НАТАЛЬЯ РОМАНОВАvgribe.com/uploads/downloads/Uchlitdlyapridurkov_2019.pdf · 2019. 5. 30. · Велимир Хлебников назначается интернет-троллем,

НАТАЛЬЯ РОМАНОВА

Учебник литературыдля придурков

УДК 82-132ББК 84 (2Рус) Р69

Романова Наталья. Учебник литературы для придурков. — Новосибирск: издательство «Подснежник», 2019. — 96 с.

undersnowflow.com

ISBN 978-5-4465-2235-4

Книжная типография «Буки Веди»

Велимир Хлебников назначается интернет-троллем, Жуковский на улице своего имени работает «закладчиком», Блок учится в путяге на слесаря, а покемона Пушкина в сортире насилует депутат…

«Учебник литературы для придурков» – девятая книга стихов На-тальи Романовой. Это самая концептуальная ее работа – все тексты здесь объединены единой сквозной темой: классики русской литера-туры волей автора помещены в страшные и комичные условия жизни России сегодняшнего дня. Как и во всех предыдущих книгах, Наталья Романова полностью отказывается от лирического героя. Все тексты написаны от лица представителей самых разных социальных слоев, а одна из главных художественных задач – точное воспроизведение речи различных социальных групп. Фантасмагорические истории раз-ворачиваются не только в различных временных, но и речевых планах.

Великие писатели либо оборачиваются самыми презираемыми и гонимыми представителями современного общества, либо вопло-щаются в запредельное нечеловеческое зло. Помимо работы со всеми возможными пластами современного языка автор все глубже по гружается в исследование обыденного человеческого ужаса, обрат-ной стороной которого является мрачный инфернальный комизм.

Книга рекомендована любому читателю, но в особенности тем, кто избегает поэзии по причине ее скучности, заумности или доверитель-ной пошлости, так как способна показать, что бывает иначе.

© издательство «Подснежник», 2019 © Романова Н., текст, 2019© Ющенко Г., иллюстрации, обложка, 2019


Учебник литературыдля придурков

издательство «Подснежник»

5

учебник литературы для придурков

МОЛОДОЙ ПОВЕСА

В субботу и воскресеньев коворкинге я тусили книгой Сергей Есенинфрилансеров я грузил.Уткнувшись в свои макбуки,не в силах они понять,какие такие мукипоэту пришлось принять.Я книгу с его стихамидавно зачитал до дыр.Ведь деды мои пахали, бухали, как мой кумир.И голос его волшебныйменя пробивал на плач.Россию любил душевнои в драках он был горяч.Носил он зипун и ватник,дегтярные сапоги.Он наш патриот и ватник,сгубили его враги.Жена его подавляла,ей было двеносто лет.Она его заставлялана сцене плясать балет.И там его петушилиразвратные старики.Они его задушили,повесили на крюки.И так он в петле болтался,застряв на полустрофе,и ватник его валялсяв буржуйском антикафе.Там в каждый второй фалафельзакладывают глиста.

6


И в глотки пихает вафельбогатая хипстота.Подавится пусть митболомхипстóта и прочий сброд.Есенин пусть жжет глаголомнаш русский простой народ.Скорее бы предки сдохли,оставили мне бабла.Не стану лохом и рохлей,инвестором банка зла.Да здравствует наша водка,драчена и в лапте щи.Норвежская прочь селедка,хохляцкие геть борщи!Запустим в свои сортирымы русских навозных мух,заменим рулон папирына грязный родной лопух.Пусть в каждой сырой каморкенайдется для вас петля.Не кластер и не коворкинг – отель я открою, бля.Отель «Молодой повеса» – там будут висеть все те,

7


кто всячески тешил бесав разврате и наркоте.Болтается над бассейном,украсив собой пейзаж,в петле на крюке Есенин,по типу его муляж.Он будет зубами клацатьи руки тянуть вперед,за тело щипать и мацатьнаш русский простой народ.А тот, кого он достанети схватит рукой за хер,тот новым повесой станетв гостинице «Англетер».Есенин, расправив крылы,и жертву сдавив в когтях,несется, вздувая жилы,на бешеных скоростях.Над мэрией злоебучейс добычей парит голем,а в небе сияет в тучахИсакия гордый шлем.

8


ОНИДОРОБ

Познакомилась с парнем я на ЛИТО.Говорит, погоняло его – Лавэй.Он мне, сука, нравится, как никто.Невский ветер, тайну его развей!У него до пояса волоса,балахоны с черепом и шипы.Говорит, что адские голосаиногда он слышит среди толпы.Я, погуглив, выяснила, что хмырь,в честь которого парень придумал ник,этот дьявол, выродок и упырь,сатанизмом в душу его проник.Я на днях читала в «Фонтанке.ру»,что на Ржевке секта таких, как он,расчленила восемь своих подруг,поступивших только что в Инжэкон.Ну а я пока не учусь нигде.Мое кредо жизни, как мир, старо:не в учебе счастье и не в труде,а в искусстве делать другим добро.Я его поэзией отмолюи своей любовью его спасу:будет слушать то, что и я люблю:«Руки Вверх», Меладзе и «колбасу».Он сказал, что вроде не против, ноя должна исполнить один обряд:ровно в полночь в школу залезть в окнои читать стихи поперед-назад.Джигурду – предлóжила я сперва,а еще свои почитать могу.Но Лавэй сказал на мои слова,что такую хрень он видал в гробу.Существует только один поэт – Михаил Лермóнтов, – отрезал он.

9


Он на днях отпраздновал двести лет,получил в подарок 3G айфон.Я впервые слышу, чтоб он шутил.Что не отменяло залезть в окно.– Что читать намерена? – он спросил, –«Смерть поэта» или «Бородино»?Я залезла в форточку в кабинет,начала чтение, встав на стул.На меня глазами сверкнул поэтсо стены и, кажется, подмигнул.– Лиахим Вотномрел. – Онидороб, –начала я бодро читать с конца.Приглядевшись, вижу раскрытый гробна столе, и в качестве мертвецав балахоне группы «Black Sabbath» – он.С пентаграммой дьявольскою на лбу.Зазвонил пронзительно телефон,что лежал, по-видимому, в гробу.По ушам ударил хэвú-метáлл,будто кто тяжелой огрел рукой.И мертвец проснулся, из гроба встали сказал: – ты знаешь, кто я такой?Я – Лермóнтов – автор «Бородино»,или, так точнее, «Онидороб».Сатанистом стал я не так давно,в Петербург вели меня сто дорог.Но напрасно я раскатал губу,охладил мой пыл ледяной борей.«В Петербурге жить – словно спать в гробу», –как сказал однажды один еврей.И не зря тебя я прочесть просилсвой шедевр бессмертный – «Бородино».В «Костыле» с бродягами я тусил,с ними слушал всяческое говно.И вот там какая-то гоп-свинья,отодрать которую я решил,

10


заявила мне, будто это яна дуэли Пушкина порешил.У меня случился культурный шок.Я решенье принял в один моменти, занюхав дьявольский порошок,я затеял этот эксперимент.Так когда-то в отрочестве давноненавидел я своего отца:этот город тотчас уйдет на дно,если ты прочтешь мой шедевр с конца.Уходя, я чувствовала спинойраскаленный лед, леденящий жар:в двух шагах беззвучно летел за мной,словно плыл по дну, непонятный шар.Я тащилась медленно и с трудом,в голове звучало «Бородино».На Литейном я не нашла свой дом.Оглянулась – пусто. А это дно.

11


ОПАСНЫЙ ТИП ИЛИ РАЙОННЫЙ ДУШЕГУБ

Во всех околотках Центрального РУВДежедневно на каждом участке находят труп.Участковые молча курят: ни ме и ни бе.Криминалисты впустую исследуют местный грунт.В двух минутах от «Маяковской» нашли троих.На трупах нельзя не заметить особый знак.Его оставил не иначе какой-то псих.Или, как принято говорить, маньяк.По таким вурдалакам осиновый плачет кол,а не камера с телевизором и биде.Главное оформить грамотный протокол.Вот что пишет летописец из РУВД:«Неизвестным лицом произведя беспредел,от насильственной смерти убитых являлось трех.На всех пострадавших трупов отсутствуют части телв виде конечностей правых и левых ног.За исключением кроме одной из них,принадлежащих мужскому полу в черных усах.Конечность трупа обута в кроссовок «Ник»,торчав последней ногой из рваных трусах».На метро «Маяковская» утром толпа зевак.Охрана, полиция, громкие голоса.Можно подумать, предотвращен терактс эпицентром в киоске «Первая полоса».Не пропал убойной полиции скорбный труд.В вестибюле на входе задержан опасный тип.Он похож на бритую кеглю и лысый труп.Искажает лицо спазматический нервный тик.Он сознался в убийстве пятнадцати человек,совершенном на почве порочного либидó.Через час в КПЗ состоится его побег,а сейчас он дает показания от и до.В вестибюле чеканка под самую высоту – образ, всем нам известный со школьных лет.

12


13


Он стоит во весь рост, а ростом он был с версту.Вот под ним и скрывался, собственно, людоед.Медный склеп в метро и был его саркофаг,вертикальный, что называется, мавзолей.Перед нами, стало быть, зомби, а не маньяк.Это как-то, знаете, веселей.И в то время как в школах учат его стихи,он выходит наружу из медной стены в метро,смотрит хмуро, а ступит не с той ноги – приравняет к штыку заточенное перо.На районе есть мрачное место – кафе «Маяк».Там бухают водку местные алкаши.Он идет туда, как зомби, а не маньяк,и случайно может кого-нибудь придушить.Вот как раз все и было конкретно так.Одноногий трупак оказался не кто-нибудь,а глава районной администрации В. Синяк.Он частенько захаживал в эту дыру бухнуть.Два обрубка – еще до конца непонятно кто,потому что их лица обгрызены до костей.Говорят, поэты, чьих книг не читал никто,кроме них самих по праздникам для гостей.На районе, короче, ходит живой мертвяк.Иногда он может нажраться и, пьяный в хлам,пожирает поэтов, чиновников и собак,на ходу разрывая их тулово пополам.Наблюдать за ним лучше молча через стекло,когда он по пути заходит в пивной шалман.Вот сейчас он как раз в «РосАлко» берет бухло.Это значит, что нужно прятаться по домам.

14


ФАСТФУД

Смердя торжественно, как «Красная Москва»,бесчестя свой кошерный лапсердакнечистым конским шарфом ЦСКА,заходит бомж в сияющий макдак.Где все равны – монах и содомит,мигрант, бродяга, хипстер и еврей.И праздник жизни весело шумит,жар-птицею летает у дверей.И пахнет жареным. И скоро подойдетна кассу очередь. Один среди людей,он на прилавок медленно кладетдве пригоршни кладбищенских костейи получает кофе и бигмак.Вокруг тушканом скачет половойи говорит ему: – товарищ Пастернак,мы рады вам. Спасибо, что живой.Все хлопают; устраивая слэм,беснуется фастфудная Москва.Непроницаем царственный голем,могильный дерн торчит из рукава.И тут какой-то хмырь навеселефальцетом из угла запричитал:– Свеча горела, типа, на столе, –он, встав на стол, кривляясь, прочитал.Упырь встает. В глазах его тоска:– А это что за ламца-дрица-ца?И сине-красным шарфом ЦСКАон душит приумолкшего чтеца.И всю толпу, гирляндою связавза шеи, обездвижил как гусей.Удобрит органический составМосква-реки химический бассейн.Сглотнет наживку жирная Москва,забьет отчаянно неоновым хвостом.

15


Обгложет голову ей хищная паства,натешится и бросит под мостом.И будто ядерный испытывая шок,гашеной известью кладбищенский снежокнасквозь прожжет могильное нутротоннелем аж до самого метро,где едет из макдака корешок,собрав объедки в мусорный мешок.

16


ПЕТУХ

В одной путяге на Бестужевскойвела я творческий кружок.Выходим мы в беседе дружескойна первый питерский снежок.Четыре юноши и девочки,со мною – девять человек.Стоят и курят возле стеночки – кто «Петр Первый», кто «Казбек».Снежок летит и тает в воздухе,стоял ноябрь уж у ворот.И тут надумал выпить водочкисо мной учащийся народ.Вполне себе гигиеничная и своевременная мысль.Кулек снетков, ноль пять «Пшеничная» –и вот душа несется ввысь.Гляжу на нервного очкарикасредь пролетарских ражих морд.(Все парни – гопники с Пискарика.Подруги – тоже не бомонд).Его назвали по фамилии – и сразу взгляд его потух.И что нарушило идиллию? –его фамилия: Петух.Вот ничего себе родители –такое сыну удружить.Как настоящие вредители – свинью такую подложить.Ну, правда, ежели по паспорту,то не Петух, а Пиоттух.Да кто ж поверит даже на спор-то,что здесь слогов побольше двух?Я намекнула ненавязчиво,что каждый сам себе кузнец,

17


и нафига такое счастие,что удружил ему отец.И что без всякого усилияимеет право с полпинкау нас любой сменить фамилию,почти как крышку от толчка.А он напрягся и поежился,и переносицу потер.А я подначила про тождество,что он и слесарь, и актер.И скоро будем мы пиариться:нас ждут премьера, сцена, грим,а потому не надо париться,а надо выбрать псевдоним.Чувак повел себя стоическии непреклонно, как ишак.И от фамилии комическойне отступился ни на шаг.На тэшке едем мы до Ладожской.У нас с собой полпузыря.Дрожит в его бесцветной радужкесмурное небо ноября.Я чую странные, нездешние,неуловимые мирыи резко вижу сходство внешнеесквозь алкогольные парыв лице забитого вечерника,что не прочел и пары книг, –с портретом Блока из учебника,вот с тем, где белый воротник.Убога речь его бессвязная,нелепы кеды в ноябре,рюкзак с КиШом, рубаха грязная,а сам худой – вот-вот помре.Он говорит: – мой батя спившийсядавно на кладбище лежит,

18


а что на матери женившийся, –тот дядя Францик, польский жид.И это он, Петух обоссанный,мне дал фамилие своё,да так, что нет такого способа от ней отмыться, ё-моё.Меня пасут четыре пристава,тупых бессмысленных быка.Ныряют в рыло, зырят пристально,от них не скрыться нифига.А вот они стоят, пожалуйста, –у входа самого в метро.А если дернусь – то безжалостноменя посадят на перо.И мы выходим в морок питерский,и тут же к нам со всех сторонидет десант какой-то пидерскийв костюмах, будто с похорон.Цепляют мне четыре приставачетыре клеммы в двух местах.Я помню только звук неистовыйв пересеченных проводах.И на губах металл кусающий,и запах пасты фита-фтор,и неестественно мерцающийживою плотью монитор.И клубы пара неприятные,от них в отключке голова,мелькают буквы непонятныеи непонятные слова.Нельзя поэту жить в клоповнике,где душит смрадный черный дух,нельзя поэтам и любовникамиметь фамилию Петух.Теперь пускай побудет слесареммеханосборочных работ.

19


20


Не всё поэтом или цезарем:пришла пора идти в народ.А может, это только кажется,что снова воздух дик и глух,и в этом веке он окажетсяне Блок, а гопник Пиотух.За счет, когда-то не оплаченный,за пошлый пафосный верлибр – теперь хабза, надзор назначенныйи мелкий личностный калибр.Так за беседами приватнымизимой в двухтысячном годумы шли к метро ногами ватными,как будто двигались во льду.Рвануло трубы на Ударников,на Энергетиков пожар,исчез в дыму кортеж пожарников,вокруг горячий ржавый пар.Пылает Ржевка синим пламенем,распространяя серный дух,а в небе вьется черным знаменемгорящий огненный петух.

21


ПЛАТОК

И вот Цветаева мне звонит в 4 утра, возбужденная:– Вы знаете, я нашла у себя ваш платок! Я сейчас приеду!– Но, Марина Ивановна, сейчас 4 часа ночи!– Ну и что?(Арсений Тарковский вспоминает)

Как правило, поэтессы намного пошлее шлюх.С красотой у них тоже полный порядок.Как член союза писателей и правдолюбутверждаю: вид их предельно гадок.Одна меня тут достала из поэтесс-актрис – из тех, что надсадно глотку дерут со сцены.Я ей написал: мадам, отвяжитесь, плиз.Полезайте в петлю или, собственно, режьте вены.Умирать поэтессам следует только так – от всего материального, главное, налегке.И это как раз она – я понял, хоть я простак,в 41-м в Елабуге вешалась на крюке.А до этого бегала за мною по всей Москве,и это было страшнее фашистских бомб.Докучала мне, будто сучок в носке,который на людях вытряхнуть я не мог.А теперь вот опять навязывает адюльтер – компенсировать то, что в тот раз не вышло.Извините: не мой цвет и не мой размер;ничего не получится: член ей в дышло.Столько водки не выпить, как говорит одинсобрат по перу – мой, так сказать, со-перник.Я пока еще головою, кажется, невредим,хоть и позавчера получил в сопельник.После собрания нашей секции, как всегда,мы с фундаменталистами взяли водки.А потом приключилась всякая ерунда.В общем, драка случилась – из-за какой-то тетки.

22


23


Теперь у меня под глазом бланши на пол-лица.Где различить возможно все радужные оттенки.Я послал трехэтажным Крусанова-наглеца,а он меня с тыла пинком припечатал к стенке.И я со всей дури раз – и прямо башкой в ампир!Я стенку пробил насквозь и пролетел навылет.Очнулся – стоит она и склабится, как вампир:подстрижена под горшок, веревка с петлей на вые.Под ней табурет; она протягивает мне платок:– Возьмите, Арсений, и – протрите лицо от крови!В этот момент я понял: произошел кидок.Я давно не Арсений. Теперь я Сергей Коровин.Я память себе отшиб, влетев головой в фасад:забыл, как ее зовут – страшилу с петлей на шее.Но всех поэтесс с тех пор всегда посылаю в зад:катают пускай асфальт, копают пускай траншеи.Веревкой давя в себе лирический крик души,сморкайся, рыгай и блюй, бухай с мужиками вровень;лопату бери, метлу, но главное – не пиши,как делаю это я, писатель Сергей Коровин.Тарковский – ведь это хмырь, который кино снимал?А может, и не кино, а тоже печатал книги.Ну, книги или кино – неважно, но баб снимал.А бабы ему плели коварные секс-интриги.

24


ИСТРЕБЛЕНИЕ

Маршак живет у них за шкафомиз красной ждановской фанеры.Пока задиристым пиф-пафомего пугают пионеры,скребет фанеру мышь Шеннона,мелькают цифры, голограммы.Он на дисплей выводит клонаолдскульной векторной программы.И видит в ней себя маньякомс холодным сердцем на ладони.Он станет ртутью и мышьякоми смертоносным, как полоний.Решил он стать, забив на жалость,кибернетическим исчадьем,чтоб жизнь случайно не казаласьв СССР еврейским счастьем.Он жмет на play, и, всплыв из бездныглубоководным батискафом,в обличье, каждому известном,он выплывает из-за шкафа.Подумать только – всплыть из бездны – из тайных недров океана!И, сев за стол, хозяйской «Экстры»он наливает полстакана.Пусть газ незрим, а дух неведом,но кровь обласкана этилом.Хозяйка занята обедом,хозяин – свежим «Крокодилом».Поверх очков на них глядит он,как на лохов провинциальных.Заходят двое троглодитовв прыщах стыдобных гормональных,одной рукою машинальношары воздушные сжимая,

25


другой – в кармане нелегальношары вспотевшие катая.Таков порочно-инфантильныйего читатель перманентный.Хоть с виду, может, и дебильный,зато внутри интеллигентный.Обоих скоро обнаружатв остывшем облаке посмертном:один растекся ртутной лужей,другой осел мышиным пеплом.И яда полные карманы,и марш играет зомбоящик.Во все свиные барабаныдубасит юный барабанщик.И пахнет в воздухе войноюрябой, безногой, желтолицей.А кто там в небе над страноюпобедно реет гордой птицей?Маршак над городом кружитсяостервенелым мессершмидтом.Горит и плавится столица,блюя свинцом и динамитом.Неистребимый, как Покрышкин,он стал подобен грозным асам.А мог царапать серой мышкойстихи детишкам пучеглазым.И книжки старого евреясейчас читал бы каждый хипстер.Но всюду смерть, война, Корея.Какой тут в жопу «Мистер-твистер»?Такие были ЭВээМы.Таки нравы и стограммы.Не то, что ваши Эминемы.Не то, что ваши Футурамы.

26


БЕЛАЯ НОЧЬ

Конторская крыса Бойко Инна Сергеевна,непринужденно болтая с какой-нибудь старой сволочью,любила ввернуть, сигарету куря манерно,что она, по сути, относится к людям творческим.Производить впечатление ей удавалось смолоду.Она ко всем обращалась «сударь» и по имени-отчеству.Однажды, сидя полдня в очереди к проктологу,она поставленным голосом развлекала очередь.О своей профессии намекала завуалированно,сущность ее скрывая из ложной скромности,диковинными словами легко жонглировала,сглаживая беседы паузы и неровности.– У некоторых бывает диагностическая эклектика.Она образом жизни, как правило, спровоцирована.Вот Достоевский, к примеру, был эпилептиком,наркоманом, а также вич-инфицированным.Прикрепленные к кабинету проктолога граждане,оставив мысли о задницах с геморроями,слушали лекцию, дружно раззявив варежки,с телесного на духовное перестроены.Вдруг неприятный голос прервал ее:– Слышь ты, бабка!Хочешь увидеть, каким он был эпилептиком?Тут Инну Сергеевну кто-то схватил в охапкуи поволок, как тюк, прямиком под лестницу.В захламленном помещении пахло сыростью.Инна Сергеевна наступила ногою во что-то мерзкое.На вонючих тряпках в довершение всей постылостисидел враскорячку бомж, ковыряя в зубах стамескою.Взгляд его был бессмысленный и угашенный,грязная бородища свисала клочьями.Видно было, что в этой дыре загаженнойон обладал особыми полномочиями.Он обратился к ней по имени-отчеству,

27


28


только почему-то назвал Аленой Ивановной.– Рады вас видеть, – сказал, – мы оченно,вылез из заскорузлых тряпок и встал с дивана.Даже не зная, как поддержать беседу,Инна Сергеевна к выходу стала пятиться.Бородатый вплотную за ней проследовал,но, как ни странно, не стал препятствовать.Она оказалась на незнакомой площади.Правда, в ней проступало смутно что-то знакомое.Как будто бы Инна Сергеевна попала в прошлоеи не может вспомнить что-то важное и искомое.На домах не было ни номеров, ни вывесок.Она пошла вдоль канала, надеясь выйти к метро.Единственная надпись, что она по пути увидела –баннер через всю улицу с иностранным словом «ZERO»Что это значит, было ей неизвестно,хоть она себя мыслила человеком творческим.Она шла одна по странной безлюдной местности,мечтая хоть кого-нибудь здесь увидеть воочию.Битым стеклом как песком усыпана улица,по осколкам едва ступая, боясь пораниться,видит: кто-то навстречу идет, сутулится.А вдруг преступник, злодей? Впрочем, уже без разницы.Она шла так долго, как до Купчино или Дыбы,но так нигде и не встретила ни одного прохожего.В горле давно пересохло, глотнуть воды бы,но ни ларька, ни воды – вообще ничего похожего.Инна Сергеевна к незнакомцу кинулась, как к родному.А он ее осадил: – Ну что, Алена Иванна?Никак, я вижу, не можете выйти к дому?А вы уже дома: здесь ваш сортир и ванна,только вот спальни нет, потому как вам сон не нужен,как не нужны продукты, деньги или вода.Вот штукатурка, стекло, а это – гипрок на ужин.Вот и ваша еда, старая вы манда.У Инны Сергеевны вырвалось по привычке:

29


30


– Представьтесь, сударь.– Аркадий Иванович Свидригайлов пред вами, притом живьем!Я педофил и мот, задолжал Альфа-банку ссуду,вот и ходим по битым стеклам, и ничего, живем.Даже вместо воды здесь только одна солярка,а вместо хлеба, как сказано выше, один гипрок.А фрикасе, профитроли или пулярка –это все больше в книгах про бесов или «Игрок».Вместо зверей и птиц здесь чурбаны лютуют.Они в специальных клетках по темным углам сидят.Каждую ночь выходят и радостно салютуютвсем, кого они трахнут или кого съедят.– А чурбаны лихие, кто они все такие?– Это, пардон, отребье главного чурбана.Был такой хмырь, Чурбанов, в застоя года глухие,брежневская шестерка – истинный Сатана.Рвали его на части мстительные афганцы,мрачные дезертиры, злобные любера.А из его ошметков зэки и оборванцыгроздьями вырастали, люмпены, фраера.Шарились по притонам и крали вещи – цыгане, бомжи, бродяги, всякая гопота.А теперь пошли убивать. Свидригайлов взглянул зловеще.Раз – и резко оскалил зубы, два – и пена пошла со рта.Три – и демон упал вперед и впился зубами в горло.Перед глазами жизнь пронеслась, как пустой вагон.Как ускоренный кинофильм. Стало холодно и небольно,будто в зале погас экран. Будто хрустнул в зубах попкорн.Вот рассеялась темнота, под иконой коптит лампада.В низкой комнате духота; сквозь замызганное стекловиден грязный кусок двора и глухая стена фасада.Вот на лестнице скрип шагов. И зажато в руке бабло.И голова трясется, как у старухи-процентщицы.И на пол какая-то дрянь все капает с подоконника.Воняет жжеными тряпками, все ближе шаги по лестнице.А вот в дверях с топором и сам Родион Раскольников.

31


КАФЕ «РЕДИСКА»

В веганском кафе «Редиска» правит соя и чечевица.Еще особым спросом пользуется фалафель.Не заплывет туда рыба, не залетит и птица,не забредет свинья. Один фалафель и вафель.Не заплывает рыба, не залетает птица.Нечем тут поживиться, да и дизайн – отстой.Зато туда могут в любой момент заявитьсяИлья Ефимович Репин и Лев Толстой.Сядут, давясь турнепсом, с унылым видом.С тоской в глазах, будто встали не с той ноги.Истощают они себя аскетическим неликвидом,оба с грязными головами и одеты как мудаки.Лев Толстой похож на картофель, особенно в профиль.А уж Репину так и вообще здесь самое место.Они там со скуки режутся в Доббль и Ерундопель.Настольные игры – это сейчас модный тренд, как известно.Илья Ефимович Репин в сортире чекушку хлопнул,подобрел и на все теперь смотрит, как на прикол.А Толстой со стаканом смузи трезво и злобнопоглядывает из-под бровей на прекрасный пол.Все барышни тут, как брюквы, скучные и серьезные.Низкобелковые, пресные, будто морковные зразы,или как пудинг из свёклы – безглютеновые и постные.В общем, не вызывают творческого экстаза.Одна обнажила грудь: мол, расписаться просим,и подставляет книгу «Преступление и наказание».Она сняла ее с полки, где всякий тухлый буккроссинг:журналы «Нева» и «Звезда», брошюры общества «Знание».На щеках у классика вспыхнули злые розы.– Извините, я с данным автором незнаком!– Сколько, – подумал, – ушло крахмала и целлюлозы,и все для того, чтоб меня перепутать с этим лохом!Даже Репин опешил. Но загладил чувство неловкости:– А теперь, – говорит, – уважаемая, с трех раз

32


угадайте, кто я такой. – И расставил руки, как лопасти.И услышал: «Наверное, вы какой-нибудь пидорас».Тут Толстой говорит ему: – Слушай, Репа!Никакой я не русский классик, а вонючий старый козёл.Я жизнь свою прожил зря – отвратительно и нелепо,нафига я столько бумаги на книжки свои извел?Только я один уничтожил мегагектары леса.Но прошу обратить внимание, что мне уже поздно каяться.Все это сочинительство – для того, чтобы тешить беса.И кому мы теперь нужны? Тебя тоже это касается!Здесь к нам никто не испытывает ни малейшего интереса.Пошли отсюда куда-нибудь, хоть

в «МакДональдс» или «Сабвей».Я намерен принять решение исключительно тешить беса!Объявляю себя сатанистом. Мое имя теперь ЛаВэй.А ты у нас, стало быть, будешь товарищ Кроули.Какое, милые, у нас тысячелетие на дворе?Мы сожжем эту богадельню. Я жажду крови.Этот день станет главным в русском календаре.

33


ПОКЕМОН

Я, Жучара Василий Абортович,депутат «Единой России»,русский мачо и мастер спорта,покемона вчера снасилил.Мой внушительный вид обманчив.Я в душе озорной мальчишкаи со школьной скамьи романтик:Пушкин, Гоголь, Чайковский, Шишкин.Мы воспитаны не на этихпокемонах и всяких пугал.Я поймал его в туалете,потеснил аккуратно в угол.На айфоне-то он был мелкий,не сказать, чтоб совсем красавчик:тварь хвостатая типа белки,востроухий такой мерзавчик.Но когда я подкрался сзади,поменял он свою личину.Оказалось, он ростом с дядю,хоть плюгавого, но мужчину.А еще и покрытый шерстью,как какая-нибудь горилла.Не готов я к подобной жести:не такой уж я и педрила.Я сконфузился и опешил,словно девственница-невеста,дотянувшись рукою (грешен)до причинного типа места.Ну а там никаких излишеств.Неужели, в натуре, телка?Я немного спустился ниже,суть процесса проделав четко.В общем, взяв его крепко в руки,оскоромился пред законом.

34


35


Изменил я своей супруге,получается, с покемоном.В грубой форме. Поднявшись с пола,я подумал: ну так а все же – интересно, какого полаэта тварь с волосатой рожей?Кто же это? Чуть больше метра, – смутно помню со школьной парты, –кучерявый, похож на негра, эти, как его, бакенбарды.Я в науках отлично шарил,мне любимый предмет икнулся.Значит, вот кого я отжарил:сам поэт предо мной нагнулся.Я учился довольно прытко.Мы его проходили в школе:«бог с тобой, золотая рыбка!»Вспомнил: сказка «Старик и море»!И на улице есть статуя,тут меня осенило четко:там он тоже стоит без хуя – значит, он не мужик, а тетка.Вот фамилию я не вспомню –что-то типа Попандопóло.Но зато я конкретно понял:у писателей нету пола.Покемоны – они не люди:это пешки перед законом.А поэт – это хрен на блюде,раз прикинулся покемоном.Значит я, Жучара Василий,депутат «Единой России», заседая вчера в сортире,покемона не зря снасилил.

36


ПОЛЕТ НА КРЫЛЬЯХ ЛЮБВИ

Мое амплуа в борделе – строгая госпожа. Рабочее погоняло – госпожа Эрна. К нам ходит писатель Горький, чтоб, громко ржа, я его била плеткой и выражалась скверно. Все эти мерзости мне удаются с большим трудом. Мой подопечный, сказать по правде, не очень свеж. Хорошо, хоть работать приходится плеткою, а не ртом. Я ведь певица в группе в стиле электроклэш. Скоро мне стало ясно: меж нами что-то другое, чем пошлое садо-мазо и грубый рабочий секс: во-первых, хоть он ни разу не видел меня нагою, во взгляде его не похоть, а нежный любовный блеск. Мне тоже никто как Горький ни разу не был так близок. И я отнюдь не скрывала своей влюбленности. И вот он меня заказывает на вызов по предварительной между нами договоренности. Наперекор специфике древнего ремесла, я всю неделю блюла жесткую моногамию. Он будет рад, что со скоростью света к нему пришла, будто бы и не своими ногами я. У мавзолея крылатый бес меня искусил, заговорил, увлек, и я приняла решение. В результате заместо «Яндекс» или такси «Игил» я выбрала его рискованное спецпредложение. Вот залезла ему на спину я, он разбежался и полетел! В крылатую желтую ночь совиную по небу летел объект из двух тел. Ночью заводы бегут за дымом из труб, улицы летят наперегонки друг с другом. А подо мною – не лошади круп, а труп. Но мы летим, летим в ветре ночном упругом. На лету разговаривать с трупом – играть с огнем: сбросит тебя и все – не собрать кишок.

38


А в былинах всадники разговаривают с конем, говорят ему: «Ой ты, волчья сыть, травяной мешок». Я набралась смелости и говорю: – Владимир Ильич, а правду пишут, что вы в Шушенском зайцев били веслом? А он против ветра орет: – клевета это все и дичь, распространяемая одним вонючим старым козлом. А вот проституток, как уток, я сам, бывало, лично стрелял. И проститутке-Троцкому бошку снес ледорубом тоже,

конечно, я! По мнению всяких умников, я в это время,

как мишка, в гробу лежал, и до сих пор лежу, словно плюшевый. А с хуя? Тут его передернуло даже, а я, вцепясь полумертвой хваткой, перечить ему не смея, быстро закрыла рот, выдать себя боясь вождю пролетариата, озлить воздушного змея. Ильич говорит: – Мы летим над улицей кой-кого к одному из главных бумагомарателей. Не было и нет никакого писателя Горького, как никогда не было и всех остальных писателей. Все книги пишет за них одна и та же программа. Разницы нет никакой – одинаковое говно. Ему достался роман про мать и еще какая-то драма – пьеса про пьяниц и про бомжей – «Городское дно». То есть этот ваш усатый клиент – любитель плетки и всяческого содома – это из рюмочной «Зюзино» озабоченный старый дед, не писатель, а псих со справкой и пациент дурдома. Документы, конечно, все у него фальшивые. Он рыщет по всем презентациям и фуршетам, а главное занятие этого деда вшивого – бухать, шакалить и выклянчивать сигареты. Вот такая, можно сказать, коварная мелодрама. Хорошо, хоть у Ильича для меня не нашлось весла. Ветер из глаз моих высекал слезы стыда и срама. Но я неслась на крыльях любви. Любовь, как известно, зла.

39


ГОГОЛЬ БОРДЕЛЛО

У нас на Лиговском, как выйдешь из подворотни,воткнешься в тумбу с рылом какого-нибудь писателя;они зырят злобно, будто из преисподнейна всех, кто под эту тумбу идут поссать.А еще там недавно висела одна оперная певица престарелая,широко известная для культурных слоев.А некультурные внизу написали черным по белому:– ЖЕЛАЕМ МНОГО ВОДКИ И ГОРЯЧИХ ХУЕВ!К утру содрали все это непотребство,и там появился другой портрет.Это был какой-то писатель, знакомый с детства,которому исполнилось двести лет.Наверное, это Гоголь. А еще есть «Гоголь Борделло».Это рок-группа американских цыган.К тумбе пришла бомжа, телегой меня задела,порылась в пухто, нашла бумажный стакан.Бездомная тетка мне поднесла под рылов грязном стакане с урны уличное бухло.Я приняла подгон: отказываться – голимо:так поступает быдло и всяческое хуйло.Я, заглотив бухло и заев его стиморóлом,зырю на свою собутыльницу, замотанную в тряпье.– А как тебя зовут? – я спросила, –– Николай Васильевич Гоголь! –И с горла отхлебнула. – Хуясе, какой подъеб.И он говорит – практически без усилийвылез я из могилы: из-под плиты гробовой.В две тыщи пятом году меня воскресили,это сделал Григорий Абрамович Грабовой.Но он никому не гарантировал выдачу документов – и все воскрешенные люди превратились в бомжей.В то, что я Гоголь, не поверил ни один мент:и вот все меня чморят, пиздят, гонят взашей.Он пришел в универ в пальто на голое тело,

40


которое он бесплатно нашел в пухто.И говорит: – Я Гоголь. – А все ему: – Гоголь Борделло! –Отпиздили и раздели, выкинув вслед пальто.А на улице Гоголя так вообще устроили мясо.Он пытался зайти хоть в какую-нибудь парадную,

чтоб поссать.А там из коммуналок повылезли всякие гопники, пидорасы,стали над ним глумиться и всяко ржать,пытаясь понять, кто это, чувак или тетка.Они друг с другом поспорили на пузырь,типа, если это чувак, то хуй тебе в глотку, а если тетка, то в жопу тебе нашатырь!Тогда он из этого месива вышел достойно,потому что он русский писатель Гоголь.Русский народ всегда ведет себя непристойно.Русский писатель прет с ними дружно в ногу.Вот он и допер до тумбы с собственным рылом,радуясь, что никто не бычит ему вослед.Там, побухав слегка, спер у меня мобилу.Ладно, пусть ему будет бонус на двести лет.

41


МАТРЕНИН ДВОР

Мы проживаем в шахтерском поселке под Кемерово, осуществляя подачу стране угля.У нас с супругою дома по лавкам семеро:я перевыполнил норму: ударник, бля.Хорошо при Путине: не знаем нужды и голода.Знай плодись-размножайся, работа есть.Только сел за стол – жена приготовила рыбьи головы –заявился писатель ссыльный, не дал поесть.Я – бутылку на стол, с-под жены табуретку выдернул:– Ну давай, – говорю, – за детишек, для них живем.Дети – это святое. – А он свой хлебальник вызверил,будто наших детишек собрался сожрать живьем.Как пошел он моих костерить наследников:и такие они, и сякие – воруют, пьют.Я в гробу видал таких, как он, проповедников.Говорю ему: – А зубы тебе не жмут?Я трудяга с забоя, а ты враг народа, пугало!Развалил страну и Америке ты сосал.Для чего тебя сослали в наш город угольный,запрещенные книги чтобы ты здесь писал?При моих словах на меня он скривился, будтоперед ним на столе не щи, а ночной горшок.Он еще и писатель – ночами кропает буквы.Его книги я лично бы в кучу собрал и сжег.Взял его я рабочей рукой за бородуи в сарай со свиньями по двору поволок.Только было собрался плюгавца закинуть к борову – головой своею я стукнулся в потолок.От удара крыша шиферная обрушилась,я внезапно пробкой вылетел в небеса.Далеко внизу подо мною земля закрýжилась,и от страха всюду вздыбились волоса.Над рекою, шахтами и над городомСатана проклятый меня кружил.

43


Онемели пальцы, сжимая бороду,подыхаю, гибну, чтоб я так жил.Бабку с матерью вспомнил, они безбожницы,ни одной молитвы не знал и я.И в руках у дьявола вижу ножницы.– Что ж такое, – думаю, – на хуя?Перед смертью я, заорав как резаный,вспомнил школу, армию, детский сад.И, сжимая клок бороды отрезанной, я с небес отправился прямо в ад.Я влетел в шахтерский забой заброшенныйв Киселевске-2, где среди чертейне увидел я ничего хорошего,а узнал своих семерых детей.Двое за руки взяли, а двое за ноги,еще двое подняли на крюки.А малой, Гришаня, подставил санкии часы дареные снял с руки.Значит, вот оказались какие гады вы,разве я для этого вас рожал?Подо мной костер разгорался адовый,от угля вздымался смертельный жар.А ведь я мечтал о счастливой старости,окруженный любящими детьми.Я расправил плечи и крикнул в ярости:– Чтоб вы сдохли, дьявол вас всех возьми!Сатана влетел – у него борода обрезана:это он, тот самый плюгавый хмырь.Воет, склабится злобно, глядит нетрезвои крылами машет, как нетопырь.Говорит: – Неделю лежал в могиле я,в пиджаке мертвецком заподлицо.Солженицын, хули, моя фамилия.Надо, бляди, гениев знать в лицо.Ни один из вас, гопота быдляцкая,обо мне не слышали нихера.

44


Дунул-плюнул дьявол на пламя адское – очутился я посреди двора.Ветер в хату снег заметает комьями,без хозяев выстужено жилье.На подворье свиньи орут некормленыи зловеще носится воронье,мертвечину чуя. А я проворно,стал-быть, к нужнику кинулся со всех ноги в забор воткнулся вокруг уборной – в частокол из множества мертвых ног.Пригляделся: ноги торчат попарно,как рогатки, вздыблены в небеса.Подсчитал: 14 ног суммарно.От догадки вздыбились волоса.У детей отгрызено по полтела,или кем-то съедено. Но не суть.Что за сила адская их вертела,чтобы в землю мерзлую повтыкнуть.Я сходил до ветру и по дорогезаглянул к хавроньям своим в сарай.Вижу части тел, но уже не ноги,хоть сейчас в корыто их собирай.Я собрал граблями кишки и пальцы,кинул свиньям, вышел, и тут в меня,перебив ограды железный панцирь,полетела первая головня.А за ней еще, а потом другая,их швырял, восстав на дыбы, кабан,покидаться в боулинг предлагая,словно старый мой разбитной друган.Я вступил в игру и ударом крепкимсо всей дури бошки метал в дрова.Были крепки головы, будто репки.Я в одной Гришаню признал едва.Тут кабан сквозь рык обратился строгона правах партнера ко мне на ты.

45


Я увидел в нем, оробев немного,Сатаны знакомые мне черты,я его узнал по пархатой позеи глазам отечным, как от свинца,борода отрезанная в навозе,и лицо как будто у мертвеца.Солженицын холодно и уныломне вручил свою книгу «Матренин двор».В этот миг мне сильно живот скрутило,матерясь в кулак, я вбежал во двор.Путь к сортиру мне преградили ноги,вороньем объедены до костей;не добег я: сел посреди дороги,книгу взял, как опытный книгочей,развернул. Над трупами вились птицы,я смахнул скупую слезу со щеки что было силы рванул страницы:– Вот спасибо, автор, пиши еще!

46


КИШКИ НАРУЖУ

Посредством лабораторных штудийв итоге павловских вивисекцийсекретный эксперимент на людях,проводимый одной из научных секцийувенчался успехом. В пространстве, мутномот слоистого пара и конденсата,ленинградским хмурым промозглым утромродились четыре дегенерата.Хрясь – и породившая их ретортавзорвалась, снеся полстены несущей.Это были люди иного сорта –С ДНК, генетике не присущей:тайный плод от скрещивания собакис выхлопной трубой паровой машины.Черепами лязгали, будто баки«Запорожца» ржавого без резины.Песьи бошки их крепко срослись попарно,к разным шеям цинковым прилегая.Чтоб придать мутантам портрет товарный,щи закрыли им масками Фокса Гая.Так они и пошли по бульвару, будтоАнонимус типа четырехлицый.И, себя назвавши «обэриуты»,с трудовой толпой поспешили слиться.

Академик Павлов, в трамвае спеша к собакам,слышал, как там распархатились два еврея:повстречать Анонимов стало зловещим знаком:энурез начнется сразу и диарея.Потому что обэриуты – не алеуты,а другая национальность, намного хуже:они жрут на рыло по 40 людей в минуту,«ОБЭРИУ» по-еврейски значит «кишки наружу».Он хотел им сказать, что они исказили факты.

47


Но его кто-то в давке зубами схватил за горло.– Вот тебе в том числе и за то, что губил собак ты!И профессору тут же, как многим, в сортир приперло.Хоть никто тогда не понял, что это было,но народ неспроста волнуется и злословит:ведь вокруг опять орудует злая сила:синий кит, а еще с ним напару зеленый слоник.

48


ТРОЛЛЬ ФУТУРИЗМА

Я самый главный будетлянин – на бошку ебнутый поэт;я Ладомира соборянин,земного шара президент.В студеном коконе наркоза,в бетонной бочке с толстым дномочнулся от анабиозав колодце страшном ледяном.Я тело вытолкал наружу,ломая шейные хрящи,и с удивленьем обнаружилсвои безрадостные щив казенном зеркале сортираодной из ольгинских контор,где с сальным прищуром сатираследил за мною монитор.В кровосмесительном замесерасстрельной пули и тюрьмы – в метафизическом собесена КПП из мира тьмынемногословный соцработникс одной рукой в наколке «СЛОН»и бейджем «Николай Угодник»мне выдал бонусный талон.Я платный блогер и наемник – и должен этим дорожить:ведь я, минуя спецприемник,сорвал талон на право жить.Я был уебком и отбросом,но патриот на букву «Б»моей рукою дрóчит вбросыв ЖЖ, Вконтакте и FB.Мой пыл морального уродамне неприятен самому.

49


50


Я добровольная пехоталюбви ко всякому дерьму.И как деды душили гадасвоей мозолистой рукой,вот так и наша веб-бригадасмердит флудящею строкой.И это на своей страницемои комменты видишь ты,и как у мертвого глазницы,мои аккаунты пусты.В поэтах был я лох, молчальник,дрочила, девственник, юрод.А в этой жизни мой начальник теперь меня имеет в рот.Он наблюдает издалеказа мною, мысля глубоко,его всевидящее окоглядит мне в самое очко.

51


ЖЕРТВА РЕПРЕССИЙ

Антонина лицом не вышла, как говорится.Рубец на лице – не прыщ, а, можно сказать, – судьба.В три смены она пахала уборщицей в психбольнице.Здесь никому не мешала ее заячия губа.С таким дефектом лица ни в сервис, ни в проститутки,где требуется хотя б минимальная красота.А в дурдоме мыть туалет, драить лестницы через сутки – это вам не дрочить таджикам и не прыгать вокруг шеста.Под конец выходного дня заступила в ночную сменуи страстно слилась в экстазе со шваброю половой.Отмыла три отделения; а утром, держась за стену,бессильно вползла в хозблок и рухнула в бельевой.Очнулась – в тюке с бельем как будто кто-то хлопочет:попискивая, кряхтит, толкает внутри тряпьё.Неужто забрался крыс? Да нет – не крысиный почерк.И стонет, как человек – как пьяница, ё-моё.Продрав наконец глаза, к объекту шагнула смело.Раскрыла живой мешок распухшей рукой, а тамсидит неизвестно кто: не больше кота, но тело – мужское, ядрена мать – и свой, извиняюсь, срамприкрыл от нее рукой, не больше кошачьей лапки,а сам повернул башку, и в профиль – птенец птенцом.– Нельзя ль, – говорит, – теперь мне выдать халат и тапки,поскольку я вас смущаю, я вижу, своим концом.Гомункулус присмирел, и так его стало жалко,что Тоня решила взять уродца к себе домой.На улице Коллонтай, свернув по пути в «РосАлко»,мечтала, что это будет по типу как домовой.Однако не тут-то было: тот все под мужчину кóсит:бухает и норовит к ней подкатить под плед.И требует, чтоб она его называла – Осип.К тому же еще и врал, что будто бы он поэт.Еще у него был бред, что он как жертва репрессийимеет право на льготы и субсидию на жилье.

52


За что его и скрутили два быка в районном собесе,обеспечили психовозку, и вот так он попал в тряпье,где она его и нашла в виде жертвы гомункулизма.Теперь он мышь Ван Гельмонта, а не смертник и не поэт,потому что любой дисплей – это просто кривая линза,и любой оператор – лох: отошел в сортир – и привет.– Вот стóит принять стакан – так что-то он все лопочеттакое, что не понять. Ну ладно, что хоть не ссыт, как психи, поверх толчка. – Картошечки Ося хочет?С сардельем, на постном масле?– Спасибо, по горло сыт.Озябшей своей душой к нему прикипела Тоня.А телом уж он сумел подругу растормошить.Тем более водку с соком как следует замудоня,а после по пиву вдаря – вдвоем веселее жить.

53


КРИМИНАЛЬНЫЙ КРЕАТИВ

Ручной пилой в чужом промозглом гаражетебя хирург Булгаков расчленяет.И симфонический концерт в его душеножовка виртуозно исполняет.Зудит филармонический мотивв аранжировке постиндустриальной.Здесь происходит криминальный креатив:в легальный труп пакуют нелегальный.Второй раздутый труп как вскрытый контрабас:ему пришла пора исполнить роль футляра.Сейчас маэстро завершит последний дерибас –он пилит яро.Особенно в конце, как будто отыграввсю увертюру для смычковых,до самых недр в священный транс вогнавзверей, и птиц, и рыб, и змей очковых.Зашьют тебя к покойнику в нутро наискосок – и никакой возни и палева с убитым.Мертвец осуществит последний марш-бросок,на кладбище тебя в себе везя транзитом.Вернешься ты опять в подобие яйца.Тосклива и темна холодная утроба.Хранит в себе мертвец другого мертвеца,и таинство хранит над ними крышка гроба.И ликвидатор твой – писатель и хирург,теперь патологоанатом-танатолог,он сам похож на труп, почти как Микки Рурк,секс-символ и кумир всех бывших комсомолокИ хоть Булгаков ты, хоть Блок, хоть Лев Толстой,подашься в криминал шестеркой у абреков,в тюрьме прокуковав медбратом весь застой,точнее говоря, прокукарекав.Писателем его на должность петухасейчас готовы взять в любое время.

54


Но трупный жировоск, хрящи и потрохавсяк чище, чем писательское бремя.

55


ЛЕЖАЧИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ

Еще недавно я была для многихлюбимой, лучшей, первой поэтессой.И вот лежу я поперек проезжей части на дороге,не зверь и не цветок – лежачий полицейский.Трясутся надо мной машины враскоряку,являя потроха и грязный свой испод,утюжат шинами, как дохлую собакуударопрочный мой металлокорд.Тупое прет по мне жлобьё-автомобилье,как тупо танки прут в бою.Я дистанцированно чувствую насилье,и обездвиженность, и выпуклость свою.Я в свою бытность русской поэтессойбыла, как корюшка, блестяща и гладка.Зато теперь лежачий полицейскийфактурно кажет всем рельефные бока.Хочу участвовать я в буднях городских.Мечтаю стать хотя бы вертикально,и даже лучше быть разбитой на куски,чем быть распластанной, как я, горизонтально.Мне нужно рассказать, что расположен адвезде – внутри и стен, и каменных заборов.Но только голос мой, закатанный в асфальт,не слышен из-за шин и рокота моторов.

56


ТАГАНРОГСКИЙ СУХОВЕЙ

У программистов руки в жопе не меньше, чем у слесарей.Да не одна, а сразу обе.Вчера пришел один еврей,немолодой, уже за 40,потел, пыхтел, писать мешали ретромузыкой «7-40»полдня мне ездил по ушам.Сказал, что вроде все настроил,куда потыкать указал.Я сразу, прыть свою утроив,попер на Ладожский вокзал.Едва в настроенном девайсея кнопку нужную нажал,зажглась команда «раздевайся!»,сверкнув с дисплея, как кинжал.Новейшей технике подвластен,разгенешился догола.И тут же представитель властико мне идет из-за угла.Смурной урядник смотрит прямоиз-под фуражки до бровей.И тут включается программа«Икс» – «Таганрогский суховей».Немедля формулы и тегив обход маршрутов и дорогна транскомпьютерной телегеменя доставят в Таганрог,родной, дореволюционный,где всякий – грек или еврей.Туда, где мне во время оночерез окно был виден рейд.Где абрикосы розовеют, сурки и суслики сипят

57


и веют ветры-суховеив ночных таврических степях.Тотчас включились с монитораполсотни планов Яндекс-карт:склады, пакгаузы, конторы,лабазы, бани и ломбард.Я чую лавки бакалейнойколониальный пряный дух.Но вдруг весь этот флер елейныйв моем сознании потух.И никакой ретроспективы.Сверкнули вспышки и круги,мелькнули колбы и штативы, –и все. И жидкие хлопки.Я понял: руки программистарастут известно из чего.Программа крякнула – зависла,как дряхлой плоти естество.И никаких телепортацийв уездный край, в плюсквамперфект.Но вместо моря и акацийимелся скрытый спецэффектв программе с кодовым названьем«Икс» – «Таганрогский суховей»:с двух рук интимное касаньетрэшпоэтессы Суховей.Она, прижав к стене коленом,меня сосет без лишних слов,а я стою с обвислым членом,смущаюсь – ибо не готов.В «Порядке слов». Чужие лицас Фонтанки смотрят сквозь стекло,и расторопный Кияницанесет закуску и бухло.И то сильнее, то слабееона все мацает меня,

58


а я, как унтер-Пришибеев,стою, молчание храня.Обвис мой член, как из бумаги,хотя она и так, и сяк.Все это вирусы и баги – технологический косяк.

59


ПРИГЛАШЕНИЕ НА КАСТ

Недолго бабушка лежала не дыша.Она попала сразу прямо в ад – я видел, как разверзлись кирпичи,и гроб ее, подземным пламенем объят,рванулся, как тротиловый снаряд,и сотни бабочек взлетели из печи.Из крематория я долго шел пешкомс заходом в магазин «Народная семья»,стегая совести дразнящим ремешкомвосторг по поводу свободного жилья.Гляжу – у двери рядом с мусорным мешкомзачиллил бомж среди отбросов и тряпья.И, окликая именем чужим,– Володя, – говорит, – (хоть я Антон)ты нарушал общественный режим,спайсы́ курил, а это моветон.Теперь добро пожаловать в бомжи:садись со мною рядом на картон.Я сделал вид, что я тут ни при чем.В замок вставляя ключ, стоял спиной.Но дверь не смог открыть своим ключом.Ее открыли изнутри: передо мнойс хозяйским видом – морды кирпичом – семья чужая выросла стеной:мужик с женой, за ними – сыновья,две бабки, дочь-подросток с ДЦПглядели молча исподлобья. Ну а ятупил на трэш у них в своем шкафу-купе.– Так это вы и есть – народная семья?Папаша злобно буркнул:– Полюбэ.

Я будто что-то потерял или забыл.Сам для себя я стал бегущею строкой.

60


Я текст не догонял, но с ужасом вкурил,что больше не было ни улицы такой,ни дома, ни друзей и ни знакомых рыл.И город тоже был фактически другой.Я затусил с бомжом по имени Вован.Мы шли за «Роллтоном» в «Народную семью».И он, разворовшив свой грязный пакаван,дает мне книгу про какую-то хуйню –про что не понял. В этом я профан.Поэтому я молча взял и не гоню.На книге был портрет какого-то хмыря.Так он насчет него мне ездил по ушам –мол, это он, Вован. А мне до фонаря,тем паче у бомжа давно потек крышак.Отсутствует совсем, точнее говоря,хоть он и не торчок и даже не дышак.Но с автором, конечно, сходство налицо:одутловатый дед – увы, не андрогин.Но в старости и так все на одно лицо.Наверное, я тоже стану вот такимхвастливым петухом, который снес яйцо,и мегаантисексуальным, как пингвин.Когда я книгу эту страшную открыл,оттуда вылетели бабочки толпой.Едва отбился я от бабочкиных крыл,зато прочел, кто я теперь такой:все это время я с собой тусил и говорил:я стал и тот старик, и парень, но другой.И на обложке этой книги мой портрет – походу книга, значит, стало быть, моя,пусть и написанная около ста летназад, и бомж Вован – безумный нищий дед,живущий у пухто «Народная семья» –все это я один, все это тоже я.Еще я педофил, маньяк и пидораст,зато в своей среде я главный графоман.

61


Пусть наш с Набоковым разительный контрастподчеркивает киберпанковский роман.Я автор книги «Приглашение на каст»,антиутопии про хронопартизан.Я помню вкус бухла Агдам и Солнцедари съемную тоску стандартного жилья,мой храм – где раздают просроченный товар,отечество мое – народная семья.Я написал романы «ПНИ» и «Скипидар».Нажопов – новая фамилия моя.

62


СЕРПОМ ПО ЯЙЦАМ

Я девица довольно уже пожилаяи достойно сгинаюсь под старостью лет.Но с отродьем мужским никогда не вела яполовой разухабистый кордебалет.Не ходили за мною хвосты-кавалеры.Я с тех пор, как пошел мне двенадцатый год,избегаю ялдыжников, словно холеры,и за няньку служу у богатых господ.Чтоб меня соблазнить на совместну стыдобу,не нашелся такой-растакойский жених.От потомства свою соблюдая утробу,никогда не имела я детищ своих.Но с детúщами я обращаться умею.Вона вымахал боров – поповский сынок.Я, бывало, его обниму и пригреюи шутя потреплю дурака между ног.Да и то – отрастил он хозяйство такое,что не боров, а даже скажу, жеребец.Скоро станет гулять по-над Волгой рекоюи елдырить саратовских вялых овец.Поутру ажно простынь вздымается кóлом.Я к ему обращаюсь: – Поди-ка посцы!И по-свойски ему говорю для прикола:а не хочешь, Никола, податься в скопцы?Паренек-то пытливый: залез в интернеты,все тотчас разузнал про скопцов и хлыстови, вошед без портков, прикрываясь газетой,говорит: – Я к обряду морально готов!И физически тоже. Описывать действооскопления барина в бане серпомни к чему. У мальчонки закончилось детство –как отрезало. Коля запел петухом.Поначалу у тяти в церковном ансамбле,а потом в телевизор забрали ево.

63


64


Там певцов специально кастрируют саблей,чтобы пение стало похоже на вой.А у Коли уже без того все готово.Громче всяких нерусских он глотку дерет.Про свою биографию жизни на шоуон теперь без зазрения совести врет.Был, согласно фамилии, прежде – смуглявый:Чернышевич, не то – как его – Чернышков.А теперь – курам на смех – хоть голос писклявый,псевдонимом басистым прикрылся – Basskoff.И волосья, как баба, покрасил в блондина,став с годами во всем походить на свинью.А потом – поглядите, какой уродúна – ни копейкой не вспомнит он няньку свою.Сам народ надирает навроде Мавродив пиджачке из «Армяни», а не из сельпа.Что бы ждáло поповское это отродье,если б я не взяла в свои руки серпа?Только книжки дурные, да пьянство и драка,на яврейке женитьба со свальным грехом.Или б сгинул в Сибири бумагомарака.Ну а тут его вжик – и запел петухом.Ну конечно, такое с собою содея,и не так запоешь петухом – без елды.Как раззявит хлебало – так всея Расеяс телевизора прямо ныряет туды.Невдомек дураку, что с моей хирургиион не пятой колонною стал, а звездой.Из-за книжки поганой, что против России,в каталажке бы сдох со своею елдой.

65


ФОНТАННЫЙ ДОМ

Не каждому дано дожить до наших дней.А главное, ее бог миловал отсидкой.А что жила в гостях, спала без простыней – так то ж мура, родившись одесситкой.Вон Сонька, ее клон, себя не бережет:до самых не могу пропахшая кефалью,обслужит весь Привоз за так и только ржет,ну разве намекнет уважить марцефалью.Жила бы вольной пьяницей, старухой Изергиль,чем третьей лишней, нищенкой, постылой приживалкой.И под окном не вертухай бы нарезал круги,а полюбовник молодой давно убил бы палкой.На востру палку насадив просоленное тело –была бы вяленой она, худою, как камса –воткнет копченою рукой в песок ее чучéло –и черным флагом на ветру заплещут волоса.Перед финалом таковым все мерзости померкли,включая то, что он обул сандали на носки.Что вы хотели со шпаны: то ж не Исайя Берлин,что у нее в гостях нассал в британские портки.А вот что нам показывает следующий лист:вот тут она уколется отравленной заколкой,а там – гляди – дрочит на труп кудрявый лицеист,в аллеях придушив ее вонючей треуголкой.А здесь забрался к ней в печенки Доктор Зло,чтоб заразить нутро микробом аэробным.На рельсах смерть несет ей Царское Село,гоня навстречу паровоз с гудком его загробным.Исайя Берлин семь часов сидит сцепивши ноги,но не нарушит ни за что английский политес.Поскольку он аристократ, его понятья строги:нельзя в сортир ходить в гостях у русских поэтесс.Еще прочесть осталось ей пяток-другой поэм.Утробным голосом гундя, занудным, монотонным,

66


67


она третирует его, а он и глух и нем:свое желание поссать считая незаконным.Девятый час уже пошел мучительных страданий.Гундеж не прекращается. Уж близится заря.Попав как кур в ощип на худшем из свиданий,чуть жив заложник мочевого пузыря.И луком жареным уже несет из коридора,и слышно шарканье и чьи-то голоса.И тут практически в минуте от позораона пред ним свои раскрыла телеса.И навалилась, тушею утюжа.Не в силах выдержать шестипудовый груз,несчастный лорд напрягся, но не сдюжил.Короче говоря, произошел конфуз.Как зомби встал с лицом растерянным и глупыми кухонным ножом ударил ей в поддых.И вот уже стоят над свежим трупомквартальный с дворником и двое понятых.С Фонтанки сквозь толпу домой с трудом пролезЛев Гумилев, как лох, идя с авоськой жмыха.– Вот нихуя себе, какой этногенез, –промолвил он загадочно и тихо.А тело грузное зарыли без затейв могилу неизвестного солдата.Теперь, какая лучшая из всех ее смертей,уже не скажет ни один патологоанатом.

68


КИШКА ТОНКА

Бабушка из бесплатных газет «Metro» или «Мой район»осмыслила для себя новую информацию:теперь наркоту, как пенсию, домой несет почтальони раскладывает в подъездах, как предвыборную агитацию.– Буду – шутит она, – спускаться вниз по утрам,инспектировать, как Америка нам вредит.Она считает, что все это устроил Трампи за каждым закладчиком через айфон следит.Я, сидя напротив, давился драником и кивал.Часов на пять готовился выйти в поле.Вчера устал: на схрон ходил, фасовал,а с утра пришлось светить своим рылом в школе.Там изучают мои произведения по лит-ре.Моя гипсовая башка стоит на шкафу: я классик.Поэтому на меня всем похеру. Во дворенашей школы я делал клады́. От школы меня колбасит.Стаж работы минёром скоро год – с того сентября.Я теперь не очкую, как раньше, идя на дело.А тогда Жуковского улицу, имени самого себя,я с трудом осваивал, медленно, неумело.Я по типу стажера еще разносил травуи сосал иногда у старого пидораста.Это автор книги «И Финн» и «Дорога в У»:мне был нужен залог, чтоб не сдать свою жопу в рабство.Нам, кладменам, вообще нельзя оставлять следов,совмещать адреса и фото, сорить по впискам.У меня сейчас полтора ненахода на сто кладов.Я серьезный работник дипвеба с высоким риском.Вот она эта улица имени самого меня.У «Dead Poets» и «Tipplers» тусит дофига уродов:вдохновляемая бархоппингом хипстерня.Среди них процентов 70 шкуроходов.Это самый шкурный район, но и я не прост,шкуроходить сейчас способен любой ублюдок.

70


Шкуроходам я сам, в свою очередь, сел на хвости со свежеошкуренным квестом их сдал, как уток.Перед этим я больше суток их пас, как бот,на районе ходил без палева – без нагрузки –и у них на глазах я кинул приманку в спотна магнит в трубу у самых дверей кутузки.Мусора на крыльце стояли, раззявив ртов,и глядели не просто тупо, а с интересом,получив неожиданный бонус на всех ментов,принимая с доставкой на дом пехоту с «весом».В идеале тут был бы к месту ментовский дроннад ландшафтом, жирно удобренным мефедроном.Позавчера я еще в Некросадике сделал схрон,как портал к затаившимся за БКЗ районам,где рулит в основном зашкварный дезоморфин.И у школы, что в шаговой близости Некросквера,постоянно тусит старый пидор, карелофинн,чтоб дрочить на какого-нить юного пионераУ меня имеется шанс отмотать назад,где я, влюбленный поэт, прожигал золотые дни.А всего-то и нужно: пожилому педриле подставить зад,исполняя при этом «Боже царя храни».Мало кто помнит, что, кроме тупых баллад,оказывается, я автор вот этой самой хуйни!Я, Василий Жуковский, басурмано-тульский бастард,являюсь автором гимна «Боже царя храни».Первая часть задачи, в общем, весьма проста,тем более, с этим дядей имелся уже момент.И ради телепортации в садике у кустая намерен осуществить столь жабский эксперимент.За похотливым геем я со всех ног бегу.И вот когда надо мною его затряслась башка,выяснилось, что песню исполнить я не могу:для этого у меня оказалась тонка кишка.

71


НЕПОНЯТНОЕ СЛОВО

Какую сумочку я видела в метро!Напротив ехала задумчивая цыпа.Скорее даже и не цыпа, а кисó – на стиле типа.С такою сумкой-книгою в рукахона еще в своем айфоне что-то ищет.На всю ч/б обложку – слово «хармс»и чье-то серое глумливое еблище.Я слово странное слыхала во дворе,а может, и от пацанов у нас на курсе.Они выкрикивали «хармс!» А может, «Эщкере!»Что это значит, правда, я не в курсе.Без разницы. Я набрала «Али-Экспресс»и там нашла подобный клатч такого типа.Такой на стиле надо стать мне позарез,как эта цыпа.– А че, легко, – сказал мне в ухо странный тип,когда я вырвалась с толпою из вагона,и, у лица помацав пальцами – «цып-цып»,исчез в толпе. А я хватилась – нет айфона.А вон валяется распотрошенный клатч.Я на платформе, под ногами, вижу сноваглумливо-пристальный поверженный ебачи это слово.Оно мне встретилось, когда пошла в менты,у них на баннере и в ориентировке,в ТЦ, на фитнесе, в салоне красоты,в сортире, в банке и на остановке.Оно везде уже преследует меня,к тому же я теперь лишилась интернета,чтобы погуглить там, что это за хуйня,и нет ответа.А в универе наш профессор-пидораснабил его себе на лысине – на теме.

73


– что значит ваш партак и это слово «хармс»? –пристала я к нему, но даже он не в теме!Я в церковь кинулась: – что значит слово «хармс»? –спросила у попа, махавшего кадилом.И батюшка, икнув, сказал: – не хармс, а храм-с! –и хрясь – мой лоб сплеча кадилом остудил он.А мой прадедушка сказал: – вестимо, Хармс –чугунный памятник, мужик на пьедестале.Он это… призрак коммунизма – Карл Мархс,но только буквы переставлены местами.С утра звонок: с «Али-Экспресс» пришел заказ.Впотьмах фонарик осветил полоской светана черном пластике посылки слово «Хармс» –белее белого печать по трафарету.В тюке, что занял весь продавленный диван,замотан в черный скотч мертвец окоченелый,и знаю я: под черным коконом болван,наоборот, лежит весь белый.Как будто вмерзли в лед – два белых поплавка,застрявшие во льду, его глаза пустые.Мне кажется, его шевелится рука.И вот уже в дверях менты и понятые.Один сказал «капец». Другой сказал «не ссы».Стоят и меж собой базарят по-простому.Один другому говорит: – сюда идут хармсы!Сюда идут хармсы – они подходят к дому.Что в форме – разорвал покойнику трусы,а двое подошли и с трупа сняли берцы.Пробит последний час. Сюда идут хармсы.Они стоят в дверях – а это хуже смерти.

74


КОТЛОВАН

Мамаша с тетей, своей сестрой,продали при жизни свои скелетыради компании «Главбомжстрой»,змеей на груди у людей пригретой.Тете очень понравился как мужчинагенеральный директор этой компании.Его фотожабовская личинаее покорила уже на баннере.Проблемным субъектам без места жительства,всем неимущим гражданам без обманапредлагался проект долевого строительства,пока что на уровне котлована.Генеральный директор своими яйцамилично клялся перед пенсионерами,что в скором времени там появитсядом под ключ с готовыми интерьерами.А чтобы всем избежать фрустрации,и стала былью эта программа,вам поможет микрофинансовая организацияс говорящим названием «Волчья яма».Все набрали кредитов, заложив свои потроха, а такжепрестарелых родичей, супругов, грудных младенцев.Моя тетя, помимо скелета, оказывается, дажеподписала залог на старое свое девство.Свою честь она блюла, как фамильную драгоценность,как брюлик чистой воды и редкой огранки,надежно, вне зоны доступа храня свою цельность,будто железный рубль в швейцарском банке.Она мечтала, чтобы ее реликвия и винтаждосталась лично гендиректору «Главбомжстроя».Ее охватил любовный ажиотаж,гормональный вброс удвоя или утроя.Объект долевого строительства, разумеется, не был сдан,но кредит есть кредит, при чем тут вина застройщиков.

75


76


Завтра будут зарыты бульдозером в котлованиждивенцы и члены семей обманутых дольщиков.Тетя настигла объект вожделения у машины,резко наперерез прыгнув из-за пухто:взмахами рук изобразив подобие Шивы,замерла перед ним, заголив и задрав пальто.Она встала в позу борца сумо, напрягла лицо.На асфальт посыпалось бриллиантовое драже.Поднатужилась, вскрикнула – и снесла яйцо – номерное, пропавшее, из коллекции Фаберже.То самое, №66, по цене десятка ядерных бомб.И он его принял, руки сложив ковшом,и стоял перед нею молча, наморщив лбом.– Ну, теперь с котлованом, надеюсь, вопрос решен? –обратилась она к нему кокетливым тоном,не стараясь при этом скрыть деловой настрой.Перед ней стоял писатель Андрей Платонов,ныне директор холдинга «Главбомжстрой».Слаб мужчина, когда ему в руки идет само.Не устоит ни гений и ни прораб.Как увидит бабу в позе борца сумо,тут и попался, хоть бы и сам не рад.Ничего не поделать, такова уж его природа.А тетя своим реликтом распорядилась мудро:на эти деньги практически за полгодавырос целый новый район, название Кудрово.И дальше пошла застройка по всей России.Остались в прошлом коррупция, пьянство, лень.Кругом районы, кварталы, жилые массивы.Вот так Россия и поднялась с колен.

77


КОСТИ

Тонкой штучке с поэтическою душойтрудно, наверное, быть Ефросиньей Кочан,с детства ощущая себя чужойсреди пошлых и грубых односельчан.Кругом лишь буераки и цырбуны,будто поля повытоптал дикий лось.Но в селе все жители – Кочаны.Так уж исторически повелось.Все друг другу какая ни то родня:Кочаны-невесты, став женами Кочанов,дочерей рожали с органами коняи без гениталий – ни то и ни сё – сынов.А последние лет пятнадцать пошла однабезголовая и безрукая пацанва.В этом деле, знаете, трудно достигнуть дна.Без усилий сеется бросовая трава.Половые сношения вовсе сошли на нет.Бабы стали рожать от ручки сковороды,от коряг, корнеплодов. Каждый тупой предметпривлекали при случае к пахоте борозды.Ефросинья вот тоже с двуручной сошлась пилой,подходящую пару не сразу себе найдя.Одна ручка доброй была, а другая – злой:занозить сучками пыталась её, входя.Через раз встречаясь с разными, понеслаот второй, злоебучей – с колючками и кривой.И в сарае через три месяца родиладеревянный чурбан с железною головой.Он не спал, не ел, а только визжал пилойи зубами лязгал стальными, как у пилы.Может, он по своей природе и не был злой,но безумны были поступки его и злы.Все он резал, кромсал и стальными зубами грыз.Мать грудей лишил, а бабку – обеих ног.

78


79


– Ах, какой растет воинственный спиногрыз!Сможет родину от врагов защитить сынок.Мать Иосифом первенца нарекла.Ну а раз поэтов не было Кочанов,то фамилию Бродский в загсе ему дала.Не достичь теперь высоких ему чинов.Хоть кругом нарасхват призывали его служить:в МЧС, СИЗО, Росгвардию и менты,стал он трупы на сельском кладбище потрошитьи кишки по дорогам разматывать, как бинты.С диким визгом «за Родину пасть порву»на безногих уродов прыгал из-за кустов,а обглоданные кости и потрох кидал в травуи на ветки цветущих яблонь родных садов.Пусть фамилия его Бродский, а не Кочан,но стальной кочан головы у него большой.Он вполне ожиданиям матери отвечал:стал поэтом с большой лирическою душой.Мертвецов теперь он вместе с костями жрал,чтоб внутри из этих костей распустился сад.Черепами жертв, как рифмами, он игралсреди вишенья, что аж до земли свисат.Среди грушенья и черешенья, и средиразвороченных муравейников и могил.Слово «Бродский» русских людей в грудибьет чугунным ужасом, как Игил.Полю следует пахнуть не порохом, а жнивьем.Соловей замолкает, когда рядом орут ослы.Из садов на костях не выйдет никто живьем.Разве только что сразу на зубья стальной пилы.

80


ДЕЛИРИЙ

В натужном кашле алкаша, в шуршанье душ чужих,и в шарканье шагов и шин из-за оград,летит вокруг своей оси и режет виражи,как беспилотный вертолет кружится Некросад.И вот поверженный поэт распластан на скамье, руками машет в пустоте, стремясь нащупать двери.И грунт дрожит, и пневмобур вибрирует на дне – уже вот-вот из ржавых недр наверх рванутся звери.Поймать пытаясь вертикаль, пикирует в газон.И думает, что он сейчас летит над русским полем.Телепортация его несет за горизонт,и бензобак его залит дешевым алкоголем.Почти как он – то вверх, то вниз летит вороний ком.И памятник – то вверх, то вниз летит, то кверх ногами.Того гляди – сейчас башкой въебошится в балкон.Но слава богу, пронесло – опять летит кругами.Белеет ранняя луна, как свежее безе,воздушных змеев запустил игривый бог Делирий.И вот они уже вдвоем парят над БКЗ:на высоте не разберешь, где памятник, где лирик.Похабит дикий вандализм сортира шлакоблок.Теперь на нем из «Дома-2» красуется звезда.– А под скамейкой кто лежит – Некрасов или Блок? –наутро к школе по пути гадает школота.– Один из них, короче, сдох. Не помню точно, кто.Который, типа, написал поэму про Му-му.– Нет, сдохли Пушкин и Му-му. А этот хрен в пальто –какой-то старый пидорас, не нужный никому.Полет окончен. На траве валяется пузырь.А хмырь с козлиной бородой стоит, ни ме ни бе.И, криво застегнув штаны, безмолвно, как немтырь,он прочь уходит, помочась на памятник себе.

81


82


ГРУБАЯ БОРОЗДА

Подошли, поставили в угол, сказав «смотри».Смотрю – вынимают голову из петли.Положили на пол, ищут, чем бы накрыть. Нашли:этой тряпкой вчера я мыла полы. Ушли.Без единой мысли я долго стою в углу.А тело лежит под тряпкою на полу.Хорошо хоть не голые ноги и не в носках – на ногах приличные мартенсы на шнурках.Входит парень, протягивает мне диск: – Держи,вот пароль, а вот программа – «Вторая жизнь».Вариантов компьютер представил негусто: три.Мы из них нарезали правильный: он внутри.Мы пытались что можно склеить из разных баз –все не то. А тут хоть сразу сложился паззлпо семье-работе. Результат получился trueпри таком раскладе, – сказал он, кивнув на труп.Типа, вот Маяковский – он вообще в тюрьме.А Есенин еще раз крякнул на Колыме.После двух суицидов писали ему проект.Вот он, кстати – в дверях показался кудлатый мент.– Погляди! Ведь это Серега: на шее струп.Это опер – он типа пришел на труп.В этот раз, так сказать, инкарнация – полный shit.Не бухает к тому же теперь вообще – зашит.Погрузили меня аккуратно в пустой фургон.Привезли на испытательный полигон.Нарядили в суконные боты и в драп-ватини сказали, что надо выдержать карантин.Никого: ни ментов, ни кóтов и ни собак.Посреди поля дощатый стоит барак.На входе чужой мужик валяется на полу,а внутри чужая старуха сидит в углу.Надо мужу снять сапоги, отнести в кровать,а самой на службу завтра к восьми вставать.

83


Хорошо, когда есть и работа, и дом с семьей.Даже если мужик нажрался свинья-свиньей.А зато у нас в бухгалтерии все путем.Скоро все опять на карточки перейдем.Коллектив – наподобие дружной большой семьи.Хоть у той голова гиены, у той – змеи.А у тех – волчицы и крысы. И не беда,Что на моей шее грубая борозда.Я повяжу под ватно-драповое пальтоподходящий платок на шею – самое то.

84


ТУРГЕНЕВСКИЕ ДЕВУШКИ

Полноте, барин, грустить у камина.Близок зазимок – пора на охоту.Лучшего нет для души витамина,чем с ружьецом побродить по болоту.Зайца сполошного закараулить,следом пройтиться кабаньим и лисьим.Будет уж репу маделую мулитькнигами-фигами да рукописьем.Без толку бучить мозги у камина,книжки читаючи денно и ночно!Квело сутуля бобыльскую спину,надо ли жить бирюком суходрочно?Ветреных барышень в русских усадьбах,будто миног на серебряном блюде,весь интеллект – на балах поплясать бы,да пообжаться с каким-нибудь дюдей:с семинаристом – прыщавым дрочилой,с комедиантом – пожизненно пьяным;даже не брезгуют старым хачилойтипа Данелии с Джигарханяном.Дерн черноземной кулиги спрессовантылом укромным девичьего тела.Барин тщедушен, зато образовани непривычен боянить без дела.Барышням ближних и дальних усадебмозги запудрить не так уж и долго.Он их, как уток, на травке усадит – суслить давай, не боясь кривотолка.Всех поматыжит пальцами скоромнои, языком одобрительно щелкнув,каждой из дюжины девушек скромныхжелудь скользучий замацает в щелку.Глаженный желудь скользнет ненатужно – завязь проклюнется в девственных чревах,

85


чтобы впоследствии вырасти дружновновь на дубовых и сильных деревах.Благостен курс из десятка занятийбез погружения в литературу.Скоро унылый и нудный писательстанет любимым наставником-гуру.Проникновенному слову послушнонастежь открытое девичье сердце.За руки взявшись и встав полукружно,в лес пошагали на берег озерца,где литератор в осеннем пейзажедавит мудями льдяные осколки:по буеракам ползет в камуфляже,уток и вальдшнепов бьет из двухстволки.Меткий охотник коварством стратегаи хладнокровием снайпера блещет.Шепчет по лесу лядащий чичега,за ворот водробь хлябящая хлещет.Выпь проголосно кричит на болоте,брешет выжлок облоухий впустую.Точным дуплетом на автопилотецель поражает стрелок непростую.Всех до одной – без прелюдий и терокс первых шестерок уверенных залповон уложил на траве, как тетерок,как по линейке – ногами на запад,бледными чреслами – чересполосно.И от безлюбья, тоски, голодухивыпь все вопит и вопит проголосно,воет тоскливо выжлок облоухий.Русский ландшафт небогат новизною:топи, овраг, буерак да канавы.Но на девичьем взошли перегноеюные кроны зеленой дубравы.Тянутся споро дубки молодые,дружно поднявшись из мертвого чрева,

86


кровь матерей напитала густыесвежие ветви упругого древа.

87


ПЕТЕРБУРГСКИЙ ДЕЛИКАТЕС

Гоняет на «Сапсанах» пол-Москвыв гостеприимный Питер на бархоппинг,чтоб шотов побухать, да и подуть травы,короче, получить культурный допинг.Оформи гироскутер напрокат – и будь ты хоть педрила, хоть японец,всю ночь челночь по плитке на рогахпромеж «Бюро», «Шот Шопа» и «Дэд Поэтс».На Рубинштейна нынче самый керогаз,немерено там баров и рыгален:«Базара нет», «Биргик», «Бирюльки», «Жиробас»и «Ортодокс», где мрачен и бруталенв углу Довлатов хипстером хрустит,как свежевыловленной корюшкой весенней.И в жало сам с собой играя в «Эрудит»,в одно лицо свое справляет воскресенье.Заметен аппетит и к блюду пиетет – здесь хипстерОв готовят нехреново:наш главный местный специалитетслегка обжарен и промаринован.Кто спорит, что десяток хипстеров –не то что ваш фалафель или вобла.Вокруг Довлатова растет гора хребтов,тусят у стойки пидорские ёбла.Уж полночь близится, а не с кем попиздетьрабочими и трудными словами.Вся радость, что под пиво похрустеть,ебаша тушки прямо с головами.Сейчас он встанет и пойдет раскинет сеть,тяжелыми в кирзе шагами командора.К утру садок едва наполнится на треть.Со скрипом дело движется, не споро.Все чаще в сети попадается не то:мигранты, гопники – с такою шелупонью

88


не станет в барах пачкаться никто:от блюд из них разит дурной табачной вонью.Иное дело – юркий хипстерок,прикормленный тофу, митболом, чечевицей.Омега-кислотой богат его жирок,он возле баров стайками резвится.– Всё заебло, – сказал бы сквернослов, –чуть подморозит – бредень встанет колом.Довлатов грузит в две газели свой улов.Как никогда, сегодня невод полонупругой, жирною, отборной хипстотой –предметом гордости простого ленинградца.И я скажу тебе с последней прямотой:не зря ему пришлось пахать и напрягаться.Зато гордимся мы не сигом, не тунцом,не судаком, не лососём тупоголовым.Наш воздух остро пахнет свежим огурцомвокруг лотков с трепещущим уловом.

89


МУЖ НА ЧАС

Девятнадцать недель занималась я только своею тульпой,воплощая в жизнь отчаянную затеюи упорно двигаясь к цели, будто я – одержимый скульптор,тот, что создал себе эту, как ее, Галатею.На форумах тульповодов все разное пишут. Типа,с тульпой возможно все, не исключая секса.Но главное, что она – не часть волевого трипа,и тульповодство тоже не какая-нибудь там секта.И что на конкретных тульп не существует госта,лишь бы, как говорится, был визуал прокачан – хоть пони, а хоть подруга, хоть зомби – по воле хосталюбой мыследемон будет реален и сверхудачен.Моим досугом стал исключительно тульпофорсинг.И, заменив им йогу, сдачу сессий и план стартапа,я забила на свой колл-центр и сняла коворкинг,отказавшись от встреч офлайн, инстаграма и от вотсапа,и от всех, кто вписан в стандарт социального протокола,от парней, день и ночь по барам околачивающих груши,и даже от клуба «Бланк», что на улице Комсомола, – лишь бы няша внутри меня оказалась скорей снаружи.Этот час наступил в метро при большом скопленье народа:жар в груди, и холодный пот, и внизу живота потуги.Так, наверное, роженица чует приближающиеся роды – я слышала, мне об этом рассказывали подруги.Я думала, упаду – уже подкосились ноги.И тут меня поддержал один пожилой мужчина.– А вот, говорит, – и я: писатель В. Г. Сорокин, –обдав комидегарсоном с нотами каппучино.– Это я, – говорит, – написал суперхит «Голубое сало»;– Что за бред? – рассмеялась я, – это, типа, про жирных геев?Это круто! А я всего Гарри Поттера прочитала!Вы, наверное, Валдеморт – самый главный из всех злодеев!Омерзительнее, чем он, не представить себе типажа!Дядя шутки не заценил: он походу ее не понял:

90


– Тульпа я, а не Валдеморт!– Быть не может! А как же няша?Где принцесса? Единорог? Или даже хотя бы пони?Видно, что-то пошло не так. Я метнулась с толпой на выход.Не оглядываясь назад, я домой понеслась бегоми влетела в открытый лифт. Он поехал, и, сделав выдох,я застыла: лицом к лицу предо мною стоял фантом.Но писатель на этот раз был в рабочем комбинезоне.Он к стене припирал ногой раскуроченный унитаз.Я прочла на его груди так же явственно, как RAP ZONEна стене, у него на бейдже «Предприятие «Муж на час».– Охуительный вандерленд – в коммуналках чинить сортиры:руки гения за полдня стали грубыми, как кирза.Вместо кнопок у вас в лифтах на панелях зияют дыры.В эти дыры я должен вставить человеческие глаза.Я, пытаясь нажать на стоп, отшатнулась, отпрыгнув в угол.Из отверстий сочились кровью

восемь пар человечьих глаз –помертвелые, как у рыб, неподвижные, как у кукол.– Не хватает последней пары, – резюмировал муж на час. –И добавил: – здесь все должно быть отлажено и исправно.Дверь заварена герметично, так что в лифте прожить без глазне проблема, причем с комфортом,

– и чумазой рукою плавно,подмигнув, указал на грязный неподключенный унитаз.Фейерверком холодных игл бьют в сетчатку стальные стрелы.Лучезарно у глаз сверкает ослепительный инструмент.Мне без надобности глаза – я достаточно посмотрелаи на голема, и на лифт. Наш обоссанный вандерлендотличается только тем от заплеванного вокзала,что не можешь отсюда выйти ни с попутчиками, ни без.И тем более не поймешь, что бруском голубого салапросвистела кабина лифта и слилась с бирюзой небес.

91


92


ПОСЛЕДНИЙ ПОЭТ

Из Петербурга поезд движется в Страхáнь.Там бьет по головам шлагбаум баум баум,брюхатая цыганка в рот, как в грязную лохань,сует окурок, а вокруг из местных флор и фаунсобачья свадьба, да стеной – удáлый борщевикна страже родины стоит, как полк, неколебимо.Полканы ссут перед полком, стозевен стайный види чудище облó, лая́й и непокобелимо.Ощерясь, Ртищево жует врагов трехзубым рóтом. Курбатый, как вомбат, Тамбов пинает их ногой.Родной Мичуринск от врага хранит чугунный ботан,вцепляясь недругу в горляк ученою рукой.На дровнях обновляет путь в Московию Радищев.Его перо достигнет дна, а нам не будет дна.На каждой станции сойти – хоть Ртище или Днище,а хоть и Сратов – вместо дна зияет тьма одна.Но под вокзальным фонарем зато светло, как в морге:идет из чрева голова – ликует весь народ.И вот цыганское нутро сейчас на свет исторгнет,метнет из шахты на горá стремительный приплод.Как тридцать три богатыря повылезли из тьмы:Есенин, Бродский, Пастернак во тьме как жар горя, –Лермóнтов, Пушкин, Мандельштам. Их тьмы и тьмы и тьмы.И вот извергнуло нутро финального хмыря.Поднялся на ноги с трудом последний индивид,готовый гением своим сразить наверняка.Кишкою с ног до головы он намертво обвит,а главное, без глаз, ушей, лица и языка.Его манит в свои ряды бессмертный борщевикжелезом жечь без языка врагов мозги и плоть.Но нечем перегрызть ему пупочный змеевик,за тем и опыты свои над ним чинил господь.И вот к поэту подвалил вокзальный вертухайи сам зубами перегрыз кишку змеевика,

93


взял сверток на руки, а с ним и родина – Страхáнь.Они сейчас его воткнут среди борщевика.На радостях у немтыря прорезалась гортань.Он начал громко песни петь и выть неутомимо.Стоят несметные полки, храня Тмутаракань,а он орет на всю Страхань весомо, грубо, зримо.И даром, что вокруг него обмотаны кишки.Его отечество теперь – ряды борщевика,непобедимые никем несметные полки, –и песней их зовет на бой отважный сын полка.

СОДЕРЖАНИЕ

Молодой повеса . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5Онидороб . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 8Опасный тип или районный душегуб . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 11Фастфуд . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 14Петух . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 16Платок . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 21Истребление . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 24Белая ночь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 26Кафе «Редиска» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 31Покемон . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 33Полет на крыльях любви . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 36Гоголь Борделло . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 39Матренин двор . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 41Кишки наружу . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 46Тролль футуризма . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 48Жертва репрессий . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 51Криминальный креатив . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 53Лежачий полицейский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 55Таганрогский суховей . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 56Приглашение на каст . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 59Серпом по яйцам . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 62Фонтанный дом . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 65Кишка тонка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 68Непонятное слово . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 71Котлован . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 74Кости . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 77Делирий . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 80Грубая борозда . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 82Тургеневские девушки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 84Петербургский деликатес . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 87Муж на час . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 89Последний поэт . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 92

Подписано в печать 03.04.2019 Тираж: 500 экз.

Формат: 60х84/16 Обрезной формат: 145х198 мм

Объем: 96 стр.

Вёрстка — Динара Никитина

Знак информационной продукции: 18+ (в соответствии с 436-ФЗ от 29.12.2010)

Издательство «Подснежник»

undersnowflow.com vk.com/izd_podsneg

facebook.com/izdpodsneg [email protected]

Книга седьмая

Documents

НАТАЛЬЯ РОМАНОВАvgribe.com/uploads/downloads/Uchlitdlyapridurkov_2019.pdf · 2019. 5. 30. · Велимир Хлебников назначается интернет-троллем,