Сегодня вопрос информационной и компьютерной безопасности становится всё более важным. О том, как на наших глазах разворачивается настоящая крипто-война между государствами и людьми, читайте в материале Дмитрия Акатера.

Начавшаяся в сфере московского образования оптимизация ведет к закрытию некоторых небольших школ. Должны ли либертарианцы поддерживать такое сокращение социальных обязательств? В нашем м а т е р и а л е представлены два противоположных мнения на этот счет.

2 ноября состоялись VI Чтения Адама Смита. Крупнейший либеральный форум в Росси вновь собрал полный зал и массу интересных докладов. О том, чем они запомнились в этот раз и какие доклады вы могли на них услышать, читайте в материале Алексея Нефедова.

Об участии в выборах я думал давно. Это началось как юношеская мечта без чёткой цели, вроде полёта в космос. Казалось, это нечто такое самоцельное, к чему надо будет идти очень долго и планомерно.

Думать об этом серьёзно я начал в конце 2011 года, когда мы, активисты Либертарианской партии, решали, как будем участвовать в муниципальных выборах в Москве 4 марта 2012 года. Кампания Веры Кичановой, штаб которой я тогда возглавил, и её победа показали мне, что верность принципам кандидата и слаженная работа всей команды, покрепленная передовым опытом и технологическими решениями, могут принести ощутимый результат. Именно тогда я решил, что обязательно сам пойду на выборы — в совет депутатов своего родного Пушкино.

Но к тому моменту участие в выборах из самоцели превратилось для меня в средство воздействия на ситуацию с целью направить её в сторону наших либертарианских принципов. Путь долгий, но это возможность продемонстрировать на практике, что наши идеалы не умозрительны, что они могут сработать здесь и сейчас. Дебатами о том, какое учение всесильнее, минархизм или анархо-капитализм, у нас нет никаких шансов на что-то повлиять. Реальная российская повестка совсем другая. Как говорил Никита Белых, когда становишься губернатором, хочется решать глобальные задачи, а речь-то, в основном, идет об отопительном

сезоне…

Общий план предвыборной кампании я обдумывал примерно год. Изучал опыт других кампаний, просчитывал сценарии, и к январю сложилось понимание, как подступиться. К июню понимание оформилось в план кампании. Собственно, самой удачной стратегией оказалось — всё делать заранее, оставляя запас времени на исправление ошибок, как, например, в тот раз, когда пришлось по второму разу сдавать собранные подписи из-за ошибок.

Главная интрига — какой расклад в кулуарах администрации, кого из кандидатов на 5 проходных мест поддержит администрация. В

соседнем округе, к примеру, таких кандидатов было меньше 5.

В моем случае можно было говорить о 9 кандидатах (один из них впоследствии снялся). Серьёзный расклад, и уступать никто не хотел. Мы сделали ставку на негромкую кампанию, где визуальная реклама в виде куба появлялась только за две недели до выборов, сработала. Так как на самом деле она была сверхинтенсивной и опиралась на поквартирный обход, внешне он не заметен, но дает отличную базу поддержки. Меня не воспринимали всерьез и не успели снять с выборов. На агитацию ыбло полтора месяцев и этого хватило на три круга поквартирного обхода.

Важная часть кампании — визуальное оформление и полиграфическая продукция. Тут мы переиграли всех кандидатов благодаря работе фотографа Ники Максимюк и дизайнеров Кати Ровновой и Даши Алахверды. Никакой попсы и общих слов на фоне триколора.

Главное мое преимущество — наш партийный актив. Среди активистов ЛПР люди всевозможных талантов и профессий, и мы их использовали на все 100%.

Махинации и покупка голосов другими кандидатами нам не помешали и не сыграли в итоге определяющей роли — за это спасибо наблюдателям. Второе место после, ни много ни мало, директора школы, -— это наши триумф и победа. Партия, даже не зарегистрированная, может проводить своих кандидатов — для начала, на муниципальном уровне, но мы же не спринтеры, а стайеры.

Я буду писать подробные отчёты о депутатской работе и просить вас о помощи. Важно не терять надежду на перемены и идти от самых корней, как говорят американцы, начиная перемены на уровне дома, района, города. Изменения поначалу коснутся лишь небольшого загона, но и за этим малым всегда — судьбы людей и конкретная возможность уменьшить последствия властного беспредела.

Андрей Шальнев

Фото: Ника Максимюк

КАК МЫ ПОБЕЖДАЛИ НА ВЫБОРАХ

ПЕРВАЯ КРИПТО-ВОЙНАРЕФОРМА ОБРАЗОВАНИЯ В РОССИИ

VI ЧТЕНИЯ АДАМА СМИТА: ВЗГЛЯД НЕОФИТА

(cтр. 5)(cтр. 4)(стр. 3)

ТАКЖЕ В НОМЕРЕ

АтлАнтоктябрь 2014

libertarian-party.ru

ИНФОРМАЦИОННЫЙ ВЕСТНИК ЛИБЕРТАРИАНСКОЙ ПАРТИИ РОССИИ

АТЛАНТ ОКТЯБРЬ 2014 стр. 1

Итак, 2 ноября я посвятил посещению чтений Адама Смита, узнав о самом факте их проведения накануне из ЖЖ Катерины Шульман, колумнистки Ведомостей и одной из докладчиков на чтениях. Чтения проводятся ежегодно, это были шестые.

Александр Раквиашвили, МГУ. Богатство народов и роль экономиста: эволюция идеи.

Легитимность власти: попытка заменить сакральность разумным убеждением не удалась. Что вместо сакральности? В 19 веке придумали: легитимность власти — следствие роста богатства подданных. Раньше советник правителя — жрец, теперь — экономист. В результате — рост доли государства в экономике и рост числа экономистов.

Экономические воззрения — это набор мини-религий. Разные приоритеты побуждают проповедовать разную экономику: в частности, это причина актуальности устаревших экономических теорий.

Экономические религии работают гораздо лучше, чем традиционные.

Итог — смена парадигмы: экономистов ценят не за то, что жить стало лучше (как проверить, не вопреки ли?), а лишь за то, что любая власть нелегитимна без экономической программы.

Владимир Назаров, Открытое правительство. Мир и дух проектного капитализма.

Проектный капитализм (ПК) имеет высшим принципом индивидуальную свободу, высшей целью самовыражение человека, важнейшим механизмом рынок, способом организации жизни — проектный подход и выстраивание сетей.

Появление ПК вызвано ростом экономики и сферы услуг. Первое привело к гарантии выживания, в итоге вместо ценностей выживания стали доминировать ценности с а м о в ы р а ж е н и я . Второе привело к появлению потребности в нестандартных людях.

Прогноз развития ПК:

• найм т р а н с ф о р м и р у е т с я в самозанятость, трудовые кодексы отомрут;

• пенсионная система станет страховкой от бедности, остальным

пенсии окажутся без надобности;• национальные государства

либо отомрут, либо будут достаточно маргинальны;

• семья из гаранта выживания превратится в проект по воспитанию детей;

• образование станет децентрализованным, частным, без обязательной программы;

• церковь отомрёт, а религии, как духовные практики, ждёт ренессанс;

• здравоохранение останется последним оплотом социализма. Рынок плохо приживается в здравоохранении в силу сложностей в планировании индивидуальной потребности в медпомощи, естественного и искусственного ограничения конкуренции, асимметрии информации в отношениях врач-пациент, моральных ограничений.

Стратегии ПК в связи с разрастанием госздравоохранения:

• смирение. Да, здравоохранение дорогое и малоэффективное, но есть и положительные стороны, укрепляющие ПК: чем лучше медицина, тем меньше нужна пенсионная система, тем легче либерализовать рынок труда.

• внедрение квазирыночных отношений. Это позволит более эффективно трансформировать госрасходы в здоровье.

• развитие медицинских офшоров.

• помощь из других отраслей.

Джеймс Тули. Свободные рыночные отношения в образовании: кейс недорогих частных школ.

Объездил множество бедных стран и выяснил, что в них гособразование не только не эффективно, но и не популярно в самых бедных слоях, зато там полно полулегальных частных школ, дают образование всего на 20% дороже, чем государство, но гораздо выше качеством.

Также описал опыт объединения школ в сети для кооперации по методикам обучения и прочим ресурсоёмким проектам.

Дмитрий Бутрин, Коммерсантъ. Некооперативные игры: проблемные особенности российской политической культуры.

Русское политическое сознание эсхатологично: чем заниматься после победы, никто не планирует.

Следствия: положительные —

активная политика удел молодых; отрицательные — интерес быстро проходит, появляется цинизм.

Россия взяла европейские социалистические настроения 19 века, и они с тех пор не менялись.

Русским важно, чтобы народ был един. Любая оппозиция — предатели, подлежат уничтожению или переубеждению.

Даже если в какой-то момент партий несколько, это временное недоразумение.

Основа — архаичные представления о собственности. Личная собственность понятна, маленький надел понятен. Но владение заводом уже не ложится в мозг. Акционерная собственность — вообще мрак.

В итоге: а) хороший политик — бессребренник. Богатый политик —

ужасно. б) партия должна делать хорошую жизнь другим, а не себе. в)культ простых решений вроде террора.

Любая коалиция — тактическая. Все партнёры умрут, а я останусь.

Нельзя согласным на 90%! 10% — повод для мордобоя. Если две партии вошли в коалицию, они сольются или развалятся.

Нет понятия победы по очкам. Если бой не закончился нокаутом, какая разница, кто победил?

Путин — не уникальное явление, он возможен везде, где обществу близки подобные настроения.

Резюме: когда случится оттепель, и вы начнёте политику, радикалов будет полно. Будьте нерадикальны.Джеймс Тули. Фото: Ника Максимюк

Дмитрий Бутрин и Валерий Кизилов Фото: Ника Максимюк

Фото: Ника Максимюк

VI ЧТЕНИЯ АДАМА СМИТА: ВЗГЛЯД НЕОФИТА2 ноября в Москве

состоялись VI Чтения Адама Смита, которые вновь собрали полный зал, и за весь день на них побывало около 300 участников. Мы публикуем краткий конспект и взгляд человека, который попал на Чтения cлучайно и до этого ничего не знал о нашей партии.

Секция 2. Теория нравственных чувств

Секция 1. Богатство народов

АКТУАЛЬНОЕ

ОКТЯБРЬ 2014стр. 2 АТЛАНТ

Яков Кротов. Диалектика сотрудничества и агрессии.

Либертарианство — это голая экономика, там нет места любви (а это главный товар!). Оно очень маскулинно.

Идеи свободы? у ИГИЛ тоже идеи свободы.

Почему либертарианство так беспомощно? Такие мощные умы, и такое чахлое влияние на общество.

Никита Соколов. Образ отечественной истории как спорная собственность.

Культура национальна.Важное в культуре — способ думать о

своём прошлом.Манипуляция с историей,

проведённая в 19 веке, к а т а с т р о ф и ч е с к и повлияла на развитие либерализма в России.

Научная история связна. Образ истории в обыденном сознании — пунктир из отдельных событий. Этим образом легко манипулировать.

О б р а з а н т и л и б е р а л ь н о й истории России и з о б р е т е н Карамзиным.

М о г у ч а я централизованная Киевская Русь — раздробленность и Орда — собирание вокруг Москвы и конец ига, и т.д. — восславим же самодержание!

Образ спорен, но эта догма попала в учебники. Идея: Россия — осаждённая крепость, надо вручить коменданту абсолютную власть, иначе враги восторжествуют.

В Советской России вместо истории стал марксизм, но с ним не воодушевишь армию, а на носу новая война.

В 1934 Сталин возвращает карамзинский подход. История 20 века пишется в том же духе.

В перестройку 20 век переписали, старое оставили, как было. Вышло противоречие в тоне.

При Касьянове вновь вернули карамзинский подход в 20 век.

Сейчас в ходу теория природного русского этатизма. Но ментальность меняется под влиянием пропаганды за считанные годы. В истории России полно либеральных кейсов, но они не в фокусе.

Александр Верещагин. Судебное нормотворчество, свобода и справедливость.

В прецедентном праве суд не только выносит решение, но и устанавливает нормы.

В России такое тоже было: боярская Дума, российский Сенат.

Право судами не столько создаётся, сколько отыскивается в уже существующих обычаях.

Общее право — демонстрация выработанных обществом принципов, а прецедент — только иллюстрация.

Справедливость или эффективность?Судьи ограничены

в своём произволе о б щ е с т в е н н ы м и ожиданиями, могут принять решение con-tra legem, отменить устаревшие нормы.

З а к о н о д а т е л ь , устанавливая норму, р у к о в о д с т в у е т с я общими принципами, частные случаи для него умозрительны. Судья устанавливает норму, принимая решения по частному случаю, его

ответственность выше.Резюме: справедливость выше

эффективности; судьи эффективнее законодателей; судья — либеральная профессия.

Екатерина Шульман. Возможности гражданского участия в законотворчестве: инструменты и суррогаты.

В РФ избирательная система такова, что депутаты никак не зависят от избирателей. Власть это понимает и создает суррогатную безопасную обратную связь. Но стоит гражданам начать ей пользоваться, и она кажется власти опасной.

Общественная палата: экспертиза социально значимых законопроектов, к которой никто не прислушается.

РОИ: поставили фильтр в лице правительственной комиссии, и та отказала по всем популярным инициативам.

Обращения граждан к депутатам: единичные и незначительные могут сработать, массовые и социально значимые — точно проигнорируют.

http://regulation.gov.ru — ищем опасные законопроекты и шумим — есть шанс, что их тихо свернут.

http://change.org — есть необъяснимая корреляция между раскруткой инициатив на сайте и решениями власти в России.

Резюме: то, что дышать трудно, не означает, что надо отказываться от дыхания.

Даг Бендоу. Почему свобода выше коллективизма и национализма.

За всё хорошее (свобода) против всего плохого (традиционализм, коллективизм, национализм).

США и ЕС не станут воевать с РФ, иначе как санкциями.

Влияние США продолжит падать, увеличится роль национальных элит.

Зачем США впрягаться за богатые страны? Пусть справляются сами.

Либералы в мире имеют право поддерживать внутреннюю политику США, но критиковать внешнюю.

Иван Варенцов. Наркополитика — подход в России и международные тенденции.

В мире утверждается отношение к наркомании, как к болезни, а в России до сих пор, как к преступлению. В докладе давалась история вопроса и текущая ситуация. Резюме отсутствует.

Михаил Пожарский. Чем заманить людей в политику?

Демократия без насилия работает в малых группах. В крупных коллективах вклад размываются, выгоды меньше издержек. Перенос власти на места

уменьшит уровень принуждения. Массовый избиратель понимает простые лозунги, эпатаж и карнавал - программы не читает.

День был очень насыщен и дал пищу для размышлений. В итоге я принял решение вступить в Либертарианскую партию Россию, так как такие конференции выгодно отличают ее от других политических сил.

Алексей Нефедов

С ВИДЕОЗАПИСЯМИ И ПРЕЗЕНТАЦИЯМИ ВСЕХ ДОКЛАДОВ ВЫ МОЖЕТЕ ОЗНАКОМИТЬСЯ НА НАШЕМ САЙТЕ SMITHFORUM.RU

Никита Соколов. Фото: Ника Максимюк

Александр Верещагин. Фото: Ника Максимюк

Дагг Бендоу. Фото: Ника Максимюк

Екатерина Шульман. Фото: Ника Максимюк

Секция 3. Политическая риторика

АКТУАЛЬНОЕ

ОКТЯБРЬ 2014 стр. 3АТЛАНТ

Бернштейн подал в суд на Государственный Департамент США, требуя признать неконституционным запрет на экспорт мощных средств шифрования. В 1999 году американский Апелляционный суд постановил, что соответствующие законы противоречили Конституции США. Суд счёл, что алгоритм, записанный на языке программирования (то, что среди программистов называется “исходный код”), не отличается от любого другого высказывания, а поэтому попадает под стандарты о свободе слова. С таким же исходом прошло ещё одно похожее дело, где истцом был профессор Питер Юнгер, который из-за запрета на экспорт не мог допустить неамериканцев на свой учебный курс по информационному праву.

Как сложилось так, что выступление на конференции или публикация математического алгоритма оказались потенциально преступными деяниями? Примерно так же, как многие другие занятия внезапно оказываются преступными: потому что идут вразрез с интересами государства. В данном случае средство превращения людей в преступников называется «национальная безопасность».

На протяжении Холодной войны в США существовал (и существует до сих пор) список вещей, которые имеют особую военную важность, и потому их передача в любом виде негражданам США, или людям, не проживающим в США постоянно, была преступлением. Среди огнемётов, бомб, ядов и танков перечислены 2 пункта на подстраховку: «13. Вспомогательное оборудование» и «21. Прочее». В «прочее» можно засунуть, конечно, что угодно, было бы желание. Но средства шифрования всё-таки попали в п. 13. Шифрование с использованием вычислительных машин впервые засияло своим слепящим светом во Второй мировой войне; в Англии и в США нашлись представители власти, уверенные в том, что их методы шифрования превосходят все остальные, и что поэтому их распространение нужно жёстко ограничить.

Однако в 1960-х годах оказалось, что шифрование необходимо для удобного проведения безопасных финансовых операций. В 1975 г. в США был введён государственный стандарт шифрования. Шифрование осуществлялось 56-битным ключом, что по уровню защиты примерно эквивалентно пин-коду из 17 десятичных цифр. Уже тогда можно было легко понять, что область применения шифрования начинает выходить за пределы военных ведомств, и что скоро контролировать её экспорт будет невозможно.

Тем не менее, достаточно мощные средства шифрования было по-прежнему запрещено экспортировать без особых разрешений. Под «достаточно мощными» понимались

определённые алгоритмы с ключами размером более чем 40 бит (40 бит это пин-код из примерно 12 цифр). В 1981 году продаётся первый персональный компьютер из тех, которые определили стандарт и стали называться просто «PC». Через некоторое время 40-битный ключ можно будет подобрать с использованием обычного домашнего компьютера за несколько дней. (В 1999 году правозащитная организация EFF построит публичный взломщик стоимостью 210 тысяч долларов, которому нужно менее суток на взлом.) Государственный стандарт стремительно отставал от реалий.

В 1991 году был создан первый открытый метод шифрования, по

мощности превосходивший (и до сих пор превосходящий) любую систему защиты, когда-либо доступную обычному человеку в повседневной жизни. Метод называется «Весьма Неплохая Защита», то есть Pretty Good Privacy, или просто PGP. Автор PGP, Фил Циммерман, опубликовал полный алгоритм в бумажной книге. В отношении него началось расследование, но книги несомненно попадали под первую поправку о свободе слова. Обвинений так предъявлено и не было. В том же 1991 году распался Советский Союз, и аргументы про «национальную безопасность» сразу потеряли в весе. Дело Бернштейна, или аналогичное, по всей видимости, было уже неизбежным.

Примерно в то же время начались акции гражданского неповиновения. Так, активисты сделали несколько футболок, на которых был напечатан алгоритм шифрования, и написано, что эту футболку закон запрещает показывать иностранцам. В интернете появилась ссылка, при каждом нажатии на которую алгоритм шифрования отправлялся из сервера в США на сервер в Ангилье, и рядом со ссылкой

был призыв «нажми и посодействуй нелегальной перевозке боеприпасов», с возможностью указать своё имя и отправить письмо «я контрабандист оружия» Президенту США.

Сейчас эти события называют «Первой крипто-войной», в которой государство проиграло. Вторая крипто-война идёт сейчас. По ряду причин она заметнее для широкой публики, чем первая. Её знают прежде всего по оглашениям Эдварда Сноудена. Для тех, кто следил за событиями в криптосообществах с начала 90-х, Сноуден не сказал ничего нового: криптоанархисты с самого начала не сомневались, что государства следят за гражданами. Таков уж принцип в делах безопасности: нужно предполагать худшее, чтобы обеспечить адекватную защиту. Для широкой публики, однако, сведения о том, что государства осуществляют полномасштабный контроль над информацией,

которую передают друг другу даже самые обычные люди, оказались откровением. Это подтверждает и резко возросший в последние два года общественный интерес к средствам шифрования, анонимного просмотра веб-страниц и общим вопросам о том, как же гражданское общество может противостоять попыткам централизованного гиперконтроля. Большие корпорации, вроде Google и Apple, теперь во многом определяют образ ежедневной жизни людей, особенно экономически активных, и чем дальше, тем сильнее. Государства, конечно, стараются не терять своё. Вопреки социалистическим стереотипам, интернет-корпорации, хоть и обладают миллиардами долларов в активах, беспрекословно подчиняются государственной цензуре — мало того, к сожалению, от этого они не застрахованы ни в какой стране мира, независимо от того, где зарегистрирован их бизнес. Twitter покорно блокирует те или иные сообщения по признаку того, из какой страны их читают, YouTube блокирует видео по тому же критерию (место пребывания человека, который их смотрит). Это

делается на основании законов об авторском праве или противостояния терроризму, или экстремизму, что бы это понятие ни значило.

Как показала первая крипто-война, технические средства для противостояния цензуре и глобальной слежке существуют, полностью доступны всем желающим и даже не запрещены юридически, во многом благодаря гражданским активистам, которые добивались, как Дэвид Бернштейн, публичных судебных разбирательств. Однако популярность они завоёвывают по-прежнему катастрофически медленно. Дело в том, что все эти средства, по своей сути, являются «децентрализованными системами»: ни приказов, ни иерархии, кто хочет, тот и пользуется. Поэтому расти они могут только снизу вверх, начиная от доверительных связей между отдельными людьми и лишь постепенно охватывая глобальные масштабы, заменяя собой существующую структуру информационной сети, часть за частью.

Одной из возможных побед во второй крипто-войне может стать признание свободы медиа — возможности делиться медиа-контентом со всеми желающими: кажется, сейчас постепенно одно государство за другим признаёт, что попытки контролировать копирование песен и видео от одного человека к другому совершенно бессмысленны и, мало того, нарушают право на свободу слова — даже если «слово» в данном случае это точная копия аудиозаписи или фильма. Но даже здесь ничто ещё не решено — что уж говорить о таких вещах как ваши финансовые операции и ваши интернет-контракты, которые, оказывается, могут быть полностью независимыми от какого-либо центрального контролёра, и при этом (и даже благодаря этому!) чрезвычайно надёжными. Именно публичные алгоритмы шифрования сделали все эти блага доступными, но, по-видимому, требуется очень большая работа, чтобы они заняли достойное место в нашей повседневной жизни. Одних лишь публикаций Сноудена, при всей их скандальности, для этого явно недостаточно.

Мало кто осознаёт, сколь серьёзны ставки во второй крипто-войне, и даже те, кто понимают, недостаточно хорошо об этом говорят. Здесь описана лишь малая часть той истории, которую следует знать каждому, для кого важна личная свобода.

Дмитрий Акатер

ПЕРВАЯ КРИПТО-ВОЙНАВ 1995 г. Дэниел Бернштейн, аспирант в Беркли (Калифорния),

разработал некоторый алгоритм шифрования. Бернштейн хотел иметь возможность опубликовать свои результаты, а также обсуждать алгоритм на семинарах и конференциях.

ТЕХНОЛОГИИ

ОКТЯБРЬ 2014стр. 4 АТЛАНТ

Кратко суть дела заключается в сле-дующем — московские власти пытают-ся закрыть одну из лучших московских школ. Предлагается её слияние с ря-довой школой в результате чего неиз-бежно упадет уровень предлагаемых ученикам школы «Интеллекутал» услуг и распадется успешный учительский коллектив.

Анализируя данный конкретный ин-цидент с либертарианских позиций нуж-но определиться с критерием оценки. По моему мнению следует прежде всего понять, станет ли государство больше в результате слияния школ, а во вторую очередь — посмотреть каким образом это слияние скажется на частном рынке.

Ответить на вопрос о государстве просто. Само государство затеяло это слияние ради экономии. Клиенты шко-лы «Интеллектуал» попали в положение, когда их заставляют отдавать государ-ству те же деньги что и раньше в виде налогов, однако качество услуг, кото-рые государство предоставляет в ответ, значительно падает. В сухом остатке мы видим, что государство сократит свои расходы.

Каким образом это скажется на част-ном рынке образования и на структу-ре спроса вообще? Значительная часть клиентов школы «Интеллектуал» предъ-явят спрос на более качественное об-разование, чем может им предложить рядовая школа. В отсутствии возмож-ности получить такое образование за государственный счет они обратятся в частные школы, чьи услуги им придется оплачивать самостоятельно. Средства на это могут быть изъяты из текущего потребления, из собственных сбереже-ний или же из сбережений других лиц посредством кредита. В результате кли-неты станут беднее, а рыночная конъ-юнктура несколько сместится в пользу частных школ. Частные школы можно будет поздравить, но в целом общество обеднеет.

Те же клиенты, которые не пожелают обратиться в частные школы будут вы-нуждены мириться с падением качества получаемой услуги. Экономический эффект в общем и целом будет эквива-лентен повышению налогового бреме-ни — люди начинают меньше тратить или отказываться от каких-то услуг, при том, что государство расширяется.

Из написанного выше как мне ка-жется следует, что грамотной либерта-рианской позицией был бы требовать у государства налоговых вычетов для клиентов школы «Интеллектуал» на ту сумму, в которую можно оценить изме-нение качества образования которое им предлагается. Если же добиться это не удасться, как в реальности дело навер-няка и будет обстоять, то необходимо поддержать протест против закрытия школы, объясняя свою позицию.

Либертарианцы безусловно поддер-живают частный бизнес и считают, что государство не должно заниматься ока-занием такого рода услуг как образо-вание. Но как бы не выиграли частные

школы от такой государственной меры как слияние и усреднение школ — от неё проиграют все остальные. Выиграет государство.

Либеральная реформа образования не должна начинаться с разрушения ка-чественных, пусть и государственных школ и с уменьшения благосостояния граждан.

Давайте рассмотрим гипотетический сценарий прихода к власти в стране ли-бертарианского правительства. Какой способ реформирования системы обра-зования можно ему предложить?

Для того, чтобы добиться эффекта быстро и успеть получить результаты в пределах времени, заданных избира-тельным циклом, такому правительству можно было бы порекомендовать выве-сти на частный рынок все те огромные деньги, которые сейчас тратятся госу-дарством на финансирование образова-ния. Одним из решений могла бы быть ваучерная реформа, когда государство выдает родителям ребенка ваучер на сумму, которая сейчас тратится на его обучение в школе. Родители могут опла-тить этим ваучером услуги любого об-разовательного учреждения для своего ребенка — частного или государствен-ного. При этом все остальное финанси-рование государственных школ кроме ваучеров и собственно оплаты гражда-нами обучения полностью исключается и они начинают конкурировать на сво-бодном рынке. Предполагается что со временем государственные школы разо-рятся и их имущество будет приватизи-ровано. Номинал ваучера я предлагаю зафиксировать, с тем чтобы он со време-нем снижался в ходе инфляции или же предусмотреть в законе график автома-тического снижения его номинала.

Подобная реформа была проведена в США с той разницей, что там образо-вательные ваучеры являются лишь до-ступным для желающих вариантом. Го-сударственные школы финансируются и другим образом. В результате в США та-кой формой государственного финанси-рования образования пользуется стати-стически пренебрежимое число людей.

К неизбежным недостаткам такого пути конечно же следует отнести не-обходимость администрирования, а также возникновение теневой отрасли обналички ваучеров. Касательно перво-го я полагаю, что до тех пор пока число чиновников в целом по стране будет со-кращаться — либертарианское прави-тельство не нарушит своих принципов. Что же касается обналички ваучеров также, как сегодня обналичивается ма-теринский капитал, то я полагаю, что на это можно и нужно просто закрыть гла-за. Не дело государства мешать людям пропивать будущее своих детей, однако и поощрять их к этому выдачей налич-ных денег из бюджета не стоит.

Конечно, для начала роста частного сектора в области образования в прин-ципе достаточно прото дерегулировать отрасль. Частные школы существуют уже сегодня и требуют именно этого —

нормальных условий работы. Шагом в нужном направлении мог бы к примеру стать отказ от государственной стандар-тизации образования и от единого го-сударственного экзамена как такового. Разумеется с полной свободой создания и использования частных систем серти-фикации. Подобный путь развития част-ного рынка образования привлекателен тем, что не требует ничего кроме отме-ны ограничений. Но его существенным недостатком является то, что для насту-пления необратимых перемен в сторону частного образования потребуется дли-тельное время, за которое нарождающа-яся отрасль может стать жертвой следу-ющих поколений политиков.

Ваучерная же реформа, будучи прове-дена достаточно радикально, позволит немедленно накачать рынок деньгами и обеспечить взрывной рост отрасли, которую затем уже будет гораздо слож-нее удушить сколь угодно левым прави-тельствам. При этом средний обыватель очень скоро заметит перемены к лучше-му за счет того, что рыночная конкурен-ция заставит школы работать намного эффективнее и собьет цену вероятно даже ниже номинала ваучера.

Нельзя также закрывать глаза на тот простой факт, что бюджет Россий-ской Федерации наполняется сегодня не столько налогами граждан, сколько нефтяной рентой. Попытка прекратить перераспределение этой ренты прежде, чем эта ситуация будет исправлена, в том числе путем прекращения госу-дарственного финансирования образо-вания, чревата социальным взрывом. Средний гражданин попросту не пла-тит столько налогов, сколько получает государственных услуг и в том числе услуг образования. Ни в коем случае не склоняясь к популизму, я тем не менее полагаю, что сделать общество немно-го свободнее умеренной реформой куда почетнее, чем принципиально выйти в отставку под свист толпы, вообще поте-ряв шанс что-либо поменять.

Алексей Овсиенко

В связи с грядущим и уже наступаю-щим экономическим кризисом власти «оптимизируют» работу социалки. На мой взгляд, в этом явлении стоит ис-кать положительные моменты.

К сожалению, не могу спокойно смо-треть, как некоторые либертарианцы, члены партии, проявляя простое че-ловеческое сочувствие к ученикам за-крывающихся госшкол и пациентам госбольниц, пытаются привлечь к их защите членов партии и партийный ре-сурс. Считаю подобные попытки вред-ными, а участие должностных лиц пар-тии в этом недопустимым. Мы не можем защищать то, против чего боремся.

Да, хорошие школы и больницы за-крываются. Да, идёт плач Ярославны по уникальным коллективам и т. д. Всё это

вода. Мы с вами никогда не построим нормальной экономики, если будем жа-леть одних за счёт других.

Я не готов оплачивать обучение чу-жих детей из своего кармана, как хоро-шим коллективом, так и плохим. Учи-тесь за свой счёт, пожалуйста, у меня есть о ком позаботиться самому. Я не готов потратить годы своего труда на то, чтобы ваши дети получили хорошее образование, а родители ходили в боль-ницу только с надеждой на государство, которое всё это якобы даст и мне.

Мы с вами люди взрослые (к тому же либертарианцы) и понимаем, что наше государство даёт меньше, чем отбирает.

Я тружусь в негосударственном об-разовательном учреждении и не пона-слышке знаю, что качественное обра-зование — это дорогое удовольствие, так почему же некоторые считают, что я должен его им оплатить из своих на-логов?

Аргумент о том, что нельзя закрывать хорошие школы и больницы без умень-шения налогов мне видится смешным. Государство никогда не уменьшит вам налогов, если вы этого от него не потре-буете! А требовать вы будете тогда, ког-да с вас будут брать деньги просто так, не предоставляя услугу, ведь, правда?

Все (классические) либералы высту-пают за уменьшение налогов. Так на какие деньги собираетесь вы содержать госбольницы и школы, которые вы спа-сёте от закрытия?

Нельзя использовать риторику тех, кто нас критикует. Государственные школы и больницы закрываются не от-того, что денег много, а оттого, что де-нег нет. Их растащили, а то, что соберут с вас по новой, растащат снова. Это зам-кнутый круг, разорвать который можно, только прекратив предоставлять услугу. Когда школ и больниц не станет совсем, уже не получится утешать себя тем, что «обобрать обобрали, но хоть чуть-чуть чего-то предоставили взамен».

А впрочем, как знать, может быть, россияне так и продолжат расставать-ся со значительной частью заработка, не замечая отсутствия «госуслуг». Но, всё-таки, есть вероятность, что, когда

налоги потекут в карманы чиновников напрямую, даже без видимости отдачи, люди наконец осознают ответствен-ность за свой политический выбор.

Мы можем поддержать требования возврата (уменьшения и т. д.) налогов за неуказанные услуги, но никак не про-должения оказания «бесплатных» госус-луг улучшенного качества. Мы можем (и обязаны) поддержать приватизацию изуродованных государственной забо-той медицинских и образовательных учреждений.

Нельзя забывать, что «хорошее госу-дарственное» враг отличного частного. И что «не бывает бесплатного обеда» (Р. Хайнлайн).

Дмитрий Максимов

РЕФОРМА ОБРАЗОВАНИЯ В РОССИИСовсем недавно в Москве разгорелся скандал вокруг школы «Ин-

теллектуал», который спровоцировал среди сторонников свободы дискуссию о состоянии дел в области образования, о путях его ре-формирования и о позиции в отношении конкретного инцидента с упомянутой школой.

ДИСКУССИЯ

ОКТЯБРЬ 2014 стр. 5АТЛАНТ

Немного о себе. Я адвокат, либерта-рианец-анархист с многолетним стажем и последователь Австрийской экономи-ческой школы, в первую очередь Л. фон Мизеса, М. Ротбарда и Хоппе. Я пришёл к ряду собственных выводов относи-тельно либертарного правопонимания. Я готов к диалогу с аудиторией, пиши-те мне или оставляйте комментарии на моём сайте или в Facebook.

Большинство либертарианцев знает мои работы на тему «интеллектуаль-ной собственности»: это моя сфера дея-тельности как юриста, я много об этом пишу, т. к. это непростой вопрос, имен-но о нём я говорил на Чтениях 2011-го года. Я прочёл 100, 200, 300 лекций об «интеллектуальной собственности», к сказанному уже нечего добавить — раз-ве что дать отсылку к предыдущим лек-циям. В либертарианстве же меня более всего интересуют проблемы теории права и смежные темы — взаимодей-ствие экономики и закона, эпистемоло-гия, теория контрактов. С концепцией интеллектуальной собственности мне пришлось разобраться для собственного развития, но тема сегодняшней лекции — обоснование Права — мне намного более интересна.

Мои взгляды несколько идиосинкра-тичны — как и взгляды большинства ли-бертарианцев: у каждого свой подход, я могу только подчеркнуть, что это лишь моя точка зрения, с которой необяза-тельно соглашаться.

Поскольку не вижу аудитории, тон лекции будет более разговорным, чем обычно, поэтому позвольте мне изло-жить своё понимание основ Права, важ-ности Права и природы Права, частной собственности и либертарного права — и их важности.

Для связного обсуждения нашей темы — через минуту я расскажу, какие под-ходы к ней существуют среди либерта-рианцев и родственных им мыслителей. Мои нынешние взгляды не отличаются радикально от моей позиции 20-летней давности, однако формулировка может отличаться, т. к. теперь она учитывает накопившиеся возражения оппонентов. Со временем мы узнаём, что некоторые формулировки смущают и сбивают с толка.

Либертарианство — социальная те-ория, социальная философия или по-литическая философия, занимающаяся вопросами легитимности применения силы и межличностных отношений.

Человек существует в мире, населён-ном другими людьми. Это мир редких ресурсов, в котором жизнь коротка и ко-нечна, что означает возможность кон-фликтов.

Жизнь в обществе имеет свои пре-имущества —поэтому-то и существуют общество и цивилизация, и нам повезло жить именно в этот век. Любое обще-ство вырабатывает свои правила или нормы, отвечающие на вопрос, кому надлежит контролировать тот или иной ресурс. Сам этот вопрос — следствие по-стоянной угрозы конфликта из-за ред-кого ресурса. Это констатирует Хоппе, стоящий для меня в одном ряду с Мизе-сом и Ротбардом — все трое, возможно, величайшие либертарианские социаль-ные мыслители последних 75 лет.

Итак, задача любой политической философии — дать ответ на вопрос, кто является правомочным собственником данного ресурса. По замечанию Рот-барда, любая политическая философия сводится к вопросу прав собственности, в любой культуре существует институ-циональное, общественно значимое по-нимание того, кто собственник данного ресурса. Либертарианство уникально тем, как оно отвечает на данный во-прос, но не самой попыткой дать ответ. Так что, если вы, к примеру, 100% ком-мунист, и верите, что средства произ-водства должны принадлежать государ-ству, ваш ответ на вопрос, кому должен принадлежать завод, — «государство» или «народ». Если вы сторонник соци-ального государства, то ваш ответ — у неимущих есть некое право на ресурсы.

Либертарианский ответ уникален своей простотой (clear), недвусмыс-ленностью (unabashed), принципи-альностью и непротиворечивостью. Критиковать его можно только поняв наше видение общественной жизни. Уникальным — и определяющим для либертарианства — является наш прин-цип распределения собственности. Идея предельно проста и сводится к не-скольким простым правилам, из кото-рых базовое было сформулировано Дж. Локком как «хоумстед», «правило пер-вого присвоившего»: если в мире есть ничейный объект (земельный участок и проч.), то первый человек, который каким-либо образом преобразовал этот объект или первым нашёл ему полезное применение, или обнёс его границей, имеет на данный объект больше прав, чем кто-либо другой, — за исключени-ем случаев, оговоренных двумя другими принципами. А именно: (а) наш изна-чальный «естественный», по термино-логии Хоппе, владелец передаёт данный объект другому лицу по контракту, по собственному согласию (это второй ба-зовый принцип либертарианцев); (б) третий принцип — объект может пере-

йти к другому лицу в порядке компенса-ции, восстановления справедливости; предположим, некто совершает граж-данское правонарушение, преступле-ние, посягательство — намеренно или нет использует свои ресурсы для при-чинения вреда другому; в этом случае злоумышленник или невольный обид-чик обязан компенсировать потерпев-шему ущерб. Нам не требуется никаких других правил, кроме этих трёх, чтобы установить легитимного владельца дан-ного объекта.

Любой [правовой] спор сводится к вопросу, кто владелец данного ресурса. Таким ресурсом может быть тело кон-кретного человека либо внешний по от-ношению к нему объект — дерево, ма-шина, корзина яблок, овца, земельный участок… В центре любого спора, кон-фликта всегда — ресурсы, поэтому пра-ва человека — всегда права собствен-ности, и все законы, в конечном итоге, касаются собственности, а цель любого судебного разбирательства — устано-вить законного распорядителя данного дефицитного ресурса.

Итак, либертарианский ответ — за-конный владелец определяется с по-мощью указанных трёх принципов: изначальное присвоение (по Локку), передача по договору (передача права собственности) и возмещение ущерба. Пользование этими тремя принципами гарантирует вам получение единствен-ного (unique; недвусмысленного, непро-тиворечивого) правильного ответа. Это не гарантирует от судебной ошибки. Но это, по крайней мере, шанс для справед-ливости.

Эти принципы не противоречат здра-вому смыслу и в той или иной степени лежат в основе многих правовых инсти-тутов нашего общества.

Важно то, что либертарианцы не признают исключений из этих принци-пов. Мы полностью последовательны. Либертарианец никогда не скажет, на-пример: «Первый пользователь ресурса является его законным владельцем за

исключением случаев, когда данный объект очень нужен кому-то другому» (идеология «социального государства»).

Я описал убеждения либертарианцев. Остаётся вопрос, почему мы в это верим и предпочитаем эти принципы другим, как мы обосновываем эти убеждения, каким в принципе может быть обосно-вание прав.

Делая утверждения, касающиеся фи-зического мира — в мире действует гра-витация, мы люди, вселенная возникла 14 млрд. лет назад — мы знаем, что есть способ обосновать эти утверждения: до-казательства, логика и проч.

Люди взаимодействуют в сфере, от-личной от той, которая управляется [простыми] причинно-следственны-ми законами. Именно поэтому Мизес (возможно, один из величайших мыс-лителей 20-го века) описывает мир в терминах «дуализма» двух различных видов познания. Первый — причинно-следственное понимание физических законов; нам, как действующим людям, необходимо это понимание, это часть мизесовской логики человеческой де-ятельности («праксиологии»); люди используют редкие ресурсы для до-стижения некоего результата; не будь мы действующими существами, мы бы не вмешивались в окружающий мир (interfere with things); для беспрепят-ственного и бесконфликтного использо-вания этих ресурсов нам и нужны права собственности. Но мы взаимодействуем [не только с неодушевлённой материей, но и] с другими людьми, чьи поступки мотивированы целями. Человеческая деятельность всегда целенаправленна. Это поле деятельности телеологии. И когда мы взаимодействуем друг с дру-гом, мы стремимся не только обосно-вать свои утверждения о мире, о при-чинно-следственных законах, но и свои нормативные утверждения о нормах.

Люди живут среди себе подобных, и, поскольку мы обладаем свободой воли, мы вольны выбрать, добровольное со-трудничество или причинение вреда (harm each other). Люди стремятся уста-

АРГУМЕНТАТИВНАЯ ЭТИКА, ЭСТОППЕЛЬ И ЛИБЕРТАРИАНСКОЕ ПРАВОПОНИМАНИЕ

Сегодня я буду говорить об аргументативной этике, эстоп-пеле и либертарном понима-нии права. Я уже выступал на эти темы, устно и в печати, подробный материал появится в подкасте, который я подго-товлю после Чтений, а ссылки на источники, в первую оче-редь, курс лекций «Либертари-анская теория права», читан-ных в Mises Academy, и курс «Либертарианская социаль-ная теория Х.-Х. Хоппе», мож-но найти на моём сайте www.stephankinsella.com

ТЕОРИЯ

ОКТЯБРЬ 2014стр. 6 АТЛАНТ

новить правила, чтобы отличать позво-лительное от непозволительного. Циви-лизованный человек придерживается в правила, согласно которым позволи-тельны добровольные взаимодействия и непозволительны все остальные — преступления, деликты. Либертариан-ство — особый подход к нормам, опре-деляющим, что нам позволено. Итак, вопрос — как мы обосновываем то, во что верим. Лет 30 назад я, как и многие из вас, стал либертарианцем потому, что идея справедливости и правосудия интуитивно привлекательна: в либер-тарианстве есть нечто интуитивно при-влекательное для людей, интересую-щихся этими идеями, а именно — идея взаимности. Коротко говоря, либерта-рианская идея (как её сформулировала русская писательница Айн Рэнд в 1950-е в романе «Атлант расправил плечи» или Ротбард в работе «К новой свободе» и других работах 1960-х) сводится к мыс-ли, что первым применять силу (мы иногда называем это «агрессией») не-допустимо; но применение физической силы в ответ на агрессию — допустимо.

Прекрасная симметрия! Вам позволе-но применять силу в ответ, но не позво-лено прибегать к агрессии. Надо при-знать, что эта формулировка несколько поистёрлась и неоднократно критико-валась как либертарианцами, так и на-шими противниками за то, что понятия «сила» и «агрессия» теряют определён-ность в отсутствие заранее заданной теории «прав собственности». Причина: чтобы определить, является ли то или иное действие актом агрессии против собственности, нам сначала нужен вер-ный критерий, по которому можно су-дить о правомерном собственнике. Если я выхватил яблоко у вас из рук, это будет кражей лишь в том случае, если вы — владелец яблока; если же перед этим вы отняли это яблоко у меня, то оно моё, и отбирая его у вас, я не совершаю кражи. Таким образом, либертарианский прин-цип «запрета агрессии» в сжатом виде излагает нашу базовую теорию прав собственности (3 правила, о которых говорилось раньше).

Итак, мы можем обосновать наши суждения о физических законах, но у нас есть потребность обосновывать и утверждения о нормах допустимого общественного поведения. Такая по-требность существует — об этом сви-детельствуют нескончаемые споры на эту тему. Часто можно услышать, что закон (policy) Х справедлив, т. к. у лю-дей есть право на Х, что есть «право человека» на, скажем, образование … Всё это — конкретизации общей нор-мативной предпосылки, нормативно-го принципа. На самом деле, имеется в виду: «Я верю, что есть право человека на Х по таким-то причинам (которые не всегда озвучиваются)». Либертари-анцами становятся люди, обладающие, помимо врождённого и свойственного большинству людей чувства справед-ливости, ещё и обострённым желанием быть последовательными, и наделён-ные бóльшим пониманием важности экономики. «Экономика за один урок» Хэзлитта, понимание законов спроса и предложения позволят вам оценить ту или иную экономическую политику. Так что, если внушить человеку тягу к непротиворечивости, последовательно-сти, некоторую экономическую грамот-ность в сочетании с общечеловеческим пониманием важности приличий, со-трудничества, процветания, свободы, —

он станет либертарианцем. Чем более последовательным, тем более радикаль-ным. От минархиста к анархисту.

В заключение поговорим о тех ос-нованиях, на которых строится либер-тарианский подход. Первое основание прагматическое (утилитарное, даже консеквенциалистское). Как человек, испытавший влияние Айн Рэнд и Ари-стотеля, я не верю в противоречие между принципиальным, деонтологиче-ским подходом к Праву и практическим, прагматическим подходом. Я согласен, что утилитаризм — спорная философия, но, тем не менее, не считаю, что консек-венциализм, оценивающий социальные нормы с точки зрения процветания че-ловечества, находится в непримиримом противоречии с принципиальной трак-товкой Права. По словам Айн Рэнд, праг-матичное — морально (и наоборот). Но это не означает, что моральные принци-пы необязательны или бесполезны. Сам я подхожу к Праву с принципиальных позиций… Утилитаризм методологиче-ски ущербен, поскольку, как показали Мизес и другие «австрийцы», ценность нельзя выразить в абсолютных цифрах или замерить сравнительную ценность одного объекта для разных людей. Поэ-тому утилитарная аргументация, оправ-дывающая те или иные меры, заведомо ущербна (не говоря о других проблемах, см. мою монографию «Против интел-лектуальной собственности»). Консек-венциализм более прагматичен (можно сказать, что утилитаризм — его подвид) и не противоречит принципиальному подходу к Праву, который говорит, сло-вами Р. Нозика («Анархия, государство и утопия»), что деятельность «должна быть жёстко ограничена» — и не без причины.

Итак, каков основной подход и его обоснование? Большинству людей до-статочно свериться со своими базовыми ценностями, Grund-нормами (термин Х. Кельзена), вроде предпочтения мира на-силию, общественной взаимоподдерж-ки, процветания человечества, страны, близких и личного благополучия. Эти базовые ценности одушевляют наш ана-лиз. Уже в молодости я обнаружил про-блемы с традиционной аргументацией в пользу принципиального, деонтологи-ческого подхода к Праву, «естественного права» Айн Рэнд и многих других. Мне больше по нраву более современный, не-окантианский подход к естественному праву, нашедший выражение у Х.-Х. Хоп-пе и подхваченный незадолго до смерти М. Ротбардом. Он в высшей степени ра-ционалистичен, непротиворечив, Хоппе окрестил его «аргументативной этикой» и возводит к мизесовской праксиологии (логике человеческой деятельности). Сам Мизес был до некоторой степени утилитаристом и консеквенциалистом и, возможно, со скепсисом отнёсся бы к экстраполяции законов экономики и че-ловеческой деятельности в сферу этики, что не мешало ему придерживаться тех же Grund-норм.

Хоппе выдвинул свою идею аргумен-тативной этики примерно в 1985 году, после переезда в США, где он учился у Ротбарда. Хоппе находился под влия-нием своего прежнего научного руко-водителя Ю. Хабермаса, а также К.-О. Аппеля. Оба — типичные левые евро-пейские социал-демократы. Но именно они предложили идею дискурсивной этики: любое нормативное утверж-дение, которое вы пытаетесь обосно-

вать, неизбежно провозглашается в ходе некоего обсуждения (дискурса) и базируется на исходных нормативных посылках, a priori признаваемых спра-ведливыми для данного дискурса. Хоп-пе взял эту идею, добавив к ней своё знание мизесовской праксиологии, ротбардовского либертарианства, и, переформулировав, вживил в собствен-ную теорию общественных отношений. Вкратце: участники дискурса, в кото-ром выдвигается некое нормативное утверждение, по умолчанию уважают права друг друга, поскольку дискурс, по определению, это попытка убедить, не прибегая к принуждению. В случае не-удачи, участники дискурса «согласятся не соглашаться». Принуждение к согла-сию — не спор. Подлинная дискуссия по умолчанию предполагает самопринад-лежность каждой из сторон — свободу от насилия, контроль над собственным телом — и, поскольку дискуссия ведёт-ся не только в интеллектуальном, но и в практическом ракурсе, т. е. людьми, жи-вущими в мире дефицитных ресурсов, постольку для подлинной дискуссии не-обходима известная степень контроля диспутантов над собственным будущим (destiny), над ресурсами, приобретён-ными ненасильственным способом. Мысль Хоппе — нормативные предпо-сылки дискурса как такового не могут быть оспорены в ходе самого дискурса. Аппель и Хабермас называли это апри-орными принципами дискурсивной этики. Мизес, будучи кантианцем, ве-рил в существование сферы априорного знания: некоторые вещи неоспоримы, т. к. их отрицание привело бы нас к про-тиворечию. Именно это Хоппе пытается обосновать для нормативной сферы. В моих собственных работах, например, «Новые рационалистические направ-ления в либертарной теории права» и «Краткое руководство по аргументатив-ной этике» или в недавней дискуссии с Ф. ван Дуном. Аргументация Хоппе про-извела на меня сильное впечатление как раз в то время, когда я изучал доктрину англосаксонского права под названи-ем «эстоппель», и я не мог не заметить сходств в аргументации. Так родилась моя — дополняющая Хоппе — теория эстоппеля.

Эстоппель в англосаксонском обыч-ном праве (сходный принцип есть и в гражданском праве) — принцип, кото-рый гласит: если некто сделал заявле-ние в суде или дал обещание, на которое кто-то положился, или совершил некое действие, легшее в основу поведения другого лица, то такой заявитель лиша-ется возможности впоследствии сделать заявление (дать обещание, совершить действие), противоречащее исходному. Он лишается права возражения, ему как бы говорят «стоп». В этом механиз-ме меня впечатлила та же внутренняя симметрия, что и в либертарианском принципе «сила только в ответ на силу». Мы безоговорочно выступаем против агрессии, в отличие от всех остальных политических философий, каждая из которых допускает агрессию в тех или иных обстоятельствах. Эстоппель, на-ряду со стремлением к симметрии в вопросе применения силы, - ещё один способ увидеть, что либертарианство – единственный подход к Праву, который допускает обоснование в дискурсе напо-добие хоппеанского.

Моя идея заключается в следующем: любой агрессор своими действиями под-писался под правилом, разрешающим

агрессию. Совершая посягательство, он тем самым провозглашает право-мерность агрессии, нарушения границ чужой собственности без согласия вла-дельца. Такова максима поведения агрессора, деликвента. И потому, когда жертва применяет силу в качестве само-защиты или ответной меры (например, для получения компенсации), когда жертва или её представители применя-ют силу в ответ на агрессию, у агрессора нет и не может быть оснований для жа-лоб: он сам отверг защиту закона в тот момент, когда своими действиями под-твердил, что применение силы, наруше-ние чужих границ допустимы. В моём понимании, данное рассуждение — лучшее обоснование либертарианской идеи о симметрии и взаимозависимости [агрессии и ответной реакции]. Именно в силу приведённых соображений агрес-сия не может быть оправдана. Агрессия и ответ на неё — не одно и то же.

Вот, вкратце, мой «аргумент от эстоп-пеля», который я развиваю в ряде дру-гих работ, экстраполируя его в сферу общей теории прав собственности, ко-торые не ограничиваются правом чело-века на своё тело, а распространяются далее, на ресурсы, приобретённые не-насильственным путём. В примечаниях к этой лекции на моём сайте будет под-борка цитат из мыслителей разных вре-мён, в которых наблюдаются проблески этой идеи о невозможности противоре-чия, о том, что, совершая насилие, вы неизбежно лишаетесь защиты закона, становитесь вне закона, если вы ведёте себя как животное, представляя угрозу для других, то они вправе относиться к вам как к животному, — все эти идеи сводятся к идее соглашения, взаимно-сти: я уважаю ваши права, вы уважаете мои; вы не уважаете моих прав — вы вне закона, у вас нет морального права жаловаться на то, что к вам применяют силу. Это здравый смысл, это основа ли-бертарного правопонимания.

Аргументативная этика Хоппе, раз-работанная в последующие десятилетия и другими авторами, включая мои ра-боты по институту эстоппеля, остаётся наиболее убедительным, интуитивно понятным обоснованием либертарного правопонимания. Мы все интуитивно согласны с идеей права потому, что хо-тим соблюдения наших прав. Мы вза-имодействуем друг с другом, терпимо относимся друг к другу, уважаем друг друга; если это так, мы не можем, не впадая в противоречие, сказать, что мы не уважаем прав друг друга. У совре-менного человека есть выбор — стать членом цивилизованного общества, уважать чужие права; разум дан нам для того, чтобы мы могли осознать все последствия подобного выбора. Либо вы становитесь изгоем, тем, кого Хоп-пе назвал «технической проблемой для остальных» наряду с болезнями, смертностью, авариями, катаклизма-ми, опасными зверями. Незначительно меньшинство звероподобных людей, от-казывающихся уважать или признавать чужие права, представляют не мораль-ную, а лишь техническую трудность. По счастью, в основном, мы сталкиваемся с цивилизованными людьми, из которых самые цивилизованные, на мой взгляд, становятся либертарианцами.

Стефан Кинселла

ТЕОРИЯ

ОКТЯБРЬ 2014 стр. 7АТЛАНТ

На протяжении почти 350 лет на тер-ритории на Руси было огромное и богатое правовое государство с республиканской формой правления. Речь идёт о Новгород-ской Республике. Она представляла собой не только колыбель русской демократии, она была лучшим, что случилось в Рос-сии, быть может, за всю ее историю. Это было огромное самостоятельное русское государство, богатое и свободное, прости-рающееся на восток почти до Урала, а на север — до Белого моря и Кольского полу-острова. О масштабах республики говорит тот факт, что после завоевания Новгорода Московское княжество выросло по площа-ди сразу в пять раз.

Новгородская республика обрела неза-висимость от Киевской Руси в 1136 году после изгнания киевского наместника и установления республиканской формы правления. В отличие от феодальной Мо-сковии Новгород был полноценной парла-ментской республикой с двумя палатами. Верхней был так называемый совет го-спод, в котором заседала местная аристо-кратия, а нижней — знаменитое народное вече. Вечем называлось собрание части мужского населения города, которое об-ладало широкими полномочиями: были случаи, когда оно призывало князя, суди-ло о его «винах», «указывало ему путь» из Новгорода; избирало посадника, тысяцко-го и владыку; решало вопросы о войне и мире; издавало и отменяло законы; уста-навливало размеры податей и повинно-стей; избирало представителей власти в новгородских владениях и судило их. Кня-зя же в Новгороде выбирали, он исполнял роль военачальника и жил даже не в са-мом городе, а поодаль. В Московской же и Киевской Руси, как мы помним, титул князя переходил по наследству, вручался распоряжением Великого Князя или Орды или же получался путём захвата власти. Власть московского князя была абсолют-ной - он обладал не только политической, но и собственнической властью, т.е. был хозяином всей собственности и всех лю-дей в княжестве, что не лучшим образом сказывалось на адекватности правителей. Ни о какой свободе при этом не могло идти и речи.

Новгороду даже удалось избежать за-хвата Золотой Ордой. Под власть татаро-монгольского хана город попал лишь с лёгкой руки известного ордынского кол-лаборациониста Александра Невского, почему-то считающегося у нас героем.

Основой процветания Новгородской республики была торговля. Новгород был

крупнейшей базой торговли Руси с Евро-пой. Отсюда на экспорт шли соль, мёд, рыба, вино, пенька, иголки, воск и многое другое. А импортировал Новгород фран-цузские и испанские вина, специи, цвет-ные металлы, сукно. Одного только не-мецкого сукна здесь ежегодно продавали десятки тысяч погонных метров. Новгород был частью Ганзейского союза — круп-нейшего торгового объединения горо-дов Северной Европы. Фактически, Ганза была надгосударственной структурой со своей казной, законодательством, фло-том, денежной единицей и языком. Новго-род был одним из богатейших и наиболее свободных городов Европы того времени наряду с другими ганзейскими городами - Любеком, Гамбургом, Лондоном, Брюгге, Кёльном, Псковом и другими.

Господин Великий Новгород поражал приезжих вольностью нравов и достатком

жителей, видимым невооруженным гла-зом богатством. Здесь все были грамот-ными, поскольку дети учились в школах. Люди не носили лаптей, а носили сафьян — обувь из тонкой и ярко выкрашенной козьей или овечьей кожи. И они не боя-лись испачкать нарядную обувь в тради-ционной русской грязи, поскольку грязи на улицах Новгорода не было: городские службы работали не покладая рук, высти-лая улицы и набережные бревенчатыми тротуарами. По сути, это была Европа.

Потестарная Москва никак не могла вытерпеть рядом с собой такой европей-ский город и раз за разом пыталась под-чинить его себе и задушить свободы на корню. После Невского другой известный прислужник Орды Дмитрий Донской си-лой заставил новгородцев формально при-знать свою зависимость от Москвы. Дело Донского продолжил Иван III, а завершил Иван Грозный.

Поскольку экономически Новгород-ское государство тяготело к Европе, а от московской династии только зло терпело, там периодически возникали идеи перей-

ти под власть Великого княжества Литов-ского, что активно не нравилось Москве.

В 1471 году новгородцы под предводи-тельством знаменитой Марфы Борецкой объявили, что Новгород — сам себе го-сподин, его жители всегда были свобод-ными и холопства московского не хотят. В ответ Иван III обвинил новгородцев в предательстве и предпринял поход на Новгород против «изменников христиан-ству». В сражении на реке Шелони Русь республиканская проиграла Руси деспо-тической. Вечевой колокол был снят и под плач новгородцев увезён в Москву. В 1478 году Иван III послал на Новгород свои во-йска. Город сдался Великому князю Мо-сковскому, который навязал ему отказ от вечевой формы управления и ликвидацию должности посадника. Затем Иван III на-чал методично уничтожать местную элиту — он арестовывал и вывозил из Новго-рода все наиболее авторитетные аристо-

кратические семьи. Часть арестованных была ликвидирована без суда и следствия, а часть расселена в Подмосковье. Их нов-городские земли, дома и имущество были, опять-таки без суда и следствия, отняты московским деспотом, который считал всё завоеванное своим личным имуществом, включая людей. Процедура «чистки» про-водилась Иваном III не один, а целых пять раз с промежутками в два-три года. Почти полтысячи лет спустя подобную тактику взял на вооружение другой российский де-спот — Иосиф Сталин. «Мы снимали слоя-ми», – говорил позже сталинский нарком Каганович, вспоминая репрессии. В 1494 году Иван III положил конец и русско-ган-зейским отношениям, когда по его указу немецкая контора в Великом Новгороде была закрыта, а ганзейские купцы и их товары были арестованы и отправлены в Москву. По мнению историков, имен-но разгром Новгорода дал толчок закату ганзейского союза. В Ганзе существовали страховые компании, которые возмещали застраховавшим своё имущество купцам все риски — военные, пиратские… Воз-местили страховщики европейским куп-цам и потери, которые те понесли во вре-

мя взятия Новгорода Иваном III. Убытки были немалые, от такого удара экономика Ганзы так и не оправилась.

Окончательно добил Новгород как сво-бодный русский город тиран Иван Гроз-ный. Зимой 1570 года он обложил Новго-род, желая окончательно задушить город. Для начала его передовой отряд захватил все окрестные монастыри. Пять сотен мо-нахов по приказу богобоязненного царя были насмерть забиты палками. Кровавый снег лежал вокруг осажденного Новгоро-да. А вскоре он стал красным и в самом городе. Геноцид, который учинил безум-ный царь со своими садистами в Новгоро-де, глубоким шрамом остался на истории России. Головорезы московского деспо-та устроили в вольном граде кровавый праздник пыток. Горожан и горожанок, детей и стариков раздевали, обливали го-рючей жидкостью и поджигали, расстре-ливали из луков, сажали на кол, вырезали из кожи ремни… Царь лично наблюдал за пытками, поскольку уж очень он это дело любил. Людей подвозили к прорубленным в Волхове полыньям целыми улицами, ставили перед прорубью на колени, сры-вали шапку, били окровавленной дубиной по голове и сталкивали в черную воду. Пы-тавшихся выплыть били баграми по голо-вам. В день успевали убивать от пятисот до полутора тысяч человек. И вся эта кро-вавая потеха продолжалась шесть недель! А потом безумный царь переключился на новгородские окрестности. И начал ис-треблять людей целыми сёлами — уби-вали даже скот, а у беременных женщин вырезали младенцев из живота, насило-вали детей, загоняли в избы семьями и сжигали. На 250 верст вокруг Новгорода местность была опустошена. Царю нужно было убить вольницу вместе с теми, кто её помнил. И он это сделал.

Кстати, Новгород не сопротивлялся. Официально он находился под властью Москвы, поэтому ворот перед царём не замыкал. Напротив, Ивана Грозного встретила у ворот целая делегация луч-ших людей города во главе с архиеписко-пом Пименом. Царь Иван отобедал, вы-пил вина, затем издал свой знаменитый опричный клич «Гойда!», после которого его палачи бросились сеять вокруг смерть и ужас. Причем, что интересно, каратели Грозного не трогали иностранцев, а уби-вали только русских; иностранным куп-цам под страхом смерти было запрещено прятать в своих домах подданных царя Ивана, ибо свои на Руси всегда считались большими врагами, чем чужие. Чужие люди — это чужое имущество. А русские люди — это своё имущество, с которым можно поступать как угодно.

Так Россия перестала быть частью Ев-ропы и встала на безальтернативный по-тестарный путь развития.

Сергей Веневитинов

РАСЦВЕТ И ЗАКАТ РУССКОЙ СВОБОДЫБольшинство из нас при-

выкли считать Россию исто-рически потестарным государ-ством, т.е. страной, где власть основывалась исключительно на силе, а не на правах и свобо-дах граждан. Однако так было не всегда и не везде.

ИСТОРИЯ

АтлАнт№33 (7) — октябрь 2014 года.

Газета Либертарианской партии России

Периодичность выхода: ежемесячно

Объём бумажной версии: 8 полос

Над номером работали:

Максим Тюленин, Андрей Шальнев, Ровнова Екатерина

Редакция не обязательно разделяет мнение авторов

Напишите нам: atlant@libertarian-party.ru

Читать «Атлант» в PDF можно на официальном сайте ЛПР http://libertarian-party.ru

Дата выхода в свет: 31 октября 2014 г.