Nemiga 4 (15 07) 2016 · СОДЕРЖАНИЕ ПОЭЗИЯ АННА СТЕПАНОВА-МАРТЫНЧИК.Горчит калина. Стихи..... 3 ПРОЗА НИКОЛАЙ ИВАНОВ.Тридевятое

№4(2016)

Учредитель и редакция журнала : ООО «Витпостер»

Главный редактор: АВРУТИН Анатолий Юрьевич

Редакционная коллегия:

Àíàòîëèé ÀÍÄÐÅÅÂ, Ãëåá ÀÐÒÕÀÍÎÂ, ïðîòîèåðåé Ïàâåë ÁÎßÍÊÎÂ, Àëåêñåé ÂÀÐÀÊÑÈÍ, Èâàí ÃÎËÓÁÍÈ×ÈÉ (Ìîñêâà), Ñâåòëàíà ÅÂÑÅÅÂÀ, Íèêîëàé ÊÎÍßÅÂ (Ñàíêò-Ïåòåðáóðã), Âÿ÷åñëàâ ËÞÒÛÉ (Âîðîíåæ), Âëàäèìèð ÌÀÊÀÐÎÂ, Ãëàí ÎÍÀÍßÍ (Ìîñêâà), Âèêòîð ÏÅÒÐÎÂ (Ðîñòîâ-íà-Äîíó), Âàëåíòèíà ÏÎËÈÊÀÍÈÍÀ, Åëåíà ÏÎÏÎÂÀ, Èâàí ÑÀÁÈËÎ (Ìîñêâà), Âàëåðèé ÑÄÎÁÍßÊÎÂ (Íèæíèé Íîâãîðîä), Âëàäèìèð ÑÊÂÎÐÖÎÂ (Ñàíêò-Ïåòåðáóðã), Àëåêñàíäð ÑÎÊÎËÎÂ, Ñåðãåé ÒÐÀÕÈÌ¨ÍÎÊ, Þðèé ÔÀÒÍÅÂ, Èâàí Ù¨ËÎÊÎÂ (Âîðîíåæ)

МИНСК

ÈÇÄÀÅÒÑß Ñ 2007 ÃÎÄÀ. Ñ 1999 ÏÎ 2006 ÂÛÕÎÄÈË ÏÎÄ ÍÀÇÂÀÍÈÅÌ «ÍÅÌÈÃÀ ËÈÒÅÐÀÒÓÐÍÀß»

Ë È Ò Å Ð À Ò Ó Ð Í Î -ÕÓÄÎÆÅÑÒÂÅÍÍÛÉ ÆÓÐÍÀË

СОДЕРЖАНИЕ ПОЭЗИЯ АННА СТЕПАНОВА-МАРТЫНЧИК. Горчит калина. Стихи ................ 3

ПРОЗА НИКОЛАЙ ИВАНОВ. Тридевятое царство. Новелла ......................... 7

ПОЭЗИЯ НАТАЛЬЯ КОЖЕВНИКОВА. Тень огня. Стихи .................................. 24

ЕЛИЗАВЕТА ПОЛЕЕС. Я память призвана беречь. Стихи .... 27

ПРОЗА ВИКТОРИЯ СИНЮК. Нота. Рассказ ................................................... 30

НОВОЕ ИМЯ ОЛЕГ СЕШКО. Вспомни отцово слово. Стихи ................................ 36

ДРАМАТУРГИЯ ОЛЕГ МЕЛЬНИКОВ, ТАТЬЯНА ПОЛЯКОВА Великая княгиня. Драма ........................................................................... 40

ПОЭЗИЯ ИВАН КУШЕЛЕВ. Стихи ветерана. Стихи ........................................ 67

ЛЮДМИЛА ЛОПАТКИНА-КОНОНОВА. Свидетели века. Стихи ..... 69

ПРОЗА ОЛЬГА ИВАНОВА. Короткие рассказы .............................................. 73

ПОЭЗИЯ НАТАЛЬЯ ЧИСТЯКОВА. Вечером синим. Стихи .............................. 82

СВЕТЛАНА КРЯЖЕВА. Когда сходятся планеты. Стихи ................ 86

АЛЁНА МАЛИНОВСКИХ. Птичья стая. Стихи .................................. 88

ПРОЗА МИХАИЛ КУЛЕШ. Два рассказа ......................................................... 90

ПОЭЗИЯ ОКСАНА ГОРОВЕНКО. Дорогой мне идти земною. Стихи ......... 95

ОЛЕГ ЧЕРНЫШЁВ. Мечты и таинства. Стихи ................................ 97

ПРОЗА АНДРЕЙ ВАСИЛЬЕВ Прощёное воскресенье, или Ангелы-бесы. Рассказ ...................... 101

НОВОЕ ИМЯ ГЕННАДИЙ МРОЧЕК. Встреча. Стихи ............................................... 104

СВЕТЛАНА ШАШКО-ШАБЛИНСКАЯ. Листопад. Стихи............... 106

ПОЭЗИЯ МАРИАННА СОЛОМКО. Ветер. Стихи .............................................. 108

ЯРОСЛАВ КАУРОВ. Иду в осенние туманы. Стихи ..................... 110

СЛАВЯНСКОЕ БРАТСТВО СЕРГЕЙ ДЗЮБА. Перед нашими душами. Стихи........................... 113

ТАТЬЯНА ДЗЮБА. Танцуй, Саломея! Стихи .................................... 117

КРИТИКА НИНА КОЛЕНЧИКОВА. «Мужское сердце держишь ты...» .........121

ЛЮДМИЛА ВОРОБЬЁВА О творчестве протоиерея Павла Боянкова ........................................126

ГЛАН ОНАНЯН. Два Николая .....................................................................130

ЧАСОВНЯ Протоиерей ПАВЕЛ БОЯНКОВ. Мой Минск (окончание) ......... 135

АРМИЯ ВЛАДИМИР МАКАРОВ Культурная десуверенизация как направление разрушения государственности: способы противодействия ................................ 148

СЕРГЕЙ КЛИМКОВИЧ. Рыжик. Рассказ ......................................... 155

Издание безгонорарноеАдрес редакции: 220039, г. Минск, ул. Чкалова, 38/1, тел. 220-20-40.Для писем: 220005, г. Минск, ул. Гикало, 18-18. E-mail: [email protected]Стильредактор Г. В. Ширкина.Журнал зарегистрирован в Министерстве информации РБ.Свидетельство о регистрации № 1348 от 03.05.2010.Подписано в печать 2.08.2016. Формат 70х100/16. Бумага офсетная. Усл. печ. л. 12,48. Уч.-изд. л. 9,75.Тираж 1000 (1-й з-д 1–130) экз. Зак. № 325. Цена договорная.

Издатель ООО «ВИТпостер». Свидетельство о государственной регистрации издателя,

изготовителя, распространителя печатных изданий №1/98 от 02.12.2013.

Отпечатано в типографии ООО «Бизнесофсет».ЛП № 02330/70 от 17.06.2015.

Пр. Независимости, 95/3-7, 220043, г. Минск.Тел./факс: (017) 280 13 80 E-mail: [email protected]

© «Новая Немига литературная», №4, 2016

Анна СТЕПАНОВА- МАРТЫНЧИК

ПоэзиЯ

Горчит калина

* * *Хутор... Ни зги... Луна хрусталём на сколе...Всё в единении около и кругом...Сопоставляя вечное и мирское,Вижу истоки первого во втором...

Как для ворот надежная крепь – засовы,Сомкнутость губ – защита от голытьбы... Тщетно перечит ветру дымок костровый –Тщетно перечит случаю дым судьбы...

Листья к земле... милость? да нет – излишки... Так подает рука во иску́п грехов! Как во дворе лежат про запас дровишки –Так про запас наломано в жизни дров...

Белью пробилась в сумраке паутина...Так в завитках проявится седина...После мороза меньше горчит калина –После несчастий меньше горчит вина.

Темень в прозрачный свет облечется утром... Близок рассвет... Луна округлила скол...Стыло... всё та же глушь... И всё тот же хутор...Вечное продолжает себя в мирском...

4 Анна Степанова- Мартынчик

* * *Я встречных сужу,Не зная их дома и улицы...Грешила... грешу...Но вы же меня не осудите?!

Простыл от крыльцаСлед пришлого путника... путницы...Не вспомню лица...Но вы же меня не забудете?!

Коль выстудит грусть –Я взглядом бесстыдной преступницыЛегко отрекусь...Но вы же меня не разлюбите?!

Прогоркло в груди...И сердце меж ребер колеблется...Боюсь, по чести́За пазуху плата отмерится!..

* * *Мы пировали на балу у Злободневности!..И всяк был избранным из прошеных гостей...Нас было много... преисполненных надменности,Едино страждущих дурманящих страстей.

Убранства... роскошь... угощений изобилие... Столы ломились, чтобы каждый мог вкуситьВино бесчестия и пряный хлеб насилия......Там было всё, чтоб без нужды по-плотски жить.

Ох, велика была цена за угощение:В залог закладывали память, душу, тень...Всего лишившись, но желая насыщения, Нещадно рвали из-под ближнего постель!

А в любовании собой и стар и поросльЛицом к лицу лица не видели в упор!..Родные братья за столом сидели порознь –Бурьяном буйствовал меж братьями раздор!..

Нас было много, преисполненных надменности....В грехопадении, по книге Бытия...Мы пировали на балу у Злободневности,Не замечая, что в дверях стоит Судья...

* * *Утро густыми туманами пенится,Выпали росы на заспанный луг...Ветер, запутавшись в лопастях мельницы,Чертит порывами замкнутый круг

Соком точи́т на берёзе отметина,Листья бросаются под ноги с крыш...Всё-таки вспомнила! Всё-таки встретила!..Некогда щедро вскормившая тишь!..

Дали ухожены, тропы исхожены,Виды намолены в свя́той любви!Всем здесь покой: и своим и непрошеным...Но возвращаются только свои!

... Радости слезы умыли прощением...Вечность разлила небесную синь... Так – по пятам за былым поколением –Я возвращаюсь наследовать жизнь!

5Горчит калина

* * *Такая наша жизнь... такая жизнь...Не много в повседневности известно...И на авось, с крещеньем на «Аминь», Дели́м наш век... не поровну, но честно...

История давно минувших днейНе раз слезой встревожит в настоящем:Всё ярче пред глазами блеск рублей,Не поданных взывающим просящим!

Абсурд мирских законов нечем крыть:Привычным стало в будничном теченьеСперва обидеть, а потом просить У тех, кого обидел, о прощенье!

Своё имея – грезим о чужом!Порок среди живущих неизбежен:Тому, кто слепо верит, – слепо лжем!.. ...(И да простит мне смертный, что безгрешен!)

Одни законы вторятся на бис:Так в бочку меда попадает деготь,А хлеб из рук скользит вареньем вниз –Ни разу на ребро не падал ломоть!

Кому наследство в дар, кому – долги,Кто ждет небесной манны, кто – подмоги,Кому – тоска, что встал не с той ноги,Кому – за счастье просто встать на ноги!

Мы говорим, как дышим, – налегке,Но вдох и слово может стать последним...Все истины останутся в строкеЗаветами грядущим поколеньям!

Такая наша жизнь... такая жизнь...Не много в повседневности известно...И... на авось, с надеждой на «Аминь»,Мы делим век... не поровну, но честно...

6 Анна Степанова- Мартынчик

* * *«Ибо словом своим оправдаешься...» – Стих двенадцатый от Матфея.Словом взмолишься... Словом покаешься...Бог – судья, и свидетель – время.

Не открою пытливому гомону,В чем, порочная, виновата...Не отвешу поклон рукотворному! Что от грешного – то не свято...

Не сличаюсь с насмешником силами,Опасаясь в себе измены.Кто колеблется пред нечестивыми –Сам погрязнет в чернотах скверны!

Не утешена золотом немости,Не замкнулись уста младенца...Я молочным нектаром словесностиНа убой откормила сердце!

Я пред вами стою, как на паперти...Камень брось, кто желает ранить! Всякий камень останется в памяти!Много шире ладоней память....

Всяк горазд – и глупец, и юродивый –Языковою клямкой брязгать!...А пророки вне дома и родины... –От Матфея. Глава тринадцать.

Николай ИВАНОВ

ПрозА

ТРИДЕВЯТОЕ ЦАРСТВО

НОВЕЛЛА

1.

Грудки были такие маленькие, что хватило двух камушков, чтобы прикрыть их от солнца.

– Везёт же некоторым.Покрывало, раскладываемое рядом, овеяло Алёну жарким ветерком. Глаза мож-

но не открывать – Зинка-продавщица из Военторга. А вот уши бы замуровать...– Мне в детстве говорили, что я копия отца. Радовалась – худенькая буду.

А сейчас в зеркало гляну: «Здравствуй, мама!» Кто-то весь торт съест – и ничего, я же только гляну на него, а по бокам уже по 5 килограммов нависло. Ничего, что я рядышком?

Господи, неужели не наговорилась в своём Ванькином торге? И только бы не начинала о своём разводе...

– Я тут подумала, почему у меня не сложилась семейная жизнь: кольцо сва-дебное я ведь сама себе купила! Пожалела мужа, чтоб не вкалывал по ночам. А он и не стал вкалывать. После свадьбы тем более... Глянь-ка, что тут можно сделать?

Воентрог, конечно, желудок армии, но при чём здесь нервы подруг, прилегших позагорать в послеобеденный отдых? Что ещё?

– Женихи все ноги оттоптали, – попробовала оправдаться за плохо подогнан-ные берцы Зина, отдирая лейкопластырь со сбитых пяток. – А на что они мне? – Несмотря на возглас, тема была ей приятна: – Это девки любят красивых, а мы уже – порядочных, – то ли превознесла себя, оправдав отсутствие женихов, то ли поддела напарницу.

– Зайдёшь ко мне – смажу, – вернула камешки на место приподнявшаяся было Алёна. На войне нет разницы в днях недели, но вот напомнила, что понедельник – день по-прежнему тяжёлый.

8 Николай Иванов

– Он у меня как прогноз погоды был – всё всегда не вовремя.Похоже, она сама всегда была в семейной жизни не вовремя. Так что лейкопла-

стырь на рот клеить надо, а не на пятки…– Я ж ещё не успела согрешить, только в мыслях, а уже – расплата. Сам, небось,

направо и налево… Уходишь?Убегает. Лучше к больным и раненым, чем в чужие семейные дрязги:– Надо прическу какую-никакую сделать.Масксеть, укрывшая пляжную полянку, рассеивала не только солнце, но и воз-

можные мужские взгляды. Да и принявший под опеку женский лагерь командир морской пехоты из Балтийска старший лейтенант Мережко не только расположил свои палатки по периметру женской обители, но и наставил вдоль колючки сиг-нальных мин-ловушек. Сам не гам и другому не дам...

Подоспело и известие, что старлей одинаково хорошо играет и на гитаре, и на снайперской винтовке. По крайней мере, один из командировочных майоров, вздумавший «нежданчиком» проверить караульную службу пехотинцев, научил-ся плясать лезгинку именно под пулями, впивавшимися под его подошвами. По-сле этого стало окончательно ясно, что даже в госпиталь, располагавшийся средь женских палаток, можно попасть лишь двумя путями – раненым с поля боя или с температурой в сопровождении ротного санинструктора. Лагерь окрестили «Тридевятым царством», намекая и на контингент «Особо охраняемого объекта», и на географическую принадлежность морпехов из Калининградской области, по автомобильным номерам отнесённой к 39-му региону. А высшей похвалой Ме-режко стало то, что со временем название женского лагеря перешло сначала на весь военный городок, а затем даже в радиопереговоры между «духами».

– Какая операция? – послышался среди палаток голос начмеда, и Алёна торо-пливо застегнулась до последней пуговички на халате. – Пусть гороскоп глянет – все созвездия раком стоят. Операция ему… Если зимой умирать неудобно, то весной – жалко. Так и передай хирургу. Мухой.

Меж палаток не мухой, конечно, но запущенным по воде «блинчиком» – плюх-плюх-плюх – пропрыгал дежурный по медбату: видать, берцы и впрямь в послед-ней партии завезли слишком жёсткие, если хромает каждый второй. Алёна упорх-нула вслед за попрыгунчиком, а Зина, отложив бутерброд с любимым паштетом и огурчиком сверху со шпротинкой для усиления вкуса, схватила оставшиеся бесхозными камешки. Примерила на свою вольготно расплывшуюся грудь. Не укрыть было даже коричневый ореол, и продавщица, словно Алёна была виновата в её дородности, связала уход медсестры со своей прошлой жизнью:

– Причёски у неё нет… Подойди к мужу, назови козлом, и он тебе такой начёс соорудит!

За причёску Алёны она могла бы не беспокоиться: мужа у той не имелось, а что заглядывается на неё капитан-вертолётчик, так об этом разве что плакаты на строевом плацу не сообщали. Однако следовало быть честным: своё личное отно-шение к летуну она не выказывала, так что надеялся на благосклонность местной дюймовочки и командир разведроты, про чью симпатию к Алёне не прошелестела ни одна травинка. Тайну морпеха мог бы распознать Зигмунд Фрейд, расшифро-вав рвение старлея по охране «Тридевятого царства», да только в армии в начале девяностых были ликвидированы даже обыкновенные военные психологи: мало ли что нашепчут человеку с ружьём, к чему призовут и кого любить заставят! Боя-

9Тридевятое царство

лась армии новая власть, а Чечня позволяла держать наиболее толковых офицеров подальше от Москвы!

– Маликова! – раздалось средь палаток, и Алёна застыла, зажмурившись от до-сады: не успела прошмыгнуть мимо начмеда. И хотя погоны не носила, подчиня-лась общему порядку и повернулась к начальнику по-военному.

Подполковник сидел на ящике из-под артиллерийских снарядов, служившем лавочкой у перевязочной палатки. Махнул рукой – подойди, я набегался. Право подзывать женщин давали не два просвета на погонах, а красные нашивки за ра-нения, да ещё обе в ноги.

– Ты мне дисциплину здесь не расхолаживай, – отчитал первым делом, но было непонятно, имел он в виду вертолётчика или извивы белого тела сквозь масксеть. – Думаешь, одна тут? У них, – кивнул за колючую проволоку, намекая на мужчин, – душа, конечно, радеет о работе, но ноги просятся в санчасть. И нет бы по нужде, а то ведь из-за таких красивых, как ты.

И вновь никакой конкретики. Просто виновата. На всякий случай! Ноздри раз-дуваются, как голенища, на избитом оспинами лице сжатые в линеечку полные губы. А ведь фамилия у него самая добрая из всех возможных медицинских – Сердцев. Подполковник Сердцев. Только вот ни к обличью, ни к характеру, видят Бог и Гиппократ, она не подходит. Да и не держатся пришлёпки на старом ас-фальте: говорят, менял он её. Тоже с почти медицинской, кстати, – Могильщиков. В начале службы, дурачась, даже вывешивал её в самой яркой и крупной табличке на дверях кабинета: милости прошу на приём. Улыбался, глядя, как напрягаются пациенты. Однако после первой Чечни фамилия звучала зловеще, так что в отпу-ске переписал удостоверение личности. К сожалению, потока раненых и «двухсо-тых» это не остановило...

– Что дома? – совершенно неожиданно, как если бы вместо лекции о между-народном положении на сцене запел оперный певец, поинтересовался начальник.

– Мамка ждёт, – пропела свою арию Алёна. – Мамка, – пробурчал подполковник, помассировав щиколотку. Видать, по-

лоснуло ногу именно там. – Женихи должны ждать. Возьми на складе сорок ИП, отнеси Мережко. И под роспись!

– Сорок? – переспросила Алёна. Начмед никогда не ошибается, но и выдавать столько дополнительных индивидуальных пакетов… Морпехи идут на задание? И какое оно должно быть, если майор прогнозирует столько ранений?

Сердцев так зыркнул, что Алёна, как только что дежурный, понеслась к складу едва ли не над тротуарной крошкой.

– Сорок, – повторил начмед для себя. Именно сорок, потому что слишком хо-рошо знал район будущего десанта. Верхняя красная нашивка – оттуда.

Из палатки вышел, блестя бинтом на культе, священник. Улыбнулся счастливо солнцу. Ещё бы – жив остался, хотя руку не уберёг: отрубили в плену, чтобы не крестился и не молился.

– Присаживайся, батюшка. Через недельку-полторы начнём заниматься про-тезом.

Священник, по возрасту не старше капитана, а потому никакой для подпол-ковника не отец Иоанн, неуверенно перекрестился культяшкой, сам пока не зная, можно ли осенять себя левой рукой. На всякий случай подбодрил себя короткой молитовкой – словно маковым зёрнышком сдобу приправил. Божье слово – оно


всегда слева направо читается, хоть обе руки утрать, а правда останется посреди-не. В сердце.

– Там Мережко на боевые готовится. Можно было бы среди бойцов походить, – скорее предположил подобную возможность, чем попросил Сердцев. Тем более, что кивнул на культю – в те края собирается, где оставил руку.

Замполитов, как и психологов, в армии тоже сократили аккурат под чеченскую кампанию, посчитав заботу о душе и настрое солдата на войне советским анах-ронизмом. Или, опять-таки, не веря в командиров, непонятно на что способных подбить подчинённых. Лучше уж оставить командиров их один на один с боевым приказом, оружием, боеприпасами, сухпайком, медициной, связью, артиллерией, авиацией. Вот тут уж им точно будет не до политики. И всё бы ничего, только вот солдатики – они вчера ещё в школе учились, мамку слушались, они ещё в разго-вор по душам верят. Тем более перед боем. А разговора нет, потому что командир озабочен оружием, боеприпасами, жратвой, взаимодействием с авиацией и артил-лерией...

2.

Солдат развлекал белобрысый вертолётчик, рассевшийся на вытащенном из палатки стульчике. Автомат рядом с ним и малюсенькая щепотка подвявших гор-ных цветочков в руках говорили о его недавнем возвращении с задания. Кому предназначался букетик, гадать тоже не приходилось, и даже если капитан ущип-нул цветочки с горной гряды на лету, высунувшись из кабины, это лишь ещё больше указывало на адресата, ради которого можно делать пируэты в небе.

– Она сейчас будет, за второй партией ИП побежала, – дали капитану целеука-зание морпехи. – Товарищ капитан, а…

Ни получить вопрос, ни тем более ответить на него вертолётчик не успел: к палатке торопливо шёл Мережко. Развязавшиеся шнурки хлестали по ногам плетьми, но он, всегда щёголь, на этот раз не замечал небрежности в экипировке. Его бесили приказ с непонятным исходом и спешка, с которой требовалось осед-лать одну из горушек, простреливаемую со всех сторон. А тут ещё посторонние по лагерю, как гуси в проходном дворе…

– Дежурный! Сержант едва не вынес на своих плечах палатку, как плащ-накидку, и памят-

ником замер перед командиром. – Почему посторонние на территории лагеря?– Да это же капитан с «вертушки», на которой неделю назад…– Я говорил, что любого заходящего на нашу территорию, вне зависимости

от регалий, пугать так, чтобы потом воробей мимо них пролетал – а они боялись? Сдать повязку!

В армии нет у человека аксельбанта – нет при нём и адъютанта. Сержант, стя-нув с рукава красную полоску, из повелителя времени и душ солдатских превра-тился в неотёсанную глыбу, случайно оказавшуюся на пути командира.

Голос Мережко не понижал, и прорезиненная ткань палаток превратилась в сплошное солдатское ухо. Городок затих, и только вертолётчик, оставшийся в одиночестве, продолжал покачиваться на ножках стула. Солнце слепило глаза, и он прикрыл веки, что давало возможность не смотреть на разбушевавшегося по


поводу порядка в городке морпеха. Если кто не знает: когда Бог раздавал на земле дисциплину, лётчики были в воздухе.

– Товарищ капитан, попрошу вас…Капитан приоткрыл один глаз. В мареве изламывалась фигура солдатика, пер-

вым попавшегося под руку Мережко и произведённого в дежурные. Идёт изгна-ние из рая. Значит, табачок окончательно врозь. Но ничего, устав – он на всех один, и тут ещё надо посмотреть, кто знает его лучше.

– Товарищ солдат, вас что, командиры не научили обращаться к старшим по званию?

Голос тоже не понизил. Не дело, конечно, двум офицерам при подчинённых выяснять, сколько стоят две копейки, но раз пошла такая пьянка...

– Вспомните устав внутренней службы и обратитесь строго по нему.– Товарищ капитан, разрешите обратиться?– Не разрешаю!Всё! Устав соблюдён, ответ дебильный, из которого нет выхода, потому как его

разработчики не могли даже предположить подобное. Но да, он, капитан Руслан Летников, просто не разрешает младшему по званию обращаться к себе. Извини, конечно, парень, но… Не я войну начал. И имею право вновь прикрыть глаза.

Послышались шаги Мережко – тяжёлые и стремительные одновременно, на-верняка выбивавшие искры из каменной крошки. Будет сшибать стул с разгона? Главное, не открывать глаза. При грозе это лучшее детское средство спасения. Вот рядом. И – мимо! Конечно мимо, что он сделает. Хлёст полога в палатке. Тяв-кнула, словно собачонка, задетая ногой гитара. Вот и вся музыкальная комедия, и стоило ли начинать? Зато можно теперь уходить. Самому, а не под конвоем.

Капитан собрал на колене окончательно поникшие цветочки, потянулся за ав-томатом, дежурившим у ножки стула. Тот, предатель, юркнул от страха перед морпехом за спину хозяина, и Руслан встал. Где ты, подлый трус? Выползай.

Автомата не было! Ни под стулом, ни в собственной тени Летникова, ни около палатки. Куда положил-поставил?

– Дежурный, общее построение, – словно выходя теперь уже на арену цирка, распахнул полог палатки Мережко. С автоматом на плече. Ясно, что со своим. Остановился рядом с Летниковым, но словно пустой стене сообщил: – Извините, у меня построение. Прошу покинуть расположение.

– Не задержусь. Сейчас автомат отыщем…– Оружие своё надо беречь. Солдат без оружия, как… ясно что в проруби.Не уничижительное сравнение, а усмешка в уголках губ не понравилась верто-

лётчику. А что, если… Нет-нет, не может быть! Но и мимо стула проходил только он, Мережко. Он подхватил автомат? Бредни! Ведь это оружие, а не бутерброд для собачонки Халявы.

– Он стоял у меня здесь, – указал Летников даже не на стул, а на саму тропинку, по которой проходил морпех.

– Ничем не могу помочь! – О, как насмешливо вновь тронулись уголки губ. И впрямь ковёрный в центре цирковой арены. Уважаемая публика! Впервые на арене! Алле-оп! – Становись!

– Но автомат… Я не уйду без оружия!Над городком пролетела на форсаже «Сушка», затмив все переговоры.


– Ничем не могу помочь! – не потратился на лишние слова старший лейтенант, едва стих небесный гром.

Летников снова осмотрелся вокруг. Да не может такого быть, чтобы оружие пропало. Что за игры?

Вытерев пот со лба, поёжился от озноба. Взгляд раз за разом притягивался к приоткрытому пологу палатки, единственно оставшейся не осмотренной. Бли-куют, смеясь прямо в глаза, пластиковые бутылки с водой, висящие по её углам на случай тушения искр из «буржуек». Пожар уже есть, уже надо гасить тревогу, Мережко. Не солдаты же позволили себе так шутить!

Из-за палаток выпорхнула Алёна с охапкой перевязочных пакетов. Упёрлась в солдатский строй перед собой, хотела увернуться – укололась об Руслана. Верх-ний пакет выскользнул из рук, девушка попыталась поймать его, да только кто ж без подготовки сможет жонглировать двумя десятками тугих медицинских скру-ток?

Сержант, не успевший отвыкнуть от роли дежурного, дёрнулся из строя на по-мощь, но команда от Мережко не продублировалась, и наклонившаяся камуфляж-ная гора восстановилась, замерла на прежнем месте. Не успел подбежать в своей рясе и показавшийся батюшка, хотя какой жонглёр из однорукого? Ретивее всех оказался вертолётчик, но и ему досталось лишь собирать рассыпавшуюся меди-цину под взглядами пехотинцев. И только Мережко остался безучастным к про-исходящему. Не только приказ командующего группировкой был тому причиной. Ещё вчера медсестра шептала ему: «Засушу все твои поцелуи. Закатаю на зиму в банку, а когда тебя не окажется рядом, буду доставать по одному». А сегодня ей уже интересен спустившийся с небес летун? Выгадывает лучшую партию?

Летников донёс пакеты до своего стульчика, выложил на сиденье. Чтобы не ставить Алёну в неудобное положение под солдатскими взглядами, кивнул ей и баюкавшему, словно ребёнка, спеленатую культю священнику и направился к выходу. Не понимая, что произошло за время её отсутствия, Алёна беспомощно огляделась. Увидев упавшие на землю цветочки, подняла их, положила на ладонь, поскольку держаться на увядших ножках они уже не могли. И хотя требовалась роспись капитана за полученные ИП, решила не встревать в мужские разборки. Петляя средь натянутых растяжек от палаток, заторопилась обратно в медбат.

3.А вот Летников вернулся достаточно быстро, Мережко только-только успел

поставить роте боевую задачу. Вместе с вертолётчиком к грибку часового подошёл и незнакомый майор с ак-

куратной бородкой в сопровождении двух капитанов. Часовой, помятуя о гневе ротного, попытался преградить им дорогу, но майор с улыбкой показал удостове-рение, да ещё на всякий случай двинул вперёд плечо с большой звёздочкой. Как ни страшен был командир для часового, но от него в худшем случае ему светил наряд вне очереди, а тут шла прямая угроза уйти под трибунал.

– Старший лейтенант Мережко? – поинтересовался для порядка старший груп-пы у вышедшего навстречу офицера. – Майор Павлов, особый отдел. Женщи-на, – позвал идущую через городок Зину. Та приосанилась грудью – первым и са-мым видимым, что всегда имелось под рукой. – Женщина, побудете понятой. Вы тоже! – узрел выглядывающую издалека, никуда не ушедшую Алёну. Дождался


её. И для придания окончательного авторитета будущему процессуальному дей-ству распростал обе руки перед священником: – Отец Иоанн, вас я тоже попрошу поприсутствовать. Пройдёмте все в палатку.

Несмотря на то, что края тента, как подол у юбки, были у неё закатаны, а вну-тренность продувал ветерок, внутри было липко и душно. Летников первым де-лом оглядел помещение, отыскивая автомат. Смотреть-то особо негде – кровать, тумбочка, стол, шкафчик. Майор с непроходящей ехидной улыбочкой, вырабо-танной всесильностью должности, дождался, когда палатку покинут прибирав-шиеся в ней пехотинцы, и только после этого протянул старшему лейтенанту листок. Чтобы не терять времени на чтение бумаги, пояснил и ему, и замершим от любопытства женщинам:

– В особый отдел группировки от капитана Летникова поступило заявление, что вы воруете оружие. Не исключено, что для возможной продажи боевикам.

Пока Мережко хватал ртом воздух, майор приказал сопровождающим его ка-питанам:

– Приступить к обыску.Старший лейтенант ещё с первого раза не успел набрать воздуха, как он по-

требовался снова. А капитану хватило двух-трёх движений, чтобы обнаружить автомат под откинутым матрацем.

– Номер вашего автомата? – принимая находку от подчинённых, посмотрел майор на вертолётчика.

– ЛМ 13 84.– Под матрацем на койке, принадлежащей старшему лейтенанту Мережко, –

начал наговаривать протокол обыска особист, – обнаружен автомат под номером ЛМ – Люба, Маша, номер 13 84, исчезнувший у капитана Летникова. Арестовать!

На запястьях старлея в ту же секунду щелкнули всегда готовые к подобной работе наручники. Не менее громко щелкнула челюсть у Зины. Но здесь всё по-нятно, про них ей даже мать говорила: «С такими челюстями похудеешь! Ешь, как три козы сразу». Алёна, ощущая слабость в ногах, ухватилась за центральный стояк палатки.

Вертолётчик потянулся за оружием, желая убедиться в точности цифр на ствольной коробке, но майор желанию не потрафил, оставил вещественное до-казательство себе. Зато Жаворонков перехватил умоляющий взгляд Алёны. Она не то что просила спасти главного охранника «Тридевятого царства», в её взгляде прочиталось недоумение: разве так можно? Ты так можешь?

Может. Вот так:– Товарищ майор, я вспомнил. Извините. Но это я положил туда автомат. Мы

пили чай, я и засунул, чтоб не облить кипятком. Старший лейтенант гитару, а я ав-томат.

Теперь в палатке вообще никто ничего не понимал. К старлею возвращалась незапятнанная карьера, к Летникову – оружие, к Алёне – уважение. Зина, ставшая невольным и прямым свидетелем разыгравшейся прямо перед её глазами драмы, предвкушала счастье быть первой среди новостей «Тридевятого царства». Отец Иоанн, освобождённый от свидетельских показаний, невольно перекрестил сво-его избавителя-лётчика. Всё ещё по привычке культей. И только майор, выстав-ленный идиотом, пристально впивался взглядом в вертолётчика, пощипывая трёх-


дневную, слегка тронутую седым инеем бородку: парень, это ты заварил кашу, и крайним лично я оставаться не намерен.

– Я забираю своё заявление, товарищ майор, потому что оказался неправ.– Вы не просто неправы, товарищ капитан. Вы в боевой обстановке оклеветали

командира подразделения. Вы понимаете, чем вам это грозит?Летников пока не понимал, но ради теплеющего взгляда Алёны он готов был

на многое. Да и не лёг грех на душу, батюшка свидетель. Хотя морпех – полный кретин, которого стоило проучить…

– Вы точно…– Точно, – практически эхом повторил вертолётчик за майором. И, как и он,

посмотрел на понятых – для возможного протокола. – Я сам оставил автомат здесь. И забыл. Напряжение. После полёта...

Майор кивнул подчинённым, те с неохотой сняли наручники с морпеха. А бла-годарность от начальства за бдительность была так близка…

Напряжения в палатке добавили ворвавшиеся командиры ещё более высокого ранга – низенький, квадратненький вертолётчик полковник Громак и сам началь-ник гарнизона полковник Играев. Каждый из них подался к своему подчинённо-му, но заговорили они практически одинаково и одновременно:

– Наигрались? Орёлики, ланцепупы, фунтуклеи! Делать больше нечего? Разве-ли тут… – оглядели женщин, дав понять, что причина конфликта ясна, как песня чукчи: – ...царство!

Поняв, что их свидетельская миссия закончена, Зина и Алёна ретировались от греха подальше. В палатке загрохотало, едва они добежали до грибка часово-го. Солдатик тоже с перепугу отдал им честь, собачонка Халява, пристроившаяся рядом в скособоченной от навеса тени, собственной шкурой почувствовала, что лучше и не гавкать, но и не провожать.

– Что это они? – спросила Зина, понимая, что всё же пропустила какое-то главное звено.

– Все мужики – козлы, – подыграла продавщице Алёна, вспомнив её определе-ние мужскому полу. Разыгравшаяся из-за неё схватка её совершенно не устраива-ла, не грела и не придавала авторитета, а если начнутся разборки, то в любом про-тивостоянии любая копейка – союзник рубля. И Зину лучше держать в подругах.

– Козлы, – с сожалением согласилась буфетчица. – Да только бы все вернулись.– Откуда? Что всё-таки намечается?– Говорили утром в очереди про Аргунское ущелье.

4.Помимо всевозможных «прелестей» Аргунского ущелья Чечни, где основной

помехой для войск являлась труднодоступность местности, оно славилось и до-бычей гравия.

Работа считалась достаточно лёгкой, приспособленной для лентяев: с вершины горы к подножию спускалась полутораметровая металлическая труба со штырями внутри. Требовалось лишь подносить и бросать в жерло трубы камни, которые под собственной тяжестью летели вниз, самостоятельно дробясь в мельчайшую щебёнку о штыри. И всё бы ничего, если бы на добыче гравия не работали русские пленные и рабы, пробивавшие в горах дорогу в приласкавшую боевиков Грузию. Время от времени «борцы за веру» бросали в трубу вместе с камнями провинив-


шихся или ослабевших пленников – в назидание остальным. Имелось в такой пу-бличной казни и прикладное значение: на ней закаляли сердца и психику «воины Аллаха» из школы смертников, расположенной на соседнем горном плато.

Войска дважды пытались войти в этот район, но если на равнине для успеш-ного наступления создаётся четырёхкратный перевес над врагом, то в горах это соотношение увеличивается в разы. И нет разницы, какой век на дворе – 19-й или 21-й. Великая Отечественная лишь подтвердила данную стратегию. Так что 1 к 10-ти – и к гадалке ходить не надо, а тем более заканчивать академию Генштаба.

К чему-то подобному, судя по всему, готовилась и рота Мережко. Десятки бу-дущих погибших ещё подкрашивали белилами камешки вдоль дорожек, доедали штык-ножами перловку из нанизанных на шомпола и подогретых на костерке банок. Исходя из этих деталей, выход намечался ближе к ночи, хотя влезать в уще-лье в темноте… Значит, соотношение становится 1 к 15-ти как минимум. И тут хоть десантную, хоть морскую тельняшку на груди рви, а… а маленькая собач-ка – она всегда в глазах щенок, наступающий всегда на мушке обороняющегося. Стариков бы деревенских генералам послушаться: если пить, то на своей меже…

– Так куда, что? – вернувшись перед ужином за подписью, тронула за руку командира роты Алёна.

– Каменоломни в Аргунском, – не стал делать секрета из общеизвестного всем старший лейтенант, выбривая ямочку на подбородке.

Электробритва от недостаточности тока уже нагрелась, уже можно было ма-заться кремом, но Мережко не изменял себе: за ворота лагеря офицеру Военно-Морского флота позволительно выходить лишь гладко выбритым и в отутюжен-ной одежде. Даже если вместо свидания с дамой в ресторане его ждали в ущелье головорезы Хаттаба.

– Я буду ждать, возвращайся, – похоже, Алёна окончательно определилась между соперниками. И чмокнула старшего лейтенанта сверху в затылок, где вили гнезда две макушки – народный признак того, что человек будет женат дважды. А тут хотя бы один раз…

Признание прозвучало вовремя – в палатку втиснулся батюшка. Соблюдать деликатность тут сложно: дверей нет, стучать не по чему, а отцу Иоанну ещё и не-чем, поскольку единственной рукой он держал за лямки рюкзак. Воспользовался голосом:

– Разрешите?Глянул на медсестричку, помялся, но решил говорить при ней:– Товарищ старший лейтенант, возьмите меня с собой. Я знаю всё в лагере

пленных. Пригожусь.Электробритва какое-то мгновение стригла воздух, замерев в руке морпеха.

С военной точки зрения лучшего проводника и желать не приходилось, но…Бритва вернулась к подбородку, но тут же замолкла: электричество от генера-

тора вырубилось окончательно. Но Мережко продолжал сидеть без движения. Не-жданная просьба батюшки ему была особо приятна после стычки с вертолётчиком и особистами. Только и цена вопроса несоизмерима.

– Я в штаб группировки, – дал себе люфт на отказ Мережко. Хотя можно и до-ложить руководителю операции о батюшке и уже с чистой совестью сообщить тому предсказуемый итог. – Так, здесь все подписано, – передал листочки Алё-не, – а вы подождите меня.


Тронул на ходу струны гитары: ты тоже подожди. На улицу вышли вместе с Алёной. Солдаты шныряли уже с оружием в руках, в банданах на головах, и это снова красноречивее всего говорило о приближении выхода.

– Может, успею купить чего? Я к Зинке в Военторг могу заглянуть, там череш-ню завезли, – позаботилась Алёна о разрывающемся на минутки Мережко.

– Черешня – это хорошо. Но – время. Я побежал. До возвращения.На удачу, вдоль колючки пролетел какой-то сумасшедший БТР, подняв столб

пыли. Свои-то ездят по-кошачьи, если и поднимая пыль, то невысоко, а тут за-лётный дал возможность спрятаться от всех в бархатной завесе, поймать руки друг друга, даже прижаться на миг. Но когда воздух очистился от пыльной взвеси, Мережко в расположении роты уже не было.

5.Ровно через сутки его имя уже не сходило с уст в штабе группировки. Вы-

званный к командующему полковник Громак застал там Играева, который перед заходом к генералу успел сообщить причину вызова:

– Мережко тяжело ранен. Его группа в засаде.Вбежавший вслед за вертолётчиком в приёмную Сердцев знал меньше всех,

но времени на объяснения не оставалось и адъютант распахнул дверь в кабинет генерала.

Тот вышел навстречу, пожал руки, разрешая не представляться по-уставному. Время, судя по всему, не терпело, но он замер у окна, глядя вдаль со второго этажа бывшей сельхозконторы, приспособленной под штаб. Офицеры ждали. Месяц на-зад у командующего в совершенно неожиданной засаде там же, в Аргуне, погиб сын, и, возможно, он примерял ситуацию с Мережко вновь на себя. И в который раз наверняка мучало сомнение, а всё ли сделал для спасения сына.

Вообще-то Чечня многим удивляла, и в первую очередь Москву. Как там в пе-сенке?

Нам давала ордена Удивленная страна:Умный, мол, ворует, А дурак воюет.

И пока министры делили заводы и фабрики, депутаты – влияние на этих мини-стров, пока телевизионщики поносили армию и её командиров, эти самые генера-лы закрывали бреши своими сыновьями: семь офицеров, надевших в своё время погоны по примеру отцов-генералов, не остались в Арбатском военном округе протирать штаны, а полегли на склонах и в ущельях Чечни. Статистики обнародо-вали и другую удивительную цифру: процентное соотношение офицеров, закрыв-ших своей грудью от пуль солдат, превысило показатель Великой Отечественной войны, когда именно солдаты закрывали собой командиров. Что-то поменялось в обществе, но стоящие в кабинете офицеры и генерал, сами отцы, сами не менее других желавшие, может быть, отдыхать на Канарах, думали не о нефти, яхтах, яйцах Фаберже, фотографиях в глянцевых журналах, а о спасении подчинённых. «Тридевятое царство» выбивалось из общего ритма, задаваемого Москвой, оно казалось другой планетой, населённой инопланетянами. А по сути – совками, рашкой, потому что от них за версту несло Советским Союзом, где за людей не только волновались, но и несли моральную ответственность. И понятие Родины


сошлось на конкретном человеке – морском пехотинце, старшем лейтенанте из тридцать девятого автомобильного региона.

– Группа блокируется на этой высоте, – ткнул генерал карандашом в коричне-вые извивы с зелёными кляксами лесов. Громак по лётной привычке распахнул планшетку, «перенёс» район на свою, более подробную карту: в воздухе на это времени нет, и хотя никто пока в полёт не посылает, ясно, что это всего лишь вопрос времени. Затоптался на месте: ясно, куда бежать, но пока неведомо, что делать. – Старший лейтенант Мережко ранен, осколок застрял в голове, требуется срочная операция. Если до утра и доживет, то станет… дурачком.

Генералу не хотелось произносить этого слова, но иного не подобралось. А мо-жет, он просто повторил слова батальонного врача, доложившего о состоянии ко-мандира. Посмотрел на Сердцева. Тот непроизвольно дёрнул головой: и дурачком вряд ли останется, потому как до утра не доживёт.

– Как быстро может добраться техника в этот квадрат? – повернулся коман-дующий к Играеву.

– Я бы её не рискнул посылать, товарищ генерал. Пожгут. Дорог особых нет, имеющиеся заминированы. Ночь впереди. Пожгут.

Это командующий прекрасно знал и сам. Словно информация вновь, как и с сыном, ушла из-под рук – по крайней мере, встречи с Хаттабом хотя и искали сами, но надеялись на столкновение хотя бы к утру. Опередил араб, львом прыг-нул, учуяв наживу. Потому и держал генерал последнее слово за вертолётчиком, своей палочкой-выручалочкой. Плотный, коренастый – одень его в «гражданку» поплоше, и покажется вылитым докером-механизатором, то есть грузчиком в пор-ту, – ему ничего не осталось, кроме как встать по стойке смирно:

– Если взлетать немедленно, до наступления темноты можем успеть.– На гору садится туман. Видимость 300 на 3, – проявил свои навигационные

познания генерал. Значит, нижняя граница видимости – 300 метров, по горизон-ту – 3 километра. Пока терпимо, но наверняка всё будет меняться только в худ-шую сторону. И всё же основная беда в другом: при наличии «духов» второй вертушке не приземлиться, ведомому придётся кружить рядом и отбиваться.

– Сколько человек забирать с раненым? – Всех! Это 35 человек. Они свою задачу выполнили.Офицеры удивленно посмотрели на командующего. У Играева – брови наверх:

операция сворачивается не начавшись, а командир говорит о её выполнении? Громаку своя головоломка: морпехов высаживали три вертушки, а забирать на одной? Но из штанов ещё никто не выпрыгивал, такое количество народу просто физически не втиснется в машину. Тут, если по-честному, хотя бы одного Мереж-ко вывезти...

– Товарищ командующий, если лететь – то лететь. Время, – посмел поторопить начальство вертолётчик. Количество – оно потом, по ходу движения, сначала надо добраться до крайней точки.

– Товарищ генерал, будет правильно, если полечу и я, – вдруг сделал шаг впе-рёд Сердцев. – И на месте буду ориентироваться на состояние раненого.

Возможно, именно это и хотел услышать от подчинённых генерал. Чтобы без приказа. Потому что в горах для них всё будет непредсказуемо.

– Действуйте! Остальные вопросы по авиации буду решать с вашим начштаба, его срочно ко мне. Полковник Играев, останьтесь.


К аэродрому Громак и Сердцев бежали, прекрасно зная, что бегущий офицер в мирное время вызывает улыбку, а в военное – панику. Указания отдавали по рациям на ходу, по ним же и получали ответы.

– Товарищ командир, в районе видимость 100 на 1.– Чёрт...– Товарищ подполковник, хирургическая сумка доставлена.– В кабину! Со мной хирургическую сестру.– Сестру отставить, лишнее место. Батальонный врач будет на подхвате.Аэродром. Как же тревожно кровав сегодня закат, удлиняющий вдвое самую

малую травинку.– Товарищ полковник, экипаж к полёту готов!– Экипажа не будет. Лечу один.Возглас удивления второго пилота утонул в грохоте – из салона «Ми-8» вы-

катился на бетонку жёлтый дополнительный топливный бак, занимавший едва ли не треть «вертушки». Значит, демонтировать успели и минимум ещё человек семь втиснутся. Вместо второго пилота и борттехника – ещё двое. Хотя нет, один. Сердцев же летит! Сидячих мест 17, как в московской маршрутке. Если набить народ вповалку, как дрова, авось все 35 и втиснутся. Но ведь придётся раненого укладывать на пол да освободить простор для врача. А это сразу минус семь-восемь человек…

Словно Копперфильд, беспрепятственно прошёл сквозь тень вертолёта. Взбе-жал по пружинящим ступенькам в салон. Едва не поскользнулся на коврике, постеленном перед кабиной: борттехник так и не закрепил его. Не хватало ещё спотыкаться перед полётом. Значит, получит по полной. И зря, ох зря подумал об этом под руку, а точнее, под ногу: споткнулся вновь, на этот раз о бронеплиту, укреплённую под сиденьем. Чур, не нас, и третьего раза не будет. Забыли о при-метах. Сердцев захлопнул дверцу и остался стоять за спиной, упёршись руками в проём. Опытный: в вертолёте абсолютно не страшно лететь, если смотришь вместе с лётчиком через стекло вперёд.

Громак утвердился в кресле. Пристегнул ремни, надел ЗШ – защитный шлем. Лётчики, по сути, правосторонние участники движения и ПДД, поскольку место командира, как у водителя авто, слева. Так что не японцы с праворульными ма-шинами и не англичане с угандийцами с левосторонним ходом – русский боевой лётчик занимает свой эшелон. С Богом! Буквально вчера борттехник, выцыга-нив у калининградцев янтарную иконку с Николаем Чудотворцем, по сговору со вторым пилотом прикрепил её к панельной доске. Что ж, помощь свыше, скорее всего, сегодня не помешает. Благо и ставший напротив кабины батюшка осенил искалеченной рукой машину крестом.

– Я – «Мотоцикл – 333». Запрашиваю погоду.Не взлёт, не поддержка и взаимодействие – царицей войны для вертолётчиков

является именно погода в районе боевых действий. – Видимость 50 на 0,5.Предел. Ниже нижнего. При 100 на 1 в небо поднимаются только лётчики 1-го

класса, а когда видимость до земли всего 50 метров и 500 по горизонту – это что кораблю в сплошной туман плыть средь рифов без каких бы то ни было ориенти-ров. Ну, товарищ Сердцев, держись. Будем надеяться, что твоя новая фамилия всё же пересилила предыдущую.


Руки в привычной последовательности, практически вслепую, защёлкали тум-блерами. Не включил только висящий над головой вентилятор: не жужжи, не мельтеши, не отвлекай. Вертолёт задышал, в нетерпении пружиня на резиновых круглых лапах. Словно самурайскими мечами, винтами начал вертеть и кромсать небо над собой. На приборной доске вместе с десятком стрелок задрожала и пря-мо на глазах отстала от панели иконка Николая Чудотворца, укатилась прямо к красноватому от заката стеклу. Что за приметы сегодня! Хотя кто тут выдержит постоянную вибрацию, кроме самих лётчиков? В боковой блистер, наполовину укрытый бронещитком, увидел, как в стремлении не отстать от командирской машины, разгоняла винты «восьмёрка» ведомого. Кто там запрыгнул на сопро-вождение?

– Я – «Мотоцикл – 12», к работе готов.Руслан Летников? Этот ланцепуп и фунтуклей, посмевший вчера поставить

личные амбиции выше армейского товарищества? Почему за штурвалом? Утром перед строем ведь лично расписался под приказом об отстранении его от полётов, вплоть до выяснения всех обстоятельств по утере оружия и личному поведению! Вкупе с выкрутасами Мережко, конечно, но тот лежит с осколком в голове, рва-ные края которого царапают мозг. Война большая, а воюют одни и те же...

Что-то менять времени не было. Скорее всего, капитан просто первым прибе-жал на взлётное поле, когда он дал команду начштаба незамедлительно готовить «пару» на взлёт. Любой разбор, начиная с коврика, – по возвращении. А пока прокатимся. По ухабам, раз связисты обозначили эскадрилью на этот радиосезон мотоциклистами. Только вот 50 на 0,5 – это совсем плохо…

Набрав упругости, «Ми-восьмые» оторвались-таки от решётчатых железных настилов, на которых, как на насесте, готовились заночевать. Едва приподняв-шись над землёй, летчики увидели вдали, у подножия гор белые полоски, подсве-ченные красными отблесками. Туман ложился плотно, пеленая собой, как бинта-ми, израненные чеченские горы. Где-то в них вцепилась в одну из вершин группа Мережко. До утра не дотянет не только командир, но и весь десант: за ночь Хаттаб покроет расстояние до горы. Боеприпасов морпехам хватит не более чем на два часа боя. Зачем так бездумно бросали мужиков на заведомую гибель? Смотрим карту. Где-то мелькала дорожка по склону. Хотя и она в тумане.

– Роспуск! – дал команду ведомому.На языке лётчиков – расходимся, пробиваемся в точку каждый самостоятель-

но. Сам перешёл на шаг-газ, снижая рычагом «вертушку» и подныривая ею под белое одеяло. Скосил глаза влево на радиовысотомер, который только и мог по-мочь при полёте на предельно малой высоте. Больше обычного задрожал Николай Чудотворец, вместе с усилием машины стараясь удержать её на вытянутую руку от склона. На нём обозначилась более светлым фоном уходящая вверх тропинка, и, едва не став передним колесом на неё, Громак «запрыгал» по ней. Со склона сметалась каменная крошка, секла не успевавшие отбежать и спрятаться в пелене кусты. Главное, чтобы не выбежали навстречу полюбопытствовать на суматоху дубы, которые можно задеть лопастями, а тем паче «духи». Расстояние – из ро-гатки подбить можно. Что же так сердечко у Сердцева колотится? Дрожит один человек, а трясёт всю машину! Надо будет подколоть по прилёте. А вот Летникова не видно. Парень хороший, но в небе от авиации требуется только опыт и мастер-ство. Шустрые – они не всегда помощники, к сожалению. Как же вывозить людей?


Двумя ходками? Дай Бог назад спуститься этим же маршрутом-тропинкой, хотя люди Хаттаба наверняка уже бегут на звук…

Тропинка не только не давала потеряться в мутном пространстве, она ухитря-лась и бежать впереди вертолёта, огибая валуны и чудом удерживаясь на обрывах. Вместе с ней огибал опасные места и Громак, опасаясь споткнуться и сломать «восьмёрке» переднюю ногу, а себе шею. В какой-то миг серой бурой громадой, похожий на спящего медведя, посреди тропы вырос валун, приглашая посидеть, отдохнуть, поразмышлять о бренности жизни. Потом, это тоже потом. Пока же первым делом хочется ослабить хватку шаг-газа, через рычаг которого идёт дрожь до самой макушки. Не будь ЗШ, мозг бы вылетел от этой трясучки.

– Вон, вон, – Громак не услышал, конечно, а увидел палец врача, уткнувшийся в стекло. Господи, сколько на нём налипшей мошкары, только сейчас стало за-метно. Борттехник после предыдущего полёта не отдраил, оставил, надеясь на выходной. Всё же получит своё. И за коврик тоже.

В белой пелене запрыгали несуразные тени. Почему-то люди всегда пры-гают, когда видят спасение с неба. Сейчас, мужики, сейчас. Только левым коле-сом приткнуться к тропинке – всё легче держать махину. Это с земли она кажется легкой птичкой, а попробуй удержи одним рычагом семь с половиной тонн. Всё равно что стоять на стуле с одной ножкой...

Вертолёт качнуло: Сердцев распахнул дверцу, сбив поток воздуха. Морпехи, упираясь, уже несли сквозь ветер на руках раненого, а целая группа, ощетинясь автоматами, прикрывала командира живым кольцом. Приказ на эвакуацию, ви-димо, им уже поступил по рации, и щупленький морпех, по распоряжениям рук которого можно было догадаться о его офицерском звании, выстраивал очеред-ность посадки.

– Сначала всех в хвост, потом раненого, – прокричал, сдвинув окошко, Громак.Офицер не расслышал, его занимала погрузка командира, и Громак обернулся

через плечо: ведь догадаются же не ногами вперёд заносить и укладывать. Нет, всё же ногами! Но зато под правую руку от врача. Пусть разбираются. Главное, мимо окровавленного старлея, даже без сознания лежавшего на полу в струнку, аккуратистом, протискивались в хвост салона десантники. Ох, ребята, быстрее. Этот дурацкий шлем, из-за которого не смахнуть пот с бровей!

– Быстрее, – шептал Громак, хотя морпехи и так едва не затаптывали коман-дира.

Один курносый солдатик, боясь задеть синхронные с командиром педали и штурвал, залез с ногами на место второго пилота. Ещё один уселся в проёме кабины, подстелив, стервец, путавшийся у всех под ногами коврик. А за бортом всё ещё оставались люди во главе с щупленьким взводным и охранявшим его огромного роста сержантом.

Офицер, заглянув в салон, обернулся и скрестил для оставшейся семёрки руки перед собой. Для водителей это знак глушить мотор, но и для пехоты всё понятно. Мест больше нет.

Страшны руки, которые опускаются вместе с оружием! В них столько обречён-ности, тоски и отчаяния, что поневоле поверишь: именно к ним первым приходит осознание предстоящей трагедии. Да и не скрывалось ведь – прогнозируемые по-тери один к десяти. Даже к пятнадцати. Хотя семь – тоже много…


Вертолёт покачивало, и десантники, ощущая его неустойчивость, лежали не шевелясь. Громаку наконец удалось резким движением головы сбить с бровей огромные водяные шары пота. Но что же с вами делать, братцы остающиеся? Хоть за колёса хватайтесь, как лягушка-путешественница.

– Цепляйтесь за шасси, – мысль, навеянная сказкой, ещё не успела стать зри-мой, а уже сорвалась с языка. «Вертушка» заваливалась. Ей, не цапле, стоять на одной ноге без умения ловить равновесие, держась лишь на воздушном вихре от винтов, становилось всё сложнее, и нежданная сказочная подсказка несла вы-ход из тупика.

– Цепляться, цепляться за шасси! – прокричал Громак в салон, надеясь на пере-дачу команды по цепочке.

Прошла! Морпехи побежали под брюхо «восьмёрки», на ходу снимая автома-ты и удлиняя на них ремни. Всё правильно, можно пристегнуться за стойки шасси, балочные держатели и блок под «нурсы». Имея по двадцать неуправляемых ра-кетных снарядов под задницей – где ещё так прокатишься? Не лягушки, а чистые бароны Мюнхгаузены. Пробуйте, мужики. Авось получится!

Подгоняя десантников и пробуя на вес машину, слегка качнул её. Сидевший на кресле, как на насесте, солдатик замахал руками – вниз, не успели, назад. А маши-не хотелось упругости, она рвалась в небо – пусть стылое, непрозрачное, но там был воздух. А в воздухе везде опора.

Сердцев, став на колени перед Мережко, уже осматривал металлический оско-лок, торчащий над ухом старшего лейтенанта. Поймав взгляд Громака, умоляюще выкрикнул глазами: «Быстрее!»

Сам понимал, что его просьба ни на секунду не сдвинет время и не расширит возможности. Молниеносно надел белые перчатки, протянул руку к батальонному врачу: инструменты. Значит, операция без промедления. Солдатик, державший голову командира в ладонях, отвернулся. Может, даже не из-за вида крови, со-чившейся по металлу и собирающейся красным озерцом в его ладонях, а потому, что впервые видел своего командира осунувшимся, пыльным и небритым. Значит, точно война. И если даже ротного достал осколок, то что говорить об обычном солдате!

Громак, опережая врача, вновь качнул вертолёт, проверяя «лягушек». Петушок на корточках на этот раз промолчал, и полковник начал осторожно крутиться во-круг собственной оси. И чтобы лично убедиться, что никто не оставлен на склоне, и давая возможность привязавшимся, вцепившимся мёртвой хваткой за что ни по-падя морпехам привыкнуть к высоте и качке, и приноравливая врача к вибрации, и отыскивая дорожку домой. С горы домой должно получиться быстрее.

И пошёл вниз «Ми-8» – многоцелевой, второй в мире по применению, боевой транспортный. И висели на автоматных ремнях пехотинцы, перебирая в воздухе ногами, словно шли по небу. И колдовал вокруг осколка подполковник Сердцев, сам постанывая от боли – собственные ранения напоминали о себе после столь долгого стояния на коленях. И перед самым вылетом из тумана, там, где тропинка первый раз приглашала отдохнуть при подходе к вершине, из-за валуна-приман-ки раздались выстрелы. Успел, успел Хаттабушка превратить дорожку спасения в тропу войны. И некуда было деться от огня «лягушатам» на внешней подвеске. Да и брюхо машины для разрывных что фольга для иголки. А Мережко распла-стался как раз по центру днища, как «десятка» в мишени, так что все пули, даже


случайные, – его. И нет возможности шугануть «нурсами», так как висят и сидят на них орёлики, фунтуклеи и ланцепупы. Морская пехота Балтфлота, гордость и краса армии. Переусердствовали лишь конструкторы, когда при усовершенство-вании «восьмёрки» убрали курсовой пулемёт в хвост машины. Или не ведали, что русские чудеса на сказках не заканчиваются и может случиться так, что в салоне не окажется борттехника, он же стрелок? И туман, ещё минуту назад проклинав-шийся, вдруг оказался хоть и тончайшей, как вуаль, но последней и единственной защитой. Как же быстро она истаивала!

Зато усиливался огонь с земли. Трассеры прошли перед кабиной, перед взором Николая Чудотворца, и даже попытавшийся отвернуться от них петушок на жер-дочке всё равно увидел их росчерки на стекле защитного шлема лётчика. А у за-бортной семёрки, ставшей живыми мишенями, поданными «духам» на блюдечке с голубой каёмочкой, руки должны были опускаться не на горе, а сейчас. Потому что оставаясь даже в одиночестве на вершине, они имели хотя бы теоретический шанс остаться в живых. Хоть кто-нибудь...

Но когда первый толчок от попадания пули ударил под бронеплитой, из вечер-него сумрака и грязного тумана вынырнул «Мотоцикл-12». Летников, круживший в зоне досягаемости. Прежде чем Громак вышел с ним на связь, ведомый подныр-нул и стал под «восьмёрку» командира. И вся разрывная свора, предназначавшая-ся «триста тридцать третьему» с его грузом, полетела ему в брюхо. В его лопасти, его хвостовое оперение, в стёртые, без единого намёка на протекторы, колёса. Кто там вёл статистику, что командиры в Чечне заслоняют собой подчинённых? А ведь у него полный дополнительный бак керосина на сотни литров. Размером на треть салона. Держись, «двенадцатый»! Судьба и связисты не дали же тебе тринадцатый номер, приберегали для чего-то. Пусть это будет день нынешний.

Огонь ослабел: всё же не все «духи» успели выйти на перехват, добежали лишь самые шустрые. И понеслись «вертушки» к себе домой, в «Тридевятое царство». Громак, выносящий из боя всех до единого морпехов. Летников – пустой, но с дву-мя десятками пробоин в фюзеляже. И полулёжа, не надеясь больше на свои ноги, которых просто не чувствовал, перевязывал Мережко подполковник Сердцев. Шептал – больше успокоительно для солдатика, помогавшего держать голову:

– Ничего. Теперь всё обойдётся. Ещё, даст Бог, и послужим.И светил верхний краешек закатного солнца прямо в глаза Николаю Чудо-

творцу, оказавшемуся ближе всех к родному аэродрому. А с него, с родной бе-тонки, выстраиваясь клином, поднимались все имевшиеся в распоряжении ко-мандующего «восьмёрки» с новым десантом на бортах. «Тридевятое царство», освещённое одновременно и солнцем, и электрическим светом, посылало своих воинов в темноту и мрак ущелий, где кишели твари, бросавшие людей в жерла камнедробилок. И в проёме первой машины стоял с сияющим крестом на груди отец Иоанн, вглядываясь в земные ориентиры, по которым месяц назад выползал из ущелья. Единственный за все годы войны, кто смог это сделать. Издевалась охрана, заставляя одного из местных мулл, не принявшего новые порядки в Чечне, впрягаться в телегу и возить православного батюшку под кнутами любопытных. Не выдержав издевательств, в один из таких заездов он опрокинул телегу с отцом Иоанном с самого крутого обрыва, по которому охране было быстро не спустить-ся. По кому стреляли боевики – по нему, кувыркающемуся вместе с камнями, но (!) не в трубе, или по решившему умереть мулле, – то осталось неизвестным. Дай


Бог, сейчас прояснится, когда отряд Мережко оттянул на себя с каменоломни основные силы банды Хаттаба, а генерал дал команду на начало основного этапа операции по освобождению пленных.

На кромке оставшегося пустым аэродрома стояла, не выключая мотора, лишь «санитарка» в ожидании Мережко. Алёна, не сдерживая эмоций, металась перед включёнными фарами, спотыкаясь о лезущую под ноги Халяву, оставшуюся без хозяев. Обеих остановила Зина с огромным пакетом в руках.

– Не метусись. Смотри, черешню перебрала. Половина гнилой пришло. Но для ребят отобрала. Я ж их просила вернуться! Халява, фу, тебе ничего нет. Ой, что это? Падают? – села от неожиданности на бампер «санитарки», увидев болтаю-щихся под вертолётом людей. Завыла и собака, с тревогой задрав мордочку: это нормально ведь, да? Это хозяева всегда так возвращаются домой? Не страшно?

Подивиться чудом подскочил на «уазике» и майор Петров с двумя неразлуч-ными сопровождающими. Капитаны зашли с двух сторон осевшей под весом про-давщицы машины, тоже уставились в небо. Лишь майор сумел сохранить невоз-мутимость и, подойдя к медсестричке, поинтересовался с неизменной улыбкой, словно не запомнил при обыске в палатке Мережко:

– Алёна Маликова?Та настороженно кивнула, хотела отойти от любопытного особиста, но по бо-

кам уже стояли капитаны. И не успела Зина от удивления выронить пакет с череш-ней, как на запястьях дюймовочки щёлкнули наручники.

* * *«Командующему объединённой группировкой войск (сил) на Северном Кав-

казе.Рапорт.В результате оперативно-розыскных мероприятий, проводимых в рамках обна-

ружения источника информации боевиков, задержана Маликова А.С., завербован-ная два года назад в Москве представителями одной из исламистских группиро-вок, запрещённых на территории Российской Федерации. Наряду с отвлекающим десантом ст. л-та Мережко была организована утечка срочной оперативной ин-формации для пяти человек, подпадавших под подозрение. Методами и средства-ми радиоэлектронной борьбы выявлен источник, державший связь с посредником Хаттаба. Им оказалась служащая Российской Армии хирургическая сестра меди-ко-санитарного батальона Маликова А.С., вышедшая на связь с находившимся под электронным контролем посредником.

Данный случай показывает, что на территории России осуществляется вербов-ка лиц славянской национальности, в том числе и женщин, с целью их проникно-вения в органы государственной власти, воинские части, непосредственно веду-щие операции по установлению конституционного строя в Чеченской Республике.

Задержанная Маликова А.С. дала первые признательные показания. Более подробная информация будет изложена в докладной записке.Начальник особого отдела группировки войск (сил) на Северном Кавказе

майор Петров».

Наталья КОЖЕВНИКОВА

ПоэзиЯ

Тень огняÊ ÃÅÐÁÓ

Мой бедный русич!ВизантииНе снилась русская заряВ снегах, где славили витииПечать великого царя.Тебе ли, ратнику, стыдитьсяЩита червлёного с копьём?Столетья в поле пыль клубится,И пахнет прахом и огнём.Крикливый шут и царедворецНапрасно в страхе лжёт и льстит.Святой Георгий-змееборецВ небесной мантии летит.И конь серебряный дивитсяДракону возле трёх дорог,И вечность с ним святому биться,И надпись светит – «С нами Бог!»

ÐÎÄÈÒÅËÜÑÊÀß ÑÓÁÁÎÒÀ

Под гулким звоном небосводаСубботний храм принять готовИ скорбь оставшегося рода,И дух отеческих холмов.Отцов и жён поминовенье,Неверный блеск и дым свечей.И виснет тяжкое мгновеньеНад сонмом сгорбленных плечей.Когда раздумчиво с амвонаСтекут родные имена,Таясь от всех, сердца до стонаСожмёт тягучая вина.И страшно в лица оглянуться,И больно вверх поднять глаза,Где в купол луковичный рвутся,Пылая жарко, образа.

* * *

Перелесок, дорога, тишь,Голубая Полынь-звезда.И не знаешь – живёшь?Летишь?Или падаешь в никуда?

Нет ни времени, ни границ,И лишь долго хранят небесаТо ли ангелов, то ли птицОсторожные голоса.

25Тень огня

* * *Мой духовный отец белокож и кудряв.Божья Матерь посмотрит со скорбной улыбкой,Как смиренной косынкою волосы смяв,Я целую оклад в полусумраке зыбком.Небо грезит рассветом, и тает свеча.Где таится спасенье – в борьбе иль в смиренье?До сих пор не приемлет земля палача,Верен старому слух и немеркнуще зренье.Вспыхнет золотом вечное в небо окно.Станет тесно и шумно на паперти узкой.Что забыто и брошено в пропасть давно?Что воскреснет и вырастет в памяти русской?То ли плач и мольба, то ли яростный крикВознесётся к весеннему птичьему гаму?И смеётся, и плачет поддатый мужик,Не нашедший дороги ни к дому, ни к храму.

* * *Та забава не унылому –Побежать в мороз большойБосиком по снегу стылому(Я ль не русская душой!)В банный дух с весенним привкусомМяты, клевера, свечи, –Где горит весёлым искусомПламя в щёлочке печи.Где нагой, простоволосою,Жарким сумраком дыша,Вспомнить – было лето с осами,С пылью звёздного Ковша,С рощей белою, берёзовой…Вот и стало тело розовым,И оттаяла душа.

* * *Пора весенних медуницОт края луга – до заката,Опавших бабочек и птиц,И грома первого раската.Взгляну с высокого крыльца,Запомню всё. Когда усталостьОтяжелит черты лица,Когда придёт к порогу старостьИ жизни вытончится нить,Скажу: «Одна страшна утрата –Пора весёлых медуницОт края луга – до заката…»

* * *Не стану, не стану сегодня стыдитьсяВнезапных, как дождь, всепрощающих слёз.Растаять, как дым, как туман растворитьсяВ молчании млечных по пояс берёз,В озоне, где зноем с утра опалимыМолчат соловьи и скворчат вертела,Где медленно плавает пух тополиныйИ женщины белые носят тела,Где жимолость прячет развалины раяИ тени теней изначально длинны,Где жизнь моя длится, вершится, сгорая…И вновь воскресает – как куст купины.

26 Наталья Кожевникова

* * *Всё второпях, в изломе слов,улыбок, шуток, недомолвок,когда ни звука про любовь,и всё – о ней; когда неловокне взгляд, не жест, а даже вздох,и так естественно объятье;когда в оконной раме лохсорвёт серебряное платьеи ветви вскинет вверх,и дождьвнезапный, словно стук калитки,оставит мне, когда уйдёшь,лишь тьму, промокшую до нитки.А полночь в доме затаитдвиженье лёгкой лунной тени,и в эту пустошь я, как в скит,войду и рухну на колени.Свеча и россыпь красных бус –Останьтесь там подобно чуду…И уходя –не обернусь.И ничегоНе позабуду.

ÒÅÍÜ ÎÃÍß

Раскинуть руки и бежать – такая даль!В открытом небе чёрный крестик птицы,Гул ветра… Степь! И вечная печальВ сухом полынном воздухе струится.

Вчера прошёл здесь пришлый человек,Как ветер, равнодушен и беспечен.Окурок бросил и ушёл навек.Искра взлетела – путь был бесконечен!

Вал огненный ветра потом вели,Рой бабочек, сгорая в нём, метался,И только клин обугленный землиЗа ним под небом родины остался.

Полярен мир, и силы неравны.Вот человек прошёл, и след за ним дымится.И пусть дожди идут на полстраны,Но тень того огня в траве таится…

Я память призвана беречь

Елизавета ПОЛЕЕС

ПоэзиЯ

* * *Музыки хочется… Музыки… Звука…Музыки-нежности, музыки-муки,Музыки-счастья, надежды, удачи…Музыки-радости, музыки-плача.

Музыки-страсти, такой, чтоб за горлоСразу брала. Чтоб, забыв свою гордость,Падала я перед ней на колени,Как о спасенье, мечтая о плене.

Музыки жду, как молитвы, как света,Музыки осени, музыки лета,Музыки вёсен и музыки зимней,Музыки, музыки необъяснимой…

* * *«Я научила женщин говорить…»

Анна Ахматова

Я память призвана беречь, С кем кровью связана.Но тем, что развязали речь,Другим обязана.

И тем, что формы обрелоМолчанье млечное,Тем, что не сломано крыло,С которым в вечности

Плыть через облако и дымК последней гавани,Я всем обязана другим,Учившим плаванью.

И глядя в сторону, где Русь,Сквозь даль туманную,Я вам обеим поклонюсь, Марина с Анною.

* * *Нет, мы не повинны, конечно, с тобою:Так звёзды сложились и солнце с луною,Так встали планеты в шеренгу беспечно. А мы – не планеты, а мы – человечки.

И там, среди звёзд, на места наши – вето.Мы бродим в потёмках по белому свету,По разным углам – мы уже не знакомы,И ветер гуляет в заброшенном доме.

28 Елизавета Полеес

ÌÀÃÄÀËÈÍÀ

И погасить огонь?.. И влаги не напиться?..О нет же, нет! Пускай, пускай он дольше длится Неистовый пожар души её мятежной, В которой живо всё: и искренность, и нежность,

В которой так сильны ещё простые чувства, Где страсть, печаль, тоска – не роль и не искусство, Не блеф и не игра, и не кульбит на сцене. Покуда сердце жжёт и кровь течёт по венам,

Неистовый, густой любви напиток влажныйИз чаши будет пить, не утоляя жажды, Чтобы познать сполна напитка привкус терпкий.Ещё он не устал, весёлый виночерпий.

А карта упадёт однажды вспомнить плаху –Придёт на высший суд без жалобы и страха. И грешницей земной, и вечной Магдалиной К стопам Его прильнёт. Он – Бог. Он не отринет.

* * *«Свободна!» – с утра мне насвистывал ветер.«Свободна!» – вызванивал дождь. Пустыми остались коварные сети.Не продано сердце за грош.В силки не попалась на глупое чувство,Минутной волшбе не сдалась.Остаться собою – большое искусство,Ты царь теперь, барин и князь.

«Победа!» – чирикали вольные птицы.«Победа!» – катилось с небес. Живительной влагой пьянила криница,Листвой аплодировал лес.И мир обещал столько солнца и света –Бросало от радости в дрожь!..«Шути!» – мне слезу лихо смахивал ветер.«И смейся!» – ехидничал дождь.

* * *А может быть, как раз и надо – Сойти с ума,Чтоб можно было брать ограды, Крушить дома,

Чтоб можно было всё разрушить – И сдаться в плен,И только душу, только душу Просить взамен?

И только, сердце огневое Прибрав к рукам –Пока оно ещё живое, Не прах, не хлам,

Пока оно грохочет в теле, Стремится быть, –Отчаянно иль неумело Тебя любить…

29Я память призвана беречь

* * *Брат – не брат: родня по горлышкопозолоченному звуку,по любви (она же – горюшко), одиночеству, разлуке.

Брат по духу – не по имени,по души небесной пище. Нежность всю на слёзы выменяв,вдохновенье всюду ищем, –

в нём так много солнца, радуги, крыльев, ветра и простора! Есть ещё надежды – радуйся! –ждут-пождут за синим морем…

* * *Ты мне люб или не люб? –Что за настроение? –Помню, помню нежность губ,Их прикосновение.

Ты мне дорог или нет –Ласковый, да ветреный?..Не пойму, какой ответ Прячет утро летнее...

ÁÛÒÜ ÆÅÍÙÈÍÎÉ

Быть женщиной – и значит, быть актрисой,В любой момент идти на компромиссы,Играть – и страстно, и самозабвенно.И жить в плену. И воспарить над пленом.

Игрушкой быть и игроком – всё вместе.Задорно врать и много сеять лести… Иначе – нет, не выжить в битвах грозных… Что ж, жизнь – смешенье лирики и прозы…

* * *Вбираю мгновенья и слухом, и зреньем,И клеточкой каждой израненной кожи – Летят они, словно бы сна дуновенья,Летят, друг на друга ничуть не похожи.

Но каждое что-то мне всё же приносит, И каждое что-то меняет в сознанье. Так мир обновляет пришедшая осень,Так город растёт с каждым с выросшим зданьем.

И я вроде та же – и вовсе не та жеВ любую минуту, секунду, мгновенье. А Бог милосердный, конечно, подскажет,Что надо душе для её возрожденья.

* * *И только высокое небо,И в небе большом облака…А всё остальное – как небыль,Времён истончает река.

И только простор поднебесья,Где душам, как птицам, лететь.Пусть жизнь – невесёлая песня.Но всё же – как хочется петь!

Виктория СИНЮК

ПрозА

НОТА

РАССКАЗ

IВ Третьяковке он долго стоял у васильевской «Оттепели» – светился тихим

восторгом и, улыбаясь, внимательно изучал каждый сантиметр полотна, каж-дый мазок гениальной кисти. Елена почувствовала интимность, установившуюся между ним и картиной, и, чтобы не мешать этой долгожданной для него встрече, отправилась бродить по соседним залам. По правде сказать, она немного зави-довала ему: в последнее время, с тех пор как она ощутила и признала в себе эту тягостную привязанность, в одночасье сделавшую ее одинокой, все вокруг буд-то потускнело, приглушилось, перестало поглощать и завораживать. А говорят ведь: полюбишь – и мир заиграет новыми красками, зазвучит новыми нотами, распахнется в космос, и звезды бабочками посыплются с небес. Куда уж! А ведь раньше так и было: и распахивалось все как-то по-весеннему, и звучало на иные лады, и такая же оттепель, как на этой картине, дарила предчувствие роскошного сиреневого мая. Теперь иначе. Теперь все в душе, как на этом холсте: та же не-избывность одиночества, тот же заброшенный север и тяжкое небо над ним. Вот он, человек, рядом – можешь дотронуться, прошептать какую-нибудь ласковую глупость, – и все равно неизбывность, безлюдная, ветреная степь внутри.

Когда она вернулась, Алексей стоял на том же месте, скрестив руки на груди. Его лицо побледнело, исказилось – это, верно, васильевские краски бросили на него свой смурной, тяжелый отсвет. Она встала рядом и взяла его под руку. Он даже не шевельнулся – опять горчинка, опять колкий звоночек отчуждения. Пару минут молчали.

– Слышишь ее, эту нотку, да? Она ведь судьбой оплачена… Двадцать три года парень прожил… – Алексей помолчал. – Все, дальше не пойду. Домой.

31Нота

– А Суриков?– Завтра. Теперь домой. Елена отвернулась – слезы подкатили к глазам. Снова рассуждения о «ноте» –

темные, разящие каким-то неблагополучием и неустроенностью, которые его ни-сколько не пугали, а скорее завораживали, как что-то заветное, как… верный узор судьбы, что ли. Снова парадокс: ведь на эти его рассуждения она и попалась, на эту неприкаянность и повелась. Думала: отогреет, отжалеет (никогда раньше не хотела ни греть, ни жалеть – «сильные» нравились, такие, которым жалость все равно что насмешка). Все же душа, как за ней ни приглядывай, вечно в какой-то шальной самоволке, думалось ей теперь. То, что казалось стержнем, опорой, сей-час бесхребетно изгибается, колышется в разные стороны. Все смялось, скомка-лось – кроме напряженного желания быть любимой этим человеком и нужной ему больше всех осточертевших «нот».

IIДомой – значило в гостиницу. Кажется, в десятую за это лето. Почти три ме-

сяца они странствовали по России, в основном по маленьким городам с древними церквушками и монастырями, с двухэтажными деревянными домишками на цен-тральных улицах, с бездорожным раздольем вокруг. Москва была последним пун-ктом их долгого, измотавшего обоих путешествия, за время которого они срод-нились, срослись – пусть и по-разному. Его корешки цеплялись за нее и за что-то еще – другое, важное и сокровенное, а ее корешки – за него. Поначалу ей казалось, что она вполне понимает это его «важное» и что они единомышленники и друзья, но он как-то исподволь отстранял ее от этого, будто бы лелеял в себе какую-то избранность и оберегал свое одиночество. И вот она отстранилась – из «своего паренька» превратилась в женщину, впервые в жизни почуяла теплую тоску по гнездовью, по дому, который замаячил вдруг за всеми этими переездами, дорога-ми, поездами, древними стенами – за всей этой ошеломительной Россией, которой ему было мало и мало – «еще один городок, еще деревушка, еще степь, и тог-да – дом». «Дом надо выстрадать, иначе в нем черти заведутся…» – говорил он. А еще надо было «оплатить судьбой» эту «ноту», которая ему – уже именитому в свои тридцать четыре витебскому художнику – никак не давалась. Не давалось пронзительное пограничье, переходность, сумеречность – всего на его полотнах было с лихвой: солнце – слепило ярким светом, а ночь – густой, непроглядной тьмой, гроза – бушевала неистово, и не было в ней предчувствия долгого, сухого покоя. Смешивал краски, бился над нюансами – выходила нескладная мозаика настроений, которую, однако, хорошо покупали «любители». За ней, этой своей «пронзительной нотой», он и охотился, ее подслушивал, ее выспрашивал и вы-сматривал всюду.

В одно время – они тогда гостили у ее родни в Ленинградской области – ей показалось, что все в нем прояснилось, все встало на свои места. Так впечатлила его эта дружная, теплая, радушная семейственность, бесконечные шумные ужины после бани, перекуры у поленницы с беседами на хозяйственные темы, работа в огороде – за нее брался с детским восторгом, с ним же рубил дрова, кормил тетушкиных коз и гонял на велосипеде с ее, Лениными, подросшими племян-никами… Не вспоминал тогда свою «ноту», не хватался за карандаш, будто его

32 Виктория Синюк

отбирали какие-то неведомые силы. Был горячим и страстным, примерял роль супруга, говорил: «мы с Леной», «а у нас с Леной», «вот когда мы с Леной…» Она засветилась. Вот когда небо распахнулось в космос и звезды полетели ба-бочками – когда домом повеяло. Свежим детским бельем, бессонными ночами у кроватки, усталостью от дорогих забот. Вот закон женской души – и скажи-ка попробуй, что он не вселенский.

Планировали тогда, по ночам в дедушкиной светелке, что со временем, после окончания консерватории, Елена переберется из Минска к нему в Витебск – и нач-нется новое, волнующее повседневье. Она устроится учителем в музыкальную школу, по вечерам станет играть ему Глинку и Рахманинова, будут вместе читать Толстого и обсуждать все-все-все на свете. А летом снова поедут к тем самым родственникам – уже семьей, а не пыльными, странствующими бобылями. А по-том они уехали из деревни – и дорога опять скрутила отрадную ясность в какой-то странный узел…

IIIНа следующий день они никуда не пошли, не вернулись в Лаврушинский смо-

тре ть Сурикова и Ге – Алексея весь день лихорадило. Впервые за все время их путешествия он занемог. «Надышался этой промозглой оттепелью…» – посмеи-вался сквозь кашель. И ей захотелось вдруг, чтобы он разболелся вовсю, чтобы пришлось обменять билеты и остаться здесь, в городе огромного неба, еще на несколько дней. Она два раза бегала в аптеку – какая-то воодушевленная и сты-дившаяся этой воодушевленности, поила его бульоном и микстурой, укутывала в тонкий гостиничный плед и целовала, не боясь подхватить нездоровье.

К утру ему стало лучше – после завтрака пошли по магазинам: надо было ку-пить чего-нибудь в дорогу. Взяли ветчины, сыра, булочек к чаю, вина. Всю дорогу он держал ее за руку, в магазине с хозяйской разборчивостью выбирал продукты. И снова повеяло обманчивыми надеждами, и она, вопреки опыту, гнала из души все темные тени, оставляя в ней свет и теплоту ожиданий. Пусть не сбудутся, пусть покружат журавлями и сгинут – не торопись опускать голову, говорила она себе и представляла журавлей и полоску закатного света над сонным полем.

Вечером сели в поезд – почти до полуночи, пока на одном полустаночке не подселились другие, ехали в купе вдвоем. Пили вино – и Алексей снова смотрел на нее с какой-то пепельной теплотой, готовой то ли вспыхнуть, то ли развеяться без остатка. Только на рассвете, проснувшись от храпа, доносившегося с соседней полки, Елена вдруг почувствовала, что ей вполне понятен этот теплый пепелок…

В окно вагона бодрящим дымком струился робкий, ранний свет родины. Ав-густовские зори, уже выстывавшие, расцветали теперь позже и позже – это осень взялась исподволь воровать мгновения летнего дня. Розоватые туманы, облачно висевшие над высоким разнотравьем, тихо истаивали, и отовсюду слышались первые звоны утра, скоро набиравшие силу и готовые вот-вот сорваться, слиться в плотный шум летнего дня; этот шум утихнет к ночи – и только тогда вдруг пой-мешь, что он был – и всегда будет на свете…

Вдруг с веселым паровозным грохотом поехали по большому мосту над неиз-вестной рекой, и Елена вспомнила…

33Нота

IV…Как-то в деревне, в самый разгар своей короткой идиллии, они с Алексеем

отправились осматривать окрестности. Прошли огородами, перебрались через ов-ражек и орешниковые заросли – началась песчаная дорога, бегущая бесконечной желтой волной между полей и березовых рощиц. По ней и пошли, зная, что где-то там начнется старинная деревушка, которая, как говорили, почти превратилась в обыкновенный дачный поселок. Этим ветром, свистящим в зазоре между эпо-хами, им и хотелось надышаться. На таком ветру, говорил Алексей, чувствуешь себя существующим в истории и в вечности одновременно. И Елена, проникшись этим красивым, как ей казалось, противоречием, тоже училась чувствовать такой ветер…

Не доходя до деревушки (так и не дошли они до нее в тот вечер), неожиданно выбрели к реке, не слишком широкой – такой, что вплавь переберешься спокойно и не устанешь особо. Вода бурая, непроглядная, быстрая, и топкое глиняное дно здесь, верно, с внезапным обрывом… На другом берегу – густой лес, в который солнце не заглядывает – только редкие лучи путаются в еловых ветках бледно-зо-лотой паутинковой сеточкой. Но больше всего здесь впечатляло вот что: с одного берега на другой был протянут тонкий канатный мост – видно, ходят в эту чащобу за грибами и лесной живностью дачники. Елена и Алексей сели на безлюдном берегу, достали бутерброды с салом, свежие огурцы и тетушкин морс из про-шлогодней клюквы – все это вприкуску с речным воздухом показалось невидан-ным пиршеством с ароматом свободы и раздольного лета. После перекуса Елена, сама себе удивившись, отправилась «пробовать» мост – так озорно и призывно красовался он между высокими берегами безымянной реки. Вначале она, крепко взявшись за тонкие перильца, поставила на канат одну ногу – и мост тревожно закачался. Елена вскрикнула и засмеялась.

– Лешка, ну что же ты? Пойдем на тот берег! Я уже почти не боюсь. Смотри! – она сделала несколько крохотных шагов по канату и, обернувшись к нему, снова рассмеялась.

Алексей дожевал бутерброд, сложил оставшийся после пиршества сор в пакет, бросил его в рюкзак и пошел к мосту.

– Иду, иду. Замечательный мост. Просто чудо мостостроения. Первый раз та-кое вижу вживую.

– Я тоже! Не мост, а аттракцион какой-то. Иди, не бойся! Только вниз не смо-три и держись хорошо.

– Так точно, команданте. Он осторожно сделал первые шаги по мосту – и Елена, желая продемонстриро-

вать ему всю проснувшуюся в ней удаль, лихо пошла по канату, напевая какую-то веселую песню.

– Идешь? – крикнула она, не поворачиваясь, и услышала свой голос в лесу. Лес был все ближе и ближе: еще метров двадцать – и вот уже берег, который встретит темными дебрями; а дебри казались живыми и мрачно глядящими на тех, кто отваживается к ним подобраться. У-ух! Елена то и дело бросала беглые взгляды вниз, на бурую воду – и от колючего страха ей хотелось смеяться и петь еще громче.

– Иду! – отозвался Алексей.

34 Виктория Синюк

– Здорово, правда? – Ага. Нервы щекочет отменно. Через несколько минут она, радостная оттого, что преодолела свою давнюю

боязнь высоты и не поддалась опасному гипнозу воды, сделала последний шаг по мосту и, ступив на землю, обернулась, ожидая увидеть Алексея идущим вслед за ней…

Но Алексей сидел на том берегу, склонив голову, а над ним вился густой си-гаретный дымок. Елена опешила. Дебри за спиной задышали насмешливым ве-терком, и глухие звуки темного леса отдались в сердце неприятным эхом. Она села на траву, чувствуя, что вот-вот заплачет, но на глаза попались ягоды спелой крупной земляники. Елена собрала их в ладошку и разом опрокинула в рот. Со-всем неожиданно досада развеялась – и ей вдруг стало хорошо оттого, что она здесь одна – а он один там, на другой стороне реки, и между ними – темная вода и непрочная металлическая веревка… Уединение – вот чего ей, оказывается, не-доставало. Подумалось: и правда, отчего это она, вольнолюбивая и порывистая, так приросла к этому, в сущности, чужому человеку с непроходимым буреломом в голове?

– Эй, Леха! – весело прокричала она ему.Он поднял голову.– Пошел ты к черту! Слышишь? К черту! – и лесное эхо так же весело повтори-

ло ее слова. Она рассмеялась свободно и легко. Алексей махнул рукой – видимо, он не расслышал – и снова опустил голову. Елена догадалась: он рисует. И тут свобода в душе пошла на убыль. Она сидит здесь, на жутком берегу, идти по этому мосту, который повесили сумасшедшие русские, опасно, а ему – никакого дела. Поискав еще земляники и полакомившись напоследок, Елена отправилась в об-ратный путь. Ругаться с Алексеем она не собиралась – а вот разорвать дурацкий набросок, на который он ее променял, очень хотелось…

Сейчас этот карандашный эскиз, изображавший ее, тоненькую, идущую над рекой по шаткому канату в направлении таинственного леса, лежал в чемодане, в альбоме с репродукциями Федора Васильева, купленном ими в Третьяковке. Елена была рада, что тогда, кое-как вернувшись с другого берега, не поддалась гневу и не учинила расправу над рисунком. А на нем действительно была она – со всей своей беззащитной удалью и одиночеством, со счастливым ветром в воло-сах, быстротечной рекой под ногами и густыми сумерками впереди… Алексей пообещал, что этот набросок станет картиной, и она снова почувствовала, что все в ней – принадлежит ему. Она и сейчас, в поезде, давно прошедшем добротный мост через большую реку, чувствовала то же самое, и это чувство казалось неис-черпаемым, темным и единственным; так ощущается судьба, думалось ей.

VА тем временем в купе стало совсем светло. Алексей, взлохмаченный и хму-

рый, сидел за столом и что-то сосредоточенно черкал в своем блокноте. Какие-то синусоиды, врезающиеся в края бумаги. Елена спустилась с верхней полки, при-чесалась, села рядом и, не боясь разбудить соседей, сказала твердо, без той зата-енной робости, с которой обращалась к нему в последнее время:

– Я поняла, где ты собираешься раздобыть свою ноту.

35Нота

Он не поднимал головы, продолжал черкать, перешел на новый лист и снова стал тянуть свои карандашные линии, похожие на волны, какими их рисуют дети.

– В нашей разлуке. В том, что мы больше никогда не увидимся. В том, что ни-чего не будет, кроме дорог, гостиниц с заляпанными пледами, холодной мастер-ской и друзей, заходящих с коньяком по пятницам… Леша, посмотри на меня! – наконец он поднял голову, взглянул тяжело, как глядел после ссор и бессонниц, и эта тяжесть показалась ей такой родной, что внутри все завыло. – Почему этой нотой не может быть счастье? Черт возьми, почему?

Пока она, долго плакавшая после этих слов, приводила себя в порядок, он, ух-мыляясь так, как всегда ухмылялся ее глупостям, собирал их вещи – полотенца, зубные щетки, салфетки, бережно складывал косметику в ее косметичку.

Вскоре замелькали знакомые переезды, маленькие станции, окраинные кварта-лы и трубы, дышавшие в светлое небо тяжелым заводским дымом, – и уже через час они, держась за руки и глядя в разные стороны, ехали в такси по минским улицам, глянцевым от ночного дождя и света прохладного августовского солнца.

Олег Витальевич Сешко родился в Ленинграде 18 декабря 1969 года.Жил и учился в Витебске. После окончания школы в 1987 году поступил в

Высшее военно-морское инженерное училище им. Дзержинского в Ленингра-де. С 1992 по 2011 год проходил военную службу на различных должностях ВМФ России. В 2011-м году вернулся в Витебск. Капитан 2 ранга запаса.

Лауреат международной литературной премии имени Игоря Царёва (2014 г., Россия). Автор сборника «Чистая сила любви. Сказки» («Ноо-пресс», Смоленск, 2014 г.).

Живет в Витебске.

Новое имЯОлег СЕШКО

Вспомни отцово словоÐÎÆÄÅÍÈÅ

Триптих

1Капли из кружки виннойстали «небесной манной».Вышел мужик из ванной,шею из петли вынул.Сел на крыльце, нахмурен,вытянул в вечность ногу,бросил окурок Богу:– Позже вернусь, покурим.Вырвало совесть слогом,вырос цветок в тетради.Солнце в губной помадежалось к печальным строкам.Пчёлы в саду проснулись,взвились, усов касаясь.

Лесом гора косаяшла к мужику, сутулясь.Сердце кричало: «Счас я!Счас заведусь, ребятки!»Дождь, на несчастье падкий,рядом с душою шлялся.Пенилось утро пивом,в птичьем теряясь хоре…Вышел мужик из горя,умер мужик счастливым.

2Если нужно уйти, погасите свет.Я сотру ваши лица с цветных витрини поставлю табличку: «Отец един!» –оснований менять на другого нет.

37Вспомни отцово слово

На волшебной горе медоносных пчёл,где из месяца в месяц метёт пурга,он из белого ветра стихи слагал,чтобы я их для мамы потом прочёл.Собирал в тюбетейку лечебный мёд,раздавал аскорбинки по всей земле,первомайским флажком приходил ко мне,к маме тоже, бывало, – журналом мод.А когда я из вечности ждал письмаи бесстыдно подслушивал мамин плач,на балкон прилетал черноморский грачс новым сборником песен «Багамама».Иногда прибегали стада зверей,тарабанили правду ямальских тундр.Я тогда осознал, что отец мой мудр,самого Яромудра в сто крат мудрей.Повелитель животных, детей и пчёл,придающий планете любой наклон.Мне казалось, что папа большой дракон,огнеликий дракон с языком-мечом.Мне хотелось лететь над страной лесов,нападать на красавиц, творить добро,над Японией где-то крошить ядро,но тревожила мама набором снов…В девятнадцать пришёл молодой шаман,передал нам стихи и одно «Прости».Что-то хрустнуло вдруг в теменной кости…«Наконец-то одна», – улыбнулась мам.Прилегла в уголке, не сумела встать,изошла паутиной морщин-седин…Повторяя до смерти: «Отец един!»,Целовала ночами его тетрадь.

3Страх семенил ногами, страх подвигался ближе.Я убегал подъездом, падал в чужие лица.Мне предлагала деньги девушка в синем ситце,маленький добрый мальчик вслед закричал мне: – Ты же…Ты же всевышний, дядя! Мне о тебе вещалитуча на небе стылом, знатный великий дворник,бабушка (помню песню), мой гороскоп, мой сонниквстречу мне рисовали – в самом ещё начале.Холод мечтою пахнет, словно судьба дворами.Терпишь, когда заплачет то, что смеялось нынче?Ты же всевышний, дядя, только к семье привинченсердцем, в ночи щемящим, кровью, детьми, тенями.– Ты же всевышний, сынка, – впилась в плечо старуха. –

38 Олег Сешко

Дай нам немного жизни, холода полглоточка…Небо съедают дрязги, полночь кусает полночь,верим в тебя, о боже, верим в земную помощь.Если не ты – всё небо завтра свернётся в точку.– Всё, что захочешь, братец, звёзды ещё остались!Хочешь Звезду Героя? Дважды и трижды можем.Нужно помочь, солдатик, не убивай… В прихожеймедленно таял маршал на обнажённой коже.Странно, что вспомнил маму, глядя на китель талый.Значит, осталась мама в шаткой моей основе.С неба сходили снегом ангелы всех сословий.– Что там случилось, мама?– Веры в народе мало…

– Веры в народе мало? Где же достать лекарство?– Вспомни отцово слово, слово разверзнет землю.Выйди под снег, под стоны.– Слова достанет всем ли?Хватит души помочь им или уйти несчастным?– Хватит, мой милый. Знала, что не остыну в сыне.Встань за отца, всевышний, чти именины предков.

…Утро саднило в горле, билось в грудную клетку.Мама и папа вместе были со мной отныне.

ÑÅÌÜß

Осень, она – постоянный дождь,слякоть, ангина и даже грипп.Лето и зиму, бывает, ждёшь.В осень – влипаешь, вот я и влип!

Вышел из мороси и – в леса.Под ноги – листья, а в них – грибы.Белки с грибами – под небеса.Лисы за белками – на дубы.

Птица-синица – пискля писклёй:лис увидала – и ну звонить!Ветер, не целясь, метнул землёй –лопнула с треском паучья нить.

Бах! На душе моей – до-минор.В маленькой речке кусочки льда.Вылезли зайцы из тёмных нор,водят носами туда-сюда.

Холодом пахнет – пора белеть.Скоро под лапами хрустнет снег.Ельником робким ржавеет медь,сонная утка берёт разбег.

Нет, не лечу я сегодня с ней,в мокнущий город иду опять.Скоро неделя погожих дней –можно отлипнуть и не влипать.

Зайцы давно победили дрожь.Лисам за белок бы дать ремня…Свет не гасила на кухне. Ждёшь?Значит, мы снова с тобой – семья.

39Вспомни отцово слово

Ë¨Ò×ÈÖÀ

Тесно собаке в комнате, в старом промозглом хосписе.Голуби в лунном омуте песни поют о космосе,мухи влетают в форточку: «“Хай” тебе от поклонников!»Ангелы чешут мордочки, сидя на подоконниках.Смотрит на всех растерянно, зависть во взгляде вышита.Кажется – не растение, а не взлетишь повыше-то!В ухе свербит высотами, хочется в небо коршуном.Пчёлкой жужжать над сотами тоже ей не положено.«Кто он, великий выдумщик, «Главный над эскадрильями»?В хоспис его бы вытащить, вдруг нарисует крылья мне.Боль заберёт нечаянно (счастье когда-то было ведь).Ноги вернёт хозяину… Дело за малым – выловить!Значит, прорваться к выходу, лапы в пути изнашивать.Ангелы с жиру пыхают, вот бы хлебнули с нашего!Толстыми стали, ленными! Эх, проморгали прошлое…Нынче-то здесь, за стенами, служба им стоит дёшево.Чёрт с вами, спите, толстые. Вам не поднять хозяина. Помню, бежала вёрстами, в небо смеялась, лаяла…Таял хозяин куполом, белой снежинкой ласковой;в зиму летели кубарем, резали снег салазками,падали в реку буйную, шторм побеждали аховый,пели под шестиструнную, чай разбавляя сахаром.Ангелам было весело, резвыми были, жаркими.Двадцать второго вечером в пух разодрались ангелы…Сгинули той же полночью. Не было двое суток их.Скоро пять лет исполнится случаю с парашютами…Спят, не летают год уже. Крылья примерить хочется.В самую пору, то-то же! Станет собака лётчицей.Тссс! Погодите! Что-то здесь… что-то не очень правильно…Спите, не будьте жмотами. Ноги бы для хозяина…»

Над перелеском, хатами, над одинокой хижинойвыла стихи хвостатая, верная, тёмно-рыжая.Жалась к больному, гордому, грела крылами пыльными.Сказку слагал за городом «Главный над эскадрильями».

Олег МЕЛЬНИКОВТатьяна ПОЛЯКОВА

Драмат ургиЯ

ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯДрама в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Х Е Л Ь Г А ( О Л Ь Г А ) – великая княгиняС В Е Н А Л Ь Д – брат Хельги, воеводаГ Р Е Л Ь Д А – жена Свенальда, подруга ХельгиС В Я Т О С Л А В – сын ХельгиМ А Л – князь дреговичскийМ А Л У Ш А – дочь МалаП Е Р В Ы Й Д Р Е В Л Я Н И НВ Т О Р О Й Д Р Е В Л Я Н И НТ Р Е Т И Й Д Р Е В Л Я Н И НС О Т Н И КС Т Р А Ж Н И К ИВ О И Н Ы

41Великая княгиня

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина перваяКиев, 945 год. Светлица княжеского дворца. Стол, покрытый белым полотном, на

столе било (гонг), в углу идол бога Одина. В светлице Хельга и Грельда. Хельге 22 года, Грельда немного старше.

Г Р Е Л Ь Д А . Не печалься, Хельга. Перебьет князь Ингмар мятежников и сно-ва вернется к своей любушке.

Х Е Л Ь Г А . Ой, чувствует сердце беду. (Опускается на колени перед идолом.) Великий Один, подари победу князю! Молю, сохрани его!

Грельда тоже молится.

Г Р Е Л Ь Д А . Только посмотри какие: перечить Великому князю вздумали. Как свет стоит заведено: сказал князь умереть – сдохни без слова. А эти? Дани по-жалели! Кто они перед князем? Гной на конюшне, пыль под ногой! Успокоит их Ингмар, как мыши под метлой станут!

Х Е Л Ь Г А . Страшно мне, Грельда, очень древляне сильные.Г Р Е Л Ь Д А . А кто их силу видел, кто на себе попробовал? Сидят в лесах,

как медведи, прячутся в болотах, словно гадюки, смерды и есть смерды вонючие. А наш князь – орел. Императоров ромейских бил. И воеводы у него – орлы, мой Свенальд один сотни стоит. Не беспокойся, перебьем дикарей.

Х Е Л Ь Г А . Был весной князь Мал с посольством: не похожи они на дикарей. Говорят, и города у них не хуже наших, и дворцы...

Г Р Е Л Ь Д А . Да, приезжал Мал в Киев... (С удовольствием вспоминает.) Все девки дворовые смотреть бегали, много у кого сердце екнуло... Только зачем при-езжал? Ингмару поклониться! Дары богатые привез, власть киевскую признал, дань платить обязался.

Х Е Л Ь Г А . Издавна Киев – мать городов русских, издавна Киеву кланяются.Г Р Е Л Ь Д А . Взял вещий Хельг Киев – навеки его варяжским сделал. И мы

здесь навеки останемся: дети фиордов, внуки конунгов. Святослав великим кня-зем будет, а мой Лют – воеводой при нем. А что могут сделать эти холопы: древ-ляне, дреговичи, поляне против варягов? Смерды и есть смерды!

Х Е Л Ь Г А . Где Святослав?Г Р Е Л Ь Д А . Вместе с Лютом возле коней. Воинами дети растут: всю лозу

мечами посекли. Защита под старость будет.Х Е Л Ь Г А . Зачем Ингмар вернулся: разве мало взял в первый раз?Г Р Е Л Ь Д А . Великий князь – и траты великие. Много гривен поход на Визан-

тию стоил. С дружиной рассчитаться нужно. К новому походу золота собрать. И не может Киевский князь хуже польских и чешских жить.

Х Е Л Ь Г А . Недоволен народ, походов заморских не хочет.Г Р Е Л Ь Д А . От предков наших эти походы. Веками варяги на Византию хо-

дят. Великий Хельг щит свой на ворота Царьградские прибил, так что же – его потомкам трусливыми быть? А народ никуда не денется: как князь скажет, так и сделает.

42 Олег Мельников, Татьяна Полякова

Входит Свенальд, крепкий мужчина тридцати лет. Лицо в крови, одежда разорвана.Г Р Е Л Ь Д А (бросается к нему). Свенальд!Х Е Л Ь Г А . Где князь?С В Е Н А Л Ь Д . Нет князя. Под Искоростенем остался. И дружина с ним.Х Е Л Ь Г А (плачет). Что случилось?С В Е Н А Л Ь Д . Князь – великий, стратег – поганый. Как выгнали древляне

сборщиков, так и ударить надо было, смуту задушить. (Передразнивает.) «Эти древляне неповоротливые, как медведи. И трусливые, как зайцы. Увидят дружину на рассвете, сами все принесут». Сейчас напасть нужно, говорю. «Древляне – не ромеи, спешить некуда, утром нападем». Будто с ромеями отличился, флот свой под Царьградом пожег, сам чуть убежал.

Г Р Е Л Ь Д А . Бог Один не позволяет важных дел вечером.С В Е Н А Л Ь Д . Что ты понимаешь в ратных делах, баба. Малу его древлян-

ские боги позволили – ударил вечером по лагерю. Стрелы смоляные, зажженные пустил. Мы горим, как на ладони, а они в темени. Кто сгорел живьем, кто в сума-тохе в болоте утонул, а кто остался – тех в полон забрали.

Х Е Л Ь Г А . А муж мой?С В Е Н А Л Ь Д . Поганой смертью князь кончил. Пригнули две березы, привя-

зали к ним князя за ноги… Пополам разодрало Великого князя.По лицу Хельги текут слезы.

Г Р Е Л Ь Д А . А ты как спасся?С В Е Н А Л Ь Д . Дружинников всех Мал отпустил. Скоро в Киеве будут. А во-

евод сегодня должны были наказать. Конечно, не так люто, как Ингмара: отвели бы в капище Даждь-бога и перерезали бы глотки под молитвы, чтобы бога своего умилостивить. Только не стал я дожидаться такой почетной доли. Ночью сделали подкоп с Хельмутом и Тревором, смерда-охранника по голове да до коней. Хель-мута и Тревора стрелы догнали, а меня Один хранил.

Х Е Л Ь Г А . Что же теперь будет?С В Е Н А Л Ь Д . Плохо будет. Полегла дружина под Искоростенем. Придут

древляне в Киев – не удержимся. На полян надежда малая – не любят русичи ва-рягов. Готовьтесь к отплытию. Пересидим зиму в Полоцке, весной силы соберем, может, и вернемся.

Г Р Е Л Ь Д А . Что смогли Хрюрик и Хельг, сможет и Свенальд.С В Е Н А Л Ь Д . Другие сейчас времена, не такой доверчивый русский медведь.Г Р Е Л Ь Д А . Возьмешь весной Киев – Великим князем станешь!С В Е Н А Л Ь Д . Ума тебе, баба, Один пожалел. Есть в Киеве Великий князь

Святослав. И Великая княгиня есть. (Показывает на Хельгу.) Живыми бы остаться...

Входит сотник.

С О Т Н И К . Великая княгиня! Бояры из города Искоростеня приехали, к тебе просятся.

Х Е Л Ь Г А . Из Искоростеня? Что им нужно?С О Т Н И К . С посольством от князя Мала.С В Е Н А Л Ь Д . Веди сюда. (Сотник выходит.) Победители появились. Усло-

вия диктовать. Говори с ними приветливо, сестра, у них сейчас сила. (Грельде.) А ты домой. Нечего женщине в государственные дела лезть.


Грельда выходит.

Х Е Л Ь Г А . Я не хочу их видеть.С В Е Н А Л Ь Д . Великая княгиня должна принять послов. Откажешь – нападут

завтра на Киев. А так, может, откупимся.Х Е Л Ь Г А . Чем откупимся?С В Е Н А Л Ь Д . С холопов полянских соберем. Чем больше на смерда жмешь,

тем больше выжимаешь.Входят три древлянина. Это хорошо одетые бородатые мужчины средних лет. Низко

кланяются Хельге.

П Е Р В Ы Й . Челом бьем тебе, Великая княгиня. И тебя рады видеть живым и здоровым, воевода. (Хельге.) Посылает тебе князь наш Мал подарки свои скром-ные. (Ударяет в ладони. Два смерда вносят ящики с подарками, ставят и выхо-дят.) Зовет тебя князь разделить с ним стол Искоростеньский.

Х Е Л Ь Г А (гордо). Меня? Великую княгиню Киевскую?В Т О Р О Й . Род наш княжеский не ниже ваших свейских родов. Или тебе не-

известно, что Мал – потомок Великого Кия?Т Р Е Т И Й . Две жены у Мала: одна чешская княжна, другая – болгарская. За

честь считали их отцы породниться с князем.Х Е Л Ь Г А . Ваш Мал – мятежник и бунтарь. Он поднял руку на Великого кня-

зя, которому должен служить как данник.Т Р Е Т И Й . Никому древляне не должны служить!П Е Р В Ы Й . Послала нас земля Древлянская сказать тебе: мужа твоего убили

потому, что был он как волк, грабил и убивал, а наши князья хорошо правят зем-лей нашей. Выходи за нашего Мала.

Х Е Л Ь Г А . А если я откажусь от такой чести?В Т О Р О Й . Твоя воля, Великая княгиня. Только войско у нас быстрое: сегодня

в Искоростени, завтра – в Киеве.С В Е Н А Л Ь Д . Великая княгиня даст ответ через час, ей подумать надо, гости

почетные.Послы, низко кланяясь, выходят. Хельга бьет в било. Входит сотник.

Х Е Л Ь Г А (кричит в ненависти). В темницу их! В колодки! Пусть посидят!Сотник собирается выйти.

С В Е Н А Л Ь Д . Подожди. Не дождутся послов в Искоростени – с дружиной явятся.

Х Е Л Ь Г А . Меня, Великую княгиню Киевскую, третьей женой какого-то сла-вянского князька! Чтобы другие жены надо мной издевались!? Не быть этому!

С В Е Н А Л Ь Д (сотнику). Иди и жди приказа. Княгиня позовет.Х Е Л Ь Г А . Стой! Кто здесь хозяйка? В темницу послов!

Свенальд делает знак сотнику.

С О Т Н И К . Слушаюсь, Великая княгиня! (Выходит.)С В Е Н А Л Ь Д (жестко). Ты была пятой женой у Ингмара. И терпела.Х Е Л Ь Г А . Тогда я не была Великой княгиней!С В Е Н А Л Ь Д . У Мала сильное войско, а наши дружины полегли под Царь-

градом и Искоростенем. Кто защитит Киев? Бояре? Разбегутся мышами, увидев


древлянские полки. Через два дня войдет Мал в Киев и тебя за волосы потянет на свое ложе. И будешь ты не женой, а наложницей (пренебрежительно), Великая княгиня!

Х Е Л Ь Г А . В Полоцк! Мы еще вернемся!С В Е Н А Л Ь Д . Бросить все, что добыто вещим Хельгом? Отдать легко, взять

тяжело. Кто знает, вернемся ли? Такие воины, как я, всем нужны: и полоцкому князю, и франкскому королю, и ромейскому цезарю. А ты, сестрица, с сыном куда денешься? Пойдешь в жены к простому дружиннику, и Великий князь Святослав будет держать стремя какому-нибудь сотнику.

Х Е Л Ь Г А . Ты же сам предлагал Полоцк.С В Е Н А Л Ь Д . Тогда не было посольства. Сейчас главное – время. Согласись с

послами, Хельга. Только скажи, что Один запрещает вдове сразу выходить замуж. Дух Ингмара должен добраться до поля валькирий. Пусть присылают сватов че-рез два месяца. А я за это время пошлю гонцов в Полоцк к Рогволду и в Новгород к Асмусу. Помогут – может отобьемся. А если победим – древляне расплатятся.

Х Е Л Ь Г А . А если не победим?С В Е Н А Л Ь Д (жестоко). Тогда тебе лучше быть мертвой Великой княгиней,

чем живой княжеской подстилкой.Х Е Л Ь Г А (задумчиво). Послы уже в колодках.С В Е Н А Л Ь Д . А может, еще не успели заковать? (Бьет в било. Входит сот-

ник.) Что делают послы?С О Т Н И К . Ожидают ответа Великой княгини.С В Е Н А Л Ь Д . Зови. (Сотник выходит.) Будь ласковой, Хельга. Они довер-

чивые, эти славяне, но очень уж ты мрачная. Не должны послы ни о чем догадать-ся.

Х Е Л Ь Г А . Я попробую.С В Е Н А Л Ь Д . Помни о сыне, сестра.

Входят древляне, низко кланяются Хельге.

П Е Р В Ы Й . Слушаем твое слово, Великая княгиня.С В Е Н А Л Ь Д . Великая княгиня согласна стать женой князя Мала.Т Р Е Т И Й . Это правда, княгиня?Х Е Л Ь Г А . Передайте мое согласие князю. Только по воле Великого Одина я

смогу поделить с ним ложе лишь через два месяца: муж мой Ингмар успеет дой-ти до полей благословенной Вальхаллы, будет там сражаться рядом с великими воинами, пить мед и миловать крутобедрых валькирий. Питье забвения заставит его забыть Киев, свой позор и меня – свою жену, и не будет он гневаться на меня. Присылайте тогда посольство почетное из мужей знаменитых, а то не отпустят меня из Киева.

Т Р Е Т И Й . Долго князя ожидать заставляешь.В Т О Р О Й . Обижаешь нас, Великая княгиня, мы и есть самые знатные и зна-

менитые.Х Е Л Ь Г А (не слушая). Еще передайте Малу, что должна я насыпать курган

великий и сделать тризну погребальную, чтобы не разгневать богов. Иначе плохо встретят Ингмара валькирии в холодном мире. Пусть Мал придет на поминаль-ную беседу и выпьет чару на могиле Ингмара.

П Е Р В Ы Й . Все скажем князю.


С В Е Н А Л Ь Д . Счастливого пути, гости дорогие. Ждем вас через два месяца здесь, а князя Мала – на тризне.

В Т О Р О Й . Будь здорова, Великая княгиня Киевская, будущая княгиня Древ-лянская.

Послы, кланяясь, выходят.С В Е Н А Л Ь Д . Через два месяца по-другому говорить будем.Х Е Л Ь Г А (эхом). … будущая княгиня Древлянская!?

ЗАНАВЕС

Картина втораяЧерез два месяца. В светлице Хельга и Грельда.

Г Р Е Л Ь Д А . Скоро возьмет Свенальд проклятый Искоростень – полностью расплатимся с мятежниками.

Х Е Л Ь Г А . Велика земля Древлянская.Г Р Е Л Ь Д А . Не будет князя – разбегутся холопы.Х Е Л Ь Г А . Неприступен Искоростень. Не пробьют наши стрелы каменные

стены.Г Р Е Л Ь Д А . Да, крепко они на скалах засели, не подойти. Да есть же им что-

то надо. Только бы Мал выжил.Х Е Л Ь Г А . Ты что, жалеешь его?Г Р Е Л Ь Д А (смеется). Жалею? Посадим в железную клетку и будем людям

показывать, пусть плюют в его поганую рожу. А потом казним, как Ингмара.Х Е Л Ь Г А . Древляне его любят.Г Р Е Л Ь Д А . А разве древляне – люди? Живут в пуще и болоте, как зверюги. И

поступки у них звериные. Великого князя как смерда наказали. Умер Ингмар без меча в руке. И не попасть ему на поля Вальхаллы. Будет в темном Хелле ожидать корабля мертвецов.

Х Е Л Ь Г А . А тебе Мал что сделал?Г Р Е Л Ь Д А . Мне? Он поднял руку на Великого князя! Он замахнулся на

власть, завещанную богами! Сегодня он посчитал себя равным Великому князю, а завтра каждый холоп будет считать себя равным боярину. Все перемешается, и Лок повалит дерево судьбы. Свет обвалится, и мы, как поганые смерды, будем копошиться в земле…

Х Е Л Ь Г А . У Мала свои боги, он их слушает.Г Р Е Л Ь Д А . Слава Одину, есть кому защитить справедливость. Могуч Све-

нальд, а потом и дети подрастут. Свенальд говорил: битву начинали – Святослав первый копье кинул. Близко кинул, но закричала дружина: «За князя!» и смяла древлян.

Х Е Л Ь Г А . Едва забрала я его в Киев, не хотел ехать.Г Р Е Л Ь Д А . А я Люта оставила. Пусть привыкает к походам.Х Е Л Ь Г А . Они же еще дети!Г Р Е Л Ь Д А . Хоть и дети, но варяги!

Входит Свенальд.

Х Е Л Ь Г А . Свенальд? Ты в Киеве? Что случилось?


С В Е Н А Л Ь Д . Ничего не случилось. Надоело топтаться около Искоростеня, с вами решил увидеться.

Г Р Е Л Ь Д А . Долго еще осаду держать будем?С В Е Н А Л Ь Д . Самое большое – две недели. Шпионы доносят: кошек в Ис-

коростени поели. Возьмем город, прочешем землю Древлянскую, как речку не-водом, все добро выловим.

Х Е Л Ь Г А . Взбунтуются смерды.С В Е Н А Л Ь Д . Без князя холопы, как тараканы, все в щели забьются. А нам за

помощь рассчитаться нужно. (Грельде.) Пойдем, соскучился я в шатре по теплому боку. (Толкает Грельду в бок, та хихикает.) Будь здорова, сестра.

Свенальд и Грельда выходят. Хельга становится на колени перед идолом Одина, молится. Входит сотник.

С О Т Н И К . Великая княгиня! Еще один чародей пришел. Звать или нет?Х Е Л Ь Г А (встает). А что он может?С О Т Н И К . Говорит, что судьбу предсказывает.Х Е Л Ь Г А . Зови.Сотник выходит и возвращается с согнутым мужчиной, лицо которого закрыто

капюшоном. Мужчина кланяется Хельге.

Х Е Л Ь Г А (сотнику). Иди. (Сотник выходит.) Правда, что ты будущее уви-деть можешь?

М У Ж Ч И Н А . Высоко сидят боги, и не позволено смертным знать об их за-думках. Немногое мне открыто: что завтра будет – знаю, а что потом – нет.

Х Е Л Ь Г А . Говори что знаешь!М У Ж Ч И Н А . Возьмет Свенальд Искоростень – дома огнем спалит, колодцы

камнями завалит, капища священные с землей перемешает. Полягут мужи древ-лянские под мечами варяжскими, и не защитят они дев и жен от позора. Сон и плач пойдут по земле Древлянской. Но не покорятся древляне, соберут силы в пущах и болотах. Надолго ляжет ссора между древлянами и полянами. Зарастут поля чертополохом. Исчезнут люди, только волки будут выть да вороны мертве-цов клевать. Ослабнет земля Русская, придут кочевники и заполонят ее.

Х Е Л Ь Г А . А сын мой? Что с ним?М У Ж Ч И Н А . Про то не знаю, молчат боги.Х Е Л Ь Г А . А князь Мал?М У Ж Ч И Н А . Убьют князя.Х Е Л Ь Г А . Ужасны твои пророчества, ворожей. Не брешешь ли ты? Не под-

дельный ли ты чародей?Чародей снимает капюшон. Это крепкий мужчина лет тридцати.

М У Ж Ч И Н А . Не ворожей я, княгиня.Х Е Л Ь Г А . Князь Мал!? Как осмелился ты прийти сюда? (Собирается уда-

рить в било.) Сейчас позову охрану!М А Л . Подожди, ради Даждь-бога подожди. Не кричи, всегда позвать успе-

ешь. Не со злом я до тебя, а с просьбой о милости.Х Е Л Ь Г А (насмешливо). Мой гордый жених, самый смелый русский князь

просит милости? Глазам своим не верю… И какой же ты милости хочешь? Уж не той ли, что два месяца назад?


М А Л (становится на колени). Не для себя прошу, для народа своего. По-бедила ты, Хельга, обманула и победила. Советовали бояре не верить тебе, идти на Киев, не послушал советов. Не хотел кровь людскую в Днепр пускать, думал по-доброму согласия найти.

Х Е Л Ь Г А . А кровь Великого князя Ингмара другого цвета?М А Л . Не человеком был Ингмар, а волком. Если повадится серый до овец,

нужно убить его, а то погубит все стадо. А князь не волком народу должен быть, а пастухом. Думал я с тобой смотреть русскую землю.

Х Е Л Ь Г А . Трудно варягам с русичами ужиться, кто-то один верховодить дол-жен.

М А Л . Богатая и привольная земля наша, и места на ней всем хватит: и ру-сичам, и варягам, и грекам, и всем остальным, только бы заботились о ней, а не паскудили. Варяги – добрые воины, нашлось бы для них ратное дело. Ты же не такая, как муж твой Ингмар или брат твой Свенальд.

Х Е Л Ь Г А . А какая я?Входит сотник. Мал отворачивается и наклоняется.

С О Т Н И К . Зачем звала, Великая княгиня?Х Е Л Ь Г А . Это у тебя в ушах звенит! Иди!

Сотник выходит.

М А Л (взволнованно). О милости прошу, Великая княгиня. Стою перед тобой, князь Древлянский, отвергнутый жених, без оружия стою, без воинов. Делай со мной что хочешь: хочешь – в темницу кинь, хочешь – казни смертью лютою, хо-чешь – обесславь на всю Русь светлую. Только не разоряй землю Древлянскую. Сними осаду с Искоростеня, спаси жен и детей Искоростеньских, ты же тоже мать! Победила ты своего врага ненавистного, так зачем же мстить неповинным людям!?

Х Е Л Ь Г А . Кровь, всюду кровь… А можно ли прожить без крови?М А Л . Велели нам боги держать оружие, но кровь невинную лить нельзя.Х Е Л Ь Г А . А может, еще не поздно: я поеду с тобой в Искоростень… Мы бу-

дем жить разом, спать на одном ложе?М А Л . Ты говоришь правду, Хельга?Х Е Л Ь Г А . И ты будешь меня любить?М А Л . Буду, Хельга. Даждь-бог приказывает любить жен. Согласие лучше

ссоры. Заживут наши люди хорошо.Х Е Л Ь Г А . Гори они огнем, твои смерды, князь! Тебя я люблю! Тебя одного!

(Бросается на шею, заглядывает в глаза.) Когда первый раз с посольством при-ехал, тогда и присушил. Разве сравнишь тебя с нашими мужланами? Только не вольная в поступках княжеская жена. Прогоняла я смуту из сердца, да не прогна-ла. Обидел, оскорбил ты меня, когда победителем сватов прислал. Разозлилась я на тебя, а встретились на тризне – и пропала злость. Посмотрел на меня, чарку до губ поднес, екнуло сердечко, попало в силки, как голубка. Вот муж мой, подумала, любовь моя запоздалая! Только привел брат дружины, а в ратных делах он у меня совета не просит. Мне все равно, где жить: в Киеве или в Искоростени, – лишь бы с тобой. Скажи, что больше других жен любить будешь, и едем в Искоростень!


В светлицу вбегают Свенальд, сотник и несколько стражников, бросаются на Мала. Короткая схватка, в которой побеждают вбежавшие. Стражники крепко держат

Мала за руки.С В Е Н А Л Ь Д (глумливо). Сам князь Древлянский пожаловал. Это ж подумать:

все дозоры обманул. С чем пришел? И почему тайком, без свиты и подарков?М А Л . Не к тебе пришел. С В Е Н А Л Ь Д . Знаю. К Великой княгине. Разжалобить хочешь. Хорошо, что

не успел. (Стражникам.) В колодки его!Стражники тянут Мала к выходу.

Х Е Л Ь Г А . Не трогать! (Стражники в нерешительности останавливаются.) Слушать меня! Кто здесь Великая княгиня Киевская!?

М А Л . Не держите меня, клянусь Даждь-богом, не убегу.Стражники смотрят на Свенальда.

С В Е Н А Л Ь Д . Можно поверить княжескому слову. Отпустите его.Стражники отпускают князя.

Х Е Л Ь Г А . Я согласилась стать женой князя Мала. Мы едем в Искоростень.С В Е Н А Л Ь Д . Еще раз согласилась? Два месяца назад, не успел остыть бед-

няга Ингмар … а сейчас … Вот-вот падет Искоростень … Зачем? Но что делать княжескому воеводе? Любовь вам да согласие. (Кланяется, как скоморох.) Тебя, Хельга, поздравляю, и тебя, Мал, тоже. Титул Великого князя Киевского приме-ряешь?

М А Л . Мне своего титула хватает.С В Е Н А Л Ь Д . Это ты сейчас так говоришь, а потом разохотишься.М А Л . Мое слово крепкое, клянусь Даждь-богом.С В Е Н А Л Ь Д . Мы с тобой мужи государственные, князь. А они клянутся,

когда выгодно, а потом плюют на клятвы. Все, что для государства, все хорошо.Вбегает Грельда.

Г Р Е Л Ь Д А . Попался, мерзавец! (Бросается на Мала.) Повырываю волоса твои паскудные, плюну в глаза твои поганые. (Свенальд оттаскивает Грельду от князя. Та плюет.) Тьфу!

С В Е Н А Л Ь Д . Заткни глотку, Грельда!Г Р Е Л Ь Д А . Сразу, как сотник прибежал, поняла, что дело нечистое. Смотри,

а он уже здесь, беда его забери! (Снова плюет в князя.) Услышал Один мои мо-литвы.

С В Е Н А Л Ь Д . Позволь, Великая княгиня, князя в соседнюю светлицу отве-сти. А мы с тобой по-родственному поговорим.

Х Е Л Ь Г А . Иди, князь. Ничего тебе не сделают.С В Е Н А Л Ь Д (сотнику). Отведи князя в соседние покои, но глаз с него не

спускай. Хоть и верю я княжьему слову…Сотник, Мал и стражники выходят.

С В Е Н А Л Ь Д . Поздравь Хельгу, Грельда: она замуж за Мала выходит.Г Р Е Л Ь Д А . Что? За этого? Белены объелась, или боги разум отобрали? Он

же твоего мужа лютой смертью покарал! Не видит Ингмар райских полей Валь-халлы!


Х Е Л Ь Г А . Я люблю Мала.Г Р Е Л Ь Д А . Честь и совесть потеряла, как последняя распутница.С В Е Н А Л Ь Д . Ты забыла…Х Е Л Ь Г А (перебивает). Что я забыла? Что мне чуть больше, чем двадцать

весен, а мою постель давно не согревает мужчина? Что Грельда после твоего при-езда веселая ходит, а я почти каждую ночь хочу выть на луну?

С В Е Н А Л Ь Д . Ты забыла, что ты – Великая княгиня. Государство – вот твоя любовь.

Х Е Л Ь Г А . Значит, моя жизнь окончилась? Какие милостивые были дикари-скифы, когда убивали жену вождя на его тризне. Хочу просто любить, хочу, чтобы меня обнимали сильные руки Мала!

Г Р Е Л Ь Д А . Любовь только девке неразумной хороша…Х Е Л Ь Г А . Кому бы учить, а тебе бы молчать. Думаешь, я не слышу, как ты

стонешь, когда Свенальд ночует дома.Г Р Е Л Ь Д А (растерянно). Твой брат – мой муж перед богом.Х Е Л Ь Г А . А где мой муж перед богом? В царстве вечной ночи, сложив голову

без славы, доблести и чести! Что ему до меня? А разве были у меня девичьи годы? Разве натешилась я с подружками на гулянках веселых? Кинули меня пятнадцати-летнюю на ложе этого кабана распаленного, расплатились сестрой за воеводский титул!

С В Е Н А Л Ь Д . Дура! Ингмар любую девку взять мог. Тебе еще повезло, что мор уничтожил княжьих детей, а старые жены родить не могли.

Х Е Л Ь Г А . Повезло? Лучше бы не везло. Чувствовать его потные ладони, его немощные потуги, гнилой смрад изо рта… Сил не было, а любил приходить по-сле полуночи. Распалится, старый хорь, замордует всю, пока… Спасибо Одину, понесла скоро.

Г Р Е Л Ь Д А . Вот дурища! Великой княгиней зато стала, любая баба за это полжизни бы отдала!

Х Е Л Ь Г А . Это тебе, братец, повезло. Стала я княжеской женой – ты воеводой сделался, родила наследника – главным воеводой. Рассчиталась я целиком за твои успехи, хочу для себя пожить!

Г Р Е Л Ь Д А (насмешливо). Третьей женой у Мала?Х Е Л Ь Г А . У Ингмара пятой была, а подсчитать еще старых жен – со счету

собьешься.С В Е Н А Л Ь Д . Ты – дочь конунга.Х Е Л Ь Г А . Где эти свейские земли? Был наш отец конунгом, а земель у ко-

нунга не было, соседи отобрали, вот и пошел на дракарах в чужие земли добро добывать. А я здесь родилась. И сын мой русское имя носит. Русь – моя родина! Русские березы мне дороже заморских мхов!

Г Р Е Л Ь Д А (ехидно). Особенно те березы под Искоростенем.Х Е Л Ь Г А . Сожгла я те березы.Г Р Е Л Ь Д А . Ты убийцу мужа покарать должна.Х Е Л Ь Г А . Сама просила у бога смерти Ингмара. Конечно, не такой лютой.

Прости мне, Один (бросается на колени перед идолом)!Г Р Е Л Ь Д А . Накажет тебя бог за те молитвы. Не дождешься от Мала любви.

Он кроме своей чешки ни на кого не смотрит: справная, румяная, косища до пят.Х Е Л Ь Г А . И я не хуже.


Г Р Е Л Ь Д А . Вторая, болгарка, тоже красивая, женился на ней, чтоб договор заключить, да только редко к ней заходит, детей до этого времени нет. Посмотрел бы на тебя Мал, как же, если бы не была Великой княгиней.

Х Е Л Ь Г А . Знаю, не любит меня Мал. Зато я люблю, и моей любви на двоих хватит. Может, и он полюбит, если ближе узнает…

Г Р Е Л Ь Д А . Дождешься, болгарка шесть лет ожидает.С В Е Н А Л Ь Д . Это хорошо, Хельга, что князя любишь. Люби на радость, мы

тебе не враги.Г Р Е Л Ь Д А . Что ты говоришь?Х Е Л Ь Г А . Завтра еду в Искоростень!С В Е Н А Л Ь Д . Зачем спешить, Великая княгиня, договор подписать нужно,

осаду снять, свадьбу сыграть…Г Р Е Л Ь Д А (фыркает). А то не понимаешь? Оголодала баба. Голодной кури-

це просо на уме.Х Е Л Ь Г А . Сейчас же прикажешь снять осаду!С В Е Н А Л Ь Д . На ночь гонцов не посылают.Х Е Л Ь Г А . Хорошо, тогда утром. Святослава с собой заберу.С В Е Н А Л Ь Д . Нет, княгиня. Святослав – наш князь. Мы князя не отдадим.Х Е Л Ь Г А . Сын должен рядом с матерью быть. А подрастет – будет вам князь.С В Е Н А Л Ь Д . Может, и подрастет. Но Великим князем не сделается. Добры-

ня станет Великим князем, а Святослав разве что воеводой.Г Р Е Л Ь Д А (в сторону, но так, чтобы слышала Хельга). Быть тебе, племян-

ничек, холопом или дружинником у дикаря.Х Е Л Ь Г А (гневно). Не будет холопом мой сын!С В Е Н А Л Ь Д . Не бойся, Хельга, не будет. Потому, что не подрастет. Боги

метят детей у престола, а кругом столько случайностей.Х Е Л Ь Г А . Ты о чем?С В Е Н А Л Ь Д . Или конь понесет, или с крыши упадет, или на ножик, играю-

чи, напорется. А может, просто так мгновенно и умрет.Х Е Л Ь Г А . Мал этого не сделает.С В Е Н А Л Ь Д . Конечно, но сколько найдется охотников помочь Великому

князю Искоростеньскому.Х Е Л Ь Г А . Нет!С В Е Н А Л Ь Д . Ты открыла мне глаза, сестра, как я стал главным воеводой.

А сейчас моя очередь рассказать, как ты стала Великой княгиней.Х Е Л Ь Г А . Без тебя знаю: впихнул на княжеское ложе!С В Е Н А Л Ь Д . Роксану помнишь?Х Е Л Ь Г А . Жена Ингмара? Которая в Днепре утонула?С В Е Н А Л Ь Д . Помнишь… Разом взял вас Ингмар девками, а вот забрюхатела

она раньше. Не повезло бедняге, затащило в вир вместе со служанкой. И рядом никого не было, чтобы спасти.

Х Е Л Ь Г А (взволнованно). Это ты!?С В Е Н А Л Ь Д . Сколько детей после Ингмара осталось?Х Е Л Ь Г А (кричит). Ты-ы-ы!!!Г Р Е Л Ь Д А . Трое.С В Е Н А Л Ь Д . Святослав и две девки. А сыны где?Г Р Е Л Ь Д А . Один от лихорадки умер, другой в светлице угорел…


С В Е Н А Л Ь Д . Что задолбила, как дятел: ты-ты-ты. Какая разница кто? Глав-ное, что Хельга – Великая княгиня! А Святослав – Великий князь! Так что, се-стрица дорогая, одной цепью мы связаны: ты меня главным воином сделала, а я тебя – Великой княгиней.

Х Е Л Ь Г А . Видит Один: не знала я об этом! Не хотела!С В Е Н А Л Ь Д . А чтобы твой сын живым остался, хотела? А то, что двое моих

людей днем и ночью с него глаз не сводили, видела? А то, что они его три раза от гибели спасли, знала? (Хельга молчит.) Года не проживет племянничек мой любый в Искоростени. Некому его там охранять. И не нужна им причина для бу-дущих свар. (Хельга молчит.) Или еще одного наследника родить собираешься?

Г Р Е Л Ь Д А . Родит, жди. Болгарка шесть лет собирается.С В Е Н А Л Ь Д . Может, бесплодна болгарка. А ты сына родить можешь, на-

следника – никогда!По лицу Хельги текут слезы.

С В Е Н А Л Ь Д . Ты все же собираешься в Искоростень? (Хельга молчит.) Вот и хорошо, Великая княгиня. А мятежника я прикажу кинуть в темницу.

Х Е Л Ь Г А . Нет!С В Е Н А Л Ь Д . Забудь навсегда, что ты баба! Не баба ты, а государыня. Что

хорошо для государства, то и для тебя! А не можешь государыней быть, отойди в сторону – другие твоему сыну помогут.

Х Е Л Ь Г А (вытирает слезы). Нет, Свенальд, не государыня я, а только станов-люсь ей. Хватит ссор. Не нужно крови. Пусть живут древляне. Выбьем их сейчас, бросим в нищету, кто дань платить будет?

Г Р Е Л Ь Д А . Битый да сердитый мошну скорей откроет…Х Е Л Ь Г А . Если у него мошна останется. (Бьет в било. Входит сотник.) При-

веди князя!С О Т Н И К . Слушаюсь, Великая княгиня. (Выходит.)С В Е Н А Л Ь Д . Надеюсь, что держать себя будешь как государыня.

Сотник и стражники вводят Мала.

С В Е Н А Л Ь Д . Идите, но держитесь поблизости.Сотник и стражники выходят.

Х Е Л Ь Г А . Люблю я тебя, князь, но нет судьбы быть нам вместе. Тяжел венец Великой княгини, не могу только о себе думать.

М А Л . Воля твоя, княгиня. Об одном только прошу: о милости к побежденным.Г Р Е Л Ь Д А . Открывайте ворота, будет вам милость.М А Л . Не у тебя прошу, у Великой княгини.С В Е Н А Л Ь Д . Просить нужно у того, кто может дать.М А Л . Это правда, Великая княгиня. Твой титул – только титул, а власть у во-

еводы.Х Е Л Ь Г А . Только титул… Великая княгиня без власти…М А Л . То, что я скажу, и тебе на пользу, Свенальд.С В Е Н А Л Ь Д . Что же, слушаю, князь.М А Л . В твоих я руках, делай со мной что хочешь, только сними осаду с Ис-

коростеня.С В Е Н А Л Ь Д . Я с тобой и так что захочу, то и сделаю.


Г Р Е Л Ь Д А . Покараем тебя по-лютому, чтобы перед смертью Ингмара вспом-нил.

С В Е Н А Л Ь Д . Молчи, женщина, когда мужи государственные говорят.М А Л . Будешь милостивым, прикажу отдать город.С В Е Н А Л Ь Д . Через неделю сам туда зайду.М А Л . Древлянская земля – не один Искоростень. Сильны воеводы в пущах,

да и народ не согласится с неволей. Растащут твою дружину в лесных засеках, как Ингмарову.

С В Е Н А Л Ь Д . Что же ты хочешь, князь?М А Л . Я прикажу сдать крепость, а ты отведешь войско от наших земель. Мы

сами соберем дань.С В Е Н А Л Ь Д . А сколько дадите?М А Л . Сколько и Ингмару.С В Е Н А Л Ь Д . Мало, князь.МАЛ. Подумай, воевода, что ты найдешь и что потеряешь в древлянских лесах.СВЕНАЛЬД (думает). Хорошо. Великая княгиня милостива и потому согласна

с твоими предложениями.М А Л . Спасибо, Великая княгиня.Г Р Е Л Ь Д А . А с князем что делать будем?М А Л . Ты, женщина, желаешь моей смерти? Я готов к ней.Х Е Л Ь Г А . Нет.С В Е Н А Л Ь Д . Зачем нам тебя убивать, с древлянами ссориться? Слабы мы

сейчас после ромейских походов. Ты у нас в темнице посидишь, а в Искоростень наместника пошлем.

Х Е Л Ь Г А . Не позволю князя в темницу кидать. Пусть во дворце живет, под охраной.

С В Е Н А Л Ь Д . Не было еще такого, Великая княгиня, чтобы пленного во дворце держали.

Х Е Л Ь Г А . Мое слово последнее: не будет он в темнице!С В Е Н А Л Ь Д . Хорошо, Великая княгиня, сделаем по-твоему. Найду я для

князя место надежное и чтобы рядом с Киевом. Будешь, Мал, в Любече жить, под хорошей охраной. И княгиню твою любимую привезу. А может, двух?

М А Л . Добрый ты, Свенальд. Буду славить твою милость перед Даждь-богом.Г Р Е Л Ь Д А . Убежит он сразу.С В Е Н А Л Ь Д . Думаешь, не догадался князь, о твоей надежде? Но есть запо-

ры сильнее стен каменных и замков железных. Детей твоих, Добрыню и Малушу, в Киев заберу. К Великой княгине во дворец, под ее руку. Только слабы женские руки: сделаешь шаг из Любеча…

М А Л . Ах ты волк лютый!С В Е Н А Л Ь Д . Ну, так что, согласен?М А Л . Согласен.С В Е Н А Л Ь Д . На том и договорились. (Бьет в било. Входит сотник.) Забери

князя.Сотник выходит и возвращается со стражниками.

М А Л . Прощай, Великая княгиня. Помни, что я говорил, помни о людях рус-ских.


Х Е Л Ь Г А . Прощай, князь!Стражники выводят князя.

С В Е Н А Л Ь Д (сотнику). Стой. (Тихо.) Твои люди много чего слышали в этих покоях, побеспокойся о них.

С О Т Н И К . Известно, воевода. (Выходит.)Х Е Л Ь Г А . Я пошлю в Любеч своих людей, чтобы с князем не случилось беды.С В Е Н А Л Ь Д . Беду посылают боги. И не отведут ее твои сторожа. Но не бес-

покойся о князе: не опасный он сейчас.Х Е Л Ь Г А . Все равно пошлю.С В Е Н А Л Ь Д . Как хочешь, Великая княгиня. О чем еще с князем говорили?Г Р Е Л Ь Д А . Вот до чего дошли, с дикарями торгуемся.С В Е Н А Л Ь Д . Было бы сил побольше, раздавили бы, как крыс.Х Е Л Ь Г А . Нужны князья-пастухи, а не князья-волки. Нужно не драть народ,

а пасти его, чтобы смерды богатели.С В Е Н А Л Ь Д . Дерешь семь шкур – и казне роскошь.Х Е Л Ь Г А . Будет каждый богаче, будет и дань больше.С В Е Н А Л Ь Д . Что же, нам, варягам, охранять этот народ?Г Р Е Л Ь Д А . Дурные мы, бабы: понравится мужик, что не наговорит, всему

верим.Х Е Л Ь Г А . Нас здесь горстка, а русичей – тысячи. Пойдем против них – унич-

тожат, в пыль затопчут. Мы, Свенальд, здесь родились и другой земли не видели. Хотим остаться – по-другому жить надо.

Хельга бьет в било. Входит сотник.

С О Т Н И К . Слушаю, Великая княгиня.Х Е Л Ь Г А . Спрячешь завтра это. (Показывает на идол Одина.) И поставишь

Перуна.Г Р Е Л Ь Д А . Что ты делаешь, Хельга? Не простит Один оскорбления!Х Е Л Ь Г А . Ничего, Перун защитит. Живешь в славянской стране – молись сла-

вянским богам, здесь их вотчина. (Сотнику.) И еще, позовешь завтра летописца.С О Т Н И К . Слушаюсь, Великая княгиня. (Выходит.)С В Е Н А Л Ь Д . А это зачем?ГР Е Л Ь Д А (ехидно). Умные мысли Мала записать.Х Е Л Ь Г А . Переделать историю! Не захватывал Хрорик Новгород, сами жите-

ли позвали его! И Хельга киевляне тоже позвали! И не варяжка я, а славянка! Под Псковом родилась!

Г Р Е Л Ь Д А . Изменить земле предков? Накажут тебя боги!С В Е Н А Л Ь Д . Зачем тебе это?Х Е Л Ь Г А . Умный ты, братец, а главного не понимаешь. Не врагами должны

быть мы для них, а русичами!Г Р Е Л Ь Д А . Опомнись, Хельга!Х Е Л Ь Г А . Нет больше варяжки Хельги, дочери конунга! Есть Великая княги-

ня Ольга, славянка из-под Пскова!ЗАНАВЕС


ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Картина третьяЛюбеч. 957 год. Покои в крепости. В покоях Мал, первый и второй древляне. За двенад-цать лет князь, конечно, не помолодел, но и сейчас Мал – крепкий, сильный мужчина.

П Е Р В Ы Й . Послали нас, князь, бояре древлянские. Две ночи тайными троп-ками шли, а днем от шпионов киевских в чащобе прятались. Спасибо богам, не дали погибнуть.

М А Л . С чем пришли, бояре?В Т О Р О Й . Плачет земля Древлянская, стонут люди древлянские от угнете-

ний Ольги. Не дает нам жизни Великая княгиня.М А Л . Загадали вы мне загадку, бояре. Смотрел я на дела Ольгины и радовал-

ся, очень разумными и полезными они мне казались. Двенадцать лет без войн. С хазарами мир подписали. От похода на Царьград отказались, а сколько раньше русичей за ромейское золото головы клали. Не знаю, что и думать …

П Е Р В Ы Й . Издали, князь, смотришь, земли родной не видишь.М А Л . Далеко Искоростень, ваша правда, но и в Любече русичи живут, их

вижу. Вместо мечей плуги куют. Не боевые – торговые лодки по Днепру ходят.П Е Р В Ы Й . Да, богатеет народ полянский, а древлянский шею на Ольгу гнет.

Все для полян Ольга делает, во вред древлянам. Сил нет терпеть, смута великая сбирается. Луки и мечи готовим.

В Т О Р О Й . Мягко Ольга стелет, да жестко спать. Все привилегии бояре по-лянские забрали. А мы, роды знатные, древние, даже ниже кривичей и дреговичей очутились.

П Е Р В Ы Й . Думали смуту начать, пока Ольга в Царьграде была. Не успели. Возвращается княгиня. Если вчера не вернулась, то сегодня-завтра.

В Т О Р О Й . Новую веру из рук цезаря получила, имя новое. Жрецов ромей-ских с собой везет, ринутся ромеи в Киев.

М А Л . Ромейский бог – не ромейские войска. Поменяла Одина на Перуна, а Перуна на Христа. Значит с цезарем договор заключила, и без ладей и воинов.

В Т О Р О Й . Волнуется народ, как бы не заставила княгиня веру новую при-нять, от богов настоящих отказаться, рабу поганому ромейскому кланяться. Мно-го у нее в свите христиан.

М А Л . Не сосчитать богов на свете. И каждый себя настоящим считает. Здесь, в Любече, кому только не молятся: и Перуну, и Христу, и Одину, а ссор из-за этого не бывает.

П Е Р В Ы Й . Набрала Ольга силу. Сама княжит, никого не слушает.М А Л . А Святослав?П Е Р В Ы Й . Молодому князю государственные дела не интересны. В забавах

ратных время проводит.В Т О Р О Й . Женила его Ольга на княжне угорской, так у молодой жены почти

не бывает, все на коне да в шалаше. К походам готовится, мало ему земли Киев-ской.

П Е Р В Ы Й . Тебя, князь, зовем. Смута идет великая. Народ поднимается на бой за правду! Веди нас, князь! С тобой победим! Без тебя трудно будет!


М А Л . Снова война, снова смерть и разрушение.В Т О Р О Й . Народ и так в нищете, хуже не будет.П Е Р В Ы Й . Смотри, князь, у древлян и другие воители есть, без тебя сможем.М А Л . Зачем же ко мне пришли?В Т О Р О Й . Уважают тебя люди, за тобой куда хочешь пойдут.П Е Р В Ы Й . Двенадцать лет без тебя, князь. Но помнят древляне, как с тобой

за правду боролись, с Ингмаром-волком бились, как ты за народное счастье волю свою отдал. Кому же еще войска вести против Ингмаровой жены? (Князь думает.) Решай, князь!

М А Л . Как дети мои в Киеве?В Т О Р О Й . Подросли твои дети. Добрыня, как и раньше, дубок-богатырь, все

время около Святослава.П Е Р В Ы Й . Коней глядит у Великого князя. А Малуша – рабыней у Ольги. За

корявую тряпку ее Ольга держит.М А Л . Рабыней?В Т О Р О Й . Не рабыней, а ключницей. Дружелюбная к ней Ольга.М А Л . Тронусь я отсюда, и смерть найдет моих детей. Меня сначала сильно

стерегли, а сейчас в полглаза смотрят. Знает Свенальд, что крепче замков дети в Киеве.

В Т О Р О Й . Добрыню Святослав защитит, а Малушу – Ольга.М А Л . От Свенальда не спрячешься.П Е Р В Ы Й . Знаем, князь, твое горе, с тобой вместе печалимся о наследниках

древлянских. Но пришло время выбора. Решай, князь, кто для тебя важнее: народ древлянский или дети княжеские!

М А Л . Едем!В покой врываются Свенальд, сотник, третий древлянин, воины.

С В Е Н А Л Ь Д . Вечер добрый, князь. Пусть хранит тебя твой древлянский бог. Какая неожиданная встреча, бояре. (Второй древлянин бросается к окну.) Успокойся, боярин. Кругом люди, можешь прыгать. (Боярин подбегает к окну, вы-глядывает, останавливается.) Ах, князь-князь. Двенадцать лет, как договорились мы с тобой полюбовно. Скажи, нарушил я что-нибудь?

М А Л . Нет.С В Е Н А Л Ь Д . Видишь, князь, варяг честен с тобой. И ты двенадцать лет

честным был.М А Л . Не тебе, волк, о моей честности рассуждать.С В Е Н А Л Ь Д . Вот так ты благодаришь Великую княгиню за ее милость. Ох-

рану почти сняли, глядим на тебя сквозь пальцы. (Пауза.) А помнишь, что будет, если договор нарушишь? (Мал молчит.) Или о детях своих забыл? Ты, князь, не лаять на меня должен, а благодарить: опоздал бы я, пропали бы твои детки. (Пауза.) А вы, бояре, что здесь делаете? Здесь не древлянские земли. Давно вас насквозь вижу. Осторожные, а вот попались. Рябую свинью князю хотели под-ложить? (Бояре молчат.) Без вас знаю. На мятеж против Великой княгини под-бивали!

П Е Р В Ы Й (третьему). Изменник!Т Р Е Т И Й (Малу). Выслушай, князь! Не изменник я! Все объясню!М А Л . Не говорю я с предателями! (Бьет древлянина, тот падает.)


С В Е Н А Л Ь Д . Да, Тур, предателей никто не жалует. Но нам ты еще послу-жишь. Наградит тебя Великая княгиня, не сомневайся.

Т Р Е Т И Й . Не княгине служу, народу русскому!С В Е Н А Л Ь Д (сотнику). Этих (показывает на первого и второго древлян) в

колодки, в Киеве в темницу кинуть.С О Т Н И К . Пошли.

Сотник, древляне, воины выходят. Проходя, древляне плюют на третьего древлянина.С В Е Н А Л Ь Д . А тебя, князь, Великая княгиня к себе приглашает.М А Л . Тоже в темницу?С В Е Н А Л Ь Д . За что, князь? Ты условий не нарушал, Любеч не покидал,

гостей не звал – сами явились. За что же тебя в темницу? В гости зовет Великая Княгиня!

ЗАНАВЕС

Картина червертаяУтро того же дня в Киеве. Галерея княжеского дворца. По галерее идет Малуша, кра-

сивая девушка семнадцати лет. На поясе у нее связка ключей. С противоположной сто-роны входит князь Святослав, статный юноша девятнадцати лет.

С В Я Т О С Л А В . Добрый день, Малуша!М А Л У Ш А . Добрый день, Великий князь! (Кланяется.)С В Я Т О С Л А В (подходит к девушке, берет за руку). Почему прячешься от

меня, Малуша? Или обидел чем?М А Л У Ш А . Много хлопот у ключницы: княжеское добро прими, посчитай и

сохрани. (Пробует отнять руку.) Позволь уйти, Великий князь.С В Я Т О С Л А В . Побудь со мной немного.М А Л У Ш А . У ключницы дел много, а у князя вообще без счету. Не часто при-

езжаешь в Киев, все в игрищах ратных по полям скачешь.С В Я Т О С Л А В . А мне в поле лучше: свобода и воля.М А Л У Ш А . Что же так быстро вернулся, еще лето не кончилось?С В Я Т О С Л А В . Мать из Царьграда приехала, к себе позвала.М А Л У Ш А . Мало у князя времени: жену молодую навестить нужно.С В Я Т О С Л А В . Не люба она мне. Породнились с угорским князем, и хорошо.М А Л У Ш А . А все-таки жена твоя.С В Я Т О С Л А В . Жена во дворце, а я в шатре.М А Л У Ш А . Беременной ходит угорка, скоро наследника родит.С В Я Т О С Л А В . Надоела она мне. Не хочу к ней ходить. Тебя хочу!М А Л У Ш А . Как брат мой, Добрыня?С В Я Т О С Л А В . Со мной приехал, увидишь скоро. Мне первый помощник.

Придет время – воеводой будет.М А Л У Ш А . Добрый и высокородный Великий князь!С В Я Т О С Л А В . Люба ты мне, Малуша. Увидел – сразу полюбил.М А Л У Ш А . Ты – Великий князь, а я рабыня, большая пропасть между нами.С В Я Т О С Л А В . Люб я тебе буду – исчезнет пропасть! (Малуша молчит.)

Знаю, что люб, по глазам вижу. Встретимся – вспыхнешь красным маком, глаза спрячешь, отвернешься… У Добрыни про меня узнаешь. Люблю я тебя, а ты?


М А Л У Ш А . Не спрашивай, князь, не пара я тебе!С В Я Т О С Л А В . Любишь, я знаю, любишь. Не закрывай на ночь светлицу

вечером, жди!М А Л У Ш А (вырывает руку, гордо). Хозяин земли Русской – князь Киевский.

Все может взять, все позволить, над любой жизнью властен. (Входит Грельда.) Но никогда еще княжна Древлянская не была ничьей наложницей! Даже велико-княжеской! (Убегает.)

С В Я Т О С Л А В . Постой!Г Р Е Л Ь Д А (вдогон). Смотри ты, княжна отыскалась! Рабыня и всю жизнь

рабыней будешь! Радуйся, что ключницей сделали, а не на скотном дворе гной месить поставили!

С В Я Т О С Л А В . Замолчи, тетка!Г Р Е Л Ь Д А (не может успокоиться). Был князь Мал, да весь вышел. А ты что

перед ней расшаркался? Забыл, кто Великий князь? Девку одолеть не можешь? За косы да на ложе, никуда не денется!

С В Я Т О С Л А В . Не лезь не в свои дела, без тебя обойдусь!Княжеские покои. Декорации первой картины, только нет идола Одина, а в углу висит икона, перед которой горит свеча. Ольга смотрит свитки. Она по-прежнему красивая

женщина, но сейчас это и уверенная государыня. Входит Святослав.

С В Я Т О С Л А В . Великая княгиня! (Опускается на колени, припадает к руке Ольги.)

О Л Ь Г А . Рада видеть тебя, сын. В Царьграде каждый день тебя вспоминала. (Гладит сына по голове.) Встань. (Святослав встает.) Большой ты стал, не за-метила, как подрос. Время помогать матери в делах государственных. Хватит все время по полям скакать и лозу мечом сечь.

С В Я Т О С Л А В . Наипервая забота княжеская – охрана земли родной.О Л Ь Г А . Из Киева ты должен ее охранять, для дружины воеводы есть.С В Я Т О С Л А В . Нет, мать, всегда наши князья впереди дружины шли: и Хро-

рик, и Хельг, и отец мой Ингмар. И не станет их наследник за каменными стенами прятаться.

О Л Ь Г А . Иные времена тогда были. Сейчас для князя умная голова важней, чем крепкая рука. Ромейские цезари в Царьграде сидят, а им полсвета кланяется.

С В Я Т О С Л А В . И среди цезарей всякие были.О Л Ь Г А . Помочь ты мне должен, сын. Трудны хлопоты государственные,

прислониться бы к кому, а у тебя голова светлая, не одному бою научен.С В Я Т О С Л А В . Хорошо, Великая княгиня. Позволь только просьбу выска-

зать.О Л Ь Г А . Говори.С В Я Т О С Л А В . Жениться хочу, мать!О Л Ь Г А . Есть у тебя жена.С В Я Т О С Л А В . Женила ты меня на этой лесине суковатой. Хоть узду надень

на морду. Надоела она мне. Другую хочу!О Л Ь Г А . С князьями угорскими породнились. Русь с запада оберегли.С В Я Т О С Л А В . Оберегли, и хорошо. Хочу еще одну взять.О Л Ь Г А . Говорила с цезарем о принцессе ромейской.С В Я Т О С Л А В . Далеко принцесса, а сладится с ней – третьей будет.


О Л Ь Г А . Много племен на земле нашей, и у каждого свой бог. У полян – Пе-рун, у древлян – Даждь-бог, у словен – Хорс… И много других есть. Нужно, чтобы народ одному богу молился, крепче земля от этого станет.

С В Я Т О С Л А В . Пусть кто кому хочет, тому и молится. Какое мне дело до богов, я жениться хочу!

О Л Ь Г А . Есть дело, сынок. Новую веру я приняла в Царьграде. Из рук самого цезаря. Добрый бог – Христос. Терпеть учит, князей слушать. Стукнет князь по левой щеке, подставь правую. Нам такой бог в помощь будет. И к Византии ближе станем. Хочу, сын, чтобы и ты эту веру принял.

С В Я Т О С Л А В . Мне все равно, какому богу молиться, лишь бы жить не ме-шал.

О Л Ь Г А . Одну жену Христос позволяет.С В Я Т О С Л А В . Так что же, я из-за этого заморского идола до смерти с уро-

диной жить буду? Не нужен мне такой бог!О Л Ь Г А . Не властен Великий князь над своими поступками, сын. Не то он

делает, что хочет, а то, что для страны полезно. Не живет он для себя!С В Я Т О С Л А В . А я буду жить, как душа пожелает!О Л Ь Г А . Тогда ты будешь плохим князем.С В Я Т О С Л А В . А это мы еще посмотрим. О Л Ь Г А . А кого ты присмотрел в жены?С В Я Т О С Л А В . Малушу!О Л Ь Г А . Ключницу? Невольницу? Ты, великий князь, хочешь, чтобы твоих

детей называли рабыничами!? Сколько кругом князей-соседей, и с каждым по-родниться хорошо, а он рабыню в жены выбрал!

С В Я Т О С Л А В . И Малуша княжеская дочь. Не менее знатная, чем ты. Род ее от князя Кия идет!

О Л Ь Г А . Не нужно нам возвышение древлян. Забыли они свои притязания, и слава Христу. Если уж понравилась девка, бери в спальню.

С В Я Т О С Л А В . Не станет Малуша наложницей!О Л Ь Г А . Не станет? Ты же ей нравишься. Облащи ее, одари чем-нибудь. Со-

пливую девчонку одолеть не можешь? А как же бояре? Думаешь, Великий князь, так они тебе в рот смотреть будут? Не будут! Натерпелась я от твоего дядьки Све-нальда, пока силы набралась. Спасибо за науку. А не послушалась – не была бы Великой княгиней, сразу бы скинул. А сейчас он мне в рот смотрит, каждое слово ловит.

С В Я Т О С Л А В . Без твоего согласия возьму!О Л Ь Г А (усмехаясь). Хочу увидеть, какой жрец объединит вас без моего со-

гласия.С В Я Т О С Л А В . Так что, титул княжеский – ярмо на шее?О Л Ь Г А . Ярмо! А будешь иначе считать – не долго княжить придется. Иди,

сын, подумай. Помни, что ты – Великий князь. (Святослав выходит.) Трудно бу-дет князю править землей Русской. А Малуше найдем другое место, подальше от дворца.


С О Т Н И К . Великая княгиня! Воевода древлянский Тур к тебе просится.О Л Ь Г А . Пусть завтра приходит.


С О Т Н И К . Упирается, дело у него, говорит, наиважнейшее.О Л Ь Г А . Хорошо, пусть заходит. (Сотник идет к двери.) И позови сюда Ма-

лушу.Сотник выходит. Входит третий древлянин. Низко кланяется.

Т Р Е Т И Й . Припадаю к твоим ногам, Великая княгиня. (Опускается на коле-ни.)

О Л Ь Г А . Встань, Тур. (Древлянин встает.) С чем пришел?Т Р Е Т И Й . Не хотят бояре наши мириться, что полянские больше их привиле-

гий и почестей имеют. Бунт готовят против Киева.Ольга бьет в било. Входит сотник.

О Л Ь Г А . Позови воеводу. Да быстрей. (Сотник выходит.) Почему раньше не донес?

Т Р Е Т И Й . Не доносчик я, Великая княгиня. Отговаривал людей, против бояр шел, дважды убить хотели… Дождался твоего возвращения, только нет у меня сил больше.

О Л Ь Г А . Когда смута начнется?Т Р Е Т И Й . Все подготовлено, Великая княгиня. Поехали бояре князя Мала

уговаривать. Как договорятся, так и начнется.О Л Ь Г А . Не послушает Мал. Он детей своих любит.Т Р Е Т И Й . Плохо ты Мала знаешь. Он для земли родной ничего не пожалеет.О Л Ь Г А . Разве плохо земля Древлянская живет?Т Р Е Т И Й . Наврут бояре целый мех. Спаси, Великая княгиня, землю Русскую.

Входит Свенальд.

О Л Ь Г А . Принес воевода плохую весть. Бунт древляне готовят.С В Е Н А Л Ь Д . Хорошую весть принес. Давно я этого часа жду. Ударим по

мятежникам, опомниться не успеют. Хоть и поздно, а отомстим за позор Ингмара.О Л Ь Г А . Нет, Свенальд. Двенадцать лет Русская земля в согласии живет, а ты

снова ее в раздор кинуть хочешь…С В Е Н А Л Ь Д . Не я, древляне.О Л Ь Г А . … на радость врагам нашим. Сильнее мы стали, боятся нас, а нач-

нутся ссоры, скоро соседи головы поднимут.С В Е Н А Л Ь Д . Ты что же, простить бунтовщиков хочешь? Кто такую госуда-

рыню слушать будет?О Л Ь Г А . Готовь дружину – в поход пойдем. А может, без похода управимся?С В Е Н А Л Ь Д . Эти проклятые древляне упрямые, как козлища.О Л Ь Г А . Не упрямые, а гонорливые и норовистые, но попробуем их одолеть.

Поедешь вместе с Туром в Любеч, привезешь князя Мала. С князем будь учтивым. Не как пленного привезешь, а как гостя почетного.

С В Е Н А Л Ь Д . Этого только не хватало.О Л Ь Г А . Ты слышал, что я сказала?С В Е Н А Л Ь Д . Слышал, Великая княгиня.

Ольга бьет в било. Входит сотник.

О Л Ь Г А . Поедешь с воеводами в Любеч за князем Малом. Смотри, чтобы ни один волосок с княжьей головы не упал. Но если, не дай Бог, древляне попробуют князя отбить, не должен он к ним попасть. Понял?


С О Т Н И К . Все сделаю, Великая княгиня.О Л Ь Г А . Малушу нашел?С О Т Н И К . Нашел, Великая княгиня. Ожидает.О Л Ь Г А . Воеводы выйдут, ко мне пустишь.

Сотник выходит.

О Л Ь Г А . Добрый путь, воеводы. Древлянских послов опередить надо. Ночью ехать, не спать. Утром князь должен быть в Киеве.

С В Е Н А Л Ь Д . Будет. Добром не захочет – силой притащим.О Л Ь Г А . Никакой силы, Свенальд! Сам князь должен приехать! Понял?

В дорогу!Воеводы выходят. Входит Малуша, низко кланяется.

М А Л У Ш А . Звала, Великая княгиня?О Л Ь Г А (с лаской). Как хозяйство вела, Малуша?М А Л У Ш А . Старалась, Великая княгиня. Солонины двадцать бочек загото-

вили, полотна двенадцать сундуков …О Л Ь Г А . От отца вестей не было?М А Л У Ш А . С тех пор как взяли нас в Киев, не видели мы отца. Слышали

только, что жив.О Л Ь Г А . Скоро с ним встретитесь.М А Л У Ш А (припадает к руке Ольги). Век буду за тебя молиться, Великая

княгиня.О Л Ь Г А . Князя Святослава часто встречаешь?М А Л У Ш А (смущенно). Редко князь в Киев заглядывает.О Л Ь Г А . Что ты, девушка, огнем загорелась? Или князь понравился?М А Л У Ш А . Он – Великий князь, а я – простая ключница.О Л Ь Г А . И ты – княжна Древлянская.М А Л У Ш А (вздыхает). Раньше – княжеская дочь, сейчас – княжеская рабы-

ня.О Л Ь Г А . Нет, Малуша, не рабыня ты, а моя первая помощница. Обижала я

тебя когда-нибудь?М А Л У Ш А . Нет, Великая княгиня.О Л Ь Г А . Как дочь ты мне, Малуша. Отцу твоему смотреть за тобой обещала.

Всем ты мне нравишься: добрая, послушная, разумная, красивая. Скажи: люб тебе мой сын? (Малуша молчит.) Люб, спрашиваю, или нет!?

М А Л У Ш А (бросается на колени). Не пытай меня, княгиня, убей лучше! (По лицу ее катятся слезы.)

О Л Ь Г А . Можешь не говорить. А ты ему? (Малуша молчит.) Иди, найди Ве-ликого князя и скажи, что я приказала прийти.

Малуша выходит. Входит Грельда. Низко кланяется.

Г Р Е Л Ь Д А . Добрый день, Великая княгиня.О Л Ь Г А . Садись, Грельда.Г Р Е Л Ь Д А (садится). С утра хочу с тобой увидеться. Сунулась было – у тебя

посольство.О Л Ь Г А . Дела государственные – дела проклятые.Г Р Е Л Ь Д А . Люди говорят: сам ромейский цезарь тебя сватал?


О Л Ь Г А . Сватал, трон с ним поделить приглашал.Г Р Е Л Ь Д А . И какой он из себя, цезарь?О Л Ь Г А . Такой же плюгавый и противный, как Ингмар.Г Р Е Л Ь Д А . Отказала? Могла бы половиной света владеть!О Л Ь Г А . Русская земля забот требует, а Святослав молодой, один править не

сможет. Зато присмотрела ему принцессу.Г Р Е Л Ь Д А . Не обидела цезаря отказом?О Л Ь Г А . Крестил меня патриарх, а цезарь отцом крестным был. Имя дали

христианское: Елена, как у матери Великого Константина. Не может крестный отец жениться на крестнице. (Смеется.) «Перехитрила меня, Ольга», – сказал. Подарков много дал: и золото, и серебро и посуду разную.

Г Р Е Л Ь Д А . А все же напрасно…О Л Ь Г А . Очень уж он старый и противный.Г Р Е Л Ь Д А . Ну и что? Наверно, и в его охране красавцы есть. Не хуже, чем

наши, а?О Л Ь Г А . Прикуси язык, Грельда! Много себе позволяешь!Г Р Е Л Ь Д А . Прости, Великая княгиня. Зачем тебе цезарь? Ты и так в счастье

купаешься.О Л Ь Г А . Я за свою жизнь двух счастливых дней не видела.Г Р Е Л Ь Д А . Три раза тебя сватали.О Л Ь Г А . А с Малом так и четыре…Г Р Е Л Ь Д А . Неужели еще Мала помнишь?О Л Ь Г А . Не дали боги мне тогда счастья.Г Р Е Л Ь Д А (ехидно). У тебя сейчас новый бог.О Л Ь Г А . Он и утешает…Г Р Е Л Ь Д А . А помочь не может? Так сама помоги. До Любеча недалеко.О Л Ь Г А . Двенадцать лет – не двенадцать дней. Кого я увижу: беззубого ста-

рика? Пусть лучше воспоминания останутся.Г Р Е Л Ь Д А . Я спрашивала Свенальда: почти не изменился князь. И чехиня

его умерла.О Л Ь Г А . Отрезанный ломоть князь Мал. А вспомню – сердце стиснет. По-

ехала бы с князем – жизнь перевернула.Г Р Е Л Ь Д А . И думаешь, лучше тебе было бы?О Л Ь Г А . Знаю, что не лучше. Сделала бы иначе – сейчас бы себя проклинала.Г Р Е Л Ь Д А . Так и жалеть нечего.О Л Ь Г А . Да не жалею я! О чем мне, владелице сильной державы, жалеть!?

Тысячи людей мои слова ловят, мысли подгадывают. Соседи посольства шлют, о дружбе просят. Всего достигла. (Горько.) Так о чем жалеть? Только придет иногда печаль на сердце, стиснет петлей сыромятной, завыть хочется, оплакать жизнь свою постылую… Да нельзя Великой княгине слабость показывать. (Пауза). А может, повезло бы тогда?

Ольга и Грельда молчат. Входит Святослав. Грельда встает, низко кланяется.

С В Я Т О С Л А В . Звала, Великая княгиня?О Л Ь Г А . Да, сын, приглашала. Подумала я, на Малушу посмотрела, всем

хороша: и знатная, и красивая, и хозяйственная. Пусть будет, как ты хочешь: бери ее в жены.


Г Р Е Л Ь Д А . Что ты, Хельга!? Рабыню в жены Великому князю?О Л Ь Г А . Молчи, Грельда. Родовитей тебя Малуша будет.С В Я Т О С Л А В (растерянно). А что ты раньше говорила?О Л Ь Г А . Говорила, да передумала. Каждая мать желает счастья сыну. И Вели-

кая княгиня – тоже мать. Женись, пока язычник. И древляне в пущах успокоятся, когда их княжна княгиней Киевской будет. Доволен, сын? (Святослав припадает к руки матери.) Иди за Малушей. (Святослав выходит.)

Г Р Е Л Ь Д А . Совсем древляне наглыми сделаются.О Л Ь Г А . Разберемся и с древлянами.Г Р Е Л Ь Д А . А как же ромейская принцесса?О Л Ь Г А . Много у ромеев принцесс: другие подрастут.Г Р Е Л Ь Д А . Смотри, прокинешься – дают, так брать надо.О Л Ь Г А . Сейчас Малуша дороже любой ромейки.

Входят Святослав и Малуша, бросаются на колени перед Ольгой.С В Я Т О С Л А В и М А Л У Ш А (вместе). Великая княгиня!О Л Ь Г А . Подымитесь, дети мои, любви и счастья вам. Вечером жрец Перуна

объявит вас мужем и женой.ЗАНАВЕС

Картина пятаяУтро следующего дня. Княжеская светлица, по которой ходит взволнованная Ольга.


С О Т Н И К . Великая княгиня!О Л Ь Г А . Приехали? Князя Мала привезли?С О Т Н И К . Как приказала, Великая княгиня.О Л Ь Г А . Сам князь согласился?С О Т Н И К . Сам.О Л Ь Г А . Воевода ему никакого вреда не причинил?С О Т Н И К . Во все глаза следил, Великая княгиня.О Л Ь Г А . Когда приехали, что князь делал?С О Т Н И К . Убегать собирался. Чуть перехватили.О Л Ь Г А . Хорошо, что успели.С О Т Н И К . Двух бояр древлянских с собой привезли.О Л Ь Г А . Где они?С О Т Н И К . Ясно где, в темнице сидят.О Л Ь Г А . Немного подождешь, а потом приведешь ко мне.С О Т Н И К . Слушаюсь, Великая княгиня.

Входят Свенальд и Мал.

С В Е Н А Л Ь Д . Выполнил твой приказ, Великая княгиня.О Л Ь Г А . День добрый князь. Давно мы с тобой не виделись. Я и лицо твое

забыла.М А Л . А я твое нет, Великая княгиня.О Л Ь Г А . Садись, гость почетный, разговаривать будем. В ногах правды нет.

И ты, воевода, садись. (Свенальд и Мал садятся.) Расскажи, как в Любече жил. Не обижал ли тебя кто?


М А Л . Хорошо жил.О Л Ь Г А . Жил хорошо, а бежать, говорят, собрался? (Мал молчит.) Раньше ты

честь берег…М А Л . А ты, княгиня, разве не обещала мой народ беречь, а сама его поборами

задушила.О Л Ь Г А . Как же ты в Любече узнал, что в Искоростени делается?М А Л . Люди добрые подсказали.О Л Ь Г А . Всегда ты, князь, доверчивым был, не раз терпел за это. Обманули

тебя. Двенадцать лет войны нет, богатеет русский народ: и поляне, и древляне, и дреговичи – все хорошо живут. Дома от полотна белые, засеки зерном полные, чем не роскошь?

М А Л . Не верю я тебе.О Л Ь Г А . Всем веришь, а мне нет?М А Л . Люди врать не будут.О Л Ь Г А (сотнику). Позови сюда Тура. (Сотник выходит.)М А Л . Не буду с предателем говорить.О Л Ь Г А . Послушай меня, князь, может быть, в последний раз послушай. Не

хочу я крови и слез на земле Русской. Помоги мне, князь. (Мал молчит.) Близок Искоростень, можешь сам посмотреть, как твои сородичи живут. (Входят сотник и третий древлянин.) Выслушай его, князь, и судьбу его реши.

Т Р Е Т И Й . Обманули тебя бояре, князь. Хорошо живет народ, каждый день на столе бохан хлеба лежит. Богатство через углы течет, в мех не влазит. Только нет боярам дела до этого, им бы привилегии да почести заиметь, как у бояр по-лянских. Поэтому и смуту затевают.

М А Л . Что же, княгиня и дань с вас не берет?Т Р Е Т И Й . Платим, как обещали Киеву, но и самим много остается.О Л Ь Г А . Помнишь, князь, что говорил мне в последнюю встречу?М А Л . Поздно те слова вспоминать.О Л Ь Г А . А я их не забыла. Веришь ли мне теперь? (Мал молчит.) Сомнева-

ешься… Есть у меня для тебя еще одна неожиданность. (Сотнику.) Позови Вели-кого князя с женой. (Сотник выходит.)

М А Л (третьему древлянину). Пусть это все правда. Но как мог ты изменить родине?

Т Р Е Т И Й . Не изменник я, князь. Спасаю народ свой от мук смертельных. Бояре завистливые ему изменили, народной кровью свои привилегии добыть же-лают. Отец мой простым мечником у твоего отца был, и сам я с этого начинал. Вместе ходили воевать ворогов поганых, помнишь?

М А Л . Все помню.Т Р Е Т И Й . И ты за смелость сделал меня сотником, а потом и воеводой. Вме-

сте князя-волка встречали. Не смог я бояр одолеть, бросился к Великой княгине за помощью.

О Л Ь Г А . Видишь, князь.Входят Святослав, Малуша, сотник.

Свенальд и третий древлянин встают, кланяются.

О Л Ь Г А . Узнаешь?М А Л (неуверенно). Малуша? Малуша! (Бросается к дочери.)


М А Л У Ш А . Отец! (Отец и дочь обнимаются.) Я знала, я чувствовала, что тебя увижу. Сон вещий видела: тропинка среди полевых цветов, и кто-то меня зовет…

М А Л . Как тебе жилось, доченька?М А Л У Ш А . Все хорошо, только твоего слова отцовского не хватало.О Л Ь Г А . Позволь познакомить тебя с Великим князем и его женой. (Все удив-

лены.)М А Л . Ты – жена Великого князя!М А Л У Ш А . Я люблю его, отец!О Л Ь Г А . Видишь, князь, дочь твоя княгиней Киевской стала.М А Л . А Добрыня где?С В Я Т О С Л А В . Здесь, во дворце.О Л Ь Г А . Отведите, дети, отца. Увидишься с сыном, князь, сюда возвращайся.

Много о чем поговорить нужно.Святослав, Мал и Малуша выходят.

О Л Ь Г А (третьему древлянину). А тебе, воевода, за честную службу дарую золотую гривну. (Достает из шкатулки гривну, дает древлянину.)

Т Р Е Т И Й . Живи вечно и будь благословенна, Великая княгиня.О Л Ь Г А . Поедешь с князем в Древлянскую землю смуту предупредить. Иди!Т Р Е Т И Й . Слушаюсь, Великая княгиня. (Выходит.)О Л Ь Г А (тихо сотнику). Приведи смутьянов.С В Е Н А Л Ь Д . Что ты делаешь, Хельга? Одним ударом всю древлянскую го-

ловку срубить можно.О Л Ь Г А . Головку – известно, а народ древлянский?С В Е Н А Л Ь Д . Народ – в колодки!О Л Ь Г А . А потом трястись, что вырвется?С В Е Н А Л Ь Д . У меня не вырвется!О Л Ь Г А . А какой урожай смерды в колодках соберут, какую дань насыплят?

Будут холопы сытые и довольные – больше с них взять можно! Понял? Что еще в Любече было?

С В Е Н А Л Ь Д . Двух мятежников захватили, к князю пришли.О Л Ь Г А . Делать что с ними думаешь?С В Е Н А Л Ь Д . А дело известное. Попытаю немного: дыба, клещи раскален-

ные, бочка с соленой водой, – все выложат, всех обговорят, откуда и зачем, и кто научил… А потом и остальных потащу на лобное место, на потеху народу киев-скому.

О Л Ь Г А . Хорошо.Сотник вводит бояр. Руки у тех в колодках. Свенальд удивлен.

О Л Ь Г А . Идите. Я сама с ними сначала поговорю.Свенальд и сотник выходят.

О Л Ь Г А . Что же вы, бояре, бунтовать вздумали?Древляне бросаются на колени.

П Е Р В Ы Й . Не для себя старались – для народа древлянского.В Т О Р О Й . Привилегий никаких не имеем.О Л Ь Г А . Какие еще привилегии нужны народу?


В Т О Р О Й . Не народу, а боярам. И уважения никакого в городе твоем не чув-ствуем.

П Е Р В Ы Й . Зачем боярам привилегии, если смердам плохо?О Л Ь Г А . Вспоминаю вас, бояре, сватать меня приезжали, говорили, что са-

мые знатные.В Т О Р О Й . Более знатных в Искоростени нет, Великая княгиня.О Л Ь Г А (берет лист пергамента, пишет). Уравниваю бояр древлянских в

привилегиях с боярами полянскими. А вам жалую золотую гривну. (Достает из шкатулки гривны, дает боярам.)

В Т О Р О Й . Спасибо, матушка Великая княгиня!П Е Р В Ы Й . В темнице никакие привилегии не нужны. И гривны заберут.

Ольга бьет в било. Входит сотник.О Л Ь Г А . Поднимитесь, бояре. (Бояре встают.) Будете ли вы теперь против

меня смуту учинять?П Е Р В Ы Й . Пусть Перун испепелит меня молнией, пусть Даждь-бог сожжет

мои посевы, пусть Стрибог разнесет на щепки мой дом, если я задумаю что-нибудь плохое против тебя, Великая княгиня.

В Т О Р О Й . Как же можно против такой милости бунтовать? До могилы я твой, Великая княгиня, и дети мои, и внуки.

О Л Ь Г А (сотнику). Расковать бояр, дать коней и довести с почетом до город-ских ворот.

С О Т Н И К . Слушаюсь, Великая княгиня.О Л Ь Г А . Будете, бояре, на меня смотреть, будете от меня получать.П Е Р В Ы Й и В Т О Р О Й (вместе). Будем, будем стараться, Великая княгиня!

Древляне, кланяясь, идут до дверей.О Л Ь Г А . Привилегии свои не забудьте, бояре. (Подает пергамент. Сотник и

бояре выходят.) Вот так, Свенальд, купить всегда проще, чем победить.Входит Мал.

О Л Ь Г А . Видел сына, Мал?М А Л . Богатырем вырос Добрыня.О Л Ь Г А . Как родных растила я твоих детей, всегда помнила, кто их отец. Ма-

лушу за сына отдала. Твой внук, князь, сядет на Искоростеньский, а может, и на Киевский стол. Садись.

Мал садится. Ольга садится рядом, смотрит на князя.О Л Ь Г А . Дай посмотреть на тебя, Мал. Сколько годков тебя не видела, а

жизнь между пальцев утекла. Конечно, постарел, сединой волосы обернулись. Такие как ты от безделья стареют больше, чем от времени.

М А Л . Твоими заботами без дел остался.О Л Ь Г А . Зато теперь работы на всех хватит.М А Л . Отвык я от государственных тяжестей.О Л Ь Г А . Сначала, конечно, в Древлянские земли поедешь, посмотришь, как

люди живут. Если я правду сказала, отговоришь от мятежа.М А Л . Хорошо, Великая княгиня.О Л Ь Г А . Если бы ты знал, Мал, как мне тяжко в этих склепах каменных.

Князь Святослав молод и неразумен, каждый боярин его в свой бок тянет, варяги


золота требуют. Устала я, Мал. Как бы мне хотелось спрятаться за мужские плечи, быть слабой и любимой.

М А Л . Сама себе судьбу выбрала, княгиня.О Л Ь Г А . Нет, Мал, это судьба меня выбрала, одела в богатую одежду и бро-

сила на княжеский стол. И ничего не осталось мне, как сидеть на этом столе! Не молодая я уже, власть испытала, а счастья вот не встретила. Неужели жизнь так и пройдет!?

М А Л . Счастье княжеское в богатстве родной земли.О Л Ь Г А . А мое женское счастье в чем? Где оно тридцать лет прячется? (Мал

молчит.) Люблю я тебя, князь, все долгие двенадцать лет люблю! Будешь со мной? Может, хоть теперь капелька радости мне выпадет? (Мал молчит.) Умерла твоя чешка, а болгарку ты не очень привечал…

М А Л . Говорят, что сватал тебя ромейский цезарь?О Л Ь Г А . Этот плюгавый недомерок? Нет, князь, сама сказки о себе рассказы-

ваю, цену набиваю. Не мог он сватать: христианам одна жена от бога предназначе-на. Видишь, все тебе говорю, ничего не прячу. Предлагал, правда, полюбовницей стать, подарками богатыми одаривал, он на это не жадный. Месяц в ладье жила, пока не принял. Приедет в Киев – три месяца на пристани продержу!

М А Л . Зато договор заключила.Х Е Л Ь Г А . Несерьезный договор. Хотел, чтобы Русь из его рук Христа при-

няла и так цезарю подчинилась. Отказалась я от этого. Может к Папе Римскому обратиться, Мал?

М А Л . Не знаю, Хельга.О Л Ь Г А . Да не Хельга я, а Ольга, двенадцать лет Ольга! Трудно мне одной,

Мал. Хазары договор нарушают, с запада – князь Мешко, с севера – варяги бес-покоят. Кручусь, как в воронке. Помнишь, ты звал меня народ русский пасти? Сейчас я тебя зову! Помоги мне, князь, или опять мне одной тащить эту тяжесть?

М А Л . Я помогу тебе, Ольга.О Л Ь Г А . Спасибо, князь. Знала, что ты меня не оставишь. А сейчас иди. Пора

в Искоростень.М А Л . До встречи, Ольга. (Выходит.)О Л Ь Г А (становится на колени перед иконой). Боже, дай мне хоть капельку

счастья! (Молится.)Вбегает сотник.

С О Т Н И К . Великая княгиня! Князя Мала зарезали!О Л Ь Г А . А-а-а!!!

ЗАНАВЕС

Иван КУШЕЛЕВ

ПоэзиЯ

Стихи ветерана

Иван Семёнович Кушелев родился в 1926 году на Дону. Участник Вели-кой Отечественной войны, сын погибшего под Смоленском солдата, Иван Семёнович в звании сержанта и в должности командира зенитного орудия принимал участие в операции «Багратион», освобождая Советскую Белорус-сию. А впоследствии – участвовал в венгерских событиях 1956 г.

Печатался в военной прессе. Полковник в отставке, после увольнения из армии живёт в Минске.

ÂÀËÜÑ

Затемнённый зал, льётся нежный вальс,Мы с тобой вдвоём, нет счастливей нас, И глаза в глаза, и в руке рука, Плещется в сердцах музыки река…Где же этот миг? Где же этот сон?Всё давно прошло, не вернётся он. Только всё равно память не стереть – Сердцу моему суждено гореть.И, закрыв глаза, вижу всякий разЗатемнённый зал – мы танцуем вальс…

ÂÅÒÅÐÀÍÛ

Всяк из нас пусть жизнь по-своему любил,Пусть порой прямы мы и грубы,Но без совести никто из нас не жил –Нашу правду не забить в гробы.

68 Иван Кушелев

ÞÍÎÑÒÜ ÔÐÎÍÒÎÂÀß

Прошла наша юность под грохот снарядов,Шинели служили нам вместо нарядов,Землянки нам были родительским домом,А пушка-зенитка – подружкой знакомой.

Промозглая стынь заменила нам классы,Кино нам крутили зенитные трассы,Нам ветер весенний был вехой дорожной,А пушка-зенитка – надеждой надёжной.

Ломала война нас, но нет – не сломала,И юность ещё закалённее стала.Атаки врагов были бурею грозной,А пушка-зенитка – защитой надёжной!

ÆÅÍÑÊÀß ÏÅÑÍß

Вновь уехал мой любимыйНа ученье, не видать,Только веточку рябиныОн успел мне передать.

Краснощёкая рябинаНежно манит к себе взор,И как будто бы любимыйНа меня глядит с тех пор.

ÁÎËÜ Î ÄÎÍÑÊÎÌ ÕÓÒÎÐÅ ÔÈËÎÍÎÂÎ

Песком задуло луг,И вырубили ивы,Уже не нежит слухБылое птичье: «Чьи вы?»

И не жужжит здесь шмельНад разноцветьем вешним,И пруд нагую мельУж не скрывает, грешный.

Спустилась ночь в росеВ край, некогда богатый…Ушёл я, как и все, И опустела хата.

Не сосчитать потерь,И вновь пески гонимы…И чьи же мы теперь?Неужто же ничьи мы?..

ÑÛÍÓ

Ты говоришь: «Враньё!»Ты утверждаешь: «Плохо!»Как будто не своёШвыряешь в пасть Молоха.

Мне нечего сказать, Мой сын, и больно слушать.И знаю – созидатьКуда трудней, чем рушить.

Â ÎÒÑÒÀÂÊÅ

Да, я в отставке.Да, я в отставке.Но не у песни.Нет, не у песни.Пусть я вне строя –Песня со мною.Юность – как песня,Зрелость – как песня,Мудрая старостьС песней осталась.И, как и прежде, С нею я вместе –Да, я в отставке,Но не у песни.

Людмила ЛОПАТКИНА- КОНОНОВА

ПоэзиЯ

Свидетели века

Людмила Лопаткина-Кононова родилась в Перми. Первые публикации по-явились в 1975 г. в газете «Молодая гвардия» г. Перми.

Автор сборника стихов «Снег идет по Божьей воле» (1995 г.), книги сти-хов и рассказов «Поэтам железного века» (2006 г.), сборника «Угадывая мир сквозь тусклое стекло» (2014 г.).

Член Союза писателей России с 2008 г. Награждена медалью «Всенарод-ное покаяние» и серебряной медалью преподобного Сергия Радонежского. Лауреат фестивалей духовной поэзии и песни.

Живет в Москве.

* * *В багет не оправить земное побоище,Где нас второпях обривали и стригли.Не бойся, не плачь, впереди Рождество ещё,И плавится Слово, как золото в тигле.

Волхвы затевают дорогу неблизкую,Звезду ожидая в пространстве надмирном,Набивши карманы нугой и ирисками,Навьючивши золото, ладан и смирну.

Скрипят под ногами барханы с сугробами.– Скажи, холодна ли зима в Иудее?..Но русской зимою утешимся оба мы…И ночь на исходе, и морок редеет…

Нам весть принесут долгожданные аисты…Створожится Пасха во мгле материнства…Ещё впереди эти детство и таинство,И неотменима Троичность Единства…

70 Людмила Лопаткина- Кононова

ÏÎÝÒÀÌ ÆÅËÅÇÍÎÃÎ ÂÅÊÀ

И говорит ему Иисус: истинно говорю тебе,что ты ныне, в эту ночь, прежде нежели дважды

пропоет петух, трижды отречешься от Меня.

Мк., гл.14, ст.30.

Высокое косноязычье тебе даруется, поэт.

Н. Гумилев

Мы плыли страной обезлюдевшей в Лету…И домны пылали, и плавился стих,И были даны нам большие поэты,Поскольку не стало великих святых.

Поскольку иные брели по этапу…Иные чредою взошли на Голгофу…Библейского зверя обугленной лапойОтметины ставило время на строфы.

Свидетели века, они на попятныйНе шли, не сводили горящего взора И нам говорили: «Се – Агнец распятый!..Не будь же причастен греху и позору».

И снова язвило смертельное жало,Смыкая шеренги речей барабанных.И странницей Русь у порога стоялаВ холодных и плотных кровавых туманах…

Им много простится – что много любилиЗаблудшего, падшего меньшего брата.И вместе с другими испытаны были,Покуда петух прокричит троекратно.

И каялись вновь покаяньем Петровым,И слово живое хранили до срока…Им было даровано веком суровымВысокое косноязычье пророка.

ÑÎÁÀÊÀ

У суки закончилась течкаИ рода она не продлит. Страстей роковая уздечкаФантомною болью болит.

Иссякло ее материнство,Сосцами касаясь земли.И множат вселенское свинствоЩенячьих времен кобели.

Но смотрит прощально и кроткоНеловкая нежность её,А время, прямою наводкой,Грошовую цену даёт,

За возраста ветхие ризы, За плоть, что больна и стара…Но крыльев твоих серо-сизыхНикто не увидел, сестра…

71Свидетели века

* * *И я была ангелом лет до пяти,И голос летел, колокольцем звеня,Мерцала судьба земляникой в горсти,Покуда отец не оставил меня.

И страсти земной раскаленный песокЗатмил белый свет, что белее белил,И ангела плач он услышать не смогИ взрослой бедой мне крыла опалил.

О, где ж дерзновенная, легкая стать – По небу летящих друзей окликать?..И жизнь, как открытую книгу, листать?.. До смерти любить и мгновенно прощать?..

Простила и я, но ему не узнать,Как тяжко несла я сиротства суму,Скиталась, болела, училась дышать – Птенцом, погружённым во внешнюю тьму…

И в каждом прохожем искала отца…Но дом разорён и в дому – чужаки…И горе хохочет в объятьях слепца,А к райским воротам дороги узки.

Не нам ли, не ведавшим легких путей, Забвенного яду хлебнуть без затей?.. Но в мороке войн и во мраке страстейСияют прекрасные лица детей…

ÏÎÑÂßÙÅÍÈÅ À. À. ÀÕÌÀÒÎÂÎÉ

Любила ли ты крепкий чай,Бездомная Сивилла,Когда так солоно очамВо всей вселенной было?

И воровская простотаУтаптывала Слово Катком асфальтовым с листа,Лицом надменнобровым.

Как ты сияла во скорбяхСмирением величья,Шифруя строф горячий прахНа клинописи птичьей…

И размыкалась тишинаНебесных сфер присягой…Порфироносная жена,Скиталица, бродяга.

Ты слово, ставшее золой,На дне души таила,И медоносною пчелойСтроку к строке роила.

И вписывала в книгу книг,Пречудно и престранно…Дорога, дерево, родник, Теперь ты дома, Анна?!

* * *Если ты в моём сне – безмятежен становится сон.Отступают ночные тревоги и страхи глухие.И бесплотные души, как дети, поют в унисонИ грядущее медлит умиротворённой стихией.

Дружелюбное время мерцает в кругу жестяном, И причинные связи наивны и свету причастны,Если рядом со мною опять между явью и сном Вера, верность твои, и отвага, и строгая ясность.

А когда полегчает, я снова летать научусь, Если стражем стоишь, правоты безоглядной правее… И опять я тобою от жизни жестокой лечусь,Просыпаюсь – и снова от жизни жестокой трезвею.

72 Людмила Лопаткина- Кононова

ÏÎ ÌÛÒÀÐÑÒÂÀÌ

«Ослаби, остави…» – душа вопияла,Когда на земле ни конца, ни начала…Когда не сложились упрямые звенья,Ты дай мне свободы и дай мне забвенья

От мира, где стыла сто лет от тоски я,И в околоплодные воды морские,Подвластная новым и странным законам,Колени согну и вплыву эмбрионом…

И ветви протянет усталая кронаВ приемный покой материнского лона,И будет питать меня сладкая маннаВ солёно-счастливых волнах океана,

Покуда, подвластная срочной работе,Сквозь плотные двери и стены из плоти,Склонившая долу жестокую выю,Я снова пойду сквозь пути родовые,

Толкаясь макушкой, и задом, и боком,И стану в мгновение кровоподтёком,Сплошным устремлением чуткого слухаТуда, где скитальца не ждет повитуха,

Где меч не сечёт головы неповинной,Где прошлое с будущим рвёт пуповину,Где сердце замедлит в томленье великом,Твоим изумлённое любящим Ликом,

Где изнемогу я от долгих усилий,И Ты меня примешь, в коросте и в мыле…

* * *Когда заснет уставшая любовь,Не одолев привычного ненастья,И будет вечер влажен и лилов,И свяжет тень прозрачные запястья,

И будет скука мысленно зевать,И пошатнется основанье дома,И проржавеет старая кровать,А мир лишится света и объёма, –

Любовь заснёт у кромки бытия,И унесёт сердечная остудаИ детский смех, и помыслы ея,И наших душ скудельные сосуды.

Ах, как легко махнуть на всё рукойИ, убивая время под сурдинку,Все объяснить хворобою плотской,Приняв за жизнь застывшую картинку…

Но дуновенье горней высотыНеизъяснимым таинством твореньяДа отрезвит стоящих у черты!Да примирит не ведавших смиренья!

Да умягчит, испытывая нас,Когда любовь доверчиво проснётсяВ урочный день и прикровенный час…И снидет Дух и плоти не коснётся…

* * *

В комнате глаженным пахло бельём,Чисто и тонко пахло ребенком,Сохлым, дурманяще-вялым быльём,Теплою пылью, свежей пеленкой…

Остановилась, душу тая…Падал полуденный луч, освещаяЭтот мгновенный срез бытия,Хаос в гармонию вновь превращая…

И, проходя сквозь оконный проём,Был он сильнее тяготы внешней.В комнате глаженным пахло бельём,Садом нездешним, детством безгрешным.

Ветхий кораблик земного жильяПлыл через время, напасти минуя:Мир, где оставлю когда-нибудь яВсю неподъемную радость земную…

Ольга ИВАНОВА

ПрозА

КОРОТКИЕ РАССКАЗЫ

ОТЦОВСКИЙ КИТЕЛЬ

Таня смотрела на лицо отца. Оно было, как всегда, спокойным, волевым и очень красивым. Разве что чуть бледнее, чуть резче обозначились складки у губ и на переносице. И глаза закрыты. Только теперь Таня осознала, какая прекрасная, си-няя и сильная, манящая и в то же время пугающая глубина таилась в этих глазах.

Когда девушка выбрасывала отцовскую вещь, которой тот дорожил, не хотела слышать и не услышала звон медалей. Не хотела чувствовать и не чувствовала тяжесть орденов. На его вопрос: «Где мой китель?» – ответила легко и просто:

– Выбросила. Кому он нужен? Родители враждовали из-за Таниной матери, из-за её, скорее всего, необосно-

ванных упрёков об Афгане (якобы там у него могли быть женщины), из-за укоров в адрес его ослепительной красоты, из-за материнского раздражения по поводу выпивки без повода и каких бы то ни было оснований. Вернее, враждовала мать, а отец тихо и, на первый взгляд, спокойно сносил её истерики. А Таня почему-то сразу приняла сторону матери. Может, потому, что росла несколько лет без муж-чины в доме, может, из-за того, что поверила матери, будто бы он «алкоголик», и её душил непомерный стыд – она не может быть дочерью алкоголика! Боялась, а может, ленилась понять: Афганистан, потеря друзей, кровь, смерть, бомбежки, страх, ночные кошмары, которые не отпускали его никогда, до самых последних дней жизни, – всё это очень тяготило сильного, волевого мужчину, прошедшего через горнило огня и потому умеющего ценить и беречь семью...

Зачем Таня выбросила китель? В отместку за мать? За себя? За что? Вопрос отца её даже обрадовал, но она гнала от себя мысль, что сама озлоблённо-радост-но хотела скандала и победы над взрослым человеком, хотела превосходства над отцом даже таким способом. Она страшилась мысли о своей виновности, именно эта мысль ожесточала и наливала её гневом. Она упрекнула его деньгами – не-

74 Ольга Иванова

большой зарплатой и низкой должностью, а он, как всегда, промолчал, только ссутулился и ушёл в свою комнату.

Таня продолжала кричать ему вслед, стоя уже у закрытой перед её лицом две-ри: разве не сам президент сказал, что мы должны избавиться от старых символов, разве не президентскую идею она воплотила в этом акте выбрасывания?!

Ночью отца увезла скорая, как выяснилось, навсегда.Теперь, оставшись вдвоём с матерью, девушка поняла, что именно отец был

самым нужным человеком в её жизни. Всё световое пространство детских воспо-минаний было заполнено его фигурой. Подкинул, поцеловал, посадил на плечи, повёл в парк, в лес, на рыбалку, научил разжигать костёр, скакать на коне, кружил в её первом прекрасном вальсе, оторвав от паркета…

Когда отец уезжал, она не понимала, что на войну. Об этом не говорилось дома. Позже из телепередач, разговоров со сверстниками и взрослыми она поняла, что с её отцом происходит что-то неординарное, может быть, даже опасное; подума-лось, может, отец её служит в Афганистане? Гнала от себя эти страшные взрослые мысли и лишь однажды отчётливо и ясно увидела его во сне среди свиста пуль и осколков снарядов. И стала ждать. А когда он возвратился, отвернулась, почти так же быстро, как мать.

Сейчас мама стояла, вытирая неудержимо льющиеся слёзы, глотала невыпла-канные. Дочь, молча прощаясь с отцом, страстно вбирала в себя его дорогие чер-ты. Она поняла теперь, что не только для неё, но и для её непутёвой матери этот человек был главным на всём белом свете. Она ужаснулась мысли, что в шкафу нет больше кителя с боевыми наградами. Таня бы уткнулась в него распухшим от слёз лицом, вдохнула родной терпкий мужской запах сигарет, выкуренных ещё на войне, и завыла бы, заламывая руки:

– Папочка, на кого ты меня покинул?!

МЕЖДУ РАССТРЕЛАМИ

Наконец они встретились – бездонные нежно-голубые глаза двухметрового великана и такое же светлое, как они, небо. Как странно устроена жизнь! Вот оно – над головой, смотри каждый день – не наглядишься! Такой чарующей си-лой, как небо, обладают только вода, огонь и, пожалуй, ещё передвигающиеся стада оленей в тундре. Бескрайняя тундра и перетекающие одна в другую, словно меховые волны, спины красивых животных. Это только в тундре. Где-то – вода, где-то – огонь. А небо везде, всегда – гляди не хочу! Но нет, не смотришь. Всё больше под ноги… а сейчас от этой бесконечной небесной голубизны легко и при-ятно кружится голова. Слава богу, нет рядом жены и детей.

О чём это я? – подумал Григорий, и снова мысли полетели стремительно и пу-танно.

Под ноги… Пятилетним мальчишкой пас гусей. Невыспавшегося, мать его легонько расталкивала:

– Пора. Котомка, краюха хлеба… Гуси – и глядишь под ноги, гуси – и под ноги. С утра

до вечера. И ночью во сне: гуси – и под ноги. А весной бежишь в длинном от-цовском старом зипуне босыми ногами по ещё не сошедшему снегу, бежишь,

75Короткие рассказы

бежишь, закричать хочется, так снег ступни сначала жжёт, а потом отнимает их ощущение. Переберёшься от одной чуть зеленеющей проталины к другой, и, пока гуси щиплют проклёвывающуюся нежно-зелёную, только нарождающуюся трав-ку, подожмёшь ноги, подстелешь под них полы отцовского зипуна и согреваешь сам себя. А гуси не ждут. И ты за ними дальше. Прутик в руках… проталины. Мысли перескакивают. Хорошо, сейчас жены с детьми нет рядом.

Земля требует много сил. Отцу тяжело прокормить такую ораву: пять маль-чишек, и все мал мала меньше. Пусть теперь младшие пасут гусей, а он с отцом в поле. И снова под ноги. И снова ночами земля снится, да почти до утра гудят на-труженные ноги, руки, по ним словно токи ходят. И когда, став самостоятельным и уехав в город, плотничал, потом строил, всегда без остатка отдавал себя работе. Он с рожденья чувствовал, скорее знал в себе исполинскую силу. Но жизнь за-ставила не раз испытать страх.

Хорошо, тогда волк не съел. Гуси – и под ноги, гуси – и под ноги… И вдруг из-за куста прямо перед ним – сверкание двух хищных зелёных огней. Собствен-ного крика он тогда не услышал, потеряв сознание. От ужаса, который испытал, иногда появлялось чуть заметное заикание, которого он, с лёгкостью сгибающий одной рукой подковы, никогда ни с кем не дерущийся, чтобы случаем не убить, всю оставшуюся жизнь стеснялся.

– Хорошо, моих нет рядом. В своей жизни он чаще испытывал страх за других. У него, как и у его отца,

одни мальчишки. Только их не пятеро, как в отцовской семье, а двое. Он брал сы-новей на охоту с раннего детства. Однажды шли с ружьями по круче. Шли в три пояса. Младший, Вадим, шёл по вершине холма, старший, Евгений, – в лощине, сам Григорий – посередине. Младший увидел орлиное гнездо из веток и стал ка-рабкаться на выступающую из земли скалу, чтобы посмотреть орлят.

Проклятая скала на фоне иссиня бездонного неба!– Не сметь! – закричал Григорий, но было поздно. Над Вадиком в мгновение

ока очутилась орлица с почти двухметровым размахом крыл. В тот момент, когда она уже выпустила когти, чтобы впиться в мальчика, Григорий, не помня себя от страха за ребёнка, вскинул ружьё и выстрелил. Раненая орлица, резко изменив намерение, чёрным ужасом бросилась из небесной ослепляющей голубизны на Григория. Старший сын выстрелил в птицу, но промахнулся. В мгновение ока птица была возле отца, заслонив крыльями божий свет. Огромная силища впилась когтями решительной и безжалостной лапы ему в живот, другой лапой обхватила ствол ружья, которым Григорий попытался отбиться от её смертоносного крюч-коватого клюва. В ту же секунду Григорий схватил птицу левой рукой за горло и начал душить. Правая – продолжала с трудом удерживать ружьё, которое спа-сало его от второй лапы взбешённой орлицы. Казалось, зловещие когти вот-вот пронзят его насквозь, но мужчина защищал не себя, а своих мальчишек, и это придавало ему силы. В смертельном поединке сошлись отчаянные в своей любви к собственному потомству и непреклонные в беспощадной всеистребляющей не-нависти друг к другу две непобедимые силы – Материнство и Отцовство. Подбе-жавший Евгений пытался оторвать от отца лапу орлицы, впившуюся тому в живот мертвой хваткой, но Григорий успел взреветь:

– Не лапу тащи – душú!


И мальчишка крупными и сильными, как у мужчины, руками схватил пернатое чудовище за горло и стал сдавливать так, что собственные мышцы показались ему железными. Через несколько секунд орлица обмякла. Птица была мертва, но лапу с когтями, казалось, доставшими до кишок, она не разжала и продолжала висеть, еле удерживаемая мужчинами, на теле выбранной ею жертвы. Мельниковым при-шлось долго освобождать живот старшего от когтей хищницы, глубоко завязших в раскровавленных мышцах. На всю жизнь на животе Григория, почти круглый год остававшемся тёмным от загара, отпечатались четыре гладких розовых круж-ка с двадцатикопеечные монеты: три сверху, один под ними – следы когтей орли-цы и той страшной битвы не на жизнь, а на смерть.

Силищу сыновья унаследовали от отца. Как-то во дворе назревала не драка, а бойня. Шли улица на улицу. Вот-вот,

и мужские, тяжёлые слова перейдут в кулачный бой, польётся людская кровь. Время горячее, не так давно окончилась гражданская война, огнестрельное ору-жие появится непременно. Подошёл двухметровый Григорий и попытался словом уладить конфликт. Но, несмотря на его авторитет, сразу усмирить разгорячённых ему не удалось. На него стал наскакивать самый ярый зачинщик конфликта. Тогда Григорий, изменившийся в лице, подошёл к годовалому бычку, стоявшему рядом на привязи, боком подлез под него и на одной руке поднял. Улица молниеносно опустела.

События неслись в голове, нарушая реальный порядок. Он увидел себя в Ад-жимушкайских каменоломнях. И снова над головой сквозь камни – крохотный, яростно ослепляющий кусочек неба над блокированным белогвардейцами отря-дом. И страх за людей, доверивших ему свои жизни.

Комиссар Григорий Мельников, герой гражданской войны, каких, с его извест-ностью, в то время было раз, два и обчёлся, вывел тогда свой осаждённый отряд без потерь от голодной смерти и жажды.

Несмотря на то что Григорий был для своих бойцов непререкаемым автори-тетом, многие выжили только благодаря тому, что однажды ему пришлось при-ставить револьвер к виску своего друга, с которым в огонь и воду… А у того нос, губы распухшие, потому что пытался влагу из скалы высасывать… слёзы в глазах…

– Ешь! Не то пристрелю! – ревел двухметровый Григорий, протягивая другой рукой жменю улиток. – Подохнем с голоду на радость белякам! Все подохнем!

Что там револьвер! Одного вида его увесистого гигантского кулака было до-статочно, чтобы весь отряд начал с отвращением глотать улиток.

– Ешьте, ешьте! – смеялся потом Григорий. – Японцы – не дураки. У них это деликатес! В улитках вода, япошки их во время приготовления долго выжари-вают: выпаривают из них влагу. Ешьте, это те же мидии, любимая еда керчан! Будем жить!

И выжили.Но «свои» чуть не сгноили. Кто-то донёс, что в гражданскую видел его в бело-

гвардейской форме.Конечно, видели! Свои и приказали надеть. Григорий должен был пройти

в форме белого офицера в здание Керченского театра. Кто заподозрит в этом мощном, потрясающей выправки красавце красноармейца с двумя классами об-разования? Так и сказали: никто не заподозрит.


Когда собрались высокие белогвардейские чины, в зале не осталось ни одного пустого кресла. Григорий зашёл в ложу и выстрелил вверх из револьвера – это был сигнал для красных.

Но когда же, когда же он уже смотрел так жадно в это голубое бездонное небо? Небо. Тьма. Небо. Небытиё. Тьма, тьма, тьма. Невыносимая боль. Зачем же его трогают? Нельзя стонать: кругом враги. Куда же его пытаются тащить? Боль снова кончается тьмой. Тьма, тьма, тьма. А потом в раздвигающейся темноте он видит ангела в виде миниатюрной девушки, почти девчушки. Но она в тумане. Он лежит в какой-то комнате, на чужой кровати. Слышит звуки её голоса. Отдельные слова сквозь вату. И боль – боль сквозь вату!!! Что же такое этот ангел с ним делает?

– Миленький, потерпи! Потерпи, миленький!С каждым днём свет, а вместе с ним очертания девушки становятся яснее.

Именно такой он её и представлял. Её горячий шёпот:– Миленький! Тебя расстреляли! Я нашла тебя через двое суток. Ты лежал сре-

ди начавших разлагаться трупов. Ты будешь жить! Клянусь, будешь!Она бинтовала, поила, кормила, мыла, стригла, брила его, стирала кровавые

бинты и его бельё. С раннего утра до позднего вечера она сама возилась с ним, ведь её мать целыми днями была на работе. И он боялся за эту ещё незнакомую девушку, почти ребёнка (узнают белогвардейцы – расстреляют!), боялся за неё и восхищался её упорством, храбростью. Восхищался нежностью, с которой она ухаживала за ним – беспомощным великаном.

Он тогда не ведал, что всю оставшуюся жизнь проживёт с ней, с Маняшей, крошкой чуть более полутора метров росточком, которую единственный раз об-манул, сказав, что старше её всего на пятнадцать лет, сбавив себе десяток. Она не видела его возраста, обожая свою первую и единственную любовь, и подарила ему не только вторую жизнь, вторую молодость, но и невиданное счастье и двух сыновей-богатырей.

Хорошо, что их нет рядом.Вспомнил! Только один раз он так же страстно вбирал в себя глазами небо, как

сейчас, стоя спиной к обрыву. Перед тем как воскреснуть через двое суток. Перед встречей с Маняшей! Перед встречей радости рождения сыновей!

Хорошо, что их нет рядом.И это их, милых, родных, бесценных людей, хотели расстрелять фрицы? Те-

перь, в Великую Отечественную! Ещё в самом начале оккупации крымскими партизанами был задержан фашистский фельдъегерь. У него изъяли список со-ветских граждан, подлежащих расстрелу в первую очередь. В этом списке первым числился он, Григорий Мельников, потом Маняша, далее – все его родственники, включая малолетних детей.

Успел эвакуировать. Успе-е-ел!!! Хорошо, что их нет рядом. Интересные фиксации – кажется, без ведома человека – делает мозг! Небо.

Театр. Волк. Катакомбы. Гуси. Кровавые бинты. Бычок. Стада оленей, которых видел только однажды в кино. Небо. Орлица. Отметины на животе: три и одна. Пятая – от пули у сердца. Теперь появится шестая. Интересно, будет ли она по-хожа на эти…

Хорошо, что моих нет рядом!!!


Он засмеялся этой прекрасной мысли, которая успела несколько раз появиться в сознании, пролиставшем хаотично, но молниеносно всю его жизнь. Эта мысль успокаивала и вселяла в него новые богатырские силы.

Дуло фашистского парабеллума. Хорошо, что моих нет рядом!!!Удар в сердце. И, не позволив проснуться боли, по телу растекается прон-

зительно приятная, лучезарная благодать, сопровождающая последнюю мысль: «Всё».

БЕСПРИЗОРНИК

Было это давно. Так давно, что многое из этого времени баба Мария уже не помнит, ведь она была ещё Марийкой. Но один случай осколком застрял в памяти. Тогда Марийка впервые увидела беспризорника.

То утро девочка ждала целую неделю. И не зря ждала. Какое это было утро! Солнечное, с теплым нежным ветерком, зовущим в сторону базара. А там столько звуков, пере плетающихся в сладкий гомон, и пестрота красок, соединяющихся в сплошную рябь! От этой живой, постоянно снующей пестроты у Марийки всег-да начиналось лёгкое сладостное головокружение.

Отец запряг лошадь и стал вместе с матерью подносить с огорода к телеге большие корзины, подбоченившиеся плетёны ми ручками. Эти корзины были до-верху наполнены помидорами.

Марийке показалось, что корзины – это городские барышни-модницы с огнен-но-красными буклями. Девочка хихикнула и полезла на телегу, которую родители щедро устелили соломой. Марийка стала помогать отцу с матерью укладывать на солому вынутые из корзин помидоры – сначала первый слой, один плод к друго-му, потом второй, третий, четвертый, пятый. Пятый слой всегда был последним. Девочка знала, что уложенные таким образом помидоры не помнутся в дороге, но все эти приготовления казались ей игрой. Когда игра закончилась, Марийка спрыгнула к отцу на руки и он отнес её на передок телеги. В дороге отец пытался разгова ривать со своей любимицей-дочкой, но та лишь ласково поглядывала на него, и по её глазам он угадывал, что она далека от него в своих мечтах.

Отец всегда занимал на базаре самое лучшее место: здесь и тенёчек для про-давца, и товар на виду – мимо этого места не мог пройти ни один покупатель.

Торговля шла бойко, и постепенно Марийкины мечты слились с реальностью: девочка стала участницей происходящего. Её улыбка обращала на себя внимание многих, и отец шутил, что улыбка дочери – его главное богатство.

Вдруг из яркого цветного раз нообразия выделилось блёклое пятно и достигло прилавка. Марийка увидела перед собой серого мальчика, похожего на сгусток мягкой до рожной пыли: тусклая кожа, пепельные нечёсаные волосы, торчавшие из-под кепки мышиного цвета, вылинявшая до серости одежда – смесь мужской и женской, но такой старой, что трудно разобрать, чем раньше были эти лохмотья. И только глаза ярко синели на этом бесцветье. Девочка улыбнулась глазам, а их хозяин, протянув к Марийкиному отцу пыльную меньше ожидаемого ладонь, по-просил:

– Подайте, Христа ради, помидорчик...


«Конечно, конечно», – мелькнуло в голове у Марийки, и рука потянулась вы-брать самый большой помидор, но резкий голос отца обо рвал её на полупоступке. Марийка вздрогнула и поняла: это и есть беспризорник.

Сейчас, когда окончилась гражданская война, о них говорили очень много. Вот и отец рассказывал дочери, что «беспризорники вылезли из щелей», что «они охотятся за людьми», чтобы очистить их карманы и утащить у зазевавшихся то, что «плохо лежит», а «люди охотятся за беспризорниками» и нередко жестоко избивают их. Теперь такой беспризорник стоял перед ней, словно ошпаренный окриком. Вдруг на мальчика обрушился кнут Марийкиного отца. Одновременно со свистом бича раздался пронзительный вопль ребёнка – через его щёку и оголен-ное сквозь лохмотья плечо пролёг кроваво-сизый след. Марийке показалось, что этот удар достался ей: она ощутила невыносимую физическую боль во всем теле.

Мальчик закусил губу, полуприкрыл блёклыми ресницами синие глаза, кото-рые блеснули не слезами, сжал в кулаки крошечные ладошки и отошёл в сторону, но так, чтобы Ма рийке и её отцу было хорошо видно. Беспризорник снял свою за-тёртую кепку, повернул её к людям, выпрямился и затянул песню, такую жалост-ную, что сердце каждого, кто её слушал, не могло не сжаться в щемящей тоске:

Как в саду при долинеГромко пел соловей,А я, мальчик на чужбине,Позабыт от людей.Позабыт, позаброшенС молодых юных лет,Я остался сиротою.Счастья, доли мне нет.

Люди подходили к мальчику и клали в его кепку деньги. Слушатели жалели паренька, поэтому не расходились. Многие женщины украдкой вытирали слёзы. Постепенно вокруг поющего собралась толпа.

Как умру я, умру я,Похоронят меня.И никто не узнает,Где могилка моя.И никто на могилкуНикогда не придёт,Только ранней весноюСоловей запоёт.

Мальчик закончил петь и тут же, пока не разошлись слушатели, решительно направился к Марийкиному отцу. Подойдя к прилавку, он выгреб одной рукой деньги из кепки и с силой швырнул монеты обидчику в лицо.

По базару прокатился страшный единый стон.Марийка вскинула ладони, чтобы заслониться ими от всего, что её окружало,

и горько заплакала то ли от стыда за отца, то ли от жалости к сироте. Этого она тогда не знала: понять мешали противоречивые, спутавшиеся мысли. Но одно жгучее чувство точно обозначило себя в её сердце – это была гневная ненависть к деньгам, которая запеклась на всю жизнь.

...Баба Мария сидит у своего дома. Натруженные руки покоятся на любовно вышитом фартуке. Мимо идут люди, и каждый проходящий раскланивается с ней.


Од носельчане благодарны этой женщине за неистощимую щедрость, буйно цве-тущую в её сердце, за безграничную глубину сопереживания людям.

КРОШКА ЛЁТСОСТАВА

Много лет назад в холодный весенний вечер на военном аэродроме проверяли режим двигателей самолётов МИГ-21. Четыре истребителя-перехватчика стояли и газовали по очереди. Когда моторы выключили, после длительного рёва насту-пила такая тишина, что казалось, от неё лопнут барабанные перепонки. И вдруг со стороны щита, что возле самолётов, раздался тихий непонятный писк. Сначала механики и лётчики подумали, что им это послышалось. Писк повторился. Люди переглянулись и замерли в ожидании, не повторится ли. И вдруг их взглядам предстал крошечный молочный поросёночек: пара полосочек, пружинка-хвостик и копытца. Отбившийся от стада и замёрзший малыш грелся за щитом и выбрался наружу, ошеломлённый рёвом моторов.

– Куда тебя девать? Что с тобой делать? Как же тебя угораздило потеряться от мамки? – наперебой спрашивали мужчины. Поросёнок в ответ мелко-мелко дрожал и изредка подавал свой скрипучий писклявый голосок.

– Сейчас, наверное, около нуля градусов, жалко крошку, – сочувственно сказал молодой майор Валерий Шилов. Он наклонился, взял беднягу за шкирку, как ко-тёнка, и понёс визжащего в казарму. Там маленького гостя снова все обступили. Откуда ни возьмись появилось блюдце с молоком. Валерий приблизил мордочку поросёнка к блюдцу, и тот начал хлебать, сначала давясь и чихая, потом всё лучше приноравливаясь к еде. Поросёнок похлебал-похлебал, брык и упал, уснув мор-дочкой в блюдце.

– Бедная крошка, – сказал майор, поднял поросёнка, вымыл его и положил на свою кровать. Хрюшка перевернулась на другой бочок, удобно устроив головку на подушке. Лётчики расценили это как добрую шутку и весело смеялись. Офи-церам понравилось, как их сослуживец называет поросёнка, так и закрепилась эта кличка – Крошка, тем более, что это оказалась самочка.

Когда свинка проснулась, её спустили с кровати на пол, что ей очень не понра-вилось. Она ходила вокруг кровати и жалобно пищала. Ночь она провела в казар-ме лётчиков, на кровати молодого майора. Он спал вместе с Крошкой.

Наутро хрюшку вынесли во двор. Смотрят, а свинка не уходит никуда. Девать-ся некуда: разве бросишь в беде такое беззащитное существо?

Поначалу Крошке хватало стаканчика молока. Малышка быстро подрастала, пришлось увеличить её рацион, она съедала всё, что только ей предлагали.

Крошка оказалась упрямой и вытребовала у лётчиков право всегда спать на кровати, на которую однажды положил её Валерий Шилов. Свинка стала силь-ной, и как только кто-либо ложился на «её» кровать или хотя бы присаживался на краешек, она издавала угрожающий хрюк и сама запрыгивала на постель, сталки-вая непрошеного гостя. Потом уляжется, спит – и храпит на всю казарму.

Пришлось майору поставить ещё одну кровать в казарме – для себя.Заботились о Крошке все по очереди: чистили, скребли, мыли любимицу. Даже

духами или одеколоном поливали, чтобы меньше от неё в казарме было непри-ятного запаха, да помещение чаще проветривали. Но более всех дорожил её друж-бой майор Шилов.


Маленькую её все жалели, но когда выросла, поняли, что она начала перехо-дить границы дозволенного.

Выйдут лётчики на построение, командир зачитывает приказ. А Крошка сядет на пятую точку в первом ряду и внимательно слушает, не шелохнётся. Отогнать её от строя лётчиков не представлялось никакой возможности.

Свинья установила собственное расписание дня. Она бродила где-то на задвор-ках аэродрома, ближе к лесу, что-то там вынюхивала, копала, но не очень усердно. Четыре армейских команды хрюшка выполняла строго: команду на построение и команды на завтрак, обед и ужин. Видимо, срабатывал закон стада.

Нужно отдать должное Крошке, на столы она не залазила, со столов ничего не хватала. И у лётчиков появилось негласное правило: от своей порции каждый выделял ей половину. Дарили шоколадки, полученные с офицерским пайком. Она так разбаловалась, что совсем перестала собирать на обочине леса жёлуди.

Услышит команду «на обед», вильнёт хвостом – и в столовую. Сюда Крошка заходила как танк. Подойдёт к двери и дальше уже не видит никого, всех растал-кивает: ей нужно зайти первой.

Крошка росла, и уже, как ни проветривали лётчики казарму, как ни мыли но-вую её обитательницу, как ни орошали духами, порой даже французскими, жить в одном помещении со взрослой свиньёй становилось всё труднее и труднее.

Построили во дворе небольшой загончик, но она в нём не желала сидеть ни минуты. Весь день ревела и визжала, как скаженная, потом подналегла, двумя-тремя мощными ударами проломила дыру в дощатой стене и вырвалась наружу. Больше её в загон не отправляли. А когда хрюшка начинала переходить рамки дозволенного, майор Шилов шутил:

– Смотри, Крошка, посажу тебя на гауптвахту. Лётчики стали думать, как защитить свои жилищные права. Решили дверь,

которая открывалась при нажатии на неё со стороны улицы, перевесить наоборот. Так и сделали. Теперь нажатием она открывалась изнутри.

Крошка, погуляв и вывалявшись в луже, решила поспать на «своей» кровати. Ткнулась мордой несколько раз в дверь, но та не открылась. Тогда свинья разбе-жалась да как ударит в дверь – выбила её вместе с коробкой и опять, запрыгнув на кровать, уснула в казарме.

Никто не знает, сколько бы это продолжалось, но однажды из лесу на аэродром вышел огромный вепрь со свирепо закрученными вверх клыками.

Лётчики, ещё не видя зверя, по поведению Крошки поняли: что-то произошло. Избалованная и нахальная свинья вдруг превратилась в робкую и покорную. Она повернулась к лесу и тихо-тихо пошла в сторону кабана-великана. Прошла пол-пути, остановилась и задумалась. А майор Шилов возьми и позови её. Крошка по-вернула назад, сделала пару шагов в сторону своего хозяина и снова остановилась. Подумала, развернулась и сделала несколько шагов по направлению к хряку. Он стоял как вкопанный. Несколько раз меняла Крошка направление своего марш-рута. Казалось, она не может сделать сложный выбор между старым другом, ко-торый когда-то спас её от холода и голода, и пришедшим за ней соплеменником. Минут двадцать колебалась Крошка. Победил всё-таки зов крови. Свинья ушла с вепрем в лес. Но каждую весну она появлялась на аэродроме с избранником и полосатым выводком, чтобы показать лётчикам издали своих поросят.

Наталья ЧИСТЯКОВА

ПоэзиЯ

Вечером синим

Наталья Дмитриевна ЧИСТЯКОВА (Мазалецкая) родилась в Вологде. Окончила Вологодский политехнический институт. По месту службы мужа жила на Украине, в Костроме, в Калужской области. В настоящее время живёт в г. Балашихе Московской области.

Печаталась в различных литературных изданиях: «День поэзии», «Лите-ратурная газета», «Академия поэзии», «Молодая гвардия», «Подъём», «Нев-ский альманах», «Вертикаль», «День литературы», «Московский литератор», «Российский писатель», «Красная звезда», «Советская Россия», «Красный Север» и др. Автор четырех поэтических книг.

Член СП России.

ÂÎÑÏÎÌÈÍÀÍÈÅ

А над Вологдой вечером синимПереборы гармошки слышны. Словно тёплые, светлые ливниПринесли нам дыханье весны.

И душа очищается песней,И родные просторы видны, Если рядышком ты, даже если Далеко от моей стороны.

Вспоминается праздник застольный: Вздох гармошки в избе дотемна, Где до пота трудилась, до соли,И до боли рыдала она.

До чего же ты, память, упряма, Что я вновь подчиняюсь тебе.И лебёдушкой плавает мамаПод гармошку отца по избе.

83Вечером синим

ÇÎËÎÒÀß

И почему там даже воздух схожС дыханьем матерей полузабытых?

Павел Васильев

На земле, не такой уж большой,Знаю я уголочек укромный:Только там отдыхаю душойПод вечернюю звень колокольни.

Как с деревьев слетает листва,Всё – залётного ветра потери.Там и мамочка, мама живаИ вот-вот постучит в наши двери.

Словно вновь из родного углаХлебным духом пахнёт, пирогами:– Вот, ребятки, для вас напекла.– Золотая, испей чаю с нами!

И восходят из сердца слова,Прогреваясь, как в стоге солома.А без памяти кто мы – ну кто мы?Ни жива без неё – ни мертва.

ÃÀÐÌÎÍÜ

Памяти Василия Истомина

Целый век не вздыхает гармонь, И на кнопочках ноты застыли. Не горит в её сердце огонь, А недавно в нём песни гостили.

А недавно грустила она, Рассыпалась серебряным звоном, Как большая любовь и весна, Подступала к влюблённым с поклоном.

А теперь – догадайся, поди, Как, вмещая величье России, Столько боли таила в груди, Столько радости в сердце носила.

То взрывалась стихии под стать, То молчала, присев одиноко. Так умела и помнить, и ждать, Замолчав, как хозяин, до срока.

Васильки заблудились в лугах И заснули в ночи, обессилев. Но гармонь – день и ночь на ногах! И не может прожить без России!

ÈÞËÜ

Июль теплом не бедствует,Не бедствует дождём.И потому соседствует С ныряньем в водоём.Со злостным нравом диких осИ трепетом стрекоз,Июль всегда соседствуетСо зрелостью берёз.Со стогом сена скошенным И с бездной васильков,И с белкой, огорошенной Обилием даров.Но для меня соседствуетОн в этот год – с тобой.Ну разве это бедствие –Гроза, июльский зной?

Â ÇÎËÎÒÛÕ ÒÓÌÀÍÀÕ

Мой хороший, то, что было, Ты, конечно, не забыл. Я тебя ли не любила? Ты меня ли не любил? Осень в золотых туманах. Без тебя – какая жизнь? Если ты пропал в бурьянах – Выбирайся и божись. Так не раз уже бывало – Уходил и приходил. Провожать тебя – устала, А встречать – не стало сил. Днём нет мочи притворяться – Улыбаюсь напоказ. Ночью – наши ночи снятся, Вновь прощу… Последний раз!

84 Наталья Чистякова

* * *Было сладостей негусто – Не об этом разговор.Я солёную капустуОбожаю до сих пор.С алой клюквой и с грибочком, Огурцами и лучком.Ах, огурчики из бочки,Чай, заваренный с медком!Мы сидели до рассвета,Пели дивные стихи.Жаль, уже деревни нетуИ не будят петухи.Эта грусть пройдёт нескоро, От неё по сердцу – гул.Что ж ты сделал с нами, город?Взял и детство зачеркнул.

* * *Пылят по земле печенеги. В округе не видно ни зги.Но будут моря, будут реки, Избы в тумане реки.

Пылят по земле печенеги… И сколько их, Бог весть, окрест.Но есть у Руси обереги: Вера, молитва и крест.

ÏÐÎÙÅÍÜÅ

Сладенькие, родные – Поленька, Ваня, Миша,Димочка. Золотые,Ночью и днём вас вижу.

То замираю в страхе –Что только не приснится!Вскинусь в одной рубахеНочью за вас молиться.

То нашепчу виденьеЯ проточной водице…Это всё от сомненийГрешной Твоей должницы.

Некогда лик суровыйКажется мягче, проще.Слыша неровный говор, Ты уж прости нас, Отче!

Знаю я о прощенье –Не научусь молиться.Новое стихотвореньеКрёстной витает птицей.

ÑÎÍ

Тополь сыплет упрямоПухом, застит мне свет.Я кричу громко: «Мама!» –И ни звука в ответ.

Просыпаюсь. В потёмках Двух сердец перестук.И таращит глазёнки Мой румяненький внук.

ÍÅÇÀÌÅÒÍÎÅ ÂÐÅÌß

Внимай их пенью – и молчи!..

Фёдор Тютчев

Ничем себя не утруждатьИ слушать шум дождя и ветра,Чуть-чуть волос приладить прядьИ быть как время – незаметной.Лететь за стаей журавлейНа перекрёстки мирозданья,Где светлые пути видней.Забыть про знаки препинания,Чтоб не осталось и следа.Хвала мучительным молчаньям!И чтоб не показаться странной –Лететь над облаком листа Сквозь гроты незнакомых лун,Сквозь суматоху зим и вёсен. Припомнить шум поющих струн,Припомнить, как синеет просинь.

85Вечером синим

ÍÅÁÎ, ÇÅÌËß È ËÞÁÎÂÜ

Вот он – за елями скит.И нет ничего наносного.Птица в лазури летит –Крестит вселенную словно.

Все навороты веков –Столько немыслимых ран!Небо, земля и любовь, А остальное – обман.

* * *Я устала от проблемЛегковерного огня,От невыносимых темПепелище бороня.

Я сыта по горло злом,Мне – так хочется тепла…На крылечке золотом Кем я только ни была.

От слепой и гиблой мглыС беззащитностью птенцаОбиваюсь об углыБесконечного кольца.

ÕÎÇßÈÍ

На краю деревни – ловкая изба,И дымит всю зиму над избой труба.А над крышей справной – вырезной петух,Лучший на деревне жил здесь дед-пастух.

А в саду отрада – яблоньки в рядок,И забор поставил, сделал погребок.И землица добрый урожай даёт,Чувствуя почтенный за собой уход.

Яблоне он каждой имена нарёк:Коля, Ваня, Миша, Саша, Василёк.Тех, кого последнему видеть привелось,Тех, кого в Великую схоронить пришлось.

Удались на славу сочные плоды,И друзья довольны – смотрят с высоты.Смотрят молодые вовсе не в укор:– Отчего забвеньем запорошен двор?

На краю деревни – ловкая изба.Только спозаранок не дымит труба.Яблоки не сняты – рдеют на ветвях.Заплутал дедуня нынче в облаках.

Светлана КРЯЖЕВА

ПоэзиЯ

Когда сходятся планеты* * *

В своём временном измереньеНа пике воздушной волны,Но всё-таки Божьим твореньемНадеждой и верой полны,

Сближаются вдруг наши душиИ вновь расстаются навек.В миру их побьёт и иссушит,Но вынесет всё человек.

Пространство несметно, но времяКонкретною сутью полно,Хоть неуправляемо стремяИ память смывает волной.

Создатель творил не напрасно,Он лучшие формы сберёг:И разум, и профиль прекрасный,И взгляд проницательно-строг.

Из наших бесчисленных предковЛюдской замыкается кругНа фото, на старых портретах,На жизненных линиях рук.

ÎÒÖÓ

Лежат, желтеют дневники,Иссохшие тетради.Твои остались двойники –Записки и награды…

Совсем недавно мы с тобойНа стареньком диване,Военной следуя тропой,Бои всё поминали.

И ты смеялся: «НикогдаЯ б в это не поверил,Осколок – вот он, сквозь года,Врач тщательно измерил.

Чтоб столько лет с ним я жить мог!Тех лет бы всем хватило.Пожалуй, на стрелковый полк!Остался б жив Бачило!»

И мы сверяли твой рассказПо факту, по шажочку,С военной картой, без прикрас,Ты – мой отец, я – дочка.

Не всё так гладко мы живём.Все склонны ошибаться.Но вот – рядком сидим вдвоём.И тот рассказ удался!

87Когда сходятся планеты

* * *Я обычно сдержанно-сурова,Но сегодня вдруг смогла посметь…Каюсь, каюсь, познавая сноваСмысл рожденья, выживанье, смерть…

Опадают ягоды рябиныНа холодный постамент снегов.Жизнь и смерть, увы, неотвратимы,И не каждый их принять готов.

А так хочется вскричать в бездонность неба,Продолжая верить и дерзать:«Даждь нам днесь ломоть пресного хлебаИ возможность истину познать»!

Исповедовать свою больную душуИ рябиной выпасть в белый снег,Вознестись над морем и над сушей,Обозрев свой отведённый век.

* * *Анатолию Аврутину

* * *Будь верен, веруя без гнева,Смиренно, просто бия челом.Не угождая справа, слева.Господь воздаст тебе потом,Когда настанет возрожденье.И смертью смерть поправ, ГосподьДуше дарует просветленье,Преобразит в нетленье плоть.

Будь верен ты, когда средь ближнихНет понимания, и вдругВсе отрекутся дважды, трижды,Пока не пропоёт петухИ перст лукавого Иуды,Трактуя с выгодой указ,Всё светлое в тебе осудитИ с головой тебя продаст!

* * *Когда-то сходятся планеты,Грозя магнитный вызвать сбой.Наощупь, слабозряче: «Где ты?Я по наитию с тобой!»

Они сгорят дотла в итоге,И каждый на своём стоял.За нас судьбу решили боги,И космос волю их принял.

Соизмеримы с полем боя,Кровавым полем страшных сечь,Твоя измученная воляИ жажда исступлённых встреч.

ÎÄÈÍÎÊÀß ÏÒÈÖÀ

Ты куда в исступлённом азарте,Прорывая космический фронт,На весеннем безудержном стартеРассекая крылом горизонт?

Ты куда, одинокая птица?Соплеменникам чужд твой полёт.В ореоле небесного блицаТвой высокий абсурдный оплот!

Я спрошу, ты меня не услышишь.Слышать пеших тебе не дано.Пониманья и разума выше,С небом мы перепутали дно…

Чуть дрожит бумажная страница.Голос сердца будет прорицать.О откуда в наших зыбких лицахНеземной предвестницы печать?В чём земное наше просветленье?Как найти мучительный ответ?И слабеет тверди притяженье.Млечный путь и полнолунья свет.

Голос вещий сквозь миры вселеннойНаши тайны явью изречёт,И глагола силою нетленнойОживит источник, потечётПо артериям его веленьем.Отступает боль и гнёт обид!Болеутоленьем, душеизлеченьем поколеньяВ том глаголе: «Веруй!» – говорит.

Алёна МАЛИНОВСКИХ

ПоэзиЯ

Птичья стая

Алёна Александровна Малиновских родилась в Новгороде (ныне Новгород Великий). В 2006 году переехала в г. Санкт-Петербург. Закончила Санкт-Петербургский государственный университет кино и телевидения по специ-альности «Продюсерство». Публиковалась в газете «Вечерний Петербург», журналах «Юность», «Невский альманах» и др.

С 2015 года живёт в Минске.

* * *Пахнет порохом, всюду шорохи. Я как будто в тылу врага.

Любо-дорого. Жду я Скорого, чтоб забрал к чёрту на рога.

Небо низкое, птицы рыскают, с каждым часом всё злей и злей.

Звуки выстрелов. Мне бы выстоять, выжить в этом тугом узле.

Небо хмурится. Через улицу слышу, будто идёт конвой.

Скорый поезд мой,на сигнальный вой мчись, отсюда забрать живой.

ÒÓÌÀÍ

Туман. Промозгло. Город загустел. Стенают одиноко фонари. Их свет упругим стал, осиротел, как сахар в кружке чая растворим.

И привкус жёлтой световой волныоскоминой осядет на зубах.Как ярки в городе туманном сны,как мелочны проклятья в этих снах.

Чернеют окна, как могилы звёзд, бесплодные воронки чёрных дыр.В тумане – это будто не всерьёз. Весь город постарел и стал седым,

а небо опустилось до земли,пролезло мне за пазуху, в карман.И этот мир как будто неделим – один холодный призрачный туман.

89Птичья стая

Â ÊÎÍÖÅ ÄÍß

Сегодня день размазанных улыбок, тумана, наспех шитого лучами, усталых, бледных и голодных чаек, что жадно ищут полумёртвых рыбок.

Рассвет контрастен был, почти озлоблен. Закат горит, в кострище запад плавя. Весь город отражает это пламя, хоть проводами на куски раздроблен.

Под вечер темнота упала гнётом, остатки жизни придавив надменно. Клубок змеиный тёмных улиц мерно шипит, разыгрывая ночь по нотам.

* * *Осень убивает лето холодом, красными листами, небом, лужами. Я врастаю телом в тело города, мокрое, чужое и простуженное.

Город разлетается машинами вдребезги – на тусклые окраины. Осень режет городу брюшину и оставляет для зимы развалины.

* * *Я так боюсь себя похоронить... Среди людей и бестолковых дней не видеть на земле ничьих теней, порвать связующую с миром нить.

Замедлить шаг или сойти с пути. Закончить книгу, не успев начать, спалить свои блокноты сгорячаи смысла в жизни больше не найти.

ÏÒÈ×Üß ÑÒÀß

Скоро сотрёт мне пальцывремя, песком стекая.Птицы мои – скитальцы:нет им на свете края. Нет ни земли, ни моря,где успокоить душу.Тот, кто устал, – покорен:если нет моря – суша.Если нет ветра – солнцежжёт непослушно крылья.Сохнешь на дне в колодцеи зарастаешь пылью.

ÂÅ×ÍÛÉ ÂÎÏÐÎÑ

И вот стакан стоит почти пустой, по граням капли медленно стекают. Со скрипом пальцем проведу по краюя знаю – воздух в пустоте густой.

А если так, то пустота обман, ненужная и глупая примета. Разбить на счастье – это ли не метод? Стакан исчез. Да здравствует стакан!

* * *Что-то сломалось с хрустом,словно живая ветка.Будто бы птица в клеткеспела сорокоустом.

Ветка беззвучно треснет,в воду пуская корни.Что-то сломалось? Спорно!Всё что умрёт – воскреснет.

ÇÅÐÊÀËÎ

Зеркальный холст изодран паутиной. Моё лицо на нём на миллиард частей истерзано. Испорчена картина, и отражение становится мрачней.

Я – «сам себе художник». Помутнела,звенит под тяжестью удара звонко гладь. С л адони капля крови неумело стекает вязко на измятую кровать.

И красное пятно подобно небу… Закатному, мной позабытому почти. Блокадному куску сухого хлеба, что зажимают тихо при смерти в горсти.

Михаил КУЛЕШ

ПрозА

ДВА РАССКАЗА

Откровенный разговор

Прошло несколько лет, как закончилась жестокая и бессмысленная война. Страна залечивала раны, отстраивала города и села, восстанавливала разрушенное хозяйство. Мирная жизнь потихоньку налаживалась, но война еще долго напоми-нала о себе – то взрывом снаряда под плугом в поле, то выстрелом из винтовки, в лесу, на местах былых боев. Да по лесам еще шлялись остатки всякого сброда, который пробавлялся грабежами и разбоями, имея на руках большое количество оставленного войной оружия.

Жизнь в небольшом полесском городке шла своим чередом. Морозный фев-ральский день подходил к концу. Начинало темнеть. Одинокие фонари тускло освещали немноголюдную заснеженную улицу. А внутри небольшой парикмахер-ской на углу было светло и тепло. Пахло мыльным раствором и дорогим одеко-лоном. Это Ривочка, чернявая, с правильными красивыми чертами лица и безуко-ризненно стройной фигуркой, только что постригла одного молодого-интересного капитана-пограничника, который обслуживался непременно только у неё и осве-жался всегда только приличным одеколоном. Как только дверь за ним закрылась, самый старший из всех четверых мастеров, Анатолий Иванович Шлосберг, по-пытался подшутить над Ривой, что слишком часто заходит этот военный к ним в парикмахерскую, даже волосы у него не успевают отрастать. Рива покраснела, а все добродушно рассмеялись.

Анатолий Иванович был человек выше среднего роста, худощавого телосложе-ния. На вид ему было лет пятьдесят. Его темные, негустые волосы были коротко пострижены и аккуратно причесаны. На нем был белый, не первой свежести халат до колен. Столик его находился в дальнем правом углу помещения. На столике располагались в определенном порядке самодельные железные ножницы и расче-

91Два рассказа

ска, механическая машинка для стрижки волос, три бутылки одеколона с резино-выми грушами, а также складная опасная бритва, чашечка с мылом и помазок. На стене висели небольшое овальное зеркало, рядом на гвозде – широкий кожаный ремень, о который он точил свою бритву. Слева от него было рабочее место Ривы. К ней он, по понятным причинам, относился с особой отеческой заботой.

Все уже надеялись, что время позднее и клиентов больше не будет, как вдруг в дверном проеме резко и тревожно зазвенел колокольчик. Послышались тяже-лые, торопливые шаги. В зал решительно ворвался высокий, плотный мужчи-на, похожий на стареющего драматического актера, в светлом овчинном тулупе и волчьей шапке с завязанными на затылке «ушами». Не поздоровавшись, он снял с себя тулуп и шапку, повесил их на стоящую у входа деревянную вешалку. Лицо его было покрыто множеством струпьев – видимо, вследствие перенесенно-го какого-то кожного заболевания – и многодневной густой, черной с проседью щетиной. «Побрить», – сказал он грубым низким голосом, обводя всех холодным, колючим взглядом серо-голубых пронзительных глаз. Никто не тронулся с места. Повисла мертвая тишина. Резким движением руки незнакомец выхватил из-за спины пистолет, положил его на стул, стоящий рядом с вешалкой, и поставил его посреди комнаты. «Кто побреет меня без единого пореза – будет щедро воз-награжден». Словно в подтверждение сказанного, он достал из внутреннего кар-мана пиджака пухлый потертый кожаный бумажник черного цвета, поднял над головой, хлопнул им по ладони и спрятал обратно в карман. «Но если порежете до крови – получите пулю в лоб».

Все застыли в молчании, опустив головы и боясь посмотреть ему в глаза. «Так! Нет желающих заработать много денег и сразу?! Может быть, ты, белобрысый?» – обратился клиент к невысокому светловолосому молодому парикмахеру за пер-вым столиком слева. Тот еще больше втянул голову в плечи, продолжая упорно смотреть в пол и от страха затаив дыхание. Странный посетитель перевел взгляд на следующего мастера, но не задержал на нем своего внимания и сделал шаг в направлении Ривы. Девушка побледнела, руки её задрожали. Она умоляюще подняла глаза на Анатолия Ивановича. В это же мгновение тот приподнял двумя руками тяжелое кресло и, указывая на него глазами незнакомцу, отчетливо и как-то спокойно произнес: «Проходите сюда – я вас побрею».

Посетитель с любопытством посмотрел на него, быстро подошел и сел в крес-ло. Парикмахер привычным движением заложил салфетку под воротник клиента, взбил помазком мыльный раствор в стаканчике, провел несколько раз вверх-вниз лезвием бритвы по широкому кожаному ремню и принялся за дело. Внешне он казался спокойным, но опытный глаз смог бы заметить, как побледнело его ху-дощавое лицо, как нервно несколько раз дернулись желваки на щеках и мелкой дрожью дрожала рука, пока он не коснулся бритвой щеки клиента. Три пары ис-пуганных глаз не моргая следили за происходящим. На благополучный исход не рассчитывал никто – все с ужасом ожидали развязки трагедии. Всем казалось, что этому испытанию не будет конца. Наконец мастер последним штрихом подправил бакенбарды, вытер бритву о лежащий на столе лист газетной бумаги и сказал, как будто выдохнул: «Я закончил». И тут уже привычным для профессионала то-ном спросил: «Припарку будем делать? Или освежить? Есть “Шипр”, “Тройной”, “Красная Москва”…» Изумленный посетитель, по всей видимости, и сам не ожи-

92 Михаил Кулеш

дал такого исхода. Ничего не отвечая, он быстро встал с кресла, наклонился лицом к зеркалу, левой рукой взял себя за подбородок, повернул голову вправо-влево, как бы пытаясь убедиться, что лицо его в самом деле чисто выбрито и без единой царапины. Сказать ему было нечего. Уже не резкой, а спокойной походкой он по-дошел к стулу посреди зала, взял свой пистолет и засунул его под ремень брюк за спиной. Так же не спеша извлек из кармана свой толстый бумажник, достал, не считая, несколько банкнот, поднял их на уровень лица – показал мастеру – и по-ложил на стул. Затем подошел к вешалке, накинул, не застегивая, свой тулуп, надел шапку и вдруг неожиданно для всех, приблизился к парикмахеру. Глядя в глаза с неподдельным любопытством, он спросил: «Ответьте мне все-таки, что заставило вас совершить такой самоотверженный поступок? Ведь ваша жизнь ви-села на волоске и была полностью в моих руках. У вас практически не было шанса остаться в живых. И скажу вам откровенно: в случае вашей оплошности, я нажал бы на курок без колебаний».

Не отводя взгляда, выдержав паузу, пожилой мастер произнес: «Я отвечу вам откровенностью на откровенность. Во-первых, у меня не было выбора – я пони-мал, что вы в любом случае кого-нибудь из нас можете убить. А во-вторых, я, за-гнанный вами в угол, так же прекрасно понимал то, что вы, ослепленный своей самоуверенностью, понять не смогли. Когда я держал острую бритву у вашего кадыка – не моя жизнь была в ваших руках, а как раз наоборот. Если бы я допустил порез, мне не на что было бы надеяться и я не стал бы ждать, пока вы встанете и возьмете свой пистолет, чтобы застрелить меня…» Выбритое лицо клиента сделалось багровым, рот приоткрылся, глаза округлились. Он запинаясь прохри-пел сдавленным голосом: «Храбрый вы человек…и мудрый…» И тут же, как бы придя в себя, уже более твердым тоном добавил: «Но слишком откровенный…» Осталось непонятным, то ли эту фразу он адресовал торжествующему парикма-херу – то ли уже самому себе.

Ха лактерВ деревне, где я родился и вырос, пожилые люди, в том числе и мои родители,

слово характер произносили со звуком «л» во втором слоге. Получалось: «халак-тер». В контексте это интересным образом меняло стилистическую окраску слова. Когда речь шла о человеке с положительным характером, такое произношение прибавляло теплоты и доброжелательности. Прочитайте вслух и прислушайтесь: «Вун пу халактиру спукуйный – хвайный такий дядько…» Но в разговоре о пло-хом человеке слово это произносилось с ударением и приобретало негативный, осуждающий оттенок. О человеке самолюбивом и заносчивом говорили: «У юго халактер ШО ТО Я!». О человеке неисправимом можно было услышать: «Ну и халактер!».

Когда я был еще молодым человеком, мы отправились на выходные в дерев-ню к родителям с женой и шестилетней дочерью. Но, на беду, забыли дома её любимую куклу Марусю, которая моргала глазами и говорила: «Мама». Дочь категорически заявила, что ночевать у бабы не останется, потому что Маруся не сможет без неё одна, а она – без Маруси. Мать оказалась виновата, что не по-

93Два рассказа

ложила куклу, я – что не проконтролировал. Уговоры не действовали. Началась истерика. Пришлось уступить. Так как своей машины у нас тогда ещё не было, я попросил соседа, Степана Сергеевича, и мы с ним на его новенькой «Ладе-013» съездили в город за куклой.

Вечером, когда мы после ужина вдвоем сидели на лавочке возле дома, отец сказал мне: «У тыбэ, сынок, надто мяккий халактер. Так гэтэ дытя туби скоро на голуву сядэ, и ты юму ны дасы рады. Тут, браце ты муй, трэба дисциплина. А та-кая твуя дубрыня можэ туби боком вылызти. Путом за лукте сыбэ ны укусыш…» Мы очень долго сидели с ним в тот вечер. Погас свет в окнах утомленных тяжким крестьянским трудом сельчан. Вышла полная, большая и чистая луна. Я всегда любил такую луну. А он все говорил своим спокойным, ровным и уверенным голосом, не поучая, не навязывая своего мнения. Я как сейчас помню каждое его слово… Он рассказывал, как их, семерых детей в семье, воспитывали мои дедуш-ка и бабушка. Какими все из детей, кто остался в живых, выросли трудолюбивыми и хозяйскими. Главное, что я понял тогда из его слов, это то, что ребенок, рож-денный в любви, должен и воспитываться в любви и заботе. Ты должен любить и заботиться о нем, но проявлять сдержанность в своих чувствах и держать его, что называется, в ежовых рукавицах, чтобы он чувствовал дисциплину и ответ-ственность за свои поступки. Лучше лишний раз более строго наказать наперед, чем потом наказывать, когда он уже что-то натворил. А дедушка и бабушка не должны напрямую вмешиваться в процесс воспитания и указывать родителям, как воспитывать своих детей. Могут помогать добрым родительским советом. И материально… по возможности. В самом конце нашей с ним беседы он рас-сказал мне одну из своих многочисленных притч, которая, как я понял, была его главным методическим руководством по воспитанию. Нас в семье было четверо детей, и мы все прочувствовали эту методику на своих задницах. Каждый по одно-му-единственному разу. Но этой науки нам хватило на всю жизнь! Так вот, послал как-то мужик своего сына-подростка на базар за сметаной. «Вот тебе, – говорит, – сынок, деньги и бидончик. Сходи купи сметанки и сдачу не забудь». Парень взял деньги, бидончик и пошел… Вернулся только под утро без сметаны, без бидона, без денег и пьяный. Спустил тогда мужик с него портки, уложил на лавку и да-вай ремнем пороть со всей злости. Да что толку?! В этом же селе, на краю жили оседлые цыгане. Кузнецами работали. Посылает цыган одного из своих сыновей тоже за сметаной. Снимает с него портки, кладет на лавку, берет ремень и порет. Затем дает деньги, бидончик и объясняет, что делать. Через час цыганский сын уже дома – принес и сметану, и сдачу.

С тех пор прошло много лет. С моим, на самом деле мягким, характером мне очень трудно было применять жесткие меры воспитания. Но я всегда помнил слова отца и его притчу. Дочь моя выросла замечательным человеком. Я по праву горжусь ею. А вот внучка в свои тринадцать лет по-прежнему остается капризной, упрямой и непослушной. И в этом есть большая доля моей вины. Когда она роди-лась, я почувствовал себя самым счастливым человеком на Земле. Для меня весь мир перевернулся. Я никого вокруг, кроме неё, не замечал. Мне казалось, что вся любовь, со всей необъятной Земли, не больше, чем одна моя любовь к этому род-ному мне человечку. Я исполнял все её капризы и желания, каждый день покупал новые наряды и игрушки, играл с ней в куклы и машинки и никому не позволял

94 Михаил Кулеш

даже голос на неё повысить. В результате она очень быстро поняла, кто в доме главный, и стала практически неуправляемой. Делала что хотела, никому не под-чинялась – знала, что ей все равно ничего за это не будет. Не знаю, до каких пор все это продолжалось бы, но однажды, когда ей было уже шесть с половиной лет, произошел случай, который заставил меня пересмотреть свое отношение к вос-питанию внучки и вспомнить слова отца по этому поводу.

Было уже поздно, и вся семья собиралась ложиться спать. «Все, доченька, со-бирай игрушки, мой ножки – и пошли баиньки», – сказала ей мама. «Я спать не хочу – я играть хочу», – заявила внучка. «Нам с папой, доченька, завтра рано вста-вать, да и бабушке с дедушкой тоже хочется отдыхать». Ответа не последовало. Она демонстративно продолжала перекладывать игрушки с места на место. «Ты что, дрянь такая! Сколько можно тебе повторять одно и то же?» – «Я не пойду, сказала!» – произнесла она выразительно и вопросительно посмотрела в мою сто-рону. «Пойдешь как миленькая!» – мать схватила её за руку и без церемоний по-тащила в сторону ванной. Я, прекрасно понимая, какие воспитательные действия за этим последуют, поспешил вслед за ними. Успев по пути схлопотать по мяг-кому месту, внучка плакала навзрыд. Не так оттого, что больно, сколько потому, что за неё не заступаются. Я взял её за руку и завел в ванную. «Послушай, – сказал я ей. – Мама от тебя требует лишь то, что ты в любом случае должна сделать сама. Ты прекрасно понимаешь, что тебе так или иначе все равно это придется сделать. Если ты не сделаешь по-хорошему, тебя накажут ремнем и все равно заставят это сделать. Или ты хочешь, чтобы с тобой всегда поступали так, как поступил цыган со своим сыном в одной дедушкиной притче?» Она с любопытством подняла на меня заплаканные глаза, плач прекратился. И после глубокого вздоха спросила: «Как?» И я начал рассказывать ей уже знакомую вам притчу. Она слушала меня с большим вниманием, время от времени всхлипывая. Глаза её внимательно смо-трели на меня. А когда я, довольный своим педагогическим подходом, закончил рассказ, она мне спокойно так сказала: «Знаешь что, дед, вы меня хоть до того бейте, хоть после того – я все равно буду делать так, как сама захочу. Такой уж у меня халактер». Я лишь развел руками: «Да уж, что халактер, то халактер».

Оксана ГОРОВЕНКО

ПоэзиЯ

Дорогой мне идти земною

* * *Ты потихоньку уходил,Я – оставалась, где стояла.Ты ничего не говорил,И даже не было вокзала –

Ни суеты, ни серых стен, –Лишь воздух будто разряженный…Что ветру свежему взаменНайдешь теперь ты, обреченный?

Опять – бежать, опять – терять,Не «до» – а вовсе оставлять…Так, будто что-то ты открыл, – Ты видишь свет? Так дай Бог сил!

Я – не помеха на пути:Иди, коль хочешь ты идти!Я даже вслед не побежала – Стояла и едва дышала…

Ты даже не предупредил:Оставил – и освободил!Вот почему я не бежала:Я ничего не потеряла!

Ведь это уходил не ты,А кто-то… лишний … из мечты…

* * *Ветер талую воду тревожит,Вороша отражения туч,Ничего, ничего не поможет, – Ветер холоден, стыл и колюч.

Утопают намокнув пылинки – Тянет их мелких туч глубина,Ничего наверху нет, ни льдинки,И не вынесет их тут волна.

Острый холод пронзает живоеБеззащитное сердце в ночи,Ничего, что слышны перебои,Ничего, если все же – стучит.

Ветер ночь обнимает устало,Потеряв очертания туч,Ничего, ничего не пропало,Ты все принял, но шел – ты могуч.

Скольких ветра столкнули порывы,В пыль рассыпало не одного,Но мы живы еще, мы живы,Ничего, что ветра, ничего.

96 Оксана Горовенко

* * *

* * *Быть может, ты откроешь мою дверьИ, радостный, замрешь в ее проеме,Но как мне знать о будущем теперьИ как встречать – я гостья в своем доме…

Я молча стены дома нахожу,На высоте разглядываю окна,Но неким внешним взглядом я слежу,Как здесь меня отображают стекла.

Я занавески задеваю край,Чтобы простору в этот дом пролиться,Но только, задевай не задевай,За этот ветер мне не зацепиться.

Но если ты идешь сюда, то тыИ у окна меня увидишь с высоты,Отыщешь дверь, найдешь меня, узнаешьИ дашь мне знать, что дверь ты открываешь…

* * *Дорогой мне идти земною,А я – беседую с Луною…

Молчит она, не отвечает,Но – светит мне и мне – внимает!

Ведь миллионы светолетНас поднимают до планет,

И галактические сводыТворят в созвездья годы, годы…

И все они – передо мною,Когда беседую с Луною…

* * *В листве шумящей, в крике птицы,В усталой мгле исхода дняТы ждешь единственной страницы,Где знаешь: «Что-то – для меня».

Вот-вот – и слово там сомкнулосьС тем чем-то, чем хотел ты быть,Потом – оно же зачеркнулось,Строку без точки бросив стыть…

И ты страдаешь: «Ведь слагалось!Ведь предложенье начиналось!»И ищешь ты конец страницыВ листве шумящей… в крике птицы…

Мы не радуем друг друга,Мы друг друга не щадим,Но ведь мы – в пределах круга,Посреди него стоим.

Между нами расстоянье –Взгляд один и один шаг,И одно – но не признанье,И один – но недруг, враг.

И одна – пустая сфера,И один – надутый шар,И одна – земная эра,И один на всех пожар.

Мы ввергаем себя в пламя,Посреди него стоим,Мы – не радуем друг друга,Мы – друг друга не щадим.

Олег Викторович Чернышёв родился в 1939 году в г. Великие Луки (РСФСР) в семье художника. Окончил Белорусский государственный теа-трально-художественный институт по специальности художник декоративно-прикладного искусства. Кандидат философских наук, доцент, заведующий кафедрой дизайна Минского инновационного университета. Автор нескольких поэтических сборников.

Живет в Минске.

Олег ЧЕРНЫШЁВ

ПоэзиЯ

Мечты и таинстваÌÎÑÒ

Луны краюха в синей скатертиИ крошки звёзд.Стою у Космоса на папертиВ Великий пост.

Не нужно мне ни подаяния,Ни добрых слов,Ни сокровенного преданияСвятых отцов.

Я знаю все мечты и таинстваБылых эпох.В душе моей, что ищет равенства,Переполох.

Понять хочу, чего я жаждую,Терзая плоть.Чего в себе минуту каждуюНе побороть.

А вдруг Вселенная бездоннаяЗовёт меня?Как часть её единороднаяЯ – внук Огня.

Пускай же Мир её умножитсяМечтой моей,И пусть число не подытожитсяМоих ролей.

Душа моя объята пламенем –Хочу творить!Пойду с тобой под этим знаменем,Чтоб победить!

Луны краюха в синей скатертиИ крошки звёзд,Стою у Космоса на папертиИ строю мост.

98 Олег Чернышёв

ÂÅÑÒÈ

Тёплый ветер носит вестиПро ушедшие морозы –Зашумели с вестью вместеЗахмелевшие берёзы,

И река легко вздохнула,Отпустив на волю льдины,Где тропинка утонула,Не доплыв до середины,

Где за рыжими чубамиТростников проснулись травыИ толпятся берегамиСловно ищут переправы,

Где туман клубами пудрыПеленает плечи дали,Но в лице природы мудройНи тревоги, ни печали.

Ей тревожиться негоже – Она помнит с нами встречи:На одну весну моложеСтанут души человечьи!

ÈÌß

Горстка пепла да облачко дыма(Урожай крематорских печей)И чуть-чуть театрального гримаНа словах поминальных речей.

Вот налоги с заёмного праха,Что на жизнь получает любой:И сановник, и парень-рубаха,И Пилат, и палач Крысобой.

В этом все мы равны перед Богом,Как любая живущая тварь,Только (в смысле высоком и строгом)Пепел наш не украсит Алтарь.

Сколько б плоть ни росла и ни крепла,Всё равно возвращается в прах,Но Помпея, погибнув от пепла,Своё имя оставит в веках!

Посмотри на картину Брюллова –Сила Духа, Любви торжество!В этом суть человека, основаИ в бессмертии с Богом родство!

ÊË¨Í

Потемнело... Серою хмурью Затянуло багряную даль, И снежинки, как пчёлы к улью, Полетели на землю... Жаль Этот клён, не успевший вдоволь Пофорсить. Колдовской наряд Скоро сникнет, как будто вдовий Почерневший от горя взгляд. И, предчувствуя злые морозы,Белых вьюг заунывный стон, Он ронял свои льдинки-слёзы На недавно цветущий склон. Жаль ему расставаться с летом, Жаль терять золотой убор, Но внезапно печаль об этом Оборвал... лиходей-топор.

А однажды в январские стужи, Как обычно, под треск лучинМужичонка, отправив ужин, Покурить присел у печи И, блуждая в пламени взглядом, Вдруг заметил – как будто он Видит тот, с колдовским нарядом, На пригорке стоявший клён...Будто вновь пламенела осень, Полыхая заревом крон, И на фоне далёких сосен Красовался багряный клён. Раскрасневшись В предсмертной пляске,Весь сияя как напоказ,Он дарил свои лучшие краски,Не жалея... В последний раз.

99Мечты и таинства

ÆÀÐ-ÏÒÈÖÀ

Рассвет встречают небеса…Таюсь незримо в чаще чувств,Уснуть не смея. Я учусьЧутью породистого пса – Силком искусным смыслоловаСуметь поймать Жар-птицу словаНа россыпь звёздного овса.

У этой птицы тонкий слух:Чуть ошибёшься – улетит,К тому же скверный аппетит:Не переносит фальшь на дух –И в руки только тем даётся,В ком сердце трепетное бьётсяОт восхищений. И от мук.

ÍÎ×Ü

«Доброй ночи», – говоришь,Уходя из дня?Что ж ты рану бередишьВ сердце у меня?Где покой и где добро?Только звук пустой.Сердце жмётся под реброЖалкой сиротой.В темной ночи-полыньеУтонул закат,Я лежу лицом к стене,Голову в обхват.Заблестит в окне луна,Как железный зуб, –Захлестнет тоски волнаУзел сжатых губ,Задрожит души струнаОт тревожных дум,И… потянется без снаНочь в сплошном аду.«Доброй ночи?» Нет! Ни-ни!Навсегда забудь!Ты приди и мне склониГолову на грудь,Мрак из сердца прогониЗаревом лучей –Ночь отступит: солнце спитНа моём плече!

ÕÓÄÎÆÍÈÊ

Пронзив умом нутро греха, Вскрывая язвы скверны смертной, Творила дерзкая рука Самозабвенно плод запретный.

Чтоб оградить и всех спасти От искусов порочной страсти, Решила воспроизвести Ужасный лик причин несчастий.

Явился миру страшный монстрКак образ мрази человечьей – Пропитан ядом, жалом остр И в каждом члене изувечен.

«Страшись! Пугайся! Трепещи! Спасай и плоть, и дух от скверны! Ты с нею дружбы не ищи –Она лишь к аду спутник верный!»

Увы! Глас вопиющего в пустыне Ни душ не тронул, ни сердец – Тот монстр всевластвует отныне Как подражанью образец.

ÑÓÃÐÎÁ

Снег то ластится, то злится.То толпится меж бровей,Тонет в слипшихся ресницахСвет далёких фонарей.В ночь иду по бездорожью,Сторонюсь людей и троп, Тормошу, как грудь бульдожью,Круто вздыбленный сугроб,Кувыркаюсь в нём и прячусь,Как игривый юный пёс,Навзничь падаю, дурачусь, Не стыжусь седых волос.Не солидно? Знаю, каюсь. Мне сегодня не до сна!Этак я с Зимой прощаюсь:Завтра – март. Идёт Весна!

100 Олег Чернышёв

* * *На коленях моих приютился И. Бродский…Тихий шелест страниц умножает сиротский,Заблудившийся крик среди мрака и ночи,Словно всполох зарниц с хрипотой многоточий.

В лабиринте невзгод, в фейерверке созвучийПо зыбучим пескам плыл «Голландец летучий».Мыслеплаватель, смыв политический глянец,Стал для власти – изгой, для толпы – чужестранец.

Твой раскованный стих, гнёт цензуры отбросив,С небом плоть породнил, как библейский Иосиф,Посвящённой душе дал простор откровенья,Не страшась ни креста, ни хулы, ни забвенья.

Андрей ВАСИЛЬЕВ

ПрозА

ПРОЩЁНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ, или АНГЕЛЫ-БЕСЫ

РАССКАЗ

Оттепель. Малышка у окна ждёт маму. Мама, как всегда, опаздывает. В этот воскресный день они собрались ехать в гипермаркет, чтобы купить на будущую неделю продуктов и чего-нибудь «вкусненького». Да и для школы малышке тре-буются новые блузка и брюки.

«А маме на работу…»Сочетание слов «мама» и «работа» напрягает… Политика отца непонятная, но

простая: мол, надумаешь, мать, зарабатывать на стороне – кроме алиментов ни-чего не увидишь. Незачем тебе с моих «чаевых» жировать! Следи за инвалидом!

Ангелы – бесы… ангелы-бесы, ангелы-бесы, ангелы-бесы…«Папа теперь живёт с другой женой. Два года назад он послал маму к…»Малышка своеобразно воспринимает ангелов и бесов по простой причине – так

встретились будущие отец и мать. На фотографиях школьного концерта мама – ангел, а папа – чёрт. Он был на год старше. Это на фото не заметно. Не запе-чатлено и окончание представления, когда за кулисами папа втихую вытирал с лица чёрную краску белоснежной ангельской пелериной, закинутой невинной школьницей на ширму. Крик мамы и первый скандал будущей родительской пары тоже остались за кадром. Им тогда было семнадцать и шестнадцать лет. Теперь малышка в возрасте мамы-ангела…

Пришедший на память эпизод из жизни предков оптимизма не вселяет. Каза-лось бы…

Как вдруг!«Тьфу ты! Ворона!..»Наглая птица игнорирует хозяйку, транзитом громко плюхается с крыши на

подоконник, каркает в лоб малышке и стремительно слетает вниз.

102 Андрей Васильев

Взбудораженное сердечко вот-вот вылетит! Есть угроза, что и внутричерепное давление подскочит!

«Потом обморок, и никакого магазина!»Ангелы – бесы… ангелы-бесы, ангелы-бесы, ангелы-бесы…Относительно бодрой для больной детским церебральным параличом поход-

кой, лишь неестественно согнув крючком ручку и волоча одну ножку, малышка спешит к шкафчику с лекарствами.

Успела, но одышка наросла! Бухнулась на диван.Невольно мысли малышки перескакивают на недавно подслушанный разговор

матери с подругой-врачом. Та обратила внимание на быстрое увеличение веса малышки и стращала маму, что дело окончится утратой динамической активности и инвалидным креслом. И говорила, что это – прямая дорога к финишу!

«Лучше бы этот финиш был ещё в роддоме!»Малышка хмурит брови.«Надоела мне ваша гимнастика! Надоели мне ваши упражнения! Ноги делай

так, глаза этак! Идите вы все!..»Ангелы – бесы… ангелы-бесы, ангелы-бесы, ангелы-бесы …Малышка хмурится сильнее.«И в церковь ходить не могу и не хочу! Чего таскаться туда, где толком не по-

сидишь и ничего не видно. Мама сама не знает, зачем мы пару раз зашли к Богу. Правильно бабушка говорит: «Он в душе – и довольно». А дед вообще атеист и бе-гает по утрам кроссы, как жеребец. Мне бы так! Вот на коляске, может, буду туда кататься. Тогда уж всё равно, как время проводить. Главное, чтоб рядом санузел был… Ой, мама пришла!»

Мать входит в квартиру и, не разуваясь, садится рядом с малышкой. Выраже-ние её лица настораживает.

– Что случилось? Мама обнимает дочь за голову и горько плачет:– Мне машину побили, а страховка кончилась!– Уй-й…Ангелы – бесы… ангелы-бесы, ангелы-бесы, ангелы-бесы …«Воскресенье пропало!»Малышка отворачивается от матери и тупо смотрит в окно.Мать наплакалась.– А что ты отвернулась, доченька? – Так…– Машина-то на ходу, только битая. Поехали! Да! Сегодня Прощёное воскресе-

нье! Все родные и знакомые извиняются друг перед другом. Прости меня!Предобморочное состояние малышки быстро исчезает:– И ты меня, мамочка, прости! Одеваемся скорее!

Машину «долбануло» неплохо. В зад. Но ехать это не мешало. В гипермаркете малышку устраивает сочетание двух факторов: по другим тор-

говым точкам мотаться с мамой не надо и на долгое хождение денег у них не хватает. То есть головокружение от людского потока, очередей и шума ещё не вытекает в обморок, а уходить уже пора.

103Прощёное воскресенье, или Ангелы-бесы

Накупились! Малышка держится за тележку и вместе с мамой ожидает лифт. Вот тебе и на! Из лифта выходит папа с новой пассией. Его жена задирает нос

и, растворяясь в толпе, бросает через плечо:– Александр, я тебя жду!Отец малышки засовывает руки в карманы штанов, трясёт коленкой, раздувает

обрюзгшие щёки и закатывает глаза.Мама:– Прости меня, Саша, если чем обидела тебя…Отец:– Наличных у меня с собой нет!Малышка:– Да, папа, прости нас за то, что мы у тебя есть!..Ангелы – бесы… ангелы-бесы, ангелы-бесы, ангелы-бесы …

Геннадий Адамович Мрочек родился 12 марта 1939 года в г.п. Журавичи на Гомельщине. Окончил Гомельский политехнический техникум и Белорус-ский институт инженеров железнодорожного транспорта. Работал на различ-ных инженерных должностях в проектно-изыскательском институте Белорус-ской железной дороги, инженером-конструктором в Монголии, начальником отдела, главным инженером проектов в ОАО «Минскметропроект». Стихи пишет давно, но публикуется впервые.

Новое имЯГеннадий МРОЧЕК

Встреча

* * *Веет ночная прохлада,Яблонь-девчат хоровод.В свежести тихого садаРобко дрожит небосвод.

Тихо светила мерцают,Спит безмятежно земля.Ветер пространство прощает,Ветви едва шевеля.

Утро… И свет все сильнееС вольной играет волной.На полутемной аллееДень нас встречает с тобой.

* * *Затянется небо завесами туч,И станет темнее округа.Но даже во мгле не теряется луч,Что нам озаряет друг друга.Пусть все покрывается серою мглойИ редко снежинки кружатся,Мне только и самой холодной зимойТепло с тобой… Нам не расстаться…

* * *Весенний ветер по-хозяйскиС балкона в комнату войдет,И воздух свежий, воздух майскийВ квартиру свежесть принесет.

Как будто линией одноюСомкнутся небо и земля,И ливень, пахнущий весною,Лениво хлынет на поля…

105Встреча

* * *Мы сидели с тобой на крутом берегу,Извивалась речушка, скрывалась в лугу.

Под обрывом струил серебро родничок,Полотенца на иве трепал ветерок.

Говорливый поток из мерцающих струй…Я воздушный ловил твоих губ поцелуй.

Увлеченный виденьем, с восторгом в груди,Я стремился понять, что нас ждет впереди.

Как река протекла, не оставив следа,Так и мы, попрощавшись, ушли навсегда.

Перекат той воды и волны перезвон – Всё мне чудится этот волнующий сон.

ËÞÁÈÌÈÖÀ ÃÎÄÀ

Еще помнят глухие поляЗавыванье томительной бури,Но слышнее «кур-лы-ы…» журавляВ бесконечно далекой лазури.

Умирая, уходит зима,Пробуждается снова природа,И приходит на землю самаМолодая любимица года.

Как же сладко ее обожать!Разве можно в нее не влюбиться?Всё в природе спешит оживать,Расцветать… Зеленеть… Колоситься…

* * *Темнеет край огромной тучи,И гром рокочет впереди,И молнии огонь летучийВсе той же тучи посреди.

Стихии огненной навстречуЗабьется сердце все сильней.Грозу я стуком сердца встречу, Я буду радоваться ей.

Люблю следить, как тучи злятся,Рождая дождь во всей красе,Как будут молнии метатьсяВот в этой темной полосе…

ÍÎßÁÐÜ

Туманом покрылись низины,Кустарник поник и озяб.Печальные пишет картиныУсталый художник-ноябрь.

Осенние краски увяли,Печален темнеющий лес.Парит над разливом печалиСвинцовая шапка небес…

Я помню ушедшее лето,Усталых гусей караван.В душе – ни печали, ни света,Один только сизый туман…

* * *О как мне жаль, что снег растаялИ что рассталась с ним земля.Как будто бы начало мая –Но лишь начало февраля.

Лед почернел, и лес заплакал…Зима как будто не зима…И снег растаявший закапал,И тьма заплакала сама.

Так и бегут воды потокиПо тротуарам и полям.И только в небе – гром высокийДа птичий гам… Да птичий гам…

Родилась 19 октября 1958 года в Минске. Закончила Минский коопера-тивный техникум Белкоопсоюза по специальности товаровед. Работала на предприятиях общественного питания города. Мать троих детей. Живет в Минске. Публикуется впервые.

Светлана ШАШКО-ШАБЛИНСКАЯ

Новое имЯ

Листопад

* * *Вот и закончен маскарад.Жизнь промелькнула. Листопад.Какой узор твои годаСоткут из жизни навсегда?

Какой раскинется ковёр,Какой скрепишь ты договор,Какие птицы будут петьИ ручеёк какой звенеть?

Что принесёт твой листопад,Пусть и случившись невпопад, –Сиянье душ сквозь мрак ночейИль пламень адовых печей?

Кружите, поздние листы,И пристань мирной суетыВспугните шелестом своим,Напомнив о себе другим.

* * *«Калину красную» певалиДевчата в деревняхИ с глаз слезинку умывалиСтудёнкою в сенях:

«Перелеском, чащей, лугом,Где-то полем наискосьПогулять бы с милым другом,Чтобы слаще впредь спалось».

Тайн своих не выдавая,Кросны ткали по зимеИ, «Калину» напевая,Сердце прятали в суме:

«День-деньской и ночек ворохМне бы с милым провести,Да ворвался горький сполох,И калине не цвести».

107Листопад

* * *Вдоль шоссе проносятся учтивоВековые стройные леса,А в просветах мчатся молчаливоНа покатых крышах небеса.

Запахи врываются в окошко,Пробуждая что-то в глубине,И душа печалится немножко –Лучшее осталось в стороне.

В тех лесах, в избушках одинокихМне бы отдохнуть от суетыИ душе вернуть из грёз далёкихЧистые и светлые мечты.

* * *Сидеть бы молча при дорогеПод сенью древ – зелёных рун –И думать тихо, без тревогиПод музыку небесных струн.

Ласкаться к травам на опушкеСреди соснового шатра,Подняться взором по верхушке,Душой на облаке паря.

А ночью выйти в чисто полеИ птицей к звёздам полететь:Над милою моей землёюЗвездою яркою гореть.

Вернуть себе простор вселеннойПрохладой чистой родникаИ оживить слезой нетленнойЛюбовь, пронзившую века.

* * *Запах скошенной травыОсвежает душу,Пробуждая мир мечтыИ надежду в лучшее.

Опьяняет без винаТерпкий запах травный.И кружится головаВ эту пору раннюю.

Так и хочется упастьНа цветочки-краскиИ как будто побыватьВ самой чудной сказке.

Хоть немножечко поспатьДля поднятья духа,Чтобы долго вспоминатьЭтот запах луга.* * *

Серебрится простор за окошком –Всё готовится тихо уснуть,Растекается тишь по дорожкам,Заглушая вечернюю грусть.

И душа колокольчиком чистымОтзывается сонной земле,Наполняя сознанье лучистымПереливом в темнеющей мгле.

* * *Цветок невзрачный полевой,Но сколько жизни волевойНесёт в себе он много лет,Даря сердечности букет.

Цветок невзрачный полевойКачает мудрой головойИ, погружаясь в холод зим,Всё так же чист и несразим.

Цветок невзрачный полевойСлед нашей памяти живойХранит под небом голубым,Всевышним в вечности любим.

Марианна СОЛОМКО

ПоэзиЯ

Ветер

ÏÎÑËÅÄÍßß ÏÅÑ×ÈÍÊÀ

Живёшь – и славно. Этот вдохВошёл в тебя, твоей став частью.Ты обмелел и пересох На полпути к речному счастью.

Свечу не теплил за былых,Справлял по нынешним поминки…Но вот – глухой удар под дых – В часах последняя песчинка.

* * *Меня ночами давит ночь.В печной трубе я слышу пенье:Ты не успеешь до УспеньяСебе помочь.

Скрипят под крышей сквозняки.Деревьев дьявольские крючьяМеня истерзанностью мучат,Как скорняки.

Горсть воздуха – и затаить,Глоток земли сухой – и выпить,И выпью долго-долго выпить,А после – жить.

ÊÎÐÀÁÅËÜÍÛÅ ÑÎÑÍÛ

Их тени – как зыбкие перьяПрозрачных некормленых птиц.Сражаются с ветром деревьяОрдою худых плащаниц.

В них души бессмертные скрытыЛоскутьями мёртвых времён,В них гнёзда не певчими свиты,А гулким, слепым вороньём.

Колец годовые объятья – Надежд корабельный острог,В них смолы молитв и проклятий,В них чёрная месса костров.

В их сердце потухший багрянец,Спелёнутый тёплой корой.Их участь – Летучий Голландец…И плыть им в пучине морской.

109Ветер

* * *Ветер, волосы, солома,Спорынья, грибные споры…Оборвалось чувство дома,Нет ни точки, ни опоры.Есть полёт – пустой, бесклинный,Одинокий, заоконный…Словно веточка калины,Оборвалось чувство дома.

* * *Погребальные поля,Как вы тянетесь глубоко!..Вами кроется земля...Око закрывает око,Человека человекПровожает в путь последний…Так наследнику наследникСкрещивает руки рек.

* * *Покоен вечер,Как тёмный инок,Садятся людиЗа стол поминок.

Не грай ворон…Не храма паперть…От белых блюдБледнеет скатерть.

В той темноте –Ни зги, ни звона,И тихо пьютДо дна, до Дона...

До днища дняДобралась Лета, –И замерлаЛучина света.

* * *Ты в одиночку одинок,Ты погребён в пустую строчку,Сам над собою ставишь точку,И нет к тебе пути-дорог.Ты в одиночку лепесток,Рукой сжимаешь сердцевину,Но будет миг – тебя отринутВ холодный, невозвратный лог.Ты в одиночку волосок –Седой, суровый, неприметный.Но колокол утробой меднойСведёт на нет твой голосок.Ты в одиночку поясок,Петлю затягиваешь тужеИ понукаешь – ну же, ну же! – Но падаешь наискосок.Ты в одиночку одинок.Ни покаянья, ни отсрочки.Душа не терпит оболочки,А тело – жизни домино.

Иду в осенние туманы

Ярослав КАУРОВ

ПоэзиЯ

ßÐÎÑËÀÂ

Я – Я росс слав, я – славный росс,Я славлю юную Россию – Озёра глаз и реки кос, И губы отмелей тугие.В ней имена, как семена,Под нежным взором всходят женским,Но посмотри, она юна,И сил она полна вселенских.Тысячесмыслие во всём,Улыбки луж, приветы веток.Её дыханием живёмИ видим сны её рассветов.Ответы ветер нам сулит,А росы задают вопросы.Ласкаем мы холмы земли,Луга её волос белёсых.Встаём мы снова из основВедомы вед медовым вкусом.Россия – это слава слов,Россия – это раса русых.Ей много удалось пройти.Её царицей величали…Но это не конец пути,Пойми, что мы живём в начале!

111Иду в осенние туманы

* * *Менялись моря и причалы,Был горек безрадостный путь,Холодные слёзы печалиТеснили изнывшую грудь.И вера ушла, и надежда,Звучал одинокий мотив,А сердцу хотелось как преждеЗабиться, себя ощутив.Но внемлет открытою ранойДуша, устремлённая ввысь, – В мелодию звуки органа,Как стоны вселенной, влились.С судьбою не может быть торга,Любви наступает пора,И тёплые слёзы восторгаОсветят ещё вечера.

* * *На дороге голубь-хромоножкаЧто-то непотребное клюёт.Собирает бабушка в лукошкоИз помойки драное старьё.Влажной осени волшебна ласка,Драгоценной яшмою – листва.Длится, длится городская сказка,Шепчет сокровенные слова…Золушка работала до пота,В волшебство не верили тогда,Вытянула жилы ей работаВ пафосе свободного труда.Дома, спрятав ноги в холод тапок,Золушка присядет на кровать.Будет делать коврики из тряпок,Чтобы на базаре продавать.Одинока голая квартира.Лук, картошка – бабушке и пир.Голубь-хромоножка – символ мира,Уж такой сегодня этот мир.

* * *Как божественно это сближенье!Как поэму творишь немоту,Если любишь любое движенье,Если любишь любую черту,Поворот этих плеч, этой шеи,Этих мягких волос благодать.Что умею, могу, что имею – Величайшее счастье отдать!Мир любовью пленён и пропитан,Опалён, окрылён, опьянён.В этом радость и в этом защита,И прозренье, и сладостный сон!

* * *Иду в осенние туманы,В молочный омут пустоты.Вокруг деревья-истуканыИ недвижимы и желты.И слышу, слышу звуки мираЗа бледной, матовой стеной,Как будто кто-то из эфираРодной общается со мной.И мимолетно ощущеньеДругого времени во мне,Мгновенного прикосновеньяК тугой Гомеровской волне.

* * *На весенних берёзках листва, словно пух.Он парит, как дыхание, облаком робким.Так ягнят выпускает впервые пастух.Так подарок, смутясь, достают из коробки.Пух цыплячий невольно дрожит на ветру.Да и ветер так ласков, сочувствуя юным.Он проснулся в лесу и побрёл поутру,Задевая травы проступившие струны,К обнажённой реке в лёгкой озноби волн,В золотом ожерелье из солнечных бликов.Этот ветер весенним предчувствием полнИ всем встречным в любви признаётся великой.Щеку девушки так приласкает рукаИ невольно опустится к трепетной шее.И ланиты берёзок, и шея-рекаОжидают любви, и зовут, и не смеют.

112 Ярослав Кауров

* * *В кафе под навесом, на солнце искристом,Не в силах привыкнуть к его янтарю, Себя ощущая импрессионистом,Смотрю, преднамеренно долго смотрюНа то, как лениво разносят барменыИмбирного чая бокалы со льдом,Как улицы вьется горячая венаИ юностью грезит готический дом,На мир, состоящий из праздничных точек, На время, застывшее, словно вода,Пока не растает последний кусочекПрозрачного, светом зажженного, льда…

* * *Высоко, высоко над расплавленным небом палящим,Над дождинками звезд, над пылинками стройных мировСветит огненный шар бесконечной любви настоящей,Что открыта душе и доступна прозрению слов.Каждый может её ни за что получить, просто даром.Ею жить и дышать, любоваться и ночью и днём.Только нужно превыше всего дорожить этим даром,И дарить, отдавать, и сгореть, и остаться огнём!

* * *Осень-подружка влажностью нежнойТронет волос золотых завитки,Что укрывают землю небрежно,Землю нагую возле реки.Робко касаюсь теплых волос я.Что-то случилось, что-то стряслось.Старые липы, словно колосья,Бережно гладит ветер-колосс.Это прощанье, это прощеньеПеред разлукой, перед бедой.Это объятья и восхищеньеВечно любимой и молодой.Так отдаются перед войною,Так отдаются перед чумой.В небе смеются, словно весною,Чайки, что помнят ветреный зной.

* * *Идут дожди века,Смывают мой мирок,И без дождевикаНе выйти за порог.Случайность или рокВздувает гладь реки?Размыта грязь дорог, И лужи глубоки. И больше ни строки.И больше ни огня.И больше не с рукиПогоду обвинять.И если нет меня,Погоды тоже нет,И что ни изменяй,Любви не вспыхнет свет.Конь скачет зол и блед,Пророчит гладь и стынь.И не найти ответБез помощи святынь.Падёт звезда Полынь,И сгинет дождик вмиг,И сух песок пустынь,И скинут дождевик.

Перед нашими душами

Сергей ДЗЮБА

Славянское братствО

* * *Солнце пахнетснегом и яблоками,снег и яблокипахнут солнцем,чья-то жизнь – земля обетованная,а мы в ней – цыгане…

* * *Явиться первым снегом – пока тебя ждут, и уйти – пока не надоел:для чего вам, здешним,мучиться последним дыханиемснега блаженного?

Сергей Викторович Дзюба родился 20 сентября 1964 г. в городе Пирятин Полтавской области (Украина). Окончил факультет журналистики Киевского государственного университета имени Тараса Шевченко. Работал в украин-ских и зарубежных газетах, журналах, издательствах, на радио. Служил в армии (майор запаса). Сейчас живёт и работает в Чернигове.

Президент Международной академии литературы и искусства Украины, почётный профессор Луцкого института развития человека Университета «Украина». Член Национального союза писателей Украины, Славянской ака-демии литературы и искусства (г. Варна, Болгария), Международной лите-ратурной академии «Македония Презент» (г. Скопье, Македония), Между-народной медитеранской академии имени братьев Миладиновых (г.Струга, Македония), Международной академии литературы и искусства Удмуртии.

Автор 63-х книг, посвящённых супруге – писательнице, журналистке и литературоведу Татьяне Дзюбе (по мнению специалистов, это единственный подобный случай в истории мировой литературы). Переводчик с болгарского, польского, белорусского, русского, шведского, итальянского, персидского и других языков.

Лауреат многих международных и национальных литературных премий. Произведения Сергея Дзюбы переведены на 61 язык мира и напечатаны в 36-ти странах.

114 Сергей Дзюба

ÏÎÖÅËÓÈ Триптих

Превозмогая страсть,шёпотомпреклоняет колениперед крепостью Твоей Нелюбви (?)и завидует галактике:её светила засыпают карликами,познав вечностьсуперзвёзд.

IIIПоцелуи-поэты – большие утописты:каждый считает себяглавным и единственнымдля своей избранницы,хоть их рифмам, ритмам и краскамне отразить Твоих глаз.

Но когда в уголкеТвоей улыбкипоявляется Бог,поцелуи-поэты,верующие в чудо,страстно,до изнеможениясоздают гармонию.… Так рождаетсятайна Жизни.

IПоцелуи-рассветы спешат по Твоему лицу,не ориентируясьпо солнцу,хоть и напоминаютсвоей ласковой неуловимостьюмаленьких солнечных зайчиков.

Непостижимо прозрачные,они хотятпонять Тебявсю;но, задыхаясь от нежности,исполняют тёплый,смешной танецв Твоих целебныхладонях, –не охватить необъятное!

IIПоцелуй-надежда пахнет временеми прядями Твоих волос, обжигаетраскалёнными устами,подарившимиседьмое небо,околдовывает изумрудами Твоих слов.

* * *Выловил в море душу красивую – забытую душукакого-то романтика…

Вынес на берег,А она – мёртвая.

* * *Среди моря и рыблюбим друг друга – тёплые, нежные – на прощанье.

Потом станемморем и рыбойи с холодного берегалюбящих примем других.

115Перед нашими душами

* * *Висят ласточкиво дворе – около самой земли:у каждой – кровь из губы прикушенной,глаза, от пыли серые и страха, –глаза строптивых актёровмистического театра кукол,за чьи-то грехи наказанных.

Я не могу помочь этим глазам,хотя удерживаю взгляд их, и, словно инокиня несуществующего монастыря,наблюдаю, как уменьшаютсяв пустоте ненастоящего лета, будто фигурки ласточек,подвешенные за руки солдатикина подворье гарнизонной гауптвахты…

* * *Войди в меняголосом раненой скрипки – тут всё открыто.

Под покровомболи Твоейумереть я хочу.

* * *В одной стране запретили снег,а он всё равно с небес приходили украшал кружевами своимиокна, ветви, ресницы…Только мы говорили – нет снега!А он приходил и нас рисовал – такими, каких ещё не было нас никогда, этот странный, юродивый снег.

* * *Предстанут перед нашими душамидеревья Гефсиманского садаи густо зацветут –словно чернобыльские.

* * *Тонкими пальцамиосторожно, чтобы не сильнозапачкаться кровью,извлекаем из спелых вишенненужные никому косточки жизни.

Большая миска наполненатихим криком,затыкаем ушигромкими словами,чтобы не слышать молитвыэтих вишен, от нас уходящих.

* * *Я люблю день,когда ко мне пришёл Чюрлёниси протянулслезу Фаэтона,настоянную на мелодияхзвёзд.

И я, привыкший высасывать времяиз пальца,заболелВселенной.

* * *Город, который бредил небоми сходил с ума от егокрасоты,теперь работает инквизитором, тщательно стирая лазурьотравленными поцелуями.

Небо, которое даже в объятияхгорода не клялось ему в любви, потому что любило одно лишь солнце,угасает, мучительно пытаясь скрыть слёзы верности.

116 Сергей Дзюба

* * *Однажды приснился мненезнакомый городи я решил немного развлечься – ходил и стрелял во все стороны вишнёвыми косточками своих стихотворений…

Теперь ко мне приходят разные люди,на головах которых выросли вишнёвые деревья.Я знаю уже целый сад таких людей. Они не жалуются на свои хлопоты, не ругают мои верлибры и вообще ведут себя совершенно учтиво, как будто над ними подшутил какой-то барон Мюнхгаузен.

Но мне почему-то стыдно. Ведь из-за меняу этих люди возникли некоторые неудобства.Но я же так люблю вишни! И я стрелял в прохожих только косточкамидобрых своих стихотворений.

Отчего же тогда на лице этой прекраснойженщины с вишнёвым деревом на голове – слёзы?Может, она всё-таки ненавидит меня?Или… любит?! Господи, как же это опасно –желать быть Тобой!

* * *Небо пришло к соснам,замечтавшееся – к влюбленным:благословить.

Люди схватили небои вытоптали его мечты.А потом – гамак сделали.

И распяли – меж сосен.

* * *На серебристой ладони вечностималенькая девочкарасчёсывает волосылунным гребешкоми в привередливом зеркальцене видит своего лица:там её взгляд и морщинки незнакомой Женщины.

* * *На острове,далёком, как слёзы Евы,сжатом в объятьяхослепительно-белых скалтак, что можно пойматьгоризонт,если он не убегает в море,

нашла приютмузыка –чтобы создатьМужчинуи Женщину.

* * *Живите долго,пишите малои не обвиняйте Небов грехах.

Перевод с украинского Владимира ИльинаПеревод с украинского Владимира Ильина

Татьяна ДЗЮБА

Славянское братствО

Танцуй, Саломея!* * *

Останешься только узором вокзальнымНа утлых причалах гадалки-судьбы,Где чёрный цыган в белокаменном зале,Качая ребёнка, латает гробы.

Ты – скользкий орнамент, химерный и тонкий,Начертанный камнем на глади без брода.Ты – знак поворота в безудержной гонке,Который мной пройден (без права прохода).

В круг мандалы верность и вера сплетаясь,Похожи на ветки младенческих ручек.Узор бронзовеет, как тень золотая,Как охра на теле индейца-гаучо.

Как роза миледи с фатальной иголкой,Где яд инкрустирован в чистый берилл,Любовь – это зомби.Любовь – это Голем.Любовь – это робот, который убил.

Татьяна Дзюба – украинская поэтесса, критик, переводчик, журналист, учёный. Родилась на Буковине. Окончила факультет журналистики Киевского национального университета имени Тараса Шевченко и аспирантуру Ин-ститута литературы НАН Украины, доктор филологических наук, профессор кафедры филологии Черниговского института последипломного образования. Член Национального союза писателей Украины и Национального союза жур-налистов Украины. Лауреат многих литературных премий.

Живет в Чернигове.

118 Татьяна Дзюба

ÁÀËËÀÄÀ Î ÏÅÐÅËÅÑÍÈÊÅ

Ты приходишь обычно в полночь, зажигая на небе души,А капельною мессой – во семь горл – костёлы сходят с ума,Когда на дистанции вдоха, чёрный и вездесущий,Расправляет крылья летучей мыши твой Буцефал – Симаргл.Ты приходишь считать госпиталя и шпили,Разрывая штиль, как дамский бюстгальтер.Ты разрисовываешь мой город тонким античным стилем.Кто ты? Гравер? Харон? Капитан? Дон Жуан? Бухгалтер?Ты приходишь, как выбор без выбора:Так инквизиторы делают выговор,Превращая его в приговорОт семи церквей,Ты приходишь – как суховейВ город, где степь Заменяет брусчатый степ,Ты привносишь полынный темп,Оглашая расколотым колоколом:– Вот оно, наше племя!Ты вплетаешь себя в безвременье,Как мотив вплетается в преступление.

ÏÎ×ÒÎÂÛÉ ÂÀÃÎÍ

Вагон-субмарина. Вкус чая. Хруст хлеба.И с облаком пух тополиный сражаясь,По сахарной ватой обитому небуУносит разлуку, усталость и жалость,

И всё, чем по край наполнялся твой голос, То в ярких бравадах, то в истинах голых, Так меряет нитью этап столбовойРазмотанный в провод комок горловой.

Раскрашены буквы. Измяты конверты.На полках плацкарта царит благодать.Там спит проводница по имени Вера.Солдатское пиво. Бродяжья селёдка.Бумажная быстрая детская лодка.

Вагон-субмарина. Битловская вераВ ночной полустанок,Где можно отстать.

* * *Узнав, подсчитав увечья,По справке, что он здоровый,Теряешь его навечно,Пугаясь на стигмах крови.

В изюминках горьких – городКаштаном покрыт, как пледом:Сегодня – впервые холодИ тёплое – напоследок.

Брусчатка ржавеет мелом:Здесь дворник – бомжей начальник.Зачин – потому несмело.Финал – потому печально.

Погрешность – почти фатальна.В глазах – не признать зеркал.На белых свечах каштановГорит восковой вокзал.

Вожди развратили Клио.Карету украли воры.Ты – мим мирового клипа:Покаемся Режиссёру.

119Танцуй, Саломея!

ÒÐÈÏÒÈÕ

IВсе беды – не глубже, чем Веды.Моллюском в зелёном портуКолышется полночь. К обедуЕё подожжёт на мосту

Луч дня. В синеве полотнища –Штрих крика отчаянных чаек.Брось время, как мелочь для нищих. –Хазарская чайная чарка

Чеканит пути Киммерии.Прибой обращается в брагу.Восток – справедлив, как мерило:Кто выживет:Раб или каганВ ольвийской земле саркофагов?

IIЯ, наверное, с Анатолии – Анатольевна,анатомией, третьей кожей, Таней,Загуменной ли, тронной стану?

По-язычески, с до-верой(собираю хворост, а небо палевое)Припадаю к веку до нашей эры:Мосты из Аида – спалены.

IIIУ калины – осанка муфтия.Посадив себя, как на клей,Омела образует мумиюИз кораллов живых ветвей.

Я сама, расстилаясь скатертью,Само-бранкой явлюсь на пир:Брань и бронь.Пусть из ранки скатится,Кровь калины, спасая мир.

* * *Режиссер прибьёт к сценемонету –и опятьначнётсятеатральный сезон.

Но на этот разчто-то собьётсяв сценарииВысшего постановщика,где всегда было так:ты в зале –а я на сцене,но с точностью до безумья.Рампа условностей жизнинас больше не разделит…

Мы не станем тревожить тениклассиков,тыне окрестишьменяОфелией,вдохом из букво-нотсоставив простое имяс музыкой изнутри.

Я сыграю тебе свою юность,ты сыграешь мне свою верность,природа четыре разадекорации перекрасит…

Потом останутся письма,как билеты на погорелый,изъятый из репертуараспектакль,

фото, как неиспользованные афиши,порыжелый снег, притоптанный сплин,рампа и две минуты,

пока не опустятзанавес.

120 Татьяна Дзюба

ÑÀËÎÌÅß

Куда ты пойдёшь? На таран? На танцы?В Крестовый поход за веру?Льняная лазурная кровь на снежных одеждах.Извечный вопрос: камо грядеше?Глава Иоанна – на блюде легионера.Танцуй, Саломея: кровь – не вода,Кровь – атомарное зелье.Танцуй Саломея: ты – молода И ещё не познала похмелья…Тимпаны. Тюльпаны. Движенья чумные.В снег забинтованные тычинкиАлых цветов. Карантинные выходные – По школам:Не надо учить «Кларнеты» Тычины!«Не стань соглядатаем брату», –Молю. Качнулись весы.С руки Саломеи – кровавым каратом Соскользнули гранатовые часы.То били тимпаны, – но он не просёк,Предпочтя тишину скитальца.А кем мне стать, когда выйдет срок?Чашей?Весами?Танцем?Куда ты пойдешь? Ну, куда ж ты пойдёшь?Жалеть и враги умеют.Увядают тюльпаны. И тает снег.И кровь разбавляет дождь.Танцуй, Саломея.Танцуй, Саломея…Танцуй, Саломея!

Перевод с украинского Евгении Бильченко Перевод с украинского Евгении Бильченко

Нина КОЛЕНЧИКОВА

КритикА

«МУЖСКОЕ СЕРДЦЕ ДЕРЖИШЬ ТЫ...»Попытка прочтения сердечной лирики Дмитрия Дарина

Дрожит струной серебряная нить,От сердца к сердцу брошенная нами…Не дай, Господь, сердца разъединить,Свяжи все то, что мы порвали сами.

На Международной книжной выставке в Минске я взяла автограф у москов-ского поэта. «Нине Васильевне на сердечное чтение», – написал он. И я уже от него не отвязалась – от этого сердечного чтения, пока не прочла всё. С раз-думьями, остановками, подчеркиваниями…

Книга (Дм. Дарин. Сердце на ладони. Стихотворения. – М.: ИПО «У Никит-ских ворот», 2014) представлена в прекрасном полиграфическом и художествен-ном исполнении. Уже в самом названии и оформлении обложки запечатлены некая эстетика, красота и даже определенная драгоценная роскошь, связанная с изображением сердца, которое все состоит из роз и покоится на нежных жен-ских ладонях.

Сразу ощущается, что поэт живет чувствами и что его «жизнь ползет лишь на сердечной тяге». Стихи Дм. Дарина – это его раненое, щемяще-открытое, любве-обильно-трепетное сердце.

Нас роднит с поэтом-лириком то, что «у всех своя несплаканная грусть», кото-рую выплакать под силу только ему – поэту… И мы припадаем к его лирическим исповедям…

Поэзия Дм. Дарина живая, ироничная, по-своему страстная, обнаженно-лири-ческая, исповедальная, вся в ярких вспышках перекликающихся, отзывающихся друг другу реминисценций и ассоциаций.

Бросается в глаза одна стилистическая особенность стихов: в них часто встре-чаются слова урезанные, усеченные, неологизмы (желть, усталь, всклянь, дере-вянь, вытемь, темь, заваль, звень, всмять, напоследях, счастливилась).

Отмечаю и афористичность речи:

122 Нина Коленчикова

• К простому – можно прислониться, Тянуться можно – только ввысь.

• Вылетает искреннее слово Только из светящейся души. • Мы чужим прощаем чаще

То, что близким не простим. • Кто любовью не поломан,

Дней не ценит золотых. • О, сердце, ты уму не прекословь,

Раз жить умом мне было не по силам.

«Страны своей историю болезни Поэты пишут – лекаря ́»

Случаются иногда эти совсем не «странные» сближения, при которых поэты разных эпох, никогда не знакомые друг с другом, вдруг оказываются сближен-ными настолько, что невольно приходит на ум – да они же черпают из одного источника, и этот источник, кастальский сей ключ – бесконечно любимая родная земля и человек на этой земле, грешный, святой, страдающий…

Совершенно очевидно, что творчество С. Есенина является для Дм. Дарина одним из главных духовных ориентиров. И это не удивительно. Ведь Есенин – могучий русский лирик с огромным даром чувства. Созданные им образы – уни-версальны. Он воспевал родину, молодость, любовь…

Развитие есенинского творчества в русской литературной культуре началось уже при жизни поэта и продолжается до сих пор. И лирика Дм. Дарина – яркое этому подтверждение.

Многообразные связи Дм. Дарина с С. Есениным проявляются в использова-нии образов и перепевах мотивов Есенина, в продолжении его лирической мысли, в буквальном и скрытом цитировании его строк, в диалоге, основанном на сюжет-но-композиционном сходстве («Письмо женщине» – «Письмо жене»; «Черный человек» – «Реквием любви»), в лексико-фразеологической системе, в художе-ственных деталях.

Заимствование – это плагиат? Нет! Речь идет о литературной реминисцен-ции, которая напоминает творческую манеру какого-либо автора и рассчитана на ассоциативное восприятие читателя. Равняясь на высокие образцы есенинской поэзии, Дм. Дарин все же художественно самостоятелен и независим, ибо заим-ствует лишь настроение, тему, фразу, оборот, переиначивая по-своему.

Глубинно-сердцевинным стихотворением всего сборника мне видится стихо-творение «В кафе на Большой Никитской». В этом «богемном кафе» лирический герой услышал песню на слова Есенина, которую исполнил седовласый старик: «Слова, словно слезы, текли…». Он слушал песню, «Вовсю признавая того в ста-рике, // Кто к песне слова написал».

И не удивительно. Есенин не только в кафе на Никитской. Он – в гуще народа. В глубине его души ( «Его душа в большой душе народа, // Как соль в морской воде, растворена» – Евг. Маркин).

Исследуя в своей книге* тему «Почему именно “Москва кабацкая” сделала Есенина самым народным поэтом», я пришла к выводу, что поэт не только очень * Нина Коленчикова «Я снова чью-то песню слышу…»: Сергей Есенин и бардовская песня. –

123«Мужское сердце держишь ты...»

щедро выплеснул свою душу в стихи, задев живые струны человеческой души, но именно со своей «Москвой кабацкой» оказался на уровне сознания народа «страш-ных лет России», совпал с народом до конца.

Трагедию русской души в драматическую революционную эпоху он прожил и раскрыл «через невиданные в мировой поэзии русское чувство боли и сострада-ния» (критик Дм. Ильин), затронув в русских сердцах нечто такое, что вся Россия всколыхнулась и ответила ему всенародной любовью.

Его любят нежней и ласковей, более по-человечески, чем обыкновенно любят поэтов, потому что он сосредоточил в себе все слабости и всю тоску своего по-коления, всю его неприкаянность, ограбленность – все то глубинное, надломное и надрывное, что всегда есть в человеке в переломную эпоху.

Да, можно не сойтись во времени с поэтом, но в пространстве нашей жизни он остается светить. Наша жизнь «прошита» ими, поэтами. Вывод Дм. Дарина уди-вительно верный: «Знать, только поэтами русская жизнь, // Как ниткою, шьется насквозь».

Ну подумайте сами. Моя книга писалась параллельно этим стихам – тоже в последнее десятилетие ХХІ века. Я – человек другого поколения и даже другой страны, а вот цепляет нас одно и то же… Вот она, спевка, вот она, нитка, кото-рая прошивает наши сердца: любимая поэзия, любимый автор, любимая строка… И тревожит, и объединяет, и саднит, и ласкает…

Через стихи С. Есенина душа народа может отозваться на любую боль. А боль в душе народной не утихает ни в какие времена…

«Страны своей историю болезни // Поэты пишут – лекаря ́», – как всегда верно и глубоко подмечает Дм. Дарин.

«Любовь всегда имеет цену...»Любовная лирика Дм. Дарина читается как поэтическая сюита, состоящая из

многочисленных ответов на есенинскую сентенцию: «Если тронуть страсти в че-ловеке, то, конечно, правды не найдешь…».

Взаимоотношения «он – она» во все века привлекали поэтов. Ведь любовь – самое сильное, самое неистовое, самое физиологически неудержимое чувство. И это самое святое чувство, которое есть на земле… «О любви немало песен сло-жено…» Но каждый поэт, который приходит в это мир, хочет сложить еще одну. Свою!.. И то, что до наших дней эта тема не исчерпана, говорит о многоликости и многогранности ее.

Двадцать столетий (!) прошло со времени появления в свет «Любовных элегий» римского поэта Овидия (43 г. до н.э. – 14 г. н.э.), «певца любви», наставника моло-дого Пушкина «в науке страсти нежной». Однако каждое новое поколение делится своим опытом. А чувства все не кончаются: тревожат, болят, терзают, неотвязно осаждают и туманят нутро. Им, чувствам, раздолье в лирике.

Лирический герой Дм. Дарина постоянно летит на боль – «в горничный свет свечи…», осознавая: «Мне в наказанье – моя же верность, // Моя любовь и есть моя вина».

Женщины обволакивают его, обжигают то горячей волной, то ледяным каса-нием… Непостоянство и зыбкость отличают сущность почти каждой особи пре-красного пола. Это непрерывный в своих изменениях бесконечный поток – пре-лестный, алчный, ужасный, восхитительный и соблазнительный…

Минск: изд-во А. Н. Вараксина, 2015.

124 Нина Коленчикова

И всегдашнее непо́нятое и непоня́тное в женском поведении:

Нелюбовью обезболен,Пью холодные лучи.

Так зачем в конце дороги, Обжигая красотой,Ты упала мне под ногиЗолотистою звездой?

Вся лирика в основном построена на разминовениях: «Ты другого полюбила, // Я другую отлюбил»; на несовпадениях: «Я ту искал, в которой искупаться, // А вот нашел – в которой утонул».

Исследуется разноликость, противоречивость чувств и страстей: «Не люблю – но ревную… но ласкаю… но ругаю… // Ведь не люблю – чего ж жалею?» И в этом «безлюбье» пропадает лирический герой: «Не тобою, знать, сердце стреножено, // Чтоб тобой рассчитаться с тоской».

В стихах поэта то «гибло ржавится топь нелюбви», то лирический герой пыта-ется «собрать… ожерелья рассыпающихся чувств», то его сердце терзается оттого, что «любить невмоготу, но не любить еще больнее».

Его лирический герой на раздрае, на надрыве… «Шат. Кач. Кайф» (по Льву Аннинскому). А я бы сказала так: «После кайфа – шат и кач…»

Любовная энергия льется у поэта из одного и того же растерзанного сердца, поэтому понятен вопрос: «Как мне забыть тебя с другой, // Когда тебя в другой я вижу?» Это переливание любви в другое тело, когда еще не отлюблено до конца, заканчивается признанием в ненависти: «И ту, другую, за тебя // Я почему-то ненавижу».

Тугой сплав любви-ненависти. И – внезапно прорывающаяся щемящая нота нежности, не успокаивающая, а царапающая…

В стихотворении «Любовь всегда имеет цену» поражает что-то обреченно-ще-мящее. В наш торгашеский век, когда всё обесценивается: и любовь, и дружба, и человеческие честь и достоинство, – оно звучит как заклинание: «Любовь всегда имеет цену!»

Чем же мы платим? «Подвигом», «изменой», «стихами», «покаяньем», «ис-ступлением», «молитвой», «бунтом», «преступленьем», «пожаром», «пламе-нем», «золой»…

Высока цена – плата – дань. И не каждый ее заплатит сполна. И потому в конце звучит горький осуждающий вывод: «Любовь всегда имеет цену, // Но, видно, я недоплатил».

Среди устойчивых тем русской поэзии есть трагически-корневая, заветная тема – журавлей. Она вечна, как вечны боль и чувство прощания. У Дм. Дарина образ журавлей присутствует во многих стихах и отождествляется с мотивом то-ски, печали, оставленности, потери, зова-оклика и даже «надсады», но достигает особого трагедийного звучания в стихотворении «Журавли». На трагическое на-страивает уже зачин: «Черный клин разрывает мне душу курлыканьем…» Лири-ческий герой «стоит по колено в любовной золе» и просит любимую о невозмож-ном: навеки остаться с ним. Хотя и понимает, что надежда на это невозможное с журавлями уносится вдаль: «Рассекает косяк небо черною бритвою, // остав-ляя в душе окровавленный след…» Потому что невозможно (даже Господу Богу!) соединить то, что мы разрываем сами. Где мы недоплатили – там недополучили, там оборвалось, сгорело, испепелилось…

125«Мужское сердце держишь ты...»

Автор убежден, что любовь надо беречь и оберегать. В стихотворении «Кув-шин» звучит его страстное повеление:

Любовь – амброзия души!Она – венец, она – причина!О смертный! Береги кувшин,А не осколки от кувшина!

Для поэта существует только то, что он сам познал. И этот опыт, как прави-ло, – опыт страдания. Боль человека громаднее вселенной… Она может прорвать-ся внезапно, вырастая из искреннего отчаяния.

В стихотворении Дм. Дарина «Реквием любви» лирический герой, «Жизнь пу-стивший на надолбы // Больных кутежей // И тысячей баб!», самовопрошает: «В кого ж укорами // Слова бросать щебнем, // Терпя теперь?» И отвечает: «В себя, в себя, в себя!»

Вывод неутешителен: «Закроет веки мне… // Совсем не та, // Что так лю-бил».

Казалось бы, простые человеческие слова, обыденная человеческая речь, но какая щемящая нота о несостоявшемся счастье извлечена из глубины человече-ского страдания!

Как верно изначальное даринское утверждение: «Всегда как наваждение – любовь…». Действительно, в дружбе, например, есть право выбора, а любовь нас настигает…

Надо отметить, что она расцвечена у Дм. Дарина всеми цветами радуги – «та страсть, что муками сильна…» Но, истратив на нее множество сердечных строк, поэт приходит к мысли, что в любви он не может разобраться: «То ль изменчива она, // То ль всегда непостоянна…» Для поэта ясно только одно: «Не деньги пра-вят миром – страсти…»

Со счастливой, длящейся, соединяющей людей любовью, когда уже нет боли и муки, Дм. Дарину просто нечего делать: он о ней не пишет.

«Все в твоих руках...»Показав этот водоворот страстей, автор все же уверен, что многое, если не всё,

зависит от женщины. Той, о которой в заглавном стихотворении сказано: «Милая, // Счастлив я, коль ты счастливая…»

Когда надорвано и разорвано многое, то остается уповать на женские ладони, которые держат мужское сердце. Это упование звучит в стихотворении «Сердце на ладони» и читается как завет всем женщинам:

Твоих волос туман не тронет,Не тронет время красоты,Пока на маленькой ладониМужское сердце держишь ты…

Все в твоих руках… «Но только не сжимай ладонь!»

Людмила ВОРОБЬЁВА

КритикА

«ЛЮБОВЬ. ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ»О творчестве протоиерея Павла Боянкова

Неожиданное порой происходит чаще, чем ожидаемое. Подобное подтвержда-ли и древние философы. Но ничего нет случайного. Когда судьбе угодно, чтобы твоя жизнь вдруг пересеклась с жизнью другого человека, тут видится явное участие промысла, о котором часто и говорит отец Павел, обращаясь к Писанию. «Невозможное человекам возможно Богу» (Лк. 18.27). Людям пишущим без этого видения не обойтись. Отец Павел, являясь клириком Свято–Александро–Невской церкви города Минска, выполняя своё главное предназначение – служение Богу и людям, не забывает и о личном призвании – служении Слову. Это, согласитесь, тоже миссия – ещё одна невидимая сторона духовной жизни.

Начиная с 1990 года, Павел Васильевич Боянков активно печатается на стра-ницах различных периодических изданий (немало его авторских публикаций появляется и на информационных Интернет-сайтах), состоит в двух Союзах: писателей и журналистов Беларуси, имеет уже более чем 20-летний опыт со-трудничества в светских газетах и журналах.

Писать стал в молодости. Достаточно разнообразна его творческая тематика, включающая литературно-художественные произведения – прозаические и по-этические, в которых встречаются белый стих и утончённые верлибры, навеянные изысканными шедеврами мировой классики, – а также церковно-историческую публицистику.

«Почти каждый из нас уходит из жизни, не свершив и доли того, что он мог бы свершить», – писал Константин Паустовский. Почему так происходит, почему мы не можем в полной мере реализовать себя, используя дар, данный нам свыше, на что растрачиваем себя? Божественное восприятие времени и пространства по-могает сосредоточиться на существенном, помогает увидеть конечную цель пути, хотя далеко не всем это удаётся. Лирический герой «Путевых заметок» протоие-рея Павла Боянкова видит мир в особом духовном измерении и открывает наши души для большой любви, где даже один человек – тоже человечество.

127О творчестве протоиерея Павла Боянкова

«Бог есть Любовь»«Любовь. Путевые заметки» – самая значимая, третья книга протоиерея Павла

Боянкова, написана она в литературно-художественном жанре. В ней присутству-ет интрига, вызванная, прежде всего, интересом к фигуре самого автора, рассуж-дающего о быстротечности человеческой жизни, слагающего верлибры, пишуще-го ритмизированную прозу свободным стихом. Он стремится достичь гармонии и что-то, безусловно, ему удаётся. Автор ничего не навязывает читателю, избегает излишнего морализаторства. Он словно пишет одну бесконечную книгу – свои «Путевые заметки», в которой найдётся всё: стихи и проза, любовь и ненависть, боль и радость, полёт и падение, прощение и покаяние. Судьба её лирического героя – проекция самого понятия промысла, отражающего человеческую жизнь. Книга притягивает спокойной, естественной интонацией повествования, внутрен-ней доброжелательностью, идущей от сердечной полноты, мудрой сдержанностью. Понимаешь, что автор не потерял душевного равновесия в себе и удерживает это равновесие вовне. «Я не писатель, – говорит он, – я просто пережил каждую строчку как секунду жизни… Моя цель – лишь рассказать о пройденном пути».

Жизнь реальная – во многом продолжение прошлого, а значит, и наше будущее начинается там. «Жизнь без животворящей любви состоит из одних потерь, – го-ворится в книге, – только в любви возможно соединить воедино прошлое, насто-ящее и будущее». Любовь – неизведанная стезя вечных странствий: «Наша до-рога, наша страна, наш мир – это любовь – ответ на все вопросы. Любовь – вечна и вечен любящий. Любовь всегда и путь, и тайна». И кажется: здесь всё предельно понятно. А достичь подобного почему-то удаётся единицам. Не приземлёнными чувствами должен жить человек, а стремиться к возвышенному. Автор и пишет об этом: «Но парить высоко – вот чему нужно учиться… Ибо путь любви, путь к небу – путь неложный». На наших глазах творится история Любви, чтобы стать величественным Гимном, соединяющим человека и Бога.

Философ Василий Розанов приводит точное описание этого внутреннего со-стояния: «Любовь – вовсе не огонь (часто определяют), любовь – воздух». Любовь преображает окружающий мир и самого любящего. «Любовь к человеку вызывает к бытию самого человека… его полюбили, и он родился заново, он воскрес к жизни», значит, это «Бог вызвал к бытию человека, он его создал, и Бог есть любовь», – подтверждает Розанов основополагающую мысль Писания. Отражение христиан-ской формулы любви мы находим и в «Путевых заметках», где говорится о любви к ближнему, которая порой выражается в самых различных формах. И мы даже не задумываемся, что всё вокруг согрето Божественной любовью, автор напомина-ет нам о христианском пути, заключающемся в двух первостепенных заповедях: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем» (Мф. 22.37) и «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22.39).

Понимая единственность и непреходящую ценность любви, автор бережно ос-вобождает для неё «самое почётное место в душе». Поэтизируя жизнь и любовь, он пишет ритмизированную прозу, эмоционально сильную, близкую по звучанию к свободному стиху: «В шуме улиц, в голосах и песнях, в порывах ветра и шелесте листьев, в стуке дождевых капель и звоне льда, приходи. Днём и ночью, в тепло и холод, и жаждущей и угасающей, приходи. Встань над миром, встань над зем-лёй, рядом с людьми встань».

Да, любовь – это «всё во всём», и лирический герой «Путевых заметок» словно растворяется в ней. Человеческую жизнь он видит как «восхождение к сильной

128 Людмила Воробьёва

и величественной любви», именно она должна стать «высшей богословской добро-детелью». Когда читаешь эти строки, невольно задаёшься вопросом: «Из чего складывается жизнь каждого из нас, куда ведёт судьба, вычерчивая свои, только ей известные пути?» И в очередной раз убеждаешься: нельзя останавливаться в пути, нужно постоянно идти дальше. Жизнь и судьба – понятия взаимосвязан-ные и дополняющие друг друга, всегда дающие шанс человеку, если он хочет что-то изменить в себе и окружающем мире. Дорога отца Павла «от начала реального воцерковления до принятия сана» заняла десять лет, дорога, по его словам, «напол-ненная болезненными утратами и горькими падениями», приведшая к священному сану, но не сразу, шаг за шагом. «Я грешный и земной человек, по неизречённому промыслу Божию ставший священнослужителем», – рассказывает он, понимая всю ответственность избранного пути.

Поразительны «связи и совпадения», что тонко улавливает автор, связи жиз-ненные и литературные. Он цитирует английского писателя, учёного-богослова Клайва Стейплза Льюиса, давно изложившего в своих произведениях мысли, со-звучные и его взглядам. «Любить и терять любимых – и то и другое в природе ве-щей», – рассуждает Льюис, определяя христианское понимание различных видов любви. Ведь любовь – это и дар, и вечная нужда, когда все мы нуждаемся друг в друге, не меньше, чем в хлебе насущном, и «всё взывает к Богу», и «мы созданы для Бога». Любовь милосердна, если в ней есть Бог. Мысли Клайва Льюиса и Васи-лия Розанова пересекаются в их центральной точке соприкосновения, высвечивая главную истину: «Бог есть Любовь» (1 Ин. 4.8).

Каждому из нас от рожденья дан Дом, в наших воспоминаниях он живёт как дом детства, туда мы мысленно возвращаемся, ища покоя и радости уставшей душе. С годами – чаще и чаще. «Дом нерукотворённый, вечный», как сказано апо-столом Павлом (2 Кор. 5.1). Будущий Дом возводит и автор “Путевых заметок”, Дом, в котором будет всё иначе: «исчезнет время несчастий и потерь». Он не за-был свой единственный дом детства, где «крупные антоновки катятся со стуком вниз…». О нём его вещие сны памяти. И жизнь, предстающая в стихах автора, похожа на бесконечный сон, посвящённый «Старому дому»: «В ветхих переулках затихают звуки, / Поселилась осень во дворах пустых. / Помнят эти стены встре-чи и разлуки, / Радости ушедших, горести живых...»

Апостолом Павлом сказано: «Каждый оставайся в том звании, в котором при-зван» (1 Кор. 7. 20). Но неисповедимы пути Господни! Протоиерею Павлу Боянкову удаётся совмещать служение Богу, людям, творчеству, умножающему познанья и проникающему в сердце.

Осенние ветра, или «Паденье золотистого листа...»

В книге «Любовь. Путевые заметки» создаётся возвышенный гимн осени, зву-чащий то грустной, дождливой, то сладостной мелодией мимолётно уходяще-го времени, в котором ещё острее ощущается дыхание любви, может быть, по-следней, поэтому самой сильной и мучительной, что уже никогда не повторится. «Восень сусвету – як восень жыцця, / Восень жыцця – як восень малітвы» – поэтические слова автора, по-особенному прекрасные на белорусском языке, от-ражающие философию природы и бытия, пусть станут эпиграфом к осенней ча-сти повествования.

«Осень странная, очень любимая мною пора», – рассказывает он, унося нас вместе с осенним листопадом к чистым и прозрачным небесам, промытым дож-

129О творчестве протоиерея Павла Боянкова

дями, безмолвно ожидающим приближения холодных ветров. Осень – вторая половина жизни, когда неминуемо наступает осмысление пройденного пути, ког-да миновала первая, в которой бушевали желания и страсти. Каждую весну и каждую осень человек переживает рождение и умирание. Царь Давид в своем 102-м псалме уподобляет дни человека траве, рано или поздно умирающим по-левым цветам, что перекликается с поэзией осени. В философии времён года, как и в жизни, осень – пора зрелости, глубокомыслия, а значит, время, когда человек уже не может не обращаться к Богу.

Сочетая философию и поэзию, отец Павел рисует психологически достоверные образы осени, окрашенные неожиданными раздумьями и личными наблюдения-ми. По-своему своеобразна и его ритмизированная проза, граничащая со свобод-ным стихом. «Осенний проповедник, осенний человек» рассказывает лаконично и красочно, сконцентрировав в одной из глав книги значимое содержание. Глава написана в форме современного подражания Екклезиасту, число её строк равно-значно числу строк ветхозаветной книги. В новом прочтении философия природы, бытия, Божественная философия Небес сливаются в единое целое и в унисон вторят одинокой человеческой душе, открытой осенним ветрам: «Падают наземь дожди, наполняются и текут реки, / Ныне и всегда в одну сторону. / Мои слова бессильны передать это осеннее / Однообразие, пройдёт урочное время, и вновь всё / Повторится, и кто-то повторит эти слова мои…/ Падать и вставать, вставать и вновь падать – / Это тяжёлое занятие дал Бог сынам человеческим…/ Всю жизнь бичевать себя содеянным и между тем / продолжать гоняться за осенним ветром…»

Неторопливо, через цепь сравнений и сеть времён ведёт автора путеводная нить его поэтического воображения. «Земная жизнь весьма коротка», и надо успеть дописать главное послание – «письмо о любви». «Мне, одному из многих, как носимому ветром осеннему человеку, выпало счастье любить», – принимает и осмысливает он любовь как величайший из даров. Литературно-художествен-ный язык автора ясен, чист и живописен. Он лирик-философ, отсюда и избрал такую редкую форму стиха как верлибр, в котором удачно гармонируют мысль и музыка. «Тебе или дождю» – философско-лирическая мелодия любви: «Шуми же, дождь, / Омой слова, стихи, признанья…/ Наш мир, от первых дней, про-никнутых Любовью, / Нас не разлучит». Всё-таки удивителен его мир, как на картине художника, оживающий в «паденье золотистого листа», замедляющего и «падение времени», мир, что в душах «трогает струны уснувшие».

Откровенный интерес в книге «Любовь. Путевые заметки» вызывает образ лирического героя, образ, непостижимый до конца. Его внутреннее состояние передаётся и нам, как в стихах-верлибрах «Здесь есть такое место», основанных на евангельских сюжетах, призывающих ещё раз подумать, зачем, для чего мы существуем на земле: «Наша земля есть место / Глубокой печали и скорби. / И когда мы неразумно веселимся – / Это говорит лишь об одном: / Мы, в который уже раз, / Забыли о том неизбежном воздаянии, / Что ждёт каждого из нас…» Отец Павел не обличает и не судит, он лишь пытается достучаться до наших душ, чтобы люди не только жили насущным, но и обратили свой взор к Небу: «Не передать, не перепоручить / Ключей рождения и жизни…/ У Бога – все начала, / Все концы, всё бытие…»

Протоиерей Павел Боянков получил в дар великое чувство, когда писал книгу «Любовь. Путевые заметки». Мы все в пути… И сможем ли завершить повествова-ние, начатое им, до его целостного свершения? Пожалуй, нет. Любовь бесконечна, как Небеса, прощающие нас и вновь благословляющие на Любовь…

Глан ОНАНЯН

КритикА

ДВА НИКОЛАЯ

Надо отдать должное безоглядной смелости, гражданскому мужеству и твор-ческой дерзости известного русского писателя Николая Переяслова, который представил на суд читателя свою новую работу в редкостном жанре, обозначен-ном самим автором как «поэма—парафраз».

Говорят, что смелость города берёт. Поэма Николая Переяслова «Кому на Руси жить хорошо» является, на мой взгляд, убедительным подтверждением справед-ливости этой народной мудрости!

Взяв за основу известнейшую поэму «певца народного горя», Николай Пере-яслов как бы включает в работу некую машину времени, чтобы этим счастливо найденным ходом воспользоваться в полной мере своего незаурядного таланта скорбно-иронического импровизатора и пародиста.

По существу, мы имеем здесь дело с тщательно продуманным и вдохновенно выполненным сопоставительным системным анализом двух эпох – некрасовской и постперестроечной.

Отрадно, что автор не отстраняется от высказывания своей активной граж-данской позиции, хотя нигде и не заявляет об этом декларативно – сама логика выстраивания сюжета и портретных характеристик главных действующих героев поэмы определяет, на чьей стороне Николай Переяслов, во имя каких высоких целей надрывает он своё сердце, скорбя и негодуя, бичуя и восхищаясь, пропо-ведуя и сопереживая…

Ювеналов бич сарказма, горькой иронии, гротеска помогает автору в сатири-ческой, фольклорной, былинной форме поведать читателю о самом сокровенном, наболевшем, исповедальном…

Архитектоника поэмы—парафраза с пародийным «макароническим» подтек-стом полностью соответствует таковой у Некрасова, и герои её, вся топонимика, реалии быта и дорожных приключений, а точнее, злоключений, с большим ма-

131Два Николая

стерством и тактом осовремениваются и модернизируются применительно к на-шей трагикомической постсоветской повседневности…

Семь некрасовских мужиков волей автора превращаются в «семь нетрудо-устроенных/ Пустобюджетной области,/района Разворуйского,/Заштатных го-родков:/Банкротовска, Дефолтова,/Терактовска, Реформовска,/ Бомжатовско-Бездомовска,/ Невыплатовска – тож!»

Не только знакомый хрестоматийный стихотворный размер, но и размер уяз-влённой, страдающей души повторён здесь с поправкой на печальную фактогра-фию криминальной власти оболванивших народ русский безродных олигархов и либерально-демократического отребья, жадно заглатывающего общенародный советский пирог…

В нескольких прицельно метких строчках здесь дан узнаваемый контурный портрет эпохи с её финансовыми пирамидами, банкротствами, глобальной и то-тальной коррупцией, дефолтами, терактами, псевдореформами, митингами и ше-ствиями, бомжами и бюджетными махинациями за счёт природной ренты и при-родной же безграничной лояльности народа к «властям предержащим», нагло злоупотребляющим его долготерпением и всепрощением…

Отнюдь не риторический вопрос: «Доколе?»Итак, сошлись, озаботившись судьбами многострадальной своей Родины, се-

меро мужиков: Роман, Иван, Степан, Тарас, Святослав, Олег и Семён Семёнович, который, как с озорным сарказмом утверждает Николай Переяслов на протяже-нии всей поэмы, «в райкоме партии когда-то восседал».

Роман утверждает, что лучше всех на святой Руси живётся чиновничьему классу, Степан – что эстрадникам-смехачам, братья Трубины, Тарас и Святос-лав – что олигархам, качающим отечественную нефть за рубеж, «не ведая про дательный,/забыв благотворительный, / и зная только брательный – / хвата-тельный падеж».

Олег полагает, что лучше всех живётся на Руси владельцам притонов и игор-ных заведений, ну а мудрый Семён Семёнович твёрдо знает, что «всё ж живёт вольготней всех/ в державе – Президент!».

И тут наши азартные эксцентричные спорщики решают лично проверить, «не столкнулся ли где вертолёт армейский наш с подлодкою», не захватил ли в за-ложники Басаев весь наш Генштаб?

Оценив по заслугам чёрный юмор Переяслова, мы последуем за «прекрасной» семёркой русских мужиков, забывших в пылу спора, куда они, собственно, на-правлялись до роковой встречи, а это весьма примечательно и многозначительно: первый шёл себе в собес выправить пенсию, второй спешил на биржу труда «раз-ведать, нет ли должности/ вахтёра или сторожа/ для бывшего профессора/ двух кафедр МГУ», третий шёл в ближайший магазин сдавать порожнюю тару из-под водки, «а два братана Трубины/ (вчерашние полковники)/ шагали к ближней станции/ в надежде разгрузить/ вагон-другой с товарами/ и тем в семью при-быточек/ какой-то принести…»

Не правда ли, зорок писательский глаз сатирика щедринского замеса, так без-ошибочно замечающий в «мелочах повседневной жизни» фатальную предгрозо-вую предопределённость грядущего русского бунта, «бессмысленного и беспощад-ного», по определению классика (хотя о предстоящих неизбежных социальных потрясениях в поэме-памфлете нигде прямо не говорится).

132 Глан Онанян

Очередной выигрышный авторский ход – встреча с пришельцами из НЛО, одномоментно решившими все продовольственные проблемы спорщиков путем выдачи последним пресловутой фольклорной скатерти-самобранки…

Это всё – пролог, присказка своего рода, а дальше – шесть глав с эпилогом. Каждая глава являет собой целую россыпь метких наблюдений, лаконичных, но, тем не менее, афористичных высказываний, аллюзий и реминисценций, пре-следующих одну благородную цель – ответить наконец-то на извечные больные русские вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?».

Глава первая – «День города». Здесь зримое подтверждение тому, что всё «закрыли, обанкротили,/ за ваучеры отдали/ Чубайсу, Абрамовичу/ и прочей гайдарне…». А вот и книжный развал – развал в прямом значении этого слова – жёлтая пресса, гламурная рекламная зазываловка, макулатура и спам злонаме-ренно дебилизированного непотребного «общества потребления»…

Николай Переяслов восклицает дуэтом с Николаем Некрасовым: «Эх! Эх! При-дёт ли времечко, / когда (приди, желанное!..)/ дадут понять читателю,/ что книга книге – рознь? / когда народ не фентези, / не детективы глупые – /Ку-няева с Личутиным/ /с базара понесёт?.../ Ой, люди, люди русские!/ Крестьяне православные!/ Слыхали ли когда-нибудь /вы эти имена – /Сиротина, Шестин-ского,/ Сибирцева, Проханова, /Реброва, Переяслова?../Запомни их, страна!»

Пусть никто не упрекнёт Николая Переяслова в личной нескромности – всем своим вдохновенным патриотическим творчеством он в полной мере заслужил право присутствовать в этом славном списке!

А дальше – с откровенным чувством гадливости нарисованный групповой пор-трет балаганных развлекателей и растлителей, современных шутов шоу-бизнеса, эстрадных смехачей и хохмачей: «По сцене нечто страшное/ металось в рваном тельнике,/скакало, рожи корчило,/ хрипело в микрофон./ Толпе всё это нрави-лось – /она в ладоши хлопала,/ махала зажигалками, / являя свой восторг. / Когда же песнь закончилась (любой кошмар кончается),/ на сцену вышел лы-сенький/ лоснящийся артист./ Глаза блудливо бегают, /слюна за губы брызга-ет, / раскрыл портфельчик кожаный/ и стал читать с листа./ Назвал Россию стервою, /назвал всех бедных глупыми,/назвал всех русских дикими,/ винил нас за Чечню./Стоял, в паху почёсывал,/ брезгливо вдаль поглядывал,/ толпа на всё хихикала/ и выкликала: О-О-О!»

Вот так, убийственно меткими штрихами, рисует Николай Переяслов груп-повой портрет современных профессиональных растлителей молодёжи, вдохно-венных (сиречь хорошо проплаченных) певцов «гламурной» жизни дорвавшихся до народного достояния ненасытных «безродных космополитов»!

Вторая глава «Тест на «счастливость» в раёшно-скоморошьем обличии «свин-цовой мерзости жизни» показывает, что «богатые тоже плачут», и исключением здесь не является и проевший всем плешь прославленный комик Жабецкий (бо-лее чем прозрачный намёк на известного эстрадного скомороха и демагога).

В этой же главе разоблачается «счастье» солдата-афганца, и «счастье» скром-ного педагога, готовящего кадры не для родной России, а для забугорных за-казчиков, и «счастье» таксиста-челнока, и «счастье» очередного клинического графомана, которых на Руси, увы, хоть пруд-пруди…

Вот на сцену выступает «высокий милиционер» с «двухствольным взглядом» (браво, Николай!), но и милиционер-вымогатель, оказывается, в России несчаст-лив, поскольку «заказан» некоему киллеру…

В главе третьей «Продолжение пути» разоблачается призрачное счастье Хмельциных, Хуторковских и прочих экс-президентов и олигархов (опять весьма

133Два Николая

удачное передразнивание всем известных медийных фамилий), перед которыми маячит тюремная решётка, затем описана встреча с представительницами неис-требимой «древнейшей профессии», а дальше ходоков поджидает водевильная встреча с опереточным ряженым казаком, и выясняется, что все упомянутые выше несчастны по-своему – и политики, и губернаторы, и затейники-эстрадни-ки, и девицы лёгкого поведения, и даже сам Президент…

Глава четвёртая «Путь на Москву», как и одноимённая пятая, приводит стран-ников в столицу. Тут полный «джентльменский набор» вопиющих безобразий, от которых наши спорщики бегут, встретив по пути два светлых образа – милой девчушечки, счастливой своей дружбой с пёсиком Дарчиком, и небесного знаме-ния, явленного им во утешение после встречи со святым старцем-схимником… Это всё происходит уже в главе шестой «Откровения».

И вот, наконец, эпилог: «Возвращение домой». Название символическое, пото-му как русскому по крови и духу давно уже пора вернуться в свой святой отчий дом, изгнав всех бесов из храма… «Чу! Входят в дом свой путники…»

На такой оптимистической ноте завершается симфоническая поэма Николая Владимировича Переяслова – отважного и бескорыстного заступника земли рус-ской!

А теперь, под занавес, позволю себе высказать несколько суждений относи-тельно происхождения названия прочитанной вами только что статьи.

Откуда и почему именно «Два Николая»?Давно известно, что всё творчество истинного поэта – это проекция во внешний

мир его страждущей, совестливой, мятущейся души патриота и гуманиста.Николай Алексеевич Некрасов – всемирно признанный русский классик.Никакие инвективы завистников в его адрес (картёжный шулер, бит подсвеч-

никами в злачных местах, «любовь втроём» с Панаевой и т.д., и т.п.) не омрачат его светлый образ народного заступника.

Давно и заслуженно увенчанный лаврами всенародной благодарной любви, ро-дился он в 1821 году в семье разночинца и, прожив в земной юдоли всего 57 лет, успел основать знаменитый «Современник», рупор революционных демократов и вместе с тем левого крыла либерально-патриотической интеллигенции.

У Некрасова была цепкая деловая хватка, он был удачливым издателем, по-просту богатым человеком. Много времени и сил отдавая азартным играм, он при всём при том печатал Белинского и Добролюбова (простим ему соавторство с Панаевой) – словом, это был человек разносторонних интересов и мощного «по-чвенного» таланта.

Открыв миру Достоевского, он поведал всем «униженным и оскорблённым» о страданиях простого русского мужика под гнётом крепостного права, невеже-ства и пьянства, среди множества его прекрасных поэтических творений в первом ряду стоит написанная в фольклорно-сказовой, былинной форме поэма-притча «Кому на Руси жить хорошо».

В фундаментальной монографии Корнея Чуковского «Мастерство Некрасова» (а он действительно мастер, его неповторимый поэтический голос и манеру письма ни с кем не спутаешь) немало страниц посвящено, в частности, и этому коренному, знаковому явлению русской гражданственной поэзии, культуры и литературы, в котором великий национальный поэт поставил перед всем обществом сытых этот по сути провокационный, эпатирующий вопрос-обвинение, вопрос-инвекти-ву, вопрос-предупреждение!

134 Глан Онанян

Эхо этой поэмы до сего дня звучит в сердцах русских людей, и в резонанс к её камертонному образцовому звучанию закономерно вошла ныне поэма-парафраз другого Николая – современного русского поэта-патриота Николая Владимиро-вича Переяслова.

Он родился в 1954 году, уже после смерти Сталина, и пришёл в русскую ли-тературу прямо из угольной шахты, так что неприкрашенного знания жизни ему не занимать!

Недаром одна из его замечательных книг называется «Соловей с простужен-ным горлом»!

Два Николая – разные эпохи, разные судьбы – и один патриотический на-строй, один болезненно-чуткий, совестливый, ранимый, мятущийся, но беском-промиссный талант сочувствия и сопереживания…

Оба Николая написали свои исповедально-отважные поэмы-притчи, поэмы-прогнозы, поэмы-памфлеты в одном и том же стилевом ключе, оба задали себе, народу и времени один и тот же – отнюдь не риторический – сакраментальный, одиозный, нестерпимо жгучий вопрос «Кому на Руси жить хорошо?», и оба пред-почли предоставить возможность искать на него ответ самому русскому читате-лю…

Николай Алексеевич и Николай Владимирович…У них разные отчества, но одно Отечество.Николай Алексеевич – русский классик, певец народного горя, один из самых

любимых, самых заслуженных, самых почитаемых на российском и мировом Пар-насе…

У Николая Владимировича – всё впереди!

Мой Минск«Православная твердыня

ЧасовнЯПротоиерей Павел БОЯНКОВ

Безапелляционные утверждения нынешних «наследников» унии о построй-ке Свято-Петропавловской церкви (ранее – Свято-Екатерининская) именно униатами свидетельствуют лишь о полном их историческом невежестве и незнакомстве с литературой, которую принято считать хрестома-тийной.

Дело в том, что независимую экспертизу о конфессиональной принадлеж-ности храма, на которой так настаивают униаты, можно провести хоть сейчас. Для этого достаточно взять с книжной полки несколько книг. В этом случае я не стану ссылаться на исторические справки, приведенные в «Вест-нике белорусского экзархата» (1990. №4) или в первом выпуске «Минских епар-хиальных ведомостей» (1991), т.к. эти издания могут показаться кому-то недостаточно, объективными.

Позвольте отослать тех, кто заинтересуется данной проблемой, к сле-дующим изданиям: Минск. Энциклопедический справочник (Мн., 1980. С. 293), В. Чантурия. Архитектурные памятники Белоруссии (Мн., 1982. С. 58), Т. Чернявская, Е. Петросова. Памятники архитектуры Минска XVII – нач. XX в. (Мн. 1984. С. 74).

Для полной независимости экспертизы нельзя не упомянуть еще о двух важных источниках, которые также свидетельствуют о принадлежности этой церкви православным: это книги З. Позняка «Рэха дауняга часу» (Мн., 1985. С. 36) и А. Смолича «Геаграфія Беларусі (Вільня, 1922. С. 240).

Выдавая желаемое за действительное, униаты создают еще один миф о не-ких обещаниях, данных им в Мингорисполкоме. Здесь важно уточнить, что переписка, начатая в самом начале 1990 года представителями православной общины (это значит более чем на полгода раньше униатов, а никак не наобо-

Окончание. Начало в №3, 2016 г.

136 Протоиерей Павел Боянков

рот), содержит письменные ответы о передаче здания храма именно право-славным (переносились только сроки передачи, поставленной в зависимость от сдачи нового архивного здания).

Кроме того, три действующие теперь в Минске православные церкви (Пер-вое богослужение в церкви св. равноапостольной Марии Магдалины состоялось 25 ноября 1990 г. Тогда же был проведен первый в советские времена крестный ход по улицам) совсем не соответствуют численности православных минчан. В дни великих праздников, по субботам и воскресеньям верующие даже не мо-гут перекреститься из-за тесноты, а многие – попасть дальше притвора. Закладка новых церквей по улицам Притыцкого и Калиновского состоялась, но когда они еще будут построены? Количество же униатов (как они сами пи-шут в своем обращении) позволяет им проводить богослужения на квартирах.

Теперь о самом главном. Нынешнее, иначе говоря «второе по счету», униат-ство не может считаться законным правопреемником того, «первого по сче-ту», униатства. То, «первое», униатство, возникнув в 1596 году, исчезло в 1839 году, присоединившись к Православию после Полоцкого собора униатских епи-скопов. Поэтому сейчас возможен только гипотетический процесс обратного выхода из Православия тех приходов или епархий со своими храмами и другим имуществом. Созданное же через 150 лет новое, «второе по счету», униатство «пришло с улицы» и должно строить для себя (если того возжелает) новые храмы, а не искать некие исторические справки...»

7 декабря 1991 года, в день памяти св. великомученицы Екатерины, во вновь открытом храме была совершена первая Божественная литургия, и он был освя-щен во имя св. первоверховных апостолов Петра и Павла. Тем самым была про-тянута нить памяти к тому великолепному собору на площади Свободы, что был разрушен в 1936 году.

Церковь при Минском училище слепы хДалеко не каждому православному храму можно придать респектабельный

статус памятника истории и архитектуры, который охраняется законом. Тем не менее, помимо своего главного назначения («дом Мой домом молитвы наречет-ся» – Мф., 21: 13), каждый храм является историческим свидетелем определен-ной эпохи.

Традиция построения храмов на народные пожертвования до 1917 года была на нашей земле повсеместной.

Своеобразным и поучительным памятником народному труду, ревности при-хожан и доброй воле благотворителей была в свое время церковь в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», которая до 1929 года действовала при Минском училище слепых. Сегодня о ней мало кто помнит. Поэтому хотелось бы немного рассказать об истории этой церкви, вспомнить некоторые факты из ее прошлого.

Постройка собственного храма всегда была мечтой руководства училища, но для этого не хватало денег. Надо сказать, что ближайшие храмы, переполненные

137Часовня

прихожанами, не отличались большим гостеприимством к толпе слепых детей, из-за чего великие праздники и даже Пасхальную ночь ученики нередко прово-дили дома.

Однако невозможное у людей оказалось возможным у Бога, мысль устроить храм при училище слепых была вложена в душу одной благочестивой женщины, которая из небольших своих средств доверила директору училища И.У. Зданови-чу на устройство храма 3000 рублей. В те времена – немалые деньги. Тотчас же было получено официальное разрешение на постройку деревянного здания церк-ви и начата заготовка леса по льготным ценам. Непосредственной вырубкой бре-вен руководил сам директор училища, которого весьма беспокоило приближение весеннего бездорожья. Да и как было вывезти стопудовые колоды? Но, по милости Божией, выпало много снега, а затем установились морозы, что дало возможность без всяких трудностей перевезти самые тяжелые бревна.

И вот 9 мая (по церк. стилю) 1906 года, в день Св. Николая Чудотворца, была совершена торжественная закладка храма. Дальнейшее строительство велось, как сейчас принято говорить, хозяйственным способом с привлечением наемных ра-бочих-поденщиков. К сентябрю 1907 года все основные работы были завершены. В итоге на самом высоком месте территории училища появилось достаточно вме-стительное церковное здание (площадью около 190 кв. м) со стройной колокольней над алтарной частью.

Шесть колоколов для нее были изготовлены на заводе братьев Самгиных. Ос-вещение церкви было электрическим, а отопление осуществлялось при помощи трех печей, кожухи из гофрированного железа для которых поставил известный фабрикант из Петербурга Бучкин.

Живописные работы выполнили Ольга и Нина Радевичи вместе с Ольгой Черн-цовой, а запрестольный образ Воскресения Христова был написан И.Г. Ярошенко с оригинала М.В. Нестерова.

Интересно, что вся художественная резьба (иконостас, царские врата, карни-зы, розетки над паникадилом, наличники) была изготовлена по рисункам Ивана Устиновича Здановича и вырезана им собственноручно. Этот деятельный человек неоднократно ездил в Москву и Петербург для сбора пожертвований. Он был удостоен благословения самого Иоанна Кронштадтского, который сказал ему: «Благословляю, не теряй энергии, смело доводи дело до конца; знай, что много на Руси возникло церквей без копейки готовых денег. Деньги сами к тебе придут». На другой день после этого Иван Устинович случайно познакомился с царско-сельским купцом С.З. Левиным, который пожертвовал ему на строительство 4500 рублей наличными деньгами. И в дальнейшем деньги неожиданно появлялись в самые критические моменты, когда в них ощущался недостаток.

Храмовая икона «Всех скорбящих Радость», которую современники относили к XVII столетию, была также пожертвована церкви О.И. Пальцевой. В Москве И.У. Зданович получил в дар от Алексеевского монастыря серебряное Евангелие, а от М.Н. Пущиной – серебряные церковные сосуды.

Вся постройка с утварью и колоколами обошлась в 13 000 рублей. 25 ноября 1907 года епископ Минский и Туровский Михаил совершил освящение новопо-строенной церкви, которое стало большим праздником в жизни училища.


Первым священником церкви «Всех скорбящих Радость» был о. Димитрий Павский – епархиальный смотритель церковноприходских школ, который за ко-роткое время снискал себе добрую славу проповедника и глубокопочитаемого служителя церкви. Вслед за ним, после его назначения протоиереем Минского кафедрального собора, настоятелем был поставлен священник Владимир Хираско, уроженец Подольской губернии, который также заслуженно пользовался любо-вью всех детей прихожан и богомольцев за свое бескорыстие и доброту. Таким образом, церковь при училище слепых быстро сделалась для минчан одной из любимейших.

К сожалению, существовала эта церковь недолго: всего немногим более двух десятилетий. Пришла революционная смута, ослепившая духовные очи людей, и сделались они слепее настоящих слепых. По всей стране начали закрываться и рушиться храмы. Не минула эта судьба и многочисленные минские церкви, и церковь «Всех скорбящих Радость». Как сообщил научный сотрудник Белгос-музея Л.Д. Клок, ее разрушили около 1929–1930 годов при строительстве Дома правительства.

Протоиерей Владимир Хираско скончался в 1932 году после неоднократных арестов, тюрем и ссылки. Протоиерей Димитрий Павский расстрелян в 1937 году. В 1999 году решением Святого Синода Белорусской Православной Церкви оба священника были канонизированы как новомученики: первый – как священно-исповедник, второй – как священномученик.

Прошли годы. Ныне церковь «Всех скорбящих Радость» возрождается в новом качестве (как храмовый комплекс – памятник жертвам Чернобыля) и на новом месте (угол улиц Притыцкого и Глебки). По примеру своих благочестивых дедов и прадедов минчане не остались в стороне от этого благого дела.

Часовня для «афганцев»Было время, когда православные церкви разрушали, с легким сердцем превра-

щали их в склады, архивы и т.п. Однако, попав в духовный тупик, наше общество понемногу приходит в себя, начинает «собирать камни».

В этой связи весьма знаменательным событием стала находка в октябре 1990 года при земляных работах на строительстве метрополитена фундамента и па-мятного закладного камня часовни во имя св. благоверного князя Александра Не-вского, расположенной некогда в Александровском сквере, недалеко от нынешнего Дома офицеров.

«На устройство часовни собрано более 4000 рублей. Местность для нее избрана самая приличная, другой подобной трудно найти в Минске», – писали «Минские епархиальные ведомости» (1868. №10). Надпись на закладном камне гласит: «1868 года мая 25 дня торжественно заложена часовня сия в воспоминание о верной Божией милости, явленной 25 мая 1867 года спасением драгоценной жизни Бла-гочестивейшего Государя Императора Александра Николаевича от преступно-го покушения злодея в Париже, на пожертвования жителей Минской губернии

139Часовня

с благословения Высокопреосвященного Михаила, Архиепископа Минского и Бо-бруйского, в присутствии губернатора генерал-майора Шелгунова».

Построенная в 1869 году, часовня эта была закрыта в 1922 году, а в 1936 году разрушена при прокладке трамвайной линии.

И вот спустя много лет представителями патриотического афганского клуба «Память» поставлен вопрос о ее восстановлении в новом качестве. На стенах ча-совни золотыми буквами должны быть записаны фамилии всех наших земляков, павших в Афганистане, Сирии, Египте и других многочисленных уголках земного шара. Для родных и близких, друзей, однополчан и просто знакомых она станет местом поминовения солдат, честно выполнивших свой воинский долг.

Инициатива «афганцев» уже поддержана Минским городским культурно-про-светительным обществом «Русь», молодежным православным братством и общи-ной Свято-Екатерининской церкви.

Это было написано в 1991 – 1992 годах. В полном объеме первоначальный за-мысел реализовать не удалось. Однако, после долгих мытарств и полемики, по-бедило мнение матерей воинов-«афганцев». Самый настоящий подвижнический труд днепропетровского скульптора Юрия Павлова, его супруги и сына, их много-численных сотрудников в конце концов увенчался успехом. Так на Острове Слез у Троицкого предместья возникла часовня-памятник.

Здесь 15 февраля, в праздник Сретения Господня и одновременно День памяти воинов-интернационалистов, собираются ветераны, члены их семей, гости нашей столицы. В этот день 1997 года возгласил «Вечную память» и я.

Издревле славнаяВ неожиданно возвышенном стиле начинается в архивном деле прошлого века

повествование о переустройстве церкви деревни Крупцы: «В 5 верстах от города Минска стоит деревня Крупцы помещика Вериги, издревле славная чудотворной иконой Божией Матери. Сюда по воскресеньям из города от мала до велика, осо-бенно летом в так называемую по-здешнему обычаю молодиковую неделю (пер-вую неделю новолуния), спешат, как бы для успокоения души от сует городских, поставляя за священную обязанность перед образом Богоматери излить религиоз-ные свои чувства, утешить себя в скорбях, неразлучных с каждым в этой жизни, и утолить жажду души и тела струями живоносного источника, истекающего из-под самого алтаря храма, стоящего на горе. Воде этой чистой, пресной приписы-вают целительную силу, особенно от болезней глаз, для приемлющих ее с верою. Самое положение Крупцов соответствует святости места, ибо расположены они на возвышении между рощами и текущею внизу рекою Свислочью, на коей стоит сам город Минск, и дорога сюда пролегает по берегу речки, окаймленной с обеих сторон лесом, и таким образом через путешествие в Крупцы удовлетворяется кроме религиозного чувства и чувство изящного...»

Жители микрорайона Веснянка теперь считали бы эту церковь своей, ведь по-сле 1972 г. Крупцы попали в черту города, дав название улице. Но к тому времени церкви в Крупцах уже не было. Еще в 1936 г. ее, как и многие другие, разрушили;


одним словом – «не сохранилась»... Сохранилось старое архивное дело, в котором написано: «По преданиям местной церкви, год явления иконы (икона была явлена непосредственно на источнике. – П.Б) обозначен на иконе: 1612 г. 1-го октября, писана на кипарисной доске вышиной 1, шириной 3/4 аршина. Церковь сооруже-на в том же 1612 г. и по некотором времени, как видно из сохранившихся актов, была угнетаема особенно прежним вотчинником имения Крупной Еленским, кото-рым были забираемы все ее доходы. Впоследствии униаты, завладев Воскресен-скою протопопиею в г. Минске, завладели и принадлежавшею к ней Крупецкою церковию и Св. иконою Божией Матери. Но около 1818 г. усердием монахинь бывшего Минского Свято-Духова монастыря церковь возобновлена, а с воссоеди-нением в 1839 г. унии возвратилась в недра Православной Церкви и причислена к Минскому городскому Екатерининскому собору».

А вот что рассказывается о переустройстве Крупецкой церкви: «По давности времени и оставаясь почти без поддержки, церковь пришла в крайнюю ветхость и разрушение. Приверженность христиан, поклоняющихся образу, возбудила усердное желание возобновить храм. Начальник губернии действительный стат-ский советник Шкларевич Феодот Николаевич первый подал эту благую мысль и принял на себя труд, и в июле 1856 года благословением Высокопреосвященного Михаила, архиепископа Минского и Бобруйского совершена была закладка церк-ви. Еще до сего времени при содействии губернатора бывшим содержателем ак-цизного откупа в Минской губернии надворным советником Ворониным Степаном Дмитриевичем пожертвовано 2500 руб., а при закладке, по примеру архипастыря и начальника губернии, все присутствующие военные и гражданские чиновники принесли посильное денежное пожертвование, и таким образом добавилось 813 руб., а заведующим Минским городским театром от данного артистами благо-творительной цели спектакля представлено на украшение храма 113 руб. 3.05 коп. (...) Высокопреосвященным Михаилом разрешено употребить более годный материал от старой Воскресенской деревянной церкви в Минске, который достав-лен на место усердием некоторых минских татар. Строителями храма назначены были староста городского собора, купеческий сын Александр Свечников и управ-ляющий по доверенности надворного советника Воронина акцизным откупом кол-лежский асессор Кракатица, а для наблюдения по искусственной части чиновник губернской строительной и дорожной комиссии Полонский».

Как видим, существовавшая тогда традиция постройки храмов на всенародные пожертвования и здесь проявилась в полной мере. Вот почему архивист старает-ся перечислить всех потрудившихся для этого благого дела, подробно описывает убранство вновь сооруженного храма и его торжественное освящение. Это дей-ствительно был праздник не только для минчан, но и для жителей отдаленной округи.

«При усердном содействии церковь ныне воздвигнута на том же месте, про-странством обширнее прежнего, и обширностью своею удовлетворяет важности. В основании условий проекта лежало дать храму характер православный. Вход в церковь с трех сторон по особо устроенным крыльцам. Со входа на левой сторо-не в новоустроенном вызолоченном киоте поставлен чудотворный образ Божией Матери в том же облачении и рамке без всякого изменения, а на правой стороне в таком же киоте поставлена храмовая икона Покрова Пресвятой Богородицы.

141Часовня

В иконостасе представляется нам живопись по образцам древним (...) Иконы эти пожертвованы купеческим сыном Александром Свечниковым и его супругою. При старании сего же Свечникова церковь украшается пожертвованным московски-ми купцами большим паникадилом, подсвечниками и прочей утварью. Супруга начальника губернии (...) своим иждивением, большей частью своими руками, приготовила напрестольные облачения и все вообще принадлежности, служащие к украшению алтаря. 26 сентября, в день праздника Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, назначено было освящение церкви, еще накануне сего дня вечером в присутствии начальника губернии (...) совершена была Собором, по перенесении чудотворного образа в новоустроенный киот, всенощная, а назавтра, при собравшемся из города и окрестностей множестве чиновников, дворян и про-чих, совершено было Высокопреосвященным Михаилом освящение церкви (...) По окончании церковного служения купеческим сыном Свечниковым были пригла-шены все на приготовленный здесь же под открытым небом при церкви завтрак на покрытых белыми скатертями в длину более 6-ти сажен столах, а нижним чинам Минского гарнизонного батальона, прибывшим для парада, по распоряже-нию командовавшего в то время батальоном (...), не мало также содействовавшего в постройке церкви майора Роговского, отпущено управляющим чарочным отку-пом евреем 5 ведер водки и роздано также 200 фунтовых белых булок. 1 октября, в день храмового праздника Покрова Пресвятой Богородицы, собрание народа было еще многочисленнее, поле кругом на большом пространстве темнелось, быв покрыто народом и рядами повозок и телег; за 70 и более верст прибыли узреть новый храм и поклониться святому образу в новом киоте...»

Таким образом, икона постоянно находилась в Крупцах до 1884 г., когда пре-освященный Варлаам, согласно желанию многих православных минчан, возбудил перед Святейшим Синодом ходатайство о разрешении переносить эту святыню с торжественным крестным ходом в Минск в построенную им Крестовую церковь архиерейского дома. Так как в зимнее время богослужение в Крупецкой церкви не совершалось, то желающие молиться перед иконой на полгода лишались этой возможности. Ходатайство было Синодом удовлетворено, и с тех пор Крупецкая икона Божией Матери ежегодно 6 мая (ст. стиль) торжественно переносилась в Крупцы, а 1 октября (ст. стиль) столь же торжественно возвращалась назад в Минск.

Шли годы. В 1924 г. безбожными властями церковь была закрыта. Известно, что Крупецкая икона Божией Матери в 1925 г. находилась в Свято-Екатери-нинской церкви, которая принадлежала тогда православным. В феврале 1927 г. власти проверяли имущество Екатерининской церкви и обнаружили икону, не значившуюся в описи. Очевидно, православные верующие пытались укрыть свою святыню. Одновременно обновленцы, захватившие Свято-Петропавловский кафедральный собор, узнав о находке, потребовали ее передачи себе, что и было властями сделано. Таким образом, начиная с 1927 г. икона находилась в Свято-Петропавловском соборе до его уничтожения в 1936 г. Тогда же, в 1936 г., и Свя-то-Покровская церковь подверглась насильственному разрушению. Но не иссякал поток православных к целебному источнику.

Вот бесхитростные воспоминания Агафьи Яковлевны Коптенковой, 1917 г. рождения, проживающей ныне в Минске по ул. Чкалова: «Я приехала в Минск


в 1934 г. Тогда действующих церквей было мало, многие стояли закрытыми. Один храм взрывали на моих глазах. Когда я стала ходить на Криницу (1944 – 1946), храм уже был разрушен, а у подножия холма верующие находили обломки от икон, которые собирали и сжигали.

Сам источник находился внизу, вокруг росли деревья. Ходили к нему круглый год, обычно через дворы, приносили крест, в развилках деревьев ставили свечи.

На Кринице всегда находился один старичок. Он знал, что люди приезжали за целебной водой, и каждое утро очищал источник, а один молодой человек осквернял его. Однажды старик не выдержал и в сердцах сказал: «Когда пойдешь в армию, чтоб первая пуля тебя убила». Так все и случилось. Долго потом старик переживал, каялся, плакал на источнике перед людьми.

Еще был случай исцеления. Рано утром сын привез мать на источник (у ма-тери было заболевание глаз, уже назначен был день операции), женщина стала умываться, умылась три раза и говорит: «Сынок, я уже свет вижу». Они приез-жали еще несколько раз, и она полностью исцелилась.

Также исцелился младенец, ребенок был как парализован, искупали его в ис-точнике, и он выздоровел. Было это в 1944 г.».

Во время войны почитаемая икона была утеряна, от деревни осталось всего несколько домов. Святое место еще совсем недавно находилось в запустении. Но, к счастью, сохранило оно прежнюю живописность, уцелел и родник, вытекавший некогда из-под церковного алтаря. Сюда и пришли члены Братства во имя Архи-стратига Михаила.

...С упованием о Господе молятся и трудятся братчики и прихожане возрож-денного прихода. Власти города поддерживают начинания братства, церковные владения на наших глазах возвращаются церкви, среди нынешних «сынов купе-ческих» отыскались люди, для которых чувство религиозное и чувство изящного не являются отвлеченными понятиями.

Православная святыня возродилась, и наш город украшают храмовые строе-ния церкви Покрова Пресвятой Богородицы.

Но скольких трудов и искушений это стоило?В октябре 1992 г. группа верующих обратилась к властям города Минска

с просьбой разрешить восстановление Свято-Покровского храма. 21 ноября, в день Архистратига Божия Михаила (небесного покровителя братства), у Крупецкого источника был воздвигнут 2-метровый деревянный восьмиконечный крест. С на-чала мая 1993 г. по благословению Митрополита Минского и Слуцкого Филарета здесь еженедельно по воскресеньям стали проводиться водосвятные молебны (в течение первого года – трудами священника Андрея Лемешонка).

В октябре того же года был зарегистрирован приход Свято-Покровской церк-ви. Начались занятия в воскресной школе. А 20 марта 1994 г. после более чем полувекового перерыва возобновились служения Божественной Литургии (в пере-строенном железнодорожном вагончике, где несколько раз пришлось послужить и мне).

18 июля 1995 г. мною была совершена первая Божественная Литургия в малом храме в честь Крупецкой иконы Божией Матери, а 22 июля приход посетил Свя-тейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II и освятил место стройки.

143Часовня

Торжественная закладка главного храма произошла 14 октября 1997 г., и в на-стоящее время работы близятся к завершению.

Свято -Предтеченскому хра му быть!Из рожденных женами нет ни одного пророка больше Иоанна Крестителя (Лк., 7:28).

Небольшая деревянная церковь, освященная в честь Рождества Св. Иоанна Предтечи, некогда существовала и в нашем городе. Располагалась она на кладби-ще д. Большая Слепянка, неподалеку от современного здания гидрометеорологи-ческой обсерватории, на возвышенности, где еще и сегодня среди полузабытых могил растут одинокие сосны.

Точная дата постройки церкви неизвестна, однако в архивных источниках она упоминается на протяжении по крайней мере двухсот лет. Начиная со второй половины XIX в. она числилась приписной за Свято-Екатерининским собором на Немиге. Последняя служба в ней состоялась на праздник Крещения Господня в 1934 г., после чего церковь Рождества Иоанна Предтечи простояла закрытой вплоть до 50-х гг., когда ее и разрушили.

Минули годы, и вот по благословению Патриаршего Экзарха всея Беларуси Митрополита Минского и Слуцкого Филарета в Партизанском районе г. Минска создан и зарегистрирован православный приход в честь Рождества Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Прихожане ставят своей целью при Божией по-мощи построить каменный храм недалеко от станции метро «Тракторный завод», в сквере по Ученическому переулку.

Согласно имеющемуся проекту, храмовое здание будет представлять собой вытянутую по продольной оси постройку (классический «корабль»), включающую колокольню непосредственно над притвором, купол над основным храмовым объ-емом и алтарную апсиду.

Храм станет настоящим украшением всего района. Особое внимание будет уделено и благоустройству сквера. 7 июля 1997 г., в день праздника Рождества Крестителя Господня Иоанна, в центре сквера состоялось первое богослужение. После водосвятного молебна было освящено место будущего строительства. 11 сен-тября, в день Усекновения главы Иоанна Предтечи, там же был водружен и ос-вящен восьмиконечный деревянный крест, а в день зачатия честного и славного Пророка (6 октября) властями Партизанского района было принято принципиаль-но важное решение о выделении общине временного помещения для проведения богослужений.

С Пасхи 1998 г. (19 апреля) начались регулярные богослужения в новоустро-енной крестильной церкви в честь пророка Божия Захарии и праведной Елиса-веты – родителей Иоанна Предтечи. 7 июля 2003 г. была совершена закладка главного храма – так сам св. Пророк и Предтеча помогает делу возрождения храма в свою честь.

Очень часто люди задаются вопросом: «Как Церковь выбирает места для бу-дущих храмов?» В наше время ответить на него можно достаточно просто: «Место


для строительства выделяется городскими властями». Но над всем этим незримо присутствует Промысел Божий...

Место, где ныне расположен тракторный завод, носило до 1917 г. название Ан-тониевского урочища – по имени архиепископа Антония Зубко (другое название, существовавшее до 1923 г., – Архиерейская роща, или пустынь) – и принадле-жало главе Минской епархии – архиепископу Минскому и Туровскому. Здесь же, недалеко, располагались деревня Будилово, предместья Серебряный Лог и Долгий Брод.

О том, что именно здесь столь необходим православный храм как место по-миновения «зде лежащих и повсюду, православных», думаю, станет ясно из по-следующего изложения. Да и не только православных.

Первоначальные страницы летописи МТЗ были скрыты долголетней заве-сою секретности. Почему, например, восточная часть его территории называлась когда-то аэродромом?*

Удивляться здесь нечему. Постановлением СНК СССР от 17 октября 1940 г. предусматривалось построить авиазавод № 453, рассчитанный на выпуск 3000 машин в год. Выделялось 365 (!) дней на строительные работы, монтаж обору-дования и освоение производственных мощностей. Это потребовало «небывалой концентрации сил и средств».

Кто обеспечит необходимое количество землекопов, каменщиков, столяров, плотников и подсобных рабочих? «Это уже наша забота», – сказал П.К. По-номаренко, первый секретарь ЦК КП(б)Б. Строительство, которым регулярно интересовался лично И.В. Сталин, было начато в чрезвычайных условиях, без утвержденных технического проекта и сметы. Проектанты работали непосред-ственно на площадке, в бараке.

Ноябрь 1940 г. – бараки для строителей еще только начинают строить. К 1 января 1941 г. на стройке уже около 4 тыс. человек. Стройка утопает в грязи, «капризная осень с частыми переменами погоды мучила строителей... ручной труд преобладал... на объекте ключевыми фигурами оказались землекоп и гра-барь». Кто мог работать в таких условиях?

«Как везде, не обошлось строительство авиазавода без заключенных. В по-полнении их рядов советская власть никаких трудностей не испытывала, стоило только дать соответствующее указание органам НКВД». Похоже, что без таких указаний в этой ситуации обойтись было просто невозможно. Одновременно ут-верждается, что «заключенных использовали мало». Так ли было на самом деле?

Отметим, что об условиях их содержания не говорится ничего.«Январь, февраль 1941 г., студень и люты по белорусскому календарю. Они

в тот год оправдывали свои неласковые названия... Столбик термометра опускал-ся почти до тридцатиградусной отметки...» Строителей на промплощадке было уже «около 3000 человек» (куда девались остальные?), которым «ежедневно по-могали от 500 до 700 колхозников».

В январе сданы 3(!) землянки, куда заселили 210 (!) девушек-рабочих. Где и в каких условиях жили остальные?

* Основные сведения почерпнуты из книг: В.Л. Шапиро. Живая связь времен. Мн., 1996; М.В. Леонов, В.Т. Медведев. ПО «МТЗ» – флагман белорусской индустрии. Мн., 2001, а также благодаря журналисту Владимиру Куфтерину.

145Часовня

В феврале количество строителей достигло 5 тыс. человек. Где все они по-мещались?

В марте продолжительность дневной рабочей смены увеличилась до 10 часов. «Совнарком БССР разрешил использовать колхозников, участвующих в стро-ительстве авиазавода №453, на сверхсрочных работах». Появилось и решение о введении «полувоенной дисциплины». А рядом читаем: «Особенно трудно было с жильем для рабочих... Затянувшаяся зима не выпускала землю из своих сту-деных объятий». В это же время вводятся для жилья (кого?) засыпные бараки, землянки, отдан под заселение инструментальный корпус «А» (об отоплении речь не идет).

В марте морозы не уступали январским и февральским. К 1 апреля на пром-площадке 6875 человек. «Большая часть строителей пришла из колхозов» (так-таки сама и пришла?).

«Зима устроила строителям суровый экзамен»... на выживаемость – это про-сто очевидно, хотя о смертности не говорится ни слова... 3 апреля ночью темпера-тура воздуха была – 14°С (т.е. мороза), тогда же на стройке 8400 человек, в даль-нейшем было принято решение о досрочном вводе завода в строй. На 21 июня на стройке свыше 10,5 тыс. человек.

Но 22 июня пришла война. Что происходило на недостроенном заводе с лета 41-го до лета 44-го? Достоверно известно, что гитлеровцы решили использовать корпуса цехов для ремонта своих транспортных самолетов.

«Военная пора, Слепянка... В деревне стоят фашисты, они охраняют лагерь советских военнопленных. Неподалеку другой лагерь, туда сгоняли мирных жи-телей из партизанских зон. В основном мужчин. Евреи заперты в свинарнике. Одна дорога для тех и других, евреи пройдут ее первыми. Все как положено – колючая проволока, вышки, собаки, пулеметы. Расстрелы!.. Когда начали строить тракторный, долго лопаты и ковши выворачивали из земли человеческие кости...» Вот только как их было распознать по национальному признаку? Потому что до-сталось и немцам.

Июль 1944 г. «Враги, окруженные в столичном «котле», не знали, что Минск уже освобожден нашими войсками. В ночь на 6 июля они из минометов и ручного оружия обстреляли аэродром авиазавода и пытались прорваться через него в го-род. Бой продолжался с 8 часов вечера до 10 утра 7 июля... Чего только не бывает на войне! На аэродроме стояло около сотни истребителей. Им подняли хвосты, подперев их козлами, запустили двигатели (пулеметы стреляли только через вра-щающийся винт) и из кабин самолетов вели огонь по наступающим гитлеровцам».

В результате родились такие стихи:

…А чтоб глубже были позакопаныТут остатки гитлеровских банд,Вырос рядом с соснами высокимиПервой марки тракторный гигант.

Их автор – П. Глебка, опубликованы в газете «Трактор».22 сентября 1944 г. был подписан соответствующий приказ, по которому завод

№453 восстанавливал свою деятельность как авиационный. Предстояло собирать самолеты Як-9.


Здесь уже идет разговор куда более откровенный. «Плохое питание, неудовлет-ворительные санитарные условия сопровождались их непременными спутника-ми – болезнями. Документы тех лет бесстрастно регистрируют случаи заболева-ний брюшным тифом, цингой» (а довоенные документы этого не регистрировали?).

«Первое время недоставало продуктов, рабочие жили впроголодь... Трудное время диктовало жесткие решения, продовольственное обеспечение неразрывно связывали с работой. Талоны в столовую ежедневно выдавались на рабочих ме-стах. Не явившийся на смену полностью лишался в этот день довольствия». Не рискну комментировать...

В ноябре 1945 г. на базе завода №453 был организован МТЗ – «огромное, за-росшее чертополохом поле, огражденное колючей проволокой».

Вот самые яркие штрихи. «Корпус №5, как наиболее сохранившийся, был приспособлен под общежитие рабочих и ИТК. Подвал корпуса №5 – под лагерь военнопленных... Полное отсутствие жилого фонда вынудило строителей приспо-сабливать крайне неудобные помещения корпусов №5 и №6 под жилье, лагеря рабочих спецконтингента, а также вести строительство новых лагерей и ограж-дений, их оборудование. Специфика преимущественного контингента рабочего со-става строителей-заключенных и военнопленных вынуждала руководство завода вести непроизводственные затраты на устройство специальных ограждений не только при лагерях жилья, но и на всех строящихся объектах».

Бесстрастная статистика: заключенные составляли 31,3 %, а военнопленные – 29,9 % от общей численности...

Вот теперь-то нам становятся понятными и весьма обоснованными утвержде-ния старожилов, что почти весь район МТЗ (в том числе и жилые дома) буквально построен на костях*. Старые деревенские кладбища? – Весьма вероятно. Довоен-ные и послевоенные заключенные? Военнопленные – наши и немецкие? – Более чем достаточно. Кто они и сколько их полегло здесь? – Один Господь знает их имена...

И еще. В раннехристианские времена храмы строились на мощах мучеников.В старинной книге читаем:«Преподобный Макарий, сделав вопрос сухому черепу, узнал важные истины

касательно состояния умерших. Он, между прочим, спросил: ужели вы никогда не чувствуете никакого утешения (преподобный обыкновенно совершал молитвы за усопших и желал знать, служат ли они в пользу)? Милосердующий о душах Господь восхотел открыть об этом Своему угоднику и, чтобы уверить раба Своего, иссохшему черепу вдохнул слова истины. «Когда, – ответствовал череп, – ты приносишь молитвы за мертвых, то мы чувствуем некое утешение».

... В студенческие годы мне довелось поработать на МТЗ. Первый раз – на главном конвейере, второй – в ЛЦ-2. Если бы мне кто-нибудь тогда сказал, что через четверть века придется, став священником, строить здесь храм, положить ему основание, не поверил бы ни за что.

Храм в честь Рождества Крестителя Господня Иоанна, великого проповедника покаяния, украшает собой не только Стахановскую улицу и бывший Пионерский сквер, но и весь тракторный поселок. Скоро он наполнится прихожанами.

* См.: В.Черкасова. Город мертвых в городе живых // Белорусская газета. 2002. 14 янв.

147Часовня

Минск строит хра мыМного лет десять назад наша столица для меня, православного верующего

минчанина, была городом разрушенных церквей.В стенах школы нам объясняли почти полное отсутствие в Минске памятников

старины издержками военного лихолетья 1941 – 1944 гг. Однако старожилы ут-верждали, что в годы Великой Отечественной войны в Минске не пострадала ни одна (!) церковь, а все разрушения относятся ко временам так называемой «без-божной» пятилетки 1932 – 1937 гг. и пресловутой хрущевской «оттепели». То есть наш город пережил одну страшную войну, а его православные церкви как бы две войны: первую – «довоенную», а вторую – «послевоенную».

В результате до 1990 г. весьма многолюдный Минск имел всего два действую-щих православных храма: Свято-Духов кафедральный собор и Свято-Алексан-дро-Невскую церковь на Военном кладбище. Затем к ним добавились возрожден-ные церковь Святой Марии Магдалины и Свято-Петропавловский собор (бывшая Свято-Екатерининская церковь на Немиге).

Сейчас, несмотря на все житейские тяготы и экономические трудности, в Мин-ске возводятся новые церкви. И если когда-нибудь, по неизреченной милости Божией, все то, что уже запроектировано и пущено в строительство, будет за-вершено, мы просто не узнаем свой родной город: столь кардинально изменится его архитектурный облик.

Достаточно взглянуть на наши храмовые новостройки. Храмовый комплекс в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость», Дом милосердия и храм Всех святых, церкви на ул. Карастоянова и Гамарника, в микрорайонах Чижовка, Шабаны, Юго-Запад, Малиновка и многие, многие другие. Различные по размаху и архитектурным стилям, они ярко и неопровержимо свидетельствуют о реальном духовном возрождении нашего народа. Поднимая из руин порушенные безбожием святыни, мы восстанавливаем храмы своих душ.

Да благословит Господь всех труждающихся и добродеющих во всечестных храмах сих, да сохранит нас и землю нашу от невзгод, бедствий и всякого зла!

Владимир МАКАРОВ

АрмиЯ

Владимир Матвеевич МАКАРОВ – полковник, начальник управления ин-формации – пресс-секретарь главного управления идеологической работы Министерства обороны РБ, кандидат педагогических наук.

Культурная десуверенизация как направление разрушения государственности: способы

противодействияВойны и военные конфликты нового

века демонстрируют такую их особен-ность, как реализацию внешних угроз через внутренние источники дестаби-лизации. Соответствующий феномен характерен для всех типов военных конфликтов, непременным атрибутом которых являются «цветные» револю-ции [1; 2].

В данной статье представлено лишь одно направление дестабилизации, яв-ляющееся непременным условием ре-ализации целей современной войны, – культурная десуверенизация.

В самом общем плане суверени-тет (от фр. верховная власть) – это верховенство власти внутри страны и ее независимость во внешней сфе-ре, то есть полнота власти государ-ства на ее территории, исключающая подчинение властям иностранных государств. Соответственно десуве-

неризация – это процесс разрушения государственной власти, самого госу-дарства.

Доктор исторических наук, про-фессор В.Э. Багдасарян приводит не-сколько метафор-рассуждений в свя-зи с поиском ответов на вопрос «Что управляет миром?». Известна метафо-ра Наполеона: «Миром правят бата-льоны», то есть военная сила. Другая классическая метафора дает иное по-нимание – «Миром правят деньги». Но есть и третья метафора – «Миром правят идеалы». Все они выражают разные уровни и разные механизмы управления. Для осуществления де-суверенизации требовалось подавить каждый из обозначенных механизмов. На основании понимания, что «миром правят идеалы», для подавления госу-дарства-противника применяется де-суверенизация культурная [3].

149Армия

Культурная десуверенизация пред-ставляет собой поражение сферы смыслов, разрушение социокультур-ного архетипа, менталитета больших социальных групп. На данном этапе исторического развития данный тип десуверенизации является ведущим в глобальном масштабе.

В свое время достаточно подробно были изложены аспекты поражения сознания людей посредством так на-зываемого консциентального оружия (от латинского слова сознание) [4].

Для того чтобы лишить соответ-ствующий социум будущего, следует разрушить несиловое поле, традицион-но выступающее под наименованием «связи времен».

В свою очередь, в основе разруше-ния несилового поля лежит ценностная инверсия, трансформация ценностей, являющихся сущностной характери-стикой социальных общностей. Среди основных направлений разрушения, изменения ценностных парадигм при-оритетное значение в современных ус-ловиях имеют следующие: ценностная делегитимизация властных структур и институтов (противопоставление на-рода и государственной власти в своих групповых интересах); ценностная де-легитимизация силовых структур как наиболее мощных факторов поддержа-ния стабильности и мира; разрушение идентичностей, сужение идентифика-ционных масштабов; разрушение исто-рического сознания.

В самом общем плане под иден-тичностью понимается тождествен-ность, сходство, совпадение. Социаль-ная идентичность представляет собой осознание своей принадлежности к тем или иным социальным группам и общ-ностям.

Вполне можно согласиться с автора-ми, представляющими модель государ-ственной интеграционной структуры идентичностей следующим образом: в ее основе лежит цивилизационная идентичность, далее следует нацио-

нальная, социально-профессиональ-ная, мельчайшей опорной единицей общностей выступает семья – семей-ная идентичность [5, с. 188-192]. При разрушении семейных интеграцион-ных связей человек окончательно де-социализируется.

Технология разрушения идентично-стей была последовательно реализова-на при распаде СССР. Например, циви-лизационная идентичность «советский народ» как историческая общность, представляемая в ходе перестройки в качестве искусственно сконструи-рованного образования, была оконча-тельно дезавуирована. В современных условиях продолжается процесс иден-тификационной дезинтеграции уже го-сударств на постсоветском простран-стве. С одной стороны – в игру включе-ны региональные идентификаторы (на примере России – это идеи создания Уральской республики, так называе-мой Казакии, и др.). С другой сторо-ны – осуществляются попытки разру-шения остатков естественных интегра-ционных образований путем создания химерических общностей в рамках глобализационных проектов по при-меру Европы. В Европе тому немало примеров: ликвидация национальных государств, проводящих самостоятель-ную политику (например, Югославия), растворение национально-культурных идентичностей путем реализации идей мультикультурализма и др.

На примерах европейских стран можно видеть, как глобализация всту-пает в фазу планетарного универса-лизма с распадом по минимальным локальным рыхлым идентификацион-ным образованиям типа Евросоюза, где в перспективе места национальным государствам с их многовековыми тра-дициями не остается.

Последней ценностной точкой опо-ры остается семья. Именно поэтому в глобальном масштабе наносятся удары по данной идентификационной

150 Владимир Макаров

основе, которая собственно и делает человека Человеком.

Примеров здесь более чем достаточ-но, включая распространение «культу-ры» ЛГБТ, навязывание химерических семейных общностей типа системы однополых браков и т.д.

Кроме того, необходимо учитывать, что на рубеже 90-х годов ХХ века в со-циальной психологии широко обсуж-дался вопрос о кризисе идентичности личности в двух его вариантах: магиче-ском (погружение в мир псевдорелиги-озных переживаний и метафизических идей) и апатичном (уход от активной социальной практики в связи с широ-ким распространением алкоголизма, наркомании и контркультуры). К это-му же времени относятся изощренные попытки опробовать на Беларуси ок-культные проекты «Беларусь – экопарк планеты Земля», «Белая Русь – плане-тарная лаборатория безопасности жиз-ни, глубинной экологии и глобального сотрудничества» и др. [6].

Особое значение имеет разруше-ние исторического сознания, что тесно связано с идентификационной транс-формацией. Здесь удары наносятся по самым важным, ярким, судьбоносным точкам истории. Например, примени-тельно к государствам на постсовет-ском пространстве, – по истории Ве-ликой Отечественной войны.

Направления здесь одинаковы на всем постсоветском пространстве. Это оправдание коллаборации, фальсифи-кация партизанского движения, об-винение СССР в развязывании войны и др.

На данном этапе основным направ-лением исторической трансформации является разжигание противоречий между Беларусью и Россией с транс-формацией противоречий на два брат-ских народа.

В концентрированном виде данное направление реализуется посредством антинаучных концептов, представ-ленных, в частности, так называемым

«Институтом белорусской культуры, истории и ментальности», который по форме напоминает научную органи-зацию и одновременно имеет статус общественного объединения, реализуя на практике идеи радикальной оппози-ции. В концентрированном виде соот-ветствующие взгляды изложены в так называемой «Концепции беларуской национальной идеи», представленной предпринимателем Олегом Кравцовым в изданной в Смоленске книге «Бела-русь превыше всего!»:*

изменить концепцию происхожде-ния беларусов со славянской на балт-скую;

изменить название страны и наро-да. Беларусы должны осознать, что названия «Белоруссия» и «белорусы» являются колониальными. Их приду-мали для наших предков в конце XVIII века власти царской России специаль-но с целью замены терминов «Литва» и «литвины»;

названия «белорус» и «Белоруссия» семантически означают привязку к России. Исходя из смысловой коди-ровки названия, «белорус» – это пра-вославный крестьянин, в современной интерпретации – советский колхоз-ник, покорный трудяга, для которого главная ценность – алкоголь;

беларуский язык желательно пере-вести на латинский шрифт…[7].

Все представленные выше направ-ления разрушения ценностных пара-дигм объединяют способы воздействия на сознание людей, где ключевую роль играет культурная трансформация, примитивизация, подмена высокой культуры реализма поп-искусством в самых извращенных деструктивных формах.

Для современного исторического этапа характерна мозаичность воспри-ятия реальности и знаний, как молоды-* Беларусь превыше всего! (О национальной белоруской идее) / Составление, перевод, научное редактирование А.Е.Тараса. – Смо-ленск: Посох, 2011. – 240 с.

151Армия

ми людьми, так и старшими поколени-ями. Отдельные элементы реальности молодежь уже воспринимает как саму реальность.

Данный феномен весьма образно ха-рактеризует доктор психологических наук Юрий Громыко: «Реальностью становится известная русская сказка, когда перед Иваном-царевичем Кощей выстроил одну живую реальную царев-ну и девять её стеклянных копий, тре-буя мечом уничтожить стеклянные фантомы. Если бы не мушка, севшая на щёку живой царевны, случилась бы трагедия».*

Для белорусов это особенно акту-ально в силу толерантности и актив-ного восприятия самых разных влия-ний. Все это усугубляется вузовской практикой, в которой совершенно разрушительны разные модули, кур-сы по выбору при четырехлетнем об-учении. В результате целостной карти-ны мироздания гуманитарной наукой не формируется. Мы имеем клиповое мышление. Человек с таким мышлени-ем к творчеству не способен, хотя на первый взгляд будет производить впе-чатление креативного [8, с. 82].

Данный феномен ярко проявляется на примерах навязывания населению абсолютно ложных, некритически вос-принимаемых картин исторического прошлого, для чего в ход идут отрабо-танные еще в первой половине ХХ века модели, используемые в сюрреализме, в частности, паранойя-критический метод в искусстве.

Данный метод, в свое время разра-батывавшийся в живописи Сальвадо-ром Дали, представляет собой интер-претацию реальности как «спонтан-ный метод иррационального познания, основанный на критической и система-* Юрий Громыко Почему развалился муль-тикультурализм? К формированию новой цивилизационной идентичности / [Электрон-ный ресурс] Режим доступа: http://www.park.futurerussia.ru/ extranet/about/life/2500/ Дата доступа 5.10.2011.

тической объективации бредовых ас-социаций и интерпретаций» [9, с. 30-31, 344.].

Примером его успешной реализа-ции на практике уже в новом веке яв-ляется творчество С. Алексиевич, ко-торое де-юре легитимизировано при-суждением ей Нобелевской премии.** При этом сама автор и не считает не-обходимым скрывать подлинные цели собственного творчества, которое на-правлено де-факто против белорусской государственности путём полного вы-холащивая из истории Беларуси совет-ского периода. «Что такое литература сегодня?» – ставит вопрос Алексиевич и отвечает на него следующим обра-зом: «Мы живем быстрее, чем раньше. Содержание рвет форму. Ломает и ме-няет ее. Все выходит из своих берегов: и музыка, и живопись, и в документе слово вырывается за пределы докумен-та. Нет границ между фактом и вы-мыслом, одно перетекает в другое». Здесь же содержится и обоснование собственного направления в литера-туре: «Писать прозу о кошмарах XX века кощунственно. Тут нельзя выду-мывать. Правду нужно давать как она есть. Требуется “сверхлитература”» [10].

«Сверхлитература» – это вполне со-ответствует понятию «сверхреализм» (дословное значение термина «сюр-реализм»), тем более что отдельные элементы тиражируемых ею взглядов укладываются в «диктовку мысли вне всякого контроля со стороны разума, вне каких бы то ни было эстетических или нравственных соображений» («Ма-нифест Сюрреализма» Бретона) [11].

Более того, используя подмену поня-тий, нобелевский лауреат, по существу, рассматривает советскую историю с позиции троцкизма, ссылаясь при этом на троцкиста Варлама Шаламо-** Более подробно: Макаров В.М. Нобелев-ские премии в исторической ретроспективе // Новая Немига литературная. – 2016. – №1. – С. 147-152.


ва, который свой первый срок получил за «возвращение к ленинским прин-ципам», участвуя в неудачной первой «бархатной» революции в СССР в 1927 году, когда состоялась демонстрация сторонников Троцкого к 10-летию Ок-тябрьской революции под лозунгом «Долой Сталина!» [12, с. 86]. При этом название Нобелевской лекции самой Алексиевич «О проигранной битве» точно вписывается в концепт троцкиз-ма (о чем и говорил Шаламов) – речь идет о «мировой революции», которую отменили именно в Советском Союзе.

Результатом же подобной интер-претации истории являются выводы, содержащиеся в Нобелевской лекции, которые полностью соответствуют направлениям фальсификации со-ветской истории и дискредитации по-литики Беларуси: «Красный» человек так и не смог войти в то царство сво-боды, о которой мечтал на кухне. …он остался ни с чем. Униженный и об-ворованный. Агрессивный и опасный… Зло беспощадно, к нему нужно иметь прививку. Но мы выросли среди пала-чей и жертв… Так наша жизнь и бол-тается – между бардаком и бараком. Коммунизм не умер, труп жив… Время надежды сменило время страха. Вре-мя повернуло вспять… Время сэконд-хэнд…» [10].

Данное направление культурной десуверенизации является ведущим на постсоветском пространстве. Глав-ные удары наносились и наносятся по советской истории. Здесь и попытки героизации предателей-коллабораци-онистов, постоянно поддерживаемая тема репрессий. Примечательно, что буквально синхронно, одновременно в России, Беларуси и Украине со сторо-ны радикалов реанимируются данные вопросы. Разумеется, никто из полит-технологов ни при каких обстоятель-ствах не собирается вникать в пробле-му, пытаться разобраться в том, что это было в действительности. Представле-ние соответствующих исторических

явлений во всей глубине, сложности и противоречивости не входит в их за-дачи.

Как результат, посредством данных исторических манипуляций во взаимо-действии с объективными процессами прагматизации ценностных ориента-ций формируется ущербное сознание, основанное на комплексе исторической неполноценности и преклонении пе-ред Западом, убежденности в тоталь-ном отставании от Европы, где якобы жизнь комфортнее и свободнее.

Имеет место ценностная трансфор-мация, индикатором которой могут служить данные о социокультурной статусности различных профессий. Примечательно, что в 1967 году в СССР на первом месте в иерархии ценностей молодежи – космонавт, на втором – во-енный, на третьем – актер. В начале нового столетия в России – на первом месте у юношей – предприниматель, на втором – юрист, на третьем – эконо-мист, на пятом – бандит(!?) [5, с. 178].

В Беларуси соответствующие ре-зультаты несколько лучше. Наше соб-ственное исследование социокультур-ной статусности различных профессий в белорусском молодежном социуме, проведенное в начале 2016 года, пока-зывает, что первое место по престиж-ности занимает профессия програм-миста, второе – врача, третье – актера, четвертое – предпринимателя. Тем не менее, профессия военного находится не на первых местах.

Но дело не только в статусе профес-сии военного. Как пишет Т.И. Шамяки-на в статье «Инфляция классического образования» в журнале «Социоло-гия», «недобор студентов на некоторые специальности физики, скажем, атом-ную энергетику, – очень тревожный симптом. Молодые люди не думают развивать отечественные ядерные тех-нологии, так как не собираются оста-ваться в Беларуси» [8, с. 76].

Все это – те условия, в которых на-ходится Республика Беларусь.

153Армия

Соответственно, приоритетное вни-мание необходимо уделить комплекс-ной работе по формированию сознания граждан, особенно будущей элиты, с учетом опасности проникновения в повседневную жизнь псевдокульту-ры, примитивных моделей поведения, ведущих к нравственной деградации.

Основные пути решения соответ-ствующих проблем в контексте задач обеспечения национальной безопасно-сти:

в активизации развития методоло-гических основ обеспечения защиты граждан от последствий глобальных социокультурных трансформаций, в дальнейшем развитии научно-те-оретической базы наук социально-гуманитарного цикла, активизации фундаментальных и прикладных во-енно-социологических, психологиче-ских и педагогических исследований в интересах обеспечения националь-ной безопасности;

в усилении взаимодействия го-сударственных органов управления с республиканскими центрами, зани-мающимися исследованиями в социо-гуманитарной сфере, региональными научными и научно-исследовательски-ми учреждениями, соответствующи-ми кафедрами с целью использования опыта белорусской социологической, психологической и педагогической школ в интересах решения задач обе-спечения безопасности в информаци-онной и социальной сферах;

в принятии мер по повышению психолого-педагогической культуры кадров, укреплению и усилению на-учного потенциала кафедр социально-гуманитарных наук.

Одновременно необходимо реши-тельно изживать комплекс преклоне-ния перед Западом, ложной уверен-ности в отставании от Европы среди отдельных категорий граждан.

Чтобы изживать этот комплекс, чтобы не потерять волю к подлинному развитию, надо познать сущность тех-

нологий обнуления потенциала реаль-ности в современных условиях, в том числе сущность постмодернизма как тончайшего и опаснейшего оружия, с помощью которого новые господа могут использовать новые технические возможности виртуализации мира для окончательного порабощения челове-чества.*

Это особенно важно, так как сегод-ня объективно разворачиваются два процесса в связи с прогрессирующим развитием новейших технологий.

Первый – это наращивание потен-циала виртуальной реальности (имен-но ее стремится полностью подчинить и захватить постмодернизм).

Но есть и второй процесс – если в виртуальном мире начнут работать новые Эйзенштейны, то именно они будут выстраивать более глубокие связи между виртуальностью и реаль-ностью, обнаруживая новые богатства в окружающем мире и внутреннем мире человека.

Поэтому альтернатива здесь одна: или проект «Человек» – или проект «нетократия» с наращиванием скудо-сти, убожества реальности, убийством реальности как пространства для твор-чества и самореализации человека.

Литература1. Гилев А.О. Многомерная война

и новая оборонная стратегия // Россия в глобальной политике. – Т.12. – №5. – 2014. – С. 47-57.

2. Владимиров А.И. Против всех. Часть II // Военно-промышленный ку-рьер. – 2015. – № 7 (573), 25 февраля.

3. Баграсарян В.Э. В фокусе борь-бы – культура /http://rusrand.ru/docconf/v-fokuse-borby--kultura

4. Громыко Ю. Консциентальное оружие – как оно действует //Рос-* Более подробно: Макаров В.М. Нобелев-ские премии в исторической ретроспективе // Новая Немига литературная. – 2016. – №1. – С. 147-152.


сийское аналитическое обозрение. – 1998. – № 7. – С. 78-79.

5. Якунин В.И. Западня: Новые технологии борьбы с российской го-сударственностью / В. Якунин, В. Баг-дасарян, С. Сулакшин. – М.: ЭКСМО, 2010. – 432 с. – С. 188 - 192.

6. Макаров В.М. Проект «Белая Русь – край мира, любви и согласия» и комментарий к нему // Неокульто-вые обединения в Беларуси. – Минск: Веды, 1998. – С. 171-173. ; Макаров В.М. Консциентальная война: миф или ре-альность // Наука и военная безопас-ность. – 2003. – № 2. – С. 18-22.

7. Кравцов О. Концепция белару-ской национальной идеи / О. Кравцов //Беларусь превыше всего! (О нацио-нальной беларуской идее) / Составле-ние, перевод, научное редактирование А.Е. Тараса// 01/06/2014 / http://inbelhist.org/?p=6468#more-6468

8. Шамякина Т.И. Инфляция клас-сического образования // Социоло-гия. – 2014. – №3. – С. 75-84.

9. Шенье Жандрон Ж. Сюрреализм /Пер. с фр. С. Дубина. – М.: Новое ли-тературное обозрение, 2002. – 416 с. – С. 30-31, 344.

10. Алексиевич С.А. О проигранной битве. Нобелевская лекция / Светлана Алексиевич // http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/literature/laureates/2015/alexievich-lecture_ry.html

11. Андре Бретон. Манифест сюр-реализма 1924 года http://www.staratel.com/pictures/surreal/anifest.htm; https://vk.com/doc214997218_293188476?hash=4c493a43791a0c3df3&dl=7d84fa3fe120766feb

12. Есипов В.В. Шаламов. – М.: Мо-лодая гвардия, 2012. – 346 с. – (Жизнь замечательных людей).

Сергей КЛИМКОВИЧ

АрмиЯ

РЫЖИК

РАССКАЗ

Если вы когда-нибудь ночевали в армейской палатке, то согласитесь: это не самое плохое место обитания в походных условиях. Летом дождик не проникает, воздух кругом свежий. А зимой, ежели печушку поставить да дровишками про-топить, – благодать! Сухо, тепло, уютно. Правда, за печкой надо следить все вре-мя. Остынет – палатку выстудит. Не дай бог уголек вылетит – загорится. Но для таких целей существует дежурная служба. Дневальный сторожит печушку, дров подкидывает. Бдит, одним словом.

Случилось и мне ночевать в такой палатке зимой. Палатки наши была развер-нуты на поляне, у самой дороги, в прекрасном сосновом бору. Дни стояли ясные, морозные. В каждой палатке имелась своя печка-буржуйка, которая топилась не переставая и днем и ночью. Дым столбом поднимался над лесом и был виден изда-ли. Днем мы постоянно находились в кунгах связных машин, а после смен бежали в наши палатки, поэтому особо от холода не страдали.

В один из дней мороз был особенно сильным – к вечеру столбик термометра опустился до минус тридцати. На страже у нашей печурки стоял хитроватого вида веснушчатый дневальный. Уж не помню сейчас его фамилии, но называли мы его рядовой Рыжик. Благодаря его стараниям в палатке нашей после окружающего холода был просто рай земной.

– Солдат Рыжик! – грянул радостно наш ротный, потирая руки над печкой. – Благодарность тебе от лица командования! Теперь твоя задача – не заморозить родных командиров ночью. Готов?

Веснушчатая физиономия расплылась в улыбке. Он шмыгнул носом и в тон ротному бодро ответил:

– Будет гореть, не сомневайтесь, товарищ капитан!– Ну, смотри!Рыжика призвали всего пару месяцев назад. Несмотря на то что был он суетлив

(а потому неловок, как подчас многие молодые солдаты), чувствовались в нем

156 Сергей Климкович

лукавство, бойкость и одновременно ленца. В армии весь характер мигом обна-руживается. Ничего не скрыть, не спрятать. Было видно, что как только попривы-кнет Рыжик, освоится с армейским укладом и… будут проблемы, если командир его вовремя не раскусит или пустит на самотек.

Впрочем, мы тогда думали только о том, чтобы покушать и завалиться спать. Смена оказалась тяжелая, в ушах стояло эхо непрерывных команд по громкой связи и писк морзянки.

Быстро поужинав и покончив с разговорами и личной гигиеной, мы поскорее улеглись в кровати.

В палатке было довольно тепло. Усталость сделала свое дело быстро. Вскоре «затрубили» первые храпуны. За тонкими брезентовыми стенками мела поземка, слегка качая их. У печурки сидел рядовой Рыжик и изредка подбрасывал дрова в огонь. Глядя на его сгорбленную фигуру, я незаметно для себя уснул.

Посреди ночи проснулся от холода. Я совершенно явственно ощущал мороз, который ощупывал мое лицо своими ледяными пальцами. С трудом разлепив веки, бросил унылый взгляд на светящийся квадрат дверцы печки. Огонь вроде бы горел. И вполне себе так прилично. Со сна не хотелось разбираться, отчего при ве-село светящейся буржуйке вдруг стало так холодно. Я повернулся на другой бок, укрылся с головой и попытался уснуть. Мне это удалось, но не надолго. Весьма скоро я проснулся вновь. Стоял просто жуткий холод! Казалось, что мы спим на улице. Изнутри палатка сплошь покрылась инеем, а при дыхании изо рта валил густой пар. Очень хотелось встать и погреться у печурки, но мысль о том, чтобы покинуть уютную постель с остатками тепла казалась неприятной.

Через некоторое время стало очевидно, что проснулся не я один. В углу заскри-пела койка ротного. Капитан встал, торопливо накинул на плечи бушлат и подо-шел к печке. Присев на корточки, с блаженством раскинул руки и, почти прижав их к округлым бокам буржуйки, попытался согреться. Я даже позавидовал ему.

Правда, дальнейшие его действия очень меня удивили. Неожиданно он голыми руками стал прикладываться к раскаленным, казалось, бокам нашей печки.

– Что за ерунда, – прошипел ротный, уже без опаски ощупав всю буржуйку, словно делал ей обыск.

И в следующий момент капитан рывком открыл дверку печурки и, пошарив в топке, вытащил оттуда... включенный армейский фонарь! На мгновение в его лучах мелькнула удивленная, заспанная физиономия рядового Рыжика, нашего дневального. Но уже через секунду тот вылетел из палатки. За ним, не переставая грозно ругаться, выскочил наш ротный.

В течение минут пяти вокруг палатки не смолкал топот сапог и слышались не очень лестные отзывы о хитром солдате. Рыжик ночью, видимо, решил, что товарищи офицеры, поди, не кисейные барышни, и, когда дрова догорели, сунул в печь фонарик.

В палатку, тяжело дыша, вошел наш капитан. Дружный взрыв хохота встре-тил его. А поскольку был он добрым и отходчивым человеком, то вскоре и сам смеялся вместе с нами. От смеха все согрелись. Ротный лично растопил печурку, и палатка снова наполнилась теплом. Мы покурили, попили чайку, вспомнили разные веселые армейские истории.

Когда все улеглись, из-за полога палатки показалось испуганное лицо Рыжика. Его появление встретили дружным хохотом. Он же, опасливо косясь в сторону капитана, подошел к буржуйке и стал отогревать озябшие на морозе руки.

Documents

Nemiga 4 (15 07) 2016 · СОДЕРЖАНИЕ ПОЭЗИЯ АННА СТЕПАНОВА-МАРТЫНЧИК.Горчит калина. Стихи..... 3 ПРОЗА НИКОЛАЙ ИВАНОВ.Тридевятое