На правах рукописи 

0 0 3 4 5 В 5 0 2 

ГАДИЦКАЯ Марина Александровна 

СЕЛЬСКИЕ ЖЕНЩИНЫ В УСЛОВИЯХ 

КОЛХОЗНОГО  СТРОИТЕЛЬСТВА 

В КОНЦЕ 1920­х ­  НАЧАЛЕ 1940­х гг. 

(НА МАТЕРИАЛАХ ДОНА, КУБАНИ И СТАВРОПОЛЬЯ) 

Специальность 07.00.02 ­  Отечественная история 

Автореферат диссертации на соискание ученой степени 

кандидата исторических наук 

0  5  ДЕК 2008

Новочеркасск 2008 

Диссертация выполнена в Южно­Российском государственном техническом университете 

(Новочеркасском политехническом институте) 

Научный руководитель:  доктор философских наук, кандидат исторических наук, профессор Скорпк Александр Павлович 

Официальные оппоненты:  доктор исторических наук, профессор Плохотнюк Татьяна Николаевна 

Ведущая организация: 

доктор исторических наук, профессор Линем Сергей Иванович 

Кубанский государственный 

университет 

Защита  состоится  12 декабря  2008 г. в  часов на заседании диссерта­ционного совета ДМ 212.256.03 в Ставропольском государственном универ­ситете по адресу: 355009, г. Ставрополь, ул. Пушкина, 1. 

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Ставрополь­ского государственного университета. 

Автореферат разослан 12 ноября 2008 г. 

Ученый секретарь 

диссертационного совета, 

доктор исторических наук, 

профессор  fykur<tpЈ"~i И.А. Краснова 

3 

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА  РАБОТЫ 

Актуальность  темы исследования.  Проблемы  взаимодействия  полов, со­

отношения и трансформации мужских и женских ролей, всегда привлекают к се­

бе пристальное  снимание человеческого общества. В современных же условиях, 

когда  в  глобальных  масштабах  наблюдаются  активные  процессы  феминизации, 

эти  проблемы  ощущгіются  с особенной  остротой. В  значительной  мере  именно 

трансформации тендерной структуры, развернувшиеся в XX веке, стали мощньш 

импульсом  к развитию  (в том числе в России) такого направления  научных  ис­

следований, как «женская история» или историческая феминология. 

Одной  из  актуальных  тем  научного  анализа  в  российской  исторической 

феминологии  яатяется  «тендерная революция»  (по аналогии  с «культурной ре­

волюцией»), чей пик пришелся  на коней  1920­х ­  1930­е гг., на период «сталин­

ской»  модернизации.  Научно­теоретическая  актуальность  данной  темы  обу­

словлена  масштабностью,  глубиной  и  радикализмом  тендерных  трансформа­

ций,  что  было  особенно  заметно  в российской  деревне, традиционализм  кото­

рой  вызывал  резкое  неприятие  большевиков  и  подвергся  их  яростному  рефор­

маторскому воздействию в годы коллективизации. Необходимость взвешенного 

исследования  перемен  в жизни  и деятельности  сельских женщин  1930­х гг. ак­

туализируется  также  многомерностью  и  противоречивостью  результатов  кол­

лективизации  в тендерной  сфере: ведь  декларации  большевиков  об  «освобож­

дении  женщины­крестьянки»  зачастую  резко  контрастировали  с  действитель­

ным положением  и социальным  статусом  колхозниц. Наконец, затянувшееся  и 

не  отличающееся  эффективностью  реформирование  аграрного  производства 

постсоветской  России  наделяет  исследуемую  тему  и  практической  актуально­

стью. В частности, в постсоветский  период могут (и должны) быть востребова­

ны  позитивные  принципы  и  методы  осуществленных  в  советский  период  мер 

по социальной защите сельских женщин, улучшению их быта, и пр. 

Хронологические  границы  исследования  ­  конец  1920­х  ­  начало 

1940­х гг. Начальным рубежом служит 1929 г., когда И.В. Сталиным провозгла­

сил  переход  к политике  сплошной  форсированной  коллективизации,  в  рамках 

которой осуществлялись преобразования  тендерной структуры советской (в том 

числе  южкороссийской)  деревни.  Завершает  период  Великая  Отечественная 

война, прервавшая  поступательное развитие колхозной системы и существенно 

изменившая демографические параметры и тендерную структуру села. 

4 

Территориальные рамки исследования охватывают Дон, Кубань и Став­

рополье,  с учетом неоднократных  административно­территориальных  измене­

ний, происходивших на протяжении 1930­х гг. Лишь в 1937 г. указанные регио­

ны оформились в границах существующих  и ныне Ростовской области, Крас­

нодарского и Ставропольского (до 1943 г. ­  Орджоникидзевского) края. 

Историография проблемы? В процессе научного осмысления темы мно­

гообразных изменений, вызванных коллективизацией в жизни и деятельности 

советских крестьянок, выделяется ряд качественно различных этапов: 

Первый этап (конец 1920­х гг. ­  начало 1940­х гг.), на протяжении кото­

рого  шел  процесс формирования  источниковой  базы  и первичного  анализа 

результатов  «колхозного  строительства»  в  области  гендерного  устройства 

коллективизированной советской (в том числе южнороссийской) деревни. 

Второй этап (вторая половина  1940­х гг. ­  середина 1980­х гг.) характе­

ризуется введением  в научный  оборот значительного  массива  новых источ­

ников и, соответственно, заметно возросшим уровнем научно­теоретического 

осмысления проблемы тендерных трансформаций в колхозной деревне. 

Третий этап (вторая половина 1980­х гг. ­  наше время) отличается расши­

рением источниковой базы за счет прежде недоступных, засекреченных мате­

риалов, резкой сменой исследовательских приоритетов при анализе «тендерной 

революции»  1930­х гг., существенной корректировкой  ранее незыблемых оце­

нок тендерных трансформаций периода «колхозного строительства». 

Первые работы, посвященные  вопросам преобразований  и трансформа­

ций жизнедеятельности женщин советской деревне, и в том числе сел и ста­

ниц Юга России, появились уже в  1930­х гг.1 Они основывались на относи­

тельно узкой и однообразной источниковой базе, представленной в основном 

наблюдениями  самих  авторов,  материалами  прессы  и  статистических  или 

справочных  изданий.  В  большинстве  своем  авторы  этих  работ  не  столько 

анализировали,  сколько  описывали  процессы  тендерных  трансформаций  в 

В  автореферате  содержится  сокращенный  вариант' историографического  обзора.  Полный  вариант анализа историографии проблемы изложен в тексте диссертации. 

'  См.. напр.'  Акинин И.А. Женский труд в колхозах. М.,  1930; Артюхина  А.В. Крестьянка за коллек­тивизацию. М.,  1930, Барановская О. Курица ­  не птица, баба ­  не человек. М. ­  Л ,  1929, Горева Е. Делегат­ка ­  опора партии. М., 1930; Карпова У. За новый труд и быт колхозницы. М,  1931; Лукашенкова  Э.В  Роль женского труда  ъ колхозном  производстве  // Социалистическая  реконструкция  сельского хозяйства.  1932. № 11 ­  12; Малевич Ф.Е. Организация женского труда // Коллективист.  1931. № 4, Мыльникова М.А. Жен­ские бригады на колхозных полях  М.,  1932; Серебренников Г. Женский труд в СССР. М., 1934, Сталь Л.Н. Работница и крестьянка в культпоходе.  М. ­  Л.,  1931; Тодрес В. Колхозная стройка на Тереке. Пятигорск, 1930; Чинарин Н. Не баба, а колхозница. Ростов н/Д.,  1930, Шуваев K.M. Старая и новая деревня  М,  1937. 

5 

коллективизируемой  деревне, делая упор на позитивном характере происхо­

дящих изменений (чего от них требовал правящий режим). Обзор жизнедея­

тельности колхозниц основывался на двух концептуальных  подходах, доми­

нирующих в советской историографии ­  историко­политологическом  и исто­

рико­экономическом.  Поэтому  основное  внимание  уделялось  проколхозной 

активности  крестьянок,  производственной  деятельности  колхозниц  и мерам 

ее стимулирования,  позитивным  изменениям  в быту  и повседневной жизни 

сельских женщин, и пр. При этом в большинстве работ тендерные проблемы 

рассматривались лишь как один из аспектов «колхозного строительства». 

В  рамках  второго  из  выделенных  нами  этапов  историографии  (вторая 

половина 1940­х ­  середина 1980­х гг.) учеными была существенно расшире­

на источниковая база, что позволило углубить анализ проблемы. Но концепту­

альные  подходы  к осмыслению  коллективизации  (и,  в частности,  тендерных 

трансформаций на селе) остались практически неизменными, в­ связи с чем круг 

рассматриваемых вопросов расширился несущественно.1 Как и ранее, в первую 

очередь ученые Юга России освешали политико­идеологические аспекты тен­

дерных трансформаций  (проколхозную  и «антикулацкую»  активность сель­

ских женщин) и, в меньшей мере, рассматривали производственная деятель­

ность  колхозниц,  мероприятия  властей по их социальной защите, улучше­

нию культурно­бытовых  условий,  и т.п.2 Тем  самым,  в работах  историков 

Дона,  Кубани  и Ставрополья  историко­политологический  подход  был вы­

ражен  гораздо  ярче  и  четче,  чем  историко­экономический.  Не  были пере­

смотрены идеологически заданные еще в 1930­х гг. основные оценки тендерных 

трансформаций: перемены в жизнедеятельности сельских женщин, вызванные 

коллективизацией, по­прежнему оценивалась лишь положительно. 

1  См,,  напр.:  Абакумова  В  Октябрьская  революция  и  раскрепощение  женщины.  Л.,  1958;  Аниси­мов А. Советское крестьянство. М,  1947, Белова В С. Подлинное равноправие. М,  1965; Бильшай В Л. Ре­шение женского вопроса в СССР. М,  1956; Громова Г М. Советская  женщина ­  труженица,  мать. М,  1963, История советского крестьянства. В 5­ти т. Т. 2  (1927 ­  1037 гг.). М„  1985; Т. 3. (1938 ­  1945 гг). М,  1987; Островский B.H. Колхозное крестьянство СССР. Саратов, 1967; Татаринова H И Строительство коммунизма и трудженщин. М„ 1964; Карасева Л. Советская женщина в борьбе за построение коммунизма. М , 1954. 

3 См, напр •  Абрамова П.Ф. Деятельность партийных организаций Северного Кавказа по вовлечению трудящихся  женщин в социалистическое  строительство в период построения фундамента социализма (1926 ­1932 гг.)  Дис. ... канд  ист. наук. М., 1976, ГорсткинаЛ  Колхоз «Украина». Ростов н/Д,  1950; Измаилов П.П Борьба партийных организаций Кубани за коллективизацию сельского хозяйства в голы первой сталинской пяти­летки. Дис. ...  канд. ист. наук М., 1953; Канцедалов П.3. Коллективизация сельского хозяйства на Тереке1 Дис ...  канд  ист. наук. Пятигорск,  1951; Ковалев К.М. Прошлое и настоящее крестьян Ставрополья. Ставрополь, 1947; Ленинский путь донской станицы / Под ред. Ф.И. Поташева, С.А. Андронова. Ростов н/Д,  1970; Осколков Е H. Победа колхозного строя в зерновых районах Северного Кавказа. Ростов н/Д., 1973; Пейгашев В H. Больше­вики Ставрополья в борьбе за сплошную коллективизацию сельского хозяйства; Дис,  ...  канд  ист. наук. Пяти­горск, 1951; Русина А  Женщина колхозной деревни  Ставрополь, 1947. 

6 

На протяжении третьего этапа историографии проблемы (вторая половина 

1980­х гг. ­  наше время) марксистская  методология  лишилась  монопольного 

положения, открылись засекреченные архивные фонды и были сняты запреты 

на анализ табуированных аспектов коллективизации. Это позволило исследова­

телям анализировать  проблему  гендерных трансформаций  1930­х гг. с совер­

шенно иных теоретико­методологических  позиций и существенно переосмыс­

лить процессы жизнедеятельности женщин­колхозниц.  В отличие от предше­

ствующей  историографической  традиции,  в  постсоветский  период ученые, 

основываясь, помимо прочего, и на материалах Дона, Кубани и Ставрополья, 

акцентировали  внимание  на антиколхозной  протестной  активности крестья­

нок и на противоречивости социальной (в более узком смысле ­  тендерной) 

политики сталинского режима.1 Так, в работах В.Б. Жиромской, Р.Т. Маннинг, 

Ш. Фицпатрик убедительно доказывалось, что коллективизация не только уси­

лила уже существовавшие диспропорции в соотношении полов, но и весьма не­

существенно изменила расстановку гендерных ролей в аграрном производстве.2 

Те же тенденции характерны  и для южнороссийской  региональной исто­

риографии. Так, Н.А. Мальцева указала на важную роль женщин в сопротивле­

нии «колхозному строительству», а В.А. Бондарев предпринял попытку устано­

вить причины, характер и специфику массовых женских акций протеста против 

хлебозаготовок,  «раскулачивания»  и  коллективизации.3  В  представительной 

диссертации  Н.И.  Булгаковой  анализировались  демографические  процессы в 

селах Ставрополья  1930­х г. и было освещено функционирование личных под­

собных хозяйств (ЛПХ) колхозников, в которых сельские женщины играли ве­

дущую роль.4 Вопросы состояния и развития ЛПХ в той или иной мере рас­

сматривались в работах В.А. Бондарева, И.И. Некрасовой, М.Б. Тленкопачева.5 

1 Вишневский А.Г. Консервативная модернизация в СССР. М,  199S, Бонпелл В  Крестьянка в полити­ческом искусстве сталинской эпохи // Советская социальная политика  1920 ­  1930­х годов: идеология и повсе­дневное іъ 'Под ред  П  Романова и Е  Ярской­Смирновой. М., 2007, Ивкицкий Н.А. Коллектавщашія и раску­лачивание  (начало 30­х гг)  М .  1994; Лебина H. «Навстречу многочисленным  заявлениям трудящихся жен­щин ..» Абортная политика как зеркало советской социальной заботы // Советская социальная политика 1920 ­1930­хгодов. М , 2007; РогалинаН Л  Коллективизация' уроки пройденного пути  М,  1989, и др. 

2  Жиромская В Б  Демографическая  история России в  1930­е годы. Взгляд в неизвестное. М., 2001;  Ман­нинг РТ  Женщины советской деревни накануне Второй мировой войны  1935 ­  1940 годы // Отечественная исто­рия  2001 №5. Фицпатрик Щ. Сталинские крестьяне. М„ 2001. 

J  Бондарев  В.А  Фрагментарная  модернизация  постоктябрьской  деревни.  Ростоь  н/Д,  2005; Мальце­ва Н А  Очерки истории коллективизации на Ставрополье. СПб, 2000 

4 Булгакова Н.И. Сельское население Ставрополья во второй половине 1920х ­начале 30­х годов XX века. изменения в демографическом, хозяйственном и культурном облике  Дис  ..  канд. ист. наук. Ставрополь, 2003. 

Бондарев В А. Крестьянство и коллективизация. Ростов н/Д., 2006; Некрасова И.И. Коллективизация в сельском хозяйстве Ставропольского края  (конец 20­х ­  начало 30­х гг.): оценки и выводы  Авторсф  дис.  ... 

7

Следует признать, что в постсоветский период на Юге России несколько 

снизился исследовательский интерес к проблеме тендерных трансформаций на 

селе в эпоху «колхозного строительства». Результаты анализа историографии 

подтверждают мнение Э.Г. Колесниковой о том, что тема гендерных преобра­

зований и динамики  (в том числе на протяжении  1930­х гг.), в южнороссий­

ской региональной историографии «раскрыта фрагментарно».1 К числу аспек­

тов данной темы, не получивших удовлетворительного освещения, относятся: 

­  особенности  социально­профессиональной  дифференциации  женщин­

колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930­х гг.; 

­ специфика производственной деятельности колхозниц и меры властей по 

ее стимулированию; 

­ трансформации гендерных ролей в колхозной деревне Юга России, изме­

нения ментальносга сельских женщин в 1930­х гг.; 

­  историческая  повседневность донских,  кубанских,  ставропольских  кол­

хозниц в рассматриваемый период времени. 

Источниковая база исследования включает в себя архивные материалы, 

сборники документов, сочинения и тезисы выступлений советско­партийных 

деятелей, периодические издания, письма, мемуары и воспоминания. 

Диссертационное исследование основано на материалах Российского госу­

дарственного архива социально­политической истории (РГАСПИ), Российского 

государственного архива экономики (РГАЭ), Центров документации новейшей 

истории Ростовской области (ЦДНИ РО) и Краснодарского края (ЦДНИ КК), 

Государственного архива новейшей истории Ставропольского края (ГАНИ СК), 

Государственным архивов Ростовской области (ГАРО), Краснодарского (ГАКК) 

и Ставропольского (ГАСК) краев. Общий объем использованных в работе ар­

хивных материалов составляет 33 фонда и свыше 170 дел. 

Постановления, распоряжения, материалы съездов, пленумов, совещаний, 

бюро ЦК ВКП(б) (РГАСПИ, ф. 17), Северо­Кавказского (ЦДНИ РО, ф. 7), Азо­

во­Черноморского  (ЦДНИ  РО, ф. 8), Краснодарского  (ЦДНИ  КК,  ф.  1774­а), 

Орджониквдзевского (ГАНИ СК, ф. 1) крайкомов ВКП(б), Ростовского обкома 

ВКП(б) (ЦДНИ РО, ф. 9), Терского окружкома ВКП(б) (ГАНИ СК, ф. 5938) по­

зволяют реконструировать процесс разработки и реализации на Юге России го­

канд. ист. наук  Пдтигоіюк, 2004, Тленкопачев М.Б. Политико­правовой стагус личного подсобного хозяйства g российском обществе; илх>ри« и современность. М., ­  Пятигорск, 2001, 

Колесникова Э.Г. Тендерные представление и стереотипы Ставропольского провинциального общества а последней четверти XIX ­ начале XX ва. Автореф. дис.  .  канд  ист. наук. Ставрополь, 2007. С. 3. 

8

сударственной политики по вовлечению сельских женщин в «колхозное строи­

тельство». К этим документам близки по содержанию материалы советских уч­

реждений: Ставропольского  окружного  (ГАСК, ф, р­299), Ростовского област­

ного (ГАРО, ф. р­3737), Краснодарского краевого (ГАКК, ф.р­687, ф. р­1480) 

исполкомов советов депутатов трудящихся. 

Материалы Центрального статистического управления (ЦСУ) СССР (РГАЭ, 

ф. 1562) дают представление о численности и удельном весе сельских женщин в 

массе  колхозников Юга России. Такие же сведения  содержатся  в документах 

статуправлений Ростовской области (ГАРО, ф. р­4034), Ставропольского (ГАСК, 

ф. р­1886) и Краснодарского  (ГАКК, ф. р­1246) краев, Краснодарской краевой 

плановой комиссии (ГАКК, ф. р­1378), в отчетах отдельных колхозов Ставропо­

лья (ГАСК, ф. р­2034, ф. р­2870, ф. р­5350) и Дона (ГАРО, ф. р­4340). 

Масса  информации  о  производственной  деятельности,  повседневной 

жизни, социальном статусе колхозниц Юга России содержится в фондах Се­

веро­Кавказского  (ГАРО,  ф.  р­1390)  и  Орджоникидзевского  (ГАСК,  ф.  р­

2395) краевых земельных  управлений,  Северо­Кавказского  краевого (ГАРО, 

ф. р­2399) и Ставропольского окружного (ГАСК, ф. р­602) колхозсоюзов, Се­

веро­Кавказского  краевого  управления  зерновых  МТС  (ГАРО,  ф.  р­2573). 

Особенно важны фонды Северо­Кавказского краевого (ГАРО, ф. р­1185) и Ку­

банского  окружного  (ГАКК,  ф. р­226)  управлений  Рабоче­крестьянской  ин­

спекции  (РКИ),  а  также  политотделов  МТС  Северо­Кавказского  и  Азово­

Черноморского краев (ЦДНИ РО, ф. 166), где сосредоточены секретные докла­

ды и отчеты, предоставляющие возможность объективно отобразить противо­

речивые изменения в жизни колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930­х гг. 

В работе использованы  14 центральных журналов  («Коллективист», «Со­

циалистическое сельское хозяйство» и др.) и газета «Социалистическое земле­

делие», а также  3 региональных  журнала («Колхозница»,  «Колхозный  путь», 

«Северо­Кавказский  край») и  8 газет  («Большевик»,  «Молот», «Орджоникид­

зевская правда», и пр.). В прессе 1930­хгг. содержится значительный объем ин­

формации о труде и повседневной жизни колхозниц Юга России. Однако, учи­

тывая тенденциозность многих публикаций, использование такой информации 

возможно лишь после обстоятельного критического анализа. 

Разнообразные сведения о государственной тендерной политике и жизне­

деятельности южнороссийских колхозниц в 1930­х гг. бьши почерпнуты нами 

из сборников опубликованных документов и материалов, в том числе издан­

9 

ных на Юге России.1 Наиболее информативны сборники, изданные в постсо­

ветский период, поскольку в них сосредоточено значительное количество ин­

тереснейших, но ранее практически недоступных, засекреченных документов. 

Особой  группой источников  выступают  произведения  и материалы вы­

ступлений  партийно­советских  деятелей:  И.В. Сталина,  Б.П. Шеболдаева, 

Я.А. Яковлева,  и др. В них содержатся характеристики государственных ме­

роприятий  по отношению  к сельским  женщинам,  нередко даются достаточ­

ные взвешенные оценки тендерных трансформаций  1930­х гг. 

О том, как сами  колхозницы  оценивали  изменения в своей жизни и дея­

тельности,  вызванные  «колхозным  строительством», свидетельствуют  их вос­

поминания,2 а также эпистолярные источники, хранящиеся в архивных фондах 

(РГАЭ, ф. 396), или опубликованные как в 1930­х гг., так и по завершении дан­

ной исторической эпохи.3 Современные коллективизации литературные произ­

ведения, использованные  при написании диссертации, позволили  полнее ото­

бразить мысли и переживания сельских женщин Юга России.4 

Эмпирическая база, подвергнутая комплексному и критическому анализу, 

позволила раскрыть заявленную тему и решить поставленные задачи. 

Цель исследования заключается во всестороннем анализе трансформаций, 

происходивших в тендерной структуре южнороссийской деревни, и жизнедея­

тельности женщин­колхозниц Юга России в конце 1920­х ­ начале 1940­х гг. 

Сформулированная цель предполагает решение нижеследующих задач: 

­ реконструировать тендерную динамику в колхозах Юга России; 

­  вьивить  социально­профессиональную  дифференциацию  колхозниц 

Дона, Кубани и Ставрополья; 

1 История колхозного права  1917 ­  1958 гг. Т. 2  1937 ­  1958. М,  1959. Коллективизация  сельского хо­зяйства  на  Северном  Кавказе  (1927  ­  1937 гг.)  /  Под.  ред  ПВ  Семернина  и Е.Н.  Осколкова.  Краснодар, 1972; Краснодарский край в  1937 ­  1941 гг. Документы  и материалы /  Гл. ред. А.А. Алексеева. Краснодар, 1997, Советская деревня глазами ВЧК­ ОПТУ­ НКВД; Документы  и материалы /  Под ред. А.  Береловича, В.Данилова.  1918­ 1939. Т.З. Кк.1.  1930­1931. М,  2003, Кн  2. 1932­1934. М., 2005; Трагедия советской де­ревни  Коллективизация я раскулачивание  Документы и материалы в пяти томах. 1927 ­  1939 / Гл  рея  В. Да­нилов. Р, Маннинг, Л. Виола  Т 2. Ноябрь 1929 ­декабрь  1930. М., 2000, Т.З. Конец 1930 ­  1933. М., 2001, Т. 4. 1934­1936. М, 2002, ид). 

1  Александрова П.А. Пережитое // Колхозница.  1936  Хз 1  ­  2. С  9; Деревянко С. Старая хата // Кре­стьянин. 2007. № 2. С.  19; Карпов В. Лихолетье // Крестьянин. 2003. № 23. С. 9; Кияшко 3 0  Годи колхозной жизни. Краснодар, 1953, Павлов А. Записки переселенца. // Советская Кубань  1991.  18 января; Сокольский Э. Забы­тый уклад // Крестьянин. 2004. Ks 18. С. 8; ТкаченкоН  Как загоняли в колхоз //Крестьянин, 2000. №31. С. 22. 

3 День нашей жизни. Очерки. Статьи. Заметки. Письма. Документы. (15 мая  1940 г.). Ростов н/Д,  1940, Бутко. Письмо в редакцию // Колхозница.  1937. № 4. С.  19; Письмо 385 казачек  Апександрийско­Обиленского района Северо­Кавказского края И В. Сталину // Северо­Кавказский большевик. 1936  8 марта; Письма во власть. 1928 ­1939 / Сост. АЛ. Ливший, И.Б. Орлов, О.В. Хлевякж. М, 2002, и др. 

* Панферов  Ф.И.  Бруски. Кн.  2, 3  М.,  1950; Шолохов М.А.  Поднятая  целина.  М,  I960; Его же: По правобережью Дона // Шолохов М.А. Собрание сочинений в восьми томах  Т, 8. М.. 1975. 

10

­  установить  особенности трудовой  занятости сельских  женщин в кол­

хозном производстве; 

­ определить факторы и формы участия крестьянок  и казачек Юга Рос­

сии в общественной жизни села в период «колхозного строительства»; 

­  проанализировать тендерную специфику крестьянского  протеста, обу­

словленного проведением сплошной форсированной коллективизации; 

­ исследовать роль и формы занятости колхозниц в своем домашнем хо­

зяйстве как особой сфере приложения труда; 

­ осуществить детальное и всестороннее освещение исторической повсе­

дневности женщин­колхозниц Юга России 1930­х гг.; 

­ дать анализ изменению тендерных ролей и трансформации ментально­

сти женщин­колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930­х гг. 

Объект исследования ­ социальная структура российской (советской) деревни 

и возникающие в ее рамках взаимоотношения полов, в динамике и развитии. 

Предмет  исследования­  трансформации  жизнедеятельности,  повсе­

дневности и ментальное™ женщин­колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 

период «колхозного строительства» конца 1920­х ­  начала 1940­х гг. 

Основополагающими  компонентами  теоретико­методологической  базы 

исследования являются  принципы  историзма,  системности,  всесторонности  и 

объективности, следование которым выражается в освещении прошедших собы­

тий во всей их сложности и противоречивости, с учетом причинно­следственных 

связей и специфики рассматриваемой эпохи. Работа основана на синтезе ряда ме­

тодологических подходов (формационного, цивилизационного, гевдерного), что 

позволило достаточно эффективно осуществить анализ поставленной проблемы. 

Поскольку  предметом  настоящего  исследования  выступают  гендерные 

трансформации эпохи «колхозного строіггельства», нам предстазляется актуаль­

ной  обоснованная  в работах  В.А.Бондарева  частно­историческая  теория фраг­

ментарной  модернизации,  объясняющая  противоречивость  гендерных  транс­

формаций  1930­х іт. Немаловажны и разработанные ТА. Булыгиной и СИ. Ма­

ловичко1  положения  «новой локальной  истории»,  адекватно  объясняющие ре­

гиональные особенности изменений в жизни крестьянок Юга России. 

1  См., напр: Булыгииа T.A. Историческая антропология и исследовательские  подходы  «новой локальной исто­

рии» // Человек на исторических поворотах XX века / Под ред  A.R  Еремеевой, А.Ю  Рожкоьа. Краснодар, 2006, С. 27 

­  34; Маловичко С И ,  Булыгина Т А  Современная историческая наука и изучение локальной историк II Новая локаль­

ная история. Выл  1. Новая локальная  история: методы, источники, столичная  и провиициалышя  историография: Ма­

териалы первой Всероссийской Интернет­конференции, Ставрополь, 23 мая 2003 г. ­  Ставрополь. 2003. С. 6 ­  2. 

11 

Методологический инструментарий, использованный в работе, включает в 

себя  универсальные  (общенаучные),  и  специально­исторические  мегоды  ис­

следования. Так. сравнительно­исторический  метод применялся при установ­

лении сходства и различия тендерного устройства доколхозной и коллективи­

зированной  деревни, историко­генетический  мегод дал возможность просле­

дить преемственность социального статуса и образа жизни крестьянок и кол­

хозниц. На основе метода контент­анализа был осуществлен поиск смысловых 

единиц в периодических изданиях, а при анализе  гендерно­демографических 

процессов в южнороссийской деревне использовался метод когорт. 

Новизна представленной работы, прежде всего, состоит в том, что впервые 

в региональной историографии проведено комплексное исследование многооб­

разных  изменений  в  производственной  и общественной деятельности, повсе­

дневной жизни, ментальное™, социально­гендерном  статусе сельских женщин 

Юга России в конце 1920­х ­  начале 1940­х гг. Кроме того, в работе: 

1. Осуществлен анализ динамики тендерного состава колхозов Дона, Куба­

ни и Ставрополья в конце 1920­х ­  начале 1940­х гг., и факторов, оказывавших 

на данные процессы определяющее влияние. Доказано, что на всем протяжении 

отмеченного периода в колхозах Юга России численность женщин превышала 

количество  мужчин, причем одной из ведущих причин гендерных диспропор­

ций являлось отходничество ­  как организованное, так и стихийное. 

2. Установлена  и проанализирована  социально­профессиональная  диффе­

ренциация женщин­колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930­х гг., осве­

щен процесс модернизации их производственной деятельности. Доказано, что, 

вследствие отстаиваемого государством курса на активное вовлечение женщин 

в  «мужские»  отрасли производства  (механизация,  коневодство, и пр.), основ­

ными  результатами  модернизации  являлись  увеличение  трудовременной  на­

грузки на колхозниц и расширение сфер приложения женского труда. 

3. Определен и детально рассмотрен комплекс факторов женской трудовой 

активности в коллективных хозяйствах Юга России. Подтверждена авторская 

гипотеза  о динамике данных  факторов  в  1930­х гг., обусловленной  постепен­

ным организационно­хозяйственным укреплением колхозной системы (что по­

ложительно влияло на производственную мотивацию женщин­колхозниц). 

4. Проведен анализ общественной деятельности сельских женщин в конце 

1920­х ­  начале  1940­х гг. Впервые в южнороссийской историографии разрабо­

тана периодизация общественной деятельности колхозниц: 1) конец 1920­х гг.  ­

12 

начало 1933 г. («социально­политический этап», или «этап содействия коллек­

тивизации»);  2)  начало  1933  г.  ­  конец  1936  г.  («социально­экономический 

этап», или «этап закрепления результатов коллективизации»); 3) 1937 г. ­  нача­

ло 1940­х гг. («хозяйственно­политический этап»). 

5. Дана оценка трансформации тендерных ролей в южнороссийской дерев­

не в 1930­х гг. Установлено, что сформулированная большевиками задача осво­

бождения женщины и достижения равенства полов в деревне, не была реализо­

вана в полной мере, причиной чего являлись не только устойчивые патриар­

хальные традиции сельского  социума, но и особенности  колхозной системы, 

подчинившей крестьянство диктату сталинского режима. Хотя в ходе «колхоз­

ного строительства» в деревне Юга России сформировался  слой «новых жен­

щин» (как правило, молодых возрастов), ощущавших себя свободными и рав­

ными мужчинам, существенной смены тендерных ролей  не произошло. 

6. Доказано, что сфера повседневности и ментальности женщин­колхозниц 

Юга России в  1930­х  гг. характеризовалась  сочетанием  традиций  и новаций, 

при доминировании  первых  над вторыми. Колхозницы, как и крестьянки до­

колхозной деревни, в большей мере были заняты в домашних хозяйствах, чем в 

колхозах, их  костюм, интерьер жилищи  сами жилища  изменились несущест­

венно. Сохранялись и базовые компоненты ментальности сельских женщин, та­

кие, как осознание себя матерью, женой, хранительницей домашнего очага. 

Практическая  значимость исследования.  Материалы  диссертацион­

ной  работы  использовались  при  подготовке  к  проведению  лекционных  и 

практических  занятий  по дисциплинам  исторического  цикла  в  Сочинском 

филиале  Российского  университета  дружбы  народов.  Эмпирическая  база 

диссертационного  исследования,  его содержание и выводы  могут быть ис­

пользованы в учебной работе, в лекционных курсах по отечественной исто­

рии, регионоведению, аграрной истории, истории советского крестьянства. 

Апробация работы. По теме исследования опубликованы 4 работы общим 

объемом 1,38 п.л. Основные положения и выводы диссертации обсуждались на 

ряде научных конференций, таких, как «Девятые Всероссийские  научные чте­

ния по актуальным проблемам социальной истории и социальной работы» (Но­

вочеркасск, 2008 г.), «Лосевские чтения» (Новочеркасск, 2008 г.). 

Структура исследования.  Диссертация  состоит из введенга, трех глав, 

заключения, списка источников и литературы. 

13 

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ 

В двух  параграфах  первой  главы  «Социально­групповые  характери­

стики женщин­колхозниц Юга России в 30­е гг. XX в.» осуществлен ана­

лиз демографических процессов  в коллективизированной  деревне Дона, Ку­

бани и Ставрополья, прослежена динамика тендерного состава коллеетивных 

хозяйств  и рассмотрены  особенности  социально­профессиональной  диффе­

ренциации женщин­колхозниц. 

В результате войн и революций первых двух десятилетий XX в. в России 

не только заметно уменьшилась численность населения, но и возникли четко 

выраженные диспропорции в соотношении полов. Причем наибольшие поте­

ри понесла российская деревня, так как к началу XX в. сельские жители со­

ставляли  подавляющее  большинство  населения  России.  Территории  Дона, 

Кубани и Ставрополья представляли собой в данном случае не только не ис­

ключение, на один из наиболее характерных примеров, так как здесь, в силу 

этносоциальной  специфики  (резкие  противоречия  между  казаками  и иного­

родними, национальная пестрота), гражданская война отличалась особой дли­

тельностью и ожесточенностью. Согласно переписи 1926 г., на Дону и Кубани 

насчитывалось 2 957,7 тыс. женщин и лишь 2 685,6 тыс. мужчин, а в районах 

Ставрополья, Терека, национальных регионах Северного Кавказа ­  соответст­

венно 890,5 тыс. и 814,4 тыс. Даже в 1927 г. в Северо­Кавказском крае женщи­

ны возглавляли  70 тыс. хозяйств. Поскольку экономическое  и общественное 

положение одиноких крестьянок было весьма тяжелым, многие из них стре­

мились объединиться  в колхозы или вступить в уже существующие коллек­

тивные хозяйства. Так в Северо­Кавказском крае возник один из феноменов 

1920­х гг. ­  женские колхозы, которых в 1929 г. насчитывалось 85. 

Коллективизация  еще  более  усилила  тендерные  диспропорции,  наблю­

давшиеся в доколхозной деревне Юга России. Репрессии,  «раскулачивание», 

голод  1932 ­  1933 гг. и, в особенности,  организованное и неорганизованное 

(зачастую  принимавшее  форму бегства из деревни) отходничество, ­  все это 

привело к тому, что численность женщин­колхозниц была выше, чем мужчин. 

По  данным  специальных  исследований,  уже  в  1931 г.  в  колхозах  Северо­

Кавказского края на каждых 100 мужчин приходилось 117 женщин. Учитывая 

масштабы репрессий и бегства из деревни, можно говорить о том, что феми­

низация аграрного производства в 1930­х гг. не только объяснялась воздейст­

14 

вием  большевистских установок  на равноправие  полов, но  отчасти являлась 

вынужденной мерой, ­  из­за нехватки мужских рабочих рук. Лишь к исходу 

1930­х гг. ситуация  была несколько выправлена. В это время тендерные дис­

пропорции  выражались  не столь четко, вследствие восстановительных демо­

графических процессов (которые, в свою очередь, стали возможны в результа­

те организационно­хозяйственного  укрепления  колхозной  системы  и общего 

смягчения  аграрной  политики  сталинского  режима). Но и  в  1939 г. на Юге 

России женская часть населения превосходила мужскую на 567,2 тыс. человек. 

Среди женщин­колхозниц  Юга России, как и в целом  среди  колхозного 

крестьянства СССР, в 1930­х гг. достаточно отчетливо выделялся ряд социаль­

но­профессиональных  групп. Это такие группы, как: рядовые  колхозішцы, пе­

редовики производства, специалисты и, наконец, работники колхозной админи­

страции  (управленцы). В данном  случае  речь идет о  взаимосвязи профессио­

нального и социального статуса, когда первый определял второй. 

Подавляющее  большинство  колхозниц  Дона,  Кубани  и  Ставрополья  в 

1930­х гг. относились к рядовому составу коллективных хозяйств и были заня­

ты физическим, нередко неквалифицированным, трудом в различных отраслях 

колхозного производства. Как правило, женщины трудились в колхозных бри­

гадах наравне и вперемешку  с  мужчинами. Однако  уже  в  начале  1930­х  гг. 

практиковалась и организация чисто женских бригад, на том основании, что 

колхознииы в этом случае демонстрировали более высокую трудовую актив­

ность и могли получать повышенные доходы на трудодни (так как постоян­

ные специализированные женские бригады обладали способностью собирать 

более высокие урожаи). Когда во второй половине  1930­х іт. на Юге России 

широко распространилась такая организационная форма, как звенья, то мно­

гие из них стали женскими, особенно в огородничестве, табаководстве, хлоп­

ководстве и т. п. Впрочем, специализированная  звеньевая организация рабо­

ты нередко нарушалась администрацией коллективных хозяйств, перебрасы­

вавшей колхозниц из одного звена, занятого  в определенной  отрасли хозяй­

ства, в другие звенья, на совершенно другие работы. Все это препятствовало 

специализации женского труда, в которой специалисты в  1930­х гг. обосно­

ванно видели средство увеличения эффективности трудоусилнй колхозниц и 

важное условие повышения оплаты их производственной деятельности. 

По  сравнению  с  рядовыми  колхозницами,  более  высокое положение в 

колхозной  иерархии  на  Юге  России  занимали  передовики  производства  ­

15 

ударницы  и стахановки. Основное  различие  между ударницами  и стаханов­

ками заключалось  в том, что вторые превосходили  первых своим трудовым 

энтузиазмом  и, в еще больших размерах, перевыполняли  нормы  выработки 

на производстве и собирали еще более высокие урожаи. Так, летом  1934 г. в 

молодежной  бригаде  колхоза  им. Магницкого  Азово­Черноморского  края 

ударниками  считали  колхозников,  перевыполнявших  нормы  выработки  на 

20 %. А колхозница Нина Билиминка  из сельхозартели  им. Политбюро Ла­

бинского  района того же края в  1937 г. перевыполняла  норму  по прополке 

озимых в два раза, за что была причислена к когорте стахановцев. 

Теоретически за свой тяжелый труд ударницы и стахановки должны были 

получать более высокое вознаграждение и питаться в процессе работы по уси­

ленным  нормам  («котел ударника»,  «стол  ударника»).  Однако далеко  не все 

колхозы Дона, Кубани и Ставрополья в 1930­х гг. имели необходимые средства 

для достойного вознаграждения  передовиков производства. Кроме того, удар­

ницы и стахановки, которых сталинский режим использовал как средство воз­

действия на остальных колхозников с целью усиления их трудовой активности, 

нередко  становились  объектом  негативной  реакции односельчан  ­  насмешек, 

общественного отчуждения, избиений и даже убийств. Все это существенно за­

трудняло расширение рядов передовиков колхозного производства. 

В то же время, несмотря на недостаточно  высокую оплату труда и не­

приязнь  односельчан, колхозницы, ­  ударницы  и стахановки, ­  имели шанс 

повысить свой социальный статус, иной раз весьма значительно. Во­первых, 

передовики производства входили в состав так называемого «актива», из пред­

ставителей которого рекрутировались кадры административно­управленческого 

аппарата  коллективных  хозяйств.  Во­вторых,  из  массы  рядовых  колхозниц 

ударница  (особенно стахановка)  могла подняться до уровня членов высших 

органов государственной  власти, обрести  широкую известность не только в 

СССР,  но  даже  за  его  пределами.  В  частности,  кубанская  трактористка­

стахановка Паша Ковардак в 1937 г. стала членом Верховного Совета СССР. 

Ступенькой выше рядовых колхозниц, а нередко и выше ударниц, в колхо­

зах Юга России  1930­х гг. располагались специалисты (механизаторы, бухгал­

теры, счетоводы, заведующие хатами­лабораториями, и пр.). Необходимо, впро­

чем,  отметить,  что  женщины­специалисты,  работавшие  непосредственно  на 

производстве (например, механизаторы), хотя и составляли особую группу сре­

ди колхозниц, но радикально от них не отличались. Зато женщины­бухгалтеры, 

16 

счетоводы и подобные им входили в состав администрации (или были близки к 

ней) и поэтому занимали в колхозах позиции, не сравнимые с положением ни ря­

довых  колхозниц,  ни  специалистов­производственников.  Однако  представлен­

ность женщин среди лиц указанных профессий была минимальна. Так, в 1939 г. 

на Всесоюзных  заочных  курсах из 2 300  курсантов, обучавшихся  премудро­

стям колхозной бухгалтерии, насчитывалось всего лишь 275 колхозниц. 

Те же тенденции отличали и корпорацию колхозных управленцев. Хотя 

женщины  составляли  примерно  60  % трудовых  ресурсов  южнороссийских 

колхозов, их доля в составе руководящих колхозных кадров была далеко не­

пропорциональна удельному весу среди рядовых колхозников. Особенно не­

значительным  было  представительство  женщин  в  высшем  звене  колхозных 

управленцев:  среди  председателей  и  членов  правлений  коллективных  хо­

зяйств,  ревизионных  комиссий.  Чаще  всего  женщины  занимали  средние  и 

низшие уровни в иерархии  колхозных администраторов, становясь бригади­

рами, заведующими животноводческими фермами, звеньевыми, и т. п. К осе­

ни 1931 г. в колхозах 51 района Северо­Кавказского края женщины составляли 

лишь 7,9 % председательского корпуса,  19,5 % членов колхозных правлений, 

18.7 % членов ревизионных комиссий, 60,2 % заведующих молочно­товарными 

фермами. В  1940 г.  в Ростовской  области среди 8 622 председателей колхо­

зов,  заведующих  животноводческими  фермами,  бухгалтеров  и  счетоводов 

было только 789 женщин,  или  9,1 %. В  конце  1930­х гг.  в Орджоникидзев­

ском  крае  насчитывалось  больше тысячи женщин­бригадиров  и около пяти 

тысяч их помощников (хотя в среднем на каждый колхоз приходилось менее 

одной женщины­бригадира и немногим более трех помощниц бригадира). 

Можно утверждать, что сталинская модернизация аграрного производства, 

выразившаяся в сплошной форсированной коллективизации, означала для сель­

ских женщин и Юга России, и всей страны значительное повышение трудовых 

затрат и расширение сфер приложения трудоусилий. Мехагазация же сельского 

хозяйства,  способная  облегчить  труд  крестьян,  хотя  и  осуществлялась  в 

1930­х гг., но ее уровень даже к исходу десятилетия не был достаточно высок. В 

то же время значительного вовлечения рядовых колхозниц в административно­

управленческий аппарат коллективных хозяйств не произошло. 

Сложившаяся ситуация (которую можно характеризовать как дискримина­

цию по половой  принадлежности), на наш взгляд, объяснялась в первую оче­

редь стойкими патриархальными  стереотипами сельских  сообществ Юга Рос­

17

сии (особенно национальных регионов Северного Кавказа). В силу своей уко­

рененности  в  крестьянском  сознании  эти традиции  не могли быть  не только 

преодолены, но даже сколь­нибудь существенно  поколеблены  сплошной кол­

лективизацией, несмотря на весь ее радикализм. Хотя крестьяне и казаки при­

знавали и даже приветствовали важную роль женщин в производстве или со­

противлении властям, они не были готовы допустить их на руководящие долж­

ности, особенно относящиеся к высшим звеньям колхозной иерархии. Причем, 

антифеминистскую  позицию  рядовых  членов  колхозов  чаще  всего разделяли 

представители органов власти на Юге России, от районного начальства до крае­

вого руководства. Иначе невозможно объяснить, почему вакантные должности 

председателей колхозов, комплектовавшиеся с ведома партийно­советских вла­

стей, с завидным постоянством заполнялись почти исключительно мужчинами. 

Во второй главе «Развитие социально­производственного потенциала 

женшші­колхозннц в условиях колхозного строительства»,  состоящей из 

четырех  параграфов, освещаются  такие  вопросы, как факторы трудовой  ак­

тивности  и  особенности  производственной  деятельности  женщин  в коллек­

тивных  хозяйствах,  общественная  активность  крестьянок  и колхозниц Юга 

России, а также тендерная специфика крестьянского протеста форсированной 

коллективизации и негативным компонентам колхозной системы. 

Партийно­советское руководство, стремясь реализовать масштабные пла­

ны индустриализации и коллективизации, не последнюю роль отводило в этом 

сельским  женщинам.  Колхозницы  рассматривались  властью  как  важнейшая 

тендерная  группа коллективизированной деревни, способная обеспечить про­

ведение сельхозработ и заменить в аграрном секторе экономики мужчин, ко­

торые в массовом порядке направлялись на создание советской индустрии; не 

случайно Сталин утверждал, что «женщины в колхозах ­  большая сила». 

Стремясь к максимальному вовлечению женщин в колхозное производст­

во, представители власти пытались устранить все препятствия этому. Особое 

внимание уделялось  развитию сельских  культурно­бытовых  учреждений,  на 

которые возлагалась задача освободить женщину от домашних забот, препят­

ствующих ей трудиться в колхозах. Именно в ходе «колхозного строительст­

ва» численность культурно­бытовых заведений (детских садоз, яслей, площа­

док, общественных  столовых, бань, прачечных), уже появившихся  в деревне 

на протяжении  1920­х гг., резко возросла. Так, в 1940 г. в 1  886 коллективных 

хозяйствах Ростовской области насчитывалось в общей сложности  2 966 сезон­

18 

ных и постоянных детских садов, яслей и площадок, могущих вместить на пе­

риод сельхозработ минимум 102,8 тыс. детей разного возраста. 

Помимо семейно­бытовых  забот,  существовал  еще целый ряд факторов, 

способных  оказать  как  стимулирующее, так и, напротив, блокирующее воз­

действие на процесс вовлечения женщин в колхозное производство. Это такие 

факторы, как: отношение представителей власти (особенно колхозных управ­

ленцев) к женщинам­колхозницам; реакция сельского социума, в том числе и 

самих колхозниц, на попытки властей усилить их значение в аграрном секторе 

(желание или нежелание женщин участвовать в общественном  производстве, 

отношение к этому мужей, и пр.); принципы и размеры оплаты труда в колхо­

зах; роль ЛПХ в жизнеобеспечении семей колхозников. 

На всем протяжении 1930­х гг. (как, впрочем, и в 1920­х гг.) органы власти 

вели бескомпромиссную борьбу с патриархально­пренебрежительным отноше­

нием к женщинам вообще и с использованием женского труда в ряде считав­

шихся «мужскими» отраслей аграрного производства, ­  в частности (что было 

характерно для казачьих колхозов Дона, Кубани и Терека, не говоря уже о на­

циональных регионах Северного Кавказа). В определенной степени усилия вла­

стей, а также сельских активистов  и активисток дали свои плоды. Тем более, 

что многие колхозницы сами стремились путем активного участия в производ­

стве  или  освоения  престижных  сельских  профессий  (например,  профессий 

тракториста или комбайнера) обрести материальную независимость и выйти из­

под плотной мужской опеки. Однако низкий уровень вознаграждения за труд в 

колхозах на всем протяжении 1930­х гг. оставался неустранимым фактором, за­

труднявшим участие женщин в общественных работах и серьезно снижавшим 

женскую трудовую активность. Большинство коллективных хозяйств Юга Рос­

сии не могло обеспечить своим членам достойного вознаграждения за труд, и 

поэтому колхозники возлагали основные надежды на свои личные подсобные 

хозяйства (ЛПХ), в которых преимущественно были заняты именно женщины. 

Даже  в конце  1930­х  гг., несмотря  на  заметное улучшение  условий  жизни в 

коллективизированной деревне Дона, Кубани и Ставрополья  вследствие орга­

низационно­хозяйственного укрепления коллективных хозяйств, женщины на­

много чаще, чем мужчины, уклонялись от участия в общественном производст­

ве, предпочитая колхозным полям свои ЛПХ. Так, в 1940 г. на Кубани не выра­

ботали ни одного трудодня 11,9 % колхозниц (и только 2,3 % колхозников), на 

Ставрополье ­  15,5 % и 2,7 % соответственно. Все же, если рассматривать си­

19 

туацню  с  факторами трудовой  активности  женщин­колхозниц  Юга  России в 

целом, то  следует  признать, что  к  исходу  рассматриваемого  десятилетия, по 

сравнению с его началом, негативное воздействие перечисленных факторов бы­

ло минимизировано, а степень вовлеченности  колхозниц в общественное про­

изводство и их трудовая активность возросли. 

Говоря об особенностях производственной деятельности колхозниц, сле­

дует отметить, что в коллективных хозяйствах Юга России, как и в доколхоз­

ной деревне, на женщинах держались целые отрасли хозяйства (огородничест­

во,  птицеводство,  молочное  животноводство,  свиноводство,  и т.д.),  а также 

множество производственных операций в других отраслях (например, пропол­

ка,  сноповязание,  скирдование,  и т.п.  в полеводстве). В то же время в ходе 

«колхозного строительства» произошла модернизация женского труда в сель­

ском  хозяйстве, что выразилось, прежде всего, в существенном  расширении 

сфер приложения трудоусилий женщин­колхозниц. На протяжении  1930­х гг. 

женщины активно вовлекались в новые отрасли сельского хозяйства и новые 

сферы занятости на селе, которые были обязаны своим возникновением и раз­

витием  «колхозному  строительству», ­  в сферу  механизации  (трактористки, 

комбайнерки),  в  опытно­исследовательские  учреждения  (в  частности,  кол­

хозные хаты­лаборатории), в культурно­бытовые учреждения (заведующие и 

работницы детских садов, яслей, площадок,  сельских амбулаторий, библио­

тек, и т.п.). Модернизация женского труда коснулась и вполне традиционных 

сфер занятости в аграрном секторе, нарушая сложившиеся стереотипы: в ча­

стности, заметно возросла роль колхозниц в коневодстве, которое рассматри­

валось на Юге России (особенно в национальных регионах Северного Кавка­

за) как типично мужская сфера занятости. 

Однако  необходимо  подчеркнуть,  что  под  влиянием  объективных  об­

стоятельств попытки коллективизаторов  подвергнуть аграрное производство 

радикальной  феминизации  не достигли успеха. В частности, несмотря даже 

на развернутую в конце 1930­х гг. широкомасштабную кампанию «женщины 

­  на трактор!»,  колхозницы  составляли  весьма  небольшую  часть  механиза­

торских  кадров:  в Орджоникидзевском  крае насчитывалось  около  600 жен­

щин­трактористок, в Ростовской области ­  около 2 тыс., что не шло ни в ка­

кое сравнение с тысячами механизаторов­мужчин.  Причем в данном случае 

сказывалось не только скептическое отношение руководства колхозов и МТС 

к женщинам­трактористам, комбайнерам, и т.п. Сами женщины зачастую не 

20

стремились в ряды механизаторов из­за неудовлетворительных материально­

бытовых условий, характерных для данных профессий, а также из­за физиче­

ских  нагрузок,  явно  чрезмерных  для  женского  организма.  Незначительное 

количество женщин, овладевших в колхозах и МТС «мужскими» специально­

стями, позволяет утверждать, что сферы приложения трудоусилий колхозниц 

Юга России в 1930­х гг. оставались все же в основном традиционными. 

Женщины  южнороссийских  сел  и  станиц  периода  «колхозного  строи­

тельства»  играли  важную роль не только  в  аграрном  производстве,  но и в 

сфере  общественной  деятельности. Значительная  часть крестьянок  и казачек 

Юга России более или менее активно поддержала полигаку  коллективизации, 

видя в ней единственное спасение от вечной нужды. Сталинский режим в пол­

ной мере использовал проколхозную активность сельских женщин для быст­

рейшего  осуществления  коллективизации,  укрепления  колхозов, а  также для 

борьбы  с оппозицией. С  учетом  того, кшдае именно  задачи  ставились  перед 

сельскими активистками в рамках определенного периода времени, можно раз­

делить их общественную деятельность на ряд этапов: 1) конец 1920­х гг. ­  на­

чало 1933 г. («этап содействия коллективизации», или, иначе, «социально­по­

литический этап»); 2) начало  1933 г.­  конец  1936 г.  («этап закрепления ре­

зультатов коллективизации», или «социально­экономический этап»); 3) 1937 г. 

­  начало 1940­х гг. («хозяйственно­политический этап»). 

В конце 1920­х ­  начале 1930­х гг. представители власти организовывали 

разнообразные женские совещания, конференции, съезды, на которых женщи­

нам­сторонницам колхозов предоставлялась роль бескорыстных агитаторов за 

«колхозное  строительство».  Тем  самым,  сельские  активистки  вносили  свой 

посильный вклад в формирование позитивного общественного мнения по от­

ношению к колхозам  и содействовали скорейшему и беспрепятственному осу­

ществлению коллективизации. После того, как в начале  1933 г. Сталин объя­

вил  о  завершении  форсированной  коллективизации,  общественная  деятель­

ность колхозниц­активисток  была переориеширована  на организационно­хо­

зяйственное укрепление колхозов. С этой целью женщины участвовали в раз­

личных акциях, направленных  на укрепление трудовой  дисциплины, выпол­

нение колхозами  «государственных  обязательств»,  и т.п. Наконец, с  1937 г., 

наряду с борьбой за организационно­хозяйственное укрепление коллективных 

хозяйств, перед колхозницами­активистками  была поставлена задача содейст­

вия кампаниям  по борьбе с «врагами народа» (что выражалось в публичной 

21 

поддержке  и  одобрении  суровых  правительственных  мер  по  отношению  к 

этим «врагам»). Хотя на протяжении двух первых этапов сельские женщины 

также всемерно привлекались к кампаниям  по борьбе с разного рода «врага­

ми» «колхозного  строительства»  (будь то  «кулаки»,  «вредители»,  «рвачи» и 

пр.), именно в рамках іретьего из указанных нами этапов сталинский режим в 

наибольшей  мере  использовал  потенциал  женщин  колхозной  деревни  для 

одобрения осуществляемых им широкомасштабных репрессий. 

Однако далеко не все крестьянки и казачки Юга России поддержали поли­

тику  коллективизации.  Не меньшая, а то  и большая, часть сельских женщин 

Дона, Кубани и Ставрополья решительно воспротивилась попьпкам сталинско­

го режима коллективизировать деревню и тем самым «железной рукой загнать 

человечество  (в данном случае ­  российское крестьянство) к счастью». Зачас­

тую женщины ифали  намного более активную роль, чем мужчины, в акциях 

протеста против коллективизации, «раскулачивания», хлебозаготовок, закрытия 

церквей, и пр., так что в период «колхозного строительства» получил широкое 

распространение  такой  тендерный  феномен,  как  «бабьи  бунты». В  целом  по 

СССР волнения и бунты, большинством участников которых были женщины, 

составляли в первом полугодии  1930 г. 32% от общего количества массовых 

крестьянских акций протеста, во втором полугодии ­  уже 40 %. Все 56 массо­

вых крестьянских  выступлений против коллективизации  и негативных компо­

нентов колхозной системы, произошедшие в Северо­Кавказском крае с октября 

1931 г. по март 1932 г., были преимущественно женскими. 

Столь  активная  отрицательная  реакция  крестьянок  на  коллективизацию 

была обусловлена  не только  определенной  мягкостью  советского уголовного 

законодательства к сельским женщинам или снижением протестного потенциа­

ла мужской части населения деревни в результате властного террора. Женская 

часть сельского социума во все времена играла заметную роль в сопрогивлении 

любым попыткам извне поколебать размеренный ход деревенской жизни и раз­

рушить домашний очаг (о чем, например, писал еще во второй половине XIX в. 

такой прекрасный знаток российской деревни, как А,Н. Энгельгардт). По суще­

ству,  «бабьи бунты»  против коллективизации являлись проявлением  в новых 

исторических условиях крестьянских тендерных традиций. 

Как и крестьянское протестное движение в целом, активные формы сопро­

тивления  сельских  женщин  Юга  России  «колхозному  строительству»  посте­

пенно сошли на нет в  1933 ­  1934 тт., в результате репрессий,  голопомора, а 

22 

также организационно­хозяйственного  укрепления коллективных хозяйств. На 

протяжении  последующих  лет  протест сельских  женщин  против  негативных 

компонентен и характеристик колхозной системы выражался в пассивных фор­

мах, преимущественно в уклонении от участия в общественном производстве. 

По мере укрепления колхозов (которые с наибольшей полнотой демонстриро­

вали свои достоинства к исходу 1930­х гг.) позиция сельского населения, в том 

числе и женщин, по отношению к ним все более и более смягчалась. 

Третья  глава  «Повседневность  и  ментальность  жешцнны­колхоз­

ннцы: соотношение традиции и модерна»,  включающая  в себя три пара­

графа,  посвящена  анализу  трансформаций,  произошедших  на  протяжении 

1930­х  гг.  в  системе  тендерных  ролей  коллективизированной  деревни  Юга 

России, в повседневной жизни и ментальное™ женщин­колхозниц. 

В сфере повседневности и ментальности женщин­колхозниц Юга России 

1930­х гг. было явно заметно сочетание традиций и новаций. При этом, как 

нам представляется, традиции преобладали над новациями, несмотря на весь 

массив  изменений,  произошедших  в  повседневной  жизни  и  коллективной 

психологии  сельских  женщин  в  ходе  «колхозного  строительства».  Данное 

обстоятельство являлось прямым следствием коллективизации, которая в си­

лу своей ускоренности не могла существенно поколебать, а уж тем более, ко­

ренным образом трансформировать, ни систему тендерных взаимоотношений 

в  деревне,  ни  сферу  повседневности  или  менталитет  крестьянок  и казачек 

Дона, Кубани, Ставрополья и Терека. 

В доколхозной деревне сельские женщины играли традиционно ведущую 

роль  в домашнем  хозяйстве,  выполняя  массу  обязанностей  (уборка  жилища, 

приготовление пиши, присмотр за детьми, работа на огороде, уход за скотиной 

и птицей, и пр., и пр.). Домашнее хозяйство, получившее наименование личного 

подсобного хозяйства, оставалось женским уделом и в коллективизированной 

деревне. Причиной этого являлась не только неготовность сельского сообщест­

ва признать «мужские» и «женские» сферы занятости равноценными, но и осо­

бенности колхозной системы. Низкая оплата труда в коллективных хозяйствах, 

производившаяся на всем протяжении 1930­х гг. по остаточному принципу (то 

есть на трудодни колхозники получали лишь минимум средсгв, остававшихся в 

колхозах после выполнения госпоставок и других заданий) вела к тому, что ос­

новным источником средств для крестьянских семей оставались ЛПХ. Учиты­

вая же, что ЛПХ держались в основном на женских плечах, можно утверждать, 

23

что женщины­колхозницы Юга России в 1930­х гг., по существу, выступали га­

рантом продовольственной стабильности, причем не только для своих семей, но 

и всего населения региона: ведь личные подсобные хозяйства успешно конку­

рировали с колхозами  в производстве  картофеля, овощей, мяса, молока и др. 

продуктов, поставляя часть произведенной продукции на рынок. Однако устой­

чивость женской роли «домашней хозяйки» в определенной степени препятст­

вовала тендерному выравниванию на селе. 

Трансформации в системе тендерных ролей южнороссийской деревни бы­

ли заметны еще в 1920­х гг., когда советская власть пыталась донести до созна­

ния крестьянства и провести в жизнь свои постулаты о равноправии женщин и 

мужчин. В период же «колхозного строительства»  1930­х гг. эти трансформа­

ции неизмеримо усилились и ускорились. Основной их вектор был направлен в 

сторону тендерного эгалитаризма, достижения равенства полов. Правда, зачас­

тую  это  равенство  понималось  весьма  своеобразно:  например,  большевики 

стремились достичь равенства  в труде, усиленно вовлекая женщин даже в те 

отрасли производства, которые были им противопоказаны из­за неблагоприят­

ных условий деятельности (как в случае со сферой механизации). 

На протяжении  1930­х гг., благодаря совокупным усилиям властей и са­

мих крестьянок  и казачек Юга России, удалось достичь определенного вы­

равнивания  тендерного статуса сельских женщин и мужчин, ослабления же­

стко патриархальной  модели  устройства деревенской жизни. Прежде всего, 

этому способствовали позитивные сдвиги в социально­экономической струк­

туре  коллективизированной  деревни.  Уже  в  начале  коллективизации  пред­

ставители власти сделали все возможное, чтобы ликвидировать неравенство 

в оплате труда по половозрастному  признаку, когда за один и тот же объем 

работы мужчины получали более высокое жалованье, а женщины и подрост­

ки ­  сниженное. В результате разделения  и специализации  труда в коллек­

тивных хозяйствах, а также в результате предоставленной возможности при­

обрести  востребованные  и  относительно  высокооплачиваемые  профессии 

женщины могли обеспечить себе материальную независимость, которая есте­

ственным образом превращалась в независимость от мужа или отца. Одино­

кие или  овдовевшие  колхозницы  могли надеяться  на получение помощи от 

коллективного хозяйства, что также повышало их тендерный статус и мини­

мизировало зависимость от мужчин. 

24 

Тендерному  выравниванию  способствовало  и активное  привлечение кре­

стьянок  и  казачек  к  общественной,  общественно­политической,  администра­

тивной деятельности, к оборонно­спортивной работе. Многие колхозницы ста­

новились делегатами различных конференций, слетов, съездон, членами сель­

ских советов, депутатами исполкомов различного уровня и Верховного Совета 

СССР,  и т.п. Немало сельских женщин и девушек занимались в конно­спор­

тивных клубах (клубы «ворошиловских кавалеристов») и кружках Осоавиахи­

ма, где они учились верховой езде, снайперской стрельбе, штыковому бою и 

владению  клинковым  оружием, прыжкам с парашютом, и т.д. Так, благодаря 

участию в конно­спортивных  кружках, в Азово­Черноморском  крае получила 

известность  молодая  колхозница  Вера  Куркина,  в Северо­Кавказском  крае  ­

Билл Мисостишхова. Тем самым подчеркивалась важная роль женщин в жизни 

страны, тот факт, что они вполне равны мужчинам и в деле управления госу­

дарством, и в деле защиты своей Родины. В ходе трансформации системы тен­

дерных ролей  в советской  коллективизированной  деревне  1930­х  гг.  (в том 

числе в колхозных селах и станицах Юга России) сформировалась генерация 

«новых  женщин»,  считавших  себя  вполне  равными  мужчинам  и  стремив­

шихся  выйти за  рамки традиционных  женских ролей, таких,  как «жена» (в 

худшем  варианте  ­  «служанка»),  «мать»,  «хозяйка  домашнего  очага». Эти 

настроения были прекрасно отражены в  1931 г. в плакате Г. Шегаля  с бро­

ской надписью: «Долой кухонное рабство! Даешь новый быт!». 

С  другой стороны, трансформации  системы  тендерных  взаимоотноше­

ний в  1930­х гг. носили поверхностный характер, что было обусловлено ус­

коренностью  коллективизации,  неспособной  существенно  поколебать  скла­

дывавшийся веками уклад сельской жизни и, следовательно, патриархальные 

стереотипы южнороссийской деревни  (особенно эти стереотипы  были силь­

ны на Северном  Кавказе). О том, что  сельское  сообщество  не готово было 

признать женщину  равной  мужчине, свидетельствовала  непропорционально 

низкая  представленность  колхозниц  в  органах  управления  коллективными 

хозяйствами  (хотя против равенства в труде, а тем более лидирования жен­

щин  в  сфере трудовых  отношений,  сельские  мужчины,  кажется,  ничего не 

имели). Да  и незамужняя женщина  считалась  в колхозной деревне, так же, 

как и в доколхозной, как бы неполноценной, не заслуживающей уважения  ­

это тоже являлось свидетельством сохранения патриархальных стереотипов. 

25 

Сохранению традиционной расстановки тендерных ролей (и, в конечном 

счете, ­  неравноправия  по половому  признаку) способствовала  и специфика 

колхозной системы. Прежде всего, коллективизация, по существу, преврати­

ла  российских  крестьян  в  неполноправную  социальную  группу  советского 

государства  (своеобразных  крепостных). Колхозники находились под посто­

янным контролем местных властей и администрации коллективных хозяйств, 

а так называемая «колхозная демократия» в подавляющем большинстве слу­

чаев  оказывалась  не более чем  мифом. В этих условиях  сложно было ожи­

дать какого­либо освобождения  женщин, поскольку и колхозники, и колхоз­

ницы находились в одинаковой зависимости от сталинского режима. 

Говоря о ментальное™ женщин­колхозшщ Юга России в 1930­х гг., следу­

ет отметить факт сохранения ее базисных компонентов, таких, как осознание 

себя  матерью  и хранительницей  домашнего  очага. В некоторой  степени со­

хранению  указанных  компонентов  ментальное™  способствовали  устойчи­

вость патриархальных традиций крестьянства (когда незамужняя женщина не 

могла  рассчитывать  на уважение  сельского  социума), важная  роль ЛПХ, а 

также  и  целенаправленная  политика  властей,  обеспокоенных  негативными 

демографическими  процессами  в  СССР  и стремивцгихся  поэтому  укрепить 

престиж  семьи  и  материнства  с  целью  стимулирования  рождаемости.  Не 

подверглась значимому разрушению и такая характерная черта коллективной 

психологии сельских женщин Юга России, как религиозность. 

В  сфере  позеедневности  сельских  женщин Дона, Кубани  и Ставрополья 

1930­х гг. сочетание традиций и новаций (при доминировании первых над вто­

рыми) проявлялось особенно наглядно. Под влиянием городской моды и боль­

шевистских  идеологем  в повседневную  жизнь южнороссийской  деревни про­

никали определенные новации, что находило выражение в костюме колхозниц 

(городские платья, прически, «комсомольский стиль» ­  красные косынки, блуз­

ки, и пр.), в меню колхозных семей, в том, что у крестьянок появилась возмож­

ность проводить досуг в клубах, домах культуры, избах­читпьнях. Вместе с 

тем,  эти  и другие  новации  в  повседневной  жизни  женщин­колхозниц  Юга 

России в 1930­х гг. носили частный характер. Ускоренность коллективизации 

и политика сталинского режима, нацеленная на снабжение города за счет де­

ревни (вследствие чего крестьяне были вынуждены зачастую заниматься са­

мообеспечением), вели к тому, что внешний вид и интерьер сельских домов 

на Юге России оставались традициошшми, как и костюм колхозниц. 

26 

В заключение подведены итоги исследования, обобщены авторские су­

ждения и выводы, основными из которых являются следующие. 

Коллективизация,  осуществленная  в  кратчайшие  сроки,  не  пользовалась 

поддержкой значительной части крестьянства и не могла существенно изменить 

целый ряд сельских институтов и традиций, складывавшихся веками. К тому же 

крестьяне и крестьянки, не являлись пассивными субъектами аграрных преоб­

разований большевиков, но активно корректировали  их курс: либо протестуя 

против самых непопулярных на селе форм и методов коллективизации, либо,  ­

в союзе с властью, ­  предлагая наиболее приемлемые пути решения возникав­

ших проблем. Все это предопределило многомерность и неоднозначность изме­

нений, произошедших в жизнедеятельности и ментальности сельских женщин 

Дона, Кубани и Ставрополья в процессе «колхозного строительства». 

Еще более усилив и без того существенные гендерные диспропорции в се­

лах и станицах Юга России, коллективизация привела к феминизации аграрного 

производства. Однако в производственной сфере полного тендерного равенства 

достигнуто не было. Сельские женщины в большинстве своем превратились в 

рядовых  колхозниц, занятых тяжельш ручным трудом  или не менее тяжелой 

работой на тех или иных сельхозмашинах  (тракторах, комбайнах,  и т.д.). На­

против, доля женщин в составе колхозных специалистов или административно­

управленческом аппарате коллективных хозяйств была непропорционально ма­

ла, по сравнению с их общей численностью в колхозах. 

На всем протяжении  1930­х гг. представители власти стремились к мак­

симально полному вовлечению колхозниц в общественное производство, для 

чего в колхозах создавались культурно­бытовые учреждения, велась борьба с 

патриархальными  стереотипами,  предпринимались  меры  для  ограничения 

занятости женщин в ЛПХ. Однако устойчивость сельских традиций и специ­

фика колхозной системы, основанной на отчуждении работников от средств 

производства и произведенной продукции, способствовали тому, что даже к 

исходу  рассматриваемого десятилетия  женщины в меньшей  мере, чем муж­

чины, были заняты в колхозах  Неверно  было бы утверждать, что занятость 

сельских женщин  1930­х гг. в сфере колхозного  производства  являлась ми­

нимальной (точнее, она была сезонной: трудовременные затраты возрастали 

летом и снижались с осени). Но все же уделом колхозницы, как прежде кре­

стьянки, оставалось домашнее (личное подсобное) хозяйство: здесь женщины 

тратили больше труда и времени, чем в колхозе. 

27

Коллективизация  разделила  крестьянок  и  казачек  Юга  России  на сто­

ронниц и противниц данной политики. Сельские активистки, видя в колхозах 

мощное средство улучшения своего положения и положения всего крестьян­

ства, стремились содействовать «колхозному строительству», созданию и ук­

реплению  коллективных  хозяйств. Но значительная  часть женского населе­

ния южнороссийской  деревни решительно  выступила  против  коллективиза­

ции, все более и более оттесняя при этом мужчин на второй план. 

В сфере повседневности и ментальности сельских женщин Юга России, а 

также в области взаимоотношения  полов  в деревне  на протяжении  1930­х гг. 

радикальных  изменений не произошло, вследствие ускоренности  коллективи­

зации и воздействия негативных компонентов колхозной системы. Повседнев­

ная жизнь и менталитет колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья, равно как их 

позиции по сравнению с мужчинами, оставались по большей части традицион­

ными, а наблюдавшиеся новации носили, как правило, частный характер. 

Публикации по теме исследования: 

1. Гадщкая М.А. Детские дошкольные учреждений как фактор роста за­

нятости женщин­колхозниц в  1930­х годах // Известия Российского государ­

ственного  педагогического университета  им. А.И. Герцена. № 33 (73). Ч. I. 

(Общественные  и гуманитарные  науки): Научный журнал. ­  СПб., 2008. С, 

135 ­140. (0,5 п.л.). 

2. Гадщкая М.А. Эволюция тендерного статуса сельских женщин в кол­

лективизированной  деревне Юга России в  1930­х годах // Известия Россий­

ского  государственного  педагогического  университета  им.  А.И.  Герцена. 

№ 33 (73). Ч. 1. (Общественные и гуманитарные  науки): Научный журнал.  ­

СПб., 2008. С. 140­ 143. (0,32 п.л.). 

3. Гадщкая М.А., Скорик А.П. К вопросу о динамике тендерного состава 

коллективных хозяйств Юга России в 1930­х гг. // Страницы истории Юга Рос­

сии (XIX ­ XX вв.). Сборник статей преподавателей и студентов ЮРГТУ(НПИ). 

­  Новочеркасск, 2008. ­  С. 14 ­  21. ­ Рус. ­ Деп. в ИНИОН РАН от 30.06.2008 г. 

№ 60588 (0,5 п.л.). 

4. Гадщкая М.А. Факторы женской трудовой активности в колхозах Юга 

России  1930­х  гг.  // Девятые  Всероссийские  научные  чтения  по  актуальным 

проблемам социальной истории и социальной работы. Тез. докл. и сообщ. на­

уч.­теор. конф., Новочеркасск, 15 ­  16 мая 2008 г. ­  Новочеркасск; Ростов н/Д., 

2008.  С. 45. (0,06 пл.). 

Гадицкяя Марина Александровна 

СЕЛЬСКИЕ ЖЕНЩИНЫ В УСЛОВИЯХ 

КОЛХОЗНОГО СТРОИТЕЛЬСТВА 

В КОНЦЕ 1920­х ­  НАЧАЛЕ 1940­х гг. 

(НА МАТЕРИАЛАХ ДОНА, КУБАНИ И СТАВРОПОЛЬЯ) 

Подписано в печать 02.10.2008. 

Формат 60x84  '/it  Бумага офсетная. Ризография. 

Усл. печ. л. 1,75.  Уч.­изд  л.  1,66.  Тираж  120 экз.  Заказ 908 

Издательство ЮРГТУ (НПИ) 

346428, г. Новочеркасск, ул. Просвещения,  132