Игорь Соловьев. Сдвоенная цель. Повести и рассказы

219

ИГО

РЬ

СО

ЛОВ

ЬЕВ

СД

ВО

ЕНН

АЯ

ЦЕЛ

Ь

ИГОРЬ СОЛОВЬЕВ

СДВОЕННАЯ

ЦЕЛЬ

ИГОРЬ СОЛОВЬЁВ

СДВОЕННАЯ ЦЕЛЬ

повести и рассказы

Издательство «Плутон»

Казань 2014

Казань 2014

УДК 8.82-311.3.4ББК84(2Рос=Рус)-4-44

С60

ISBN 978-5-902089-42-1

С60 Игорь Соловьев. Сдвоенная цель. Повести и рассказы.– Казань: Издательство «Плутон», 2014. – 212 с.

Вторая книга «Сдвоенная цель» казанского прозаика Игоря Соло-вьёва представляет собой сборник, куда вошли три повести, четыре рассказа и три байки, объединённые одной армейской темой.

Автор выражает благодарность всем, кто словом и делом способствовал выпуску книги: Рустему Акишеву, Ильдусу Заляеву, Валерию Колистратову, Владимиру Мохову, Марселю Назмиеву, Наталии Приклонской, Сергею Пыркову, Игорю Пысину, Анатолию Сивкову, Радифу Хабибуллину, Фариду Хусаинову, Анатолию Чернякову, Илье Чиркову. На обложке коллаж из интернета.

ISBN 978-5-902089-42-1

УДК 8.82-311.3.4ББК84(2Рос=Рус)-4-44

© Игорь Соловьев, 2014© Издательство «Плутон», 2014

16+

3

От автора

Открывающая сборник и давшая ему название повесть – единственная в книге, которую можно назвать военной, по-скольку в ней идёт речь о войне в Афганистане: не только пока-заны боевые и героические будни советских лётчиков и техни-ков, но и описан конфликт между подчинённым и начальству-ющим составом. Повесть впервые напечатана тремя частями в августе 2010 года в газете «Красная звезда».

Вторая вещь «Разорванные листки», имеющая подназвание «Маленькая повесть в письмах», представляет собой во многом подлинные письма моего однополчанина и друга из армии, да-тированные 1989 годом. Самым большим произведением книги можно по праву назвать третью повесть «Полёт большой серой птицы». Она отправляет читателя в Африку уже далёких 80-х годов прошлого века, где в Анголе работали, служили и воевали наши советники при правительственной армии. Повествование насыщено событиями, в которых принимают участие не только советские авиаторы, моряки и разведчики, но кубинские и ан-гольские военнослужащие, а также упоминаются американские и бельгийские спецслужбы.

Следующая часть книги представлена четырьмя рассказа-ми. Один из них – «Китайское лицо» – можно назвать пробой пера (написан он в 1993 году) не только по времени, – он являет собой попытку проникновения в жанр фантастики. Два других рассказа написаны по воспоминаниям советских лётчиков-ис-требителей. Последний и, наверно, самый трагический рассказ – «Дежурное звено» основан на впечатлениях, вынесенных мной из собственной службы в конце 80-х годов в литовском городе Шяуляй.

Заканчивают книгу три байки, непосредственно связанные с моими личными переживаниями из армейской службы. Одна из них удостоена специального приза литературного конкурса «За лучшую байку» портала «Сеть однополчан» за 2012 год.

Моему отцу Соловьёву Геннадию Николаевичу –

офицеру 50-60-х годовпосвящается

ПОВЕСТИ

7

СДВОЕННАЯ ЦЕЛЬ

Всем лётчикам, инженерам и техникам,прошедшим через Афганистан,

посвящается.

Ослепительная сине-белая вспышка зажглась в непрони-цаемой темноте и ракетой стремительно полетела по прямой, постепенно снижаясь. За ней последовала вторая, но, видимо, она так сильно хотела догнать свою подругу, что заторопи-лась и упала гораздо ближе того места, где приземлилась её сестра. Сдвоенный грохот сотряс равнину, домики, самолёты и холмы. Стало так светло, как не бывает в самый длинный июньский день. Потом свет погас, и лишь остался огром-ный костёр, то и дело прошиваемый встречными огненными стрелами.

В первый момент Алексей подумал, что на крышу модуля обрушилась тысяча кувалд сразу, а потом они стали падать мел-кими группами. Несмотря на ужасный шум, ему не хотелось открывать глаза. Перед ним стояла медсестра Людмила, она держала в руках огромный букет жёлтых тюльпанов и улыба-лась ему. Как ему не хватало всю жизнь такой улыбки: спокой-ной, всё понимающей, сердечной и любящей! Почему ему всё время попадаются крикливые, рефлектирующие и нетерпели-вые девчонки? И где они, спокойные…

– Лёха, вставай, душманы обстреляли звено! – закричал в ухо и затормошил плечо сосед Серёга Мясоедов. – Слушай, за-рево, как днём, вот это д-а-а-а…

8

– Значит, ребятки лихо отработали, – Алексей произносил слова медленно и чётко, словно поднимал гири, одновременно растирая лицо своими огромными, скорее шахтёра, чем лётчи-ка, ладонями. – У нас что-нибудь осталось? – спросил он и стал шарить рукой по столу.

– Конечно, оставите Вы, Ваше благородие, ценной жидко-сти, жди. Всё изволили вылакать!

– Ну ладно, ладно, не кипятись. – Гордынский нашёл ка-нистру с водой, плеснул в кружку и в лицо. Вода была хоть и тёплая, но освежила и на какое-то время избавила от отвра-тительного металлического привкуса во рту. Он посмотрел в окно, где мелькали сполохи, и прислушался.

– Ракеты ещё не сошли? – медленно подбирая слова, спро-сил он Серёгу, который норовил что-нибудь увидеть в щелку между дверью и стеной вагончика.

Но ему ответил замполит эскадрильи майор Петухов, кото-рый заглянул в их жилище:

– Все целы? Никуда не вылезать, там ещё патроны рвутся. Ну и запахан у вас! Проветрите, что ли, – и замполит исчез в темноте.

– Ага, щас, откроем все окна, и пусть полетают снарядики! – подвёл итог Гордынский.

– Слушай, я всё-таки проветрю, а то у нас дышать нечем, – открыл дверь Серёга.

– Хорошо, только не отползай далеко. А то потом тяжело тебя собирать будет, как в прошлом месяце Сретенича, – его передёр-нуло от этих воспоминаний, и он повалился на постель. «Госпо-ди, ну зачем мы так нажрались! Ладно, я хоть завтра не дежурю». Алексей перевернулся и устроился на левом боку: сердце хоть и стучало, но тихо, зато не было выматывающей изжоги.

9

Утром о ночном происшествии напоминала груда обгорев-шего металла – всё, что осталось от четырёх «мигарей»1. Никто из личного состава не пострадал, только малость оглушило ча-сового. Он хоть и вовремя спрятался за обваловку, но взрывной волной его всё равно отбросило на несколько метров. Зато в округе всё было изрешечено пушечными снарядами, а у бли-жайшего ангара была снесена половина крыши. Скорее всего, ракета сошла с подкрыльной турели и прямёхонько, как швей-ная машинка, пропорола металл. Гордынский шёл на завтрак, потом на построение и всё время вспоминал, где он уже слышал о раздолбанной крыше. «А, вспомнил, ребята из Шяуляйского полка рассказывали, как взлетел после ремонта в ТЭЧи2 23-й3 и сразу после защёлкивания шасси начала фигарить пушка, ко-торая разнесла коровник. И технари потом на чём свет стоит кляли спецов, но латали крышу сердитым литовцам».

Он чуть-чуть повеселел и стал понемножку отходить от мрачных мыслей о похмелье и от ночного обстрела. Даже улыбнулся в строю. Правда, к действительности его вернула безжизненная каменная пустыня вокруг и скрипучий серди-тый голос командира полка: «В результате ночного нападения мы потеряли…». Алексей осмотрел своих соседей по строю, своё звено. Слева стоял и мерно посапывал, как будто спал, старший лейтенант Гриша Мозгун, слегка полноватый, но не рыхлый, спокойный, но не флегматичный. Он сам давно бы мог командовать эскадрильей, если бы на полигоне не влепил

1 Мигари – в данном случае истребитель МиГ-21. (Здесь и далее примечания автора)

2 ТЭЧ – Технико-эксплуатационная часть авиационного полка, где ремонти-руются самолёты.

3 23-й – истребитель-бомбардировщик МиГ-23.

10

ракету в «задницу» своему ведущему. Мозгун тогда слишком близко подошёл к командиру, и «тепловушка»4 не захотела поймать след от мишени, а схватила тепло от сопла самолёта комэска. Хорошо, хоть майор не погиб, катапультировался. Ну, раба божьего отправили служить в ЗабВО5, сняли с коман-дира звена, а заодно и капитанскую звездочку. Сейчас след от неё на погоне уже выгорел, а когда он приехал в Афганис-тан после многочисленных рапортов свеженький, то ещё была видна отметинка.

Глядя на хитреца Гришку, можно было подумать, что он слега дремлет, оставив бодрствующими две узкие щёлки глаз и подставив лицо под жаркое афганское солнце. Но это была маскировка, стоило только Алексею подмигнуть ему, как тут же дёрнулось левое веко Мозгуна, мол, «командир, об чём базар, контроля кидаем». Если Гришке было до лампады, о чём там распинался комполка, тем более что раздача дынь всё равно со-стоится на разборе в классе, то вот его правый ведомый Мясо-едов просто пожирал глазами начальство, по-юношески задрав подбородок и нос. «Пацан, ему ещё интересно, что поведает начальство. Правда, надо признать, что душманы вряд ли так подумали о Серёге, когда он третьего дня точно вложил в их пещёру две ракеты. Как будто они там и были».

– В распоряжение командиров подразделений! – вывел его из созерцания подчинённых громкий приказ полковника Банникова.

Перед тем как зайти в эскадрильский класс, Гордынский и Мозгун закурили.

4 «Тепловушка» – ракета, наводящаяся на тепловой след от двигателя цели. 5 ЗабВО – Забайкальский военный округ.

11

– Неужели сучонок снова отвертится? – вздохнул Мозгун и тихо выругался.

– Брось, Гриш, не питай иллюзий, – ответил ему Гордын-ский. – Что в принципе изменилось? Вот когда у Кротюка папа уйдёт на пенсию, вот тогда и сынку прищучат хвост. Точнее, просто он быстро и, главное, незаметно для таких, как ты, по-борников справедливости дембельнётся.

– А ты разве не поборник этой, мать её, справедливости? – чуть более резко, чем обычно, заметил Григорий.

– Ладно, не цепляйся к словам. Скажи мне лучше, как за-втра в партию будут тебя принимать?

– Вроде, говорят, полетим на вертушках в Кабул.– Брось, там же опасное ущелье. Собирались же на

машинах.– Да ну, их чёрт разберёт. Пошли, – он бросил окурок в

урну, как всегда, не попал, поднял, снова бросил и посмотрел с укором на товарища. Алексей понимал, почему он не хочет про-должать разговор. Тот случай с ракетой замедлил на два года его пребывание в кандидатах в партию.

Когда они подошли к штабу, их догнал заместитель коман-дира полка по ИАС6 подполковник Беглижский.

– Богам-инженерам! – взял под козырёк Гордынский и га-лантно поклонился главному инженеру полка.

– Здравствуйте, товарищи лётчики! – устало ответил Бе-глижский и так же устало поднёс руку к фуражке. Высокий и сутулый, с обгоревшим и задумчивым лицом, которому очень не доставало пенсне на носу, он больше походил на аптекаря-химика из еврейского местечка на западе Белоруссии, чем на

6 ИАС – Инженерно-авиационная служба..

12

кадрового военного, чей срок службы уже подбирался в трид-цати годам. Он, видимо, шёл с разбора от командира и ещё от-части переживал гибель четырёх «бортов».

– Бронислав Евгеньевич, на два слова, пожалуйста, – Гор-дынский не по-уставному взял подполковника за локоть и нем-ного подвинул в стенке. – Товарищ подполковник, ну сколько это может продолжаться? Сколько можно терпеть художества сынка? Ну вы же член парткома? И прекрасно знаете, что он как заместитель командира полка ничего не сделал, чтобы рас-средоточить лайнеры!

– Парни, вы вообще о чём?– Да всё о том же, – просипел из-за спины Алексея Мозгун.– Да у вас тут целая делегация. Ну, если вы о подполковнике

Кротюке, то ему объявлен строгий выговор. – Беглижский раз-минал в руках сигарету и с лёгкой хитрецой смотрел на искате-лей справедливости.

– Ага, повесьте свой выговор на ПВД7, – тихо, но сердито, стоя вполоборота к заму, выдавил из себя Алексей.

– Не понял? – поднял брови инженер.– Извините, товарищ подполковник, – спохватившись, про-

говорил Гордынский.– Вот что, ещё утро, а вы уже, я смотрю, перегрелись. Лад-

но, я пойду, мне ещё тут лайнеры вам, соколы, искать. Кстати, – он посмотрел на Мозгуна, – Григорий, Вам сегодня, кажется, на бюро в дивизию ехать?

– Разве сегодня? – удивился Мозгун.– Возглавит делегацию, конечно, не Кротюк, не смотрите

7 ПВД – приёмник воздушного давления, который торчит острым штыком на носу самолёта, в данном случае истребителя-бомбардировщика МиГ-21.

13

на меня так. Летит подполковник Белин, – сказал Броныч, как его звали в полку, и закрыл за собой дверь в инженерный отдел.

Пилотам попало от командира эскадрильи за опоздание. Алексей спросил тихо у Мясоедова про разбор: никто об этом не говорил, значит, вопрос был решён наверху и главный инже-нер был прав.

Комэск ставил задачу на сегодняшние полёты. Нельзя ска-зать, чтобы это сильно нравилось лётчику второго класса, ко-мандиру звена, капитану Советской Армии Алексею Гордын-скому. Но в силу усвоенных за десять лет службы и пяти учи-лища правил он привык внимательно слушать и делать пометки в блокноте, сверять высоты и названия мест на карте. Комэск майор Зорич в полку был недавно, пришёл из Чехословакии за месяц до отправки в Афган. Иногда он вворачивал остроты типа: «Не делайте умное лицо – Вы же офицер», – тем самым снимая напряжение перед вылетом. А порой ударялся в обо-бщения и даже выдавал весьма интересные вещи, как недавно: «Лётчик думает только четыре секунды!» После этого очень точного наблюдения Алексей стал внимательнее присматри-ваться к новому комэску и каждый раз находил в нём что-то новое. Говорят, что Зорич один раз катапультировался – случай достаточно редкий в лётной практике. Не совсем удачно, но остался жив. Зато его командир (а летели они на спарке8) так и остался, бедолага, на борту. И всё, что от него собрали, умести-лось в целлофановом пакете среднего размера.

На сегодня задача была проста. Просто дежурить. Тем бо-лее что активных операций против душманов не намечалось.

8 Спарка – двухместный учебно-боевой самолёт. Название пошло от словосо-четания «спаренный вариант»

14

Единственное мероприятие в полку – отправка двух «Ми-8» в Кабул на парткомиссию. Туда должен был лететь и Мозгун. Его уже вызвали, и парень, наверно, омывает свою нехилую рожу французским одеколоном. «А что – запах «массандры» должен перешибить». Одеколон они с Гришей купили недавно в мест-ном духане. Лавочник Саид стал так нахваливать свой товар, когда увидел пачку «афошек»! Ещё подарил маленький флакон женских духов. Алексей долго оказывался. А Саид заманчи-во улыбался: «Для Наташи, Наташи…». Афганцы все русских женщин звали Наташами.

– О чём задумались, капитан? – строгие глаза Зорича бура-вили короткий бобрик Гордынского. – Вам сегодня дежурить вместо Мозгуна. Он, скорее всего, вернётся только завтра.

– Слушаюсь, товарищ майор.«Ну, не отвертится Гришка от пузыря. Пусть достаёт, где

хочет». Гордынский поднялся и вышел из сауны, как лётчики называли помещёние для занятий. Собственно говоря, на улице было так же жарко, только иногда пролетал порыв ветра.

После обеда они провожали будущих коммунистов: зампо-лита полка подполковника Белина, парторга, пару лётчиков, ин-женера полка и ещё нескольких офицеров из ОБАТО9, которые решили не трястись в пыли и по жаре полдня в «УАЗике», а прилететь в Кабул с ветерком. Гриша неожиданно обнял Алек-сея и сказал ему, глядя своими черносмородиновыми глазами: «Лёш, если что, ты знаешь, кому…». Гордынский вырвался из объятий этого медведя и нарочито строго ответил: «Ты чё, род-ной, ты это кончай. Тоже мне! Возвращайся, и обмоем твой би-

9 ОБАТО – Отдельный батальон аэродромно-технического обслуживания.

15

летик. Ты мне ещё за дежурство должен». Гриша грустно улыб-нулся и поднялся в «вертушку».

Два «Ми-8», подняв такое облако пыли, что Гордынский подумал, как бы не они столкнулись, медленно набрали вы-соту и скрылись за горами. «А почему без прикрытия, без «крокодилов»10?» – раздался голос рядом. «Торопятся!» – после-довали ответ и длинная матерщина. Алексей, как всегда в таких случаях, когда нельзя было избежать армейского фольклора, по-морщился и зашагал к своему бунгало. Надо было хотя бы попы-таться выспаться – через два часа заступать на дежурство.

Но заснуть Алексею практически не удалось. Сначала про-валялся в духоте, потом кое-как закемарил, но этого времени не хватило нормально отдохнуть. За свой взлохмаченный вид на по-становке он сразу получил нагоняй от командира. Гордынский, в общем, не обиделся. Он прекрасно знал, какими глазами с недо-сыпу смотрит на всех, вопреки собственному желанию. Но они сделались и вовсе колючими после того, как Банников объявил, что старшим лётчиком в паре назначается подполковник Кро-тюк. Это могло означать только одно: его, капитана Гордынского, сегодня будут инспектировать. «Ну что же, проверяйте, только бы не заплакать кровавыми слезами от такой проверочки».

Первого заместителя командира полка, или, как говорят, зама по боевой, подполковника Владимира Петровича Кротю-ка в полку не любили. Появился он в части год назад, заменив-шись из Германии, а перед этим был в Монголии. Это несколь-ко удивило местную общественность. Обычно после сладких заграничных мест ребят окунали в пыль и грязь далёких рос-сийских провинций, как минимум за Урал, а ежели по полной

10 «Крокодил» – народное название вертолёта огневой поддержки Ми-24.

16

справедливости, то в Забайкалье. А тут – с комэсков в замы, да ещё в Белоруссию! Не самый хилый регион Союза со всех точек зрения. Удивляться пришлось недолго, скоро дотошные старожилы узнали, что фамилия нового зама чудесным образом совпадает с фамилией заместителя главного инспектора ВВС. Но полк стерпел бы и это! Мало ли за службу попадалось таких фраерков, сыночков всяческих начальничков и даже космонав-тов. Справедливости ради, редко кто из них сильно выпендри-вался, большинство тихо и скромно тянули армейскую лямку, получая должности и звания. Но иногда попадались и такие, кто излишки спесивости превращал в придирки к подчинён-ным, которые, как правило, совершенно не стыковались с воен-ным профессионализмом.

Первый раз Кротюк осрамился, когда в Марах вернулся с полигона со всеми ракетами. В ответ на недоумённые взгляды техников он сорвал шлем и, даже не вытерев трудовой пот, сра-зу обложил матюками всех спецов, а заодно их матерей и дру-гих родственников. По его словам, они подсунули ему «борт» со сломанным прицелом, поэтому, даже сделав лишний заход, он так и не выпустил ракеты. Вооружейники быстро вскараб-кались по стремянке, и уже через тридцать секунд из кабины истребителя выглянуло хитровато-простоватое лицо начальни-ка группы:

– Товарищ подполковник, а вы прицел-то включали?Заму по боевой ничего не оставалось, как подхватить шлем

и быстро смотаться с ЦЗТ11. Другой раз Гордынский сцепил-

11 ЦЗТ – централизованная заправка топливом. Обычно так авиаторы назы-вают аэродром, поскольку именно там происходит заправка керосином из труб, проложенных под бетоном, в то время как заправка самолётов в зонах постоянного рассредоточения происходит из машин-бензовозов.

17

ся с ретивым подполковником уже самолично, когда оба они были ответственными дежурными соответственно от полка и эскадрильи на Октябрьские праздники. Любитель полетать «блинчиком», как называли Кротюка его же коллеги, изволил выразить неудовольствие в солдатской столовой. Кротюку не понравилось качество пищи, грязные клеёнки и даже потре-скавшиеся и давно не крашенные табуретки. Алексей и по-мощник дежурного по полку, молоденький очкарик, техник-«двухгодичник»12, долго слушали пространные размышления Владимира Петровича о прямом влиянии прозрачности супа на уровень обороноспособности страны. Первым не выдержал Гордынский. Собрав всё мужество и смелость, предваритель-но спросив разрешение обратиться, он как можно спокойнее и вежливее произнёс:

– Товарищ подполковник, если Вы так озабочены качеством пищи, так не лучше ли Вам сначала обратить внимание на то, как её готовят?

Кротюк что-то хотел сказать, открыл рот, сделал несколько вдохов, но, не найдя слов, ограничился игрой желваков.

– Выполняйте свои обязанности, товарищи офицеры! – рыкнул он и, чеканя каждый шаг на затоптанном линолеуме столовой, вышел.

– И зачем это Вам? – спросил Алексея помдеж. Он служил только второй месяц и ещё обращался ко всем офицерам стар-ше его по званию только на «Вы».

Гордынский махнул в ответ рукой и оглядел застывших с ложками в руках солдат:

12 «Двухгодичник» – офицер, кончивший гражданский вуз и получивший во-енное образование на военной кафедре и призванный в армию на два года.

18

– Ну, чего замерли, цирк, что ли?!И вот теперь им предстояло вместе дежурить, а возмож-

но, и выполнять боевую задачу, поскольку редкий день де-журное звено не поднимали в воздух. Так получилось и на этот раз. Пока они принимали дежурство и расписывались в амбарной книге приёма, приказали «занять готовность». Только они успели добежать до самолётов, залезть в кабину и с помощью техников пристегнуться ремнями, как скоман-довали «запуск».

Взлетели парой, Гордынский чуть сзади и справа от веду-щего. Через полминуты (Алексей заметил по часам) «Пальма» дала задание: «Квадрат 45, удаление 40, курс 220. Падение двух «вертушек». Возможны ДШК и «стингеры»»13 Алексей чуть не ударил кулаком по приборам: «Доторопились! Эх, Гриша, Гриша, как чувствовал!»

– 453-й, повнимательнее за правым краем ущелья! – голос Кротюка как будто пробил оболочку отчаянья Гордынского. Странно, он даже был благодарен за это ведущему. Через де-сять минут полёта над однообразной и каменистой пустыней они увидели лёгкий дымок над силуэтом «Ми-8», непривычно лежащего винтами в сторону. Алексей успел заметить несколь-ко человек, бегавших вокруг вертолёта. Пока делали левый ви-раж, Кротюк доложил «Пальме» об увиденном. Они прошли ещё раз над местом падения. Высокий человек в чёрной куртке стоял и показывал рукой прямо по курсу. Гордынский доложил подполковнику, но тот отрезал:

– Наше время вышло. Возвращаемся.Однако Гордынский заметил, что из оврага, примыкающего

к ущелью, шёл дым, и ему показалось, что даже видно пламя.

19

«Видимо, там второй «борт»». Пока он размышлял, доложить или нет подполковнику, сверкнуло несколько серебряных точек.

– Командир, справа на три часа ДШК13! – он среагировал мгновенно и немного набрал высоту. Но ведущий не ответил. Алексей снова вызвал его. Тишина. Он заметил, что нос «ми-гаря» Крютюка чуть дрогнул и немного взял влево. Гордын-ский приказал себе успокоиться и ледяным голосом вышел на связь:

– 428-й, 428-й, ответьте ведомому!– А? Что? 453-й, я на связи!– Что случилось? Справа был пулемёт!– 453-й, всё нормально! Возвращаемся!«Странно, – подумал Гордынский, – мне показалось, или он

действительно отключился?»Обычно у лётчиков не принято «стучать» на своих товари-

щей врачам. Все и так отчётливо понимали, что любое подо-зрение на недомогание может представлять не только угрозу самому себе, но и товарищу, не говоря уже о безумно дорогой технике. К тому же при жесточайшем врачебном контроле рано или поздно всё выходило наружу: и болезни, и привычки, и прочее. Но Алексей решил всё-таки не сообщать о своём на-блюдении, тем более, что он не был до конца уверен. Опять же это могло сделать отношения с генеральским сынком ещё более тяжелыми.

Докладывали они лично командиру, который ради этого приехал в дежурку. Кротюк не сказал ни слова о втором стол-бе дыма и обстреле самолётов. Об этом добавил Гордынский. Банников стоял и смотрел на обоих лётчиков, на дежурного,

13 ДШК – крупнокалиберный пулемёт разработки Дегтярёва и Шпагина.

20

на камуфляжную сетку, которая колыхалась под редкими по-рывами ветра. Он прошёлся по комнате, резко повернулся и сказал:

– Из армии доложили, что второй «Ми-8» разбился в том рукаве ущелья, который заметил капитан. Со второго «борта» уже всех забрали, там только двое раненых. А на первом, ско-рее всего, были наши…, – при этих словах он опустил голову, снова поднял её и хотел, было отпустить пилотов отдыхать, но передумал:

– Подполковник Кротюк, Вам плохо?– Да нет, товарищ полковник. Просто что-то голова гудит

слегка, – Кротюк попытался улыбнуться, но вместо этого ин-стинктивно потёр затылок.

– Вызовите врача, – бросил полковник дежурному и пожал руку обоим пилотам.

Те козырнули и пошли в комнату лётчиков. Через десять ми-нут появилась врач, капитан Охлопкова. Она замерила давле-ние, посмотрела зрачки и заставила Кротюка раздеться. Алек-сей в это время на крылечке затягивался сигаретой и думал о Мозгуне: «Неужели всё-таки конец, сколько там было ещё на-ших? Гриша, кажется, Серёга из второй эскадры, инженер пол-ка и пара батальонцев. Да, как корова языком! Ведь говорили же, что нельзя без «крокодилов». Да и высота была у ребят! Эх!» Последнюю подробность он узнал от дежурного техника. Для того чтобы успеть вовремя на партконференцию, решили не набирать положенный эшелон, а быстрее двинуть ущёльем по прямой. А надо было идти над горами!

Кто-то тронул его за локоть, он повернулся. Из-под вы-горевшей пилотки на него смотрели умные и слегка усталые

21

голубые глаза, обрамлённые чёрными ресницами. «Да, не берёт время нашего эскулапа», – с улыбкой подумал он об Охлопковой.

– Алексей Казимирович, – голос ее был, как всегда, мяг-ким и требовательным. – Я забираю у вас Кротюка. Давление высокое. Так что дежурьте один. Справитесь? – она улыбну-лась одними уголками губ и заправила непослушную прядь светлых волос за уши.

– Конечно, Антонина Владимировна. О чём речь? – он от-дал ей честь и повернулся вслед уходящей паре.

Врач держала Кротюка под локоть и открыла перед ним дверцу «белой шапочки». Батальоновский «УАЗик-буханка» с белой крышей и красным крестом по бокам рванул с места и помчался в наступающие сумерки.

«Господи, ну что она делает среди нас? – подумал Гордын-ский о враче. – Ведь ещё нестарая и наверняка нравится своему полковнику. А впрочем…».

Полковник Охлопков, муж Антонины, заведовал окруж-ным госпиталем в Самаре и недавно приезжал в их батальон с армейской комиссией. Говорили, что у них прекрасные отно-шения. Но не все понимали, почему муж отпустил её в Афган. Недавно, чтобы не умереть от тоски, Алесей взял в библиотеке и перечитал «Записки Лопатина» Симонова и наткнулся на то, что всегда, как оказалось, пропускал за описанием войны. Не-обычным ему показался рассказ о сестре Лопатина и её муже, потомственных учителях, живущих в Новосибирске. Они «окончили учительский институт ещё до революции и приеха-ли оба в провинцию, сеять доброе, разумное, вечное». Прора-ботали лет тридцать без детей и жалели и любили друг друга до

22

кончины мужа. «Впрочем, что значит до кончины, неужели она перестала его любить после смерти? Воистину передвижники-интеллигенты!» – сделал вывод капитан.

Наверно, под впечатлением этих мыслей Гордынский и задремал в кровати. Куртку он бросил, хотя раздеваться было запрещёно, но пока пойдёт команда на готовность, потом на «жопо-час», куртка уже будет на месте, как и многое другое. На соседнюю кровать кто-то с шумом плюхнулся. Он, к своему удивлению, увидел майора Муслимцева, зама комэска из второй эскадры.

– Так, я что-то не понял? Какого хрена здесь делает враже-ская эскадрилья? – он встал и вперился глазами в замполита.

– Вас же надо было усилить. Вы что-то разболелись?! – кар-тинно прикинулся больным Сергей Муслимцев.

– А наши что, все уже вмерли, что ли? – продолжал насе-дать на лежачего Гордынский.

– Эй, охолонь, парень! – майор поднялся. – Мы тоже все переживаем за Мозгуна.

В дверь негромко постучали:– Мальчики, пора на обед. – Алексей узнал голос официан-

тки Лены и стал надевать куртку.– Давай умоём рожицу. А то она у нас…, – Муслимцев изви-

нительно положил руку на плечо теперь своего подчинённого, и они пошли в столовую.

На следующий день после построения к Гордынскому по-дошёл Зорич и непривычно тихим голосом сказал капитану:

– Алексей Казимирович (он назвал его имени и отчеству в первый раз за совместную службу), в общем, мы решили, что

23

лучше тебя в Кабуле никто не проводит Мозгуна, замполита и инженера. Собери вещи Григория и подходи в штаб батальона через час.

– А разве его сюда не привезут? – спросил удивлённый Алексей.

– Мы бы все хотели проститься, но война есть война. Его прямо из Кабула с другими отправят в Союз. Тут все с полка собрали, передашь сопровождающим. Ну, в общем…, – майор вынул из кармана пакет и передал его Гордынскому.

– Передам, конечно, Василь Егорыч. – Этими неуставны-ми словами Алексей как бы положил границу между всем во-енным и официальным и тем, что сейчас шло из слов комэска, из его глаз и стояло во взглядах товарищей, которые как-то тихо и незаметно окружили их. Даже в этой тишине, которую он скорее почувствовал, чем заметил, существовало что-то, что уже начинало давить и превращаться в ком в горле. Алек-сей понял, что надо уходить, иначе он не выдержит. Он взял пакет в левую руку, а правой четко, даже слишком чётко, от-дал честь, сделал налево кругом и пошагал в бунгало собирать вещи Мозгуна.

К обеду Гордынский и замполит батальона добрались на грузовике до Кабула. На аэродроме уже всё было готово к крат-кому прощанию с десятью телами товарищей. Отправляли всех разбившихся в Ташкент, а оттуда в разные уголки Союза. Гор-дынский передал угрюмому с красными петлицами капитану пакет и вещи погибших. Тот кивнул и запрыгнул на поднимаю-щийся трап Ан-26.

Потом провожавшие собрались в столовой, и комдив, ге-нерал Ломидзе, поднял сто грамм за погибших. У Алексея не

24

было аппетита, он, наскоро перекусив, незаметно вышел на воздух, сел в курилку, накрытую списанными тормозными па-рашютами, и закурил. Через пару минут к нему подсели двое в «техничках» и стали негромко разговаривать.

– Первый «борт» сразу накрыло. Говорят, «стингер» попо-лам разорвал «вертушку».

– Да, второму повезло. Только зацепило из пулемёта.– Повезло потому, что Ефимкин вёл, они тоже по движку са-

данули, и он сразу заглох. Если бы не Ефимкин, тоже бы костей не собрали, – закончил первый хриплый голос.

– Подождите, – Гордынский выпустил дым и обернулся к соседям, – это какой Ефимкин? Это не тот, что пару месяцев назад нашего орла спас?

– А ты с 21-х, что ли? Ну да, он самый. Там ещё бой шёл, и сначала обработали всё НУРСами из «крокодилов», а потом «восьмёрки» подоспели. Как его? Разворотов или Поворотов лётчик был?

– Заворотнюк, – поправил Гордынский.– Точно, он.– Ну, тогда Ефимкин герой! – закончил Алексей.– Эх, все они герои…, – встал третий участник разговора в

песочного цвета комбезе, белоснежном берете и чёрных про-тивобликовых очках. Он смотрел на взлётную полосу. Ан-26, отстреливаясь яркими вспышками ложных целей, медленно по-нимался на фоне гор. Струи раскаленного воздуха от двигате-лей смешивались с аэродромным маревом и обволакивали весь корпус, словно хотели растворить самолёт в бездонном ослепи-тельно-синем небе.

25

– Да, пошёл «тюльпан»14, – со вздохом проговорил он. – Мо-жет быть, и нас…

– Бросьте, не каркайте! – оборвал его Гордынский и пошёл искать майора, чтобы возвращаться в полк.

Утро выдалось на удивление сереньким. За восемь месяцев службы в Афгане такое пасмурное небо Алексей видел первый раз. Понятно, что был конец ноября и как бы осень. «Нет, это у нас осень, в Союзе, – дождь и ветер. Да лес шумит сосновый! Ну всё, хорош. Ты сейчас, брат, слезу пустишь». Он оборвал поток мыслей на пороге штаба полка, где предстояло получить боевую задачу. По причине позавчерашних больших потерь сегодня планировалась бомбёжка базы душманов. Голова у Гордынского была ясная, без каких-либо последствий от вче-рашнего выпитого на помин души, а также без предчувствий и сомнений. Только работа, и всё.

Командира полка не было, сказали, что вызвали в Кабул для объяснений, поэтому инструктаж проводил Кротюк. Готови-лось сразу три пары МиГ-21, две основные и запасная. Кроме экипажей, присутствовали все комэски и их замы, а также заме-стители командира полка. Всё шло своим чередом, если не счи-тать некой сумрачности, которая едва заметным облаком висела в канцелярии и присутствовала в лицах пилотов. Вдруг Кротюк своим громким железным голосом приказал парам заходить на цель вместе, по одному курсу. Первым встрепенулся начальник штаба подполковник Сизенко:

14 «Чёрный тюльпан» – так назывался в Афганистане самолёт, увозивший в Союз тела погибших.

26

– Виноват, товарищ подполковник! Ты чё, Владимир Петро-вич, это же самая желанная цель для духов!? Нельзя же сдваи-вать, вчера же ещё командир предупредил!

– Задачу ставлю я. А Вы пока, товарищ подполковник, слушаете и мотаете на ус! – грубо отрубил Кротюк. – Ещё вопросы?

Гордынскому показалось, что от этого ледяного тона даже лампочка мигнула. Да нет, ему не показалось, действительно какой-то сбой в сети. «От такого мороза как бы стекла не трес-нули!» – он незаметно посмотрел на Кротюка и остальных. Алексей, прослуживший в армии не один понедельник, пре-красно знал, что когда спорят мальчики с большими звёздами, ему лучше не встревать. Но сказанное Кротюком по поводу сдвоенного захода на цель не только зацепило его своим хамст-вом, но и откровенно противоречило всем писаным и неписа-ным законам авиации. Он твёрдо решил возразить, если это не осмелится сделать никто из старших офицеров.

Руку поднял командир третьей эскадрильи, спокойный «медведь» майор Семёнов:

– Извините, товарищ подполковник, но это противоречит всем приказам и разъяснениям. Здесь недавно комдив под-твердил, что расхождение по углу атаки при парном заходе должно быть не менее 30 градусов, – слова уверенного в себе комэска падали в оглушительной тишине штаба, как камни по стеклу, – с треском круша горловой авторитет генеральского сына.

Но Кротюк и не думал тушеваться под тяжёлым взглядом Семёнова. Он медленно подошёл к нему и ещё медленнее, нет, не произнёс, а вбил слова в стоящего майора:

27

– Я командую полком, и я ставлю задачу. И учить меня бу-дете, когда сами будете командовать, в чём я сильно сомнева-юсь. А если думаете, что вернётся Банников и рассудит нас, то забудьте. Сейчас ему не до нас! – он торжественно обвёл всех собравшихся надменным взглядом. – И вообще, трусы могут оставаться.

Это уже перешло все границы. Гордынский краем глаза за-метил движение Мясоедова и остановил его рукой: «Наломает парень дров». Он откашлялся и поднялся:

– Разрешите, товарищ подполковник?– Да, пожалуйста, – Кротюк ответил неожиданно спокойно

и даже как-то по-доброму. «Думает, что сломал двух динозав-ров, а меня уж тем более скушает. Ну-ну!»

– Мы выполним задание, товарищ заместитель командира полка. Но когда мы его выполним, то доложим обо всём пол-ковнику Банникову. Разрешите идти? – Алексей намеренно расставил всех по иерархической военной лестнице. Он видел, как его слова попали точно в цель самолюбия Кротюка, что на-зывается, вошли по самый стабилизатор и разворотили взры-вом его вызывающую наглость. Но он всё же недооценил под-полковника. Вместо ожидаемой истерики, матерщины и угроз последний презрительно смерил взглядом ретивого капитана, посмотрел на офицеров и произнёс:

– Все свободны.Переодетые, они с Мясоедовым шли к самолётам. Гордын-

ский посмотрел на Сергея и сказал: – Ты это брось, вскакивать на инструктаже. Ты же видел,

как они сцепились. Наше дело телячье – помалкивать.– Но ты же встал? – спросил Мясоедов.

28

– Я – другое дело. Мне по большому счёту терять нечего.– А майорская звезда? – не унимался Серёга.– А куда она от меня денется, если живы будем, – засмеялся

Гордынский, но осёкся под серьёзным и даже суровым взгля-дом ведомого.

– Знаешь, а по-моему, подполковник прав…– Не понял…, – Алексей даже не успел толком ответить,

насколько он был ошарашен.– Товарищ капитан, самолёт к полёту готов! – как всегда,

звонко доложил Гордынскому Санька Перевалов, молодой тех-ник с весёлым веснушчатым лицом.

Глядя на него, Алексею всегда хотелось улыбнуться. Санька был самым молодым техником в полку, первый год служил по-сле среднего училища. Было такое ощущение, что он просто ле-тал по ЦЗТ, одаривая всех, кого надо и не надо, своей улыбкой. Всё спорилось в его руках, на ладонях которых уже появились первые мозоли, окрашенные в серые цвета шлангов заправщи-ков и кабелей от машин-генераторов.

– Ну как, Санёк, полетит лайнер? – привычным вопросом Гордынский начинал осмотр МиГа с носа, поглаживая плоско-сти, заглядывая в сопло и воздухозаборник.

– Будет летать, как ласточка, Казимирыч! – хитроватые гла-за технаря смеялись вместе с его веснушками.

Гордынский привычным взглядом обежал приборную до-ску, прицел и часы. Руки сами прошлись по ручкам газовки, ручке управления и красным рукояткам катапульты. Он так сосредоточился, что неожиданно стукнулся шлемом о голову Перевалова.

29

– Давай, Санёк, ещё раз, а то поссоримся! – шутливо сказал он и удивился решительному выражению лица техника.

– Командир! За Мозгуна и вообще! – они стукнулись кула-ками в их привычном и уже ритуальном жесте.

– Сделаем в лучшем виде, Саш.– К запуску!Солнце все же пробивало кое-где непривычную для этих

мест облачность, которая была очень высоко. Разведка доне-сла, что нижняя граница находилась на 3000 метрах. Доложив «Пальме» о готовности, Гордынский вырулил. Странно, но он настолько привык к поднимающемуся над взлёткой мареву, что даже вздрогнул, не увидев привычной картины. «Почти как у нас в Лиде. Только леса не хватает».

Через пять минут пара Гордынский-Мясоедов уже была на курсе. А ещё через двадцать, когда они вышли в район приме-нения, Алексей доложил об этом на КП. «Пальма» дала добро на работу и сообщила, что вернулась первая пара. Один «борт» пришёл как решето, был ранен майор Костеленко из третьей эскадрильи.

– Понял вас. 405-й, начинаем работу!Самолёт Мясоедова отошёл, но недостаточно далеко. «Что

он делает? – подумал Гордынский. – Неужели будет слушаться этого сучка Кротюка?» Но уже через секунду забыл об этом. Первый заход отработали хорошо, бомбы легли близко от входов в пещёры. «Кто там выживет после такого?» – подумал Алексей и дал команду на второй заход. На это раз Мясоедов встал ещё ближе.

– Серёга, а ну осади! – крикнул Алексей и почувствовал удар.В зеркалах заднего вида полыхнуло. «Попали, суки!»

30

– Командир, сзади га…, – его подбросило, крутануло пару раз, и оглушила тишина.

Небо над ущельем стало привычно лазорево-синим. Полос-ки снега на склонах гор сверкали в лучах солнца, а он уже то-ропился на матушку-землю. Одновременно с толчком о поверх-ность Гордынский услышал недалёкий грохот и звук уходящего МиГа. «Значит, Серёга уже развернулся. Сейчас доложит, и бу-дет Вам помощь, товарищ капитан». Он отшвырнул купол па-рашюта и стал отстёгивать ремни.

Через минуту «Пальма» получила доклад от 405-го: «Зада-ние выполнили, сделали два захода. Бомбы и ракеты ушли в норы. Сбит 453-й. Взрыв слышал, но парашюта не видел». Кро-тюк с досады саданул кулаком по столу.

– Соедините с «Орлом», – приказал он дежурному. Через десять секунд дежурный оператор самолёта радиолокационно-го дозора и наведения А-50, или, как его ещё называли в армии, «Аракс» в противовес американскому «Аваксу», был в эфире.

– Подтверждаем вспышку. Координаты нанесли. Но «верту-шек» пока свободных нет.

– Это 35-й 46-му, – Кротюк взял микрофон. – Что за дела, дежурная пара должна быть в воздухе не больше, чем в 20 ми-нутах подлёта! – голос его заметно усилился.

– 46-й 35-му. Всё понимаю, но обе дежурные пары помога-ют в квадрате 14. Там был бой, много раненых.

– А у меня там лётчик подыхает! Вы это понимаете?– Не надо на нас орать, 35-й. Мы всё понимаем. Секунду. –

Что-то перещёлкнуло, и снова вернулся привычный шум эфира.– 35-й? Это 40-й. – Там на высоте 10000 метров, в хрусталь-

31

ном поднебесье, тоже было жарко. На связь вышел старший оператор А-50. – Только что доложили вертолётчики. На точку ушёл Ми-24. Время подлёта – 25 минут. Через 40 подойдут Ми-8-е. Как поняли? Как поняли, 35-й?

– Понял Вас. Конец связи! – Кротюк выдохнул, достал свежий ослепительно белый платок, вытер лоб, шею, медленно свернул его и спрятал в карман комбеза. – 405-й сел? – спросил он дежурного.

– Только что, товарищ подполковник!Кротюк вышел на лестницу, достал сигарету и, прикрыва-

ясь от ветра, закурил. Через две затяжки он увидел остановив-шуюся машину Мясоедова и стал спускаться вниз. Подполков-нику многое надо было спросить у старшего лейтенанта. Но ещё больше сказать.

«Юрк, ещё юрк. Молодец, так, два юрка», – Гордынский упал в небольшую выбоинку и прижался спиной к холму, кото-рый вертикальной стеной уходил ввысь. Эту горку Алексей за-метил сразу после приземления. Рядом была площадка, по раз-мерам вполне подходящая для «вертушки». «Ведь когда-то же за мной прилетят», – он поймал себя на мысли, что за послед-нюю минуту уже дважды подумал об этом. Правда, у площад-ки был один недостаток – посреди полянки была груда камней, сверху напоминающая колодец. «Ладно, зато места хватит». Он первым заметил моджахеда, спрятался за камень и стал наблю-дать за ним. Тот, не особенно маскируюсь и крича гортанным голосом, явно приглашал своих собратьев и указывал на место, где прятался Алексей.

32

В принципе, позицией Гордынский был доволен. Он даже улыбнулся своим воспоминаниям: «Юрка Юрков поставил бы мне четвёрку. А что такое отлично, он вообще не знал». Так они, курсанты Качинского лётного училища, прозвали прапорщика Георгия Ивановича Юрковского, инструктора по тактической подготовке. Он нещадно гонял курсачей по пыльной степи под Котельниково и до седьмого пота учил их окапываться, но в первую очередь оглядеться, а уж потом при-нимать решение.

– Сначала юркните в любую щелку там, где застигнет бой. Потом обязательно осмотритесь. Потом снова юркните, но уже в самое лучшее место, и там делайте себе квартиру, как будто с женкой, двумя детишками и тёщей в придачу, – в этом месте он всегда смеялся, поскольку страшно боялся своей тёщи-хохлуш-ки и очень радовался, что живёт от неё далеко.

Алексей снова оглянулся. Он был под горой, на некото-ром возвышении, а с другой стороны его защищала неболь-шая гряда камней. Вдоль неё можно было даже перемещаться, хотя и ползком. Он достал пистолет Макарова, передернул за-твор, выложил вторую обойму и положил рядом две гранаты. «Ну что же, будем воевать. Подпущу «духов» на площадку, и «крокодил» их накроет». Он понимал, что так должно быть в теории, а вот на практике только видел, как выгружали из вертолётов тела товарищей. А пока он то и дело глядел на «Командирские» с невесть откуда взявшейся белой полосой через весь циферблат. «Чё затихли, парашют, что ли, режут на платки жёнам», – подумал он про душманов и тут же резко со-гнулся под градом мелких камней, выщербленных нескольки-ми автоматными очередями. Он прополз метра два, подождал

33

и выстрелил в первую же попавшую в прицел черно-седую бороду. Та дёрнулась и упала. «С почином тебя, Казимирыч!» Он уполз обратно и опять выстрелил. На этот раз в тень из-за большого валуна.

Он уже начал вторую обойму и бросил гранату в ответ на истерический крик «Аллауу…», когда одновременно ощутил толчок в плечо и услышал звук вертолёта. Из комбеза резко вы-летел фонтан крови и тут же превратился в тоненький ручеёк. А «крокодил», как ни ждал его Алексей, всё-таки выскочил из-за горы неожиданно и промчался мимо, успев дать небольшую очередь. «Ага, сейчас вернётся и поддаст НУРСами», – подумал Алексей. Он захотел закричать во всё горло и подпрыгнуть до неба, как иногда делал в молодости, когда диктор объявлял на демонстрации: «Да здравствует советский рабочий класс!» Но вместо этого только переложил пистолет в левую, ставшую тяжёлой руку, а правой прижал рану. «Щас, щас, подожди нем-ного. Щас, потерпи», – он словно уговаривал руку не болеть и не становиться холодной, а слёзы уже выступили из глаз, и он слизывал их языком с засохших губ.

Тем временем Ми-24 делал новый заход, чтобы сокрушить реактивными снарядами отстреливающихся душманов. Но в этот момент очередь из ДШК прошила кабину вертолёта. У ко-мандира повисла плетью левая рука, и он приказал отработать цель штурману. Три секунды ушло на принятие решения, и свер-кающие трассы полностью накрыли огнём открытую площадку перед горой. А «крокодил», уже дымя двигателем, скрылся за холмом. Последнее, что услышал его штурман из общего эфира, было сообщение с «Аракса» о подходе пары Ми-8.

34

Командир эскадрильи, майор Михаил Павлович Ефимкин, был недоволен, что пришлось быстро выгрузить, почти покидать, раненых и взять курс на место падения истребителя. Он вообще не должен был сегодня лететь, поскольку срок годичной командировки закончился. Прослуживший в строевых частях около пятнадцати лет, лётчик Ефимкин прекрасно понимал, чем может стать для него и экипажа этот незапланированный «крайний» вылет, когда слушал командира полка: «Палыч, выручай! Заменщик твой ещё не прилетел, народу не хватает. Да и техника, сам видишь!»

Ефимкин вообще не любил незавершённых дел, с годами всё больше осознавая, что только армия даёт мужчине чувст-во удовлетворения от реально сделанного дела. Неважно чего: полёта, заправки постели, рубки дров, выговора от начальства или вытащенного из озера большого карася, который сопротив-ляется так, будто он огромная щука. Ну, а спасение собрата-лётчика, как, впрочем, и пехотинца или десантника или недав-но вывезенной из освобождённого царандоем15 высокогорного кишлака роженицы-пуштунки он вообще считал верхом логи-ческой завершённости. За его пристрастие к таким рассужде-ниям коллеги прозвали Палыча философом. Он не отказывался от такого приговора вояк, полагая, что если воспринимать его, как учёного-философа, то это смешно. А если понимать фило-софию, как реакцию человека на жизнь вокруг, то что ж? Тогда это про него.

Молодая женщина родила на борту вертолёта, и руки наше-го фельдшера, принимавшего малышку, дрожали больше от ви-брации двигателя, чем от волнения. А может, и от волнения, по-

15 Царандой – афганская милиция.

35

скольку он в первый раз принимал роды в таких экстремальных условиях. Через несколько дней Ефимкин узнал от одного из контрразведчиков, которых вёз в Кабул, что женщину душма-ны расстреляли прямо в палате городской больницы за то, что она доверилась неверному. На немой вопрос, стоявший в слегка затуманившихся глазах ко многому привыкшего вертолётчика, особист только покачал головой. Палыч ничего тогда не сказал экипажу, штурману Василию Бочкарю и борттехнику Леониду Сольникову. А потом всё снова закрутилось и завертелось в ка-завшейся уже вечной чехарде полётов, обстрелов, посадок под огнём и перегруженных подъёмов. Самым устойчивым в этой карусели был запах смерти, который они потом долго выгоняли на полной скорости через настежь открытую дверь.

– 23-й, слева на девять стрельба! – доложил командир ведо-мой «вертушки» капитан Ринат Каримуллин.

– Понял тебя, 18-й. Нет времени. Если что, сделаем на обратном пути. Видишь подбитого «крокодила»? Забирай сла-вян, а я пойду за пилотом!

– Командир, а как же прикрытие?– Обойдусь, 18-й.– Понял Вас.Ефимкин увидел, как вторая вертушка ушла к земле. «Так,

Ринат сейчас отработает двух наших и уйдёт, а как там ситуа-ция в нашем случае?»

– Какие мысли, парни? – обратился он к экипажу.– Вроде тихо, – резюмировал «бортач» Лёня.– Командир, а площадка тут одна ровная, – Бочкарь показал

майору относительно свободный от больших камней пятак пе-ред горкой.

36

– Да, была ровная, пока по ней ребята не прошлись, – сказал Ефимкин, наблюдая обожённые камни и раскидан-ные части тел душманов. Слева и чуть выше сверкнули две вспышки.

– Ага! Всё-таки уцелели, гады. Лёня, я доверну, а ты прой-дись по ним.

– Понял, командир, – техник прилип к пулемёту и выпустил пару очередей.

– Так, парни. Будем садиться к ним правым бортом. Вася, ты за пулемёт и не давай им высунуться. Лёня, ты ныряй и ищи пилота. Он должен быть под горкой немного сзади.

– Понял, командир. Имей в виду – горючки тик в тик. Толь-ко до дома.

– Давай. Не жди, пока колёсами стукну.«Духи» стреляли, но вяло. То ли их осталось мало, то ли бо-

ялись стальных птиц. Но ситуация резко поменялась, когда из вертолёта выскользнула сгорбленная фигура в грязно-жёлтом комбезе и, почти сливаясь с выгоревшей травой и спекшимся песком, стала быстро пробираться к каменной гряде. Моджахе-ды усилили огонь, но из вертолёта стал отгрызаться бортовой пулёмёт. Огненные трасы несмело, а потом всё ближе стали подбираться к ним. То ли солнце ослепило наседающих, то ли у них одновременно кончились патроны, но, так или иначе, Соль-ников наконец смог подтащить Гордынского и, прислонив его к шасси, опёрся одной рукой о борт.

– Вася, помоги, – он жадно ловил ртом воздух и не успе-вал утирать с лица катившийся пот. – Еле нашёл. – Он выдох-нул, когда они вместе втащили лётчика на вибрирующий пол, и Бочкарь крикнул командиру, что можно подниматься. Прошло

37

минут пять, они перешли в горизонтальный полёт, и из кабины выглянул Ефимкин:

– Лёня, ты как, в порядке? А что ястребок у тебя лежит на животе, переверни, может, у него там кровь.

Сольников отдышался и медленно сдвинул Гордынского сначала на бок, а потом на спину. «Да, видок у него ещё тот», – отметил борттехник, глядя на разорванное в лохмотья плечо комбинезона и кровоточащую рану под ним. Вдобавок ко всему правая нога пилота была неестественно подвёрнута, и Леонид попытался вернуть её в нормальное положение. Лётчик отве-тил на это стоном, но глаза не открыл. Но то, что «бортач» уви-дел в следующее мгновение, заставило его с криком броситься в кабину.

– Командир, у него граната! И чеки нет! – Так, спокойно, ребята, главное, спокойно. – Ефимкин

обвёл взглядом свой экипаж: нервно облизывающего губы штурмана Бочкаря и глядящего выпученными глазами Сольникова.

– Вася, управление, – жёсткая команда заставила Бочкаря вцепиться в ручку управления и внимательно осмотреть перед-нюю полусферу. Он даже убрал ладонь от лица, которой при-крывался от струй воздуха, с шумом залетающих через пуле-вые отверстия в кабине.

– Понял, командир.– Так, Лёня, постарайся медленно, очень медленно разжать

пальцы и выкинь её на хрен. – Ефимкин смотрел прямо в лицо своему борттехнику и старался внушить ему веру в невозмож-ное. – Ты понял, понял? Главное, не торопись. Торопиться уже некуда, мы и так вытащили его с того света. А до заката всё

38

равно будем дома. А там сто грамм и борщ от тети Вали. Ну, ты же сможешь? Как, кинем контроля на борщ?

Никакого борща и тем более тёти Вали на базе и в помине не было. Это знал и командир, и его ребята. Он продолжал гово-рить какие-то совершенно посторонние вещи и видел, как Лёня приходит в себя: оглядел машину, вытер пот и так высморкался в кулак, что оглянулся сосредоточенный Бочкарь. Сольников повернулся спиной к командиру, он уже не слышал его слова и осторожно пополз к лежащему с торжественным лицом лёт-чику.

В тот момент, когда уставшее солнце в последний раз за этот долгий и полный трагедий день мигнуло своим послед-ним лучом, чтобы завтра снова вернуться и снова жечь веко-вые камни и жёлтые проплешины многострадальной земли, над ущельем раздался несильный взрыв. Дым от него поте-рялся в первых, ещё слабых попытках сумрака заполнить всё вокруг. Несколько мелких осколков, клацнув по днищу, отле-тели вниз. Ефимкин, уже взявший управление в свои руки, оглянулся в салон. Там лежали два тела. Первое было пока бесчувственно, а второе просто отдыхало от невыносимого напряжения.

– Товарищ полковник, капитан Гор…, – начал Алексей, вой-дя в штаб пока.

– Брось, брось. Здорово! Ну наконец-то! – Банников обла-пил Гордынского своими мощными руками и, кажется, обнял слишком сильно.

Алексей готовился к такой встрече и справился с болью. Но не справился с лицом. Командир сразу затараторил:

39

– Да ты садись, садись. – Он подвинул ему стул, и Гордынский услышал шипение знаменитого командирского сифона.

– На, давай глотни, освежись. Слушай, ты извини, я, навер-но, сильно тебя, ну, того?

– Ничего, командир, до свадьбы заживёт, – Алексей улыб-нулся, выпил ледяной с пузырьками воды и снова улыбнулся. Второй раз у него получилось лучше.

Лицо Банникова смягчилось и расслабилось.– Ну вот, это другое дело. А то понимаешь, совсем,

понимаешь…В дверь постучали, раздались шаги:– Товарищ полковник!– Потом, Гринько. Потом. Ну что, времени не было у тебя

раньше?Алесей поднял голову и увидел улыбающееся от уха до

уха розовощёкое лицо адъютанта и поднятый вверх большой палец.

– Ну что? Как ты? – Банников повернулся и сел напротив Гордынского. – Жить будешь? А танцевать? – и хитро улыбнулся.

– Ну что? Плечо зажило, нога срослась, так, чуть хромаю. Врачи сказали, расхожусь, она разойдётся. А вот позвоночник посерьезнее. В общем, пока летать не дают. Надо будет его раз-рабатывать и лечить.

– А как ты его? При падении, что ли? – Банников потянулся к нему всем корпусом.

– Нет. Как раз брякнулся я нормально, товарищ полковник. Вероятно, меня взрывной волной стукнуло о камни. Скорее всего, когда наши прошлись по духам.

40

– Ну ладно, будем живы, не умрём. Я думаю, через пару дней отправим тебя в Кабул, а там и в Союз. Кстати, Кротюк уже месяц как в Душанбе, болеет гепатитом. А Мясоедов здесь у нас валяется с этой гадостью. От него, что ли, заразился?

– Видимо, – задумчиво произнёс Алексей.

Первую ночь в полку, в своём родном модуле, он спал спо-койно. В непривычном одиночестве он долго лежал в темноте, на свежих и не пахнущих лекарствами простынях, и глядел в темноту. Он не сходил к Мясоедову, не стал ходить по эска-дрильям и принимать поздравления. Он поужинал, умылся под тонкой струёй тёплой и пахнущей полынью воды, крепко вы-терся полотенцем и снова почувствовал боль в позвоночнике. Затем лёг на кровать и повернулся на левый бок. Сердце тихо и часто билось, слегка отдавая в простреленное плечо.

2011

41

РАЗОРВАННЫЕ ЛИСТКИ(маленькая повесть в письмах)

23 марта 1989 года

Здорово, Игорёня! Большой привет тебе из города Шяуляя. Мы тут постепенно обживаемся на твоём месте. Виктор нам поставил ещё один шкаф, подкинул кресло-кровать. За деньги-то можно. Между прочим, берёт он не семьдесят «рябчиков», как с тебя, а уже восемьдесят. Вот так!

Я-то сначала королём спал на диване, ну, а товарища Без-лесного заставлял валяться на полу. Шучу, конечно! Ты же знаешь Валика с его чувством собственного достоинства! Раз-ве он позволит измываться над собой. В общем, лежбища, как говорил твой Толясик, мы распределили. Но перебрались не сразу после твоего отъезда. То полёты, то наряды, сам пони-маешь, времени мало. А когда уж переехали, то первым делом спрыснули это дело, чтоб, сам понимаешь, жилось хорошо нам на этом месте весь годочек нашей службы. Ну, понятно, сели за стол со всеми «слонами»: мы с Валиком, Марсель – «Розовый слон» и Виталик. Они теперь по соседству с нами, вместо Серёги, твоего земели. Само собой, налили старику – дяде Саше. Он, бедолага, расчувствовался, стал рассказывать о фронте, о своей старухе, дочери в России. А о Викторе так, вскользь.

42

Серёга, кстати, совсем недавно умотал с семейством в Па-невежис. Мы ему ещё помогли хозяйство его грузить. Это, ко-нечно, не ты – нагрузил контейнер и мотанул быстрёхонько. Целый КамАЗ накидали. Ох, и завидую я тебе, Игорёня. Ни-чего, год пролетит незаметно. Да и, кстати, тут мне стали слег-ка намекивать насчет отпуска. Руслан Сергеевич как-то после полетов ночных высказался: «А не пора ли тебе, Олежек, в от-пуск. Летом-то надо старичков отправлять, косточки им старые погреть…». А Геца, хитрая рожа марийская, так меленько засе-менил, засмеялся. Ему уж, конечно, летом надо, ветерану хре-нову. Так что, Игорёня, вспомнил я твои советы насчет отпуска и, видимо, скоро напишу рапорт. И поеду в родную сторонуш-ку, на Жигулевские горы.

На сём заканчиваю. Приветы тут передает неугомонный «Маленький слон», то бишь Валик. Так что будь здоров и не кашляй.

Олег.

15 мая 1989 года

Привет тебе, Игорёня, из славного города Шяуляя. Полу-чил твое письмо, где ты рассказал о своем отпуске в подмо-сковном пансионате. Ох, Игорёня, наверно, набаловался там с девчонками! Ладно, что уж там уж, чуть-чуть-то можно после трудов праведных во благо отчизны.

Но и я тоже не моргал. Съездил на родину. Попроведывал маманю с папаней, тёток и бабок в деревне, братьев двоюрод-ных и сестёр. Сам знаешь, я тебе рассказывал о них. Посидели,

43

попили по-всякому: и сильно, и слабо. Самогоночка в деревне хороша-а-а-а! Походил по гостям по нашему поселку. Посетил Куйбышев. Зашёл в институт, повстречался с однокашниками. Попили, посидели. Как без этого!? Повспоминали наше голод-ное время – 80-е, когда, кроме хлеба и кабачковой икры, жрать было нечего. А закусывать бормотуху надо же было чем-то? Да, было весёлое и голодное время! Гуляли, выпивали, в по-ходы ходили. Чего стоит одно наше плавание на байдарках во-круг Луки самарской! Работаешь веслами, а перед-то не видно, в воду всё уходит! Жутко становится, а вдруг и вся байдара уйдет так вниз, да ещё хорошей волной накроет.

Ну и главное воспоминание, конечно, Грушинка. Ох, и погу-ляли, и погудели. Сейчас думаешь, и что там надо было? Ну лад-но, ходили бы песни слушали или сами пели. Так нет, главное, нажраться и побузотёрить. Да с фуриками16 помахаться. Правда, они к нам в последнее время не приставали. Знали, что отпор дадим. А вообще, я уже тебе рассказывал, поплохел Грушинский фестиваль. Раньше и народу было меньше и, соответственно, шпаны. Или я, может быть, уже брюзжу по-стариковски.

Предки здоровы. Отец по-прежнему стаканами хлещёт. Все хвастался двумя гаражами и дачей. Как будто их я не сам вместе с ним строил. Сейчас вот маненько отхожу от отпуска. Понятное дело, тут сразу меня зарядили в наряды. В самый наш с тобою нелюбимый: помдежом по полку. И в ДСЧ17 – святое дело. Да, согласен с тобой, что после отпуска немного тоскливо бывает.

16 Фурики – неформально организованная молодёжь, а проще говоря – хули-ганы, в окрестностях Самары в 80-х годах прошлого века. Такое название они получили от больших фуражек, которые выделяли их среди других парней.

17 ДСЧ – дежурный по стоянке части

44

Я сейчас один. Валик умотал к себе в Крым. Марселюга тоже поехал в свою Татарию. Виталик после него отправится. Да, чуть не забыл. Смех, да и только. Ты прикинь! Грайворонского, Голеусмана и Хилько только сейчас дембельнули. Вас же с Серёгой на месяц раньше пиннули, а их ещё и два месяца по закону проволынили. Они злые ходили, матерились! Мы как увидим их, все прикалывали, что, мол, армия без вас никак, ребята, придется вам здесь на всю жизнь остаться. Ну, эти-то два нелюбимых тобой козла тихо себя вели. А Галес тут гудел. Полгорода перевернул, уже после тебя два раза сидел на «губе», попался опять на «массандре». А один раз его патруль нашёл, на земле лежал, ваще никакой.

Ну, будь здоров и пишите письма.Олег.

21 июня 1989 года

Здорово, Игорёня. Снова получай большой привет из слав-ного литовского города Шяуляй. Тут у нас такие перемены, такие новости, что порой за голову хватаешься – что, куда, зачем и сколько? Такая паника, как во время подвески ракет, помнишь, как с прапорюгой Селяниным-горожанином? Его ещё хорошо изображал техник Жека. То яйца прикроет, то задницу, то опять задницу, то снова мужское достоинство. И с таким видом бегает по стоянке и кричит: «Ой, давайте быст-рее вешайте ракеты, ой, не успеем!»

Вот так сейчас и мы. Литовцы тут митинги устраивают

45

возле КПП. По городу с флагами ходят. Правда, пока ещё нас не бьют. И то слава богу. Ну, а на митинги мы не ходим. Это мы с тобой посещали мероприятия. Помнишь, ты ещё выступал, и хорошо у тебя получалось балакать с лабуса-ми18. Валентин несколько раз пытался соблазнить нас, но бесполезно.

А что делать? Правильно, лучше опрокинуть пару или больше рюмашек, и все сразу становится нормально. Тем более, тут появился ещё один повод выпить с горя. Слухи о полке так просто ужасные. Говорят, что нас то совсем разго-нят, то перебросят в Сибирь, то технику уничтожать будут. Черт те что! А какой самый лучший выход? Опять же – на-буздыряться, и песня! Мы тут недавно так накидались в об-щаге, что я не помню, как домой дошёл. Как пили, помню, как выходили с Валиком, помню. Потом очухался в каком-то палисаднике, возле незнакомого коттеджа. Ты же сам зна-ешь, они тут все похожи. Вышел какой-то мужик, стал меня выпроваживать. Я даже что-то с ним попрепирался. А потом еле-еле нашёл наш дом. Прихожу, а Валик уже кемарит, в ус не дует. Вот змей!

Давно со мной такого не было. С тех пор как однажды напи-лись мы у себя в поселке в студенческие каникулы, надели на себя, сколько можно, пальто и телогреек, да так, чтобы рука не доставала до другого плеча, и пошли гулять по лесу. Это такие молодёжные народные игрища. Одеваться по максимуму, ещё сильнее напиваться и потом где-то отключаться. В лесу ли, в поле, на даче. Однажды напились и разбрелись. Представляешь, очнулся от шума. Поднимаю голову, а в трех шагах рельсы и

18 Лабусы – пренебрежительное название литовцев.

46

поезд по ним грохочет. Ещё бы немного и… даже не хочется думать, что было бы. Да, пора завязывать с пьянками. Действи-тельно, случится какая-нибудь фигня, и до дембеля не дотянешь.

Будь здоров и пиши, как ты-то устроился, и вообще. Пере-даю привет от Руслана и Геци. И от наших тоже.

Олег.

3 августа 1989 года

Здорово, Игорёня. Привет тебе от всех хороших двухго-дичников. У нас тут все здоровы. Извини, что долго не писал. Была на то причина государственная. У полка нашего отобра-ли «мигари» 29-е и дали взамен 27-е, то бишь МиГ-27, уже не «ястребки», а истребители-бомбардировщики. Прикинь, все ходют и ржут! Все нормальные люди переучиваются на более совершенную технику, а для нас шаг назад. Вот такое событие мировой важности. А я в это время перегонял наши самолётики родненькие, как, впрочем, и твои, через всю нашу бескрайнюю страну на другой край – на Дальний Восток. Прикидываешь? Я, как ты понимаешь, участвовал в подготов-ке к перелётам. Вместе с Гецой. А то бы я один запыркался. Никогда ещё в своей жизни я не испытывал такого напряже-ния сил, никогда столько не бодрствовал и никогда столько не пил спирта, «массандры», «шила» и прочей дряни. По-мое-му, я даже опух. Сейчас постепенно отмокаю и отхожу после бурного марш-броска до Тихого океана и обратно. Кстати, в Тихом мы искупались – святое дело.

А в общем, дело нехитрое. Летали мы на собственном Ан-

47

12. С рассветом готовили самолеты, они улетали, мы завтрака-ли – и за ними. И так раз семь или восемь. Романтика! Кстати, побывали мы в твоих знаменитых Котлах, то бишь Котельни-ково. Приятного мало, доложу я тебе.

Нашу группу, понятное дело, расформировали, поскольку у 27-х проверки такой нет. Меня кинули к радистам, как я и ожидал. Гецу, конечно, к вооружейникам, тем более что мы стали не просто истребители, а истребители-бомберы. Так что работы «двухголовым»19 хватает. Да и потом, Иванову сколь-ко ни дай людей – всегда было мало. А вот про Руслана ни за что не угадаешь! Сергеич стал замполитом батальона. Вот так! Я сам, честно говоря, тоже удивился, когда узнал. А с другой стороны, они с Корепанычем вряд ли бы ужились в од-ной эскадре. Да и потом, у Руслана возраст все-таки. И где он ещё получит майора без «поплавка»? И представь, как он раз-вивает теперь свои педагогические способности среди солдат срочной службы! Раньше-то он на нас отыгрывался. Есть все-таки в нём что-то этакое от воспитателя. И флаг ему в руки.

Изменения есть также среди техноты. Ты помнишь Во-лодьку, такого скептика, у которого папа ещё главный инже-нер транспортной дивизии? Уволили его и ещё парочку, кото-рые уже толком и не работали, а все писали рапорта. Сейчас с этим делом просто. Не хочешь служить – проваливай. По-полнение пришло молодое из среднего училища. Дети – одно слово. Делают то же самое, что когда-то мы с тобой наблю-

19 «Двухголовые» – общее название для как для особо умных, так и для совершенно недалёких людей в армии, оцениваемых по профессиональ-ной принадлежности к той или иной специальности. В данном случае речь идёт в отрицательном смысле о представителях группы вооружения, которые, по мнению других специалистов, выполняют простую и не тре-бующую особых знаний работу.

48

дали на полетах: борются на полетах с солдатами! Я тут ещё немного студентов застал из МАИ. Сразу вспомнил, как мы проходили сборы. Вот такие наши армейские дела. А как ваши гражданские?

Давай будь здоров и пиши.Олег.

10 сентября 1989 года

Привет тебе, привет, Игорёня, от меня с Валиком и от всех остальных. Первым делом спешу поздравить тебя с, так сказать, законным бракосочетанием и в связи с этим пожелать счастья, здоровья, а также здорового и многочисленного потомства и ваще всего самого наилучшего теперь уже ВАМ в семейной жизни. Конечно, об чём базар, с удовольствием бы погулял на твоей свадьбе. Но рази позволит нам служба государева? Тут тебе все наши братья-двухгодичники передают поздравления, и кадровые тоже. Руслан сказал, чтобы я отдельно поздравил тебя и от него. Правда, как ты догадываешься, некоторые поздравле-ния лучше передавать только после перевода с настоящего рус-ского языка. Не обижайся на них, Игорёня. Это те же неразум-ные дети. Чего один Филлипас стоит, одинокий волк–холостяк хренов.

Я в прошлый раз запамятовал, не рассказал тебе о ещё не-скольких кадровых движениях в нашей эскадре. Начальником моей группы стал Дима-угрюмый. Что, в принципе, по заслу-гам. А Гену-матерщинника сделали теперь большим человеком

49

– начальником группы РЭБ20. Сидят теперь они, аж пять без-дельников, в небольшом, но отдельном домике на территории ТЭЧи. Ни хрена не делают, весь день режутся в нарды и «козла» забивают. Да и с важным видом ходят по ЦЗТ во время полётов. Стас наш злится, что его Гена не взял к себе баклуши бить. Ну, а Бурылин есть Бурылин. Одно слово – Бурылин обурел. В том смысле, что совсем не хочет работать, обленился – жуть! Но Дима ему спуска не даёт.

Ушли на пенсию Папа и Петрович. Теперь Гене некому кри-чать: «Я люблю тебя, Петрович!» Он все хлопал по заднему карману брюк и приговаривал: «Вот она, моя пенсия, вот они, мои двадцать пять!» Уже ходят слухи, что Шимона скоро от нас переведут. Поэтому Канец ходит надутый, ещё более сердитый и носится как заведенный со своим портфелем. Если он будет инженером, то каюк всем, задолбает своим занудством.

Ну, а нам всё равно, всё скоро по фигу, потому что мы дем-беля. Как вспомню, сразу настроение улучшается. Так что, Игорёня, готовь угощение.

Счастливо, и пиши, не забывай.Олег.

15 ноября 1989 года

Большой привет, Игорёня! Что-то я долго тебе не писал. Служба запарила, полёты. Работа сейчас моя совсем не та, что мы с тобой делали. Сплошное тыкание в кнопки, настройка координат местности и замена блоков. Наши проверки – это

20 РЭБ – радиоэлектронная борьба.

50

интеллигентные беседы с умными людьми. А сейчас – крики, шум, дерготня и пререкания с грубыми мужланами. Ну да лад-но, немного осталось.

А время свободное мы потратили на поездки в Ригу, Виль-нюс и Каунас. Ну, какое время? Конечно, субботы и воскресе-нья. Покатались, посмотрели. Покуражились – не без этого. А когда ещё придется побывать в этих местах? Тут литовцы здорово шубутят, да и латыши с эстонцами от них не отстают. Так что, того и гляди, отделятся от нас, и поминай лихом.

Лётчики от нас улетели. Решили, видимо, что мы слишком грубы с ними. Шучу, конечно. А если серьёзно, весь лётный состав перелетел дослуживать в Германию. И получать насто-ящие дойче-марки. И тут этим сметаноедам21 повезло! Ты зна-ешь, я, в отличие от многих, к летунам отношусь нормально, без зависти. Они пашут – дай бог другим. Но, глядя на неко-торых их представителей, так и хочется сказать: «Ну сколько можно жрать в три горла!»

А нам на 27-е прислали новых «голубков». Говорят, Ярма-чина отмочил такой номер, которого от него никто не ожидал. Я то ли был в наряде, то ли в ДЗ. Короче говоря, построились тех-ники на ЦЗТ перед самым отлётом летунов. Он садился послед-ний в Ан-26 и говорит на прощание: «Кому я должен – всем прощаю! За исключением тех, кто люто ненавидит Советскую власть!» Во дал! Хоть стой, хоть падай. А помнишь его: «За-крыть группы и опечатать лабалатолии…» Двух слов связать не мог, а все туда же.

Тут у нас ещё трагическая новость. Помнишь нашего тех-

21 «Сметаноеды» – пренебрежительное название лётчиков, поскольку им на обед выдавалась сметана.

51

ника Новикова? Такой тихий, незаметный, серый, маленький человек. Из Германии заменился, вместо Палыча. Ты ещё помо-гал ему искать квартиру. Так вот, умер неожиданно. Говорят, пил много. А кто из техноты не пьет? Похоронили, посидели, собра-ли денег, сколько могли. Что-то мне жалко его стало и семью его, у него сын, дочка и жена какие-то маленькие, недоразвитые, что ли. И жена с лицом пьющей женщины. В общем – тоска.

Ну ладно. Впереди Новый год и, главное, дембель.Давай не болей и обязательно пиши. Привет от всех.Олег.

7 января 1990 года.

Здорово, Игорёня! Принимай поздравления с Новым годом и заодно с днём рождения. Будь всегда здоров, счастлив и ве-сел. Напиши, как встретил праздник души и день варенья.

Мы тут покуролесили маленько. К нескольким товарищам приезжали девчонки с Большой земли. Не будем уточнять, сколько и к кому. Но было весело. Дома посидели, потом пошли гулять по городу. Ты ведь знаешь, как лабусы любят погулять, а новогодний фейерверк у них просто супер. Небось, все части обворовали! И Шяуляй, конечно, они украшают здорово.

Наконец совсем ничего остается до дембеля. А то вдруг и нас, как тебя, на месяц раньше выгонят? Шучу, конечно. Твою-то должность сократили аж в сентябре. А мы тут все при деле. Правда, полётов стало меньше. И, что ваще никогда не было, пару раз задержали зарплату на неделю. Охренели тыловики малость!

52

У нас сменился инженер. Шимона отправили в Чехослова-кию. Я что-то не пойму. Войска собираются выводить, а замену делают? И Канец ходит героем! Что ты! Ну ведь полное чмо, Игорёня, прикинь! Серьёзный, важный-преважный, и придира-ется, придирается… Правильно ещё Сергеич сказал при тебе, когда Шимона назначили, – большой человек в принципе до-бродушный и незлой, а маленький – вредный и злопамятный. Тут его все ненавидят. Даже его теперь бывшие сапсы22 и то стонут всех больше.

Ты спрашиваешь, как мы тут живём. Да нормально. Римас в подвале по-прежнему шьет куртки. Дядя Саша пустил вместо Грая одного лётчика из транспортного полка. Нормальный па-рень. Ну, а «слоны» как обычно.

Виталик весь в винтиках, проводах. Ему больше ничего и не надо. Марселюга иногда выпьет и снова прячется в шкаф. Шучу! Выпить – бывает, конечно, а в мебель не лезет. Простой он парень. Тут я не согласен с твоей характеристикой, что его простота хуже воровства. Ты уж больно принципиальный, как Валентин. Вы прямо два сапога пара. Мы с ним иногда руга-емся даже.

Ты не представляешь, Игорёня, что у нас произошло с Ивановым. Жена-то у него литовка. И на фоне этого нацугара она вместе с детьми ему говорит, что давай, мол, с нами бала-кай только по-литовски. Прожили столько лет, две девчонки, и такая фигня! Прикинь! Если, говорит, не будешь общаться на литовском, то вали отседова. И он ушёл. Мужику 40 лет, целый старлей, а ночует в общаге. Во сюжет. И в страшном сне не приснится! Дура, больше ничего не скажешь. И Серё-22 Сапсы – представители группы САПС (Система автоматического покида-

ния самолёта).

53

гу жалко. Мужик он, конечно, придирчивый и занудливый, но все равно жалко.

Ну ладно, Игорёня, что-то мы все время заканчиваем о грустном. Будем глядеть веселее. Дембель неизбежен. Ура, го-спода офицеры!

Будь здоров. И до встречи.Олег.


Большой привет, Игорёня! Доживаем мы тут последние денёчки, в славном литовском городе Шяуляй. Высылаю тебе свою фотку. И насколько ты видишь и понимаешь, мы теперь порутчики. Догнали и тебя. Ну и первого числа должон при-каз прийтить. Всё. Родине мы отслужили, пускай таперича другие помыкаются, потаскают ракеты, походят в наряды и честь поотдают.

Спасибо тебе за приглашение. Постараюсь к тебе наведать-ся. Но сначала, сам понимаешь, посетю с торжественным визи-том родину малую. И только в форме, и только со старлейски-ми погонами. И посёлок, и деревню, и город. Пусть все видят. И погуляем, Игорёня. Ох, погуляем! Учту твои пожелания не напиваться до поросячьего визга. Вижу, вижу, старик, как ты улыбаешься этим словам!

Насчёт планов. Есть, конечно, планы. Хотелось бы где-нибудь зацепиться в Самаре-городке. Мне тут один корешок институтский написал письмишко. Пишет, что устроился нор-мально и зарабатывает неплохо. Да и не хочу я в нашей дыре

54

потихоньку спиваться. Я же тебе рассказывал, как у нас глохчут стаканами водяру и спирт. Один мой папаня чего стоит!

Но в первую очередь осмотреться надо и отдохнуть.Ну давай, Игорёня, до встречи. Увидимся – наговоримся.Будь здоров.Олег.


Здравствуй, Игорь. Пишет тебе Валентин, твой сослужи-вец. Надеюсь, ты меня ещё не забыл. У нас тут горе. Умер наш Олег. 8 марта мы отмечали отвальную у нас в коттедже. И, как ты помнишь, Олежке день рождения тоже в Между-народный женский день. Народу было много, пришла почти вся эскадрилья. Короче говоря, напились, конечно, все силь-но. И отключились кто где. Я очнулся утром, пошёл смотреть всех. Кто лежит на полу, кто на кровати, кто в кресле. А Олега нашёл на первом этаже, возле самых дверей. Попытался его разбудить, он не просыпается. Там же пол бетонный, принес ему пальто старое, перевернул его, чтобы не простудился. Он спит. Через пару часов стали просыпаться остальные. Реши-ли опохмеляться. Пришли за Олегом. Он снова спит. Стали будить, а у него на лбу большое красное пятно. И не подает никаких признаков. Вызвали скорую. Приехала, увезли. А на следующий день, то есть 10 марта, он, не приходя в сознание, скончался. Сказали, что не совместимая с жизнью травма го-ловы, сильный ушиб.

Вызвали отца с матерью. Командующий воздушной армией

55

дал Ан-26, и мы всем кагалом полетели в Куромочи. Похорони-ли, помянули. Отец его стал на всех бросаться: «Я ещё разбе-русь, кто моего сына погубил!» А что тут разбираться, мы ведь с первого марта уже были уволены. И потом, скорее всего, я думаю, он упал с лестницы на бетонный пол. Ты ведь знаешь, перил там нет. А пьяному навернуться ничего не стоит. Да и выпил Олег сильно. Все мы выпили сильно. А отец говорит, что мы его избили и бросили. Ну что за чушь! В эскадрилье никто представить не может, чтобы кто-то был зол на Олега. Его все любили и уважали.

Вот так, Игорёня. Нет ни слов, ни чувств, ничего нет. Не могу поверить, что нашего Олежки с нами нет. Ровно 25 лет! Хотели тебе отбить телеграмму. Но потом подумали, что ты, наверно, не сможешь приехать. Извини.

Будь здоров. Пиши мне в Крым.Твой Валентин.

2010

56

ПОЛЁТ БОЛЬШОЙ СЕРОЙ ПТИЦЫ

Всё было как-то неожиданно, непривычно и совершенно от-странённо от всей его прежней жизни. Так бывает, когда чело-века неожиданно и быстро помещают в новые обстоятельства и он какое-то время подвисает между прошлым, пусть устояв-шимся и занудным, зато милым и родным, и новым настоящим, плохо поддающимся осязанию и сталкивающимся со старыми и привычными представлениями…

Мерно гудела система кондиционирования и вентиляции, маскируя звуки работы двигателей Ту-154. Он то смотрел в иллюминатор, где простиралась однородная серая масса об-лаков, то крутил головой, осматривая салон, в большей части заполненный каким-то большим ансамблем песни и пляски. Ребята, видимо, впервые выезжали не только в Париж, но и вообще за рубеж. Они очень живо, порой даже чересчур, обменивались настоящими и будущими впечатлениями. Как ни странно, чужое беспокойство успокаивало его больше, чем собственные мысли и усилия думать о хорошем и при-ятном. Он снова посмотрел за борт, где внизу уже началась благополучная и сытая Европа, которую его отец прошёл пешком до Берлина. «Да, батю, как ни удивительно, ни разу даже не ранило, а вот умер быстро. Видимо, вся боль от пе-режитого ушла внутрь и сожгла его, не давая отдыха ни днём, ни ночью».

57

В нос ударила газировка с привкусом мятного леденца. Он выдохнул и закрыл глаза. В голове замелькали обеспокоенное лицо жены, радостное старшей дочери, уверенной, что папа привезёт ей джинсы и кроссовки. Зато младшенькая сразу по-няла своим детским умишком, что её папка куда-то уезжает и не будет катать её на себе верхом, и из её чёрненьких глазё-нок, так похожих на мамины, поползли непрошеные слёзы… Потом проплыли образы удивлённых сослуживцев, никак не ожидавших от него, майора и инженера полка, такой прыти. «Ра-а-а-аз, и ты уже в управлении кадров ВВС, ещё разок – и у тебя в кармане направление в Анголу! Да-а-а! Неужели всё это строит дядя Семён, пардон, генерал-лейтенант Проскуров Се-мён Капитонович, он же главный инспектор авиации, правда, в прошлом, ушёл на пенсию два года назад. Да и потом, ну о чём я его просил десять лет назад с дядей Мишей, своим крёст-ным? Смешно сказать – просто остаться в армии, поскольку в полку дали понять, что «двухгодил» не склонны тормозить на дембель, типа, своих хватает спецов. Да, помог зацепить-ся на службе, правда, после Прибалтики пришлось махнуть на Чукотку. Ну да ладно. А может, всё-таки двигается оно само-тёком? Ты ведь у нас грамотный, – продолжил он приятный во всех отношениях разговор с самим собой. – Сначала МЭИ23, а до этого французская спецшкола, а потом курсы повышения квалификации. Ну так ты и отпахал десять лет на бетоне! И вот оно, поздравляю, дружище, старший советник по АО24 в ихон-ную авиабригаду, пущай и единственную на всю страну!»

Он поджал и снова вытянул, насколько позволяло кресло

23 МЭИ – Московский энергетический институт.24 АО – авиационное оборудование.

58

впереди, затёкшие ноги, закинул руки за подголовник и хруст-нул косточками. Уши уже прочистило после болезненного по-калывания на взлёте. Он хоть и дышал открытым ртом, но по-могало мало. «Ладно, хоть не кололо, и на том спасибо. Надо немного подремать. Принимать новые впечатления следует равномерно, с передыхами, иначе волной накатятся, и тогда, чтобы переварить, придётся махнуть стакан». Он улыбнулся этой невинной угрозе самому себе, поскольку не пил уже 10 лет, с того момента, как во время предполётной подготовки вы-вернуло наизнанку его начальника группы, прямо на стремянке вдохнувшего кислорода из катапультного баллончика. Капитан таким образом решил выгнать из себя остатки похмелья, а по-лучилось как-то некрасиво.

Разбудила его стюардесса:– Через пятнадцать минут Париж, аэропорт имени Шарля

де Голля. Пожалуйста, пристегнитесь! – и она упорхнула даль-ше вслед за своей очаровательной улыбкой.

«Вроде и не спал, а чувствую себя, как будто даванул минут шестьсот», – подумал он и растёр лицо руками. А в иллюмина-торе проплывали прилизанные квадраты полей, и вдали угады-валась бело-серая громада столицы Франции.

Дмитрий Алексеевич Бортников, инженер по авиационно-му оборудованию, майор Военно-воздушных сил Советской Армии, стоял в гражданском костюмчике и с новым чемоданом, прислонившись к стеклянной стенке, которая отделяла лётное поле аэропорта от пассажирского терминала. Конечно, его мож-но было назвать просто аэровокзалом, но язык не поворачивал-ся произнести это слово применительно к сказочно-фантасти-

59

ческому сооружению из стекла, бетона, железа, алюминия и чего-то другого, чего он сроду не видывал. Необъяснимое пере-плетение эскалаторов, лестниц, панелей, стен, магазинов, кафе, киосков, информационных стендов и кресел создавало шум-ную, суматошную, но уютную обстановку. И всё это было зали-то морем света, который, казалось, струился не только сверху, но и снизу и со всех сторон.

«Ну ладно, отдышался, пора начать жить и слегка потре-нироваться в языке: заказать, понимаешь, одно кофе и один булка. Да-а-а, жаль, не поел я в самолёте. Теперь до самой Луанды будешь сосать палец. А накормят ли в лайнере – ещё вопрос…»

Но в первую очередь надо было найти в этой толчее не-скольких парней, похожих на него выправкой, невзрачными румынскими костюмами и, главное, короткой стрижкой. Борт-ников приметил их, пока сходили по трапу и ехали в автобусе от самолёта. Потом, когда разбирали багаж, от массы впечат-лений он потерял их из виду. Но не успел он в ближайшей кафешке заказать кофе и круассаны, как за соседним столиком зашуршала газета и из-за неё выглянула удивительно круглая лысая голова. Единственное, что выделялось на таком же кру-глом лице с маленьким носом и аналогичным ртом, были тём-но-синие глаза, которые выдавали явно рязанско-новгород-ские небесные дали, отражающиеся в Волге и Оке.

– Здорово, – тихо и грубовато, немного наклонив голову, приветствовал лысого Дмитрий Алексеевич. Он отодвинул че-модан ногой, отхлебнул горячего и ароматного кофе и кивнул отошедшему гарсону. – Ну как, отошёл от шока? – и продолжил нарочито равнодушно обозревать обстановку на этажах выше.

60

– Немного, – голос синеглазого оказался мягким и с чуть заметным ударением на «о». – А мы разве знакомы? – он продолжал делать вид, что читает вчерашний выпуск «Либерасьон».

– Так давай познакомимся. Джон Смит, агент ЦРУ. Очень приятно! – Бортников протянул руку.

– Ага, а я Рабинович из второго отдела МОССАД25! – они пожали руки и рассмеялись.

– Ну слава Богу, посмеялся, как родниковой воды напился! – с облегчением проговорил Алексей, вытянул ноги, откинулся в кресле и стал с аппетитом поедать круассаны. Он назвал себя, звание, последнюю должность и сказал, что идёт советником в авиабригаду.

– Серёга, Сергей Аркадьевич Гулыга. Советник по воору-жению. Капитан, сам из Сибири. А последнее место службы – Вещёво под Выборгом, полк 21-х.

– Эк тебя мотануло! С холода да в полымя. А я из Прибал-тики, можно сказать, соседи. Есть там такой придворный полк под Ригой на них же, родных, как и у тебя. Лиерварды, не слы-хал? А вообще я из Казани. Слушай, круассана хочешь? – он протянул Сергею булочку, но тот отмахнулся, отложил газету и посмотрел куда-то вдаль.

Тем временем из толпы вынырнул ещё один легкоузнавае-мый человек.

– А вот и третий! – радостно потёр ладони Бортников. – Са-мый раз отметить это дело.

– А ты думаешь, зачем я бегал? – над ним стоял высокий сероглазый брюнет с начинающейся сединой. – Шамсутдинов

25 МОССАД – израильская разведка

61

Илья Артурович, подполковник из Домны, Забайкалье, ра-дист. – Он оглянулся и поставил на столик низенькую пузатую бутылку.

– Коньяк? А за что купил? – первым пошёл в атаку Бортников.

– Да-а-а, – сделал круговое движение правой кистью Арту-рыч, как назвал его майор. – Поменял немного долларов.

– Ха! Ну вы даёте, хлопцы! – удивлённо хлопнул в ладоши Дмитрий Алексеевич. – Один доллары меняет, которых днём с огнём в Союзе, другой из МОССАДа, вместо положенной «Юманите» читает «Либерасьон». С кем я связался? Ты хоть по-нимаешь, что тебя могли замести ещё у нас с этими зелёными бу-мажками? – уже с серьёзным видом он показал рукой на бутылку.

– Да всё нормально. – Шамсутдинов одарил их белозубой улыбкой, хотя и не без доли растерянности, как отметил про себя наблюдательный Бортников. Илья Артурович плюхнулся в кресло и позвал официанта. – Силь ву пле, келькё таррртин э о минеррраль26.

– Э анкор кафэ! – добавил Бортников. – Ты где так наблаты-кался грассировать?

– Да-а-а, – к знакомому движение кистью добавился как бы обозначающий равнодушие изгиб губы. – У меня матушка учи-тельницей была французского, потом школа, в училище прохо-дили, ну и сам…

– Интересно, в каком это училище так дают французский? – включился наконец в разговор Серёга. Он перестал шуршать газетой и плотоядно уставился на бутылку.

26 Силь ву пле, келькё тартин э о минераль (фран.) – Пожалуйста, несколько бутербродов и минеральной воды.

62

– В Рижском, а потом я заочно закончил ещё Харьковский пед, когда служил в местном училище.

– Держу пари, что ты был один сыночек у мамы, нет? – это даже был и не вопрос, но тем не менее Дмитрий Алексеевич почувствовал лёгкий укол неловкости. «Зачем полез в чужую жизнь, да и ещё при знакомстве, со своими психоприёмами?» – отругал он себя.

От печоринского равнодушия Шамсутдинова не осталось и следа. Он подвинулся вместе с креслом:

– Откуда знаешь?– Ладно, извини. Я ведь из «двухгодичников», начитался в

институте всякой литературы по психологии, чисто любитель-ски. – Бортников разлил коньяк по рюмкам, воткнул пробку в бутылку и взглянул собеседнику прямо в глаза. – Хочешь, нау-чу, как составлять мнение о человеке, которого видишь в пер-вый раз?

Тем временем официант опустил перед ними полный под-нос. Гулыга пытался достать что-то из большой спортивной сумки.

– Ты чем там шурши…? – начал было выговаривать Борт-ников младшему по званию, но обомлел, когда тот выложил на стол завёрнутый в белую тряпицу розовый, с тоненькими прожилками мяса, шматок сала. Над ними моментально обра-зовалось ароматное облачко из запахов свинины, чеснока и других специй.

– Шо це таке? – удивлённо спросил Дмитрий Алексеевич. – А селёдки с луком у тебя там не завалялось? – он был рад, и удивлён и не собирался скрывать своих чувств.

63

– Да тише ты, на нас и так бармен с гарсоном косятся! – по-пытался, озираясь, умерить страсти Илья.

Он поднял свою рюмку и сказал:– Ну, за эту чудесную страну в виде нашей промежуточной

остановки, и чтоб долететь!– Да уж хотелось бы! – Бортников закусил тут же растаяв-

шим салом пахнувший духами коньяк.– Бон аппети27! – торжественно проговорил проскользнув-

ший мимо официант.– Ага, и тебе не хворать! – по-свойски ответил Сергей и

вытер рот мягкими салфетками. Коньяк хоть и бил в нос не-знакомым амбре, медленно и приятно растекался по организму. Гулыга закусил ещё одним толстым куском сала, бутербродом с сыром, откинулся на стуле и произнёс, оглядывая необозримый простор аэропорта:

– А шо, парни, здесь можно трошки и пожити!

Они успели только войти в зал для прилетающих между-народного аэропорта Луанды, как сзади грохнуло так, словно большой орёх раскололи у них прямо над головой, а его оскол-ки со всего размаху разлетелись по полу! Трое мужчин присе-ли почти синхронно и быстро оглянулись. Только что сияющее солнце на ядовито-синем небо было закрыто сплошной стеной дождя такой плотности, что не было видно их «Боинга».

Бортников завороженно смотрел на воду, быстро стекав-шую по стеклянным стенам и стремительными потоками ис-чезавшую в отверстиях ливневой канализации, прикрытой чугунными решётками затейливой вязи из латинских букв и

27 Бон аппети (фран.) – приятного аппетита.

64

разных листьев. «Наверно, ещё португальцы мастерили…», – он уже снял пиджак и расстегнул две верхних пуговицы ру-башки, подставив грудь прохладному воздуху, пропитанному водяной пылью.

– Добрый день, товарищи! – голос прозвучал знакомо и властно, по-штабному громко и чётко. Они обернулись и увиде-ли невысокого, начинающего лысеть крепыша в камуфляжной рубашке с короткими рукавами и такой же расцветки шортах. На груди вчерашнего блондина болтались чёрные очки, а в ру-ках он держал тоже пятнистую кепку. К этому облегчённому наряду явно не подходили черные полуботинки и чёрные вы-сокие носки.

– Вы, наверно, товарищи…, – и он назвал их фамилии. Дмитрий потянулся к нагрудному карману рубашки, где он всегда хранил документы, которые, по старой, глубоко укоре-нившейся привычке, несколько раз проверял за поездку.

– Не здесь, – встречающий заметил движение Бортникова. – Я майор Манилов, из аппарата главного советника. Там ждёт машина, – и он неопределённо махнул рукой, то ли показывая, где стоит автомобиль, то ли таким образом приглашая новых коллег, однако при этом давая понять, кто здесь принимающая сторона.

Они подхватили чемоданы и пошли по мраморному, в круп-ную клетку полу мимо больших бронзовых светильников, ко-торые с успехом украсили бы африканский зал любого из ми-ровых музеев. Когда мужчины вышли на улицу, ливень почти закончился, шёл лишь слабенький, грибной, как звали такой мелкий дождик на родине Дмитрия Алексеевича.

К вечеру, а точнее говоря, к тому времени, которое местные

65

называли вечером, они были приняты заместителем главного советского военного советника, который обрисовал их задачи и рассказал в целом об обстановке в стране. Потом их отвез-ли на стареньком джипе «Тойота» в общежитие и расселили по комнатам. Бортникову в соседи достался Гулыга, а Шамсутди-нову эсдэшник28 капитан Симон Горидэку. Последний был мол-даванином, а сильно смуглая кожа, без единой сединки густые чёрные волосы и идеально прямой нос делали его похожим на испанца или португальца. К тому же он довольно бегло говорил на испанском. Но удивил Сеня, как он попросил себя называть, абсолютно флегматичным характером, который явно не шёл к его южной наружности.

– Парни! – Он обвёл своим как будто равнодушным взгля-дом вновь прибывших. – Спите только под москитными сет-ками. Хоть на окнах и имеется фильтр, но гадость всякая лезет отовсюду.

После чего флегматично и не поморщившись он махнул на-литую за встречу стопку «Московской», закусил салом с чёр-ным хлебом, раздавил ботинком чёрного жука среднего разме-ра и пошёл спать, напоследок резюмировав, что сегодня был тяжёлый день.

Когда вновь прибывшие вышли покурить на крыльцо не-большой двухэтажки, как будто построенной где-нибудь в средней полосе России, то на их обрушилось такое количество звуков, что, казалось, ради их приезда вся ангольская фауна ре-шила сыграть концерт.

28 Эсдэшник – специалист по СД (самолёту и двигателю).

66

На следующий день новых советников познакомили с ан-гольским инженерно-техническим составом. Это сделал стар-ший советник по ИАС бригады полковник Бутурлин Леонид Дормидонтович, грузноватый мужчина с таким сильным за-пахом пота, что Бортников старался держаться с наветренной стороны. Полковник перед вояжем в Африку был главным ин-женером Львовского ремзавода и поэтому не производил впе-чатления строгого вояки. Дмитрий добросовестно и приветли-во пожал руку инженерам, начальникам групп и работникам штаба, хотя совершенно никого не запомнил, даже своего ин-женера по АО.

Словно угадав его мысли, Бутурлин улыбнулся и спросил:– Ну как, небось, они тебе показались все на одно лицо?

Не расстраивайся, у меня тоже так поначалу было, правда, этих ребятишек было поменьше.

– Ну как тут вообще служится, Леонид Дормидонтович? – спросил своего нового начальника Дмитрий Алексеевич, когда они очутились под спасительным пологом из нескольких слоёв камуфляжной и москитной сеток в месте, которое невозможно было спутать с курилкой. «Ну, надо же! Даже бачок вкопали, куда сбрасывать окурки!» – удивился майор.

– Да в принципе нормально! – Бутурлин затянулся «Явой» и удобно расположился обоими локтями на спинке деревянной скамейки. – Я здесь уже второй год пью эту хрень – матусалень! Будь она неладна…

– А это что за зверь? – снова удивился собеседник главного инженера.

– Местное пойло, что-то типа рома. Ага, постой, – Леонид

67

Дормидонтович неожиданно легко для своей комплекции вско-чил с места, озираясь по сторонам и вслушиваясь в совершен-но незнакомые для Бортникова шумы вокруг. Затем он сел и заговорщецки придвинулся к своему собеседнику так близко, что никакой сигаретный дым от десяти курящих не смог бы перешибить его потный запах. – Ну, тебе, Алексеич, повезло, первый день – и сразу местное шоу увидишь! Кстати, ты не против, если на «ты»? – он бросил бычок в чан и полез в карман за своими «Мальборо».

– Да без проблем. А что за шоу? – Дмитрий покрутил голо-вой, но сквозь сетку разглядел лишь часть бетонки, домик для лётчиков и ещё какие-то сараи.

– Сейчас увидишь, занавес поднимается! – Дормидонтыч, как уже успел прозвать его майор, показывал жёлтозубой и ши-рокой улыбкой на загорелом лице, что представление происхо-дит здесь нередко и всегда производит впечатление.

Сначала послышался шум возле домика лётного состава, потом кто-то выбежал из двери, громко хлопнув ею, затем не-сколько темнокожих здоровенных парней, озираясь и стараясь не привлекать внимания, вылезли из окошек домика и скры-лись в небольшой рощице поблизости. Затем дверь с грохотом распахнулась, и из домика выскочила вторая партия парней в камуфляже. Они бросились бежать в разные стороны, явно не заботясь о том, как это будет выглядеть.

– Я не понял, это у них развод такой? – спросил, улыбаясь, Бортников.

– Ага, развод по-аногольски! Это лётчики бегают от коман-диров, чтобы не летать. Боятся, суки! А вдруг унитовцы задни-цу прострелят. А, Луиш, салют! Садись! – полковник помахал

68

рукой негру среднего роста, шедшему мимо курилки. Он был в высотном костюме и с белым шлемом на руке.

Негр положил шлем на скамейку и пожал руку Бутурлину.– Познакомься, Луиш, это Дмитрий, приборист, си?– О, салют, Луиш Дакошту! – такую ослепительно белос-

нежную улыбку майор видел только на тюбиках финского «Пепсодента», дефицитной зубной пасты. Он встал и с любо-пытством пожал большую и сильную руку ангольца. Его боль-шие чёрные глаза с добрым любопытством оглядывали нового знакомого.

– Куда полёт? – спросил главный инженер и показал рукой вперёд и вверх.

– А, буш, бомбы! – ответил Луиш, улыбаясь.– Понятно, а вечером …? – и Бутурлин щёлкнул пальцем

по горлу.– О, ноу! – негр показал на голову и покачал ею.Все трое засмеялись. Анголец порывисто встал, пожал им

руки и показал, что ему надо идти.– Давай! Прилетай! – полковник помахал ему рукой и по-

вернулся к Дмитрию. – Это замкомбрига, нормальный парень, кстати, учился в Армавирском училище.

– Так чего же они боятся? – решил уточнить Бортников. На стоянке начинали запускать движки, и последние слова он про-кричал Бутурлину уже в ухо.

– Ты завтракал? – вместо ответа спросил тот.– Так, чайку попил!– Пойдём, заправимся нормально и там побеседуем.Пища на новом месте оказалась соответствовала среднему

уровню той еды, которую потреблял Бортников во всех сво-

69

их авиагарнизонах. С энтузиазмом он воспринял лишь набор местных фруктов, из которых сразу отхватил банан и быстро съел, что не ускользнуло от ухмыльнувшегося главного инже-нера, который погасил улыбку в затяжке сигареты. Потом они стояли на крыльце столовой, куда не падали лучи светила, и снова курили привезённую из Союза Дмитрием «Яву».

– Что, понравились бананы? Мне тоже было интересно. А сейчас привык, хотя понимаю, конечно, что в Союзе этого не будет. Ну, или почти не будет! – они уже шли на стоянку, пе-риодически козыряя чёрным ангольцам и здороваясь за руку с белыми советниками.

– Хорошо хоть, у нас цвет лица разный, попробуй запом-нить всех в этой форме, – откровенно признался Бутурлин, глядя на самолёт, который только что приземлился и, сипя двигателями, заезжал на стоянку. – «Мобутовкой» называется, мать её!

– А откуда такое название? – поинтересовался Дмитрий.– Да говорят, что в честь этого, как его, президента Заира.

Подожди, дай собраться с мыслями – Мобуту Секо Сесу Куку Нгбенда Ваза Банга. Во, знай наших! – главный инженер был явно доволен своей памятью и не скрывал этого.

– Ну ты даешь, Леонид Дормидонтович…, – Бортников был явно худшего мнения о полковнике после первой встречи и сейчас понял, что ошибся.

– Ты прямо как на партийном собрании, когда у меня пар-торг, не к ночи будет помянут, спрашивал: «Почему завод план не выполнил?» Мы же договорились, или по имени, или Дор-мидонтыч. Это ладно, что здесь только наши и МПЛА – как бы правительственная армия, – продолжал вводить новичка в

70

ситуацию главный инженер, снова закуривая американский та-бак. – А есть ещё УНИТА, прямые враги. Добавь сюда ФНЛА…

– А это что за северный олень?– Олень, да только не северный, а, скорее, экваториальный,

– последнее слово Бутурлин произнёс по слогам, ухмыляясь. – Типа батьки Махно у нас в Гражданскую. То за этих, то за тех, то наденут рога, то снимут. Кто денег даст или оружия, ну, зна-чит, за того и воюем. Правда, говорят, что эти пацаны все чаще переходят на службу правительства. Но не забывай, Алексеич, тут ещё и кубинцы. И все ходят в «мобутовке», и хрен кого пой-мёшь без знаков различия. Так что в Луанду и вообще одному лучше не вылезать.

– Неужели могут грохнуть? – с лица Бортникова исчезло весёлое и пренебрежительное выражение.

– Ну, может быть, и не убьют, но ограбить могут элемен-тарно. Тем более, ведь знают, суки, что советники робяты не бедные.

– Спасибо за науку, Дормидонтыч. Ну, а кубинцы здесь тоже советники?

– Это я тебе потом расскажу, когда мы местного пойла по-пробуем. Помнишь, как его зовут? Эй, славяне, куда лайнерок потащили? – закричал Бутурлин человеку, стоявшему на под-ножке тягача, медленно тащившего «мигарь» с изрядно помя-тым крылом.

– Товарищ полковник, говорят, истребители юаровские под-стрелили парня! – Это был Симон Горидэку в лихо заломлен-ной панаме. Дмитрий Алексеевич вспомнил, что он был совет-ником в ТЭЧи.

– Лётчик кто? – голос инженера стал жёстким.

71

– Вроде этот, Дакошта, зам по боевой, ему в руку попало, уже увезли в госпиталь. – Тягач остановился, Симон спрыг-нул на землю и кивнул подошедшему вместе с Бутурлиным Дмитрию.

– А движок задели? – хмурым взглядом полковник стал ос-матривать двигатели.

– Да гондолу немного по касательной прошло, а внутрь ещё не заглядывали…

Они оба запрыгнули на подножку, и их голоса стали уда-ляться вместе с медленно ползущим, как будто никуда не торо-пящимся «Уралом».

«Да, маслопупы29 нашли себе работу!» – Дмитрий Алексее-вич вспомнил технический жаргон, и от этих знакомых слов, от сытости неплохого завтрака и от привычных мыслей, что надо ещё сходить в ТЭЧ, а потом в свои группы, ему стало хорошо. Привычно и спокойно, как это бывало десятки раз, когда он возвращался в родную часть после отпуска или командировки. Ну да, сейчас было немного жарче и влажнее и как-то немно-го неуютно от такого обилия чернокожих ребят. «Но ведь не съедят же тебя, любимого. Так что жить можно». И он пошёл искать переводчика, лейтенанта Бондаренко. Надо было позна-комиться и понять, что, когда и кому тот сможет переводить.

После вечернего построения Илья, Сергей и Дмитрий под-жидали Бутурлина, который обещал познакомить их с непло-хим баром, где можно было в относительной безопасности от-метить начало их командировки. Но в последний момент пол-ковника вызвали в штаб, и им пришлось идти одним, полагаясь

29 Маслопупы – шутливо-пренебрежительное прозвище эсдэшников.

72

на впопыхах указанные главным инженером ориентиры. Но скоро Бортников заметил Луиша, который, как всегда, улыба-ясь и жестикулируя забинтованной рукой, шёл по улице с ещё одним темнокожим товарищем. Оказалось, что раненый герой встретил старого сослуживца, и они собирались отметить чу-десное спасение и встречу друзей.

– Ну как рука? – спросил Дакошту Дмитрий, когда они рас-селись за столиком и приняли по первому глотку спиртного. Анголец с видимым усилием положил руку на столешницу и немного поморщился.

– А-а-а, осколок це…, как вас говорят, цепила немного! – он снова улыбнулся и, уже не морщась, пошевелил пальцами.

Главный инженер был прав. Во-первых, в баре было полно ребят в камуфляже, во-вторых, местный напиток отдалённо на-поминал ром «Негро», который привозили в Союз из Египта. Но ближе всего матусалень был к грузинской чаче. В принципе, она когда-то нравилась Бортникову, но от неё он быстро засы-пал, случалось, что сразу после третьей рюмки. Но, видимо, новая обстановка потребовала для расслабления большей дозы. Только после пятого полустакана да ещё вприкуску с фруктами Дмитрий подавил первый зевок.

– Алексеич, а ты говорил, что уже десять лет как не пьёшь. Неужели решил развязать, а? – Илья смотрел на товарища хи-трющими глаза, где читалась старая, как мир, мысль: «Знаем мы вас, трезвенников, на халяву и уксус сладкий!» – Может, тебе лучше баиньки? Ты как? Давай, я тебя провожу? – Шам-сутдинов с притворно-заботливым выражением лица поднялся.

– Да, не пил. А на время командировки умные люди по-советовали прерваться, чтобы вовремя дезинфекцию произво-

73

дить. Понял? – Бортников посмотрел на собутыльника слиш-ком серьёзно для выпившего человека. Настолько серьёзно, что Гулыга даже привстал, чтобы предотвратить возможную ссору. – Да всё нормально, пацаны. Как-нибудь добреду, я за-помнил дорогу! – Дмитрий улыбнулся, снимая напряжение за столом. Он приподнялся и тряхнул головой. – Салют, амигос! – он сжал кулак и помахал им ангольцам. – Коммунисты не сдаются!

Свежий воздух, если так можно назвать тропическое ве-чернее пекло, немного взбодрил Дмитрия Алексеевича. Он осторожно и слегка пошатываясь спустился с крыльца и хотел уже опереться на ствол пальмы, но его рука наткнулась на чьё-то плечо. Спокойный, немного хрипловатый голос сказал:

– Это ты верно сказал: «Русские не сдаются!» Давай вместе дотопаем до общаги. Да ты не бойся, я тоже советник, Лёха, из танковой бригады.

Дмитрий посмотрел направо и увидел только панаму, силь-но надвинутую на глаза. «У, как хорошо! Танкисты тоже наши здесь, значит, всё будет путём!» – мелькнула мысль в его нем-ного замутнённом сознании. Но вслух он сказал:

– Отлично! Броня крепка, и танки наши быстры. Пой-дём, Лёха. Вдвоём веселее, правильно!

Они вошли в знакомый подъезд общежития, Бортников отпер дверь и, натыкаясь на кровати и стулья, пошёл закры-вать окно. Это был второй урок, преподанный им туземца-ми. В противном случае потом всю ночь придётся воевать с насекомыми, никакие сетки не помогут. Он включил свет и вспомнил, что пришёл не один. Не поворачиваясь, махнул рукой:

74

– Лёха, проходи, садись. Хочешь колы? – он открыл холо-дильник, достал две жестяные банки и открыл одну. – А-а-а, хо-рошо! – ром, даже самый никудышный, требовал «лакировки». Холодная пузырчатая струя освежила, взбодрила и уменьшила градус в голове.

Бортников громко рыгнул и как будто в первый раз увидел сидящую на стуле фигуру в потёртом камуфляже с сильно над-винутой на лицо панамой.

– Лёха, скажи, а ты откуда сюда приехал? – Бортников ик-нул, в нос неожиданно и сильно ударил столб газовых пузырь-ков, от чего голова Дмитрия дёрнулась вперёд, а взгляд упёрся в голову по-прежнему непонятного провожатого.

– К тебе я, мил человек. Странствую по свету и вот слу-чайно сыскал тебя на просторах необъятной Африки! – в при-глушённом голосе Бортников уловил едва знакомые нотки.

– Не понял, какой странник…Не успел он договорить, как фигура с шумом сбросила с

себя панаму, блинчиком улетевшую на кровать, и широко рас-кинутые руки приготовились обнять его:

– Здорово, Димон!– Подожди, подожди, Андрюха, ё-мое! Ты, Кувалда, здесь! –

они крепко обнялись и ещё долго стучали кулаками по спинам друг друга.

Перед Дмитрием стоял Андрей Солуянов, Андрюха, он же Соло, Кувалда или Джо Дассен, удивительно похожий и сейчас на знаменитого певца кудрявой головой, овалом лица и таким же немного печальным взглядом серых глаз. Так его прозвали в их французской спецшколе, где они учились с разницей в один год. Несмотря на то, что Андрей был на год младше, выглядел

75

он крепче и шире своего друга, поскольку занимался метани-ем молота, за что и получил такое странное прозвище. Теперь Солуянов выглядел загорелым, похудевшим, вот только печали в глазах прибавилось, но, когда он улыбался, она моментально превращалась в большую радость от встречи, которая бывает у русских людей вдали от Родины независимо от того, насколько близки они были раньше.

– Ты не представляешь, как я рад тебя видеть, Андрюха! Да-вай сейчас отметим нашу встречу. Тут у нас осталось немного «Столичной». Ты как?

– Дура, конечно, хочу, помнишь, как в анекдоте? Да, и по-рассказывал ты в своё время анекдотов, я даже тебе завидовал, что ты их знал несметное количество! Кто же откажется от «Столичной»? Скину только эту шубурину. – Он снял «мобу-товку» и остался в такой же расцветки майке, а на груди с лёг-ким перезвоном болтались два металлических жетона.

– Откуда у тебя эти бляшки? – спросил Дмитрий, выставляя на стол полупустую бутылку и тарелку с остатками солёных огурцов и копчёной колбасы.

– Ой, чёрный хлеб! Сколько же я не ел нашего, помнишь, круглого с твёрдой хрустящей корочкой…, – Андрей даже меч-тательно закатил глаза от воспоминаний.

Они чокнулись и опрокинули стаканы.– Ах, хорошо пошла! – Андрей захрустел огурцом и подце-

пил вилкой кружок сервелата. – Год не ел её, заразу. Так иногда, только у морячков перехватываешь. Ну что, рассказывай, как там, в Союзе дела, ты ведь приехал пару дней назад?

– А ты откуда знаешь? – Бортников разлил последние ка-пли водки и достал ещё чёрного хлеба, глядя, как собеседник

76

уплетает за обе щёки, и уже предчувствуя, что он опять уйдёт от прямого ответа.

– Слушай, а может, тебе хватит, ты и так этой матусалени хватил уже в баре. Ладно, молчу! – спохватился Солуянов, ког-да Дмитрий с невозмутимым видом поднял стакан. – Офицер должен быть до синевы выбрит и слегка пьян! Помнишь, как говорил наш военрук в школе?

Он выпил, чуть поморщившись, и достал сигарету «Кент» из брючного кармана.

– Хочешь «Яву», пока не кончилась?Андрей взял протянутую сигарету и положил себе за ухо,

выдохнул дым, подпёр правой рукой голову и посмотрел с при-щуром на Бортникова.

– Эх, Димон… Я много чего знаю, да только рассказывать нельзя, да и не поверит никто. – Он опять стал грустным.

– Например?– Ну, например, что у тебя две девочки, старшая играет на

скрипке, а младшая учится во втором классе в английской шко-ле, а жена Людмила бухгалтер в сберкассе…

– Постой, постой, я, кажется, начинаю что-то понимать, ты ведь у нас собирался поступать в Киевское училище, где гото-вят разведчиков, или я ошибаюсь? – теперь хитро прищуриться настала очередь уже Дмитрия.

– Ну-у-у, товарищ майор, Ваша точка зрения выглядит нем-ного, как бы так сказать поточнее, несколько приземленной. А вообще, – Андрей потянулся, а потом упёрся локтями в стол, показывая отличный рельеф накачанных бицепсов, – меня здесь нет. Я остался на Кубе, а перед тобой майор Андреас Луко, офи-цер связи штаба кубинского контингента ФАР!

77

– А зачем это нашим надо ещё тут и кубинцев просвечи-вать? – Бортников смотрел на однокашника и с трудом верил, что здесь, посреди Африки он встретил именно Андрея.

– Так ведь надо всегда быть в курсе, как нашим оружием ра-ботают мучачос, да и кораблики наши опять же их сюды возят с ихынного острова Свободы. И потом, – он чокнулся о стоявший стакан Бортникова, – и за вами здесь ведь тоже глаз да глаз ну-жен. Ты ещё не познакомился с товарищем Бябиным?

– Сам ещё не имел счастья общаться, а вот сосед (инженер мотнул головой на кровать Гулыги) уже проветрил свои изви-лины. Целую лекцию выслушал про бдительность, будто здесь врагов тьма тьмущая…

Андрей усмехнулся последним словам друга. Дмитрию даже показалось сквозь сигаретный дым, что глаза Соло стали уже не печальными, а злыми.

– Гляжу я на тебя и вспоминаю нашу школу. Как ты был ро-мантиком, так им и остался, Димон. Готов всем верить и со все-ми дружить. Ты думаешь, зря этот заштатный чекист за вами наблюдать приставлен? Нет, браток, не всё так просто. Кстати, и живёт он за ваш счёт. Ты сколько получаешь? – Андрей отпра-вил в рот последний кружок колбасы и с видимым удовольстви-ем смахнул туда же крошки чёрного хлеба.

– Восемьсот долларов в пересчёте на чеки. – Странно, но от выпитого и услышанного Бортников только протрезвел, гадая, когда и сколько его друг говорит правды.

– Правильно. А вот двести от вашей тысячи вы, десять ави-асоветников, и отсчитываете ему.

– Ничего себе! Так он больше нас гребёт! – присвистнул Бортников. – И почему это так несправедливо? – он не обратил

78

внимания на осведомлённость Солуянова о численности авиа-ционных советников.

– А зачем ангольцам гэбешники? Они по договору платят только спецам! На хрена им содержать наших шпионов?!

– А ты? – улыбнулся Дмитрий Алексеевич.– Я же тебе сказал – меня здесь нет! – уже с доброй улыбкой

ответил Андрей.– Слушай, если я тебя увижу на улице или ещё где, подой-

ти-то можно будет?– Да без проблем, но только как к кубинцу, который неплохо

знает русский язык. Можешь и своим пацанам сказать. Только так, как будто невзначай. Но о том, кто я на самом деле, ни сло-ва. – Солуянов встал, опять потянулся и зевнул. – Пора «давить на массу». Сегодня с утра выезжали на разведку в буш, навер-но, сто кэмэ отмахали.

– Ты, может, скажешь ещё, что и юаровцев видел? – Бортни-ков тоже поднялся, чтобы проводить дорогого гостя.

– Да пару раз было, но это тоже секрет. Один раз наблюдал сбитого лётчика и ещё двух инструкторов, но уже убитых.

– Ну и как они, сверхчеловеки?– Кожа у них белей, чем у нас, это факт. А так… Ну ладно,

давай пять, рад, что всё-таки встретил родную душу. Меня не ищи, у кубинцев бываю редко. Сам тебя найду, куда-нибудь схо-дим, развлечёмся. Ещё не пробовал чёрную женщину? – улыб-нулся Солуянов.

– Да ты чё, ещё не хватало проблем! – сильно удивился Дмитрий.

– Ладно, я пошутил, проверял тебя. Давай! – они обнялись, и Андрей растворился в темноте, где вовсю надрывались цикады.

79

На следующий день после предполётной подготовки Бу-турлин подошёл к курилке с неизвестным человеком среднего роста и палевыми волосами, выбивающимися из-под формен-ной кепки. Маленькие черные глазки под ней быстро обежали Дмитрия Алексеевича и остановились точно на его переноси-це.

– Подполковник Махотин, помощник полковника Бябина! – его рукопожатие было вялым, но цепким, словно он не здоро-вался, а старался задержать собеседника.

– Майор Бортников, советник по авиационному оборудова-нию! – Он намеренно точно назвал свою специальность, как бы провоцируя другого обозначить свою, хотя и знал прекрасно, что люди такой профессии никогда этого не делают.

Пока под рёв взлетающих «бортов» они миновали лётный домик, а потом завернули за угол ТЭЧи и стали поднимались по винтовой чугунной лестнице на второй этаж ангара, Дмит-рий Алексеевич вспоминал своего последнего полкового осо-биста. Его кабинет в то время находился в новом корпусе, ря-дом, а точнее, над тренажёром, куда Бортников как аошник30 периодически захаживал, консультировался со спецами и за-одно общался с молодыми лётчиками. Рядом с дверью чекиста был прибит интересный указатель, сразу привлекавший к себе внимание. На куске белого пластика были написаны аббреви-атуры воинских частей, а напротив по куску натянутой тол-стой лески «бегал» красный флажок, который указывал, в ка-ком месте находится в данный момент оперуполномоченный. Дмитрий ещё тогда, по-хулигански оглянувшись, подошёл к

30 Аошник – специалист по авиационному оборудованию самолёта.

80

флюгеру и попробовал переместить бегунок. Тот с трудом, но поддался. «А вот интересно, что будет, если народ будет де-зориентирован относительно положения своего контролёра и отца родного? Всё, жизнь остановится, самолёты перестанут летать, а хлеборезы кромсать хлеб? Кому ты нужен без осо-бой надобности?» Бортников ухмыльнулся, вернул флажок на прежнее место и снова оглянулся. Коридор тренажёра был пуст, лишь отдалённо гудели гироскопы симулятора. Спу-скаясь со второго этажа, Дмитрий Алексеевич вспомнил, что видел подполковника-особиста всего-то пару раз за три года службы, мельком, и в обоих случаях тот быстро исчезал за поворотом здания в парадной шинели и шитой фуражке с вы-сокой тульёй. «Сгорела, что ли, его повседневная шинелька в огне ожесточённой борьбы при слежке за товарищами?!» – опять усмехнулся инженер. Хотя бывали случаи, когда у не-которых офицеров при разных обстоятельствах шинель про-падала, и никто не выдавал новую, пока не выходил срок её службы. В общем, чекист остался в памяти инженера этаким летучим голландцем – без лица и впечатлений.

Здесь таблички не было никакой, а кабинет, куда они зашли, был маленький с огромным старым и обшарпанным вентиля-тором. Он тут же был включён и с шумом стал гонять воздух по комнатушке. Пока подполковник вынимал из минихоло-дильника две банки «Пепси», Бортников оглядел комнату. «Ну как тут живёт местный неуловимый Джо? Неуловимый, потому что никому ненужный!» Инженер спрятал улыбку, глотнув тер-пкой холодной жидкости. И вовремя. Хозяин кабинет уже усел-ся напротив него за громоздкий письменный стол и принялся буравить взглядом новичка, с беззаботным видом осматрива-

81

ющего два шкафа, забитых папками с документами, и старый, местами пошкрябанный стол. «Он что, из Союза приволок та-кую тяжесть?» – удивился майор и заметил под правой тумбой поношенные, со скреплённой тонкой проволочкой подошвой, технические тапочки. «Откуда они здесь? Ему ведь не положе-но по статусу. Может, он в них по городу гуляет?» – внутренне усмехнулся он и отхлебнул большой глоток лимонада.

– Как устроились, Дмитрий Алексеевич? – особист поста-вил банку на столешницу, взял две тоненькие папки, лежащие на ней, и спрятал их миниатюрном сейфе, стоявшем, за неиме-нием места, тоже на столе.

– Ничего, спасибо. Поселили вместе с Гулыгой. «Давай-давай, показывай, какой ты деловой, шурши бумагами, звени ключами…», – подумал Бортников.

– Это специалист по вооружению?– Так точно, товарищ подполковник! – почему-то майору

нравилось дразнить особиста.Тот только скользнул взглядом по лицу собеседника, невоз-

мутимо открыл выдвижной ящик и достал пепельницу в виде черепахи с открытым панцирем.

– Курите, если хотите. Можете звать меня Степаном Ива-новичем. Вы служили перед командировкой в Лиервардах, не правда ли? Как там поживает мой коллега Юсупов? – он не произносил слова, они сами лились из его рта, будто горный родник под тенистой чинарой в жаркий полдень.

– Да вроде живой. Я его за три года видел-то всего ничего.Нет, пока Дмитрию Алексеевичу не хотелось припа-

дать к этому манящему ручью. Достаточно было халявной «Пепси».

82

– Понятно. Что я Вам хотел сказать, Дмитрий Алексеевич? Обстановка тут у нас сложная именно в агентурном плане. Бо-евая-то как раз спокойная, поскольку за те два месяца, как я здесь, был только один обстрел аэродрома из тяжёлых мино-мётов, да и тот не нанёс значительного ущерба. Правда, один раз прилетали юаровцы, но тоже больше попугали, сделали всего один заход, пустили пару ракет. Да, далековато им сюда из Намибии… – Махотин задумчиво посмотрел на Бортникова, словно тот знал, сколько лететь южноафриканскому истребите-лю из соседней страны.

«Что-то ты хочешь сказать этим? И зачем мне твоя агентур-ная ситуёвина, да ещё сложная… Чего-то ты темнишь, опер», – подумал Дмитрий Алексеевич, но скрыл вопросительное вы-ражение лица под завесой табачного дыма.

– А вот тот факт, что здесь шатается полно народу вся-кого, заставляет нас быть предельно осторожными. Все в «мобутовке», и хрен знает, кто есть кто. Я даже посоветовал неосторожно начальству ввести хоть какие-нибудь знаки отличия…

– И что Вам ответили на это, Степан Иванович? – пить из ручья майору всё ещё не хотелось, жажда только-только заро-ждалась в глубине его организма. Тем более что воздух сильной струёй обдувал голову сзади.

– А ничего. «Вкатили дыню» и сказали, что на следующий день все будут в одних нашивках.

Бортникову показалось, что Степан Иванович слегка иро-низировал над собой.

– Тоже верно.– В общем, надо быть постоянно настороже и не сильно мо-

83

таться по злачным местам. Вы как с этим делом? – Иваныч, как назвал Бортников про себя чекиста, щёлкнул по горлу.

– В охотку не больше, чем все.– Понятно. А Юсупов написал, что вы вообще не пьёте. –

Взгляд особиста на этот раз был таким долгим, что Дмитрий не выдержал и наклонился, чтобы сдуть пепел с брюк.

– Ну, если Вы и об этом знаете, то тогда туше! – майор улыбнулся и широко развёл руками.

– Ещё один момент, – подполковник продолжал говорить спокойно. – Тут иногда ангольские лётчики саботируют, боят-ся летать. Периодически их юаровцы щипают, – при этом Ма-хотин ухмыльнулся. – А тут ещё унитовцы за голову каждого сбитого пилота назначили солидную сумму. Короче говоря, не удивляйтесь, если они при Вас побегут.

«Как он говорит, заслушаешься! И правильно, и складно, ударение верно. Из партработников, видимо, или из лекторов УМЛ31», – подумал Дмитрий Алексеевич.

– Да, я в курсе. Если у Вас всё, то разрешите идти? – инже-нер поднялся и, отодвигая стул, не рассчитал и немного задел вентилятор.

– Да всё нормально, не беспокойтесь, Дмитрий Алексеевич. Этот трактор ещё нас с Вами переживёт. – Подполковник быст-ро вскочил, вышел из-за стола и чуть переместил стойку венти-лятор, хотя, казалось бы, двигать было некуда. – Надеюсь, что всё у нас будет без происшествий.

Он придержал майора под локоть и посмотрел ему прямо в глаза вдумчиво и внимательно:

31 УМЛ – Университет марксизма-ленинизма. Учебное заведение в советское время.

84

– Вы вчера познакомились с одним кубинцем…, – это было именно утверждение, а не вопрос.

– А откуда Вы… А, ну да… – Вот теперь во рту у Бортнико-ва моментально стало сухо. Он хотел было сделать шаг назад, но вспомнил, что места уже не было, в спину ревел вентилятор. Он только переступил с ноги на ногу.

– Да Вы не волнуйтесь. В конце концов, мы вместе с ними делаем одно дело. И кто он?

Вот теперь можно было и припасть сухими губами к источ-нику в изнуряющий жаркий полдень.

– Андреас Луко, он штабной офицер ФАРа. Мы с ним в баре, ну, того, в общем…

«Что ты затрясся, как баба! Возьми себя в руки, положи их на спинку стула, вот так. Молодец, спокойнее, спокойнее», – успокаивал себя инженер.

– Скажите, Дмитрий Алексеевич, а нельзя ли мне с ним познакомиться? Ну, так сказать, наладить связь в порядке братских отношений. Ну, Вы меня понимаете… – Махотин опять взял Бортникова под локоть и одарил запахом дезодоранта.

«Приятный, я такой ещё не нюхал!» – автоматически отме-тил про себя майор.

– Не знаю. Он сказал, что много ездит, и если что, то меня сам найдёт, – уверенность постепенно возвращалась к нему.

– Ну и хорошо. Я совершенно не тороплюсь. Как получит-ся, так и ладно.

Подполковник открыл дверь, крепко пожал ладонь инжене-ра и сказал напоследок:

– Приятно было с Вами пообщаться, Дмитрий Алексеевич. Надеюсь, наш разговор останется между нами?

85

– Да, конечно, – уже совершенно спокойно ответил Бортни-ков и усмехнулся под стук собственных башмаков по кованым ступенькам лестницы.

Он постоял немного у ангара в тени, закурил, сделав две глубокие затяжки. И только потом, удивившись разговору и своему поведению, пошёл в инженерный отдел.

Служба шла своим чередом. Дмитрию Алексеевичу мест-ный климат уже не казался слишком жарким и влажным. Доль-ше всего он привыкал просыпаться под москитной сеткой, куда, как ни старались они с Серёгой, иногда всё-таки просачивались то крупные жуки, то комары, то экзотические стрекозы. Пища была пресной, но её вкус в какой-то степени уравновешивал-ся напитками, иногда алкогольными. Бортников заметил, что эффект сонливости, возникавший у него раньше только после определённой дозы крепких напитков, здесь наступал почти мо-ментально и сразу валил его с ног. Выход был очевиден – оста-валось снижать крепость колой или другой газировкой. Тогда он мог какое-то время поддерживать разговор, который с ка-ждым разом становился более содержательным. Он обнаружи-вал всё больше похожих слов во французском и португальском языках. Ему в этом помогали и некоторые коллеги-ангольцы, сначала жестами, а потом и на ломаном русском объясняя мест-ные названия. А он тем же способом втолковывал аборигенам тонкости эксплуатации и ремонта авиационного оборудования.

После знакомства с двумя эскадрильями, которые по чи-сленности исправных самолётов и личного состава спокойно можно было свести в одну, а также хозяйством ТЭЧи Бортников остался вполне удовлетворённым состоянием инструментов,

86

ЗИПов32 и проверочного оборудования. Конечно, о тщательной диагностике речи не шло, да это и не требовалось в условиях, когда полёты были, в основном, боевые и случались они не так часто. Правда, со стороны ангольского командования делались попытки усилить боевую учёбу местных пилотов, но оно натал-кивалось на постоянные ухищрения лётчиков под разными пред-логами не подниматься в воздух. Те пытались найти причину и в неисправности техники, но после нескольких демонстраций её боеспособности некоторыми ангольскими асами и советскими специалистами саботажники перестали кивать на технику.

Жизнь в их колонии была однообразной и прогнозируемой. Но однажды майор заметил, что его сосед по комнате стал нем-ного мрачноватым. В первую очередь Бортников справился про здоровье, а если ещё точнее, то спросил про живот, поскольку накануне двух коллег поместили в госпиталь. Они, видимо, по-зарились на местные деликатесы, купленные на небольшом ба-зарчике, который ангольские крестьяне предприимчиво развер-нули недалеко от авиагородка. Но Гулыга после вопроса ещё больше насупился. Лишь после длительных уговоров Дмитрий узнал истинную причину его переживаний. Оказалось, что пол-ковник Бябин, пользуясь возможностью проводить профилак-тические беседы, начал потихоньку цыганить с народа деньги. Он говорил, что собирает средства для помощи раненым и се-мьям погибших, как местных, так и кубинцев. Увы, война есть война, и это иногда случалось, особенно после глубоких рей-дов унитовцев вместе с южноафриканским спецназом на тер-риторию Анголы. Поговаривали, что бледнолицые братья отли-чались особой жестокостью.

32 ЗИП – запасные части, инструменты и принадлежности.

87

– Ну и что? Ты согласился пожертвовать пару сотен дол-ларов? – майор хотел было пошутить про заработанные непо-сильным трудом деньги, но не решился, когда увидел расстро-енное лицо Сергея.

– А что мне оставалось делать? Дал, конечно, ну, не двести, а пятьдесят. Он, сука, сначала давил на солидарность с братьями-кубинцами, а потом стал, падла, намекать, что знает про спирт и вообще может в два счёта прекратить мою командировку, если напишет рапорт наверх. Да это ему сделать, как два пальца об асфальт! Ещё, небось, благодарность получит от начальства за выявление воров, сучара! – он встал и подошёл к окну.

– А с кого он ещё тянул? – Дмитрий Алексеевич тоже подо-шёл к окну, закурил и предложил Гулыге.

– Да со всех наших! – капитан отрицательно покачал го-ловой. – Ты только прикинь, все ему сколько-то дали. И хрен к чему придерёшься! Если кто узнает, что он шакалит, так он сразу скажет, что мы действительно отдавали добровольно, а он отдавал кубинцам.

– А Махотин? – скорее для порядка спросил майор.– Да не будь ты наивным, Алексеич! Два сапога – пара. И

ласково так разговаривают о сознательности и вообще. Сладко поют особисты, и, главное, ничего не сделаешь. Наверняка у них всё схвачено, и в аппарате главного, и в Москве, возможно, – Гулыга матюкнулся и всё-таки закурил, достав трясущимися пальцами сигарету из пачки майора.

– Ну, это мы ещё посмотрим, Серёж! – Бортников вдавил бычок в пепельницу и повернулся к собеседнику. – Ты боль-ше никому ни гугу, понял? А я этот вопрос провентилирую в одном месте.

88

– Что за место? – удивлённо спросил Гулыга.– Это военная тайна! – жёстко усмехнулся майор. То, что посланцы острова Свободы несли самые большие

потери, Бортников знал и от Бутурлина, и от Андрюхи, с кото-рым он хоть и редко, но встречался. Дмитрий Алексеевич хоть и расспрашивал своего друга о его работе, но понимал, что двойной агент не столько говорит сам, сколько служит источ-ником информации как для кубинцев, так и для наших. К тому же он наверняка ещё выполняет специальные и щекотливые задания в этой странной войне, где переплелись интересы не просто нескольких групп одного народа, но ещё Запада и Со-ветского Союза. С другой стороны, если эти деньги всё-таки попадали к мучачос, то Андрей обязательно должен об этом знать. Так думал Бортников, перебирая в уме другие варианты выхода из странного положения рэкета среди своих же. Он отмёл мысли о разговоре и с Бутурлиными, и с Махотиным, посчитав, что он может быть бесполезным и даже вредным. Оставалось только дождаться очередного свидания со школь-ным товарищем и заодно узнать о его возможной встрече с Иваном Степанычем. И случай сделать это вполне легально представился очень скоро.

Бутурлин пригласил его, как старшего офицера, на при-ём в советское посольство в честь очередной годовщины Ок-тябрьской Революции. Поначалу Бортников не выразил ника-кого желания, тем более что «парадку» он с собой не захватил, но после того, как главный инженер намекнул, что посещёние может сказаться на дальнейшей карьере, он принялся искать по всему общежитию тёмно-синие брюки, такого же цвета

89

фуражку и белую гимнастёрку с короткими рукавами. Всё это майор погладил и приделал золотые погоны. Вот только головной убор он нигде не нашёл. Пришлось надеть ту же камуфлированную кепку. «А когда придём в посольство, то сразу сниму и буду без башки! – подумал Бортников. – Ох, и напьюсь же я на празднике в честь Родины!»

Во всём парадном благолепии (главный инженер даже на-цепил медали, чему сильно удивился его подчинённый по ави-ационному оборудованию) они уселись в «УАЗик» и поехали в посольство. Но оказалось, что приём устраивался за городом, почти на берегу океана, на роскошной португальской вилле, чья мраморная лестница цвета слоновой кости спускалась к самому прибою, и казалось, что ступеньки и есть порождение морской пены. Дмитрий Алексеевич просто ослеп от блеска нарядов, позолоты эполетов и сверкания бриллиантов на де-кольтированных дамах, таким образом оттенявших безукориз-ненную строгость фраков своих мужей – посланников запад-ных стран.

Но больше всех выделялись на этой африканской ярмар-ке тщеславия четыре наших морских офицера, которые, как магниты, притягивали взгляды и мужчин, и, конечно, женщин своей безукоризненно сидящей белоснежной формой, золо-тистыми переливами на погонах и ярким разноцветьем ор-денских колодок на груди. Было слышно даже приглушённое позвякивание многочисленных медалей в такт рукопожатий. Ими военные моряки, сняв белую перчатку с правой руки и держа её в левой, приветствовали всех, кто желал засвиде-тельствовать своё почтение Военно-Морскому Флоту великой державы.

90

В небольшом зале, смежном с главным, где стояли сту-лья и виднелась украшенная сцена, небольшой духовой ор-кестр томительно и неторопливо наигрывал вальс «Амурские волны». Посреди комнаты в такт чувственной мелодии гра-циозно двигались наш капитан второго ранга и дама в свет-ло-розовом платье, украшенном яркими перьями фламинго. Бортников готов был поклясться, что все взоры собравшихся, даже советского посла, которому уже пора было подняться на небольшую трибуну, были устремлены не на женщину, а на офицера в белом с головы до пят, чей кортик, хищно вы-деляясь чёрно-золотистой окраской, плавно поднимался и опускался под музыку, которая не могла оставить равнодуш-ным ни одного русского человека… Дмитрий в этот момент пожалел, что он не моряк, что это не он скользит по паркету и что вообще, чего уж там говорить, где его служба и где их, храбрых покорителей морских просторов! Он хоть в авиации, но всё равно шлёпает по бренной земле, а они действительно ходят по… А-а-ах, дьявол его побери, у него нет даже парад-ной фуражки!

Приём начался с исполнения гимна СССР, затем торже-ственную речь закатил посол, от имени благодарного анголь-ского народа свои поздравления советским братьям передал вице-премьер правительства и министр обороны Анголы. По-следним отметился дуайен дипломатического корпуса, посол Её величества королевы Великобритании. В конце своей ко-роткой речи он смешно открыл свой маленький рот и почти прокричал на ломанном русском языке:

– С праздником Октября!Раздались громкие аплодисменты, под которые трибуну бы-

91

стро убрали, и на сцене в косоворотках и сарафанах стал устра-иваться ансамбль балалаечников, который совершал турне по Африке и в эти дни давал концерты в Луанде.

– Ну что, Алексеич, махнём за здоровье Родины? – заговор-щецки тихо проговорил Леонид Дормидонтович майору, когда музыканты закончили зажигательную «Калинку» и зал взор-вался овацией. Они тихо прошли в соседний, ещё больший по размеру зал, в центре которого, как дредноут, плыл под лучами трёх больших хрустальных люстр огромный стол. Он ломился от яств и поражал замысловатыми украшениями из фруктов и цветов.

– Давай, не стесняйся! – Бутурлин по-свойски, как будто только и делал в своей жизни, что посещал званые приёмы в иностранных посольствах, хлопнул по плечу Бортникова и по-тянулся к графину с янтарно-коричневым напитком. Он разлил его в стограммовые хрустальные рюмки и чокнулся с майором. Инженеры выпили и закусили бутербродами с непривычно со-лоноватой чёрной икрой. Уже поставив рюмку, Дмитрий Алек-сеевич заметил у противоположного конца стола советского посла, оживлённо беседовавшего с дуайеном. Офицер сробел, но вежливо кивнул нашему дипломату. Тот улыбнулся и кивнул в ответ.

«Зубровка» – её Бортников узнал сразу, хоть и не пробовал уже лет десять, ожгла горло и, ощутимо пощипывая пищевод, устремилась вниз.

– Последний раз я ел икру пять, нет, шесть лет назад. Род-ственник привозил из Астрахани. Эта тоже ничего! – сказал Бу-турлин Дмитрию. – Давай, между первой и второй перерывчик небольшой.

92

Главный инженер снова наполнил стопки.– А я сегодня в первый раз её попробовал! – громкий, но

с приятной хрипотцой басок прозвучал слева от них. Они од-новременно повернулись и увидели того блестящего высокого моряка, который совсем недавно артистично вальсировал в со-седнем зале. От него пахло одеколоном и ещё чем-то незнако-мым. «Наверно, морем!» – подумал Бортников и невольно за-любовался белизной мундира и многочисленными наградами морского волка.

– Разрешите представиться, товарищи офицеры? Капитан второго ранга Казанский Владимир Иванович, большой проти-володочный корабль «Зоркий»!

– Очень приятно, капитан! – Бутурлин назвал себя и пред-ставил своего подчинённого. – С конвоя?

– Так точно! Сопровождаем наши сухогрузы с бокситами! – ответил Казанский, скользя взглядом тёмно-синих глаз по пого-нам и наградам собеседников. Его рукопожатие было крепким и сухим.

– К нашему шалашу. Как насчёт «Зубровочки»? – полков-ник поднял графин.

– С удовольствием. Тысячу лет не пил её, уже вкус забыл! С праздником! – он торжественно поднял хрустальный бокал и одним глотком опорожнил его. «Да-а-а, моряки пить умеют!» – подумал Дмитрий Алексеевич и обратил внимание на сильный загар моряка, который отлично подчёркивался белым кителем.

– Наш человек! – довольно крякнул Бутурлин, проводя гла-зами первую порцию Казанского.

– А скажите, Владимир Иванович, – Бортников проглотил кусок диковинного, но от этого не менее вкусного копчёного

93

угря и запил холодным манговым соком. – Неужели на борту БПК можно так отлично загореть? – и он кивнул на руки Ка-занского.

Тот в ответ рассмеялся, положил вилку на свою тарелку и тоже налил себе сока в бокал.

– Да нет! Вы, товарищи сухопутчики, наверно, думаете, что мы только и делаем, как загораем в шезлонгах на палубе? Нет, это мы хорошо поиграли с американцами в футбол на островах Зелёного мыса. Вот там и прокалились немного.

– Ну и кто кого? – спросил немного удивлённый Бутурлин, не забыв разлить по рюмкам остатки из графина.

– Мы, конечно, они же слабаки в футболе! – ответил с яв-ным удовольствием капитан второго ранга и оглядел зал. Он постепенно заполнялся наряженной публикой, разговоры ста-новились всё оживлённее, а смех громче.

– Ну что, за содружество армии и флота! – Поддерживаем, Иваныч! Но лучше, если за взаимодейст-

вие двух флотов! – раскрасневшееся лицо Леонида Дормидон-товича сияло, как начищенный самовар. Он был явно в своей тарелке и незаметно перешёл на следующую ступень общения с новым знакомым.

– Кто бы спорил, вздрогнули!Бортников отпил половину, закусил какой-то незнакомой

рыбой, моментально растаявшей во рту. «За ними не угонишь-ся, – подумал майор. – Лучше надо закусывать, а то вырубиться можно быстро и последствия будут жуткие». Поэтому он пред-почёл поговорить, чем потреблять спиртные напитки, тем бо-лее что Бутурлин уже принёс очередной запотевший графинчик с водкой.

94

– Скажите, Владимир Иванович…– Бросьте, парни, можно просто Володя.– Лады. Слушай, неужели нашим торговым кораблям здесь

что-то может угрожать?– Я тоже задавал этот вопрос в Североморске, когда готовил-

ся к походу, – при этих словах он ловко зацепил специальной вилкой («Как он в них разбирается?» – с удивлением подумал Бортников) внушительного краба. – Хорош, чертяка! Сейчас, братцы, мы попробуем его с соусом…

– Мохо! А вы знаете толк в приправах, капитан? – Андрей вырос как из-под земли. На его белой форменной рубашке ве-ликолепно смотрелись жёлтые с золотой ниткой аксельбанты с вкраплением нескольких красных камешков. – Девушки, позна-комьтесь с моими советскими товарищами.

«Вот змей! Вырядился, как король, да ещё двух мамзелек прихватил! Где он только их нашёл?» – удивился Бортников, с восхищением лапая глазами женщин, одетых в открытые ве-черние платья, и слушая, как его друг легко переходит с рус-ского на французский и обратно, по пути вставляя испанские словечки.

– Это мой товарищ Дмитрий! А своих амиго он представит сам!

Офицеры, как по команде, синхронно поставили на стол бо-калы, сначала приложили руки по швам, а потом поцеловали протянутые ладошки девушек и пожали крупную бронзовую лапищу Луко.

– А это две мои подруги-красавицы – французские жур-налистки, Мари из «Либерасьон» и Клер из «Фигаро». А мо-жет, наоборот! – и он искренне засмеялся, обнимая спутниц

95

за талию. Мужчины улыбнулись, согласились с ним вообще и особенно в частностях, которые были просто очаровательны.

Клер чуть постарше, брюнетка с роскошными длинными волосами и оголёнными плечами, одарила широкой улыбкой Казанского, который поднёс ей бокал с шампанским. Она была в длинном облегающем платье в крупный чёрный горох. Кавторанг33 успел угостить и светловолосую Мари, которая едва шагнула за тридцать. Её длинное черноё бархатное пла-тье с высоким вырезом сбоку и единственной бретелькой с противоположной стороны эффектно подчёркивало фигуру и отлично смотрелось рядом с белым кителем моряка.

– Ну а я – Андреас Луко, куба си, янки ноу! – поднял вверх свою рюмку с «Зубровкой» кубинец.

– А Франс? – кокетливо улыбаясь, спросила Мари, чокаясь с Андреем.

– О, Франс, мон амур, вив ле Франс! – все дружно подняли бокалы.

Выпив игристого, Мари что-то шепнула на ухо Андрею.– Да-а-а, крепкое «Советское шампанское»? – он улыбался

девушке, но его слова явно были адресованы стоявшему рядом майору. – Наверное, мой друг Дмитрий подмешал туда немного русской водки!

Бортников, конечно, мог ответить на языке Бальзака, тем более что он всё понял. Но не стал. «Ага, всю жизнь мечтал!» – подумал он и вместо светской беседы пригласил Мари на блюз, который неожиданно заиграл народный ансамбль. Его эстафету тут же подхватил главный инженер, уведший Клер из-под носа у Андрея.

33 Кавторанг – капитан второго ранга.

96

– Так где же Вы, друг мой, так научились разбираться в приправах к морепродуктам? – до этого момента Солу-янов говорил с лёгким, но уловимым акцентом. Теперь же его слова в адрес Казанского звучали правильно и даже не-сколько небрежно.

– На Вашей Родине, амиго. Приходилось несколько раз заходить, – ответил Владимир Иванович, нажимая в ответ на первые слова. Он заметил лёгкий переход собеседника, но про-должил, как ни в чём не бывало, разламывать уже второго краба и вытаскивать мясо, не забывая макать его в соус.

– Уж не на остров ли М…, базу отдыха советских подлодок? – Андрей, в отличие от капитана, больше налегал на жареного поросёнка с хреном. «Интересно, из Союза привезли или здесь откормили?» – подумал он, краем глаза заметив, что Казанский остался невозмутимым, лишь на секунду замедлил движение руки с куском крабового мяса.

Бортников, поблагодарив француженку за прекрасный та-нец, проводил её к столу, где царил раскрасневшийся моряк, громко рассказывая смешные истории. Дмитрий извинился перед Мари, а сам побежал искать туалет, чтобы умыться. «Зубровка» предсказуемо потянула его в сон, и надо было ос-вежиться. Хотя, по правде говоря, он надеялся, что не придёт-ся прибегать к водной процедуре. Мари так прижалась в ответ на его движения, что он воспрял было духом, но… алкоголь пересилил.

Когда майор вернулся к столу, веселье вошло в ту фазу, ког-да уже не все всё понимают, но смеха от этого становится ещё больше. Андрей не успевал переводить, а Казанский, делая сви-

97

репое лицо, рассказывал о нападении южноафриканских истре-бителей на его корабль.

– Стоим мы себе, никому не мешаем, загораем практически в чём мать родила…, –

при этом он по-свойски подмигнул Мари, стоящей рядом и не сводящей с героя глаз, – …наблюдаем, как глинозём исчезает в утробе нашего сухогруза.

Бортников приблизиться вплотную к Мари. Клер уже пра-ктически висела одной рукой на потном и разгорячённом Бу-турлине, а в другой держала наполовину полную рюмку с на-стойкой. «Так, на этом фланге всё ясно! Интересно, как будет завтра отбрехиваться Дормидонтыч перед женой?»

– …И вдруг вахтенный кричит по громкоговорящей: «Две воздушные цели слева по борту…» Мама родная! Боевая трево-га. Матросики забегали, наши «сотки» зашевелились, ракетки стали выползать из шахты… А на горизонте две точки, увели-чиваются, подлюки…

«Понятно, что команде нашей в то время было не смеш-но, мягко говоря. Провокация, да ещё авиации ЮАР, налицо! А если бы действительно атаковали?» – размышлял Дмитрий Алексеевич. Тогда бы запахло международным скандалом, но капитан второго ранга изображал ситуацию в лицах очень смешно, и дамы смеялись вовсю. «Как, интересно, Андрей пе-ревёл «подлюки»?» – подумал он, приблизившись ещё немно-го к девушке.

– И вот эти гадюки растут на глазах и прямо на нас идут. Представляете, друзья, я даже одного в лицо запомнил, белобры-сый такой, с большим носом! – всё больше распалялся моряк.

– Володя, какой нос, ты чего? Он же наверняка в кислород-

98

ной маске был. Как ты его разглядел? – Бортников улыбнулся и отхлебнул сока.

– Отстань! Он на малой высоте её снял. И представляете, когда оставалось метров 100, они сделали «горку» и ушли к океану. Ещё немного, и мы бы их долбанули!

«Отойдём!» – шепнул ему Андрей и увлёк Бортникова от шумной толпы в угол зала, под тень большой пальмы, над которой в золотых рамах с укором смотрели друг на друга Су-воров и Кутузов. Дмитрий хотел сказать несколько слов Мари, но не успел. Та уже повернулась к морскому офицеру, глядя ему в лицо и держа за руку. Вечер для майора авиации перестал быть перспективным.

– Ну ты чё, от женщины меня отнял? Не мог в другой мо-мент поговорить! – он с укором сказал Солуянову, пока тот уютно устраивался на диване под пальмой.

– Ладно, уступи барышню морячку! Ты хоть женщин здесь видишь, а они в своей консервной банке по полгода болтаются в море и вообще… Ну, сам понимаешь. – Голос его был ровным и спокойным, как будто излагающим оперативную обстановку с агентами в прифронтовой полосе, но лицо заслоняла ветка, лишь сигаретный дым медленно поднимался вверх.

– Ты хотел, чтобы я поговорил насчёт твоего товарища…, – продолжил Андрей, – Гулыги, кажется. Там не всё так про-сто. Оказалось, что вооружейник твой зацепил какую-то плату с драгметаллами и его заметил Бябин.

– Да не может того быть! – удивлённо протянул Дмитрий. – Слушай, кончай прятаться, я что, с пальмой разговариваю, ч то ли?

– Не кипятись, дружище, – Андрей отодвинул ветку. – Тут

99

товарищ Бябин шастает, а я не хочу, чтобы он нас заметил. Я и так тут с вами засветился.

– Ага, нехрен тогда с бабами-то обниматься, – начал Дмит-рий Алексеевич, на всякий случай озираясь по сторонам. Но вокруг никто не обращал внимания на двух уединившихся офи-церов.

– Дурачок, с этими чувихами как раз легче оставаться неза-меченным, за их внешним блеском никого не видно. Я же ви-дел, как ты их пожирал глазами. А, скажи? – Солуянов засмеял-ся и вдавил «бычок» в землю под пальмой.

– Ладно. Что будем делать с рэкетом? – настаивал Дмитрий.– А может, оно… – А-а-а-а, товарищ Бортников! – раздался громкий голос.Майор повернулся и увидел над собой пьяную и раскрас-

невшуюся рожу полковника Бябина. Он был уже под хорошим газом и держал в руке начатую бутылку коньяка. Она находи-лась на уровне груди Дмитрия и колыхалась в след неуверен-ным движениям особиста. Майор даже успел разглядеть пять звёздочек и печать Московского коньячного завода.

– А чёй это Вы там делаете, пальму, что ли, нюхаете? – осо-бист громко заржал. – Кого это Вы там прячете? – он мотнул рукой с бутылкой в сторону пальмы. – Уж не своего ли дружка Гулыгу, мать его? Чё, вам места в гостинице не хватает…

– Я не понял, товарищ полковник! Что за дурацкие шутки и намёки? – возмутился Бортников. В этот момент он забыл, кто он и где находится, начиная угрожающе приближаться к полковнику.

– Что-о-о? – большие глаза на жабьем лице Бябина стали величиной с пятак, язык спьяну стал заплетаться, а слова ча-

100

стично застревали у него в горле. – Ты, …ак стоишь, и воо…, …говариваешь со старшим по …нию? Да я тебя, в …ога, в душу, в мать у…ю…

От волнения он стал захлёбываться и вдруг обмяк, медлен-но валясь на оскорблённого собеседника. Бутылка коньяка сна-чала стукнулась о бедро Дмитрия, потом упала на пол, орошая блестящий паркет коричневой жидкостью. В нос майору уда-рил резкий запах спиртного. Он держал тяжёлого полковника и тут увидел встревоженное лицо друга.

– Так, давай спокойно вынесем его на воздух. Бери под пра-вую руку, а я под левую. Потащили.

Они быстро, насколько это было возможно сделать, пробе-жали с тяжёлой тушей Бябина через несколько комнат, спусти-лись на первый этаж, выскочили на крыльцо и свалили тело на стоявшую недалеко скамейку.

– Фу-у-у! – Андрей тяжело дышал, вытирая пот со лба. – Кажется, нас никто не заметил?

– По-моему, нет, – ответил Бортников. Он тоже тяжело ды-шал, подправляя полковника, чтобы тот не упал со скамейки. – Кто-то крикнул что-то по-испански, там, на лестнице. Ты не заметил?

– А-а-а, это свои кубинцы, я разберусь…, – он хотел сказать что-то ещё, но в этот момент у них за спиной в темноте зашур-шали шины и скрипнули тормоза. Повернувшись, они увидели, как из чёрного «Мерседеса» вышла высокая блондинка в свет-лом деловом костюме.

– Салют, Андреас! – её спокойный и приятный голос нем-ного контрастировал с серьёзным взглядом чёрных глаз. – Я что-то пропустила интересное? Вот так всегда. Стоит мне уе-

101

хать по поручению посла, и в итоге я ничего не могу потом сказать журналистам.

– Добрый вечер, Екатерина Васильевна! – голос Солуянова опять стал бодрым и уверенным. Он широко улыбнулся женщине и пожал её протянутую руку. – Кстати, познакомьтесь, мой друг, Дмитрий Алексеевич Бортников, майор авиации, советник в бригаде.

– Очень приятно, Екатерина Шувалова, атташе по культуре, - она слегка пожала своей тёплой ладошкой пятерню инженера. – Ой, а что это у вас, кровь?

Она быстро достала из ридикюля светлой кожи белый пла-ток и приложила к его лицу. От неожиданности Дмитрий даже слегка отшатнулся.

– Спасибо, да пустяки, – он попытался даже отвести руку блондинки.

– Нет уж, не сопротивляйтесь. Ваше дело проливать кровь, а наше, слабых женщин, врачевать солдат. Придерживайте, вот так, рана неглубокая, пройдёт. Где это вас? – она отняла руку и внимательно оглядела всех, включая и неподвижно си-дящего Бябина.

– Где-то я его видела…– Да это же полковник Бябин, советник штаба бригады,

Екатерина!По тому, как его товарищ не назвал атташе по отчеству,

Бортникову стало понятно, что в отношениях Андрея и дипло-мата есть что-то ещё. «Вот пострел, везде успел!» – с некото-рой досадой подумал он, по-прежнему прижимая платок ко лбу. Действительно, кровь, а он и не заметил, видимо, полковник задел его чем-то. А женщина ему понравилась.

102

– Вот что, ребятки! – сказала она строгим голосом. – Давай-те забирайте своего дружка, у меня тут машина, и отвезите его домой. А то посол увидит, всем на орехи будет.

И она улыбнулась. Дмитрий надеялся, что улыбка предназ-началась всё-таки им, а не касалась орехов.

Через пару минут они мчались по ночной прохладе Луан-ды. Водитель гнал вовсю. Или торопился назад, или боялся, что пьяный человек, полулежавший на заднем сиденье и чего-то мычавший, испортит ему салон.

Они подъехали к двухэтажному коттеджу, чьё крыльцо слабо освещалось раскачивающейся лампочкой. Машина уехала быстрее, чем они подняли Бябина на высокие сту-пеньки. Дверь сразу же открыла женщина в халате. Молча она осмотрела их и мужа, молча приняла его из их рук и молча закрыла дверь.

Они закурили и побрели по слабоосвещённой улице. Дале-ко прогремел выстрел, второй, и часть неба, с той стороны, от-куда они приехали, окрасилась салютом.

– Слушай, а где мы? – спросил Бортников. – Я что-то не ориентируюсь.

– Да здесь недалеко ваша общага. Я провожу, – устало отве-тил Андрей. Он выдохнул сигаретный дым и посмотрел в небо. – Красиво!

Солуянов повернул к товарищу своё лицо, освещённое вспышкой от сигареты:

– Слушай, сам понимаешь, если спросят, скажешь, что мы нашли пьяного полкана под пальмой в посольстве.

– Об чём речь, амиго! – майор улыбнулся и обнял друга за плечи. – Весело тут жить!

103

– Скоро ещё веселее будет. Ты не слышал ещё, говорят, ге-нерал по вашей части скоро приезжает на инспекцию?

– Да чё нам генералы? Приедут, уедут. А нам дальше тут кувыркаться! – улыбаясь, ответил Дмитрий. – Слушай, а чего ты там говорил, что дело с Гулыгой само собой рассосётся? Что ты имел в виду? – он стал серьёзнее.

– Скажи, он часто не ночевал в гостинице в последнее вре-мя? – неожиданно изменил тему Андрей.

– Да было дело, а при чём тут это? – ответил Дмитрий Алек-сеевич, распознав в темноте силуэт их общежития.

– Подумай, здесь ничего не происходит просто так. Он кто? Вооружейник…

– И что? Не пойму я тебя. Ладно, давай пять! В любом слу-чае спасибо, что помог с этим особистом. – Он уже сделал пару шагов, но потом резко остановился. – Слушай, я что-то хотел сказать тебе, забыл. А, да, Махотин хотел с тобой встретиться.

– Да-а-а, интересно, зачем я ему? Ладно, я понял, замётано. Бывай, спокойной ночи. Повнимательнее там…

Бортников поднялся на второй этаж, открыл дверь ключом и включил свет. Постель Гулыги была не тронута.

Сначала с радаров пропал самолёт Ан-12, вёзший группу штабных офицеров ВВС Анголы, а также наших инспекто-ров и советников во главе с генерал-лейтенантом Кравчуком, накануне прилетевшим из Москвы с той самой злосчастной инспекцией, о которой упомянул всё знающий Андрей. Дмит-рию Алексеевичу ещё тогда показались странными уж слиш-

104

ком весёлая встреча генерала, вечерняя попойка, а потом не менее разухабистые сборы с загрузкой в лайнер корзин снеди и ящиков вина. Можно подумать, что речь шла не о полёте над воюющей страной, а о поездке на пикник… На стоянке прошёл даже слух, что шумная разношёрстная команда на обратном пути собирается подлететь к океану и искупаться. «И это в непосредственной близости от линии фронта, хотя и весьма условной? Ну не идиотизм?» – подумал Бортников. Но ещё большим идиотизмом стала скорая и неподготовленная посылка двух Ми-8 с аварийно-спасательной командой без разведки и огневой подготовки! Ведь командир корабля успел доложить, что их обстреляли и загорелся один из четырех двигателей. Было ясно, как божий день, что без столкновения с противником не обойтись. Но главный военный советник ге-нерал-лейтенант Цуканов приказал немедленно поднять «вер-тушки», чтобы спасти Кравчука.

Шамсутдинов очнулся от методичного грохота. Он не по-нял, что это такое, но шум подействовал успокаивающе на его ушибленную голову, однако резко напомнила о себе боль в левой стороне тела. Видимо, он сначала ударился головой о борт при падении самолёта, а затем его протащило по обшивке корпуса. В ссадинах и ранах торчали мелкая проволока, ткань «технички», какой-то мусор. Тут же валялась чья-то окровав-ленная полевая сумка.

Вокруг шёл бой, стреляли, как ему казалось, со всех сто-рон, но на общем фоне выделялся гвоздезабивальный звук, от которого он и пришёл в себя. «Надо бы узнать, кто же это там старается», – подумал он. Но прежде всего надо было остано-

105

вить кровь. Он пополз по полу и стал обшаривать карманы тел. Один из пассажиров застонал и открыл глаза. Илья подтащил его к борту и прислонил, надеясь вернуться. Найдя наконец ка-кую-то не очень грязную тряпку, он несколько раз приступал к перевязке, которую прерывали провалы в сознании и моменты, когда надо было прятаться от пуль. Рядом что-то взорвалось, грохнуло так, что его отбросило к противоположному борту транспортника. Очухался он, лёжа рядом с тем офицером, ко-торого некоторое время назад прислонил к стенке. Тот уже не стонал, а из разбитых головы и плеча хлестала кровь. Подобрав на полу автомат и проверив наличие в магазине патронов, Илья выполз из разбитого самолёта. Сильно чадя чёрным дымом, го-рел двигатель, а немного поодаль стреляла хвостовая пушка. «Вот что тут гвозди забивает!» – понял Шамсутдинов, ощущая под собой обрывки кабелей, которые, путаясь и переплетаясь с ветками, тянулись к оторванной задней части лайнера. Он при-поднялся на локоть, пытаясь разглядеть того, кто же рубит кин-жальным огнём джунгли, но не успел. Взрыв, столб пламени, и его опять отбросило.

«Скорее всего, гранатомётом, суки, грохнули пушку!» – в который раз придя в себя, подумал подполковник. Как ни странно, но его правая рука сжимала автомат, и этот факт при-дал ему силы и заставил прислушаться к шуму боя, который переместился от остатков Ан-12 в глубину леса, разрывая воз-дух одиночными сухими выстрелами американских автомати-ческих винтовок, задорными очередями из АКМ и тяжёлым буханьем ДШК.

Шамсутдинов отполз немного от самолёта, огибая озерки горящего керосина и тела погибших, и увидел пулемёт. Сердце

106

его радостно забилось – стреляли с Ми-8. Он даже приподнял одной рукой автомат и пустил две очереди в то место, откуда из-за деревьев трассирующие струи поливали «вертушку». Но долго радоваться в этот день ему было не суждено. Из буша с шипением и яркой вспышкой вылетела ракета и вонзилась в борт вертолёта, который тут же превратился в огромный ко-стёр. Фигура человека, объятая пламенем, выскочила из него, пробежала метров десять и упала. Сколько ещё смертей надо было увидеть Шамсутдинову, чтобы испить эту горькую чашу? Он ткнулся лицом в землю и зарыдал. Но враги не дали ему предаться последней в этот момент человеческой слабости – возле него опять что-то взорвалось, он куда-то покатился, и свет превратился во мрак.

Вокруг была темнота. Илья закрыл глаза – тот же эффект. «Я сплю или уже умер?» – подумал он и попробовал пошеве-лить рукой, но получилось не очень хорошо. В локоть стрель-нуло, потом боль по спирали ушла в кисть. «Значит, живой! Уже лучше». Что-то притронулось к его плечу, потом прота-щилось по спине. Кто-то определённо полз по его спине: мед-ленно, но уверенно. Он напрягся, рывком поднялся и тут же упал на землю. Сзади раздался удар, всплеск, вода зажурчала, и потом всё затихло. В нос ударил запах ила, гнили и прелых листьев. Илья присел, опершись правой рукой на мокрую зем-лю, и стал приглядываться к чёрным силуэтам в серой тем-ноте ночи. Рядом текла река, он зачерпнул воды, умыл лицо. Понял, что оно было очень грязным, по тому, как рука стала чёрной. Он долго мыл руки и тёр лицо, может, и не отмыл-ся, зато процесс его освежил и помог окончательно присмо-треться к окружающим предметам. Рядом лежали несколько

107

брёвен, и Илья собрался уже сесть на одно, как вдруг бревно зашевелилось и ускользнуло в воду. «Так, здорово, робяты, крокодилы!» – подумал он, встал и, шатаясь, начал взбираться по берегу. Вероятно, в другой обстановке он улыбнулся бы этому приветствию, может, даже и сейчас лёгкая ухмылка пробежала по его лицу, но он этого не почувствовал. Он дол-го карабкался, ломал ветки, спотыкался, падал, полз и когда, обессиленный, провалился в небольшую яму, то не стал пы-таться выбраться из неё, а удобно пристроился к настоящему на этот раз дереву и закрыл глаза.

Рядом ничего не шевелилось, недалеко какая-то птица зау-нывно и негромко кричала. Далеко в небе он увидел белую раке-ту. Это его не обрадовало и не огорчило по той простой причи-не, что он просто устал бороться, стрелять и терять товарищей.

Подполковник Шамсутдинов не дополз до начала откоса всего метров десять. Это и спасло его от утренних дружест-венных бомб и снарядов. В этой же яме его и нашли кубинцы из взвода Солуянова. Правая рука Ильи по-прежнему сжимала автомат, который непонятно как опять очутился у него.

Картина, которую Бортников увидел с высоты, и потом

вблизи, когда несмело спрыгнул на обгоревшую землю с «вер-тушки», ужасала. Всё, с чем он столкнулся за свою службу: поломки, отказы, пожары и происшествия – не шло ни в какое сравнение с бойней, произошедшей 17 часов назад здесь, в нескольких сотнях километров юго-восточнее Луанды.

Разорванная на части тёмно-серая громада транспортного самолёта выглядела обгоревшим неправильным крестом на фоне зелени джунглей. Недалеко от кабины пилотов ещё до-

108

горал один Ми-8, второй был обнаружен почти целым метрах в ста к западу. Лес вокруг, и без того не самый густой в этой части Африки, был основательно прорежен бомбовым ударом, который наконец-то по всем правилам ведения войны, хоть и поздно, нанесли два ангольских МиГ-21. А затем всё было перепахано артобстрелом, чтобы окончательно добить или от-пугнуть унитовцев.

…От земли поднимались лёгкие, как пушинки, чёрные снежинки сажи. На большой высоте они вдруг превратились в полчища ворон, которые с громким и гортанным карканьем устремились к земле, чтобы насытиться горелой человеческой плотью. Но на их пути появился вертолёт и стал лопастями раз-мазывать ворон по воздуху, затем он взорвался и вместе с горя-щими тушками птиц стал падать на Бортникова…

Дмитрий с криком очнулся и огляделся. По сути, ничего не изменилось, из одного ужаса он вернулся в другой, настоящий. И было непонятно, какой из них хуже. Он сидел, прислонив-шись к пальме, ослабевший от рвотных судорог, которые на-чали сотрясать его, когда он увидел убитых и покалеченных лётчиков, тело генерала без ноги и внутренности пилотов вер-толётов и ангольских десантников. Вокруг пахло тошнотвор-ной смесью запахов от горелой плоти, ещё тлевшей резины и каких-то деревьев, горящих с ещё большим чадом от попавше-го на них керосина.

К нему, уже поднявшемуся и теперь подпиравшему чёрный обгорелый ствол, подошёл Андрей.

– Ну ты как, оклемался? На, глотни! – он протянул другу флягу.

От двух больших глотков матусалени майора снова заму-

109

тило, но он просто закашлялся, затем отдал флягу, вытер рот руками, а руки об «техничку». «Лучше бы спирта!» – подумал Дмитрий. Но ром всё-таки взбодрил его и перебил привкус остатков завтрака. Он сделал шаг от дерева, его мотнуло, но он удержался благодаря упёртому в землю автомату.

– Ну, чего ты накопал? – просил Бортников Андрея и даже попытался улыбнуться, чтобы таким образом оттенить собст-венную слабость.

– Весёлого мало, – ответил Солуянов, тоже глотнув из фля-ги. Он поморщился и аккуратно засунул ёмкость под ремень. – Генерал убит, пара полковников из Москвы, часть летунов… Лётчиков вообще надо ещё считать и сверять, поскольку тут добавились и с «вертушек». Я уж не говорю про местных пар-ней. Сам чёрт ногу сломит! – Он прислонился к другому дереву, приняв позицию «вольно». – Ты, кстати, старайся на земле не сидеть, а то подхватишь какую-нибудь заразу, типа песчаной блохи. Говорят, она залезает под кожу, а потом её детишки че-рез пару месяцев вылезут из тебя, дырявого…

– А Гулыга, Шамсутдинов…, – начал Дмитрий и опять закашлялся.

– А ты, мой друг, растёшь на глазах – в корень смотришь! – зло усмехнувшись, процедил сквозь зубы Андрей. – Подо-жди…, – он повернулся навстречу подошедшим к ним атлети-ческого сложения кубинцу и худенькому ангольцу, который был приписан к экспедиции как проводник, знающий местность.

Майор не стал слушать, как они зашептались на португаль-ском, и поплёлся к уцелевшему вертолёту, вокруг которого ки-пела работа и бегали люди. Он кое-как доковылял, опираясь на оружие, до места, где техники уже развернули свои инструмен-

110

тальные ящики и, судя по всему, собирались поднять раненую машину в воздух. Бутурлин, весь в копоти и земле, стоял чуть в стороне и курил не так нервно, как он обычно делал это, когда не знал, с чего начинать ремонт техники.

– Пришёл… Ну, чего там следопыты намыкали? Да нет же, камрад, мать твою, я же сказал, вот эти снимайте, да, а новые ставьте… Ну да! Всё, молодцы! – и он повернул голову в сторо-ну инженера по АО. К вечному запаху пота прибавились табак и гарь. – Хотим поднять птичку в воздух, движки вроде целы, генераторы тоже. Хорошо, что аккумуляторы догадались взять новые, «родные» как решето. Сейчас перекинем и попробуем.

– Приборы целы? – Дмитрий Алексеевич понял, что пора и ему стряхнуть с себя тягостное состояние и начать приносить пользу. Он поправил ремень и подтянул брюки.

– Посмотри, по-моему, в основном да, хотя там со стороны пилота дыра…

Через час, когда солнце опустилось ещё ниже и не так жгло спины и головы людей, совершенно одуревших от смрада, ис-ходящего от пожарища и человеческих останков, стало ясно, кто полетит на базу, а кому предстоит провести в буше ночь и, возможно, не одну.

Покойников погрузили на две прилетевшие «вертушки», собрали оружие, аошники отсоединили «чёрные ящики», вы-делявшиеся среди пожарища своей нетронутой ядовито-оран-жевой раскраской. На них пялились и о чём-то говорили между собой кубинцы и ангольцы…

Но самым главным было чудесное спасение Шамсутди-нова. Его нашли случайно, заглянув под берег небольшой

111

речушки. Тот самый местный проводник, который долго общался с Солуяновым, решил проверить подозрительный шум. Именно ему был обязан своим спасением чёрный от копоти, в ободранной одежде, раненный в левую руку и ногу, но с горящими глазами радист Илья. Следопыт обнаружил того сидевшим под комлем повалившегося дерева. Офицер отгонял слабыми движениями «Калашникова» без магазина медленно, но верно наседавших крокодилов. То ли они были сытыми, то ли обалдели от грохота всех предшествующих событий, но атаковали человека они вяло, видимо, больше волнуясь от запаха крови, которая всё-таки сочилась из-под наспех наложенных бинтов.

Подполковника принесли в вертолёт с зажатым в руке ав-томатом, так и обрабатывали ему раны, в таком же состоянии он был, когда с ним пытался поговорить Махотин, выполняв-ший в этой операции роль дознавателя. Илья слушал их всех, совершенно не реагировал на манипуляции врача и санитара, не слышал уговоров Бутурлина отдать АКМ. Его глаза, горев-шие яркими белками на чёрно-красной маске лица, смотрели в одну точку, из них обильно текли слёзы, оставляя светлые бороздки. Лишь когда к нему приблизился и заговорил Борт-ников, глаза радиста мигнули, губы попытались растянуться в улыбке, но вместо слов Дмитрий услышал глухие рыдания товарища.

Когда Ми-8 оглушили окрестности рёвом запущенных движков, кто-то положил Бортникову руку на плечо. Солуянов отвёл его в сторону и стал говорить товарищу на ухо, став к ма-шинам спиной, чтобы в глаза не попадали поднятые потоками воздуха сажа и листья.

112

– Для всех мы уходим только до границы с Заиром просле-дить, куда увели оставшихся в живых. Не перебивай меня, тебе уже пора садиться. Но на самом деле я попытаюсь вместе с му-чачос навестить кое-кого на той стороне.

– Зачем? – Дмитрий закричал в ухо Солуянову.– Тоту видел два окурка, которые употребляют наши блед-

нолицые братья. Но сигареты не юаровские, а скорее всего – пацанов из бельгийского спецназа. Должок у меня есть, пони-маешь, Алексеич! – Андрей схватил свою вылинявшую панаму, которую воздушный поток всё норовил сдуть.

– Прошу тебя, не рискуй! – Дмитрий закричал изо всей мочи. Он обернулся к «вертушкам». Оттуда кричали и махали ему руками. Две машины тяжело поднялись и уносили людей – живых и мёртвых – от ужасного места, которого они уже ни-когда не забудут. Инженер сделал пару шагов и обернулся. На него по-прежнему смотрел, придерживая головной убор, Анд-рей, Андрюха, он же Соло, он же Кувалда, он же Джо Дассен. Но уже без своего фирменного грустного взгляда. Он махнул другу рукой и побежал к своим кубинцам.

Их цепочку, растянувшуюся в направлении на северо-вос-ток, Бортников увидел сверху, в последний раз посмотрев на место аварии. Солуянов, не оглядываясь, шёл немного отстав, положив обе руки на автомат, висевший на груди.

Колонна демонстрантов, выкрикивая лозунги и размахивая флагами, неторопливо двигалась по узкой улице. Некоторые ак-тивисты с мегафонами заводили толпу речовками. Исторгнув из себя протесты, люди снова шли, тормозили, и всё начина-лось сначала.

113

Бортников закрыл высокое окно на третьем этаже, задёр-нул штору, ещё раз бросил взгляд на манифестацию и стал собирать документы со стола. Он проверил, как закрыт сейф, смахнул пыль с письменного прибора, подошёл к встроен-ному шкафу с одеждой. Открыл его, увидел себя в зеркале и вздохнул.

Дмитрий Алексеевич провёл рукой по волосам, по усам и расстегнул верхнюю пуговицу на форменной рубашке. А вздыхал и размышлял он не от того, что видел на своей голове всё больше седых волос, а на лице всё увеличивающуюся пау-тинку морщин. Нет, причины его переживаний и ежедневных стояний возле шкафа были иные. Каждый вечер, заканчивая рабочий день в инженерном отделе штаба округа, он совер-шал гражданский, как он сам называл, выбор – переодеваться в цивильный костюм или идти домой в военной форме. Дело в том, что в последнее время на улицах Риги всё чаще с воен-ных сбивали фуражки и кричали в спину обидные слова про оккупантов и другие оскорбления. Бортникову везло, никто ещё не покушался на его форму, но он знал офицеров, с ко-торыми уже случалась такая неприятность, и не верить им у него не было никаких причин. Ему же просто пару раз пьяные мужички что-то прокричали на ломаном русском, вперемежку с матом и латышскими словами. В общем, ничего страшного, но хорошего настроения от этого не прибавлялось. А сегодня ещё эта антивоенная демонстрация под его окнами с соответ-ствующими плакатами от Народного фронта…

Но сегодня был день рождения его младшей дочери. Она за-канчивала третий класс, живо интересовалась всем, что проис-ходит на улицах города, порой задавая отцу наивные вопросы,

114

возникавшие у неё, когда она возвращалась из школы. В общем, именно сейчас подполковнику Бортникову, старшему инженеру по авиационному оборудованию инженерного управления 15-й воздушной армии Прибалтийского военного округа, надо было быть в хорошей форме и не дать никому ни единого шанса хоть в какой-то степени испортить его праздничный настрой. Поэто-му он решительно снял рубашку, галстук, брюки и взял с пле-чиков светло-серый в полоску костюм.

В дверь постучали.– Войдите! Да заходите, открыто! – он даже сделал два шага

к двери, одной рукой придерживая ещё не застёгнутые брюки.Вошедший высокий и стройный мужчина в голубых шта-

нах-«бананах» и лёгкой синей куртке, казалось, нарочно замеш-кался, стоя спиной к хозяину кабинета, затем резко повернулся. Кудрявые седые волосы, знакомые грустные глаза, улыбка че-рез всё лицо и едва заметный шрам над левой бровью, уходя-щий к виску.

– Андрюха, мать честная, это ты! – Дмитрий Алексеевич обеими руками облапил друга и сжал его в объятиях, брюки же предательски сползли вниз.

– Ну ладно, отпусти, медведь! Отъелся на штабных харчах! Застегни брюки, а то если кто зайдёт, то сразу упрекнёт нас в проявлении здоровой армейской голубизны! – глаза Андрея Со-луянова светились радостью. Он обстукал торс товарища, слов-но искал какой-то след.

– Цел, здоров! Ну и молодец! А я к тебе в гости, принима-ешь гостей, что ли? – он оглядел небольшую комнату с высо-кими потолками, объёмные двухтумбовые столы и подошёл к окну. – Хорошо живёте, товарищи инженеры!

115

– Ты откуда? – Бортников надел рубашку, костюм и тёмно-коричневые ботинки. – Застал меня за переодеванием, даже не-удобно! Ты, наверно, в курсе наших дел? – он кивнул на окно и потолок.

– Откуда, откуда – оттуда! Вот заехал к дорогому другу, а он устроил стриптиз! И где, в штабе округа! Ну, здравствуй, дорогой, рад тебя видеть после всего пережитого! – он подошёл к Дмитрию вплотную, в упор глядя на него серыми глазами.

– Я тоже рад, а посему приглашаю тебя на день рождения моей младшенькой – Танечки!

– С удовольствием! Только заскочим в гостиницу – и к тебе.

Ветер ворвался в спальню, развевая тюль и выдувая та-бачный дым на балкон. Бортников встал и закрыл балконную дверь, оставив открытым окно.

– Ну и куда же ты пропал тогда, дружище Соло? – он прикурил от сигареты Андрея и лёг на застеленную раскла-душку. Они уже поняли, что не набегаются курить на бал-кон, поэтому дымили одну за другой, лишь плотно закрыв дверь в комнату.

– А ты знаешь, я ведь как в воду тогда смотрел, неудобно, конечно, хвастать. К той операции действительно приложили руку бельгийцы, а навели их на самолёт американцы.

– Да неужто? А на кой это было америкосам? – Дмитрий сел. Он поднял руку, прислушиваясь к тому, что делалось в другой комнате, где жена устроилась с девчонками. Но всё было тихо.

– Слушай, Димон, а ты чё летом спишь в трико? – Солуянов насмешливо уставился на сидящего на раскладушке хозяина.

116

– А-а-а, не обращай внимания, мёрзну после Анголы. Да, ну и зачем туда встряли мериканцы?

– Видишь ли, мы, как бы тебе помягче сказать, своими по-ставками зенитно-ракетных комплексов, хоть и полевых, всё-таки не только нарушали баланс внутри Анголы, но и, по всей вероятности, угрожали этим Заиру и ЮАР. И они решили, что надо чуть прижать нас.

– Это в связи с этими ЗРК на том лайнере летели Гулыга и Шамсутдинов?

– У-у-у, а ты стал быстрее просекать, чем в Анголе. Моло-дец! Вот что значит работа в штабе, научился анализировать! – Андрей улыбнулся, положил окурок в пепельницу, стоявшую на полу, и закурил снова.

– Но что же с нашими ребятами? Ты что-нибудь узнал?– Извини, Димон, но Гулыгу мы не нашли. Пьер Дебринфу,

местный резидент в Заире, сказал, что, скорее всего, его и ещё четверых живых заставили вступить во французский иностран-ный легион. Не сразу, конечно. Сначала, понятное дело, пыта-лись завербовать, а потом просто продали французикам.

– Да не может того быть! Да куда же начальство наше смо-трит…, – почти закричал Бортников, выронив сигарету. Потом он долго её тушил об пол и выбросил, открыв балкон.

– Ты успокойся. – Андрей лежал на диване, накрывшись простынёй и подперев голову рукой. – Ты ещё не всё знаешь. Главное, что мы вытащили своих двух раненых и двух живых. Но добирались долго, почти месяц через весь Заир и Конго.

– Как же бельгийцы вам позволили? – недоверчиво спросил Дмитрий.

– А они же всё и начали. А знаешь, почему? – Андрей сел на

117

диване, всем видом давая понять, что вот сейчас-то он и скажет что-то совершенно необычное. – Ты думаешь, зачем генерал Кравчук летел туда? Чтобы получить денежки за продажу бель-гийцам одного комплекса. Понял?

– Ты с ума сошёл?! Это же предательство! – Дмитрий Алек-сеевич произнёс страшный вопрос шёпотом. – Неужели…

– Я тогда об этом не знал, только догадывался. Пьер всё на свои места поставил. Вот так. А ты думаешь, зачем Москва прямо с завода гнала ЗРК в Анголу? Не только чтобы дирек-тора и генералы в министерстве премии получали, но чтобы и самим немножко «навариться». Я ещё тогда удивился, когда мне один ангольский контрразведчик сказал, что на хрена мы тащим сюда это бесполезное железо? Лучше, говорит, привезли бы пароход с железными мисками и раздали бы всем желаю-щим, мигом бы война закончилась. Представляешь?

– Подожди, подожди, дружище! Какого рожна тогда уни-товцы сбили наш лайнер, если мы, то есть генерал этот ЗРК, ну…? – Дмитрий решил докопаться до самой сути именно сей-час, когда Андрей отвечал на все вопросы, а не ускользал, как уж от цапли.

– Вот ты и совсем созрел для оперативной работы! Сна-чала повстанцы были посредниками между нашими и бель-гийцами, а потом наши «двухголовые» с большими звёздами решили не делиться с черно…, ну, сам понимаешь. Вот они свинью и подложили!

– А Махотин? – спросил Бортников.– Что Махотин? – от неожиданности Солуянов остановился.– Ну, он хотел с тобой переговорить о чём-то…– А-а-а, понял. Ну да, был разговор. Он просто догадывал-

118

ся обо всём: и что Бябин деньги тянул с наших, и что с этими поставками было нечисто. Ну и решил со мной проконсульти-роваться.

Бортников был в шоке. Он не мог переварить и половины сказанного другом. Хотя... почему, собственно, не мог? А разве дисбаланс, накапливавшийся десятилетиями во всех областях жизни страны и людей, неразбериха в разных советских респу-бликах, нехватка продуктов и самого элементарного рядом с роскошью начальников и прочее и прочее не есть результат все-общей недоговорённости, недоверия и обмана всех и вся? «Но я-то кого обманывал, кого?» – как будто оправдывая не себя, а тех, кого обманывали, и тех, кто обманывал, спросил всё же себя Дмитрий Алексеевич.

– Ну, а сейчас, Дима, я скажу тебе то, ради чего приехал! – Солуянов улыбался, но уже не сидел, а беспокойно ходил по комнате в одних семейных трусах, сложив руки на волосатой груди. Он засунул бы их привычно в карманы брюк, но те акку-ратно висели на высокой спинке стула.

– Слушай, у нас чего-нибудь осталось?– Там, на подоконнике, – махнул рукой, не поворачиваясь,

инженер.Андрей сделал большой глоток коньяка прямо из бутылки.

Подождал, когда терпкая жидкость достигнет желудка, и вос-становил дыхание.

– Скоро в стране будет большой кавардак. В принципе, он уже начинается. Армию отсюда, вероятно, выведут, народ во-енный сократят и вообще… Бордельеро ещё тот будет. Сколько у тебя выслуги?

119

– Пятнадцать календарей с мелочью, – глухо и монотонно ответил Дмитрий, по-прежнему немигающе смотревший пря-мо перед собой.

– Давай-ка бросай свой штаб, и поехали со мной в Москву. Будем делать из тебя особиста, а там, глядишь, всё устаканится. Ву компрене34, амиго?

2014

34 Ву компрене (фран.) – вы понимаете?

РАССКАЗЫ

122

КИТАЙСКОЕ ЛИЦО

Великолепные белые зубы горели полоской снега между коричнево-красных обветренных губ водителя-механика Уру-зубаева. От напряжения его кирпичное лицо налилось кровью и стало похоже на какую-то страшную маску. Он орудовал руко-ятками управления, как заведённый, но все попытки запустить двигатель были тщетны.

– Ну что, Урузубаев? – крикнул командир взвода старший лейтенант Саржин. Он уже давно сбросил удавку ларингофона, снял шлем и открыл верхний люк.

– Не знэ-э-эя, товарища страший лэтэнан, – провозгласил механик. За то время, в течение которого он с чудовищным ак-центом выстраивал эту фразу, можно было ответить, завести танк, проехать метров сто и доложить. И посему к концу пер-вой четверти тирады водителя старлей покосился на младшего сержанта наводчика Рытова, который, прислонившись к броне, дремал.

– Спите, Рытов?– Никак нет, тарищ старший лейтенант! – тут же «выстре-

лил» солдат.– Вызовите 21-го, – приказал Саржин и спрыгнул на землю.В тени, отбрасываемой танком, температура была ничуть не

меньше, чем внутри, но здесь иногда обдувало ветерком. Офи-цер присел на камни, упёрся спиной в траки, закрыл глаза и глубоко вздохнул.

123

…Их батальон подняли по тревоге ещё затемно. Комбат быстро поводил фонариком по карте: квадрат – время выхо-да – противник – высота. Его взвод вышел нормально. Никто не опоздал, что уже было достижением. Ещё через 15 минут ротный послал его в разведку на левый фланг. «Что там разве-дывать? Тысячу раз утюжили здесь!» – чертыхнулся Саржин, дублируя команду двум остальным экипажам. Его машина шла впереди в 60 метрах, когда и произошёл этот провал. Было та-кое чувство, что из-под него убрали командирское кресло, и на мгновение наступила невесомость.

– Товарищ старший лейтенант, вода, вода!!! – завопил под ухом Рытов.

– Чё ты орешь, кака…Оказалось, что Саржин сидит в луже. Но уже через секун-

ду, испугавшись собственных мыслей, он вскочил и ударился головой о броню. Не переставая ощупывать комбез, он открыл люк и огляделся. Куда ни кинь глаз, была вода. Она не рябила и не журчала. Как ртуть, она медленно и неслышно поднималась и входила во все поры стального чудовища. Вдруг резко стем-нело. Наступившую с темнотой тишину нарушало лишь крях-тение механика, которому хоть конец света, но техника прежде всего.

– Ну-ка все в танк! – закричал совсем некомандирским го-лосов Саржин, забыв, что никто и не вылезал. Когда закрыли все люки, командир снова спросил о связи. Никто не отвечал: ни ротный, ни комбат, ни два других танка. А ведь эфир должен был сейчас сотрясаться от криков и мата – пропала машина, да ещё с экипажем. Саржин посмотрел на светящийся циферблат. Часы показывали 17.00 ровно и стояли. Вскоре по броне заба-

124

рабанил дождь. «Что за ерунда? В это время здесь дождей не бывает», – мысли офицера вконец запутались и упёрлись в не-что противоположное – острое желание чего-нибудь съесть. Он велел приготовить сухой паёк, а сам вылез ещё раз проверить уровень воды. Включив фонарик, он увидел, что вода подня-лась до основания башни. «Да-а, ещё маленько, и мы пойдём на корм рыбам, если, конечно, Господь успел заселить ими этот потоп. Потоп?! А почему бы и нет? А может, и конец света!»

С полуидиотской улыбкой (как отметил про себя Рытов, уви-дев при тусклом освещёнии лицо командира) Саржин рассказал экипажу об увиденном и приказал покинуть танк, но предвари-тельно поужинав. Вопросов ни у кого не возникло, и они при-нялись сосредоточенно и с аппетитом поедать хлеб и консервы.

– Проверить оружие. Подтянуть обмундирование. Поплы-вём по правую сторону от танка. Там при свете я заметил воз-вышенность. Всё понятно? Тогда вперёд.

– Товарищ старший лейтенант, Урузубаев плавать-то не умеет.

– Ничего, ты возьмёшь его за правую руку, а я за левую. Главное, не кричать и не паниковать. Если потеряетесь, то…, – не закончил фразу Саржин. «А что говорить – плыть надо», – почти философски закруглил он про себя.

Дождь лил вовсю. Сильный ветер поднял волну, которая сразу захлестнула открытый люк после того, как они вылезли. Звёзд на небе было мало. А отблеск на воде тех немногих, что виднелись, был зловещим. Саржину неожиданно стало жалко, нет, не себя, и не солдат, и даже не своих родителей. Ему стало жалко танк! Это был дом, где они ели, пили, спали, думали о будущем и прошлом, пополам с руганью и рассказами о школь-

125

ных годах. Где он кричал на всегда медлительного Урузубаева, а тот материл по-узбекски двигатель, а Рытов дремал исподтиш-ка. А теперь… Саржин понял, что надо уходить, иначе он сейчас начнёт просить прощения у безмолвной большой машины.

Плыли они долго. Много раз отдыхали. Урузубаев сначала нахлебался воды, кстати, совсем не холодной. Затем притих, свободно держась за товарищей (первое время его руки были как стальные обручи), и даже немного подгребал ногами. По-сле одной из остановок и большой волны Саржин потерял эки-паж. Испугаться, а тем более броситься на поиски не было ни-каких сил. Он уже давно плыл без одежды, хотя сам и запретил раздеваться. В голове у него был только чёрный экран, на ко-тором светился силуэт поднимающейся и опускающейся руки. Амплитуда её полукруга над водой становилась всё меньше и меньше. Он сделал последний взмах, и экран погас.

…Сон был глубокий и спокойный. Такой мог быть только в детстве. Он и в самом деле увидел себя в детстве, спящим в деревянном доме в чистой и мягкой постели. Его тело застыло в сладкой неге, и нет никакого желания подниматься и идти в сени пить воду. А в горле всё пересохло. Он зовёт маму, и она приносит ему полный ковш приятно-холодной воды. Он пьёт, пьёт, пьёт, с удовольствием ощущая вкус…

Очнулся он, лёжа на твёрдой поверхности. Учитывая всё, что произошло с ним в последние часы, этим местом могла оказаться и броня танка, и земная твердь, и стол операцион-ной в госпитале и даже жёсткий, но такой уютный топчан в родительской деревне. Это была сухая каменистая земля. Воды вокруг не было. Как не было вокруг ничего такого, что могло бы напоминать Саржину о нём самом и обо всём другом мире.

126

Впрочем, нет. Предметами цивилизации, безусловно, являлись чёрные, не первой стирки трусы, когда-то белая майка, разо-рванная в нескольких местах и, наконец, портупея, кобура с пистолетом, а также запасная обойма к нему. Увы, но эти пред-меты не подсказали, как он сюда попал. Из весьма небольшого количества мыслей он выбрал не самую радостную: «Эх, надо всё-таки куда-то идти. Должны же быть где-то наши?»

Старший лейтенант шёл весь день. К вечеру (часы по-прежнему стояли несмотря на все его старания запустить их, поэтому он ориентировался по солнцу, которое начало заходить за далёкую гору) он кое-как доковылял до обрыва. Внизу раз-верзся большой котлован. Настолько большой, что в нём уме-стилось двадцать два танка. Он пересчитал их зачем-то после того, как долго тёр себе глаза, никак не веря, что видит такие родные «черепахи». Скатился вниз и стал пробираться букваль-но по танкам туда, где копошились две чёрно-белые фигуры. Саржин не удивился, узнав Урузубаева и Рытова. Последний сделал было попытку доложить, но командир махнул рукой и брякнулся рядом с гусеницами. Надо бы обрадоваться, что он теперь не один, а со своим – любимым, родным, самым лучшим и ещё каким-то экипажем. Надо. Ну, а дальше что?

После расспросов и попытки связаться по рации силы сов-сем покинули Саржина. Последнее, что он успел сделать – за-браться на танк и упасть в родное командирское кресло. Урузу-баев копался в моторе, Рытов дремал в тени танка, а старший лейтенант Саржин засыпал.

Ноги его были в воде.

1993

127

ДЕЖУРНОЕ ЗВЕНО

По неофициальным данным,каждый год Военно-воздушные силы Советской Армии

теряли такое количество различной авиационной техники, из которой можно было бы сформировать

авиационную дивизию

Кровать медленно и тихо наклонилась, и матрац, словно по смазанным полозьям, неслышно поехал вниз, но почему-то не упёрся в пол, а понёсся дальше с пугающей скоростью… И Сергей проснулся. Он открыл глаза и упёрся взглядом в серьёз-но-торжественное лицо младшей дочки Дашки. Ей доверили самостоятельно разбудить папу, и она осторожно теребила его за плечо маленькой ручонкой.

– Папа, мама сказала, чтобы ты вставал. Папа…, – она вздрогнула, когда отец зашевелился, и даже отступила на шаг. Потом увидела, как папа смешно открыл один глаз, потом дру-гой, и засмеялась родничковым смехом. Малинин выпростал из-под одеяла руку, заграбастал дочку и затащил её под одеяло.

– Ох, кого это я поймал, сейчас съем таких хороших дев-чонок! – голос его был нарочито страшным, а руки щекотали Дашутку. Она беспрестанно смеялась, пытаясь вырваться, и в то же время прижималась к отцу маленьким тельцем.

На шум прибежала жена и стала усмирять разбаловавшихся мужа и дочь:

– Серёжа, вставай, уже без пяти пять!

128

О-о-о-а-а-а-хх! – зевнул Сергей. – Так, что-то я не пойму: сейчас утро или вечер? Вы, женщины, можете кого угодно за-путать и сбить с привычного графика жизни.

– А что такое «привычный график жизни»? – медленно и чле-нораздельно, а поэтому забавно проговорила пятилетняя Даша незнакомые слова. Она уже выбралась из-под одеяла и сидела с победным видом на отце, теребя густые волосы на его груди.

– Это значит, ласточки мои ненаглядные…, – Малинин встал и поднял Дашутку на руки. – Это значит, что с вами я запутался во времени.

Он стал щекотать девочку, шумно выдыхая носом воздух под её халатик.

– Конечно, пока мы были у мамы, ты, наверно, о нас и не скучал, – попыталась развить свою любимую тему Лена, но сделала она это как-то нехотя. Они вернулись от бабули только вчера, и она ещё не успела наглядеться на мужа.

– Всё, дорогие мои, – сказал Сергей, надевая по пути в ван-ную форменные зелёные

брюки. – Все вопросы послезавтра утром в письменном виде в трёх экземплярах. А где Машка? – спросил он про стар-шую дочь.

– Да вон, носится по двору как оглашенная с подружками, – ответила Лена.

– Пап, а пап, а как можно запутаться во времени, разве вре-мя – это лес? – Дашутка стояла возле отца в ванной и теребила его за брюки. Сергей вместо ответа брызнул на неё водой, взял большое белое махровое полотенце (подарок любимому зятю от тёщи, директора универмага в Киеве) и стал, нарочито крях-тя, вытираться.

129

– Есть будешь? – Лена сидела за кухонным столом напро-тив мужа.

– Нет, в ДЗ35 поем. А вот чайку с удовольствием. – Он уже надел гимнастёрку, застегнул галстук и причесался.

– А чтой-то тебя инженер отпустил, раздобрился? Подозри-тельно всё это! – Лена поставила перед мужем его любимый большой бокал и подвинула поднос с клубничным и яблочным вареньем. Сергей пил чай всегда внакладку и обязательно с разными вареньями, благо, что любимая тёща обеспечивала их разнообразие.

– Да я слегка пустил слезу, мол, вы вчера приехали, месяц не виделись, а вечером на сутки опять дежурить, он и дрогнул. – От горячего чая у Малинина выступили слёзы. Он быстро их смахнул, улыбнулся и поцеловал жену.

– Ну, спасибо, девочки, я полетел, уже двадцать минут! – Успеешь. Ты с Лёшей?– Да.– У него же машина… – Всё равно надо пораньше. Сегодня и так все как

заведённые…– Да знаю, вы новый самолёт ставите на дежурство…Слушай, ну откуда офицерские жёны узнают совершенно се-

кретную информацию? – Малинин от удивления взмахнул рука-ми, надел ботинки и китель. В его руке был чёрный блестящий дипломат, в котором, он был уверен, лежало несколько аккурат-но завёрнутых в кальку сладких пирожков Лениной выпечки. Об этом знал весь полк, а его товарищи по эскадрилье всегда смея-лись, за обе щёки уплетая знаменитые малининские пирожки.

35 ДЗ – дежурное звено самолётов в системе противовоздушной обороны.

130

– Тоже мне – секретная информация! – Лена придирчиво оглядела мужа и смахнула невидимые пылинки с его плеча. – Ну, ни пуха, ни пера! – сказала она и чмокнула мужа в щёку.

– Ко всем чертям собачьим! – Сергей помахал домочадцам рукой и закрыл дверь.

На КПП они подъехали на новой «копейке»36 старшего лей-тенанта Говорунка, постоянного напарника Сергея по дежур-ному звену. Они четыре года назад в один день пришли после окончания Ачинского училища в этот полк и получили само-лёты в одном звене.

– Ну как, довели до ума новый «борт»? – спросил Лёха.– Да уж, замучились. Вчера домой в двенадцать ночи при-

шёл.– Не пойму, что начальство торопится с эмкой37? Ну, днём

позже, днём раньше! – протянул Алексей, переключая скорость.– Не скажи. Скоро День авиации. Надо ведь доложить о вне-

дрении новой техники, а там, глядишь, и медалька, и внеоче-редное звание, – ответил Сергей. – Притормози. Кажется, это Климыч собственной персоной.

На обочине стоял небольшого роста капитан, на круглом лице которого выделялись круглые металлические очки и гу-стые чёрные усы.

Наше с кисточкой инженерному отделу! Давай садись на-зад, – пригласил его Малинин.

Они поздоровались за руку, и Сергей спросил у попутчика:

36 «Копейка» или «единичка» – автомобиль «Жигули» ВАЗ-210137 Эмка – в данном случае производное от буквы «М», которая обозначает

модернизированный самолёт.

131

– Ну что, Никита Сергеевич, заставили поработать вечер-ком? А? Чай, небось, отвык уже? Нервишки шалят у всех? – обратился он с улыбающимся лицом к инженеру полка по ави-ационному оборудованию капитану Климову.

– Да задолбали с этим вводом все! Я сегодня как бы дежур-ный! – от досады Климов плюнул бы, но делать это в новой ма-шине, принадлежащей его вчерашнему одноэскадрильцу, счел неразумным. – Неразумно всё это!

Это было его любимое слово. Сидящие впереди офицеры рассмеялись.

Чё вы ржёте!? – Климов, как большинство оставшихся в ка-драх «двухгодичников», считался человеком умным и рассуди-тельным. Впрочем, это не помешало ему за пять лет после двух лет срочной службы техником самолёта без всяких связей стать инженером полка, сменив старого майора, отсидевшего на этом месте почти двадцать лет.

– Да всё будет нормально, не расстраивайся. Машину отга-зовали, проверили, облетали. Ну что может случиться?

С этими словами Сергея они въехали в зону расположения эскадрильи, где уже царила напряжённая атмосфера судорож-ной подготовки к смене самолётов в дежурном звене сил ПВО.

Первым, кого встретил старший лейтенант Малинин, был инженер эскадрильи, переведённый две недели назад из Венгрии майор Толокотный. Здоровенный дядя, с широкими плечами и сорок пятым размером ноги, он производил странное впечатле-ние благодаря своей маленькой голове, маленьким чёрным гла-зам-бусинкам и маленькому рту, из которого то и дело вылета-ло грозное рявканье медведя. Несмотря на большущие ноги, он постоянно семенил и так широко размахивал ручищами, что у

132

некоторых новых подчинённых возникло подозрение, не служил ли он по молодости у вертолётчиков. Но самое главное, Малини-ну не нравилось в новом инженере, что на его лице мгновенно появлялся страх при малейших трудностях или когда на гори-зонте брезжил силуэт даже небольшого начальства. Очень бы-стро выяснилось, что уверенные в себе люди получали от него больше замечаний, в то время как всякие «тормозы» и «соловьи-болтуны» выдавались за образец. «И как такой человек мог дол-го прослужить в армии? – думал Малинин. – Да ещё академию закончил и за границей побывал… Не иначе кто-то наверху его прикрывает».

В ответ на приветствие Сергея инженер лишь быстро кив-нул и, проглатывая слова, выпалил:

– Пойдёшь в звено вместе с Немановым.– Так он же молодой, в звене ещё ни разу не был, товарищ

майор, – вежливо, но твёрдо, скорее для формы, чем по содержа-нию, возразил Малинин. Он ещё не привык называть нового на-чальника только по отчеству, как это было принято в эскадрилье.

– А кто у меня на полётах будет, а? Трое в отпуске, один заболел, четверо вот в звено… А вчера замкомандира полка намекнул, что, мол, не очень-то хочется летать с неопытными техниками. Всем подавай тебя да ещё Говорунка! Ну ёкорный карась, ну куда вы это тащите, вон «Урал», давайте туда! – за-кричал он на солдат, несущих какие-то ящики.

– А кто НТЗ? – спросил Малинин про начальника ТЭЧ зве-на, ответственного за подготовку трёх самолётов для ДЗ.

– Ну кто? Вася, конечно, в смысле капитан Облоев! – отве-тил инженер и достал платок, чтобы вытереть вспотевший лоб.

– Так он же не из нашего звена, – опять возразил Сергей.

133

– Слушай, Малинин, мне твои вопросы вот где сидят! По-нял? – сурово спросил майор, и с него моментально слетел страх, а лицо сделалось смелым и наглым. – Давай, начинай движение. Осторожно только на пересечении с полосой, транс-портники летают. Приезжайте и сразу газуйте.

Сергей пошёл в свою потерну38 переодеваться и нашёл там тихо сидящего в уголке лейтенанта Неманова, техника-«двухгодичника», три месяца назад прибывшего в эскадрилью сразу после института.

– Привет. Ты что, как воробей, на которого кошка наступила?

– Так в звено ж идём, Борисыч! – Валерка, как его звали в эскадрилье, вздрогнул, но назвал ненамного более старшего товарища по отчеству.

– И чего? – Сергей аккуратно повесил «зелёнку» на плечики и надел немного пахнущие керосином и маслом тёмно-синие брюки и куртку техника. «Да, как Ленка ни старается, всё рав-но пахнет». – На расстрел, что ли? Ну, ответственность есть, зато не будем порхать на полётах две недели, как проклятые! Поспим и поедим вволю.

– А лётчики? – в том, как он отчётливо и медленно произнёс это слово, чувствовалось, что Валера ещё был новым в армии человеком.

– Да что они тебя, съедят, что ли? Нормальные мужики! Так, «ларенги»39 взял, кабель, шлемофон работает…, – Ма-

38 Потерна – небольшое боковое помещёние в самолётном ангаре, в которой, как правило, хранятся различные механизмы и переодеваются техники самолётов.

39 «Ларенги» – сокращение слова «ларингофон», устройство необходимое для связи, которое крепится на горле.

134

линин проверил своего подопечного, и они вышли на свежий воздух.

– Давай, цепляй ястребок к тягачу и не дрейфь. Урузбаев, не стой столбом, помоги лейтенанту! – крикнул он механику-узбеку, а сам пошёл к своей «пятёрке». Уже проверив чеки на катапульте и усевшись поудобней в кресле, он улыбнулся, поймав себя на вечной, но от этого не теряющей своей актуальности армейской мысли, которую, впрочем, редко произносил сам, а всё больше слышал от других: «Наберут детей в армию, а потом мучайся с ними».

Полковник Толкачёв, старший инженер воздушной армии по самолёту и двигателю, с неохотой летел в очередную, как он сам называл, «техническую» командировку. Нет, он, конеч-но, не боялся летать. Он даже крякнул от этой неожиданной и неприятной мысли о собственной трусости, посетившей его здесь и сейчас, на борту вертолёта Ми-8, где он с группой ар-мейских инженеров направлялся на постановку в дежурное звено модернизированного истребителя-бомбардировщика. Просто за 27 с небольшим хвостиком лет службы и мотаний по огромной стране он как бы подустал и уже с некоторой не-охотой перемещался куда-либо из своего просторного и уют-ного кабинета на втором этаже большого помпезного здания штаба округа в Риге.

Сидор Михайлович слегка дремал под гул двигателя и раз-говоры коллег. Периодически он открывал глаза, чтобы уви-деть в иллюминаторе аккуратные клетки начинающих жел-теть полей и сочно-зелёные пятна сосновых лесов. «Да-а-а, – подумал Толкачёв, – всё-таки сверху везде вроде бы поря-

135

док, что у нас, в средней полосе, что тут. А на земле там, в Рас-сее, бардака-то больше». Он не услышал, как к нему подошёл борттехник.

– Товарищ полковник, через десять минут будем садиться, – обратился он к старшему группы.

– Добро. Посадите? – Толкачёв снизу вверх улыбнулся офицеру.

– Конечно! – без улыбки козырнул техник. Шутить с началь-ством, даже видя его чаще других при службе в «придворной» эскадрилье, всё равно не полагалось.

Вертолёт встречал на специальной площадке заместитель командира полка по инженерно-авиационной службе подпол-ковник Чертков. Он, придерживая шитую фуражку с высокой тульёй, чтобы не сдуло воздухом от ещё крутящихся винтов, подошёл к полковнику и отрапортовал. Тот пожал ему сухую жёсткую пятерню. «Силён ещё, чёрт!» – подумал Толкачёв, гля-дя с улыбкой, которую спрятал в усы, на высокую и поджарую фигуру главного инженера полка. Он вспомнил, что подполков-ник окончил училище всего на два года позже его и выделялся среди курсантов тем, что отлично играл в волейбол за сборную училища.

– Ну, как тут у тебя дела? – спросил он Черткова.– Всё нормально. Самолёты новой смены буксируются. Всё

по плану.– Ну ладно, не буду возле тебя отсвечивать, Марат Барие-

вич, иди, командуй.Толкачёв тем временем поманил к себе офицера в новень-

кой «техничке», в фуражке и с красной повязкой с большими белыми буквами «ДСЧ» на левом локте.

136

– Здравия желаю, товарищ полковник. Дежурный по стоян-ке части, гвардии лейтенант Камков! – звонко и по-молодецки отчеканил офицер.

– Здравствуй. Если не ошибаюсь, я три месяца назад прини-мал тебя в Риге?

– Так точно, товарищ полковник. И распределяли нас.– Как служба? Вроде бы техников самолётов в наряд не ста-

вят? У них и так дел хватает, нет? – когда надо, Толкачёв умел быть заботливым дедом и строгим отцом.

– Нормально, товарищ полковник! А в наряд я попал, пото-му что проштрафился. Опоздал на полёты на полчаса.

– Ну-у-у, это плохо. Зачем же так начинать службу? – он немного расстегнул китель. Начало августа было жарким и, как всегда в Прибалтике, влажным.

– Виноват, товарищ полковник. Жену встречал и с поезда опоздал! – улыбнулся лейтенант, справедливо полагая, что та-кой ответ, как минимум, не рассердит начальство.

– Ну, это ладно. Иди, служи! – улыбнулся в ответ Толкачёв. Глядя на щеголеватого дежурного, он вспомнил, как сразу по-сле учёбы попал на Северную землю, два года прослужил, что называется, не на паркете, а мотался с группой по регламенту двигателей по северам: от Шпицбергена до Владивостока. И лишь через пять лет впервые принял участие в большом параде на 7 ноября в Свердловске. «Эх, Вера-Верочка моя…», – пред-ставил он жену в то время, но не дал воспоминаниям овладеть собой. Толкачёв провёл рукой по лицу, словно стирая с него грустное выражение, чтобы поприветствовать приближающе-гося командира полка.

– Здравия желаю, товарищ полковник!

137

– Здравствуйте, Пётр Кириллович! Рад видеть Вас, мож-но сказать, на празднике! – с лётчиками своего звания и даже младше Толкачёв всегда был на «Вы», полагая, что всё-таки он по земле ходит, а они-то по небу.

– Да уж, праздник! Только что разговаривал с командую-щим, приказано удвоить дежурное звено.

– На кой? – поднял брови старший инженер.– Генеральный секретарь в эти минуты летит в Лондон на

переговоры. Приказано подстраховаться на случай провокаций.– Эх, б…! – выругался Толкачёв, не пытаясь скрыть досады.

– Они летят, а нам жопу рвать! И в такой момент… – Я уже дал Черткову указания.Сидор Михайлович кивнул и чуть отвернулся от командира

полка, давая понять собеседнику, что тот может быть свободен. Затем, немного прикрыв глаза ладонью, Толкачёв посмотрел на площадку перед домиком и на то, как шла подготовка. Солнце заметно снизилось и светило строго против курса на самолёты, которые ещё стояли на дежурстве. Они отбрасывали на пятни-стые капониры длинные тени, от которых защитные сооруже-ния становились ещё более размытыми и незаметными. Сами истребители сверкали плоскостями и зеркалами, приподнятой плексигласовой поверхностью над кабиной лётчика, называе-мой в авиации «фонарём». Даже кончики штыков на автоматах двух часовых рождали свои блики, которые равномерно кача-лись вместе с их носителями в такт неторопливым шагам.

Малинину не нравилась эта взвинченная чехарда со сме-ной техники и с наплывом «больших звёзд»! А тут ещё это усиление, будь оно неладно! Он представил, как сейчас вы-

138

дёргивают из зоны, а скорее всего, уже из столовой двух тех-ников, спецов и везут в ДЗ в повседневной форме. «Да уж, тут не до переодеваний!» – усмехнулся Малинин. Он служил в армии уже четыре года, плюс три в среднем училище, и не ждал ничего хорошего от гремучего сплава сумятицы и при-сутствия высокого начальства.

Сергей только что вылез из самолёта, отцепил водило и махнул водителю, чтобы тот отъезжал. Пока он расставлял под пневматики колодки и откатывал водило в сторону, подошёл майор Орехов, старший лётчик смены. Они поздоровались, и пилот забрался в кабину, чтобы отгазовать. Через десять минут, опробовав двигатель на разных режимах, Орехов спустился по ярко-оранжевой стремянке, показал Сергею большой палец и расписался в ЖПС40. Затем он подошёл к группе офицеров, где были командир полка и старший инженер армии. Те с интере-сом выслушали доклад майора и пожали ему руку. Малинин, ещё раз проверив подписи всех специалистов, засунул журнал под резинки, натянутые на трап. Через несколько секунд, по-сле доклада на КП и росписи в журнале, его «борт» станет на боевое дежурство и превратится в маленькую точку на боль-ших стендах-планшетах сначала на пункте управления полка, располагавшемся в нескольких километрах в лесу, глубоко под землёй, а потом превратится в светящуюся звёздочку во все-объемлющей ПВО огромной страны.

Через пять минут тягач стал медленно заводить на освобо-дившееся место самолёт с цифрой «7» на борту. МиГ-23 словно немного запнулся, дёрнулся и наконец твёрдо встал в большой белый круг, жирно начерченный на сером бетоне с чёрными

40 ЖПС – журнал подготовки самолёта

139

полосами – следами от резины, которые остаются всегда, ког-да истребитель резко стартует с места. «Странно, что за ерун-да? Ведь «семёрка» – лайнер Говорунка. Ничего не понимаю!» Сергей пошёл разбираться к инженеру, который что-то втолко-вывал НТЗ Облоеву. Но пока он пропускал разворачивающую-ся спиртовозку41, майор куда-то убежал.

– Слушай, Василий, что за хреновина, почему ставят в ДЗ «борт» Лёхи? А где Неманов?

– А ты что, разве не в курсе? Его перевели в резерв вместе с Катаровым. – Облоев далеко выкинул докуренный по самое никуда бычок «Астры» и так глубоко закашлялся, что Малини-ну показалось, будто Вася исторг из себя не очередную порцию мокроты, а, как минимум, половину лёгкого.

– Завязывал бы ты с курением, – сказал, немного морщась, Сергей.

– Без тебя знаю, – ответил Вася, вытирая рот манжетом «технички» и доставая новую сигарету.

– Здесь же нельзя. Ты чё, забыл? – удивился Малинин.– Ах, чтобы им всем повылазило! – Василий сгоряча бросил

сигарету на бетон, затем, спохватившись, раздавил её, а потом ещё долго пинал остатки за пределы «рулёжки». – Ладно, пой-ду газовать!

– Давай-давай! – ответил Малинин. Ему надо было посмо-треть, как устроились солдаты дежурного отделения.

Проходя мимо своего самолёта, он залюбовался ракетоо-бразным силуэтом раскрашенного в сине-голубой камуфляж МиГ-23М. Лишь красные флажки, развевающиеся на ветру и

41 Спиртовозка – автомобиль, подвозящий спирт и спирто-водяную смесь для заправки в самолёт.

140

обозначающие чехлы «бычьего глаза» РЛП42К и ПВД, а также красные щитки на воздухозаборниках, как орденские колодки на зелёном мундире, скупо украшали лайнер.

За спиной нарастал шум двигателя, постепенно переходя-щий в рёв форсажного режима. «Что-то долго они гоняют на пределе», – подумал Сергей и оглянулся. «Фонарь» кабины «семёрки» был поднят, и было видно склонившуюся над при-борной доской голову техника и ещё одну голову, вероятно, Облоева, которая то поднималась, то опускалась. «Да что они там, с ума посходили!? Решил поучить молодого на газовке, да ещё в ДЗ? Совсем дербанулся наш Вася, что ли?» – пронеслось в голове Малинина. Всеми наставлениями по ИАС находиться на стремянке возле кабины при работающем двигателе было запрещёно категорически.

Сергей хотел было пойти туда, но тут заметил, что истре-битель начала медленно двигаться, а точнее, поворачиваться вокруг своей оси направо, в сторону домика ДЗ и двух стоя-щих самолётов. Происходило это потому, что красная колодка-тормоз стояла лишь под правой стойкой шасси, а другая, под левой, находилась с обратного хода. Форсаж не прекращался, не просто заполняя всё вокруг своим ужасающим грохотом, а как бы вбуравливался в человека, заставляя вибрировать его внутренности. Навстречу угрожающе поворачивающемуся са-молёту уже бежали несколько фигур со скрещёнными руками. Малинин видел, как неслышно упала стремянка и повисли ноги Облоева, которые тут же подтянулись к воздухозаборнику. «Его же сейчас засосёт, мать вашу!» – заорал Сергей, не сознавая, что его никто не слышит.

42 РЛПК – радиолокационный прицельный комплекс.

141

Самолет продолжало медленно, но верно разворачивать, ви-димо, заела ручка газа, иначе бы её давно поставили на место. И тут случилось то, что должно было случиться неминуемо, но ситуация развивалась слишком быстро, чтобы кто-то смог по-верить в реальность катастрофы. Раскалённая струя форсажа, в упор подкравшаяся к стоящему рядом автомобилю–генератору тока, начала резать машину, как нож масло. Посыпались искры, и тут же взорвался бензобак ЗиЛа-133. Автомобиль бросило на другой самолёт, с девяткой на борту, в котором сидел аошник, проверявший в приборах давление воздуха от пришпиленного к острому концу приёмника воздушного давления нагнетателя, прозванного спецами «соской». Пламя моментально охватило истребитель и техника. Тот успел выбраться и бросился на тра-ву, гасить загоревшуюся одежду. Но это не спасло его. Через несколько минут с горящего самолёта стали сходить ракеты, и одна из них попала в стоящую напротив масловозку43 Волна го-рящего масла накрыла человека, и смерть его была мгновенной.

Вторая большая радийная ракета44, сойдя с правой консоли, зацепила десятитонный топливозаправщик. Солдат-водитель, почувствовавший, что надо выбираться из опасного для его машины места, попытался увеличить скорость, но было уже поздно. Взрыв цистерны был страшным и фатальным для всего дежурного звена в тот знойный августовский вечер. Взрывной волной всё ещё газующий самолёт бросило на «семёрку» Алек-сея Говорунка и сдвинуло как бы всю переднюю часть само-лёта вправо, разбив «фонарь» и разворотив передний обтека-тель и всё, что находилось внутри него. ПВД, торчащий острым

43 Масловозка - автомобиль, подвозящий масло для заправки в самолёт.44 Радийная ракета – ракета, наводящаяся на отражённый радиосигнал цели.

142

штыком впереди, согнуло бы в штопор, если бы на него той же воздушной волной не бросило часового, который, пропоро-тый насквозь, в бессознательном состоянии был снят медиками санчасти ОБАТО, пробравшимися в ещё горящее местами ДЗ спустя полтора часа.

Последнее, что увидел Сергей Малинин в этом огненном аду, был как раз летящий на ПВД солдатик. Дальше его самого отбросило на стенку домика, где он пролежал до того момента, как пришёл в себя от стекающей по правой щеке крови. Она со-чилась из рассечённого уха и разбитой головы. Вокруг всё пы-лало и трещало, тошнотворно пахло жуткой смесью керосина, масла, взрывчатки и горелого человеческого мяса. Стены доми-ка, обращённой к аэродрому, практически не было. Слышались стоны, какие-то фигуры копошились внутри развалин, выноси-ли людей и клали их прямо на траву рядом с Малининым.

Трава приятно холодила лицо Сергея, нагретое маревом по-жара. Он упёрся руками и прислонился к тяжёлому бачку для пищи, непонятно откуда взявшемуся и как-то некстати напом-нившему Сергею, что они так и не поужинали. Если бы он знал, что именно большой и неповоротливый фургон с торжествен-ным ужином для начальства и всего личного состава звена, застрявший в узком однорядном проезде в обваловке, и стал основной причиной того, что вовремя не подоспели дополни-тельные силы пожарных…

Сергея сильно мутило, болела голова, но он всё-таки осмо-трелся. Как ни странно, но его самолёт остался невредим. Со-седняя «семёрка» со свороченным носом наклонилась вправо, но так и не достала до его лайнера. А над всем остальным про-странством, куда хватило его замутнённого взгляда, тянулась

143

сплошная стена дыма и огня, изредка прорезаемая трассами от снарядов авиационных пушек с догорающих «бортов».

Он в очередной раз вытер ладонью правую часть лица. Кровь продолжала идти. Он попытался достать носовой платок из нагрудного кармана. Клёпка, как всегда, заела, он рванул что есть силы и оторвал её с тканью. Вытер платком голову, и тот сразу стал красным. Рядом кто-то надрывно проговорил:

– Да у вас там из уха здорово хлещёт, товарищ старший лейтенант!

Малинин повернул голову и увидел бледное лицо с проку-шенными губами бойца-вооружейника из Ужгорода со смеш-ной фамилией Закатив. Сергей посмотрел на его расцарапан-ное лицо, горящие лихорадочным огнём глаза, потом взгляд его упал на левую ногу солдата, которой, по сути, не было до коле-на. «Ладно, хоть выше колена перехватили ремнём. А почему ремень-то красный?» Рядом только что положили сильно обго-релую фигуру в чёрно-зелёном мундире. Малинина наконец-то вырвало, и он отключился.

Самолёт командующего округом садился далеко за полночь. Полоса была освещёна, как днём. Белый, с красным флажком на хвосте, похожий на красивого лебедя Ту-134 проскользнул рулёжку, с характерным вскипающим звуком чиркнул колёсами шасси о бетон и уехал в противоположную сторону аэродро-ма. Минут через десять он вернулся и торжественно встал на стоянку для прилетающих «бортов». Уже другой ДСЧ скрестил две палочки с красными кружками на конце и отошёл в сторо-ну. Лейтенант на всякий случай поправил галстук, фуражку и ещё влажную от крови грязно-красную повязку на руке, кото-

144

рую он снял три часа назад с начинающего остывать тела свое-го предшественника.

Генерал-полковника встречал командующий воздушной ар-мией генерал-лейтенант Погребельский. Маленький и сухонь-кий старичок подошёл к большому трапу, дождался, пока хозя-ин округа сойдет по нему, и поднял руку к козырьку:

– Здравия желаю, товарищ командующий!– Здравствуй, Денис Абрамович! Где мы можем располо-

житься, чтобы не уезжать сейчас в штаб, и вообще? – команду-ющий не хотел попасть куда-нибудь в кабинет, куда набьётся куча офицеров его свиты, штаба округа и воздушной армии, полковых и других частей. Всё это казалось в данный момент слишком суетным и мелким и было противно его душе.

– Батальон обслуживания поставил большую палатку и свет провёл. Может, туда?

– Добро. Давай расскажи, пока идём, – генерал-полковник был затянут портупеей, но, постояв немного на свежем ночном ветерке, доносившем ароматы трав вперемежку с прогорклым запахом керосина, немного поёжился и с удовольствием заша-гал, слегка скрипя сапогами, по лётному полю.

– Погибли около двадцати человек, в основном инженерно-технический состав: инженер полка, эскадрильи, техники, сол-даты полковые и батальона, в общем…, – он хотел продолжить, но, судорожно сглотнув, махнул рукой и замолчал.

Они прошли минут пять в тишине, лишь нарушаемой сту-ком ботинок и сапог всех, кто шёл сзади.

– А командир полка?– Увезли в госпиталь, контузило и зацепило руку. Там мно-

гих контузило и ударило о стену.

145

– А Толкачёв?– Ему снаряд пушки ногу просто в щепы… Генерал-полковник хотел спросить ещё про раненых,

но от неожиданности остановился: большая часть рулёжки была в чём-то белом, при ярком свете луны походившем на снег. И лишь приглядевшись, он понял, что это пожарная пена залила растёкшийся керосин. Но часть рулёжной поло-сы, ведущая от двух стоящих самолётов к взлётке, уже была расчищена.

Они свернули на поле, и трава стала хлестать по сапогам и брюкам, которые быстро почернели от ночной росы. Внезапно они увидели свежую воронку.

– Это от тепловой ракеты, столько пролетела оттуда! – отве-тил Погребельский, словно удивляясь летучести ракеты.

Впереди, под кругами яркого света, который шёл от не-скольких ламп, закреплённых на шестах, стояло несколько больших армейских палаток. Тут же был автомобиль с кун-гом, от которого уходило ввысь и терялось в ночи множество антенн. Рядом слышался натужный звук дизель-генератора. Командующий первым подошёл к палатке, сам откинул полог и прошёл к столу, к которому подступало несколько рядов раз-нокалиберных стульев, кресел, брезентовых седушек и длин-ных скамеек.

– Прошу садиться, товарищи офицеры! Ну что же, то, что вы не пробили брешь в системе ПВО, и на том спасибо! – он сделал паузу и обвёл всех взглядом. Только тут, при свете, он заметил несколько бело-красных повязок на руках и головах. – Комиссия из Минобороны будет, скорее всего, после обеда. А теперь давайте разбираться.

146

Последние его слова были заглушены сильным порывом ве-тра, который прошёлся волной по крыше палатки, закачал лам-почки и сдёрнул полог, плотно прикрыв вход.

Тот же порыв ветра дошёл до жилого городка, заставил вы-сокие тополя пригнуть свои кроны и заполоскал бельё, висящее на балконах. Даже тяжёлые гардины детской комнаты, где спа-ли Маша и Дашутка, тихо поднялись и снова опустились, как бы не допуская ветер-разлучник до кроваток сестрёнок.

Елена Малинина уже давно не спала. Она то стояла на бал-коне спальни, откуда были ещё видны уже слабые сполохи до-горающего пожара и слышны звуки, похожие на артиллерий-скую канонаду, то переходила на кухню, выходившую во двор. Туда несколько раз приезжали тентованные «Уралы» и увозили офицеров и прапорщиков, на ходу застёгивающих пуговицы на рубашках и надевающих кители. Она видела, как стали одно за другим загораться жёлтым светом окна соседних пятиэтажек, и слышала с учащённо бьющимся сердцем, как хлопали двери подъездов.

Полчаса назад к ней пришла Галина, жена Алексея Гово-рунка. Их квартиры были смежными, но в разных подъездах, а балконы соприкасались железными поручнями. Галина долго стояла на балконе, вглядываясь в уже начинающую сереть даль и прислушиваясь к тишине в своей квартире, где спал десяти-летний сын. Потом до самого утра они молча сидели на кухне Малининых, в ночных рубашках и накинутых поверх платках, понимая, что с их мужьями случилась беда. В этот самый труд-ный момент в их жизни, как потом они будут вспоминать, жен-щины хотели только одного – быстрее узнать про судьбу своих самых близких людей. Затем будет многое: радостные встречи

147

и горькие переживания, ясное ощущение потери и пустая от-решённость, полные слёз глаза близких и печальные лица со-служивцев. Только не будет самого худшего, что может быть в жизни любого человека, – изнуряющей и выжигающей всю душу безвестности.

Из выводов комиссии Главкомата Военно-воздушных сил Советской Армии от 23 августа 197… года: «… Считать при-чиной катастрофы, произошедшей 2 августа в … Гвардейском истребительно-бомбардировочном полку при смене самолётов и личного состава в дежурном звене… и повлекшей за собой гибель 23 человек и ранение 15 человек, а также уничтожение и повреждение авиатехники в количестве…, отсутствие тор-мозной колодки под левым колесом шасси самолёта, а также нахождение военнослужащего на трапе возле самолёта и от-крытой кабины при работающих двигателях…».

2011

148

ДЫМКА НАД ПОЛИГОНОМ

…Так, выхожу на цель. Полное молчание в эфире. Интерес-но, как там замкомандира? В прошлый раз он дрогнул, и из-за него всему полку снизили оценку. Ничего, в этот раз всё будет путём. Ага, комэск в зоне видимости. Сейчас делаем «горку». Раз! Ух, мамы наши родные, как вжало! Ничего, и не такое тер-пели. Всё пошло. Захватываю цель, лишь бы уследить за высо-той, не пропустить критическую. Ещё немного, так, две пары уже отработали. Даже здесь видно, а ведь скоростёнка почти девятьсот. Ещё немного, так, держись! Что же земля так близко, неужели я пропустил момент! Чёрт побери, какая зелёная тра-ва! Видно, как ромашка колышется. А-а-а, лайнер, давай, доро-гой, выводи, держись, ну, родной, выползай! Почему столько травы и почему она вылетает снизу? Не может быть, чтобы не вынесло, я же всё сделал правильно… Неужели всё, вот су...

Артёма будто выбросило из глубины, потом вынесло на большую высоту и наконец скинуло оттуда вниз и больно уда-рило о воду спиной. Так, чтобы он пришёл в себя и не наглотал-ся. Странно, но он уже где-то всё это видел, будто в кино, как делал «горку» над целью, потом резко пикировал и сбрасывал бомбу. Только на это раз было такое ощущение, что он был и бомбой и целью одновременно. Он сидел на кровати мокрый от пота, на влажных простынях и только что отброшенном ватном одеяле, красный цвет которого проступал сквозь пододеяльник.

149

Неужели он опять сначала замёрз, словно был на большой вы-соте, а потом завернулся в стёганое? Ведь летом ночная темпе-ратура не опускалась ниже двадцати градусов тепла.

«Когда же это кончится?» – подумал Байрашевский, вста-вая и проходя в темноте по комнате, а потом по огороду, угады-вая в свете луны высокий прямоугольник душа, обитого рубе-роидом. Приблизительно раз в две недели, а в последнее время и чаще, он, как по расписанию, просматривал во сне один и тот же ролик: как, увлёкшись прицеливанием, он не успевает вовре-мя выйти из пике и всем телом чувствует, что самолёт не может набрать высоту, становится почти вертикально и пашет землю струями из двигателя, как ещё немного – и сопло воткнётся, и тогда…

«Ох-ох, хорошо!» – Артёму показалось, что он закричал слишком громко, когда в нагретой солнцем душевой на него об-рушились струи холодной воды. Его могла услышать соседка, и без того периодически косившаяся на простыни, которые он ка-ждую ночь вывешивал на просушку. «Она, наверно, думает, что я мочусь под себя! Вот смеху-то. Лётчик, истребитель-бомбар-дировщик, да ещё инструктор, снайпер, мать его, герой Афга-на, кавалер ордена Боевого Красного Знамени ссытся по ночам! Да, ребята бы проходу не дали в эскадре!» Наслаждаясь став-шей приятно прохладной водой, уже успевшей отдать дневной жар от чёрных резиновых шлангов, из которых Артём каждый вечер заливал бак самодельного душа, он вспомнил, как начи-нал лейтенантское житье-бытьё в офицерском общежитии.

Через неделю пребывания в общаге он с удивлением и сме-хом наблюдал уморительную картину. В комнате дежурная препиралась с его соседом капитаном-связистом Леонидом

150

Раскидаевым. Она громко возмущалась тем, что товарищ ка-питан, напиваясь до чёртиков, превращал белые простыни в жёлтые. А Лёня, в свою очередь, с возмущением отметал все грязные инсинуации в свой адрес, при этом размахивая боль-шой простынёй с действительно ядовито-жёлтым раскрасом. Он не говорил, а вещал, что как она могла его, боевого офице-ра, прошедшего Анголу, Афганистан и другие «горячие точки» и выполнявшего там особо ответственные задания командова-ния, заподозрить в таком безобразии! Но ссылки на подвиги героя-энурезника не поколебали боевой настрой дежурной, и она-таки доложила коменданту. А та, недолго думая, не только растрезвонила об этом по всей гостинице, но ещё и наложила финансовые санкции на провинившегося за дополнительную и особо тщательную стирку испорченного казённого белья.

Месть офицерского сообщества за поруганную честь была изощрённой и, надо теперь отметить, в какой-то степени про-роческой. Упившись в очередной раз «массандрой», «шилом»45 и разбавленным «чистяком», благо МиГ-25-е46, или, как их про-звали в народе, «летающие гастрономы», на которых начинал служить Артём, без труда предоставляли такую возможность, холостая молодёжь нарядила плохо соображавшего Лёню под белого офицера. Сделать это было нетрудно. Бралась полевая форма – куртка и брюки-галифе, на которых даже голубой кант подходил по цвету к кавалерийским лампасам начала двадцато-го века, затем путём несложных манипуляций односторонняя советская портупея превращалась в двухстороннюю царскую,

45 «Массандра», «шило» - спиртоводяные смеси различной градусности, при-меняемые для технических нужд при эксплуатации авиационной техники.

46 МиГ-25-й – дальний истребитель-перехватчик, который вбирал в себя за полётную смену 200 л. спиртоводяной смеси и 50 л. спирта.

151

и наконец вместо тусклых полевых погон пришивались сере-бряно-золотые с современной «парадки». Блестящие хромовые сапоги и полевая фуражка с такой же круглой белогвардейской кокардой довершали дело. Настоящие художники своего дела, парни нацепили на Лёню невесть откуда взявшееся пенсне и надели белые парадные перчатки. Они спрятались и, затаив дыхание, смотрели, как он, блестящий штабс-капитан, лёгкой походкой, поскрипывая сапогами и небрежно держа перчатку одной рукой, а другой доставая изо рта только что закуренную «беломорину», сбежал, словно с небес, по лестнице и подошёл к дежурке:

– Миль пардон, мадам…, – и дыхнул перегаром.Бедную женщину бальзаковского возраста, видимо, поки-

нули силы, и она не смогла даже встать со стула. Сделав ог-ромные глаза, она сначала попыталась что-то ответить, а потом протянула руку к телефонному аппарату, но не успела взять трубку, грохнулась в обморок. Смех смехом, но ребята не на шутку перепугались, пока её откачивали, приводя в чувство той же «массандрой» и давая в качестве закуски кусочки самодель-ного копчёного сала.

…С водой ушло напряжение, но не усталость. Он знал, что сейчас примет тройчатку (этому его научила вторая жена): ка-пли корвалола, боярышника и пустырника – и скоро заснёт. На это раз без сновидений. А утром, как ни в чём не бывало, выпь-ет чашку кофе, сядет за руль своей «ГАЗели», заменившей ему штурвал родного МиГ-27-го с бортовым номером «17», и будет развозить грузы.

Морщась от принятых лекарств, он присел на крыльцо, за-курил и посмотрел на полоски тумана, которые медленно вы-

152

ползали из низинок, где за ночь скопилось много росы. Сейчас было три часа ночи, а в семь утра, когда он встанет, от тумана и следа не останется. Здесь, в средней полосе России, он быс-тро тает под лучами солнца. Не то что в Германии, Польше и, тем более, Прибалтике. Там эта молочная взвесь может стоять несколько дней, и когда ты по ней идёшь или едешь, то не поки-дает ощущение, что плывёшь по океану, из которого никогда не вырвешься. Артём вспомнил один белорусский туман, точнее, его вариант в Пинских болотах, где на полигоне, куда полк летал на применение47 из Германии, эта дымка сыграла с ними злую шутку.

Наверно, тот период жизни был лучшим у Артёма Борисо-вича Байрашевского. Теперь, оставшись один после двух бра-ков, со всеми своими болезнями и страхами, с детьми, а точнее, без них, потому что они были далеко и не торопились навес-тить родного отца, он понимал это отчётливо.

…Он уже три года служил в Германии, вместе с женой и двумя детьми, которые ещё не ходили в школу и находились в том счастливом возрасте, когда, получая много от родителей, с радостью и очаровательной естественностью своими улыбка-ми и смехом дарили им всё-таки гораздо больше. И Галя, его Галинка, была премилой, доброй, заботливой жинкой, торопя-щейся обустроить их уютное гнёздышко – трёхкомнатную квар-тиру в новом пятиэтажном доме в невероятно зелёном городке с певучим названием Финстервелле. Она торопилась быстрее и больше насладиться этой поистине райской жизнью, обострён-но предчувствуя конец этого наслаждения, как может понимать

47 Применение – так в авиационной среде называется применение вооруже-ния, в данном случае бомбометание.

153

только офицерская жена, намаявшаяся в военных городках За-байкалья и Средней Азии. Там, в сущности, была одна и та же забота – мытьё полов от всепроникающего песка. Только в пер-вом случае было холодно, а во втором жарко.

Он только что был назначен заместителем командира эска-дрильи, не начальником штаба, не замполитом, а именно замом, который в первую очередь отвечал за лётную подготовку, и что больше всего ценилось среди пилотов, и чего именно он сам и хотел больше всего. Большая майорская звезда лишь недавно стала приятно тяжелить погоны и отвечала не столько его по-требностям покомандовать, сколько желанию делиться опытом с молодёжью. Воодушевлённый новым назначением, он напи-сал рапорт о переводе в Афганистан, понимая, конечно, что это небезопасно и Галя вряд ли одобрит. Но он был офицером, лёт-чиком и хотел быть им по возможности ещё долго, учась и уча других, что у него, кстати, неплохо получалось. А ведь стать настоящим командиром, смело и прямо глядеть в глаза всем окружающим невозможно, не понюхав пороха и не испытав себя в настоящем деле. Деле, которым была война. Без этого он не смог бы быть до конца справедливым и требовательным к подчинённым, но самое главное, к самому себе.

Был солнечный воскресный день, они вчетвером сидели на веранде гаштета48, на берегу чудного озера, поглощая вкус-ное картофельное пюре и восхитительные немецкие сосиски, которые запивали томатным соком и пивом. Дети, справедли-во полагая, что есть куда более вкусные вещи, чем картошка и мясо, вертя головами и болтая ногами, с большим удоволь-ствием пили лимонад и ели рогалики. Лёгкий ветерок с озе-

48 Гаштет – небольшое немецкое кафе.

154

ра лениво трепал раскрытые тенты, слегка поднимал концы скатертей и чуть-чуть шевелил длинные волосы женщин и непослушные детские кудри, оставляя нетронутыми короткие мужские стрижки. Такие посиделки по выходным дням уже давно стали хорошей традицией для офицерских семей, бы-стро привыкших к высокому (по советским меркам, конечно) уровню сервиса и качеству недомашней пищи. Здесь семьи отдыхали, устраивали некий праздник детям, а жёны могли немного отойти от каждодневной готовки.

Артём, откинувшись на спинку плетёного кресла и в при-ятной истоме ожидая возврата в нос воздушных пузырьков от выпитого холодного баварского, наслаждался жизнью. Он со счастливой улыбкой смотрел на свою семью: красивую жену и смеющихся, с набитыми ротиками, дочку и сынишку. Было ощущение не зря прожитой жизни и важности сделанного на благо Родины, здесь, на передовых рубежах борьбы с импери-ализмом. Не хотелось думать о том, что там, в Союзе, жизнь не такая замечательная и сытная, что ещё дальше, на юге, идёт война и гибнут люди и что иногда скупые новости касаются и сбитых лётчиков, и обстрелянных аэродромов. Не хотелось думать и о том, что через два года эта жизнь закончится и им придётся перебираться в Союз, и хорошо, если повезёт с ме-стом – будет это Прибалтика или Белоруссия, но ведь может быть, и Урал, и Сибирь, а то и севера… Никуда не денешься, таковы были правила службы за границей: три года холостые и пять женатые. И никакие другие привходящие условия не мо-гли продлить это время. Разве что очень большие связи! Но у Артёма их не было, он сам, собственным трудом и упорством добился всего того, что сейчас было вокруг него. И только Га-

155

лина знала об этом, стирая его пропитанные потом подшлем-ник и комбинезоны.

По веранде кафе с шумом и смехом бегали дети, иногда останавливались с открытыми ртами и заворожено глядели на работающую термоустановку, неумолимо поглощавшую ис-пользованную пластиковую посуду и тут же выдувавшую но-венькую. Да что там дети! Артём и сам лишь недавно привык к такому безотходному и наглядному хозяйственному подходу к жизни немцев. «Умеет всё-таки жить немчура!»

Для благодушного настроения был ещё один повод. Позав-чера они лихо отработали полковой восьмёркой под Лунинцом, положив все шестнадцать бомб точно по целям. Этот белорус-ский полигон считался особенно трудным по двум причинам. Во-первых, никто и никогда не мог спрогнозировать там пого-ду, которая под воздействием сильной влажности могла изме-ниться в любой момент. А во-вторых, здесь, в отличие от «су-хих» площадок, нужно было попадать точно в цель. Поскольку бомбы, уйдя хотя бы самую малость в сторону, разрывались уже в глубине болота и наносили мишени очень мало вреда взрывной волной. Но им, командиру полка с заместителем по боевой и, соответственно, трём комэскам со своими замами, повезло с погодой. Солнце уже высушило утренний туман, и воздух ещё не насытился дневными испарениями. А то, как они сначала прошли над Германией, югом Польши и потом Бело-руссией, можно было просто заносить в учебники по лётному мастерству. И как они снизились и подкрались на высоте почти пятьдесят метров и, резко сделав «горку», сбросили смертонос-ный груз, раздолбав всё, что можно и нельзя.

Хотя Артём и видел, что иногда самолёт подныривал и до

156

тридцати метров, но победителей не судят, а только награжда-ют. Хотя бы грамотами, ценными подарками и званием «луч-ший полк» в дивизии, в армии и даже в ГСВГ49, а там уже не-далеко и до вымпела самого главкома ВВС. В общем, блеск и красота! Командир даже станцевал после посадки, лично по-жал всем руку и объявил благодарность. Отличный результат всем давал возможность надеяться на продвижение по службе и учёбу в академиях. Теперь и Байрашевский был уверен, что его рапорт пройдёт по инстанциям, как по маслу.

Он улыбнулся приятным мыслям, и его широкую улыб-ку заметила жена. Галина вытерла ротик младшей дочурки и липкие руки сына, который в этот момент одновременно был в двух местах: за столиком с мороженым и возле термопрес-са. Женщина, улыбаясь, сделала вид, что хочет вытереть губы и смахнуть крошки с груди мужа, комично стала размахивать салфеткой.

– О чём это улыбается мой майор? – Просто я люблю тебя и свою работу! А что ещё надо бед-

ному крестьянину! – от избытка чувств их поцелуй длился чуть дольше, чем следовало это делать на людях. Пивная пена с губ Артёма осталась на губах Галинки. Она облизнулась и попро-бовала взять пивную кружку из рук мужа.

– Ну дай попробовать, ну дай! – она какое-то время ловила его руку, а он нарочно водил ей над столом. Наконец она пой-мала кисть мужа, отпила пива, которое нравилось ей лишь тем, что было всегда прохладным, и сказала, сморщив нос:

– Бр-р-р! Как вы его только пьёте, мужики? Они засмеялись, и в подражанье им меленько захихикала

49 ГСВГ – Группа советских войск в Германии.

157

Настюша, поднимая высоко маленькую ложечку с капающим мороженым.

– Ну всё, пора заканчивать, а то наши наследники расша-лятся и поднимут флаг над этим гаштетом!

«И в принципе, правильно сделают, если учесть, сколько наших солдат погибло в своё время здесь, чтобы они сейчас так жили!» – подумал Артём. Он допил пиво, вытер руки салфет-кой и поднял на руки дочурку.

Понедельник начался бы обыкновенно – с нудного построе-ния, в которое, впрочем, иногда сводкой потерь в Советской Ар-мии за выходные вносилось определённое своеобразие. Сейчас Байрашевский к этому относился спокойно и даже с юмором, а по первым дням службы никак не мог привыкнуть. Как это так, в мирное время и не по причине нахождения ограниченного контингента войск известно где армия теряла порой до десятка военнослужащих за субботу и воскресенье? Кто угодил в бето-номешалку, кто угорел в гараже в компании любовницы, а кто просто так пострелял пару-тройку сослуживцев, а потом и сам попрощался с жизнью.

Но на этот раз он стал свидетелем «экранизации» одной знаменитой армейской байки. Он много раз её слышал и сме-ялся, но, честно говоря, в глубине души всё-таки сомневался в правдоподобности. Когда начальник штаба громким дежурным голосом известил:

– Сегодня понедельник, 25 июня 1985 года…, – а острослов через одного офицера от Артёма тихо, но внятно добавил: «В/ч №…», то кто-то, стоявший сзади и до этого часто и тяжело дышавший, что было причиной распространения

158

специфического запаха, чертыхнулся и быстро побежал прочь от строя. На это обратил внимание командир полка. Он вытянул голову, глядя на то, как в его присутствии грубо нарушается строевая дисциплина.

– Что за хмырь там побежал? – негромко процедил он, но начальнику штаба громко и отчётливо бросил: – Прошу продолжать!

Подполковник Примак сказал это вроде бы без раздражения и даже вежливо, но от такой вежливости заломило скулы у мно-гих, а уж у командного состава точно.

На несколько секунд звенящая струна оглушительной ти-шины натянулась так, что было слышно, как возятся вороны в гнёздах на обступивших полковой плац огромных вязах. Каза-лось, ещё немного, и эта струна порвётся и даст волю коман-дирскому изысканному мату, от которого у многих по спине шли мурашки. Но вместо этого каркнула сначала одна птица, потом другая, и народ выдохнул, а начштаба продолжил докла-дывать о планах на день и неделю. Стоявший слева от Байра-шевского его ведомый Жора Капустин хмыкнул:

– Похоже, корешок действительно перепутал свою часть.Народ стал расходиться по стоянкам и канцеляриям, как

вдруг, ещё не докурив по первой сигарете и не рассказав о при-ключениях за выходные, лётчики почувствовали, что по их ря-дам прокатилась некая волна тревоги и сумятицы. Пробежал, что с ним редко бывает, начальник штаба полка, в комнатах всех трёх эскадрилий зазвенели телефоны, и через пять минут прош-ла команда срочно прибыть к комполка комэсков и их замов.

«Главное – не прийти последним!» – этот лозунг ещё с кур-сантских времён всегда выручал майора Байрашевского и ох-

159

ранял от гнева начальства. Уже завернув на аллею, ведущую к командирскому двухэтажному домику, Артём заметил бегу-щего за ним командира третьей. «Ну вот, будет тебе на орехи, Корепаныч», – замедляя дыхание перед докладом, подумал он о подполковнике Корепанове, невысоком крепыше, медлитель-ном на земле, но неуловимом в воздухе.

– Товарищ гвардии подполковник, майор…, – открыв дверь, начал Артём, не глядя ни на кого, но его остановил резкий го-лос Примака.

– Доложите старшему по званию!– Вольно, проходите, – спокойно и властно прозвучал голос

из-за спины Байрашевского. Он обернулся и упёрся в хмурое, с мешками под глазами лицо генерала Бартенко.

– Есть! – ответ майора получился по-строевому нерезким.«Вот те на, комдив! Когда же он успел? На «вертушке», что

ли?» Он повернулся и сделал несколько шагов к остальным, стоящим вокруг большого прямоугольного стола, обменявшись многозначительными взглядами со своим командиром, подпол-ковником Кондратенко.

Когда в кабинет вошёл запыхавшийся Корепанов, Бартенко просто махнул рукой.

– Товарищ генерал, комэски и их заместители собраны! – отчеканил Примак.

– Прошу садиться, товарищи офицеры!Все быстро расселись и приготовились слушать. Ничего в

напряжённой фигуре генерала и в его немного отстранённом выражении лица не предвещало ни хорошего, ни плохого. Он подошёл к двери и плотно прикрыл её. Затем вернулся к столу, опёрся на него обеими длинными руками и произнес:

160

– Вы отлично отработали полигон, молодцы. Стали луч-шими в дивизии и, судя по реакции командующего, в группе. Считайте, что благодарность главкома у вас в кармане. Но…, – Артёму показалось, что стройная и спортивная фигура комди-ва, на котором всегда безукоризненно сидела форма и идеально были подогнаны орденские планки и знаки отличия, сгорби-лась, а мундир просто обвис.

– Но вам ещё нужно сделать одно, сверх того, что вы уже сделали и благодаря чему уже заслужили похвалу! – сказано было вроде естественно, без особого лоска и командирского нажима.

«Что-то загнул комдив!» – подумал Артём и посмотрел на всех собравшихся. На лицах некоторых он заметил не просто вопрос, а даже лёгкое недоумение, которое, скорее всего, чи-талось и в его глазах: «Что ещё сделать, товарищ командир ди-визии? Разбомбить Берлин, Бонн, Лондон и Брюссель или раз-нести в пух и прах американскую базу в Рамштайне…? Или, может, врезаться с полным боекомплектом в штатовский ави-аносец «Энтерпрайз», который стоит, по последним данным разведки, на рейде Киля? Чего мы не сделали того, что должны были? А, товарищ комдив!?»

Но генерал с видимым усилием сказал совсем не то, чего от него ждали. По крайней мере, так показалось не только майору Байрашевскому, но, как потом он узнал, и всем пилотам.

– Я прошу вас сделать то, чего ещё никогда не просил. 35-й полк, ваши соседи, так обосрались, что их дерьмо теперь со всей дивизии надо соскребать. На следующий день после вас на полигоне они отработал на двойку. Если они не исправят в среду свою ошибку, то снимут комполка и меня заодно. Вчера

161

поздно вечером меня вызвал командующий и такое наговорил, что… короче, вы меня понимаете. – При этих словах генерал даже переступил. – В общем, послезавтра с их позывными нуж-но будет ещё раз слетать к братьям-бульбашам и отработать без сучки и задора! – этот искажённый афоризм, давно ставший визитной карточкой комдива и причиной улыбок подчинённых, на этот раз не вызвал у лётчиков никакой реакции. Всем было не до смеха.

– Разрешите, товарищ генерал? – поднялся над столом Примак.

– Да, – ответил Бартенко и сел.– Ваше задание будет выполнено, – и через крохотную пау-

зу, – лишь бы об этом никто не узнал.– Я понял тебя, Виталий Палыч! – сказал комдив. – Это моя

забота. Выручайте, парни. – Он уже явно просил и не скрывал этого. – Иначе будет тако-о-ой капец! Страна у нас большая, где-нибудь да встретимся. Если ещё оставят служить, конечно. Так, теперь вот что! – твёрдость в его голосе вернулась, а сом-нения ушли. – Кто хотел у вас поступать в академию?

Медленно приподнялись два зама, первой и третьей.– Считайте, что вы уже учитесь! – ответил Бартенко. – Так,

а ты, Байрашевский, хотел в Афганистан? – Артём сделал лишь попытку подняться. – Сиди, считай, уже воюешь! Кто ещё хо-чет малость чеков заработать на старость?

– Сергей Васильевич, я тоже писал два рапорта! – Примак даже и не пытался встать.

– Вот и отлично, командир, отправишься вместе с майором. И, кстати, полетишь уже полковником. А двое комэсков… – Ко-репанов и Кондратенко вскочили, как на пружинах. – …пой-

162

дут в Академию Советской Армии. Будут на дипломатических приёмах чёрную икру трескать. Вы знаете, я своё слово держу. Очередь за вами! Хотя, честно скажу, жалко будет расставаться с вами. Таких спецов по бомбометанию учить и учить…

– Товарищи офицеры!

Они летели уже двадцать минут. «Колёса в воздухе!» – на-верняка так доложил руководитель полётов комдиву, чей верто-лёт уже сел к тому времени на аэродроме подскока, куда при-землится после применения и восьмёрка МиГ-27-х. Самолёты были немного тяжелее, поскольку книзу тянул дополнительный бак с керосином, подвешенный из-за крюка в двести киломе-тров. Надо было полностью сымитировать взлёт из зоны сосед-него полка.

«Да хрен с ним, с этим баком! И так отбомбимся, плавали, знаем!» – подумал Артём. Погода была отличная, видимость на миллион, но метео предупредила, что над полигоном возможна небольшая облачность. «Лишь бы не было дымки!» – вспомнил слова своего комэска Байрашевский. «Это точно! Облака может раздуть или их можно пробить, а вот дымка, она, как змея, не знаешь, откуда выползет и куда скроется! Иначе придётся вто-рой заход!» – ответил Примаку Кондратенко.

«А для того, чтобы всё сработало с первого раза, приказы-ваю сразу включить всё на взрыв!» – добавил комполка. Это было странно. Обычно это ответственное действие лётчики выполняли непосредственно перед выходом на площадь бом-бометания. Иначе при случайном сходе боеприпас мог наде-лать много бед в любой точке маршрута. А там города и де-ревни… И представить себе страшно! «Что ж, тогда молитесь,

163

товарищ Примак, чтобы ничего не упало с воза!» – подумал Артём.

Шли эшелоном на восьми тысячах метров узким коридо-ром через центр Польши и сразу выскакивали на Белоруссию, а там до площадки рукой подать. Майор Байрашевский вспомнил рассказ своего старого школьного военрука, который делился опытом службы со старшеклассниками. «Из Польши в Герма-нию везли на продажу сало, а обратно женские капроновые чулки! Вот такой бизнес был!» «Да, двадцать лет прошло, а что изменилось?!», – усмехнулся в кислородную маску Артём.

…Так, прошла команда на разворот. Верно, на самой грани-це. Карта не врёт, а к полигону подойдём на десять минут позже из-за петли. Наверно, пацаны рады-радёшеньки, что скоро, счи-тай – через три годочка после Академии Красной Армии, будут красоваться с аксельбантами в атташате. Не знаю, уж какие там секретные дела им предстоят, а говорят, дрючат их в академии по полной программе. Ничего, пускай учатся болтать по-ан-глийски и по-французски, а мы поиграем в войнушку в Афгане. Ага, прошёл сигнал на снижение, значит, уже скоро. Да, сильно давит. Ничего, зато маску можно будет скинуть. Так, вдохнём напоследок. Всё, теперь на курсе подлёта. Какая высота? По-чти пятьдесят, ну, или сорок пять. Отлично, хрен теперь кто нас засечёт, если только на «горке» над целью, но там уже поздно. «Загорелся зелёный огонь правой подвески, зелёный ого…», – раздался крик в наушниках. Ни хрена себе! Неужели…

Вспышка и грохот впереди. И через секунду самолёт Бай-рашевского пронесся сквозь дым. Истребитель немного кач-нуло, как автомобиль на ухабистой дороге, об обшивку что-то стукнуло. На огромной скорости он не успел ни среагировать,

164

ни испугаться. «Фу-у-у! Неужели у кого-то слетела «сигара»? – подумал Артём. – Но у кого? Судя по времени, у второй пары. Если бы у первой, то времени прошло бы больше. Если никто не заорал, значит, никто не брякнулся!»

Отработали они отлично и с первого захода. «Повезло вам, черти гвардейские, дымка рассеялась прямо перед вами!» – от-метил начальник метео. Но он, как и другие офицеры управле-ния полигона, не заметил, что взрывов было не шестнадцать, а на один меньше. Или сделали вид. Какая разница, в конце кон-цов! Зато другого мнения был комдив. Он был мрачнее тучи.

– Вот тебе «вертушка», Примак, экипаж и пара солдатиков в придачу. Плюс два мешка картошки, ящик тушёнки и канистра спирта. – Сорокалитровая железная ёмкость с алюминиевой пломбой при этих словах предательски булькнула и упала на землю. – Забирай своих орлов, и дуйте в деревню. Делай, что хочешь и как хочешь, но чтобы завтра и следа от того, что там упала наша бомба, не осталось. Вопрос с местным населением должен быть решён. Иначе лучше не возвращайтесь. – Послед-ние слова заглушил звук двигателя Ми-8. К тому же Артём всё равно их не услышал. Он первый запрыгнул на борт вертолёта.

То, что они увидели сначала с воздуха (комполка приказал вертолётчикам пройтись над воронкой), а потом и на земле, оказалось не таким уж и страшным разрушением, как это пред-ставлялось Артёму после грохочущих железом слов командира дивизии. Конечно, деревне повезло, «пятисотка»50упала на её окраине, приблизительно в двухстах метрах от крайней избы, в которой доживал свой век одинокий дед.

50 «Пятисотка» – авиационная бомба весом 500 кг.

165

Позже, когда военные и гражданские сидели за большим столом, посеревшим от времени и испещрённым множеством зарубок, мужики и бабы признались, что уже давно привыкли к падению в окрестностях разных взрывоопасных предметов. И боялись они больше не того, что взрывалось, тем более что худо-бедно, но военные потом восстанавливали разрушенное, а тех вещёй, которые оставались целыми. «Вот тогда мы, мил че-ловек, все быстрёхонько уходим куда подальше, пока сапёры не приедут», – просветил Байрашевского мужик с длинным лоша-диным лицом и большим носом. Он только что хватил полста-кана разбавленного спирта и обдал лётчика запахом местного самосада. – «А так что ж? Куды ж деваться? Армии надо тоже тренировку делать. А нам давно предлагали переехать в другое место, но прижилися мы тут».

Деду Михею, хозяину крайней избы, было уже под восемь-десят. С реденькими седыми и почему-то длинными волосами он больше смахивал на попа или даже хиппи, чем на заслужен-ного партизана и колхозника. Он приветливой улыбкой встре-тил воинство на своём огороде и молча, под сочувственные взгляды лётчиков, выслушал извинения командира полка. Во-енные переминались с ног на ногу, не зная, чего можно было ожидать от старика. Не глядя на мешки с бульбой, тушёнку и спирт, дед вдруг по-бабьи всплеснул рукам и обнял удивлённо-го Примака.

– С-с-сынки, милые, почему же вы п-п-пришли так п-п-п-п-оздно? Я вас так давно ждал! – сказал он и расплакался. Слёзы густо текли по его раскрасневшемуся лицу с малиновыми про-жилками и оставляли следы не только на тёмном, давно не сти-раном пиджаке, но и на потёртой лётной куртке подполковника.

166

Несколько женщин стали креститься и утирать кончиками платков глаза, а хмурые мужики стояли, опершись на заранее принесённые лопаты, и молча смотрели на землю. Между ними мелькали пацаны и девчонки – они только что осмотрели верто-лёт и прибежали посмотреть на невиданных гостей в красивых нежно-небесного цвета комбинезонах и высоких зелёных фу-ражках с голубым околышком. К Примаку, чуть прихрамывая, подошёл ещё крепкий мужчина среднего роста с большой выц-ветшей орденской колодкой.

– Я так разумею, Вы будете за старшего. Ну вот, – он откаш-лялся и протянул подполковнику большую коричневую ладонь. – Баглюк, Иван Спиридонович, председатель сельсовета. Вы, в общем, помогите нашему Михею… Стёкла у него выбило, наш Никола-мастер уже вставляет. Надо таперича, знаете что, зараз крышу у сарая и забор починить, ну и, конечно, закопать эту чёртову яму.

– Мы сейчас всё сделаем, товарищ Баглюк. Мы для этого и прилетели, всё конечно, исправим. Вы извините ещё раз за беспокойство и…, – вероятно, Примак хотел сказать, что они наделали много шуму, но могло быть и хуже, если бы попа-ли в строения. Но не сказал и лишь повёл рукой в сторону деревни.

– А мы к этому делу привычные, товарищ начальник! – устало и торжественно проговорила одна женщина. – Коровы иногда пугаются, молока меньше дают, а мы уж пообвыкли. Вы только деда не обидьте. Он у нас и так…, – и она вытерла слезу.

Корепанов, стоявший всех ближе к ней, ответил:– Всё сделаем, всё понимаем и сожалеем. – Он взял женщи-

ну за локоть и уже тише спросил. – Только дедушка ваш как-то

167

немного странно нас встретил. Я, конечно, понимаю, мы вино-ваты, ведь ещё упади она ещё немного в сторону и…

– Да нет! Дело не в вас. Он у нас немного глухой. Может, он подумал, что вы прилетели к нему насчёт его сыновей, – отве-тил за всех председатель.

– А что с ними? – Спросил Примак.– Одного-то сразу убили в, как его, Афгаста, тьфу ты, не

выговоришь. Ну, где война на юге идёт.– Афганистане? – подсказал Байрашевский.– Ну да, будь он трижды неладен. Вот. А младшего, сколько,

бабы, полгода или нет, а?– Да больше, почитай, все восемь месяцев будет, соколики,

– ответила старушка, стоявшая рядом с Артёмом. Она поверну-ла голову, улыбнулась ему редкозубым ртом и потрогала рукав диковинной одежды. – …как пришла бумага, как его, на этой машине, что вы прилетели, он пропал без вести. Написали, что канул весь экипаж и никого не нашли. Дед, наверно, и подумал, что вы оттудова! – С этими словами голос её сорвался, и она махнула рукой.

У Артёма откуда ни возьмись к горлу подкатил ком. За-хотелось зажечь сигарету, выпить воды, присесть на траву и прислониться к стенке сарая. Он заметил, что кто-то из това-рищей отвернулся, а кто-то стал шарить по карманам, пытаясь закурить.

Примак обнял деда за плечи и повёл его к дому.

Ночью пошёл дождь. Те полдня, которые лётчики провели в деревне, небо постепенно заволакивали тучи, но они сдер-живались, не мешая людям работать. И только когда наступила

168

темнота, изредка подсвечиваемая огоньками курящих, упали первые капли. Тихо, незаметно, не усиливаясь и не замедляясь, ровно и умиротворяюще дождь сеял свои прозрачные семена покоя, как бы лаская новые доски на крыше сарае, пропитывая свежеоструганные колья в заборе и, конечно, покрывая и делая незаметной засыпанную воронку. Он как бы смешивал новую и искалеченную землю со старой и родной почвой, стараясь за-хоронить вину и тех, кто нанёс ей рану, и тех, кто допустил это.

Артём не спал. Видимо, с непривычки от физического труда ныли руки и слегка гудела голова. Скорее всего, от впечатлений и переживаний. Он сполз с верхотуры сарая, прокатился по све-жему, а поэтому особо ароматному сену, где ещё с тремя това-рищами устроился на ночлег. Остальные почивали кто у деда, а кого разобрали по домам деревенские. Дождь мягко шуршал по крыше, листве и траве. Артём закурил и вдохнул вместе с та-баком запахи дождя, зелени и свежекопаной земли. Было тихо, даже не лаяли собаки, хотя днём они давали понять, что заме-тили чужаков. Отблеск далёкого фонаря, горевшего, видимо, у сельсовета, просачивался сквозь деревья и иногда касался до-мика деда Михея, околицы и леса за ним.

Машина наконец остановилась. Молодой военный пенсио-нер Артём Байрашевский сидел, вцепившись в руль, и никак не мог оторвать от него руки. Перед глазами то прыгали чёрные круги, то вставала белая пелена, то снова появлялось лицо разъ-ярённого водителя встречного грузовика. Оно выражало всю гамму чувств, которые потом стараются не вспоминать люди, только что избежавшие аварии. Байрашевский с трудом выполз из кабины «ГАЗели», открыв дверь не стороны водителя, а с

169

противоположной. Опустившись на пыльную придорожную траву, он трясущимися руками закурил, выдохнул и в изнемо-жении откинулся на колесо.

Когда всё это началось? Когда он был вынужден демобили-зоваться по инвалидности и появились провалы в памяти? Или раньше, когда он в Афгане катапультировался, а потом три дня брёл до своих? А может быть, потом, когда ушла жена, забрав детей, хотя и забирать-то не надо было. Старший сын ушёл сам, но потом вернулся и попытался объясниться с отцом. Как это сделала и жена, через несколько дней объяснив ему, что не мо-гла больше теперь его запои и что уже находила утешение у тех, кто понимал и сочувствовал. И было непонятно, что первично, а что произошло потом… Когда же, когда? Где та развилка, где он свернул не туда, не в ту сторону, сделал что-то за другого или что-то не то?

Артём глотнул водички, брызнул в лицо. Вода освежила, смыла какую-то тяжесть и оцепенение, вернула бодрость. Из соседнего леска с шумным чириканием выпорхнула стая во-робьёв, быстро пролетела над дорогой и скрылась в берёзовой роще. Надо было ехать, везти груз, делать дело, как умеет и мо-жет мужчина, привыкший всё выполнять до конца и через «не могу». Иначе не было смысла ни в том, что уже пройдено, и ни в том, что ещё предстояло. Ни в чём.

2012

170

ПОСЛЕДНЯЯ РАКЕТА

Техники возились долго. Артём видел это из окна ком-наты отдыха технического состава, в то время как комната психологической разгрузки пилотов располагалась в проти-воположном крыле двухэтажного здания. Спецы51 ещё шути-ли, что, мол, лётчикам вредно перед полётами смотреть на самолёты, поскольку они могут расстроиться, глядя на то, как делается колбаса, или, другими словами, как выполняется предполётная подготовка. Поэтому лётчики у себя на стенах созерцали красивые фотообои с успокаивающими пейзажа-ми, утопая в глубоких креслах, а «технота»52 взирала на уны-лые серые стены, обтирая блестящей сине-черной одеждой плиты из голой ДСП53, из которых были сделаны скамейки на манер парковых.

Артём ещё раз вгляделся в то место, где стоял его родной семнадцатый «борт», под левым крылом которого подозри-тельно долго возились вооружейники. Но от волнительного ожидания его отвлекли звуки сильных ударов костяшками домино по столу и «солёные» выражения игроков на тему, кто и когда кончит. Он в который раз оглядел неказистое по-мещёние, плохо освещаемое двумя голыми лампочками. Три техника играли в домино, а четвёртый, в очках, с умным и 51 Спецы – инженерно-технический состав ВВС, кроме техников самолётов. .52 «Технота» – техники сомолётов.53 ДСП – древесно-стружечная плита.

171

отрешённым видом читал томик из полного собрания сочи-нений Ленина, чьи книги в количестве, гораздо меньшем пя-тидесяти штук, были единственным украшением интерьера. «Сюр какой-то!» – подумал Артём, надел большой белый лёт-ный шлем и вышел на улицу. На него сразу обрушился порыв ветра, выдув из одежды всё тепло. В этот момент ему показа-лись милыми и уютными не только техническая комната, но даже узкий коридор, не позволявший разойтись двум людям, в тупике которого размещался жаркий кабинет службы объек-тивного контроля.

Он решил пораньше начать обход самолёта и тем самым ускорить работу с вооружением. «Чё они там возятся? Пора уж заканчивать! И так паршивое настроение с этой погодой». Он посмотрел на небо, по которому ветер гнал серые тучи. Они вроде бы шли негусто, но быстро закрывали просветы, не давая лучам солнца дойти до земли. Стоило бы только нем-ного ветру укоротить свой норов, как наверняка заморосил бы дождик, и тогда полёты наверняка «отбили» бы, но ветер не давал дождю ни одного шанса. Таким образом, усложнялись условия стрельбы по полигону, что в какой-то мере радовало начальство, поскольку тогда можно было доложить наверх о преодолении препятствий при выполнении боевой задачи и получить ещё пару баллов, но не очень впечатляло лётный состав. Им-то придётся при этих условиях не просто слетать «блинчиком», а пробить облачность и только потом отрабо-тать по наземным целям.

Артём прошёл мимо безлюдной курилки, где ветер просто разрывал на части, потом легко сбежал по ступенькам вниз на ЦЗТ и пробежал по дороге сквозь отбойники, пропустив

172

медленно ползущую «массандровозку»54. «Да, едет наша ра-дость!» – подумал Артём, поднимая воротник кожаной куртки. Здесь, в низине, ветер был потише, зато гремели авиационные двигатели, заставляя всех благоразумно обходить самолёты спереди. Создавалось такое впечатление, что именно ревущие турбины и были первопричиной сильного ветра.

– Здравствуйте, товарищи военные! – капитан Байрашев-ский пожал руки технику самолёта Михайлову и начальнику группы вооружения Ковбе. Остальные лишь слегка приподня-ли головы и снова уткнулись в ракету. – Как машина, Сергеич? – надевая перчатки и уводя техника чуть в сторону, спросил Артём.

– Да всё нормально, лайнер готов, Борисыч! – Михайлов отвернулся от ветра. – Сейчас «двухголовые» закончат, и уле-тишь в даль синюю. – Он улыбнулся лётчику, показав в ши-рокой и простой улыбке не по возрасту крепкие и белые зубы. «Технический загар» равномерно покрывал не только его лицо, но и почти всю голову, которая лишь на самой макушке была увенчана пучком светлых волос. Техник был старше Артёма и уже служил, когда он ещё только начал летать после учили-ща. Александр Сергеевич Михайлов, или, как его уважитель-но звали в полку – Папа – был только старшим лейтенантом. Ему, выпускнику среднего военного технического училища, было суждено протащить почти всю службу на своих плечах эти три звёздочки и лишь под дембель получить капитана. И то при условии, что не будет замечаний. Конечно, некоторые его коллеги по образованию и возрасту получали должность 54 «Массандровозка» – народное название автомобиля-цистерны, подвозящей

к летательным аппаратам спирт и спиртоводяную смесь крепостью в 30 градусов, в данном случае называемую «массандрой».

173

НТЗ 55 и четыре звезды на погон при двукратном переслужи-вании на посту старшего техника звена, то есть за восемь лет. Но на данный момент поезд Сергеича уже ушёл.

Был он заметен в полку не только тем, что носил странное прозвище, придуманное им самим, но и тем, что для своих сорока лет обладал великолепным здоровьем. Он легко делал полный переворот на перекладине на одной руке, чем может похвастаться далеко не каждый профессиональный гимнаст. Правда, ходил и другой слушок, что Папа втихаря наладил из «массандры» производство собственного самогона. «Неуже-ли он подпольно шинкарит? Что-то не верится!» – думал Ар-тём, глядя на улыбающееся лицо Михайлова и совсем забыв, что однажды услугами Папы воспользовался и сам. Словно какая-то блокировка мешала представить самого себя в роли покупателя самопального напитка, уступив право «грешить» остальным.

– Ты чего такой довольный? – в свою очередь улыбнулся Артём.

– А чё печалиться? Летаем, работаем! Сейчас тебя выпу-щу, пойду на ужин, жизнь сразу наладится. Скоро отпуск, по-еду к себе в деревню…

– Когда хозяйку-то заведёшь, а то…?– А зачем она ему? У нас Папе рады в любом доме! – со-

вершенно неожиданно в разговор вклинился капитан Ковба, чьи подчинённые наконец-то прицепили ракету к пилону. – Товарищ капитан, самолёт к вылету и к применению готов! – долговязый вооружейник в не первого срока, затёртой до

55 НТЗ – начальник ТЭЧ (технико-эксплуатационная части) звена (пяти само-лётов) эскадрильи или старший техник звена.

174

блеска куртке угодливо наклонился к лётчику и приставил руку к виску. Артём недолюбливал этого офицера за под-чёркнутое подобострастие к лётному составу. Он чувствовал в этом якобы уважительном отношении скрытую неприязнь, скорее всего, рождённую из зависти к привилегиям и поло-жению лётчиков в обществе. «Мол, вы ребята, конечно, кру-тые, но куда вам без нас! Вот какие мы, грязные и в плохой одежде, но всё равно выполняем свою работу, а вы, такие чи-стые и холёные, в тепле сидите!» Байрашевский называл это психологическую особенность «комплексом медсестры», когда медработники среднего звена, каждодневно работа-ющие с врачом, набравшись минимума опыта, решают, что они знают больше, чем хирурги и педиатры, и что последним без сестёр никуда не деться. Ему больше нравились техники, как Папа, ровные в отношениях и немногословные в разгово-рах. Этакие мужички-сибирячки, какими, кстати, многие из них являлись по происхождению и по месту учёбы в Ачин-ском училище.

– Добро, парни! Пойду смотреть лайнер! – ответил Артём и стал обходить МиГ-27.

Ему всегда нравился этот неторопливый предполётный осмотр, поглаживание гладких боков истребителя-бомбар-дировщика, заглядывание в сопла, под стойки шасси… Ему казалось, что таким образом он здоровается со своим другом и даже братом, учитывая, из каких ситуаций они выходили целыми и невредимыми. Ему нравился запах металла и керо-сина, въевшегося в бетон полосы и исходящий от двигателя. Сейчас самолёт холодный и спокойный, но пройдёт несколько мгновений, он вздрогнет, оживёт, загрохочут турбины, зажуж-

175

жат приборы, кабина постепенно наполнится теплом и прият-ный голос РИты56 наполнит наушники шлема.

Поднимаясь по стремянке, Артём услышал за спиной, как заревел движок соседнего самолёта. «Ага, Серёга начал газовать», – подумал он про лейтенанта Завгороднего, своего ведомого. Сегодня они не просто отрабатывали стрельбу ра-кетами по наземным целям, а впервые в практике молодого лётчика должны были сделать это упражнение парой.

Артём уселся в кресло, Сергеич помог застегнуть ремни и убрал чеки с ручек катапульты. «Ну, давай!» – он улыбнулся Артёму и коснулся рукой его белого шлема. Это была часть ритуала. Техник опустил крышку «фонаря»57 и убрал стремян-ку. Потом он отошёл подальше от воздухозаборника. От его шлемофона по бетонке змеился и уходил под брюхо лайне-ра тонкий провод переговорного устройства. Байрашевский услышал голос старшего лейтенанта и включил двигатель.

Через полчаса после их взлёта приказом командира полка полёты были прекращены. Эта команда разлетелась с пункта управления ИАС по рациям инженеров эскадрилий, старших техников звена и всех остальных ответственных лиц. От них она тут же стала известна всему техническому и лётному со-ставу. Дело в том, что за пять минут до этого на полигоне упал самолёт под номером 18. Лётчик Сергей Завгородний успел катапультироваться и даже пронаблюдал, как его «борт» вре-зался в землю, оставив большую и чёрную яму, которую поли-гонщикам придётся ликвидировать не один день.

56 РИта – речевой информатор на самолёте, говорящий женским голосом.57 «Фонарь» – верхняя часть кабины лётчика, сделанная из прозрачного про-

тивоударного стекла.

176

Всем, кто был в тот злополучный день на аэродроме, ста-ло известно о катастрофе и по тому, как аварийная команда спешно погрузилась на «Урал» и поехала к только что призем-лившемуся Ми-8. Вертолётчики не стали останавливать вин-ты, а дождались, когда «технота» запрыгнет на борт со своими ящиками, и тут же подняли машину в воздух.

«Да нам лучше было бы не ключи брать, а лопаты!» – подумал Ковба. Он вместе с другими «аварийщиками» си-дел на подрагивающей деревянной скамейке «вертушки» и с грустью смотрел на удаляющуюся землю. «Хорошо, если ракеты не сдетонировали, а если грохнули?! Чё там собе-решь?!» – подумал он, представив себе, сколько раз ему те-перь придётся объясняться устно и письменно с разными проверяющими. Он отвернулся от иллюминатора, положил голову на руки и упёрся ими в колени. Теперь лёгкая вибра-ция дошла от ног до самой головы, и, как ни странно, это хоть немного успокаивало.

Артём только что вышел от командира полка, где подробно доложил о том, что было до крика Завгороднего: «Движок заглох!»

– В чём видите причину падения Вашего ведомого, ка-питан Байрашевский? – спросил подполковник Гнатюк. Он встал и подошёл к большому окну «высотки»58. За ним подня-лись его замы и все комэски, но он только махнул рукой: «Да сидите вы!»

58 «Высотка» – здание на аэродроме, где находится высотное снаряжение для пилотов, в том числе и специальные костюмы, в которые они здесь пе-реодеваются. В этом же здании находятся и другие службы, в частности, кабинет медосмотра.

177

Артём и так не садился, он только перенёс тяжесть тела с одной ноги на другую. Ему показалось, что комполка специ-ально нажал на слова «ваш ведомый», и от этого стало ещё муторнее на душе.

– Точно не могу сказать. Может быть…, – он посмотрел на всех офицеров, сидящих напротив, словно ища у них поддер-жки. – Может быть, товарищ командир, дело в ракете? – неу-веренно начал он.

– А при чём тут ракета? – громко и нервно спросил вздрог-нувший зам по ИАС полка подполковник Степанов.

– Понимаете, мне в зеркала показалось, что от моей пра-вой ракеты был слишком дымный след. – Артём поднял глаза на Гнатюка.

– Показалось или видели? – он повернулся от окна к лётчику.

– Видел, товарищ подполковник. – Артём знал, что Гнатюк больше любит, когда к нему обращаются, как к командиру, а не по званию, но в этот момент Байрашевскому было всё рав-но. Мыслями он был там, на КП, где наверняка уже знали, в каком состоянии находится его напарник после приземления.

– Но если был дым, то тогда… Неужели «дымовушка»? Но это же старая ракета С-24, кажется. Как она могла попасть сюда с ПППР5960? Их же должны были списать? А, Иван Иль-ич? – спросил комполка Степанова, так резко повернувшись к столу, что половицы не просто жалобно заскрипели, а как будто взвизгнули.

– Так точно, списали, товарищ командир! – резко ответил главный инженер полка. Его слишком бодрый голос прозвучал

59 ПППР – пункт подготовки и проверки ракет..

178

диссонансом напряжённому ожиданию, наполнившему каби-нет. Было понятно, что в данной ситуации каждый начальник мысленно уже видел документы, где стояли числа и подпи-си, которые могли стать непробиваемым щитом для карьеры каждого. Но неприкрыто демонстрировать свою уверенность сейчас было уж слишком.

– Кто отвечал за списание боеприпасов? – по-командирски грозно спросил Гнатюк. Этой интонацией он хотел пригасить градус самоуверенности своего заместителя по инженерно-авиационной службе.

– Инженер полка по вооружению майор Ивашкевич!– А где он?– Не-е-е знаю, товарищ подполковник. Был на КП, сам ви-

дел! – уже с меньшей уверенностью ответил Степанов.

Тем временем Папа сноровисто и спокойно, как он уже делал почти двадцать лет, чехлил свой самолёт. Он уже на-дел брезент на одно крыло и перешёл на второе, как заметил одинокую хрупкую фигурку своего соседа, техника самолёта лейтенанта Иванькова. Тот стоял ровно на белой линии, где должна находиться передняя стойка шасси самолёта…, кото-рого не было. Папа только сейчас сообразил, что его товарищ по звену, его подопечный, которого он учил последние пол-года уму-разуму, тонкостям обслуживания авиатехники и хи-тростям обхождения с начальством, в один момент оказался безлошадником, а другими словами, остался без летательного аппарата! Папа бросил тесёмки чехла, молодцевато съехал с крыла на бетон и подошёл к Иванькову.

– Ты чё застыл, Лёнь? Ну подумаешь, упал кораблик, да

179

хрен с ним! Ты знаешь, сколько «голубков» за мою бытность попадало, как осенние листики? Да звездочек всей «техноты» нашей эскадры не хватит, чтобы сосчитать! Да если бы я за всех переживал, то давно бы уже сдох без всякой «асфальто-вой» «массандры»! Брось, айда, поможешь мне чехлиться! – он стукнул Лёньку по плечу, чтобы хоть как-то вывести того из ступора.

«Двухгодичник» повернулся к Папе, и тот увидел в его глазах слёзы.

– А если решат, что я виноватый, ведь самолёт-то мой, тог-да трибунал и расстрел! А если лётчик не выживет? – лейте-нант уже кричал от отчаяния.

– Э-э-э, ты это брось, ты чего? «Голубок» живой, ты же знаешь. А ну-ка прекрати истерику, мать твою! Ты офицер или дерьмо собачье?! – Сергеич громко и витиевато выматерился и оглянулся по сторонам. Хорошо, что никто не слышал и не видел этой сцены. Спецы, как и положено «голубой техниче-ской кости», уже умотали в зону, а техникам было не до того. Надо было укрощать на сильном ветру чехлы и прилаживать водило. – Подбери сопли и не скули! Разнюнился, понимаешь, как прапорщик, которого поймали с мешком овса, или солдат, которого от мамки оторвали и сортир мыть заставили.

Иваньков уже вытер глаза и привычно стал натягивать брезент на крыло.

– Тебе хорошо говорить! А ведь комиссия с меня начнёт! – сказал он уже спокойнее.

– Да пошли ты эту комиссию, знаешь куда!? И проверь ЖПС, чтобы все подписи твои были, и никому не давай. А то сейчас все полезут строчить, что вот, мол, предупреждали.

180

Писаки, мать их! – Папа закончил с килем и пошёл закрывать «фонарь». – И не боись! Судить тебя не за что. Говорят, что дело будто в ракете. Ты слышал?

– Откуда? – лицо Леньки вопросительно вытянулось.– Ладно, сейчас я уволоку свою тачку, а потом тебе пришлю

«Урал». Цепанешь быстрее, и в зону. И потом…, – он спрыгнул вниз и стал прилаживать стремянку вдоль водила. Ему хотелось сказать молодому коллеге, что, вероятно, их командиру полка опять зажилят «полкана» и перевод в Москву, а тот спал и ви-дел, и это в полку все знали, свою дочку студенткой МИМО60. Но вместо этого Сергеич лишь успокоительно обобщил для «двухгодилы»: – Тут и так звёзды большие посыпятся, а наше дело, сам знаешь, маленькое: масло – горючка – получка. Ну и «массандрючка», конечно! – и он подмигнул Лёньке.

Су-15 уже три минуты стоял с выключенными движка-ми, устремив острый ПВД на заходящее светило, окрасив-шее красным светом уходящую до горизонта тундру. «Стран-но, – подумал Артём. – Я здесь уже полгода и никак не могу привыкнуть к этому вечному ожиданию холода, негреющему солнцу и низкому небу. Одно слово – край земли». Он нада-вил вниз ручку «фонаря», и его крышка, тихо шипя сжатым воздухом, поднялась, впустив в нагретое нутро кабины истре-бителя-перехватчика вечно свежее дыхание морского бриза, приходящего на побережье Чукотки с Берингова пролива. Сегодня, когда в паре с комэском они работали по наземным мишеням, он вспомнил Серёгу Завгороднего и злополучную

60 МИМО – так в советское время назывался Московский государственный институт международных отношений.

181

«дымовушку». «Как он там?» – подумал о своём бывшем ве-домом и сбежал по стремянке. Байрашевский повесил на ле-вую руку кислородную маску, расписался в ЖПС, поданном техником дядей Лёшей, улыбнулся ему и показал поднятый вверх большой палец. Тот лишь кивнул и, кряхтя, полез про-верить кабину.

Артём снял шлем и подставил разгорячённую голову под несильный ветерок. Сейчас он пообедает, закурит, и мир по-кажется ему играющим во всех красках, во всяком случае, там будут оттенки не только серого цвета. Особенно его радова-ло письмо жены из Воронежа. Там она жила с двумя детьми у тёщи. Сейчас он снова вспомнил об этом и даже похлопал по левой груди, где в кармане уже неделю лежал вскрытый конверт. Они оба понимали, что здесь Артём не задержится надолго, и поэтому не принимали решения на переезд. Но зато его храбрая Галинка осмелилась приехать в гости к мужу на край земли, и он ждал её, как, наверно, ещё ничего не ждал так сильно в своей жизни.

– Капитан Байрашевский? – нерешительный и глуховатый голос раздался из-за спины и вернул его в суровую действительность.

Артём повернулся. На него смотрел невысокий незнакомый мужчина в зимней шапке и тёмно-серой технической куртке с поднятым меховым воротником. Было видно, что человек на Севере недавно, поскольку все старожилы такую погоду счи-тали уже тёплой и носили демисезонную одежду. Он курил, то и дело стряхивая пепел то ли по привычке, то ли от волнения. Маленькие чёрные глаза буравили Артёма, не выдавая истин-ного интереса к нему, а в узеньких усах застыла полуулыбка.

182

– Виноват, не узнаю…, – начал было Артём. Вокруг стояли несколько техников и тоже курили. Один их них бросил «бы-чок» в вырытую яму и стукнул по плечу визави Артёма:

– Ладно, Михалыч, докуривай. Адрес общаги ты знаешь. Пошли, парни! – он обратился к остальным, и те оставили их наедине.

– Если не ошибаюсь, то… а, ну да, конечно, майор Иваш-кевич? – Артёму пришлось оживить в памяти не самые прият-ные воспоминания.

– Так точно, он самый, Ивашкевич Марат Михайлович, товарищ Байрашевский Артём Борисович! – и он протянул Артёму ладонь. Было видно, что ему непросто давались и эти слова, и это рукопожатие. – По Вашей милости заброшенный в эти чудесные края и теперь уже не майор, а капитан! – голос его немного дрогнул, а глаза стали злыми.

Теперь Артём вспомнил всё. Это был тот самый инженер полка по вооружению, которого признали виновным в ката-строфе самолёта его ведомого. Байрашевский присел на ска-мейку, положил шлём, достал мятую пачку «Опала», закурил и протянул её Ивашкевичу. Тот нашёл последнюю целую си-гарету, выбросил упаковку и закурил от огня Артёма. Руки ин-женера немного дрожали. «Неужели стал пить? – подумал Ар-тём. – Или, может, волнуется, а может быть, просто замёрз». Ивашкевич поёжился, засунул руки в карманы и, держа сига-рету одними губами, дал ей разгореться на ветру.

Артём несколько раз глубоко затянулся и сказал:– Не знал я, что на мне висит такое обвинение… Извини,

давай на ты.Ивашкевич слабо кивнул, и было непонятно, с чем он со-

183

глашался: со словами про обвинение или с переходом на «ты». Глаза его немного сузились, но продолжали цепко и внима-тельно смотреть на собеседника.

– Комиссия наверняка и без моего рапорта сделала бы то, что сделала. А я написал его, знаешь, больше под влиянием эмоций, обидно было за своего ведомого. Такой молодой и так…, – Артём не смог договорить о том, что же произошло с его коллегой, и только бросил докуренный до самого фильтра «бычок».

Инженер вынул сигарету изо рта, стряхнул пепел и отвер-нулся, глядя на заруливающий самолёт.

– Эмоции, говоришь… Слушай, я сегодня здесь первый день, надо устроиться. Да и тебе пора идти. Давай найди меня вечером в гостинице.

Вечером они сидели в беседке возле офицерского обще-жития. Она со временем превратилась в место для курения, и теперь в её крышу начинал накрапывать мелкий дождик.

– Тут всегда такая погода? – спросил Ивашкевич.– Да почти, – вяло ответил Артём.– Да-а-а. Загнали нас туда, куда Макар телят не гонял! Вот

ты днём сказал об эмоциях. Эмоции, конечно, вещь хорошая. А знаешь, они меня и сгубили в тот день, – начал инженер.

– Ну уж…, – попытался возразить Артём.– Сгубили, сгубили. Понимаешь, мне накануне жена теле-

грамму прислала, что нашего Игорька в армии завалило пе-ском. Хрен его знает, как там случилось! Я потом пытал его, но он ничего не помнит, а может, и не хочет говорить. То ли он раззявил «варежку», то ли водила виноват. Ты же знаешь во-

184

енных водителей! В общем, очнулся он, когда его уже откопа-ли парализованного. Он на Байконуре в стройбате служил. Ну, я сразу после телеграммы на переговоры жену вызвал. А там не лучше – истерика, рыдания… Естественно, меня во всём обвинила. Мне бы, конечно, ехать, но как? Я один, напарник в отпуске, а тут инспекторская проверка с применением…

Артём кивал головой, слушал Марата и курил, а тот про-должал говорить быстро и чётко, словно торопился рассказать то, что уже раз сто прокручивал в голове и что уже никогда не изменить:

– …Виноват я, конечно, слов нет. А тут ещё лейтенантик один из ПППРа пристал ко мне, мол, давай, Михалыч, дора-ботаем «дымовушку», жаль списывать, кинем «рацуху» в её движок. Вообще-то он подал вполне здравую идею, а я забыл проверить с этими переживаниями, сделал он это или нет. А тут, как назло, накануне стрельб его в наряд помдежем по пол-ку засунули. Я примчался с переговорного, звоню дежурному, прошу его отпустить хотя бы на два часа на предполётную. А тот, сука, капитан с управления упёрся и ни в какую, не поло-жено, и всё. – Ивашкевич длинно выругался, тем самым выра-зив общую нелюбовь строевых офицеров к штабникам. – Ну, у меня из башки вылетело, откровенно говоря, посмотреть на то, пошла она на стрельбу или нет…

– Так именно с ней потом ещё долго возились твои воору-жейники во главе с Ковбой…, – добавил Артём.

– Я не знаю, он ничего такого не говорил. Ну нет, если там что-то было не так, он бы самолёт не выпустил. Я его знаю, он хоть и человечек был с душком, но дело своё знал.

– Ну, а как ты попал сюда? – спросил Артём.

185

– Сначала отстранили, пока комиссия работала. Ну, выво-ды ты знаешь: «Попадание пороховых газов от работающего двигателя ракеты в двигатель самолёта привело к пампажу…». Потом вывели за штат, дали отпуск. Сына перевёз к тёще в Са-мару. Там тоже пришлось повоевать. Представляешь, в госпи-тале ни в какую не хотели лечить, мол, его уже комиссовали и он не наш. Пришлось походить, обивать пороги. Хорошо, что нашёлся корешок по академии, заместитель главного инжене-ра округа, он помог.

– И как он сейчас? – спросил Артём, боясь услышать ответ.– Ты знаешь, лучше, уже ходит с одним костылём. Сам всё

делает. Руку разрабатывает. Но нога левая ещё волочится. Хотя врачи обещают, что организм молодой, должен справиться.

– А Серёга Завгородний в коляске ездит…, – медленно произнес в тёмную пустоту ночи Артём.

– Подожди, ведь говорили, что там операцию сделали, вро-де бы он на поправку пошёл? – Ивашкевич говорил так, как будто не допускал саму мысль, что лётчику могло быть хуже.

– Да, пошёл. А потом опять. Врачи не сильно объясняли нашему брату, что да как. Вроде нервы своё дело сделали. Сначала жена ушла, детей у них не было. А потом у матери инсульт, уже не встаёт. Они теперь вдвоём с отцом за ней уха-живают. А как он летать хотел, какие надежды подавал…

Они помолчали. Стало прохладнее, появились звёзды, сов-сем другие, чем на Большой земле.

– Слушай, Артём, у тебя не будет выпить? А то я свою фляжку опростал с братанами в дороге.

– Найдётся. Пойдём ко мне, сосед всё равно в дежурном звене.

186

Они выпили бутылку неразбавленного спирта, закусив кильками в томате и «техническим яблоком» – солёными зе-лёными помидорами. Артём уговорил Марата лечь на кровати соседа. Тот не сразу, но согласился, сходил к себе в комнату, предупредил, чтобы его не теряли, принёс простыню, посте-лил её поверх одеяла и быстро уснул, накрывшись парадной шинелью Байрашевского.

Артём стоял и курил возле открытой форточки, что редко позволял себе и в присутствии соседа-майора. Он выбросил окурок, прикрыл форточку, оставив маленькую щёлку, затем быстро разделся, завернулся в байковое солдатское одеяло и запрокинул руки назад. В голове всё перемешалось от спирта, воспоминаний и ещё больше от услышанного. Он вспомнил последний тост. Когда разлили остатки спирта и минеральной для запития, Ивашкевич сказал:

– Послужу два года, чтобы двадцать было календарей, и домой, сына ставить на ноги. А знаешь, я ведь теперь уже не инженер, а начальник группы. Хотя, – он затянулся сигаре-той, – здесь отдельная вертолётная эскадрилья, так что права практически те же. Про зарплату я уж не говорю. Но дело не в этом, Артём, а в том, что получилось так на так. У меня сын, у тебя друг. Давай выпьем, чтобы было всё цело и все целы. В конце концов, для чего мы служим…

Марат закашлялся, видно, от сильных эмоций спирт по-шёл не в то горло. А потом спросил Артёма:

– А ты-то как здесь? Тебя же вроде хотели по замене в Венгрию?

Но Байрашевский, доедая остатки консервов, только мах-нул рукой. «Сам знаешь, как бывает…».

187

«Да, верно сказал Марат – так на так. А может ли быть иначе, чтобы вообще никак?» – подумал Артём.

С улицы немного тянуло дымом от котельной. К запаху со-жжённого угля примешивался ещё один, какой-то незнакомый запах, как будто морской. К нему надо было ещё привыкнуть.

2012

БАЙКИ

189

ПОРУБЛЕННЫЕ БЕРЁЗКИ

История эта произошла летом 1988 года в Литве, в Шяуляе, где в это время я служил авиационным специалистом в истре-бительном полку.

Закончилась первая смена полетов, и я вместе с другими спецами приехал с аэродрома на стоянку нашей эскадрильи. Нас было немного, и мы быстренько разбежались по своим комнатам, чтобы умыться и переодеться. Из своей группы я приехал первым. Приведя себя в порядок, вышел из домика и присел в беседку, которая была ещё и курилкой. Я был один, ждал боевых товарищей, чтобы посидеть и поболтать о том, как мы сегодня отлетали.

Надо сказать, что рядом со стоянкой нашей эскадрильи на-ходилась площадка для приема прилетающих самолетов. То есть туда ставят все летательные аппараты, которые не припи-саны к данному аэродрому и которые изредка прилетают, при-возя грузы и людей. Я сидел и наслаждался одиночеством, что в армии вообще бывает крайне редко, и свежим воздухом, напо-енным березовым ароматом.

Вдруг я услышал приближающийся шум. Он не был похож на звук работающих двигателей истребителя МиГ-29, тем более что полеты уже закончились. Не походил он и на рёв моторов бомбардировщиков Су-24, которых периодически облетывали после ремонта на находящейся по соседству рембазе. Если бы

190

он не приближался, то можно было бы предположить, что это газуют движки на специальной площадке рядом с нашей зоной (что и говорить – повезло нам с этими шумами). Однако звук совсем не походил на громкое шипенье малого газа или раз-дирающий барабанные перепонки форсаж отремонтированных двигателей.

Ещё через несколько секунд я понял, что на площадку при-летающих «бортов» заруливает с характерным ревом грузовой Ан-12 или, как его ещё называют в армии, «летающий сарай». Сейчас «Антонов» должен был газануть напоследок и остано-виться. Но, к моему удивлению, шум не только не прекращался, но всё более приближался. Я вскочил и побежал по дорожке на стоянку.

То, что я увидел, заставило меня остановиться и широко открыть рот. Мимо стоявших рядком истребителей, метрах в тридцати от меня, натужно вращая лопастями двух из четырёх силовых установок и покачивая крыльями, медленно ехал Ан-12. Ещё через секунду я услышал треск и увидел, как падают срубленные крылом молодые березки. Я не очень громко за-кричал, потом громче и наконец просто заорал на всю округу и замахал руками. Вокруг никого не было: ни в домике, ни в зоне, ни на дорожке. «Ведь не поверят, гады, не поверят!» – подумал я о сослуживцах, которым буду рассказывать о том, каким обра-зом в посудную лавку попал слон. Но при этом мне не пришло в голову забежать вперёд транспортника, как-то обозначить себя и дать понять экипажу, что они не туда заехали. Может быть, потому, что это было опасно, или по той причине, что в меня уже прочно вошёл один из постулатов армейской жизни: «Не лезь в герои, пока Родина сама тебя не позовёт»…

191

Тем временем «сарай» остановился, не доехав метров де-сять до большого капонира. Двигатели заглохли, винты замер-ли, и в тишине, нарушаемой только щебетанием птиц, заскри-пела открываемая дверца самолета. Выдвинулся трап, и по нему совсем неверной походкой спустился лётчик в голубом комбинезоне. Очень сильно пошатываясь, он подошёл к пло-скости и остановившимся взглядом стал смотреть на вмятины в крыле. Меня он не заметил. «Ни … себе, ну мы, это, дали…», – это всё, что мог сказать сильно нетрезвый ас. Но я удивился ещё больше, когда увидел большую группу курсантов, которые горохом высыпались по заднему трапу лайнера на лужайку и с большим энтузиазмом стали обсуждать удачную посадку.

Я даже приблизительно не могу представить, что было бы, если Ан-12 врезался в капонир, что было бы с лётчиками и кур-сантами, с рядом стоящими МиГ-29, заправленными топливом! Слава богу, ещё не начали транспортировать истребители с аэ-родрома… Тут была бы такая куча мала! Наконец, чтобы стало бы со мной? Если бы я не убежал, наверно, взрывной волной меня размазало бы о стены эскадрильского домика.

Вот такая история. А коллеги мне поверили. Куда им было деться! Вещёственное доказательство стояло рядом, и пору-бленные берёзки беззащитно лежали здесь же. Когда через час после построения и разбора полётов мы загружались в наш «Урал», чтобы ехать по домам, по крылу «Антонова» лазили, чертыхаясь, ТЭЧевские технари и стучали молотками. Что ж, как говорят в армии: «Кто на что учился!»

2010

192

НА ТАКСИ В ДЕЖУРНОЕ ЗВЕНО

Конец зимы 1988 года. Заканчивался первый год моей служ-бы, куда я попал после окончания института. Работал я в группе БСАК, что переводилось с авиационного языка, который обожа-ет сокращения, как Бортовые Системы Автоматического Контр-оля. Другими словами, я был оператором, выполнявшим, в пер-вую очередь, предполётную подготовку фронтового истребите-ля МиГ-29. В то время как остальные спецы: аошники, радисты и вооружейники – просто стояли рядом с самолётом и смотре-ли на меня или моих коллег, надеясь, что программа не выявит отказа техники и им не придётся открывать лючки и копаться, чтобы заменить тот или иной блок. Или же не стояли, а сидели в домике на колёсах и нещадно стучали костяшками домино по столу, приправляя свои действия крепкими словечками.

Климат в Прибалтике морской. Метели, дожди и хмурое небо гораздо чаще мешали полётам, чем давали возможность лётчикам ясным солнечным днём «искупаться» в синеве неба и в который раз посмотреть сверху на необъятное Балтийское море. Благо, до него от Шяуляя на истребителе лететь было все-го ничего. Но погода никак не влияла на состояние дежурного звена, которое поднималось по тревоге в любое время и при любой погоде. А техники каждое утро готовили самолёты для дежурства. Об одной истории, произошедшей со мной в столь раннюю пору, я и хочу рассказать.

193

Мне, рождённому на Урале и всю жизнь прожившему на Волге, было непросто приспособиться к высокой приморской влажности. Поэтому я часто болел. Когда это произошло в очередной раз, было воскресенье. Ещё утром я почувствовал слабое недомогание, но подумал, что надо проветриться, по-том как следует подкрепиться, выспаться, и хворь уйдёт сама. И я быстренько сбегал в ДЗ, подготовил самолёты. Но мораль-но меня угнетало другое, а именно то, что в понедельник мне надо снова идти туда же. Нас было четверо офицеров в группе, и мы исполняли эту повинность по очереди. Правда, был тут и один плюс – тот, кто делал это в будни, оставался на службе только до обеда. Честно говоря, я никогда не испытывал особой охоты гулять после обеда, а предпочитал лучше поспать с утра. Зато это было удобно, когда к тебе приезжал кто-то из родст-венников или друзей, но выпадало редко. Вместе с тем, самые неудобные дежурства доверяли чаще всего всё-таки мне как студенту. Мои возражения, что я тоже человек, хоть и несемей-ный, и тоже хочу отдохнуть, кадровые офицеры, как правило, встречали улыбкой и нарочитым кряхтением.

– Брось, старичок, тебе ещё годик остался родине послу-жить, а нам, как медным котелкам, кому «червонец», а кому и всю «пятнашку» зарабатывать надо! – Они хлопали меня по плечу и добавляли одну из самых популярных в таких случаях фраз: «Будь проще, и народ к тебе потянется!» «Ага, – думал я. – С вами, такими простыми, вообще не будешь вылезать из нарядов и дежурств». Так или иначе, но мне в очередной раз пришлось согласиться испортить единственный выходной и добавить сюда ещё и понедельник с условием, что через неде-лю я буду свободен. Хотя и эта договоренность могла сорвать-

194

ся по объективным причинам, например, из-за тревоги или бог весть ещё чего.

К ночи я уже был в разобранном состоянии придавлен к своему дивану высокой температурой. Употребив горячее молоко и все подходящие для такого случая таблетки, слегка затуманенным сознанием я понял, что поздно уже звонить де-журному по полку, чтобы предупредить его о моём завтрашнем невыходе в ДЗ. К тому же это означало, что придётся завтра кого-то из моих коллег выдёргивать с ранья из тёплой постели. Именно эта мысль и угнетала меня. «Если их вообще найдут в городе сейчас, воскресным вечером. Значит, утро вечера будет мудренее», – решил я и отключился.

Проснулся я спозаранку совершенно мокрым. Видимо, но-чью был кризис, температура достигла максимума…, и теперь я находился в жуткой расслабухе. Надо было повернуть голову и посмотреть на будильник, но я не смог. Кое-как передвинув прилипающие к пододеяльнику ноги, я сел, отдохнул, потом встал и включил свет. Было начало шестого. Даже если бы я за-хотел, то уже не успевал вовремя добраться до аэродрома. «Ты же офицер, старик! Умирай, а выполняй долг перед Родиной. И никого не волнует, что делать это трудно, а порой и практи-чески невозможно. И, конечно, не за счёт товарищей!» Я улыб-нулся даже не этой мысли, а тому, что Родина всё равно не оце-нит должным образом подвиг своего сына, а в лучшем случае, как говорили у нас в эскадрилье, «отметит эту благодарность с занесением ударом в твою хилую грудь, а потом повесит на это место орден Сутулого».

Я добрёл до туалета, ополоснул лицо. Из зеркала на меня смотрел чужой человек с потухшими глазами и бледными впа-

195

лыми щеками. Я вытерся и повесил полотенце. Так, со вздо-хами и пошатыванием, я добрался до комнаты. Пока я сменил мокрое, хоть выжимай, бельё, надел форму и ставшую тяжёлой шинель, успел как следует вспотеть. Надев шапку и ботинки, я с шумом опустился на стул и прислонился головой к стене. «Господи, на кой ляд тебе, старичок, эти наряды, дежурства и вообще эта армия? Сидел бы сейчас на каком-нибудь заводе и девчонок щупал на последнем ряду в кино…».

На улице было нехолодно, но заметало. На автобусной оста-новке, куда вышел из переулка, мело уже сильнее. «А что же творится на бетонке, открытой со всех сторон?» – подумал я.

Решение пришло неожиданно. Видимо, мозг, взбудоражен-ный болезнью, лихорадочно искал варианты. Я решил поймать такси и ехать не просто к КПП и даже не на аэродром, а прямо в расположение дежурного звена. «Будь что будет! Ну, отруга-ют, посадят на «губу»! И что? В конце концов, я же не пьяный, а больной!» Ветер уже начал сильно поднимать полы шине-ли, а мимо пронеслась только одна машина. Наконец из тем-ноты в метельной серо-белой каше появился зелёный огонёк. Я поднял руку. Такси остановилось, я открыл дверь и плюхнул-ся на сиденье.

– Была бурная ночь, а, лейтенант? – спросил водитель, по-вернув ко мне улыбающееся лицо. Он был в синей джинсовой на белом меху короткой куртке – только-только входили тогда в моду в Литве.

– Бурная, но не в том смысле. – Я снял перчатки, вытер пот с лица и постарался хоть немного улыбнуться в тон таксисту. Лучше бы я этого не делал, поскольку лицо шофёра стало не просто серьёзным, а ещё и жалостливым.

196

– Что случилось, командир? – он включил дальний свет и тронул машину. – У тебя, по-моему, жар? – и он снова посмо-трел на меня.

– Поехали в Зокняй! – я назвал пригород Шяуляя, где рас-полагался большой авиагарнизон, стараясь, чтобы голос не был сиплым. К слову, именно там в настоящее время располагаются натовские истребители. – Только у меня просьба к Вам, поедем прямо на аэродром. Под мою ответственность.

– А нас там не того, не стрельнут? А? А то я знаю, сам в кон-войных войсках служил! – голос таксиста опять стал весёлым.

– Нет, я договорюсь! Я заплачу, сколько надо! – последние мои слова утонули в приступе кашля.

– Где же Вас так прихватило? – опять спросил он, с видимым усилием выровняв машину, которая пошла юзом на мокрой дороге.

– Да хрен его знает! – я снял шапку и снова вытер пот со лба. Перчатки упали на днище машины, а потом и шапка. Мне показалось, что я поднимал их с пола целую вечность.

Мы уже проехали городскую черту и выехали на трассу. Ветер продолжал бросать охапки снега на переднее стекло, и «дворники» не успевали его убирать. Через пару минуту мы подъехали к КПП.

– Вам помочь? – таксист попытался подставить мне руку.– Спасибо. Теперь уж сам. Пожалуйста, просигнальте.Я с трудом вылез из машины, запутавшись в полах шинели.

На звук выскочил помятый солдат с широко раскрытыми глазами.– Боец, – я вдохнул воздуха и прокашлялся. – Боец, позовите

дежурного. Вы что, не слышите? Давайте быстрее, позовите дежурного.

197

«Наверняка прапор какой-нибудь спит», – подумал я. Дверь распахнулась так широко, что удерживающая её пружина по-казалось мне безразмерной. С крыльца дежурки спрыгнул не-молодой прапорщик невысокого роста с лицом озабоченного крестьянина, которого оторвали от уборки навоза из коровника.

Я стоял, опираясь на капот машины, поскольку боялся упасть от слабости. Уж тогда меня точно никуда не пустили бы.

– Товарищ прапорщик, – максимально твёрдым голосом, насколько это было возможно в данную минуту, я назвал себя, часть и должность. – Мне надо проверить самолёты в дежурном звене. Я не пьяный, я болен. Пропустите машину под мою ответственность.

– Так не положено, товарищ лейтенант, пропускать гра-жданские машины…, – он, видимо, уже пришёл в себя после сна, поправил шинель, подпоясанную портупеей, и снова стал большим начальником, который твёрдо стоит на букве устава. «Господи, как меня достали эти прапорюги своими нравоуче-ниями…»

– Мне надо в ДЗ, готовить дежурные силы. Вы что, не понимаете, что ли? Или мне поставить Вас по стойке «смирно»? Открывайте…, – я махнул рукой и чуть не потерял равновесие, оторвавшись от спасительной и тёплой поверхности «Волги».

Прапорщик немного помедлил, поморгал глазами, посмо-трел подозрительно на таксиста, но через несколько секунд махнул рукой часовому.

– Крепко ты его! Куда ехать? – литовец снова перешёл на «ты», скорее всего, в последний раз, так как наше странное пу-тешествие подходило к концу.

– Давай налево. А потом всё прямо. – Слишком долгий раз-

198

говор утомил меня, голова кружилась, и очень сильно хотелось выплюнуть всё разом, что горело в горле и мешало сглотнуть в полную силу.

Мы проехали штаб моего полка, потом расположение транспортного полка, повернули направо в щель между бетон-ными отбойниками и выехали на ЦЗТ. Сквозь метельную тем-ноту февральского утра впереди обозначились размытые огни на домике дежурного звена и справа лучи мощных прожекто-ров на капонирах. С другой стороны рулёжка перед домиком и самолёты на ней освещались будто просверленными сквозь снег полосами света от фар автомобилей, стоявших плотной группой напротив.

Похоже, что я поспел вовремя, машина-генератор только-только осторожно подъезжала к лайнерам.

– Вот здесь остановитесь, – я показал место в некотором отдалении от истребителей, чтобы часовой, чей силуэт то появ-лялся, то пропадал в безудержной свистопляске снега, ветра и огней, не начал палить в воздух, увидев такси.

– О-о-о, вот это здорово! Никогда я их вблизи ещё не видел! – воскликнул шофёр и круто повернул такси.

– Три рубля достаточно, а? – я хотел сказать эту фразу бо-лее твёрдым и благодарным голосом, но, видимо, заряд моей бодрости уже подходил к концу, и интонация получилась тихой и даже просящей.

– Более чем достаточно, командир! На, держи рубль сдачи. И давай не болей, держись! – водитель протянул мне бумажку левой, а правой пожал мою руку.

– Не надо, это Вам, в общем, спасибо Вам. Дорогу обратно найдёте?

199

– Постараюсь. А меня выпустят? – и он снова улыбнулся.– Должны, – я открыл дверь, и сразу ветер стал задувать в

машину снег.Теперь надо было просто выбраться из авто и идти делать

дело, ради которого я сюда приехал и ради которого я участвую в этом спектакле, который ещё далеко не закончен. Надо, но как тяжело!

«Волга» немного сдала назад, потом лихо развернулась и, мягко урча дизелем, растворилась в снежной круговерти. Мне хватило сил ухмыльнуться: «Да-а-а, завтра, да что там завтра, уже сегодня весь полк будет говорить о том, что борзой летёха-студент примчался в ДЗ на моторе, и накрутят ещё такого… Только держись!»

– Что случилось, товарищ лейтенант? – как-то заботливо, совсем не по-строевому отвернул меня от моих раздумий часо-вой. Солдатик был в зимней куртке с капюшоном, застёгнутым под горлом. Большого размера, блестящая от таявшего снега одежда ещё больше скрывала его средний рост и щуплое тело-сложение. Он был призван уже после моего прихода и запом-нился мне вкрадчивой улыбкой и тихим характером. Я попы-тался вспомнить его фамилию, но ничего не получилось.

– Техники прибыли? – именно после такого неуставного приветствия я вдруг понял, что пора намотать сопли на кулак и заняться работой, ради которой уже и так насмешил таксиста, часового, а завтра надо мной будет покатываться весь полк.

– Да, прибыли, но ещё не начинали, – ответил он и отвер-нулся, закрываясь от очередной порции снега.

Я стал вместе с часовым разматывать кабеля от генерато-ра. Воткнул их с двойным усилием в приёмные устройства

200

самолёта и стал медленно забираться по стремянке. Новый сильный порыв ветра рванул полы моей шинели и сдул бре-зентовый чехол с «фонаря» кабины МиГ-29. А мне пришлось крепче ухватиться за холодный и мокрый металл лесенки. С трудом я достал ручку, утопленную в корпус, крутанул её, и прозрачный колпак кабины с шипением поднялся. Я плюх-нулся в кресло, неловко смяв шинелью резиновые повод-ки, соединяющие между собой чеки катапульты, и опустил «фонарь».

Последнее, что я услышал перед захлопнувшейся тишиной, был рев двигателя ЗиЛ-130-го, который начал подавать на борт живительную энергию. Надо было немного отдышаться, проте-реть очки и посидеть спокойно несколько секунд, чтобы прий-ти в себя. Меня по-прежнему хорошенько, как говорила моя бабушка, «обносило», в голове были туман и пустота, а сухость во рту требовала такого количества горячего чая, которого бы хватило для того, чтобы упасть и забыться.

В это время кто-то забарабанил в «фонарь». Я открыл его и вместе с ветром в кабину ворвался голос НТЗ капитана Серёги Верёвки:

– Игорь, у тебя все нормально?Я ответил:– Да, все нормально, – и отвёл взгляд.– Ладно, давай, – он хлопнул меня по плечу и закрыл

колпак.Я повернул справа два выключателя: «САУ61» и «Аккумуля-

торы». Всё внутри самолёта загудело, стрелки приборов задви-гались. Проверил свою плёнку в «Экране», там было столько

61САУ – система автоматического управления

201

же, сколько я оставил вчера. «Значит, враг не летал!» – вспом-нил слова капитана – весельчака и балагура лётчика Сашки Жукова, когда он, улыбаясь во всё круглое лицо, докладывал дежурному на КП:

– Ну чё ты спрашиваешь про расход ракет? Да как обычно, две маленькие и одна большая. Завалил одного немца и одного шведа! – Он говорил нарочито громко, наслаждаясь реакцией солдат и офицеров, смеявшихся над его розыгрышами.

Дальше я проверил наличие фотокассеты слева вверху, ко-торая фиксировала работу РЛПК. Всё было на месте, и я запу-стил программу проверки. Пока она шла в «автомате», выставил давление, завёл часы и перемигнулся всеми фарами с солдатом, который напяливал на ПВД «соску» воздухонагнетателя. По-том пошли команды на проверку отдельных систем. Напосле-док я поймал ложные метки на прицел (тепловые ракеты хоро-шо «цепляли» фары стоящих впереди машин) и «захватил» их, услышав пощёлкивания фотоаппарата. Проверка закончилась, отказов не было. Вытащил фотокассету из гнезда и «экранов-скую» плёнку, которую надо было отрезать ножницами.

И тут я вспомнил, что забыл их дома. В соседнем самолёте, поворачивая освещённое разноцветными огнями лицо в раз-ные стороны, сидел радист Дима, «двухгодичник», как и я, но оставшийся в кадрах.

«Ладно, Димон обрежет», – подумал я, мысленно благодаря коллегу, который делал работу за меня. Стало жарко, надо было быстрее выбираться отсюда и глотнуть свежего воздуха, иначе моя голова просто лопнет. Я кое-как вылез из кабины, плохо попадая ногами на ступеньки, спустился на бетон и, пошатываясь, подошёл к другому истребителю. Дмитрий

202

уже спустился и, укрывая ЖПС от ветра, сосредоточенно расписывался в нём.

– Привет! – выдохнул я. Меня шатнуло, и я ухватился рукой за лайнер.

– Привет! – он засунул журнал за резинки стремянки, спря-тал авторучку в карман и повернул ко мне своё традиционно серьёзное лицо.

– Заболел?– Ну! Дим, извини, я забыл проверить связь. И вырежи

плёнку, пожалуйста….– Солдат вырежет. Иди, грейся! – и он всё-таки улыбнулся.Я кое-как доковылял до крыльца домика, открыл дверь и

прошёл мимо тумбочки и дневального, который, к моему удив-лению, отдал честь. Моих сил хватило лишь слабо кивнуть. Комната отдыха, отделённая от коридора стеклянной стеной, как всегда в это время, была заполнена. По телевизору шёл «солдатский секс», так армейские острословы называли аэро-бику. Я открыл дверь и вошёл. Как ни интересно было публике наблюдать брыкание красивых девчонок в купальниках, двое ближайших солдат, повернув головы в мою сторону, медленно поднялись. Тут меня увидел Верёвка.

– Ну-ка пропустите офицера. Родине надо служить, а не жопы греть.

Я плюхнулся на затёртый диван рядом с Серёгой и при-нялся медленно расстёгивать неподдающиеся пуговицы на шинели.

– Ну, что у тебя случилось, Игорёк? Ты не представляешь, часовой забегает и кричит: «К ДЗ такси подъехало!» Ну и что мне прикажешь думать? Я понимаю, если бы это были…, –

203

тут он назвал фамилии некоторых эскадрильских офицеров-«гусаров», которые могли выкинуть и не такое. – А тут наш светоч знаний, образец офицерской дисциплины! А если бы солдатик стрелять начал? У-у-у-у, брат, да у тебя температура, – он приложил свою руку к моему потному и горячему лбу. При этом улыбка осталась на его лице, но глаза перестали сме-яться. Я замотал головой:

– Нет, температуры нет, только слабость. – Я достал носо-вой платок, вытер лоб, лицо и почувствовал, что опять я весь мокрый.

– Давай раздевайся, сейчас чайку попьём и позавтракаем.В это время аэробика закончилась, и диктор стал говорить

о погоде.– Ну-ка, брысь отсюда, защитники Родины, мать вашу! Вот

служба, понимаешь…Солдаты повскакивали со стульев и кресел, застучали са-

погами по коридору, озираясь на нас. Я наконец-то стащил ши-нель, расстегнул китель, ослабил галстук и с облегченьем отки-нулся на спинку дивана.

– Ну что ты мне прикажешь докладывать командованию, мой юный друг? – хитро улыбнулся Серёга. – Что ты в пья-ном виде, с двумя, нет, тремя полураздетыми бабами приехал прямо в ДЗ, можно сказать, на самый охраняемый и передовой участок государственной границы, в пьяном виде ходил с бу-тылкой в руках и женским бельём в карманах, угощал всех и каждого водкой? А?

Я сообразил, что спектакль под названием «Оборзевший «двухгодичник»» уже начался, и надо было как-то отреагиро-вать на восторженные возгласы благодарной публики. Но для

204

этого нужны были силы, а они-то как раз меня покидали. И я проговорил то, что было в голове:

– Извини, Сереж, ты же знаешь, я не пью, и докладывай, что хочешь. Прошу тебя, помоги дойти до столовой, я хоть чаю выпью. И потом, я тебя умоляю, найди какую-нибудь машину, а то сам не доберусь до лазарета.

Через какое-то время я сидел перед старым майором, на-чальником лазарета ОБАТО и монотонно рассказывал про вче-рашний день, ночь и сегодняшнее утро.

– Да-а-а, голубчик. Температура у вас 35 и 8. Слабость, так сказать. Так, откроем рот, ну что, язык белый, ага, и гнойники в горле лопнули. Вот поэтому ночью и была температура высо-кая. Ну что, три дня полежите. Вы где живёте? А, квартируете, понятно. Отдохните, наберитесь сил и пейте много горячего, но только не кипяток, а то слизистую всю сожжёте, и приходите ко мне потом, – бормотал врач, записывая что-то в тетради и поглядывая на меня.

Мне повезло, по дороге мне попался мой бывший сосед по офицерскому общежитию майор из секретной части на «Жигу-лёнке». Он довёз меня до самого коттеджа, отдав должное догу и сенбернару, стерегущим соседние дома, но взамен попросил меня рассказать про мой случай. Который, судя по его наводя-щим вопросам и смешным замечаниям, уже не только оброс фантастическими и пикантными деталями, но и наверняка во-шёл в золотой запас армейского фольклора.

Вечером, отоспавшись, как следует, я лежал на своём дива-не и читал какой-то грустный литовский роман. Неожиданно

205

дверь с шумом распахнулась, и в комнату влетел вместе с запа-хом сырого снега мой сосед и земляк Сергей Тырков.

– А вот и наш герой, посмотрите на него, преспокойно лежит и читает, отдыхает от трудов праведных, а там весь полк е…, – тут он обернулся и лукаво посмотрел назад, где в дверном проеме увидел свою улыбающуюся жену Инну, которая, скрестив руки на груди и укутавшись в платок, подпирала косяк.

– Ну-у-у-у, дерут весь полк. Ты, случайно, не знаешь одно-го офицера, который взломал всю противовоздушную оборону страны? Он, как бы помягче выразиться, с несколькими чуви-хами и ящиком коньяка на двух «моторах» ворвался в ДЗ и, на-поив личный состав, устроил там бордель. – Он засмеялся, сел на диван и притворно нежно положил руку на мой лоб. – Нет, нет, лежите, не вставайте, товарищ Герой Советского Союза. Сейчас мы вам сюда принесём покушать…

– Ладно, хорош травить! – я отложил книгу, сел и обнял Серёгу за плечи. – Ты же знаешь, я вообще не пью. Ну, заболел, и кто вместо меня пойдёт, кого надо было в пять утра в поне-дельник из тёплой постели поднимать? Что, не знаешь, как бы потом кадровые расшумелись? Инна, проходи, не стой в две-рях! – Я подвинул ей стул.

Она прошла и села, запахнула платок и сказала мужу:– Ты чего разошёлся, видишь, человек болеет!– А чё ты мне не сказал? Я бы позвонил дежурному, всех бы

на ноги поднял! – Сергей не переставал улыбаться.– Брось, да тебя же вчера и не было, – ответил я.Сергей поднял руки:– Ладно, сдаюсь, победителей не судят. Инна Михайловна,

206

давай, героя надо подлечить! Не оставлять же его одного в беде, – и он элегантно щёлкнул пальцем по горлу.

– Ага, тебе только этого и надо. Ладно, идите, я там всё при-готовила…, – она вышла из комнаты. За стеной послышался писк их двухмесячной дочки.

– Слушай, Геннадич, а теперь серьёзно. Ты в натуре наде-лал шороху. Комполка вызвал особиста, тот поехал по всем эскадрам и ДЗ стал проверять. А вообще ты молодец! Утёр нос этим звёздным мальчикам. Теперь они не будут называть нас бездельниками. Ну давай, – он хлопнул меня по коленке. – Пой-дём, поедим. Мы и так редко сидим с этой службой, мать её. – И он, на ходу снимая шинель, картинно тихо прикрыл дверь.

Я встал и подошёл к окну. Голова почти не кружилась, но глотать было ещё больно. Я прикрыл форточку, потому что с улицы тянуло холодом. После нескольких ненастных дней на-чало подмораживать, и на небе появились звёзды.

2012

207

ДОБРЫЙ КОМБАТ

Сегодня в головах большинства населения России, особен-но у тех, кто далёк от армии, существует филиппика о том, что во время Советской власти в Советской же армии была тишь да гладь да божья благодать! Солдаты не строили дворцы генера-лам, не было дедовщины, офицеры не пьянствовали и не воро-вали, в общем, – прекрасный сон некоторых политработников того времени. Все ходят в начищенных до блеска сапогах, в бе-лоснежных подворотничках, беспрестанно отдают друг другу честь и обращаются только по уставу: «Товарищ рядовой», «То-варищ солдат», «Товарищ младший сержант» или «Товарищ лейтенант»… Даже не пытаюсь спорить с таким людьми по той причине, что они не внемлют голосу рассудка, а повторяют, как попугаи, раз и навсегда выученную фразу: «Раньше всё равно было лучше!»

Вот я и хочу продемонстрировать убожество и несостоя-тельность такой точки зрения, рассказав, а точнее, пересказав одну байку, услышанную мною от одного прапорщика в конце 80-х годов, во время моей службы в ВВС в Прибалтике. Я уже не помню, как звали того прапорщика, поэтому смело можно назвать его Сергеем. Тем более что тогда я был просто поражён обилием носителей этого имени. Было такое ощущение, что все родители в 50-60-х годах с ума посходили и в едином порыве называли своих сыновей этим в общем-то красивым русским

208

именем. В чём кроется причина такой эпидемии наречения, я не могу разобраться до сих пор. Может быть, кто-нибудь, про-читав байку, найдёт ответ на этот вопрос…

Мне запомнилось какое-то многоугольное лицо этого уже немолодого прапорщика. Было такое ощущение, что природа сначала задумала сделать его круглым, но передумала и реши-ла исправить на продолговатое, и так она меняла свое решение раз десять, не меньше. Добавьте сюда множество мелких точек, словно от многочисленных попаданий мелким горохом или че-чевицей, и вы получите портрет нашего героя. Кроме запоми-нающейся внешности, он ещё выделялся из общего сословия прапорщиков остроумными шутками, что является большой редкостью среди этого класса военнослужащих, поскольку их юмор в массе своей простоват, грубоват и с откровенными при-знаками недалёкости и солёности. Такой юмор можно назвать «внутри себя и для себя».

Рассказ Сергея состоялся, как водится в таких случаях, в курилке, где чаще всего после полётов, то есть после выпол-ненного долга перед Родиной, технический состав эскадрильи отдыхал, переодевшись в общевойсковую форму, и покуривал крепкие и забористые сигареты.

– А чё, – вдруг раздался немного хрипловатый голос Сер-гея, и его широкоугольная голова приподнялась на цыплячьей шее. – Это, как его, я всегда служил в частях, которые потом расформировывали…

К чему это было сказано? Зачем? Вероятно, что называется, для поддержки высокоинтеллектуального разговора… После секундного недоумения собравшиеся зашикали на него, а по-том и откровенно обложили матюгами. «Тоже мне предсказа-

209

тель! Нечего тут каркать, и вообще, иди ты…!» Но поздно было заталкивать слова обратно в горло оракулу. Слово не воробей – вылетело, не поймаешь. Энергия вышла из своей ячейки и вскоре зловещё материализовалась. Через два месяца ОБУКАЗ – Отдельное буксировочное авиационное звено, где служил он, было сокращено, и весь личный состав влился в нашу эскадри-лью. А через полгода в нашем полку была заменена техника, и весь лётный состав отправили служить в Германию и зараба-тывать настоящие дойчмарки, что также можно считать в ка-кой-то степени расформированием. И наконец, через пять лет полк прекратил своё существование. Но это уже совсем другая, грустная история…

Тем временем наш герой, придя в себя после такой уничи-жительной критики, вновь приподнял голову и с явным жела-нием реабилитироваться в глазах сослуживцев заявил:

– А хотите, расскажу историю про доброго комбата? – и, не дожидаясь вялого согласия отупевших от двенадцатичасовой вахты на полётах техников, пробасил с пафосом большого рас-сказчика. – Служил я в ту пору в Польше, в ОБАТО…

Тут я как человек, не только ведущий повествование, но и адаптирующий рассказ для широких масс слушателей, вынуж-ден сделать одно существенное отступление, чтобы разъяснить читателям, не служившим в авиации, что скрывается за этой аббревиатурой. Надо сказать в первую очередь о том, что в Военно-воздушных силах СССР, а сейчас, вероятно, и России имеет место особая, я бы даже отметил, уникальная ситуация. Основная авиационная боевая единица – полк, неважно какой, истребительный, бомбардировочный или транспортный, зани-мается в мирное время исключительно боевой учёбой и, соот-

210

ветственно, во время войны – боевой работой, то есть воюет. Сами авиаторы не утруждают себя снабжением, тылом, обеспе-чением всем необходимым не только для повседневной жизни, но и для ведения боевых действий. В том же танковом, артилле-рийском или мотострелковом полку есть заместитель команди-ра по тылу, в подчинении которого находятся хозвзвод, санрота и многие другие мелкие и малюсенькие хозяйственные службы вплоть до собственного свинарника. В авиации этим всем за-нимается ОБАТО – Отдельный батальон аэродромно-техниче-ского обслуживания. Он поит, кормит, одевает, обувает, выдаёт жалованье, снабжает ГСМ62, вооружает автоматами, пистолета-ми и снарядами для авиапушки, бомбами и ракетами, лечит и, увы, хоронит, возит, охраняет, следит за состоянием рулёжной и взлётной полос и делает ещё огромную тучу работ. Иначе го-воря: «Вы, родные соколы, только летайте и бейте врага, а мы уж тут, на земле, всё подготовим».

Я это говорю к тому, что в руках командира ОБАТО, о ко-тором дальше и пойдёт речь, при его подполковничьей долж-ности сосредоточены такие объёмы материальных ресурсов и ценностей, что может позавидовать любой генерал! А в усло-виях заграницы, где батальоны брали на себя и снабжение во-еннослужащих дефицитными товарами, власть комбата прио-бретала такие масштабы, что к нему ездили на поклон не то что командиры полков и дивизий, но и командующие армиями.

Продемонстрирую двумя примерами, как нельзя лучше ха-рактеризующими не просто циклопичность Советской армии, но и астрономические затраты на её содержание во времена оные, потоками протекавшие через ОБАТО. Первое. Отслу-

62 ГСМ – горюче-смазочные материалы.

211

жив за границей положенный срок – пять лет – прапорщики батальона, как правило, занимавшие должности завскладом, возвращались в Союз на дефицитнейшей в то время ГАЗ-24, или, проще говоря, «Волге». При том, что элита армии, лётчи-ки-истребители, довольствовались лишь «Жигулями» третьей или пятой модели, да и то не все желающие. И второе. Двад-цать с лишним лет, вплоть до сегодняшнего момента, жители микрорайона Зокняй Шяуляя, где тогда были наши авиапол-ки, а сейчас находится военно-воздушная база НАТО, черпали из-под земли, из проржавевших цистерн советского периода, дармовой керосин! Черпали и добрым словом поминали Со-ветскую власть.

Возвращаемся к рассказу Сергея…– Служил я на складе вооружения: бомбы, ракеты, патро-

ны, в общем, всякая такая лабуда. И вдруг приходит начвоору-жения темнее тучи и говорит, что, мол, в субботу комбат всех прапорюг забирает грузить его вещи, типа, он того, заменяется в Союз. А я ещё, дурак, спрашиваю, а чё там за вещи-то, чай, водила его справится сам. Тут на меня как заорёт начальник: «Заткнись и выполняй! Прибудешь завтра к нашему пакгаузу в 8 утра! Всё ясно?» Ну что я ещё скажу? «Так точно, товарищ капитан!» Это я потом понял, почему мой-то ходил сердитый. Раз старый «подпол» уходит, то приходит новый, и с ним надо это, тово, по-новому выстраивать деловые отношения.

При этих словах рука рассказчика как-то сама собой из-образила популярный в народе жест, буквально обознача-ющий выпивку, ну, а в широком понимании – всю систему сложных и переплетённых отношений между начальниками и подчинёнными, на простом языке выражаемую словами: «Ты

212

мне, я – тебе». Тут мои однополчане немного оживились, как бы сбросили с себя некоторое пренебрежение к рассказчику, возникшее после неуместного начала про расформированные части, и даже стали перебрасываться небольшими фразами типа: «Знаем мы этих сук-тыловиков! А-а-а, крысы обожрав-шиеся, насосались крови народной…» – и в том же духе ещё некоторое время. Надо отдать должное прапорщику, он сделал паузу и дал выговориться слушателям, чтобы тем самым вой-ти во вкус, а самому искусно овладеть окончательным довери-ем после неуклюжего начала.

– Ну, пришёл я с утреца с дружками, – продолжил он с ещё большей мимикой и жестикуляцией. – А там, мама моя родная, вот, ребяты, верите или нет, никогда такого больше не видел! Загрузили в общей сложности семь или восемь пятитонных контейнеров. Один с хрусталём и фарфором, жинка комба-товская всё бегала, всё уговаривала осторожнее нести. Затем контейнер с бельём солдатским: простыни, наволочки, кальсо-ны, рубахи, и всё, прикиньте, со штампом в/ч. Затем закидали ещё один с дивандеками63 и коврами. Потом один с тушёнкой, другой со сгущёнкой. И вот мучаемся (тут он озвучил другое слово, конечно, более подходящее к процессу многочасовой по-грузки) мы с последним – пихаем гречку, пшёнку и сахарный песок мешками по 50 кг…

Здесь Сергей опять сделал паузу, закурил сигарету без филь-тра, глубоко затянулся несколько раз и оглядел публику, которая была у его ног. Конечно, нельзя сказать, что всё услышанное было для многих в новинку. Большинство из присутствующих уже служили не первый десяток лет, бывали за границей, слы-

63 Дивандек – покрывало на диван.

213

шали и видели и не такое. Но сейчас их при всей предсказу-емости сюжета интересовало не столько описание несметных богатств комбата, сколько неизвестный финал рассказа.

– И представляете, братаны, – никто не обратил внимания на фамильярность товарища прапорщика, сейчас это восприни-малась, как должное. – Все устали, как цуцики, не жрамши, не пимши… А комбат приехал, орёт: «Давай, оглоеды, шевелись, у меня скоро поезд отходит!» – и матом нас. И как назло, не лезет последний мешок с гречкой. Мы его и так и эдак, ну не умещается, сука, вываливается. Комбат не выдержал, как под-бежал, как начал нам помогать, и ногами и руками запихивает мешок в контейнер. Ну не получается, хоть тресни…

Сергей остановился, снова жадно затянулся, действительно разволновавшись от воспоминаний, даже облизнул пересохшие губы.

– И тут комбат снял фуражку, вытер носовым платком лицо и дно головного убора, и говорит: «Ладно, б…, забирайте ме-шок себе! Помните, какой я добрый был!» – и пошёл по пер-рону. Прикиньте, пацаны, мы не поверили, что целый мешок гречи нам перепал. Мы от такого счастья охренели! – Он засме-ялся с облегчением. – Потом нашли какую-то банку железную и размерили всем.

От отступившего нервного напряжения Сергей облегчённо вздохнул, бросил потухшую сигарету в бак посреди беседки и опёрся локтями о барьер. Будто именно сейчас он и закончил грузить восемь контейнеров комбата.

Народ зашевелился, кто-то засмеялся, стали обсуждать с присущими такому моменту словами: «А помнишь…!» Но об-щий лейтмотив комментариев был один: «Да, добрый комбат

214

попался, не то что…», ну, а дальше уже шёл настоящий непере-водимый русский фольклор.

Невдалеке скрипнули тормоза «Урала», из кабины на бетон спрыгнул наш инженер. Все стали подниматься, гасить «быч-ки» и готовиться к построению. Стоявший рядом со мной ста-рый капитан, техник самолёта Иваныч, который каждый день талдычил о своём предстоящем дембеле, положил мне руку на плечо и сказал с грустной улыбкой:

– Вот так, студент, бывает в армии! Слушай и запоминай, потом напишешь.

2013

СОДЕРЖАНИЕ

От автора .......................................................3

Повести.

СДВОЕННАЯ ЦЕЛЬ ....................................7РАЗОРВАННЫЕ ЛИСТКИ ........................41ПОЛЁТ БОЛЬШОЙ СЕРОЙ ПТИЦЫ ......56

Рассказы.

ПОЛЁТ БОЛЬШОЙ СЕРОЙ ПТИЦЫ ......56КИТАЙСКОЕ ЛИЦО ...............................121ДЕЖУРНОЕ ЗВЕНО ................................127ДЫМКА НАД ПОЛИГОНОМ ................148ПОСЛЕДНЯЯ РАКЕТА ...........................170

Байки.

ПОРУБЛЕННЫЕ БЕРЁЗКИ ....................189НА ТАКСИ В ДЕЖУРНОЕ ЗВЕНО .......192ДОБРЫЙ КОМБАТ ..................................207

Литературно-художественное издание

Игорь Геннадьевич Соловьёв(сборник повестей и рассказов)

редактура и корректураНаталья Приклонская

дизайн и вёрсткаИлья Чирков

Автор благодарит читателей за критику, пожелания, а также предложения и просит направлять их на электронный адрес

[email protected].

Издательство «Плутон»420015, РТ, г. Казань, ул. М. Горького, 6а

Подписано в печать 28.05.2014 г.Гарнитура «Tims». Бумага офсетнаяФормат 148х210/16. Усл.печ.л. 6,25

Заказ 4

Отпечатано с готового оригинал-макетав ООО «Издательство Плутон»

типография «Фолиант»

217

218

ИГО

РЬ

СО

ЛОВ

ЬЕВ

СД

ВО

ЕНН

АЯ

ЦЕЛ

Ь

…Картина, которую Бортников увидел с высоты, и потом вблизи, когда несмело спрыгнул на обгоревшую землю с «вертушки», ужасала. Всё, с чем он столкнулся за свою службу: поломки, отказы, пожары и происше-ствия – не шло ни в какое сравнение с бойней, произо-шедшей здесь 17 часов назад здесь, в нескольких сот-нях километров юго-восточнее Луанды.

Разорванная на части тёмно-серая громада транс-портного самолёта выглядела обгоревшим неправиль-ным крестом на фоне зелени джунглей. Недалеко от кабины пилотов ещё догорал один Ми-8, второй был об-наружен почти целым метрах в ста к западу. Лес вокруг, и без того не самый густой в этой части Африки, был основательно прорежен бомбовым ударом, который на-конец-то по всем правилам ведения войны, хоть и позд-но, нанесли два ангольских МиГ-21. А затем всё было перепахано артобстрелом, чтобы окончательно добить или отпугнуть унитовцев…

Полёт большой серой птицы

Documents

Игорь Соловьев. Сдвоенная цель. Повести и рассказы