Михаил Булгаков Mihhail BulgakovРоковые яйца Повесть Fatalaj ovoj NoveloАпаптировал Руслан Кокорин ruslanko#hotmail.com

tradukis Ludmila Novikova Presita en: Almanako "Impeto'89" Eldonejo "Progreso", Moskvo, 1990

Глава 1. Куррикулюм витэ профессора Персикова

Chapitro I Curriciuum vitae de Profesoro Persikov

     16  апреля  1928 года,  вечером, профессор зоологии IV государственного университета и директор зооинститута в Москве Персиков вошел в свой кабинет, помещающийся  в зооинституте,  что на улице Герцена. Профессор зажег верхний матовый шар и огляделся.

La 16-an de aprilo 1928, vespere, Persikov, profesoro pri zoologio de la 4-a Shtata Universitato kaj direktoro de Moskva Zoologia Instituto eniris sian kabineton, situantan en Zoologia Instituto en la Hercen-strato. La profesoro lumigis la supran duondiafanan globon kaj chirkaurigardis.

     Начало ужасающей  катастрофы  нужно считать  заложенным именно  в  этот злосчастный вечер,  равно как первопричиною этой  катастрофы следует считать именно профессора Владимира Ипатьевича Персикова.

Necesas konsideri ghuste tiun malfavoran vesperon kiel komencon de la teruriga katastrofo, samkiel ghuste la profesoron Vladimir Ipatjevich Persikov ni konsideru kiel la unuan kauzon de tiu katastrofo.

     Ему было ровно 58 лет. Голова замечательная, толкачом, лысая, с пучками желтоватых волос, торчащими  по  бокам.  Лицо  гладко  выбритое, нижняя губа выпячена вперед. От этого персиковское лицо  вечно носило на  себе несколько капризный отпечаток. На красном носу старомодные маленькие очки в серебряной оправе,  глазки  блестящие, небольшие, росту  высокого,  сутуловат.  Говорил скрипучим, тонким, квакающим голосом и среди  других странностей имел такую: когда говорил что-либо веско  и  уверенно,  указательный  палец  правой руки превращал в крючок и щурил глазки. А так как он говорил всегда уверенно, ибо эрудиция в его области у него была совершенно феноменальная, то крючок очень часто появлялся перед глазами собеседников профессора Персикова. А вне своей области,  т.е.  зоологии,  эмбриологии,  анатомии,  ботаники  и   географии, профессор Персиков почти никогда не говорил.

Li havis plenajn 58 jarojn. Lia kapo estis rimarkinda, pistilforma, kalva, kun tufoj da flavetaj haroj, hirtighantaj sur la flankoj. La vizagho estis glate razita, la malsupra lipo elstaris antauen. Pro tio la vizagho de Persikov eterne surportis iom kaprican nuancon. Sur la rugha nazo estis eksmodaj malgrandaj okulvitroj en arghentaj kadroj, la okuloj estis brilaj, etaj, la staturo alta, kurbeta. Li parolis per strida, alta, kvakanta vocho kaj inter aliaj strangajhoj havis jenan: kiam li diris ion solide kaj certece, li faris la montran fingron de la dekstra mano hokforma kaj duonfermis la okuletojn. Do, char li parolis chiam certece pro tio, ke li havis absolute fenomenan erudicion en sia sfero, la fingrohoko tre ofte aperis antau okuloj de kunparolantoj de Profesoro Persikov. Sed ekster sia sfero, tio estas zoologio, embriologio, anatomio, botaniko kaj geografio, Profesoro Persikov preskau nenion diris.

     Газет профессор Персиков не читал, в театр не ходил, а жена  профессора сбежала  от него с  тенором оперы Зимина  в 1913 году,  оставив ему  записку такого содержания:

Profesoro Persikov ne legis jhurnalojn, nek vizitadis teatrojn, kaj la edzino de la profesoro fughis for de li kun tenorulo de la operteatro de Zimin en la jaro 1913, lasinte por li skribajon de jena enhavo:

     "Невыносимую дрожь отвращения  возбуждают  во мне твои лягушки.  Я  всю жизнь буду несчастна из-за них".

"Viaj ranoj kauzas en mi neelteneblan tremon de abomeno. Mi la tutan vivon malfelichos pro ili".

     Профессор больше  не женился и детей не  имел.  Был очень вспыльчив, но отходчив, любил чай  с морошкой, жил на Пречистенке, в квартире из 5 комнат, одну из  которых  занимала  сухонькая  старушка, экономка Марья 

La profesoro ne plu edzighis kaj ne havis infanojn. Li estis tre eferveska, sed retrankvilighema, shatis teon kun moroshko* (* Moroshko - specio de rubuso kun flavrughaj beroj (Rubus chamaemorus) (Trad.).), loghis en la Prechistenka-strato, en apartamento el 5

1

Степановна, ходившая за профессором как нянька.

chambroj, unu el kiuj estis okupata de magra oldulineto, mastrumantino Maria Stepanovna, kiu flegis la profesoron, kiel vartistino.

     В  1919 году у  профессора отняли  из 5 комнат 3. Тогда он заявил Марье Степановне:

En la jaro 1919 oni forprenis 3 el la 5 chambroj de la profesoro. Tiam li diris al Maria Stepanovna:

     - Если  они не прекратят эти  безобразия,  Марья Степановна, я  уеду за границу.

- Se oni ne chesigos tiujn fiagojn, Maria Stepanovna, mi forveturos eksterlanden.

     Нет  сомнения,  что если бы профессор осуществил  этот  план, ему очень легко удалось бы устроиться при кафедре зоологии в любом университете  мира, ибо ученый он был совершенно первоклассный, а в той области, которая так или иначе  касается  земноводных  или  голых  гадов, и равных  себе  не  имел за исключением  профессоров Уильяма Веккля  в  Кембридже  и Джиакомо Бартоломео Беккари в Риме. Читал профессор на 4 языках, кроме русского, а по-французски и  немецки говорил  как по-русски.  Намерения своего  относительно заграницы Персиков  не выполнил, и 20-й год вышел еще хуже 19-го. Произошли события, и притом одно  за другим.  Большую  Никитскую переименовали  в  улицу Герцена. Затем часы, врезанные  в стену дома на углу Герцена  и Моховой, остановились на  11  с 1/4, и, наконец,  в  террариях зоологического института, не вынеся всех  пертурбаций знаменитого  года,  издохли первоначально  8  великолепных экземпляров квакшей, затем 15 обыкновенных жаб и, наконец, исключительнейший экземпляр жабы Суринамской.

Sendube, se la profesoro efektivigus tiun planon, li tre facile sukcesus ricevi laboron en katedro de zoologio en ajna universitato de la rnondo, char li estis ege eminenta sciencisto, kaj en tiu sfero, kiu tiel au alie rilatas al amfibioj, au nudhautuloj, ne havis samgradulojn, ekskluzive Profesoron William Wekkl en Kembrigho kaj Profesoron Ghiakomo Bartolomeo Bekkari en Romo. La profesoro legis en 4 lingvoj, krom la rusa, france kaj germane parolis samkiel ruse. Persikov ne plenumis sian intencon koncerne la eksterlandon, kaj la jaro 20-a rezultis ankorau pli malbona ol la 19-a. Okazis eventoj, unu tuje post la alia. Oni renomis la straton "Bolshaja Nikitskaja" je Hercen-strato. Poste la horlogho, muntita en doma muro sur la angulo de la Hercen-strato kaj la Mohovaja-strato, haltis je 11.15 kaj, fine, en terarioj de la Zoologia Instituto, ne elteninte chiujn perturbojn de la fama jaro, mortis komence 8 superbaj ekzempleroj de hiloj, poste 15 vulgaraj bufoj kaj, fine, la unikega ekzemplero de Bufo Surinama.

     Непосредственно  вслед  за жабами, опустошившими тот первый отряд голых гадов,   который   по  справедливости  назван   классом   гадов  бесхвостых, переселился  в  лучший  мир  бессменный  сторож  института старик  Влас,  не входящий в класс голых гадов. Причина смерти его, впрочем, была та же, что и у бедных гадов, и ее Персиков определил сразу:

Tuje post la bufoj, likvidintaj tiun unuan ordon de nud-hautuloj, kiu juste estis nomita ordo de amfibioj senvostaj, translokighis en la plibonan mondon la senshangha pedelo de la instituto maljunulo Vlas, ne apartenanta al la klaso de nudhautuloj. La kauzo de lia morto estis tamen la sama, kiel tiu de la kompatindaj amfibioj, kaj Persikov tuje klarigis ghin:

     - Бескормица! - Sennutreco!     Ученый был  совершенно  прав:  Власа нужно  было кормить  мукой, а  жаб мучными червями, но поскольку пропала  первая,  постольку исчезли  и вторые. Персиков оставшиеся 20  экземпляров  квакш попробовал перевести  на  питание тараканами,  но  и  тараканы  куда-то  провалились,  показав  свое  злостное отношение  к  военному  коммунизму.  Таким  образом,  и последние экземпляры пришлось выкинуть в выгребные ямы на дворе института.

La sciencisto estis absolute prava: Vlason necesis nutri per faruno kaj la bufojn per farunaj vermoj, sed pro malapero de la unua pereis ankau la duaj. Persikov provis reorientigi la restintajn 20 ekzemplerojn de hiloj al nutrado per blatoj, sed ankau la blatoj trafalis ien, montrinte sian sabotan rilaton al la milita periodo de komunismo. Do, ankau la lastajn ekzemplerojn oni estis devigitaj forjeti en rubujon sur la instituta korto.

     Действие  смертей  и  в  особенности Efikon de la mortoj al Persikov, kaj precipe tiu de

2

Суринамской жабы на  Персикова  не поддается  описанию.  В  смертях  он  целиком  почему-то обвинил  тогдашнего наркома просвещения.

Bufo Surinama, ne eblas priskribi. Li ial plene kulpigis pri la mortoj la tiaman popolkomisaron pri klerigo.

     Стоя в  шапке  и  калошах  в коридоре выстывающего института,  Персиков говорил  своему  ассистенту   Иванову,   изящнейшему  джентльмену  с  острой белокурой бородкой:

Starante en felchapo kaj galoshoj en koridoro de la malvarmighanta instituto, Persikov diris al sia asistanto Ivanov, rafineca ghentlemano kun akrapinta blonda barbeto:

     - Ведь за это  же его, Петр Степанович, убить мало!  Что же они делают? Ведь они ж погубят институт! А?  Бесподобный самец, исключительный экземпляр Пипа американа, длиной в 13 сантиметров...

- Ja pro tio, Pjotr Stepanovich, ne sufichas mortigi lin! Kion do oni faras? Ja oni pereigos la instituton! Chu ne? La senkompara virbesto, la eksterordinara ekzemplero de Pipa americana, 13 centimetrojn longa...

     Дальше пошло хуже. По смерти Власа окна в институте промерзли насквозь, так  что цветистый  лед  сидел на  внутренней  поверхности  стекол.  Издохли кролики,  лисицы, волки,  рыбы и все до единого ужи. Персиков  стал  молчать целыми днями, потом заболел воспалением легких, но не умер. Когда оправился, приходил два раза  в  неделю в институт и  в  круглом зале, где было всегда, почему-то  не изменяясь, 5 градусов  мороза, независимо  от того, сколько на улице, читал в калошах, в шапке с наушниками и в кашне, выдыхая белый пар, 8 слушателям цикл лекций на тему "Пресмыкающиеся жаркого пояса". Все остальное время Персиков лежал у себя на Пречистенке на диване, в  комнате, до потолка набитой книгами, под  пледом,  кашлял и  смотрел  в пасть  огненной печурке, которую  золочеными стульями  топила Марья Степановна, вспоминал Суринамскую жабу.

Plue malplibonighis. Post morto de Vlas fenestroj en la instituto trafrostis tiel, ke buntkolora glacio algluighis al la interna suprajho de la vitroj. Mortis kunikloj, vulpoj, lupoj, fishoj kaj chiuj kolubroj ghis la lasta. Persikov ighis silenta dum tutaj tagoj, poste ekmalsanis je pneumonio, sed ne mortis. Kiam li resanighis, li frekventis 2-foje en semajno la instituton kaj en la rondforma halo, kie chiam estis, ial senshanghe 5 gradoj sub nulo sendepende de la strata temperaturo, prelegis en galoshoj, en felchapo kun orelshirmiloj kaj en kolshaleto, elspirante blankan vaporon, al 8 auskultantoj ciklon de lekcioj pri la temo: "Reptilioj de la varma zono". La tutan alian tempon Persikov kushis sur divano hejme en la Prechistenka-strato en la chambro, plenigita per libroj ghis la plafono, sub plejdo, tusis kaj rigardis en bushegon de la fajra forneto, kiun hejtis Maria Stepanovna per orumitaj seghoj, kaj rememoradis pri Bufo Surinama.

     Но все на свете кончается. Кончился 20-й  и 21-й год, а в 22-м началось какое-то  обратное движение.  Во-первых: на  месте покойного Власа  появился Панкрат, еще  молодой, но подающий  большие  надежды  зоологический  сторож, институт  стали  топить понемногу. А летом Персиков, при помощи Панкрата, на Клязьме поймал 14 штук вульгарных жаб. В террариях вновь закипела жизнь... В 23-м  году  Персиков  уже  читал  8  раз  в неделю -  3  в институте и  5  в университете,  в 24-м году 13 раз в неделю и, кроме того,  на  рабфаках, а в 25-м, весной, прославился тем, что на экзаменах срезал  76 человек студентов и всех на голых гадах:

Sed chio finighas en la mondo. Finighis la jaroj 20-a kaj 21-a, kaj en la 22-a komencighis iu retromovigho. Unue, anstatau la mortinta Vlas aperis Pankrat, ankorau juna, sed tre esperiga zoologia pedelo, oni komencis poiome hejti la instituton. Kaj somere Persikov kun helpo de Pankrat, kaptis en Klazjma 14 ekzemplerojn de vulgaraj bufoj. En la terarioj denove ekbolis la vivo. En la jaro 23-a Persikov jam prelegis 8-foje en semajno - 3 en la instituto kaj 5 en la universitato, en la jaro 24-a 13-foje en semajno kaj krome en la laboristaj fakultatoj, kaj en la 25-a, printempe, famighis pro tio, ke dum ekzamenoj fiaskigis 76 studentojn kaj chiujn el ili pro la nudhautuloj.

     - Как, вы  не знаете,  чем отличаются  голые гады  от пресмыкающихся? - спрашивал Персиков. - Это просто смешно, молодой человек. Тазовых  почек нет у голых гадов. Они отсутствуют. Так-то-с. Стыдитесь. Вы, вероятно,

- Chu, vi ne scias, per kio diferencas la nudhautuloj disde la rampuloj? - demandadis Persikov. - Tio estas simple ridinde, junsinjoro. Pelvajn renojn ne havas la nud-hautuloj. Ili malestas. Jen. Hontu. Chu vi, vershajne, estas marksisto?

3

марксист?     - Марксист, - угасая, отвечал зарезанный. - Marksisto, - malesperighante, respondis fiaskigato.     - Так вот,  пожалуйста,  осенью,  - вежливо говорил  Персиков  и  бодро кричал Панкрату: - Давай следующего!

- Do, bonvolu autune, - ghentile diris Persikov kaj vigle kriis al Pankrat: - Bonvolu la sekvan!

     Подобно тому,  как амфибии  оживают  после  долгой засухи,  при  первом обильном  дожде,  ожил  профессор Персиков в  1926 году,  когда  соединенная американо-русская компания  выстроила,  начав  с угла  Газетного  переулка и Тверской, в  центре  Москвы, 15 пятнадцатиэтажных домов, а на окраинах - 300 рабочих  коттеджей,  каждый  на  8  квартир, раз  и навсегда  прикончив  тот страшный и смешной  жилищный  кризис, который  так терзал  москвичей  в годы 1919-1925.

Simile al tio, kiel la amfibioj revivighas post longa senakveco sub unua abunda pluvo, Profesoro Persikov revivighis en la jaro 1926, kiam la unuigita usona-rusia kompanio konstruis, komencinte de la angulo de la Gazetnij-strato kaj la Tverskaja-strato, en centro de Moskvo, 15 dek-kvinetaghajn domojn kaj en la urboperiferioj 300 laboristajn vilaojn, chiu el 8 apartamentoj, por chiam chesiginte tiun teruran kaj ridindan loghejan krizon, kiu tiel turmentis la moskvanojn en la jaroj 1919-1925.

     Вообще  это  было замечательное  лето в жизни Персикова,  и порою  он с тихим и довольным хихиканьем потирал руки, вспоминая, как он  жался с Марьей Степановной  в   2  комнатах.  Теперь  профессор  все  5   получил  обратно, расширился,  расположил  две  с  половиной  тысячи книг,  чучела, диаграммы, препараты, зажег на столе зеленую лампу в кабинете.

Ghenerale tiu somero estis rimarkinda en la vivo de Persikov, kaj foje li kun mallauta kaj kontenta rideto frotis la manojn, rememorante, kiel li malvastumis kun Maria Stepanovna en 2 chambroj. Nun la profesoro rericevis chiujn 5 chambrojn, plivastumis, lokigis 2,5 milojn da libroj, remburitajn bestofigurojn, diagramojn, preparajojn, lumigis verdan lampon sur la tablo en la kabineto.

     Институт тоже узнать было нельзя: его покрыли кремовою краской, провели по  специальному  водопроводу воду в  комнату гадов,  сменили все  стекла на зеркальные, прислали 5 новых  микроскопов, стеклянные препарационные  столы, шары по 2000 ламп с отраженным светом, рефлекторы, шкапы в музей.

Ankau la instituton ne eblis rekoni: oni kovris ghin per kremkolora farbo, alkondukis per speciala akvotubaro akvon en la chambron de amfibioj kaj reptilioj, shanghis chiujn vitrojn je glacoj, alsendis 5 novajn mikroskopojn, vitrajn sekcajn tablojn, globojn kun 2000 lampoj kun reflektata lumo, reflektilojn, shrankojn por la muzeo.

     Персиков  ожил,  и  весь  мир неожиданно узнал  об  этом, лишь только в декабре 1926 года вышла в свет брошюра:      "Еще  к вопросу  о  размножении бляшконосых  или  хитонов",  126  стр., "Известия IV Университета".

Persikov revivighis, kaj la tuta mondo subite eksciis pri tio post kiam en decembro 1926 estis publikigita la broshuro: "Ankorau suplemente al la demando pri reproduktigho de amfineuroj, au hhitonoj'. 126 paghoj. "Informoj de la 4-a Universitato".

     А  в 1927-м, осенью, капитальный труд в 350 страниц,  переведенный на 6 языков, в том числе и японский: "Эмбриология пип, чесночниц и лягушек". Цена 3 руб. Госиздат.

Kaj en 1927, autune, la fundamenta verko kun 350 paghoj, tradukita al 6 lingvoj, inkluzive la japanan: "Embriologio de pipaoj, pelobatedoj kaj ranoj". Prezo 3 rubloj. Shtateldonejo.

     А летом 1928 года произошло то невероятное, ужасное...

Kaj somere de 1928 okazis tio nekredebla, terura...

Глава 2. Цветной завиток Chapitro II Kolora spiraleto     Итак, профессор  зажег  шар  и огляделся.  Зажег рефлектор  на  длинном экспериментальном столе, надел белый халат, позвенел какими-то инструментами на столе...

Do, la profesoro lumigis la globon kaj chirkaurigardis. Li enshaltis reflektilon sur longa eksperimenta tablo, surmetis blankan kitelon, klakis per iuj instrumentoj sur la tablo...

     Многие  из 30 тысяч механических  экипажей,  бегавших в  28-м  году  по Москве, проскакивали по  улице  Герцена, шурша  по гладким  торцам,  и

Multaj el 30 miloj da mekanikaj veturiloj, trafikantaj en la jaro 28-a en Moskvo, trakuradis la Hercen-straton, susurante sur glataj pavimeroj, kaj post chiu

4

через каждую минуту с гулом и скрежетом скатывался с Герцена к Моховой трамвай 16, 22,  48  или  53-го  маршрута.  Отблески  разноцветных  огней  забрасывал  в зеркальные стекла кабинета, и  далеко  и  высоко был виден рядом с темной  и грузной шапкой храма Христа туманный, бледный месячный серп.

minuto kun bruo kaj grinco glitadis de la Hercen-strato al la Mohhovaja-strato tramo de la 16, 22, 48 au 53-a itineroj. Ghi jetadis en la glacojn de la kabineto rebrilojn de diverskoloraj lumoj, kaj fore kaj alte estis videbla nebula, pala duonluna serpo apud la malserena kaj masiva chapo de la templo de Kristo.

     Но ни  он,  ни  гул весенней Москвы  нисколько  не занимали  профессора Персикова. Он сидел на винтящемся трехногом табурете и побуревшими от табаку пальцами вертел кремальеру великолепного цейсовского  микроскопа,  в который был заложен обыкновенный  неокрашенный  препарат свежих  амеб. В тот момент, когда  Персиков  менял  увеличение с  5 на  10  тысяч,  дверь  приоткрылась, показалась остренькая бородка, кожаный нагрудник, и ассистент позвал:

Sed nek ghi, nek bruo de la printempa Moskvo iomgrade atentigis Profesoron Persikov. Li sidis sur helica tripieda tabureto kaj per la brunighintaj pro tabako fingroj turnadis ghustigan shraubon de bonega Zeiss-mikroskopo, en kiu estis enmetita ordinara nekolorigita preparajho de freshaj ameboj. En tiu momento, kiam Persikov estis shanghanta pligrandigon de 5 ghis 10 miloj, la pordo duone malfermighis, montrighis akrapinta barbeto, leda antautuko, kaj la asistanto vokis:

     - Владимир Ипатьевич, я установил брыжжейку, не хотите ли взглянуть?

- Vladimir Ipatjevich, mi metis la krispon, chu vi ne deziras rigardi?

     Персиков  живо  сполз  с табурета,  бросил  кремальеру  на полдороге и, медленно  вертя  в  руках  папиросу, прошел  в  кабинет  ассистента. Там, на стеклянном  столе, полузадушенная  и обмершая от страха и  боли лягушка была распята на пробковом штативе, а ее прозрачные слюдяные внутренности вытянуты из окровавленного живота в микроскоп.

Persikov vigle glitis desur la tabureto, lasinte la ghustig-shraubon duonvoje, kaj, malrapide turnante cigaredon en la manoj, trairis en la kabineton de la asistanto. Tie, sur la vitra tablo, rano, duonasfiksiighinta kaj svenanta pro teruro kaj doloro, estis sternita sur korka stativo, kaj ghia diafana glimeca tripo estis elmetita el la sanganta ventro sub mikroskopon.

     - Очень хорошо, - сказал Персиков и припал глазом к окуляру микроскопа.

- Tre bone, - diris Persikov kaj aligis la okulon al okulario de la mikroskopo.

     Очевидно, что-то  очень  интересное можно  было рассмотреть в брыжжейке лягушки, где, как  на  ладони видные, по  рекам сосудов  бойко  бежали живые кровяные шарики. Персиков забыл о своих амебах и в течении полутора часов по очереди  с  Ивановым  припадал к  стеклу  микроскопа.  При  этом оба  ученых перебрасывались оживленными, но непонятными простым смертным словами.

Evidente, eblis elrigardi ion ekstreme interesan en la krispo de la rano, kie, videblaj kvazau sur manplato, lau riveroj de angioj vigle cirkulis vivantaj globuloj. Persikov forgesis pri siaj ameboj kaj dum horo kaj duono alterne kun Ivanov rigardis tra la lenso de la mikroskopo. Che tio ambau sciencistoj intershanghadis per viglaj, sed nekompreneblaj por ordinaruloj vortoj.

     Наконец Персиков отвалился от микроскопа, заявив:

Finfine Persikov deflankighis de la mikroskopo, dirinte:

     - Сворачивается кровь, ничего не поделаешь. - La sango koagulighas, bedaurinde.     Лягушка  тяжко  шевельнула  головой,  и в  ее  потухающих  глазах  были явственны слова: "сволочи вы, вот что..."

La rano pene movetis la kapon, kaj en ghiaj malvivighantaj okuloj klare vidighis la vortoj: "Kanajloj vi estas, jen kio..."

     Разминая  затекшие ноги,  Персиков  поднялся, вернулся в  свой кабинет, зевнул, потер пальцами вечно воспаленные веки и, присев на табурет, заглянул в микроскоп, пальцы он наложил  на кремальеру и уже собирался двинуть  винт, но не двинул.  Правым глазом  видел Персиков

Malstrechante la rigidighintajn krurojn, Persikov levighis, revenis en sian kabineton, oscedis, frotis per la fingroj la konstante inflamighantajn palpebrojn kaj, eksidinte sur la tabureton, enrigardis en la mikroskopon, la fingrojn li metis sur la ghustigshraubon kaj jam estis turnonta ghin, sed ne

5

мутноватый белый  диск  и в нем смутных белых  амеб, а посредине диска  сидел  цветной  завиток,  похожий на женский локон. Этот  завиток и  сам  Персиков, и сотни его  учеников  видели очень много  раз и никто  не интересовался им,  да и  незачем  было. Цветной пучок света лишь  мешал  наблюдению и показывал, что  препарат  не в фокусе. Поэтому его безжалостно  стирали  одним поворотом винта, освещая поле ровным белым светом.  Длинные пальцы зоолога уже вплотную  легли на нарезку винта и вдруг дрогнули и слезли. Причиной этого был правый глаз Персикова, он  вдруг насторожился, изумился, налился даже тревогой. Не бездарная посредственность на горе республике сидела  у микроскопа. Нет, сидел профессор Персиков!  Вся жизнь, его помыслы сосредоточились в  правом глазу.  Минут  пять  в каменном молчании высшее существо наблюдало низшее, мучая и напрягая глаз над стоящим вне фокуса  препаратом.  Кругом все  молчало.  Панкрат  заснул уже  в  своей комнате  в  вестибюле,  и  один  только  раз в отдалении музыкально и  нежно прозвенели стекла в шкапах - это  Иванов, уходя, запер свой кабинет.  За ним простонала входная дверь. Потом уже послышался голос профессора. У  кого  он спросил - неизвестно.

turnis. Per la dekstra okulo Persikov vidis duondiafanan blankan diskon kaj en ghi malklarajn palajn amebojn, kaj meze de la disko situis kolora spiraleto, simila al virina buklo. Tian spiraleton kaj Persikov mem, kaj centoj da liaj lernantoj vidis multfoje, sed neniu interesighis pri ghi, char ne estis bezono pri tio. La kolora fasketo da lum-radioj nur malhelpis la observadon kaj montris, ke la preparajho ne estas en la fokuso. Tial oni kutime senkompate forvishis ghin per unu turno de la shraubo, prilumigante la spacon per homogena blanka lumo. La longaj fingroj de la zoologo jam firmkontakte ekkushis sur la kapon de la shraubo, sed subite ektremis kaj deglitis. Tion kauzis la dekstra okulo de Persikov, ghi subite atentstrechighis, ekmiregis, ech plenighis per alarmo. Ne sentalenta ordinarulo sidis che la mikroskopo por la plago de la respubliko. Ne, sidis Profesoro Persikov! La tuta lia vivo, liaj revoj koncentrighis en la dekstra okulo. Chirkau kvin minutojn en shtona silento la supera estajho observis la malsuperan, turmentante kaj strechante la okulon super la preparajho, situanta ekster la fokuso. Chio silentis chirkaue. Pankrat jam ekdormis en sia chambro en la vestiblo, kaj nur foje en malproksimo muzikece kaj milde ektintis vitroj en shrankoj - tio Ivanov, forironte, shlosis sian kabineton. Post li ghemsonis la enira pordo. Jam poste audighis la profesora vocho. Ne estis klare, kiun li demandis:

     - Что такое? Ничего не понимаю... - Kio ghi estas? Mi nenion komprenas...     Запоздалый грузовик прошел  по улице  Герцена,  колыхнув  старые  стены института.  Плоская  стеклянная  чашечка  с  пинцетами  звякнула  на  столе. Профессор  побледнел  и  занес  руку над  микроскопом, так,  словно мать над дитятей,  которому угрожает опасность.  Теперь  не могло быть  и речи о том, чтобы  Персиков  двинул  винт,  о  нет, он  боялся  уже, чтобы  какая-нибудь посторонняя сила не вытолкнула из поля зрения того, что он увидел.

Malfrua kamiono traveturis la Hercen-straton, skuinte la malnovajn murojn de la instituto. Plata vitra taseto kun pinchiloj ektintis sur la tablo. La profesoro palighis kaj levis la manojn super la mikroskopo, kvazau la patrino super la infano, al kiu minacas danghero. Nun ne plu temis ech pri tio, ke Persikov ekturnu la shraubon, ho ne, li jam timis, ke iu flanka forto povas elpushi el la rigardkampo tion, kion li ekvidis.

     Было полное белое утро с золотой полосой, перерезавшей кремовое крыльцо института, когда  профессор покинул микроскоп и подошел на онемевших ногах к окну.  Он дрожащими  пальцами нажал кнопку,  и черные  глухие шторы  закрыли утро, и в кабинете ожила мудрая ученая ночь. Желтый  и вдохновенный Персиков растопырил ноги и заговорил, уставившись в паркет слезящимися глазами:

Estis jam profunda blanka mateno kun ora strio, strekuminta la kremkoloran peronon de la instituto, kiam la profesoro forlasis la mikroskopon kaj aliris fenestron sur la rigidighintaj piedoj. Li premis per la tremantaj fingroj butonon, kaj nigraj densaj kurtenoj shirmis la matenon, kaj en la kabineto revivighis la sagheca sciencista nokto. La flavighinta kaj vervighinta Persikov dismetis la piedojn kaj ekparolis, fiksrigardante la pargeton per la larmantaj okuloj:

     - Но как же это так? Ведь это же чудовищно!.. Это чудовищно, господа, - повторил  он,

- Sed, kiel do tio okazas? Ja tio estas terure!.. Terure, sinjoroj, - ripetis li, turnante sin al bufoj en la terario,

6

обращаясь к жабам  в террарии,  но жабы спали и ничего ему  не ответили.

sed la bufoj dormis kaj nenion respondis al li.

     Он помолчал,  потом  подошел к  выключателю,  поднял шторы, потушил все огни  и  заглянул  в  микроскоп. Лицо  его  стало  напряженным,  он  сдвинул кустоватые желтые брови.

Li eksilentis, poste aliris la shaltilon, levis la kurtenojn, forshaltis chiujn lumojn kaj rigardis en la mikroskopon. Lia vizagho strechighis, li kuntiris la fasketozajn flavajn brovojn.

     - Угу, угу, -  пробурчал он, - пропал. Понимаю. По-о-нимаю,  - протянул он  сумасшедше  и  вдохновенно, глядя  на погасший шар над  головой,  -  это просто.

- Uhu, uhu, - murmuris li, - jen ghi malaperis. Kompreneble. Ko-o-mpreneble, - longtiris li, furioze kaj admire rigardante la mallumighintan globon super la kapo, - tio estas simpla.

     И  он  вновь  опустил  шипящие  шторы и  вновь  зажег шар.  Заглянул  в микроскоп, радостно и как бы хищно осклабился.

Kaj li denove mallevis la susurantajn kurtenojn kaj denove lumigis la globon. Li rigardis en la mikroskopon, ghoje kaj iel rabece grimacis.

     -  Я  его поймаю,  - торжественно  и важно  сказал  он, поднимая  палец кверху. - Поймаю. Может быть, и от солнца.

- Mi kaptos ghin, - solene kaj gravmiene diris li, levante la fingron supren, - kaptos. Eble ankau per la suno.

     Опять  шторы  взвились.  Солнце  было  налицо.  Вот  оно  залило  стены института и  косяком легло  на  торцах  Герцена.  Профессор смотрел  в окно, соображая,  где будет солнце  днем. Он то отходил,  то приближался, легонько пританцовывая, и наконец животом лег на подоконник.

Denove la kurtenoj saltlevigis. La suno jam estis antauokuie. Jen ghi supervershis la murojn de la instituto kaj oblikve ekkushis sur la pavimerojn de la Hercen-strato. La profesoro rigardis en la fenestron, cerbumante, kie estos la suno tage. Li estis jen deiranta, jen alproksimighanta, iomete dancante, kaj finfine ekkushis per la ventro sur la fenestrobreton.

     Приступил  к важной и таинственной работе.  Стеклянным колпаком  накрыл микроскоп.  На  синеватом  пламени  горелки расплавил кусок сургуча  и  края колокола припечатал  к столу, а  на  сургучных  пятнах оттиснул свой большой палец. Газ потушил, вышел и дверь кабинета запер на английский замок.

Li komencis gravan kaj misteran laboron. Li shirmis la mikroskopon per vitra klosho. Super blueta flamo de brulilo li fandis pecon da sigelvakso kaj algluis randojn de la klosho al la tablo kaj sur la vaksaj makuloj premsignis sian dikfingron. Li estingis la gasflamon, eliris kaj shlosis la pordon de la kabineto per la angla seruro.

     Полусвет  был  в коридорах  института. Профессор  добрался  до  комнаты Панкрата и долго и безуспешно стучал в нее. Наконец, за  дверью  послышалось урчанье  как бы  цепного пса, харканье  и мычанье,  и  Панкрат  в  полосатых подштанниках, с завязками на щиколотках предстал в  светлом пятне. Глаза его дико уставились на ученого, он еще легонько подвывал со сна.

En koridoroj de la instituto estis duonlumo. La profesoro atingis la chambron de Pankrat kaj longe sensukcese frapis ghin. Finfine post la pordo audighis kvazau grumblo de chen-hundo, sputado kaj mugho, kaj Pankrat en strikolora subpantalono kun ligshnuretoj sur la maleoloj aperis en luma makulo. Liaj okuloj freneze rigardachis la scienciston, li ankorau hurletis tra la dormo.

     - Панкрат, -  сказал профессор,  глядя на него поверх  очков, - извини, что я тебя  разбудил. Вот что, друг, в мой кабинет завтра утром не ходить. Я там работу оставил, которую сдвигать нельзя. Понял?

- Pankrat, - diris la profesoro, rigardante al li super la okulvitroj, - pardonu, ke mi vekis vin. Jen kio, amiko, en mian kabineton morgau ne eniru. Mi lasis tie laborajhon, kiun ne licas movi. Chu vi komprenis?

     -  У-у-у,  по-по-понял,  -  ответил  Панкрат,   ничего   не  поняв.  Он пошатывался и рычал.

- U-u-u, ko-ko-komprenis, - respondis Pankrat, nenion kompreninte. Li shancelighetis kaj mughis.

     - Нет, слушай, ты проснись, Панкрат, - молвил зоолог и легонько потыкал Панкрата  в  ребра, отчего у того на  лице получился испуг и  некоторая тень осмысленности в глазах.  - 

- Ne, auskultu, vi vekighu, Pankrat, - diris la zoologo kaj piketis la ripojn de Pankrat, pro kio sur ties vizagho rezultis ektimo kaj ioma grado de ekkonscio en la okuloj. - La kabineton mi shlosis, - daurigis

7

Кабинет я  запер, -  продолжал Персиков,  -  так убирать его не нужно до моего прихода. Понял?

Persikov, - do ne necesas ordigi ghin ghis mia reveno. Chu vi komprenis?

     - Слушаю-с, - прохрипел Панкрат. - Plenumotas, - traraukis Pankrat.     - Ну вот и прекрасно, ложись спать. - Nu jen bonege, enlitighu.     Панкрат  повернулся, исчез в  двери и  тотчас  обрушился  в  постель, а профессор стал одеваться в вестибюле. Он надел серое  летнее пальто и мягкую шляпу, затем, вспомнив  про картину в микроскопе, уставился  на свои калоши, словно видел их впервые.  Затем левую надел и на левую хотел  надеть правую, но та не полезла.

Pankrat turnighis, malaperis en la pordo kaj tuje falis sur la liton, kaj la profesoro komencis vesti sin en la vestiblo. Li surmetis grizan someran palton kaj molan chapelon, poste, rememorinte pri la bildo en la mikroskopo, fikse ekrigardis siajn galoshojn kaj rigardis al ili kelkajn sekundojn, kvazau ekvidis tiujn unuan fojon. Poste li surmetis la maldekstran kaj intencis surmeti sur la maldekstran la dekstran, sed tiu ne obeis.

     - Какая чудовищная случайность, что он меня отозвал, - сказал ученый, - иначе я его так бы и не  заметил. Но  что это сулит?..  Ведь  это сулит черт знает что такое!..

- Kia terura hazardajo estas, ke li forvokis min, - diris la sciencisto, - aliokaze mi pretervidus ghin. Sed kion tio promesas?.. Ja tio promesas diablo scias kion!..

     Профессор  усмехнулся, прищурился на  калоши и  левую  снял,  а  правую надел. - Боже мой! Ведь даже нельзя представить  себе всех  последствий... - Профессор  с презрением ткнул левую калошу, которая раздражала его, не желая налезать  на  правую,  и  пошел к выходу в одной калоше.  Тут же он  потерял носовой платок и вышел, хлопнув тяжелою  дверью. На крыльце он долго искал в карманах  спички,  хлопая  себя  по  бокам, нашел  и  тронулся  по  улице  с незажженной папиросой во рту.

La profesoro ekridetis, duonferme okulumis la galoshojn kaj la maldekstran demetis, sed la dekstran surmetis. - Dio mia! Ja ech ne eblas imagi chiujn postsekvojn... La profesoro malestime piedpushis la maldekstran galoshon, kiu incitis lin, ne dezirante surmetighi sur la dekstran, kaj ekiris al la elirejo en sola galosho. Li tuje perdis naztukon kaj eliris, frapinte per la peza pordo. Sur la perono li longe serchis en la poshoj alumetojn, frapante siajn flankojn, trovis kaj ekiris tra la strato kun nebruligita cigaredo en la busho.

     Ни  одного человека ученый не встретил до  самого храма. Там профессор, задрав голову,  приковался к золотому шлему. Солнце сладостно  лизало  его с одной стороны.

Ech unu homon ne renkontis la sciencisto ghis la templo. Tie la profesoro, suprenlevinte la vizaghon, okulfiksighis al la ora helmo. La suno frandeme lekis ghin de unu flanko.

     -  Как же  раньше я не видал его, какая случайность?..  Тьфу, дурак,  - профессор наклонился и задумался, глядя на разно обутые ноги, - гм... как же быть? К  Панкрату  вернуться?  Нет,  его не разбудишь.  Бросить  ее, подлую, жалко. Придется в руках нести. - Он снял калошу и брезгливо понес ее.

- Kial do mi antaue ne vidis ghin, kia hazardajho?.. Fi, idioto, - la profesoro klinighis kaj ekmeditis, rigardante al la diversvestitaj piedoj, - hm... kion do fari? Chu reveni al Pankrat? Ne, ne eblas veki lin. Forjheti ghin, achan, estus domaghe. Necesas porti en la manoj. Li demetis la galoshon kaj abomeneme ekportis ghin.

     На  старом  автомобиле  с Пречистенки  выехали  трое. Двое  пьяных и на коленях у  них ярко раскрашенная женщина  в шелковых шароварах по моде 28-го года.

En malnova automobilo de la Prechistenka-strato elveturis triopo. Du ebrietaj uloj kaj sur iliaj genuoj puca virino en silka pufpantalono lau la modo de la jaro 28-a.

     -  Эх,  папаша!  - крикнула  она низким сиповатым  голосом. -  Что ж ты другую-то калошу пропил!

- Hej, onkleto! - kriis shi per malalta sibleta vocho, - chu vi fordrinkis la duan galosheton?

     -  Видно,  в  Альказаре  набрался  старичок, - завыл левый  пьяненький, правый высунулся из автомобиля и прокричал:

- Vershajne, en "Alkazar" satighis la olduleto, - ekridachis la maldekstra ebria ulo, la dekstra elshovis sin el la automobilo kaj kriis:

     - Отец, что, ночная на Волхонке открыта? Мы туда!

- Onklo, chu la noktdrinkejo en la Volhhonka-strato estas malfermita? Ni veturas tien!

8

     Профессор  строго  посмотрел  на  них  поверх  очков,  выронил изо  рта папиросу  и тотчас  забыл об  их  существовании. На  Пречистенском  бульваре рождалась солнечная прорезь, а шлем Христа начал пылать. Вышло солнце.

La profesoro rigore rigardis al ili super la okulvitroj, fallasis la cigaredon el la busho kaj tuje forgesis pri ilia ekzisto. Sur la Prechistenskij-bulvardo naskighis suna fendo, kaj la helmo de la Kristo-templo ekflagris. La suno levighis.

Глава 3. Персиков поймал Chapitro III Persikov kaptis     Дело было вот в чем. Когда профессор  приблизил свой гениальный  глаз к окуляру,  он  впервые в жизни обратил  внимание на  то, что  в  разноцветном завитке особенно ярко и жирно выделялся один луч. Луч этот был ярко-красного цвета и из  завитка выпадал, как маленькое острие, ну, скажем, с иголку, что ли.

La afero estis jena. Kiam la profesoro proksimigis sian genian okulon al la okulario, li unuafoje en la vivo atentis tion, ke en la multkolora spiraleto precipe brile kaj reliefe apartighis unu radio. La radio estis helrugha kaj elfalis el la spiraleto, kvazau eta akrajho, simila, ekzemple, al kudrilo.

     Просто уж такое несчастье, что на  несколько секунд  луч  этот приковал наметанный взгляд виртуоза.

Estas simple malfelicho, ke tiu radio por kelkaj sekundoj atentigis la spertan okulon de la virtuozo.

     В нем, в луче, профессор разглядел то, что было тысячу раз значительнее и важнее  самого луча, непрочного дитяти, случайно  родившегося при движении зеркала  и  объектива микроскопа.  Благодаря  тому,  что  ассистент  отозвал профессора,  амебы  пролежали  полтора  часа  под  действием  этого  луча  и получилось вот  что: в  то время,  как  в  диске  вне  луча  зернистые амебы валялись  вяло и беспомощно,  в том месте, где пролегал красный  заостренный меч,  происходили  странные  явления.  В  красной  полосочке  кипела  жизнь. Серенькие амебы, выпуская ложноножки, тянулись изо всех сил в красную полосу и в ней (словно волшебным образом) оживали. Какая-то сила вдохнула в них дух жизни. Они лезли  стаей и боролись друг с другом за место в луче.  В нем шло бешеное, другого  слова  не подобрать, размножение. Ломая и  опрокидывая все законы, известные  Персикову как  свои пять пальцев,  они почковались на его глазах с молниеносной быстротой. Они разваливались на части в луче, и каждая из  частей  в  течении  2 секунд  становилась новым и свежим организмом. Эти организмы в несколько мгновений достигали роста и зрелости лишь затем, чтобы в свою очередь  тотчас же дать новое поколение. В  красной полосе, а потом и во всем  диске  стало тесно, и началась  неизбежная борьба.  Вновь рожденные яростно набрасывались  друг  на  друга и  рвали в  клочья  и  глотали. Среди рожденных  лежали трупы погибших в борьбе за существование. Побеждали лучшие и сильные. И эти лучшие были ужасны. Во-первых, они объемом приблизительно в два  раза  превышали 

En ghi, en la radio, la profesoro ekvidis tion, kio estis miloble pli grava ol la radio mem, tiu efemera infano, kiu hazarde naskighis che movo de la glaco kaj objektivo de la mikroskopo. Dank'al tio, ke la asistanto forvokis la profesoron, la ameboj kushis dum horo kaj duono sub influo de tiu radio, kaj rezultis jeno: en la disko ekster la radio la grajnoformaj ameboj kushachis malaktive kaj senhelpe, sed, en la loko, kiun trais la rugha akra glaveto, okazis strangaj fenomenoj. En la rugha strieto bolis la vivo. La grizetaj ameboj, eitirante la pseudopiedojn, tutforte strebis al la rugha strio kaj en ghi (kvazau sorche) revivighis. Iu magio enspiris en ilin vivoforton. Ili rampis are kaj interbatalis por loko en la radio. En ghi pasis freneza, alia vorto ne troveblas, reproduktigho. Rompante kaj renversante chiujn leghojn, konatajn al Persikov kiel propraj kvin fingroj, ili burghonis fulmrapide antau liaj okuloj. Ili dispecighis en la radio kaj chiu el la pecetoj dum 2 sekundoj ighis nova kaj fresha organismo. Tiuj organismoj estis momente atingantaj plenkreskon kaj maturecon nur por tuje doni siavice novan generacion. En la rugha strio kaj poste en la tuta disko ighis malvaste, kaj komencighis neevitebla interbatalo. La jhus naskitaj furioze atakis unu la alian, disshiradis je pecetoj kaj englutadis. Inter la naskitoj kushis kadavroj de la pereintoj en batalo por la ekzisto. Venkadis la plej bonaj kaj fortaj. Kaj tiuj plej bonaj estis teruraj. Unue, ili lau la amplekso proksimume duoble superis la ordinarajn amebojn kaj, due, distingighis per ia specifa agresemo kaj viglo. Iliaj movoj estis impetaj, iliaj pseudopiedoj estis multe pli longaj, ol la ordinaraj, kaj funkciis, sen troigo, kvazau polpaj tentakloj.

9

обыкновенных  амеб, а во-вторых,  отличались  какой-то особенной злостью и резвостью. Движения их были стремительны,  их ложноножки гораздо  длиннее нормальных,  и работали  они  ими,  без  преувеличения, как спруты щупальцами.     Во  второй  вечер профессор,  осунувшийся  и  побледневший,  без  пищи, взвинчивая себя лишь толстыми самокрутками, изучал новое поколение амеб, а в третий день он перешел к первоисточнику, то есть к красному лучу.

En la dua vespero la profesoro, malviglighinta kaj palighinta, sen mangho, ekscitante sin nur per dikaj memfaritaj cigaredoj, observis novan generacion de ameboj, kaj en la tria tago li transiris al la komencfonto, tio estas al la rugha strio.

     Газ  тихонько шипел  в  горелке,  опять по улице  шаркало  движение,  и профессор,  отравленный сотой  папиросою,  полузакрыв  глаза,  откинулся  на спинку винтового кресла.

Gaso sibletis en la brulilo, denove sur la strato susuris la trafiko, kaj la profesoro, venenigita per la centa cigaredo, duonferminte la okulojn, apogis sin je dorso de la helica braksegho.

     -  Да, теперь все ясно.  Их оживил  луч.  Это новый,  не  исследованный никем,  никем  не обнаруженный  луч. Первое,  что придется выяснить,  это  - получается  ли он только от  электричества или также и от солнца, - бормотал Персиков самому себе.

- Jes, nun chio estas klara. La radio vivigis ilin. Tio estas nova, de neniu esplorita, de neniu trovita radio. La unua, kion necesas klarigi, tio estas - chu ghi rezultas nur pro elektrolumo au ankau pro la suno, - murmuris Persikov al si mem.

     И в течение еще  одной ночи это  выяснилось.  В три микроскопа Персиков поймал три луча, от солнца ничего не поймал и выразился так:

Kaj dum ankorau unu nokto tio klarighis. Per tri mikroskopoj Persikov kaptis tri radiojn, nenion kaptis de la suno kaj esprimighis tiel:

     -  Надо  полагать,  что  в  спектре солнца его нет...  гм... ну,  одним словом, надо полагать, что добыть его можно только от электрического  света. - Он любовно поглядел на матовый шар вверху, вдохновенно подумал и пригласил к себе в кабинет Иванова. Он все ему рассказал и показал амеб.

- Necesas konkludi, ke en la spektro de la suno ghi malestas... hm... nu, unuvorte, necesas konkludi, ke eblas akiri ghin nur el la elektrolumo. - Li admire rigardis al la duondiafana globo supre, entuziasmece pripensis kaj invitis en sian kabineton la asistanton Ivanov. Li chion rakontis al li kaj montris la amebojn.

     Приват-доцент  Иванов был  поражен, совершенно  раздавлен: как же такая простая вещь,  как  эта тоненькая стрела,  не  была  замечена  раньше,  черт возьми! Да  кем  угодно,  и  хотя  бы  им,  Ивановым,  и  действительно  это чудовищно! Вы только посмотрите...

La privat-docento Ivanov estis konsternita, absolute perpleksigita: kial do tia simpla ajho, kiel tiu minca sageto, ne estis rimarkita antaue, diablo prenu! De iu ajn, inkluzive lin mem, Ivanov'on, kaj efektive tio estas terure! Vi nur rigardu...

     - Вы посмотрите, Владимир Ипатьевич! - говорил Иванов, в ужасе прилипая глазом  к  окуляру. - Что  делается?! Они растут на моих глазах...  Гляньте, гляньте...

- Vi rigardu, Vladimir Ipatjich! - diris Ivanov, terurigite algluighante per la okulo al la okulario, - kio okazas? Ili kreskas fulmrapide... Rigardu, rigardu...

     - Я их наблюдаю уже третий день, - вдохновенно ответил Персиков.

- Mi observas ilin jam la trian tagon, - solene respondis Persikov.

     Затем произошел между двумя учеными разговор, смысл которого сводился к следующему: приват-доцент  Иванов берется соорудить при помощи линз и зеркал камеру,  в которой можно  будет  получить этот луч  в увеличенном виде и вне микроскопа.  Иванов  надеется, даже  совершенно уверен, что  это чрезвычайно просто. Луч он получит, Владимир

Poste inter la du sciencistoj okazis parolo, kies senco estis jena: la privat-docento Ivanov prenas al si taskon konstrui pere de lensoj kaj glacoj kameron, en kiu eblos ricevi tiun radion pli granda kaj ekster mikroskopo. Ivanov esperas, ech tute certas, ke tio estas ekstreme simple. La radion li ricevos, Vladimir Ipatjevich ech ne dubu pri tio. Che tio okazis malgranda embaraso.

10

Ипатьевич может в этом  не сомневаться. Тут произошла маленькая заминка.     -  Я, Петр  Степанович,  когда  опубликую  работу, напишу,  что  камеры сооружены вами, - вставил Персиков, чувствуя, что заминочку надо разрешить.

- Mi, Pjotr Stepanovich, kiam publikigos la verkon, indikos, ke la kameroj estis konstruitaj de vi, - prononcis Persikov, sentante, ke necesas likvidi la embaraseton.

     - О, это не важно... Впрочем, конечно... - Ho, tio ne gravas... Kvankam, certe...     И заминочка тотчас разрешилась. С этого времени луч поглотил и Иванова. В то время, как Персиков, худея и истощаясь, просиживал дни и половину ночей за  микроскопом, Иванов  возился в  сверкающем от ламп  физическом кабинете, комбинируя линзу и зеркала. Помогал ему механик.

Kaj la embaraseto estis likvidita. Ekde tiu momento la radio absorbis ankau Ivanov'on. Tiam, kiam Persikov, malgrasighante kaj trivighante, sidis dum tagoj kaj duonnoktoj che la mikroskopo, Ivanov klopodis en la scintilanta pro lampoj fizika kabineto, kombinante lensojn kaj glacojn. Al li helpis mekanikisto.

     Из  Германии, после запроса  через комиссариат  просвещения,  Персикову прислали   три   посылки,   содержащие  в   себе  зеркала,   двояковыпуклые, двояковогнутые   и  даже  какие-то  выпукло- вогнутые  шлифованные  стекла. Кончилось  все это  тем, что Иванов соорудил  камеру  и в  нее действительно уловил  красный луч.  И надо  отдать справедливость,  уловил  мастерски: луч вышел кривой, жирный, сантиметра 4 в поперечнике, острый и сильный.

Oni sendis al Persikov el Germanio post mendo pere de la komisariato pri klerigo, tri pakajojn, entenantajn glacojn, bikonveksajn, bikonkavajn kaj ech iajn konveksa-konkavajn poluritajn glacojn. Chio-chi finighis per tio, ke Ivanov konstruis la kameron kaj efektive kaptis en ghin la rughan radion. Kaj necesas pritaksi juste: li kaptis majstre: la radio rezultis dika, chirkau 4 centimetrojn transverse, akra kaj forta.

     1-го июня  камеру  установили  в  кабинете Персикова, и  он жадно начал опыты  с  икрой  лягушек,  освещенной  лучом.  Опыты  эти  дали  потрясающие результаты. В течение двух  суток из икринок вылупились тысячи головастиков. Но  этого мало,  в  течение одних  суток  головастики выросли  необычайно  в лягушек,  и  до  того злых  и  прожорливых,  что  половина  их  тут  же была перелопана  другой  половиной.  Зато  оставшиеся в  живых  начали вне всяких сроков метать икру и в 2 дня уже без  всякого луча вывели новое поколение, и при  этом  совершенно  бесчисленное. В  кабинете ученого началось черт знает что: головастики расползлись из кабинета  по всему институту, в террариях  и просто  на полу,  во всех закоулках  завывали  зычные  хоры, как на  болоте. Панкрат, и так боявшийся Персикова как огня, теперь испытывал по отношению к нему одно чувство: мертвенный ужас. Через неделю и  сам ученый почувствовал, что шалеет.  Институт  наполнился запахом эфира и цианистого калия,  которым чуть-чуть не  отравился  Панкрат,  не  вовремя  снявший  маску.  Разросшееся поколение, наконец, удалось перебить ядами, кабинеты проветрить.

La 1-an de junio oni instalis la kameron en la kabineto de Persikov, kaj li avide komencis esploradon de frajo de ranoj, prilumita de la radio. Tiu esplorado donis frapajn rezultojn. Dum 2 tagnoktoj el la frajeroj elovighis miloj da ranidoj. Sed tio ne estas fino, dum unu tagnokto la ranidoj elkreskis eksterordinare je ranoj, tiom agresivaj kaj voremaj, ke duono el ili estis tuje forvorita de la alia duono. Sed la restintaj vivi komencis ekster ajnaj limperiodoj fraji kaj dum 2 tagoj jam sen ajna radio produktis novan generacion, tute sennombran. En la kabineto de la sciencisto komencighis diablo scias kio: la ranidoj disrampis el la kabineto tra la tuta instituto, en terarioj kaj simple surplanke, en chiuj anguletoj kvakadis lautegaj hhoroj kvazau en marcho. Pankrat, sen tio timanta Persikov'on kiel la flamon, nun havis al li solan senton: mortigan teruron. Post semajno la sciencisto mem eksentis, ke li frenezighas. La instituto plenighis je odoro de etero kaj kalia cianido, pro kiu Pankrat, ne ghustatempe demetinta maskon, preskau venenighis. La svarmighantan marchan generacion oni finfine sukcesis mortigi per la venenajhoj, la kabinetojn aerumi.

     Иванову Персиков сказал так: Persikov diris al Ivanov jenon:     -  Вы знаете, Петр  Степанович, действие луча - Atentu, Pjotr Stepanovich, efiko de la radio al

11

на дейтероплазму и вообще на яйцеклетку изумительно.

nukleo-plasmo kaj ghenerale al ovolo estas mirinda.

     Иванов, холодный и  сдержанный джентльмен, перебил профессора необычным тоном:

Ivanov, senemocia kaj diskreta ghentlemano, interrompis la profesoron per neordinara tono:

     -  Владимир  Ипатьевич,  что  же  вы  толкуете  о  мелких  деталях,  об дейтероплазме.  Будем  говорить  прямо:  вы  открыли  что-то  неслыханное, - видимо,  с  большой потугой, но  все  же  Иванов выдавил из  себя  слова:  - профессор Персиков, вы открыли луч жизни!

- Vladimir Ipatjevich, kial do vi rezonadas pri etaj detaloj, pri la nukleoplasmo? Ni diru rekte: vi malkovris ion senprecedencan. - Evidente kun granda peno, tamen Ivanov elpremis el si la vortojn: - Profesoro Persikov, vi malkovris la radion de vivo!

     Слабая краска показалась на бледных, небритых скулах Персикова.

loma rughigho aperis sur la palaj, nerazitaj zigomoj de Persikov.

     - Ну-ну-ну, - пробормотал он. - Nu-nu-nu, - balbutis li.     - Вы, - продолжал Иванов, - вы приобретете такое имя... У меня кружится голова.  Вы  понимаете, - продолжал он страстно, - Владимир Ипатьевич, герои Уэллса по сравнению с вами  просто вздор...  А я-то думал, что это сказки... Вы помните его "Пищу богов"?

- Vi, - daurigis Ivanov, - vi akiros tian nomon... Mia kapo turnighas. Chu vi komprenas, - daurigis li verve, - Vladimir Ipatjevich, la personajhoj de Wells kompare kun vi estas simple bagatelo... Sed mi ja opiniis, ke tio estas fabeloj... Chu vi memoras lian "Nutrajo de Dioj"?

     - А, это роман, - ответил Персиков. - Ha, tio estas romano, - respondis Persikov.     - Ну да, господи, известный же!.. - Nu jes, Dio mia, la fama ja!..     - Я забыл его, - ответил Персиков, - помню, читал, но забыл.

- Mi forgesis ghin, - respondis Persikov, - mi memoras, ke legis, sed forgesis.

     - Как же вы не  помните, да вы гляньте,  - Иванов  за ножку  поднял  со стеклянного стола  невероятных размеров мертвую  лягушку с распухшим брюхом. На  морде  ее  даже после смерти было  злобное  выражение,  -  ведь  это  же чудовищно!

- Kial do vi ne memoras, vi nur rigardu, - Ivanov levis je piedeto desur la vitra tablo mortintan ranon de eksterordinara amplekso kun shvelinta ventro. Ghia muzelo ech post la morto havis minacan esprimon, - ja tio estas terure!

     Глава 4. Попадья Дроздова Chapitro IV Popvidvino Drozdova

     Бог  знает  почему,   Иванов  ли  тут  был  виноват,  или  потому,  что сенсационные  известия  передаются  сами  собой  по  воздуху,  но  только  в гигантской кипящей Москве вдруг  заговорили о луче и о профессоре Персикове. Правда, как-то вскользь и очень туманно. Известие о чудодейственном открытии прыгало, как подстреленная птица, в светящейся столице, то исчезая, то вновь взвиваясь, до половины июля, когда на  20-й странице  газеты  "Известия" под заголовком "Новости науки и  техники" появилась короткая заметка, трактующая о  луче.  Сказано  было глухо,  что  профессор IV университета  изобрел луч, невероятно повышающий  жизнедеятельность низших организмов, и  что  луч этот нуждается  в  проверке.  Фамилия,  конечно,  была  переврана  и  напечатано: "Певсиков".

Dio scias kial, chu Ivanov kulpis pri tio au sensaciaj novajhoj transdonighas mem en la aero, sed en la giganta svarma Moskvo oni subite ekparolis pri la radio kaj pri profesoro Persikov. Tamen iel suprajhe kaj nebule. La novajho pri la mirakla malkovro saltadis, kvazau pafvundita birdo, en la lumoplena chefurbo, jen malaperante, jen denove ekflugante, ghis la mezo de julio, kiam sur la 20-a pagho de la jhurnalo "Izvestija" sub la titolo "Novajhoj de scienco kaj tekniko" aperis mallonga artikoleto, traktanta pri la radio. Estis diskrete dirite, ke fama profesoro de la 4-a Universitato malkovris radion, kiu eksterordinare pliigas vivaktivadon de malsuperaj organismoj kaj ke tiu radio bezonas ekzamenadon. La familinomo certe estis kripligita kaj presita: "Pevsikov".

     Иванов принес газету и показал Персикову Ivanov alportis la jhurnalon kaj montris al Persikov la

12

заметку. artikoleton.     -  "Певсиков",  -  проворчал  Персиков, возясь  с камерой в кабинете, - откуда эти свистуны все знают?

- "Pevsikov" - elgrumblis Persikov, manipulante per la kamero en la kabineto, - de kie tiuj fajfuloj chion scias?

     Увы,  перевранная фамилия  не  спасла  профессора  от  событий,  и  они начались на другой же день, сразу нарушив всю жизнь Персикова.

Ve, la kripligita familinomo ne savis la profesoron de la eventoj, kaj tiuj komencighis en la sekva tago, tuje renversinte la tutan vivon de Persikov.

     Панкрат,  предварительно  постучавшись,  явился  в  кабинет  и   вручил Персикову великолепную атласную визитную карточку.

Pankrat, anticipe pordofrapinte, venis en la kabineton kaj enmanigis al Persikov bonegan atlasan vizitkarteton.

     - Он тамотко, - робко прибавил Панкрат. На карточке было напечатано изящным шрифтом:

- Li estas tie, - malkuraghe diris Pankrat. Sur la karteto estis presite per luksa literaro:

    Альфред Аркадьевич Бронский.     Сотрудник московских журналов - "Красный огонек",      "Красный перец", "Красный журнал", "Красный прожектор" и газеты "Красная вечерняя газета".

Alfred Arkadjevich Bronskij. La kunlaboranto de ia moskvaj revuoj - "Rugha lumeto", "Rugha pipro", "Rugha revuo", "Rugha lumjhetilo" kaj jurnalo "Rugha vespera Moskvo".

     - Гони  его к чертовой матери, -  монотонно  сказал  Персиков и смахнул карточку под стол.

- Forpelu lin al diabla patrino, - monotone diris Persikov kaj pushis la karteton sub la tablon.

     Панкрат  повернулся  и   вышел   и   через   пять   минут  вернулся  со страдальческим лицом и со вторым экземпляром той же карточки.

Pankrat turnis sin, eliris, sed post kvin minutoj revenis kun suferanta mieno kaj dua ekzemplero de la sama karteto.

     - Ты что же, смеешься? - проскрипел Персиков и стал страшен.

- Chu vi mokas? - traknaris Persikov kaj ighis furioza.

     - Из гепею, они говорять, - бледнея, ответил Панкрат.

- Lia eksilenso diras, ke estas el gopoju*- palighante respondis Pankrat. (* Gopoju - kripligita prononco de GPU - ruslingva siglo de Shtata Poli-tika Departemento - la organo pri protekto de shtata sekureco en USSR en 1922-1934 (Trad.).)

     Персиков  ухватился  одной  рукой  за  карточку,  чуть  не перервал  ее пополам, а другой швырнул пинцет на стол. На карточке было написано кудрявым почерком: "Очень  прошу и извиняюсь, принять меня, многоуважаемый профессор, на три минуты по общественному делу печати и сотрудник сатирического журнала "Красный ворон", издания ГПУ".

Persikov kaptprenis per unu mano la karteton, preskau disshirinte ghin poduone, kaj per la dua jhetis pinchilon sur la tablon. Sur la karteto estis skribite per krispa skribmaniero: "Mi tre petas kaj pardonpetas akcepti min, multestimata profesoro, por tri minutoj pri socia afero de gazetaro kaj kunlaboranto de la satira revuo "Rugha korvo", eldono de GPU".

     - Позови-ка его сюда, - сказал Персиков и задохнулся.

- Voku do lin chi tien, - diris Persikov kaj sufokighis.

     Из-за  спины  Панкрата тотчас вынырнул молодой человек с гладковыбритым маслянистым  лицом. Поражали вечно  поднятые, словно у китайца, брови  и под ними ни секунды не глядевшие  в глаза  собеседнику агатовые глазки. Одет был молодой  человек совершенно  безукоризненно и модно.  В узкий  и  длинный до колен   пиджак,   широчайшие   штаны  колоколом   и   неестественной  ширины лакированные ботинки с носами,  похожими на копыта. В руках  молодой человек держал трость,

Elpost la dorso de Pankrat tuje elflirtis juna homo kun glate razita graseca vizagho. Impresis la konstante suprentiritaj, kvazau che chino, brovoj kaj sub ili agataj okuletoj, ech sekundon ne rigardantaj en okulojn de interparolanto. La juna homo estis vestita tute senriproche kaj laumode. En mallargha kaj ghisgenue longa surtuto, larghega pantalono sonorilforma kaj lakitaj shuoj de nenatura largheco kun pintoj similaj al hufoj. En la manoj la juna homo tenis apogbastoneton, chapelon kun akra pinto kaj notlibreton.

13

шляпу с острым верхом и блокнот.     - Что вам надо? - спросил Персиков таким голосом, что Панкрат мгновенно ушел за дверь. - Ведь вам же сказали, что я занят?

- Kion vi bezonas? - demandis Persikov per tia vocho, ke Pankrat momente malaperis post la pordo, - oni ja diris al vi, ke mi estas okupita?

     Вместо  ответа молодой человек поклонился профессору два раза  на левый бок и на правый, а затем его глазки колесом  прошлись  по  всему кабинету, и тотчас молодой человек поставил в блокноте знак.

Anstatau respondo la juna homo riverencis al la profesoro du foje dekstraflanken kaj maldekstren, poste liaj okuletoj rade trakuris la tutan kabineton. Kaj tuje la juna homo metis en la notlibreton signon.

     - Я занят, - сказал  профессор, с отвращением  глядя в глазки гостя, но никакого эффекта не добился, так как глазки были неуловимы.

- Mi estas okupita, - diris la profesoro, abomeneme rigardante en la okuletojn de la gasto, sed neniun efekton atingis, char la okuletoj estis nekapteblaj.

     -  Прошу тысячу  раз  извинения, глубокоуважаемый  профессор, заговорил молодой  человек  тонким  голосом, -  что  я врываюсь  к вам  и отнимаю ваше драгоценное время, но известие о вашем  мировом  открытии,  прогремевшее  по всему миру, заставляет наш журнал просить у вас каких-либо объяснений.

- Mi petas milfoje pardonon, profundestimata profesoro, - ekparolis la juna homo per alta vocho, - ke mi penetras al vi kaj forprenas vian multvaloran tempon, sed la sciigo pri via mondskala malkovro, famighinta en la tuta mondo, devigas nian revuon peti che vi iujn klarigojn.

     - Какие такие объяснения  по всему миру?  -  заныл Персиков  визгливо и пожелтев. - Я не обязан вам давать объяснения и ничего  такого... Я занят... страшно занят.

- Kiujn klarigojn en la tuta mondo? - eklamentis Persikov jelpe kaj flavightinte, - mi ne devas doni al vi klarigojn kaj ion similan... Mi estas okupita... terure okupita.

     - Над чем  вы работаете? - сладко  спросил  молодой человек  и поставил второй знак в блокноте.

- Pri kio do vi laboras? - dolche demandis la juna homo kaj metis la duan signon en la notlibreton.

     - Да я... вы что? Хотите напечатать что-то? - Sed mi... chu vi? Chu vi deziras publikigi ion?      - Да, - ответил молодой человек и вдруг застрочил в блокноте.

- Jes, - respondis la juna homo kaj subite haste ekskribis en la notlibreto.

     -  Во-первых,  я  не намерен  ничего опубликовывать, пока  я  не  кончу работы... тем  более  в этих  ваших газетах... Во-вторых, откуда вы все  это знаете?.. - И Персиков вдруг почувствовал, что теряется.

- Unue, mi intencas nenion publikigi antau ol mi finos la laboron... des pli en tiuj viaj jhurnaloj... Due, de kie vi chion chi scias?.. - kaj Persikov subite eksentis, ke embarasighas.

     - Верно ли известие, что вы изобрели луч новой жизни?

- Vhu estas vera la informo, ke vi malkovris radion de nova vivo?

     -  Какой такой новой жизни?  - остервенился профессор, -  Что вы мелете чепуху! Луч,  над  которым я работаю,  еще далеко  не исследован,  и  вообще ничего  еще  не  известно!  Возможно,  что  он  повышает   жизнедеятельность протоплазмы...

- Kia nova vivo? - ekfuriozis la profesoro, - kial vi dirachas sensencajon?! La radio, super kiu mi laboras, ankorau tute ne estas esplorita, kaj ghenerale ankorau nenio estas sciata! Probable, ghi pliigas vivaktivadon de protoplasmo...

     - Во сколько раз? - торопливо спросил молодой человек.

- Kiomoble? - haste demandis la juna homo.

     Персиков окончательно  потерялся... "Ну  тип.  Ведь  это черт знает что такое!"

Persikov definitive ighis perpleksa... "Nu ulo. Ja tio estas diablo scias kio!"

     - Что за обывательские вопросы?..  Предположим,  я скажу, ну, в  тысячу раз!..

- Por kio estas tiaj filistraj demandoj?.. Ekzemple, mi diros, nu, miloble!..

     В глазках молодого человека мелькнула хищная радость.

En la okuletoj de la juna homo ekbrilis rabeca ghojo.

     - Получаются гигантские организмы? - Chu rezultas gigantaj organismoj?

14

     - Да ничего подобного! Ну,  правда, организмы,  полученные мною, больше обыкновенных... Ну, имеют некоторые новые свойства... Но ведь тут же главное не  величие, а  невероятная скорость  размножения,  -  сказал  на свое  горе Персиков  и  тут  же  ужаснулся.  Молодой человек  исписал  целую  страницу, перелистнул ее и застрочил дальше.

- Nenio simila! Nu, efektive, la organismoj, ricevitaj de mi, estas pli grandaj ol la ordinaraj... Nu, havas iujn novajn ecojn... Sed ja che tio gravas ne grandeco, sed senprecedenca rapideco de reproduktigho, - diris por sia plago Persikov kaj tuje terurighis. La juna homo skribplenigis la tutan paghon, renversis ghin kaj ekskribis plu.

     - Вы же не пишите! - уже сдаваясь и чувствуя,  что  он в руках молодого человека, в отчаянии просипел Персиков. - Что вы такое пишете?

- Vi ja ne skribu! - jam cedante kaj sentante, ke li estas en la manoj de la juna homo, despere trasiblis Persikov, - kion do vi skribas?

     - Правда ли, что в течении двух суток из икры можно получить 2 миллиона головастиков?

- Chu estas vero, ke dum du tagnoktoj el frajo eblas ricevi 2 milionojn da ranidoj?

     -  Из какого количества икры? - вновь взбеленяясь, закричал Персиков. - Вы видели когда-нибудь икринку... ну, скажем, - квакши?

- El kiu kvanto da frajo? - denove afekciighinte, ekkriis Persikov, - chu vi vidis iam frajeron de... nu, ekzemple, hilo?

     - Из полуфунта? - не смущаясь, спросил молодой человек.

- Chu el duonfunto? - senkonfuze demandis la juna homo.

     Персиков побагровел. - Кто же  так  мерит? Тьфу! Что вы  такое  говорите? Ну,  конечно, если взять  полфунта  лягушачьей  икры...  тогда пожалуй... черт, ну около  этого количества, а, может быть, и гораздо больше!

- Kiu do tiel mezuras? Fi! Kion vi diras? Nu, certe, se preni duonfunton da rana frajo... tiam, evidente... diablo, nu, chirkau tiu kvanto au, eble, konsiderinde pli multe!

     Бриллианты  загорелись в  глазах  молодого человека, и он  в один взмах исчеркал еще одну страницу.

Briliantoj ekbrilis en la okuloj de la juna homo, kaj li per unu manmovo skribplenigis ankorau unu paghon.

     - Правда ли, что это вызовет мировой переворот в животноводстве?

- Chu estas vero, ke tio kauzos tutmondan renverson en bestbredado?

     - Что  это за газетный  вопрос, - завыл Персиков, - и вообще,  я не даю вам разрешения писать чепуху. Я вижу  по вашему лицу, что вы пишете какую-то мерзость!

- Por kio estas tiu gazetara demando? - ekhurlis Persikov, - kaj ghenerale, mi malpermesas al vi skribi absurdajhojn. Mi konjektas lau via vizagho, ke vi skribas ian achajhon!

     -  Вашу  фотографическую  карточку,  профессор, убедительнейше прошу, - молвил молодой человек и захлопнул блокнот.

- Vian fotografian portreton, Profesoro, mi ege petas, - eldiris la juna homo kaj fermis la notlibreton.

     - Что? Мою карточку? Это в ваши журнальчики? Вместе с этой чертовщиной, которую вы там пишете. Нет, нет, нет... И я занят... попрошу вас!..

- Kion? Mian fotoportreton? Chu por viaj revuachoj? Kune kun tiu diablajho, kiun vi skribas tie? Ne, ne, ne... Kaj mi estas okupita... bonvolu for!..

     - Хотя бы старую. И мы вам ее вернем моментально.

- Almenau la malnovan kaj ni redonos ghin momente.

     - Панкрат! - закричал профессор в бешенстве. - Pankrat! - ekkriis la profesoro en afekcio.      - Честь имею кланяться, - сказал молодой человек и пропал.

- Mi havas honoron adiaui, - diris la juna homo kaj malaperis.

     Вместо Панкрата послышалось за дверью странное мерное скрипенье машины, кованое  постукивание в  пол,  и  в  кабинете  появился необычайной  толщины человек, одетый  в блузу и  штаны, сшитые  из одеяльного  драпа.  Левая его, механическая, нога  щелкала и  громыхала,  а в руках он держал портфель. Его бритое круглое

Anstatau Pankrat post la pordo audighis stranga ritma knarado de mashino, huffera krakado je planko, kaj en la kabineto aperis eksterordinare dika homo, vestita en bluzo kaj pantalono, kudrita el litkovrila drapo. Lia maldekstra mekanikd piedo krakis kaj bruegis kaj en la manoj li tenis paperujon. Lia razita rondforma vizagho, shvelighinta pro flaveta

15

лицо, налитое желтоватым студнем, являло  приветливую улыбку. Он по-военному поклонился профессору и выпрямился, отчего его  нога пружинно щелкнула. Персиков онемел.

galantino, elmontris afablan rideton. Li armeece kapsalutis la profesoron kaj rektighis, pro kio lia piedo risorte klakis. Persikov mutighis.

     - Господин профессор, - начал незнакомец приятным  сиповатым голосом, - простите простого смертного, нарушившего ваше уединение.

- Sinjoro profesoro, - komencis la nekonatulo per agrabla rauketa vocho, - bonvolu pardoni la simplan mortontulon, rompintan vian apartighon. - Chu vi estas reportero? - demandis Persikov. - Pankrat!!

     - Вы репортер? - спросил Персиков. - Панкрат!! -  Никак  нет,  господин профессор,  -  ответил  толстяк,  -  позвольте представиться  -  капитан  дальнего  плавания  и  сотрудник  газеты "Вестник промышленности" при совете народных комиссаров.

- Tute ne, sinjoro profesoro, - respondis la dikulo, - permesu prezenti min -- kapitano de altmara navigado kaj kunlaboranto de la jurnalo "Heroldo de industrio" che Konsilio de Popolaj Komisaroj.

     - Панкрат!! - истерически  закричал  Персиков, и  тотчас в углу выкинул красный сигнал и мягко прозвенел телефон. - Панкрат! - повторил профессор. - Я слушаю.

- Pankrat!! - histerie ekkriis Persikov kaj tuje en la angulo rughlume eksignalis kaj milde eksonoris telefono. - Pankrat! - ripetis la profesoro, - mi auskultas.

     - Ферцайен зи битте, герр профессор,  - захрипел  телефон по-немецки, - дас их штёре. Их бин митарбейтер дес Берлинер тагеблатс*...(* Извините меня,  господин профессор, за беспокойство. Я  сотрудник  "Берлинер тагеблатс"... (искаж. нем.))

- Verzeihen sie bitte, Herr Professor, - ekraukis la telefonilo germanlingve: - das ich store. Ich bin Mitarbeiter des Berliner Tageblatts...

     - Панкрат, - закричал в трубку профессор, - бин моменталь зер бешефтигт унд кан зи десхальб этцт нихт эмпфанген**!(** В данный момент я очень занят и никак не могу принять Вас!.. (нем.)) Панкрат!!

- Pankrat! - ekkriis la profesoro en la auskultilon, - bin momental sehr beschaftigt und kann sie deshalb jetzt nicht empfangen!.. Pankrat!!

     А на парадном входе института в это время начались звонки.

Kaj en la chefa vestiblo de la instituto tiutempe komencighis sonorado.

     -  Кошмарное убийство  на Бронной  улице!!  -  завывали  неестественные сиплые  голоса,  вертясь в гуще огней между колесами и вспышками  фонарей на нагретой  июньской  мостовой,  -  кошмарное  появление болезни кур  у  вдовы попадьи Дроздовой с ее портретом!.. Кошмарное открытие луча жизни профессора Персикова!!

- Koshmara murdo en la Bronnaja-strato!! - sirenis nenaturaj raukaj vochoj, vigle movighantaj en densejo de lumoj inter radoj kaj ekbriloj de lanternoj sur la varmigita junia pavimo. - Koshmara apero de malsano de kokinoj che popvidvino Drozdova kun shia portreto!.. Koshmara malkovro de radio de vivo far Profesoro Persikov!!

     Персиков  мотнулся так, что чуть не попал под  автомобиль на Моховой, и яростно ухватился за газету.

Persikov tiel jhetflankenighis, ke preskau trafis sub automobilon en la Mohhovaja-strato kaj furioze kaptis la jhurnalon.

     - Три копейки, гражданин! - закричал мальчишка и,  вжимаясь  в толпу на тротуаре, вновь завыл: - "Красная вечерняя газета", открытие икс-луча!!

- 3 kopekojn, civitano! - ekkriis la bubo kaj, enpremighante en la homamason sur la trotuaro, denove eksirenis: "Rugha vespera jhurnalo", malkovro de X-radio!!

     Ошеломленный Персиков развернул газету и прижался к  фонарному  столбу. На второй странице в левом углу в смазанной рамке  глянул на  него  лысый, с безумными и  незрячими глазами,  с  повисшею  нижнею челюстью 

La konsternita Persikov malfaldis la jhurnalon kaj alpremighis al lanterna kolono. Sur la dua pagho en maldekstra angulo en malklara kadro ekrigardis al li kalva, kun idiotaj kaj blindaj okuloj, kun subenpendanta malsupra makzelo homo, la frukto de

16

человек, плод художественного  творчества  Альфреда  Бронского.  "В.И.Персиков,  открывший загадочный  красный луч", гласила подпись под рисунком. Ниже под  заголовком "Мировая загадка" начиналась статья словами:

pentroarta kreado de Alfred Bronskij. "V. I. Persikov, malkovrinta la misteran rughan radion" - anoncis subskribo sub la desegnajo. Malsupre, sub la titolo "Monda enigmo" komencighis artikolo per la vortoj:

     "Садитесь, - приветливо сказал нам маститый ученый Персиков..."

"Bonvolu eksidi, - afable diris al ni la granda sciencisto Persikov..."

     Под статьей красовалась подпись "Альфред Бронский (Алонзо)".

Sub la artikolo fieris subskribo: "Alfred Bronskij (Alonzo)".

     Зеленоватый свет взлетел  над крышей  университета,  на небе  выскочили огненные слова "Говорящая газета", и тотчас толпа запрудила Моховую.

Verdeta lumo jhetlevighis super la tegmento de la universitato, en la chielo saltaperis fajraj vortoj "Parolanta jhurnalo", kaj tuje la homamaso plenigis la Mohhovaja-straton.

     "Садитесь!!!  - завыл  вдруг в  рупоре  на  крыше неприятнейший  тонкий голос,  совершенно  похожий  на голос  увеличенного  в  тысячу  раз Альфреда Бронского, - приветливо сказал нам маститый ученый Персиков! - Я давно хотел познакомить московский пролетариат с результатами моего открытия..."

"Bonvolu eksidi!!! - subite ekhurlis en megafono sur la tegmento malagrablega alta vocho, absolute simila al tiu de miloble lautigita Alfred Bronskij, - afable diris al ni la granda sciencisto Persikov! Mi delonge deziris konatigi la moskvan proletaron kun rezultoj de mia malkovro..."

     Тихое механическое скрипение послышалось за спиною у Персикова и кто-то потянул его  за рукав. Обернувшись,  он увидал желтое круглое лицо владельца механической ноги. Глаза у того были увлажнены слезами и губы вздрагивали.

Mallauta mekanika knarado audighis post la dorso de Persikov kaj iu tiris lian manikon. Retrorigardinte, li ekvidis flavan rondforman vizaghon de posedanto de la mekanika piedo. Ties okuloj estis malsekigitaj de larmoj, kaj la lipoj tremetis.

     -  Меня, господин  профессор, вы не пожелали познакомить с результатами вашего  изумительного  открытия, - сказал он печально  и глубоко вздохнул. - Пропали мои полтора червячка.

- Min, sinjoro Profesoro, vi ne ekdeziris konatigi kun la rezultoj de via rava malkovro, - diris li triste kaj profunde suspiris. - Pereis miaj 1,5 chervermoj**(* Kripligita "chervonco" - iama rusa monumuo ( 10 oraj rubloj) (Trad.).).

     Он тоскливо глядел на крышу университета, где в черной пасти бесновался невидимый Альфред. Персикову почему-то стало жаль толстяка.

Li melankolie ekrigardis al la tegmento de la universitato kie en nigra bushego furiozis la nevidebla Alfred. Persikov ial ekkompatis la dikulon.

     -  Я, -  пробормотал он, с ненавистью ловя  слова  с неба,  -  никакого садитесь ему не говорил! Это просто наглец необыкновенного свойства! Вы меня простите, пожалуйста, -  но, право же, когда работаешь и  врываются... Я  не про вас, конечно, говорю...

- Mi, - elbalbutis li, malamege kaptante la vortojn el la chielo, - neniam "bonvolu eksidi" diris al li! Li simple estas eksterordinara impertinentulo. Bonvolu pardoni min, sed, verdirante, kiam vi laboras, sed oni kurpenetras... Mi diras, certe, ne pri vi...

     - Может быть, вы мне, господин профессор, хотя бы описание вашей камеры дадите?  -  заискивающе и скорбно  говорил механический человек. - Ведь  вам теперь все равно...

- Eble, vi, sinjoro profesoro, donos al mi almenau priskribon de via kamero - favorsercheme kaj malghoje diris la mekanika homo, - ja por vi nun estas tutegale...

     -  Из  полуфунта икры в  течении 3-х дней вылупляется такое  количество головастиков, что их нет никакой возможности сосчитать, - ревел невидимка  в рупоре.

- El duonfunto da frajo dum 3 tagoj elovighas tioma kvanto da ranidoj, ke estas nenia ebleco kalkuli ilin, - mughis la nevideblulo en la megafono.

     - Ту-ту, - глухо кричали автомобили на Моховой.      - Го-го-го... Ишь ты, го-го-го - шуршала толпа, задирая головы.

- Tu-tu, - obtuze sirenis automobiloj en la Mohhovaja-strato. -Ho-ho-ho... Chu vere, ho-ho-ho-.., - susuris la amaso, suprentirante la kapojn.

17

     -  Каков  мерзавец?  А?  -   дрожа  от  негодования,  зашипел  Персиков механическому  человеку, -  как вам это  нравится? Да я  жаловаться на  него буду!

- Kia fiulo! Chu? - tremante pro la indigno eksiblis Persikov al la mekanika homo, - kiel tio plachas al vi? Mi ja plendos kontrau li!

     - Возмутительно! - согласился толстяк. - Indignige! - konsentis la dikulo.      Ослепительнейший фиолетовый луч ударил в глаза профессора, и все кругом вспыхнуло,  -  фонарный   столб,  кусок  торцовой  мостовой,  желтая  стена, любопытные лица.

Blindiga violkolora radio frapis la okulojn de la profesoro, kaj chio chirkaue ekbrilis - la lanterna kolono, peceto de la pavimo, flava muro, scivolemaj vizaghoj.

     -  Это вас, господин  профессор, - восхищенно шепнул толстяк и повис на рукаве профессора, как гиря. В воздухе что-то заскрежетало.

- Oni ja vin, sinjoro profesoro, - rave traflustris la dikulo kaj ekpendis sur la maniko de la profesoro, kvazau pezilo. Io ekzumis en la aero.

     - А ну их всех к черту! - тоскливо вскричал Персиков, выдираясь с гирей из толпы. - Эй, таксомотор. На Пречистенку!

- Ha, chiujn al diablo! - despere ekkriis Persikov, elshirante sin kune kun la pezilo el la amaso. - Hej, taksauto. Al la Prechistenka-strato!

     Облупленная старенькая машина, конструкции  24-го  года, заклокотала  у тротуара, и профессор полез в ландо, стараясь отцепиться от толстяка.

La sensheligita malnova automobilo de konstrukcio de la jaro 24-a ekbolbruis che la trotuaro, kaj la profesoro ekgrimpis en la landauon, penante liberighi de la dikulo.

     -  Вы  мне мешаете,  - шипел  он  и закрывался кулаками от  фиолетового света.

- Vi malhelpas al mi, - siblis li kaj shirmis sin per la pugnoj de la violkolora lumo.

     - Читали?! Чего оруть?..  Профессора  Персикова с детишками зарезали на Малой Бронной!! - кричали кругом в толпе.

- Chu vi legis?! Kion oni kriachas?.. Oni buchis Profesoron Persikov kun la infanetoj en la Malaja-Bronnaja-strato!.. - interkriis la amaso.

     -  Никаких у меня детишек нету, сукины  дети, - заорал Персиков и вдруг попал  в фокус черного аппарата, застрелившего его в профиль с открытым ртом и яростными глазами.

- Neniujn infanetojn mi havas, hundaj idoj! - ekkriegis Persikov kaj subite trafis en la fokuson de nigra fotilo, fikspafinta lin profile kun malfermita busho kaj furiozaj okuloj.

     - Крх... ту... крх... ту, - закричал таксомотор и врезался в гущу.

- Krh...tu...krh...tu, - ekkriis la taksauto kaj entranchighis en la amason.

     Толстяк уже сидел в ландо и грел бок профессору.

La dikulo jam sidis en la landauo kaj varmigis flankon de la profesoro.

     Глава 5. Куриная история Chapitro V Koka okazintajho      В  уездном  заштатном  городке,  бывшем  Троицке,  а  ныне  Стекловске, Костромской  губернии,  Стекольного  уезда,  на  крылечко домика  на  бывшей Соборной, а ныне Персональной улице  вышла  повязанная  платочком  женщина в сером  платье с ситцевыми букетами  и  зарыдала. Женщина эта,  вдова бывшего соборного  протоирея  бывшего  собора  Дроздова,  рыдала  так  громко,   что вскорости из домика через улицу в окошко  высунулась бабья голова в  пуховом платке и воскликнула:

En malgrava provinca urbeto, eksa Troick, nuna Steklovsk, de Kostroma gubernio, Steklovska distrikto, sur peronon de dometo en la eksa Sobornaja, nuna strato "Karl Radek", eliris virino, kovrita per kaptuketo, en griza robo kun indienaj floraroj, kaj ekploregis. Tiu virino, la vidvino de eksa katedrala chefpastro de eksa katedralo Drozdov, ploregis tiom laute, ke baldau el fenestro de la vidalvida transstrata dometo elshovighis virina kapo en lanuga kaptuko kaj ekkriis:

     - Что ты, Степановна, али еще? - Kio okazis, Stepanovna, chu ankorau?      - Семнадцатая! - разливаясь в рыданиях, ответила бывшая Дроздова.

- La deksepa! - dronante en plorego, respondis la eksa Drozdova.

     - Ахти-х-ти-х, - заскулила  и закачала головой бабья голова, - ведь это что ж такое? Прогневался господь, истинное слово! Да неужто ж сдохла?

- Ha-ti-h-ti-h, - ekululis kaj ekbalancis la kapon la virino en la kaptuko, - kio do okazas? Dio ekkoleris, vershajne! Chu vere ghi mortis?

18

     - Да ты глянь, глянь, Матрена, - бормотала попадья, всхлипывая громко и тяжко, - ты глянь, что с ей!

- Vi ja rigardu, Matrjona, - balbutis la popvidvino, plorghemante laute kaj funebre, - rigardu, kio okazas al ghi!

     Хлопнула  серенькая покосившаяся  калитка,  бабьи  ноги  прошлепали  по пыльным горбам улицы, и мокрая от слез попадья повела Матрену на свой птичий двор.

Frapis la griza malrektighinta pordeto, la virinaj nudaj piedoj plandis sur la polvaj tuberoj de la strato, kaj la malseka pro la larmoj popvidvino ekkondukis Matrjona'n al sia kokejo.

     Надо сказать, что вдова отца протоирея Савватия Дроздова, скончавшегося в  26-м  году  от антирелигиозных  огорчений, не  опустила рук,  а  основала замечательное  куроводство.  Лишь  только вдовьины дела пошли в гору,  вдову обложили  таким налогом, что куроводство чуть-чуть не  прекратилось, кабы не добрые люди. Они надоумили вдову подать местным властям заявление о том, что она, вдова, основывает  трудовую куроводную  артель. В  состав артели  вошла сама Дроздова,  верная  прислуга  ее Матрена и вдовьина  глухая  племянница. Налог с вдовы сняли, и куроводство ее процвело настолько, что к 28-му году у вдовы на пыльном дворике, окаймленном куриными домишками, ходило до 250 кур, в  числе  которых  были  даже  кохинхинки. Вдовьины яйца каждое  воскресенье появлялись  на Стекловском  рынке, вдовьиными яйцами торговали  в Тамбове, а бывало, что они показывались и в стеклянных витринах магазина бывшего "Сыр и масло Чичкина в Москве".

Necesas noti, ke la vidvino de la chefpastro Savvatij Drozdov, kiu mortis en la jaro 1926 pro kontraureligia propagando, ne mallevis la manojn, sed entreprenis bonegan kokbredadon. Apenau la vidvinaj aferoj ekprogresis, oni tiom impostis shin, ke la kokbredado fiaskus, se ne helpus bonkoraj homoj. Tiuj sugestis al la vidvino deklari al la loka gvidantaro pri tio, ke shi, la vidvino, fondas laboran kokbredan kolektivon. En la kolektivon eniris Drozdova mem, shia fidela servistino Matrjoshka kaj la vidvina surda nevino. Oni nuligis la imposton por la vidvino, kaj shia kokbredado tiom ekprosperis, ke al la jaro 28-a che la vidvino, sur polva korteto, kadrita per kokaj dometoj, vagis chirkau 250 kokoj, inter kiuj estis ech la kochinchinaj. La vidvinaj ovoj chiudimanche aperadis en la Steklovska bazaro, oni vendadis tiujn en Tambov kaj fojfoje ili aperadis ankau en la vitraj vitrinoj de la vendejo - eksa "Fromagho kaj butero de Cichkin en Moskvo".

     И вот, семнадцатая по счету с утра брамапутра, любимая хохлатка, ходила по  двору  и  ее  рвало.  "Эр...  рр... урл... урл  го-го-го",  - выделывала хохлатка и  закатывала грустные глаза на солнце так,  как будто видела его в последний раз. Перед носом курицы на корточках плясал член артели Матрешка с чашкой воды.

Kaj jen la deksepa ekde la mateno bramaputro, la favorata kokino, vagis tra la korto kaj vomis. "Er...rr...url... url...go-go-go", - produktis la kokino kaj suprenrulis la tristajn okulojn direkte al la suno tiel, kvazau vidis ghin lastfoje. Antau la beko de la kokino kaure dancetis la membro de la kolektivo Matrjoshka kun taseto da akvo.

     -  Хохлаточка,  миленькая...  Цып-цып-цып...  Испей водицы,  -  умоляла Матрешка и гонялась за клювом хохлатки с чашкой, но хохлатка пить не желала. Она  широко раскрывала клюв, задирала голову кверху. Затем ее начинало рвать кровью.

- Kokineto, kara... chip-chi-chip... trinku akveton, - petegis Matrjoshka kaj kuratingadis la bekon de la kokino kun la taseto, sed la kokino ne deziris trinki. chi larghe malfermadis la bekon, suprentiradis la kapon. Poste ghi ekvomis sange.

     - Господисусе! - вскричала гостья, хлопнув себя по бедрам. - Это что  ж такое  делается? Одна  резаная  кровь. Никогда не  видала, с места не сойти, чтобы курица, как человек, маялась животом.

- Diomiajesuo! - ekkriis la gastino, frapinte siajn femurojn, - kio do okazas? La nura sango. Mi neniam vidis, jhurdire, ke la kokino, kvazau la homo, suferus pro ventro.

     Это и  были последние  напутственные  слова  бедной хохлатке. Она вдруг кувыркнулась на бок, беспомощно потыкала клювом в пыль и завела глаза. Потом повернулась на  спину, обе ноги задрала кверху и осталась неподвижной. Басом

Tio estis la lastaj adiauaj vortoj por la kompatinda kokino. Ghi subite rulfalis flanken, senhelpe bekis la polvon kaj suprenrulis la okulojn. Poste turnighis sur la dorson, tiris supren ambau piedojn kaj restis senmova. Matrjoshka ekploris base, disvershinte la

19

заплакала Матрешка, расплескав чашку, и сама попадья  - председатель артели, а гостья наклонилась к ее уху и зашептала: -  Степановна, землю  буду есть, что кур  твоих  испортили. Где же  это видано! Ведь таких и курьих болезней нет! Это твоих кур кто-то заколдовал.

taseton, same la popvidvino - prezidanto de la kolektivo, kaj la gastino klinighis al shia orelo kaj ekflustris: - Stepanovna, mi vetmanghos la teron, ke oni envultis viajn kokinojn. Chu tio eblas? Ja ne ekzistas tiaj kokaj malsanoj! Iu malicokulis viajn kokinojn.

     - Враги жизни моей!  - воскликнула попадья к небу. - Что ж они со свету меня сжить хочут?

- Malamikoj de mia vivo! - ekkriis la popvidvino al la chielo, - chu ili volas forestigi min?

     Словам ее ответил громкий петушиный крик, и затем из курятника выдрался как-то  боком, точно беспокойный пьяница из  пивного заведения,  обдерганный поджарый петух. Он зверски выкатил на  них глаз, потоптался на месте, крылья распростер, как орел,  но никуда не улетел, а начал бег по  двору, по кругу, как лошадь на корде. На третьем круге он остановился, и  его стошнило, потом он стал харкать и  хрипеть, наплевал вокруг себя кровавых пятен, повернулся, и  лапы его  уставились к солнцу, как  мачты. Женский вой огласил  двор. И в куриных домиках ему отвело беспокойное клохтанье, хлопанье и возня.

Al shiaj vortoj respondis lauta koka kokeriko, kaj tuje el la kokejo eltirighis iel duonfronte, kvazau maltrankvila ebriulo el drinkejo, senplumighinta malgrasa koko. Ghi sovaghe okulumis ilin, stamfis, etendis la flugilojn, kvazau aglo, tamen nenien forflugis, sed komencis kuradi tra la korto, ronde, kiel chevalo chirkau bridshnuro. En la tria rondo ghi haltis kaj vomis, poste ghi komencis sputi kaj stertori, chirkaukrachis per sangaj makuloj, renversighis, kaj ghiaj kruroj etendighis al la suno, kvazau mastoj. La virina plorego kriplenigis la korton. Kaj en la kokdometoj al ghi reehhis maltrankvila klukado, frapado kaj baraktado.

     - Ну, не порча?  - победоносно  спросила гостья.  - Зови  отца  Сергия, пущай служит.

- Chu ne la envulto? - triumfe demandis la gastino, - voku la padron Sergij, li diservu.

     В шесть  часов вечера,  когда солнце сидело  низко огненною рожею между рожами  молодых  подсолнухов, на дворе куроводства  отец  Сергий, настоятель соборного  храма, закончив молебен, вылезал из епитрахили. Любопытные головы людей торчали над древненьким  забором и  в  щелях  его.  Скорбная  попадья, приложившаяся  к кресту,  густо смочила канареечный рваный  рубль слезами  и вручила  его отцу Сергию, на  что тот,  вздыхая, заметил что-то насчет того, что  вот, мол, господь прогневался на нас.  Вид при  этом у отца Сергия  был такой, что он  прекрасно знает, почему именно прогневался господь, но только не скажет.

Je la sesa horo vespere, kiam la suno mallevis malsupren la flamantan vizaghegon inter la rondvizaghoj de nematurighintaj sunfloroj, en la kokbreda korto la padro Sergij, prioro de la katedrala templo, fininte la litanion, estis demetanta la stolon. Scivolemaj kapoj de homoj vidighis super la kaduketa barilo kaj en ghiaj fendoj. La funebranta popvidvino, kisinte la krucon, abunde malsekigis kanariflavan shirdifektitan rublon per la larmoj kaj enmanigis ghin al la padro Sergij, post kio tiu ghemante rimarkis ion pri tio, ke jen Dio ekkoleris kontrau ni. Che tio la padro Sergij havis tian aspekton, ke kvazau li bonege scias, pro kio ghuste ekkoleris Dio, sed li ne diros.

     Засим толпа с  улицы разошлась, а так как куры ложатся рано, то никто и не знал, что у соседа попадьи Дроздовой в курятнике издохло сразу трое кур и петух. Их рвало так же, как и дроздовских кур, но только  смерти произошли в запертом  курятнике и тихо.  Петух свалился с насеста вниз головой и в такой позиции кончился. Что касается кур  вдовы, то они прикончились тотчас  после молебна  и  к  вечеру  в  курятниках  было  мертво  и  тихо,  лежала грудами закоченевшая птица.

Post tio la homamaso sur la strato disiris, sed, char kokoj ekdormas frue, neniu ja sciis, ke che la najbaro de la vidvino Drozdova en kokejo samtempe mortis tri kokinoj kaj koko. Ili vomis same, kiel la kokoj de Drozdova, sed la mortoj okazis en la fermita kokejo kaj senbrue. La koko falis per la kapo malsupren desur la birdostango kaj mortis en tiu pozo. Kio koncernas la kokojn de la vidvino, ili mortis tuje post la litanio, kaj al la vespero en la kokejoj estis silente kaj kviete, amase kushis la rigidighinta kokaro.

     На утро город встал, как громом  пораженный, потому что история приняла размеры  странные и 

Matene la urbo vekighis kvazau fulmofrapita, char la okazintajho akiris strangajn kaj terurigajn skalojn. En

20

чудовищные. На Персональной улице к полудню  осталось в живых  только три  курицы,  в крайнем домике, где  снимал  квартиру  уездный фининспектор, но и те издохли к часу дня. А к вечеру городок Стекловск гудел и кипел, как улей,  и по нем катилось грозное слово "мор". Фамилия Дроздовой попала в местную  газету  "Красный боец",  в статье под заголовком: "Неужели куриная чума?", а оттуда пронеслось в Москву.

la strato "Karl Radek" al la tagmezo pluvivis nur tri kokoj, en la periferia dometo, kie luis la loghejon la distrikta financa inspektisto, sed tiuj ankau mortis al la unua horo tagmeze. Kaj vespere la urbeto Steklovsk zumis kaj svarmis, kvazau abelaro, kaj tra ghi ondighis minaca vorto "epizootio". La familinomo de Drozdova aperis en la loka jhurnalo "Rugha batalanto" en la artikolo sub la titolo "Chu la koka pesto?", kaj de tie trafis en Moskvon.

* * * * * * * *     Жизнь  профессора Персикова  приняла окраску  странную,  беспокойную  и волнующую. Одним словом, работать в такой обстановке было просто невозможно. На  другой день  после того,  как он развязался с  Альфредом  Бронским,  ему пришлось выключить у себя в кабинете  в институте телефон, снявши трубку,  а вечером, проезжая в трамвае по Охотному ряду,  профессор  увидел самого себя на крыше огромного дома  с черною надписью  "Рабочая газета". Он, профессор, дробясь, и зеленея, и мигая, лез в ландо такси, а за ним, цепляясь за рукав, лез  механический  шар  в  одеяле.  Профессор  на  крыше,  на белом  экране, закрывался кулаками  от фиолетового луча.  Засим выскочила огненная надпись: "Профессор  Персиков,  едучи  в авто,  дает  объяснение  нашему  знаменитому репортеру  капитану  Степанову". И точно:  мимо  храма Христа, по  Волхонке, проскочил зыбкий  автомобиль и в  нем барахтался профессор, и  физиономия  у него была, как у затравленного волка.

La vivo de Profesoro Persikov akiris la specifon strangan, maltrankvilan kaj emociigan. Koncize, en tia situacio simple ne eblis labori. En la sekva tago, post kiam li liberighis de Alfred Bronskij, li estis devigita malfunkciigi en sia kabineto en la instituto telefonon, demetinte la auskultilon, kaj vespere, veturante en tramo tra la strato Ohhotnij Rjad, la profesoro ekvidis sin mem sur tegmento de la grandega domo kun nigra subskribo "Laborista jhurnalo". Li, profesoro, pecighante, verdighante kaj trembrilante, grimpis en la landauon de la taksauto, kaj post li, kaptante lin je la maniko, grimpis la mekanika globo en la litkovrilo. La profesoro sur la tegmento, sur la blanka ekrano, shirmis sin per la pugnoj kontrau la violkolora radio. Post tio elsaltis flagra surskribo: "Profesoro Persikov, veturante en auto, donas eksplikojn al nia fama reportero kapitano Stepanov". Kaj efektive: preter la templo de Kristo, tra Volhonka-strato, trakuris svaga automobilo, kaj en ghi baraktis la profesoro, kies fizionomio estis simila al tiu de pelchasata lupo.

     - Это  какие-то черти, а  не люди, - сквозь зубы пробормотал  зоолог  и проехал.

- Tio estas ne la homoj, sed iuj diabloj, - tra la dentoj tragrumblis la zoologo kaj preterveturis.

     Того же числа вечером, вернувшись к себе на Пречистенку, зоолог получил от экономки,  Марьи Степановны, 17 записок с номерами телефонов, кои звонили к нему во время его отсутствия, и словесное заявление  Марьи Степановны, что она  замучилась.  Профессор хотел разодрать записки, но остановился,  потому что   против  одного   из   номеров  увидал   приписку:  "Народный  комиссар здравоохранения".

En la sama dato vespere, reveninte hejmen al la Prechistenka-strato, ia zoologo ricevis de la mastrumantino Maria Stepanovna 17 skribajhojn kun telefonnumeroj, kiuj telefonis al li dum lia foresto, kaj la bushan proteston de Maria Stepanovna, ke shi turmentighis. La profesoro intencis disshiri la skribajhojn, sed hezitis, char apud unu el la numeroj ekvidis alskribon: "Popola komisaro pri sanprotekto".

     -  Что такое? -  искренне недоумевал ученый чудак. -  Что с  ними такое сделалось?

- Kio okazis? - sincere miris la erudita strangulo, - kio okazis do al ili?

     В 10 с 1/4 того  же вечера  раздался  звонок, и профессор  вынужден был беседовать  с  неким  ослепительным  по  убранству гражданином.  Принял  его профессор благодаря визитной

Je la 10.15 horo de la sama vespero audighis sonoro, kaj la profesoro devis paroli kun iu brila lau la aspekto civitano. La profesoro akceptis lin pro la vizitkarteto, sur kiu estis skribite (sen familinomo kaj

21

карточке, на которой было изображено (без имени и фамилии): "Полномочный шеф  торговых отделов иностранных  представительств при Республике советов".

antaunomo): "Plenrajtigita chefo de komercfakoj de alilandaj reprezentejoj en Respubliko de Sovetoj".

     - Черт бы его взял, - прорычал Персиков, бросил на зеленое сукно лупу и какие-то диаграммы и сказал Марье Степановне: - Позовите его сюда, в кабинет, этого самого уполномоченного.

- Diablo lin prenu, - mughis Persikov, jhetis lupeon kaj iujn diagramojn sur la verdan drapon kaj diris al Maria Stepanovna: - Invitu lin chi tien en la kabineton, tiun plenrajtulon.

     - Чем могу служить?  - спросил Персиков таким тоном, что шефа несколько передернуло. Персиков пересадил очки с переносицы  на  лоб, затем обратно  и разглядел  визитера.  Тот весь  светился  лаком и драгоценными  камнями  и в правом глазу у него  сидел монокль.  "Какая гнусная рожа", почему-то подумал Персиков.

- Per kio mi povas esti utila? - demandis Persikov per tia tono, ke la chefo iom konvulsiis. Persikov transmetis la okulvitrojn de la nazradiko al la frunto, poste inverse kaj fiksrigardis la vizitanton. Tiu tuta brilis per lako kaj gemoj, kaj en lia dekstra okulo estis monoklo. "Kia mava vizaghacho", - ial pensis Persikov.

     Начал  гость  издалека,  именно  попросил  разрешения закурить  сигару, вследствие чего Персиков с большой неохотой пригласил его сесть. Далее гость произнес  длинные извинения по поводу того,  что  он  пришел слишком поздно: "но...  господина   профессора  невозможно  днем  никак  пойма...   хи-хи... пардон... застать" (гость, смеясь, всхлипывал, как гиена).

La gasto komencis demalproksime, t.e. petis permeson bruligi cigaron, rezulte de kio Persikov kun granda malfavoro proponis al li sidi. Poste la gasto eldiris longajn pardonpetojn pro tio, ke li venis malfrue: "Sed... sinjoron profesoron ne eblas tage kapt... ha-ha!... pardonu... renkonti" (la gasto, ridante, blekis, kvazau hieno).

     - Да,  я занят! - так коротко ответил  Персиков, что  судорога вторично прошла по гостю.

- Jes, mi estas okupata! - tiel lakone respondis Persikov, ke la konvulsio duan fojon skuis la gaston.

     Тем не менее он позволил себе беспокоить знаменитого ученого:

Tamen li permesis al si maltrankviligi la faman scienciston:

     - Время - деньги, как говорится... сигара не мешает профессору?

- Tempo estas mono, onidire... chu la cigaro ne malhelpas al la profesoro?

     - Мур-мур-мур, - ответил Персиков. Он позволил...

- Mr-mr-mr, - respondis Persikov. Li permesis...

     - Профессор ведь открыл луч жизни? - La profesoro ja malkovris la radion de vivo, chu?      - Помилуйте, какой  такой жизни?!  Это выдумки газетчиков!  -  оживился Персиков.

- Pardonu, kia ja vivo?! Tio estas elpensajoj de jhurnalistoj! - viglighis Persikov.

     - Ах,  нет,  хи-хи-хэ... он  прекрасно понимает ту  скромность, которая составляет истинное украшение всех настоящих ученых... о чем  же говорить...  Сегодня есть телеграммы... В мировых городах,  как-то:  Варшаве и  Риге, уже все известно насчет луча. Имя проф. Персикова повторяет весь мир... Весь мир следит  за  работой  проф.  Персикова, затаив  дыхание...  Но всем прекрасно известно,  как тяжко положение ученых в советской России. Антр ну суа ди*...(* Между нами говоря... (фр.)) Здесь никого нет посторонних?.. Увы, здесь не умеют ценить ученые труды, так вот  он хотел  бы переговорить с профессором... Одно иностранное государство предлагает  профессору  Персикову  совершенно  бескорыстно   помощь  в   его лабораторных

- Ho, ne, ha-ha-ha... li bonege komprenas tiun modestecon, kiu estas efektiva virto de chiuj veraj sciencistoj... pri kio do paroli... Hodiau estas telegramoj... En la mondfamaj urboj, nome Varsovio kaj Rigo estas jam chio sciata pri la radio. La nomon de Prof. Persikov ripetas la tuta mondo... La tuta mondo, retenante la spiradon, atentas la laboron de Prof. Persikov... Sed chiuj bonege scias, kiom malfacila estas la stato de sciencistoj en Soveta Rusio. Entre nous soit dit... Chu chi tie ne estas iu ankorau?.. Ve, chi tie oni ne kapablas aprezi sciencan laboron, do li dezirus interkonsenti kun la profesoro... Iu eksterlanda shtato proponas al Profesoro Persikov tute senprofitcele helpon por lia laboratoria laboro. Por kio necesas jheti perlojn antau porkoj chi tie, kiel estas skribite en la Biblio. La shtato scias, kiom

22

работах. Зачем здесь метать бисер, как  говорится  в  священном писании. Государству известно,  как тяжко профессору пришлось в 19-м  году и 20-м  во  время  этой хи-хи...  революции.  Ну,  конечно,  строгая  тайна... профессор  ознакомит  государство  с  результатами  работы,  а  оно  за  это финансирует  профессора.  Ведь  он построил  камеру,  вот интересно  было бы ознакомиться с чертежами этой камеры...

malfacile estis al la profesoro en la jaroj 19-a kaj 20-a dum tiu ha-ha... revolucio. Nu, certe, strikta sekreto... la profesoro konatigos la shtaton kun la rezultoj de la laboro, sed tiu financos la profesoron pro tio. Ja li konstruis kameron, estus ege interese konatighi kun desegnajhoj de tiu kamero...

     И  тут  гость  вынул  из внутреннего кармана  пиджака белоснежную пачку бумажек...

Che tio la gasto eligis el la interna posho de la surtuto blankan stakon da paperoj...

     Какой-нибудь  пустяк,  5000  Рублей, например, задатку, профессор может получить  сию же  минуту...  И расписки  не  надо...  Профессор даже  обидит полномочного торгового шефа, если заговорит о расписке.

Ian bagatelon, 5000 rublojn, ekzemple, kiel antaupagon, la profesoro povas ricevi tuj... kaj shuldkvitanco ne estas bezonata... la profesoro ech ofendos la plenrajtigitan komercan chefon, se mencios pri la kvitanco.

     - Вон!!!  - вдруг гаркнул Персиков так страшно, что пианино в  гостиной издало звук на тонких клавишах.

- For!!! - subite ekkriegis Persikov tiom terure, ke la piano en la gastchambro eligis sonon de la altaj klavoj.

     Гость исчез так, что дрожащий от ярости Персиков через минуту и сам уже сомневался, был ли он или это галлюцинация.

La gasto malaperis tiel, ke la tremanta pro furiozo Persikov pqst minuto jam dubis, chu li estis au tio estis halucino.

     - Его калоши?! - выл через минуту Персиков в передней.

- Chu estas liaj galoshoj?! - bojis post minuto Persikov en la vestiblo.

     - Они забыли, - отвечала дрожащая Марья Степановна.

- Lia moshto forgesis, - respondis la tremanta Maria Stepanovna.

     - Выкинуть их вон! - Eljetu ilin for!      - Куда же я их выкину. Они придут за ними. - Kien do mi forjetu ilin. Lia moshto revenos por ili.      - Сдать их в домовой  кабинет. Под  расписку.  Чтоб не  было  духу этих калош! В комитет! Пусть примут шпионские калоши!..

- Fordonu ilin en la doman komitaton. Kontrau kvitanco. Ne restu ech odoro de tiuj galoshoj! En la komitaton! Oni akceptu la spionajn galoshojn!..

     Марья Степановна, крестясь, забрала великолепные калоши и унесла  их на черный ход. Там постояла за дверью, а потом калоши спрятала в кладовку.

Maria Stepnovna, krucsignante, prenis la bonegajn ledajn galoshojn kaj forportis ilin al malantaua enirejo. Tie shi staris post la pordo kaj poste kashis la galoshojn en tenejo.

     - Сдали? - бушевал Персиков. - Chu vi fordonis? - furiozis Persikov.      - Сдала. - Fordonis.      - Расписку мне. - Donu la kvitancon.      - Да, Владимир Ипатьевич. Да неграмотный же председатель!..

- Sed, Vladimir Ipatjich. Ja la prezidanto estas analfabeta!..

     - Сию.  Секунду.  Чтоб.  Была.  Расписка.  Пусть  за  него какой-нибудь грамотный сукин сын распишется!

- Post. Sekundo. Estu. La. Kvitanco. Anstatau li subskribu iu skriboscia ulacho!

     Марья  Степановна только покрутила головой, ушла  и вернулась через 1/4 часа с запиской:

Maria Stepanovna nur balancis la kapon, foriris kaj revenis post kvaronhoro kun la skribajho:

     "Получено в фонд от проф. Персикова 1 /одна/ па кало. Колесов".

"Por la fonduso estas ricevita de Prof. Persikov 1 (unu) pa de galo. Kolesov".

     - А это что? - Kaj kio estas ghi?      - Жетон-с. - Jhetono.      Персиков  жетон  истоптал  ногами, а  расписку спрятал под пресс. Затем какая-то мысль

Persikov piedtretis la jetonon, sed la kvitancon metis sub premilon. Poste iu penso malserenigis lian krutan

23

омрачила  его крутой лоб. Он бросился к телефону, вытрезвонил Панкрата  в институте  и  спросил  у  него: "Все ли  благополучно?". Панкрат нарычал  что-то такое в  трубку,  из  чего можно  было понять,  что,  по его мнению,  все  благополучно. Но Персиков  успокоился  только  на одну минуту. Хмурясь, он уцепился за телефон и наговорил в трубку такое:

frunton. Li kurjhetis sin al la telefonaparato, eltelefonis Pankraton en la instituto kaj demandis lin: "Chu chio estas bonorde?" Pankrat raukis en la mikrofonon ion, el kio eblis kompreni, ke, lau li, chio estas bonorde. Sed Persikov trankvilighis nur por unu minuto. Faltante la frunton, li krochighis al la mikrofono kaj eldiris en ghin jenon:

     -  Дайте  мне  эту, как ее,  Лубянку. Мерси...  Кому  тут  из вас  надо сказать...  у  меня тут  какие-то  подозрительные субъекты в калошах  ходят, да... Профессор IV университета Персиков...

- Bonvolu ligi min kun tiu, Lubjanka*.(* Lubjanka - nomo de la strato, kie situis Shtata Politika Departemento (Trad.).) Merci... Al kiu el vi mi devas diri... min iuj suspektindaj uloj en galoshoj vizitas, jes... Profesoro de la 4-a Universitato Persikov...

     Трубка  вдруг  резко оборвала  разговор, Персиков  отошел, ворча сквозь зубы какие-то бранные слова.

La auskultilo subite abrupte interrompis la parolon, Persikov deiris, grumblante tra la dentoj iujn insultajn vortojn,

     -  Чай  будете  пить,  Владимир Ипатьевич?  - робко осведомилась  Марья Степановна, заглянув в кабинет.

- Chu vi trinkos teon, Vladimir Ipatjich? - malkuraghe demandis Maria Stepanovna, rigardinte en la kabineton.

     - Не буду я пить никакого чаю...  мур-мур-мур, и черт их всех возьми... как взбесились все равно.

- Mi trinkos nenian teon... mr-mr-mr, kaj diablo prenu ilin chiujn... ili kvazau frenezighis.

     Ровно  через  десять минут профессор принимал  у  себя в кабинете новых гостей.  Один  из  них, приятный,  круглый и очень вежливый,  был в скромном защитном военном френче и рейтузах.  На  носу у него сидело, как хрустальная бабочка, пенсне. Вообще он напоминал ангела в лакированных  сапогах. Второй, низенький,  страшно мрачный, был в штатском, но штатское на нем  сидело так, словно  оно  его стесняло. Третий гость вел себя  особенно,  он  не вошел  в кабинет  профессора, а остался в полутемной передней.  При этом освещенный и пронизанный стручками табачного дыма кабинет был ему насквозь виден. На лице этого третьего, который был тоже в штатском, красовалось дымчатое пенсне.

Strikte post dek minutoj la profesoro akceptis en sia kabineto jam novajn gastojn. Unu el ili, agrabla, globforma kaj tre ghentila, estis vestita per modesta kakia militjako kaj rajdpantalono. Sur lia nazo sidis, kvazau kristala papilio, nazumo. Ghenerale li similis al anghelo en lakitaj botoj. La dua, malalta, tre malserena, estis en civilvesto, sed la civilvesto konformis al li tiel, kzavau estis tro malloza. La tria gasto kondutis specife, li ne eniris la kabineton de la profesoro, sed restis en la duonluma vestiblo. Che tio la prilumita kaj traigita per strioj de cigarfumo kabineto estis travidebla por li. Sur la vizagho de tiu tria, kiu ankau estis en civilvesto, belaspektis fumkolora nazumo.

     Двое в кабинете совершенно  замучили  Персикова,  рассматривая визитную карточку,  расспрашивая  о  пяти  тысячах  и  заставляя описывать наружность гостя.

La duopo en la kabineto tute elturmentis Persikov'on, esplorante la vizitkarteton, demandante pri la kvin miloj kaj igante priskribi la aspekton de la gasto.

     - Да черт  его знает, -  бубнил Персиков,  - ну  противная  физиономия. Дегенерат.

- Diablo scias, - balbutis Persikov, - nu, mava fizionomio. Degenerulo.

     - А глаз у него не стеклянный? - спросил маленький хрипло.

- Kaj chu lia okulo ne estas vitra? - demandis la malaltulo rauke.

     - А черт его знает. Нет, впрочем, не стеклянный, бегают глаза.

- Diablo scias. Tamen ne la vitra, la okuloj viglas.

     -  Рубинштейн?  -  вопросительно  и  тихо  отнесся  ангел  к  штатскому маленькому. Но тот хмуро и отрицательно покачал головой.

Chu Rubinshtejn? - demande kaj mallaute turnis sin la anghelo al la civilvestita malaltulo. Sed tiu malserene kaj nee balancis la kapon.

     - Рубинштейн не даст без расписки, ни в коем - Rubinshtejn ne donos sen kvitanco, neniaokaze, -

24

случае, забурчал он, - это не рубинштейнова работа. Тут кто-то покрупнее.

grumblis li, - tio ne estas laboro de Rubinshtejn. Tio estas iu pli granda.

     История о  калошах вызвала взрыв живейшего интереса со  стороны гостей. Ангел   молвил   в   телефон  домовой   конторы   только   несколько   слов: "Государственное  политическое  управление  сию  минуту  вызывает  секретаря домкома Колесова в квартиру профессора Персикова  с  калошами",  - и Колесов тотчас, бледный, появился в кабинете, держа калоши в руках.

Rakonto pri la galoshoj elvokis eksplodon de viglega intereso che la gastoj. La anghelo diris al telefono de la doma kontoro nur kelkajn vortojn: "Shtata Politika Departemento senprokraste invitas la sekretarion de la doma komitato Kolesov en la apartamenton de Profesoro Persikov kun galoshoj", - kaj Kolesov, palvizagha, tuj aperis en la kabineto, tenante la galoshojn en la manoj.

     - Васенька!  - негромко окликнул ангел того,  который сидел в передней. Тот  вяло  поднялся и словно развинченный плелся в кабинет. Дымчатые  стекла совершенно поглотили его глаза. - Ну? - спросил он лаконически и сонно.

- Vachjo! - mallaute vokis la anghelo tiun, kiu sidis en la vestiblo. Tiu malvigle levighis kaj kvazau malshraubita trenis sin al la kabineto. La fumkoloraj vitroj tute forglutis liajn okulojn. - Nu? - demandis li lakone kaj dormeme.

     - Калоши. - Galoshoj.      Дымные  глаза скользнули по калошам, и  при  этом Персикову почудилось, что  из-под  стекол вбок, на  одно  мгновенье, сверкнули  вовсе не сонные, а наоборот, изумително колючие глаза. Но они моментально угасли.

La fumkovritaj okuloj glitis sur la galoshoj, kaj che tio al Persikov shajnis, ke elsub la vitroj flanken, por unu momento, ekbrilis tute ne dormemaj, sed, male, mirinde akraj okuloj. Sed ili momente estingighis.

     - Ну, Васенька? - Nu, Vachjo?      Тот, кого называли Васенькой, ответил вялым голосом:

Tiu, kiun oni nomis Vachjo, respondis per malvigla vocho:

     - Ну что тут, ну. Пеленжковского калоши. Немедленно фонд лишился подарка профессора  Персикова. Калоши исчезли в газетной бумаге. Крайне обрадовавшийся ангел во френче  встал и  начал  жать руку  профессору,  и  даже  произнес  маленький  спич,  содержание  которого сводилось к следующему:  это делает честь профессору... Профессор может быть спокоен... Больше никто его не потревожит, ни в  институте, ни дома...  меры будут приняты, камеры его в совершеннейшей безопасности...

- Nu, kio ja nu. La galoshoj estas de Pelenjhkovskij. Tuje la fonduso perdis la donacon de Profesoro Persikov. La galoshoj malaperis en jurnala papero. Tre ekghojinta la anghelo en militjako levighis kaj komencis premi la manon de la profesoro kaj ech faris malgrandan parolon, kies enhavo estis jena: tio honorigas la profesoron... La profesoro povas esti trankvila... neniu plu maltxankviligos lin, nek en la instituto, nek hejme... estos entreprenitaj agoj, liaj kameroj estas en absoluta sekureco...

     -  А  нельзя ли, чтобы вы репортеров  расстреляли?  - спросил Персиков, глядя поверх очков.

- Kaj chu eblas, ke vi pafmortigu reporterojn? - demandis Persikov, rigardante super la okulvitroj.

     Этот вопрос развеселил чрезвычайно гостей. Не  только хмурый маленький, но даже дымчатый улыбнулся в передней. Ангел, искрясь  и сияя, объяснил, что это невозможно.

Tiu demando treege gajigis la gastojn. Ne nur la malserena malaltulo, sed ech la fumkolorulo ridetis en la vestiblo. La anghelo, brilante kaj radiante, klarigis... ke dume, hm... certe, tio estus bone... ho, tamen, ja estas gazetaro... kvankam tia projekto jam maturighas en Konsilio de Laboro kaj Defendo... ni havas honoron adiaui.

     - А это что за каналья у меня была? - Kaj kiu kanajlo vizitis min?      Тут все перестали улыбаться, и  ангел ответил уклончиво,  что  это так, какой-нибудь мелкий  аферист, не стоит  обращать внимания... тем не менее он убедительно просит гражданина

Che tio chiuj chesigis rideti, kaj la anghelo respondis eviteme, ke tio estis iu malgrava aferachulo, ne indas atenti... tamen li tre petas la civitanon profesoron teni en plena sekreto la eventon de la hodiaua vespero, kaj

25

профессора держать в полной тайне происшествие сегодняшнего вечера, и гости ушли.

la gastoj foriris.

     Персиков  вернулся в кабинет, к диаграммам, но  заниматься ему все-таки не пришлось. Телефон выбросил огненный кружочек,  и женский  голос предложил профессору, если он желает жениться на вдове интересной и пылкой, квартиру в семь комнат. Персиков завыл в трубку:

Persikov revenis en la kabineton, al la diagramoj, sed li ne sukcesis tamen labori: La telefonaparato eljhetis la fajran ringeton, kaj la virina vocho proponis al la profesoro, se li deziras edzighi al interesa kaj arda vidvino, apartamenton el sep chambroj. Persikov ekhurlis en la mikrofonon:

     - Я вам советую лечиться у  профессора Россолимо... -  и получил второй звонок.

- Mi konsilas al vi kuracighi che Profesoro Rossolimo... - Kaj ricevis la duan sonoron.

     Тут  Персиков  немного обмяк,  потому  что  лицо  достаточно  известное звонило из Кремля, долго и сочувственно расспрашивало Персикова о его работе и изъявило желание навестить лабораторию. Отойдя от телефона, Персиков вытер лоб  и трубку  снял. Тогда  в верхней  квартире  загремели страшные трубы  и полетели вопли Валкирий, - радиоприемник у директора суконного треста принял вагнеровский концерт в Большом театре. Персиков под вой и грохот, сыплющийся с  потолка, заявил Марье Степановне,  что он уедет  из Москвы, что он  будет судиться  с  директором,  что он  сломает  ему  этот приемник,  потому  что, очевидно, задались  целью  его выжить  вон.  Он разбил лупу  и  лег  спать в кабинете на  диване  и  заснул  под  нежные  переборы  клавишей  знаменитого пианиста, прилетевшие из Большого театра.

Post tio Persikov iomete malstrechighis, char la persono, sufiche renoma, telefonis el Kremlo, longe kaj simpatiece pridemandis Persikov'on pri lia laboro kaj esprimis deziron viziti la laboratorion. Deirinte de la telefonilo, Persikov vishis la frunton kaj demetis la auskultilon. Tuje en la supra apartamento ektondris teruraj trumpetoj kaj eksonis kriegoj de Valkirioj, - radioricevilo de la direktoro de drapa trusto audigis koncherton de Wagner en la Granda teatro. Persikov sub la hurlo kaj tondro, shutanta desur la plafono, deklaris al Maria Stepanovna, ke li procesos kontrau la direktoro, ke li rompos tiun ricevilon, ke li forveturos el Moskvo al diablo, char evidente oni ekintencis forpeli lin. Li frakasis la lupeon kaj kushis por dormi sur divano en la kabineto kaj ekdormis sub la teneraj sonoj de klavoj de la fama pianisto, alflugintaj el la Granda teatro.

     Сюрпризы  продолжались  и на  следующий  день.  Приехав  на  трамвае  к институту, Персиков застал на крыльце  неизвестного ему гражданина  в модном зеленом котелке. Тот внимательно оглядел Персикова, но  не отнесся к нему ни с какими вопросами, и поэтому Персиков его стерпел. Но в передней  института кроме растерянного Панкрата навстречу Персикову  поднялся второй  котелок  и вежливо его приветствовал:

Surprizoj dauris ankau dum la sekva tago. Veninte per tramo al la instituto, Persikov renkontis sur la perono nekonatan civitanon en moda verda kaldronforma chapelo. Tiu atente rigardis al Persikov, sed ne turnis sin al li kun iuj demandoj, tial Persikov toleris lin. Sed en la vestiblo de la instituto krom la embarasita Pankrat renkonten al Persikov levighis la dua "kaldrono" kaj ghentile salutis lin:

     - Здравствуйте, гражданин профессор. - Bonan tagon, civitano profesoro.      - Что вам надо? - страшно спросил Персиков, сдирая при  помощи Панкрата с  себя  пальто. Но  котелок быстро утихомирил Персикова,  нежнейшим голосом нашептав,  что  профессор напрасно  беспокоится.  Он, котелок, именно  затем здесь   и  находится,  чтобы  избавить   профессора  от  всяких   назойливых посетителей... Что профессор может быть спокоен не только за двери кабинета, но даже и за окна. Засим неизвестный отвернул на  мгновение  борт

- Kion vi bezonas? - terurige demandis Persikov, deshirante desur si la palton kun helpo de Pankrat. Sed la kaldrono facile trankviligis Persikov'on, flustrinte per tenerega vocho, ke la profesoro vane maltrankvilighas. Li, kaldrono, ghuste por tio estas chi tie, ke la profesoro estu defendata de chiuj trudemaj vizitantoj... ke la profesoro povas esti trankvila ne nur, pri la pordo de la kabineto, sed ankau pri la fenestroj. Post tio la nekonatulo defleksis por momento refaldon de la surtuto kaj montris al la

26

пиджака  и показал профессору какой-то значок. profesoro iun insignon.      - Гм... однако, у вас  здорово поставлено дело,  -  промычал Персиков и прибавил наивно, - а что вы здесь будете есть?

- Hm... tamen, via afero estas bonege aranghita, - murmuris Persikov kaj aldiris naive, - sed kion vi manghos chi tie?

     На это котелок усмехнулся и объяснил, что его будут сменять.

La kaldrono rikanis al tio kaj klarigis, ke oni anstatauos lin.

     Три дня после этого прошли великолепно. Навещали профессора два раза из Кремля,  да один  раз были студенты, которых  Персиков экзаменовал. Студенты порезались все до единого, и по их лицам было видно, что теперь уже Персиков возбуждает в них просто суеверный ужас.

Tri tagoj post tio pasis bonege. Du foje oni vizitis la profesoron el Kremlo kaj unu fojon estis studentoj, kiujn Persikov ekzamenis. La studentoj fiaskis chiuj ghis la lasta, kaj iliaj vizaghoj montris, ke nun Persikov ekscitas en ili simple superstichan terurighon.

     - Поступайте в кондуктора! Вы не можете заниматься зоологией, - неслось из кабинета.

- Farighu konduktoroj! Vi ne kapablas okupighi pri zoologio, - audighis el la kabineto.

     - Строг? - спрашивал котелок у Панкрата. - Chu li estas rigora? - demandis la kaldrono Pankrat'on.

     -  У,  не  приведи  бог,  - отвечал  Панкрат,  - ежели  какой-нибудь  и выдержит,  выходит,  голубчик,  из кабинета  и шатается. Семь потов  с  него сойдет. И сейчас в пивную.

- Ho, ne donu Dio, -- respondis Pankrat, - se ech iu eltenas, li eliras - kolombeto - el la kabineto kaj shancelighas. Sep shvitoj fluos de li. Kaj tuje al bierejo.

     За  всеми  этими  делишками  профессор  не заметил трех  суток,  но  на четвертые  его вновь  вернули к действительной жизни,  и причиной  этого был тонкий и визгливый голос с улицы.

Pro chiuj chi aferetoj la profesoro ne rimarkis tri tagnoktojn, sed dum la kvara oni denove revenigis lin al la reala vivo, kaj kauzis tion alta kaj akuta vocho desur la strato.

     - Владимир Ипатьич! - прокричал голос в  открытое окно кабинета с улицы Герцена. Голосу повезло:  Персиков слишком переутомился за последние дни.  В этот  момент  он как раз  отдыхал,  вяло и  расслабленно  смотрел  глазами в красных  кольцах  и курил в  кресле. Он  больше не  мог.  И поэтому  даже  с некоторым  любопытством выглянул  в  окно  и  увидал  на  тротуаре  Альфреда Бронского.  Профессор  сразу  узнал  титулованного  обладателя  карточки  по остроконечной  шляпе  и  блокноту.  Бронский  нежно и почтительно поклонился окну.

- Vladimir Ipatjich! - kriis la vocho en la malfermitan fenestroti de la kabineto flanke de la Hercen-strato. La vocho bonshancis: Persikov tro lacighis dum la lastaj tagoj. En tiu momento li ripozis, malvigle kaj malstreche rigardante per la okuloj chirkauitaj de rughaj ringoj kaj fumis en braksegho. Li ne plu povis. Tial li ech kun iorna scivolemo elrigardis el la fenestro kaj ekvidis sur la trotuaro Alfredon Bronskij. La profesoro tuje rekonis la titolitan posedanton de la karteto pro la akrapinta chapelo kaj notlibreto. Bronskij tenere kaj respekte riverencis al la fenestro.

- Ha, chu vi estas? - demandis la profesoro. Li ne havis forton por ekkoleri kaj ech al li shajnis interese, kio okazos plu? Shirmita per la fenestro, li sentis shin sekura kontrau Alfredo. La senshangha kaldrono surstrate tuj turnis la orelon al Bronskij, Ties vizagho ekflofis per kortusha rideto.

     - Пару минуточек,  дорогой  профессор, - заговорил  Бронский,  напрягая голос, с тротуара, - я  только один вопрос и чисто зоологический.  Позвольте предложить?

- Paron da minutoj, kara profesofo, - ekparolis Bronskij, strechante la vochon sur la trotuaro, - mi nur solan demandeton, pure zoologian. Chu vi permesos prezenti?

     -  Предложите, - лаконически и иронически  ответил Персиков  и подумал: "Все-таки в этом мерзавце есть что-то американское".

- Prezentu, - lakone kaj ironie respondis Persikov kaj pensis: "Tamen en tiu kanajlo estas io usona".

     - Что вы скажете за кур, дорогой профессор? -  - Kion vi diros por la kokoj, kara Profesoro? - kriis

27

крикнул Бронский, сложив руки щитком. Bronskij, kunmetinte la manojn funele.      Персиков  изумился.  Сел  на  подоконник,  потом слез,  нажал кнопку  и закричал, тыча пальцем в окно:

Persikov miregis. Li eksidis sur la fenestrobretori, poste ekstaris, premis la butonon kaj ekkriis, montrante per la fingro al la fenestro:

     - Панкрат, впусти этого, с тротуара. - Pankrat, enlasu tiun ulon sur la trotuaro.      Когда Бронский  появился в  кабинете,  Персиков настолько простер  свою ласковость, что рявкнул ему:

Kiam Bronskij aperis en la kabineto, Persikov tiom elmontris sian bonhumoron, ke kriis al li:

     - Садитесь! - Eksidu!      И Бронский, восхищенно улыбаясь, сел на винтящийся табурет.

Kaj Bronskij, rave ridetante, eksidis sur la helican tabureton.

     - Объясните мне, пожалуйста,  - заговорил Персиков, - вы пишите  там, в этих ваших газетах?

- Bonvolu klarigi al mi, - ekparolis Persikov, - chu vi skribas tie, en tiuj viaj jhurnaloj?

     - Точно так, - почтительно ответил Альфред. - Ghuste tiel, - fespekte respondis Alfredo.      - И  вот  мне  непонятно, как вы можете писать,  если вы не умеете даже говорить по-русски.  Что это за  "пара минуточек"  и "за кур"? Вы, вероятно, хотели спросить "насчет кур"?

- Sed mi ne komprenas, kiel vi povas skribi, se vi ech paroli ruse ne scipovas, Kioii signifas "paro da minutoj" kaj "por la kokoj"? Chu vi, vershajne, volis demandi "pri la kokoj"?

     Бронский почтительно рассмеялся: Bronskij afekte kaj respekte ekridis:      - Валентин Петрович исправляет. - Valentin Petrovich korektas.      - Кто это такой Валентин Петрович? - Kio estas Valentin Petrovich?      - Заведующий литературной частью. - Estro de la literatura fako.      - Ну, ладно. Я, впрочем, не  филолог. В сторону вашего  Петровича!  Что именно вам желательно знать насчет кур?

- Nu, bone. Mi, cetere, ne estas filologo. Ni lasu vian Petrovich'on, Kion nome vi deziras scii pri la kokoj?

     - Вообще все, что вы скажете, профессор. - Ghenerale chion, kion vi diros, profesoro.      Тут Бронский вооружился карандашом. Победные искры взметнулись в глазах Персикова.

Che tio Bronskij armis sin per krajono. Triumfaj fajreroj ekbrilis en la okuloj de Persikov.

     - Вы напрасно обратились ко мне, я не специалист по пернатым. Вам лучше всего  было   бы  обратиться  к  Емельяну  Ивановичу   Португалову,  в   I-м университете. Я лично знаю весьма мало...

- Vi vane turnis vin al mi, mi ne estas specialisto pri la plumuloj. Vi prefere turnu vin al Emeljan Ivanovich Portugalov en la 1-a Universitato. Mi scias tro malmulte...

     Бронский  восхищенно  улыбнулся,  давая  понять,  что  он  понял  шутку дорогого профессора. "Шутка - мало!" - черкнул он в блокноте.

Bronskij rave ekridetis, montrante, ke li komprenis la shercon de la kara profesoro. "Sherco - malmulte!" - strekis li en la notlibreto.

     -  Впрочем, если  вам интересно,  извольте. Куры или гребенчатые... род птиц из  отряда  куриных.  Из  семейства фазановых... -  заговорил  Персиков громким  голосом  и глядя  не на  Бронского,  а куда-то  в  даль, перед  ним подразумевались  тысяча  человек...  -  из  семейства фазановых... фазанидэ. Представляют  собою  птиц с мясисто-кожным  гребнем и  двумя  лопастями  под нижней   челюстью...  гм...  хотя,  впрочем,  бывает   и   одна  в  середине подбородка... Ну,  что же еще. Крылья короткие и округленные.  Хвост средней длины,  несколько  ступенчатый,  даже,  я бы сказал,

- Tamen, se por vi estas interese, bonvolu. Kokoj, au krestuloj... genro de birdoj el la ordo de galinoformaj. El la familio de fazanedoj... - ekparolis Persikov per lauta vocho kaj rigardante ne al Bronskij, sed ien malproksimen, kie estis imagataj antau li mil homoj... - el la familio de fazanedoj... Phasianidae. Tiuj birdoj distingighas per karneca kresto kaj du loboj sub malsupra makzelo... hm... kvankam, cetere, povas esti ankau unu meze de la mentono... Nu, kio ankorau. La flugiloj estas mallongaj kaj kurbaj... La vosto mezlonga, iom shtupeca kaj ech, mi diru, shedoforma, la mezaj plumoj serpe kurbaj... Pankrat... alportu el la modela kabineto modelon n-ro 705,

28

крышеобразный,  средние перья  серпообразно  изогнуты...  Панкрат,  принеси из  модельного  кабинета модель  номер  705, разрезной петух... Впрочем, вам это не нужно?.. Панкрат, не приноси  модели... Повторяю  вам,  я не  специалист, идите к Португалову. Ну-с, мне  лично известно шесть  видов дикоживущих  кур...  Гм... Португалов знает  больше... В Индии и  на Малайском  архипелаге.  Например,  Банкивский петух или  Казинту,  он  водится в предгорьях  Гималаев, по  всей  Индии,  в Ассаме, в Бирме... Вилохвостый петух или Галлюс Вариус на Ломбоке, Сумбаве и Флорес.  А  на острове  Яве  имеется  замечательный петух Галлюс  Энеус,  на юго-востоке  Индии  могу  вам  рекомендовать  очень  красивого   Зоннератова петуха... Я вам  покажу  рисунок.  Что же  касается  Цейлона,  то на нем  мы встречаем петуха Стенли, больше он нигде не водится.

dissekcita koko... tamen, chu vi ne bezonas tion?.. Pankrat, ne alportu la modelon... Mi ripetas, ke mi ne estas specialisto, bonvolu iri al Portugalov. Nu, mi konas nur 6 speciojn de sovaghaj kokoj... hm... Portugalov scias pli multe... en Hindio kaj sur Malaja Arkipelago. Ekzemple, Gallus gallus, ghi multas en chemontaro de Himalajo, en la tuta Hindio, en Asamo, en Birmo... Gallus varius - sur Lombok, Sumbawa kaj Flores. Kaj sur la insulo Javo ekzistas rimarkinda koko Gallus enyus, en sudoriento de Hindio mi povas rekomendi al vi tre belan Sonnerat-kokon... Mi poste montros al vi desegnajhon. Kio koncernas Cejlonon, tie ni renkontas Gallus laffayetti, tiu koko plu nenie estas.

     Бронский сидел, вытаращив глаза, и строчил. Bronskij sidis, elorbitiginte la okulojn, kaj skribegis.      - Еще что-нибудь вам сообщить? - Chu ankorau ion komuniki al vi?      - Я бы хотел что-нибудь  узнать насчет  куриных болезней,  -  тихонечко шепнул Альфред.

- Mi dezirus ekscii ion pri kokaj malsanoj, - mallaute flustris Alfredo.

     - Гм,  не специалист  я... вы Португалова спросите... А впрочем...  Ну, ленточные  глисты,  сосальщики,  чесоточный клещ,  железница,  птичий  клещ, куриная   вошь  или  пухоед,  блохи,  куриная  холера,  крупозно-дифтерийное воспаление слизистых оболочек...  Пневмокониоз, туберкулез, куриные парши... мало ли, что может быть... (искры прыгали в глазах Персикова)... отравление, например, бешеницей, опухоли, английская болезнь, желтуха, ревматизм, грибок Ахорион  Шенляйни...  очень  интересная болезнь:  при заболевании на  гребне образуются маленькие пятна, похожие на плесень...

- Hm, mi ne estas specialisto... vi demandu Portugalov'on... Tamen... Nu, cestodozo, trematodozo, akarozo, birda sarkoptozo, koklausa malsano, puloj, koka hholero, krupodifteria mukozito... pneumokoniozo, tuberkulozo, koka skabio... chio ajn povas esti... (fajreroj saltadis en la okuloj de Persikov)... ekzemple, venenigho per elaterio, tumoroj, la angla malsano, iktero, reumatismo, micetozo de Achorion Shenlain... tre interesa malsano. Che tiu malsano sur la kresto formighas etaj makuloj, similaj al shimo...

     Бронский вытер пот со лба цветным носовым платком.

Bronskij forvishis shviton de la frunto per buntkolora naztuko.

     -  А  какая  же,  по-вашему  мнению,   профессор,  причина   теперешней катастрофы?

- Sed kiu el ili, lau vi, kauzis la nunan katastrofon?

     - Какой катастрофы? - Kiun katastrofon?      - Как, разве вы не  читали, профессор? - удивился Бронский и вытащил из портфеля измятый лист газеты "Известия".

- Ha, chu vi ne legis, profesoro? - miris Bronskij kaj eligis el la paperujo chifitan folion de la jhurnalo "Izvestija".

     - Я не читаю газет, - ответил Персиков и насупился.

- Mi ne legas jurnalojn, - respondis Persikov kaj kuntiris la brovojn.

     - Но почему же, профессор? - нежно спросил Альфред.

- Sed kial do, profesoro? - milde demandis Alfredo.

     -  Потому что они чепуху  какую-то пишут,  -  не  задумываясь,  ответил Персиков.

- Char ili publikigas iajn sensencajhojn, - ne pensante respondis Persikov.

29

     - Но как же, профессор? - мягко шепнул Бронский и развернул лист.

- Sed kial, profesoro? - tenere flustris Bronskij kaj malfaldis la folion.

     - Что такое? - спросил Персиков и даже  поднялся с места.  Теперь искры запрыгали в глазах у  Бронского. Он подчеркнул острым,  лакированным пальцем невероятнейшей величины заголовок через всю страницу  газеты "Куриный мор  в республике".

- Kio? - demandis Persikov kaj ech levighis. Nun la fajreroj eksaltis en la okuloj de Bronskij. Li substrekis per akrapinta lakita fingro la ekstreme grandliteran titolon tra tuta pagho de la jhurnalo: "Koka epizootio en la respubliko".

     - Как? - спросил Персиков, сдвигая на лоб очки...

- Chu? - demandis Persikov, formovante la okulvitrojn sur la frunton...

Глава 6. Москва в июне 1928 года

Chapitro VI Moskvo en junio 1928

     Она  светилась,  огни танцевали,  гасли  и  вспыхивали.  На театральной площади вертелись  белые фонари автобусов, зеленые огни трамваев, над бывшим Мюр  и  Мерилизом,  над   десятым  надстроенным  на  него   этажом,  прыгала электрическая разноцветная женщина, выбрасывая по буквам разноцветные слова: "Рабочий  кредит".   В  сквере  против  Большого   театра,   где  бил  ночью разноцветный  фонтан,  толкалась  и  гудела  толпа.  А  над  Большим театром гигантский рупор завывал:

Ghi lumis, la lumoj dancetis, estingighis kaj denove brilis. Sur la Teatralnaja-placo cirkulis blankaj fajroj de autobusoj, verdaj lumoj de tramoj; super la eksa "Mjur kaj Meriliz"*(* Nun Centra Universala Magazeno en Moskvo (Trad.).), super la deka alkonstruita etagho, saltadis elektra buntkolora virino, eljhetante politere diverskolorajn vortojn "Laborista kredito". En skvaro antau la Granda Teatro, kie nokte shprucis buntkolora fontano, tumultis kaj rumoris homamaso. Kaj super la Granda Teatro giganta megafono sirenis:

     -  Антикуриные  прививки  в  Лефортовском ветеринарном  институте  дала блестящие  результаты.  Количество  куриных  смертей  за  сегодняшнее  число уменьшилось вдвое.

- Antikokaj inokuloj en Lefortova veterenaria instituto donis brilajn rezultojn. Kvanto da ... kokaj mortoj dum hodiaua dato duonighis...

     Затем рупор менял тембр, что-то рычало в нем, над театром  вспыхивала и угасала зеленая струя, и рупор жаловался басом:

Poste la megafono shanghis tembron, io mughis en ghi, super la teatro ekbrilis kaj estingighis verda strio, kaj la megafono plendadis per baso:

     -  Образована чрезвычайная комиссия по борьбе с куриной чумой в составе наркомздрава,     наркомзема,    заведующего    животноводством     товарища Птахи-Поросюка,   профессоров  Персикова   и   Португалова...   и   товарища Рабиновича!.. Новые попытки интервенции!.. - хохотал  и  плакал  как  шакал, рупор, - в связи с куриною чумой!

- Estas formita ekstrema komisiono por batalo kontrau la koka pesto en konsisto de la popola komisaro pri sanprotekto, popola komisaro pri agrokulturo, fakestro pri bestbredado kamarado Ptahha-Porosjuk, Profesoroj Persikov kaj Portugalov... kaj kamarado Rabinovich!.. Novaj provoj de invado!.. - ridegis kaj ploris, kvazau shakalo, la megafono, - lige kun la koka pesto!

     Театральный проезд,  Неглинный  и Лубянка  пылали  белыми и фиолетовыми полосами,  брызгали  лучами, выли сигналами,  клубились пылью.  Толпы народа теснились  у стен у  больших листов объявлений, освещенных резкими  красными рефлекторами:

La Teatralnij-strato, Neglinnij-strato kaj Lubjanka-strato flamis per blankaj kaj violkoloraj strioj, shprucis per radioj, sirenis, kovrighis per polvonuboj. La homamasoj tumultis che muroj kun grandaj anoncfolioj, prilumataj per fortaj rughkoloraj reflektiloj:

     "Под   угрозой   тягчайшей   ответственности   воспрещается   населению употреблять в пищу куриное мясо и яйца. Частные торговцы при попытке продажи их  на рынках подвергаются  уголовной ответственности с  конфискацией  всего имущества. Все граждане, владеющие

"Sub minaco de pezega respondeco estas malpermesate al la loghantaro uzi por manghado kokajn viandon kaj ovojn. Privataj komercistoj pro provoj vendi tiujn en bazaroj estos submetataj al kriminala respondeco kun konfisko de la tuta havajho. Chiuj civitanoj, havantaj ovojn, devas urghe

30

яйцами, должны в срочном порядке сдать их в районные отделения милиции".

fordoni ilin en distriktajn milicejojn".

     На крыше "Рабочей газеты"  на экране грудой до самого неба лежали куры, и зеленоватые пожарные, дробясь и искрясь, из шлангов поливали их керосином. Затем  красные волны  ходили  по  экрану,  неживой дым  распухал  и  мотался клочьями,  полз  струей, выскакивала  огненная  надпись:  "Сожжение  куриных трупов на Ходынке".

Sur la tegmento de "Laborista jhurnalo" en la ekrano are ghis la chielo kushis kokoj, kaj verdozaj fajrobrigadanoj, dispecighante kaj trembrilante, survershis ilin el hosoj per petrolo. Poste rughaj ondoj plenigis la ekranon, nereala fumo shvelis kaj disfalis floke, rampis strie, aperadis fajra surskribo: "Forbruligo de kokaj kadavroj sur la Hhodinka-kampo".

     Слепыми  дырами   глядели  среди  бешено   пылающих  витрин  магазинов, торгующих до 3 часов ночи, с двумя  перерывами на обед  и ужин, заколоченные окна под  вывесками: "Яичная  торговля. За  качество гарантия". Очень часто, тревожно завывая, мимо милиционеров проносились  шипящие машины с  надписью: "Мосздравотдел. Скорая помощь".

Blindokule rigardis inter la arde brilantaj vitrinoj de vendejoj, funkciantaj ghis la 3-a horo nokte, kun du mangh-pauzoj, la fermnajlitaj fenestroj sub shildoj "Ova komerco. La kvalito estas garantiata". Tre ofte, alarme sirenante, postlasante pezajn autobusojn, preter milicistoj kuregis siblantaj autoj kun surskriboj: "Moskva sanprotekta fako. Urgha helpo".

     - Обожрался еще кто-то гнилыми яйцами, - шуршали в толпе.

- Iu ankorau tromanghis putrajn ovojn, - oni susuris en la amaso.

     В Петровских  линиях зелеными и оранжевыми  фонарями сиял знаменитый на весь  мир ресторан "Ампир", и  в  нем на столиках, у  переносных  телефонов, лежали картонные вывески, залитые пятнами ликеров: "По распоряжению - омлета нет. Получены свежие устрицы".

En la Petrov-linioj per verdaj kaj oranghkoloraj lanternoj brilis fama en la tuta mondo restoracio "Ampir", kaj en ghi sur la tabloj, che transporteblaj telefonaparatoj, kushis kartonaj kartetoj, makulitaj per likvoroj: "Lau la ordono - omleto mankas. Estas ricevitaj freshaj ostroj".

     В Эрмитаже, где бусинками жалобно  горели китайские фонарики в неживой, задушенной  зелени,  на убивающей глаза  своим пронзительным  светом эстраде куплетисты Шрамс и  Карманчиков  пели  куплеты,  сочиненные  поэтами Ардо  и Аргуевым:

En "Ermitejo", kie malgaje lumis vitroperlaj chinaj lanternetoj en malvivaj, asfiksiitaj kreskajhoj, sur la frapokule prilumita estrado la kupletistoj Shrams kaj Karmanchikov kantis kupletojn, verkitajn de la poetoj Ardo kaj Argujev:

     Ах, мама, что я буду делать Без яиц??. - Ha, panjo, kion do mi faros Sen ovar'??      и грохотали ногами в чечетке. - kaj bruegis en piedklaka danco.      Театр покойного Всеволода Мейерхольда, погибшего, как  известно, в 1927 году при постановке пушкинского "Бориса Годунова", когда обрушились трапеции с голыми боярами,  выбросил  движущуюся разных цветов электрическую вывеску, возвещавшую  пьесу  писателя  Эрендорга  "Курий дох"  в  постановке  ученика Мейерхольда,   заслуженного   режиссера  республики   Кухтермана.  Рядом,  в Аквариуме, переливаясь  рекламными  огнями и  блестя полуобнаженным  женским телом,  в зелени эстрады,  под  гром  аплодисментов,  шло обозрение писателя Ленивцева "Курицыны дети".  А по Тверской,  с фонариками по  бокам морд, шли вереницею цирковые ослики, несли на  себе сияющие  плакаты: "В  театре  Корш

Teatro, portanta nomon de Vsevolod Mejerhhold, kiu pereis, kiel estas sciate, en la jaro 1927 dum prezento de "Boris Godunov" de Pushkin, kiam falegis trapezoj kun nudaj bojaroj, aranghis movighantan diverskoloran elektran afishon, anoncantan teatrajhon de la verkisto Erendorg "Koka morto" en scenigo de la dischiplo de Mejerhhold, honora reghisoro de la respubliko Kuhterman. Apude, en "Akvario", shanghlumante per reklamaj fajroj kaj brilante per duonnuda virina korpo, en verdajhoj de la estrado, sub bruo de aplaudoj, estis prezentata la revuo de la verkisto Lenivcev "Kokinaj idoj". Kaj sur la Tverskaja-strato, kun lanternetoj flanke de la muzeloj, pashis vice cirkaj azenetoj, kiuj surportis kolorbrilajn afishojn. En la teatro de Korsh estas restaurata "Chanteclaire" de Rostand.

31

возобновляется "Шантеклэр" Ростана".     Мальчишки-газетчики рычали и выли между колес моторов:

Buboj-jhurnalvendistoj mughis kaj sirenis inter radoj de autoj:

     - Кошмарная находка в подземелье! Польша готовится к кошмарной войне!!. Кошмарные опыты профессора Персикова!!

- Koshmara trovajho en subterejo! Pollando preparighas al koshmara milito!! Koshmaraj eksperimentoj de Profesoro Persikov!!

     В цирке бывшего Никитина, на приятно пахнущей навозом коричневой жирной арене  мертвенно-бледный клоун Бом говорил  распухшему  в  клетчатой водянке Биму:

En cirko de eksa Nikitin sur la agrable odoranta sterke brunkolora oleeca areno la mortepala klauno Bom estis diranta al la shvelinta pro chelkolora hidropso Bim:

     - Я знаю, отчего ты такой печальный! - Mi scias, pro kio vi estas tiom malgaja!      - Отциво? - пискливо спрашивал Бим. - Plo kio? - akutvoche demandadis Bim.      - Ты зарыл яйца в землю, а милиция 15-го участка их нашла.

- Vi enfosis ovojn en la teron, sed milico de la 15-a milicejo trovis ilin.

     -  Га-га-га-га,  - смеялся  цирк  так,  что в жилах  стыла  радостно  и тоскливо кровь и под стареньким куполом веяли трапеции и паутина.

- Ha-ha-ha-ha, - ridegis la cirko tiel, ke en la vejnoj ghoje kaj sopire malvarmighis la sango kaj sub la malnova kupolo shvebis trapezoj kaj araneajhoj.

     -  А-ап!  -  пронзительно кричали  клоуны,  и  кормленая  белая  лошадь выносила на  себе  чудной красоты  женщину, на  стройных ногах, в  малиновом трико.

- Ho-op! - akute kriadis la klaunoj, kaj sata blanka chevalo elportadis sur si virinon de mirakla beleco, sur la sveltaj gamboj, en frambokolora trikotajho.

     Не глядя  ни на кого, никого не  замечая, не отвечая на подталкивания и тихие и нежные зазывания проституток, пробирался  по Моховой, вдохновенный и одинокий, увенчанный  неожиданной славой Персиков к огненным часам у манежа. Здесь,  не  глядя  кругом,  поглощенный  своими  мыслями, он  столкнулся  со странным,  старомодным  человеком,  пребольно  ткнувшись  пальцами  прямо  в деревянную кобуру револьвера, висящего у человека на поясе.

Al neniu rigardante, neniun rimarkante, ne respondante al pushetoj kaj mallautaj kaj teneraj alvokoj de prostituitinoj, la inspirplena kaj soleca, kronita per neatendita gloro Persikov estis trairanta la Mohovaja-straton, direktanta sin al la fajra horlogho apud Manegho. Tie, ne rigardante chirkaue, absorbighinta per siaj pensoj, li koliziis kontrau stranga, malnovmoda homo, dolorige pushighinte per la fingroj kontrau ligna revolveringo, pendanta sur la zono de la homo.

     - Ах, черт! - пискнул Персиков. - Извините. - Ha, diablo! - akutkriis Persikov, - pardonu.      -  Извиняюсь, - ответил  встречный  неприятным голосом,  и кое-как  они расцепились в людской каше.  И профессор, направляясь на Пречистенку, тотчас забыл о столкновении.

- Pardonu min, - respondis la homo per malagrabla vocho, kaj ili apenau malkrochighis unu de la alia en la homa kacho. Kaj la profesoro, direktante sin al la Prechistenka-strato, tuj forgesis pri la kunpushigho.

     Глава 7. Рокк Chapitro VII Rokk      Неизвестно, точно  ли  хороши были лефортовские ветеринарные  прививки, умелы ли заградительные самарские отряды, удачны ли крутые меры, принятые по отношению  к  скупщикам  яиц  в  Калуге  и  Воронеже,  успешно  ли  работала чрезвычайная  московская комиссия, но хорошо известно, что через  две недели после  последнего  свидания  Персикова  с Альфредом в  смысле  кур  в  Союзе республик  было  совершенно  чисто.  Кое-где  в  двориках  уездных  городков валялись куриные сиротливые  перья, вызывая слезы на  глазах, да в больницах

Ne estas klare, chu efektive la Lefortovaj veterenariaj inokuloj estis tiom bonaj, chu la Samaraj bartachmentoj estis lertaj, chu estis sukcesaj la rezolutaj agoj, entreprenitaj kontrau la ovaj akaparistoj en Kaluga kaj Voronej, chu efike funkciis la Moskva ekstrema komisiono, sed estas bone sciate, ke du semajnojn post la lasta renkontigho de Persikov kun Alfred en Unio de respublikoj estis absolute pure rilate al kokoj. Ie en kortetoj de provincaj urbetoj kushis kokaj solecaj plumoj, eligante larmojn el la okuloj, kaj en malsanulejoj estis resanighantaj la lastaj el aviduloj, chesigante sangan lakson kun

32

попадались последние из жадных, доканчивая кровавый понос со рвотой. Людских смертей, к  счастью,  на  всю  республику  было  не  более  тысячи.  Больших беспорядков  тоже не  последовало.  Обьявился  было,  правда, в Волоколамске пророк, возвестивший,  что падеж кур вызван ни кем иным как  комиссарами, но особого   успеха   не   имел.  На  волоколамском  базаре  побили  нескольких милиционеров,  отнимавших  кур  у  баб,  да выбили стекла в местном почтово-телеграфном  отделении. По счастью, расторопные волоколамские власти приняли меры, в результате которых,  во-первых, пророк  прекратил свою деятельность, во-вторых, стекла на телеграфе вставили.

vomo. Homaj mortoj, feliche, en la tuta respubliko ne superis milon. Grandaj malordoj ankau ne sekvis. Fakte, en Volokolamsk aperis profeto, heroldinta, ke la epizootio de kokoj estas kauzita de neniu plu krom la komisaroj, sed li ne havis gradan sukceson. En la Volokolamska bazaro oni batis kelkajn milicistojn, penintajn forpreni kokojn che virinoj, ankau oni frakasis vitrojn en loka poshttelegrafejo. Feliche, lerta volokolamska gopou entreprenis agojn, rezulte de kiuj, unue, senspure malaperis la profeto, kaj due, oni shanghis vitrojn en la telegrafejo.

     Дойдя на севере до Архангельска и Сюмкина Выселка, мор  остановился сам собой по той причине, что  идти ему  было дальше некуда, - в Белом море, как известно, куры не водятся. Остановился  он  и во Владивостоке, ибо далее был океан.  На  далеком юге  -  пропал и затих  где-то в выжженых  пространствах Ордубата, Джудьбы и Карабулака, а  на западе удивительным образом задержался как  раз на польской и румынской границах. Климат,  что ли, там был иной или сыграли   роль   заградительные    кордонные   меры,   принятые    соседними правительствами, но  факт тот,  что мор дальше не  пошел. Заграничная пресса жадно  обсуждала неслыханный  в  истории падеж,  а  правительство  советских республик, не поднимая никакого шума, работало не покладая рук. Чрезвычайная комиссия по борьбе с куриной  чумой  переименовалась в чрезвычайную комиссию по  поднятию  и  возрождению куроводства  в  республике,  пополнилась  новой чрезвычайной   тройкой,  в  составе   шестнадцати   товарищей.  Был  основан "Доброкур",  почетными товарищами председателя  в который  вошли  Персиков и Португалов.  В  газетах  под их  портретами  появились  заголовки: "Массовая закупка  яиц за  границей"  и "Господин  Юз хочет  сорвать яичную компанию". Прогремел   на   всю   Москву   ядовитый   фельетон  журналиста   Колечкина, заканчивающийся словами: "Не  зарьтесь, господин Юз,  на наши яйца, -  у вас есть свои!".

Atinginte en Nordo Arhhangelsk'on kaj Sjumkin-Viselok'on, la epizootio chesis mem pro tiu kialo, ke ne estis kien movighi plu - en la Blanka maro, kiel estas sciate, kokoj ne ekzistas. Ghi haltis ankau en Vladivostok, char plue estis oceano. En fora Sudo - malaperis kaj chesis ie en la sunbruligitaj surfacoj de Ordubat, Gulfa kaj Karabulak, kaj en Okcidento mirinde haltis ghuste che la pollanda kaj rumania limoj. Chu klimato tie estis alia au chu rolis baraj kordonaj rimedoj, entreprenitaj de la najbaraj registaroj, sed estas la fakto, ke la epizootio ne plu movighis. La eksterlanda gazetaro brue, avide pridiskutis la senprecedencan en la historio epizootion, kaj la registaro de la sovetaj respublikoj, levante nenian bruon, laboris senchese. La ekstrema komisiono por batalo kontrau la koka pesto estis renomita je la ekstrema komisiono por restarigo kaj kreskigo de kokbredado en la respubliko, kompletighinte per nova ekstrema triopo en konsisto de dek ses kamaradoj. Estis fondita "Bonkoko", kie anighis Persikov kaj Portugalov kiel honoraj helpantoj de la prezidanto. En la jhurnaloj sub iliaj portretoj aperis titoloj: "Pogranda acheto de ovoj eksterlande" kaj "Sinjoro Juz intencas fiaskigi la ovan kampanjon". Famighis en la tuta Moskvo venenplena felietono de jhurnalisto Kolechkin, finighanta per la vortoj: "Ne celu, sinjoro Juz, niajn ovojn, - vi havas la proprajn!"* (* Vortludo. Ruslingve "jajca" (ovoj) signifas ankau "testikoj" (Trad.).)

     Профессор  Персиков совершенно измучился и заработался  в последние три недели.  Куриные события выбили его из  колеи  и  навалили  на

Profesoro Persikov tute elturmentighis kaj labordronis dum la lastaj tri semajnoj. La kokaj eventoj embarasis lin kaj sharghis sur lin duoblan

33

него  двойную тяжесть.  Целыми  вечерами  ему приходилось  работать  в  заседании  куриных комиссий и время от времени выносить длинные беседы то с Альфредом Бронским, то с механическим  толстяком.  Пришлось вместе с профессором  Португаловым и приват-доцентом Ивановым и Борнгартом анатомировать и микроскопировать кур в поисках бациллы чумы и даже в  течении трех вечеров на скорую  руку написать брошюру: "Об изменениях печени у кур при чуме".

pezon. Tutajn vesperojn li estis devigata partopreni en kunsidoj de la kokaj komisionoj kaj de tempo al tempo toleri longajn konversaciojn jen kun Alfred Bronskij, jen kun la mekanika dikulo. Li devis kune kun Profesoro Portugalov kaj privat-docentoj Ivanov kaj Borngart anatomii kaj mikroskopii kokojn serchante bacilon de pesto kaj ech verki dum tri vesperoj en hasto broshuron: "Pri aberacioj de hepatoj de kokoj che pesto".

     Работал Персиков без особого жара в куриной области, да оно  и понятно, - вся его голова  была полна другим -  основным и важным - тем, от  чего его оторвала  куриная катастрофа,  т. е. от красного луча. Расстраивая здоровье, урывая часы у сна  и еды, порою не возвращаясь на Пречистенку, а  засыпая на клеенчатом диване  в кабинете института,  Персиков ночи  напролет возился  у камеры и микроскопа.

Persikov laboris en la koka sfero sen aparta vervo, kaj tio estas kompreneble, - ja tuta lia kapo estis okupita per alio - la chefa kaj grava, - per tio, de kio la koka pesto forshiris lin, tio estas la rugha radio. Malbonigante sian jam sen tio rompitan sanon, forprenante horojn de dormo kaj mangho, foje ne revenante al la Prechistenka-strato, sed ekdormante sur la vakstola divano en la kabineto de la instituto, Persikov dum tutaj noktoj klopodis che la kamero kaj mikroskopo.

     К  концу  июля  гонка несколько  стихла.  Дела переименованной комиссии вошли  в  нормальное   русло,  и  Персиков  вернулся  к  нарушенной  работе. Микроскопы  были заряжены новыми  препаратами, в камере  под лучом зрела  со сказочной быстротой  рыбья  и лягушачья  икра. Из Кенигсберга  на  аэроплане привезли  специально  заказанные стекла,  и  в  последних  числах июля,  под наблюдением Иванова, механики соорудили две новых больших камеры,  в которых луч достигал  у основания  ширины папиросной коробки,  а в раструбе - целого метра.   Персиков  радостно  потер  руки  и  начал  готовиться   к  каким-то таинственным и сложным  опытам. Прежде  всего, он по  телефону сговорился  с народным комиссаром  просвещения,  и  трубка наквакала ему самое  любезное и всяческое  содействие,  а  затем Персиков  по  телефону же  вызвал  товарища Птаху-Поросюка, заведующего отделом  животноводства при верховной  комиссии. Встретил Персиков со стороны Птахи самое теплое внимание. Дело шло о большом заказе за границей для профессора Персикова. Птаха сказал  в телефон, что он тотчас  телеграфирует  в   Берлин  и  Нью-Йорк.  После   этого   из   Кремля осведомились, как  у Персикова идут дела, и важный и ласковый голос спросил, не нужен ли Персикову автомобиль?

Al fino de julio da ekstremlaboro iom malpliighis. La agado de la alinomita komisiono normalighis, kaj Persikov revenis al la interrompita laboro. Mikroskopoj estis shargitaj per novaj preparatoj, en la kamero sub la radio kreskis kun fabela rapideco fisha kaj rana frajo. El Kenigsberg oni alportis per aeroplano speciale menditajn glacojn, kaj en la lastaj datoj de julio sub kontrolo de Ivanov mekanikistoj konstruis du novajn grandajn kamerojn, en kiuj la radio atingis che bazo dimension de cigareda skatolo kaj en funelo - tutan metron. Persikov ghoje frotis la manojn kaj komencis preparadon de iuj sekretaj kaj komplikaj eksperimentoj. Antau chio li interkonsentis telefone kun la popola komisaro pri klerigo, kaj la auskultilo kvakis al li plej afablan kaj chiarimedan kontribuon, kaj poste Persikov ankau telefone atingis kamaradon Ptahha-Porosjuk, fakestron pri bestbredado che la supera komisiono. Persikov trovis flanke de Ptahha la plej favoran atenton. Temis pri granda mendo eksterlande por Profesoro Persikov. Ptahha diris telefone, ke li tuje telegrafos al Berlin kaj Nov-Jorko. Post tio oni el Kremlo interesighis, kiel pasas la afero che Persikov, kaj grava kaj afabla vocho demandis, chu ne estas bezonata al Persikov automobilo.

     -  Нет,  благодарю  вас.  Я  предпочитаю - Ne, mi dankas vin. Mi preferas tramon, - respondis

34

ездить  в трамвае,  -  ответил Персиков. Persikov.      -  Но   почему  же?  -  спросил  таинственный  голос  и  снисходительно усмехнулся.

- Sed kial do? - demandis la mistera vocho kaj degne mokridetis.

     С  Персиковым все вообще разговаривали или с почтением и ужасом, или же ласково усмехаясь, как маленькому, хоть и крупному ребенку.

Kun Persikov ghenerale chiuj parolis au kun respekto kaj terursento, au kun karesa mokrideto, kvazau kun la granda aghetulo.

     - Он быстрее ходит,  -  ответил Персиков, после  чего  звучный  басок в телефон ответил:

- Ghi veturas pli rapide, - respondis Persikov, post kio la solida baseto respondis telefone:

     - Ну, как хотите. - Nu, kiel vi deziras.      Прошла  еще неделя, причем Персиков, все  более отдаляясь от затихающих куриных  вопросов,  всецело  погрузился  в  изучение  луча.  Голова  его  от бессонных  ночей  и переутомления стала  светла, как бы прозрачна  и  легка. Красные  кольца не сходили теперь с его глаз,  и почти всякую  ночь Персиков ночевал в институте... Один раз он  покинул зоологическое прибежище, чтобы в громадном  зале  Цекубу  на  Пречистенке  сделать доклад о  своем луче  и  о действии  его на  яйцеклетку. Это  был гигантский  триумф  зоолога-чудака. В колонном зале от всплеска  рук  что-то  сыпалось  и  рушилось  с  потолков и шипящие дуговые трубки  заливали светом  черные смокинги цекубистов и  белые платья  женщин. На  эстраде,  рядом с кафедрой, сидела на стеклянном  столе, тяжко дыша и серея, на блюде  влажная лягушка величиною с кошку. На  эстраду бросали записки. В числе их было семь  любовных, и их Персиков разорвал. Его силой вытаскивал  на эстраду представитель Цекубу, чтобы кланяться. Персиков кланялся раздраженно,  руки  у  него были  потные, мокрые, и черный  галстук сидел  не под подбородком, а  за левым ухом. Перед ним в  дыхании и в тумане были  сотни желтых  лиц  и  мужских  белых  грудей, и  вдруг  желтая  кобура пистолета мелькнула и пропала где-то за  белой  колонной. Персиков ее смутно заметил  и забыл. Но, уезжая после доклада,  спускаясь по  малиновому  ковру лестницы, он вдруг почувствовал себя нехорошо. На миг заслонило черным яркую люстру в вестибюле, и  Персикову стало  смутно, тошновато...  Ему почудилась гарь, показалось, что кровь течет у него липко и жарко по шее...  И дрожащею рукой схватился профессор за перила.

Pasis ankorau unu semajno, kaj Persikov, chiam pli kaj pli malproksimighante for de la estingighanta koka problemo, plene mergis sin en esploradon de la radio. Lia kapo pro la sendormaj noktoj kaj trolacigho ighis hela, kvazau diafana kaj malpeza. La rughaj ringoj ne forlasadis nun liajn okulojn, kaj preskau chiun nokton Persikov dormis en la instituto. Unu fojon li forlasis la zoologian rifughejon por fari en la grandega salono de CKPVS** (** CKPVS - Centra Komisiono por Plibonigo de Vivkondichoj de Sciencistoj che Konsilio de Popolaj Komisaroj. (Trad.).) sur la Prechistenka-strato prelegon pri sia radio kaj ties efiko al ovolo. Tio estis giganta triumfo de la zoologo-strangulo. En la kolona salono pro la aplaudegoj io shutighadis kaj defaladis de sur la plafonoj, kaj siblantaj arklampaj tubetoj vershis lumon al nigraj smokingoj de CKPVS-anoj kaj al blankaj roboj de virinoj. Sur la estrado, apud katedro, sidis sur vitra tablo, anhelante kaj grizighante, sur plado, malseka rano, kate granda. Oni jhetadis skribajhojn sur la estradon. Inter tiuj estis sep amkonfesaj, kaj Persikov disshiris ilin. La prezidanto de CKPVS perforte eltiradis lin sur la estradon por riverenci. Persikov riverencis incitite, liaj manoj estis shvitaj, malsekaj, kaj la nigra kravato situis ne sub la mentono, sed post la maldekstra orelo. Antau li en spirnebulo estis centoj da flavaj vizaghoj kaj viraj blankaj brustoj, kaj subite flava pistolingo aperis kaj tuje kashighis ie post blanka kolono. Persikov apenau rimarkis ghin kaj forgesis pri ghi. Sed, forveturante post la prelego, malsuprenirante lau frambokolora tapisho de la shtuparo, li subite eksentis svenighon. Por momento shirmighis per nigro la luma lustro en la vestiblo, kaj Persikov ekhavis nauzon... Li kvazau ekflaris brulodoron, al li shajnis, ke sango tenace kaj varmege fluas sur lia kolo... Kaj la profesoro krochighis per la tremanta mano al la balustrado.

     -  Вам  нехорошо, Владимир  Ипатьевич?  -  набросились  со всех  сторон встревоженные голоса.

- Chu vi malbonfartas, Vladimir Ipatjich? - chirkauis lin maltrankvilighintaj vochoj.

     -  Нет, нет, - ответил Персиков, оправляясь, - просто я переутомился... да... Позвольте мне

- Ne, ne, - respondis Persikov, rekonsciighante, - mi simple trolacighis... jes... Bonvolu doni al mi glason

35

стакан воды. da akvo.     * * * * * * * *     Был очень  солнечный  августовский  день. Он мешал  профессору, поэтому шторы были опущены.  Один  гибкий  на ножке  рефлектор бросал  пучок острого света  на  стеклянный  стол, заваленный  инструментами и  стеклами.  Отвалив спинку винтящегося кресла, Персиков в изнеможении курил и сквозь полосы дыма смотрел  мертвыми  от усталости,  но довольными глазами  в приоткрытую дверь камеры, где, чуть подогревая и без того душный и нечистый воздух в кабинете, тихо лежал красный сноп луча.

Estis sunoplena augusta tago. Ghi malhelpis al la profesoro, pro tio la kurtenoj estis mallevitaj. Unu fleksebla sur piedeto reflektilo jetadis faskon da akra lumo sur vitran tablon, supershutitan per instrumentoj kaj glacoj. Apoginte sin je dorseto de la helica braksegho, Persikov senforte fumis kaj tra strioj da fumo rigardis per la senvivaj pro lacigho, sed kontentaj okuloj tra la duonfermita pordo de la kamero, kie iomete plivarmigante jam sen tio sufokan kaj malpuran aeron en la kabineto, kviete kushis rugha fasko de la radio.

     В дверь постучали. Oni frapis la pordon.      - Ну? - спросил Персиков. - Nu? - demandis Persikov.      Дверь мягко  скрипнула,  и вошел  Панкрат.  Он сложил  руки по швам  и, бледнея от страха перед божеством, сказал так:

La pordo milde knaris, kaj eniris Pankrat. Li metis la manojn laulonge de la femuroj kaj, palighante pro timo antau la idolo, diris jenon:

     - Там до вас, господин профессор, Рокк пришел.

- Tie al vi, sinjoro profesoro, Rokk*** venis. (*** Rokk - asociighas kun la ruslingva vorto "rok" - "fatalo" (Trad.).)

     Подобие улыбки показалось на щеках ученого. Он сузил глазки и молвил:

Io simila al rideto aperis sur la vangoj de la sciencisto. Li duonfermis la okuletojn kaj diris:

     - Это интересно. Только я занят. - Tio estas interese. Tamen mi estas okupita.      - Они говорят, что с казенной бумагой с Кремля.

- Lia eksilenso diras, ke li estas kun oficiala papero el Kremlo.

     - Рок  с  бумагой? Редкое сочетание, - вымолвил  Персиков и  добавил, - ну-ка, давай его сюда!

- Chu la fatalo kun papero? Rara kombino, - prononcis Persikov kaj aldiris: - Nu, donu lin chi tien!

     - Слушаю-с, - ответил Панкрат и как уж исчез за дверью.

- Plenumotas, - respondis Pankrat kaj, kiel kolubro, malaperis post la pordo.

     Через  минуту  она  скрипнула  опять,  и  появился  на  пороге человек. Персиков скрипнул  на  винте  и  уставился в пришедшего поверх  очков  через плечо.  Персиков был слишком далек от жизни, он ею  не интересовался, но тут даже  Персикову  бросилась  в  глаза  основная  и  главная  черта  вошедшего человека.  Он  был  страшно  старомоден.  В  1919 году  этот человек был  бы совершенно уместен на улицах столицы, он был бы терпим в 1924 году, в начале его, но в 1928  году он был странен. В то время, как наиболее даже отставшая часть пролетариата - пекаря  - ходили в пиджаках,  когда  в Москве редкостью был френч - старомодный  костюм, оставленный окончательно в конце 1924 года, на вошедшем  была кожаная двубортная куртка, зеленые штаны, на ногах обмотки и штиблеты, а на боку огромный  старой конструкции пистолет маузер в  желтой кобуре. Лицо вошедшего  произвело на Персикова то же впечатление, что 

Post minuto ghi knaris denove, kaj sur la sojlo aperis homo. Persikov knaris per la helico kaj fiksrigardis al la veninto super la okulvitroj trans la shultro. Persikov estis tro malproksima de la vivo - ghi ne interesis lin, sed nun ech al Persikov okulfrapis la chefa kaj specifa trajto de la enirinta homo. Li estis strange malnovmoda. En la jaro 1919 tiu homo estus absolute konforma al la stratoj de la chefurbo, li estus tolerebla en la jaro 1924, en ghia komenco, sed en la jaro 1928 li aspektis stranga. Tiam, kiam ech la plej postrestinta parto de la proletaro - bakistoj - portis jakojn, kiam en Moskvo estis rarajho militjako - malnovmoda kostumo, forlasita definitive en fino de 1924, la enirinto estis vestita per leda dubutonvica jako, verda pantalono, la piedoj - per volvtukoj kaj shuoj, kaj sur la zono estis grandega pistolo de malnova marko "mauser" en flava trivita pistolingo. La vizagho de la enirinto faris saman impreson al Persikov, kiel al chiuj - tre malagrablan impreson. La malgrandaj okuletoj rigardis al la tuta mondo

36

и  на всех -  крайне неприятное впечатление. Маленькие глазки сомтрели на весь мир изумленно и в то же время уверенно, что-то развязное было в коротких ногах с плоскими  ступнями.  Лицо  иссиня-бритое.  Персиков   сразу  нахмурился.  Он безжалостно похрипел  винтом  и, глядя на вошедшего уже  не поверх  очков, а сквозь них, молвил:

surprizite kaj samtempe certece, io senceremonieca estis en la mallongaj gamboj kun plataj plandoj. La vizagho estis blua-razita. Persikov tuje kuntiris la brovojn. Li senkompate knaris per la helico kaj, rigardante al la enirinto jam ne super la okulvitroj, sed tra tiuj, eldiris:

     - Вы с бумагой? Где же она? - Chu vi estas kun la papero? Kie do ghi estas?      Вошедший, видимо, был ошеломлен тем, что  увидел.  Вообще  он был  мало способен  смущаться, но  тут  смутился. Судя  по глазкам, его поразил прежде всего шкап в 12  полок, уходивший в потолок и битком набитый книгами. Затем, конечно, камеры, в которых, как в аду, мерцал малиновый, разбухший в стеклах луч.  И  сам  Персиков  в  полутьме  у  острой  иглы  луча,  выпадавшего  из рефлектора,  был достаточно  странен  и  величественен  в  винтовом  кресле. Пришелец  вперил в него взгляд,  в  котором явственно прыгали искры почтения сквозь самоуверенность, никакой бумаги не подал, а сказал:

La enirinto, evidente, estis konsternita per tio, kion li ekvidis. Generale li malmulte kapablis konfuzighi, sed nun konfuzighis. Lau liaj okuletoj, lin konsternis antau chio shranko kun 12 bretoj, atinganta la plafonon kaj plenshtopita per libroj. Krome, certe, la kameroj, en kiuj, kiel en la infero, scintilis la karmezina, shvelinta en la glacoj radio. Kaj Persikov mem en duonlumo che la akra pinglo de la radio, falanta el la reflektilo, estis sufiche stranga kaj majesta sur la helica segho. La veninto fiksrigardis lin, kaj en la rigardo klare vidighis fajreroj de respekto tra la memcerteco, li donis neniun paperon, sed diris:

     - Я Александр Семенович Рокк! - Mi estas Aleksandr Semjonovich Rokk!      - Ну-с? Так что? - Nu? Kaj kio?      - Я назначен заведующим показательным совхозом "Красный луч", - пояснил пришлый.

- Mi estas enoficigita kiel estro de la modela sovhhozo "Rugha radio", - klarigis la veninto.

     - Ну-с? - Nu?      - И вот к вам, товарищ, с секретным отношением.

- Kaj jen mi al vi, kamarado, kun la sekreta komisio.

     - Интересно было бы узнать. Покороче, если можно.

- Estus interese ekscii. Pli koncize, laueble.

     Пришелец  расстегнул  борт  куртки  и  высунул приказ,  напечатанный на великолепной  плотной  бумаге.  Его  он  протянул  Персикову.  А  затем  без приглашения сел на винтящийся табурет.

Persikov tiom dekutimighis de la vorto "kamarado", ke ghi nun frapis lian orelon. Li evidente incitighis. La veninto malbutonumis refaldon de la jako kaj eligis ordonon, tajpitan sur luksa dika papero. Li donis ghin al Persikov. Kaj poste sen invito eksidis sur la helican tabuteton.

     - Не толкните стол, - с ненавистью сказал Персиков.

- Ne pushu la tablon, - malrespekte diris Persikov.

     Пришелец испуганно оглянулся на стол, на дальнем краю которого  в сыром темном  отверстии мерцали безжизненно, как изумруды,  чьи-то глаза.  Холодом веяло от них.

La veninto timigite rerigardis al la tablo, che kies dista rando en humida malluma aperturo trembrilis senvive, kvazau smeraldoj, ies okuloj. Malvarmo blovetis de ili.

     Лишь только Персиков прочитал бумагу, он поднялся с табурета и бросился к телефону.  Через  несколько секунд  он  уже  говорил торопливо и в крайней степени раздражения:

Persikov tuj post tralego de la papero levighis desur la tabureto kaj saltis al la telefono. Post kelkaj sekundoj li jam parolis haste kaj ekstreme iritite:

     - Простите... Я не могу понять... Как же так? Я... без  моего согласия, совета... Да ведь он черт знает что наделает!!

- Pardonu... Mi ne povas kompreni... Kial do? Mi... Sen mia konsento, konsulto... Sed li diablo scias kion farachos!!

37

     Тут незнакомец повернулся крайне обиженно на табурете.

Che tio la nekonatulo turnighis tre ofendite sur la tabureto.

     - Извиняюсь, - начал он, - я завед... - Mi pardonpetas, - komencis li, - mi estas estr...     Но Персиков махнул на него крючочком и продолжал:

Sed Persikov svingis kontrau li per la hoketo kaj daurigis:

     - Извините, я не могу понять... Я, наконец,  категорически протестую. Я не даю своей санкции на опыты с яйцами... Пока я сам не попробую их...

- Pardonu, mi ne povas kompreni... Mi, finfine, kategorie protestas. Mi ne donas mian sankcion por la eksperimentoj pri la ovoj... chis kiam mi mem provos tion...

     Что-то квакало  и постукивало в трубке, и даже издали было понятно, что голос в  трубке, снисходительный, говорит с малым  ребенком. Кончилось  тем, что багровый Персиков с громом повесил трубку и мимо нее в стену сказал:

Io kvakis kaj frapetis en la auskultilo, kaj ech distance estis kompreneble, ke la vocho en la aukultilo degne parolas kun la aghetulo. Finighis per tio, ke la puncighinta Persikov brue metis la auskultilon kaj diris preter ghi al la muro:

     - Я умываю руки. - Mi ne respondecas pri la postsekvoj.      Он  вернулся к  столу, взял с него бумагу, прочитал ее  раз сверху вниз поверх очков, затем снизу вверх сквозь очки, и вдруг взвыл:

Li revenis al la tablo, prenis desur ghi la paperon, tralegis ghin desupre malsupren super la okulvitroj, poste demalsupre supren tra la okulvitroj kaj subite akutkriis:

     - Панкрат! - Pankrat!      Панкрат  появился  в дверях, как  будто  поднялся  по  трапу  в  опере. Персиков глянул на него и рявкнул:

Pankrat aperis che la pordo, kvazau levighis sur elirtabulo en opero. Persikov rigardis al li kaj kriis:

     - Выйди вон, Панкрат! - Iru for, Pankrat!      И Панкрат, не выразив на своем лице ни малейшего изумления, исчез.

Kaj Pankrat, espriminte per sia vizagho nenian miron, malaperis.

     Затем Персиков повернулся к пришельцу и заговорил:

Poste Persikov turnis sin al la veninto kaj diris:

     - Извольте-с... Повинуюсь. Не мое дело. Да мне и неинтересно.

- Bonvolu... Mi obeas. Ne estas mia afero. Kaj ne estas interese por mi.

     Пришельца профессор не столько обидел, сколько изумил.

La profesoro ne tiom ofendis la veninton, kiom surprizis.

     - Извиняюсь, - начал он, - вы же, товарищ?.. - Mi pardonpetas, - komencis li, - vi ja, kamarado...      - Что вы все товарищ да товарищ... - хмуро пробубнил Персиков и смолк.

- Kial vi chiam kamarado, kamarado... malkontente murmuris Persikov kaj eksilentis.

     "Однако", - написалось на лице у Рокка. "Tamen", - reflektighis sur la vizagho de Rckk.      - Изви... - Pardon...      - Так вот-с, пожалуйста, - перебил Персиков, - вот дуговой шар. От него вы получаете путем передвижения окуляра, -  Персиков щелкнул крышкой камеры, похожей на фотографический аппарат, - пучок, который вы можете собрать путем передвижения объективов, вот N 1... и зеркало  N 2, -  Персиков погасил луч, опять  зажег его  на  полу асбестовой  камеры,  - а на  полу в  луче  можете разложить  все,  что вам  нравится, и делать  опыты. Чрезвычайно  просто, не правда ли?

- Do, jen, bonvolu, - interrompis Persikov. - Jen estas arklampa globo. De ghi vi ricevas pere de movo de okulario, - Persikov klakis per kovrilo de la kamero, simila al fotilo, - faskon, kiun vi povas koncentri pere de movo de objektivoj, jen n-ro 1... kaj spegulo n-ro 2, - Persikov estingis la radion, denove enshaltis ghin sur planko de la asbesta kamero, - kaj sur la planko sub la radio vi povas dismeti chion, kio plachas al vi, kaj fari eksperimentojn. Estas ekstreme simple, chu ne?

     Персиков хотел выразить иронию и презрение, но пришелец их не  заметил, внимательно блестящими глазками всматриваясь в камеру.

Persikov intencis esprimi ironion kaj malrespekton, sed la veninto ne rimarkis tiujn, atente observante la kameron per la brilantaj okuletoj.

38

     - Только предупреждаю, - продолжал Персиков, - руки не следует совать в луч, потому что, по моим наблюдениям, он вызывает разрастание эпителия...  А злокачественны они или нет, я, к сожалению, еще не мог установить.

- Mi nur avertas, - daurigis Persikov, - ne necesas shovi la manojn sub la radion, char, lau mia sperto, ghi kauzas neoplazion de la epitelio... sed chu ghi estas maligna au ne, tni, bedaurinde, ankorau ne sukcesis distingi.

     Тут  пришелец  проворно  спрятал  свои  руки  за спину, уронив  кожаный картуз,  и  поглядел на профессора. Его руки были насквозь прожжены йодом, а правая у кисти забинтована.

Che tio la veninto vigle kashis la manojn post la dorso, fallasinte la ledan kaskedon, kaj rigardis al la manoj de la profesoro. Ili tutaj estis stigmatizitaj per jodo, kaj la dekstra vindita che la manradiko.

     - А как же вы, профессор? - Sed kiel do vi, profesoro?      - Можете  купить резиновые  перчатки у Швабе  на Кузнецком, раздраженно ответил профессор. - Я не обязан об этом заботиться.

- Vi povas acheti kauchukajn gantojn che Shvabe sur la strato Kuzneckij Most, - incitite respondis la profesoro. - Mi ne devas zorgi pri tio.

     Тут Персиков посмотрел на пришельца словно в лупу.

Che tio Persikov rigardis al la veninto kvazau tra lupeo.

     - Откуда вы взялись? Вообще... Почему вы?.. - De kie vi aperis? Generale... kial vi?..     Рокк, наконец, обиделся сильно. Rokk, finfine, tre ofendighis.      - Извини... - Pardon...      - Ведь нужно же знать, в чем дело!.. Почему вы уцепились за этот луч?..

- Ja necesas scii la kauzon!.. Kial vi krochighis al tiu chi radio?..

     - Потому, что это величайшей важности дело... - Char tio estas shtatgrava afero...      - Ага. Величайшей? Тогда... Панкрат! - Aha. Chu la shtatgrava? Tiam... Pankrat!      И когда Панкрат появился: - Погоди, Панкрат, я подумаю.

Sed kiam Pankrat aperis: - Atendu, mi pensos.

     И Панкрат покорно исчез. Kaj Pankrat obeeme malaperis.      - Я, - говорил Персиков,  - не могу понять вот чего: почему нужна такая спешность и секрет?

- Mi, - diris Persikov, - ne povas kompreni jen kion: por kio estas bezonata tia hasto kaj sekreteco?

     -  Вы, профессор, меня уже сбили с  панталыку, -  ответил Рокк, - вы же знаете, что куры издохли все до единой.

- Vi, profesoro, jam konfuzis min, - respondis Rokk, - vi ja scias, ke chiuj kokoj ghis la lasta mortis.

     - Ну  так что же из этого? - завопил Персиков,  - что же  вы  хотите их воскресить моментально, что ли? И почему при помощи еще не изученного луча?

- Nu, kaj kio resume? - ekkriegis Persikov, - chu vi deziras reaperigi ilin momente? Kaj kial pere de ankorau ne esplorita radio?

     -  Товарищ  профессор,  - ответил  Рокк,  -  вы  меня,  честное  слово, сбиваете. Я вам говорю,  что нам  необходимо возобновить у себя куроводство, потому что за границей пишут про нас всякие гадости. Да.

- Kamarado profesoro, - respondis Rokk, - vi min efektive konfuzas. Mi ja diras al vi, ke la stato bezonas restarigi la kokbredadon, char oni eksterlande skribas pri ni diversajn achajhojn. Jes.

     - И пусть себе пишут... - Kaj skribu ili...      - Ну, знаете, - загадочно ответил Рокк и покрутил головой.

- Nu vi diras, - enigme respondis Rokk kaj balancis la kapon.

     - Кому, желал бы я знать, пришла в голову мысль растить кур из яиц...

- Al kies kapo, tni dezirus scii, venis la ideo kreskigi kokojn el ovoj?..

     - Мне, - ответил Рокк. - Al la mia, - respondis Rokk...      -  Угу...  Тэк-с... А  почему,  позвольте  узнать? Откуда вы  узнали  о свойствах луча?

- Aha... Jen... Sed kial, bonvolu klarigi? De kie vi eksciis pri ecoj de la radio?

     - Я, профессор, был на вашем докладе. - Mi, profesoro, cheestis vian prelegon.      - Я с яйцами еще не делал!.. Только собираюсь! - Mi ankorau nenion faris kun ovoj!... Mi nur

intencas!

39

     - Ей-богу, выйдет,  - убедительно вдруг и  задушевно сказал Рокк, - ваш луч такой знаменитый, что хоть слонов можно вырастить, не только цыплят.

- Dio vidas, rezultos, - subite konvinkite kaj sinceranime diris Rokk, - via radio estas tia fama, ke eblas ech elefantojn kreskigi, ne nur kokidojn.

     - Знаете  что, - молвил Персиков, - вы не зоолог?  Нет? Жаль. .  Из вас вышел  бы  очень  смелый  экспериментатор...  Да...  только  вы  рискуете... получить неудачу... и только у меня отнимаете время...

- Jen kio, - diris Persikov, - chu vi ne estas zoologo? Chu ne? bedaurinde... vi estus tre kuragha eksperimentanto... Jes... tamen vi riskas... rezultigi fiaskon... kaj nur forprenas mian tempon...

     - Мы вам вернем камеры. Что значит? - Ni redonos al vi la kamerojn. Kio do?      - Когда? - Kiam?      - Да вот, я выведу первую партию. - Jen kiam mi kovos la unuan parton.      - Как вы это уверенно говорите! Хорошо-с. Панкрат!

- Kiel vi certece diras tion! Bone. Pankrat!

     - У меня есть с собой люди, - сказал Рокк, - и охрана...

- Mi kunhavas la homojn, - diris Rokk, - kaj gardistaron...

     К  вечеру  кабинет  Персикова  осиротел...  Опустели столы. Люди  Рокка увезли три  большие камеры, оставив профессору только первую, его маленькую, с которой он начинал опыты.

Vespere la kabineto de Persikov orfighis... Malplenighis la tabloj. La homoj de Rokk forveturigis tri grandajn kamerojn, lasinte al la profesoro nur la unuan, malgrandan, de kiu li komencis la eksperimentojn.

     Надвигались июльские сумерки, серость  овладела институтом,  потекла по коридорам. В кабинете слышались монотонные  шаги - это Персиков, не  зажигая огня, мерил большую комнату от окна к дверям... Странное  дело: в этот вечер необъяснимо  тоскливое настроение овладело  людьми, населяющими  институт, и животными.  Жабы  почему-то подняли особенно тоскливый  концерт и стрекотали зловеще и предостерегающе. Панкрату пришлось ловить в коридорах ужа, который ушел из своей камеры, и когда он его поймал, вид у ужа был такой, словно тот собирался куда глаза глядят, лишь бы только уйти.

Proksimighis julia krepusko, la grizo plenigis la instituton, fluis tra la koridoroj. En la kabineto audighis monotona pashado - tio Persikov, ne enshaltante la lumon, mezurumis la grandan chambron de la fenestro ghis la pordo... La stranga fakto: en tiu vespero neklarigeble splena humoro ekregis la homojn kaj bestojn, loghantajn en la instituto. La bufoj ial okazigis specife korpreman koncherton kaj kvakis minacplene kaj averte. Pankrat estis devigita kapti en la koridoroj la kolubron, kiu forrampis el sia kamero, kaj kiam li kaptis ghin, la kolubro havis tian aspekton, kvazau ghi estis forironta chien ajn nur por fughi.

     В глубоких сумерках  прозвучал звонок  из кабинета  Персикова.  Панкрат появился на пороге. И увидал  странную картину. Ученый стоял одиноко посреди кабинета и глядел на столы. Панкрат кашлянул и замер.

Profundvespere audighis sonoro el la kabineto de Persikov. Pankrat aperis sur la sojlo. Kaj ekvidis strangan bildon: la sciencisto staris solece meze de la kabineto kaj rigardis al la tabloj. Pankrat tusetis kaj senmovighis.

     - Вот, Панкрат, - сказал Персиков и указал на опустевший стол.

- Jen, Pankrat, - diris Persikov kaj montris al la malplenighinta tablo.

     Панкрат ужаснулся. Ему  показалось, что  глаза у профессора в  сумерках заплаканы. Это было так необыкновенно, так страшно.

Pankrat konsternighis. Al li shajnis en la krepusko, ke la okuloj de la profesoro estas postploraj. Tio estis tiel nekutime, tiel terure.

     -  Так  точно,  -  плаксиво ответил Панкрат и подумал:  "Лучше  б ты уж наорал на меня!"

- Jes, ghuste, - ploreme respondis Pankrat kaj pensis: "Vi prefere krius kontrau mi!"

     - Вот, - повторил Персиков, и губы у него дрогнули точно так же,  как у ребенка, у которого отняли ни с того, ни с сего любимую игрушку.

- Jen, - ripetis Persikov, kaj liaj lipoj ektremis same, kiel tiuj de infano, de kiu oni subite forprenis ties shatatan ludilon.

     -  Ты знаешь,  дорогой  Панкрат,  - продолжал - Chu vi scias, kara Pankrat, - daurigis Persikov,

40

Персиков, отворачиваясь к окну, -  жена-то моя,  которая  уехала пятнадцать  лет назад, в оперетку она поступила, а теперь умерла, оказывается... Вот история, Панкрат милый... Мне письмо прислали...

forturnighante al la fenestro, - mia edzino ja, kiu forveturis antau dek kvin jaroj, shi eklaboris en operetteatro, sed nun shi mortis, evidentighis... Jen la okazintajo, Pankrat kara... Oni sendis leteron al mi...

     Жабы  кричали жалобно, и сумерки одевали  профессора, вот она...  ночь. Москва...  где-то какие-то  белые  шары  за  окнами  загорались...  Панкрат, растерявшись, тосковал, держа от страха руки по швам...

La bufoj blekis plende, kaj la krepusko kovris la profesoron, jen ghi... nokto. Moskvo... ie iaj blankaj globoj post fenestroj lumighis... Pankrat, embarasita, malghojis, tenis pro la timo la manojn laulonge de la femuroj...

     - Иди, Панкрат, - тяжело вымолвил профессор и  махнул  рукой, -  ложись спать, миленький, голубчик, Панкрат.

- Iru, Pankrat, - pene diris la profesoro kaj svingis per la mano, - iru dormi, kara, kolombeto, Pankrat.

     И наступила ночь.  Панкрат  выбежал из  кабинета почему-то на цыпочках, пробежал в свою каморку, разрыл тряпье в  углу, вытащил из-под  него початую бутылку русской  горькой и разом  выхлюпнул  около чайного  стакана. Закусил хлебом с солью, и глаза его несколько повеселели.

Kaj venis nokto. Pankrat elkuris el la kabineto ial sur la piedfingroj, alkuris sian chambreton, disshovis chifonojn en la angulo, prenis elsub ili malpakitan botelon da rusa vodko kaj senforshire elsuchis preskau glason. Li manghetis panon kun salo, kaj liaj okuloj iom gajighis.

     Поздним вечером, уже ближе к полуночи, Панкрат, сидя босиком на  скамье в  скупо  освещенном   вестибюле,  говорил   бессонному  дежурному  котелку, почесывая грудь под ситцевой рубахой.

Profundvespere, jam che noktomezo, Pankrat, sidante nudpiede sur benko en la malabunde prilumita vestiblo, diris al la sendorma dejhoranta kaldrono, gratante la bruston sub la katuna chemizo:

     - Лучше б убил, ей бо... - Prefere li mortigus, Dio vidas...      - Неужто плакал? - с любопытством спрашивал котелок.

- Chu vere li ploris? - scivoleme demandadis la kaldrono.

     - Ей... бо... - уверял Панкрат. - Dio... vid... - certigis Pankrat.      -  Великий ученый, - согласился котелок,  -  известно, лягушка  жены не заменит.

- La granda sciencisto, - konsentis la kaldrono, - kompreneble, rano ne anstatauos la edzinon.

     - Никак, - согласился Панкрат. - Neniel, - konsentis Pankrat.     Потом он подумал и добавил: Poste li pensis kaj aldonis:      - Я свою бабу подумываю выписать сюды... Чего ей в самом деле в деревне сидеть. Только она гадов этих не выносит нипочем...

- Mi mian edzinon volas aranghi chi tien... kial do shi sidu en la vilagho. Sed shi tiujn chi bestachojn neniel toleras...

     - Что говорить, пакость ужаснейшая, - согласился котелок.

- Certe, la abomenajho terurega, - konsentis la kaldrono.

     Из кабинета ученого не слышно было ни  звука. Да и света в нем не было. Не было полоски под дверью.

El la kabineto de la sciencisto estis audeblaj neniuj sonoj. Ankau lumo mankis al ghi. Ne estis lumstrio sub la pordo.

Глава 8. История в совхозе Chapitro VIII Okazintajho en sovhhozo

     Положительно нет прекраснее  времени, нежели зрелый август в Смоленской хотя бы губернии. Лето 1928 года было, как известно, отличнейшее, с  дождями весной вовремя,  с полным жарким  солнцем,  с  отличным урожаем... Яблоки  в бывшем имении Шереметевых зрели... леса зеленели, желтизной

Sendube ne ekzistas pli bona periodo, krom matura augusto en, ekzemple, Smolenska gubernio. Somero de la jaro 1928 estis, kiel oni scias, belega, kun ghustatempaj pluvoj printempe, kun abunda varmega suno, kun bonega rikolto... Pomoj en la eksa bieno de Sheremetev estis maturighantaj... arbaroj verdis, flavkvadrate kushis kampoj... Homo ja plibonighas en

41

квадратов лежали поля... Человек-то лучше становится на лоне  природы.  И не так уж неприятен показался бы Александр Семенович, как в городе. И куртки противной на нем не было.  Лицо  его  медно загорело, ситцевая  расстегнутая  рубашка показывала грудь, поросшую густейшим черным волосом, на ногах были парусиновые штаны. И глаза его успокоились и подобрели.

sino de la naturo. Kaj Aleksandr Semjonovich impresus ne tiom malagrable, kiel en urbo. Kaj mava jako mankis al li. Lia vizagho kupre sunbrunighis, la katuna malbutonumita chemizo videbligis la bruston, kovritan per densega nigra hararo, la gamboj estis vestitaj en velshtofa pantalono. Kaj liaj okuloj trankvilighis kaj bonhumorighis.

     Александр  Семенович оживленно сбежал  с крыльца  с колоннадой, на коей была  прибита  вывеска  под  звездой:  "Совхоз "Красный  луч"",  и  прямо  к автомобилю-полугрузовичку, привезшему три черных камеры под охраной.

Aleksandr Semjonovich vigle malsuprenkuris desur perono kun kolonaro, al kiu estis alnajlita shildo sub stelo: SOVHHOZO "RUGHA RADIO" kaj direktis sin rekte al automobilo-kamioneto, alportinta tri nigrajn kamerojn kun gardistoj.

     Весь   день  Александр  Семенович  хлопотал  со   своими   помощниками, устанавливая камеры в бывшем зимнем саду - оранжерее Шереметевых... К вечеру все было готово. Под  стеклянным потолком  загорелся белый  матовый  шар, на кирпичах устанавливали камеры, и механик, приезжавший с камерами, пощелкав и повертев блестящие  винты, зажег на асбестовом  полу в черных ящиках красный таинственный луч.

La tutan tagon Aleksandr Semjonovich klopodis kun siaj helpantoj, instalante la kamerojn en la eksa vintra ghardeno - orangherio de Sheremetev... Ghis vespero chio estis preta. Sub vitra plafono eklumis blanka duondiafana globo, oni muntis la kamerojn sur brikoj, kaj mekanikisto, alveturinta kun la kameroj, klakante kaj turnante per brilantaj shrauboj, enshaltis sur la asbesta planko en la nigraj kestoj rughan misteran radion.

     Александр Семенович хлопотал, сам влезал на лестницу, проверяя провода.

Aleksandro Semjonovich klopodis, li mem ascendis shtupetaron, kontrolante dratojn.

     На следующий день вернулся со станции тот  же полугрузовичок и выплюнул три ящика, великолепной гладкой фанеры, кругом  оклеенной ярлыками  и белыми по черному надписями:      "Vorsicht!! Eier!!"      "Осторожно: яйца!!"

Sekvatage revenis de la stacio la sama kamioneto kaj elkrachis tri kestojn el bonega glata tavolligno, chirkaugluita per etikedoj kaj blankaj sur nigra fono surskriboj: VORSICHT: EIER!! ATENTON: OVOJ!!

     -  Что  же так мало прислали?  - удивился Александр  Семенович,  однако тотчас захлопотался и стал  распаковывать  яйца.  Распаковывание происходило все  в той же оранжерее и принимали  в нем участие: сам Александр Семенович; его  необыкновенной  толщины  жена  Маня;  кривой   бывший  садовник  бывших Шереметевых,  а ныне служащий в совхозе  на универсальной должности сторожа; охранитель, обреченный на житье в совхозе; и уборщица Дуня. Это не Москва, и все здесь носило более простой, семейный и дружественный характер. Александр Семенович распоряжался,  любовно  посматривая на  ящики,  выглядевшие  таким солидным  компактным  подарком,  под нежным  закатным светом верхних  стекол оранжереи.  Охранитель, винтовка которого  мирно  дремала  у дверей, клещами взламывал  скрепы и  металлические обшивки.  Стоял  треск...  Сыпалась пыль.

- Kial oni tiom malmulte alsendis? - miris Aleksandr Semjonovich, tamen tuje ekklopodis kaj komencis malpaki la ovojn. La malpakado okazis en la sama orangherio, kaj partoprenis en ghi: Aleksandr Semjonovich mem, lia ekstreme dika edzino Manja, unuokula eksa ghardenisto de eksa Sheremetev, sed nun servanta en la sovhhozo en unuversala posteno de gardisto, fusilisto, devigata loghi en la sovhhozo, kaj purigistino Dunja. Tio ne estis Moskvo, kaj chio havis tie pli simplan, familian kaj amikecan karakteron. Aleksandr Semjonovich ordonadis, karese rigardante al la kestoj, aspektantaj kiel solida kompakta donaco sub tenera sunsubira lumo de la supraj vitroj de la orangherio. La fusilisto, kies fusilo paceme dormetis che la pordo, rompadis per tenajlo stegojn kaj metalajn bendojn. Audighis krakado... Shutighis polvo. Aleksandr Semjonovich, klakante per la sandaloj, klopodis chirkau la kestoj.

42

Александр Семенович, шлепая сандалиями, суетился возле ящиков.     - Вы  потише, пожалуйста, - говорил он охранителю. - Осторожнее. Что же вы, не видите - яйца?

- Bonvolu pli akurate, - diris li al la fusilisto. - Pli atente. Chu vi ne vidas - ovoj?..

     - Ничего, - хрипел уездный воин, буравя, - сейчас...

- Normale, - raukis la provinca fuziliero, tenajlante, - tuj...

     Тр-р-р... и сыпалась пыль. Tr-r-r... kaj shutighis polvo.      Яйца оказались  упакованными  превосходно: под  деревянной  крышкой был слой парафиновой бумаги, затем  промокательной, затем следовал  плотный слой стружек, затем опилки, и в них замелькали белые головки яиц.

La ovoj estis pakitaj bonege: sub la ligna kovrilo estis tavolo da parafina papero, poste tiu da sorbpapero, sub ghi - densa tavolo da rabotajo, poste - segajoj, en kiuj vidighis blankaj kapetoj de ovoj.

     - Заграничной  упаковочки, - любовно говорил Александр Семенович, роясь в опилках, - это вам не то, что у нас. Маня, осторожнее, ты их побьешь.

- La eksterlanda pakajo, - karese diris Aleksandr Semjonovich, serchante en la segajoj, - ghi estas pli bona ol la nia. Manja, pli akurate, vi frakasos ilin.

     -  Ты, Александр  Семенович, сдурел,  - отвечала жена, -  какое золото, подумаешь. Что я, никогда яиц не видала? Ой!.. какие большие!

- Vi, Aleksandr Semjonovich, frenezighis, - respondis la edzino, - kvazau ja oro estas. Chu mi neniam vidis ovojn? Oj!... Kiaj grandaj!

     -  Заграница,  -  говорил   Александр  Семенович,  выкладывая  яйца  на деревянный  стол,   -  разве   это  наши  мужицкие  яйца...  Все,  вероятно, брамапутры, черт их возьми! немецкие...

- Eksterlando, - diris Aleksandr Semjonovich, elmetante la ovojn sur lignan tablon, - chu tio estas niaj kampulachaj ovoj... chiuj, vershajne, bramaputroj estas, diablo prenu! La germanaj...

     - Известное дело, - подтвердил охранитель, любуясь яйцами.

- Klara afero, - subtenis la fusilisto, admirante la ovojn.

     -  Только не  понимаю, чего они грязные, - говорил задумчиво  Александр Семенович...  -  Маня, ты присматривай.  Пускай дальше выгружают, а я иду на телефон.

- Mi nur ne komprenas, kial ili estas malpuraj, - diris mediteme Aleksandr Semjonovich... - Manja, vi zorgu. Oni elmetu plu, sed mi iros telefoni.

     И Александр  Семенович  отправился на телефон в  контору совхоза  через двор.

Kaj Aleksandr Semjonovich ekiris al telefono en kontoron de la sovhhozo trans la korto.

     Вечером в кабинете зоологического института затрещал телефон. Профессор Персиков взъерошил волосы и подошел к аппарату.

Vespere en la kabineto de la zoologia instituto ekzumis telefono. Profesoro Persikov tauzis la harojn kaj aliris la aparaton.

     - Ну? - спросил он. - Nu? - demandis li.      - С вами сейчас будет говорить провинция, - тихо с  шипением отозвалась трубка женским голосом.

- Tuj kun vi parolos provinco, - mallaute kun siblado respondis la auskultilo per virina vocho.

     - Ну. Слушаю, - брезгливо спросил Персиков в черний рот телефона. В том что-то щелкало, а затем дальний мужской голос сказал в ухо встревоженно:

- Nu. Mi auskultas, - abomeneme demandis Persikov en la nigran bushon de la telefono... En tiu io ekklakis kaj poste dista vira vocho diris en la orelon maltrankvile:

     - Мыть ли яйца, профессор? - Chu lavi la ovojn, profesoro?      - Что такое? Что? Что вы спрашиваете? - раздражился Персиков. -  Откуда говорят?

- Kio estas? Kio? Kion vi demandas? - incitighis Persikov, - de kie vi parolas?

     - Из Никольского, Смоленской губернии, - ответила трубка.

- El Nikolskoje, Smolenska gubernio, - respondis la auskultilo.

     - Ничего не понимаю. Никакого Никольского не знаю. Кто это?

- Mi nenion komprenas. Mi konas neniun Nikolskoje. Kiu estas?

43

     - Рокк, - сурово сказала трубка. - Rokk, - severe diris la auskultilo.      - Какой Рокк? Ах, да... это вы... так что вы спрашиваете?

- Kiu Rokk? - Ha, jes... tio estas vi... do kion vi demandas?

     - Мыть ли их?.. прислали из-за границы мне партию куриных яиц...

- Chu lavi ilin?.. oni sendis al mi el eksterlando aron da kokinaj ovoj...

     - Ну? - Nu?      - А они в грязюке в какой-то... - Sed ili estas en ia kotacho...      -  Что-то  вы  путаете...  Как  они могут  быть  в  "грязюке",  как  вы выражаетесь?  Ну,  конечно,  может  быть   немного...  помет  присох...  или что-нибудь еще...

- Vi miksas ion... Kiel ili povas esti en la "kotacho", lau via esprimo? Nu, certe, povas esti iomete... sterko algluighis... au io ankorau...

     - Так не мыть? - Do, chu ne lavi?      - Конечно, не нужно... Вы, что, хотите уже заряжать яйцами камеры?

- Certe, ne necesas... Chu vi jam intencas shargi la kamerojn per ovoj?

     - Заряжаю. Да, - ответила трубка. - Mi shargas. Jes, - respondis la auskultilo.      - Гм, - хмыкнул Персиков. - Hm, - ironiis Persikov.      - Пока, - цокнула трубка и стихла. - Ghis, - shmacis la auskultilo kaj eksilentis.      -  "Пока", - с  ненавистью повторил Персиков  приват-доценту Иванову, - как вам нравится этот тип, Петр Степанович?

"Gis", - malamege ripetis Persikov al privat-docento Ivanov, - kiel plachas al vi tiu ulo, Pjotr Stepanovich?

     - Это он? Воображаю, что он там напечет из этих яиц.

Ivanov ekridis. - Chu tio estis li? Mi imagas, kion li bakos el tiuj ovoj.

     - Д...  д... д...- заговорил  Персиков злобно. -  Вы  вообразите,  Петр Степанович... Ну, прекрасно... очень возможно, что на дейтероплазму куриного яйца  луч окажет такое же  действие, как и на  плазму голых. Очень возможно, что куры  у него вылупятся... Но, ведь, ни вы, ни я  не можем сказать, какие это куры будут... может быть, они ни к черту негодные куры. Может быть,  они подохнут через два дня. Может быть, их есть нельзя! А разве я  поручусь, что они будут стоять на ногах. Может быть, у них  кости ломкие. - Персиков вошел в азарт и махал ладонью и загибал пальцы.

- D...d...d... - ekparolis Persikov kolere, - vi imagu, Pjotr Stepanovich... nu, bone... tre eblas, ke al nukleoplasmo de kokina ovo la radio faros saman efikon, kiel al tiu de nudhautuloj. Tre eblas, ke kokoj elkovighos che li. Sed nek vi, nek mi povas diri, kiaj estos tiuj kokoj... eble, ili estos tute maltaugaj kokoj. Eble, ili mortos post du tagoj. Eble, ne licos manghi ilin! Kaj chu mi povas garantii, ke ili staros sur la piedoj. Eble, iliaj ostoj estos rompighemaj. - Persikov pasiighis kaj svingadis per la polmo, kalkulfleksante la fingrojn.

     - Совершенно верно, - согласился Иванов. - Tute ghuste, - konsentis Ivanov.      - Вы можете поручиться, Петр Степанович, что они дадут поколение? Может быть,  этот  тип  выведет стерильных кур. Догонит  их  до величины собаки, а потомства от них жди потом до второго пришествия.

- Chu vi povas garantii, Pjotr Stepanovich, ke ili donos idojn? Eble, tiu ulo bredos sterilajn kokojn. Kreskigos ilin hunde grandaj, sed poste oni atendu idaron de ili ghis la dua alveno de Kristo.

     - Нельзя поручиться, - согласился Иванов. - Ne eblas garantii, - konsentis Ivanov.      -  И какая развязность,  - расстраивал  сам себя  Персиков,  - бойкость какая-то!  И,  ведь,  заметьте,   что   этого  прохвоста  мне  же   поручили инструктировать. -  Персиков  указал на  бумагу,  доставленную  Рокком  (она валялась на экспериментальном столе)...  - а  как я его буду, этого невежду, инструктировать, когда я сам по этому вопросу ничего сказать не могу.

- Kaj kia senceremonieco estas, - ekscitis sin mem Persikov, - kia vigleco! Kaj atentu, ke oni komisiis al mi ja instrukcii tiun friponon. - Persikov montris al la papero, alportita de Rokk (ghi kushachis sur la eksperimenta tablo) - ...sed kiel mi instrukcios tiun profanulon, kiam mi mem nenion povas diri pri la demando.

     - А отказаться нельзя было? - спросил Иванов. - Sed chu ne eblis rifuzi? - demandis Ivanov.44

     Персиков побагровел, взял бумагу и  показал ее Иванову. Тот прочел ее и иронически усмехнулся.

Persikov puncighis, prenis la paperon kaj montris ghin al Ivanov. Tiu tralegis ghin kaj ironie ridetis.

     - М-да... - сказал он многозначительно. - M-jes... - diris li signifoplene.      - И, ведь, заметьте... Я своего заказа жду два месяца и о нем ни слуху, ни   духу.  А  этому  моментально  и  яйца   прислали   и  вообще  всяческое содействие...

- Kaj atentu... Mi mian mendon atendas du monatojn, kaj nenia sciigo pri ghi estas. Sed al li oni momente ovojn sendis kaj ghenerale chiel kontribuas...

     - Ни черта у него не выйдет, Владимир Ипатьевич. И просто кончится тем, что вернут нам камеры.

- Nenio rezultos che li, Vladimir Ipatjich. Kaj finighos chio simple per tio, ke oni redonos al vi la kamerojn.

     - Да если бы скорее, а то ведь они же мои опыты задерживают.

- Se pli baldau estus, alie oni prokrastigas miajn eksperimentojn.

     - Да вот это скверно. У меня все готово. - Jes, tio estas malbone. Che mi chio estas preta.      - Вы скафандры получили? - Chu vi skafandrojn ricevis?      - Да, сегодня утром. - Jes, hodiau.      Персиков несколько успокоился и оживился. Persikov iom trankvilighis kaj viglighis.      -  Угу...  Я  думаю, мы  так  сделаем.  Двери операционной  можно будет наглухо закрыть, а окно мы откроем...

- Aha... mi opinias, ni faru tiel. Pordon de la operaciejo ni hermetike fermu, sed la fenestron malfermu...

     - Конечно, - согласился Иванов. - Certe, - konsentis Ivanov.      - Три шлема? - Chu tri kaskoj estas?      - Три. Да. - Tri. Jes.      - Ну вот-с...  Вы,  стало  быть, я  и  кого-нибудь  из  студентов можно назвать. Дадим ему третий шлем.

- Nu jen... Do, estos vi, mi kaj eblos iun el studentoj inviti. Ni donos al li trian kaskon.

     - Гринмута можно. - Eblas Grinmut'on.      -  Это  который  у  вас  сейчас  с  саламандрами работает?..  гм...  он ничего...  хотя,  позвольте,  весной  он  не   мог   сказать,  как   устроен плавательный пузырь у голозубых, - злопамятно добавил Персиков.

- Chu li nun che vi laboras pri salamandroj?.. Hm... li taugas... kvankam, tamen, li printempe ne povis diri, kian strukturon havas naghveziko de Plethodontidae, - rankore rimarkis Persikov.

     - Нет, он ничего... Он хороший студент, - заступился Иванов.

- Ne, li taugas... Li estas bona studento, - defendis Ivanov.

     - Придется уж не поспать одну ночь, -  продолжал Персиков, - только вот что, Петр  Степанович, вы проверьте газ, а то черт  их знает,  эти доброхимы ихние. Пришлют какую-нибудь гадость.

- Ni devos ne dormi unu nokton, - daurigis Persikov, - tamen jen kio, Pjotr Stepanovich, vi kontrolu gason, aliokaze diablo scias, tiujn iliajn kemiistojn. Alsendos iun achajhon.

     - Нет, нет,  - и Иванов замахал руками,  -  вчера я уже пробовал. Нужно отдать им справедливость, Владимир Ипатьевич, превосходный газ.

- Ne, ne, - kaj Ivanov svingis per la manoj, - mi hierau jam provis. Necesas trakti ilin juste, Vladimir Ipatjich, la gaso estas bonega.

     - Вы на ком пробовали? - Je kio vi provis?           -  На  обыкновенных  жабах.  Пустишь  струйку -  мгновенно умирают. Да, Владимир Ипатьевич, мы еще так сделаем. Вы напишите отношение в Гепеу, чтобы вам прислали электрический револьвер.

- Je la vulgaraj bufoj. Kiam vi direktas gasfluon - ili momente mortas. Do, Vladimir Ipatjich, ni ankorau jen kion faru. Vi skribu peton al GPU por ke oni sendu al vi elektran revolveron.

     - Да я не умею с ним обращаться... - Sed mi ne scipovas uzi ghin...      -  Я на себя  беру, - ответил Иванов, - мы на Клязьме из него стреляли, шутки ради... там один

- Tion mi faros, - respondis Ivanov, - ni che Klazjma pafadis per ghi, por sherci... tie unu gopouano loghis

45

гепеур со мной  жил...  Замечательная штука. И просто чрезвычайно... Бьет бесшумно, шагов на сто и наповал. Мы в ворон стреляли... По-моему, даже и газа не нужно.

najbare kun mi... Bonega ajho. Kaj ekstreme simpla... Mortigas senbrue, je cent pashoj kaj momente. Ni pafadis al kornikoj... Lau mi, ech gaso ne estas bezonata.

     -  Гм... - это остроумная идея... Очень. -  Персиков пошел в угол, взял трубку и квакнул...

- Hm... tio estas sprita ideo... Tre, - Persikov iris en la angulon, prenis la auskultilon kaj kvakis:

     - Дайте-ка мне эту, как ее... Лубянку... - Bonvolu doni al mi tiun... Lubjanka...      * * * * * * * *     Дни  стояли жаркие до  чрезвычайности. Над  полями было ясно видно, как переливается прозрачный, жирный  зной. А  ночи чудные,  обманчивые, зеленые. Луна светила  и такую красоту  навела на  бывшее именье Шереметевых, что  ее невозможно выразить. Дворец- совхоз, словно сахарный, светился, в парке тени дрожали,  а пруды стали  двухцветными  пополам -  косяком  лунный  столб,  а половина  бездонная   тьма.   В  пятнах  луны  можно  было  свободно  читать "Известия", за исключением шахматного отдела, набранного мелкой  нонпарелью. Но в такие ночи никто  "Известия", понятное дело, не  читал... Дуня-уборщица оказалась  в роще  за  совхозом  и там  же оказался,  вследствие совпадения, рыжеусый шофер  потрепанного совхозовского грузовичка. Что они там делали  - неизвестно.  Приютились они в непрочной тени  вяза,  прямо  на  разостланном пальто  шофера. В кухне горела лампочка, там ужинали два огородника, а мадам Рокк  в  белом  капоте  сидела на  колонной  веранде  и  мечтала,  глядя  на красавицу-луну.

Tagoj estis ekstreme varmegaj. Super kampoj estis klare videble, kiel fluis diafana, grasa varmo. Sed noktoj estis mirindaj, iluziaj, verdaj. La luno lumis kaj tiom beligis la eksan bienon de Sheremetev, ke ne eblas esprimi. La palaco-sovhhozo, kvazau sukera, lumis, en la parko tremis ombroj, kaj la lagetoj ighis dukoloraj poduone - aleo da luna strio, sed alia duono - senfunda tenebro. En strioj de la luno eblis libere legi "Izvestija", krom la shaka fako, kompostita per petitliteroj. Sed dum tiaj noktoj neniu, kompreneble, legis "Izvestija"... Dunja, la purigistino, trafis en boskon malantau la sovhhozo, kaj ankau tien trafis pro hazarda koincido la rufliphara shoforo de la trivita sovhhoza kamioneto. Kion ili faris tie - ne estas klare. Ili lokighis sub efemera ombro de ulmo, sur la sternita leda palto de la shoforo. En la kuirejo lumis lampeto, tie vespermanghis du legomghardenistoj, kaj sinjorino Rokk en blanka kapoto sidis en la kolona verando kaj revis, rigardante al la belulino luno.

     В   10  часов  вечера,  когда  замолкли   звуки  в   деревне  Концовке, расположенной за совхозом, идиллический пейзаж огласился прелестными нежными звуками флейты. Выразить  немыслимо, до чего  они были уместны  над рощами и бывшими колоннами  шереметевского дворца.  Хрупкая трель из  "Пиковой  дамы" смешала  в дуэте  свой голос с голосом  страстной Полины и унеслась в лунную высь,   как   видение  старого   и  все-таки  бесконечно   милого,  до  слез очаровывающего режима.

Je la 10-a horo vespere, kiam silentighis sonoj en la vilagho Koncovka, situanta malantau la sovhhozo, la idilia pejzagho plenighis per charmaj teneraj sonoj de fluto. Ne eblas esprimi, kiom ghustalokaj estis ili super la boskoj kaj eksaj kolonoj de la Sheremetev-palaco. La fragila Liza el "Pika Damo" miksis en dueto sian vochon kun tiu de la pasia Polina kaj suprenighis en la lunan alton kiel fantomo de la malnova, tamen senchese kara, ghislarme ravanta reghimo.

     - Угасают... Угасают... - свистала, переливая и вздыхая, флейта.

- Estingighas... Estingighas... - fajfis, trilante kaj ghemante, la fluto.

     Замерли рощи, и Дуня,  гибельная, как лесная русалка, слушала, приложив щеку к жесткой, рыжей и мужественной щеке шофера.

La boskoj svenis, kaj Dunja, kovarda, kiel arbara nimfo, auskultis, alpreminte la vangon al la stopla, rufa kaj brava vango de la shoforo.

     - А  хорошо  дудит, сукин сын, - сказал  шофер, обнимая  Дуню за  талию мужественной рукой.

- Bone li ja fajfas, hunda ido, - diris la shoforo, chirkauprenante la talion de Dunja per la forta brako.

     Игра  на флейте сам заведующий  совхозом Flutis mem estro de la sovhhozo Aleksandr

46

Александр  Семенович  Рокк,  и играл, нужно отдать ему справедливость, превосходно. Дело в том, что некогда флейта  была специальностью Александра  Семеновича.  Вплоть  до 1917 года он служил  в   известном   концертном  ансамбле  маэстро  Петухова,  ежевечерно оглашавшем  стройными звуками фойе уютного кинематографа "Волшебные грезы" в городе Екатеринославле.  Но  великий  1917 год, переломивший  карьеру многих людей,  и Александра Семеновича повел по  новым путям. Он покинул "Волшебные грезы" и пыльный звездный  сатин в фойе и бросился в открытое море  войны  и революции, сменив флейту на губительный маузер. Его долго швыряло по волнам, неоднократно выплескивая то в Крыму, то в Москве, то  в Туркестане,  то даже во  Владивостоке.  Нужна  была   именно   революция,  чтобы  вполне  выявить Александра Семеновича. Выяснилось,  что этот человек положительно  велик, и, конечно,  не в  фойе  "Грез"  ему сидеть. Не вдаваясь в  долгие подробности, скажем,  что  последний  1927  и  начало  1928-го  года  застали  Александра Семеновича  в Туркестане, где он, во-первых, редактировал огромную газету, а засим,  как  местный  член высшей хозяйственной комиссии, прославился своими изумительными  работами  по  орошению туркестанского края. В 1928 году  Рокк прибыл  в Москву и  получил  вполне  заслуженный отдых.  Высшая комиссия той организации,     билет     которой    с    честью    носил     в     кармане провинциально-старомодный человек,  сменила его  и  назначила  ему должность спокойную и почетную.  Увы!  Увы! На горе республике кипучий мозг Александра Семеновича  не потух, в Москве Рокк столкнулся с  изобретением Персикова и в номерах на Тверской "Красный Париж" родилась  у Александра Семеновича  идея, как  при  помощи луча Персикова возродить в течение месяца кур в республике. Рокка  выслушали в комиссии животноводства, согласились с ним, и Рокк пришел с плотной бумагой к чудаку зоологу.

Semjonovich Rokk, kaj flutis li, necesas aprezi lin, bonege. La kauzo estas tiu, ke iam fluto estis specialeco de Aleksandr Semjonovich. Ghis la jaro 1917 li servis en la fama koncerta ensemblo de la majstro Petuhhov chiuvespere pleniginta per charmaj sonoj la promenhalon de la komforta kinematografejo "Sorchaj revoj" en urbo Odeso. Sed la granda 1917-a jaro, rompinta karieron de multaj homoj, ekgvidis lau la novaj vojoj ankau Aleksandron Semjonovich'on. Li forlasis la "Sorchaj revoj" kaj la polvan stelplenan atlason en la promenhalo kaj mergis sin en la marmezon de la milito kaj revolucio, anstatauinte la fluton per mortiga pistolo. Oni longe jhetadis lin tra la ondoj, plurfoje surbordigante jen en Krimeo, jen en Moskvo, jen en Turkestano, jen ech en Vladivostoko. Estis bezonata ghuste la revolucio por plej klare evidentigi Aleksandron Semjonovich'on. Evidentighis, ke tiu homo estas sendube granda, kaj, certe, ne decas por li sidi en la promen-halo de "Revoj". Ne detaligante longe, ni diru, ke la lasta 1927-a kaj komenco de la jaro 28-a trovis lin en Turkestano, kie li, unue, redaktis ampleksan politika-literaturan jhurnalon, kaj krome, kiel loka membro de la supera komunum-mastruma komisiono, famighis pro siaj mirindaj laboroj por irigacio de la Turkestana regiono. En la jaro 1928 Rokk venis en Moskvon kaj ricevis tute justan ripozon. La supera komisiono de tiu organizo, kies membrokarton honore portadis en la posho la province malnovmoda homo, aprezis lin kaj promociis lin al la posteno trankvila kaj honora. Ve! Ve! Por plago de la respubliko, la verva menso de Aleksandr Semjonovich ne estingighis, en Moskvo Rokk renkontis la malkovron de Persikov, kaj en la numerchambraro "Rugha Parizo" sur la Tverskaja-strato naskighis che Aleksandr Semjonovich ideo, kiel pere de la radio de Persikov restarigi kokojn en la respubliko dum monato. Kremlo akceptis Aleksandron Semjonovich'on, Kremlo konsentis kun li, kaj Rokk venis kun la dika papero al la strangulo zoologo.

     Концерт над стеклянными  водами и рощами и парком уже шел к концу,  как вдруг  произошло нечто,  которое  прервало  его  раньше  времени.  Именно, в Концовке собаки, которым  по времени уже  следовало  бы спать, подняли вдруг невыносимый лай,  который постепенно  перешел в общий  мучительный вой. Вой, разрастаясь,  полетел по  полям, и вою  вдруг  ответил 

La koncerto super la vitraj akvoj kaj la boskoj kaj parkoj jam estis finighanta, kiam subite okazis io, kio chesigis ghin antautempe. Ghuste en vilagho Koncovka hundoj, kiuj en tiu tempo jam devus dormi, subite levis neelteneblan bojadon, kiu iom post iom transformighis je komuna turmentiga hojlado. La hojlo, vastighante, flugis super la kampoj, kaj al ghi subite reehis kraka milionvocha koncerto de ranoj en

47

трескучий в  миллион голосов  концерт лягушек на прудах.  Все это было  так жутко, что показалось даже на мгновенье, будто померкла таинственная колдовская ночь.

la lagetoj. Chio chi estis tiom terura, ke shajnis por momento, kvazau estingighis la mistera sorcha nokto.

     Александр Семенович оставил флейту и вышел на веранду.

Aleksandr Semjonovich lasis la fluton kaj eliris en la verandon.

     - Маня, ты слышишь!? Вот проклятые собаки...  Чего они, как ты думаешь, разбесились?

- Manja. Chu vi audas? Jen malbenitaj hundoj... Kial ili, lau vi, frenezighis?

     - Откуда я знаю? - ответила Маня, глядя на луну.

- De kie mi scias? - respondis Manja, rigardante al la luno.

     -  Знаешь, Манечка,  пойдем посмотрим на яички,  - предложил  Александр Семенович.

- Iru ni, Manjo, rigardi al la ovetoj, - proponis Aleksandr Semjonovich.

     - Ей-богу, Александр Семенович, ты  совсем помешался со своими яйцами и курами. Отдохни ты немножко!

- Dio vidas, Aleksandr Semjonovich, vi tute frenezighis pro viaj ovoj kaj kokoj. Ripozu iomete!

     - Нет, Манечка, пойдем. - Ne, Manjo, ni iru.      В оранжерее горел яркий шар. Пришла и Дуня с горящим лицом и блестящими глазами.  Александр Семенович нежно  открыл  контрольные стекла, и все стали поглядывать внутрь камер. На белом асбестовом полу лежали правильными рядами испещренные  пятнами  ярко-красные яйца, в камерах  было беззвучно... а  шар вверху в 15000 свечей тихо шипел.

En la orangherio lumis la brila globo. Venis ankau Dunja kun la ardanta vizagho kaj brilantaj okuloj. Aleksandr Semjonovich tenere malkovris la kontrolajn vitrojn, kaj chiuj komencis rigardi internen de la kameroj. Sur la blanka asbesta planko kushis en rektaj vicoj la kovritaj per makuletoj helrughaj ovoj, en la kameroj estis silente... kaj supre la globo de 15 000 kandeloj mallaute siblis...

     - Эх, выведу я цыпляток! - с  энтузиазмом  говорил Александр Семенович, заглядывая то  с  боку в  контрольные  прорези,  то  сверху,  через  широкие вентиляционные отверстия, - вот увидите... Что? Не выведу?

- Eh, elkovos mi kokidojn! - entuziasme diris Aleksandr Semjonovich, rigardante jen de la flankoj tra kontrolaj fendoj, jen desupre, tra larghaj ventolaj aperturoj, - vi ekvidos... Kio? Chu mi ne elkovos?

     - А вы знаете, Александр Семенович, - сказала  Дуня, улыбаясь, - мужики в Концовке говорили, что  вы антихрист. Говорят,  что ваши яйца дьявольские. Грех машиной выводить. Убить вас хотели.

- Chu vi scias, Aleksandr Semjonovich, - diris Dunja, ridetante, - kampuloj en Koncovka parolis, ke vi estas antikristo. Onidire, viaj ovoj estas diablaj. Estas peke elkovi pere de mashino. Oni volis mortigi vin.

     Александр Семенович вздрогнул и повернулся к жене. Лицо его пожелтело.

Aleksandr Semjonovich ektremis kaj turnighis al la edzino. Lia vizagho flavighis.

     - Ну, что вы скажете? Вот народ! Ну что вы сделаете с таким народом? А? Манечка,  надо   будет  им  собрание  сделать...  Завтра  вызову   из  уезда работников.  Я им сам скажу речь.  Надо  будет вообще тут поработать... А то это медвежий какой-то угол...

- Nu, kion diri? Jen la popolo! Nu kion vi faros kun tia popolo? Ha! Manjo, necesas aranghi kunvenon por ili... Morgau mi invitos el la urbo funkciulojn. Mi mem parolos kun ili. Necesas ghenerale ankorau labori chi tie... Ja tio estas ia ursa angulo...

     - Темнота, - молвил охранитель, расположившийся на своей шинели у двери оранжереи.

- Malkleruloj, - diris la fusilisto, kushinta sur sia militpalto che la pordo de la orangherio.

     Следующий    день   ознаменовался    страннейшими    и    необъяснимыми происшествиями.   Утром,  при  первом  же   блеске  солнца,   рощи,  которые приветствовали  обычно  светило  неумолчным  и  мощным  стрекотанием   птиц, встретили  его полным

La sekva tago estis markita per strangegaj kaj neklarigeblaj eventoj. Matene, che la unua brilo de la suno, la boskoj, kiuj kutime salutis la lumilon per senchesa kaj lautega chirpado de birdoj, nun renkontis ghin per plena silento. Tio estis rimarkita de absolute chiuj. Kvazau antau tempesto. Sed neniu

48

безмолвием. Это было замечено решительно всеми. Словно перед  грозой. Но  никакой  грозы  и в помине не  было.  Разговоры в совхозе приняли странный  и  двусмысленный для  Александра  Семеновича  оттенок и  в особенности  потому,  что  со слов дяди,  по прозвищу  Козий Зоб, известного смутьяна  и  мудреца  из  Концовки,  стало  известно,  что  якобы все  птицы собрались  в  косяки  и на рассвете  убрались  куда-то из Шереметева вон, на север, что было просто глупо. Александр  Семенович очень расстроился и целый день потратил на  то, чтобы созвониться с городом Грачевкой.  Оттуда обещали Александру  Семеновичу  прислать  дня  через  два  ораторов на  две  темы  - международное положение и вопрос о Доброкуре.

tempesto estis aperonta. Onidiroj en la sovhhozo ekhavis strangan kaj dusencan por Aleksandr Semjonovich nuancon, precipe pro tio, ke lau rakonto de onklo kun la kromnomo Kapra Kropo, fama provokulo kaj saghulo el Koncovka, oni eksciis, ke kvazau chiuj birdoj kunvenis are kaj che matenigho forflugis ien el Sheremetevo, al nordo, kio estis simple stulte. Aleksandr Semjonovich tre afliktighis kaj tutan tagon elspezis por telefonatingi la komitaton en Grachovka. Oni promesis sendi de tie post du tagoj oratorojn kun du temoj - internacia situacio kaj demando pri "Bonkoko".

     Вечер  тоже  был  не без сюрпризов. Если  утром  умолкли  рощи, показав вполне  ясно,  как подозрительно-неприятна тишина  деревьев, если в  полдень убрались  куда-то  воробьи  с совхозного  двора,  то к вечеру  умолк  пруд в Шереметевке. Это было поистине изумительно, ибо всем в окрестностях на сорок верст  было   превосходно   известно  знаменитое  стрекотание  шереметевских лягушек.  А  теперь  они словно вымерли.  С  пруда  не доносилось ни  одного голоса, и беззвучно стояла осока.  Нужно признаться, что Александр Семенович окончательно расстроился. Об этих происшествиях начали толковать и толковали самым неприятным образом, т.е. за спиной Александра Семеновича.

La vespero ankau estis ne sen surprizoj. Se matene silentighis la boskoj, montrinte tute evidente, kiom suspektinde malagrabla estas sensoneco inter arboj, se tagmeze malaperis ien paseroj desur la sovhhoza korto, vespere senbruighis la lageto en Sheremetevka. Tio estis precipe mirinde, char en chiuj chirkauajoj je 40 verstoj estis bone konata fama kvakado de la sheremetevaj ranoj. Sed nun ili kvazau mortis. Neniu vocho audighis de la lageto, kaj karekso hirtis senmove. Necesas konfesi, ke Aleksandr Semjonovich definitive afliktighis. Pri tiuj eventoj oni komencis trakti kaj trakti plej malagrable, tio estas post la dorso de Aleksandr Semjonovich.

     - Действительно, это странно,  - сказал за  обедом Александр  Семенович жене, - я не могу понять, зачем этим птицам понадобилось улетать?

- Efektive, tio estas strange, - diris Aleksandr Semjonovich al la edzino dum la tagmangho, - mi ne povas kompreni, por kio tiuj birdoj bezonis forflugi?

     - Откуда я знаю? - ответила Маня. - Может быть, от твоего луча?

- De kie mi scias? - respondis Manja. - Eble, pro via radio?

     -  Ну ты, Маня, обыкновеннейшая дура,  -  ответил  Александр Семенович, бросив ложку, - ты - как мужики. При чем здесь луч?

- Nu vi, Manja, estas simple stultulino, - respondis Aleksandr Semjonovich, jhetinte la kuleron, - vi traktas samkiel la kampulachoj. Kial pro la radio?

     - А я не знаю. Оставь меня в покое. - Mi ne scias. Lasu min en paco.      Вечером произошел  третий сюрприз - опять взвыли собаки  в  Концовке, и ведь  как! Над  лунными  полями  стоял непрерывный  стон,  злобные тоскливые стенания.

Vespere okazis tria surprizo - denove ekhurlis la hundoj en Koncovka, kaj kiel ja! Super la lunkovritaj kampoj pendis senchesa ululo, malicaj makabraj hojloj.

     Вознаградил себя Александр  Семенович еще сюрпризом, но уже приятным, а именно в оранжерее. В  камерах начал  слышаться беспрерывный стук  в красных яйцах. "Токи... токи... токи... токи..."  - стучало то в одном, то в

Iom rekompencis sin Aleksandr Semjonovich ankorau per unu surprizo, sed jam agrabla, nome en la orangherio. En la kameroj ekaudighis senchesa frapado en la rughaj ovoj. Toki... toki... toki... toki... oni frapis jen en unu, jen en la alia, jen en la tria ovo.

49

другом, то в третьем яйце.     Стук в яйцах был  триумфальным стуком для Александра Семеновича. Тотчас были  забыты  странные  происшествия  в  роще  и на  пруде.  Сошлись  все  в оранжерее:  и  Маня,  и  Дуня, и сторож, и охранитель, оставивший винтовку у двери.

La frapado en la ovoj estis triumfa por Aleksandr Semjonovich. Tuje estis forgesitaj la strangaj eventoj en la bosko kaj en la lageto. Chiuj kunvenis en la orangherio: kaj Manja, kaj Dunja, kaj la gardisto, kaj la fusilisto, lasinta la fusilon che la pordo.

     - Ну, что? Что вы скажете? - победоносно спрашивал Александр Семенович. Все с любопытством наклоняли уши к дверцам первой камеры.      -  Это  они  клювами  стучат,  цыплятки, -  продолжал, сияя,  Александр Семенович. - Не выведу цыпляток, скажете? Нет, дорогие мои, -  и от  избытка чувств  он похлопал  охранителя по  плечу. -  Выведу  таких,  что вы ахнете. Теперь мне в  оба  смотреть, -  строго  добавил  он. -  Чуть  только  начнут вылупляться, сейчас же мне дать знать.

- Nu kion? Kion vi diros? - triumfe demandadis Aleksandr Semjonovich, chiuj scivoleme klinis la orelojn al la pordetoj de la unua kamero, - jen ili frapas per la bekoj, kokidetoj, - daurigis ghojradiante Aleksandr Semjonovich. - Chu mi ne elkovos la kokidetojn? Ne, miaj karaj. - Kaj pro superpremo de la sentoj li frapis la shultron de la fusilisto. - Mi elkovos tiajn, ke vi ekmiros. Nun rigardu atentege, - severe suplementis li. - Tuje post kiam ili komencos elkovighi, sciigu min.

     - Хорошо, - хором ответили сторож, Дуня и охранитель.

- Bone, - hore respondis la gardisto, Dunja kaj la fusilisto.

     "Таки...  таки...  таки..." - закипало  то в  одном,  то в  другом яйце первой камеры. Действительно, картина  на глазах нарождающейся новой жизни в тонкой отсвечивающей кожуре  была  настолько интересна, что все общество еще долго просидело на опрокинутых  ящиках,  глядя, как  в  загадочном мерцающем свете созревали малиновые  яйца.  Разошлись спать довольно поздно, когда над совхозом  и  окрестностями разлилась зеленоватая  ночь. Была она загадочна и даже,  можно  сказать,  страшна,  вероятно потому,  что  нарушал  ее  полное молчание то и дело начинающийся беспричинный тоскливейший и ноющий вой собак в Концовке. Чего бесились проклятые псы - совершенно неизвестно.

Taki... taki... taki... eferveskis jen en unu, jen en la alia ovo de la unua kamero. Efektive, la bildo de cheokule naskighanta nova vivo en maldika rebrilanta shelo estis tiom interesa, ke la tuta kompanio ankorau longe sidis sur renversitaj malplenaj kestoj, observante, kiel en la mistera trembrilanta lumo maturighis la karmezinaj ovoj. Chiuj disiris por dormi sufiche malfrue, kiam super la sovhhozo kaj chirkauajoj disfluis verdeta nokto. Ghi estis enigma kaj, direble, terura, char ghian plenan silenton rompadis ofte komencighanta senkauza korprema kaj lugubra hurlo de la hundoj en Koncovka. Kial frenezighis la malbenitaj hundoj, estas absolute malklare.

     Наутро  Александра  Семеновича  ожидала  неприятность.  Охранитель  был крайне сконфужен, руки прикладывал к сердцу, клялся и божился,  что не спал, но ничего не заметил.

Matene Aleksandron Semjonovich'on atendis malagrablajho. La fusilisto estis ekstreme konfuzita, li alpremadis la manojn al la koro, jhuradis per dia nomo, ke li ne dormis, sed nenion rimarkis.

     -  Непонятное дело, -  уверял охранитель, - я  тут  непричинен, товарищ Рокк.

- Estas malklara afero, - certigis la fusilisto, - mi ne kulpas pri tio, kamarado Rokk.

     -  Спасибо  вам,  и  от  души  благодарен,  -  распекал  его  Александр Семенович, - что вы, товарищ, думаете? Зачем вас поставили? Смотреть. Так вы мне и скажите, куда они делись? Ведь вылупились они? Значит, удрали. Значит, вы дверь оставили открытой да и ушли себе сами. Чтоб были мне цыплята!

- Dankon al vi, mi dankas vin tutanime, - riprochegis lin Aleksandr Semjonovich, - kion vi, kamarado, pensas? Por kio oni sendis vin? Por rigardi. Do diru, kien ili malaperis? Ja ili elkovighis! Do, ili forkuris. Sekve, vi la pordon lasis malfermita kaj mem foriris. Trovu al mi la kokidojn!

     - Некуда  мне ходить. Что я, своего  дела не  знаю, - обиделся  наконец воин. - Что вы меня

- Nenien mi foriris. Chu mi ne scipovas mian aferon, - finfine ofendighis la fuziliero, - kial vi vane

50

попрекаете даром, товарищ Рокк! riprochas al mi, kamarado Rokk!      - Куды ж они подевались? - Kien do ili malaperis?      - Да я  почем  знаю, - взбесился наконец  воин, -  что  я их,  укараулю разве? Я зачем поставлен. Смотреть, чтобы камеры никто не упер, я и исполняю свою должность. Вот вам камеры. А ловить ваших цыплят я не обязан по закону. Кто его  знает, какие  у вас  цыплята вылупятся, может, их на  велосипеде не догонишь!

- Sed kial mi sciu tion, - ekkoleris definitive la fusilisto, - chu mi povas gardi ilin? Mi por kio servas? Por rigardi, ke neniu forshtelu la kamerojn, kaj mi ja plenumas mian devon. Jen la kameroj. Sed kaptadi viajn kokidojn mi ne devas lauleghe. Neniu scias, kiaj kokidoj che vi elkovighos, eble, oni ne sukcesos postatingi ilin ech per biciklo!

     Александр  Семенович  несколько осекся,  пробурчал  еще что-то и впал в состояние изумления. Дело-то на самом деле  было странное. В первой  камере, которую  зарядили  раньше всех,  два  яйца, помещающиеся у самого  основания луча,  оказались  взломанными. И  одно из  них  даже  откатилось  в сторону. Скорлупа валялась на асбестовом полу, в луче.

Aleksandr Semjonovich iom sobrighis, murmuris ankorau ion kaj trafis en la staton de mirego. La evento efektive estis stranga. En la unua kamero, kiun oni shargis antau chiuj, du ovoj, situantaj che la radiko de la radio, estis rompitaj. Kaj unu el ili ech forrulighis flanken. La shelo kushis sur la asbesta planko, sub la radio.

     - Черт их  знает,  - бормотал Александр  Семенович, - окна заперты,  не через крышу же они улетели!

- Diablo scias, - murmuris Aleksandr Semjonovich, - la fenestroj estas fermitaj, ili ja ne forflugis tra la tegmento!

     Он  задрал голову  и посмотрел туда, где  в стеклянном  переплете крыши было несколько широких дыр.

Li suprentiris la kapon kaj rigardis tien, kie en la vitra framo de la tegmento estis kelkaj larghaj truoj.

     - Что вы,  Александр Семенович, - крайне  удивилась Дуня, - станут  вам цыплята  летать. Они  тут где-нибудь... Цып...  цып... цып... -  начала  она кричать и заглядывать в углы оранжереи, где стояли пыльные цветочные вазоны, какие-то доски и хлам. Но никакие цыплята нигде не отзывались.

- Kion vi diras, Aleksandr Semjonovich, - tre ekmiris Dunja, - chu kokidoj povas flugi? Ili estas ie chi tie... chip... chip... chip... - shi komencis krii kaj observi angulojn de la orangherio, kie staris polvokovritaj florpotoj, iaj tabuloj kaj fatraso. Sed neniuj kokidoj reehhis.

     Весь  состав  служащих  часа  два  бегал  по  двору совхоза, разыскивая проворных цыплят, и  нигде ничего не  нашел. День прошел крайне возбужденно. Караул  камер был увеличен  еще сторожем, и тому был  дан строжайший приказ, каждые четверть часа заглядывать в окна камер  и, чуть что, звать Александра Семеновича.  Охранитель  сидел насупившись у  дверей, держа  винтовку  между колен.  Александр Семенович совершенно захлопотался и только во  втором часу пообедал. После обеда он поспал часок  в прохладной тени на бывшей оттоманке Шереметева, напился  совхозовского  сухарного  кваса,  сходил в оранжерею  и убедился,  что теперь там все в полном порядке. Старик сторож лежал  животом на рогоже и, мигая, смотрел в  контрольное стекло первой камеры.  Охранитель бодрствовал, не уходя от дверей.

La tuta etato du horojn kuradis tra la korto de la sovhhozo, serchante la lertajn kokidojn, sed nenie trovis ion. La tago trapasis en ekstrema ekscitigho. La gardistaro de la kameroj estis pliigita pere de la gardisto, al kiu oni donis severegan ordonon: post chiu kvaronhoro rigardi la kontroltruojn de la kameroj kaj che neceso tuje voki Aleksandr'on Semjonovich'on. La fusilisto sidis, kuntirinte ia brovojn, che la pordo, tenante la fusilon inter ta genuoj. Aleksandr Semjonovich tiom klopodis, ke tagmanghis nur je la dua horo posttagmeze. Post la tagmangho li dormis dum horo en friska ombro sur eksa divano de Sheremetev, sattrinkis sovhozan sekpanan kvason, vizitis la orangherion kaj konvinkighis, ke nun tie chio estas plenorde. La maljunulo - gardisto kushis ventre sur bastmato kaj, palpebrumante, rigardis en la kontroltruon de la unua kamero. La fusilisto maldormis, ne forirante de la pordo.

     Но были и новости: яйца в третьей камере, заряженные позже всех, начали как-то

Sed estis ankau la novajhoj: ovoj en la tria kamero, shargitaj post chiuj, komencis iel shmaceti kaj

51

причмокивать и цокать, как будто внутри них кто-то всхлипывал.

klaketi, kvazau en ties interno iu plorghemadis.

     - Ух,  зреют,  -  сказал  Александр Семенович, - вот это зреют,  теперь вижу. Видал? - отнесся он к сторожу...

- Ho, maturighas, - diris Aleksandr Semjonovich, - jen ili maturighas, nun mi vidas. Chu vi vidis? - li turnis sin al la gardisto...

     -  Да,  дело замечательное,  - ответил тот, качая  головой и совершенно двусмысленным тоном.

- Jes, la afero estas rimarkinda, - respondis tiu, balancante la kapon kaj per absolute dusenca tono.

     Александр Семенович  посидел  немного  у  камер,  но  при нем  никто не вылупился, он поднялся с корточек, размялся и  заявил, что из усадьбы никуда не уходит, а  только пойдет  на пруд выкупаться  и чтобы его, в случае чего, немедленно  вызвали. Он сбегал во дворец  в спальню,  где стояли  две  узких пружинных  кровати со скомканным бельем,  и  на  полу  была  навалена  груда зеленых яблок и горы проса, приготовленного для будущих выводков, вооружился мохнатым полотенцем, а  подумав, захватил  с собой флейту, с  тем,  чтобы на досуге поиграть над водной гладью. Он бодро выбежал  из дворца, пересек двор совхоза и по ивовой аллейке  направился  к пруду.  Бодро шел Рокк, помахивая полотенцем и держа флейту  под мышкой. Небо изливало зной сквозь ивы, и тело ныло  и просилось в воду. На правой руке у Рокка началась заросль лопухов, в которую  он,  проходя,  плюнул.  И  тотчас в  глубине  разлапистой  путаницы послышалось  шуршание,  как  будто   кто-то  поволок   бревно.  Почувствовав мимолетное неприятное сосание  в сердце, Александр Семенович повернул голову к заросли и посмотрел с  удивлением. Пруд уже  два дня не отзывался никакими звуками.  Шуршание смолкло, поверх  лопухов  мелькнула привлекательно  гладь пруда и серая крыша купаленки. Несколько стрекоз мотнулись перед Александром Семеновичем. Он уже хотел повернуть  к деревянным мосткам, как вдруг шорох в зелени  повторился,  и  к нему присоединилось  короткое  сипение, как  будто высочилось масло и пар из паровоза. Александр Семенович насторожился  и стал всматриваться в глухую стену сорной заросли.

Aleksandr Semjonovich sidis iomete che la kameroj, sed neniu elkovighis en lia cheesto, li elkaurighis, malstrechis la piedojn kaj anoncis, ke li nenien foriras el la bieno, sed nur iros al la lageto por naghi kaj ke oni voku lin senprokraste che neceso. Li kuris la palacon, kie en la dormejo staris du mallarghaj risortaj litoj kun chifita littolajo kaj sur la planko estis shutita aro da verdaj pomoj kaj montetoj da milio, preparita por la estontaj kovitaroj, armighis per vila vishtuko kaj, pensinte, kunprenis ankau la fluton por en ripozo ludi super akva glatajho. Li vigle elkuris el la palaco, trais la korton de la sovhhozo kaj lau salika aleeto direktis sin al la lageto. Vigle iris Rokk, svingante per la vishtuko kaj tenante la fluton subbrake. La chielo elvershadis varmegon tra la salikoj, kaj la korpo doloretis kaj aspiris la akvon. Dekstre de Rokk komencighis lapdensejo, en kiun li krachis preterirante, Kaj tuje en la profundo de la abundfolia senordo audighis susurado, kvazau iu ektrenis trabon. Eksentinte momentan malagrablan korsvenon, Aleksandr Semjonovich turnis la kapon al la densejo kaj rigardis mire. La lageto jam dum du tagoj reehhis per neniaj sonoj. La susurado malaperis, super la lapoj vidighis alloge la spegulo de la lageto kaj griza tegmento de banejo. Kelkaj libeloj flirtis antau Aleksandr Semjonovich. Li jam intencis direkti sin al trabajho, sed subite la susurado en la verdajho ripetighis kaj ghin kompletigis mallonga fajfado, kvazau elfluetis lubrikajho kaj vaporo el lokomotivo. Aleksandr Semjonovich strechis la atenton kaj komencis fiksrigardi en densan muron de la herbacha kreskejo.

     - Александр  Семенович, -  прозвучал в этот момент  голос жены Рокка, и  белая ее кофточка  мелькнула, скрылась, но опять - мелькнула  в малиннике. - Подожди, я тоже пойду купаться.

- Aleksandr Semjonovich, - audighis tiumomente vocho de la edzino de Rokk, kaj shia blanka bluzo vidighis, malaperis, sed denove vidighis en frambejo. - Atendu, mi ankau iros banighi.

     Жена спешила к пруду, но Александр Семенович ничего ей не ответил, весь приковавшись к лопухам. Сероватое и оливковое

La edzino rapidis al la lageto, sed Aleksandr Semjonovich nenion respondis al shi, tute absorbita de la lapoj. Grizeta kaj olivkolora trabo komencis

52

бревно начало  подниматься  из их  чащи,  вырастая  на  глазах.  Какие-то   мокрые  желтоватые  пятна,  как показалось Александру Семеновичу, усеивали бревно.  Оно начало вытягиваться, изгибаясь  и шевелясь,  и  вытянулось  так высоко,  что перегнало  низенькую корявую  иву...  Затем  верх  бревна  надломился, немного  склонился  и  над Александром   Семеновичем   оказалось   что-то   напоминающее    по   высоте электрический московский  столб. Но только  это что-то было раза в три толще столба и гораздо красивее его благодаря чешуйчатой татуировке. Ничего еще не понимая, но уже холодея, Александр Семенович глянул на верх ужасного столба, и сердце в нем на несколько секунд прекратило бой. Ему показалось, что мороз ударил  внезапно в августовский день, а  перед глазами стало так  сумеречно, точно он глядел на солнце сквозь летние штаны.

levighi el ties densejo, kreskante antau la okuloj. Iaj malsekaj flavetaj makuloj, kiel shajnis al Aleksandr Semjonovich, denskovris la trabon. Ghi komencis plilongighi, fleksighante kaj movighante, kaj longighis tiom alte, ke superis la malaltan kurban salikon... Poste supro de la trabo duonrompighis, klinighis iomete, kaj super Aleksandr Semjonovich rezultis io simila lau la alteco moskvan lanternan foston. Sed tiu io estis trioble pli dika ol la fosto kaj multe pli bela dank' al skvama tatuo. Nenion ankorau komprenante, sed jam stuporante, Aleksandr Sernjonovich rigardis al la supro de la terura fosto, kaj lia koro por kelkaj sekundoj chesigis la pulsadon. Al li shajnis, ke kvazau subite ekfrostis en la augusta tago, kaj antau la okuloj ighis tiom mallume, kvazau li rigardis al la suno tra somera pantalono.

     На верхнем конце бревна оказалась голова. Она  была сплющена, заострена и украшена желтым круглым пятном по оливковому  фону. Лишенные век, открытые ледяные  и  узкие глаза  сидели  в  крыше  головы,  и в  глазах этих мерцала совершенно  невиданная злоба. Голова  сделала такое движение, словно клюнула воздух,  весь  столб вобрался в  лопухи, и только одни глаза  остались и, не мигая,  смотрели  на  Александра  Семеновича.  Тот, покрытый  липким  потом, произнес четыре  слова,  совершенно  невероятных и вызванных сводящим  с ума страхом. Настолько уж хороши были эти глаза между листьями.      - Что это за шутки... Затем  ему вспомнилось,  что  факиры...  да... да...  Индия... плетеная корзинка и картинка... Заклинают.

Sur la supro de la trabo evidentighis kapo. Ghi estis platigita, akrapinta kaj ornamita per flava ronda makulo sur la olivkolora fono. Senpalpebraj, apertaj glaciaj kaj stretaj okuloj situis en la tegmento de la kapo, kaj en tiuj okuloj trembrilis tute senprecedenca malico. La kapo faris tian movon, kvazau bekis la aeron, la tuta fosto entirighis inter la lapoj, kaj nur solaj okuloj restis kaj fikse rigardis al Aleksandr Semjonovich. Tiu, kovrita per tenaca shvito, prononcis kvar vortojn, tute maltaugajn kaj kauzitajn de la freneziga timo. Tiom bonaj ja estis tiuj okuloj inter la folioj. - Kia ja sherco estas...- Poste li rememoris, ke fakiroj... jes... jes... Hindio... plektita korbo kaj bildeto... Oni psilas.

     Голова снова взвилась, и стало выходить и туловище. Александр Семенович поднес  флейту  к  губам,  хрипло пискнул и заиграл, ежесекундно  задыхаясь, вальс из "Евгения Онегина". Глаза в зелени тотчас же загорелись непримиримою ненавистью к этой опере.

La kapo denove saltlevighis, kaj la korpo ankau eltirighis. Aleksandr Semjonovich aligis la fluton al la lipoj, rauke siblis kaj ekludis, chiusekunde anhelante, valson el "Eugenij Onegin". La okuloj en la verdajho tuje ekflagris per necedema malamego al tiu opero.

     - Что ты, одурел, что играешь на жаре? - послышался веселый голос Мани, и где-то краем глаза справа уловил Александр Семенович белое пятно.

- Chu vi frenezighis, ke ludas en la varmego? - audighis gaja vocho de Manja, kaj ie dekstre per la okulrando Aleksandr Semjonovich kaptis blankan makulon.

     Затем истошный  визг пронзил весь совхоз, разросся  и  взлетел, а вальс запрыгал как с перебитой ногой. Голова из зелени рванулась вперед, глаза  ее покинули  Александра 

Poste strida akutkrio trais la tutan sovhhozon, disvastighis kaj suprenflugis, kaj la valso ighis saltanta kvazau kun rompita gambo. La kapo el la verdajho saltis antauen, ghiaj okuloj forlasis

53

Семеновича,   отпустив  его  душу  на  покаяние.  Змея приблизительно  в  пятнадцать  аршин  и  толщиной в  человека,  как пружина, выскочила из лопухов. Туча пыли  брызнула с дороги,  и  вальс кончился. Змея махнула мимо заведующего  совхозом прямо туда, где была видна белая кофточка на дороге. Рокк видел совершенно отчетливо: Маня  стала  желто-белой,  и  ее длинные волосы  как проволочные поднялись на пол-аршина над головой. Змея на глазах  Рокка,  раскрыв на  мгновение  пасть,  из  которой  вынырнуло что-то похожее  на вилку, ухватила зубами Маню, оседающую в пыль, за плечо, так что вздернула ее на  аршин над землей. Тогда Маня повторила режущий предсмертный крик. Змея извернулась пятисаженным винтом,  хвост ее взмел  смерч,  и стала Маню давить. Та больше не издала  ни одного звука, и только Рокк слышал, как лопались  ее  кости.  Высоко  над  землей  взметнулась  голова  Мани,  нежно прижавшись  к  змеиной  щеке.  Изо  рта  у Мани  плеснуло кровью,  выскочила сломанная  рука  и  из-под  ногтей  брызнули  фонтанчики  крови. Затем змея, вывихнув челюсти, раскрыла пасть и разом надела свою голову на голову Мани и стала  налезать  на нее,  как перчатка на палец. От змеи во все стороны било такое жаркое дыхание, что оно коснулось лица Рокка, а хвост чуть не смел его с дороги в  едкой  пыли.  Вот тут-то  Рокк и поседел.  Сначала левая и потом правая половина его черной головы покрылась серебром. В  смертной тошноте он оторвался,  наконец,  от  дороги  и,   ничего  и  никого  не  видя,  оглашая окрестности диким ревом, бросился бежать...

Aleksandr'on Semjonovich'on, indulginte lian animon. La serpento proksimume dekkvinarshin-longa kaj homdika, kiel risorto, elsaltis el la laparo. Polvonubo levighis super la aleo, kaj la valso chesis. La serpento jhetis sin preter la estro de la sovhozo rekte tien, kie estis la blanka bluzo sur la aleo. Rokk vidis tute klare: Manja ighis flava-blanka, kaj shiaj longaj haroj, kvazau drataj, levighis je duonarshino super la kapo. La serpento antau la okuloj de Rokk, malferminte por momento la bushegon, el kiu elighis io simila al forko, kaptis per la dentoj la shultron de Manja, falsidighanta en la polvon, tiel, ke suprentiris shin je arshino de la tero. Tiam Manja ripetis la akutan antaumortan krion. La serpento spiralis kiel kvin-klaft-longa shraubo, ghia vosto levis polvokirlon, kaj ghi komen-cis premi Manja'n. Tiu ne plu audigis ech unu sonon, kaj Rokk nur audis, kiel rompighis shiaj ostoj. Alten super la tero levighis la kapo de Manja, tenere alpremighinte al la vango de la serpento. El la busho de Manja shprucis sango, falis la rompita brako kaj elsub ties ungoj shprucis fontanetoj da sango. Poste la serpento, elartikiginte la makzelojn, malfermis la bushegon kaj tuje surmetis sian kapon sur tiun de Manja kaj komencis trashovighi sur ghin, kvazau ganto sur la fingron. De la serpento radiis chirkaue tiom varmega spiro, ke ghi tushis ankau la vizaghon de Rokk, kaj ghia vosto preskau forbalais lin de la vojo el la koroda polvo. Jen post tio Rokk grizharighis. Komence la maldekstra, poste la dekstra duono de lia nigra, kvazau boto, kapo kovrighis per arghento. En la morta angoro li finfine forshiris sin de la vojo kaj, nenion kaj neniun vidante, plenigante la chirkauajojn per sovagha krio, ekkuris...

Глава 9. Живая каша Chapitro IX La viva kacho      Агент государственного политического управления на станции Дугино Щукин был очень  храбрым  человеком. Он  задумчиво сказал своему  товарищу, рыжему Полайтису:

Shchukin, agento de la shtata politika departemento en la stacio Dugino estis tre kuragha homo. Li mediteme diris al sia kamarado, la rufa Polajtis:

     -  Ну, что ж, поедем. А?  Давай мотоцикл, - потом помолчал  и  добавил, обращаясь к человеку, сидящему на лавке: - Флейту-то положите.

- Nu, ni iru. Chu? Donu la motorciklon. - Poste li silentis kaj suplementis, turnante sin al homo, sidanta sur benko: - Metu la fluton.

     Но  седой  трясущийся  человек  на  лавке, в помещении  дугинского ГПУ, флейты не  положил, а заплакал и замычал. Тогда Щукин и Полайтис поняли, что флейту нужно  вынуть.  Пальцы присохли к  ней. Щукин, отличавшийся огромной, почти  цирковой силой, стал  палец  за пальцем отгибать и отогнул все. Тогда флейту положили на стол.

Sed la grizhara tremanta homo sur la benko en la ejo de la Dugina GPU, ne metis la fluton, sed ekploris kaj ekmughis. Tiam Shchukin kaj Polajtis komprenis, ke necesas eligi la fluton. La fingroj algluighis al ghi. Shchukin, karakterizata de grandega, preskau cirka forto, komencis defleksi la fingron post la fingro kaj defleksis chiujn. Tiam oni metis la fluton sur tablon.

54

     Это было ранним солнечным утром следующего за смертью Мани дня.

Tio estis en frua sunplena mateno de sekva post la morto de Manja tago.

     - Вы поедете с нами, - сказал Щукин, обращаясь к Александру Семеновичу, - покажете нам  где и что. - Но Рокк  в ужасе  отстранился  от него и руками закрылся, как от страшного видения.

- Vi veturu kun ni, - diris Shchukin, turnante sin al Aleksandr Semjonovich, - montru al ni, kie kaj kio... - Sed Rokk terurigite formovighis de li kaj shirmis sin per la manoj, kiel pro makabra bildo.

     - Нужно показать, - добавил сурово Полайтис. - Necesas montri, - severe suplementis Polajtis.      - Нет, оставь его. Видишь, человек не в себе. - Ne, lasu lin. Chu vi ne vidas, la homo estas en

nenormala stato.      - Отправьте меня в Москву, - плача, попросил Александр Семенович.

- Forsendu min en Moskvon, - plorante, petis Aleksandr Semjonovich.

     - Вы разве совсем не вернетесь в совхоз? - Chu vi tute ne revenos en la sovhhozon?      Но  Рокк вместо  ответа  опять заслонился руками, и ужас потек  из  его глаз.

Sed Rokk anstatau respondo denove shirmis sin per la manoj, kaj la teruro ekfluis el liaj okuloj.

     -  Ну, ладно, - решил Щукин, - вы действительно не в силах...  Я  вижу. Сейчас курьерский пойдет, с ним и поезжайте.

- Nu, bone, - decidis Shchukin, - tio efektive estas super via forto... Mi vidas. Baldau startos la kuriera trajno, veturu do per ghi.

     Затем  у   Щукина  с  Полайтисом,  пока  сторож  станционный   отпаивал Александра  Семеновича водой  и  тот лязгал  зубами  по  синей  выщербленной кружке,  произошло совещание... Полайтис полагал, что вообще ничего не было, а  просто-напросто Рокк  душевнобольной и у него была страшная галлюцинация. Щукин же  склонялся к мысли, что из города Грачевки, где в настоящий  момент гастролирует цирк, убежал удав-констриктор.  Услыхав их сомневающийся шепот, Рокк  привстал. Он несколько пришел  в себя  и сказал, простирая  руки,  как библейский пророк:

Poste inter Shchukin kaj Polajtis, dum la stacia pedelo trinkigis per akvo Aleksandr'on Semenovich'on kaj tiu dentoklakis je blua brechetita krucho, okazis konsiligho. Polajtis opiniis, ke ghenerale nenio simila estis, kaj Rokk simple estas alienulo kaj havis teruran halucinon. Sed Shchukin inklinis al la ideo, ke el urbo Grachovka, kie nun gastrolis cirko, forrampis boao-konstriktoro. Audinte ilian hezitan susuradon, Rokk duone ekstaris. Li iom rekonsciighis kaj diris, etendante la manojn, kvazau la biblia profeto:

     - Слушайте меня. Слушайте.  Что же вы мне  не  верите? Она была. Где же моя жена?

- Auskultu min. Auskultu. Kial vi ne kredas? Ghi estis. Kie do estas mia edzino?

     Щукин стал молчалив  и серьезен  и  немедленно дал в Грачевку  какую-то телеграмму. Третий агент, по распоряжению Щукина, стал неотступно находиться при Александре Семеновиче и должен был сопровождать его в Москву. Щукин же с Полайтисом стали готовиться к экспедиции. У них был всего один электрический револьвер, но и это была уже хорошая защита. Пятидесятизарядная модель 27-го года,  гордость французской техники  для близкого  боя,  била  всего на  сто шагов, но давала поле два  метра в диаметре и  в этом поле все живое убивала наповал. Промахнуться было очень трудно. Щукин надел блестящую электрическую игрушку, а Полайтис обыкновенный 25-зарядный поясной пулеметик, взял обоймы, и на одном мотоцикле, по утренней росе и холодку,  они по шоссе покатились к

Shchukin ighis silentema kaj serioza kaj tuje sendis al Grachovka ian telegramon. Tria agento, lau la ordono de Shchukin, komencis konstante apudi Aleksandr'on Semjonovich'on kaj devis akompani lin en Moskvon. Shchukin kaj Polajtis komencis preparadon al la ekspedicio. Ili havis nur unu elektran revolveron, sed tio estis jam bona defendilo. Kvindeksharga modelo de la 27-a jaro, la fiero de la franca tekniko por proksima interbatalo, ghi pafis nur je cent pashoj, sed formis elektrokampon kun dumetra diametro kaj en tiu kampo mortigis momente chion vivantan. Mispafi estis tre malfacile. Shchukin surmetis la brilantan elektran ludilon kaj Polajtis la ordinaran 25-shargan zonan mitraleton, prenis shargilojn, kaj sur unu motorciklo, tra la matena roso kaj frisko ili ekveturis lau la shoseo al la sovhozo. La motorciklo traveturis 20 verstojn, disigantajn la stacion de la sovhhozo, dum kvaronhoro (Rokk iris la tutan nokton, ofte

55

совхозу. Мотоцикл простучал двадцать верст, отделявших станцию от совхоза, в четверть часа (Рокк шел  всю ночь, то  и дело прячась, в припадках смертного ужаса, в придорожную траву), и когда солнце начало значительно припекать, на пригорке, под которым вилась речка топь, глянул сахарный с колоннами  дворец в зелени.  Мертвая тишина стояла вокруг. У самого подъезда к  совхозу агенты обогнали крестьянина на подводе. Тот плелся не спеша, нагруженный  какими-то мешками,  и  вскоре  остался  позади.  Мотоциклетка  пробежала по  мосту,  и Полайтис  затрубил  в  рожок,  чтобы вызвать кого-нибудь. Но никто нигде  не отозвался,  за  исключением отдаленных  остервенившихся  собак  в  Концовке. Мотоцикл, замедляя ход, подошел к воротам с позеленевшими львами. Запыленные агенты  в  желтых  гетрах  соскочили,  прицепили цепью  с замком к переплету решетки машину и вошли во двор. Тишина их поразила. - Эй, кто тут есть! - крикнул Щукин громко.

kashante sin en paroksismoj de morta teruro en apudvoja herbo), kaj kiam la suno komencis forte varmigi, sur monteto, sub kiu serpentumis rivereto Topj, aperis la sukera palaco kun kolonoj en la verdajoj. Morta silento chirkauis ghin. Apud la sovhhozo la agentoj devancis kampulon sur chevala sharghveturilo. Tiu trenighis malhaste, sharghita per iuj sakoj, kaj baldau restis malantaue. La motorciklo traveturis ponton, kaj Polajtis sonigis signalkornon por elvoki iun. Sed neniu ie reehhis ekskluzive la malproksimajn frenezighintajn hundojn en Koncovka. La motorciklo, malakcelante la kuradon, atingis la pordegon kun verdighintaj leonoj. La polvokovritaj agentoj, en flavaj gamashoj, desaltis, alligis la mashinon per cheno kun seruro al framo de la krado kaj eniris la korton. Silento konsternis ilin. - Hej, kiu estas chi tie? - alvokis Shchukin laute.

     Но никто не отозвался на его бас. Агенты обошли  двор кругом, все более удивляясь. Полайтис нахмурился. Щукин стал посматривать серьезно, все  более хмуря  светлые брови. Заглянули через открытое  окно в кухню  и увидали, что там никого нет, но весь пол усеян белыми осколками посуды.

Sed neniu reehhis al lia baso. La agentoj chirkauiris la korton, chiam pli kaj pli mirante. Polajtis malserenighis. Shchukin komencis rigardi serioze, chiam pli kuntirante la helajn brovojn. Ili enrigardis tra !a fermita fenestro en la kuirejon kaj ekvidis, ke tie neniu estas, sed la tuta planko estas shutita per blankaj pecoj da manghilaro.

     - Ты знаешь, что-то действительно случилось. Я теперь вижу. Катастрофа, - молвил Полайтис.

- Vidu, io efektive okazis al ili, Mi nun konvinkighas. La katastrofo, - diris Polajtis.

     -  Эй, кто там есть! Эй! - кричал Щукин, но ему отвечало только эхо под сводами кухни.

- Hej, kiu estas tie! Hej! - kriadis Shchukin, sed nur ehho respondis al li sub volbo de la kuirejo.

     - Черт их знает! - ворчал Щукин. - Ведь не могла же она слопать их всех сразу. Или разбежались. Идем в дом.

- Diablo scias! - grumblis Shchukin. - Ghi ja ne povis forvori ilin chiujn momente. Au ili diskuris. Ni iru en la domon.

     Дверь во дворце с колонной верандой была открыта  настежь, и в нем было совершенно пусто. Агенты  прошли даже в  мезонин, стучали  и  открывали  все двери, но  ничего решительно не добились  и,  через вымершее крыльцо,  вновь вышли во двор.

Pordo en la palaco kun kolonara verando estis larghe malfermita, kaj ghi estis tute senhoma. La agentoj trairis ech en la atikon, frapis kaj malfermis chiujn pordojn, sed absolute senrezulte, kaj tra la senhoma perono denove eliris sur la korton.

     - Обойдем кругом.  К оранжереям, - распорядился Щукин, - все обшарим, а там можно будет протелефонировать.

- Ni chirkauiru. Al la orangherioj, - ordonis Shchukin, - ni chion traserchu, kaj poste eblos telefoni.

     По  кирпичной  дорожке агенты пошли,  минуя  клумбы,  на  задний  двор, пересекли его и увидали блестящие стекла оранжереи.

Lau la brika vojeto la agentoj trairis, preterante florbedojn, al malantaua korto, transiris ghin kaj ekvidis la brilantajn vitrojn de la orangherio.

     - Погоди-ка, - заметил  шепотом Щукин и  отстегнул с  пояса  револьвер. Полайтис насторожился и снял пулемет. Странный и очень

- Atenton, - rimarkis flustre Shchukin kaj malbukis la revolveron desur la zono. Polajtis strechighis kaj demetis la mitraleton. Stranga kaj tre lauta sono

56

зычный звук тянулся в оранжерее  и  где-то  за  нею.  Похоже  было,  что  где-то  шипит   паровоз. "Зау-зау... зау-зау... с-с-с-с-с..." - шипела оранжерея.

audighis en la orangherio kaj ie post ghi. Similis, ke kvazau ie siblas lokomotivo. Zau-zau... zau-zau... s-s-s-s-s... - siblis la orangherio.

     - А ну-ка, осторожно, - шепнул Щукин, и, стараясь не стучать каблуками, агенты придвинулись к самым стеклам и заглянули в оранжерею.

- Nu, akurate, - flustris Shchukin kaj, penante ne klaki per la kalkanumoj, la agentoj proksimighis al la vitroj kaj enrigardis la orangherion.

     Тотчас  Полайтис откинулся назад, и лицо его стало бледно. Щукин открыл рот и застыл с револьвером в руке.

Tuje Polajtis malantauenighis, kaj lia vizagho ighis pala. Shchukin malfermis la bushon kaj stuporis kun la revolvero en la mano.

     Вся  оранжерея жила как червивая  каша. Свиваясь и развиваясь в клубки, шипя  и разворачиваясь,  шаря  и  качая головами,  по полу  оранжереи ползли огромные  змеи. Битая  скорлупа валялась на полу и хрустела  под  их телами. Вверху  бледно  горел  огромной  силы  электрический  шар,  и  от  него  вся внутренность  оранжереи освещалась  странным кинематографическим  светом. На полу торчали три темных, словно фотографических, огромных ящика, два из них, сдвинутые   и   покосившиеся,   потухли,   а  в  третьем   горело  небольшое густо-малиновое световое  пятно.  Змеи  всех  размеров  ползли по  проводам, поднимались по переплетам рам, вылезали  через  отверстия на крыше. На самом электрическом шаре  висела совершенно  черная,  пятнистая  змея  в несколько аршин, и голова ее качалась у шара, как маятник. Какие-то погремушки звякали в шипении, из оранжереи тянуло странным гнилостным, словно прудовым запахом. И еще смутно разглядели агенты кучи белых яиц, валяющихся в пыльных углах, и странную гигантскую голенастую  птицу, лежащую неподвижно  у  камер, и  труп человека в сером у двери, рядом с винтовкой.

La tuta orangherio vivis kvazau vermoplena kacho. Volvighante je buloj, siblante kaj malvolvighante, palpserchante kaj balancante la kapojn, sur la planko de la orangherio rampis gigantaj serpentoj. Frakasita shelo kushis sur la planko kaj kraketis sub iliaj korpoj. Supre pale lumis elektra globo de potenca lumintenso, kaj pro tio la tuta interno de la orangherio estis prilumata per stranga kinematografia lumo. Sur la planko staris tri malhelaj, similaj al la fotografiaj, grandegaj kestoj, du el ili, formovitaj kaj malrektighintaj, estingighis, sed en la tria lumis malgranda karmezina makulo. Serpentoj de chiaj dimensioj rampis lau la dratoj, levighis sur framojn de la fenestroj, elrampis tra la tegmentaj aperturoj. Sur la elektra globo mem pendis absolute nigra, makulkovrita serpento de plur-arshina longo, kaj ghia kapo balancighis che la globo, kvazau pendolo. Iuj tintiletoj klakis tra la siblado, el la orangherio odorachis per stranga putra kvazau shlima odoro. Kaj ankorau la agentoj apenau rimarkis arojn da blankaj ovoj, kushantaj en polvoplenaj anguloj, kaj strangan gigantan longagamban birdon, kushantan senmove che la kameroj, kaj kadavron de homo en griza vesto che la pordo, apud fusilo.

     -  Назад, -  крикнул  Щукин  и  стал пятиться, левой  рукой  отдавливая Полайтиса  и  поднимая  правою револьвер. Он успел  выстрелить  раз  девять, прошипев  и  выбросив  около  оранжереи  зеленоватую  молнию.  Звук  страшно усилился,  и в  ответ  на  стрельбу  Щукина  вся оранжерея пришла в  бешеное движение, и  плоские головы замелькали во всех дырах.  Гром тотчас же  начал скакать по всему совхозу и играть отблесками на стенах. "Чах-чах-чах-чах", - стрелял Полайтис, отступая задом. Страшный, четырехлапый шорох послышался за спиною,  и Полайтис  вдруг  страшно  крикнул,  падая навзничь.  Существо  на вывернутых лапах,  коричнево-зеленого цвета, с  громадной острой  мордой,  с гребенчатым

- Retroen, - kriis Shchukin kaj komencis retirighi, per la maldekstra mano pushante Polajtis'on kaj per la dekstra levante la revolveron. Li sukcesis pafi chirkau nau fojojn, siblante kaj eljhetante apud la orangherio verdetan fulmon. La sonoj multe pliintensighis, kaj responde al la pafado de Shchukin la tuta orangherio furioze ekmovighis, kaj la platecaj kapoj plenigis chiujn truojn. La tuta sovhozo tuje plenighis je fulmotondro, trembrilanta sur muroj. Chahh-chah-chahh-tahh - pafadis Polajtis, retromovighante. Stranga kvarpieda susurado audighis post la dorso, kaj Polajtis subite terure ekkriis, falinte surdorsen. Besto sur reverskurbaj gamboj, brunaverda, kun grandega akrapinta muzelo, kun krestaspekta vosto, simila al giganta lacerto, elkuris elpost angulo de

57

хвостом, похожее на страшных размеров ящерицу, выкатилось  из-за угла сарая и, яростно перекусив ногу Полайтису, сбило его на землю.

remizo kaj, furioze formordinte la gambon de Polajtis, faligis lin surteren.

     - Помоги, - крикнул Полайтис,  и тотчас левая рука его попала в пасть и хрустнула, правой  рукой он, тщетно пытаясь поднять ее, повез револьвером по земле. Щукин обернулся и  заметался. Раз он успел выстрелить, но сильно взял в  сторону, потому что боялся убить  товарища.  Второй  раз  он выстрелил по направлению  оранжереи,  потому  что  оттуда  среди небольших  змеиных  морд высунулась  одна  огромная,   оливковая,   и  туловище  выскочило  прямо  по направлению к нему. Этим выстрелом он гигантскую змею убил и опять, прыгая и вертясь возле Полайтиса, полумертвого уже  в пасти крокодила, выбирал место, куда бы выстрелить, чтобы убить страшного гада, не  тронув агента.  Наконец, это ему удалось. Из электроревольвера хлопнуло два  раза, осветив все вокруг зеленоватым светом,  и крокодил, прыгнув,  вытянулся,  окоченев,  и выпустил Полайтиса. Кровь  у  того текла из  рукава, текла изо рта, и он, припадая на правую здоровую руку, тянул переломленную левую ногу. Глаза его угасали.

- Helpu, - kriis Polajtis, kaj tuje lia maldekstra brako trafis en la bushegon kaj krakis, li, vane penante levi la dekstran, ektrenis la revolveron sur la tero. Shchukin retrorigardis kaj perpleksighis. Li sukcesis foje pafi, sed grave pretercelis, char timis mortigi la kamaradon. Duan fojon li pafis direkten al la orangherio, char de tie inter malgrandaj serpentaj kapoj elshovighis unu giganta, olivkolra, kaj la korpo saltis rekte al li. Per tiu pafo li mortigis la gigantan serpenton kaj denove saltante kaj turnighante chirkau Polajtis, jam duonmorta en la bushego de la krokodilo, serchis lokon, al kiu li povus pafi por mortigi la monstran bestachon, ne tushante la agenton. Finfine li sukcesis tion. El la elektrorevolvero pafsonis dufoje, priluminte chion chirkaue per verdeta lumo, kaj la krokodilo, saltinte, etendighis, rigidighinte, kaj ellasis Polajtis'on. El ties maniko kaj busho fluis la sango, kaj li, apogighante sur la sendefekta dekstra mano, trenis la rompitan maldekstran gambon. Liaj okuloj estis estingighantaj.

     - Щукин... беги, - промычал он, всхлипывая. - Shchukin... forkuru, - elraukis li, plorghemante.     Щукин выстрелил  несколько  раз  по  направлению  оранжереи,  и  в  ней вылетело  несколько  стекол. Но огромная пружина, оливковая и гибкая, сзади, выскочив   из  подвального   окна,   перескользнула  двор,  заняв  его  весь пятисаженным телом, и во  мгновение обвила ноги Щукина. Его швырнуло вниз на землю, и блестящий револьвер отпрыгнул в сторону. Щукин крикнул мощно, потом задохся, потом кольца скрыли его совершенно, кроме головы. Кольцо прошло раз по голове, сдирая с нее скальп, и голова  эта треснула. Больше  в совхозе не послышалось ни  одного выстрела. Все  погасил шипящий, покрывающий звук. И в ответ  ему  очень  далеко по  ветру донесся из  Концовки вой, но теперь  уже нельзя было разобрать, чей это вой, собачий или человечий.

Shchukin pafis kelkfoje direkten al la orangherio, kaj en tiu elfalis pluraj vitroj. Sed giganta risorto, olivkolora kaj fleksema, elsaltis malantaue el teretagha fenestro, transglitis la korton, okupinte ghin plene per la kvihklafta korpo, kaj momente chirkauvolvis la gambojn de Shchukin. Li falis malsupren sur la teron, kaj la brilanta revolvero forfalis flanken. Shchukin kriis lautege, poste asfiksiighis, poste la serpentringoj tute kovris lin, krom la kapo. La ringo glitis unufojon lau la kapo, skalpante ghin, kaj tiu kapo krevis. En la sovhhozo oni ne plu audis ech unu pafon. Chion kovris siblanta, obsedanta sono. Kaj responde al ghi el malproksimo vento alportis el Koncovka hurladon, sed nun jam ne eblis kompreni kies hurlado estis, chu la hunda au la homa.

Глава 10. Катастрофа Chapitro X Katastrofo      В  ночной  редакции  газеты  "Известия"  ярко  горели шары,  и  толстый выпускающий редактор на свинцовом столе верстал вторую полосу с телеграммами "По Союзу республик". Одна гранка попалась ему на глаза, он всмотрелся в нее через пенсне и захохотал, созвал  вокруг себя

En la nokta redaktejo de la jhurrialo "Izvestija" intense lumis globoj, kaj dika eldon-redaktoro sur plumba tablo paghigis duan kolumnon kun telegramoj "Tra Unio de Respublikoj". Unu presprovajho trafis sub liajn okulojn, li atente legis ghin tra nazumo kaj ekridegis, kunvokis korektistojn el la korektejo kaj

58

корректоров из корректорской и метранпажа  и всем показал эту гранку. На узенькой полоске сырой бумаги было напечатано:

paghformiston kaj montris al chiuj tiun pres-provajhon. Sur mallargha peceto da malseka papero estis presite:

     "Грачевка, Смоленской губернии.  В  уезде появилась курица величиною  с лошадь и лягается как конь. Вместо хвоста у нее буржуазные дамские перья".

"Grachovka, Smolenska gubernio. En la distrikto aperis kokino chevale granda kaj piedbatas, kiel chevalo. Anstatau vosto ghi havas burghajn damajn plumojn".

     Наборщики страшно хохотали. La kompostistoj ege ridegis.      -  В  мое время,  - заговорил  выпускающий, хихикая  жирно, -  когда  я работал у Вани Сытина в "Русском слове", допивались  до слонов. Это верно. А теперь, стало быть, до страусов.

- Siatempe, - diris la eldon-redaktoro, kontente ridante, - kiam mi laboris che Vanja Sitin en "Rusa Vorto", oni drinkadis ghis apero de elefantoj. Tio estas vero. Sed nun do ghis la strutoj.

     Наборщики хохотали. La kompostistoj ridegis.      - А ведь  верно, страус, - заговорил метранпаж, - что же, ставить, Иван Вонифатьевич?

- Sed ja estas ghuste, la struto, - diris la paghformisto, - do, chu meti, Ivan Vonifatjevich?

     -  Да  что  ты, сдурел,  -  ответил  выпускающий, -  я  удивляюсь,  как секретарь пропустил, - просто пьяная телеграмма.

- Chu vi frenezighis? - respondis la eldon-redaktoro, - mi miras, kiel preterlasis la sekretario, tio ja estas simple ebria telegramo.

     - Попраздновали, это верно, - согласились наборщики, и  метранпаж убрал со стола сообщение о страусе.

- Oni festenis, efektive, - konsentis la kompostistoj, kaj la paghformisto forprenis desur la tablo la komunikajhon pri la struto.

     Поэтому "Известия" и вышли  на другой  день,  содержа, как обыкновенно, массу  интересного  материала,  но  без  каких  бы  то  ни  было намеков  на грачевского страуса. Приват-доцент Иванов, аккуратно читающий "Известия",  у себя в  кабинете свернул лист,  зевнув, молвил: ничего интересного,  и  стал надевать  белый халат. Через некоторое время в  кабинетах у  него загорелись горелки  и  заквакали  лягушки.  В  кабинете  же  профессора  Персикова была кутерьма. Испуганный Панкрат стоял и держал руки по швам.

Tial "Izvestija" aperis sekvatage, entenante, kiel kutime, amason da interesa materialo, sed sen ajnaj mencioj pri la struto en Grachovka. Privat-docento Ivanov, akurate leganta "Izvestija", kunmetis la folion en sia kabineto, oscedinte, diris: "Nenio interesa", kaj komencis surmeti blankan kitelon. Post ioma tempo en lia kabineto ekbrulis bruliloj kaj ekkvakis ranoj. En la kabineto de Profesoro Persikov estis tumulto. La timigita Pankrat staris kaj tenis la manojn laulonge de la femuroj.

     - Понял... Слушаю-с, - говорил он. - Komprenis... plenumotas, - diris li.      Персиков запечатанный сургучом пакет вручил ему, говоря:

Persikov enmanigis al li vakssigelitan pakajhon, dirante:

     -  Поедешь прямо  в отдел животноводства к  этому  заведующему  Птахе и скажешь прямо, что он - свинья. Скажи, что я так, профессор Персиков, так  и сказал. И пакет ему отдай.

- Veturu rekte al la fako de bestbredado, al ties estro Ptahha kaj diru al li sincere, ke li estas porko. Diru, ke mi, Profesoro Persikov, ghuste tiel diris. Kaj fordonu al li la pakajhon.

     "Хорошенькое дело..." - подумал бледный Панкрат и убрался с пакетом.

"Fia afero..." - pensis pala Pankrat kaj foriris kun la pakajho.

     Персиков бушевал. Persikov furiozis.      - Это черт  знает  что такое,  - скулил  он,  разгуливая по  кабинету и потирая руки в перчатках, - это неслыханное издевательство надо мной  и  над зоологией.  Эти проклятые куриные яйца везут грудами, а я два месяца не могу добиться  необходимого.  Словно до Америки  далеко! Вечная кутерьма,  вечное безобразие.  -  Он стал считать по пальцам: - Ловля... ну, десять

- Tio estas diablo scias kio, - bojis li, pashante tra la kabineto kaj frotante la manojn en la gantoj, - tio estas senprecedenca mokago kontrau mi kaj zoologio. Oni alportas tiujn malbenitajn kokinajn ovojn are, sed mi dum du monatoj ne povas ricevi la bezonatan. Kvazau estas malproksime kiel ghis Ameriko! La eterna konfuzo, eterna senordo, - li komencis kalkuli per la fingroj, - kaptado... nu, dek tagojn maksimume,

59

дней самое большее, ну, хорошо - пятнадцать... ну, хорошо, двадцать  и перелет два дня, из Лондона  в Берлин  день...  Из Берлина  к  нам  шесть  часов...  какое-то неописуемое безобразие...

nu, bone - dek kvin... nu, bone, dudek kaj transflugo du tagojn, el Londono al Berlino tagon... El Berlino al ni ses horojn... ia neesprimebla senordo...

     Он яростно набросился на телефон и стал куда-то звонить.

Li furioze atakis la telefonon kaj komencis ien signali.

     В  кабинете  у  него  было  все  готово  для  каких-то  таинственных  и опаснейших  опытов, лежала полосами нарезанная  бумага для заклейки  дверей, лежали водолазные шлемы с отводными трубками и несколько баллонов, блестящих как ртуть,  с этикеткою  "Доброхим", "не прикасаться"  и рисунками черепа со скелетными костями.

En lia kabineto estis chio preta por iuj misteraj kaj dangheregaj eksperimentoj, kushis strie tranchita papero por hermetikigo de pordoj, kushis skafandraj kapujoj kun spirtubetoj kaj pluraj balonoj, brilantaj kvazau hidrargo, kun etikedoj "Dobrohhim"*, "ne tushi" kaj desegnoj de kranio kun krucitaj ostoj.( * "Dobrohhim" - "Libervola Societo por kontribuo al konstruado de kemia industrio", funkciis en USSR en la 20-aj jaroj (Trad.).)

     Понадобилось по  меньшей  мере  три  часа, чтоб профессор успокоился  и приступил  к мелким работам.  Так он  и  сделал. В институте  он  работал до одиннадцати часов  вечера и  поэтому  ни о  чем  не  знал,  что творится  за кремовыми стенами. Ни нелепый слух, пролетевший по Москве, о каких-то змеях, ни   странная   выкрикнутая  телеграмма  в   вечерней  газете  ему  остались неизвестны, потому что доцент Иванов был в художественном театре на  "Федоре Иоанновиче", и, стало быть, сообщить новость профессору было некому.

Estis bezonataj minimume tri horoj por ke la profesoro trankvilighu kaj komencu malgravajn laborojn. Ghuste tiel li faris. Li laboris en la instituto ghis la dek unua horo vespere kaj pro tio nenion sciis, kio okazas post la kremkoloraj muroj. Nek absurda onidiro, trainta Moskvon, pri iuj serpentoj, nek stranga audigita telegramo en la vespera jhurnalo atingis lin, char docento Ivanov spektis en la teatro "Hhudojestvennij" la spektaklon "Fjodor Ioannovich", sekve, neniu povis komuniki al la profesoro la novajhon.

     Персиков около полуночи приехал на Пречистенку и лег спать, почитав еще на  ночь  в кровати  какую-то  английскую  статью в  журнале  "Зоологический вестник", полученном из Лондона.  Он  спал,  да  спала и  вся вертящаяся  до поздней ночи Москва, и не спал лишь громадный  серый корпус на Тверской  ул. во  дворе,  где  страшно гудели,  потрясая все  здание,  ротационные  машины "Известий".  В  кабинете  выпускающего  происходила невероятная  кутерьма  и путаница. Он, совершенно  бешеный, с красными глазами метался, не зная,  что делать,  и посылал всех  к чертовой матери. Метранпаж  ходил за  ним и, дыша винным духом, говорил: - Ну, что же, Иван Вонифатьевич, не беда, пускай завтра утром выпускают экстренное приложение. Не из машины же номер выдирать.

Persikov chirkau meznokto venis al la Prechistenka-strato kaj ekdormis, leginte en la lito antau la dormo iun britian artikolon en la revuo "Zoologia Informilo", ricevita el Londono. Li dormis, samkiel dormis la tuta tumultinta ghis la profunda nokto Moskvo, sed ne dormis nur giganta griza konstruajho en la Tverskaja-strato en la korto, kie terure bruis, skuante la tutan ejon, rotaciaj presiloj de "Izvestija". En la kabineto de la eldonredaktoro estis neimagebla tumulto kaj pelmelo. Li, tute freneza, kun la rughighintaj okuloj, estis perpleksa, ne sciis, kion fari kaj sendadis chiujn al diablo. La paghformisto iradis post li kaj elspirante vinan odoron, diris: - Nu, Ivan Vonifatjevich, ne estas krimo, oni eldonu morgau matene urghan suplementon. Ni ja ne elshiru la numeron el la presiloj.

     Наборщики не  разошлись  домой, а ходили  стаями,  сбивались  кучами  и читали  телеграммы, которые  шли  теперь  всю  ночь  напролет,  через каждые четверть часа, становясь все  чудовищнее  и страннее. Острая  шляпа

La kompostistoj ne disiris hejmen, sed iradis are, kunvenadis amase kaj legis telegramojn, kiuj estis alsendataj nun la tutan nokton senpauze, post chiu kvaronhoro ighante chiam pli teruraj kaj strangaj. La akrapinta chapelo de Alfred Bronskij aperadis en la

60

Альфреда Бронского  мелькала в ослепительном розовом свете,  заливавшем типографию. И механический толстяк скрипел  и ковылял, показываясь  то  здесь, то  там.  В подъезде хлопали двери и всю ночь появлялись репортеры. По всем 12 телефонам типографии звонили  непрерывно, и станция почти механически подавала в ответ на  загадочные трубки  "занята", "занято",  и  на  станции  перед бессонными барышнями пели и пели сигнальные рожки...

okulfrapa rozkolora lumo, pleniganta la tipografion, kaj la mekanika dikulo knaris kaj lamis, aperante jen tie, jen en alia loko. En la enirejo la tutan nokton frapadis la pordoj kaj aperadis reporteroj. Oni senchese telefonadis per chiuj 12 telefonoj de la tipografio, kaj la telefonejo preskau mekanike respondadis al la strangaj telefonsonoroj "okupite", "okupite", kaj en la telefonejo antau la sendormaj junulinoj zumis kaj zumis signaltubetoj.

     Наборщики облепили механического толстяка и  капитан дальнего  плавания говорил им:

La kompostistoj chirkauis la mekanikan dikulon, kaj la kapitano de altmara navigado diris al ili:

     - Аэропланы с газом придется посылать. - Oni devos sendi aeroplanojn kun gaso.      -  Не иначе, -  отвечали  наборщики, - ведь это  что ж  такое. -  Затем страшная  матерная  ругань перекатывалась в воздухе и чей-то визгливый голос кричал:

- Ne eblas alie, - respondis la kompostistoj, - ja jen kio okazas. - Poste terura blasfemado skuis la aeron, kaj ies akuta vocho kriis:

     - Этого Персикова расстрелять надо. - Tiun Persikov'on necesas pafmortigi.      -  При чем  тут  Персиков,  - отвечали из гущи,  - этого сукина  сына в совхозе - вот кого надо расстрелять.

- Kial do Persikov'on. - oni respondis el la amaso, - tiun hundan idon el la sovhhozo necesas.

     - Охрану надо было поставить, - выкрикивал кто-то.

- Oni devis fari gardadon, - elkriis iu.

     - Да, может, это вовсе и не яйца. - Sed eble tio tute ne pro ovoj estis.      Все здание тряслось  и гудело от ротационных колес, и создавалось такое впечатление, что серый неприглядный корпус полыхает электрическим пожаром.

La tuta konstruajo tremis kaj zumis pro la rotaciaj radoj kaj formighis la impreso, ke kvazau la griza malbela ejo ardas pro la elektra incendio.

     Занявшийся  день не остановил  его.  Напротив, только  усилил,  хоть  и электричество погасло. Мотоциклетки одна за другой вкатывались в асфальтовый двор, вперемешку с  автомобилями. Вся Москва  встала, и белые листья  газеты одели  ее,  как  птицы.  Листья  сыпались и  шуршали  у  всех в руках,  и  у газетчиков к одиннадцати  часам дня не хватало номеров, несмотря на  то, что "Известия" выходили  в этом месяце с тиражом в полтора миллиона экземпляров. Профессор Персиков выехал с Пречистенки на автобусе и прибыл в институт. Там его ожидала новость.  В вестибюле  стояли  аккуратно обшитые  металлическими полосами деревянные ящики, в количестве трех штук, испещренные  заграничными наклейками на немецком языке, и над  ними  царствовала одна  русская меловая надпись: "осторожно - яйца".

La komencighinta tago ne chesigis ghin. Male, ech pliigis, kvankam la elektrolumo estingighis. Motorcikloj estis enveturantaj en la asfaltitan korton, samkiel automobiloj. La tuta Moskvo ellitighis, kaj blankaj folioj de la jhurnalo kovris ghin kvazau blankaj birdoj. La folioj shutighis kaj susuradis en chies manoj, kaj che la jhurnalvendistoj ne sufichis la numeroj jam al la dekunua horo, malgrau tio, ke "Izvestija" estis eldonataj tiumonate en eldonkvanto de 1,5 milionoj da ekzempleroj. Profesoro Persikov elveturis de la Prechistenka-strato per autobuso kaj venis en la instituton. Tie lin atendis la novajho. En la vestiblo staris akurate kadritaj per metalaj bendoj lignaj kestoj en kvanto de tri ekzempleroj, kovritaj per eksterlandaj etikedoj en la germana lingvo, kaj super ili regis unu ruslingva kreta surskribo: "Akurate - ovoj".

     Бурная радость овладела профессором. Eferveska ghojo absorbis la profesoron.      -  Наконец-то,  - вскричал он. - Панкрат, взламывай ящики  немедленно и осторожно, чтобы не побить. Ко мне в кабинет.

- Finfine, - ekkriis li. - Pankrat, malkovru la kestojn senprokraste kaj akurate, por ne frakasi. Al mia kabineto.

61

     Панкрат  немедленно  исполнил  приказание,  и  через  четверть  часа  в кабинете  профессора,  усеянном  опилками  и  обрывками бумаги,  бушевал его голос.

Pankrat tuje plenumis la ordonon, kaj post duonhoro en la kabineto de la profesoro, plenigita per segajhoj kaj paperpecoj, ekfuriozis vocho de Persikov.

     -  Да  они  что  же, издеваются надо  мною,  что ли,  -  выл профессор, потрясая кулаками и  вертя в руках яйца. - Это какая-то скотина, а не Птаха. Я не позволю смеяться надо мной. Это что такое, Панкрат?

- Chu ili primokas min, - bojis la profesoro, svingante per la pugnoj kaj turnante ovojn en la manoj, - tio estas iu bestacho, sed ne Ptahha. Mi ne permesos mokagi kontrau mi. Kio estas tio, Pankrat?

     - Яйца-с, - отвечал Панкрат горестно. - Ovoj, - respondis Pankrat chagrene.      - Куриные, понимаешь, куриные, черт бы их задрал! На какого дьявола они мне нужны. Пусть посылают их этому негодяю в совхоз!

- La kokinaj, chu vi komprenas, la kokinaj, diablo manghu ilin! Por kiu diablo mi bezonas ilin. Oni sendu ilin al tiu fripono en la sovhhozon!

     Персиков бросился в угол к телефону, но не успел позвонить.

Persikov jhetkuris al la telefono en la angulo, sed ne sukcesis telefoni.

     - Владимир Ипатьич! Владимир  Ипатьич! - загремел в  коридоре института голос Иванова.

- Vladimir Ipatjich! Vladimir Ipatjich! - ektondris en la koridoro de la instituto la vocho de Ivanov.

     Персиков оторвался  от телефона,  и Панкрат стрельнул  в сторону, давая дорогу  приват-доценту. Тот вбежал в кабинет, вопреки своему джентльменскому обычаю, не снимая серой  шляпы, сияющей на затылке  и  с  газетным листом  в руках.

Persikov lasis la telefonon, kaj Pankrat saltis flanken, liberigante la vojon al la privat-docento. Tiu enkuris en la kabineton spite al sia ghentlemana kutimo ne demetante la grizan chapelon, sidanta sur la nuko, kun la jhurnala folio en la manoj.

     -  Вы знаете,  Владимир  Ипатьич, что  случилось,  -  выкрикивал  он  и взмахнул  перед лицом Персикова листом с надписью:  "экстренное приложение", посредине которого красовался яркий цветной рисунок.

- Chu vi scias, Vladimir Ipatjich, kio okazis, - elkriis li kaj svingis antau la vizagho de Persikov per la folio kun surskribo: "urgha suplemento", meze de kiu pitoreskis kolorricha desegnajho.

     -  Нет, выслушайте, что они  сделали, -  в  ответ закричал,  не слушая, Персиков, - они меня вздумали удивить куриными  яйцами. Этот Птаха форменный идиот, посмотрите!

- Ne, vi auskultu, kion ili farachis, - ekkriis responde, ne auskultante. Persikov, - ili intencis mirigi min per kokinaj ovoj. Tiu Plaha estas absoluta idioto, rigardu!

     Иванов совершенно ошалел. Он в ужасе уставился на вскрытые ящики, потом на лист, затем глаза его почти выпрыгнули с лица.

Ivanov tute konsternighis. Li terurigite fiksrigardis al la malkovritaj kestoj, poste al la folio, poste liaj okuloj preskau elsaltis for de la vizagho.

     - Так вот что,  -  задыхаясь забормотал он, - теперь я  понимаю... Нет, Владимир Ипатьич,  вы только  гляньте,  -  он  мгновенно  развернул  лист  и дрожащими  пальцами указал  Персикову на  цветное изображение.  На  нем, как страшный пожарный  шланг,  извивалась  оливковая  в желтых  пятнах  змея,  в странной смазанной зелени.  Она была  снята сверху, с  легонькой летательной машины,  осторожно скользнувшей  над  змеей. -  Кто это, по-вашему, Владимир Ипатьич?

- Jen kio, - anhelante, ekbalbutis li, - nun mi komprenas... Ne, Vladimir Ipatjich, vi nur rigardu, - li momente disfaldis la folion kaj per la tremantaj fingroj montris al Persikov la koloran desegnajhon. Sur ghi, kvazau terura kontrauincendia hoso, volverampis olivkolora kun flavaj makuloj serpento en stranga malkontrasta verdajho. Ghi estis fotita desupre, de malpeza aviadilo, akurate glitinta super la serpento, - kio ghi estas, lau vi, Vladimir Ipatjich?

     Персиков сдвинул очки на лоб, потом  передвинул их на глаза, всмотрелся в рисунок и сказал в крайнем удивлении:

Persikov formetis la okulvitrojn al la frunto, poste surmetis ilin al la okuloj, fiksrigardis al la desegnajho kaj diris en ekstrema miro:

     - Что за черт. Это... да это анаконда, водяной удав...

- Kia diablajo. Tio... tio ja estas anakondo, Eunectes...

62

     Иванов  сбросил  шляпу,  опустился на стул  и сказал, выстукивая каждое слово кулаком по столу:

Ivanov formetis la chapelon, falsidighis sur seghon kaj diris, elfrapante chiun vorton per la pugno sur la tablo:

     -  Владимир  Ипатьич,  эта  анаконда  из  Смоленской  губернии.  Что-то чудовищное. Вы понимаете, этот негодяй вывел змей  вместо кур и, вы поймите, они дали такую же самую феноменальную кладку, как лягушки!

- Vladimir Ipatjich, tiu anakondo estas el Smolenska gubernio. Io teruriga. Vi komprenu, tiu fripono elkovis serpentojn anstatau kokoj, kaj vi komprenu, tiuj donis la saman fenomenan ovumadon, kiel la ranoj!

     -  Что такое?  -  ответил Персиков,  и лицо его сделалось бурым... - Вы шутите, Петр Степанович... Откуда?

- Kio? - respondis Persikov, kaj lia vizagho ighis brunkolora... - Chu vi shercas, Pjotr Stepanovich... De kie?

     Иванов онемел на мгновение,  потом получил дар слова  и, тыча пальцем в открытый ящик, где сверкали беленькие головки в желтых опилках, сказал:

- Ivanov mutighis por momento, poste ekhavis parolkapablon kaj montrante per la fingro al la malkovrita kesto, kie briletis la blankaj kapetoj en flavaj segajhoj, diris:

     - Вот откуда. - Jen de kie.      - Что-о?! - завыл Персиков, начиная соображать.

- Kio-o? - ekbojis Persikov, ekkonjektante.

     Иванов совершенно уверенно взмахнул двумя сжатыми кулаками и закричал:

Ivanov en plena certeco svingis per la du kunpremitaj pugnoj kaj ekkriis:

     - Будьте покойны. Они ваш заказ на  змеиные и страусовые яйца переслали в совхоз, а куриные вам по ошибке.

- Estu certa. Oni vian mendon por serpentaj kaj strutaj ovoj transsendis al la sovhozo, kaj la kokinajn al vi erare.

     - Боже  мой...  боже  мой,  - повторил Персиков и, зеленея лицом,  стал садиться на винтящийся табурет.

- Dio mia... Dio mia, - ripetis Persikov kaj, verdighante vizaghe, ighis falsidighanta al la helica tabureto.

     Панкрат  совершенно одурел у двери, побледнел и онемел. Иванов вскочил, схватил   лист  и,  подчеркивая  острым   ногтем  строчку,  закричал  в  уши профессору:

Pankrat tute frenezighis che la pordo, palighis kaj mutighis. Ivanov saltlevighis, kaptprenis la folion kaj, substrekante per la akra ungo linion, ekkriis en la orelon de la profesoro:

     -  Ну теперь  они будут иметь веселую  историю!..  Что  теперь будет, я решительно  не представляю.  Владимир Ипатьич,  вы гляньте, -  и он  завопил вслух, вычитывая первое попавшееся место со скомканного листа... - Змеи идут стаями в направлении Можайска... откладывая неимоверное количество яиц. Яйца были замечены в  Духовском  уезде... Появились  крокодилы и  страусы.  Части особого назначения и отряды государственного управления  прекратили панику в Вязьме  после  того,  как  зажгли  пригородный  лес,  остановивший  движение гадов...

- Nu, nun oni havos gajan eventon!.. Kio estos nun, mi absolute ne imagas. Vladimir Ipatjich, vi rigardu, - kaj li ekkriegis laute, legante unuan hazardan pecon sur la chifita folio... - Serpentoj movighas are direkten al Mojhajsk... metante enormajn kvantojn da ovoj. La ovoj estis rimarkitaj en distrikto Duhhovskij... Aperis krokodiloj kaj strutoj. Trupoj de speciala komisio... kaj tachmentoj de la shtata politika departemento chesigis panikon en Vjazjma nur post kiam bruligis apudurban arbaron, haltigintan movighon de la rampobestoj...

     Персиков,  разноцветный,  иссиня-бледный,   с   сумасшедшими   глазами, поднялся с табурета и, задыхаясь, начал кричать:

Persikov, buntkolora, blu-pala, kun la frenezaj okuloj, levighis de sur la tabureto kaj, anhelante, komencis krii:

     - Анаконда... анаконда... водяной удав! Боже мой!  - в таком  состоянии его еще никогда не видали ни Иванов, ни Панкрат.

- Anakondo... anakondo... Eunectes! Dio mia! - en tia stato lin neniam ankorau vidis Ivanov, nek Pankrat.

     Профессор  сорвал одним взмахом галстук,  оборвал пуговицы на  сорочке, побагровел 

La profesoro forshiris per unu movo la kravaton, malfiksis chiujn butonojn sur la chemizo, puncighis

63

страшным  параличным  цветом  и,  шатаясь,  с совершенно  тупыми стеклянными  глазами, ринулся  куда-то  вон. Вопль разлетелся  под каменными сводами института.

per terura paraliza koloro kaj, shancelighante, kun absolute malkonsciaj vitraj okuloj ekkuris ien for. Kriego disvastighis sub la shtonaj volboj de la instituto.

     - Анаконда... анаконда, - загремело эхо. - Anakondo... anakondo... - ektondris ehho.      - Лови профессора! - взвизгнул Иванов Панкрату, заплясавшему  от  ужаса на месте. - Воды ему... у него удар.

- Kaptu la profesoron! - akutkriis Ivanov al Pankrat, - eksaltinta pro la teruro surloke. - Akvon al li... li ekhavis apopleksion.

Глава 11. Бой и смерть Chapitro XI Batalo kaj morto      Пылала  бешеная электрическая  ночь  в  Москве.  Горели  все  огни, и в квартирах не было  места, где бы не сияли лампы со сброшенными абажурами. Ни в одной квартире Москвы, насчитывающей 4 миллиона населения, не спал ни один человек, кроме неосмысленных детей.  В квартирах  ели  и  пили как попало. В квартирах что-то выкрикивали, и поминутно искаженные лица выглядывали в окна во  всех  этажах, устремляя взор в  небо,  во  всех направлениях  изрезанное прожекторами. На небе то и  дело  вспыхивали белые огни, отбрасывая летающие белые  конусы на  Москву, и исчезали и гасли. В особенности  страшно было на Тверской-Ямской.  На  Александровский вокзал  каждые  десять минут приходили поезда,  сбитые  как  попало из  товарных и  разноклассных  вагонов  и  даже цистерн, облепленных обезумевшими людьми, и по Тверской-Ямской бежали густой кашей,  ехали в  автобусах,  ехали на  крышах трамваев,  давили друг друга и попадали под колеса. На  вокзале  то  и дело вспыхивала трескучая  тревожная стрельба поверх толпы - это воинские части останавливали панику сумасшедших, бегущих  по  стрелкам железных  дорог  из  Смоленской губернии в Москву.  На вокзале  то  и дело с бешеным легким всхлипыванием вылетали стекла в  окнах, выли  все  паровозы.  Все  улицы   были  усеяны   плакатами,  брошенными   и растоптанными, и эти же плакаты  под жгучими малиновыми рефлекторами глядели  со  стен. Они  всем уже были известны, и  никто их  не читал. В  них  Москва объявлялась на военном положении. В них  грозили за панику и сообщили, что в Смоленскую  губернию  часть  за  частью  уже  едут  отряды  Красной   армии, вооруженные газами. Но плакаты не  могли остановить воющей ночи. В квартирах роняли  и  били  посуду  и  цветочные  вазоны,  бегали,  задевали  за  углы, разматывали  и  сматывали  какие-то  узлы  и  чемоданы,  в  тщетной  надежде пробраться на Каланчевскую площадь, на Ярославский  или

Flagris furioza elektra nokto en Moskvo. Lumis chiuj lumiloj, kaj en loghejoj ne estis lokoj, kie ne brilus lampoj sen forigitaj kloshoj. En chiu loghejo de Moskvo, havanta 4 milionojn da loghantaro, neniu dormis, krom nekomprenantaj infanoj. En la loghejoj oni manghis kaj trinkis iel ajn, en la loghejoj oni elkriadis ion, kaj chiuminute konsternitaj vizaghoj elrigardis el fenestroj en chiuj etaghoj, direktante rigardojn al la chielo, tranchita per lumjhetiloj chiudirekte. En la chielo ofte brilaperadis blankaj fajroj, jhetantaj svagajn blankajn konusojn sur Moskvon, kaj malaperadis, kaj estingighis. La chielo senchese zumis per tre malalta aeroplana bruo. Precipe terurige estis sur la strato "Tverskaja-Jamskaja". Al la stacidomo "Aleksandrovskij" post chiuj dek minutoj venadis trajnoj, formitaj iel ajn el sharghaj kaj diversklasaj vagonoj kaj ech cisternoj, kun chirkaukrochighintaj frenezaj homoj, kaj tiuj kuris lau la strato "Tverskaja-Jamskaja" denskache, veturis per autobusoj, veturis sur tegmentoj de tramoj, premis unu la alian kaj falis sub radojn. En la stacidomo ofte audighis krakanta alarma pafado super homamaso - tio militaj trupoj haltigadis panikon de frenezuloj, kurantaj lau komutiloj de fervojoj el Smolenska gubernio al Moskvo. En la stacidomo ofte kun furioza momenta ghemo frakasighis fenestraj vitroj kaj sirenis chiuj lokomotivoj. Chiuj stratoj estis supershutitaj per plakatoj, jhetitaj kaj piedtretitaj, kaj la samaj afishoj sub ardaj karmezinaj reflektiloj rigardis desur muroj. Ili estis konataj al chiuj, kaj neniu legis ilin. En ili Moskvo estis anoncata militstata. En ili oni avertis kontrau paniko kaj komunikis, ke al Smolenska gubernio jam movighas trupo post trupo tachmentoj de Rugha Armeo, armitaj per gaso. Sed la afishoj ne povis chesigi la rumorantan nokton. En loghejoj oni fallasadis kaj frakasadis manghilaron kaj florajn potojn, kuradis, krochtushante angulojn, pakadis kaj malpakadis iujn volvajhojn kaj valizojn, kun vana espero trafi al Kalanchovskaja-placo, al la stacidomoj "Jaroslavskij" au "Nikolajevskij". Ve, chiuj stacidomoj, direktantaj al nordo kaj oriento, estis chirkauitaj de la densega

64

Николаевский вокзал. Увы, все  вокзалы, ведущие на север и  на  восток,  были  оцеплены густейшим слоем  пехоты,  и  громадные  грузовики, колыша  и  бренча  цепями,  доверху нагруженные ящиками, поверх  которых сидели армейцы  в остроконечных шлемах, ощетинившиеся  во все  стороны штыками,  увозили  запасы  золотых  монет  из подвалов  народного комиссариата  финансов и  громадные  ящики  с  надписью: "Осторожно. Третьяковская галерея". Машины рявкали и бегали по всей Москве.

tavolo da infanterio, kaj grandegaj kamionoj, svingante kaj bruante per chenoj, ghissupre sharghitaj per kestoj, sur kiuj sidis armeanoj en akrapintaj kaskoj, hirtigintaj chiudirekten bajonetojn, forveturigis rezervojn da oraj moneroj el teretaghoj de la popola komisarejo pri financoj kaj grandegajn kestojn kun surskribo: "Atenton. Tretjakov-galerio". Automobiloj mughis kaj trakuradis la tutan Moskvon.

     Очень далеко  на небе дрожал отсвет  пожара и  слышались, колыша густую черноту августа, беспрерывные удары пушек.

Tre malproksime en la chielo tremis rebrilo de incendio kaj audighis, shancelante la densan nigron de augusto, senchesaj pafoj de kanonoj.

     Под утро, по совершенно бессонной Москве, не потушившей ни одного огня, вверх по Тверской, сметая  все встречное, что  жалось в подъезды и  витрины, выдавливая  стекла,  прошла многотысячная,  стрекочащая копытами  по торцам, змея  конной армии.  Малиновые башлыки мотались  концами на  серых спинах, и кончики пик кололи небо. Толпа,  мечущаяся и  воющая, как будто ожила сразу, увидав ломящиеся вперед,  рассекающие расплеснутое варево безумия шеренги. В толпе на тротуарах начали призывно, с надеждою, выть.

Che matenigho, tra tute sendorma Moskvo, estinginta ech ne unu lumon, supren lau la Tverskaja-strato, formovante chion survoje, kio alpremighadis al enirejoj kaj vitrinoj, forpremante vitrojn, trairis multmila, klaketanta per hufoj kontrau pavimeroj, serpento de kavalerio. Karmezinaj bashlikoj skuighis per la finajhoj sur grizaj dorsoj kaj pintoj de lancoj pikis la chielon. La amaso, tumultanta kaj rumoranta, tuje kvazau revivighis, ekvidinte la spalirojn, strebantajn antauen, tranchantajn la disvershitan kirlajhon da frenezeco. En la amaso sur la trotuaroj oni komencis alvoke, espere krii.

     - Да здравствует конная армия! - кричали иступленные женские голоса.

- Vivu la kavaleria armeo! - akutkriis furiozaj virinaj vochoj.

     - Да здравствует! - отзывались мужчины. - Vivu! - reehhis viroj.      - Задавят!!. Давят!.. - выли где-то. - Oni mortpremos!!! premas!.. - iu mughis ie.      - Помогите! - кричали с тротуара. - Helpu! - oni kriis sur la trotuaro.      Коробки папирос, серебряные деньги, часы полетели в шеренги с тротуара, какие-то женщины выскакивали на мостовую  и, рискуя костями, плелись с боков конского строя, цеплялись за стремена  и  целуя  их. В беспрерывном стрекоте копыт изредка взмывали голоса взводных:

Skatoloj da cigaredoj, arghenta mono, horloghoj estis jhetataj en la spalirojn de la trotuaroj, iuj virinoj elsaltadis sur la pavimon, kaj riskante per la ostoj, trenis sin lau la flankoj de la chevala kolono, krochighante je piedingoj kaj kisante ilin. En senchesa klaketado de la hufoj fojfoje levighis vochoj de plotonestroj:

     - Короче повод. - Mallongigu tirrimenojn.      Где-то пели весело и разухабисто, и с коней смотрели в зыбком рекламном свете  лица  в  заломленных  малиновых  шапках. То и дело, прерывая  шеренги конных  с  открытыми  лицами, шли  на конях же странные  фигуры,  в странных чадрах, с отводными за спину трубками и с баллонами  на ремнях за спиной. За ними   ползли  громадные   цистерны-автомобили,  с  длиннейшими  рукавами  и шлангами,  точно  на  пожарных  повозках,  и тяжелые, раздавливающие  торцы, наглухо закрытые и

Ie oni kantis gaje kaj vastsente, kaj desur la chevaloj rigardis en svaga reklama lumo vizaghoj en bravaspektaj karmezinaj chapoj. Ofte intermitante la spalirojn de kavalerianoj kun malkovritaj vizaghoj, marshis ankau sur chevaloj strangaj figuroj en strangaj kashvualoj, kun spirtubetoj kaj balonoj sur rimenoj post la dorsoj. Post ili rampis gigantaj cisternoj-automobiloj, kun longegaj hosoj, kvazau sur fajro-brigadaj charoj kaj pezaj, dispremantaj la pavimerojn, hermetike fermitaj kaj lumantaj per fendaj embrazuroj tankoj sur raupaj piedoj.

65

светящиеся узенькими бойницами танки на гусеничных лапах. Прерывались шеренги конных и шли автомобили, зашитые наглухо в  серую броню, с  теми же трубками, торчащими  наружу, и  белыми нарисованными  черепами на боках с надписью "газ", "Доброхим".

Interrompighis la spaliroj de kavalerianoj, kaj marshis automobiloj, kovritaj hermetike per griza kiraso, kun la samaj tubetoj, hirtighantaj supre, kaj blankaj desegnitaj kranioj sur la flankoj kun surskriboj "Gaso. Dobrohhim".

     - Выручайте, братцы,  - завывали с тротуаров, - бейте гадов... Спасайте Москву!

- Savu, fratoj, - oni vokis sur la trotuaroj, - mortigu la rampulojn... Savu Moskvon!

     - Мать... мать... - перекатывалось по рядам. Папиросы пачками прыгали в освещенном  ночном воздухе,  и белые зубы  скалились  на  ошалевших людей  с коней. По рядам разливалось глухое и щиплющее сердце пение:

- Matj... matj...* - rulighis tra la vicoj. (*Matj... - finajo de la ruslingva blasfemajho (Trad.).) Cigaredoj en skatoloj saltadis en la prilumata nokta aero, kaj blankaj dentoj montrighis desur la chevaloj al la frenezighintaj homoj. Tra la vicoj audighis mallauta kaj kortushanta kantado:

...Ни туз, ни дама, ни валет, Побьем мы гадов без сомненья, Четыре с боку - ваших нет...

...Nek fant', nek damo kaj nek as', Rampulojn batos ni sendube, Kvar en la flanko - via passe...

     Гудящие  раскаты  "ура"  выплывали  над  всей этой  кашей,  потому  что пронесся  слух, что впереди шеренг на лошади, в таком же  малиновом башлыке, как и все всадники, едет ставший легендарным десять лет назад, постаревший и поседевший командир конной громады. Толпа завывала и  в небо улетал, немного успокаивая мятущиеся сердца, гул "ура... ура"...

Bruantaj rulsonoj "hura" drivis super tiu kacho, char traflugis onidiro, ke avangarde de la spaliroj, en la sama karmezina bashliko, kiun havas chiuj rajdantoj, marshas legendighinta antau 10 jaroj, maljunighinta kaj grizharighinta komandanto de la chevala armeo. La amaso kriegis, kaj en la chielon forflugadis, iom trankviligante la panikantajn korojn, rulsonoj "hura... hura...".

     * * * * * * * *     Институт был скупо освещен. События в  него долетали только отдельными, смутными и  глухими отзвуками. Раз под огненными часами  близ манежа грохнул веером  залп,  это  расстреляли  на  месте  мародеров,  пытавшихся  ограбить квартиру на  Волхонке. Машинного движения на улице здесь было мало, оно  все сбивалось к вокзалам. В кабинете  профессора, где тускло горела  одна лампа, отбрасывая пучок на стол, Персиков  сидел, положив голову на руки, и молчал. Слоистый дым  веял вокруг него.  Луч  в  ящике  погас.  В  террариях лягушки молчали, потому что уже спали.  Профессор не работал и не  читал. В стороне, под  левым его локтем,  лежал вечерний  выпуск  телеграмм  на  узкой полосе, сообщавший, что Смоленск горит весь и что артиллерия обстреливает  можайский лес по  квадратам, громя  залежи крокодильих яиц, разложенных во всех  сырых оврагах.  Сообщалось,  что  эскадрилья  аэропланов  под Вязьмою  действовала весьма удачно, залив  газом почти  весь  уезд,  но что жертвы человеческие в этих пространствах неисчислимы из-за того, что население, вместо того, чтобы покидать  уезды  в порядке  правильной  эвакуации, благодаря

La instituto estis malabunde prilumita. La eventoj atingadis ghin nur per apartaj, malklaraj kaj obtuzaj reehhoj. Foje sub la lumhorlogho apud Manegho ektondris salvo, oni pafmortigis surloke shtelistojn, kiuj provis forrabi loghejon en la Volhhonka-strato. Automobila trafiko chi tie malabundis, ghi koncentrighis che la stacidomoj. En la kabineto de la profesoro, kie malbrile lumis unu lampo, rejhetante lumfaskon sur la tablon, Persikov sidis, metinte la kapon sur la brakojn, kaj silentis. Tavolaspekta fumo chirkaublovis lin. Radio en la kesto estingighis. En la terarioj ranoj silentis, char jam dormis. La profesoro ne laboris, nek legis. Flanke, sub lia maldekstra kubuto, kushis vesperaj publikigajhoj de telegramoj sur mallargha kolumno, informanta, ke la tuta Smolensk brulas kaj ke artilerio pripafas la Mojhajskan arbaron lau kvadratoj, frakasante arojn da krokodilaj ovoj, dismetitajn en chiuj humidaj ravinoj. Oni informis, ke eskadro da aeroplanoj apud Vjazjma agis sufiche sukcese, supervershinte per gaso preskau tutan distrikton, sed ke homaj viktimoj en tiu distrikto estas nekalkuleblaj pro tio, ke la loghantaro anstatau forlasado de la distriktoj en ordo de organizita evakuado, pro paniko kuradis en disigitaj grupoj hhaose, jhetante sin kien rigardas la okuloj. Oni

66

панике металось разрозненными группами  на свой страх и  риск,  кидаясь  куда глаза  глядят. Сообщалось,  что отдельная  кавказская  кавалерийская  дивизия  в  можайском направлении  блистательно  выиграла бой со  страусовыми стаями, перерубив их всех и уничтожив громадные кладки страусовых яиц. При  этом дивизия  понесла незначительные потери. Сообщалось от правительства, что в случае, если гадов не удастся удержать в 200-верстной зоне от столицы, она будет эвакуирована в полном  порядке.  Служащие и  рабочие должны  соблюдать полное  спокойствие. Правительство  примет  самые  жестокие  меры  к  тому,  чтобы  не  допустить смоленской  истории, в  результате  которой,  благодаря смятению, вызванному неожиданным  нападением гремучих змей,  появившихся в  количестве нескольких тысяч, город загорелся во всех  местах, где бросили  горящие  печи  и начали безнадежный   повальный  исход.   Сообщалось,  что   продовольствием  Москва обеспечена  по  меньшей мере  на полгода и что  совет  при главнокомандующем принимает срочные  меры  к бронировке квартир  для  того, чтобы  вести бои с гадами на самых улицах столицы, в случае, если красным армиям и аэропланам и эскадрильям не удастся удержать нашествие пресмыкающихся.

koinunikis, ke speciala kaukazia kavaleria divizio apud Mojhajsk brile venkis en la batalo kontrau strutaroj, forsabrinte ilin chiujn kaj neniiginte gigantajn arojn da strutaj ovoj. Che tio la divizio havis malgravajn perdojn. Oni komunikis je la nomo de la registaro, ke en okazo de maleblo haltigi la rampulojn en la 200-versta zono chirkau la chefurbo, ghi estos evakuita en absoluta ordo. Oficistoj kaj laboristoj devas observi plenan disciplinon. La registaro entreprenos chiujn rimedojn por ne allasi la smolenskan eventon, rezulte de kiu pro paniko, kauzita de subita atako de krotaloj, aperintaj en kvanto de kelkaj miloj, la urbo ekbrulis en kelkaj lokoj, kie oni lasis brulantajn fornojn kaj komencis senesperan amasan fughadon. Oni informis, ke por Moskvo estas rezervita provizo minimume por duonjaro kaj ke la konsilio frunte de la chefkomandanto entreprenas urghajn rimedojn por kirasshirmi loghejojn, por ke gvidi batalojn kontrau la rampuloj sur la stratoj de la chefurbo en okazo, se la rughaj armeoj kaj aeroplanoj kaj eskadretoj ne sukcesos deteni la invadon de la reptilioj.

     Ничего этого профессор не читал,  смотрел  остекленевшими глазами перед собой и курил. Кроме него только два человека были в институте  -  Панкрат и то и  дело  заливающаяся слезами экономка  Марья  Степановна,  бессонная уже третью  ночь,  которую  она проводила  в кабинете профессора, ни за  что  не желающего покинуть свой  единственный оставшийся потухший ящик. Теперь Марья Степановна приютилась на  клеенчатом  диване,  в  тени  в углу, и  молчала в скорбной  думе,  глядя, как чайник  с чаем, предназначенным для  профессора, закипал на треножнике  газовой  горелки. Институт  молчал, и  все  произошло внезапно.

La profesoro nenion el tio legis, rigardis per la vitrighintaj okuloj kaj fumis. Krom li nur du personoj estis en la instituto: Pankrat kaj ofte ploranta mastrumantino Maria Stepanovna, sendorma jam la trian nokton, kiun shi pasigis en la kabineto de la profesoro, kiu neniuokaze deziris forlasi sian solan restintan estingighintan keston. Nun Maria Stepanovna lokighis sur la tolkovrita divano, en ombro en angulo, kaj silentis en funebra medito, observante, kiel tekrucho kun teo, preparata por la profesoro, estis ekbolanta sur tripiedo de gasa brulilo. La instituto silentis kaj chio okazis neatendite.

     С  тротуара вдруг послышались ненавистные звонкие крики, так что  Марья Степановна  вскочила  и  взвизгнула.  На  улице  замелькали огни  фонарей  и отозвался голос Панкрата в вестибюле. Профессор плохо воспринял этот шум. Он поднял  на  мгновение  голову,  пробормотал:  "Ишь как беснуются...  что ж я теперь  поделаю". И вновь впал в  оцепенение. Но 

Desur la trotuaro subite audighis terurigaj lautaj krioj, pro kiuj Maria Stepanovna saltlevighis kaj akutkriis. Ekstere ektremis lumoj de lanternoj, kaj reehis vocho de Pankrat en la vestiblo. La profesoro feble perceptis tiun bruon. Li levis por momento la kapon, balbutis: "Jen kiel oni furiozas... kion do mi nun povas fari". Kaj denove li falis en stuporon. Sed tiu estis rompita. Lautege ekbruis ladkovrita pordo de la instituto,

67

оно было нарушено. Страшно загремели  кованые  двери  института,  выходящие  на  Герцена, и  все  стены затряслись.  Затем  лопнул  сплошной  зеркальный  слой в соседнем  кабинете.  Зазвенело  и  высыпалось  стекло  в кабинете  профессора,  и серый  булыжник прыгнул в окно, развалив стеклянный стол.  Лягушки шарахнулись в террариях и подняли   вопль.   Заметалась,  завизжала  Марья  Степановна,   бросилась  к профессору,  хватая  его  за  руки и  крича:  "Убегайте,  Владимир  Ипатьич, убегайте". - Тот поднялся с винтящегося  стула, выпрямился  и, сложив  палец крючком, ответил,  причем  глаза  его на  миг  приобрели  прежний остренький блеск, напоминавший прежнего вдохновенного Персикова.

kondukanta al la Hercen-strato, kaj chiuj muroj ektremis. Poste krevis unupeca glaca tavolo en la najbara kabineto. Ektintis kaj disfalis vitro en la kabineto de la profesoro, kaj griza shtono ensaltis en la fenestron, dispeciginte la vitran tablon. La ranoj eksaltis en la terarioj kaj ekblekis. Maria Stepanovna ekpanikis, ekkriis, jhetis sin al la profesoro, kaptante liajn manojn kaj kriante: - Forkuru, Vladimir Ipatjich, forkuru. - Tiu levighis desur la helica segho, rektighis kaj, farinte la fingron hokforma, respondis, che kio liaj okuloj por momento ekhavis chiaman akretan brilon, memorigantan la antauan vervan Persikov'on.

     -  Никуда  я не пойду, - проговорил  он,  - это  просто  глупость,  они мечутся,  как сумасшедшие... Ну, а если вся Москва сошла с ума, то куда же я уйду. И, пожалуйста, перестаньте кричать. При чем здесь я. Панкрат! - позвал он и нажал кнопку.

- Mi nenien iros, - prononcis li, - tio estas simple stulteco, - ili kuradas, kiel frenezuloj... Sed se la tuta Moskvo frenezighis, kien do mi foriru. Kaj bonvolu chesigi la kriadon. Ne estas mia kulpo. Pankrat! - alvokis li kaj premis la butonon.

     Вероятно, он хотел, чтоб Панкрат прекратил всю суету, которой он вообще никогда  не  любил. Но Панкрат  ничего уже не мог поделать. Грохот  кончился тем,  что  двери  института  растворились и  издалека  донеслись  хлопушечки выстрелов, а потом весь  каменный институт заполнился бегом, выкриками, боем стекол. Марья  Степановна вцепилась  в рукав Персикова и начала  его  тащить куда-то,  но он отбился  от нее, вытянулся во  весь рост и, как был в  белом халате, вышел в коридор.

Vershajne, li deziris, ke Pankrat chesigu la tutan tumulton, kiun li ghenerale neniam shatis. Sed Pankrat jam nenion povis fari. La bruego finighis per tio, ke la pordo de la instituto malfermighis, kaj el malproksimo audighis klaketoj de pafoj, kaj poste la tuta shtona institutejo ekbruegis pro kurado, krioj, frakaso de vitroj. Maria Stepanovna krochighis je la maniko de Persikov kaj komencis tiri lin ien, li elshirighis for de shi, rektighis tutfigure kaj restinte en la blanka kitelo, eliris en la koridoron.

     -  Ну? -  спросил  он.  Двери распахнулись, и  первое, что появилось  в дверях, это спина  военного с малиновым шевроном и звездой на левом  рукаве. Он отступал из двери, в которую напирала яростная толпа, спиной и стрелял из револьвера. Потом он бросился бежать мимо Персикова, крикнув ему:

- Nu? - demandis li. La pordo larghe malfermighis, kaj unua, kio aperis en la pordo, estis dorso de militisto kun karmezina galono kaj stelo sur la maldekstra maniko. Li retirighis for de la pordo, al kiu premis furioza homamaso, kaj pafadis per revolvero. Poste li ekkuris preter Persikov, kriinte al li:

     - Профессор, спасайтесь, я больше ничего не могу сделать.

- Profesoro, savu vin, mi nenion plu povas fari.

     Его  словам  ответил  визг  Марьи  Степановны.  Военный проскочил  мимо Персикова, стоящего как белое изваяние, и исчез во тьме извилистых коридоров в противоположном конце. Люди вылетали из дверей, завывая:

Al liaj vortoj respondis akutkrio de Maria Stepanovna. La militisto pretersaltis Persikov'on, starantan kvazau blanka monumento, kaj malaperis en mallumo de la zigzagaj koridoroj en la dista flanko. La homoj ensaltis tra la pordo, kriante:

     - Бей его! Убивай... - Batu lin! Mortigu...      - Мирового злодея! - Mondan krimulon!      - Ты распустил гадов! - Vi disvastigis la rampulojn!

68

     Искаженные  лица, разорванные  платья  запрыгали в коридорах, и  кто-то выстрелил. Замелькали палки. Персиков немного отступил назад, прикрыл дверь, ведущую в кабинет,  где в ужасе на полу на коленях стояла Марья  Степановна, распростер руки,  как распятый...  он не хотел  пустить толпу  и закричал  в раздражении:

Deformitaj vizaghoj, disshiritaj vestajhoj eksaltis en la koridoroj, kaj iu pafis. Ekaperis bastonoj. Persikov iom retirighis, duonfermis la pordon, kondukantan en la kabineton, kie sur la planko surgenue stuporis Maria Stepanovna, dismetis la brakojn, kvazau krucumita... li ne deziris enlasi la amason kaj ekkriis incitite:

     - Это  форменное сумасшествие... вы совершенно  дикие  звери.  Что  вам нужно?  -  Завыл:  - Вон отсюда!  - и закончил  фразу резким, всем  знакомым выкриком: - Панкрат, гони их вон.

- Tio estas absoluta frenezeco... vi estas tute sovaghaj bestoj. Kion vi bezonas? - Li ekkriis: - Iru for! - kaj finis la frazon per akrasona, konata al chiuj krio: - Pankrat, pelu ilin for.

     Но  Панкрат  никого уже не  мог  выгнать.  Панкрат с  разбитой головой, истоптанный и рваный в клочья, лежал недвижимо в вестибюле, и новые  и новые толпы рвались мимо него, не обращая внимания на стрельбу милиции с улицы.

Sed Pankrat jam neniun povis forpeli. Pankrat, kun trabatita kapo, piedtretita kaj en disshiritaj vestajhoj, kushis senmove en la vestiblo, kaj novaj post novaj amasoj trashirighis preter li, malgrau la pafado de milico sur la strato.

     Низкий  человек,  на обезьяньих кривых ногах, в разорванном пиджаке,  в разорванной  манишке, сбившейся на сторону,  опередил  других,  дорвался  до Персикова и страшным ударом  палки  раскроил ему голову.  Персиков качнулся, стал падать на бок, и последним его словом было:

Malalta homo, sur simiecaj kurbaj gamboj, en disshirita jako, en disshirita surchemizo, forshovighinta flanken, devancis la aliajn, atingis Persikov'on kaj per terura bato de bastono dishakis al li la kapon. Periskov shancelighis, ighis falanta flanken, kaj lia lasta vorto estis:

     - Панкрат... Панкрат... - Pankrat... Pankrat...      Ни  в чем  не повинную Марью Степановну убили  и растерзали в кабинете, камеру,  где  потух луч,  разнесли  в клочья,  в клочья  разнесли  террарии, перебив   и  истоптав  обезумевших  лягушек,  раздробили  стеклянные  столы, раздробили  рефлекторы, а  через час  институт  пылал,  возле  него валялись трупы,  оцепленные  шеренгою   вооруженных  электрическими  револьверами,  и пожарные автомобили, насасывая воду из  кранов, лили струи  во  все окна, из которых, гудя, длинно выбивалось пламя.

Oni mortigis kaj disshiris kulpan pri nenio Maria'n Stepanovna'n, la kameron, kie estingighis la radio, dispecigis, same dispecigis la terariojn, murdinte kaj piedtretinte la konsternitajn ranojn, frakasis vitrajn tablojn, frakasis reflektilojn, kaj post horo la instituto brulis, apud ghi kushis kadavroj, chirkauitaj de spaliro de uloj, armitaj per elektraj revolveroj, kaj kontrauincendiaj automobiloj, pumpante akvon el hidrantoj, vershis la akvostriojn en chiujn fenestrojn, el kiuj mughante, longstriis flamo.

Глава 12. Морозный бог на машине

Chapitro XII Frosta Dio el mashino

     В  ночь с 19-го на 20-е августа 1928 года  упал  неслыханный,  никем из старожилов никогда  еще не отмеченный мороз. Он  пришел  и  продержался двое суток,  достигнув 18 градусов.  Остервеневшая Москва заперла  все  окна, все двери. Только к концу третьих суток поняло население, что мороз спас столицу и  те  безграничные пространства, которыми  она владела  и на  которые упала страшная  беда  28-го  года.  Конная  армия  под  Можайском,  потерявшая три четверти  своего состава,  начала

En nokto inter la 19-a kaj 20-a de augusto 1928 surfalis senprecedenca frosto, neniam registrita de iu ajn malnov-loghanto. Ghi venis kaj dauris du tagnoktojn, atinginte 18 gradojn. La frenezighinta Moskvo fermis chiujn fenestrojn, chiujn pordojn. Nur al fino de la tria tagnokto la loghantaro komprenis, ke la frosto savis la chefurbon kaj tiujn senlimajn vastajhojn, kiujn ghi posedis kaj sur kiujn falis la terura plago de la jaro 28-a. La chevala armeo apud Mojhajsk, perdinta tri kvaronojn de sia personaro, komencis senfortighi, kaj la gasaj eskadretoj ne povis

69

изнемогать, и газовые  эскадрильи не могли остановить движения мерзких пресмыкающихся, полукольцом заходивших с запада, юго-запада и юга по направлению к Москве.

haltigi movighon de la abomenegaj reptilioj, duonringe de okcidento, sud-okcidento kaj sudo direktighantaj al Moskvo.

     Их задушил мороз. Двух суток по 18  градусов не выдержали омерзительные стаи,  и в 20-х  числах августа, когда мороз  исчез, оставив лишь  сырость и мокроту, оставив влагу в  воздухе, оставив побитую  нежданным холодом зелень на  деревьях,  биться  больше было не с  кем. Беда  кончилась.  Леса,  поля, необозримые болота были еще завалены  разноцветными  яйцами, покрытыми порою странным, нездешним рисунком,  который  безвестно пропавший Рокк принимал за грязюку, но эти яйца  были совершенно безвредны. Они были мертвы, зародыши в них были прикончены.

La frosto mortigis ilin. Du tagnoktojn po 18 gradoj ne eltenis la mavegaj aroj, kaj en la 20-aj datoj de augusto, kiam la frosto malaperis, postlasinte nur humidon kaj fluidajhojn, postlasinte la malsekecon en la aero, postlasinte la lezitan de la neatendita frosto verdajhon de arboj, ne plu estis objektoj de kontraubatalo. La plago finighis. La arbaroj, kampoj, senlimaj marchoj ankorau estis supershutitaj per diverskoloraj ovoj, kovritaj per ofte stranga, fremdloka mirinda ornamajo, kiun la senspure malaperinta Rokk konfuzis kun koto, sed tiuj ovoj estis tute sendangheraj. Ili estis mortaj, ties embrioj senvivis.

     Необозримые пространства земли еще  долго гнили от  бесчисленных трупов крокодилов  и  змей,  вызванных  к  жизни таинственным, родившимся на  улице Герцена в гениальных  глазах  лучом,  но они уже не  были  опасны, непрочные созданья  гнилостных жарких тропических болот погибли в  два дня, оставив на пространстве трех губерний страшное зловоние, разложение и гной.

La vasthorizontaj vastajhoj de la tero ankorau longe putris pro sennombraj kadavroj de krokodiloj kaj serpentoj, vivigitaj per la mistera, naskighinta en la Hercen-strato en la geniaj okuloj radio, sed ili jam ne estis dangheraj, la fragilaj kreajhoj de putrecaj varmegaj tropikaj marchoj pereis dum du tagoj, postlasinte sur la vastajhoj de tri gubernioj teruran fetoron, putradon kaj puson.

     Были долгие эпидемии,  были долго повальные болезни от  трупов  гадов и людей, и долго еще ходила армия,  но уже снабженная  не газами,  а саперными принадлежностями,   керосиновыми  цистернами   и  шлангами,  очищая   землю. Очистила, и все кончилось к весне 29-го года.

Estis longaj epidemioj, estis longaj epidemiaj malsanoj pro kadavroj de la rampuloj kaj homoj, kaj longe ankorau vagadis la armeo, sed jam armita ne per gasoj, sed per sapeajhoj, kerosenaj cisternoj kaj hosoj, purigante la teron. Ghi purigis, kaj chio finighis al printempo de la jaro 29-a.

     А весною 29-го года опять затанцевала,  загорелась и завертелась огнями Москва, и опять  по-прежнему  шаркало движение механических  экипажей, и над шапкою  Храма  Христа  висел,  как  на  ниточке,  лунный  серп, и  на  месте сгоревшего в  августе  28-го  года двухэтажного  института  выстроили  новый зоологический дворец, и им заведовал  приват-доцент Иванов, но Персикова уже не было. Никогда  не возникал  перед глазами  людей  скорченный убедительный крючок из  пальца, и никто больше не слышал  скрипучего квакающего голоса. О луче и катастрофе 28-го года  еще долго  говорил и писал весь  мир, но потом имя профессора Владимира Ипатьевича Персикова оделось туманом и погасло, как погас и самый открытый им в апрельскую ночь красный луч. Луч же  этот  вновь получить  не удалось,  хоть  иногда  изящный джентльмен  и  ныне  ординарный

Kaj printempe de la jaro 29-a denove ekdancis, ekbrilis kaj ekkaruselis per lumoj Moskvo, kaj denove kiel antaue susuris trafiko de mekanikaj veturiloj, kaj super la helmo de la templo de Kristo pendis, kvazau sur fadeno, luna serpo, kaj surloke de la forbrulinta en augusto de la jaro 28-a duetagha instituto oni konstruis novan zoologian palacon, kaj estris ghin privat-docento Ivanov, sed Persikov ne plu estis. Neniam plu aperadis antau la okuloj de homoj la kurba certiga hoko el la fingro, kaj neniu plu audis la stridan kvakantan vochon. Pri la radio kaj katastrofo de la jaro 28-a ankorau longe parolis kaj skribis la tuta mondo, sed poste la nomo de Profesoro Vladimir Ipatjevich Persikov kovrighis per nebulo kaj estingighis, samkiel estingighis mem rugha radio, malkovrita de li en la aprila nokto. Oni ne sukcesis denove ricevi tiun radion, kvankam fojfoje la rafineca ghentlemano, kaj nun ordinara profesoro, Pjotr Stepanovich Ivanov penis. La unuan kameron

70

профессор  Петр  Степанович  Иванов  и  пытался.  Первую  камеру  уничтожила разъяренная толпа в ночь убийства Персикова. Три камеры сгорели в никольском совхозе  "Красный луч" при первом бое эскадрильи с гадами, а восстановить их не удалось. Как ни просто было сочетание стекол с зеркальными пучками света, его не скомбинировали во второй раз, несмотря на старания Иванова. Очевидно, для этого  нужно было что-то  особенное,  кроме  знания, чем  обладал в мире только один человек - покойный профессор Владимир Ипатьевич Персиков.

neniigis la furioza homamaso en la nokto de murdo de Persikov. Tri kameroj forbrulis en la nikolska sovhhozo "Rugha Radio" en la unua batalo de la eskadreto kontrau la rampuloj, kaj oni ne sukcesis restarigi ilin. Malgrau simpleco de kombino de glacoj kun respegulataj lumfaskoj, oni ne sukcesis fari ghin la duan fojn, spite al la penoj de Ivanov. Vershajne, por tio estis bezonata io specifa, krom la scio, io, kion posedis en la mondo nur sola homo - la mortinta Profesoro Vladimir Ipatjevich Persikov.

     Москва, 1924 год, октябрь Moskvo, 1924, oktobro Адаптировал Руслан Кокорин ruslanko#hotmail.com

Tradukis Ludmila Novikova

71