ру

сски

й пи

онер

№4.

авг

уст

-сен

тяб

рь 2

008

№4август-

сентябрь

2008

Всегда готов

А. Колесников

Я раньше очень много думал о смерти. Почти столько

же, сколько сейчас. Хотя сейчас, конечно, больше думаю,

чем раньше. То есть всегда на краю сознания лежит где-

то мысль о том, что все это вот-вот закончится и что все

это было, увы, кажется, бессмысленно (в том числе и этот

номер, за который опять, честное слово, не стыдно).

И я даже знаю, где лежит эта мысль. Иногда я ее созна-

тельно достаю и любуюсь ею. Ибо мысль ведь чертовски

красива. Она совершенна и законченна. Ну да, она

и правда бывает всегда закончена — самим, как бы это

сказать, ходом событий. Или логикой их развития, что ли.

Мысль о смерти рано или поздно заканчивается смертью.

И я знаю, откуда у меня в голове вся эта муть. Она от-

туда, из детства, в котором всегда, сколько я его помню,

а я что-то помню его все-все, был миру мир и нет —

войне. Из этой адской жестокой и бессмысленной дет-

ской жизни, в которой я не хотел умирать так бездарно,

от нейтронной бомбы, от которой не было спасения

в этом лучшем из прекрасных миров, и я жаловался об

этом только маме, и плакал об этом только вместе с ней.

Ну вот как попробовать разобраться с собой и перестать

думать об этом? Никак. Наверное, поздно разбираться.

Но можно предпринять отчаянную попытку выговориться

по этому поводу.

Вот она, эта попытка, перед вами. 4-й номер «Русского

пионера». Наслаждайтесь жизнью. Как-то мы в этот раз,

по-моему, проскочили. А ведь на волоске висели.

айва

н си

гал/

agen

cy.p

hoto

grap

her.r

u

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

3

Клятва главного редактора. стр. 2

первая четвертьПрогул уроков. Красной дорожкой идете, товарищи.

Андрей Васильев про свои Канны. стр. 6Сбор макулатуры. Отряд № 6. Игорь Каменской про самые нужные книжки. стр. 8Урок литературы. Мой Грин. Дмитрий Якушкин о незабываемом. стр. 12Сбор металлолома. Классика в запое. Екатерина Истомина на алкопробеге. стр. 14Фотокружок. Дядька в кукурузе. Ольга Свиблова о выдержке.

И диафрагме. стр. 16Урок информатики. Дело свистунов. Михаил Гуревич про интимные подробности зарождения интернета. стр.18Урок труда. Love-Помидор. Реваз Резо о связи помидоров и любви. стр. 20

Письмо в редакцию Михаила Куснировича:

почему он не дал рекламу в 4-й номер журнала «Русский пионер». стр. 24Ответ главного редактора журнала «Русский пионер» на письмо Михаила Куснировича. стр. 25

вторая четвертьУрок обществоведения. Явление Христа белухам.

Что думают зубатые киты о творчестве Зураба Церетели. стр. 28Дневник наблюдений. Не то слово — Чечня.

Русский пионер гуляет по Грозному. стр. 36

третья четверть

Диктант. The End. О некоторых полезных свойствах Апокалипсиса. стр. 46Памятные даты. Календарик концов света до 24000000000 года. стр. 48Гражданская оборона. Из-под. Последний репортаж

из модного бомбоубежища. стр. 50Собеседование. Твой бункер. Страха нет, сделано в Германии. стр. 56Работа над ошибками. После бомбы. О новых технологиях уничтожения мира. стр. 60

Вечный огонь. Теплое место. Экскурсия в лучший крематорий Европы. стр 64.

Природоведение. Девушки и смерть.

О фактах истребления бабочек в Оренбургской области. стр. 70Урок физики. Царь-лазер. Сказание о подмосковном гиперболоиде. стр. 78Комикс. Как взорвались русский, китаец, американец и анархист.

Послание из будущего. До и после. Рассказ Дмитрия Глуховского. стр. 86

Полезные советы. Как не погибнуть со всеми. стр. 95

Фотоувеличитель. Позитив и негатив фотографов России. стр. 96

четвертая четверть

Урок мужества. И пуля, и дура. Советы безоружного. стр. 118Урок физкультуры. Позолоченное золото. Наш человек на Олимпиаде 2008. стр. 122

Урок географии. Трип по пушкинским местам. стр. 130

группа продленного дняПионервожатая. Монументально пусто. Анна Николаева о том, что можно любить, хотя зачем. стр. 140Следопыт. Туманные девушки. Никита Космин о странностях британок. стр. 142Горнистка. Бокальное мастерство.

Наталья Копытина о культурном пьянстве. стр. 144Подшефная. Неразделенка.

Маша Федоренко о чем-то большом и светлом. стр. 146Внеклассное чтение. Взгляд на божий мир из глазницы противогаза.

Рассказ Антона Уткина. стр. 148

Табель. 65000 откликов на одну публикацию «Русского пионера». стр. 157

Урок правды шеф-редактора. Подведение итогов. стр. 159

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

5

первая четверть

Прогул уроков. Красной дорожкой идете, товарищи. Андрей Васильев про свои Канны. Сбор макулатуры. Отряд № 6. Игорь Каменской про самые нужные книжки. Урок литературы. Мой Грин. Дмитрий Якушкин о незабываемом.

Сбор металлолома. Классика в запое. Екатерина Истомина на алкопробеге. Фотокружок. Дядька в кукурузе. Ольга Свиблова о выдержке. И диафрагме. Урок информатики. Дело свистунов. Михаил Гуревич про интимные подробности зарождения интернета. Урок труда. Love-Помидор. Реваз Резо о связи помидоров и любви. Письмо в редакцию Михаила

Куснировича о том, почему он не дал рекламу в 4-й номер журнала «Русский пионер». Ответ главного редактора журнала «Русский пионер» на письмо Михаила Куснировича.

инга

акс

енов

а

Многим читателям «Русского пионера», конечно же, не терпится узнать, как так вышло, что во время Каннского фестиваля наш кинокритик Андрей Васильев (кому-то он еще знаком как глав-ный редактор ИД «Коммерсантъ») облил бурбоном Харрисона Форда. Сегодня будут даны исчерпыва-ющие ответы не только на этот вопрос. Будет вооб-ще раскрыта главная тайна Каннского фестиваля.■ Ради Каннского фестиваля

я впервые в своей жизни взял

взятку. Пришел в ГУМ к Михаилу

Куснировичу и взял. Вернее,

надел. Смокинг, штаны, жилет

и пластрон. Все — от Corneliani.

Потому что в Каннах мне пред-

стояло мероприятие с красной

дорожкой. Плюс открытие Русско-

го павильона, которого до моего

приезда на этом фестивале

и духу не было. А красная дорож-

ка — это строго: без смокинга по

ней еще никто не проскользнул.

Хотя нет, несколько лет назад

один финн прорвался — Аки Кау-

рисмяки. Он, собственно, пришел

на свой собственный фильм (ко-

торый потом получил Гран-при),

но пришел в затрапезе. Плюс

не вполне трезвый. Секьюрити

уже бросились его вязать, но

ситуацию спас легендарный пре-

зидент фестиваля Жиль Жакоб.

Он с самого верха лестницы раз-

глядел, что его любимого режис-

сера вяжут, сбежал вниз, обнял

по-дружески и как-то во дворец

втусовал. Но ради меня он бы на-

прягаться точно не стал. Значит,

делать нечего — нужен смокинг,

штаны, жилет и пластрон.

Главное, если бы тучу денег,

которые стоит все это добро,

мне бы велели, например, про-

пить — я бы пропил со всем

моим уважением. Ради мирово-

го кинематографа. А на смокинг

тратить — лучше удавиться. Вот

и пошел в ГУМ за взяткой.

Конечно, читатели «Русского

пионера» сразу захотят узнать,

почем комплект. Не скажу.

Потому что, во-первых, я выше

этого «почем». Во-вторых, как

киноколумнист решил писать

о 61-м Каннском кинофестивале

и буду писать только о нем.

Вот кое-где в прессе появились

сообщения, что некий главный

редактор на вечеринке Vanity

Fair» в отеле Du Cap облил

бурбоном Харрисона Форда. Это

неправда. Я его только отпихнул

от стойки бара, куда прорывался

за бурбоном. То есть у меня в тот

момент и бурбона-то в руках не

было. Но это так, фестивальные

зарисовки. Пора переходить

к главному.

Главных мероприятий у меня,

как выяснилось, на Каннском

фестивале было два.

1. Вечерина по поводу открытия

русского павильона, у которого

ИД «Коммерсантъ» стал главным

информационным партнером.

2. Посмотреть хотя бы одно

кино, потому что Каннский же

все-таки фестиваль.

Про вечерину пресса писала

очень много: общее мнение —

удалась. А для меня она едва

не обернулась трагедией. Где-то

около одиннадцати вечера вы-

яснилось, что в пакет со взяткой

мне недовложили пластрон.

К смокингу от Corneliani полагает-

ся, видите ли, не бабочка, а пла-

строн — а его нету! И магазины

уже закрыты. Конечно, я Кусни-

ровичу все про него немедленно

по телефону сказал, но что

толку? Причем, смокинг — такая

гнилая штука, что без галстука

в нем выглядишь полным лохом.

Обидно: рубашка-то есть, штаны

опять же, жилет, ботиночки…

Забавно, что в такую же исто-

рию, даже еще глупее, вляпался

мой сосед по гостинице, генди-

ректор журнала Citizen K Аркаша

Раммштайн. Он свою бабочку

после какого-то прошлогоднего

мероприятия развязал сдуру,

а завязать, естественно, слабо.

— Идите к официантам! —

кричит по телефону Куснирович.

Опять же, что толку? У нас

гостиница не то чтобы плохая —

она хорошая как раз, домаш-

няя такая, — но в заднице, не

в Каннах даже. И официанты

тамошние бабочку в глаза не ви-

текст: андрей васильев

дани

ил з

инче

нко

rex/

foto

bank

sipa

pres

s/fo

toba

nk

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

7

дели. Не говоря уж о пластроне.

От позора спас мой водитель —

мне там полагалась восьмерка

Audi с водителем — а вы как

думали! — негр Витя по имени

Сережа. Отвез нас в отель

Majestic, где его подозрительный

дружок-консьерж продал нам две

несвежих бабочки (по виду — из

крашеной промокашки) по 25

евро за штуку. Так что не стыдно

было и на вечерине появиться,

и поехать догоняться в отель

Du Cap, где я и встретился с Хар-

рисоном Фордом (см. выше).

Следующий раз я с ним встре-

тился уже на мировой премьере

«Индианы Джонс» — втором пун-

кте моей повестки. Собираясь

туда, я посоветовался с соседом

по гостинице, какую бабочку

мне надеть, его или мою.

— Надень обе, — сказал Арка-

ша Раммштайн, — а то 25 евро

как-то несолидно. Другое дело —

полтинник на шее.

В принципе, гендиректор Citizen

K был прав. Мировая кинопре-

мьера в Каннах — круче гор,

главное культурное событие дня

для всего земного шара. И вот

я туда приглашен красавицей

Катей Мцитуридзе — арт-

директором Русского павильона

и заодно членом жюри второго

по значимости каннского конкур-

са «Особый взгляд». Пойду с ней,

значит, у всего мира на виду по

знаменитой красной дорожке.

Но до нее еще надо дойти.

Во-первых, по пробкам из нашей

дыры до Канн минут сорок. Во-

вторых, в Каннах тоже пробки,

и водитель негр Витя по имени

Сережа говорит, что нам на

полкилометра до набережной

Круазетт не меньше часа нужно.

А красавица Катя Мцитуридзе

уже ждет в лобби-баре гостини-

цы Majestic за бокалом шампан-

ского. Значит, надо вылезать из

Audi и переться через весь город

по жаре (в смокинге, напоми-

наю). На Круазетт толпа такая,

что пересадка в метро на «Бело-

русской» в час пик покажется

моционом в Летнем саду. Причем

человек в смокинге в этой толпе

никакого пиетета не вызывает —

чай не Харрисон Форд. Проры-

ваюсь к красавице Кате, беру

ее под ручку — и еще полкило-

метра, но уже чинным шагом

по отгороженному от фанатов

участку набережной до каннской

лестницы. И вот она, лестница.

Штук пятьсот камер, не вру. Все

снимают нас с красавицей Катей.

Еще же надо не споткнуться и не

стирать рукавом пот с лысины.

Поднимаемся. Стоит знаменитый

Жиль Жакоб и, ей-богу, целует

Катю в щечку. А мне, сироте,

любезно кивает. Буфета, чтобы

отметить это дело, во Дворце

фестивалей, оказывается, нет.

Даже покурить негде — сразу

в зал. В пафосном пятом ряду

на креслах — гадом буду! —

таблички с нашими фамилия-

ми: «Mcituridze» и рядом тоже

«Mcituridze». На экране крутят

остальных счастливцев, идущих

после нас по красной дорожке —

значит, и нас крутили! И всего-то

через минут сорок поднимаются

герои торжества — съемоч-

ная группа «Индианы Джонс».

Десятиминутная овация при их

появлении в зале — и можно

смотреть кино с французскими

титрами. Еще два часа смотрим

«Индиану Джонс», причем такое

впечатление, что я это уже видел.

Хотя, может, так оно и есть.

Думаете, программа выполне-

на? Фиг! Когда включается свет,

надо обступить съемочную груп-

пу (Стивен Спилберг, Джордж

Лукас, Кейт Бланшетт мой

Харрисон Форд и т.д.), устроить

ей пятнадцатиминутную овацию

и фотографировать ее мобиль-

ными телефонами.

И вот тут меня пробило. Рядом

стоит Сальма Хайек — и фото-

графирует. Эдвард Нортон —

тоже фотографирует

Фэй Данауэй — туда же. Тут

и я достал мобильник…

И даже не задался присущим

каждому уважающему себя кино-

аналитику вопросом: «За что им

такой респект? За «Индиану»?!»

В общем, я все про Каннской

фестиваль понял. Там продают

понты. Но это-то как раз не

фокус. Фокус в том, что их там

покупают. Или берут в качестве

взятки.

Один такой понт висит теперь

у меня в гардеробе. Стоимо-

стью — ладно уж — 70 100

рублей. Хотя и условных.■ ■ ■

rex/

foto

bank

вале

рий

леви

тин/

ком

мер

сант

В своем очередном хит-параде Игорь Каменской не только припоминает свое непростое детство, но и выда-ет читателю список книжек — которые все-таки помог-ли ему не только выжить, но и закалить характер

текст: игорь каменской

■ ■ В детстве я был толстым

ребенком. Не в смысле пухлым,

а очень толстым. Я был таким

почти 30 лет своей жизни. Не то

чтобы я 40 лет ждал момента,

когда смогу поделиться этой

информацией с широкой ауди-

торией…. Просто в кругу моих

знакомых все меньше людей,

которые меня таким помнят,

а тех, кто видел меня в пубертат-

ный период, смогут найти меня

только на «Одноклассниках»,

когда я на них зарегистрируюсь.

То есть никогда. Иными словами,

свидетелей, которые могли бы

сказать правду о моей былой

комплекции, почти не осталось,

а мне важно, чтобы все, кто

дочитает этот рассказ до конца,

помнили, что в детстве я был тол-

стым ребенком. Это важно…

Мои родители подвергли меня

замысловатому эксперименту,

отдав в шесть лет в пионерский

лагерь. Это был самый обычный

лагерь, в нем отдыхали обычные

добрые дети. Единственным

отличием от всех прочих лагерей

был 6-й отряд. Он был рожден

мощным гением украинских

психологов и педагогов и от-

личался от других отрядов тем,

что в нем были собраны только

толстые дети. Вы понимаете, что

любой из тех, кто в нем был, мог

бы на тему «как я провел лето»

написать полноценный триллер.

Я там был… Я вернулся домой

человеком с несгибаемой волей,

необыкновенно обогащенным

словарным запасом и четким

пониманием, что нормальные

дети — это абсолютное зло и от

них нужно держаться подаль-

ше… Одним словом, с детства

я очень много читал. А поскольку

толстым я был большую часть

своей жизни и окружали меня

такие же добрые дети, как в том

пионерском лагере, к момен-

ту окончания средней школы

я прочел действительно очень

много хороших книг. Многие из

них по-настоящему помогли мне

вырасти психически почти нор-

мальным человеком. Более того,

многие из этих книг я считаю

обязательным к прочтению для

всех молодых людей, пересту-

пивших через порог полового

созревания.

Именно они — книги моего дет-

ства и станут темой сегодняш-

него, ставшего уже очередным

хит-парада.

Возглавляет список книга,

которая своим безусловным

лидерством никак не свидетель-

ствует о моей оригинальности.

Но я пытаюсь всегда быть

объективным в оценке своих

пристрастий, а посему ничего,

кроме правды.

1-е место. Дж. Д. Сэлинджер,

«Над пропастью во ржи». Я даже

под пытками не вспомню, сколь-

ко раз я ее прочитал. Но я помню

9

рисунки: николай пророков

другое. Помню, как она помогла

мне когда-то осознать, насколь-

ко же всем без исключения

подросткам по каким-нибудь при-

чинам очень страшно и тяжело

соприкасаться с окружающим

и, как правило, очень враждеб-

ным миром. И как важно, несмо-

тря на это и вообще несмотря

ни на что, не сделать чего-то, что

потом уже невозможно будет

никогда исправить. (Я просто дни

считаю до того момента, когда

я смогу торжественно вручить

эту книгу своему сыну.)

Я всю жизнь помню сцену,

когда главный герой собирает

вещи, натыкается на ни разу не

надеванные ролики, которые

прислала ему в подарок мать.

Он держит их в руках и начинает

представлять, как она ходит по

магазину, заставляя продавца

приносить ей все новые и новые

модели, как она покупает ролики,

и эта так, в общем-то, и не при-

годившаяся ему вещь начинает

обретать совершенно новый

смысл. Уже гораздо позже,

в армии, я, получая посылки из

дома, каждую вещь пытался

проследить от момента реше-

ния родителей прислать мне ее

и до момента укладывания ее

в коробку. И эти невидимые нити,

мысленно соединявшие меня

с домом, были для меня гораздо

важнее самих вещей. С тех пор

я очень трепетно отношусь к по-

даркам вообще, а к подаркам

близких особенно (мама, клянусь,

я обязательно посмотрю твоего

Бергмана). Мой Артем даже не

подозревает, что все его пода-

ренные мне зажигалки я храню

в том числе и потому, что когда-то

прочитал Сэлинджера.

2-е место — и тут я тоже никого

не удивлю — конечно же, за-

нимает Эрих Мария Ремарк

и «Три товарища». Эта книга,

несмотря на глубоко трагичный

финал, является, на мой взгляд,

необыкновенно оптимистичной.

Именно такой финал этой книги

позволил мне тогда не взвыть

от понимания, что у меня нет ни

таких друзей, ни такой истории

любви. Я решил для себя тогда,

что все это слишком хорошо,

чтобы быть правдой, и был

страшно благодарен Ремарку

за то, что он избавил меня от

хеппи-энда. Хотя я до самой

последней страницы страшно

переживал и за героев, и за их

«Карла», и, конечно же, подсо-

знательно долгие годы мерил

все свои отношения с людьми

высокой ремарковской меркой

и навсегда благодарен тем из

них, кто когда-либо, пусть нена-

долго, дал мне почувствовать

себя Робертом.

3-е место. Тут я, наверное,

буду немного неординарен.

Во-первых, потому что на столь

высокое место ставлю пьесу, русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

а во-вторых, потому что эта

пьеса в стихах. И имя ей «Сира-

но де Бержерак». Кто не читал,

советую прочитать обязательно,

но непременно в переводе

Владимира Соловьева. В наш

практичный век такой глубокий

глоток великолепного трогатель-

ного романтизма не помешает.

Тем более что в этом переводе

она читается просто с упоени-

ем. А кто читал или смотрел,

поймет, какую она вселила

в меня в свое время надежду.

Я искренне поверил в то, что

даже людей с физическими не-

достатками могут любить, если

есть за что, самые прекрасные

женщины. Я честно пытался на-

вязать прочтение Ростана всем

становившимся объектом моего

подросткового вожделения

девочкам, как бы намекая им

на то, что они просто обязаны

посмотреть на меня другими

глазами, но, судя по всему, они

ее либо не дочитывали, либо

умело делали вид, что намека не

понимают. Так что в прикладном

смысле эта книга мне особой

пользы не принесла, зато я на

всю жизнь усвоил, что если

у тебя есть чем заинтересовать

женщину, не стоит откладывать

это до смертного одра. Так что

с тех пор я всегда заходил с ко-

зырей. Иногда помогало…

На 4-е место позвольте во-

друзить аж сразу девять книг

малоизвестного польского

писателя Альфреда Шклярского.

Это серия, объединенная под на-

званием «Приключения Томека

Вильмовского», повествующая

о приключениях мальчика по

имени Томаш Вильмовский

в разных точках земного шара.

Его отец, польский револю-

ционер, замученный русской

царской охранкой, не особо реф-

лексируя, меняет борьбу за неза-

висимость Польши на довольно

прибыльный бизнес, заклю-

чавшийся в поимке и поставке

в различные цирки и зоопарки

редких животных, которых они

по всему миру отлавливают на

протяжении всех девяти книг.

Ну что вам сказать? Мало того,

что это, пожалуй, самое увлека-

тельное приключенческое чтиво

моего детства. Каждая книга

к тому же изобилует таким коли-

чеством информации о флоре

и фауне всех континентов, что

внимательное их прочтение

легко позволит вашим детям

пропустить добрую половину

уроков географии и зоологии.

5-е место. Как всегда, к пятому

месту я устаю писать и потому

буду краток. На пятом месте, не

по степени значимости, разуме-

ется, а чисто по хронологии

прочтения стоит бессмертное

и ни с чем не сравнимое произ-

ведение под названием «Мастер

и Маргарита». Из уважения к чи-

тателю я не только ни слова не

скажу в оправдание этого выбо-

ра, но даже не стану напоминать

фамилию автора. Добавлю лишь,

что готов признать две попытки

Владимира Орлова («Альтист Да-

нилов» и «Аптекарь») дотянуться

до этого недостижимого идеала

более чем достойными. И тем,

кто не читал и располагает

совсем ничем не занятым вре-

менем, я искренне рекомендую

с ними познакомиться.

Покупайте вашим детям

хорошие книги, они помогут

им в жизни. И не забывайте чи-

тать «Русский пионер». Возмож-

но, он поможет вам. ■ ■ ■

Читатель «Русского пионера» наверняка уже заметил, что многие наши авторы — при том, что люди это вполне состоявшиеся, сложившиеся, устойчивые — в своих текстах для журнала открываются совершен-но с неслыханной стороны, причем делают это искрен-не, подчас и откровенно. Вот и в этом выступлении Дмитрий Якушкин, бывший пресс-секретарь первого пре зидента России, впервые чистосер деч-но сознается в своем идолопоклонни чест-ве по отноше-нию к анг лийскому мэтру.

■ ■ Когда-то давно я много вы-

резал из газет, веря в непре-

ходящую ценность оригинала

(который, желтея и высыхая, со

временем становился до такой

степени ценным, что рука не

поднималась его выбросить)

и собирая необходимое для кор-

респондентской работы досье.

Постепенно желание что-либо

накапливать на будущее осла-

бевало, главным образом под

влиянием известного экзистен-

циального вопроса: кто и когда

в этом будет копаться второй

раз? Но одна из таких старых

папок пережила серию радикаль-

ных чисток и сохранилась под

своим изначальным названием:

«Грэм Грин».

Почему он? Потому что я знал

Грина и общался с ним довольно

регулярно в течение несколь-

ких лет в конце 80-х годов.

Грин при жизни стал мировым

классиком, а писательские слова

и поступки в прошлом веке

имели совершенно иной вес,

чем сегодня, и поэтому можете

представить, что отправиться

к нему в качестве корреспонден-

та чем-то напоминало просьбу

взять интервью у Льва Толстого.

При каждой встрече с Грином

я ощущал двойственность, зало-

женную в саму ситуацию: с одной

стороны, личность, принадлежа-

щая истории, с другой — обая-

тельный, остроумный старик,

с которым мы могли хорошо

говорить, а могли и понимающе

помолчать. И выпить две стопки

водки перед обедом, обязатель-

но русской, не польской, и съесть

рыбу в ресторане «У Феликса»

в Антибе, в котором я несколько

лет назад увидел того же самого

Феликса, но где Грина уже никог-

да не будет. И еще помню, что му-

чили вопросы, которые хотелось

задать, но я себя сдерживал,

потому что Грин категорически

не любил пафоса, вопросов

такого примерно типа: а как это

все-таки было там, во Вьетнаме?

Парагвае? в Вене сразу после

войны? И главный герой в таком

случае — это все-таки вы, а если

да, то в какой степени? И в чем?

Статус великого и вместе с тем

земного человека особенно

проявлялся в каких-то бытовых

ситуациях, которые происходили

с нами в ресторанах, где мы

обедали-ужинали, или в аэропор-

тах, где я встречал или провожал

Грина. Надо сказать, что Грин

всегда держал себя с необык-

новенным достоинством,

и окружающие чувствовали

его внутреннюю силу. Однажды

я помогал ему с оформлением

въездной визы в Советский

Союз, куда он начал ездить при

Горбачеве после многих лет от-

казов по политическим мотивам.

Я встретил его на своей машине

в парижском аэропорту Орли,

куда он прилетел с юга Франции,

где тогда жил, чередуя Антиб

с островом Капри, и мы приехали

в его квартиру в 17-м округе.

Затем я ушел в консульство за-

бирать его документы, но там вы-

текст: дмитрий якушкин

orlo

va

gett

y im

ages

/fot

oban

k

gett

y im

ages

/fot

oban

k

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

13

яснилось, что не хватает каких-то

фотографий, поэтому я вернулся

назад, позвонил в дверь. Пока

я отсутствовал, Грин задремал,

и мой звонок застал его вра-

сплох. Он выскочил из квартиры

так быстро, что оставил в ней

ключи. Дверь, естественно, за-

хлопнулась. Так началась наша

совместная спецоперация по

проникновению к нему домой.

Сначала законным путем: мы

полезли на мансардный этаж, где

обычно живут уборщицы, чтобы

найти запасную связку, но там

никого не было. Спустились вниз

к консьержке — она тоже ушла.

Грин говорит: надо спуститься

в машину, взять какой-нибудь

инструмент и вскрывать перед-

нюю дверь. Я пошел вниз и взял

из «Рено-25» самый прочный

на мой взгляд ключ. Перед тем

как начать отгибать дверную

коробку, спросил: «Может,

лучше вызвать полицию?» И тут

Грин произнес одну фразу, зато

с такой неповторимой ироничной

интонацией, которая и делала

его гениальным наблюдателем

человеческих характеров: «Вот

уж полицию мы точно вызывать

не будем». Писательница Ширли

Хэззард, написавшая книгу

о том, как они с мужем долгие

годы отдыхали вместе с Грином

на острове Капри, где он купил

дом «со всеми потрохами» на

гонорар от экранизации «Тре-

тьего человека», заметила, что

лишь изредка записывала свои

разговоры с ним, потому что на

бумаге гриновские высказыва-

ния утрачивали спонтанность.

Грин специально не шутил, но мог

сказать простые слова с таким

выражением, что все смеялись.

Вот так однажды в одном из

ресторанов не в сезон нам пред-

ложили на десерт клубнику. Грин

спросил у владельца, откуда она.

Ему ответили, что из Чили. «Нет,

пиночетовскую есть не будем».

Мне доставляет удовольствие

коллекционировать случайные

упоминания о Грине, которые

попадаются в разных материа-

лах — в рецензиях, эссе, путевых

очерках.

Перебирая все эти вырезки, начи-

наешь видеть контекст, в котором

может появиться гриновское имя.

Это разбор творчества, описание

жизни некоторых писателей,

которым он симпатизировал или

помогал совершенно конкретно

и материально, — прежде всего

Мюриель Спарк, Разипурам Нара-

ян, Ивлин Во. Во-вторых, это все,

что связано с работой разведки

в Латинской Америке или Африке,

и даже не столько с работой,

сколько с какими-то провалами,

просчетами в оценке реального

положения вещей. Грин написал

на эту тему классическую вещь,

а несколько лет назад Фидель Ка-

стро даже объявил национальным

достоянием отель «Националь»,

где разворачивается действие

«Нашего человека в Гаване». Один

из самых выдающихся разведчи-

ков мира Маркус Вольф называл

гриновский роман своей любимой

книгой.

В гриновских городах и странах,

которые, как правило, находят-

ся у него в некоем переходном

состоянии в силу исторических

обстоятельств, борьбы кла-

нов, войн, конечно же, многое

коренным образом изменилось,

но его взгляд влияет на наше

восприятие и сегодня. Сам

Грин не был особенно привязан

к какому-то определенному месту,

он по натуре был блуждающим

человеком, страшившимся скуки,

совсем вроде бы не мачо внеш-

не, но силы духа необыкновенной

вплоть до самой последней мину-

ты жизни. ■ ■ ■ ■

gett

y im

ages

/fot

oban

k

gett

y im

ages

/fot

oban

k

воль

дем

ар п

онар

инЗачитав эту колонку, читатель осознает, почему в нашем журнале мужскую автомобильную тему ведет лицо противоположного пола: под женским углом зре-ния мир металла теряет натужный пафос и обретает естественные, а подчас и комичные оттенки. Как в этой истории про один грандиозный автопробег и не менее грандиозный алкоголизм.

текст: екатерина истомина

■ ■ Утро 5 сентября 200* года

выдалось в Будапеште солнеч-

ным. Рузвельт-сквер гудела

клаксонами. Дунай, словно

император Франц-Иосиф усами,

шевелил волнами. Венгерская

столица, «балканский Париж»,

аплодисментами встречала

участников ралли классических

автомобилей по маршруту

Будапешт–Вена–Прага.

Сами участники ни шатко ни

валко держались машин. На их

внутреннем и внешнем облике

сказывался ужин накануне.

Обычная венгерская програм-

ма — гуляш, токай, Брамс.

Старт был назначен на 8.35.

Все были в сборе, и только один

автомобиль оказался сиро-

той — зеленый Jaguar XK 120 C.

Лишь штурман Jaguar XK 120 C

(я в роли «одинокой русской

мисс») находился у указанного

болида. Пилота не было.

Через полчаса сотрудникам

ресепшн отеля Four Seasons

Gresham Palace удалось разбу-

дить, собрать, умыть и выста-

вить вон из гостиницы некоего

Эндрю Гамильтона. Это был

пилот, с которым мне предстоя-

ло ехать до Праги. Это был сын

знаменитого Дункана Гамильто-

на, девятикратного участника

24 Heures du Mans.

Гамильтон выиграл гонку лишь

однажды — в 1953-м. Еди-

ножды чемпион Гамильтон

не печалился о своей судьбе (не

английское это дело), а коллек-

ционировал болиды. Этуалью

в его гараже являлся зеленый

приплюснутый бензиновый

зверь Jaguar XK 120 C. Именно

на нем Гамильтон в паре

с пилотом Рольтом победил на

кольце Сарте. Дункан Гамильтон

не ограничивал себя автомо-

бильной тематикой. Он собирал

и летающее железо. В его ан-

гаре тосковал по небу участник

битвы за Британию Spitfire, ле-

гендарный истребитель 1930-х

годов с мотором, сделанным

в Rolls Royce. Дункан Гамильтон

умер в почтенном возрасте, за-

вещав нажитое годами желез-

ное барахло своему единствен-

ному сыну Эндрю. Напрасно.

К моменту нашего знакомства

на ралли Эндрю был рыхлым,

седовласым, с отвисшими

щеками и большим пупырчатым

красным носом господином.

Годков ему было около 50.

Он сел в семейный мемори-

альный автомобиль, завел его

и затравленно огляделся. Взгля-

дом Эндрю нашел меня. «Ты

кто?» — спросил он испуганно.

Так обычно крепко выпивший

накануне мужчина спрашива-

ет женщину, которую утром

обнаружил рядом с собой в по-

стели. «Я штурман», — сказала

я. Эндрю облегченно кивнул.

Мы почти на цыпочках, с че-

репашьей скоростью, поехали

вслед за колонной остальных

участников. Несмотря на то что

нам удалось встрять в тече-

ние ралли, Эндрю продолжал

нервничать. Эндрю било самое

жестокое похмелье, но он

молчал, боясь сознаться миру

в пороке. Я почувствовала, что

должна помочь ему сделать не-

обходимое признание.

«Как провели вечер?» —

элегантно начала я. Эндрю

расправил брови и приподнял

веки: «Интересует сколько? Две

белого, две красного, бутылка

шампанского, бутылка виски.

На двоих».

«Надо опохмелиться, мы

в России всегда так дела-

ем», — заявила я. «Где, где это

сделать-то? Не в Россию же

ехать!» — взвыл сын чемпиона

24 Heures du Mans. «Повора-

чивайте с проспекта Андраши

через два поворота налево, там

воль

дем

ар п

онар

ин

паве

л па

влик

паве

л па

влик

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

15

есть кабак, который работает

круглосуточно. Там нальют».

«А как же наше ралли?!» —

вдруг вспомнил, зачем он, соб-

ственно, здесь, Эндрю. «Я же

штурман и беру все на себя.

Поворачивайте!»

Скоро одухотворенный Эндрю

уже сидел на скамейке. В руке

он держал стакан, до краев на-

полненный крепкой коричневой

сливовицей. Эндрю подставлял

лицо солнцу, грел зеленые бока

и Jaguar XK 120 C. Им было

хорошо. От ралли мы отстали.

К ночи мы добрались до Вены.

На границе Венгрии и Австрии

(полосатая будка, сонный погра-

ничник) Эндрю в целях конспи-

рации закурил сигару, чтобы

от него не разило коричневой

сливовицей.

В Вене мы отправились с Эндрю

на бал в Хофбург-палас (бал

с оркестром Венской оперы да-

вали устроители ралли). Я при-

шла в отель в два ночи. Где

и сколько был Эндрю, не знал

точно и он сам. При помощи

горничных отеля Sacher Palace

мне удалось разбудить пилота

в 9 утра — нам нужно было

срочно ехать в Прагу. Эндрю на-

валил себе на голову подушек.

Горничные стали у его кровати

со швабрами как часовые.

«Сын чемпиона! Вставайте!

Нужно ехать в Прагу! Ралли не

ждет!» — кричала я. «К черту

чемпиона! Папаша был козел!

К черту ралли! К черту Прагу!»

«Эндрю, если ты встанешь

тотчас же, я налью тебе виски

из мини-бара. Твой вкусный

утренний сок! Вставай, мой

darling!» — пела я. Горничные,

словно кремлевские курсанты,

были наготове у кровати Эндрю.

Приманка сработала. Эндрю вы-

сунул из-под подушек большой

пупырчатый красный нос. Нос

сказал: «Дамы, я британский

джентльмен. Я не могу одевать-

ся в присутствии леди». И через

полчаса часа наш трясущийся

экипаж уже достойно вырули-

вал на венскую Opera Ring. От

ралли мы снова отстали.

Дорога наша спорилась. Солнце

светило, Эндрю пыхтел сигарой,

я следила за картой, драндулет

Jaguar XK 120 C весело попуки-

вал на ухабах. Мы остановились

в чешском местечке Бистрище,

чтобы пообедать в харчевне.

Нам дали тушеной капусты

и жареную утку. Гостеприимно

предложили выпить, не рас-

считывая, впрочем, что мы со-

гласимся. Я отказалась. Эндрю

решил не обижать хозяев. Он

выпил. Давали шнапс. Несколь-

ко сортов. Эндрю попробовал

все восемь. К концу дегуста-

ции он едва мог встать из-за

стола. Опасно пританцовывая,

Эндрю подошел к болиду. Мы

осторожно поехали в сторону

местечка Бенешов. До Праги

оставалось 70 километров.

У Бенешова мы свалились

в канаву. Канава была грязная,

на ее дне плескалась вода.

ДТП немного отрезвило Эндрю.

Он выругался. «Надо искать

трактор», — сказал он и прилег

на обочине. На наше счастье

мимо шел обоз. На телеге си-

дели люди. «Катастрофа, пани,

боже… » — запричитали они.

Переговоры пошли на русском

языке, так как крестьяне

учи ли его в школе. «Есть у вас

трактор?» — «Пани, трактор

есть!» — сказал главный кре-

стьянин. «Гоните сюда!». Через

два часа приехал советский

трактор. Он вытащил болид,

пока Эндрю храпел на обочине.

Главный крестьянин растолкал

его. Предложил выпить грушов-

ки из фляжки. Эндрю не отка-

зался. «Заклинаю тебя памятью

отца-чемпиона! Прекрати

пить!» — закричала я, понимая,

что британский джентльмен

может остаться с чешскими

крестьянами до утра. Эндрю

вытащил из кармана черно-

белую фотокарточку. Это был

портрет Дункана Гамильтона,

победителя 24 Heures du Mans

1953 года. «Дарю!» — сказал

он. ■ ■ ■

паве

л па

влик

gett

y im

ages

/fot

oban

k

Даже странно, что пионерское издание до сих пор как-то обходилось без фотокружка, и вот в этом номере наконец-то появляется директор Московского дома фотографии Ольга Свиблова и сразу объясняет, почему Россия — самая фото-графическая страна в мире. По мере прочтения ностальгически воспрянет эпоха проявителя и фиксажа.

■ До недавнего времени фото-

графии не учили. И фотогра-

фическое образование — это

семейная вещь. У любого фото-

графа можно найти папу или

дядю, который пристрастил его

к фотографии. У меня дедушка

все время фотографировал.

Это единственное, что я о нем

помню. Дедушка был главным

инженером стройки канала

Волга-Дон и, конечно же, сидел

по «делу инженеров».

После 53-го года он вернулся

в Москву и работал в Гидропро-

екте. Ему подарили фотоаппарат,

помню, на нем был такой золотой

угольничек, на котором было на-

писано «Героическому строителю

канала Волга-Дон». Ну и по-

следние двадцать лет жизни он

снимал, благодаря чему у нас

есть семейный альбом. Правда,

увидела я его уже только после

смерти бабушки, потому что

после всех этих событий бабушка

на всякий случай от детей фото-

графии прятала. Дед снимал все

время, сам печатал, и, по-моему,

это было тем, что его поддержи-

вало в последние годы.

Фотографировал и мой папа.

Естественно, была в ванной

темная комната. Появилась

она у нас, когда мы в хрущобу

переехали из коммуналки и папа

занялся фотографией к великому

неудовольствию мамы и бабушки.

Мне нравилось в темной комна-

те, но папа ругал меня, я там все

время что-то переворачивала.

Но несмотря на это я все равно

туда пролезала. Еще с резкостью

у меня очень плохо получалось,

хотя папа терпеливо меня учил.

Россия вообще очень странная

фотографическая страна. Ведь

в начале XIX века в России было

больше фотоателье, чем во всей

Европе и Англии вместе взя-

тых. Почему страна так любила

фотографироваться? В любой

деревне, в любом уездном

городе был свой фотограф или

ателье. Фотографировались

поголовно все — мещане, кре-

стьяне, дворяне. Всем известно,

что в последней царской семье

все были страстными фотолюби-

телями — Николай Второй, все

его дети. Жена Толстого, Софья

Николаевна, тоже фотографи-

ровала. Такое впечатление, что

все понимали, что однажды

это канет в Лету. Просто всё —

страна, образ жизни, люди. И они

перед этой гибелью Атлантиды

стремились оставить хоть что-то,

какие-то знаки, запечатлеть себя.

В 1917 году наряду с декрета-

ми о мире, о земле был, как ни

странно, принят декрет о нацио-

нализации фотографии. Больше-

вики фотографию поддержива-

ют, особенно репортаж, потому

что они правильно поняли, что

фотография с ее способностью

убеждать и одновременно быть

достоверной может стать силь-

нейшим орудием пропаганды,

особенно в стране, в которой

половина населения не умеет

читать и писать. У Ленина даже

была идея — выдать каждому

красноармейцу фотоаппарат,

чтобы они фиксировали все со-

бытия. Он хотел получить немед-

ленное свидетельство того, как

жизнь меняется к лучшему. Все

ведь искренне верили, что жизнь

быстро изменится. Но получилось

по-другому. Первая мировая плюс

Гражданская, в стране голод,

разруха, и это все, конечно, не

способствовало романтическому

отражению действительности.

И тогда появляется фотомонтаж,

он дает возможность из раз-

личных элементов создать новую

реальность, убедительностью

текст: ольга свиблова

иван

авд

онин

влад

имир

фри

дкес

але

ксан

др р

одче

нко

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

17

и достоверностью от реаль-

ности почти не отличающуюся.

В 20–30-е годы фотомонтаж —

это такая тотальная зараза. Но

для того чтобы сделать фотомон-

таж, нужно иметь фотографии.

Вот тогда появляется огромное

количество самоучек.

Фотолюбительство становится

частью советской жизни. После

войны были физики и лирики.

Им что нужно было — в горы

ходить, песни под гитару петь,

стихи читать, создавать ракеты,

лететь куда- то еще дальше в кос-

мос, и это прекрасное время

хочется сохранить. Вот почему

опять поднимается ценность

фотографии.

Я не так давно поняла, когда же

началась моя любовь к фотогра-

фии. Это было задолго до того,

как папа стал меня фотографии

учить, еще когда мне было лет

шесть. Я совершенно не по-

нимаю, каким образом и почему

в воскресный день мои родители

вместо того, чтобы отправить

меня на лыжную прогулку или

взять с собой покататься на

байдарке, как положено было во

времена физиков и лириков, по

какой-то причине решили совер-

шить культпоход и повели меня

на фотовыставку. Фотовыставка

была удивительная: фотографии

были про дядьку, который играл

на гармошке, стучал галошей,

точнее, тапком по сцене, гулял

среди кукурузы, пересекал на

бричке какое-то странное пере-

паханное поле. Кто был этот

человек, я совершенно не знала,

но дядька мне дико понравился.

Он был очень теплый, очень чело-

вечный, веселый и очень живой.

Я сказала маме: «Мне этот дядя

нравится. А кто это?» Мама

сказала, что это Хрущев, Никита

Хрущев. Я поняла, что дядя Ники-

та — хороший дядя. И до сих пор

я люблю Хрущева, точнее, свое

хрущевское детство.

Конечно, детство нам всем свой-

ственно любить, но дядя Никита

вошел в него таким вот фото-

графическим путем. Потом, уже

совсем во взрослой жизни, когда

восемь лет назад мы делали

ретроспективную выставку Баль-

терманца, я увидела эти фотогра-

фии и поняла, что в детстве была

на его выставке, посвященной

Хрущеву. Моя первая встреча

с великим Дмитрием Бальтерман-

цем состоялась именно тогда.

Я поняла, что даже из портретов

политиков можно создать время,

причем вылепить его абсолютно

точно, метафорично, честно.

Бальтерманц, которому довелось

снимать Сталина, Хрущева,

Брежнева, Черненко, Горбаче-

ва — он про каждого успел ска-

зать что-то свое. Потом я много

раз делала выставки Бальтер-

манца за рубежом, и именно эта

часть, политические портреты,

всегда удивительна, он как-то

законсервировал время в Со-

ветском Союзе.

На обратном пути после вы-

ставки мне купили конфету

«Стратосфера», а на следую-

щий день папа сказал мне, что

в космос полетел Гагарин.

Для него это было особенно

важно, ведь папа мой строил

какие-то лопатки к ракетоноси-

телям. Он постоянно смотрел

в небо и говорил: «Посмотри,

как красиво!», особенно если

в небе был след от самолета.

Папа спросил меня, хочу ли

я полететь в космос. Я обдума-

ла этот вопрос и сказала, что

не очень, потому что на Земле

много интересного, за что была

бита. Папа мой на радостях,

что мы покорили космос, не-

много выпил, и я была бита со

страшной формулировкой «за

отсутствие воображения».

Все сложилось в моем созна-

нии — фотовыставка, конфета

«Стратосфера», полет Гагарина,

мое отсутствие воображе-

ния — в такую вот странную

любовь. Может быть, поэтому

даже тема фотобиеннале в этом

году называлась «Восхищение

и удивление».■ ■ ■

дмит

рий

баль

терм

анц

иван

авд

онин

Из этой колонки Михаила Гуревича, гендиректора компании «Медиа Мир», читателю придется узнать неутешительную правду о возникновении отечествен-ного интернета: увы, он зарождался даже не на колен-ках, а в том неизбежном месте, которое для человече-ства столь же привычно, как нынешний WEB 2.0.

■ ■ Каждый человек задумы-

вается над вопросом, что было

бы, если бы не... Один бы стал,

наверное, космонавтом, если

бы не упал с детской горки

в первом классе, тысячи стали

бы достойными членами обще-

ства, если бы не знали, где папы

прячут свои пол-литра. Миллио-

ны покорили бы Эверест, кабы

не жены. А я бы, возможно, стал

звездой телеэфира, если бы лет

пятнадцать назад мне не откры-

лась Сеть. К тому времени я уже

полгода бредил интернетом,

искал провайдеров, содрогался

от их тарифов и прочел тонны

публицистики на тему перспек-

тив Всемирной сети. А интернета

все не было. Как-то не склады-

валось. Даже уже не помню

почему. Но однажды... Знаете,

это как если бы вы до сегодняш-

него дня жили в глухой деревне

с одним черно-белым телеви-

зором на всех и вдруг какой-то

добрый спонсор решил принести

в ваше захолустье культуру, за-

менив старенький КВН на новый

цветной... Я открыл браузер

и обомлел. Судьба была решена.

Недолго думая я решил стать

провайдером. Тогда все, кто

знал, с какой стороны подойти

к компьютеру, были компьютер-

щиками, а те, кто мог установить

у себя дома маленький сервер

и пару модемов, — провайдера-

ми. Мне рассказывали, что в те

далекие годы где-то в Крыму был

интернет-провайдер, который

сам был соединен со своим

киевским офисом обычной

телефонной линией, а все его

пользователи за более чем

достойные деньги эту жалкую

модемную линию делили меж

собой... В общем, решив подру-

житься с интернетом навсегда,

я приехал на собеседование

к будущему боссу. Надо сказать,

что дело было в Израиле, и так

как это самая домашняя страна

в мире, то и офис, куда я на-

правлялся, оказался в доме. То

есть в одной из комнат какой-то

небольшой виллы под Тель-

Авивом. Босса звали, как сейчас

помню, Мени Нахман. На самом

деле имя это тут абсолютно ни

при чем, просто на долгие годы

оно стало для меня синони-

мом настоящего авантюриста

и прохиндея. Сейчас таких

называют пионерами и вспоми-

нают на больших конференциях

и съездах. Условия работы были

следующие: я за свои деньги

должен был купить небольшой

сервер, подключить выделен-

ную линию и закупить модемы.

А дальше у нас должно было

быть что-то вроде разделения

доходов. Знаете, как это обычно

бывает в лохотронах: «процент

за вычетом процентов». Засада

состояла в том, что ко времени

посещения «офиса» я успел на-

текст: михаил гуревич

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

19

рисунок: маша сумнина

мертво приклеиться к интернету

и условия меня не интересовали

в принципе. Купить модемы?

Легко.

«А куда ты их будешь ставить?» —

спросила первая жена. Ставить

их было действительно некуда.

Нельзя сказать, что наше жили-

ще в маленьком доме в предме-

стье Иерусалима было тесным, но

модемы — это, если вы забыли,

такие коробочки, которые греют-

ся, моргают, а в момент подклю-

чения грозно шипят. Я закупил

их 32 штуки. И нашел выход.

Несмотря на скромные размеры,

в нашей квартирке было два туа-

лета. Один был как бы хозяйским,

а второй гостевым. Как вы, на-

верное, уже догадались, с моей

легкой руки он стал модемным.

Мужик, приехавший из телефон-

ной компании устанавливать мне

выделенную линию, долго смеял-

ся, но дело было сделано. Теперь

бабушка жены, она же пратеща,

изредка навещая нас, обязатель-

но шла в туалет, посмотреть как

«капают денежки». Не в силах

объяснить, в чем суть моего биз-

неса (по факту это оставалось

загадкой и для меня), я научил

ее пониманию сути процесса

заработка. Каждый раз, когда

модем начинал шипеть и мигать

огоньками, это означало, что оче-

редной клиент подключается и...

денежки закапали. Процесс на-

блюдения за работой модемного

пула нравился, кстати, не только

пратеще. Сидеть на унитазе в мо-

демном туалете стало интересно

и увлекательно. Теперь каждый

гость с порога стремился туда.

И бизнес… то есть не выдер-

жал. То ли влага, то ли качество

телефонных линий причиной, но

туалет прослужил пристанищем

для модемов недолго. Модемы

перевезли в квартиру к родите-

лям жены. Теперь пратеща виде-

ла поступление денег в постоян-

ном режиме... А я пока развивал

сеть. По сути, я совмещал в себе

две ипостаси — менеджер по

маркетингу и по технической под-

держке. Дополнительной работой

было взаимодействие с телефон-

ной компанией. Как вы помните,

давным-давно все подключались

к интернету по телефонной

линии. А связисты вовсе не

горели желанием гарантировать

людям нормальное качество

коннекта. То есть вообще ничего

не хотели гарантировать, ведь

в договоре на обслуживание

про интернет не было ни слова...

Посему было найдено уникальное

решение, которому были обучены

все клиенты, имеющие проблемы

с качеством линий. Люди звонили

в сервисную службу телефонного

узла и объясняли: «Понимаете,

мы с друзьями пересвистываем-

ся. Не говорим, как вы, а сви-

стим. Хобби у нас такое, да. Так

вот когда мы высоко свистим,

громко то есть, то линии почему-

то не выдерживают долгого

свиста. Понимаете?». И связисты

понимали. Моих клиентов они

так и называли — свистуны...

Тогда свистунов было еще кот

наплакал... Но знаете, если бы

не они, то вы сегодня явно не

имели бы всего разнообразия

WEB2.0 с его социалками,

видюхами, фишками и прочей

лабудой. Ну а бизнес, если

вам еще интересно, накрылся

медным тазом примерно через

год. Хреновый из меня вышел

провайдер. Зато за это время

я так насобачился рассказы-

вать про интернет, что меня

пригласили на радиостанцию

делать программу про Сеть. Так

возникла первая русскоязычная

радиопрограмма об интернете.

Называлась «ЧАВОнет», хотя для

себя я ее, конечно, именовал

в оригинале FAQnet. Но это уже

точно другая история. ■ ■ ■ ■

С помощью этой колонки Реваза Резо читатель сможет с головой погрузиться в подзабытую атмосферу овоще-базы и наконец-то получит исчерпывающий ответ на вопрос: что же общего у любви и помидоров?

текст: реваз резо

■ ■ ■ Грузчиком на овощную базу

меня устроил один мой родствен-

ник, Рамази, приходившийся, ка-

жется, моей маме двоюродным

братом, а мне, соответственно,

двоюродным дядей. Он уже лет

десять был в Москве, провязы-

вал какие-то истории, чем-то

торговал. Вообще-то, советуя об-

ратиться к нему за материальной

помощью, моя мама предпола-

гала, что он просто выдаст мне

сотни две долларов. Но не тут-то

было. Пронюхав, что незадолго

до этого я крестился, Рамази

решил воспользоваться случаем.

Я пришел к нему за деньгами,

а он затеял со мной религиовед-

ческую беседу с целью вернуть

меня в лоно иудаизма. Надо

сказать, его подкованность

в этом весьма щекотливом во-

просе оставляла желать лучшего.

Я повелся на несколько брошен-

ных им умных слов и развернул

такую демагогию, что минут

через двадцать непрерывного

монолога ему пришлось сдаться.

Правда, тут же оказалось, что

денег он мне не даст — не столь-

ко даже потому, что я выкрест,

а потому, что у него их просто

нет, но в качестве помощи он

может предложить поработать

грузчиком на овощной базе.

Работа оказалась не сродни

выстукиванию киносценариев

на пишущей машинке. Первое

время я еще подсчитывал,

сколько килограммов перета-

скал за день, но потом надоело.

В среднем все равно получалось

около пяти тонн. Я грузил и раз-

гружал овощи, фрукты, сахар.

Оказалось, что, как и всякое дру-

гое дело, работа грузчика таит

в себе множество нюансов, ко-

торым не то чтобы следует долго

и нудно обучаться в институтах

или на специальных курсах, но

знать их необходимо, иначе

дня через три работы ты труп.

В основном, это всевозможные

способы захвата и подъема,

общий принцип которых сво-

дится к тому, чтобы правильно

расположить центр тяжести,

задействовав при этом макси-

мально возможное количество

групп мышц. Строго следуя этим

неписаным правилам, можно

с легкостью превратить, напри-

мер, пятидесятикилограммовый

мешок картошки в десятикило-

граммовый и закинуть его куда

следует. Все эти приемы навер-

няка были известны еще рабам

в Древней Греции и уж тем

более в Древнем Египте, но не

мне, усвоившему из школьного

курса по физике лишь кокетли-

вое восклицание нежащегося

в ванне Архимеда.

В бригаду грузчиков меня за-

числили по указанию Марьи Сер-

геевны. Она была самой главной

начальницей грузчиков на всей

овощной базе (толстая и невысо-

кая, почти квадратная женщина

лет пятидесяти с оплывшим, но

бодрым, готовым к жизненным

трудностям лицом и со скру-

ченными на затылке в улиткин

домик черными крашеными

orlo

va

фот

о ит

ар-т

асс

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

21

волосами). Уж не знаю, какими

причинно-следственными отно-

шениями с ней был связан мой

двоюродный дядя Рамази, но

к моему трудоустройству она от-

неслась с не совсем адекватной

для такой грошовой ситуации

ответственностью.

В бригаде грузчиков, как

и в самой этой немудреной

профессии, тоже были свои

правила. Точнее, правило

было всего лишь одно, но зато

непререкаемое и соблюдать

его следовало неукоснительно.

Касалось оно, конечно же,

денег. Все заработанные деньги

к концу рабочего дня сливались

в общий котел, и только затем

сумма поровну делилась на

количество работавших. Коли-

чество это менялось чуть ли не

ежедневно. То нас было четверо,

то пятеро, то шестеро, то мы

работали даже ввосьмером,

а случалось, что нас было всего

двое — я и Серега.

Сереге было лет тридцать пять.

Он был высок, щупл и болезнен

на вид. Встреть я его на улице,

никогда не подумал бы, что

он с такой легкостью и даже

равнодушием может таскать

пятидесяти-, а то и семиде-

сятикилограммовые мешки.

Русые волосы, мутные глаза,

изъеденное прыщами лицо.

Он пил беспробудно. Бывало,

он успевал напиться еще до

первой погрузки. Впрочем, ему

как хроническому алкоголику

надо было немного. Он работал

в совершенно автопилотном

состоянии: веки не держались,

координация хромала, но он был

движим какой-то дьявольской

целеустремленностью погру-

зить или, наоборот, разгрузить

очередную фуру. Может, поэтому

он таскал мешки с таким равно-

душием? У него была семья:

жена и довольно большая

(четырнадцатилетняя, кажется)

дочка. Его жена работала кас-

сиром в продуктовом магазине,

а дочка плохо училась в школе.

Часто жена била его, кляня себя

за то, что когда-то вышла за

него замуж. Следующим утром

ему было вдвойне больнее,

потому что он соглашался с ней

и грустил о том, что она когда-то

вышла замуж за него, грузчика

и алкоголика. А он, думаю, любил

свою жену, любил безупречно

чистой, но совершенно беспо-

мощной любовью. Но особенно,

я думаю, он любил свою дочку,

и на то у меня есть вот какое

основание.

Как-то раз мы в течение всего

дня разгружали три фуры с по-

мидорами. И не продохнуть.

Поставка была государственной,

а поэтому за нее мы получили бы

какие-то сущие копейки. Марья

Сергеевна даже обещалась

выдать каждому из нас по пят-

надцать килограммов помидор

в качестве компенсации. Не

знаю, предполагала ли она, что

мы эти помидоры продадим, или

просто решила рассчитаться на-

турой. В общем, разгружали мы

gett

y im

ages

/fot

oban

k

игор

ь м

ухин

/age

ncy.

phot

ogra

pher

.ru

эти три фуры весь день. Кажет-

ся, нас было шестеро. Серега

не выходил из автопилотного

состояния уже несколько послед-

них суток, и поэтому, когда узнал

о предстоящей работе, море ему

показалось по щиколотку.

— Ща разгрузим! Нет вопросов,

Сергеевна.

Он работал как Бог во время

сотворения мира. Он порхал

между фурой и погрузчиком,

на который аккуратно, чтоб не

помять овощи, один на другой

укладывал ящички с поми-

дорами. За ним не то чтобы

невозможно было угнаться,

нельзя было и уследить. Он был

заведенной детской игрушкой,

решившей помочь людям. Он

делал перерывы только между

фурами, минут на десять

удаляясь с эстакады, чтобы до-

гнаться. Он курил, сжав сигарету

в зубах и чуть ли не перекусы-

вая фильтр. Он был центром

Вселенной, античным героем,

рыцарем Круглого стола. Он был

аккумулятором, подключившись

к которому можно было черпать

и черпать энергию, и она бы не

иссякла. Только ближе к вечеру,

когда все три фуры были раз-

гружены, он прилег отдохнуть.

Казалось, он теперь проспит до

утра, если не дольше. Но не тут-

то было. Минут через десять он

открыл глаза, словно включился,

присел, извлек из стоявшего

рядом кирзового сапога чекуш-

ку, отвинтил крышку и выпил.

Меня аж передернуло от этого

зрелища. Но в том не было

ничего удивительного, странно

было другое: передернуло и его,

причем передернуло настолько,

что он, подобно заправскому

портному, смачивающему брюки

перед глажкой, фонтаном вы-

прыснул водку изо рта.

— Ой, ч-ч-ерт!

Он обхватил руками голову,

уперся локтями в колени и запла-

кал. Он плакал навзрыд, рыдал,

всхлипывая и дрожа всем телом.

— У Светки, у дочки моей, сегод-

ня день рожденья… четырнад-

цать лет… а я, подонок, подарка

ей не купил, да еще и нажрался

как сволочь…

Мужики принялись его утешать,

мол, фигня, щас какой-нибудь

подарок — шарик, машинку

или конструктор придумаем,

и пойдешь на день рожденья

своей дочки. Но Серега рыдал

неугомонно словно малое дитя,

и, казалось, ни шарик, ни ма-

шинка, ни конструктор не смогут

его отвлечь. Прошло несколько

минут, прежде чем он пере-

стал плакать. Причем перестал

не по ниспадающей, а словно

переключился.

— Придумал!

Спасительный блеск мелькнул

в его глазах. Он встал с топчана

и, подняв с пола пакет с вы-

данными в качестве вознаграж-

дения за работу помидорами,

вывалил из него овощи. Он вни-

мательно разглядывал помидоры

один за другим, вертя их у себя

перед глазами, пока наконец не

остановил свой выбор на самом

большом из них.

— Вот. Я подарю ей помидор.

Правда красивый?

Пьяный и зареванный, он стоял

перед нами с помидором в руке.

Это был самый обычный крас-

ный помидор, хоть и довольно

крупный. И все-таки я, наверное,

больше никогда не увижу такого

помидора.

Я смотрел на него, и буквально

у меня на глазах обычный по-

мидор наливался любовью.

С ним он и ушел. ■ ■ ■

але

ксан

дра

дем

енко

ва/a

genc

y.ph

otog

raph

er.r

u

Уважаемый Андрей,Здесь, как говорится, «могла бы быть наша реклама». Но ее нет, и Вы отлично понимаете, почему. Мало того, что Вы это сами

знаете, так я Вам еще по телефону свою точку зрения изложил.

Но Вы попросили повторить это еще раз письменно, «что Вам, как главному редактору, так привычнее; что у Вас за плечами целая редакция — пусть всем будет понятно, ну и т.д.»

Я не возразил — значит договорились.

Вот пишу, а Вы читайте. Все по-пацански.

Помните, я Вас спрашивал, «ханжа ли я»? — Вы мне еще в трубку кричали, что, мол, «только не надо таких вопросов!

Что всем и так ясно! И т.д.» Судя по всему, не всем.

Уважаемый Андрей, мы с Вами вот уже четыре года на «Вы». И мне, да и Вам это, по-моему, нравится. И есть в этом какое-то мальчишеское кокетство, несмотря на наше абсолютное ровес-

ничество, на многое чего вместе пройденное, съеденное — но не выпитое, переговоренное и уж тем более передуманное.

И никакое «Вы» не помешает мне Вам таблеточку от давления посоветовать, а Вам ее принять — просто мы так комфортно

себя ведем и чувствуем, при этом предварительно не договариваясь.

Так же с рекламой. Особенно в журнале «Русский пионер».

Еще на пионерской вечеринке торжественного выпуска первого номера наши общие друзья громко так меня спросили

(вы рядом стояли, все видели и слышали) — «Как, мол, рекламу даешь: по дружбе или за деньги?» Я им тут же гордо ответил:

«Конечно, по дружбе, поэтому и за деньги».То есть еще в самом начале, я по-дружески решил, что новый журнал под Вашим руководством может быть интересен для

нас, как рекламодателей, ввиду сходных целевых аудиторий читателей «Русского пионера» и покупателей Bosco di Ciliegi;

и что вере ница инкассаторских машин будет увеличиваться и увеличиваться на подъезде к нашим магазинам, кафе и салонам после выхода каждого нового номера журнала

с яркой рекламой Etro, Jil Sander, Гастронома №1, Articoli и прочая, и прочая.

Более того, помимо рекламы я лично согласился выполнять Ваши домашние задания и с грехом пополам сдавать заметки

на заданную тему. И уже некоторым (хорошо, что не многим) начало казаться, что мы даем рек-ламу, только чтобы Вы печатали мои заметки.

Но поскольку я-то знал, что это далеко не так — то продолжал делать и то, и другое.

Но после прошлого номера я решил перестать делать «и то, и другое». Мне перестало быть комфортно. Теоретический вектор

наших целевых аудиторий, благодаря Вашей редакционной художественно-эстетической позиции, стал пересекаться уже под

углом девяносто градусов, то есть мы с Вами стали перпендикулярны. А так мы не договаривались.Я ведь сознательно приветствовал распространение «Русского пионера» в наших торговых

точках с прагматичной целью порадовать клиента, увлечь его, а там, глядишь, и продажи поднимутся.

А заметки сдавал, чтобы гордо так, в семейном кругу, их с типографской помощью зачитывать.

Ни то, ни другое я с третьим номером проделать не могу. Клиентов я разозлил и многократно получил этим журналом себе

в нос, а семейного круга и вовсе стеснялся, журнал прятал, хорошо еще, что сын в лагере,

жена в командировке, а мама на даче. Жаль, отовсюду убрать не успел — большинство по дружбе высказались прямо в лицо.

И правильно!

Я лично в последний раз такие шедевральные рисунки видел на первом курсе в мужском туалете

МХТИ им. Менделеева на Миусской площади.

Я не то чтобы от них глаз отводил, просто технологически к ним спиной располагался. Так комфортнее. Но когда на втором

курсе в туалете ремонт сделали и рисунков не стало, я, помню, про себя отметил, что вот оно — «светлое, доброе, вечное —

все ближе и ближе. Взрослеем!

Уважаемый Андрей, уважаемая редакция!Если Вы в том или ином виде (можно другими словами) все же разделяете мой и многих моих клиентов и Ваших читателей дис-

комфорт от произведенного эффекта — дайте знать. И мы продолжим давать рекламу и, может быть, даже сдавать заметки

в следующих номерах, а если нет — то оставайтесь наедине со своими пионер-скими изощрениями! Все по-пацански.

Ваш товарищ Михаил Куснирович

Письмо в редакцию Михаила Куснировича — почему он не дал рекламу в 4-й номер журнала «Русский пионер»

на п

рава

х ре

клам

ы

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

25

Уважаемый Михаил!Когда я обратился к Вам с предложением дать рекламу в «Русский

пионер», Вы сказали, что это честь для Вас. Собственно говоря,

я к этой рекламе так с тех пор и относился. Думаю, и вы тоже.

И поэтому я был очень удивлен, когда узнал, что в 4-м номере «РП»

рекламы «Боско ди чильеджи» не будет. Причины, как выяснилось,

политические. В 3-м номере был опубликован комикс непристойного

содержания. И это — Ваш ответ на наш комикс.

При этом надо сказать, что комикс пользовался большой популярно-

стью в читательских массах. Мы даже не ожидали такого эффекта.

Я отдаю себе отчет в том, что Вы боретесь за нравственную чистоту

(и это, как и решение о выделении рекламного бюджета для «РП»,

делает Вам честь). А мы, редакция журнала, боремся за чистоту худо-

жественную. Причем всеми доступными нам способами.

А их у нас много. И все — художественные. Дело в том, что язык твор-

чества совершенно неисчерпаем. Нам, во всяком случае, не удалось

его исчерпать в этом комиксе. А ответить нам можно только одним

способом — снять рекламу из следующего номера.

При этом я уважаю Вашу позицию. Я надеюсь, для Вас это было не-

простое решение. И в самом деле, каким другим ярким способом

Вы могли выразить свой протест против оскорбившего Вас комикса?

Я мог бы возразить Вам многочисленными примерами из классики

изобразительного искусства. Там, в этой классике, есть такие сюжеты

и картины, что наш комикс покажется апофеозом целомудрия

на фоне грандиозных батальных сцен с участием мужчин и женщин.

Но я не буду этого делать. Более того, даже, наверное, соглашусь

с Вами, Михаил Эрнестович. Вы действительно имеете полное право

сделать то, что вы сделали. И Вы правы.

Но и мы имеем право делать то, что мы делаем. И мы тоже будем

правы.

Андрей Колесников, главный редактор «Русского пионера»

Ответ главного редактора журнала «Русский пионер» на письмо Михаила Куснировича

orlo

va

Всегда готов

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

27

вторая четверть

Урок обществоведения. Явление Христа белухам. Что думают зубатые киты о творчестве Зураба Церетели.

Дневник наблюдений. Не то слово — Чечня. Русский пионер гуляет по Грозному.

инга

акс

енов

а

текст: дмитрий филимонов фото: вита буйвид рисунки: варвара аляй-акатьева

В стремлении постичь язык delphinapterus leucas корре-спондент «Русского пионера» Дмитрий Филимонов от-правляется на Соловецкие острова, где в беседах с уче-ными, художниками и зу-батыми китами неожидан-но узнает тайну великого скульптора Церетели.

Вскрикнула гага. Плеснула хвостом бе-луха. Пришли мы. Ступили резиновым сапогом на землю Соловецкую. На ка-мень лишайный. О-го-го!

— Кто там орет? Метнись, Баклажан,

глянь, кого принесло.

— А почему я?

— Ты самый мелкий.

Разогнался Баклажан, метнулся свечой из воды — по самый хвост, в ожерелье из брызг.

— Ах! — воскликнули мы, хватаясь за фотокамеры.

Он шумно выдохнул воздух, глянул выпуклым глазом, ринулся вниз.

— Ну? — спросил Самец-с-яйцом.

— Журналисты приехали, — ответил

Баклажан.

— Надо уходить? — засуетилась Роза.

— Нет. Журналисты не опасны. От них

вреда почти никакого.

— И пользы тоже, — заметил Чарли.

— О, как они разговорились! — Вла-димир Спартакович Беликов снимает наушники и протягивает нам. — Хотите послушать?

— Хотим, Владимир Спартакович! Белуха, она же зубатый кит, арктиче-ский дельфин. Delphinapterus leucas. «Морская канарейка». Самый болтливый зверь. Щелкает, свистит, скрипит, блеет, ржет. Произносит гласные «а», «у», «ы».

— А еще я умею язык трубочкой склады-

вать, — кокетливо сказала Ладошка.

— Погоди, дай послушать, — перебил

Самец-с-яйцом, — что про нас журна-

листам рассказывают.

— При этом щелкать, свистеть, скрипеть, блеять и ржать, — продолжает Влади-мир Спартакович, — белуха может одно-временно. Это называется акустический иероглиф. Мы описали пятьсот сигналов и пятьдесят три иероглифа, но только четыре расшифрованы достоверно: «от-стань», «всем нырнуть», «поворот», «чао».

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

29

У нас есть алфавит белух, но составить словарь мы пока не можем.

— Слыхали? И за эти выдающиеся до-

стижения им научные звания дают, —

съязвил Самец-с-яйцом и захлопал

в плавники.

— Ага, — хихикнул Чарли, — четырнад-

цать лет нас подслушивают. И только

четыре слова поняли.

Четырнадцать лет назад ученые Институ-та океанологии РАН высадились на мыс Белужий и построили наблюдательную вышку. Каждое лето в пору белых ночей к мысу приходят белухи. Самки с детьми. Может, тысячу лет приходят, может, де-сятки тысяч. Со всего Белого моря. У них ежегодная тусовка. Дамский клуб. Они плещутся на отмели, общаются, расска-зывают, что произошло за год, знакомят друг с другом новорожденных китят.

В середине июля в клуб заглядыва-ют самцы. Если их больше, чем самок, устраивают совещание. Парни стано-вятся в «звездочку» — головами друг к другу — и решают, кто лишний. Ког-да лишние уходят, начинается то, что Владимир Спартакович называет дис-котекой.

— Ой, я краснею, — сказала Роза.

— Не желаете потанцевать? — шепнул

ей Чарли.

— А ты тут при чем? — рявкнул Самец-

с-яйцом.

В Белом море таких клубов восемь. Но этот, у Белужьего мыса, особо пригоден для научных изысканий. Потому что киты — в двадцати метрах от вышки.

Вниз под воду уходят провода: белух снимает подводная видеокамера, их го-лоса пишет магнитофон, их рассматри-вают в бинокли. Биологи наблюдают все циклы жизни белух — от спаривания до рождения. Когда рождается новый дете-ныш, стадо взрывается криками: «Какой хорошенький!»

Каждому киту присвоен номер, под которым он значится в журнале наблю-дений. Но завсегдатаев клуба биологи зовут по именам.

Знакомьтесь.Баклажан. Родился фиолетовым. В от-

личие от других белух, которые рожда-ются коричневыми и которых биолог Верочка называет «шоколадками». Через неделю-другую младенцы чернеют. Че-рез год сереют. Потом белеют и на старо-сти лет желтеют.

Чарли Чаплин. С черной родинкой на верхней губе — вроде усов. Любит по-

зировать перед видеокамерой: то одним глазом в объектив глянет, то другим.

Ладошка. На спине пятно в форме дет-ской ладони.

Роза. Цвет кожи розовый. Самец-с-яйцом. На боку пигмент-

ное пятно, похожее на яйцо. «Очень не-приличная кличка», — краснеет биолог Верочка.

— Спорим, сейчас они журналистам

про наши извилины расскажут?

— С тобой, Самец-с-яйцом, никто спо-

рить не будет.

— Известно ли вам, — спрашивает Вла-димир Спартакович, — что мозг белухи крупней, а извилин в нем больше, чем у людей? Дело в том, что мы с вами пере-

...В середине июля в клуб заглядывают самцы. Если ихбольше, чем самок, устраивают совещание. Парни ста-

р у ц

новятся в «звездочку» — головами друг к другу — , , у р щ р, у р щ

и решают, кто лишний. Когда лишние уходят, начина-у ру ру уру ру

ется то, что Владимир Спартакович называет диско-р , у ,у ,

текой...

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

31

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

33мещаемся по земле в одной плоскости, а белухи — под водой в трехмерном про-странстве. Им для ориентации больше извилин нужно. Но это вовсе не значит, что белухи умнее нас.

— Умники! — пискнула Роза. — Помни-

те, как они по нам из арбалета стре-

ляли?

— Кто ж такое забудет! — зашумели

присутствующие.

Ученые решили взять генетическую пробу — при помощи специальной стрелы с заборником кожной ткани. Стрельнули. Промазали. Стрела упала в воду. Белухи крикнули: «Всем ныр-нуть!», «Поворот!», «Чао!» И ушли.

— Мы думали, не вернутся, — гово-рит Владимир Спартакович. — Белухи знали, для чего предназначены стрелы. У них генетическая память.

Белух промышляли до 1947 года.

— А помните немца-исследователя? —

продолжила Роза. — В белый костюм

переоделся, ныряет, контакт с нами

налаживает. Всю живность распугал

в море, умник.

— Неужто мы переодетого немца от

белухи не отличим? — пожала плавни-

ками Ладошка.

— А то еще эксперимент был, — встрял

Чарли, — прибор на дно опустили,

лампочка моргает. Я давай в нее носом

тыкать.

— Зачем?

— Чтобы умникам приятное сделать.

Ткнешь — они там, на вышке, глядят

в монитор и радуются. Как дети, ей-

богу!

Теперь Владимир Спартакович новый эксперимент затеял, посложнее: лампоч-ка сама по себе уже не моргает, для этого ее нажать надо.

— А вдруг белухи с нами в контакт вступят? Азбукой Морзе по лампочке настучат, — мечтает Владимир Спарта-кович и хватается за наушники. — Во, опять у них всплеск активности!

Это белухи хохочут.■ ■ ■

Вскрикнул баклан. Ушла на дно селедка. Явился Он. И сказал: «На Соловках я хочу установить стометровую фигуру Христа,

она станет музеем, на скрижали которо-го будут занесены имена всех погибших в тех местах».

— Кто там выступает?

— Скульптор.

— Чего хочет?

— Поставить статую.

— Где?

— На Секирной горе.

— Зачем?

— Скульпторы всегда хотят ставить

статуи.

— Но зачем стометровую?

— Каждый скульптор мечтает о самой

высокой статуе.

Зураб Церетели ступил на землю Со-ловецкую шесть лет назад. С частным визитом. В составе свиты московского мэра.

А помните немца-исследователя? — продолжилаРоза. — В белый костюм переоделся, ныряет, кон-

ц рц

такт с нами налаживает. Всю живность распугал р , р ,р

в море, умник.— Неужто мы переодетого немца от белухи

р , ур

не отличим? — пожала плавниками Ладошкау р ц ур ц

...

Плескались на отмели белухи, гаги исправно несли яйца, монахи молились в своих кельях. Свита имела беседу с мо-нахами и общественностью. Москва про-тянула руку. Обещала возродить Соловки — духовный центр русского народа. Ре-ставрация, гордость нации, инвестиции и овации. Ничто не предвещало статуи. Она грянула минувшей весной. Интер-вью со скульптором по телевизору вско-лыхнуло соловецкую общественность.

Вскрикнула гагой общественность. Только монахи смолчали. Они вообще молчуны. Но пред лицом общей опасно-сти, позабыв недавние обиды в спорах, кто главней на Соловках — церковь или государство, они сплотились — обще-ственность и монахи.

— Не бывать статуе! — твердит Сергей Нечитайло, художник-пейзажист и пред-ставитель общественности. Пейзажи

Сергея тихи, голос мягок, но слышны в нем батальные ноты. — Если что, под-нимем народ!

Потому что 100 метров — это тридцати-этажный дом. А Секирная гора, на ко-торую молва водрузила статую, — еще 72 метра. Итого 172. Это будет самое грандиозное сооружение на островах, выше самых высоких крестов Соловец-кого монастыря. А гоже ли?

Это будет самый высокий Христос в мире. Ибо даже бразильский Иисус-Искупитель, что стоит на горе Корко-ваду, воздев длани над городом Рио-де-Жанейро, — всего 38 метров.

— Большая статуя — это большая строй-ка, — говорит художник Нечитайло.

Бетономешалки, подъемные краны, сотни рабочих. А потом — тысячи новых туристов. Вот этого и боится обществен-ность.

Биологи боятся тоже. Секирная гора — вот она, с мыса Белужьего как на ладо-

ни. На вершине горы — церковь-маяк. И призрак статуи.

— Белух не обязательно промыш-лять, — объясняет профессор Всеволод Белькович, — достаточно их пугать, и популяция исчезнет. Как это случи-лось в Канаде, в Гудзоновом заливе.

— Кто этот мудрый старик?

— О, это главный белуховед Роди-

ны. Он сорок лет изучает китов и дель-

финов.

— Корабли обходят мыс Белужий за ки-лометр, — говорит Мария Воронцова. — Ближе запрещено. Мы добились от властей такого декрета. Но мы ничего не можем сделать с туристами, которые пу-гают белух моторными лодками. С дай-верами, которые ныряют посмотреть, как спариваются белухи.

— Кто эта заботливая дама?

— Директор представительства Меж-

дународного фонда защиты животных

IFAW в России.

— Я не специалист по белухам, но я раз-бираюсь в искусстве, — молвит Сергей Нечитайло, — и поэтому знаю, что ху-дожник и его творение неразделимы. Мои пейзажи — это я сам. Иисус Цере-тели — это сам Церетели. А он нам тут нужен?

— Я не разбираюсь в статуях, — гово-рит профессор Белькович, — я занима-юсь белухами. И чем дольше их изучаю, тем меньше их знаю.

При этих словах белухи — Баклажан, Чарли Чаплин, Роза, Ладошка, Самец-с-яйцом и др. выныривают из моря и хо-ром произносят:

— Конец.

...Кто там выступает? — Скульптор. — Чего хо-чет? — Поставить статую. — Где? — На Секирной

у у ру у р

горе. — Заче м? — Скульпторы всегда хотят ставить у ру

стату и...

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

35

ната

лья

льво

вана

таль

я ль

вова

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

37

Корреспонденты «Русского пионера» отправляются в Чечню по совершенно мирному поводу: посмотреть на стадионе футбол, совершить рейд по развлекательным заведениям города Гроз-ного. В какой-то момент они настолько поддаются благодушию, что жизнь вынуждена им напомнить свое мудрое правило: рас-слабляться нельзя! Даже в образцово-оздоровительной Чечне.

Эта земля населена детьми. Их много, безумно много. Младенцы несут по-койный мерцающий взгляд, словно бо-ясь его расплескать. Подростки бешено стреляют очами. В отстраненных об-лачных взорах стариков острыми сол-нечными уколами вспыхивает подрост-ковый раж, но потом глаза снова гаснут и становятся спокойными, как у самых маленьких.

Руслан, наверное, старик. Ему шесть-десят пять.

Мы сидим за столом. Вечером. На вто-ром этаже его дома. После длинного грозненского дня.

— Ну и как вам Чечня? — спрашива-ет от плиты его жена Лейла, похожая на черную курицу.

— Чечня — здорово! — отвечает мой спутник фотограф Костя, похожий на лисенка.

— Чечня — это неправильно, — гово-рит Руслан. У него сухое интеллигентное лицо, седая щеточка усов, гортанный го-лос. — Не люблю это слово. Чечня — не то слово. Сам знаешь, с чем рифмуется… И буква «ч» нехорошая. Много ты знаешь добрых слов, которые начинаются на «ч»?

Я задумываюсь.— Чернобыль, — откликается от пли-

ты Лейла.Муж иронично цокает языком:— Сморозила!Лейла умолкает и громко звякает ло-

паткой, переворачивая блин на шипя-щей сковороде.

— Чума, — задумчиво подбирает сло-ва Руслан, — Чикатило.

Он любит слова, он учитель словесно-сти.

— Честь, чувство, черешня! — сме-юсь я.

текст: сергей шаргунов

— Червивая черешня, — Руслан поже-вывает губами, в его глазах вспыхивает подростковый азарт, как будто сейчас ударит по мячу на пыльном дворе:

— Чушь, чернь, черт возьми!— А какое слово вам нравится? —

спрашивает фотограф Костя.Руслан сразу становится серьезным,

это уже не мальчишка, бьющий по мячу, это солидный тренер.

— Ичкерия, — мягко произносит он. — А лучше всего — Нохч. Мы же нохчи, дети Ноя.

Я смотрю на Руслана и стараюсь не улыбаться: да, вы дети, вечные дети.

С утра мы с фотографом Костей бродили по Грозному. Без сопровождающих. Днем пошли на футбольный матч Терек — ЦСКА. Тоже сами по себе. Нам хотелось узнать: как ощущают себя русские в Чеч-не. Невооруженные русские.

Был выходной, суббота. Мы шли по центральной улице в шумном потоке толпы, изредка выбираясь на менее людные отмели. Толпа несла нас, огля-дывая, ощупывая, взвешивая. Город плыл мимо во всем своем великолеп-ном бардаке. Заново отделанные фасады многоэтажек, искристый фонтан, свеже-выложенная плитка тротуаров. Ржавые ворота с надписью белым по рыжему: «Мыны! Берегись!», обглоданное бомбой административное здание, над которым торчат опаленные буквы из прошлого: «Искусство принадлежит народу» — и восторженные плакаты дня сегодняш-него, маскирующие пробоины в стенах: «Рамзан, Вы президентом только год — восстал из пепла город, ликует наш на-род!», «Детские улыбки — награда для Ге-роя». И черно-белые листки на столбах: «Разыскивается пропавший».

Люди улыбались. Нам. При виде нас. И это было странно. Я ждал злых взгля-дов или равнодушия. Но каждый встреч-ный с удовольствием подставлял себя под объектив фотокамеры, прохожие заговаривали, спрашивали: «Вы отку-да?» — и, услышав, что из Москвы, сия-ли еще большим любопытством. Жен-щины, торгующие на рынке, небритые парни, безногий инвалид на тележке, красотки в платочках и с кокетливыми лентами в волосах — десятки, сотни лиц обращены к тебе, и в каждом готов-ность к немедленному гостеприимству. Словно сговорились. Словно мы не туда попали — это никакая не Чечня, это не те самые, знакомые по социальным сказ-кам страшные разбойники, что резали и взрывали и будут снова резать и снова взрывать. Приветливые. Расспрашива-ют. Тянутся. Хотят рассказать свою прав-ду. И даже суровый бородатый автомат-чик в бронежилете, охраняющий строи-тельство мечети, внезапно подмигивает и делится своей детской радостью: «Это самая-самая большая мечеть будет!».

И тут я соображаю, почему, зачем они так рады. Люди боятся изоляции. Не хо-тят оставаться наедине с собой, со своей памятью о войне. Им нужен воздух мира. Который убавит боль по мертвым, пога-

Люди улыбались. Нам. При виде нас. И это было странно. Я ждал злых взгля-дов или равнодушия. Но каждый встреч-ный с удоволь-ствием подставлял себя под объектив фотокамеры, про-хожие заговаривали, спрашивали: «Вы от-куда?» — и, услы-шав, что из Москвы, сияли еще большим любопытством.

конс

тант

ин р

убахи

н

конс

тант

ин р

убахи

н

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

39

сит чувство прифронтовой ущербности, даст ощущение нормальной жизни. Гости для них — знак полноценной жизни.

Гость сегодня — ЦСКА. Мы приходим к стадиону за час. Здесь уже клубится на-род. Кажется, сюда сбежалась вся муж-ская часть города. Именно бегом движут-ся к стадиону со всех сторон. Группками. Хохоча. Ломятся сквозь рамку металлои-скателя. Но при всем этом веселом напо-ре — в толпе тайная пружина опаски, выдержки, настороженности. Проход на матч труден — каждого обыскивают тщательно, подолгу. Мигая и улюлюкая, подъезжает кортеж президента Кадыро-ва. Стадион вмещает десять тысяч чело-век, и он заполнен. На каждый пас толпа реагирует так, будто решается дело че-ченской чести. Люди вскакивают, горла-нят. «У-у-у-у!» — выдает, сложив ладони трубой, старик в папахе. На центральной

и самой высокой трибуне — Рамзан. Он все время хватается за голову. И я вдруг понимаю: этот матч для них тоже знак жизни. Ее зарождения заново.

«Терек» накатывает на ворота против-ника, гол, стадион подлетает, как при взрыве. Рамзан подпрыгивает и машет руками. Мир тонет в воплях новорож-денных. «Вывод войск!» — кричит кто-то. «Аллах акбар!» — гремит в ответ. Итог матча — 1:0. Трибуна болельщиков ЦСКА, обычно ревущая, сегодня тиха, бешеные «кони» пугливы и немы. Болельщиков ЦСКА сгружают в автобус и увозят. Че-ченцы вываливают на улицы, несутся вприпрыжку, на лицах какое-то физио-логическое удовольствие, будто каждый из них родил этот мяч.

Отгулявшие и оглохшие от матча, мы возвращаемся в дом старого Руслана. Он смотрел матч по телевизору. Его взор

еще искрится победой. Вся Чечня смо-трела бой «Терека» с армейцами.

Руслан отстраивает свой полуразру-шенный дом. Я помогаю Руслану таскать стекла из сарая на стройку, на второй этаж. В темном углу сарая обнаруживаю груду книг с выцветшими корешками: Есенин, Лермонтов, Куприн.

— Сын читал, — перехватывает мой взгляд старик.

Сына у него нет. Во время второй че-ченской в дом ворвались федералы, Рус-лану сломали нос и ребра, а парня схва-тили и увезли. Люди говорят, он сгинул в яме, что была не территории авиабазы Ханкала.

— Несколько ребят вернулись от-туда, — голос Лейлы дрожит, — из той ямы, а наш не вернулся.

— Такой же, как вы был, молодень-кий, — говорит Руслан с пугающей, не-понятной интонацией в голосе.

ната

лья

льво

ва

— Го-ол! — раздается за забором.Мы вздрагиваем. Это ребятишки го-

няют футбол. Они вскрикивают вдохно-венно, сегодня Чечня выиграла. Или — Нохч.

Опускается ночь. Ночью в мою комнату входит Руслан.

Зажигает свет: — Не спишь? — У него в руке писто-

лет. — Что, испугался?Я молчу.— Это игрушка моей дочки. Она мили-

ционер, уехала в горы, к знахарю. — Он отводит пистолет. — Все хорошо?

— А можно и нам в горы, к знахарю?

На следующее утро грозненское такси везет меня, старую Лейлу и фотографа Костю в горы. На полдороги, в Аргуне, встречаемся с дочкой-милиционером.

— Такой чудесный, — радуется дочка-милиционер, — наложил на меня руки

и точно бы внутренности перевернул. И все угадал, что болит, даже сказал, где у меня родинка на спине. Такое чувство, будто заново родилась!

Старая Лейла с надеждой вздыхает. Чечня надеется заново родиться.

Горное село Махкеты. К знахарю — толпа, но нас пропускают без очереди. Знахарь — сравнительно молодой му-жик. Десантник в прошлом. Крупный, мясистый, лицо будто обмазано ще-тиной. Для начала он дарит нас крат-кой беседой о зверствах федералов во время войны. Потом велит Лейле сесть на стул и начинает сканировать ее своими громадными ручищами. Женщина крепко зажмуривает глаза с решимостью, открыв их, родиться другой Лейлой. Всем нам, в том числе корреспондентам из Москвы, знахарь-десантник дарует диагноз: «Жить буде-те». Это радует.

«Терек» накатывает на ворота против-ника, гол, стадион подлетает, как при взрыве. Рамзан под-прыгивает и машет руками. Мир тонет в воплях новорож-денных. «Вывод войск!» — кричит кто-то. «Аллах ак-бар!» — гремит в ответ. Итог матча — 1:0.

конс

тант

ин р

убахи

н

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

41

На обратном пути за нами — погоня. За-мызганная «девятка» мчится следом по горной дороге, сигналит. Мы встаем на обочине. Лейла бледна, бледен шофер. Костя, тоже бледный, возится с фото-камерой. Неожиданно для себя выска-киваю из такси. Солнце слепит. Из «де-вятки» выходит человек с автоматом, он в камуфляже, на поясе нож. Рыжеватая борода, жесткий прищур.

— Откуда сам?— Из Москвы.Рядом — горы, утонувшие в зелени.

«Зеленка».— И как Москва? Стоит?Почесав нос указательным пальцем

левой руки (потому что правый лежит на спусковом крючке автомата), рыжеборо-дый принимается рассказывать, как был в Москве совсем юным, до первой чечен-ской войны, когда народ «еще не обозлил-ся». Он снова чешет нос и спрашивает:

— Ты кто?— Пишу.— Стихи? Тимура Муцураева знаешь?Знаю! Слушал! Это чеченский бард.— Да, — говорю и принимаюсь ци-

тировать не вполне складные строки: «Не шутит больше и Афган, и Ягуар не в мире этом, с улыбкою ушел Аслан, на-вечно озаренный светом…».

Рыжебородый радостно скалится:— Молодец! Ладно, езжай.

Пассажиры такси по-прежнему блед-ны. «Отпустил», — говорю я, и водитель срывается с места. Лейла твердит что-то молитвенное на чеченском. Потом ее прорывает, и она начинает нервно сыпать историями. Про то, как феде-ралы разбомбили их дом и как солда-ты ходили по рынку, скупая швейные иглы, чтобы потом загонять их под ногти людям, и самые озлобленные

Люди боятся изо-ляции. Не хотят оставаться наедине с собой, со своей памятью о войне. Им нужен воздух мира. Который уба-вит боль по мерт-вым, погасит чув-ство прифронтовой ущербности, даст ощущение нормаль-ной жизни. Гости для них — знак полно-ценной жизни.

ната

лья

льво

ва

ната

лья

льво

ва

ушли в леса и до сих пор сидят там — «лесники», и рыжебородый точно был «лесником», и он точно убил бы ее дочь, потому что она милиционер, а мили-ционер она потому, что другой рабо-ты нет...

Мы снова в Грозном.— Понравился знахарь? — спраши-

вает Руслан. — А я не верю знахарям. Я светский человек. Я против мрако-бесия. Правда, в юности русалку ви-дел. Скачу на коне, а баба голая, воло-сы длинные, седые, сидит на столбе и надо мной хохочет. Я от страха через коня перелетел.

Руслан пускается в воспоминания. Мистические истории детства и страш-ные эпизоды войны переплетаются, как бывает в мальчишеских россказнях.

— Отец объяснил мне мои страхи, — говорит Руслан. — «Это дрожь твоей му-

жественности». Чтобы не быть трусом, знаете, чего не надо бояться?

— Воевать? — спрашивает Костя, а Лей-ла вздыхает у плиты, где жарит рыбу.

— Иди ты! — беззлобно машет рукой Руслан. — Не надо бояться жить.

На закате мы помогаем Руслану таскать стекла. Мы стали цепочкой на железной лестнице и бережно передаем оконные стекла друг другу: я, московский литера-тор, седой чеченец Руслан, фотограф Ко-стя. Стекла тяжелые, скользкие. В них от-ражается закат и огонь газового факела, пылающего на окраине города. И вдруг стекло выскальзывает из рук. Падает вниз. Разбивается на бетонном дворике.

— На счастье! — говорит Руслан поло-женное и невозмутимо смотрит вниз.

Из дома выходит Лейла и терпеливо принимается подметать стекло.

Они отстроят свой дом.

Руслан отстраивает свой полуразрушен-ный дом. Я помогаю Руслану таскать стекла на второй этаж. В темном углу сарая обнаруживаю груду книг с выцвет-шими корешками: Есенин, Лермонтов, Куприн. — Сын читал, — перехватывает мой взгляд старик. Сына у него нет. Люди говорят, он сгинул в яме, что была на территории авиабазы Ханкала.

конс

тант

ин р

убахи

н

Всегда готов

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

45

третья четверть

Диктант. The End. О некоторых полезных свойствах Апокалипсиса. Памятные даты. Календарик концов света до 24000000000 года. Гражданская оборона. Из-под. Последний репортаж из модного бомбоубежища. Собеседование. Твой бункер.

Страха нет, сделано в Германии. Работа над ошибками. После бомбы. О новых технологиях уничтожения мира. Вечный огонь. Теплое место. Экскурсия в лучший крематорий Европы. Природоведение. Девушки и смерть. О фактах истребления бабочек в Оренбургской области. Урок физики. Царь-лазер. Сказание о подмосковном гиперболоиде. Комикс. Как

взорвались русский, китаец, американец и анархист. Послание из будущего. До и после. Рассказ Дмитрия Глуховского. Полезные советы. Как не погибнуть со всеми.

инга

акс

енов

а

тема номера

конец света

текст: игорь мартынов фото: наталья вороницына

В своем вступлении к главной теме этого номера (Апо-калипсис, третья мировая и т.п.) Игорь Мартынов обра-щает внимание на некоторые полезные свойства конца света и предлагает свой красочный сценарий его достойной встречи. К дик -танту прилагается ка -лендарик концов света на ближайшие 24 миллиарда лет, на любой вкус.

Чего-чего, а концов света хватит на всех. В ассортименте — с грибком, с подвохом и что-то такое простое, как лампочку загасить. Всякий раз предчувствие: ну теперь-то точно не подведут! Разбег на рубль — то Глоба, то Нострадамус, то Адронный, прости господи, коллайдер. Этим летом с особым креном смотрели в сторону физиков: уж они там под Альпами разгонят материю, уж покажут Вселенной черные ее дыры!

Ведь чем еще хорош Апокалипсис: все грехи сбреет. Обнулит до первородного. Вернет к стерильному истоку. И мучить-ся не надо — заполнять потребитель-скую корзину, искоренять мздоимство, лелеять пенсионную реформу. Какая пен-сия, когда конец времен?! В этой вечной походной маете даже некогда прокаш-ляться, суммировать пережитое, напи-сать хотя бы «Капитал» или «Воскресение». Каждый день как последний.

Причем и внешняя среда, надо отдать ей должное, идет навстречу страху чело-вечества: то город смоет, то кометой прожжет тайгу до дыр. Все в природе попуталось, ни лета ни зимы, сплошное трясение основ.

О третьей мировой принято говорить сухо, по-ветерански, как о последних Олимпийских играх. Пульнуть могут в любой момент, с любого рубежа: хоть от витязей в тигровой шкуре, хоть от белочехов с их ПРО. Но ведь и наша асимметричная мера уже готова всплыть в ближайшем к Пентагону ручейке!

Пришла пора расконсервации и засе-ления — всего, что понастроено на слу-чай общего конца. Но умеем ли, готовы ли мы жить и здравствовать там, вдали, под землей, куда так и так придется рано или поздно? Поверхностный, а тем более поднебесный этап жизни, похоже, исчерпан, что же нам остается? Только верные недра. А нам есть чем гордиться в глубине!

«Надо зарываться!» — помню, пару лет назад так не только сказал глава одной подмосковной администрации, но и начал с себя. Взору геликоптера из налоговой инспекции подставлена лишь скупая дощатая конура, тогда как четыре этажа вглубь обшиты мрамором каррарским, освещены вместо каприз-ного солнца бесперебойным ультрафи-олетом; не позабыта и культурная часть — имеется размером с «Кодак Киномир» подземный кинотеатр для семейного просмотра. Это же и скром-ность, и неброскость, и припадание к родным корням. Все-таки нам всегда лучше удавалось бытие на загробном уровне — взять хотя бы прославленный метрополитен. В отличие от тех же нем-цев или англичан мы никогда метро не унижали просто до вида транспорта, до прозаических нужд, но художественно возносили его до высот мавзолея, двор-ца бракосочетания, до колумбария. Бывает, запрокинешься с устатку где-нибудь на «Маяковской», а над тобой васильковое небо, летят добрые рисо-

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

47

ванные самолеты и тихо падают в объя-тья чернобровые парашютистки в пар-човых галифе... Аид по проездному, Валгалла за талон. Сюда турист прихо-дит как в музей, а пора бы, между про-чим, опыта набираться!

Чем чреват андеграунд? Никаких слу-чайностей. Только проверенные стены. Полное излечение от застарелой рус-ской фобии — боязни открытых про-странств. Оставшись в тесноте, да не в обиде, в бункере привычных лиц, уде-лим время ближним, займемся вну-тренним миром — для полноценной жизни достаточно двух-трех десятков особей. Да что там! Трех! Двух (если раз-нополые). Мы еще не настолько хорошо знаем друг друга, чтобы распыляться по пространствам. На распахнутых площадях, в безмерной толпе у нас не очень получается — попробуем, что ли, ограничиться, зарыться? Приюти, как говорится, земля родная?

Но перед тем как окончательно уйти в подземелья, конечно, нужен прощаль-ный ужин. Даты Апокалипсиса извест-

ны, можно подобрать по вкусу: вот лун-ный календарик майя, вот встреча с астероидом QQ47. Все заранее извест-но, можно спланировать вечеринку или даже утренник.

Конец света лучше всего встретить в кругу проверенных, видавших виды сотоварищей, провиант и жидкости заранее припася, покусывая филейные части человечества, и лучше в тех апар-таментах, где шведские сосновые шкафы, где антикварные кресла и кана-пе, канадские кленовые стулья и килим-ские турецкие ковры, чтобы, когда погаснут внешние светила, возжечь мек-

сиканскую лампу, изящно драпирован-ную испанской шалью...

Безусловно, этот праздник надо отме-чать на верхних этажах какой-нибудь высотки, чтобы в последнем полете

окинуть взором и успеть про-петь «Степь да степь кругом». Ката пуль тиро вание — наше обычное состояние. Нам в этой дисциплине равных нет и уже не будет.

Да, славно задумано, есть только одна загвоздка: конца света опять не будет, хотя бы потому, что свет еще не начи-нался. Ведь нельзя же эти роб-

кие проблески принять за полноценное освещение. Каждый раз навек проща-лись — а уходили, как всегда, на миг.

Как бы это ни было мучительно для человечества, но придется смириться с тем, что жизнь не так уж коротка и склонна к бесконечности и мы опять столкнемся друг с другом все те же, лицом к лицу: на следующий день после Судного.

На распахнутых площадях, в безмерной толпе у нас не очень получается — попробуем, что ли, ограничиться, зарыться? Приюти, как говорится, земля родная?

ноябрь

Запуск Большого адронного кол-

лайдера. Вкратце будет вот что:

в кольцевом тоннеле протяжен-

ностью 27 км протоны и ионы

будут разгоняться до скорости

света и сталкиваться друг с дру-

гом, порождая процессы, схо-

жие с теми, благодаря которым

возникла Мать Вселенная. По-

следствия столкновения частиц

станут предметом изучения,

поскольку адронный коллайдер

создан именно для того, чтобы

смоделировать Большой взрыв

в лабораторных условиях. Эти

опыты в итоге и приведут свет

к концу. 21 марта 2008 года за

человечество вступились два

гавайца: в федеральный окруж-

ной суд Гавайских островов

был подан иск Уолтера Вагнера

и Луиса Санчо, в котором они

обвинили ученых в попытке

устроить конец света и потребо-

вали запретить запуск коллай-

дера. Истцов можно назвать

пионерами-героями: запуск

ускорителя с июля перенесен

на ноябрь.

август

Тут всему виной звезды. Ось

равноденствия (ноль градусов

Овна — ноль градусов Весов),

а вслед за ней земная ось

испытают неблагоприятное

астрологическое влияние. Сама

почва под ногами будет казаться

неустойчивой. Разрушения в пер-

вую очередь объявятся вблизи

гринвичского меридиана, то есть

в Европе. Выразятся в стихийных

бедствиях и войнах. Но как раз

в августе 2010 года сейсмиче-

ская катастрофа разрушает

и США, после чего они теряют

статус сверхдержавы и распада-

ются на отдельные государства.

21 декабря

Точную дату назвали инки,

у них был самый точный лунный

календарь, и вообще они много

такого знали, чего теперь уже

не узнает никто. Конец света

(конец времен) как конец эпохи

в длинном счете календаря

майя должен произойти 21 (по

другим версиям — 23) декабря

2012 года. Кстати, согласно не-

которым расчетам 12 декабря

2012 года состоится солнечное

затмение с прохождением

диска Солнца через плоскость

нашей галактики. Все сходится

к одному. Не миновать.

У специалиста своего дела Мише-

ля Нострадамуса припасено не-

сколько надежных концов света.

Как считают некоторые толкова-

тели, это произойдет в 2035 году

н.э., чему будет предшествовать

мировая война. Перед войной

произойдет реинтеграция пост-

советского пространства при

третьем российском президенте,

«короле Аквилона». Еще говорят,

что концом света по Нострада-

мусу будет февраль 2622 года,

«седьмой месяц 1999 года» по

мусульманскому летоисчислению.

Согласно другим трактовкам Но-

страдамуса в 2018 году произой-

дет ядерная война.

13 ноября

Запланирован «демографиче-

ский конец света» при условии

сохранения «гиперболической

тенденции роста численности

мирового народонаселения» —

согласно Хайнцу фон Ферстеру.

В 1960 году в журнале Science

Ферстер опубликовал статью под

жизнеутверждающим названи-

ем: «Судный день. Пятница 13

ноября 2026 года». По данным,

которые тогда имелись в его рас-

поряжении, он вывел, что имен-

но в этот день население Земли

должно стать бесконечным.

Люди в этот день окончательно

собьются со счета.

Cогласно древнескандинавской

мифологии 2013 год — год конца

света Рагнарока. В день Рагна-

рока чудовищный волк Фенрир

проглотит Солнце, погрузив мир

во тьму, а море выйдет из бере-

гов, когда из глубин всплывет

змей Ёрмунганд. К ним прим-

кнет и огненный великан Сурт

с пылающим мечом. Против них

выступят асы во главе с Одином.

Один сойдется в битве с Фенри-

ром и будет убит. Тор схлестнется

со змеем Ёрмунгандом и убьет

его, но при этом сам падет от его

яда. Великан Сурт сожжет мир,

но потом мир возродится.

21 марта

Столкновение с астероидом

2003 QQ47. Этот астероид спо-

собен уничтожить все на любом

из земных континентов. Ме-

теорит в 10 раз меньше того,

который стал причиной гибели

динозавров, однако, учитывая

скорость его движения (около

35 километров в секунду)

и размеры (около километра

в диаметре), есть смысл при-

готовиться к худшему. Шансы

на столкновение, впрочем,

не очень перспективные:

1 к 909000.

20102008 2013 2018

2012 20262014

Сводный календарик концов света до 24 000 002 005

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

49

13 апреля

Столкновение Земли с астерои-

дом 2004 MN4. Привет из кос-

моса. 2004 MN4 вращается

вокруг Солнца практически

в той же плоскости, что и Земля,

дважды в год пересекая орбиту

нашей планеты. При столкно -

вении с Землей астероид

вре жется в нашу планету на

скорости 45 тысяч километров

в час. В том случае, если он

упадет в океан. В случае удара

о твердую поверхность Земли

возникнет кратер диаметром

четыре километра, и это будет

сопровождаться выбросом

энергии приблизительно в 1600

мегатонн (сто Хиросим).

Автор этого конца света — древ-

ний ирландский монах Мала-

хия, Согласно предсказанию,

которое он сделал в 1143 году

в труде «Пророчество о Папах»,

конец света наступит во время

царствования 112-го Папы

Римского. По версии монаха,

институт папства плохо кончит.

Рукопись Малахии представля-

ет собой своего рода каталог,

в котором перечислены 112

священнослужителей, которые

в разное время занимали и

будут занимать Святой престол.

Всего 112 человек, если считать

от Целестина II, смогут занять

вожделенный престол (ныне

главенствует 111-й). Следова-

тельно, ждать нам осталось со-

всем немного, финал наступит

в 2033 году.

Об этом занавесе истории чело-

вечества по секрету сообщили

подмосковному контактеру

Олегу Юрьевичу Соломенникову.

Еще с конца 1998 года он, нахо-

дясь у себя дома, внезапно стал

улавливать речевые сигналы

иных цивилизаций. С периодич-

ностью два раза в год некие

силы, называющие себя богами,

нашептывают важную инфор-

мацию: о рае, аде и в том числе

и о неизбежном конце света

в 2034 году.

Иссак Ньютон прославился не

только тем, что вовремя под-

ставился под падающий плод.

Согласно его расчету 1704 года

по библейской книге Даниила

конец света и Апокалипсис при-

ходятся на 2060 год. Сэр Ньютон

потратил 50 лет на расшифровку

Библии. Свои вычисления он

основывал на обработке каждого

слова из книги пророка Даниила.

Знаменательной дате, по мнению

ученого, будут предшествовать

разрушительные войны и гло-

бальные эпидемии. Потом же все

будет опять хорошо, на Землю

спустится мессия, который будет

в одиночку управлять планетой

в течение тысячелетия.

23 октября

Гибель человечества в резуль-

тате ядерной войны, ядерной

зимы и последующего рас-

пространения биологического

оружия — по версии создателей

компьютерной игры Fallout.

Махаватар Бабаджи, пришед-

ший на Землю всего лишь на

14 лет (1970–1984), а затем

оставивший тело, не называл

конкретных дат окончания

света, но предупреждал, что

в районе 2100 года состоится

Маха Кранти (Великая Револю-

ция), апофеозом которой станет

ядерная война, в результате

чего на Земле останется неболь-

шой процент населения. России

Бабаджи отводил место Спаси-

теля Мира. Он предсказал, что

практически вся территория

России сохранится в своем до-

потопном виде. Включая лютики

и васильки.

Некоторые богословы, трактуя

Библию, предположили, что

каждому из семи дней творения

соответствует тысяча лет. Зна-

чит, сей мир сотворен с запасом

всего на 7000 лет. Однако из-за

разных систем отсчета в разных

календарях получаются разные

даты конца света. Так что есть

разнообразие выбора — к како-

му календарю примкнуть.

Согласно последним исследова-

ниям научной группы во главе

с Андреем Линде, теоретиком-

астрофизиком из Стенфордско-

го университета в Калифорнии,

конец Вселенной наступит через

24 миллиарда лет. Противопо-

ложная силе тяготения энергия

«темного вещества», которая

заставляет галактики удалятся

друг от друга, расширит Вселен-

ную в два раза по сравнению

с теми размерами, что у нее

есть сейчас. Затем в ожидании

нового Большого взрыва Все-

ленная сократится в размерах

до одного сгустка вещества.

Доживут ли люди до столь прият-

но удаленного финала — пока-

жет запуск Большого адронного

коллайдера.

2034

2060

2029

2033

2100

2077

7000

24 000 002 005

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

51

текст: владимир лепилин фото: наталья львова

Если читатель не даст себя ввести в заблуждение лекговесностью и хиханьками-хаханьками, с которыми наш корреспонент Владимир Лепилин погружается в одно из самых засекреченных подземных заведений советской Москвы, то ему гарантирован полноценный ужас. И кро-мешная без-ысходность.

Машина у полковника дряхлая. Стойки бьют. Тормоза не тормозят. Но гоняет он на ней, как на болиде.

Мы петляем по Москве, как будто ухо-дим от хвоста. Делаем эстакадные скид-ки. Дождь пузырится в лужах.

— Есть! — рычит полковник, как его проржавевший глушак. — Есть он, под-земный город! Вот он под нами сейчас. Бункеры, бомбоубежища, железнодо-рожные ветки. И чего? Все заброшено. Никому не нужно. А мир хрупок, парень. Очень хрупок!

Полковник усмехнулся. Лицо к улыбке осталось безучастным, как кремлевская стена к тому, что происходит в Кремле. Пудовые кулаки с выбивающимися из-под манжет рубахи буйными волосами твердо сжимают баранку.

Мы миновали Дом на набережной. Вы-скочили на Таганку.

— В Москве семь тысяч бомбоубежищ, которые сданы в аренду черт-те кому

и заняты черт-те чем. Стоянки автомоби-лей, склады, овощехранилища. В случае угрозы по инструкции их должны осво-бодить за шесть часов. Ха! Это даже не смешно. Им и трех суток не хватит, чтоб вывезти свой хлам. Но если даже выве-зут, в тех семи тысячах уместить можно максимум третью часть Москвы.

Полковник замолчал, словно обдумы-вая судьбу оставшихся двух третей. Про-ехали мост через Москву-реку. В пелене дождя город как в дымовой завесе.

— Да что вы, Виктор Николаевич, — поправил я давящий грудь ремень безо-пасности. — Кого нам бояться? У нас же век нанотехнологий. Времена холодной войны далеко позади.

Полковник Генштаба в отставке посмо-трел на меня так, как смотрят на шизоф-реников.

— Вот чё ты добиваешься? — беззлоб-но спросил он. — На что ты меня хочешь спровоцировать?

— На детали, — сказал я. — Вы же сами говорите, никому это сейчас в государ-стве не нужно. А мир хрупок. Хочется подробностей.

Он опять обдал меня тем взглядом.— А ты позвони мне через пятнад-

цать лет.— Почему через пятнадцать?— Потому что всего десять прошло.

С тех пор как я бумажечку одну под-писывал.

Но он позвонил сам — не через пят-надцать лет, а через пару дней.

— Хочешь в бункер спуститься? — про-басил в трубку без лишних предисло-вий. — Я тебе человека дам. Подъезжай завтра к девяти вечера в 5-й Котельниче-ский переулок, дом 11.

Старинный этот дом не был обозначен на картах города вплоть до середины восьмидесятых. Жильцы его не знали, в чем дело. Вроде бы так же, как все, боролись за звание «Дом образцового

содержания». Так же, как все, смотре-ли программу «Время» и ненавидели Рейгана за его разворачивание ракет. А дома на карте не было. Может, это из-за ворот, что находятся с торца и в ко-торые гуськом ходят и ходят какие-то люди.

Ворота и сегодня целы. Рубиновая звез-да во лбу горит. В щель между створками видно скамейку, свет из проема какой-то двери и тень человека. Мы прислоняем-ся к этим воротам спиной. Курим. В мир-ном небе над мирной Москвой висит ломкая пронзительная луна.

Ровно в девять калитка в воротах отворя-ется и тень идет к нам.

— Владислав Сергеевич, — представ-ляется.

На КПП, за окошком, сидит солдат в со-ветской форме. Он говорит с кем-то по со-ветскому телефону, глаза его блестят.

В помещении пахнет ржавым железом и почему-то пылью, прибитой дождем.

На стене на вешалках-закорючках — плащ-палатки. Сопровождающий нас Владимир Сергеевич ловко накидыва-ет одну себе на плечи. Мы следуем его примеру.

— Только пилоток со звездочками не хватает, — шепчу я как можно тише фо-тографу.

— Вот, если хотите, — сдув пыль, про-тягивает нам старый чекист головные уборы.

Мы переглядываемся. — Клоунада какая-то, — одними губа-

ми шевелю я.Владислав Сергеевич гневно оборачи-

вается. Боковой свет пыльной лампочки очерчивает ровно половину его лица. Не-приветливо в этом свете оно выглядит.

Коридор забирает то вправо, то влево, будто путая следы.

— Против ударной волны, — буднич-но, без эмоций поясняет нам экс-чекист.

Он пропускает нас вперед и останав-ливается. Рука его жмет на маленькую

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

53кнопку, огромная стальная дверь тол-щиной в полметра ползет к косяку. За-крывается. Ступени за ней манят, за-сасывают в сумрак. По стенам мелька-ют цифры, написанные красной охрой: -1, -2, -3…

— Долго вы здесь работали? — интере-суюсь я у сурового гида.

— Некоторое время, — отвечает не оборачиваясь. Шаги его меряют ступени лихо. Ни разу не сбивается. Все помнит.

Некоторое время идем молча. Где-то на минус тринадцатом спина старика начинает говорить.

— Этот бункер запасного командного пункта «Таганский» (раньше — просто государственный объект под номером 42), строился по приказу Сталина. Закон-чили его строительство в 1956 году.

Голос его зомбирует нас, как дудочка Нильса — крыс в сказке Андерсена. Го-лова кружится от петляний.

— Это сейчас все выглядит смешно, — продолжал старик. — А мы, когда спу-скались сюда, не знали, выйдем ли через трое положенных суток обратно.

Ступеньки закончились. Взору отрылись две шахты, уходящие в сумрак буквой V. Под сводами чугунных тюбингов висе-ли плафоны, наполненные желтым не-движимым светом.

Старик не раздумывая двинулся впра в о.

Залитое ярким светом, впереди оказа-лось просторное помещение.

— Вот здесь все и было, — неожиданно произнес он.

В середине зала вверх уходила, будто к капитанскому мостику, лестница.

— Что все?— Командный пункт связи. Управ-

ление войсками ПВО. Сюда стекалась информация с подлодок, самолетов-разведчиков, спутников-шпионов. От-сюда отдавались приказы.

Я огляделся. На старых расшатанных столах, будто на прилавке антикварного магазина, громоздились приборы связи. «Брусника», «Глубина», черные перенос-ные телефоны. Пожелтевшие пыльные журналы и лампа с абажуром.

— Тогда тут жизнь кипела. Планшеты, схемы, карты висели на стенах. Рыбы в аквариуме плавали.

— А сколько же человек здесь рабо-тало?

— Полторы тысячи, — мечтательно отвечал Владислав Сергеевич. — Хотя бункер был рассчитан на три тыся-чи. Люди могли автономно жить и ра-ботать здесь, на глубине шестидеся-ти метров — это двадцать два этажа вниз, — три месяца. И еще этот бункер мог выдержать прямое попадание водо-родной бомбы.

Вдруг мимо нас пробежал человек в камуфляжном об-лачении с карабином в руках. Владислав Сергеевич не об-ратил на него ни малейшего внимания.

Мы с фотографом перегля-нулись. Камуфляж исчез в пер-спективе коридоров.

Где-то сбоку, совсем рядом, прогрохотал поезд. Мурашки прошли на спине.

— Это «Таганская кольцевая», — улыб-нувшись, объяснил поводырь. — Отсюда в метро два выхода.

И снова он вел нас какими-то лабирин-тами. В некоторых местах ходы ответвля-лись и исчезали во тьме. Я светил туда фонариком. Робкий луч выхватывал на-глухо задраенные двери. Казалось, вот-вот откуда-то кто-то выскочит. Как мини-мум крыса-мутант размером с бульдога.

— Тут у нас была столовая, — вещал откуда-то из закутка наш старик. Мы по-

— Этот бункер запасного ко-мандного пункта «Таганский» (раньше — просто государствен-ный объект под номером 42), строился по приказу Сталина

дошли к нему. И действительно, столы, стулья. Но отчего-то пыли-то на них со-всем нет. Неужели здесь кто-то живет?!

— А вот тут было мое любимое ме-сто, — взгляд Владислава Сергеевича за-туманился. — Бильярдная.

— В американку резались? — неосмо-трительно спросил я.

Старик взглянул испепеляюще.— Играли только в русский бильярд.

Самое главное для меня в этом деле — избегать положения «мертвый шар». Что это такое? Это когда шар останавливает-ся в губах лузы и достаточно малейшего толчка, чтобы он упал.

Желтый недвижный свет в плафонах моргнул и погас. В ту же секунду раз-дался глухой взрыв. Чугунные своды за-гудели.

— Внимание, — холодно разнеслось по тоннелю. — На территорию нашего госу-дарства была сброшена водородная бом-ба мощностью 10 мегатонн. Город Москва в радиусе 300 километров уничтожен. Температура в районе взрыва 500 граду-сов. Радиация 200 микрорентген в час.

— Цирк шапито, — сказал я, когда все стихло. — Не так ли, Владислав Сергее-вич? Владислав Сергеевич, где вы?

Я осветил фонариком то место, где толь-ко что стоял он. Старика нигде не было.

«Хичкок какой-то, — думал я. — И как без него теперь выбираться отсюда?» Мы стояли на перепутье трех дорог. Под сво-дами висела мертвая, совсем мертвая тишина.

— Э-ге-гей! — заорали мы. Только эхо ответило нам.Идти решили прямо — туда, где валя-

лась ржавая вагонетка. Навстречу вышел человек в камуф-

ляжном костюме, в берцах и бандане с изображением Веселого Роджера. Бер-цы его клацали.

— Чё за херня? — обратился он без предисловий. — Мы уже почти захва-тили командный пункт. А тут долбану-ло, свет погас. И главное, уже к пульту подбирались. Бляха-муха, — бросил он в сердцах и плюнул.

— Я лично шесть человек укокошил, — сказал он, поправляя на плече карабин.

— А как выйти отсюда? — спросил я, чтоб отвлечь его внимание от ружья.

— Да черт знает, — пожал он плеча-ми и снова поправил ремень карабина. И вдруг закричал:

— Пацаны!Жутко так и надрывно крикнул, со-

всем как в фильме «Живой». — Ны-ны-ны, — пронеслось по тон-

нелю.— Закурить есть? — вдруг спросили из

темной ниши. Я резко направил на голос свет фонарика. Серега (так звали человека в камуфляже) ловко взял световое пятно

на прицел. Солдат в советской форме стоял в нише словно ча-совой. Я машинально протянул сигарету. Поднес зажигалку.

— России нужна война, — за-тянувшись, сказал часовой. — Война натягивает струну жиз-ни, которая сейчас превраща-ется в петлю.

— Ты кто, чудила? — Сере-га спросил. — Ты из какого отряда?

— Я сам по себе, — ответил солдат и за-шагал по шахте от нас прочь. Мы посве-тили ему в спину. Гигантская тень раз-махивала руками, сигаретный дым, за-виваясь клубами, уходил под потолок.

В непроглядной тьме мы шли неиз-вестно куда в поисках пацанов, которые почти захватили командный пункт.

Серега остановился, достал из кармана сложенную вчетверо бумагу. Я заглянул через его плечо. Это был план спецобъ-екта ЗКП «Таганский».

— Сейчас налево, — сказал он.

— Я сам по себе, — ответил сол-дат и зашагал по шахте от нас прочь. Мы посветили ему в спи-ну. Гигантская тень размахивала руками

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

55

Вышли к какому-то котловану, над кото-рым висел здоровенный крюк.

— О, блин, — раздалось откуда-то из темноты.— Лом пришел. А мы уж дума-ли, тебя завалило.

Из-за стены стали выходить люди. Все были одеты в такую же, как у Сереги, форму.

— Чё там стряслось? — спросили.— Не знаю, — Серега присел на доску

над ямой. — Выходы все задраены. Иди-от какой-то ходит, про войну говорит. Вот журналистов встретил.

— Э, чуваки, — сказал кто-то с весе-лым отчаянием. — Может, и правда Мо-скву накрыло. Нет ее больше.

— Не гони, — всполошился Серега. — Дешевый развод. Глуховского начитал-ся. А мне-то завтра в Испанию лететь.

Понимая, что быстрого выхода пока не видно, мы расположились, познако-мились.

— А я вот в детстве мечтал, — сказал Алексей, отвечающий в отряде за растяж-

ки с колокольчиками вместо гранат, — чтоб упала бомба и людей не стало в Мо-скве. Магазины пустые стоят. Заходишь и берешь самый шикарный велик.

— Да идите вы к черту, — пружиня на доске, как на качелях, сказал Сергей. — Это просто чья-то глупая шутка.

Я вспомнил маршрут, которым мы еха-ли по Москве с полковником. Неспроста он говорил, что подземный город под нами. И не он ли все это затеял. Вот толь-ко зачем?

Минут пять все сидели молча. Каж-дый обдумывал свое. Было слышно, как методично капает с потолка вода.

Глупее ситуации и выдумать было нельзя. Две команды мужиков пришли поиграть в пейнтбол. Правила игры про-сты. Это некий гибрид «Ночного дозора» и DOOM. Нужно просто раздобыть ключ раньше противника и захватить глав-ный пульт. Но кто-то вырубил свет и за-драил двери. Если это была шутка, то она действительно слишком затянулась.

Ведь сегодня комплекс ЗКП «Таган-ский» уже никакой не засекреченный бункер. Спокойно выдерживая прямое попадание водородной бомбы, бункер не выдержал развала большой и воин-ственной страны. Его просто не на что стало содержать. Подземный город был выставлен на аукцион. И теперь здесь сделали экспозиционный центр развле-чений «Противостояние». Секретные до-кументы отправили куда надо, чугунные тюбинги покрыли новенькой краской, на пол уложили китайскую плитку.

Бункер сегодня предлагает экскурсии. Корпоративные вечеринки с танцами и такие вот интерактивные игры.

…Бойцы числом тридцать уже битый час долбили мощными берцами в дверь. Но никто не отзывался. И все неотвяз-нее, сначала с иронией, а потом все се-рьезнее звучала мысль: «Может, и правда нет уже Москвы»?

Но тут же все принимались колотить в дверь с удвоенной силой.

текст: владимир лепилин рисунки: варвара аляй-акатьева

От прозорливого читателя, безусловно, не ускользнет основной мо-тив появления этой статьи на страницах журнала: мы хотим хотя бы частично успокоить человечество перед лицом надвигающихся ката-строф и подсказываем, как спастись не только самому, но и с живно-стью. Страха нет, сделано в Германии.

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

57На улице жара, а здесь как в погребе. Кажется, род деятельности компании BombShelter накладывает отпечаток на офисный интерьер.

— Ну, что? Определились? — отрывая взгляд от книги про пятна на Солнце, спрашивает меня директор компании Роман Угольков. Пятна на Солнце инте-ресуют Романа с детства. Дни Солнца сочтены. Ему осталось 3 миллиарда лет. В открытое окно залетает пожухлый лист тополя. Генеральный директор компании BombShelter делает из него закладку и закрывает книгу. Я захло-пываю каталог с образцами бункеров, предлагаемых немецкой компанией физическим лицам планеты Земля. Но у меня-то необычный заказ.

— Знаете, — говорю я, — Роман. Мне нужен бункер, в котором был бы воз-дух кавказских гор и какая-то техноло-гия по утилизации навоза.

— Имеете в виду канализацию?— Не совсем. Просто я хочу, чтоб мой

бункер был такой своего рода Ноев ковчег. Если на Землю вдруг рухнет комета, метеорит или атомная бомба, не дай бог, то в моем бункере должны спастись всякой твари по паре — люби-мые птички, козочки, собачки — плюс достойные образцы мирового и рос-сийского кино, литературы и музыки. Живопись мне пока не по карману.

Роман внимает сосредоточенно. Он оглядывает меня. Рваные джинсы, вы-тянутая майка, истоптанные кроссов-ки — вот что видит он. Да ведь сегодня по одежке уже не встречают.

К генеральному директору компа-нии Bomb Shelter привел меня вовсе не праздный интерес. А знакомый бизнес-мен. Юрий Борисович мужчина денеж-ный, он не хочет жить однообразно. И, главное, запросто может себе это по-зволить — яхту стоимостью, как племя туземцев на острове вместе с островом. Или еще, как он формулирует, «берло-гу» — коттедж на Рублево-Успенском шоссе. Но Юрий Борисович совсем этим не кичится. Когда-то мы сошлись с ним на почве арт-хаусного кино. Иногда он орет мне в трубку:

— Да он у Стэллинга все слизал. Эти планы, молчание, проезд камеры.

Или:— Хороший иранец. Вдумчивый. Что

я могу тебе по поводу этого фильма ска-зать? Шедевр, но не более.

Юрий Борисович достиг того поло-жения, когда можно жить играючи. Презреть условности. И барствовать. Но этого не произошло. Быть может, оттого, что в неравной борьбе за место под солнцем, потерял когда-то почки. Аппарат гемодиализа каждые две не-дели продлевает его жизнь. И он знает ей цену. Относится как к любимой жен-щине — с благодарностью, трогатель-но, ничего не требуя взамен. Но вот недавно вдруг удивил: персональный бункер заказал.

— Зачем тебе бункер?— Ну ты же понимаешь, что это такая

взрослых дядек игра. Им хочется, чтоб были свои бомбоубежища, которые бы соединялись между собой.

— Зачем? Прятаться от жен, вод-ку пить?

— Да нет, кажется мне — тут что-то другое. Я в этот бункер решил сложить вещи, которые люблю. Дедовский вело-сипед «Дукс», катафоты, динамик, лю-бимые пластинки, книжки. В общем, Троя такая моя.

Я выпросил у Юрия Борисовча теле-фон этой конторы. Просто очень за-хотелось мне выяснить — можно ли спастись не только самому, но еще и уберечь от погибели братьев наших меньших?

Потому что скучно же без них будет уцелевшим. Даже в окружении люби-мых книжек и дисков.

Вот зачем поехал я к представите-лю немецкой компании BombShelter в России по производству персональ-ных бомбоубежищ ABCguard.

— Как вам вообще пришла такая идея? — интересуюсь у Романа Уголь-кова. — Зачем русскому человеку, вос-питанному в духе тотального коллек-тивизма, персональный бункер?

Роман Угольков по этому поводу шу-тить не намерен.

— Обстановка в мире неспокойная. Спрос на персональные бомбоубежи-ща только растет. Особенно в тех стра-нах, где каждый божий день возможны теракты. В Европе люди приобретают бункеры, чтоб защититься от воров, катаклизмов, рейдерских захватов. Многих пугает продвижение НАТО, многих — противоракетные програм-мы в Восточной Европе. А уж в России иметь такой бункер сам бог велел. К со-жжалению, это доступно пока немногим. Ведь мало кто может выложить от 165 ддо 700 тысяч евро. Но все-таки за по-следний год нам поступило около 300 заказов.

— Какова же гарантия надежности моего бункера?

Роман выложил на стол сертификаты с голограммами НАТО и Министерства обороны Германии.

— Что представляет собой личное бомбоубежище? В общих чертах это благоустроенное подземное соору-жжение оборонительного назначения с двумя входами (в подвале дома и, до-пустим, на территории сада). Основной модуль бункера — это шестиметровые контейнеры, выдерживающие нагруз-ку до 160 тонн, потолок выполнен из высокопрочной бетонной подушки тол-щиной до 40 сантиметров. Технология изготовления бункера такова: после прохождения контроля качества в кар-касе стального контейнера вырезаются отверстия для дверного проема, венти-лляционного люка, коммуникаций…

— И утилизации навоза, — напом-нил я.

— В вашем случае — да. Затем произ-водится сборка всех частей конструк-ции, укрепление внешних стен и потол-ка стальными пластинами, сварочные швы проверяются на герметичность.

По словам Романа Уголькова, персо-нальные бункеры, производимые их компанией, бывают нескольких мо-ддификаций. Первый — базовый и са-мый, как он сказал, дешевый — общей площадью 12 квадратных метров (165 тысяч евро.) Второй — с повышенным уровнем безопасности — 14 квадрат-уровнем безопасности — 14 квадрат-

ных метров, чуть плотнее бетон в сталь-ной броне каркаса (около 300 тысяч евро в зависимости от коммуникаций и интерьера). И, наконец, бункер с уве-личенной площадью — 16 квадратных метров (до 700 тысяч евро). В бункере устанавливается автономная система электроснабжения (генераторы — от дизельных до ручных), канализации, обработки и очистки воздуха. В тече-ние месяца в бункере могут находить-ся до семи человек.

— А через месяц что? — тревожно ин-тересуюсь я.

— Дело в том, что после ядерного взрыва выпадает большое количество радиоактивных остатков. Через две не-дели из-за самопроизвольного распада нестабильных ядер уровеньрадиации за пределами бунке-ра уменьшается на 96,927%. Поистечении четырех недель уро-вень радиации уменьшается на99,985%. Вот и выходит, что ужечерез месяц люди могут спо-койно покинуть бункер.

— Здорово. А когда сможетемне его установить?

— С момента заявки и вне-сения аванса до его установки обычно проходит где-то около месяца, — ска-зал Угольков. — Дело в том, что у нас в России пока нет заводов по произ-водству бункеров. Поэтому все заказы направляем в Германию. Как только вы заказываете у нас бункер, к вам на ме-сто выезжает наша геологоразведочная служба и ведет там свои работы. Есть дизайнеры интерьера.

— Вот у Сталина в бункере был хоро-ший дизайн, — промолвил я. — Аске-тизм, минимализм.

Роман снова взглянул на меня как-то подозрительно. Стало очевидно, что ему каждый день приходится общать-ся с идиотами.

Или все-таки люди, не жалеющие на это денег, уже знают что-то такое? И за-годя к этому готовятся?

…В смятении я выходил наружу, на солнце. Которому осталось светить все-о 3 м лл арда ле .го 3 миллиарда лет.

— Какова же гарантия надежно-сти моего бункера? Роман выложил на стол сертифи-каты с голограммами НАТО и Ми-нистерства обороны Германии

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

59

текст: василий голованов фото: тимофей изотов

По старинке кому-то может показаться, что третья мировая война – это взрывы атомной бомбы. Однако наш научный обозреватель Василий Голованов вник в тему и пришел к парадоксальному выводу, что атомная бомба уже вышла из тренда и ката-строфа будет развиваться по совершенно непредви-денному сценарию. Но рано радоваться: в финале ждут неизменные кранты.

Как раз в момент, когда советские и аме-риканские вояки тешили себя мечтой о победоносной ядерной войне, амери-канский химик Дж. Брикс, который мальчиком был свидетелем бомбарди-ровки американцами Дрездена в 1945-м, вспоминал, как в какой-то момент город превратился в сплошной огненный фа -кел, неистовая тяга которого поднимала в небо большие чемоданы.

И вот этот Дж. Брикс позвал другого химика, П. Курцена, и вместе они с точки зрения химиков проанализировали эффект возникновения «огненного тор-надо» во время бомбардировок Гамбурга и Дрездена, ну и объяснили, как огнен-ный смерч начинает всасывать в себя кислород и внутри этого смерча начина-ют гореть даже негорючие материалы, как, например, железо, и образуется колоссальный, сравнимый с вулканиче-ским, выброс пепла в атмосферу, способ-ный в буквальном смысле затмить небо. Когда этот эффект гипотетически был приложен к последствиям крупномас-штабной ядерной войны — а главной военной доктриной начала 80-х была именно крупномасштабная ядерная

война, при которой ударам подвергалась вся Европа, СССР, Америка и район Дальнего Востока, включающий Японию и Корею, — то было уже нетрудно пред-положить, что последствия такой войны будут совсем другими, нежели до сих пор представлялось военным, президен-там и генсекам. В 1983 году группа круп-нейших ученых-климатологов (несколь-ко американцев и один наш, В. Алек сан-д ров) составила блиц-прогноз послед-ствий глобальной ядерной войны, результатом которого стала известная концепция «ядерной зимы», которая и привела потом к борьбе за мир и после-довательному разоружению. Расчеты показали, что помимо разрушений, кото-рые произойдут буквально в момент ядерной дуэли, будут еще и другие последствия, о которых без расчетов уче-ных военные не знали и знать не могли. В самых общих чертах это было затемне-ние земной поверхности от 20 до 100%, падение температур от 0 до -50о С, иначе говоря, «ядерная зима» продолжительно-стью около года и, соответственно, почти 100-процентная гибель человечества и всего живого на Земле. Это вызвало

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

61

такой шок у политиков и такой ярост-ный протест среди военных, что СССР и США пришлось срочно создавать круп-ные группы ученых, которые перепро-верили бы полученный результат. У нас такие группы были созданы в Вычис ли-тельном центре Академии наук под руко-водством академика Н. Моисеева. И ре -зультаты только подтвердили, сделали еще более беспощадными и доказатель-ными выводы первых исследователей проблемы. То есть то, что в глобальной ядерной войне победителей не будет. Погибнут все: и «победители» (успевшие

в первые секунды и минуты нанести наибольшее количество ударов против-нику), и «побежденные», и даже те, кто занимался себе рыбалкой где-нибудь в Океании и вообще ни сном ни духом… Началось острожное обсуждение темы в ученой среде. Когда В. Александров сделал доклад о «ядерной зиме» в Институте жизни в Хельсинки, к нему подошел крупнейший финский ученый фон Рихт. Было видно, что он неесте-ственно бледен, у него дрожали руки. «Я прошел всю войну, — суммировал он свои впечатления. — Но никогда мне не

было так страшно». Концепция «ядерной зимы» была обнародована в Папской ака-демии наук в Ватикане, а затем и в мире политиков. В. Александров вместе с Н. Мои сеевым доложили свои выводы в Конгрессе США, после чего сенатор Эдвард Кеннеди подвел предваритель-ный итог гонке ядерных вооружений, в которую было вбухано благосостояние всего советского народа и — в меньшей, конечно, мере — американского. Кеннеди сказал, что та страна, которая начнет ядерную войну, неминуемо погибнет от своих или чужих ядерных ударов — соб-

Погибнут все: и «по бедители» (успевшие в первые секунды и минуты нанести наи большее количество ударов про тивнику), и «побежденные», и даже те, кто за нимался себе рыбалкой где-нибудь в Океании

ственно, кто их нанесет, будет уже неваж-но. Он сказал, что расчеты, проведенные учеными двух враждующих станов, заставляют относиться к ним крайне внимательно, ибо исключают возмож-ность идеологического запугивания. Любопытно, что за неделю до историче-ского доклада в Конгрессе американский аналог ГрОб, Управление по мобилиза-ции при чрезвычайных обстоятельствах, направил в Белый дом доклад о перспек-тивах развития сельского хозяйства во время ядерной войны, которые пред-ставлялись авторам доклада вполне оптимистичными. Ведь сельское населе-ние должно пострадать от взрывов мень-ше городского, к тому же беженцы из городов создадут на селе избыток рабо-чей силы, а едоков, получивших смер-тельную дозу облучения, придется кор-мить недолго… Все это в свете проблем, возникших перед политиками и воен-ными, звучало просто как издеватель-ство. От концепции крупномасштабной ядерной войны, предусматривающей удары по крупным городам, являющие-ся главными источниками пожаров, пришлось отказаться. Что же тогда опре-деляет военную мощь государства? И как, блин, властвовать над миром?

Ученые продолжали доставать воен-ных, все более всесторонне изучая последствия возможных ядерных кон-фликтов. В результате военные были пол-ностью повержены: оказалось, что эффект «ядерной зимы» или, по крайней мере, продолжительной — но достаточной для чувствительного удара по биосфере — ночи достигался уже при использовании 1% имеющегося в мире ядерного арсена-ла — 100 мегатонн (правда, это 8200 Хиросим), но, с другой стороны, столько несет на себе одна американская подво-дная лодка. При помощи различных рас-четов пытались выявить: а сохранится ли вообще человечество на Земле? Есть ли у него такая возможность? Такие рас-четы провела группа ученых из ВЦ РАН под руководством профессора А. Тарко. В качестве модельной территории была взята Горьковская область современной России. Модель приходилось все время

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

63«оптимизировать», то есть добавлять в нее некие априорные факторы и сле-дить, как они будут развиваться в даль-нейшем. Вместо Горьковской области желающие могут подставить штат Алабама или Небраска — ситуация от этого не изменится. Итак, первая «опти-мизация» — чудесное допущение, что люди все-таки выжили после 12 месяцев «ядерной зимы на Земле». Но одна эта оптимизация бессмысленна без вто-рой — наличия каких-то, хотя бы прими-тивных, орудий для обработки земли и сохранных запасов зерна. Допустим, сохранились лошади. Итак, выжившее человечество начинает пахать землю на этих лошадях (при этом мы предполага-ем, что человечество действует исключи-тельно разумно), получает урожай зерна и, употребляя в пищу самодельный хлеб и конину, пытается выжить. В общем, картина ли шена, конечно, радости. Земля полно-стью отравлена. Получая хлеб-ный паек, в среднем равный пайку ленинградского блокад-ника, люди медленно, но верно вымирают. В течение 3 лет выживают только самые силь-ные, да и то при условии ровно-го климата и бесперебойных урожаев. Первый же неурожайный год автомати-чески дает краткую вспышку людоедства и уничтожает всю популяцию в регионе. Одновременно с людьми исчезает флора и фауна средней полосы, степей, тропи-ческих и экваториальных лесов. Ничто живое не успевает даже мутировать — оно просто гибнет. Сохраняется расти-тельность (и, возможно, часть фауны) арктических пустынь, полупустынь и тундр. Отчасти можно надеяться на сохранение тайги. Но в целом те, кому суждено выжить после ядерной заваруш-ки, не узнают родную Землю. Апо калип-тическое пророчество Иоанна Богослова оказалось мягче мягкого по сравнению с «ядерной зимой» Ведь в «Апокалипсисе» помимо метафор катастрофы есть точные цифры: так, в день Страшного суда погиб-нет треть деревьев, тварей, людей, день на треть потеряет свой свет, а люди будут

мучимы пять месяцев… Но даже Иоанну Богослову не могло прийти в голову, что люди — венец божественного творе-ния! — могут исчезнуть. Совсем. То есть биосфера сохранится, а человечество — нет. Как вам это нравится — Земля без людей? В общем, никому не захотелось опробовать такой сценарий, в результате чего военные доктрины основных пре-тендентов на мировое господство были полностью изменены. Ядерное оружие сохраняется теми же США лишь с той целью, чтобы немедленно нанести упре-ждающий удар по стране, которая заду-мала бы его применить — скажем, по Пакистану. Тактику современного управ-ления миром при помощи локальных войн США продемонстрировали во время войны в Кувейте и в Ираке. При этом воз-никали даже пугающие пожары, но уче-

ные тщательно следили за этим. Но это далеко не последнее слово военного хай-тека. Скажем, Сербия в свое время была «вырублена» путем распыления над энер-гетическими объектами наночастиц углерода — все замкнуло, страна в пря-мом смысле была выключена из сети. Но вместо углерода можно распылять над территорией противника и радиоактив-ные вещества… Никакой «ядерной зимы» не будет, просто люди начнут умирать. Все будет заражено: почва, растения, жилища… А еще можно разбомбить име-ющиеся у противника склады химиче-ского и бактериологического оружия, и тогда к радиоактивной отраве приба-вятся смертоносные эпидемии и отрав-ляющие вещества (срочно избавиться от них!). Когда я попытался расспросить профессора А. Тарко, как будет развивать-ся человечество в условиях тотальной радиоактивности, я получил ответ, что

институты академии не получали ни заданий, ни денег для того, чтобы иссле-довать этот вопрос. Что известно? Что после Хиросимы и Нагасаки японцы тщательно сравнили смертность среди детей обычных людей и потомков тех, кто оказался в зоне ядерной бомбарди-ровки. Разницы нет никакой. В то же время после Чернобыльской катастрофы шведами было зафиксировано необыч-ное явление — значительное увеличение числа выкидышей у женщин. Некоторое увеличение числа мертворожденных детей. Не было замечено мутаций — но зато отмечены разнообразные хромосом-ные аберрации — ну, например, некото-рое изменение формы спирали ДНК дает вместо нормальных детей детей-даунов. Остальное неизвестно. Что будет с расте-ниями, с животными? Неизвестно. Вымрет человечество или сохранится в виде каких-то нечувствительных к радиации мутантов? Неизвестно. Многие чернобыльские данные до сих пор строго засекречены, поэтому судить о последствиях применения нового ору-жия массового уничтожения довольно трудно. Я знал человека, руководителя научной группы из Курчатовского инсти-тута, который по сумме набрал в Чер-нобыле 3000 рентген и при этом сохра-нял жизнелюбивость и жизнеспособ-ность… А другие, получив уже 300–500 рентген, становились пожизненными инвалидами. У некоторых развивались странные депрессивные состояния… Изучением воздействия ионизирующего излучения на живые организмы занима-ются в Обнинске, но сведений, касаю-щихся человека, очень мало. Часть дан-ных, зафиксированных в Чернобыле, засекречена, а опыт… Опыт здесь не поставишь.

В любом случае — Апокалипсис сегодня будет развиваться совершенно по иному сценарию, чем сценарий А-бомбы, которым нас пугали в дет-стве. Мы ничего не знаем о нем. И мы так же беспомощны перед ним, как были беспомощны перед «ядерной зимой» ГрОбовщики со своими ватно-марлевыми повязками…

Итак, выжившее человечество начинает пахать землю на этих лошадях, получает урожай зерна и, употребляя в пищу самодельный хлеб и конину, пытается выжить

текст: андрей штефан рисунки: варвара полякова

Конечно, раз уж главная тема номера посвящена концу света, то не могли мы обойтись без репортажа из кре-матория. И отправили корреспондента к всемирно при-знанным специалистам по сжиганию тел – в Берлин. Но вместо того чтобы корректно пройтись по печкам, наш корреспондент повел себя неадекватно и произвел в почтенном заведении чудовищный переполох.

C другом Кешей летим в Берлин. На экс-курсию. В крематорий. Подружка моя берлинская, Хельга, работает в кремато-рии. А что такого? У меня много друзей, и все они где-нибудь работают. И неко-торым их работа нравится. Вот и Хельге ее работа нравится — иначе зачем бы ей меня в крематорий звать на экскурсию?

Прилетев в Берлин, пытаюсь восста-новить в трезвой памяти облик подруги своей Хельги. Чтобы в толпе встречаю-щих отличить. О, вот она — воплощение немецкого духа! Эксперты арийской расы выставили бы ей все пятерки: тело пловчихи, широкие плечи, крепкий зад. Светлые волосы коротко стрижены, го-лубые глаза — и румянец по всему лицу.

Хельга жила в крошечной келье не-подалеку от старого нацистского аэро-дрома. Кеша сразу устроился на полу,

а мы с Хельгой — на койке, под одним одеялом. Моя немецкая подруга каж-дую ночь стаскивала его с меня во сне. С первых минут германская чопорность и любовь к порядку были подвергнуты ужасному испытанию. Без умысла мы преврати девичью светелку в логово неуправляемой московской богемы на выезде. К тому же мы с Кешей являлись в светелку под утро — навеселе. Как мог, я старался соблюдать приличия. Но тщетно. Моя немецкая подруга Хельга возненавидела нас.

В очередной раз явившись ночью, мы старались пробраться незамеченными. Но были разоблачены и посрамлены. Пристыженные, мы с Кешей прилегли на полу.

Только забрезжил рассвет — нас раз-будил вой сирены. Это будильник, он

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

65

...Не успев огля-деться по сторонам, мы с Кешей очутились внутри крематория. Самого совре-менного в Европе, самого экологически чистого...

андр

ей ш

теф

ан

издавал мерзкий звук, словно будил на утренние работы в концлагере. Сегод-ня в крематории — день экскурсий. Мы отправляемся с Хельгой на ее любимую работу.

Без завтрака погрузились в холодную электричку. За окнами проносились ячейки офисов, парки, плавающие в мо-локе тумана, зябнущие у кафе рабочие-турки. Через какое-то время каждый заводской пакгауз за окном казался нам крематорием, а электричка катила все дальше и дальше. Напротив сидела мрачная валькирия и сверлила нас ко-лючим взглядом.

Удивительно, но на кладбище оказа-лось светло и празднично. Туман рас-творился. Выглянуло солнце. Не успев оглядеться по сторонам, мы с Кешей

очутились внутри крематория. Самого современного в Ев-ропе, самого, по словам Хельги, техноло-гичного и экологически чистого.

В огромном пространстве главного зала царил полумрак. Бетонные стены терялись внутри помещения, своими масштабами соразмерного с городской площадью. Серые колонны уносились вершиной на головокружительную вы-соту и там протыкали потолок насквозь. Над головой в темноте светились об-ручи дыр. Казалось, над нами звездное небо. Такое же чувство подавленности я испытал в Карнакском храме в Египте, куда меня водила моя египетская подру-га. В таких местах человек превращается в пылинку на коврике у двери, ведущей в неведомое.

Хельга вдруг преобразилась. Она сме-нила гнев на милость, шутила, тихо на-свистывала фривольный напев популяр-

ной немецкой песенки. А потом вдруг начала порхать в танце меж колонн.

Мы с Кешей приметили, что на лицах посетителей нет скорби. В зале было полно народу. Отцы семейства гордо вы-шагивали, возглавляя колонну своих родственников — дедушек, прабабушек, тинейджеров и мелких карапузов. Иные ехали на креслах-каталках, а юные девы несли на руках младенцев. Детвора шу-мела, играла в догонялки. Солидный господин с седыми усами ел на ходу кол-баску. Прислонившись к колонне, цело-валась парочка подростков.

Немцы подходят основательно не только к жизни, но и к смерти. Им важ-но знать — на какой каталке их повезут в последний путь. Удобно ли им будет лежать? Как работают рессоры? Не будет

ли трясти в дороге? Какая температура в печи? Поэтому по выходным немцы идут на экскурсию в крематорий.

Мы с Кешей вздумали тоже побегать вокруг колонн, поиграть в салки. Но что-то мешало, ноги не гнулись в коленках.

Прибежала Хельга, сверкая улыбкой. Она щебетала, рассказывая нам про кре-маторий.

Придумали его архитекторы Алекс Шульц и Шарлотта Франк. После объ-единения двух Германий разрушили старый, построенный в 1913 году, и воз-вели новый, по последнему слову тех-ники. Открыли его аккурат на рубеже столетий, в миллениум. Мэтр Шульц строит крематории и правительствен-ные здания. В частности, он построил Бундесканцлерамт — официальное ме-сто работы правительства, где нынче трудится канцлер Ангела Меркель. Со-общив все это, Хельга просила нас ни-

Без завтрака погрузились в хо-лодную электричку. За окнами проносились ячейки офисов, парки, плавающие в молоке ту-мана, зябнущие у кафе рабочие-турки

паве

л па

влик

паве

л па

влик

паве

л па

влик

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

67

...Один зал для прово-дов граждан, явно не соби-рающихся унывать в цар-стве Аида. Для рок-звезд, битников, модернистов...

андр

ей ш

теф

ан

куда не пропадать. Она сбивает группу экскурсантов. Мы скоро отправимся в подземелье.

В ожидании спуска в подземелье мы с Кешей продолжаем изучать главное по-мещение. Вот сразу несколько ритуаль-ных залов — помещения для прощаний и соболезнований. Один зал, как мне по-казалось, для проводов граждан, явно не собирающихся унывать в царстве Аида. Для рок-звезд, битников, модернистов. Обстановочка без трагизма: гитара, цве-точки, джинсовая ткань.

Зал напро тив отличался крайним аскетизмом. Здесь все по-взрослому. В воздухе — тяжкий дух скорби. Я не смог выбрать подходящий зал для себя и побежал на звук колокольчика. Хель-га собрала толпу бюргеров и махала нам с Кешей рукой.

Хельга живо вела экскурсию, иногда переходя на русский язык для нас. Вот технический этаж с хранилищем на 700 гробов. Три печки расположены под землей на глубине десять метров. Про-странство главного зала рассчитано на 1000 человек и поделено неравномерно двадцатью девятью колоннами. Почему 29? Наверное, здесь глубокий сакраль-ный смысл, подумал я.

Но вот тяжелые металлические двери распахнулись перед нами. И мы начали спуск в пекло. Можно было воспользо-ваться лифтом. Но мы с Кешей выбрали лестницу. Неизвестно, что ждало нас внизу. Вдруг скрутят руки и заставят раз-гружать уголь для печек? Организм тре-бовал пива. А какой глинтвейн и пунш продавали в эти рождественские дни на улицах Берлина! Миновав железные

шахты, мы попали на нижний уровень. Типичный бункер верховной ставки. Везде стояли никелированные тележ-ки. По стенам змеились толстые кабели высокого напряжения. Справа и сле-ва в узких проходах стояли железные стеллажи, уходящие в перспективу. Мутный желтый свет, зеленые стены, в которые вмонтированы черные двери печей. Любопытные старички и старуш-ки открывали их и заглядывали внутрь. Здесь Харон проверяет пропуска и дает контрамарки.

В темной нише я об -наружил одинокую те лежку. Прилег, по-чувствовал себя покойником. И сразу взлетел над кафельным полом. Я парил низко, почти касаясь земли. В конце тем-ного коридора рябило, будто там был телевизор без антенны. Я пытался управ-лять телом, но конечности не слушались. Я делал пассы руками, дергал ногами, ста-раясь оттолкнуться от чего-нибудь. И тут полумрак взорвался вспышкой света. Казалось, зажглись тысячи свечей. И све-та стало так много, что он казался осязае-мым. И меня потащило вперед. Вдоль стен метались тени в белых халатах. Кажется, они были недовольны вторжением. Они бросились на меня и стали трясти.

Хельга трясла меня за плечи и смотрела как на умалишенного. Как можно уснуть в крематории?

Не попрощавшись с Хельгой, я стал выбираться наверх. Кеша давно ждал на улице. Я не стал говорить ему, что уснул у печи на каталке. Снаружи кремато-рий не казался таким большим. Он был похож на старый радиоприемник. Мы стремительно удалялись в направлении баварских колбасок и пива.

Я парил низко, почти касаясь земли. Я пытался управлять своим телом, но конечности не слушались. Я делал пассы ру-ками, дергал ногами, стараясь оттолкнуться от чего-нибудь

паве

л па

влик

паве

л па

влик

паве

л па

влик

Всегда готов

текст: антон уткин фото: любовь аверина рисунки: анна всесвятская

Этот репортаж Антона Уткина из деревеньки под Оренбургом напрочь опро-вергает расхожее мнение о том, что конец света есть для природы безусловное зло. Выясняется, что для некоторых представителей фауны именно свет являет-ся беспощадным термина-тором, а люди с особой же-стокостью пользуются этим свойством света. Правда, всего лишь несколько ночей в году.

Если я спрошу вас, чем знаменито орен-буржское Приуралье, вы, вероятно, от-ветите, что оно знаменито визитами Пушкина и Даля — славных гениев оте-чественной словесности. Такой ответ вы-зовет во мне уважение, потому что я уви-жу, что имею дело с людьми, не чуждыми русской культуре. Ну, может быть, еще газ, казачество, подскажет кто-нибудь. И это тоже будет правильно, но не о них сейчас речь, наше ведомство ими не за-нимается. А когда я добавлю в этот спи-сок бабочку ephemeraptera и круг удиви-тельных явлений, связанных с бытова-нием указанного отряда членистоногих, и вы, скорее всего, недоуменно подни-мете бровь, то опять же у меня не будет к вам претензий. Главным образом, пото-му, что я и сам услышал обо всех этих чу-десах не намного раньше. Вот и получа-ется, что с первых же строк мы начинаем друг друга понимать, а это, честное сло-во, хороший почин, ибо, как гововарива-ла одна старушка из деревни Андреевки, «к последнему концу все идет». И не в по-следнюю очередь, осмелюсь добавить я, из-за отстутствия между людьми взаи-мопонимания.

Деревня Андреевка стояла на берегу Урала еще во времена Пугачева. Патриоты этих мест утверждают, что именно здесь Пушкин условно помещал Белогорскую крепость, в которой разыгралась для всех

нас незабываемая драма капитанской дочки. Впрочем, конкурирующие крае-веды из соседних казачих станиц тоже претендуют на знаменитую крепость, так что блудная дщерь литературы про-сто смещается чуть выше или чуть ниже по течению реки. Можно поэтому сказать, что если вы путешествуете по берегам Урала к западу от Оренбурга, Белогорская крепость всегда пребудет с вами.

Так вот. Каждый август жители орен-бургского села Андреевка превращают-ся в энтомологов. Только ловят бабочек они не сачком, а светом прожекторов, и не по одной, а сотнями тысяч. Этот не-обычный промысел существует на реке Урал с незапамятных времен, и есть все основания утверждать, что свидетелями ему были и Пушкин, и Даль, и даже сам Пугачев, хотя до внедрения лампочки Ильича еще оставалось время.

Бабочку ephemeraptera все здесь на-зывают — он. Он, то есть мотыль. Только наш новый знакомый Вергилий Ивано-вич выдерживает академический канон, хотя и носит тельняшку. Подёнки, гово-рит он. Подёнки образуются из личинок, объясняет он нам, обитающих в или-стых грунтах ниже поверхности воды. В последних числах июля личинки пре-вращаются в бабочек. С наступлением темноты бабочки взлетают над водой, спариваются и погибают. Столь краткое

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

71

...Каждый август жители оренбургского села Андреевка превращаются в энтомологов. Только ло-вят бабочек они не сачком, а прожекторами, и не по одной, а сотнями тысяч...

время их жизни и породило одно из их названий — подёнки, то есть «живущие один день». А еще их называют метли-цей, потому что вид неисчислимого множества летящих бабочек напомина-ет метель, а само это явление известно как «летний снег».

Вергилий Иванович — нефтяник на пенсии. Здесь он просто дачник, его дом

с башней из красного отделочно-го кирпича возвышается над Ан-дреевкой, как донжон феодально-го замка. Мы, а именно я и друг мой оператор Сева, пришли просить у него лодку, чтобы сде-лать несколько кадров непосред-ственно с воды.

Над Уралом меркнет день. Во -да успокаивается и поминутно

меняет цвета, чтобы окончательно от-даться во власть фиолетового мрака. Си-дим за столом в сливовом садике. На сто-ле самовар. С гордостью Вергилий Ива-нович демонстрирует свой спиннинг, удилище которого сделано из клинка спортивной рапиры. Веет от нашей бесе-ды покоем и безмятежностью, как будто вновь настали на Руси блаженные време-на сестер Рутиловых и Царя-Миротворца, с той лишь разницей, что все вишневые сады уже вырублены, а построенные на их месте МТС лежат в руинах. Благоду-шие этого вечера так и подмывает кос-нуться проклятых русских вопросов.

— С некотрого времени я больше не употребляю, — немного смущаясь, при-знается наш хозяин. — А то было дело, — добавляет он, и его немногословная су-пруга, сидящая рядом, грустно качает головой.

Сделав глоток какого-то безобидного напитка, Вергилий Иванович продолжа-ет вводить нас в курс дела:

— Она взлетает над водой, эта бабочка, спаривается и погибает. Вот ее назначе-ние в мире.

До появления электричества, которое, кстати, провели сюда только в 1957 году, подёнку ловили на карбидовые лампы. Теперь это во всех смыслах прошлый век, и старые лампы сменили мощные прожекторы. Бабочки летят на свет про-

жекторов, а люди собирают их мешка-ми, сушат на солнце и получаемую био-массу используют в качестве корма для домашней птицы. В принципе, это явле-ние хорошо известно науке под именем фототропизма, однако мы начинаем ощущать, что это сложное и умное слово здесь неуместно. Нас ждет нечто мисти-ческое и незабываемое.

Как и остальные обитатели Андре-евки, Вергилий Иванович тоже ловит бабочек, используя для этого свой вне-дорожник. Просто выгоняет автомобиль на берег и включает фары. Правда, кур, гусей и уток он не держит и бабочки нужны ему исключительно для рыбал-ки, так что собирает он по аппетитам Ан-дреевки всего-то ничего — килограммов семь-восемь. Люди, живущие на реке, относятся к бабочкам без эмоций. Для них бабочки — это дар природы, вклю-ченный в привычные биологические цепочки. Однако Вергилий Иванович вполне ясно выражает то, что прочие лишь смутно ощущают. Для большей яс-ности он переводит подёнку в мужской род мотыля. Риторические вопросы на-катывают на нас как волны.

— Откуда он знает, что ему надо лететь против течения? Что надо засеять всю реку? Потому что течение снесет личин-ки в Каспий, и он не сможет жить в со-леной воде. Значит, есть цель. Есть такая наука — телеология, наука о целях.

Мы вспоминаем, что нам известно о те-леологии. Пока наша цель одна — снять материал для фильма, но я понимаю, куда клонит Вергилий Иванович. Он хочет сказать, что цели ставит сверхличность, что мы вовсе не одиноки в этом мире, который порой кажется нам безумным и несправедливым.

Когда-то подёнка обитала на многих ре-ках европейской России. Вылет ее бывал столь массовым, что иногда даже нару-шал движение железнодорожного и авто-мобильного транспорта. Однако теперь, возможно из-за ухудшения экологиче-ской ситуации, «летний снег» можно уви-деть только на реке Урал и его притоках.

— Заводы-то стоят, — замечает Верги-лий Иванович, — а для реки это хорошо.

Бабочки летят на свет прожек-торов, а люди собирают их меш-ками, сушат на солнце и полу-чаемую биомассу используют в качестве корма для домашней птицы

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

73

...Люди, живущие на реке, относятся к бабоч кам без эмоций. Для них бабочки — это дар природы, включенный в привычные биологические цепочки...

Нам симпатичен Вергилий Иванович. Речи его основатель-ны и разумны. Выговор правиль-ный, интеллигентный. Облик исполнен достоинства и бла-городства. У него богатырская

фигура и шапка седых волос. Он пред-ставляет какой-то невиданный нами тип нефтяника — не топ-менеджера-недоучки, примелькавшегося в теле-визионном экране, а старого русского инженера, воспетый Солженицыным. Нам кажется, что мы прекрасно пони-маем друг друга. Но Вергилий Ивано-вич, сам того не подозревая, готовит нам сюрприз.

— Что же, Вергилий Иванович, — спра-шиваю я, — от нужды ловят бабочек?

— Да не то чтобы. Испокон веков все тут этим занимаются. Видите ли, подён-ка эта — чистый белок. Очень хороший

корм для птицы — птица не болеет. Хотя, конечно, живут небогато. Раньше здесь колхоз был богатый, в девяносто третьем развалился. Живут кое-как. Землю поделили. Кто-то работает, а кто-то и пьет, — с затенной тоской в голосе говорит он.

— А вы родом отсюда?— Нет, просто место понравилось. На

рыбалку ездил, так и приглядел. А на пенсию вышел — дом купил. Не этот, конечно, — усмехается он, кивая на свой замок.

Мы толкуем о деревенском житье-бытье, о временах и нравах туземных жителей, с которыми, уверяет Вергилий Иванович, ему удалось найти неколеби-мое, безоговорочное взаимопонимание.

— Расскажите, Вергилий Иванович, — просим мы, но Вергилий Иванович мор-щится.

Когда-то подёнка обитала на многих реках Европейской Рос-сии. Вылет ее бывал столь мас-совым, что иногда даже нару-шал движение железнодорожно-го и автомобильного транспорта

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

75

— Да рассказывать-то нечего, — го-ворит он. — Как-то ночью залезли было двое, один-то убежал, а другого я поймал.

Вергилий Иванович глубоко затягива-ется сигаретным дымом, продолжает.

— Отволок в сарай, взял цепь желез-ную, обмотал его за шею, замок повесил, а ключ в Урал выбросил.

Некоторое время мы молчим, потря-сенные столь решительной фантазией Вергилия Ивановича.

— И что? — мы заинтригованы.— А что? — переспрашивает он. —

Отпус тил его. Что же еще с ним прика-жете делать?

— Прям с цепью?— Прям с цепью. Дня два он проходил

в ошейнике этом, а мальчишки как уви-дят его, ну и давай дразниться. «Собака! Собака!» — кричат.

— Сурово, — замечает оператор Сева, а Вергилий Иванович пожимает плеча-ми. Видимо, по выражению наших лиц он понимает, что мы не вполне одобряем образ его действий, но и оправдываться тоже не собирается.

— На третий день является ко мне це-лая делегация, ну, там, родственники и так далее, — ключ просить. А ключа-то нет. Ключ-то в реке... Дал им ножов-ку, пилите, говорю. А другого выхода у вас нет. Распилили, ничего. Порани-ли, правда, его немножко. Ну, так это понятно — неудобно же цепь на шее пилить. Так ведь? — И Вергилий Ива-нович останавливает свой взор то на мне, то на Севе, как бы призывая нас в свидетели.

Мы с оператором переглядываемся и отставляем чашки. Воцаряется тягост-ное молчание.

— Н-да, — вырывается у меня, но Вер-гилий Иванович спокоен. Похоже, он вспоминает что-то еще, о чем уже совсем неудобно повествовать посторонним лю-дям.

— Что же, — недоверчиво спрашиваю я, — и после этого вас не сожгли?

— Верите ли, — любезно отвечает Вер-гилий Иванович, — даже и не пытались.

Впрочем, осмысливать услышанную историю времени сейчас нет. Уже совер-шенно темнеет, и мы, натянув на головы москитные сетки, спешим к берегу, где начинаются приготовления к лову.

Звенят комары, звучат голоса, тарах-тят двигатели, повсюду возятся какие-то черные фигуры. И перед нами начинают разворачиваться впечатляющие карти-ны ночной жизни реки. В сумерках бе-рега ее покрываются огнями. То здесь, то там возникают снопы света. Кто-то про-

сто ставит прожектор на берегу, кто-то выгоняет на берег трактор, а некоторые действуют по старинке: выплывают на стрежень в лодках, оснащенных фона-рями, работающими от аккумуляторов. Всходит огромная кроваво-красная луна и освещает диковинную картину.

Здесь-то мы неожиданно узнаем, что вид подёнки, с которым мы имеем дело в настоящий момент, носит название ephoron virgo, то есть подёнка-девушка. Поначалу девушка как будто и не стре-мится вовсе в смертельные объятия све-та, а все ходит вокруг да около, но к полу-ночи лет ее достигает своего апогея. В воз-духе стоит шорох миллионов маленьких крыльев. В глазах рябит. Включаем над-камерный галоген, и в воде это произво-дит настоящий взрыв — нас буквально засыпает его осколками. «О!» — одобри-тельно произносит Вергилий Иванович. Комары держатся от него на почтитель-ном расстоянии. А подёнка неистовству-ет. Никаких других авторитетов, кроме царя-света, в эту важнейшую для себя ночь она не признает. И впрямь кажется, что посреди лета мы попали в настоящую метель. В этой вьюге на какое-то время пропадают фигуры людей и очертания прибрежных осокорей, а бесчисленные насекомые все летят и летят навстречу своей гибели из черных недр текучей воды. И вспоминается начало «Капитан-ской дочки», заячий тулупчик Петруши Гринева и кое-что еще так, по мелочи.

Поначалу зрелище кажется феериче-ским, но постепенно обретает какие-то зловещие черты. Безликие прожектора высасывают из воды все новых и новых бабочек. Луна скользит в беспредельное пространство, уменьшается и мертвенно бледнеет. Кажется, я начинаю понимать, почему собаки воют на луну. Мне тоже хочется взлететь и в хмельном самоот-речении устремиться к манящему диску, источающему холодный зовущий свет. Из мрака как бумеранги выносятся лету-чие мыши, и это добавляет происходяще-му инфернального обаяния. «Мама, мы в аду», — думаю я.

На земле под прожекторами растут трепещущие груды нежной плоти. По-

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

77жилая соседка Вергилия Ивановича во-рошит их рукой.

— Маловато, — со вздохом произносит она, хотя слой достигает уже сантиме-тров десяти.

Отдельные группы сбившихся насеко-мых образуют как бы гигантские хризан-темы. Нежные крылышки перламутром переливаются в лучах электричества. Даже привычные к подобным видам лов-цы прекращают разговоры и в задумчи-вом молчании созерцают погибающую красоту. Подёнка-девушка кончается пря мо на наших глазах. Конец света для нее наступает наглядно и реально. Но не все так просто. Миллионы личинок, брошенных сейчас в воду, гарантируют повторение этой dance macabre ровно через год. Мы чувствуем, что сама тайна жизни приоткрывается нам в эти мину-ты. Как там сказал Вергилий Иванович? «Вот ее назначение в мире». А наше, наше назначение? Моё, Севы, Вергилия Ивано-вича? Назначение пойманного им вора? Назначение всех прочих воров и правед-ников в подлунном мире? И вообще что, собственно, происходит?

Поневоле сознание настраивается на фи лософский лад и стремится дать мета-физическое объяснение этому явлению. Наблюдение за этой мгновенной, как бы наивной жизнью, которая еще более уко-рачивается безжалостным светом, за-ставляет меня чувствовать тревогу. В са-мом деле, эта ликующая, но мимолетная красота, которая на глазах превращается в безобразную биомассу, невольно на-водит на размышления и о юдоли чело-веческой. Ведь в представлениях людей нечто высшее по отношению к человеку тоже видится светом. Свет ли это спасе-ния или обыкновенный прожектор, ко-торым вольны распоряжаться некие по-средники между Богом и людьми? Но эту кощунственную мысль я не хочу даже додумывать...

Примерно во втором часу ночи интен-сивность «метели» падает и скоро пре-кращается совсем, хотя в иные дни лет продолжается почти до самого рассвета. Жирные объевшиеся лягушки уползают в темноту. Люди собирают свою добычу

ведрами и мешками. Они снова безучаст-ны и деловиты, и это как-то пугает.

Мало-помалу река успокаивается и жизнь входит в привычные берега. Те-чение уносит еще распластанных на по-верхности воды бабочек, так и не успев-ших взлететь. Время луны подходит к концу. Светает. Бледным отражением она полоскается у берега, во владычество которым неумолимо вступают царствен-ные лучи уже другого светила. И уже ни-что не напоминает о ночных событиях.

Ближе к полудню мы снова на берегу — снимаем, как люди сушат свой улов. Степ-ное солнце стремится к зениту, около соро-ка выше нуля. Мотыль пахнет соленой ры-бой и выглядит весьма аппетитно. Очень, очень хочется побаловать себя литром-другим искрометного, закусить мотылем, подёнкой-девушкой тож. Но я вспоминаю суровую непреклонность владельца нео-феодальной дачи, и это придает мне твер-дости. А вот, кстати, и он — возвращается с утренней рыбалки. На его суровом благо-родном лице заметно удовлетворение — рыбалка удалась, а больше, как сообщил он накануне, от жизни он ничего не ждет.

Сумерки над Оренбургом рассеивают разноцветные электрические огни увеселительных заведений. Рано утром нам уезжать. Мы си-дим в кафе рядом с памятником Пушкину и Далю и наблюдаем жизнь города. Бронзовые не пьют, а перед нами, как говорится, по пинте «старого доброго эля». При-мер несгибаемого Вергилия Ива-новича уже не так сильно довлеет над нами. А жизнь города течет себе, как вода в Урале. Девушки в светлом — по двое, по трое и стайками устремляют-ся в центр. Они спешат на обманчивый свет скоротечных удовольствий, которые щедро обещает цивилизация, и плывут мимо нас равномерным потоком. «Точно мотыли, — задумчиво замечает Сева, — точнее, как подёнки-девушки». Действи-тельно похоже. Некоторое время мы раз-глядываем поток разодетых девушек. Но камера зачехлена, штатив сложен, и мы решаем, что этих мотылей пусть снимает кто-нибудь другой.

В представлениях людей нечто высшее по отношению к челове-ку тоже видится светом. Свет ли это спасения или обыкновенный прожектор, которым вольны рас-поряжаться некие посредники между Богом и людьми?

текст: михаил васин фото: андрей штефан рисунки: маша сумнина

Очерк погружает читателя в мрачноватую атмосферу эпохи гонки вооружений и звездных войн и дает возможность под водительством реального сталкера — Петр а Иваныча — посетить сверхсекретный объект, пе-ред которым когда-то тре-петала вся американская военщина.

Часть 1. Выстрел

Москалев сидел за огромным пультом в центре, Юра Завалов — справа от него, Андрей слева стоял у контролле-ров напуска.

— Поехали! — скомандовал Москалев. Помощники крутили ручки и перемеща-ли движки, нажимая нужные кнопки, следя в основном не за стрелками, а за зажигающимися по выполнении опера-ции лампочками. Москалев постукивал по стеклышкам приборов, у него были измерительные отсеки. Где-то далеко от-сюда клацала автоматика, сервомоторы подвывали слегка.

Огромные емкости кубометр за ку-бометром наполнялись газами, содер-жащими в себе страшную химическую энергию. Конденсаторы инициирования наполнялись нестрашной электриче-ской энергией, но при страшноватых ки-ловольтах. Росло напряжение на емко-стях, росло напряжение в мозгах. Моска-лев почти крикнул, казалось, громко, а получилось как-то хрипловато:

— Доложите!

— Я готов! — Готов!— Резонатор настроен!— Приборы нормально— Давай, — сказал Москалев. Опять

вышло сипло.Юра Завалов нажал кнопку иниции-

рования. Тугой удар не слышанной еще здесь силы прошел по всей трубе, всем помещениям, люкам, подвалам, смо-тровым площадкам, отсекам, винтовым лестницам… Волна прокатилась лесом и достигла поселка ослабленной. Сотруд-ники, сидевшие на своих рабочих местах во вспомогательных корпусах, притулив-шихся к трубе, были в специальных нау-шниках, оберегающих перепонки.

Но в поселке у полигона не испуга-лись раската грома. Валька-буфетчица наливала сто грамм старому взрывнику Петровичу. В этот момент тряхнуло, рука дрогнула, грамм 15 пролилось.

— Что-то они сегодня перестарались в своих казематах!

— Валь, ты зубы-то не заговаривай, до-ливай, — приказал Петрович, за жизнь стравивший не один вагон взрывчатки.

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

79

.............. ээээээээээээээээээтттттттттттттииииииииимммммммммммм гггггггггиииииииппппппппееееееерррррррррррбббббббоооооооооооолллллллллллллоооооооооиииииииидддддддддооооооомммммммммммм,,,,,, ээээээээээээээтттттттттттттттиииииииммммммм мммммммоооооощщщщщщщщщщщщщщщщщщщнннннннннннннннннныыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыммммммммм ллллллллллллллллллллллллллааааааааааааааааааааааааазззззззззззззееееееееееееееееееррррррррррррррррррррррннннннннннннннныыыыыыымммммм лллллллллуууууучччччччоооооооооммммммммм ————— зззззззззззззззааааааааааааааааааадддддддддддддддддаааааааааааааааааааачччччччччччччччччччччаааааааааааааааааааа нннннннннннннннннннннннннеееееееееееееппппппппппппрррррррррррррррррррррррррррррооооооооооооосссссссссссссттттттттттттттттттттттаааааааааааяяяяяяяя..... ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭтттттттттттттиииииииимммммм зззззааааааннннннииииииииммммммммаааааллллллллллллллллллллллллллииииииииииииииииисссссссссссссссссссссьььььььььььььььььььььььь

рррррррррррр ,,,,,, щщщщщщщ

ццццццццццццццццццццццееееееееееееееееееелллллллллллллллллллллллллыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыеееееееееееееееее ииииииннннннссссссттттттттттииииииииииииииииииитттттттттттттттттттттттттуууууууууууууууууууууууууууттттттттттттттттыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыы................

В углах испытательной сыпалась штукатурка, лампочки мигали, вклю-чилась уже откачка и то, что осталось от этих страшных газов, вылетало в вы-соченную трубу, где они уже не были страшны.

Прорезалась громкоговорящая связь. Это Васька, находясь в измерительной будке на просеке за километр от пульто-вой, орал неистово:

— Горит как! Так кричал Васька, хотя никто не ви-

дел, как горит, и не знал, может ли это гореть, кроме редких случаев пирокине-за. Горела и плавилась, между прочим, лобовая броня танка.

— Все, уже не горит, дым разгоняет! — продолжал докладывать Васька. Кинока-меры и сверхскоростные регистраторы перестали стрекотать.

— Дырища, как у… — кричал в запа-ле необыкновенно возбужденный из-вестный в поселке скабрезник и бабник Васька, хотя дыра в броне явно во много раз превышала любые человеческие.

Было ясно: первый полномас-штабный эксперимент удался. Гриша диктовал помощнику показания своих приборов. «Джаули», как говаривал Член-кор, были неплохи. Москалев собирался с мыслями, обдумы-вая, что сейчас он будет докла-дывать Членкору.

Членкор, фактический директор огромного института, старый и опыт-ный разведчик, выслушал, не давая выхода чувствам, немножко похвалил, вяло ругнул за нарушение плана и под конец сказал:

— В шарик, Юра, надо, в шарик!Но душа Членкора ликовала. Он вы-

нул из шкафчика початый армянский, самый лучший, от друга Коли, щедрого академика, писавшего свою фамилию то на -ян, то на -ов. Хватил стопочку, подо-шел к отдельному столику, вставил клю-чик в вертушку, позвонил:

— Капитон Федорыч, ну мы тут того, начали немножко, — без всяких эмоций, как бы между прочим сказал Членкор.

— Молодец, — также суховато бросил Капитон Федорыч, чувствуя подъем на-строения. — В шарик давай теперь, Бо-рисыч, в шарик!

Лежащий зверь чихнул, пролаял и снова затих. Надо было готовиться к плевку страшной лазерной энергией из самой большой на земле лазерной пушки в космос — «в шарик»! Предстоя-ло не только повернуть луч вверх , необ-ходимо было пробить атмосферу, сохра-няя энергию импульса. Лазерный луч, даже если не рассеивается в атмосфере, испытывает так называемую дифракци-онную расходимость и достигает объ-ектов в космосе уже весьма размытым, с меньшей концентрацией энергии. Легкий, почти невесомый воздух оказы-

вается серьезным препятствием для из-лучения. До нужного объекта доходит только доля начальной энергии, и все дело в том, какая это доля. Управлять этим гиперболоидом, этим мощным лазерным лучом — задача непростая. Этим занимались целые институты.

Четверть века с того залпа по танко-вой броне минуло. Где они теперь? Где Членкор, где Юра Завалов, что стало со скабрезником Васькой? Прошлое об-росло легендами. Говорили о военных астрономах, молодых старлеях Сереже и Володе, присланных откуда-то с гор вместе с телескопом средних размеров. О том, что наши сначала где-то и когда-то стрельнули в наш же, уже отживший, на излете, с выработанным почти ресур-сом спутник. Якобы попали и попадание это зафиксировали. Правда, серьезно сменить орбиту не смогли, хотя сам факт попадания радовал, лиха беда начало. Рассказывали и о том, как однажды был совершен партизанский космический налет на вражеский объект. За несанк-ционированный выст рел потом полу-чили от одних начальников по шапке, зато другие обещали представить к Ле-нинской премии. Факт остается фактом: спутник неизвестной национальной принадлежности, слишком уж нагло нависший над заставой, потерял вдруг ориентацию, закувыркался, неуправ-ляемо стал снижаться и сгорел совсем не голубым пламенем в плотных слоях атмосферы.

Это были будни звездных войн.

Часть 2. Зверь

В не самом дальнем Подмосковье, в со-сновом лесу, за бетонным забором на огромной бетонной же площадке рас-пластано странное бетонное сооруже-ние. Из космоса оно может показаться гигантской папиросой. Между прочим, если попросили бы, от нее можно было бы и прикурить — так прикурить, что на земле начался бы ад. Но из космоса хоро-шо видели эту славную папироску — по-этому, возможно, и не закуривали свою примерно такую же.

Рассказывали и о том, как од-нажды был совершен партизан-ский налет на вражеский объ-ект. За выстрел потом получили от одних начальников по шапке, зато другие обещали предста-вить к Ленинской премии

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

81

сссссссссввввввввввооооооооооббббббббббббооооооооооооодддддддддддддднннннннннннннооооооооооооо пппппппппппппппппрррррррррррррроооооооооооогггггггггггглллллллллллооооооооооооооттттттттттттииииииииииииитттттттттт эээээээллллллееккттттрррриииииччччккууу.ООООппппиииирррраааееттттттссссяяяяя оооонннннн нннннннааааа ччччччееееееттттттттттыыыыыыыыырррррррррррреееееееее ддддддддддввввввввууууууууууууухххххххххх----- ииииииииии тттттттттттттррррррррррррреееееееееееееехххххххххххххххххээээээээээээээээтттттттттттааааааааааааааажжжжжжжжжжжжжжнннннннннннннныыыыыыыыыыыххххххххххх ккккккккоооооооорррррпппуууусссаааааа--лллаааааппппыыы

ррррррррррр рр ууу

ииии ммммооооогггггуууччееееееееееееееее уууууууттттттооооооолллллллщщщщеееееенннннннниииииииииеееееее жжжжжжжжжжиииииииииииииввввввввввооооооооттттттттттттттаааааааааааа ————————— кккккккккккккккооооооооооооооооонннннннннннннннннндддддддддддддддддеееееееееееееннннннннннннннннссссссссссссссаааааааааааааааттттттттттттттттооооооооооооррррррррррррррррррннннннннннннннныыыыыыыыыыыйййййййййййй зззззааааллллл рррр рррррррр ууууууууууу ррррррррр ррр ууу

ппппоооссррррреееедддииииннннннеее......ууу ууууу

Зев этого зверя свободно проглотит электричку. Опирается он на четыре двух- и трехэтажных корпуса-лапы и могучее утолщение живота — конден-саторный зал посредине. А впереди от-деленная от туловища тонкой шеей — ниткой грузового монорельса голова баллонная, то есть склад газовых бал-лонов. Выхлопная труба, как загнутый кверху хвост, торчит торчком над ги-гантским телом: держит хвост пистоле-том зверь.

Когда американцы засекли со спутни-ков это чудовище, прикинули его воз-можную мощность, по дипломатическим каналам пошли запросы о новом секрет-ном оружии русских, не предусмотрен-ном ни Женевской, ни другими конвен-циями. Ответили, что это всего-навсего новый лабораторный корпус одного из академических институтов. Американ-цы, естественно, не поверили.

Была пора ударной гонки воо-ружений. Атомным и ядерным оружием стороны уже перена-сытились, обычное достигло небывалого совершенства, воз-никла потребность в чем-то новеньком. Первый лазер за-работал в 1960 году и сразу же увлек воображение военных. Лазерные прицелы и дально-меры позволяли ствольной артиллерии поражать цели с первого выстрела. Даль-ше больше… Стали говорить о непосред-ственно боевом применении лазеров, акцент делали на так называемых хи-мических оптических генераторах или хемолазерах. Для них не надо было тра-тить электрическую энергию. В 1968-м советские физики получили генерацию на цепной разветвленной реакции двух газов — фтора с водородом (дейтерием). Это был грандиозный прорыв. Думалось и грезилось, что вот-вот на смену и обыч-ному оружию, и атомному наконец-то придет столь почитаемый с детства смер-тельный луч инженера Гарина.

Заговорили о звездной войне. Толь-ко две державы могли позволить себе строить мощные лазерные установки. Лазеры требуют много энергии, с ней

в космосе проблемы. Солнечных бата-рей недостаточно. Засылать электро-станции в космос с запасом химиче-ского горючего — дело разорительное. Вот и пришла мысль использовать хи-мию напрямую: сразу из химической энергии получать направленную, то есть лазерную энергию, которая потом и будет уничтожать, толкать и слепить спутники и корабли в космосе.

Действует так: смешивают какие-то газы, пары или даже жидкости, следует взрыв, яркая вспышка, из этого ада вы-рывается в нужном направлении смер-тельный луч невидимый.

Понятно, что это встревожило аме-риканцев. Их военные спутники день и ночь не выпускали объект из поля зрения. Где-то в архивах ЦРУ хранятся снимки Трубы и фигурок машин и лю-

дей около нее. Где-то там и изображения моих друзей, которых больше никто в жизни не фотографировал из космоса. И вряд ли уже сфотографирует.

Но не все можно было разглядеть со спутника.

По бесчисленным кабелям входила в Большого Зверя электрическая энер-гия, когда по многим трубам текли в него газы, накачивая его тело энерги-ей химической. Это как в живом огром-ном механизме кровь, лимфа, воздух, жидкие и твердые отходы, слух и зре-ние, мускулы и кости. Многочислен-ные датчики, как нервные окончания, как чувствительные точки пронизыва-ли где больше, где меньше тело Зверя, давая знать о готовности его к рывку. Множество сервомоторов, как мускулы и жилы, подтягивали газовые баллоны, закрывали и открывали двери, настра-ивали зеркала. Гигантские фильтры и мощные вентиляторы служили лег-кими для этого необъятного бетонного тела, покрытого стальной кожей.

И наставал момент, когда ближайшие окрестности сотрясал сильнейший лай. Страшная дрожь взрыва бежала по зве-риному телу, и невидимый глазу луч вы-рывался из его нутра. А в высоченную выхлопную трубу уходили на безопас-ное для человека расстояние потоки вредных продуктов…

Теперь лежит неподвижно страшный Зверь, электронно-оптическое чудо-вище, сторожащее вход в преиспод-нюю, который так, слава богу, и не был открыт.

Другая эпоха наступила. Железобе-тонный гигант лишался людей, обслу-ги и обслуживания, хирел, ржавел, оседал. Отключили громкоговорящую связь, телефон, компьютерные сети. Перекрыли газ. Увезли в неизвестном направлении огромные зеркала. Из многочисленного штата в конце концов остался один Петр Иваныч. Он здесь работает на станке и присматривает за помещениями, которые все больше погружаются в тьму и хлад: сотни лам-почек не горят, а поступление тепла по-степенно уменьшают.

По бесчисленным кабелям вхо-дила в Большого Зверя электри-ческая энергия, когда по многим трубам текли в него газы, на-качивая его тело энергией хими-ческой

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

83

ффффффффффиииииииииллллллллллльььььььььььььььььттттттттттттттттттррррррррррррррррыыыыыыыыыыыы ииииииии мммммммммммммоооооооооощщщщщщщщщщщщнннннннннннннннныыыыыыыыыыыееееееее ввввввееееееееееееееенннннннннннннннтттттттиииииииииилллллллллляяяяяяяяттттттттооооооооррррррррыыыыыыыыы сссссссллллллллууууууууууужжжжжжжжжжииииииииииииии-------ллииии ллееггккииммммиии ддддддлллллллллляяя ээээтттттооооогггггоооо ннннеееееееооооббббббббъъъъъъъъъяяяяяяятттттттттнннннннноооооогггггггооооооо бббббббееееееттттттттттооооооооооннннннннннннннннннннннннооооооооооогггггггггггггооооооооооооо тттттттттеееееееееллллллллаааааа,,,,,,,,, ппппппппоооооооккккккрррррррыыыыыыытттттттттоооооооггггггоооооо

ффффффф рррр щщщщщщщщщ ррррррр ууууууущщщщщ

ссссссссстттттаааааллллььььььььнннооооооойййй кккоожжжжжжжжжжжееееееееййййййййййй.............сстттаааллллььннооойййй ккоооожжжжжеееейййййййййй........

Петр Иваныч знает нутро зверя, он живет на границе с тем миром и иногда лезет в преисподнюю.

Часть 3. Сталкер

Теперь это Зона. В «Сталкере» Тарковского на Зону упал

метеорит, спровоцировав необъясни-мые процессы. На лазерного гиганта ничего не падало. Ну кроме разве что того сбитого вражеского спутника. Царь-лазер просто угодил под смену эпох.

Место обнесли бетонным забором. А потом возникли слухи о конденсатор-ном зале, в котором исполняются, точно как в «Сталкере», любые желания.

С тех пор Зона стала притягивать к себе разных посетителей. Много оказа-лось страждущих изменить свою жизнь как по волшебству.

Тут же появились и проводники. Их было несколько, предпоследний уво-лился полгода назад. Теперь остался один Петр Иваныч. Очень неохотно во-дит он паломников в конденсаторный зал. На этот раз ведет меня и фотохудож-ника Андрея.

Сталкер идет осторожно, прощупы-вая путь инфракрасным фонариком.

Я убеждаюсь, что есть внутри Трубы что-то от преисподней. Темь, хлам, странные и страшные звуки хаоса. Уди-вительно, что наружу не вырываются отсюда темные силы, их как будто из последних сил сдерживает ракетный железобетон. Такое впечатление, что гигант словно затаил на создавших его людей смертельную обиду.

Сейчас должен появиться конденса-торный зал.

И тут на пороге выясняется, что фото-художник коварно прихватил с собой небольшую фотокамеру, с помощью ко-торой намерен запечатлеть таинствен-ный конденсаторный зал. Потрясенный Петр Иванович в своем негодовании ста-новится точь-в-точь таким, как тот Стал-кер, пытающийся урезонить Писателя, притащившего в комнату бомбу с целью уничтожить местo, где сбываются завет-ные мечты. Петр Иванович бросается на Андрея практически с кулаками: «Здесь снимать нельзя! А вдруг это спровоци-рует Темные Силы? Вдруг они выйдут из-под контроля? Что вообще знает че-

ловек о тех силах, которыми он так опрометчиво пытается повелевать?»

Я перестаю понимать, что происходит и где я нахожусь. Я чув-ствую дыхание притаившегося зверя у себя за спиной. Мороз по коже… Какая тонкая, какая хрупкая грань разделяет победоносную науку и необъяснимую мистику. И не может человек оставаться на одной из сторон.

Мы возвращаемся по какому-то кажу-щемуся бесконечным коридору — под-земному каналу под Трубой. Впереди идет Петр Иваныч, последний храни-тель былой славы. Сталкер, соединяю-щий миры — живой и уже несуществую-щий. Он что-то приговаривает, не разо-брать, доносятся только обрывки фраз:

— Люди не хотят верить… Очень жаль… Говорят, что вера — сила слабых людей. Как же это ошибочно…

Он никого не проклинает, он просто выводит нас из преисподней, из Зоны на свет божий.

И как же хорошо здесь, на этом свете. Нам весело. Вокруг нас светло, местами ржаво, местами аляповато.

Довольный Андрей фотографирует.Зверь молчит.

Место обнесли бетонным за-бором. А потом возникли слухи о конденсаторном зале, в ко-тором исполняются, точно как в «Сталкере», любые желания

Всегда готов

рассказ дмитрия глуховского* рисунки: варвара аляй-акатьева

вгуст выдался удивительно мягким и благостным. Свирепых сибирских комаров, которые обычно как раз в

этот месяц разворачивали последнее решающее наступление на человечество, на сей раз унесло куда-то игрой циклонов.

Пару недель назад случилось, правда, небольшое землетря-сение, но по сравнению с прошлогодним августовским пеклом и лесными пожарами, которые чуть не пожрали и Борисовку, и соседнее Грязево, и сам райцентр Мантурово, толчки казались неправдоподобно легкой расплатой. Словно ждали червонец строгого режима, а отделались тремя годами условно.

Главной неприятностью было то, что в телевизоре теперь пропал сигнал.

— Как-то там Андрюша... — ковыряясь резиновым наконечни-ком клюки в земле, переживала Ангелина Степановна.

С тех пор как от Андрюши ничего не было больше слыш-но, вечерние посиделки было решено перенести во двор Нины Прокофьевны, благо комары не докучали.

— Нехорошо ему на голове навертели, — покачала голо-вой Анна Павловна. — Растрепанный такой, словно бошку не мыл неделю, да еще и чумазый стал. Раньше мне он больше нравился. Опрятный такой был, а теперь тьфу! Хоть бы и не видала его век.

Регулярно, с первого же номера «Русского пио-нера» культовый московский писатель Дмитрий Глуховский публикует в журнале рассказы, напи-санные специально для «РП». На этот раз автор пытается представить, насколько изменит грядущая мировая война жизнь в российской глубинке.

Специальнодля «Русского пионера»

— Зато поправился хоть немного. А то кому он такой тощий нужен? — почти ласково улыбнулась Нина Прокофьевна.

— А в последний-то раз чего рассказывал... Про мальчон-ку этого, который своего товарища случайно из ружья отцов-ского застрелил! А потом отцу парнишки убитого позвонил и тому говорит: на, извиняйся, если хочешь. И все! Дальше, говорит, в следующий раз все доскажем. И на тебе! — разоря-лась Ангелина Степановна.

— Ничего, Анатолий из райцентра вот вернется, станет по -нятно, что там у них, — уверенно заявила Нина Прокофьевна.

Телевизоров в деревне было всего два. Один старый, советского производства, заботливо накры-

тый вязанной из белой нити кружевной скатертью, стоял на почетном месте в зале у Анны Павловны. Он играл роль алтаря под иконостасом пожелтевших овальных фотокарточек с обве-тренными временем лицами ее покойного мужа, родителей и глянцевыми прямоугольничками с розовыми физиономия-ми внуков, которые жили с родителями в райцентре.

Второй — с Cовершенно Плоским Экраном и надписью Made in Indonesia — был привезен Нине Прокофьевне ее доче-рью из города прошлым летом.

´

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

87

олег

кли

мов

/age

ncy.

phot

ogra

pher

.ru

евге

ний

лучи

нски

й/ag

ency

.pho

togr

aphe

r.ru

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

89

ницу, Нина Прокофьевна трудно поднялась на ноги. — У меня пирожки, для внуков пекла.

— Спасибо... — Анатолий дыхнул в кулак, закашлялся и замотал головой. — Не голодный! В Мантурове накормили.

— К своей, что ли, ездил? — прищурилась Ангелина Степановна, не замечая укоризненного взгляда Анны Павловны.

— Угу, — Анатолий неопределенно качнул головой и на всякий случай крутанул ручку газа, намекая, что разговор затягивается и что ему пора бы ехать.

— А может, мерзавчик налить, а, Толь? — хозяйка дома кряхтя двинулась к шкафу с пыльными стограммовыми гра-неными стаканчиками.

Тот дрогнул, но устоял. Будь сейчас утро, он вряд ли был бы так несгибаем. Но время легального опохмела миновало, и перед мысленным взором Анатолия маячил костлявый призрак запоя. Именно железный принцип: больше трех дней подряд не пить — позволял ему изящно балансировать на грани алко-голизма все эти годы, пока его одноклассники и сослуживцы самозабвенно отдавались белой горячке.

Нина Прокофьевна пожала полными плечами и уселась обратно. Анатолий взял под козырек и отчалил, оставляя за собой рваные облачка сладковатой бензиновой гари. Дочь с зятем и оба внука — городские, приехавшие к бабке на кани-кулы, — ушли купаться на речку и вернуться должны были только к ужину. Пирогов Нина Прокофьевна успела напечь с утра, картошку ставить на огонь было еще рано: оставалось время для умственной деятельности.

— Все врет, — высказалась она.— Про кралю свою? — встрепенулась задремавшая

Ангелина Степановна. — Вообще все, — категорично заявила Нина Прокофьевна.

— Не был он в Мантурове. — А где же он был? На мотоцикле ведь ездил. — Вчера дождь шел? Шел. Там от Грязева до Мантурова

дорога — колдобина на колдобине, после дождя не лужи,

«Горизонт» Анны Павловны был всегда мутен и пуст, так как безнадежно поломался тринадцать лет назад и не был выброшен только из пенсионерской солидарности. Плод же японского индустриального неоколониализма в странах Юго-Восточной Азии работал исправно, и каждый день Нина Прокофьевна торжественно расчехляла его, приподнимая паутину стираных кружев, и осторожно нажимала кнопку на пульте.

Зимой паломничество к ней соседок начиналось еще утром: по главному каналу страны объясняли, как правильно дозировать мочу, чтобы избавиться от остеохондроза и убеди-тельно показывали, как побороть метастазы при помощи сырого мяса. Летом с утра надо было спешить на огород, зато вечером можно было поохать над невероятными историями человеческих страстей, сочиненными за косяком сценариста-ми второго Малахова.

Новости в деревне глядел только Анатолий, осталь-ные никаким политикам не верили, да не очень-то и интере-совались московскими информационными абстракциями. Раз в год, когда президент, по слухам, обещал поднять пен-сию, случалось, включали программу «Время» — чтобы удо-стовериться. Чтобы не попасть впросак перед стервоз-ной почтальоншей, которая раз в два месяца привозила из райцентра конверты с редкими купюрами, вихляя восьмер-ками велосипеда «Орленок» по выбоинам единственной дороги.

Но внеочередное повышение уже свалилось под мартов-ские выборы, и в августе от Москвы ничего хорошего не ждали даже самые ярые оптимистки. Нет новостей — да и шут с ними. От них сплошные расстройства, а про политику уж всегда соврут, это в деревне твердо знали еще с тех пор, когда телевизор «Горизонт» только-только вылупился из картонной коробки с надписью «Не кантовать».

— Да вон же он едет! — привстала со скамьи дальнозоркая Анна Павловна. — Анатолий! Толя!

Гонец, отправленный за истиной в райцентр, смотрел вперед несмело и руль держал неуверенно. Сначала хотел прислонить свой зловонный мопед к ограде, потом переду-мал и сообщил от калитки, не приближаясь на опасную дис-танцию:

— Вышка повалилась ретрансляторная! Говорят, скоро подымут. Когда трясло, она и вылетела с корнем. До тех пор — никакого телевизора!

— Это надо же! — всплеснула руками Анна Павловна. — Заходи, Толя, что стоишь, — упершись руками в пояс-

а болота настоящие. А мотоцикл чистый у сукина сына, — разоблачила авантюриста Нина Прокофьевна. — Значит, даль-ше Грязева не уехал.

— Да что ему в Грязеве сдалось? — Ангелина Степановна пригладила шерстяную юбку. — В Мантурове у него девка хотя бы, учительница тамошняя.

— Поругались они, — авторитетно возразила Анна Павловна. — Как ты не знаешь?

— Да когда же они успели? На той неделе же ездил к ней...

— Ничего не ездил. Он уж у ней месяц не был! Скажет — к Наташе, а сам в Грязево.

— А в Грязеве-то что?— Дружок там его, Витька рыжий. На лесопилке работает.

Сидел который.— Да что я, Витьку не знаю? — уличенная в некомпетент-

ности, Анна Павловна попыталась восстановить позиции. — Кто мне дрова-то зимой привозил?

— С Витькой и пил. Точно, — с прокурорской убежденно-стью заключила Нина Прокофьевна.

— Тебе Танька, что ли, доносит? — нахмурилась Анна Павловна.

У хозяйки в рукаве имелся козырь: почтальонша, всех бабок открыто презиравшая, в проницательной и подозрительной Нине Прокофьевне видела себе равную и иногда делилась с ней сплетнями о грязевской и мантуровской жизни. Плохо только то было, что в этом году деревенские ни на что не под-писывались, а пенсия, как ни старались партия и правитель-ство наладить выплаты, до Борисовки доходила не чаще, чем раз в два месяца. Июньская же задерживалась и того больше, а об августовской можно было вообще не мечтать.

— Лучше бы она другого чего донесла, — открестилась от информатора Нина Прокофьевна.

— Да уж... На два с половиной месяца отстают. Макароны-то на что брать будем?

По совести, на четыре тысячи пенсионных рублей в Борисовке покупать было нечего. Сложенное из цементных белых кир-пичей сельпо находилось в Грязеве, и крашенные зеленой масляной краской полки были поровну заставлены скверной водкой, батареями сайры в собственном соку, кондовыми коробками с рафинадом и расфасованными по бумажным пакетам крупами. Водка особым спросом не пользовалась, а сахар, напротив, уходил влет, поскольку в каждом втором доме стоял самогонный аппарат. Все остальное можно было вырастить на своем огороде или выменять у соседей. У Нины Прокофьевны были куры и фруктовый сад, у Анны Павловны — подающие надежду поросята и двадцать соток огорода, у Ангелины Степановны — отелившаяся недавно корова и парники с помидорами.

Натренированные годами реформ, жители Борисовки, Грязева и любого другого российского поселка могли с легко-стью перейти в автономный от государства режим, из всех слабостей позволяя себе лишь традиционную русскую ностальгию по сервелату.

Нина Прокофьевна половину повышенной своей пенсии аккуратно отделяла и раз в квартал отправляла с мантуров-ского почтамта детям в город. Ангелина Степановна закупала на все гречку и сахар, потому что уже отпраздновала семьде-сят пятый день рождения и за это время была не единожды учена горьким опытом. Анна Павловна откладывала сбереже-ния в конверт за иконкой Николая Чудотворца, которая висе-ла у нее в спальне, и дрожала от каждого натужного дыхания своей старой избы, опасаясь грабителей. И для всех троих нерегулярная подачка была скорее знаком причастности их деревни к некому необъятному государственному целому.

Макаронный вопрос, изначально риторический, повис в воз-духе. Лето выдалось хорошим, в парниках разрослись настоя-щие огуречно-патиссонные джунгли, и фаланги начищенных трехлитровых банок ждали сигнала к выступлению: зима не будет голодной.

Мазохистическая природа русской женщины располага-ет ее говорить не о том, что у нее хорошо, а о том, что не склады вается.

— Потоскливо без Андрюши-то, — вернулась к своему любим-цу Ангелина Степановна. — Когда теперь вернут?

— Как нам теперь знать, — развела руками Нина Прокофьевна. — Сукин сын обманул, никуда не ездил. Теперь только если зятя попрошу прокатиться узнать... Да захочет ли он по такой дороге? И так уж матерился...

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

91

олег

кли

мов

/age

ncy.

phot

ogra

pher

.ru

Конечно, корейские автоконструкторы не могли предви-

деть суровых условий, в которых будет эксплуатироваться их

детище. Оно, в общем-то, неплохо держалось, учитывая, что по

корейским понятиям за Мантуровым дороги не было вообще. Но

зять Нины Прокофьевны, взявший под это дело потребитель-

ский кредит, не намерен был ставить на новом автомобиле бес-

человечные эксперименты. Большим одолжением по отношению

к его супруге было просто согласиться ехать в эту отчаянную

глушь на машине. Он, как и все остальные обитатели Борисовки, в первые дни

переживал телевизионную ломку, механически и обреченно

тыкая вечер за вечером в кнопки пульта якобы для тещи куплен-

ного им телевизора. Лазил даже на крышу исследовать засижен-

ную воронами антенну. Тщетно: Совершенно Плоский Экран

показывал лишь эфирную пургу, и приключения сотрудников

убойного отдела, которых до душевного зуда не хватало первую

неделю, стали постепенно забываться.

Взвесив все за и против, ехать в Мантурово и проводить там

расследование обстоятельств исчезновения Малахова и сериаль-

ных кукол зять отказался. На третью неделю по Андрюше скуча-

ла уже только сентиментальная Ангелина Степановна. На чет-

вертую, когда родне Нины Прокофьевны пора было уже грузить

машину и отправляться обратно в город, из-за холма показался

ездок на дребезжащем старом велосипеде.

— Пенсия, — разгибаясь и отставляя в борозду жестяную лейку,

предположила Анна Павловна.

— Война! — заголосила издалека взмыленная почталь-

онша. ■ ■ ■

Вместо привычных уже цветных «Аргументов» в ее сумке

валялись плохо отпечатанные фронтовые сводки. Хотя фрон-

тов, собственно, никаких не было, да и война уже три недели как

закончилась. И сколько ни читали они мажущиеся свинцовой

краской страницы, никто из жителей Борисовки не мог понять,

как залп китайских крылатых ракет по Тайваню мог привести к

отправке американских МБР в Пекин, что было неверно расцене-

но в одинцовском бункере РВСН и вызвало ответный удар по

США, после чего... Землетрясение месячной давности оказалось отголоском

чудовищных взрывов, в одночасье обративших в пыль и пепел

все крупные европейские, американские и азиатские города. Все

случилось настолько стремительно, что ни правительства, ни

военные командования не успели эвакуироваться. Государств,

которые задел атомный молох, уже почти месяц больше не суще-

ствовало. О Грязеве и тем более о Борисовке в райцентре вспом-

нили только теперь. Листок прошел по рукам и обескровленный упал на ска-

мейку. Люди растерянно смотрели друг на друга, пытаясь найти

нужные слова: опровергнуть, поверить, утешить. В голову отчего-

то лезли мысли совсем неуместные...

— Андрюша-то как же... — прикрывала рот заскорузлой ладонью

Ангелина Степановна. — Это что же, пенсии-то не будет теперь? — попыталась осо-

знать Анна Павловна.

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

93

конс

тант

ин с

ало

мат

ин/a

genc

y.ph

otog

raph

er.r

u

— Кредит можно не возвращать, — почти неслышно добавил зять.

— Да как же мы жить-то теперь будем? — запричитала Ангелина Степановна.

В повисшей тишине слышно было, как побрякивал колоколь-чик на шее у ее коровы и альтом звенел первый адаптировав-шийся к новой жизни комар. А может быть, это наконец долетел до Борисовки отголосок того звука, когда лопнули невидимые струны, протянувшиеся через всю огромную страну из Останкина и удерживавшие ее за счет единства мыслей и переживаний мало чем похожих друг на друга граждан.

— Да так же и будем, как жили, — вдруг объявила Нина Про-кофьевна. — Что изменилось-то?

алн

ис с

такл

е/ag

ency

.pho

togr

aphe

r.ru

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

95

памятка

Как узнать, что пора выходить из убежищаВ убежище необходимо взять радио с запасом батареек. Слушайте сообщения властей, они должны объявить, где находятся пункты дезактивации, эвакуации и раздачи пищи. Если радио не работает, это значит, что радио-волны не могут преодолеть толщу бетона В этом случае следует еще подождать (насколько позволяет запас про-вианта) и выйти из убежища.

Как подыскать себе убежищеОт радиоактивных осадков можно укрыться в любом защищенном месте. За время существования Советского Союза в нашей стране была построена масса ядерных убе-жищ, однако простые граждане не всегда знают, где они расположены. Поэтому осмотритесь вокруг и подумай-те, какие здания по пути, например, на вашу работу могут послужить укрытием в случае ядерного взрыва.

Как поступить с подозрительным письмомЕсли адресованное вам письмо (посылка, бандероль) кажется подозрительным, вынесите его из помещения, аккуратно положите на землю, отойдите на расстояние не менее 100 метров, укройтесь за любым капитальным сооружением (стена, бетонный забор), позвоните в мили-цию или другую экстренную службу.

Как выжить при химической атакеПервые признаки применения опасных химических веществ: капли, дымы, туманы. Если вы поняли, что про-изошел выброс или химическая атака, выключите венти-ляцию, кондиционеры, фены. Укройтесь во внутренней комнате (ванной, туалете), загерметизируйте комнату с помощью клеящейся ленты. Возьмите с собой радио на батарейках и слушайте сообщения властей. текст: дмитрий филимонов рисунки: анна всесвятская

Рубрика «Фотоувеличитель» хороша тем, что не оставляет никаких

секретов. Потому что если в текстах можно увильнуть, пои-

грать, запутать смысл, то фотографии — они честнее. Они уж

какие есть, ничего не попишешь. И все, что нам остается, —

рассортировать фотографии по своему усмотрению.

Некоторые мы приговорили в «негатив», а какие-то отправили

в «позитив».

Но все-таки надеемся, чио читатель по-своему взглянет на эти

журнальные полосы без слов. И, возможно, не согласится с нами.

А скажет, что все наоборот.

Мнение читателей может (а иногда обязано!) не совпадать

с мнением редакции.

Для этого мы и придумали рубрику «Фотоувеличитель». мар

к м

арко

в-г

ринб

ерг/

фот

осою

з

позитив

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

97

мар

к м

арко

в-г

ринб

ерг/

фот

осою

з

негатив

але

ксан

др г

ронс

кий/

agen

cy.p

hoto

grap

her.r

u

негатив

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

99

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

99

позитив

серг

ей п

отап

ов/ф

отос

оюз

але

ксан

др г

ронс

кий/

agen

cy.p

hoto

grap

her.r

u

негатив

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

101

позитив

але

ксан

др г

ронс

кий/

agen

cy.p

hoto

grap

her.r

u

вале

рий

кацуб

а

негатив

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

103

вале

рий

щек

олди

н/ag

ency

.pho

togr

aphe

r.ru

позитив

негатив

юри

й бо

рисо

в/ф

отос

оюз

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

105

позитив

мар

лен

мат

ус

позитив

рена

эф

фен

ди/

agen

cy. p

hoto

grap

her.r

u

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

107

негатив

але

ксан

др г

ронс

кий/

age

ncy.

pho

togr

aphe

r.ru

негатив

але

ксан

др г

ронс

кий/

age

ncy.

pho

togr

aphe

r.ru

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

109

позитив

але

ксан

др г

ронс

кий/

age

ncy.

pho

togr

aphe

r.ru

позитив

але

ксан

др к

усто

в/ф

отос

оюз

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

111

рена

эф

фен

ди/

agen

cy. p

hoto

grap

her.r

u

негатив

вале

рий

кацуб

а

позитив

олег

вид

енин

/ ag

ency

. pho

togr

aphe

r.ru

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

113

негатив

негатив

серг

ей п

отап

ов/ф

отос

оюз

позитив

115

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

серг

ей п

отап

ов/

фот

осою

з

Всегда готов.

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

117

четвертая четверть

Урок мужества. И пуля, и дура. Советы безоружного. Урок физкультуры. Позолоченное золото. Наш человек на Олимпиаде-2008. Урок географии. Трип по пушкинским местам.

инга

акс

енов

а

В очередном уроке мужества Николай Фохт доходчиво объяснит, как себя вести в высшей фазе мужского разговора, когда у одной из сторон появляется решающий аргумент в виде огнестрельного оружия. Советы Николая пусть не очень-то разнообразны, зато, следуя им, невооружен-ная сторона имеет хоть какие-то шансы выжить. А это уже кое-что.

текст: николай фохт рисунки: анна всесвятская

И пуля, и дура

Хорошо, когда на тебя надвигается безо-ружный противник.

Подготовленный, технически осна-щенный, бесстрашный, закаленный, опытный — но безоружный. Это удо-вольствие, когда он угрожает тебе по-боями и моральным унижением. Да что удовольствие — это счастье. Потому что плохо, когда в руках у соперника мо-лоток, нож, пистолет. Как-то сразу ме-няются приоритеты, как-то автомати-чески открывается сбоку где-то дверца в иную реальность, и из дверцы этой обязательно дунет плотный ледяной ветерок.

Даже не знаю, что посоветовать.Были и в моей судьбе эпизоды — как

с холодным, так и с огнестрельным. Признаюсь, оба вспоминаю с адским со-дроганием, лихорадочно прокручиваю, если всплывет воспоминание, вперед, вперед, быстрей отсюда, быстрей.

Вот, к примеру, нож… Нет, что там нож, зачем нож? Вот, к примеру, девочка. Вынь да положь ей героическое прошлое. То есть уж и так и сяк изворачиваешься, вплоть до студенческих стихов и юморе-сок, но где-то под утро обязательно вста-нет вопрос: а тебя пытались убить? Это странный вопрос для девочки 22 лет, очень странный. Хотя не страннее во-проса: «А были у тебя мужчины?»… Нет, лучше про нож.

Я обычно после вопроса про нож вытя-гиваю изо всех сил левый мизинец и на-чинаю рассказ про смешной маленький шрам…

Что я рассказываю девочке, неваж-но — все было несколько иначе.

Ресторан «Будапешт», только что я полу-чил свой первый за этот вечер шрам — на голове, от ботинка официанта. До этого было разбито огромное зеркало на сте-не, офигевшие официанты набросились,

gett

y im

ages

/fot

oban

k

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

119

я от избытка чувств упал ничком и хва-тал их за ботинки. Все четверо оказались в результате на полу, но башку мне про-били. Ну, кое-как расплатились, уладили, даже с ментами поулыбались из послед-них сил. Вышли с товарищем на воздух в целом возбужденные. Товарищ решил, что вечер окончен, я умом с ним был со-гласен, но душа, судя по всему, рвалась дальше. Душе подвернулся таксист.

За полтора километра дороги он запро-сил цену неадекватную. Не успев поста-вить точку в предложении, таксист полу-чил грамотный удар в нос, точнее в пере-носицу. И вышел из строя. Напрочь.

С заднего сиденья выскочил низень-кий господин и достал как раз нож. Че-ловечек, приговаривая что-то про сроч-ную дорогу в аэропорт и водилу, которо-го я некстати вырубил, пересыпая речь не только инвективной, но и тюремной лексикой, двинул на меня.

Первая реакция была здравой — я рванул от чувака. Но, сделав несколь-ко прыжков, остановился, повернулся к урке лицом и прям-таки бросился на него. Мы приняли боевые стойки: я свою борцовскую, он свою бандит-скую — с ножом в правой руке. Постояв так секунд десять, попереблякавшись с человечком, я сделал следующий не-верный шаг — пошел в атаку.

Действовал я реально безумно. Заорав на несчастного маленького человека с но-жом, первым движением отмахнулся от «пера» — неудавшийся пассажир такси не ус пел убрать оружие (ну, резче меня вооб-ще мало людей на земле), и мой мизинец попал на лезвие. Чувак испугался и убе-жал к себе в машину. Битва окончена. У истории, разумеется, было продолже-ние — но оно не имеет отношения к ножу.

Что меня спасло, я объясню чуть поз-же, сейчас про пистолет.

Про пистолет я девочке рассказывал уже по своей инициативе — ну как бес-платное приложение к ножу.

Дело было у «Динамо», напротив Пе-тровского парка. Я сидел спиной к тихой и очень опасной компании. Я продолжал пить, поэтому вел себя смело. Когда при-шел самый главный и притихли даже девки за их столом, я продолжал ком-ментировать реплики компании. Меня вежливо, через официанта, просили перейти в другой зал, мне предлагали компенсацию (бутылка смородинового «Абсолюта») за перемещение. Я взял ком-пенсацию, да и выпил всю. От переезда отказался, от комментариев не отказал-ся. И все это спиной к соседям.

Я не могу объяснить своего поведения, оно и впрямь было невежливым.

Ну и в конце, когда водка была допита, я, чуть склонив голову вбок, поинтересо-вался у людей: «Водки больше не будет?».

gett

y im

ages

/fot

oban

kge

tty

imag

es/f

otob

ank

Урок

1.

3.

2.

4.

1. Разумеется, когда появляется ствол, надо бежать. Бежать быстро, не терзаясь никаки-

ми моральными сомнениями, не переживая, что назовут трусом (хотя кому в голову придет

упрекать?). Как ни парадоксально, на трезвую голову решение скрыться может прийти

не сразу — а тут важны, как у нас, спортсменов, говорится, доли секунды.

2. Я не могу советовать надираться каждый раз, как только запахнет жареным. Это

противоречит здоровому образу жизни, а главное, снижает беговые кондиции и резкость.

Бесчеловечно рекомендовать надираться до тех кондиций, когда мне приходилось сталки-

ваться с вооруженными противниками.

Я предлагаю компромисс.

Не напиваться.

Вбить себе в трезвую голову, что при виде холодного или горячего оружия надо сваливать.

3. И сваливать. Трезвым.

Гордиться резкостью рывка с места и скоростью преодоления дистанции.

Разумеется, я не предлагаю вооружаться — это пошло, это претит людям возрождения,

стать которыми хотят все креативные и разумные, трезвые и резкие люди.

4. И еще. Независимая артистка Умка сказала однажды:

свобода — это когда можно съ...аться.

Именно. В смысле, именно съ...аться.

В смысле, надо заставлять себя быть свободными — и тогда мы снова выживем.

Ну раз не будет, обиделся я, тогда и хер с вами. Мне пора, некогда мне тут с вами.

Конечно, все закончилось стрельбой.Только я вышел на порог ресторана,

сзади набросились телохранители глав-ного. Удар по голове, ногами били уже лежачего. Когда я понял, что происходит, первый раз принял верное решение — затих. Какой интерес бить неподвиж-ное пьяное тело? Стали со мной разго-варивать. Я — молчок. Вышел главный и стал — как Горбатый, когда свет в под-вале вырубили, — приговаривать: «Коля, Коленька, ну что ты, ну давай, вставай, не дури». Это когда же мы познакомились? По всему, я протрезвел уже наполовину.

Ладно, резюмировал главный, в багаж-ник его.

Я понял, что пора действовать. Тре-тьим глазом произведя рекогносциров-ку, очень резко (опять резкость спасла) вскочил и увидел перед собой только одного противника. Я рванул за ворот-ник его красной шелковой рубахи — кусок алой ткани остался у меня в руке. Противник и не сопротивлялся (я вооб-ще, кстати, не уверен, что он из той ком-пании был — я же спиной к ним сидел). Противник прям заплакал: «А-а-а-!!! Три-ста долларов! Ты чё! Валера, Валера, он мне рубашку за триста баксов порвал».

С алой тканью в руке я рванул в Пе-тровский парк.

За спиной послышались сухие шаги и лаконичная, серьезная, достоверная команда: «Стреляй!»

Пауза две секунды.Какой-то нереально тихий, но опять-

таки убедительный звук — и сразу под-тверждение: справа на уровне плеча ве-терок. Тот самый, плотный и ледяной.

Я прибавил, нырнул в подземный пе-реход, растворился в парке…

Девочка, затаив дыхание, приоткрыв рот, слушала. Увлажнились глаза, я по-чуял, куда сейчас это все повернется.

Господи, какие же они все-таки дуроч-ки, почему-то пронеслось в голове.

Но не в этом дело. А в чем? А в том, что, как ни странно, спасло меня только то, что я был очень пьян. Особенно в огне-стрельном случае.

Всегда готов

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

123

Золотая олимпийская медаль с точки зрения юве-лиров — изделие лишь позолоченное, а базовая его часть состоит из серебра. Этот сугубо технический факт можно перевести в категорию если и не фило-софскую, то метафорическую. Иногда две эти меда-ли бывают почти равны по своей спортивной цен-ности, чемпиона и второго призера разделяют не-зримые величины, сотые доли секунды, микроны, и, образно говоря, если хорошо поскрести золотую медаль, то она превратится в серебряную. Точно так же и второе место в соревнованиях бывает почти равно победе. Во многих номерах олимпийской про-граммы конкуренция достигает такого уровня, что равные шансы на чемпионство имеют пять-шесть участников и каждый вправе считать свое пораже-ние несправедливым, случайным. Но побеждает если и не сильнейший, то один (в индивидуальных видах спорта, а в командных — одна команда). Поэ-тому победа, «золото», абсолютизируется, на Олим-пийских играх страны расставляются в таблице со-гласно количеству завоеванных золотых медалей, а «серебро» и «бронза» — это вроде бы уже так себе

побрякушки, бижутерия. На Олимпиаде в Афинах Россия набрала 92 медали, из них 28 золотых. У Ки-тая было 64 медали, но при этом золотых 32. И что же? Считается, что Китай занял второе место, а мы третье (Америка победила по всем показателям).

Стать олимпийским чемпионом — это значит пройти по жердочке над пропастью. Роковые слу-чайности подстерегают на каждом шагу: судьи мо-гут смухлевать, ветер дунет не с той стороны, про-студа случится, комариный укус, соринка в глазу, развязавшийся шнурок, да мало ли что. Можно со-ставить целую энциклопедию разбитых надежд, несостоявшихся побед. Известно, что спортсмен, находящийся на пике формы, уязвим как грудной ребенок, окружающая среда враждебна по отно-шению к нему. И получается, что олимпийский чемпион — это тот спортсмен, который победил в данном месте, в данный час, в данную секунду, то есть истинно победа его сиюминутна, хотя зва-ние присваивается навечно. Можно вообразить себе гипотетическую ситуацию переигровки, по-вторного финала, в результате чего чемпион может

Пресс-секретарь Олимпийского комитета Геннадий Швец в доходчивой и убе-дительной форме объясняет, почему наши олимпийцы не выиграют в команд-ном зачете Олимпийские игры в Пекине. А может быть, и выиграют — потому что нет в мире ничего более непредсказуемого и не поддающегося прогнозам, чем олимпийское «золото».

текст: геннадий швец рисунки: анна каулина

Позолоченное золото

оказаться не на первом месте и даже в призеры не попадет. Если бы, например, в Сиднее Александру Карелину вдруг предоставили возможность еще раз побороться за «золото», он наверняка бы зака-тал в рулон Рулона Гарднера, который по стечению обстоятельств стал олимпийским чемпионом. Там же, в Сиднее, первое место по прыжкам в высоту неожиданно занял наш Сергей Клюгин. Дело было так. Клюгин первым взял сравнительно небольшую высоту 232 см, и сразу после его удачной попытки пошел холодный дождь, а это серьезное дополни-тельное препятствие: покрытие сектора становит-ся скользким, одежда намокает и начинает весить больше, пусть и ненамного, но психологически это ощущение в буквальном смысле чуть опускает пры-гуна. Никто, кроме Клюгина, так и не сумел взять 232, наш парень стал чемпионом, и, естественно, никто не оспаривал его победу, никто не сказал: да-вайте дождемся безоблачного неба и проведем пе-репрыжку, чтобы все были в одинаковых погодных условиях. Дождь, даже ливень, а хоть и снегопад не считаются за форс-мажор, позволяющий отменить результаты соревнования и начать все сначала.

Забавный случай произошел на зимней Олим-пиаде в Солт-Лейк-Сити во время соревнований по шорт-треку. В финальном забеге на 5000 метров австралиец шел пятым и уже ни на что не претен-довал, но вдруг один из лидеров упал на вираже и снес, убрал с дорожки еще четырех финалистов: дорога австралийцу к «золоту» была открыта! Он стал олимпийским чемпионом. Значит, так было угодно тем неведомым силам, которые вообще рас-пределяют на бренной земле между людьми все блага — медали, деньги, славу, продолжительность жизни, здоровье, любовь.

История Олимпийских игр знает немало ката-строфических и нелогичных поражений стопро-центных фаворитов, равно как и сенсационных по-бед тех, кто не имел на нее никаких шансов. Я часто вспоминаю Игры 1992 года в Барселоне. Эта Олим-пиада назывались «имени Сергея Бубки». Наряду с баскетбольной Dream Team он был ее не просто золотом — бриллиантом, притягивающим взгляды многомиллионной толпы. До этого Бубка выиграл три подряд чемпионата мира, стал олимпийским чемпионом в 1988-м в Сеуле, установил кучу миро-вых рекордов. Соревнования по прыжкам с шестом виделись как театр одного актера — Сергея Бубки, его соперники числились статистами. Все мировая знать, все випы Олимпиады пришли на Бубку, в том числе король Испании Хуан Карлос I со всем своим августейшим семейством, а простые люди плати-

...История Олимпий-ских игр знает немало катастрофических и нело-гичных поражений стопро-центных фаворитов...

ли спекулянтам три цены за билет на Бубку. И все болели за него, потому что он летал высоко и кра-сиво, как воздушный акробат под куполом цирка. Бубка заявил начальную высоту 5 метров 70 санти-метров, имея личный рекорд чуть ни на полметра выше. Это был для Сергея разминочный рубеж, раз-менная монетка, копеечная высота. Мне даже поду-малось, что Сергей начал со столь малой для себя высоты специально, чтобы предоставить публике возможность дольше наслаждаться этим искус-ством — прыжками с шестом в исполнении виртуо-за. Первую попытку он исполнил как-то скомканно, сбил планку, и никто, в том числе он сам, не при-дал значения этой мелочи: ну не настроился, пото-ропился, шутка. Через несколько минут состоится вторая попытка и Сергей пролетит над 570 как пти-ца. А некоторые зрители даже и не заметили этой проходной неудачи, наблюдали за другими сорев-нованиями, намереваясь переключиться на Бубку чуть позже, когда начнутся серьезные высоты. Ко второй попытке суперфаворит готовился дольше и тщательнее, стадион в большей степени сфокуси-ровал на нем внимание. Сергей разбежался, согнул в дугу шест, взлетел — под планку… Весь народ на стадионе — от королей до простолюдинов — пере-стал воспринимать прочее происходящее, все дума-ли только о Бубке. Стадион поутих в ожидании тре-тьей попытки Сергея. Я быстро перебрался из ложи прессы на трибуну участников, где сидели тренер Бубки Виталий Петров и его менеджер Стив Мил-лер. Спросил, что происходит. Оба улыбнулись, но улыбки их были чуть растерянными.

Когда Сергей Бубка в третий раз сбил планку, пу-блика впала в кому. Раздался одинокий свист. А по-том многие зрители стали стекать к выходу со сво-их мест, хотя в программе соревнований было еще много интересного. Лично я не помню большего

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

125разочарования зрителей на олимпийских аренах. Никто не радовался. Правда, Стив Миллер нервно рассмеялся: он работал в фирме Nike, которую по контракту рекламировал Сергей, и, стало быть, плакали ожидаемые ею прибыли.

Да, это была драма (слава богу, не трагедия — все остались живы, никто не бросился с верхнего ряда трибун на асфальт). Но ведь драма всегда интерес-нее, чем гладкие сюжеты с безоблачным началом, со столь же счастливым продолжением и опять же с ме-довым хеппи-эндом. Я тоже сбежал с трибуны, рва-нул к раздевалкам, чтобы посмотреть на Сергея в эти минуты и, возможно, сказать что-нибудь высокопар-ное, ободряющее: «Ты все равно самый великий! Че-

рез неделю назло всем установишь мировой ре корд!» Сергей шел из раз -девалки к ав то-бусу, неся на пле че вязанку шестов, которые так под-вели его в этот раз. Вокруг него бегали телеопе-раторы с перенос-ными камерами на плечах. Увидев меня, Сергей дал волю настроению, зная, что только соотечественник способен понять его чувства — по-нять в буквальном смысле, без пере-водчика. Да, я по-нял его сплошь нелитературный русский. Сергей

обычно никогда не матерится, но на этот раз он мог бы дать фору одесским биндюжникам, а в старые времена схлопотал бы на Родине пятнадцать суток. Из его гневного монолога я сумел вычленить содер-жательную часть. Во время соревнований работники стадиона по своим надобностям то и дело распахи-вали ворота напротив прыжкового сектора, и сразу возникал сильный сквозняк, он мешал разбегу, сно-сил чуть в сторону шест. Уже чуть позже злосчастные ворота были закрыты, все наладилось. И если бы Сергей начал прыгать с высоты, например, 590 или того больше — с 6 метров, то несомненно бы побе-

дил. А потом, вечером, я в пресс-центре переключал каналы телевизора: по всем программам великий спортсмен давал планете урок ненормативного рус-ского языка.

Чемпионов всегда больше, чем нечемпионов, зо-лотые медали — большой дефицит, можешь вста-вать хоть в пять утра и занимать очередь — все рав-но не достанется. Наверное, если бы людской мир, в том числе и спортивный, был бы устроен более справедливо, по-божески, то следовало бы награж-дать золотой (или пусть позолоченной) медалью всех, кто ее достоин, а не только фактических по-бедителей, подобно тому, как Иисус Христос разде-лил одну краюху хлеба на пять тысяч человек. То есть еды и славы должно было бы хватать если и на всех, то на многих. А впрочем, отчасти это и дела-ется: каждому участнику Олимпийских игр вруча-ют памятную медаль, не знаю, из какого металла она делается, но красивая. И это справедливо, ведь Кубертен говорил, что главное не победа, а уча-стие. В этом изречении можно усмотреть и такой смысл: участие в Олимпийских играх — это уже победа. Потому что каждый олимпиец, прежде чем таковым стать, побеждал во множестве турниров, начиная со школьных первенств и заканчивая на-циональными, континентальными и прочими чемпионатами.

Если честно, то к победителям лично я питаю сложные чувства. Конечно, стать олимпийским чемпионом — это замечательно и для него самого, и для болельщиков, и для его спонсоров, и в целом для страны и народа. Победа ясна как божий день, как безоблачное небо. С какой-то точки зрения по-ражение или пусть второе или третье место — со-держательнее и даже в чем-то перспективнее. Все-таки чемпион уже сумел реализовать себя, и при-чем в своем главном деле, и последующая жизнь уже не столь мотивирует его, он уже был там — на вершине успеха, вкусил от древа познания и славы. А нечемпион сохраняет ощущение неудовлетво-ренности, незавершенности чего-то важного для себя и поэтому продолжает искать свое лицо и свой успех. У меня нет выверенной статистики, но осме-люсь утверждать, что серебряные или бронзовые призеры в последующей карьере добиваются боль-шего, чем победители. К тому же, чемпионы в пе-риод пика славы нередко выпадают из привычного окружения, воспаряют, чуть заносятся, что имеет свое объяснение и свое оправдание: человеку эле-ментарно не хватает времени и сил, чтобы общать-ся со всеми желающими, сначала ведь нужно уде-лить внимание телевидению, меценатам и прочим

фот

о ит

ар-т

асс

крупным величинам. Помню, как один мой близ-кий друг приехал с Олимпиады с золотой медалью, я не ринулся встречать его в аэропорт и обнимать под вспышки фотокамер, а выдержал паузу на пару месяцев, чтобы товарищ вошел в норму. Интерес-но, что после того случая в Барселоне мы с Сергеем Бубкой сдружились сильнее. Потому что в тот мо-мент он стал как-то ближе к народу, говорил с ним (в данном конкретном случае — со мной) в букваль-ном смысле на одном языке, пусть и не отраженном в академических толковых словарях.

У нас в стране в последнее время стал превозно-ситься личный и личностный успех, публичный, очевидный, нередко топорный, принято считать, что единственно успех служит мерилом лично-сти. Нет, господа, все не так банально, жизнь про-истекает по более талантливым и занимательным формулам. Я думаю, что Александр Карелин, не завоевавший в Сиднее свою четвертую золотую ме-даль, стал мудрее, содержательнее. Или вспомним Афины. Алексей Немов не взошел на пьедестал, но снискал любовь к себе миллионов людей в раз-ных странах, а потом получил международный приз «Фэйр Плэй»: золотых олимпийских медалей триста с лишним, а приз такой один. И Светлана Хоркина в Афинах проиграла, а сейчас поглядите: депутат Госдумы, красавица, певица, фотомодель, писательница! Дима Носов тоже не стал там чем-пионом, получил бронзу, но ведь это был уже блок-бастер: юный дзюдоист с окровавленным лбом, со сломанной рукой запрокидывает голову и рыдает на пьедестале — прямая дорога в Голливуд! Это не преувеличение: Носов уже сыграл главную роль в отечественном боевике не хуже какого-нибудь Сталлоне. И это еще не вся радость: к Диме с боль-шим почтением относится такой наш нешуточный дзюдоист, какого больше ни в какой другой стране нет. В самом деле, у серебряной или бронзовой ме-дали есть другая сторона — золотая.

Я повернул тему в эту сторону не потому, что не-задолго до пекинской Олимпиады на всякий слу-чай, в силу исполнения служебных обязанностей, хочу предупредить общественность о том, что у нас может оказаться меньше «золота», чем мы бы этого хотели. Там все должно быть нормально, россий-ская команда будет на равных бороться с Америкой и Китаем и непременно останется в первой тройке, а если отбросить обтекаемые формулировки и ска-зать прямо, то скорее всего займет третье место.

А раньше, во времена СССР, мы побеждали на Олимпийских играх почти всегда, и летом, и зи-

мой. Вот результаты соперничества СССР и США на летних Олимпийских играх начиная с 1952 года, если вести счет по завоеванным золотым медалям. Хельсинки (1952) — 22:40 (то есть у СССР 22 золо-тые медали, у США — 40). Мельбурн (1956) — 37:32. Рим (1960) — 43:34. Токио (1964) — 36:30. Мехико (1968) — 29:45. Мюнхен (1972) — 50:30. Монреаль (1976) — 49:40. То есть на этом отрезке, на семи Олимпиадах, СССР победил на четырех, заметный спад у нас был только в Токио и Мехико, где побе-дили американцы. Апогея мы достигли на Олим-пиаде-80 в Москве — 80 золотых медалей, но в тот раз в Играх не участвовали из-за бойкота амери-канцы. Мы пропустили Игры-84 в Лос-Анджелесе, где в укор нам американцы набрали даже больше «золота», чем мы в Москве, а именно 83. Зато в Сеу-ле в 1988-м СССР и США после двенадцатилетнего перерыва вновь схлестнулись в прямом противо-стоянии, эта битва закончилась для нас триум-фом — 55:37. Даже когда Союз уже развалился и на Игры-1992 поехала не сборная, а сбродная, и едва хватило денег, чтобы экипировать спортсменов, которым пришлось выступать под непонятным белым флагом СНГ, мы все равно обыграли амери-канцев — 45:37. А потом Россия стала выступать от-дельной командой и Америка начала брать реванш за полстолетия почти беспрерывных поражений: в Атланте в 1996-м Россия проиграла по «золоту» со счетом 26:44, в Сиднее мы немного сократили отставание — 32:40. В Афинах мы проиграли аме-риканцам 28:35, по «золоту» мы уступили и Ки-таю — 27:32, но по общему количеству медалей значительно опередили его — 92:53.

Все эти цифры говорят о многом, но не служат исчерпывающей иллюстрацией состояния спорта

...Юный дзюдоист с окровавленным лбом, со сломанной рукой запро-кидывает голову и рыдает на пьедестале...

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

127

…А потом Россия стала вы-ступать отдельной командой и Америка начала брать реванш за полстолетия почти беспрерыв-ных поражений…

…Мы все равно много по-беждаем, хотя теперь уже не по-советски, а как-то иначе…

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

129

в стране, а тем более не описывают состояние со-циальной сферы. Некоторые развитые и оправдан-но уважаемые и уважающие себя страны вообще отказались считать Олимпийские игры мерилом какой-то совокупной мощи, не придают никакого значения количеству своих и чужих побед. Но Рос-сия действительно особая нация. Мы должны по-беждать, мы привыкли побеждать и не хотим отка-зываться от этой привычки. Отчего так? Существу-ет убеждение, что мы — самые большие на земле патриоты, тяготеем к соборности, иными словами, к коллективизму, потому в спорте, например, нас так волнуют общекомандные победы. Но недавно группа зарубежных социологов и психологов об-народовала неожиданные результаты. Оказалось, что русские, точнее россияне, — самые большие в мире индивидуалисты, устремлены к самоу-тверждению, к личной власти, к преимуществу над другими — и не только над американцами или над китайцами, но и над соседями, над родствен-никами. Можно верить этому анализу. Советская идеология как-то приглушала всякие эгоистиче-ские устремления: «Сначала думай о Родине, а по-том о себе». В спорте это тоже проявлялось, и харак-терно, например, что на всех Олимпийских играх СССР особенно здорово проявлялся в командных видах спорта: не по разу чемпионами становились наши волейбольные, баскетбольные, гандболь-ные, футбольные, хоккейные, ватерпольные ко-манды. А Россия еще ни разу ни в одном из этих видов спорта не поднималась на высшую ступень. Но все-таки провала нет, в Пекине вполне можно ждать медалей, в том числе и золотых, от наших игровых команд. Мы все равно много побеждаем, хотя теперь уже не по-советски, а как-то иначе, за счет новых мотиваций. И это не искоренить: рус-ский человек всегда будет биться за себя, за личное первенство, он до чрезвычайности честолюбив,

и многие наши юные сограждане ищут и находят в спорте, в упорных тренировках дорогу пусть не к Bentley, но к почтению со стороны окружающих и к некоторым материальным благам. А если еще в городах и весях появятся нормальные стадионы, спортзалы и бассейны, то американцы снова ото-двинутся в спорте на свое второе место — после нас, и в этом будет состоять историческая справед-ливость. (Правда, честно не знаю, на какое место мне поставить китайцев.)

Да, мы стали другими, мы теперь истинно новая страна, в которой в неизмеримо большей степени, чем раньше, каждый за себя. Но это не смертельно, и это, наверное, не навсегда, а этап, мы по своему обыкновению впали в крайность, противополож-ную предыдущей, и со временем поумерим част-нособственнические интересы, поймем, что высо-кий забор — не препятствие для голодной толпы, идущей на штурм олигархической виллы. А кроме того, люди постепенно свыкнутся с тем, что кто-то живет неизмеримо богаче, такое сознание — непре-менное условие выживания граждан по обе сторо-ны баррикады. И вновь спортивные реалии служат отражением общих процессов. На чемпионате 2008 года по хоккею Россия победила — впервые за свою новую историю. Потом «бронзу» Европы завоевали наши футболисты (правда, ведомые голландцем, которого, впрочем, мы почти зачислили в наши со-отечественники). Но более интересно и показатель-но другое — реакция народа на эти достижения. Неимоверно возросли продажи трехцветных рос-сийских флагов, пиротехнической и алкогольной продукции, люди, не выучившие за свою жизнь ни одного стишка, теперь наизусть знают слова гимна России. Это происходит не только в Москве, Пите-ре и других больших городах, где у молодежи есть потребность и рубли достойно отметить победы на ледовых и травяных полях. Я позвонил в глухое, богом забытое село, где живет моя 77-летняя тетка. Ее жизнь печалит меня, я знаю ее невзгоды, хочу, чтобы произошло какое-нибудь чудо, которое бы скрасило ее дни. Чудо состояло в том, что у нее ра-ботал телефон, а еще в ее ответе на мой неизбеж-ный вопрос о здоровье: «Да что там здоровье — его как не было, так и нет. Ерунда это, главное — наши футболисты у голландцев выиграли. Ты уж скажи там своим спортсменам, чтобы они в Пекине держа-ли марку». Я засмеялся и заплакал одновременно. Мы все-таки победим, пусть и не в Пекине, а здесь, у себя, я имею в виду не Сочи-2014, а более обшир-ную территорию под названием Русь и более про-должительный отрезок времени.

...Оказалось, что русские, точнее рос-сияне, — самые большие в мире индивидуалисты...

Поначалу плящущий и расхристанный стиль этого репортажа из Эфиопии вы-зовет у читателя недоумение: уж не объелся ли автор белены? Но, следуя этому отчаянному трипу по пушкинским местам (не забудем эфиопские корни клас-сика), читатель поймет, что автор объелся кое-чего посильнее белены: чада и таджа. И древний мир запляшет перед ним.

текст и фото: андрей штефан рисунки: варвара аляй-акатьева

В пустом помещении Института времени беззвучно царапал бумагу самописец. Мы собрались здесь, чтобы обсудить проблему перемещения культурных артефактов между древними цивилизациями Тибета и Южной Америки. В ходе беседы выясни-лось, что должна быть и третья точка мистического треугольника. И она безусловно находится в Африке.

Открываем Геродота, Льва Африканского, Диодора Сицилийского, Страбона. Выри-совывается преинтересная картина. «Земли, лежащие за пределами великой Ливий-ской пустыни, населены волшебниками. Там обитают огромные змеи, львы, слоны, медведи, ядовитые гадюки, рогатые ослы, люди-песьеглавцы и совсем безголовые, звери с глазами на груди, затем — дикие мужчины и женщины и еще много других уже не сказочных животных».

Значит, нам туда дорога! Высаживаемся в Эфиопии десантом — три московских философа. Это верное омоложение. В стране 2000 год, 13 месяцев в году и время, ко-торое каждый эфиоп, просыпаясь, сам устанавливает на 0.

Эти ребята пережили Атлантов, Птолемеев, Цезарей и Сапа Инку. Орды арабов-завоевателей повернули своих коней на границе царства. Охотники за черным де-ревом, европейцы, жадные до чужого добра, чудом миновали эти земли. Ангелы по-строили здесь новую столицу христианского мира — Лалибелу. Из самого большого озера в Африке, Таны, вытекает могучий Нил. В Аксуме, ровеснике египетских пи-рамид, проткнуты гранитными перстами оранжевые знойные небеса. Эфиопы, по сути, наши прародители. Ведь все мы дальние, но родственники Пушкина.

Трип по Пушкинским местам

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

131

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

131

С книжкой «История Африки в древних и средневековых источниках» оказались в Аддис-Абебе. Заселились в самый старый отель столицы. Скрипят половицы, на балконах летучие мыши ловко уклоняются от массивных балясин, внизу шумит чер-ная Африка. Уже ночью нас, осоловевших от рома, с рук кормила инжирой1 хозяйка отеля. Во мраке светились только зубы и белки глаз фиолетовой Глории.

Я проснулся почему-то не на кровати, а на балконе в обнимку со сломанным пи-лерсом2. Натянул серое пончо и выпал на улицу города. Выплыли из желтого смога мои друзья философы — жизнерадостный Прохор и мрачный Ефим. Солнце скоро зарядило вполне по-африкански. В шерстяном пончо было как в бане, но я решил не сдаваться. Если мы ищем связь древних цивилизаций Южной Америки с местной, то выглядеть нужно индейцем. Лезем на холм, садимся на гранитные скамьи за ка-менный стол. Чем же нас будут потчевать в гостях у черного великана? Все, что есть в ресторане, — крошечная бутылочка «Миринды». Спускаемся вниз к реке, ползем узкими проходами, врываемся в чьи то дворы. На нас с испугом смотрят голые чер-ные карапузы. В итоге зависаем над пропастью. Внизу мелкий ручей.

Хлебнули добрую порцию рома. Отдались на растерзание человеческому водово-роту, тащившему все живое в черную дыру. Так мы очутились на рынке — мерка-то. Несметное количество коробок, заполненных черными телами, крепкие деды-растаманы, гортанно шипящие в тупиках, бары, полные люда. Вдобавок нашего ти-хого философа поцеловала прокаженная одалиска и он впал в тревожное состояние души. А может, это высокогорье и надвигающаяся гроза на него так подействовали?

Чтобы слегка улеглась эйфория от сознания, что мы наконец на черном континен-те, решили ехать на вершину горы. Она розовым силуэтом пульсировала на горизон-те. Нужно было успокоить печального философа.

Несемся в гору, по пояс высунувшись из голубого «жигуля». Орем, отдавая честь старушкам, несущим на плечах поленницы бамбука. На вершине попрощались с ли-хим водилой. Пешком спускаемся к инжире эфиопской столицы, зажатой горами в котловине.

Пытаюсь помочь хрупкой девушке, но поднять рощу бамбука, которую эти кар-лики тащат в свой муравейник, оказывается мне не по силам. Только позитивный философ смог оторвать вязанку от земли. Наш мрачный друг даже и не пробовал. Он предпочитает путешествовать в виртуальных мирах, сидя в кресле у камина. Пугая детишек бородатыми харями, в полной темноте добрались мы до нашего пристанища. Жизнелюбивый Прохор сгинул во мраке в поисках веселящих снадо-бий. Уговорили с Ефимом последний литр рома, идем искать нашего пропавшего в городе друга.

Бодрый чернокожий брат любезно согласился отвести нас к нашему товарищу. На балконе нас ждет Прохор с огромной папиросой в зубах. Сознание заволакивает

сладкий туман. И вот уже самолет уносит нас на север, в Бахыр-Дар. Потом через водопад Курящего

рыцаря едем в Гондор. Богатырь мощно затягивается, причем не он один, курят все его соседи. То есть вся долина дымит почем зря.

Петляя внутри каньонов, забираемся к небесам, вдруг срываемся в пропасти. Во-круг ввинчиваются в облака каменные сверла. Из зарослей акации прут небоскребы Нью-Йорка. Не сбавляя скорости, влетаем на Бруклинский мост. На нем покосивший-ся домик — хижина дяди Тома. Взяли отборного чада.3 Жуем салат, а голова прозрач-нее и ослепительнее с каждым виражом. Следующая деревня специализируется по производству таджа.4 Конечно, взяли три литра. Отлично сбивает автофокус. Летим невысоко над землей. Мы упакованы полностью — узо, ганджубас, тадж и чад.

Гондор встретил нас дырявыми унитазами, оторванным шлангом душа, клопами, отсутствием воды и электричества и роскошным видом с балкона, по периметру опоя сывающего пятый этаж. На улице к нам сразу прилипли два черных как ночь

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

133

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

133

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

135

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

135студента философского факультета. Они с трудом отпали только через несколько су-ток. Так что философы множатся.

Огромный дворцовый комплекс — особая тема. Черный паноптикум остался за дворцовой оградой. Тишина, заросли фиолетовых шаров. Сквозь двери дворца Фаси-лада, куда легко можно было бы впихнуть сразу двух троянских коней, словно пули со смещенным центром тяжести, влетают сотни стрижей. Птицы немыслимыми тра-екториями прошивают огромные залы насквозь. Мы с Прохором стояли под свода-ми потолка, проколотые тонкими лучами света, падающими из круглых отверстий в крыше, вокруг свистели пули. Дух захватило. Пришлось на царском балконе вы-пить граненый стакан узо. Пол на балконе был засыпан жемчугом. В Москве жемчуг пророс в цветочном горшке.

Ефим посмеялся над нашим зачарованным видом, но от узо не отказался. На древ-них стенах мы наконец-то разглядели маски и орнаменты древних инков. На почет-ном месте был начертан буддийский «ом». Мы восстановили культурную связь конти-нентов! К вечеру из музея выплыли в компании добродушных вакханок.

Вектор нашего путешествия метнулся на север, к границе Судана. Мы двинулись пыльными дорогами к древней столице эфиопского царства — Аксуму. Здесь чувство-валось дыхание недавно прошедшей войны. На обочине, задрав гусеницы к небесам, лежал советский танк. Башня, украшенная драными ранами, валялась в десяти ме-трах от него. По дороге барражировали люди, вооруженные «калашниковыми».

Ближе к вечеру выгружаемся из джипа в пустынной местности — вокруг разби-тая техника, дома с выбитыми стеклами, колючая проволока, завязанная в узлы арматура. Нас тут же окружают черные качки. Поигрывая железной мускулатурой, тычут в нашу сторону пальцами. Студенты привезли нас в самое красивое место Черной Африки — Симен.

Мы изрядно начитались местных увлекательных «книжек». У позитивного фило-софа сдали нервы. Я с пессимистом уже на горе, а наш товарищ прилип к джипу, черные великаны нежно просят его следовать за нами.

На секунды мне тоже передалось чувство тревоги. Невозмутим только Ефим. Нашу процессию сопровождает стадо бабуинов. Они ломают ветки в эвкалип-

товых рощах и громко лают хриплыми голосами, совсем как цепные псы. Внизу, в пропасти, сопровождающие нас студенты обнаружили дракона. «Абака, абака», — вопят они. Я ложусь на край и опускаю голову вниз. В окуляр телеобъектива я вижу действительно доисторическое ископаемое. Нечто, напоминающее гигантского му-равьеда, шкуру украшает черно-белый узор, по бокам — лохмотья крыльев. Оно спокойно пасется на зеленой лужайке.

Над местностью господствует уходящий в бездну утес. Добравшись до верхней точ-ки, столбенеем в невольном восторге. Даже наш скептик разволновался. На соседней скале в недвижных позах застыли бабуины. Они тоже на закате любуются картиной рая. Нас окружают горные массивы всех калибров — каньоны, трещины, горные реки и водопады, на горизонте бликуют ледники. В лучах заходящего солнца, когда тени контрастны, горы напоминают парк вымышленных существ. По центру долины огромный носорог рылом увяз в болоте, его окружают гарпии, василиски и мурены.

Обнаружили то, что искали. На плоской скале начертан священный знак Солнца. Инки называли его Кориканча. Похоже, его высекла на камне та же рука, что и на стенах далекой крепости Саксайуаман.

Весь день идет тропический ливень. Дорога превратилась в реку жирной красной грязи. Одно колесо весит над пропастью, противоположный борт чиркает по скале. И все бы хорошо. Но у нашей «Тойоты» не работают дворники, а фары разбиты.

Чем ближе к Аксуму, тем больше искореженной советской военной техники. По обочинам дороги — целые кладбища ржавого металла. При въезде в город — типич-ные для Тибета буддийские гомпы и собранные из камней уходящие к горизонту

гробницы. Похоже, цивилизации Америки, Тибета и Африки все же действительно были связаны между собой. Тихий философ считает, что всеми руководит один кукло-вод. И живет этот мудрый старичок на горе Атлас. А жизнерадостный философ считает, что только китайцев правильно приготовили. Белых недожарили, поэтому они полу-чились вареными. А черных вообще сожгли — забыли вовремя вынуть из духовки.

Следующий день посвящен исследованию останков Аксумского царства. Гуляем среди карликовых небоскребов.

Фундаменты дворцов оккупировали круглые мазанки аборигенов вместе с осла-ми, верблюдами и странного вида конструкциями. Так что найти обозначенный на карте дворец сына царицы Савской проблематично. А ведь сюда он привез похищен-ные у папаши Скрижали завета. В ванне царицы, вырубленной в камне, ребятишки устроили помывочную. Кладбище аккуратно распахали — остались только покосив-шиеся надгробья. И везде мы находим барельефы, напоминающие сцены коронации инки Манко Капака.

Тук-тук5 доставил нас к подножью горы. Наверху Архангел Михаил пасть порвал Немейской львице. Впоследствии сцена битвы проявилась чудесным образом на со-седней скале. Дети и взрослые умоляют нас не ходить дальше в гору. Там гиены — эти кровожадные твари совсем не боятся людей. А как же пропустить по стаканчику на отвесной скале, выехавшей вперед из вершины? Наконец мы одни. Местные с нами не пошли. Вся древняя империя у наших стоп.

Единственное огорчение: пропал фотоаппарат и самая большая фляга с узо.Спуск вниз занял много времени. Вся бордовая земля под ногами сверкает драго-

ценными каменьями. После дождя вода, текущая с гор, оголяет несметные сокрови-ща — ониксы, малахит, древние аксумские монеты. У каждого местного крестьяни-на в избушке небольшой музей. Около фотоаппарата стоит местный черный пионер и отдает нам салют. Та же история повторяется около фляжки с бухлом. Дети тащат нам самоцветы и древние денежки. Извините, ребята! У нас у самих полные карма-ны! Обратно вернулись на «КамАЗе» с черными дальнобойщиками. Утром «Фоккер» унес нас в Лалибелу.

...Мы опять в столице Эфиопии. Исследуем цивильную часть города. Сидим с ва-реными в ресторанах, жрем устриц, пьем русскую водку и вспоминаем голодных, но счастливых наших пережаренных братьев. Мы так и не смогли купить Пушкина на Амалике. Хотя каждый эфиоп уверенно утверждал, что Пушкин есть в каждом книжном магазине. Нет книжки, решили поклонится хотя бы памятнику. На поиск потратили весь день. Посреди огромной стройки на раздолбанном грузовиками пе-рекрестке стоит наш любимый поэт. Более того, пока мы с Прохором водили хоро-воды вокруг Пушкина, менты сцапали нашего тихого философа. Правильно, нечего белому спать на помойке. Прохор подошел, обнял каждого милиционера. Громкий философ кричит им в уши лекцию: «Мой дядя самых честных правил». Стражи по-рядка спасаются от русских психов бегством.

Перед нашим отлетом Прохор объявил большой сбор всем черным района меркато. Пришли торговцы наркотиками, гиды, нищие и просто зеваки. Всем он дал задание на ближайший год. Если ты раста, не торгуй наркотиками — раздавай бесплатно. Если гид — раздай деньги голодным. Если нищий — иди делать сандалии из автопо-крышек. Всех остальных наш жизнерадостный философ отправил учиться в школу.

Учите Пушкина, на следующий год вернемся экзаменовать!

1 инжира — пористая тонкая лепешка с сырым мясом в центре.2 пилерс — столб на корабле. 3 чад — стимулятор.4 тадж — крепкая медовуха5 тук-тук — мотороллер

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

137

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

137

ЧерныеПридется иметь крепкое тело — тут нужен спортивный подход. На глаза женщине блюзовой традиции надо попасться со спортивным инвентарем. Важна одежда: шорты или бриджи (открывают хорошо проявленные икро-ножные мышцы и начало двуглавой бедра), футболки без рукавов (бицепс, трицепс, дельтовидная). Из инвентаря — теннисный мяч, очки для плавания, эспандер. Говорить громко, не улыбаться, но смеяться в голос. Кормить. В смысле, угощать горячей пищей, холодными напитками. В разговоре дотрагиваться то до руки, то до плеча. Тактильность в этих отношениях категорически важна.

БелыеУязвимое место коренной женщины западной цивилиза-ции — богатая фантазия. Книги, журналы, телевизор и промтоварные магазины побуждают ее все время загля-дывать за горизонт и домысливать недосказанное, недоу-виденное и недотроганное. Поэтому главная задача — дать толчок ее фантазии. Например, неожиданно поздоровать-ся. Или предложить ручку, когда она подписывает слим у кассы. Можно даже пропустить ее вперед на выходе, а то и на входе. И самое главное — улыбаться. И еще самое глав-ное — молчать. Молча улыбаться, глядя на женщину запад-ной цивилизации, — нет более действенного способа.

КрасныеСложно. Индейцам всегда нравились жертвы. Ну, напри-мер, ради удачной парковки можно на ее глазах поцара-пать передний бампер. А лучше взять (или сделать вид, что взял) бездомного щенка или котенка. Для первого зна-комства принять образ преодолевающего страдания муж-чины — просто попасться на глаза индейской женщине с лицом, искаженным гримасой боли. Она предложит помощь — показать ей пару бинтов, которые, мол, всегда с собой. Потом пригласить к себе осмотреть полную вер-сию аптечки. Главное, чтобы на гримасу боли не клюнула медсестра западной цивилизации — спугнет удачу.

ЖелтыеОбязательно набрать лишних 8–10 килограммов. Без лиш-него веса к медитативной женщине лучше не подходить. Хорошо, чтобы в первый раз она увидела тебя за едой. Чем обильнее стол, тем больше шансов. Никаких улыбочек или смешков. Долгие и частые разговоры напоказ по новейшей модели мобильника. В общении лучше переходить сразу к приказам: покажи, расскажи, объясни, поехали! Перед «поехали» можно для верности подарить кольцо дутого золота с фианитом. В первые годы знакомства исключить совместные походы в кинотеатры — лишнее. Зато можно похвалить ее домашнюю рисовую лапшу, если до этого дойдет дело. А что-то подсказывает, что дойдет. текст: николай фохт рисунки: анна всесвятская

женщины мира: первый подход

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

139

группа продленного дня

инга

акс

енов

а

Пионервожатая. Монументально пусто. Анна Николаева о том, что можно любить, хотя зачем. Следопыт. Туманные девушки. Никита Космин о странностях британок. Горнистка. Бокальное мастерство. Наталья Копытина о культурном пьянстве.

Подшефная. Неразделенка. Маша Федоренко о чем-то большом и светлом.

группа продленного дня продленного дня группа

У больших торговых центров, которые вспороли городскую ар-

хитектуру изнутри, есть одно тай-

ное предназначение. Торговые

центры — отличные объекты для

бомбометания. Хотя они сами об

этом вряд ли догадываются. Толь-

ко огромные торговые центры,

на которые потрачена бездна

песка и бетона, прорва мысли

и километры нервов, способны

гармонично разрушиться под

натиском крылатых ракет Patriot.

Можно, конечно, вспомнить

про монументальные офисные

здания, но после теракта 11 сен-

тября это уже не то.

Текущая жизнь абсолютно клау-

строфобична и, как следствие,

совершенно предсказуема.

Суши, свежевыжатый сок,

Пол Смит или Китон. Может быть

фитнес, но лучше футбол. Не-

много секса, хотя зачем. И опять

не хочется спать. Работа всегда.

Он уже никогда не будет другим,

ну и ладно.

Вырваться из этого невозможно

ни на Камчатку, ни в Мексику:

там тоже есть торговые центры.

Торговые центры могут все. Хо-

тите любовь, например. Итак: вы

знакомитесь в ресторане Good

man (1-й уровень торгового цен-

тра Five seasons), у нее длинные

волосы, у него Audi A9. Перебира-

етесь в кинотеатр (6-й уровень),

выбор очень большой, смотреть

нечего. И в голове трепыхается

только одна мысль: господи,

я знаю, чем это закончится.

Пусть он купит мне сумку (4-й

уровень), думает. Не уверен, что

смогу ее трахнуть у себя дома,

думает. Они идут на 8-й уровень,

там еще нет магазинов (только

закончились строительные рабо-

ты). Там нет никого. Только ты и

я, дорогая. Вот вам завершенная

история любви, полноценная.

Они могут прожить год или

десять. Все зависит от близости

торгового центра к метро.

Ты боишься войны? А кто ее

не боится. Она жила в те годы

с детьми в землянке у военного

госпиталя. Рядом была огромная

яма, куда санитарки выбрасыва-

ли ампутированные руки и ноги.

Она подводила детей к краю этой

ямы и рассказывала, что там.

Она хотела, чтобы они больше

никогда не подходили к этой яме.

Она ждала мужа, он уже давно

погиб в плену. Так ей сказали.

А потом вернулся с другой

женщиной. Это же война. И они

жили рядом. Она была ужасно

старая, и я ее спрашивала: ты

что, до сих пор хочешь жить?

И она отвечала: кто ж не хочет.

Странное дело: старики из во-

енного прошлого не могут жить

друг без друга. Я замечала, что

они не сильно переживают друг

друга. Вот умер один, год про-

шел — и другого не стало. Это

что, любовь такая? Я спрашива-

ла ее, почему она его простила,

он же вернулся с другой жен-

щиной — предательство, ложь.

Предательство — пустое слово,

война — страшное, любовь —

родное, так она рассуждала. Она

никогда не смотрела новости

и каждый месяц носила цветы

на могилки рядом с ее домом.

Кого там похоронили, она не

знала. Она пережила его на год.

Но когда он умер, она обо всем

забыла. Так и умерла.

Наша жизнь чудовищно пред-

сказуема. Еще чуть-чуть (пару

сотен лет) — и мы научимся

делать пластиковые кишки,

силиконовые мозги и в жизни

не останется места трагедии.

Запачканные души будут стирать

в специальных цифровых маши-

нах отбеливающим порошком

с хорошим запахом, и все слезы

уйдут в песок. В комнате на столе

не останется ни одной фото-

графии. Царапины на теле будут

заживать в течение секунды

и перестанет болеть голова.

Процесс эволюции в разгаре.

Еще кажется, что надо кого-то

любить, но сил уже нет и вместо

эмоций вопросы. Прогрессив-

ное человечество делает выбор

в пользу устойчивого сознания,

которое решает любые пробле-

мы и не дает воли лишнему. Все

предсказуемо, сознание побеж-

дает, и не смешите тут никого

своей любовью.

Трое взрослых мужчин говорят

о политике. Через несколько

минут они соглашаются, что

третьей мировой войны не мино-

вать. Обязательно будет. Во всем

мире. Они искренне полагают,

что все дело в концентрации кон-

фликтного потенциала и послед-

них удачных испытаниях ядерно-

го оружия в Иране и Северной

Корее. Их не переубедишь.

Монументально пустоУ Анны Николаевой апокалиптическое сознание, и все, что она может сделать для читателя, — талантливо и цинично поделиться им с ним.

долить фон!!!

пионервожатая анна николаева

orlo

va

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

141

группа продленного дня группа продленного дня

Они идут на 8-й уровень, там еще нет магазинов. Там нет никого. Только ты и я, дорогая. Вот вам завершенная история любви, полноценная. Они могут прожить год или десять. Все зависит от близости торгового центра к метро.

ната

лья

воро

ницы

нана

таль

я во

рони

цына

группа продленного дня продленного дня группа

Удивительные существа. К сожалению, только задумав-

шись как следует над сюжетом

колонки, я в полной мере оценил

коварство коллеги, подбросив-

шей мне эту тему. «Плюнь в лицо

тому, кто говорит, что можно объ-

ять необъятное», — совершенно

обоснованно говорил Козьма

Прутков. Я лицом к лицу встретил-

ся с похожей задачей.

В связи с обилием материала

и отсутствием видимых возмож-

ностей его классифицировать

и обработать меня охватила

такая тоска, что отпала всякая

охота что-либо писать. К тому

же я убежден, что любой, кто

думает, что способен понять

женщин, — глупец. Я действи-

тельно не знал, что делать. За-

дачу усложняло то, что половина

контингента, подвластного скру -

пулезному анализу, то есть под -

ручные девушки, с которыми

я встречался, были континен-

тального происхождения —

Ита лия, Франция, не говоря

уже о России.

Потом я решил рассказать то,

что знаю, а вы уж делайте за

меня выводы.

На вечерней прогулке моей

псине взбрела в ее массивный

немецко-овчарный череп мысль

полакомиться, как у нее водится,

какой-нибудь мелочью. Пританцо-

вывающей походкой, с блеском

в глазах и парящим в воздухе

хвостом Китти направилась

к мини-гавкалке, нашедшей

себе убежище между ногами

хозяйки — леди, непринужден-

но облокотившейся на перила

моста, где она, похоже, наслаж-

далась видом пустынного залива.

Моя псина — мускулистая бестия

со вспыльчивым темпераментом,

которая перекусила бы этого

пуделька как соломинку, не испы-

тав никаких угрызений совести.

Потому что у нее ее нет.

Сгребая собаку в охапку в этот

критический для нас момент,

я не мог не обнаружить,

что леди в действительности,

как говорят, «метает харч».

Скоро выяснилась, что она была

в стельку пьяна. Как начинаю-

щий английский джентльмен,

я выяснил дедуктивным мето-

дом, где она живет, и диплома-

тически склонил ее направиться

туда. Ведя капризничающую

даму к ней домой, я, тогда еще

не владеющий нужным искус-

ством в надлежащей мере, чем-

то ее рассердил, и она, сердито

взмахнув рукой, сделала пару

неуверенных шагов, собираясь

бежать бог ее знает куда, но ал-

коголь взял свое, она упала

и осталась лежать неподвижно.

Из-под спутанных каштано-

вых кудрей медленно натека-

ла лужица бордовой крови.

Тормознув первую попавшуюся

машину, я потоком выпалил:

«Тамнаасфальтележитженщина-

ейнадопомочьунеекровьтечет...»

Тогда я еще верил в слова, перед

отлетом сказанные моей мамой:

«В Англии самое страшное оскор-

бление — это сказать человеку:

«Сэр, вы не джентльмен». Я верил

в эту страну чудаковатых правил

чести и честной игры, где не-

знакомые люди улыбаются тебе

на улице просто так, из удоволь-

ствия тебя видеть. Но девушка

в Audi, окинув взглядом мой

неброский прикид, сощурилась

поверх дымчатых Miu Miu и обо-

рвала меня на полуслове про-

стым, но удивительно действен-

ным «bye-bye». Набрав воздуха

в грудь, я попытался объяснить

прекрасной незнакомке, что

там недалеко на асфальте лежит

тяжелораненый человек, которо-

му больно и страшно, которому

нужна наша помощь. Который,

может быть, умирает. В этот раз

я даже не добрался до второго

слога. «Bye-bye» — я начал ее

раздражать. Мягко захлопнулась

дверь. Тихо шурша шинами, Audi

тронулась с места.

Конечно, я был наивен тогда.

Что ж с того? История все-таки

закончилась благополучно, леди

добралась до безопасного места.

Мне сказали пару скупых слов,

после которых я раздулся как

индюк и почувствовал себя кем-

то вроде Христа, исцелившего

Туманные девушкиНаш корреспондент со студенческим билетом Никита Космин продолжает детально изучать английскую жизнь, ибо в силу жизненных обстоятельств учиться, учиться и учиться вынужден в Англии. На этот раз он суммирует свои впечатления о таком явлении природы, как английские женщины. И нахо- дит в них немало такого, что в голове не укладывается.

следопыт никита космин

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

143

группа продленного дня группа продленного дня

Лазаря, и героя боевика, по-

бедившего всех-всех-всех плохих

парней. Однако что же, это все?

Ронни. Моя самая-самая первая

подруга в английской школе,

товарищ, звезда и, конечно же,

любовь. Признаться, я не всегда

был нагловатым, самоуверенным

повесой. Тогда у меня не было

в школе друзей, парни смеялись

надо мной, девушки обходили

стороной. Учителя, библиотекари

и леди, развозившие тележки

с едой, были моим социумом.

А у нее были рыжие кудри,

спадающие на плечи, фигура

Венеры и томный хрипловатый

голос. Добавьте к этому тринад-

цать пирсингов, маму-байкера

и работу в тату-салоне — и, если

вы знакомы с подростковым

табелем о рангах, поймете, как

все было безнадежно.

Почему я не могу забыть, как

она взяла меня за руку и повела

за собой? Восемь месяцев мы

проводили вместе почти все

наше время. Увы, скудость моего

мышления не дает мне возмож-

ности отдать ей должное. Да

и вряд ли это возможно. Смеш-

ная и трогательная, властная,

беззащитная и всегда манящая

великая женщина…

Вообще-то я не о том, кажется,

говорю. А надо сказать вот о чем.

Чувства заполонили твой разум.

Что-то внутри тебя яростно

ворочается, пытаясь когтями

и зубами прорвать окостеневший

кокон, оболочку, сформировав-

шуюся за годы выдержки: неуют-

но становится при мысли, что все

может быть не так, как прежде.

Чувство самообладания, так

верно служившее тебе с тех пор,

как помнишь себя, помогавшее

сохранить себя, ускользает пе-

ском сквозь пальцы, и страшно,

и радостно, и как-то глуповато

досадно — так легко позволил

себе подставиться.

Это бесстыдное лето, так не похо-

жее на все остальные, заразило

тебя своим безумием, и через

поле, палимое полуденным солн-

цем, сквозь запах горелых стогов

отчетливо доносится теперь уже

очевидный аромат распускаю-

щихся лилий, взошедших отчаян-

но скоро из щедро посыпанной

пеплом земли.

Хочется смеяться и плакать от

счастья, и ты, такой непохожий

на себя прежнего, с давно не

помнящейся легкостью вспоми-

наешь или догадываешься, како-

во в моменты неопределенности

было отдать себя всего и снова

и снова находить выбранные

полностью колодцы синевы и бле-

ска наполненными до краев.

Как странно узнавать, что

ночи нежности, данные тебе

однажды, навсегда останутся

твоими и не раз напомнят

о себе, нахлынув (как это все

не вовремя!) порывом теплого

ночного ветра, когда ты меньше

всего этого ожидал, заставляя

тебя понять, что на самом деле

значит «навсегда останусь

в твоем сердце».

Как трудно передать, как сжима-

ется сердце от боли и нежности

и позднего прозрения — обман-

чиво мягкого, но оттого не менее

болезненного чувства, которое

охватит тебя, когда время, не

спросив твоего разрешения,

впитает в себя твои несвоевре-

менности и ускользнет, оставив

тебя, непонимающего, перед

чистым листом.

А у нее были рыжие кудри, спадающие на плечи, фигура Венеры и томный хрипловатый голос. Добавьте к этому тринадцать пирсингов, маму-байкера и работу в тату-салоне — и, если вы знакомы с подростковым табелем о рангах, поймете, как все было безнадежно

gett

y im

ages

/fot

oban

k

группа продленного дня продленного дня группа

Chablis Grand Cru, Chardonnay ХХХ, Chateau ХХХ… При всей любви к бокалу

хорошего вина меня никогда

особо не вдохновляло изучение

карты вин. Тем более когда эта

карта размером с толстенную

книгу. Понятно, что выбор

можно сузить ценой, местом,

годом или просто довериться

сомелье. В приличном месте его

предложение будет абсолютно

точным и правильным. Но для

меня самый приятный критерий

выбора — предпочтение партне-

ра, пригласившего меня на обед

или ужин.

Некоторым, правда, удается

настолько увлечься хорошим

вином и прекрасной дружеской

обстановкой, что незаметно для

себя они умудряются оказаться

за чертой допустимой дозы.

Тет-а-тет довести себя до такого

великолепия, как встреча лицом

с закуской, тяжело, но вот

«средь шумного бала» — вполне

достижимо. Я в этом смысле

многим посоветовала бы особо

на деловых вечеринках не рас-

слабляться. Свидетелями неуме-

ренного расслабления могут

стать, например, наши замеча-

тельные зарубежные партнеры,

которые наслышаны про русский

характер, позволяющий после

третьей не закусывать. Они,

наши зарубежные партнеры,

как правило, с большим внима-

нием следят за тем, что мы пьем

и как себя ведем.

Лучше, если на празднике

жизни собрались свои и с одной

целью. Тогда планка для всех

будет одна, и единственное,

на чем стоит сосредоточиться,

это на выборе алкоголя. После

очень дорогого спиртного, как

правило, утро бывает легким.

На крайний случай возродить

утреннюю веру в человечество

поможет хорошее шампанское,

особенно в сочетании со свежей

клубникой и ананасом.

Вот тут как раз самое время

и место написать о вреде любой

чрезмерности, будь то трудого-

лизм или алкоголизм. Тем более

что в последнее время врачи-

наркологи отмечают прямую

зависимость второго от первого,

а также пугающе растущую во-

влеченность в оба эти процесса

прекрасной половины.

Переговоры, презентации, кор-

поративные вечеринки — мно-

гие задачи в бизнесе решаются

под аккомпанемент алкоголя.

Вроде бы ничего особенного,

даже вполне естественно

выпить с партнерами и колле-

гами рюмку-другую. Но в этом

ритуале, придуманном мужчина-

ми, действительно все активнее

начинают принимать участие

женщины, и все чаще сталкива-

ешься с тем, что они — умные,

успешные, красивые — стре-

мятся продолжить вечеринку со

спиртным дома. Вместе с дру-

гом, но чаще в одиночку.

Утром я легко узнаю этих

женщин по тонкому запаху, по

тому, как долго они не могут

проснуться на рабочем месте,

или по легкому тремору рук…

Причин — море: эмоциональные

перегрузки на работе, гиперот-

ветственность, резкий диссо-

нанс между успехами в карьере

и провалом, с их точки зрения,

в личной жизни. Еще для меня

совершенно очевидно, что мно-

гие из нас приходят в бизнес,

чтобы доказать мужу, папе,

обществу, что мы тоже классные

мужчины, и выпивка для нас —

некий элемент мужественности.

В моей жизни был такой за-

мечательный период. Мне

только исполнилось 28 лет,

у меня уже все состоялось —

прекрасная дочь, теплый дом,

успех в бизнесе. Жизнь вокруг

кипит, ты востребована, тебе

постоянно звонят, ты все время

где-то крутишься, вращаешься.

Настолько все хорошо — хоть

вой. Особенно в праздничные

и выходные дни, когда затихает

рабочая суета, или по вечерам,

когда дочь давно спит. Зато

рядом с тобой мужчина, осново-

положник такой милой тради-

ции, как бокал вина к ужину.

Потом два бокала, потом три,

Бокальное мастерствоЧитая повествование Надежды Копытиной, диву даешься, как все-таки умеют жен-щины выходить сухими не только из воды, но и из более крепких напитков. Мужчину-бизнесмена пагубная привычка давно бы выбила из седла, а вот президент ГК «Лёдово» Надежда Копытина, стрях-нув хмель, уверенно продолжает дви-гаться к цели — мил- лиарду евро.

горнист надежда копытинаor

lova

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

145

группа продленного дня группа продленного дня

потом… Спохватилась я, когда

для ожидаемой приятной эйфо-

рии стало мало бутылки на одно-

го. Зная обо всех особенностях

женского алкоголизма, очень

горжусь, что тогда вовремя

поймала себя.

В моих нынешних вечерах при

свечах есть норма — не больше

двух бокалов вина. Совсем от-

казываться от спиртного, делая

страшные глаза («ах, что вы,

я не пью!»), не собиралась и не

собираюсь. Почему я всегда

была столь агрессивной про-

тивницей всех диет? Потому что

любая из них обязывает меня:

ни разу мороженого, ни разу

пирожного, ни разу много чего,

включая спиртное. От этого

категорического запрета возму-

щается все мое естество — как

это мне что-то не дозволено?

Если я знаю свою норму, то

почему должна отказать себе

в таком удовольствии, как бокал

вина в компании с хорошим че-

ловеком? И, наоборот, если я не

могу или не хочу пить, никто

не заставит меня это сделать.

Проблема не в том, как отка-

зать, а в том, что мы сами себе

разрешаем или нет.

Однажды постановив не позво-

лять себе ни грамма за рулем,

я легко откажусь от рюмки

коньяка, бокала вина или

шампанского перед поездкой

и будучи дисциплинированным

и требовательным по отноше-

нию к себе человеком не ис-

пытаю никакого дискомфорта.

Даже сейчас, когда уволился

мой водитель. Впереди лето,

и я наконец-то пересяду за руль

своего любимого Maserati.

Управлять спортивным авто-

мобилем — такое огромное

удовольствие!

Хотя, конечно, потом будет

осень… Водителя никто

не посоветует?

Спохватилась я, когда для ожидаемой приятной эйфории стало мало бутылки на одного. Зная обо всех осо-бенностях женского алкоголизма, очень горжусь, что тогда вовремя поймала себя

orlo

va

группа продленного дня продленного дня группа

Когда прилетаешь в Москву из-за границы, в очереди

на паспортном контроле из

свежекуп леных заграничных

кофточек и рубашек вырастают

трезвые и серьезные лица. Это

Родина, и это важно. Но тоскли-

во. Русские похожи на серень-

ких собачек, нарисованных на

картоне. Я предпочитаю быть

жирафом, зеброй, кем угодно,

крашу губы в туалете, читаю

Фрая на английском и включаю

плеер, но все равно от скучного

стояния в очереди серею с каж-

дой минутой.

К стойке паспортного контроля

подхожу уже не я, а моя пас-

портная фотография. Русская

пограничница по-комсомольски

пытливо смотрит ей в глаза.

Маленькая любительница пер-

гидроля и дешевых колготок.

Мне смешно, но я не улыбаюсь

и, кажется, не дышу — как-

то не дышится. Зато Москва

дышит ровно и сходу по-

хозяйски залепляет мне в глаза

солнцем — c хирургической

точностью. Мы едем в элек-

тричке. Только что познакомив-

шиеся английские подростки

на переднем сиденье громко

и со знанием дела обсужда-

ют достопримечательности

Москвы — Арбат и Красную

площадь, а еще русских телок

и цены на пиво.

По всему выходит, что

в Москоу-сити прикольно.

— Ты на сколько?

— На три дня.

— Это в самый раз, чувак.

После жаркого, влажного и экс-

татически яркого Бангкока,

который шепчет что-то на ухо,

соблазняет, опьяняет и изо-

бретательно охмуряет, Москва,

наоборот, лежит передо мной

нагая и готовая на все, как по-

мытая и вытертая вафельным

полотенцем репка, как несде-

ланное домашнее задание, как

ленивая любовница. Что мы обе

тут делаем? Закрыла глаза и не

собирается даже сама снимать

трусы.

Наутро город неумело стара-

ется мне понравиться. Меня

не вставляет. Чаевых не будет.

В ассортименте милые сенти-

ментальности. Между домами

в голубом небе сидят фото-

геничные кучи. Я потягиваюсь

после бега по заставленной

машинами набережной, и дво-

ровая собака симметрично

потягивается вместе со мной.

Nice try.

Сквозь вату абсурдной рекла-

мы мерцает Дима Билан. Он

существует, и, следовательно,

я живу.

Я живу в России. У нас тут вече-

ром праздник, день полосатых

маек и фуражек. Мутноглазые

здоровяки с обочин и окраин

страны пьют с такой жаждой,

что становится ясно — это не

город, это пустыня. А они —

верблюды, и это объясняет

абсолютно все. Теперь я тоже

хочу пить.

Я покупаю кофе с крышечкой,

которая оказывается разра-

ботанной специально, чтобы

проливать кофе, и сижу на ска-

мейке в Камергерском непода-

леку от непоседливых бомжей.

Двое из них прямо не сходя с

места пытаются заняться сек-

сом, и это доказывает, что один

из них — женщина, несмотря

на хриплый бас. Бомжи в этом

плане консерваторы, прямо как

народные депутаты. Крышечка

сводит меня с ума и никак не

получается представить себя

в Централ-парке.

Но куда ты ни улетаешь, все

равно главное всегда с тобой,

вот оно, бодро бежит по венам.

«We, Russians, like to feel

ourselves miserable», — объяс-

няю я приятелям из Мэриленда,

и они весело смеются и не по-

нимают, как это. Я тоже смеюсь,

потому что это правда смешно.

НеразделенкаПрилетев из-за границы в Москву, Маша Федоренко прочитала журнал «Русский пионер» и так растрогалась от прочитанного, что села писать сама – не очерк и не заметку, а крик души о Родине. Прочитав Машин крик, мы, в свою очередь, растрога-лись и решили: пусть Маша будет нашей подшефной. Ведь должны же быть у «Русского пионера» подшефные.

подшефная маша федоренкоor

lova

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

147

группа продленного дня группа продленного дня

Я живу в России. У нас тут вечером праздник, день полосатых маек и фуражек. Мутноглазые здоровяки с обочин и окраин страны пьют с такой жаждой, что становится ясно — это не город, это пустыня

викт

ория

сем

ыки

на

Так уж получается, что многие (если не все) отече-ственные литераторы имеют за плечами боевой опыт. Можно бы упомянуть тут и Л.Н. Толстого и И.Э. Ба беля. А вот у писателя Антона Уткина тако-го опыта нет. Зато у него есть опыт общения с миром и с противогазом. О чем он не может, да и не должен молчать.

ВЗГЛЯД НА БОЖИЙ МИР ИЗ ГЛАЗНИЦЫ ПРОТИВОГАЗАтекст: антон уткин рисунки: николай пророков

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

149

Мой друг Миша с недавних пор не доверяет выгодам цивилизации. Хоть на Рублевке, хоть на Лазурке. Миша человек небедный, но быстро постиг истинную ценность денег. Они, уверяет он меня, очень плохо горят. Когда придется бежать из города, охваченного проказой энергетического кризиса, бумажки эти не пригодятся.

Ни к чему или почти ни к чему окажутся смокинги, автомобили и яхты. За ведро картошки станут давать эквивалент веса золотом, но желающих не найдется. Потому что энергетический кризис — это не какая-то там революция. Одним словом, все перемешается на поверхности планеты Земля и последние станут первыми. Миша помнит выученные уроки. Когда-то мы с ним изучали, как на рубеже первого и вто-рого тысячелетий готовились в Западной Европе к концу света монашествующие. Они рыли себе могилы, строили склепы и там в беспрестанной молитве дожидались своей участи. Миша подходит к вопросу спасения как человек нового времени. Дома у него всегда наготове рюкзак, позволяющий во всеоружии встретить катаклизм нового типа. Когда я бываю у него, он разбирает этот рюкзак и любовно демонстри-рует мне свой арсенал: здесь и несколько армейских сухих пайков, и спальный мешок, и комплект ОЗК, и таблетки для обеззараживания воды, и пила, полотно которой сворачивается в клубок, и таблетки сухого спирта, и иголка с ниткой (?), и даже колода игральных карт с непристойными фотографиями. Ах, Миша, Миша...

Признаюсь, в конец света я не верил. То есть никогда. Ни в год смерти Леонида Ильича, когда некая чрезмерно впечатлительная пионерка из нашей школы билась в истерике, ожидая с этой смертью для мира людей самого худшего, ни чуть позже, когда США бомбили Ливию. Мы толпились у женского туалета, где растерянные педагоги пытались привести девочку в чувство, и жадно заглядывали в урывками приоткрывающуюся дверь. Слезы пионерки казались нам священной влагой, а сама это девочка — отмеченной провидческим перстом, сакральным безумием... Теперь о Ливии. Ливия. Четыре года спустя. Вторые сутки сидя в самолетах в полном воору-жении, мы вспоминали, что нам известно об этом уголке земного шара. Кажется, жарко и виноград. У нас в Бессарабии все это уже было: и виноград, и белое солнце

пустыни, и нам хотелось сменить впечатления. Но США бомбили именно Ливию, так что поневоле приходилось менять шило на мыло. Что из всего этого может произой-ти, мы не очень задумывались. Большинству из нас было от восемнадцати до двадца-ти, и мысль о внезапном прекращении всего сущего не обременяла наше коллектив-ное сознание. Мировая война представлялась нам чем-то вроде хоккейного матча СССР — Канада, только вместо щитков были бронежилеты, а вместо клюшек КОHO — автомат Калашникова стрелковый укороченный.

Сейчас мне в два раза больше, но я продолжаю упорствовать. Лишь дважды Апокалипсис осенил меня своим крылом, и только единственный раз мне пришлось познать его не в виде иносказаний, признаки которых так любят отыскивать в окру-жающей жизни авторы эсхатологических статей, а как буквальное исполнение мрач-ных картин Иоанна Богослова. Но об этом чуть ниже, а прямо сейчас о том, какое именно обстоятельство уберегло и продолжает уберегать меня от взгляда на мир в духе бенедиктинцев и позволяет безмятежно смотреть в будущее.

Дедушка приучал меня к труду с младых ногтей. Леонид Ильич еще здравство-вал, а я по малолетству своему еще не входил в круг возвышенных проблем. В кубан-ской станице, длиннющей, как ожидание конца жарко-рабочего дня, под командой дедушки и в компании цветасто-ситцевых станичных тетушек мы с двоюродным братом, на лето прикрепленным, или, лучше сказать, прикомандированным к дедушке, собирали помидоры в деревянные ящики. Когда число наполненных ящиков дотянуло в станичной бухгалтерии до пятнадцати рублей, дедушка позво-лил взять расчет, и я впервые в жизни ощутил бремя выбора. На двоих с кузеном дедушка великодушно отрядил нам свежеотпечатанный червонец, а еще пять рублей, как пойманная синяя птица, впорхнули в его бумажник. (Если кто помнит, какие блага сулило обладание этим бумажным прямоугольником, тот меня поймет.) Но бремя выбора длилось недолго: жизнь, почувствовав во мне сложившегося потре-бителя, мигом вывела из затруднения, которое я начинал испытывать, поглядывая на прилавки сельского магазина. Ее посланец, соседский мальчишка — меркантиль-ный Гермес в сандалиях ростовской фабрики «Олимп» — предложил обменять крас-ненький червонец на противогаз, намекнув на возможность ядерной схватки. «Кто их знает, вдруг ударят, — сказал он как бы в раздумье и даже поглядел на небо. — Лучше иметь». Спору нет, за Леонидом Ильичом мы были как за каменной стеной, но береженого, как говорится, бог бережет. К тому же, кое-что я уже знал о раскладе сил в мире сем, и сомнения мальчишки казались вполне обоснованными. Встретившись с ним у пруда в условленный и не слишком добрый для себя час, я без сожаления вручил ему прощально хрустнувшую десятку и получил взамен кусок старой рези-ны, оборванной по краю, из которой вырастал гофрированный хобот в пятнах соли-дола. Я начинал уже гордиться своей прозорливостью и запасливостью, как вдруг укол совести заставил меня спохватиться. «А ты как же?» — участливо спросил я, устыдившись собственного благополучия, и тоже поглядел в безмятежно синев-шее небо. «А, как-нибудь», — махнул Гермес благородной рукой и испарился, как радиоактивное облако. Я же, обтянув головенку этим резиновым приспособлением, с чувством загодя и без напоминаний исполненного долга весело и гордо зашагал домой. Дышалось мне на удивление легко, главным образом потому, что у противо-газа отсутствовали оба глазных стекла, да и бачка, впрочем, тоже не было. Поэтому, представ пред дедушкины очи и надеясь показать ему, что у родины появился новый защитник, а у империалистов всех стран еще один заклятый враг, на славу потру-дившийся над своей неуязвимостью, я уже смутно чувствовал, что похож всего лишь на глупого слоника с отколотым носом, и больше ничего. Мой вид поверг дедушку в ступор, но еще больше дедушки, видавшего все же виды, была изумлена наша туч-ная хозяйка, варившая варенье из желтой алычи. Узнав о сумме, заплаченной за безопасность, она вооружилась палкой, которой мешала варенье, и в сопровожде-

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

151

Когда число наполненных ящиков дотянуло в станичной бухгалтерии до пятнадцати рублей, дедушка позволил взять расчет, и я впервые в жизни ощутил бремя выбора.

нии дедушки и сонмища мух бросилась как фурия на поиски обманщика. Очень быстро он был открыт на задах своего куреня в ту самую минуту, когда собирался вкусить сигарет без фильтра «Парашютист» в обществе бездельных разгильдяев. Мне, однако же, удалось убедить дедушку, что сделка состоялась и не может иметь обратного хода без ущерба для репутации. Длань, протянутая дедушкой навстречу моей щепетильности, принесла подзатыльник, а брат, удрученный невежеством брата, не пустословя надавал тумаков. (Брат был старше меня тремя годами и тоже зарился на сивый дымок «Парашютиста».) Так я и остался владельцем дырявого про-тивогаза. С тех пор я стал хозяином своему слову, то есть попросту избегал давать какие бы то ни было слова.

Последствия этого маленького происшествия подействовали на мою психику. Стоило мне напялить противогаз, как мое маленькое и невзрачное «я» начинало дво-иться, троиться, потом отслаивалось еще несколько пластов, до тех пор пока не пре-вращалось в настоящую фанеру небывалой толщины. Из глубин собственного суще-ства до меня доносились отзвуки чужих голосов. И волей-неволей приходилось прислушиваться к стонам их ликований и заунывному плеску горестей. И с этих пор я мог запросто пересказать чужую историю, без зазрения совести подменив местои-мения. Отчего-то мне стало казаться, что я и впрямь способен проникнуть в мысли других людей и сказать, о чем они думают, когда смотрят в морскую пустыню с кора-бельного мостика, или когда бредут в колеях черноземной дороги между созревших хлебов, или когда, сидя вечером на завалинке, отдыхают от трудов. Или понять, почему кто-то плачет, когда так весело и удобно устроена жизнь и даже нет ни малей-ших причин, чтобы просто хмуриться.

В пионерском лагере, когда мы вместе с другими мальчишками, повязав носы алыми треугольниками галстуков, совершали ночные рейды в соседний корпус к писклявым девчонкам с открытыми тюбиками «Поморина» в руках, а после пре-давались жутким воспоминаниям и я, лежа на подушке и поджав коленки к подбо-родку, фантазировал один за всю «футбольную» палату, вдохновенно врал, выдумы-вал нелепых чудовищ, божился, что видел в деревне русалку, то и сам в конце концов начинал бояться еще пуще своих благодарных сопливых слушателей. За свои нарра-тивные заслуги я даже получил от товарищей прозвище Муравей. Какую связь усма-тривали здесь мои товарищи, всегда оставалось для меня неразрешимой загадкой. Если эта связь опосредованна, рассуждал я, то мне никак не проследить весь углова-тый, ломкий путь от одного понятия к другому, проделанный в их лохматых голо-вах, намятых футбольным мячом, а если она непосредственна и выражается по прямой, как поезд, вышедший из пункта «А» в пункт «Б», тогда, надо сказать, еще непонятней.

В то же время я напрочь забывал как раз то, что происходило со мной самим, и возможно, потому, что ничего особенного не происходило. Ну там, смерть Леонида Ильича, Ливия, куда, по счастью, его преемники решили все же не ввязываться, — это не в счет. С чего бы, в самом деле, начать? Может быть, декабрь восемьдесят вось-мого, Армения? Пожалуй. Итак, Армения. Спасательный отряд МГУ. Спитак. Время указано. Во дворах и на огородах лежат груды замерзшей, покрытой инеем капусты. На перекрестках как поленницы стоят стопки темно-синих пустых гробов...

По ночам на въездах в несуществующий больше город сухо звучали выстрелы: говорили, что это расстреливают мародеров. Мы жили в армейских палатках на поле напротив рухнувшего элеватора. Утверждали, что там в столовой, которая распола-галась в основании, еще есть люди — то ли двадцать, то ли тридцать человек. От нашего отряда два раза в сутки на элеватор уходила рабочая смена. Остальные помо-гали жителям вызволять различный скарб, остававшийся в разрушенных жилищах. Как-то мы с Мишей вытаскивали вещи одной учительницы. Думаю, именно тогда его недоверие к цивилизации из догадок смущенного духа превратилось в практи-

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

153

«А ты как же?» — участливо спросил я, устыдившись собственного благополучия, и тоже поглядел в безмятежно синевшее небо. «А, как-нибудь», — махнул Гермес благородной рукой и испарился, как радиоактивное облако.

Дом ее наполовину сложился, но в одном месте искривленная крыша чудом держалась на каких-то шестах, то есть в прямом смысле висела на волоске. Учительница особенно настаивала, чтобы в первую очередь вынесли книги.

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

155ческую философию. Дом ее наполовину сложился, но в одном месте искривленная крыша чудом держалась на каких-то шестах, то есть в прямом смысле висела на воло-ске. Учительница особенно настаивала, чтобы в первую очередь вынесли книги, в частности десятитомник Герцена. Эта неожиданная просьба среди развалин на двенадцатиградусном морозе заставила нас презреть опасность. Бордовые тома про-возвестника русской свободы мы передавали друг другу благоговейно, как новорож-денных младенцев. Чтобы добраться до них, пришлось вести настоящие раскопки. Холодильник, стулья и чудом уцелевшие трехлитровые банки с компотом из айвы — это было уже потом. Это было уже не так важно. Такие вот, уважаемая публика, живали люди в той нашей стране. На второй день появился сын учительницы — невысокий солдат с черными погонами на шинели, он только что добрался с Дальнего Востока. И я до сих пор вижу его огромные в тон погонам глаза, полные растерян-ности и невыразимой скорби, которыми он озирал останки отчего дома. Я помню даже имя этого солдата — его звали Самвел, вообще помню много такого, что все уже забыли. Из всех этих эпизодов два особенно отчетливо, как фотоснимки стоят перед глазами: торец обвалившейся пятиэтажки, на стене кухни самого верхнего этажа как ни в чем не бывало висят полки, на них даже стоят вазочки, а пол у этой кухни начинается на уровне наших ног. А мимо по грудам колотого бетона старуха-армянка тянет узел с пожитками, а на сгибе ее свободной руки болтается репродукция карти-ны Брюллова «Последний день Помпеи»... Что тут еще сказать?

Тогда же черным студеным вечером мы раскопали погреб, в котором нашли бутылок сорок коллекционного коньяка. Хозяин спасенной коллекции угостил нас одной — «Наири» двадцатилетней выдержки. Мы пили его по очереди из одной на всех железной кружки, стоя в кружок около костра, который развели из тома Ленина на армянском языке и наколотой на щепу крышки близлежащего гроба. Многое уже угадывалось в пламени этого костра, но обжигать он еще не обжигал. Так мы и стоя-ли молча вокруг него — то ли разгоняли кровь, то ли загодя поминали социалисти-ческое отечество...

Природа еще пугала, поэтому, к счастью, гробов тогда оказалось больше, чем трупов. Как менялось это соотношение, все вы хорошо знаете. Видели, слышали. Многие лучше меня компетентны в этих вопросах — в этих увлекательных вопросах организации конца света в отдельно взятой стране. Встретите кого-нибудь из них, сведущих, в вестибюле отеля Resort Intime на острове Хайнань или в Ritz на Французской Ривьере — поговорите, спросите. Вдали от родины развязываются языки.

Весь последующий Армагеддон я провел в своем волшебном противогазе и, честно вам скажу, дважды или трижды сподобился неописуемых видений, в то время как у остальных, судя по сообщениям извне, в глазах плясали отблески адско-го пламени. Противогаз оказался сродни шапке-невидимке, подаренной нимфами герою Персею, только никаких подвигов, в отличие от героя, мне не предстояло. Настоящее сходство здесь лишь то, что я тоже прятался в противогаз от всех возмож-ных Горгон своих дней. Но с некоторых пор, замечал я со страхом и тоской, все чаще и чаще сидение в противогазе не помогало вернуть душевное спокойствие. Теперь я слышу только слабый, не до конца еще похищенный временем запах резины, ощу-щаю прохладное соприкосновение ее с кожей и душевное беспокойство. И это заставляет повнимательней изучить позицию пресловутых пензенских затворни-ков, пророчества бенедиктинцев и содержимое Мишиного рюкзака. Собственно, мой экстремальный набор ничуть не хуже Мишиного: армейские сухпайки, спаль-ник (минус 20), таблетки для обеззараживания воды, пила, полотно которой свора-чивается в клубок, и даже дом в деревне. Есть и химзащита, присланная другом из Америки, они там, кстати, в свободной продаже. Вот только карт нет. Но я не азартен, хе-хе. Впрочем, найду и карты. Если, конечно, ничего не случится.

Всегда готов

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгу

ст

-сен

тяб

рь

20

08

157

Если вы по какой-то причине не читали третий номер «Русского пионера», значит, вы не читали и колонку Владислава Суркова. А зря. Думающая общественность внимательно изучила творчество нашего колумниста и, сделав правильные выво-ды, высоко оценила написанное, о чем свидетельствует горячая дискуссия, развер-нутая в интернете.

Однажды Владимир Владимирович™ Путин открыл жур-

нал «Русский пионер» и с удивлением увидел там

колонку заместителя главы администрации президента

Владислава Юрьевича Суркова.

Владимир Владимирович™ немедленно снял трубку

и нажал на кнопку вызова Владислава Юрьевича.

— Слышь, брателло, — сказал Владимир Владимиро-

вич™, — Ты чё это, журналистом заделался?

— Да я давно хотел, — немного смутился Владислав

Юрьевич, — да при тебе не решался…

— Что значит — при мне? —

не понял Владимир Владимиро-

вич™. — А сейчас ты при ком?

Владислав Юрьевич вздохнул.

Андрей левкин: «Небольшое ме-

дийное событие: журнал «Русский

пионер» привлек нового колумни-

ста. Звать колумниста В. Сурков.

Дебют вызвал общественные

чувства, М. Гельман на своем общедоступном блоге даже

признался, что «Слава Сурков реально хлеб отбивает».

Какой именно хлеб — неясно, но одобрение однозначно.

Что до самой колонки, то это по части культурного туриз-

ма: «Как-то ранней весной засобирались в Барселону…

За неделю до вылета вспомнилось, что великий Хоан

Миро — каталонец, и то ли фонд, то ли музей его имени

как раз в Барселоне». Далее про Миро на предмет вы-

водов личного характера: «Сквозь треск быстрых фраз

и одноразовых радостей, сквозь напряженный шум

переменного мира — расслышите насмешливое мол-

чание судьбы». Ну, здесь не про то, отвечает ли теперь

Миро за суверенную демократию — почему бы человеку

не написать про Миро, а редакции не опубликовать?

Где ж еще главреду Колесникову брать новых авторов,

как не среди лиц, с которыми он общается по основному

месту работы?»

Man_spase: «Этаж куда ж мир-то катится, ежели по-

литруководители в журналы лезут с мыслями о высоком,

об искусстве. Бардак какой-то. Так все политтехнологи

уйдут с мыслей о низком, о нас, простых смертных, в об-

лака, летающие высоко! Вот Сурков тут вылез на полях

«Русского пионера» со статьей о Миро (для справки, был

такой художник). Кто на очереди? Статья Путина с глубо-

ким анализом поэзии Фета?»

Nickolas_titkov: «А отчего бы и нет?

Мужик умный, с ши-

рочайшим кругозо-

ром, пишет, ясное

дело, потому что

нравится, а не за деньги. С мест тут же раздались крики

типа: «Колесникова напрягли», но, думается, человеку

просто нравится. Это же отлично, ежели разобраться!»

Drugsnboobs: «Вся статья Суркова наполнена довольно-

таки глубокими мыслями. «Кардинал» предстает то в обли-

чии настоящего знатока искусств, то в маске философа,

то в обличии просто очень чувственного человека. Очень

интересное явление — политик, который никогда не

стремился быть публичным, решил идти в массы (статья

опубликована в журнале «Русский пионер»). Рекомендую

всем. Меня она подвигла к изучению творчества Миро.

Не вижу ничего странного в наличии у «серого карди-

нала» интеллекта и достаточно тонкого восприятия

искусства. Как правило, подобные люди отличаются

разносторонними знаниями и интересами. Что касается

самого появления подобного материала в прессе — либо

это желание от души (почему бы и нет, если хочется),

либо это новый штрих к образу политика, который ему

зачем-то понадобилось».

Byrmenk:«В третьем номере журнала «Рус-

ский пионер» опубликована ста-

тья, авторство которой приписы-

вается небезызвестному думному

дьяку Кремля Владиславу Суркову.

О творчестве испанского худож-

ника Миро. Что-то мне подсказы-

вает, что мы присутствуем при

рождении новой мистификации.

На сей раз искусствоведческой.

Так сказать, освоение гельминтами нового жанра. То

есть, использование имён влиятельных людей в качестве

редакционных псевдонимов. Впрочем, можете меня по-

править. Может, и в самом деле писал Сурков».

Андрей Ашкеров: «Мир Миро завораживает перво-

зданностью, текст Суркова несет очарование удачного

дебюта. Миро — дебютант абсолюта, Сурков взирает на

абсолюты с ошеломляющей высоты кремлевских башен.

Перед обоими расстилается огромное пространство,

кажущееся тем, кто взобрался на такую верхотуру, чем-

то вроде tabula rasa. Эта территория — terra incognita,

на которой все вещи, события и явления выглядят как

крючочки и черточки.

В каждой закорючке угадываются письмена Бога».

Мория Раш: «Андрей Ашкеров! Андрейка, не пиши на эту

тему более, плс.

В смысле, не пиши более о текстах Владиславика. Ввиду

глубочайшего НЕПОНИМАНИЯ и самого автора, и его

слов, и его деяний-намерений.

Статью в РП сегодня прочитала. Она — СМЯТЕНИЕ его

души и попытка писать ПРОЗРАЧНО!»

Anonimus: «Сегодня патриот должен полюбить Миро».

Простак: «Да, блин, круто. Чувствую, что речь идет о чем-

то интересном/важном, но очень не пойму, не владею со-

временной терминологией (коды сменились). Одно понял,

что Сурков — величина нарастающая».

рисунки: анна всесвятская

159

евге

ний

халд

ей/ф

отос

оюз

русск

ий

пи

он

ер

№4

. а

вгуст

-сен

тяб

рь

20

08

Уходим. Уходим. Уходим. Опять труба зовет в поход

последний. Опять в рюкзаках только самое важное: квар-

та виски, три сосиски, томик Ивана Богослова в шагрене-

вой коже.

Нас снова ждет огонь смертельный. Экспедиция в Апока-

липсис, в Атлантиду, в Шамбалу. Третья, Пятая, Десятая

мировая. Далее везде. Не успели еще прикрутить на

грудь Георгиевские кресты и обменяться фронтовыми

фото — а уже опять хоть до края земли, хоть за край.

Мы и на Марс полетим, а кто же еще?! Лету до того света

от силы 80 млн. км, горючки хватит только в одну сторону,

обратно придется заправляться на Марсе, а вдруг там

перебои? Значит, американцы туда своих не пошлют, они

все на учете, ради одного солдата Райана целый блокба-

стер устроили.

Остаемся только мы на крайний случай: земляки Тереш-

ковой, отроки во Вселенной, дети галактики. Скоро —

на вылет, будем там жить в двух консервных банках,

кормясь пророщенной соей, и все это при минус 86! Мы

прошли глубокую закалку — два года лежали под уклоном

вниз головой, потом два года болтались в проруби, без

акваланга, чудом затаив дыхание, — и вот теперь нам

не страшны любые катаклизмы! Звучим как наканифо-

ленные — только тронь! И есть у нас еще одно бесспор-

ное преимущество: мы слыхали, как поют дрозды. Нет,

не те дрозды — не полевые.

После такого любые астероиды и черные дыры не страш-

ны. И та, которая с косой, покажется кукольной, полюбуй-

тесь на обложке.

И когда явятся главные экзаменаторы, скажем без

дрожи в голосе: «Конец света? Знаем, знаем, проходили».

И. Мартынов

Выходит с февраля 2008 годаБлагодарим за помощь в выпуске Игоря Каменского и Михаила Прохорова

Главный редактор Андрей Колесников

Помощник главного редактора Олег Осипов

Шеф-редактор Игорь Мартынов

Ответственный секретарь Дмитрий Филимонов

Менеджер по работе с VIP-клиентами Анна Николаева

Арт-директор Павел Павлик

Фотодиректор Вита Буйвид

Дизайнер Варвара Аляй-Акатьева

Цветоделение Леонид Шелманов

Препресс Константин Гирка

Верстка Юлия Варламова

Корректор Нина Саввина

Генеральный директор Геннадий Швец

Креативный директор Василий Бровко

Директор по рекламе Людмила Шитикова

Офис-менеджер Ольга Дерунова

Адрес редакции: Москва, ул. Спиридоновка, д.9

Телефон: (495) 953 2348

Электронный адрес russpioner@gmail.com

Обложка: Алексей и Инга Аксеновы

Авторы номера: Дмитрий Якушкин, Екатерина Истомина, Ольга Свиблова, Владимир Лепилин, Михаил Гуревич, Реваз Резо, Сергей Шаргунов, Андрей Штефан, Антон Уткин, Андрей Васильев, Анна Николаева, Никита Колесников, Михаил Васин, Дмитрий Филимонов, Никола й Фохт, Игорь Мартынов, Василий Голованов, Дмитрий Глуховский, Наталья Копытина, Маша Федоренко, Геннадий Швец, Андрей Колесников, Михаил Куснирович, Игорь Каменской

Фотографы: Даниил Зинченко, Вольдемар Понарин, Наталья Львова, Наталия Вороницына, Александра Деменкова, Orlova, Алнис Стак ле, Андрей Штефан, Павел Павлик, Вита Буйвид, Олег Климов, Евгений Лучинский, Константин Саломатин, Тимофей Изотов, Александр Гронский, Рена Эффенди, Константин Рубахин, Любовь Аверина, Олег Виденин

Художники: Анна Всесвятская, Варвара Аляй-Акатьева, Инга Аксенова, Варвара Полякова, Елена Ужинова, Анна Каулина, Маша Сумнина, Николай Пророков, Виктория Семыкина

Журнал зарегистрирован Федеральной службой по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного неследия. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС 77-30457 от 4 декабря 2007 года.Запрещается полное или частичное воспроизведение текстов, фотографий и рисунков без письменного разрешения редакции. За соответствие рекламных материалов требованиям законодательства о рекламе несет ответственность рекламодатель.

Отпечатано в типографии OAO «АСТ — Московский полиграфический дом».Тираж 10 000 экз.

й№

4б

2008