"32 писателя" (том 2, в сокр.)

Москва“Российский писатель”

2007

Том II

32ПИСАТЕЛЯ

ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ПРОГРАММАПРАВИТЕЛЬСТВА МОСКВЫ

c АНО РИД «Российский писатель»,художественное оформление, 2007

А53 «32 писателя»Сборник произведений победителей Первого международного конкурса детскойи юношеской художественной и научно-популярной литературы им. А.Н. Тол-стого (в 3-х томах) Состав. И.В. Репьева, И.П. Наумов

Москва, «Российский писатель», 2007г., 496 с.

Проза и стихотворения 32-х призёров и дипломантов конкурсаСоюза писателей России — новый пласт современной детскойлитературы. Большинство имён сборника пока не известноширокому кругу читателей. В первый том вошли произведениядля дошкольников и учащихся младшей школы. Второй томпредставлен повестями, рассказами для подростков. Поэзия ипроза третьего тома будет интересна старшеклассникам.

Литературно-художественное издание

В оформлении трёхтомника использована графикахудожника Сергея Александровича Репьёва

ISBN 978-5-902262-75-6

УДК821.161.1-93ББК 84(2Рос=2Рус)6-44

А53

Андрей НЕКЛЮДОВ

Валерий КВИЛОРИЯ

Ирина РЕПЬЁВА

Михаил ШУРАЕВ

Александр ЩЕРБАКОВ

Владимир ЩЕРБАК


РАССКАЗЫ


Родился в 1959 году в городе Череповце. В 1982 окончил гео-логический факультет Ленинградского государственного универ-ситета. Много лет отдал геологии. Побывал в экспедициях наДальнем Востоке, в Якутии, в Сибири, в Монголии, на Урале иРусском Севере. Кандидат геолого-минералогических наук.

Живёт в Санкт-Петербурге. Рассказы для подростков сталпубликовать в конце девяностых годов XX столетия. Один из луч-ших детских журналов «Костёр» сразу обратил внимание натворчество начинающего прозаика и сделал его своим автором. В1999 году Андрей Геннадьевич стал членом Союза писателей Рос-сии. Работает в одном из издательств города на Неве. Творче-ство писателя отличает тонкая лирика и умение видетьсмешные стороны нашего бытия. Первый Международныйконкурс детской и юношеской художественной и научно-популярной литературы имени А.Н. Толстого отметил рассказыпрозаика Почётным Дипломом.

9

ЗВЕЗДА ПО ИМЕНИ АЛГОЛЬ

Оказывается, знаменитым можно стать за один час! За одинурок.

Когда географичка в шестом «А» начинала рассказыватьпро оболочки Земли и про космос, Димка Калганов ещё носилпрозвище Калган и был не слишком заметным в классе.

– Какие звезды вы знаете? Полярная. А ещё?Даже завзятые отличники что-то медлили с ответом. И вот

тут-то Калган решительно поднял руку.– Молодец, достаточно, – пыталась остановить его учи-

тельница после того, как он выпалил десяток названий. НоДимка уже перешёл на галактические туманности, «чёрныедыры» и взрывы «сверхновых».

– Да это же Галилей! – насмешливо выкрикнул с заднейпарты Мишка Лихов, главный хохмач и задира в классе.

Учительница улыбнулась. И всё же прервала Калганова,иначе он проговорил бы целый урок. Видно было, что она самаудивлена астрономическими познаниями шестиклассника, ипосле звонка, выходя из класса, покачала головой: “Ну и ну!”

После урока, когда Димку почтительно окружили ребята,его уже называли Галилеем. А Димка, блестя глазами, всё рас-сказывал о космосе и звёздах. Он особенно старался: средислушателей находилась Оля, самая симпатичная, по мнениюДимки, девочка в классе, имя которой он произносил про себякак долгий выдох: «О-о-оля!».

Оля слушала его внимательно и даже задала вопрос:– В одной книге фантастики, – сказала она, – мне встре-

чалось красивое название звезды – Алголь. Скажи, есть литакая звезда?

Димка на секунду задумался.– Есть, – ответил он. – Это переменная звезда из созвез-

дия Персея.– А что это значит – переменная? – спросили однокласс-

ники.

Проза

10

– У неё перемены, как у нас, вот она и переменная, – сважным видом заявил Мишка Лихов.

Димка стал рассказывать про переменные звёзды, про то,как они периодически меняют свою яркость, и Оля смотрелана него с восхищением.

Когда же они вышли из школы – Димка и ещё пять илишесть ребят (и среди них Оля) – все невольно посмотрели внебо. Стояли сумерки, и в промежутках между фонарями про-глядывали первые звёздочки.

– Ну, и где там твой Люголь? – с ухмылкой повернулся кКалганову Мишка Лихов. – Или Глаголь?

– Алголь, – поправил его Димка.– Правда, Дим, покажи, – попросила Оля, коснувшись

Димкиной руки.– Хорошо, – кивнул Галилей, хотя он помнил, что в это

время года и суток созвездие Персей едва приподнимается надгоризонтом. – Надо только найти открытое место.

– Знаю я одно местечко, – заявил Мишка. – Айда замной!

Шли они долго, пока не очутились на окраине городка, упустыря. Было уже довольно темно, прохладно и тихо.

– Боже, сколько звёзд! – прошептала Оля, запрокинув го-лову.

Даже Димке показалось, что звёзд сегодня больше, чемвсегда. Небо здесь было просторным, чистым, и каждая звёз-дочка, казалось, сияла изо всех сил, стараясь обратить на себявнимание.

Шурша травой, они обошли старый нежилой пятиэтажныйдом с тёмными окнами. Димка остановился, повернулся водну, в другую сторону и, наконец, уставился в одну точку.Одноклассники почтительно ждали.

– Господин Галилео Галилей, – прервал общее молчаниеМишка Лихов, – не изволите ли взглянуть в телескоп? – идавясь от смеха, он пнул носком ботинка обрезок водопро-водной трубы, валяющийся под стеной дома.

– Кончай, – шикнули на него другие, но чувствовалось,что им тоже смешно.

Андрей НЕКЛЮДОВ «Звезда по имени Алголь»

11

– Дальние деревья мешают. Видна только гамма Персея, –проговорил Димка и снова прицелился взглядом в дальнийкрай пустыря. Оля стояла с ним рядом, так что он слышал еёдыхание.

– Синьор Галилей! – опять раздался возглас Лихова. Всеобернулись и разглядели Мишку, болтающегося на нижней пе-рекладине, прикреплённой к стене пожарной лестницы.

– Синьор Галилей! Почему бы вам не взобраться накрышу? Оттуда самый лучший обзор! – и, мощно раскачав-шись, Мишка спрыгнул на землю метров на пять вперёд.

– Ну что? – энергично дыша, проговорил он. – Слабо накрышу влезть?

Димка посмотрел на лестницу, уходящую как будто в самоенебо.

– А тебе не слабо? – спросил Мишку кто-то из ребят.– Мне?! А мне-то зачем? Нужен мне этот ваш Алкоголь! –

и, довольный своей шуткой, Мишка громко захохотал.Глядя на него, Димка вдруг ощутил себя «белым карликом»

(есть такие звёзды), рядом с которым сиял «красный гигант».Наблюдение так и не состоялось. Оля сказала, что уже по-

здно, и ей пора домой. Мишка продолжал зубоскалить. Другиетоже посмеивались, уже не питая к Галилею прежнего уваже-ния. А самому Димке впервые в жизни небо казалось однооб-разным и скучным.

С того дня звёздные каталоги, книги с планетами и туман-ностями на обложках лежали на Димкином столе не откры-тыми. «Чего стоят все мои познания, – с горечью думалДимка, – если я не способен залезть на крышу, чтобы найтизвезду Алголь?..»

Всякий раз, проходя по улицам, он стыдливо, как бы ис-подтишка присматривался к тем домам, что были оснащеныпожарными лестницами. Неизменно вид этих лестниц вызывалу него лёгкое головокружение.

Как-то, возвращаясь из школы (занятия в тот день окон-чились рано), он остановился под одной из таких лестниц ис чувством, похожим на зависть, наблюдал, как по верхней

Проза

12

перекладине беспечно расхаживают два голубя, боком насту-пая один на другого. «Ну и что? – подумал Димка, отпра-вляясь дальше. – Им-то чего бояться? У них же крылья!»

«А как же пожарные? – продолжал он разговор с самимсобой. – Они же лазят по этим лестницам, хотя они и безкрыльев». (Димка полагал, что пожарные лестницы придуманыдля пожарных, чтобы те взбирались по ним на крышу с бран-дспойтом во время пожара.)

Так, размышляя и оглядывая дома, он зашёл довольно да-леко и спохватился лишь тогда, когда взгляд его, перескочив содной стены на другую, обнаружил вместо окон чёрные пу-стые проёмы. Перед ним был старый пятиэтажный дом накраю пустыря – тот самый, на пожарной лестнице котороговисел когда-то Мишка Лихов. А вон, на серой торцевой стене,– и сама лестница... Димка издали рассматривал её точно не-навистного врага.

Отчего-то – быть может, из-за слабого освещения – эталестница выглядела мрачнее всех других. Лишь самая её вер-хушка, задетая последними лучами солнца, была не тёмно-ко-ричневой, а ржаво-красной. Возможно, за все годы, сколькоона здесь ржавеет, по ней не пролез ни один человек. «Может,она и держится уже еле-еле», – предположил Димка. А скореевсего, никто вообще не лазит по этим лестницам. Наверное, ипожарные отказываются лазить по ним, потому и перестали вновых домах делать пожарные лестницы. От этих доводовДимка почувствовал некоторое облегчение.

«Попробую хотя бы допрыгнуть до неё, как Мишка», –решил он, бросил на землю сумку с учебниками, присел, ра-стопырил пальцы и на счёт «три» прыгнул вверх.

Болтаясь в воздухе, чёркая ботинками по стене, он пере-хватил руками несколько поперечин, пока не достал нижнююногой. Отдышался. «Ну вот, я уже здесь. Выше, чем Мишка»,– подумал он с удовлетворением.

Постояв так какое-то время, словно привыкая, Димка ог-лянулся через плечо. Кусты теперь находились заметно нижеего, а стена дома напротив вроде как приблизилась и смотрелана него в упор пустыми глазницами окон. «А что, если не-


13

множечко пролезть?» – подзадорил он себя. Сдерживая вол-нение, он глубоко вздохнул, и, не выпуская воздуха, поднялсяна несколько ступенек. Медленно выдохнул. Хотя и былострашновато, но ничего особенно ужасного не произошло: неразжались пальцы, не помутилось в голове. Он испытывалдаже какой-то задор, как на соревнованиях.

Тогда, не давая пройти этому состоянию, он одним махомпреодолел ещё отрезок пути... И осторожно глянул вниз. Воткогда стало страшно: кусты под ним слились с землёй, а своюсумку он не сразу и разглядел среди травы и мусора. Тут онвспомнил, что уже довольно поздно и его ждут дома. «Ничегоне поделаешь, нужно спускаться», – строго сказал он себе идвинулся вниз, старательно нащупывая каждую перекладину.И с каждой перекладиной ему становилось всё легче, и сдела-лось совсем легко, когда он очутился на твёрдой земле. «О, какэто, оказывается, здорово – просто стоять на земле!»

Когда же он подобрал сумку, чтобы уйти, ему почудилось,будто из дома напротив следит за ним Оля. Конечно, её там небыло. Но если бы она там была, скользнула у Димки мысль, веё глазах он не выглядел бы героем. Димка попытался про-гнать эту мысль, однако, настроение испортилось. «Если быне так поздно, я долез бы до самой крыши, – уверял он себяпо дороге домой. – Мишка и столько не пролез бы...» Но у са-мого дома подумалось: «А если бы и вправду там была Оля?..»И ему стало вдруг так горько и тяжело, что он остановился...и повернул обратно.

Минут через десять Димка снова находился под стеной. Кэтому времени небо над пустырём заметно поблекло, а на вер-шине лестницы исчез след солнца.

На этот раз всё получалось труднее. Уже с первых ступенекзакружилась голова, и стена закачалась. «Четвёртая... пятая...шестая...» – как в бреду, считал он поперечины, переставляятяжёлые непослушные ноги. Холодные рубчатые прутья вре-зались в ладони. «Пока всё хорошо. Силы есть. Я даже ничутьне устал», – убеждал он себя. «Четырнадцать, пятнадцать...»Бежали вниз ряды кирпичей. «Двадцать три, двадцать че-тыре...» Порой ему чудилось, будто он ползёт уже несколько

Проза

14

часов, и конца этой лестнице не будет. «Главное, не остана-вливаться, – твердил он. – И не смотреть вниз». «Тридцатьодна, тридцать две...»

На тридцать восьмой ступени он не выдержал и опустилглаза. Этого оказалось достаточно. Руки мёртвой хваткой стис-нули перекладину, тело напряглось и оцепенело.

Время шло, а Димка торчал на одном месте и с ужасомждал, что будет дальше. Наверное, пальцы обессилят, и тогда...Нет! Надо что-то делать! Он осторожно покосился по сторо-нам. Справа и слева простиралась лишь голая кирпичнаястена. Он поднял глаза вверх и прямо над собой увидел чёрныйкозырёк крыши. Совсем рядом. Всего-то надо преодолеть по-следних шесть ступеней. Димка устремил взгляд ещё выше, гдев серо-сиреневом небе желтела искорка – звёздочка. В её тёп-лом, чуть дрожащем свечении Димке читалась поддержка.Звезда как будто звала его: сюда, сюда, Галилей!

Потребовалось невероятное усилие, чтобы сдвинуть с местаи приподнять хотя бы одну, правую, ногу. Опершись ею в пе-рекладину, он переместил тело выше, вместе с левой ногой.Теперь рука... Вторая... Снова нога... Вот уже перед лицом же-лезный бортик края крыши. Уже различим запах сухой ржав-чины, шифера и голубиного помёта. Ещё ступень... Показалосьпокатое поле шифера, накренившаяся набок антенна. Лест-ница здесь надламывалась буквой «Г» и переходила в узкую,сваренную из арматуры площадку, соединяющуюся с крышей.Ещё ступень... Димка налёг грудью на арматурные прутья. Тутна него опять навалилась слабость, и подумалось, что за-браться целиком уже не хватит сил. Он отчаянно тянулся впе-рёд, а бездна словно тащила его за ноги вниз. Как долго этопродолжалось и как ему удалось вползти, Димка не смог бысказать. Он вдруг увидел себя уже стоящим на площадке. Пе-ребирая руками железные поручни, он отошёл от края. Не-ужели всё?!

Ещё не веря до конца, что он наверху, Димка с удивлениемогляделся. Крыша была огромной, широкой, с какими-то вы-ступами, похожими на шалаши, и трубами, величиной сошкаф. Шифер слабо отсвечивал в темноте. Напротив видне-


15

лись крыши соседних домов, как будто повисшие на тёмныхкронах деревьев. «Я на крыше», – прошептал Димка. Он от-пустил поручни и сделал несколько шагов по наклонномускрипучему шиферу. Соседние крыши спрятались за край, итеперь всё пространство вокруг заполнило чёрное, густо усе-янное звёздами небо. Звезды здесь казались ближе, ярче икрупнее. Вон прямо впереди – четырёхугольник созвездияПегас. Над ним, в светящейся пыльце Млечного Пути, рас-правил крылья Орёл с яркой голубоватой звездой Альтаир.

«Привет, Альтаир! – мысленно выкрикнул Димка. – Итебе привет, Вега! И тебе, Денеб!»

Он стоял, запрокинув голову, с наслаждением вдыхая све-жий ночной воздух. У него было такое чувство, будто крышаплывёт вместе с ним, словно космический корабль, напра-вляющийся прямо к звёздам.

«А где же моя звезда Алголь?» По откосу похрустывающегопод ним шифера Димка взбежал на конёк. Он взбежал таклегко, как если бы за спиной у него были крылья. Как будтои не было перед этим долгого мучительного подъёма, не былодрожи в коленках и холодных липких ладоней. И он готов былповерить, что он не влез, а взлетел сюда. Жаль только, что невидят его сейчас ребята... и Оля.

Димка повернулся лицом к востоку, и весь гигантскийкупол неба произвёл стремительный, как в танце, разворот. Нанижнем его крае, среди крупных рассеянных звёзд Димка уга-дал знакомый рисунок – три цепочки звёзд, как будто с узел-ком посередине. Узелок – это альфа Персея, звезда Мирфак,а вон та, вторая снизу, на короткой цепочке, и есть Алголь,бета Персея.

– Алголь, – прошептал Димка.Какая чудесная звезда! Чистая, как снежинка, далёкая (ведь

до неё – страшно подумать! – почти сто двадцать миллионовсветовых лет), но всё же дотянувшаяся до него своим лучом.

– Ал-го-о-оль! – прокричал Димка в эту мерцающую, пе-реполненную звёздами черноту.

И над тёмными крышами разнеслось долгое, как выдох:«О-о-о-оль!»

Проза

16

ГОРИЗОНТ

“Горизонт (от греч. ограничивающий)– линия, по которой небо кажетсяграничащим с земной поверхностью”Географический энциклопедическийсловарь, I989 г.

Мать Коли Сечкина попросила Колиного отца проверить,как их сын подготовился к природоведению.

– Тема – горизонт, – вполголоса предупредила она мужаи, наклонившись к его креслу, шепнула: – Сам-то ты знаешьэтот вопрос?

– Ну, а как жe, – отозвался тот. – Помню ещё со школь-ных лет.

– Коленька! – окликнула мать Колю и ушла на кухню.Борис Семёнович сложил газету и повернулся к дверям

комнаты, где уже появился, не переставая нажимать на кно-почки электронной игры, маленький Сечкин.

– Что ж, ответь мне, пожалуйста, что такое горизонт, –обратился Борис Семёнович к сыну.

Коля вскинул голову и бойко произнёс:– Горизонт – это видимое вокруг нас пространство!Отец задумался.– Не верно, – сказал он после короткой паузы.– Так в учебнике написано! – возмутился мальчишка.– Прости, но такое не могли написать. Ты сам посуди: ви-

димое вокруг нас пространство – и вот эта комната, и небо заокном, и двор. Двор – это горизонт?

– Не знаю, – хмуро ответил Коля. – Может, и горизонт.– Вот так знания! – рассмеялся отец. – Двор стал гори-

зонтом! Коля, – уже серьёзно проговорил он, – ты же виделгоризонт. Горизонт – это линия. Линия, а не пространство!

Андрей НЕКЛЮДОВ «Горизонт»

17

– Линия, – повторил мальчишка и, полагая, что вопросрешён, сделал шаг к дверям.

– Погоди, это не всё. Линий всяких много. Горизонт –линия особая. Вот ты и подумай, в чём же её особенность?

Коля не понимал, чего добивается от него отец. Похоже,он просто вздумал его помучить.

– Что это за линия?– Это линия неба, – ляпнул Коля наугад.– То есть, эта линия проходит по небу? Над нашими го-

ловами? Коля, ты не думаешь! Ты ленишься думать. Ведь так?Коля и вправду не думал, однако, признаваться в этом ему

не хотелось, и он принялся усиленно тереть лоб.– Может, линия атмосферы?Борис Семёнович отрицательно покачал головой.– Я не знаю, чего ты от меня хочешь! – Коля уже готов

был разреветься. – Нас в школе так не спрашивают. Нас не за-ставляют придумывать то, что и без того есть в учебнике.

– А зря, – серьёзно сказал отец. – Ладно, давай размышлятьвместе. Представь себе, что ты стоишь посреди ровного поля.Где, по-твоему, будет проходить эта линия, линия горизонта?

– По земле, – буркнул Коля, не глядя на отца и чувствуясебя незаслуженно наказанным.

– Скорее, по краю земли, – уточнил отец. – А есть ли во-обще у Земли край?

– Нету.– А нам кажется, что есть. Ведь так?– Так.– Значит, горизонт – это край земли, который нам только

кажется. Верно? Или: горизонт – это линия, которая словнобы разделяет небо и землю. Сложно?

– Нет, – признался Коля, заметно повеселев.– Ну, теперь ты сможешь объяснить, что такое горизонт?– Горизонт – это линия земли... то есть, это линия края

земли.– Ладно, хоть так, – согласился отец.Мальчишка убежал, но через минуту вернулся и положил

отцу на колени раскрытый учебник.

Проза

18

«Видимое вокруг нас пространство называют горизонтом»,– прочёл Борис Семёнович жирным шрифтом отпечатанныестроки.

– Странно, – пробормотал он и глянул на обложку: –«Природоведение. Учебник для третьего-пятого классов... Из-дательство “Просвещение”, девяносто второй год. Авторы:Мельчаков Л.Ф., Скаткин М.H. ...» Да не может быть! – вос-кликнул он, снова заглянув внутрь книги.

Коля с интересом наблюдал за родителем.– Коля, – проговорил наконец Борис Семёнович. – Вот

тебе пример, что ничего нельзя принимать бездумно. Это неуда-чное определение. Ты сам убедился в этом. Мы с тобой нашлиболее точное и более понятное определение. Ты согласен?

Коля согласился, тем более что ему приятно было созна-вать, что он участвовал в выведении правила – не такого, какв книжке, а лучшего. То-то он завтра удивит одноклассникови учительницу! И он лёг спать с этой задорной мыслью.

Борису Семёновичу снилось в эту ночь, будто он школь-ник и должен ответить учителю, что такое горизонт.

– Горизонт – это... – повторял он в десятый раз, стояперед классом. – Горизонт – это...

Он помнил во сне, что знал верное определение, однако, наязыке крутилась лишь всякая чепуха, вроде: «Горизонт – этолиния атмосферы».

– Так что же такое горизонт? – послышался грозныйголос, и Борис Семёнович увидел, что за учительским столомсидит его сын Коля.

– Это... – вновь безнадёжно промямлил он во сне и нео-жиданно для себя вдруг выпалил: – Это видимое вокруг наспространство!

– То-то же, – погрозил пальцем Коля-учитель.

Утром, собираясь на работу, Борис Семёнович имел такойвид, будто он всю ночь учил уроки.

А Коля, прекрасно выспавшись, отправился в школу, икогда на уроке природоведения учительница спросила: «Кто


РАССКАЗЫ И ПОВЕСТЬ


Валерий Квилория (Валерий Грузинов) родился 15 января 1963года в деревне Шрома, расположенной в сорока километрах се-вернее города Батуми. Вырос на Украине и в Белоруссии. В дет-стве Валерий Тамазович был таким же увлечённым фантазёром,как Незнайка Николая Носова или Денис Кораблёв Виктора Дра-гунского. Поэтому, когда он вырос, стал детским писателем. Длядетей начал писать ещё во время службы в армии, в дни сол-датского отдыха. Издал в Белоруссии две книги произведений длямаленьких детей и одну для подростков. Большинство сказок ав-тора увидело свет в детской республиканской газете «Зорька».Рассказы писателя отмечены третьей премией Первого между-народного конкурса детской и юношеской художественной инаучно-популярной литературы имени А. Н. Толстого.

35

ФУТБОЛ НА КЛАДБИЩЕ

Герои моего рассказа сидели за могильным холмиком и сужасом слушали, как в темноте над старым кладбищем разно-сится неясное «бу-бу-бу».

Шурка высунулся из-за могилки и тотчас нырнул обратно.– Привидение, – сообщил он дрожащим голосом.– Бежим отсюда, – предложил Лера.– Куда? – удивился Шурка. – Оно нам единственную до-

рогу перекрыло. Неясные звуки тем временем усиливались, а привидение

мало-помалу приближалось. «Пропали мы», – решили маль-чишки…

А началось всё с того, что вслед за летними каникулами вгородке объявили футбольный чемпионат на лучшую дворо-вую команду. Желая отыграться за зимний проигрыш в хоккей,команда “Кладочки” вызвала на поединок команду “Румы-ния”. Надо пояснить, что “Румынией” именовалась стараячасть города, сплошь застроенная частными домиками. Кла-дочки же, напротив, были новым микрорайоном с многоэтаж-ными домами, асфальтированными улицами и яркимифонарями.

В городке испокон века имелось два футбольных поля.Одно, поменьше, – в центре, возле школы. Другое, побольше,– на окраине, между Панским прудом и старым кладбищем.И когда предлагали сыграть на большом поле, то так и гово-рили: “Пойдём играть на кладбище”.

Чемпионат играли, конечно же, на большом поле. Там и отстарших подальше, и к воде поближе. К тому же, футбол накладбище был делом непростым. Сразу же за воротами “Ру-мынии” начинался пруд. За воротами “Кладочек” – могилкис зарослями колючего терновника. Со стороны городка к полюподступали полчища бурьяна, среди которого разверзли своибетонированные пасти глубочайшие подвалы заброшенной

Проза

36

стройки. С противоположной стороны раскинулся обширныйлуг, прозванный мальчишками “линией Мажино”. На нёмдень-деньской пасся местный скот, отчего луг всегда былщедро усеян козьим горохом и коровьими лепёшками. В такомокружении ошибки стоили дорого. Правило у футболистов су-ществовало простое: от кого за пределы поля уходил мяч, тотза ним и бежал. Исключением считался только гол. Тогда мячиз ворот доставал сам вратарь. Поэтому мальчишки старалисьбить наверняка.

Игра у “Румынии” не задалась. Пять раз подряд её наступ-ление завершалось стремительной контратакой “Кладочек”. Ипять раз подряд долговязому вратарю “Румынии”, по про-звищу Речка, довелось лазать в пруд. Защита у “Румынии”стояла слабая. Там играл новенький, Шурка, которого взялитолько за то, что он был хозяином мяча, а ещё там играл Пеца,который больше любил махать кулаками, чем гонять в футбол.

Выудив из пруда очередной мяч, Речка старательно вытерего о траву и выбил в центр. “Румыния” пошла в новое на-ступление.

– Пас! Пас! Дай пас! – возбужденно махал руками на пра-вом фланге десятый номер, то есть Муха.

В этот момент одиннадцатый номер, Тюня, набегал смячом по левому краю. Ещё чуть и… Но тут на его пути вы-росли Лера с Курилой. Поняв, что двоих защитников ему необыграть, Тюня отдал пас направо. Обрадованный Муха уда-рил с такой силой, что, попадись на пути защита, её быснесло вместе с мячом. Но, увы, мяч летел мимо штанги,прямо в терновник. И тут из-за ворот “Кладочек” выбежалащипавшая там травку корова Элеонора. То ли шмель её на-пугал, то ли пчела в ноздрю угодила, но она невольно поды-грала “Румынии”. Мяч хлопнул ей по уху и скользнулрикошетом в ворота.

Вратарь “Кладочек”, здоровенный Миша, только рукамиразвёл. А Элеонора, задрав хвост, понеслась дальше.

– Не в счёт! Не в счёт! – заорали “кладочки”. – Гол! Гол! – настаивали “румыны”.– Какой гол? – нервничал Лера. – Вам корова помогла.

Валерий КВИЛОРИЯ «Футбол на кладбище»

37

– Это не наша корова, – нашёлся Муха. – Она из вашегомикрорайона.

Прекратила спор, который понемногу начинал переходитьво взаимные толчки, сама Элеонора. Вероятно, обидевшись надесятый номер, она неслышно подошла к нему сзади и ле-гонько боднула рогом. Муха испуганно отскочил, но тут жесбросил кроссовку и вооружился.

– Добре, – глядя на это, сказал Миша, – пусть будет гол.Всё равно мы ведём.

Элеонору прогнали обратно за ворота, игра продолжиласьс новым азартом.

После седьмого гола, по многочисленным просьбам хозяевскота, сделали перерыв. Пасшихся на “Мажино” коров и козпогнали через футбольное поле на вечернюю дойку. Маль-чишки помогали изо всех сил. Ещё бы! Чуть дашь какой-ни-будь бурёнке остановиться, она непременно шлёпнет “мину,”диаметром с добрую четверть метра.

Смеркалось. Между тем, счёт был разгромный, и “Румы-ния” пустилась на хитрости.

– Ты чего костыляешься?! – неожиданно завыл и пока-тился по траве Муха.

– Я же в подкате, – пытался объяснить Курила. – Ничего себе, подкат, – продолжал корчиться десятый

номер. – Ногу мне сломал!Следом налетел Пеца. – Костыль! – воинственно подскочил он к защитнику. –

Играть научись! За Курилу заступился Лера.– Ты чего размахался, – толкнул он Пецу в грудь.– А ты чего? – подоспели остальные “румыны”. – Давай

одиннадцатиметровый ставь!– Что?! – возмутились “кладочки”.Назревала потасовка. – А ну покажи ногу! – наклонился над павшим Клёпа, ко-

торый был у “Кладочек” форвардом и тоже знал все этиуловки.

– Не покажу! – заартачился Муха.

Проза

38

Но Клёпа уже дёрнул гетру, и мальчишки увидели, что“сломанная” нога цела-целёхонька. На ней даже царапинынет. Красный от обиды Курила молча ринулся на Муху. Тотпроворно вскочил и отбежал в сторону.

– Ага, – обрадовался Пеца и полез на защитника с кула-ками.

Тут и началось. Мгновенно кому-то дали подсечку, а кто-то взвыл, что ему глаз выбили.… Но внезапно весь этот сыр-бор покрыл громкий голос Миши:

– Пацаны! – крикнул вратарь “Кладочек”, снимая кожа-ные перчатки. – Мы играем или дерёмся?!

Миша был самый старший среди них. Даже старше длин-ноногого Речки, два года подряд сидевшего в восьмом классе.И “Кладочки”, и “Румыния” знали, что у Миши кулак будьздоров. Противники нехотя разошлись. Ещё миг, и игра про-должилась, как ни в чём не бывало. Удар, второй, – мяч попалк новенькому. Шурка замешкался и, вопреки своему желанию,отдал его Клёпе. Не успели “румыны” оглянуться, как Клёпапрорвался к их штрафной площадке и пробил по воротам. Мячмелькнул стремительной тенью и угодил зазевавшемуся Речкепрямо в лоб. Вратарь “Румынии” клацнул зубами и упал на-взничь, а мяч свечой взмыл в вечернее небо.

– Вот это клепанул! – засмеялись все.– Мазила! – заорал на новенького пришедший в себя

Речка. – Гляди, кому пас даёшь!Мяч упал на “линии Мажино”, но где именно никто уже не

мог разобрать. Сгустившиеся сумерки накрыли и луг, и фут-больное поле, и Панский пруд, и кладбище.

– Айда по домам! – крикнул Миша.Лера, который был ближе других, бросился первым. Между

тем, единственная тропинка в город петляла среди кладби-щенских крестов и обелисков. Недолго думая, он свернул с неёи пошёл напрямик сквозь высокий бурьян. Но не одолел и по-ловины пути, как оступился и соскользнул в бетонированныйстакан. На четырёхметровой глубине его поджидали битые бу-тылки, кирпичи, куски металла и прочий хлам. По случайно-сти Лера зацепился шортами за торчащий из бетона конец


39

арматуры. Шорты с треском разорвались до самого пояса, ион повис как Буратино на гвозде у Карабаса Барабаса. Попы-тался выбраться, но пояс поднялся кверху и превратился в на-стоящую удавку. Беспомощно барахтаясь, защитник“Кладочек” услышал, как обе команды, споря и переругива-ясь, топали по тропинке.

– Помогите! – крикнул он, но из сдавленной груди выр-валось лишь сипение.

Всё, понял Лера, скоро он удавится на собственных шортах.Героическая гибель, ничего не скажешь. В школе обхохочутся.

Неожиданно в наступившей тишине нарочито бодрый го-лосок запел песенку про храбрых зайцев, которые в страшнуюполночь косят волшебную трын-траву. Лера тотчас узнал но-вого защитника “Румынии”. Он и сам, бывало, так напевалдля смелости. Набрав воздуха, Лера позвал что есть мочи:

– Шурик!Вместо крика передавленное горло издало жалкий писк.

Однако новенький, удивительное дело, остановился. «Хоть быне убежал», – взмолился Лера, понимая, что тот может за-просто принять его за восставшего из гроба мертвяка. Застыв-ший в ужасе Шурка, действительно, не прочь был дать дёру. Датолько путь к спасению лежал через кладбище. Поэтому он имедлил в нерешительности.

– Кто здесь? – наконец, спросил он.Лера схватился за пояс руками и немного высвободил

грудь.– Это я, Лера! – Лера? – не поверил Шурка. – Ты ведь давно ушёл!Висящий над бетонной пропастью Лера едва не заплакал

от отчаянья.– Мазила! – пропищал он.Услышав это, новенький смело полез в заросли лебеды. – Осторожно, – шелестело из-под земли. – Сам не свались.Взявшись одной рукой за Лерины шорты, а другой за

бурьян, Шурка, кряхтя от усердия, вытащил защитника “Кла-дочек” на край ямы. Тут и Лера вцепился в куст лебеды. От-дуваясь, мальчишки отползли подальше от опасного места.

Проза

40

– Ты чего сюда попёрся? – спросил Шурка.– Угол хотел срезать, – уклончиво пояснил спасённый.Не говорить же, что он кладбища испугался, словно ма-

ленький! Но Шурка, похоже, и так всё понял. – Пошли, – предложил он, – а то совсем стемнеет. Но едва они ступили на тропинку, как услышали это самое

«бу-бу-бу». Звуки исходили из кустов можжевельника и си-рени, что темнели в глубине кладбища. Словно по командемальчишки упали в густую траву за первым попавшимся хол-миком. Лежали, прислушивались. Тишина. Только где-то в да-лёкой роще за их спинами пробовал голос соловей, готовясь кночному концерту. Может, показалось? Шурка высунулся из-за укрытия и тотчас присел.

– Чего там? – спросил Лера, придерживая рукой разо-рванные шорты.

– Приведение, – дрожащим голосом доложил Шура. Лера не поверил и тоже выглянул. В сгустившейся темноте

ничего не было видно. Померещилось Шурке со страху! И вдругопять: «Бу-бу». Лера всмотрелся и обомлел. В какой-то полу-сотне шагов, между крестов, плыло белое длинное существо.

– Это, наверное, фосфорное облако от покойника, – при-жался он к товарищу по несчастью. – Если накроет, нам хана.Бежать надо.

– Куда? – удивился Шурка. – Оно прямо по тропинкечешет.

– Не знаю, – признался Лера. – Может, по саду мимопруда?

– Далеко, – не согласился товарищ. – Давай переждём!Вдруг его ветром развеет?

И он ещё раз высунулся для рекогносцировки. Увы, при-видение было там же! Мало того, рядом с ним Шурка разли-чил второе, но уже чёрного цвета.

– Это не фосфорное облако, – объявил он. – Их там двое.– Привидение с мертвяком, – мрачно пошутил Лера.– Может, и правда. Вылезают из могил и бродят?– Тогда надо сматываться, – заключил Лера, – мы ведь

тоже на могилке сидим.


41

– Врёшь ты всё, – отпрянул от холмика Шурка.– Точно, – прошептал Лера. – Только она без креста, ста-

рая очень. – А может, тут самоубийца похоронен? – не согласился

Шурка. – Их ведь без крестов хоронят, в стороне от других.– Тогда ещё хуже, – сообщил Лера. – Кто руки на себя

наложил, тому ни на земле, ни на небе покоя нет. Душа егопотом ровно тысячу лет мается и пристаёт ко всем подряд.

– А ты откуда знаешь?– Бабка рассказывала.– Ладно, – решился Шурка, подобрав мяч, – бежим через

сад.Вначале на четвереньках, потом на корточках, а далее во весь

рост, они задали такого стрекача, что мигом пролетели фут-больное поле и вскоре бежали вдоль сада по берегу Панскогопруда. Осталось его обогнуть, а там – снова городская окраина.

Справа чёрной стеной высились деревья. Слева, отражаяяркие звёздочки, застыла водная гладь. Вдруг Лера, бежавшийпервым, остановился как вкопанный.

– Смотри, – выдохнул он.– Мама, – сказал Шурка, посмотрев.Впереди отчётливо виднелись два приведения. Одно чёр-

ное, другое белое. – Бу-бу-бу, – ругались они и плыли навстречу. Схватив Шурку за рукав, Лера потянул его в заросли ста-

рого сада. Под деревьями царила настоящая тьма египетская.Того и гляди, глаз выколешь. Выручили посыпанные песком,белеющие под ногами дорожки.

Пробежав немного, мальчишки на первой же развилкевзяли влево, к городу. Но, увы, хитрость не удалась. Привиде-ния оказались куда проворнее и снова возникли на их пути. Нотеперь их было в два раза больше. Два белых и два чёрных.

– Они нас домой не хотят пускать, – шмыгнул носомШурка. – Куда мы, туда и они.

Выбиваясь из сил, мальчишки помчались по саду дальше впоисках следующего поворота к городу. Наконец, нашли его.

– Стой, – сказал тут Лера и остановился. – Слышишь?

Проза

42

Мальчишки прислушались, и волосы на их головах едва невстали дыбом.

Неясные звуки доносились отовсюду. – Да они на нас настоящую облаву устроили, – всхлипнул

Шурка.– Точно, – пал духом Лера. – Они же летучие. Что им

стоит нас догнать? Балуются, как кот с мышкой. – А может, им деревья мешают? – предположил Шурка. –

Сквозь них не очень-то налетаешься.– Тогда надо драпать, куда глаза глядят, – решил Лера. –

Пока они нас полностью не окружили. И мальчишки, не сворачивая, помчались прямо. Ни

Шурка, ни Лера в жизни так не бегали. Очень скоро сад за-кончился, и они оказались в чистом поле. Над головой виселзвёздный купол вечернего неба. Слева светился огонькамигород.

– А вон и моя улица, – показал на ближайший фонарьШурка.

– Ничего себе, – присвистнул Лера, – мы до “Румынии”добежали.

С поля были хорошо видны освещённые окна крайних до-миков. Привидений поблизости не наблюдалось. Не сговари-ваясь, мальчишки дружно повернули на свет. Вот и одинокий,мигающий от старости фонарь, а далее и сама “Румыния”.

– Опять они! – внезапно простонал Шурка. Из-за ближайшего угла выплыло всё то же: белое с чёрным.– Бу-бу, – говорили они и понемногу приближались в тус-

клом свете фонаря.– Ёлы-палы, – вырвалось у Леры.Мальчишки вновь собрались дать дёру, но всмотрелись и…

совершенно обескураженные сели на бордюр. К ним шла па-рочка. Он – в строгом чёрном костюме, она – в белом баль-ном платье до пят.

– Да это же выпускники, – медленно сказал Лера и, со-образив, добавил: – Четыре класса. Человек сто, наверное.

– Сегодня же прощальный бал в школе, – вспомнил иШурка. – А мы от них по всему саду бегали, как зайцы!

Валерий КВИЛОРИЯ «Ай-Лерка и Ай-Шурка»

83

из которого веяло могильным холодом. Поставив собачийдомик на прежнее место, Шуркин отец припомнил, что не-когда на этом фундаменте стоял панский флигель.

– Вот тебе и бабушкины сказки, – узнав про это, заметилЛера.

– Да, – почесал за ухом Шурка. – Мы вроде слепоглухих.Живём и ничегошеньки про свой край не знаем!

АЙ -ЛЕРКА И АЙ -ШУРКА

ПОВЕСТЬ

На зимние каникулы Лера с Шуркой поехали в Крым.Шефы с местного завода бесплатно выделили автобус, роди-тели собрали деньги, и два класса во главе со школьным био-логом Пантелеймоном Юрьевичем отправились дышатьморским воздухом на целых две недели.

Ехали больше суток. Сначала – меж заснеженных лесов.Потом леса поредели, рассыпались ершистыми островками похолмам. А вскоре и они исчезли. На плоской, как стол, землеостались лесные полосы, прикрывающие поля от степных ве-тров. Наконец, впереди в туманной дымке прорисовалиськрымские горы. И вот, автобус по бесконечному серпантинушоссе полез вверх к перевалу.

На перевале мальчишкам запомнились снежные сугробы дазлая позёмка. Но стоило спуститься ниже, и они будто в ска-зочное царство попали. В небе ласково светило солнышко, авдоль дороги зеленела травка.

– На южном берегу Крыма, – объяснил ПантелеймонЮрьевич, – субтропический климат средиземноморского типа.Это значит – жаркое сухое лето и дождливая тёплая зима.

Лера открыл малый атлас мира, который для столь далё-кого путешествия выпросил у своей бабушки.

Проза

84

– Если по карте смотреть, – отозвался он, – то Крым на-ходится на одной широте с Ниагарским водопадом.

– Ничего себе, – подскочил Шурка. – А здесь тоже такиеводопады?

– Таких, конечно, нет, – смутился биолог, который прокрымские водопады ничего не слышал, – но горы не хуже,чем американские Аппалачи.

– Тут всё, чего только хочешь, есть, – сделал загадочноелицо Лера. – И водопады, и озёра, и захоронения древние.

– Да ну, – не поверил Шурка.– Здесь разного народа перебывало – во! – чиркнул себя

ребром ладони по горлу Лера и стал загибать пальцы: – Ха-зары. Византийцы. Киевские князья. Половцы. Трапезундскаяимперия. Княжество Феодоро. Золотая Орда. Венецианцы. Ге-нуэзцы. Татары. Турки. С ними ещё запорожские казаки би-лись. А потом – Российская империя.

– Откуда ты это всё знаешь? – подозрительно посмотрелна него Шурка.

– Читал, – признался Лера. – Специально, – и перешёлна шёпот: – В Крыму такое откопать можно – ого! И амфоры,и монеты, и украшения, и оружие старинное...

Шуркино подозрение перешло в уверенность, что другснова что-то задумал. Очень уж вдохновенно он всё это рас-сказывал. Судя по всему, Лера решил заняться археологиче-скими раскопками. Шурка припомнил, как они едва непропали в Чёртовом колодце, и грустно отвернулся к окну.

В это время автобус подъехал к воротам санатория.– Ура!!! – заорали все дружно. – Приехали!Не успел Пантелеймон Юрьевич распорядиться, а уж оба

класса, подхватив свои пожитки, выбежали из автобуса и за-стыли подле, разинув рты. Внизу перед ними в косых солне-чных лучах распростёрлось сине-зелёное море. А позади всизой дымке высилась горная цепь, по которой бесшумноскользили призрачные тени облаков. Повсюду слышалисьптичьи голоса, а теплынь была такая, будто май наступил.

Целый день классы осваивались на новом месте. Бегали посанаторию, спускались к морю, обедали, полдничали и снова


85

шли на берег. Вода была холодной – не искупаешься. Но затоможно бродить по пустынным пляжам и собирать причудли-вые корешки, камешки и ракушки.

На утро третьего дня и мальчишки, и девчонки немногоугомонились. А наши друзья после сытного завтрака уселисьна лавочке лицом к горной гряде. Сидели, грелись на сол-нышке, жмурились. На обоих были тапочки на босую ногу ипиджаки поверх футболок.

– Пацанам на “Румынии” скажу – не поверят, – кивнулна свою обувку Шурка.

– Зимние каникулы, – блаженно потянулся Лера. – Дажезагорать можно.

Подошёл Пантелеймон Юрьевич, пристроился на краешкескамьи. Лера подвинулся. Вслед за биологом явились Светочкас Ирочкой из Шуркиного класса.

– А здесь альпийские луга есть? – спросил Шурка. – А как же! – и биолог указал на самый высокий зубец в

горной гряде. – Это во т– знаменитый пик Ай-Петри. А заним – высокогорное плато, так называемая Айпетринскаяяйла. Там такое разнотравье, – покачал он головой.

– И лекарственные травы растут? – навострил ушиШурка.

– Конечно, – подтвердил Пантелеймон Юрьевич. – Одновремя в предгорьях и на горных лугах выращивали эфирно-масличные культуры: шалфей, лаванду, розы. А в садах-чаи-рах – цитрусовые, яблоки крымские…

– Которые вытянутые, как яйцо? – подскочил Лера, до-вольный тем, что и он может обнаружить познания в расти-тельном мире.

– Верно, а ещё – инжир, маслины и обязательно виноград.– А кизил?– И кизил…– А это что? – поинтересовалась Светочка.– Дерево такое, – нахмурился Шурка. – Ягоды у кизила

кислые.– Верно, – улыбнулся Пантелеймон Юрьевич, – невы-

сокое дерево с буро-серой корой. Когда цветёт, покрывается

Проза

86

золотисто-жёлтыми цветками. А плоды – продолговатые,тёмно-красного цвета.

– А эдельвейсы здесь растут? – перевёл Шурка разговоропять на травы.

– Это тоже дерево? – вновь встряла одноклассница.– Это горный подснежник, – сердито покосился на неё

Шурка.– Эдельвейсов тут нет, – продолжал между тем Пантелей-

мон Юрьевич. – Есть ясколки, их ещё называют крымскимиэдельвейсами.

– Жаль, что мы сюда на зимние каникулы приехали, –сделала скучное лицо Светочка.

– Это почему же? – удивился учитель.– Подснежники же весной цветут.Услышав это, Пантелеймон Юрьевич не на шутку разве-

селился.– В Крымских предгорьях они только теперь и зацветают.– В январе? – ахнула Светочка.– Верно, – подтвердил улыбающийся биолог. – Как в

сказке про двенадцать месяцев.Поражённая необычным известием Светочка отошла в сто-

ронку и принялась о чём-то шептаться с не менее удивлённойИрочкой.

– А, почему эту скалу Ай-Петри назвали? – спросил Лера.– Ай-Петри в переводе с греческого языка – святой ка-

мень, – пояснил учитель. – Но на самом деле это вовсе и некамень. Вернее, не вулканического происхождения. Это ока-меневшие водоросли с кораллами.

– Не может быть, – задрал голову Лера, который твёрдознал, что кораллы и водоросли должны находиться в воде.

– Они обитали на мелководье позднеюрского моря, –уточнил биолог. – Десятки миллионов лет назад. Учёныеустановили, что рифовые известняки Ай-Петри уходят вглубьна шестьсот метров. Дно моря тогда постоянно опускалось.Кораллы разрастались в крупные колонии, затем отмирали, асверху на отмёрших кораллах возникали новые. Каждое по-следующее поколение оказывалось в более благоприятных


87

условиях, чем предыдущее. То есть, на глубине не более двухдесятков метров, где много света и кислорода.

– А пещеры на Ай-Петри есть? – Множество, – признался Пантелеймон Юрьевич, – но

заходить в них опасно.– А на плато мы поднимемся? – Канатная дорога на ремонте, – развёл руками биолог.

– Да и зимой там делать нечего. Лера хотел спросить, почему там зимой делать нечего и

можно ли отправиться в поход пешком, но не успел. Учителяокликнул главный повар санатория, который вышел из кухнивооружённый огромной шахматной доской.

Светочка с Ирочкой остались. Нашептавшись в сторонке,они теперь принялись делать друзьям “глазки” и рассуждатьо том, что настоящего мужчину можно даже поцеловать заянварские подснежники. Но мальчишки только презрительноухмылялись: тоже мне принцессы. Обиженные подобным не-вниманием, подружки ушли к Пантелеймону Юрьевичу. Наскамейке подле кухни биолог уже разворачивал молниенос-ный гамбит против старой индийской защиты главного по-вара.

– А давай к подножию Ай-Петри сходим, – предложилЛера, едва девчонки скрылись из виду, – посмотрим на ри-фовый известняк. Вдруг найдём отпечаток какой-нибудь мил-лионнолетней рыбы.

Шурка задумчиво почесал в затылке.– Заодно подснежников наберём, – соблазнял Лера.Шурка заглянул в его честные-пречестные глаза и

сдался.– Но только никаких раскопок, первый подснежник сор-

вём, и – назад, – выдвинул он условие.– Идёт.И мальчишки, больше ни слова не говоря, подались к гор-

ной гряде.... Взбирались по краю просеки, над которой проходила ка-

натная дорога. Шли недолго, а дошли – не устали и даже незапыхались.

Проза

88

Вблизи горы выглядели ещё величественней и загадочней.Правда, ни рифового известняка, ни подснежников у их под-ножия не оказалось.

– Может, они выше? – Лера поднялся на несколько ме-тров вверх.

Шурка за ним. Но ни выше, ни ещё выше – ничего небыло. Лазанье давалось им без особого труда. Увлёкшись,мальчишки взобрались на первую, относительно ровную пло-щадку, далее которой начинались по-настоящему крутыегоры.

– Опять пусто, – осмотрелся Шурка. – Одни каменюги.Лера расколол надвое плоский скальный обломок и вни-

мательно исследовал место разлома.– Ни одного коралла, – отбросил он половинки.Друзья никак не могли уразуметь, что и камни, лежащие

перед ними, и горы вокруг, как раз и есть кораллы, только донеузнаваемости спрессованные временем.

– А, может, там? – кивнул Шурка на основание высокойстены, к которой полого вела осыпь из крупных камней. –Давай, кто быстрее!

И, не дожидаясь, он заскакал по осыпи. Лера – вдогонку. Едва друзья взлетели наверх, как сзади послышался тихий

угрожающий рокот. Они обернулись и увидели, что это спол-зают потревоженные ими камни. И только словно почувство-вав на себе их взгляды, осыпь замерла и притихла.

Под стеной, увы, они не нашли ни подснежников, ни ко-раллов. Прижавшись спинами к нагретой солнцем скале, маль-чишки изучали окрестные кручи.

– Смотри, какая красотища, – показал Лера.Шурка глянул, и у него дух перехватило. Под ними задум-

чиво покачивали своими кронами зелёные сосны. А впереди ичуточку выше их голов, куда только хватало взгляда, перели-валась под солнцем синяя стихия.

– А чего это море над нами? – удивился Шурка. – Земляже круглая, значит, оно должно загибаться и вниз уходить.

– Не знаю, – пожал плечами Лера, – может, чем выше,тем дальше его видно?


89

Налюбовавшись морскими просторами, они хотели вер-нуться. Но стоило Шурке ступить на первый камень, как он,а за ним и остальные камни, будто живые, вздрогнули и по-ползли вниз. Шурка отдёрнул ногу – осыпь застыла. Вновьступил, и вновь ожила.

– Не пускает, – изумился Шурка. – Не лезь, – остановил его Лера. – Из-за таких осыпей

знаешь, сколько путешественников погибло.И он запрокинул голову.– Давай лучше чуть вверх поднимемся и свернём, – изо-

бразил он рукой крюк, – а потом спустимся в стороне отосыпи.

Друзья осмотрели возвышающуюся над ними скалу. Вблизиона оказалась не такой уж и неприступной. Повсюду видне-лись удобные для лазанья впадинки и трещины, сколы и вы-ступы. Неспешно, со всеми предосторожностями Лера началвосхождение. Шурка последовал за ним. Но как мальчишкини старались, так и не смогли сместиться ни влево, ни вправо.А конца края стены и видно не было. Они попали в настоя-щую западню.

– Ёлы-палы, – остановился Лера. – Мы теперь, как дватаракана на буфетной дверце.

– Как слезать будем? – дёрнул его за штанину Шурка. –Ног-то не видно. Куда их ставить?

– Ползём дальше, – угрюмо отозвался Лера. И друзья продолжили своё вынужденное восхождение. – Золотое правило альпиниста, – поучал сверху Лера, –

на подозрительные места не опирайся и – держись на трёхточках.

– Это как? – спрашивал снизу Шурка.– Переставляй с места на место только одну руку или одну

ногу. Когда стена закончилась, они выбрались на узкий выступ,

который наподобие козырька кепки сужался к краям. Стоятьна козырьке они могли лишь прижавшись к ещё более отвес-ной и, что самое печальное, совершенно гладкой стене. Междутем, высота нового препятствия не превышала двух метров. Но

Проза

90

сколько Лера с Шуркой ни подпрыгивали, так и не смогли за-цепиться за его верхний край. А за ним виднелись удобные длялазанья камни, ведущие к самой вершине.

– Залезай мне на плечи, – предложил Лера.Шурка посмотрел вниз и судорожно затряс головой.– Не полезу, – выдавил он. – Свалюсь.Лера глянул и пошатнулся. Под ними зияла такая пропасть,

что впору вертолёт заказывать. Прижавшись к скале, он по-пытался представить, что стоит на собственном балконе. Пред-ставил – сразу полегчало. И тут справа над собой он заметилчахлую, скрученную на все узлы сосенку.

– Смотри, – показал на неё Лера.– Ну и что, – скучным голосом отозвался Шурка. – Она

ещё выше.– Да не то, – поморщился Лера. – Видишь, от неё верёвка

идёт?Только тут Шурка рассмотрел побуревшую от времени тол-

стую верёвку, которая выходила из-под обнажённых корнейкарликового деревца. Другой её конец свисал со стены на доб-рую четверть метра. Шурка приободрился. Омрачало радостьлишь то, что спасительная верёвка находилась значительноправее их козырька. Под ней не было ничего, на что можноопереться. Лишь голая скала да острые камни на дне глубокойпропасти.

– Если промахнёшься, будешь кувыркаться до самого са-натория, – мрачно пошутил он.

– А ты меня за штаны держи, – нашёлся Лера. – Заоднои прыгнуть поможешь.

На том и остановились. Друзьям было страх как боязно, ноничего другого не оставалось. Или прыгать, или погибать наскале медленной смертью.

Перед столь грозным испытанием Лера на миг отвернулся,прильнул щекой к шершавому камню и зашептал чутьслышно: “Господи, бабуся! Прости за то, что я тебя не слу-шался, и за то, что…”

Тут он задумался, за что попросить прощения ещё, и, ни-чего не придумав, прервался. Шурка тоже уткнулся носом в


91

стену и театрально воздел очи к небу, но увидел, что друг за-шевелился, скоренько перекрестился и встретил его в полнойбоевой готовности.

Лера подобрался к самому краю выступа. Присел. Приме-рился. Шурка крепко ухватил его за карман брюк.

– Три-четыре! – крикнули они хором, и Лера прыгнул.В жизни он так не скакал. Со страху сиганул, будто кузне-

чик. Шурка поддержал на миг, и Лера успел ухватиться за ве-рёвку. Картина со стороны представлялась весьма удручающей.Растянувшись над пропастью, он удерживал правой рукой ве-рёвочный кончик, а левой ногой упирался в Шуркину ладонь.

– Три-четыре! – вновь закричал багровый от натугиШурка.

Поднявшись на цыпочки, он из последних сил выжал руку,и Лера смог перехватиться, и выбраться наверх. Верёвка тактрещала под тяжестью его тела, что Лера готов был вновь рас-прощаться с жизнью. Но истерзанные всеми стихиями волокнавыдержали. Добравшись до карликовой сосны, Лера понял по-чему. Верёвку оставили альпинисты. Привязана она была не ккорням, а к металлическому крюку, вбитому в скальную тре-щину. Не простая верёвка, надёжная.

«Ёлки-палки, это на какую мы высоту забрались!» – обом-лел Лера. Но на переживания времени не было. На узенькомкарнизе, прижимаясь к скале, ждал помощи Шурка.

Намотав остаток альпинистской снасти на руку, Лера селна край стены. Одной ногой упёрся в камни, а вторую свесилвниз. И Шурка полез по ней, словно обезьяна по стволупальмы. Лера смотрел то на друга, то на теперь уже безопас-ную пропасть. С большой высоты всё казалось миниатюрными необычайно красивым. Там дорога вьётся серой ленточкой.А там, размером со спичечные, стоят один за другим коро-бочки санаторных корпусов. Но больше других его поразиломоре, которое по-прежнему находилось выше их и занималотеперь едва ли не всё небо. Вот, где загляденье!

– Шурик, смотри! – сказал он восхищённо.Шурка, который почти выбрался на стену, не сдержался и

оглянулся. Но посмотрел не на море, а вниз, в бездну. Заглянул

Проза

92

и застыл, словно изваяние. Лера решил, что он тоже любуется,а Шурка вдруг разжал пальцы и стал медленно запрокидыватьсяв пропасть.

– Ты чего? – испугался Лера.Шурка повернул к нему вмиг побледневшее лицо, и на

Леру уставились его невидящие, стеклянные глаза. – Ты чего?! – ещё больше испугался Лера и схватил друга

за шиворот.Шурка был как неживой, и тяжёлый, точно мешок кар-

тошки. Лера насилу вытянул его, а вытянув, положил подлесебя. Через минуту Шурку стала колотить крупная дрожь.

– Во, жуть, – наконец, выдавил он. – Голова закружилась.– Да ты высоты боишься, – едва он ожил, повеселел Лера. – Я и не знал, – удивился Шурка.– У тебя опыта нет, – заключил Лера, – ты же на первом

этаже живёшь. А тут знаешь, какая высота!– Какая?– По карте – 1233 метра над уровнем моря.Шурка только присвистнул.Отлёживались недолго. До вершины осталось совсем не-

много, а мальчишек уже снедало любопытство. Им всё не ве-рилось, что они добрались до легендарного альпийского луга.

К нему вели три огромных ступени, каждая из которых до-ходила им до пояса. Устав от бесконечного подъёма, друзьяпреодолели их с трудом. Но когда выбрались на последнюю,Шурка от радости даже пританцовывать стал. На серой плитекрохотным островком лежала земля, и на ней рос целый та-бунчик синих подснежников. Забыв про всё на свете, друзьянарвали себе по букетику. И лишь потом заглянули за камен-ный бруствер, отделяющий их от плато.

– Мамочка, – отшатнулся Шурка, прикрывая глаза.И было отчего. Перед ними раскинулась Айпетринская

яйла, о которой рассказывал Пантелеймон Юрьевич. Но ни-какого разнотравья там и в помине не было, ибо горное платоукрывал ослепительно искрящийся под солнцем снег.

– Вот почему сейчас тут делать нечего, – запахнул пиджакЛера.


СКЕЛЕТУС,ПРИНЦ ДАВСКИЙ


Ирина Владимировна родилась 14 декабря 1957 года в Венгрии,по месту службы отца – офицера Советской Армии, замеча-тельного русского поэта. В городе Торжке Тверской области учи-лась в средней школе № 3, которая по праву считалась самойлитературной. Учителя не только поощряли увлечённость учени-ков отечественной литературой, но и втягивали их в активнуютеатральную деятельность. Торжок и сегодня знаменит Пуш-кинскими праздниками, музеем, связанным с жизнью и деятель-ностью А. С. Пушкина. После школы поступила на факультетжурналистики Московского государственного университета. Ра-ботала в «Комсомольской правде, в «Учительской газете». В 35лет, став матерью двоих детей, взялась за сочинение сказок –«творение мира своей фантазией». Согласна с утверждением Фё-дора Михайловича Достоевского, что человек есть «воплощённоеСлово», что он явился в мир, чтобы «сознать и сказать».

В январе 2005 года создала при Союзе писателей России Товари-щество детских и юношеских писателей России, а в Интернете –некоммерческий литературный сайт www.detlit.hut2.ru

В 2004 году у автора вышла первая книга «Настя – травя-ная кукла, или тайны деда Мороза» с иллюстрациями мужа, ху-дожника Сергея Репьёва. В 2006 году – вторая, «Маленькийпоэт», в 2007 году «Настя — травяная кукла» переиздана. Крометого, является автором двух сборников литературной критики,изданной в 2002–2003 годах Союзом писателей России. Первыймеждународный конкурс детской и юношеской художественной инаучно-популярной литературы имени А.Н. Толстого отметилсказки автора второй премией.

СКЕЛЕТУС, ПРИНЦДАВСКИЙ

СКАЗОЧНАЯ ПОВЕСТЬ

ГЛАВА ПЕРВАЯ Я И МОИ ПОДДАННЫЕ

Моё имя – Скелетус. Я – принц Давский, и мне четыр-надцать лет.

Давия – это моя страна. Главная часть моего небольшогогосударства расположена между четырьмя плоскими и высо-кими скалами, уходящими в белое, чуть сероватое небо.

И никогда я не видел на нём ни пухлого облачка, ни гроз-ной тучи! И только к ночи дядя зажигает на небе ослепитель-ное жёлтое солнце. Как он это делает, долго оставалось еготайной. И только недавно я ненароком подсмотрел: в вечернихсумерках дядя дёргает спящее солнце за свисающую верёвоч-ную руку, и оно пробуждается! Вот чудеса!

Имя дяди – Изъедуха. Кот как-то с равнодушием промяу-кал, что оно переводится с языка древних как “злобный чело-век”. Но я любил своего дядю.

Только иногда он был мне немного смешон. Чуть-чуть, ко-нечно. Дело в том, что дядя страшно гордится своими связями.“Я – советник самого Бога! – говорит Изъедуха, заложивкисть руки за борт дырявого пиджака и отставив в сторонубосую ногу. – Самого Бога Люстры!” Люстра и исполнялдолжность нашего солнца. Оно сияет на белом небе недолго,лишь вечерами, но успевает сильно меня порадовать! Ведьмногоглазый Бог Люстра окружает себя такими золотистымирозами, что душа замирает!

Вообразите себе и нашу шерстяную центральную долинуПреддиванную, покрытую нарисованными красно-синими

151

цветами. С одного её бока высится продолговатая гора Диванс мягкой спинкой и валиками. Из неё до самой земли сви-сают матерчатые верёвки, корни Дивана, по выражениюИзъедухи. По ним мы и забираемся наверх, чтобы устроитьсядля ночлега. Дядя спит в одном углу, не разрешая никому изнас приблизиться к нему ночью. Девочки – в другом. Другмой Бурый и наш учитель Понура – у отвесной стены. А мыс библиотекарем Лепетайло – напротив, у самого края. Про-снёшься утром, а под тобой раскрывается бездна централь-ной долины! Но мы привыкли и не боимся.

Население Давии немногочисленно. Я – сирота. Где моиродители, дядя и сам толком не знает. Жители дальних рубе-жей нашего королевства – карлики, великаны и эльфы. Нохотя они и считаются моими подданными, подчиняются своимплеменным законам. Из близких у меня только кот Лепетайло;учитель – фарфоровая свинка Понура; Бурый – плюшевыймишка и две дядины дочери: Груша и Живулька, мои двою-родные сёстры.

152

Проза

Днём все расходятся кто куда. Дядя – в свой Кабинет, рас-положенный на горе Стул. Кот – на выступ высокого Книж-ного Шкафа. А мы, дети, – в школу. Но сначала дядя наскормит.

С брюзгливой миной человека, который всю свою жизньпринёс нам в жертву, он встаёт раньше всех, спускается вПреддиванную долину, а потом уезжает на деревянной те-лежке, прозванной Спичечным Коробком, в заповедную частьстраны, куда нам вход строго воспрещён, – на Кухню. Везётдядю смирная лошадка Тапок, тянет изо всех сил, опираясь насвою заднюю часть, похрапывает от натуги.

В заповеднике хранятся запасы воды и пищи. Вторгаться веё пределы – государственное преступление! Но по утру, когдамы ворочаемся в постелях, слышим как бы отдалённый раскатгрома за скалами. Это дядя входит в пещеру, которая откры-вается ему по волшебному слову. В ней, то есть в Кухне, он идобывает для нас еду.

И никогда почему-то мы не роскошествуем за обедами изавтраками! Никогда дядя не кормит нас досыта! Словнобоится, что мы вырастем большими и сильными. Да и одева-емся мы все в латаные обноски. Как я уразумел только не-давно, многое в Давии связано с разнообразными дядинымистрахами. Впрочем, об этом не сейчас, не сразу…

Привыкнув к нашей скучной жизни, долгие годы я ничемуне удивлялся, только радовался. Тем более что дядя рассказы-вал, будто весь мир за границами королевства такой же, как всамой Давии. Ну а то, что он не совершенен, мол, нестрашно:кое-что можно перетерпеть, а что-то не замечать, пообвыкнув.

И всё же были такие вещи, которые не могли меня не воз-мущать. Например, наш учитель Понура, эта небольшая фар-форовая статуэтка свиньи, которая не говорит по-человечьи итолько хрюкает. Мы приходим в школу каждое утро, семь днейв неделю. Воскресенья дядя не признаёт, хоть кот и объяснялмне, что где-то в далёких странах он считается выходным.Класс расположен на возвышении, прозванном Столом. Онопохоже на высокий мост. Дядя говорит, что когда-то под нимпротекала река, да вся высохла, а мост остался – широкий,

153

Ирина РЕПЬЁВА «Скелетус, принц Давский»

полированный, деревянный. На нём мы и учимся: я, Бурый,Груша и Живулька (чудное имя это переводится с языка древ-них как “деточка”). Садимся на пол, вытягиваем ноги и ча-сами смотрим на своего застенчивого учителя.

И никогда-то не было на этом Столе ни одного учебникаили тетради! Только стоят две пустые чернильницы. Однакруглая и прозрачная, а другая – с меня ростом. Белая, сте-клянная, очень красивая. Она-то и заменяет нам стопку книг.И, правда, какая школа без книг? Хотя бы и таких, какие тебеникогда в жизни не одолеть? А причина очень проста: они неотрываются друг от друга. Ну, разве не безобразие?!

На самой верхней сияло золотыми буквами загадочноеслово “Сказки”. Мне котик рассказал. Я, правда не знаю, чтооно означает, потому что не умею читать по-человечьи. Насэтому в школе не учат. А когда спрашивал у Понуры, онтолько виновато опускал голову и нечленораздельно хрюкал.Вот это и удивляло меня больше всего! Иногда я даже шёл кдяде и обиженно спрашивал его: зачем он поставил нам учи-телем существо, язык которого безнадёжно чужд нам.

Тогда дядя подозрительно оглядывал меня, взволнованнопереводил дух, хмурил округлый лоб, по-кошачьи подёргивалплоским кончиком длинного носа. И только тогда отвечал, чтов мире всюду так: учителя и ученики никогда не понимаютдруг друга, но в том-то и заключается гениальность иногошкольника, что он без слов познаёт все серьёзные науки!“Пронзая череп учителя своим острым взглядом и не менееострым умом”. Вот я и вынужден был в сотый раз отпра-вляться не солоно хлебавши к Понуре – пронзать его фарфо-ровый череп.

Чтобы взобраться на Стол, надо быть прирождённым вер-холазом. Но мы, дети, лёгкие, худые и вечно недокормленные,использовали для подъёма на высоту метеориты, которые деньи ночь кружились в атмосфере нашей страны. Это дядя назы-вает их метеоритами.

Напоминая клубки серой сбившейся пыли, они то взлетаютк самому небу, ударясь о него, то побивают спящее днёмсолнце, то опускаются в центральную долину, на цветы. И

154

Проза

нам, детям, остаётся только ловко вскакивать на них, когдаони приближаются к земле. Под действием струй воздухаклубки взмывают обратно вверх и вполне способны доноситьнас туда, куда нам требуется. А если их уносит ветром в сто-рону, мы расстёгиваем свои пиджаки, рубашки или кофты инагнетаем ими под пылевой шар воздух. А подчас наше платьеможно использовать как парус.

В общем, я всегда с удовольствием и незаметно учился усамого дяди, по возможности пренебрегая уроками розовогопоросёнка, хотя я и любил его. Пока Понура часами с грустьюхрюкал перед нами, я дремал, растянувшись на полировке.Или мечтал, уставившись в твёрдое, алебастровое небо. Апотом бежал или летел к дяде и задавал ему множество вопро-сов, которые приходили мне в череп за время урока.

Я всегда был любознателен. В отличие от Груши, дядинойлюбимицы и зубрилки, которая считала своим долгом чистомашинально запоминать хрюканье Понуры со всеми его ин-тонациями. Или – злючки и задиры Живульки, которая авто-ритета дяди не признавала и нередко уроки простопрогуливала. Но о Живулечке разговор особый!

Долгое время она казалась мне противной. Всем грубит ипостоянно раздражается. Не менее самого дяди, словно бралас него пример. Могла закончить разговор фразой: “Да что вывсе понимаете?!” Или: “Терпеть я вас не могу!” Она любилаодиночество и была великой мастерицей на разные пакости ипроделки. Но только по отношению к моему дяде, своемуотцу.

Может быть, потому, что Живулька вредная, у неё на рукахбыло множество бородавок. Так что неприятно было брать еёза руку. И ещё одна, круглая и тёмная, похожая на кнопку, си-дела прямо на её лбу, между синеватых бровей. Мне и смо-треть-то на несчастную девочку было неловко! Кажется,глядишь в карие, блестящие глаза Живульки, но тут же ловишьсебя на мысли, что уставился на злосчастную бородавку! АЖивулечка понимает это, шипит и злится.

Другое дело – Груша, Грушенька… Сладкая и такая неж-ная, что, кажется, ткнёшь легонечко пальцем в её золотистую

155


пухленькую щёчку – сок ароматный закапает! У неё и харак-тер иной, нежели у её тощей, старшей сестрицы!

Грушеньке бы и в голову не пришло всё то, что вытворяетЖивулька. Та, например, завязывает над каждой своей боро-давкой, чтобы свести их, по узелку из нитки. А потом, вместотого чтобы зарыть нитку в землю (как водится у порядочныхлюдей), подбрасывает их в постель моему дяди! Словно мститему за что-то. Может быть, за то, что почти никогда не отве-чал на мои вопросы?!

В Давии существует поверье, что зарытая нитка можетуничтожить бородавку. Но в том-то и беда, что на месте каж-дой сведённой у Живульки вырастали две новых! Словно онакем-то была заколдована или проклята. Впрочем, какие внашей мирной и сонной стране колдуны?! Дядя говорит, чтоони бывают лишь у дальних, зарубежных народов: тараканов,мышей, крыс и пауков. Мол, тамошние, местные колдуны ипридали этим людям уродливое обличье насекомых и грызу-нов. Покрыли их шерстью и нарастили им крылья.

Единственное занятие, которое делает сердце Живулькимягким, уход за её деревьями. Они растут на скале, высоко наддолиной, в больших глиняных кадках, огромных, словно дома.Если девчонка исчезает, не приходит на уроки в школу, еёвсегда можно найти на ветвях одного из этих сочных и зелё-ных деревьев. Хотя сама Живулька, из вредности должно быть,называет их “алоэ” или “цветами”. Будто не знает, что цветыбывают только нарисованными на шерстяной материи почвы!

Что касается моего друга Бурого, то он менее всех походитна человека. Мохнатый, выше меня на несколько голов, ко-ричневый, с большой пастью и маленькими чёрными глаз-ками, он являет собою просто образец верного товарища!Никогда не покидает меня. Мы всегда с ним “не разлей вода”,как отметил однажды с умилением дядя. А я никогда и не по-нимал, что эта поговорка значит. Как может вода “разлиться”между людьми? Я не видел воду в ином её состоянии, кактолько в стакане чая! И даже не представлю, как эта посло-вица могла возникнуть в Давии, где все реки давным-давновысохли. Это твердит нам Изъедуха.

156

Проза

157

А Бурый потому ещё самый надёжный товарищ, что не за-дирает передо мною нос, не смеётся над моими мечтами ивнешностью. Он неразговорчив, но любит послушать менясвоими округлыми ушками. А мне только этого и надо! По-тому что в отличие от других детей, я болтун, каких ещё пои-скать.

Замечу также, что из всех давцев только Грушенька, Жи-вулька и дядя похожи друг на друга. Это потому, наверное, чточто они близкие родственники. У них у всех белая кожа, и подней находятся мышцы. Что касается меня, то я, к сожалению,уродец. Меня зовут Скелетусом совсем не даром. Я весь –один скелет! Всегда таким был и, верно, умру скелетом! Впро-чем, к моему облику давно все привыкли. Никто ему не уди-вляется, никто, слава Богу Люстре, меня не дразнит. А дядядаже говорит, что в других странах есть целые селения таких,как я, маленьких уродцев-скелетиков. Мол, люди, подобныемне, живут за изгородью, в каменных коробках, которые на-зываются “склепами”, или же в земле, в ямах. А вместо крышиих жилищам служат какие-то там “надгробия”. Понятия неимею, что это слово значит. Но дядя утверждает, что я простокитаец, потому дядин язык понимаю не вполне. Вот и мамамоя, которая ушла из жизни очень далеко, может быть, в Ки-тавию, и до сих пор почему-то не вернулась, была китайкой,утверждает Изъедуха. Возможно, она загостилась у родни...

Ну а мой папа был родным братом дяди! Но и папа ушёл...И даже портрета после себя не оставил. Я же, на беду, похожне на него и дядю, а на маму! Что ж, приходится уже пятнад-цатый год жить китайцем!

Дядя почему-то многое знает о других странах. Хотя уве-рял нас, что никогда не оставлял нашего маленького королев-ства. Из-за его редкой для нашей страны образованности, яиногда целыми днями хожу за ним и всё клянчу и клянчу зна-ний. Ведь недаром дядя называет себя магистром абсолютновсех давских наук! Но, как правило, Изъедуха недовольно от-махивается от меня, отговариваясь чудовищной занятостью.Или вовсе грубо гонит, в потом прячется в глубинах своегоКабинета.

158

Проза

Но если в течение дня я ничего нового не услышу, мне ста-новится тревожно и тоскливо. У меня даже может разболетьсячереп, как ноет от голода пустой живот у других, обычныхлюдей. Это значит, что мой череп просит у меня мыслитель-ной пищи. Вот беда – быть любознательным скелетом!

А дядя, к сожалению, редко бывает благодушен! И даже впоследнее время в раздражении иногда проговаривается, что яему ужасно надоел, и он ждёт-не дождётся, когда мне испол-нится четырнадцать с половиной лет. Вот и я себя порой спра-шиваю: что же тогда должно случиться!

И вот, наконец-то, произошло нечто такое, что перевер-нуло всю нашу жизнь и всё расставило по своим местам!

ГЛАВА ВТОРАЯ Д ВЕ ДЯДИНЫ ТАЙНЫ

Я сплю крепко, а тут проснулся среди ночи. Этот звонок небыл длинным. Но я не вернулся в сон, потому что преждезвонки в нашей стране не раздавались! С самого первого дняоснования государства!

К тому же, я услышал, как дядя поднимается со своей по-стели. Старик нащупал возле себя самодельные тапочки – мыспим в одежде, только тапочки на ночь снимаем – и куда-тосонно побрёл.

Что мне ударило в череп, но я решил следовать за ним!Честно говоря, не в моих правилах следить за кем бы то нибыло, особенно за дядей! Я хоть и принц, Изъедуху боюсьочень. Есть в нём что-то зловещее. Но больно странно вёл онсебя в этот час: заторопился к спуску с Дивана, где начина-лись верёвки, да ещё и забормотал: “Сейчас, сейчас, ваше ве-ликолепие!”

Я так и подскочил. Ведь “великолепие” – это я! Так дядя,ласково улыбаясь, велит называть меня моим поданным. Да икто мог пробраться к нам, если Давия окружена, по словамИзъедухи, непреодолимыми горами да заклятьями? Кроме

159


того, я знал, что Давия ни c одной страной дипломатическихотношений не поддерживает! Изъедуха, который исполнялсреди прочих должность министра иностранных дел, не разобъяснял мне, когда я просил его устроить экскурсию за гра-ницу, что мы расположены в таком неблагоприятном месте,где нас окружают одни враждебные государства: Туалетия,Ванная, Балкония. Особенно, мол, враждебна к нам Туалетия!

И вдруг!.. Тайное посещение?!. Секретная миссия?!. Дядяпотихоньку от меня ведёт переговоры с представителями дру-гих держав?!. Как я, принц, мог этим не заинтересоваться?!

И вот я, крадучись и, разумеется, строго в интересах своегогосударства, отправился следом за дядей. А сделать это былонелегко. Потому что дядя таскает с собой один волшебныйвеер. Он изумрудный, перьевой, просто великолепный!

Волоски на перьях переливаются так трогательно, словнопереговариваются. А я уже сообщал вам, что в Давии жизньскудная. Природа и дядин Бог Люстра явно нас обделили! Мнедо смерти не хватает новых впечатлений и мыслей. Я хочу слы-шать новые слова, видеть новые цвета, осязать новые ароматы,у меня на всё голод! А я не в силах его угасить.

Поэтому часто, когда я был маленьким, то жалко просилдядю, чтобы он дал мне полюбоваться хотя бы на сине-зелё-ные ворсинки веера.

Я пожирал их глазами. Но Изъедуха, как всегда, отнеки-вался. Приходилось любоваться веером издалека. И вот, когдак моему сердцу подкатывало какое-то томление, грусть о том,что мои родители меня оставили, я шёл к Кабинету дяди, са-дился на горе Диван так, чтобы он меня не видел, и смотрелна диковинную вещицу, жадно впитывая пустыми глазницамиего невозможную красоту...

Одна Живулька в нашей стране откуда-то знала несколькопесенок и иногда напевала себе их под нос. Но, нелюдимая,она делала так, что остальные могли только неясно угадыватьмелодию, какие-то отдельные строчки или общий смысл. Мыбы с удовольствием пели вместе с ней. Но она нам этого непозволяла! “Мои песни! – говорила. – И всё тут!” И что здесьподелаешь? Мне приходилось смиряться.

160

Проза

Бурый двинулся, как говорится, по следам Изъедухи, я –в противоположную сторону.

Оказавшись в Кабинете, я вновь рискнул раскрыть ужас-ную дядину Записную Книжку. Опять с ужасом обнаружил вней засушенных людей, служивших дяде закладкой. И вдруг …Вдруг умершие начали светиться!

Что происходило? Неужели они что-то хотели сообщитьмне? Может быть, о чём-нибудь предупредить? Помочь? Илидядя посыпал их порошком фосфора, чтобы при этом страш-ном свете читать по ночам свою страшную Записную Книжку?!Усовершенствовал, так сказать, мертвецов?!

Они светились, а я в немом бессилии разглядывал их лица. Вскоре я заметил, что женщина действительно была одног-

лаза. Трудно было понять: похожа ли на неё Живулька; но, сда-

валось мне, это всё-таки была её родная мама. Словно онапрошептала мне это в самое моё сердце.

Не знаю, как, когда и при каких обстоятельствах обнару-жила сестра своих родителей, и как случилось, что её мертваямама смогла отдать ей свой глаз, но я уже не сомневался в том,что Живулька меня не обманывала. А если она не солгала вэтой части рассказа, вполне возможно, не ошибалась и в ха-рактеристике дяди.

То, что произошло потом, я до сих пор не могу вспомнитьбез содрогания.

Руки мертвецов внезапно зашевелились, а потом потяну-лись ко мне!

Я не отскочил в сторону только потому, что окаменел отужаса.

Впрочем, мертвецы не хотели сделать мне ничего плохого.На их узких сухих пальцах блеснули золотые обручальныекольца. Вот и получалось, что они знали, что я рядом, и отда-вали мне своё золото, чтобы с его помощью я одолел прокля-того дядю!

Голова моя кружилась. Дрожащими руками я стянул кольцас их картонных пальцев, потом положил одно кольцо себе вкарман, другое натянул на палец. Затем отважился приподнять

229


мертвецов, перенести их в сторону, чтобы они, продолжая све-тить, помогли мне просмотреть дядину Записную Книжку доконца. А сам начал быстро исследовать оставшиеся страницы.

Мне некогда было предаваться страхам. Я искал новые дя-дины тайны! Я знал, чувствовал, что они есть, что они где-торядом, но я не умел читать! Вот беда! Как плохо быть негра-мотным! Особенно, если на тебе лежит отвественность за дру-гих!

А в дядиной книжке много чего было понаписано! Воз-можно, даже по истории нашего королевства, о нас всех. Но яобнаружил и кое-какие цифры. К счастью, цифры-то я знал!“75. 30. 10”. Я не знал только, что они могли означать, но навсякий случай вызубрил их.

А когда я перевернул последние страницы, то оторопел. Налисточке был нарисован скелет. Рядом с ним опять шла какая-то запись.

Неужели, с горьким разочарованием думал я, дядя нарочноне учил нас письменной человеческой речи. Конечно! Если бымы выросли грамотными, ему некуда было бы прятать от нассвои тайны! Давия слишком мала и тесна для тайн. А он вы-нужден был держать их у нас под носом. Вот он и не желал,чтобы мы стали сильнее и мудрее его, смогли бы проникнутьв его тёмный и, может быть, отвратительный мир.

А дурачок Понура так и не догадался, какую игру сделалдядя на его самодовольстве! Так гордился тем, что именно его,несмышлёныша, Изъедуха дал нам в наставники!

Наконец, я всё уложил как было, захлопнул страницы и по-спешил в главное хранилище дядиных тайн, за занавеску.

Долгое время я ничего не мог разглядеть в темноте, пока ненаткнулся на какую-то трубу, поставленную вертикально. Нанеё было накручено немало тряпок. Я потрогал их руками.Они излучали тепло. Тогда я начал вытягивать тряпки одну издругой и бросать их на пол, пока под ними что-то не блеснуло.

Я невольно потянулся кистью к глазницам, загораживая их.Гигантская стеклянная колба! Горячая и золотая! Она! Она! Ав ней плещется что-то живое, словно рыбка в воде! Я с трудомразглядел золотистое очертание ножек и распущенных волос.

230

Проза

Что это? Что за чудо? Но я не успел ничего понять – в Каби-нет ворвался Бурый. Он зашипел:

– Ты с ума сошел! Думаешь, этот солнечный свет не раз-ливается сейчас по всей Давии?!

И он стал яростно закутывать колбу обратно в тряпки. Бурыйтак спешил, что ворвался в Кабинет верхом на метеорите. И те-перь шарик пыли прыгал вокруг нас, словно резиновый.

Помогая Бурому, я впопыхах спросил: – А что дядя? Ты узнал чего-нибудь? – Конечно! – проговорил медведь, с трудом дыша. –

Мыло… Он мыло тащил, большущий такой кусок. А потомочертил им Бар.

– Зачем мыло!? Какое ещё мыло!? – Покойницкое… Тут было, над чем поломать голову! Но Бурый всегда, когда торопился, говорил запинаясь и

отрывисто. Вот и теперь: – И камень… втащил… в Бар!Мы уже овладели метеоритом и собрались взгромоздиться

на него вдвоём, когда в Кабинет влетел дядя. В темноте я невидел его лица, но слышал, как сердито он дышит.

Дядя сразу понял, чем именно занимались мы в его святи-лище, но пока ещё находил силы держать себя в руках. Однакоесли он и был сейчас спокоен, то лишь как человек, которыйНИКОГО и НИКОГДА не боится. Ни нас, ни наших родите-лей, ни Волшебника – ни-ко-го! И оказывается, это былоочень плохо.

– Вон! – только и сказал он мне. – Вот как проказничаетевы накануне свадьбы, ваше дерзкое Великолепие! Едва ли по-радуете вы этим свою невесту!

– А я не хочу, не хочу жениться на Груше! – гневно вы-крикнул я.

Тут он зло прикрикнул на меня, и даже топнул ногой: – К себе! Спать! Спать! Это сбило моё воинственное настроение. С колдунами

трудно бороться в открытую. Как они мне надоели! С потух-шим, разочарованным лицом я поплёлся в сторону Дивана.

231


Значит, я трус, тоскливо думал я. Вот что самое ужасное –дядя прикрикнул на меня, и я сразу ему подчинился. Потомучто привык подчиняться. С детства. И никогда и ничем хо-рошим не заканчивались мои попытки бунтовать против него.Начинал-то я их ретиво, а затем…

А тут ещё меня выдали золотые кольца. Сначала то, что янадел на палец. Оно предательски блеснуло. Дядя увидел свет,догнал меня и сдернул кольцо с пальца. Я отметил, что он ужеопять был в перчатках. Но когда Изъедуха встряхнул меня,приподняв над полом, то второе кольцо, которое плохо улег-лось в моём кармане, выпало и покатилось по земле.

– Во-ор! – зашипел дядя. – Он обокрал моих домаш-них мертвецов! Мою бабушку и моего дедушку! Растащилвсё их наследство! Как будто бы ему всего мира, всей Давиимало! Всего нашего королевства! Прекрасной молодой не-весты!

– Ну а вы, – с укоризной обратился он к Бурому, я услы-шал это уже издалека, – пока останьтесь здесь, в моём Каби-нете. Я проведу с вами воспитательную беседу.

Ах, только воспитательную беседу? Меня это немного ус-покоило. Беседа – не порка, это не коленями на горох. Вы-терпеть одну-единственную беседу Бурый сможет. Терпел ведьон всегда мою болтовню!

А я уже слишком хотел спать. Уснул я быстро.

А на утро… Эх, лучше бы я не просыпался! Бурый лежал на земле, под Диваном. Бритое лицо его было

неподвижно, страшно, невыразительно. Жизнь ушла из мед-ведя. Словно кто-то вытащил из его груди пищалку, заменяв-шую ему душу.

Как таинственно ожил некогда плюшевый мишка, так не-заметно жизнь и покинула его этой ночью. Большое мягкоетело Бурого больше не было тёплым. Оно остыло и напоми-нало мне запыленных игрушечных людей, которые я обнару-жил в стране за Дверью. Неужели Живулька была права, идядя начал уже уничтожать наш мир?

232

Проза

Со слезами на лицевых костях и в невероятном отчаянии,окинул я неуклюжую фигуру медведя и увидел, что она всязасыпана волосами, той самой шерстью, которую дядя со-стригал столько лет с его морды, чтобы проникнуть в нашитайны. Смерть моего товарища могла означать лишь одно:дядя не шутил. Он счёл Бурого предателем и вернул ему всеего волосы.

Весь день я не мог прийти в себя от постигшего меня но-вого горя.

Но что я был в состоянии предпринять? Никто не видел, как дядя расправился с Бурым. Никто не

видел, как он “наказал” Живульку!.. Ряды моих подданныхтаяли под ударами злого колдуна. А я ничем не мог защититьсвоих друзей, свою землю.

В обед дядя заявился к нам в школу, где на уроке без-молвно сидели теперь лишь двое: я и Груша – и скрипуче, вовсеуслышание заявил:

– Убийца нашего домашнего человека Бурого найден!Мы с Грушей в удивлении обернулись. – И этот убийца… – дядя гневно показал на меня пальцем,

– принц Скелетус!Я был потрясён его ложью! Кулаки мои сжались. Груша воскликнула:– А доказательства? Я не верю! Не верю!Спасибо тебе, Груша!И тут дядя со злым торжеством выудил из глубокого кар-

мана своего рваного пиджака маленькую дудочку. – Слышали ли вы, милые детки, сказочку про дудочку,

сделанную из тростничка, выросшего на могилке убитого? – Да, – ответила вместо меня Груша. – Я такую сказку

читала. – А я нет! – воскликнул я, но дядя меня не слушал. – Перед вами дудочка, вырезанная из такого растеньица.

Этот тростничок успел вырасти за сегодняшнее утро на мо-гилке Бурого. Это я и медведя-человека похоронил, и трост-ничок на его могилке вырастил. И вот что дудочка пропеламне нынче.

233


Дядя заиграл на дудке, и та действительно застонала, за-ныла, завопила голосом Бурого:

Эхе-хе-хе-хе-хе-хе!Вот беда-беда-беда…Лучший товарищ убил ми-ишеньку.Сразил милого, приго-ожего.Не пожалел, не пощади-ил.Прико-ончил… Топориком – топор-и-ишечкой...

И-и-и-и-и-и-и-и… – ныла и ныла коварная, лживая ду-дочка! И, конечно, врала, как сивый мерин.

Не мог я убить товарища моего детства, друга моего мол-чаливого – образцового!

И Груша, конечно, знала это. Я в надежде посмотрел в еёзолотистые глаза: Груша, спаси меня, оправдай! Хотя я отка-зался вчера жениться на ней, я был уверен в том, что она меняне предаст. Пусть не умеет она любить, но я верил, что и ейдорога была Истина!

Но Груша не изрекла больше ни слова. Словно колебалась,словно до конца не была уверена: чью сторону принять, кто изнас прав. Кто из нас двоих лжёт. Изъедуха, которого она при-выкла почитать, или я, который никогда её не обманывал.

Дядя же тотчас занялся долгой обвинительной речью. А я опять сходил с ума. Никак не укладывалось в моём пу-

стом черепе: как можно было совершать такие чудовищныепреступления, какие совершал Изъедуха, а потом сваливатьсвою вину на других!

У меня, конечно, по-прежнему не было изобличающих егодоказательств. Но очевидно, что ни Груша, ни Лепейтало, ниПонура не могли покуситься на жизнь наших товарищей.Причин у них на то не было. А если не они, и не дядя, тогдакто? Я?..

Свою длинную витиеватую речь Изъедуха завершил нео-жиданно, приговором, произнесенным ядовитым и насмеш-ливым тоном:

234

Проза

– А в наказание…ты будешь… женат! Да-да! Женат! И не отвертишься! Это окончатель-

ное решение! И не возражай! И возьмешь фамилию жены! Ноболее того – твоя свадьба состоится гораздо раньше, чем мыпланировали. Не через три дня, а завтра!

Я ожидал чего-то более тяжкого. И даже снова был готовсбежать из страны.

– Под каблук жены! – рявкнул напоследок дядя.И мне было непонятно, почему он замыслил для меня

именно это наказание. Потом он позвал Лепетайло, учителя Понуру, и те по его при-

казу арестовали меня, привели на край Стола и опустили в пу-стую стеклянную чернильницу. Других тюрем в Давии не было.

После этого Понура, тяжело охая, отправился в свою постель,на Диван, болеть с горя. А Лепетайло оставили меня охранять.

Дядя гордо удалился в свой Кабинет. А я верил и не верил в то, что я арестант. Дяде страстно

хотелось меня женить! Но почему? Неужели Изъедуха мечталзапрятать меня под каблук Грушеньки только затем, чтобы онаследила за каждым моим шагом? Но я ведь и так на виду!

Наконец пришёл вечер, быстро перебежавший в ночь. Словно в наказание для меня, дядя не решился выпустить

на небо Бога Люстру. В общем, творил всё, что в голову взбре-дёт. Я не спал, скрючившись, на дне чернильницы. А ночьдвигалась вяло. И мне оставалось только одно – скорбеть помоим пропавшим друзьям.

Вот как расправлялся дядя с теми, кто восставал против него! Очередь была за мной. Но я не мог поверить в то, что зав-

тра, возможно, меня уже не будет. Лепетайло дремал на Столе,прикрыв глаза обеими лапами и словно прячась от моих во-просов. Но я ещё надеялся на его помощь, ведь я его любил!В середине ночи я отважился побеспокоить трусившего кота.Мой голос гулко зазвучал в чернильнице:

– Дорогой Лепетайло! Скажи, ты ведь много и сладостнополежал в своё время на книгах: зачем могилу мертвецов об-водят мылом.

235


Кот ответил не сразу. Сначала мне пришлось ему напом-нить, как советовал некогда почивший Бурый:

– Белопузик! Ты ведь знал меня РАНЬШЕ!И тогда кот вздрогнул и с осторожностью замурлыкал: – Должно быть, для того, чтобы покойник успокоился.

Этим мылом его обмывали перед тем, как отправить на клад-бище. Он его суеверно боится.

– А зачем кладут на могилу камень?Сочувствующий мне кот выложил и это:– Чтобы усмирить мертвеца. Камень будет давить ему на

грудь. Тогда я понял, что Живулька действительно находится в

Баре. Дядя поверил, что она уже умерла, пришла, мёртвая, комне, и решил приструнить её колдовскими методами.

Ах, сказать по правде, Лепетайло оставался моей един-ственной надеждой. Единственным и последним другом!

Может быть, когда-то он вовсе не был моим лучшим дру-гом. Лучшим другом был Бурый. Врагом, обернувшимся дру-гом, стала Живулька. Но когда лучшие наши друзья покидаютнас, на их место заступают те, кто вчера считался другом с ма-ленькой буквы.

Хотя Лепетайло и привык лизать лицо и руки дяди за то, чтотот сделал его, беспородного кота, королевским библиотекарем,кот, казалось мне, решил меня в беде не бросать. Всю ночь онлежал передо мной на Столе и всё подмигивал глазами, которыесветились в темноте прекрасными зеленоватыми огоньками.Словно моя человеческая вера в Добро и Справедливость согре-вала и его звериное сердце. Словно она ему тоже была нужна.

ГЛАВА CЕДЬМАЯНЕУДАВШАЯСЯ СВАДЬБА

В эту ночь я много думал и почти не спал. Сидя в стеклянной чернильнице, я вспоминал не только со-

бытия последних недель, но и те времена, когда был маленьким,

236

Проза

237

а Изъедуха относился ко мне с большей симпатией, чем теперь.Ведь некогда я его почти не боялся.

Мы, в Давии, неоднократно переживали нашествия мух ипауков. Откуда они являлись, я понятия не имел. Прибегал кдяде, он сажал меня на коленку и ласково объяснял, что мухизаводятся от непослушания детей взрослым. Что же касаетсяпауков, то они – доисторические люди, необразованные идикие. Потому как в своё время отказались признать властьдяди. Ненавидя Люстру, они поклоняются своему идолу – Пау-тине. И я всему этому верил, потому что любил своего дядю.

Мы изгоняли пауков силой света. Дядя настоял, прикрик-нул, и Бог Люстра его послушался: вообще перестал спать.Целую неделю у нас ни днем, ни ночью не заходило солнце. Ипауки, в конце концов, то ли перегрелись, то ли ослепли. Ноони куда-то ушли, повывелись. Бесстыдных огромных мух, во-ровавших пищу прямо из наших тарелок, мы перебили тру-бочками, из которых с силой выдували тонкие и длинныеиглы.

Но в тревожную ночь накануне женитьбы мне вспомнилисьне только наши охотничьи забавы, но и мальчик, которыйодно время жил с нами.

Он ходил в очках, был старше меня и Живульки, и утверж-дал, что умеет читать и писать по-дядиному. Мальчику явнобыло с нами скучно. Целыми днями он слонялся по Давии ивсё жаловался на то, что Изъедуха не подпускает его к Книж-ному Шкафу.

Не помню, откуда он взялся. Я был тогда слишком мал ипринимал его ещё за одного за дядиного племянника. Кажется,от скуки мальчик и стал сочинять.

Он рассказывал нам, будто бы Давия не самостоятельноегосударство, а всего на всего Комната в Квартире ОдногоБольшого дома. И Дом этот не стоит на краю Земного Света,а находится в Одном Городе, окружённом Другими Городами.Город так же не замыкал в себе весь звёздный мир с БогомЛюстрой и дядей во главе. А находился в некой Стране. ИСтраной этой дядя не правил. В ней было великое множестводругих взрослых, гораздо умнее Изъедухи.

238

Проза


СОПКА НАДЛАГИЛАМБОЙ


Михаил ШУРАЕВ (Григорий Борисович Салтуп) родился в Пе-трозаводске 29 декабря 1952 года. В 1972 году окончил художе-ственно-графическое отделение петрозаводского педучилища.Служил в Советской Армии. В восьмидесятых годах ХХ столетияполучил высшее образование на факультете теории и историиискусства Ленинградского института живописи, скульптуры иархитектуры им. И.Е. Репина. В 1993 окончил ещё и Высшие ли-тературные курсы при Литинституте им. A.M. Горького. Рабо-тал экскурсоводом в музее «Кижи», художником-реставратором,художником-оформителем, учителем черчения и рисования, ма-ляром, искусствоведом в Союзе художников Карелии. Пишетпрозу и печатается в журналах России. Автор сказок, расска-зов, повестей для детей. Лауреат первой премии конкурса 2003года Союза журналистов Республики Карелия. Финалист Горь-ковской литературной премии за 2005 год в номинации «ПоРуси». Обладатель диплома «Серебряное перо Руси» Междуна-родного литературного конкурса (2005 год) в номинации «Проза»и третьей премии Первого международного конкурса детской июношеской художественной и научно-популярной литературыимени Алексея Николаевича Толстого.

СОПКА НАД ЛАГИЛАМБОЙ

ПОВЕСТЬ

1. НА ОЗЕРЕ

Ветра нет, стадо облаков откочевало к лесу, и на солнцеуже можно смотреть не щуря глаз, но поплавки недвижны, иникто и не притрагивается к крючку на донке. Не клюёт.

– Черви-то, черви какие жирные! Так бы сам их и съел! –дедушка скрюченными пальцами поковырял в банке, вытащилодного. – А она не хочет! Ты погляди, какой красавец! На-возный, первый сорт, без костей и сухожилий! Ан нет, нехочет. Зажралась рыба, совсем заелась!

Дедушка подмигнул, вызывая Мишку на разговор. Но мальчик отвернулся, закусил губу, сдерживая дыхание.

Он представил, как там, под лодкой, в коричнево-зелёной глу-бине, на крючке вьётся малиновый червяк, а рядом, рядомдолжны поблёскивать окушки и плотички.

– Место, что ли, поменять? Давай-ка, отрок, сматыватьудочки. Переберёмся к Шляпе! – предложил дедушка.

Это остров так называется, Шляпа. Он похож на большую-большую шляпу: холм с проломом посерёдке и округлые полятресты. Когда Мишка издалека на него смотрит, то всегда ка-жется, что кто-то большой по самые брови в озере притаилсяи вот-вот встанет…

– Может быть, сегодня у Шляпы рыбья столовая?Миша опять не ответил и молча, не шевеля губами, стал

про себя колдовать: “Не скажу ни слова – клюнет. Не скажуни слова – клюнет. Ловись, большая и маленькая! Ловись,большая и маленькая! Не скажу ни слова – клюнет…”

311

“Ночка тёмна, Комарики кусают, Царь с царицей По садику гуляют...”

Деду скучно.А Мишка, насупившись, колдует и колдует: “Ловись, боль-

шая и маленькая! Ловись, боль...” – и тут – тырк-тырк! –там, в глубине, окушок, и не маленький, по поклёвке чувству-ется, что не маленький! – ну же, ну! – тырк! Миша подсёк иделовито потащил леску в лодку.

– Гляди!– Хорошо, хорошо! Клёв будет. Вторую донку разматывай!

– игривого настроения у дедушки как и не было. Сразу сталделовит и спокоен.

Тырк-тырк! – ещё один у Мишки. Побольше, граммов на...Но Миша прервал подсчёты, боясь сглазить удачу. Тырк-тырк!Тырк-тырк! Пошёл один за другим. Мишка чувствует: окушкову крючка целая очередь, вторую донку некогда закинуть!

А у дедушки не клюёт. Он ближе к Мишке перебрался:сидел на носу, пересел на середину лодки; он и третью донкузапустил и маленького Мишкиного окушка насадил живцомна удочку – на крупную рыбину, но клюёт пока только уМишки!

Тырк-тырк!– Смотри, внучек, всю рыбу не перелови! Оставь дедке на

затравку! – дедушка скалится редкими зубами, а самого –Миша-то видит! – завидки берут.

В корзине и под мостками в лодке бьются и плещут креп-кие чёрно-спинные окуни, и всё с его, Мишкиной, донки.

Тырк-тырк! Ещё один. Червя на крючок. и в воду, там другие дожидаются. Де-

душка потащил, было, одного, но и тот, неумёха, крючка немог заглотить, сорвался над водой.

– Он у тебя по ошибке клюнул, – подковырнул Миша. –Хотел без очереди в уху пробраться!

– Ничего-ничего. Будет и на нашей улице праздник!

312

Проза

– Ты, дедушка, куришь много, пальцы никотином про-пахли, – отцепляя с крючка очередного окуня, поучает Миша.– А рыба нынче умная пошла, сам говорил. Давай я тебе чер-вяка нацеплю?

– А, чем чёрт не шутит! Нацепи, нацепи! – сказал дедушкаравнодушным голосом, а сам от нетерпения заёрзал на ска-мейке. – Рыбацкое счастье такое: сначала не клюёт, не клюёт,а потом клюнет...

Поплавок с живцом резко ушёл в воду, леса натянулась;дед, привстав, вцепился в удилище, словно готовясь к прыжку;дёрнул, подсёк, повёл добычу к лодке.

– Сачок! Живо! Сачок! – аж прошипел от напряжения дед.– Подводи. Да брось ты к чёртовой матери свою донку! Ну!!!

Вода у лески ходила кругами. Миша, задыхаясь от волне-ния, ощутил в сачке бурлящую щучью силу и, мгновенно пе-реглянувшись с дедом, – р-р-раз!

И выплеснули щуку в лодку, заливая себя водой. Мишаприжал щуку перевёрнутым сачком, а та билась, выкатывая отзлости холодные круглые глаза. У деда рука в голенище – нож!– и, не выпрастывая рыбину из сачка, сквозь ячею приткнуллезвием к днищу...

Щука дёрнулась, давясь склизкой слюной, и затихла...– Хороша! Ну, хороша, стервоза! Дед стоял на коленях в воде, затёкшей в лодку, и, забыв-

шись, всё вытирал и вытирал чуть трясущиеся руки о шта-нины.

– Ух, как мы её! Так, так, так...Слова и у мальчишки пропали, и он показал, повторяя своё

движение: сачком и в лодку, сачком и в лодку...– То-то, что так! С нами, брат, не шути! Шесть кило вер-

ных. А то все семь! А висела-то, ты посмотри, – дедушка осво-бодил её из сачка, – на одной губе висела. Без сачка ни вжизнь не взять!

Отдышались немного, а зорька зорюет, рыбалка не кончи-лась. Клёв поредел, раздвоился, перекинулся, наконец, и надедову донку. Окушки помельчали, в растасовку пошла плотва:сначала “ничего”, потом “так себе”, потом “совсем ерунда”, а

313

Михаил Шураев «Сопка над Лагиламбой»

когда дедушка вытащил ершишку – не ерша, а именно ер-шишку-дошколёнка, – то стало ясно: пора честь знать и якорьподнимать.

Миша сел за вёсла, а дед включил транзистор и, поругива-ясь, стал чистить рыбу. Бурчал он на всё: на Мишку, у кото-рого левое весло норовило вскользь проехать; на плотву – зато, что мелка; на окуней – за то, что ершатся и под мостки за-биваются; на транзистор – за то, что где-то воюют и угрожаютракетами “всяческие сволочи”.

Вёсла становились тяжелее, ломило плечи. Чтоб хоть чуть-чуть продвинуть лодку, Мишке приходилось привставать прикаждом гребке, а дед не видел или делал вид, что не видит.

“Это он специально, – злился мальчик, – просто ему за-видно, что я больше надёргал. Раньше я никогда так долго негрёб. Старый, а такой ехидный!.. Был бы папа здесь, да-к...”

– Дед, а дед! Борис Николаевич!Он нарочно позвал деда по имени-отчеству. Дедушка тоже,

когда сердился, звал Мишку по отчеству: Михаилом Миха-ай-лычем.

– Вот скажи: почему ты всё время ругаешься. И такимисловами! Вот папа говорит, что ругаться нехорошо...

– Для кого папочка, а для кого с-сыночек. И нечего тебев разговоры старших вслушиваться. Вырастил оболтуса: сороклет, а рассуждает как баба на базаре.

– Ничего он не оболтус! Я ведь знаю, когда он прав...– Много знать стал. От горшка два... Держи крепче весло!

Опять воздух гребёшь. Распустились все. Болтают много. А какработать, так... Иль, может, вы притомились, Михаил Миха-айлович? Устали-с? – ехидно посочувствовал дед.

Миша решил не отвечать. Он ещё раньше знал: в чём-тодедушка прав, а в чём-то – папа. Только ещё не ясно, в чём.

“Ништяк! Разберёмся! – подумал мальчишка. – Надотолько получше всё запомнить!”

У Мишки записная книжечка есть, с картинкой шестисо-того “Мерседеса” на обложке. Там записаны очень важныевещи: марки наших автомобилей, “вольвы”, “пежо”, “форды”различные, а также первая и пока единственная строчка днев-

314

Проза

ника: “Начались каникулы. Завтра едем с дедушкой в Тор-байлу”. Больше в дневник ничего не писалось. Некогда. Ка-никулы!

2. В ДЕРЕВНЕ

На утреннюю зорьку дедушка отправился рыбачить чутьсвет – “доднесь”, как говорит тётя Поля. Он осторожно вы-свободил руку из-под головы внука. Миша нахмурился, за-бормотал во сне: “Как же, как же...” Дедушка подул чуть-чутьна закрытые глаза мальчика, перебил дурной сон, осторожнонатянул рубаху и суконные брюки, подхватил сапоги и фу-файку, вышел на крыльцо...

А Мишке снился сон...Витюха Блинкин, ехидно хихикая, крутит круги, выписы-

вает кренделя на велике вокруг Мишки: “Ну, давай напере-гонки! Хи-хи! Ну, давай!” И Нанка тут же стоит, иСанька-маленький в носу ковыряет. “Он же без лисапеда!”“Лисапеда, лисапеда! Скажи, что слабо! Кишка тонка!” –дразнится Витюха. “Как же, как же, – кричит Миша, – тонка,да не у меня!” И, отбросив биту (только что играли в городки),бежит по кочкам на Другую Половину. Витька-то знает, чтотропинка из Торбайлы до Другой Половины избита, на вело-сипеде не проехать, хоть всего-то метров триста. “Нет, – кри-чит, – давай по дороге!” Миша, не останавливаясь, прыгает надорогу, бежит, и воздух свистит в лицо, и ботинок не чует, асзади шипят колёса, и дребезжит крылом Витюхин велосипед,и Санька-маленький издалека: “Давай, Миша-а-а!”

Спиной, спиной Мишка чувствует: вот сейчас, вот-вот Ви-тюха его обгонит. И вдруг Мишку что-то приподняло, словноон кружится на “гигантских шагах”, что в городе около школыстоят. Он делает скок, а земля сама убегает под ним назад. Шагивсё больше и больше – в пять, семь метров. Но что-то держитего, то ли верёвка, как в “гигантских шагах” – ра-а-аз, два-а-а,– то ли Витюхино дыхание за спиной – ра-а-аз, два-а-а! И

315


нет уже почвы под ногами, она уходит, а сам Миша с усилиемработает локтями, словно всплывает к воздуху из водной глу-бины! И всё! Свободен! Летит! Летит! А внизу, там, под ногами,поражённый Витюха упал с велика. “А-а-а-а!” – кричит.Мишке так хорошо, так легко: всю-всю Торбайлу видно свы-сока. Вот дом деда Егора и крыша над сараем просела; вот Нан-кин дом, и её мама смотрит в небо, приложив козырькомладонь, смотрит и не верит, что Миша летит! А Нанка кричит:“Осторожней!” Миша-то знает: ничего не случится, ему невпервой летать! Правда, раньше это было во сне, а сейчас нет,ну совсем как наяву! Легко и свободно! Легко и свободно...

Легко и свободно.Когда дедушка вернулся, Мишка умывался с мостков тёп-

лой озерной водой. Воздух ещё не успел прогреться от невысокого солнца, и

вода хранила тепло вчерашнего дня. Миша ухватил лодку заносовую кокорину, помог подтянуть на берег.

Своего сна Миша не помнил, но во всём теле ощущаласьсмутная утренняя радость, словно бодренькие пузырьки в га-зировке...

Чистил рыбу. Улов был изрядный, больше, чем вчера вече-ром: две щуки из сетки, окушки как на подбор – “гвардейцы”,по двести граммов каждый, плотва, четыре окуня крупных.

– Ишь ты, какой генерал! – дедушка привзвесил на ла-дони полукилограммового окуня. – С лампасами! И недо-вольный! Страшно недовольный, что попался!

Завтракали вдвоём: Егор Тимофеевич ещё не вернулся спожни, а тётя Поля не хотела без него садиться за стол. Само-вар у хозяев был помятый, “ветеран”: на горловине нёс три че-канные медали с надписью: “Поставщикъ Двора ЕгоИмператорского Величества”. Самовар блестел и всё времякорчил Мишке рожицы на своих зеркальных боках. Как в ком-нате смеха. То длинную-длинную тонколобую голову покажет,то расплывается на вмятине Мишкиной улыбкой, но в трираза шире блюдечка!

Маленькая ростом, пухленькая, как колобок, тётя Поля не-слышно и мягко крутила круги от стола к печке и обратно. То

316

Проза

чаю подольёт, то пироги пододвинет, то Мишку по голове по-гладит (“как маленького!”), замрёт на минутку, засмотрится напостояльцев, спрятав ручки под фартуком:

– От калитки, от родные. Утресь пряжала, ащще тёплы.– Фурындай, фурындай чаёк! Озёрна водица – чайку на-

питься. Пошто молока не берёшь? Я-то доила.– Спасибо, Полина Марковна, большое спасибо! – де-

душка чинно приложил руку к груди. – На славу, на славу по-завтракали. Пойду на сеновал поспать пару часиков.

– Спасибо, тёть Поль, – и Мишка побежал в деревню. Нанка сидела на изгороди, а Витюха не давал Саньке-ма-

ленькому прокатиться на велосипеде. Скучали, ждали Мишку– ещё одного, четвёртого в Торбайле сверстника.

В Торбайле домов девять да на Другой Половине семь, аживут в пяти-шести. Это летом, а зимой только в двух: ЕгорТимофеевич с тётей Полей да Нанкина бабушка Дарья Ильи-нична. Это она первой назвала Нанку Нанкой. Вообще-то еёНаташей зовут, но у бабки давным-давно зубов нет, вот ивышло “Нана”...

– Ребята, – крикнул Миша, подбегая, – я вчера с дедомщуку поймал! Во-о! – раздвинул руки. По-правдашнему раз-двинул, не прибавил.

– Врёшь ты, Мишка, как обычно, – Витюха махнул рукой,круголяя на велосипеде и – бах! – свалился!

Ударился коленкой: “Ву-ву-ву! Врёшь!”Он уже видел эту щуку, натёртую солью и подвешенную за

жабры вялиться под свесом крыши, но хотелось Мишку под-разнить. Так хотелось, будто в носу чесалось. А теперь вот ещёи коленка болит. И всё из-за Мишки!

– Не влёт Мишаня, плавда это! – втиснулся Санька-ма-ленький.

– Конечно, правда! – это Нанка соскочила с изгороди, за-метив, что Мишка, боком и нехорошо глядя, надвигается наВитюху, встала между ними и помогла Витюхе подняться:

– Тоже выдумали! Пошли лучше в пертяковский дом, наДругую Половину. Ты, Витя, знаешь, как туда пробраться? Ве-лосипед-то целый? А? Целый?

317


– Целый… Ну, знаю я один проходик. Только лазить туданельзя. Заругают.

– А кто узнает? Мы ничего трогать не будем. Поиграем иуйдем. А в это лето Пертяковы не приедут, они на Кипре от-дыхают, мне бабушка сказала.

Витюха Блинкин поехал по окружной тропинке, а Нанка,Санька-маленький и Миша пошли на Другую Половину на-прямик, через каменную дамбу, недостроенную и корявую. Всамом опасном месте с одного берега на другой широкая плахаперекинута.

Нанка – цып-цып-цып – на цыпочках перебежала, ей хо-рошо, она в интернате гимнастикой занималась. Впрочем,Миша тоже нормально перешёл, самое главное – под ноги несмотреть и смотреть вперёд, куда идёшь.

А Санька-маленький расхныкался: “Стлашно!”“Ты, Санечка, на четвереньках, не бойся, мы никому не

расскажем!” – уговаривала Нана. Санька послушался и пере-карабкался на четвереньках.

Нанка все-все дома и в Торбайле, и в Другой Половине пофамилиям знала: горинский, комлинский, пекшуевский, шу-миловскнй...

– А вот Леттиевы свой дом поближе к городу перевезли. Вдачный посёлок. Видишь, фундамент крапивой зарос. А здесьпожар был, в прошлую зиму туристы из Москвы максуновскийдом сожгли. Говорили: случайно. Но дом-то сгорел!

Заглянули по дороге в пекшуевский дом. Страшно: окнавыбиты, дверей нет, печка в подклеть провалилась, а про-гнивший потолок провисает парусом – вот-вот свалится.

Витюхи ещё не было, а без него в пертяковский дом ни зачто не забраться. Стоит на горушке как крепость: изба на под-клети, сарай – в два этажа, дверь на сеновал заколочена, наокнах – ставни, на двери – замок...

– А вот раньше, – Нанка ехидно сощурилась на Мишку,– когда к нам из города туристы не ездили, то ни замков, нипамятников архитектуры у нас не было. Только горницу запи-рали...

– Постой, я тут при чём? – обиделся Миша.

318

Проза


РАССКАЗЫ


Александр Илларионович – коренной сибиряк, родился 3 ян-варя 1939 года на юге Красноярского края, в селе Таскино, в ста-рообрядческой крестьянской семье. Окончил несколько вузов, гдеполучал высшее образование на факультетах истории и филоло-гии, экономики и журналистики. Работал учителем, корреспо-ндентом краевых и центральных изданий. Ныне возглавляетКрасноярское отделение Союза писателей России.

Автор двух десятков книг стихотворений, прозы, публици-стики. Его перу принадлежат повести «Свет всю ночь», сбор-ники рассказов о деревенских мастерах – «Деревянный всадник»,о деревенском быте и судьбах сибирских крестьян – «Лазореваябабка», «Змеи оживают ночью». Печатается в лучших журналахРоссии. Заслуженный работник культуры Российской Федерации.Живёт в Красноярске, работает собственным корреспондентомжурнала «РФ сегодня». Первый международный конкурс детскойи юношеской художественной и научно-популярной литературыимени А.Н. Толстого отметил творчество автора первой пре-мией.

ПИЛИЛ ПИЛИЛА НА ПИЛЕ

Помнится, в ряду сувениров, предлагаемых нашими мага-зинами, частенько мелькала… двуручная пила. Не настоящая,конечно, игрушечная, сувенирная, но сделанная с удивитель-ным подобием и ловкостью. Всё у неё было как у настоящей:и сама металлическая пластина “с брюшком”, и зубья по ней,и деревянные ручки по концам, вставленные в гнёзда-хому-тики, которые держались на мизерных заклёпочках, достой-ных Левши. К тому же, пила была врезана в неошкуренноеберёзовое бревёшко, укреплённое на козлецах с четырьмя но-гами и “рогами”.

Но всё же, видимо, главный замысел изобретателя этогонеожиданного сувенира скрывался не в изящных козлах и дажене в пиле как таковой, а в надписи, броско выгравированнойпо её полотну: “Пили, но знай меру!” Именно эта ирониче-ская надпись особенно нравилась мужчинам, и они охотно по-купали сувенирную пилу, чтобы подарить своим жёнушкам вдень рождения или к 8 Марта с прозрачным намёком. Полу-чали такой назидательный подарок и юные невесты от даль-новидных женихов.

Должен заметить, что почему-то вокруг пилы немало при-словий, прибауток игривых и шутливых: “Брюзжит, как дере-вянною пилою пилит”, “Рыба-пила. А кто не пьёт?”, “Гдепила, там и гуляла…” Хотя, казалось бы, она – вполне серьёз-ный инструмент и на общественном производстве, и в до-машнем обиходе. Да и работа с пилою – отнюдь не прогулка.Более того, мне, выросшему в селе и познавшему с детства всекрестьянские работы, до сих пор одной из самых трудныхпредставляется именно пиление вручную. Дело это не простотяжёлое, но ещё и монотонное, однообразное: ширык-ширык,ширык-ширык… И так до бесконечности. Ведь на зиму дляотопления обычного сибирского дома, какой был у нас, тре-бовалось более двадцати кубометров швырковых дров, то естьполеньев. И всю эту прорву напиливали мы с отцом двуручной

367

пилой, к тому же летом – в изнурительную жару, а в лесу –ещё и при неотвязном гнусе.

Ради истины надо сказать, что в народе не забыта и эта сто-рона общения с пилой. Она отражена в таких поговорках, как:“не отдувшись, не перепилишь”, “пилить пилою – гнутьсяспиною” и многих других. А занудное однообразие пиления –в названиях, скажем, целого семейства перепончатокрылых на-секомых – “пилильщиков” (вроде кузнечика, методично “пи-лящего” в траве) или птицы – канюка, которого в нашихместах часто называют пилюком. Да и о человеке-зануде, лю-бящем читать докучливые нотации, обычно говорят, мол, таещё пила… На что и намекал сувенир, описанный выше.

Но всё же работа с поперечной пилой, при всей её тяжестии монотонности, кажется детской забавой против орудованияпилою вдольной, или продольной. Помнится, я был поражён,даже потрясён в детстве, когда впервые увидел возле сельскойстолярки такую картину. На высоченном помосте, установ-ленном на столбах, лежало длинное сосновое бревно, и два че-ловека, один стоя наверху, другой – внизу, на земле, пилилиего не поперёк, а вдоль, начав с комлевого торца и медленнопродвигаясь к вершине.

И пила у них тоже была необыкновенная. Не столь брю-шистая, как поперечная, но зато огромная по длине и словнобы расширяющаяся кверху. И не с прямыми, а с косыми круп-ными зубьями, книзу идущими взадир. У неё также было дверучки по концам, но только они не стояли, а “лежали”, укреп-лённые горизонтально. И продольные пильщики держались заних двумя руками. Верхний пильщик как бы затаскивал пилуна леса холостым ходом, а потом она стремительно шла книзу,увлекаемая собственным весом и низовым пильщиком, и приэтом из-под неё струями брызгали душистые опилки.

Мне и теперь кажется просто чудовищным этот каторжныйтруд продольных пильщиков, вручную разрезавших брёвна надоски. Ведь, представьте себе, для получения всего однойпяти-шести метровой доски надо было пройти рез длиною вдесять-двенадцать метров. Это значит поднять и протянутьпилу вниз много сотен раз. Но вот, поди ж ты, не боялись тру-

368

Проза

дов мужики, пилили и тёс, и плахи, крыли крыши и ставилизаборы (по-нашему, заплоты), даже деревянные тротуары на-стилали во дворах и вдоль деревень.

Между прочим, когда я, удивлённый зрелищем продо-льного пиления, рассказал об этом отцу, он понимающе кив-нул и вскоре сделал мне забавную игрушку – продольногопильщика. Это был плосковатый деревянный человечек, вы-резанный из доски. В руках, вытянутых вперёд, он держал про-дольную деревянную пилу, середина которой была подвязанак поясу коротким ремешком, а конец завершался подвешен-ной четвертьфунтовой гирькой. Вместо ступней, на расстав-ленных ногах пильщика были округлые культи, скошенныеназад. И вот, стоило этого деревянного человечка пристроитьна край стола или скамьи и качнуть, как он, движимый гирь-кой-противовесом, начинал методично кланяться, “пилить”,покуда не затухала инерция.

Пильщик тот мне чрезвычайно понравился. Я не замедлилпоказать его своим друзьям. И вскоре у многих из них появи-лись подобные. Мы даже стали таскать их в школу и на пере-менах устраивать соревнования, чей пильщик пропилитдольше всех. Надобно сказать, что отцовский долгое времядержал первенство, пока заложенные в нём секреты соотно-шения размеров пилы и пильщика, а также тяжести гирьки небыли разгаданы. Замечу, что это была моя первая настоящаяигрушка, которую сделал мне отец, вернувшийся с фронта.Тогда в магазинах игрушек не водилось. А если и появлялисьизредка, то крестьяне не спешили тратить скудные деньги на“баловство”.

Через несколько лет самодельные игрушки эти сталиединственным напоминанием о продольных пильщиках, вер-ховых и низовых, ибо само их ремесло ушло в прошлое. В со-седнем селе Кочергино, расположенном в пятнадцатикилометрах, появилась первая пилорама, приводимая в дви-жение мотором. И наше артельное хозяйство тоже стало поль-зоваться ею. Благо, что лесопилка (у нас по старинке еёназывали “пильня”) стояла на самом берегу реки Тубы, и круг-лый лес из тайги к ней доставляли сплавом.

369

Александр Щербаков «Пилил пилила на пиле»

Юношей мне доводилось частенько бывать на этой пильнеи видеть бешеное челночное мельканье целой дюжины пил,зажатых в механическую пилораму, которая разом выплевы-вала по нескольку досок, так что рабочим-пильщикам остава-лось только укладывать их в штабеля или на подводы.

По распоряжению отца, колхозного бригадира, приезжалза этими досками и я. Мой Игренька был заложен в длин-нющие дроги. Загрузив два-три десятка тёсин, в зависимостиот их толщины, я садился на них бочком, как на лавочку, иотправлялся в обратный путь. Просёлок был ровным и тор-ным, Игренька – молодым и сильным, и все мои заботы сво-дились к тому, чтобы держать в руках вожжи да глазеть посторонам на перелески, косогоры, на пшеничные поля, ухо-дившие к самому горизонту, и мечтать “по-мальчишески вдым”. Немало утекло воды в Тубе с той поры. Многими до-рогами пришлось пройти и проехать мне. Но никогда вжизни у меня не было лучшей работы, чем возить на лошадкес далёкой лесопилки свежий тёс, так чудно пахнущий смо-лой и нашатырём.

Но вернёмся, однако, к пилам. Все их, пожалуй, не толькоописать, но и перечислить невозможно, поэтому я остано-влюсь лишь на самых распространенных, с которыми прихо-дилось иметь дело и мне. Среди любимых мною я выделил быстолярную. Её ещё называют станковой, поскольку она, узень-кая и мелкозубчатая, вставляется в специальный прямоуголь-ный станочек с распоркой, который сверху стягиваетсядвойной бечёвкой. Эта двойная верёвочка, скручиваемая де-ревянным клинышком-стопором, даёт возможность регулиро-вать натяжение пилы, а подвижное крепление концовпоследней – угол её относительно рамы станка. Очень удоб-ная пила: не гнётся, не “заедается”, и рез от неё получаетсяузкий и гладкий. Однако станковой пилою толстой чурки илиплахи не распилишь, она рассчитана на тонкую столярную ра-боту – с рейкой, с тесинкой, с палочкой-соковинкой.

Похожа на станковую и пилка фанерочная. Только у неёстанок и поперечину-распорку делают повыше, “для про-стора”, ибо фанера бывает широкой.

370

Проза

Близка к станковой и лучковая пила. Это, можно сказать,тоже вариант станковой, но только вместо станка с распоркойдля натяжения пильного полотна здесь ставят лук – железныйили деревянный. Впрочем, на этом сходство и заканчивается,ибо в лучок вставляют не одни столярные, а самые разныепилы и по размерам, и по назначению. Основной “замысел”этой пилы в том, чтобы сделать её одноручной, то есть удоб-ной для работы одному человеку, без напарника, которого тре-буют пилы двуручные – продольные и поперечные. Мневстречались, например, даже обычные двуручные пилы, ра-стянутые большим упругим луком. С такими обычно ездят влес за дровами “одиночные” дровосеки. Хотя ими сподручнейодному пилить дрова и на домашних козлах.

Правда, отец мой, после того как потерял во мне, уехав-шем учиться в институт, постоянного напарника по пилению,нашёл более простой выход. Он взял да и разрезал двуручнуюпилу пополам. Притом специально выбрал старую, от дли-тельной точки утратившую “брюшистость”, чтобы она ровнее,без скачков ходила. Таким образом получилась одноручнаяпила, нечто вроде большой ножовки. Хотя она, конечно, усту-пала в удобстве лучковой. Поэтому недаром ныне всё чаще де-лают неширокие пилы с металлическим лучком, обычно – излёгкой алюминиевой трубки. К лучковым можно отнести илобзик – совсем узенькую, тоненькую пилку для фигурноговыпиливания и слесарную, или железорезную, пилу. Но этоуже, как говорится, другая статья.

А мы остановимся на упомянутой выше ножовке. Так назы-вают пилу с одной рукоятью и с более мелкими, чем у двуручки,зубьями. Полотно у неё к концу обычно зауженное. Этим онакак бы похожа на большой нож, отсюда, видимо, и её назва-ние. Короткую и широкую ножовку называют ещё садовойпилой. Ею и впрямь можно ловко спиливать сучья у садовыхдеревьев, формировать крону, как говорят садоводы. Вообще женожовок великое множество – широких и узких, длинных икоротких. Встречаются даже складные, вроде ножа-складня.

Не менее разнообразны и рукоятки ножовок: то в виде рога,то в форме дверной скобы, а то и замысловато-фигурные. Мне,

371


например, от отца досталась ловкая ножовочка с фигурной де-ревянной ручкой, напоминающей улитку с двумя рожками.Когда берёшь её, она так и впаивается в ладонь: крепко сидитв руке и никогда не набивает мозолей.

Ну, и есть ещё особый разряд пил – круглых, которыечаще именуют циркульными, или циркулярными. Они, коне-чно, сплошь механические, электрические. И в нынешние вре-мена получают всё большее распространение. Обычноустанавливаются на станке, на верстаке, и уже не их подносятк лесине, которую надо распилить, а наоборот – чурку, бру-сок или доску подводят под свистящие зубы циркулярок. Пи-ление на них, понятно, самое лёгкое, но, так сказать,стационарное. Впрочем, есть и переносные электропилы, атакже бензопилы, приводимые в движение “индивидуаль-ными” моторчиками. Последние пилят не зубчатыми полот-ном или диском, а пильчатой цепью, бегущей по шкивкам.

Главное дело в уходе за обычной пилой – это её регуляр-ная точка и правка. Точат пилу трёхгранным напильником,каждый зубец отдельно, а, точнее, каждую из двух сторон еготреугольничка. Кладут пилу плашмя на скамью, садятся на неёверхом и, подвинув зубчатым ребром к краю скамьи, точат.Очень кропотливая работа, но необходимая. Ибо недаром ска-зано, что тупая пила – это мука, а острая – песня. Хотя еёзвон однообразен, но весел, и пильщик в ритм пиле невольноначинает “внутренне” напевать какую-нибудь бодро-удалуюпесню, вроде “Вдоль по Питерской, по Тверской-Ямской…”По крайней мере, она звучит в его ушах.

Впрочем, одной остроты недостаточно для пилы-песни.Необходимо ещё направить её, или развести, то есть сделатьзубьям развод, один пригнув влево, другой право так, чтобы,если взглянуть на пилу с ребра вдоль зубьев, виден был “ко-ридор” между ними. Делают это специальным инструментом– разводкой. Притом зубья должны стоять как на параде,чтоб ни один не выступал и на миллиметр из-за “спин” дру-гих. Иначе, без развода, пила пойдёт туго в узком резе, а приплохом разводе начнёт прыгать и спотыкаться на неровныхзубьях.

372

Проза

Развод – дело тонкое, и потому существует даже отдель-ное ремесло пилоправа. Мне, слава Богу, повезло, я успел нау-читься у отца точить пилу и делать ей развод, так что теперь неприходится ломать шапку перед мастерами. И пилы у меня вхозяйстве неплохие – двуручная и станковая, и ножовки раз-ные. К любой из них подошла бы известная загадка, скры-вающая явно ладную пилу: “Скоро ест и мелко жуёт, сама неглотает и другим не даёт”.

К слову сказать, почему-то с пилою всё же меньше связанов народе различных загадок, пословиц, прибауток, чем, допу-стим, с топором, косою или даже с вилами. Но зато ни одинхозяйственный инструмент не может похвастать таким гнез-дом слов, которым прямородственна матушка-пила. Попро-буйте сами, и вы с ходу, без особых затруднений назовётедесятка два таких слов: пила, пилка, напильник, подпилок,пильщик, пилильщик, пилёнка, пилорез, распиловка, пильча-тый, пиловый, пиловочник, пилила, пильщина, пилоусый,пилюк… И пошло, поехало. Не поверите, что, заглянув в сло-вообразовательный словарь русского языка, я насчитал в нёмбез малого полторы сотни вполне общеупотребительных слов,в корнях которых “застряла” обыкновенная пила.

Но в том-то и дело, что она не такая уж обыкновенная. До-пустим, известно ли вам, что пила издавна употребляется лю-бителями в роли… музыкального инструмента? Правда,иронического, но весьма сладкозвучного и выразительного.Мне уже доводилось писать в одной книжке, что в нашем селеТаскино на пиле прекрасно играл, водя по тыльному ребрусмычком, председатель колхоза Геннадий Песиголовец, вир-туозный баянист, гитарист, скрипач, а ещё – большой юмо-рист. Когда он на клубной сцене играл на двуручной пиле“Мой костёр в тумане светит”, то сельская публика не знала,что делать: то ли смеяться, то ли плакать. И чаще всего делалато и другое: и плакала, и смеялась до слёз. Ну, ещё бы! Пилилапилит на пиле, да так трогательно и так забавно!

373


КОСИ, КОСА, ПОКА РОСА…Это я начал с народного присловья, употреблённого Алек-

сандром Твардовским в одной из поэм. А мог бы припомнитьи строки Алексея Кольцова, знакомые нам с детства: “Я куплюсебе косу новую, отобью её, наточу её…” Или Сергея Есенина:“Что-то шепчут грабли, что-то свищут косы…” Или непре-взойденное описание косьбы Львом Толстым, в которой вме-сте с крестьянами участвует его герой-двойник Левин. Илизамечательный рассказ Ивана Бунина “Косцы”, насыщенныйкрасками, музыкой и радостью артельного труда.

Наверное, никакой другой инструмент крестьянского оби-хода так не опоэтизирован, не воспет вдохновенно, как она,коса вострая. И дело тут не в орудии труда как таковом, а в ат-мосфере, которая окружает её применение: летняя благодать,цветущие и благоухающие травы, пёстрое многолюдье сено-косной страды, самой дружной и весёлой из деревенскихстрад.

Ну, а сама-то коса незатейлива и проста. Однако я бы под-черкнул: гениально проста, как и многие крестьянские орудия,дошедшие до нас из глубины веков и отмеченные народноймудростью и смекалкой. Что такое, собственно, коса? Не болеечем длинный изогнутый нож для подрезания травы или хлеб-ных стеблей. Но можно только догадываться, сколько вековбилась изобретательская мысль крестьянина, чтобы найтиодин точный угол этой кривизны полотна, от широкой пяткидо носка, сходящего на нет, не говоря о прочих деталях.

Для пущей остроты лезвия полотно требовалось тончайшее,но в то же время и прочное, потому пришлось пустить покромке утолщённый бортик, полегче сделать носочек и по-массивней пятку. Именно этой пяточной частью косу насажи-вают на древко, называемое в народе по-разному: косовище,косьевище, косовье, косьё и даже окосье. Мне доводилось ви-деть старые косы, довоенного и военного образца, которые на-саживались просто: с помощью кольца и клина. Элементарныекольца ковались в нашей сельской кузнице. А уж потом, после

374

Проза

войны, когда ожили сельмашевские заводы и пошёл в коопе-рацию разный скобяной товар, появились специальные хому-тики с болтиками-гаечками, которыми можно понадёжнейпритянуть косу к косовищу, не прибегая к клину и расклини-ванию.

Вообще насадка косы – дело довольно хитрое. Это не про-сто закрепление её на косовище, но – верная установка, тре-бующая навыка и чутья. Задерёшь носок кверху – быстропорвешь косу, ибо угол среза будет слишком широким, а при-гнёшь к рукояти – захват потеряешь. Конечно, угол насадкиво многом задан уже пяточным отрожком косы, но и самомусоображать надо.

В моём селе Таскино древко зовут косовищем, поэтому имне более привычно это название, чем остальные. Требованияк косовищу очевидны. Оно должно быть прямым, лёгким идостаточно крепким. Трудно найти идеальную древесину, ко-торая бы совмещала все эти качества. По лёгкости, пожалуй,нет равных осиновой. К тому же, в густом осинничке растутотменно стройные деревца, почти готовые косовища. Однакоосина тем плоха, что слишком мягкая, и коса на ней, как низакрепляй, быстро разбалтывается. Поэтому у нас чаще ис-пользуют берёзовые косовища. Они прочнее, жёстче. Ну, ачтоб ещё и лёгкими были, надо соковьё (то есть осочённые,ошкуренные палки) готовить заранее, подольше высушиватьего. Желательно – под навесом, тогда оно меньше трескаетсяи коробится.

Немалое значение для ловкости косы имеет ручка, приде-лываемая к косовищу. Видел я: некоторые просто прибиваютобрубок палочки, и – дело с концом. На фабричных косови-щах встречал точёные рукоятки, укреплённые стержневымболтом. Но наши косцы предпочитают старинный лукообраз-ный хомутик, берёзовый или черемуховый, стянутый по кон-цам бечёвкой. За такую ручку удобно держать косовище, темболее что ставится она не параллельно косе, а как бы выда-ётся вверх, к руке косаря. Ручка прочно сидит, и, главное, еёв любое время можно, ослабив бечёвочку, передвинуть вверх-вниз, сделать “по руке” косца.

375

Александр Щербаков «Коси, коса, пока роса»

Наладили полотно, поставили ручку – коса готова. Нопрежде чем шагнуть с нею в бурное разнотравье, её надо ещёнавострить. Это делается в два приёма. Сначала косу, как из-вестно, отбивают. Есть для того железная бабка и особый мо-лоток с зауженным ударником. Впрочем, молоток может бытьи обыкновенным, а вот бабку заменить ничем нельзя. Онапредставляет собой металлический четырёхугольник, похожийна короткий обрезок стамески или долотца, только вместо че-ренка у бабки – столбик, вбиваемый в землю. И вот, кладутлезвие косы на торец этой бабки и ударяют молоточком. Лез-вие оттягивается, утончаясь и заостряясь. Чтобы пройти отпятки до носка и ровно оттянуть полотно, требуется немалотерпения и сноровки. Операция кропотливая, но необходимая,иначе настоящей остроты не добиться.

После отбойки пускают в дело брусок, точат, или правят,косу. С нажимом водят бруском то с левой стороны, то с пра-вой. Точка сопровождается характерным звуком “вжик-вжик”, “вжик-вжик”, который так гулко раздаётся в лугах! Ио котором наслышаны даже современные асфальтовые писа-тели-поэты. Для точки кос используют особый брусок, круп-нозернистый, жёсткий, называемый в народе косником. Араньше, когда такие бруски были редкостью, применяли са-модельные косоправки, или косоточки. Это были просто де-ревянные лопатки, обмазанные смолой и обсыпанные песком.Именно такая косоправка “запрятана” в известной загадке окосе: травы поем – зубы притуплю, песку хвачу – опять на-вострю.

Мастеров точить и отбивать косы зовут косоправами.Может, звание не слишком благозвучное, однако, я донынегоржусь, что в юности, даже в отрочестве, был косоправом.Правда, лишь по совместительству. Война повыкосила взрос-лых мужиков. А те немногие, что вернулись с фронта, работалиобычно на технике, какая была: на тракторах и прицепныхкомбайнах, на конных сенокосилках и жнейках. Вручную ко-сили травы одни женщины. И вот бригадир поручил мне, па-цану, отвозить их в телегах на покос, присматривать там залошадьми и по силе возможности отбивать косарихам косы.

376

Проза


КРАТКАЯ МОРСКАЯЭНЦИКЛОПЕДИЯ


Владимир Александрович родился 20 августа 1941 года в городеХабаровске, но с детских лет живёт во Владивостоке. Его тру-довая биография началась в 16 лет, когда он стал работать сле-сарем-монтажником, потом печатником. Служил на флоте.Высшее образование получил в Дальневосточном государственномуниверситете, после чего работал учителем, журналистом. Пер-вый рассказ опубликовал в1961 году. Но сам автор считает на-чалом своей литературной деятельности публикацию в журнале«Дальний Восток» в 1973 году повести «Море шутить не любит».Позже она печаталась в московском альманахе «Океан» и выхо-дила отдельной книгой под названием «Улыбка – флаг корабля».В ней с романтической окраской и юмором показан труд учите-лей и рыбаков.

На Дальнем Востоке вышли книги автора: «Андрейкин цирк»,«Димка-островитянин», «Юнгу звали Спартак», «Легенда о ры-царе тайги», основой для которой послужили факты биографийпервопроходцев уссурийской тайги и дальневосточных морей на-туралиста М. И. Янковского и шкипера Ф. К. Гека. Издавалисьи другие произведения писателя, написанные для взрослого чита-теля. Широк диапазон интересов Владимира Александровича, ноохотнее всего он пишет для подростков. По его признанию: «По-тому, что дети любят то же, что и я: историю, острые сю-жеты, взятые из самой жизни, юмор, отсутствие прямогоморализаторства». Всего у автора опубликовано 13 книг.

С 1990 года Владимир Щербак член Союза писателей СССР(ныне Союза писателей России). Первый международный конкурсдетской и юношеской художественной и научно-популярной ли-тературы имени А.Н. Толстого отметил творчество прозаикаПочётным Дипломом, а Второй конкурс – первой премией.

КРАТКАЯ МОРСКАЯЭНЦИКЛОПЕДИЯ

“На утренней вахте пробили четыре склянки. Мы только чтокончили завтракать, когда на бак поступило приказание вах-тенным привести судно к ветру и лечь в дрейф, а всей осталь-ной команде приготовиться к спуску шлюпок.

– Лево руля! Лево на борт! – крикнул штурман. – Марселяна гитовы! Бом-кливер долой! Вынести кливер на ветер и спу-стить фок!

И вот наша шхуна “Софи Сазерленд” 10 апреля 1893 годалегла в дрейф у берегов Японии, вблизи мыса Эримо”.

Как вы думаете, ребята, кем написаны эти строки? Опыт-ным писателем-маринистом, хорошо знающим тему, или ста-рым морским волком, описывающим свои приключения? Нито, ни другое. Автор отрывка – мальчик, почти ваш ровесник,впоследствии, правда, ставший всемирно известным писателем.Перед вами первые строки первого рассказа Джека Лондона.

Закончив неполную среднюю школу, он стал моряком.Как-то раз, откликнувшись на призыв газеты “Сан-Францискохолл” к своим читателям описать интересный случай из жизни,Джек рассказал об одном из своих плаваний. Очерк получилпервую премию и был напечатан в газете, когда его автору едваисполнилось семнадцать лет.

Уверен, что когда вы читали приведённый отрывок, то нераз и не два споткнулись на непонятных словах, таких, как“склянки”, “фок”, ”кливер”, “дрейф” и так далее. Это морскиетермины. Обычно словарь таких слов помещают в конце книг,посвящённых морю и морякам. Я же решил написать собст-венный морской словарь.

Это даже не словарь, а нечто вроде энциклопедии или хре-стоматии. Называйте как хотите, дело не в этом, а в том,чтобы вы знали если не все морские слова, то хотя бы важ-нейшие из них, иначе вам трудно будет читать книги о море,в том числе и морские истории. Я познакомлю вас также со

391

знаками Международного Свода Сигналов (МСС). Всёможет пригодиться.

Итак, как говорят моряки, счастливого плавания! Семьфутов вам под килем!

АА (аз) МСС: “Я произвожу испытания на скорость”.

АБОРДАЖ

Давным-давно, во времена гребного и парусного флота,ещё до изобретения артиллерии и позже, когда она появилась,но не отличалась ни дальностью, ни скорострельностью,одним из способов ведения морского боя был абордаж. Ко-рабли становились борт о борт, на палубу противника заки-дывались специальные абордажные крючья (фиш-дреки) надлинных линях, и начиналась рукопашная битва.

Подробности найдём в романе Р.Сабатини “Одиссея капи-тана Блада”.

“Корабли с резким стуком ударились друг о друга правымибортами. Спустившись с квартердека на шкафут, Блад отдавалприказания, и они выполнялись с поразительной скоростью: мгно-венно были спущены паруса, обрублены концы, поддерживавшиереи, выстроен на корме авангард абордажного отряда. В ту се-кунду, когда корабли столкнулись друг с другом, пираты по ко-манде Блада взмахнули абордажными крючьями: “Арабелла” быланакрепко пришвартована к “Викторьез”.

...Но вот трубач проиграл атаку, и Блад, увлекая своихлюдей, стремительно ринулся на палубу французского корабля...Бой продолжался не более получаса”.

392

Проза

Русские моряки в сражениях также умело применяли абор-даж. В 1714 году шведы попытались закрыть нашему флотувыход из Финского залива. Наиболее удобным местом для бло-кады залива был район полуострова Гангут, где и встала швед-ская эскадра. Русские моряки под руководством Петра Iвступили с нею в бой. Две атаки шведы выдержали, но рус-ские предприняли третью, решительную, взяли корабли про-тивника на абордаж и после ожесточённой схватки одержалипобеду.

АВРАЛ

Писатель Иван Гончаров, услышав впервые на фрегате“Паллада” команду: “Пошёл все наверх!” – спросил одногоофицера, что она означает. Тот ответил, что свистят всех на-верх, когда есть авральная работа. Тогда он спросил другогоофицера, что такое авральная работа. “Это когда свистят всехнаверх”, – был ответ.

Сами понимаете, писатель был в недоумении. И толькопозже он понял, что “авральная работа” значит – общая ра-бота, когда одной вахты мало, нужны все руки, оттого и “всехсвистят наверх”.

Наверх, или на верхнюю палубу, весь экипаж корабля под-нимается в тех случаях, когда надо выполнить какую-нибудьбольшую работу, например, погрузку или разгрузку корабля,приборку и т.д. Самое слово “аврал” образовалось из двух ан-глийских: “наверх” и “все”.

Из романа Л.Соболева “Капитальный ремонт”: “Вода теклапо всему кораблю. Наверху она хлестала из шлангов тугими свер-кающими плетьми по броне башен и по тиковым доскам палубы;внизу, в жилых помещениях, она расплёскивалась по линолеумукубриков и коридоров в мутные и скользкие от соды лужи, струи-лась мыльными ручейками по краске переборок, дверей и рундуков,собираясь в блестящие радужные капли на выпуклых головках за-клёпок. Воду гнали по дереву, железу и линолеуму щётками и го-ликами в шпигаты... Воду собирали тяжёлыми хлюпающимишвабрами, пахнущими смолёными тросами, а отжимали в

393

Владимир Щербак «Краткая морская энциклопедия»

вёдра... На линейном корабле “Генералиссимус граф Суворов-Рым-никский” шла субботняя приборка”. Или, говоря иначе, на ко-рабле был аврал.

АДМИРАЛ

Слово, конечно, известно всем. Спроси любого малыша,кто такой адмирал, и он с уверенностью ответит: “Это самыйглавный морской начальник!” Ребята постарше ответят болееобстоятельно, примерно так: “Адмирал – это воинское званиев Военно-Морском флоте России и некоторых других стран.Причём у нас адмиральских званий несколько. – И перечис-лят: – Контр-адмирал, вице-адмирал, адмирал и АдмиралФлота Российской Федерации.”

Всё правильно, но и этот ответ будет неполным. Поэтомудавайте по порядку. Слово “адмирал” пришло к нам от гол-ландцев, а те, в свою очередь, позаимствовали его у арабов, укоторых словосочетание “эмир аль” означало: владыка наморе. В Европе первые адмиралы появились в ХII веке, сна-чала в Венеции и Генуе.

В России адмиральские чины установил Пётр I в ХVII веке.За долгую и славную историю русского флота у нас быломного выдающихся адмиралов, прославивших Отечествосвоими подвигами: Ф.Ф.Ушаков, Д.Н.Сенявин, П.С.Нахимов,Г.И.Невельской, С.О.Макаров и другие. А одним из первыхбыл Пётр Михайлов, более известный как Пётр I. Историяприсвоения ему этого звания довольно любопытна.

Пётр, легко раздававший высокие чины и должности своимсоратникам, сам начал службу скромно, с бомбардира и не сразудослужился до шаутбенахта (контр-адмирала). В Гангутском сра-жении, о котором я уже упоминал, Пётр командовал одной изтрёх колонн русских галер, во многом определившей успех боя.

В старинной книге, посвящённой русскому флоту, читаем:“9 сентября взятые нами шведские суда были торжественно вве-дены в Неву, и Пётр получил чин вице-адмирала. Он был в вос-торге. Уже давно он добивался этого чина, и всякий раз, когдаоткрывалась вакансия, он писал в адмиралтейств-коллегию че-

394

Проза

лобитную, поименовывая свои заслуги Отечеству. Но адмирал-тейств-коллегия отвечала, что хотя и признаёт его заслуги инадеется, что впредь он будет служить ещё ревностнее, но,сравнивая его службу морскую с другим шаут бенахтом, находит,что тот служит долее, и потому адмиралтейств-коллегия неможет дать ему на сей раз перед другим преимущество”. Шаут-бенахту Петру Михайлову ничего не оставалось, как терпеливои смиренно дожидаться своей очереди.

В годы Великой Отечественной войны Родину прославлялисвоими ратными делами такие адмиралы, как Н.Г. Кузнецов,И.С. Исаков, А.Г. Голованов, В.Ф. Трибуц, Ф.С. Октябрьскийи другие.

АЗБУКА МОРЗЕ

Что такое азбука – всем известно, а Морзе – это фамилия.Всё вместе означает: телеграфная азбука, изобретённая Морзе;она состоит из условных комбинаций точек и тире, обозна-чающих буквы алфавита, цифры, знаки препинания. Инте-ресно, что изобрёл эту азбуку, как и самый телеграфныйаппарат, человек, весьма далёкий от техники, американскийхудожник Сэмюэль Морзе.

Он был основателем Академии художеств в Нью-Йорке и еёпервым президентом. Будучи уже немолодым человеком,Морзе увлёкся электричеством и в 1837 году построил свойпервый аппарат, а спустя пять лет придумал и специальнуюазбуку, которая применяется и до сего дня (Впрочем, необхо-димо уточнение. В 90-х годах ХХ века от азбуки Морзе отка-зались США, Англия и Франция, на очереди другие страны:появились и продолжают появляться новые, более совершен-ные виды связи).

Азбука Морзе применяется, во-первых, при передачах потелеграфным проводам (и тогда это точки и тире на бумажнойленте); во-вторых, по радио на слух (и тогда это звуки, нечтовроде “ти-ти-ти-та-та-та”, где короткий звук — точка, а длин-ный — тире) и, в третьих, вспышками света (короткая — точка,более долгая — тире).

395


Хранятся два мешкаНа нашем корабле.Один наполнен точками,Другой набит тире.Из тех тире и точекВ морях под ветра свистЧто только ни захочет,Всё сделает радист:Приказ и поздравленьеПошлёт без промедленья.Наш экипаж под Новый годРадиограмм немало шлёт.Радист, работай веселей,Тире и точек не жалей!Их все на суше соберутИ в каждой телеграммеОни, как в сказке, прорастутХорошими словами.

Устарела, к сожалению, и ушла в небытие и Русская Сема-форная, она же флажковая, азбука. Ныне её можно увидетьтолько в старых морских учебниках да ещё в кино.

АНКЕРОК или АНКЕР

Можно сообщить о нём коротко: небольшой деревянныйбочонок для воды вместимостью в два-три ведра, которыйустанавливается в лежачем положении на специальных бло-ках-подставках. Но мне трудно удержаться от соблазна при-вести описание анкерка, сделанное моим покойным другомАндреем Сергеевичем Некрасовым, автором знаменитых“Приключений капитана Врунгеля”.

“Не случайно многие морские словари начинаются у нас этимсловом, с которым связано самое начало русского флота. Как из-вестно, в строительстве первых русских кораблей принималиучастие голландские специалисты – мастера корабельного делаи мастера выпить. Нельзя сказать, однако, что пили они без

396

Проза

меры. Мерой для вина как раз служил анкер. Такой бочонок –анкерок – и сейчас держат на каждой спасательной шлюпке,только хранят в нём не вино, а пресную воду”.

Далее в той же книге, рассказывая о якоре, Некрасов делаетинтересное открытие: оказывается, что “якорь на голландскомязыке называется, произносится и пишется точно так же, каки бочонок для вина — анкер”.

Так что словом “анкер” можно не только начать, но и кон-чить любой морской словарь — от А до Я.

ББ (буки).МСС: “Я гружу (или выгружаю) взрывчатые вещества”.Буквой “Б” на военных кораблях обозначают горловины,

ведущие в погреба с боеприпасами.

БАК

И на боевом корабле, и на мирном судне часто можно слы-шать команду:

– Боцману – на бак! Сначала я думал, что боцмана зовут обедать, потому что

именно в баке – большой алюминиевой или медной посудине– на флоте разносят пищу. Но потом узнал, что боцмана при-глашают не на обед, а совсем даже наоборот – на работу. Делов том, что на флоте одно из значений слова “бак” – это но-совая часть верхней палубы от форштевня до фок-мачты илинадстройки. Там расположен брашпиль, и именно туда прибе-гают матросы во главе с боцманом, когда судну предстоитсняться с якоря или стать на якорь, отдать или принять швар-товы.

397


БАЛЛАСТМы все привыкли к ироническому, даже ругательному

смыслу этого слова, называем “балластом” закоренелогодвоечника в классе или злостного хулигана во дворе, чтобыподчеркнуть их никчемность или вредность.

Всё это верно, но вот на корабле балласт – напротив –очень нужная вещь. От его наличия и состояния зависит поройсудьба судна и его экипажа.

Если говорить коротко, балласт – тяжесть, помещаемая надне судна; она придаёт ему необходимую осадку и остойчи-вость. А если подробно, то балласт бывает жидкий и твёрдый.Жидкий — это, как правило, вода, которая с помощью специ-альных насосов накачивается в специальные цистерны; а твёр-дый — это чугунные болванки или, на худой конец, простотяжёлые камни. Очень важно, чтобы балласт располагался рав-номерно по судну, иначе возникнет крен, а это уже опасно.

Особенно большое значение имеет балласт для подводнойлодки. Без него лодка просто не может быть подводной. Когдаей необходимо погрузиться, её балластные системы запол-няются забортной водой, а когда надо всплыть, воду удаляютс помощью сжатого воздуха, или, как говорят подводники,“продувают цистерны”.

Если корабль во время боя или аварии получает пробоинуи в какие-то водонепроницаемые отсеки проникает вода, тосрочно заполняют водой и противоположные отсеки, и тогдакорабль сохраняет остойчивость и остаётся на плаву.

Когда говорят: “Судно идёт в балласте”, – это означает,что оно без груза, но не пустое.

БАНКА

У этого слова на флоте сразу несколько значений. Сейчаспопробуем в них разобраться. Вот вам три фразы. 1. Муха селана банку. 2. Человек сел на банку. 3. Пароход сел на банку.Как вы думаете, об одной и той же банке идёт речь? Ну, ко-нечно же, нет!

398

Проза

В первом случае я имел в виду обыкновенную консервнуюбанку, каких везде, в том числе и на любом судне, полно. Че-ловек, конечно, тоже может сесть на консервную банку, но,боюсь, что сидеть так ему будет не очень удобно. Здесь речьшла об иной банке — сидении для гребцов на шлюпке. А какбыть с пароходом? Он-то уж никак не может сесть в шлюпку!Зато он может сесть — что очень нежелательно — на мель,иначе называемую банкой.

Так что, ребята, не путайте банки. Разные они бывают.

БОЦМАН

Большой человек на судне. Не такой, разумеется, как ка-питан, но эта должность тоже очень важная, нужная и ответ-ственная на любом корабле. Давайте посмотрим, какописывают боцмана два писателя, которые были моряками имного лет служили – первый на английском, второй на рос-сийском флотах.

В.Билль-Белоцерковский: “Мы, матросы, больше зависим отнего, чем от штурманов и капитанов. От него зависит распре-деление нашей работы. В его власти избавить нас от лишней ра-боты и, наоборот, нагружать нас и надоедать всякимимелочами, а если он к тому же свиреп и физически силён, — не из-бежать нам его кулаков. Вся наша жизнь, замкнутая бортамипарохода, в руках этого человека. Этот человек – боцман”.

В.Конецкий: “Его ценило начальство, потому что Росомахабыл из тех настоящих боцманов, которым редко надо приказы-вать. Моряцким чутьём он чувствовал, где под слоем чистой кра-ски ржавеет незасуриченное железо, где за доски обшивкивползла сырость, и без прогнозов погоды понимал, когда надо го-товить добавочные крепления на палубный груз. Он любил своюработу, любил море: “А куда я без него!”.

Древний грек Ксенофонт, ученик знаменитого философаСократа, поучая, каким должен быть порядок в доме, при-водил в пример моряков: “Превосходный, в высшей степениаккуратный порядок видел я однажды при осмотре финикий-ского судна: масса корабельных снастей, положенных каждая

399


отдельно, находилась в очень маленьком вместилище. Как из-вестно, для причаливания и отчаливания кораблей требуетсямножество снастей; много оружия везёт он вместе с людьми,а также всякую утварь, которая употребляется дома; кромевсего этого, он битком набит грузом, который везёт с собойхозяин ради прибыли. Всё, что я назвал, лежало на простран-стве, немного разве превышающем размеры средней комнаты. Ивсе предметы, как я заметил, лежат так, что не мешаютодин другому, нет надобности их разыскивать, они все в гото-вом для употребления виде... А помощник кормчего, которыйназывается на корабле “носовым” (это и есть современныйбоцман – В.Щ.) так знает каждое место, что даже заглазноможет сказать, где что лежит и сколько чего. Я видел также,как он в свободное время проверял всё, что нужно в пути. Яудивился такой проверке и спросил, зачем он это делает. Про-веряю, ответил он, на случай если что произойдёт, как лежаткорабельные принадлежности: может быть, чего-то не хва-тает или что-нибудь лежит так, что трудно достать. Ведькогда бог посылает бурю на море, не время разыскивать, чтонужно. Бог всегда грозит ленивым и наказывает их”. Такписал о тогдашних боцманах Ксенофонт 2400 лет назад.

Обычное представление о боцманах у всех такое: старый,толстый и обязательно ругатель, пьяница и драчун. Ну, во вре-мена, скажем, парусного флота такое представление соответ-ствовало действительности, а в наши дни безнадёжно устарело.А что осталось? То, что боцман – опытный и грамотныйморяк; сам вышедший из матросской среды, он обучает мо-лодых морскому делу, он следит за порядком на судне, а точ-нее, за состоянием корпуса судна, рангоута, такелажа, палубы,отвечает за исправность спасательных шлюпок и якорногоустройства, руководит работами палубной команды.

Как видите, обязанностей у боцмана – а я перечислил да-леко не всё – очень много. Ответственность его велика, но иего требовательность – тоже. Недаром у него на флоте шут-ливое прозвище: “дракон”. (Впрочем, у всех на флоте естьсвои прозвища, и вы их со временем узнаете. Когда дойдёт доних очередь).

400

Проза

БУКСИРСлово, безусловно, вам хорошо знакомое. Чаще всего вы

употребляете его в переносном смысле. Это видно из детскойповести Л. Давыдычева “Жизнь Ивана Семёнова, второкласс-ника и второгодника”.

“– Мы всем классом решили, что тебе необходим “буксир”,– сказала Анна Антоновна.

– Какой буксир? – удивился Иван.– Который тащить тебя будет! – крикнул Колька. – Куда тащить?– Мы найдем для тебя самого лучшего ученика из четвёртых

классов, – объяснила Анна Антоновна. – Он поможет тебеучиться.

– А я и без “буксира” могу, – с гордостью сказал Иван. —Я ещё вчера решил круглым отличником стать”.

В буквальном же смысле, в морском, так сказать, исполне-нии буксир – это и трос, и пароход. Для иллюстрации подой-дут два примера из трилогии Максима Горького.

“Не торопясь... тянется вверх по течению светло-рыжий па-роход с баржей на длинном буксире” (“Детство”). “Баржутащил маленький буксирный пароход” (“Мои университеты”).

Кстати, буксирные суда в России впервые были примененына реках. А прежде, чем они появились, их роль выполнял че-ловек, который в составе артели тянул баржи бечевой противтечения, – бурлак.

В наше время, наряду с речными, существуют и мощныеморские буксиры. Незаменимы они и на работах в порту. Мо-ряки их любовно называют: “Наши трудяги”.

ВВ (веди). МСС. «Мне нужна медицинская помощь».

401


ВАХТАВ старинной морской песне “Раскинулось море широко”

есть такие строчки:

Товарищ, я вахты не в силах стоять, –Сказал кочегар кочегару, –Огни в моих топках совсем прогорят,В котлах не сдержать мне уж пару...

Дальнейшие события трагичны: усталому и больному коче-гару не дали освобождения от вахты, и он скончался.

На современном флоте давно уже нет кочегаров, как нет ижестоких, бесчеловечных порядков и законов, но слово“вахта” осталось, и пребудет вечно.

Вахта – это круглосуточное посменное дежурство на ко-рабле. Ёе несет (или стоит, что тоже правильно) большая частьэкипажа, причём как рядовые моряки, так и командиры. Какправило, она продолжается четыре часа.

Вахта для моряка свята! Невыход на вахту или самоволь-ный уход с неё – ЧП пострашнее прогула уроков. Ведь вовремя вахты обслуживаются все судовые механизмы, обеспе-чиваются порядок и безопасность плавания; нередко от работывахтенных зависит и жизнь экипажа.

Лёгких вахт, как и вообще любой работы на судне, не бы-вает, но есть одни полегче, другие потяжелее. Например, вахтус 8 утра до 12 стоять легче, чем с 4 ночи до 8 утра, поэтомупервую называют “пионерской” или “детской”, а вторую –“собачьей”. Впрочем, на флотах разных стран они называютсяпо-разному.

Вахты бывают ходовые и стояночные. Первые, понятно, вовремя рейса, и о них я уже рассказал, а вторые назначаются настоянке в порту. В этом случае рядовые члены экипажа стоятопять же четыре часа, а командиры (за исключением капитана)– целые сутки. Причём по неписаной традиции на стояноч-ные вахты назначаются преимущественно те моряки, которыене обзавелись ещё семьей.

402

Проза

МАЯКНеспроста поэты часто рифмуют это слово со словом

“моряк”: они, можно сказать, созданы друг для друга. Если го-ворить техническим языком, то маяк – это навигационныйзнак, служащий для опознания с судна какого-то определён-ного района берега или моря. Маяки бывают береговые и пла-вучие, морские и речные, гидроакустические и радиомаяки.Вам не нужно знать устройство всех этих маяков, но об одном,самом распространённом, я немного расскажу.

Береговой световой маяк. Это, как правило, высокая башня,стоящая на берегу моря, на острове или на рифах, вблизи опас-ных для судоходства мест. Днём (в хорошую погоду) маяк видени так, а ночью на самом верху маячной башни зажигается мощ-ный фонарь, свет которого – постоянный или мигающий –виден кораблям на большом расстоянии. Во время туманов иснегопадов, когда и огонь становится плохо различим, на маякевключают сирену, которая автоматически, через определённыепромежутки времени подаёт звуковые сигналы.

Маяк, как и компас, придуман и сделан людьми оченьдавно. В старину его называли “фарос”. Почему – точно незнаю, но думаю, что в честь острова Фарос, что расположенвблизи египетского города Александрии. Именно там в 280 годудо н.э. был сооружён знаменитый маяк, признанный одним изсеми чудес света. О нём стоит рассказать поподробнее.

У берегов Александрии много мелей и подводных камней,и для того, чтобы сделать подход к порту безопасным, решилипостроить маяк на восточной оконечности острова Фарос, ко-торый соединили с континентальным берегом длинной дам-бой. Строительство было поручено талантливому архитекторуСострату Книдскому. Через пять лет он закончил сооружение.

Это была трёхэтажная башня высотой 120 метров. Нижнийэтаж имел квадратную форму, его стены были обращены к че-тырём сторонам света – на север, юг, запад и восток; второйэтаж представлял собой восьмигранную башню, облицован-ную мрамором, восемь её граней были ориентированы по на-правлению восьми главных ветров; третий этаж – фонарь –

437


имел круглую форму, его венчал купол, на котором стояла се-миметровая бронзовая статуя бога морей Посейдона.

Здесь, наверху, горел огонь маяка, свет которого усиливалсяпутём отражения в целой системе металлических зеркал и былвиден мореплавателям издалека. Топливо для огня доставля-лось наверх по винтообразной дорожке, проходившей внутриздания, она была настолько широкой и пологой, что топливозавозили на мулах.

Восьмигранную башню украшали бронзовые статуи, прокоторые рассказывали чудеса. Одна, якобы, указывала рукоюна солнце на всём пути его по небосводу и опускала руку,когда оно садилось. Другая отбивала каждый час днём иночью. Третья даже предупреждала криком (!) о появленииврагов. Всё это, конечно, легенды. Скорее всего, фигуры слу-жили флюгерами.

Маяк одновременно был крепостью, в которой размещалсяцелый гарнизон. В его подземелье находился резервуар спитьевой водой.

Александрийский маяк на о.Фарос был первым иединственным во всём древнем мире маяком таких колос-сальных размеров, где были применены замечательныеостроумные изобретения греческих учёных. Недаром еговключили в число семи самых удивительных творений че-ловека на земле. Простоял маяк более тысячи лет. Посте-пенно разрушался, а окончательно рухнул в ХIV веке отземлетрясения.

МОСТИК

Если, как мы уже говорили, машина – сердце корабля, томостик – его голова, которая всё видит и слышит, принимаетответственные решения и отдаёт команды. Сходство с головойподчёркивается ещё и тем, что он находится на возвышении –в самой верхней надстройке над верхней палубой. Здесь сос-редоточены все приборы, необходимые для управления суд-ном. В понятие “мостик” входят рулевая (ходовая) рубка,штурманская и радиорубка.

438

Проза

На мостике узнаются все новости. Туда звонят по телефону:– Эй, на мостике! Сколько миль осталось до Владивос-

тока?– Аллё, мостик? Скажите, какой фильм сегодня будут по-

казывать в столовой?– Мостик? Это с камбуза. Объявите, пожалуйста, по тран-

сляции, что нам нужны добровольцы лепить пельмени.Обычно мостик удовлетворяет любопытство и просьбы, но

иногда по судовой трансляции делается строгое объявление:– Просьба на мостик не звонить и не отвлекать: идёт швар-

товка!

НН (наш).МСС: “Нет”.

НАВИГАЦИЯ

Здесь я вновь прибегну к помощи моего старшего това-рища, замечательного писателя А. Некрасова, который в шуткуназывал себя “папой Врунгеля”. Словом “навигация” начина-ется его книга “Приключения капитана Врунгеля”. Вспомнимэто начало:

«Навигацию у нас в мореходном училище преподавал Христо-фор Бонифатьевич Врунгель.

– Навигация, – сказал он на первом уроке, – это наука, ко-торая учит нас избирать наиболее безопасные и выгодные мор-ские пути, прокладывать эти пути на картах и водить по нимкорабли. Навигация, – добавил он напоследок, – наука не точ-ная. Для того, чтобы вполне овладеть ею, необходим личныйопыт продолжительного практического плавания...»

439


Объяснение капитана Врунгеля толковое и исчерпываю-щее, так что мне нечего к нему добавить. Ну, разве только то,что навигацией также называется период, во время которогоразрешено и возможно плавание по определённым рекам и вразличных районах моря, например, когда они освобождаютсяото льда.

НАДСТРОЙКА

Общее название всех строений на судне, сооружённыхвыше главной палубы. Надстройки бывают разными: носовая(баковая), средняя (спардечная) и кормовая (ютовая). В над-стройках размещаются пункты управления судном (рубки),различные службы, а также часть кают членов экипажа. Крометого, надстройки улучшают мореходные качества судна и еговнешний вид.

НАЙТОВИТЬ

Означает: связывать; принайтовить – соответственно при-вязать. А сам найтов – это тонкий трос. Вот и всё.

ОО (он). МСС: “Человек за бортом!”

ОКЕАНОЛОГИЯ

Слово состоит из двух: “океан” и “логос” (учение). Такимобразом, океанология – наука об океане, а если точнее, тоцелый комплекс наук, изучающих Мировой океан. В него вхо-дят: океанография (сестра географии), физика моря, биологияморя и другие.

440

Проза

Отчего вода в море солёная? Почему она замерзает приболее низких и закипает при более высоких температурах, чемпресная? Что такое цунами? Откуда берутся тёплые и холод-ные течения? Разговаривают ли рыбы и морские животные?Опасен ли осьминог? Как спасается от врагов трепанг? Чемотличается кашалот от обычного кита?

На эти и многие другие аналогичные вопросы отвечаетокеанология. В нашей стране существует большой, оснащён-ный по последнему слову техники, научно-исследовательскийфлот.

ОТВАЛИТЬ

Если кто-нибудь по какому-то поводу или без повода ска-жет вам: “Отваливай!” – то это будет просто грубостью. Нафлоте же это слово означает команду, по которой шлюпка иликатер отходит от пристани или судна.

Примеров можно привести сколько угодно. Ну вот, хотябы этот, из уже упоминавшейся повести “Зелёный луч” Л.Соболева:

“Тогда он (командир катера Решетников – В.Щ.) поставилрукоятку машинного телеграфа на “стоп”, негромко скомандо-вал: “Отдать якорь!” – и пошёл на корму, где вокруг шлюпкисгрудилась уже почти вся команда, готовясь с помощью развед-чиков спустить её на воду.

Это было проделано неожиданно быстро... Из темноты донё-сся спокойный голос Хазова:

– Разрешите отваливать, товарищ командир?– Отваливайте, – так же спокойно ответил Решетников.Если бы он мог, он задержал бы шестёрку, заменил бы Хазова

кем угодно или пошёл бы сам. Но ничего этого сделать былонельзя... Можно было сказать лишь одно это командирскоеслово “отваливайте” – роковое... Слово, решающее судьбулюдей и судьбу друга. Его он и сказал спокойным обыденнымтоном.

Несколько сильных рук оттолкнули шестёрку от борта”.

441


ОТСЕКСначала расскажу одну любопытную историю. Её знает, на-

верное, каждый моряк-дальневосточник, хотя случилась онаболее чем полвека назад. Шла Великая Отечественная война,наша страна очень нуждалась в оружии и боеприпасах, продо-вольствии и медикаментах. Всего этого требовалось много,своего не хватало и приходилось доставлять из-за границы. Адля того, чтобы перевозить много грузов, надо много судов.Соединённые Штаты Америки предоставили нам пароходытипа “Либерти”, которые строились очень быстро, но не оченьдобротно.

И вот, один из таких пароходов шёл с грузом из США кберегам Дальнего Востока. В Беринговом море он попал в же-стокий шторм. Какое-то время судно держалось под ударамитяжёлых волн, потом раздался страшный треск: лопнула верх-няя палуба и борт, появилась трещина, которая под воздей-ствием качки увеличивалась с каждым часом. Как моряки ниборолись за живучесть судна, стихия победила, и пароход ра-скололся на две неравные части. Оба обломка несколько днейносило по бушующему морю. А когда шторм утих, их разы-скали буксирные суда и доставили в ближайший порт. Все мо-ряки остались живы. Самое удивительное в этой истории то,что обе части разломившегося парохода не затонули. Как выдумаете, почему?

Дело в том, что внутри корпуса судна существуют отсеки– отделения, образуемые стальными водонепроницаемымипереборками (стенками). Когда судно получает пробоину,вода, как правило, может проникнуть только в один отсек –тот, в котором произошла авария, в остальных будет сухо. Ко-рабль останется на плаву. Правда, образуется дифферент(крен), но его можно устранить, если закачать воду в другиеотсеки для равновесия.

Теперь вам понятно, почему не затонули обломки пароходатипа “Либерти”? Их отсеки оказались целыми, вода в них непопала, и обе половинки судна сохранили плавучесть.

442

Проза

ПП (покой).МСС: в море: “Ваши огни погасли”, в порту: “Судно сни-

мается в рейс, все должны быть на борту”. Этот сине-белый флаг также поднимает на мачте дежурный

корабль, а повязку того же цвета надевает на рукав вахтенныйили часовой у трапа. “П”— эту букву можно увидеть на кораб-лях: на водонепроницаемых дверях, люках и горловинах, ко-торые задраиваются в особых случаях, по приказанию –отсюда “П”.

ПАЛУБА

Если говорить коротко и сухим техническим языком, этогоризонтальное перекрытие корпуса судна, деревянный илиметаллический настил. (Только, ради Бога, не называйте еёполом: обидите моряков!). Но о палубе, как об одном из сим-волов морской романтики, хочется говорить стихами, недаромо ней сложено столько песен. Вот первая, что пришла сейчасна память:

Ой ты, палуба, палуба!Ты меня раскачайИ печаль мою, палуба,Расколи о причал.

Когда ты с берега по трапу переходишь на палубу, у тебяобязательно возникнет какое-то особенное, приподнятое на-строение:

Как ни шути, волнений больше,Ведь ты уже не на земле...

443


Навсегда запомню день, когда я впервые ступил на палубупервого в моей жизни настоящего большого судна. Чувства,которые я тогда испытал, позже попытался описать в повести“Легенда о рыцаре тайги”: “Бриг “Орёл”, видный издалека, чем-то походил на своего капитана: лёгкий, стройный, опрятный; обемачты с аккуратно зарифлёнными парусами отражались, изви-ваясь, в воде, бушприт, словно выставленный палец, указывал навыход в открытое море.

Оказавшись на палубе брига, Антти счастливо всей грудьювдохнул солёный ветер, особенно ощутимый здесь, на рейде, и ска-зал Фабиану:

– Знаешь, малыш, я так от грога не хмелею, как от видакорабля, который собирается в плавание. Понимаешь?

Ещё бы! Мальчик и сам опьянел от запаха смолы и просоленнойпарусины, от скрипа блоков, криков чаек и покачивающейся па-лубы. Сбывалось то, о чём грезилось по ночам, мечталось днём...”

Если кто из вас, ребята, ещё ни разу не стоял на палубе,пусть не огорчается, рано или поздно он обязательно постоитна ней, и я ему по-хорошему завидую.

“ПОЛУНДРА!”

Этот окрик, как и “Атас!” – хорошо вам известен, но готовспорить, что вы не знаете, откуда он появился. На наш флотон пришёл из голландского: “vol onder” означает “падатьвниз”. Этими словами предупреждали моряков, находящихсяна палубе или в открытом трюме, что сверху сброшен или упалкакой-то предмет. В русском языке значение слова “полундра”более широкое, оно означает: “берегись!”

ПАРУС

Американский писатель Ф. Купер, которого мы уже вспо-минали на этих страницах, в своём романе “Морская волшеб-ница” пишет: “Нет ничего лучше доброго прочного английскогомарселя, не слишком узкого и не слишком широкого, хорошо обли-кованного, с ревантами, нок-бензелями и булинь-шпрюйтами...”

444

Проза

Ну как, поняли что-нибудь? О чём вообще идёт речь? Я,когда читал первый раз, ещё в детстве, не понял ровным сче-том ничего. Из всех непонятных слов мне было знакомо лишьодно: Марсель. Я знал, что это порт во Франции. Но здесьслово почему-то написано с маленькой буквы и к тому же сприлагательным “английский”...

Ладно, прочитаем ещё кусочек из того же романа:“ – Если паруса останутся на мачтах ещё хоть минуту, они

не выдержат и разлетятся в клочья... – пробормотал Трисель. –Ага! Вот упали лиселя. А вот уже и грот свёрнут, взят на ги-товы брамсель и, наконец, марсель!”

Опять марсель! Но теперь нам уже ясно, что речь идёт опарусах и непонятные слова – их названия. (Кстати, и фами-лия моряка, чью реплику я привёл, – Трисель — тоже назва-ние одного из парусов). Итак, парус. Столь излюбленныйпоэтами художественный образ. Помните, у Пушкина?

Мой ЕзерскийПроисходил из тех вождей,Чей в древни веки парус дерзкийПоработил брега морей.

Или чудесные лермонтовские строки:

Белеет парус одинокийВ тумане моря голубом.Что ищет он в стране далёкой,Что кинул он в краю родном?

Однако вернёмся с вершин поэзии на море. Паруса послешеста и вёсел самый старый движитель на воде. Тысячи лет ми-нули с того дня, когда древний мореплаватель впервые поднял намачте своего судёнышка парус. И хотя этот парус был прими-тивным, сделанным, вероятнее всего, из звериных шкур, человек,его придумавший, был так же гениален, как изобретатель колеса.

Но всякое изобретение совершенствуется. Так было и с па-русом. Сначала он был на мачте один и использовался только

445


при попутном ветре. Судну же требовалось маневренность,поэтому вместо одного большого паруса начали ставить не-сколько, меньшего размера, которыми стало легче и быстрееуправлять.

Так постепенно, год за годом, столетье за столетьем поя-влялись и видоизменялись целые системы парусов или, какпринято говорить на флоте, парусное вооружение корабля.Рассказать подробно о нём здесь не представляется возмож-ным, скажу только, что, по форме покроя, паруса делятся напрямые, косые и треугольные и, как правило, носят названиятех мачт, на которые они поднимаются.

Паруса: 1 – бом-кливер; 2 – кливер; 3 – фор-стеньги-стаксель; 4 – фор-бом-брамсель; 5 – фор-брамсель; 6 – фор-марсель; 7 – фок; 8 – грот-бом-брам-стаксель; 9 –грот-брам-стаксель; 10 – грот-стеньги-стаксель; 11 – грот-трюмсель; 12 – грот-бом-брамсель; 13 – грот-брамсель; 14 –грот-марсель; 15 – грот; 16 – крюс-брам-стаксель; 17 –крюйс-стень-стаксель; 18 – крюйс-бом-брамсель; 19 – крюйс-брам-сель; 20 – крюйс-марсель; 21 – бизань; 22 – контр-бизань.

А на следующей картинке вы можете рассмотреть силуэтынаиболее распространённых парусных судов.

446

Проза

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРОЗА


РАССКАЗЫЗвезда по имени Алголь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 9Горизонт . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 16Как я провёл лето . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 19Ледовое побоище . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 25Спасатель . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 27


РАССКАЗЫФутбол на кладбище . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 35Весёлый зуб . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 44Тринадцатый карась . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 60Чёртов колодец . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 70

АЙ-ЛЕРКА, АЙ-ШУРКАПовесть . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 83


СКЕЛЕТУС, ПРИНЦ ДАВСКИЙСказочная повесть . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 151

493


СОПКА НАД ЛАГИЛАМБОЙПовесть . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 311


РАССКАЗЫПилил Пилила на пиле . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 367Коси коса, пока роса . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 374Найти топор под лавкой . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 380


КРАТКАЯ МОРСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ . . . . . . . . . . . 391

«32 писателя»Сборник произведений победителей Первого международного конкурса дет-ской и юношеской художественной и научно-популярной литературы им.А.Н. Толстого (в 3-х томах) Состав. И.В. Репьева, И.П. Наумов. Москва, 496 с. «Российский писатель», 2007.

Издательская программа правительства Москвы

Литературно-художественное издание

Главный редактор Николай ДорошенкоРедактор Александр КувакинХудожественный редактор Сергей РепьёвТехнический редактор Андрей СоколовКорректор Ирина Репьёва

Сдано в набор 1.9.2007г. Подписано в печать 25.11.2007г.Формат 60Х84\16Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура “NewtonС” Усл печ. л.52

Тираж 3000. Издательская программа правительства МосквыАНО РИД «Российский писатель», Свидетельство о регистрации № 77-

3567 от 31.5. 2000 г. 119146, Москва, Комсомольский проспект, 13.Отпечатанов полном соответствии с качеством предоставленного

издательством электронного оригинал-макета в ГУП“Брянское областное полиграфическое объединение”

241019 г. Брянск, пр-т Ст. Димитрова, д. 40

УДК821.161.1-93ББК 84(2Рос=2Рус)6-5,44

А53ISBN 978-5-902262-75-6

Documents

"32 писателя" (том 2, в сокр.)