-
Журнал русских писателей
¹ 1 (7), 2019
Приложение к газете«День литературы»
Главный редактор:Владимир
БОНДАРЕНКО
Выпускающий редактор:Валентина
ЕРОФЕЕВА
Редакционный совет:
Николай ИВАНОВ,Сергей КУНЯЕВ,
АлександрЛЕОНИДОВ,
Вячеслав ЛЮТЫЙ,Михаил К. ПОПОВ
СтаниславПАРФЁНЦЕВ
Захар ПРИЛЕПИНАндрей ТИМОФЕЕВ
ГендиректорВалентина Ерофеева
Адрес редакции:119146, г. Москва,Комсомольский
проспект, 13
Телефон:829162015280269
Email:[email protected]
Сайт:denlit.ru
АНО Газета русскихписателей «День
литературы».Свидетельство
о госрегистрацииот 23.06.2017 г.
№ 1177700010311
-
СОДЕРЖАНИЕ
Об
авторе.............................................................................................................3
РОМАНМУСКАТ И ЛАДАН. Рыночный
эпос............................................................4
РАССКАЗ«ПЛЕЩУТ ХОЛОДНЫЕ ВОЛНЫ...»,или ГДЕ2ТО В СЕРЕДИНЕ
ДЕВЯНОСТЫХ.........................................134
ПОВЕСТИКЕРЕНСКИЙ
БУЛЬВАР...........................................................................154ПОСЛЕ
НОЛЯ...........................................................................................223ВОЛКИ
ИЗ
ПЕПЛА...................................................................................269НОМЕР
С ВИДОМ НА
ГРОЗУ.................................................................320
СТАТЬИ«РУССКИЙ» MARSCH: КАББАЛА ДЛЯ
БЫДЛА.................................347ИДЕИ ТРЕБУЮТ
НОСИТЕЛЕЙ!............................................................352
-
3
ОБ АВТОРЕ
Александр Леонидович Филиппов (Леонидов) родился в Уфе в 1974
году, в се<мье инженера
-
Ðî
ìà
íМУСКАТ И ЛАДАН
Рыночный эпос
…Рожден sub Julio, хоть в поздний год,Я в Риме жил под
Августовой сенью,Когда еще кумиры чтил народ…
Вергилий – «Божественная комедия» Данте
1.– «Дом Ржи», «Дом Ржи»… Что, съели? Думали, навеки
погребли
фермера картофельного Егора Сеченя? А я вот вылез… В
городскоеначальство вылез… Так то вот… А вы думали – я навсегда
канул? А явот хозяин… Целого «Дома Ржи» хозяин…
Новоиспечённое «городское начальство» без особого
энтузиазмаубеждало себя перед зеркалом. Оттянуло пальцем правое
нижнеевеко, изучая жёлтеющий слоновой костью белок глаза… Нечего
со2бой любоваться! Надо гостей принимать!
На торжественное открытие «Дома Ржи» Егорушка Сечень наку2пил
воздушных шариков, установил в центральном зале нового тор2гового
центра негра с шоколадным фонтаном, нанял нескольких де2вушек
легкого поведения – чтобы стояли в национальных костюмахс
кокошниками. Он напечатал шикарные пригласительные билетыи
наприглашал всю Куву. Он, свихнувшись на новом статусе большо2го
хозяина, действительно и искренне верил, будто у людей другихдел
нет, кроме как к нему на презентации ходить…
Егор явно переоценил себя. Ряды наполовину пустовали… Вско2ре он
уже не метался – стоял отупело, металась только его поклади2стая
сожительница Лианка, почитавшая его как живого Бога, ни чертане
понимавшая в его делах, но свято верившая в их необходимость.Она и
командовала парадом: девушками, джаз2бандом, которыйупорно называла
«джаз2бандой», негром и белыми официантами…
Шарики болтались на ветру, шоколад фонтанировал, девушкив
кокошниках качались в жестах футбольных черлидеров, – а при2шли в
основном всякие отставники и бомжи. Бомжей привлекларжаная
настойка, которая была пропущена по разряду «лекар2ственных
средств» и потому была существенно дешевле осталь2ного бухла.
Соперничество по цене «Ржихе» Егора Сеченя могласоставить только
настойка боярышника в аптеках Кувы. Но бом2жи, как люди тертые,
хорошо знали, что с настойки боярышникасильно поднимается сердечный
ритм, и копыта откинуть недо2лго. «Ржиха» же была одновременно и
качественным спиртнымбез аптечных аритмий и прочих прибабахов, но
стоила как пре2словутая «Боярышня»…
Сечень, чего греха таить, рассчитывал на этот эффект, на
медные
-
5
Але
ксан
др Л
еони
дов.
«М
уска
т и
лад
ан».
Ры
ночн
ый
эпос
деньги десоциализированного элемента. Но только ведь не в день
открытия!Обидно! Ждал мэра и всяких глав, директоров и
председателей, а явилисьшоколад хлебать из2под фонтана всякие
окурки общества…
Час сменял час, день клонился к вечеру, а Егор все острее ощущал
своюпокинутость. Острое чувство обмана, роковой ошибки больно
кололо его впропитую печень. Из VIP2персон местного «бомонда»
явился только ста2рый спекулянт и давний деловой партнёр Соломон
Привин: мрачный, с за2острившимися чертами хищного лица, почему2то
с георгиевской ленточ2кой на лацкане дорогого зеленого клубного
пиджака.
– Празднуешь? – спросил он, сверкнув семитскими выпуклыми
белкамиглаз оттенка слоновой кости.
– Не без этого… – уже устало вздохнул Сечень.– Выпьем?Егор налил
Залмону в пластиковый стаканчик тягучий жидкий шоколад.– Да ну
тебя… – отмахнулся Привин и извлек из кармана плоскую фляж2
ку с российским гербом. – Давай коньячку… Ополосни стаканчик2то
от это2го дерьма…
Выпили какого2то чая со спиртом, и Сечень обиделся на Привина за
егожадность. «Я2то вам ничего не пожалел…».
Только теперь он услышал, как пронзительно воет за большими
окнами«Дома Ржи» осенний ветер со снежной проседью в прядях…
Водитель «фирмы» Игорёк Ровянов в приличном костюме, который
ку2пил ему Сечень, и в цветастом галстуке, который он подбирал себе
сам, по2дошел поинтересоваться: открывать ли банкетную залу?
Егор превратил в банкетную залу будущий зал презентаций, где
планиро2вались лекции для народа о пользе ржи и роли ржи в истории
русского наро2да. Столы ломились сказочными деликатесами, но больше
половины местоказались пустыми за неявкой приглашенных…
Кое2кто все же был. Олег Пепперсон, так называемый «посол
живогожурнала» в Куве, тусовщик, заправлявшей бандой блоггеров
местного масш2таба. Главный редактор «Вечерней Кувы» Степлеров.
Глава государственно2го унитарного предприятия «КуваСпирт»
Бочкарёв, надеявшийся сбыватьчасть своего спирта сюда, алкашам,
повернутым на ржи… Кто2то ещё… Иещё кто2то…
Ровянов метался. Официанты метались. Лианушка металась. И
толькотуповатый негр оставался возле своего экзотического
фонтанчика, напоми2навшего теперь на весь свет злому Егору бурлящее
дерьмо…
– От так… – бормотал Сечень, с обиды быстро пьяневший. – От
так…Лиана, делившая с ним удачи и тоску последних лет, подскочила к
нему,
как угодливая собачонка. Накладывала в узорчатый фарфор его
прибора ка2кие2то ананасовые и оливковые салаты. Умоляла не пить –
мол, «и вообщеобещал бросить»…
Сечень её послал – с грубостью, свойственной тому, кем он,
собственностал за минувшие годы: деревенщиной, неудачником и
бобылем. От такогонеожиданного афронта она сама стала пить, причем
в горькую.
– Ты, Егорушка, это… – слюняво шептал в ухо как бы пьяный
Залмон, –того… продай мне этот центр! Я его всё равно хоть из2под
земли достану…Деньги это бумага… Тебя пока прошу – продай… Не
пойдет у тебя здесь дело…
– Почему же, хотелось бы узнать?– Калибр у тебя не тот,
Егорушка… В центре развернуться, с таким ампи2
ром, не твое это… Ты ведь вон и в долгах ещё весь, знаю я,
шепнули добрые
-
«Ден
ь ли
тер
атур
ы»,
№ 1
(7)
, 20
19 г
.
6
люди… Много долгов наделал… А продал бы мне «Дом Ржи» – и зажил
бы счистой душой…
– Вижу я, Соломон Пинхусович, куда вы клоните, – скалился
Сечень. –К правящей партии под подол ручонки запускаете… Она
наверху семинарывести будет, а вы на цокольном этаже водочкой
торговать, близко к мозгу2то, а георгиевский вы наш кавалер…
– А тебе что? Сам партию полапать думаешь? Калибр не тот,
Егорушка,попку порвешь себе на таком шпагате… Ты бы послушал меня,
старого вол2ка, я бы тебе деньги хорошие заплатил…
– А мне и так заплатят! – храбрился Егор, закидывая рюмочку за
рюмоч2кой, несмотря на отчаянные и умоляющие взгляды своей Лианы. –
Мне всеплатят. Всегда. Все мне должны. А я – никому…
– Ну2ну… Тогда держись… Лицензию на торговлю спиртным пробить
–не так легко, как тебе кажется, молодой человек…
Видимо, именно с этими словами в пьяном мозгу Залмона
оформилсяплан – как удушить до полной покорности Егора – и он
заметно повеселел,стал приставать, чтобы к столу пригласили девочек
с презентации.
Ровянов сбегал. Пригласил. Стало заметно оживленнее – старые
драныегрифы, полуотцы города (ибо отцы побрезговали хлеб2солью
фермера) заб2лестели глазенками маслянисто.
Ровянов продолжал стараться. Двух самых красивых девушек подвел
кхозяину и Залмону, уплетавшему ветчину с каперсами. Одна,
чернень2кая, тонконосая, оказалась Катей, а другая, блондинка, с
прямыми длин2ными волосами – почему2то Линдой. Сечень подумал, что
она с Прибал2тики, а более опытный Залмон – что девчонка просто на
работе ходитпод псевдонимом…
Егор, как радушный хозяин, подождал – какую из девушек
приобни2мет гость. Залмон остановил свое липкое внимание на Линде.
Сечень,преувеличивая степень своего опьянения, стал клеиться к
Кате, называяеё то Катенькой, то Катюшей, и бодрясь от полного
отсутствия ожидав2шегося отпора.
Почему2то в волнах приятного полузабытого возбуждения немолодой
уже«юноша» думал, что Привин2сволочь, и что нужно как2нибудь
всучить этойКате пятитысячную бумажку – желательно засунув её в
декольте псевдона2родного костюма, между грудями…
С одной стороны, думал он, поступок офигительно благородный, ибо
низа что и просто так дарится половина учительской зарплаты. С
другой – как2то нелепо это все, дико, покупает он её, что ли? А ну
как она обидится и заполазунство в декольте пощечину влепит? То2то
будет завершение вечероч2ка и начинавшегося2то не ахти как…
Залмон увивался вокруг Линды, верещал, как школьник в бархатных
су2мерках выпускного:
– Линдочка, ты не торопись… И о транспорте нечего беспокоить2ся…
Уедешь нормально, такси вызовем… Вот, на такси тебе, чтобы
небеспокоиться…
Он сунул туда, куда хотел сунуться Сечень, пятисотрублёвую
бумаж2ку. Линда стерпела, приняла и улыбнулась. Егор снова подумал
о том,что Привин – сволочь, и как обидно: он, Егор, даже
пятитысячную за2сунуть не может, а у скотины Залмона все выходит
органично с «крас2ненькой» купюркой…
От обиды Сечень оттолкнул Катю, оттолкнул сунувшуюся вроде бы
со2
-
7
Але
ксан
др Л
еони
дов.
«М
уска
т и
лад
ан».
Ры
ночн
ый
эпос
жительницу Лиану, вылез к джаз2банде на эстрадное возвышение.
Заявилвидавшим виды музыкантам, что желает устроить песенный
конкурс, кото2рый судить будут девушки, и затянул немыслимую для
джазовых инстру2ментов причиталку:
…Плюс к тому помереть повезло –Те, кто выжил, в плену
передохли…1
Как лабухи справились с аккомпанементом – знает только их
музы2кальный бог.
Сечень же очень старался.При этом он не только пел, но ещё и
плакал. С пьяных глаз ему казалось,
что повезло не ему вовсе, хоть песня и от первого лица, кому2то
другомуповезло.
Например, незабвенному покойному «кузену» с поэтической
бесталан2ной склонностью, Толе2Тунеядцу… Поэту Верхоглядову, может
быть, повез2ло… И хотя Сечень поет, что он умер, – умер вовсе не
он, он как раз в пленупередыхает, с коньяками, корнишонами,
сырно2ананасными канапе и не2утолимой тоской в сердце…
Допев, Сечень пошел спускаться и запнулся. Упал с позором, так
что гос2ти невольно заржали, но смолкли, когда он поднялся. Почин
его подхватил,как ни странно, Залмон, и, словно помолодев, выскочил
крутым перцем кмикрофону, отчебучил что2то из сомнительного шансона
Лепса2, на кото2рого, кстати, был весьма похож и внешне.
Пел ещё и Степлеров, но это был уже совсем жуткий постмодерн:
«изгибгитары желтой ты обнимаешь нежно» – туристическую костровую
песню,под звуки джаз2банда, джазовый вариант. Все покойные барды в
могилахзавертелись волчками…
Песенное творчество не принесло облегчения комплексующему
Егору.От его нытья акции его только упали у девушек, зато выросли
акции Залмо2на. Катя ушла к Привину под левую руку (правая занята
была Линдой), авозле неудачника и алкаша Сеченя осталась только
верная Лианушка, кото2рой – ну в самом деле – куда уж от него
идти?
Сечень опять взялся пить – даже уже не помнил, из какой бутылки.
Лиа2на стала мешать, и напрасно, потому что намешавший до того
разных винЕгор отыгрался на ней за все унижения сезона.
– Ты кто такая?! – взвизгнул он по2бабьи, совсем не страшно,
ноочень обидно. – Жена ты мне, что ли? Навязалась на мою голову!
По2шла вон отсюда!
И смачно, всей пятернёй (кстати, с чувством глубокого
удовлетворения)оттолкнул от себя опостылевшую сожительницу. Не
рассчитал – толкнулсильно. Она упала, продолжая открытую им череду
падений. Вскочила, за2рыдала и выбежала.
Егора тогда это не очень обеспокоило: бабьи слезы – вода. Тем
более, чтоЛиана к тому времени совсем уже была ему не нужна, и
мысли как2нибудьизбавиться от неё давно прочно бурлили под его
черепной крышкой…
1 Сечень поет романс «Исповедь убитого», популярный в 90
-
«Ден
ь ли
тер
атур
ы»,
№ 1
(7)
, 20
19 г
.
8
Поэтому, не расстроившись, а даже наоборот, повеселев от
избавления,словно пролетарий, сбросивший гнет хрестоматийной
буржуазии, Егор взял2ся пьянствовать дальше.
Возникла корреспондентка бизнес2журнала, некая Маша, составила
кон2куренцию Кате и Линде, назойливо вилась с двусмысленными
вопросами,так что Залмон начал нашептывать на ухо Егору:
– Смотри, как старается… Надо бы продолжить, в сауну её свозить,
чтоли, поближе поинтервьюировать…
– Я вам, Соломон Пинхусович, ключ дам от своего кабинета… –
укололСечень язвительно. – Пользуйтесь, на время презентации… Сёдня
моя ночь,мои правила…
Сказал с пьяных глаз – и вдруг, словно бы поседел в минуту, –
покрылсяиспариной от мысли, что вся жизнь, минувшая, пролетевшая, –
была неего! Не Егорова, не Сеченева! Сегодня его правила – а вчера?
Год назад?Десять лет назад?
Зачертил, зачертил иней воспоминаний… Все было – и ничего не
было…А теперь всё есть… Всё есть… А поздно уже, всё поздно, ничего
не в радость –зарубцевалась душа…
В отчаянии всюду опоздавшего безобразника Сечень увлек
корреспон2дентку Машу к столам, попал рукой в плато2ассорти, во все
эти волованы скрасной икрой и креветками в сливочном соусе…
Чертыхнулся, вытер рукуоб атласную скатерть, судорожными жестами
паралитика налил себе и Машевино «Мускат» в продолговатые бокалы из
золотистой, матовой, словно мо2розцем схваченной, бутылки.
Маша улыбалась, кокетливо, средним пальцем, поправляла узкие
тон2кие очки на переносице, поигрывала блокнотом в умелой руке
разврат2ницы – и, видимо, ждала чего2то нормального от совершенно
ненормаль2ного человека.
Сечень, словно опасаясь, что Маша уйдет, преградил ей путь к
бег2ству сырной тарелкой, где пластунами залегли элитные
французские игерманские сыры с виноградинами и орешками кешью.
Перекрикивалмузыку, что2то сумбурное бормотал вместо тостов – про
историческийфакультет, негодяев во власти, кредиты и подъем
сельского хозяйства.Несуразные истории, слезливые, похожие на
искреннюю горячую ис2поведь человека, страдающего шизофазией,
вызвали у Маши вполнеожидаемую реакцию:
– Вы так путано рассказываете… Я не смогу сразу все это записать
в ин2тервью… С этим материалом мне нужно переспать, как
говорится…
Сечень разочаровался в журналистке, как будто и вправду хотел от
неёинтервью, покрутил перед носом своей пятитысячной бумажкой,
которуювсе не знал, куда деть:
– Вот напишешь, тогда дам… А счас ни2и2ет! Ты сперва напиши, как
изталантливых людей таких вот как я делают, и какой в этом вред для
страны…
Потеряв интерес к Маше, поперхнувшейся сыром в меду, и даже не
по2хлопав ей, закашлявшейся, по изящной спинке, Сечень отвалил
баркасомот стола. И – сбарражировал к Залмону, вовсю окучивавшему
Линду, ужепотерявшую от духоты свой кокошник, и, похоже, голову
вместе с ним.
Сечень, мстящий бесхитростному чужому счастью, развернул
большуюпанораму своей духовной муки, начав эпической трелью:
– Вот, все вы думаете, что я говно…Но Залмон как2то вырулил
вбок, и вытащил туда Линду, не став дослуши2
-
9
Але
ксан
др Л
еони
дов.
«М
уска
т и
лад
ан».
Ры
ночн
ый
эпос
вать сулившую долгое продолжение интермедию. Этим он подтвердил
мысльЕгора, кем именно его считают в кувинском бомонде. Что,
впрочем, никог2да не было тайной за семью печатями.
Музыка пошла более разухабисто: действо приобретало вид
корпоративав Содоме или Гоморре.
Душивший за горлышко бутылку «Муската» Сечень с ужасом видел,
чтовокруг уже танцы, причем далеко не обычные танцы. Вот меж столов
с рас2тираненной закуской, запачканных пятнами соусов, начали
мелькать стран2ные пары.
Сечень видел девушку, стягивающую с себя блузку и
прижимающуюсягрудью к какому2то мужчине. Кто эти люди и откуда они
взялись на его про2вальной презентации, Сечень не знал. Потом они
удалились куда2то по на2правлению к туалету.
– Ну, ладно… – бормотал Сечень, утрачивающий представление о
реаль2ном и нереальном, – мало ли что бывает, ну, приспичило…
Потом к Сеченю подбежала Катя, с которой он познакомился
взаменЛинды, уступленной без долгих торгов Залмону.
И, словно старому знакомому, возбужденно так, хихикая,
открылась:– Представляешь, я сейчас с нашим Пепперсоном, блоггером
всея Кувы,
под столом валялась! Мы сначала танцевали, потом он под юбку ко
мне по2лез и все такое. Ну а потом мы под стол свалились. Вот
народ2то визжал! Амне понравилось…
– Ты думаешь, девочка, я сейчас в состоянии это повторить?! –
мрачнопоинтересовался Сечень.
Катя посмотрела на него более осмысленным взглядом и, кажется,
слег2ка протрезвела.
– Езжай2ка домой, Катюша! – вдруг въехал, как водитель в столб,
в рольотца Егор. – Я тебе в папы гожусь… Обидят тебя тут, чует мое
сердце… Жал2ко мне тебя…
– Ты не думай, я не такая… Я за себя постоять могу… – подмигнула
Катя.Сечень отодвинул её с пути; непонятно куда, но шел он с
упорной на2
стойчивостью. Вышел в фойе к негру с шоколадным фонтаном,
запутался вкаких2то карнавальных бирюльках, напомнивших новый
год…
Тут он встретил Игорька Ровянова с бутылкой шампанского.
Игорькаштормило. Он попытался всучить шефу эту самую обмусляканную
бу2тылку, из которой почему2то разило клопами в спирту. Залепетал в
ухообнадеживающе:
– Шеф! Тут сегодня страшно – такие нескромные женщины у вас
тут…Забрал свой «шампусик» у Сеченя, и привязался к Кате. Однако
она отка2
залась пить, явно имея в виду расчеты на хозяина, а не на его
шоферюгу.Игорек посмотрел на Катю разочарованно и пошел искать
другую жерт2
ву, но не рассчитал траекторию и плюхнулся по дороге в
шоколадный фон2тан. Со скандалом его оттуда вытаскивали
охранники...
Сбоку шелестели диалоги – словно из плохой пьесы:– Это чё ещё!
Мы счас с другом выбегали в вестибюль: народ толпится,
охает. А я, когда все это увидел, просто заржал. Ну, лежит она
на полу. Тело.Без признаков жизни…
– А тебе жалко ее не стало?– Да нет. Она такие смешные звуки
периодически издавала, как морские
котики в брачный период.– И что, все прям такие трезвые стояли и
показывали на нее пальцем?
-
«Ден
ь ли
тер
атур
ы»,
№ 1
(7)
, 20
19 г
.
10
– Не! Каким пальцем, я и сам поддал… Ну, смешные звуки
просто…Вообще2то на таких тусах драки часто случаются. Но чтоб
такое – это впервый раз…
Сеченя напрягло и напугало это «в первый раз». Диалоги плелись
от офи2циантов, и Егорушка подумал, что натворил что2то
недозволительное, окон2чательно выводящее его из респектабельного
ряда. По неопытности пере2гнул палку, сделал из партийного проекта
про «Народ Ржи» какой2то бор2дель вперемешку с вытрезвителем…
Когда? Как получилось? Кто позволил?И почему, почему так?
Он стал звать Лиану, но потом вспомнил, что выгнал её за глупую
рев2ность к Кате, которую тоже выгнал за собственные глупые
фантазии насчетсобственного же возраста.
«Всех выгнать? – металась мысль Егора. – Или, наоборот – пусть
все всёделают, что хотят… Дом Ржи есть дом свободы…».
Он пил и пил «Мускат» из горлышка. «Мускат» пах юностью, морем,
Кры2мом. Папиным сервантом пах «Мускат» и мамиными застольями, и
роднёйпах «Мускат», которой больше нет… Никого нет – только посреди
серойпустой плоскости куча ржи, на вершине – он, Сечень, которого
все счита2ют… ну, может, и не все… Эта Катя – она казалось, совсем
не прочь была…
Сечень с наклоном вперед, упреждающим позорное падение,
прошелобратно в банкетную залу. Там все было в разгаре – совсем
непристойно иочень весело.
Нашел свою Катю. Она танцевала с какой2то яростью и
самозабвением, ив состоянии явно критическом.
Ей трудно уже было держать равновесие, мужчины же вокруг нее,
почув2ствовав легкую добычу, вились, ощупывая все привлекательные
части… Ивсе невзначай – дескать, такие уж танцевальные «па»…
– Не поехала домой, сучка… – расстроился Сечень, и без всякой
связидовесил: – А ведь я ей в отцы гожусь…
Теперь ему уже не хотелось Катю. Ему почему2то остро захотелось
Линду,ту, светленькую, скромницу по виду, которую сразу захапал
себе Залмон – акакое он имел право? Это Егорова презентация, и это
Егор девушек для экс2корта презентации приглашал… И не Привин их
оплачивает! Кто оплачива2ет, – всплыла в голове инородная мудрость,
– тот девушку и танцует…
…Он нашел их за полураскрытой дверью своего кабинета, и
некотороевремя пытался вспомнить – когда и зачем отдал Привину
ключ? Линда сто2нала. Вначале спьяну Сеченю показалось, что
сладострастно, но потом онпонял, что это сдавленные ладонью
крики…
Залмон насиловал девушку! Он завалил её через стол, срывал
одежду, изажимал ладонью рот, чтобы не орала, а она змеей
извивалась и кусала его вмякоть руки до крови, пыталась звать на
помощь…
Сечень вошел. «Она мне тоже в дочери годится». Угрожающе поднял
бу2тылку «Муската», из которой потекли остатки вина прямо за
манжету, и да2лее, до раструба брюк, как будто он обписался.
– Соломон, это не дело…– Пошел вон, Егор! Я тебе не мешал!– Это
не дело, Соломон! В моем кабинете! Это же Дом Ржи, а рожь –
тотемное растение русского народа…– Что ты несешь?!– Пошел вон!–
Сам пошел вон! В очередь, сукин сын, в очередь!
-
11
Але
ксан
др Л
еони
дов.
«М
уска
т и
лад
ан».
Ры
ночн
ый
эпос
Мало понимая, что и зачем делает, Сечень ударил «Мускатом»
Залмонапо его курчавой голове. Залмон ослабел и ополз на пол без
сознания.
Рыдающая Линда, севшая не в свои сани (причем сразу, когда
нанима2лась на презентацию), – хлюпая носом, собрала обрывки своего
платья ивыбежала в неизвестном направлении. Сечень присел рядом с
Залмоном,пощупал ему пульс и убедился, что это животное живо.
– Ты, Соломон Пинхусович, тут пока посиди… – ласково
посовето2вал Егор. – А я к гостям пойду, чует мое сердце, не один
ты такой педе2раст сегодня…
…А потом было утро. Помоечное утро. Утро барачного типа – серое,
ши2нельное, драповое – застало Егора лицом в тарелке, помятым и
деформиро2ванным, посреди объедков и подернутых дрябью,
полувыветрившихся воз2душных шариков. Презентация была завершена
уже точно и бесповоротно.
В ходе презентации он нагрубил главному блоггеру Кувы, и выгнал
еговон. Залмон признался, что будет отбирать «Дом Ржи». Гостей было
мало иушли они недовольные – ещё одно печальное следствие
незадачливого тор2жества…
Пришел Игорь Ровянов и стал как2то по2детски теребить за рукав,
словноукрал много, и намерен теперь канючить о прощении:
– Егор… Это… Тут такое… Егор… Надо бы… Пойдем мы, а?– Чего? –
отмахнулся похмельный, взъерошенный и опухший, как воро2
бей после драки, Сечень. – Знаю я! Пепперсона мы выгнали, теперь
во всехблогах Урала про нас гадости напишут… И пусть пишут! Они нам
не указ… Ипокупателям нашим… Наш покупатель…
Егор хотел сказать – «бомж», но даже с пьяных глаз не осмелился
торитьсебе такую дорожку в грядущее.
Он придвинул к себе блюдо с заветренной телятиной под соусом из
мар2гариток, по краям украшенное крабами, сжимавшими в клешнях
неболь2шие бутоны роз. Стал похмельно чавкать. Ровянов мялся, не
зная, как про2должить.
– Нет, это… Егор, там… Ну, короче, беда, прямо не знаю, как
сказать…– Привину я в морду дал? Так за дело… Ты мне этим не тычь…
Надо будет
– и тебе дам…– Егор, нет, тут не в Привине заморочка… Привин
ушел…– И правильно сделал! Тут ему не бордель и не ночлежка… Такси
заказал
ему?– Его водитель увез… Но я не про это… Господи, как
сказать2то, не знаю…
Короче, крепись, не умею я разносолы разговаривать, Лиана твоя,
это…– Плакала? Знаю. За дело. Лезет не в свое…– Нет, Егор. Газом
она удавилась ночью. Вместе с дочкой…
2.Как оно всё случилось? Не это вот, а вообще?Жизнь – как и
когда она прошла?И на что ушла?!Лиана – которая теперь в гробу –
жила на разъезде возле трассы. Муж их
с дочкой давно бросил, и Лиана пыталась вязать носки, продавать
их води2телям. Она была ещё довольно молода, и мужики, отказываясь
покупатьноски, предложили ей иной, более подходящий трассе
заработок.
Она водила в дом дальнобойщиков и просто шоферюг, всех, кто
захочет,
-
«Ден
ь ли
тер
атур
ы»,
№ 1
(7)
, 20
19 г
.
12
отдавалась за небольшие деньги, чтобы как2то выжить, а ещё
угощала, по2ила на дорожку самогоном, и – если хорошо приласкают,
пожалеют, уважат– даже денег не брала. Вроде как любовь получалась
вместо проституции…
Через продажную постель появился в её жизни и Егор Сечень. Спали
онипоутру на высокой деревенской кровати, а дочка семи лет вдруг
подошла кголому Егору и положила руку на плечо:
– Дядя… Ты маму не обижай…Глянул Сечень на ребенка – сердце
сжалось, и больше уже не отпускало.
Так и стал Егор в доме вроде капитана дальнего плавания –
являлся между«рейсами», привозил денег Лиане, а её дочурке Лене –
игрушки и сладости.Получилось в итоге все равно плохо: Лиана сильно
влюбилась в Егора, а емубыла почти безразлична. Но – мы в ответе за
тех, кого приручили, и Сеченьуже не мог «соскочить» с иглы этого
разъезда, забытого и Богом, и людьми,уйти навсегда с этого островка
безнадежности, в котором – так уж получи2лось – заменила его
задница собою Солнце…
Лиана проституцию бросила, хотя Егор особенно и не настаивал на
ка2ких2то жертвах, ждала его, как дорогого гостя, кормила самым
лучшим, чтомогла достать и приготовить, прижималась к нему, как
котенок, мурлыкала:
– Какой ты ласковый у меня! До тебя меня и Лианой не звал никто…
ВсеЛианка да Лианка…
Иногда Егор напивался пьян, но не бузил, не громил и не крушил,
как всеокружные мужики в пьяном виде, а наоборот, плакал и
рассказывал Лианесвои хитрости. Она как2то ловко умудрялась всегда
его выгородить, дока2зать ему, что он совершенно прав, и что иначе
никак нельзя было поступить.
«Она меня жалеет! – думал Сечень, уезжая. – Меня! Она! Она, у
которойвместо дома сарай, у которой дочь как сирота при живой
матери, она, обкоторую дальнобойщики окурки бычковали, которая
живет в безысходнойдыре… Господи, сколько же в нашей женщине
жалости, ничем не вычерпа2ешь… Бьют её, калечат, душат, а чуть
прогляни солнечный луч – она уже и сулыбкой, и с сочувствием…»
Егор оставлял Лиане деньги. Немного, но по их жизни – целый
капитал.Вначале Лиана мирилась, потом – когда втянулась в свою
горькую любовьокончательно – стала вдруг чудить, и деньги не брала
ни под каким видом.Забери да забери, и все тут…
Сечень и уговаривал её, и ругал – все без толку. Тогда он стал
давать день2ги Лене, а Лиане привозил два больших баула с
продуктами. Выяснилось,что холодильника нет, а в погребе духота, и
ничего не хранится, и вообщенеизвестно – зачем этот погреб
отрыли…
Прошел, наверное, год или полтора, прежде чем Сечень, точивший,
каквода камень, глупое Лианино упорство, научил её принимать
денежные ку2пюры – сперва якобы просто на хранение. Да и то только
потому, что Лианаповерила в подобие семьи у них с Сеченем, чего,
конечно, не было и быть немогло, ибо – в точности по известной
поговорке – он давал палец вовсе не сцелью дать откусить себе
руку…
Сечень купил по объявлению подержанный холодильник. Дрянь,
дешев2ка, «сэконд хэнд» – но когда его выгружали, все срамотное
население разъез2да сбежалось смотреть. Бабы2пропойцы, мужики, кто
без руки, кто без ноги,стояли и смотрели, как грузчики вносят
холодильник в колченогий дом насвайках вместо фундамента.
– Ишь, Лианка2то ухажера отхватила… Повезло… Бл… свое счастье
непробл…ет!
-
13
Але
ксан
др Л
еони
дов.
«М
уска
т и
лад
ан».
Ры
ночн
ый
эпос
Встал холодильник в красном углу, как икона нового времени, и
Егор на2бивал его периодически продуктами, половину которых Лиана
ему же и скар2мливала. Привез Сечень каких2то шмоток, комбайн
кухонный, пылесос«Ямаха» – убогие разъезда только успевали на
Лианкино счастье в низень2кие окна пялиться…
Но особо поразил их размах сеченьского всемогущества, когда
привез оннесколько упаковок монтажной пены и стал заливать этой
пеной щели дадыры трухлявой избушки на курьих ножках. Не только
дети – даже взрослыена разъезде отметились, ткнули пальцем в
чудо2пену, а потом с матом долгососкребали её с рук.
«Ну и чё мне с ней теперь делать? – думал порой Сечень,
перелистываястарую книгу про горилл. – Завел себе бабу, как кошку,
вроде, – и дома ни кчему, и выгнать жалко…»
Одну функцию Лиана все же в его жизни выполняла: она была словно
быиндульгенция за все его проделки, корм для совести: мол, не для
себя ведьживу, вон, женщину спас, девочку ращу… Гоша Ровянов при
деле, на «Газе2ли» ездит, лук возит, вешаться передумал, только
пьёт сильно…
Жизнь вокруг мшисто вросшего в землю Лианиного домика была
безыс2ходной при любой модели поведения. Деревня, загазованная
близкой трас2сой, провонявшая маслами дальнобойных рейсов «через
себя», – нивелиро2вала в нечто серо2бесформенное: и труд, и лень, и
народную смекалку.
Поутру Сечень пил у окна из глиняной крынки парное козье молоко
(по2тому что коровы у Лианы не было) – давился этой гадостью и
мысленнопытался определиться, на чьей он стороне в споре алкашей за
карликовымпалисадничком.
– Не пей метилового спирта! – поучал Сеня Валенок Борьку
Ржавкина. –Так ты вконец испортишь свой ТАМАЛЬ…
Борька Ржавкин, один раз получивший «в репу» за то, что
приставал кЛиане, принадлежал к категории «рукастых» мужиков. Он
все время что2топилил, строгал, буравил, чинил и свинчивал. Бурная
деятельность Ржавки2на была столь же бесспорной, сколь и
бесплодной. Борька работал, работал– но домовитость вырождалась в
какие2то карстовые провалы, именуемые всемье Ржавкиных «роком».
– Ваш рок, – ругался с Ржавкиной матерью Сечень, – имеет сорок
граду2сов крепости… Вот и весь ваш рок…
Горожанин, типа банковского клерка «Россельхозбанка» Жени
Махачи2на, быстро вывел бы рекомендацию: нужно Борьке бросить пить
и дела пой2дут на лад. Но Сечень бывал в деревне дольше, чем
Махачин, и кое2что тутуже понимал: сказать «брось пить» – легко,
сделать – куда труднее.
Казалось бы, сколько прибылей: без водки у Ржавкиных не сгорел
бытрижды дом – один раз с их папаней, курившим в постели, и там же
на2вечно с цигаркой уснувшим. Без водки Борькин брат не
перевернулся бына снегоходе зимой, поломав спьяну на ровном месте
все руки2ноги. Безводки сам Борька не раздолбал бы об столб с
трудом купленные «жигули»– и т.д., и т.п.
Однако была у этой бухгалтерии благ и обратная сторона. И
Сечень,в отличие от воображаемого советчика Махачина из Кувы,
прекрасно еёпонимал.
Без водки Ржавкины не выдержали бы каторжного труда по 12 часов
всутки, без выходных, и на ферме, и на артельном поле, и на своем
огороде, ив собственном хлеву. Без водки Ржавкиным нечем было бы
заполнить об2
-
«Ден
ь ли
тер
атур
ы»,
№ 1
(7)
, 20
19 г
.
14
разующийся в сельской жизни досуг – зимой так просто
резиново2протяж2ный. Без водки не сложилось бы понимания с
начальством, и с самими со2бой тоже – ибо ответ на вопрос «для чего
мы живем?» семейство Ржавкиныхмогло только обойти, но не дать.
Для чего они живут? Чтобы работать? А работают тогда для чего?
Кругзловеще замыкался, ибо Ржавкиным нечем было себя занять, они не
зналиничего в мире, а знающие что2то в мире давно бы померли, если
бы оказа2лись на их месте. Поэтому Ржавкины не знали ничего не по
невежеству –хотя оно тоже было. Они не знали ничего по
охранительной причине – что2бы выживать. Водка давала Ржавкиным
продержаться от рассвета до рассве2та, а на самом деле от заката до
заката, потому что слово «рассвет» в их жизнизвучало бы как
издевательство.
Ржавкины все время работали. И все время ничего не имели. И
можнобыло поверхностно предположить, что они ничего не имеют из2за
пьян2ства. Но если копнуть вглубь – то обнаружишь, как Егор Сечень,
– что пьян2ка лишь удобный повод объяснять самим себе – почему из
каторжного тру2да не вырисовывается ничего, кроме каторги? Мол, мы
же пьём – и все про2пиваем. На самом деле Ржавкины пропивали
меньше, чем им казалось. Побольшому счету им и нечего было
пропивать. Просто они врали себе, что«многое пропивают», – ведь им
хотелось ощущать себя хотя бы временны2ми владельцами этого самого
«МНОГОГО».
Водка для Ржавкиных была одновременно и живой водой,
поднимавшейиз мертвой усталости в поля и хлевы, и сократовской
цикутой, уносившейих в лучший мир, как отца семейства,
приправившего свою чашу цикутыкурением.
Борька Ржавкин (он и теперь нес на плече двуручную пилу, с
которойочень ловко управлялся один, хотя это технически невозможно)
был в Лиа2ниной деревне полюсом труда. Сенька Валенок был полюсом
противопо2ложным – он считался «просвещенным», потому что много
читал. Но и про2свещение было для Сеньки такой же «не по сеньке
шапкой», какой был дляБорьки упорный крестьянский труд. В сухом
(без водки) остатке ни трудничего не давал, ни просвещение. Они
квитались между собой, как лень снищетой. Обширные познания Арсения
Валенка были, естественно, совер2шенно бессистемными. Читал Сеня
муть вроде трудов Карлоса Кастанеды(откуда и явился упреком
знаменитый на всю деревню «тамаль»), летом на2легал на Бердяева
(зелененькая корочка, «Истоки и смысл русского комму2низма», куда
же в деревне без неё!). Долгими зимними вечерами Арсений«мотал
електронергию» на счетчике, как ругалась его бабка,
сторонницатрудовиков – с помощью профессора Зеньковского, писавшего
о русскихстарообрядцах, и доктора Жариновой, издававшей в Вологде
монографииоб узорах на русской прялке.
Бесконечный и бессмысленный поток «тамалей», а также
рекомендацийпо предотвращению их «порчи» заменял Сене Валенку
водку. Сеня так пы2лал просвещенностью, что даже не приставал к
Лиане в годину её «разноса»:отчасти за неимением продуктов
сельского труда, вносимых в обмен на блуд2ные услуги, но более из
опасения за тамаль и прочие его отростки в видеастральных свастик.
В этом смысле Борька Ржавкин был гораздо брутальнееи мужественнее,
ибо не раз зажимал томно охавшую Лиану до появленияЕгора, и даже
пытался это делать после явления Сеченя. Если бы не алкого2лизм,
сделавший Бориса слабым и часто падающим, возможно, битва с
Его2
-
15
Але
ксан
др Л
еони
дов.
«М
уска
т и
лад
ан».
Ры
ночн
ый
эпос
ром приняла бы паритетный характер, хотя никаких чувств к Лиане
Боря неиспытывал, и, хуже всего, честил её гнусными словесами
именно тогда, ког2да справлял с ней нужду.
По этой причине Егор недолюбливал Ржавкина, и тяготел к партии
«про2свещенных». Однако ум не сердце: здраво и холодно рассудив за
стаканомкозьего молока, Сечень пришел к выводу, что обе ветви
бездуховного разви2тия тупиковы, и обе производят в конце каких2то
калик неходячих. Как ниразнились между собой Ржавкин и Валенок – на
них красовались два совер2шенно одинаковых, когда2то черных, но
порыжевших на солнце, стеганыхватника. И это, надо думать, было
единственным внятно выраженным ре2зультатом двух селянских
альтернатив…
– Хоть учись – ватник, хоть трудись – ватник… – благодушно
поделилсяон с полюбовницей своими социологическими наблюдениями. И
неждан2но нарвался на финским ножом выброшенный укол самолюбию:
– Конечно… Не всем же так повезет воровать, как тебе, Егорушка…
Кое2кто ведь и делать должен то, что ты воруешь…
Вот те на! «С моих рук кушает – и мне же в нос тычет» – вскипело
на душеЕгора, но по большому счету он был согласен с внезапным
прозрением «пле2чевой». Именно в тот момент, хоть это и покажется
странным, он решилкупить ей корову (выместив обиду мыслью, что она
сама как корова разъе2лась): воровство дело фартовое, фарт – дело
преходящее, что с ней будет,если у него ручонки пообрубят? Спирт
метиловый будет пить или предпоч2тет хранить тамаль в
неприкосновенности?
3.…Он, Сечень Егор Артурович, родился в середине 702х годов
прошлого
(уже) века, шумного и трубного, хвастливого и могущественного ХХ
столе2тия от рождества Христова. И не сразу стал фермером. И вообще
к деревнепервую часть жизни никакого отношения не имел.
Это уж потом…А так… Семья была городской, интеллигентской, с
традициями. Сейчас
странно вспоминать, но… Вот, к примеру, сестра матери Егора была
дажезамужем за настоящим академиком, правда, малой, медицинской
академиинаук, – тем самым, что проворонил отравление Черненко, но
остановил «та2мерланову чуму»…
Был дядя Миша знаменитым и трескучим, как все
номенклатурщики,входил на памяти Егора в высокие советские сферы,
но племянника из про2винциальной Кувы не стеснялся, признавал. В
детстве качал, играя в «по2ехали2поехали2в2лес2за2орехами»
(особенно удавалось ему драматичное «…вямку бух!»), позже присылал
какие2то подарки, преимущественно импорт2ные и потому очень
престижные для тусклых «хрущоб» трубодымной Кувы.
Родство с академиком, врачами и инженерами не спасло Сеченя: в
школеон учился плохо, перебиваясь с двойки на тройки, тяготел к
гуманитарнымнаукам, пережил период романтической влюбленности в
историю, кото2рой, однако, иногда изменял с биологией…
Распад СССР в 1991 году застал Егора студентом первого курса
истори2ческого факультета Кувинского государственного (а других
тогда и не было)университета – с дырой в кармане, кучей прожектов и
памфлетов в тертойпапке под мышкой, с пафосом речей – колебавшихся
то «за порядок», то«против коммуняк», но всегда почему2то складно и
убедительно. За это егодаже обласкали на встрече одноклассников
недружеским шаржем:
-
«Ден
ь ли
тер
атур
ы»,
№ 1
(7)
, 20
19 г
.
16
…Пару лет тому назадТы свои блатные речиПосылал со страхом в
зад,Не давая даже течиПолитических тирад!А теперь что вижу –
срам!Ты пускаешься вразнос,Ты – воинствующий хам,Прекрати речей
понос…
И много ещё далее в том же цветастом, чисто советском духе,
обожавшемчерно2белый пафос, обличительство, «твердо занятые
позиции» и «прин2ципиальные взгляды».
Но 1991 год навсегда разделил жизни всех в ойкумене на «до» и
«пос2ле» себя.
Умер отец, навсегда оставшись в смеющихся восьмидесятых. Мать
пове2силась в 1994 году – Сечень вынул её окоченевший труп из
петли, вырвал вквартире из стен все гвозди и крюки, и попытался
навсегда похоронить вдуше этот ужас, забетонировав его
искусственным забвением. Он решил длясебя, что таким путем не
пойдет: мать повесилась, потому что её сократилина работе (конечно,
это стало лишь последней каплей, но и поводом тоже).А Егора никто
ниоткуда не сокращал – его никуда и не успели взять.
Он, конечно, надеялся, что ещё возьмут.Но зря.Поэтому вешаться
было не с чего: ноль разочарований.Время стало совсем другим,
воздух стал мутным, как студень.Вскоре стало ясно, что никто уже не
желает разоблачать демагогов, кото2
рые, однако, в ответ потеряли всякий вкус к вычурной витиеватой
демаго2гии. Коммуняки не оценили речи Егорушки «за порядок», а
демократы –его же параллельные речи «против тоталитаризма».
Вообще вместе с советским флагом как2то незаметно и быстро
слиняловсе: никто уже ничего больше не оценивал ни по достоинству,
ни ещё каким2то образом. Начался пир мародёров. Тварь пожирала
тварь, гадина – гадину.Словно доисторические иностранцевии в
зарослях ископаемых риний, виз2жали, кусались и терзали падаль,
огрызаясь на товарок, приватизаторы, боль2шие и малые.
Егор Сечень отрывался от разъедающего времени, как раненый
путникот стаи голодных волков. По хрусткому насту отмороженной
эпохи он бе2жал, следя валенками и кровью, проваливался в мерзлые
капканы всеобще2го равнодушия, вырываясь из ям, отбрасывая по
дороге все, что мешало убе2гать: сперва черные, кожаные, дядею
Мишей дарёные папки со своими про2жектерскими рукописями. Потом на
снег полетели дипломы и сертифика2ты, почетные и непочетные
грамоты, планы, «твердые принципы», про2фессия, род занятий и
т.п.
Бег был метафизическим, неизбывным. К середине 902х годов
уходящеговека Егорушка Сечень почти без ужаса смотрел в уже
импортном (но ещё неплоском) телевизоре, как задает гопака на сцене
пьяный президент Ельцинаккурат между двумя инфарктами. И понимал:
все, чем он занимался про2фессионально, равно как и на досуге
доселе – обществу непотребно и даже,в каком2то смысле,
наказуемо…
Забыть бы, но… Как у классика:
-
17
Але
ксан
др Л
еони
дов.
«М
уска
т и
лад
ан».
Ры
ночн
ый
эпос
И опять зачертит иней.И опять завертит мной –прошлогоднее
уныньеи дела зимы иной…3
И далее – в постоянном комплекте с прошлогодним уныньем:
…Белым снегом осыпал ветер северныйСемь надежд твоих, обманутых
надежд…4
Вот встаёт, как вчера, перед глазами – страшный, мертвоглазый,
плясо2во2скелетный 1996 год…
Шабаш, похожий на все прочие, был в двухъярусной роскошной
кварти2ре предпринимателя Гурия Парфенонова, набравшего кредитов,
которыеон не собирался отдавать. Потом, вспоминал Сечень, Гурий за
это сядет втюрьму, и будет там на хорошем счету у начальства как
бывший электрик. Онпочинит в тюрьме всю электропроводку и станет за
это получать даже свое2образные «увольнительные»…
Но пока 602летний Парфенонов был на коне и собирал вокруг себя
юныхискателей наживы, вроде Сеченя. Его нашел Сережа Каравайко,
пожилойребенок с явными следами вырождения на лице и во всей
внешности, кото2рого Сечень звал «трюфельной свиньёй» за особенный
талант: находить под2польных миллионеров. «Окучить» их Каравайко не
мог – слишком уж яр2кую картину дегенерации являл своей гнусавой,
картавой и очень глупойречью. Но находил. Сечень иногда пользовался
его находками, начинал ввин2чиваться в доверие у Сережиных
самородков, презентуя им замысловатыепроекты и ожидая взамен
некоторого материального «вспоможествления».
По уже наработанной схеме развел Каравайко на выбалтывание
очеред2ной находки: Парфенонова. Снаружи Гурий Платонович был
доктором фи2зико2математических наук, директором маленького НИИ
прикладной ме2ханики, серо и нище умиравшего на некогда выделенной
половине этажаавиационного института Кувы. Но изнутри, в бедняцком
кабинете Парфе2нонова2механика таилось некое «активное активами»
ООО «КурайЛТД». Обэтом мало кто знал, но Сережа Каравайко пористым
уродливым носом сво2им недаром приучен был разнюхивать скрытые
реалии!
Началась одна из многих эпопей Сеченя и его друзей, из которых
«иныхуж нет, а те далече», классическая для 902х годов трагикомедия
охоты моло2дых проходимцев на старого казнокрада.
Парфенонов улыбался – и охотно шел навстречу. Ему подарили два
биле2та на Льва Лещенко, украденные у другого проходимца, спонсора
концертастоличной звезды, – мол, из уважения, вам с супругой…
Парфенонов в ответобещал помочь.
Ему сделали место в партийном списке
либерально2демократическойрабочей партии, договорившись с её
руководством перед выборами. Этобыло трудно, почти невозможно, – но
это было сделано. Парфенонов в от2вет обещал помочь.
Ему носили, добывая своими способами, магазинные чеки на
крупные
3 Леонидов цитирует известное стихотворение Б.Пастернака «Никого
не будет вдоме…», написанное в 1931 году.
4 Автор подверстывает под Пастернака гораздо менее известные
стихи В.Асмолова«Катя
-
«Ден
ь ли
тер
атур
ы»,
№ 1
(7)
, 20
19 г
.
18
суммы для бухгалтерии института прикладной механики.
Натуральные,подлинные, с «мокрыми» печатями магазинов на обратной
стороне. Пар2фенонов в ответ обещал помочь…
Через некоторое время он «помог»: вдруг взял и оплатил
командировкуСереже Каварайко в Москву, в центральный офис ЛДРП!
Сечень грыз ноготьтак сильно, что чуть не вырвал его! Такая прорва
деньжищ – самолет, гости2ница – зачем идиоту Каравайко?! Да там
только морду с пористым, губча2тым носом алкоголика в пятом
поколении увидят – от ворот развернут! По2чему не мне? Не мне
почему?! Деньги нужны, чтобы жить, а не чтобы в Мос2кву
раскатывать, в отелях какашки несмытые оставлять (именно такой
кон2фуз приключился в итоге с Сережей, и свара с горничными стала
единствен2ным итогом его поездки с проживанием в «люксе» на улице
Огарева)!
Поняв, что Парфенонов уже начал траты – причем совсем не туда,
кудаследует по всем законам божеским и человеческим, – Сечень стал
настой2чивее, грубее к этому увальню2механику, который в момент
размышленийочень колоритно рычал и чиркал линии в блокноте: словно
бы скрипелижернова в его голове с натугой!
И Сечень получил. Сперва он получил чай в кабинете директора
ООО«КурайЛТД» – который подали два старичка2механика, приживалки
приПарфенонове бог знает с каких времен. Потом он получил
приглашение до2мой к Гурию Платоновичу на вечернее время, после
работы. Уже пригото2вил некогда подаренный чиновным дядей Михаилом
Сульпиным роскош2ный кейс2«дипломат» для получения черной
налички…
А попал в гужбан, в кружок легкомысленных девушек в яркой боевой
кос2метической раскраске!
Гремела цветомузыка, казалось, что сами стены элитного дома
содрога2ются. Парфенонов – старый, пузатый, жирный, весь лоснящийся
от пота –плясал под заводные ритмы популярной в 902е шведской
группы «Я2кида».
I saw you dancingAnd I’ll never be the same again for sureI saw
you dancingSay Yaki
-
19
Але
ксан
др Л
еони
дов.
«М
уска
т и
лад
ан».
Ры
ночн
ый
эпос
потной полноте, и думал о политических гешефтах, которые ему
принесетнедавно созданная им организация молодёжи «Дело
Ленина».
«Дело Ленина» стало некрологом для всех планов Сеченя
относительноПарфенонова. Она тяжелым чугунным бюстом вождя мирового
пролетари2ата раздавила нежные мечты урвать у миллионера крупный
куш. Правда,сперва, когда Парфенонов предложил Сеченю подумать о
создании поли2тической организации, – Сечень радостно откликнулся –
мол, подавай сюдафинансирование, толстозадый мешок, и будет тебе
молодежная полити2ческая тусовка.
Основания были. Егор ведь неглупый парень, он не стал бы – без
основа2ний2то! Как2то раз в своем занюханном институте прикладной
механикитугодум Гурий Платонович слушал рассказ Сеченя про гранты в
комитете поделам молодёжи кувинской мэрии. И вдруг пыхтящее
выдал:
– Сколько, говоришь, там бюджет в твоем комитете? Миллионов
семь2сот? А я как кину два миллиарда, всех и перешибу…
«Давай. Перешибай», – обрадовался Егорушка. Он уже видел себя в
офис2ной обстановке проплаченного Парфеноновым молодёжного крыла
неиз2вестно чего. Видел речевки, пленумы, отчеты и
очковтирательство для спон2сора в лучшем виде…
Но Парфенонов был просто болтун (не без этого), и вообще все
виделиначе. Он предложил назвать организацию «Дело Ленина», что уже
поверг2ло Сеченя в уныние. Затем он предложил собрать человек сто
студентов ивсякой прочей молоди, собрать с каждого по тысчонке
рублей – «вот тебеуже и 100 тысяч рублей, на первое время!».
«Это что же получается?! – мысленно негодовал обманутый Сечень
–Это значит, я должен бесплатно собрать сотню молодых идиотов?!
Малотого, я должен убедить каждого из них заплатить мне по тысяче!
И под что?!Под «дело Ленина»?!».
Последний из риторических вопросов произносился особенно
трагичес2ким внутренним тоном, потому что в 902е никто не собирался
в тусовки,кроме как для разврата, никто никому просто так деньги не
сдавал, и уж,конечно, менее всего в 902е могло увлечь молодёжь
«дело Ленина»…
Сечень ещё по привычке держался возле Парфенонова, словно
ордина2рец при генерале, но уже искренне недоумевал про себя:
«Зачем я здесь?!».
Рядом обретались старики2приживалки Парфенонова, которые
были«как всегда, милы» в потертых пиджачках и каких2то канадских
значках налацканах. Старики2приживалки толклись возле Парфенонова в
надежде, чтоон их угостит. А вот Сечень – неужели, думал он, я
здесь, чтобы покушать,как эти «кленовые» бывшие научные
сотрудники?
Парфенонов же, перед посадкой совсем впавший в детство,
искреннеумилялся своей затее, и выплясывал в кругу развязанных
девах, явно лег2кого поведения. Именно им – у которых слово
«проституция» было пря2мо2таки на лбу написано (а ещё – на
мини2юбках и капроновых чулках сострелками) – пляшущий Парфенонов с
рычащим медвежьим акцентомприговаривал:
– А знаете ли вы, что такое «Дело Ленина»?– Хватит болтать! –
отвечали ему девки, растопыривая «по2крутому» на2
маникюренные пальчики. – Хватит глупостей! Давай, танцуй,
толстый!Покажи класс!!!
I saw you dancing…
-
«Ден
ь ли
тер
атур
ы»,
№ 1
(7)
, 20
19 г
.
20
Сечень понял, что если немедленно не уйдет – то свихнется. И он
ушелнавсегда, и не навещал потом Парфенонова в тюрьме, отделившись
от «кле2новых» стариков с канадскими значками на пиджаках. Он
постарался за2быть Парфенонова, его предприятие ООО «КурайЛТД», как
жуткий эпизодв своих поисках выживания.
Потом много было и таких вот Парфеноновых, и таких вот
разочаро2ваний… Так и докатилось до десятых годов XXI века, до «Дня
ржи» – хотяу Сеченя вся жизнь один сплошной «день ржи», и каждый из
этих днейначинается призывами «проявить себя», «опра
