Кутепов Н.И. Великокняжеская и царская охота на Руси - с Х по ХVI век. Том 1

8 Великокняжеская и царская охота на Руси с X по XVI век

ВЕЛИКОКНЯЖЕСКАЯИЦАРСКАЯОХОТАНА РУСИС X ПОXVI ВЕК


БЛАЖЕННОЙИ ВЕЧНОЙПАМЯТИВЕЛИКОГО ГОСУДАРЯ

АЛЕКСАНДРА IIIБЛАГОГОВЕЙНОПОСВЯЩАЕТСЯСЕЙ ТРУД,

ПО ЕГО ЦАРСТВЕННОМУЖЕЛАНИЮНАЧАТЫЙ,

ПО ЕГО МЫСЛИ ИСПОЛНЕННЫЙ


Считаю себя обязанным принести искреннюю иглубокую благодарность учреждениям и лицам,содействовавшим мне в исполнении трудной задачисоставления истории Великокняжеской и Царскойохоты.

Документальные сведения получены мною изархивов: Общего Министерства Двора (в Москве иПетербурге), Министерства юстиции (в Москве),Государственного (в Петербурге), Министерстваиностранных дел (в Москве), патриаршей ризницы (вМоскве) и Троице-Сергиевой лавры, а равно изИмператорской Публичной библиотеки.

Разные сведения, справки и указания благосклонносообщены мне: Г. В. Есиповым, А. Ф. Бычковым, И.А. Бычковым, В. В. Стасовым, С. Н. Шубинским, Н. П.Лихачевым, Г. И. Тимченко-Рубаном, А. А. Фаворским,С. Л. Ширяевым и М. И. Бессребрениковым.

Особенной благодарностью обязан я П. Я.Дашкову, любезно предоставившему в моераспоряжение свое богатое собрание гравюр, изкоторого и заимствованы для настоящего изданияредчайшие старинные гравюры и рисунки,изображающие охотничий быт.

11 Введение

Том I

Введение

Изучение отечественной старины представляетглубокий интерес для всякого, кто любит отчизну, комудорого ее прошлое. Любопытны и порою поучительныпонятия, которыми в своей жизни руководились нашипредки; интересны обычаи, составлявшие уклад ихжизни, и не лишены значения даже мелкиеподробности их быта. Старина в ее многоразличныхпроявлениях часто представляет нам образец такойсамобытности и цельности, которым могутпозавидовать даже времена новейшие. В глубине вековнаблюдается нередко такая полнота жизненныхощущений, какая почти совершенно неизвестна и малодоступна современному человечеству; кто ищетобразца для жизни, полной здорового труда и здоровыхнаслаждений, тот всего скорее нашел бы его у предковнаших, с большим уменьем отдававших делу время, aпотехе – час. Вот почему все народы с развитымсамосознанием посвящают своей отечественнойстарине, ее научному изучению и художественномувоспроизведению лучшие силы и массу труда. И можносказать, что тем выше историческое самосознаниеданного народа, чем более исследована и разработанаего старина.

Наша родная старина привлекала и привлекает ксебе многие силы. Благодаря трудам историков иархеологов многое из нашей далекой стариныисследовано, разработано и восстановлено; однако вобласти старинно-русского быта, есть еще предметы ивопросы, мало затронутые в исследованиях, и к числу

12 Введение

последних относится вопрос об охоте в Древней Руси.В современных обществах охота не имеет такого

широкого и важного жизненного значения, какое ейсвойственно было повсюду во времена древнейшие. Нов истории человечества охота представляет собою фактглубокой важности, потому что ею открывался путь дляпостепенного развития человека в общественном иличном отношении.

Охота одинаково свойственна и дикарю, ичеловеку самого высокого развития. Повсюду наземном шаре, где только живет человек, охотасуществовала и существует. Исчезали с лица землиплемена и народы, вымирали учреждения и обычаи, аохота не исчезла, но живет, лишь разнообразясь всвоих видах и приемах, сообразно с условиямитерритории и нравами населения. Причину такойнеобыкновенной живучести охоты и еераспространенности следует искать, по нашемумнению, в тех естественно-экономических условияхнародного быта, которые впервые вызвали к жизниохоту, так сказать, создали ее.

Для древнейших обитателей земли охота являласьжизненною необходимостью. Для дикаря жить значилоохотиться: истребляя зверей, он тем самым делал своесуществование более обеспеченным против трехглавных его врагов – голода, холода и четвероногиххищников. Охота, как борьба за существование, допоследней степени напрягала все силы дикаря,постепенно развивала в нем способность наблюдения иуменье пользоваться результатами его, содействоваларазвитию в нем способности мышления и, благодаря ейотчасти, он получил первые понятия о природе.

Она разбудила спавший гений человека, и человек

13 Введение

изобрел копье, лук и стрелу – первые орудия, которыецивилизовали человека. Мало того, охота должна быладисциплинировать волю дикаря: чтобы сразить зверя,иногда нужно выждать момент, когда удар всеговернее, и принять то положение, которое всего удобнее.Сообразительность и ловкость, настойчивость ивыносливость – вот те навыки, какие должны былиобразоваться в борьбе со зверем, навыки, получившиеособенную цену впоследствии, когда человекупришлось вести борьбу уже не со зверями, а с себеподобными. Такова первая ступень в развитии охоты.

С течением времени, когда человек научилсяпобеждать вредных и страшных зверей, а животныхполезных сумел приручить и сделать своими слугами,его мысль открыла способ извлекать пользу из земли.Земледелие повлекло за собою оседлость, оседлостьсократила район охоты. С этого времени человек доизвестной степени прикрепляется к земле, а раньше онсвободно переменял места, и где было много зверя, гдебыл простор и приволье для охоты, там было и егообиталище.

Когда человек сделался землепашцем, охотничьядобыча перестает быть для него единственнымсредством существования; материальное значениеохоты суживается, она становится у некоторых народоввспомогательным или второстепенным занятием, нозато более рельефно обозначается ее другая сторона –благородного занятия, искусства, обладателямкоторого, если они отличаются храбростью иловкостью, она доставляет славу, уважение и нередкодаже самую власть. Известно, что в песнях дикарейпрославляются отважные и искусные охотники ивоспеваются их геройские подвиги; и, без сомнения, впервобытных общественных группах, как и у

14 Введение

современных дикарей, лучшие охотники, отличавшиесяотвагою и удалью, становились главами и вождямиплемен.

Последнюю ступень охоты, на которой ее развитиеокончательно завершилось, мы встречаем уже уцивилизованных народов. Она явилась одновременно свозникновением поземельной собственности, деленияобщества на классы и общественного разделения труда.На этой ступени охота делается искусством и зачастуюпривилегией высших классов общества; причем здесьохота не случайная забава, выполняемая как комувздумается, но именно искусство, подчиненноеизвестным правилам, извлеченным из опыта.Правильная охота, как она теперь называется, требуетбольшего, специально подготовленного, служебногосостава и массы охотничьего инвентаря. На все этонужно много любви к делу, довольно досуга и оченьмного средств; неудивительно поэтому, что в такомвиде охота становится любимым занятием людейдостатка.

В современных культурных обществах охота какдело необходимости в смысле борьбы со зверями ужеявление случайное и редкое; как промысел она сталадостоянием низших классов; как искусство онасделалась занятием высших.

История охоты как борьбы за существованиенаходит себе место в общей истории человечества.История промысловой охоты неотделима от общейистории промышленности в той или другой стране.Охота как искусство может и должна иметь своюсобственную историю.

Как одно из существенных жизненных явлений,охота, конечно, не могла избегнуть регламентации

15 Введение

права. В первоначальную эпоху своего существования,когда охота была делом жизненной необходимости иглавным источником существования, она неподвергалась никакому ограничению: всякий могохотиться, где ему было угодно, куда только он могпроникнуть с луком, стрелой и копьем. Это периодбезусловной свободы охоты.

С возникновением права поземельнойсобственности, владельцы той или другой территориистали запрещать охоту на своих угодьях постороннимлицам, так как вследствие постоянной охотыколичество дичи быстро уменьшалось, а оставшаясянеистребленной спешила убраться из неспокойныхмест. Это второй период – исключительного праваохоты.

Третий период в развитии права охоты – это такназываемая регалия охоты, т. е. когда право охотынаряду с другими промыслами становится радифискальных целей привилегией государства. Регалияохоты возникла к концу Средних веков и была широкораспространена по всей Европе, но в России она непрактиковалась. Средневековой регалии у нас на Русиотчасти соответствовали налоги, которые взимались сохотничьей добычи.

Наконец, четвертый период в развитии праваохоты – это опять период свободной охоты, но снекоторыми ограничениями. В этот период правоохоты обусловливается, с одной стороны, частнымпоземельным правом (чья земля, того и охота), с другой– правом государства иметь высший надзор заправильностью и своевременностью охоты. Налоги,взимаемые при этом с охоты, имеют не фискальноезначение, но идут на организацию надзора за

16 Введение

правильностью охоты.Изобразив общий ход развития охоты, бросим

теперь беглый взгляд на ее историю в древнем мире.В преданиях всех народов мы находим или прямое

упоминание об охоте, или ясные намеки на нее. Влитературных памятниках древнего мира имеютсянесомненные указания на более или менеепродолжительное существование охотничьего быта.Животный эпос существовал у всех культурныхнародов. Мифы классического мира часто изображаютсцены охотничьей жизни. В Библии и у Гомералюбимые и в высшей степени поэтические сравнениязаимствуются из круга животного царства иохотничьего быта. Все это показывает, что уисторических народов древнего мира охота быласущественным делом жизни, на которомсосредоточивалась практическая мысль и поэтическоетворчество.

Библия представляет нам тип страстных охотниковв лице Измаила и в особенности Исава. Нам известно,как младший брат его Иаков с помощью хитростиполучил вместо Исава благословение отца и правапервородства, воспользовавшись отлучкой Исава наохоту.

В Библии же мы находим сказание о Нимвроде,основателе Вавилонского царства. Страстный инеутомимый охотник, он, по словам народногопредания, с изумительной отвагой преследовал хищныхзверей, опустошавших страну. Собрав вокруг себядружину охотников, он впоследствии сделал из нихвоинов, расширил с ними пределы своих владений и,упрочив свои захваты, положил начало монархии,столь славной в древности. В те времена ничто так не

17 Введение

обеспечивало человеку уважение, высокий престиж иавторитет, как отвага и опытность в охоте и успех навойне. Нет ничего удивительного в том, что цари игерои, о которых воспоминания сохранились ввещественных и литературных памятниках древнегомира, характеризуются как знаменитые охотники.

Семирамида, царица ассирийская, велелаизобразить на стенах своего дворца сцены леопардовойи львиной охоты. Стены древних вавилонских дворцовпокрывались рельефами; некоторые из них изображаютцарскую охоту. На ассирийских монументах находятсябарельефы, изображающие большие царские охоты нальвов, кабанов и буйволов. Ассирийский царь ТулкатГибаласар похваляется в своих надписях тем, что онубил 920 львов. Египетский фараон Тутмес III,распространивший завоевания египтян до рекиЕвфрата, охотился на слонов в долинах Месопотамии.Дарий, царь персидский, умирая, завещал написать наего гробнице, что он был охотник. АртаксерксЛонгиман и Кир были страстные охотники. Вообщеперсы видели в охоте серьезное занятие и прекраснуюшколу, подготовлявшую к боевой деятельности, темболее что в те времена на войне употреблялось то жеоружие, что и на охоте. Если признавать вполнедостоверными сведения, сообщаемые греческимисториком Геродотом, то оказывается, что воспитаниеу древних персов состояло в том, что молодежьприучали ездить верхом, стрелять из лука и говоритьправду. Царь Камбиз, преемник Кира, отличалсяметкостью стрельбы из лука. Один из егоприближенных, некто Прексасп, на вопрос царя, какогомнения о нем народ, имел неосторожность отвечать:"Государь, народ вообще прославляет тебя, твой ум итвою доблесть; один только недостаток находят в тебе:

18 Введение

что ты не довольно умерен в употреблении вина".Камбиз вспыхнул гневом и, в эту самую минуту,случайно взглянув в окно, заметил Прексасповамалолетнего сына, игравшего с другими детьми нацарском дворе. Он схватил лежавшие подле него лук истрелу и пустил ее в ребенка; к несчастью, выстрел былочень удачен: стрела пронзила ребенка в самое сердце."Хорош ли выстрел? и могут ли так стрелять люди,неумеренно преданные вину?" – с злой усмешкойспросил царь дрожавшего от ужаса Прексаспа. "Самибоги, – проговорил несчастный отец, – не могли бысделать более меткого выстрела".

Сезострис Египетский, одинаково с АртаксерксомЛонгиманом, систематически обучал охоте своихсыновей. Птоломей Евергет сам занимался охотой иоказывал ей широкое покровительство.

Из греческих царей особенно отличался страстью кохоте Александр Македонский. Известно даже, что онпоручил Аристотелю, своему воспитателю и учителю,написать трактат об охоте.

В греческой мифологии и поэзии в изобилиивоспроизведены черты охотничьего быта,существовавшего в древнейший период греческойжизни. Веселый и бурный Вакх изображался втигровой шкуре – эмблема его подвигов в охоте затиграми. Геракл (Геркулес) носил шкуру льва, которогоон убил в Немейском лесу; большая часть его подвиговносят охотничий характер: таковы его победы наднемейским львом, эриманфским вепрем,стимфалийскими птицами, критским быком, надконями Диомеда и ланью, посвященной Артемиде,которая считалась богиней лесов, рек и ручьев,покровительницею охотников, а вместе с тем и дичи.

19 Введение

Артемиде был посвящен великолепнейший храм вЕфесе, который в день рождения Александра Великогосжег Герострат. Изображалась она или в длинномженском одеянии, или с приподнятым для удобстваохоты хитоном; обыкновенно у нее за плечами колчан,а в руках лук или факел. Аполлон, которомуприписывается изобретение лука, также забавлялсяохотой и был увенчан лаврами за убиение страшногодракона Пифона. Даже Афродита охотилась – из любвик Адонису. По словам мифа, в котором рассказываетсяо нежной любви Афродиты к Адонису, богиняпокинула все для любимого ею Адониса, забыла дажесамое небо; не рядилась, не нежилась, но, до коленподобрав одежду, бродила она с юношей по горам илесам, по скалам, поросшим колючими растениями; ссобаками преследовала ланей, зайцев и других зверей,но мощного вепря, медведя и волка она избегала иАдонису советовала подальше держаться от них.

Мнение древних персов, что охота представляетпрекрасную школу, подготовлявшую к боевойдеятельности, разделяют и некоторые греческиефилософы и законодатели. Так, например, один иззнаменитейших философов Древней Греции, Платонрекомендует охоту как лучшее приготовительноесредство к перенесению трудностей военной жизни.

Спартанский законодатель Ликург, посвидетельству одного древнего автора, предписалспартанцам упражнять детей своих в разных родахохоты, чтобы выработать в них ловкость, проворство исилу. В одном из произведений римского поэтаВергилия, в "Георгиках", находим, между прочим,указание на то, что спартанцы достигли в охотевеличайшего искусства и славились породой гончих иборзых собак.

20 Введение

У греков мы находим и первое сочинение,специально посвященное охоте. Оно принадлежитизвестному греческому историку Ксенофонту.Сочинение об охоте называется "Kynegetikos" –"Похвала охоте". Ксенофонт называет охоту"божественным изобретением" и первыми охотникамисчитает Аполлона и Диану; он описывает охоту назайцев, оленей и кабанов весьма подробно илюбопытно; менее подробно говорит он об охоте нальвов, барсов и пантер; описывает две породысуществовавших тогда собак, делает им сравнительнуюоценку и указывает способы натаскивания собак и уходза ними. Ксенофонт – восторженный поклонник охотыи признает за ней громадное значение. "Охотники этимзанятием, –говорит он, – развивают телесную силу,тонкий слух, острое зрение и крепкое здоровье".Особенно важна охота, по мнению греческогоисторика, как подготовка к боевой жизни. "Еслидоведется во время войны идти по самым неудобнымдорогам, под изнуряющей тяжестью доспехов, тоохотник не падает духом, так как он привыкпереносить такие неудобства. Никто не может бытьменее его прихотлив относительно ложа, нет лучшегостража, нежели он; никто не выполнит приказанияотчетливее его; никто спокойнее не пойдет даже наявную смерть, так как он привык глядеть ей в глаза наохоте за дикими зверями". Первая поэма в честь охотытакже появилась на греческом языке, но уже в эпохуримского владычества. Оппиан, поэт II в. по Р. X.,написал поэму в честь охоты в четырех книгах; взвучных и красивых стихах он дает прекрасныеописания охоты и природы; известно, чтоестествоиспытатель Бюффон обращался к книгамОппиана за справками; современники же называли

21 Введение

стихи Оппиана "золотыми стихами".Римляне, подобно грекам, также любили охоту и

широко практиковали ее, по крайней мере, в эпохуроста и процветания Рима. Было даже время, когдавсеобщая страсть к охоте, казалось, угрожала другимсущественным занятиям жизни и ее приходилосьсдерживать. Известно также, что римские легионыупражнялись в охоте и на ней приучались к воинскойдисциплине. В эпоху упадка и разложения Римаизнеженный римлянин уже ленился сесть на коня ивыехать в поле в погоню за зверем; он предпочиталсмотреть травлю зверей в цирке и придумалотвратительный бой гладиаторов, факт,показывающий, насколько извратился здоровыйинстинкт охоты. Впрочем, некоторые императоры ещеподдерживали истинный вкус к охоте; так, изящный иобразованный Адриан был страстно предан охоте,любил собак и лошадей и даже основал город,прозванный "Адриановой охотой", на том месте, где онубил дикого кабана после долгой погони за ним.

В римской литературе охота не раз находила себеотголосок. Вергилий делает Аскания (в "Энеиде")охотником и уже в раннем возрасте изображает егопервым на охоте, как и на войне. Гораций в письме кЛоллию хвалит охоту как занятие благородное,избавляющее душу от мрачного настроения и дающееей покой, радость и восторг. Плиний, консул, впереписке с Тацитом также отмечает доброе влияниеохоты на душу; а в одном месте своей переписки сдругим приятелем указывает на трудность усвоенияискусства правильной охоты в следующих словах: "чтокасается меня, то я занимаюсь в Тусканской виллеохотой и наукой, иногда одной из них, иногда и той, идругой вместе, но я не в состоянии, однако, решить, в

22 Введение

котором из этих двух занятий достичь успеха труднее".История древней и средневековой Европы полна

сказаниями и легендами из охотничьего быта иповестями об охотниках-богатырях. Страсть к охотебыла в крови многих средневековых королей; ноособенно страстными охотниками были Каролинги.Пипин Короткий, Карл Великий, Карломан, ЛюдовикиXI и XII, Франциск I, Генрих II, Карл IX, Генрих IV,Людовик XIII представляют собой типы истыхохотников, соединявших в себе безграничную отвагу словкостью и опытностью в охоте.

Как всегда и везде, и на Руси охота предупреждаетсобою историю. История уже на первых страницахбытописания земли русской отмечает существованиеохоты как факта обычного и широкораспространенного. Без сомнения, и на нашейтерритории охота началась еще в те времена, когдаздесь впервые появились люди. Везде возникаяодновременно с появлением человека, она и здесьдолжна была возникнуть в далекой непроглядной тьмевеков.

В историческую же эпоху Руси мы уже находимохоту не только как промысел, но и как искусство. Еслии теперь есть у нас простор и живой материал дляохоты на севере и юге, на западе и востоке, то в теотдаленные времена, очевидно, его было слишкомдостаточно. Тогда Русь в значительной части былапокрыта исполинскими лесами, о которых лишь слабоепонятие могут дать ныне сохранившиеся леса насев.-вост. России, по берегам Печоры и Камы. В нихбыло много простора и приволья для всякого зверя идля всякой птицы, и, следовательно, много былоразнообразного материала для охоты.

23 Введение

Первые исторические известия о народах, жившихв пределах нынешней России, характеризуют их какохотников.

Геродот, греческий историк и путешественник V в.до Р. X., первый посетил нашу страну и оставилсведения о ее древних обитателях. В его время впределах южной России жили скифы и сарматы, народкочевой, которому звероловство доставляло пищу иодежду, столь необходимую в холодном климате. Вюго-восточной степной полосе (в пределах нынешнихВоронежской, Саратовской, Симбирской и др.губерний) жили вудины; "за степью, поворотя более квостоку (т. е. в приуральском пространстве), обиталитисагеты, народ многочисленный и особый,питающийся звериною ловлей; по смежности с нимижили ирки, тоже звероловы". Описывая быт этихнародов, Геродот замечает, что все они занималисьохотой: "высмотрев зверя с вершины какого-либодерева, они пускают в него стрелу, а потом, вскочив наконя, преследуют его с помощью собаки".

Другие известия, относящиеся уже к христианскойэре и более близкие к началу нашей истории, передают,что на севере России жили роксоланы, занимавшиесяграбежом и охотой (Марцелин), а по берегам"миотийских болот", в бассейне Днепра и далее нас.-зап. жили унны или гунны, свирепое племя,занимавшееся исключительно охотой (Приск иИорнанд).

Арабские писатели Ибн-Хордаббе и Ибн-Хаукальговорят об обширной торговле пушным товаром,которую жители Руси вели на Румском (Черном илиСредиземном) море.

Еще более убедительное и наглядное

24 Введение

подтверждение охотничьего быта древних обитателейРоссии дают нам археологические находки такназываемой "Чертомлыцкой могилы". "Толстая"могила, названная по имени речки Чертомлыцкой,представляет громадный курган, находившийся к с.-з.от местечка Никополя, лежащего на самом Днепре(Екатеринославской губ. и уезда). При раскопке этогокургана в мае 1862 года были открыты сложенные вкучу, без всякого порядка, различные предметыконского уздечного и др. прибора: перержавевшиежелезные удила (числом до 250), бронзовыебаранчики, пуговицы, пряжки, запоны резные в видептичьей головы и наносники в виде бюста какого-тоживотного. Под удилами лежали различные бронзовыевещи, изображавшие зверей и птиц. В могиле найдено5 мечей с рукоятками, покрытыми чеканным золотом;на четырех из них грубой работой изображеныгрифоны и олени, а на пятой превосходно вычеканеноизображение охоты. В одном из подземелий былиоткрыты золотые украшения, с изображениями на нихоленей, зайцев и др. животных, и тут же найденполуистлевший остов собаки, быть может, охотничьегопса погребенного вождя. В глубине подземелья открытасеребряная ваза с изображением двух грифов,терзающих оленя, и украшенная горельефнымивызолоченными изображениями сцен из быта скифов,занятых уходом за своими конями. Без сомнения, здесьизображено самое существенное и важное дело изскифского быта, именно покорение дикого коня. Этамысль развита с замечательным искусством, и изящныеизображения расположены в том последовательномпорядке, каким всегда сопровождалось это скифскоестепное занятие. Изображения расположены вокругвазы и составляют два особых и равных отдела:

25 Введение

передний и задний. Начальный пункт художественноймысли и самого дела находится посередине этой заднейстороны всей картины. Здесь две лошади представленыеще на степной дикой свободе: они пасутся в степи. Посторонам изображено первое действие их покорениячеловеку: они уже пойманы на аркан скифами, которыестараются удержать, остановить их на месте. Фигурылошадей и скифов изображают сопротивление другдругу: лошади стремятся убежать, скифы всеми силамиупираются, чтобы удержать их.

Таким образом, этот задний отдел картины, и справой, и с левой стороны, существенно выражаетодно: ловлю степного дикого коня. С передней сторонывазы, на самой середине, изображена картинаусмирения пойманной лошади, представлено усилиетрех скифов повалить на землю дикого коня, чтобывзнуздать его. Два скифа, стоящие впереди коня, тянутего веревками, один за правую переднюю ногу, другойза обе задние ноги, по-видимому, спутанные; третийскиф, стоящий позади, тоже тянет к себе коня за левуюпереднюю ногу.

Группа слева показывает, что конь уже взнуздан искиф треножит его, подтягивая левую переднюю ногучерез плечо коня к правому поводу узды с цельюоставить его в этом неестественном и неудобномположении, чтобы он сам собою привык слушатьсяузды. Группа справа показывает, что дикий конь ужеспокоен, объезжен, взнуздан и оседлан и скиф еготреножит для отдыха.

Таковы данные археологии, которые говорят нам одревнейшей эпохе русской охоты.

Судя по данным летописей и других письменныхисточников, наши предки называли охоту "ловами":

26 Введение

"ловы деяти" значило охотиться, "обловитися" значилоиметь большой успех на охоте.

Это название с древнейших времен прочнодержалось и в письменном языке, и в употреблениинародном. Любопытна замена его современнымназванием "охота". Последнее название начинаетустанавливаться с конца XV – начала XVI в., и этазамена в названиях произошла под влияниемизменений в самом характере и значении охоты."Ловы" выражают мысль о материальной сторонеохоты, о желательном обилии улова; "охота", напротив,указывает на настроение, на страстное хотение "гнатипо зверю", когда важно не то, сколько уловлено, но каки при каких обстоятельствах. Если для "ловца" важенобильный улов зверей или птиц при наименьшейзатрате сил, то для "охотника", напротив, важен нематериальный, количественный успех охоты, но те ееусловия, которые дают пищу догадливости ипроницательности охотника, его ловкости и смелости, икоторые обращают охоту в источник наслаждения; чембольше препятствий, тем приятней для охотника успехи выше его качество, а количественное выражениеэтого успеха для истинного охотника на втором плане.

Но если это так, то замена в названиях и должнабыла произойти в то время, когда охота обратилась вискусство, цель которого было не столькоудовлетворение первых наших нужд, как то:доставление себе пищи и одежды, сколькоудовлетворение свойственной человеческой душепотребности в наслаждении. Правда, в былинахВладимирова цикла встречается название "охоты": так,калики перехожие, подходя к Киеву, встречаются скнязем Владимиром, который "ездит за охотою"; новедь известно, что в языке былин, как и в их

27 Введение

содержании, наблюдается целый ряд наслоенийпозднейшего происхождения. Во всяком случае, заменаслова "ловы" словом "охота" произошла не раньше XVвека; а к этому приблизительно времени, по-видимому,относится заметный упадок охоты как промысла, содной стороны, и возникновение некоторойорганизации в княжеских и царских охотах – с другой.XV–XVI в., вообще говоря, можно считать временем,когда охота княжеская изменяет свой первоначальныйхарактер добычливого промысла и становитсяразвлечением и забавой для князей.

28 Глава I. Естественные и бытовые условия древней русской охоты

Глава IЕстественныеи бытовыеусловия древнейрусской

охоты

Охота и охотничий промысел искони существовалина Руси. Неизвестно, когда наши предкиисключительно занимались охотою и в какую пору онинаучились возделывать землю. Устные и письменныеисточники нашей истории свидетельствуют о событияхтой эпохи, когда охота и земледелие у восточныхславян существовали уже совместно. Ввиду прямых икосвенных свидетельств об охоте, находимых нами влетописях, былинах, в грамотах и актах различногосодержания, а также в сказаниях некоторыхиностранцев, в качестве послов или гостей посетившихРоссию в XVI и XVII вв., едва ли возможносомневаться в том, что в раннюю пору русской жизниохота за зверями и птицами была широкораспространена по всей территории Древней Руси.Охота давала нашим предкам средства удовлетворятьих несложным и неприхотливым потребностям в пищеи одежде, и она же положила первое начало ихэкономическойдеятельности.

По словам летописи, наши предки жили в лесах ипитались птицами и зверями: "Древляне живяхузвериньским образом... ядяху вся нечисто... ИРадимичи и Вятичи и Север один обычай имяху:живяху в лесе, якоже всякий зверь, ядуще всенечисто"1. В этом отношении наши предки-славянемало чем отличались от своих беспокойных соседей,полудиких кочевников-Половцев, о которых летописецвыражается так: "Ядуще мертвечину и всю нечистоту,


хомеки и сусолы"2. В летописном предании обоснователях Киева рассказывается, между прочим, отом, что они ловили зверей в тогдашних густыхднепровских лесах. "И быша три брата, единому имяКий, а другому Щок, третьему Хорив, а сестра ихЛыбедь... и... сотвориша себе градок во имя братасвоего старейшего, якоже и бысть, и нарекоша имя емуград Киев. И бяше же около града того лес и бор велики бяху ловяще зверь"3. Итак, по словам летописногопредания, первые поселенцы Киева занимались охотой.Многие летописные известия положительноустанавливают тот факт, что охота и звероловство вIX–XVI вв. производились повсюду на всемпространстве от Белого моря до Днепра и от западныхграниц Руси до Урала и за Уралом. Угрюмый жительсевера был таким же страстным охотником-звероловом,как и подвижной южанин. Несознательный выбор илиличные склонности делали наших предков охотниками,но властные, хотя и безмолвные, указания природы,спорить с которой у них еще не было ни сил, нисредств. Природа Древней Руси во многом отличаласьот нынешней. Теперь страна наша – земледельческая, иее бесчисленные пашни, раскинувшиеся вдаль и вширьпо лицу земли нашей, кормят хлебом не одну Русь, но идругие народы. А в древнее время Русь была страноюсплошных лесов, болотистых и непроходимых, гделегко погибала иногда целая рать4.

Тогда лес покрывал почти всю Русь. Спускался онс Карпат на север в низменности Припяти, Березины,Вислы, Немана, покрывал их густою, непроходимойчащей, раскидывался он и на восток, с тех же Карпат загоры Рифейские, спускаясь на юге приблизительно до48° с. ш.



Здесь граница его, уклоняясь постепенно на север,шла наперерез по верховьям Днестра, Южного Буга иИнгула до Днепра; перейдя затем на левую его сторону,она сопровождала берега Сакмары, Волчьих вод,пересекала верховья Калки, Берды, Миуса инаправлялась к устьям Донца; перекинувшись потом заДон, она поднималась вверх по этой реке и шла к томуместу Волги, где в последнюю впадает Сарпа; далееона опять поднималась вверх по правой стороне Волгидо впадения в нее Иргиза, а затем, перейдя на левыйберег, направлялась параллельно Общему Сырту кустью Сакмары и, перебросившись через Урал,терялась в степях Азии. На юг от этой черты былоцарство степей, травянистых в низовьях рек Днестра,Буга, Калки, Дона и пустынных в низовьях Волги. Итак, лес покрывал более или менее плотно всепространство России, заключавшееся приблизительномежду 48° и 66° 30' с. ш. и 45° и 80° в. д., т. е. площадьприблизительно в 3.500.000 квадратных верст5.Насколько изменился с тех пор внешний вид нашейстраны, можно понять из того, что в настоящее времяпод лесом Евр. России только 157.600.000десятин6.

Нашим предкам поневоле приходилось жить средилесов. В лесу они родились, в лесу жили, в лесу иумирали. Он их кормил и одевал, давая им все, чтотолько мог дать. Но зато они были во власти леса, также как нынешний крестьянин во власти земли.

Не без борьбы лес уступал свою власть над нимземле, пашне. Под лесом находилась девственнаяхлебородная почва; но, чтобы воспользоваться ею,нашим предкам приходилось вложить в нее массутруда, упорного и неусыпного; нужно было очистить ееот леса посредством "роздерти", "росчисти", "роскоси","гари" – т. е. способом очень нелегким; еще в XIV в.


новые починки "садили на сыром корени"7. Стоилоземлепашцу немного сплошать по своей или чужойвине, и лес снова брал верх над пашней: из "сырогокорня" быстро вырастала молодая поросль, заглушаланиву и губила труды земледельца.

Так, после разорения Курска "окрестности и весьуезд его велием древесем проростоша и многим зверямобиталища быша"8. Вкладывая в пашню массу труда инеусыпно блюдя за ней, земледелец, однако, не могбыть уверен в том, что плоды ее достанутся ему. Вдревнее время часто нивы и села были жертвой набеговполовецких или татарских. Под 1093 годом летописецговорит: "Се бо на ны Бог попусти поганыя... сыновеИзмаилеви (т. е. половцы) пожигаху села и гумна имноги церкви огнем запалиша... города вси опустеша,села опустеша; перейдем поля, идеже пасома бешастада конь, овця и волове, все тоще ныне видим, нивыпоростше зверем жилища быша"9. При таких условияхвполне естественно, что наши предки тяготели более клесу, чем к пашне. В лесу стоило им закинуть тенета,поставить на путике кляпцы или насторожить пругла, изверь или птица попадались в ловушку. В тогдашнихлесах и болотах привольно было жить и плодитьсявсякому зверю и всякой птице, и повсюду их быловеликое множество. Ходили даже рассказы о том, что внекоторых местах звери падают на землю из тучи, ипростодушные предки верили таким рассказам. "Ещемужи старии ходили за Югру и Самоядь, яко видившисами на полунощных странах, спаде туча, и в той тучиспаде веверица млада, аки топериво рожона, ивзростши и расходится по земли, и паки бывает другаятуча, и спадают оленци мали в ней, и взростают ирасходятся по земли. Сему же ми есть послух посадникПавел Ладожский и вси Ладожане"10. Чтобы дать


представление об изобилии зверей в Древней Руси, мыприведем свидетельства о зверях севера и юга, востокаи запада.

На северо-восток от Новгорода и Москвы лежализемли, богатые пушными зверями: Югра, Печора,Заволочье и Пермь.

Югра сама говорила новгородцам: "копим сереброи соболи и ино узорочье"11. Петрей де Ерлезундговорит о жителях Югры, что они "не имеют нипахотных полей, ни лугов, а живут в пустынях, какЛапландцы, и вместо хлеба употребляют в пищу мясодиких птиц и зверей"12.

Лесистый печорский край, населенный самоедами,был настоящим царством зверей и птиц. Здесьдобывались самые лучшие меха пушных зверей.Герберштейн, Петрей де Ерлезунд, Мильтон (XVII в.) идр.13 свидетельствуют, что на Печоре в изобилииводились лучшие соболи, прекраснейшие куницы,бобры, горностаи, белые медведи, белые и черныеволки, черные лисицы, лучшие и отборные белки,зайцы и другие звери; из птиц здесь встречалисьсоколы и кречеты, гуси и утки, куропатки, лебеди;кроме того, самоеды, жившие у самого моря, охотилисьна моржей, зубы которых ценились на вес серебра ишли преимущественнов Турцию.

Жители Пермской области, по свидетельствуЕрлезунда, питались мясом диких птиц и зверей14.

На востоке Руси были расположены земли:Мордовская, Муромская, Рязанская. Меха зверейМордовской земли были известны в древности подименем буртасских и очень дорого ценились. Арабскийписатель X в. Масуди писал: "черные лисицы,привозимые из земли Буртасов, составляют самые


уважаемые и дорогие меха; владетельные особы делаютиз них шапки и шубы и ценят их весьма высоко"15. Посказанию других арабских писателей, кромечерно-бурых лисиц, Мордовская земля была богатачерными куницами и скифскими соболями. Петрей деЕрлезунд так описывает Мордовскую и Черемисскуюземлю: "в Мордовской и Черемисской земле несовсем-то хорошо растет хлеб: жители меняют своидрагоценные меха русским на хлеб, водку, платье исало. В лесах у них водятся разные звери, птицы и визобилии пчелы. Некоторые из них живут в домах,некоторые в поле, шалашах и хижинах и большеючастью кормятся от своих стад. Женщины так искусныи ловки, что стреляют из луков, как мужчины. Ониприучают к стрельбе и своих детей сызмала и непрежде дают им обедать, пока они не попадут впоставленную для стрельбы цель или мету"16. ОРязанской области есть указание у Герберштейна, чтодаже в его время (XVI в.) она изобиловала птицами идикими зверями17.

В южном крае России, где начиналась степнаяполоса, обилие зверей и птиц было столь жезначительно, как и в северо-восточной части ее.Архимандрит Переяславский Пимен, совершивший в1389 году, с подложною грамотою, свое путешествие вЦарьград к императору и патриарху замитрополитством, так описывал берега Дона: "Быстьже сие путное шествие печально и уныльниво: бяше бопустыня зело всюду, не бе бо видети тамо ни что же, ниграда ни села... пусто же все и не населено; нигде бовидети человека, точию пустыня велия и звереймножество: кози, лоси, волцы, бобры; и птицы: орлы,гуси, лебеди, журавли и проч."18. Герберштейн такжесообщает, что на Дону "дичи множество, и ее так легко


добывают стрелами, что путешествующие по темместам нуждаются только в огне и соли"19.

Южные и юго-западные области Древней Русиизобиловали редкими породами зверей. ВЧерниговской области в XII в., судя по духовнойВладимира Мономаха, водились в большом количестведикие кони, туры, вепри, олени, лоси и волки20. ВВолынской области упоминаются кабаны и медведи.Вообще, в юго-западной Руси зверя и дичи быловеликое множество, как это можно видеть из путевыхзаписок Михалона Литвина. По его словам, даже впервой половине XVI в. там было "такое множествозверей в лесах и степях, что дикие волы (bisontes),дикие ослы (anagri) и олени убиваются только длякожи, а мясо бросается; коз и кабанов оставляют безвнимания. Газелей такое множество перебегает изстепей в леса, а летом в степи, что каждый крестьянинубивает тысячи. На берегах живет множество бобров.Птиц удивительно много, так что мальчики весноюнаполняют лодки яйцами уток, диких гусей, журавлей,лебедей и потом их выводками наполняются птичьидворы. Орлят запирают в клетки для перьев кстрелам"21. Без сомнения, это свидетельство Михалонане вполне достоверно: количество зверей и птицочевидно в нем преувеличено, но характерно и самоепреувеличение, ибо оно вызвано действительноизумительным обилием зверей и дичи юго-западнойокраиныДревней Руси.

Литва в начале XVI в., по словам Герберштейна22,была богата бизонтами, буйволами и лосями; а посвидетельству другого писателя того же времени, в нейводились целые стада диких быков, множество беляков(зайцев) и лисиц, из птиц преимущественно куропатки,продававшиесяоколо 1 1/2копеек за штуку23.


В Полоцкой области было много бобров24, а вСмоленской водились куницы, лисицы, лоси и частовстречались тетерева25.

Не обижена была зверями и дичью и центральнаяполоса Древней Руси; но здесь птиц водилось больше,чем зверей. Ерлезунд говорит, что "в Московской землеиз диких птиц водятся: дрохвы, глухари, тетерева,лесные куропатки, дикие утки, ястреба, рябчики,седоголовые и обыкновенные дрозды, кулики,жаворонки, сороки, голуби и много других"26.Встречались здесь, однако, лоси, медведи, волки изайцы.

В 1552 году, во время похода Иоанна Грозного наКазань, царское войско, идя из-под Тулы дремучимилесами и пустынями, питалось дикими зверями,птицею и рыбою. "Мы не имели запасов с собою, –пишут очевидцы этого похода, – везде природа донаступления поста готовила для нас обильную трапезу.Лоси являлись стадами, рыбы толпились в реках,птицы сами падали на землю пред нами"27, – "и так, –говорит кн. Курбский, – Господь пропитал нас ивойско, ово рыбами, ово иными зверьми"28.

Приведенные свидетельства дают нам полноеправо сказать, что с IX по XVI в. Русь во всех своихобластях и местностях была чрезвычайно богатазверями и птицами. В ее дремучих лесах жили,плодились и множились пушные звери, одетые вкрасивые, мягкие, дорогие меха; водились в них иредкие животные, вроде зубров и туров; в степяхвстречались дикие кони, не знавшие узды и всадника; иповсюду стаями попадались птицы самыхразнообразных пород. Русский человек со всех сторонбыл окружен зверями, но нельзя сказать, чтобы это


соседство было для него всегда удобно или приятно.Иногда эти четвероногие соседи делали набеги населения и производили в них общую панику.Иностранцы, посещавшие Русь, рассказывали, что взимнюю холодную пору звери, гонимые из лесовморозом и стужей, врывались в дома жителей, а те отстраха разбегались и мерзли около своих жилищ, нерешаясь выпроводить из них назойливых гостей29.

Бывали от них и другие беды; летопись под 1430годом отмечает такой факт: "в Смоленьеце явися волкгол без шерсти, и много людей ел"30. Но все этинеудобства и неприятности вполне искупались темивыгодами, какие наши предки извлекали из этогообилия зверей и птиц. При малочисленности удобныхдля пашни земель обилие зверей и дичи делалосьосновным источником народного хозяйства, а охота извероловство – главным занятием тогдашнегонаселения. Охота удовлетворяла личные иобщественные нужды наших предков и совмещала всебе эстетическое наслаждение и прямую выгоду. Этамысль прекрасно оттенена в духовной ВладимираМономаха; дивясь обилию зверей и птиц,наполняющих поля и леса, Мономах говорит: "Все жето дал Бог на угодье человеком, на снедь и навеселье"31.

Меха зверей, массами истреблявшихся на ловлях иохотах, составляли главное богатство народа: заудовлетворением личных потребностей, все остальноеколичество добывавшихся мехов частию шло на уплатудани, а частию на торговые обороты.

Меховую дань предки наши платили вначалеварягам и беспокойным кочевникам юга, затемсобственным князьям и впоследствии


завоевателям-татарам. "Имаху дань Варязи, приходящеиз Заморья на Чуди и на Словенех и на Мерях и на всехи на Кривичех; а Козарс имахуть на Полянех и наСеверех и на Вятичех, имаху по беле и веверице тако отдыма"32.

Олег обложил древлян и северян меховою данью:"Иде, – говорит летопись, – Олег на Древляны иСеверы, и взложи дань на них по черне куне"33.Татары, завоевав Русь, обложили все населениепоголовною меховою данью: всякий, не исключаямладенцев, должен был давать по шкуре белого иличерного медведя, черного бобра, черно-бурой лисицы,соболя и хорька или дохона34.

Несомненно, однако, что самая громадная частьмеховой добычи употреблялась на продажу. В Средниевека в Европе господствовала мода на меховыеодежды; поэтому спрос на меха был очень большой.Русские продавали меха и в Европу, и азиатскимнародам. "Скора", или шкуры, зверей были главнымпредметом нашего вывоза и меновой торговли: черезНовгород меха шли в ганзейские города; по великомупути "из варяг в греки", т. е. по Днепру в Царьград,меха отправлялись в Грецию; по так называемому"залозному пути", лежавшему по Днестру и черезГалицию, меха продавались в Венгрию и Богемию; по"солоному" пути через Дон в Крым меха доставлялись вг. Судак, куда съезжались купцы разных стран,наконец, по Волге меха шли в Болгары и Итиль, аотсюда развозились в Берду, Дербент, Багдад и далее вАзию. В обмен на свои меха русские получали изЕвропы преимущественно серебро, золото, шелковыеткани, одежды и пряности, из Азии оружие, атласныеткани, камки, иногда хлеб и редкие овощи и пряности.О размерах мехового вывоза можно судить по


следующему факту: в царствование царя ФеодораИоанновича, т. е. во времена более или менеепозднейшие, за границу отпускали до 10.000 кожлосьих, оленьих и др. ежегодно35, a общая стоимостьмехового вывоза достигала тогда солидной суммы500.000рублей.

Меховая дань и меховая торговля существовалиблагодаря охоте за зверями; но, в свою очередь, онивлияли на охоту, делая ее повсеместной, возбуждая кней энергию русского народа. Таким образом;малочисленность пахотных земель, безмерное обилиезверей и птиц, меховая дань и торговля мехами – вотпричины повсеместной охоты в Древней Руси.Охотились мужчины и даже женщины. В древнююпору русская охота имела характер преимущественнопромысловый, добычливый; но с течением времени,когда человек стал побеждать девственную русскуюприроду, когда дичь стала уменьшаться в количестве,охотник-промышленник начинает уступать свое местоохотнику-любителю.

Впрочем, и в древнюю пору наряду с охотой"прибытка ради"36 существовала также и охота радиудовольствия и забавы: русские князья и тогда ужеохотились "утеху себе творяше"37.

Соответственно этим двум типам охотников можнои зверей Древней Руси разделить на две группы:промысловых и охотничьих; за первыми охотилисьради их дорогих мехов, за вторыми – по страсти ксильным ощущениям, какими сопровождалась всегдаэта охота.

Первая группа состояла из следующих зверей:соболи, куницы, бобры, лисицы, выдры, песцы изайцы, горностаи, хорьки, медведи, волки, рыси,


барсуки, росомахи, векши (веверицы), норки, сурки("хомеки"); а ко второй группе принадлежали: веприили кабаны, лоси, олени, дикие козы, серны, сайгаки(иначе называвшиеся солгаками и сейгаками), зубры,туры и дикие кони. Чтобы полнее представить картинудревнерусской фауны, перечислим здесь также и птиц,существовавших на Руси и имевших отношение кохоте: соколы, кречеты и ястреба были ловчимиптицами, и с ними охотились на лебедей, журавлей,гусей, уток, чернедей (чирков), гоголей (или гаг),тетеревов, рябчиков, крастелей и перепелок.

В течение веков русская фауна, конечно, должнабыла измениться. Прошли те времена, когда ВладимирМономах мог ловить по 10 и 20 диких коней илиохотиться на туров, когда бобры возводили своизамысловатые постройки на реках почти всей Руси.Воспоминание об этих животных сохранилось только вназваниях рек, сел и городов: напр. река Тура, гор.Туров, Бобров, Бобруйск, река Бобр, Бобрина и т. п.

Хотя зверями и птицами были богаты все местаДревней Руси, однако у каждой породы зверей былисвои излюбленные места, наиболее отвечавшие посвоим условиям природе, нравам и образу жизни тогоили другого зверя.

В настоящее время трудно восстановить сбольшою точностью географические границыраспространения известных пород в Древней Руси;опираясь на скудные известия памятников нашейписьменности, можно лишь с приблизительноюверностью обозначить эти границы38. Общая картинарасселения зверей в Древней Руси такова:северо-восточный край был занят преимущественнопромысловыми зверями, юго-западный –


преимущественно охотничьими, а в центральнойполосе обитали и те, и другие.

Соболь в группе промысловых зверейсеверо-восточного края занимал одно из первых мест.Коренная родина соболя – сплошные нагорные лесаЦентральной Сибири, но в древнее время он обитал вовсей северо-восточной части Руси, а 200 лет тому назадон водился во всей Пермской губернии и в восточнойчасти губерний Вятской, Вологодской иАрхангельской. В XVI в. иногда встречался всеверо-западной части, хотя следует думать, что в этусторону случайно заходили лишь отдельныеэкземпляры. "По сю (т. е. западную) сторону Устюга иДвинской области соболей находят весьма редко, –говорит Герберштейн, – но около Печоры их много ипритом превосходнейших... у каменного пояса (Урала)самоядь ловит много соболей... а на самом каменномпоясе, где растут кедры, водится самый черныйсоболь"39.

Судя по свидетельству Ибн-Фоцлана и Истахари отом, что меха соболей в их время доставлялись "изземли Визу", можно думать, что в IX в. соболь водилсяв области рек Мологи и Шексны. О существованиисоболя в западной полосе говорят только былины; ноэто показание не находит себе подтверждения в другихданных. Основываясь на немногих свидетельствах ораспространении соболя, можно утверждать, чтособоль в древности не спускался юго-западнее черты,проведенной от верховьев Невы и Волги до верховьевМокши и Суры. В настоящее время соболь встречаетсяиногда в верховьях Печоры и на северо-западномсклоне Уральского хребта, но как редкий и желанныйгость; вообще теперь можно принять хребет Урала от64° с. ш. до 58° с. ш. за западную границу


распространения соболя, которую, однако, нельзяназвать устойчивой: теснимый соболь все более и болееудаляется к востоку, из низменных лесов в горнуютайгу северной Азии40.

В древнее время соболей добывалось великоемножество. Карамзин говорит, что в XVI в. ихдобывалось ежегодно до 50.000 сороков, т. е. до2.000.000 штук. В 1594 г. Борис Годунов отправил вВену 40.360 соболей. При таком обилии цена их тогдабыла невысока. В XVI в. дикари Биармии (Пермскогокрая) давали за топор столько соболей, сколькопролезет их в проушину его; а камчадалы платили занож 6 соболей, а за железный котел сколько в неговходило, да при этом еще и смеялись над легкомыслиемпродавцов. В торговле было три сорта соболей: добрые,средние и плохие; низший сорт соболей назывался"недособли". Продавались целые меха и отдельнособольи лапки, брюшки, душки, хвосты; брюшки,душки и лапки продавались парами и сороками (20пар), а хвосты всегда отдельно.

Иностранцы покупали соболей сороками, или"циммерами". Во времена Ермака сорочек соболейстоил 28 рублей. В конце XVI в. соболи, стоившие вПерми 10 рублей за сорочек, в Холмогорахпродавались по 25 рублей. Собольи хвосты ценились от3 алтын 2 денег до 10 алтын за штуку или от 6 до 18 р.за сорочек41.

В домашнем обиходе меха соболей употреблялисьна шубы, шапки и одеяла. В 1328 г. Иван Калитазавещал своему сыну "бугай соболий с наплечки". Особольих одеялах мы узнаем из послания ДаниилаЗаточника неизвестному князю (1199) (можнодогадываться, что это был новгородский князь Ярослав


Владимирович, княживший с 1182 по 1199 г.): "егдаляжеши на мягких постелях под собольими одеялы, амене помяни, господине, под единым платном лежаще,зимою умирающе и каплями дождевыми, яко стрелами,пронизающе". Ибн-Фошиан видел, как Русские припогребении на мертвого надевали соболью шапку42. Вбылинах щеголь Владимир описывается в такомнаряде: "кунья шубонька на одно плечо, шапочкасоболья на одно ушко"43. Собольими хвостамиукрашалисьиногда головы лошадей.

Более распространенным пушным зверем, чемсоболь, была куница, которая водится как в хвойных,так и в лиственных лесах, тогда как соболю нуженхвойный лес. Куница водилась в средней частибассейна Днепра, в лесах по берегам Зап. Буга, Бобра,Нарева, по берегам Немана, Березины и Припяти, поверховьям Зап. Двины, в бассейне Суры и Мокши и вволжских лесах и спускалась на юге до границылесов44. К XVI веку границы распространения ееначинают суживаться, и куниц становится все меньшеи меньше. Лучшими куницами считались башкирские;в торговле куницы разделялись на лесных и каменных.Куньи меха в XVI в. продавались также сороками, ввиде цельных шкурок, и только куньи хвостыпродавались отдельно; цена сорочку куниц была 13рублей. В раннюю пору куньи шкурки служилиходячей монетой; куньи меха употреблялись на шубы,преимущественно в среде людей небогатых, нодостаточных. Впрочем, куньи шубы носились ибогатыми; проповедник XII в. так обличает богача: "тыоблачишися и ходиши в паволоце и в кунах, а убогыйруба не имать на телеси"45.

Бобры, уцелевшие ныне только в Минскойгубернии, в Древней Руси водились повсюду. В


летописях и в особенности в жалованных грамотах и вписцовых книгах часто упоминаются "бобровые гоны"и "зеремяна", т. е. места поселения, колонии бобров.Бобры водились по реке Суре, т. е. в пределахнынешних губерний Нижегородской, Пензенской,Симбирской, в бассейне Западной Двины, т. е. вПолоцкой и Смоленской областях, и в бассейне Дона;на юге, таким образом, бобры спускались до границылесов. Бобры разделялись на настоящих и кошлоков, апо цвету были черные, черно-карие, карие и рыжие;лучшими считались черные. В торговой книге XVI в.обычная рыночная цена черному бобру показана дварубля. Продавалась также бобровая струя, имевшаямедицинское употребление, и пуд ее в XVI в. стоил 3р.; кроме того, из бобров вычесывали шерсть, которуюпродавали во Францию, где из нее делали шляпы. Изшкуры бобров в старину делали колчаны ("тулыбобровые"); ими же отделывались женские шубки, какэто можно видеть из плача Ярославны в "Слове о полкуИгореве": "полечу зегзицею (лесной голубкой) поДунаеви, омочу бебрян рукав в Каяле реце, утру князюкровавые его раны на жестоцем его теле"46, или как этопередано в русском стихотворномпереводе:

"Я быстрей лесной голубкиПо Дунаю полечуИ рукав бобровойшубкиЯ в Каяле омочу,Князю милому предстануИ на теле на больномОкровавленныераныОботру тем рукавом".

Лисицы были распространены по всей России; но


лучшие черно-бурые водились в Мордовской земле. Впродаже существовало семь сортов лисиц: черные,черно-бурые, черно-черёвые, бурые, сиводушчатые,белые47 и красные. За мех черно-бурой лисицы в XVIв. платили от 30 до 40 червонцев, как об этомсвидетельствует Рафаэль Барберини, живший в XVI в.по торговым делам в Москве. Простые лисицыпродавались сотнями, и сотня в XVI в. стоила толькодва рубля. Лисьи меха на Руси были в большомупотреблениии в особенности на мужскиешапки.

О горностаях известий очень мало; можно думать,что этот зверек преимущественно водился в сев.-в. Русии в Сибири. Горностаи в XVI в. продавались по 3–4деньги за штуку и вывозились преимущественно вИспанию. Горностаевый мех употреблялся наукрашение одежды и платья; делались из него и шубы.Сохранилась шапочка новгородского архиеп. Никиты(1108) из синей шелковой ткани, опушеннаягорностаем. На царские мантии горностай в древнеевремя не употреблялся; всего чаще из него делаласьопушка на женских платьях и накладка снизу доколен48. Уже в позднейшее время художники началиизображать благоверную княгиню Ольгу,равноапостольного князя Владимира и других князей,преимущественно угодников, в горностаевых мантиях.Ценность горностаевых мехов стала быстро возрастатьс XVII в., когда китайцы стали делать большие закупкигорностая.

Остальные промысловые звери: медведи, волки,барсуки, росомахи, зайцы, белки, рыси и др. –водились по всей территории Древней Руси. Медвежьишкуры продавались в XVI в. по 20 алтын за штуку;употреблялись на шубы, санные полости и рукавицы.Джон Мильтон говорит, что "русские ездили зимою в


санях, сидя на ковре или шкуре белого медведя; шеявпряженной лошади убиралась множеством волчьихили лисьих хвостов"49. "Убранством головы лошадислужили также и собольи хвосты"50. Послу императораримского Максимилиана II к царю Иоанну IV,Пернштейну, посетившему Москву в 1575 г., Грозный"подарил сани и чудную белую лошадь, украшеннуюшкурою белого медведя"51. Волки продавались в XVIв. у Двинского порта от 1 рубля 3 алтын до 1 рубля 11алтын. В XIII в. из волчьих шкур делались шлемы, какравно и из барсуковых шкур ("прилбицы"). Белка быласамым употребительным мехом; добывалась онаповсюду, но лучшими белками были устюжские ивологодские, а самые лучшие сибирские.

Лучшие беличьи меха были с красным отливом –"прокрасные", худшие – молочного цвета. Продавалисьбеличьи меха тысячами, и тысяча в XVI в. стоила вХолмогорах 40 ефимков52. Из беличьих меховпреимущественно шились шубы и вообще теплыеодежды, но они шли также и на украшение женскихнарядов. Лучшие зайцы водились в крымских степях,назывались русакамии были светло-серого цвета.

Таким образом, большая часть промысловыхдорогих зверей принадлежала северо-восточной Руси иСибири; из последней в царствование царя ФеодораИоанновича ежегодно доставлялось в казну 200 т.соболей, 10 т. черных лисиц и 500т. белок.

Из группы охотничьих зверей распространеннеедругих были вепри или кабаны. Ныне они живуттолько в Литве и на Кавказе, а в древнее времяводились почти повсюду. На севере они заходилигораздо выше Новгорода; так, в договорной грамотеНовгорода с вел. кн. Ярославом Ярославичем Тверским


в 1265 (и после в 1307–8 и 1326 г.) сказано: "а свиньити, княже, бити за 60 верст от города"53; на востокепопадались в Рязанском княжестве, но в большемизобилии встречались на юге, в Черниговскомкняжестве, и на юго-западе, в Галиции. Охота навепрей всегда была сопряжена с большимиопасностями: вепрь, даже тяжело раненный,защищается свирепо и отчаянно. "Вепрь ми на бедремеч отъял (оторвал)", – говорит ВладимирМономах.

Лоси спускались гораздо южнее, чем ныне:водились они в бассейне Дона и в бассейне Десны, а насевере встречалисьпо верховьямВолги.

Об оленях в древних памятниках упоминаетсяредко.



Из поучения Владимира Мономаха мы знаем, что вего время олени водились в Черниговском княжестве, апо свидетельству Михалона Литвина в XVI в. их многобыло и в Литве.

В южных степях кочевал стадами сайгак, окотором Герберштейн говорит следующее: "в степяхБорисфена (Днепра), Танаиса (Дона) и Ра (Волги) естьлесная овца, которую поляки называют солгак, амосковиты сейгак; величиною с молодого козла, тольконоги покороче, рога у ней высокие, длинные ирубчатые; из них московиты делают рукоятки дляножей; сайгаки весьма быстры на бегу и очень высокопрыгают"54. Вероятно, Михалон Литвин говоритименно о сайгаках, ошибочно называя их газелями, что"в Литве их такое множество перебегает зимою изстепей в леса, а летом в степи, что каждый крестьянинубивает их тысячи". Сайгачьи шкуры и рога былипредметом торговли.

В лесах юго-западной Руси водились туры, илидикие быки, окончательно вымершие, по словам Брема,в начале XVII в. Во времена Герберштейна на Руси ихуже не было, но в Литве они еще встречались, хотя и нев изобилии. Герберштейн так описывает туров: "Это всамом деле лесные быки, нисколько не отличающиесяот домашних, разве только тем, что они все черные иимеют белую полосу вдоль хребта. Их не очень много,и на некоторые деревни возложен уход за ними;наблюдают за ними так же почти, как в зверинцах...Король Сигизмунд подарил мне, когда я был послом унего, одного выпотрошенного быка, которого добилиохотники, когда он полуживой был выгнан из стада...Известно, что пояса из буйволовой кожи ценятся, и внароде верят, что опоясывание ими помогает в родах.По этой причине королева Бона, мать Сигизмунда


Августа, подарила мне два таких пояса, из которыходин благосклонно приняла от меня в подарок мояпресветлейшая Государыня Королева Римская"55. Вдревних памятниках тур представляется животнымвесьма сильным, смелым и свирепым. "Тура мя дваметала на розех и с конем", – говорит ВладимирМономах. В народной поэзии тур служит любимымобразом для сравнения: былины сравнивают с туромбогатырей, а "Слово о полку Игореве" называет князяВсеволода "буй-туром".

В памятниках XIV столетия находим сведения обупотреблении турьих рогов, как сосудов для напитков.При упоминании о веровании в божество Переплутавстречаем фразу: "Иже вертячеся пьют ему в розех"(турьих)56. Другим редким зверем был зубр; водилисьли зубры в пределах Древней Руси, об этом прямыхуказаний памятники не дают, и в летописях о зубрахвовсе не упоминается; может быть, впрочем, что нашипредки под названием "тура" иногда разумели тура всобственном смысле, а иногда зубра. Но если зубры иводились в пределах Древней Руси, то это во всякомслучае было в раннюю эпоху, не позже конца XII в.Уже в XI в.

польские короли запрещают охоту на зубра подстрахом смертной казни, несомненно из желаниясохранить эту редкую породу. Под конец XII в. зубрстановится уже большою редкостью и встречаетсятолько около Кракова, Сандомира, Радома, Варшавы ив восточных провинциях Пруссии. По сведениямЛюстрации 1533 г. зубры еще водились в царствеПольском в пуще Jaktorowskiej, имевшей в длину 20верст и в ширину 14; здесь-то, вероятно, и видел ихГерберштейн.


Он так описывает их: "бизонт с гривой; шея иплечи косматые; борода висящая с подбородка; волосапахнут мускусом; голова короткая; глаза большие,впалые, как бы пылающие; лоб широкий; рога побольшей части расположены так, что в промежуткемежду ними могут усесться три хорошо сложенныхчеловека... Спина зубра приподнимается в виде горба,так что передняя и задняя части животного нижесередины"57. Неизвестный автор письма,сохранившегося в бумагах Флорентинского архива,дает точно такое же описание зубра, но прибавляет ещеодну любопытную черту: "по свойственной его (зубра)природе гордости, он избегает общества молодыхзубров, товарищей своих, и держится от них вружейном расстоянии и, уединяясь в глуши, стоитнеподвижно на одном месте с поднятою головою"58.Остатки этой редкой породы, находящейся в периодевымирания, ныне сохранились только в Беловежскойпуще (Гродненской губернии) да на Кавказе идоживают здесь свой век под защитой специальныхзаконов; но, вероятно, недалеко уже то время, когда озубрах будут знать только по преданию, точно так жекак и о диких конях, во времена Мономаха целымитабунами водившихся в степях южной Руси.Затрудняются решить, были ли это подлинно дикиекони вроде азиатских тарпанов или это былиодичавшие лошади, наподобие американскихмустангов. Основываясь на характере изображений,найденных в Чертомлыцкой "толстой" могиле (о чемуже говорено в введении), мы диких коней временМономаха считаем подлинно дикими, позднейшимпоколением степных неприрученных лошадей, которыхнекогда ловили скифы, древнейшие обитатели южнойРуси.


Более спорным представляется вопрос о пардусах,или барсах (леопардах): водились ли в Древней Русибарсы? В древних известиях упоминаний о барсахнемного; летопись говорит о них только три раза: под964 г., под 1147 г. и под 1159 г. В первом случае, желаяохарактеризовать князя Святослава, летописец говорито нем следующее: "Князю Святославу возрастшю ивозмужавшю, нача воя совокупляти многы и храбры,бе бо сам хоробр и легок, ходя акы пардус"59.Сравнение Святослава с пардусом указывает,по-видимому, на близкое знакомство наших предков сэтим зверем; но в памятниках не редкость встретить исравнение со львом, который, без сомнения, на Руси неводился, т. е. сравнение с барсом могло бытьзаимствовано не из действительного быта, а излитературногоисточника, как и сравнение со львом.

Два другие свидетельства из летописи говорят оподарках пардусами. В 1147 году Юрий Долгорукийзвал к себе в Москву князя Святослава ОльговичаСеверского: "Святослав же еха к нему с детем своимОльгом, в мале дружине, поима с собою ВолодимераСвятославича; Олег же еха наперед к Гюргеви и да емупардус"60. В 1159 году Ростислав Киевский иСвятослав Ольгович съехались для обсуждения планадействий против общего врага Изяслава Даниловича:"бысть же съезд сей на великую любовь. Тогда жеРостислав позва Святослава к собе на обед, Святославже еха к нему без всякого извета (т. е. измены), и быстьрадость в т день межю има и дарови мнозь, да боРостислав Святославу собольми, и горностайми, ичерными куны, и песцы, и белыми волкы и рыбьимизубы; на заутрие же позва Святослав Ростислава к собена обед и тако быста весела паче вчерашнего дни, даСвятослав Ростиславу пардус и два коня борза у ковану


седлу, и тако розидостася усвояси"61.Комментируя эти места летописи, наши историки

полагают, что в обоих случаях дарились шкурыбарсов62. "Пардус-барс, –говорит Забелин, – был оченьизвестен древней Руси и кожами пардуса, вероятноцелыми с шерстью, заменявшими ковры, князья дарилидруг друга как лучшими дорогим подарком"63.

В новейшее время высказано предположение64,что дарились не шкуры барсов, а живые,выдрессированные для охоты барсы. Известно, что вАзии, у монгольских ханов, охота с дрессированнымилеопардами в старину практиковалась довольношироко; леопарды притравливались натаской, и имитравили зверей, как и теперь еще травят гепардом вИндии. Говорят, что наши предки могли перенятьспособ барсовой охоты от монголов сначала черезполовцев, впоследствии через татар-завоевателей. Но осуществовании барсовой охоты у половцев нет никакихизвестий и даже никаких намеков; практиковалась лиона у татарских ханов, прямых и бесспорных указанийна это также не имеется. Правда, в ханских ярлыкахрусскому духовенству упоминаются65, наряду сдругими лицами из состава ханских охот, ипардусники; напр. в ярлыке хана Узбека митр. Петрусказано: "...никто же обидит на Руси соборную церковьмитр. Петра и его людей и церковных его... да невступаются никто же ни в чем же, в церковные имитрополича, ни в волости их, и в села их, ни во всякиеловли их... а что будет церковные люди, ремесланницыкои... или иные мастеры каковы ни буду или ловцыкакова лова ни буду или сокольницы а в то наши никтоне вступается и наше дело их да не емлют: ипардусницы наши, и ловцы наши, и сокольницы ипобержницы наши да не вступаются в них и да не


взимают у них их дельных орудий, да не отнимаютничево же". Те же пардусники упоминаются еще вярлыках хана Аталюка митр. Михаилу Киевскому, ханаМэнгу-Темира Оксана русским митрополитам и ханаБердека митр. Алексею Киевскому; но в переводныхпамятниках слово "пардус" часто обозначает собоюрысь, и, стало быть, пардусниками могли называтьсяохотники за рысями, которых тогда было повсюдувеликое множество. Известный зоолог Брем полагает,что барсы могли водиться в Южной России, так как ееклиматические условия отвечают натуре зверя; ноотсутствие положительных известий не дает нам правакатегорически утверждать, что барсы в Южной Русиводились и жили постоянно. Более правдоподобныммы считаем мнение проф. Усова, что барсы иногдазаходили в пределы Южной Руси с Кавказа истановились редким трофеем княжеской охоты. Так этобыло, полагаем, около 1147 и 1159 годов и несколькораньше при Владимире Мономахе. В своей духовнойВладимир Мономах, между прочим, говорит: "лютыйзверь скочил ко мне на бедры и конь со мноюповерже". Под "лютым зверем" в этом отрывкеобыкновенно разумеют волка, основываясь на том, чтов древней письменности "лютый зверь" – синонимволка; но хорошо известно всякому, даже не охотнику,что волк – большой трус, один на один никогда небросится на конного охотника и едва ли в силахопрокинуть коня и всадника; поэтому более вероятнымкажется видеть здесь в "лютом звере" не волка, а барса,как это делает проф. Усов66. Разумеется, шкуры такихредких зверей могли служить очень приличнымподарком при существовавшем между князьями обычаеобмениватьсядарами.

Древняя Русь была еще более богата птицами.


Дикие птицы не особенно прихотливы в отношенииклиматических условий, поэтому в Древней Руси ониводились повсюду, расселяясь или в лесах, или вболотах. Но ловчие птицы, соколы, кречеты и ястребы,селились почти исключительно на крайнем севере, впределах Двинской земли и Печорского края.

Отдавая охоте труд и время, наши предки неотказывали себе в удовольствии пользоваться всемиплодами охоты; мы видели, какое употребление ониделали из мехов красного зверя, теперь скажемнесколько слов об употреблении дичи в пищу. Мясодиких птиц, равно как и зверей, употреблялось на Русив пищу с самых древних времен. Так как мясонекоторых зверей по церковным правилам считалосьнечистым и не разрешалось в пищу, то духовенство сраннего времени борется с этим и энергично обличаетнаших предков в употреблении недозволенной пищи.Еще Лука Жидята (в 1036 г.) убеждал новгородцев неесть нечистой дичи: "братия, не ядите скверна". Ножизнь и ее нужды действовали на наших предковсильнее этих убеждений и обличений; невзирая нацерковное обличение, предки наши всегда елиразнообразное мясо, и в списке их кушаний дичьзанимала не последнее место. Не пропадали даром иперья добываемых охотою птиц. Джон Мильтонповествует, "что русские продавали перья водившихсяна Печоре птиц, а мясо их солили впрок на зиму"(Московия ст. 2-я).

Судя по различным данным, можно сказать, что,напр., зайцев ели уже при Владимире Святом, чтовидно из обличений проповедников.

В "Слове о богатом и убогом", относящемся к XIIв., есть описание обеда богача, из которого видно, что в


XII в. употреблялось в пищу мясо зайцев, оленей,кабанов, а из птиц: тетеревов, рябчиков, журавлей икуропаток, над приготовлением которых трудились"множство сакачии (поваров) работающе и делающе спотмь"67. Описывая обеды Василия Иоанновича III,Герберштейн говорит, что жареные журавли в мясоедподаются гостям первым блюдом. Трех изпоставленных перед ним князь резал ножиком, пробуя,который из них лучше и предпочтительнее других..."сюда подливали уксусу, прибавляли соли и перцу, ибоупотребляли это вместо соусу или похлебки"68.

В 1597 году отпускали к столу австрийского послаиз кормового дворца: восемь блюд лебедей, восемьблюд журавлей с пряным зельем, несколько петушковрассольных с инбирем, куриц бескостных, тетеревей сшафраном, рябчиков со сливами, уток с огурцами,гусей с пшеном срацинским, зайцев в лапше и в репе,мозги лосьи и прочее69.

От XI и XII вв. дошли до нас известия обупотреблении в пищу медвежатины70 и веверичины(векшины)71. В "Домострое" (XVI в.) мы находимочень длинный список блюд, приготовлявшихся издичи: в различных видах и с различными приправамиприготовлялись тогда кушанья из журавлей, лебедей,цаплей, уток, гусей, тетеревов, рябчиков, куропаток ижаворонков, из заячьего и лосиного мяса. Шафран иперец, уксус, лук и соль в больших дозах служилилюбимой приправой для кушаний наших предков.Иностранцам русская кухня не нравилась, и Флетчер(XVI в.), напр., называет ее грубою.

Так как охота играла очень видную и важную рольв общем строе древнерусской жизни, то естественно,что русские пастыри не могли в своих проповедях


иногда не затрагивать этой стороны быта. В отношенииохоты древнерусское духовенство обнаруживалонекоторую двойственность.

В одной древней рукописи72 взгляд духовенствана охоту выражен в форме слишком строгой: "аще ктомедведя или иная животная различная игралищапрехищряя... и ловитвам прилежаяй..., то сих вслабость едино запрещение имать, еже сих с эпитемиеюкаятися и престати от таковых". Автор "Домостроя"разражается против охоты целой филиппикой, ставитее, так сказать, на одну линию с блудом и другимитяжкими грехами и грозит "творящим таковая"шестилетним запрещением, а в случае упорства даже иотлучением от церкви. "Аще кто не по Бозе живет и непо христианскому житию, – говорит он между прочим,– ...и перевесы и всякое угодие неправдою и насилиемтворит... или ловы творит с собаками и со птицами и смедведи.... сам государь и его дети и христиане такотворят, а государь о том не возбраняет... вси вкупебудут во аде, а зде прокляты"73. Но в том же"Домострое" мы видим длинный ряд блюд из дичи,рекомендуемый им для домашнего обихода. Весьмалюбопытно это противоречие между взглядом на охотуи практическим отношением к ней. Не одобряя охотукак забаву, духовенство, однако, хорошо понимало еепрактические выгоды и всегда с большимудовольствием принимало от князей пожалованияохотничьими угодьями. Если в словах и проповедяхдуховенства слышалось резкое обличение охоты, тообъяснение этому нужно искать в самом характередревнерусской проповеди: долгое время она рабскиследовала византийским образцам и, назидаяслушателей, совершенно игнорировала действительныеусловия жизни и их быта. Но как только вопрос


переносился на практическую, жизненную почву, самодуховенство просто и целесообразно разрешалонедоумения в области той же охоты. Так, на вопросКирика новгородскому епископу Нифонту (около 1156г.): "можно ли в праздник убивать птиц, рыб и другихземных животных?" – дан епископом такой ответ: "вдень Господень человек должен идти в церковь, потомучто это праздник; однако ж, если того требуют людскиенужды, то можно убивать"74.

Князья и простолюдины смотрели на охоту иначе,чем духовенство, проще и правдивее.

Владимир Мономах хорошо выразил народнуюмысль об охоте, когда по поводу обилия зверей и птицсказал: "все же то дал Бог на угодье человеком, наснедь, на веселье". Князья прекрасно понимали важноезначение охоты, бытовое и воспитательное. Этодоказывается очень хорошо фресками КиевскогоСофийского собора.

В 1037 году, в княжение Ярослава Мудрого, наКиев напали печенеги, но были наголову разбитыЯрославом в союзе с варягами и новгородцами; впамять этого события на месте самой страшной сечи спеченегами Ярослав построил храм в честь святойСофии, расписанный греческими художниками: двелестницы, которые вели на хоры, расписаныизображениями княжеской охоты, княжеского суда инародных увеселений. Смотря на эти изображения,помещенные у самого входа в дом Божий, народ, безсомнения, еще более утверждался в своей мысли, чтоохоты и ловы не суть дело грешное и вредное, нонужное и важное. И эту мысль народное творчество нераз впоследствии высказало в поэтической форме и вбылинах, где оно рисует богатырей-охотников, и в


замечательном литературном памятнике XII в. – в"Слове о полку Игореве", где картинные сравнения,взятые из охотничьего быта, дышат жизнью исообщают всему произведению яркие краски.

В народном представлении охота и богатствообъединялись внутреннею причинною связью; этопрекрасно подтверждается следующим охотничьимзаговором или заклятием, сохранившимся вНовгородской земле от времен язычества: "Пойду я вчистое поле, в чистом поле млад месяц находился, отмлада месяца – млад молодец: сидит на вороном коне,по колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре, набуйной голове все кудри в золоте. Держит молодецзолотую кису, золотой топор и булатный нож; в золотойкисе лежит мясо, сечет мясо молодец булатным ножоми бросает на мой волок... Возговорил добрый молодец:гой еси лисицы черноухие, черноусые, лисицы бурые,рыси и росомахи и седые волки, сбегайтеся на мойволок, на мою отраву, днем по солнцу, а ночью помесяцу. Ключ да замок!"75.

Но если охота в общем строе древнерусской жизнибыла делом первой важности, то естественно спросить:какое влияние оказывала она на склад народногохарактера, на миросозерцаниенарода?

Народ – охотник по необходимости – полагаетсявсего больше на личную предприимчивость ипредусмотрительность; подверженный риску инеожиданностям, он естественно вырабатывает в своемхарактере стойкость и бесстрашие перед опасностью.Конечно, проследить на отдельных примерах влияниеохоты на характер наших предков нет никакойвозможности, потому что история застает ужесовместное существование охоты и земледелия в


древнейшую эпоху Руси. Оба эти занятия, бесспорно,влияли в равной мере на образование нашегонародного характера; но если земледельческий трудвоспитал в русской душе наклонность к спокойной ивдумчиво-серьезной мысли, то на счет влияния охотынужно отнести такие качества русского духа, не разудивлявшие мир, как бесстрашие и стойкость, окоторые, как волны о скалы, разбивались былые беды ибури.

Ознакомившись с общими условиями охоты вДревней Руси, мы перейдем теперь к характеристикепредставителей древнерусской охоты – великих князей.

61 Глава II. Великие князья и цари-охотники

Глава IIВеликиекнязья и цари-охотники

В Древней Руси и князья, и народ вели жизньпростую, незатейливую; много было общего и сходногов их привычках и занятиях, в трудах и развлечениях.Несложна была старинная жизнь и не отличалась онабольшим разнообразием развлечений: веселаяпирушка, песня и пляска, единоборство инаездничество и, наконец, охота, вот чем тешил себядревнерусский человек. Всеобщий исторический опытпоказывает, что развлечения становятся темразнообразнее по формам и выше по качеству, чемразвитее в умственном и нравственном отношенииделается человек и чем разнообразнее становится еговнутренняя жизнь. Но древний период нашей истории– киевский – весь был полон постоянной напряженнойборьбы: внешней – с воинственнымисоседями-кочевниками, внутренней – удельной борьбыкнязей между собою.

Этому бурному и мятежному времени вполне похарактеру соответствовали и удовольствия тоговремени, шумные, разгульные, воинственные. Пиры иохоты составляли любимейшее развлечение киевскихкнязей, за которым они отдыхали от забот и тревог,столь обычных в то неспокойное время. Впрочем,правильнее сказать, что охота в жизни великих князейбыла не отдыхом, но лишь переменой занятий; это былтруд, увлекательный, но очень не легкий и нередковесьма опасный: "а се труждахося ловы дея", – говорито своей охоте ВладимирМономах.

Итак, в быту великих князей киевского периода


охота составляла постоянную принадлежностькняжеской жизни и отражала на себе особенностивремени и личный характер того или другого князя.Можно сказать, что в этот период вся жизнь князейпротекала или в ратном поле, или в отъезжем; лишьтолько наступал мирный промежуток времени, князьяспешили "на ловы" и отдавались им с такимувлечением, что забывали порою о возможнойопасности со стороны врагов. Должно заметить, чтотакое же увлечение ловами было свойственно икнязьям Московской Руси; вот пример: в 1378 г. вкняжение Димитрия Донского, когда русский отрядбыл за рекою Пьяной и мало остерегался татар, "князии бояре старейшие, вельможи и воеводы, ти всепоехаша, ловы деюще, утеху себе творяще, мнящесяяко дома"76.

Тем оживленнее, шире и значительнее былакняжеская охота, чем энергичнее был личный характеркнязя: решительный и неутомимый Владимир Мономахотдавал всего себя охоте, пробовал себя во всех еевидах и, казалось, намеренно искал в охоте наиболеерискованных и опасных случаев; спокойный ЯрославМудрый, склонный к созерцательности, предпочиталсидеть с "удицей" на берегу реки, чем гоняться зазверем. Несмотря, однако, на различие в характерах иличных свойствах, все киевские князья былиохотниками более или менее рьяными, как об этомсвидетельствуют отрывочные и неполные, но частыесведения, разбросанные по летописям и другимисточникам.

Первый из князей, о котором упоминается как обохотнике, был Игорь Рюрикович (912–945 г.). Живя вКиеве при опекуне своем, язычнике Олеге, Игорьпостоянно занимался ловами и пристрастился к ним.


Провидению угодно было обратить ловы Игоревы вспасительное средство для просвещения Киевской Русихристианством, так как с его ловами тесно связана егоженитьба на Ольге, бывшей, по выражению летописца,"денницею и луною спасения".

Не довольствуясь охотой близ Киева, Игорьотправился "деять ловы" во Пскове (Плескове) и егоокрестностях. В один день Игорь в сопровожденииловчей дружины ехал на коне на ловы к селуВыбутскому и при въезде в село встретилпрекраснейшую девицу, приостановил коня изаговорил с нею; поселянка отвечала скромно и умно.Игорь пленился ее умом и красотой и избрал ее своеюсупругой77. Но даже и счастливый брак не охладил вИгоре страсти к охоте. По возвращении в Киев Игорьпо-прежнему с увлечением занимался охотой. Таков ужбыл дух того времени, что удаль и сила не мирились стихой и мирной обстановкой семейных радостей, ноискали сильных ощущений и любили развернуться вовсю свою мощь на просторе полей и в приволье лесов.Нередко Игорь брал с собою на охоту малолетнего сынаСвятослава, чтобы с детства приучить его ко всемтрудностям и опасностям охоты. Вообще надозаметить, что в древние времена охота была лучшейшколой для подготовления воинов к боевой жизни. Иэто воспитательное значение охоты было хорошопонято как Игорем, так и Ольгой. По смерти мужаОльга продолжала воспитывать Святослава в том жедухе, лично показывая ему пример храбрости ивыносливости на войне и охоте. Летописец говорит оней: "Иде Вольга по Деревьстей (древлянской) земли ссыном своим и с дружиною уставляющи уставы иуроки; суть становища се и ловища... ловища ее суть повсей земли... и по Днепру перевесища и по Десне"78.


"Ловища" – места, наиболее удобные и выгодные дляохоты; посещая их, дружина Ольги, конечно,пользовалась случаем вдоволь поохотиться, а вместе сдружиной, без сомнения, "ловы деяла" и сама княгиня.Хотя нет никаких прямых указаний в письменныхисточниках, которыми можно было бы подтвердитьнаше предположение, но, тем не менее, мы не можемсомневаться в том, что Ольга принимала иногдаучастие в охоте, которая устраивалась в тех местностях,где находились "ловища ее и перевесища". Если Ольгане боялась подвергать себя риску и опасностям походапротив древлян, которым она жестоко отмстила засмерть мужа, то чего ради она уклонялась бы от охоты,где опасностей меньше, а удовольствия и наслаждениямного? Она должна была разделять с дружинойудовольствия охоты, как раньше делила с ней всеопасности похода, а сыну она заменила при этомпогибшего отца, его первого учителя и руководителя напоприще охоты. И это как нельзя более отвечаеттвердому, чисто мужскому характеру Ольги. Пустьохота – "мужеское дело", как выражается ВладимирМономах, но она не могла быть чужда Ольге, мужествукоторой могли бы позавидовать самые мужественныемужи даже тех героических времен.

Святослав (957–972) унаследовал основные чертыхарактера своих родителей и в особенности их страстьк охоте. Воспитанный своим отцом на охоте, с детствасвыкшийся с трудами и опасностями ловли звериной,Святослав выработал в себе твердый и непреклонныйхарактер и даже в условиях того времени являетсятипом поистине богатырским. Несмотря на девятьвеков, отделяющих нас от Святослава, и теперь ещенельзя не восхищаться удивительною мощью го духа ивеличавой простотой его привычек. Будучи еще


мальчиком, он умел уже ловко пустить стрелу в зверя,мчавшегося на него, лихо ездил верхом и пробовал ужевладеть копьем. Когда в 946 г. Ольга пошла на древлян,чтобы отмстить за смерть Игоря, Святослав был с неюи первый открыл битву с древлянами: "суну копьемСвятослав Древляны и копье лете сквозе уши коневи,удари в ноги коневы, бе бо детеск"79. Летописец такобрисовал воинственный и суровый характервозмужавшего Святослава: "князю Святославувзрастшю и возмужавшю, нача воя совокупляти многыи храбры, бе бо сам хоробр и легок. Легко ходя акыпардус, войны многи творяше. Ходя воз по себе невозяше, ни котла; ни мяс варя, но потонку изрезавконину ли, зверину ли, или говядину, на углех испекядяше; ни шатра имяше, но подклад (потник) послав иседло в головах; такоже и прочие вои его вси деяху"80.

По смерти Святослава между тремя его сыновьями,Ярополком, Олегом и Владимиром, вскоре началасьмеждоусобная вражда, через пять лет завершившаясявосстановлением единодержавия в лице Владимира.Весьма любопытный факт, что ближайшим поводомэтой усобицы послужило событие, тесно связанное систорией княжеских ловов. Покидая Русь для Болгарии,Святослав, как известно, разделил между сыновьямисвои русские владения так: старший сын, еще мальчиклет 11–12, Ярополк, княжил в Киеве; второй сын, Олег,сидел в Древлянской земле, а младший, Владимир, былотпущен княжить, под опекой дяди его Добрыни, вНовгород. В Киеве, при малолетнем Ярополке, был вбольшой силе Свенельд, один из самых отважныхвитязей Святославовой дружины, возвратившийся вКиев после смерти Святослава. В 975 г. сын81 этогоСвенельда, по имени Лют, поехал из Киева на охоту;увлекшись погоней за зверем, он нечаянно заехал в


леса, принадлежавшие к волости Олега, древлянскогокнязя. Случайно в это же время охотился здесь и самОлег. Заметив, что кто-то сторонний гонит по зверю вего лесах, Олег спрашивает: "Кто это такой?" –


Дружина отвечала: "Свенельдич". Олег нагналЛюта и убил его, вероятно, обиженный таким явнымнарушением территориальных прав охоты.

Свенельд глубоко затаил в себе ненависть к Олегу,убийце его единственного и любимого сына, и решилотмстить ему; для этой цели он воспользовался своимвлиянием на Ярополка и, разжигая его властолюбие,постоянно твердил ему: "пойди на брата своего, отнимиу него власть и княжи себе один". И он достиг, чегохотел. Через два года после того Ярополк пошел войнойна Олега и разбил его. Олег бежал к Вручаю (ОвручьВолынской г.), но на одном мосту был в общейсуматохе смят и насмерть растоптан толпоюспасавшейся бегством дружины. Ярополк горькооплакивал смерть брата; указывая на егообезображенный труп, не без упрека он сказалСвенельду: "смотри, исполнилось твое желанье". Но,начав усобицу, Ярополк вскоре и сам сделался еежертвой; во время перемирия с Владимиром он былпредательски убит двумя подкупленными варягами,пронзенный под мышки варяжскими мечами. С егосмертью усобица кончилась, и Владимир сталединодержавным князем (980–1015г.).

Был ли Владимир Святославич страстнымохотником, часто ли "деял он ловы", являл ли на ловахподвиги ловкости и смелости, об этом мы не имеемдостоверных известий. Летопись совершенно дажеумалчивает об охоте князя Владимира. Быть может, этомолчание нужно объяснить тем, что все вниманиелетописца было поглощено событием величайшейважности – крещением Руси – и теми переменами,какие оно вносило в миросозерцание, жизнь и нравынарода: что в сравнении с этим значили ловы – явлениеобычное и повседневное! Но, может быть, летописец


умолчал о ловах Владимира и потому, что ничемособенным в этой области Владимир не отличался, чтоне возвышался он, так сказать, над средним типомкнязя-охотника. Принимая в расчет историческиизвестный характер Владимира, мы должны дать местоэтому соображению, хотя оно и идет совершенновразрез с устными народными преданиями-песнями ибылинами Владимирова цикла. По былинам,82

Владимир представляется незаурядным охотником. Еголовчая дружина так велика, как две рати на боевомполе; все ловчие, все бояре, и князья, и гридни, иотроки одеты в золото и серебро. Когда дружинавыезжала торжественно из Киева на ловы, то каждомуказалось, что то едут князья, собравшиеся со всегосвета на пир к великому князю Владимиру. На ловахвеликий князь не тратил напрасно стрелы, не метал наветер копья. Охотился он на своих "государевыхзаймищах", "на потешных лугах", "на потешныхостровах" – вблизи Киева. Тут-то раз и повстречали егона охоте калики перехожие и просили у него святуюмилостыню. "Мне нечего вам дать, – отвечал имВладимир, – я здесь потешаюсь охотою, а ступайте выв Киев к княгине". В ловчей дружине Владимиранаходились чудо-богатыри: один тура разъяренногоостанавливал, схватив за рога; другой хватал медведяодною рукою, а другою отсекал мечем ему голову;третий лютому зверю пасть раздирал. Любопытны иотдельные эпизоды из охоты этих богатырей.

Так, в одной былине об Илье Муромце и ДобрынеНикитиче рассказывается: "Из славного города Киевавыезжали два богатыря могучие – Илья Муромец ибрат его названый Добрыня Никитич; они выехали вчистое поле и подъехали к Сафат-реке. Илья Муромецнаехал на бродучий след и поехал по следу: увидал он


богатыря в чистом поле, Збута Бориса Королевича.


Молодой Збут Королевич отвязывал от стременивыжлока и спускал с руки ясного сокола, и наказывалон выжлоку: "а теперь мне не до тебя пришло, а и тыбегай, выжлок, по темным лесам и корми свою буйнуюголову"; и ясну соколу он наказывает: "полети ты,сокол, на синее море и корми свою буйну голову, а мнемолодцу, не до тебя пришло".

Другой эпизод касается охотничьих бесчинствЧурилиной дружины. Чурило Пленкович – заезжийбогатырь. И сам он, и дружина его вели себя вольно.На Чурилову дружину так жаловались людиВладимиру: приходит к Владимиру толпа людей втриста человек и говорят ему: "Свет Владимир князь:мы ездили по чистому полю вверху реки Череги, втвоем государевом займище. Ничего мы не наехали вполе и не видали ни зверя прыскучего, ни птицыперелетной. Мы наехали в чистом поле на толпумолодцов, человек за пятьсот; они зверей повыловили иповыгнали и нас избили, изранили. Нет тебе, государю,добычи, а от тебя нам, государь, жалованья нет". Вследза этою толпою приходит другая толпа, человек запятьсот; это охотники-рыболовы; они избиты,изранены и тоже творят жалобу Владимиру: "СветВладимир князь! Ездили мы по рекам, по озерам, натвое княженецкое счастье, ничего не поймали.Встретили мы людей, человек за пятьсот; повыловилиони белую рыбицу, щук, карасей и мелкую рыбешку.Нам нет добычи, государь, а тебе приносу, а от тебя,государь, нам жалованья нет; дети и жены по мирупошли". Приходят затем к Владимиру с такою жежалобой кречатники и сокольники: "Свет Владимиркнязь! Ездили мы по полю чистому, вверху Череги, потвоему государеву займищу, на потешных островах, натвое княженецкое счастие. Ничего не видали, не видали


сокола и кречета перелетного. Наехали мы только намолодцов за тысячу человек. Они соколов ясных всехпохватывали, белых кречетов повыловили, а нас,государь, избили, изранили; называются дружиноюЧуриловою".

По сказанию былин, ловчая дружина Владимираохотится или по собственной вольной волюшке, или поприказу ласкового князя Владимира добыть к его столугусей, лебедей, перелетных серых уточек. За охотойследовал пир среди двора, в княжеской гридне,убранной трофеями охоты: покрышка гридни из седыхбобров, потолок из черных соболей; на пирубогатыри-охотники пьют зелено вино чарами в полтораведра и сладкий мед из турьих рогов в полтретья ведра.

Такова, по былинам, картина охотничьей жизнипри дворе князя Владимира. Историческаядействительность в ней украшена поэтическимвымыслом. Строго научный анализ содержания былинвскрывает в них наслоение черт, принадлежащих кразным эпохам, вследствие чего невозможноприурочить содержание былин исключительно к эпохеВладимира Святославича. Выделяя из былинфантастический элемент, историки находят в нихобщую картину древнего княжеского быта, которуюнельзя, однако, отнести к той или другой,хронологически определенной, исторической эпохе.Владимир былин – не Владимир Святославич, но лишьхудожественный тип древнего князя вообще, – тип,которого отдельные черты мы можем наблюдать как уВладимира Святославича и Владимира ВсеволодовичаМономаха, так и у многих других князей ДревнейРуси... Твердо стоя на почве фактов, история отнимаету Владимира Святославича ореол, каким окружили егобылины, и характеризует его иначе. Это был князь


вовсе не воинственный и решительный, и не особенноприсуща была ему личная удаль и отвага. Он непоходил на отца своего; казалось даже, ни одной чертыне унаследовал он из отцовского характера, но, бытьможет, уродился весь в мать. Его мать была рабыняМалуша, ключница Ольги; что привлекло к ней сердцебогатыря Святослава, об этом в летописи нет намека;одно несомненно, что ненасытная жажда неги иженской ласки в характере ее сына составлялаосновную черту. Владимир-язычник "бе побежонпохотью женскою" и весь безраздельно отдавался этомучувству, "приводя к себе мужьскые жены и девицы"83.Сильная страсть к охоте едва ли могла бы мириться сженственно-мягким и изнеженным характеромВладимира, и вот почему нельзя вслед за былинамипризнавать в нем охотника, равного егопредшественникам.

Владимир имел двенадцать сыновей; но только одвух из них сохранились известия, относящиеся кистории княжеских ловов, – о Мстиславе и Ярославе.Это были характеры, мало похожие один на другой.Если Ярослав до известной степени унаследовалмиролюбивый характер своего отца, то Мстислав,напротив, весь вышел в деда-Святослава: та жефизическая богатырская сила; та же мощь духа, вспокойствии величавая, в гневе грозная и ужасающая;тот же стальной характер и, наконец, то жеблагородство сердца. Этому богатырю "с краснымлицом и грозными глазами" сила, казалось, не давалапокоя: то он идет на крымских хазар, то, грозный инепобедимый, теснит прикубанских косогов и вединоборстве побеждает их великана Редедю; если не вбитве, то на пиру с любимой дружиной; не на пиру, такна ловах, но везде эта сила прорывается


стремительным, бурным потоком.Недаром "старый Баян" слагает про него песню, а

летописец кратко, но чрезвычайно характерно отмечаетсобытие его смерти: "В лето 6544 (1036) изъидеМстислав на ловы разболеся и умре"84.

Летопись не говорит ни слова об охоте великогокнязя Ярослава (1019–1054). Только у польскихисториков есть известие, что Ярослав беспечно удилрыбу на Днепре, когда к Киеву подступала (в 1018 г.)нежданная рать Болеслава Храброго85. Подобносвоему отцу, он мало заключал в себе данных длястрастного охотника; это был князь, всецело преданныйпросвещению, страстный любитель книг, за которымион проводил и дни, и ночи. Трудно допустить, чтобыэто высокое увлечение могло оставить в душе Ярославадостаточно простора еще и для страсти к охоте; крометого, он был хром, а это недостаток для охотникавесьма существенный. Если бы в нем была сильналюбовь к охоте, он чаще делил бы свои досуги сдружиной, где его охотничьи стремления находили быи сочувствие, и поддержку; но Ярослав, не в примердругим князьям, "попы любяше повелику, излиха же белюбяче черноризьци"86: уже один выбор такогообщества говорит не в пользу того предположения, чтоЯрослав был большой любитель охоты87.

Само собою разумеется, что отсутствие личнойсклонности к охоте еще не обрекало Ярослава насовершенно безучастное отношение к ней. Князь сбольшими дарованиями, светлым умом и широкимпониманием жизни, Ярослав знал цену охоте, понималее важное значение в строе народной жизни. Об этомсвидетельствуют, между прочим, два памятника, одинписьменный, другой вещественный, происхождение


которых относится ко времени Ярослава Мудрого. Впервом русском законодательном сборнике, в такназываемой "Русской Правде", имеются несколькостатей, касающихся нарушения частных прав в делеохоты, а на стенах выстроенного ЯрославомСофийского собора находятся фресковые изображенияиз охотничьего быта наряду с изображениямикняжеского суда и других сцен из народного быта. Этиизображения в XVII в. были закрыты штукатуркой, накоторой сделаны были другие изображения, но в XIX в.новая штукатурка была отбита, старая вскрыта, иЯрославовы фрески возобновлены и подправлены, такчто мы имеем в них наглядное изображение состоянияохоты в XI веке.

Все эти изображения можно разделить на двегруппы. Одни из них представляют самую охоту наразличных зверей: пешую охоту с собакой на белку(рис. II) и кабана (рис. III), конную охоту на медведя(рис. IV) и "лютого зверя" (рис. IV, левая стор.), охоту сборзой за оленем (рис. V) и соколиную охоту на зайца(рис. VI).

Другие изображения касаются состава княжескихохот: есть изображения ловчих птиц-соколов икречетов (рис. VII и VIII), охотничьих лошадей словчим (рис. I), музыканта (рис. X) и, как кажется,повара (рис. IX) для приготовления наловленнойзверины и дичи. На этих изображениях охотникивооружены лишь копьем и луком, шлемом и щитом. Нераскрывая пред нами всей картины великокняжескойохоты со всеми ее подробностями, эти изображения всеже дают понятие, что ко времени Ярослава онадостигла значительного развития и имела уженекоторую организацию, которую Владимир Мономахвпоследствии называет "ловчим нарядом".


Из сыновей Ярослава только об одном Всеволоде(1078–1093) летопись дает известие, касающеесяохоты, чрезвычайно любопытное по некоторымподробностям, характеризующим орудия и способыохоты в его время. "



В лето 6596 (1088) Всеволоду ловы деющузвериные за Вышегородом, заметавшим тенета икличаном кликнувшим, спаде привелик змей с небесе,и ужасошася вси людье"88.

Отсюда видно, что уже в XI в. в великокняжескойохоте практиковался способ ловли тенетами припосредстве облавщиков ("кличан"): так охотились не наодних только зайцев, но и на других зверей.

Прежде чем перейти к характеристике ВладимираМономаха, упомянем еще об одном эпизоде, связанномс охотой Володаря Ростиславича (около 1120 г.),племянника Ярославова. Этот князь в XII в. был самымопасным врагом Польши. Желая от него избавиться, кнему направили Власта, знаменитого датчанина придворе Болеслава Храброго. Назвавшись изгнанником,он приехал к Володарю с дружиной до 30 человек инекоторое время жил у него. Однажды оба ониотправились на охоту. Князь, погнавшись за зверем,удалился от города, дружина его рассеялась по лесу, иподле него остался только Власт с своимидружинниками; они воспользовались благоприятногоминутою, схватили Володаря и умчали его к польскимграницам. Впоследствии брат Володаря, Василько,выручил его из плена, уплатив большой выкуп иобязавшись действовать заодно с поляками89.

Внук Ярослава и сын Всеволода I ВладимирМономах (1113–1125) в ряду других князей-охотниковзанимает совершенно особое место, ему одномуподобающее.

В самом деле, в истории великокняжеской охотыВладимир Мономах представляет собоюхудожественный, вполне законченный типкнязя-охотника.



Три основные черты характеризуют этот тип:безграничная отвага, покоящаяся на убеждении, чтосмерть не приходит раньше, как в урочный, Богомположенный час; выносливость, которая не признаетусталости и нужды в покое, пока не справлено дело, исамодеятельность, которая создает индивидуальность ив человеке вообще, и в частности в охотнике, девизкоторой: "все сам – ничего чрез других".

Этими чертами отмечена вся жизнь ВладимираМономаха, исполненная непрестанных трудов иподвигов и частых серьезных опасностей. Тринадцатилет от роду Мономах принялся за занятия, которые, потогдашним понятиям, были приличны княжескомузванию: за войну и охоту. Большую часть жизни провелон вне дома, большую часть ночей проспал на сыройземле; одних дальних путешествий совершил он 83.Дома и в дороге, на войне и охоте делал все сам, недавал себе покоя ни днем, ни ночью, ни в холод, ни вжар; до света поднимался с постели, садился думать сдружиною, или оправливал (судил) людей, или шел наохоту. К охоте Мономах привык и пристрастился сдетства, когда еще с отцом, Всеволодом, ходил ловитьвсякого зверя, и с тех пор страсть к охоте стала в душеМономаха господствующею, и, казалось, опасности,которыми охота была богата, только сильнейразжигали в Мономахе увлечение к ней. Он охотился,"не блюдя живота своего, не щадя головы своей"; многораз на всем скаку падал с коня, дважды головуразбивал, ранил руки и ноги. А опасности от зверейбыли и еще страшнее: тур сильными рогами метал еговместе с конем два раза, а встретиться с рогамиразъяренного тура почти то же, что встретиться сосмертью; то олень, то лоси пробовали на нем крепостьсвоих копыт и рогов; вепрь оборвал меч у него на


бедре, медведь у самого колена прокусил подклад(потник под седлом), лютый зверь вскочил к нему набедра и повалил его вместе с конем, "но, – говоритМономах, – Бог невредимым меня сохранил". В этихбедах и напастях Мономаху много помогала егобогатырская сила и ловкая охотничья сноровка, окоторых можно судить по одному тому, чтособственными руками он вязал в пущах по 10 и 20диких коней. Не забавой, не княжеской потехой быладля него охота, но серьезным, жизненным делом,которое для своего успеха требует строгого порядка,систематичности и постоянного внимания к самыммелким подробностям.

Мономах сам доходил до всех подробностейохотничьего дела: "и в ловчих ловчий наряд держал, ив конюхах, и о соколах и о ястребах" заботился; чтоследовало делать отроку, то делал он сам, показываяпример, что всякое дело спорится, когда всякийвыполняет свою долю в нем точно, строго,своевременно. Эту простоту нравов и эту строгость вотношении своих обязанностей он завещал (в своей"Духовной") и детям, и в особенности советовал им небояться смерти: "Смерти, дети, не бойтесь ни от рати,ни от зверей, но творите мужеское дело, какое кому Богпошлет; ничто не повредит вам, если того Бог непопустит, а если от Бога смерть, то ни отец, ни мать, нибратья не отнимут вас у нее"90. Таков был этот князьтруженик; в народе твердо сохранялась память о нем, идолго он питал особенное расположение к "племениВладимира".

Великокняжеская охота во времена Мономаха, какэто показывает его "Духовная", стояла на высокойстепени развития. Благодаря обилию зверей она быларазнообразна и давала большой простор для личного


выбора предметов охоты.


Существовала охота соколиная и ястребиная и,возможно полагать, псовая, хотя о собаках Мономах неупоминает ни слова. Но самое главное, это была ужеохота упорядоченная, организованная: существовалловчий наряд, т. е. специальный служебный персоналохоты; к сожалению, в "Духовной" Мономаха неуказано подробно, из каких именно служащих состоялловчий наряд, и как распределялись между нимизанятия, и на какие специальности распадалась службаловчего наряда; можно с достоверностью сказатьтолько то, что в состав ловчего наряда входилисокольники и конюхи, относительно же других лицнаряда не представляется возможности высказать болееили менее вероятное предположение.

Заканчивая Мономахом характеристики киевскихкнязей-охотников, скажем несколько слов о местах ихохоты. Хотя вблизи Киева, окруженного лесом и боромвеликим, недостатка в зверях не было, однако киевскиекнязья, охотясь, иногда уходили далеко от Киева: так,Игорь ездил на охоту в Псков, Мономах охотился сотцом близ Чернигова и Турова. Но это, нужно думать,бывало во время больших и продолжительных охот.Для краткой охоты "глумства ради" существоваливблизи Киева удобные места, где выстроены былизагородные увеселительные дворы на время приездакнязей для охоты. Владимир Святой построил наБерестове и на Лыбеди село Предславлено; Всеволод Iпостроил Красный двор, впоследствии разоренныйполовецким ханом Боняком. Загородный дворВладимира находился среди дремучего Берестовскоголеса, на приднепровских возвышенностях с сев.-зап.стороны нынешней Печерской лавры, а ВсеволодовКрасный двор находился за Берестовым и Лаврою, понаправлению береговых возвышенностей и не в


далеком расстоянии от Выдубецкого монастыря, такжена сев.-зап. его стороне, на холме, которыйпредставляет крутой спуск по берегу Днепра.

На запад от Красного двора находилось во время в.кн. Всеволода небольшое поселение и значительноепространство леса и открытой местности, изрытойоврагами; это пространство называлось "зверинцем",потому что здесь князья "деяли ловы" на зверей, вомножестве водившихся по оврагам и в чаще леса. Зазверинцем и Красным двором, на юг, находилосьурочище Соколий Рог, принадлежавшее великимкнязьям. Это было довольно обширное пространство,изрытое оврагами и лишь кое-где покрытое деревьями.Местность с таким характером вполне былаблагоприятна для охоты с соколами, почему иназывалась Сокольим Рогом. Рогом же названа,вероятно, потому, что крайняя оконечность этогопространства, простиравшаяся по горномувозвышению, оканчивалась узкою вершиною холма,наподобие рога. Быть может, во времена Всеволода иМономаха здесь было и поселение, где содержали иобучали для охоты княжеских соколов91.

Подобно киевским князьям, и другие князьяюго-западной Руси – черниговские, галицкие,волынские – также питали страсть к охоте ипредавались ловам с такою же ревностью и с таким жеискусством. Не говоря уже о сходстве быта ивоспитания князей, сама природа делала ихохотниками, благодатная природа юго-западного края,тогда еще сплошь покрытого вековыми лесами,богатыми всяким зверем.



К сожалению, летопись не дает возможностипроследить, как страсть к охоте наследственнопередавалась от отцов к сыновьям в роду князейчерниговских или галицких; но зато она отмечаетотдельные эпизоды, связанные с охотой этих князей, ииногда дает характеристику князя-охотника.

Два эпизода связаны с именем СвятославаОльговича, князя Северского и впоследствииЧерниговского. В 1180 году, в самый разгармеждоусобной войны между Ольговичами иМономаховичами, Святослав, желая вытеснить князейРюрика и Давыда Ростиславичей из Киевской области,вздумал схватить Давыда на звериной ловле вокрестностях Днепра. Давыд вместе с княгиней и сдружиной на лодках "деял ловы" по Днепру, аСвятослав шел по Черниговской стороне, "ловы деяпротиву Давыдови", т. е. маскируя охотой свой умыселпротив Давыда; в удобный момент он ударил внезапнона Давыда, так что тот едва успел спастись с женой налодке, а его дружина и все запасы "товары" попали вруки Святославу92.

Спустя десять лет, в 1190 году, Святослав вновьохотился на Днепре, и на этот раз уже без заднеймысли, не предпринимая козней против киевскихкнязей. Усобица улеглась, с половцами был заключенмир, и вот Святослав вместе с Рюриком, недавнимврагом, отправляются на ловы исключительно дляутехи и веселья. Летописец передает об этой охотеподробности в выражениях чрезвычайно характерныхи имеющих большой интерес для истории охоты. "Влето 6698 (1190) Святослав с сватом своим Рюрикомутишивша землю русскую и Половцы примиривша вволю свою, и сдумавша и идоста на ловы по Днепру влодьях, на устья Тесмени, и ту ловы деявше и


обловишася множеством зверей, и тако наглумистася иво любви пребыста и во веселии по вся дни ивозвратишася во свояси"93. Очевидно, что этой охотекнязей предшествовало соглашение относительноустройства охоты, и князья отправлялись на охоту сзаранее обдуманным планом "сдумавша";неудивительно, что эта охота была особенно удачна"обловишася множеством зверей" и принесла князьяммассу удовольствий и наслаждения. "Пребывая влюбви", которой не смущали ни тень минувшейусобицы, ни заботы о грядущем, князья всецелоотдались бодрящим впечатлениям охоты, веселились ишутили "наглумистася", вероятно, на счет комических изабавных случаев, всегда неразлучных с большоюохотой. Нужно думать, что князья охотились ссобаками и с ловчими птицами, так как при двореСвятослава была в ходу ястребиная охота и его сынИгорь был большой любитель такой охоты; он еюзанимался даже в плену у половцев после неудачногопохода 1185 г., воспетого в "Слове о полку Игореве":"Половцы, – говорит летописец, – волю ему даяхуть,где хочет, ту ездяшеть и ястребом ловяшеть"94.

Сведения об охотах галицких и волынских князейотносятся к XII и XIII вв. Так, в 1144 году Владимир,основатель Галицкого княжества, ходил на ловы кустьям реки Тисмяницы.

Около 1166 года, по поводу приезда греческогоимператора Андроника Комнина, Ярослав Галицкийустроил большую охоту на туров, в которой принималиучастие Ростислав Мстиславич, князь киевский, идругие русские князья. Андронику так понравиласькняжеская охота, что, возвратясь на родину, он решилзавести охоту при своем дворе95.


Во второй половине XIII века на Галицкомкняжестве сидел Даниил Романович, оченьвыдающийся князь-охотник, как это можно видеть изследующего факта. В 1255 году, провожая свое войскодо Грубешова, Даниил по дороге собственноручно убилрогатиной трех кабанов, да отрок трех, и мясо убитыхкабанов Даниил дал "воем (войску) на путь"96. Сохотою Даниила Романовича связана историяоснования города Холма. В 1259 году, охотясь вотъезжем поле, Даниил сделал привал на одном крайнеживописном холме, покрытом лесом. Местность этачрезвычайно ему понравилась, и он решил основатьздесь городок, дав ему то же имя, какое местныежители издавна усвоили этой живописнойместности–Холм97. Племянник Даниила Романовича,князь Владимир Васильевич Волынский, достойнозамыкает собою ряд князей-охотников Южной Руси.По выдержанности характера и по своему чистоохотничьему темпераменту Владимир Волынский живонапоминает Владимира Мономаха. В нем та же отвагаи страсть к охоте, что и в Мономахе, и тот же закал, покоторому легко отличить охотника по натуре, охотниканастоящего, от случайного любителя охоты. Еслипоследнего успех радует тем сильнее, чем легче ондостался, то для первого, напротив, успех только тогдаи имеет значение, когда он куплен ценою риска,борьбы и труда, когда он дает охотнику случай глубокопочувствовать свою силу и отвагу, сознать своюловкость и энергию; словом, охотнику по натуре важенне столько результат охоты, сколько самый процесс ееи его отдельные моменты. Это различие охотничьихтипов, по-видимому, стояло пред умственным взоромлетописца, когда он набрасывал охотничий портретВладимира Волынского. "В лето 6795 (1287)


Володимир приеха из Раво в Любомль, (Люблин) тужеи лежаше всю зиму в болести своей, рассылая слугисвое на ловы.


Бяшеть бо и сам ловец добр, хоробр, николи же ковепреви и ни к медведеве не ждаше слуг своих, а быша(чтобы) ему помогли, скоро сам убиваше всякий зверь;тем же и прослыл бяшеть по всей земле, понеже далбяшеть ему Бог вазнь (счастье) не токмо на одиныхловех, но и во всем за его добро и правду"98.

Летописец, очевидно, симпатизирует этомукнязю-охотнику и резко выделяет его из круга техкнязей, которые, по недостатку ли мужества или поотсутствию охотничьего темперамента, иногдапоступались драматическим, самым интересныммоментом охоты, выдвигая вместо себя послушныхслуг на борьбу со зверем в минуту его последнейотчаянной схватки с охотником.

Встречал ли вепря Владимир, иль попадался емуна глаза медведь, не ждал Владимир слуг, но быстрошел навстречу зверю, как бы радуясь случаюпомеряться с ним силою один на один и верным,метким ударом положить зверя на месте. Оттого удачаи слава были неизменными спутниками этогокнязя-охотника.

Князья черниговские, галицкие и волынскиеиногда охотились вблизи своих городов, но длябольших охот обыкновенно отправлялись по Днепру налодках к устьям Тисмяницы. Тисмяница – речка,протекавшая на границе нынешних Херсонской иКиевской губерний. Судя по результатам охотыСвятослава Черниговского и Рюрика Ростиславича в1190 г. "обловишася множеством зверей", местность поберегам Тисмяницы и особенно у ее устьев былачрезвычайно богата зверями, но нужно полагать, что,кроме того, она представляла особенные удобства длябольших правильных охот.


В отношении охоты Южная Русь больше давалапростора, приволья и разнообразия, чем Русьсеверо-восточная. Однако и здесь были налицо всеусловия, благоприятные для охоты. Новгород ивпоследствии Москва выставили своихкнязей-охотников, не менее типичных и рьяных, чем ихсобратья с дальнего юга. Случалось даже, что уновгородских князей увлечение охотой переходиловсякий предел, мешало им добросовестно исполнятьсвои прямые обязанности по управлению областью иоткрыто нарушало установившиеся права и границычастной охоты. На этой почве между князьями иГосподином Великим Новгородом возникали весьмалюбопытные столкновения. История знает два такихслучая. В 1135 году, после поражения новгородцев наЖдановой горе суздальцами и ростовцами, новгородцызадержали своего князя Всеволода Мстиславича и,недовольные его поведением, посадили его подкрепкую стражу. "А се вины его творяху: почто неблюде черных людей; почто восхоте сести вПереславли, почто восхоте ити на Суждальцы иРостовцы и пошед; почто не крепко бися и почтонаперед всех побежал, и почто возлюби играти иутешатися, a людей не управляше, и почто ястребов исобак собра, а людей не судяше и не управляше"99.Другой случай произошел в 1270 году, в княжениевеликого князя Ярослава Ярославича, и сопровождалсяеще более сильным взрывом народного негодования.Новгородцы устали терпеть неправды и утеснения,чинимые князем; чуткие к своим исконным правам,они не в силах были мириться с его произвольнымизахватами их охотничьих угодий по Волхову и в другихместах – "заратились" (взбунтовались) новгородцы,избили приятелей и советников князя, дворы их


разграбили, а к самому князю отправили на Городищепосольство с письмом.



"Ты, княже, неправду почто чинишь", писали ониему, "и многи ястребы и соколы держиши? Отъял еси унас Волхов гоголиными ловцы и иныя воды утечьимиловцы, а псов держишь много и отнял еси у нас полезаечьими ловцы... и иныя многи вины твои, княже, имы ныне, княже, не можем терпети твоего насилия;пойди, княже, от нас добром, а мы себе князядобудем"100. Обида и негодование новгородцев быливполне справедливы, так как только за пять лет передэтим, в 1265 году, Ярослав Ярославич заключил сНовгородом договорную грамоту, в которой точноопределялись и места, и время княжеской охоты – "постарине", как было при его дедах и отце, и Ярослав натом крест целовал101. Сверх того, злоупотреблениякнязя не были результатом случайных и потомуизвинительных увлечений охотника; напротив, онипроизводились систематически и запечатлены былихарактером явно корыстного посягательства на чужиеправа. Для истории охоты это столкновениеновгородцев со своим князем имеет существенноезначение: оно показывает, что к XIII в. охотничье делов Новгороде достигло высокой степени развития и вряду других житейских интересов интересы охотызанимали одно из первых мест, точнорегламентировались и тщательно оберегались народомот посягательства и захватов со стороны князей. Мотивдля ревнивого оберегания прав частной охоты уновгородцев заключался в важном экономическомзначении охоты: почти вся отпускная торговляНовгорода исчерпывалась в XII–XIII в. меховым ипушным товаром. Оттого-то здесь и могли из-за охотыобостряться отношения князей к народу, и могливозникать между ними столкновения, каких не зналадаже соседняяМосква.



Москва в первый раз упоминается в летописи под1147 годом. С тех пор вплоть до половины XVI в. онаисподволь возвышается, борется за первенство и изничтожного пригорода Владимира делается наконецединым центром политической жизни всей Руси.

За этот долгий период она пережила все невзгодытатарского ига и вынесла сильную борьбу с соседнимиобластями: Рязанью и Тверью, Псковом и Новгородом.При Иване III и Василии III процесс собирания Русипод единой державой Москвы заканчивается: Русьсобралась, Москва стала ее сердцем, а московскиекнязья – самодержцами всея Руси. С XII по XV в.Москва не выдвинула ни одного князя-охотника,который мог бы идти в сравнение с знаменитымикнязьями-охотниками Южной Руси. И за это время несохранилось почти никаких известий о личной охотемосковских князей, хотя, разумеется, нельзя думать,что они вовсе и не охотились. Но если правильноорганизованная придворная охота повсюду являетсяверным признаком прочно установившегосягосударственного порядка, то, очевидно, нельзя ееискать там, где государственный порядок толькоустанавливается, борется за свою организацию иподвержен всем случайностям борьбы. Вот почему доXV–XVI в. мы не находим в Москве признаковширокой постановки великокняжеской охоты. Первыемосковские князья интересуются охотой больше сфискальной точки зрения, как важной статьейгосударственного бюджета, чем с точки зрения забавы,до известной степени благодаря традициям,обязательной для князей и царей. Иван Калита, СимеонГордый, Димитрий Донской ревниво оберегают свои"сокольничьи и ловчие пути". Все большие скопидомы,они едва ли даже способны были на крупные расходы


по постановке великокняжеской охоты в широкихразмерах.


В XV–XVI в. под влиянием частых сношений севропейскими дворами сказалась уже прямая нуждапоставить охоту на ту же высоту, на какой она стоялапри дворах европейских государей. Этого требовалиобычаи международных сношений и интересысобственного достоинства: для престижа московскихгосударей было бы убыточно краснеть перед чужимилюдьми за убожество придворных удовольствий иразвлечений. Время Василия III может считатьсявременем полного пышного расцвета великокняжескойохоты на Москве, а сам Василий III – типичнейшимпредставителем московских князей-охотников этогопериода. Про Василия III можно сказать, что он былрожден для охоты. Русский по отцу и грек по матери,Василий III соединял в себе обычную ширь русскогохарактера с страстностью греческого темперамента, иэти черты его натуры одинаково сказывались и в егоделах, и в его забавах. Василий III отдавался охоте, какартист – сцене, как художник – любимому искусству, иумел так обставлять свои охоты, что они невольнопоражали воображение участников грандиозностьюобщей картины, богатством разнообразныхподробностей и единственным увлечениемдействующих лиц. Охота Василия – это был праздник,шумный, веселый и блестящий. Вот описание охотыВасилия, оставленное нам очевидцем ее, образованныминостранцем Герберштейном: сам Василий – в центрекартины; он в коротком шитом золотом кафтане; наголове шелом с двумя козырьками вперед и назад, изкоторых торчали вверх, как перья, золотые пластинкии, качаясь взад и вперед, переливались золотымблеском; у пояса два длинных охотничьих ножа и такойже кинжал, а за поясом кистень с металлическимпривесом на конце.



Василий на крупном и статном красавце-аргамаке,убранном с большою роскошью. Справа от князя ехализгнанный казанский царь Шиг-Алей, слева двамолодых князя, один с секирой из слоновой кости,другой с булавой-шестопером; сзади многочисленнаяблестящая свита бояр-охотников. Весь охотничийкортеж в поле доходил до 300 всадников. Часть ловчих,около 100 человек, одеты половина в черный, половинав желтый цвет. Псари наготове держат сворыпородистых собак, гончих и борзых. Царь подает знак,псари спускают собак, во весь опор мчатся охотники, иначинается потеха-травля зайцев. Стоном стонетокрестность от лая собак, от крика и шумныхвосторгов, когда затравлен заяц. Весело охотникамвнимать этому шуму охоты; любо им с трепетнымзамиранием сердца следить за своими собаками, чьябольше затравит, чья победит: тот и был героем дня,чьи собаки отличались на славу.

Легко можно себе представить, какое богатствоощущений могла давать такая охота. Страстныйлюбитель псовой охоты, Василий каждую осеньотправлялся "осеневать" (охотиться), как тогдавыражались102. Любимыми местами его охоты былиВолок Ламский и Можайск, но в особенности первый.На Волоке он стал охотиться не ранее 1515 года, т. е.года два спустя по смерти последнего волоцкого князяФеодора Борисовича, и живал здесь по месяцу и более.Так, в 1519 году он пробыл на Волоке от 14 сентябрядо 26октября103.




В последний раз Василий охотился в 1533 году влюбимом Волоке Ламском, и здесь-то, почти на самойохоте, застигла его смерть. В половине августа Василийсобирался выехать из Москвы с двором на охоту вВолок Ламский, но 14 августа в Москву пришла весть,что крымские татары идут на Рязань. Пришлось навремя покинуть свору и взяться за меч. Татары вскоребыли прогнаны, и 25 сентября князь вместе с супругоюЕленою Глинскою и детьми, радуясь изгнанию татар,праздновал в Троицкой Лавре день св. Сергия. Отсюдаон отбыл в Волок Ламский на случайно задержаннуюохоту, но в своем селе Озерецком занемог такимнедугом, который вначале нимало не казался опасным.На сгибе левого стегна (стегно – верхняя часть ноги)явилась болячка с булавочную головку, без верха игноя, но мучительная. Великий князь с трудом выехалдо Волока; в воскресенье, после Покрова, был на пиру усвоего любимца, тверского дворецкого ИванаЮрьевича Шигоны-Поджогина, а на другой день ходилв мыльную, т. е. баню, и обедал с боярами, но ужечерез силу и в постельных хоромах. Во вторник с утрастояла великолепная погода, и больной князь неутерпел – "не унявся, хотя тешитися", – послал засвоими ловчими: Феодором Михайловичем Нагим,Борисом Васильевичем Дятловым иБобрищевым-Пушкиным и поехал с ними на охоту кселу Колпь, но охота была неудачна. Невзирая наболезнь, все усиливавшуюся, из Колпи князь посылаетза своим братом Андреем Ивановичем, приглашая егона охоту, и, когда он приехал, Василий с великимтрудом отправился на поле с собаками; однако ездилнемного, не далее двух верст от села. Возвратившись сохоты в Колпь, Василий, совершенно изнемогая, обедалс братом; это была его последняя общая трапеза, после


которой он окончательно слег. Вызванный сюдапридворный лекарь Николай Булев не мог помочьбольному князю; Василия перевезли в Москву, и там онвскоре скончался104, передав власть трехлетнемуИвану IV.

В истории охоты царь Иван IV ВасильевичГрозный представляет собою личность своеобразную иисключительную и дает яркое доказательство того, какв зависимости от личных качеств государя моглаиногда изменяться великокняжеская русская охота, какона приходила в упадок, как искажался ее характер.Богато одаренная, но нервная и до крайностивпечатлительная натура Ивана IV была оченьиспорчена боярами, воспитывавшими юного царевича;эти бояре потворствовали его дурным склонностям иискусственно пробуждали в нем низменные животныеинстинкты. Временщики, Шуйские и Глинские,систематически развращали юного Ивана испособствовали развитию в нем жестокости. Иван IVеще мальчиком начал охотиться, но, казалось, охотавлекла его к себе больше зрелищем крови, мучений исмерти животных, чем иными впечатлениями высшегопорядка.

Даже вне охоты Иван любил мучить животных,бросая их с высокого крыльца, и с непонятнымнаслаждениемлюбовался их предсмертнымикорчами.

От жестокости к животным не трудно былоперейти к жестокости к людям. В 1545 г., находясь свойском у Коломны в ожидании крымского хана, Иваноднажды охотился вблизи Коломны. Пятьдесятновгородских пищальников остановили его, чтобыпринести ему какие-то жалобы, и вот Иван велит свитеразогнать эту толпу просителей. Новгородцы


противились; завязалась битва, стреляли из ружей,секлись мечами, и без убитых дело не кончилось. До1547 г. Иван охотился весьма часто. В сопровождениибратьев, Юрия Васильевича и Владимира Андреевича,с огромной толпой бояр, придворных и слуг Иванотправлялся на охоту в Волок Ламский, Можайск,Владимир, Тверь, Ржев, Новгород и Псков. Любимоюохотою Ивана IV была охота на медведей, которыхиногда нарочно собирали в дворцовых селах,искусственно устраивая медвежьи загоны.

С 1547 по 1560 г. в настроении Ивана IV подвлиянием Сильвестра и Адашева происходит крутойперелом. Иван кается пред народом в грехах юности,просит простить его и обещает весь отдаться деламсправедливого и милостивого правления. Идействительно, начинается светлая порасосредоточенных забот о делах внутренних и внешних.Забавы забыты, и охота покинута. Заезжие люди,англичане, хвалят русского царя и говорят, что он нескучает делами и, погруженный в заботы, неразвлекается ни музыкой, ни охотой, котораяхарактерно именовалась в то время "прохладой".Благодаря этому в охоте начинается запущение и в еесоставе упадок. Так, когда по окончании войныБаторий прислал просить у Ивана красных кречетов,Иван приказал ответить Баторию, что "пошлет закречетами на Двину и Поморье; были у него кречетыдобрые, да поизвелись; давно уж он перестал усердноохотиться, потому что пришли на него кручиныбольшие".




С 1560 по 1584 г. в жизни Грозного наступаеттретий и самый ужасный период – период опричнины,беспрестанных казней и изумительных жестокостей.Иван снова возвращается к забытой охоте, но теперьохота играет в некоторых случаях исключительнуюроль, служит средством к выполнению жестокихзамыслов тирана, орудием ужаснейших казней.Окруженный опричниками, Иван жил вАлександровской слободе, часто молился доизнеможения, еще чаще предавался пирам и распутствуи от кровавых зрелищ нередко переходил к охоте назверей. По-прежнему он любил травлю медведей, но вто же время начал забавляться и травлей людеймедведями; если случайно у дворца собиралась толпанарода, Иван приказывал выпустить двух-трехмедведей и тешился общим смятением и отчаяннымивоплями изувеченных жертв; изувеченных, впрочем, онвсегда награждал: давал по золотой деньге и более.Один иностранец (Петрей де Ерлезунд) рассказываетследующий случай: незадолго до кончины Грозныйтешился боем пленных с медведями; между ними былодин сильный и ловкий поляк, который ухитрилсявсунуть медведю в открытую пасть небольшой камень,схватил медведя за язык и держал его так крепко, чтомедведь задохся; Грозному понравилась эта смелость исметливость, и он отпустил поляка на волю и дал емуподарок. В этот период медведи и собаки начинаютслужить Грозному, помимо охоты, еще и для целейказни опальных людей, и современникам приходилосьнаблюдать ужасные, потрясающие картины. В 1575году Грозный "опалился" на новгородскогоархиепископа Леонида, приказал зашить его вмедвежью шкуру и затравил собаками; и это такзабавило царя, что, по выражению иностранца (Петрея


де Ерлезунда), "он не знал, на какую ногу и стать".В другой раз Грозный травил медведями опальных

монахов, и вот описание этой казни, составленноечужестранцем (англичанином Горсеем): Грозныйприказал привести больших диких медведей, свирепыхи голодных, в Александровскую слободу, впространное место, обнесенное высокою стеною; ввели,одного за другим, семь степенных толстых чернецов скрестом и четками в одной руке, а в другой, по великоймилости царя, каждый держал для защиты копье в пятьфутов длины. Выпустили дикого медведя, и тот, чутьемзаслышав жертву, с открытою пастью бросился к стене,свирепо наскочил на чернеца, смял, растерзал и пожралего, как добычу. В виде забавы телохранителизастрелили этого медведя. Потом ввели другогочернеца и нового медведя, и так далее, пока все семероне были растерзаны, как первый. Только одиндогадливый наставил так ловко свое копье, прочновсадив его в землю, что разъяренный медведь наскочили напоролся; но и этот монах не избежал растерзания.

В таком виде представляется в истории охотаГрозного105. Ему первому пришла дикая мысльсоединить охоту с казнями; но беспристрастие требуетсказать, что бои с медведями, забава грубая, началисьеще при его отце и продолжалисьпри его преемниках.

Царь Феодор Иванович, подобно своему отцу идеду, чрезвычайно любил тешиться зрелищеммедвежьих потех и боев с медведями. Иногда для егоразвлечения устраивались травли и на других зверей,напр. волков и лисиц. Русские источники мало говорятоб охотах Феодора Ивановича; есть свидетельства, чтоиногда он охотился с соколами близ сел Братошина иТонинского.




Посол римского императора Николай Варкачрассказывает, что в октябре 1593 г. Феодор Ивановичдва дня кряду охотился на лосей и при этомсобственными руками поймал черную лисицу.

В его царствование состав Царской охотыпополнился породами английских собак: английскиекупцы привезли ему в подарок 12 породистых собак,легавых и борзых, и сверх того подарили бульдогов идвух дрессированных львов сукротителем-татарчонком.

В охоте царя Феодора Ивановича упоминаются двамеделянских кобеля: "А кобелем прозвищо: кобельжолт, Смерд, грудь и пазнегти белы, на конец хвостабело; кобель чюбар с лесинкою, пазнегти белы, Дурак"("Труд. Восточн. отд. Импер. русск. археолог. общ.".С.-Петербург, 1890 г., т. XX, стр. 391). Но, говорявообще, в истории охоты Феодор Иванович не оставилпо себе яркого следа, так как это был человек больной,скудоумный и апатичный106.

Об охоте Бориса Годунова до нас дошел толькоодин рассказ Горсея, из которого можно видеть, чтоГодунов был соколиный охотник. Однажды, когдаБорис не был еще царем, он отправился с несколькимисокольниками на охоту и взял с собой Горсея"посмотреть, как кречеты гонятся на лету зажуравлями, цаплями и дикими лебедями, по-царскизабавляясь своими острыми когтями, но не думая рватьили убивать добычу". Вскоре сюда же прибыла дляохоты и толпа бояр; но один нищий монах сказалБорису, не без ясного намека на бояр, что не всеприятели ему, кто ходит смотреть на его забавы, иБорис поспешил удалиться с поля, переправился вбродчерез реку и тайными ходами скрылся во дворец107.


С воцарением Лжедимитрия в царской охотеначинается большое оживление, и заметенрешительный поворот от медвежьих боев, потех итравли ручных зверей к настоящей активной охоте.По-видимому, царской охоте в то время предстоялапора улучшений и преобразований по образцу охотыпольских королей и литовских князей, стоявшей тогдана высокой степени развития и организации. В Польшекоролевская охота в XI–XIII в. сильно развивается, ивводится регалия охоты (prawo lesne). При ГенрихеБородатом (XIII в.) в состав королевской охотывходили: обер-егерь (venator), сокольник (falconarius) ибобровник (castorarius).

В XIV в. отличался сильною страстью к охотеЯгелло, а в XVI в. Сигизмунды: I, II и III. Посвидетельству литовского историка Стриковского (Hist.Pol. кн. X, стр. 116), Гедимин, прозванный нашимилетописями первым великим князем Литовским,поселился в построенном им городе Троки, названномтак от множества зверей, убитых и второченных на семместе Гедиминовскими охотниками. В другой раззабавлялся этот князь ловлею на берегах Вилии,покрытых тогда густыми лесами; он со всем дворомприехал к берегу Вилии и собственноручно убил турана горе, которая и доныне называется Туровою. Рогаэтого зверя, обложенные золотом, долго хранились вкняжеской сокровищнице. Витольд обыкновенно пилиз них на пирах и подарил один в 1429 году королювенгерскому Сигизмунду во время славного съездагосударей и князей в Луцке108.

При дворе Сигизмунда III, как известно, былпринят Димитрий Самозванец109. Человекнесомненного ума, энергичный и предприимчивый, вто же время большой ценитель утех жизни,


Лжедимитрий с первых же дней царствования сталприучать русское общество, дотоле скучавшее вдушных теремах, к европейской шумной, открытойжизни.

Музыка, танцы и охота, прогулки и скачкисделались чуть не ежедневными развлечениями двора.Некрасивый, но статный, ловкий и рыцарскивежливый, Лжедимитрий во все вмешивался сам ивсему давал направление. Если бывали прежние бои смедведями, он не в силах был оставаться толькозрителем, но сам вступал в бой и в присутствии двора инарода мастерски колол медведя; и это, конечно,придавало медвежьим боям особенный интерес. Беррассказывает, что однажды, находясь вместе с боярамив селе Тайнинском, самозванец приказал спустить сцепи дикого медведя, сел на него верхом и в одномгновение убил его. Однако он больше любил охоту ссобаками и соколами и всегда ехал охотиться на коне,горячем до бешенства; когда приходилось ему ехать набогомолье по церквам, он не садился в большуюколымагу, но приказывал подавать самую горячуюлошадь, быстро вскакивал в седло и лихо на неймчался, "точно ловкий рыцарь", по выражениюиностранца Ерлезунда, и терпеть не мог, когда конюхивыносили ему скамью, чтобы сесть на лошадь, как этоделали прежние великие князья. По свидетельствусовременников, у него были лучшие английские собакидля медвежьей травли110. Судя по этим чертам,Лжедимитрий обещал сделаться образцовымруководителем русской охоты. В чаду смутдальнейшего времени русским людям было уже не доохоты, не до забав; поэтому Лжедимитрием можнозакончить характеристику князей-охотников ДревнейРуси.


С воцарением династии Романовых в историиохоты открывается новый период. Отец царя МихаилаФеодоровича, боярин Феодор Никитич Романов, былстрастный любитель охоты и превосходный наездник.Красавец и первый щеголь, он вошел в поговорку посвоей статности. В 1601 году Феодора Никитичаоговорили в умысле на жизнь Годунова, насильнопостригли и заточили в Антониев Сийский монастырь;супругу его Ксению Ивановну также постригли исослали в Заонежье, в Егорьевский погост, амалолетнего сына Михаила и дочь отправили наБелоозеро.

Феодор Никитич, в монашестве Филарет, томилсяразлукой с семьей и очень тосковал в монастыре. "Бедана меня, жена да дети, – говаривал он, – каквспомнишь, так словно рогатиной в сердце толкает". Вмарте 1605 года вследствие доноса пристава ВоейковаГодунов писал Ионе, игумену Антониева монастыря,следующие строки: "а живет старец Филарет не помонастырскому чину, всегда смеется неведомо чему иговорит про мирское житие, про птиц ловчих и прособак". В этом известии имеется определенное указаниена наследственную страсть к охоте в династииРомановых, которая была так сильна во внуке ФеодораНикитича, царе Алексее Михайловиче, и в правнукепоследнего, Петре II111.

Характеристики князей-охотников IX–XVI вв.достаточно освещают общий ход развития княжескойохоты в Древней Руси. Мы видели, как с течениемвремени изменялся характер охоты, как отражались наней обстоятельства времени и личные особенностикнязей. В течение IX–XVI вв. в связи с общимразвитием быта и экономической жизни на Русиизменялось также и самое значение охоты, какое она


имела в быту князей и в общем строе народной жизни.В раннюю пору русской жизни значение княжескойохоты было шире и разностороннее, чем в векапозднейшие, когда охота стала только приятнойзабавой князей. Для князей Древней Руси охота преждевсего служила школой боевой жизни. СвятославИгоревич и Владимир Мономах на ловах усваиваютпервые боевые навыки, на ловах приучаются ктрудностям и опасностям военной жизни и развивают всебе качества, необходимые для князя-воина,князя-вождя. Бывали случаи, когда князья прямо словов отправлялись на битву с врагами: в 1193 годуРостислав Рюрикович, сговорившись с ЧернымиКлобуками (народец, кочевавший в Южной Руси), "ехас ловов от Чернобыля в Торцькый вборзе, не поведасяотцу", чтобы внезапно напасть на половцев112.

Но еще важнее было для князей хозяйственноезначение охоты. Князья Древней Руси охотились жестолько ради потехи, сколько ради добычи.

Так, Святослав Игоревич (X в.) охотой добываетпродовольствие для войска; Владимир Мономах (XII в.)прямо называет свою охоту трудом; ВладимирВолынский (XIII в.), лежа больной в постели, рассылаетслуг на ловы. Хотя князья охотились иногдаисключительно ради утехи и удовольствия, как, напр.,Святослав Черниговский и Рюрик Ростиславич в 1190г., однако необходимо признать, что почти до XVI в.охота великих князей имела главным образом значениедобычливого промысла. При дальнейшем изложенииистории великокняжеской и царской охоты (в гл. IV)мы увидим, что у князей были свои охотничьи угодья,которыми они очень дорожили как важной статьейдохода. Только со времени Василия III, отчасти подвлиянием сношений с европейскими дворами, отчасти


благодаря общему развитию экономической ипромышленной жизни русского народа, охота великихкнязей приобретает преимущественное значениецарской потехи, причем ее материальное значение неисчезает еще совершенно, но только отодвигается назадний план.

Охота, кроме того, имела некоторое значение дляразвития сношений Руси с иноземными правителями. Сдревнейших времен вошло в обычай даритьчужеземных послов ценными мехами. Еще Игорь (Xв.), утвердив мир с Византией, на отпуск одарилгреческих послов русскими товарами, между которымина первом месте стояли дорогие меха. Во времятатарского ига ханы, помимо дани, получали от князейеще и подарки то ценными мехами, то ловчимиптицами. Такие подарки, бывшие в некотором родеобязательными, носили название "поминок" и были вобычае даже после татарского ига, особенно присношениях с крымскими ханами, турецкими султанамии персидскими шахами. В 1494 году, при заключениисоюза с крымским ханом Менгли-Гиреем, нашемупослу, боярину Никите Беклемишеву, Иоанн IIIприказывал в случае неотступного ханского требованиясогласиться на следующее добавление к договору: "Ты,великий князь, обязан слать ко мне, царю, поминки илидары ежегодные".

Этот Менгли-Гирей любил дары, просил кречетови соболей для турецкого султана, и великий князьИоанн III давал. В известном описании путешествия вИндию купца Афанасия Никитина есть указание, чтопосол Менгли-Гирея возвращался от Иоанна с целойпартией кречетов в количестве 90 экземпляров: "А язждах, – говорит Афанасий Никитин, – в Новегородедве недели посла татарского Ширвашина Асамбега, а


ехал с кречеты от великого князя Ивана, а кречетов унего девяносто". Трудно согласиться с этимсвидетельством Афанасия Никитина, потому что в немуказано невероятно большое количество кречетов: ониценились весьма дорого, дарились обыкновенно внемногих экземплярах, а перевозка их сопряжена былас большими хлопотами и затруднениями. При ВасилииIII Менгли-Гирей опять возобновил союз с Москвой:отправляя в 1508 г. договорную грамоту, он просит,между прочим, Василия III о присылке ему ловчих птици рыбьих зубов113. Другой хан, Саин-Гирей, посленашествия на Москву в 1535 году также требовал отвеликого князя денег, ловчих птиц, хлебника иповара114.

Двадцать лет спустя, в 1556 г., ногайский князьИзмаил писал Ивану Грозному: "Пришли мне трехптиц, кречета, сокола и ястреба, да олова много, дашафрану много, да красок много, да бумаги много, да500.000 гвоздей"115. В 1600 году, когда в Персиюотправлялось русское посольство, состоявшее из князяЗасекина, дворянина Засецкого и дьяка Шарапова, длязаключения союза с шахом Аббасом, Борис Годунов ицаревич Феодор Борисович послали в дар Аббасу,между прочим, несколько кречетов, соболей, черныхлисиц, два самопала, порошницу немецкую с наводоми, по желанию шаха, медведя-гонца, двух собак борзыхи двух меделянских116. Что касается турецкихсултанов, то известно, что султан Солиман, посылая вконце 1530 г. Василию III заверения в дружбе черезтурка Ахмата, поручил последнему купить в Москвенесколько кречетов и мехов собольих117.

В XV и XVI вв., когда сношения с европейскимигосударями становились все чаще, охота также не раззатрагивалась в этих сношениях и в известной мере


служила политическим целям. На первом месте следуетпоставить интересный случай специальных сношенийпо поводу своевольной охоты пограничных жителей натерритории Литовского государства. В 1456 г. корольКазимир писал рязанскому великому князю ИвануФеодоровичу следующее: "Також поведал нам князьДмитрей Путятич, штож люди твои, з твоее земьли, внашой земьли зверь бьют, а пьчолы дерут, а по рекамбобры бьют и рыбы ловят, где издавна им входов небывало, и иные многие шкоды делают: и ты бы людемсвоим приказал, ажь бы в нашой земьли зверу не били,а пьчел не драли, а по рекам бобров не били и рыб неловили, где издавна им входов не бывало; бо мы в твоюотчизну, в земьли и в воды, не велим вступатися, гдекому издавна вступа не было"118.

В конце XV в. между Москвой и Литвойзавязались переговоры о браке дочери Ивана III Еленыс великим князем Литовским Александром, и брак этотвпоследствиисостоялся.

Между прочим, во время переговоров полоцкийнаместник Ян Заберезкий прислал в Новгород, квоеводе Якову Захарьину, просить позволения купитьдвух кречетов. Яков послал сказать об этом великомукнязю, и тот отвечал, что дело не в кречетах, а верноприслано затем, чтоб высмотреть, их забираючи, дляпрежнего дела (т. е. относительно предполагавшегосябрака Елены), что надобно поэтому Якову послатьсвоего умного человека с кречетами и с грамотою опрежнем деле: "возьмутся за то дело, то дай Бог; а невозьмутся, то нам низости в этом нет никакой"119.Выйдя замуж, Елена обращалась к отцу с просьбою оприсылке ей то белок и горностаев, то рыбы свежей ивяленой, то цельных шкурок черных соболей, то,наконец, кречетов. Отправляя к ней партию горностаев


500 шт. и белок подпалей (т. е. раннего промысла) 1500шт., Иван наказывал посланцу Губе Моклокову сказатьЕлене: "...а что еси приказывала ко мне, чтобы миприслати к тебе соболь черн с ногами передними и сзадними и с ноготми и где смерди (крестьяне) ловят иони у них ноги отрезывают; и мы тем смердомприказали... соболей черных добывати, о каких есисоболех к нам приказывала: и как к нам таковы соболичерные привезут, и мы к тебе соболи черные пошлемчаса того. А что еси приказывала ко мне о кречатех, иныне ми было к тебе кречатов послати нельзя: путь сяеще не уставил, а как ся путь уставит и яз к тебекречатов пришлю часа того". Восьмого марта 1504года, на второй неделе Великого поста ("после збора",т. е. после первого воскресенья в посту, которое и нынеу простого народа называется "сборным"), Ивандействительно отправил к Елене пять кречетов, а такжесибирских белок и сушеной рыбы. Под начальствомбоярского сына Константина Замытского этоттранспорт был направлен в Краков через Вязьму,Смоленск и Вильну; чтобы не было задержек в пути,Иван III снабдил Константина Замытского особымиграмотами к наместникам этих городов и в грамотахнаказывал давать под кречетов и рыбу "подводыдобрые"120.

Около того же времени у Ивана III возниклисношения с Максимилианом, королем римским, и здеськречеты опять сослужили добрую службу. В ответ напервое посольство Максимилиана Иван в 90-х годахXV в. отправил к нему своих послов Траханиота иКушелева, и они вручили Максимилиану в Нюренбергеодного кречета. В 1504 г. явился в Москву посланецМаксимилианов Гартингер с двумя грамотами: в однойкороль римский писал, что если Иоанн нуждается в его


помощи или совете, то пусть объявит ему; но цельпосылки высказана была в другой грамоте:"Наияснейший и вельможный начальник и братлюбезнейший! так как у нас нет белых кречетов, то мыочень желаем иметь несколько таких птиц и посылаем ктебе кречетника нашего Гартингера с просьбоюпозволить ему привезти из ваших стран несколькобелых кречетов".


И на эту грамоту Иван отвечал, что посылает белогокречета и четырех красных121. При Иване Грозномначались оживленные сношения с Англией, и опятьдело не обошлось без подарков ловчими птицами. Пополитическим расчетам и личным соображениямГрозный упорно стремился к союзу с Англией и былчрезвычайно рад случаю завязать сношения. Когда в1556 г. в Холмогоры зашел английский купеческийкорабль с капитаном Ченслером, то Грозный отправилс ними к Марии и Филиппу Английским своего послаИосифа Непею Вологжанина и послал ей дары; нокорабль у шотландских берегов потерпел крушение,дары погибли, и Непей мог предъявить королевскойчете только список подарков, среди которых значились4 живых соболя с цепями и ошейниками и белыйкречет с серебряным барабаном и с вызолоченнойсеткой122. – В 1595 г. Рудольфу Римскому вместоденег, в виде пособия для борьбы против турецкогосултана, был отправлен громадный транспортразличных мехов, который пражские купцы оценили в400.000 руб., причем 3 сортам лучших соболей они несумели положить цены по их дороговизне123. – Ролькняжеской охоты в сфере внешней политики еще ярчевыясняется тем фактом, что послы чужеземныеобыкновенно приглашались участвовать в княжескихохотах: мы уже знаем, что Герберштейн охотился сВасилием III, Горсей – с Годуновым. Было также вобычае оказывать послам внимание, посылая им в дарчасть добычи с царской охоты: например в 1593 г.Феодор Иоаннович послал "с своим егермейстеромВасильевичем" римскому послу Варкачу 7 большихлосей да еще большого медведя, его сыну лося ичерную лисицу, собственноручно пойманную царем, идвоим дворянам, состоявшим в посольстве, по одному


лосю124. В связи с такого рода обычаем в посольскихкнигах отмечен любопытный случай, происшедшийпри Грозном: приезжал от государя к литовскимпослам "псовник" с государским жалованьем отГосударевой потехи – с зайцами; послы потчевалипсовника вином, но не подарили ничем; приставапочли своею обязанностью послать спросить послов,зачем они за государское жалованье псовника неотдарили.

Тогда послы отправили от себя 4 золотых да отдворян своих 2 золотых, причем посланный с деньгамисказал псовнику: "послы тебя жалуют, а дворяне челомбьют". Псовник взял 2 золотых от дворян, а 4посольских не взял: обиделся выражением"жалуют"125. Нам известен, между прочим, случайохоты иностранного принца в пределах России. В 1602г. герцог Иоанн, брат датского короля Христиана ижених Ксении Годуновой, ехал на Москву и дорогою,по Волхову и иным рекам, тешился, стрелял изсамопалов, бил утят; натешившись, приехал в городпоздно и был очень весел и доволен126.

123 Глава III. Способы, орудия и служебный состав великокняжеских

Глава IIIСпособы, орудия и служебныйсостав

великокняжескихохот

Современная правильная охота с ее сложноюорганизацией, с ее богатым и затейливым инвентареммало напоминает охоту времен давно минувших, укоторой орудия были немногочисленны, просты иорганизация несложна. Правильная охота производитвпечатление стройности. Но эта стройность всовременной охоте достигается тем, что действияотдельных охотников подчиняются одному общемуплану, который значительно суживает размах личнойинициативы того или другого охотника и немногооставляет простора для его произвольных приемов. Встародавней же нашей охоте, когда еще не могло бытьи помыслов ни о какой организации и правильности,каждый охотился вполне за свой риск и страх и,подверженный всем опасностям от непредвиденныхслучайностей в борьбе со зверями, должен был всецелополагаться на свои личные силы; сметливость иизворотливость, сила и удаль были самым лучшиморудием для наших предков-охотников.Основноймотив древней охоты – личная храбрость; поэтому,когда летопись хочет похвалить какого-либокнязя-охотника, она говорит о нем: "бе хоробр на ловехпаче меры"127.

В отношении способов и приемов охоты предкинаши не знали большого разнообразия. Вообще,древнерусскую охоту по способам ее производстваможно разделить на два рода: звероловство и охоту всобственном смысле. Ловля зверей для князей и для


народа имела хозяйственное значение, а потомуобставлялась она так, чтобы достичь возможнобольшего результата при возможно меньшей затратесил со стороны ловящих; вследствие чего при ловлезверей участие ловца было более или менее пассивное,а главное значение имели снаряды и орудия.Окруженный со всех сторон лесом и зверями, русскийчеловек силою вещей делался звероловом; в лесу, средикоторого начинало свою жизнь его хозяйство, онпрокладывал во все стороны лесные тропы – пути,путики – обрубая топором бойкие и частые ветви,чтобы не мешали они свободному проходу; визвестных местах на деревьях делал зарубки,"знаменья", для того, чтобы не смешать свой путик счужим; на всем протяжении путика там и сям поветвям вешал силки для птиц или прилаживал у корнейдерева западни на зверя. Еще в XVI веке существовалипочти повсюду эти путики; их называли силовными (наптицу) и пасными (на зверя). Сохранились они даже итеперь, но только в глухих местностях северного края,куда еще не проникла промышленная жизнь. Но быловремя, когда по всей нашей земле другого способаустраивать себе промыслы не существовало. За птицеюи за зверем надо было ходить, прокладывая себепуть-дорогу топором; чтобы обозначить пределы своеговладения, свои пути, в старину выражались так: "кудатопор ходил"128.

Ловля птиц в древнее время производиласьглавным образом при помощи перевесов. О перевесах иперевесищах, т. е. местах установки перевеса, вдревних памятниках упоминается очень часто.Перевесища были и у князей, и у простых людей. Мыуже видели, что княгиня Ольга имела свои перевесищапо Днепру и по Десне; это показывает, что в древности


перевесы устраивались вблизи рек.Подтверждение этому мы находим и в указаниях

позднейшего времени, именно: в 1604 году некие двакрестьянина какой-то Тавренской волости, ТрофимНазаров и Андрей Савин, сделали явку (заявление)десятскому, сотскому и всем людям добрымТавренской волости следующего содержания:"...ссекли, господине, у нас, не ведаем кто, сосну скольцом переветную, поводень на нее вешали на уткина Тавренге реке, в перевесье... и нам стало не на чтоповодни вешать, опустошили угодье"129. В древнихпамятниках подробного описания этого снаряда нет; извыражений, употребленных в "Русской Правде"относительно перевеса, видно, что перевесы-сетиустанавливали на жердях – вереях и подвешивали наверевках. Перевесы употребляются для ловли птиц ипоныне, но только на далеких окраинах,преимущественно в Сибири. Так как снасть этанастолько нехитрая, что для технического прогрессанет в ней места, то можно думать, что современныйперевес мало чем отличается от древнего. Дляустройства перевеса прорубают в высоком и густомхвойном или таловом лесу просеки сажен пятьшириною, большею частию с юго-востока насеверо-запад, по направлению полета уток. Длянавешивания перевеса по обеим сторонам просеки("плохи", как называют просеку в Тобольской губ.)ставится по "журавлю" – длинному, в рост илинесколько выше леса, сухому и гладкому шесту;"журавли" прикрепляются к соседним деревьям такойпетлей, которая давала бы возможность свободноопускать и поднимать их в случае надобности. Иногдавместо "журавлей" к верхним сучьям деревьев наглухоприкрепляются короткие шесты. На вершинах


"журавлей" привязаны "векши", т. е. блоки, костяныеили деревянные. Когда "журавли" поставлены, междуними, на высоте человеческого роста от землинатягивается толстая веревка, к которой нижним краемпривязывается перевес – широкая, во всю ширинупросеки, прямоугольная, с не очень крупными ячеями,тонкая сеть, достигающая в вышину верхних концов"журавлей". "Вожжи", т. е. длинные, тонкие пеньковыеверевки, прикрепленные вместе с висящими гирькамик ушам перевеса, пропускаются в "векши", или блоки.Затем "журавли" поднимаются, укрепляются"разбуйными", т. е. боковыми, веревками – и перевеснавешен. Остается только натянуть "подтон", т. е.крупноячеистую грубую сеть, натягиваемую междудеревьями под перевесом; на высоте нижнего его края,у одного из "журавлей" устраивается "станок", т. е.сиденье для охотника, куда сходятся обе вожжи и гдеони известным образом закрепляются.

"Сидящий перевесом" обыкновенно забирается напросеку часов с 8–9 вечера, когда начинает темнеть.Осмотрев сеть, попробовав поднимать ее и опускать иубедившись, что "вожжи" не "заедают" и что все висправности, он поднимает перевес, стараясь натянутьего так, чтобы не было морщин. Хороший перевес,когда он ровно натянут, и днем трудно заметить впросвете "плохи", ночью же его совсем не видать, итолько ветер, надувая его и образуя в нем морщины,выдает его присутствие. Поднявши перевес, охотникзакрепляет вожжи за "насторожку", т. е. длиннуюпалку, один конец которой всегда в руках у охотника,другой же, с закрепленными на нем вожжами, напоперечнике станка, в ногах у охотника.

Устроив все, как следует, охотник садится в"станок" и начинает ждать... Вот в небе, высоко и


далеко, раздался особый, быстрый, звенящий свист: топрошумели крыльями летящие гоголя... Все вниманиеохотник устремляет теперь на перевес. Вдругнеожиданно в самой середине перевеса какая-то темнаямасса. Едва охотник замечает ее, "насторожка" долой –и с шумом быстро вертящихся "векш" падает перевес.Торопливо сгибаясь, чтобы не попасть головою в"подтонную" ячею, охотник бежит осматривать ивысвобождать добычу. В мешке, образованномперевесом на "подтоне", запутываются несколько птиц.Птиц убивают тут же, перекусывая обыкновенномозжечок, и, перекрестив, т. е. заломив им крыльянакрест, на всякий случай чтобы не улетели, бросаютих в принесенный мешок. Перевес взлетает снова насвое место; и так всю ночь, и утро застает охотника заперевесом. Охота с перевесом очень выгодна и имеетсвои привлекательные стороны, требуя от охотникаловкости, искусства и выдержки130.

Вследствие прибыльности охоты с перевесомпоследний в древнее время был распространен по всейРуси, составлял в каждом хозяйстве одно из важныхугодий и при продаже имения всегда упоминалсянаряду с другими угодьями, земельными, лесными,рыболовными. Современный перевес, описанныйвыше, требует непременного присутствия самогоохотника при процессе охоты; нужно полагать, что вдревности его устройство было несколько иное, чтоловля птиц производилась механически, без участияохотника; иначе трудно и невозможно было бы украстьдичь из перевеса, что, однако, в древности случалось ибыло предусмотрено "Русской Правдой", котораяопределяла наказание за такое воровство. "Аще ктопосечет верею или вьрвь пертнет в перевесе оже ктооукрадет в чием перевесе (то) 3 гривные продаже а


(господину) за верею и за вьрвь гривна кун".Что касается других орудий для ловли птиц и

зверей, какие употреблялись в древнее время на Руси,то можно сказать, что почти все эти орудия сохранилисвое значение при промысловой охоте до нашеговремени.

Одни орудия приспособлены были живьем, безвреда, захватывать птицу и зверя: таковы сети, пругла,тенета, расставлявшиеся по угодьям и запутывавшиепопавшихся птиц и зверей вроде зайцев и серн; такоеже назначение имели коши, большие корзины,употреблявшиеся при ловле бобров, изамаскированные ямы, куда ловились неосторожныеволки и лисицы; сюда же можно отнести также езы,употреблявшиеся для ловли рыбы и бобров речных: этобыла перегородка из заостренных кольев, вбитых в днореки наподобие треугольника, с отверстием, черезкоторое бобры могли войти в огороженное езомпространство, но не могли из него выйти.

Другие орудия были рассчитаны на то, чтобыкрепко защемить или даже удавить попавшуюся дичь:таковы силец и кляпца, которым теперь отвечаютоселки и капканы. Наконец, были снаряды такустроенные, чтобы механически убивать зверя,соблазнившегося на приманку: таковы колодки или"поколодвы"; поколодвы употреблялись при ловлебобров131 и, должно думать, других зверей. Описанияэтой снасти в старинных памятниках нет; но внемногих местах северо-западной Сибири до сих пореще практикуется ловля зверей (преимущественнособоля) в так называемые колодицы и колодцы. Судяпо сходству в названиях, можно догадываться, чтосибирские колодицы и древние колодки и поколодвы –


орудия одного типа.Сибирские колодицы по способу устройства

представляют собою опадную снасть; главную часть еесоставляет настороженная боевая жердь, плаха иликолодка: зверь хватает притраву, помещенную нанасторожке, насторожка сдвигается с места, и боеваяжердь падает, сильно ударяет зверя и придавливает егосвоею тяжестью132. С помощью указанных орудий,сетей и самодействующих снарядов производиласьловля птиц и мелких зверей: зайцев, бобров, горностаеви соболей.

Хотя ловля птиц и зверей снастями была легка иудобна, как не требовавшая от охотника риска инепременного личного присутствия, хотя она былавыгодна и прибыльна, однако она не устраняла собоюнастоящую, активную охоту за зверями даже припромысловой охоте наших предков. Крупные исильные звери в эти ловушки не попадались; мелкиезвери исподволь, горьким опытом, приучалисьосторожно обходить западни или изловчалисьперехитрить догадливого ловца с его остроумнымиснастями; наконец, попавшиеся при недосмотре частостановились добычей хищных охотников из звериногои пернатого царства. Поэтому в Древней Руси наряду словлей птиц и зверей снастями искони веласьнастоящая охота на зверей, успех которой зависел вбольшой степени от того, в какой мере охотник обладалсилой, опытностью, ловкостью и умением владетьоружием, с которым он шел на зверя.

Об охотничьем оружии из письменных памятниковизвестно очень мало. Как мы уже видели, ВладимирМономах при охоте на зверя имел при себе меч: "дикийвепрь меч ми на бедре отъял"; Даниил Галицкий убил


трех вепрей рогатиной. Из описания Герберштейнаохоты Василия III видно, что Василий, отправляясь наохоту, имел при себе следующее оружие: два длинныхохотничьих ножа, продолговатый кинжал, топор стопорищем из слоновой кости, кистень и такназываемый шестопер, а Шиг-Алей, принимавшийучастие в охоте, вез с собой два колчана с луком истрелами. Огнестрельное оружие стало употреблятьсядля охоты лишь при царе Иоанне Грозном, и первыеопыты ружейной охоты были произведены в его дни изтак называемых самопалов и легких ручных пищалей.

Рассматривая фрески Киево-Софийского собора,мы видим, что на них охотящиеся изображенывооруженный: топором (рис. XI), рогатиной (pp. III иXI), дротиком (р. IV), луком и стрелой (рр. II, XII иХIII), копьем (р. IV) и щитами (рр. II и XI). Вообще жеможно полагать, что в Древней Руси, особеннокиевского периода, на охоте употреблялось то жеоружие, что и на войне; в пользу такого предположенияговорит довольно убедительно уже отмеченный намивыше факт, что в 1193 г. Ростислав Рюрикович прямо сохоты, не заезжая домой, отправился в поход противполовцев.

Для ближайшего ознакомления с древнерусскиморужием приблизительно X–XII вв. нелишним будетописание его образцов, найденных при недавнихраскопках в стране древлян и при раскопках весною1892 г. в Киеве, на месте древнего великокняжескогодвора. В древлянских могилах найдены были четырежелезных копья, кинжал и наконечник железнойстрелы. Наконечники копий были небольшие, длиноюв 29–30 сантм., состояли из втулки и небольшогоострия. Кинжал состоял из треугольного клинка, 39сантм. дл., и рукоятки, 10 сантм. дл., выкованных из


одного куска железа; в верхней, широкой части клинканаходилась треугольная скважина, разделенная двумяперемычками. Наконечник стрелы плоский,ланцетовидный, дл. 4 сантм., прикреплялся к древкупосредством черенка. Здесь найдены были такжечетырехгранные острия без втулок, с тупыми заднимиконцами, которые, может быть, служилинаконечниками для дротиков133.

Находки на месте великокняжеского двора в Киевееще интереснее и драгоценнее. Здесь найдены были:железный боевой топор, драгоценный меч, железныймеч, лук, колчан и стрелы, копье и наконечникидротиков. Железный топор боевой относится ковремени Ярополка I (X в.) и в отличие от домашнего,хозяйственного топора имеет свои характерныепризнаки: в нем узкий обух соединяется квадратнойшейкой с острием, очень длинным сравнительно сузостью обуха, да, кроме того, острие в немдугообразно закругляется к топорищу. Драгоценныймеч без сомнения великокняжеский, потому что он былв золотых ножнах и инкрустированный золотом. Мечэтот прямой, стальной, имеет всей длины 92 сантм.;самое лезвие без рукоятки 80 сантм.; ширина лезвия урукоятки 42 миллим., посредине 32 мм и такпостепенно суживается и оканчивается острием. Одинкрай меча во всю длину острый, а другой на большейчасти меча тупой, к концу же на меньшей части меч собеих сторон острый. Около тупой стороны меча на 3/4его длины, начиная от рукоятки, сделано с обеихсторон меча углубление, приблизительно в 10 мм шир.,которое от рукоятки немного шире. В это углублениезапущена медная полоска тонкой бляхи, покрытаянакладным золотом, на которой резцом вырезанмелкий орнамент, состоящий из завитушек


растительного орнамента и чешуек; на обеих сторонахорнамент разнообразный. Меч в золотых ножнах;золотой лист, для крепости ножен, наложен на листмедный. Этот меч найден был в великокняжескоймогиле; по обычаю, при погребении меч вместе сножнами ломали на колене, но этот меч непереломился, а только в двух местах погнулся. Наосновании исторических и археологическихсоображений исследователь, нашедший этот меч,считает его принадлежностью Ярополка II, сынаВладимира Мономаха (XII в.). Найденный в могилепростого воина железный меч весь был изъеденржавчиной и распался на куски. Колчан сделан из луба,обтянутого кожей, и украшен костянымипрямоугольными бляшками, величиной в 10 мм вквадрате, прибитыми к колчану медными гвоздиками.Колчан был положен с ремнем, на котором его носили,но ремень не сохранился, а осталась только меднаяпряжка и оковка наконечника ремня. Стрел в колчанебыло около 50 штук, разной величины, формы и веса;длина их наконечников от 4 до 10 сантм. до стержней,которые забивались в древко от 3/4 до 1 вершка ихдлины; место на древке, где был вбит стержень,окручивалось вощеной крепкой ниткой (шпагатом).

От копья, острие которого искрошилось,сохранилась одна только втулка длиною в 13 сантм.; еенаружный диаметр 32 мм, ширина отверстия длядревка 24 мм; втулка была выкована из кубовогожелеза, очень крепка и тяжеловесна; в ней осталсяпоперечный гвоздь, прикреплявший ее к древку; втулкапостепенно суживается до 15 мм, и здесь начинаетсярасширение копья, доходящее до 62 мм, а потом копьеопять постепенно суживается и оканчивается острием.Копья X в., судя по этому, были очень тяжелы, и удар


их мог пробивать даже кольчугу134.Не менее важную принадлежность княжеской

охоты составляли лошади. Охота, в особенностиполевая, требует лошадей с специальными свойствами:быстрых, легких и, главное, неутомимых. О коннойохоте мы знаем из духовной Владимира Мономаха:однажды на охоте медведь прокусил потник уВладимирова коня, другой раз лютый зверь свалил наземлю Владимира вместе с конем; судя по тому, чтоВладимир иногда сам отправлял обязанности конюхов,"и в ловчих ловчий наряд держал есмь и в конюсех",должно думать, что уже в то время существовала прикняжеской охоте особая конюшня охотничьих лошадей.Фрески Киево-Софийского собора представляют такжеизображения конных охотников (pp. II и IV) и конюха снесколькими охотничьими лошадьми (р. I). Безсомнения, для охоты употреблялись степные лошади.Дикие кони, которых Мономах вязал собственнымируками по 10 и 20 голов, будучи выезжены, могли бытьхорошими охотничьими лошадьми.

По свидетельству греческого императораКонстантина Багрянородного, русские покупалилошадей, конечно, не рабочих, а выезженных степных,у кочевников-печенегов; иногда русские князьяполучали их в подарок от половцев, напр. от Котяна,хана Половецкого. Но, кроме того, иноходцы и скакунывыписывались в Юго-Западную Русь из Венгрии иназывались конями угорскими по месту происхожденияили фарями по качеству, так как это слово на греческомязыке означает непростую, хорошую лошадь135.

В Московской Руси охотничьи лошади для выездаи гоньбы при псовой охоте были также степные,азиатской породы, и покупались у ногайцев. Ногаи


пригоняли огромные табуны на продажу; в 1474 и 1534гг. из Орды было пригнано до 90.000 лошадей, изкоторых еще на месте, в Астрахани и Казани,станичники, сведущие люди, отбирали лучших прогосударев обиход от 6 до 8 тысяч; записав и запятнавих, отправляли на Москву с табунщиками; в путистаничники отмечали аргамаков и лучших верховыхлошадей для государевой конюшни; в Москве импроизводилась оценка на государевом дворе,уплачивались деньги из государевой казны, и принятыелошади поступали в конюшенное ведомство, во главекоторого стоял конюший, звание которого учрежденопри Иоанне III. Ногайские лошади особенно ценилисьна Руси, как неутомимые, так что даже "пятно" (т. е.пошлина за таврение лошадей) называлось ногайским.Для улучшения породы лошадей при Иоанне III былорганизован первый государственный конный завод вселе Хорошеве, под Москвою, названный по селуХорошевским.

При Василии III весь конюшенный наряд дляпсовой охоты, без сомнения, входил в составКонюшенного приказа, учрежденного в 1511 году136.Охотничьи лошади Василия III, по свидетельствуГерберштейна, отличались красотою и принадлежалипреимущественно к породе аргамаков137. ИоаннГрозный предпочитал для охоты также "аргамаковжеребцов добрых", как он писал Баторию. ДимитрийСамозванец был большой любитель хороших лошадей;при нем ногайские лошади пригонялись в Москвугромадными табунами, так что Маржерет, капитангвардии Самозванца, имел случай видеть до 40 т.ногайских лошадей сразу138.

Княжеская и царская охота разделялась на двавида: охоту птичью и охоту псовую. Оба эти вида


княжеской охоты современны основанию русскогогосударства; существуя постоянно, на всем протяженииисследуемого периода они временами усиливались,временами приходили в некоторое расстройство иупадок. Иногда птичья и псовая охоты производилиськнязьями совместно, иногда раздельно, тем более что ита, и другая требуют различных условий от местности,на которой они устраиваются. Для большей ясности ираздельности представления о древней княжескойохоте мы сгруппируем сведения о том и другом виде ееотдельно.



Охота с ловчими птицами, повсюду в миреизвестная с самой глубокой древности как истинноцарская забава, искони и у нас производилась князьямикак в Киевской, так и в Московской Руси. Можнодогадываться, что на Русь она была занесенаваряжскими князьями с крайнего севера, где водиласьсамая лучшая порода сокола, так называемого Falcoislandus. В Южной Руси Олег, быть может, первыйначал охотиться с соколами и завел свой соколий дворв "Соколье" в Киеве, под горою, против церквиРождества Христова. С тех пор птичья охота сталаобычным явлением в жизни древнерусских князей иоставила по себе след в письменных памятниках ибылинах. Первое упоминание о ловчих птицах, соколахи ястребах, сделано в "Русской Правде", взаконодательном памятнике XI в., и к тому же времениотносятся фресковые изображения ловчих птиц налестнице Киево-Софийского собора Впоследствии, вXII в., Владимир Мономах в своей духовной говорит осоколах и ястребах.

Из князей Южной Руси наиболее страстнымлюбителем охоты с ловчими птицами был ИгорьСеверский (кон. XII в.). Без сомнения, всеверо-восточной Руси птичья охота имела большеераспространение, чем в южной; на северо-востоке ейблагоприятствовал и самый характер местности, иблизость к местам ловли охотничьих птиц. Поэтому-тов Новгороде и возможно было крайнее увлечениекнязей птичьей охотой. При столкновении новгородцевс своими князьями в 1135 году с ВсеволодомМстиславичем и в 1270 году с Ярославом Ярославичемновгородцы ставили им в большую вину это увлечение;первому из них они говорили: "почто ястребов и собаксобра", а второму, т. е. Ярославу, писали: "почто


соколы и ястребы многи держиши?" Что касаетсяптичьей охоты московских князей, то первыеупоминания о ней относятся к XIV в., ко временамкняжения Симеона Гордого139 и ДимитрияДонского140.

К концу XV в. соколиная охота при дворемосковских князей начинает сильно развиваться, какэто можно судить по следующему факту. В 1476 и 1478гг. великий князь Иоанн III Васильевич ездил вНовгород; здесь, во время торжественных пиршеств,устроенных новгородцами по случаю его приезда,знатные новгородские мужи надарили князюмножество подарков: золота, серебра, денег, вин,заграничных ипских (немецких) сукон, коней и такжекречетов и соколов, именно семь кречетов и одногосокола141. Так как кречеты подносились князю нарядус перечисленными ценными подарками, то очевидно,что для князя кречеты имели большое значение, а этоуказывает на значительное развитие соколиной охоты вцарствование Иоанна III. В царствование Василия IIIИоанновича соколиная охота существовала наряду спсовой, но, несомненно, первенствующее значениеВасилий III признавал за псовою охотой, хотя иногдаон охотился и с соколами142, которых, посвидетельству Герберштейна143, у него было много.При Иоанне Грозном, во второй период его жизни(между 1547 и 1560 гг.), когда Грозный весьпогрузился в дела государственные, соколиная охотапришла в большое расстройство, о чем мы ужеговорили. После Грозного соколиная охота вновь былаустроена и до конца рассматриваемого периодасуществовала беспрерывно. Феодор Иоаннович, БорисГодунов и Димитрий Самозванец любили иногдапотешить себя с добрыми кречетами и соколами.


Существуя непрерывно с IX в., соколиная охота за всевремя с IX в. по XVI включительно, однако, никогда недостигала таких размеров и такой роскошнойпостановки, какие ей усвоены были при царе АлексееМихайловиче.

Охота с ловчими птицами производилась припомощи ястребов, соколов и кречетов, "выношенных",т. е. систематически приученных ловить диких птиц имелких животных, с налету побивая их в несколькоприемов, или "ставок". По способностям к охоте соколыи кречеты предпочитались ястребам. Ловчих птиц"помыкали", т. е. добывали преимущественно надальнем севере в Двинской земле и Печорском крае, ноловили их также, по крайней мере в XVI в., и вцентральной полосе близ Переяславля. Дальний север,холодный и суровый, поросший вековыми лесами изаставленный горами и скалами, был настоящейродиной ловчих птиц; здесь, в дикой чаще, навершинах самых высоких деревьев или на скалахнеприступных, селились эти царь-птицы; здесь были"сокольи и кречатьи седбища". Места, где ловилисьсоколы и кречеты, в старину назывались "помчищами",а лица, ловившие их, звались "помытчиками".Древность не сохранила никаких известийотносительно способов и приемов, употреблявшихсяпри ловле соколов и кречетов. И это понятно: искони нелюбит русский человек делиться своими знаниями, вособенности когда они прибыльны; держит крепко, просебя только, всякий промысловый секрет, а простыелюди, глядя на его удачи, говорят в таком случае:"знает-де он слово"; и лишь умирая передает он это"слово" сыну или старшему в роде.

"Помыкание" соколов и кречетов было деломвесьма трудным и зависело исключительно от личной


опытности и находчивости, поэтому было весьмаестественно ловцам скрывать друг от друга своиприемы ловли. Основываясь на данных позднейшеговремени XVII в.144, можно думать, что и впредыдущие века ловля соколов и кречетовпроизводилась при помощи сетей, к которым в видеприманки привязывались живые голуби. Ловилисоколов старых и молодых, но старые трудновынашивались, поэтому молодиков "помыкали"больше, чем старых дикомытей. При выборе молодыхсоколов обращали внимание на то, рано ли ониоставили гнезда и возвращались ли в них или нет. ВПольше в XIV в. по этим наклонностям давали соколамразличные названия: те, которые рано покидали гнездои перелетали с ветки на ветку, называлисьветвенниками (galeznikami); они были хороши дляохоты, но вынашивание их требовало большого труда итерпения по причине их дикости; напротив, молодые,более других остававшиеся в гнезде, называлисьгнездовыми (gniazdowkami) и ценились выше, потомучто были послушнее и при вынашивании требовалигораздо меньше труда145.

Взрослые кречеты и соколы отличались большимростом и ярким оперением; кречеты, например,достигали огромного роста, до двух футов. Наиболееценились кречеты ярко-красные и белые, за ними"подкрасные" и "кропленые" (т. е. пестрые), бурые исерые. Соколы и кречеты, пойманные помытчиками,раз в год доставлялись в Москву на княжескуюсокольню, обыкновенно в рождественские праздникиили, самое позднее, около масленицы. Доставкасоколов сопряжена была с большими затруднениями.Их приходилось доставлять по спокойной зимнейдороге, когда санный путь устанавливался совершенно:


мы уже Кречетов везли обыкновенно в особенныхповозках, сажая в каждую повозку по четыре, по пятиили по шести птиц146. Повозка представляла из себякороб, внутри обитый овчинами147 для того, чтобыкречеты не получили повреждений при толчках ичтобы не заломились у них крылья. В Москвепривезенные кречеты поступали в княжескуюсокольню, и здесь уже их начинали приучать к охоте –"вынашивать". Вынашиванием кречетов занималиськняжеские сокольники, специалисты своего дела.Чтобы победить врожденную дикость кречетов исделать их "вежливыми", т. е. вполне послушнымиохотнику, их подвергали голоду и бессоннице, нося присебе не только днем, но и ночью, и не давая кречетамни на минуту заснуть; затем приучали к различнымохотничьим принадлежностям и к дичи, для которойхотели употреблять кречета, – с этой целью давали емуубивать связанную живую дичь; за неимением живыхэкземпляров дичи притравливали к битой птице илидаже к чучелам; наконец, приучали кречета прилетатьна зов – "вабленье", а вабили его или свистом, илитрубя в охотничий рог, или посредством барабана; так,в 1556 году Иосиф Непея вез от Грозного в числеподарков английской королевской чете "прекрасногобольшого белого кречета вместе с серебрянымбарабаном в позлащенных обручах, употреблявшимсявместо вабила для призывания упомянутой птицы"148.Для того чтобы во время охоты ловчие птицы не моглиускользнуть от внимания охотника, им привязывалибубенчики или колокольчики149, по звуку которыхохотник легко мог тотчас же найти сокола,спустившегося с дичью на землю. Не сохранилось, ксожалению, никаких сведений о том, какпроизводилась княжеская охота с ловчими птицами; но


нужно полагать, что уже с давних пор началскладываться постепенно некоторый церемониалптичьей охоты, из которого развился впоследствиикрайне затейливый обряд соколиной охоты царяАлексея Михайловича.

Так как правильная и систематическая охота словчими птицами возможна была только под условиемпостоянного пополнения и обновления состава ловчихптиц, то совершенно понятны особенные заботы нашихкнязей относительно правильной постановки этого делаи относительно людей, ему служивших. Грамотывеликих князей помытчикам и сокольникам,обнимающие собою период ХIII–XVI вв., достаточноразъясняют условия соколиного промысла и особыеправа и привилегии сокольих и кречатьих помытчиков.

Соколы и кречеты составляли предметгосударственного промысла150. Для производстваловли соколов и кречетов государи наши отправляли насевер особые ватаги (артели) с атаманом во главе151,или населяли помытчиками села и слободы в местахловли152, или же поручали это дело местным сельскимжителям153.

Соколиный промысел был организован наоброчном начале, а сокольи и кречатьи помытчикисчитались слугами государевыми, государевымиоброчниками. По своему положению и правам онирезко отличались от обыкновенных крестьян, "черныхлюдей", представляли собой группу свободныхпромышленников, обязанных лишь незначительнымоброком в пользу казны. Помытчики пользовалисьсвободою от всяких даней и пошлин и "не тянули счерными людьми ни в какие проторы (начеты) иразметы (раскладки)"; не обязаны были выставлять


подводы и проводников для проезжающих государевыхчиновников, ратных людей и гонцов, не обязаны былидавать корм им и их коням; а кому из этих проезжихгосударевых людей случалось выезжать к помытчикам,то за свой и конский корм и за постой платили деньгипо соглашению с помытчиками. Кроме того,помытчики были изъяты из ведения и суданаместников и тиунов, кроме случаев душегубства иразбоя с поличным, поэтому "праветчики и доводчики"(т. е. пристава и следователи) не имели прававмешиваться в дела помытчиков и лишены быливозможности брать с них обычные поборы.

Тяжбы помытчиков между собою разрешались илиместным волостелем, или особыми земскими судьями,выбранными самими помытчиками из своей среды;напротив, когда на помытчиках искали чего-либо людипосторонние, то их судил сам великий князь или егоближний боярин сокольничий. В помощь себе приловле соколов и кречетов помытчики имели праводержать "наймитов" из людей "неписьменных инетяглых", и эти наймиты также освобождались отвсяких податей и пошлин и стояли вне ведения местнойадминистрации. При проезде помытчиков с оброком наМоскву волостели, наместники, посадники и черныелюди обязаны были оказывать им всякое содействие,доставляя потребное количество корма и подвод; в тоже время помытчики были свободны от платы заперевоз и от многих пошлин, которые обязаны былиплатить торговцы и промышленники, привозившиеразличные товары в Москву; но если, помимо оброка,помытчики везли какой-либо товар на продажу, то ониуплачивали за него все обычные пошлины.

В княжеских грамотах помытчикам и сокольникамлегко заметить, как постепенно возрастали и


увеличивались льготы помытчиков: так, при ВасилииIII помытчики наравне с тяглыми и черными людьминесли еще некоторые общие повинности вродепосошной службы, яма (т. е. поставки подвод длякняжеской почтовой гоньбы) и городового дела (т. е.крепостных работ), а начиная с Грозного и приФеодоре Иоанновиче и Василии IV Шуйском они былиосвобождены и от этих повинностей. Висключительных случаях помытчики получали ещебольшие льготы: при Иоанне Грозном семьявологодских сокольников Блазновых выпросила себе вовладение дикие, покрытые лесом и мхами, места ибыла на десять лет освобождена от всяких повинностейи даже от обычного соколиного оброка. Этопостепенное возрастание льгот и прав соколиныхпомытчиков, начавшееся со времени Грозного, наводитна мысль, что уже с этого времени соколиная охотаначинает получать преобладающее значение в царскойохоте, и здесь, стало быть, нужно искать разгадкуудивительно пышного ее последующего расцвета.Приведем здесь подлинные грамоты, данные великимикнязьями и царями помытчикам.

Грамота, относящаяся к 1294–1304 годам, данабыла великим князем Андреем Александровичемпосадникам, казначеям и старостам Заволочья(Карамзин, "Ист. Госуд. Росс.", т. IV, стр. 191).

"От Великого Князя от Ондрея к посадникам и кскотникам (скотница кладовая, Соловьев, т. III, ст. 9) ик старостам: како есмь докончал (в силу договора,заключенного) с Новым-Городом ходити трем ватагаммоим на море; а в Атаман Андрей Критцкий атьдают(да дают ему) с погостов корм и подводы по пошлин, асын его Кузма, как пойдет с моря с потками с даннымипо данничему пути (с данными птицами по пути, где


жители обязаны данью), дадят ему корму и подводы попошлине с погостов; а как пошло при моем отце, и примоем брате, неходите на Терскую сторону Новгородцами ныне не ходят" (Акты Археографическ. экспед., т. I,стр. 1).



В договорной грамоте великого князя Георгия свеликим князем тверским Михаилом Ярославичем,относящейся к 1318 году, между прочим читаем: "...Ачто поимали на Вологде кречеты, и серебро, и белу и...(истлевшее место)... св. (л) ободам и Послом и у Волоцеи у Ладожан или что (истлевшее место)... их людей датим назад по исправе" (Собрание госуд. грамот идоговоров, ч. I, стр. 18).

К периоду 1320–1340 годов относится следующаяграмота великого князя Иоанна Даниловича:

"Се яз Князь Великий Иван Данилович всея Русипожаловал есмь сокольников Печерских, кто ходит наПечеру, Жилу с други, а се их имена: Жила, Олюша,Василко, Степан, Карп, Федец, Острога, Бориско,Кузма, Дмитрок, Власий, Микитица, Иванов сын,Семенец, Кондрат, Чешко, Семенець, Григорь,Степанець, Савица: ненадобе им никоторая дань, ни костаросте, им не тянути и что у них третники и наймитыкто стражет на готовых конех, а в кунах, и тем ненадобе никоторая дань, ни ко старосте им не тянути нибиричь (глашатай, объявляющий по улицам иплощадям постановления правительства; иногдаполицейский служитель. Даль. Слов.) их непоторговывать, ненадобе ни корм, ни подвода; кто ли,через мою грамоту, что у них возмет, и яз КнязьВеликий кажню, занеже ми люди те надобны. Априказал есми их блюсти Меркурью: и ты Меркурей,по моей грамоте блюди их, а в обиду их не выдавайникому" (Акты Археограф. экспед., т. I, стр. 1).

Пропуская грамоту великого князя ВасилияИвановича III и царя Иоанна Грозного, приведем здесьграмоту царя Василия Ивановича Шуйского, почтитождественную с грамотами названных великого князя


и царя:


"Се яз, Царь и Великий Князь Василей Ивановичвсеа Руси, пожаловал есми своих Переславскихсоколников, соколнича пути и помытчиков иобротчиков, что живут в пригороде на посаде, ГришкуРябикова, да Боженка Ильина, да ОртюшкуМаксимова, да Казаринка Петрова, да ИвашкаПоганникова, да Ванку Панина, да Тишку Новикова, даИвашка мелника, да Меншичка Дементьева, да Тренкукузнеца, да Тренку сапожника, да вдову Оксиньицу, даГаврилку хлебника, да Илейку Обросимова: что онинам били челом и положили перед нами блаженныяпамяти Государя Царя и Великого Князя ИванаВасильевича всеа Русии жаловалную грамоту, чтоб намих пожаловать, велети тое старую жаловалную грамотупереписати на наше царское имя и велеть бы им датисвою царскую жаловалную грамоту новую таковужкакова у них преж сего была. И яз, Царь и ВеликийКнязь Василей Иванович всеа Русии, выслушав ихстарую жаловалную грамоту Переславских соколников,соколнича пути, и помытчиков и оброчников, ГришкуРябикова с товарищи, пожаловал велел тое старуюграмоту переписати на свое Царево и Великого КнязяВасилея Ивановича всеа Русии имя и велел им дати сюсвою царьскую жаловалную грамоту, таковуж какова уних преж сего была: наши наместницы Переславские иих тиуны Гришку Рябикова и его товарищей не судятни в чем, опричь душегубства и разбоя с поличным, аправедчики и доводчики поборов своих на них иповоротного (плата с возов на постоялых дворах, Даль.Слов.) не емлют и не всылают к ним ни почто; а комубудет чего искати на Гришке Рябикове и на еготоварищех, ино их сужу яз, Царь и Великий КнязьВасилей Иванович всеа Русии, или мой соколничей; аездити от них и по них нашему даному приставу,


которого им яз пожалую, велю дати, а срок им данойпристав срочит один в году в той же день по КрещеньеХристове; а опричь того моего даного пристава, неездить по них никто; а кто на них накинет срок не потому их сроку, и им к тому сроку издити не велел; а ктона них бессудную грамоту возмет, не по тому их сроку,и та бессудная не в бессудную. Также есми ихпожаловал: наше князи и бояре и воеводы и ратныелюди у них во дворех силно не ставятся, а нашивысылщики и гонцы и емщики подвод у них ипроводников не емлют в городе и по дорогам, опричьратныя вести; а с подводами на яму не стоят, и счерными людми городскими, ни с целовалники, ни ссотскими, нн с десятскими, во всякие подати и тяглы нетянут... (истлевшее место)... А с черныни людьми иетянут ни вочто, ни в посошныя службы. А оброку иммне, Царю и Великому Князю, давати с своих дворов сгоду на год на Рожестве Христове на мою соколнюсоколничему нашему по 3 сокола пером (живых,натурою); а не будет соколов пером и им давати в нашуказну за три сокола оброку по 1 1/2 рубля, с году нагод, за сокол по полтине, да пошлин с сокола по гривне.А коли Гришка с товарыщи поедут к нам, на Москву, снашими оброчными соколы или с соколним оброком,без товару, и наши наместники по городам и поволостем волостели и их пошлинники, и по мытаммытчики, и по реках перевозчики, и по гатямгатовщики, мыта (пошлина, Даль. Слов.) и тамгу иявки, ни иных никоторых пошлин на них не емлют. Аколи они явят сю нашу грамоту нашим наместником ивсяким пошленником и они с нее явки не дают ни чего.А прочет сю нашу царьскую жаловалную грамоту,велели есми отдавати Гришке с товарыщи назад, и онисебе ее вперед держат для ваших пошлинников. Дана


ся наша царьская жаловалная грамота на Москве, лета7114 году Июля в 10 день" (Акты Археографич.экспедиции, т. I, стр. 122).

Под охраной княжеских грамот помытчикамжилось несравненно вольнее и легче, чем чернымлюдям; волостели и наместники не смели их теснитьпоборами под страхом княжеского гнева: "а кто черезмою грамоту что у них возмет, и яз великий князькажню, занеже ми люди те надобны", писал в своейграмоте еще Иоанн Калита.

За все эти льготы помытчики платили князьямежегодный оброк соколами. Каждая общинапомытчиков обыкновенно доставляла на княжескуюсокольню ежегодно по три сокола "пером", т. е.натурою, живых; но при Феодоре Иоанновиче размероброка был гораздо выше: двинские и каргопольскиепомытчики обязаны были доставлять каждый год по 2кречета "подкрасных", по 3 "кропленых" да по 35кречетов серых. При неудачной ловле, когда не быловозможности доставить соколов и кречетов "пером",помытчики платили оброк деньгами по полтине закаждого сокола, а за трех соколов полтора рубля совсей артели, хотя в артели их было обыкновенно околодвадцати человек154. Тогдашняя московская полтинана наши деньги стоила около 4 1/2 руб. сер.; таковабыла цена сокола дикого, неприрученного иневыношенного; выношенные соколы ценилисьнесравненно дороже: уже XI в. по закону "РусскойПравды" укравший выношенного сокола или ястребаплатил его владельцу гривну кун, т. е. семь рублей нанаши деньги; впоследствии цена соколов должна былазначительно повыситься; известно, что в XIV в.выношенный сокол в Польше стоил свыше 300рублей155; возможно полагать не без основания, что в


Москве он ценился немного ниже, чем в Польше.


Личный состав соколиной охоты, ее организация ивнутренние распорядки за рассматриваемый периодмало известны. Несомненно, что существовалакняжеская сокольня и при сокольне находилсяизвестный штат сокольников для вынашивания и уходаза ловчими птицами; для ястребов были особые слуги,так называемые "садовники ястребьи"156, которыедрессировали их для охоты, устраивая садку на птиц.Состав соколиной охоты в XV–XVI в. был ужедовольно многочисленный, потому что при Грозномцарские сокольники населяли в Москве под Новинскимцелую слободу. В Москве же, вероятно также приГрозном, был построен каменный храм во имя св.Трифона Чудотворца, что в Напрудной слободе,который, по народному верованию, считаетсязащитником полей от вредных насекомых ипресмыкающихся. Народное предание связываетпостроение храма св. Трифону с чудесным спасениемцарского сокольничего от неминуемой царской опалы.Молодой царский сокольничий, сын богатого изнатного боярина, только что помолвленный (подругому преданию – уже повенчанный), по имениТрифон Патрикеев, по оплошности упустил любимогогосударева сокола.

Разгневанный царь приказал ему отыскать соколане позже трех дней, под страхом царской опалы ижестокого наказания. Три дня и три ночи сокольничийпровел в лесу в тщетной надежде найти отыгравшегосокола и горячо молил о помощи св. Трифона. Наконец,усталый, измученный, удрученный отчаянием, онприсел отдохнуть, задремал и тотчас же увидел сон:ему предстал св. Трифон на белом коне и с соколом вруках и сказал ему, что отыскиваемый сокол сидит насосне невдалеке от того места, по направлению к


востоку. И действительно, очнувшись от сна,сокольничий скоро разыскал сокола и в благодарностьза чудесную помощь построил св. Трифону сначалачасовню, а потом храм157. Высшее лицо в составесоколиной охоты был государев сокольничий,обыкновенно из родовитых бояр. Сокольничемупринадлежал общий надзор за соколиной охотой и суднад сокольниками. В XVI в. звание сокольничегоиногда соединялось со званием ловчего, т. е.заведующего всей охотой птичьей и псовой. В 1504году сокольничим в. к. Василия III был КляпикЕропкин158.

Переходя к вопросу о псовой охоте, мы преждевсего должны отвергнуть ошибочное предположение,что "Василий III едва ли не первый (из русских князей)завел псовую охоту, ибо Россияне в старину считалипсов животными нечистыми и гнушались ими"159.Неоспоримый факт, что при Василии III псовая охотадостигла наибольшего развития, но многиеисторические данные не оставляют сомнения в том, чтоона существовала с самых ранних времен. В "РусскойПравде" (XI в.) псы, именно охотничьи, упоминаютсянаряду с соколами и ястребами; среди фресокКиево-Софийского собора, как мы видели выше,имеются изображения охоты с собаками на кабана (р.III), векшу (р. II) и оленя (р. V). Уже с XII в.встречается в летописи звание псарей160, и в этом жевеке мы видим в лице новгородского князя ВсеволодаМстиславича первый пример крайнего увлеченияпсовой охотой наравне с соколиной. Но особенночастые упоминания о псарях относятся к XV в., а под1504 г. в духовной великого князя Иоанна III впервыеназвана княжеская псарня, помещавшаяся близМосквы в селе Луцинском161. Около того же времени


русские борзые собаки становятся известными придворах европейских государей: в 1519 г. Христиан II,король датский, подарил французскому королюФранциску I борзых собак русской породы,вывезенных из Московского государства162, безсомнения, питомцев княжеской псарни. Таким образом,блестящая псовая охота Василия III многим, конечно,была обязана заботам его отца, Иоанна III, оразведении чистых пород охотничьих собак.

По свидетельству Герберштейна, у Василия IIIбыли две породы собак, так называемые "canes molossiet odoriferi", собаки большие, и kurtzi, собакипоменьше, употреблявшиесядля охоты за зайцами163.

Так как в ненецком переводе (1567 г.) записокГерберштейна canes molossi et odoriferi названыJagdhundи Suchhund, то, по всей вероятности, это былисобаки борзые и гончие164. Что же касается породысобак, названных у Герберштейна kurtzi, то это,бесспорно, борзые собаки, именно кавказские, горнойпороды, называвшиесяпрежде куртинками.

Таким образом, в княжеской псовой охотеупотреблялась не только местная порода борзых, но ивосточная порода. Восточная порода борзых цениласьочень высоко и доставлялась обыкновенно татарами. ВПольше татары с ранних времен вели торг борзымисобаками, которых приводили на ярмарки иногдабольшими партиями; нельзя сомневаться, что онипродавали их также на Руси. Татарским борзымприписывалась особенная понятливость и"вежливость": хорошая татарская борзая смирна, идетбез своры возле лошади охотника и послушна егоприказанию. Как ценились хорошие охотничьи собаки,можно судить по законам Владислава Ягелло (XIV в.),


по которым за воровство охотничьего пса полагалсяштраф 6 гривн (15 р. 84 к.), а за убийство крестьянина10 гривн (26 р. 40 к.)165. Собственно рыночная ценаохотничьих собак в XIV веке в Польше былаприблизительно следующая: борзых можно былокупить по 10p., гончих по 4–5р. и легавых 6–7р.166.

О русских ценах на охотничьих собак несохранилось решительно никаких указаний; однако нетоснований предполагать слишком значительнуюразницу русских цен против польских, в особенностиотносительно восточной породы борзых, которыхпоставляли и в Польшу, и на Русь одни и те жепоставщики – татары. Без сомнения, татары оказализначительное влияние на развитие и характер русскойкняжеской охоты XIII, XIV и следующих веков. Татарывообще очень любили охоту, были в ней большиеискусники, а татарские ханы обставляли свою охотутакою пышностью и торжественностью, что онаневольно производила впечатление на заезжихевропейцев, например, на Плано Карпини и Барбаро.Так, хан Узбек (XIV в.) ездил на охоту к берегамТерека со всем войском, многими знаменитымиданниками и послами разных народов. Охотазатягивалась на месяц или два. Несколько сот тысячлюдей было в движении; каждый воин украшалсялучшими одеждами и садился на лучшего коня; купцына бесчисленных телегах везли товары индейские игреческие; роскошь и веселье царили в шумных станах,и дикие степи казались улицами городовмноголюдных167. В ханских охотах принималиучастие и русские князья, приезжавшие в Орду ииногда подолгу жившие в ней; при Узбеке в Орде жилцелых три года московский князь Георгий Данилович иженился даже на любимой сестре Узбека, Кончаке,


принявшей крещение под именем Агафии168. Самособою понятно, что все, что было в ханской охотередкого и поразительного, князья заимствовали ипереносили в строй своей охоты; на охоте Василия III,описанной нами во II главе, легко можно заметитьчерты татарских позаимствований, в особенностипышность и великолепие обстановки княжеской охоты.Что касается способов охоты, то здесь едва ли можнопредполагать какие-либо заимствования у татар, таккак основные способы производства охоты повсюдуодни и те же. У татар самым любимым способом охотыбыли облавы. Рассыпаясь на огромном пространстве,они составляли круг и при звуках оружия и труб сдиким криком гнали зверей прямо к ханской ставке,постепенно суживая круг и замыкая зверей живоюстеной со всех сторон; хан первый убивал попавшихсязверей, а воины добивали уже тех, которых не убилхан; по окончании облавы разводили множествокостров и шумно пировали до позднего часа169.

И в русской княжеской охоте облавы зверейпрактиковались с самого древнего времени. Еще в XIвеке, в 1088 г., киевский князь Всеволод устраивал заВышгородом облаву на зайцев при помощи"кличан"-загонщиков170, которые в юго-западной Русиназывались иначе "осочниками"; при охотах на волковпрактиковалось подвывание: волки, отзываясь наискусный вой охотника, выходили к известному местуи здесь находили себе верную смерть от метких ударовохотников171. Отдельные выражения и сравнения,встречающиеся в летописи172, указывают насуществование в древние времена травли, когда зверяпреследовали верхами. Травлю зверей,преимущественно зайцев, особенно любил Василий III,обладавший инстинктом истого борзятника; его травли


производились по всем правилам тогдашнегоохотничьего искусства, причем сам князь и другиезнатные участники охоты вели охотничьих собаксобственными руками и спускали их на выгнанныхзайцев лишь по знаку князя. "Если зайцы слишкомдолго или совсем не выбегали на поляну и травля неудавалась, тогда устраивали здесь же заячью садку: покрику князя: "гуй, гуй" выпускали из мешков заранееприпасенных зайцев и травили их собаками; зайцывыскакивали из мешков и метались между собаками,словно козлята или ягнята в стаде"173.

Охота на зайцев с собаками продолжаласуществовать и при Иоанне Грозном174; но послеГрозного активная охота князей приходит в упадок ивременно заменяется домашними травлями и садкамизверей и звериными потехами. Такого рода охотавпервые вошла в дворцовые обычаи при Василии III,сильно развилась при Грозном, а при ФеодореИоанновиче стала почти исключительнойзабавой царя.

И в травлях, и в потехах дворцовых главную рольиграли медведи дикие или выученные,дрессированные. Для государевой потехи медведиотыскивались по всем областям, и лучшие повсюдуотбирались в силу царского указа и доставлялись вМоскву на обширный псаренный двор, где, кромемедведей, содержались и другие звери, а также иохотничьи собаки. Ученые медведи, жившие постоянново дворе, назывались дворными; другие были гончие,или "гонные", медведи, т. е. пойманные уже взрослымии не совсем прирученные175, так что они составлялинечто среднее между дворными и дикими медведями;дикие медведи поставлялись на потеху прямо из леса.Медвежья потеха была разнообразна, но вся онараспределялась на три статьи: медвежья травля,


медвежий бой и медвежья комедия, если правильнобудет так называть медвежье представление споводчиками и с неизменною спутницею ученыхмедведей – ряженой козой. Должно полагать, что всеэти три статьи входили в состав каждого зрелищамедвежьей потехи, которое могло начинаться комедией,продолжаться травлей и заканчиваться боем. Во времямедвежьей комедии поводчики забавляли зрителейприсказками и приговорками, которые служили как бытекстом к этому медвежьему балету и объяснялимедвежьи действа; старинный иронический ишутливый ум русского человека при этом не ходил вкарман за словом и с беззастенчивым остроумиемвыставлял напоказ всякие смешные стороны тогдашнейжизни. Травля медведей производилась с помощьюсобак или же диких медведей, напускавшихся намедведей ученых. Бой с медведем происходил так: вкруг, обнесенный стеною, ставили человека и на негоспускали свирепого медведя; задача бойца заключаласьв том, чтобы не пропустить момента, когда всего легчевоткнуть медведю в бок рогатину или деревянныевилы: если боец успевал уловить момент, он сразу клалмедведя на месте, а нет – так сам становился жертвойразъяренного зверя и погибал на глазах зрителей. Приудачном исходе боя с медведем бойца вели к царскомупогребу, где он в честь государеву напивался допьяна,и, кроме того, из государевой казны обыкновенно емуотпускалось портище (кусок) хорошего сукна накафтан, ценою в два рубля.

Это было обычным государевым жалованьем затакую потеху в XVI и XVII вв. Разумеется, по нашимпонятиям эта награда не соответствует подвигу; нодолжно помнить, что ходить одному на медведя в товремя было обычным, заурядным явлением охотничьей


жизни, потому и бой с медведем на дворцовой потехеценился в меру своей повседневной оценки. Большеючастию бойцы принадлежали к дворцовому же,государеву, чину и состояли при Ловчем пути, или прицарской охоте: это были псовники, конные и пешиепсари и собственно охотники, первые люди Ловчегопути176. Хотя подобные зрелища не лишены были потому времени своего интереса и привлекательности,хотя они находят себе оправдание в условиях и нравахэпохи, однако история охоты должна видеть в нихпример крайнего упадка активной охоты и отсутствияздоровых охотничьих инстинктов.

Интересное явление в истории княжеской ицарской охоты XVI и ХVII вв. представляет охота назубров в Беловежской пуще, которая ныне составляетдостояние Российской Императорской Короны. Пуща,где происходили королевские облавные охоты, быларазделена на загоны, и лица, заведовавшие пущею,обязаны были назначать для каждого загона потребноеколичество облавщиков177. Охота на зубров, вособенности старых, требовала большой силы,ловкости и проворства. Выбиралось удобное местомежду деревьями, не очень толстыми, но могущимизакрыть человека. Выгнанный собаками зубр бросалсяна первого попавшегося человека, а тот старалсяукрыться за деревом и при удобном случае вонзал взубра копье. Но это было не так-то легко; обыкновенноохотники вначале разбегались в стороны отразъяренного зверя, на час и более, предоставляя зубруутомиться от собственного бешенства и ярости. Затемна усталого зверя вновь спускали собак, которыезадерживали его, и тогда управлявший охотоюприказывал дать сигнал, что он готовится убить зубра.Когда сраженный зубр падал на землю, король слезал с


коня и кинжалом снимал с зубра шкуру. После этогозубра потрошили и из внутренностей его варилипохлебку для собак, чем и заканчивалась охота178.

Об организации и служебном персонале древнейкняжеской охоты должно заметить, что еще ВладимирМономах завел в своей охоте "ловчий наряд", причем,по всей вероятности, существовал присущий всякойправильной охоте известного рода порядок, которыйсостоял в распределении занятий между служащими:конюхами, сокольниками и т. п. В Московскомгосударстве, при сильном развитии соколиной и псовойохоты, организация ее распалась на два большихотдела: Сокольничий путь и Ловчий путь. В ведениипервого сосредоточены были все дела, касающиесясоколиной охоты и многочисленных прислужников ее.Ловчий путь специально ведал дела звериной охоты иее служебного состава: псарей конных и пеших,конюхов, охотников, или ловчих, которые считалисьвольными слугами государевыми и подчинены былитолько заведовавшему Ловчим путем. Сокольничий иловчий, заведовавшие путями, были самые высшиелица в составе княжеских охот, назначалисьобыкновенно из приближенных бояр и занималивысокое положение среди других придворных чинов.Сокольничий чином преимуществовал перед ловчим,но часто обязанности сокольничего и ловчего, как мыуже заметили выше, возлагались на одно и то же лицо;так, это было обычным порядком при дворе Грозного,но впоследствии, при Феодоре Иоанновиче и Годунове,должности эти окончательно разделились. Должностьловчего "Пути" впервые учредил Василий III, и первымловчим был Михаил Иванович Нагой с 1509 по 1525 г.Тверским ловчим при этом в. к. был Иван АлексеевичБобрищев-Пушкин179. Нагого сменил Давыд


Григориевич Проестов, служивший в ловчих с 1525 по1534 г.; за ним с 1535 по 1550 г. ловчим был ФеодорМихайлович Наумов, впоследствии пожалованный вокольничие с сохранением звания ловчего исокольничего; с 1551 по 1562 г. должностьсокольничего отправлял его сын Иван-ЖуклаФеодорович Наумов; в 1563 г. в ловчие был назначен иходил в этой должности до 1567 г. ГригорийДмитриевич Ловчиков; после его смерти должностисокольничего и ловчего вновь сливаются, и с 1568 по1574 г. сокольничим и ловчим был Иван ИвановичБобрищев-Пушкин; в 1574 г. должности эти опятьразделены, причем сокольничим до 1582 г. оставалсяБобрищев-Пушкин, а ловчим был Иван МихайловичПушкин; при царе Феодоре и Борисе Годунове вловчих ходил Димитрий Андреевич Замыцкий; в 1600г. вновь был назначен отдельный сокольничий – ИванАлексеевич Жеребцов; при самозванцах сокольничим иловчим был Гаврило Григорьевич Пушкин, с окладомжалованья в 120 рублей. Ловчий, находившийся пригосударе в Москве, назывался ловчим Московскогопути в отличие от ловчих городовых (напр. ловчийРязанского пути), которые заведовали промысловоюохотою князей на княжеских угодьях180 и былиучреждены гораздо ранее, как увидим ниже.

163 Глава IV. Правовые отношения великих князей, народа и частных

Глава IVПравовыеотношениявеликихкнязей, народа и

частныхлиц в области охоты

В общем строе древнерусской жизни охота, как мывидели, имела весьма существенное экономическоезначение. Для князей охота была главнейшей статьейдохода, для народа и частных лиц – источником,откуда черпались средства для удовлетворенияжизненных потребностей и нужд и для исполненияповинностей, налагаемых государством. Такимобразом, в области охоты встречались, соприкасались исталкивались интересы князей, народа и частных лиц,и уже в раннюю пору чувствовалась нуждаупорядочить возникавшие отсюда взаимныеотношения, уравновесить и регулировать поотношению к охоте права князей, народа и частныхлиц, а также и целых учреждений, напримермонастырей.

В европейских государствах право охоты оченьрано становится повсюду исключительным правомгосударства; охота делается государственной регалиейили ради общих фискальных интересов, или радичастных интересов государей и правителей. Прирегалии охоты народ и частные лица теряют правопроизводства охоты даже на собственных землях подстрахом тяжкой ответственности и даже смертнойказни. На Руси с самых древних времен охота быласвободным промыслом, доступным для всех,независимо от того, к какому классу населенияпринадлежал охотник, хотя необходимо заметить, чтокнязья, как увидим при дальнейшем изложении


истории царской охоты, пользовались по отношению кохоте особыми правами и преимуществами. По мнениюнекоторых исследователей, у нас на Руси звериная иптичья охота с древних времен составлялиисключительное право князей и были княжескойрегалией181. Но это мнение стоит в решительномпротиворечии со всеми данными, хотя и скудными, носовершенно ясными для разрешения этого вопроса. Дляустранения этого ошибочного мнения достаточноодной ссылки только на "Русскую Правду" (XI в.), гдеесть несколько статей, относящихся до охоты, но нет нималейшего намека на то, что она составлялаисключительное право князей182; в дальнейшемизложении мы встретим веские положительныеаргументы в пользу мнения, что в Древней Русиправом охоты пользовалось все население Руси.

В истории народов право охоты повсюдувозникает одновременно с правом поземельнойсобственности и развивается параллельно с ним. Там,где право поземельной собственности не установилосьеще и не утвердилось в писаном законе, охотасоставляет свободный и для всех доступный промысел,с течением времени ограничиваемый обычаем,который является древнейшим источником всякогорода юридических норм. По скудости и неясностисведений трудно определенно разрешить вопрос оземельном владении в начальную эпоху Древней Руси;но должно полагать, что вследствие обширностигосударственной территории и сравнительно редкогонаселения владение землей в те времена основывалосьна так называемом "праве первого захватившего":владельцем земельного участка становился тот, ктопервый облюбовал и захватил его, вложил в него свойтруд, обработал его; оттого-то на Руси границы


земельных владений обозначались в древности такойфразой: "куда топор, коса, соха ходили".


С течением времени возникли и другие способыприобретения земельных владений, именно:пожалование земли князьями и свободнаякупля-продажа. В границах своего земельноговладения, захваченного ли, пожалованного ли, иликупленного, каждый свободно пользовался всемиестественными выгодами и преимуществами своегоучастка: ловлями звериными и птичьими, бортевым(пчеловодным) промыслом и рыбною ловлею. Таковбыл общий принцип, на основании которогоустанавливались права и отношения в области охоты вДревней Руси.

Права и преимущества князей в области охотывытекали из их поземельных прав и отчасти из ихисключительно высокого положения. С того временикак князья с оружием в руках подчиняют своей властиразличные славянские племена, они начинают считатьсебя собственниками земли, которою владели этиплемена183, а потому древнерусские князья, не лишаянарод и частных лиц права производить охоту, самилично свободно производили охоту по всейтерритории, когда занимались охотою ради утехи.Признавая себя собственниками всей русской земли,древнерусские князья считали себя вправеустанавливать так называемый "ловчий налог". В 1289году Мстислав, князь Владимирский (Волынский),приехав в Берестье и узнав, что берестяне не обложеныловчим налогом, приказал брать с них "за их коромфлу(непослушание)" ловчий налог в таком размере: скаждой сотни по две лукны (кадочки) меду, по двеовцы, по пятнадцати десятков льну, по сту хлебов, попяти цебров (Zober – ушат) овса, по пяти цебров ржи ипо 20 кур – с сельских жителей, а с городских по 4гривны кун (около 30 р.)184. Этот факт показывает,


что ловчий налог применялся не везде, так какберестяне до 1289 года были от него освобождены;примененный в данном случае как наказание закрамолу, ловчий налог, очевидно, должен былнапоминать берестянам, что они пользуются землею иохотничьими угодьями лишь по милости князя и подусловием полного повиновения ему; следовательно, вловчем налоге должно видеть символ исконныхверховных прав князя на все земли княжества. Но если,по мнению древнерусских князей, действительно импринадлежали верховные права на всю территорию, топонятно, что они считали себя вправе отводить в своепользование лучшие, наиболее выгодные для охотыместа по всей территории русского государства. Так этои было. Летописец говорит, что княгиня Ольга имела"ловища по всей земле": "в лето 6455 (947) иде ВольгаНовугороду и устави по Мьсте повогсты (погосты) иволости и по Лузе, оброки и дани; ловища ее суть повсей земли, знамянья (знаки владения) и повогсты иместа... и по Днепру перевесища и по Десне"185. Этолетописное известие не оставляет никакого сомнения,что лучшие охотничьи угодья князья отводили в своеличное пользование, а менее выгодные угодья уступалинароду из оброка и дани. Точно так же и в завоеванныхи вновь присоединенных областях лучшие охотничьиугодья отходили во владение князей. Та же княгиняОльга после покорения древлян захватила для себялучшие ловища, а остальные уступила покореннымдревлянам, назначив за пользование ими "уставы иуроки"186; на том же основании князья считали своеюсобственностью все свободные земли, никем незанятые (res nullius – в римском праве), со всеми ихугодьями и доходными статьями, и из этих свободныхземель они нередко делали пожалования монастырям и


боярам или отдавали их на оброк крестьянам: приИоанне Грозном, например, вологодские сокольникиБлазновы получили в оброк дикие свободные места вВологодском уезде, где водились ловчие птицы187.

Наконец, к князьям же переходили обыкновенно ивыморочные владения, которые за прекращением роданекому было наследовать, и вот факт,подтверждающий это: Волок Ламский, представлявшиймногие удобства для охоты, находился во владенииудельных волоцких князей; но когда умер последнийкнязь волоцкий, Феодор Борисович, не оставившийпосле себя потомства, Волоцкий удел переходит вовладение великого князя Василия Иоанновича и ВолокЛамский с 1515 года, как мы и говорили, становитсясамым любимымместом для охоты великого князя188.

Благодаря таким бытовым условиям и порядкамрусские князья с самых древних времен по всейтерритории имели свои охотничьи угодья,доставлявшие им громадный доход. Общее названиекняжеских охотничьих угодий – "ловища"; ловищаразделялись на птичьи и звериные, птичьи иначеназывались "перевесищами" по основному способуловли птиц перевесами; в Западной Руси, где водилосьбесчисленное множество бобров, такие охотничьиугодья назывались "бобровыми гонами" и"зеремянами", причем последним словом обозначалисьместа поселения или колонии бобров189. Княжескиеохотничьи угодья, объединяемые в целях управления вотдельные группы, носили название путей: вМосковской Руси охотничьих путей было два,Сокольничий и Ловчий; первый заключал в себептичьи ловища и их управление, а второй ловлизвериные и всех лиц, служивших этому делу. Огромныевыгоды, какие доставляло князьям звероловство, и, с


другой стороны, страсть к охоте придавали в глазахкнязей большую важность Сокольничему и Ловчемупути, т. е. праву промышлять зверями и птицами.


Князья чрезвычайно дорожили этими путями иревниво оберегали их, как самую важную статьюдохода. Симеон Гордый потребовал, например, отбратьев, чтобы они уступили ему на старейшинство обаэти пути в станах московских, которые должны былинаходиться в общем, нераздельном владении всехбратьев-князей190; равным образом ДимитрийДонской в своей духовной приказывал своим сыновьямподелиться поровну ловчим и сокольничьимпутями191.

Здесь нам необходимо отметить некоторыеособенности в способах пользования и управлениякняжескими охотничьими угодьями. Ловчий путь,обозначавший собою все княжеские охотничьи угодья,разбросанные в том или другом уделе (напр."Московский путь"), делился на станы. В каждом станезаключалось несколько деревень и починков,находившихся в заведовании особого ловчего: уИоанна Грозного во Владимирском уезде был, напр.,Ильмехотский стан, в котором состояло 22 деревни и 1починок192. Насколько важны и велики были доходыот охотничьих угодий, можно судить по свидетельствуФлетчера, который говорит, что за удовлетворениемвсех дворцовых издержек и расходов на жалованьемногочисленному дворцовому штату от этих оброчныхстатей оставался еще громадный излишек в виде шкури мехов, дававших при продаже до 230.000 рублей193.В видах обеспечения себе постоянного и верногодохода от охотничьих угодий князья Московской Русипоселяли на таких местах разный промысловый люд,носивший в древности общее название "делюев",деловых людей, а по своей специальностираспадавшийся на ловчих, сокольников, псарей,бобровников, ловцов оленьих, тетеревников, ловцов


заячьих, лебединых и гоголиных. Вместе с кореннымижителями сел, где были охотничьи угодья, онисоставляли промышленные поселения, подчиненныедворцовому ведомству, но составлявшие личнуюсобственность князей, так как в Древней Руси несуществовало строгого различия между имуществамигосударственнымии государевыми.

Промысловые охотники, поселенные на княжескихугодьях, пользовались княжескими землями и лесамииз оброка; они обязаны были заниматься ловлей зверейдля князя и поставлять их в дворцовое ведомство. Онипричислялись к вольным слугам, и удельные князья неимели права принимать их к себе на службу. Отъездтаких слуг, соединенный с прекращением взятых имина себя обязанностей, вел к лишению пожалованныхземель: "ин земли лишен, пойди прочь"194.

Звериная ловля на угодьях княжескихпроизводилась ими под надзором и руководствомловчего, заведовавшего известным станом. Городские исельские люди, жившие в пределах такого стана, неслиособого рода повинности по отношению к княжескимохотничьим промыслам и лицам, их производившим,но в соответствии с этим они пользовались также иособыми правами и преимуществами сравнительно спростыми "черными людьми". Каждый стан, т. е.группа дворцовых промысловых поселений,представлял из себя отдельную и самостоятельнуюадминистративную единицу, изъятую из веденияобщих судебных и административных учреждений, исвободную от обыкновенных повинностей и податей,взамен которых на нее возлагалась специальная службакняжескому охотничьему промыслу. В то время как"черные земли" – обыкновенные села и деревни – вделах суда и управления подчинялись наместникам и


волостелям, дворцовые поселения при охотничьихугодьях, напротив, ведались уже не волостелем, ноловчим, который заведовал станом. В таком случае кловчему переходили все обязанности и прававолостеля, и случалось иногда, что должностьволостеля и ловчего совмещалась в одних руках195.Должность ловчего, заведовавшего княжескимиугодьями, впервые упоминается около 1455 г. вкняжение Василия II Темного196. В помощь себе поделам суда и управления станом ловчий имел при себедвух чиновников, которых назначал и сменялсобственною властью, именно тиуна и доводчика:первого для разбора судных дел, а второго длядознания, следствия и сыска по преступлениям,совершавшимсяв районе его стана.

При суде тиун заменял собою ловчего, как егопомощник, но не составлял с ним коллегиальногоучреждения: и тиун, и доводчик – лица, вполнеподчиненные ловчему, действовавшие по его приказу иполномочию197. Для того чтобы вполне выяснитьправа и положение ловчего и его чиновников, с однойстороны, и, с другой стороны, права и обязанностиподчиненных им жителей промысловых селений, мыобратимся к уставной грамоте, данной ИоанномГрозным бобровникам Ильмехотского станаВладимирского уезда, весьма типичной грамоте, вкоторой с большою тщательностью определены иурегулированы все подробности положения ловчего,его чиновников и подчиненных ему бобровников.Бобровники 23-х деревень Ильмехотского стана по этойграмоте обязывались "ведать Великого Князя службу –бобровую ловлю: ловить бобров по рекам: Клязьме,Судогде и Колахте, а что добудут бобров, возить их кМоскве, к государевой казне, шерстью (т. е. шкурами),


а не добудут бобров давать за бобров оброком, с годуна год, полтретья (2 1/2) рубля денег", что натеперешний счет равнялось приблизительно 12 р. сер.


За эту службу великому князю ильмехотскиебобровники освобождались из ведения и судавладимирских наместников и их чиновников: тиунов,праведчиков, приставов и доводчиков, и не обязаныбыли давать им кормы и нести все другие поборы; стяглыми людьми бобровники не тянули ни в какиепротори и разметы, т. е. освобождались от всех личныхповинностей и вещественных податей, обычных длятяглых людей; кроме того, освобождались от тягостногопостоя и прокорма проезжих государевых чиновников:"князья, бояре, воеводы ратные и всякие ездоки (т. е.гонцы) у них не ставятся, ни подвод, ни проводников,ни кормов силою не емлют, а кому случится стать, кормсебе и коням у бобровников покупают"; наконец,бобровники при проезде на бобровую ловлю сбобровою снастью или с оброком на Москвуосвобождались от "мыта", т. е. таможенных сборов навнутренних таможнях, а когда ехали обратно с Москвы,то не платили мытчикам "задних калачей", обычный(но сверхсметный, нужно полагать) побор на мыту сдеревенских жителей, возвращавшихся с Москвы надеревню с городскими "гостинцами". Таковы былипреимущества ильмехотских бобровников; постоянноесохранение за ними всех этих льгот обеспечивалосьочень внушительной припиской в княжеской грамоте:"а через сию мою грамоту кто изобидит чем, быти инот меня Великого Князя в казни". В делах управления исуда ильмехотские бобровники подчинялись местномуволостелю, который, очевидно, исполнял также иобязанности ловчего и имел при себе тиуна идоводчика, непременных помощников всякого ловчего.Содержание этих трех лиц составляло повинностьбобровников и обеспечивалось сборами с нихустановленных "кормов" и некоторых обычных даней и


пошлинами с судебных дел между ильмехотскимибобровниками. Так как ловчим ильмехотского станабыл кривандинский волостель, человек свой, местный,а не приезжий, то не было оснований, как водилось вдругих местах, давать ему "въезжее": обыкновенно приприезде и вступлении в должность ловчему давалось отподчиненных въезжее "кто что принесет"198.Установленные "кормы" ильмехотские бобровникидавали волостелю, тиуну и доводчику три раза в год: наРождество, на Пасху и на Петров день. В Рождествоволостелю с каждых 6 деревень доставлялось по 10хлебов, по полоти мяса, по меху овса и по возу сена;тиуну вполовину против волостеля, а доводчику одинхлеб, часть мяса и зобня (лукошка) овса с каждых 6деревень; в Пасху волостель получал по 10 хлебов иполоти мяса, тиун вполовину меньше, а доводчик – похлебу и части мяса; в Петров день волостелюполагалось от каждых 6 деревень по 10 хлебов и побарану, тиуну половина того, а доводчику – по хлебу исыру. А если волостелю, тиуну и доводчику был"нелюб" доставленный натурою корм, они могли братьза него деньгами по расценке, точно определенной вкняжеской грамоте: за каждый хлеб по деньге, заполоть мяса два алтына, за окорок (тиуну) алтын, зачасть мяса (доводчику) деньга, за петровского баранадва алтына, за сыр (доводчику) деньга, за воз сена дваалтына, за мех овса восемь денег, за зобню овса(доводчику) две деньги. Сверх указанных трех сроковдля доставления ловчему "кормов", в некоторых местах,например, в Каменском стане Дмитровского князяЮрия существовал еще и четвертый: по осени ловчийвместе с тиуном и доводчиком получал с каждойдеревни новину по осьмине ржи и по осьмине овса; приэтом в Каменском стане раскладка по деревням всех


установленных "кормов" ловчему производиласьпропорционально с количеством пашен и угодий,принадлежавших той или другой деревне.Ильмехотские и каменские бобровники призаключении браков давали своим ловчим обязательныйдар: если бобровник отдавал дочь замуж в другуюволость, то платилась "выводная куница по гривне", аесли брак заключался между людьми своей же волости,то "новоженный убрус по алтыну" (т. е. ширинка илиполотенце). Но самые большие доходы ловчиеполучали от пошлин с судебных дел, вчинявшихся в ихстане. Всякое судебное дело, уголовное и гражданское,было обложено определенной в пользу ловчегопошлиной, хотя бы оно и кончалось мировой сделкойтяжущихся сторон.

Необходимо заметить, что в судебных делахкомпетенция ловчих не везде была одинакова. ВКаменском, напр., стане ловчий ведал все безисключения судебные дела, и ему присвоено было дажеправо смертной казни в отношении "заведомо лихихлюдей"; но в видах гарантии населения от возможныхзлоупотреблений ловчего столь широкимиполномочиями ловчий вершил судные дела не иначе,как при участии "дворского", т. е. окружногоначальника княжеских вотчин, и "лучших людей",выбранных из среды станового населения. Напротив, вИльмехотском стане ловчий судил единолично, сам иличерез своего тиуна, но зато из его компетенции былоизъято душегубство, подлежавшее суду владимирскихнаместников.

Судебные пошлины в пользу ловчего и его тиунавзимались в таких размерах: при гражданскомдоказанном иске с ответчика взыскивалась в пользуловчего и тиуна пошлина в половинном размере


исковой суммы; если же иск не был доказан истцом, товзыскивалось с истца по два алтына с каждого рубляисковой суммы в пользу ловчего, а в пользу тиуна повосьми денег с рубля.

Судебные пошлины значительно возрастали, когдатяжущиеся стороны, недовольные решением ловчего,"сводили дело к полю", т. е. решали его посредствомпоединка в поле. С XIII по XVII в. "поле", или судебныепоединки, практиковались очень часто, именно поискам, возникавшим из преступлений, по делам опоземельной собственности и по нарушениюдоговоров; тяжущиеся дрались на поле мечами илидубинами, и кого на поле основательно поколотят илидаже совсем убьют, тот и считался проигравшимпроцесс и нес все последствия, соединенные спроигрышем судебного процесса199. Так как судебныепоединки не пользовались сочувствием общества ивызывали постоянный против себя протест со стороныдуховенства, то с дел, решавшихся "полем", взималисьусиленные пошлины, дабы постепенно отвадитьтяжущихся от такого способа суда. Поэтому когдатяжущиеся "сводили дело к полю", но решали егомировой сделкой, не начиная самого поединка, то и сответчика, и с истца взыскивалась в пользу ловчего итиуна пошлина в половинном размере исковой суммы;при состоявшемся поединке побежденный должен былвполне удовлетворить истца и уплатить ловчему итиуну пошлину в полном размере исковой суммы. Поискам, возникавшим из чересполосности владений,например если бобровник "переорет" (запашет)чужую межу, виновный платил ловчему или тиунубарана, "а не люб им баран, за барана алтын". За"самосуд", когда поймавший вора с поличным отпускалего на свободу, не заявив о том ловчему или тиуну, с


уличенного взыскивалось два рубля московских, т. е.около 9 рубл. на наши деньги.



Указанными пошлинами и установленнымикормами исчерпывались все повинности ильмехотскихи каменских бобровников по отношению к их ловчим итиунам. Ловчие и тиуны не имели права на какие-либодругие поборы и обязывались "по бобровным деревнямне ездить, ночлегов не чинить, ни подвод, нипроводников не брать"; кроме того, им воспрещалосьсамовольно, без зова, приходить на деревенские пиры ибратчины, когда деревня в складчину варила пиво ибрагу; будучи же приглашены, обязывались неночевать в той деревне, где пили, но в другой. Что жекасается доводчика, то при служебных разъездах онполучал прогоны по деньге на версту, а по деламвзыскания вдвое, причем ильмехотский доводчикдолжен был ездить один, без паробка, и на однойлошади, а каменскому доводчику дано было правоездить с паробком и на тройке лошадей; во времяостановок доводчики не имели права пользоватьсяобедом и ночлегом в одной и той же деревне, но гдеобедали, там не ночевали, а где ночевали, там необедали. Каменские бобровники были огражденытакже и от поборов со стороны так называемых"попрошатаев", вольных ловцов, служивших пристанах по найму и не имевших земельного надела200;последним воспрещалось под страхом личногокняжеского суда ездить по деревням и "насильносбирать жито". Наконец, ловчим строго указывалось ненакидывать лишних сроков для доставки бобровогооброка; этих сроков должно было быть только два:один на Крещенье, другой через неделю от началаПетровскогопоста201.

Изложив хозяйственные и административныепорядки на охотничьих угодьях князей МосковскойРуси, мы бросим теперь беглый взгляд на то, как было


поставлено это дело в Литовской Руси, чтобы путемсравнения лучше выяснить особенностистаринно-русского охотничьего хозяйства.Польско-литовские короли занимали на юге и западеДревней Руси территорию, в высшей степенивыгодную и удобную для охоты: здесь было многомест, отвечающих условиям промысловой охоты, ибыли леса вроде Беловежской пущи, где короливдоволь могли наслаждаться правильной охотой,прекрасно ими организованной. С одинаково большоюзаботливостью польско-литовские короли относились ик своим промысловым охотничьим угодьям, и к местамправильной охоты. Места, где охотились сами короли,считались заповедными, и в них никому охотиться неразрешалось; таковы были леса за Неманом кМазовецкой и Прусской границе202 и Беловежскаяпуща, т. е. сплошной лес от Беловежа до Ковна.Последняя находилась в заведовании особыхревизоров, охранялась специальными лесниками ибыла разделена на загоны. Ревизоры вместе слесниками и загонщиками должны былизаблаговременно разведывать, сколько примернозверей было в загоне и сколько для них потребуетсязагонщиков. Заранее составлялся список загонщикам иотдавался приказ об их наряде, "дабы не гнать людейиз далеких волостей, когда и без того обойтись можно".Загонщиками при королевских охотах были как тяглыелюди, так и "осадные", т. е. специальные загонщики,состоявшие на службе при королевской охоте;последние за свою службу пользовались "двумяволоками" (земельным наделом) и были свободны отчинша, т. е. тягловой службы, и от всяких податей.Тяглые и осадные люди на время королевской охотыосвобождались от всяких других работ, а ребят и


стариков на ловы приказывалось совсем не брать203.



Принадлежавшие королям охотничьи угодьязаведовались: в королевских волостях старостами, а впущах лесными ревизорами. Относительно пущ, вкоторые, по стародавнему обычаю, допускалиськоролевские и шляхетские подданные, ревизорыдолжны были составлять подробные ведомости всем,кому вход в пущу дозволяется; кроме того, они должныбыли наблюдать, чтобы близ лазов подданные нискота, ни собак не держали и отнюдь не позволяли бысебе охотиться, что влекло за собой смертную казнь204.Промысловая охота производилась при помощи тяглыхлюдей, причем за свою службу они или получалиособое вознаграждение: напр. при охоте на бобров –пятого бобра, или "почеревье" (брюшко) от каждогобобра; или же освобождались от тягловой службы ивзамен ее несли некоторые другие повинности; напр."осочники" (загонщики) в королевских волостях былисвободны от тягловой службы, но зато обязаныявляться 12 дней в году на толоку к королевскимволостям: три дня пахать пар, три дня жито косить, тридня жито жать и три дня убирать яровое205.

Некоторые охотничьи угодья короли сдавалиподданным в аренду за высокую цену. В XV в.бобровые гоны в Полоцкой области сдавались в арендужителям области: мещанам, дворянам, городским иволостным людям за 200 рублей-грошей, т. е. за 1100рублей, но, так как полочане били челом королюАлександру, что им невмоготу платить столь высокуюаренду, то цена была сбавлена наполовину206.

Все другие охотничьи угодья, разбросанные повсей территории польско-литовских королей, илипринадлежали королевским подданным на правесобственности, или же находились в их пользовании наоброчных условиях. В последнем случае оброк


уплачивался звериными шкурами, бобровыми икуньими, или же переводился на деньги: за бобраплатилось 45 грошей, т. е. около 2 p. 50 коп., а закуницу от 6 до 16 грошей, т. е. от 30 до 90 коп.207; но,сверх этого, оброчники несли еще и личныеповинности по производству королевских охот:выставляли бобровых охотников с конем и псом,ходили на облавы и ловы королевских воевод инаместников, давали под них подводы на охоту,отпускали летом сено для воеводских сокольников и,наконец, чередуясь с последними, стерегли ловчихптиц208. На собственных волоках и на оброчныхугодьях королевские подданные охотились совершенносвободно и могли бить волков, лисиц, рысей, росомах,белок, зайцев и всякого малого зверя и всякую птицу,но серн и других больших зверей запрещалось убиватьдаже и на собственных волоках209. По стародавнемуобычаю, королевские воеводы, наместники и старостыпользовались правом охоты на крестьянских землях,могли брать подводы и людей для своих охот иполучали даже известную долю из охотничьих добычкоролевских подданных; но многие местности поособым королевским уставным и жалованнымграмотам были изъяты из-под действия такогообычая210.

Вопрос о том, пользовался ли в Древней Русиправом свободной охоты простой народ, должен бытьрешен в положительном смысле. Известно, что сдревних времен русские вели обширную торговлюмехами с востоком и западом, а это возможно былолишь под условием свободы и общедоступностиохотничьего промысла для всех групп населения. Носамое веское и неотразимое доказательствозаключается в том, что русский народ с древних времен


уплачивал подати князьям, как мы видели, мехами ишкурами зверей: когда подать не денежная, анатуральная, то естественно, что она уплачивается темиименно продуктами, которые составляют результатобщего и главного народного промысла. Не лишен приэтом большого значения и самый способ собиранияданей, практиковавшийся древними русскимикнязьями. С IX по XI век (а в отдельных случаях и вXII, и XIII даже вв.) русские князья собирали дань сподданных сами лично. Обыкновенно с ноября поапрель для сбора даней и податей они объезжали своиволости в сопровождении всей дружины, большогоколичества войска и многочисленных слуг. Этоназывалось "идти в полюдье" и с внешней стороныскорее напоминало военные походы, чем мирноесобирание даней. Народу при этом приходилось нетолько платить урочную дань мехами, но еще и даритькнязя и многочисленную свиту теми же шкурами имехами211, а это было бы совершенно немыслимо,если бы охота в Древней Руси была княжескойрегалией, а не свободнымнародным промыслом.

Итак, бесспорно, в Древней Руси народпользовался правом охоты, и оно опиралось, как всегдаи везде, на права поземельного владения. Владениеземлей Древней Руси было на праве личном илиобщинном; такой же характер носило и владение всемидругими угодьями, связанными с поземельноюсобственностью, в том числе и охотничьими. Какпользовались общинники своими охотничьимиугодьями, о том не сохранилось никаких известий; нодолжно полагать, что на общинных угодьяхпрактиковалась единоличная и коллективная охота:некоторые виды охоты, например облавы, требуютбольшего числа охотников, другие виды, как,


например, охота с перевесом, могли совершатьсяединолично; вероятно, в общинных лесах общинникиимели каждый по собственному перевесу212. Народ неменее князей дорожил своими угодьями, ревнивооберегал и, когда мог, упорно отстаивал свои исконныеправа на них. Так, новгородцы, как мы видели выше,благодаря особенностям государственного устройстваих области прямо договаривались с своими князьямиотносительно мест и сроков княжеской охоты на ихземлях. В 1265 году новгородцы заключили договор скнязем Ярославом Ярославичем "по старине", как былопри его дедах и отце, и по этому договору Ярославобязывался охотиться за кабанами не ближе 60 верст отгорода; летом ему предоставлялось охотиться зазверями на Озвадо (местность географическинеопределенная), но не в Руссе; в Руссу же он моготправляться на охоту через две зимы на третью, а вЛадогу и Княжее (Княгинин) на третье лето213.

Но Ярослав договор этот вскоре нарушил. Он завелбольшую соколиную и псовую охоту и, забыв одоговоре, беспечно гонялся за зайцами по полям, емуне предоставленным, и бил уток и гоголей по Волховуи иным водам. Новгородцы были возмущеныподобным нарушением договора. В других областяхподобных договоров с князьями народу учинять неприходилось; поэтому там князья всегда сохраняли засобой право как охотиться на землях крестьян, такравно и брать для своих охот нужное количествооблавщиков из деревень214. Во время татарского игатакими же правами пользовались ханские охотники:они производили охоту по всем лесам и полям, водилис собой крестьян на облавы, брали у них годныеохотничьи орудия, а иногда отнимали даже и самыйулов охотников-крестьян215.



В Древней Руси громадное количество охотничьихугодий принадлежало монастырям. Русские князья изпобуждений благочестия, столь сродного русской душе,любили жаловать монастырям села и деревни со всемиих угодьями, лесами и пашнями, звериными, птичьимии рыбными ловлями и "бортевыми ухожаями"216. Подохраной княжеских жалованных грамот монастыривели крупное сельское хозяйство и в широких размерахпроизводили промысловую охоту при помощи крестьянсвоих сел и деревень; монастырские охотничьи угодьябыли недоступны для сторонних людей, и княжескиеловчие также не имели права охотиться в них;последняя привилегия сохранилась за монастырямидаже во время татарского владычества. Когдавладельческие права монастырей нарушались лицамиместной администрации, монастыри искали защиты исуда у самих князей217, а при нарушениях со сторонычастных лиц получали иногда от князей помощь в видепосылки к ним ратных людей для поимки и наказаниясамовольных охотников218. Вообще нужно сказать,что монастыри энергично отстаивали своивладельческие права всякий раз, как только им угрожалпроизвольный захват. В XVI в. (в 1516 г.) киевскийПустынский Николаевский монастырь вел у киевскоговоеводы любопытную тяжбу с софийскиммитрополичьим наместником, Васько Паньковичем,из-за одного "бобрового зеремени". Основываясь на"людских речах и поведаньях", Панькович утверждал,что пустынские старцы самовольно, "не обсылаючись"с ним, спорное "зеремя погонили и бобры побили" и нехотят дать для митрополита половину улова, так как деэто зеремя находится по местоположению в обоюдномвладении монастыря и митрополита. Но старцыпредъявили воеводе жалованные грамоты,


"Господарские листы" королей Александра иСигизмунда II, выставили надежных свидетелей "пановпочестных", и дело было решено воеводой в ихпользу219.

Были охотничьи угодья и у частных лиц в ДревнейРуси. Частные лица владели ими на праве полнойсобственности. Нечего и говорить, что у удельныхкнязей были прекрасные охотничьи угодья и заведеныбыли собственные охоты220. Бояре и служилые людиприобретали угодья путем княжеских пожалований221

или посредством покупки у других лиц222. Насобственных угодьях бояре вели не толькопромысловую, но и правильную охоту, для которойимели при себе собственный штат охотников223. Причересполосности боярских охотничьих угодий свеликокняжескими обоюдное пользование угодьямирегулировалось особыми частными договорами бояр скнязем224. Наконец, собственные охотничьи угодья исвои охоты были и у крестьян-собственников,называвшихся в Древней Руси "своеземцами".Прекрасное подтверждение этому мы находим всказании XV в. о крестьянине Луке Колоцком. Лукабыл простой крестьянин, живший в 15 в. от Можайска,на реке Колоче. Он нашел в деревне чудотворнуюикону Богородицы, понес ее в Можайск и Москву, иповсюду ее появление сопровождалось чудесами. Отприношений к иконе Лука собрал себе большоебогатство, построил на Колоче большой и красивыйдвор, как будто князь какой, вкусно ел и пил, набралотроков, ездил на охоту с соколами и кречетами,держал множество псов, медведей и утешался ими.Удельного можайского князя Андрея ДимитриевичаЛука и знать не хотел, всячески ему "шкодил и дерзил".Не раз он бил и грабил княжеских сокольников,


отбирал у них соколов и кречетов; не раз доставалосьот него и княжеским ловчим, у которых он отнималмедведей, пойманных для князя. Но один ловчий за всеотомстил ему: уступая Луке, по его требованию,медведя, ловчий спустил медведя к Луке на дворпрежде, чем Лука успел уйти в комнаты, и медведьсильно ободрал Луку. К едва живому Луке тотчас жеприехал можайский князь и отечески укорял его заозорное житие, говоря: "по делом тебе так иприключилось". Лука раскаялся, просил князяраспорядиться всем его богатством на какое-либо делобогоугодное, и князь построил монастырь Колоцкий,где Лука постригся и умер в покаянии225.

Итак, мы видим, что в Древней Руси охота быладостоянием всего народа и составляла важнейшийпромысел, в котором одинаково были заинтересованывсе слои населения. Естественно, что с самых раннихвремен она должна была стоять под особой охраной ипокровительством закона. Наш первыйзаконодательный сборник, "Русская Правда", изданиекоторого относится ко времени Ярослава Мудрого, ужепредусматривала нарушения в области охоты правчастной собственности в виде намеренной порчиохотничьих орудий и воровства ловчих птиц, собак исамой добычи и определяла материальнуюответственность виновных в этом следующим образом:I) за намеренную порчу чужого перевеса виновныйплатил 3 гривны кун (21 р.) штрафа князю и 1 гривну вудовлетворение потерпевшего226; II) за воровствоястреба, сокола, пса, а также за похищение улова изчужого перевеса 3 гривны штрафа и гривну владельцу;III) за воровство голубя и куропатки по 9 кун (2 р. 52коп.), а гуся, утки, лебедя и журавля по 30 кун (8 р. 40коп.); IV) за воровство племенного бобра из норы 12


гр. (84 р.) штрафу; V) если в чьем-либо владении будетизрыта земля, найдутся сети и другие признакиворовской ловли, то община этой местности должнаразыскать виновного или уплатить штраф в размере 12гр.227.

В других, изданных после "Русской Правды",законодательных памятниках рассматриваемого намипериода мы не встречаем статей, касающихся охоты.Лишь в польских законах конца XVI в. в отношенииохоты слышен поздний отголосок "Русской Правды" вследующем узаконении: "Если кто на охоте пойманногоили гонимого чужими собаками кабана, оленя или лосяприсвоит себе или стащит чужую собаку, тот должензаплатить противнику 3 гривны штрафа и стоимостьсобаки, кроме того, 3 гривны судье"228.

Широкое развитие права охоты и законов о нейесть факт времен уже новейших, и мы встретимся сним в следующихчастях "ИсторииЦарской охоты".

КОНЕЦПЕРВОГОTOMA

193 Примечания

ПРИМЕЧАНИЯ

1Лаврент. спис. летоп., 4.

2 Там же, 31.

3Воскрес. лет. 263; Карамзин. "Ист. Гос. Росс", т. I, стр.37.

4В 1316 году, во время борьбы Твери с Москвою,когда тверской князь Михаил Ярославич напал насоюзников Юрия Даниловича, на новгородцев, то"поиде к Новугороду ратью, и увернуся на Ловоти изУстьян, и заблудися в озерех и в болотех, и начаша воиего мерети голодом, ядяху конину и с щитов кожусдираючи, а снасть свою всю пожгоша", IV Новгор. лет.48. См. Струтосов – "Охота в допетровской Руси" в"Прир. и охот.", 1881г., т. II, стр. 31.

5Струтосов в "Пр. и ох.", 1881г., т. II, стр. 31–32.

6См. Морева "Очерк коммерческ. географ. и хозяйств.статистикиРоссии", СПБ., 1891.

7Акт. Зап. Росс, т. I, No 6; Акт. Археогр. эксп., т. I, No15. См. Н. Аристова "Промышленность ДревнейРуси". СПБ., 1866,стр. 58.

8 Рукописная книга о граде Курске. См. Аристова"Пром. Др. Руси", стр. 6, прим. 12.

9Лавр. сп. лет., стр. 95 I-го изд. (216 во 2-м изд.). См.Струтосова в "Пр. и ох.", 1881, ч. II, 32 и Аристова "Пр.Др. Руси", стр. 6, прим. 12.

10Ипат. сп. л. 199, изд. 1871. См. Струтосова в "Пр. иох.", 1881,ч. II, 30.


11 I Новг. л., 21;Аристов, 4, прим. 9.

12 "История о вел. княжестве Московском". ПереводШемякина. Москва, 1867,стр. 43.

13См.: Петрея де Ерлезунда "Ист. о вел. кн.", Москва,стр. 54.

Герберштейна "Записки о Московии". Перев.Анонимова. СПБ., 1866,стр. 124.

Джон Мильтон – в "Чтен. Имп. общ. ист. и древн.росс.", 1874,кн. 3, стр. 3.

Бумаги Флорентийского центрального архива...Пер. гр. Бутурлина; Москва, 1871,стр. 355.

14 "Ист. о вел. кн. Моск.", стр. 54.

15Карамзин. "Ист. Гос. Росс", т. I, прим. 516.

16 "Ист. о в. кн. Моск.", стр. 29.

17 "Зап. о Моск." Герберштейна. Пер. Анонимова, стр.101.

18Воскрес. л. 177.

19 "Зап. о Моск.", стр. 103.

20 "Конь диких своими руками связал есьм в пуштах, –говорит Мономах, – 10 и 20 живых конь". Лавр. лет.104.

21См. Аристова "Промышлен. др. Руси", стр. 7.

22 "Зап. о Моск.", стр. 166.

23 "Бумаги Флор. архива", стр. 320.

24Акты Зап. Росс., т. I, No 13.

25Дополн. к Акт. ист., т. I, No 4.

26 "Ист. о В. кн. Моск.", 392.


27Карамзин. "Ист. Г. Росс", т. VIII, 174. Соловьев."Русс. ист.", т. IV, 99.

28 "Сказ. кн. Курбского". СПБ., 1868,стр. 14.

29Ключевский. "Сказания иностранцев о Моск. гос.".Москва, 1866,стр. 151.

30Соф. лет. II-я, стр. 143;Воскр. 95.

31Лавр. сп. л. 101.

32Ипат. сп. л. 12.,изд. 1871.

33Софийск. лет. 89.

34Плано Карпини. Собрание путешествий к татарам идр. восточн. народам XIII–XV вв., изд. Языкова. СПБ.,1825,стр. 185.

35Карамзин. "Ист. Г. P.", т. X, 277.

36Из рукоп. книги о граде Курске: "...из Рыльска ииных градов людие хождаху туда (к Курску) прибыткаради своего зверей ловити". Карамз. "И. Г. P.", IV, пр.166.См. выше примеч. 8.

37 IV Новг. л. 73.

38См. Струтосова "Охота в допетровской Руси"."Прир. и охота", 1881г., т. II.

39 "Зап. о Московии". Герберштейн.

40Л. Сабанеев. "Соболь и соболиный промысел" в"Природе", 1874г.; есть и отдел. издание.

41Н. Стромилов. "Охота и меховой промысел в др.Руси". "Журнал охоты", 1875,III, 34–36.

42См. Аристова "Пром. древ. Руси", 146–7.


43 Рыбников. "Собр. нар. пес.", т. I, 60.

44Ип. сп. л. 29; Соф. 89; Герберштейн; Истахари,Ибн-Фоцлан.

45Памятник. XII в., Москва, 1821, 173 стр. См. уАристова "Пр. Др. P.", 147.

46Ип. л. 122.

47Флетчер (англичанин, бывший в Москве в 1588 г.)утверждает, что название "белой лисицы" неправильноприсвоено песцу. См. "Зап. Историко-филол. факульт.СПБ. унив.", ч. 27, стр. 121.

48 Рубруквис, посол Людовика XI-го, говорит об этом.

49 "Московия", стр. 10.

50Костомаров. "Очерк жизни великорусского народа",стр. 120.

51 "Донесение о Московии" Пернштейна, стр. 10.

52 Ефимками в Древней Руси назывались немецкиесеребряные талеры – по-немецки Joachimsthaler,потомучто делались из серебра, добывавшегося в рудникахJoachimsthal'я.

53Собрание государственных грам. и договор.,Москва, 1813г., т. I, NoNo 8, 10 и 11.

54 "Записки о Московии", стр. 168.

55 "Зап. о Моск.", стр. 167–8.

56 Забелин. "Ист. русск. жизни", ч. II, стр. 297.

57 "Записки о Моск.", стр. 166.

58 Бум. фл. арх., стр. 318.


59Ипат. сп. летоп., изд. 1871,стр. 41.

60Ипатский сп. лет., изд. 1871,стр. 241.

61Ипат. сп. лет., изд. 1871,стр. 345–6.

62Карамзин. "И. Г. P.", т. II, пр. 300.

63 Забелин. "Ист. русск. жизн.", т. II, 382.

64Струтосов. "Прир. и охота", 1881, т. II, в статье"Охота в допетровской Руси".

65См. В. Григорьева исслед. "О достоверностиярлыков, данных ханами Золотой орды русскомудуховенству". М., 1842,стр. 112–118и 118–129.

66См. иссл. проф. В. О. Миллера "О лютом зверенародных песен". М., 1866. – На основаниилингвистических и исторических соображений проф.Миллер утверждает, что "лютым зверем" в древнеевремя наши предки называли льва, известного имотчасти по литературным источникам (напр. изБиблии), отчасти по рассказам паломников на восток.В народных песнях древнеговремени лютый зверь иволк часто фигурируют рядом как различные звери.Впоследствии название "лютого зверя" было усвоеноволку как его эпитет.

67 "Изв. Ак. наук", т. X, 548. См. у Аристова"Промышл. др. России", стр. 77.

68 "Запис. о Моск.", стр. 192–193.

69Карамзин. "И. Г. P.", т. X, стр. 302.

70В церковном правиле митрополита Иоанна ЯковуЧерноризцу 1089г.

71В вопросах Кирика епископу Нифонту до 1156г.


72 Рукоп. Румянц. муз. No 380. См. Костомарова"Очерки жизни великорусского народа"."Современник", 1860, т. LXXXVIII, стр. 95, и в отд.издании: СПБ., 1860,стр. 147.

73Домострой, изд. Яковлева. Одесса, 1887, стр. 15, 21,58.

74 Герберштейн. "Зап. о Моск.", 53–5. По церковнымправилам греко-российской церкви духовенству охотавоспрещается, как занятие, не соответствующеевысокому значению пастырей. В принципе охота неразрешается и католическому духовенству, но оновсегда охотилось, прикрываясь декреталиями папыКлимента V, которые дозволяют бить зайцев и др.зверей, когда они вредят садам, огородам и полям илидомашнему скоту: "quo casu hoc eis permittitur", сказанов тексте декреталий (т. е. "в этих случаях охотаразрешается"), поэтому на жаргоне католическихмонахов и самая дичь называется quo casu; а чтобывсегда был законный предлог для охоты, у них вобычае возносить ежедневно молитву pro pullis et nidis,т. е. об изобилии выводков и сохранении логовищ. См.у Струтосова в "Пр. и ох.", 1881,т. II.

75Афанасьев. "Поэтич. воззрения славян...", т. I, стр.731.

76Новг. л., IV, 73. См. Струтосова в "Пр. и ох.", II,1881.

77См. Н. Сементовского "Сказание о ловах велик. кн.киевских", СПБ., 1857 г., стр. 2; Карамзин. "Ист. Гос.Росс", т. I, стр. 149; K. Аксаков. "Истор. статьи", стр.619.

78Лавр. лет., стр. 25, изд. 1846.


79Лавр. лет., стр. 24, изд. 1846.

80Ипат. лет., стр. 41, изд. 1871 г.; Лавр., стр. 56, изд.1872(27 стр. в изд. 1846г.).

81 "В лето 6483 (975). Ловы деющу Свеньгельдичю,именем Лют, исшед бо из Киева гна по звери в лесе;узре и Олег и рече: "кто се есть"? И рекоша ему:"Свенгельдич", и заехав уби и, бе бо ловы дея Олег. И отом бысть межи има ненависть Ярополку на Олега, имолвяше всегда Ярополку Свенгельд:"поиди на братасвоего и приимеши власть един его, хотя отмьститисыну своему". Ипат. спис. летоп., изд. 1871, стр. 49;Соловьев, "Ист. Росс", т. I, изд. 1874, стр. 150–151; Н.Сементовский, "Сказ. о лов. в. кн. киев.", стр. 2–3.

82Н. Сементовский. "Сказ. о лов. в. кн. киев.", стр. 3;К. Аксаков. "Истор. статьи", стр. 356, 361, 364, 365,368,374и 377.

83Ипатьевск. спис. летоп., изд. 1871г., стр. 53.

84Лавр. спис. лет., стр. 65, изд. 1846г.

85Карамзин. "Ист. Госуд. Росс", т. II, стр. 11.

86Ипат. лет., стр. 106,изд. 1871.

87Как это делает Н. Сементовский в "Сказ. о лов. в. кн.киев.", стр. 5.

88Ипат. лет., изд. 1871 г., 150 стр.; Лаврент. лет., изд.1872 г., 207 стр.; в I Софийской определенно указано,что Всеволод охотился за Вышгородом на зайцев, стр.149 в Полн. Собр. Лет. 1846 г. В Лавр. летописи этособытие отмечено под 6599(1091)г.

89Соловьев. "Ист. Росс", изд. 1856,II, 88.

90См. "Духовную" Мономаха в Лавр. лет., стр.


100–109,изд. 1846,в Полн. Собр. Лет.Знаменательное, к счастию, дошедшее до нас

поучение этого князя к детям является драгоценнымматериалом для разбираемого нами вопроса.

"Куда же ходяще путем по своим землям, не дайтепакости деяти отроком, ни своим ни чюжим, ни в селехни в житех (домах), да не кляти вас начнут... Леностьбо всему мати, еже умеет, то забудет, а его же не умеет,а тому ся не учит (что знаешь, то забудешь, а чего незнаешь, тому не научишься); добре же творяще, немозите ся ленити ни на что же доброе. Первое к церкви:да не застанет вас солнце на постели тако бо отец мойдеящеть (делал) блаженный и вси добрии мужисовершении заутренюю отдавше Богови хвалу, и потомсолнию всходящю, и узревше солнце, и прославитиБога с радостью и рече: Просвети очи мои ХристеБоже, и дал ми еси свет твой краеный; а еще Господи,приложи ни лето к лету, дапрок грехов своих покаявся,оправди в живот, тако похвалю Бога и седше думати сдружиною, или люди оправливати (судить. Соловьев, т.II, стр. 40) или на лов ехати, или прездиши, или лечиспати: спанье есть от Бога присужено полудне, от чина,бо почевает и зверь и птица и человеци. А се выповедаю, дети моя, труд свой, о же ся есмь тружал путидея и ловы 13 лет... A ce труждахося ловы дея: понежеседох в Чернигове, а из Чернигова вышед и до...(истлевшее место) лета по сту уганивал и им даром,всею силою, кроме иного лова, кроме Турова, иже соотцем ловил есмь всяк зверь. A ce в Чернигове деялесмь: конь диких своима рукама связал есмь, в пушах10 и 20 живых конь, а кроме того иже по рови (можетбыть собственное имя) ездя имал есмь своима рукамате же кони дикие. Тура мя 2 (раза) метала на розех и сконем, олень мя один бол (бодал), a 2 лоси, один


ногама топтал, и другый рогома бол. Вепрь ми на бедремечь отъял (оторвал), медведь ми у колена подклада(потник под седлом. Буслаев) укусил, лютый зверьскочил ко мне на бедры, и конь со мною поверже: и Богневрежена мя сблюде. И с коня много падах, голову сирозбих дважды, и руце и нози свои вередих(повреждал) в уности (юности) своей вередих, неблюда живота своего, ни щадя головы своея. Еже было(что следовало) творити отроку моему, то сам есмьстворил дела, на войне и на ловех, ночь и день, на зноюи на зиме, не дая собе упокоя. На посадники не зря, нина биричи, (глашатай, объявляющий на улицах и поплощадям постановления правительства; иногдаполицейский служитель. Даль. Словарь), сам творилчто было надобе, весь наряд и в дому своем, то ятворил есмь: и в ловчих ловчий наряд сам есмь держал,и в конюсех, и о соколех и о ястребех... Смерти бося,дети, не боячи (не бойтесь), ни рати, ни от звери, номужьское дело творити, како Вы Бог подаст. Оже бо язот рати, и от звери и от воды, от коня спадаяся, тоникто же вас не может вредитися и убити, понеже(если) не будет от Бога повелено; а иже от Бога будетсмерть, то ни отец ни нати, ни братья не могут отъяти...Се же хощю сказати, яже слышах преже сих 4 лет, яжесказа ми Горютя Роговичь Новгородец, глоголя сице:яко послах отрок свой на Печеру, люди, яже суть даньдающе Новугороду" (Лаврентьевская летоп., стр.100–109).

91Сементовский. "Сказ. о лов. в. кн. киевских", стр. 15;Забелин. "Ист. русск. жизни", т. II, 103.

92Ипат. лет., стр. 122 (в Полн. Собр. Лет. 1846) и уКарамзина "Ист. Гос. Росс", т. III, 61 стр.

93Ипат. лет., 139 (в Полн. Собр. Лет.).


94Ипат. спис. лет., 133 в П. С. Л. 1846.

95Н. Сементовский. "Сказ. о лов. в. кн. киевских", стр.17.

96Ипат. лет., 550,изд. 1871.

97Ипат. сп. л., 196 в П. С. Л. 1846.

98Ипат. л., 596,изд. 1871.

99Никоновск. лет, стр. 159; I Новгор. л., 7 – в П. С. Л.

100Никон. л., 148; I Новг., 61; I Софийск., 186;Воскресенск. л., 169 – в П. С. Лет.

101Собр. грам. и дог., ч. I, стр. 2–3.

102Освободив в 1515 году из-под стражи бывшегоказанского царя Лешифа и, желая показать ему своюособенную милость, великий князь позволил Лешифуездить на охоту (Карамзин. "Ист. Гос. Росс", т. VII, стр.81).

По свидетельству Герберштейна, государь городаКошира, стоявшего на берегу Оки, на шесть миль вышеКоломны, был приглашен Василием III на охоту, гдеего и отравили вследствие доноса о злоумышлении нажизнь великого князя ("Записки о Московии", стр.104).

103Считаем не лишним позаимствовать у историкаКарамзина несколько слов, характеризующих личностьВасилия III- го: "Василий Иоаннович, как говорилитогда, судил и рядил землю всякое утро до самогообеда, после коего уже не занимался делами; любилсельскую тишину, живал летом в Острове, Воробьевеили Москве на Воронцове поле до самой осени; частоездил по другим городам и на псовую охоту в Можайски Волок Ламский; но и там не забывал государства:


трудился с думными боярами и дьяками; иногдапринимал послов иноземных. В 1519 году в мае онвыехал из Москвы к Николе на Угрешу, оттуда вОстров, где жил до Петровок, а потом все лето провел вВоронцове" ("Ист. Госуд. Росс. с древ. врем.", т. V, стр.409).

104 II Софийск. л., 267; Карамзин. "И. Г. Р.", т. VII,181–184; Соловьев. "Ист. Росс", т. V, 396;Герберштейн. "Зап. о Моск.", 195–198.

Приводим подлинные слова летописца о кончинеВасилия Иоанновича:

"В лето 7042 (1533 г.) Сентября, и поеде князьвелики Василей Иванович всея Руси и с своею свеликою княгинею Еленою и детьми, со князем Иваноми со князем Юрьем Васильевичи, к ЖивоначальнойТроицы и к Преподобному чюдотворцу Сергию, напамять (в день) чюдотворца Сергия: и туто князьвелики молился и праздновал чюдотворцову память имолебная совершив. И от троицы поеде с великоюкнягинею и с детьми в свою отчину на Волок наЛамскый тешитися, а ехал на свое село на Озерецкое иту начат немощи (заболел): и явися у него мала болячкана левой стране на стегне (верхняя часть ноги, бедро,ляжка. Даль. Словарь.) на згибе с булавочную голову,верху же у нее несть, ни гною в ней несть же, а самабагрова. И от толе приеде в Троецкое село Нахабну, изНахабны преденужно, (с трудом) обдержим болезнею,в Покровское Фуниково; и ту празновал ПокровуПречистыя Богородицы, и от туда поеде в свое селоПокровское и пребысть ту два дни, в третий же деньприеде на Волок, нужно в неделю после Покрова. Итого же дни бысть пир на Великого Князя у дворецкогоего Тверского у Ивана у Юрьевича у ШигоныПоджогина. На утрия же, в понедельник, князь вилики


великою нужею дойде до мылни; и за столом седе впостельных хоронех нужею. На утрея же того, вовторник, бысть погодие велико (хорошее) тешитисяГосударю, и посла по ловчих своих по Федора поМихайлова сына Нагова, да по Бориса по Васильевасына Дятлова, да по Бобрища по Пушкина, и неунявсяхотя тешитися, и поеде в свое село в Колпь, болезньюобдержим скорбяше; до села же того едучи мало быстьпотехи. В Колпь же приехав и седяше за столом инужею, и посла по брата своего по князя АндреяИвановича на потеху к собе; князь же Андрей приеха кнему вскоре. Тогда же князь велики великою нужеювыеха со князем Андреем Ивановичем на поле ссобаками, и поездиша мало, токмо две версты от села ивозвратишася в Колпь: и седящим за столом с братомсвоим со князем Андреем Ивановичем, изнемогающи; иот толе стола у него не бысть, но вкушающи мало напостеле. И нача к болезни своей призывати князяМихайла Львовича Глинского; а к Москве пославоскоре подохторов своих, по Миколая по Булева да поФефила..." (Софийская II, стр. 267).

105Карамзин. "Ист. Гос. Росс", т. VIII, 87–97; т. IX, 3,100и 188.Примеч. к IX т., 31.

Соловьев. "Ист. P.", т. VI, 449–450;т. VII, стр. 7.Петрей де Ерлезунд. "Ист. о Велик. княж.

Московском", 151,163.Горсей. "Зап. о Моск." в "Библ. для чт.", 1865,

февр., 44–45.Псковская летоп. 319 (в П. С. Л.).

106Акт. Ист., Доп. I, 119,196,205,207,208,210.Горсей в "Библиотеке для чтения", 1865, март, стр.

17.Флетчер в иссл. Середонина, 151–152.


Варкача в "Чт. Общ. ист. и др.", 1874,IV, 19.

107Горсей в "Биб. для чт.", 1865,март, 16.

108Об охоте в Польше см. "Газет. лесоводства и охот.",1859.

109Карамзин. "Ист. Гос. Росс.", т. IV, прилож., стр. 54.Улучшение и преобразование царской охоты пообразцу охоты польских королей во временаЛжедимитрия было тем более возможно, что оннаходился под обаянием польских нравов.

110Карамзин. "И. Г. P.", т. XI, 249и примеч. 394.Соловьев. "Ист. Росс.", т. VIII, 125.Трачевский. "Русск. ист.", 1885,стр. 200.Петрей де Ерлезунд. "Истор. о Вел. княж. Москов.",

209–210.

111Соловьев. "Ист. P.", т. VIII, 70, 77.Костомаров. "Ист. в жизнеописаниях", ч. I, 752.

112Ипат. лет. 142;Пол. соб. Русс. лет.

113Софийск. II лет., 332; Карамзин. "И. Г. P.", т. VI, 99и 276и т. VII, 24; Соловьев. "Ист. P.", т. V, 109.

114Соловьев. "Ист. P.", т. V, 379.

115Соловьев. "Ист. P.", т. VI, 129.

116Карамзин. "И. Г. P.", т. XI, прим. 7.

117Карамзин. "И. Г. P.", т. VII, 165.

118Акт. Зап. Росс., т. I, 71.

119Соловьев. "Ист. Росс", т. V, 134.

120Акты Зап. Росс., т. I, 317–318325,334–335.

121Карамзин. "И. Г. P.", т. VI, 225; Соловьев. "Ист. P.",


т. V, 189.

122Мильтон. "Московия", 34; Карамзин. "И. Г. P.", т.VIII, прин. 35.

123Соловьев. "Ист. P.", т. VII, 304.

124Описание путешествия Варкача в "Чт. Общ. истор.и древн. росс.", 1874,IV, 19.

125Соловьев. "Ист. P.", т. VII, 165.

126Соловьев. Т. VIII, 335.Карамзин. Т. XI, 43.

127Ипат. л. 224 в П. С. Р. Л.

128Максимов. "Год на Севере", ч. II, 348.Забелин. "Ист. р. жизни", ч. I, 563.

129Акты юридич., No 48, изд. 1838.

130 "Прир. и охота", 1892, VI, стр. 1–32, ст. "Весновка"– из воспом. о жизни в Тобол. губерн.

131Акты Зап. России, т. I, 70 стр. и т. III, 112.

132 "Природа" (сборник ест. ист., в статье Сабанеева особоле), 1874,II, 240–242.

133 "Раскопки в стране древлян" В. Б. Антоновича,проф. Унив. св. Владимира, в "Материалах по археол.России", изд. Археол. комиссией. СПБ., 1893,стр. 13.

134 "Раскопки великокняжеского двора древнего градаКиева, произведенные весною 1892 года" И. А.Хойновского. Киев, 1893,стр. 22, 38, 39, 40 и 41.

135Лавр. л. 28; Ипат. 56, 162, 170 в П. С. Р. Л. Ср.Аристова "Промышл. др. Руси", стр. 43.

136См. у Стромилова в "Журн. охоты", 1875, III, No 3,стр. 37.


137 "Записки о Московии", стр. 198.

138Маржерет. "Состояние Российской державы вначале XVII в.". Пер. с франц. СПБ., 1830,стр. 42.

139Собран. гос. грам. и догов, т. I, 36.

140Там же, стр. 58.

141 II Новгор. л., 142,в П. С. Р. Л.

142Петрей де Ерлезунд. "История о вел. кн. Моск.", 36.

143 "Записки о Москов.", 198.

144В записках Котошихина, писателя XVII в., естьуказание, что для ловли соколов и кречетовупотреблялись голуби. См. у гр. Толстого в его"Истории финансовых учреждений в России". СПБ.,1846.

145См. "Охота в Царстве Польском до XIV в. и с XIVдо XVIII в.", в "Газете лесоводства и охоты" за 1859г.

146Герберштейн, 198 стр.

147Костомаров. "Очерки жизни великор. народа", 148стр.

148 "A large and fair white Ierfawcon together with adrumme of silver, the hoops gilt, used for a lure to call thesayd Hawke". См. Hakluyt's Collection of the earlyvoyages, travels and discoveries of the English nation. Newedition.London,vol. I, 1809,p. 323.

149В "Задонщине", памятнике XV века, естьследующее указание относительно привязываниясоколам колокольчиков: "досюда есмя были, братие,никуда не изобижены, ни соколу, ни ястребу, нибелому кречету, ни тому псу поганому Мамаю. Тогда


же соколи и кречати и белозерские ястреби от златыхколодиць из камяна града Москвы возлетеша под синиянебеса позвонять своими позлащенными колокольци".Цитировано по Аристову, "Пром. Др. Руси".

150Гр. Д. Толстой. "История финансовых учрежденийРоссии". СПБ., 1846.

151См. Грам. в. кн. Андрея Александровича в Акт.Арх. эксп., т. I, стр. 1.

152См. Грам. Иоанна Грозного в Акт. ист., т. I, 539 и547 стр.

153См. Грам. Иоанна Даниловича в Акт. Арх. эксп., т.I, стр. и–2; Грам. Василия Иоанновича, там же, стр.119; Грамота Феодора Иоанновича, напечат. в"Архангельских губ. ведомостях", 1853г., No 40.

154О помытчиках сведения заимствованы из Акт.Археограф. эксп., т. I, стр. 1, 2, 119, 122; Акт. Ист., т. I,стр. 539и 547; "Арх. губ. ведом.", 1853г., No 40.

155Именно 6 rubligroszy, но I rubelgrosz 120 zlotych, а Izloty (в XIV в.) 45 к. с.; след., 6х120х45 к. – 334 р. См."Газету лесовод. и охоты", 1859, стр. 149–151. В 1324 г.в Италии сокол ценился в 133 фр. 32 с. См. у Аристова,прим. 859.

156 "Собр. грам. и дог.", т. I, стр. 322.

157См. брошюр. протоиер. И. Приклонского "ОМосковской Трифоновской, что в Напрудной Слободе,церкви". М., 1884,стр. 11–12.

158 "Памятники дипл. снош.", т. I, стр. 123, сооб. Н. П.Лихачев.

159 "Ист. Гос. Росс", т. VII, 204.Карамзин.


160В 1159 г. Святослав Черниговский жаловался, чтов семи опустошенных половцами городах осталисьтолько "псареве да Половци". См. Ипат. л. 84 в П. С. Р.Л.

161 "Собр. гос. грам. и дог.", т. I, No 123.

162См. у Стромилова в "Журн. охоты", 1875, т. III, No3, стр. 36.

163 "Записки о Моск.", 196.

164Замысловский, Герберштейн и его"Историко-геогр. известия о России", СПБ., 1884, стр.286.

165См. "Журн. лес. и ох.", 1859" стр. 150.

166Там же.

167См. у Карамзина "Ист. Г. P.", том IV, стр. 210,выдержки из сочин. Абульгази "Histoire destartares".

168Карамзин. "И. Г. P.", т. IV, 203.

169См. у Карамзина в "И. Г. P.", т. V, 163 и у ПланоКарпини в "Собрании путешествий к татарам", СПБ.,1825,стр. 121.

170 I Соф. л., 149 в П. С. Р. Л.

171 "Акт. Зап. Росс.", т. II, стр. 196. Названиепроизошло от старинного глагола сочить – искать. См.в слов. Даля и в "Матер. для др. русск. яз." Грота; оподвывании см. Лавр. летоп., стр. 115.

172Напр., "заутра поеха Мстислав из Суждаля борзоякоже и на заяц". Лавр. л. 159 в П. С. Р. Л.

173Герберштейн. "Зап. о Моск.", 198.


174В переписке с Курбским Грозный, между прочим,употребил такое бытовое охотничье сравнение: "заецпотреба множества псом, на враги же множество вои"(войска). См. Сказания кн. Курбского, СПБ., 1868, стр.157.Еще характернее одна фраза в письме Грозного кВасилию Грязному, попавшему в плен к крымскимтатарам; упрекая Грязного, что он позволил себязахватить в плен, Грозный пишет: "ты думал, что вобъезд приехал с собаками за зайцами, но крымцысамого тебя в торок завязали". См. у Соловьева "Ист.Росс", т. VII, 193, и у Забелина "Дом. быт русскихцариц", стр. 420.

175Название, вероятно, произошло от слова гон,которым обозначалось место внутри тенет.

176 "Акты истор., дополн.", т. I, стр. 196, 198, 208 и др.Герберштейн. "Зап. о Моск.", 199. Середонин. "ДжильзФлетчер", в "Зап. Ист.-филолог. фак. СПБ. унив.", ч.XXVIII, стр. 151–152. Забелин. "Домашний бытрусских цариц", Москва, 1872, стр. 462, 464, 465, 467,468. Костомаров. "Очерки жизни великорусс. народа",СПБ., 1860,стр. 146–147.

177См. "Акт. Зап. Росс.", т. Ш, стр. 86.

178См. у Герберштейна в "Записк. о Моск.", стр. 167 ив "Бумагах Флор. архив.", ч. II, стр. 318.

179См. Барх. кн., т. I, стр. 32 6, сооб. Н. П. Лихачев.

180См. "Древн. российск. вивлиофик.", т. XX.

181Граф Д. Толстой в "Истории финансовыхучреждений России с древнейших времен"... СПБ.,1846,стр. 209.


182Проф. В. Сергеевич в "Лекциях по историирусского права", СПБ., 1886–88,стр. 619.

183Сенигов.

184Ипат. л., 224 в П. С. Р. Л.

185Лавр. л., 25 в П. С. Р. Л.

186Лавр. л., 25 в П. С. Р. Л.

187 "Акты ист.", т. I, 547.

188Соловьев. "Ист. Росс.", т. V, 409.

189Бобровые гоны чрезвычайно часто упоминаются вжалованных грамотах, относящихся до истории Южнойи Западной России. См. "Акты Ю. и Зап. Росс.", том. I,стр. 11, 13, 14, 17, 18, 19, 20, 28, 29, 34, 37, 40, 42, 43,45, 47, 58, 61, 118, 123, 173, 224, 237, 297; "Собр. гос.грам. и догов.", т. I, стр. 529; "Акты Западн. России", т.I, 67, 68, 154, 178, 185, 186, 192, 196, 200, 202, 353, 365и 368 стр.; т. II, 7, 12, 31, 41, 42, 85, 101,123,130,135,146, 167 и 216 стр.; т. III, 153. 158, 216 и 247 стр.; т. IV,стр. 10. Подобного рода упоминания встречаютсятакже во многих рукописных писцовых книгахМосковского государства.

190Собр. гос. гр. и дог., , т. I, стр. 36; Соловьев. "Ист.России", т. IV, стр. 185.

191Собр. гос. гр. и дог., , т. I, стр. 58.

192Акты Арх. эксп., т. I, стр. 155 –156.

193Середонин. "Дж. Флетчер", стр. 318–319.

194 "Собр. гр. и дог.", т. I, стр. 74.

195Акт. Арх. эксп., т. I, 155–156стр.


196Акты Арх. эксп., т. I, No 56.

197Проф. Сергеевич в "Лекц. по ист. р. права1886–88",СПБ., стр. 554.

198Грамота Дмитровского князя Юрия бобровникамКаменского стана в Акт. Арх. эксп., Т. I, стр. 120–122.

199См. у проф. Владимирского-Буданова в "Обзореистории русского права", СПБ., 1888,стр. 527.

200О попрашатаях см. в Акт. Арх. эксп., т. I, NoNo 35,43, 56, 86, 135, 171, 217, 280, 300 и 371 и в Акт. ист., т.I, NoNo 36, 81, 83 и 215; сравн. Толстого "Ист. финанс.учр.", стр. 211.

201Слич. уставную грамоту ильмехотскимбобровникам в Акт. Арх. эксп., т. I, стр. 155–156, сграмотой каменским бобровникам, там же, стр.120–122.

202Акты Зап. Росс., т. III, стр. 179.

203Акты Зап. России, т. III, стр. 73–86.

204Там же.

205Акты Зап. России, т. II, стр. 196–197; т. III, стр.85–86.

206Акты Зап. Росс., т. I, стр. 171–172.

207Акт. Южн. и Западн. Росс., т. I, стр. 17, 221; т. II,стр. 113,159,200,367.

208Акт. Южн. и Зап. Росс., т. I, стр. 17, 64–65, 44–146;"Акты Зап. Росс.", т. I, стр. 352.

209Акт. Зап. Росс., т. III, стр. 40, 62, 85–86, 102, 112,179.


210Акты Южн. и Зап. России, т. I, стр. 131–132; АктыЗап. Росс., т. I, стр. 221, 352; т. II, стр. 121–122, 219,353–354.

211Соловьев. "Ист. Росс", т. I, 254; т. IV, 184; Забелин."Ист. русск. жизни", т. II, 357.

212Акты юрид., т. I, No 48.

213 "Собр. грам. и дог.", т. I, стр. 2–3.

214См. Акт. ист., т. I, стр. 173.

215Григорьев. "O достав. ярлыков", стр. 112–118.

216См. Акты ист., т. I, стр. и–2, 23, 125 и дополн., стр.8; Акты Арх. эксп., т. I, стр. 7, 16; Акты Южн. и Зап. P.,т. I, стр. 40; Акты Зап. Росс, т. I, стр. 27; т. II, стр. 158,188;Собран. грам. и дог., т. I, стр. 232.

См. также у Карамзина "Ист. Гос. Росс", т. IV, 61 и284.

217Акт. Зап. России., т. II, 219.

218Акты Арх. Эксп., т. I, 85.

219Акты Зап. P., т. II, стр. 121 –122.

220Акты Арх. Эксп., т. I, стр. 120–122; Акты Ист., т. I,стр. 173;Собр. гр. и дог., т. I, стр. 330и 529,и мн. др.

221Акты Зап. Росс., т. I, стр. 48 и 59 и многие жал.грамоты, цитированные выше в примечании.

222Собр. гр. и дог., т. I, 468 стр.

223Полевой. "Ист. России с древн. врем.", т. V, 197.См. у Стромилова в "Журн. охоты", 1875 г., т. III, No 3,стр. 33.

224Акты Зап. Росс, т. I, стр. 70.


225Соловьев. "Ист. Росс", т. IV, 192 и Прил. к IV т.,стр. XX–XXI.

226Стоимость гривны кун разно переводится на нашсчет: у Карамзина 3 гр. кун 7 р. 50, у проф. Лешкова 40р., у Прозоровского 21 р. Мы принимаем последнее,как среднее. См. у Аристова, стр. 296.

227Калачев. Предв. юрид. сведения для полногообъясн. "Русск. Правды", СПБ., 1880, стр. 155, 194,199,201и 218;Карамзин. "Ист. Гос. Росс", т. II, 52, 57.

228 "Лесов. и охота", 1859г., стр. 151.

Education

Кутепов Н.И. Великокняжеская и царская охота на Руси - с Х по ХVI век. Том 1