… сценарий в нынешнем его варианте неудачен. Я не могу взять на себя ответственность. У меня был только первый вариант… и я чист. Я предвидел это… я полностью поддерживал идею отложить съемки и всесторонне дорабо-тать сценарий» [60].

Как справедливо отметили авторы и режиссер, эта довольно кардинальная перемена точки зрения некоторых членов худ-совета кажется странной, учитывая то, что, во-первых, авторы

94


уже внесли все поправки, предложенные худсоветом на преды-дущих собраниях [61], а во-вторых, никаких идеологических вопросов в связи с историей, положенной в основу сценария, опубликованной в СССР и переведенной на несколько ино-странных языков, не возникало [62].

В целом расшифровка стенограммы декабрьского собра-ния 1962 года оставляет впечатление, что некоторые члены худсовета чего-то испугались. Чтобы понять, чего, мы должны восстановить в памяти ряд событий, произошедших в совет-ской культурной и политической жизни в период с июля по декабрь того года.

Во-первых, 28 июля 1962 года в «Правде» вышла статья с критикой в адрес советского кинематографа. Ее развил Цен-тральный комитет в августовской резолюции, где также отме-чались различные недостатки советской киноиндустрии [63]. Резолюция вооружала работников кино конкретной програм-мой для борьбы с серьезными недостатками кинематографиче-ского искусства, поднятия идеологического и художественного уровня фильмов. В журнале «Советский экран» эта программа называлась «новым прекрасным доказательством отеческой заботы партии о развитии искусства» [64].

Первая половина декабря 1962 года стала неспокойным временем в отношениях Хрущева с советской культурой. Все началось с печально известного инцидента на художественной выставке в «Манеже» 1 декабря и продолжилось хрущевским нажимом на искусство и литературу 7 декабря [65]. Наконец, за день до собрания на «Мосфильме», 17 декабря, состоялась конференция, в которой приняли участие высокопоставленные представители партии и кинематографии [66]. Это меропри-ятие стало первым в серии подобных конференций. На вто-рой, в марте 1963 года, была организована публичная травля Тарковского и других деятелей кино, и Хрущев, призвав всех присутствующих шпионов покинуть зал, произнес свои зна-менитые слова, которые считают знаком конца оттепели [67].

95


На конференции 17 декабря прозвучала десятичасовая речь Леонида Ильичева, главы только что созданной идеоло-гической комиссии ЦК [68]. Ильичев заявил, что в вопросах идеологии не может быть никакого мирного сосуществова-ния [69]. Он раскритиковал недавние конкретные проявления «буржуазной идеологии» в советском искусстве, отметив, что «это находит выражение, в частности, в ложной интерпре-тации “человеческой природы”, в пропаганде абстрактного гуманизма» [70].

Пожалуй, особенно важным в контексте нашей темы служит замечание Ильичева о нескольких идеологически дефектных фильмах, ошибочно пропущенных в силу безответственности и чрезмерно либеральных оценок [71].

Киноиндустрия, и студия «Мосфильм» в частности, стала особой мишенью хрущевского «разноса». Кинодраматург А. Лавров, который участвовал в слушаниях идеологической комиссии ЦК, посвященных анализу мер, предпринятых «Мос-фильмом» для улучшения своей работы, вспоминал: «После посещения Н. С. Хрущевым художественной выставки, кото-рая привела его в бешенство, пришла очередь кинематогра-фа, и идеологическая комиссия угрожала увольнениями на “Мосфильме”» [72]. Эти события также помогают объяснить обстановку, что царила на декабрьском собрании худсовета. В таком контексте и в такой атмосфере проходила переработка сценария фильма на протяжении всего 1963 года [73].

На этом этапе некоторые члены худсовета внесли ряд предложений, направленных на сглаживание тех моментов сценария, которые считались идеологически спорными или сомнительными. Вольпин выдвинул идею перенести действие за границу, главным образом потому, что тема борьбы против иностранных врагов не вызывала особых дискуссий и утвер-дить ее было несложно, но ее решительно отвергли Полянов-ский и Волчек. Поляновский отметил, что есть много фильмов о милиции, которая борется с врагами внутри страны [74],

96


тогда как Волчек вновь сослался на КГБ, утверждая, что если бы действие фильма происходило на вражеской территории, его никогда бы не одобрил КГБ [75].

На декабрьском собрании также поднимались вопросы, связанные с названием фильма. Некоторые выступавшие предложили убрать все ссылки на ЧК и назвать фильм, до-пустим, «Алексей Михалев» [76]. Парамонова, отстаивая этот вариант, отметила два его преимущества. Во-первых, такое название даст понять аудитории, что перед ними «приключен-ческий фильм, а не картина, требующая расшифровки» [77]. Во-вторых, если убрать «ЧК» из названия, это сведет к мини-муму нежелательное внимание со стороны иностранцев. Ина-че же, рассуждала она, «как только появятся анонсы фильма “Чекист”, все иностранные посольства сбегутся посмотреть, что мы под этим понимаем» [78]. Этим комментарием она признала тот факт, насколько неопределенной была данная категория, ее определение практически составляло государ-ственную тайну! Очевидно, вопрос, стоит ли вообще и/или как использовать термин «чекист», вызывал неуверенность и замешательство.

Волчек возразил, что все просто: в КГБ ему было сказано, что люди, говоря «чекист», подразумевают образ Феликса Дзержинского и что в конце концов они демонстрируют качества Дзержинского через характер Алексея [79]. Иными словами, Парамонова либо была неправа, либо отстала от жизни, предполагая, что категория «чекист» непостоянна или неоднозначна. Простая формула «чекист значит Дзержинский» оставалась по-прежнему актуальной.

Не все члены худсовета паниковали. Некоторые выступили с решительной поддержкой фильма, иные призвали сделать жестче сюжетную линию Илларионова. Рысс, к примеру, выразил недовольство тем, что отношение к Илларионову в сценарии напоминает отношение к ленивому дворнику, ко-торый так и не устранил протечку в крыше: «Это нехорошо

97


и иногда доходит до полного абсурда, когда речь идет о том, что он без всякой причины посадил много людей. Как будто он просто оскорбил их чувства и не больше. Почему? Что, в 1937 году тоже просто оскорбили чувства людей? Мы го-товы говорить об этом с позиции нашего времени, а значит, мы должны расправиться с Илларионовым буквально, мы должны сказать, что он бандит, негодяй, что мы считаем, что он работает неправильно и что его нужно исправить. Все это связано с этической стороной фильма и мне представляется чрезвычайно серьезным. Вот мое главное возражение, и я в нем совершенно убежден» [80].

Другие заняли несколько иную позицию, утверждая, на-пример, что в данной ситуации работа над сценарием за-шла в тупик и нужно сделать четкий выбор: либо снимать стандартное кино, восхваляющее ЧК, либо создавать более смелый фильм и проводить более явные параллели с 1937 го-дом: «Нужно либо избавиться от Илларионова и сделать романтический фильм о ЧК эпохи Дзержинского, когда ЧК изо дня в день стоял на страже нравственности. В таком случае надо слегка изменить сюжет, добавить эпизоды о том, как ЧК эвакуирует откуда-нибудь детей и организовывает женотделы… Или же будет тенденция, которая, в результате того факта, что Илларионов остается живым и невредимым, перерастает [в 1937 год]» [81].

Зачастую критика сценария развивалась в неожиданных направлениях. Рассмотрим, например, многословное высту-пление Парамоновой, в котором она излагает свои возражения. В унисон с идеями профилактики она утверждает, что миссия ЧК заключалась не только в наказании людей, но и в борьбе за человека:

«Если мы откажемся от этой линии, не будет никакого смысла снимать сейчас картину о ЧК. Это моя гражданская позиция. Если мы снова скажем, что цель ЧК — распознавать врага, это будет неверно…

98


Мы не ушли дальше «Дзержинского» [реж. Калатозов, «Мосфильм», 1953]. Дзержинский помогал народу, и как бы привычно это ни звучало, это факт.

Тогда как здесь ЧК — карательный орган, который сосре-дотачивает в себе бесстрастных рационалистов, способных действовать в соответствии с принципом, нам чуждым: все средства хороши для достижения цели. Это меня серьезно беспокоит.

[Как зритель] Я могла бы пусть не приветствовать, но по-нять тот факт, что в те годы [Гражданской войны] происхо-дили ужасные вещи, но этот орган был создан не только как карательный, и я должна понять из этого сценария, что на заре ЧК в нее вступали самые выдающиеся, самые благородные люди, которые действовали беспощадно. Здесь мог появиться и Илларионов, способный даже на большее. Но вы снимаете такое кино о ЧК, которое не вселяет ни капли надежды. Этот аспект пугает меня больше всего» [82].

Журавлев одобрил это выступление и согласился: «Ситу-ация очень серьезная, и я поддерживаю критиков [фильма]. Я поражен речью Киры Константиновны. Она уловила дух той эпохи настолько верно и глубоко, что я растроган» [83].

Парамонова, кажется, считала своим гражданским долгом создать позитивный фильм, показывающий, что тайная по-лиция может стать гуманной организацией, действующей в рамках закона. До некоторой степени она, возможно, по-лучила указание снять такой фильм, который стал бы по-ложительным примером и позволил бы изменить систему изнутри. Такое стремление было весьма характерно для того времени — в позднюю советскую эпоху укрепилось довольно неожиданное, но очень распространенное убеждение в том, что идеализированное представление истории ЧК переве-шивает историческую правду, разоблачает злоупотребления в ЧК и т. д. На эту позицию встали такие писатели, как Юлиан Семенов, обслуживавшие секретные органы в брежневский

99


период и в дальнейшем. Кстати, пример Семенова показывает, до какой степени мифология, созданная вокруг ЧК, заменила историческую правду. По словам его друга Аркадия Ваксберга, Семенов «стал соловьем Лубянки» [84].

Конечный продукт

В ранних вариантах сценария вопрос об окончательной судьбе Илларионова остается открытым. Илларионов получает выговор от местного руководителя ЧК Брокмана, но сцена за-вершается довольно слабо и неубедительно — Брокман говорит Илларионову: «Я не последний раз говорю с вами об этом!» [85]

Существенные изменения были внесены в более позднюю версию сценария. Сначала Илларионов произносит длинную речь, уточняя свою позицию:

«Да. Я считаю, что при определенных обстоятельствах массовые аресты необходимы!.. Я считаю, что лучше посадить несколько лишних человек, чем позволить ускользнуть врагу!.. А как же иначе, товарищи? Что нам с ними — церемониться? Я не намерен доверять всем подряд! Я не обязан поступать так! У нас для этого есть другие органы! Мое дело — разоблачать [врага]! Знаете пословицу — лес рубят, щепки летят»… Он делает паузу, чтобы восстановить дыхание. Тишина. Никто не смотрит на Илларионова. «Это все, что ты хотел сказать?» — спрашивает Брокман. «Все», — отвечает Илларионов.

«Я думаю, товарищи, с Илларионовым все ясно, — говорит Брокман. — Он не может работать в ЧК».

«Ясное дело, — соглашается Буркашин [другой чекист]. — Яснее ясного. Значит, товарищ Илларионов, щепки летят… чекист — не топор, чекист — человек… Но ты, кажется, об этом забыл… или не знал… Сядь, товарищ Илларионов. Это твое последнее производственное совещание» [86].

100


В окончательной версии, которая появилась на экране, заключительный монолог Брокмана был вложен в уста всего коллектива. Все они возмутились тем, что Илларионов защи-щает беспорядочные аресты. Каждый чекист произносит по строчке из монолога Брокмана.

Главный чекист призывает к порядку и произносит длинную заключительную речь.

Иными словами, вопрос преемственности между ЧК и НКВД был, в сущности, снят, ведь сорняки обнаружива-лись и выдирались своевременно. Обратим внимание и на рефрен «чекист — человек», а также на жесткое, но благо-родное обращение товарищей с Илларионовым. Смысл этой сцены в том, что ЧК (и, следовательно, КГБ) способна очищать себя изнутри; по существу это здоровый коллектив, который твердо придерживается социалистических законов и основ-ных принципов гуманизма. Этот аспект смыслового содер-жания фильма был отражен в одной из рецензий, в которой с одобрением отмечалось: «Весьма характерно, что методы запугивания и беззаконие Илларионова жестко порицаются чекистами» [87].

Более мягкая позиция по отношению к Илларионову в окон-чательной версии сценария сочетается со сценой, в которой толпа раненых солдат собирается вокруг него и качает его как героя, подбрасывая в воздух, в знак признания за его помощь в расследовании спора по поводу мясного рациона в местной больнице [88]. В предыдущих версиях сценария Илларионов не фигурировал в этой сцене; проблему решали Алексей и еще один местный чекист. Волчек оправдывал включение этой сцены, в которой люди демонстрируют свою любовь к Илла-рионову, тем фактом, что он, в конце концов, является «пред-ставителем ЧК, то есть, по сути, олицетворяет собой какие-то хорошие принципы» [89].

Волчек выработал это очевидное решение не представлять Илларионова предтечей 1937 года на собрании в декабре

101


1962 года. Он отметил, что это фильм о Гражданской войне, а не о 1930-х, и это его утверждение кажется несколько не-искренним в контексте предшествующих дискуссий. Другие тоже согласились с подобным подходом, заявив, что было бы неправильно переносить 1937 год на события, показанные в фильме, а один член худсовета сказал: «Можно создать об-раз, намекающий на это, но такое должно делаться не мимо-ходом» [90]. Волчек заявил следующее:

«Илларионова надо наказать. Поляновский уже говорил об этом, и я совершенно согласен с моими соавторами: мы все-таки должны помнить, что это картина о Гражданской войне, картина об эпохе 20-х, а раз так, если мы представим Илларионова одним из тех, кто составлял кадры в 1937-м и далее, если мы разоблачим его полностью, мне кажется, мы совершим очень жесткий просчет» [91].

Кажется, Волчеком здесь двигало, хотя бы частично, жела-ние не запачкать имена чекистских ветеранов, а также, веро-ятно, своих современников-чекистов, вместе с которыми он обсуждал этот фильм. Он заявил:

«Прорабатывая образ этого персонажа [Илларионова], мы старались сдерживать себя, поскольку очень просто удариться в другую крайность и вместо того, чтобы разоблачить негодяя, поступить несправедливо по отношению к хорошим людям. Поэтому мне представляется, что место, которое он занимает в сценарии сейчас, правильное» [92].

В окончательной версии сценария обе вехи на нравственном пути Алексея очень существенно изменились.

Во-первых, сцена с Гревенец и ее казнью была практически полностью переписана. Все намеки на то, что ее уводят казнить, убрали, так же как и все признаки физической жестокости. В фильме Алексей вступается за нее просто из благородства, после того как Илларионов грубо разговаривает с ней в его при-сутствии. В отличие от ранних версий, в последней Алексей не знает, что она шпионка, на совести которой смерть множества

102


людей, и что ее казнят. Он несколько успокаивается, узнав наконец, что она предатель и работает на белых [93]. По сути, мораль эпизода теперь сводится к вопросу хороших манер, а не к жизни и смерти. Между тем ужас Алексея и почти фи-зическое отвращение к жестокости, мгновение слабости или «мягкотелости», которое раньше было таким значимым в его становлении как личности и в нравственной канве фильма вообще, теперь просто убрали — вместе с теми сложными и важными вопросами, которые в связи с этим возникали. Материалы архива не позволяют точно сказать, почему так было сделано, но мы можем предположить, что эта сцена осложняла до неприемлемой степени главный нравственный контраст фильма — противопоставление Алексея и Илларио-нова. Злодеяния НКВД должны были ассоциироваться только с фигурой Илларионова; казнь женщины как катализатор взросления Алексея могла вызвать неудобные ассоциации, которых худсовет в конечном счете решил избегать.

Ключевой монолог старшего чекиста, после которого Алек-сей смиряется с необходимостью казней, был радикально исправлен. На декабрьской встрече 1962 года этот монолог раскритиковал Рысс. Он так определил смысл сцены: Алексей «понимает после разговора — да, нужно пройти через это» [94]. Но ему не нравилось, как этот смысл передается в монологе старшего чекиста — слишком невозмутимо и прозаично, хотя речь идет о казнях людей: «Это драматичная сцена, она тре-бует драматичного диалога… а не спокойного перечисления аргументов, доказывающих идею, что людей можно казнить и что это вполне простое дело» [95].

Поскольку все намеки на казнь женщины убрали, можно было вовсе не затрагивать эту тему в монологе старшего чеки-ста. В окончательной версии Алексея тревожат не жестокость и не сомнения о том, сумеет ли он смириться с ней, а опасения того, что не умеет распознавать врага, который так удачно маскируется.

103


Иными словами, его нравственное неприятие к некото-рым моментам работы чекиста просто исчезло. В результате старший чекист теперь не оспаривает нравственные сужде-ния Алексея, как он делал в предыдущих версиях сценария. Вместо этого он спокойно объясняет, что женщина — враг, и рассказывает о ее преступлениях. Он также объясняет, что чекистами становятся, а не рождаются, и убеждает Алексея остаться и продолжать работу в органах.

В целом вся эта сцена вызвала немало тревог у худсовета и претерпела несколько изменений. Некоторые из них особен-но характерны. В одной из версий этой сцены старый чекист объясняет Алексею: «Наш труд — сложная, грязная работа, как у уборщиц в отхожем месте». Слово «уборщицы» в доку-менте подчеркнуто от руки, а «грязная» — двумя чертами [96]. Оба слова потом убрали, и в фильме этот монолог звучит так: «Работа чекиста — трудная, тонкая работа. И секрет в том, что ее нужно делать чистыми руками». Иначе говоря, авторы, пытаясь подобрать верные слова, в конечном счете вернулись к условностям культа Дзержинского. И теперь смысл этой сцены сводился к образу чистого, идеального чекиста.

Сложное в нравственном плане отношение Алексея к казни Дины было вычеркнуто подобным же образом. На декабрьском собрании 1962 года Вольпин предложил авторам «спасти идео-логическую линию» фильма, заставив Дину пересмотреть свое отношение к белым и отречься от них [97]. Авторы выдвинули несколько предложений, и в итоге Дина, несмотря на то что ее обманывает Алексей, переходит на сторону большевиков и обращается в ЧК. Более того, ее жизнь находится в безопас-ности, поскольку Алексей ручается, что по натуре своей она человек хороший [98].

Решение проблемы Дины тоже зиждется на идеях доверия, совести и профилактики, что согласуется с новым образом КГБ, рассмотренным нами в предыдущей главе. Алексей лично обращается к Берзину по поводу Дины, ссылаясь на то, что «за-

104


путалась девчонка». Он говорит: «Товарищ Берзин, вы меня сами учили: чекисту ошибаться недозволенно. Но и в человека верить он обязан, правильно?» И Берзин соглашается решить эту проблему «по совести». Для Берзина «совесть» — это ло-зунг, под которым проходит и эта сцена, и допрос Гревенец, во время которого он взывает к ее «совести» и так убеждает сказать правду. Такой метод противопоставляется жестокости Илларионова, которая не приводит ни к чему.

Вместе с тем изменились также общий облик и эстетика фильма в соответствии с «оптимизмом» 1920-х, о котором не-давно заговорил Хрущев. Как мы видели, в советской мифоло-гии 1920-е годы стали считаться эпохой чистоты, романтизма и высоких идей — и все это во имя спасения всего советского проекта, который вскоре после смерти Сталина подвергся критике с разных направлениях [99]. В мае 1963 года худсовет обсудил сценарий и вопрос о том, насколько обветшалым и опустошенным должен выглядеть город. Зархи напомнил собранию, что Хрущев недавно упоминал о необходимости внутреннего оптимизма, «когда говорил, что в 1920-х завшив-ленные, голодные, босые, мы сражались с огромной радостью, с оптимизмом, то есть он хотел сказать, что боевой дух, вера создавали настроение, оптимизм» [100].

То, насколько далекой оказалась окончательная версия фильма от изначальных намерений худсовета, проиллюстри-ровано в обзоре фильма в «Комсомольской правде». Обозрева-тель отмечает, что чекистская тематика всегда была особенно привлекательна для юных советских читателей и зрителей. Он восхваляет эту киноленту как «очень молодой» фильм: «моло-ды» его герои, их «ясное, чистое» мировоззрение «пропитано глубокой верой в будущее». Автор так резюмирует основную идею фильма: «Хотя фильм “Сотрудник ЧК” рассказывает о событиях и днях далекого прошлого, он, бесспорно, совре-менен — в своей идеологической линии, в художественном решении главных персонажей. Фильм воспитывает молодежь

105


в духе советского патриотизма, он воскрешает комсомольскую молодость наших отцов и матерей, которые выросли в пламени классовой борьбы, посвятили свою молодость, любовь и даже жизни борьбе за счастье будущих поколений» [101].

Как и создатели фильма, рецензент сосредоточился на со-временном характере картины. Но в понятие «современный» он вкладывал нечто иное. К этому времени (к весне 1964 года) «со-временное» перестало означать «антисталинистское». Теперь современным фильм делали нарочитый патриотизм, а также идея преемственности поколений, ставшая ключевой в вы-ступлениях Хрущева 1962–1963 годов по вопросам идеологии и искусства [102]. Образ Дзержинского недавно возник вновь в связи с этой идеей преемственности поколений. Он как будто бы через время передал факел своих чистых революционных идеалов нынешнему молодому поколению и символически восстановил разрыв сталинской эпохи. Носителями и олице-творением этих идеалов были чекисты, и, как отмечал другой обозреватель, старший чекист «не только учил их [Алексея и других молодых чекистов] профессии чекиста, он также пре-подавал им более сложную науку: [науку] жизни» [103]. Между тем другие составляющие изначального замысла фильма — уроки Большого террора — полностью отсутствовали.

Модное в хрущевскую эпоху слово «современный» исполь-зовалось в ином, но не менее примечательном смысле в другой рецензии на фильм, которая появилась на страницах журнала «Советский экран». Здесь мишенью для критики был выбран только образ Илларионова, в остальном же рецензия осталась сугубо позитивной. Рецензент утверждал, что Олег Ефремов, сыгравший Илларионова, изображает своего героя исключи-тельно карикатурно, не скрывая своей неприязни к персонажу и вообще к тем, «кто проповедует подозрительность, всеоб-щее недоверие и теорию “лес рубят — щепки летят”… Мне кажется, что местами этот талантливый актер играет роль без достаточного чувства меры и такта, исходя из неверно

106


понятой “современности” этого образа» [104]. Эта несколько странная критика, возможно, сигнализировала о неодобрении деятельности Ефремова как основателя театра «Современник» в Москве, который оказался в авангарде оттепели. Ефремов уже участвовал в дебатах на подобные табуированные темы, например в связи с поставленной в 1959 году в «Современни-ке» пьесе, в которой содержались намеки на существование лагерей [105].

Статья, вышедшая на страницах журнала «Советский экран» ранее в 1963 году, позволяет ощутить новую атмосферу, воца-рившуюся с этого времени. В этой статье о советском кине-матографе утверждается, что XXII Съезд партии «пронесся по всей стране как очистительный ураган. XX и XXII съезды вос-становили ленинские принципы в партийной и общественной жизни. Жизнеутверждающая атмосфера окружает нас сегодня, люди обрели уверенность в завтрашнем дне, они стали более общительными, более доверчивыми, они стали чаще улыбаться и радостнее петь песни. Навсегда ушло время, когда попиралась социалистическая законность, когда граждане презрительно назывались винтиками и “маленькими людьми”» [106].

Безусловно, тема была закрыта. Эти вопросы больше не обсуждались, отныне дозволялись только «жизнеутвержда-ющие» темы.


Работа над фильмом «Сотрудник ЧК» начиналась в тот исто-рический момент, когда казалось, что о советском прошлом и настоящем можно говорить с небывалой ранее откровен-ностью. Поначалу создатели фильма строили довольно амби-циозные планы — воспользоваться новыми возможностями, которые открыла оттепель, представить радикально новую

107


трактовку чекистской истории, отметив важные последствия первых ее лет для настоящего и будущего. Однако все закон-чилось возвращением к традиционным безобидным штампам. Однако, как показывают архивные материалы, такой исход вовсе не был предрешен. И он не был следствием прямого противостояния либеральных и консервативных тенденций в советской художественной жизни. Анализ обсуждений сце-нария сотрудниками «Мосфильма» показывает, что мнения часто расходились замысловато и неожиданно и четко кате-горизировать их невозможно.

Стенограммы дискуссий, связанных с созданием фильма «Сотрудник ЧК», открывают окно в мир идеологического жонглирования, гаданий и хождений по канату, в котором вынуждены были действовать представители советской куль-турной элиты. С одной стороны, в этот период возможности для художественного самовыражения, критики и исторических интерпретаций были существенно шире, чем в сталинскую эпоху. И, как показывают стенограммы, многие члены худсо-вета «Мосфильма», участвующие в проекте, кажется, готовы были взять на себя ответственность и воспользоваться этими возможностями. С другой стороны, они явно осознавали, что любой неверный шаг способен подвергнуть опасности не только весь проект, но и их собственную карьеру.

На первоначальном этапе члены худсовета готовились снять фильм о КГБ и его предшественниках. Сначала неясно было лишь то, какие табу все еще остаются в силе, какие сброшены только временно, а какие навсегда. Однако вместо того, чтобы исчезнуть, запреты стали сгущаться и превратились в то, что позже, в период брежневской стагнации, станет жестким набо-ром стандартных клише и формулировок для этого жанра. Как мы увидим в главе 6, во времена председательства Андропова вмешательство КГБ в творческую деятельность превратится в систему, тогда как пока такие мероприятия были относитель-но спонтанными и импровизированными.

108


Мы проследили, как менялся и несколько раз пересматри-вался сценарий. Из новаторского произведения он превратился в несколько сбивчивую, местами недоработанную и во многом традиционную трактовку заявленной темы. В окончательной версии киносценария практически не осталось и намека на изначальные амбициозные замыслы авторов — создать фильм, который вынесет приговор тем первым чекистам, которые злоупотребляли своим положением, а впоследствии совершали зверства Большого террора. Конечный продукт — это не более чем стандартное прославление ЧК Дзержинского, отличного от сталинского НКВД. В конечном счете главной идеей фильма стала, говоря словами одного из авторов сценария Полянов-ского, мысль о том, что хороший чекист — это «краеугольный камень советского режима» [107].

4. Современный чекист на экране

В этой главе мы познакомимся с историей «Выстрела в ту-мане» (реж. Александр Серый и Анатолий Бобровский; «Мос-фильм», 1964) — первого советского фильма о только что созданном КГБ. «Выстрел в тумане» — советское приключен-ческое кино эпохи холодной войны, в котором КГБ расстраи-вает планы агентов западной разведки — выкрасть результаты секретных советских научных исследований. Главные герои фильма — физик Евдокимов, руководитель сверхсекретного ис-следовательского оборонного объекта, и офицер КГБ Лагутин, задача которого — охранять Евдокимова и его исследования от агентов иностранной разведки.

Концепция картины прямо противоположна замыслу филь-ма «Сотрудник ЧК». Если «Сотрудник ЧК» изначально за-

109


думывался как первая попытка представить образ «плохого» чекиста на экране, то «Выстрел в тумане» планировался как более непритязательный приключенческий фильм, который, во всяком случае официально, должен прославлять КГБ. Один из режиссеров Александр Серый отмечал, что кинолента «по-священа чекистам, людям редкого бесстрашия и огромного гражданского мужества». Чтобы подчеркнуть эту идею, вы-ход фильма на экраны планировалось приурочить к 20 дека-бря — дню юбилея основания советской тайной полиции [1]. Казалось бы, создание фильма, прославляющего КГБ и его героизм, должно было стать мероприятием более простым, но на самом деле возникало не меньше идеологических сомнений и дилемм. Мы рассмотрим проблемы, с которыми сталкивались создатели фильма в процессе работы над ним, и проследим, как они обсуждались и разрешались. Мы убедимся с вами, что даже в работе над фильмом о современности часто возникали призраки прошлого.

С конца сталинской эпохи чекистская тематика в советском кинематографе практически не поднималась. «Выстрел в ту-мане» стал первым постсталинским фильмом, посвященным этой теме [2]. Сам факт создания этой кинокартины знаменует собой определенный сдвиг: современное состояние органов госбезопасности перестало быть табу. В этом смысле фильм стал значительной вехой в развитии общества, и это прекрасно понимали и на студии «Мосфильм», и в КГБ. В мосфильмов-ском описании киноленты отмечалось: «Это первая за много лет кинематографическая работа, посвященная деятельности чекистов» [3]. А один из консультантов от КГБ, приставленных наблюдать за процессом, писал: «Впервые деятельность орга-нов государственной безопасности показывается на широком экране» [4]. Ввиду важности тематики работа над сценарием и окончательной версией фильма внимательно отслеживалась и проверялась КГБ на всех этапах. Как вы помните, вмешатель-ство КГБ в создание картины «Сотрудник ЧК» было опосредо-

110


ванным, как отмечали члены худсовета. Архивные материалы, связанные с фильмом «Выстрел в тумане», содержат гораздо более явные свидетельства активного участия КГБ.

Этот фильм — один из первых примеров практики КГБ приставлять своих консультантов к писателям, журналистам, режиссерам, раскрывающим в своем творчестве чекистскую тематику. Такая практика началась на заре 1960-х годов с об-разования небольшой группы консультантов, в которую вошли Андрей Бачурин, Владимир Кравченко и Иван Розанов. Бачу-рин и Кравченко поддерживали связь с сотрудниками архива КГБ и вместе с ними работали над проектами, связанными с историческими событиями [5]. Два консультанта от КГБ, А. Бачурин и П. Максименко, должны были наблюдать за проектом и поддерживать связь с киностудией от имени КГБ. Еще один чекист, И. И. Шмелев, присутствовал на нескольких редакторских собраниях (хотя формально он не являлся кон-сультантом) [6]. В архивное дело входят непосредственные расшифровки стенограмм с комментариями и репликами Бачурина и Максименко, а также копии их писем. Кроме того, в деле хранится корреспонденция генерал-майора КГБ В. С. Белоконева (бывшего начальника УКГБ по г. Москве [7], который также вел переписку с комитетом по кинематогра-фии [8] и «Мосфильмом» [9]) и заместителя председателя КГБ Александра Перепелицына. Автобиография одного из режиссеров фильма, Бобровского, позволяет нам взглянуть на документально зафиксированные события с иной, личной, точки зрения и представить, как творческая группа «Мосфиль-ма» переживала и справлялась с вмешательством КГБ. Кроме того, она дает нам возможность изредка заглядывать в так называемые «утаенные послания» — в сферу повседневных, неприметных форм сопротивления власти [10].

Чекистское участие в создании этого фильма определяется еще и тем, что одним из соавторов «Выстрела в тумане» высту-пил бывший чекист. Ветеран печально известного Четвертого

111


управления Павла Судоплатова Михаил Маклярский стал писать пьесы о чекистах и ко времени выхода на экран «Вы-стрела в тумане» являлся директором престижных Высших курсов сценаристов и режиссеров Москве. Бывшие чекисты часто выступали в качестве сценаристов, поскольку считались «особенно компетентными для написания сценариев с мини-мумом идеологических ошибок», и тем самым помогали сни-зить уровень вмешательства КГБ [11]. В случае Маклярского все получилось не совсем так; как мы увидим, в дискуссиях с консультантами от КГБ он был одним из самых сильных оппонентов.

Вопрос «международного такта»

Первые возражения, выдвинутые консультантами от КГБ, касались важнейшего элемента сюжета фильма. По сценарию зарубежные разведслужбы планировали убить Евдокимова, чтобы помешать ему закончить исследования. Изначально устранить Евдокимова собиралось верховное командование НАТО, для того чтобы помешать секретным планам Советского Союза установить мир на Земле (Евдокимов разрабатывал но-вый вид оружия, который должен был положить конец самой войне). Сомнения вызвала сцена секретного собрания НАТО, на котором командующим сообщают об огромном отставании западной науки от советской, что оставляет Западу только один выбор: «не допускать качественного превосходства русских, сократить их интеллектуальный потенциал» [12] — то есть уничтожить советских ученых.

Эта и другие «иностранные» сцены были вырезаны из чер-новиков сценария после того, как Иван Пырьев, председатель худсовета и руководитель Второго творческого объединения «Мосфильма», который участвовал в создании этой картины,

112


заявил в октябре 1962 года: «В сценарии до сих пор остались штампы из прошлых картин. Хотелось бы, чтобы сценарий имел более современную канву, чтобы сильнее ощущались человеческие принципы [выделено в документе]» [13]. И снова обращает на себя внимание забота о «современном», которое на данном этапе, осенью 1962 года, равнозначно «антиста-линскому», тому, что Пырьев назвал «человеческими прин-ципами».

Нельзя утверждать наверняка, но, возможно, сталинский дух в этой «натовской» сцене и других подобных появился в ранних вариантах сценария именно благодаря Маклярскому. Под патронажем одного из руководителей органов государ-ственной безопасности (Всеволода Меркулова) Маклярский выступил соавтором сценария двух фильмов — лауреатов Сталинской премии: «Подвиг разведчика» (1947, о советском офицере разведки в оккупированной Виннице) и «Секретная миссия» (1950, о вероломных попытках союзников заключить сепаратный мир с Германией) [14]. Последний отличался та-кими экстремальными заявлениями, что после его премьеры в августе 1950 года Соединенные Штаты и Великобритания вы-ступили с дипломатическими протестами [15]. Так или иначе, по духу эти сцены, очевидно, более всего близки Маклярскому; в ответ на призыв Пырьева вырезать зарубежные эпизоды он просил оставить хотя бы один эпизод о диверсионной школе за границей [16].

На октябрьском собрании 1962 года подобные вопросы поднимались в последний раз, в дальнейшем худсовет полно-стью сосредоточился на серии новых (и постоянно посту-павших) претензий от КГБ. Возражения по поводу сюжетной линии, связанной с убийством, впервые появились в декабре 1962 года [17]. До того момента эта линия не вызывала никаких нареканий и комментариев вообще [18]. Дальнейший ход со-бытий довольно сложно восстановить на основе материалов дела [19], но ясно, что в июне 1963 года КГБ дал официальное

113


одобрение на съемки [20]. Что удивительно, уже после начала съемок комитет вновь выдвинул возражения по поводу сюжет-ной линии, на этот раз более решительные, недвусмысленно требуя убрать все намеки на убийство.

Режиссер Бобровский в своих воспоминаниях отмечает, что худсовет был не столько напуган, сколько озадачен этой внезапной переменой со стороны КГБ. Бобровский пишет: «Одно было ясно: кто-то наверху решил перестраховаться. Но почему? Каковы были мотивы? Ведь нам уже дали добро во всех отношениях» [21].

Нас этот сдвиг не так удивляет. Как нам известно из пре-дыдущей главы, подобные сложности возникали в тот период (конец 1962-го и весь 1963 год) и в работе над фильмом «Со-трудник ЧК», поскольку именно в эти месяцы режим принялся восстанавливать партийный контроль над искусством вообще и кинематографом в частности. Но в связи с фильмом «Выстрел в тумане» разумно также предположить, что эти внезапные и неожиданные возражения как-то связаны с одним проис-шедшим тогда событием: судом над сотрудником КГБ Богданом Сташинским в октябре 1962-го, обвиняемом в убийстве в 1957 и 1959 годах двух украинских националистов-эмигрантов. Сташинский перебрался за рубеж в августе 1961-го и предстал перед судом Западной Германии в октябре 1962-го. Судья тогда заявил, что советское правительство институциализировало политические убийства [22].

Суд над Сташинским привлекал нежелательное внимание к проводимой КГБ практике политических убийств, усугубив урон от сенсационного провала Николая Хохлова в апреле 1954 года [23]. Очевидно, такая дурная слава была тяжким бременем для постсталинского КГБ, ведь он так стремился продемонстрировать, что стал лучше и отказался от насилия и террора. Скандальное дело Сташинского противоречило утверждению о том, что назначение Шелепина на пост пред-седателя КГБ открыло новую эру, и западные критики быстро

114


на это указали. Так, например, на «Радио Свободная Европа/Радио Свобода» 18 ноября 1961 года утверждалось в связи с этим случаем следующее:

«В Иностранном управлении КГБ до сих пор царит дух Берии и двуличие: старые методы порицаются в каждом вы-ступлении, но продолжают применяться на практике, что демонстрируют самые поразительные аспекты дел Хохлова и Сташинского» [24] (В этом сообщении также отмечалась прямая связь Сташинского с Шелепиным, поскольку Шелепин сам наградил Сташинского в декабре 1959 года [25].)

На первый взгляд может показаться странным тот факт, что в КГБ возражали против упоминания о замыслах ино-странцев убить советских ученых (а не наоборот). Но, видимо, последствия скандала со Сташинским были еще так свежи, что безопаснее казалось не затрагивать подобные темы вообще, особенно после многочисленных увольнений из КГБ после этого скандала, о чем, безусловно, знали консультанты [26]. Позже, в декабре 1963 года, офицер КГБ Шмелев поздравил съемочную группу фильма с тем, что им удалось решить эту проблему, которую он назвал «вопросом международного такта» [27].

В целом представители КГБ демонстрировали особую чув-ствительность по отношению к любым намекам на нарушение прав со стороны КГБ. Идеологическое давление сковывало создателей советских приключенческих фильмов. В отличие от авторов картин о Бонде, советские кинематографисты пост-сталинской эпохи обязаны были демонстрировать неизменную приверженность чекистов «социалистической законности» (это выражение стало особенно популярным после XX Съезда партии и превратилось почти в мантру, бесконечно повторяе-мую в речах чекистского руководства). Шмелев объяснял, что «образ [чекиста] Киселева… сначала был резковатым, грубо-ватым, он порой даже нарушал закон» [28]. Правонарушения, которые он отмечает в связи с этим, настолько незначительны,

115


что в западных шпионских приключенческих лентах на них бы даже не обратили внимания. Он осуждал, к примеру, тот факт, что Киселев нарушил «международный закон», войдя в карантинную зону без соответствующей санкции [29].

Как и во многих других подобных случаях, требование КГБ убрать связанную с убийством сюжетную линию создало ряд серьезных проблем для сценаристов. Тот факт, что Евдокимову грозила смертельная опасность со стороны иностранной раз-ведывательной службы, был ключевым связующим звеном всего сюжета. После отказа от этого важнейшего аспекта одну из центральных сцен фильма пришлось переписать вообще, в результате чего многие другие эпизоды фильма утратили всякий смысл [30]. Помимо всего прочего, и название фильма оказалось бессмысленным, поскольку в нем подразумевался тот эпизод, когда иностранец стреляет в Евдокимова в тумане, а его телохранитель из КГБ закрывает его собой. В результате вмешательства консультантов от КГБ и их постоянных тре-бований корректировок сюжет фильма изменился до неузна-ваемости, так что Пырьев однажды в отчаянии спросил: «Где туман и где выстрел?» [31]

Полное единодушие КГБ и науки

После того как была вырезана сюжетная линия, связанная с убийством, претензии консультантов от КГБ не прекратились: им не нравилось, что за Евдокимовым тенью следует офицер КГБ — теперь, когда его жизни ничто не угрожает. Ведь угроза убийства и была той причиной, по которой «присматривать» за Евдокимовым приставили офицера КГБ. Теперь же в сюжете возникало неразрешимое противоречие, и летом 1963 года встал целый ряд новых вопросов в связи с тем, как следует отображать отношения советской науки и КГБ.

116


С одной стороны, перед сценаристами стояла относительно легкая идеологическая задача. Фильм должен был продемон-стрировать превосходство советской науки. Этот аспект под-черкивался в синопсисе сценария, представленном в октябре 1962 года, где утверждалось: «Неуклонно растущие достижения Советского Союза в научных сферах, связанных с обороной, вызывают ярость империалистических кругов западных держав и оживление деятельности их разведывательных служб» [32]. Стандартный мотив для фильмов той эпохи, когда ученые, осо-бенно физики, заняли особое место в советском пантеоне героев в связи с научно-технической революцией эпохи Хрущева [33].

Но главным идеологическим посылом фильма стало полное единодушие советской науки и КГБ, которое олицетворяли взаимоотношения двух главных героев фильма, Евдокимова и Лагутина. Эти взаимоотношения составляли ядро фильма. В том же синопсисе, выпущенном на киностудии в октябре 1962 года, они описываются так: «Главные герои… сотрудник НИИ Евдокимов и офицер органов государственной безо-пасности Лагутин. Эти образы — ученый и его телохрани-тель — раскрываются интересно и ярко. Между двумя этими одаренными, духовно богатыми людьми возникают понимание и настоящая мужская дружба» [34].

Обратите внимание на последнюю строку, в которой явно подразумевается сопоставимость и родство двух этих героев: ученого и чекиста. С самого начала сценаристов проинструк-тировали о необходимости подчеркивать тот факт, что оба героя — люди «выдающиеся» [35]. Героический пафос проис-текает из того, что два этих безымянных советских героя, даже мученика, вынуждены действовать инкогнито во имя высших интересов государственной безопасности [36].

Однако изобразить такие отношения на экране оказалось делом крайне сложным и доставило немало хлопот консуль-тантам от КГБ. Претензии, связанные с этим аспектом, впер-вые были высказаны летом 1963 года (опять же после начала

117


съемок). Консультанты возражали, в частности, против того, что Лагутин «охранял» Евдокимова.

Корень проблемы, несомненно, заключался в том, что эта тема противоречила еще одному императиву эпохи: совет-ская наука не только превосходила и опережала западную, но и ступила на порог новой эры свободы и открытости, кото-рая соответствовала новому прогрессивному образу страны. В конце 1950-х — начале 1960-х годов Хрущев со всех трибун твердил о советском научном и военном превосходстве, а также подчеркивал открытость советской науки [37]. Это в первую очередь означало свободу от жесточайшего контроля со сто-роны органов госбезопасности, характерного для сталинской эпохи [38]. Но показать приемлемые контуры новых взаимо-отношений КГБ и советской науки оказалось делом не таким простым, особенно в связи с фундаментальным противоречием между распоряжением изображать советскую науку свободной и ключевой драмой фильма, которая разворачивалась вокруг судьбы несвободного ученого, работающего в условиях высо-чайшей секретности.

В некотором плане изобразить новую свободу советской науки было несложно. Так, например, в фильме Евдокимову разрешают выехать на Запад и принять участие в между-народной научной конференции. Более того, старательно подчеркивается, что этой свободой он обязан великодушию и бескорыстию советских чекистов, которые с готовностью берут на себя все тяготы и заботы по организации поездки, преданно служа на благо советской науки. К примеру, в фильме есть такой эпизод: молодой офицер КГБ Киселев высказывает мнение, что Евдокимову не следовало отправляться за границу, на что генерал отвечает: «Ну конечно, для нас это было бы про-ще и спокойнее. Но ведь ему обязательно надо было побывать на конгрессе» [39].

В числе самых крайних проявлений контроля над советской наукой со стороны органов госбезопасности были специ-

118


альные тюремные лагеря, известные в обиходе как шарашки, они подчинялись службе безопасности. Ученые-заключенные таких лагерей — среди которых были Королев, Туполев и Сол-женицын (рассказавший о шарашках в своем романе «В круге первом») — продолжали работать на советское государство.

В постсталинском Советском Союзе не стало места для таких шарашек. После смерти Сталина шарашки официально расформировали (30 марта 1953 года) вместе со спецотделом МВД СССР, который раньше управлял ими. Многих ученых, пребывавших в заключении, освободили в конце 1950-х, хотя некоторые шарашки продолжали работать еще несколько лет. Прежние шарашки были в основном преобразованы в за-крытые лаборатории, для обозначения которых возник новый термин — «почтовые ящики» (поскольку они назывались только по номеру абонентского ящика) [40]. В одном из таких «почтовых ящиков» и работал Евдокимов.

Однако фундаментальное недоверие советского государ-ства к ученым проявлялось в практике хрущевской эпохи прикреплять охранников от КГБ к ведущим ученым. Андрей Сахаров в своих воспоминаниях пишет о вооруженной охра-не, приставленной к нему КГБ с 1954-го по ноябрь 1957 года, жившей с ним по соседству (Лагутин тоже проживал рядом с Евдокимовым). Сахаров вспоминает, что охранникам при-казано было не только защищать его жизнь, но и препят-ствовать нежелательным контактам и что они не пытались скрывать этого [41]. Иными словами, КГБ контролировал ученых и следил за ними, а также защищал их от иностранных врагов. Грань между охраной и тюремной стражей была очень тонкой. Претензии, высказанные консультантами от КГБ к фильму, демонстрируют, насколько чувствительно в КГБ воспринимали эту двусмысленность.

Нервозность КГБ, возможно, еще больше распаляла тот факт, что вред, нанесенный советской науке органами гос-безопасности, стал привлекать внимание литераторов той

119


эпохи. Эта тема поднималась в таких произведениях времен оттепели, как «Белые одежды» Владимира Дудинцева, в ко-тором речь идет о гонениях генетиков [42], «Зубр» Даниила Гранина, в котором рассказывается об ученом-атомщике, работающем под надзором НКВД [43]. Очевидно, проблема была острой.

Вследствие критики со стороны КГБ сцены, в которых изображались взаимоотношения Лагутина и Евдокимова, пришлось переписать, так же как и сцены в КГБ [44]. Худсовет пытался решить эту проблему, сделав акцент на личных взаи-моотношениях Евдокимова и Лагутина. Так, например, в од-ной из версий киносценария Киселев интересуется мнением Евдокимова о Лагутине, а Евдокимов раздражается и говорит, что не может говорить о Лагутине «официально» — ведь он его друг [45]. В другом месте утверждается, что «Евдокимов и Лагутин должны уметь также смеяться, шутить» [46]. Под-черкивается также их общая страсть к охоте [47].

Их взаимная дружеская привязанность подчас преуве-личена. Рассмотрим, к примеру, фрагмент диалога, который был вставлен в ответ на комментарии консультантов от КГБ в 1963 году:

«ГЕНЕРАЛ: (Лагутину) Ну, есть у вас что добавить?ЛАГУТИН: Нет, товарищ генерал.ГЕНЕРАЛ: Тогда немедленно отправляйтесь в Зареченск

и сделайте все, чтобы обеспечить полную секретность… И пе-редавайте от меня привет товарищу Евдокимову (улыбается). Ведь вы с ним, кажется, приятели.

ЛАГУТИН (смущенно): Ну что вы, товарищ генерал, я просто уважаю Игоря Матвеевича [Евдокимова]…» [48]

Это достаточно глубокие отношения, во многом патерна-листские. Чекисты напоминают уставших, измученных, но терпеливых родителей. В одном эпизоде, например, Евдокимов сбегает из-под наблюдения Лагутина и, не подчиняясь предпи-санию, едет в Москву, чтобы повидать свою девушку. Лагутин

120


беспокоится о его безопасности, выслеживает Евдокимова в Москве и делает ему мягкий выговор. Евдокимов понимает, что доставил Лагутину неприятности, и предлагает защитить Лагутина перед его начальством, взяв всю вину на себя, но Лагутин возражает: «Это я отвечаю за все, что с вами проис-ходит». В сценарии особо отмечается, что Лагутин произносит эти слова беззлобно, а значит, не обижается на Евдокимова за его эгоизм, не ропщет на возложенную на него тяжелую от-ветственность. Своим великодушием Лагутин невольно при-стыдил Евдокимова. В сценарии отмечается, что их взгляды встречаются и Евдокимов в конце концов опускает глаза и говорит шепотом: «Прости меня, Коля…» Лагутин внезапно улыбается, вздыхает, понимающе кивает и ведет Евдокимова домой [49].

Есть и другие эпизоды, в которых офицеры КГБ вздыхают по поводу наивности и безрассудства своего подопечного. В раннем варианте сценария генерал КГБ рассказывает, как он пытался предупредить Евдокимова о грозившей ему опасности, говоря, что меморандум НАТО нацелен на советских ученых, и объясняя ему международную ситуацию, но Евдокимов обращал все в шутку. «А вы попробуйте сказать ему, что он вредит государственным интересам!» — вздыхает генерал [50].

В некоторых эпизодах подчеркивается резкий контраст между тяжелым бременем ответственности, которое несет чекист, и безответственностью интеллектуала. На каком-то этапе на «Мосфильме» даже прозвучало предложение, чтобы Лагутин погиб в результате того, что Евдокимов так и не смог всерьез отнестись к его работе.

Исправленная версия сценария, где преуменьшена роль Лагутина как «охранника», вызвала новую серию критических замечаний со стороны консультантов от КГБ. Теперь один из них выразил недовольство тем, что Евдокимов чрезмерно любезен с Лагутиным: «Евдокимов приходит и говорит Лагу-тину: “Извини, я тебя задержал”. Лагутин не тот человек, перед

121


которым должен извиняться ученый. Может, он и сказал “Из-вини, я задержал тебя”. Но мы [в КГБ] восприняли бы это как иронию. Лагутин выполняет свои обязанности, и когда ученый извиняется перед ним, это звучит неправдоподобно» [51].

Это замечание кажется нелогичным и чересчур придир-чивым. Оно также отражает неуверенность и мнительность по отношению к интеллигенции, что выдает предположение консультантов о том, что любая вежливость, проявленная к чекисту, имеет иронический подтекст. Однако суть пробле-мы, безусловно, заключается в том, что консультанты сами не были уверены, как на данном этапе следует изображать взаимоотношения ученого и чекиста.

В. И. Толстых, сотрудник «Мосфильма», в ответ на эту претензию утверждал, что даже если вежливость Евдокимова по отношению к Лагутину не совсем реалистична, ее следует оставить в силу ее воспитательной ценности, как пример же-лательной степени вежливости в личных взаимоотношениях интеллигентов и чекистов: «Вы говорите, неправильно, что Евдокимов извиняется перед Лагутиным. Возможно, это воз-мутит 90 % ваших товарищей, но меня как зрителя это устра-ивает, поскольку показывает этическую сторону, характер взаимоотношений между чекистом и ученым. Если в жизни все не так, как в кино, — тем хуже для жизни. Я бы предпочел, чтобы и в жизни ученый относился к чекисту по-дружески, по-товарищески, более этично. И, возможно, фильм проложит путь к более корректным отношениям между учеными и чеки-стами» [52]. (Видимо, Толстых выступил успешно, поскольку этот эпизод остался в окончательной версии фильма.)

Тем временем представители КГБ продолжали упорно от-рицать существование практики охраны советских ученых. Подводя итоги в декабре 1963 года, представитель КГБ на «Мосфильме» Шмелев счел нужным отметить, что «такого рода охраны ученых в нашей стране нет, но в данном случае она становится необходимой, когда выясняется, что иностранный

122


разведчик охотится за некими секретными данными, которыми владеет Евдокимов» [53].

КГБ и частная жизнь

Более широкий спектр проблем возник в декабре 1963 года в связи с другой спорной сферой деятельности КГБ — слеж-кой — и новой неопределенностью вокруг советской концеп-ции «бдительности». Понятие бдительности всегда занимало видное место в чекистском лексиконе. По сути, оно оправды-вало само существование чекистов, поскольку предполагало наличие вездесущих врагов, притворяющихся обычными советскими гражданами или дружественными туристами и дипломатами.

Необходимость бдительности была одной из ключевых идей фильма. Как утверждается в мосфильмовском описании картины, «этот фильм определенно сыграет позитивную роль во внушении советским людям чувства патриотизма, высокой политической бдительности, а также уважения к сотрудникам органов государственной безопасности» [54]. На собрании в декабре 1963 года Толстых с одобрением отметил, что «су-щественным достижением» киноленты является тот факт, что в ней убедительно показывается, что крупные ученые «могут стать объектом пристального внимания зарубежной разведки» [55]. Тема научной и технической разведки — тема врагов, выкрадывающих советские открытия, — в советском кинематографе активно разрабатывалась еще с 1920-х годов, внедряя в умы зрителей идею бдительности [56]. Очевидно, и этот вопрос показался на первый взгляд простым; но вско-ре съемочная группа снова столкнулась с идеологическими трудностями, проявившимися в хрущевскую эпоху. Как урав-новесить необходимость «бдительности», с одной стороны,

123


и «доверие», с другой? Следует ли считать иностранцев врагами или друзьями? Какова позиция по умолчанию?

Мы можем проследить трансформацию отношения к прак-тике слежки, рассмотрев, как конкретный эпизод фильма, особенно задевший КГБ, несколько раз переписывался с целью сделать его идеологически приемлемым.

В рассматриваемой сцене генерал КГБ и его подчиненный Киселев обсуждают гостей, которые были на дне рождения Марины, девушки Евдокимова. Евдокимов — не настоящая фамилия ученого: вот уже несколько лет он живет под псев-донимом, чтобы сбить со следа западную разведку; на самом деле он Пантелеев. Гости Марины попали в поле зрения КГБ потому, что на празднике им стало известно настоящее имя Евдокимова. У КГБ появились основания полагать, что вскоре об этом узнали иностранные разведслужбы, а значит, среди советских граждан, присутствовавших на вечеринке, был предатель, шпионивший в пользу зарубежной разведки. В од-ном из эпизодов генерал с Киселевым обсуждают, как лучше действовать.

В версии сценария начала 1962 года имелся такой диалог:«Генерал своим коллегам:— Кто был в тот вечер у Мироновой?— Только сотрудники института.— Тогда придется предупредить каждого из гостей: фами-

лию Пантелеев им следует забыть. Можете идти.Офицер уходит.Генерал — Киселеву, который держит несколько толстых

папок:— Ну-ну, не каждый писатель может похвастаться такой

продуктивностью!..[Киселев кладет папки перед генералом. На каждой наклеена

фотография.]КИСЕЛЕВ: Все они приехали в Москву в последние три

месяца» [57].

124


Итак, генерал КГБ занимает относительно жесткую пози-цию, отдавая приказ предупредить каждого гостя о том, что настоящую фамилию Евдокимова следует «забыть». Кроме того, зритель узнает, что в КГБ, вероятно, имеются подробные досье на обычных советских граждан.

В исправленном варианте сценария досье больше не по-являются, и мысль о том, что каждого гостя следует обязать держать в секрете настоящую фамилию Евдокимова, выражает уже не генерал, а молодой, исполненный благих намерений, но неопытный офицер.

Но даже исправленным сценарием в КГБ остались недо-вольны. Консультант от КГБ Бачурин заявил: «В ряде мест используются такие выражения, как “слежка”, “проверка” и так далее. В связи с этим [у зрителей] могут возникнуть какие-то подозрения. Например, генерал спрашивает, проверили ли гостей? [58] Для советского зрителя это звучит предостере-гающе» [59].

Офицер КГБ Шмелев вслед за Бачуриным высказывается против употребления таких слов, как «слежка» и «проверка». Шмелев утверждал: «Слово “слежка” следует заменить словом “исследование”. Зачем оскорблять слух чекистов и нечекистов этим специальным термином? Русский язык чрезвычайно богат, можно обойтись и без этого слова» [60].

Представители КГБ были особенно чувствительны к ярлы-кам, связанным с деятельностью чекистов. Больше всего их беспокоила «упаковка». В этот период КГБ вообще тревожился о мнении общественности, поэтому приоритет отдавался пре-жде всего внешним проявлениям либерализации.

Подтекст выдвинутых КГБ возражений проясняется в свете высказываний Шмелева: «Что касается проверки гостей Ма-рины: простите, но я сидел здесь и думал, и советский зритель этого фильма подумает: культ личности какой-то, нельзя уже сходить к другу без того, чтобы немедленно узнали, кого ты посещал, чем вы занимались, что танцевали и так далее. Вместо

125


приказа провести “проверку” генерал мог бы отдать распоря-жение докопаться до сути дела, выяснить все. Это легко можно сделать, и тональность картины станет совершенно иной» [61].

Задача избежать впечатления чрезмерной навязчивости чекистов считалась даже более насущной, чем идея фильма о том, как важна бдительность. Это указывает на тот факт, что требования, возлагаемые на обычных советских граждан, стали менее строгими; бдительность теперь не считалась всегда и везде качеством само собой разумеющимся. Она требовала законного оправдания. Впервые в советской истории идея права на частную жизнь возникла как данность, и представи-тели КГБ реагировали и приспосабливались к ней, по крайней мере в том смысле, что готовы были пусть и неискренне, но обсуждать ее. Самым важным считалось выбрать правильный «тон», гармонирующий с радостным и ярким оптимизмом хрущевской эпохи.

Никакая деятельность КГБ не должна была вызывать ассо-циаций с Большим террором, о котором мимоходом упоминает Шмелев, используя выражение «культ личности». Это словосо-четание, придуманное Хрущевым, быстро закрепилось в языке. К этому времени оно уже превратилось в речевой штамп, под которым подразумевались все злоупотребления сталинской эпохи, а в данном контексте — вездесущность сталинских органов госбезопасности.

В начале 1964 года за описанной выше дискуссией после-довало письменное требование зампредседателя КГБ о том, чтобы обсуждаемую сцену урезали следующим образом:

«ГЕНЕРАЛ: Насчет гостей на дне рождения Мироновой все выяснили?

КИСЕЛЕВ: Да, товарищ генерал» [62].Иными словами, диалог должен был стать неопределенным,

насколько это возможно, едва ли не бессмысленным.В окончательной, экранизированной, версии сценария,

кажется, удалось достичь компромисса. Диалог стал длиннее,

126


чем предложенные КГБ три строчки, но все «специальные» термины были вырезаны. Вот он:

«ГЕНЕРАЛ — КИСЕЛЕВУ: А кто это такой Павел Павлович?КИСЕЛЕВ: Павел Павлович? Шлыков… Профессор, член

КПСС с 1943 года, постоянно живет в Ленинграде. Он вместе с Евдокимовым окончил институт. Остальные…

ГЕНЕРАЛ: Об остальных вы мне рассказывали.КИСЕЛЕВ: Может, все же предупредить всех, кто был

в гостях у Мироновой, чтобы они не разглашали того, что случилось?

ГЕНЕРАЛ: Нет, это еще больше привлечет внимание к Ев-докимову. Дело принимает плохой оборот. <…> Происшедшее у Мироновой немедленно стало известным всем, кого это интересует.

КИСЕЛЕВ: Вы думаете, кто-нибудь из гостей?ГЕНЕРАЛ: Не исключено. Вам необходимо срочно в этом

разобраться, товарищ Киселев» [63].Подобные же проблемы возникали в связи со слежкой КГБ за

иностранным шпионом Бинклем, который действовал в Москве под дипломатическим прикрытием. Изначально в сценарии было несколько эпизодов, в которых офицер КГБ прикрепляет кинокамеру на одежду Бинкля и отслеживает его перемещения. И снова консультанты от КГБ возражали против этих сцен, ут-верждая, что методы работы КГБ здесь показаны с переизбыт-ком технических подробностей, что несет угрозу безопасности.

На редакционном совещании в декабре 1963 года консуль-тант от КГБ Бачурин завил: «Мы серьезно обеспокоены тем, что в нескольких эпизодах фильма раскрываются методы нашей работы. Это может вызвать определенную реакцию. В частности, прежде всего дать понять зрителям с абсолютной ясностью, что мы практикуем слежку и даже слежку с помощью кинокамер» [64].

Бачурин признавал, что подобная практика отражена и в других недавних советских фильмах, но настаивал на том,

127


что такие вопросы должны решаться в индивидуальном по-рядке в КГБ «на самом высоком уровне». Он заявил о необхо-димости устроить просмотр фильма для высшего руководства КГБ с тем, чтобы принять решение по этому вопросу [65].

Такие трансформации позволяют понять, что, во-первых, КГБ чрезвычайно серьезно подходил к отображению своей деятельности на экране. Тот факт, что высшее руководство КГБ проявляло пристальное внимание к фильму, отражен в документах архива, на многих из которых стоит подпись за-местителя председателя КГБ. Во-вторых, консультанты КГБ не готовы были принимать самостоятельные решения без санкции начальства. И наконец, сами консультанты не имели четкого представления о том, каковы текущие границы приемлемого, когда дело касалось конкретного отображения деятельности КГБ. Какие функции КГБ допустимы в текущей ситуации? Кем должно заниматься КГБ? Какие методы применять? В тот исторический момент ни на один из этих вопросов не было четкого ответа.

Перспективы фильма Бачурин оценивал пессимистически. Он продолжил: «Товарищей режиссеров в должное время преду предили о необходимости иметь [еще одну] версию в запасе. Мы не берем на себя смелость утверждать, можно ли оставить фильм в таком виде, не показав его Комитету. Это главная проблема, которую следует решить. Мнение Комитета, возможно, будет негативным» [66].

Некоторые члены съемочной группы пытались возражать представителям КГБ. Толстых попробовал мягко указать, что в фильме показаны только «элементарные методы» работы КГБ, «о которых знает каждый школьник» [67].

Однако угрозу представляли не технические приемы, ис-пользуемые КГБ, а вопрос о том, насколько вообще легитимна практика наблюдения. КГБ волновало не только восприятие этих эпизодов советскими гражданами, но и возможная реак-ция иностранцев. Так, офицер КГБ Шмелев (который, вероятно,

128


хотел избежать новых дипломатических протестов наподобие тех, что вызвал последний фильм Маклярского) предположил, что сцены слежки за Бинклем могут создать «неприятное послевкусие в отношениях между представителями нашей страны, особенно по дипломатической линии, и иностранным дипломатическим корпусом» [68].

Здесь вновь проявляется еще одна идеологическая ди-лемма позднесоветской эпохи: между стремлением показать свое «прогрессивное» лицо западным странам, с одной сто-роны, и повышением «бдительности», чтобы противостоять опасным последствиям расширения открытости внешнему миру — с другой.

Беспокойство об облике КГБ в глазах Запада и, в част-ности, о том, как будет восприниматься обращение КГБ с иностранными дипломатами, объясняется периодическими шпионскими скандалами той эпохи, из которых обе сторо-ны стремились извлечь максимальный пропагандистский капитал. Так, например, на выставке ООН в мае 1960 года посол США представил так называемого «жучка в большой печати», встроенного КГБ в вырезанную из дерева большую государственную печать, которую американскому послу по-дарили советские школьники. Этим американцы старались компенсировать негативные последствия произошедшего в том же месяце убийства Пауэрса.

По существу, проблемы, связанные с представлением на экране слежки, стандартной практики КГБ, связаны с тем, что ее сложно было приспособить к новой идеологической среде. Основные темы фильма с точки зрения идеологии КГБ были во многом стандартными: бдительность, секретность. Но в хру-щевскую эпоху эти ценности нужно было пропагандировать как-то по-другому, избегая сталинских обертонов.

129


Секретность

«Секретность» — еще одна советская концепция, которая не могла больше восприниматься как должное. Умение хранить государственные тайны всегда считалось главной советской добродетелью и главной добродетелью чекистов в частности. Однако, как и «бдительность», «секретность» оказалась теперь двусмысленной концепцией.

Один из главных драматических конфликтов фильма связан с тем, что отдельный человек вынужден жертвовать чем-то в личной жизни во имя сохранения секретности, требуемой государством. Эта коллизия показывается на примере отноше-ний Евдокимова с его девушкой, а впоследствии женой Мари-ной: между ними возникают проблемы потому, что он должен кое-что скрывать от нее. Эта тема была отмечена в синопсисе сценария фильма: «Вскоре после окончания университета [Ев-докимов] начинает работать в такой области науки, о которой нельзя говорить даже с самыми близкими людьми — родите-лями, девушкой, друзьями. Институт, в котором он работает, называется “почтовый ящик такой-то”. Эти условия деятель-ности ученого, работающего в сфере обороны, и составляют сущность драматического конфликта фильма» [69].

Однако и эта идея утратила свою незыблемость, судя по комментариям консультанта от КГБ. Бачурин высказывает не-довольство тем, что в фильме генерал КГБ в разговоре с женой Евдокимова объясняет ей, что Евдокимов вынужден работать в условиях строжайшей секретности. Бачурин снова призывает изменить формулировку, критикуя эту сцену сбивчиво, исполь-зуя достаточно неопределенные фразы [70]. Такая бессвязность вместе с предложенным им решением — просто избегать слова «секретность» — указывает на определенную неуверенность. Очевидно, Бачурин осознавал тот факт, что слишком сильный акцент на секретности теперь не столь уместен, хотя и всецело отказываться от него нельзя.

130


Подобное увиливание стало самой распространенной стра-тегией в подобных ситуациях. Таким был способ борьбы с противоречиями в позднесоветскую эпоху. В результате такой «борьбы» появлялись «белые пятна» в истории — те моменты советского прошлого, которые требовалось скрывать, маски-ровать, старательно игнорировать и под давлением которых рухнул весь советский официальный дискурс.

Чекисты «новой формации»

Фильм «Выстрел в тумане» в числе первых представил вни-манию зрителей новый образ культурного, образованного чеки-ста. В нем особенно подчеркивается, что офицеры КГБ — люди высокообразованные, сведущие в самых разных дисциплинах. Чекист Лагутин в одном из вариантов сценария — любитель поэзии [71], генерал КГБ — кандидат философских наук [72]. Культурный уровень Лагутина сближает его с Евдокимовым. Лагутин даже подает надежды как ученый [73], в одном эпизоде они вместе с Евдокимовым говорят об уравнениях [74].

В сущности образованность чекистов подчеркивается так старательно, что на одном собрании худсовета предлагалось даже приглушить этот акцент: «Мне кажется, мы преувеличили образованность… сотрудников КГБ — они просто слишком образованны, сведущи буквально во всех областях наук (гене-рал — кандидат философии). Это смущает. Это надо немного смягчить» [75].

Однако чаще об этом аспекте фильма отзывались с боль-шой похвалой. Шитова, член съемочной группы, говоря об образе Лагутина, отмечала: «Так мало фильмов, в которых люди этой профессии изображаются такими воспитанными, спокойными, со своим собственным внутренним миром… Нам это удалось» [76].

131


Такой подход всячески одобряли и представители КГБ. Так, в декабре 1963 года Шмелев отмечал: «Как представитель особой аудитории, от имени которой я выступаю, не могу не поблагодарить вас сейчас, не дожидаясь выхода картины на экран. Образ чекиста не может не радовать. И образ генерала существенно вырос, стал более зрелым: этот человек стал более дисциплинированным, более внимательным, более активным и более убедительным. Он не лишен шероховатостей, но это не важно… Образ Лагутина стал привлекательнее. В этом человеке угадывается будущий ученый… Образы советских чекистов не могут не радовать советских зрителей. Они видят чекистов новой формации. Это люди, которые во имя своего народа самоотверженно выполняют свой партийный и госу-дарственный долг» [77].

Пырьев согласился, что представленный в картине образ чекиста зрителю понравится: «Очень хорошо, что Киселев и Лагутин — люди чистые, простые, возвышенные, современ-ные, не сыщики» [78].

Если образы чекистов КГБ в целом устраивали, образ ге-нерала вызвал серьезные нарекания. В октябре 1963 года «Мосфильм» так изложил недавние претензии консультантов от КГБ: «Консультанты резко и категорически не согласились с трактовкой образа генерала актером Ю. А. Шевкуненко. Они считают, что его манера вести себя и взаимоотношения с под-чиненными не соответствуют нормам, принятым в такой среде и рабочей обстановке» [79].

В ответ на эти претензии сценаристы попытались смяг-чить образ генерала. Шевкуненко заменили на другого актера, Майорова, и все сцены в КГБ пересняли [80]. По не-скольким версиям сценария можно проследить, как генерал становится все более общительным, по-отцовски заботливым и добрым.

Доброжелательность и мудрость генерала проявляются, в частности, в эпизоде, где он вмешивается в семейные про-

132


блемы Евдокимова, вызывая Марину на «беседу». Он прини-мает ее в гражданской одежде (в других сценах он в форме) и старается, чтобы она чувствовала себя спокойно. Между ними происходит довольно странный диалог, его стоит при-вести полностью.

«ГЕНЕРАЛ: Видите ли, Марина Александровна, когда речь заходит о муже и жене, то третий всегда лишний. Но в данном случае третий — это государство.

МАРИНА: Я не очень вас понимаю…ГЕНЕРАЛ: Видите ли, Марина Александровна, в вашем муже

личное тесно переплетается с государственным.МАРИНА: А, это я понимаю. Вы имеете в виду, что Игорь

работает в «почтовом ящике»? Ну, это я знаю.ГЕНЕРАЛ: Да, но вы не знаете, что Игорь Матвеевич — наш

выдающийся ученый.МАРИНА: Игорь — выдающийся ученый?!ГЕНЕРАЛ: Да. Он не раз награжден орденами, но он их не

носит. Теперь, более двенадцати лет, его имя не появляется на страницах научных журналов. Правда, был случай — одну его работу напечатали и тем самым принесли некоторый урон интересам нашего государства.

МАРИНА: Какая же я глупая! А я-то думала, что Игорь торчит в Зареченске из-за лени. Вы знаете, я даже уговаривала его переехать на работу к моему брату в Москву.

ГЕНЕРАЛ (посмеиваясь): Ну вот поэтому мы и решили по-говорить с вами.

МАРИНА: А почему он сам не рассказал мне об этом?ГЕНЕРАЛ: Тайна, Марина Александровна, тайна. Иначе

он обязательно бы вам рассказал. Ведь Игорь Матвеевич вас очень любит.

МАРИНА (улыбаясь): Я вижу, личные тайны Игорь хранит менее тщательно, чем государственные…

ГЕНЕРАЛ: Нет, нет, нет, он здесь совершенно ни при чем.МАРИНА: А кто же тогда, Святой дух?

133


ГЕНЕРАЛ: Ну если товарищ Лагутин похож на Святого духа!» [81]

Марина покидает кабинет генерала с легким сердцем, и все супружеские проблемы с этого момента исчезают.

Слова генерала о роли государства как третьей стороны в браке Евдокимова, очевидно, должны были прозвучать без-заботно и комично, но в них можно разглядеть идеологический подтекст. Государство все еще занимало особое место в частной жизни советских граждан, но роль, которую оно должно было сыграть здесь, была благоприятной. В этой сцене чекисты не принуждают хранить государственную тайну, но действуют великодушно, помогая с высоты своей мудрости и опыта раз-решать проблемы, с которыми ввиду необходимости конспи-рации сталкиваются простые смертные. Чекисты время от времени снисходят до мира обычных советских людей, чтобы устранить эти трудности и восстановить гармонию.

Лагутин и в других эпизодах выступает как своего рода ангел-хранитель, оберегающий Евдокимова, Марину и их лю-бовь. В одной сцене, например, Марина страдает из-за того, что Евдокимов не в себе, как будто бы беспричинно. Лагутин действует как примиритель и говорит Марине, что ей не сто-ит обижаться, так как Евдокимов расстроен, поскольку его коллега погиб на работе в результате несчастного случая [82]. Значит, женам можно иногда раскрывать секреты в интересах семейного согласия — но только по усмотрению государства.

После ряда корректировок представители КГБ наконец со-гласились, что образ генерала улучшился и стал приемлемым, даже несмотря на некоторые «шероховатости» [83]. В оконча-тельной оценке фильма, сделанной на киностудии в декабре 1963 года, такая критика повторяется: «К сожалению, образ генерала в исполнении актера Майорова несколько традици-онен». Слово «традиционный» в данном случае используется как эвфемизм, под которым подразумевается «в духе сталин-ской эпохи» [84].

134


Профилактика и «борьба за советского человека»

Вмешательство КГБ было направлено также на приведение фильма в соответствие с новым контекстом профилактики, о котором мы упоминали в главе 2. В сентябре 1963 года, на-пример, консультанты от КГБ потребовали изменить слово «допрос» на «беседу». Более того, они внесли ряд предложений о том, как ее следует вести: «В сцене, где Киселев встречается с девушкой, желательно придать их разговору характер бесе-ды, а не допроса. В начале разговора, с нашей точки зрения, Киселев должен назвать девушку по имени-отчеству и пред-ставиться ей» [85].

Консультанты от КГБ также очень щепетильно относи-лись к любым возможным намекам на жестокость чекистов, вследствие чего представлять действия чекистов на экране было особенно сложно. Например, на одном из собраний от КГБ поступили претензии к сцене, в которой офицер КГБ ловит шпиона с поличным и арестовывает его. «ОФИЦЕР КГБ (Шмелев): Мне кажется, следует обратить внимание на сцену ареста Мезенцева, где Киселев кладет руки на плечи Мезенцеву и говорит: “Пройдемте”. Неужели такой большой творческий коллектив не может предложить какую-то замену этому эпизоду? Мы должны подумать, как это сделать. Меня как зрителя эта сцена беспокоит. Думаю, я буду не единственным. Это особый вопрос» [86].

Пырьев обратил внимание на абсурдность этой критики: «Предположим, я получил задание от КГБ арестовать гражда-нина… который, по сути, подвергается аресту по закону. Что же я должен ему говорить — как жизнь, старик?»

Шмелев не стал отвечать Пырьеву, а вместо этого еще раз отметил, что худсовет обязан найти более приемлемые варианты сцены ареста: «Борьба за советского человека обязывает нас рассмотреть этот вопрос еще раз. Эпизод может вызвать нежелательную реакцию. Мой долг — вы-

135


сказать сомнения, которые у меня возникают, а разрешить их — ваша задача» [87].

Фраза Шмелева «борьба за советского человека» тоже свя-зана с профилактикой. Смысл ее заключается в том, что нужно бороться за отступников, а не против них. Идея борьбы за спасение каждого советского человека стала новой заповедью советских чекистов.

Связь с народом

Консультанты от КГБ настаивали на том, чтобы в фильме показывалась «связь КГБ с народом». Так, Шмелев выражал недовольство тем, что «в фильме отсутствует народ. Мы не видим, что народ помогает [КГБ]… Этот вопрос был поставлен после ознакомления со сценарием на площади Дзержинского, но ему так и не уделили должного внимания» [88].

Маклярский ответил Шмелеву: «…что касается народа. Это справедливое замечание. В этом мы не преуспели. Но в качестве самооправдания я, хоть и считаю данное замечание справед-ливым, хочу остановиться на одном небольшом примере. “Гос-политиздат” недавно выпустил книгу о суде над Пеньковским тиражом 600 тысяч экземпляров. Я прочитал ее от корки до корки. Это стенография процесса. И вот любопытная деталь: идет судебное разбирательство, но нигде не говорится о том, что Пеньковский был пойман народом. Черным по белому написано, что он был задержан в результате активной работы органов государственной безопасности» [89].

Далее Маклярский отметил, что было бы желательно «найти настоящую, глубокую, интересную форму связи с народом, как в знаменитой истории о заговоре 1918 года, когда женщина уронила папку с бумагами, а солдат Красной армии нашел ее и передал Дзержинскому. Это классический пример из исто-рии ЧК» [90].

136


В конечном счете по требованию руководства КГБ была добавлена сцена, в которой показывалась эта связь с наро-дом. В оригинальной версии сценария в чекистские штаб-квартиры на местах вызывались граждане. В начале 1964 года заместитель председателя КГБ настоял на том, чтобы сцену переписали так, чтобы зритель понял, что их «не вызывают, но они приходят по собственной инициативе, желая помочь в проведении расследования» [91]. И снова: главным было про-демонстрировать, что граждане помогают КГБ добровольно.

Надзор за изображением советской реальности

Режиссер Бобровский в своих воспоминаниях пишет: «Ни-кому недоставало смелости спорить с этим институтом» (КГБ) [92]. Но это не совсем справедливая оценка. Примеры из этой главы убеждают нас, что члены худсовета вступали в полемику с консультантами от КГБ. По существу обе сто-роны отстаивали свои позиции, и затянувшаяся дискуссия на встрече в декабре 1963 года закончилась своего рода тупиком, из которого можно было выбраться, только обратившись к на-чальству более высокого уровня. Пырьев как председатель собрания в конце подвел итог: «Одни предложения консуль-тантов корректны, другие спорны. Поступило корректное предложение — пусть Комитет Государственной Безопасности посмотрит картину. И пусть Государственный комитет по ки-нематографии посмотрит картину. Пусть ваш комитет и наш комитет посмотрят ее!» [93]

Вскоре был организован просмотр для руководства КГБ, и позже, в январе 1964 года, заместитель председателя КГБ Перепелицын предоставил работникам киностудии ряд пись-менных замечаний. Некоторые из них повторяли претензии, сделанные ранее консультантами от КГБ, но под несколько

137


иным углом, с акцентом на то, как в фильме отражена советская реальность. Перепелицын написал, что, несмотря на старания съемочной группы, «тем не менее некоторые аспекты советской действительности и работы органов государственной безопас-ности отражены неверно. Поэтому выход фильма в таком виде может привести часть советских зрителей к неправильному пониманию его, а также дать буржуазной пропаганде повод для очернительских фальсификаций» [94].

Итак, здесь ни слова не говорится ни о цензуре, ни о се-кретности; напротив, основанием для вмешательства КГБ на-зывается забота о точности и правдивости. Указывается, что, во-первых, вследствие неправильного изображения КГБ фильм может ввести в заблуждение советских зрителей. Невинный и доверчивый народ уязвим, а значит, его нужно защищать от некорректной, потенциально смущающей или беспокоящей информации ради его самого и чтобы не поставить под угрозу связь с народом.

Во-вторых, зарубежная буржуазная аудитория наверняка ухватится за каждую неточность и воспользуется ею в своих интересах с целью нанести ущерб международной репутации Советского Союза и тем самым спровоцировать перелом в его восприятии. Итак, информацию, представленную в кинокарти-не, следует фильтровать для того, чтобы создать безопасный и не допускающий двойного толкования образ КГБ (и следо-вательно — СССР).

Руководство КГБ предложило принять ряд конкретных мер по устранению недостатков фильма. Во-первых, повторялось, что в интересах международной репутации СССР в фильме недопустимы никакие упоминания и намеки на слежку за ди-пломатами: «Причины, по которым органы госбезопасности активно занимаются дипломатом Бинклем, в фильме недоста-точно акцентированы. У зрителя может сложиться неверное впечатление, что работа, проводимая по отношению к Бинклю, ведется со всеми зарубежными дипломатами. Буржуазная

138


пропаганда может представить это в политически неблаго-приятном для нас виде» [95]. Тот факт, что Бинкль — шпион, действующий под дипломатическим прикрытием, требовалось показать «более выразительно» [96].

Во-вторых, снова подчеркивалось: зрителю необходимо дать понять, что Лагутин не вмешивается в частную жизнь Евдокимова. «Ученый Евдокимов представлен в фильме так, что у зрителя может сложиться впечатление, что он испытывает некие притеснения в личной жизни вследствие заботы о нем Лагутина. Между тем ничего подобного в реальности не суще-ствует — ни в жизни советских ученых, ни в практике органов госбезопасности. Корректнее было бы показать Лагутина не как телохранителя Евдокимова, а как офицера контрразведки, который выполняет задание и обеспечивает сохранность го-сударственных тайн в подразделении, возглавляемом Евдоки-мовым, в связи с тем, что неприятельские разведывательные службы проявляют интерес к проблеме, над которой работает ученый» [97]. После замечаний руководства КГБ именно так описывалась роль Евдокимова, соответственно, были сделаны необходимые изменения. Например, из синопсиса сценария вычеркнули слово «охраняет» и заменили его на «гаранти-рует секретность работы Евдокимова» [98]. Переработаны были сцены, в которых показывались отношения Лагутина и Евдокимова, чтобы у зрителя не складывалось впечатление, что Лагутин вмешивается в частную жизнь Евдокимова. Так, в одном эпизоде Лагутин проявляет невероятный такт, остав-ляя Евдокимова наедине с его собеседником [99].

В-третьих, отмечалось, что фильм должен более ясно от-ражать два краеугольных камня деятельности КГБ: принцип партийности, которым руководствуется КГБ в своей работе, и связь КГБ с народом [100]. Вместе с тем не следует акцен-тировать внимание на «нетипичных моментах» работы КГБ, таких как вмешательство в частную жизнь ученого или пре-пятствия выезду ученых за границу (в изначальном сценарии

139


была сцена, в которой КГБ запрещает ученому Мезенцеву, по-дозреваемому в сговоре с Бинклем, отправиться в зарубежную поездку) [101].

Кроме того, эпизоды, в которых раскрываются методы ра-боты чекистов, требовалось свести к минимуму. В частности, нужно было вырезать сцены, в которых Бинкля снимают скры-той камерой и преследуют на служебных автомобилях [102].

Сцены, в которых показывались научные испытания, нуж-но было переделать так, чтобы «не создавалось впечатления взрыва атомной бомбы» [103]. В письме от февраля 1964 года заместитель председателя КГБ снова потребовал: «Пожалуй-ста, уберите… финальные кадры, напоминающие грибовидное облако атомного взрыва» [104]. Эта просьба прозвучала после подписания договора о частичном запрещении испытаний ядерного оружия в октябре 1963 года, согласно которому налагался запрет на проведение всех ядерных испытаний, за исключением подземных. Она еще раз продемонстрировала, как печется КГБ о соблюдении международных законов.

После просмотра в КГБ исправленной версии в феврале 1964 года фильм наконец одобрили [105]. Однако к моменту выхода картины на экран ее репутацию уже существенно подо-рвали неблагоприятные отзывы со стороны КГБ. Критические замечания КГБ серьезно сказались на дальнейшей судьбе филь-ма. Когда пришло время представлять картину на рассмотрение Госкино (Государственного комитета по кинематографии) для оценки и категоризации, от чего зависело его распространение, «Мосфильм» отстаивал киноленту без особого энтузиазма и отметил в ней несколько недостатков, которые повторяли замечания КГБ. КГБ также направил в Госкино доклад о том, что фильм «искажает реальность» [106]. В результате Госкино отнес фильм к третьей категории — это означало, что он не по-лучил поддержки сверху [107]. Присвоение третьей категории зачастую было способом похоронить фильм без лишнего шума и скандала, который вызвал бы прямой запрет [108].

140


Студия не сумела также отстоять фильм перед партией и фактически отреклась от него, когда пришло время отчи-тываться перед партийными идеологами. В январе 1964 года генеральный директор «Мосфильма» Владимир Сурин в своем докладе на сессии идеологической комиссии ЦК отнес «Вы-стрел в тумане» к числу самых неудовлетворительных фильмов, выпущенных на студии в 1963-м [109]. В дальнейшем ведущие партийные идеологи назовут фильм «никчемным» и «прими-тивным в идеологическом и художественном смысле» [110].

Последствием официального неодобрения стали негатив-ные рецензии в советской прессе. Однако вопреки недобро-желательной критике (или же как раз благодаря ей) [111] фильм очень понравился публике и его посмотрели 27 миллионов зрителей [112].

Консультативный процесс КГБ

В некотором смысле фильм «Выстрел в тумане» можно рассматривать как своего рода прецедент. Консультант от КГБ Максименко подытожил проблемы, с которыми пришлось столкнуться в процессе создания фильма, и отметил, что этот опыт будет использован для усовершенствования консульта-ционной процедуры в будущем. Он заявил, что КГБ следует подключаться к работе над фильмами на более ранних стади-ях, еще до написания сценария [113]. Далее мы рассмотрим институционализацию этих процедур, которая произошла после того, как Андропов учредил Пресс-бюро КГБ (бюро по связи КГБ с издательствами и другими органами массовой информации) в июне 1969 года.

С одной стороны, консультанты хрущевской эпохи запол-нили огромную брешь, появившуюся в процессе кинопроиз-

141


водства после смерти Сталина. Сталин не только лично про-сматривал все фильмы на предмет благонадежности (задача не столь масштабная, как может показаться, если учесть, что в последние годы правления Сталина в Советском Союзе вы-пускалось в среднем по шесть-семь фильмов в год) [114], но также вмешивался во все этапы производственного процесса каждой картины [115].

Консультанты от КГБ следили за тем, чтобы киноиндустрия выполняла три главные задачи. Во-первых, чтобы чекисты изображались в кино в позитивном ключе и представлялись интеллектуалами. Судя по разрозненным сведениям из мему-арной литературы, это было главной заботой консультантов. Кинорежиссер Игорь Ельцов, например, вспоминая о работе с консультантом от КГБ, так описывает его роль: «Больше всего он беспокоился о том, чтобы главный герой, чекист, был представлен в положительном и приятном свете и не выглядел болваном» [116].

Во-вторых, официальной задачей консультантов от КГБ было обеспечение достоверности и доступа к соответствую-щим засекреченным или архивным материалам. Например, в случае с этим фильмом консультанты помогли режиссерам получить доступ к засекреченной кинохронике разоблачения иностранных шпионов в Москве [117].

Впрочем, в создании фильма «Выстрел в тумане» помощь и экспертная оценка консультантов от КГБ были незначитель-ными. Консультанты организовали для съемочной группы поездку в научный комплекс в Дубне, но, как отмечал Бобров-ский, это оказалось лишь пустой тратой времени [118]. Между тем, как свидетельствуют материалы архива, консультанты не смогли помочь кинематографистам попасть в Курчатовский институт, где хотели снять несколько эпизодов (Государствен-ный комитет по атомной энергетике не дал соответствующего разрешения) [119].

142


В-третьих, в сочетании с другими элементами механизма советской цензуры консультанты навязывали определенные табу, что было делом опасным, поскольку само существование табу нельзя было признавать открыто. Как мы видели, данный процесс превращался в хождение по минному полю чекистской истории. Лишь чекистский культ с его незыблемыми тради-циями позволял безопасно перемещаться по этой территории. Более того, как мы убедились, консультанты сами не были уверены в текущем статусе конкретных табу, в том, что можно говорить, а чего нельзя.

Воспоминания режиссера Бобровского позволяют взглянуть на эти события с другой стороны и понять, как творческая группа пыталась реагировать на вмешательства КГБ. Шквал критики, который неожиданно обрушился со стороны КГБ, Бобровский называет «полной катастрофой», которая изме-нила все, и дает понять, что они вместе с режиссером Серым утратили художественную свободу в работе над проектом [120]. Бобровский пишет, что съемочная группа шла на все, чтобы ублажить консультантов от КГБ, — вплоть до превращения Ла-гутина в героя, погребенного в Кремлевской стене [121]. Как и следовало ожидать, воспоминания Бобровского подтверждают, что отношения между худсоветом и консультантами от КГБ отличались взаимной неприязнью и соперничеством. Бобров-ский вспоминает, как Маклярский высмеивал консультантов у них за спиной перед всем худсоветом [122], и отмечает, что после собрания в декабре 1963 года, на котором были озвучены существенные критические замечания и сомнения в шансах картины на одобрение, консультанты были «очень довольны». Бобровский пишет: «Я слышал, как кто-то сказал в коридоре: “По-моему, они совершенно деморализованы”» [123]. Бобров-ский явно считал, что консультанты здесь не для того, чтобы помогать, а чтобы запугивать.

143



Конечно, фильмы с подобным контекстом во времена холод-ной войны создавались не только в Советском Союзе. К приме-ру, многие британские фильмы того периода тоже несут в себе ту мысль, что усиление служб государственной безопасности вполне обосновано [124]. КГБ был не единственным органом разведки, который проявлял острый интерес к кинематогра-фии. И в американской пропагандистской машине ключевая роль отводилась кино, а к созданию многих фильмов, напри-мер мультфильма «Скотный двор», было причастно ЦРУ [125]. Но нигде вмешательство не было таким явным, а последствия его столь печальными, как в Советском Союзе, поэтому совет-ская киноиндустрия сталкивалась с огромными трудностями в попытках создавать приключенческие фильмы, способные конкурировать с западными.

На одном из собраний, посвященном обсуждению сценария, член съемочной группы горько заметил, что единственным не безжизненным персонажем фильма является преступник, ино-странный агент Бинкль. Все положительные герои так скованы идеологическими узами, что кажутся абсолютно деревянными. Пырьев ответил: «Единственный живой персонаж — Бинкль. В нем есть человечность, здоровая практичность, сообра-зительность. Он смел. Странно, что мы симпатизируем ему, именно ему, а не другим» [126]. Создатели фильма «Сотрудник ЧК» столкнулись с аналогичными проблемами в попытках снять интересное кино, не выходя за рамки идеологической приемлемости. Во время обсуждения сценария этой ленты на «Мосфильме» советский режиссер Юткевич попробовал спокойно объяснить, что в буржуазных детективных фильмах герой «попадает в сложные, иногда катастрофические ситуа-ции, из которых непонятно, как можно выпутаться, и когда он все-таки выпутывается, вы вместе с ним переживаете финал — победу над врагом — очень эмоционально… Я говорю это не

144


в укор фильму. Я думаю, какое оружие мы должны использо-вать, чтобы бороться с фильмами, враждебными для нас?» [127]

Советские попытки соперничать с Голливудом явно затруд-нялись необходимостью вырезать многие из тех элементов, которые и делают этот жанр привлекательным для массового зрителя. Самое главное, что в советских чекистских фильмах, в отличие, допустим, от фильмов о Бонде, не было ни намека на тему сексуальности, как и в чекистской литературе. Руко-пись романа Владимира Кожевникова «Щит и меч», который, как известно, вдохновил Путина стать чекистом, пуритански настроенные рецензенты подвергли суровой критике. В ре-цензиях начала 1965 года, хранящихся в РГАЛИ, перечислено немало претензий подобного характера. Действие разво-рачивается «на фоне» сексуального опыта героев, как будто такой опыт составляет неотъемлемую часть жизни чекистов за линией фронта [128]. «Художественные приемы, исполь-зуемые для описания взаимоотношений Зубова с немецкой женщиной, дают основания считать его нечистоплотным чело-веком» [129]. И вообще: «Слишком много разговоров о сексе. В таких разговорах Белов предстает грубым циником» [130]. «Без секса осталось лишь обаяние “заграничной” среды (как правило, прибалтийской) и внешних атрибутов разведки и шпионажа» [131]. «Возможно, сталинские идеологи были правы: шпионский детектив по природе своей неисправимо буржуазный жанр» [132].

Пожалуй, советская пропаганда была настолько непроду-манной прежде всего потому, что КГБ настойчиво вмешивался во все стадии творческого процесса. Это четко отражено в сло-вах офицера КГБ Шмелева, произнесенных им на собрании в декабре 1963 года: «Мы [то есть КГБ] хотели присутствовать при появлении ребенка [фильма] на свет, чтобы он родился более прекрасным, более интересным» [133]. Но КГБ оказал-ся плохой повитухой, а тень, отброшенная им на советскую культуру, — очень длинной.

145

Постсоветский чекизм

Введение

Самым ярким символом последних дней Советского Со-юза стало «повешение» памятника Дзержинскому во время августовского путча 1991 года. Один российский журналист сравнил его с разрушением нью-йоркского Всемирного тор-гового центра. Этот момент стал переломным, после него мир изменился: «Кадры железного Феликса со стальной петлей на шее будут теперь крутить на российских телеканалах веч-но — это наш новый символ, как для Америки — врезающийся в небоскреб самолет» [1].

Низвержение статуи Дзержинского ознаменовало собой крах символической вселенной, описанной в части I этой книги; чекистов изгнали с российского символического ландшафта. Однако всего через десять лет, в марте 2000 года, президен-том Российской Федерации был избран человек, определенно гордившийся своим «чекистским» прошлым [2], и чекистские ценности были с триумфом возвращены. Эту часть книги мы посвятим возрождению чекистского культа государственной безопасности в России.

С середины 1990-х годов в российской общественной жизни началось восхваление органов госбезопасности. Как отметил

II

146

Часть II. Постсоветский чекизм

один журналист, Россия переживает свой второй роман с соб-ственной госбезопасностью [3]. В сфере культуры и обще-ственных отношений этот роман поддерживается масштабной кампанией, которая сопоставима с литературным ренессансом КГБ, инициированным Андроповым в конце 1960-х и 1970-х годах. Вот уже более десяти лет вокруг фигуры чекиста соз-дается новая мифология. Активно разрабатываются новые версии истории органов государственной безопасности России, формируются мифологические образы современных чекистов и их миссии.

Очевидно, назрела необходимость всестороннего анализа возрождающегося культа органов госбезопасности в контексте современной России.

Западные комментаторы нередко относятся к России двой-ственно. Однако поиски объективности означают, что мы должны критически относиться к чекистской идеологии. Мы не можем позволить себе игнорировать элементы, определяющие облик российских органов госбезопасности и их корпоратив-ную этику. Российские органы госбезопасности несопоставимы с их западными аналогами, и их нельзя рассматривать в отрыве от культа, который их окружает.

5. Воссоздание чекистских традиций

Самый серьезный вызов чекистскому культу был сделан в августе 1991 года. КГБ скомпрометировал себя публично — председатель комитета Владимир Крючков был арестован. На его место пришел Вадим Бакатин, под руководством кото-рого начали проводить полномасштабные реформы. В своих воспоминаниях Бакатин объясняет, что сосредоточился пре-

147


имущественно на идеологии чекизма, «паразитирующей на “криминально-патриотической” романтике» [1]. Бакатина резко критиковали за то, что он отважился прикоснуться к святая святых и запятнать образ чекиста [2]. Крючков так описывает свое негодование: «Сотрудники органов госбезопасности всегда называли себя чекистами, связывая это с именем Дзер-жинского, в личном плане кристально честного, бескорыст-ного, идейно убежденного человека. По мнению же Бакатина, “традиции чекистов надо искоренять, чекизм как идеология должен исчезнуть”. <…> А что, разве все традиции чекистов были плохими? Разве заветы, оставленные нам Дзержинским, были негодными?» [3]

В конечном итоге начинания Бакатина не увенчались успе-хом. С середины 1990-х годов различные элементы советского чекизма начали возвращаться и адаптироваться к новым ус-ловиям. Так и не исчезнувшие из российской общественной жизни чекисты и их «славные традиции» удивительным обра-зом возродились под ярлыками восстановления национальной гордости и воссоздания исторической памяти.

Был создан целый ряд новых разнообразных чекистских традиций, и эти традиции позволяют нам взглянуть на меня-ющийся идеологический климат России и неясности ее демо-кратического развития с новой точки зрения. Новый культ госбезопасности высвечивает новые ценности, поддержива-емые государством, и характеризует новую государственную идеологию страны.

Родословная для ФСБ

Процесс изобретения новых чекистских традиций начал-ся в 1995-м, в год создания ФСБ [4]. Предшествующие годы для российских органов госбезопасности стали эпохой хаоса

148


и унижений. Они прошли под знаком бесконечных переимено-ваний и реорганизаций [5], массовых отставок, кульминацию которых предрешил неудавшийся путч в августе 1991 года [6]. Репутация органов в обществе оставалась неизменно низкой. Но с созданием ФСБ в 1995 году началась стабилизация. С этого момента (то есть еще при Ельцине, а не после прихода Путина к власти, как часто говорится) наблюдается устойчивое вос-становление и укрепление положения органов безопасности в российском обществе.

Создав в 1995 году ФСБ, Ельцин также определил его новый символ: щит и меч, традиционный символ советской служ-бы госбезопасности, теперь сочетался с царским двуглавым орлом. Глава ФСБ по связям с общественностью Александр Зданович [7] высказался по этому поводу так: «Ныне на симво-лическом уровне в ведомственном знаке осуществлен синтез дооктябрьской России и символ спецслужбы советской эпохи» [8], синтез, который он называет «принципиальным моментом» в плане осмысления ФСБ своего прошлого [9]. В 1999 году глава ФСБ Николай Патрушев отметил, что решение создать «единое целое» из двух этих символов отражало тот факт, что «корни отечественных спецслужб уходят в глубь веков, во времена зарождения и становления централизованного российского государства» [10].

Эта существенно расширенная временная шкала чекистской истории, ее истоки, отодвинутые «в глубь веков», — одна из характерных черт нового постсоветского подхода, который отличает ФСБ от ее предшественников. Тогда как историки советской эпохи зарей истории ВЧК считали 1917 год, резко отделяя ее от дооктябрьских служб безопасности, в постсовет-скую эпоху начало истории госбезопасности стали переносить как можно глубже в прошлое [11]. В последние годы появился целый ряд заметных публикаций, в которых рассматриваются истоки этой новой генеалогии российской службы безопасно-сти и разведки. В официальной истории, изданной в 1995 году

149


главой разведслужбы Евгением Примаковым, например, исто-рия российской разведки прослеживалась с эпохи скифов («наших далеких предков») [12]. В 1997 году Ельцин отправным пунктом истории органов безопасности назвал эпоху царя Алексея [13]. В 2007 году Патрушев, говоря об истории ФСБ, сослался на Софью Палеолог, жену Ивана III и племянницу по-следнего императора Византии [14]. В новой истории органов, опубликованной на официальном сайте Ярославского УФСБ, говорится, что датировать начало истории российских органов безопасности невозможно, поскольку «их исторические корни уходят во времена формирования русского государства» [15].

Заметно также стремление произвести «ребрендинг» са-мого района Лубянки. В январе 1999 года Зданович признал символическое значение здания Лубянки, назвав его «зритель-ным образом отечественных спецслужб» [16]. После августа 1991 года это место, как и в хрущевскую эпоху, стало символи-чески очищаться — негативные ассоциации стирались, новые устанавливались. Теперь Лубянка перестала быть синонимом советского государственного террора и превратилась в перво-зданную колыбель российской государственности. В глянцевом подарочном издании «Лубянка-2», выпущенном ФСБ в Москве в августе 1999 года [17], подчеркивается «древность» места, на котором располагается Лубянская площадь [18]. В книге район Лубянки связывается с рядом важнейших переломных моментов российской истории. Утверждается, например, что именно в этом районе проходили многие известные противо-стояния с иностранными захватчиками, включая такие значи-мые и эмоционально заряженные события российской истории, как изгнание поляков Мининым и Пожарским и победа над Наполеоном в 1812 году [19]. Цель этих параллелей — сакра-лизация местоположения ФСБ, наделение его аурой вечности, неизбежности.

Лубянка предстает местом, откуда чекисты простирали свой щит над страной в тяжелые времена, словно богатыри

150


из средневекового русского эпоса, былинные защитники родины [20]. Неспроста самый известный богатырь Илья Муромец теперь считается святым покровителем погранич-ной службы ФСБ.

Однако наряду с этой генеалогией, уходящей вглубь веков, продолжают жить старые советские чекистские мифы, сколь бы противоречивым это ни казалось [21]. Примером тому служит самая яркая из новых традиций ФСБ — ежегодные празднования Дня чекиста. Ельцин в декабре 1995 года из-дал указ об учреждении ежегодного Дня работников органов государственной безопасности [22]. Что любопытно, датой он выбрал 20 декабря, день образования ЧК, игравший цен-тральную роль в чекистской мифологии, как мы убедились в части I. Как говорилось в одной официальной публикации, выбор этой даты «был неслучайным» [23]. Для этой и дру-гих новых традиций ФСБ характерна некая натяжка между советским мифом о происхождении ЧК и новым мифом о «первозданности» и «древности» госбезопасности, но раз-личные стратегии подачи контекста и риторические приемы позволяют ФСБ и ее сторонникам разрешать или сглаживать эти противоречия и тем самым поддерживать новый исто-рический «синтез».

Учреждение Ельциным Дня чекиста стало шагом не назад, а вперед: впервые в истории российские органы госбезопас-ности обзавелись собственным официальным праздником. Строго говоря, в СССР чекисты, в отличие от представителей других профессий, не имели профессионального праздника. Как отметил в одном интервью директор ФСБ Патрушев, де-сятилетиями День чекиста отмечался «неофициально» [24]. С 1922 года ежегодно (с перерывом в несколько дет после смерти Сталина и после 1991-го) [25] 20 декабря, в день ос-нования ЧК, проводились различные церемонии. Однако даже на вершине развития советского культа чекиста День чекиста не включался в обширный календарь советских про-

151


фессиональных праздников, введенных в позднесоветскую эпоху [26]. Вероятно, эта сдержанность отражала глубинную тревогу, которая обострилась после развала СССР, когда в 1992 году были прямо запрещены открытые празднования 20 декабря и шли разговоры о том, чтобы сделать этот день профессиональным праздником работников Министерства образования [27].

Учреждение Ельциным в 1995 году Дня чекиста с вооду-шевлением встретили руководители органов безопасности. Патрушев приветствовал это решение как знак признания «со-циальной значимости» органов безопасности [28]. Зданович посчитал его актом глубоко символическим, новым поворот-ным пунктом исторического развития, когда прежде суще-ствовавшая неписаная традиция получила вторую жизнь [29].

Чекист-ветеран и депутат Московской городской думы Сергей Гончаров в интервью на День чекиста в 2002 году под-робно объяснил, почему была выбрана именно эта дата [30]. Журналист указал на очевидный парадокс, что в «демокра-тической России десятки тысяч людей по всей стране» от-мечают советский праздник, и до сих пор используется слово «чекист», хоть оно и кажется анахронизмом. Гончаров раз-решил это противоречие, заявив, что «чекист» — категория вечная. Его определение этого понятия вобрало в себя не-сколько элементов, характерных для недавно созданного мифа о чекисте и его месте в истории. Гончаров заявил, что категория «чекист» выходит за пределы времени и преходящих тривиальных политических интересов: «Понятие “чекист” давно уже вышло за те исторические рамки, в которых оно появилось. Правительства приходят и уходят, а уникальная цивилизация под названием Россия остается. На защиту ее коренных интересов запрограммированы люди, называющие себя чекистами» [31].

Гончаров также объяснил, что выбор даты 20 декабря от-ражает тот факт, что носители советских традиций и традиций

152


КГБ еще живы, как и сами эти традиции, «несмотря», отметил он мрачно, «на все попытки в 90-х годах уничтожить саму систему государственной безопасности страны». Он также от-метил, что эти традиции должны сохраняться и после того, как уйдет последнее советское поколение, поскольку «традиции предполагают в первую очередь воспроизводство некоторой системы, основанной на корпоративных и этических ценно-стях» [32]. И снова в первую очередь подчеркивался этический, моральный аспект чекизма.

Учреждением Дня чекиста в 1995 году все не ограничилось. Тогда же проявились и другие симптомы авторитарного сдвига. Федеральные войска вторглись в Чечню в декабре 1994 года, а в марте 1995-го парламент освободил Сергея Ковалева от обязанностей Уполномоченного по правам человека. При-нятые в том году законы, контролирующие деятельность ФСБ, пришли на смену относительно либеральным законам 1992 года, существенно усилили власть органов безопасности и сократили их ответственность [33]. Данная тенденция нашла отражение в целой серии новоиспеченных традиций и сим-волических актов. Начал формироваться новый российский официальный календарь: в него были добавлены дни воинской славы, стали восстанавливаться дореволюционные традиции, связанные с православными святыми-воинами. Медали и ор-дена, врученные Ельциным в 1995 году, свидетельствуют о том же. В 1995-м Ельцин наградил психиатра, который в советское время был напрямую причастен к использованию психиатрии против диссидентов, а шпиону Моррису Коэну посмертно присвоил звание Героя России. Позже, в 1996 году, он «реа-билитировал» советское знамя Победы, которое теперь по военным праздникам стало развеваться вместе с российским Государственным флагом [34]. Наконец, именно в 1995-е годы ФСБ была запущена первая серия громких шпионских дел. Как предположил один гражданский активист, через полвека 1995-й будет вспоминаться как год «затыкания ртов» в России [35].

153


Ельцинский авторитарный сдвиг того периода можно отча-сти связать с утратой им популярности и власти, что заставило его к концу первого президентского срока все сильнее пола-гаться на органы госбезопасности [36]. Еще ярче эта тенденция проявилась в период второго президентского срока Ельцина. В 1996 году Ельцин назначил бывшего главу внешней разведки Евгения Примакова министром иностранных дел, завершив «козыревскую эпоху» в российской внешней политике [37]. Финансовый кризис августа 1998 года стал еще одной важной вехой, после чего на пост премьер-министра стали приходить бывшие силовики: Евгений Примаков, Сергей Степашин и, на-конец, Владимир Путин.

Декабрь 1997-го: конец демонизации

Перечисленные выше события происходили параллельно с постепенным изменением официальных взглядов на совет-ское прошлое вообще и чекистское в частности. Этот про-цесс достиг пика в декабре 1997 года, накануне празднования восьмидесятого юбилея советских органов государственной безопасности, когда Ельцин выступил с радиообращением, которое свидетельствовало о существенном сдвиге в офици-альном отношении к советской истории [38]. Чекисты считают эту речь переломным моментом в процессе восстановления престижа органов госбезопасности, символом конца демони-зации их истории. Эта мысль заключалась в ключевой фразе ельцинской речи, которую часто цитируют чекистские коммен-таторы [39]: «Но каким было государство — такими были и его службы безопасности. Оглядываясь назад, я вижу — в разо-блачении преступлений органов безопасности мы чуть было не перегнули палку. Ведь в их истории были не только черные периоды, но и славные страницы, которыми действительно можно гордиться» [40].

154


Матвеев и Мерзляков в статье, опубликованной на офици-альном сайте ФСБ, назвали этот пассаж «историческим при-знанием», которое прозвучало впервые, а также существенно запоздавшей, но тем не менее долгожданной «однозначной политической оценкой советской Лубянки». Эта фраза, про-должили они, «положила конец периоду вольной или невольной демонизации их [органов безопасности] истории. Сейчас при-шло время взвешенно, без крайностей в ту или иную сторону, начать “заселять” забытыми именами... наследие ЧК-КГБ-ФСБ, постигать причины изломанности судеб тех, кто оказался в эпицентре тайных сражений ушедшего века» [41].

Другие истолковали речь Ельцина на День чекиста в 1997 году как призыв к бою. Эта речь официально одобряла тенденцию, которая усиливалась с середины 1990-х: рост куль-турной и общественной активности чекистов, включающий масштабные издательские проекты, нацеленные на пересмотр и реабилитацию чекистского прошлого. В число материалов, выпущенных в связи с этим, входил постоянно растущий корпус воспоминаний чекистских ветеранов; официальные исторические очерки, опубликованные при поддержке ФСБ; музейные выставки, посвященные чекистской истории [42]; музыкальные, кинематографические и художественные про-изведения о чекистах, награждаемые ежегодными премиями; телевизионные документальные фильмы и сериалы; целый ряд мероприятий вроде ежегодной конференции «Исторические чтения на Лубянке» [43].

Волна чекистской графомании свидетельствовала о том, что чекисты перешли в контрнаступление. По собственному мнению чекистских авторов, все эти тексты им приходилось писать для того, чтобы создать столь нужный противовес анти-чекистской мемуарной литературе и комментариям в СМИ, которые появились в изобилии в конце 1980-х — начале 1990-х годов. Сокрушительная критика КГБ в ту эпоху очень трав-мировала органы безопасности. Один историк ФСБ называет

155


начало 1990-х временем «мощной атаки» на КГБ, когда стало «модным связывать все государственные неудачи с деятельно-стью спецслужб. Многие публицисты, писатели и журналисты стремились представить КГБ институтом, единственная цель которого — репрессии и подавление диссидентов» [44].

По мнению известного экс-чекиста Филиппа Бобкова, критика КГБ в этот период принимала «крайне гипертрофи-рованные формы» [45]. Другие чекистские ветераны критику КГБ в СМИ на заре 1990-х называли даже кампанией «по дезинформации» [46].

Многие чекисты убеждены, что эта кампания продолжается по сей день. В декабре 2004 года генерал-полковник Виктор Черкесов, один из ведущих представителей советских, а теперь российских органов госбезопасности [47], предупреждал на страницах «Комсомольской правды», самой массовой еже-дневной газеты в России, что античекистская информационная кампания набирает обороты: «Масштаб кампании исключает ее стихийность. Речь идет о войне, объявленной “чекизму” как новому врагу. Кампании, по своему масштабу вполне сравни-мой с антикоммунистической войной, которая велась в конце 80-х годов» [48].

На эту якобы существующую информационную кампанию часто ссылаются, чтобы оправдать необходимость ужесточения контроля за СМИ. В таком ключе в январе 1999 года выступал Зданович, объявивший, что период «огульного очернения» органов государственной безопасности остался в прошлом и теперь средства массовой информации и творческая ин-теллигенция обязаны вносить свой вклад в восстановление доверия к ним, например посредством «разумного и верного» освещения в СМИ их деятельности [49].

Ельцинская речь 1997 года ознаменовала конец ломки исто-рической памяти, которая шла постепенно со времен Горбаче-ва [50]. Низвержение статуи Дзержинского стало символической кульминацией той исторической революции. Демонстранты

156


отторгали не только советский режим, но и мифологию чекист-ской истории, о которой мы говорили в части I [51].

В последние лет десять, напротив, к исторической памяти взывали совсем для других целей. Во имя исцеления российской исторической памяти, например, действовали те, кто призывал восстановить памятник Дзержинскому на Лубянке. С их точки зрения, снос его был не восстановлением исторической памяти, а преступлением против нее. Этот аргумент в числе прочих выдвигал в 2002 году мэр Москвы Юрий Лужков, предлагая восстановить статую. По словам пресс-секретаря Лужкова, это предложение отражало убежденность мэра в том, что кончилось время уничтожать прошлое и настала пора «созидать и восста-навливать — храмы, церкви и нашу историю» [52]. Журналист «Московского комсомольца» в 2002 году высказывал эту же мысль, проводя параллель между уничтожением статуи Дзер-жинского и разрушениями церквей и оплакивая низвержение монумента как проявление болезни нации, которую необхо-димо преодолеть: «Крушить символы прошлой эпохи — одна из самых дурных и устойчивых российских традиций» [53].

Апелляция к исторической памяти стала обычной стратеги-ей, которая используется теперь в разнообразных чекистских исторических проектах [54].

По сути, такая риторика есть присвоение главного девиза российского демократического движения, которое также при-зывало к восстановлению исторической памяти. Это ловкий и дерзкий ход, посредством которого чекисты стремятся предстать поборниками и хранителями исторической памяти. Между тем люди, ответственные за недолгое открытие архивов КГБ в начале 1990-х (этот акт, очевидно, был совершен с целью восстановления исторической памяти), обвиняются в том, что они разрушили наследие страны. Так, Бакатина в чекистской мемуарной литературе называют «Геростратом Лубянки» [55], «сумасшедшим, как Герострат» [56]. В этом любопытном пере-воплощении период начала 1990-х с его призывами осудить

157


и отвергнуть чекистскую историю стал именоваться «реци-дивом большевистской нетерпимости» [57].

В новой интерпретации органы госбезопасности часто предстают в роли мучеников. Они не палачи Большого тер-рора, а его жертвы. Например, в 1997 году глава УФСБ по Краснодарской области, говоря о Большом терроре, отметил: «Органы государственной безопасности не были инициатора-ми этих репрессий. Они выполняли чужую волю. Кроме того, более 20 тысяч чекистов разделили судьбу жертв сталинской тирании: в пропорциональном отношении мы фактически по-теряли больше, чем любой другой слой нашего общества» [58].

Говорилось, что, с одной стороны, органы госбезопасности несоразмерно страдали от государства, которое действовало по модели, заложенной опричниной [59] Ивана Грозного и до-стигшей своей кульминации в сталинских репрессиях, с дру-гой — были оклеветаны и непоняты собственным народом, особенно во времена Горбачева [60].

Госбезопасность как Идея

Речь Ельцина, прозвучавшая в декабре 1997 года, стала важным поворотным пунктом в истории госбезопасности еще в одном смысле. Завершая часть своего выступления, Ельцин отметил, что сегодня в органах безопасности работают «ис-тинные патриоты», и добавил: «Эти люди работают не за славу и награды, а — не побоюсь этого слова — за идею» [61]. Тем самым Ельцин дал понять, что постсоветские органы безопасности — это не «нейтральный» государственный механизм, а, как и советские, преданы Идее. Иначе говоря, после недолгого периода неопределенности в российскую по-литическую жизнь и в сферу госбезопасности вернулась Идея. Представление о том, что в основе российской государствен-ности лежит Идея, имеет давнюю историю. Так, например,

158


Вера Сквирская пишет: «Предполагается и ожидается, что в основе российской политики должна лежать Идея о России, о ее уникальной цивилизации… Российская государственность считается неполной и уязвимой без Идеи… Есть ощущение, что без Идеи государство и нация могут утратить свою онто-логическую стабильность и легитимность» [62].

В конце 1980-х — начале 1990-х годов эту мысль ставили под сомнение многие известные российские экс-диссиденты и либералы. Они отмечали опасности этой идеи, связывая ее с трагедиями советской эпохи. Они намеревались пере-строить отношение государства и общества, построить новое государство западного типа, ответственное перед своими гражданами, и убрать из этой сферы эмоциональную состав-ляющую, императив беспрекословного преклонения перед государством. Сергей Ковалев, например, противопоставлял «цивилизованную» идею государства, которое «всего лишь механизм, призванный обеспечивать интересы общества», традиционной российской модели государства как «некой мистической сущности», которая «вне общества и над обще-ством» [63]. Валерий Борщов писал о том же: государство следует рассматривать как механизм и только, его нельзя лю-бить или не любить [64]. Распространенность такого мнения впоследствии существенно сузилась, а современная волна ого-сударствления в России, по сути, может рассматриваться как ответная реакция на попытки подорвать идею «мистической энергии» государства (это выражение заимствовано из статьи Александра Панарина, в которой автор оплакивает тот вред, который нанесли либералы традиционной мистической силе российского государства) [65].

Таким образом, речь Ельцина в декабре 1997 года ознамено-вала собой существенный перелом, который намечался с сере-дины того десятилетия, не только в отношении исторического сознания, заботу о котором теперь взяло на себя государство, но и в вопросе отношения к этому государству. Все больший

159


пиетет перед органами госбезопасности отражал более широ-кую тенденцию — почитание сильной государственной власти в России [66].

Начало этого парадигмального сдвига было с удовлетво-рением отмечено еще в 1995 году в «Белой книге российских спецслужб» (опубликована с одобрения старшего научного сотрудника Академии ФСБ) [67]. Авторы отмечают: если начало 1990-х характеризовалось попытками отступить от верховенства государственных интересов над интересами личности и общества, то уже сегодня, несмотря на мощное сопротивление, происходит процесс возвращения к традици-онным приоритетам [68]. «Идея», о которой говорил Ельцин в своей речи, определялась им весьма туманно и осторожно («Во имя безопасности государства. Во имя мира и спокой-ствия наших граждан» [69]). Но если президент был не очень откровенен, чекисты с готовностью принялись формулировать эту идею и наполнять ее содержанием. После речи Ельцина чекисты стали публично говорить о том, как важен в их рабо-те идеологический фундамент, хотя они часто использовали термин «духовность», поскольку слово «идеологический» все еще входило в разряд табу, особенно в контексте обсуждений органов госбезопасности [70]. С 1999 года этот вопрос стал делом государственной важности. В тот год Патрушев заявил, что «одни материальные стимулы никогда не смогут заменить духовную, смысловую компоненту в жизни российского офи-цера» российских органов госбезопасности [71].

Эпоха высокого чекизма

Ельцинская речь 1997 года ознаменовала собой начало пе-риода, который мы можем назвать эпохой «высокого чекизма». Признаками этой эпохи стали неуклонно растущие масштабы

160


празднования Дня чекиста и параллельное возвышение Влади-мира Путина. В 1998-м, в конце первого года службы на посту директора ФСБ, Путин в День чекиста выступил с телевизи-онным обращением. Он восхвалял ЧК, ни слова не упомянув о том, что эта организация была инструментом террора [72]. В следующем году «престолонаследник» отметил День чеки-ста восстановлением сорванной в 1991 году памятной доски Андропову на здании ФСБ в Москве [73].

В 2000 году Путин стал первым российским президентом, посетившим чекистские торжества лично [74]. Мероприятия по случаю Дня чекиста в 2000 году были самыми масштабными со времен Андропова. Как и в советскую эпоху, состоялось вру-чение наград за работы, выставляющие службы безопасности в положительном свете [75]. В последующие годы число этих наград все увеличивалось, а кульминацией такой тенденции стало восстановление в 2006 году традиции вручения премий ФСБ за лучшие произведения литературы и искусства о де-ятельности органов федеральной службы безопасности. Ко Дню чекиста в 2000 году был также приурочен выпуск диска с чекистскими песнями под названием «Наша служба и опасна, и трудна» [76]. В последующие годы дань чекистам отдавали в стихах. Примером может послужить стихотворение Алексан-дра Комбатова 2003 года, прославляющее чекистов («Особый народ <…> и делами, и в помыслах чистый») и очень напо-минающее аналогичные произведения советской эпохи [77].

С 2000 года и впредь День чекиста праздновался пышно и подробно освещался в СМИ. В статье «Родина начинается с ЧК», вышедшей в «Московском комсомольце» в 2004 году, утверждалось даже, что День чекиста стал фактически про-фессиональным праздником руководителей российского го-сударства, поскольку теперь многие крупные посты занимают бывшие чекисты [78].

В период высокого чекизма произошли две трагедии — на Дубровке (октябрь 2002-го) и в Беслане (сентябрь 2004-го).

161


Несмотря на жесткие и некомпетентные действия служб госбезопасности, эти события укрепили позиции чекистов, поскольку вслед за ними развернулась мощная прочекистская пропагандистская кампания [79]. Прочекистские настроения особенно усилились после Беслана, когда стало муссироваться мнение о том, что косвенную ответственность за это бедствие несет российская интеллигенция, которая во времена Горбачева и Ельцина скомпрометировала российские органы госбезопас-ности, безудержно осуждая их советских предшественников. Годы необузданной общественной критики КГБ и его осведо-мителей заклеймили позором органы госбезопасности, что привело к массовым отставкам и разрушению старых агентских сетей и лишило российскую службу госбезопасности важней-шего источника информации [80]. Эти послебесланские дебаты возглавлял Патрушев, который выступил с призывом изменить общественное отношение к информаторам с помощью созда-ния и популяризации их позитивного образа [81].

Советский календарь государственных праздников и ри-туалов, конечно же, был квинтэссенцией «изобретенных тра-диций», созданных и навязанных искусственно и сознательно за довольно короткий период времени. За большевистским переворотом в 1917 году последовала полномасштабная ка-лендарная реформа, направленная не только на приведение России во временное соответствие со всем современным миром, но и на сдвиг общественного сознания, сформиро-ванного и выражаемого через традиционные религиозные праздники [82]. Процесс создания нового набора советских официальных праздников и памятных дат проходил также с целью узаконивания новой власти. Как отмечается в одном советском тексте от 1983 года, эти праздники составляли советскую родословную — генеалогию рождения и роста со-ветского государства [83]. В постсоветской России сначала эта родословная была отвергнута, но затем отдельные ее элементы восстановлены и адаптированы. Мы убедились, что новая ро-

162


дословная чекизма имеет двойственную хронологию: ее корни одновременно восходят к далекому прошлому российского государства и к созданию ЧК Лениным в декабре 1917 года.

Включение Дня чекиста в число официальных государ-ственных праздников можно называть «публичным представ-лением» авторитарного режима [84]. Процесс укрепления этой традиции шел не только сверху, но и снизу. В 2005 году, когда День чекиста праздновался наиболее массово, некоторые пред-ставители российского бизнес-сообщества, пользуясь случаем, продемонстрировали свою поддержку чекистам, а заодно и прорекламировали себя. Самым показательным примером стала серия поздравительных перетяжек от строительной компании КРОСТ на Садовом кольце и в других районах сто-лицы. Холдинг «Винный Мир» поздравил «друзей и коллег с 88-й годовщиной создания ВЧК-КГБ-ФСБ» [85].

Возрождение Дня чекиста сопровождалось множеством других инициатив, также нацеленных на создание чекистских традиций и переформирование российского исторического сознания. Так, в 2000-х годах была выпущена серия почтовых марок, которые прославляли чекистское наследие и геро-изм [86]. В августе 2006 года в парадную форму чекистов были внесены некоторые изменения, что также подчеркивало новое отношение государства к органам безопасности [87].

Многие новые традиции ФСБ поддерживаются Русской православной церковью и включают различные ритуалы, ос-вящающие и благословляющие работу ФСБ. Наконец, многие традиции принимают форму ежегодных церемоний награжде-ния. Местом проведения большинства этих ритуалов служит бывший кабинет Андропова на Лубянке, что для ФСБ имеет мощное символическое значение.

К 2007 году заметно уменьшилась двусмысленность офи-циальных оценок Дзержинского. Это был юбилейный год, 130-я годовщина со дня его рождения, в связи с чем были организованы различные мероприятия. На ежегодной це-

163


ремонии вручения премий ФСБ в День чекиста директору музея-усадьбы «Дзержиново» в Белоруссии был вручен по-ощрительный диплом «за создание высокохудожественной экспозиции, посвященной жизни и деятельности Ф. Э. Дзер-жинского». [88]. Центральный музей Великой Отечествен-ной войны в Москве подготовил к юбилею Дзержинского выставку, на открытии которой директор музея сказал: «Ор-ганы ВЧК всегда демонстрировали нравственную чистоту, и мне отрадно, что ФСБ является славным преемником этой организации» [89]. Региональное УФСБ по Волгограду тоже организовало экспозицию и ряд других юбилейных мероприятий, а местный чекист в интервью гордо заявил, что «Волгоград — единственный город в России, где не был демонтирован ни один памятник Дзержинскому. В нашем городе их семь» [90]. Была опубликована серия книг, вклю-чая собрание любовных писем Дзержинского под названи-ем «Я вас люблю…» [91], вышли новые издания дневников Дзержинского и других документов, а также подарочное издание фотопортретов [92]. На сайте ФСБ были опубли-кованы советские биографические очерки о Дзержинском, включая «Лед и пламя» Юрия Германа и другие материалы подобного рода. Союз ветеранов госбезопасности запустил благотворительную программу «Дзержинский и дети» с целью возродить чекистские традиции помощи бездомным детям и «сберечь память об этом замечательном человеке в нашей “операции служения Добру”» [93]. Журналы чекистских ветеранов триумфально объявили о том, что здравый смысл наконец восторжествовал и Дзержинский снова стал уважа-емой фигурой: «Отрадно видеть, что время расставило все по местам и сегодня фигура Дзержинского вновь стала при-мером для наших граждан и нового поколения чекистов» [94]. Между тем, как показало крупное социологическое исследо-вание, проведенное в 2007 году, к Дзержинскому в обществе сохранялось в основном позитивное отношение. Влияние

164


советского мифа было очевидным: 71 % опрошенных считали, что «Дзержинский старался навести порядок в стране», 46 % отметили, что он «старался улучшить жизнь простых людей» и 35 % представляли его «благородным мечтателем, рыцарем революции» [95]. Как мы увидим дальше, мотив «благород-ства» чекиста был среди прочих принят на вооружение со-временными идеологами чекизма.

Чекист-аристократ

В 1999 году Патрушев объявил, что старая неписаная тра-диция праздновать День чекиста теперь «наполнена новым содержанием» [96]. Какой же была природа этого содержания?

Прежде всего пресс-служба ФСБ стремится создать иной об-раз современного чекиста, представить его элитой. В 2000 году директор ФСБ Патрушев заявил, что сегодняшние чекисты — это «неодворяне» [97]. Другие известные чекисты выступали с подобными же высказываниями. В начале 2001 года Шульц объявил, что чекисты составляют «не буду стесняться этого слова — настоящую элиту общества» [98].

Можно по-разному интерпретировать эти утверждения. Во-первых, идею чекистов как «новых дворян» следует рас-сматривать в контексте массового притока чекистов и бывших чекистов во власть в современной России [99]. С конца 1990-х годов российские либеральные средства массовой информации стали все чаще говорить о «чекистском марше во власть» [100]. Пиар-усилия ФСБ этого периода были явно направлены на укрощение страхов, вызываемых такими сообщениями [101]. В 2000 году Патрушев в одном из интервью критиковал тот факт, что некоторые СМИ «охотно подхватывают тезис о приходе чекистов в высшие эшелоны власти и что это яв-ляется «попыткой демонизировать пришедших во властные

165


структуры бывших сотрудников СВР и ФСБ. Цель понятна — создать образ некой “темной силы”, отстаивающей не обще-национальные, а свои узкокорпоративные интересы, и тем самым ослабить ресурс доверия народа к новому руководству страны» [102].

Мысль о том, что чекисты составляют элиту особого рода и заслужили это в силу определенных, якобы присущих им качеств, стала средством оправдания прихода чекистов к вла-сти. Это оправдание включает в себя целый ряд разнообраз-ных составляющих. Как очевидно из приведенных выше слов Патрушева, цель комментариев пресс-службы ФСБ по этому вопросу — не просто назвать чекистов новой элитой, но подчеркнуть их патриотические качества. Чекисты — это не честолюбивая жадная клика, которая захватила власть ради собственного обогащения; ими движут интересы нации, а не жажда личных привилегий. Они взяли на себя ответствен-ность за будущее России. Их главная цель — восстановление и возрождение страны. Их роль стала часто сравниваться с де-ятельностью Дзержинского после Гражданской войны, с его работой по восстановлению российской экономики. Тот факт, что Дзержинский был не только поляком, но и ярко выражен-ным интернационалистом, в нынешнем контексте опускается. Некоторые дошли даже до того, что назвали Дзержинского прежде всего патриотом, главной идеей жизни которого было спасать свой «дом», свою страну, своих сограждан [103]. В том же ключе первый заместитель директора ФСБ Сергей Смирнов утверждал, что любовь и преданность Родине и народу — это самая главная чекистская традиция [104]. Таким образом, теперь чекистской «традицией» называется патриотизм, тем самым чекизм ставится в одну шеренгу с национальной иден-тичностью.

В текстах ФСБ, предназначенных для публики, также на-стойчиво говорится о способности чекистов «перековывать» себя. Об этом же твердят авторы новой волны жизнеописаний

166


Дзержинского, обращая внимание на его преображение по-сле Гражданской войны: «Дзержинский сумел с окончанием Гражданской войны пройти через своеобразный “катарсис” и из яростного ниспровергателя старого стать созидателем, организатором возрождения промышленности, транспорта, активным сторонником и подвижником нэпа» [105].

Именно эта гибкость, способность переделывать себя по-стоянно подчеркивается и восхваляется в литературе. Дзер-жинский, как и современные чекисты, как и сама Россия, — это феникс, возрождающийся из пепла. Как и Дзержинской, чекисты могут принимать разные обличия в зависимости от потребностей времени, но их сущность неизменна [106]. Такая параллель проводится особенно ярко в одной книге, где сравниваются Путин, Дзержинский и Андропов — чеки-сты, которые переделали себя, когда их «призвала страна», и «оказались реформаторами и приверженцами рыночных отношений» [107].

Те, кто говорит о существовании новой чекистской элиты, стремятся упрочить чекистскую родословную, отыскивая ее корни в русской истории. Так, Леонов в статье 2001 года проводит параллель между современными чекистами и ари-стократией из дореволюционных спецслужб. Он пишет, что чекисты отличаются особыми внутренними качествами, ко-торые напоминают характерные черты старого дворянства: это особая забота о Родине, особое понимание патриотизма, особая боль за народ. И как дворяне ушедшей России, они не-сут военную службу [108].

Красной нитью при пропаганде «нового дворянства» прохо-дит мысль о том, что принадлежность к этой группе избранных определяет безупречность службы. Часто делается акцент на том факте, что чекисты — это простые и преданные «слуги» государства. Как отметил Патрушев, чекисты — это люди, которые, несмотря ни на что, сохранили дух государственной службы [109]. Черкесов утверждает: «Если нет идеи служе-

167


ния — нет чекиста» [110]. А Леонов говорит: «Мы все время думаем о Государстве. Это нескончаемо преследующая нас мысль: “Мы — слуги Отечества”» [111]. Очевидно, что перед нами обновленная версия советского культа Дзержинского — человека самоотверженного, ведомого лишь долгом.

Идея определения чекистов как нового дворянства была детально разработана Добролюбовым в статье, опублико-ванной в журнале «Спецназ России» в 2007 году. Согласно Добролюбову, возрождение чекизма при Путине — это часть возрождения старых российских традиций аристократиче-ского военного сословия. Это служилое сословие существо-вало в России веками, «с древних княжеских дружин», но распалось в XIX веке и только в XX столетии возродилось в форме ЧК [112].

Еще одним важным элементом миссии чекистов служит восстановление высокого положения России на мировой арене. Эта мысль также прослеживается в статье Добролюбова, где он восхваляет возвращение чекизма, который дал возмож-ность России стоять с высоко поднятой головой. Добролюбов пишет: «Когда Владимир Путин был объявлен влиятельным американским журналом “Time” человеком года, это вызвало настоящий приступ ярости у той части западной элиты, ко-торая по привычке до сих пор празднует “победу в холодной войне”». Они вдруг осознали, что русские вернулись. Вернулись в самом жестком образе— не как униженные просители и не как затравленные неудачники, а как спокойные, уверенные в себе победители. И страх этой западной элиты наиболее емко вы-разил республиканский сенатор-ястреб, все мечтающий стать президентом США, Джон Маккейн, сказавший о Путине: «Я по-смотрел ему в глаза и увидел там три буквы — К-Г-Б» [113]. В этом смысле стремление чекистов вернуть себе былую репу-тацию неотделимо от общенационального стремления обрести национальную идентичность и укрепить высокое положение России на международной арене.

168



Когда-то казалось, что августовские дни 1991 года станут самыми яркими страницами нового национального мифа об освобождении. Казалось, они сравнимы с падением Берлин-ской стены. Но все вышло иначе. Как говорится в одной статье, опубликованной на официальном сайте ФСБ, «Железный Фе-ликс», скромно стоящий ныне под опадающим кленом в сквере на Крымском валу, ждет. Зорко всматриваясь куда-то вдаль, он словно ищет помощи и защиты от насевших на него, теперь бессловесного, пасквилянтов и наглых лжецов» [114].

Пустой пьедестал от статуи Дзержинского, который остал-ся на Лубянке, стал главным символом фундаментальной неопределенности в вопросах памяти о советском прошлом и российской национальной идентичности [115]. Во многих смыслах Дзержинский находится «в подвешенном состоянии», а связанные с ним нравственные вопросы до сих пор не решены.

6. Культ Андропова

В декабре 1999 года, незадолго до того, как стать действу-ющим президентом России, Владимир Путин в честь 82-й го-довщины основания ЧК восстановил мемориальную доску Ан-дропова на Лубянке. Доску демонтировали в августе 1991 года после того, как ее замазали краской, а на лице Андропова на-рисовали свастику [1]. Вернув доску на место, Путин публично восстановил уважение к Андропову [2]. Этот жест ознаменовал собой начало возвращения Андропова в чекистскую мифоло-гию и чекистский пантеон в новой, путинской, интерпретации.

Процесс этот достиг кульминации в преддверии 90-летней годовщины со дня рождения Андропова в июне 2004 года, когда

169


был запущен ряд официальных инициатив, включая учрежде-ние Андроповской премии ФСБ [3], конкурс проектов памят-ника Андропову в Петрозаводске [4] и публичного обсуждения по поводу возведения памятника Андропову в Москве [5]. Все это сопровождалось целой серией специальных телевизионных передач [6], появлением биографических книг [7], статей под названиями вроде «Политик, чекист, романтик: Ю. В. Андро-пов в воспоминаниях ветеранов разведки» [8]. Публичные высказывания об Андропове стали обязательными для членов российской политической элиты: мэр Москвы Юрий Луж-ков, к примеру, опубликовал панегирик Андропову в лучших традициях жанра [9]. Внимание к Андропову объяснялось не только тем, что две связанные с ним круглые даты — 90 лет со дня рождения (15 июня 1914 года) и 20 лет со дня смерти (9 февраля 1984 года) — выпали на 2004 год. Определенно, были и другие факторы; как отмечал директор ФСБ Патрушев, «интерес к этому человеку в наши дни далеко не случаен» [10]. В журнале «Лубянка» писали: многие идеи Андропова «на-чиная с 1991 года и даже ранее» предавались забвению в силу политических обстоятельств того периода; но теперь пришло время вернуться к этим идеям [11]. Таким образом, Андропов стал знаменем чекистского «крестового похода». В этой главе мы проследим, как период председательства Андропова в КГБ превратился в еще один «золотой век» чекистской истории, особенно полезный для того, чтобы объяснить развал Совет-ского Союза и последующее возрождение органов государ-ственной безопасности.

Андропов и Путин

Наиболее значимую и полезную роль новый миф об Ан-дропове сыграл в деле создания почтенной родословной для Путина. Это отражено в названии книги 2002 года, соавто-

170


ром которой стал бывший чекист Юрий Дроздов, — «Юрий Андропов и Владимир Путин: на пути к возрождению» [12]. Как отметил один критик, теперь нас просят верить в то, что Путин — это сегодняшний Андропов [13]. Андропов обеспечил историческую связь, необходимую для того, чтобы представить Путина частью «естественного» течения российской истории, которое теперь восстанавливалось после временного разрыва, вызванного заблуждениями в горбачевскую и ельцинскую эпо-хи. В этом смысле Путин означал «возвращение к традиции».

Некоторые качества, приписываемые Андропову, явно использовались с целью легитимировать политику путинско-го правительства. Так, например, Андропов представлялся сторонником сильной государственной «вертикали власти», между тем как это сугубо путинский сленг [14]. Подобным же образом директор ФСБ Патрушев подчеркивал антитеррори-стическую позицию Андропова [15].

Андропов и народ

Культ Андропова базируется на утверждении о том, что на-род любил и глубоко уважал Андропова — и продолжает это делать [16]. В посвященных ему материалах в СМИ он часто изображается самым популярным российским лидером всех времен [17]. Факты, подтверждающие это, приводятся редко, а если и приводятся, то зачастую выдуманные. Так, напри-мер, Лужков утверждал, что для него решающим фактором в отношении к Андропову служит то, что Андропова глубоко уважал народ (одной из причин чего Лужков называл жесткую позицию Андропова по вопросам безопасности). Единствен-ными социологическими данными, которые Лужков привел в доказательство своего заявления, был гипотетический опрос общественного мнения. Лужков размышлял: «Если провести

171


среди людей старшего и среднего поколения социологиче-ский опрос на тему “Когда вы чувствовали себя в большей безопасности — при Андропове или сейчас?”, результат будет неутешительным» [18]. Вполне вероятно, что антикоррупци-онная кампания Андропова, нацеленная на элиту брежневской эпохи, могла бы снискать широкую поддержку в современном обществе, равно как и появление в его бытность Генеральным секретарем ЦК КПСС дешевой водки, которую прозвали «ан-дроповкой» [19].

Но вне зависимости от популярности или непопулярности в народе, статус Андропова в ФСБ не подлежит сомнению по очевидным причинам. Как отметил заместитель директора ФСБ Владимир Шульц, именно под руководством Андропова КГБ претерпел эволюцию и стал одной из самых влиятельных и уважаемых спецслужб в мире [20]. Для чекистов эпоха Ан-дропова была «золотым веком», поэтому, например, церемонии вручения премий ФСБ, как мы уже писали, до сих пор проходят в старом кабинете Андропова на Лубянке [21].

Андропов и порядок

Фигура Андропова привлекательна и политически полезна прежде всего потому, что вызывает ассоциации с категориями порядка и дисциплины. Как указывают многие, и по вполне понятным причинам, отсутствие порядка — одна из главных проблем россиян и современной российской политики [22].

Однако конкретные примеры реальных поступков и дости-жений Андропова в этой сфере, а также их последствий при-водятся редко. Впрочем, больше всего Андропов запомнился рейдами, которые он ввел, будучи Генеральным секретарем. Во время этих рейдов отлавливали тех, кто прогуливает работу, развлекаясь в банях, кино или стояли в очередях в магазины.

172


Мелочность такой политики не принесла ему большой народ-ной любви, тем более что эти прогулы зачастую были вызваны изъянами советской экономики, из-за которых людям прихо-дилось выстаивать в длинных очередях или заниматься такой «теневой экономической деятельностью», как бартер. И от этого никуда не деться, даже если согласиться с Лужковым, что в целом политика Андропова была правильной, но на местах ее воплощали с чрезмерным рвением, стараясь ему угодить [23]. Другие комментаторы, например Бобков, теперь отрицают, что эти рейды проводились по инициативе Андропова [24].

Андропов и судьба

В российской пропутинской литературе ощущаются явные сакральные нотки, которые свидетельствуют о существовании мечты о Спасителе, способном вернуть счастье нации [25]. В поддержку этой идеи вносит свой вклад и православие. В 1999 году, например, в СМИ появились сообщения о «зна-мении», которое якобы получил Путин, когда его дача сгорела дотла и остался лишь крестик, чудом переживший пожар [26]. Фигура Андропова тоже поддерживает идею того, что возвы-шение Путина было предопределено. Говорят, что Андропов «предвидел» его, предсказав приход «людей с Лубянки» к вла-сти в стране [27].

Концепция «исторической судьбы» часто приводится в це-лях оправдания руководящей роли не только Путина, но и че-кистов в целом. Как отмечает Черкесов, «и если я прав, если чекисты и наша нынешняя Россия оказались исторически связаны, то какую же огромную ответственность накладывает на нас подобная связь <…> История распорядилась так, что груз удержания российской государственности во многом лег на наши плечи» [28].

173


В этом отношении Черкесов вторит отставному генерал-лейтенанту КГБ Леонову, который в 2001 году заявил в ин-тервью: «История рекрутировала их [т. е. бывших чекистов, которые теперь занимают ведущие посты] для проведения специальной операции по возрождению нашей державы» [29].

Бесспорно, здесь мы снова попадаем в царство грандиозного исторического эпоса, практически в сферу Вечности.

Андропов как прецедент

Фигура Андропова очень полезна сегодня еще и потому, что представляет собой исторический прецедент, на который можно ссылаться в противовес соображениям о том, как опа-сен приход госбезопасности к власти. Недолгое пребывание Андропова на посту Генерального секретаря используется как окончательный ответ античекистским тревогам и ис-терии в либеральной прессе. Как отметил один журналист, «говоря о Путине, было бы неправильно утверждать, что ны-нешний российский президент уникален в своем чекистском качестве — качестве, которым он, несомненно, гордится. В отечественной истории у него были предшественники. Как и Путин, они были призваны к управлению страной и народ-ным хозяйством с Лубянки. И как Путин, они, казалось бы, вопреки своему менталитету и прежней службе оказывались реформаторами со знаком плюс и сторонниками рыночных отношений» [30].

Автор ссылается на двух предшественников Путина: Дзер-жинского (который был главой Высшего совета народного хозяйства) и Андропова, который, как считается, пытался найти способы проведения ограниченных рыночных реформ. Он продолжает: «Таковы предшественники нынешнего хозяина Кремля, рекрутированные историей из чекистской среды для

174


выполнения специальных заданий в Кремле и некоторых клю-чевых министерствах» [31]. Новый культ Андропова призван легитимировать власть нынешнего поколения чекистов, кото-рые пришли в КГБ во времена председательства Андропова. Как указал думский депутат Митрофанов в сентябре 2002 года, «именно при нем [Андропове] многие руководители нашего государства начинали свою карьеру в Комитете госбезопас-ности» [32]. Идею того, что когорта чекистов андроповской поры является особым поколением, проводил также журналист «Спецназа России» Евдокимов, который в 2001 году отметил: «И вот появляются люди из Системы, причем представители молодого поколения, пришедшие в КГБ в 70-х годах: Путин, Иванов, Черкесов, Патрушев и другие» [33].

Соответственно, и отношение к этому особому периоду чекистской истории специфично. Так, в 1999 году Зданович сетовал, что в конце 1980-х годов, когда НКВД демонизиро-валось и использовалось в роли козла отпущения партийных преступлений, пострадало также поколение чекистов, которые вступили в органы во времена Андропова [34]. Реабилитация была необходима не столько Андропову, сколько андропов-скому поколению чекистов, чего и добивалась ФСБ.

Андропов как облегченная версия Дзержинского

Андропов часто упоминается вместе с Дзержинским. В 2001 году, например, заместитель директора ФСБ Шульц назвал Дзержинского и Андропова двумя самыми главными чекистскими лидерами [35]. Дзержинский — слишком неодно-значная фигура, чтобы в одиночку выступать положительным историческим примером для подражания, даже в такой обе-ленной форме, в какой он часто преподносится российской общественности. В целом в последние годы наметилась явная

175


тенденция по смещению Дзержинского с центра чекистского пантеона. Андропов, несмотря на всю свою сомнительность, обеспечивает связь с советским прошлым и служит более при-емлемым ориентиром [36].

В некотором смысле современный культ Андропова — это всего лишь бледная и безобидная версия советского культа Дзержинского. Многие основные элементы культа Андропова знакомы нам с советских времен. Так, например, отказу Дзер-жинского принимать подарки, что свидетельствовало о его знаменитой неподкупности [37], вторит избитый анекдот о том, как Андропов с презрением вернул своему помощни-ку Семену Цвигуну ящик коньяка, который тот преподнес Андропову на 50-й юбилей ЧК в декабре 1967 года [38]. Рас-сказы об аскетизме и безразличии Андропова к публичным торжествам и орденам напоминают бесконечные подобные истории о Дзержинском [39]. Вообще, все эти качества пред-ставляют собой характерные чекистские черты, собранные вместе в знаменитом высказывании Дзержинского о том, что у каждого чекиста «должны быть чистые руки, холодный разум и горячее сердце». Эти рассказы призваны иллюстрировать рас-пространенное утверждение о том, что КГБ на закате советской эпохи был самым некоррумпированным институтом [40]. Как показывают некоторые опросы общественного мнения, репу-тацию неподкупной организации успешно переняла ФСБ [41]. Как отметил депутат Госдумы Митрофанов, когда в 2002 году обсуждался вопрос о возведении памятника Андропову на Лубянской площади, часто подчеркивалось, что Андропов — менее «противоречивая» фигура, чем Дзержинский [42]. Вос-становление Путиным памятной доски Андропова на Лубянке в 1999 году происходило в контексте настойчивых попыток вернуть статую Дзержинского на Лубянку и стало одним из многочисленных примеров того, что фигура Андропова ис-пользуется как компромиссный вариант — более мягкий, менее броский, но все так же символически насыщенный.

176


Андропов как tabula rasa

Мысль о том, что Андропов был «самой таинственной» фигурой из всех советских руководителей, давно стала штам-пом в соответствующей литературе [43]. Действительно, в его биографии есть белые пятна и неясности [44], а его взгляды и вкусы вызывали разнообразные слухи и догадки еще при жизни. В отличие от Дзержинского, Андропов не оставил после себя афоризмов [45]. До определенной степени Андропов — это чистая доска, на которую можно спроецировать какие угодно идеи и качества. Немало предположений сделано, например, по поводу того, что Андропов якобы планировал сделать. Ди-ректор ФСБ Патрушев в статье от 2004 года под эффектным названием «Тайна Андропова», например, размышляет о том, что у Андропова была какая-то тайна, которую еще предсто-ит открыть. Он намекал на некие планы реформ Андропова, которые могли спасти Советский Союз [46].

Андропов как истинный инициатор перестройки

Утверждение о том, что Андропов был «реформатором в душе», является одним из краеугольных камней новой ми-фологии, сплетенной вокруг его фигуры. Бывший председатель КГБ Чебриков, к примеру, утверждает: «То, что началось в 85-м, все это были его [Андропова] идеи <…> Демократизация на-чалась с КГБ» [47], а Шарапов уверял, что именно Андропов первым употребил слова «гласность» и «перестройка» [48].

Считается так: Андропов, еще будучи председателем КГБ, видел, что надвигается беда. Он предлагал различные меры по предотвращению угрозы, которые могли задать курс на демократизацию партии и всей общественной жизни [49], но их отклонило партийное руководство, считавшее, что КГБ

177


не должен вмешиваться в дела, находящиеся за пределами своей компетенции [50]. Затем, когда Андропов наконец стал Генеральным секретарем и получил возможность проводить реформы самостоятельно, внезапная смерть помешала их осуществлению. Следовательно, по утверждению Бобкова, Ан-дропов стал инициатором перестройки, но, увы, судьба отвела ему слишком мало времени, и он так и не сумел претворить в жизнь свой «грандиозный план» [51].

Конкретные факты, приводимые в поддержку этой теории, как правило незначительны, спекулятивны и/или недоказуемы, а подробности в высшей степени туманны. Подобные утверж-дения, очевидно, базируются почти исключительно на том, что Андропов в начале 1960-х годов тесно общался с группой молодых интеллектуалов, которые впоследствии присоедини-лись к реформаторской команде Горбачева, а Горбачев был, по сути, его протеже.

Андропов действительно использовал слово «гласность», но главным образом с целью оправдать антизападные и анти-диссидентские пропагандистские кампании. Так, например, он утверждал, что «важным средством завоевания доверия масс является гласность в чекистской работе. Советский народ должен быть больше и лучше информирован о подрывной де-ятельности иностранных разведок, зарубежных антисоветских центров, а также о подрывной деятельности антисоветских элементов внутри страны. Советские люди должны больше знать о трудной и сложной работе чекистских органов» [52].

Однако далеко не все считают, что Андропов был истинным автором горбачевских реформ. Некоторые авторы стараются вообще отделить Андропова от перестройки; например Сидо-ренко, генерал-майор КГБ в отставке, утверждает, что творцом перестройки стало ЦРУ [53]. Другие замалчивают этот вопрос, подчеркивая лишь, что реформы Андропова привели бы к совершенно другим последствиям, чем реформы Горбачева, хотя бы потому, что КГБ единственный из всех институтов

178


был достаточно информирован для того, чтобы, исходя из российского исторического опыта, осознать: демократические реформы в России нельзя проводить поспешно [54]. Лужков, например, писал: «Говорят, что Андропов был предтечей демократических преобразований в нашей стране. Думаю, это упрощение. Конечно, я не знал его лично — когда Юрий Владимирович был Генеральным секретарем, я был простым генеральным директором… Но мне почему-то кажется, что Горбачев пошел совсем другим путем, не тем, по которому собирался идти Андропов <…> Не знаю, был бы у нас сейчас капитализм [если бы Андропов прожил дольше], но бандит-ского капитализма — точно бы не было» [55].

Тут сказывается еще один «удобный» фактор: Андропов умер рано, тем самым позволив создавать новые трактовки поздней советской истории, в которых ему и органам госбезо-пасности приписываются все позитивное (замысел демокра-тизации и либерализации) и одновременно с них снимается ответственность за любые негативные последствия (к примеру, за развал Советского Союза).

КГБ и развал Советского Союза. Август 1991-го: новое прочтение

После смерти Андропова, как это представлено в стандарт-ной чекистской интерпретации, на долю КГБ выпало продол-жить его попытки предотвратить неизбежную беду — развал государства. С этой целью КГБ неоднократно и отважно старал-ся предостеречь политическое руководство о надвигающейся катастрофе, но тщетно — партия отказывалась слушать [56]. В воспоминаниях Широнина, опубликованных в 1996 году, этот период сравнивается с ситуацией лета 1941 года, когда Сталин игнорировал предупреждения Зорге и других шпионов

179


о надвигающемся вторжении Гитлера [57]. Широнин пишет, что партийное руководство хранило «странную тишину» в ответ на сообщения КГБ о надвигающейся опасности, а в кулуарах КГБ говорили о том, что летом 1991 года Горбачев фактически перестал прислушиваться к КГБ [58].

В таком контексте неудавшийся военный переворот под руководством председателя КГБ Крючкова в августе 1991 года превращается в отчаянную героическую попытку предотвра-тить надвигавшийся развал страны [59]. Некоторые указывают, что в КГБ раньше, чем во всех прочих структурах режима, пришли к пониманию необходимости реформ. Поэтому Крюч-ков и его подчиненные лучше других осознавали опасность развала СССР и его страшные последствия для народов стра-ны. Именно по этой причине они попытались спасти страну в августе 1991 года. Однако было слишком поздно: процесс дезинтеграции всех властных структур в СССР, включая КГБ, зашел слишком далеко [60]. Такой взгляд позволяет предста-вить совершенно в ином свете самые болезненные периоды чекистской истории.

У этого подхода есть и еще одно преимущество — он подкре-пляет миф о всеведении КГБ и при необходимости даже может оправдать потребность в применении силы современными органами госбезопасности с целью предотвратить будущие кризисы подобного масштаба.

Путин как второй шанс

Один из главных аргументов, приводимых в новой чекист-ской литературе об Андропове, заключается в следующем: если бы Андропов прожил дольше, он предотвратил бы развал Со-ветского Союза. Об этом рассуждали автор статьи «Спаситель с Лубянки» [61], опубликованной на страницах «Московского

180


комсомольца» в 2002 году, и Бобков, который назвал это пред-положение «совершенно очевидным» [62].

В таком контексте Путин — своего рода второй шанс. Так, для Николая Леонова Путин — «одиночка, офицер российских спецслужб, выходец из Системы», который «начинает при-водить в порядок то хаотическое нагромождение, в которое была превращена великая держава» в начале 1990-х годов [63].

Однако для предотвращения второго кризиса на этот раз необходимо опознать врагов вовремя, для чего потребуются чекисты, потому что именно они и являются мишенью, на ко-торую нацелены враги России. Об этом пишет в своей статье представитель ФСБ по связям с общественностью поэт Васи-лий Ставицкий, заявляя, что критику ФСБ в СМИ поддерживал «кто-то» на Западе с целью разрушить молодое российское демократическое государство, которое стремится защищать Федеральная служба безопасности [64].

Развал Советского Союза как конспирологический замысел

Конспирологическое мышление — вполне распространен-ная форма защиты от унижения [65], и многие чекисты объяс-няют события августа 1991 года, а также позднего советского и раннего послесоветского периодов конспирологическими теориями [66]. Типичный пример — утверждение бывшего офицера контрразведки Вячеслава Широнина о том, что август 1991 года и октябрь 1993 года (когда Ельцин послал танки разо-гнать парламент) были всего лишь этапами разработанного ЦРУ плана по развалу Советского Союза [67].

По самой распространенной теории развал был подстро-ен «агентами влияния». Это понятие впервые использовал Андропов в 1977 году в докладе Центральному комитету, го-

181


воря о деятельности ЦРУ, направленной на ниспровержение советской идеологии с помощью вербовки агентов в самом Советском Союзе. Позже председатель КГБ Крючков вы-двинул эти обвинения официально в своем знаменитом вы-ступлении на закрытой сессии Верховного Совета, объявив о существовании западного плана по развалу СССР и впервые публично сказав, что иностранные разведывательные службы привлекают к работе «агентов влияния» [68]. Позже Крючков детально разобрал эту теорию в своих воспоминаниях, отрывки из которых были опубликованы в газете «Советская Россия» в феврале 1993 года [69].

В основе теории об «агентах влияния» лежит достаточно смутное определение, согласно которому «агент влияния» — это лицо, которое разделяет определенные абстрактные идеи, такие как демократия и универсальные человеческие ценно-сти [70]. Сторонники этой теории постоянно грозят предоста-вить документальные свидетельства в ее подтверждение, но никогда этого не делают; они считают, что Бакатин во время своего недолгого председательствования в КГБ мог уничтожить все показания этих агентов (в число которых, как считается, входили высокопоставленные фигуры из окружения Горбачева, например Александр Яковлев). Теория опирается также на речь Андропова 1977 года и на единственное документальное свиде-тельство — так называемый план Даллеса. Он приписывается Аллену Даллесу, который в 1945 году письменно изложил (или, по другим версиям, озвучил на тайном собрании) грандиозный план по разрушению российской цивилизации. Этот текст — явная фальшивка, но он завоевал доверие в последние годы просто в силу того, что на него часто ссылаются. Так возник опасный узаконивающий эту теорию миф, который может пре-вратить общую паранойю в серьезную общественную силу [71].

Согласно конспирологической теории план Даллеса вы-полнен и служит ключом к пониманию событий нескольких последних десятилетий. В этом смысле факт развала СССР

182


оправдывает гонения на диссидентов при Андропове, военный переворот в августе 1991 года и при необходимости даже по-давление гражданского общества в современной России.

Для Черкесова поддержка диссидентов Западом во время холодной войны не была вопросом идеологии. Для «ино-странной руки», контролировавшей советских диссидентов, «идеологический конфликт — это ширма, повод свести счеты не идеологические, а иные. В каком-то смысле вечные, фунда-ментальные, окончательные» [72]. И вновь мы возвращаемся в сферу Вечного. В этом смысле действия Запада во время холодной войны — не что иное, как попытка уничтожить саму российскую цивилизацию. И только Андропов, единственный из всех советских руководителей, мог предвидеть и осознать это, о чем свидетельствует его инициатива по созданию Пятого управления [73].

Привлечение творческой интеллигенции

Черкесов в своем декабрьском «чекистском манифесте» от 2004 года с удовлетворением отметил, что КГБ сейчас «в моде», что герой-чекист вернулся в российскую культуру [74]. Как мы можем убедиться, этот момент подчеркивали и критики данного процесса [75]. Мода на чекизм также тесно связана с еще одной важной составляющей андроповского наследия: особой моделью сотрудничества КГБ с миром культуры.

С какого-то момента некоторых выдающихся представи-телей культурного истеблишмента стали активно призывать совместно с органами безопасности реабилитировать фигуру чекиста. Так, в декабре 2002 года «Литературная газета» про-вела встречу директора ФСБ Патрушева с интеллигенцией. В ходе встречи писатель и главный редактор «Литературной газеты» Юрий Поляков вспомнил о том, что в советское время

183


чекист был положительным героем: «Очень многое, в том числе и авторитет структуры, зависит от того, как его работники от-ражаются в книгах, фильмах... В советский период был герой чекист, в некоторых фильмах, может быть, и картонный, но, безусловно, положительный — это был рыцарь государствен-ных интересов» [76].

Поляков предложил восстановить более тесные связи между творческой интеллигенцией и ФСБ по советской модели, кото-рая подразумевала «плотный контакт ваших структур [секрет-ных органов] с творческими союзами» [77], а также премии за лучшие книги и фильмы. Патрушев согласился и отметил, что «ничего не нужно нового изобретать», поскольку необходимые механизмы и опыт уже имеются. Встреча закончилась в чекист-ском советском стиле: одна из певиц от имени Московского детского благотворительного фонда поблагодарила Патрушева за поддержку Федеральной службой безопасности нуждаю-щихся детей [78] — такой ход был стандартным в репортажах советской эпохи на чекистскую тематику.

Говоря «ничего не нужно нового изобретать», Патрушев наверняка подразумевал институты и практики 1960–1970-х годов, которые мы можем назвать андроповской моделью отношений между органами госбезопасности и творческой интеллигенцией. Именно эта модель, особенности которой мы сейчас рассмотрим, в настоящее время перерабатывается и восстанавливается.

Со времен революции большевики стремились изменить отношения между органами госбезопасности и интеллигенцией и в частности, как мы уже отмечали, разрушить традиционную для России модель, в соответствии с которой противодействие тайной полиции идеализировалось и боготворилось интел-лигенцией. Считалось, что революция положила конец этому традиционному антагонизму, перевела взаимоотношения ор-ганов госбезопасности и интеллигенции на совершенно новые рельсы, и теперь они действуют в согласии друг с другом [79].

184


Период председательства Андропова в КГБ мы можем считать кульминацией советского проекта по трансформации этих отношений. Они были формализованы и стали управляться рядом новых институтов, что проявилось в так называемом литературном возрождении КГБ, расцвет которого пришелся на конец 1960-х годов.

Точнее было бы назвать это «культурным возрождением КГБ», поскольку самыми известными его плодами стали не только романы, но и фильмы. Классические фильмы той эпохи, такие как «Семнадцать мгновений весны», популярны в России и по сей день, многие из них считаются культовыми [80].

Это «возрождение» предвосхитили шаги, предпринятые в брежневскую эпоху и направленные на поощрение писателей и художников, разрабатывающих темы, связанные с чеки-стами. В июле 1968 года, например, в Бресте прошла первая Всесоюзная конференция по литературе о пограничных вой-сках, которую совместно подготовили Союз писателей СССР и Политическое управление пограничных войск [81]. К началу 1970-х годов чекисты прочно укрепились в новом измененном пантеоне советских героев и обрели привилегированный ста-тус, что отражало новые приоритеты режима. Как отметил писатель Виль Липатов в своем обращении к съезду Союза русских писателей в 1970 году, чекист-разведчик пришел на смену старым героям советской литературы (дояркам, трак-тористам и военным) [82].

И снова отчетливо видна была мощная нравственная со-ставляющая. Новый герой-чекист появился в русле более широкой тенденции по созданию нового положительного героя, способного действовать в качестве противоядия иде-ям «универсального гуманизма». Этот герой был описан на III Всесоюзном съезде писателей в апреле 1970 года: «Герой должен быть решительным человеком, он должен двигаться к цели без колебаний и сомнений, он должен не знать жалости к врагам» [83].

185


В период председательства Андропова произошло два главных нововведения, направленных на облегчение сотруд-ничества между творческой интеллигенцией и КГБ с целью создания новых чекистских героев в советской популярной культуре: создание Пресс-бюро КГБ и учреждение ежегодных премий КГБ. Все это было восстановлено в путинскую эпоху, как мы убедимся ниже.

Пресс-бюро КГБ

Советские органы госбезопасности всегда отслеживали и подвергали цензуре сценарии и рукописи, в которых за-трагивалась чекистская тематика, но в начале 1960-х в связи с возрождением кино в эпоху Хрущева и новым стимулом создавать фильмы на эту тему поток соответствующих рукопи-сей, которые просматривала небольшая группа консультантов КГБ, превысил все возможности пишущих и в КГБ заговорили о необходимости создать более формализованную структуру для координации этой работы [84]. Проект, вероятнее всего, разработал заместитель председателя КГБ Семен Цвигун, из-вестный своими литературными наклонностями [85].

В июне 1969 года Андропов ответил на эти предложения созданием Пресс-бюро КГБ с Цвигуном в качестве курато-ра [86]. Это Пресс-бюро станет машинным отделением куль-турного ренессанса КГБ, единой границей между КГБ, с одной стороны, и творческой интеллигенцией — с другой. Устойчиво негативный образ, преследовавший чекистов, очевидно, был источником постоянных раздумий Андропова.

Одной из главных целей Пресс-бюро, заявленных изна-чально, было изменение образа чекиста в глазах общества. Учреждая Пресс-бюро, Андропов определил три его главные цели: повысить политическую бдительность советского насе-

186


ления, поднять авторитет органов государственной безопас-ности в глазах масс и создать атмосферу, в которой не будут допускаться негативные явления [87]. Для этого Пресс-бюро предстояло выполнять следующие задачи: популяризировать позитивную версию истории КГБ, разоблачать враждебные действия, дезинформацию и антисоветскую клевету, опреде-лять приемлемость культурных произведений на чекистскую тематику (включая пьесы, телепередачи и книги), поддерживать связь и взаимодействовать с местными органами КГБ с целью организации освещения чекистской тематики в местной прессе, на радио и телевидении [88].

Создание атмосферы, в которой не будут допускаться не-гативные явления, означало поощрение давления со стороны КГБ на все сферы жизни советского общества [89]. Как отмечал автор статьи «Рыцари революции», опубликованной в «Комсо-мольской правде» на юбилей ЧК в 1967 году, «своевременное вмешательство общественности, товарищеская поддержка и критика, терпеливое разъяснение ошибок тем, кто отбился от стада, всегда помогало людям избавиться от таких недо-статков, как самодовольство, чрезмерная терпимость, утрата бдительности. Среди советских людей не может быть безраз-личных, пассивных, стоящих в стороне от идеологической борьбы. И компромиссы здесь недопустимы» [90].

Некоторые цели и задачи Пресс-бюро выражают цели и за-дачи Пятого управления (создано в июле 1967 года). Оба этих новых подразделения КГБ можно считать реакцией на рост диссидентских настроений в обществе.

Пресс-бюро должно было также, по словам Андропова, обе-спечивать «понимание наших действий массами» [91].

Андроповское Пресс-бюро КГБ пережило перемены по-следних десятилетий. В 1990 году в рамках горбачевских пре-образований оно было переименовано с Центр общественных связей КГБ [92]. Центр общественных связей ФСБ (ЦОС ФСБ) и в меньшей степени его аналог Пресс-бюро СВР возглавили

187


общественную кампанию и издательскую программу, которые были направлены на популяризацию образа чекиста, особенно через официальный сайт ФСБ, который был создан в 2000 году. Преемственная связь с Пресс-бюро КГБ эпохи Андропова — предмет особой гордости ЦОС ФСБ [93].

Литературные и кинематографические премии КГБ

Второй крупной инициативой в этом направлении стало введение в марте 1979 года литературных и кинематогра-фических премий КГБ, вручаемых ежегодно в День чекиста вплоть до эпохи Горбачева (последнее вручение состоялось в 1988 году) [94]. Хотя это новшество приписывают Андропо-ву, инициатором, очевидно, выступил Центральный комитет. Говорят, Андропов вообще сомневался в том, что такие пре-мии способны как-то стимулировать деятелей культуры. По слухам, он считал, что лауреаты вряд ли станут носить награды от КГБ открыто [95]. Васильев, бывший секретарь наградной комиссии КГБ СССР, в своих воспоминаниях опровергает это мнение, ссылаясь на то, что Кикабидзе, награжденный за ак-терскую работу в телевизионном сериале «ТАСС уполномочен заявить» (1984), не раз благодаря этой награде выпутывался «из сложных жизненных ситуаций». Васильев приводит эту историю не как пример того страха, который внушал КГБ (что позволяло Кикабидзе использовать свою награду в качестве средства устрашения), но как доказательство того, что «ува-жаемые люди нашей страны носят награды от КГБ СССР с гордостью» [96]. На самом же деле многие считали, что для любого серьезного писателя или актера награды КГБ являются своего рода черной меткой. Писатель Василий Аксенов вспо-минал, что эти премии ставили лауреатов в затруднительное положение [97].

188


Возрождение премий в постсоветскую эпоху

В постсоветскую эпоху восстановление подобных ежегод-ных премий за произведения, посвященные чекистам, началось довольно скромно на рубеже тысячелетий. С 2000 года в День чекиста стали вручать премии творческой интеллигенции [98]. В 2001 году появились две новые премии: Артузовской ассо-циации (критерии довольно широки, и обладателем ее могут стать общественные фигуры, внесшие вклад в «повышение престижа и авторитета» органов безопасности) и за победу в конкурсе «Долг. Честь. Достоинство» (за лучшую пьесу о работе чекистов, служащих внутренних войск или военных). Конкурс является официальной частью правительственной патриотической образовательной программы и проводится при поддержке Путина, московского правительства и писа-тельских союзов [99].

Но самой важной из всех является премия ФСБ в обла-сти кинематографии, литературы и искусства, созданная в 2006 году [100]. Эта премия вручается ежегодно в День чекиста по шести номинациям: «Телевизионные и радио-программы», «Художественная литература и журналистика», «Изобразительное искусство», «Кино- и телефильмы», «Ак-терская работа» и «Музыкальное искусство».

В официальных источниках ФСБ и других материалах по-явление этого конкурса приветствовалось и обозначалось как возрождение литературных и кинематографических премий КГБ эпохи Андропова. Глава ЦОС ФСБ Олег Матвеев счита-ет, что эти премии есть «возвращение к опыту прошлых лет. С 1978 по 1988 год существовали премии КГБ СССР в сфере искусства» [101]. В то же время в них есть и приметы време-ни — они призваны развивать и укреплять связи с «граждан-ским обществом» [102].

Премии ФСБ также недвусмысленно направлены на борьбу с негативным представлением чекистов в искусстве. Как объ-

189


яснял в 2006 году Матвеев: «Теперь, когда в кино, сериалах, де-тективах негативный образ сотрудников спецслужб появляется все чаще, мы должны возродить этот конкурс и награждать тех, кто не дискредитирует сотрудников спецслужб, а создает положительный образ защитников» [103].

Премия учреждена и для того, чтобы привлекать популяр-ных и уважаемых деятелей искусства и тем самым по ассоци-ации повышать престиж ФСБ. В комитет премии 2006 года вошли ведущие представители телевидения, кино и литерату-ры [104], а первую премию в музыкальной категории получил Николай Расторгуев, солист группы «Любэ», исполняющей песни на военно-патриотическую тематику, например «Давай за…» и «По высокой траве» (посвящено группе «Альфа», элит-ному контртеррористическому подразделению ФСБ) [105].

Неясно, насколько добровольным было участие в этом кон-курсе; в первый год некоторые лауреаты узнали о своем участии по звонку из ФСБ накануне церемонии награждения [106].

Все упомянутые выше конкурсы были заявлены именно как возрождение андроповских традиций. Об этом давалось понять в соответствующих публичных выступлениях, это намеренно подчеркивалось в соответствующих церемониях.

Фильмы, созданные в условиях этой восстановленной мо-дели сотрудничества между ФСБ и культурным миром, играют в чекистском возрождении особенно важную роль. Примером тому могут служить два блокбастера постсоветской эпохи: «Личный номер» и «Код апокалипсиса».

«Личный номер» (реж. Евгений Лаврентьев, 2004) — одно из самых странных проявлений текущего чекистского ренес-санса. Во многом это обычный боевик в голливудском стиле, но со своеобразным сюжетом. Очевидно, целью создателей фильма было показать истинную версию событий, существен-но повлиявших на репутацию ФСБ, а именно взрывы жилых домов в 1999 году и захват заложников в 2002-м на Дубровке (эти сцены снимались в здании Московского цирка) [107].

190


В фильме присутствуют «архетипический образ настоящего российского героя», воплощенный в офицере Смолине [108], и «враги» нового поколения: изгнанный олигарх, который по-хищает героя, одурманивает наркотиками, пытает с помощью чеченских наемников и заставляет сделать ложное признание, что это он взорвал дома в 1999 году (чтобы очернить имя чекистов, или гэбистов, как уничижительно он их называет). В фильме Россия в конечном итоге спасает западный мир от международных террористов, несмотря на явное безразличие руководителей НАТО к ее судьбе («У них уже был один Черно-быль», — говорит один из них). Подразумевается, что фильм основан на реальной истории из жизни офицера спецслужб Алексея Галкина, захваченного чеченцами, а впоследствии объявленного Героем России.

«Личный номер» создан по заказу российского Федерально-го агентства по культуре и кинематографии и при поддержке Общества чекистских ветеранов; на его премьере в декабре 2004 года присутствовали Путин и Патрушев. Однако конеч-ный продукт, очевидно, не вполне удовлетворил ФСБ: фильм получил лишь поощрительный приз на ежегодном вручении премий ФСБ в 2006 году. Возможно, именно этот фильм имел в виду в 2004-м Черкесов, когда жаловался, что даже положи-тельные образы чекистов в кино иногда получаются слишком «западными», слишком амбициозными, а порой даже крими-нальными [109].

«Код апокалипсиса» (реж. Вадим Шмелев, 2007) был соз-дан при содействии новой организации — Фонда поддержки патриотического кино, учрежденного в 2004 году при участии Администрации Президента РФ, Государственной думы, ФСБ и других органов. Его директор Сергей Баженов перечислил три главных направления работы фонда: спорт, балет и специ-альные службы. Последнему и был посвящен первый проект фонда — фильм «Код апокалипсиса», получивший несколько наград от ФСБ в 2007 году [110].

191


Фонд поддержки патриотического кино тесно связан с ФСБ. Заместитель директора ФСБ Вячеслав Ушаков заседает в со-вете попечителей фонда, также принимал участие в создании «Кода апокалипсиса» в качестве официального консультанта. В ноябре 2007 года Баженов в интервью объяснил, что «непо-чтительное» отображение военных и спецслужб в российском кино послужило стимулом создания фильма «Код апокалип-сиса», который замышлялся в противовес эпопее о Джеймсе Бонде [111]. Баженов отметил, что самым ценным уроком, полученным в процессе работы над фильмом, стало освоение новых механизмов: «Мы научились объединять задачи госу-дарственной политики с требованиями рынка» [112].

Голоса, раздававшиеся в поддержку восстановления взаи-моотношений между миром культуры и органами госбезопас-ности по андроповской модели, зазвучали еще громче после трагедии в Беслане в сентябре 2004 года. Как уже упоминалось, директор ФСБ Патрушев ответил призывом изменить отно-шение общества к информаторам посредством популяризации позитивного образа тайных осведомителей [113]. Снова заго-ворили о том, что органы госбезопасности должны указывать создателям культурной продукции верное направление, а твор-ческая интеллигенция обязана раскрывать темы, предлагаемые органами госбезопасности, и нужным образом формировать общественное сознание.

Новый взгляд на борьбу КГБ с диссидентами

Наиболее уязвимой фигура Андропова становится в контек-сте его борьбы с диссидентами [114]. У большинства Андро-пов ассоциируется прежде всего с затяжной идеологической борьбой, которую возглавляло его детище — Пятое управление КГБ [115]. Однако в панегириках последнего времени отноше-

192


ния Андропова с героями диссидентского движения рисуются совсем иначе.

Тайный либерал Андропов

Создатели культа Андропова путинской эпохи стремятся представить Андропова своего рода тайным покровителем и защитником диссидентов и выдающихся представителей либеральной интеллигенции, которых он якобы ограждал от партийных лидеров, ратовавших за более жесткие меры [116].

Андропов как латентный либерал — образ не новый; еще при его жизни ходили слухи о том, что он вступался за таких людей, как Александр Зиновьев, на что указал Буковский [117]. На Западе этот образ подкреплялся сообщениями из ненадеж-ных источников о том, что Андропов любит антисоветские политические анекдоты, общается с либеральными диссиден-тами, коллекционирует произведения абстрактного искусства и слушает джаз [118]. Но сегодня эти слухи и легенды обрели статус исторической правды. Акцент, сделанный на том, что КГБ оказывал благоприятное воздействие на диссидентов, напоминает советскую концепцию, согласно которой чеки-сты представлялись своего рода духовными пастырями, на-правлявшими на путь истинный тех, кому грозила опасность. В подтверждение этого утверждения приводятся в пример Владимир Высоцкий и Александр Солженицын, с которыми в силу их известности было особенно сложно работать.

Утверждение о том, что Андропов тайно защищал Солже-ницына, особенно анекдотично в свете существования ар-хивных материалов, которые ясно свидетельствуют о личной неприязни Андропова к Солженицыну и доступны любому пользователю Интернета [119]. Тем не менее в документальном фильме «Андропов: бремя власти», вышедшем на телеэкраны в декабре 2003 года, доказывается эта популярная сейчас точка зрения. По словам собеседника ведущего, бывшего чекиста

193


Вячеслава Кеворкова, Андропов был глубоко обеспокоен тем, что Солженицын может стать жертвой жестокой атаки. Она будет вызвана тем, что о Солженицыне пошла дурная слава (между прочим, по инициативе самого же Андропова) и что Андропов в связи с этим издал указ выделить писате-лю охранников, которым лично повелел беречь Александра Исаевича, чтобы ни один волос не упал с его головы [120]. Зрителям рассказывается: Андропов считал, что политбюро стремится заставить его придерживаться более жесткой ли-нии по отношению к Солженицыну, чтобы вбить клин между Андроповым и интеллигенцией и в конечном счете дискре-дитировать Андропова и КГБ [121]. (В реальности именно Андропов настаивал на депортации Солженицына, тогда как политбюро предлагало «зажать его» и так попытаться на него воздействовать [122].)

В доказательство либерализма Андропова приводится прежде всего то, что в борьбе с диссидентами он предпочитал депортацию тюремному заключению [123]. Если не принимать во внимание сомнительные утверждения о том, что Андропов руководствовался «либеральными» принципами (а не сообра-жениями о международной репутации Советского Союза), тот факт, что принудительная депортация считается признаком либерализма, сам по себе свидетельствует об образе мышления создателей нового культа Андропова. Александр Зиновьев, к примеру, один из тех, кого якобы благодаря вмешательству Андропова депортировали за границу, а не отправили в трудо-вой лагерь, выступал против тех, что считал это человечным поступком со стороны Андропова [124].

В других недавно опубликованных воспоминаниях также утверждается, что Андропов готов был позволить Сахарову вернуться из горьковской ссылки при условии, что он признает свои ошибки (по словам Виктора Шарапова, экс-чекиста и быв-шего помощника Андропова, Сахаров делать этого не хотел, поскольку ему «выгоднее было оставаться диссидентом» [125]).

194


Подобные же идеи выдвигаются сейчас в связи с отношени-ями Андропова и Высоцкого, кумира молодежи и самого выда-ющегося представителя контркультуры той эпохи [126]. Сейчас подчеркивается, что КГБ (Андропов) старался защищать Вы-соцкого от партии (Суслова) и успешно предотвратил его арест в 1973 году [127]. Возможно, в данном случае так оно и было, но любые утверждения о постоянной поддержке Андроповым Высоцкого звучат неискренне. Высоцкий действительно из-бежал ареста, ему даже позволили выехать за границу, но он также испытывал постоянное давление со стороны КГБ [128], осложнявшее его жизнь — песни и стихи не публиковали, и это Высоцкий переживал особенно болезненно [129].

Помимо упомянутого случая в 1973 году все прочие при-меры покровительства Андропова Высоцкому относятся к периоду, последовавшему после смерти поэта [130]. Первый поэтический сборник Высоцкого был опубликован вскоре по-сле его кончины в 1980 году [131], тогда как еще в 1979-м был запрещен фильм «Точка отсчета» из-за участия в нем Высоцко-го [132]. В фильме 1985 года «Противостояние» главный герой, чекист, оказывается поклонником Высоцкого [133]. Путин тоже называет себя почитателем творчества Высоцкого, в его память он поддержал инициативу актеров и объявил 2003-й Годом Высоцкого [134].

Дело Высоцкого в КГБ до сих пор засекречено [135], пози-ция КГБ двойственна и противоречива, что дает чекистским комментаторам возможность замалчивать подробности данной истории. Благодаря этому Бобков, например, отметил в статье 2004 года об Андропове, что единственными притеснениями Высоцкого со стороны КГБ были попытки заставить его вы-ступать на своих мероприятиях [136]. Это утверждение явно противоречит воспоминаниям кинорежиссера Геннадия По-лока о том, что в 1969 году Бобков угрожал поснимать с долж-ностей высокопоставленных бюрократов от кино, если на роль чекиста в фильме «Один из нас» возьмут Высоцкого [137].

195


Диссиденты — лишь досадная помеха в деятельности КГБ

Как отмечает Кагарлицкий, современные чекисты «гордят-ся своим замечательным прошлым, но при этом несколько стыдятся его» [138]. Чувство стыда проявляется в заявлениях чекистов о том, что масштабы проводимых КГБ преследований диссидентов несправедливо преувеличены. Многие чекисты возмущаются тем, что именно этот аспект деятельности КГБ привлекает первостепенное внимание, как будто комитет за-нимался только тем, что искал, кого бы арестовать [139]. Разные чекистские комментаторы утверждали, что борьба против диссидентов занимала скромное место в сравнении с другими, более важными, занятиями КГБ. Так, например, Шебаршин утверждал, что на работу с диссидентами выделялся лишь 1 % ресурсов комитета [140], а по словам Роя Медведева, Андропов, будучи председателем КГБ, посвящал диссидентскому вопросу одну десятую часть своего рабочего времени [141].

Многие новые авторы, пишущие на эту тему, также ста-раются поставить под сомнение значимость диссидентского движения в более широком историческом плане. Диссиден-там в подобной литературе приписывается преувеличенное чувство собственной важности, которое поддерживалось не-померным вниманием к их особам. Благодаря такой позиции авторов с диссидентов снимается мантия героев, и они в ко-нечном счете выглядят неуместно. Так, например, Сидоренко высмеивает самомнение диссидентов. Он пишет, что на самом деле для Андропова большинство диссидентов были лишь до-садной помехой, не более [142].

Архивные материалы, ставшие известными в последние годы, этого не подтверждают. Напротив, они демонстрируют, как много времени посвящало советское руководство обсуж-дению проблемы диссидентского движения. Сам Андропов заявлял, что режим не может позволить себе пренебречь

196


хотя бы одним диссидентом [143], а в публичных посланиях называл борьбу с диссидентами одной из важнейших задач КГБ [144].

Диссиденты как внешняя угроза национальной безопасности

В преддверии празднования 90-летия со дня рождения Андропова летом 2004 года ФСБ рассекретил избранные до-кументы периода его председательствования в КГБ [145]. На них опирался Борис Прозоров, социолог с 30-летним чекист-ским стажем [146], в своей книге «Рассекреченный Андропов: взгляд извне и изнутри», отрывки из которой публиковались в российской прессе в 2004 году.

По мнению Прозорова, рассекреченные документы прежде всего подчеркивают внешнюю угрозу безопасности, которую представляли собой диссиденты той эпохи. Он утверждает, что роль диссидентов в истории требует пересмотра, поскольку диссиденты на самом деле были настоящей пятой колон-ной [147]. Он всячески старается подчеркнуть, что Андропов фокусировал внимание только на тех советских гражданах, которые были связаны с западными разведслужбами [148]. Знакомая позиция — Андропов сам говорил о диссидентах в таком ключе, например в выступлении на 100-летнем юбилее со дня рождения Дзержинского в 1977 году [149]. По сути, это возврат к официальной позиции позднесоветской эпохи, в со-ответствии с которой борьбу за права человека следует рас-сматривать в контексте безопасности, а не демократии [150]. Возврат, во время которого печально известные охотники за диссидентами продолжали занимать ключевые государствен-ные посты в эпоху Ельцина [151] и Путина [152].

Несмотря на попытки очернить или умалить диссидент-ское движение, новые трактовки позднесоветской истории невольно подтверждают непреходящую нравственную силу

197


наследия диссидентов. Так, знаменитое утверждение Саха-рова о том, что КГБ был единственной некоррумпированной государственной структурой Советского Союза, приводится в новой чекистской литературе очень часто [153], что, по сути, является молчаливым признанием нравственного авторитета Сахарова. О том же самом свидетельствует стремление улуч-шить репутацию Андропова, приписывая ему симпатии по отношению к Солженицыну.

Путин тоже обращается к нравственному авторитету Саха-рова. Шаги в сторону укрепления культа Андропова уравно-вешиваются жестами в сторону человека, которого Андропов называл «врагом народа номер один». Как отмечает Ричард Саква, всего через несколько недель после восстановления памятной доски Андропова на Лубянке Путин возложил цветы на могилу Сахарова [154], а сообщения о планах возвести па-мятники Андропову и Сахарову в Москве появились в прессе в 2003 году одновременно [155].


Для культа Андропова (по сравнению с культом Дзержин-с кого) характерны более приглушенные тона, меньшие пыл-кость и эмоциональная насыщенность. Если в образе Дзер-жинского сочетаются крайности — жар и холод, тьма и свет, пламя и лед, то образ Андропова рисуется в характерных для позднесоветской эпохи оттенках серого и красного. Стилизо-ванная фигура Андропова, невозмутимого, в сером костюме, очках и с брюшком, — это воплощение органов безопасности последних лет советской власти.

На первый взгляд имидж Путина с его резкостью и нарочи-той мужественностью имеет мало общего с образом Андро-пова, но преемственность между Андроповым и уважаемым,

198


трезвым, «разумным» лидером, который стремился спасти страну, используя «чекистские методы», обеспечивает важную опору легитимности Путина. Как и Дзержинский, Андропов охраняет границу между (законной) силой и (беззаконной) жестокостью. В символическом смысле Путин в долгу перед двумя этими чекистскими авторитетами.

7. Секьюритизация русской души

Проблема безопасности и духовные ценно-сти общества взаимно определяют друг друга.

Белая книга российских спецслужб (1995) [1]

В марте 2002 года в центре Москвы состоялась торжествен-ная церемония, знаменовавшая начало нового этапа в истории взаимоотношений органов госбезопасности и духовенства в России. Во время этой церемонии, состоявшейся, очевидно, по инициативе Путина в годовщину его вступления в долж-ность директора ФСБ [2], освящался православный храм на территории штаб-квартиры ФСБ на Лубянке. Важность этого мероприятия подчеркивал и тот факт, что на нем присутство-вали Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II и директор ФСБ Николай Патрушев, обменявшиеся символическими да-рами [3]. Это событие стало своего рода публичным закрепле-нием того союза, который начал создаваться некоторое время назад. Оно свидетельствовало о появлении новой концепции безопасности в современной России, в которой духовность и безопасность были теснейшим образом переплетены.

199


Суть этого нового подхода лаконично сформулировал па-триарх в своем обращении на церемонии освящения, говоря о необходимости согласованных действий с целью борьбы с угрозами «духовной безопасности» России [4]. Он сказал: «Важно сохранить безопасность не только внешнюю, но и ду-ховную» [5]. Новая концепция духовной безопасности со-гласуется с прежними чекистскими исканиями нравственной чистоты и занимает важное место в идеологическом ландшафте современной России [6].

С конца 1990-х годов некоторые российские политические деятели заговорили о духовной безопасности в самых раз-личных контекстах. В силу своей неопределенности понятие «духовная безопасность» может использоваться практически в любой области [7]. При этом данная концепция никоим об-разом не ограничивает рамки российской политики (хотя явно в ней выделяется).

О духовной безопасности стали писать представители самых разных областей политического спектра, включая Дмитрия Рогозина [8], Александра Дугина [9] и Алексея Подберезкина [10]. К концепции духовной безопасности часто обращается патриархат Русской православной церкви, а на юридическом факультете Российского православного университета сейчас даже читается курс «Духовная безопасность» [11]. Это поня-тие вошло в моду и принесло пользу тем, кто хотел получить государственное финансирование соответствующих исследо-ваний [12]. Оно часто обсуждается в контексте образования и воспитания подрастающего поколения россиян и российских солдат [13].

Идеологи концепции духовной безопасности всегда ориен-тировались на Кремль. Духовная безопасность рассматрива-лась ими как важный подраздел национальной безопасности и в ряде официальных политических документов, принятых Путиным (включая такие законодательные акты, как Кон-цепция национальной безопасности Российской Федерации

200


(январь 2000-го) [14] и Доктрина информационной безопас-ности Российской Федерации (сентябрь 2000-го)) [15].

Концепция духовной безопасности имеет либеральное происхождение. Ее истоки восходят к федеральному закону о безопасности, принятие которого в марте 1992 года свиде-тельствовало об отторжении старой советской парадигмы безопасности. В новом законе приоритет отдавался личной безопасности перед государственной [16], подчеркивалась важность «духовных ценностей», упомянутых в первой же статье закона [17], что говорило об отказе от советского во-инствующего атеизма и государственного преследования верующих. Однако впоследствии взаимосвязь понятий безо-пасности и духовности стала использоваться как орудие для целей, далеко стоящих от принципов, которыми руководство-вались создатели данного закона [18]. Настолько далеко, что даже Коммунистическая партия РФ, далекая от либерализма, включила идею духовной безопасности в свой идеологический арсенал [19]. В июне 2003 года, например, именно по инициа-тиве компартии прошли парламентские слушания по проблеме духовной безопасности.

ФСБ и духовная безопасность

Заместитель директора ФСБ Владимир Шульц приветство-вал освящение храма на Лубянке в 2002 году как истинно сим-волическое событие [20]. Действительно, за этой церемонией просматривались многослойные ассоциации и суть сложной и драматической истории взаимоотношений между государ-ственной безопасностью и православной церковью. В этом разделе мы рассмотрим самые главные из них.

Прежде всего эта церемония подчеркивала связь ФСБ с православной церковью. В этом смысле то был лишь один из примеров более широкого стремления ФСБ сформулировать

201


и оправдать свою миссию в новых терминах, подвести новый идеологический и интеллектуальный фундамент под органы госбезопасности с целью восстановить их престиж и нрав-ственный авторитет. Как уже отмечалось, руководство ФСБ с 1999 года заговорило о важности духовного компонента, лежа-щего в основе деятельности организации и направляющего эту деятельность. Стремление реабилитировать ФСБ в духовном плане отмечали и критики чекистов, например писатель Вик-тор Ерофеев, который в 2004 году указал, что для легитимации чекизма нужна «красивая моральная ширма духовных и душев-ных оттенков» [21]. В то же время эти отношения — церкви и ФСБ — выгодны для обеих сторон, в чем мы скоро убедимся.

Церковь также официально поддерживала органы госбе-зопасности своим участием и в других церемониях. В июле 2005 года патриарх наградил директора ФСБ Патрушева и ди-ректора СВР (Службы внешней разведки) Лаврова за вклад в развитие сотрудничества церкви и государства [22], а в 2006-м вручил Черкесову орден святого мученика Трифона за вклад в борьбу с наркоманией и за «сотрудничество с церко-вью в делах духовно-нравственного оздоровления общества» [23]. Церковные иерархи награждали и превозносили глав региональных УФСБ за помощь в возвращении церковного имущества [24]. Как сообщают, церковные власти также под-держивали политические кампании некоторых региональных руководителей УФСБ во время губернаторских выборов [25]. Настоятель храма на Лубянке заседает в недавно созданном Общественном совете ФСБ, в задачи которого входит форми-ровать общественное мнение о деятельности ФСБ [26].

Тем временем церковь занялась созданием и популяри-зацией нового пантеона православных святых, связанных с конкретными подразделениями ФСБ. О святых, покрови-тельствующих войскам специального назначения, к примеру, повествуется в книге архиепископа Николая Погребняка, вышедшей в 2008 году и удостоенной премии ФСБ [27]. Этот

202


процесс стал частью более широкой тенденции возрождения «духовных традиций русского воинства» [28].

Отношения церкви и ФСБ подкрепляются также новыми традициями. Многие из них проводятся на государственных границах Российской Федерации. В середине 1995 года было подписано соглашение между православной церковью и тог-дашней Федеральной пограничной службой (ФПС) о духовном воспитании пограничников [29].

В новых традициях, связанных с государственными граница-ми, фигурирует Илья Муромец, защитник родины. В 1999 году во многом благодаря инициативе патриарха Русской право-славной церкви Илья Муромец был объявлен святым покро-вителем российских пограничников (которые сейчас входят в структуру ФСБ) [30]. Московский патриархат назвал Илью Муромца первым русским пограничником и заступником своих современных последователей, их «незримым братом по оружию и небесным покровителем» [31]. В 2003 году капсула с частицей мощей Ильи Муромца была заложена в основание новой часов-ни для пограничных войск в Петропавловске-Камчатском [32].

Илья Муромец является святым покровителем ФСБ и в бо-лее широком смысле. В упомянутом выше храме ФСБ на Лу-бянке, например, есть икона Ильи Муромца [33]. Кроме того, церковь и органы госбезопасности совместно возводят новые храмы в его славу. Так, в 2003 году ветераны ФСБ и МВД фи-нансировали постройку одного такого храма в Краснодаре. В его фундамент была заложена еще одна капсула с частицей мощей Ильи Муромца [34].

Фигура Ильи Муромца была востребована на разных этапах российской истории. Цари, патриархи и идеологи всех мастей подчеркивали нужные им качества этого персонажа для под-держки собственных интересов и взглядов на российскую исто-рию [35]. Илья Муромец был центральной фигурой в спорах о российском империализме и экспансии, о российской нацио-нальной идентичности, в частности в связи с отношениями России с внешним миром. Славянофил Константин Аксаков

203


объявил его воплощением «русского человека» на том осно-вании, что он выступал в качестве защитника, а не агрессора. Этот аргумент часто приводят современные крайние нацио-налисты, утверждая, что «русский народ миролюбив. В этом не приходится убеждать того, кто хоть сколько-нибудь знаком с внутренним, духовным обликом среднего русского человека. <…> И все-таки, несмотря на природное миролюбие, русскому народу пришлось воевать без конца» [36].

Пожалуй, именно в связи с этим фигура Ильи Муромца наиболее полезна для чекизма, ведь она поддерживает мысль о том, что чекисты, по существу, действуют во благо, мобилизу-ются только перед лицом внешних врагов и угроз, применяют силу вынужденно и т. д. Журналисты помогли закрепить эту ассоциацию чекистов с Ильей Муромцем. Например, Виктора Маслова, главу УФСБ Смоленской области, ставшего ее губер-натором, прозвали в местной прессе «Ильей Муромцем» [37].

Итак, сферу госбезопасности дополнил духовный аспект. Вместе с тем и сама духовная сфера подверглась секьюрити-зации [38]. То есть концепция безопасности была расширена до сферы, традиционно с нею не связанной. К рассмотрению секьюритизации духовной и прежде всего религиозной сферы мы сейчас и обратимся.

Духовная безопасность и религиозная свобода

Цель всех тоталитарных сект <…> прийти к власти. Они не стремятся к немедленной при-были; они вкладывают средства, наращивают свое влияние и готовятся к захвату власти.

Александр Дворкин, из брошюры «Десять вопро-сов незнакомцам, или Руководство для тех, кто

не хочет быть завербованным», опубликован-ной Московским патриархатом в 1995 году [39]

204


Патриарх в своей речи на церемонии освящения храма ФСБ в 2002 году так определил объект духовной безопасности: «Се-годня под угрозой оказалась и духовная безопасность России, потому что в нашу жизнь врываются силы, которые калечат души людей и пытаются заполнить духовный вакуум, который образовался в сердцах в результате 70-летнего атеистического воспитания» [40].

Утверждение патриарха выявляет, пожалуй, самую непо-средственную и явную из всех нынешних забот о духовной безопасности — и касается она религиозной жизни и религи-озной свободы в России.

За последние два десятилетия российский религиозный ландшафт существенно изменился. В атмосфере эйфории в 1990 году был принят либеральный Закон «О свободе ве-роисповеданий» [41]. Однако уже к середине 1990-х критики стали призывать к его отмене, называя его «законом Соеди-ненных Штатов Америки, действующим на территории Рос-сии» [42]. Начало усиливаться мощное антиконфессиональное движение, основным центром которого был Московский патриархат Русской православной церкви. Это движение превратилось в одну из главных сил, которая вынесла на по-вестку дня проблему духовной безопасности. Периодически возникали столкновения с защитниками права на свободу вероисповедания и религиозными группами, представляв-шими меньшинство. Согласно Ясманну, ксенофобские силы в Верховном Совете пытались внести в 1993 году поправки, нацеленные на ограничение деятельности иностранных ре-лигиозных конфессий на том основании, что национальные духовные ценности являются объектом государственной безопасности [43].

Споры о том, как выстраивать отношения с «нетрадици-онными» религиозными организациями, достигли апогея в середине 1990-х годов и завершились принятием нового Федерального закона «О свободе совести и о религиозных

205


объединениях» в сентябре 1997 года. Закон этот противоречит Конституции РФ. В Конституции РФ, принятой в 1993 году, говорится, что Российская Федерация является светским государством, в котором все религиозные объединения от-делены от государства и равны перед законом. Однако закон 1997 года закрепляет привилегированное положение право-славной церкви и вводит иерархию для всех прочих религий, так же как и разнообразные ограничения, в силу которых «нетрадиционным» религиям сложнее получить разрешение действовать на российской территории [44].

После распада СССР напористые иностранные миссионеры действительно превратились в настоящую проблему во многих уголках России. Но ответственность за рост религиозного на-пряжения лежит также на антиконфессиональном движении и Александре Дворкине в частности. Дворкин стал популя-ризатором нового термина «тоталитарная секта», вооружив претендентов на роль защитников российской духовной безо-пасности их главным пугалом. Впервые Дворкин употребил этот термин в 1994 году. Вскоре его позаимствовал Москов-ский патриархат Русской православной церкви, некоторые представители Римской католической церкви и нескольких протестантских церквей [45]. Это удобное, эмоционально насыщенное и даже «политически корректное» определение стало применяться по отношению к разнообразным новым религиозным движениям, в основном иностранным, которые стали активно действовать в России в начале 1990-х годов. Необоснованную статистику, приведенную Дворкиным, о ши-роком распространении тоталитарных сект по всей России и о числе людей, вовлеченных в них, стали цитировать жур-налисты, тем самым обеспечив ей правдоподобие [46]. К тому же Московский патриархат одобрял некорректные и порой нелепые работы Дворкина по этому вопросу. Между тем опре-деление «тоталитарный» в описании новых религиозных дви-жений давало противникам сект возможность представляться

206


защитниками прав членов сект — в связи с этим, к примеру, конференция, проходившая в январе 1996 года в Петербурге, называлась «Тоталитарные секты (деструктивные культы) и права человека».

Использование характерного для эпохи холодной войны ярлыка «тоталитарный» с целью оправдания тоталитарных норм и принципов — один из парадоксов постсоветской рос-сийской политики. Задействованные в этом психологические механизмы выделил Юрий Савенко, президент Независимой психиатрической ассоциации России, который так объяснил истерию, разгоревшуюся вокруг тоталитарных сект: «Увлече-ние иноверием воспринималось не как допустимое естествен-ное чувство, а как следствие тайной злодейской технологии. Так обнаружилась самопроекция неизжитого тоталитарного сознания, для которого все регулируемо, управляемо, и соб-ственная практика такого рода представляется универсальной. Получивший хождение термин “тоталитарные секты” не только безграмотен с религиоведческой точки зрения, он как раз — плод тоталитарного сознания» [47].

Использование термина «тоталитарный» — это один из нескольких примеров перестановки смыслов в постсоветской России. В этом случае термин эпохи холодной войны, изначаль-но применяемый к СССР учеными, враждебно настроенными по отношению к советской системе, и впоследствии почти полностью отвергнутый западным научным сообществом, был, к огорчению многих западных ученых, с энтузиазмом принят в России в эпоху Горбачева. Позже он был отнесен к ре-лигиозным течениям, чтобы обозначить их неприемлемость и оправдать их подавление.

Термин «тоталитарная секта» так и не получил достаточно четкого определения. Как отмечают многие критики Дворкина, попытки его толкования Дворкиным и прочими настолько ту-манны, что практически бессмысленны. В любом случае боль-шинство серьезных религиоведов этот термин отвергают [48].

207


Однако их критика не удерживала Дворкина от проведения кампаний в поддержку официального признания того, что проблема «тоталитарных сект» существует, и за включение этого понятия в федеральное законодательство по религиоз-ным вопросам [49].

Несмотря на постоянную критику со стороны либераль-но-демократических сил и новых религиозных объединений, эта кампания возымела определенный успех. Так, российский парламент использовал термин «тоталитарные секты» в резо-люции, принятой в декабре 1996 года [50]. Он также исполь-зован в официальной Концепции национальной безопасности Российской Федерации (принятой в декабре 1997 года) и в Док-трине информационной безопасности (принятой в сентябре 2000 года). В последней «тоталитарные религиозные секты» называются в числе угроз, представляющих «наибольшую опасность в сфере духовной жизни» [51].

ФСБ против сект

Во время освящения храма ФСБ в марте 2002 года патриарх Алексий упомянул «тоталитарные секты», отметив угрозу, которую несет их «духовная агрессия» [52]. В контексте своего выступления и при такой аудитории он явно подраз-умевал, что ФСБ должна сыграть роль в борьбе с влиянием «тоталитарных сект». Московский патриархат, очевидно, от-крыто полагался на союз с ФСБ в стремлении удержать свои позиции и узаконить заявления о том, что неправославные религии представляют угрозу не только для православной церкви, но и для безопасности российского общества и куль-туры в целом [53].

Ряд фактов свидетельствует о том, что ФСБ все активнее действует на религиозном фронте, преследуя альтернативные

208


религиозные организации [54]. Ее сотрудники порой прибегают к старым знакомым методам КГБ: фабрикуют уголовные дела, оказывают давление на свидетелей, закидывают компромат и дезинформацию в СМИ [55].

Современный уровень вмешательства органов госбезопас-ности в духовную сферу подвергся бы анафеме в начале 1990-х годов. До какой степени изменилась политическая атмосфера в России к концу 1990-х, иллюстрируют комментарии офицера ФСБ, работавшего с «тоталитарными сектами» в Алтайском регионе. В интервью, данном им в начале 1999 года, этот офи-цер сожалел о том, что «старые» методы работы с сектантством (то есть методы КГБ) «пошли прахом», но с удовлетворением отметил, что по крайней мере сейчас они восстанавливаются. Поворотным пунктом он назвал 1997 год, когда появилась «более-менее приемлемая концепция» проведения такой де-ятельности [56] и была создана команда [57].

«Научные» оправдания возросшего вмешательства госу-дарства в духовную сферу представили такие интерпретаторы, как бывшие чекисты Николай Леонов и Дмитрий Рогозин. И Леонов, и Рогозин подтвердили, что духовная безопасность является частью национальной безопасности [58]. Леонов проследил происхождение этой концепции, рассматривая ее преимущественно сквозь призму традиционных отноше-ний между личностью и обществом, личностью и государ-ством [59]. Леонову 1991 год представляется катастрофиче-ским и небывалым изломом, когда российское государство отказалось от своей роли хранителя духовной безопасности: «Впервые в истории России государство сняло с себя всякую ответственность за материальную и духовную жизнь народа»; «Публично объявили и стали постоянно постулировать, что личность приоритетнее интересов общества и государства» [60]. Таким образом, целью концепции духовной безопасности стало оправдание возвращения к главенству государства над личностью.

209


ФСБ в этой сфере сотрудничает с православной церковью. Церковь, к примеру, предоставляет ФСБ и другим государ-ственным органам сведения о нетрадиционных религиозных организациях [61]. Часто сами представители православной церкви стремятся к более тесным отношениям с ФСБ и дру-гими госструктурами в деле искоренения нетрадиционных религий [62].

В некоторых отношениях надзор за деятельностью рели-гиозных организаций даже жестче, чем в советскую эпоху. Так, например, в ряде регионов местными органами юстиции практикуются запросы списков всех членов протестантских церквей. Глава протестантских церквей России епископ Сер-гей Ряховский отмечал в марте 2004 года: «В случае отказа предоставить список членов церкви пасторов вызывают в ФСБ, требуют сотрудничества, угрожают закрытием церкви… Со списком методы работы тоже известны: видных людей вы-зывают к начальству и ставят перед ними ультиматум “либо работа, либо вера”; с простыми же людьми по списку “рабо-тают” так называемые центры по реабилитации жертв сект и сотрудники ФСБ» [63].

Как видно из этих высказываний, дискриминации подвер-гаются не только новые «тоталитарные секты», но и традици-онные конфессии. Например, когда четыре известных католи-ческих священника, среди которых был епископ Иркутский, весной 2002 года пытались вернуться из-за границы в Россию, им было сказано, что российские спецслужбы занесли их имена в черный список, а следовательно, визы на въезд им не дадут. Никакого официального объяснения от российских властей в связи с этим не последовало, но представители спецслужб намекнули, что эти священнослужители, как и отец Стефано Каприо, первый католический священник, депортированный в начале апреля 2002 года, подозреваются в шпионаже [64]. Эти случаи показывают, в чем интересы церкви и ФСБ практически полностью совпадают.

210


Духовная безопасность и историческая амнезия

Освящение храма ФСБ на Лубянке в 2002 году могло стать символической церемонией прощения и примирения, началом новой главы в отношениях российских спецслужб и церкви. Од-нако вместо этого обе стороны хранили молчание, как будто бы и не было никаких жестокостей, совершенных против церкви предшественниками ФСБ [65]. За некоторыми исключениями (среди которых самым заметным явились слова официального представителя ФСБ Шульца о том, данное событие «также до определенной степени служит покаянием за многие несправед-ливости, совершенные в предшествующие годы» [66]) подобная стратегия умолчания стала обычной в данном вопросе [67].

Первые доказательства связей церковных иерархов с КГБ выявились вскоре после событий августа 1991 года. Обще-ственное возмущение ГКУП и ролью КГБ в неудавшемся пере-вороте было настолько сильным, что на какой-то момент КГБ утратил возможность контролировать доступ к своим архивам, которые пришлось открыть для различных пар-ламентских комиссий, организованных для расследования переворота. Одна из таких комиссий, возглавляемая Львом Пономаревым и Глебом Якуниным, совершила первую (и по-следнюю) серьезную попытку со стороны российских властей раскрыть и исследовать проблему внедрения КГБ в Русскую православную церковь. В ходе работы комиссии Якунин, быв-ший узник совести, православный священник [68] и давний критик вмешательства КГБ в жизнь церкви [69], обнаружил и опубликовал архивные документы, свидетельствовавшие о том, что православные церковные иерархи работали агента-ми КГБ [70]. Проблема проникновения КГБ в православную церковь уже поднималась в самиздатовских публикациях, а на закате горбачевской эпохи — и в прессе. Однако впервые подобные заявления получили документальное подтверждение из архивов КГБ [71].

211


Конечно, следует проявлять большую осторожность, вы-являя и осуждая коллаборационистов и информаторов, осо-бенно на основе материалов госбезопасности. Нам, к примеру, известно, что в КГБ заводились досье на людей, которые и представления не имели, что КГБ считает их своими агента-ми [72]. Подобная практика могла применяться для раздувания статистики и видимости выполнения нормативов или даже с целью скомпрометировать кого-то в будущем со зла или из мести [73]. Это настолько покрытые мраком вопросы, что некоторые комментаторы в СМИ даже стали предупреждать о том, что подобные слухи распространялись прямо из КГБ с целью дискредитировать церковь и новое политическое окружение [74].

Защитники православных коллаборационистов советской эпохи, приверженцы так называемого сергианства (по имени первого «советского» патриарха Сергия Старогородского, который издал декларацию о лояльности Советскому госу-дарству в 1927 году), которые в обмен на легализацию церкви пожертвовали своей независимостью, утверждают, что такие компромиссы были необходимы для того, чтобы сохранить церковь. Но какой бы логичной ни была такая позиция в опре-деленных исторических условиях, отказ Московского патриар-хата обсуждать эту проблему открыто существенно пошатнул доверие к церкви [75].

Это сложные проблемы. В бывших коммунистических странах Центральной и Восточной Европы над вопросом, что делать с бывшими секретными информаторами и сотрудни-ками спецслужб, бьются вот уже два десятилетия с разной степенью успеха. Как ни странно, многие бывшие диссиденты высказываются против обнародования имен бывших агентов. В то же время при всех неудачах такую политику в Централь-ной и Восточной Европе многие ученые считают жизненно необходимым процессом для консолидации демократических сил в этих странах [76]. Но как бы то ни было, примирение,

212


к которому взывают в Центральной и Восточной Европе, едва ли возможно в России по причине отсутствия открытых обсуждений таких проблем, тем более что сам вопрос исчез из российской повестки дня уже в середине 1990-х годов. Шансы на принятие российского закона об обнародовании дел бывших чекистов теперь кажутся немыслимыми. Напро-тив, стало модным и полезным приписывать себе чекистское прошлое, которого не было [77]. Вместе с тем проходят гром-кие кампании по ограничению и запрету профессиональной деятельности членов «тоталитарных сект» [78].

Духовная безопасность и гражданское общество

Концепция духовной безопасности не ограничивается только религиозной сферой. Новая концепция безопасности широкомасштабна и охватывает многие области.

В 2003 году коммунист Виктор Зоркальцев, бывший тогда депутатом парламента, выступил с несколькими речами по вопросу духовной безопасности, предложив распространить эту концепцию на другие гражданские права и свободы [79].

Так, печальное положение международных неправитель-ственных организаций в России ярко характеризует заявление, сделанное Путиным вскоре после назначения его премьер-министром в июле 1999 года. В заявлении этом указывалось, что экологи и члены неправительственных организаций, действующие на территории России, являются иностран-ными шпионами [80]. Однако, несмотря на это, путинский режим часто прибегает к громкой риторике, подчеркивая свою поддержку «сильного гражданского общества». К при-меру, в сентябре 2003 года Путин, выступая в Колумбийском университете, заявил, что «спецслужбы не должны совать нос в гражданское общество» [81]. Но на практике становится все

213


очевиднее, что представление российского правительства о гражданском обществе кардинально отличается от общепри-нятого. Создается впечатление, что правительство стремится заменить старое независимое движение за права человека суррогатами, одобренными государством и зависимыми от него. Представителей именно таких суррогатов приветствовал один из главных путинских чиновников как активистов дви-жения за права человека «новой волны» [82]. Некоторые из этих активистов всерьез озаботились духовной безопасностью, включив права человека в категорию духовных ценностей и в стратегию, призванную противостоять западному дискурсу прав человека [83]. В 2004 году Путин выразил обеспокоен-ность тем, что гражданское общество слишком зависит от иностранных грантов, заявив в своем стиле, что российские организации, финансируемые из-за рубежа, не могут «укусить руку, с которой кормятся» [84]. Видимо, это предостережение сверху о нежелательности связи между российским граждан-ским обществом и зарубежными правительствами побудило политика-ультранационалиста Виктора Алксниса обрушиться с нападками на Комитет солдатских матерей — вскоре по-сле заявления Путина он потребовал проверить источник финансирования этой организации [85]. В январе 2006 года произошел громкий шпионский скандал — ФСБ объявила, что российские НПО получают деньги от британских разве-дывательных служб [86].

Это смысловое объединение шпионов и неправитель-ственных организаций способствовало демонизации граж-данских активистов в России. Особенно ярко это проявилось в статьях красноречивого теоретика духовной безопасности, генерал-лейтенанта КГБ в отставке Николая Леонова. Хотя официально Леонов больше не представлял госбезопасность, в его публикациях в журнале «Спецназ России» духовная безопасность предстает как квинтэссенция современного чекиста, как «лицо» чекистской системы, выражающее «его

214


дух, его принципы» [87]. Кроме того, Леонова можно считать олицетворением союза духовности и безопасности, который характерен для общественной жизни современной России. По-этому прежде чем приступить к рассмотрению идей Леонова, следует остановиться на его рабочей биографии.

Леонов, как повествует он сам, более трех десятилетий ра-ботал в зарубежной разведке, стал заместителем руководителя, а в конце 1991 года ушел в отставку, погрузившись в состоя-ние некоего шока после распада СССР [88]. Оправившись от потрясения, он вступил на несколько новых стезей одновре-менно. Начал читать лекции в престижнейшем Московском институте международных отношений, написал и опубликовал в 1995 году мемуары [89], а также принял крещение в право-славной церкви. Примерно в то же время он появился на теле-видении в качестве комментатора еженедельной программы «Русский Дом», в которой проработал с 1992 года вплоть до ее закрытия в 2004 году [90]. Сама программа «Русский Дом», рупор крайних националистов на московском региональном телевидении, была примером нового союза, возникавшего между органами госбезопасности и наиболее консервативной и бескомпромиссной частью Русской православной церкви. Помимо Леонова в программе также выступал православный священник отец Тихон (Шевкунов), ставший известным в кон-це 1999–2000 годов, когда в прессу просочились слухи о том, что он духовник Владимира Путина [91]. Благодаря «Русскому Дому» Леонов начал свою карьеру в политике, решив балло-тироваться в парламент в 1999 году [92]. Его последующие по-литические успехи отчасти можно приписать его известности как экс-чекиста; почитатели Леонова считают его воплощением духа российских органов госбезопасности.

В своих статьях Леонов пишет не столько о сектах, сколько об угрозе, которую представляют борцы за права человека, или правозащитники. Его тирады против них часто основы-ваются на размышлениях о «духовной безопасности». Эти

215


размышления — пример того, что борцы за права человека воспринимаются им сквозь чекистскую призму с ее новым «духовным» фильтром. Типичный образец — статья «На кого работают российские “правозащитники”», появившаяся в сен-тябре 2003 года на сайте Московского патриархата «Радонеж». В ней Леонов утверждает, что правозащитники не только живут за счет денег Запада и предателей-олигархов, но и явно под-держивают НАТО и американский внешнеполитический курс, защищают чеченских боевиков и совершенно безразличны к правам россиян [93].

Другие ярые православные борцы с сектантством регу-лярно обвиняют правозащитные организации в шпионаже, выражая беспокойство по поводу нарушений религиозной свободы в России. Московскую Хельсинкскую группу, напри-мер, на сайте «Радонеж» назвали «полностью легальной сетью агентов». Автор этого определения утверждала: «По сути, это легализованный шпионаж. Трудно подобрать другое слово для характеристики этой международной деятельности» [94].

Шпиономания такого рода, направленная одновременно как на российские правозащитные организации, так и на различные зарубежные гуманитарные и прочие сообщества, становилась все популярней и опасней. В последние годы она просочилась и в официальную идеологию. Примером этого стало соглашение, заключенное в 2002 году между Управлением ФСБ по Москве, Московской области и Департаментом образования города Москвы. В соответствии с соглашением офицеры ФСБ стали посещать школы и рассказывать ученикам об опасностях, кото-рые несут экстремистские, религиозные и прочие группировки. На связь между такими группировками и шпионажем недву-смысленно указывается в статье, опубликованной в ноябре 2002 года в одной московской областной газете. Журналист, рассказывая о сотрудничестве ФСБ и Департамента образо-вания, разражается гневной тирадой в адрес американского Корпуса мира: «Кстати, в систему образования проникают

216


не только экстремисты и прочие нелегалы из числа россиян. Как это ни парадоксально, но заглядывают туда и давно нами забытые “американские шпионы”. А именно: представители заокеанского американского Корпуса мира. Причем если не-традиционные организации проникают в учебные заведения в основном нелегальным путем, то волонтеры-янки на самых что ни есть законных основаниях. В качестве, скажем, препо-давателей английского языка или основ бизнеса. Запустили их к нам еще в ельцинские времена с благой целью — научить ребятишек английскому языку, как говорится, из первых уст — носителей языка. Однако мало того, что образовательный уровень американских волонтеров на поверку оказывается весьма низким (они толком не знают ни русского, ни английско-го) — многие из них под видом преподавания заняты поиском информации о том, где и кем работают родители их подопеч-ных, внедряются в семьи или еще хуже — на промышленные предприятия, где черпают необходимые данные и передают их чуть ли не в ЦРУ» [95].

Автор с удовлетворением отмечает, что из ряда россий-ских регионов Корпус мира был в текущем году выдворен, и размышляет, что в Московской области следует поступить так же. «Гуд бай, Америка, — мы сами с усами», — заключает она [96].

В этой статье отражена официальная позиция ФСБ. Спу-стя месяц, в декабре 2002 года, Патрушев в своем ежегодном выступлении перед прессой сообщил, что тридцати членам американского Корпуса мира было в том году отказано в визах на въезд. Патрушев повторил обвинение в том, что в задачи Корпуса мира входит получение «информации о социально-политической и экономической обстановке в российских регионах, сотрудниках органов власти и управления, ходе выборов» и т. д. [97]

Самыми коварными инсинуациями стали намеки на связь правозащитников с терроризмом. Так, по сообщению главы

217


Московской Хельсинкской группы Людмилы Алексеевой, Пушков на 3-м канале утверждал, что правозащитников фи-нансируют террористические организации [98]. Подобные обвинения звучат с середины 1990-х, самым известным при-мером тому служит кампания против Уполномоченного по правам человека в РФ Сергея Ковалева, развернутая во время Первой чеченской войны [99].

Духовная безопасность и выживание России

Характерной чертой секьюритизации служит особая ри-торическая структура, посредством которой обсуждаемая проблема превращается в «экзистенциональную угрозу» [100]. «Экзистенциональная угроза» — это ключевое понятие всех обсуждений, связанных с духовной безопасностью. В основе всех этих обсуждений лежит очевидная предпосылка — весь остальной мир мечтает об исчезновении России. Вера в то, что оспаривается само право России на существование, обусловливает решения, принимаемые на высшем уровне. В 2000 году руководитель Главного управления воспита-тельной работы Вооруженных сил РФ сделал поразительное заявление о том, что российским военнослужащим следует прививать не только религиозную веру, но и веру в право России на существование [101].

В связи с этим часто звучат предостережения о том, что первым этапом разрушения России станет наступление на ее духовную безопасность. Как сформулировал в 2004 году Дмитрий Рогозин, «трагедия народов и государств, как пра-вило, начинается с разрушения их духовности, с внедрения в сознание народа чуждых идей, ценностей и неприемлемых способов их достижения» [102]. А по словам митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна, враги России

218


знают: «Чтобы убить Россию, начать надо с осквернения души» [103]. Духовная безопасность, таким образом, — это линия фронта, передовая линия обороны государства. Если душа будет уничтожена, враги проникнут в тело России, разрушая физическую целостность страны, «расчленяя» Россию [104].

Наиболее ясно смысл этой экзистенциальной угрозы вы-ражен в программной статье ведущего чекиста Виктора Черке-сова, опубликованной на страницах «Комсомольской правды» в 2004 году. Черкесов пишет, помимо прочего, об уязвимости российских границ и «о самом больном и главном — о целост-ности Российской Федерации» [105]. Он утверждает, что тер-ритория России и так уже значительно уменьшена, но «даже эта усеченность границ не останавливает очень и очень многих от очередных попыток посягательства на нашу территори-альную целостность и национальный суверенитет». И про-должает: «Во многом даже наоборот. Проблемность нашего сегодняшнего существования, наша беспрецедентная с точки зрения последних веков территориальная усеченность кого-то не успокаивает, а распаляет. Реальной мишенью является не та или иная власть, а страна. И в этом надо отдавать себе отчет. Надо смотреть в глаза этой страшной правде — правде о возможности очередного, второго после развала СССР го-сударственного распада. Может быть, последнего. Того, после которого историческое бытие наше окажется исчерпано, а мы перейдем в разряд безгосударственных народов и “мертвых” цивилизаций» [106].

Далее Черкесов набрасывает будущий сценарий: «Потеряв государственность, все эти народы, и русский в первую очередь, окажутся ввергнутыми в водоворот социальных, военных, криминальных, демографических и даже антропологических катастроф. В результате нас может ожидать судьба многих африканских народов — фактически полное обнуление, по-гружение в хаос и разноплеменной геноцид» [107].

219


Затем он проводит прямую связь между этим заговором уничтожить Россию и критикой чекистов в СМИ: «Все, кто внимательно читает хотя бы материалы отечественной и за-рубежной открытой печати, все, кто следит за новыми тен-денциями [а объявленная охота на чекистов — одна из них], понимают, что проблема, о которой я говорю, не виртуальная. Она вполне реально стоит на повестке дня» [108].

Смысл ясен: чекисты — единственные, кто хранит Россию от кошмарного «вихря катастроф», и критика чекистов означает активную поддержку врагов России.

Духовная безопасность и свобода СМИ

Наконец, воображаемый кризис духовной безопасности, с которым столкнулась Россия, обеспечил новыми аргумен-тами тех, кто ратует за восстановление цензуры и усиление государственного контроля за средствами массовой инфор-мации. Эта проблема тоже часто формулируется в терминах экзистенциальной угрозы. Так, например, в июле 2004 года Александр Дугин, философ и руководитель «Евразийского движения», заявил: «Духовной безопасности надо подчинять все основное эфирное, информационное пространство… Информационные каналы направлены жестко против нашей духовной идентичности» [109].

Официальные документы звучат чуть менее тревожно, чем предостережения Дугина, но все же Доктрина по инфор-мационной безопасности Российской Федерации, принятая в сентябре 2000 года, предупреждает: «Наибольшую опасность в сфере духовной жизни представляют следующие угрозы ин-формационной безопасности Российской Федерации: дефор-мация системы массового информирования… возможность нарушения общественной стабильности, нанесение вреда здо-

220


ровью и жизни граждан вследствие деятельности религиозных объединений, проповедующих религиозный фундаментализм, а также тоталитарных религиозных сект» [110].

Призывы восстановить цензуру не всегда звучат открыто. Чаще используется термин «информационная безопасность». К примеру, на конференции, прошедшей в мае 2003 года и по-священной роли НПО в защите национальной безопасности, Зоркальцев заявил: «Одну из ключевых ролей в сохранении общественной безопасности играет духовная безопасность… Духовная безопасность тесно связана с другими видами обще-ственной безопасности и прежде всего с информационной безопасностью» [111].

По убеждению Зоркальцева, духовная безопасность связа-на прежде всего с «информационной безопасностью», то есть с необходимостью восстановить государственную цензуру и контроль над средствами массовой информации. Связь между информационной безопасностью и духовной безопас-ностью отмечали также российские военные теоретики [112].

Идеолог духовной безопасности

Как мы убедились, с конца 1990-х годов представители ФСБ публично заговорили о «духовности». Эти высказывания до-полнили поэтические размышления полковника ФСБ Василия Ставицкого. Его лирические раздумья о связи духовности и безопасности прекрасно завершат наше турне по территории нового подхода.

Как отметили специалисты по безопасности Андрей Сол-датов и Ирина Бороган, Ставицкий, будучи в 1999–2001 годах руководителем Центра общественных связей ФСБ, опублико-вал несколько томов стихотворений с сильным «духовным» уклоном, включая «Тайны души» (1999), «Зажги свечу, мама»

221


(1999), книгу «духовно-патриотических стихов для детей» [113] и сборник «Созвездие любви» (2000). Произведения из по-следнего сборника приветствовались в националистической газете «Завтра» как доказательство того, что чекисты — не «бесчувственные роботы», а люди, способные на возвышенные чувства и чуткие к гармонии природы [114]. Многие стихи Ставицкого были положены на музыку и выпущены на дисках, а также, по некоторым сведениям, стали обязательной частью развлекательных мероприятий в ФСБ [115].

Несмотря на приторные названия, стихи Ставицкого по духу своему призывают к реваншу. Например, в стихотворе-нии «Вам не стыдно» говорится о сведении счетов с теми, кто распинал и развращал матушку-Россию, крал молоко ее детей, лгал ее народу. Хоть автор прямо и не называет вино-вных, он явно намекает на «олигархов», либеральных рефор-маторов начала 1990-х годов [116]. В других своих творениях Ставицкий восхваляет ЧК и его священную войну, «где враг наш под маской — двулик Сатана / Вокруг дипломаты, аген-ты, дельцы / Ведут разговоры о дружбе льстецы» и так далее в том же духе [117]. Если бы не упоминание о «дельцах», это стихотворение легко можно было бы датировать эпохой Сталина. Такие образы ставят под сомнение утверждение о том, что средоточие на духовной безопасности связано со стремлением сохранить и усилить традиционные христиан-ские ценности России. В историческом контексте понятие духовной безопасности родственно советскому понятию идеологической диверсии.

Произведения Ставицкого подчеркивают то, каким образом возрожденный культ госбезопасности все теснее переплета-ется с вопросами духовности. Опасность такой тенденции заключается в том, что ФСБ, прячась за духовную риторику, не только претендует на высокую нравственность, но и фак-тически ставит себя за пределы любой законной критики, проверки и контроля.

222



Пока эта книга готовилась к печати, официальная рос-сийская позиция по отношению к советскому прошлому из-менилась. Вслед за длительным периодом двойственности, периодических попыток реабилитировать Сталина и преумень-шить или оправдать террор и насилие со стороны советского государства, тандем Путин — Медведев в конце 2010 года взял курс на десталинизацию.

Пока неясно, как повлияет этот сдвиг на официальный культ чекиста. В декабре 2010 года политический комментатор Андрей Пионтковский предположил, что крах путинского режима неизбежен, особенно в связи с провалом кремлев-ского проекта по продвижению «маленького мифа о молодом энергичном офицере спецслужб, посылающем русские полки в глубь Кавказа, несущем ужас и смерть террористам и всем врагам встающей с колен России» [1].

Однако же пока фигура чекиста остается неприкосновен-ной. Отношение российского руководства к Сталину довольно сильно менялось на протяжении 2010 года, однако этот же год ознаменовался новым всплеском ностальгии по советским разведчикам и публичным прославлением их нынешних пре-емников. После того как была разоблачена и выдворена из Соединенных Штатов российская шпионская организация, ее агентам Путин предложил личную поддержку, встретив их под звуки патриотической советской песни «С чего начина-ется Родина». Самая заметная из этих шпионов Анна Чапман в числе прочих знаменитостей поздравила россиян с Новым 2011 годом на Первом канале.

В предисловии к книге, вышедшей в 1997 году к 80-летнему юбилею ВЧК-ФСБ, начальник УФСБ по Краснодару размыш-лял: «Иногда судьба когорты нынешних чекистов напоминает

полет раненой птицы, которая долго-долго парит над камыша-ми, чтобы добраться до чистой воды <…> Я верю, что ситуация в стране изменится и наша Родина станет великой державой. А сильной стране нужны сильные спецслужбы» [2].

Сравнение российских спецслужб с раненой птицей, лета-ющей далеко от дома, — это довольно мягкий, пасторальный пример нового мифотворчества. Чаще в подобных текстах присутствуют жесткие ноты, намекающие на незавершенное дело и надвигающийся кризис. Вот как в 2004 году положение современных чекистов и экс-чекистов описал Черкесов: «Им уже сейчас непросто, а станет намного тяжелее. Но я верю, что они не дрогнут, не откажутся от своего происхождения и раз и навсегда установленных правил поведения» [3].

Пусть это и не призыв чекистов к оружию, но что-то очень к этому близкое.

Новые концепции государственной безопасности, рассмо-тренные в книге, не ограничиваются оправданием прошлого или прояснением хода истории. Они связаны с созданием новой чекистской мифологии, соответствующей нынешней политической атмосфере. В этом процессе допустимы изме-нения, и направлен он не только в будущее, но и в прошлое.

224

Примечания

Введение

1. Формальное название — Всероссийская чрезвычайная комис-сия (ВЧК).

2. Изгоев Н. Дзержинский // Известия. 1936. 20 июля. № 167. С. 3.3. Там же.4. Эндрю и Гордиевский утверждали в 1990 году: «Самая большая

угроза для будущего КГБ — его прошлое». Эндрю К., Гордиевский О. КГБ: история внешнеполитических операций от Ленина до Горбаче-ва. М: NOTA BENE, 1992.

5. Процитировано: Гурвич А. Образ Ленина в советской драма-тургии // Teaтр, № 1, 1940. С. 18.

6. Бухарин Н. Феликс Дзержинский умер // Правда. 1926. 21 июля. № 165. С. 1.

7. См. его письмо Ягоде по этому вопросу от 18 июня 1926 года; Российский государственный архив социально-политической исто-рии (РГAСПИ), ф. 76, оп. 3, д. 385, 1. 6.

8. См. обращение Дзержинского от 13 марта 1925 года // Прима-ков Е. М. Очерки истории российской внешней разведки: В 6 т. Т. 2: 1917–1933 годы. М.: Международные отношения, 1996.

9. Кржижановский. Память Феликсу // Правда, 1926. № 166. 22 июля. С. 1.

10. Процитировано: Уншлихт И. С. О Владимире Ленине // А. И. Колпакиди, М. Л. Серяков. Щит и меч. Руководители органов государственной безопасности Московской Руси, Российской импе-рии, Советского Союза и Российской Федерации: Энциклопедический справочник. М.; СПб.: Олма-Пресс; Нева, 2002. С. 685.

11. Носырев Д. Н. Верные солдаты партии // В. А. Кутузов [и др.]. Чекисты Петрограда на страже революции. Л.: Лениздат, 1987. С. 7.

12. Включение термина «Чрезвычайная» в оригинальное название ЧК имело цель показать, что существование ЧК было лишь времен-ным явлением, а не постоянным.

225


13. Я благодарна Роберту Хорвату за то, что он обратил мое вни-мание на это событие.

14. Бобков Ф. КГБ и власть. М.: Ветеран МП, 1995. С. 193–194.15. В 1945 году Бобков стал чекистом.16. См.: James H. Billington. Fire in the mind of men: origins of the

revolutionary faith. New York: Basic Books, 1980.17. Процитировано: Макаревич Э. Яков Агранов — чекист, при-

шедший к интеллигентам // Диалог, № 8, 2000.18. Хлебников В. Председатель ЧК // Новый мир. 1988. № 10, ок-

тябрь. С. 149–150.19. О запретах в советской культуре см.: Эткинд Е. Советский

запрет // Синтаксис. 1981. № 9. С. 3–20. 20. Двое из самых видных и храбрых деятелей, сопротивляю-

щихся наложению этих запретов, — писатель Владимир Короленко и историк Сергей Мельгунов. Оба критиковали деятельность ЧК, и их критика пресекалась в СССР вплоть до конца эпохи правления Горбачева.

21. О чистоте морали чекиста было сказано на открытии вы-ставки по случаю 103-й годовщины со дня рождения Дзержин-ского, проводимой в Центральном музее Великой Отечественной войны в Москве. Директор музея объявил, что «органы ВЧК всегда демонстрировали моральную чистоту, и я очень рад тому факту, что ФСБ — великолепный преемник этой организации»; Шендеро-вич В. Комментарии к событиям российской жизни (июль-декабрь 2007 года) // Континент, 2007. № 134. См. на сайте: http://magazines.russ.ru/континент/2007/134/sh9.html

22. Барт Р. Мифологии. М., 2004.

Часть I 1. Заповеди Дзержинского

1. Над гробом Дзержинского // Правда. 1926. № 167. 23 июля. С. 1.2. Менжинский, процитировано: Семенов Ю. Предисловие //

И. Е. Поликаренков. О Феликсе Дзержинском. Воспоминания, очерки, статьи современников. 2-е изд. М.: Политиздат, 1987. С. 10.

226


3. Безыменский А. В работе // Правда. 1926. № 294. 19 декабря. С. 4.4. Безыменский А. Феликс // А. Безыменский. Избранные произ-

ведения: В 2 т. Т. 1. Стихотворения. Поэмы. Комедия в стихах «Вы-стрел». М.: Художественная литература, 1989. С. 252–264.

5. Власенко Г. Живая сила партийно-революционных традиций // Пограничник, 23 декабря 1967. В одном из этих священных мест, му-зее Феликса Эдмундовича Дзержинского в Белоруссии, 49 валунов, каждый из которых символизирует год жизни Дзержинского, они расположены в ряд; Хинштейн А. Злой рок семьи Дзержинских // Московский комсомолец, 2000. 15 сентября. № 207. С. 4.

6. См.: Дзержинская С. В годы великих боев. М.: Мысль, 1964. С. 358.7. Максим Горький, процитировано: Герман Ю. О Горьком //

Ю. Герман. Воспоминания. Л.: Советский писатель, 1968. С. 632–633. Юлиан Семенов также называет Дзержинского «человеком кри-стальной чистоты»; Семенов Ю. Предисловие // И. Е. Поликаренков. О Феликсе Дзержинском. С. 11.

8. Фоменко Л. Рыцари революции (заметки об историко-рево-люционной прозе) // С. Машинский [и др.]. Литература и современ-ность. Сборник воспоминаний. Статьи о литературе 1967 года. М.: Художественная литература, 1968. С. 357.

9. Менжинский о Дзержинском в книге А. А. Павлова «Чекисты: Сборник документальных рассказов и повестей» (Горький: Волго-вятское издательство, 1986). С этих пор Дзержинский был также из-вестен как «совесть партии»; Хинштейн А. Подземелье Лубянки. М.: Олма Медиа-групп, 2008. С. 155.

10. Мандельштам Н. Воспоминания. Первая книга. М., 1999.11. Правда, № 167, 23 июля 1926. С. 2.12. Бухарин Н. Феликс Дзержинский умер // Правда, 1926. 21 июля.

№ 165. С. 1.13. Лешинский Ю. Вождь польских рабочих // И. Е. Поликаренков.

О Феликсе Дзержинском. С. 40.14. См. например: Katerina Clark, The Soviet Novel. History as Ritual,

Chicago: University of Chicago Press, 1981. Pp. 46–48.15. Как описано в книге Олега Тарасова «Икона и благочестие:

Очерки иконного дела в императорской России» Прогресс-Культура, 1995 и др.

16. Hingley R. The Russian secret police. P. 130.

227


17. Изгоев Н. Дзержинский. С. 3.18. Процитировано: Бакланов В. Слово Дзержинскому // Газета «До-

сье» (Москва), 3 ноября 2002. См. на официальном сайте ФСБ: www.fsb.ru/fsb/history/author/single.htm!id%3D10317976%40fsbPublication.html

19. Процитировано: Дмитриев Ю. Первый чекист. М.: Молодая гвардия, 1968. С. 43.

20. Шалит Л. Б. Делать жизнь с кого... // Я. З. Озерский, В. М. Берд-никова, А. Н. Хмелев. Нравственное воспитание во внеклассной работе по истории и обществоведению. М.: Просвещение, 1965. С. 83.

21. Пограничник. 1965. № 1. С. 37.22. Он провел в общей сложности в тюрьме, на каторге и в изгна-

нии 11 лет; Велидов А. С. [и др.]. Феликс Эдмундович Дзержинский: Биография. 3-е изд. М.: Политиздат, 1986. С. 4.

23. Дмитриев. Первый чекист. С. 53–62; Бакланов В. Слово Дзер-жинскому; Герман Ю. Рассказы о Дзержинском. Л.: Детгиз, 1955. С. 60.

24. Серебрякова Г. Свет неугасимый. М.: Госполитиздат, 1962. С. 17.25. Велидов А. С. [и др.]. Феликс Эдмундович Дзержинский.

С. 10. В советской пропаганде широко подчеркивалась мягкость чекиста, частично для того, чтобы, как было написано в одной ста-тье, противостоять сложившемуся стереотипу чекиста — человеку с сумасшедшими, налитыми кровью глазами и взъерошенными волосами; см.: Погодин Н. Три буквы // Дзержинец. (Сборник про-изведений к 12-летней годовщине органов и войск ВЧК-ОГПУ). 1917 — 20 декабря 1929, Иваново-Вознесенкс: Юбилейной комиссии Ивпромобласти, 1929. С. 52–53. Этот автор также изображает чекиста как образцового семьянина.

26. Фоменко, явно перефразируя Юрия Германа; Фоменко Л. Рыцари революции. (Заметки об историко-революционной про-зе) // С. Машинский [и др.]. Сборник восьмой. Статьи о литературе 1967 года. М.: Художественная литература, 1968. С. 357.

27. О работе Дзержинского как председателя ВЧК по борьбе с беспризорностью, начатой в начале 1921 года, см.: Луначарский В. Дзержинский в Наркомпросе // И. Е. Поликаренков. О Феликсе Дзер-жинском. С. 267; Sheila Fitzpatrik The commissariat of enlightenment: Soviet organization of education and the arts under Lunacharsky October 1917–1921. Cambridge: Cambridge University Press, 1970. P. 231; Дзер-жинская. В годы великих боев. С. 341–359.

228


28. Велидов А. С. Феликс Эдмундович Дзержинский. С. 6.29. Ивич А. От упрощения к простоте // Литературная газета. 1940.

28 июля. № 41. С. 3. Автор ссылается на одну из книг Юрия Германа.30. Дзержинский Ф. Э. Дневники и письма. М.: Молодая гвардия,

1956. С. 155–156.31. Малыгин А. Рыцари революции // Комсомольская правда.

1967. 20 декабря. № 295. С. 1–2. Это письмо продолжает цитироваться и сегодня как дань уважения Дзержинскому; см.: Бакланов В. Слово Дзержинскому // Досье. 2002. 3 ноября.

32. См., например: Дзержинская. В годы великих боев. С. 354; Горожанин К. Дело не в памятнике, а в памяти // Труд. 2002. 23 июля. № 126. С. 5. В статье автор утверждает, что уже только за одно это Дзержинский заслуживает доброй памяти.

33. Дзержинская. В годы великих боев. С. 349.34. Там же. С. 355, 359.35. Там же. С. 355–356.36. Ленин и Сталин были также изображены с детьми, но не с бездо-

мными. Такой мотив, кажется, ассоциировался только с Дзержинским, по-видимому, потому, что проблему беспризорников впоследствии удалось решить. Об изображениях детей в культах вождей Ленина и Сталина см.: Келли К. Дедушка Ленин и Дядя Сталин: советский культ вождя для маленьких детей // Апор [и др.] Культ вождя. С. 102–122.

37. См., например: Шалит Л. Б. Делать жизнь с кого... // Озер-ский Я. [и др.]. Нравственное воспитание. С. 39. В одной такой истории Дзержинский находит в подвале замерзшего мальчика без сознания, берет беспризорника на руки и выносит на свежий воздух; Фоменко. Рыцари революции. С. 356.

38. См.: Маяковский В. Владимир Ильич Ленин (1924). На похоро-нах товарищей, например, было принято прослезиться. Так, Сталин, плакал у гроба Кирова, а самый известный случай — когда Хрущев (ко-торый вообще отличался слезливостью) и другие плакали по Сталину.

39. Есть некоторые странности, например, в его отношении и преданности Ленину; они постоянно беспокоятся о здоровье друг друга, ругают друг друга, что слишком много работают. См., напри-мер, историю 1956 года, в которой Ленин и Дзержинский находятся на улице в ветреный день, и Дзержинский специально стоит справа от Ленина, чтобы защитить его от ветра; Козаков М. Петроградские

229


дни // Новый мир. 1957. № 11. С. 150. Позже в той же самой истории, когда Дзержинский и Ленин выходят на улицу вместе после вечернего заседания в 1917 году, Дзержинский снимает свой плащ и накидывает на Ленина, игнорируя его протесты; там же. С. 151. Поговаривали, что Ленин был «всегда внимательным... и приветливым» в его де-ловых отношениях с Дзержинским; Сидоренко. Ф. Э. Дзержинский (цитирование советского текста 1987 года).

40. См., например: Саяпин М. Слово о Дзержинском. Опыт био-графического панегирика // Дуэль, 2001. 26 июня. № 26; www.duel. ru/200126/? 26_6_l

41. Об официальных попытках превратить царскую тайную полицию в нечто священное см.: Hingley. The Russian Secret Police. Pp. VII, 130.

42. Мы могли бы связать это пересечение террора и добродетели с традициями Робеспьера и якобинской диктатуры, как кратко изло-жено в известном заявлении Робеспьера о «добродетели, без которой террор фатален; о терроре, без которого добродетель бессильна». Дзержинского часто называли «Робеспьером революции»; см. на-пример: Семенов Ю. Предисловие // Поликаренков И. О Феликсе Дзержинском. С. 9.

43. Саяпин М. Слово о Дзержинском.44. Шмерал Б. У гроба вождя и борца // Правда. 1926. 21 июля.

№ 165. С. 2.45. Козаков М. Мужественный и светлый образ. Или в другом

ракурсе: «Он знал, как любить, и знал, как ненавидеть»; Герман Ю. Жизнь, отданная революции // Агитатор. 1962. № 16, август. С. 23.

46. См., например: Герман Ю. Лед и пламень // Литературная газета, № 4, 25 января 1967. С. 2.

47. См., например: Носырев Д. Н. Верные солдаты партии // В. A. Кутузов [и др.]. Чекисты Петрограда на страже революции. Л.: Лениздат, 1987. С. 8.

48. Кутузов В. А. Чекисты Петрограда. С. 58. Заметьте, что не всегда понятно, придумал ли его Дзержинский или позаимствовал; мне не удалось это выяснить.

49. Носырев Л. Верные солдаты партии. С. 8.50. Произнесено Дзержинским в романе Ю. Семенова «Пароль не

нужен» // В. Дудко. Лед и пламень: Документально-художественный

230


сборник. Владивосток: Дальневосточное книжное издательство, 1977. С. 34.

51. Дзержинский, выступающий по случаю пятой годовщины ос-нования ВЧК-ГПУ; процитировано: В. A. Соболев [и др.]. Лубянка, 2: Из истории отечественной историографии / В. А. Соболев [и др.] М.: Мосгорархив и Московские учебники и картолитография, 1999. С. 178. В другом варианте Дзержинский говорит, что слово «чекист» составлено из трех слов, начинающихся с буквы «ч» — честность, чуткость, чистоплотность; процитировано: Серебрякова Г. Свет не-угасимый. С. 16.

52. Геллер М. Концентрационный мир и советская литература. М.: MИK, 1996. С. 289.

53. Фоменко. Рыцари революции. С. 357.54. Там же.55. В этом случае «активная борьба» означала донос на чью-то

семью; Жданов Н., Шнейдерман И. Пьеса о первых днях ВЧК // Ис-кусство и жизнь, 1939. № 1. С. 24.

56. Там же.57. Тимофеев Л. И. Русская советская литература. Учеб. пособие

для 10 классов средней школы. 8-е изд. М.: Учпедгиз, 1953. С. 150.58. Горький М. От врагов общества — к героям труда // Правда.

1936. 26 января. № 25. С. 2.59. Горький продолжал убеждать авторов поднять эту тему до

самой своей смерти. «Вплоть до смерти в своих последних статьях и письмах Горький продолжал настаивать на том, чтобы авторы про-славляли чекистов (он советовал Макаренко делать так в одном из его последних к нему писем); Иванов В. Почему Сталин убил Горького? // Вопросы литературы, 1993. 28 февраля. № 1. С. 114.

60. Менжинский. О Дзержинском. С. 13.61. Там же.62. См., например, описание жизни Петерса, товарища Дзержин-

ского: Штейнберг В. Яков Петерс. М.: Издательство политической литературы, 1989. С. 98.

63. Как написано в Советской энциклопедии государства и права от 1925 года, принудительная власть советского государства была основана на «требовании о репрессии... испытанной обществом на собственной шкуре... это то, что создает жизненный критерий для не-

231


обходимости репрессий»; Фельштинский Ю. Г. ВЧК-ГПУ. Документы и материалы. М.: Издательство гуманитарной литературы, 1995. С. 3.

64. Андропов Ю. 50 лет на страже безопасности советской Роди-ны // Правда. 1967. 21 декабря. № 354. С. 3.

65. См., например: сборник документов 1983 года, который разъ-ясняет этот вопрос, предлагая читателю множество телеграмм и ре-золюций, выпущенных местными Советами, фабриками и так далее, которые призывали к массовому террору после попытки покушения на жизнь Ленина; Костин Н. Д. Выстрел в сердце революции. М., 1983. С. 107–129.

66. Часовой революции // Правда. 1927. 18 декабря. № 290. С. 1.67. Как выразился Дзержинский: «ВЧК может гордиться фактом,

что оно стало объектом беспрецедентной клеветы со стороны буржу-азии»; процитировано: Тишков A. В. Первый чекист. М.: Воен издат, 1968. С. 20.

68. Из документа, представленного во время Гражданской войны, названного «Красные строки (из «Записной книжки чекиста»)», опу-бликованного в книге Фельштинского «ВЧК-ГПУ» (с. 76).

69. Stites R. Revolutionary dreams: utopian vision and experimental life in the Russian revolution. New York: Oxford University Press, 1989. P. 50.

70. Архивные документы, иллюстрирующие эту особенность ха-рактера Дзержинского, были изданы в журнале «Неделя» (№ 6, 1961, с. 5). Рассматриваемый пример — письмо, написанное Дзержинским, требующим, чтобы ему не присылали никакие подарки, и приказыва-ющим, чтобы любые полученные подарки были отправлены больным в медсанчасть ВЧК.

71. Особенно подарки в дань уважения, полученные от ино-странных поклонников Дзержинского, таких как Луиза Брайант: «Искушения Св. Антония бледнеют в сравнении с тем, как искушали Петерса и Дзержинского. Как только их не соблазняли и что только не предлагали в качестве подношений»; Louise Bryant. Mirrors of Moscow. Westport: Hyperion, 1923. P. 55; или Эдуард Хэрриот: «Золото всех тронов мира не могло отклонить Дзержинского от намеченной цели. Перед лицом его моральной чистоты иногда даже его заклятые враги склоняют свою голову»; процитировано: Бакланов В. Слово Дзержинскому. Брайант и Хэрриот часто цитируются в советских текстах. Книга Брайант была описана в одном тексте как «памят-

232


ник дружбе лучших людей Америки и России»; Штейнберг В. Яков Петерс. С. 199.

72. Бакланов В. Слово Дзержинскому.73. Там же.74. Штейнберг В. Яков Петерс. С. 119.75. Велидов А. С. Феликс Эдмундович Дзержинский. С. 24.76. Герман Ю. Воспоминания. С. 632.77. См. например: Тишков А. В. Дзержинский. 2-е изд. М.: Молодая

гвардия, 1976. С. 75, 78.78. См.: Дзержинская С. В годы великих боев. С. 453.79. См. далее главу 6.80. См., например: Naiman Eric. Sex in Public: The Incarnation of

Early Soviet Ideology. Princeton, 1997; Katerina Klark. Socialist Realism and the Sacralifiying of Space // Dobrenko E., Naiman E., Landscape of Stalinism: The Art and Ideology of Soviet Space, Seattle: Univercity of Washington Press, 2003, pp. 3–18; Е. А. Rees Stalin as a leader, 1937–1953 // Rees Е. А. The nature of Stalin’s dictatorship: the politburo, 1924–1953. — Houndmills: Palgrave Macmillan, 2004. P. 202 (сталинский террор как социальная чистка); Amir Weiner, ‘Nature and Nurture in a Socialist Utopia: Delineating the Soviet Socio-Ethnic Body in the Age of Socialism’ // American Historical Review (Oktober 1999), 1114–1155 (о советском механизме чистки).

81. Под маской революционера // Дзержинец. С. 24.82. Гринберг И. Юрий Герман и его трилогия // Ю. Герман. Дело,

которому ты служишь. М.: Молодая гвардия, 1967. С. 5.83. Дзержинский сравнил черствых чекистов с ржавыми инстру-

ментами; Менжинский. О Дзержинском. С. 13. Важно, чтобы меч чекиста всегда оставался «острым»; см.: Щит и меч // Комсомольская правда, № 295, 20 декабря 1967. С. 1.

84. Тишков А. В. Дзержинский. С. 222.85. Процитировано: Konstantin Steppa, Feliks Dzerzhinskii: Creator

of the Cheka and Founder of «Chekism» // Wolin S., Robert М. Slusser, The Soviet secret police. London: Methuen & Co Ltd, 1957. P. 69.

86. По словам Надежды Мандельштам, этот традиционный за-прет все еще действовал в советский период. См. ее воспоминания о том, как она сама однажды столкнулась со следователем-чекистом. Мандельштам Н. Воспоминания. Это не касалось революционеров;

233


по словам Солженицына, к началу XX века военные офицеры и офи-церы охраны также считали пожимание руки жандарма постыдным; Солженицын А. Архипелаг Гулаг. С. 458.

87. Из книги Семенова, где он дает полувымышленный образ Дзержинского; Семенов Ю. Пароль не нужен // В. Дудко. Лед и пла-мень. С. 34.

88. Соболев В. A. Лубянка, 2. С. 178.89. Предисловие к «В. И. Ленин в ВЧК. Сборник документов

(1917–1922)». 2-е изд. (М.: Политиздат, 1987. С. Х.)90. Академик Иван Бардин, процитированный Баклановым в книге

«Слово Дзержинскому».91. Кутузов В. A. Чекисты Петрограда. С. 57.92. Борисовский хрустальный завод имени Дзержинского в Бело-

руссии.93. 7 декабря по старому стилю.94. Текст предложения Ленина Дзержинскому, см.: «Записка

Ф. Э. Дзержинскому с проектом декрета о борьбе с контрреволюци-онерами и саботажниками», 7 (20) декабря 1917 года, воспроизведен в книге: В. И. Ленин и ВЧК. С. 19, 22. См. также. «Из протокола № 21 заседания СНК», 7 (20) декабря 1917 года, воспроизведено там же, с. 23–24.

95. Оригинал документа воспроизведено там же, с. 20–21. См. также: А. С. Велидов. Предисловие ко второму изданию // Велидов А. С. Красная книга ВЧК. T. 1. 2-е изд. М.: Политиздат, 1989. С. 4; Кутузов В. A. Чекисты Петрограда. С. 7.

96. Михайлов. Имя им чекисты. С. 3; Зубов Н. Ильич о чекистах // Правда. 1967. № 354. 20 декабря. С. 3.

97. Другие наиболее известные — это «Железный Феликс», «Ры-царь революции», «Первый чекист».

98. Вообще, как отметили многие историки, традиция француз-ской революции обеспечила своего рода проект или сценарий, кото-рый сформировал российские революционные ожидания и действия. См. далее: Marian Sawer. The Soviet image of the commune: Lenin and beyond // James A. Leith Images of the commune. Montreal/London: McGill-Queen’s University Press, 1978. P. 245–263; Mary МcAuley. Beard and justice: State and Society in Petrograd 1917–1922. Oxford: Clarendon Press, 1991. P. 381. Это зачастую был крайне неловкий

234


процесс; Лариса Рейснер, например, заявила, что «Надо создать тип женщины русской революции... Французская революция свой тип создала. Надо и нам»; процитировано: Мандельштам Н. Вос-поминания. М.: Согласие, 1999.

99. Речь тов. Н. И. Бухарина // Правда. 1926. 24 июля. № 168. С. 3.100. Козаков М. Пролетарский якобинец // Звезда, № 2–3, 1946.

С. 86–100.101. Козаков М. Пролетарский якобинец; Шмелев И. И. Солдаты

невидимых сражений. Рассказы о подвигах чекистов. М.: Воениздат, 1968. С. 8; Тишков А. В. Первый чекист. С. 5; Кутузов В. A. Чекисты Петрограда. С. 57.

102. Там же. С. 66.103. Сорин С. Товарищ Дзержинский. М.: Советский писатель,

1957. С. 9–10.104. Фоменко Л. Рыцари революции. С. 355. Фоменко обращается

здесь к 1918 году, когда громкое имя Дзержинского воздействовало на солдат, моряков, на бывших чекистов, у которых эсеры вызывали негодование, безошибочно.

105. Дзержинская С. Пламенный революционер // Поликаренков. О Феликсе Дзержинском. С. 75.

106. Уралов С. С. Герой Октября // Там же. С. 110.107. Герман Ю. Жизнь, отданная революции. С. 24.108. Дзержинский использовал эти навыки, чтобы «победить кон-

трреволюцию»; Менжинский. О Дзержинском (напечатано в книге Павлова «Чекисты». С. 12).

109. Герман Ю. Я отвечаю за все! // Советский экран. 1964. № 13, июль. С. 7.

110. Дзержинская С. Пламенный революционер. С. 59.111. См., например: Штейнберг В. Яков Петерс. С. 70.112. Над гробом Дзержинского. С. 1.113. Бедный Д. Юбиляру // Правда. 1922. 17 декабря. № 286. С. 1.114. Аксенова Н. С., Васильева М. В. Солдаты Дзержинского

Союз берегут. Рекомендательный указатель литературы. М.: Книга, 1973. С. 10. Этот метафорический глаз был расположен на Лубянке; люди тогда шутили о «виде с Лубянки» (который простирался аж до Сибири). Статуя Дзержинскому тоже часто ассоциировалась с не-усыпным наблюдением.

235


115. Zorin A. Ideology, Semioties and Clifford Geertz: Some Russian Reflections // History and Theory, 40: 1, February, 2001, 57–73.

116. Уткин И. На гроб // Правда. 1926. 21 июля. № 165. С. 2.117. Синявский А. Святой палач // Демократическая Россия. 1991.

6–12 сентября. № 24. С. 7.118. Все это могло бы казаться нелепым, если это было бы режи-

мом, который придерживался научного материализма. Но вспом-ните о случае Доры Лазуркиной, которая выступала на XII Съезде партии в 1961 году, утверждая, что ей явился Ленин. Она сказала на съезде: «Вчера я советовалась с Ильичом, и он стоял передо мной, как будто бы живой, и говорил: “Неприятно для меня быть около Сталина, кто принес такие беды партии”». В официальной расшифровке стенограммы съезда сказано, что после заявления последовали «бурные продолжительные аплодисменты»; Davis R. W. Soviet history in the Gorbachev revolution. Houndmills and London: Macmillan, 1989. P. 259.

119. Более того, если Красный террор в последний период совет-ской истории казался не таким очевидным, террор ЧК был явным — насилие, кровь и «жертвы, устилающие путь к светлому царству труда, свободы и правды»; «Красный меч», 18 августа 1991 года, представлено в книге Фельштинского «ВЧК-ГПУ», с. 72.

120. Янин В. Знак диктатуры // Газета. 2006. 26 мая. № 88. С. 6.121. Обещание, данное двумя пионерскими отрядами в Москве

после смерти Дзержинского; Дзержинская С. В годы великих боев. С. 357. Дзержинский был человеком, которому подражали, и, в от-личие от Ленина, его можно было «клонировать». Известный пе-дагог Макаренко сказал, что когда бездомные дети были спасены чекистами, клеймо, прилипшее к их образу, было стерто и они были переименованы в дзержинцев; там же, с. 350.

122. См., например: Как снимали Феликса // Еженедельный жур-нал, № 37, 24 сентября 2002; Файбисович С. О покаянии // Вести.Ру, 28 июня 2000. См. также на сайте: http://vesti.lenta.ru/faib/2000/06/index.html; Новодворская В. Тотем и табу // Новое время. 2002. № 39. См. на сайте: www.ds.ru/nt/2002/nt0239.htm

123. На празднике ГПУ // Правда. 1922. 19 декабря. № 287. С. 8.124. Да здравствует ВЧК-ОГПУ, верный и могущественный страж

пролетарской диктатуры // Правда. 1927. 18 декабря. № 251. С. 3.

236


125. Произведение «ВЧК» было позднее воспроизведено в книге, изданной Иваново-Вознесенским отделением ЧК, в честь двенад-цатой годовщины со дня образования ЧК в 1929 году: Безыменский. ВЧК // Дзержинец. С. 54.

126. Там же.127. Там же.128. Уралов С. С. Герой Октября; Поликаренков И. Е. О Феликсе

Дзержинском. С. 110.129. Постоянно появляется все новая литература, исследующая

пути, как появляется ненадежность и опасность. См. Jutta Weldes et al. Cultures of Insecurity: states, communities and the production of danger. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1999.

130. См., например: Борьба с врагами народа // Правда.1918. 3 января. № 220. С. 1.

131. Ленин написал, что: «эгоизм, грязный, злонамеренный, неистовый интерес к деньгам, робость и низкопоклонство парази-там общества — вот настоящая социальная основа для скулящих интеллигентиков... в отличие от пролетариата и революционного крестьянства». (Процитировано: Тимофеев Л. И. Русская советская литература. С. 163.)

132. П. Макинцян, предисловие к книге Велидова «Красная книга ВЧК». С. 45.

133. Над гробом Дзержинского. С. 1.134. Советская навязчивая идея по поводу так называемого «ли-

цемерия» иллюстрирует пропасть между врагом, как внутренним, так и внешним; о чем см.: Halfin I. Looking into the Oppozitionists Souls: Inquisition Communist Style // The Russian Review, 60, July 2001, 332–5. О способности врага подражать гражданину и играть на доверии людей см.: Орлова Г. Левые и их демоны // Солнечное сплетение, 24–25, 2003. См. на сайте: www/plexus.org.il/texts/orlova_levie.htm. О советской навязчивой идее устранения двусмысленности см.: Plamper Jan. Absolishing Ambiguity: Soviet Censorship Practices in the 1930’s // The Russian Review, 60, October 2001, 526–44.

135. А. Денинг замечает, что авторитарные режимы крайне по-дозрительны к мелодраматичности и двусмысленности; см.: Greg Dening, Performances, Chicago: University of Chicago Press, 1996. P. 110–113.

136. Изгоев Н. Дзержинский. С. 3.

237


137. Штейнберг В. Яков Петерс. С. 98.138. Дзержинская С. В годы великих боев. С. 341.139. Там же. С. 349.140. Arno J. Mayer. The furies: Violence and Terror in the French and

Russian Revolutions. Princeton: Princeton University Press, 2000. P. 74.

2. Поздний советский чекизм: изменяющееся лицо репрессий во времена Хрущева и последующие годы1. Кокурин А., Петров Н. Структура центрального аппарата КГБ

при СМ СССР (1954–1967). См. на сайте: www.memo.ru/history/NKVD/STRU/index.htm

2. Сидоренко А. Жизнь, отданная служению Отечеству // Спецназ России, 6 июня 2004. См. на сайте: www/specnaz/ru/article/?522

3. Семичастный В. Незабываемое // Комсомольская жизнь. 1988. № 7 в книге: Аксютин Ю. В. Никита Сергеевич Хрущев: материалы к биографии. М.: Политиздат, 1989. С. 52–53.

4. Любимов М. День чекиста // Московские новости. 1998. 15 де-кабря. № 49.

5. Захаров Н. 50 лет на службе Родине // Пограничник. 1967. № 23, декабрь. С. 3.

6. Козлов В. А. Крамола: инакомыслие в СССР при Хрущеве и Бреж-неве. 1953–1982 годы // Отечественная история. 2003. № 4. С. 98.

7. Сахаров А. Д. Неизбежность перестройки // Иного не дано: Судьба перестройки. Вглядываясь в прошлое. Возвращение к буду-щему. М., 1988. С. 1123.

8. Дом на Лубянке — не дом ужасов // Комсомольская правда. 2002. № 65. 4 ноября. С. 21.

9. Чебриков В. История советских органов. Книга была приобре-тена латвийским архивом и выставлена в Интернете на сайте архива центра российских и евразийских исследований Гарвардского уни-верситета: www.fas.harvard.edu/~hpcws/documents.htm

10. См., например: Сурово наказать злейших врагов нашего на-рода // Комсомольская правда. 1953. 19 декабря. № 298. С. 2.

11. См.: Прыжиков А. В. Проблема культа личности в годы хру-щевской оттепели // Вопросы истории. 2003. № 4. С. 49.

12. Эндрю К., Гордиевский О. КГБ; Подберезкин А. И. Белая книга российских спецслужб. М.: Обозреватель, 1995. С. 39.

238


13. Серов руководил подобными мероприятиями на Украине; см.: Петров Н. В. Первый председатель КГБ генерал Иван Серов // Отечественная история. 1997. № 5. С. 25.

14. Млечин Л. КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рас-секреченные судьбы. 3-е изд. М.: Центрполиграф, 2002. С. 441.

15. Петров Н. В. Первый председатель КГБ. С. 36.16. В 1989 году Семичастный предположил, что тесные отноше-

ния Хрущева с Серовым, должно быть, основаны на их соучастии в прошлых преступлениях, они вместе уничтожали следы в архиве; процитировано: Беседа с Шелепиным А. Н. и Семиновичем В. Е. // Козлов А. И. [и др.]. Неизвестная Россия. XX век. М.: Историческое наследие, 1992. С. 272.

17. Петров Н. В. Десятилетие архивных реформ в России // Ин-декс/Досье на цензуру, № 14, 2001. См. на сайте: www.index.org.ru/journal/14/petrov1401.html. Заключенные в тюрьме Лубянки позже вспоминали, что осенью 1954 года окна приходилось закрывать из-за дыма от костра, на котором сжигали бумаги во внутреннем дворе; Млечин Л. КГБ. С. 444.

18. Петров Н. В. Первый председатель КГБ. С. 36.19. См.: Пихоя Р. Почему Хрущев потерял власть // Междуна-

родный исторический журнал, 8, март-апрель 2000. См. сайт: http://history.machaon.ru/all/number_08/analiti4/khrushchev/index.html

20. В мае 1954 была создана комиссия, чтобы рассмотреть дела репрессированных людей. Многие политические заключенные по-пали под амнистию, проводившуюся летом 1955 года. В сентябре того же года была также объявлена амнистия для советских граждан, сотрудничавших с оккупационными силами во время войны.

21. Кузовкин Г. Партийно-комсомольское преследование по по-литическим мотивам в период ранней «оттепели» // Л. С. Еремина, Е. Б. Жемкова. Корни травы. Сборник статей молодых историков. М.: Общество «Мемориал», Фонд имени Генриха Беля, Звенья, 1996. См. на сайте: www.memo.ru/about/biblio/Book_26.htm

22. Другие также утверждают, что увольнение Серова, возможно, было связано с появлением большого количества дезертиров и двой-ных агентов во время его руководства; см. John J. Dziak, Chekisty: A History of the KGB, Massachusetts // Toronto: Lexington Books, 1988. P. 145–147.

239


23. Торжественное открытие в Москве памятника Ф. Э. Дзер-жинскому // Правда. 1958. 21 декабря. № 355. С. 2. Эта статья опи-сывает памятник Дзержинскому так: «…его скульптура во весь рост в длинной откинуто-открытой шинели. Его голова не покрыта, взгляд пристальный, устремлен вдаль». В другой статье пишут, что Дзер-жинский как будто обращается к москвичам; Бесстрашному рыцарю революции // Известия. 1958. 21 декабря. № 303. С. 3.

24. Там же. Данные о высоте и весе статуи противоречивы. В одной статье утверждается, что она 6 метров высотой на бронзовой опоре почти той же самой высоты. В другой говорится, что она имеет высоту 20 метров и весит 15 тонн; Yablokova O. Bringing Down the Glory of the KGB // The Moscow Times, 22 August, 2001. P. 1. В третьей пишут, что памятник весит 87 тонн; Колодный Л. Свержение железного Феликса // Московская правда, № 128, 14 июля 1998.

25. Бесстрашному рыцарю революции.26. Торжественное открытие.27. Торжественное открытие. С. 2.28. Вопрос о строительстве такого памятника был поднят на

XXII Съезде КПСС в октябре 1961 года, но только в 1990 году на Лубянской площади появился памятник жертвам Большого террора, и то благодаря усилиям общества «Мемориал».

29. Идея установить главный памятник Дзержинскому на пло-щади Дзержинского в Москве периодически поднималась с декабря 1922 года; см. например, Об увековечении памяти тов. Дзержинского Ф. Э. // Известия. 1936. 20 июля. № 167. С. 1. В 1940 году по всей стране прошли дебаты по поводу лучших проектов памятников Дзержин-скому и нескольким другим революционным героям, но они были прерваны войной; см. далее: См.: Воронов Н. Памятник на лжи // Культура. 2000. 13–19 июля. № 26. См. на сайте: www.kultura-portal.ru/tree_new/cultpaper/article.jsp?number=126&rubric_id=200&crubric_id=100445&pub_id369892

30. Об анализе этого сопоставления и связи между безопасно-стью и детством см.: Ануфриев С., Лейдерман Ю., Пепперштейн П. Инспекция «Mедицинская герменевтика» // Комментарии. 1993. № 2. См. сайт: www.commentmag.ru. Об анализе значения статуи Дзер-жинскому см.: Зорин А. Скульптурный миф русской демократии // Неприкосновенный запас. 5. 2002. См. на сайте: http://magazines.

240


russ.ru/nz/2002/5/zorin.html. Зорин описывает статую как функци-онирующую символически, являясь «воплощением непоколебимой советской упорядоченной системы...».

31. Виктовский А. Памяти Владимира Семичастного // Парла-ментская газета. 2001. № 260. 17 января. Сообщалось, что Гари Пауэрс был последним заключенным, которого держали в этой тюрьме; Ростовцева И. По известному адресу // Профиль. 2001. 22 января. № 2. Ассоциация Лубянки с террором, вероятно, объясняет, почему район отсутствовал в советских учебниках по Московской архитек-туре; см. Холодный Л. Многообразие Лубянки // Московская правда. 1998. 23 июля. № 115.

32. Хацкевич А. Ф. Солдат великих боев: Жизнь и деятельность Ф. Э. Дзержинского. 4-е изд. Минск: Наука и техника, 1982. С. 459.

33. Там же. 34. Из-за цензуры пресса печатала лишь стандартные поздрав-

ления от партийного и государственного руководства; см.: Работ-никам государственной безопасности Союза ССР // Правда. 1957. 22 декабря. № 356. С. 2.

35. Ивашукин П. На страже интересов родины // Известия. 1957. 21 декабря. № 301. С. 15.

36. Сорок лет на страже безопасности Советского государства // Известия. 1957. 24 декабря. № 303. С. 1–2.

37. Серов И. Сорок лет на страже безопасности Советского госу-дарства // Правда. 1957. 21 декабря. № 355. С. 6.

38. Эндрю и Митрохин привлекли внимание к этому, указывая, что историки КГБ в постсталинскую эпоху были склонны возвращаться к более раннему, главным образом мифическому, ленинистскому «золотому веку» революционной чистоты; Митрохин В., Эндрю К. Архив Митрохина. С. 30.

39. Таким образом, например, историк Алексей Велидов, пишущий в эпоху Горбачева, осуждал попытки поместить в один ряд ошибки ЧК, допущенные в ходе Гражданской войны, и практику произвола и массовых репрессий 30-х годов, сознательно проводимых Сталиным и его окружением. (Велидов А. С. Предисловие. С. 15.)

40. Фактически такое использование Дзержинского предшеству-ет десталинизации. Первая волна того, что мы могли бы назвать «детским культом» Дзержинского (то есть детская литература

241


и фильмы о Дзержинском), например, датируется периодом после падения Ежова, когда Дзержинский, «чистый» чекист, был вынужден действовать в противовес Ежову, становясь «козлом отпущения» в злодеяниях НКВД.

41. Служение народу — высокое призвание советских писателей. Речь товарища Н. С. Хрущева на III Съезде писателей 22 мая 1959 года // Правда. 1959. 24 мая. № 141. С. 2.

42. Это было достигнуто через пропаганду культов советских вождей, причем с новым акцентом, например, на Ленине: Ленин рас-сматривался не только как мыслитель, но также как любящий сын, брат, заботливый муж, как описывается, например, в одном учебнике за 1965 года; Озерский. Нравственное воспитание. С. 7.

43. См.: Шкловский В. Шапка Чапая // Советский экран. 1964. № 1, январь. С. 1.

44. Добровольский А. Однажды и Москве. Слезы Эдмундовича // Московский комсомолец. 2002. 21 октября. № 237. С. 4.

45. Закович Н. М. Советская обрядность и духовная культура. Киев: Наукова думка, 1980. С. 73.

46. Пилкингтон Х. Молодежь России и ее культура // Е. Омель-ченко. Молодежные культуры и субкультуры. М.: Изд-во Института социологии РАН, 2006. Хрущев занимался молодежными вопросами вместе со своим зятем Алексеем Аджубеем, главным редактором «Комсомольской правды» (1957–1959). Аджубей также активно занимался развитием идеологической политики при Хрущеве. Он работал, используя свою должность главного редактора «Известий», в идеологической комиссии Центрального комитета, созданной в но-ябре 1962 года; Афиани В. Ю. Идеологические комиссии ЦК КПСС (1958–1964) в механизме управления культурой // К. Аймермахер. [и др.]. Идеологические комиссии ЦК КПСС. 1958–1964: Докумен-ты. М.: РОССПЕН, 1998. С. 25–26.

47. См.: Павлов С. На смену придут другие — смелее и лучше нас; Аксютин Ю. В. Никита Сергеевич Хрущев. С. 202–208.

48. Символическая важность молодежи в этот период была пред-ставлена чрезвычайно успешным советским фильмом «Карнавальная ночь», показанным в канун 1957 года, — комедии с элементами мю-зикла, выражающей триумф молодежи, талант и вдохновение перед лицом душного конформизма и страха и символизирующей новое начало (действие происходит в канун Нового года), см.: Волобаев О.

242


После XX съезда: «Карнавальная ночь»; Секиринский С. С. История страны/История кино. М.: Знак, 2004. С. 235–239.

49. Фактически Шелепин не был лидером комсомола, когда его назначили главой КГБ, в апреле 1958 года его назначили заведующим Отделом партийных органов ЦК КПСС, но пробыл в этой должности недолго. Однако на публичной сцене он остался больше известным в качестве вождя комсомола.

50. Аналогично Грибанов в возрасте 41 года был назначен главой Второго главного управления КГБ, а Бобкову было всего 36 лет, когда он стал одним из заместителей Грибанова. Колпакиди А., Серяков М. Щит и меч. С. 497. В некоторой степени тенденция назначить моло-дых людей на ответственные должности была особенностью эпохи правления Хрущева, обновление кадров — одна из тем XXI Съезда партии в 1959 году.

51. Ежов, занимавшийся в основном партийной работой, был заметным исключением. Ранняя карьера Серова была в основном военной, он проработал десять с половиной лет в органах безопас-ности, перед тем как его назначили на пост главы КГБ. Менжинский был членом коллегии ВЧК, хотя позже также занимал различные дру-гие посты, прежде чем возвратиться в органы в сентябре 1919 года. Ягода тоже занимал другие посты, прежде чем начать карьеру че-киста в 1919 году. Берия более десяти лет работал чекистом, хотя и с перерывом с декабря 1931-го до августа 1938 года. Меркулов также проработал приблизительно десять лет в органах безопасно-сти, продвигаясь по партийной лестнице в начале 1930-х, прежде чем возвратиться в НКВД, чтобы работать под началом Берии. Абакумов начал свою карьеру с комсомольской работы, а затем работал в ор-ганах безопасности с 1932 года. Огольцов был чекистом с 1918 года, немного проработав министром государственной безопасности в середине 1951 года. Игнатьев начинал в комсомоле, а затем стал чекистом. Он занимал посты руководителя партийных и профсоюз-ных организаций. Круглов работал в различных должностях, прежде чем присоединился к НКВД в 1938 году.

52. Такая тенденция характерна и для Шелепина и Семичастно-го, которые поднялись очень высоко по комсомольской лестнице. Карьера Андропова (с начала 1930-х) началась с комсомола, а затем в 1944 году он перешел на партийную работу. Чебриков, прежде чем

243


посвятить себя КГБ в 1967 году, проработал первую половину своей карьеры как партийный функционер. Карьера Крючкова также на-чалась в комсомоле, позже после смены руководства он получил юридическое образование и начал работать в прокурорском аппарате.

53. См.: Кокурин А., Петров Н. Структура Центрального аппарата КГБ.

54. О Шелепине см.: Речь товарища А. Н. Шелепина // Правда. 1959. 5 февраля. № 36. С. 8.

55. Хлобустов О. КГБ — шаги становления // Власть, № 11, 2004. С. 65–75.

56. Пихоя Р. Почему Хрущев потерял власть.57. Там же. И комментарии, сделанные в связи с этим Семичаст-

ным, процитировано: Вансович Е. Органы остались без зубов. Их удалили враги КГБ // Коммерсантъ. 2000. 21 декабря.

58. Негодование по поводу этого нового комсомола чекисты вы-ражают в постсоветской литературе — воспоминаниях чекистов; см. пример: Кирпиченко В. А. Разведка: Лица и личности. М.: Гея, 1998. С. 160–161; Гладков Т. К. Лифт в разведку. Король нелегалов Александр Коротков. М.: Олма-Пресс, 2002. С. 564–566.

59. Примеры включают главные символы в картинах «Выстрел в тумане» и «Государственный преступник» (обе вышли в 1964 году).

60. В связи с этим мы могли бы также отметить, что кожаные курт-ки, подходящие к импортным джинсам и значкам с Дзержинским, вошли снова в моду среди чекистов в начале 1980-х годов, когда КГБ теряло свою силу; см.: Портрет в интерьере революции // Петровка, 38. 2004, 21 июля.

61. Российский государственный архив литературы и искусства (далее РГАЛИ), ф. 2453, оп. 4, д. 637, 1. 30. Офицер КГБ здесь ссы-лается на фильм «Выстрел в тумане», снятый студией «Мосфильм» в начале 1960-х годов.

62. РГАЛИ, ф. 618, оп. 18, д. 91, 1.1.63. Михайлов. Имя им — чекисты. С. 3.64. Hilary Pilkington. Russia’s Youth and Its Culture: A Nation’s

Constructors and Constructed, London: Routledge, 1994.65. Последний Московский международный кинофестиваль был

проведен в 1956 году и очень озадачил КГБ. О копии секретного отчета Семичастного Центральному комитету КПСС о фестивале 1965 года

244


см.: Фомин В. Кино и власть. Советское кино: 1996–1985 годы. До-кументы, свидетельства, размышления. М.: Материк, 1996. С. 96–97.

66. См.: Thomas Doherty. Teenagers and teenpics: the juvenilization of American movies in the 1950s, revised and expanded. Philadelphia: Temple University Press, 2002. P. 1–14.

67. См., например: Афанасьева Е. С. Идеологические комиссии ЦК КПСС 1958–1964: документы. М.: РОССПЕН, 1998. С. 301–302.

68. Maurice Friedberg. A Decade of Euphoria: Western Literature in the Post-Stalin Russia 1954–1964. Bloomington: IndianaUniversity Press, 1977. P. 329–330.

69. Там же. С. 339–340.70. Записка отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по союзным

республикам и отдела культуры ЦК КПСС // Е. С. Афанасьева [и др.]. Идеологические комиссии. С. 77.

71. Приложение к Постановлению комиссии ЦК КПСС «О се-рьезных недостатках в издании приключенческой литературы» // Там же. С. 79.

72. Вишневская И. Романтике детектива — жить! // Комсомольская правда. 1964. 31 марта. № 76. С. 4.

73. Советские читатели видели это подобным же образом. В 1966 году один поклонник автора Вадима Кожевникова написал: «читая ваш роман о воинах невидимого фронта, чекистах-героях, я получаю подлинное моральное удовлетворение и оценил бы роман как наставление для тех, кто ценит мир, счастье и все дорогое на земле»; РГАЛИ, ф. 618, оп. 18, д, 132, 1.25.

74. См.: Фомин В. Кино и власть. С. 143. Западные фильмы, о кото-рых идет речь, включали те, что спонсировались Информационным агентством Соединенных Штатов (USIA), созданным в 1953 году; см.: Tony Shaw, Martyrs, Miracles, and Cold War Cinematic Propaganda in the 1950’s // Journal of Cold War Studies, 4:2, Spring 2002, 11. Оче-видно, такие фильмы не были показаны кинозрителям в СССР, но они были восприняты как угроза международному имиджу СССР.

75. См., например: критика «Доктора Нет». Кукаркин А. В погоне за золотым тельцом // Советский экран. 1964. № 3, февраль. C. 19–20.

76. Махов Ф. Образ жизни — насилие // Комсомольская правда, № 283, 3 декабря 1967. С. 3.

77. Баскаков В. Экран и время! М.: Искусство, 1974. С. 11–13, 150–151.

245


78. Согласно Сергею Кулиде. Кто вы, агент 007? // Досье секретных служб. См. на сайте: www.agentura.ru/culture007/art/who007

79. Фесюн А. Г. Дело Рихарда Зорге: Неизвестные документы. М.: Летний сад, 2000. С. 191.

80. Фильм «Кто вы, доктор Зорге?» был снят на Западе в нача-ле 1960-х годов и показан на широком экране в Москве в декабре 1964 года.

81. Genrikh Borovik. The Filby Files: The Secret Life of the Master Spy — KGB Archives Revealed. London: Little, Brown and Company, 1994. P. 359–360. См. также: Чехонин Б. Журналистика и разведка. М.: Алго-ритм, 2002. С. 60–78, о начале пиар-кампании Зорге осенью 1964 года.

82. Там же. С. 60.83. Фесюн А. Г. Дело Рихарда Зорге. С. 5.84. Выводы комиссии, процитировано: там же. С. 190–191.85. Genrikh Borovik. The Filby Files. P. 364.86. Эти скандалы включали в себя дезертирство Анатолия Глицина

и арест Джорджа Блейка в 1961 году; разоблачение Олега Пеньковско-го в 1962-м; измену Юрия Носенко в начале 1964-го и свидетельские показания Гревилла Винна, которого обменяли на Молоди/Лонсдейла в апреле 1964-го.

87. Запрет отменили в 1964 году, и КГБ дал добро на съемку фильма, который должен был стать чрезвычайно популярным телесериалом о «Тресте», основанном на романе-хронике Льва Никулина «Мертвая зыбь», который позднее использовался в качестве учебного пособия для телохранителей. Никулин — еще один автор, кого Максим Горь-кий вдохновил на освещение чекистской темы. См.: Шаваев А. Г. и Лекарев С. В. Разведка и контрразведка. Фрагменты мирового опыта истории и теории. М.: БДЦ-Пресс, 2003. С. 244; Стенин А. Родине верные // Пограничник. 1967, 22 ноября. С. 34; Никулин Л. Годы нашей жизни. Воспоминания и портреты. М.: Московский рабочий, 1966. С. 53; Флейшман Л. В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать. М.: Новое литературное обозрение, 2003. С. 9.

88. Эта кампания использовала тот факт, что американские СМИ представляли Абеля супершпионом. Кампания началась в мае 1965 года, когда заместитель начальника внешней разведки Юрий Дроздов по советскому телевидению похвалил Абеля, а затем по-следовало издание известного романа Кожевникова и выход на экран

246


фильма «Щит и меч», прототипом героя которого (среди прочих) был и Абель. Позднее были опубликованы разные письма Абеля, включая автобиографическое произведение под названием «Чистые руки, холодная голова и горячее сердце»; Митрохин В., Эндрю К. Архив Митрохина. С. 229; Edward Van Der Rhoer. The shadow network: espionage as an instrument of Soviet policy. London: Robert Hale, 1985. P. 193–194; Аксенова Н. С., Васильева М. В. Солдаты Дзержинского. С. 20–21.

89. О разоблачении Буйкиса как провокатора в деле о плане Локхарта в 1965 году впервые стали широко говорить; см. там же с. 12; Тишков А. В. Первый чекист. С. 21. Новая версия событий была опубликована в книге в 1965-м, а затем издана сериями в журнале «Пограничник» (1965) и «Неделя» (1966), а также представлена в историко-приключенческом фильме «Заговор послов» (реж. Ни-колай Розанцев, Рига, 1965, сценарий М. Маклярского, мы встретим его в главе 4).

90. См., например: Кононенко И. От Пресс-бюро КГБ СССР до ЦОС ФСБ России // В. Минаев. Тайное становится явным. ЦОС ФСБ уполномочен заявить. М.: LG Information Grup, Гелеос; АСТ, 2000. С. 6.

91. Василевский А. М. Замечательный пример для молодежи // И. Василевич. Люди молчаливого подвига. Кн. I. М: Политиздат, 1987. С. 9.

92. «Документальные романы» Юлиана Семенова о советских раз-ведчиках были самыми популярными в этом жанре. О документаль-ности в произведениях о чекистах см.: Аксенова Н. С., Васильева М. В. Солдаты Дзержинского. С. 4.

93. Хлопянкина Т. Застава Ильича. Судьба фильма. М: Союз ки-нематографистов СССР, 1990. С. 46–47.

94. Киноверсия носила название «Встречи на рассвете» (реж. Е. Гаврилов и В. Кремнев, «Мосфильм», 1968).

95. «Новый мир» — крупнейший передовой литературный журнал, наиболее знаменитый публикацией рассказа Солженицына «Один день в жизни Ивана Денисовича» осенью 1962 года.

96. Процитировано: Censorship in the Soviet cinema in Martin Dewhirst and Robert Farrell, eds. The Soviet censorship. Metuchen: The Scarecrow Press, 1973. P. 118–119.

97. Орлова Р., Копелев Л. Мы жили в Москве: 1956–1980 гг. Энн Арбор: Ардис, 1988. С. 210.

247


98. Яковлев А. Омут памяти. М.: Вагриус, 2001. С. 113.99. Сравните: статья 1932 года Цветаевой «Искусство при свете

совести» в книге: Бурлак Д. К. А. С. Пушкин: за и против. Т. 2. СПб.: Русский христианский гуманитарный институт, 2000. С. 89. Советское правосудие изначально стремилось избавиться от той самой идеи вины; см.: Фельштинский Ю. Г. ВЧК/ГПУ. С. 7.

100. «Ценности, которые, как мы думали, уничтожены навсегда, восстановлены, и их следует принимать даже тем людям, которые могут обойтись и без них. Это стало неожиданностью как для тех, кто никогда не предавал эти ценности, так и для тех, кто пытался похоронить их раз и навсегда. Так или иначе, они жили, укрываясь во всех этих сереньких жилищах с приглушенным светом. А теперь они встают на ноги и набирают силу». (Мандельштам Н. Воспоминания.)

Во время правления Горбачева «совесть» появилась вновь, ока-зывая даже более сильный эффект, о чем см.: Буббайер Ф. Сознание. Диссидентство и реформы в Советской России. М.: РОССПЭН, 2010.

101. Правда, 20 декабря 1962.102. См. также: обращение Шелепина на Съезде в 1959 году, в ко-

тором он уверяет советский народ, что «каждый советский человек может быть уверен, что это постыдное дело — нарушение револю-ционной законности — никогда не повторится в нашей стране»; Речь товарища А. Н. Шелепина.

103. Герман Ю. Я отвечаю за все! С. 7.104. Колпакиди А., Серяков М. Щит и меч. С. 488.105. Там же. С. 489.106. См., например: Всесоюзное совещание руководящих работни-

ков органов государственной безопасности // Правда. 1959. 18 мая. № 138. С. 2; речь товарища А. Н. Шелепина.

107. См. ниже главу 4.108. Чебриков В. и др. История советских органов. С. 502.109. Там же. С. 286.110. Об этих традициях см.: Nicolas Rzhevsky. Russian cultural

history: Introduction, in Nicolas Rzhevsky, ed., The Cambridge companion to modern Russian culture. Cambridge: Cambridge University Press, 1998. P. 7.

111. Стенин А. Родине верные. С. 38.112. Западная литература об осведомителях спецслужб и пре-

дательстве (например, драма Артура Миллера «Вид с моста» была

248


переведена на русский и опубликована в Советском Союзе в сере-дине 1950-х годов). Как говорит Фридберг о книге Артура Миллера, это произведение, «поднимающее болезненную проблему о морали осведомителей разведки, активно читали в СССР: ее перевод со-впал с выходом из концлагерей многих выживших жертв Сталина и тайной полиции»; Friedberg М. A decade of euphoria. P. 197, 323. Распространение литературы на эту тему было способом косвенно прокомментировать советский режим, пример так называемого «зеркального письма», посредством которого советскую действи-тельность можно было бы покритиковать с помощью произведений, якобы дискредитирующих Запад.

113. Чебриков В. История советских органов. С. 504.114. «Всесоюзное соревнование». По словам Пожарова, это вы-

звало огромный интерес у общественности. См.: Пожаров А. И. КГБ СССР в 1950–1960-е годы: проблемы историографов // Отечествен-ная история. 2001. Май-июнь, № 3. С. 142.

115. См., например: мнение Бобкова о пиар-кампании КГБ, на-чатой в 1956; Бобков Ф. КГБ и власть. С. 257–258. См.: Митрохин В., Эндрю К. Архив Митрохина. С. 6.

116. См. например: В. И. Ленин и ВЧК. С. 226.117. История уходит корнями в то время, когда появились первые

традиции подобной пропаганды, сразу после смерти Дзержинско-го. Версии, с которыми я столкнулась, изложены в книгах: Феликс Эдмундович Дзержинский. М.: Политиздат, 1926; Молчанов. Страж Октября // Дзержинец. С. 4–7; Козаков М. Чекисты (пьеса, 1939) (см. Жданов, Шнейдерман. Пьеса о первых днях ВЧК. С. 23–24); история Дзержинского — «Пролетарский якобинец», Шмелев. Солдаты не-видимых сражений. С. 5–25; в биографиях Дзержинского, как, на-пример, Тишков А. В. Первый чекист. С. 69–70.

118. Там же. С. 69.119. Там же. С. 70.120. Нет ничего постыдного в «доверительных связях», термин

использовался для классификации иностранцев, завербованных таким способом. Доверенные лица иногда также причислялись к «не-желательным сотрудникам».

121. Чебриков В. История советских органов. С. 503, 508.122. Там же. С. 558.123. Там же. С. 559.

249


124. Там же. С. 558.125. Там же. С. 559.126. Там же.127. Там же.128. Albats Y. KGB: State within a State, trans. Catherine A. Fitzpatrick,

London: I. B. Tauris Publishers, 1995. P. 58.129. Чебриков В. и др. История советских органов. С. 558.130. Там же. С. 559. Такое состояние представляло особые про-

блемы, когда речь шла о солдатах срочной службы, для которых делалось исключение позже в 1968 году; там же. С. 558.

131. Там же. С. 559.132. Щекочихин Ю. Рабы ГБ. XX век. Религия предательства. Са-

мара: Российский фонд правовой социальной защиты журналистов, издательский дом «Федоров», 1999. С. 33.

133. Копелев вспоминал, как люди восклицали от радости в тот период, потому что «мы прекратили бояться информаторов»; Ор-лова Р., Копелев Л. Мы жили в Москве. С. 27. Орлова также говорит «Людей тянуло друг к другу. Это было так, как будто формировались клетки новой социальной структуры»; там же.

134. Таким образом, в конце 1950-х глава Четвертого управления КГБ осудил тот факт, что работа осведомителя была, в сущности, обя-зательным трамплином к достижению высот в советской культуре; см.: Евгений Жирнов в книге «Одна жизнь Филиппа Денисовича» // Коммерсантъ-Власть. 2000. 5 декабря.

135. Эти проблемы были особенно острыми в литературном мире; некоторые осведомители были изгнаны из Союза писателей, напри-мер за их прошлое. Призывали сообщать об осведомителях, чтобы подвергнуть их судебному разбирательству.

136. Чебриков В. История советских органов. С. 506–507.137. Там же. С. 506. Заметьте, однако, что даже перед смертью

Сталина партийные лидеры призывали в 1952 году к сокращению числа агентов (см: там же). Чистки агентурной сети были также проведены в 1951–1952 годах; см.: Брент Дж., Наумов В. Последнее преступление Сталина. Заговор против еврейских врачей, 1948–1953. Родина, 2006. Т. 31. № 2.

138. Чебриков В. История советских органов. С. 506–507.139. Там же. С. 507.140. Там же.

250


141. Там же.142. Там же.143. Там же. С. 523.144. Термин «профилактика» все еще используется сегодня, на-

пример, он появился в официальных сообщениях о заседаниях, про-водимых совместно с российскими служащими британского совета в январе 2008 года, которые были описаны как «профилактические беседы».

145. Например: Булат Окуджава был участником таких бесед, проводимых Московской организацией писателей с использованием материалов, предоставленных КГБ; Стук, стук, стук — я твой друг... // Аргументы и факты. 1992. № 11, март. С. 5.

146. Чебриков В. История советских органов. С. 583.147. Там же. С. 559.148. Черкасов А. День Газонокосильщика, или Канун Всех святых //

www.polit.ru, 30 октября 2003.149. Щекочихин. Рабы ГБ. С. 225.150. Алтунин Г. О. Цена свободы: Воспоминания диссидента.

Харьков: Фолио, Радиокомпания+, 2000. Глава 19 «Профилактика».151. Черкасов А. День Газонокосильщика.152. Чебриков В. История советских органов. С. 503.153. Там же. С. 596.154. Там же. С. 613.155. Там же. С. 584.156. Профилактика также резонирует с «органами» (стандартная

форма стенографии органов государственной безопасности, то есть КГБ).

157. Чебриков В. История советских органов. С. 584.158. В то же время мы можем заметить, что эти налаженные куль-

турные контакты с Западом окрыли новые возможности собирать разведывательные данные. Например, во время правления Хрущева поощрялись совместно созданные Советским Союзом и Западом фильмы и использовался КГБ как предлог собрать разведыватель-ные данные; см. например: Krotov Yu., ‘KGB v deistvii’, Novyi zhurnal (New York), 110 (March 1973), 193. Аналогично новые филиалы ком-пании «Совэкспортфильм», созданные по всему Западу во времена Хрущева, представляли собой идеальный предлог для деятельности чекистов. Конечно, в брежневскую эру «Совэкспортфильм» имел

251


широкий резонанс в кругах кинематографа, его называли «законным филиалом Лубянки», а его зарубежные филиалы считали исключи-тельно ведомствами (отделами) КГБ; Фомин В. Кино и власть. С. 99. О «Совэкспортфильме» КГБ см. также: Val. S. Golovskoy with John Rimberg, Behind the Soviet Screen: The Motion-Picture Industry in the USSR 1972–1982, Ann Arbor: Ardis, 1986. P. 9–10.

159. Будучи комсомольцем, Шелепин играл главную роль в орга-низации Международного фестиваля молодежи, проводившегося раз в два года по всей Восточной Европе с 1947 года и спонсировавшегося Всемирной федерацией демократической молодежи, организацией, подчиненной Коммунистической партии, в которой Шелепин был заместителем председателя. Об этих фестивалях см.: Walter L. Hixson, Parting the curtain: propaganda, culture and the cold war, 1945–1961. London: Macmillan, 1998. P. 159. ЦРУ пыталось противостоять такой советской пропаганде, создавая альтернативные ассоциации, напри-мер Международный студенческий союз и Европейскую молодежную компанию; Paul Lashmar, James Olver. Britain’s secret propaganda war, 1948–1977. Phoenix Mill, Stroud: Sutton, 1998. P. 133. Ходят слухи, что Шелепин уже тогда был заместителем председателя КГБ; см. например, Виктор Суворов, процитировано: Лозинский В. Институт «вечных рабов» и «только помощников» // Карта, № 3, 1994. Такие фестивали, и особенно Международный фестиваль молодежи и студентов в 1957 году, проводившийся в Москве, были важной де-монстрацией всему миру новой прямоты, динамизма и оптимизма советского режима. Ценность пропаганды вкупе с невероятной по-пулярностью фестивалей среди советской молодежи, должно быть, считали достаточно важными, несмотря на предполагаемую опас-ность, которая могла возникнуть при знакомстве советских людей с западной культурой.

160. Согласно Дзиаку, Шелепин был одним из разработчиков пла-на по пропаганде нравственно чистых корней чекистов КГБ; Dziak, Chekisty P. 147–148. По его словам, Шелепин несколько раз просил Хрущева исключить Серова из рядов партии и лишить военных на-град, аргументируя это его ролью в сталинских репрессиях; Беседа с Шелепиным А. Н. и Семичастным В. Ю. // Козлов А. И. [и др.]. Не-известная Россия. С. 272.

161. См., например: Велидов А. С. Предисловие. С. 14; Костин Н. Д. Выстрел в сердце революции. С. 33.

252


162. Заметьте, что Хрущев тоже объявил во время Съезда, что было бы «глупо и преступно» упразднять органы госбезопасности; Минаев В. Тайное становится явным. М.: Воениздат, 1960. С. 326.

163. Королева Л. А. Власть и советское диссидентство: итоги и уроки // Полемика. 2002. № 11. См. на сайте: www.irex.ru/press/pub/polemika/11/koroleva

164. Щекочихин. Рабы ГБ. См. также комментарий Андропова: Прозоров Б. Юрий Андропов. Без грифа «Секретно» // Фельдпочта. 2004. 8 марта. № 20.

165. Хинштейн А. Член Политбюро Виктор Чебриков: Я не мог отказать Брежневу, 23 декабря 1998 года. См. на сайте: www.fsb.ru/fsb/history/author/single.htmlid%3D10318028%40fsbPublication.html

166. Речь товарища А. Н. Шелепина. Заметьте, что в то же самое время Шелепин объявил, что «мечты» империалистов и ревизиони-стов, которые желают увидеть, как органы госбезопасности потеряют свою силу, никогда не осуществятся. Там же.

167. Всесоюзное совещание.168. Чебриков В. История советских органов. С. 551.169. Там же. С. 583.170. См. речь товарища А. Н. Шелепина.171. Кузовкин Г. Партийно-комсомольские преследования //

Л. С. Еремина, Е. Б. Жемкова. Корни травы.172. См.: Медведев А. Только о кино // Искусство кино. 1999.

3 марта. Другие аспекты роли комсомола в возраставшем обществен-ном контроле были менее «любезные». Будучи главой комсомола, Шелепин проводил кампанию, которая практиковала «спонтанные» репрессалии против стиляг — молодой субкультуры, которая возник-ла в крупных городах Советского Союза после войны; см. Левада Ю., Шейнис В. 1953–1964: почему тогда не получилось // Ю. В. Аксютин. Никита Сергеевич Хрущев. С. 175. Термин «стиляга» впервые был использован в статье журнала «Крокодил» за 1949 год, которая ознаменовала начало официальной кампании против таких людей. Названные Аксеновым «первыми диссидентами», стиляги бросили режиму вызов, выражающийся в эстетической форме, включающей демонстрацию и провокационное подражание западной моде; см.: Лингуа Советика. Советский язык (2) // Радио Свобода, 19 октября 2003. См. на сайте: http://archive.svoboda.org/programs/td/2003/

253


td.101903.asp. Шелепин возглавлял ответные акции, организуя бри-гады молодых членов комсомола, которые патрулировали улицы в поисках стиляг и резали им брюки и галстуки.

173. Витковский А. Памяти Владимира Семичастного.174. Хлобустов О. М. Перечитывая заново, Лубянка: истори-

ко-публицистический альманах, 1 августа 2006 года. См. на сайте: http://a-lubyanka.ru/index.php?id=48cpub=41. Исправление тех, кто «сбился с пути истинного», тоже было официальной причиной соз-дания известного Пятого управления Андропова.

175. Крашенников Н. И. Использование результатов оперативно-розыскных мероприятий с целью профилактики преступлений // Правоведение, № 6, 2001, доступно на федеральном портале «Юри-дическая Россия».

176. Так, например, обращаясь к руководителям КГБ в феврале 1979 года, Андропов заявил, что призвание чекиста в том, чтобы «бороться за каждого оступившегося советского человека, помогать ему встать на истинный путь»; процитировано: Хлобустов О. М. Перечитывая заново.

177. Прозоров Б. Юрий Андропов.178. Peter Kenez. The Birth of the Propaganda State: Soviet Methods

of Mass Mobilisation, 1917–1929? Cambridge^ Cambridge University Press, 1985. P. 186.

179. Это было ключевым моментом в известной критике Хру-щева в 1963 году фильма «Застава Ильича». Фильм «А что, если это любовь?» тоже подвергся критике отдела культуры Центрального комитета по той же причине в 1961-м. Докладная записка отдела культуры ЦК КПСС о фильме Ю. Райзмана «А если это любовь?» // В. И. Фомин. Кинематограф оттепели. Документы и свидетельства. М.: Материк, 1998. С. 130–131. Кинорежиссеров заставляли создавать фильмы, которые должны напоминать подрастающему поколению об их долге продолжения дела их отцов в строительстве социализма; см., например: Зубов А. Бойцы невидимого фронта // Комсомольская правда. 1964. 9 мая. № 198. С. 3.

180. Идеологическая комиссия ЦК ответила на подобные тре-бования в декабре 1962 года, призвав известных представителей нового поколения московской интеллигенции публично показать свою верность. Так, поэт Евтушенко осудил «многих представителей западной прессы, проституток капитализма, которые “пытались

254


очернить советскую молодежь, изобразить ее детьми, которые якобы противятся своим отцам”»; Из стенограммы заседания Иде-ологической комиссии ЦК КППС с участием молодых писателей, художников, композиторов, творческих работников кино и театров Москвы // Е. С. Афанасьева [и др.]. Идеологические комиссии. С. 310. Поэт Роберт Рождественский говорил в том же духе. Там же. С. 301–302.

181. Синявский А. Святой палач // Демократическая Россия. 1991. 6–12 сентября. № 24. С. 7. Этот вопрос освещается в мемуарах, на-пример, полковник советских военно-воздушных сил в 1985 году вспоминал, что он боготворил Дзержинского, будучи ребенком, но Ленина ставил выше него; Nina Tumarkin. Lenin lives! The Lenin Cult in Soviet Russia, Cambridge, MA: Harvard University Press, 1983. P. 270.

182. Строка из стихотворения Маяковского «Юноше, обду-мывающему житье…» стала «фирменной» надписью на подарках Дзержинскому.

183. Бесстрашному рыцарю революции (с. 3), Торжественное открытие в Москве (с. 2). Другие примеры, где процитировано сти-хотворение. Семенов Ю. Предисловие // Поликаренков. О Феликсе Дзержинском. С. 11; Маркова Ф. Юноше, обдумывающему житье… // Советский экран. 1964. 9 мая. С. 8.

184. Власенко Г. Живая сила партийно-революционных традиций // Пограничник. 1967. 23 декабря. С. 21.

185. Чебриков В. История советских органов. С. 583.186. Слова Андропова об этом, сказанные в апреле 1971 года:

«Решительно подавляя враждебную деятельность… мы должны в то же время избегать односторонность, (мы должны) понимать, как выделить из вражеского круга тех, кто оказался там случайно, кто потерял свой путь или кого просто используют». (Процитировано: Хлобустов О. М. Перечитывая заново.)

187. Малыгин А. Рыцари революции // Комсомольская правда. 1967. 20 декабря. № 295. С. 2.

188. Там же.189. Сидоренко А. Жизнь, отданная служению Отечеству.190. Стенин А. Родине верные. С. 38.191. См., например: Чебриков В. История советских органов.

С. 584, 586.

255


192. Паповян А. Применение статьи 58-10 УК РСФСР // Л. С. Ере-мина, Е. Б. Жемкова. Корни травы.

193. Изгоев Н. Дзержинский.

3. Изображение на экране образа чекиста, продиктованного временем

1. Фильм снят по книге с тем же названием, опубликованной в 1956 году. Алексей Михалев — герой другой истории тех же авторов (Лукина и Поляновского), опубликованной в 1963 году: Лукин А., По-ляновский Д. Седой // В. Петров. Чекисты. Повести и рассказы. Ка-лининград: Калининградское книжное издательство, 1963. С. 3–136.

2. Голанд В. На экране чекисты // Литературная газета, 1964. 17 марта. № 33. С. 4.

3. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 62.4. Лукин служил в известном партизанском отряде «Победите-

ли» Дмитрия Медведева. Он написал большое количество статей о чекистах, включая «Валя казачка» (Огонек. 1965. 17 января. № 3. С. 10–11), «Операция “Дальний прыжок”» (Огонек. 1965. 15 августа. № 33. С. 25–27; 1965. 22 августа. № 34. С. 25–27). Его книга «Чекисты», написанная в соавторстве, была рекомендована для тренировки пограничников в 1967 году; Стенин А. Родине верные. С. 34. Лукин позднее, в 1970-е годы был приглашен на работу в Пресс-бюро КГБ; Кононенко И. От Пресс-бюро КГБ СССР до ЦОС ФСБ России. С. 9. Он написал сценарий для фильма 1967 года «Сильные духом» о герое-разведчике Николае Кузнецове, который был одним из подчиненных Лукина во время войны.

5. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1573, л. 16.6. Инициалы нечеткие, но, скорее всего, это сценарист Михаил

Вольпин, сидевший в тюрьме в эпоху Сталина.7. Советское понятие «расстрел» очень специфично, и его сложно

перевести. Чтобы понять, что это такое, см.: Гусейнов Г. Идеологема «расстрел» // Отечественные записки. 2002. № 3.

8. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1371, л. 28; удаленный из д. 1372, хотя нумерация страниц оригинала не была соответственно изменена.

9. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1371, л. 25.10. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1371, л. 27.

256


11. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 56.12. См. для примера: РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1402, л. 35.13. См. для примера: РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 31.14. См. для примера: РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1382, л. 35.15. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 42.16. Фильм «Дело Румянцева» (реж. И. Хейфиц, 1956), где речь

идет о невиновном человеке, которого несправедливо посадили в тюрьму, был первым советским фильмом, показывающим, что правоохранительные органы могут ошибиться, хотя он и не касался КГБ или Большого террора; см.: Dmitry Shlapentokh, and Vladimir Shlapentokh Soviet Сinematography, 1918–1991: Ideological Conflict and Social Reality. New York: Walter de Gruyter, 1993. P. 134.

17. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1382, л. 36–7.18. Так или иначе, это один способ интерпретировать его ком-

ментарии, которые немного непонятны:

«(Что касается характера Илларионова) драматурги очень точно выпол-няют следующую задачу: они показывают, что ЧК — это орган, который был создан во времена революции для определенных целей. Затем пришел период в истории нашего государства, когда этот орган перестал быть карающим мечом и занялся другой работой. Поэтому все, что касается ВЧК, особенно интересно и важно для современного кинозрителя».

(РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1382, л. 11)19. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1382, л. 12.20. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1382, л. 14.21. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1382, л. 35.22. См. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1402, л. 26–45.23. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1402, л. 42.24. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1402, л. 44.25. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 32.26. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1382, л. 25.27. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 61–2.28. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 62.29. См.: Фомин В. Кино и власть. С. 289. Этот фильм (режиссером

должен был быть Марк Донской), вероятно, нереализованный сцена-рий о Кедрове, упомянутом сыном Донскова: Донской А. О романти-ках, неореалистах, городских сумасшедших, властями обласканных и обруганных… // СК-Новости. 2001. 16 марта. № 8. С. 11. Михаил

257


Кедров был знаковой жертвой чекизма, особенно пол езной в то время по нескольким причинам. Он был соратником Дзержинского и пал жертвой Берии после попытки сместить последнего. Несмо-тря на то что Кедров сам был причастен к репрессиям и зверствам, спасение его стало возможным как доказательство попыток борьбы против террора непосредственно со стороны секретных служб. Хру-щев в своем секретном докладе цитировал обращение Кедрова из тюрьмы; Ваксберг А. Нераскрытые тайны. М: Новости, 1993. С. 69.

30. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1573, титульный оборот.31. Это описание связано с преамбулой Алексея Михалева; см.:

Аксенова Н. С., Васильева М. В. Солдаты Дзержинского. С. 48, на основе издания 1966 года Лукин А., Поляновский Д. Сотрудник ЧК. «Тихая» Одесса. Повести о чекистах. М.: Воениздат, 1966.

32. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1371, л. 43.33. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1371, л. 69.34. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1371, л. 61.35. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 57.36. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1572, л. 16.37. Там же.38. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1572, л. 14–15.39. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1572, л. 16–17.40. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 23.41. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1572, л. 17–18.42. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1572, л. 18.43. Сергей Александрович Ермолинский, сценарист, сидевший

в тюрьме и выпущенный в 1940-х годах.44. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1371, л. 41.45. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1382, л. 22.46. По словам российского филолога Дмитрия Лихачева, массо-

вые расстрелы 1920-х гг. и начала 1930-х годов были представлены как «естественное» явление, через миф, что самый жестокий период репрессий приходится на 1936–1937 годы. Бывший заключенный конц лагеря в Соловках Лихачев развеял миф в своих мемуарах; Лихачев Д. С. «Избранное. Воспоминания». 2-е изд. СПб.: ЛОГОС, 1997. С. 154–155. О воспоминаниях Мандельштама о 1920-х годах, о поколении хрущевской эпохи смотрите книгу Орловой и Копелева «Мы жили в Москве», с. 64.

258


47. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 58.48. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1371, л. 62.49. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 58.50. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1382, л. 18.51. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 21.52. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 20–1.53. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 80.54. Колпакиди и Серяков. Щит и меч. С. 323.55. Больше всего об этом известно в деле Локхарта.56. Больше всего об этом известно в деле Николая Хохлова, о ко-

тором см. в главе 4.57. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1572, л. 25.58. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1402, л. 27.59. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1402, л. 42.60. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 45 и 47. Такой подход («Я же

тебе говорил») немного сложно принять, особенно от Вольпина, чьи комментарии о том, что население считало чекистов «палачами» и «бандитами», были удалены из исправленной версии стенограммы майского заседания 1962 года. Таким образом, даже логично предпо-ложить, что его критика фильма здесь была своеобразной попыткой спасти или защитить себя.

61. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 59–61.62. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 57.63. См.: Louis Harris Cohen. The cultural-political traditions and

developments of the Soviet cinema 1917–1972. New York: Arno Press, 1973. P. 286–288.

64. Слово партии окрыляет! // Советский экран. 1963. 1 января. № 165. Louis Harris Cohen. Cultural-political traditions. P. 288.66. Josephine Woll. Real Images: Soviet Cinema and the Thaw, London:

I. B. Tauris, 2000. P. 151.67. Gladilin A. The making and Unmaking of a Soviet Writer: My

Story of the «Young Prose» of the Sixties and After, trans. David Lapeza, Ann Arbov: Ards, 1979. P. 105, 107–109.

68. Maurice Friedberg. A decade of Euphoria. P. 304. Комиссия была создана в ноябре 1962 года.

69. Там же. P. 305.70. Там же. P. 307.

259


71. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 29, л. 5–6.72. Фомин В. Год 1964 // СК-Новости, № 98, 2004.73. Художественному совету вернули сценарий в начале января

1963 года, и он с января по март 1963-го переписывал его. 14 марта 1963 года они получили разрешение перейти к режиссерской раз-работке. Они потратили весь оставшийся март и начало апреля 1963 года, работая над режиссерским сценарием, и наконец 8 апреля 1963-го он был завершен. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1402, l. 2.

74. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 54.75. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 65.76. Между прочим, Волчек упоминает мимоходом о том, что КГБ

тоже поднимало вопросы о названии, потому что фразу «сотрудник ЧК» использовали только по отношению к Феликсу Дзержинскому. Факт, который снова подчеркивает, что «Дзержинский» и «чекист» были синонимами. См.: РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 82.

77. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 83.78. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 84.79. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 82–3.80. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 21.81. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 41.82. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 31–2.83. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 80.84. Ваксберг А. Моя жизнь в жизни. Т. 2. М.: Терра-Спорт, 2000.

С. 299.85. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1572, л. 99.86. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1576, л. 89.87. Голанд В. На экране — чекисты.88. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 66.89. Там же.90. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 81.91. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 66.92. Там же.93. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1576, л. 3–7.94. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 23.95. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 23–4.96. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1573, л. 18.97. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 46.

260


98. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1576, л. 85–7.99. См.: Орлова Р., Копелев Л. Мы жили в Москве. С. 63–64.100. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1402, л. 15.101. Зубов А. Бойцы невидимого фронта.102. Woll, Real Images. P. 107–108. Другие кинопроекты того

времени были заморожены в 1963 году по идеологическим причи-нам — тема была не та. Работа над фильмом «Короткое замыкание» была прекращена, как сообщил Сурин идеологической комиссии, ЦК в январе 1964-го, потому что не только молодые режиссеры не справились с задачей, но и история Владимира Тендрякова, о котором был фильм, имела «явный намек на противоборство поколений»»; РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 29, л. 2.

103. Голанд В. На экране — чекисты.104. Маркова. Юноше, обдумывающему житье…105. См.: Козаков М. Актерская книга. М.: Вагриус, 1996. С. 127.106. Воробьев Е. Невидимая сторона души // Советский экран.

1963. 2 января. № 3.107. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1402, л. 28. Поляновский ссылался

в этом примере на характер Брокмана, председателя местного ЧК.

4. Изображение на экране современного чекиста

1. Волгина Л. Выстрел в тумане // Советский экран, 19 октября 1963.

2. Создание этого фильма примерно совпало с созданием другого фильма, изображающего сотрудника КГБ; фильм снимали в Ленин-граде и назывался он «Государственный преступник» (также получил разрешение в 1964 году, выпущен на студии «Ленфильм»).

3. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 6.4. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 51.5. Кононенко И. От Пресс-бюро КГБ СССР до ЦОС ФСБ России //

В. Минаев. Тайное становится явным. С. 7.6. Шмелев позднее продолжит издавать многочисленные тома

с историями о чекистах и с воспоминаниями, как, например, «Сол-даты невидимых сражений. Рассказы о подвигах чекистов» (М.: Во-ениздат, 1968), «Чекисты рассказывают» (М.: Советская Россия, 1976).

261


7. В апреле 1962 года Белоконев ушел с поста главы УКГБ и стал главой комиссии, изучавшей опыт работы государственных органов безопасности противника; Кокурин А., Петров Н. Структура Цен-трального аппарата КГБ.

8. См., например: Фомин В. Кино и власть. С. 95.9. См. для примера: РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 18. Белоконев

также имел отношение к рукописям; например, он подписал письмо, официально отклонявшее рукопись историка Александра Некрича «22 июня 1941 года». См.: Некрич А. Отрекшись от страха // Нева. 1995. № 6 .

10. James С. Scott. Domination and the arts of resistance: hidden transcripts . New Haven and London: Yale University Press, 1990. P. XII.

11. Golovskoy, Rimberg, Behind the Soviet Screen. P. 35.12. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 688, л 9–10.13. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 64–5. Другие ораторы на за-

седании согласились с Пырьевым, что сцены с иностранцами не-обходимо вырезать.

14. Меркулов (нарком государственной безопасности с февраля по июль 1941 года и с апреля 1943-го по май 1946 года) был важным руководителем, контролирующим влияние чекистов на послевоен-ное кино. Меркулов занимался созданием кино и фотографией как хобби и имел давнее пристрастие к литературе. Гладков Т. К. Лифт в разведку. С. 137. Возможно, обязан своей успешной карьерой собственным литературным способностям. По словам Меркулова, сначала его литературный слог не понравился Берии, затем он стал его личным составителем речей. Меркулов предположил, что Берия использовал его, чтобы скрывать собственные недостатки в образо-вании и ораторском искусстве (Колпакиди А. И., Серяков М. Л. Щит и меч. С. 447–448). Меркулов общался со многими талантливыми людьми, в частности с кинорежиссерами, и он разрешил своим подчиненным Медведеву и Маклярскому взять отпуск, чтобы на-писать о подвигах чекистов (см.: Жирнов Е. Театр одного наркома // Коммерсантъ-Власть, 26 июня 2001, а также на сайте: www.fsb.ru/fsb/history/author/single.htm!id%3D10318046%40fsbPublication.html; Гладков Т. К. Лифт в разведку. С. 138).

15. David Caute, The dancer defects: the struggle for cultural supremacy during the cold war. Oxford: Oxford University Press, 2003. P. 154.

262


16. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 68.17. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 54–5.18. Об этом не было упомянуто, например, в списке идеологически

сомнительных элементов в сценарии от 14 мая 1962 года; РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 73–4.

19. Например, в конце декабря 1962 года один сотрудник «Мос-фильма» написал Маклярскому и Алексееву претензию о том, что они до сих пор не исправили сюжет в соответствии с требованиями советников КГБ; РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 54.

20. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 18.21. Бобровский А. Об Александре Сером // Кинограф. 2000. № 8.

См. также на сайте: http://kinograph.livejournal.com/2898.html22. Митрохин В., Эндрю К. Архив Митрохина. С. 471.23. Хохлов тоже открыто говорил о своей подрывной деятель-

ности на пресс-конференции.24. ‘Murder as an Instrument of Police, Background Reports’, Records

of Radio Free Europe / Radio Liberty Research Institute, Open Society Archives Fonds. HU OSA 300–8-3. P. 3.

25. Там же. С. 2.26. См.: Митрохин В., Эндрю К. Архив Митрохина. С. 471.27. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 29.28. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 29.29. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 33–4.30. См.: РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 31, включающий просьбу

увеличить срок с учетом вышесказанного.31. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, l. 35.32. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, l. 59.33. Woll. Real Images. P. 127. Согласно Стайтсу, такой акцент на

науку следовало бы рассматривать в свете возобновившихся напа-док на церковь, начиная с 1959 года; см.: Richard Stites. Soviet popular culture: entertainment and society since 1900. Cambridge: Cambridge University Press, 1992. P. 145.

34. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 59.35. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 73.36. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 59.37. Об «ораторском искусстве» Хрущева в этот период см.:

S. J. Ball. The cold war: an international history, 1947–1991. London: Arnold, 1998. P. 72–3.

263


38. О роли КГБ в обеспечении безопасности советской науки см.: Oleg A. Bukharin. The Cold War Atomic Intelligence Game, 1945–1970: From the Russian Perspective / Studies in Intelligence, 48:2, 2004. См. также на сайте: https://www.cia.gov/library/center-for-the-study-of-intelligence/csi-publications/csi-studies/studies/vol.48no2/article01.html

39. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 692, л. 51.40. Сойфер В. Загубленный талант // Континент, 125, 2005. См.

также на сайте: http://magazines.russ.ru/continent/2005/125/so19html41. Сахаров должен был нажимать специальную кнопку, чтобы

вызывать их каждый раз, покидая свою квартиру; см.: Сахаров А. Д. Воспоминания: В 2 т. Т. М.: Права человека, 1996. Глава 13. Рой Медве-дев говорит, что в начале 1960-х годов Сахаров отказался от телохра-нителей, которые в открытую бы охраняли его, но согласился на тех, кто охранял его незаметно; Медведев Р. Андрей Сахаров и Александр Солженицын // Вопросы истории. 2001. 11–12, № 4. Слухи о воору-женной охране Сахарова, известной в народе как его «секретари», тоже упоминаются в книге Владимира Войновича «Антисоветский Советский Союз». С. 97.

42. Роман в конечном итоге был опубликован во времена Гор-бачева. Дубинцев изначально предоставил рукопись на рассмо-трение в «Новый мир», но затем, по-видимому, чтобы не вносить существенные изменения, как этого потребовало КГБ, взял и от-нес ее в издательство «Нева». Лесниченко Г. Новый мир и КГБ // Е. Ознобкина [и др.]. КГБ: вчера сегодня, завтра. III конференция: Сборник докладов. М.: Знак-СП, Общественный фонд «Гласность», 1994. С. 178.

43. КГБ требовал, чтобы все ссылки на то, что ученые-атомщики из романа работали под руководством НКВД, были удалены.

44. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 31.45. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 690, л. 63.46. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 67.47. Бобровский А. Об Александре Сером.48. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 692, л. 51–2. В конечном варианте

ссылка на «любовь» Лагутина к Евдокимову отсутствует.49. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 690, л. 23–4.50. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 689, л. 27.51. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 13.52. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 20.

264


53. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 29.54. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 6.55. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 16.56. Первые примеры — это фильмы «Четыре и пять» (1924) и «Луч

смерти» (1925). На самом деле советские разведчики намного больше воровали технологии у Запада, чем наоборот. В ежегодном отчете КГБ, поданном на рассмотрение Хрущеву в начале 1961 года, со-общалось, что за 1960 год научно-технический отдел КГБ приобрел «8028 засекреченных технологий, планы и схемы, а также 1311 раз-личных образцов оборудования»; Отчет за 1960 г., 14 февраля 1961, процитировано: Vladislav M. Zubok. Spy us Spy: The KGB vs. the CIA, 1960–1962 // Cold War International History Project Bulletin, 4, fall 1994, 22–33. К началу 1980-х годов, возможно, 70 % всех систем вооружения по Варшавскому договору основывалось на украденных западных технологиях; Christopher Andrew, Intelligence in the Cold War: Lessons and Learning // Harold Shukman. Agents for change: intelligence sirvices in the twenty-first century. London: St Ermin’s Press, 2000. P. 18.

57. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 690, ll. 27–8.58. Либо здесь ошибся Бачурин, либо он ссылается уже на другой

проект, не содержащийся в этих документах.59. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 12.60. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 32.61. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 32.62. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 10.63. «Выстрел в тумане» (реж. А. И. Серый и А. А. Бобровский,

Мосфильм, 1964).64. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 11.65. Там же.66. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 12.67. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 18.68. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 32.69. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 25.70. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 15.71. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 690, л. 5.72. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 62.73. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 690, л. 53.74. «Выстрел в тумане» (реж. А. И. Серый и А. А. Бобровский,

Мосфильм, 1964).

265


75. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 62. Такая тенденция преуве-личивать «образованность» была свойственна и для произведений, изображающих милицию в тот период.

76. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 26.77. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 29–30.78. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 56. 79. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 31.80. Там же.81. «Выстрел в тумане» (реж. А. И. Серый и А. А. Бобровский,

Мосфильм, 1964).82. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 690, л. 38–9.83. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 29.84. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 7.85. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 17.86. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 33.87. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 33.88. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 36.89. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 47.90. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 47.91. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 10.92. Бобровский А. Об Александре Сером.93. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 60–1.94. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 19.95. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 19.96. Там же.97. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 19–20.98. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 26.99. «Выстрел в тумане» (реж. А. И. Серый и А. А. Бобровский,

Мосфильм, 1964).100. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 20.101. Там же.102. Там же.103. Там же.104. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 10.105. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 5.106. Бобровский А. Об Александре Сером.107. О системе категории классификации см. далее: Woll. Real

Images. С. 6.

266


108. Головский В. Фильм «Перед судом истории», или Об одном ки-ноэпизоде в жизни В. В. Шульгина // Вестник. 2003. 24 декабря. № 26.

109. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 29, л. 3.110. Записка идеологического отдела ЦК КПСС о выполнении

киностудии «Мосфильм» указаний июньского (1963) пленума: Афа-насьева Е. С. Идеологические комиссии. С. 467.

111. Кампания СМИ, направленная на жесткую критику фильма, гарантировала ему большую аудиторию людей, заинтересованных увидеть, чем же фильм так плох. Когда фильм получил негативные отзывы, Бобровского поздравил другой режиссер, который сказал ему, что это было самой лучшей рекламой для фильма; Бобровский А. Об Александре Сером.

112. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 4. Такой успех означал, что фильм позднее повысит свой статус до второй категории, которая давала возможность режиссерам попросить повышения гонорара, что они и сделали в августе 1965 года, но безуспешно; РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 1 и 3–4.

113. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, l. 51.114. Louis Harris Cohen. Cultural-Political Traditions. P. 283.115. О Сталине и кино см.: Марьямов Г. Кремлевский цензор.

Сталин смотрит кино. М.: Киноцентр, 1992.116. Censorship in the Soviet Cinema // Martin Dewhirst, Robert

Farrell. The Soviet censorship. Metuchen: The Scarecrow Press, 1973. P. 111.

117. Бобровский А. Об Александре Сером.118. Там же.119. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 43.120. Бобровский А. Об Александре Сером.121. Там же.122. Он дал им прозвища вроде неожиданного — «скоросшивате-

ли», возможно, лучше было бы сказать «ходячие картотеки». Там же.123. Там же.124. Tony Shaw. British Cinema and the Cold War. London: I. B. Tauris,

2001. О вовлечении британской секретной службой в киноиндустрию (в виде контроля и финансовой поддержки некоторых проектов) также упомянуто в книге: Ball. Cold war. С. 195.

125. Tony Shaw. British Cinema and the Cold War. С. 94.126. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 40.

267


127. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 3 и 5.128. РГАЛИ, ф. 618, оп. 18, д. 19, л. 29.129. Там же.130. РГАЛИ, ф. 618, оп. 18, д. 91, л. 31.131. Так же как Финляндия предоставляла декорации для боль-

шинства западных фильмов о шпионах в Советском Союзе.132. Жанр приключенческого детектива перестал нравиться

зрителю во времена сталинской культурной революции. В 1934 году. «Литературная энциклопедия» утверждала, что первые советские попытки создать «красного Пинкертона» провалились, поэтому эту идею и оставили. Детективный жанр был не востребован из-за того, что считался капиталистическим оружием, подавляющим рабочих, прикрывающим капиталистическое доминирование и восхваляющим полицию; Пинкертовщина // Литературная энциклопедия. Т. 8. М.: Советская энциклопедия, 1934.

133. РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 33.

Введение

1. Московкин Л. Как я носил Дзержинского по думским коридо-рам. См. на сайте: http://leo-mosk.narod.ru/works/02_09_27_dzer.htm

2. Cм. интервью с Сергеем Ковалевым: «Соблюдение прав чело-века в России и правовая основа их обеспечения» // Эхо Москвы, 11 декабря 2000. См. также на сайте: www.echo.msk.ru/programs/beseda/12654/. Евгения Альбац пишет о том же в своей книге «Госу-дарство в государстве».

3. Первая короткая романтическая повесть появилась во времена Андропова; Анна Александровна Движение безопасности // Карьера, 7, 2001. См. на сайте: www.kariera.orc.ru/07–01/Pravi024.html (до-ступно 25 ноября 2010; URL более не доступен).

5. Переосмысление чекистских традиций

1. Бакатин В. Избавление от КГБ. М.: Новости, 1992. С. 26.2. Экс-чекист Широнин, например, описывает «маленький мир

чекизма» как «козырь», который, говорит он, Бакатин мастерски использовал в своих целях с применением СМИ, чтобы напугать

268


российский народ; Широнин В. КГБ — ЦРУ. Секретные пружины перестройки. М.: Ягуар, 1997. С. 258.

3. Крючков В. Личное дело: В 2 ч. Ч. 1. М.: Олимп, 1996. С. 439.4. ФСБ было создано на базе ФСК (Федеральной службы контрраз-

ведки) (декабрь 1993 — апрель 1995), 12 апреля 1995 года. В отличие от своих предшественников, ФСБ подчинялась только президенту.

5. Предыдущие воплощения — АФБ (Агентство федеральной безо пасности) (ноябрь-декабрь 1991-го), МСБ (Межреспубликанская служба безопасности) (ноябрь-декабрь 1991-го); МБ (Министерство безопасности) (январь 1992 — декабрь 1993); ФСК (см. выше).

6. См.: Подберезкин А. И. Белая книга российских спецслужб. М.: Обозреватель, 1995. С. 40.

7. Зданович был назначен главой Центра общественных связей ФСБ (ЦОС ФСБ) в 1996 году, заменив Александра Михайлова, который проиграл в защите «информационного фронта» во время первой чеченской войны (1994–1996), в частности при кризисе с за-ложниками в с. Первомайское (январь 1996-го). С ноября 1999-го Зданович также руководил недавно созданным в ФСБ Управлением правительственной связи (УПС), которая включала в себя и ЦОС. 8. Зданович А. ЦОС ФСБ уполномочен сообщить… // В. Минаев. Тайное становится явным. С. 122–123.

9. Зданович А. Спецслужбы и общество. Диалог необходим // По-литика, 1 января 1999. См. на сайте: www.fsb.ru/smi/interview/single.htmlid%[email protected] (доступно 25 ноября 2010)

10. Патрушев Н. Во имя интересов личности, общества и госу-дарства // Политика, 7 декабря, 1999. См. на сайте: www.fsb.ru/fsb/comment/rukov/single.htm!id%3D10309747%40fsbAppearance.html (доступно 25 ноября 2010).

11. См., например, утверждение, сделанное на официальном веб-сайте Воронежского УФСБ: «Наконец пришло время, чтобы осознать историческую целостность российских спецслужб, работавших до и после революции»; Шамаев В. Г. Для охранения прерогатив власти и ограждения прав граждан. На официальном региональном Воро-нежском сайте УФСБ. Можно было смотреть на сайте: http://fsb.vrn.ru (доступно 2 сентября 2007; ресурс больше недоступен).

12. Примаков Е. М. Очерки истории российской разведки: В 6 т. Т. 1: От древнейших времен до 1917 года. М.: Международные от-ношения, 1995. С. 14–15.

269


13. Радиообращение. Борис Ельцин: никогда больше спецслужбы не будут «цепными псами» // Коммерсантъ-Дейли, № 220, 20 декабря 1997. См. на сайте: www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=189888

14. Соколов Б. Наследственность и изменчивость // Грани.Ру, 20 де-кабря 2007. См. на сайте: www.grani.ru/Politics/Russia/m.131531.html.

15. Котельников А. А. К читателю / А. А. Котельников [и др.]. Вера и правда (на официальном сайте УФСБ Ярославля). См. на сайте: www.yaroslavl.fsb.ru/book/book2.html (доступно 25 ноября 2010)

16. Зданович А. Спецслужбы и общество.17. Пожаров А. И. КГБ СССР в 1950–1960-е годы. С. 146.18. Соболев В. A. Лубянка, 2. С. 11. Авторы размышляют о про-

исхождении слова «лубянка»; они поддерживают гипотезу, которая утверждает, что так назвали это место жители Великого Новгорода, которых против их воли переселили в центральную часть Москвы в конце XV века, и что с точки зрения этимологии оно могло про-изойти от слова «лубенеть» — «становиться твердым, укреплять» (там же, с. 18). В качестве пропаганды эта история кажется слишком хорошей, чтобы быть правдой, потому что объединяет фактически ассоциации с важным периодом в формировании Российского госу-дарства («период окончательной ликвидации феодальной раздро-бленности Руси»), демократические традиции Великого Новгорода и идею «укрепления».

19. Там же. С. 24, 35.20. Писатель-романист Виктор Ерофеев недавно иронично на-

звал богатыря «первым русским чекистом»; Ерофеев В. Чекизм // Московские новости. 2004. 24 декабря. № 49.

21. См., например, сайт УФСБ Пензы, где утверждается, что «в са-мый решающий момент в формировании и развитии Российского государства сотрудники Российского УФСБ Пензенской области еще раз обращаются к страницам прошлого, к тому времени, когда установились их славные традиции, чтобы еще раз прояснить про-шлый опыт решения сложных задач, объединить его, пусть и спорный, с нашими практическими действиями сегодня». «От ВЧК до ФСБ», без даты, на официальном сайте УФСБ Пензы. См. на сайте: www.penza.ru/content/historyl.html (доступно 25 ноября 2005)

22. Официально он был учрежден как День работника органов без-опасности Российской Федерации, возможно, чтобы избежать исполь-зования более неприятного для кого-то слова «чекист», но раньше

270


он назывался Днем чекиста; см.: Евдокимов П. Мы из КГБ // Спецназ России, 12 декабря 2002. См. на сайте: www.specnaz.ru/association/109

23. Шульц В. Л. Предисловие // А. Хинштейн. Подземелья Лубян-ки. М.: Олма Медиа Груп, 2008. С. 3.

24. Директор федеральной службы безопасности России Николай Патрушев: «Если мы “сломаемся” и уйдем с Кавказа — начнется раз-вал страны» // Комсомольская правда, 20 декабря 2000.

25. В 1991 году Бакатин не смог произнести традиционную речь и поздравления в своей новой роли председателя КГБ, и за это, гово-рит он, его так и не простили; Бакатин В. Избавление от КГБ. С. 146.

26. Его нет, например, в списке профессиональных праздников, который представлен в Большой Советской энциклопедии (1972); Большая Советская энциклопедия. 3-е изд. М.: Изд-во Советская энциклопедия, 1972. Т. 8. С. 99–100.

27. По словам полковника Бориса Зинченко, главы аналитического отдела Воронежского УФСБ, «20-е декабря — день работника орга-нов безопасности России» // Комсомольская правда — Воронеж, без точной даты, но, вероятно, декабрь 2000, на сайте ФСБ Воронежа.

28. Директор федеральной службы безопасности России Николай Патрушев: «Если мы “сломаемся” и уйдем с Кавказа — начнется раз-вал страны» // Комсомольская правда, 20 декабря 2000.

29. Зданович А. ЦОС ФСБ уполномочен сообщить… // В. Минаев. Тайное становится явным. С. 123–124.

30. Гончаров — президент ассоциации ветеранов антитеррори-стического подразделения «Альфа».

31. Евдокимов П. Мы из КГБ.32. Там же.33. См., например, закон от 1995 года «Об оперативно-розыскной

деятельности» и закон «О безопасности».34. Красное знамя реабилитировано // Известия. 1996. 17 апреля.

№ 72. 35. Воронков О. Год нынешний — год затыкания ртов? // Право-

защита (Нижний Новгород), 2 ноября 1995. См. на сайте: www.uic.unn.ru/hrnnov/rus/nnshr/paper/list2/list3.html

36. О разных теориях, какую важность имели события октября 1993 года для отношений Ельцина с аппаратом спецслужб, см.: Буков-ский В. Московский процесс. Париж и Москва: Русская мысль и МИК, 1996. С. 508; Александр Кичихин, процитировано: Осень 1993 // Радио

271


Свобода, 19 сентября 2003. См. на сайте: http://archive.svoboda.org/programs/10ya/2003/01.asp; Timothy J. Colton. Yeltzin A Life. New York: Basic Books, 2008. С. 259. Следует также заметить, что Ельцин был здесь непоследователен; поскольку КГБ жестко критиковали, после прихода к власти он попытался создать в декабре 1991 года некий вид совершенного КГБ, но ему запретил это делать Конституционный суд; см.: Солдатов А., Бороган И. Мутация органов безопасности // Индекс / Досье на цензуру, 26, 2007. См. на сайте: www.index.org.ru/journal/26/sobo26.html

37. Отношения в министерстве к контакту с иностранцами со-ответственно изменились; см.: Смоленский В. Красные глаза высмо-трели шпиона // Грани.Ру, 9 января 2002. См. на сайте: www.grani.ru/Politics/m.6641.html

38. Некоторые, возможно, поспорят, что такая перемена уже про-исходила в середине 1990-х годов. Исследователь истории Никита Петров описывал 1995-й как год «великого кризиса» для архивной политики, особенно для архива органов безопасности и рассекре-чивания важных документов, из-за чего аппарат спецслужб заново подтверждал свои права на привилегированное положение в ка-честве хранителя национальной памяти. Петров охарактеризовал эти события как похоронный звон для демократического движения в России; Петров Н. Почему они сегодня празднуют // Карта, 21, 1997, 47–8. См. на сайте: http://picasaweb.google.com/hro.org/KartaJournal#5573411443902688306. О решении от августа 1995 года от-крыть доступ к секретным файлам с именами тайных осведомителей см.: Зарипов Р. Подписчики «КП» 2040 года узнают всех сексотов поименно! // Комсомольская правда. 1995. 25 августа. № 153. С. 1.

39. См., например: Зданович. ЦОС ФСБ уполномочен сооб-щить… // В. Минаев. Тайное становится явным. С. 123; Хлобу-стов О. М. Госбезопастность под ударом. Из записок профессионала // Хронос, 6 июня 2008. См. на сайте: www/hrono.inфo/statii/2008/hlbst_kgb.html

40. Радиообращение. Борис Ельцин: «Никогда больше спецслужбы не будут “цепными псами”».

41. Матвеев О., Мерзляков В. Профессор контрразведки // Офи-циальный сайт ФСБ, 20 мая 2002. См. на сайте: www.fsb.ru/fsb/history/author/single.htmlid%[email protected]

272


42. Например, выставка в Санкт-Петербурге «ВЧК, КГБ, ФСБ — против шпионажа и терроризма» в марте 2001-го; выставка «Первый чекист» (посвященная Дзержинскому), проводимая в тюменской региональной научной библиотеке с сентября 2002; см.: Карцева К. Выставка ВЧК, КГБ, ФСБ — против шпионажа и терроризма откры-лась в Санкт-Петербурге // РИА-Новости, 20 марта 2001, на офици-альном сайте ФСБ. См. на сайте: www.fsb.ru/smi/ufsb/2001/010320–1.html (доступно 2 февраля 2003; URL более не доступен).

43. Эта ежегодная конференция начала проводиться с 1997 года, она проходила с разрешения Академии ФСБ и Центра общественных связей ФСБ. Материалы доступны на сайте ФСБ.

44. Пожаров А. И. КГБ СССР в 1950–60-е годы. С. 146.45. Бобков Ф. КГБ и власть. С. 95.46. Черненко А. Высокая планка ЦОС // В. Минаев. Тайное стано-

вится явным; ЦОС ФСБ уполномочен заявить. С. 93.47. Черкесов — один из давних союзников Путина; он возглавлял

УФСБ города Санкт-Петербурга и Ленинградской области с 1992 по 1998 год; первый заместитель директора ФСБ РФ в 1998–2000; и полномочный представитель президента в Северо-Западном фе-деральном округе с 2000 по 2003 годы. В советский период он был важным «борцом с диссидентами» в Санкт-Петербурге. С 2003 по 2008 год возглавлял всесильный Государственный комитет (пере-именованный в Федеральную службу в 2004 году) по контролю за незаконным оборотом наркотиков и психотропных веществ. С 2008 по 2010 год он также возглавлял Федеральное агентство по поставкам вооружения, военной, специальной техники и материальных средств. Он был одной из возможных кандидатур на пост директора ФСБ; Victor Yasmann. Analysis: ‘The Burden Of Maintaining The State Has Been Laid On Our Shoulders’ // Radio Free Europe/Radio Liberty, 9 February 2005. См. на сайте: www.rferl.org/content/article/1057358.html

48. Черкесов В. Мода на КГБ? // Комсомольская правда. 2004. 29 декабря.

49. Зданович А. Спецслужбы и общество.50. Более ранней вехой в борьбе против возвращения Лубянки

было возведение Соловецкого камня на площади в октябре 1990 года, первый шаг общества «Мемориал», сделанный после долгой и труд-ной борьбы с жестким сопротивлением со стороны руководства КГБ;

273


Nikita Petrov. Memorial. Historique de la création et activités actuelle // Communisme, 1999, 192–193. Об исторической революции в от-ношении к советской истории во время правления Горбачева см.: R. W. Davis, Soviet history in the Gorbachev revolution. Houndmills and London: Macmillan, 1989.

51. Пьедестал без статуи Дзержинского — олицетворение поля боя прошлого. В качестве символического протеста казаки воздвигли на пьедестале христианский крест в память о жертвах советского режима. Крест убрали и надпись «Прости нас, Феликс!» с пустого пьедестала стерли. Крест убирали и воздвигали снова много раз, пока в итоге не убрали сам пьедестал; см.: Крест на Дзержинском // Аргументы и факты. 1992. № 41. C. 4; Несут свой крест. В очередной раз // Красная звезда. 1992. 22 августа. № 192; Как снимали Феликса // Еженедельный журнал. 2002. 24 сентября. № 37 ; Иншаков С. И. Дегра-дация // Дуэль. 1998. № 24. См. на сайте: www.duel.ru/199824/?24_2_1

52. «Вместо “железного Феликса” Лубянку может украсить памят-ник Немцову, считают в мэрии» // Известия.Ру. 2002. 17 сентября. См. на сайте: www.izvestia.ru/news/news24830

53. Моисеев И. Так и живем. Железный Феликс: второе при-шествие // Московский комсомолец. 2002. 2 октября. № 221. С. 6. См. также: комментарии депутата Госдумы Николая Харитонова по поводу статуи Дзержинского и приравнивание ее низвержения к попытке уничтожить память о том, «как мы жили, как работали…», процитировано: Эхо Москвы, интервью с Николаем Харитоновым 6 июля 2000. См. на сайте: www.echo.msk.ru/programs/beseda/10086. Такое же утверждение высказано представителями коммунистиче-ской партии, призывающими восстановить статую; см.: Обращение Анатолия Локтя к Госдуме, Стенограмма заседания Государственной думы, 11 сентября 2007, см. на сайте: http://wbase.duma.gov.ru/steno/nph-sdb.exe?B0CW

54. См., например: Евдокимов П. Русская правда генерала Лео-нова // Спецназ России, 5 апреля 2001. См. на сайте: www.specnaz.ru/archive/05_2001/6.htm. См. также: Витковский А. Разведчик // Парламентская газета. 2001. 1 декабря.

55. Широнин. КГБ — ЦРУ. С. 249.56. Крылов пишет о Бакатине, что «возможно, этот человек по

праву заслужил свое место в мировой истории — где-то между

274


Геростратом, Брутом и Иудой»; Крылов К. Момент истины // Спецназ России, 12 декабря 2002. См. на сайте: www.specnaz.ru/gosudarstvo/105

57. Хаустов В. Не зачеркивать собственную историю // Тамбов-ская жизнь (Тамбов), 16 января 2002, на официальном сайте ФСБ. См. на сайте: www.fsb.ru/fsb/history/author/single.htmlid%[email protected] (доступно 30 ноября 2010)

58. Воронцов Е. На страже безопасности Родины // Н. Т. Пан-чишкин [и др.] Кубанская ЧК, органы госбезопасности Кубани в до-кументах и воспоминаниях. Краснодар: Советская Кубань, 1997. С. 6–7. См. также: Леонов Н. Политика — это служение Отечеству // Российская федерация сегодня, 7, 2005. См. на сайте: www.russia-today.ru/archive/2005/no_07/07_portrait.html

59. Примаков Е. М. Очерки. С. 29.60. Подберезкин А. И. Белая книга российских спецслужб. С. 37–38.61. Радиообращение. Борис Ельцин: «Никогда больше спецслужбы

не будут ”цепными псами”» (выделено автором).62. Skvirskaya V. ‘New Economic Forms and Social Imaginary in

Post-Socialist Russia: The Case of Rural Periphery, Yamal Region, Siberia’, unpublished PhD thesis, Cambridge, 2005. О русских мифических образах государства см. также: Caroline Humphrey, The Unmaking of Soviet Life: Everyday Economies after Socialism, Ithaca and London: Cornell University Press, 2002. P. 28–29.

63. Дейч М. Монстр возвращается? // Московский комсомолец, 15 февраля 2001.

64. Борщев В. Гражданский контроль над силовыми структурами и закрытыми учреждениями // Представление на всероссийском съезде в защиту прав человека. 2001. 20–21 января.

65. Панарин А. С. Помимо левых и правых: новые горизонты российского центризма // Политический центризм в России. М., 1999. С. 31.

66. Русский историк культуры Андрей Зорин, например, написал в 2000 году, что многие экс-либералы начали превращаться в дер-жавников. Зорин такую тенденцию называет «эпидемической», по-скольку она набирала оборот; Зорин А. Скучная история. Паноптикон культурного общества // Неприкосновенный запас, 4, 2000. См. на сайте: http://magazines.russ.ru/nz/2000/4/reporter_9.html

275


67. Хлобустов О. М. Атака на госбезопасность // Независимое военное обозрение, 19 сентября 2003.

68. Подберезкин А. И. Белая книга российских спецслужб. С. 7. Экс-чекист Николай Леонов написал об этом же в 2002 году, доказывая, что 1991-й пробил катастрофическую пробоину в традиционном российском понимании отношений государство-общество, когда «впервые в истории России государство освободило себя от любой ответственности за материальную и духовную жизнь народа». Было публично объявлено и постоянно поддерживалась мысль, что у чело-века приоритет над интересами общества и государства; Леонов Н. С. Крестный путь России 1991–2000. М.: Русский Дом, 2002. С. 522–523.

69. Радиосообщение. Борис Ельцин: «Никогда больше спецслужбы не будут “цепными псами”».

70. О крахе идеологии и патриотизма в связи с этим, применитель-но и к российским разведывательным службам, см.: Примаков Е. М. Предисловие // Е. М. Примаков. Очерки истории российской внешней разведки. С. 6–7.

71. Патрушев Н. Во имя интересов личности, общества и государ-ства. Заметьте, что такие настроения царили и среди националистов, как, например, у Проханова, который в 2001 году тоже убеждал новую элиту чекистов стойко держаться «религиозного, метафизического значения их миссии»; Проханов П. Россия — империя света // Завтра. 2001. 12 июня. № 24. С. 1.

72. J. Michael Waller, Yeltsin Keeps It All «in the Family» // Insight, 6 September 1999, переиздано в «Publications of the Center for Security Policy», № 00-F3, 5 January 2000.

73. Бюллетень Russia Reform Monitor, № 751, 1 марта 2000. 74. Lunev S. Russia’s Secret Police: Powerful Tool for Totalitarism //

The Eurasian Politician, 3 February, 2001.75. Коротченко И. Службе внешней разведки России — 80 лет //

Независимая газета. 2000. 20 декабря.76. Могущественная тень КГБ // El Pais. 2002. 24 октября. См. на

сайте: www.charter97.org/rus/news/2002/10/24/1877. Стихи Комбатова, 18 декабря 2006. См. на сайте: www.chekist.

ru/article/142978. С ЧК начинается Родина // Московский комсомолец. 2004. 20

декабря. № 288. С. 7.

276


79. Заметной вехой в переходный период стали важные структур-ные реформы аппарата органов госбезопасности, которые сделали ФСБ более могущественной, чем когда-либо. Cм.: Солдатов А., Бо-роган И. Мутация органов безопасности. Важным моментом в этих реформах стали меры, предпринятые Ельциным, чтобы усилить контроль, путем создания отдельных филиалов, о которых читайте в книге Colton. Yeltzin: A Life. P. 258–259.

80. См., например, комментарии Третьякова о том, что интелли-генция так долго клеймила осведомителей, что теперь, когда страна действительно в них нуждается, никого не найти: Помогут ли не-гласные осведомители государства? // Эхо Москвы, 7 октября 2004. См. на сайте: www.echo.msk.ru/programs/beseda/27209

81. См. далее там же.82. Закович Н. М. Советская обрядность и духовная культу-

ра. Киев: Наукова Думка, 1980. С. 48, 55; Мазаев А. Праздник как социально-художественное явление. Опыт историко-теоретического исследования. М.: Наука, 1978. С. 236.

83. Бабосов Е. М. Духовный мир советского человека. Минск: Беларусь, 1983. С 248.

84. James C. Scott. Domination and the Arts of Resistance: Hidden Transcripts, New Haven and London: Yale University Press, 1990.

85. Васильев Е. День чекиста. Все под контролем // Профиль, 48, 26 декабря 2005. С. 34.

86. В 1998 году были выпущены памятные почтовые марки с изо-бражением известных чекистов (серия «Герои-разведчики Российской Федерации»); в 2000 году — по случаю 80-летнего юбилея зарубеж-ных служб разведки, а в 2002 году — по случаю 80-летнего юбилея контрразведки; на них были отмечены те офицеры, которые погибли в период правления Сталина.

87. Воронов В. У Федеральной службы безопасности (ФСБ) и Фе-деральной службы охраны (ФСО) новая форма: теперь чекисты стали иссиня-черными // Новое время, 27, 13 августа 2007. См. на сайте: http://new-times.ru/articles/detail/10706

88. ФСБ пресс-релиз, 17 декабря 2007. См. на сайте: www.fsb.ru/fsb/press/message/single.htmlid%3D10434563%40fsbMessage.html

89. Александр Заборовский, процитировано: Шендерович В. Ком-ментарии к событиям.

277


90. «В Волгограде откроется выставка „Дзержинский в истории Царицына, Сталинграда, Волгограда“, 8 сентября 2007, на официаль-ном сайте ФСБ. См. на сайте: www.fsb.ru/fsb/comment/ufsb/single.htm!od%3D10362502%40fsbComment.html

91. «Я вас люблю…», 11 сентября 2007, на официальном сайте ФСБ. См. на сайте: www.fsb.ru/fsb/history/author/single.htm!od%3D10362517%40fsbPublication.html

92. См.: Кирмель Н. Я жил не долго, но жил… // Чекист.ру, 11 сен-тября 2007. См. на сайте: http://chekist.ru/article/1799

93. Бондаренко А. Протянуть «Руку друга», или Две дороги из одних ворот // Красная звезда. 2007. 21 марта.

94. Скворцова А. «Академия русской символики. К юбилею Фе-ликса Эдмундовича Дзержинского // Лубянка: Историко-публици-стический альманах, 6, 2007. См. на сайте: www.a-lubyanka.ru/index.php?id=48cpub-127

95. Только 12 % явно согласны с утверждением, что Дзержинский «беспощадно уничтожал совершенно невинных людей», и лишь 7,2 % — что он был мясником и убийцей; см.: Хапаева. Очарованные сталинизмом.

96. Патрушев Н. Во имя интересов личности.97. Директор Федеральной службы безопасности России Николай

Патрушев: «Если мы „сломаемся“ и уйдем с Кавказа — начнется раз-вал страны» // Комсомольская правда. 2000. 20 декабря.

98. Наша задача, как и прежде, — предотвратить преступление (ФСБ закрывает «пустоты безопасности») // Наша власть: дела и лица, 1, 2001. См. на сайте: www.fsb.ru/fsb/comment/rukov/single.htm!id%3D10309783%40fsbAppearance.html. См. также: Зданович А. Спецслужбы и общество.

99. Krystanovskaya O., White S., Putin’s Militocracy // Post-Soviet Affairs, 19:4, 2003.

100. Шульц. Наша задача; Бороган И. Заговор генералов // Вер-сия, 17 июня 2002; Прибыловский В. Итоги трехлетнего правления В. В. П. // Русская мысль. 2003. 9 января. № 4438.

101. См. примеры: комментарии Шульца о том, что следует успокоить население после выборов генерала ФСБ Владимира Кулакова на пост губернатора Воронежской области: Шульц. Наша задача.

278


102. Директор Федеральной службы безопасности России Нико-лай Патрушев: «Если мы „сломаемся“ и уйдем с Кавказа — начнется развал страны» // Комсомольская правда. 2000. 20 декабря.

103. Скворцова А. Академия русской символики. С. 258.104. Смирнов С. Наша главная традиция — любовь и преданность

Родине и своему народу // Красная звезда. 2007. 19 декабря. См. на сайте: www.fsb.ru/fsb/comment/rukov/[email protected]

105. Этот отрывок повторяют почти слово в слово Шульц и Зда-нович. Схожесть с текстом предполагает, что это — формула, ко-торая официально одобрена и утверждена; Зданович А. ЦОС ФСБ уполномочен сообщить… // В. Минаев. Тайное становится явным. С. 124; Шульц. Наша задача.

106. Дело генерал-лейтенанта Николая Потапова, начальника контрразведки в царской армии, часто цитируется в новых историях о чекистах, когда хотят высказать похожую точку зрения. После Октя-бря Потапов остался верен своим профессиональным обязанностям и продолжил служить новому советскому режиму, соответственно привнося свой полезный опыт в воспитание советского аппарата контрразведки; Примаков Е. М. Очерки истории российской раз-ведки. С. 234. См. также: Соболев В. A. Лубянка, 2. С. 163.

107. Евдокимов П. Чекисты во власти.108. Леонов Н. У России есть будущее! // Завтра. 2001. 19 июня.109. Директор Федеральной службы безопасности России Нико-

лай Патрушев: «Если мы „сломаемся“ и уйдем с Кавказа — начнется развал страны».

110. Черкесов В. Мода на КГБ?111. Леонов Н. У России есть будущее! В другом месте Леонов

тоже говорит: «Но что такое работник КГБ? Это прежде всего слуга государства» (Евдокимов П. Русская правда).

112. Добролюбов Я. Будущее системы // Спецназ России. 2007. 2 декабря. См. на сайте: www.specnaz.ru/article/?1185

113. Добролюбов Я. Будущее системы // Спецназ России, 12 декабря. Это ссылка на колкое замечание Маккейна о том, что он посмотрел в глаза Путину и увидел там три буквы: КГБ. Как видно из цитаты, все вышеуказанные метафоры и образы укрепляют культ Путина и по-могают объяснить его невероятную популярность в России сегодня.

279


В связи с этим см.: Орлова Г. Политическое тело президента // Критика и семиотика, 3–4, 2001. С. 67–77; Соколов М. Культ спецслужб в со-временной России // Неприкосновенный запас. 2005. № 42.

114. Бакланов В. Слово Дзержинскому.115. Статуя сейчас стоит в парке скульптур на Крымском Валу,

куда ее доставили в октябре 1991 года вместе с другими советскими памятниками по решению президиума Моссовета. В 1994 году статуя была возвращена на пьедестал; см. также: Добровольский А. Однаж-ды в Москве. Слезы Эдмундовича // Московский комсомолец. 2002. № 237. 21 октября. С. 4.

Часть II6. Культ Андропова

1. Колодный Л. Свержение железного Феликса // Московская правда. 1998. 14 июля. № 128.

2. Шестью месяцами раньше Путин тоже возложил цветы на моги-лу Андропова в связи с 80-летней годовщиной со дня его рождения.

3. Проханов А. ФСБ учредила «Орден Бакатина» // Завтра. 2004. 23 июня. № 26.

4. Монумент был торжественно открыт (несмотря на протест местного населения) в июне 2004-го.

5. Весной 2003 года в СМИ появились многочисленные сообще-ния об этом; см., например: Москву украсит памятник Андропову // грани.ру, 6 октября 2003. См. на сайте: http://grani.ru/Politics/Russia/FSB/m.45926.html

6. Включая «Загадочный генсек» (НТВ, 1999), «Андропов» (НТВ, 2000), «Андропов: коридоры власти» (Первый канал, 2003), «Андро-пов: бремя власти» (Второй канал, 2003) и «Частная жизнь Юрия Андропова» (Первый канал, 2004).

7. Они включали: Медведев Р. Неизвестный Андропов. М.: Права человека, 1999 (представленной на Лубянке на 85-летний юбилей ЧК в 2002 году); Юрий Андропов: Неизвестное о неизвестном. М.: Времена, 2004; Минутко И. Юрий Андропов: реальность и миф. М.: АСТ-Пресс, 2004; Семанов С. Н. Юрий Андропов. М.: Эксмо, 2003. Не все из этих источников — агиография; некоторые разрушают мифы об Андропове, у других явный антисемитский подтекст.

280


8. Шарапов Э. Политик, чекист, романтик. Ю. В. Андропов в вос-поминаниях ветеранов разведки // Красная звезда, 20 декабря 2001.

9. Лужков Ю. Андропов и Москва // Политика, 67, май 2004. См. на сайте: www.politika-magazine.ru/%B967/_statia-05.html

10. Патрушев Н. Человек большого калибра // Политика. 2004. № 67, См. на сайте: www.politika-magazine.ru/%B967/_statia-04.html

11. Хлобустов О. М. Перечитывая заново.12. Дроздов Ю., Фартышев В. Юрий Андропов и Владимир Путин:

на пути к возрождению. М.: ОЛМА-Пресс, 2002.13. Выжутович В. Путин — это Андропов сегодня // Московские

новости. 2004. 18 июня. № 22.14. Шарапов Э. Политик, чекист, романтик.15. Патрушев Н. Татьяна Андропова // Российская газета. 2004.

15 июня.16. Такая «любовь» упоминается, например, в книге Хлобусто-

ва О. М. «Перечитывая заново».17. См. пример: Рыжов Ю. Очередной миф или утраченный шанс //

Московские новости. 1999. 16–22 ноября. № 44. С. 16.18. Лужков Ю. Андропов и Москва.19. В ответе на вопрос «Ромир-мониторинга» в 2003 году: «Какой

из лидеров государства с 1917 года вам ближе всего?» Андропова ставили на пятое место (после Путина, Брежнева, Ленина и Сталина). Неплохо, но если мы проанализируем результаты опроса Всероссий-ского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) от марта 1991 года, в котором Андропов получил вдвое больше голосов, чем Горбачев или Ленин, получается, что его помнят больше всего. Все вышеупомянутое процитировано в «Андропов — на пятом месте» // Известия. 2004. 9 февраля. № 22. С. 15. Результаты других опросов показывают, что Андропов занимает ничтожное место в народной памяти, получив примерно 1 % голосов, например как «человек сто-летия» в опросе 2000 года, проведенном «Общественным мнением»; Общественное мнение. В тройке лидеров — Ленин, Сталин и Саха-ров // Новые известия. 2000. 27 декабря. № 235. С. 1.

20. Процитировано: Шульц. Наша задача.21. РИА-Новости, 31 мая 2002.22. См. пример: Ellen Carnaghan. Have your cake and eat it too:

Tensions between democracy and order among Russian citizens (Studies

281


in public policy), 352, 2001. Как указывает Хамфри, для России «по-рядок» — это то, что основывается на власти и, следовательно, на государстве, в отличие от закона, принципов или гражданского обще-ства; Caroline Humphrey. The unmaking of Soviet life: everyday economics after Socialism. Ithaca and London: Cornell University Press, 2002. P. 28.

23. Лужков Ю. Андропов и Москва.24. Бондаренко А. Генсек из КГБ // Красная звезда. 2002. 12 ноября.

Сравните с мнением Аркадия Вольского, приписывающего эту полити-ку Андропову: Ростовский М., Озерова М. Игра патриотов. Спаситель с Лубянки // Московский комсомолец. 2002. 19 ноября. № 260. С. 2.

25. Normahn Cohn. The Pursuit of the Millennium: Revolutionary Millenarians and Mystical Anarchists of the Middle Ages, revised and expanded. New-York: Oxford University Press, 1970. P. 21.

26. Бычков С., Рукавишников А. В чьих руках сердце президен-та? // Московский комсомолец. 2000. 16 августа. Эта история была впервые обнародована отцом Тихоном (известным, по слухам, как духовник Путина) в интервью в конце 1999-го. Он говорит, что Путин поведал ему о ней во время личной беседы. Сообщается, что Путин интерпретирует это происшествие как знак, что только духовные ценности вечны. Другие утверждали, что это следует рассматривать как чудо или знамение, указывающее на священную миссию Путина как лидера России.

27. Ростовцева И. По известному адресу.28. Черкесов В. Мода на КГБ?29. Евдокимов П. Русская правда генерала Леонова.30. Евдокимов П. Чекисты во власти.31. Там же.32. Стенограмма заседания Госдумы, 18 сентября 2002.33. Евдокимов П. Русская правда генерала Леонова.34. Зданович А. Спецслужбы и общество.35. Шульц. Наша задача.36. Многие обозреватели высказали такое же мнение. Среди них

был и внук Брежнева, который предложил заменить памятник Дзер-жинскому на Лубянской площади статуей Андропова, если только это «не вызовет слишком больших эмоций»: Наследник Брежнева предлагает поставить памятник Андропову // Радио Свобода, Но-вости, 9 декабря 1998.

282


37. См.: Неделя, 6, 1961, 5.38. См. пример: Медведев Р. Неизвестный Андропов. С. 99; Боб-

ков Ф. КГБ и власть. С. 203.39. См, например, мнения о нежелании Дзержинского отдавать

свою железную постель на Лубянке и переезжать в Кремль (Штейн-берг В. Яков Петерс. С. 119; или разные истории о самопожертвовании Дзержинского, когда наступил голод, даже несмотря на истощение и проблемы со здоровьем) см.: Герман Ю. Воспоминания // Подпол-ковник медицинской службы. Начало. Буцефал. Лапшин. Жмакин. Вос-поминания. Л.: Советский писатель, 1968. С. 632; Велидов А. С. Феликс Эдмундович Дзержинский. С. 24); письмо Дзержинского к Ягоде, где он отдает ему распоряжение убрать его портреты со стен подчиненных (РГАСПИ, ф. 76, оп. 3, д. 139). О безразличии Андропова к орденам см.: Агеев А. Увеличение бюстов // Профиль. 2003. 20 октября. № 39.

40. См. например: Шарапов В. Он предпочитал людей высылать, а не сажать // Известия, 9 февраля 2004. С. 15. Шелли утверждает, что такая репутация совершенно неоправданна, указывая на незаконные операции с иностранной валютой, проводимые КГБ, а также другие подобные дела: Louise I. Shelly. Policing Soviet Society: The Evolution of State Control. London and New York: Routledge, 1996. P. 49.

41. См.: Роуз Р., Мунро Н. Выборы без порядка: российский вы-зов Владимиру Путину. М: Изд-во Инcтитута права и публичной политики, 2004.

42. Шульц. Наша задача.43. Стенограмма заседания Госдумы, 18 сентября 2002.44. См. например: Лужков Ю. Андропов и Москва; Загадочный

Андропов // Вечерняя Москва. 2005. 12 июля. № 124; Бурлацкий Ф. Потаенный Андропов // Известия науки. 2004. 16 июня; фильм Евгения Киселева «Загадочный генсек» (1999).

45. Те, кто наговаривал на него, многое сделали для этого, обращая внимание, в частности, на его еврейскую кровь и его роль в «Ленин-градском деле». Белые пятна к тому же дают повод для появления невероятных мифов, например легенды о том, что Жириновский — незаконнорожденный ребенок Андропова.

46. За исключением его знаменитого заявления: «Мы не знаем страны, в которой живем». Мне как-то попались на глаза два других высказывания Андропова: «Нужно быть умнее противника» и «Необ-

283


ходимо предвидеть события и явления» — вряд ли мировые сенсации. Они процитированы у Г. Шаваева и С. В. Лекарева в книге «Разведка и контрразведка. Фрагменты мирового опыта истории и теории» (М.: БДЦ-Пресс, 2003. С. 266). С другой стороны, Андропов любил цитировать Сталина, особенно его высказывание 1952 года о том, что «коммунистов, косо смотрящих на разведку, на работу в ЧК, боящихся запачкаться, надо бросать головой в колодец», процити-ровано по: Поздняков В. В. Разведка, разведывательная информация и процесс принятия решений. См. на сайте: www.pseudology.org/Abel/ColdWar_Razvedka.htm

47. Патрушев Н. Тайна Андропова.48. Процитировано: Хинштейн А. Член Политбюро Виктор Че-

бриков: «Я не мог отказать Брежневу» // Московский комсомолец. 1998. 23 декабря.

49. Процитировано: Бондаренко А. Генсек из КГБ.50. Бобков Ф. КГБ и власть. С. 40.51. Там же. С. 38–42. Тем временем, когда партия стала более

коррумпированной и потеряла авторитет, некоторые люди начали обращать свой взор в сторону КГБ; Подберезкин А. И. Белая книга российских спецслужб. С. 39.

52. Бобков Ф. КГБ и власть. С. 363.53. Хлобустов О. М. Перечитывая заново.54. Сидоренко А. Жизнь, отданная служению Отечеству.55. Кирпиченко В. А. Разведка: лица и личности. С. 180.56. Лужков Ю. Андропов и Москва.57. См., например: Соболев В. A. Лубянка, 2. С. 290; Подберез-

кин А. И. Белая книга российских спецслужб. С. 39.58. Широнин В. С. Под колпаком контрразведки. С. 6.59. Там же. С. 157. Мнение, что Горбачев не воспринимает сообще-

ния КГБ, обсуждалось Александром Яковлевым, который утверждает, что Горбачев на самом деле находился под сильным его влиянием. КГБ давало ему неверную информацию и компромат на демократов из его окружения, настраивая его таким образом против них. См.: Яковлев А. Омут памяти. М.: Вагриус, 2001.

60. Подберезкин А. И. Белая книга российских спецслужб. С. 39.61. Там же.62. Ростовский М., Озерова М. Игра патриотов.

284


63. Бобков Ф. Юрий Андропов, каким я его знал // Российский словарь «Кто есть кто?». См. на сайте: www.fsb.ru/sb/smi/interview/single.htm!id%[email protected] (доступно 16 декабря 2010)

64. Евдокимов П. Русская правда генерала Леонова.65. Ставицкий В. Как создавалась эта книга // В. Минаев. Тайное

становится явным. С. 132–133.66. Robert S. Robins, Jerrold M. Post. Political Paranoia: The

Psychopolitics of Hatred. New Heaven and London: Yale University Press, 1997. P. 57.

67. Одна из более оригинальных теорий утверждает, что идеологи партии постепенно трансформировали марксизм-ленинизм в уны-лую схоластику, ничего общего не имеющую с реальностью, пред-ставляющую его нелепо, так, что ни один здравомыслящий человек не воспринимает его всерьез, чтобы представить теорию марксизма оружием, направленным против СССР. Авторы дотошно цитируют многочисленные примеры нелепости и нелогичности режима как доказательство этой теории; Лисичкин В. А., Шелепин Л. А. Третья мировая (информационно-психологическая) война. М: Эксмо, 2003. С. 8; и др.

68. Широнин В. С. КГБ — ЦРУ. С. 151. См. также его «Под колпа-ком контрразведки».

69. Широнин В. С. КГБ — ЦРУ. С. 157.70. Крючков В. Личное дело. Т. 2. С. 409, 411–12; Крючков В. Посол

беды // Советская Россия, № 18, 13 февраля 1993. С. 1, 5.71. Агенты влияния // Советская Россия, № 147, 21 ноября

1992.72. Дейч М. Зловещий план Даллеса. Происки шефа американской

разведки или фальшивка? // Московский комсомолец, 20 января 2005; Кочуков А. Аллен Даллес — война после войны // Красная звезда. 2004. 28 октября; Julie Fedor. Chekists Look Back on the Cold War // Intelligence and National Security, 2001.

73. Черкесов В. Мода на КГБ?74. См. например: Сидоренко А. Жизнь, отданная служению Оте-

честву.75. Черкесов В. Мода на КГБ?76. См. например: Шохина В. Поэты и государство. О любви

к НКВД, презренный к «правозащитной шпане» и переводах из Турк-менбаши, Независимая газета. 2004. 20 декабря. № 276. С. 2.

285


77. Мы служим России // Литературная газета, № 50–1, 18 де-кабря 2002. См. на сайте: www.fsb.ru/fsb/comment/rukov/[email protected]

78. Там же.79. Новое исследование советской культуры и отношений между

интеллигенцией и властями показывает более сложную картину того, как действовал режим в вопросе привлечения интеллигенции. Помимо всего прочего, оно заключалось в обращении внимания на ту роль, которую играли посредники между режимом и культурной интеллиген-цией: редакторы, сценаристы — те, кто вел переговоры с творческими личностями и бюрократами; см., например: Аймермахер К., Бордюгов Г. Культура и власть // К. Аймермахер, Г. Бордюгов. Культура и власть в условиях информационной революции XX века. Форум немецких и российских культурологов. М.: Аиро XX, 2002. С. 9–13.

80. Самый известный пример — Штирлиц, вымышленный герой-чекист в фильме Юлиана Семенова «Семнадцать мгновений весны». Говорят, что Андропов хотел подружиться с Семеновым, одним из ведущих писателей, ассоциирующихся с этим «ренессансом»; см.: Медведев Р. Неизвестный Андропов. С. 90.

81. Часовые советских границ. С. 313.82. Процитированно: Геллер М. Я. Российские заметки 1969–

1979. М.: МИК, 1999. С. 49.83. Там же. С. 48.84. Андрей Бачурин — член этой группы, один из инициаторов,

стоящих за созданием Пресс-бюро КГБ; его попытки создать Пресс-бюро связаны с началом 1960-х годов; Кононенко И. От Пресс-бюро КГБ СССР до ЦОС ФСБ России // В. Минаев. Тайное становится явным. С. 7–8.

85. Там же. С. 8. Литературные попытки Цвигуна в большей сте-пени включали в себя разработанные им мифы о его собственной военной карьере; см.: Бобков Ф. КГБ и власть. С. 249–50. Цвигун также работал главным консультантом в фильме «Семнадцать мгно-вений весны» (под одним из своих псевдонимов, генерал-полковник С. К. Мишин); см.: Млечин Л. КГБ. Председатели органов госбезо-пасности. Рассекреченные судьбы. 3-е изд. М.: Центрполиграф, 2002. С. 240. Цвигун также писал сценарии под псевдонимом Днепров.

86. Минаев В. Тайное становится явным. С. 8.87. Там же. С. 4.

286


88. Там же. С. 4–5.89. О «горизонтальном наблюдении», действующем таким обра-

зом в советском обществе см.: Oleg Kharakhordin. The Collective and the Individual in Russia: A Study of Practices. Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1999.

90. Малыгин А. Рыцари революции. С. 2.91. Хлобустов О. М. Перечитывая заново.92. См.: Adam Johnson. The construction of a history of the KGB in

contemporary Russia. (unpublished MPhil in Historical Studies). St John’s College, Cambridge, 2001.

93. Кононенко И. От Пресс-бюро КГБ СССР до ЦОС ФСБ России // В. Минаев Тайное становится явным. ЦОС ФСБ своими корнями тя-нется к пресс-бюро ВЧК, которое действовало во время Гражданской войны. Владимир Струнин, глава Пресс-бюро КГБ в 1987–1990 годах, например, гордо говорит о происхождении ЦОС ФСБ — о его «пра-дедушке» — Пресс-бюро ВЧК, руководимом «мудрыми людьми»; Струнин В. Дела давно минувших лет // В. Минаев. Тайное стано-вится явным. С. 21. О пропаганде чекистов во время Гражданской войны см.: Велидов А. С. Предисловие // А. С. Велидов. Красная книга ВЧК (1989). С. 18; Кутузов В. A. Чекисты Петрограда. С. 115.

94. Часовые советских границ. С. 315 (об учреждении наград в 1979 году); Новикова Л., Стравинская М. Положительный опыт КГБ СССР // Коммерсантъ. 2006. 7 февраля. № 2 (об упразднении наград в 1988 году).

95. Васильев С. Пройденного пути у нас никто не отберет // В. Ми-наев. Тайное становится явным. С. 55.

96. Там же.97. Новикова Л., Стравинская М. Положительный опыт.98. В 2000 году, например, Теодор Гладков получил награду СВР

РФ за книгу о разведчике Николае Кузнецове.99. В ЦОС ФСБ наградили лауреатов // РИА-Новости,

31 мая 2002. См. на сайте: www.fsb.ru/fsb/comment/remark/single.htm!id%[email protected]. Лауреатам вручили ценные подарки в виде чайных сервизов с чекистской символикой и книги об истории отечественных органов госбезопасности.

100. Кузнецова Т. Премия ФСБ // Аргументы и факты. 2006. 5 апреля. № 14. С. 6.

287


101. Новикова Л., Стравинская М. Положительный опыт.102. «Подведены итоги конкурса ФСБ России на лучшее произ-

ведение литературы и искусства о деятельности органов Федераль-ной Службы Безопасности». Пресс-релиз ФСБ, 8 декабря 2006. См. на сайте: www.fsb.ru/fsb/press/message/single.htm!id%[email protected]

103. Новикова Л., Стравинская М. Положительный опыт.104. Включая автора детективов-бестселлеров Полину Дашкову,

кинорежиссеров Федора Бондарчука, Михаила Ножкина, Василия Нестеренко, директора «Первого канала» Константина Эрнста и председателя Союза писателей России Валерия Ганичева.

105. «Подведены итоги конкурса». В 1994 году искусствовед Чередниченко описала образ «Любэ» как сочетание черт «легендар-ных 1920-х с военно-чекистским уклоном», выраженное наличием кожаных курток и «рабоче-крестьянским» образом членов группы; Чередниченко Т. Типология советской массовой культуры. Между Брежневым и Пугачевой. М.: РИК Культура, 1994. С. 242.

106. Ордена и медали найдут нас едва ли… // Новая газета. 2006. 25 декабря. № 98.

107. Солдатов А., Бороган И. Чекистский заказ на мифы // Еже-недельный журнал. 2006. 2 мая.

108. По словам его создателей, процитировано: Сергеева Ж. Тро-тиловая оперетта // Ведомости. 2004. 7 декабря. № 225.

109. Черкесов В. Мода на КГБ?110. Режиссер В. Шмелев получил первый приз в номинации

«Кино- и телефильмы», а ведущая актриса Анастасия Заворотнюк получила вторую премию за роль агента ФСБ. См.: Борисов Т. Код премии ФСБ // Российская газета. 2007. 18 декабря. № 4546.; Аниси-мова. Премии ФСБ России.

111. Стравинская М. Полнометражный патриотизм // Коммер-сантъ-Деньги. 2007. 26 ноября. № 46.

112. Там же.113. См.: «Помогут ли негласные осведомители государства?»114. То есть не принимая во внимание участие Андропова в таких

событиях, как подавление венгерского восстания и Пражской весны или вторжение советских войск в Афганистан.

288


115. Robert W. Pringle, Andropov’s Counterintelligence State // International Journal of Intelligence and Counterintelligence, 13:2, summer 2000. P. 193–203.

116. См., например: Шарапов В. Он предпочитал людей высылать, а не сажать. С. 15; Хлобустов О. М. Перечитывая заново.

117. Буковский В. Московский процесс. Париж и Москва: Русская мысль и МИК, 1996. С. 166.

118. Согласно статье в «Правде», откровения о пристрастиях Андропова к английским и американским произведениям доволь-но сомнительны и в основном происходят от бывшего агента КГБ Владимира Сахарова, который по большей части их выдумал и передал западной прессе летом 1982 года, что повлекло за собой серию статей, например Гаррисона Солсбери в «Нью-Йорк Таймс», Дмитрия Чиркина в «Правде», 17 марта 2003. Чтобы отследить ис-точник западного медиамифа об Андропове, см.: Edward Jay Epstein, The Andropov Hoax // New Republic, 7 February 1983.

119. Митрохин В., Эндрю К. Архив Митрохина. Глава 19.120. Цитата Вячеслава Кеворкова // «Андропов: Бремя власти»

(трансляция на Втором канале ТВ в декабре 2003 года), процити-ровано: Формула кино. Андрей Кончаловский // Радио Свобода, 27 ноября 2003.

121. Там же.122. Митрохин В., Эндрю К. Архив Митрохина. С. 406.123. Это получило известность как «третья эмиграция», см.:

Медведев Р. Неизвестный Андропов. С. 125. См. также: Шарапов В. Он предпочитал людей высылать, а не сажать.

124. Зиновьев А. Русская судьба. Исповедь отщепенца. М.: Цен-трполиграф, 1999. С. 12.

125. Шарапов В. Он предпочитал людей высылать, а не сажать. По словам Аркадия Вольского, Андропов хотел вернуть Сахарова из изгнания, но не смог придумать, как пригласить его вернуться, не по-теряв при этом лица. Андропов потребовал, чтобы Сахаров подписал некую декларацию, но Сахаров посчитал такое требование унизитель-ным и отказался. См.: Ростовский М., Озерова М. Игра патриотов.

126. См.: Яковлев А. Омут памяти. С. 184.127. Виктор Чебриков (председатель КГБ СССР в 1982–1988 годах)

является основным источником этого тезиса, изложенного первона-

289


чально Роем Медведевым; см. цитату Чебрикова: Юрий Андропов. В лабиринте власти // ОРТ, 17 декабря 2003.

128. Например, Высоцкий был вынужден в своей личной и про-фессиональной жизни постоянно контактировать с осведомителями, которых КГБ прикрепило к нему. Даже его отец, по некоторым со-общениям, был завербован КГБ. Горский В. Луи Армстронг еврейского разлива. Филерская запись разговоров Высоцкого // Урал. 2000. № 8. См. на сайте: http://magazines.russ.ru/ural/2000/8/ural10.html

129. В 1969 году Высоцкий написал личное обращение к генералу КГБ Светличному, жалуясь, что «я даже не могу писать [моим по-клонникам], что мне запрещено петь, потому что никто официально не запрещал мне петь, ибо никто и не разрешал. Вокруг меня обра-зовался вакуум»; Высоцкий В. Письмо к генералу КГБ Светличному. 9 июня 1969 года.

130. Высоцкий получил государственную награду посмертно; Цыбульский М., Такварелли С. Потерпевший Владимир Высоц-кий // Литературная Россия, № 27, 2 июля 2004. С. 10. Имеются сведения, что Андропов отменил некоторые решения московской партийной верхушки по поводу похорон Высоцкого и места его захоронения, но все-таки его деятельность в отношении памяти Высоцкого противоречива, так как на следующий год он способ-ствовал запрету пьесы о Высоцком. Цыбульский М. Владимир Вы-соцкий и генеральные секретари // Гомельские ведомости. 1998. 8 октября. № 51–52. С. 8.

131. Кедров К. Человек с гитарой против человека с ружьем // Русский курьер. 2004. 23 июля. № 151. С. 21.

132. Golovskoy, Rimberg. Behind the Soviet Screen. P. 156.133. Dmitry Shlapentokh, and Vladimir Shlapentokh. Soviet

Сinematography. P. 156.134. Johnson's Russia List, № 5620, 29 December 2001; Ефремов

А. Вертолет // Завтра. 2002 28 января. № 5; Кожевин И. Владимир Путин: вокруг фигуры Высоцкого можно объединяться // Вести.Ру, 2003. 25 января; Путины почтили память Высоцкого // Коммерсантъ, 2003. 25 января.

135. Фактически ФСБ не признает, что в КГБ существовало дело на Высоцкого; см.: Перевозчиков В. Высоцкий и КГБ // Совершенно секретно. 1997. № 7.

290


136. Бобков Ф. Юрий Андропов, каким я его знал. Другие чекисты расплывчато и туманно высказываются по этой теме. См., например, интервью с Чебриковым: Саргин А. Как истинный рыцарь пучины, он умер с открытым забралом // Аргументы и факты. 1998. № 4.

137. Перевозчиков В. Высоцкий и КГБ. Как говорят, роль была написана специально для Высоцкого; Маетная Е. Роковая муза Юматова // Московский комсомолец. 2001. 16 марта.

138. Кагарлицкий Б. Рыночный чекизм // Новая газета. 2002. 20 июня.

139. Бобков Ф. КГБ и власть. С. 42.140. Медведев Р. Неизвестный Андропов. С. 118.141. Хлобустов О. М. Перечитывая заново.142. Сидоренко А. Жизнь, отданная служению Отечеству.143. Митрохин В., Эндрю К. Архив Митрохина. С. 430.144. Медведев Р. Неизвестный Андропов. С. 131.145. Прозоров Б. Юрий Андропов. Без грифа СЕКРЕТНО // Фельд-

почта, 2004. 8 марта. № 20. 146. См.: его некролог «Умер Борис Леонидович Прозоров» //

Фельдпочта. 2004. 26 июля. № 40.147. А следовательно, говорит Прозоров, название отделения КГБ,

занимающегося ими: Пятое управление.148. Прозоров Б. Юрий Андропов. Без грифа СЕКРЕТНО // Фельд-

почта. 2004. 8 и 22 марта. № 20, 24.149. Медведев Р. Неизвестный Андропов. С. 131.150. Буковский определил эту связь, ссылаясь на доклад, рекомен-

дующий такое объяснение для западноевропейских коммунистов: «Было бы желательно в подходящий момент провести… переговоры на высоком уровне с французскими и итальянскими товарищами… чтобы объяснить им, что борьба с так называемыми “диссидентами”, для нас не абстрактный вопрос демократии в целом, а жизненно важная необходимость для защиты безопасности Советского госу-дарства»; Буковский В. К. Московский процесс. С. 131.

151. См.: Victor Yasmann, ‘How Mane Secret Services Does Yeltsin Have?’ Prism 1:4, 26 May 1995.

152. Такие как Виктор Черкесов.153. Примеры, где используется цитата: Кирпиченко В. А. Разведка:

лица и личности. С. 148; Подберезкин А. И. Белая книга российских

291


спецслужб. С. 39; Широнин В. С. Под колпаком контрразведки. С. 308; Соболев В. A. Лубянка, 2. С. 289.

154. Саква Р. Путин: выбор России. М: ОЛМА-ПРЕСС, 2005.155. Это вызвало гневный ответ Елены Боннэр, которая опубли-

ковала публичное обращение против инициативы московских вла-стей по сбору средств на памятник Сахарову; см.: «Москву украсит памятник Андропову».

7. Секьюритизация русской души1. Подберезкин А. И. Белая книга российских спецслужб. М.: Обо-

зреватель, 1995. С. 14.2. Гамова С. Храм Софии на контрразведке // Сегодня. 2000.

29 мая.№ 114, 3. Патрушев вручил патриарху символический ключ от

церкви и икону Святого Алексея, митрополита Московского. Патри-арх в свою очередь преподнес икону Пресвятой Богородицы «Умиле-ние», а также икону Святого Николая, святого покровителя Патруше-ва. «Святейший патриарх Алексий освятил Храм Софии Премудрости Божией на Лубянке», пресс-релиз, изданный пресс-службой отдела внешних церковных связей Московского патриархата, 6 марта 2002.

4. Ни бури, ни испытания // Московская перспектива. 2002. 12 мар-та. № 10. См. на сайте: www.stroi.ru/newspaper/2002/10_2002/10_7.asp

5. Покровитель спецслужб // Коммерсантъ-Власть, 18 июля 2005.6. Исключение здесь составляет Edwin Bacon, Bettina Renz, Julian

Cooper. Securitising Russia; The Domestic Politics of Putin, Manchester: Manchester University Press, 2006. P. 93–96. Появление новой идео-логической связи между безопасностью и духовностью привлекло наибольшее внимание в самой России, особенно в работах священ-ника Апостольской православной церкви, историка и журналиста Якова Кротова, чья статья «Госбезопасность как национальная идея» привлекла мое внимание к тому, что государственная концепция на-циональной безопасности 2000 года в значительной мере включала новую категорию «духовность» в связи с безопасностью России. Кротов Я. Госбезопасность как национальная идея // Общая газета, 27 января 2000. С. 1.

7. Определение, сформулированное на конференции академиков в 2006 году, придерживалось концепции духовности и безопасности,

292


в нем в связи с этим были перечислены более десяти составляющих понятия «духовная жизнь», включая идеологические, моральные, эстетические, культурные, образовательные и научно-технические аспекты. Журавлев В. М., Наливайко Н. В., Ушакова В. Е. Духовность и безопасность России // Философия образования (Новосибирск), 2006. № 3. С. 312.

8. Бывший лидер партии «Родина», с января 2008 года — пред-ставитель России в НАТО. См. статью «Безопасность духовная» в его словаре (Рогозин Д. Война и мир в терминах и определениях, 2004). За особые заслуги в деле обеспечения государственной безопасности и обороноспособности страны приказом министра обороны Россий-ской Федерации и директора ФСБ России Д. О. Рогозин награжден именным оружием.

9. См. например: Александр Дугин: Правильно поставленный во-прос // Россия, 30 июля 2004. Дугин — лидер евразийского движения.

10. Подберезкин А. И. Белая книга российских спецслужб. С. 14. Подберезкин в 2003 году получил премию им. Ю. В. Андропова за выдающийся вклад в обеспечение безопасности России. Он основа-тель общественно-политического движения «Духовное наследие».

11. Радаев Р. Духовная безопасность России // Русская правда (Украина). 2004. 25 марта.

12. «Духовность и безопасность России» — название крупной Сибирской региональной академической конференции, проведен-ной с участием ФСБ в июле 2006-го; см.: Журавлев В. М. Духовность и безопасность России. С. 312–325. См. также, например, различные статьи в журнале «Безопасность» (выпускается Фондом националь-ной и международной безопасности; на сайте www.fnimb.org/is.htm); Золотова Н. П. Театр как социокультурный фактор духовной безопас-ности страны // Театр в современной России (состояние и перспек-тивы). Аналитический вестник Совета Федерации ФС РФ, 4, 1998. С. 45–48; Яновский Р. Духовно-нравственная безопасность России // Социологические исследования. 1995. № 12. С. 39–47.

13. Ямбург Е. «Об одном прошу: спаси от ненависти…» Демоноло-гия культуры и основы духовной безопасности // Учительская газета, 12, 2000. См. на сайте: www.ug.ru/old/00.12; Гуманитарное образование и проблемы духовной безопасности // Педагогика. 2002. № 2. С. 3–8.

14. Концепция национальной безопасности Российской Федера-ции (утверждена Указом Президента РФ 10 января 2000-го):

293


«Обеспечение национальной безопасности Российской Федерации включает в себя также защиту культурного, духовно-нравственного наследия, исторических традиций и норм общественной жизни, со-хранение культурного достояния всех народов России, формирование государственной политики в области духовного и нравственного воспитания населения, введение запрета на использование эфирного времени в электронных средствах массовой информации для проката программ, пропагандирующих насилие, эксплуатирующих низменные проявления; противодействие негативному влиянию иностранных религиозных организаций и миссионеров».

Эта концепция заменила предыдущую, в редакции 1997 года, принятую Б. Н. Ельциным.

15. Доктрина информационной безопасности Российской Фе-дерации (утверждена Указом Президента РФ 9 сентября 2000-го):

«Наибольшую опасность в сфере духовной жизни представляют следу-ющие угрозы информационной безопасности Российской Федерации: деформация системы массового информирования… ухудшение состо-яния… российского культурного наследия… возможность нарушения общественной стабильности, нанесение вреда здоровью и жизни граждан вследствие деятельности религиозных объединений, про-поведующих религиозный фундаментализм, а также тоталитарных религиозных сект».

16. См.: Михайловская И. О парламентском контроле над спец-службами // Российский исторический и правозащитный журнал «Карта». 1992. № 2.

17. Заметьте, что закон говорит о «духовных ценностях» в связи с безопасностью, но там фактически не используется словосочета-ние «духовная безопасность», которое в тот момент еще не вошло в политическую лексику.

18. Пока предпринимались попытки использовать понятие «ду-ховная безопасность» как призыв к новому пониманию безопасности, основанной не на государственных вооруженных силах, а на сильном гражданском обществе и заботе о российской культуре, такие голоса были в меньшинстве.

19. Как указывает один из авторов, в советский период «произ-несение таких слов, как “духовная безопасность страны” вызвало

294


бы замешательство в рядах советской партийной номенклатуры». Антипенко Л. Духовная безопасность России // Молодая гвардия. 2002. № 5. С. 80.

20. Шульц В. Храм Софии Премудрости Божией на Лубянке // Политика. 2002. № 55.

21. Ерофеев В. Чекизм // Московские новости. 2004. № 49. 24 де-кабря.

22. Покровитель спецслужб // Коммерсантъ-Власть, 18 июля 2005.23. «Святейший патриарх Алексий II наградил В. В. Черкесова

орденом святого мученика Трифона» // Русская линия (Православное информационное агентство), 23 марта 2006. См. на сайте: http://rusk.ru/st.php?idar=208619

24. Например, глава УФСБ по Смоленской области Виктор Маслов (в мае 2002 года ставший губернатором области) в феврале 2002-го получил высокую оценку от митрополита Смоленского и Калинин-градского; Рыковцева Е. Илья Муромец из ФСБ // Радио «Свобода», 18 мая 2002. Глава УФСБ Владимирской области Рюрик Сиванов был награжден «за помощь в деле возвращения РПЦ имущества, оказавшегося в руках раскольничьих религиозных образований»; Солдатов А., Бороган И. Россия во мгле (22 марта 2004), частично опубликовано в «Московских ведомостях», 10, 2004.

25. Рыковцева Е. Илья Муромец из ФСБ.26. Этот орган был создан в мае 2007-го; Солдатов А., Бороган И.

Спецконтроль. Индекс // Досье на цензуру. 2007. № 27. См. на сайте: www.index.org.ru/journal/27/sol27.html

27. Борисов Т. Лубянка награждает // Российская газета, № 4816, 18 декабря 2008. Книга «Победившие зло добром. Святые покровители сил специального назначения» (М.: Планета, 2008) рекламируется на официальном сайте ФСБ.

28. Эта фраза из высказывания митрополита Крутицкого и Ко-ломенского, превозносящего книгу Н. Погребняка на официальном сайте ФСБ.

29. Лобков К. Воскрешение традиций // Боевая вахта. 1996. 13 апре-ля. № 29.

30. В марте 2003 года Путин распустил ФПС и восстановил со-ветскую структуру охраны границ, включив пограничников в состав ФСБ.

295


31. Икона погранслужбы ФСБ РФ; см. на сайте: http://bg-znanie.ru/article.php?nid=11723

32. Куличкин С. Мы — главный аргумент России // Русское воскре-сение, апрель-май 2007. См. на сайте: www.voskres.ru/army/publicist/kulishkin.htm

33. Россия: осторожно, религия // Портал Права человека в Рос-сии, 2 февраля 2004.

34. Дорога к храму // Еженедельник «Краснодар», 2003. 28 мар-та — 3 апреля. № 13.

35. Максимов Ю. Илья Муромец: святой богатырь; см.: pravoslavie.ru, 29 декабря 2001. См. на сайте: www. pravoslavie.ru/put/sv/muromec.htm; Уортман Р. С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 2. От Александра II до отречения Николая II. — М: ОГИ, 2002 (об использовании образа богатыря как лейтмотива в офици-альной риторике и пропаганде при Александре III).

36. Никольский Б. Войны России // Русский колокол. 1998. № 3. 37. Рыковцева Е. Илья Муромец из ФСБ.38. Чтобы получить представление об этой модели политизации,

см.: Barry Buzan. Ole Wӕver and Jaap de Wilde, eds, Security: a new framework for analysis, Boulder. Lynne Rienner Publishers, 1998 (особенно главу 2 «Анализ безопасности: концептуальный аппарат»). Некото-рые ученые в последнее время начали применять данную модель для постсоветской России; см.: Bacon et. al. Securitising Russia; Bobo Lo, The Securisation of Russian policy under Putin in G. Gorodetsky and W. Weidenfeld, eds, Regional security in the wake of the collapse of the Soviet Union». Bonn: Europa Union, 2002; Mark Galeotti ‘What Implications for Russia’s Development Have Securesation, Crime and Corruption’ in Robert L. Larsson, ed., Whither Russia? Conference Prceedings, Swedish Defence research Agencey, Stockholm, 6–7 May 2004, no. 15 (September 2004). P. 12. Галеотти использует этот термин по отношению к «росту как безопас-ности, так и военной элиты (силовиков), а также их ценностей»; там же.

39. Дворкин А. Десять вопросов навязчивому незнакомцу, или пособие для тех, кто не хочет быть завербованным. М.: Отдел рели-гиозного образования и катехизиса, Московский патриархат, 1995.

40. «Ни бури, ни испытания».41. Закон СССР «О свободе совести и религиозных организациях»

был принят 1 октября 1990 года, за ним последовал закон РСФСР «О свободе вероисповеданий», принятый 25 октября 1990 года.

296


42. Депутат Государственной думы Сергей Кузьмин, выступая на конференции «Религиозный тоталитаризм и молодежь» в октябре 2006 года в Москве, процитировал статью О. Кузнецова «Секты — сети» (Завтра. 1996. 15 октября. № 42).

43. Ясманн В. О монополии КГБ на информацию. Закон о свободе информации как средство ее преодоления // КГБ: вчера, сегодня, зав-тра. III конференция. Сборник докладов / Под редакцией Е. Ознобки-ной [и др.]. М.: Знак-СП, Общественный фонд «Гласность», 1994. С. 234.

44. Однако следует отметить, что фактически следование этому закону 1997 года было отрывочным и непостоянным, а в некоторых случаях закон смягчали гибкими интерпретациями на федераль-ном уровне; подробную информацию см.: Geraldine Fagan. RUSSIA: Religious Freedom Survey, July 2003. 29 July 2003; см. на сайте: www.forum18.org/Archive.php?article_id=116.

45. По крайней мере, изначально; см.: Larisa Honey. The Myth of a Moral Vacuum: Competing Voices in Moscow’s Mew Spiritual Landscape // «Europe and the World: Integtration, Interdependence, Exceptionalism? 2004 Conference of Europeanists, Chicago, 11–13 March 2004. P. 7–8.

46. Одна статья, например, называет цифру (предоставленную Центром религиоведческих исследований во имя святого Иринея Ли-онского под началом Александра Дворкина), что 800 тысяч россиян (то есть примерно один из 180 россиян) принадлежат к тоталитарным сектам; Крашаков А. Чем владеют секты // Аргументы и факты. 2004. 11 августа. № 32.

47. Савенко Ю. Права человека в области психического здоровья: общие тенденции, см.: Права человека и психиатрия в Российской Федерации. М.: Московская хельсинкская группа, 2004. С. 171.

48. См., например: Фаликов Б. Анатомия мифа // НГ-Религии, приложение к Независимой газете. 2001. 11 апреля. Кантеров И. «Деструктивные, тоталитарные… и далее везде», презентация на семинаре «10 лет по пути свободы совести. Проблемы реализации конституционного права на свободу совести и деятельности религи-озных организаций», недатировано — Славянский правовой центр. См. на сайте: http://nauka-i-religia.narod.ru/sektoved/kanterov.html; Фаликов Б. Наш ответ Керзону // Мир религии, № 68, недатировано. См. на сайте: www.religio.ru/relisoc/68.html; Владимиров А. В поисках православия. М.: Беловодье, 2000.

49. Например, публикация 1997 года миссионерского отдела Московского патриархата обосновывала необходимость частого

297


использования этого официального термина в государственном законодательстве; см.: Новые религиозные организации России деструктивного и оккультного характера. М.: Миссионерский отдел Московского патриархата, 1997. Многочисленные региональные конференции по этой теме, проводимые по всей России и за ру-бежом, также выступали в пользу официального признания этого термина.

50. Постановление Государственной думы РФ «Об обращении Госу-дарственной думы Федерального собрания РФ «К Президенту РФ об опасных последствиях воздействия некоторых религиозных организа-ций на здоровье общества, семьи, граждан России»», 15 декабря 1996.

51. «Доктрина информационной безопасности Российской Феде-рации», утверждена Указом Президента РФ от 9 сентября 2000 года.

52. «Патриарх Алексий II освятил на Лубянке храм для сотруд-ников ФСБ», NEWSru.com, 6 марта 2002. См. на сайте: www.newsru.com/arch/religy/06mar2002/lubianka_hram.html

53. Особые отношения между православной церковью и органами госбезопасности — крепче при соседнем диктаторском режиме в Бе-лоруссии, куда российский патриарх нанес визит в июне 2001 года, наградив там нескольких генералов госбезопасности за содействие «духовному возрождению, сохранению межконфессионального мира и гармонии и усиление духовных основ общества»; Радио Свободная Евро-па/Радио Свобода, (Не)Гражданские Общества, 2:27, 11 июля 2001 года.

54. См., например: Mikhail Edelstein, Russia: FSB-inspired Smears on Pentecostals in Kostroma Media // Keston News Service, 24 November 2000. См. на сайте: www.keston.org.uk/kns/2000/001124RU.htm; Natalya Shulyakovskaya, ‘Police Seize Records at Center of Scientology’ // The Moscow Times, № 1652, 26 February 1999.

55. См., например: Верховский А. Доклад о соблюдении прав человека в Российской Федерации в 2003 году. М.: Московская Хельсинкская Группа, недатировано. См. на сайте: www.mhg.ru/publications/3BA8995

56. Он ссылался на Концепцию национальной безопасности Российской Федерации, принятую Ельциным в 1997 году, которая официально признавала роль Русской православной церкви в со-хранении российских культурных ценностей.

57. Петрова М. Алтайский генерал и северокавказский ирландец // НГ-Религии — приложение к Независимой газете. 1999. 24 февраля. № 4.

298


58. Леонов Н. С. Крестный путь России 1991–2000. М.: Русский Дом, 2002. С. 522–523; статья «Духовная безопасность» в словаре Д. Рогозина «Война и мир в терминах и определениях».

59. Он вновь возвращается к таким дореволюционным моделям, как триада графа Уварова и славянофильская концепция собор-ности, которую он противопоставляет индивидуализму, ошибочно заимствованному на Западе после 1991 года; Леонов Н. С. Крестный путь России. С. 522–523.

60. Там же.61. Например, сотрудники государственных учреждений и право-

охранительных органов рассматриваются как целевая аудитория для справочника по новым религиозным движениям, выпущенного мис-сионерским отделом Московского патриархата. См.: Стецкевич М. С. Мифы о «тоталитарных сектах» и «ваххабитах» в современной Рос-сии: попытка анализа» // Смыслы мифа: мифология в истории и куль-туре: Сборник в честь 90-летия профессора М. И. Шахновича. СПб: Издательство Санкт-Петербургского философского общества, 2001. См. на сайте: http://anthropology.ru/ru/texts/stetskevich/misl8_73.html (доступно 24 декабря 2010).

62. Колымагина А. Ряса с портупеей // Общая газета. 1999. 23 де-кабря. № 51.

63. Провинциальные чиновники Минюста решили переписать всех протестантов // Дорога к храму, религиозный раздел Россий-ской информационной сети, 24 марта 2004. См. на сайте: www.religio.ru/24Mar2004/news/7738.html_save.html

64. Чтобы не дать восторжествовать Римскому Папе // Вре-мя новостей. 2002. 10 апреля. № 63. См. на сайте: www.vremya.ru/2002/63/4/21819.html. Высылка католических священников. См. на сайте: www.agentura.ru/timeline/2002/catholic. Лента новостей Радио Свободная Европа / Радио Свобода, 10 сентября 2002.

65. Этот вопрос ставится в статье A missed opportunity to speak out («Упущенная возможность высказаться») // Moscow Times, 8 March 2002. С. 8; Комаров Е. ФСБ подтянула РПЦ К своему «пиару» // Новые известия. 2002. 12 марта. № 41. С. 1.

66. Шульц В. Храм Софии Премудрости Божией на Лубянке.67. Далее о неспособности руководства церкви и органов госбезо-

пасности сформулировать четкое отношение к их общему прошлому см.: Файбисович. О покаянии.

299


68. Г. Якунин был лишен сана в 1993 году и отлучен от церкви в 1997-м. Позже он основал Апостольскую православную церковь.

69. Многие чекисты до сих пор разъярены оттого, что Якунин получил доступ к архивам, и продолжают высказываться об этом. Например, недавно опубликованные мемуары бывшего офицера контрразведки КГБ содержат резкие нападки на Якунина, в которых автор заявляет, что настоящей целью Якунина было уничтожение ар-хивных документов, которые предположительно компрометировали самого Якунина; Широнин В. Под колпаком контрразведки. Тайная подоплека перестройки. М.: Палея, 1996. С. 345. Это обычное обви-нение, направленное против россиян, ищущих доступ к архивам КГБ.

70. Митрохин В., Эндрю К. Архив Митрохина. Глава 28 «Разруше-ние и преследование советских церквей»; Кедров К. Свобода требует совести // Известия. 1995. 4 апреля. № 61.

71. Vera Tolz, ‘Access to KGB and CPSU Archives in Russia’, RFE/RL Research Report, 1:16, 17 April 1992, 4.

72. Там же, 5.73. Возможно, в некоторых случаях КГБ фальсифицировал зна-

чимые документы и намеренно допускал их утечку, чтобы дискре-дитировать некоторых диссидентов. См., например: Танюк Л. КГБ: создание фантомного пространства, или Мертвый хватает живого // КГБ: вчера, сегодня, завтра / Под ред. Е. Ознобкиной [и др.]. С. 30–40.

74. Утверждение журналиста Александра Минкина; см.: Кротов Я. Все еще ищут маузер под мантией // Общая газета. 1998. 29 октября. № 43. С. 5. Это как раз тот случай, когда распространение слухов о том, что определенный человек был секретным информатором, являлось тактикой КГБ, чтобы дискредитировать критику в свой адрес и по-сеять раздоры среди диссидентов. См. также: Кара-Мурза В. В стуке обвиняется // Коммерсант-Власть. 2003. 1–7 сентября. № 34. С. 42.

75. Заметьте, что патриарх Алексий отрекся от сергианства в на-чале 1990-х; Jane Ellis, The Russian Orthodox Church: Triumphalism and Defensiveness. Houndmills: Macmillan, 1996. P. 127–128.

76. См.: Roman David. ‘Transitional Injustice? Criteria for Conformity of Lustration to the Right of Political Expression’, Europe-Asia Studies, 56:6, September 2004, 789–812.

77. Соколов М. Культ спецслужб в современной России // Непри-косновенный запас. 2005. № 42. См. на сайте: http://magazines.russ.ru/nz/2005/42/so18.html

300


78. См., например: материалы круглого стола «Тоталитарные сек-ты: оружие массового уничтожения» в октябре 2003 года, в Москве; «Москва: Участники круглого стола предлагают создать программу “разоружения тоталитарных сект”».

79. В. И. Зоркальцев не был избран в Думу на выборах в октябре 2003 года. Он умер в декабре 2010 года.

80. Черный Э. «Шпионы» рождаются на Лубянке. М.: Московская Хельсинкская группа, 2003. См. на сайте: www.mhg.ru/files/006/chernyi.doc.

81. Путин: Спецслужбы, не суйте свой нос в гражданское обще-ство! // Грани.Ру, 26 сентября 2003. См. на сайте: www.grani.ru/Politics/Russia/FSB/m.44812.html

82. Элла Памфилова, процитировано: Подрабинек А. Ласковая угроза. В игре в «хорошего» и «плохого» следователя президент исполняет обе роли сразу // Новое время. 2004. 10 октября. № 41. Краткое изложение достижений в этой сфере при Путине см.: Bacon, Renz, Cooper. Securitising Russia. Глава 5 «Гражданское общество».

83. См. также презентацию А. И. Подберезкина как член Совета при Президенте по развитию гражданского общества и правам чело-века на семинаре «Права человека и духовные ценности» в Свято-Да-ниловом монастыре, 28 февраля 2006, в которой он приводил доводы, что, поскольку СССР противопоставлял социально-экономическое видение прав человека западной критике основ прав человека, теперь требовалась смена тактики, сосредоточение на защите прав человека «в сфере исторического, духовного и культурного наследия», с одной стороны, и противодействие насильственному навязыванию запад-ного понимания прав человека через цветные революции — с другой. А. Подберезкин, презентация на семинаре «Права человека и духов-ные ценности», Свято-Данилов монастырь, 28 февраля 2006 года. См. на сайте: http://allrus.info/main.php?ID=250725

84. Подрабинек А. Ласковая угроза.85. Политковская А. Борьба за мир смертельно опасна. И Алксни-

су нужны солдаты. Материнское расследование.86. Скандал, по-видимому, был приурочен ко времени принятия

нового закона об общественных организациях, который дал госу-дарству широкие права наблюдать, контролировать и закрывать общественные организации.

87. Полная цитата звучит таким образом:

301


«Есть люди, которые являются лицом той или иной системы. Они — вы-разители ее духа, ее принципов. Таким человеком является генерал-лей-тенант в отставке Николай Сергеевич Леонов. Как один из руководителей советской разведки, а затем “главный аналитик КГБ” он был известен ограниченному числу лиц. Теперь его знает вся страна — и как талант-ливого публициста, и как постоянного обозревателя телевизионной про-граммы ”Русский Дом”». (Евдокимов П. Русская правда генерала Леонова.)

88. Там же.89. Леонов Н. С. Лихолетье. М.: Международные отношения, 1995.90. См. о Русском Доме: Sergei Zassorin. Modern Russian Nationalism

on Television and Radio as a Reflection of Political Discourse / in Jan Herman Brinks, Edward Timms and Stekka Rock, eds, Nationflist Myths and Modern Media: Contsted Identities in the Age of Globflization, London and New York: I. B. Tauris, 2006. P. 191–194.

91. Ходят также слухи, что именно Леонов познакомил Тихона с Путиным; Полянников Т. Республика. Логика авторитаризма // Свободная мысль, № 1, 2005. С. 62.

92. Ему не повезло на парламентских выборах 1999 года, но он получил кресло в 2003 году, когда баллотировался от избирательного блока «Родина». Он оставался членом ряда ключевых парламентских комитетов, в том числе Комитета по безопасности, а также комитета, надзирающего за федеральными расходами на защиту и безопасность. В 2007 году его не переизбрали.

93. Леонов Н. С. На кого работают «правозащитники» в России // Радонеж, № 9, 3 ноября 2003. См. на сайте: www.radonezh.ru/main/getprint/8730.html

94. Лангуева-Репьева И. Новый трехлетний поход правозащитни-ков (опубликовано на сайте Радонеж, процитировано: Гальперина А. Хорошо оплаченная ненависть // Православие.Ру, 4 ноября 2003. См. на сайте: www.pravoslavie.ru/press/4859.htm

95. Порет Т. Гуд бай, Америка!.. // Ежедневные новости — Под-московье, № 210, 9 ноября 2002. См. на сайте: http://moscow.hrights.ru/deti/data/deti_15_11_2002–1.htm

96. Там же.97. Николай Патрушев доволен результатами деятельности ФСБ

в этом году // Страна.ру, 20 декабря 2002. См. на сайте: http://www.fsb.ru/fsb/comment/remark/single.htm!id%3D10310134%40fsbComment.html. См. также: Vladimir Kovalev. ‘Peace Corps in Russia: Who’s Helping

302


Whom?’ RFE/RL Newsline, 7:4, 8 January 2003. См. на сайте: www.rferl.org/content/article/1142830.html

98. Гражданское общество вырастет само. Или не вырастет // Новое время. 2004. 10 октября. № 41.

99. По поводу обливания грязью Ковалева см.: Emma Gilligan. Defending human rights in Russia: Sergei Kovalyov, Dissident and Human Rights Commissioner, 1969–2003. London and New York: RoutledgeCurzon, 2004.

100. Barry Buzan. Ole Wӕver and Jaap de Wilde, eds, Security: a New Framework for Analysis, Boulder: Lynne Rienner Publishers, 1998. P. 24–26.

101. Азаров В. Духовность современной армии // Красная звезда. 2000. 20 июля. № 133. С. 1.

102. «Духовная безопасность», введение к словарю Д. Рогозина Война и мир в терминах и определениях.

103. Ныне почивший митрополит Иоанн известен был своими крайними националистическими взглядами; см.: Jane Ellis, The Russian Orthodox Church: Triumphalism and Defensiveness. P. 105–108. Он часто выступал по вопросам духовной безопасности, особенно в связи с проблемой глобализации. Умер в 1995 году. Цит. по: Совет-ская Россия, 12 сентября 1992. С. 105. В подобных дискурсах часто встречается концепция «русской души», которая с эпохи Горбачева переживает возрождение; см. введение к работе Dale Pesmen. Russia and Soul: An Exploration Ithaca: Cornell University Press, 2000.

104. Широнин В. КГБ-ЦРУ. С. 151; или слова Леонова в интервью Павла Евдокимова «Русская правда генерала Леонова».

105. Черкесов В. Мода на КГБ?106. Там же.107. Там же.108. Там же.109. Александр Дугин: Правильно поставленный вопрос // Россия,

30 июля 2004.110. Доктрина информационной безопасности Российской Фе-

дерации, принятая 9 сентября 2000 года.111. Зоркальцев В. Роль общественных объединений в сохранении

общественной и духовной безопасности страны // Религия и СМИ, 21 мая 2003. www.religare.ru/2_4302.html

112. См., к примеру, доклад генерала Махмута Гареева, президента Академии военных наук, на заседании секции по военной безопас-

303


ности научного совета при Совете безопасности РФ «Научное обо-снование значимости духовного фактора как важнейшей составной части военной безопасности Российской Федерации», рассмотренный в статье Гафутулина «Хранить родники патриотизма».

113. Эфэсбэшники вслед за ментами // KURITSYNweekly, № 47, 9 марта 2000. www.guelman.ru/slava/archive/09–03–00.htm. Ставицкий также автор и редактор книг о разведке и безопасности, включая беллетристико-документальную работу о деле Эдмунда Поупа: Ста-вицкий В. Шпионские похождения Поупа в России. М.: Мир, 2001. О Ставицком см. Великанова Е. Когда Поуп вернется в Россию // Версия. 2002. № 27. www.agentura.ru/timeline/2000/pope/kniga. В духе мифов советской эпохи об особой заботе чекистов о детях Ставицкий уделяет особое внимание вопросу духовной безопасности детей (см. его статью «О безопасности детской души» в книге «Игра на чужом поле» (М.:, АСТ, 2001)).

114. Новые книги России // Завтра. 2001. 14 августа. № 9.115. Великанова Е. Когда Поуп вернется в Россию.116. См.: Гольденмауэр Л. Народные песни // Ex Libris, приложение

к «Независимой газете», 2 декабря 1999.117. Ставицкий В. Жизненный крест. См. также: Солдатов А.,

Бороган И. Мутация органов безопасности; Солдатов. Чекистский заказ на мифы.


1. Пионтковский А. Национальный зомби // openDemocracy, 13 дека-бря 2010. www.opendemocracy.net/od-russia/andrei-piontkovsky/russias-national-zombie-0, http://basanets.com/2010/06/nacionalnyj-zombi/

2. Из предисловия к книге, вышедшей к 80-летнему юбилею ВЧК-ФСБ. В книге также рассматривается история кубанских чекистов, она приурочена и к 60-летнему юбилею краснодарского отделения органов безопасности; Воронцов Е. На страже безопасности Роди-ны // Кубанская ЧК: органы госбезопасности Кубани в документах и воспоминаниях / Под ред. Н. Т. Панчишкина [и др.]. Краснодар: Советская Кубань, 1997. С. 8.

3. Черкесов В. Мода на КГБ?

Джули ФедорТрадиции чекистов от Ленина до Путина.

Культ государственной безопасностиПеревели с английского Е. Карманова, И. Кочнева

Заведующая редакцией М. Трофимова Руководитель проекта Т. Пелипенко Ведущий редактор Е. Власова Литературный редактор М. Трофимова Художественный редактор С. Маликова Корректоры О. Андросик, В. Ганчурина Верстка Л. Родионова

ООО «Мир книг», 198206, Санкт-Петербург, Петергофское шоссе, 73, лит. А29.Налоговая льгота — общероссийский классификатор продукции ОК 005-93, том 2;

95 3005 — литература учебная.Подписано в печать 01.06.12. Формат 60х90/16. Усл. п. л. 19,000. Тираж 3000. Заказ

Отпечатано с готовых диапозитивов в Типография «Вятка». 610033, Киров, ул. Московская, 122.

Documents

Джули федор традиции чекистов от ленина до путина культ государственной безопасности 2012