1939 г. Т. XX Π, вып. 4-

УСПЕХИ ФИЗИЧЕСКИХ НАУК

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ СТОЛЕТОВ — ОСНОВАТЕЛЬРУССКОЙ ФИЗИКИ ι).

А. к. Тимирязев, Москва

Старейший университет Советского Союза вспоминает се-годня Александра Григорьевича Столетова, свою красу и гор-дость. Мы, работники 'университета, гордимся тем, что этотзамечательный русский ученый свои студенческие годы про-вел в стенах Московского университета. Мы гордимся тем, чтовся его 30-летняя славная научная деятельность протекала знашем! университете. Он бессменно, в течение 30 лет, был зчисле профессоров нашего университета.

Но мы должны отдать себе отчет в том, что великое деложизни Александра Григорьевича нельзя измерять меркой одно-го только университета, даже такого, как Московский. Алек-сандр Григорьевич безусловно является одним из великихоснователей физики в нашей великой стране.

Если Ломоносов на заре развития естествознания в Россиисвоими великими трудами, опередившими свой век, и всем сво-им примером воочию показал:

«Что может собственных ПлатоновИ быстрых разумом НьютоновРоссийская земля рожать», —

то все-таки он остался одиноким, после него не осталосьсколько-нибудь выдающихся учеников, сколько-нибудь вы-дающихся последователей.

Но одно можно сказать, что со времени Ломоносова физи-ка, выражаясь современным языком', прочно вошла в учеб-ный план тогдашних университетов. Однако за столетний пе-риод, отделяющий смерть Ломоносова в 1765 г. от появленияАлександра Григорьевича на Кафедре Московского универси-тета в 1866 г., преподавание физики, а в еще большей степе-

α) Стенограмма доклада, прочитанного на торжественном соединенномзаседании Ученого совета физического факультета и общего коллоквиумаИнститута физики МГУ по случаю столетия со дня рождения проф.Александра Григорьевича <"-~"""ч и ι ηιι ι rrrrnir" пгти'тдпи'"'* '5 сентября

24—990

С С-.4 Μ ι,' ;> ;, к и ' 1 И'-i-T

370 Α. Κ. ТИМИРЯЗЕВ

ни научно-исследовательская работа стояли, в общем, нагочень невысоком! уровне. Я этим вовсе не хочу сказать, чтоза этот период мы не имели выдающихся ученых, выдающих-ся физиков. За этот период мы имели В. В. Петрова, которыйв 1803 г. опубликовал описание своих замечательных опытовс вольтовой дугой (это было за 18 лет до официально приз-нанной даты открытия вольтовой дуги в Англии сэром! Гемф-ри Дэви). Мы имели за это время в Московском универси-тете П. И. Страхова; к сожалению, его экспериментальныетруды, сохранявшиеся в рукописи, сгорели во время пожарав 1812 г., но от него остался очень хороший по тому времениучебник, и нам известно, что, в особенности в 'последние го-ды жизни, он занимался вопросом об испарении ртути прикомнатной температуре, т. е. занимался вопросом, которыйинтересует и сейчас наш институт, пожалуй больше его ад-министрацию, ввиду частых отравлений наших сотрудников;ртутными парами.

Мы имели за этот период М. С. Якоби, изобретателя галь-ванопластики и первого электрического двигателя. Мы имелизнаменитого Э. X. Ленца, имя которого хорошо известнокаждому школьнику; его ученика Савельева в Казанском уни-верситете, работы которого высоко ценились заграничнымиучеными. Но все эти выдающиеся люди и очень многие дру-гие, которых я не упомянул, при всех своих заслугах и до-стоинствах не смогли оказать на развитие физики в нашейстране такого влияния, какое оказал Александр Григорьевичза 30 лет своей славной деятельности в Московском! универ-ситете.

Поэтому в своем обзоре жизни и трудов Александра Гри-горьевича я постараюсь обратить ваше внимание главным об-разом* на те характерные черты его таланта, которые именноего поставили в центре физиков его эпохи, а что он стоял вцентре — лучше всего покажет небольшой список членовкружка, организованного Столетовым. Входившие в этот кру-жок ученые впоследствии стали выдающимися, а некоторыеи прямо знаменитыми в нашей стране. Достаточно указать,что в том небольшом кружке, который собирался на квартиреу Столетова после его приезда из-за границы, принималиучастие такие люди, как Η. Ε. Жуковский — основатель на-шей авиации, профессор механики Ф. А. Слуцкий, знаменитыйастроном Ф. А. Бредихин, а из физиков — В. А. Михельсон, покниге которого учится современное советское студенчество,Д. А. Гольдгамер, Н. А. Умов, который много лет занималкафедру в MOCKOBCKOMI университете, Н. Н. Шиллер — видныйтеоретик, к сожалению, •впоследствии приобревший весьмапечальную славу реакционера, а в философии —идеалиста,Р. А. Колли, А. П. Соколов, П. А. Зилов. А если к этомуеще добавить, что Столетов был в дружеских отношениях ив научном отношении влиял на киевского профессора

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ СТОЛЕТОВ 371

М. П. Авенариуса, который создал вокруг себя выдающуюсяшколу физиков (Надеждин, Зайончевский, Страус) и если вывспомните, что П. Н. Лебедев, который завершил великое де-ло Столетова основанием! первой большой научной школы вМосковском) университете, был приглашен в Московскийуниверситет благодаря настояниям' Столетова, которому при-

Александр Григорьевич Столетов

шлось выдержать при STOMI очень большую борьбу, — то выувидите, что Столетов несомненно является основателем фи-зики в нашей стране. Ведь *все эти люди, о которых я толькочто сказал, с гордостью считали себя учениками Столетова,и как ученые они воспитывались под непосредственным еговишяиием.

Вы видите, таким! образом, что Столетов выступил на аренуистории физики в нашей стране уже не как одиночка, а ок-руженный могучей группой последователей.24*

372 Α. Κ. ТИМИРЯЗЕВ

Позвольте мне, однако, прежде чем перейти к этой основ-ной части своего очерка, напомнить вам вкратце основные ве-хи его жизни.

Александр Григорьевич родился 29 июля по старому стилю(по новому— 10 августа 1839 г.) в купеческой семье, во Вла-димире. Его· предки, новгородские купцы, были выселены изНовгорода во Владимир за крамолу царем: Иваном IV. Ониотличались, между прочим, по преданию, тем, что большин-ство из них достигало весьма преклонного возраста, за чтоони и получили прозвище «Столетовых». К сожалению, Але-ксандр Григорьевич не оправдал эсого прозвища своих праот-цов и вследствие исключительно тяжелых условий, в кото-рых жили русские ученые, особенно прогрессивного складамысли (а Александр Григорьевич был в их первых рядах), онумер 57 лет от роду, разделив, таким образом!, участь другихвеликих физиков нашей страны: Ломоносова, который умер54 лет, и Лебедева, который умер 46 лет.

Первоначальным воспитанием Столетова руководила егомать, которая сумела внушить сыну большую любовь к нашейлитературе. Он наших писателей знал чуть ли не наизусть.Это отразилось на том, что все его труды, а также и лекциипредставляли образцы чистого, хорошего русского языка.Кроме того, под влиянием матери, он занялся изучением! ино-странных языков. Он владел в совершенстве английским,французским и немецким языками J).

Владимирскую гимназию он окончил в 1856 г., в том жегоду поступил в Московский университет, курс которогоокончил в 1860 г., как мы бы теперь сказали, в качестве «от-личника», и был оставлен при университете для подготовкик профессорскому званию. В 1862 г. он отправляется за гра-ницу, и на его долю выпала большая удача (ему удалосьпробыть за границей 3V2 года): он учился у Магнуса в Бер-лине, где близко сошелся с Авенариусом. Вместе о ним онпереехал к Кирхгофу в Гейдельберг, где провел большуючасть своей заграничной командировки. Кирхгоф впоследствииотзывался о Столетове, как о своем лучшем ученике, междуними протекала довольно оживленная переписка, и Кирхгофв последние годы своей жизни все свои неизданные еще ра-боты, прежде чем отправлять их IB печать, посылал Столето-ву: они обменивались в письмах своими взглядами по пово-

1) Благотворное влияние на А. Г. оказал также его старший братВасилий Григорьевич, который вынужден был в силу обычаев купече-ской семьи того времени помогать отцу в его торговых делах. Вследствиеэтого он принужден был уйти из гимназии, не окончив ее курса, чтоего очень огорчало, и, может быть, именно поэтому он особенно настаи-вал, чтобы его братья получили высшее образование и тщательно изучалииностранные языки. Эти сведения сообщены автору настоящего очеркаплемянником А. Г. — Н. П. Губским уже после прочтения настоящегоочерка на заседании 15/IX—1939 г.

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ СТОЛЕТОВ 373

ду этих работ. Побывал Александр Григорьевич за эти годыи в Геттингене у Вебера и в Париже.

В 1866 г. он выступил в качестве преподавателя по теоре-тической физике, или математической, как тогда ее называли,и только с 1882 г. он перешел на кафедру опытной физики,хотя еще и раньше, с 1872 г., он приступил к организации фи-зического практикума — того самого практикума, которыйнаходится сейчас в этих стенах. Многие из задач этого физи-ческого практикума были собственноручно подготовлены, соб-ственноручно налажены Александром Григорьевичем и егонемногочисленными помощниками.

В Московском' университете ОЙ продолжал свою работувплоть до своей неожиданной смерти— 14 мая 1896 г.

Таковы, в сжатых чертах, основные вехи этой замечатель-ной жизни.

Александр Григорьевич выступил в качестве профессора иученого во второй половине 60-х годов, когда Россия ужеполностью стала на рельсы капиталистического развития ипошла по стопам других капиталистических стран Европы. Вэто время начала развиваться промышленность, и эта новаяпромышленность, которая возникла на нашей почве, оборудо-валась, по-тогдашнему, весьма современной техникой. Само со-бою разумеется, что это не могло остаться без влияния напостановку преподавания таких наук, как физика, в нашейстране. Несомненно, уровень преподавания в ЭТИ ГОДЫ значи-тельно повысился. Но такие люди, как Александр Григорье-вич, которые шли впереди всех, не могли этим1 удовлетворить-ся; им было недостаточно, что науки лучше стали препода-вать в нашей стране, они хотели, чтобы не только науки пре-подавались, но, выражаясь словами Петра I, и «оные произво-дились» в стенах высших учебных заведений. А это как разне входило в планы тогдашних руководителей царской Рос-сии: они все рассчитывали, что за научной и технической по-мощью всегда можно обратиться за границу. И вот, я думаю,.что в этом! противоречии и кроется причина той трагедии, ко-торую переживали все люди поколения Столетова: их нец е н и л и т о л ь к о на их р о д и н е . Ведь вам известно,,что Д. И. Менделеев, А. Г. Столетов, И. М. Сеченов,К. А. Тимирязев и П. Н. Лебедев так и остались за бортомАкадемии наук; такие же выдающиеся техники, хак Лоды-гин, Яблочков и Доливо-Добровольский, вынуждены былиискать приюта на далекой чужбине. А между тем>, стоилоСтолетову появиться на первом) конгрессе электриков в 1881 г.в Париже, как сразу на него обратили внимание съехавшиесясо всех концов земного шара физики. На этом· конгрессе при-сутствовали все выдающиеся представители нашей науки. Напервом же заседании, когда был поставлен вопрос' об устано-влении единицы сопротивления, сразу возникли большие опо-ры. С теоретической стороны правильно было предложение

374 Α. Κ. ТИМИРЯЗЕВ

комиссии Британской ассоциации,- установившей единицу —ту единицу, которую мы и теперь называем омом, но те физи-ки, которые над этим работали, приготовили эталоны, кото-рые уже через несколько лет изменились, и поэтому возниклибольшие затруднения. С другой стороны, немцы выдвинулиз качестве единицы «симмевс», т. е. сопротивление столбартути сечением! 1 мм2 и высотой в 1 м. На первом же заседа-нии конгресса возник горячий спор, и этот спор был решенСтолетовым, который выдвинул проект, основанный на прин-ципах, предложенных английскими учеными, причем! указал нанеобходимость продолжать и уточнять их работу, а в качествеэталона предложил пользоваться немецким проектом, но задлину столба взять не 100 см, а ту длину, которая соответ-ствовала теоретической величине ома. Этот план, предложен-ный Столетовым, был единогласно принят на следующем! жезаседании конгресса. Заслуживает также внимания предложе-ние Столетова о необходимости сохранить обе системы еди-ниц —• и электростатическую и электромагнитную.

Интересна та мотивировка, которая была дана АлександромГригорьевичем в пользу этого предложения. Он указал на не-обходимость сохранить обе системы единиц для того, чтобыпостоянно напоминать о той связи, которая, поводимому, су-ществует между светом и электричеством!. Это было в1881 г., когда теории Максвелла почти совершенно не знали,т. е. когда она, по меткому выражению Больцмана, была«книгой за семью печатями». Уже на этом* примере видно, чтоАлександр Григорьевич шел впереди своих современников,впереди своего века.

Когда через 8 лет на Втором* конгрессе электриков сновапоявился Александр Григорьевич и выступил с блестящим! до-кладом! о своих классических актино-электрических исследо-ваниях, — его сейчас же выбрали в качестве перового вице-президента конгресса. Президентом был тогда же избран зна-менитый физик Вильям Томсон.• У нас же в России только через 4 года после того, как кон-гресс электриков выдвинул его в первые ряды, в 1893 г. по-ставлен был вопрос об его избрании в отечественную, россий-скую Академию наук. И в результате получилось следующее.Президент академии, великий князь из дома Романовых, сво-ею властью снял эту кандидатуру и вместо него выдвинулв кандидаты князя Голицына, магистерскую диссертацию ко-торого Столетов вернул автору для исправления, ввиду тогочто там были серьезные ошибки.

Так как вокруг этого дела существуют еще и в наши днивсякие кривотолки, я позволю себе огласить один документ,касающийся этого вопроса. Документ этот — письмо Алек-сандра Григорьевича моему покойному отцу К. А. Тимирязе-ву, с которым Александр Григорьевич был в дружеских от-ношениях. В этом' письме, в сущности, дается выписка из

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ СТОЛЕТОВ 375

другого письма, из письма академика Η. Η. Бекетова, един-ственного академика, который выступил на защиту Столетова.

После этого вступления думаю, что содержание письмабудет для вас совершенно ясно. Письмо помечено 15 октября1893 г. Столетов писал настолько взволнованным, что письмобыло без обращения.

«Письмо от Η. Η. Бекетова гласит:«Дело об избрании Вашем в члены Академии не было до-

пущено, по воле президента, до окончания, и была назначе-на новая комиссия, то-есть, собственно, прежняя, за исключе-нием· меня, так как я отказался в ней участвовать. Эта новаякомиссия уже предложила кандидата в адъюнкты — князяГолицына... Я, конечно, имел несколько объяснений с самимпрезидентом и, наконец, делал заявления открыто в заседа-нии нашего отделения, но поддержки не оказалось. Повиди-мому, из Москвы шла агитация против Вас. Всю ответствен-ность за ход этого дела принял на себя сам президент *), раз-решивший его своей властью».

Это — во сне или на яву творится?

Ваш Столетов».

Голицын впоследствии сделал значительные исследования вобласти сейсмологии, он усовершенствовал сейсмограф, но,конечно, сравнивать Голицына и Столетова или, тем! более,предпочесть Голицына Столетову — это был наглый вызоввсей тогдашней русской науке.

Как ответила лучшая часть ученых того времени на этотвызов? Открыто протестовать в то время не было возможно-сти. Позволю себе привести маленькую выписку. То, о чем· явам только что рассказал, происходило в октябре 1893 года.,а в январе 1894 г. происходил съезд •естествоиспытателей иврачей. На этом! съезде председателем! был мой покойныйотец К. А. Тимирязев. Я приведу выдержку из его заключи-тельной президентской речи, касающейся Александра Гри-горьевича:

«В деятельности секций выдвинулась вперед одна особен-ность, встреченная общим! сочувствием: это ряд блестящих де-монстративных сообщений и научных выставок. Пальма пер-венства в этом! отношении, по всеобщему признанию, долж-на быть присуждена секции физики.

Благодаря неутомимой энергии и таланту профессора Сто-

1) По словам Н. П. Губского (племянника А. Г. Столетова), брат А. Г.Николай Григорьевич, генерал, известный своей отважной защитой Шип-кинских позиций в 1877 г., в конае 1893 г. лично спрашивал ν прези-дента Академии о том, почему, собственно, кандидатура в академики А. Г.была снята, на что получил раздраженный и резкий ответ: «У вашегобрата дурной характер». Эти данные мне были сообщены Н. П. Губскимуже после прочтения настоящего доклада.

376 Α. Κ. ТИМИРЯЗЕВ

летова и его талантливых и энергичных сотрудников членыне одной только секции физики, но и других секций моглиознакомиться с рядом блестящих новейших опытов, какиеможно увидать в такой форме разве только в двух-трех на-учных центрах Европы».

И вот, по свидетельству очевидцев, когда были произнесеныэти слова, все члены съезда, переполнявшие знакомый моск-вичам Колонный зал, в числе около 2 000, встали, как одинчеловек, и устроили Столетову бурную овацию: в течение не-скольких минут стены буквально дрожали от аплодисментов.Таким способом! то лучшее, что было в ученом!. мире старойРоссии, ответило на дерзкий вызов царского правительстваи его приспешников. Но траЕля, которая возникла в связи сотказом! принять диссертацию Голицына, все больше и боль-ше разрасталась. Я приведу по своей памяти рассказ моегопокойного отца о совершенно дикой сцене, которая разыгра-лась в профессорской комнате (эта комната в старину помеща-лась в нижнем этаже того здания, где теперь находится ком-мунистическая аудитория, с левой стороны). Один из наиболееправых, реакционно настроенных профессоров, юрист графКемеровский, в этой комнате рассказывал о своей беседе сминистром: «Ну, теперь, господа, вы можете быть спокойны:никаких студенческих волнений больше не будет. Министррешительно заявил, что при первой студенческой истории вотэтот молодчик (он при этом кивнул головой в сторону Сто-летова) вылетит из университета...» Таких сцен пришлосьАлександру Григорьевичу переживать немало. Я думаю, вамтеперь будет ясен смысл слов Столетова, которые услышалиот него его близкие за несколько дней до его смерти:

«Были у меня неприятности и похуже, да и силы были нете...»

Такова была судьба* этого замечательного ученого в цар-ской России.

Теперь поставим! основной вопрос: какие же особенноститаланта Александра Григорьевича поставили его в центрефизиков его эпохи? Начнем!, прежде всего, с его научных ра-бот. Я не буду здесь передавать содержание этих работ —это сделают мои товарищи, которые выступят вслед за м*ной,но мне хотелось бы дать их общую характеристику.

Прежде всего, темы, которые выбирал Столетов, быливсегда новыми, они даже были настолько новы, что не всеокружающие его физики, как наши, так и заграничные, пони-мали смысл и значение этих работ. В своих работах он, не-сомненно, шел впереди своего века. Это я могу проиллюстри-ровать на ряде примеров. Я уже говорил о том, что Столе-тов являлся, может быть, одним из первых пропагандистовтеории Максвелла, и он одну из своих ранних работ посвя-щает точному измерению отношения электромагнитных иэлектростатических единиц. Хотя уже у ряда авторов и полу-

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ СТОЛЕТОВ 377

чилась величина, близкая к скорости света, однако он считалнеобходимым это положение теории Максвелла обосноватьеще более прочно; он предлагает лучший способ для опре-деления этого отношения. В чем· здесь было дело — ему былоясно, но всем окружающим казалось непонятным!, почему онстолько времени и труда тратит на разрешение этой задачи.

Возьмем* теперь его «исследование о функции намагничениямягкого железа». В этом· исследовании впервые устанавли-вается тот хорошо теперь известный факт, что коэфициентвосприимчивости, или функция намагничения, как ее называлСтолетов, сначала возрастает по мере увеличения намагничи-вающего поля, достигает максимума и ΠΟΤΟΜΙ уменьшается.

Столетов показал, что в цифровом материале в работах егопредшественников все уже было готово для вскрытия этогозакона, и, тем не менее, до него никому не удалось открытьэту закономерность.

Далее, в этом замечательном исследовании были вырабо-таны те методы исследования магнитных свойств железа истали, которые применяются сейчас и в физике и в технике.Столетов ясно отдавал себе отчет, какое огромное практиче-ское значение имеет его работа, ·— это можно видеть из сле-дующих заключительных слов его докторской диссертации.

«С другой стороны, изучение функции намагничения желе-за может иметь практическую важность при устройстве иупотреблении как э л е к τ ρ о-м а г н и τ н ы χ двигателей, таки тех м а г н е т о-э л е к τ ρ и ч е с к и χ м· а ш и н нового рода,в которых временное намагничение железа играет главнуюроль... Знание свойств железа относительно временногонамагничения так же необходимо здесь, как знакомство оосвойствами пара для теории паровых машин. Только при та-κοΜι знании мы получим возможность обсудить a priori на-ивыгоднейшую конструкцию подобного снаряда <и наперед рас-считать его полезное действие».

Эти слова полностью оправдались: расчет магнитной цепи—основа для расчета двигателей и генераторов электрическоготока.

Наконец, его знаменитые актино-электрические исследова-ния указывали новые пути, по которым/ пошла наука. Эти ра-боты легли в основу современного учения о фотоэлектриче-ском эффекте со всеми его многочисленными практическимиприложениями и развившейся с тех пор большой, новойглавы современной физики, изучающей разряд электричествав газах.

Словом, все его основные работы были такого рода, чтоСтолетов в них шел на несколько голов впереди окружаю-щих его физиков. Это одна сторона. А если мы посмотрим!,как эти работы были выполнены, то можно сказать толькоодно: если мы рассмотрим эти работы сейчас, в эту минуту,то многое мы к ним можем добавить, да это и не может

378 Α. Κ. ТИМИРЯЗЕВ

быть иначе, ведь наука движется вперед, но вычеркнуть изработ Столетова ничего нельзя. В области его классическихактино-электрических исследований сами измерения, которыебыли выполнены, с современной точки зрения, еще при оченьнесовершенном оборудовании... были настолько тщательновыполнены, что даже эти числовые результаты мало отлича-ются от данных, полученных в последующих работах, выпол-ненных через много лет после опубликования работ Столе-това и притом с более совершенной техникой.

Далее — третья особенность, которой могут позавидоватьмногие из современных ученых, это — необыкновенно тонкоразвитый критический талант. Все работы Столетова проник-нуты весьма тонкой, порою весьма крутой, но всегда справед-ливой критикой. Как часто мы для того, чтобы показать, чтомы не отстаем от века, передаем сразу, без критики, все то,что появляется в (Последней книжке журнала. Столетов ни-когда этого не делал. Он, прежде чем выступать на лекции,всегда тщательно обдумывал и подвергал строжайшей крити-ке все, о чем1 он сообщал на своих лекциях.

И, наконец, четвертая сторона, характерная для Столето-ва, — это необыкновенная разносторонность. Если вы возь-мете темы работ Александра Григорьевича, вы увидите, чтоони касаются самых разнообразных отделов физики. И этобыло понятно: человек, который фактически значительнодвинул вперед' физику в нашей стране, должен был увлекатьсвоих учеников, и, конечно, увлечь мог только тот, кто самне был узким специалистом!. В наше время, когда физика внашей стране уже прочно стоит на своих ногах, даже узкийспециалист, создавший, скажем!, школу в этой узкой специаль-ности, может сделать очень многое. Но тогда, когда кругомпочти ничего не было, нельзя было сосредоточиваться в ка-кой-нибудь маленькой области, — тогда необходимо было об-ладать той именно разносторонностью, которой обладалА. Г.... Его лекции потому и были так привлекательны, чтопо каждому вопросу, о котором! он говорил в своем' курсе,чувствовалось, что за этими сжатыми словами кроется колос-сальная предварительная работа, что каждый вопрос курса онтщательно продумал, и, может быть, за каждым; словомкроется длительное и упорное исследование.

Переходим! к выяснению философских взглядов АлександраГригорьевича.

Всякий, кто хотя бы бегло познакомится с его прекрасны-ми общедоступными лекциями и речами, сразу увидит, чтоон имеет дело с человеком, прочно стоявшим· па материали-стических позициях. Этот материализм в работах А. Г. вы-ступает всего яснее в его замечательных выступлениях про-тив Маха и Оствальда. Не забудьте, что это было в 1894 г.Столетов сразу понял реакционное значение философии Махаи Оствальда и, как физик, выступил со своей резкой крити-

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ СТОЛЕТОВ 379

кой. Создавая свою новую «науку» — энергетику, Оствальдглумился над всей предшествующей наукой, как над наукой«детского состояния».

«А в образчик того, — отвечает ему Столетов, — как мыбудем рассуждать, когда выйдем) из «детского состояния»,Оствальд внушает нам, например, что энергия и м е е т у п р у -г о с т ь (!) и носится через а б с о л ю т н у ю п у с т о т у (!)»(знаки восклицания и разрядка принадлежит Столетову. —А. Т.).

«Б этой науке, — продолжает Столетов, •— (ее назвали энер-гетикой, хотя то же имя употребляется и с меньшими претен-зиями) основанием! служит понятие об энергии, оторванное отвзрастившей его механической почвы, а соде^ржанием — дваначала, из коих п е р в о е есть тот же принцип сохраненияэнергии, а второе скопировано со второго закона термодина-мики, но выражено в неуловимо общей и воистину мета-физической форме...»

«Этим! началам! пытаются дать применение даже вне есте-ственных наук (например в политической экономии!)».

«Но в области физических наук эта «очищенная» энерге-тика до сих пор не открыла ничего, что не лежало бы вобыкновенных теориях... Такое направление напоминает намсимволизм^ так называемых декадентов, проявившийся в но-вейшей литературе. Не так смотрят на дело наиболее глубо-кие умы нашего времени».

Эти отрывки из речи «Гельмгольц и современная физика»1894 г. ясно показывают, насколько близко уже в ту пору,т. е. в 1894 г., Столетов подходил к современной критикефизического идеализма.

По. некоторым' формулировкам Столетова можно было бы,пожалуй, включить его в число сторонников механического ма-териализма. Это было бы вполне понятно: в ту эпоху механи-ческий материализм! еще господствовал. Но такое зачислениебыло бы преждевременным и неверным! именно потому, чтоСтолетов под механикой подразумевая нечто гораздо болееглубокое и общее, чем! это обычно делается.

Я вам! приведу сейчас небольшой отрывок (вое из той жеречи), из.которого только что сказанное будет вполне ясно.

«Физика давно уже смутно искала, — говорит Столетов, —возможности в известном смысле расширить динамическиеосновы... Эта эволюция физической механики принимаеттеперь более правильный и сознательный характер. В послед-них работах Гельмтольца эфир рассматривается, как субстан-ция без инерции, — без массы в смысле Ньютона. Посмертнаякнига Герца — «Начала механики»—есть попытка, удачная илинет, приспособить механику к этим1 требованиям... Эта эво-люция механики не есть ее упразднение. При этом! механикумы разумеем в общем' смысле слова, как физическое учение одвижении...»

380 Α. Κ· ТИМИРЯЗЕВ

Если вы продумаете, что здесь говорит Столетов, вы уви-дите, как близко он подходил к основным положениям! диа-лектического материализма.

Приведем для сравнения отрывок из книги Ленина «Мате-риализм и эмпириокритицизм!»: «Исчезают такие свойства ма-терии, которые раньше казались абсолютными, неизменными,,первоначальными (непроницаемость, 'инерция, масса и т. п.) икоторые теперь обнаруживаются, как относительные, присущиетолько некоторым состояниям материи».

Вы видите, что и в этой области Столетов чрезвычайноблизко подходит к нашему времени.

Далее, если вы поверхностно лрочтете его резюме и остро-умные выступления против истории физики Любимова, то мо-жет показаться, что Столетов пренебрежительно относилсяк занятиям по истории науки и, в частности, по истории фи-зики. Но если такие сомнения возникнут, то самое лучшеебудет взять его замечательную речь: «Очерк развития нашихсведений о газах». Это была речь, произнесенная на актеМосковского университета в 1879 г. Посмотрите, хотя бы поодному отрывку, который я сейчас прочту, как глубоко под-ходит к изучению вопросов истории физики Александр Гри-горьевич:

«Итак, бросим· взгляд на историю физики газов, от древней-ших мыслителей, считавших небесный свод твердым кристал-лом, до Кайльете и Пикте, впервые получивших твердый воз-дух, от Анакеимена, провозгласившего воздух началом вещей,до Гёггинса, доказавшего газообразность туманностей неба,этих зачаточных миров по идеям Канта, Лапласа и Гершеля.

Но интересы наши сосредоточатся преимущественно на фи-зике новейшей, «возрожденной». Здесь две эпохи остановятна себе наше особое внимание. Они разделены слишком сто-летним! промежутком. Одна (эпоха Торичелли, Гверике иБойля) предшествует великой книге Ньютона, в которой на-ходит свое завершение; другая выражается в трудах Лаву-азье. Движение точных наук, начатое школою Галилея в Ита-лии, сосредоточивается сперва на почве Англии, позднее — уфранцузов. Эпоха Бойля и эпоха Лавуазье соответствуют ве-ликим общественным! переворотам, развившимся в этих двухстранах в середине XVII и в конце XVIII в. Семнадцатый веквыяснил в главных чертах механику газов, восемнадцатый —создал газовую химию. Нашему столетию суждено былоглубже проникнуть в то, что справедливо назвать физикойгазов, β первоначальном смысле этого слова».

Вы видите, что успехи в области физики А. Г. сопоставляетс событиями общественной жизни. По тому времени упо-мянуть о том, что революции вызывали расцвет науки, былобольшим! гражданским мужеством, — в то время, в особен-ности на юридическом факультете, при слове «революция»люди содрогались. Таким образом А. Г. и в вопросах, связан-

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ СТОЛЕТОВ 381

«ых с изучением истории науки, приближается к нашим совре-менным взглядам: он — ученый нового времени.

Перейду к последней его общедоступной лекции: «Леонар-до да Винчи как естествоиспытатель». Я советую тем! из вас,кто никогда не читал Столетова, начинать именно с этойлекции, она написана исключительно блестяще и в литератур-ном отношении и по содержанию. В этой лекции Столетовпроводит параллель между деятельностью художника и дея-тельностью ученого и находит и в той и в другой области-очень много общего. Далее он сравнивает Гёте с Леонардода Винчи и отдает предпочтение Леонардо да Винчи:

«Я уже намекнул, что в области научного ^мышления Винчипредставляется более сильным!, более многосторонним, чемтворец Фауста. Гёте всюду остается художником, поэтом,προροκοΜι; в этом (но и только в этом) его сила даже р. сфе-ре науки. Гениальная интуиция, орлиный взор, с высоты ох-ватывающий сложную ipynny явлений и в ее кажущемся ха-осе уловляющий черты закономерности, — таков его прием.Дар, драгоценный на первых порах исследования, необходимыйдля всякого крупного научного деятеля. Но один этот при-ем не исчерпывает научного дела. За первым охватом целогои первым! смутным чаянием новой законности должна следо-вать собственно научная работа, работа логического расчле-нения и всяческих испытаний мелькнувшей догадки, причемглавными орудиями являются умышленный опыт и математиче-ский анализ. Только тогда получается полнокровное, истиннонаучное освещение предмета.

Гёте не владеет этой второй стадией научного дела, ончуждается и боится ее по натуре, отрицает ее по принципу.Расчленение целого, внимание к деталям, обращение к искус-ственному опыту, попытка подвести естественное явлениепод математическую мерку, — все это кажется ему бесплод-ным! и вредным посягательством на цельность и жизненностьприроды. «Одно явление, один опыт — ничего не доказывает,это •— звено великой цепи, имеющее значение лишь в общейсвязи». «Физика от математики должна стоять отдельно».«Природа немеет на пьике».

«Леонардо да Винчи представляет нам блестящий примерпротивоположного, — пример, едва ли не единственный в та-ком масштабе. Первоклассный х у д о ж н и к уживается здесьс и с с л е д о в а т е л е м , который восхваляет опыт как един-ственную основу знания и признает математический анализнеобходимым горнилом истинного исследования.

По своим взглядам и приемам Винчи гораздо более, чемГёте, — человек нового времени и это тем. изумительнее, чтоон жил за целый век до Фр. Бекона, Галилея и Декарта, задва века до Ньютона».

Но Леонардо, восхваляя опыт, не был узким эмпириком.Столетов приводит следующие замечательные его слова:

382 Α. Κ. ТИМИРЯЗЕВ

«Те, кто прилепляются к практике без знания, подобнымореплавателю без руля и компаса: он не знает наверно, кудаидет». «Всегда практика должна опираться на хорошую тео-рию». «Теория — полководец, практика! — солдаты».

В заключение этой замечательной лекции Столетов произ-носит прямо удивительные слова, на которых я хотел бы ос-тановить ваше особенное внимание:

«И однакож, слияние научных и художественных интересовдаже в эту раннюю и темную эпоху оказалось под силу хотябы одному исключительно одаренному человеку. Неужели онотеперь, на исходе XIX в., !века науки и всеобщего обучения,должно считаться все еще несвоевременным и недостижи-мым».

Товарищи! Эти слова, без всякого сомнения, найдут до-стойный их отклик именно теперь, в наше время, в сталин-скую эпоху, в эпоху постепенного перехода от социализма ккоммунизму, когда стираются грани между трудом физиче-ским и трудом! умственным!. Эти олова гораздо ближе нашейтеперешней эпохе, чем тому времени, когда произносил ихСтолетов.

Теперь спрашивается, почему в этой своей последней лек-ции, можно сказать, «лебединой песне», Столетов в такой ме-ре близок к нашему времени? — Я думаю, что здесь объясне-ние кроется в следующем: великий ученый эпохи Возрожде-ния был, повидимюму, очень близок Столетову, и, повиди-мому, потому, что у Столетова было много особенностей, ко-торыми обладали великие ученые эпохи Возрождения.

Я знаю, что эта мысль может для многих из вас показать-ся парадоксальной, но если вы вспомните, что пришлось пе-режить тем, кому приходилось· прокладывать новые пути, ос-новывать физику в нашей тогда отсталой стране; если, вывспомните Столетова и Лебедева, если вы вспомните, какиеневероятные трудности им приходилось преодолевать, как имприходилось проявлять самым! неожиданным^ для них обра-зом самые разнообразные стороны своего таланта, своих ор-ганизаторских способностей — то вы, я думаю, придете к томувыводу, что эта параллель между Столетовым! и Лебедевыми учеными эпохи Возрождения не так уж парадоксальна.

Вспомните, как характеризует эпоху Возрождения Энгельс.Вот что он пишет в «Диалектике природы».

«Это был величайший прогрессивный переворот, пережитыйдо того человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанахи которая породила титанов по силе мысли, страстности и ха-рактеру, по многосторонности и учености. Люди, основавшиесовременное господство буржуазии, были чем угодно, нотолько не буржуазно-ограниченными. Наоборот, они были бо-лее или менее обвеяны авантюрным! характером! своего вре-мени. Тогда не было почти ни одного крупного человека, ко-торый не совершил бы далеких путешествий, не говорил бы

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ СТОЛЕТОВ 383

на четырех или пяти языках, не блистал бы в нескольких об-ластях творчества... Леонардо да Винчи был не только ве-ликим художником·, но и великим математиком!, механиком иинженером, которому обязаны важными открытиями самыеразнообразные отрасли физики».

Если вы вспомеите, что я рассказывал вам* об АлександреГригорьевиче, вы увидите, что много здесь есть сходного.Если Александр Григорьевич не работал в других науках,кроме физики, то в области физики он поражал нас своейнеобыкновенной разносторонностью. И он не мог быть дру-гим, потому что иначе он не стоял бы в центре физики тойэпохи. Возьмите даже такую характеристику, как знание язы-ков. Правда, А. Г. не говорил на пяти языках, но на трехязыках он говорил в совершенстве, и это привело к тому,что он чувствовал себя, как дома, и в Кембридже, и в Пари-же, и в Берлине, и благодаря этому он немало содействовалтому, что русская физика в международном масштабе прочнозаняла то почетное положение, которое она занимает и в на-стоящее время.

Если А. Г. не был художником! в том смысле, в каком имбыл Леонардо да Винчи, то вспомните тот отрывок, которыйя прочел, где А. Г. говорит, какие качества художника долж-ны быть у ученого. И вот этими-то качествами обладал А. Г.именно потому, что все его научные исследования шли впере-ди своего века, а такой, в полном смысле этого слова, пере-довой ученый должен обладать даром художника — сразу свысоты схватывать сложную группу явлений.

А. Г. говорил, что Гете' в меньшей степени человек новоговремени, чем Леонардо да Винчи. Я думаю, что и об А. Г.мы можем сказать: да, он человек нового времени. И вот по-этому я думаю, что свой очерк жизни и трудов АлександраГригорьевича Столетова я могу закончить словами Ломюносо-ва х), написанными 186 лет назад, в самый день трагическойсмерти проф. Рихмана, убитого молнией, словами, которые,мне кажется, выразят и наше- отношение к Александру Гри-горьевичу:

«Память его никогда не умолкнет».

1 «Между тем умер господин Рихман прекрасною смертию, исполняяпо своей профессии должность. Память его никогда не умолкнет...»(М. В Ломоносов, Из письма к И. И. Шувалову 26 июля 1753 г.).