Алексей Левинсон Пространства протеста. Московские митинги и сообщество горожан

Алексей Георгиевич ЛевинсонПространства протеста. Московские

митинги и сообщество горожан

Текст предоставлен издательствомhttp://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=4582965

Пространства протеста. Московские митинги и сообщество горожан: Институт медиа,архитектуры и дизайна «Стрелка»; 2012

ISBN 978-5-9903723-7-5

АннотацияЛевинсон пишет о московских протестах, как если бы они происходили одновременно

в разных топосах: в интеллектуальном, в социологическом, в России в целом, в интернете и,наконец, в публичном пространстве Москвы. Топосы эти сложным образом перетекают другв друга и друг с другом пересекаются, образуя сложную и неочевидную систему открытыхсцен, убежищ, коммуникативных каналов, точек накопления и наоборот, высвобожденияэнергии.

А. Г. Левинсон. «Пространства протеста. Московские митинги и сообщество горожан»

3

СодержаниеВ интеллектуальном пространстве 5В социальном пространстве 7В пространстве страны 12В публичном пространстве Москвы 15Заключение 20Об авторе 21О «Стрелке» 22


4

Алексей ЛевинсонПространства протеста. Московские

митинги и сообщество горожанПериод с декабря 2011-го по сентябрь 2012 года, который мы собираемся обсуждать,

вместил в себя ряд событий, происходивших в основном в Москве, но получавших отклик вовсей стране. Речь идет о митингах и шествиях граждан, возмущенных фальсификациями навыборах и другими действиями федеральной власти. Политическое значение этих событийочень велико, и ему справедливо было уделено значительное внимание политиков, обозре-вателей, общественности. Представляется меж тем, что у митингов протеста и очень важноесоциокультурное измерение.

Протестное движение в Москве – это цепь событий, которые мы хотели бы представитькак процесс, протекавший в трех пространствах. Главное внимание мы намерены уделитьгородскому публичному пространству, но сперва придется затронуть пространство интел-лектуальное и пространство социальное. Мы будем говорить по преимуществу о происхо-дившем в пространствах Москвы, но по сути эти события имеют российский масштаб иобщенациональное значение. Они происходили прежде всего в Москве именно потому, чтоМосква – центр интеллектуальной, социальной и публичной жизни страны. Так она испол-няет свою функцию столицы. Нет ничего хорошего в суперконцентрации этих функцийи соответствующих ресурсов всего российского общества в одном городе, но эта концен-трация является фактом. Из-за этого московские события становятся значимыми для всейстраны. Общенациональное значение акций в Москве было подчеркнуто и характером реак-ции на них. Действия властей в ответ на выступления москвичей лишь вначале были локаль-ными, сосредоточенными в столице. Но затем принятые Федеральным собранием законы омассовых мероприятиях ужесточили политический режим во всей стране.


5

В интеллектуальном пространстве

Период массовой активности на площадях и улицах городов был периодом небыва-

лой активности в Интернете. В данном случае мы имеем в виду не столько информаци-онно-мобилизационную роль социальных сетей, сколько генерацию идей, обмен этими иде-ями, рост интеллектуального уровня и серьезности дискурсов. Над уровнем обсужденияактуальных политических событий надстроился уровень анализа, над этим последним –уровень интеллектуального творчества, порождения новых точек зрения и подходов. Здесьмы только укажем на взлет этой активности. Она уже подняла дискуссию о политическойситуации в России на новую высоту – от обсуждения персон повела ее к обсуждению поли-тических и социальных целей развития страны, чего мы не видели со времен выступленийакадемика Сахарова.

Связи между митинговой активностью и активностью в Интернете многочисленны имногообразны. Стоит отметить взятый с самого начала высокий интеллектуальный уровеньлозунгов, текстов на плакатах. Плакаты, изготовленные группами и отдельными лицами,поражали, веселили изысканным остроумием. Сатирические ответы на неудачные остротыПутина о презервативах и бандерлогах, деньгах Госдепа и прочем не только многое сказалио высоком интеллектуально-нравственном уровне их коллективного автора – они еще и про-демонстрировали, что этот автор в диалоге с первым лицом, собравшимся унизить вышед-ших на улицы москвичей, решительно взял позицию разговора с ним сверху вниз. Надо пом-нить, каков был державшийся более десяти лет общенациональный пиетет по отношениюк Путину, чтобы по достоинству оценить эту новую позицию. Повторим: позицию коллек-тивного автора, а не отдельных протестантов.

Еще более важным кажется другое проявление коллективного разума и коллективнойсовести. Мы говорим о плакатах, на которых группы и индивиды высказывали свои сообра-жения о характере власти, об исторических путях России, предлагали свои решения полити-ческих проблем – от частных до предельно широких. Эти соображения и принципы выска-зываются и в Интернете. Там их автор, выступающий под своим именем или скрытый подником, лично и очно не известен читателям, в том числе читателям-недоброжелателям. Намитинге автор, как правило, анонимен, но он реально присутствует на улице, стоит с плака-том в руках. Много говорилось о том, что выход из онлайна в оффлайн сопряжен с пробле-мами и рисками. Выход состоялся. Граждане готовы брать на себя риски выражения своейгражданской позиции.

Особо хотелось бы упомянуть граждан с плакатами, которые вышли не из Интернета,а из обычной, «оффлайновой» приватной жизни. На митингах был постоянно представленэтот социальный тип: пожилые интеллигентные люди, чаще женщины, все, судя по одежде,живущие на небольшую пенсию. Они несли небольшие плакаты на картонках, на бумажках,приколотых к одежде. На них были, как правило, написаны пронзительные слова, адресо-ванные совести каждого.

Едкими шутками, точными формулами, вескими нравственными доводами – именнотак сегодня говорит Москва. И говорит более содержательно, чем говорят с трибун оппози-ционные политики, не говоря уж о тех, кто выступает от имени власти. К кому обращенався совокупность этих плакатных уличных текстов? Очень много плакатов было обращенок Путину, к высшей власти. Но по большей части это была риторическая, формальная адре-сация. Было легко заметить, что лозунги были написаны для самих участников митинга идля тех, кто потом увидит их снимки, выложенные в Интернете. Люди ходили и фотогра-фировали плакаты, это был особый вид активности на митингах. Так текст, изготовленныйодиночкой в одном экземпляре, становился масскоммуникативным сообщением. Ясно, что


6

на митинге это сообщение транслировалось городу, а в Интернете – уже и миру. По-другомуможно сказать, что на митинге город говорил сам себе. А затем уже страна говорила себе,потому что не только москвичи видят фотографии с митингов и читают слова на плакатахи не только москвичи пишут эти слова.


7

В социальном пространстве

Много толковали о том, что на митинги вышел средний класс. Для некоторой части

граждан эта была радостная весть. Они давно ждали, что средний класс, как это было наЗападе, выразит свою волю: иметь правовое, демократическое государство, в котором можноспокойно и честно жить. Демонстранты ведь вышли именно под такими лозунгами. Другихвесть о выступлении среднего класса обеспокоила и разочаровала: эти ждали, что вот обра-зуется у нас средний класс – и будет он, как везде на Западе, верной опорой для власти,гарантом стабильности. А тут чуть ли не бунт, революция с белыми ленточками.

Левада-центр уделил много внимания анализу социальной принадлежности тех, ктовыходил на митинги в Москве, и тех, кто выразил митингующим поддержку в ходе опросов,проводившихся по всей России. Не будем здесь углубляться в так и не решенный российскойнаукой об обществе вопрос, есть ли у нас средний класс, а если есть, то каковы критерииего определения. Примем народное определение: средний класс – это те, кто получает вышесреднего, кто живет по нынешним меркам неплохо, так, как хотели бы жить все остальные.

Наблюдения показывают, что средний класс в таком понимании начал формироватьсяу нас после разгосударствления экономики. Как и на Западе, это были прежде всего деловыелюди, представители малого и среднего бизнеса, другие самозанятые. Их доходы позволялиреализовать многие давние мечты всех советских людей: о собственной машине, собствен-ной квартире, собственной даче, о хорошем образовании для детей, хорошем отдыхе длявсей семьи. Особым вольнодумством и свободолюбием этот средний класс не отличался, ночего он точно не хотел, так это зависимости от государственных инстанций.

Затем началась путинская эпоха. Появились газонефтяные деньги, государственнаябюрократия сумела забрать эти деньги в свои руки. Средствами, которые позволяют иметьвсе перечисленные блага, вожделенные атрибуты жизни среднего класса, стали располагатьво все большем числе госчиновники. Они по факту влились в средний класс. Количествобизнесменов в стране не росло ни абсолютно, ни относительно населения в целом. А в такназываемом среднем классе их доля стала уменьшаться, поскольку в нем росла доля «госу-даревых людей». Такой средний класс не пойдет бунтовать против своего начальства.

Тогда что же произошло в Москве? На московских митингах, как показали исследова-ния, доля участников с доходом выше среднего была действительно выше, чем в среднем поМоскве. Но еще больше была доля тех, у кого образование выше, чем в среднем по Москве.То есть это были люди, которые сумели конвертировать свое образование в доход. Мы бысказали, что это была так называемая буржуазия образования – специалисты, менеджеры ит. п. Но анализ показал, что в составе приходивших на митинг были люди с любыми дохо-дами – средними, выше средних, существенно выше средних, но также и существенно нижесредних (вспомним пенсионерок, о которых говорилось выше). Политические ориентацииучастников были при этом схожи, повод, по которому они пришли на митинг, был у всеходин и тот же. Не классовая принадлежность была причиной их прихода, не она определялаих гражданскую позицию. Словом, классифицировать участников по классовому признаку– в марксистских ли терминах либо в иных – не стоит. Куда более правильным определениемучастников кажется термин «рассерженные горожане» либо просто «граждане».

В связи со словом «граждане» возникает повод прокомментировать и распространен-ное мнение о том, что на улицы Москвы вышло гражданское общество. Резоны для такогоопределения находили, во-первых, в том, что именно гражданский (а не какой-либо иной)пафос протеста был очевиден, а во-вторых, в том, что, как и в случае со средним классом,гражданское общество – атрибут «нормального» общества, прихода которого многие ждали– и заждались. Здесь нам опять приходится сказать, что среди отечественных обществове-


8

дов нет согласия в вопросе, существует ли у нас гражданское общество. Оставляя в сто-роне эту дискуссию, скажем, что наиболее высокую степень сходства с тем, что называютгражданским обществом в западных социально-политических контекстах, у нас демонстри-ровали или отдельные организации типа «Союза комитетов солдатских матерей», или – вгораздо более широком масштабе – различные объединения людей в Интернете. Приходи-лось отмечать, что гражданское общество в оффлайне у нас существует или возникает поповоду какой-нибудь беды. Так появились комитеты солдатских матерей, объединения роди-телей, у которых дети больны раком или ДЦП, общества по поиску пропавших людей и пр.и пр. В массовом порядке гражданские объединения и организации возникли, чтобы тушитьлесные пожары, чтобы помогать при ликвидации последствий наводнения.

Не раз выражались сожаления по поводу того, что эти ставшие массовыми движениявсе никак не найдут себе лидера. За этим стоит мысль, что опирающийся на них лидер ока-жется достаточно авторитетным, чтобы его услышали власти. По сути дела, эту же мысльвыражал Путин, когда объяснял, что он бы поговорил с протестующими, да говорить там нес кем. Однако неверно думать, будто наше гражданское общество не дозрело до того, чтобывыдвинуть лидера. Наоборот: оно сегодня кажется более зрелым по сравнению с 1990-мигодами, когда 500 тысяч человек кричали: «Ельцин, Ельцин!»

На Чистых прудах участниками акции «Оккупай Абай» была вывешена декларацияо том, что в их лагере нет руководителей. Вот методы нового движения. Значит, сегоднянужны не лидеры, а публичные и постоянные институты самоуправления, которые работаютименно так, как работали временные институты самоуправления на митингах. В Интернетенет начальника Интернета, и замдиректора тоже нет – но Интернет работает как система.Протестные лагеря работали без начальника, но все было организовано – уборка мусора,обеспечение питанием и т. д. В этом смысле лагерь был городом, только без всякого Луж-кова-Собянина, даже маленького. Это значит, что слово «самоуправление» не бессмысленнодля россиян. Есть алгоритмы, есть приемы, люди их отработали. Понятно, что сообществоиз нескольких сотен человек, которые разбили на бульваре маленький лагерь, – это игра, иот этого до управления настоящим городом – большая дистанция. Но ее можно пройти.

Автору довелось быть свидетелем такого опыта. В городе Междуреченске в Кузбассе вконце 1980-х прошла первая масштабная шахтерская забастовка в СССР. Начальство с пере-пугу удрало из города. И управление городом взял на себя стачечный комитет. Он занялсягородским хозяйством, снабжением, был введен сухой закон – шахтеры сами наложили насебя такие ограничения. Город охраняли шахтерские патрули, в нем поддерживался порядок,не было никакой преступности. Самоуправление было организовано буквально в какие-точасы.

Гражданское общество в России возникает там и тогда, где и когда государственнаявласть по той или иной причине отсутствует. Гражданского общества, сосуществующего свластью, у нас практически не бывает. Только в каких-то самых ужасных и крайних случаях– когда собираются матери сыновей, пропавших в Чечне, или детей, умирающих от рака, –такие островочки гражданского общества, основанные на беде и отчаянии, могут сосуще-ствовать с властью. Но опять-таки – они возникают потому, что власть чего-то не сделала.Интернет потому и является у нас по структуре и функции гражданским обществом, что тамнет государства.

Возможные фальсификации на выборах 4 декабря 2011 года тоже были расценены какбеда. Состоялась мобилизация волонтеров. Они объединились в организации типа «Граж-данин наблюдатель», «Голос» и др. По основным признакам это были классические органи-зации гражданского общества. Показательно, что в рядах волонтеров, тушивших пожары,наблюдавших за работой избиркомов и помогавших тем, кто пострадал от наводнения наКубани, часто оказывались одни и те же люди. Они же были и в рядах демонстрантов.


9

Роль гражданского общества, гражданских организаций (прежде всего организации«Гражданин наблюдатель») является ключевой в запуске всего цикла событий, о которых мыздесь рассказываем. Именно начала организованности и системы в процессах наблюденияза ходом выборов – чему мы обязаны именно «Гражданину наблюдателю» и подобным орга-низациям – обеспечили половину того, что всколыхнуло Москву, а с ней и всю страну. (Вто-рую половину обеспечило распространение собранных и документированных свидетельство фальсификациях по социальным сетям, а это, в свою очередь, сделало наблюдавшийсяобман неопровержимым фактом и публичным событием, не реагировать на которое былоуже невозможно.)

«Гражданин наблюдатель» запустил процесс, изменивший ход истории в России.Потому что история России после тех событий, о которых мы рассказываем, – это уже дру-гая история.

Таким образом, мы готовы сказать, что гражданское общество вывело москви-чей-граждан на улицу. Более того, сами организованные колонны граждан в часы шествийи митингов имеют многие черты гражданского общества, а если шире посмотреть – то иобщества городского.

Социологические наблюдения, сделанные на митингах за прошедший год, показали:вот оно, гражданское общество, оно эмпирически наблюдаемо, его наличие зафиксированов тысячах текстов, видео– и аудиоматериалов и пр. До сих пор у нас не было гражданскогообщества – и вот оно появилось. Но еще более феноменальным было другое открытие: вотоно, городское общество, а ранее у нас и его не было.

Сказанное кажется преувеличением. Как можно говорить, что у нас не было город-ского общества, если Москва, как утверждают, существует почти 900 лет, если в Москве,как утверждают, живут более 10 миллионов человек? У Москвы есть своя законодательная иисполнительная власть, градоначальник… Однако наличие всего этого, как и наличие город-ского транспорта, канализации и водопровода, торговых сетей и прочих атрибутов городаеще не создает того типа связей между людьми, которые позволяют сказать, что эти людиобразуют сообщество горожан.

В Москве, как и в других городах нашей страны, существовало и существует насе-ление: масса людей, имеющих общие условия проживания, сходные заботы и проблемы.Внутри этой массы люди объединяются в группы по признакам близости проживания, сов-местной учебы и работы, реже – по признакам общих интересов. В истории страны бывалиособые обстоятельства, которые рождали у населения особое чувство единства, принадлеж-ности к некоторой специфической общности, сложившейся в этом, и только этом, городе.В этих случаях у города появляются свой фольклор, свой жаргон, свои обычаи и манеры.Жители города узнают друг друга по этим тонким признакам, иногда по этим же признакамопознают их и другие.

Возникновение общих черт – следствие общности судеб. А последняя связана с общ-ностью интересов, с солидарностью в их отстаивании. Отечественная история последнихста лет дает мало примеров таких городских обществ. Вспоминают разве что Одессу началаХХ века, Петербург-Ленинград.

Москве, чье население постоянно пополняется приезжими, которая фактическивынуждена играть в глазах власти роль России в миниатюре, трудно было выработать своюсобственную устойчивую идентичность. Скорее можно говорить об особого рода вмененнойидентичности: существует особое, во многом негативное отношение к москвичам в осталь-ной России. Искомого городского общества в Москве нет и поныне, но оно явно существо-вало в пространстве-времени митингов. Удивительно было ощутить чувство общности горо-жан на первом массовом митинге 10 декабря, но еще удивительнее было отметить, что оновоспроизвелось на митинге через две недели. А затем городское общество уже стало нормой,


10

социальной нормой митинга как института. Беремся утверждать, что очень многие людиходили на митинги, чтобы вновь пережить это незнакомое, оказывается, даже коренномужителю Москвы чувство горожанина, гражданина, москвича, иначе говоря – пережить своюпринадлежность обществу.

У московского общества, о котором мы ведем речь, оказалась поразительная особен-ность. Оно устойчиво возникало в ходе большей части митингов, оно охватывало большуючасть участников, но оно переставало существовать, как только люди расходились. Это осо-бый тип общественного института, социальная эфемерида.

Участники сообщества на московских бульварах («Оккупай Абай») были одушевленыне только пафосом протеста. Им было любо существовать в той вполне особенной атмо-сфере, наличие которой отмечали все участники. На митингах эта атмосфера существоваланесколько часов и потом рассеивалась, а здесь она ощущалась круглосуточно. Эту атмосферупорождает социальное состояние, которое мы называем большим словом «общество». Ведьобщество – это не просто большое число людей в одном месте, это не столько множествоиндивидов, сколько множество связей меж ними и рождающаяся из этой связности общ-ность интересов – в тех случаях, когда заходит речь о предметах общественной значимости.

Московское движение протеста инициировала, как было выяснено, наиболее обра-зованная часть населения. Далее социальный состав митингов слегка менялся. Группам,выступающим с социальной новацией, всегда приходится мириться с тем, что им начинаютподражать, заимствовать у них удачные социальные символы. Во многих случаях «второйэшелон» вытеснят первопроходцев с их же поля. А бывает – значительно реже, – что второйи даже третий эшелон присоединяются к первому. Именно так обстояло дело на митингах,о которых мы рассказываем.

Когда прошли первые митинги, когда город увидел неведомую ему дотоле организо-ванную силу, это произвело огромный эффект на множество организаций. Некоторые из нихбыли активны, другие влачили полусонное существование или только намеревались воз-никнуть в Москве. Все они срочно собрались примкнуть к движению. Не будем обсуждать,насколько насущным для многих из них было требование честных выборов. Общим зонтом,под которым смогли собраться все, была претензия к госбюрократии, чинящей произвол, ик главе государства, попустительствующему этой бюрократии.

В остальном же для многих организаций митинг стал прежде всего парадом. Вот«яблочники», вот «антифа», а рядом колонны, чья эстетика нарочито отсылает к нацистскимшествиям, к маршам штурмовиков. Эта часть дела – безусловно, внешняя. Но сама возмож-ность в буквальном смысле «показать флаг» для очень многих организаций важнее всегоиного. Они демонстрируют себя властям, но на деле показывают себя городу и горожанам –и похожим на себя, и совсем не похожим. Именно это кажется самым главным в социальном,в урбанологическом отношении. Происходит взаимопредъявление друг другу разных частейроссийского и московского общества. Элементы общества на этом вдруг возникшем сим-волическом политическом рынке продают себя друг другу, стремясь получить максималь-ную политическую выгоду от саморекламы, маркетинга своих политических ценностей. Этигруппы второго-третьего призыва сосуществуют в городском митинговом пространстве сгруппами-зачинателями. Так бывает далеко не всегда. Обычная судьба зачинателя – бытьобобранным и вытесненным последующими волнами.

Недовольство отдельных первопроходцев тем, что рядом с ними оказались людисовсем иных политических взглядов, понятно. Но стоит напомнить, что солидарность горо-жан как членов одного общества – очень дорогое социальное благо. Надо стараться сохра-нить его как можно дольше. Политически недружественные группы сочли нужным высту-пить политически солидарно – этот опыт очень ценен для будущего парламента.


11

Можно поговорить и о том, что это многообразие флагов, лозунгов, нарисованных отруки плакатов – символически выраженное богатство социальной структуры города – резкоконтрастировало с тем, что постоянно видят глаза горожанина: с вывесками и рекламой.Стало очевидно, что у наружной рекламы и городского дизайна вообще крайне узкий наборадресатов: эти медиа ведут себя так, будто по улицам ходят и ездят один только среднийкласс да те, кто тянется подражать его стилю жизни.

Скажем, наконец, и о том, что шествие по площадям показало: эти площади не длянас, а для кого-то и чего-то другого. А заодно и подчеркнуло, как бедна архитектура нашегогорода. Увидев эти площади с ракурса митинга, мы поняли, что, город-то наш, оказывается,слепой и немой. По сути своей социальной функции город должен предоставлять свои спе-цифические городские средства для самовыражения всем социальным стратам городскогосообщества. Город – место общения этих групп, говоря по-другому, город – дом граждан-ского общества. А у нас Москва в ее центральной части, на ее публичных пространствах –это город власти и подданных.

Дело бы совсем было плохо, если бы эту функцию – функцию гражданского обществаи функцию его дома-города – не взял на себя Интернет. Он стал постоянным домом граж-данского общества. А город остался лишь его временным пристанищем. В оффлайне, т. е.в жизни, социальное многообразие города существует лишь на митингах, и на каждом оноживет одно мгновенье. И если город монументален, то все многообразие самодеятельногомитингового дизайна моментально, ведь этот дизайн весь бумажный, картонный, он можетсуществовать только в ситуации шествия, митинга, карнавала, он не может жить большенескольких часов.

Общество митинга – лишь временная замена городскому обществу. Совершенно яснопоказано этими событиями, что у нас нет ни социальных институтов, ни городских про-странственных образований, которые отвечали бы тому социальному многообразию, кото-рое в обществе уже существует. Наши представительные институты, прежде всего парла-мент, также явно не способны отразить эту сложность.

Самое главное в митингах – это то, что выросшее социальное разнообразие показалосебя. Новое состояние общества должно найти свое выражение и отражение в развитии какполитических институтов, так и городских образований.


12

В пространстве страны

Массовость первых выступлений в Москве произвела ошеломляющее впечатление на

всех – на самих участников и организаторов митингов, на власть, на россиян в других горо-дах, на общественность за рубежом, включая российскую эмиграцию.

Главное впечатление от выступлений в Москве – ощущение, что эти выступления сутьстоль значительное явление, что должны непременно привести к значительным же переме-нам. Появлялись даже такие определения, как «белая революция», что ставило московскиемитинги в один ряд с потрясениями в разных странах, которые снесли или пошатнули авто-ритарные режимы, державшиеся порой по много лет.

Демонстрации и акции, подобные протестным митингам в столице, прошли и во мно-гих других городах России. Везде они были гораздо менее массовыми, но они показали, чтособытия в Москве вызваны не локальными причинами: повод для протеста есть у всего рос-сийского общества, в том числе и у тех его частей, которые не присоединяются к уличнымакциям.

Первые массовые выступления в Москве и первые реакции властей на них повсе-местно породили ожидания перемен, и прежде всего перемен демократической направлен-ности. Ожидания не оправдались, и по стране распространилась волна разочарования. Вомногих случаях она приняла форму очередной претензии к Москве, усугубила широко рас-пространенный по России синдром антимосковских настроений и установок.

Но московские акции протеста, повторим, были реакцией возмущения против процес-сов и действий, происходивших и производившихся по всей стране, а не только и не стольков Москве. Объектом критики была в первую очередь госбюрократия в целом и централь-ная власть как ее глава и символ. На митингах были представлены и локальные москов-ские темы, и питерские, и из иных городов, но главное острие протеста было направлено нацентральные инстанции, на их действия, на их ответственность. Топография московскогопротестного движения тоже ясно демонстрировала не локально городской, а всероссийскиймасштаб и умысел: место пребывания московских городских властей – здание мэрии наТверской – не представляло интереса для протестантов, оно ни разу не оказывалось в фокусепротестных действий.

Тем временем федеральная власть стремилась выставить перед собой как щит властьмосковскую. Силы московского коммунального хозяйства были привлечены для полицей-ских по сути и политических по смыслу операций. Уборочная техника перекрывала улицы,чтобы ограничить движение шествий. Коммунальным службам Москвы было дано указаниеначать ремонт на площадях и бульварах или хотя бы выставить строительные заграждения,дабы лишить протестантов возможности использовать эти пространства для собраний.

На московские городские власти была возложена миссия переговоров с организато-рами митингов, им были делегированы полномочия разрешать или не разрешать мероприя-тия, определять их пространственные и временные границы. Эти переговоры заслуживаютнашего особого внимания. Согласно Конституции, инициаторам массовых мероприятийдостаточно уведомить городские власти о месте и времени их проведения. Эта неудобнаядля властей норма никогда не соблюдалась. Де-факто существовал и существует разреши-тельный (точнее, запретительный) режим. Казалось бы, именно городские власти присво-или, себе право разрешать или не разрешать общественные мероприятия. Но всем известно ипонятно, что решение позволить или запретить («согласовать» или «не согласовать») то илииное мероприятие принимают не городские хозяйственные органы, а федеральные полити-ческие власти. Несмотря на это, формальные причины отказа всегда имеют техническийвид. Чаще всего отказ объясняют возможными помехами движению транспорта.


13

Переговоры организаторов митингов протеста с представителями мэрии бывают оченьнапряженными и длительными. Ясно опять-таки, что безвестные чиновники, ведущие этипереговоры со стороны мэрии, не полномочны самостоятельно разрешить или не разрешитьмассовый митинг протеста. Они выполняют чужую волю, но обязаны скрыть этот факт иизъясняться на ложном языке технических аргументов. А ведь это, по сути дела, единствен-ная форма переговоров властей с протестантами. Федеральная власть не может себе позво-лить опуститься до переговоров – она полагает, что это будет началом ее конца. Для контак-тов с гражданскими активистами отряжаются чиновники мэрии, которые не уполномоченыобсуждать содержательный смысл протеста и требования протестующих.

Идет торг. Понятно, что это торг политический. Но мы хотели бы отметить, что в ходеэтих переговоров, кроме того, на кон выставлен сам город. Различные политические силыделают заявления: «Это наш город», или «Москва – русский город», или «Мы придем сюда»,об этом же говорят различные «оккупай»-акции. Москвичи вдруг обнаружили, что городпринадлежит не им, и предъявили на него свои права.

Еще один субъект, который делегирован для контактов с демонстрантами, – полиция.Сколько в Интернете фотографий этих рядов касок, безликих шеренг, грузовиков, автозаков!Митингующие обращаются куда-то своими текстами, словами. А против них выставляютсябессловесные конструкции, сделанные из людей, решеток и машин. Эта конструкция прин-ципиально не пользуется словами: полицейские и омоновцы имеют твердое указание игно-рировать все, что им говорят или кричат демонстранты, да и одеты они так, что ни говорить,ни слушать практически не могут. В лучшем случае они через мегафоны произносят готовыеформулы: «Граждане, проходите», «Граждане, разойдитесь». Показать демонстрантам, чтоони понимают причину, по которой граждане собрались и не хотят расходиться, полицей-ские не имеют права. Власть сознательно выставила для разговора с народом, с обществомбессловесного посредника, потому что все, что власть имеет сказать обществу, сводится кзнакам силы, насилия, уничтожения.

Главная же фигура, которой адресован основной месседж митингов, либо отмалчи-вается, либо пытается отделаться саркастическими замечаниями и шутками. Между тем,согласно распространенному мнению, именно эта фигура стоит за ужесточением правилпроведения массовых мероприятий и наказаний для тех, кто эти правила нарушит. Опять-таки, мы видим реакцию лишь на сам факт протеста, но не на его причину и его содержание.

Своего рода содержательной реакцией можно считать обращение Путина к рабочимУралвагонзавода и последовавшее затем якобы от лица этих рабочих предложение приехатьв Москву и «разобраться» с демонстрантами. Власть попыталась запугать московских мани-фестантов насилием, но это лишь одна сторона дела. Важнее, что, создавая такую комбина-цию, Путин попытался противопоставить интеллигенции (или, по-новому, среднему классу)«народ», «пролетариат». Более того – противопоставить Москве Россию, которую олицетво-ряет Урал, «опорный край державы». (К подобной мере пытался в свое время прибегнутьЧаушеску, вызвавший в Бухарест рабочих для расправы с демонстрантами. Результат изве-стен.)

Напомним, что для получения нужных результатов на выборах в Москву из разныхконцов страны свозили автобусами псевдоизбирателей. Напомним, что автобусами свозилитакже и псевдодемонстрантов, которые должны были обеспечить пропутинским митингамчисленность большую, чем у антипутинских. Федеральная власть видит себя заодно с Рос-сией против Москвы. Потенциал антимосковских настроений федеральная власть попыта-лась обратить против московских протестантов.

Получившая широкое распространение в России реакция на московские митинги –«москвичи с жиру бесятся», «москвичам делать нечего, вот и ходят на митинги» – оказа-лась чрезвычайно на руку центральной власти. Эта реакция выводит власть из-под удара.


14

Требования и претензии московских демонстрантов, по сути отстаивающих, как уже гово-рилось, интересы всего российского общества, тем самым блокируются, выдаются в созна-нии остальных россиян за эгоистические мотивы московской зажравшейся публики.

Федеральная власть прячется, таким образом, от москвичей за выдуманную «Россию»,а от россиян – за выдуманную «Москву».

Теперь надо сказать о тех митингах, которые собирала власть – пока не нашла универ-сального ответа в форме ужесточения политического режима в целом. На них выводили дополутора сотен тысяч; наверное, могли вывести и триста или шестьсот тысяч – технологияэто позволяла. Не очень понятен адресат, к которому обращались организаторы. Если этотадресат – протестанты и их хотят убедить, что сила на стороне власти, то это бессмысленно:протестанты исходят из иного, не силового представления о процессе. Если организаторывидят адресатом самих себя, хотят убедить себя, что они сильнее, то это, наоборот, значит,что де-факто они слабее.

Если говорить о реакции российского общества в целом, то после этого «состязаниямитингов и путингов» публика заняла позицию, несколько отстраненную по отношению ик тем, и к этим. 20 % россиян давали ответ, что и на те, и на другие митинги «приходятза деньги». Что же касается мотивов, то чаще всего опрошенные приписывают участни-кам демонстраций на Болотной и на Сахарова следующий мотив: «Они недовольны проис-ходящим в стране». А те, кто был на Поклонной, по мнению респондентов, «боятся пере-мен». При этом заметим, что россияне в массе своей узнают о событиях по трем большимфедеральным телеканалам. Но эти каналы, как известно, совершенно не интерпретировалимотивы митингующих подобным образом, они давали совершенно другие интерпретации.Значит, мотивы протестантов были считаны просто с самой картинки на экранах. Значит,демонстранты сумели сказать стране то, что хотели.


15

В публичном пространстве Москвы

События описываемого периода имели очень существенное пространственное измере-

ние. Они не просто происходили в Москве – они разворачивались в топографических обсто-ятельствах, которые заданы планировкой Москвы, но также ее социальной историей, соци-альной экологией.

Обратим внимание, что движение протестантов не было никак связано с местожитель-ством участников. Кто в каком районе Москвы живет, не было важно. Не было важно и то,кто где работает или учится и какие вообще есть в городе производства, учреждения и вузы,где они расположены. Иными словами, селитебная и производственно-экономическая струк-тура города не были актуализированы в ходе митингов. То есть они не были ни известнымиз истории других стран восстанием бедных кварталов против богатых, ни возмущениемокраин против центра, рабочих районов – против буржуазных. Не были эти митинги, нако-нец, и студенческим бунтом против истеблишмента. Но если брать отечественную историю,то было, наверное, известное сходство с печальной памяти демонстрациями 9 января 1905года в Петербурге, с событиями в Новочеркасске – и были, конечно, опасения, что властьвновь не найдет иного ответа, кроме кровавого. Обилие людей в форме, кружение вертоле-тов над головой провоцировали именно такие ассоциации. Но если говорить о событиях вМоскве, то ни баррикады 1905-го на Пресне, ни баррикады вокруг Белого дома в 1991-мили вокруг Моссовета в 1993-м не были прототипом для описываемых событий с точки зре-ния пространственной структуры. В какой-то мере пространственным прецедентом для нихбыли массовые демонстрации в поддержку Ельцина – недаром именно их вспоминали вете-раны демократического движения, подсчитывая, насколько нынешние митинги малочислен-нее. Цель тех демонстраций была та же – показать волю народа Кремлю.

На триумфальной демонстрации в 1993 году несли гигантскую ленту-триколор. Онапридавала структуру шествию. Это оказалось таким сильным воспоминанием, что и теперьосновные отряды нынешнего массового движения точно так же вышли с лентами – одни сбелой, другие с желто-черной.

Говоря о прецедентах, нельзя, конечно, не вспомнить и регулярные массовые «демон-страции трудящихся» в Москве 7 ноября и 1 мая. Сегодня, благодаря нараставшей от митингак митингу активности левых с их пристрастием к красным флагам, благодаря попыткаморганизовать движение колоннами и стремлением самих колонн обозначать себя транспа-рантами («МГУ», «МВТУ», «Долгопрудный» и т. п.), митинги протеста внешне все большенапоминали советские массовые демонстрации. Конечно, еще ближе к советским прототи-пам были манифестации на Поклонной. Это естественно, поскольку и способы организации(по разнарядке от предприятий, с централизованной раздачей флагов и транспарантов), и,главное, цели – продемонстрировать лояльность высшей власти – были такими же, как всоветские времена.

Акции протеста и ответные акции властей работали только с двумя функциями города:с городом как публичным пространством и как местом пребывания федеральных властей. Вкачестве публичных мест использовались прежде всего те, которые для этого прямо предна-значены, то есть бульвары. Но по старой (еще советской) традиции в публичные пешеход-ные зоны были на время превращены улицы и площади, по которым проходили шествия иралли. Казалось, что на время митингов Москва превращалась в сцену, на которой действуюттолько две силы – общество и власть. Общество было представлено манифестантами, власть– полицией (зримо), но и незримое присутствие духа Кремля тоже отчетливо ощущалось.

Очень существенно, что московская уличная сеть исторически складывалась как ради-ально-кольцевая. Радиусы – это направления, по которым страна управлялась из центра,


16

это траектории для движения от центра и к нему. Кольца – это стены, укрепления, кото-рые можно использовать как препятствия для радиального движения. Сейчас почти все онисрыты и превращены в дороги, но в свое время Москва защищалась ими от внешнего врага,а совсем недавно – и от населения собственной страны. Когда было построено последнеевнешнее кольцо – оно уже сразу строилось как окружная автодорога, – оно стало границейгорода, и режим прописки запрещал иногородним постоянно жить в ее пределах. За преде-лами кольца-границы селиться до поры было можно.

К сегодняшнему дню уцелело только одно кольцевое укрепление – кремлевская стена(фрагменты китайгородской стены не в счет). Слово «кремль» и значит «крепость». Эта кре-пость в самом центре столицы – а значит, и державы в целом – продолжает стоять. Белыйдом, хоть и пережил обстрел и штурм, остается всего лишь домом. А Кремль – это не зда-ние, синонимы этого слова – укрепление, тын, забор. И политическая борьба в России – этоборьба за Кремль. Сегодня эта метафора наполнилась конкретным политическим смыслом:политические акции, которые мы наблюдаем на улицах и площадях города, в общем, имеютв виду продвижение протестующих в направлении к центру власти по радиальным улицамгорода. Лозунг «Возьмем Кремль!» или «Возьмем Кремль в кольцо!» звучал на митингах.Надо понимать, что для какой-то части протестующих лозунг имел прямой смысл: захватвласти и изгнание из Кремля его обитателей. Ясно, что именно такого развития событийопасаются последние.

Но представляется, что большинство участников акций и сочувствующих им подоб-ную цель перед собой не ставят или не ощущают ее как важную и главную. Для них важнее«открыть» Кремль, лишить его ореола сакральности, которым он окружен как место пребы-вания сакральной власти. Недаром в эти дни часто вспоминали, что до революции «черезКремль извозчики ездили».

Мы хотим подчеркнуть, что московские массовые выступления, начавшись как поли-тические, по ходу развития, от акции к акции, все более приобретали также и социальное зву-чание. Москвичи, осознавшие себя как члены одного общества, как граждане одного города,все чаще начали предъявлять права на этот город. Тот факт, что Кремль не вполне принадле-жит Москве, а принадлежит федеральной власти, что это территория не для горожан, а длявластителей, что горожан туда пускают лишь как гостей и посетителей, вдруг стал важным.

Помимо Кремля есть в Москве и другое сакральное место – Красная площадь. Ее в своевремя выбрали местом протеста те немногие, кто вышел в 1968 году протестовать противвторжения в Чехословакию. Именно там впоследствии не раз пытались провести различныеакции и другие одиночки. Боязнь повторения этих акций вынудила власть более десяти леткруглосуточно держать на Красной площади дежурный наряд милиции в машине с вклю-ченным мотором.

По Красной площади проходили массовые демонстрации 1 мая и 7 ноября – и площадьбыла целью и кульминацией этих демонстраций. После прохода по площади демонстрантамиз организованных колонн разрешалось расходиться. До поры никаких массовых мероприя-тий, помимо парадов и демонстраций, на Красной площади не допускалось: поддерживаласьсакральность места и его торжественный амбианс. В последние годы, напротив, площадьстали активно использовать для массовых развлечений, проводятся на ней и демонстрациипо образцу советских. Однако для демонстраций протеста, о которых идет речь, для демон-страций, которые власть сочла действительно опасными для себя, Красную площадь никтоорганизаторам не предлагал. Да и они, насколько известно, на нее не посягали. Здесь можновидеть нечто вроде консенсуса: все понимали, что для власти допустить такое – это слишком.

Когда власти торгуются с организаторами протестных акций, то видно, что они, во-первых, хотят как можно дальше отбросить манифестантов от Кремля – и расстояние отцентра, на котором удается договориться сторонам, становится показателем соотношения


17

сил. Во-вторых, видно стремление власти по возможности отодвинуть демонстрантов туда,где не работает символическая пространственная структура радиусов и колец – в Лужники,на набережные, на Поклонную…

Не раз за этот период принималось и компромиссное решение: перевести движениеиз радиального в кольцевое, пустить шествие Бульварным кольцом, не давая ему при этомприближаться к центру, а потом на проспекте Сахарова и вовсе его развернуть, направиврадиально, но уже прочь от центра. Эти траектории вроде бы заметны только с вертолета,но на самом деле всеми участниками вполне ощущаются. Городское пространство любогогорода анизотропно, различные его элементы по-разному ценностно заряжены. В Москвеистинные горожане, москвичи всегда чувствуют, пусть безотчетно, идут они к центру, илиот центра, или по кольцу. Это особенно существенно в исторической части города.

Интересно наблюдать, как заработали Садовое и Бульварное кольца. Как уже говори-лось, эти трассы проложены на месте бывших городских стен, то есть мест осады и защиты.Бульварное кольцо было отмечено еще самым первым «Митингом гласности», которыйАлександр Есенин-Вольпин и другие правозащитники провели в 1965 году на Пушкинскойплощади. С тех пор Пушкинская и стала записным местом протеста. Стоит добавить, чтоэта площадь не просто часть Бульварного кольца – она находится на главном московскомрадиусе, устремленном прямо к Кремлю. Улица Горького была главным советским церемо-ниальным проспектом: по ней проходили парады и демонстрации, по ней проезжали важ-ные кортежи с правительственного аэродрома Тушино, а затем – из первого международногоаэропорта Шереметьево.

Более дальним подступом к центру, местом регулярных стычек атакующих власть иобороняющих ее стала Триумфальная площадь, на которой проходили одна за другой акции«Стратегии-31». Она также расположена и на кольце, и на главном радиусе Москвы.

Далее московские кольца приобрели в ходе протестных акций сложные и очень инте-ресные функции. На Садовом кольце дважды проводились мероприятия, которые должныбыли по замыслу организаторов показать власти, что ее взяли в кольцо. В первый раз этобыло кольцо автомобилей, во второй – кольцо людей. Но помимо прямого политическогосмысла эти акции обрели мощное социальное значение – они стали пластическим выра-жением солидарности городского сообщества. Мало того, что это была солидарность води-телей-единомышленников, образовавших колонну из тысяч машин с различными знакамибелого цвета, мало того, что это была солидарность тысяч москвичей, взявшихся за рукии образовавших живое кольцо на 12-километровом Садовом кольце – в обоих случаях этобыла еще совершенно не характерная для Москвы солидарность пешеходов и автомобили-стов. Когда по Садовому ехали автомобили, декорированные чем-нибудь белым, с тротуарових белыми платками, белыми цветами, плакатами приветствовали пешеходы. Кто-то из этихлюдей специально пришел, зная об акции, кто-то оказался в этот час на Кольце по своимделам, но и те и другие посылали знаки поддержки. А из проезжающих мимо машин иммахали, кричали, гудели в ответ.

Трудно подсчитать, сколько тысяч фотографий и видеозаписей сделали стоящие и еду-щие. Меж тем это очень важная часть процессов, которые идут сегодня в городском сообще-стве и российском обществе в целом. Становится массовым рефлексом – увидев интересное,снять и выложить это в Интернет. А эти визуальные свидетельства, в свою очередь, порож-дают новую реальность, и можно сказать, что именно эта реальность становится исходнойдля суждений о жизни. Ведь она состоит исключительно из интересного, то есть важногодля всех. И поэтому ей пристало называться социальной реальностью.

Московские митинги, безусловно, стали такой реальностью. Они запечатлены на фотои видео тысячами профессионалов, будь то профессионалы госбезопасности или профес-сиональные журналисты. Эта история документирована как никакая иная, и однажды это


18

сыграет свою роль. Но съемка, которую непрерывно вели на митингах сами их участники,важна и в другом смысле: вне зависимости от того, кто кого снимал, сам этот процесс фик-сации, дублирующий зрение и память, указал на важнейшую социальную функцию акцийпротеста. Мы о ней уже говорили: это функция взаимопредъявления различных групп город-ского общества. Участники предъявляли сочиненные и нарисованные ими плакаты, лозунги,маски и пр. Адресатами этих высказываний теоретически могли быть властные персоны, нона самом деле это сограждане обращались друг к другу. Цепочки людей и вереницы машинявились на Садовом кольце для того, чтобы показать себя друг другу и поддержать другдруга. И фото/видео, которые там снимались «на память» и становились не просто докумен-том, а овеществленной симпатией, изъявлением приязни, жестом привета – таким же, каквзмах белого платка.

Кольцевая структура Москвы сработала еще раз, когда активисты протеста придумалиакцию новой формы – прогулку по бульварам. Замысел «прогулок с писателями», сам посебе многосложный, в очередной раз доказал, что в России литератор больше чем литера-тор и что интеллигенция и интеллигентность суть главные силы сопротивления бюрокра-тии. Этот замысел реализовался на публичных пространствах Москвы, имеющих кольцевуюформу. Это важно, среди прочего, потому, что подчеркивает внутреннюю ценность движе-ния как такового, прогулки, фланирования: ведь у «кольцевой» прогулки нет внешней цели– дойти от… и до… В данном случае задуманная организаторами игра соединяла легкомыс-ленность прогулки и мужественное намерение отстаивать свое право на свободу и на свойгород. И бульвары помогали наиболее остро предъявить этот контраст, сделать его полити-ческим жестом.

Именно бульвары как пространства по преимуществу публичные стали площадкой дляеще одной серьезнейшей игры – «Оккупай Абай». Большие митинги декабря 2011 года про-демонстрировали способность москвичей к самоорганизации. Между 10 и 24 декабря, зачетырнадцать дней, с нуля была создана система финансирования этих мероприятий. Быласочинена и обеспечена вся логистика и техподдержка. Родились органы самоуправления,счастливым образом не имевшие родовых признаков прежних организационных форм. Онизаседали без председателя, они договаривались, несмотря на все различия участников и всепопытки их поссорить. Стоит сравнить «декабристов» 2011 года с декабристами 1825-го:там были тайные общества, готовившие насильственное изменение строя, а здесь – обще-ство открытое, действующее принципиально ненасильственными методами. С этого простонадо начинать новый том истории российского общественного движения! Даже диссидентыбыли все-таки людьми конспирирующимися, пусть и вынужденно. Организаторы же сего-дняшних митингов показали: всё, мы уже на следующей ступени, мы в прямом открытомэфире с веб-трансляцией.

Лагерь на бульваре продемонстрировал еще один пример самоорганизации. Спонтаннообразовавшаяся коммуна с переменным составом участников успешно решала все вопросы– от хозяйственных до политических. Когда-то, в 1930-е годы мир дивился, что в так называ-емом ледовом лагере Шмидта, возникшем на дрейфующей арктической льдине после гибелипарохода «Челюскин», десятки людей жили в ситуации ежеминутной смертельной опасно-сти, однако читали друг другу лекции по вопросам науки и политики. Такие же лекции чита-лись в лагере на бульваре, в ситуации ежеминутного ожидания полицейского штурма, аре-стов и т. п. И если в лагере на льдине был установлен естественный для советского обществатех лет порядок единоначалия, то в лагере на бульваре установилось принципиальное безна-чалие, коллективное самоуправление. И это нам показывает, как хочет и как могло бы житьсовременное российское общество.

Вот почему этот вроде бы безобидный лагерь-коммуну власти не могли терпеть. Этовоенная логика тех времен, когда у стен крепости раскидывался полевой лагерь осажда-


19

ющих. Кремль-крепость не может быть спокоен, когда кто-то под его стенами гуляет какхочет или даже ночует в спальном мешке. И обе стороны это понимают. Присмотримся,каким образом действуют противники здесь и в иных ситуациях протеста и противодействияему. Одна сторона пытается захватить те или иные места в городе, сделав их территориейгородской свободы, другая же пытается лишить эти места городского общественного зна-чения. Триумфальная площадь огорожена забором, там нельзя ходить, это место дезурба-низовано, исключено из городской ткани. Делались попытки закрыть Чистопрудный буль-вар, руками коммунальщиков выключить эту часть из города, как если бы ее вовсе не было.Вспомним прецедент, который создал не кто иной, как демократ Ельцин, когда стал вла-стителем в Кремле. Он поспешил уничтожить Манежную площадь – главную городскуюплощадку для митингов. Ведь в те времена Красная площадь была церемониальным про-странством власти, но Манежная – нашим, городским пространством. И вот ее уничтожили,сделали местом для прогулок гостей столицы. Заодно Церетели восстановил ров под кре-постной стеной. Вроде бы сказочная, шуточная защита – но все-таки ров с водой.


20

Заключение

Описанный на этих страницах период – безусловно исторический. За несколько меся-

цев российское общественное сознание продвинулось больше, чем за предшествовавшеедесятилетие. Общественная жизнь в поисках демократии испытала несколько замечательноновых для себя форм самоорганизации. Наверное, через сколько-то лет они станут частьюпроверенных временем конституционных норм демократии – эти формы проверялись сто-летиями, и, видимо, они эффективны. Но вот дорогу, которая приведет к этим формам отобщества вроде нашего, придется изобретать заново.

Можно точно сказать, что для будущего России, которое уже стучится в историческиеворота, нужна совершенно новая система управления обществом. Российское общество,не имеющее возможности добиться желаемого конвенциональными средствами (например,через выборы) и в основной своей массе не желающее идти путем революций и мятежей,поставлено перед необходимостью поиска каких-то, по сути дела, небывалых переходныхформ. Никто пока не знает, как решить эту задачу, как, не проливая крови ни полицейских,ни мирных граждан, переделать нынешний авторитарный полицейский режим в парламент-скую республику, где всем будет хорошо. Есть несколько интересных предложений, но ниодно пока не собрало мощной общественной поддержки. Словом, способ перехода обществоеще не изобрело.

Однако надежда есть. Проснулось столько умов, которые раньше думали о другом иливообще не думали, что, вполне возможно, это даст результат. Ведь кто-то же когда-то изоб-рел в Европе парламент, когда-то и в нашей стране были созданы Советы, Учредительноесобрание. Не надо думать, что эта задача нерешаемая. Подобные задачи в истории решались.

В описываемый период мы не только далеко продвинулись вперед в поисках путейк демократии, но и были отброшены далеко назад от этой цели усилиями напугавшихсявластей. Но накопленный духовный и идейный опыт общество не потеряет. Ведь накоплен нетолько опыт протеста, не только опыт самоорганизации – сделаны и другие замечательныеприобретения, о которых мы стремились рассказать: горожане почувствовали собственныйгород, ощутили себя его хозяевами, поняли, чем может быть настоящая городская жизнь,настоящее городское общество. Москва это поняла для себя, а значит, для всей России.


21

Об авторе

Алексей Левинсон – социолог, руководитель отдела социокультурных иследований

Левада-центра. Автор книги «Опыт социографии» (2004), колумнист газеты «Ведомости».


22

О «Стрелке»

Институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка» – международный образователь-

ный проект, созданный в 2009 году. Помимо постдипломной образовательной программыс преподавателями мирового уровня «Стрелка» организует публичные лекции, семинары иворкшопы, консультирует в области городского развития и издает лучшие книги по урбани-стике, дизайну и архитектуре.


23

News & Politics

Алексей Левинсон Пространства протеста. Московские митинги и сообщество горожан