-
Антон Павлович ЧеховЮмористические
рассказы (сборник)Серия «Всемирная литература»
Текст предоставлен
правообладателемhttp://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=23127867
Чехов, Антон Павлович. Юмористические рассказы:Издательство «Э»;
Москва; 2017
ISBN 978-5-699-94940-3
АннотацияЗнаменитый Антон Павлович Чехов (1860–1904)
первые шаги в русской литературе делал подпсевдонимами Антоша
Чехонте, «Человек без селезенки»,Брат моего брата как автор
юмористических рассказови фельетонов, которые издавали в
юмористическихмосковских журналах «Будильник», «Зритель» и др.и в
петербургских юмористических еженедельниках«Осколки», «Стрекоза», а
впоследствии вошли в первыекниги начинающего автора. Именно первые
сборники икниги А. Чехова – «Шалость», «Сказки Мельпомены»,«Пестрые
рассказы», а также рассказы, печатавшиесяв журналах «Осколки»,
«Зеркало» и др., включены
-
в эту книгу, раскрывающую юмористический талантпризнанного в
мире писателя.
-
СодержаниеШалость 12
Письмо к ученому соседу 12За двумя зайцами погонишься, ни
одногоне поймаешь
19
Папаша 27Тысяча одна страсть, или Страшная ночь 38Перед свадьбой
44Жены артистов 52Петров день 74Темпераменты 95В вагоне 101Грешник
из Толедо 110Исповедь, или Оля, Женя, Зоя 120
Случай первый 120Случай другой 123Случай третий 126
Летающие острова 131Глава I 131Глава II 132Глава III 136Глава IV
137Глава V 139Глава VI 141
-
Заключение 142Сказки Мельпомены 143
Он и она 143Два скандала 156Барон 173Месть 184Трагик 195
Из сборника "Пестрые рассказы" 202На гвозде 202Случай из
судебной практики 205Загадочная натура 209Верба 213Вор 219Раз в год
225Герой-барыня 232Смерть чиновника 239Он понял! 244Дочь Альбиона
260Шведская спичка 266
I 266II 284
Отставной раб 298Толстый и тонкий 302Клевета 306В Рождественскую
ночь 313Орден 324
-
Комик 329Репетитор 332Певчие 337Дачница 345Русский уголь
349Брожение умов 356Экзамен на чин 362Хирургия 368Хамелеон
374Надлежащие меры 380Винт 386Брак по расчету 392
Часть первая 392Части второй и последней 397
Господа обыватели 400Действие первое 400Действие второе 403
Устрицы 406Капитанский мундир 413У предводительши 422Живая
хронология 429Разговор человека с собакой 434Оба лучше 438Мелюзга
446Упразднили! 452Канитель 461
-
Последняя могиканша 465Симулянты 473Налим 479В аптеке 487Не
судьба! 494Мыслитель 501Заблудшие 507Егерь 514Злоумышленник 522Конь
и трепетная лань 529Свистуны 536Отец семейства 542Мертвое тело
549Кухарка женится 557Стена 565Два газетчика 569На чужбине 574Циник
581Сонная одурь 588Тапер 595Пересолил 603Старость 610Горе 618Ну,
публика! 627Шило в мешке 634Восклицательный знак 641
-
Зеркало 649Детвора 656Тоска 665Анюта 674Актерская гибель 681Иван
Матвеич 691
Рассказы 1880–1886 годов, не вошедшие вкниги
700
Каникулярные работы институткиНаденьки N
700
Мой юбилей 704За яблочки 706По-американски 717Салон де варьете
720Задачи сумасшедшего математика 727Забыл!! 729Жизнь в вопросах и
восклицаниях 736«Свидание хотя и состоялось, но…» 741Сельские
эскулапы 749Пропащее дело 759Корреспондент 767Философские
определения жизни 794Мошенники поневоле 797Гадальщики и гадальщицы
803Кривое зеркало 806Ряженые 811
-
Радость 815Мысли читателя газет и журналов 819Единственное
средство 820Случаи mania grandiosa[83] 825Исповедь 827Современные
молитвы 833Самообольщение 836Из огня да в полымя 839«Кавардак в
Риме» 849
Действующие лица: 849Пролог 850Действие I 851Действия II и III
852Эпилог 853
Затмение луны 854Гусиный разговор 857Язык до Киева доведет 860И
прекрасное должно иметь пределы 863К характеристике народов
867Масленичные правила дисциплины 871В бане 873
I 873II 878
885
О марте 885
-
Об апреле 887О мае 889Об июне и июле 890Об августе 892
Не тлетворные мысли 895На гулянье в Сокольниках 896Женщина с
точки зрения пьяницы 900О том, о сем… 902Финтифлюшки 904Кое-что об
А. С. Даргомыжском 906Бумажник 909Вверх по лестнице 914Дачники
916Стража под стражей 919Мои жены 926Интеллигентное бревно 937Рыбье
дело 945Лошадиная фамилия 951Контрабас и флейта 957Святая простота
965Антрепренер под диваном 974Беседа пьяного с трезвым чёртом
979Глупый француз 983Блины 989О бренности 996
-
Антон Павлович ЧеховЮмористические
рассказы (сборник)© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
-
Шалость
Письмо к ученому соседу
Село Блины-СъеденыДорогой СоседушкаМаксим (забыл как по батюшке,
извените велико-
душно!) Извените и простите меня старого старикаш-ку и нелепую
душу человеческую за то, что осмели-ваюсь Вас беспокоить своим
жалким письменным ле-петом. Вот уж целый год прошел как Вы изволили
по-селиться в нашей части света по соседству со мноймелким
человечиком, а я всё еще не знаю Вас, а Выменя стрекозу жалкую не
знаете. Позвольте ж драго-ценный соседушка хотя посредством сих
старческихгиероглифоф познакомиться с Вами, пожать мыслен-но Вашу
ученую руку и поздравить Вас с приездом изСанкт-Петербурга в наш
недостойный материк, насе-ленный мужиками и крестьянским народом т.
е. пле-бейским элементом. Давно искал я случая познако-миться с
Вами, жаждал, потому что наука в некото-ром роде мать наша родная,
всё одно как и цивили-зацыя и потому что сердечно уважаю тех людей,
зна-менитое имя и звание которых, увенчанное ореолом
-
популярной славы, лаврами, кимвалами, орденами,лентами и
аттестатами гремит как гром и молния повсем частям вселенного мира
сего видимого и неви-димого т. е. подлунного. Я пламенно люблю
астроно-мов, поэтов, метафизиков, приват-доцентов, химикови других
жрецов науки, к которым Вы себя причисляе-те чрез свои умные факты
и отрасли наук, т. е. продук-ты и плоды. Говорят, что вы много книг
напечатали вовремя умственного сидения с трубами, градусникамии
кучей заграничных книг с заманчивыми рисунками.Недавно заезжал в
мои жалкие владения, в мои ру-ины и развалины местный максимус
понтифекс отецГерасим и со свойственным ему фанатизмом бранили
порицал Ваши мысли и идеи касательно человече-ского происхождения и
других явлений мира видимо-го и восставал и горячился против Вашей
умственнойсферы и мыслительного горизонта покрытого свети-лами и
аэроглитами. Я не согласен с о. Герасимомкасательно Ваших
умственных идей, потому что жи-ву и питаюсь одной только наукой,
которую Провиде-ние дало роду человеческому для вырытия из недрмира
видимого и невидимого драгоценных металов,металоидов и бриллиантов,
но все-таки простите ме-ня, батюшка, насекомого еле видимого, если
я осме-люсь опровергнуть по-стариковски некоторые Вашиидеи
касательно естества природы. О. Герасим сооб-
-
щил мне, что будто Вы сочинили сочинение, в которомизволили
изложить не весьма существенные идеи нащот людей и их первородного
состояния и допотопно-го бытия. Вы изволили сочинить что человек
произо-шел от обезьянских племен мартышек орангуташек ит. п.
Простите меня старичка, но я с Вами касатель-но этого важного
пункта не согласен и могу Вам запя-тую поставить. Ибо, если бы
человек, властитель ми-ра, умнейшее из дыхательных существ,
происходилот глупой и невежественной обезьяны то у него былбы хвост
и дикий голос. Если бы мы происходили отобезьян, то нас теперь
водили бы по городам Цыганына показ и мы платили бы деньги за показ
друг друга,танцуя по приказу Цыгана или сидя за решеткой в
зве-ринце. Разве мы покрыты кругом шерстью? Разве мыне носим
одеяний, коих лишены обезьяны? Разве мылюбили бы и не презирали бы
женщину, если бы отнее хоть немножко пахло бы обезьяной, которую
мыкаждый вторник видим у Предводителя Дворянства?Если бы наши
прародители происходили от обезьян,то их не похоронили бы на
христианском кладбище;мой прапрадед например Амвросий, живший во
вре-мя оно в царстве Польском, был погребен не как обе-зьяна, а
рядом с абатом католическим Иоакимом Шо-стаком, записки коего об
умеренном климате и неуме-ренном употреблении горячих напитков
хранятся еще
-
доселе у брата моего Ивана (Маиора). Абат значит ка-толический
поп. Извените меня неука за то, что ме-шаюсь в Ваши ученые дела и
толкую посвоему постарчески и навязываю вам свои дикообразные и
ка-кие-то аляповатые идеи, которые у ученых и цивили-зованных людей
скорей помещаются в животе чем вголове. Не могу умолчать и не
терплю когда ученыенеправильно мыслят в уме своем и не могу не
воз-разить Вам. О. Герасим сообщил мне, что Вы непра-вильно мыслите
об луне т. е. об месяце, который за-меняет нам солнце в часы мрака
и темноты, когда лю-ди спят, а Вы проводите электричество с места
на ме-сто и фантазируете. Не смейтесь над стариком за точто так
глупо пишу. Вы пишете, что на луне т. е. на ме-сяце живут и обитают
люди и племена. Этого не мо-жет быть никогда, потому что если бы
люди жили налуне то заслоняли бы для нас магический и волшеб-ный
свет ее своими домами и тучными пастбищами.Без дождика люди не
могут жить, а дождь идет внизна землю, а не вверх на луну. Люди
живя на луне па-дали бы вниз на землю, а этого не бывает.
Нечистотыи помои сыпались бы на наш материк с населеннойлуны. Могут
ли люди жить на луне, если она суще-ствует только ночью, а днем
исчезает? И правитель-ства не могут дозволить жить на луне, потому
что наней по причине далекого расстояния и недосягаемо-
-
сти ее можно укрываться от повинностей очень легко.Вы немножко
ошиблись. Вы сочинили и напечатали всвоем умном соченении, как
сказал мне о. Герасим,что будто бы на самом величайшем светиле, на
солн-це, есть черные пятнушки. Этого не может быть, по-тому что
этого не может быть никогда. Как Вы могливидеть на солнце пятны,
если на солнце нельзя гля-деть простыми человеческими глазами, и
для чего нанем пятны, если и без них можно обойтиться? Из ка-кого
мокрого тела сделаны эти самые пятны, если онине сгорают? Может
быть по-вашему и рыбы живут насолнце? Извените меня дурмана
ядовитого, что такглупо съострил! Ужасно я предан науке! Рубль сей
па-рус девятнадцатого столетия для меня не имеет ни-какой цены,
наука его затемнила у моих глаз своимидальнейшими крылами. Всякое
открытие терзает ме-ня как гвоздик в спине. Хотя я невежда и
старосвет-ский помещик, а все же таки негодник старый занима-юсь
наукой и открытиями, которые собственными ру-ками произвожу и
наполняю свою нелепую головеш-ку, свой дикий череп мыслями и
комплектом величай-ших знаний. Матушка природа есть книга, которую
на-до читать и видеть. Я много произвел открытий сво-им собственным
умом, таких открытий, каких еще ниодин реформатор не изобретал.
Скажу без хвастов-ства, что я не из последних касательно
образованно-
-
сти, добытой мозолями, а не богатством родителейт. е. отца и
матери или опекунов, которые часто губятдетей своих посредством
богатства, роскоши и ше-стиэтажных жилищ с невольниками и
электрическимипозвонками. Вот что мой грошовый ум открыл. Я
от-крыл, что наша великая огненная лучистая хламидасолнце в день
Св. Пасхи рано утром занимательно иживописно играет разноцветными
цветами и произво-дит своим чудным мерцанием игривое
впечатление.Другое открытие. Отчего зимою день короткий, а
ночьдлинная, а летом наоборот? День зимою оттого корот-кий, что
подобно всем прочим предметам видимым иневидимым от холода
сжимается и оттого, что солнцерано заходит, а ночь от возжения
светильников и фо-нарей расширяется, ибо согревается. Потом я
открылеще, что собаки весной траву кушают подобно овцами что кофей
для полнокровных людей вреден, потомучто производит в голове
головокружение, а в глазахмутный вид и тому подобное прочее. Много
я сделалоткрытий и кроме этого хотя и не имею аттестатов
исвидетельств. Приежжайте ко мне дорогой соседуш-ко, ей-богу.
Откроем что-нибудь вместе, литературойзаймемся и Вы меня
поганенького вычислениям раз-личным поучите.
Я недавно читал у одного Французского ученого,что львиная морда
совсем не похожа на человече-
-
ский лик, как думают ученыи. И насщот этого мы по-говорим.
Приежжайте, сделайте милость. Приежжай-те хоть завтра например. Мы
теперь постное едим,но для Вас будим готовить скоромное. Дочь моя
На-ташенька просила Вас, чтоб Вы с собой какие-нибудьумные книги
привезли. Она у меня эманципе, все уней дураки, только она одна
умная. Молодеж теперья Вам скажу дает себя знать. Дай им бог! Через
неде-лю ко мне прибудет брат мой Иван (Маиор), человекхороший но
между нами сказать, Бурбон и наук нелюбит. Это письмо должен Вам
доставить мой ключ-ник Трофим ровно в 8 часов вечера. Если же
приве-зет его пожже, то побейте его по щекам, по профес-сорски,
нечего с этим племенем церемониться. Еслидоставит пожже, то значит
в кабак анафема заходил.Обычай ездить к соседям не нами выдуман не
намии окончится, а потому непременно приежжайте с ма-шинками и
книгами. Я бы сам к Вам поехал, да кон-фузлив очень и смелости не
хватает. Извените менянегодника за беспокойство.
Остаюсь уважающий Вас Войска Донского отстав-ной урядник из
дворян, ваш сосед
Василий Семи-Булатов.
-
За двумя зайцами погонишься,
ни одного не поймаешь
Пробило 12 часов дня, и майор Щелколобов, обла-датель тысячи
десятин земли и молоденькой жены,высунул свою плешивую голову
из-под ситцевого оде-яла и громко выругался. Вчера, проходя мимо
бесед-ки, он слышал, как молодая жена его, майорша Ка-ролина
Карловна, более чем милостиво беседоваласо своим приезжим кузеном,
называла своего супру-га, майора Щелколобова, бараном и с женским
легко-мыслием доказывала, что она своего мужа не люби-ла, не любит
и любить не будет за его, Щелколобова,тупоумие, мужицкие манеры и
наклонность к умопо-мешательству и хроническому пьянству. Такое
отно-шение жены поразило, возмутило и привело в силь-нейшее
негодование майора. Он не спал целую ночьи целое утро. В голове у
него кипела непривычная ра-бота, лицо горело и было краснее
вареного рака; ку-лаки судорожно сжимались, а в груди происходила
та-кая возня и стукотня, какой майор и под Карсом не ви-дал и не
слыхал. Выглянув из-под одеяла на свет бо-жий и выругавшись, он
спрыгнул с кровати и, потрясаякулаками, зашагал по комнате.
– Эй, болваны! – крикнул он.
-
Затрещала дверь, и пред лицо майора предстал егокамердинер,
куафер и поломойка Пантелей, в оде-жонке с барского плеча и с
щенком под мышкой. Онуперся о косяк двери и почтительно замигал
глазами.
– Послушай, Пантелей, – начал майор, – я хочу с то-бой
поговорить по-человечески, как с человеком, от-кровенно. Стой
ровней! Выпусти из кулака мух! Воттак! Будешь ли ты отвечать мне
откровенно, от глуби-ны души, или нет?
– Буду-с.– Не смотри на меня с таким удивлением. На господ
нельзя смотреть с удивлением. Закрой рот! Какой жеты бык,
братец! Не знаешь, как нужно вести себя вмоем присутствии. Отвечай
мне прямо, без запинки!Колотишь ли ты свою жену или нет?
Пантелей закрыл рот рукою и преглупо ухмыльнул-ся.
– Кажинный вторник, ваше ве! –пробормотал он и захихикал.
– Очень хорошо. Чего ты смеешься? Над этим шу-тить нельзя!
Закрой рот! Не чешись при мне: я этогоне люблю. (Майор подумал.) Я
полагаю, братец, чтоне одни только мужики наказывают своих жен. Как
тыдумаешь относительно этого?
– Не одни, ваше в – е!– Пример!
-
– В городе есть судья Петр Иваныч… Изволитезнать? Я у них годов
десять тому назад в дворникахсостоял. Славный барин, в одно слово,
то есть… а какподвыпимши, то бережись. Бывало, как придут
под-выпимши, то и начнут кулачищем в бок барыню под-саживать. Штоб
мне провалиться на ентом самом ме-сте, коли не верите! Да и меня за
конпанию ни с тогони с сего в бок, бывало, саданут. Бьют барыню да
иговорят: «Ты, говорят, дура, меня не любишь, так я те-бя, говорят,
за это убить желаю и твоей жисти пределположить…»
– Ну, а она что?– Простите, говорит.– Ну? Ей-богу? Да это
отлично!И майор от удовольствия потер себе руки.– Истинная
правда-с, ваше в – е! Да как и не бить,
ваше в – е? Вот, например, моя… Как не побить! Гар-монийку ногой
раздавила да барские пирожки поела…Нешто это возможно? Гм!..
– Да ты, болван, не рассуждай! Чего рассуждаешь?Ведь умного
ничего не сумеешь сказать? Не берисьне за свое дело! Что барыня
делает?
– Спят.– Ну, что будет, то будет! Поди, скажи Марье, что-
бы разбудила барыню и просила ее ко мне… Постой!..Как на твой
взгляд? Я похож на мужика?
-
– Зачем вам походить, ваше в-е? Откудова это вид-но, штоб барин
на мужика похож был? И вовсе нет!
Пантелей пожал плечами, дверь опять затрещала,и он вышел, а
майор с озабоченной миной на лиценачал умываться и одеваться.
– Душенька! – сказал одевшийся майор самым чтони на есть
разъехидственным тоном вошедшей к немухорошенькой двадцатилетней
майорше, – не можешьли ты уделить мне часок из твоего столь
полезногодля нас времени?
– С удовольствием, мой друг! – ответила майоршаи подставила свой
лоб к губам майора.
– Я, душенька, хочу погулять, по озеру покататься…Не можешь ли
ты из своей прелестной особы соста-вить мне приятнейшую
компанию?
– А не жарко ли будет? Впрочем, изволь, папочка,я с
удовольствием. Ты будешь грести, а я рулем пра-вить. Не взять ли
нам с собой закусок? Я ужасно естьхочу…
– Я уже взял закуску, – ответил майор и ощупал всвоем кармане
плетку.
Через полчаса после этого разговора майор и май-орша плыли на
лодке к средине озера. Майор потелнад веслами, а майорша управляла
рулем. «Какова?Какова? Какова?» – бормотал майор, свирепо
погля-дывая на замечтавшуюся жену и горя от нетерпения.
-
«Стой!» – забасил он, когда лодка достигла середины.Лодка
остановилась. У майора побагровела физионо-мия и затряслись
поджилки.
– Что с тобой, Аполлоша? – спросила майорша, судивлением глядя
на мужа.
– Так я, – забормотал он, – баааран? Так я… я… ктоя? Так я
тупоумен? Так ты меня не любила и любитьне будешь? Так ты… я…
Майор зарычал, простер вверх длани, потряс в воз-духе плетью и в
лодке… o tempora, o mores!..1 под-нялась страшная возня, такая
возня, какую не толь-ко описать, но и вообразить едва ли возможно.
Про-изошло то, чего не в состоянии изобразить даже ху-дожник,
побывавший в Италии и обладающий самымпылким воображением… Не успел
майор Щелколо-бов почувствовать отсутствие растительности на
го-лове своей, не успела майорша воспользоваться вы-рванной из рук
супруга плетью, как перевернуласьлодка и…
В это время на берегу озера прогуливался бывшийключник майора, а
ныне волостной писарь Иван Пав-лович и, в ожидании того блаженного
времени, когдадеревенские молодухи выйдут на озеро купаться,
по-свистывал, покуривал и размышлял о цели своей про-гулки. Вдруг
он услышал раздирающий душу крик. В
1 О времена, о нравы! (лат.).
-
этом крике он узнал голос своих бывших господ. «По-могите!» –
кричали майор и майорша. Писарь, не дол-го думая, сбросил с себя
пиджак, брюки и сапоги, пе-рекрестился трижды и поплыл на помощь к
срединеозера. Плавал он лучше, чем писал и разбирал пи-санное, а
потому через какие-нибудь три минуты былуже возле погибавших. Иван
Павлович подплыл к по-гибавшим и стал втупик.
«Кого спасать? – подумал он. – Вот черти!» Двоихспасать ему было
совсем не под силу. Для него доста-точно было и одного. Он скорчил
на лице своем гри-масу, выражавшую величайшее недоумение, и
началхвататься то за майора, то за майоршу.
– Кто-нибудь один! – сказал он. – Обоих вас кудамне взять? Что
я, кашалот, что ли?
– Ваня, голубчик, спаси меня, – пропищала дрожа-щая майорша,
держась за фалду майора, – меня спа-си! Если меня спасешь, то я
выйду за тебя замуж! Кля-нусь всем для меня святым! Ай, ай, я
утопаю!
– Иван! Иван Павлович! По-рыцарски!.. того! – за-басил,
захлебываясь, майор. – Спаси, братец! Рубльна водку! Будь
отцом-благодетелем, не дай погибнутьво цвете лет… Озолочу с ног до
головы… Да ну же,спасай! Какой же ты, право… Женюсь на твоей
сест-ре Марье… Ей-богу, женюсь! Она у тебя красавица.Майоршу не
спасай, чёрт с ней! Не спасешь меня –
-
убью, жить не позволю!У Ивана Павловича закружилась голова, и он
чуть-
чуть не пошел ко дну. Оба обещания казались емуодинаково
выгодными – одно другого лучше. Что вы-бирать? А время не терпит!
«Спасу-ка обоих! – поре-шил он. – С двоих получать лучше, чем с
одного. Вотэто так, ей-богу. Бог не выдаст, свинья не съест.
Госпо-ди благослови!» Иван Павлович перекрестился, схва-тил под
правую руку майоршу, а указательным паль-цем той же руки за галстух
майора и поплыл, кряхтя,к берегу. «Ногами болтайте!» – командовал
он, гре-бя левой рукой и мечтая о своей блестящей будущно-сти.
«Барыня – жена, майор – зять… Шик! Гуляй, Ва-ня! Вот когда пирожных
наемся да дорогие цыгары ку-рить будем! Слава тебе, господи!»
Трудно было ИвануПавловичу тянуть одной рукой двойную ношу и
плытьпротив ветра, но мысль о блестящей будущности под-держала его.
Он, улыбаясь и хихикая от счастья, до-ставил майора и майоршу на
сушу. Велика была егорадость. Но, увидев майора и майоршу, дружно
вце-пившихся друг в друга, он… вдруг побледнел, ударилсебя кулаком
по лбу, зарыдал и не обратил вниманияна девок, которые, вылезши из
воды, густою толпойокружали майора и майоршу и с удивлением
посмат-ривали на храброго писаря.
На другой день Иван Павлович, по проискам майо-
-
ра, был удален из волостного правления, а майоршаизгнала из
своих апартаментов Марью с приказом от-правляться ей «к своему
милому барину».
– О, люди, люди! – вслух произносил Иван Павло-вич, гуляя по
берегу рокового пруда, – что же благо-дарностию вы именуете?
-
Папаша
Тонкая, как голландская сельдь, мамаша вошла в
кабинет к толстому и круглому, как жук, папаше и каш-лянула. При
входе ее с колен папаши спорхнула гор-ничная и шмыгнула за
портьеру; мамаша не обрати-ла на это ни малейшего внимания, потому
что успе-ла уже привыкнуть к маленьким слабостям папаши исмотрела
на них с точки зрения умной жены, понима-ющей своего
цивилизованного мужа.
– Пампушка, – сказала она, садясь на папашиныколени, – я пришла
к тебе, мой родной, посоветовать-ся. Утри свои губы, я хочу
поцеловать тебя.
Папаша замигал глазами и вытер рукавом губы.– Что тебе? –
спросил он.– Вот что, папочка… Что нам делать с нашим сы-
ном?– А что такое?– А ты не знаешь? Боже мой! Как вы все, отцы,
бес-
печны! Это ужасно! Пампушка, да будь же хоть отцомнаконец, если
не хочешь… не можешь быть мужем!
– Опять свое! Слышал тысячу раз уж!Папаша сделал нетерпеливое
движение, и мамаша
чуть было не упала с колен папаши.– Все вы, мужчины, таковы, не
любите слушать
-
правды.– Ты про правду пришла рассказывать или про сы-
на?– Ну, ну, не буду… Пампуша, сын наш опять нехо-
рошие отметки из гимназии принес.– Ну, так что ж?– Как что ж?
Ведь его не допустят к экзамену! Он не
перейдет в четвертый класс!– Пускай не переходит. Невелика беда.
Лишь бы
учился да дома не баловался.– Ведь ему, папочка, пятнадцать лет!
Можно ли в
таких летах быть в третьем классе? Представь, этотнегодный
арифметик опять ему вывел двойку… Ну, начто это похоже?
– Выпороть нужно, вот на что похоже.Мамаша мизинчиком провела по
жирным губам па-
паши, и ей показалось, что она кокетливо нахмурилабровки.
– Нет, пампушка, о наказаниях мне не говори…Сын наш не виноват…
Тут интрига… Сын наш, нече-го скромничать, так развит, что
невероятно, чтобы онне знал какой-нибудь глупой арифметики. Он всё
пре-красно знает, в этом я уверена!
– Шарлатан он, вот что-с! Ежели б поменьше бало-вался да
побольше учился… Сядь-ка, мать моя, настул… Не думаю, чтоб тебе
удобно было сидеть на
-
моих коленях.Мамаша спорхнула с колен папаши, и ей показа-
лось, что она лебединым шагом направилась к крес-лу.
– Боже, какое бесчувствие! – прошептала она, усев-шись и закрыв
глаза. – Нет, ты не любишь сына! Нашсын так хорош, так умен, так
красив… Интрига, интри-га! Нет, он не должен оставаться на второй
год, я этогоне допущу!
– Допустишь, коли негодяй скверно учится… Эх, вы,матери!.. Ну,
иди с богом, а я тут кое-чем должен…позаняться…
Папаша повернулся к столу, нагнулся к какой-то бу-мажке и
искоса, как собака на тарелку, посмотрел напортьеру.
– Папочка, я не уйду… я не уйду! Я вижу, что я те-бе в тягость,
но потерпи… Папочка, ты должен схо-дить к учителю арифметики и
приказать ему поста-вить нашему сыну хорошую отметку… Ты ему
долженсказать, что сын наш хорошо знает арифметику, чтоон слаб
здоровьем, а потому и не может угождать вся-кому. Ты принудь
учителя. Можно ли мужчине сидетьв третьем классе? Постарайся,
пампуша! Представь,Софья Николаевна нашла, что сын наш похож на
Па-риса!
– Для меня это очень лестно, но не пойду! Некогда
-
мне шляться.– Нет, пойдешь, папочка!– Не пойду… Слово твердо…
Ну, уходи с богом, ду-
шенька… Мне бы заняться нужно вот тут кое-чем…– Пойдешь!Мамаша
поднялась и возвысила голос.– Не пойду!– Пойдешь!! – крикнула
мамаша. – А если не пой-
дешь, если не захочешь пожалеть своего единствен-ного сына,
то…
Мамаша взвизгнула и жестом взбешенного трагикауказала на
портьеру… Папаша сконфузился, расте-рялся, ни к селу ни к городу
запел какую-то песню исбросил с себя сюртук… Он всегда терялся и
стано-вился совершенным идиотом, когда мамаша указыва-ла ему на его
портьеру. Он сдался. Позвали сына и по-требовали от него слова.
Сынок рассердился, нахму-рился, насупился и сказал, что он
арифметику знаетлучше самого учителя и что он не виноват в том,
чтона этом свете пятерки получаются одними только гим-назистками,
богачами да подлипалами. Он разрыдал-ся и сообщил адрес учителя
арифметики во всех по-дробностях. Папаша побрился, поводил у себя
по лы-сине гребнем, оделся поприличнее и отправился «по-жалеть
единственного сына».
По обыкновению большинства папашей, он вошел
-
к учителю арифметики без доклада. Каких только ве-щей не увидишь
и не услышишь, вошедши без докла-да! Он слышал, как учитель сказал
своей жене: «До-рого ты стоишь мне, Ариадна!.. Прихоти твои не
име-ют пределов!» И видел, как учительша бросилась нашею к учителю
и сказала: «Прости меня! Ты мне де-шево стоишь, но я тебя дорого
ценю!» Папаша нашел,что учительша очень хороша собой и что, будь
она со-вершенно одета, она не была бы так прелестна.
– Здравствуйте! – сказал он, развязно подходя к су-пругам и
шаркая ножкой. Учитель на минуту расте-рялся, а учительша вспыхнула
и с быстротою молниишмыгнула в соседнюю комнату.
– Извините, – начал папаша с улыбочкой, – я, мо-жет быть, того…
вас в некотором роде обеспокоил…Очень хорошо понимаю… Здоровы-с?
Честь имеюрекомендоваться… Не из безызвестных, как видите…Тоже
служака… Ха-ха-ха! Да вы не беспокойтесь!
Г-н учитель чуточку, приличия ради, улыбнулся ивежливо указал на
стул. Папаша повернулся на однойножке и сел.
– Я, – продолжал он, показывая г. учителю своизолотые часы, –
пришел с вами поговорить-с… Мм-да… Вы, конечно, меня извините… Я
по-ученому вы-ражаться не мастер. Наш брат, знаете ли, всё
спро-ста… Ха-ха-ха! Вы в университете обучались?
-
– Да, в университете.– Так-ссс!.. Н-ну, да… А сегодня тепло-с…
Вы,
Иван Федорыч, моему сынишке двоек там настави-ли… Мм… да… Но это
ничего, знаете… Кто чего до-стоин… Ему же дань – дань, ему же урок
– урок… Хе-хе-хе!.. Но, знаете ли, неприятно. Неужели мой сынплохо
арифметику понимает?
– Как вам сказать? Не то чтобы плохо, но, знаетели, не
занимается. Да, он плохо знает.
– Почему же он плохо знает?Учитель сделал большие глаза.– Как
почему? – сказал он. – Потому, что плохо зна-
ет и не занимается.– Помилуйте, Иван Федорыч! Сын мой
превосход-
но занимается! Я сам с ним занимаюсь… Он ночи си-дит… Он всё
отлично знает… Ну, а что пошаливает…Ну, да ведь это молодость… Кто
из нас не был молод?Я вас не обеспокоил?
– Помилуйте, что вы?.. Очень вам благодарен да-же… Вы, отцы,
такие редкие гости у нас, педагогов…Впрочем, это показывает на то,
как вы сильно нам до-веряете; а главное во всем – это доверие.
– Разумеется… Главное – не вмешиваемся… Зна-чит, сын мой не
перейдет в IV класс?
– Да. У него ведь не по одной только арифметикегодовая
двойка?
-
– Можно будет и к другим съездить. Ну, а насчетарифметики?..
Хххе!.. Исправите?
– Не могу-с! (Учитель улыбнулся.) Не могу-с!.. Я же-лал, чтобы
сын ваш перешел, я старался всеми си-лами, но ваш сын не
занимается, говорит дерзости…Мне несколько раз приходилось иметь с
ним неприят-ности.
– М-молод… Что поделаешь?! Да вы уж переправь-те на троечку!
– Не могу!– Да ну, пустяки!.. Что вы мне рассказываете? Как
будто бы я не знаю, что можно, чего нельзя. Можно,Иван
Федорыч!
– Не могу! Что скажут другие двоечники? Неспра-ведливо, как ни
поверните дело. Ей-ей, не могу!
Папаша мигнул одним глазом.– Можете, Иван Федорыч! Иван Федорыч!
Не будем
долго рассказывать! Не таково дело, чтобы о нем тричаса балясы
точить… Вы скажите мне, что вы по-сво-ему, по-ученому, считаете
справедливым? Ведь мызнаем, что такое ваша справедливость.
Хе-хе-хе! Го-ворили бы прямо, Иван Федорыч, без экивок! Вы ведьс
намерением поставили двойку… Где же тут спра-ведливость?
Учитель сделал большие глаза и… только; а поче-му он не обиделся
– это останется для меня навсегда
-
тайною учительского сердца.– С намерением, – продолжал папаша. –
Вы гостя
ожидали-с. Ха-хе-ха-хе!.. Что ж? Извольте-с!.. Я согла-сен… Ему
же дань – дань… Понимаю службу, как ви-дите… Как ни прогрессируйте
там, а… все-таки, знае-те… ммда… старые обычаи лучше всего,
полезнее…Чем богат, тем и рад.
Папаша с сопеньем вытащил из кармана бумажник,и
двадцатипятирублевка потянулась к кулаку учителя.
– Извольте-с!Учитель покраснел, съежился и… только. Почему
он не указал папаше на дверь – для меня останетсянавсегда тайной
учительского сердца…
– Вы, – продолжал папаша, – не конфузьтесь…Ведь я понимаю… Кто
говорит, что не берет, – тотберет… Кто теперь не берет? Нельзя,
батенька, небрать… Не привыкли еще, значит? Пожалуйте-с!
– Нет, ради бога…– Мало? Ну, больше дать не могу… Не возьмете?–
Помилуйте!..– Как прикажете… Ну, а уж двоечку исправьте!.. Не
так я прошу, как мать… Плачет, знаете ли… Сердце-биение там и
прочее…
– Вполне сочувствую вашей супруге, но не могу.– Если сын не
перейдет в IV класс, то… что же бу-
дет?.. Ммда… Нет, уж вы переведите его!
-
– Рад бы, но не могу… Прикажете папиросу?– Гранд мерси…
Перевести бы не мешало… А в ка-
ком чине состоите?– Титулярный… Впрочем, по должности VIII
класса.
Кгм!..– Так-ссс… Ну, да мы с вами поладим… Единым
почерком пера, а? идет? Хе-хе!..– Не могу-с, хоть убейте, не
могу!Папаша немного помолчал, подумал и опять насту-
пил на г. учителя. Наступление продолжалось ещеочень долго.
Учителю пришлось раз двадцать повто-рить свое неизменное «не
могу-с». Наконец папашанадоел учителю и стал больше невыносим. Он
на-чал лезть целоваться, просил проэкзаменовать его поарифметике,
рассказал несколько сальных анекдотови зафамильярничал. Учителя
затошнило.
– Ваня, тебе пора ехать! – крикнула из другой ком-наты
учительша. Папаша понял, в чем дело, и своеюширокою фигуркой
загородил г. учителю дверь. Учи-тель выбился из сил и начал ныть.
Наконец ему пока-залось, что он придумал гениальнейшую вещь.
– Вот что, – сказал он папаше. – Я тогда только ис-правлю вашему
сыну годовую отметку, когда и другиемои товарищи поставят ему по
тройке по своим пред-метам.
– Честное слово?
-
– Да, я исправлю, если они исправят.– Дело! Руку вашу! Вы не
человек, а – шик! Я им
скажу, что вы уже исправили. Идет девка за парубка!Бутылка
шампанского за мной. Ну, а когда их можнозастать у себя?
– Хоть сейчас.– Ну, а мы, разумеется, будем знакомы? Заедете
когда-нибудь на часок попросту?– С удовольствием. Будьте
здоровы!– О ревуар!2 Хе-хе-хе-хмы!.. Ох, молодой человек,
молодой человек!.. Прощайте!.. Вашим господам то-варищам,
разумеется, от вас поклон? Передам. Ва-шей супруге от меня
почтительное резюме… Заходи-те же!
Папаша шаркнул ножкой, надел шляпу и улетучил-ся.
«Славный малый, – подумал г. учитель, глядя вследуходившему
папаше. – Славный малый! Что у него надуше, то и на языке. Прост и
добр, как видно… Люблютаких людей».
В тот же день вечером у папаши на коленях опятьсидела мамаша (а
уж после нее сидела горничная).Папаша уверял ее, что «сын наш»
перейдет и что уче-ных людей не так уломаешь деньгами, как
приятнымобхождением и вежливеньким наступлением на гор-
2 До свидания! (от франц. – Ou revoir.)
-
ло.
-
Тысяча одна страсть,или Страшная ночь
(Роман в одной части с эпилогом)
Посвящаю Виктору Гюго
На башне Св. Ста сорока шести мучеников проби-ла полночь. Я
задрожал. Настало время. Я судорожносхватил Теодора за руку и вышел
с ним на улицу. Небобыло темно, как типографская тушь. Было темно,
какв шляпе, надетой на голову. Темная ночь – это день вореховой
скорлупе. Мы закутались в плащи и отпра-вились. Сильный ветер
продувал нас насквозь. Дождьи снег – эти мокрые братья – страшно
били в нашифизиономии. Молния, несмотря на зимнее время, бо-роздила
небо по всем направлениям. Гром, грозный,величественный спутник
прелестной, как миганье го-лубых глаз, быстрой, как мысль, молнии,
ужасающепотрясал воздух. Уши Теодора засветились электри-чеством.
Огни Св. Эльма с треском пролетали над на-шими головами. Я взглянул
наверх. Я затрепетал. Ктоне трепещет пред величием природы? По небу
проле-тело несколько блестящих метеоров. Я начал считатьих и
насчитал 28. Я указал на них Теодору.
-
– Нехорошее предзнаменование! – пробормоталон, бледный, как
изваяние из каррарского мрамора.
Ветер стонал, выл, рыдал… Стон ветра – стон со-вести, утонувшей
в страшных преступлениях. Возленас громом разрушило и зажгло
восьмиэтажный дом.Я слышал вопли, вылетавшие из него. Мы прошли
ми-мо. До горевшего ли дома мне было, когда у меня вгруди горело
полтораста домов? Где-то в простран-стве заунывно, медленно,
монотонно звонил колокол.Была борьба стихий. Какие-то неведомые
силы, каза-лось, трудились над ужасающею гармониею стихии.Кто эти
силы? Узнает ли их когда-нибудь человек?
Пугливая, но дерзкая мечта!!!Мы крикнули кошэ. Мы сели в карету
и помчались.
Кошэ – брат ветра. Мы мчались, как смелая мысльмчится в
таинственных извилинах мозга. Я всунул вруку кошэ кошелек с
золотом. Золото помогло бичуудвоить быстроту лошадиных ног.
– Антонио, куда ты меня везешь? – простонал Тео-дор. – Ты
смотришь злым гением… В твоих черныхглазах светится ад… Я начинаю
бояться…
Жалкий трус!! Я промолчал. Он любил ее. Она лю-била страстно
его… Я должен был убить его, потомучто любил больше жизни ее. Я
любил ее и ненави-дел его. Он должен был умереть в эту страшную
ночьи заплатить смертью за свою любовь. Во мне кипели
-
любовь и ненависть. Они были вторым моим бытием.Эти две сестры,
живя в одной оболочке, производятопустошение: они – духовные
вандалы.
– Стой! – сказал я кошэ, когда карета подкатила кцели.
Я и Теодор выскочили. Из-за туч холодно взгляну-ла на нас луна.
Луна – беспристрастный, молчаливыйсвидетель сладостных мгновений
любви и мщения.Она должна была быть свидетелем смерти одного изнас.
Пред нами была пропасть, бездна без дна, какбочка преступных
дочерей Даная. Мы стояли у краяжерла потухшего вулкана. Об этом
вулкане ходят внароде страшные легенды. Я сделал движение коле-ном,
и Теодор полетел вниз, в страшную пропасть.Жерло вулкана – пасть
земли.
– Проклятие!!! – закричал он в ответ на мое прокля-тие.
Сильный муж, ниспровергающий своего врага вкратер вулкана из-за
прекрасных глаз женщины, – ве-личественная, грандиозная и
поучительная картина!Недоставало только лавы!
Кошэ. Кошэ – статуя, поставленная роком невеже-ству. Прочь
рутина! Кошэ последовал за Теодором.Я почувствовал, что в груди у
меня осталась однатолько любовь. Я пал лицом на землю и заплакал
отвосторга. Слезы восторга – результат божественной
-
реакции, производимой в недрах любящего сердца.Лошади весело
заржали. Как тягостно быть не чело-веком! Я освободил их от
животной, страдальческойжизни. Я убил их. Смерть есть и оковы и
освобожде-ние от оков.
Я зашел в гостиницу «Фиолетового гиппопотама»и выпил пять
стаканов доброго вина.
Через три часа после мщения я был у дверей ееквартиры. Кинжал,
друг смерти, помог мне по трупамдобраться до ее дверей. Я стал
прислушиваться. Онане спала. Она мечтала. Я слушал. Она молчала.
Мол-чание длилось часа четыре. Четыре часа для влюб-ленного –
четыре девятнадцатых столетия! Наконецона позвала горничную.
Горничная прошла мимо ме-ня. Я демонически взглянул на нее. Она
уловила мойвзгляд. Рассудок оставил ее. Я убил ее. Лучше уме-реть,
чем жить без рассудка.
– Анета! – крикнула она. – Что это Теодор нейдет?Тоска грызет
мое сердце. Меня душит какое-то тяже-лое предчувствие. О, Анета!
Сходи за ним. Он, навер-но, кутит теперь вместе с безбожным,
ужасным Анто-нио!.. Боже, кого я вижу?! Антонио!
Я вошел к ней. Она побледнела.– Подите прочь! – закричала она, и
ужас исказил ее
благородные, прекрасные черты.Я взглянул на нее. Взгляд есть меч
души. Она по-
-
шатнулась. В моем взгляде она увидела всё: и смертьТеодора, и
демоническую страсть, и тысячу челове-ческих желаний… Поза моя –
было величие. В глазахмоих светилось электричество. Волосы мои
шевели-лись и стояли дыбом. Она видела пред собою демо-на в земной
оболочке. Я видел, что она залюбоваласьмной. Часа четыре
продолжалось гробовое молчаниеи созерцание друг друга. Загремел
гром, и она паламне на грудь. Грудь мужчины – крепость женщины.
Ясжал ее в своих объятиях. Оба мы крикнули. Кости еезатрещали.
Гальванический ток пробежал по нашимтелам. Горячий поцелуй…
Она полюбила во мне демона. Я хотел, чтобы онаполюбила во мне
ангела. «Полтора миллиона фран-ков отдаю бедным!» – сказал я. Она
полюбила во мнеангела и заплакала. Я тоже заплакал. Что это былиза
слезы!!! Через месяц в церкви Св. Тита и Гортен-зии происходило
торжественное венчание. Я венчал-ся с ней. Она венчалась со мной.
Бедные нас благо-словляли! Она упросила меня простить врагов
моих,которых я ранее убил. Я простил. С молодою женойя уехал в
Америку. Молодая любящая жена была ан-гелом в девственных лесах
Америки, ангелом, предкоторым склонялись львы и тигры. Я был
молодымтигром. Через три года после нашей свадьбы старыйСам носился
уже с курчавым мальчишкой. Мальчиш-
-
ка был более похож на мать, чем на меня. Это менязлило. Вчера у
меня родился второй сын… и сам яот радости повесился… Второй мой
мальчишка про-тягивает ручки к читателям и просит их не верить
егопапаше, потому что у его папаши не было не толькодетей, но даже
и жены. Папаша его боится женитьбы,как огня. Мальчишка мой не лжет.
Он младенец. Емуверьте. Детский возраст – святой возраст. Ничего
это-го никогда не было… Спокойной ночи!
-
Перед свадьбой
В четверг на прошлой неделе девица Подзатылки-
на в доме своих почтенных родителей была объяв-лена невестой
коллежского регистратора Назарьева.Сговор сошел как нельзя лучше.
Выпито было две бу-тылки ланинского шампанского, полтора ведра
вод-ки; барышни выпили бутылку лафита. Папаши и ма-маши жениха и
невесты плакали вовремя, жених иневеста целовались охотно;
гимназист восьмого клас-са произнес тост со словами: «O tempora, o
mores!»3и «Salvete, boni futuri conjuges!»4 – произнес с ши-ком;
рыжий Ванька Смысломалов, в ожидании выну-тия жребия ровно ничего
не делающий, в самый под-ходящий момент, в «самый раз» ударился в
страш-ный трагизм, взъерошил волосы на своей большой го-лове,
трахнул кулаком себя по колену и воскликнул:«Чёрт возьми, я любил и
люблю ее!» – чем и доставилневыразимое удовольствие девицам.
Девица Подзатылкина замечательна только тем,что ничем не
замечательна. Ума ее никто не видал ине знает, а потому о нем – ни
слова. Наружность у неесамая обыкновенная: нос папашин, подбородок
ма-
3 О времена, о нравы! (лат.)4 Да здравствуют будущие добрые
супруги! (лат.)
-
машин, глаза кошачьи, бюстик посредственный. Иг-рать на
фортепьяне умеет, но без нот; мамаше на кух-не помогает, без
корсета не ходит, постного кушатьне может, в уразумении буквы «G»
видит начало и ко-нец всех премудростей и больше всего на свете
лю-бит статных мужчин и имя «Роланд».
Господин Назарьев – мужчина роста среднего, лицоимеет белое,
ничего не выражающее, волосы курча-вые, затылок плоский. Где-то
служит, жалованье по-лучает тщедушное, едва на табак хватающее;
веч-но пахнет яичным мылом и карболкой, считает се-бя страшным
волокитой, говорит громко, день и ночьудивляется; когда говорит –
брызжет. Франтит, на ро-дителей смотрит свысока и ни одну барышню
не про-пустит, чтобы не сказать ей: «Как вы наивны! Вы бычитали
литературу!» Любит больше всего на светесвой почерк, журнал
«Развлечение» и сапоги со скри-пом, а наиболее всего самого себя, и
в особенностив ту минуту, когда сидит в обществе девиц, пьет
чайвнакладку и с остервенением отрицает чертей.
Вот каковы девица Подзатылкина и господин Наза-рьев!
На другой день после сговора, утром, девица Под-затылкина,
восстав от сна, была позвана кухаркой кмамаше. Мамаша, лежа на
кровати, прочла ей следу-ющую нотацию:
-
– С какой это стати ты нарядилась сегодня в шер-стяное платье?
Могла бы нонче и в барежевом похо-дить. Голова-то как болит,
ужасть! Вчера лысая обра-зина, твой отец то есть, изволил пошутить.
Нужны мнеего шутки дурацкие! Подносит это мне что-то в рюм-ке…
«Выпей», говорит. Думала, что в рюмке вино, –ну, и выпила, а в
рюмке-то был уксус с маслом из-под селедок. Это он пошутил, пьяная
образина! Сра-мить только, слюнявый, умеет! Меня сильно изумля-ет и
удивляет, что ты вчера веселая была и не пла-кала. Чему рада была?
Деньги нашла, что ли? Удив-ляюсь! Всякий и подумал, что ты рада
родительскийдом оставить. Оно, должно быть, так и выходит.
Что?Любовь? Какая там любовь? И вовсе ты не по любвиидешь за
своего, а так, за чином его погналась! Что,разве неправда? То-то,
что правда. А мне, мать моя,твой не нравится. Уж больно занослив и
горделив. Тыего осади… Что-о-о-о? И не думай!.. Через месяц
жедраться будете: и он таковский, и ты таковская. Заму-жество
только девицам одним нравится, а в нем ни-чего нет хорошего. Сама
испытала, знаю. Поживешь –узнаешь. Не вертись так, у меня и без
того голова кру-жится. Мужчины все дураки, с ними жить не
очень-тосладко. И твой тоже дурак, хоть и высоко голову дер-жит. Ты
его не больно-то слушайся, не потакай ему вовсем и не очень-то
уважай: не за что. Обо всем мать
-
спрашивай. Чуть что случится, так и иди ко мне. Са-ма без матери
ничего не делай, боже тебя сохрани!Муж ничего доброго не
посоветует, добру не научит, авсё норовит в свою пользу. Ты это
знай! Отца такжене больно слушай. К себе в дом не приглашай жить,
ато ты, пожалуй, чего доброго, сдуру… и ляпнешь. Онтак и норовит с
вас стянуть что-нибудь. Будет у вассидеть по целым дням, а на что
он вам сдался? Вод-ки будет просить да мужнин табак курить. Он
сквер-ный и вредный человек, хоть и отец тебе. Лицо-то унего,
негодника, доброе, ну, а душа зато страсть какаяехидная! Занимать
денег станет – не давайте, потомучто он жулик, хоть он и тютюлярный
советник. Вон онкричит, тебя зовет! Ступай к нему, да не говори
емутого, что я тебе сейчас про него говорила. А то сей-час
пристанет, изверг рода христианского, горой егоположь! Ступай,
покедова у меня сердце на месте!..Враги вы мои! Умру, так попомните
слова мои! Мучи-тели!
Девица Подзатылкина оставила мать свою и отпра-вилась к папаше,
который сидел в это время у себя накровати и посыпал свою подушку
персидским порош-ком.
– Дочь моя! – сказал ей папаша. – Я очень рад, чтоты намерена
сочетаться с таким умным господином,как господин Назарьев. Очень
рад и вполне одобряю
-
сей брак. Выходи, дочь моя, и не страшись! Брак этотакой
торжественный факт, что… ну, да что там гово-рить? Живи, плодись и
размножайся. Бог тебя бла-гословит! Я… я… плачу. Впрочем, слезы ни
к чемуне ведут. Что такое слезы человеческие? Одна толь-ко
малодушная психиатрия и больше ничего! Выслу-шай же, дочь моя,
совет мой! Не забывай родителейсвоих! Муж для тебя не будет лучше
родителей, пра-во, не будет! Мужу нравится одна только твоя
мате-риальная красота, а нам ты вся нравишься. За что те-бя будет
любить муж твой? За характер? За доброту?За эмблему чувств? Нет-с!
Он будет любить тебя заприданое твое. Ведь мы даем за тобой,
душенька, некопейку какую-нибудь, а ровно тысячу рублей! Ты
этопонять должна! Господин Назарьев весьма хорошийгосподин, но ты
его не уважай паче отца. Он приле-пится к тебе, но не будет
истинным другом твоим. Бу-дут моменты, когда он… Нет, умолчу лучше,
дочь моя!Мать, душенька, слушай, но с осторожностью. Жен-щина она
добрая, но двулично-вольнодумствующая,легкомысленная,
жеманственная. Она благородная,честная особа, но… шут с ней! Она
тебе того посо-ветовать не может, что советует тебе отец твой,
бы-тия твоего виновник. В дом свой ее не бери. Мужьятещей не
обожают. Я сам не любил своей тещи, такне любил, что неоднократно
позволял себе подсыпать
-
в ее кофей жженой пробочки, отчего выходили весь-ма
презентабельные проферансы. Подпоручик Зюм-бумбунчиков военным
судом за тещу судился. Развене помнишь сего факта? Впрочем, тебя
еще тогда насвете не существовало. Главное во всем и везде отец.Это
ты знай и одного его только и слушай. Потом, дочьмоя… Европейская
цивилизация породила в женскомсословии ту оппозицию, что будто бы
чем больше де-тей у особы, тем хуже. Ложь! Баллада! Чем большеу
родителей детей, тем лучше. Впрочем, нет! Не то!Совсем наоборот! Я
ошибся, душенька. Чем меньшедетей, тем лучше. Это я вчера читал в
одной журна-листике. Какой-то Мальтус сочинил. Так-то…
Кто-топодъехал… Ба! Да это жених твой! С шиком, канашка,шельмец
этакой! Ай да мужчина! Настоящий ВальтерСкотт! Пойди, душенька,
прими его, а я пока оденусь.
Прикатил господин Назарьев. Невеста встретилаего и сказала:
– Прошу садиться без церемоний!Он шаркнул два раза правой ногой
и сел возле не
весты.– Как вы поживаете? – начал он с обычною развяз-
ностью. – Как вам спалось? А я, знаете ли, всю ночьнапролет не
спал. Зола читал да о вас мечтал. Вы чи-тали Зола? Неужели нет?
Ай-я-яй! Да это преступле-ние! Мне один чиновник дал. Шикарно
пишет! Я вам
-
прочитать дам. Ах! Когда бы вы могли понять! Я такиечувствую
чувства, каких вы никогда не чувствовали!Позвольте вас
чмокнуть!
Господин Назарьев привстал и поцеловал нижнююгубу девицы
Подзатылкиной.
– А где ваши? – продолжал он еще развязнее. –Мне их повидать
надо. Я на них, признаться, немнож-ко сердит. Они меня здорово
надули. Вы заметьте…Ваш папаша говорили мне, что оне надворный
совет-ник, а оказывается теперь, что оне всего только титу-лярный.
Гм!.. Разве так можно? Потом-с… Оне обе-щали дать за вами полторы
тысячи, а маменька ва-ша вчера сказали мне, что больше тысячи я не
полу-чу. Разве это не свинство? Черкесы кровожадный на-род, да и то
так не делают. Я не позволю себя наду-вать! Всё делай, но самолюбия
и самозабвения мо-их не трогай! Это не гуманно! Это не рационально!
Ячестный человек, а потому не люблю нечестных! У ме-ня всё можно,
но не хитри, не язви, а делай так, как со-весть у человека! Так-то!
У них и лица какие-то неве-жественные! Что это за лица? Это не
лица! Вы меняизвините, но родственных чувств я к ним не
чувствую.Вот как повенчаемся, так мы их приструним. Нахаль-ства и
варварства не люблю! Я хоть и не скептик и нециник, а все-таки в
образовании толк понимаю. Мы ихприструним! Мои родители у меня
давно уж ни гу-гу.
-
Что, вы уж пили кофей? Нет? Ну, так и я с вами на-пьюсь. Пойдите
мне на папироску принесите, а то ясвой табак дома забыл.
Невеста вышла.Это перед свадьбой… А что будет после свадьбы,
я
полагаю, известно не одним только пророкам да сом-намбулам.
-
Жены артистов
(Перевод… с португальского)
Свободнейший гражданин столичного города Лис-сабона, Альфонсо
Зинзага, молодой романист, стольизвестный… только самому себе и
подающий вели-кие надежды… тоже самому себе, утомленный
цело-дневным хождением по бульварам и редакциям и го-лодный, как
самая голодная собака, пришел к себе до-мой. Обитал он в 147 номере
гостиницы, известной водном из его романов под именем гостиницы
«Ядови-того лебедя». Вошедши в 147 номер, он окинул взгля-дом свое
коротенькое, узенькое и невысокое жилище,покрутил носом и зажег
свечу, после чего взорам егопредставилась умилительная картина.
Среди массыбумаг, книг, прошлогодних газет, ветхих стульев, са-пог,
халатов, кинжалов и колпаков, на маленькой, оби-той сизым
коленкором кушетке спала его хорошень-кая жена, Амаранта. Умиленный
Зинзага подошел кней и, после некоторого размышления, дернул ее
заруку. Она не просыпалась. Он дернул ее за другую ру-ку. Она
глубоко вздохнула, но не проснулась. Он по-хлопал ее по плечу,
постукал пальцем по ее мрамор-ному лбу, потрогал за башмак, рванул
за платье, чх-нул на всю гостиницу, а она… даже и не
пошевельну-
-
лась.«Вот спит-то! – подумал Зинзага. – Что за чёрт? Не
приняла ли она яду? Моя неудача с последним рома-ном могла
сильно повлиять на нее…»
И Зинзага, сделав большие глаза, потряс кушетку. САмаранты
медленно сползла какая-то книга и, шеле-стя, шлепнулась об пол.
Романист поднял книгу, рас-крыл ее, взглянул и побледнел. Это была
не какая-тои отнюдь не какая-нибудь книга, а его последний ро-ман,
напечатанный на средства графа дон Барабан-та-Алимонда, – роман
«Колесование в Санкт-Москов-ске сорока четырех двадцатиженцев»,
роман, как ви-дите, из русской, значит, самой интересной жизни –
ивдруг…
– Она уснула, читая мой роман!?! – прошептал Зин-зага. – Какое
неуважение к изданию графа Барабан-та-Алимонда и к трудам Альфонсо
Зинзаги, давшегоей славное имя Зинзаги!
– Женщина! – гаркнул Зинзага во всё свое порту-гальское горло и
стукнул кулаком о край кушетки.
Амаранта глубоко вздохнула, открыла свои черныеглаза и
улыбнулась.
– Это ты, Альфонсо? – сказала она, протягивая ру-ки.
– Да, это я!.. Ты спишь? Ты… спишь?.. – забормо-тал Альфонсо,
садясь на дрябло-хилый стул. – Что ты
-
делала перед тем, как уснула?– Ходила к матери просить денег.– А
потом?– Читала твой роман.– И уснула? Говори! И уснула?– И уснула…
Ну, чего сердишься, Альфонсо?– Я не сержусь, но мне кажется
оскорбительным,
что ты так легкомысленно относишься к тому, что еслиеще и не
дало, то даст мне славу! Ты уснула, потомучто читала мой роман! Я
так понимаю этот сон!
– Полно, Альфонсо! Твой роман я читала с боль-шим наслаждением…
Я приковалась к твоему рома-ну. Я… я… Меня особенно поразила сцена,
где моло-до
