1

2

УДК

ББК 87, 88

Б 34

Б 34 Баньковский Л.В.

Заметки о творчестве: Сборник документов: Часть I / Л.В. Баньковский. –

Березники, 2013. -

В архиве Льва Владимировича Баньковского сохранились материалы для книги о творчестве, над которой он работал всю свою сознательную жизнь. Глава, представленная в этом сборнике, была подготовлена им к печати в 2010 г., но так и не увидела свет.

ББК 68.9я73

На обложке: фрагмент репродукции гравюры А. Дюрера «Меланхолия»

© Л.В. Баньковский, 2009

ISBN

3

Имена и образы

творчества

4

Диалектика творчества

Кто хочет познать наибольшие тайны природы, пусть рассматривает и

наблюдает минимумы и максимумы противоречий и противоположностей.

Д. Бруно

Жизнь постоянно ставит перед

людьми множество таких научно-

технических и художественных задач,

которые обычным, традиционным способам

решения или вообще не поддаются, или

решаются чересчур долго и трудно. А если

оказывается, что эти же самые задачи

получают неожиданное красивое, быстрое и

правильное решение, то, значит, работа над

ними была творческой.

Как точнее определить значение слова «творчество»? Французский композитор П. Буле основную задачу любой творческой

деятельности сформулировал в трёх словах:

«Сделать непредсказуемое неизбежным».

Специалисты по кибернетике называют творчество «процессом расширения системы, в результате чего невыводимые утверждения становятся выводимыми».

Приёмы системного, творческого

познания, их уровень, характер и качество

изменялись по ходу истории. Греческое слово «система» означает буквально «целое, составленное из частей». Уже древние мыслители отчётливо увидели системы, состоящие как минимум из двух элементов –

органически сплавленных между собой взаимодействующих противоположностей. Так появилась диалектика – самый древний вариант теории сложных систем, под которыми ныне понимают развивающиеся единства или целостности, состоящие из взаимодействующих

частей.

Только в недавнее время творчество стало предметом специальной науки – эвристики, а одним из направлений этой науки – моделирование творческих процессов на электронных

вычислительных машинах.

Конечно, машинам ещё далеко до талантливых поэтов и музыкантов, исследования на компьютере пока ещё опираются на относительно несложные и немногочисленные структурные закономерности произведений искусства и, в общем, не выходят за границы

известного. Но, обладая большим объёмом «памяти», значительной скоростью выбора и

комбинирования редко употребляющихся сочетаний слов или музыкальных фраз, машина может быть хорошим подмастерьем в руках композиторов и поэтов. Так обычно сейчас и

происходит. С помощью компьютеров уже производятся фонетический анализ текста, классификация рифм, поиск музыкальных тем и ритмов, оценка композиций.

В самом творческом акте человеческий мозг напоминает ЭВМ в основном лишь тем, что

предпочитает не выдавать на «перфолентах памяти» данные промежуточных результатов. На эту особенность творческого мышления в своё время обращал внимание И.П. Павлов, впервые выделивший среди безусловных рефлексов особый исследовательский рефлекс – природную

склонность человека к творчеству. Знаменитый физиолог очень заинтересовался необычной

«свёрнутостью» творческого мышления, отдельные этапы которого вообще не фиксируются в памяти. О самом себе Павлов писал: «…Я результат помнил, а процесс мотивировки позабыл…

Вот почему и казалось, что это интуиция. Я нахожу, что все интуиции так и нужно понимать, что человек окончательное помнит, а весь путь, которым он подходил, подготовлял, он его подсчитал к данному моменту».

5

Трудность изучения механизма творческого процесса обусловлена также большим

разнообразием познавательных средств, находящихся в распоряжении человека. Обычно в качестве непременных, постоянно взаимодействующих компонентов творчества называют воображение, фантазию, вдохновение, страсть, интуицию, подсознательные «технические навыки», «скачки ума» и «озарение». Здесь и особое психическое состояние человека – сильное напряжение нравственных сил, концентрация внимания, а вместе с тем и необычайная духовная приподнятость, «раскованность» мысли. Мощными усилителями творческого мышления являются рождённые длительной практикой исследовательской работы анализ и синтез, индукция и дедукция, сравнение, аналогия, обобщение. Но даже в случае, когда человек располагает и в совершенстве владеет всем этим познавательным оружием, творчество во все времена было и остаётся труднейшим видом человеческой деятельности.

Универсальность категориального строя творческого мышления проявляется примерно в одинаковой структуре комплекса внелогических и логических операций при решении

противоречия между явлениями и сущностью вещей. Ведь именно это противоречие составляет основное содержание проблем во всех областях творческой деятельности. Существование однородных процессов в мышлении значительно ускорило внедрение одних и тех же компьютерных программ не только в естественных науках и технике, но и в лингвистике, музыковедении, библиографии, информатике и многих других ещё недавно «целиком

гуманитарных» науках.

Логика, эстетика, науковедение достигли наибольших успехов в изучении уже готовых

законченных продуктов творческой мысли. Ныне одним из важнейших направлений изучения творчества является всесторонний анализ самого творческого процесса. И едва ли не самым

большим успехом эвристики на этом пути является открытие общих черт и общих

закономерностей научного, художественного и технического видов творчества. Сделаны самые первые шаги на пути к разработке общей теории творчества.

Платон нам друг Единое остаётся неизменным, а те, многие, изменяются и проходят; Свет небес постоянен, земные тени летучи,

Жизнь, как купол из разноцветного стекла, Окрашивает белое сияние вечности.

Шелли

Платон называл свой оригинальный философский

труд и способ его доведения до общественного сознания «второй навигацией». У греков-мореплавателей так именовалась ситуация, когда паруса на мачтах судна обвисали от безветрия и для продолжения пути всем

нужно было садиться за вёсла. По мысли Платона, казнь великого мудреца Сократа за неистощимое свободомыслие остановила историческое движение афинского государства. Поэтому и писателям, и

читателям нужно было «садиться за вёсла», чтобы

тяжёлым физическим и нравственным трудом добывать едва приоткрытую, но теперь уже ускользнувшую

истину. Для Платона Сократ был наставником и другом. И

благодарный ученик поставил себе задачу в новой работе не только реабилитировать учителя в глазах свободных

граждан, но и по-своему прославить навеки достижения его самого, а также его великих предшественников и

современников – милетцев и пифагорейцев.

6

Представители милетской школы пытались разрешить вопрос о соотношении единого и

многого, единого круговорота материи и конкретных явлений природы. Пифагорейцы первыми

серьёзно занялись математикой. Благодаря освоению ими бытия чисел мир стал называться «космосом» в силу господствующего в нём порядка и гармонии. Младший современник милетян Гераклит провозгласил целью мудрости познание Логоса, который мощно регулирует текучие напряжения между космическими и земными противоположностями, обеспечивает единство и целостность мира. По Гераклиту, космос «всегда был, есть и будет вечно живым

огнём, закономерно разгорающимся и закономерно погасающим».

Платон радикально усовершенствовал философские прозрения Сократа и его

предшественников: учёный сумел выстроить в едином ключе всю структуру иерархии сущего

мира, начиная от человеческого «я» и души человека до самых отдалённых и высочайших

вершин бытия человечества и космоса – идей всемирных порядка и простоты, увенчанных

идеей Добра. На этом труднейшем пути возвышения мышления Платон использовал творческий

системный подход и совершил немало открытий, сохраняющих своё значение до нашего

времени.

Учёный первым обнаружил и подробно разъяснил динамическую тройственную структуру человеческой души, сложенную из разумной, волевой и чувственной частей. Все части души,

по Платону, участвуют в становлении Бытия и продуцировании знаний, в том числе и тех,

которые характеризуют Космос в целом. Единая по своей сути вереница знаний,

поднимающаяся со ступеньки на ступеньку обозначена как: «Угадывание» → «Знание как» → «Знание что» → «Знание почему». Наивысшее «знание

почему» Платон назвал «ноэзисом», получаемым с помощью разума «Нус». Если «угадывание»

можно сравнить с «мышлением картинками», то ноэзис можно расшифровать как проверенную

теорию. Что же, с точки зрения Платона, было проверенной теорией Бытия в эпоху античности?

Многие учёные той эпохи, и Платон вместе с ними, уверенно знали, что во Вселенной

существует организующий её порядок, что реальность – это единая система, внутри которой

находятся глубоко родственные друг другу природа и человек. Все основные уровни Бытия рано или поздно могут быть объяснены связывающими их причинно-следственными

отношениями. Эти главные тезисы платоновского учения не так просты, как на первый взгляд

кажется. До сих пор не все философы вполне их признают. Но вослед Платону более простых и

объединённых в единую систему первооснов Бытия мировая философия до сих пор не назвала. Наиболее уязвимой для критики философии Платона является его учение об идеях.

Учёный убеждал своих оппонентов, что идея выполняет функции значения, определения, идеала, предела и цели – сразу, однако механизмов столь разнообразного одновременного

воздействия идей на человека и человечество разъяснить не успел. И до сих пор это важное положение платоновской теории не расшифровано и не объяснено.

Поэтому можно себе представить, насколько трудно доставалась Платону развёрнутая аргументация подобных мировоззренческих первооснов его современникам, поднаторевшим в общении с самим Сократом.

И здесь снова нужно отдать должное всеобъемлющей гениальности философа. Отодвинув немного в сторону свои поэтические навыки, несомненные способности историка, драматурга и

трагика, Платон широко и дальновидно стал популяризировать свои неординарные учёные труды в жанре философского диалога. Естественно, что великолепные устные споры и

монологи Сократа Платон до мелочей помнил всю жизнь, но как всё это неимоверное богатство переложить и развить в письменной речи? Как поставить диалогический жанр изощрённого

устного слова на службу обнародования многогранной и многосмысленной новой философской

теории?

Платон справился и с этой задачей. Он написал более тридцати обстоятельных диалогов, сумев при этом сохранить и приумножить традицию философствования Сократа. Насколько велика и своеобразна была для сократовского ученика эта работа, можно судить ещё и на том

основании, что даже одна только стилистика диалогов Платона до сих пор ещё не получила достойного толкования и обобщения.

7

Кристалл

«Ибо, поистине, искусство заключено в природе: кто умеет обнаружить его, тот владеет им».

А. Дюрер

Во всей истории мирового искусства известен всего лишь единственный случай,

когда выдающийся художник попытался прославившими его изобразительными

средствами рассказать о своём творческом

пути. Сделал это Альбрехт Дюрер, создав в 1514 году гравюру «Меланхолия», о которой

известный итальянский живописец, архитектор

и историк искусства Д. Вазари написал, что

она «повергла в изумление весь мир». На небольшом листе станковой гравюры Дюрер

совершил невиданный для своего времени шаг к познанию тайн творчества. Никто из современников мастера не мог разом

освободиться от множества живучих

средневековых условностей, сковывающих

воображение художника. Никогда ещё не было

такого, чтобы гравюра, носящая название придуманного ещё древними греками

человеческого темперамента, всем своим

обликом и содержанием с исчерпывающей

полнотой повествовала о творческих поисках

художника на протяжении нескольких

десятилетий.

В центре гравюры изображена муза дюреровского творчества – могучая крылатая женщина, присевшая на ступеньку у здания ремёсел, искусств и наук поразмышлять о пережитом и будущем, собраться с силами для новых творческих дерзаний. На время оставлены

в покое инструменты художника и учёного – великого труженика, замер в руке женщины

циркуль – символ неустанного научного изучения и измерения природы, символ числа, меры и

столь заманчивых гармоничных пропорций. Не было во всю эпоху Возрождения другого художника, который бы с таким пристрастием и одержимостью естествоиспытателя измерял и

взвешивал окружающий мир. А книга на коленях крылатой женщины – не дюреровский ли это

трактат «Руководство к измерению циркулем и линейкой», над которым так настойчиво

работал художник-учёный. И ещё два основательных научных трактата написал Дюрер,

продемонстрировав свои незаурядные способности и познания в области архитектуры и

строительства, механики и оптики, геометрии и теории искусства. По свидетельствам учёных

современников, художник «почти в совершенстве постиг распространяемые посредством книг естественные и математические науки».

Как почитатели, так и последователи художнического таланта Дюрера нередко задавали

вопрос: не отвлекали ли столь длительные и напряжённые учёные занятия художника от более полного раскрытия его призвания? Сам Дюрер отвечал, что «не может быть никакой свободы в работе без знаний», что постигнуть необходимую для художника «истинную сущность всех

вещей» возможно только со знанием дела и что «всякий, кто работает несознательно, работает тяжелее, чем тот, кто это делает с понятием и сознательно. Поэтому учитесь всё понять».

Скорее всего, именно результатом всех этих столь необычных для художника увлечений

можно объяснить то, о чём писал учёный-гуманист Э. Роттердамский: «Что только не изображает он, даже то, что невозможно изобразить, – огонь, лучи, гром, зарницы, молнии,

пелену тумана, все ощущения, чувства, едва ли не самый голос».

8

Вероятно, думает крылатый гений Дюрера о тщетности усилий найти строгие математические закономерности прекрасного.

Почему же художник выбрал именно флюорит, а не более изящный по форме горный

хрусталь, например?

Может быть потому, что, подобно многоцветью искусства, нет на Земле, кроме флюорита, ни одного минерала, который бы отличался столь богатым естественным разнообразием цветов и оттенков? Не случайно ведь германские рудознатцы назвали флюорит «рудным цветком».

Или потому, что флюорит постоянно «дружит» с разнообразнейшими по составу горными

породами, разными рудами и ещё от древних горщиков получил наименование «ласкового» к оруденению?

Изобразил ли художник «живой камень» – флюорит – за удивительные свойства менять цвет при освещении солнечными лучами или от нагревания? Напуганные такими странностями

минерала алхимики прозвали флюорит «жилищем дьявола», охраняющего секрет получения золота.

А может быть художника восхитила способность флюорита светиться в темноте? Не об

этом ли минерале упоминал на рубеже нашей эры римский писатель и учёный Плиний:

«Хризолампис, встречающийся в Эфиопии, обычно бесцветный, но ночью огненный»?

Загадочность флюорита и неразгаданная тайна прекрасного, совершенство кристалла и

гармония искусства – не здесь ли главная причина дюреровского выбора?

«Кристалл небес мне не преграда боле»

Покоя нет – всё движется, вращаясь, На небе иль под небом обретаясь. И всякой вещи свойственно движенье, Близка она от нас иль далека, И тяжела она или легка. И всё, быть может, в том же направленье И тем же шагом вверх и вниз идёт. Так море бурное колеблется волнами,

То опускаясь вниз, то вверх идя горой,

Но остаётся всё ж самим собой…

Джордано Бруно (1548-1600)

После великих прозрений и великих открытий в учёном сообществе обычно

наступает своеобразная эйфория и на переднем крае науки появляется достаточно

много исследователей, которые готовы

заявить, что вот теперь-то уже главная часть труднейших вопросов познания осталась позади.

Но неизбежно находятся новые по

отношению к своему веку ещё более умудрённые провидцы, философы и пророки,

пытающиеся разъяснить людям опасность этой иллюзии достигнутого упрощения мира, которое отнюдь не является последней

ступенью его постижения. Конечно же возникает вопрос, как эти новые творцы

новых систем догадываются об ограниченности всех предшествующих их деятельности

великих открытий. Откуда они черпают творческую энергию для доказательства своей

правоты?

9

И оказывается, что все новые первопроходцы внимательно изучают историю мировой

мудрости, обращаются к её первоистокам.

Джордано Бруно, шедший вслед за Коперником, углубился в те мировоззренческие проблемы, которые пока ещё не были решены одной только гелиоцентрической системой мира. В 1584 году в Лондоне вышли в свет четыре его книги. Главная из них – «О бесконечности,

вселенной и мирах» – написана в форме диалога. На её страницах Бруно по-новому защищал

древнюю концепцию множественности миров, основанную трудами Гераклита, Демокрита, Эпикура, Пифагора, Лукреция. О преемственности старинных астрономических традиций

Бруно писал так: «Это срезанные корни, которые вновь произрастают, это старые вещи,

которые снова возвращаются, это скрытые истины, которые вновь раскрываются, это новый

свет, который после долгой ночи вновь восходит на горизонте нашего познания».

Свои высокие философские диалоги Бруно перемежал высокой поэзией.

За творческую непокорность инквизиция приговорила Бруно к публичному сожжению на центральной площади Рима. Но и здесь мыслитель остался самим собой, в последнем своём

слове заявил суду: «Сжечь – не значит опровергнуть…» В 1889 году на площади Цветов, где подвижник идеи был казнён, итальянцы воздвигли памятник с надписью «Джордано Бруно от века, который он предвидел».

«Наше знать – это вспоминать древних»

Из числа многочисленных и разнообразных

искусств и наук, пробуждающих интерес и являющихся живительной силой для человеческого разума, по моему мнению, с величайшим жаром следует себя посвятить тем, которые исследуют круг предметов, наиболее прекрасных и наиболее достойных познания… А что есть прекраснее, чем небо, охватывающее всё, что

прекрасно?...

Н. Коперник

После появления на свет Платона создатель новой картины мира Николай

Коперник родился ровно через тысячу девятьсот лет. Прежде чем был написан

знаменитый труд «Об обращении

планетных сфер» Коперник при поддержке своего знатного дяди закончил четыре европейских университета: Краковский,

Болонский, Падуанский и Феррарский.

Университетское образование завершилось получением степени доктора канонического права, молодому человеку исполнилось тогда тридцать лет. И до самых последних дней он добросовестно и ревностно исполнял обязанности каноника при

храме, а также бескорыстно трудился врачом в городе Торуни.

Однако европейскому учёному миру Коперник был более известен как незаурядный

астроном. Душа его с детства и юности была устремлена к звёздному небу, а судьба неоднократно дарила ему возможность подолгу работать с телескопами и другими планетными

и звёздными инструментами. В Кракове Коперник прослушал не менее семи курсов лекций на кафедре астрономии у уважаемого В. Брудзевского, вместе с болонским профессором Д.

Новарой молодой учёный завершил большой цикл тщательно задокументированных

астрономических наблюдений. В Торуни Коперник располагал своей собственной площадкой

для угломерных наблюдений за светилами. На высоком математическом уровне была поставлена статистическая обработка всех исследовательских материалов, первоначальные итоги её учёный обобщил в 1507 году в «Небольшом комментарии о гипотезах небесных

10

движений»: «Любое движение, наблюдаемое на небосводе, проистекает не от движения небосвода, а движения Земли. Земля с ближайшими элементами совершает в течение суток оборот вокруг оси с неизменными полюсами, а небосвод с высшими небесными сферами

остаётся неподвижным».

Тем не менее Коперник не торопился издавать книгу о своём замечательном научном

достижении, столь радикально противоречащем общепринятым взглядам на неподвижную

Землю. Широкое образование, свободное общение с учёными книгами на разных иностранных

языках позволили Копернику подробно изучить многие прозрения и утверждения, предвосхищающие его открытие. Смутные догадки о центральном положении Солнца в нашей

планетной системе высказывали Филолай, Гераклит Понтийский, Экфант, Хикет Сиракузский,

Селевк Эретрийский, Архит Тарентский, Тимей Лоркийский, а также выдающиеся астрономы

древнего мира Аристарх Самосский, который из-за своих гелиоцентрических исследований

вынужден был переехать из Афин в Александрию. Даже римлянин Цицерон во «Сне Сципиона» писал: «В самом центре этого пространства пребывает Солнце, вождь, царь и

повелитель небесных тел».

Однако нельзя было пренебречь и тем существенным фактом, что все современные Копернику астрономы и штурманы судов проводили необходимые расчёты движения планет и

Солнца, пользуясь теоретическими выкладками великого астронома древности Клавдия Птолемея. Точность таких расчётов удовлетворяла практические нужды и астрономов и

моряков. На языке оригинала с большим почтением Коперник читал и перечитывал птолемеевский

труд «Великое математическое построение астрономии в тринадцати книгах». Автор его

представлял движение каждой планеты как сумму нескольких простых и равномерных

круговых движений. Концепция Птолемея позволяла довольно-таки удобно манипулировать с наличным астрономическим материалом и с приемлемой точностью обслуживать не только

корабельщиков, но и не очень-то требовательных астрономов. Постоянно соотносясь с традициями античной культуры и необычайно уважительно

работая с текстами и схемами Птолемея, Коперник поставил себе первой, казалось бы

совершенно безобидной для всех своих предшественников и современников задачей всего лишь обновить старинные теоретические построения. И в новой своей теории учёный не только

сохранил птолемеевскую сферу постоянных звёзд, но и не отказался от круговой формы

планетных орбит и традиционного принципа равномерного движения планет по кругу. Эллиптичность орбит планет позже была открыта Кеплером, а Коперник для планет с вытянутыми орбитами всё ещё вводил изобретённый древними эпицикл. На использование новатором астрономии такого традиционализма Кеплер даже обиделся и с досадой выразился так: «Коперник старается объяснить Птолемея, но не суть дела».

В начале 1540 года в Гданьске вышло в свет «Первое повествование о книгах вращений

Николая Коперника». Издание это было составлено профессором Виттенбергского

университета Г.И. Ретиком. Он же пару лет спустя выпустил две чисто математические главы

работы Коперника отдельной книгой под названием «О сторонах и углах как плоских, так и

сферических треугольников сочинение умнейшее и полезнейшее как для понимания многих доказательств Птолемея, так и для других целей, составлено знаменитым и учёнейшим

Николаем Коперником из Торуни».

И только в 1543 году в Нюрнбергской типографии на латинском языке вышел более чем

двухсотстраничный труд Николая Коперника «Об обращении небесных сфер шесть книг». И.

Кеплер, продолживший дело великого учёного, высоко оценил своего предшественника: «Коперник – человек высшего гения и, что в этих вопросах особенно важно, свободного мышления».

11

Диалог со Вселенной

А всё-таки Земля вертится! Г. Галилей

Всей своей жизнью Галилей показал миру, что

подлинное творчество великого человека – процесс гораздо более масштабный и несравненно более сложный, чем совершение одного или многих частных

открытий, в том числе и открытий с мировым

значением и содержанием.

В разных книгах и очерках о судьбе и творчестве Галилея повествуется по крайней мере о двенадцати

больших открытиях учёного. И все читатели

биографий, естественно, убеждаются, что большая часть открытий совершалась Галилеем в юности и

молодости. И в общем всем становится понятно, какие именно факты биографии учёного стимулировали эти

открытия. Отец Галилея был известным в Пизе математиком

и музыкантом, дома у него была немаленькая библиотека. Это и многие другие книжные собрания, которые неизменно сопровождали творческие искания юного учёного, сыграли большую роль в становлении

его высокого гуманистического мировоззрения и

обеспечили должный уровень подготовки к самостоятельной научной работе. Зная в совершенстве греческий язык и латынь, Галилей

обращался непосредственно к первоисточникам античного и средневекового знания, тратил на это массу времени, но зато изучал их настолько основательно, что в совершенстве понимал учения Фалеса Милетского, Демокрита, Платона, Аристотеля, Архимеда, Евклида, Птолемея и

многих других великих мыслителей, математиков и философов. В 25 лет Галилей возглавил кафедры математики сначала в родном Пизанском, а затем и в

Падуанском университетах. Молодой учёный был на редкость общительным человеком, в поле его зрения и переписки были не только итальянские, но и европейские деятели науки. Самым

близким из них он сообщал, что с юности готовит собственную большую книгу с размышлениями о системах мира. Из опасения контактов с вездесущей инквизицией Галилей

письменно не упоминал о своём преклонении перед астрономическими прозрениями Джордано

Бруно, но свидетельства согласия с революционными выводами Коперника до 1616 года не считались предосудительными. В марте 1610 года Галилей в Венеции издал книгу «Звёздный

вестник», в котором рассказал о своих первых в мире телескопических наблюдениях и

сопутствущих им астрономических открытиях. Учёный открыл горы на Луне и определил их высоту, обнаружил солнечные пятна и определил время обращения светила вокруг оси. Кроме того были открыты четыре спутника Юпитера и определено время их обращения, высказано

предположение о системе колец у Юпитера, обнаружены фазы Венеры, изменения видимого

диаметра Марса. Всё это стало возможно после того, как Галилей в Падуанском университете создал

литейную, столярную и токарную мастерские, где начали производить качественные зрительные трубы, пригодные для астрономических исследований. Молодой учёный

запальчиво утверждал, что в основе постижения мира обязательно должны быть наблюдения, измерения, опыт, эксперимент, точный математический расчёт, строгие рассуждения. Галилей

первым открыл закон падения тел, выяснил, что скорость свободного падения тел не зависит от их массы. Вывел формулу, что пройденный падающим телом путь пропорционален времени

падения.Учёный первым определил, что траектория всякого тела, брошенного под углом к горизонту, есть парабола. Галилей ввёл в науки физику и механику понятие инерции, вывел принцип относительности: если на тело не оказывать никакого внешнего воздействия, оно

12

находится в состоянии покоя либо в состоянии прямолинейного движения с неизменной

скоростью.

Полноценный открытий у Галилея было так много, что задуманный и осуществлённый

один «Звёздный вестник» их просто не вмещал. Нужно было по этому поводу создать очень внушительную, толстую книгу, но сделать это следовало чрезвычайно умно, потому что в 1616

году книга Коперника «Об обращении небесных сфер» была запрещена инквизицией, а Галилея сразу же вызвали из Флоренции в Рим и настрого потребовали прекратить пропаганду еретического учения. Чтобы грамотно противостоять этому опасному предупреждению, учёный

должен был собрать в кулак весь свой жизненный опыт, все свои интеллектуальные способности, мобилизовать глубинные боевые ресурсы, унаследованные от великих античных

учёных-предшественников. Восемь лет потребовалось Галилею на поиск формы уникального труда. Прежде всех был призван на помощь блестящий Платон, именно он подсказал учёному не только саму могущественную форму диалога, но и её яркое, бессорно литературное воплощение. Книгу эту Галилей обращал ко всем жителям нашей планеты, он написал ей на живом итальянском языке для того, чтобы она была прочитана и стала понятна любому соотечественнику, а ещё для того, чтобы её легче было переводить и распространять на всех

языках мира. Так оно и произошло.

Итог почти пятидесятилетней работы учёного – «Диалог о двух главнейших системах

мира – птолемеевой и коперниковой» – был издан в 1632 году во Флоренции. И сразу же запрещён инквизицией. Несмотря на то, что книге была придана форма высокохудожественной

записи свободной четырёхдневной беседы светских людей в одном из пышных венецианских

дворцов. Несмотря на то, что беседа эта велась по всем правилам великосветского искусства о

казалось бы безобидных для всех вещах: о законе инерции, о принципе относительности, о

законе падения тел. Несмотря на то, что учение Коперника было представлено как одна из гипотез устройства мира. Внутреннюю взрывчатую силу мастерского художественного

произведения Галилею скрыть не удалось, да, видимо, он и не очень об этом старался. Как и следовало ожидать, пожилого 68-летнего учёного снова вызвали в Рим.

Проигнорировав при этом записки трёх видных врачей о болезни Галилея. С апреля по июнь длилось следствие по делу учёного. 22 июня он прочёл предложенный ему текст отречения от своих научных построений и выслушал приговор о тюремном заключении, которое потом было

заменено домашним арестом.

Однако Галилей не покорился. Он создал ещё один научный трактат, написанный им как драматическое произведение: «Беседы и математические доказательства, касающиеся двух

новых отраслей науки, относящихся к механике и местному движению». Книга была издана в 1638 году в Страсбурге и Лейдене. Она предназначалась математическим и материальным

укреплением генерального смысла «Диалога».

Галилей умер 8 сентября 1642 года. А 338 лет спустя Папа Римский – Иоанн Павел II – официально заявил,

что знаменитый итальянский учёный был осуждён

судом инквизиции несраведливо.

Вихри Декарта

«Признаюсь, я родился с таким умом, что главное удовольствие при научных занятиях для меня заключалось не в том, что я выслушивал чужие мнения, а в том, что я всегда стремился создать свои

собственные»

Р. Декарт

Тяготение – это среда, в которой человек постоянно живёт и которой поэтому почти не замечает. Немало самых изобретательных учёных

посвятили многие годы своей жизни, чтобы только

13

разгадать природу силы тяжести. Первым естествоиспытателем, поставившим поиски

механизма гравитационных сил на твёрдую теоретическую основу, был великий французский

учёный Рене Декарт. Говорят, что очень любившему работать в саду Ньютону упавшее яблоко помогло открыть

закон всемирного тяготения. Альберту Эйнштейну думать над проблемой гравитации,

несомненно, помогал утренний чай. Иначе как бы появилась на свет такая доступная всем и в то

же время отнюдь не простая задача, которую однажды придумал учёный.

Помешивая в стакане сахар и наблюдая за небольшим водоворотом крошек от чайных листков, Эйнштейн вдруг передумал пить чай ради занимательного эксперимента. Учёный

наклонился, взял с садовой дорожки щепотку обыкновенного речного песка и всыпал его в стакан. Песчинки, размешиваемые ложечкой, вращались около самой стенки стакана, а крошки

чая собрались в центре. Стоило же вынуть из стакана ложечку, как «действующие лица»

менялись местами: песчинки отодвигались от стенок и собирались в маленькую горку в самом

центре донышка, а крошки чайных листиков, наоборот, разбегались по поверхности к ободку стакана.

Из всего увиденного Эйнштейн составил условие задачи всего из нескольких строчек. Все интересующиеся физикой могли теперь попытаться объяснить причину перемены ролей

песчинок и крошек чая во время этого миниатюрного одноактного спектакля, который почему-то не столько позабавил самого Эйнштейна, сколько снова навёл на размышления о гравитации.

Разве не с помощью подобных, хотя и несравненно более масштабных вихрей Рене Декарт объяснил существо сил тяготения? Что там буря в стакане – все звёзды и даже вся Вселенная были, по его представлению, множеством различных вихрей. В общем вихревом движении

космоса в роли крошек чайных листиков выступала самая тонкая и самая пронизывающая материя огня, в роли более плотных песчинок – материя воздуха, которую сам учёный

сравнивал не только с песчинками и маленькими пушинками, но даже – вот фантазия! – с кончиками тончайших струн. Третьим элементом во Вселенной Декарта была обладающая малым движением материя Земли.

Все элементы декартовой материи были смешаны в звёздных и планетных вихрях, но

вследствие неодинаковой плотности двигались по-разному, постоянно взаимодействуя друг с другом в соответствии с разработанным Декартом «принципом упорства». Учёный представлял себе тяготение как силу, возникающую от центростремительного движения материй Земли и

воздуха. Однако Декарт не был последователен в развитии своей концепции. Разрабатывая вихревую модель образования и эволюции Земли, он дальновидно полагал, что именно

неуклонное стремление к уплотнению материи в недрах планеты вытесняет из земных толщ

огонь и воздух. Но отчего же тогда в другом месте своего знаменитого трактата, где речь шла о строении Вселенной, звёздные вихри работали наоборот? И доводом тому, что наиболее плотные элементы звёздных систем выносились вихрями наружу, Декарту служил пример

центробежного движения тяжёлых лодок на крутых излучинах рек. Каковы же причины столь странного противоречия в эволюции планетных и звёздных

декартовых вихрей?

С физической точки зрения поведение различных частиц в вихревом потоке определяется двумя основными факторами: относительной плотностью частиц и тем, в какой стадии

эволюции находится сам вихрь – формируется он или распадается. Выходит, что у Декарта планетные вихри тормозились, а звёздные, напротив, ускоряли своё вращение и расширялись?

Кант, Шеллинг, Гегель и другие философы долгое время безуспешно пытались доказать естествоиспытателям всю важность не только философского, но и естественнонаучного

совместного анализа притяжения и отталкивания. Оставлять без внимания все эти

основательные советы Эйнштейн не мог тем более потому, что он при разработке теории

тяготения прежде всего стремился достичь её логической простоты, стройности и

гармоничности. Разумеется, Эйнштейн отдал должное необыкновенно привлекательной

концепции об одновременном существовании во Вселенной явлений тяготения и отталкивания и ввёл в свои мировые уравнения специальный коэффициент, который учитывал всемирное отталкивание и как бы предотвращал возможную деформацию Вселенной.

Однако такую, казалось бы вполне совершенную концепцию равновесной Вселенной, в которой притяжение и отталкивание были полностью сбалансированы, пришлось вскоре

14

существенно исправлять. Новое решение мировых уравнений, найденное Фридманом, а затем

открытие Хабблом разбегающихся галактик неопровержимо свидетельствовали, что человек живёт в расширяющейся Метагалактике. Значит, всемирное отталкивание не только существует в природе вообще и компенсирует тяготение в частности, но и активно проявляет себя в специфических, вполне самостоятельных процессах отталкивания?

Эйнштейн раскрыл на закладке книгу Гельмгольца, ещё раз прочёл давно уже хорошо

знакомые строчки: «Следовательно, конечную задачу физической науки мы видим в том, чтобы

свести физические явления к неизменным силам притяжения и отталкивания, величина которых

целиком зависит от расстояния. Разрешимость этой задачи есть условие полного понимания природы». А далее говорилось о том, что сведение явлений природы к простым силам – это

единственно возможное сведение, которое допускают явления. Такое воззрение на природу Вселенной

Эйнштейну показалось недалёким и наивным. Он

записал: «Страшно было бы подумать, что

величайшие успехи исследования могли бы скоро

закончиться, перестав возбуждать умы, если бы

непогрешимая картина строения Вселенной была установлена на все времена». Так может быть, всё-таки действуют в природе вихри Декарта, в которых

притяжение и отталкивание неразделимы?

«Извлечь вещи из темноты»

Мир, единый из всего, не создан никем из богов и

никем из людей, а был, есть и будет вечно живым

огнём, закономерно воспламеняющимся и

закономерно угасающим.

Гераклит

Во все времена складывал народ легенды и

сказки, в которых говорилось о свете знания, радости открытия. Этот идущий из глубины веков поток мудрости народной ещё в детстве вобрал в себя сын холмогорского помора М.В. Ломоносов, сумевший многие древние мечты и сказания воплотить в жизнь. Академик А.Е. Ферсман,

вероятно, более, чем кто-либо из естествоиспытателей имел право назвать Ломоносова исследователем-романтиком. Ведь именно Ломоносов сравнивал учёного с Прометеем,

добывшим для блага людей огонь, свет и луч.

При самом своём рождении отечественная наука и отечественная поэзия вспыхнули звёздным

светом. И не могли они не зажечься загадками и

проблемами космоса хотя бы потому, что для первого великого русского естествоиспытателя и

поэта свет поэзии и свет звёздного неба были почти

синонимами.

Не было, кроме Ломоносова, другого учёного,

инженера и литератора, который бы так пристально

изучал природу света и так часто обращался к свету в своих стихах и прозе. Ломоносова свет интересовал во всём объёме этого понятия – от значения «окружающий мир, вселенная» до

представлений о свете как излучении, то есть

Михаил Васильевич Ломоносов

(1711-1765)

Когда бы смертным толь высоко

Возможно было возлететь, Чтоб к солнцу бренно наше око

Могло, приближившись, воззреть, Тогда б со всех открылся стран

Горящий вечно Океан.

Там огненны валы стремятся И не находят берегов; Там вихри пламенны крутятся, Борющись множество веков; Там камни, как вода, кипят, Горящи там дожди шумят.

* * *

О вы, которых ожидает Отечество от недр своих,

И видеть таковых желает, Каких зовёт от стран чужих,

О, ваши дни благословенны!

Дерзайте ныне ободрены

Раченьем вашим показать, Что может собственных

Платонов И быстрых разумом

Невтонов Российская земля рождать!

15

сугубо физическом явлении. Только Ломоносов мог непрерывно вести разнообразные работы о

«происхождении света», «теории света», «сравнении света звёзд». Оды о космосе, о природе Солнца, северного сияния не случайно названы «размышлениями». Как говаривал сам поэт, «из мысли ходим в мысль, из света в свет иной». Впервые в мире догадался Ломоносов о единой

природе, «сродстве» световых и тепловых лучей, света самых отдалённых звёзд и «лучей

солнечного и земного огня».

Только у Ломоносова так естественно и многозначительно звучали слова о «светящейся материи», «пространности света», «сгущении света», «временах наших, яснейшими

физическими знаниями просвещенных». Поэт ещё и потому так любил праздничные фейерверки, что всю свою жизнь ненавидел глухую тьму невежества и беспощадно воевал с теми, кто «выше угля и пепла головы своей поднять не смеет».

Ступенькой за ступенькой поднимался учёный к утверждению единства всей природы – к одному из самых своих замечательных выводов: и «проницательству смысла последний предел

ещё не поставлен».

Деятельность естествоиспытателя измеряется достигнутой им степенью концентрации

современных ему знаний, мечта любого механика – создание компактных всемогущих машин,

известное заветное стремление стихотворца – в нескольких очень немногих словах выразить бездну чувств и мысли. Сам Ломоносов не проводил резкой границы между наукой и поэзией.

На страницах его научных трактатов сверкают кристаллики чистейшей поэзии, а в безупречные стихотворные строчки «Вечернего размышления» экспромтом вложены интереснейшие и до сих пор не потерявшие своего значения научные идеи о природе северного сияния. На это стихотворение Ломоносов ссылался впоследствии в учёных трудах как на первое печатное изложение новой научной гипотезы. Представляемым в Академию запискам о своей

деятельности учёный обычно предпосылал такой заголовок: «Отчёт о завершённых и

незавершённых научных и литературных работах». В общем же у Ломоносова луч – это

концентрированный свет, равно необходимый учёному, поэту и инженеру. А со светом,

особенно «сгущённом», «много глубже видеть можно, нежели видим просто», ощущать верно,

а не фальшиво.

Один из самых проницательных историков творчества учёного А.А. Морозов пришёл к выводу, что оптика – подлинная страсть Ломоносова, который неустанно создавал и испытывал

новые оптические приборы и инструменты, «высматривал чрез оптику потаённые причины

действий и свойств вещей и в конце концов достигал желаемых тайностей». Настраивал свои

«силу глаза, остроту взора, быстроту зрака, ум очей» так, чтобы «одним взглядом охватывать совокупность всех вещей».

В 1756 году на очередной академической конференции Ломоносов демонстрировал

изобретённую им «машину для сгущения света» – особую зрительную трубу для различения в ночное время кораблей и скал. Три года спустя учёный разработал ещё один новый оптический

прибор, с помощью которого в подводных пространствах видеть можно. А ещё через два года Ломоносов – верный сын «века, ознаменованного выдающимся учением о светилах» –

приступил к строительству зеркальных телескопов совершенно новой конструкции. О том, в каких взаимоотношениях со звёздными излучениями находился в это время учёный, можно судить по его описаниям одного из удивительных телескопов, в котором «не тупеют и не путаются в малом зеркале лучи солнечные, и тем ясность и чистота умножаются».

26 мая 1761 года во всех астрономических обсерваториях земного шара многие десятки

крупных телескопов были устремлены к Солнцу. В свою четырёхфутовую двухлинзовую

зрительную трубу следил Ломоносов за прохождением планеты Венера по диску Солнца. И не просто наблюдал это редкое явление, а по особой, казалось бы вполне бесхитростной

программе. Учёный заранее решил «примечать» только начало и конец явления «и на то

употребить всю силу глаза, а в протчее время прохождения дать ему отдохновение». Когда не столь догадливые и наблюдательные астрономы подвели итоги своим исследованиям,

оказалось, что ничего особенного не обнаружили. И только у Ломоносова новость была выдающейся: «планета Венера окружена знатной воздушной атмосферой, таковой (лишь бы не большею), какова обливается около шара земного».

Пушкин написал о Ломоносове так: «Историк, Ритор, Механик, Химик, Минералог, Художник и Стихотворец – он испытал и всё проник». А по словам Н.В. Гоголя, огниву

16

Ломоносова нужно было ударить по извечному загадочному «кремню» космоса, чтобы

вспыхнула поэтическая зарница и начался рассвет.

Творчество – это непредсказуемая неизбежность спора и диалога

Не знаю сам, своими ли словами

Я излагаю сказанное Вами,

Или ещё не сказанное Вами

Я выражаю Вашими словами.

Борис Заходер

С детства и отрочества великий Пушкин был, можно сказать, запрограммирован на спор

со своим временем. Философ, преподаватель лицея и друг поэта А.И. Галич не только говорил,

но и писал о подвиге Бруно такими словами: «Как умолчать о дивном воздушном явлении,

которое так ярко и грозно озарило редеющий мрак шестнадцатого столетия? Я разумею

Джордано Бруно…» Огненной натуре Джордано, по мысли А.И. Герцена, не дался «талант счастливо и спокойно жить в среде, прямо противоположной его убеждениям».

В 1825 году по случаю дружеского спора с Владимиром Одоевским на чистый белый лист легли ироничные и размышляющие пушкинские строки:

Движенья нет, сказал мудрец брадатый.

Другой смолчал и стал пред ним ходить. Сильнее бы не мог он возразить; Хвалили все ответ замысловатый,

Но, господа, забавный случай сей

Другой пример на память мне приводит: Ведь каждый день пред нами солнце ходит, Однако ж прав упрямый Галилей.

Перо остановилось. Для задуманной трёхчастной композиции не хватало ещё одной ясной

мысли. Вот они, перед глазами эпохи: древних греков, Джордано Бруно и Галилея. Но что же своеобразного о движении и о Вселенной сказало Новое время? Книги астрономов поэту искать не приходилось, всегда под рукой были работы Бюффона, Лапласа, Гершеля, Араго,

французских энциклопедистов. Но память не подсказывала так нужного теперь образа, достойного первых написанных строк. Пришлось отступиться от мысли завершить стихотворение, тем более, что и в этом варианте, отделанное по форме, оно казалось готовым.

Поэт отправил своё «Движение» с оказией Вяземскому, приложив просьбу опубликовать в одном из альманахов.

Собственное творческое призвание Пушкин поэтически

изобразил как огненную судьбу гонимого пророка. Но прежде чем укоренить себя в понимании основного жизненного предназначения, главной своей духовной

функции пророка, Пушкин утвердил себя и вполне земным

деятелем, позитивной, творческой личностью – в функции

философа истории.

Отечественная война 1812 года глубоко преобразовала сознание соотечественников, сделав их гораздо более историками и философами, чем было раньше. Особенно

досталось молодым воинам-поэтам – П. Чаадаеву, Д.

Давыдову, Ф. Глинке, К. Батюшкову, В. Жуковскому и

многим другим, кого юной поэт взял себе в духовные учителя, а они, в свою очередь, приняли на себя ответственность наставничества и учительства. С 1814 года, проявляя неустанный интерес к философии, Пушкин не мог публично выступить «строгим философом», тем более

17

философом истории. Тогда его незамедлительно ждала бы печальная судьба «устраненного от дел» автора «Истории философии» Галича или судьба автора «Философических писем»

Чаадаева, объявленного сумасшедшим.

Вступая в мировую историю каждая великая личность прежде всего формирует творческий

диалог с самой собой, а параллельно и диалог со

своим временем, то есть с вполне конкретным

окружающим обществом. Внутренний диалог Пушкина может быть обозначен как «пророк-философ истории», а явленный диалог с обществом

– как «пророк-поэт».

В Михайловском окончательно определился путь молодого Пушкина к глубоким источникам

народного языка и народной поэзии. Правдивые изображения человеческого бытия в окружении

всевозможных благодатных и гибельных стихий

были уделом пушкинского гения. Это отчётливо

сознавали все деятели отечественной и мировой

культуры, пытавшиеся твёрдо обозначить вечное место поэта в жизни России и всей нашей планеты.

Белинский определил Пушкина как гениального Протея, способного свободно перемещаться во все сферы жизни, принимать все виды и формы жизни

разных веков и стран и, тем не менее, оставаться самим собою. Поэт А. Григорьев подчеркнул в Пушкине такие качества, как укоренённость и

полноту самобытного русского типа, целостный

захват жизни, искренность, понятливость и

душевное самочувствие «до крайних пределов»,

удивительную отзывчивость к многообразным

мирам жизни.

Открытие в Москве столь долгожданного,

главного памятника Пушкину поставило в России

вопрос о «великом предмете – Пушкине» во всём

своём объёме. Праздничное многолюдное заседание в Обществе любителей русской словесности

неизбежно превратилось в ярчайшее интеллектуальное состязание российской

писательской элиты. Первым выступал знаменитый

И.С. Тургенев, сторонник идеологии западничества. Назвав Пушкина великолепным русским

художником, Тургенев всё же не решился утвердить поэта в звании художника национально-всемирного,

хотя и не дерзнул отнять у Пушкина такую славу. Можно себе представить, какой серьёзно

озадаченной расходилась по домам русская публика после первого дня праздника. И вот как начал

описывать Страхов следующий день Пушкинского праздника: «Как только начал говорить Достоевский, зала встрепенулась и затихла. Хотя он

читал по писанному, но это было не чтение, а живая речь, прямо, искренно выходящая от души. Все стали слушать так, как будто до тех пор никто и

ничего не говорил о Пушкине. Разумеется, главную

силу этому чтению давало содержание... В Пушкине

Пророк Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился, И шестикрылый серафим

На перепутье мне явился; Перстами лёгкими как сон

Моих зениц коснулся он:

Отверзлись вещие зеницы,

Как у испуганной орлицы.

Моих ушей коснулся он,

И их наполнил шум и звон:

И внял я неба содроганье, И горний ангелов полёт, И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье. И он к устам моим приник, И вырвал грешный мой язык, И празднословый и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассёк мечом,

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнём,

Во грудь отверстую водвинул.

Как труп в пустыне я лежал,

И бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей».

Александр Сергеевич Пушкин(1799-1837)

18

ясно сказалась русская всеобъемлющая душа... поэтому его

поэзия пророчит нам великую будущность, – предвещает, что в русском народе, может быть, найдут себе любовь и примирение все народы земли...»

Об этой речи Достоевского Страхов передал впечатление П.В. Анненкова: «Вот что значит гениальная художественная характеристика!» А во второй половине заседания предполагалось послушать речь И.С. Аксакова, известного сторонника славянофильства. По рассказу Страхова, Аксаков вышел и

объявил с кафедры, что отказывается от выступления: «Я не могу говорить после речи Фёдора Михайловича Достоевского; всё, что

я написал, есть только слабая вариация на некоторые темы этой

гениальной речи. Я считаю речь Фёдора Михайловича Достоевского событием в нашей литературе. Вчера ещё можно

было толковать о том, великий ли всемирный поэт Пушкин, или нет; сегодня этот вопрос упразднён; истинное значение Пушкина показано, и нечего больше толковать!»

Древнегреческий философ Гераклит для всех живущих на Земле поколений людей создал особенно памятный образ удивительной вселенской реки, в которую нельзя войти дважды.

Мудрецы не раз сравнивали Гераклитову реку с вековым течением человеческого

подвижничества. А московский литературовед М.О. Гершензон в первой четверти XX века подвёл итог оценкам пушкинского гения книгой «Гольфстрем» (так тогда называли океанское течение Гольфстрим), где объявил великого поэта пловцом и даже своеобразным идеологом

текущей через века Гераклитовой реки горячей, пламенной человеческой мысли. Другого,

более яркого, определения личности Пушкина и его исторического творчества пока не создано.

«Тащить понятое время»

Так назвал взаимоотношения личности и времени

Маяковский, и именно этим принципом руководствовались в своей жизни многие выдающиеся естествоиспытатели и

инженеры.

Знаменитый учёный и полярный исследователь О.

Шмидт, будучи ещё студентом, несколько дней перебирал университетские библиотечные каталоги и составлял список книг по философии, геологии, истории, музыке, химии,

которые непременно нужно было прочесть до конца жизни.

Целая ночь потребовалась на то, чтобы рассчитать, сколько же времени займёт чтение. Оказалось, жить нужно не менее тысячи лет. Поразмыслив даже над существенно сокращённым списком, будущий учёный решил читать книги каждую свободную минуту. Основную часть своего

плана Шмидт выполнил. И много лет спустя, когда среди

самых эрудированных учёных нашей страны потребовалось найти специалиста, способного быть главным редактором

Большой советской энциклопедии, то все согласились с тем,

что никто не выполнит эту труднейшую работу лучше, чем

академик Шмидт. Конечно, первый главный редактор всемирно

известной энциклопедии не первым окинул взглядом «гималаи» необходимых каждому образованному человеку книг. Французский филолог Литтрэ, посвятивший свою жизнь созданию всеобъемлющего «Словаря французского языка», работал над ним каждый день, начиная с 8 часов утра и заканчивая работу в 3 часа ночи. Кроме времени на завтрак и довольно

поздний, в 6 часов вечера, обед, учёный ежедневно отвлекался ещё лишь на два часа для работы

над «Журналом учёных». На удивление современникам неутомимый Литтрэ дожил до 80 лет.

19

Начиная с юности, английский историк и социолог Бокль большое состояние, завещанное ему отцом, постепенно превратил в уникальную библиотеку. Точнее сказать, в своеобразное книгохранилище, занимавшее все этажи и пристройки дома Бокля. Энтузиаст науки сделал

отчаянную по замыслу попытку использовать все эти книги для создания по возможности

полной истории человеческой цивилизации, открытия общих законов развития человечества. Несмотря на почти неправдоподобную одержимость, целеустремлённая жизнь Бокля стала

ярким и увлекательным примером для Писарева, Шелгунова и многих других русских и

зарубежных революционных демократов. С большой заинтересованностью все поля книг Бокля исписал своими замечаниями Чернышевский и, не пожалев времени, подсчитал, что английский

историк для одного лишь первого тома «Истории цивилизации» использовал 600 сочинений:

«Из них французских 175, немецких 9, английских 1, древних (греческих только, или только в латинском переводе) и средневековых латинских 11, переводов с восточных языков 40».

Более века прошло с тех пор, и вот в трудах естествоиспытателей и историков науки снова часто упоминается имя Бокля. Но на этот раз рядом с именем А. Любищева, всю жизнь непреклонно создававшего новую, лучшую, чем знаменитая линнеевская, систему органического мира. Сознавая всю тяжесть решаемой задачи и суровую ограниченность человеческой жизни, Любищев ещё в самом начале своего научного пути решил постоянно планировать научную работу в буквальном смысле по минутам, часам, дням, неделям, месяцам

и годам. И не только так тщательно планировать свой труд, но и не менее придирчиво вести

учёт прожитого времени, анализ значимости и пользы проделанной работы. Такому решению

необыкновенно настойчивый учёный следовал всю жизнь. Человеку, впервые услышавшему о таком обращении со временем, может показаться, что

оно представляет собой непрерывный бухгалтерский учёт минут, не оставляющий времени на собственно творческую деятельность и даже противоречащий ей. На самом же деле вся большая и интересная жизнь Любищева совершенно не даёт оснований для таких рассуждений.

Наоборот, изучение биографии учёного располагает к спору с теми исследователями, для которых образцом работоспособности являются Наполеон, Эдисон и многие другие знаменитости, удлинявшие свой рабочий день за счёт сокращения времени на сон до 3-4 часов.

Образ жизни Любищева как будто нарочно противоречил традиционному здравому смыслу. Учёный предпочитал спать не менее 10 часов в сутки, ежедневно находил время для занятий физкультурой, почти не ограничивал себя в знакомстве с новыми театральными

постановками, не пропускал интересных концертов, постоянно очень и очень много читал.

Более того, наряду со своими обычными биологическими исследованиями, он успевал

плодотворно работать и стал широко известен в научных кругах как талантливый математик, философ, историк и литературовед. Историков науки и науковедов Любищев поразил не только необыкновенной дальновидностью и значимостью своих основных биологических работ, но ещё и тем, что за свою жизнь написал более двенадцати тысяч машинописных страниц научных

трудов. Это довольно редкая продуктивность для любого учёного.

Любищев не скрывал секрета своей удивительной работоспособности. Он не раз писал о

том, что разработанная и усовершенствованная им в течение многих десятилетий новая система обращения со временем привела к появлению особого, никогда и нигде не покидающего

учёного чувства времени. Именно это новое чувство не даёт повода говорить о какой-либо обременительности «бухгалтерии учёта и планирования времени», которая сама по себе постепенно становится практически незаметной для исследователя.

Доминанта

«Суровая истина о нашей природе, что в ней ничто не проходит бесследно и что п р и р о д а н а ш а д е л а е м а , как выразился один

древний мудрый человек. Из следов протекшего вырастают доминанты и

побуждения настоящего для того, чтобы предопределить будущее. Если

не овладеть вовремя зачатками своих доминант, они завладеют нами.

Поэтому, если нужно выработать в человеке продуктивное поведение с определённой направленностью действий, это достигается ежеминутным, неусыпным культивированием требующихся доминант.

20

Если у отдельного человека не хватает для этого сил, это достигается строго построенным бытом».

А.А. Ухтомский

Огромные преимущества способов творческого глядения Ломоносова в окружающий мир объяснил великий теоретик физиологии и психологии, профессор

Петербургского университета А.А. Ухтомский. Он впервые объяснил

метафизику творческого зрения, интереснейший путь преображения глаза учёного во всевидящее око.

Однажды сорокалетний профессор

посетил родные волжские места, «где протекали детство и юность и где зарождались лучшие стремления. Я

тогда вдруг почувствовал, что я таскаю за собою инертную, тяжёлую

массу, своё «тело», накопившиеся пороки, слабости, измены добрым

юным стремлениям, и это всё искажает и портит; и лучше летать сюда лишь мыслью, издали, не принося за собой

этого каменного груза…»

Учёный отчётливо увидел новую роль своих любимых с детства мест, роль Заслуженного

Собеседника, которому почему-то совестно демонстрировать накопившуюся в жизни

нечаянную свою «окаменелость», такую неуместную, некомфортную для полноценного

общения тяжесть. И Ухтомский сделал для себя такой вывод: «Нельзя двигаться вперёд, не затормозив того, что за плечами!» Путь решения этой проблемы учёный обнаружил в трудах

Ф.М. Достоевского. В собрании посмертных бумаг высоко почитаемого писателя Ухтомский с удивлением прочёл рефлексии автора по поводу неудавшегося его раннего произведения «Двойник». Неоднократно возвращался Достоевский к этой «самой важной» для себя теме, мучительно в ней работал, но неизменно не получал удовлетворения.

Размышляя над этой творческой неудачей любимого писателя, Ухтомский в анализе некоего провалившегося лабораторного физиологического эксперимента натолкнулся на перспективное решение задачи – приоткрыл завесу над главной причиной существования «двойников» - принцип доминанты.

* * *

«Человек подходит к миру и к людям всегда через посредство своих доминант, своей

деятельности. С т а р и н н а я мы сл ь , ч т о мы п а с с и в н о о т п е ч а ты в а е м н а с е б е

р е а л ь н о с т ь , к а к о в а о н а е с т ь , с о в е рш ен н о н е с о о т в е т с т в у е т

д е й с т в и т е л ь н о с т и . Наши д ом и н а н ты , н аш е п о в е д е н и е с т о я т м еж д у

н ами и ми р ом , м еж д у н ашими мы с л я ми и д е й с т в и т е л ь н о с т ью… Целые неисчерпаемые области прекрасной или ужасной реальности данного момента не учитываются нами, если наши доминанты не направлены на них или направлены в другую сторону… Мы

мож ем в о с п р и н им а т ь л ишь т о и т е х , к ч е м у и к к о м у п о д г о т о в л е ны

н аши д ом и н а н ты , т о е с т ь н аш е п о в е д е н и е . Б е с ц е н ны е в ещи и

б е с ц е н ны е о б л а с т и р е а л ь н о г о бы т и я п р о х о д я т мим о н аши х уш е й и

н аши х г л а з , е с л и н е п о д г о т о в л е ны уши , ч т о бы с лыш а т ь , и н е

п о д г о т о в л е ны г л а з а , ч т о бы в и д е т ь , т . е . е с л и н аш а д е я т е л ь н о с т ь и

п о в е д е н и е н а п р а в л е ны с е й ч а с в д р у г и е с т о р о ны…

Итак, человек видит реальность такою, каковы его доминанты, т.е. главенствующие направления его деятельности. Человек видит в мире и в людях предопределённое своею

21

деятельностью, т.е.так или иначе самого себя. …остаётся вполне реальным говорить о том, что

в порядке нарочитого труда следует культивировать и воспитывать доминанту и поведение «по Копернику» – поставить «центр тяготения» вне себя, н а д р у г о м : это значит устроить и

воспитывать своё поведение и деятельность так, ч т о бы бы т ь г о т о вым в к аждый

д а н ный мом е н т п р е д п о ч е с т ь н о в о о т к ры в ающи е с я з а к о ны ми р а и

с а м о бы т ны е ч е р т ы и и н т е р е сы д р у г о г о «ЛИЦА » в с я к и м с в о и м

и н т е р е с а м и т е о р и я м к а с а т е л ь н о н и х .

Освободиться от своего Двойника – вот необыкновенно трудная, но и необходимейшая задача человека!»

Противостояние гениев

«Вся трудность физики, как будет видно, состоит в том, чтобы по явлениям движения распознать силы

природы, а затем по этим силам объяснить остальные явления».

И. Ньютон

К числу многих научных заслуг великого Ньютона относится и непреклонное постоянство его научного спора со своим

великим предшественником Декартом.

Можно уверенно утверждать, что в ходе этой

умственной дискуссии о природе сил тяготения Ньютон поднялся и вырос как творец классической небесной механики.

Книга Декарта «Начала философии», в которой излагались основы теории

космического вихреобразования, всегда была перед глазами Ньютона. Не будет большим

преувеличением, если мы назовём

гениального британского учёного «поперечным» учеником гениального французского

мыслителя. И каких только натурфилософских и сугубо математических ухищрений не предпринимал Ньютон, чтобы опровергнуть космологические суждения своего далёкого

учителя! Главное противоборство двух никогда зримо не встречавшихся гениев состоялось, как это

ни странно, в те годы, когда на Британских островах царствовала жестокая эпидемия чумы. На это время прекратил свою работу Кембриджский университет, а все его питомцы разбрелись и

разъехались по своим родительским домам. Так двадцатидвухлетний Ньютон оказался на девятнадцать месяцев «безвыездно заключённым» в деревенском доме свой матери в Вулсторпе. За плечами молодого человека уже были астрономические наблюдения за Луной и

кометой, а, что гораздо важнее, – непреклонно пробуждающийся интерес к главным загадкам

звёздного неба. Уже осенью 1665 года для изучения механизмов движения небесных тел молодой человек

собственноручно создал совершенно новый метод «флюксий», то есть впервые в мире заложил незыблемые основы дифференциального и интегрального исчислений. В следующем году Ньютон разработал концепцию физической, механической силы.

Математически описав законы движения тел, начинающий учёный тем самым нашёл

удивительную связь между механическим движением и механической силой. Вот почему не Гук, не Галилей, а именно Ньютон открыл закон тяготения. Ведь первая в мире формула гравитации есть самое простое математическое отображение движений планет по эллипсам

вокруг Солнца. Далее Ньютон начал формулировать совершенно новую теорию всемирного

тяготения, сравнивая силу притяжения Луны Землёй и центробежную силу на орбите нашего

космического спутника.

22

Земля удерживает Луну на околоземной орбите, Луна же, в свою очередь, возмущает мировой океан приливными волнами. То есть, как будто бы, факт гравитационного

взаимодействия между Землёй и Луной для астронома очевиден. Но не участвуют ли в этих

явлениях и какие-либо другие космические силы? И можно ли этот факт подтвердить точными

математическими расчётами, если уже известно, что траектория Луны вокруг Земли имеет форму эллипса, а сила гравитационного взаимодействия от Земли до Луны убывает пропорционально квадрату расстояния на этом пути.

Ньютону, владеющему в совершенстве расчётами движения небесных тел, долго не поддавался точный расчёт ускорения силы тяжести на орбите Луны по причине неопределённости современных ему измерений радиуса Земли и расстояния между нашей

планетой и Луной. А до тех пор, пока не удавалось получить согласованных данных такого

конкретного проверочного расчёта с результатами аналогичного расчёта по закону всемирного

тяготения, нельзя было утверждать, что этот открытый Ньютоном закон является универсальным во всей обозримой Вселенной.

Находясь в Вулсторпе, Ньютон вывел свой свод принципов классической механики,

подступил к открытию универсального закона всемирного тяготения, но не решался опубликовать свои формулировки и формулы до того времени, пока не сможет полноценно проверить их с помощью данных наблюдательной астрономии. Чтобы радикально

содействовать её новым успехам, Ньютон изобрёл и построил телескоп-рефлектор, внедрил его

в практику слежения за небом. Однако такие необходимые для подтверждения теории новые наблюдения накапливались не так быстро, как бы хотелось. Ньютон как мог торопил события и

первым догадался об уменьшении ускорения силы тяжести на земной поверхности от полюсов к экватору, пришёл к выводу о том, что вращение придало Земле форму, близкую к сфероиду. Тем не менее годы шли, учёный-теоретик перешагнул за сорокалетний рубеж.

Выручил Ньютона молодой талантливый астроном Эдмунд Галлей. Чем он только не занимался в астрономии, каких только открытий не совершал! Первым составлял каталог звёздного неба в южном полушарии Земли, первым обстоятельно изучил и сравнил траектории

движения комет, первым систематизировал наблюдения солнечных затмений, чтобы выяснить их непериодический вековой ход. Рассчитанные вспять солнечные затмения по времени

отказывались совпадать с описанными в литературных памятниках древности. Этот факт мог быть истолкован или ускоренным движением Луны по околоземной орбите, или замедлением

вращения Земли. Подобные неравномерности и возмущения в мире планет волновали Ньютона своей неожиданностью и необъяснимостью. В письмах к Галлею он часто жаловался, что Луна непостоянством своего движения причиняет ему головную боль, бессонницу и массу других неприятностей. Всё это заставляло Ньютона придерживать публикацию своих открытий. Но

про эти открытия прознал неугомонный Галлей, искренне восхитился ими и уговорил Ньютона подготовить к изданию и выпустить в свет свой уникальный труд. Труд был назван вслед

Декарту «Математическими началами натуральной философии», – всего лишь два слова добавил к заглавию Ньютон, но насколько значимы были эти два новых слова!

В дальнейшем в настойчивых поисках не только механизма, но и природы тяготения Ньютон несколько раз обращался к декартову «принципу упорства» и разрабатывал концепцию

особой космической материи, «выдавливающей» тела из своих более плотных слоёв в менее плотные. Ньютон создал эту гипотезу в возрасте тридцати шести лет и снова вернулся к ней

незадолго перед смертью.

Гораздо известнее оригинальная ньютоновская концепция гравитационного дальнодействия, согласно которой сила тяготения между небесными телами распространяется на огромные расстояния и даже через пустоту. «Весомая» материя в абсолютном ньютоновом

пространстве была выделена как главенствующая, а «невесомую», отличающуюся, по Декарту, большой подвижностью, Ньютон «остановил» и счёл целиком «флегматической». Такие преобразования представлений о строении материи привели к тому, что следовавшие этим

путём Ньютона физики и астрономы работали в основном над применением закона всемирного

тяготения и тем самым надолго отказались от совершенствования математических основ явления всемирно отталкивания. Сам учёный не считал свои выводы окончательными для подлинной теории и писал «Открытие истинных законов тяжести должно предоставить будущему поколению».

23

Волшебное зеркало

«Бойся думать без участия сердца».

М.М. Пришвин

Причудливо ветвисто и

раскидисто древо человеческих

знаний. Много на Земле наук, изучающих природу, и едва ли меньше наук, с помощью которых человек

пытается понять самого себя. К сожалению, многие

естествоиспытатели, философы и даже служители муз приложили ко всем

этим наукам свои немалые способности, чтобы только разъединить и противопоставить друг другу человека и природу.

Пока можно назвать, пожалуй,

лишь одного-единственного человека, который не напугался посвятить своё творчество

решению сложнейшей проблемы: где природа кончается и начинается человек? Этим отважным

и необычайно талантливым исследователем был всем очень хорошо знакомый писатель Михаил Пришвин.

Однако как понимать слова «хорошо знакомый»? Явное большинство читателей осваивает наиболее броскую и яркую половину содержания пришвинских книг в самом раннем детстве и,

по-видимому, редко возвращается к этим книгам будучи взрослым. Иначе чем можно объяснить, что многие читатели почти ничего не знают о Пришвине-философе. Об отношении

читателей к Пришвину, а Пришвина к природе можно судить хотя бы по любопытному разговору писателя с поэтом Александром Блоком. Поэт: «Вы достигаете понимания природы,

слияния с ней. Но как вы можете туда броситься?». Писатель: «Зачем бросаться, бросаться в природе можно только вниз, а то, что я люблю в природе, то выше меня: я не бросаюсь, а поднимаюсь».

Высокие требования предъявляет Пришвин к исследователю, работающему там, где «человеческое дело соединяется с делом природы в одно целое». Писателя постоянно отличают сверхсосредоточенное внимание к окружающему миру, живая, напряжённая мысль, безупречная точность наблюдений и научная строгость непременно лаконичных выводов, «стремление упростить слова, чтобы они стали сухими, но взрывались, как порох». Об

основном принципе своего творчеств Пришвин пишет так: «Я работал по своему дарованию как художник, а по вере и честности – как учёный».

Пришвин занимает среди писателей особое место. Его обширные познания в области

этнографии, фенологии, ботаники, зоологии, агрономии, метеорологии, истории, фольклора, орнитологии, географии, краеведения и других наук органически вошли в книги. Они не лежали мёртвым грузом. Они жили в нём, непрерывно развиваясь, обогащаясь его опытом, его

наблюдательностью, его счастливым свойством видеть научные явления в самом их

живописном выражении, на малых и больших, но одинаково неожиданных примерах. В этом

деле Пришвин – мастер и вольный хозяин, и вряд ли найдутся равные ему писатели во всей

мировой литературе. Как будто беседуя на эту тему с Паустовским, Пришвин замечает в своём дневнике:

«Исследование, научный метод, как электровоз, ведёт наши вагоны и самих нас… Научный

метод перемещает нас, открывает новую область, но в этой области судим и всё оцениваем мы

сами». И в какой бы уголок страны или отрасль знания ни заносила Пришвина его кочевая судьба, он не уставал быть не только писателем, но и философом, не уставал думать о месте человека в природе.

«Вся природа содержится в душе человека, – писал Пришвин. – Но в природе не весь человек. Какая-то ведущая часть человека, владеющая словом, вышла за пределы природы и

24

теперь больше и дальше её. Только оглянувшись назад в своё прошлое, человек в зеркале своём

видит природу».

Но почему же, даже наблюдая природу, человек нередко с таким трудом оглядывается в своё прошлое? Может быть, всё дело в том, что «поезд нашей человеческой жизни движется много быстрее, чем природа», и человек в своём отношении к природе больше похож на выглядывающего в окно пассажира? И тогда, наверное, очень нужны человеку пристани и

станции, ведь «в чувстве природы каждая мелочь представляет собой Вселенную». С другой же стороны, «огонь, вода, ветер, камни, растения, животные – всё это части разбитого единого

существа». Поэтому долг человека «собрать всю природу в единство», задача же художника –

рассказать о жизни «в связи с движением солнца и всей Вселенной».

Выбор из сорока тысяч профессий

Да, именно столько существует сейчас профессий. Типов же человеческих темпераментов и характеров учёные-психологи

выделяют около 80, и это значит, что каждый

молодой человек может выбирать себе один или

несколько видов деятельности примерно из пятисот возможных. Этот выбор существенно осложняется из-за ряда особых требований к профессии.

Многие социологические исследования показали, что около половины выпускников средних школ использование личных

способностей при выборе специальности ставят на второй план, а на первое место выдвигают творческий характер работы или, иначе говоря, простор для творчества, который даёт профессия. Таким образом, для поиска работы по душе знать свои творческие задатки так же важно, как и

степень соответствия своих природных данных требованиям профессии.

Десять школьных лет дают обширнейший, хотя и не всегда систематизируемый материал

для суждения о творческих способностях учащихся. Склонность молодых людей к творчеству выявляется и на уроках, и в общественной работе, и, пожалуй, заметнее всего в разнообразных

кружках по интересам, где школьники получают наибольшую свободу в выражении и развитии

своих творческих способностей. Во многих школах помогают вручаемые вместе с аттестатами

зрелости «Творческие книжки школьника».

В этих своеобразных свидетельствах творческой зрелости молодых людей записываются все виды, объёмы и сроки выполненных ими самостоятельных работ, которые школьники

выбирали для себя сами в соответствии с рекомендательными списками тем по науке, технике и

искусству. Спектр возможных профессий на самом деле очень велик, однако вполне обозрим. Ведь

он, в сущности, заключён между тремя координатными осями – наукой, техникой и искусством.

Нашему веку свойственно изобилие пограничных профессий, особенно в плоскости «наука-техника».

Но всё больше становится и таких специальностей, которые требуют одинаково глубоких

знаний в технике и искусстве (техническая эстетика), в искусстве и науке (научно-

художественная литература). Быстро увеличивается число отраслей теоретических и

практических знаний и умений на стыке науки, техники и искусства. С помощью такой наглядной схемы, как изображённая на рисунке система координат,

легко поразмыслить над тем, а что же делать в случае, когда оканчивающий школу молодой

человек всё-таки не знает, к чему приложить свои силы. Ответ здесь несложен. Нужно начать работу по одной из соответствующих характеру специальностей и стараться интенсивным

25

самообразованием развивать свои способности в направлении, которое за разносторонность познаний чаще всего называется «академическим».

На рисунке – это главная диагональ «куба профессий». Построенные по академическому принципу школьные и университетские учебные программы, а вместе с ними и большинство программ самообразования, не только сильно сокращают путь к появлению устойчивого

интереса к какому-либо определённому виду творческой деятельности, но и при появлении

такого интереса позволяют легко спроецировать разносторонние познания на ось желанной

конкретной профессии.

Высокие орбиты творчества

«Всеми фибрами души борюсь за свою

полноценность».

В.В. Парин

В середине 20-х годов медицинский факультет Пермского университета закончил Василий Парин. В

1971 году на Международном конгрессе физиологов вновь учреждённой медалью И. Мюллера были

награждены три крупнейших физиолога мира –

американец У. Фенн, швейцарец В. Гесс и русский

Василий Васильевич Парин. Не прерывая постоянных физиологических экспериментов в лабораториях, Парин за полвека научной

деятельности успел написать десять основательных

книг, был руководителем первых медико-

биологических исследований на искусственных

спутниках Земли, провожал в космос самых первых

наших космонавтов, заложил основы космической

медицины и биологии. И ещё многое и многое успел

совершить в жизни этот замечательный человек. Ныне к судьбе Парина и его научным трудам проявляют большой интерес не только медики и

биологи, но и специалисты в области науки о творчестве – эвристики, страстным

пропагандистом которой был В.В. Парин.

Рассказу о беспокойной, полной редких и удивительных событий жизни учёного посвятил Парин автобиографический очерк «О вероятном и о невероятном». Двух своих учителей-

физиологов часто вспоминает Парин в своём повествовании. Первым был профессор

Пермского университета Б.Ф. Вериго, вторым – заслуженный деятель науки, профессор

Московского и Казанского университетов А.Ф. Самойлов. Парин отмечал у своих наставников прежде всего огромный талант экспериментаторов, страсть к науке и необыкновенную

эрудицию, выходящую так же далеко за рамки непосредственных физиологических исследований, как и за рамки естественных наук. Например, Самойлов был ещё и пианистом-

виртуозом, известным музыковедом, одним из основателей Московского музыкального кружка, в который входили С. Рахманинов, С. Танеев, А. Гречанинов. Имя Б. Вериго нередко

упоминается рядом с именами художника В. Серова, поэта А. Блока. Рассказывая о месте искусства в жизни учёных, Парин не удерживается от искушения

задать читателю «каверзный» вопрос: «Какое всё это имеет отношение к разговору о вероятном

и невероятном в науке?» И тут же убеждённо отвечает: «Ровно такое, какое имеет к нему образ мышления, действий, всей жизни человека, который в науке работает или собирается работать».

От своих учителей и предшественников Парин унаследовал не только умение вести

безукоризненные по чистоте физиологические эксперименты, не только совершенную

методологию теоретических исканий, но и никогда не угасающий интерес к пограничным

областям медицины и биологии, увлечение музыкой и театром, а в особенности литературой.

Несколько сотен его научно-популярных статей в различных газетах и журналах являются образцами научной журналистики.

26

Одним из первых учёных – мастеров жанра научно-популярной и научно-

художественной литературы – Парин вскрыл

причины появления претенциозных и

никчемных сенсаций по поводу тех или иных

научных достижений. Творчество учёного

кристаллизуется в открытиях, и именно

кристаллизуется отдельными гранями, кристалл

за кристаллом. Попытки изобразить научные открытия как случайные события, оторванные от длинной вереницы предшествующих научных поисков, есть следствие (доказал

учёный) довольно распространённых

заблуждений в понимании природы творчества. Учёный одним из первых среди

естествоиспытателей взял на вооружение кибернетику. И когда в Академии наук СССР

был создан совет по этой новой тематике исследований, он возглавил секцию

медицинской и биологической кибернетики.

Ещё до войны Василий Васильевич участвовал в создании радиотелеметрических систем

медицинского контроля, всесторонне совершенствовал методику, приборы и

устройства для регистрации различных

параметров сердечно-сосудистой системы

животных и человека. Подобные поиски вели

тогда и многие талантливые коллеги Парина. Вспоминая о своём переходе к медико-

биологическим исследованиям в области

космонавтики, учённый писал, что «в работу “на космос” во множестве вариантов влилось то, что

было рождено этой всеобщей для наших людей

любовью к поиску, к творчеству».

Необычные по своей сложности задачи

были поставлены перед специалистами,

изучающими деятельность человека в условиях

космического полёта. Американские медики,

работавшие в Национальном центре космических исследований, приступили к осуществлению программы испытаний

кандидатов в космонавты в жёстких условиях

длительной изоляции человека в ограниченных

помещениях, практически без связи с окружающим миром. В это же время Парин

убедительно показал, что такие исследования, несмотря на их важность для медицины в целом,

не являются решающими для оценки степени

психологической и физиологической готовности

человека к полётам в космос. Напряжённые темпы научно-исследовательской и инженерной

работы отдельных космонавтов, а тем более их

коллективов на орбите снимают многие затруднения, связанные с предупреждением

Что мы думаем об эвристике

Сложная природа творчества, которое кристаллизуется в научном

открытии, уже давно привлекала внимание психологов и философов, стремившихся найти объективные законы

этого процесса. Сейчас сложилось специальное научное направление –

эристика, которое стремится использовать для понимания сущности

интеллектуального творчества достижения ряда экспериментальных наук, изучающих высшую нервную

деятельность и поведение животных и

человека. Было бы легкомысленно

ожидать от столь молодого, по существу только становящегося на ноги научного

направления решения всех вопросов, а тем более готовых рецептов того, как делать открытия на конвейере. В этом

плане ещё много непознанного.

Есть сторонники наивного взгляда на открытие как на результат чистого

случая, явившегося поводом для размышления и внезапного озарения. Однако уже давно высказан глубоко

верный афоризм, что случай помогает только тому, кто в состоянии понять и

оценить его. Сколько микробиологов видели угнетение роста культур

микроорганизмов при попадании в эти

культуры плесневых грибков, но

оценивали этот факт только с точки

зрения традиционного мышления и

выбрасывали эти культуры как «грязные».

А вот Флеминг сумел разглядеть возможность принципиально нового

явления – угнетения одних

микроорганизмов продуктами

жизнедеятельности других, провёл вместе с Флори и Чейном опыты, позволившие выделить чистое действующее начало –

пенициллин и открыть новую эру в медицине – эру антибиотиков. Долгое время развитие медицины шло по несомненно практически важному пути

поисков специфических симптомов. Правда, передовые учёные установили

явления, общие для многих болезненных процессов. Таково открытие Мечниковым

фагоцитоза – существенного звена в про-

27

стрессовых ситуаций во время длительного пребывания людей в ограниченном пространстве космических

кораблей и в условиях невесомости.

Более важной и неотложной задачей

для космической медицины и

психологии, говорил Парин, является изучение способности космонавтов к выполнению самой обширной

программы разнообразных научных и

инженерных исследований на орбите, способности к длительной

сосредоточенной работе, к быстрому поиску и принятию правильного решения во всяких трудных ситуациях, которые возникают при такой многообразной

работе. Иными словами, необходимо пристальное изучение творческих

возможностей космонавтов в предельных, экстремальных условиях

космического полёта. Большие достижения нашей страны

в освоении космоса в полной мере подтвердили правильность идей Парина. Иначе и быть не могло. Непрерывные полвека творческой деятельности

учёного являются замечательным

свидетельством тому, какие трудные и

высокие орбиты подвластны

человеческому разуму.

Девятый вал

«Новый всё растущий «взрыв» научного творчества есть реальный факт нашей жизни – это больше, чем

социальное явление – это есть создание в биосфере новой

силы геологического значения, превращающей биосферу в новое состояние – в ноосферу»

В.И. Вернадский

Есть на свете замечательные достижения человеческой мысли,

для которых очень трудно

установить авторство, с достоверностью проследить путь мысли от первых гипотез до подлинного открытия. Нередко

ниточка развития идеи тянется между многими веками, из одной

страны в другую, и подхватывают эту удивительную эстафету люди

цессах воспаления, открытие Рише, показавшего,

что во многих болезненных процессах играет роль явление анафилаксии – повышенной или

извращённой реакции организма, таковы работы

многочисленных авторов, установивших единую

природу глубокого угнетения жизнедеятельности – шока, вызываемого разнообразными причинами.

Одним из самых крупных достижений

последнего времени в этой области является открытие канадским эндокринологом Селье так называемого общего синдрома адаптации,

поведшее к новым принципам лечения воспалительных заболеваний разной природы и

разного происхождения. В своей книге «In vivo»

Селье, между прочим, говорит о том, что эта мысль овладела им ещё в студенческие годы во

время лекций его учителей-клиницистов, старательно искавших специфику симптомов больных и уделявших гораздо меньше внимания общим для многих типов болезней проявлениям.

Вот пример «случая», к которому человек готовился добрую половину своей жизни.

Очевидно, что основную роль в таких открытиях, которые кажутся обывателю

случаем, играет умение по-новому увидеть и

осмыслить факт, который вследствие его повседневности и «банальности» попросту опускался, «выводился за скобки» многими

другими исследователями.

28

разных профессий. Так было и с открытием ноосферы. Представления об атмосфере, гидросфере, литосфере возникли после обнаружения шарообразности Земли. В конце прошлого

столетия откликом на гипотезу общего сжатия планеты была «биосфера». И, наконец, в нашем

веке В.И. Вернадский открывает новый мир, главным действующим лицом которого является научная мысль.

Сложность уникального творческого достижения Вернадского делает вполне правомерным анализ как сугубо научных, так и художественных подходов к открытию

ноосферы. И здесь ближайшими соавторами учёного являются любимые им поэты Фёдор

Тютчев и Иоганн Гёте. Именно к ним чаще всего обращался Вернадский, спорил с ними и

черпал из их поэтических строчек новые силы. В библиотеке Вернадского были собраны почти

все сборники стихотворений Тютчева и более 60 самых значительных книг Гёте и о Гёте на разных языках (Вернадский свободно переводил с 14 иностранных языков). Что же так привлекало учёного в стихах этих поэтов?

Их стихотворные строчки являются откровением создавшей их эпохи, как бы поэтический

афоризм отражает достигнутый уровень философской мысли, характеризует состояние той или

иной естественнонаучной и социальной проблем. Вот почему человек у Тютчева – «грёза природы», её «беспомощное дитя», «мыслящий тростник». Жизнь – «обморок духовный»,

«тень, бегущая от дыма», а человеческая мысль, как волна, плещущаяся у пяты утёса, не достигающий звёздных высот фонтан. Тютчев категорически отказывал своему девятнадцатому столетию в праве называться мыслящим веком, и именно поэтому В.И. Ленин назвал этого

поэта бунтарём.

Замечательный тютчевский образ моря человеческих размышлений глубоко тронул

Вернадского, но сравнение мысли с беспомощной перед утёсом волной вызвало сильнейший

внутренний протест. В негласном споре с любимым поэтом у учёного возник новый

художественный образ, родивший удивительные строчки: «Корни всякого открытия лежат далеко в глубине, и, как волны, бьющиеся с размаха на берег, много раз плещется человеческая мысль около подготовляемого открытия, пока придёт девятый вал!».

Очень своеобразен у Вернадского океан знаний. Глубина этого океана действительно зависит от количества накопленных знаний, но: «И масса удержанных умом фактов, и

систематичность познанных данных – ученическая работа…». Да, для каждого человека очень важно создать свой океан знаний, но не это самое главное. Самое главное – привести океан в движение, раскачать и бросить всю эту мощь на Берег Незнания, на утёс научных, технических

и художественных проблем.

Разобрав во всех подробностях особенности современной ему науки, Вернадский пришёл

к выводу, что рост науки, научного понимания, научной мыли, быстро увеличивающаяся точность научной работы не имеют прецедентов в минувшей истории человечества. «Взрывом

научного творчества» назвал учёный в 1926 году эту открытую им новую ступень развития науки. А ещё 10 лет спустя Институт мировой литературы Им. А.М. Горького предложил

Вернадскому написать обзорную статью о научном творчестве великого немецкого поэта и

естествоиспытателя И. Гёте. Размышляя над книгами учёного и поэта, Вернадский замечал: «…В наше время грани

между науками стираются; мы научно работаем ПО ПРОБЛЕМАМ, считаясь с научными

рамками. Гёте был натуралист прошлого, вступивший на этот путь раньше времени. Он уже по

одному этому представляет для нас живой интерес современности. Новое философское творчество идёт по тому же пути». Необыкновенный духовный подъём, который испытал

Вернадский, перечитывая мысли Гёте, побудил учёного немедленно приступить к созданию

одной из самых значительных работ своей жизни «Научная мысль как планетное явление».

Новой геологической силой назвал Вернадский научную деятельность. От самых давних

времён истории общества проследил учёный скрытую, почти не замечаемую раньше тенденцию

эволюции земной цивилизации к ноосфере – сфере разума, высшей ступени биосферы. Путь человечества к ноосфере Вернадский считал «природным явлением, которое не может быть остановлено случайностями человеческой истории».

В 1944 году незадолго до своей смерти 80-летний учёный писал: «Сейчас мы переживаем

новое геологическое эволюционное изменение биосферы. Мы входим в ноосферу. Мы вступаем

в неё – в новый геологический процесс – в грозное время, в эпоху разрушительной мировой

29

войны. Но для нас важен факт, что идеалы нашей демократии идут в унисон со стихийным

геологическим процессом, с законами природы, отвечают ноосфере. Можно смотреть поэтому на наше будущее уверенно. Оно в наших руках».

За синей птицей

«В науке интереснее всего интуиция».

Н.А. Козырев

Однажды довелось мне побывать в Пулковской обсерватории

в гостях у астронома Н.А. Козырева. Учёный очень интересно рассказывал

о своих многолетних наблюдениях звёздного неба, об открытых им

взаимосвязях между земными и

лунными сейсмическими явлениями,

об оригинальной гипотезе о свойствах

времени как источника энергии.

Но особенно запоминающимся был рассказ Козырева о мотивах и

стимулах научного творчества. «Основное правило жизни творческого

человека, – сказал учёный, – непременно триедино: найти себя – поставить цель – добиться цели…» Юношей Козырев решил посвятить себя астрономии, но долго ещё чувствовал какую-

то неприятную неуверенность оттого, то не представлял, в какой области астрономии будет работать, что именно сможет сделать. Уверенность в правильном выборе профессии пришла лишь тогда, когда Николай Козырев сформулировал главную цель своей жизни – обязательно открыть природу внутризвёздных источников энергии.

С тех пор учёный далеко прошёл к осуществлению намеченной цели: прочёл многие тысячи нужных книг, провёл десятки тысяч наблюдений по энергетике планет и звёзд, написал

многие десятки интереснейших научных трудов, получил диплом за открытие лунного

вулканизма, первым из астрономов предсказал существование атмосферы на Меркурии. И,

окидывая взглядом полученные им новые научные результаты, Козырев считает, что его успех

в значительной мере обусловлен правильным первоначальным выбором цели жизни.

По-видимому, учёный прав. История науки, техники и искусства знает немало случаев, когда правильно сформулированная и своевременно поставленная цель была решающим

мотивом творчества. Известный советский биолог А.А. Любищев ещё в юношеские годы наметил свою

основную задачу жизни: создать совершенную естественную систему организмов, которая должна была бы сменить всё ещё распространённую, но уже довольно устаревшую систему организмов К.Линнея – знаменитого шведского натуралиста XVIII века. В 1918 году, решив окончательно и бесповоротно посвятить себя биологии, молодой Любищев писал: «Для установления такой системы необходимо отыскать что-то аналогичное атомным весам, что я думаю найти путём математического изучения кривых в строении организмов, не имеющих непосредственно функционального значения… К выполнению этой главной задачи мне придётся приступить не раньше, чем через лет пять, когда удастся солиднее заложить математический фундамент…»

Стремление в совершенстве овладеть математикой за самый короткий срок повлекло за собой в 1921 году переезд Любищева из Симферопольского в Пермский университет, где тогда начал создаваться очень сильный коллектив молодых математиков. Любищев безупречно выполнил свой план и, как намечал, в 1923 году опубликовал свою программную статью, в которой не только обосновал большое значение системного подхода в познании органического

мира, но и раскрыл сущность теории систем.

30

Проблема выбора человеком жизненной цели и путей следования к этой цели

необыкновенно ярко была поставлена в творчестве талантливого актёра, режиссёра и

реформатора театра К.С. Станиславского, автора крылатой фразы: «Лучше поставить трудную

задачу и добиться в ней половины успеха, чем рассчитать точно свои силы и в меру их сузить задачу». Успех системы Станиславского обеспечен прежде всего тщательной разработкой

стратегии как искусства театра в целом, так и каждого представления. В основе игры актёров по

этой системе находятся и чёткая постановка «сверхзадачи», и неуклонное обеспечение напряжённого «сквозного действия».

Станиславский стал первым теоретиком искусства, который во всех подробностях

проследил важнейшую отличительную черту любого творчества – наличие большой цели и

тесно связанное с реализацией этой цели действие по принципу «здесь, сегодня, сейчас».

Своеобразным символом направленности творчества был поставленный Станиславским

спектакль, герои которого, дети дровосека, ищут заветную Синюю птицу. Труден поиск, ещё трудней оттого, что обыкновенные чёрные галки очень похоже рядятся в Синюю птицу и лишь под солнечными лучами слетает их обличье. Станиславский полагал, что именно таков путь подлинного творчества: через напряжённый труд и разочарования вперёд к цели. Ведь Синяя птица – это птица Счастья и Истины.

Когда открытиям урожай

Давно уже никто не сомневается в том,

что творчеству покорны все возрасты. Но

вновь и вновь специалисты в области

эвристики, психологии, педагогики и просто любознательные люди размышляют над

вопросом о том, в каком возрасте, когда и

при каких условиях молодой человек способен не только осознать свои

творческие наклонности, а реализовать их в общезначимые произведения науки,

техники и искусства. Специалисты по изучению возрастной

динамики учёных, инженеров и

представителей искусства немало времени

посвятили выяснению периода наибольшей

продуктивности в жизни творческого человека. В результате статистических подсчётов оказалось, что при множестве индивидуальных отклонений особенно плодотворно молодые люди работают в возрасте от 25 до 30 лет, в годы, когда вполне зрелое восприятие окружающего

мира и умение пользоваться приобретённым

опытом сочетаются с кипучей энергией

молодости. Выяснилась также и такая интересная закономерность, как увеличение творческого вклада в зависимости от более раннего

начала творческой деятельности молодого человека. Недавно, слушая по радио лермонтовские строчки, проживший долгую и многотрудную

жизнь человек обратился ко мне со словами: «Вдумайся, пожалуйста, ведь всё это написал

почти юноша. Откуда же в нём, кроме поэтического и писательского таланта, столько знания жизни и мудрости?»

Время созревания творческих способностей нередко связывается с обретением молодым

человеком разносторонней самостоятельности. Почти афористично по этому поводу писал Д.И.

Менделеев: «Умение из частностей доходить до вероятно справедливого, а тем паче до достоверного или несомненно истинного и представляет существо научной

31

самостоятельности». Размышляя о становлении представителей точных наук, Е.И. Регирер

полагает, что наиболее способным учёным свойственно очень рано переставать нуждаться в учителе, поскольку они могут усваивать накопленные их коллегами знания путём чтения.

Одна из самых трудных задач современной науки – открытие закономерностей перехода потенциальной (возрастной) одарённости молодых людей в продуктивные творческие способности. Ведь молодёжь в возрасте до 30 лет составляет около половины всех научных работников нашей страны. Исследованию становления творческой личности в значительной

мере будут способствовать специальные вузовские лаборатории психо-физических проблем.

Первая такая лаборатория уже приступила к работе в Казанском государственном

университете. Сложный электронный комплекс этой лаборатории позволяет контролировать у студентов не только восприятие и усвоение теоретических знаний и практических навыков, но и определять творческий потенциал студентов, особенности регуляции их психического

состояния. Разработка совершенных систем наблюдения за творческим ростом студенческой

молодёжи позволит создать аналогичные психо-физические лаборатории в школах. Так близится к реализации давнишняя мечта педагогов о переходе к новому виду массового

образования и воспитания подрастающего поколения нашей страны – воспитанию творчеством.

Мосты творчества

«Не по эклектизму, а по сознанию, почерпнутому в изучении наук о природе, я держусь той «золотой

середины», которая признаёт реальную невозможность найти «начало всех начал» и побуждает сознавать, что

наука не может отличать сразу всего, а принуждена лишь скромно, ступень за ступенью, подниматься в недоступную высь, где индивидуально-частное примиряется с непознаваемым общим».

Д.И. Менделеев

Соотношение между количеством

приобретённых знаний и способностью к творческому мышлению ныне очень волнует многих исследователей. И тех,

кто решает проблемы эвристики – науки о

творчестве, и, конечно, нисколько не меньше – самих учёных.

Английский физик А. Кларк написал

довольно известные слова о том, что

шестерни воображения могут увязнуть в избыточном бремени знаний. Один из первых создателей индустриальных конвейерных систем Г. Форд называл

специалистов «вредными» именно при разработке и оценке новых технических идей. Даже среди поэтов и писателей время от времени оживает представление о «радости незнания и его

творческой силе». Однако абстрактный анализ положительных и отрицательных сторон

эрудиции чаще всего не приводит к сколько-нибудь значительным науковедческим

обобщениям. Вот разве если попытаться хотя бы в общих чертах проследить творческую

биографию такого человека, огромная эрудиция которого не вызывала бы сомнений? И узнать, как в его жизни эрудиция сочеталась с творчеством?

Историки науки вполне единодушны в мнении, что во всём прошлом веке не было более разносторонне развитого человека, чем Д.И. Менделеев. Споры между специалистами идут лишь о том, правильно ли Менделеева называть химиком, если собственно химии посвящены

по одним подсчётам третья, а по другим десятая часть его научных трудов, охватывающих

различные области естествознания, техники, технологии, экономики, социологии и философии.

32

Кажется вполне логичным вопрос: неужели вся эта масса знаний не мешала учёному творчески работать? В особенности тогда, когда начинающий учёный ещё только шёл к открытию прославившей его периодической системы химических элементов? И может быть, он, «не разбрасываясь и не отвлекаясь», изучал в молодости одни только свойства всех

известных тогда 63 элементов, которые до него было принято «систематизировать» по двум

главным направлениям: разделять на «металлы-неметаллы» и располагать элементы по алфавиту их латинских названий? Впрочем, хаотическое бессистемное описание химических элементов никоим образом не было свидетельством простоты химических концепций того времени. Многие сотни капитальных монографий и учебников, многие тысячи оригинальных статей насчитывала химия середины прошлого века. Прежде чем подойти к открытию

периодической системы, Менделееву действительно нужно было освоить все до единого

сколько-нибудь примечательные труды своих предшественников, и, как говорил сам учёный,

«ничего существенного не пропустить, ко всему отнестись разумно…»

Но перелистаем страницы биографии учёного, которые непосредственно предшествовали

великому открытию в марте 1869 года. В конце 50-х годов Менделеев пишет серию научно-критических рецензий с разбором

различных вопросов истории научного познания и проблем методологии естественнонаучных

исследований. В 1861 году учёный издаёт обстоятельнейший учебник «Органическую химию»,

за который ему присуждается полная Демидовская премия. С этого же времени на протяжении

семи лет Менделеев очень много работает над серией почти ежегодных выпусков «Технической

энциклопедии». С 1863 года он начинает глубоко изучать нефтяное дело, потом принимается за обширные сельскохозяйственные опыты в Боблово, является деятельным членом Русского экономического общества, тратит много сил на организацию Русского химического общества, участвует в устройстве Всемирной выставки в Париже, с 1865 года постоянно преподаёт химию

в Петербургском университете, с 1868 года пишет труднейшие «Основы химии».

В одном из своих предисловий к этому многократно переиздававшемуся учебнику Менделеев обращался к студентам:

«Сперва науки, как и мосты, умели строить лишь на опорах из прочных устоев и длинных балок. Мне желательно было показать над изложением основ химии, что науки давно уже умеют, как висячие мосты, строить, опираясь на совокупность хорошо укреплённых тонких нитей, каждую из которых легко разорвать, общую же связь очень трудно, и этим способом

стало возможным перебрасывать пути через пропасти, казавшиеся непроходимыми. На дно не опираясь, и в науках научились пересягать пропасти неизвестного, достигать твёрдых берегов действительности и охватывать весь видимый мир, цепляясь лишь за хорошо обследованные береговые устои».

Надёжными береговыми опорами к новому материку периодической системы стали для Менделеева не только всеохватывающие знания об облике и свойствах отдельных химических элементов, но и нисколько не менее основательный опыт разнообразных исследований, ныне называющихся синтетическими или системными. «Синтез возможен только в науке и в искусстве, словом в творчестве», – так любил говорить учёный.

Умение работать фундаментально наряду с талантом мыслить широко и дальновидно –

это, пожалуй, те главные черты характера Менделеева, которые больше всего привлекали к учёному естествоиспытателей, инженеров и служителей искусства. Близкие, дружеские отношения связывали всю жизнь очень неравнодушного к живописи Менделеева с художниками И. Крамским, И. Репиным, И. Шишкиным, Н. Ярошенко, Г. Мясоедовым, А.

Куинджи. В знак большого уважения к выдающимся способностям Менделеева в области

художнической критики, учёный был избран членом Совета Академии художеств и в течение нескольких лет активно в нём работал.

Поэт Александр Блок написал о Менделееве такие строчки: «Он давно всё знает, что

бывает на свете. Во всё проник. Не укрывается от него ничего. Его знание самое полное…» Сам

учёный о секретах своего творчества говорил кратко: «Всё дело в методе, в силе и свободе мысли и исследования. Здесь ключ цивилизации»

33

Одна жизнь и семь тысяч картин

«Защита Родины есть защита и своего достоинства»

Н.К. Рерих

Николай Рерих более всего

известен как художник. За долгую

жизнь им было нарисовано около семи

тысяч картин, которыми ныне любуются посетители Третьяковской

галереи, Русского музея, художественных галерей Нижнего

Новгорода, Риги, Новосибирска, а также и Нью-Йорка, Дели, Бомбея, Мадраса и многих других городов.

Но, пожалуй, не менее интересен

Рерих и как учёный, не меньшим

признанием ещё при жизни художника пользовались его научные работы, за которые он был избран вице-

президентом и почётным членом различных научных обществ, ассоциаций, институтов, академий и многих других научных учреждений.

Ещё в юности, бучи студентом одновременно Петербургского университета и Академии

художеств, Н.К. Рерих осуществил самостоятельные раскопки одиннадцати курганов времён

Великого Новгорода, читал курс лекций в археологическом институте, выступал с докладами в Русском археологическом обществе. Молодой учёный вполне обоснованно полагал, что высокая культура древних славян уходит своими корнями в новокаменный век: «Великая равнина России и Сибири после доисторических эпох явилась ареной шествия всех

переселявшихся народов. Из глубин Азии по русским равнинам прошло несметное количество племён и кланов. После всечеловеческого иероглифа каменного века мы в последующие эпохи

встречаем в недрах русской земли наслоения самые неожиданные, сопоставление этих

неожиданностей помогает нам разобраться в лике русской действительной жизни». Глубокие исторические и археологические знания Рериха позволили ему с необыкновенной

выразительностью воссоздать в живописи картины из жизни древних славян.

Во время поездки в Америку в 20-е годы Рерих продолжает свои исследования по

миграции древних народностей на территории «Нового Света». Особенно же велико значение археолого-этнографических находок Рериха в Индии.

В 1925 году учёный предпринял редчайшее по сложности путешествие в Центральную

Азию. В этом маршруте протяжённостью около 25 тысяч километров все невзгоды кочевой

жизни вместе с Рерихом делила его жена Елена Ивановна, правнучка фельдмаршала М.И.

Кутузова. Это ей, верному спутнику и помощнику, Рерих посвятил лучшие свои картины и

книги.

О планах путешествия учёный писал так: «Кроме художественных задач, в нашей

экспедиции мы имели в виду ознакомиться с положением памятников древности Центральной

Азии, наблюдать современное состояние религии, обычаев и отметить следы великого переселения народов. Эта последняя задача издавна была близка мне. Мы видим в последних находках Козлова, в трудах профессора Ростовцева, Бровки, Макаренко и многих других

огромный интерес к скифским, монгольским и готским памятникам. Сибирские древности,

следы великого переселения в Минусинске, на Алтае, Урале дают необычайно богатый

художественно-исторический материал».

Экспедиция Рериха началась в западной части Индии и при движении на север пересекла Каракорум, Памир, Тянь-Шань и вышла на Алтай. Обратный путь в Индию, пролегавший через Монголию, пустыню Гоби, центральную часть Тибетского нагорья, Трансгималаи и Гималаи,

был пройден научной экспедицией впервые в истории географической науки. За время этого

путешествия, совершить которое не раз предполагали Пржевальский, Козлов и другие

34

знаменитые исследователи Центральной Азии, была впервые составлена карта прилегающих к

маршруту областей Тибета и Трансгималаев, взяты образцы горных пород, собраны гербарии и

богатые археолого-этнографические коллекции. Во время работы экспедиции в южной части

Тибета были обнаружены ранее здесь неизвестные загадочные каменные сооружения –

менгиры, кромлехи и ряды менгиров, а также предметы обихода современных и древних кочевников с орнаментом, выполненным в так называемом «зверином стиле». Существование сравнительно высокой культуры и сверхдальних миграций древних народностей было доказано,

казалось бы, для совершенно безлюдных и недоступных высокогорных областей Земли.

Собранные экспедицией материалы были настолько важны и обширны, что сразу же после возвращения в Индию Рерихом был организован Гималайский институт научных исследований

с четырьмя отделениями – археологии искусства, естественных наук, исследовательской

библиотекой и музеем. В деятельности института принимали участие многие индийские и

зарубежные учёные из Европы и Америки. В институте издавался специальный ежегодник, где были опубликованы результаты регулярных экспедиций сотрудников, их статьи по археологии,

этнографии, лингвистике, философии, ботанике, фармакологии, геологии и другим наукам.

И ещё одна сторона деятельности этого удивительного человека. Во всех странах Н.К.

Рериха знают как неутомимого борца за мир между народами. Ровно двадцать лет тому назад

была принята Гаагская международная конвенция о неприкосновенности исторических памятников, научных и культурных учреждений в случае вооружённых конфликтов. В основу этой конвенции положен «Пакт Рериха», проект которого был разработан учёным ещё в 1929

году. Ныне под Гаагской конвенцией стоят подписи представителей правительств многих

десятков стран мира. Велика заслуга Рериха в укреплении научных и культурных связей между народами всех

континентов. «Искусство – сердце народа, – писал учёный, – Знание – мозг народа! Только

сердцем и мудростью может объединиться и понять друг друга человечество».

Первая любовь писателя

«Только человек, насыщенный верой в себя, осуществляет свою волю, прямо внедряя её в жизнь»

А.М. Горький

В 1920 году Горький читал студентам Петроградского рабоче-крестьянского университета лекцию

«О знании», в которой сравнивал силу знания с концентрированной энергией

шаровой молнии. Писатель рассказывал, как в путешествии по Кавказу он сам, Чехов и художник Васнецов были свидетелями удара шаровой молнии в гору. Огромная скала рухнула от соприкосновения с небольшим по размерам огненным

шаром.

Ещё Горький вспоминал о том, как в минувшем 1919 году, между двумя походами

генерала Юденича на Петроград, городской совет, откликаясь на призыв Ленина, принял решение об осуществлении всеобщей грамотности. При активном участии писателя специально созданная Центральная комиссия вела перепись неграмотных, создавала для них кружки и

школы, обучала людей. «Поразительно, – восхищался Горький, – до чего страстно люди хотят знать!». Вот из каких впечатлений рождались у писателя пламенные слова: «В нашей стране, у нашей молодёжи любовь к знанию должна развиться до силы такого же инстинкта, каков голод

или как любовь, творящая людей».

35

В полупустых аудиториях, к мёрзнущим голодным студентам Горький обращался как к подрастающему поколению строителей, творцов нового прекрасного мира, в котором человек

овладеет всеми тайнами природы, сможет извлекать энергию из каждого атома, каждого

булыжника, победит смерть, освоит межпланетное пространство. И всё это будет создано с помощью знания – строительного материала, знания – строительного мастерства и знания –

искусства. Горький был твёрдо убеждён, что начатое в нашей стране строительство здания

человеческой культуры осуществится благодаря огромному творческому порыву миллионов людей. И сокровенной писательской «мечтой-максимум» должен был быть его собственный

вклад в эту новостройку – всеобъемлющая концепция творчества, способствующая, в частности, и тому, «чтоб в лице писателя сливались воедино художник и учёный».

Никто из представителей искусства, предшественников Горького, не разбирал с такой

дотошностью основные принципы работы исследователя с фактами, никто не придавал

значения столь дробному расчленению творческого процесса на отдельные, следующие последовательно, друг за другом, составные части. Вслед за работой наблюдения, восприятия и

воображения Горький выделял стадии фантазии, вымыслов, домыслов, идей, утверждал и

доказывал правомерность их выделения и целесообразность использования. По мнению

писателя, лишь такая большая предварительная работа в любой области исследований может существенно повысить уровень рабочих гипотез и теорий.

Многие современные исследователи литературного наследия Горького вполне справедливо относят его концепцию творчества к достижениям не только литературоведческим, но и науковедческим. Огромная эрудиция писателя в области философии

и естественных наук общеизвестна. Ещё на самом рубеже нашего столетия Горький возглавил

издание сборников «Знание» и высказал своё знаменитое убеждение о выдающейся роли знания в литературе. Особенно примечателен оказался спор молодого Горького с членом его

«литературной дружины знаньевцев», начинающим писателем Л. Андреевым. Вот как писал об

этой дискуссии сам Горький: «Наиболее острым пунктом наших разногласий было отношение к мысли. Я чувствовал себя живущим в атмосфере мысли… Леонид же воспринимал мысль, как злую шутку дьявола над человеком, она казалась ему лживой и враждебной. Увлекая человека к пропасти необъяснимых тайн, она обманывает его, оставляя в бессильном и мучительном

одиночестве перед тайнами, а сама гаснет». Однако не мысль, не знание, а безотчётный страх

перед ними выбили в конце концов Л. Андреева из литературной колеи. Горький же ещё более укрепился в своих убеждениях, с каждым годом он рос не только как писатель, но и как мыслитель, учёный. Очень помогала в этом Горькому его многолетняя дружба с Лениным.

Писатель вполне определённо связал свою судьбу с наукой и учёными в 1916 году тогда, когда приступил к изданию научного, литературного и политического журнала «Летопись».

Начиная с этого времени, Горький нередко встречался и вёл обширную переписку с Мечниковым, Павловым, Кольцовым, Бахом, Вульфом, Ферсманом и многими другими

выдающимися естествоиспытателями. По их инициативе писателю было возвращено звание почётного академика, отнятое у него в начале века специальным царским приказом.

Великое нетерпение популяризатора и пропагандиста человеческого знания двигало Горьким в начале 1917 года, когда он стал одним из инициаторов создания и активным

деятелем «Свободной ассоциации для развития и распространения положительных наук».

Первое выступление писателя в этом своеобразном предшественнике нынешнего общества «Знание» было посвящено насущным проблемам отечественной науки и просвещения.

Великая волна Октябрьской революции смела все затворы на пути народы к знаниям, во

всю ширь открыла перед миллионами жаждущих знания людей необозримый океан

человеческой культуры. Вот что писал Горький английскому писателю Г. Уэллсу в мае 1920

года: «Как живу, спрашиваете Вы. Очень много работаю в области просвещения народа, но

ничего не пишу. Организовал издание всей европейской литературы XIX века, конечно только образцовых её произведений. Это около трёх тысяч томов. Затем организовал издательство по

естественным наукам – очень широкое, начиная от самых популярных книг и до

университетских курсов и классических сочинений по естествознанию. Состою председателем

36

комиссии по улучшению быта учёных, ещё несколько раз председатель в различных организациях культурно-просветительного характера».

«Наука осталась его первой любовью», – так пояснил взаимоотношения Горького с наукой

известный советский учёный академик С. Ольденбург. В конце двадцатых годов Горький начал редактировать журналы: «Наши достижения»,

«СССР на стройке», а затем и ещё почти полтора десятка журналов, все редакции которых в то

время не случайно называли «горьковским литературным комбинатом».

Как говорил С. Цвейг, Горький «с творческой ясностью» проводил в жизнь свою систему творчества, терпеливо и непреклонно закладывал фундамент той самой новой

социалистической культуры, которая, по знаменитым горьковским словам, словам великого писателя и мыслителя, непременно «имеет три основания: искусство, науку и

промышленность».

Путь к себе

Жить гению в цепях не надлежит, Великое равняется свободе, И движется вне граней и орбит, Не подчиняясь людям, ни природе.

Великое без Солнца не цветёт: Происходя от солнечных истоков, Живой огонь снопом из груди бьёт Мыслителей, художников, пророков.

Без воздуха и смертному не жить, А гению бывает мало неба: Он целый мир готов в себе вместить, Он, сын Земли, причастный к силе Феба.

А.Л. Чижевский

Нередко кажется, что сам по

себе факт выбора профессии молодым

человеком служит той самой

последней вехой, которой

завершаются поиски места в жизни и

начинается время зрелости. На самом

же деле пору юношеских исканий и

пору человеческой самостоятельности

отделяет не веха, а некий промежуток

времени вместе со вторым очень примечательным рубежом – началом

сознательной ориентации в выбранной

профессии.

Множество на земле профессий,

долог и труден путь к вершинам

мастерства в каждой из них, но выбрав саму профессию, молодой человек может попытаться как бы наперёд определить своё место в ней, даже в том случае, если не будет досконально

знать многие черты будущей специальности. Сделать это можно с помощью такого важного и

довольно редко используемого при выборе профессии критерия, как соотношение способностей

человека к специализации и универсализму. Долгое время под словом «универсализм» подразумевалось нечто давно устаревшее и «не

характерное» для нашего века. К универсалам по традиции относили только великих учёных

прошлого, обычно Леонардо да Винчи и М.В. Ломоносова, и полагали, что любое стремление современного человека подражать этим людям в многознании обязательно приведёт к

37

дилетантизму, то есть к самым поверхностным знаниям обо всём на свете при полном неумении

выполнять какую-то одну важную работу. Это распространённое заблуждение одним из

первых в нашем столетии преодолел выдающийся советский биолог А.Л. Чижевский, благодаря научным исследованиям которого в огромном ряду профессий прибавилась ещё одна совершенно новая – гелиобиология. Семнадцатилетним юношей

Чижевский начинает интересоваться влиянием

солнечной активности на жизнедеятельность земных

организмов. На первом курсе археологического

института он делает на эту тему основательный

доклад. Для того, чтобы справиться с разработкой

математических аспектов этого же вопроса, он

одновременно учится на физико-математическом

факультете Московского университета. В 20 лет он

защищает диссертацию на степень магистра всеобщей истории, а через год докторскую

диссертацию «Исследование периодичности

всемирно-исторического процесса».

Стихи и картины Чижевского вызывают в те годы уважительные, а иногда и восхищённые отзывы

Валерия Брюсова, Максимилиана Волошина, Алексея Толстого. Но снова Чижевский совершает малопонятный для окружающих поступок. Молодой

доктор наук поступает на медицинский факультет Московского университета и четыре года спустя успешно заканчивает его. Человеческий мозг, интеграл и Солнце изображены на всех книгах

Чижевского не случайно: медицинские, археолого-

исторические и физико-математические знания помогают учёному изучить, систематизировать и

сопоставить с солнечной активностью сведения об

эпидемиях почти за полторы тысячи лет истории

человеческого общества. За свои научные работы,

положившие начало гелиобиологии и космической

биологии, Чижевский избирается действительным и

почётным членом тридцати университетов и научных

обществ Европы, Азии и Америки.

Разносторонние исследования Чижевского и

других известных отечественных и зарубежных

биологов и медиков позволили сформулировать представления о необходимости развития в современной биологии одновременно двух

методических подходов: узкоспециального редукционизма и широкого интегратизма. Оба этих подхода ныне одинаково значительны, каждый из них обладает своими преимуществами и

характеризует одну из переменных сторон процесса познания органического мира. Успехи в развитии

общих взглядов на природу и эволюцию биосферы

обеспечивают правильную ориентацию в области

генетики и молекулярной биологии, в свою очередь достижения, достижения учёных на пути вглубь

Александр Леонидович Чижевский

(1897-1964)

Лобачевский

Отважный зодчий и ваятель И враг Эвклида – постоянства. Бессмертный преобразователь Многоструктурного пространства.

Пространство наше было куцо,

Но он пришёл к великой цели

И доказал: пересекутся И параллели к параллелям, -

Пусть далеко, но непременно;

И вот из нового начала Гармония иных Вселенных

Уму нежданно зазвучала, –

Вселенных энных измерений:

Цветут поля, бегут потоки,

Восходят тензорные тени,

Гремят источники и стоки.

Так пали лживые покровы,

И, неразгаданный от века, Мир развернулся в духе новом

Пред умозреньем человека.

Прозрел он тьмы единослитных Пространств в незыблемости узкой,

Колумб Вселенных тайноскрытых,

Великий геометр русский.

38

живой материи дают необходимый фундамент для крупных биологических обобщений,

например, при разработке учения о биогеоценозах и глобальных проблем охраны природы.

Принципы современного методического подхода в биологических исследованиях справедливы не только для других наук, но также для техники и искусства. «Поэзия ведь тоже акт познания», – любил говорить Чижевский и приводил в подтверждение своей правоты

изречение древнего философа: «Искусство есть предчувствие грядущей истины». Перефразируя слова Чижевского, можно сказать, что важнейшее в жизни молодого человека событие – выбор

профессии – это прежде всего попытка познать самого себя. Очень существенным этапом этого познания является тщательное взвешивание и оценка своих творческих возможностей к освоению как специальных, так и универсальных сторон будущей профессии.

Склонность к специализации – это желание и способность к постоянному углублению

профессиональных знаний, расчленению и последовательному изучению их составных частей и

элементов, их специфики, неповторимости, индивидуальных особенностей. Освоение и

владение специальностью – это путь от целого к части, это умение широко и творчески

использовать идеи и методы других наук, разнообразные технические и художественные средства познания окружающего мира, совершенствование своей специальности. Склонность к универсализму подразумевает неуклонное стремление к расширению знаний, овладение и

использование в своей работе соседних, а иногда и совершенно новых специальностей. Путь к универсализму – это, как правило, очень длительный путь накопления разносторонних знаний,

проведения трудоёмких комплексных исследований, изучения профессиональных черт, общих для многих других профессий, это исследование высшего, сложного, целостного,

синтетического.

Оба пути познания профессии – специализация и универсализм – одинаково правомерны,

чаще всего они являются взаимопроникающими и взаимодополняющими сторонами единого

процесса приобретения высокого профессионального мастерства.

Система творчества

«Для того, чтобы общаться, надо иметь то, чем

можно общаться, то есть прежде всего свои

собственные переживания, чувства и мысли»

К.С. Станиславский

Специалисты, изучающие историю эвристики, не знают, кроме К.С. Станиславского, никакого другого

исследователя, который бы в поисках основных законов актёрского творчества проделал такой огромный путь в области общей эвристической теории и выполнил такой

немыслимый объём соответствующей экспериментальной

работы, написав на эту тему несколько книг и многие тысячи

заметок и статей.

Некоторые мотивы беспрецедентной

исследовательской работы Станиславского до сих пор представляют собой загадку. Как это и почему многолетняя напряжённая работа артиста и режиссёра не помешала Станиславскому серьёзно изучить такие дальние подходы к сценическому творчеству, которые ныне относятся к компетенции философов, психологов и

инженеров?

Будущий реформатор театра в возрасте 19 лет начал свой зрелый жизненный путь с профессии инженера-технолога и металлурга на Московской золотоканительной фабрике. В

1909 году на Всемирной промышленной выставке в Париже золотошвейные нити этой фабрики

были удостоены «Гран-при», а Станиславскому и его коллегам-технологам были вручены

медали и дипломы. Большой опыт инженерной работы просто-таки не мог не сказаться в дальнейшем на деятельности Станиславского в театре. Дело, конечно, совсем не в том, что

многие труды формирующегося режиссёра переполнены терминами «творческая техника»,

39

«психотехника творчества», «техника театрального искусства», «внутренняя и внешняя техника актёра», «техника переживания», «техника спектакля». Все эти очень своеобразные «техницизмы» в немалой степени отражают подход Станиславского к анализу сценического

творчества. С подлинно инженерной тщательностью Станиславский проводит последовательный

анализ элементов, из которых слагается творческое самочувствие актёра на сцене, с не меньшей

дотошностью разбирает множество видов препятствий и штампов на пути творчества. Обстоятельные исследования и практические рекомендации Станиславского в области

сценической эвристики превратились ныне в настоящие руководства для повседневной

деятельности не только артистов, но и многих рационализаторов и изобретателей.

Всё это так, но почему инженер-технолог-металлург решил взяться за поиск внутренних путей не изобретательского, а именно актёрского творчества?

С самого детства в домашних постановках различных пьес постепенно оттачивалось любительское актёрское мастерство Станиславского. Увлечение театром было так велико и

серьёзно, что он в свои 25 лет стал одним из организаторов в Москве Общества искусства и

литературы. Тогда же молодой человек сделал в своём дневнике такую запись: «Мне кажется, что я прошёл элементарную грамматику драматического искусства,

освоился с ней и только теперь начинается моя главная работа, умственная и душевная, только

теперь начинается творчество, которому открывается широкий путь по верной дороге. Вся задача – найти эту верную дорогу. Конечно, тот путь самый верный, который ближе ведёт к правде, к жизни. Чтобы дойти до этого, надо знать, что такое правда и жизнь. Вот она, моя задача: узнать сначала и то и другое».

Располагая «полным мешком всевозможного материала по технике искусства»,

Станиславский поставил перед собой очень сложную задачу, имеющую по существу не «технический», а научный, мировоззренческий характер. Чтобы приблизить открытие основ и

общих закономерностей актёрского творчества, Станиславскому предстояло выполнить обширнейшие искусствоведческие исследования по истории мирового театрального искусства. Режиссёру и актёру пришлось стать едва ли не профессиональным психологом, чтобы изучить законы органической природы человека и актёра, логику зарождения и развития эмоций. Не случайно трудами Станиславского заинтересовался сам создатель учения о высшей нервной

деятельности И.П. Павлов. Как бы завершая свой необычный сверхдальний экскурс в область науки, Станиславский

писал: «Творчество основано на чувстве, и поэтому нельзя постигать его одним разумом, а надо

прежде всего ощущать его». Вот почему так трудно и так долго писать об искусстве. Гораздо легче его показывать. В противовес традиционному и несовершенному «театру представления»

Станиславский создал «театр переживания», такой удивительный театр, на сцене которого –

части большого обширного мира – бушевали «сгущённые» человеческие страсти, а кроме того,

оставил в наследство своим последователям на все времена замечательную систему творчества.

«У меня есть целый мир знаний…»

«Он был революцией».

Н.А. Бердяев о Л.Н. Толстом

Двадцатипятилетний артиллерийский офицер Лев Николаевич Толстой разработал проект переформирования русской армии. Автор проекта представил математические расчёты и специальные выкладки, показывающие особую

роль в военных действиях окопной артиллерии и

необходимые направления её совершенствования. Предложения молодого Толстого более чем на полвека опередили своё время и были во многом сходны с выводами

военных исследований Ф. Энгельса 1858-1860 годов. Участвуя в обороне Севастополя, Толстой вместе с

группой офицеров пытается организовать в Южной армии

40

издание «Военного листка» для просвещения солдат и подготавливает пробный номер журнала с описанием нового русского ракетного оружия. Инициатива молодого подпоручика безнадёжно упирается в тупики военных императорских канцелярий. Огорчённый неудачами,

Толстой просит редактора «Современника» Н.А. Некрасова выделить в журнале постоянное место для рассказов о войне и получает дружескую поддержку: «…рад дать вам полный

простор в “Современнике”». Это письмо, вероятно, можно считать и своеобразным

напутствием Толстому к темам отечественной истории, войны и мира. Непосредственную

работу над огромным романом-эпопеей писатель начнёт десятилетие спустя. Однако самые первые шаги к «Войне и миру» были сделаны ещё в юности.

Пятнадцатилетним мальчишкой Толстой прочёл все сочинения выдающегося французского учёного и писателя Руссо и познакомился с философией Шеллинга. Студенты Казанского университета называли увлечённого мировыми проблемами Толстого философом. Будучи ещё совсем молодым человеком, Лев Николаевич внимательно прочёл, законспектировал,

проанализировал многие десятки капитальных исторических работ. При этом никак не мог ускользнуть из сферы его пристального внимания фундаментальный труд сподвижника Гёте, известного учёного-просветителя и философа И. Гердера «Идеи к философии истории

человечества».

Лев Николаевич был необычайно увлечён мыслями Гердера и глубоко раскрыл

содержание его идей не только в философских и естественнонаучных отступлениях «Войны и

мира», но и в описаниях размышлений и поступков героев романа. До знакомства с учением знаменитого философа Пьер Безухов видел всё окружающее

«запутанным, бессмысленным», состоявшим из «падающих и давящих друг друга развалин».

Поняв гердеровские мысли, Безухов внутренне преобразился, почувствовал себя причастным к человеческой истории. Заметно в романе влияние Гердера на Андрея Болконского, Тушина. Проводя близких себе по духу героев «Войны и мира» по своеобразной гердеровской лестнице эволюции природы, Толстой тем самым вводит в роман широчайшую панораму непрерывного

и бесконечного развития мира. Недаром Ромен Роллан назвал «Войну и мир» «вратами,

раскрытыми в безбрежную вселенную, великим разоблачением жизни».

Опираясь на всеобъемлющую мировоззренческую концепцию Гердера, Толстой изложил в романе и своё понимание исторического процесса, во многом основанное на собственных естественноисторических исследованиях. Существо этой концепции заключается в проведении

аналогии между общими процессами развития природы и общества. Заканчивая «Войну и мир», Толстой писал историку Погодину: «Мой взгляд на историю

не случайный парадокс, который на минутку занял меня. Мысли эти плод всей умственной

работы моей жизни…». Ободрённый огромным успехом своего великого романа-эпопеи,

Толстой даже предполагает издавать специальный историко-философский журнал, в котором

бы освещались самые важные проблемы истории, философии, естественных наук, математики,

астрономии, механики. Писатель предъявляет к этому изданию самые серьёзные научные требования, которые, по его мнению, должны будут обеспечить влияние нового журнала на читателей «двадцатого и дальнейших столетий».

Правда, сама историческая обстановка последней трети прошлого века, широкое просветительское движение русской интеллигенции в народ отвлекли Толстого от проблемы

участия в решении дальних общенаучных задач и обратили его внимание на вполне конкретное дело – реформу народного образования. К этой работе Лев Николаевич обращается не только с высот своей исторической концепции, но и со всем пылом естествоиспытателя, педагога, великого русского писателя.

С 1868 года он начинает работать над своей выдающейся «Азбукой» – учебником

начальной школы из четырёх книг, очень своеобразной детской энциклопедией техники, науки

и искусства. По мнению Льва Николаевича, твёрдое усвоение ребёнком азбуки, чтения, письма и счёта невозможно без увлекательных и поучительных рассказов о животных и растениях, о

явлениях и законах живой и неживой природы. Замечая, что «эта азбука одна может дать работы на сто лет», Толстой вводил в неё разнообразные сведения из астрономии, физики,

этнографии и других наук. И вот уже в январе 1874 года он публично защищал первый вариант своей «Азбуки» в здании Политехнического музея.

41

А в следующем году появилась «Новая азбука» и также обращённые к детям и юношеству четыре «Русские книги для чтения» с более чем ста тридцатью научно-популярными

рассказами. Об обстоятельности этой работы говорит хотя бы такой факт. Чтобы написать только один из рассказов, Лев Николаевич внимательно изучил девятитомную монографию

известного английского химика Х. Дэви. В дальнейшем Толстой разработал и осуществил в издательстве «Посредник» большую программу выпуска научно-популярной литературы для образования народа.

Записные книжки Льва Николаевича хранят свидетельства интереснейших научных

споров. Толстой был лично знаком, состоял в переписке и тесно общался с многими

естествоиспытателями: физиком А.В. Цингером, геологом и геохимиком В.И. Вернадским,

астрономом Н.А. Морозовым, химиком Д.И. Менделеевым, географами Д.Н. Анучиным и П.П.

Семёновым-Тян-Шанским, этнографом Н.Н. Миклухо-Маклаем, биологами И.И. Мечниковым

и К.А. Тимирязевым.

Очень примечательные строчки о Льве Николаевиче написаны первым президентом

Академии наук СССР А.П. Карпинским: «Толстой по объективности и точности наблюдений

был очень близок к настоящим большим учёным, превосходя их художественным талантом и

работая в области, где точность наблюдения доступна лишь очень углублённым, большим

умам».

Фейерверк

Как велики творческие возможности человека? Насколько воспитуем и управляем интеллект?

Какие функции мозга следует немедленно передать ЭВМ, чтобы

настойчивей совершенствовать самые тонкие механизмы творческого

мышления? Каковы естественные физиологические пределы

мыслительной деятельности

человека? Десятки и сотни жизненно важных вопросов – и всего два пути

их решения. Один – с помощью психологических, эвристических, кибернетических экспериментов, другой – ретроспективный, обращённый к анализу творческой деятельности

людей, успевших за свою жизнь проникнуть в самые труднодоступные, самые загадочные области высших созидательных человеческих возможностей.

И вот, реальнейшая человеческая судьба. Невозможность учиться в школе и тем более в институте из-за наступившей в детстве глухоты. Практическая невозможность непосредственно общаться с учёными, пользоваться всеми богатствами библиотек из-за постоянной жизни в захолустных городках России. Трудная работа преподавателя начальных классов, недостаток

42

времени и отсутствие каких бы то ни было средств на научные и технические эксперименты.

Праздничный фейерверк в Загородном саду служит школьному учителю толчком к размышлениям о полётах в космос. Таковы чисто внешние события жизни К. Э. Циолковского в дореволюционной России. Чудаковатым неудачником, отдалённым от забот мира, видели тогда Циолковского калужские обыватели. Великую Октябрьскую социалистическую революцию

учёный встретил через несколько недель после своего 60-летнего юбилея. За плечами

Циолковского было 130 научных работ. Ещё более чем 500 работ он напишет только за 18

оставшихся лет. Прошло четыре десятилетия после смерти учёного, но нынешнее возрождение

дирижаблестроения во многом обязано трудам Циолковского. Современные авиаторы отдают дань уважения создателю первой в мире аэродинамической трубы, разработчику первого

автопилота, первых стратопланов и ракетопланов, первого аппарата на воздушной подушке. Учёные и инженеры, работающие в области космонавтики, продолжают изучать труды

Циолковского не только в память о великом учёном, но и по долгу службы. Да, действительно, более чем за полвека до космического старта Гагарина Циолковский заложил незыблемые теоретические основы ракетодинамики, дал подробное инженерное обоснование основных элементов конструкций космических ракет, даже безупречно предсказал главные физиологические особенности пребывания человека в невесомости на борту космического

корабля. Но нисколько не менее важными являются и пока ещё не реализованные идеи учёного

о передаче энергии на ракету с Земли. Как заметил академик С.П. Королёв, «Константин

Эдуардович Циолковский был человеком, жившим намного впереди своего века, как и должно жить истинному и большому учёному».

Даже с позиций сегодняшнего дня работами высшей теоретической сложности являются труды Циолковского по обоснованию космической философии, утверждающей новое, отнюдь не только земное, местопребывание человека во Вселенной . И далеко не каждый даже большой учёный интеллектуально готов к тому, чтобы на склоне лет повторить настоящий

научный подвиг Циолковского – самоотверженно устремиться в малоосвоенную, загадочную

область науки и бороться в ней за принципиально новое знание до победного конца, до

получения фундаментальных результатов. Вот что писал 68-летний учёный об одном из самых своих удивительных научных исследований: «С десяток лет тому назад я писал статью об

образовании солнечной системы с точки зрения Лапласа, но встретил затруднения. С этих пор

мною завладела мысль – выяснить этот вопрос. Но только два года назад у меня назрело

решение серьёзно присесть за это дело. Мне казалось, что я скоро с ним покончу, но конец не приходил, и я всё более и более погружался в противоречия. Все утра, все свои силы я посвящал солнечной системе. Исписаны тома бумаги. Много раз переходил я от отчаяния к надежде. Многократно проверял всё сначала, работал до полного одурения, до невменяемого

состояния, много раз бросал, опять принимался и только в конце 1925 года пришёл к определённым, хотя и приблизительным выводам». В этим же самым выводам, но основанным

уже не только на теоретических исследованиях, приходят в последние годы и современные естествоиспытатели.

К.Э. Циолковский был одним из первых учёных, обративших самое пристальное внимание на проблемы творчества. Учёный полагал, что главными факторами развития творческого

мышления являются неутолимая жажда познания и любовь к истине. Отстаивая необходимость формирования каждым исследователем единой, внутренне согласованной системы взглядов на окружающую действительность, основным методологическим принципом творчества, «научной

основой мышления» Циолковский называл цельное мировоззрение, позволяющее исследователю одновременно плодотворно работать в области науки, техники и искусства. О

себе учёный писал: «По моей чрезвычайной любознательности я энциклопедист… Моя натурфилософия, которую я вырабатывал в течение всей жизни и ставил выше всякой другой

своей деятельности, также требовала сведений во всех отраслях знания…»

Один из известных современных исследователей творчества Циолковского написал, что

при изучении работ этого учёного требуется не только холодный, здравый ум, но и «мудрость человеческого сердца».

43

Так почему падает яблоко?

«Никакими преградами не можете вы защитить предмет от действия тяготения Солнца или от земной тяжести».

Герберт Уэллс

Пожалуй, нет другой такой

ощутимой и в то же время непонятной

загадки природы, как само

существование всемирного тяготения. Чтобы понять, что значит оно для

человека, нужно представить себе безжизненный мир Луны. Сила тяжести, всего лишь в шесть раз меньшая земной, не в состоянии

удержать на планете ни атмосферы, ни

воды океана. По словам Эйнштейна, тайна тяготения – одна из проблем, к которым надолго привязано «табу».

Более двухсот лет назад, излагая «систему мира», Пьер Симон Лаплас записал, что познание сил притяжения

«служит главной целью исследования природы».

Десятки оригинальных экспериментов отделяют самые «первобытные» взгляды на тяжесть, как на «естественное стремление» тел занять самое низкое к Земле положение, и

современные представления о «гравитации», как «кривизне пространства». Намного опережая своё время, английский физик Майкл Фарадей искал связь между тяготением и электричеством.

Более полутора веков прошло с тех пор, но тема отнюдь не утратила своего научного содержания. Подобными исследованиями занимаются, кстати, и современные учёные.

А на рубеже прошлого столетия, обнадёженные возможностью отгородиться от электромагнитного поля, учёные разных стран начали опыты экранирования гравитации.

Эксперименты явно не удавались, но всё новые исследователи невольно запоминали знакомые всем строчки из романа Г. Уэллса «Первые люди на Луне»: «…Кевор не видел причин почему бы и не существовать такому веществу, непроницаемому для тяготения». Мысль писателя-фантаста давно отправила на Луну корабль с удивительным двигателем, а учёные и полвека спустя убеждаются, что даже сама Луна, оказавшаяся во время затмения между Солнцем и

Землёй, не преграда солнечному тяготению.

Может быть, гравитация – это потоки неведомых частиц-гравитонов, всепроникающих подобно нейтрино? А может быть, скоро удастся обнаружить волны тяготения, излучаемые «падающими одна на другую» звёздами? Инженеры уже нашли способы распоряжаться искусственной тяжестью, вызывать ей многократное увеличение на центрифугах, изучать невесомость на космических орбитах, но загадка тяготения осталась по-прежнему неразрешённой.

Разгадка природы тяготения оказалась настолько сложной, что следующую после Ньютона революцию в физике готовили восемь поколений естествоиспытателей – физиков, философов, астрономов.

Писатели всех времён посвящали исследователям причин гравитации раздумчивые, а часто и насмешливые строчки: разгадка ускользающей тайны чем-то напоминала историю с вечными двигателями. Но в начале двадцатого века иронические строчки впервые зазвучали

через нескрываемое волнение: «Лишь три великих естествоиспытателя отважились строить картину Вселенной…» Речь шла о Птолемее, Ньютоне и Эйнштейне. Встречая своего

современника, третьего «создателя Вселенной», Бернард Шоу был так возбуждён, что

продиктовал секретарю свою приветственную речь заранее. С мастером остроумной

импровизации такого раньше никогда не бывало. «Англичанина никогда не обескураживают

44

факты, – диктовал Шоу. – Для того чтобы объяснить, почему все линии в его (Ньютона – Прим.

авт.) прямолинейной Вселенной искривлены, он выдумал специальную силу, которую назвал

тяготением. Эйнштейн не спорил с научными фактами, он поднял руку на аксиомы науки, и

наука не устояла перед его напором».

Где же кончается эмпирическое богатство науки и начинаются её аксиомы? Ньютон

ограничил круг своей механики законами для инерциальных систем, он выводил эти законы «из явлений» и большего по тем временам сделать не мог.

Один из современников великого учёного назвал эйнштейновский вклад в науку вновь открытым континентом научных идей. Лишь немногим первопроходцам науки оказывается по силам оставлять за собой неприступные психологические барьеры. Эйнштейн первый понял,

что ускоренно движущиеся системы имеют самое непосредственное отношение к теории

тяготения. Этот учёный сам вооружал себя уникальной методикой научного исследования, позволяющей освободиться от груза научного предубеждения, обрести свободу в мире новых

физических представлений и, в конечном счёте, открыть неизвестные закономерности

Вселенной. Пробным камнем его методологического кредо было создание знаменитой

специальной теории относительности.

Дальнейшим развитием задуманной Эйнштейном революции в физике было обобщение законов Ньютона на ускоренные движения, иначе говоря, – распространение принципов теории

относительности на неинерциальные системы.

В итоге изнурительной внутренней борьбы с инерциальной системой Ньютона великий

физик создал новое оружие – принцип эквивалентности.

Представим себе утомлённого сборами пассажира, собравшегося в обычный

межпланетный рейс и уснувшего в своём кресле ещё перед стартом ракеты с Земли.

Путешественник проснулся у закрытого иллюминатора в то время, когда космический корабль ложился на межпланетный курс с орбиты спутника Земли. Если корабль выходит при этом из состояния невесомости с ускорением, равным земному, то пассажир не сможет понять, какая же сила вдавила его в кресло. Или ракета всё ещё стоит на Земле, и эта сила – самое обычное земное тяготение, или это ускорение при разгоне ракеты к другой планете.

Итак, тяготение совершенно равнозначно ускорению. Ньютону эта связь казалась случайным совпадением. У Эйнштейна же равенство гравитационной (тяжёлой) и инертной

масс стало принципом, основой теории тяготения. Воспользовавшись принципами относительности и эквивалентности, Эйнштейн заменил

тяготение ускоренной системой отсчёта и получил свои известные «мировые уравнения», то есть формулы, описывающие Вселенную. Однако полвека назад дать полное объяснение теории

в физических понятиях оказалось невозможным. Фактический материал наук того времени не поддавался систематизации, соединительные звенья теории бели ещё неизвестны. Но в мире –

едином, целом мире – действуют всеобъемлющие принципы. Это философское убеждение привело Эйнштейна к мысли о том, что в тайны природы тяготения можно проникнуть только через геометрию, а именно через неэвклидову геометрию! Так гравитация была отождествлена с искривлением пространства времени.

В 1925 году Эйнштейн «покинул» практическую физику. До конца жизни он работал почти один в мире общих идей математики и философии. Решения «единой теории поля»

ускользали, физического оправдания новым выводам не находилось. На склоне лет учёный с огорчением писал: «До сих пор ни я, ни кто-либо другой не добились успеха в этом

направлении… Причина этого заключается в сложности математической задачи».

Прошло более полувека от рождения общей теории относительности, но первые эйнштейновские обобщения по-прежнему остались передним краем науки. Как и много лет назад, теория тяготения Эйнштейна – предмет восхищений, сомнений и неутихающих споров.

Известный учёный Дж. Л. Синг сомневается в справедливости самой основы теории:

«Принцип эквивалентности выполнил важные обязанности при рождении общей теории

относительности… Я предлагаю похоронить повивальную бабку».

Американский исследователь явно поспешил. Для научной концепции возраст шестьдесят лет – чрезвычайно юный. Суть здесь в другом. Допущения, упрощающие решение десяти

«мировых уравнений» Эйнштейна, на наш взгляд, всё ещё обременены внешне почти

незаметным грузом устаревших воззрений и неправильно понятых фактов.

45

Мысль Лапласа о подобии звёздных движений хаотическим движениям молекул газа была принята Эйнштейном и дожила до нашего времени. Наверное, поэтому в ньютоновской

механике и в общей теории относительности осевое вращение небесных тел во всех основных

расчётах просто не принималось во внимание. Это и неудивительно: учёные трёх последних веков хорошо знали о вращении Солнца и планет, а вращение звёзд было открыто спустя год

после открытия Эйнштейном принципа эквивалентности и изучено спустя ещё двадцать лет. И

только в последнем десятилетии прояснилась важнейшая особенность эволюции небесных тел –

вековое замедление осевого вращения из-за приливного трения. Именно здесь и необходим принцип эквивалентности Эйнштейна. Замедление вращения

небесных тел и есть ускорение силы тяжести на поверхности планет и звёзд. Сферическая симметрия гравитационного поля Земли подтверждает этот вывод.

Расчёты показывают, что следствием осевого торможения небесных тел является уменьшение их размеров и, что очень важно неуклонное увеличение гравитационных сил на поверхности небесных тел. Одно и то же явление – замедление вращения планет и звёзд –

объясняет не только причины их образования, но и определяет движение небесных тел по

расходящейся спирали от центра каждой системы.

Последние астрономические исследования свидетельствуют, насколько едина в своём

развитии наша Вселенная. Даже самые далёкие группы звёзд нашей Галактики подчиняются действию её ядра. Наш Млечный путь входит в систему галактик, также вращающихся вокруг общего центра тяжести. Нет сомнения, что и у Метагалактики существует ядро, влияние которого простирается до самых отдалённых звёздных систем.

Таким образом, геометрическая интерпретация тяготения не является единственной. На новом пути объяснения Вселенной предстоит ещё многое открыть заново.

Небеса всегда в обновах

Мир не до конца досоздан – небеса всегда в обновах, астрономы к старым звёздам вечно

добавляют новых.

Если бы открыл звезду я, я её назвал бы: Фридман…

Леонид Мартынов

Около ста лет тому назад в приземистом двухэтажном особняке в центре Перми снял две комнаты человек. Утомлённое лицо делало его много старше своих тридцати лет. Человек недавно вернулся с фронтов первой мировой войны, которую прошёл в редкой и безусловно уважаемой тогда должности лётчика-наблюдателя. Новый квартирант оказался профессором

механики Пермского университета – Александром Александровичем Фридманом.

В то время единственный на Урале университет был очень молод и собрал в своих стенах

многих начинающих учёных, далеко не поклонников дореволюционных традиций столичного

математического образования. О своих коллегах Фридман писал: «Компания математиков здесь очень дружная и весьма симпатичная». Впрочем, и сам Фридман не зря называл себя

46

«работолюбивым». Он с увлечением читал студентам лекции, охотно занимался административной работой, настойчиво совершенствовал методику метеорологических исследований. (Кстати, вместе с пилотом П. Федосеенко Фридман установил в своё время рекорд высоты полёта на воздушном шаре.)

Но главным делом его жизни была математика. Разработка новых методов решения дифференциальных уравнений привела Фридмана к

детальному критическому анализу знаменитой теории тяготения Эйнштейна. Бесповоротно изменившая наши представления о Вселенной научная концепция Альберта Эйнштейна сразу овладела умами и математиков, и физиков.

Да во все времена наука была ареной «драмы идей». Но более двадцати веков не замечали

тесноты этой арены. Спустя два тысячелетия после своего рождения геометрическая эвклидова модель пространства всё ещё казалась безупречной и единственно возможной. Открывая начала механики, Ньютон заодно с названием и планом книги уверенно заимствовал у Эвклида и

картину мира. Последовавшая за этим эпоха земных и астрономических открытий сделала эвклидову геометрию, а с ней и четыре закона Ньютона почти неприступными. Даже когда были найдены странные отклонения в ньютоновском движении планет, учёные не сомневались в том, что рано или поздно они, эти отклонения, будут объяснены всё теми же известными

законами механики.

Лишь Эйнштейну удалось приподнять занавес удивительного четырёхмерного мира, в котором нераздельно царят пространство и время. Неэвклидова геометрия Лобачевского и

Римана позволила запечатлеть вновь открытый мир в математических формулах – так называемых «мировых уравнениях». Решению этих уравнений и посвятил свои лучшие работы

А.А. Фридман. Он впервые в своей статье «Мир как пространство и время» объяснил всю

незавершённость теории тяготения. Смелая теория Эйнштейна вызвала революцию в физике, но так и не указала внутренних причин и путей развития мира.

Статьи с «мировыми уравнениями» уже разошлись по свету, а астрономические наблюдения и физические лабораторные опыты ещё ничего не говорили учёным о

существовании наяву четырёхмерного мира. В то же время авторитет Эйнштейна был так велик, что его общая теория относительности, едва родившись, была признана классической.

Вот тогда почти неизвестный в Европе математик Фридман и подверг строгому анализу выводы теории тяготения. Излюбленный метод Фридмана «нельзя ли чего откинуть» в уравнениях, не нарушая их физического смысла, и здесь оправдал себя. Новые решения гравитационных уравнений привели Фридмана к неожиданным выводам: «кривизна»

удивительного мира оказалась непостоянной. А значит, далёкие галактики, окружающие наш

Млечный путь, должны или сближаться, или удаляться друг от друга – «разбегаться», как говорят астрономы.

Эйнштейн, прочитав статью русского коллеги, нахмурился и не согласился с выводами

Фридмана, назвав их «подозрительными». Лишь годом позже Эйнштейн написал: «В

предыдущей заметке я подверг критике названную выше работу. Однако моя критика, как я убедился из письма Фридмана… основывалась на ошибке в вычислениях. Я считаю результаты

г. Фридмана правильными и проливающими новый свет».

Значение революционных преобразований в науке осознаётся не сразу. Один известный

учёный, кажется, современник Лобачевского, заметил, что нужно не менее пятидесяти лет для поиска истины, но потребуется ещё сто лет, чтобы этой истине стали следовать.

Темпы развития науки двадцатого века значительно сократили эти сроки. Уже через семь лет предсказанное Фридманом расширение Вселенной подтвердил астроном Хаббл. С

помощью крупнейших телескопов был открыт не только сам факт удаления от Земли галактик, но и найдена скорость их разбегания. С тех пор прошло ещё четыре десятилетия. Сбылась ещё одна мечта Фридмана. Стало возможным с высокой точностью измерять относительно небольшие интервалы времени, того самого четвёртого измерения, которое всё ещё таит в себе истоки поразительных открытий. С помощью кварцевых и молекулярных аммиачных часов было измерено замедление вращения Земли. Продолжение этих исследований в галактической

и внегалактической астрономиях позволит в недалёком будущем рассчитать и открыть новые тайны развития Вселенной. Ныне же астрономы ведут наблюдения квазизвёздных источников излучения – квазаров, удалённых от Земли на многие миллиарды световых лет. По

47

современных представлениям квазары возникли на самой ранней стадии эволюции нашей

Метагалактики. Но вполне вероятно, что астрономы смогут увидеть в телескопы и такие космические образования, которые относятся к соседним метагалактикам, взаимодействующим

с нашей. Тогда эти метагалактики могут обнаружить себя необычными автофизическими

спектрами с сильным фиолетовым смещением, наподобие того облака галактического газа, которое мчится в сторону Млечного Пути из далёкого созвездия Девы. Пока же астрофизики

разрабатывают сугубо теоретические модели самых разнообразных метагалактик Вселенной.

Математическая модель нестационарной Вселенной Фридмана оказалась настолько дальновидной, что обобщённый анализ взаимодействующих метагалактик может быть полностью проведён в рамках его концепции.

Имена и образы творчества Содержание

Диалектика творчества Платон нам друг Кристалл. А. Дюрер

«Кристалл небес мне не преграда боле». Дж. Бруно

«Наше знать – это вспоминать древних». Н. Коперник Диалог со Вселенной. Г. Галилей

Вихри Декарта Извлечь вещи из темноты. М. Ломоносов

Творчество – это непредсказуемая неизбежность спора и диалога. А. Пушкин

«Тащить понятое время». А. Любищев Доминанта. А. Ухтомский

Противостояние гениев. И. Ньютон

Волшебное зеркало. М. Пришвин

Выбор из сорока тысяч профессий

Высокие орбиты творчества. В. Парин

Девятый вал. В. Вернадский

За синей птицей. Н. Козырев Когда открытиям урожай

Мосты творчества. Д. Менделеев Одна жизнь и семь тысяч картин. Н. Рерих Первая любовь писателя. М. Горький

Путь к себе. А. Чижевский

Система творчества. К. Станиславский

«У меня есть целый мир знаний…» Л. Толстой

Фейерверк. К. Циолковский

Так почему падает яблоко? А. Эйнштейн

Небеса всегда в обновах. А. Фридман

48

49

50