УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ И НАКАЗАНИЕ

Сборник материалов Всероссийской научно-практической

конференции, посвященной памяти профессоровкафедры уголовного права

Рязанской высшей школы МВД СССР В. А. Елеонского и Н. А. Огурцова

(Рязань, 17 февраля 2017 г)

Академия ФСИН России 390000, г. Рязань, ул. Сенная, д. 1

Редакционно-издательский отдел Тел.: (4912) 93-82-42; 93-46-40 (факс)

E-mail: editor62@yandex.ru

www.apu-fsin.ru

ФЕДЕРАЛЬНАЯ СЛУЖБА ИСПОЛНЕНИЯ НАКАЗАНИЙ

Академия права и управления Российский государственный университет дружбы народов

Северный (Арктический) федеральный университет

УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ И НАКАЗАНИЕ

Сборник материалов Всероссийской научно-практической конференции,

посвященной памяти профессоров кафедры уголовного права Рязанской высшей школы МВД СССР В. А. Елеонского и Н. А. Огурцова

(Рязань, 17 февраля 2017 г.)

Под редакцией доктора юридических наук, доцента В. Ф. Лапшина

Рязань 2017

ББК 67.408.0 У26

У26 Уголовная ответственность и наказание : сб. материа-

лов Всерос. науч.-практ. конф., посвященной памяти профес-соров кафедры уголовного права Рязанской высшей школы МВД СССР В. А. Елеонского и Н. А. Огурцова (Рязань, 17 февраля 2017 г.) / под ред. В. Ф. Лапшина. – Рязань : Ака-демия ФСИН России, 2017. – 356 с.

ISBN 978-5-7743-0818-7

В работах, представленных участниками научно-практической конференции, рассматриваются проблемы определения сущности уголовной ответственности, особенностей ее дифференциации и индивидуализации, обеспечения достижения целей уголовного на-казания, а также вопросы дальнейшего развития отечественного и зарубежного уголовного и уголовно-исполнительного законода-тельства.

Сборник предназначен для научных работников, преподавате-лей, практикующих юристов, студентов юридических вузов и фа-культетов, а также всех тех, кто интересуется вопросами уголовно-го правотворчества и правоприменения.

Конференция проведена в соответствии с планом научно-исследовательской деятельности Академии ФСИН России на 2017 год совместно с профильными кафедрами Российского госу-дарственного университета дружбы народов (г. Москва) и Север-ного (Арктического) федерального университета (г. Архангельск).

ББК 67.408.0 ISBN 978-5-7743-0818-7 © Академия ФСИН России, 2017

  3

СОДЕРЖАНИЕ

Раздел 1 УГОЛОВНАЯ ПОЛИТИКА

И УГОЛОВНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО

8 Авдеева Е. В. Судебный штраф как основание прекращения уго-ловного дела или уголовного преследования за преступления против личности

12 Борисов С. В. Роль Верховного Суда Российской Федерации в формировании практики противодействия распространению идеологии терроризма

19 Боровиков С. А. К вопросу об условиях применения условно-досрочного освобождения лиц, осужденных к пожизненному ли-шению свободы

23 Бугаевская Н. В. Вина юридических лиц как условие уголовной ответственности за совершение коррупционных преступлений

29 Букалерова Л. А., Елисеев М. А. Уголовно-правовые новеллы об от-ветственности за несообщение органам власти сведений о наличии статуса гражданства или подданства иностранного государства

35 Возняк О. А. Пренебрежение родительскими обязанностями как форма насилия по отношению к несовершеннолетним (по мате-риалам практики)

41 Дикаева М. С. Современная уголовно-правовая практика назна-чения и исполнения ограничения свободы в России

46 Егорова Т. И. Особенности уголовно-правового воздействия в пе-риод отбывания лишения свободы

50 Ефремов Р. С. Использование аксиом в уголовно-правовых нор-мах, устанавливающих меры профилактики уклонения от отбы-вания назначенного наказания

53 Житков А. А. Проблемы реализации уголовной ответственности за мелкое взяточничество

58 Звонов А. В. Условное осуждение в системе мер уголовно-правового воздействия

62 Ивасюк О. Н. Проблемы ответственности за бытовые преступ-ления

  4

67 Игнатова М. А. Уголовно-правовая регламентация мер безопас-ности, применяемых по законодательству Италии к невменяемым и ограниченно вменяемым лицам

74 Князева О. В. Современные проблемы применения условного осуждения

78 Кошелев М. И. Проблемы истины в философии, уголовном и уго-ловно-процессуальном праве

85 Кузнецова Н. В. Таможенные преступления в системе преступле-ний, посягающих на внешнеэкономическую деятельность

90 Кузьмин С. С. К вопросу о системе стимулирующих норм в уго-ловном праве

95 Лапшин В. Ф. Технические приемы формулирования норм об от-ветственности за экономические преступления

99 Машинская Н. В. Уголовно-правовые средства предупреждения повторного совершения преступления несовершеннолетними

105 Назаренко Г. В. Проблемы уголовной ответственности и наказа-ния лиц с психическими расстройствами, не исключающими вменяемости

108 Новиков В. А. Вопросы разграничения уголовной и администра-тивной ответственности за отказ в предоставлении гражданину информации

112 Оловенцова С. Ю. Социальная ситуация и ее влияние на уголов-ную ответственность несовершеннолетних

118 Панарин Д. А. К вопросу отнесения уголовно-правовых деяний к категории коррупционно опасных

121 Панарина Н. М. Правовая природа института условно-досрочного освобождения от отбывания наказания в виде лишения свободы

126 Пудовочкин Ю. Е. Исправление средствами уголовного права: возможные перспективы

133 Санташов А. Л. Вопросы законодательной техники и дифферен-циации ответственности за нанесение побоев

140 Симагина Н. А. Сравнительно-правовой анализ наказания в виде обязательных работ по уголовному законодательству некоторых стран СНГ

144 Симоненко А. А. Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности: проблемы совершенствования ст. 299 УК РФ

  5

148 Сирякова Е. О. Вопросы применения условно-досрочного осво-бождения к осужденным, содержащимся в дисциплинарной во-инской части

154 Ситникова А. И. Алгоритм и правила квалификации преступле-ний, предусмотренных ст. 223 УК РФ

158 Скрипченко Н. Ю. Освобождение от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим по делам о преступлениях, совершенных в отношении несовершеннолетних в семье

163 Тараканов И. А., Пичугин С. А. Возраст потерпевшего как признак составов преступлений, предусмотренных главой 18 УК РФ

169 Уторова Т. Н. Понятие преступления в сфере миграции

174 Цветкова Е. В. Назначение лишения свободы несовершеннолет-ним осужденным

179 Шидловский А. В. Дифференциация лишения свободы в системе видов наказаний и санкций по УК Республики Беларусь

185 Шуранова О. А. К вопросу о взаимообусловленности обществен-ной опасности деяния и санкции уголовно-правовой нормы

Раздел 2 ИСПОЛНЕНИЕ УГОЛОВНОГО НАКАЗАНИЯ И ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ПРЕСТУПНОСТИ

191 Авдеев В. А., Авдеева О. А. Рецидивная преступность в РФ: со-стояние и тенденции развития

194 Афанасьева О. Р. Роль общественных организаций в борьбе с на-сильственной преступностью и минимизации ее социальных по-следствий

200 Гончарова М. В. Проблемы предупреждения киберпреступности

206 Звонова А. В. К вопросу о проблеме определения вида исправи-тельного учреждения осужденным трансгендерам

210 Иванцов С. В. Уголовная политика и пенитенциарная система: ак-туальные вопросы

216 Кашуба Ю. А. Правовой статус лиц, условно осужденных или ос-вобожденных от неотбытой части наказания при условии обяза-тельного привлечения к труду: ретроспективный анализ совет-ского законодательства

  6

222 Кириченко А. А. Презумпция профессиональности, достаточности и сбалансированности полномочий антиделиктолога по преодо-лению криминальных правонарушений

228 Ланцедова Ю. А. Криминологическая доктрина изучения объек-тивных и субъективных источников антиделиктных сведений

234 Милованова Е. Н. Основные функции нормативно-ценностной системы пенитенциарного сообщества

237 Огородников В. И. Цели деятельности уголовно-исполнительной системы на современном этапе развития российского общества

242 Рязанов Н. С. Некоторые аспекты противодействия преступности в сфере транспортной безопасности

247 Сафонов В. Н. Социально-правовые роли религиозного воздейст-вия в местах лишения свободы

253 Трубицын Д. А. Некоторые проблемы профилактики региональ-ной преступности

258 Тунтула А. С. Новая доктрина сущности и структуры антикрими-нальной ответственности и ее место среди иных видов юридиче-ской ответственности

264 Уваров И. А. Нарушение осужденным нравственных норм как фактор пенитенциарного насилия

271 Хармаев Ю. В. Особенности уголовно-исполнительной политики России в контексте приграничного сотрудничества с Монголией

Раздел 3 ТРИБУНА МОЛОДОГО УЧЕНОГО

276 Афанасьев П. Б. Современная уголовная политика в сфере проти-водействия умышленному причинению тяжкого вреда здоровью

281 Бунулу В. В. Отмена условного осуждения и снятие судимости как мера, стимулирующая правопослушное поведение осужденного

284 Добряков Д. А. К вопросу о перспективах развития системы уго-ловных наказаний в Российской Федерации

290 Коробкин А. В. Понятие и способы разрешения уголовно-правового конфликта

293 Краюшкина М. М. Уголовно-правовые средства предупреждения уличной преступности

  7

296 Лимарь А. С. К вопросу о совершенствовании мер предупрежде-ния незаконных организации и проведения азартных игр

301 Мачехин М. С. Зарубежное уголовное законодательство об ответ-ственности за массовые беспорядки

306 Мотин А. В. К вопросу о дифференциации ответственности за ненасильственные половые преступления

312 Муравьева П. А. Противодействие преступности в сфере исполь-зования криптовалюты в качестве платежного средства

315 Нагайцев К. Д. Преступность в сфере финансов как составная часть угрозы национальной безопасности Российской Федерации

319 Нистратова И. С. Актуальные проблемы распространения соци-ально значимых заболеваний в уголовно-исполнительной системе

322 Новиков Е. Е. Превентивное значение иных мер уголовно-правового характера

327 Обернихина О. В. Некоторые проблемы применения обратной си-лы уголовного закона в отношении лиц, отбывающих наказание

332 Прокопов В. В. Уголовная ответственность осужденных, отбы-вающих наказание в колониях-поселениях за побег из мест лише-ния свободы, из-под ареста или из-под стражи

336 Саддарова К. О. Применение к осужденным мер медицинского характера в России и зарубежных государствах

339 Уваров А. И. Факторы естественной латентизации пенитенциар-ной преступности

344 Федотова Е. Н. О возможности применения условно-досрочного освобождения от отбывания несовершеннолетними наказаний, не связанных с изоляцией от общества

347 Янина И. Ю. Провокация нарушения правил дорожного движения

351 Руденко А. С. Уголовно-правовые меры противодействия религи-озному экстремизму

8

Раздел 1 УГОЛОВНАЯ ПОЛИТИКА

И УГОЛОВНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО

УДК 343.271 1Екатерина Вадимовна Авдеева,

кандидат юридических наук, преподаватель кафедры уголовного процесса

(Восточно-Сибирский институт МВД России), е-mail: E_V_Avdeeva@bk.ru

СУДЕБНЫЙ ШТРАФ КАК ОСНОВАНИЕ ПРЕКРАЩЕНИЯ

УГОЛОВНОГО ДЕЛА ИЛИ УГОЛОВНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ ЛИЧНОСТИ

Аннотация: в статье рассматриваются актуальные проблемы примене-

ния судебного штрафа как основания освобождения от уголовной ответст-венности за преступления против личности. Рассмотрены основные проблемы следственной и судебной практики применения судебного штрафа.

Ключевые слова: преступления против личности, судебный штраф, освобождение от уголовной ответственности.

Ekaterina Vadimovna Avdeeva,

candidate of legal sciences, lecturer department of criminal procedure

(East-Siberian Institute Russian Interior Ministry), е-mail: E_V_Avdeeva@bk.ru

COURT FINES HOW GROUNDS FOR TERMINATION

OF CRIMINAL PROCEEDINGS OR CRIMINAL PROSECUTION FOR CRIMES AGAINST THE PERSON

Abstract: the article deals with topical problems of application of the

penalty as a judicial release base from criminal responsibility for crimes against the person.

Keywords: crimes against persons, judicial fine, exemption from criminal liability. В настоящее время в связи с нововведениями, внесенными в Уголовный

кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации Федеральным законом от 3 июля 2016 года № 323-ФЗ, пристальное внимание ученых и практиков сосредоточено на оценке целесообразности вве-

© Авдеева Е. В., 2017 © Avdeeva E. V., 2017

9

дения положений ст. 762 и гл. 152 УК РФ, ст. 251 и гл. 511 УПК РФ, то есть о межотраслевом институте судебного штрафа. Согласно официальным стати-стическим данным за первое полугодие 2016 года общее количество лиц, в от-ношении которых вынесен судебный акт по существу обвинения за преступле-ния против личности, составило 143 596. Из них реальному осуждению подле-жало 65,5 % (93 974), 34,5 % – составили уголовные дела, подлежащие прекращению.

Стоит отметить, что лидирующие позиции при прекращении уголовного дела занимает примирение с потерпевшим – 73,7 % (36 596). Соотношение по-казателей по иным основаниям прекращения уголовного дела выглядит сле-дующим образом: за отсутствием заявления потерпевшего – 11,9 % (5911); в связи с отсутствием события или состава преступления – 11,2 % (5524); в связи со смертью обвиняемого, подозреваемого – 1,2 % (566); на основании деятель-ного раскаяния – 0,8 % (404); в связи с истечением сроков давности – 0,7 % (341); на основании применения принудительных мер воспитательного воздей-ствия – 0,2 % (107); в связи с отказом в применении принудительных мер меди-цинского характера – 0,06 % (29); ввиду непричастности к преступлению – 0,05 % (27); по причине отмены или внесения изменений в закон – 0,03 % (18). Однако в свете новых изменений в уголовном и уголовно-процессуальном за-конодательстве судебный штраф, по мнению законодателя, ученых и практи-ков, будет являться одним из наиболее распространенных оснований освобож-дения от уголовной ответственности.

С учетом изменений и дополнений уголовного закона, лицо, совершившее преступление, подлежит освобождению от уголовной ответственности в связи с назначением меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа при наличии таких оснований, как: 1) совершение лицом преступления впервые; 2) отнесение преступления к категории небольшой или средней тяжести; 3) воз-мещение лицом причиненного преступлением ущерба либо заглаживание при-чиненного вреда иным образом.

Однако стоит отметить проблемы освобождения от уголовной ответственно-сти всвязи с назначением меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа, сопряженные с тем, что в доктрине уголовного права в круг лиц, совер-шивших преступление впервые, помимо фактически ни разу не совершавших пре-ступления, также входят: 1) лица, имеющие снятую или погашенную судимость за ранее совершенное преступление; 2) лица, подлежащие освобождению от уголов-ной ответственности по нереабилитирующим основаниям; 3) лица, освобожденные от наказания за ранее совершенное преступление; 4) лица, вынесенный в отноше-нии которых приговор не вступил в законную силу; 5) лица, совершившие деяние, наказуемость которого исключена законом. Данные положения признаются разно-видностью юридической фикции и успешно применяются в деятельности следст-венных и судебных органов по уголовным делам [3, с. 152].

Дискуссионнность освобождения от уголовной ответственности в связи с назначением меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа при совершении лицом преступления впервые предопределена также тем, что лицо,

10

освобожденное от уголовной ответственности по нереабилитирующим основа-ниям, не может считаться совершившим преступление впервые по причине то-го, что данное основание освобождения от уголовной ответственности не анну-лирует правовых негативных последствий совершения преступления.

В то же время данная позиция активно оспаривается другими правоведами, считающими, что к категории лиц, совершившим преступление впервые, следу-ет относить лицо, в отношении которого уголовное дело было прекращено по нереабилитирующим основаниям, лишь при наличии такого обязательного ус-ловия как истечение сроков давности привлечения к уголовной ответственно-сти за ранее совершенное преступление. Сложившееся противоречие в доктри-не и отсутствие единообразия подходов в законодательной формуле детерми-нирует проблемы квалификации оснований освобождения от уголовной ответственности в связи с назначением меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа на правоприменительном уровне.

Одной из значительных проблем реализации оснований освобождения от уголовной ответственности в связи с назначением меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа можно признать правильную квалифика-цию возмещения ущерба. Так, в одних случаях должностное лицо, в производ-стве которого находится уголовное дело, возбужденное по ч. 3 ст. 30, ч. 1 ст. 228 УК РФ, ссылаясь на то, что ущерб и вред не были выявлены, указывает, что именно их отсутствие не позволяет ходатайствовать о прекращении уго-ловного дела по данному основанию [2, с. 126–129].

Можно также выделить значительное количество дел, когда следователь отка-зался ходатайствовать о прекращении уголовного преследования по причине того, что причиненный преступлением ущерб не был возмещен либо возмещен не в пол-ном объеме потерпевшему. Например, следователь отказал в ходатайстве о пре-кращении уголовного дела, возбужденного по п. «а», «в» ч. 2 ст. 158 УК РФ, при-нимая во внимание тот факт, что обвиняемый возместил потерпевшему лишь поло-вину причиненного в результате кражи материального ущерба.

В качестве актуальной проблемы освобождения от уголовной ответствен-ности в связи с назначением меры уголовно-правового характера в виде судеб-ного штрафа следует считать процедурные вопросы, связанные с подачей хода-тайства о прекращении уголовного дела с применением уголовно-правовой ме-ры в виде судебного штрафа. Пробельность законодательной формулы повлекла отсуствие унифицированного подхода. В результате следователи и дознаватели с учетом буквального толкования содержания ст. 762 УК РФ исхо-дят из того, что право инициировать прекращение уголовного дела по данным основаниям принадлежит исключительно лицам, осуществляющим уголовное преследование. В этой связи представляется целесообразным расширить пере-чень субъектов, обладающих правом обращения с данным ходатайством, по-средством включения иных участников уголовного судопроизводства, таких как подозреваемого, обвиняемого, подсудимого и их защитников.

Анализ реализации освобождения от уголовной ответственности в связи с назначением меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа

11

вотношении преступлений против личности показал, что прекращению уголов-ного дела по данному основанию подлежит 90 % составов преступлений, пре-дусмотренных ст. 106–110, 112–1161, ч. 1 ст. 117, 118-125, ч. 1 ст. 126, ч. 1, 2 ст. 127, ч. 1 ст. 1272, 128, 133, ч. 1 ст. 134, ч. 1 ст. 135, 136–143, ч. 1 и 2 ст. 144, 145–1451, ч. 1 и 2 ст. 146, 147–149, ч. 1 ст. 150, ч. 1 и 2 ст. 151, 153–157 УК РФ.

Примечательно, что в соответствии с действующими УК РФ и УПК РФ со-гласие на освобождение от уголовной ответственности со стороны потерпевше-го не требуется. Вследствие этого принятие решения о назначении судебного штрафа становится возможным при наличии возражений со стороны потерпев-шего. Однако стоит обратить внимание на то, что объектами посягательств при совершении преступлений против личности являются наиболее социально-значимые права и законные интересы: неприкосновенность жизни, здоровья, личная свобода, честь и достоинство, половая свобода и половая неприкосно-венность, то есть система конституционных прав и свобод человека, представ-ляющих высшую ценность. Думается, что принимая во внимание повышенную социальную значимость охраняемых уголовным законом ценностей, следует учитывать и мнение потерпевшего при рассмотрении ходатайства о прекраще-нии уголовного дела (уголовного преследования) в порядке ст. 251 УПК РФ и ст. 762 УК РФ с назначениием судебного штрафа.

Особо спорным является вопрос о возмещении вреда и заглаживания при-чиненного ущерба по преступлениям против личности [1, с. 20]. Так, в соответ-ствии с п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 г. № 19 (в ред. от 29.11.2016 г.) «О применении судами законодательства, регла-ментирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственно-сти» под заглаживанием вреда следует понимать возмещение ущерба, а также иные меры, направленные на восстановление нарушенных в результате престу-пления прав и законных интересов потерпевшего. Из этого следует, что нормы, предумотренные ст. 762 УК РФ, не согласуются разъяснениями постановления Пленума Верховного Суда РФ. Нормы УК РФ и УПК РФ не предусматривают согласия потерпевшего на реализацию такого вида освобождения от уголовной ответственности как судебный штраф. В противовес данной норме УК РФ по-становление Пленума Верховного Суда РФ делает акцент на то, что способы заглаживания вреда, размер его возмещения определяются потерпевшим.

В заключении следует сказать, что назначение судебного штрафа пред-ставляется оптимизирующей мерой освобождения от уголовной ответственно-сти в случае отсутствия реального потерпевшего, так, например, по составам, предусмотренным ст. 222, 223, 228 УК РФ и т. д. Освобождение лица от уго-ловной ответственности с назначением судебного штрафа является правом, а не обязанностью суда. Прекращение уголовного дела или уголовного преследова-ния с назначением меры уголовно-правового характера в виде судебного штра-фа по преступлениям против личности должно осуществляться на стадии пред-варительного расследованияи в ходе судебного разбирательства по уголовному делу, исходя как из учета мнения потерпевшего, так и значимости нарушенного объекта уголовно-правовой охраны.

12

Список литературы 1. Авдеев В. А., Авдеева О. А. Охрана здоровья человека: вопросы зако-

нодательной техники и правоприменения // Российский судья. 2015. № 10. С. 18–22.

2. Бурцев А. С. Судебный штраф: критический очерк // Наука и образова-ние: хозяйство и экономика; предпринимательство; право и управление. 2017. № 2. С. 126–129.

3. Лапшин В. Ф. Финансовые преступления: политика противодействия и законодательная техника : монография / под науч. ред. Л. Л. Кругликова. М., 2016. 232 с.

УДК 343.991 2Сергей Викторович Борисов,

доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры уголовного права

(Московский университет МВД России имени В. Я. Кикотя),

e-mail: svb8@yandex.ru

РОЛЬ ВЕРХОВНОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В ФОРМИРОВАНИИ ПРАКТИКИ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ РАСПРОСТРАНЕНИЮ ИДЕОЛОГИИ ТЕРРОРИЗМА

Аннотация: в статье анализируется деятельность Верховного Суда Рос-

сийской Федерации, связанная с формированием эффективной и единооб-разной практики противодействия распространению идеологии терроризма. Автор обращает особое внимание на разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации, делает акцент на судебное толкование новелл уго-ловного законодательства об ответственности за преступления террористиче-ской направленности.

Ключевые слова: Верховный Суд Российской Федерации, идеология терроризма, преступления террористической направленности, публичное оп-равдание, публичные призывы, распространение, терроризм, террористиче-ская деятельность.

Sergei Viktorovich Borisov,

doctor of jurisprudence, associate professor, professor of department of criminal law

(Moscow University of the Ministry of the Interior of Russia of V. Ya. Kikot),

e-mail: svb8@yandex.ru

© Борисов С. В, 2017 © Borisov S. V., 2017

13

THE ROLE OF THE SUPREME COURT OF THE RUSSIAN FEDERATION IN FORMATION

OF PRACTICE OF COUNTERACTION TO DISTRIBUTION OF IDEOLOGY OF TERRORISM

Abstract: in article the activities of the Supreme Court of the Russian

Federation connected with forming of effective and uniform practice of counteraction to distribution of ideology of terrorism are researched. The author pays special attention on explanations of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation, places emphasis on judicial interpretation of short stories of the penal legislation about responsibility for crimes of a terrorist orientation.

Keywords: Supreme Court of the Russian Federation, ideology of terrorism, crime of a terrorist orientation, public justification, public calls, distribution, terrorism, terrorist activity. В Стратегии национальной безопасности Российской Федерации (Собра-

ние законодательства Российской Федерации. 2016. № 1 (ч. II). Ст. 212) в каче-стве одной из основных угроз для государства и общества названа деятель-ность, связанная с использованием информационных и коммуникационных технологий для распространения и пропаганды идеологии фашизма, экстре-мизма, терроризма и сепаратизма, нанесения ущерба гражданскому миру, поли-тической и социальной стабильности в обществе.

В Доктрине информационной безопасности (Собрание законодательства Российской Федерации. 2016. №50. Ст. 7074) указано, что информационные технологии с течением времени приобрели глобальный трансграничный харак-тер и стали неотъемлемой частью всех сфер деятельности личности, общества и государства. Как подчеркивается в Доктрине, наряду с позитивным значением, данный фактор имеет и криминогенный характер, обусловливающий положи-тельную динамику преступлений, совершаемых с использованием информаци-онных технологий. Широкий, неограниченный охват потенциальных пользова-телей, простота и относительная анонимность совершаемых противоправных действий привлекают внимание лиц, использующих сеть «Интернет» для осу-ществления преступной деятельности, в том числе относящейся к экстремизму и его наиболее опасной форме – терроризму [1, с. 67–68].

Изучение судебной практики по уголовным делам о преступлениях терро-ристической и экстремистской направленности подтверждает устойчивую тен-денцию к перемещению все большей части соответствующей преступной дея-тельности в пространство глобальной информационно-телекоммуникационной сети «Интернет». Наше исследование показало, что с использованием ресурсов сети «Интернет» совершается более 90% преступлений в виде публичных при-зывов к осуществлению террористической деятельности или публичного оп-равдания терроризма (ст. 2052 УК РФ), публичных призывов к осуществлению экстремисткой деятельности (ст. 280 УК РФ), в том числе к совершению дейст-вий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации (ст. 2801 УК РФ), а также возбуждение ненависти либо вражды,

14

унижение человеческого достоинства (ст. 282 УК РФ). Именно посредством данных преступлений осуществляются общественно опасные действия по рас-пространению экстремистской, в том числе террористической идеологии, на-правленной на разжигание ненависти и вражды в обществе, вовлечение моло-дежи и других лиц в террористические и экстремистские сообщества и органи-зации [5, с. 129].

Поскольку указанные уголовно-правовые нормы содержат бланкетные и оценочные признаки, не имеющие однозначного толкования в доктринальных источниках, большое значение имеет их разъяснение на уровне Верховного Су-да Российской Федерации (далее – Верховный Суд РФ), к числу основных за-дач которого относится обеспечение единообразного применения законода-тельства посредством формирования разъяснений по вопросам судебной прак-тики на основе ее изучения и обобщения (Собрание законодательства Российской Федерации. 2014. № 6. Ст. 550). При этом наиболее проработанные разъяснения даются в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ, которые учитываются не только судами, но и органами предварительного расследования и другими правоохранительными органами, активно используются в научной и учебной литературе юридического профиля, что в совокупности направляет правоприменительную деятельность в определенное русло.

Так, 3 ноября 2016 г. Пленум Верховного Суда РФ внес существенные из-менения в два своих постановления, посвященных вопросам уголовной ответ-ственности за преступления террористической и экстремистской направленно-сти (Российская газета. 2016. 16 ноября.). В большинстве своем новые разъяс-нения обусловлены изменениями уголовного законодательства в части усиления мер обеспечения общественной безопасности и повышения эффек-тивности противодействия экстремизму. К числу таких новых положений отно-сятся и разъяснения, затронувшие особенности юридической оценки преступ-лений террористической и экстремистской направленности, совершаемых с ис-пользованием информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет».

В первую очередь отметим, что применительно к преступлению в виде публичных призывов к осуществлению террористической деятельности либо публичного оправдания терроризма (ст. 2052 УК РФ) Пленум учел законода-тельное изменение, связанное с включением использования электронных или информационно-телекоммуникационных сетей, в частности сети «Интернет», в число квалифицирующих признаков данного преступления наряду с осуществ-лением последнего с помощью средств массовой информации. Такую же пози-цию законодатель занял ранее относительно публичных призывов к осуществ-лению экстремисткой деятельности и публичных призывов к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Россий-ской Федерации [3, с. 44–49].

В п. 18 и 19 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 9 февраля 2012 г. № 1 «О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности» в новой редакции исключе-

15

но упоминание об использовании информационно-телекоммуникационных се-тей как проявления признака публичности призывов к осуществлению террори-стической деятельности или публичного оправдания терроризма, поскольку, как мы уже отметили ранее, использование таких сетей приобрело квалифици-рующее значение. Это же обстоятельство учтено в п. 22 указанного постанов-ления Пленума, где разъясняется отягчающее значение использования элек-тронных или информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет».

В п. 211 рассматриваемого постановления Пленума конкретизируется момент окончания преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 2052 УК РФ, при его соверше-нии с использованием электронных или информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет». Здесь указывается, что такое преступление следует считать оконченным с момента размещения обращений в указанных сетях общего пользования, например, на сайтах, форумах или в блогах, отправления со-общений другим лицам. Полагаем, что Пленум Верховного Суда РФ обоснованно конкретизировал, что общественная опасность деяния в полном объеме наличест-вует уже тогда, когда виновное лицо размещает соответствующую информацию для общего пользования. Весьма важным видится и указание не на широкий или неограниченный круг адресатов такой информации, посылаемой в сообщениях, а на других лиц, число которых может быть различным. За счет этого Пленум ушел от таких оценочных определений, как «неограниченный» и «широкий», к которым нередко прибегают при характеристике признака публичности, хотя в виду край-ней абстрактности их использование в уголовном законодательстве крайне неже-лательно [7, с. 135, 159–160].

Аналогичные изменения были внесены и в постановление Пленума Вер-ховного Суда РФ от 28 июня 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности», в п. 4 которого ис-пользование информационно-телекоммуникационных сетей выведено из воз-можных примеров конститутивного признака публичности преступления, пре-дусмотренного ст. 280 УК РФ, а в п. 61 изложено то же разъяснение момента окончания данного уголовно наказуемого деяния с указанием других лиц как адресатов соответствующих обращений. В связи с этим отметим обоснован-ность решения о подготовке согласованных изменений, одновременно вноси-мых в два указанных выше постановления Пленума Верховного Суда РФ

В новом абзаце п. 8 постановления Пленума от 28 июня 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» говорится о том, что «при решении вопроса о направленности действий лица, разместившего какую-либо информацию либо выразившего свое отношение к ней в сети «Интернет» или иной информационно-телекоммуникационной сети, на возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение достоинства человека либо группы лиц следует исходить из совокуп-ности всех обстоятельств содеянного и учитывать, в частности, контекст, фор-му и содержание размещенной информации, наличие и содержание коммента-риев или иного выражения отношения к ней».

16

Представляется, что это дополнение постановления Пленума вызвано тем, что в подавляющем большинстве случаев преступление, предусмотренное ст. 282 УК РФ, совершается с использованием сети «Интернет». На практике распространены случаи привлечения к уголовной ответственности за, так назы-ваемые, репосты, когда лицо размещает на своей странице в социальной сети ту или иную «понравившуюся» ему информацию, взятую с того или иного Интер-нет-ресурса, пусть и имеющую экстремистскую окраску, но без желания раз-жечь в других людях ненависть либо вражду, а равно унизить чье-либо досто-инство [2, с. 4–6]. Поэтому считаем, что Пленум Верховного Суда РФ справед-ливо обратил внимание на то, что такая практика не учитывает содержание соответствующего состава преступления, прежде всего его субъективные при-знаки в виде умысла, мотивов и целей. Данное разъяснение ориентирует право-применителя на то, что размещение той или иной информацию экстремистско-го толка в сети «Интернет» само по себе еще не означает наличие всех призна-ков состава преступления, то есть заключение эксперта о характере такой информации – это еще не вывод о том, что лицо осознавало сущность разме-щаемых сведений, а тем более, стремилось возбудить ненависть или вражду, унизить человеческое достоинство, призвать к тем или иным действиям экс-тремистского (террористического) характера. Поэтому для правильной квали-фикации необходимо исследовать весь комплекс объективных и субъективных обстоятельств содеянного, чтобы избежать проявлений объективного вменения. Именно это и подчеркивается в приведенном разъяснении Пленума Верховного Суда РФ, которое в полной мере относится и к применению ч. 2 ст. 2052, ч. 2 ст. 280 и ч. 2 ст. 2801 УК РФ.

По нашему мнению еще одним важным уточнением в постановлении Пле-нума от 3 ноября 2016 г.№ 41 является указание на то, что публичные призывы, предусмотренные перечисленными выше уголовно-правовыми нормами, не должны быть направлены на склонение определенных лиц (групп лиц) к со-вершению конкретных уголовно наказуемых деяний. Это прямо указано в п. 61 постановления Пленума «О судебной практике по уголовным делам о преступ-лениях экстремистской направленности» и вытекает из содержания п. 14 поста-новления Пленума «О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности». В последнем слу-чае такое уточнение имеет значение для разрешения еще одного вопроса ква-лификации, связанного с разграничением содействия террористической дея-тельности в виде склонения, вербовки или иного вовлечения лица в совершение хотя бы одного преступления террористической направленности (ч.1 и ч. 2 ст. 2051 УК РФ) и публичных призывов к осуществлению террористической деятельности или публичного оправдания терроризма (ст. 2052 УК РФ). Если первое преступление направлено на определенное лицо (группу лиц), вовле-каемое (вовлекаемых) в совершение конкретного преступления, то второе – на доведение обращений, призывающих всех и каждого, до сведения неопреде-ленных лиц, и (или) оно не связано с вовлечением в совершение определенного уголовно наказуемого деяния. Последнее уточнение имеет значение и для ква-

17

лификации преступлений в виде склонения, вербовки или иного вовлечения лица в деятельность экстремистского сообщества или экстремистской органи-зации (ч. 11 ст. 2821 и ч. 11 ст. 2822 УК РФ) [4, с. 16–19; 6, с. 91–97], которые не-обходимо отграничивать от публичных призывов к осуществлению экстреми-сткой деятельности (ст. 280 УК РФ).

Так, в Обзоре, подготовленном Судебной коллегией по делам военнослу-жащих Верховного Суда РФ за 2015 год, приводится пример обоснованной пе-реквалификации действий Т. на ч. 1 ст. 2051 УК РФ с исключением из обвине-ния излишнего указания на одновременное наличие в его действиях составов преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 2052, ч. 1 ст. 2054, ч. 1 ст. 280, ч. 1 ст. 282 и ч. 1 ст. 2821 УК РФ, поскольку в судебном заседании было установле-но, что призывы Т. к осуществлению террористической и экстремистской дея-тельности, возбуждение ненависти и вражды, унижение человеческого досто-инства, а также оправдание терроризма совершались им исключительно с це-лью склонения и вовлечения определенных трех человек к участию в незаконных вооруженных формированиях, действующих в России и в Сирии, а созданная им группа из данных лиц не являлась организованной.

Применительно к действиям в виде склонения, вербовки или иного вовлечения лица в совершение посягательств террористической направленности, в деятель-ность экстремистского сообщества или экстремистской организации Пленум Вер-ховного Суда РФ сформулировал важное правило их квалификации, касающееся определения момента окончания соответствующих преступлений. Согласно п. 14 постановления Пленума «О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности» и п. 151 постановления Пленума «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремист-ской направленности» такой момент связан с совершением действий по склонению, вербовке или иному вовлечению, независимо от того, совершило ли вовлекаемое лицо соответствующее преступление террористической направленности или при-няло участие деятельности экстремистского сообщества или экстремистской орга-низации. Полагаем, что данное положение в полной мере учитывает повышенную общественную опасность указанных действий, наличествующую уже тогда, когда виновный направляет свои усилия на вовлечение другого лица в совершение пре-ступления террористической направленности или в деятельность соответствующе-го экстремистского объединения.

Помимо прочего, Пленум Верховного Суда РФ обратил внимание судов на то, что при рассмотрении уголовных дел о преступлениях террористической и экстре-мистской направленности, совершаемых с использованием электронных, информа-ционно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет» необходимо учитывать положения Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации», содер-жащего соответствующий понятийный аппарат и иные важные положения.

Считаем, что изложенные выше новые разъяснения Пленума Верховного Суда РФ являются своевременными, основанными на изучении действующего законодательства и актуальной правоприменительной практики, имеют универ-

18

сальный характер и могут способствовать правильной квалификации не только выделенных террористических и экстремистских преступлений, но и других уголовно наказуемых деяний, совершаемых с использованием электронных, информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет».

Новые разъяснения Пленума Верховного Суда РФ по вопросам судебной прак-тики проходят долгий путь, начинающийся с решений по конкретным уголовным делам, обобщение и анализ которых осуществляется при непосредственном участии судей всех субъектов нашей страны, представителей различных правоохранительных и правозащитных структур, а также ученых, участвующих в деятельности научно-консультативного совета при Верховном Суде РФ или входящих в состав рабочих групп по подготовке проектов постановлений Пленума. Поэтому большое значение для оперативного воздействия на правоприменительную деятельность имеют обзоры соответствующей судебной практики и опубликование решений коллегий и Прези-диума Верховного Суда РФ по определенным уголовным делам.

Систематические обобщение и анализ судебной практики по уголовным делам, в том числе о преступлениях, связанных с распространением идеологии терроризма и экстремизма, проводимые на уровне Верховного Суда РФ, и под-готавливаемые на этой основе новые разъяснения его Пленума, обзоры соот-ветствующей практики, а равно опубликование решений по конкретным уго-ловным делам играют главную роль в обеспечении единообразного применения уголовного и иного законодательства на всей территории России, оказывают воздействие на развитие юридической науки и опираются на ее достижения. Полагаем, что данная деятельность Верховного Суда РФ ориентирует предста-вителей юридической доктрины на проведение теоретико-прикладных исследо-ваний, направленных, прежде всего на толкование существующего законода-тельства, а не на бесконечный поиск путей его совершенствования.

Cписок литературы 1. Актуальные проблемы уголовного права (Особенная часть) : моногра-

фия / под ред. Г. Б. Мирзоева, Л. А. Букалеровой. М., 2016. 240 с. 2. Борисов С. В. Этапы квалификации преступлений экстремистской на-

правленности, совершаемых с использованием сети «Интернет» // Вестник Ме-ждународного юридического института. 2011. № 2. С. 4–6.

3. Борисов С. В. Уголовная ответственность за публичные призывы к осу-ществлению действий, направленных на нарушение территориальной целост-ности Российской Федерации // Юридическая наука. 2014. № 4. С. 44–49.

4. Борисов С. В. Современные проблемы уголовной ответственности за ор-ганизованные формы экстремистской деятельности // Вестник Калининградского филиала Санкт-Петербургского университета МВД России. 2015. № 3. С. 16–19.

5. Борисов С. В., Жеребченко А. В. Квалифицирующие признаки состава преступления экстремистской направленности в виде возбуждения ненависти ли-бо вражды, а равно унижения человеческого достоинства // Идеолого-информационные и уголовно-процессуальные средства противодействия терро-ризму и экстремизму : сб. статей межвуз. науч.-практ. конф. М., 2016. С. 129–142.

19

6. Иванцов С. В., Борисов С. В. Организованные формы террористической и экстремистской деятельности: регламентация и реализация ответственности // Общество и право. 2016. № 2. С. 91–97.

7. Лапшин В. Ф. Финансовые преступления: политика противодействия и законодательная техника : монография / под науч. ред. Л. Л. Кругликова. М., 2016. 232 с.

УДК 343.265.2 3 Сергей Андреевич Боровиков,

кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного права и криминологии

(ВИПЭ ФСИН России), е-mail: borovikov2005@yandex.ru

К ВОПРОСУ ОБ УСЛОВИЯХ ПРИМЕНЕНИЯ

УСЛОВНО-ДОСРОЧНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ ЛИЦ, ОСУЖДЕННЫХ К ПОЖИЗНЕННОМУ ЛИШЕНИЮ СВОБОДЫ

Аннотация: в статье анализируются условия применения норм ст.79 Уго-ловного кодекса РФ об условно-досрочном освобождении лиц, осужденных к пожизненному лишению свободы. Обосновываются предложения о включении в уголовный закон еще двух условий освобождения от наказания, выполнение которых должно быть обязательным для данной категории осужденных.

Ключевые слова: условно-досрочное освобождение, пожизненное ли-шение свободы, осужденный, категория преступления, заглаживание вреда.

Sergei Andreevich Borovikov,

candidate of law sciences, associate professor, associate professor of criminal law and criminology

(VILE of the FPS of Russia), е-mail: borovikov2005@yandex.ru

TO THE QUESTION

OF APPLICATION CONDITIONS PAROLE OF PERSONS, CONVICTS TO LIFELONG IMPRISONMENT

Abstract: the article analyzes the conditions of application of Article

79 of the Criminal Code of the Russian Federation on parole for the persons that are sentenced to life imprisonment. The author substantiates the offers two more conditions for exemption from punishment in the criminal law to

© Боровиков С. А., 2017 © Borovikov S. A., 2017

20

include, the implementation of which should be obligatory for this category of convicts.

Keywords: grant of parole, imprisonment for life, convicted person, category of offence, reparation. Количество осужденных к пожизненному лишению свободы в Российской

Федерации продолжает ежегодно увеличивается. По официальным данным ФСИН России на 01.02.2017 г. в шести исправительных колониях для осужден-ных к пожизненному лишению свободы и лиц, которым смертная казнь в по-рядке помилования заменена пожизненным лишением свободы, отбывало нака-зание 2014 лиц [3]. Учитывая, что за последние 13 лет (с 2003 по 2015 годы включительно) к этому виду наказания суммарно был осужден 891 человек [4], то среднее ежегодное осуждение составляет свыше 68 человек.

При текущих уровнях осуждения к пожизненному лишению свободы и смертности среди осужденных отбывающих наказание в исправительных коло-ниях [5] можно прогнозировать, что количество осужденных увеличится в пол-тора раза и приблизится к 3 000 примерно через 18-19 лет. Соответственно, это потребует определенных материальных ресурсов со стороны ФСИН России, создание в ближайшее время еще одного – двух учреждений для отбытия этого вида наказания либо расширения возможностей уже имеющихся колоний.

Для пожизненного лишения свободы, также как еще для трех видов нака-зания, в ст. 79 Уголовного кодекса РФ (далее УК РФ) предусматривается воз-можность условно-досрочного освобождения. Первые ходатайства об условно-досрочном освобождении лиц, осужденных к пожизненному лишению свобо-ды, поступили в суды в конце 2014 года. За прошедшие два года суды не удов-летворили ни одного из них.

По данным некоторых источников на настоящий момент около 200 осуж-денных к пожизненному лишению свободы имеют право на условно-досрочное освобождение [1]. Не исключено, что эти данные имеют под собой определен-ное основание. Впрочем, ситуация может измениться, хотя не кардинально, но для этого должны быть проведены существенные корректировки уголовного и уголовно-исполнительного законодательства, а также осуществлен ряд мер ор-ганизационного характера.

В ч. 5 ст. 79 УК РФ законодатель определил четыре условия для примене-ния условно-досрочного освобождения в отношении лиц, осужденных к пожиз-ненному лишению свободы: 1) фактическое отбытие осужденным этого наказа-ния не менее 25 лет; 2) отсутствие у осужденного злостных нарушений порядка отбывания наказания в течение последних 3 лет; 3) не совершение им в период отбывания наказания тяжких и особо тяжких преступлений; 4) вывод суда о не нуждаемости в дальнейшем отбывании этого наказания осужденным.

Именно последнее условие является наиболее проблемным и вызывает наибольшую сложность [2, с. 118–119]. Подобное условие применяется и в от-ношении других видов наказания согласно ч. 1 ст. 79 УК РФ. Учитывая, что его уяснение предполагает формулирование судом субъективного вывода о «нуж-даемости» или «не нуждаемости», то законодатель ввел дополнение в данную

21

статью в виде ч. 41, где попытался уточнить, что должно приниматься судом во внимание при разрешении такого вопроса. А именно:

поведение осужденного в течение всего периода отбывания наказания; имеющиеся у осужденного поощрения и взыскания; его отношение к учебе и труду; отношение осужденного к совершенному преступлению; полное или частичное возмещение причиненного ущерба, заглаживание

вреда, причиненного преступлением; заключение администрации исправительного учреждения о целесообраз-

ности его условно-досрочного освобождения. В отношении осужденного, который страдает расстройством сексуального

предпочтения, не исключающим вменяемости, и совершившим преступление против половой неприкосновенности несовершеннолетнего, не достигшего че-тырнадцатилетнего возраста, суд должен учитывать применение к осужденно-му принудительных мер медицинского характера, его отношение к лечению и результаты судебно-психиатрической экспертизы.

Логично было бы предположить, что эти положения должны применяться и в отношении лиц, осужденных к пожизненному лишению свободы. Хотя в ч. 5 ст. 79 УК РФ ничего подобного о полном или частичном возмещении вреда не говориться, а названы другие условия. Поэтому, текущее положение выгля-дит, по меньшей мере, как пробел в уголовном законодательстве об условно-досрочном освобождении. Полагаем, что такое условие следует включить в ч. 5 ст. 79 УК РФ, а также скорректировать ч. 41 ст. 79 УК РФ, сосредоточив внима-ние суда на том, какие действия по возмещению вреда совершались осужден-ным, в том числе в ходе отбывания наказания. Более того, это исключит дубли-рование одной и той же формулировки в ч.1 и ч. 41 ст. 79 УК РФ.

Часть 5 ст. 79 УК РФ после слов «Лицо, отбывающее пожизненное лише-ние свободы, может быть освобождено условно-досрочно, если судом будет признано, что оно не нуждается в дальнейшем отбывании этого наказания и фактически отбыло не менее двадцати пяти лет лишения свободы» дополнить словами «а также возместило вред (полностью или частично), причиненный преступлением, в размере, определенном решением суда». Кроме того, предла-гаем формулировку «отношение осужденного к совершенному деянию и то, что осужденный частично или полностью возместил причиненный ущерб или иным образом загладил вред, причиненный в результате преступления» в ч. 41 ст. 79 УК РФ заменить на «отношение осужденного к совершенному деянию, его дей-ствия, направленные на возмещение причиненного ущерба или иное заглажи-вание вреда, причиненного в результате преступления».

Вопрос о редакции ч. 5 ст. 79 требует осуществления анализа еще таких двух условий, существенно ограничивающих возможность применения услов-ного осуждения. Это отсутствие у осужденного злостных нарушений порядка отбывания наказания в течение последних 3 лет и не совершение им в период отбывания наказания тяжких и особо тяжких преступлений. Перечень злостных нарушений установленного порядка отбывания наказания дается в ст. 116 «Зло-

22

стное нарушение установленного порядка отбывания наказания осужденными к лишению свободы» Уголовно-исполнительного кодекса РФ. Категория престу-пления тяжкого или особо тяжкого раскрывается в ч. 4 и ч. 5 ст. 15 УК РФ. Очевидно, что эти деяния являются правонарушениями различного порядка: дисциплинарный проступок и преступление. Между ними довольно большой разрыв в характере общественной опасности, который заставляет обратить на себя внимание, а также уяснить, как быть в том случае, если в ходе отбывания пожизненного лишения свободы, лицо совершит преступление небольшой или средней тяжести. Согласно перечню деяний, названных в ч. 1 ст. 116 УИК РФ, преступления не относятся к злостным нарушениям установленного порядка отбывания наказания. Наоборот, в ст. 116 УИК РФ указывается на условие – «при отсутствии признаков преступления». Из этого вытекает, что совершив злостное нарушение установленного порядка отбывания наказания, лицо огра-ничено в праве на условно-досрочное освобождение как минимум на три года. Наоборот, совершив преступление небольшой или средней тяжести, никаких препятствий в этой части нет.

Полагаем, что текущая ситуация с отсутствием регламентации подобных случаев, также является недочетом со стороны законодателя. Поэтому в качест-ве еще одного условия, ограничивающего условно-досрочного освобождение от отбывания наказания в виде пожизненного лишения свободы, в ч. 5 ст. 79 УК РФ следует закрепить – совершение осужденным преступления небольшой или средней тяжести, установив соответствующий срок. Принимая во внимание по-ложения ст. 78 и ст. 83 УК РФ, мог бы равняться 6 годам.

Таким образом, помимо четырех условий применения условно-досрочного освобождения лиц, осужденных к пожизненному лишению свободы, следует включить в ч. 5 ст. 79 УК РФ еще два: полное или частичное возмещение вреда, причиненного преступлением, а также на не совершение в течение последних 6 лет преступлений небольшой или средней тяжести.

Список литературы 1. Кудрявцев В. Право на условно-досрочное освобождение. Режим досту-

па : http://www.advgazeta.ru/blog/posts/51 (дата обращения: 15.02.2017). 2. Лапшин В. Ф. Условно-досрочное освобождение как составная часть инсти-

тута освобождения от уголовного наказания // Дифференциация и индивидуализа-ция ответственности в уголовном и уголовно-исполнительном праве : сб. материа-лов Междунар. науч.-практ. конф., посвященной 75-летию доктора юридических наук, профессора заслуженного деятеля науки Рос. Федерации Л. Л. Кругликова / под ред. В. Ф. Лапшина. Рязань, 2015. С. 118–126.

3. Официальный сайт ФСИН России. Статистические данные. Краткая характе-ристика уголовно-исполнительной системы. Режим доступа : http://фсин.рф/structure/ inspector/ iao/statistika/Kratkaya%20har-ka%20UIS/ (дата обращения: 15.02.2017).

4. Официальный сайт Судебного Департамента при Верховном суде РФ. Данные судебной статистики. Режим доступа : http://www.cdep.ru/index.php?id= 79&item=2074 (дата обращения: 15.02.2017).

23

5. Согласно данным, представленным в «Докладе о результатах и основных направлениях деятельности ФСИН» смертность в 2014 году среди осужденных со-ставила около 0,6 %. Режим доступа : http://fsin.su/structure/inspector/iao/ Doklad/DROND%202015-2017.pdf (дата обращения: 15.02.2017).

УДК 343.35 4 Наталья Валентиновна Бугаевская, кандидат юридических наук, доцент,

преподаватель (ФКУ ДПО МУЦ УФСИН России по Тульской области),

e-mail: bugaevskaja.natalia@yandex.ru

ВИНА ЮРИДИЧЕСКИХ ЛИЦ КАК УСЛОВИЕ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

ЗА СОВЕРШЕНИЕ КОРРУПЦИОННЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ

Аннотация: в статье аргументируется возможность применения к юридическим лицам психологической теории вины с учетом того, что они являются коллективными субъектами, проявление их воли условно. Вина должна определяться как психическое отношение лица, выражающего волю организации, к совершенному деянию, как продукт высшей нерв-ной деятельности лиц, выполняющих управленческие функции в органи-зации.

Ключевые слова: юридическое лицо, вина, коррупционные преступле-ния, уголовная ответственность, психологическая теория вины.

Natal'ya Valentinovna Bugaevskaya,

candidate of jurisprudence, associate professor teacher

(Training interregional center of the Office of the Federal Penitentiary Service of Russia, Tula Region),

e-mail: bugaevskaja.natalia@yandex.ru

WINES OF LEGAL ENTITIES AS A CONDITION FOR CRIMINAL LIABILITY FOR CORRUPTION CRIMES

Abstract: the paper argued the possibility of applying to the legal entities

of psychological theory of guilt. Legal persons are collective entities, the manifestation of the will of their probation. Wines should be defined as a mental attitude of a person expressing the will of the organization to the commission of

© Бугаевская Н. В., 2017 © Bugaevskaya N. V., 2017

24

the act as a product of higher nervous activity of the persons performing management functions in the organization.

Keywords: legal entity, wine, corruption crimes, criminal responsibility, psychological theory of guilt. В Антикоррупционной хартии российского бизнеса, разработанной прези-

диумом Совета при Президенте РФ по противодействию коррупции и подписанной 21.10.2012 на XI Международном инвестиционном форуме организациями-разработчиками – Торгово-промышленной палатой РФ, Российским союзом про-мышленников и предпринимателей, Общероссийскими общественными организа-циями «Опора России» и «Деловая Россия», отмечается, что именно компании яв-ляются субъектами, которые должны строго придерживаться порядка передачи и получения подарков, оказания знаков гостеприимства, оплаты услуг. Компании должны следить за тем, чтобы любые пожертвования и спонсорство осуществля-лись на основе принципа прозрачности исключительно в соответствии с дейст-вующим законодательством и не являлись скрытыми формами подкупа.

В настоящее время необходимость признания юридических лиц субъекта-ми уголовной ответственности, в том числе за уголовно наказуемые деяния коррупционного характера, основывается на многих факторах, обсуждению ко-торых посвящено достаточно научных работ. Принципиально выступая за вве-дение уголовной ответственности юридических лиц за коррупционные престу-пления, подчеркнем, что необходимо тщательно подходить к вопросу о вине и о субъективной стороне преступления, чтобы они не являлись формальным при-крытием объективного вменения [9, с. 27].

В существующей редакции ч. 1 ст. 14 УК РФ указано, что преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное Кодексом под угрозой наказания, из чего однозначно следует, что как для фи-зического, так и для юридического лица преступлением должно являться толь-ко виновное деяние. Должно быть бесспорным фундаментальное правило, за-фиксированное в ст.8 УК РФ: основанием уголовной ответственности (в том числе и для юридических лиц) является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления. Подменять это основание в виду того, что юридическое лицо не является таким же равноправным участником уголовно-правовых отношений, как и физическое, не стоит. То, что организации являют-ся коллективным субъектом, определяет особенности их ответственности, но основание уголовной ответственности должно оставаться единым.

В отношении юридического лица также невозможно объективное вменение, что следует из ст. 5 УК РФ. «Наличие вины – общий и общепризнанный принцип юридической ответственности во всех отраслях права, и всякой исключение из него должно быть выражено прямо и недвусмысленно», – указывается в постановлении Конституционного Суда РФ от 25 января 2001 г. №1-П (по делу о проверке консти-туционности положения п. 2 ст. 1070 Гражданского кодекса РФ в связи с жалобами гр-н И. В. Богданова, А. Б. Зернова, С. И. Кальянова, Н. В. Труханова).

Вместе с тем, установление вины юридических лиц в совершенных пре-ступлениях – сложный и неоднозначный вопрос, так как вина – это психическое

25

отношение лица к совершенному деянию, а personaficta, как назвал корпорации еще в XIII в. папа Иннокентий IV [10, с. 64–65; 6, с. 152], много лет разрабаты-вающий постулаты канонического и римского права, не может осознавать сво-их поступков, предвидеть, желать или допускать их совершения. Однако, если для административного и гражданского права возможно установление вины юридического лица, почему этого не реально осуществить в уголовном? Не обязательно наполнять содержание вины юридического лица психологически-ми составляющими – мыслями, настроениями, волей коллективного разума [1, с. 78–80]. В этом вопросе можно опираться на имеющийся зарубежный опыт и выработанные теории вины.

В тех зарубежных странах, где введена уголовная ответственность корпо-раций, принято рассматривать вину как виновное поведение руководителей или представителей юридического лица. Так, в Великобритании корпорация опре-деляется как любое юридическое лицо, зарегистрированное в Соединенном Ко-ролевстве или за его пределами. Для квалификации действий юридических лиц используется так называемый «принцип идентификации», то есть вина корпо-рации определяется через психическое состояние лиц, составляющих «высшее руководство», к совершаемому деянию. Если управленец совершает преступле-ние, то ответственность несет организация, таким образом, возникает личная ответственность организации, но только в том случае, если преступление со-вершено в пользу юридического лица. Под «высшим руководством» юридиче-ского лица принято понимать лиц, которые играют значительную роль в управ-лении всей или значительной частью деятельности организации, то есть входят в прямую цепочку управления и выполняют в организации стратегические и надзорные функции (Закон об ответственности за простое убийство, совершен-ное корпорацией. 2007 г.).

В США в уголовном законодательстве отдельных штатов (УК Пенсильва-нии, УК Миссури), а также в Примерном УК США, юридические лица несут ответственность за деяния, санкционированные, одобренные или по неосто-рожности допущенные руководством корпорации.

Для введения в материю уголовного закона юридических лиц как субъек-тов преступления и уголовной ответственности, необходимо определиться с выбором теории вины, которая позволит справедливо оценивать деяния корпо-раций. Данные теории используются как зарубежным правом, так и российским при привлечении организаций к гражданско-правовой, административной от-ветственности, при этом они имеют определенные расхождения в том, что же является основополагающим фактором вины.

Психологическая или субъективная концепция вины связывает вину юриди-ческого лица с виной коллектива, то есть устанавливается психическое отношение должностных лиц, представителей организации к совершенному правонаруше-нию. Сторонники данного подхода по-разному подходят к уточнению носителя вины юридического лица, являясь приверженцами отличных друг от друга на-правлений в рамках данной концепции. Так, сторонники теории коллективной во-ли считают, что вина юридического лица должна быть определена как вина кол-

26

лектива, а не отдельных его индивидов [7, с. 12]. Вина здесь понимается как про-явление воли большинства членов коллектива [4, с. 49], то есть это психическое отношение воли коллектива к совершенному деянию, проявленная в решениях ор-ганизации. Согласно же идее доминирующей воли вина юридического лица вы-ражена в преобладающей воле органов управления организации.

Психологическая теория вины в уголовном праве традиционно применяет-ся к физическим лицам, дабы избежать объективного вменения и сформировать субъективное условие уголовной ответственности. Так как юридическое лицо – это юридическая фикция, проявление его воли также условно, так как это воля физических лиц, стоящих за ним.

Другой концепцией вины юридических лиц является поведенческая, к ко-торой, собственно, прибегли авторы КоАП РФ. Согласно ч. 2 ст. 2.1 КоАП РФ «юридическое лицо признается виновным в совершении административного правонарушения, если будет установлено, что у него имелась возможность для соблюдения правил и норм, за нарушение которых настоящим Кодексом или законами субъекта Российской Федерации предусмотрена административная ответственность, но данным лицом не были приняты все зависящие от него ме-ры по их соблюдению». Данный подход к конструкции виновности корпорации можно назвать «объективистским», схожим с теорией «прошлой виновности» стран общего права [8, с. 8]. Последняя состоит в том, что для признания вины юридического лица достаточно доказать причинную взаимосвязь с имевшими место действиями (бездействием) данного субъекта совершенного деяния (на-пример, факт предоставления работы некомпетентному сотруднику, если он впоследствии совершает действия, выходящие за рамки закона). Таким обра-зом, ответственность возлагается на организацию за ее упущения в работе, не-должный контроль за ее деятельностью. Однако в таком случае для установле-ния вины производится анализ не события правонарушения, а предшествовав-шей ему неограниченной во времени и по своим связям цепочке действий. Прошлая виновность постепенно накапливается путем суммарных действий от-дельных управленцев, их просчетов и промахов, которые затем реализуются в преступление. В итоге невозможность установления конкретной вины отдель-ных физических лиц приводит к коллективной ответственности корпорации. Механизм установления вины юридического лица здесь таков, что требует ус-тановления лишь противоправности и не имеет, по сути, границ, определенных рамок, при которых лицо не имело бы возможности соблюдения правил и норм, разве что при форс-мажорных обстоятельствах. Отчасти можно согласиться с позицией некоторых ученых, что составители КоАП РФ не справились с зада-чей определения вины для юридических лиц, так как действующая ее трактовка выглядит «невразумительной» [9, с. 1020].

Однако в случае с совершением коррупционных преступлений данная теория не выдерживает критики, так как должностные (коррупционные) преступления характеризуются умышленной формой вины, а по мнению отдельных авторов – только прямым умыслом [6, с. 41–44]. Для совершения коррупционного деяния требуется сознательное обдуманное поведение лица, которое стремится к дости-

27

жению определенной цели, и его деятельность не может быть как результатом прошлых просчетов, так и несоблюдением норм и правил, установленных законо-дательством, что по сути равнозначно неосторожным видам вины.

Если теория уголовного права исходит из психологической теории вины для физических лиц, то не следует ломать сформулированные постулаты для коллективных субъектов. Психологический подход вполне приемлем для уста-новления вины юридических лиц, несмотря на консервативность и строгую принципиальность уголовного права как публичного права. Тем более что оте-чественное законодательство имеет примеры отражения психологической трак-товки вины юридических лиц в публичном праве. В п. 4 ст. 110 Налогового ко-декса РФ закреплено, что вина организации в совершении налогового правона-рушения определяется в зависимости от вины ее должностных лиц либо ее представителей, действия (бездействие) которых обусловили совершение дан-ного налогового правонарушения. Она познается путем определения умысла или неосторожности данных должностных лиц, при этом формы вины в НК РФ аналогичны тем, что закреплены в ст. 25–26 УК РФ.

Конечно, юридическое лицо в целом как социально-правовой феномен, аб-стракцию, нельзя механически наделять субъективными свойствами, присущи-ми индивиду. В виду уже устоявшейся психологической теории вины в уголов-ном праве, положения которой стали аксиоматичными [5, с. 59], требуется сле-довать ее постулатам и относительно деятельности организаций, основываясь на сознательном, волевом, поведении не всего юридического лица как коллек-тивного образования, а субъектов, ее представляющих. Формальное же основа-ние уголовной ответственности как несоблюдение определенных требований, при которых стало возможным совершение правонарушения, в уголовном пра-ве недопустимо, ибо граничит с объективным вменением. Виновность не долж-на быть сведена к противоправности.

Следует согласиться с тем, что вина юридического лица должна рассмат-риваться с позиции психологической теории как результат психического отно-шения лица, выражающего волю организации, к совершенному деянию, как продукт высшей нервной деятельности лиц, выполняющих управленческие функции в корпорации на ключевых постах управления ею и считаться дока-занной только при наличии установленной вины должностного лица [2, с. 77]. Вина юридического лица должна выражаться через вину физических лиц, через их интеллектуальные и волевые свойства, в виду этого она является юридиче-ской фикцией, юридико-технической виной [3, с. 323].

Относительно юридического лица вина должна определяться известным зарубежному праву «принципом идентификации», то есть путем установления психического отношения к совершенному деянию и его последствиям руково-дящего звена организации.

Вина юридического лица, таким образом, для коррупционных преступле-ний, совершаемых путем активного подкупа, должна быть познаваема через лиц, которые принимают решение о предоставлении некоему должностному лицу или лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческих орга-

28

низациях, в интересах корпорации, а не в своих собственных, незаконного воз-награждения. Выявить таковых возможно путем обнаружения финансовых до-кументов, которые свидетельствуют о фактах выделения денег на определен-ные заявленные в них нужды, о производстве работ, оказании услуг за счет данной организации, если в действительности таковые образуют предмет под-купа. Лицо, визирующее данный документ, будет носителем умысла на совер-шение коррупционного деяния от имени и в интересах организации, а также выразителем психического отношения коллективного субъекта к совершенному деянию. При этом важно, что лицо преследует не личные узко корыстные цели, которые свидетельствуют о направленности умысла совершить преступление от имени физического лица, а действует в интересах организации, юридическо-го лица, желая, например, улучшить его положение на рынке товаров и услуг, выиграть тендер, получить государственный заказ и т. п., то есть стремиться к выгоде для всех организации в целом.

Как и вина физического лица, полагаем, что вина юридического лица в це-лом должна складываться из интеллектуальных и волевых критериев, и должна быть разделена на умышленную и неосторожную. В ходе расследования вины юридического лица не может произвольно устанавливаться лишь по факту на-личия вины какого-либо лица, принимающего управленческие решения в орга-низации, так как он мог действовать в своих узко корыстных целях.

Масштабы преступности в наши дни таковы, что можно констатировать не-оспоримый факт причинения большого ущерба государству и обществу вследст-вие криминальной деятельности юридических лиц. При этом ими совершаются не только коррупционные преступления, но и финансовые мошенничества, налого-вые, экологические преступления. Все это влечет за собой потребность не только в совершенствовании нормативной базы деятельности хозяйствующих субъектов, но и неизбежные изменения законодательства, в том числе и уголовного, которое должно предусмотреть ответственность юридических лиц как таковую в целом и уголовную ответственность за коррупционные преступления в частности. При этом вина юридического лица должна быть обязательным признаком состава пре-ступления для данных субъектов. Она не должна представлять собой искусствен-ную конструкцию, позволяющую в следственной практике не затрачивая ни уси-лий, ни времени констатировать факт виновности юридического лица на основа-нии наличия деяния, нарушая принцип субъективного вменения. Но в тоже время толкование вины как психического отношения юридического лица к совершенно-му противоправному деянию также является единственно возможным, не нару-шающим общий принцип виновной ответственности субъектов уголовной ответ-ственности.

Список литературы 1. Клепицкий И. А. Система хозяйственных преступлений. М., 2005. 572 с. 2. Колесниченко Ю. Ю. Некоторые аспекты вины юридических лиц, при-

влекаемых к административной ответственности // Журнал российского права. 2003. № 1. С. 76–81.

29

3. Козлова Н. В. Правосубъектность юридического лица. М., 2005. 220 с. 4. Крылова Н. Е. Основные черты нового Уголовного кодекса Франции.

М., 1996. 124 с. 5. Кудрявцев В. Н. Общая теория квалификации преступлений. М., 2004. 304 с. 6. Лапшин В. Ф. Уголовно-правовая норма: парадокс законодательной тех-

ники, политическая мода или скрытая защита коррупционера // Российская юс-тиция. 2009. № 2. С. 41–45.

7. Матвеев Г. К. Вина как основание гражданско-правовой ответственно-сти по советскому праву : автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Киев, 1951. 42 с.

8. Панова И. В. Еще раз о двух тенденциях, разрушающих целостность ин-ститута административной ответственности // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2007. № 8. С. 4–29.

9. Сорокин В. Д. Комментарий избранных мест Кодекса Российской Феде-рации об административных правонарушениях // Юридическая мысль. 2002. № 4. С. 58–66.

10. Суворов Н. С. Об юридических лицах по римскому праву. М., 2000. 299 с.

УДК 343.222 5 Людмила Александровна Букалерова, доктор юридических наук, профессор,

заведующая кафедрой уголовного права, уголовного процесса и криминалистики

(Российский университет дружбы народов), e-mail: bukalerova_la@rudn.university;

Михаил Аркадьевич Елисеев, аспирант кафедры уголовного права,

уголовного процесса и криминалистики (Российский университет дружбы народов),

е-mail: ugp-asp@yandex.ru

УГОЛОВНО-ПРАВОВЫЕ НОВЕЛЛЫ ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА НЕСООБЩЕНИЕ ОРГАНАМ ВЛАСТИ СВЕДЕНИЙ

О НАЛИЧИИ СТАТУСА ГРАЖДАНСТВА ИЛИ ПОДДАНСТВА ИНОСТРАННОГО ГОСУДАРСТВА

Аннотация: в настоящей статье рассматриваются объективные и субъ-

ективные признаки преступления, предусмотренного ст. 3302 УК РФ. Ключевые слова: гражданство, подданство, правовой статус, постоян-

ное проживание на территории иностранного государства, уголовная ответ-ственность, миграционная политика.

© Букалерова Л. А., Елисеев М. А., 2017

30

6Lyudmila Aleksandrovna Bukalerova, doctor of jurisprudence, professor,

manager of department of criminal law, criminal trial and criminalistics

(PFUR), e-mail: bukalerova_la@rudn.university;

Mikhail Arkad'evich Eliseev, graduate student, department of criminal law,

criminal procedure and criminalistics (PFUR),

е-mail: ugp-asp@yandex.ru CRIMINALLY-LEGAL NOVELS ABOUT THE RESPONSIBILITY

FOR NON-REPORTING TO THE AUTHORITIES OF INFORMATION ABOUT THE PRESENCE OF THE STATUS

OF CITIZENSHIP OR CITIZENSHIP OF A FOREIGN STATE

Abstract: this article explores the objective and subjective elements of a crime under Art. 3302 of the Criminal Code.

Keywords: citizenship, citizenship, legal status, permanent residence in the territory of a foreign state, criminal responsibility, migration policy. Федеральным законом от 4 июня 2014 г. № 142-ФЗ «О внесении измене-

ний в статьи 6 и 30 Федерального закона «О гражданстве Российской Федера-ции» и отдельные законодательные акты Российской Федерации» отечествен-ный уголовный закон был дополнен ст. 3302, устанавливающей ответствен-ность за неисполнение обязанности по подаче уведомления о наличии у гражданина Российской Федерации (далее по тексту РФ) гражданства (под-данства) иностранного государства либо вида на жительство или иного дейст-вительного документа, подтверждающего право на постоянное проживание в иностранном государстве. Также в указанном законе предусмотрен механизм учета граждан РФ, имеющих гражданство (подданство) иностранного госу-дарства либо вид на жительство в иностранном государстве. По сути, целью его является создание информационной базы данных, содержащей сведения о лицах, имеющих гражданство (подданство) иностранного государства либо вид на жительство в иностранном государстве, что в полной мере соответст-вует требованиям Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ (ред. от 21.07.2014) «О персональных данных». Следует отметить, что ранее в россий-ском законодательстве отсутствовал какой-либо подобный механизм учета со-ответствующих категорий граждан.

Появление исследуемой нормы и всего Закона, представляется, непосред-ственно связано с обеспечением безопасности РФ и усилением контроля над миграционными процессами. Как отмечает О. Г. Остапец, появление данной © Bukalerova L. A., Eliseev M. A., 2017

31

нормы стало как результатом событий на Украине и связанных с ними вопро-сов обеспечения безопасности РФ, так и в целом политической ситуации в мире [3, с. 56–62]. Вице-спикер Государственной Думы РФ С. Неверов так охаракте-ризовал мотив введения уголовной ответственности за совершение рассматри-ваемого деяния: «Государство должно знать, находится ли гражданин в обще-ственно-правовой связи с другой страной, какие у него есть обязанности. Ведь, приобретая гражданство, человек наделяется не только правами, но и обязанно-стями, в том числе воинской обязанностью, обязанностью отстаивать интересы этой страны» [2].

Основным объектом преступления, предусмотренного ст. 3302 УК РФ, вы-ступают общественные отношения, обеспечивающие нормальную деятельность федеральных органов исполнительно власти РФ по контролю и надзору в сфере миграции, связанную с учетом граждан РФ, имеющих гражданство (подданство) иностранного государства или вид на жительство в иностранном государстве. В качестве предмета преступления можно назвать письменное уведомление, кото-рое виновное лицо не подает в установленный законом срок. Согласно ч. 6 ст. 6 Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 62-ФЗ (ред. от 01.05.2016) «О гражданстве Российской Федерации» (далее по тексту Закон), в уведомление вносятся сле-дующие сведения о гражданине РФ, в отношении которого оно подается: «а) фа-милия, имя, отчество; б) дата и место рождения; в) место жительства (в случае от-сутствия такового – место пребывания, а в случае отсутствия места жительства и места пребывания – место фактического нахождения); г) серия и номер паспорта гражданина РФ или иного документа, удостоверяющего личность указанного гражданина на территории РФ; д) наименование имеющегося иного гражданства, серия, номер и дата выдачи паспорта иностранного государства либо иного доку-мента, подтверждающего наличие у указанного гражданина иного гражданства, и (или) наименование, серия, номер и дата выдачи указанному гражданину доку-мента на право постоянного проживания в иностранном государстве; е) дата и ос-нование приобретения иного гражданства или получения документа на право по-стоянного проживания в иностранном государстве; ж) сведения о продлении сро-ка действия документа на право постоянного проживания в иностранном государстве или получении нового соответствующего документа; з) сведения об обращении в полномочный орган иностранного государства о выходе указанного гражданина из гражданства данного государства или об отказе от имеющегося у него документа на право постоянного проживания в иностранном государстве (в случае направления такого обращения)».

Согласно ч. 7 ст. 6 Закона к уведомлению должен прилагаться определен-ный пакет документов, а именно:

1) «копия имеющегося у гражданина РФ, в отношении которого подается такое уведомление, паспорта иностранного государства либо иного документа, подтверждающего наличие иного гражданства, и (или) документа на право по-стоянного проживания в иностранном государстве»;

2) «копия паспорта гражданина РФ или иного документа, удостоверяюще-го личность указанного гражданина на территории РФ (в том числе документа,

32

удостоверяющего личность иностранного гражданина на территории РФ и при-знаваемого РФ в этом качестве, в случае, если указанное уведомление подано иностранным гражданином, являющимся законным представителем граждани-на РФ, указанного в части четвертой настоящей статьи)».

«В случае подачи уведомления уполномоченным представителем лица к уведомлению также прилагаются:

1) копия доверенности, удостоверенной в соответствии с законода-тельством РФ о нотариате;

2) копия паспорта гражданина РФ уполномоченного представителя (если уполномоченный представитель является гражданином РФ) либо копия доку-мента, удостоверяющего личность иностранного гражданина на территории РФ и признаваемого РФ в этом качестве (если уполномоченный представитель яв-ляется иностранным гражданином)». Кроме перечисленных документов, вместе с уведомлением подаются иные документы, подтверждающие сведения, ука-занные в нем (акт органа опеки и попечительства о назначении опекуна или по-печителя, свидетельство о рождении гражданина РФ, не достигшего возраста восемнадцати лет, например).

Формы соответствующих уведомлений утверждены Приказом Федераль-ной миграционной службы России от 28 июля 2014 г. № 450 (ред. от 20.07.2015) «Об утверждении форм и порядка подачи уведомлений о наличии у гражданина Российской Федерации иного гражданства либо вида на жительст-во или иного действительного документа, подтверждающего право на его по-стоянное проживание в иностранном государстве» (далее по тексту Приказ ФМС России).

Порядок учета поступивших письменных уведомлений регламентирован Постановлением Правительства РФ от 30 июля 2014 г. № 733 «Об утверждении Правил осуществления Федеральной миграционной службой и ее территори-альными органами учета письменных уведомлений о наличии у граждан Рос-сийской Федерации гражданства иного государства».

По юридической конструкции состав преступления, предусмотренного ст. 3302 УК РФ, является формальным. Соответственно объективная сторона представлена одним признаком – деянием в форме бездействия. Как отмечает А. В. Наумов: «Под уголовно-правовым бездействием понимается обществен-но опасное, волевое и пассивное поведение. Оно заключается в не совершении лицом тех действий, которые оно должно было и могло совершить в силу ле-жащих на нем обязанностей» [1, с. 317]. В данном случае в силу бланкетного характера анализируемой нормы обязанность по подаче уведомления установ-лена ст. 6 Закона. Так, соответствующее лицо обязано подать письменное уве-домление о наличии иного гражданства или документа на право постоянного проживания в иностранном государстве в территориальный орган федераль-ного органа исполнительной власти, уполномоченного на осуществление функций по контролю и надзору в сфере миграции, по месту жительства дан-ного гражданина в пределах РФ (в случае отсутствия такового – по месту его пребывания в пределах РФ, а в случае отсутствия у него места жительства и

33

места пребывания в пределах РФ – по месту его фактического нахождения в РФ) в течение 60 дней со дня приобретения данным гражданином иного граж-данства или получения им документа на право постоянного проживания в иностранном государстве.

Помимо этого, в случае приобретения гражданином РФ каждого иного гражданства или получения им каждого нового документа на право постоянно-го проживания в иностранном государстве данный гражданин или его законный представитель обязан подать об этом новое уведомление (ч. 11 ст. 6 Закона).

Граждане РФ, имевшие на день вступления в силу Федерального закона от 4 июня 2014 г. № 142-ФЗ «О внесении изменений в статьи 6 и 30 Федерального закона «О гражданстве Российской Федерации» и отдельные законодательные акты Российской Федерации» гражданство (подданство) иностранного государ-ства либо вид на жительство в иностранном государстве, обязаны подать соот-ветствующее уведомление в течение 60 дней со дня вступления в силу указан-ного закона (то есть до 4 августа 2014 г.). Для лиц, не подавших уведомление в срок 60 дней, в связи с нахождением за пределами РФ, установлена обязанность подать такое уведомление не позднее 30 дней со дня въезда в РФ (абз. 2 ч.ч. 3, 4 ст. 6 Закона).

Исходя из специфики объективной стороны, анализируемое преступление следует отнести к, так называемым, длящимся преступлениям, суть которых состоит в длительном, непрерывном осуществление определенного состава преступления (длительном невыполнении возложенных на лицо обязанностей). Преступление, предусмотренное ст. 3302 УК РФ, признается оконченным в мо-мент истечения срока, в период которого лицо было обязано подать соответст-вующее уведомление.

Особый правовой режим подачи уведомления существует у граждан РФ, проживающих на территории Республики Крым и города федерального значе-ния Севастополя. Так, в отношении граждан РФ, приобретших гражданство РФ в соответствии с Договором между РФ и Республикой Крым о принятии в РФ Республики Крым и образовании в составе РФ новых субъектов от 18 марта 2014 г. и Федеральным конституционным законом от 21 марта 2014 г. № 6-ФКЗ «О принятии в Российскую Федерацию Республики Крым и образовании в со-ставе Российской Федерации новых субъектов – Республики Крым и города федерального значения Севастополя», обязанность подать уведомление дейст-вует с 1 января 2016 г.

В качестве территориального органа федерального органа исполни-тельной власти, уполномоченного на осуществление функций по контролю и надзору в сфере миграции, следует признавать территориальные подраз-деление МВД России, на которые в связи с упразднение ФМС России воз-ложены ей функции. В соответствии с положениями, содержащимися в ч. 5 ст. 6 Закона, существует три альтернативных способа подачи уведомления: 1) лично; 2) через уполномоченного представителя; 3) почтовым отправле-нием через организацию федеральной почтовой связи. Порядок подачи уве-домления определен в приложении № 3 к Приказу ФМС России. Так, «уве-

34

домление заполняется собственноручно или с использованием технических средств на русском языке. При заполнении уведомления не допускаются использование сокращений и аббревиатур, а также зачеркивания и исправ-ления. При необходимости для заполнения отдельных граф уведомления могут быть использованы буквы латинского алфавита. В уведомлении должны быть заполнены все поля».

«Прием уведомления подтверждается подписью уполномоченного должностного лица территориального органа ФМС России или сотрудника организации федеральной почтовой связи на бланке уведомления и отрыв-ной части бланка уведомления, которая скрепляется печатью территориаль-ного органа ФМС России для отдельных категорий документов или оттис-ком календарного почтового штемпеля организации федеральной почтовой связи соответственно».

«Организация федеральной почтовой связи, принявшая от гражданина или законного представителя гражданина РФ, не достигшего возраста восемнадцати лет либо ограниченного в дееспособности или уполномоченного представителя гражданина, законного представителя, уведомление, осуществляет пересылку основной части уведомления и копий документов, прилагаемых к нему, в тер-риториальный орган ФМС России не позднее рабочего дня, следующего за днем приема уведомления для осуществления учета».

Для признания лица виновным в совершении преступления, предусмот-ренного ст. 3302 УК РФ, необходимо установить наличие у него реальной воз-можности выполнить обязанность по уведомлению компетентных органов. В тех случаях, когда реализация данной обязанности была невозможна вследст-вие наличия непреодолимой силы (физиологического состояния лица, техно-генных или природных бедствий т. д.) в действиях лица отсутствует состав ис-следуемого преступления.

Субъект преступления, предусмотренного ст. 3302 УК РФ, является специ-альным. В частности им может выступать:

1) гражданин РФ, достигший возраста 18 лет, имеющий гражданство (под-данства) иностранного государства либо вида на жительство или иного дейст-вительного документа, подтверждающего право на постоянное проживание в иностранном государстве;

2) законный представитель гражданина РФ, не достигшего возраста 18 лет, либо ограниченного в дееспособности, имеющего гражданство (подданство) иностранного государства либо вида на жительство или иного действительного документа, подтверждающего право на постоянное проживание в иностранном государстве.

Субъективная сторона анализируемого преступления характеризуется ис-ключительно прямым умыслом, вследствие того, что состав является формаль-ным. Виновное лицо осознает общественную опасность неисполнения обязан-ности по подаче соответствующего уведомления и желает этого. Мотив и цель данного деяния на квалификацию не влияют, тем не менее, должны учитывать-ся судом при назначении наказания.

35

Список литературы 1. Наумов А. В. Российское уголовное право : курс лекций : в 3 т. Т. 1. Об-

щая часть. М., 2008. 704 с. 2. Неверов С. Комментарий к Закону о двойном гражданстве. Режим дос-

тупа : http://www.er-duma.ru/press/63501/ (дата обращения: 15.09.2016). 3. Остапец О. Г. Новеллы законодательства о гражданстве Российской

Федерации: за и против // Актуальные проблемы российского права. 2016. № 3. С. 56–62.

УДК 343.62 7 Оксана Александровна Возняк,

кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного,

уголовно-исполнительного права и криминологии (Казахский гуманитарно-юридический университет),

e-mail: oxana_voznyak@mail.ru

ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ РОДИТЕЛЬСКИМИ ОБЯЗАННОСТЯМИ КАК ФОРМА НАСИЛИЯ ПО ОТНОШЕНИЮ

К НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИМ (НА ПРИМЕРЕ ПРАКТИКИ)

Аннотация: в работе обосновывается необходимость законодательного закрепления пренебрежения обязанностями по воспитанию несовершенно-летнего как формы проявления жестокого обращения, через анализ научных публикаций и материалов практики. Делается вывод о высоком уровне ла-тентности насилия в отношении детей.

Ключевые слова: насилие, жестокое обращение с несовершеннолетними, пренебрежение обязанностями, физическое насилие, психическое насилие.

Oksana Aleksandrovna Voznyak,

candidate of legal sciences, associate professor of criminal law,

penal law and criminology (Kazakh Humanitarian Law University),

e-mail: oxana_voznyak@mail.ru

NEGLECT OF PARENTAL RESPONSIBILITIES AS A FORM OF VIOLENCE IN RELATION TO MINORS (BASED ON PRACTICE)

Abstract: according the analysis of scientific publications and materials of

practice, in work proved need of legislative fixing of neglect with obligations for © Возняк О. А., 2017 © Voznyak O. A., 2017

36

education of the minor as a form ofabuse’s manifestation. The conclusion is making about the high level of latencyof violence for children.

Keywords: violence, minors abuse, neglect duties, physical abuse, mental violence. Несмотря на огромное число научных публикаций, наличие законодатель-

ного закрепления ответственности за насилие в отношении детей, в настоящее время данная тема не утратила своей актуальности [6, с. 3–7]. Средства массо-вой информации довольно часто публикую сообщения о ненадлежащем испол-нении родителями обязанностей в отношении собственных детей, воспитате-лей, учителей в отношении детей-сирот, учеников, пациентов. Предпринимае-мые государством меры по снижению данного вида преступности оказываются бессильны: скрытый характер деяний, совершаемых в отношении собственных детей, не позволяет в полной мере дать объективную оценку серьезности дан-ной проблемы. Нельзя не отметить, что тема насилия привлекала внимание в разные исторические времена. Так, синдром избитого ребенка, введенный впервые в 1962 году К. Кепмом, отмечал разнообразные формы проявления на-силия.

Конвенция о правах ребенка, принятая резолюцией 44/25 Генеральной Ас-самблеи от 20 ноября 1989 г., предусматривает обязанность государств обеспе-чивать защиту прав и интересов ребенка, определяя ограничения по минималь-ному возрасту при приеме на работу, право ребенка на проживание в семье и достойное воспитание. В свою очередь, Закон РК «О правах ребенка в РК» от 8 августа 2002 г. № 345 (с изм. и доп. по состоянию на 09.04.2016 г.)закрепил цели государственной политики в интересах детей как инвестиций государства в будущее, безоговорочное восстановление прав детей в случае их нарушения [11, с. 81–89], недопущение дискриминации детей, содействие физическому, интеллектуальному, духовному и нравственному развитию детей (п. 1), 2) ст. 6), закрепляя право ребенка на «уровень жизни и условия, необходимые для полноценного физического, психического, нравственного и духовного раз-вития» (ст. 12), право на заботу и воспитание ребенка своими родителями и другими близкими родственниками (ст. 21). Исходя из того, что государство предоставляет возможность получения бесплатного начального, основного среднего и общего среднего образования (ст. 15), на родителей возлагается обя-занность обеспечить для ребенка возможность реализовать данное право, осу-ществлять контроль за посещаемостью и успеваемостью несовершеннолетнего. Согласно ст. 70 Кодекса РК «О браке (супружестве) и семье» от 26 декабря 2011 г. № 518-IV, родителям предоставлено право воспитывать своего ребенка, наряду с обязанностью его воспитания, обеспечения необходимых условий жизни для его физического, психического, нравственного, духовного развития, заботы о здоровье ребенка. Однако, данные положения достаточно абстрактно определяют методы воспитания, требования по обеспечению «должного» раз-вития, образования несовершеннолетнего. Единственное ограничение, которое обозначено нормативными актами – это недопущение жестокого, унижающего честь и достоинство, обращения с ребенком, эксплуатацию детей [6, с. 45].

37

Особой проблемой последствий насилия в отношении детей выступают самоубийства жертв насилия. Так, возрастной состав несовершеннолетних, по-кончивших с собой в 2015 году, представлен лицами в возрасте от 5 до 14 лет – 50 (29,5 %), с 5 до 17 лет – 109 случаев (64,7 %). Среди причин суицида, небла-гоприятные отношения с родителями или другими родственниками, с супругом, нежелательная беременность, плохие условия проживания составляет только 10–12 %, тогда как не установлены причины в 90 % случаев, хотя официальная статистика отметила небольшое снижение попыток суицида ос стороны несо-вершеннолетних на 4 % (в 2015 году) – 360 против 375 в 2014 году [3].

Уголовный кодекс РК предусматривает ответственность за ненадлежащее исполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего, сопряженное с жестоким обращением, к типам которого отнесены физическое, психическое, сексуальное, экономическое насилие, и пренебрежение родительскими обязан-ностями. На необходимость законодательного закрепления такой формы наси-лия как отсутствие заботы определено Конвенцией о правах ребенка.

Данная категория получила регламентацию в уголовном законодательстве многих зарубежных государств. Так, закон Малайзии о домашнем насилии пре-дусматривает, наряду с сексуальным злоупотреблением, экономической жесто-костью, небрежность, которая понимается как «постоянное неисполнение обя-занностей по обеспечению физических или психологических потребностей» и главным требованием выступает, чтобы подобное отношение к ребенку приве-ло к ухудшению его здоровья. Интересно, что в УК Молдовы выделятся форма насилия – духовное насилие в виде «подрыва или умаления значимости удовле-творения духовно-нравственных потребностей путем запрета, ограничения, вы-смеивания устремлений члена семьи…» [8].

Пренебрежение, как одна из форм проявлений жестокого обращения, вы-делена рядом авторов [10] и понимается как «отсутствие элементарной заботы о ребенке, в результате чего нарушается его эмоциональное состояние и прояв-ляется угроза его здоровью или развитию». Схожая позиция отмечается и в дру-гих работах: отсутствие должного обеспечения основных нужд и потребностей ребенка в пище, одежде, жилье, воспитании, образовании, медицинской помо-щи со стороны родителей или лиц, их заменяющих [7]. А. С. Бирюкова связы-вает пренебрежение с хронической неспособностью родителей или лиц, осуще-ствляющих уход, обеспечить основные потребности ребенка в пище, одежде, жилье, медицинском уходе, образовании, защите и присмотре [3, с. 150]. Груп-па авторов, цитируя Р. Соонетс, дает расширенное толкование пренебрежения, связывая его не только с отсутствием нормального питания, одежды, жилищ-ных условий, медицинской помощи и наблюдения, но и неудовлетворенности в осознании себя любимым со стороны ребенка, в дефиците сопереживания со стороны близких людей [16]. А. М. Алманова связывает пренебрежение с недо-пустимыми способами воспитания [1]. Педагогическая запущенность, отсутст-вие систематических занятий, не включенность родителей в досуг и духовную жизнь ребенка, определяется группой авторов [12, с. 81]. Более приемлемой нам представляется позиция, определяющая проявление пренебрежения в «не-

38

соблюдении рекомендаций по уходу; неправильных методах лечения; лишении ребенка пищи, приводящем к голоданию… заброшенность, недостаточный контроль, отсутствие гигиены и лишение образования» [8]. Более того, пренеб-режение связывается с «несоблюдением режима дня» [2, с. 7]. Такая неодно-значность понятия «пренебрежение» определила необходимость от оценочного подхода к определению данной дефиниции [13, с. 65–66] и переходу к конкре-тизации всех видов (типов) насилия. В настоящее время нет единого подхода к определению признаков жестокого обращения [15]. Решение данной проблемы обосновано тем, что недостаток семейного воспитания, близости с родителями сказывается на социализации молодого поколения [5, с. 11]. Более того, про-должая высказанную И. Борчашвили, М. Интыкбаевым позицию, «посредством криминальной субкультуры происходит сближение взрослой преступности и преступности несовершеннолетних» [14, с. 3–5, 16–18]. Окружающая среда формирует личность несовершеннолетнего и в то же время влияние среды спо-собствует аддиктивному поведению несовершеннолетнего, являющегося разно-видностью девиантного поведения; личность формируется под влиянием само-воспитания, тогда как внешняя среда создает для этого условия, и зачастую эти условия оказываются сильнее, чем саморазвитие несформировавшейся лично-сти ребенка [14, с. 18].

Изучение материалов уголовных дел показало, что зачастую в деле до-вольно общими фразами указывается на пренебрежение обязанностями со сто-роны родителей, не поясняется то, в каких условиях проживает несовершенно-летний, с какими причинами связано ненадлежащее обеспечение ребенка пита-нием, одеждой. Во многом, недостаточность внимания несовершеннолетним со стороны родителей или лиц, их заменяющих, объясняется занятостью родите-лей (особенно данная позиция подтверждается в случаях воспитания детей только матерью). По отчету судебных исполнителей о взыскании алиментов в 2014 году из находившихся в производстве 238 209 судебных актов о взыска-нии алиментов исполнено только 1,6 % (3728) и рекомендовано специализиро-ванным межрайонным судам по делам несовершеннолетних обеспечивать при-менение норм международного законодательства о защите прав ребенка (Кон-венции о правах ребенка).Такая ситуация не могла не остаться незамеченной государством и стала основой для внесения изменений в действующее законо-дательство по вопросу исполнения судебных решений.

Исследование материалов практики показало, что «в чистом виде» пренеб-режение редко является основанием для возбуждения уголовного дела (ст. 140 УК РК). Так, С. злоупотребляя спиртными напитками, оставляла свою несо-вершеннолетнюю дочь без присмотра, не обеспечивала ее полноценным пита-нием (решением суда С. освобождена от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием); Т., испытывая неприязненные отношения к своей не-совершеннолетней дочери, не заботилась о ее здоровье, злоупотребляла спирт-ными напитками, оскорбляла ее; учитель П. применяла телесные наказания в отношении малолетнего ученика, закрывая его в учительской комнате, наноси-ла удары кулаком в область левого глаза, ногой в область поясницы; Г. не за-

39

нималась воспитанием ребенка, не заботилась о его физическом и психическом развитии. Пренебрежение выразилось в проживании ребенка в плохо отапли-ваемом помещении, в антисанитарных условиях, в комнате находилось боль-шое число кошек и собак, отсутствовали постельные принадлежности. Мать не заботилась о здоровье ребенка, отказывая ему в приобретении одежды по сезо-ну, из-за чего ребенок поучил обморожение кожи стоп, отставал в речевом и познавательном развитии; Л. причинил вред здоровью своего сына, нанеся ему множественные удары брючным ремнем и отрезком кабеля удары по спине и по голове; С., воспитатель детского сада, применяла жестокие методы воспита-ния по отношению к детям ясельной группы, закрывая их в темной туалетной комнате на 5 минут, причинив психические страдания, пренебрегая при этом должностными обязанностями которые выразились в обязанностях по содейст-вию росту познавательной мотивации детей, обеспечению безопасности их жизни и здоровья, созданию психологического климата, способствующего нор-мальному развитию ребенка; К. вел аморальный образ жизни, употреблял нар-котические средства, не занимался воспитанием несовершеннолетнего сына, не оказывая ребенку должного внимания. В результате негативной психологиче-ской обстановки ребенок страдал «рахитом», простудными заболеваниями, за-фиксирован не леченый перелом правого бедра; приемная мать Б. ненадлежа-щим образом исполняла свои родительские обязанности, причиняя вред здоро-вью ребенку. По свидетельским показаниям ребенок часто приходил в школу с синяками, ссадинами. Кроме этого, имеют место случаи сексуального насилия родителей и лиц, их заменяющих, применяемого в отношении воспитуемых не-совершеннолетних детей.

Представленные материалы следственно-судебной практики свидетельст-вуют о необходимости четкого формулирования категории «пренебрежение ис-полнением обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего» (толкование бездействию) ввиду большого уровня латентности данного деяния, в большей мере искусственной латентности, которую мы связываем с нежеланием право-охранительных органов связываться со сложностью расследования таких дея-ний, трудностями по доказыванию [9, с. 17]. Пренебрежение следует связывать с суровостью применяемых методов воспитания, отказом от предоставления ребенку элементарных требований в питании, реализация обязанностей родите-лей по обучению ребенка.

Список литературы 1. Алманова А. М. Возникновение негативных последствий для ребенка вслед-

ствие неисполнения родителями обязанностей по воспитанию // Ленинградский юридический журнал. 2013. № 2 (32). Режим доступа : http://cyberleninka.ru/article/n/ vozniknovenie-negativnyh-posledstviy-dlya-rebenka-vsledstvie-neispolneniya- roditelyami-obyazannostey-po-vospitaniyu#ixzz4Zieedz6U (дата обращения: 11.02.2017).

2. Белов В. Ф. Особенности квалификации неисполнения обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего по действующему Уголовному кодексу Рос-сийской Федерации // Следователь. 2006. № 3. С. 3–8.

40

3. Бирюкова А. С. Насилие в семье как социальная проблема: организаци-онно-правовой аспект // Вестник КемГУ. 2010. № 3. С.150–155.

4. Богатова Е. В., Западнова Ю. А. Неисполнение обязанностей по воспи-танию несовершеннолетнего: проблемы квалификации // Вестник Воронежско-го института МВД России. 2016. № 2. С. 44–50.

5. Борчашвили И. Ш., Интыкбаев М. К. Уголовная ответственность несо-вершеннолетних : учеб. пособие. Алматы, 2007. 56 с.

6. Возняк О. А., Даутова С. Пренебрежение родительскими обязанностями как форма жестокого обращении с несовершеннолетними // Материалы между-нар. науч.-практ. конф. : в 3-х ч. Ч. 3. Алматы, 2017. С. 3–7. URL : Kluczoweaspektynaukowejdzialalnosci.

7. Грицай А. Г. Проблема насилия над ребенком в семье и формы его про-явления // Психология и педагогика: методика и проблемы практического при-менения. 2011. № 22. Режим доступа : http://cyberleninka.ru/article/n/problema-nasiliya-nad-rebenkom-v-semie-i-formy-ego-proyavleniya#ixzz4Zie9nLX4 (дата об-ращения: 11.02.2017).

8. Домашнее насилие по законодательству зарубежных стран. Ответ-ственность и превенция / отв. ред. Н. А. Голованова. Режим доступа : https://www.litres.ru/kollektiv-avtorov/domashnee-nasilie-po-zakonodatelstvu-zarubezhnyh-stran-otvetstvennost-i-prevenciya/?from=topadvert (дата обращения: 11.02.2017).

9. Коваль Н. В. К вопросу о необходимости определения понятия «жестокое об-ращение с ребенком» // Национальный психологический журнал. 2015. № 1. С.16–25.

10. Кравчук О. А. Жестокое обращение с детьми в семье. Режим доступа : http://cyberleninka.ru/article/n/zhestokoe-obraschenie-s-detmi-v-semie-1#ixzz4ZidNJc39 (дата обращения: 11.02.2017).

11. Кубеев Е. К. Права ребенка в условиях глобализации // Правовое госу-дарство в условиях глобализации // Материалы научно-практической конфе-ренции. Караганда, 2016. С. 81–89.

12. Жестокое обращение с детьми как проблема, требующая междисцип-линарного решения / С. Б. Лазуренок и др. // Педиатрическая фармакология. 2012. Т. 9. № 2. С. 80–84.

13. Лапшин В. Ф. Оценочные категории Особенной части Уголовного ко-декса Российской Федерации // Российское правосудие. 2011. № 6. С. 65–70.

14. Мкртычян Б. А. Вовлечение несовершеннолетних в совершение пре-ступлений и иных антиобщественных действий: уголовно-правовой и кримино-логический аспекты : автореф. дис. … канд. юрид. наук. Челябинск, 2003. 29 с.

15. Полтарыгин Р. В. Уголовная ответственность родителей, не исполняющих обязанности по воспитанию несовершеннолетних. Режим доступа : http://cyberleninka.ru/ article/n/ugolovnaya-otvetstvennost-roditeley-ne-ispolnyayuschih-obyazannosti-po-vospitaniyu-nesovershennoletnih#ixzz4ZlbacmKY (дата обращения: 11.02.2017).

16. Соотнетс Р. Недостойное обращение с детьми. Тарту, 2000. 756 с.

41

УДК 343.26 8 Милана Салмановна Дикаева,

кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры уголовного права

(Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена),

e-mail: dmilana9@mail.ru

СОВРЕМЕННАЯ УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ ПРАКТИКА НАЗНАЧЕНИЯ И ИСПОЛНЕНИЯ ОГРАНИЧЕНИЯ СВОБОДЫ В РОССИИ

Аннотация: в работе анализируется практика назначения судами огра-

ничения свободы и отмечается необходимость включения в перечень воз-можных обязанностей, возлагаемых на осужденных, возмещения ущерба по-терпевшему.

Ключевые слова: ограничение свободы, уголовное наказание, назна-чение наказания, исполнение наказания, возмещение ущерба.

Milana Salmanovna Dikaeva,

candidate of law sciences, senior teacher of department of criminal law

(Russian state pedagogical university of A. I. Herzen), e-mail: dmilana9@mail.ru

THE MODERN PRACTICE OF ASSIGNMENT AND EXECUTION

OF RESTRICTION OF FREEDOM INRUSSIA

Abstract: the article analyzes court practice of assignment of restriction of freedom. It is noted that the list of possible obligations imposed on convicted should be extended by inclusion of the restitution for victims.

Keywords: restriction of freedom, criminal punishment, assignment of punishment, execution of punishment, restitution. Альтернативные лишению свободы наказания являются предметом при-

стального внимания у представителей уголовно-правовой доктрины, равно как и среди представителей высших органов законодательной власти. В частности, в 2009 году Федеральным законом № 377-ФЗ «О внесении изменений в отдель-ные законодательные акты Российской Федерации в связи с введением в дейст-вие положений Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации о наказании в виде ограниче-ния свободы» существенным изменениям подверглось такое наказание, как ог-раничение свободы. Порядок его назначения и исполнения регулируется ст. 53 УК РФ, нормами главы 8 УИК РФ, Приказом Минюста России от 11 октября

© Дикаева М. С., 2017 © Dikaeva M. S., 2017

42

2010 г. № 258 «Об утверждении Инструкции по организации исполнения нака-зания в виде ограничения свободы», Постановлением Правительства РФ от 31 марта 2010 г. № 198 «Об утверждении Перечня аудиовизуальных, электрон-ных и иных технических средств надзора и контроля, используемых уголовно-исполнительными инспекциями для обеспечения надзора за осужденными к на-казанию в виде ограничения свободы».

Если прежний вариант данного наказания, так и не реализованный на практике, предполагал содержание лица в специальном учреждении без изоля-ции от общества в условиях осуществления за ним надзора, то в современной редакции исполнение данного наказания не требует существования специаль-ных учреждений. Самым важным с точки зрения ресоциализации осужденного является то, что лицо продолжает жить в обычных условиях. Смысл же наказа-ния сводится к тому, что для осужденного устанавливается контроль соблюде-ния им распорядка дня (запрет выходить из дома в определенное время суток, посещать определенные места и т. д.) и отдельные ограничения в области соци-альных коммуникаций (запрет контактировать с определенными людьми, ме-нять без разрешения место жительства или работы и т. д.).

Анализ приговоров по назначению ограничения свободы показывает, что в большинстве случаев на осужденных возлагаются следующие ограничения: а) не выезжать за пределы муниципального образования и не менять постоян-ного места жительства без согласия специализированного государственного ор-гана, осуществляющего надзор за отбыванием осужденными наказания в виде ограничения свободы, б) периодически являться в указанный орган на регист-рацию. Согласно ч. 1 ст. 53 УК и п. 17 Постановления Пленума Верховного Су-да РФ № 58 «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания» от 22 декабря 2015 г., это те ограничения, которые суд должен воз-ложить на осужденного в обязательном порядке. Но суд может накладывать и другие, дополнительные к обязательным, ограничения, которые обеспечивали бы достаточный карательный и предупредительный потенциал данного наказа-ния [2, с. 50–52]. Верховный Суд РФ обращает внимание судов на возможность возложения обязанностей на запрет посещения определенных мест (например, мест общественного питания, в которых разрешено потребление алкогольной продукции, детских учреждений), массовых мероприятий, в том числе общест-венно-политических (собрания, митинги, уличные шествия, демонстрации и др.), культурно-зрелищных (фестивали, профессиональные праздники, народ-ные гуляния и др.) и спортивных (олимпиады, спартакиады, универсиады, со-ревнования по различным видам спорта и др.) мероприятий (п. 19 названного Постановления). Однако суды не всегда устанавливают подобные ограничения, даже в тех случаях, когда это представляется необходимым.

Так, Приговором Советского районного суда Ставропольского края от 4 сентября 2012 г. № 1-201/2012 П. осужден к ограничению свободы, при этом суд установил для него лишь обязательные ограничения. Между тем, П. зло-употреблял спиртными напитками, что было известно суду, однако данный факт не получил юридической оценки. Считаем, что в подобных ситуациях суд

43

должен учитывать особенности личности осужденного при выборе тех ограни-чений, которые на него накладываются. В данном случае вполне обоснованным было бы ограничение осужденного в посещении мест общественного питания, в которых разрешено потребление алкогольной продукции, а также запрет на посещение магазинов алкогольной продукции и клубов и иных заведений раз-влекательного характера.

В целях контроля поведения осужденных и выполнения возложенных на них ограничений важно широкое применение современных технологий. Ис-пользование современных аудиовизуальных и электронных средств контроля и надзора за лицами, осужденными к наказаниям, не связанным с изоляцией от общества, облегчает работу сотрудников уголовно-исполнительной сферы и обеспечивает наиболее эффективное осуществление наказания. Результаты ис-следования И. Н. Смирновой показывают, что электронный мониторинг спо-собствует снижению уровня рецидива. Так, во время эксперимента по учетам уголовно-исполнительной инспекции Воронежской области в 2009 году про-шло 11 720 осужденных, в отношении 480 из них возбуждены уголовные дела за совершение повторных преступлений. Уровень рецидива составил 4,1 %. За этот же период электронный мониторинг за поведением осужденных приме-нялся в отношении 228 лиц. В отношении троих из них были возбуждены уго-ловные дела за совершение повторных преступлений. В этом случае уровень рецидива составил 1,3 % [4, с. 38].

Можно отметить экономический эффект от использования электронного мониторинга. Ежегодные расходы на содержание одного осужденного к лише-нию свободы в России составляют 158 400 рублей (440 рублей в сутки), а с уче-том всех непрямых расходов – 480 000 рублей. Ежегодные расходы на содер-жание одного осужденного к наказанию без изоляции от общества и находяще-гося под электронным наблюдением составляют 12 000 рублей в год без учета оборудования и 110 000 рублей с учетом его стоимости. Если учитывать зару-бежную практику, то средний срок электронного наблюдения за осужденным составляет 3 года. Все расходы на его осуществление составят 150 000 рублей (по предварительным расчетам, реальная практика потребует увеличения рас-ходов минимум в два раза – 300 000 рублей за три года). За это же время все расходы на содержание осужденного к лишению свободы достигнут 1,5 млн рублей [1, с. 57–64; 3, с. 22; 4, с. 38].

Об этом же свидетельствуют и зарубежные исследования. В Швеции рас-ходы в день на одного осужденного с «браслетом» – 70 долларов, а его содер-жание в тюрьме обошлось бы государству в 200 долларов [5, с. 41]. По подсче-там американских специалистов, содержание под домашним арестом обвиняе-мых втрое дешевле, чем их содержание в тюрьмах США [6, с. 163].

Согласно докладу о результатах и основных направлениях деятельности на 2015–2017 годы Федеральной службы исполнения наказаний, по состоянию на 1 января 2015 года под электронным контролем находилось 13,8 тыс. человек, состоящих на учете в уголовно-исполнительных инспекциях, из них 11,5 тыс. осужденных к ограничению свободы. Всего при помощи системы электронного

44

мониторинга подконтрольных лиц выявлено более 30 тыс. нарушений режима отбывания наказания в виде ограничения свободы. По результатам собранных при помощи электронных устройств доказательств направлены в места лише-ния свободы более 4 тыс. осужденных к ограничению свободы, на 9959 осуж-денных судом по представлениям уголовно-исполнительных инспекций возло-жены дополнительные ограничения.

Верховным Судом РФ подчеркивается, что возложение дополнительных обязанностей, не указанных в ст. 53 УК РФ, недопустимо. Отсутствие в перечне возможных обязанностей, возлагаемых на осужденных, возмещения ущерба потерпевшему является упущением, требующим устранения. Включение права суда возложить на осужденного обязанность загладить причиненный вред и возместить ущерб, на наш взгляд, положительно отразится как на положении потерпевшего, так и на поведении правонарушителя. Такое предложение осо-бенно актуально, если принять во внимание, что составы УК РФ, по которым назначается данный вид наказания, это, как правило, преступления, в которых имеется потерпевший, заинтересованный в возмещении ущерба (ст. 112, 115, 116, ч.1 ст. 158 УК РФ и др.). Так, например, В. А. Рябов признан винов-ным в нарушении правил дорожного движения, повлекшем по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью людей. Приговором суда ему назначено наказание в виде ограничения свободы с возложением обязательных ограниче-ний (приговор Энгельсского районного суда Саратовской области от 02 апреля 2015 г. дело №1-174/2015). Как раз в таких случаях возложение обязанности возместить ущерб жертве представляется особенно важным и необходимым, поскольку потерпевшие от таких преступлений, в первую очередь, заинтересо-ваны в компенсации ущерба, так как вынуждены проходить лечение, восста-навливать здоровье. К тому же это может позитивно сказаться и в деле исправ-ления осужденного, который будет не просто подотчетен государственным ор-ганам, а почувствует долю ответственности перед жертвой совершенного преступления.

В связи с этим предлагаем дополнить ч. 1 ст. 53 УК РФ после слов «При этом суд возлагает на осужденного обязанность…» текстом следующего со-держания:«учитывая характер совершенного преступления, а также личность виновного, возместить потерпевшему ущерб, причиненный преступлением …», далее по тексту.

Исходя из положений ч. 1 ст. 53 УК РФ, в приговоре осужденному к нака-занию в виде ограничения свободы должны быть обязательно установлены ог-раничение на изменение места жительства или пребывания и ограничение на выезд за пределы территории соответствующего муниципального образования без согласия уголовно-исполнительной инспекции. При установлении ограни-чения на выезд за пределы муниципального образования суды допускают ошибки, не указывая в приговоре конкретную территорию, выезд за которую запрещен.

Так, суд, назначая Ж. наказание «в виде ограничения свободы, возложил на него обязанность не выезжать за пределы территории соответствующего му-

45

ниципального образования» (Приговор Большемурашкинского районного суда Нижегородской области от 04 декабря 2014 г. по делу 1-29/2014). Отсутствие указания на конкретное муниципальное образование в приговоре затрудняет в последующем работу уголовно-исполнительной инспекции в части осуществ-ления контроля соблюдения осужденным данного ограничения. На наш взгляд, в резолютивной части приговора при назначении наказания в виде ограничения свободы суд должен конкретно называть муниципальное образование, террито-рию которого осужденному запрещено покидать.

Что касается практики назначения ограничения свободы, то, несмотря на его высокий потенциал, оно назначаются редко. Так, в 2010 г. количество осу-жденных районными судами к ограничению свободы составило 4,5 тыс. чело-век, или 0,8% осужденных, а мировыми судьями – 3,5 тыс., или 1,2 %. Даль-нейшая динамика назначения ограничения свободы выглядит следующим обра-зом: 2011 г. – 1,4 %, 2012 – 3,4 %, 2013 – 4,4 %, 2014 – 3,8 %, 2015 г. – 3,3 %. Рост в применении данного вида наказания может быть связан с освоением и «приспособлением» правоприменителей к новому виду наказанию и, соответ-ственно, более частому его применению. Однако в общей структуре назначен-ных уголовных наказаний ограничение свободы играет незначительную роль. Это можно объяснить, в частности, тем, что суды предпочитают назначать «проверенные временем» виды наказаний, в том числе, активно применяя ус-ловное осуждение, что подтверждается данными статистики.

Между тем применение наказаний, альтернативных лишению свободы, в том числе и ограничение свободы, позволяет решать несколько задач. Во-первых, сни-зить численность тюремного населения, а соответственно, улучшить условия их содержания и повысить эффективность исполнения наказания в виде лишения свободы. Во-вторых, в конкретном случае менее строгое уголовно-правовое воздействие на лицо, совершившее преступление, сводит к минимуму риск его десоциализации. В-третьих, эффективнее решается задача сдерживания крими-нализации общества и распространение в обществе криминальной субкульту-ры. В-четвертых, применение таких наказаний способствует экономии бюджет-ных средств, В своей совокупности решение данных задач способно обеспечить не только удешевление уголовно-исполнительной деятельности государства, но и ее либерализацию, а равно оптимизацию численности подразделений ФСИН России.

Список литературы 1. Баранков В. Л. Правовая регламентация питания лиц, отбывающих нака-

зание в учреждениях уголовно-исполнительной системы // Журнал российского права. 2014. № 4. С. 57–64.

2. Лапшин В. Ф. Наказание как средство предупреждения преступности: российский и зарубежный опыт // Ведомости уголовно-исполнительной систе-мы. 2012. № 7. С. 47–52.

3. Минязева Т. Ф. Обращение с осужденными в России // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. 2011. № 6. С. 20–22.

46

4. Смирнова И. Н. Методологические, организационные и правовые осно-вы деятельности уголовно-исполнительной системы в сфере исполнения нака-заний, не связанных с изоляцией осужденного от общества : автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Псков, 2010. 45 с.

5. Di Tella R., Schargrodsky E. Criminal Recidivism after Prison and Electronic Monitoring // Journal of Political Economy. 2013. № 1. Pp. 28–73.

6. The growth of incarceration in the United States: exploring causes and consequences // National Research Council of the National Academies. Washington DC: The National Academies Press. April, 2014. 357 p.

УДК 343.8 9 Татьяна Игоревна Егорова, кандидат юридических наук,

старший преподаватель кафедры уголовного права (Академия ФСИН России),

e-mail: madmti62@yandex.ru

ОСОБЕННОСТИ УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ В ПЕРИОД ОТБЫВАНИЯ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ

Аннотация: в работе представлена уголовно-правовая характеристика

осужденных к наказанию в виде лишения свободы на определенный срок. Ана-лизируется международный и отечественный подход к формулированию сущно-сти рассматриваемого вида наказания в связи с личностью осужденного.

Ключевые слова: осужденный, лишение свободы на определенный срок, исполнение наказания.

Tatyana Igorevna Egorova,

candidate of law sciences, senior teacher of department of criminal law

(Academy of the FPS of Russia), e-mail: madmti62@yandex.ru

FEATURES OF CRIMINAL AND LEGAL INFLUENCE

DURING IMPRISONMENT SERVING

Abstract: the paper presents the criminally-legal characteristic of persons sentenced to deprivation of liberty for a specified term. Analyzed international and domestic approach to the formulation of the essence of this species of punishment in connection with the personality of the convict.

© Егорова Т. И., 2017 © Egorova T. I., 2017

47

Keywords: convicted, imprisonment for a certain term, execution of punishment.

Лицо, совершившее преступление, выступает субъектом особых публич-

ных правоотношений, возникающих в связи с наличием у него обязанности претерпеть негативные последствия своего поведения. Подобное состояние может длиться весьма продолжительный период времени жизни преступника. Согласно ст. 8 УК РФ единственным основанием уголовной ответственности является совершение лицом деяния, содержащего все признаки состава престу-пления, предусмотренные уголовным законом. Вторжение государства в част-ную жизнь лица осуществляется на основании юридического факта – привле-чения к ответственности в различных формах реализации. В связи с этим наи-более существенной по степени воздействия на личность формой реализации уголовной ответственности является приведение в исполнение приговора, по-зволяющего в значительной степени дифференцировать и индивидуализировать принудительное воздействие [5, с. 22–28].

Осужденный к лишению свободы вовлекается в пенитенциарные отноше-ния, связанные с наибольшими ограничениями и лишениями в части принадле-жащих ему прав и свобод. Данный вид уголовного наказания имеет непереоце-нимое значение в обеспечении общественного порядка и общественной безо-пасности. Одновременный учет интересов личности осужденного, общества и государства при назначении наказания и его исполнении позволяет наиболее эффективно достигать целей уголовного наказания.

Согласно ч. 1 ст. 58 УК РФ, лишение свободы представляет собой изоляцию осужденного от общества путем направления его в колонию-поселение, помеще-ния в воспитательную колонию, лечебное исправительное учреждение, исправи-тельную колонию общего, строгого или особого режима либо в тюрьму.

Следует согласиться, что наилучшим способом контроля поведения чело-века всегда была совместная с ним деятельность [4, с. 47]. Широкие возможно-сти применения различных приемов, методов и средств воспитательной работы с осужденными, в том числе взрослыми, в местах лишения свободы позволяют позитивно менять свойства личности. Но трудности ресурсного обеспечения процесса исполнения рассматриваемого вида наказания, «снижение правовой активности как сотрудников правоприменительных органов, так и иных граж-дан» [3, с. 50], проблемы, связанные с «профессиональной деформацией» [7, с. 65], очевидно препятствуют высокой эффективности исправления осуж-денных, находящейся в изоляции.

Наказание, не преследуя целей причинения страданий и унижения человече-ского достоинства (ч. 2 ст. 7 УК РФ), является мерой государственного принужде-ния, реализация которой не зависит от воли осужденного. Минимальные стан-дартные правила обращения с заключенными [2, с. 290–311] в этой связи подчер-кивают: «Заключение и другие меры, изолирующие правонарушителя от окружающего мира, причиняют ему страдания уже в силу того, что они отнимают у него право на самоопределение, поскольку они лишают его свободы» (п. 57).

48

Принудительный характер наказания не направлен подрыв волевых ка-честв личности, а призван сформировать у осужденного уважительное отноше-ние к человеку, обществу, труду, нормам, правилам и традициям человеческого общежития и стимулирование правопослушного поведения (ч. 1 ст. 9 УИК РФ), также как оказать на общество общее превентивное воздействие, обеспечить состояние защищенности от преступных посягательств. Рассмотрение наказа-ния в качестве меры социальной защиты от лиц, склонных к противоправному поведению, является одним из наиболее актуальных направлений развития оте-чественного уголовного права. Анализ личности преступника в качестве источ-ника опасности для общества, изоляция лица, совершившего преступление, ха-рактеризующееся значительной общественной опасностью, является весьма не-обходимой мерой и имеет определенною обоснованность. Однако, Минимальные стандартные правила обращения с заключенными (далее – Пра-вила) несколько корректируют приведенные положения современной уголовно-правовой доктрины. Несмотря на то, что лишение свободы преследует цель за-щиты «общества и предотвращение угрожающих обществу преступлений», но добиться этого возможно только в случае, «если по отбытии срока заключения и по возвращении к нормальной жизни в обществе, правонарушитель оказыва-ется не только готовым, но и способным подчиниться законодательству и обес-печивать свое существование» (п. 58 Правил).

В этой связи можно отметить, что направление осужденного в исправи-тельное учреждение и его изоляция, которая реализуется «путем физического устранения осужденного от возможности совершить преступление» [6, с. 9], является лишь условием частной превенции. Лишение физической и интеллек-туальной свободы, ограничение права свободного общения, выбора вида соци-ально значимой деятельности составляют сущность изоляции осужденного в местах лишения свободы, создают предпосылки к качественно новым измене-ниям личности.

В связи с изложенным, наказание в виде лишения свободы в силу прину-дительного характера изоляции и поддержания определенного законом порядка и условий исполнения обладает большим потенциалом для осмысления осуж-денным своего поведения и последующего исправления. Процесс пенитенциар-ной социализации или адаптации осужденных к условиям исправительного уч-реждения связан с «массивными психологическими сдвигами» [1, с. 87], опре-деленной распространенностью внезапного агрессивного и аутоагрессивного поведения, основанного на накоплении негативных эмоций, подозрительности.

Учитывая данные обстоятельства, современное уголовное законодательст-во максимального ограничивает возможности правоприменительной практики в назначении наказания в виде лишения свободы. Дифференциация возможности назначения данного наказания осуществляется не только в зависимости оттяже-сти совершенного преступления, но и от всевозможных характеристик лично-сти осужденного: возраст, наличие судимости, семейное положение и др.

В отношении совершеннолетних действуют ограничения на назначение наказания в виде лишения свободы, предусмотренные ч. 1 ст. 56 УК РФ. Их

49

введение направлено на предупреждение назначения чрезмерно строгого уго-ловного наказания лицам, которые совершили впервые преступления неболь-шой тяжести при отсутствии отягчающих обстоятельстве, предусмотренных ст. 63 УК РФ, за исключением отдельных случаев.

Особые пределы назначения рассматриваемого наказания введены в уго-ловный закон Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ. Так, ч. 6 ст. 88 УК РФ закрепляет весьма низкие верхние пределы наказания в виде ли-шения свободы для несовершеннолетних осужденных, а также устанавливает значительные ограничения его назначения осужденным за преступления не-большой или средней тяжести, совершенные впервые. Часть 61 ст. 88 УК РФ устанавливает правило сокращения наполовину нижнего предела наказания в виде лишения свободы несовершеннолетним осужденным за совершение тяж-ких либо особо тяжких преступлений.

Очевидно, что обеспечение неотвратимости уголовной ответственности, ре-альный характер наказания, а также определенная степень его строгости являются важными средствами обеспечения справедливости приговора. Принудительный ха-рактер лишения свободы, постоянное пребывание осужденных в коллективе, отсут-ствие свободного выбора линии поведения довольно быстро приводит осужденных в особое психологическое состояние, способствующее формированию раскаяния в совершении общественно опасного деяния. Глубокое личное психическое пережи-вание раскаяние является предпосылкой покаяния, имеющего вероисповедатель-ную сущность. Раскаяние в преступлении предполагает осознание своей вины, пе-реживания по поводу совершения общественно опасного деяния и исправления своего поведения, проявляющихся в правопослушном поведении.

Список литературы 1. Бакин А. А. Некоторые особенности процесса ресоциализации осуж-

денных, склонных к криминальной агрессии // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2009. № 1. С. 84–87.

2. Международная защита прав и свобод человека : сб. документов. М., 1990. С. 290–311.

3. Нечепуренко А. Идея условности наказания и последствия ее внедрения в уголовное законодательство России // Уголовное право. 2006. № 6. С. 49–54.

4. Рыбак А. З. Личность виновного как критерий индивидуализации уго-ловной ответственности: от оценки к изменению // Философия права. 2011. № 3. С. 43–48.

5. Чистяков А. А. Дифференциация и индивидуализация ответственности в уголовном и уголовно-исполнительном праве // Дифференциация и индивидуали-зация ответственности в уголовном и уголовно-исполнительном праве : сб. мате-риалов Междунар. науч.-практ. конф., посвященной 75-летию доктора юридиче-ских наук, профессора заслуженного деятеля науки Российской Федерации Л. Л. Кругликова / под ред. В. Ф. Лапшина. Рязань, 2015. С. 22–28.

6. Южанин В. Е. О сущности и содержании изоляции осужденных к лише-нию свободы // Уголовно-исполнительное право. 2016. № 1. С. 6–11.

50

7. Юнусов А. А., Юнусов С. А. Проблемы правовой активности и право-вой культуры сотрудников уголовно-исполнительной системы России // Правовая культура. 2015. № 4. С. 62–69.

УДК 343.241 10 Роман Станиславович Ефремов, кандидат юридических наук, доцент,

первый заместитель начальника академии (Академия ФСИН России),

e-mail: efremov35@yandex.ru

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ АКСИОМ В УГОЛОВНО-ПРАВОВЫХ НОРМАХ,

УСТАНАВЛИВАЮЩИХ МЕРЫ ПРОФИЛАКТИКИ УКЛОНЕНИЯ ОТ ОТБЫВАНИЯ НАЗНАЧЕННОГО НАКАЗАНИЯ

Аннотация: в статье анализируется содержание аксиомы как одного из

средств законодательной техники. В уголовно-правовых нормах аксиома применяется крайне редко, а потому ее содержание основательно не изучено в уголовно-правовой доктрине. По мнению автора, целесообразность исполь-зования аксиом в уголовном законодательстве бесспорна. Одним из доказа-тельств данного утверждения является институт уголовного наказания, а именно – уголовно-правовые нормы, регламентирующие содержание и поря-док применения мер негативного воздействия в отношении осужденных, ук-лоняющихся от отбывания назначенного наказания.

Ключевые слова: законодательная техника, средства законодательной техники, аксиома в нормах уголовного законодательства, уклонение от отбы-вания наказания, замена уголовного наказания, уголовная ответственность.

Roman Stanislavovich Efremov, candidate of law sciences, associate professor,

first deputy chief of academy (Academy of the FPS of Russia),

e-mail: efremov35@yandex.ru

THE USE OF AXIOMS IN CRIMINAL LAW REGULATIONS TO COUNTER EVASION FROM SERVING A PRESCRIBED SENTENCE

Abstract: in the article the content of the axiom as one of the means of

legislative technique is analyzed. In the criminal law, the axiom is used extremely rarely, and therefore its content is not thoroughly studied in the criminal legal

© Ефремов Р. С., 2017 © Efremov R. S., 2017

51

doctrine. In the author's opinion, the expediency of using axioms in criminal legislation is indisputable. One of the evidences of this statement is the institution of criminal punishment, namely, the criminal law norms regulating the content and procedure for applying negative impact measures to convicts who evade serving a prescribed punishment.

Keywords: legislative technique, legislative means, axiom in the norms of criminal legislation, evasion from serving punishment, replacement of criminal punishment, criminal liability. В современной теории права аксиома, как нам представляется, не получила

должного изучения. Это подтверждается даже тем, что до настоящего времени среди авторов нет единства во мнении о сущности аксиомы: или средство, или прием законодательной техники. Тем не менее, под аксиомой принято пони-мать положение или утверждение, истинность которого очевидна, а потому не подлежит оспариванию.

В отличие от иных средств законодательной техники: юридические конст-рукции, терминология, презумпции и др., – аксиома используется крайне редко в нормативных предписаниях, в том числе и уголовно-правового содержания. И все же при использовании в нормах УК РФ аксиом, предполагающих опреде-ленный способ действия [1, с. 50], выводятся конкретные правила построения теоретической конструкции, которые уже широко используются и в Общей, и в Особенной части уголовного закона [2, с. 181–183]. Это обстоятельство опреде-ляет их правовую сущность и значение, которые сводятся в констатации досто-верного и не требующего перепроверки знания. Это знание (информация, факт) может использоваться в качестве отправной точки для создания новых и толко-вания уже существующих норм [4, с. 164–165].

Среди выделяемых в теории аксиоматичных положений некоторые непо-средственно относятся к уголовному законодательству. Таковыми могут при-знаваться следующие утверждения: нет наказания без преступления, недопус-тимость повторного осуждения за одно и то же преступление, наказание возла-гается только на преступника, вина лица в совершении преступления устанавливается только судом и т. д. Аксиономичными их позволяют призна-вать соответствующие положения об уголовно-правовых принципах: ст. 3–7 и 8 УК РФ. Несомненно, что такие основополагающие правовые положения обяза-тельны при законотворческой деятельности государства.

Отсюда вытекают аксиоматичные правила конструирования норм, ко-торые заключаются, как было сказано выше, в том, что лицо может быть осуждено только за то совершенное им деяние, которое содержит в себе со-вокупность признаков состава конкретного преступления, и быть подверг-нуто наказанию в соответствии с законом. К сожалению, данные утвержде-ния на сегодняшний день имеют исключения: уголовное, уголовно-процессуальное и уголовно-исполнительное законодательство предусматри-вает порядок признания обвиняемого виновным без вынесения приговора суда в случае замены наказания при уклонении осужденного от его отбыва-ния. Это обстоятельство в ряде случаев ставит под сомнение аксиоматич-

52

ность некоторых вышеперечисленных утверждений, переводя их в разно-видность юридической презумпции.

Определение термина «приговор» содержится в УПК и означает решение суда первой или апелляционной инстанции о невиновности или виновности подсудимого и назначении ему наказания либо об освобождении его от наказа-ния. Регламентируя порядок доказывания виновности лица, законодатель под-черкивает, что доказывание в уголовном судопроизводстве состоит в досудеб-ном и судебном порядке собирания, проверки и оценки доказательств и осуще-ствляется дознавателем, следователем, прокурором и судом.

Замена наказания в случае злостного уклонения от его отбывания относится УПК к вопросам, разрешаемым судом в порядке исполнения приговора. При этом в судебное заседание вызывается представитель учреждения, исполняющего нака-зание, или компетентного органа, по представлению которого разрешается во-прос, связанный с исполнением наказания. Решение об участии осужденного в су-дебном заседании принимает суд. Судебное заседание начинается с доклада пред-ставителя учреждения или органа, подавшего представление, либо с объяснения заявителя. Затем исследуются представленные материалы, выслушиваются объяс-нения лиц, явившихся в судебное заседание, мнение прокурора, который вправе участвовать в судебном заседании, после чего судья принимает единоличное ре-шение (вынесение постановления) по рассматриваемому вопросу.

Примененная в ст. 49 Конституции РФ формула «... обвиняемый в совершении преступления считается невиновным» не означает, что Конституция фактически ис-ключает виновность обвиняемого. Законодатель как бы предполагает, допускает возможность виновности лица, но дает понять, что этого недостаточно, чтобы при-знать его виновным. Поэтому и завершает приведенную формулировку следующим образом: «... пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федераль-ным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором су-да». Это означает, что в соответствии с конституционными предписаниями требуется в порядке, установленном уголовно-процессуальным законодательством, 1) доказать виновность лица в инкриминируемом ему деянии, 2) вынести по итогам судебного разбирательства приговор, в котором должен быть сделан данный вывод, 3) обеспе-чить вступление обвинительного приговора в законную силу.

Таким образом, указанные аксиоматичные требования признаются междуна-родным сообществом, Конституцией РФ и уголовным законодательством РФ. Главным же ориентиром уголовного законотворчества выступает Конституция РФ: она имеет наивысшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации; законы и иные правовые акты, прини-маемые в Российской Федерации, не должны ей противоречить [3, с. 9]; невыпол-нение этого правила ведет к нарушению прав и законных интересов граждан, ко-торые в подавляющем большинстве случаев рассматриваются в качестве различ-ных объектов уголовно-правовой охраны [5, с. 3–4]. Несоблюдение требований Конституции РФ недопустимо ни при каких обстоятельствах. Поэтому несоответ-ствие норм какого-либо акта ее положениям является основанием для внесения в него изменений. В данном случае мы приходим к выводу, что рассмотренные на-

53

ми средства законодательной техники – аксиомы – недостаточно использованы правотворцем, что свидетельствует о необходимости совершенствования норма-тивного построения уголовного закона, по крайней мере, в части положений ст. 46, 49, 50, 53 УК РФ и т. д. Вместе с тем уголовный закон допускает примене-ние наказания не за преступление, а за посткриминальное поведение, которым на сегодняшний день является уклонение от уплаты штрафа, отбывания обязатель-ных и исправительных работ, ограничения свободы. Приведенное законодатель-ное решение вряд ли можно считать полностью соответствующим общеправовым и отраслевым принципам уголовного законодательства.

Список литературы 1. Агафонова М. С. Аксиомы как средство законодательной техники //

Юридические записки молодых ученых и аспирантов ЯрГУ / отв. ред. М. В. Лушиикова. Ярославль, 2006. Вып. 6. С. 49–53.

2. Лапшин В. Ф. Правила законодательной техники и вопросы их примене-ния (на примере отдельных норм гл. 22 УК) // Российский юридический жур-нал. 2010. № 3. С. 181–185.

3. Сабитов Р. А. Посткриминальное поведение. Омск, 1985. 37 с. 4. Тимофеева Е. А. Аксиомы как средство (прием) законодательного регу-

лирования уголовной ответственности за злостное уклонение от отбывания (ис-полнения) наказания // Проблемы совершенствования юридической техники и дифференциации ответственности в уголовном праве и процессе : сб. науч. ста-тей / отв. ред. проф. Л. Л. Кругликов. Ярославль, 2008. Вып. 3. С. 164–167.

5. Улезько С. И., Фаргиев И. А. Объект преступления : монография. Рос-тов-н/Д, 2001. 260 с.

УДК 343.352.4 11 Алексей Анатольевич Житков, старший преподаватель кафедры

уголовного права и криминологии (ВИПЭ ФСИН России),

е-mail: zhitkoff2015@yandex.ru

ПРОБЛЕМЫ РЕАЛИЗАЦИИ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА МЕЛКОЕ ВЗЯТОЧНИЧЕСТВО

Аннотация: в статье приводится критический анализ новелл уголовного

законодательства об ответственности за отдельные коррупционные преступ-ления, в частности, за взяточничество. На основании приведенных аргумен-тов формулируется вывод о том, что установление уголовной ответственности

© Житков А. А., 2017

54

за мелкое взяточничество не является необходимым решением и не способ-ствует совершенствованию системы антикоррупционного законодательства.

Ключевые слова: коррупция, коррупционное преступление, мелкое взяточничество, дача взятки, получение взятки, уголовная ответственность.

12Aleksei Anatol'evich Zhitkov, senior teacher of department

criminal law and criminology (VILE of the FPS of Russia),

е-mail: zhitkoff2015@yandex.ru

PROBLEMS OF REALIZATION OF CRIMINAL LIABILITY FOR MINOR BRIBERY

Abstract: this article provides a critical analysis of the innovations of the

criminal legislation on responsibility for corruption offences, in particular bribery. Based on the above argument the author comes to the conclusion that the establishment of criminal liability for minor bribery is a timely and necessary step in the improvement of the system of anti-corruption legislation.

Keywords: corruption, corruption crime, petty bribery, bribery, receiving a bribe, criminal liability. Коррупция является одной из древнейших форм противоправного поведе-

ния людей, борьба с которой выступает важной задачей общества и государст-ва.Следует отметить, что коррупция оказывает разрушительное влияние на раз-личные сферы жизнедеятельности человека, общества, государства, что осозна-ется как представителями высших органов государственной власти, так и научными сообществами. В Стратегии национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной Указом Президента РФ от 31 декабря 2015 г. № 683, коррупция признана одной из основных угроз общественной безопасности на современном этапе развития российского общества.

На сегодняшний день, по оценкам различных международных организаций и агентств, Россия входит в число наиболее коррумпированных стран мира. Так, по данным неправительственной международной организацииТрансперен-си Интернешнл (TransparencyInternational), которая осуществляетисследования уровня коррупции по всему миру и ежегодно составляет индекс восприятия коррупции, Россия в данном рейтинге в 2016 году заняла 131-е место из 176 стран, набрав 29 баллов из 100, на ряду с Ираном, Казахстаном, Непалом. В свою очередь, низкий уровень коррупции традиционно показали: Дания, Но-вая Зеландия, Финляндия, Швеция и Сингапур [1].

Система мер по противодействию коррупции определена в Федеральном законе от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции» и включает в себя три основные направления: профилактика коррупции, борьба с коррупцией и минимизация, ликвидация последствий коррупционных правона-

© Zhitkov A. A., 2017

55

рушений. Понятие и виды коррупционных правонарушений не имеют офици-ального закрепления. При этом институт юридической ответственности позво-ляет отнести к таковым дисциплинарные проступки, административные право-нарушения и преступления [2, с. 105–106; 7, с. 13–15].

Наиболее опасным проявлением коррупции являются должностные пре-ступления, которые причиняют значительный вред охраняемым законом инте-ресам личности, общества и государства.На протяжении последних лет в еже-годном Послании Президента Российской Федерации Федеральному Собранию РФ указывается на необходимость совершенствования системы противодейст-вия коррупции, разработку и реализацию Национальных планов противодейст-вия коррупции, содержащихкомплексные направления работы законодатель-ных, исполнительных и судебных органов в данной сфере.

В то же время, анализ последних изменений, внесенных в российское уго-ловное законодательство относительно норм, предусматривающих ответствен-ность за коррупционные преступления, дает возможность усомниться в эффек-тивности противодействия коррупции средствами уголовного закона. Более то-го, в отдельных случаях, как представляется, результаты законотворческой деятельности в этой части содержат угрозу создания дополнительных условий для совершения коррупционных преступлений и (или) создания необоснован-ных конкурирующих норм, препятствующих однообразное толкование и при-менение антикоррупционного уголовного законодательства [3, с. 44–45].

Так, Федеральным законом от 3 июля 2016 г. № 324-ФЗ «О внесении изме-нений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» помимо расширения санкций за преступления, связанные с получением и дачей взятки, УК РФ был дополнен новой статьей 2912, которой установлена ответственность за мелкое взяточничество. Необхо-димость принятия данной нормы-новеллы и ее практическая значимость весьма условны. Во-первых, диспозиция ст. 2912 УК РФ объединяет в себе два само-стоятельных деяния – получение взятки и дача взятки лично или через посред-ника. При этом вид и размер наказания за то и другое деяние ограничены рам-ками одной санкции. Получение и дача взятки представляют собой самостоя-тельные преступления с различной характеристикой действий, разным содержанием умысла и несовпадающими признаками субъекта. Поэтому уста-новление единого наказания взяткополучателю и взяткодателю в санкции ст. 2912 УК РФ противоречит сложившемуся взгляду на получение взятки в ка-честве деяния, обладающего большей общественной опасностью, нежели дача взятки. В силу указанных положений было бы целесообразно в ст. 2912 УК РФ дифференцировать ответственность за получение и дачу взятки.

Во-вторых, основанием выделения уголовной ответственности за мелкое взяточничество является преобладание уголовных дел, возбужденных в период с 2011 по 2015 гг. по факту получения или дачи взятки в размере, не превы-шающем 10 тыс. рублей [4]. Признаком, отграничивающим мелкое взяточниче-ство от составов, предусмотренных ст. 290 и 291 УК РФ, является размер взят-ки – до 10 тысяч рублей, а не общественная опасность деяния.

56

Также важно подчеркнуть, что новая норма охватывает и квалифициро-ванные составы преступлений, связанныесо взяточничеством, а именно, полу-чение и дача взятки за совершение заведомо незаконных действий, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой, либо сопряженной с вымогательством. Данные составы, безусловно, имеют большую общественную опасность, в том числе при сумме взятки 10 тыс. рублей. В свою очередь, в ст. 290 и 291 УК РФ такие деяния относятся к категории тяжких и особо тяжких преступлений. Преступление, предусмотренное ст. 2912 УК РФ, относится к ка-тегории небольшой тяжести. Полагаем, что данная ситуация противоречит об-щей идее о дифференциации уголовной ответственности [5, с. 12; 6, с. 10].

В-третьих, ч. 2 ст. 2912 УК РФ предусматривает ответственность за полу-чение и дачу взятки лично или через посредника в размере, не превышающем десяти тысяч рублей, лицом, имеющим судимость за совершение преступлений, предусмотренных ст. 290, 291, 2911, 2912 УК РФ. Тем самым, законодатель допус-кает возможность должностному лицу – получателю взятки, после осуждения его за коррупционное преступление занимать должности в органах государственной власти, органах местного самоуправления, иных государственных и муниципаль-ных учреждениях, предприятиях, организациях, корпорациях и т. д.

Об этом говорят и санкции новой нормы, из которых исключен такой до-полнительный вид наказания как лишение права занимать определенные долж-ности или заниматься определенной деятельностью. Хотя этот вид наказания в качестве дополнительного может применяться и в случаях, когда оно не преду-смотрено соответствующей статьей Особенной части Кодекса в качестве нака-зания за соответствующее преступление, но с учетом характера и степени об-щественной опасности совершенного преступления и личности виновного суд признает невозможным сохранение за ним права занимать определенные долж-ности или заниматься определенной деятельностью. Но это опять же право су-да. Данная формулировка дает свободу усмотрения при принятии решения, то есть сама вряд ли могла пройти правовую экспертизу на коррупциогенность. Это также относится и к санкциям ст. 290 и 291 УК РФ, в которых законодатель вопрос о дополнительных видах наказаний в виде штрафа и лишения права за-нимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью оставил на усмотрение суда.

Таким образом, закономерно было бы вернуть в санкции ст. 290 и 291 УК РФ обязательные дополнительные виды наказания в виде штрафа кратного сумме взятки и лишения права занимать определенные должности или зани-маться определенной деятельностью.

Следует отметить, что смягчение наказания за взяточничество в мелких размерах свидетельствует о либерализации ответственности за уголовно-наказуемые посягательства в данной части, однако возникают вопросы относи-тельно целесообразности данного решения в условиях высокой степени кор-румпированности властных структур [8, с. 18–20]. По нашему мнению, наобо-рот, необходимо усилить ответственность за такие виды преступлений, исклю-чив из основных видов наказаний штраф и предусмотреть его в качестве

57

дополнительного наравне с основным видом наказания, связанным с ограниче-нием или лишением свободы. Думается, что выделение в УК РФ состава полу-чения и дачи взятки в размере, не превышающем 10 тыс. руб., представляется необоснованным и поспешным, не способствующим совершенствованию про-тиводействия коррупции в современной России, а всего лишь создающим ви-димость такой работы. Естественно, динамика преступлений, предусмотренных ст. 290 и 291 УК РФ за второе полугодие 2016 года резко снизится. Но общест-ву необходима не фикция, создающая видимость противодействия коррупции, а реальное противодействие данному социально негативному явлению.

Итак, критический анализсодержания уголовно-правовой нормы о мелком взяточничестве обнаруживает ряд технико-юридических недостатков, которые могут негативно отразиться на практике противодействия коррупции средства-ми уголовного закона: а) размер взятки не может служить основой для опреде-ления степени общественной опасности взяточничества, т.к., в первую очередь, необходимо учитывать обусловленность взяткой деятельности должностного лица и наступившие последствия; б) данная новелла противоречит традицион-ным в юридической науке и законодательной практике взглядам на степень общественной опасности получения взятки, наказание за которое должно быть строже, чем наказание за дачу взятки; в) принятие нормы о мелком взяточниче-стве не устранит проблемы противодействия коррупционной преступности в крупных и особо крупных размерах, решение которых требует более серьезного подхода, нежели выделение строки в ведомственной статистике.

Это позволяет сделать вывод о том, что установление уголовной ответст-венности за мелкое взяточничество не является своевременным и необходимым этапом совершенствования системы антикоррупционного законодательства в России. По этой причине ст. 2912 УК РФ не представляет собой никакой юри-дической ценности и вполне может быть исключена из действующего уголов-ного законодательства. В свою очередь, санкции ст. 290 и 291 УК РФ целесооб-разно пересмотреть в сторону увеличения строгости наказания: предусмотреть в качестве основных наказания в виде ограничения свободы, лишения свободы с обязательным назначением дополнительных видов наказаний – штрафа, крат-ного сумме взятки, и лишения права занимать определенные должности и за-ниматься определенной деятельностью, исключив формулировку без таковых.

Список литературы 1. Индекс восприятия коррупции 2016 года. TransparencyInternational //

Центр гуманитарных технологий. Режим доступа : http://gtmarket.ru (дата обра-щения: 20.01.2017 г.).

2. Лапшин В. Ф. Средства дифференциации ответственности в новейшей уголовно-правовой доктрине // Человек: преступление и наказание. 2016. № 3. С. 105–109.

3. Лапшин В. Ф. Уголовно-правовая норма: парадокс законодательной тех-ники, политическая мода или скрытая защита коррупционера? // Российская юстиция. 2009. № 2. С. 41–45.

58

4. Официальный сайт Судебного департамента при Верховном Суде Россий-ской Федерации. Режим доступа : http//www.cdep.ru (дата обращения: 09.12.2016).

5. Рогова Е. В. Учение о дифференциации уголовной ответственности : дис. … д-ра юрид. наук, М., 2014. 522 с.

6. Ширшов А. А. Уголовная ответственность: проблемы понятия и диффе-ренциации : дис. … канд. юрид. наук, Владивосток, 2004. 202 с.

7. Щукин С. Ю., Окунев А. И. Некоторые аспекты предупреждения кор-рупционных преступлений в уголовно-исполнительной системе // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. 2016. № 2. С. 13–15.

8. Яни П. С. В борьбе с коррупцией эффективны только репрессии // Рос-сийская юстиция. 2001. № 7. С. 18–21.

УДК 343.244 13 Андрей Викторович Звонов,

кандидат юридических наук, доцент, докторант факультета подготовки

научно-педагогических кадров (Академия ФСИН России), е-mail: zvonov_av@mail.ru

УСЛОВНОЕ ОСУЖДЕНИЕ В СИСТЕМЕ МЕР УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ

Аннотация: статья посвящена рассмотрению вопросов соотношения ус-

ловного осуждения и уголовных наказаний, не связанных с изоляцией от об-щества. Автор анализирует содержание данных мер воздействия и сравнива-ет их степень правоограничительного воздействия. Полученные результаты позволяют заключить о значительно большем карательном потенциале ус-ловного осуждения, что позволяет поставить вопрос о необходимости пере-смотра механизма взаимодействия элементов в системе уголовных наказаний и системе иных мер уголовно-правового характера.

Ключевые слова: преступление, условное осуждение, уголовное нака-зание, система, ограничения, лишения, сравнительная характеристика.

Andrey Viktorovich Zvonov,

candidate of law sciences, associate professor, doctoral candidate of faculty of training

of research and educational personnel (Academy of the FPS of Russia),

е-mail: zvonov_av@mail.ru © Звонов А. В., 2017 © Zvonov A. V., 2017

59

PROBATION IN THE SYSTEM OF CRIMINAL LAW MEASURES

Abstract: the article is devoted to the question of the relationship of probation and criminal punishment, not connected with isolation from society. The author analyzes the content of these measures and compares them with the positions of punitive action. The results allow to conclude that significantly more punitive potential of probation that allows you to put the question on the need to rebuild the mechanism of interaction of the system of criminal punishment system and other measures of criminal law.

Keywords: crime, probation, criminal punishment system, restriction, deprivation, comparative characteristics.

На страницах юридической литературы отмечается, что уголовное наказа-

ние представляет собой основную меру воздействия в отношении лиц, престу-пивших закон, а иные меры воздействия выполняют вспомогательную роль в этом процессе. Как правило, подчеркивается, что уголовное наказание обладает карательным содержанием, а иные меры не имеют такового. Однако, как пока-зывает анализ содержательной стороны некоторых иных мер, данное утвержде-ние далеко не бесспорно.

В первую очередь, на наш взгляд, это относится к такой мере, как условное осуждение. Следует указать на универсальность данной меры уголовно-правового воздействия: суд, назначая ее, наделен уникальной возможностью регулирования условий отбывания как при вынесении приговора, так и в про-цессе исполнения данной меры воздействия. Осужденный освобождается от от-бывания реально назначенного наказания, но режим, который устанавливается для него также может быть достаточно суровым. Здесь все зависит от установ-ленного судом перечня обязанностей: они могут быть морального, имущест-венного, имущественно-трудового характера, а равно могут затрагивать свобо-ду передвижения и выбора места нахождения лица в пространстве. Таким обра-зом, рассматриваемая мера способна включать в свое содержание почти весь спектр правоограничений, присущих уголовным наказаниям.

В связи с указанной универсальностью данного института среди ученых оно зачастую сравнивается с уголовными наказаниями или иными мерами уго-ловно-правового характера [5, с. 117–122; 7, с. 23–26; и др.]. Наиболее часто встречаемое из них – ограничение свободы [1, с. 70–75; 6, с. 72; 8, с. 702–705; и др.]. Если теоретически это совсем разные меры воздействия на лиц, престу-пивших уголовный закон, то фактически они очень схожи. Объем правоограни-чений, предусмотренных в отношении всех осужденных без изоляции от обще-ства абсолютно одинаков. По уголовно-правовым ограничениям и лишениям, то есть предусмотренным сущностью меры воздействия условное осуждение даже превосходит ограничение свободы: если при ограничении свободы обя-занности осужденных строго ограничены, и они связаны с необходимостью на-ходиться или отсутствовать в определенное время суток в определенном месте, то есть имеют территориальный характер, то условное осуждение предусмат-ривает и другие характеристики правоограничений. Это существенно отличает

60

данные меры воздействия по объему карательного воздействия и заметим, что не в сторону уголовного наказания в виде ограничения свободы.

Отметим, что уголовно-исполнительный аспект, характеризующий режим условного осуждения и ограничения свободы, на первый взгляд схож. Основ-ное требование, предъявляемое к осужденному, состоит в соблюдении тех обя-занностей, которые предусмотрены законодательством и определены судом в обвинительном приговоре. В отношении обеих категорий осужденных возмож-на корректировка условий отбывания меры воздействия за счет изменения – смягчения или увеличения – объема правоограничений путем отмены или до-полнения обязанностей в период установленного срока. Но, если перечень обя-занностей осужденных к ограничению свободы, как мы указали, является ис-черпывающим, то при условном осуждении такого предела не существует.

При ограничении свободы не предусмотрена возможность продления срока, тогда как при условном осуждении это вполне допустимо, что можно признать дополнительной возможностью увеличения объема кары. В качестве позитивно-го воздействия также следует отметить наличие в арсенале условного осуждения и такого инструмента, как его отмена со снятием судимости. Указанный объем регулирующих возможностей условного осуждения говорит о тщательной зако-нодательной проработке данного уголовно-правового института.

Однако есть еще одно принципиальное отличие, которое заключается в от-ветственности за нарушение порядка и условий отбывания анализируемых мер воздействия. В соответствии с ч. 5 ст. 53 УК РФ в случае злостного уклонения от отбывания ограничения свободы неотбытая часть наказания может быть за-менена более строгим наказанием из расчета два дня ограничения свободы на один день лишения свободы. В этом случае заменяется оставшаяся часть нака-зания, и его срок сокращается в два раза. При условном осуждении на основа-нии ч. 21 и 3 ст. 74 УК РФ в случае отмены испытательного срока осужденный направляется отбывать реально назначенное наказание в полном объеме. Это в очередной раз свидетельствует о том, что ограничение свободы обладает мень-шей карой, чем условное осуждение.

В связи с этим мы можем констатировать, что карательный потенциал уго-ловного осуждения, являющегося иной мерой уголовно-правового характера больше, чем уголовного наказания в виде ограничения свободы. Приоритет ус-ловного осуждения перед ограничением свободы отмечается и другими учены-ми [3, с. 34–37], однако обоснование данного утверждения не характеризуется единством мнений. Например, З. Р. Рахматулин говорит о том, что условное осуждение не ново для судебной практики, тогда как содержание ограничения свободы не в полной мере осознано практическими работниками [4, с. 10], А. В. Боханов пишет о недостаточности объема и характера его правовых огра-ничений [2, с. 278]; и др.

Мы же считаем, что данный вопрос необходимо рассматривать в комплек-се вышеуказанных объективных и субъективных факторов. Анализируя содер-жание условного осуждения, следует отметить, что его универсальность пред-полагает возможность одновременной реализации с тем или иным уголовным

61

наказанием. Многие ограничения и лишения, составляющие сущность уголов-ного наказания, могут быть без каких-либо трудностей реализованы через обя-занности, возлагаемые на условно осужденных. Так, запрет на занятие опреде-ленных должностей или осуществление определенной деятельности может быть закреплен судом в качестве дополнительной обязанности как при вынесе-нии приговора суда и в процессе его исполнения и отбывания. В этом случае суду достаточно назначить дополнительную обязанность, предусматривающую требование по воздержанию занятия соответствующей должности или деятель-ности. При этом эффективность такого варианта значительно превосходит при-менение самостоятельного уголовного наказания, что связано с фактическим отсутствием ответственности за нарушение условий лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью.

Аналогично можно реализовать и требования, предусмотренные обяза-тельными работами или исправительными работами, а значит и ограничением по военной службе: обязанности, связанные с трудоустройством или обучени-ем, выявлены в 16 % изученных нами личных дел условно осужденных. Бóльшую мягкость исправительных работ по сравнению с условным осуждени-ем отмечает и Э. А. Черенков, предлагающий исключить возможность назначе-ния исправительных работ условно [9, с. 87]. Исключением в части уголовных наказаний будет лишь имущественные правоограничения, предусматривающие отчисления в доход государства. Хотя, думается, что и их можно воплотить че-рез назначение дополнительного наказания в виде штрафа или обязанностей, возлагаемых на условно осужденных, однако, таких прецедентов мы не выяви-ли при проведении исследования.

Полученные данные позволяют усомниться в справедливости утверждения о чрезмерной мягкости условного осуждения по сравнению с любым видом уголов-ного наказания. Возможности условного осуждения в рассматриваемом контексте гораздо шире, практически, любого другого уголовного наказания, альтернатив-ного изоляции от общества, что обусловлено значительными возможностями для корректировки условий его отбывания через изменение перечня обязанностей как при вынесении приговора суда, так и в период срока испытания.

В заключение отметим, что представленное положение дел не укладывает-ся в общую картину реализации механизма системы уголовных наказаний: тео-ретически иная мера уголовно-правового характера не должна быть более стро-гой, нежели уголовное наказание. Несмотря на то, что указанный механизм яв-ляется отработанным на протяжении многих десятилетий, мы не можем признать его приемлемым. Выход из данного положения видится в перестрое-нии взаимодействия элементов системы уголовных наказаний и системы иных мер уголовно-правового характера.

Список литературы 1. Боровиков С. А., Рябкова Е. О. Проблемы и перспективы применения

ограничения свободы в контексте реформирования УИС // Вестник института: преступление, наказание, исправление. 2013. № 2. С. 70–75.

62

2. Боханов А. В. Проблемы совершенствования уголовного законодатель-ства и практики его применения о наказании в виде ограничения свободы // Бизнес. Образование. Право // Вестник Волгоградского института бизнеса. 2014. № 2. С. 277–280.

3. Дядькин Д. С. Конкуренция норм о назначении наказания в виде огра-ничения свободы с нормами об условном осуждении // Уголовное право. 2010. № 3. С. 34–37.

4. Рахматулин З. Р. Сравнительный анализ условного осуждения и уголов-ного наказания в виде ограничения свободы // Эпоха науки. 2015. № 1. С. 10–18.

5. Сидоренко Л. И. Сущность, место и роль условного осуждения в систе-ме уголовных наказаний и мер уголовно-правового воздействия // Экономика. Право. Печать. Вестник КСЭИ. 2013. № 4. С. 117–122.

6. Тарасенко Г. В. Институт условного осуждения в уголовном праве Рос-сии // Вестник Краснодарского университета МВД России. 2014. № 4. С. 70–73.

7. Ткачевский Ю. М. Условно-досрочное освобождение от отбывания на-казания // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 1997. № 2. С. 14–29.

8. Ходжалиев С. А. Уголовно-правовая характеристика назначения и ис-полнения наказания в виде ограничения свободы по уголовному законодатель-ству Российской Федерации // Фундаментальные исследования. 2014. № 11-3. С. 700–705.

9. Черенков Э. А. Проблемы регламентации наказания в виде исправитель-ных работ // Наука и образование: хозяйство и экономика; предпринимательст-во; право и управление. 2013. № 8. С. 83–89.

УДК 343.5 14 Ольга Николаевна Ивасюк, кандидат юридических наук,

старший преподаватель кафедры криминологии (Московский университет МВД России

имени В. Я. Кикотя), е-mail: ivasuk-o@mail.ru

ПРОБЛЕМЫ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА БЫТОВЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Аннотация: статья посвящена современным проблемам ответственности

за бытовые преступления, уголовно-правовым и другим мерам их предупре-ждения, возможности реабилитации и возмещения вреда жертвам бытовой преступности.

© Ивасюк О. Н., 2017

63

Ключевые слова: профилактика, семья, предупреждение, бытовая преступность, социальные последствия, уголовно-правовые меры.

15Ol'ga Nikolaevna Ivasyuk, candidate of legal sciences,

senior lecturer of the department of criminology (Kikot Moscow University of the Ministry

of Interior Affairs of Russia), е-mail: ivasuk-o@mail.ru

PROBLEMS OF CRIMINAL RESPONSIBILITY FOR DOMESTIC CRIMES

Abstract: the article is devoted to modern problems of responsibility for

domestic crime, criminal law and other measures for their prevention, rehabilitation and redress to victims of domestic crime.

Keywords: prevention, family prevention, domestic crime, social consequences, the criminal right of action. В России бытовое насилие является наиболее распространенной формой аг-

рессии. Согласно данных официальной статистики, более 40 % тяжких насильст-венных преступлений совершается в семейно-бытовой сфере. Бытовое преступ-ление можно определить как запрещенное уголовным законом противоправное, общественно опасное деяние, совершенное на почве бытовых мотивов против жизни, здоровья, половой неприкосновенности, чести, достоинства личности, собственности при наличии родственных, свойственных, соседских связей меж-ду виновными и потерпевшими, наносящее физический, моральный, материаль-ный ущерб личности и обществу в целом [2, с. 14–15]. Жертвы семейно-бытовых конфликтов составляют наиболее многочисленную группу среди погибших и по-страдавших от преступлений. Согласно изучению материалов дел, 14,3 % на-сильственных преступлений в семье были совершены с особой жестокостью, бо-лее 8 % – с применением издевательств, и 1,5 % – с применением пыток. Каждое шестое (16,5 %) преступление совершено в отношении лица, заведомо находя-щегося в беспомощном состоянии [4, с. 418; 7, с. 87–88].

Несмотря на декриминализацию отдельных нетяжких посягательств, таких как нанесение побоев в быту, в настоящее время борьба с насилием в семье ве-дется в основном уголовно-правовыми средствами, но их применение не может его предотвратить, обеспечить социальную реабилитацию семьи и ее сохране-ние. К тому же выявление фактов насилия в семье в целях использования в борьбе с ними уголовно-правовых средств, как уже указывалось, находится на низком уровне. Зависимые члены семьи, опасаясь потери кормильца, скрывают эти факты, неохотно сотрудничают с правоохранительными органами в процес-се проведения доследственных проверок, оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий [3, с. 352–355].

© Ivasyuk O. N., 2017

64

Классическое уголовное право является строго публичной отраслью права: уголовное преследование в классической модели осуществляется независимо от того, желает ли потерпевший привлечения виновного к уголовной ответствен-ности. В последнее время наблюдается отход от данной модели, предполагаю-щий признание более активной роли потерпевшего в уголовном судопроизвод-стве, а также большую диспозитивность уголовно-правовых отношений. Появ-ляются такие концептуальные альтернативы традиционной репрессивной уголовной политике, как «восстановительное правосудие» и уголовно-правовая медиация (посредничество). Их смысл заключается в смещении акцентов с на-казания преступника на восстановление нарушенных преступлением общест-венных отношений [5, с. 241–243].

Структура поступивших в суды различных субъектов Российской Федера-ции в прошлом году уголовных дел существенно не отличается от показателей предыдущих лет, при этом снижение абсолютного числа дел наблюдается про-порционально по всем выделяемым в статистической отчетности категориям: об убийстве (ст. 105 УК РФ) – 10,2 тыс., что составило 2,0 % от всех поступив-ших дел; об умышленном причинении тяжкого либо средней тяжести вреда здоровью (ст. 111, 112 УК РФ) – 32,6 тыс., или 6,5 %, более половины вы-шеуказанных дел – совершенные на почве семейно-бытовых и досугово-бытовых отношений. Как показал анализ судебной практики, даже за убий-ства, совершенные по бытовым мотивам, суды назначают лишение свободы на срок всего 8, 5–10 лет.

Существует мнение, что применение уголовного закона не целесообразно для борьбы с бытовыми преступлениями. Сторонники такой позиции предпо-читают стратегию примирения и посредничества и содействуют внедрению мо-дели социального благоденствия и терапии, не прибегая к помощи правоохра-нительной системы. В качестве аргументов указываются:

уголовное правосудие делает ставку на наказание, а не на реабилитацию; система уголовного правосудия редко предусматривает программы под-

держки и лечения, которые способствуют отказу впредь совершать бытовое преступление, поэтому высока вероятность повторности;

меры уголовной ответственности, применяемые к лицу, совершившему бытовое преступление, могут негативно повлиять на дальнейшую судьбу не только самого правонарушителя, но и членов его семьи;

признание насилия в семье преступлением может причинить вред жерт-ве. Например, в традиционных обществах и в среде национальных меньшинств, которые предпочитают процедуру посредничества, криминализация может привести к изоляции жертвы в семье и обществе.

Если традиционное правосудие изолирует от общества человека, нару-шившего уголовный закон, то восстановительное, наоборот, стремится сохра-нить или восстановить его социальные связи. В центре медиативного правосу-дия находится не абстрактный закон, который был нарушен, а вполне конкрет-ная жертва, которой должен быть возмещен урон. Цель восстановительного правосудия – сделать так, чтобы жертва преступления могла простить преступ-

65

ника. А преступник должен сделать так, чтобы его простило не абстрактное го-сударство, а вполне конкретные люди, которым он причинил вред.

Восстановительное правосудие дает возможность правонарушителю осознать свою вину перед пострадавшим (а не перед чиновником), само-стоятельно (в рамках имеющихся у него возможностей) возместить нане-сенный ущерб, изменить свое поведение. Кроме того, не исключаются и конструктивные (не приводящие к дезинтеграции) меры общественного воздействия. Примирение полезно и выгодно не только обвиняемой и по-терпевшей сторонам, но и обществу в целом, поскольку оно ведет к восста-новлению нормальных отношений между людьми, предотвращению эскала-ции насилия и жестокости; сокращению затрат правосудия; сокращению «тюремного населения», повышению роли общественности в работе с пра-вонарушителями, совершенствованию работы судебной системы. Особенно важно прохождение процедуры примирения и заглаживания ущерба для не-совершеннолетних правонарушителей, совершивших преступления в быто-вой сфере [1, с. 153–156].

Если в предупреждении бытовых преступлений и минимизации их послед-ствий брать за основу данную стратегию, то правоприменитель получит новый способ воздействия на бытовых преступников (в виде возложения персональ-ной ответственности в соответствии с примирительным договором). Данный способ особенно ценен в тех случаях, когда наказание в виде лишения свободы нецелесообразно, а безнаказанность вредна. Другой подход, напротив, основан на защитной роли закона. Физическое и психическое насилие является престу-плением независимо от того, кто является жертвой. Насилие в семье требует к себе такого же серьезного отношения, как и другие насильственные преступле-ния, особенно с учетом их социальных последствий. В пользу данного подхода можно привести следующие аргументы:

уголовное преследование лиц, совершивших насильственные преступ-ления в бытовой сфере, показывает, что общество осуждает поведение право-нарушителя, а жертва имеет право на защиту со стороны государства, при этом интересы потерпевшего ценятся больше, чем забота о сохранении семьи;

страх перед уголовным наказанием в некоторых случаях удерживает от-дельных правонарушителей от совершения бытового преступления;

посредничество не является эффективным методом, поскольку оно пре-уменьшает опасность насилия. Цель метода заключается в том, чтобы восста-новить отношения между жертвой и обидчиком и сохранить семью. Посредни-чество снимает с правонарушителя ответственность за насилие, создавая усло-вия, в которых жертва рассматривается как лицо, разделяющее ответственность за направленное против нее насилие.

Профилактика любых бытовых преступлений, помимо прочего, должна быть направлена на обеспечение неотвратимости наказания за совершенные деяния. Наказание должно удерживать от преступлений не только тех, кто уже понес ответственность и не совершит нового деяния, но и тех, кто склонен к со-вершению уголовно наказуемого посягательства.

66

Преступник должен хорошо усвоить и твердо знать, что риск, на который он идет, столь велик, наказание столь сурово, что он может больше потерять, чем выиграть от совершения преступления. Идея наказания состоит в том, что оно как конкретное выражение неодобрения нарушающего порядок поступка поможет формировать и усиливать правовую дисциплину.

В данном случае должны сочетаться индивидуальная профилактика и общая превенция. На наш взгляд, борьба с бытовыми преступлениями, особенно с насиль-ственными, и минимизация их социальных последствий нуждается в специальных подходах, учитывающих характер бытовых отношений между людьми, которые связаны друг с другом в эмоциональном и финансовом смысле.

Современная охранно-защитная концепция профилактики бытовых пре-ступлений и минимизации их последствий предполагает переход от админист-ративно-карательных мер к всесторонней медико-психологической, психолого-педагогической и социально-правовой помощи и поддержке семьям и детям группы социального риска. Международный опыт показывает, что реализация превентивных мер и программ имеет определенные общие тенденции и прин-ципы:

профессионализация воспитательно-профилактической и охранно-защитной деятельности, введение и подготовка специальных кадров социаль-ных работников, социальных педагогов, социальных реабилитаторов, практиче-ских психологов, специализирующихся на практической работе по коррекции отклоняющегося поведения в семейно-бытовой сфере;

создание сети специальных превентивных служб и структур, призван-ных осуществлять социальную и социально-психологическую помощь семье, детям, юношеству, женщинам, пострадавшим от семейного насилия (психоло-гические службы и консультации, центры доверия, досуговые и реабилитаци-онные центры, социальные приюты для детей и подростков, попавших в крити-ческую ситуацию);

признание семьи как ведущего института социализации детей и подро-стков, осуществление специальных мер социально-правовой, социально-педагогической и медико-психологической помощи семье и, в первую очередь, семьям, не справляющимся самостоятельно с задачами воспитания [2, с. 97–99].

В соответствии с этими принципами необходима реорганизация дея-тельности отечественных социальных институтов, осуществляющих воспи-тательно-профилактическую работу, которая предполагает, во-первых, су-щественное сужение сферы деятельности специальных органов ранней про-филактики (инспекций и комиссий по делам несовершеннолетних, правоохранительных органов); во-вторых, разработку и внедрение в широ-кую практику органов образования, здравоохранения реабилитационных программ для детей и подростков с различными формами психической и социальной дезадаптации, а также создание системы служб социальной, со-циально-психологической и социально-педагогической помощи семье, де-тям, подросткам [6, с. 134–139].

67

Список литературы 1. Ивасюк О. Н. Криминологические особенности семейно-бытовых пре-

ступлений // Вестник Московского университета МВД России. 2015. № 7. С. 153–156.

2. Ивасюк О. Н. Преступность в сфере бытовых отношений: социальные последствия и их минимизация : дис. … канд. юрид. наук. М., 2008.

3. Ивасюк О. Н. Проблемы профилактики семейно-бытовых преступле-ний // Российский криминологический взгляд. 2015. № 1. С. 352–355.

4. Ивасюк О. Н. Роль жертвы в механизме совершения насильственных бытовых преступлений // Российский криминологический взгляд. 2012. № 1. С. 418.

5. Ивасюк О. Н. Семейное насилие в механизме детерминации преступно-го поведения несовершеннолетних // Российский криминологический взгляд. 2013. № 3. С. 141–143.

6. Иванцов С. В., Ивасюк О. Н., Калашников И. В. Криминологическая ха-рактеристика и предупреждение организованной преступности с участием не-совершеннолетних : учеб.-метод. пособие. М., 2014. 134 с.

7. Иванцов С. В., Калашников И. В. Организованность как криминологи-ческая особенность преступности несовершеннолетних // Вестник Воронежско-го института МВД России. 2010. № 4. С. 134–139.

УДК 343.222 16Милена Алексеевна Игнатова,

кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры уголовного права,

уголовного процесса и криминалистики (Российский университет дружбы народов),

e-mail: milena.ignatova@yandex.ru

УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ РЕГЛАМЕНТАЦИЯ МЕР БЕЗОПАСНОСТИ, ПРИМЕНЯЕМЫХ ПО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВУ ИТАЛИИ

К НЕВМЕНЯЕМЫМ И ОГРАНИЧЕННО ВМЕНЯЕМЫМ ЛИЦАМ

Aннoтaция: в статье рассматриваются уголовно-правовые нормы италь-янского законодательства о мерах безопасности, связанных с лишением сво-боды. Особое внимание уделяется закону, предусматривающему закрытие судебных психиатрических учреждений и замену их учреждениями по испол-нению мер безопасности.

Ключeвыe cлoвa: меры безопасности, наказание, превенция, социаль-ная защита, социальная опасность лица, невменяемость.

© Игнатова М. А., 2017

68

17Milena Alekseevna Ignatova, candidate of juridical science

senior lecturer in criminal law, criminal procedure and criminalistics

(PFUR), e-mail: milena.ignatova@yandex.ru

ON THE REFORM OF THE RULES ON THE SECURITY

MEASURES APPLICABLE TO THE INSANE AND SANE LIMITED PERSONS IN ITALY

Аbstract: the article deals with the criminal law on the reform of the

security measures involving deprivation of liberty in Italy. Special attention is paid to the law providing for the closure of judicial psychiatric institutions and their replacement with institutions for the execution of security measures.

Keywords: security measures, punishment, prevention, social protection, social danger of person, insanity. Меры безопасности предусмотрены уголовным законодательством многих

зарубежных государств различных правовых систем, например, Англии, США, Франции, ФРГ, Испании, Швейцарии и других стран. В Уголовном Кодексе Италии 1930 года в действующей редакции сохраняется дуалистическая систе-ма санкций, которая предусматривает наряду с уголовным наказанием, назна-чаемым вменяемым лицам за совершение преступного деяния, применение мер безопасности в отношении лиц, признанных судом социально-опасными.

По мнению представителей итальянской уголовно-правовой науки, дуали-стическая система санкций отражает разные стороны уголовной политики: «на-казание преследует цель общей превенции (угроза назначения наказания в слу-чае совершения преступления побуждает граждан не совершать преступле-ния)», а меры безопасности «предназначены возвращать в общество лиц, совершивших преступления и являющихся социально-опасными посредством устранения причин их социальной опасности» [3, с. 9].

Закрепление в уголовном законодательстве сосуществования уголовного наказания с мерами безопасности обусловлено совмещением основополагаю-щих идей классической школы права и позитивистского направления. Важной гарантией является ограничение применения мер безопасности, как и наказа-ния, рамками принципа законности. Так, согласно Конституции Итальянской Республики, никто не может быть подвергнут мере безопасности, не преду-смотренной действующим уголовным законом (ч. 3 ст. 25) [1, с. 104–120]. Ана-логичное положение закреплено в ст. 199 УК Италии [4].

Мера безопасности по УК Италии понимается как средство социальной защиты, предназначенное для осуществления превентивной функции как в слу-чае применения вместе с наказанием, так и в случае раздельного применения.

© Ignatova M. A., 2017

69

Данные меры выполняют функцию специальной превенции, так как направле-ны на ресоциализацию преступника, с одной стороны, и воспрепятствование рецидиву со стороны социально опасного лица, с другой стороны [12, с. 362].

Основанием для применения меры безопасности, согласно ч. 1 ст. 202 УК Италии, является признание судом социальной опасности лица, которое совер-шило деяние, предусмотренное законом как преступление. В специально пре-дусмотренных законом случаях меры безопасности могут применяться за со-вершение деяния, не предусмотренного законом как преступление. Например, УК Италии предусматривает возможность назначения мер безопасности к ли-цам, совершившим посягательство на негодный объект или с негодными сред-ствами (ч. 4 ст. 49), а также в случае неудавшегося подстрекательства (ч. 2 ст. 115). В указанных случаях уголовное наказание не назначается.

Согласно ст. 201 УК Италии социально опасным является лицо как вме-няемое, так и невменяемое, которое совершило деяние, имеющее признаки пре-ступления, описанного в законе, когда есть вероятность, что оно снова совер-шит преступление. Суд при определении социальной опасности лица, учитыва-ет его склонность к совершению уголовных деяний, мотивы уже совершенного преступления, характер преступника, его поведениевовремя и после правона-рушения, а также поведение и образ жизни до совершения уголовного деяния, привлечение к уголовной и другой юридической ответственности в прошлом. При назначении мер безопасности учитываются также личные, семейные и со-циальные условия жизни правонарушителя (ст. 203, ст. 133).

В УК Италии предусматриваются меры безопасности личные: связанные и не связанные с лишением свободы, и имущественные. К личным мерам безо-пасности, связанным с лишением свободы, относятся:

1. Направление в сельскохозяйственное поселение или в трудовое учреж-дение.

2. Помещение в специальное лечебное заведение. 3. Помещение в судебное психиатрическое учреждение. 4. Помещение в судебныйреформаторий несовершеннолетних, как вме-

няемых, так и невменяемых или ограниченно вменяемых. Меры безопасности применяются к вменяемым и ограниченно вменяемым

лицам вместе с уголовным наказанием, а к невменяемым лицам такие меры применяется вместо наказания.

В последнее время особое значение в Италии придается реформирова-нию мер безопасности, связанных с лишением свободы, в частности, такой меры, как помещение в судебное психиатрическое учреждение.Согласно ч. 1 ст. 222 УК Италии эта мера заключается в помещении в психиатрическую больницу в системе учреждений Министерства юстиции лиц, признанных судом невменяемыми. К лицам, признанным невменяемыми, а также оправ-данным по причине хронического алкогольного или наркотического опья-нения, либо вследствие глухонемоты, всегда применяется мера безопасно-сти в виде помещения в специальное психиатрическое учреждение на срок не менее двух лет.

70

Если за совершенное деяние закон устанавливает наказание в виде пожиз-ненного заключения, минимальная продолжительность данной меры безопас-ности равна десяти годам. Если наказание за совершенное деяние предусмотре-но в виде лишения свободы на срок не менее 10 лет, минимальный срок меры безопасности устанавливается в пять лет (ч. 2 ст. 222 УК Италии).

В Италии под влиянием идей международного движения за реформу уго-ловного права началась реформа мер безопасности, связанных с лишением сво-боды. Начало реформы связывают с Постановлением Конституционного суда Италии от 18 июля 2003 г. № 253, который признал не соответствующими Кон-ституции положения ст. 219 и 222 УК Италии, обязывающие суд применять ме-ры безопасности в виде помещения лиц в специальное лечебное заведение и в специальное психиатрическое учреждение, не рассматривая вопрос о возмож-ном применении альтернативных мер лечения и назначения меры безопасности, не связанной с лишением свободы. При этом Конституционный суд указал, что такая изолирующая мера нарушает конституционное право на здоровье граж-данина, предусмотренное ст. 32 Конституции [5]. В следующем году Конститу-ционный суд в постановлении от 29 ноября 2004 г. № 367 признал не соответ-ствующими Конституции положения ст. 206 УК Италии, которые не допускали право судьи применять меру безопасности, не связанную с лишением свободы и способную повлиять на степень его социальной опасности, вместо направле-ния его в судебное психиатрическое учреждение [6].

С 2011 года начинается законодательное реформирование системы судеб-ных психиатрических учреждений. Был принят ряд нормативных актов, преду-сматривающих закрытие судебных психиатрических учреждений и замену их на так называемые учреждения для исполнения меры безопасности. Такое ре-шение было продиктовано результатами обследования правительственной ко-миссией судебных психиатрических учреждений, в ходе которого было подго-товлено заключение о неприемлемых условиях содержания психически боль-ных людей и нарушении их прав.

Серьезные изменения в условия применения мер безопасности, связанных с лишением свободы, внесены законом от 30 мая 2014 г. № 81, вступившим в силу 01 июля 2014 г. [10]. Так, первым радикальным изменением явилось по-ложение закона об установлении определенного срока отбывания меры безо-пасности, связанной с лишением свободы. Как указывалось выше, УК Италии предусматривал только минимальные сроки мер безопасности, связанные с ли-шением свободы. Суд имел право продлевать меры безопасности на неопреде-ленный срок на основании вывода о непрекращающейся социальной опасности лица (ст. 208). Новый закон установил, что продолжительность меры безопас-ности, связанной с лишением свободы, не может превышать максимальный срок наказания в виде лишения свободы, установленный законом за совершен-ное преступление.

Второе новшество заключается во введении новых критериев для призна-ния лица социально опасным. Закон постановил, что признание судом лица со-циально опасным производится на основании оценки субъективных качеств

71

лица и без учета семейно-индивидуальных и социальных условий жизни лица, совершившего преступление, как это предусмотрено в п. 4 ч. 2 ст. 133 УК Ита-лии. Смысл этого положения заключается в пресечении случаев, когда бед-ность, неблагополучное семейное или социальное положение автоматически служат основанием для признания человека социально опасным, независимо от его личных качеств.

Кроме того, закон указал, что не является достаточным основанием для при-знания социально опасным лица, страдающего психическим заболеванием, отсут-ствие индивидуальных терапевтических программ в районе его проживания. За-конодатель посчитал необходимым исключить ситуации помещения в судебное психиатрическое учреждение или в специальное лечебное заведение человека, со-вершившего преступное деяние, только лишь на основании отсутствия на опреде-ленной территории возможности оказывать медицинское лечение психического заболевания в структурах, не связанных с лишением свободы.

Согласно новому закону изменения, касающиеся продолжительности при-менения меры безопасности и критериев для установления социальной опасно-сти лица, должны распространяться также и на вменяемых лиц, которым назна-чаются направление в сельскохозяйственное поселение или трудовое учрежде-ние. В итальянской судебной практике в последнее время к вменяемым лицам меры безопасности, связанные с лишением свободы, применяются достаточно сдержанно.Гораздо чаще к ним применяются меры безопасности, не связанные с лишением свободы.

Закон от 30 мая 2014 г. № 81 предусмотрел полное закрытие судебных пси-хиатрических учреждений по всей стране в срок до 31 марта 2015 г. и замену изна учреждения по исполнению мер безопасности. Судебные психиатрические учреждения находятся в ведении министерства юстиции, их персонал состоит в основном из сотрудников пенитенциарной системы; учреждения по исполне-нию мер безопасности находятся в ведении министерства здравоохранения, их сотрудниками является медицинский персонал, который занимается лечением помещенных в них лиц, а охрана обеспечивается службами общественной безо-пасности. Изменение условий содержания не меняет сущности меры безопас-ности – предоставления лечения, с одной стороны, и охраны в целях обеспече-ния социальной безопасности. Судья должен отдавать предпочтение назначе-нию невменяемым и ограниченно вменяемым лицам меру безопасности, не связанную с лишением свободы. Этот принцип подтвердил и Конституционный суд Италии, который 25 октября 2016 г. вынес постановление № 44932/16, предписывающее судье назначать невменяемым и ограниченно вменяемым ли-цам меры безопасности, альтернативные помещению в специальное психиатри-ческое учреждение или специальное лечебное заведение [7].

Решение об отмене специально охраняемых судебных психиатрических учреждений, продиктовано общей линией деинституционализации психиатрии в Италии, начавшейся в 1978 году в связи с принятием закона Базальи (по име-ни инициировавшего его врача психиатра). В соответствии с этим законом в Италии в период с 1978 по 1998 годы была полностью ликвидирована система

72

государственных психиатрических больниц [2]. Италия стала единственной страной в мире, не имеющей психиатрических больниц и создавшей иную сис-тему лечебной помощи душевнобольным пациентам. После так называемой «реформы Базальи» многие криминалисты и психиатры стали выступать за от-мену меры безопасности в виде помещения в судебное психиатрическое учреж-дение, считая, что существование такого института ставит в неравное положе-ние психически больных людей, совершивших преступление, по сравнению с психически больными людьми, не преступившими закон [9].

Закон от 30 мая 2014 г. № 81 был принят в ходе серьезных дебатов и не всеми был встречен с энтузиазмом. В итальянской прессе отмечалось, что спус-тя год после вступления в силу указанного закона не все судебные психиатри-ческие учреждения были закрыты, поскольку не во всех регионах Италии были созданы учреждения для исполнения меры безопасности. Кроме того, новые учреждения входят в систему здравоохранения, поэтому подразделения поли-ции не осуществляют охрану, а социально опасные лица, совершившие престу-пления и признанные невменяемыми, имеют возможность уйти из таких учре-ждений. Это вызывает опасения у многих людей, что масса «сумасшедших» выйдет на улицу и совершит новые преступления. Закон был принят поспешно и не учел специфику и целостность итальянской пенитенциарной системы, что создало проблемы и для судей. В результате многие невменяемые лица, при-знанные социально опасными, остаются в тюрьмах, в которых условиях хуже, чем в судебных психиатрических учреждениях [8].

В связи с новыми законодательными нормами возникает ряд и теоретиче-ских проблем. Так, итальянские авторы считают, что установление продолжи-тельности меры безопасности в зависимости от срока, предусмотренного за со-вершенное преступление, не совместимо с принципами итальянской уголовной политики и содержанием института мер безопасности, которые понимаются как санкции, следующие после наказания в целях нейтрализации социальной опас-ности лица, уже отбывшего наказание, как вменяемого, так и ограниченно вме-няемого, или замещающие наказание для лица, невменяемого и неподлежащего наказанию. Мера безопасности должна быть связана с социальной опасностью лица, а не являться автономной уголовно-правовой мерой. В результате реали-зации положений нового закона на свободу могут быть отпущены лица, соци-альная опасность которых достаточно высока, что угрожает обществу и обес-ценивает идею его социальной защиты [11].

Недостатком реформы можно назвать и то, что принятие закона от 30 мая 2014 г. № 81 не повлекло за собой изменений норм УК и УПК Италии. Так, напри-мер, положения УК о продлении мер безопасности на неопределенный срок в зави-симости от состояния социальной опасности лица не отменены и не изменены. В правоприменительной практике будут возникать коллизии между положениями УК и нормами других законов, регламентирующих меры безопасности.

Очевидно, что реформирование системы мер безопасности, связанных с лишением свободы, в Италии продолжится. Новаторский подход итальянского законодателя представляет интерес для всего мирового сообщества, так как ле-

73

чебные меры, связанные с лишением или ограничением свободы, применяемые к невменяемым и ограниченно вменяемым лицам, предусмотрены законода-тельством большинства стран.

Список литературы 1. Маклаков В. В. Конституции зарубежных государств: Великобритания,

Франция, Германия, Италия, Европейский Союз, Соединенные Штаты Амери-ки, Япония. М., 2012. 615 с.

2. Психиатрическая реформа в Италии. Режим доступа : https://ru. wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D1%81%D0%B8%D1%85%D0%B8%D0%B0% D1% 82%D1%80%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0B0%D1%8F_%D1%80%D0%B5%D1%84%D0%BE%D1%80%D0%BC%D0%B0_%D0%B2_%D0%98%D1% 82%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%B8 (дата обращения: 25.01.2017).

3. Grosso C. F., Pelissero М., Petrini D., Pisa P. Manuale I diritto penale. Partegenerale.GiuffreEditore, S.p.A., Milano, 2013.

4. Codicepenale, libroI, titolo YIII. Режим доступа : http://www.altalex.com/ documents/news/2013/12/19/delle-misure-amministrative-di-sicurezza (дата обра-щения: 25.01.2017).

5. Commento alladecisione di Tania Groppi. SentenzaN.253, 2003. Режим дос-тупа : http://www.giurcost.org/decisioni/2003/0253s-03.html (дата обращения: 26.01.2017).

6. Corte costituzionale. Sentenza 29 novembre 2004, n. 367. Режим доступа : http://www.eius.it/giurisprudenza/2004/169.asp (дата обращения: 26.01.2017).

7. Corte di Cassazione, sez. II Penale, sentenza n. 44932/16; depositata il 25 ottobre. Режим доступа : http://www.dirittoegiustizia.it/news/15/0000081319/ Soppressione_degli_OPG_quali_misure_di_sicurezza_applicare_post_riforma.html (дата обращения: 26.01.2017).

8. Cos’ècambiatounannodopolachiusuradegliOPG. Режим доступа : http://www.ilpost.it/riccardoarena/2016/03/31/cose-cambiato-un-anno-dopo-la-chiusura-degli-opg/ (дата обращения: 27.01.2017).

9. La riformadelmanicomio e la nascita dell'OPG. Режим доступа : http://www.altrodiritto.unifi.it/ricerche/sanita/melani/cap3 (дата обращения: 27.01.2017).

10. Legge di conversione 30 maggio 2014, n. 81. Режим доступа : http://www.stopopg.it/system/files/legge%2081_2014TestoCoordinato%20DL%2052.pdf (дата обращения: 25.01.2017).

11. Marco Pelissero. Ildoppiobinarionelsistemapenaleitaliano. Режим доступа : http://www.penalecontemporaneo.it/d/3126-aprite-le-porte-agli-internati-un-ulteriore-passo-verso-il-superamento-degli-opg-e-una-svolta-epoca (дата обращения: 24.01.2017).

12. Palazzo Р., Legendooggi la disciplina delle misure di sicurezza, in Diritto penale XXI secolo, X, 2, 2011.

74

УДК 343.244 18Ольга Васильевна Князева, кандидат юридических наук,

старший преподаватель кафедры уголовного права (Академия ФСИН России), е-mail: pervay-1@yandex.ru

СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПРИМЕНЕНИЯ

УСЛОВНОГО ОСУЖДЕНИЯ

Аннотация: в работе анализируется современная практика применения мер уголовно-правового воздействия на осужденных, не связанных с изоля-цией человека от общества. Не всегда карательные элементы воздействия на личность виновного достигают целей уголовной ответственности и наказания. Их применение, особенно в отношении лиц, совершивших преступления не-большой или средней тяжести, зачастую чревато серьезными социально-негативными последствиями. Неотвратимость уголовного наказания является ключевым принципом реализации уголовной ответственности, тогда как су-ровость уголовного наказания является сопутствующим ему фактором.

Ключевые слова: преступление, наказание, уголовно-исполнительная инспекция, условное осуждение, испытательный срок.

Ol'ga Vasil'evna Knyazeva, candidate of law sciences,

senior teacher of department of criminal law (Academy of the FPS of Russia),

е-mail: pervay-1@yandex.ru

MODERN PROBLEMS OF APPLICATION OF CONDITIONAL CONDEMNATION

Abstract: the paper discusses the current practice to expand the

application of measures of criminal-legal influence on prisoners, not connected with isolation of man from society. Practice shows that not always the punitive elements of influence on the identity of the perpetrator achieve the goals of criminal liability and punishment. Their use, particularly in respect of persons who are guilty of offences not representing a great social danger to society, often with serious negative consequences, because it is not important the cruelty of the punishment, and its inevitability.

Keywords: crime, punishment, criminal Executive inspection, probation, probation. Проблема условного осуждения актуальна по соображениям целесообраз-

ности, потому что далеко не всегда условно осужденный оправдывает оказан-ное ему доверие со стороны государства и общества. Поэтому перед юридиче- © Князева О. В., 2017 © Knyazeva O. V., 2017

75

ской наукой стоит задача: как можно точнее определить понятие и юридиче-скую природу условного осуждения; правильно соотнести его с другими уго-ловно-правовыми институтами, прежде всего с наказанием; определить поря-док назначения и исполнения наказания, которое суд постановляет считать ус-ловным.

Цель установления испытательного срока состоит в удержании условно осужденного от нарушений порядка его отбывания посредством чего вырабо-тать у него склонность к ведению законопослушного образа жизни, убедив са-мого осужденного и общество в том, что примененная к нему мера уголовно-правового воздействия была достаточной, целесообразной, а самое главное эф-фективной.

В судебной практике имеется негативный опыт самостоятельного исполне-ния приговоров условно осужденных, что приводит к парадоксальным ситуациям, существенно затрудняющим работу органов и учреждений уголовно-исполнительной системы, а равно снижающим срепень эффективности процесса исправления осужденного. Представляется необходимым критически оценить п. 47 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 11 ян-варя 2007 г. № 2 «О практике назначения судами Российской Федерации уголов-ного наказания», в котором суд фактически взял на себя роль законодателя. В ча-стности: «Вывод о возможности сохранения условного осуждения излагается в описательно-мотивировочной части приговора, а в его резолютивной части ука-зывается на то, что приговор в части условного осуждения по первому приговору исполняется самостоятельно … Если в отношении условно осужденного лица бу-дет установлено, что оно виновно еще и в другом преступлении, совершенном до вынесения приговора по первому делу, правила статьи 69 Уголовного кодекса Российской Федерации применены быть не могут, поскольку в статье 74 Уголов-ного кодекса Российской Федерации приведен исчерпывающий перечень обстоя-тельств, на основании которых возможна отмена условного осуждения. В таких случаях приговоры по первому и второму делу исполняются самостоятельно».

Очевидно, что самостоятельность исполнения приговоров за совершение различных и разновременных преступлений одним и тем же лицом неоправ-данна. Во-первых, суд в нарушение принципов справедливости и равенства граждан перед законом, а также цели восстановления социальной справедливо-сти, не реагирует должным образом на факт множественности преступлений.

Во-вторых, очевидно, что при назначении «самостоятельного» наказания за преступление, совершенное до вынесения приговора по первому делу (об ус-ловном осуждении), суд учитывать степень общественной опасности личности преступника и, если санкция статьи предусматривает лишение свободы, дума-ется, ему не миновать данного наказания. Параллельное же исполнение таких приговоров, по одному из которых суд видит возможность исправления осуж-денного без реального отбывания назначенного ему наказания, а по другому та-кой возможности не видит, весьма сомнительно.

В таких случаях лица, находясь в местах лишения свободы, по смыслу за-кона, успешно проходят испытательный срок условного осуждения и в специа-

76

лизированных государственных органах, осуществляющих контроль за данны-ми лицами, «ведется» личное дело этих лиц – «мертвых душ», которое прекра-щается только после истечения испытательного срока, который, кстати говоря, может по продолжительности превышать срок лишения свободы, и в таком случае лицо, освободившись, продолжает доказывать свое исправление. Кроме того, согласно п. 20 постановления Пленума Верховного Суда от 12 ноября 2001 г. № 14 «О практике назначения судами видов исправительных учрежде-ний» и п. 42 анализируемого постановления Пленума №2 при условном осуж-дении к лишению свободы вид исправительного учреждения не назначается и поэтому факт осуждения к лишению свободы условно никак не учитывается при назначении судом вида исправительного учреждения, в котором данный осужденный будет отбывать реальный срок лишения свободы.

В сложившемся положении нет никакого противоречия и это объясняется существованием в судебной практике «особой разновидности совокупности преступлений: совокупности при разновременном осуждении за преступления, совершенные до первого осуждения за одно из них». Однако в ч. 5 ст. 69 Уго-ловного кодекса Российской Федерации указано, что если после вынесения су-дом приговора по делу будет установлено, что осужденный виновен еще и в другом преступлении, совершенном им до вынесения приговора суда по перво-му делу, наказание назначается по совокупности преступлений, а, следователь-но, особая разновидность совокупности преступлений действует только при ус-ловном осуждении.

Ссылка на то, что приговор об условном осуждении должен исполняться самостоятельно, не основана на законе, ибо он такого правила не содержит, в отличие, например, от штрафа, который при сложении с лишением свободы всегда исполняется самостоятельно (ч. 2 ст. 71 УК РФ). В п. 43 рассматривае-мого постановления Пленума от 11 января 2007 г. № 2 говорится: «При услов-ном осуждении по второму приговору за преступление, совершенное до про-возглашения первого приговора, по которому также было применено условное осуждение, суд в резолютивной части второго приговора должен указать на са-мостоятельность исполнения указанных приговоров, поскольку испытательный срок, устанавливаемый при условном осуждении, не является наказанием и не может быть ни поглощен более длительным испытательным сроком, ни час-тично или полностью сложен».

Такой подход законодателя можно объяснить неоднозначным толкованием правовой (юридической) природы института условного осуждения и зачастую неоправданным отождествлением его с освобождением от реального исполне-ния наказания. В связи с этим понятно, что приговор в виде конкретно назна-ченного вида и размера наказания, хотя и условно, но исполняется. При указан-ном положении первый приговор при его самостоятельном исполнении стано-вится просто «провозглашенным».

Таким образом, суд должен никак не учитывает совершение условно осу-жденным, по сути, нового преступления, о котором не было известно при выне-сении приговора об условном осуждении. Ведь в таком случае, очевидно, что

77

суд неправильно учел общественную опасность личности преступника, не зная всех обстоятельств, которые в силу ч. 2 ст. 73 УК РФ должен был учитывать.

Ведь, как отмечал В. А. Ломако, условно осужденные и так находятся в более льготных условиях, чем лица, отбывающие реальный срок лишения сво-боды, которым в аналогичной ситуации окончательное наказание назначается путем частичного или полного сложения наказаний, кроме случаев, когда оба преступления являются преступлениями небольшой тяжести, где допускается принцип поглощения менее строгого наказания более строгим [2, с. 189–190]. Некоторые суды, толкуя разъяснения Пленума по-своему, вообще не назначают вид и размер наказания за повторное преступление, лишь оговаривая, что ус-ловное осуждение по первому приговору сохраняется и исполняется самостоя-тельно.

Не имея возможности отменить условное осуждение, назначенное по пер-вому приговору, суды в некоторых случаях сохраняют условное осуждение, складывая при этом наказания, назначенные условно.

Еще сложнее данная ситуация в случаях, когда на условно осужденного судом были возложены исполнение определенных обязанностей (не менять по-стоянного места жительства, работы без уведомления (разрешения) специали-зированного государственного органа, осуществляющего контроль за условно осужденным, или периодически являться на регистрацию в данный орган), ко-торые он фактически не исполняет.

Кроме того, на практике возникают сложности при отмене (замене) той или другой меры уголовно-правового принуждения при уклонении от их ис-полнения (отбывания), отмене условного осуждения и снятии судимости. Суды не могут отменить условное осуждение и прекратить течение испытательного срока со снятием судимости одновременно по двум приговорам об условном осуждении. Пленум же Верховного Суда не оговаривает подобные казусы.

Изучение приговоров об условном осуждении по таким делам, кроме того, показало неоднозначный подход судов в случаях, когда хронологически то пре-ступление, которое предшествовало приговору об условном осуждении, было совершено позже преступления, за которое лицо осуждено условно. В некото-рых случаях суд устанавливает даже очередность исполнения условного и ре-ального наказаний в виде лишения свободы, что не предусмотрено уголовным законом.

Вместе с тем, работа уголовно-исполнительных инспекций придает соци-альную направленность. Акцент сделан на активизацию сотрудничества со структурами гражданского общества, способными оказать позитивное гумани-тарное воздействие на осужденных, привлечение их к процессу исправления и не совершения новых преступлений [3, с. 58–60]. Поэтому путем дополнения ч. 5 ст. 69 УК РФ положением, согласно которому в рассматриваемых случаях суд при назначении наказания по совокупности преступлений окончательное нака-зание назначает путем поглощения менее строгого наказания более строгим. Такое положение в нарушение принципа дифференциации ответственности противоречит требованиям ч. 3 ст. 69 УК РФ, предписывающей назначать нака-

78

зание по совокупности преступлений только по принципам частичного или полного сложения наказаний за каждое преступление, если хотя бы одно из них является преступлением тяжким или особо тяжким [1, с. 107].

В связи с этим представляется необходимым дополнить ст. 74 УК РФ ча-стью седьмой: «Если после вынесения судом приговора об условном осужде-нии будет установлено, что осужденный виновен еще и в другом преступлении, совершенном им до вынесения приговора суда по первому делу, суд отменяет условное осуждение и назначает наказание по правилам, предусмотренным ч. 5 ст. 69 Уголовного кодекса Российской Федерации».

Соглашаясь с мнением о том, что в таком случае необходимо отменять приговор об условном осуждении и рассматривать оба дела одновременно, от-метим, что это не означает невозможность назначения окончательного наказа-ния вновь условно. В соответствии с п. 42 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 11 января 2007 года № 2 «О практике назначе-ния судами Российской Федерации уголовного наказания», «Если суд придет к выводу о возможности постановления приговора об условном осуждении лица, совершившего два и более преступления, то такое решение принимается не за каждое преступление, а при окончательном назначении наказания по совокуп-ности преступлений». Такое решение вопроса позволит избежать перечислен-ных противоречий, организовать работу суда и уголовно-исполнительных ин-спекций в соответствии с принципами уголовного права и целями наказания.

Список литературы 1. Лапшин В. Ф. Средства дифференциации ответственности в новейшей

уголовно-правовой доктрине // Человек: преступление и наказание. 2016. № 3. С. 105–109.

2. Ломако В. А. Юридическая природа условного осуждения // Научная кон-ференция профессорско-преподавательского состава Харьковского юридического института (февраль 1968 года) : тезисы докладов. Харьков, 1968. С. 189–191.

2. Уткин В. А. Исправление, ресоциализация, социальная реабилитация. // Правовые проблемы укрепления российской государственности : сб. науч. ста-тей. Томск, 2011. Ч. 50. С. 58–60.

УДК 343.1 19Михаил Иванович Кошелев,

доктор философских наук, профессор, профессор кафедры философии и истории

(Академия ФСИН России), e-mail: koshelev_m_i@mail.ru

© Кошелев М. И., 2017

79

ПРОБЛЕМЫ ИСТИНЫ В ФИЛОСОФИИ, УГОЛОВНОМ И УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОМ ПРАВЕ

Аннотация: в статье рассматриваются философские аспекты проблемы

установления истины в уголовном законодательстве и судопроизводстве. Анализируется соотношение понятий «истина» и «факт» и обосновывается возможность достижения объективной истины в суде.

Ключевые слова: истина, факт, абсолютная истина, относительная ис-тина, холизация.

20Mikhail Ivanovich Koshelev, doctor of philosophy, professor,

professor of the chair of philosophy and history (Academy of the FPS of Russia),

e-mail: koshelev_m_i@mail.ru

PROBLEMS OF TRUTH IN PHILOSOPHY, CRIMINAL AND CRIMINAL PROCEDURAL LAW

Abstract: the article deals with the philosophical aspects of problems of

determining truth in criminal legal procedure. The correlation of notions «truth» and «fact» is analyzed and the possibility of attaining objective truth in court.

Keywords: truth, fact, absolute truth, relative truth, holism. Большинство россиян ставят подлинно независимые суды на одно из пер-

вых мест среди наиболее важных демократических ценностей. В то же время около 42 % россиян убеждены в коррумпированности, продажности судей, то-гда как в их честность и неподкупность верит лишь каждый пятый респондент. И такая картина неизменна на протяжении последних лет. Около половины респондентов отмечают некомпетентность, низкий профессиональный уровень судей, следствием чего становятся необъективные или незаконные решения, судебные оплошности, промахи и ошибки [1, с. 69]. Подозреваю, что реальные цифры намного хуже.

Чтобы рассеять мрак устойчивого негативного образа судов и судебной системы в целом, необходимо вернуть доверие к решениям судов. Одно из ус-ловий возвращения утраченного доверия – убежденность в том, что целью про-изводства по уголовному делу является установление объективной истины. Между тем, отсутствие категории «истина» в действующем законодательстве породило у многих юристов неверие в возможность, а то и необходимость ус-тановления истины в процессе квалификации. Дискуссии по данной проблеме особенно обострились в последние годы, и, как обычно, когда возникают мето-дологические трудности, прибегают к возможностям философии. Методология – это знание, которое позволяет получать новые знания: о том, как действовать для достижения определенной цели, чем руководствоваться в своих действиях. © Koshelev M. I., 2017

80

Поскольку именно философия как метод задает ценностный мировоззренче-ский угол зрения для исследования разного рода проблем, включая правовые, возникает необходимость анализа философско-методологических оснований возможности достижения истины в праве.

Тот факт, что истина перестала быть принципом правосудия и не рас-сматривается современной уголовной политикой в качестве обязательной со-ставляющей принципов уголовного и уголовно-процессуального права [2, с. 122–124], позволяет части юристов считать бесплодными попытки дос-тижения истины как цели производства по уголовному делу. Действительно, возможность достижения истины в суде может быть затруднена по самым разным причинам: как объективным (сложность доказательства, отсутствие необходимых материалов и необходимость принятия решений на основе ве-роятностных выводов), так и субъективным (судебные ошибки и недобросо-вестность). Однако без установления истины нельзя произвести обоснован-ную квалификацию преступления. А истина, в том числе и устанавливаемая по расследуемому уголовному делу, есть истина объективная.

Между тем, современная философия постепенно вытесняет понятие истины из философии науки, а тем самым из социального познания вообще. Релятивизация истины, ее зависимость от социально-культурной ситуации, национальной, этниче-ской, социальной принадлежности – одна из ведущих тенденций постмодернист-ской философии. Не миновала эта тенденция и юридическую мысль современной России. Всем ужасно хочется стать вровень с веком и «отряхнуть прах» советского, то есть, марксистского прошлого. И, пока кто-то продолжает считать теорию отра-жения методологической основой теории доказательств [8, с. 132], другие предла-гают заменить познание как отражение категорией «понимание» [7, с. 161]. Конеч-но, ведь «понимание» намного, намного современнее замшелой теории отражения! Не могу отказать себе в удовольствии привести следующую цитату: «Понимание есть акт представления смысла. Образование смысла связано с действием понима-ния. Презумпция осмысленности состоит в том, что понять можно лишь то, что имеет смысл и, следовательно, приобщено к человеческой деятельности. В силу та-кой осмысленности мы понимаем то, что понимают другие или могут сделать предметом своей деятельности. Понимание – духовно-практическое освоение ми-ра.» [7, с. 161]. Вот теория отражения и повержена. А раз так, естественным выгля-дит предложение заменить концепт объективной истины концептом нравственного императива [7, с. 163].

Но отказаться от понятия истины без серьезного ущерба для человеческого познания не удается. Отказ от нее разрушает полностью логику человеческого мышления: доказательства, опровержения, обоснования – все это оказывается излишним [4, с. 264]. Многих юристов озаботил тот факт, что УПК РФ фор-мально снял требование установления истины по каждому уголовному делу. Само собой разумеется, что, если аргументы прокуроров и адвокатов не содер-жат истины, то лишается смысла судопроизводство. Однако, достижима ли ис-тина в праве? Способны ли состязающиеся стороны восстановить события так, как «было на самом деле»?

81

Первая трудность заключается в том, что существует множество определе-ний истины. Мы опираемся на классическую концепцию в ее материалистиче-ском варианте, который гласит, что истина есть соответствие между сознанием, мышлением и объективным, материальным миром. Под соответствием имеется в виду соответствие между вещью и ее образом.

Вторая трудность состоит в том, что во многих источников учебной лите-ратуры либо вообще не различаются, либо используются как синонимы терми-ны: «истина», «истинность» и «истинное» Отождествление понятий «истина» и «истинное» мешает пониманию того, что истина может быть только объектив-ной. Некоторые философы полагают, что истина всегда не только объективна, но и субъективна. У подобных взглядов есть основания. Конечно, любое ис-тинное суждение создается людьми. И, хотя содержанием истинного суждения является объективный мир, но не весь объективный мир, а только какая-то его часть, и эта отраженная часть мира существует, разумеется, в субъективной форме. Все это так, но если истинное и истина – одно и то же, то получается, что люди способны создавать и создают истину. Люди способны создавать ис-тинные мысли, но истинность мыслей зависит не от человека, а от отношения, существующего между этой мыслью и объективным миром. В противном слу-чае, об объективности истины речь уже не идет [6, с. 15].

Аналогично, заблуждение выступает как отсутствие соответствия между познавательным образом и материалом действительности, который в нем отра-жен; ложность – это свойство суждений и вообще познавательных образов, не соответствующих своему предмету, а ложное – отношение несоответствия ме-жду познавательным образом и его предметом. Вместе с тем, понятие «ложь» включает в себя моменты преднамеренного введения в заблуждение (дезин-формацию), а заблуждение, в свою очередь, несет в себе такой признак, как субъективную уверенность принимать за истинное то, что на самом деле тако-вым не является.

И науку, и философию всегда интересовали истоки, корни заблужде-ний. Гносеологические корни, помимо сложности объектов исследования, усматриваются в познающем субъекте. Это может проявляться в ошибках органов чувств, нарушениях, связанных с деятельностью мышления и воли. Описывая совокупность факторов, составляющих субъективную сторону заблуждения, современные философы отмечают также помехи со стороны языка, с его многозначностью и метафоричностью; выделяют также соци-альные причины – необразованность, непросвещенность, невежество и при-страстия людей, идеологию.

Следствием ограниченного характера общественно-исторической практики является трудность познания мира, сложность и противоречивость познава-тельного процесса. Наличие заблуждений в сознании ведет к практическим ошибкам, ошибкам в деятельности. В условиях неустранимой неполноты зна-ния приходится принимать решения в условиях дефицита информации, отсут-ствия всех необходимых знаний. Результатом абстрагирования от незнания бы-вает абсолютизация наличного знания. Заблуждение, будучи абсолютизирован-

82

ным моментом истины, есть следствие влияния субъективной формы, в которой всегда существовало знание, на содержание этого знания.

Процессы и формулирования положений уголовно-правовой нормы, и осуществления производства по уголовному делу протекают, преимуществен-но, на эмпирическом уровне. Область данного познания связана с добыванием фактов и их первичной интерпретацией на уровне явлений, что требует обстоя-тельного анализа категории «факт».

Исследователи активно дискутируют по вопросу о том, следует ли счи-тать факт фрагментом самой действительности или же – фрагментом челове-ческих знаний о действительности. Существует также «компромиссная» точ-ка зрения, в которой уживаются факты действительности и факты науки. Критикуя эту позицию, Ю. И. Муравьев справедливо отмечал, что, как всякая эклектика, она является очень удобной, поскольку возникает иллюзия реше-ния или устранения проблемы. С одной стороны, имеется совокупность на-учных фактов, а с другой – факты самой действительности, и методология исследования не идет дальше констатации простого различия между этими двумя рядами фактов [3, с. 80].

Несмотря на все различия, большинство исследователей отмечает два об-щих момента в понимании фактов. Во-первых, речь идет об объективности факта, его независимости от сознания. Как говорится, «факты – упрямая вещь». Во-вторых, факты существуют в сознании человека. В сознании факты накап-ливаются, хранятся, интерпретируются и т. п. То есть факт – нечто объектив-ное, но находящееся в сознании человека. Именно поэтому в эмпирическом по-знании перед нами или истина, или заблуждение. «Ложного факта» быть не может, в этом случае мы принимаем за факт то, что фактом не является.

С тем, что факт объективен, согласны все представители гуманитарных ис-следований. И факты действительности, и факты науки не зависят от сознания субъекта и в то же время существуют, находятся в его сознании. Такой подход сближает категории «факт» и «истина». Истина тоже определяется как такое содержание сознания, которое не зависит ни от человека, ни от человечества. Поэтому наиболее плодотворным является подход к факту как к фрагменту, крупице истины. Для того чтобы квалифицировать определенное событие как преступление, необходимо установить какое-то количество относящихся к нему фактов и при этом связать их в своем сознании так, как они были связаны в ре-альной действительности. Только тогда можно будет говорить о соответствии нашей мысли объективному миру, о достижении объективной истины.

Но возможно ли установление всех фактов, относящихся к делу, вклю-чая состояние сознания, совершившего преступление, моменты его личной биографии, различные житейские обстоятельства, ставшие условиями пре-ступления? Советская теория доказательств была в этом отношении чересчур оптимистична, отрицая какие-либо гносеологические препятствия на пути к достижению истины. Действительно, в силу различных объективных и субъ-ективных причин установить обстоятельства преступления может быть край-не затруднительно, а то и невозможно. Отсюда и желание подменить в уго-

83

ловном процессе достижение объективной истины истиной формальной, процессуальной и т. п.

Установление истины по уголовному делу предполагает выполнение об-щих требований полноты, всесторонности, доказательности и объективности всех обстоятельств совершенного преступления. И для юристов доказанность часто принимается за истинность. Однако любая теория познания должна на-стаивать на четком разграничении этих понятий. Ибо истинность знания есть проявление объективной логики познавательного процесса и связана с диалек-тикой истины и заблуждения, а доказанность – выражение субъективной обу-словленности познавательного процесса и связана с диалектикой достоверного и вероятного [3, с. 81–84]. Достоверность рассматривается как высшая степень вероятности, доказанность максимально в данных условиях близкая к абсолют-ной. Степень же вероятности указывает лишь на обоснованность данного ут-верждения, но не на его истинность. В соотношении понятий «истинность» и «достоверность» присутствует переплетение субъективного и объективного. Ведь вероятность события обусловлена двоякого рода фактами: имеющими объективную основу случайностями и субъективными (всегда ограниченными) возможностями познания этих случайностей.

В процессе познания мы имеем дело с относительно-абсолютной истиной. Реально в суде можно установить крупицы абсолютного знания, то есть, факты: кто был, кто стрелял, когда происходило и т. п. А есть ли в нашем знании отно-сительные моменты? Конечно. Это – субъективное состояние обвиняемого, что сказал ему тот, кто стал жертвой преступления и т. п. Но если речь идет об ус-тановлении фактов, соответствующих признакам состава преступления, то здесь истина не может быть относительной. Нельзя же объявить преступником человека, при этом точно не зная, совершил ли он преступление. Суд, конечно, не может провозгласить такой приговор. Но, если он руководствуется вероят-ностью, даже самой высокой степени, а не соответствием установленных фак-тов реальным событиям, такой приговор может иметь место. Увы, это случает-ся и, к сожалению, нередко.

Теоретическое исследование предполагает содержательную интерпрета-цию всей совокупности фактов данной предметной области на уровне сущно-сти. На эмпирическом уровне познания здесь возникает проблема соотношения достоверного и вероятного знания. Преступление, как событие, могло произой-ти, но по различным причинам могло не попасть в поле зрения правовых орга-нов и тем самым не стать юридическим фактом. Таковым оно становится, толь-ко получив юридическую оценку в соответствии с законом. Вот в этой ситуа-ции по различным причинам, например, из-за недоброкачественной информации или просто недобросовестности судебно-следственных работни-ков факт преступления может быть признан недостоверным. Несмотря на то, что преступление в реальности произошло.

То есть, факт реальности преступления устанавливается посредством ин-формации о нем. При этом количество информации означает ее достаточность для познающего субъекта, а качество информации – ее проверяемость на пред-

84

мет соответствия отображаемому событию, где оценкой служат истинность и достоверность. Расследование каждого преступления устанавливает не один, а целую совокупность фактов, которые в действующем законодательством при-знаются признаками элементов состава преступления и обстоятельствами, имеющими юридическое значение для принятия уголовно-процессуального решения.

Эти факты, взятые сами по себе, суть фрагменты, осколки мира. Для получе-ния целостного знания о реальности необходимо связать их между собой, причем именно всю совокупность фактов. Хорошо известно, что полуправда – самая опасная форма лжи. Достаточно утаить какие-то факты или просто пренебречь ими – и перед нами окажется искаженная картина действительности. Только по-знав реальные связи между фактами, можно из этой груды обломков построить в своем сознании мир таким, каким он существует вне сознания. Фиксируя факт преступного деяния, исследователь создает не само это событие, а его наглядный образ, знание о нем. Связывание фактов друг с другом, их истолкование, интер-претация есть попытка их понимания. Одного присутствия фактов, независимо от их количества, для такого понимания недостаточно. Ведь в объективной реально-сти эти факты существуют в тесной взаимосвязи, а в сознании они разъединены, оторваны друг от друга. Чтобы уложить все факты в систему, какое-то количество фактов необходимо домыслить с помощью фантазии, воображения, интуиции. Объединению единичных фактов служит догадка, идея. Идея позволяет соеди-нить, «склеить» отдельные факты, фрагменты мира в единое целое – создать вер-сию. Ю. И. Семенов предлагает называть такой вид объединения фактов холиза-цией (от греч. «холос» – целое) [5, с. 135]. Результатом холизации должно стать достижение истинного знания, каковое и является целью доказывания в ходе су-допроизводства. Без установления истины невозможно произвести обоснованную квалификацию преступления. Поэтому попытку вернуть достижение истины в ка-честве непосредственной и основной цели расследования в действующем россий-ском законодательстве следует только приветствовать.

Список литературы 1. Козырева П. М., Смирнов А. И. Российские суды – трудности развития //

Социологические исследования. 2014. № 5. С. 68–79. 2. Лапшин В. Ф. Принципы уголовной политики и их реализация в сфере

противодействия экономической преступности // Право. Законодательство. Личность. 2015. № 2. С. 122–130.

3. Муравьев Ю. А. Истина: история, теория, методология. М., 1994. 193 c. 4. Никифоров А. Л. Философия науки: история и теория. М., 2006. 264 c. 5. Семенов Ю. И. Введение в науку философии. Кн. 4: Современные про-

блемы теории познания, или логики разумного мышления (умозримый мир в себе и для нас, факты, проблема, понимание и объяснение, идея, интуиция, хо-лия, гипотеза, теория). М., 2013. 304 c.

6. Семенов Ю. И. Введение в науку философии. Кн. 5: Проблема истины. Мышление, воля и мозг. М., 2013. 232 c.

85

7. Уголовное судопроизводство: теория и практика / под ред. Н. А. Коло-колова. М., 2011. 1038 c.

8. Уголовный процесс : учебник для вузов / под ред. Б. Б. Булатова, А. М. Баранова. М., 2010. 606 c.

УДК 343.37 21Надежда Вячеславовна Кузнецова,

старший преподаватель кафедры уголовного права и криминологии

(ВИПЭ ФСИН России), e-mail: nadezda17041976@yandex.ru

ТАМОЖЕННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ В СИСТЕМЕ ПРЕСТУПЛЕНИЙ,

ПОСЯГАЮЩИХ НА ВНЕШНЕЭКОНОМИЧЕСКУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Аннотация: в статье анализируются нормы о преступлениях, посягаю-щих на установленный порядок осуществления внешнеэкономической дея-тельности. Среди данных преступлений выделяются таможенные преступле-ния, как представляющие наибольшую угрозу для внешнеэкономической деятельности государства.

Ключевые слова: внешнеэкономическая деятельность, таможенные преступления, признаки таможенных преступлений, контрабанда, уголовно-правовое регулирование.

Nadezhda Vyacheslavovna Kuznetsova,

senior lecturer of the department criminal law and criminology (VILE of the FPS of Russia),

e-mail: nadezda17041976@yandex.ru

CUSTOMS OFFENSE IN SYSTEM OF CRIMES ENCROACHING ON FOREIGN ECONOMIC ACTIVITY

Abstract: the article considers the crimes encroaching on the established order

of the foreign economic activity. Among these crimes are allocated customs offenses, as representing the greatest threat to the foreign economic activity of the state.

Keywords: foreign economic activity, customs offenses, features of customs crimes, smuggling, criminal and legal regulation. Современное развитие отдельных государств характеризуется расширени-

ем международных связей практически во всех сферах деятельности. Развитие

© Кузнецова Н. В., 2017 © Kuznetsova N. V., 2017

86

интеграционных процессов способствует закономерному росту внешнеэконо-мической деятельности большинства стран. Эта деятельность осуществляется в различных направлениях: внешняя торговля, инвестиции, производственная кооперация в области международного обмена товарами, информацией, рабо-тами, услугами, правами и результатами интеллектуальной деятельности.

Любая деятельность, в том числе, и внешнеэкономическая, предполагает четкое представление о правовых нормах, в рамках которых она осуществляет-ся – ясное осознание того, что инструментом регулирования взаимоотношений между участниками внешнеэкономических сделок является соответствующая правовая система, базирующаяся на национальных и международных источни-ках [10, с. 4].

Внешнеэкономическая деятельность включает в себя значительное коли-чество общественных отношений, которые регулируются гражданским, адми-нистративным, таможенным, налоговым, финансовым, валютным, уголовным и другими отраслями российского права. Одним из важнейших форм внешнеэко-номической деятельности является международная торговля, представляющая собой трансграничный обмен товарами и услугами между субъектами эконо-мической деятельности различных государств.

Существующая практика подтвердила экономическую целесообразность торговых отношений между государствами, поскольку в большинстве стран только за счет прибыли от ведения внешнеэкономической деятельности форми-руется значительная часть бюджета. Например, в Великобритании денежные поступления составляют более 40 % доходной части бюджета. В Российской Федерации такие поступления равняются примерно 1/5 части национального дохода [13, с. 3]. Обеспечение законных гарантий внешнеторговой деятельно-сти является обязанностью государства, а реализация указанных гарантий осу-ществляется посредством уголовно-правового регулирования внешнеэкономи-ческой деятельности с целью защиты личности, общества, а также собственных экономических интересов.

За последнее время отношение законодателя к вопросу уголовно-правовой охраны общественных отношений в сфере внешнеэкономической деятельности существенно изменилось. За короткий период времени произошла криминали-зация новых деяний, представляющих угрозу для рассматриваемой сферы. УК РФ пополнился рядом новых статей, призванных охранять установленные по-рядок осуществления внешнеэкономической деятельности.

В юридической литературе отсутствует единый подход к систематизации преступлений, посягающих на внешнеэкономическую сферу как общего объек-та уголовно-правовой охраны. Некоторые авторы, избирая традиционный под-ход в классификации, определяют виды преступлений в сфере внешнеэкономи-ческой деятельности в зависимости от группового объекта уголовно-правовой охраны и выделяют деяния: 1) посягающие на законную предпринимательскую деятельность (ст. 169–171, 1711, 172–174, 1741, 175–180, 183–185, 1851, 187, 195–197 УК РФ); 2) на монополию государства в сфере экономической дея-тельности (181, 186, 190–193 УК РФ); 3) таможенные и налоговые (ст. 189, 194,

87

198, 199, 1991, 1992 УК РФ) [12, с. 40]. Кроме этого, в современной уголовно-правовой литературе представлены и иные подходы к формированию группы таможенных преступлений или деяний, посягающих на интересы в сфере внешнеэкономической деятельности [2, с. 65–66].

На наш взгляд рассматриваемая деятельность включает в себя множество общественных отношений, связанных с торговлей, международным сотрудни-чеством, оказанием услуг, которые становятся объектами преступных посяга-тельств. Исходя из этого, понятие «преступления в сфере внешнеэкономиче-ской деятельности» охватывает достаточно широкий круг общественно-опасных деяний предусмотренных уголовным законодательством.

В последнее время в сфере внешнеэкономической деятельности наблюда-ется тенденция к увеличению числа преступлений, связанных с нарушением правил перемещения товаров, ресурсов, денежных средств их одного государ-ства в другое. Участники внешнеэкономической деятельности уклоняются от выполнения обязанности по уплате таможенных платежей, репатриации денеж-ных средств в иностранной валюте, не соблюдают правила совершения валют-ных операций и др. [8, с. 113–118].

Так по данным Федеральной таможенной службы России (далее – ФТС России) за 9 месяцев 2016 года таможенными органами возбуждено 1864 уго-ловных дела. Это на 15 % больше, аналогичного периода 2015 года (1617 уголовных дел). Стоимость незаконно перемещенных через таможен-ную границу Евразийского экономического союза (далее – ЕАЭС) товаров, в том числе стратегически важных товаров и ресурсов (ст. 2261 УК РФ), соста-вила более 8,6 млрд рублей. Сумма неуплаченных таможенных платежей (ст. 194 УК РФ) – около 4 млрд рублей. Не возвращено из-за границы средств в иностранной валюте и валюте Российской Федерации (ст. 193 УК РФ) на сумму более 35,3 млрд. рублей. Из незаконного оборота изъято более 161 кг наркотических средств и психотропных веществ, 1,9 т прекурсоров, более 12,5 кг сильнодействующих веществ [11]. Таким образом, оценивая вред, причиняемый экономике государства, общественной безопасности, здоровью населения, наибольшую угрозу для рассматриваемой сферы представляют таможенные преступления.

В УК РФ таможенные преступления, в отдельную группу не выделяются. В то же время содержание соответствующих общественных отношений, на ко-торые они посягают, позволяет выделить следующие нормы Особенной части УК РФ: ст. 189, 190, 1931, 194, 2001, 2002, 2261 и 2291.

Следует отметить, что, несмотря на значительное количество научных ра-бот, посвященных рассматриваемой группе общественно опасных деяний, по-нятие таможенных преступлений, их юридически значимые признаки и виды остаются предметом научной дискуссии. Существуют различные точки зрения по поводу отнесения перечисленных составов к группе таможенных преступле-ний. Чаще споры возникают в отношении двух из перечисленных норм: ст. 193 и 194 УК РФ. Поскольку они посягают одновременно на таможенные, валют-ные и налоговые правоотношения [14, с. 20; 5, с. 3].

88

В настоящее время существуют несколько точек зрения, относительно формулировки рассматриваемой дефиниции, в основу которых положены уго-ловно-правовые или уголовно-процессуальные признаки: объект преступного посягательства, место совершения преступления, предмет преступного посяга-тельства, процессуальная деятельность таможенных органов, и др.

Например, О. В. Грачев определяет таможенное преступление как проти-воправное, виновное деяние, представляющее угрозу и опасность для экономи-ческой и иной безопасности стран – участниц таможенной интеграции Тамо-женного союза, причиняющее вред интеграционным отношениям и запрещен-ное действующим законодательством под угрозой уголовного наказания [3, с. 41–42].

А. Д. Краснов отмечает, что таможенные преступления – это запрещенные уголовным законом общественно опасные деяния, посягающие на нормальную внешнеэкономическую деятельность государства и причиняющие или создаю-щие угрозу причинения вреда правам и законным интересам граждан, общест-ву, и государству. [7, с. 64].

Несколько иной подход наблюдается у С. Ю. Ивановой, которая формули-рует понятие таможенных преступлений через функции, выполняемые тамо-женными органами. Так в соответствии с Федеральным законом от 27 ноября 2010 г. № 311-ФЗ «О таможенном регулировании» на таможенные органы воз-ложены обязанности, связанные с контролем перемещения через таможенную границу товаров и транспортных средств, взиманием таможенных платежей, проведением таможенного оформления, валютного контроля. Особое внимание уделяется выявлению, предупреждению и пресечению преступлений, отнесен-ных к их компетенции. В частности, таможенные органы проводят неотложные следственные действия и осуществляют предварительное расследование уго-ловных дел в форме дознания. Исходя из этого, к таможенным преступлениям она относит общественно-опасные виновные посягательства, существенно на-рушающие деятельность таможенных органов по реализации ими целей и за-дач, установленных законодательством [6, с. 21].

Некоторые ученые содержание таможенных преступлений связывают с пе-ремещением товаров, ценностей и иных предметов через таможенную границу, их ввозом и вывозом, в соответствии с установленным порядком. Например, И. В. Дмитриенко, рассматривая таможенные преступления, объединяет их в одну группу по признаку совершения при перемещении товаров и транспорт-ных средств через таможенную границу [3, с. 3]. Подобной позиции придержи-вается и Л. Д. Ларичев, считая, что совершение рассматриваемых преступлений связано с пересечением таможенной границы [9, с. 95].

В качестве критериев выделения таможенных преступлений в отдельную группу В. А. Авдонин называет предмет преступного посягательства, место со-вершения преступления, уголовно-правовую и уголовно-процессуальную ком-петенцию таможенных органов [1, с. 16–17].

Анализируя представленные определения таможенных преступлений мож-но выделить следующие признаки: 1) повышенная общественная опасность,

89

2) организованный характер, 3) высокая латентность, 4) сферой совершения вы-ступает внешнеэкономическая деятельность при перемещении товаров, ресур-сов и предметов, ограниченных в свободном обороте через таможенную грани-цу; 5) существенное нарушение деятельности таможенных органов.

Таким образом, к таможенным преступлениям относятся виновно совер-шенные, противоправные, уголовно-наказуемые деяния, имеющие место в сфе-ре внешнеэкономической деятельности, препятствующие деятельности тамо-женных органов по выполнению функций, установленных действующим зако-нодательством РФ. Рассматриваемые преступления могут совершаться только при перемещении товаров и иных предметов через таможенную границу Тамо-женного союза либо Государственную границу РФ с государствами членами-членами таможенного союза, по которым таможенные органы в соответствии с УПК РФ наделены правом производства дознания и неотложных следственных действий.

Список литературы 1. Авдонин В. А. Свойства личности и их криминалистическое значение в

выявлении и изучении лиц, совершивших таможенные преступления : автореф. дис. … канд. юрид. наук. Люберцы, 2015. 28 с.

2. Гармаев Ю. П., Андриянов В. Н. Современный подход к разработке ме-тодики расследования преступлений в сфере внешнеэкономической деятельно-сти // Сибирский юридический вестник. 2003. № 1. С. 64–69.

3. Грачев О. В. Понятие преступлений, посягающих на экономическую безопасность Российской Федерации в сфере таможенной интеграции // Адво-катская практика. 2012. № 6. С. 41–42.

4. Дмитриенко И. В. Внешнеэкономическая деятельность как объект уго-ловно-правовой охраны // Российский следователь. 2008. № 8. С. 13–15.

5. Жбанков В. А. Свойства личности и их использование для установления лиц, совершивших таможенные правонарушения. М., 1999. 192 с.

6. Иванова С. Ю. Уголовно-правовое обеспечение деятельности таможен-ных органов России : автореф. дис. … канд. юрид. наук. Ульяновск, 1999. 32 с.

7. Краснов А. Д. Противодействие таможенным преступлениям : дис. … канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2010. 185 с.

8. Лапшин В. Ф. Уголовно-правовая защита финансовых интересов госу-дарства (на примере ст. 193 УК РФ) // Таможенные чтения – 2012. Россия в ме-няющемся мире: вызовы и возможности : сб. материалов Всерос. науч.-практ. конф. с международным участием / под общ. ред. А. Н. Мячина. СПб., 2012. С. 113–118.

9. Ларичев В. Д. Преступность в сфере внешнеэкономической деятельно-сти. М., 2002. 512 с.

10. Преступность в сфере внешнеэкономической деятельности / В. Д. Ла-ричев и др. М., 2002. 512 с.

11. Показатели правоохранительной деятельности таможенных органов РФ за 9 месяцев 2016 года. Режим доступа : http://www.customs.ru/index.php?

90

option=com_content&view=article&id=24255:-2016-&catid=55:2011-01-24-16-40-26 (дата обращения: 20.01.2017).

12. Сутурина М. Н., Жукова А. С. Криминологическая характеристика таможенной преступности в условиях совершенствования таможенного и уголовного законодательства // Российский следователь. 2016. № 2. С. 39–44.

13. Сучков Ю. И. Таможенный преступления : учеб. пособие. Калинин-град, 2000. 82 с.

14. Фесенко Н. П. Таможенные преступления и возможности их предот-вращения // Законодательство и экономика. 2006. № 12. С. 56–60.

УДК 343.01 22 Сергей Спиридонович Кузьмин,

доцент кафедры уголовного права и процесса (Рязанский филиал Московского университета

МВД России имени В. Я. Кикотя), e-mail: PriemCom@ryazan.miemp.ru

К ВОПРОСУ О СИСТЕМЕ СТИМУЛИРУЮЩИХ НОРМ

В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ Аннотация: в статье предпринята попытка сформировать систему сти-

мулирующих норм в уголовном праве с учетом стадий совершения преступ-ления и стадий реализации уголовной ответственности.

Ключевые слова: уголовное законодательство, стимулирующие нормы, поощрительные нормы, система стимулирующих норм в уголовном праве.

Sergei Spiridonovich Kuz'min,

associate professor of the department of criminal law and process

(Ryazan Branch of the Vladimir Kikot Moscow University of the Ministry of Interior of Russia), e-mail: PriemCom@ryazan.miemp.ru

TO THE QUESTION OF THE SYSTEM OF STIMULATING

REGULATIONS IN THE CRIMINAL LAW

Abstract: the author makes an attempt to form a system of stimulating regulations in the criminal law subject to the stages of committing a crime and the stages of realization of criminal responsibility.

© Кузьмин С. С., 2017 © Kuz'min S. S., 2017

91

Keywords: criminal legislation, stimulating regulations, promotional regulations, system of stimulating regulations in the criminal law. Вопросы совершенствования правовых средств являются постоянной и

центральной проблемой, решение которой, в идеале, невозможно в силу разли-чия динамики развития социальных отношений и законодательства. Для обес-печения эффективного регулирования постоянно обновляющихся обществен-ных отношений право обречено на извечный поиск новых или пересмотр суще-ствующих средств воздействия на них. Это обусловлено сущностным значением правовых средств, которые, являясь элементом механизма правового регулирования, воздействуют на определенный объект с заданной целенаправ-ленностью.

В юриспруденции к правовым средствам относят различные правовые яв-ления, при помощи которых удовлетворяются интересы субъектов права в со-ответствии с определенными целями. К наиболее распространенным из них от-носят юридические факты, принципы и нормы права, субъективные права и обязанности, запреты, наказания, льготы, поощрения, правоприменительные акты и некоторые другие. При этом стимулирование рассматривается как один из видов мотивации [1, с. 43–49], как тип [5, с. 171] или метод правового регу-лирования [6, с. 32], а также в качестве дополнительного варианта воздействия [9, с. 148]. При этом, стимулирование проявляется не только в поощрении, то есть в создании благоприятных условий для определенной деятельности либо в предоставлении каких-то благ, льгот, преимуществ, наград в качестве поощре-ния за достигнутые результаты, но и в установлении условий для побуждения к соблюдению правовых предписаний, к удержанию от неправомерного поведе-ния [11, с. 45].

Средства дифференциации юридической ответственности в современном праве достаточно разнообразны [4, с. 105–109]. Поощрение является средством положительного стимулирования, наказание – средством отрицательного сти-мулирования. Но в обоих случаях правовое стимулирование представляет со-бой процесс целенаправленного воздействия на личность, осуществляемый по-средством системы взаимосвязанных государственно-правовых мер, закреплен-ных в запрещающих, обязывающих и поощрительных нормах права, основанный на учете различных уровней внутренней регуляции и того со-держания потребностей и интересов, которые формируются под влиянием ус-ловий жизнедеятельности [2, с. 113].

Безусловно, выбор законодателем или правоприменителем правовых средств не является произвольным. В конечном итоге он социально обусловлен, то есть соответствует интересам и потребностям общества. С точки зрения тех-нологии механизма правового регулирования правовые средства должны быть ориентированы на определенные цели и своим содержанием соответствовать им. Эти средства должны вмещаться в рамки применяемого метода правового регулирования. Другими словами, метод правового регулирования, правовые средства и соответствующая цель должны быть взаимосвязаны и взаимообу-

92

словлены в рамках эффективно функционирующего механизма правового регу-лирования. Их взаимосвязь и определяет специфику правовых средств для от-дельных отраслей права, при которой соотношение правовых ограничений и стимулов различно.

Уголовное право, являющееся, по своей природе, основным карательным инструментом государства, преимущественно содержит ограничительные сред-ства, к числу которых относятся запреты, наказание и иные меры уголовно-правового воздействия. Но в настоящее время можно наблюдать тенденцию расширения стимулирующего воздействия на поведение населения, в том числе и на поведение лиц совершающих или уже совершивших преступление. Это обусловлено также достижениями целого ряда (психологии, социологии и др.) наук, в соответствии с которыми запреты, вообще, независимо от сферы соци-альной жизни, признаются менее эффективными, чем другие средства регла-ментирующего воздействия (поощрение и др.) на поведение [3, с. 48].

Преимущество стимулирующего воздействия перед правовым ограничени-ем проявляется, прежде всего, в его способности вызвать более глубокие чувст-венные переживания относительно собственной судьбы, на основе которых возможно принятие позитивных решений. Стимулирование всегда предполага-ет осознанность последующего позитивного поведения, как правило, опираю-щуюся на убеждении в необходимости такого поведения, что не обязательно для запретов и иных правовых ограничений. Стимулы, даже «сработавшие», впрочем, также как и другие правовые средства, не являются гарантией исправ-ления лица, совершившего преступление, и панацеей от рецидива. Но они мо-гут стать фактором, формирующим позитивную мотивацию и предопределяю-щим позитивное поведение [8, с. 31] и воспитание социально активного субъек-та [5, с. 168].

В рамках настоящей работы, опираясь на узкое понимание стимулиро-вания, связанного с перспективой поощрения или иного улучшения собст-венного положения, мы предприняли попытку систематизировать нормы уго-ловного права данного содержания. В качестве основных признаков пози-тивного стимулирования нами выделены следующие: а) побуждение к позитивной деятельности или к прекращению начатых незаконных действий; б) стимул представлен в форме поощрения или иного улучшения положения соответствующего лица. Он реализуется при реальном выполнении преду-смотренных уголовным законодательством правил (условий) поведения; в) осознанность позитивного поведения; г) добровольность, связанная с на-личием свободы выбора линий поведения; д) стимулирование позитивного поведения основывается на психологическом механизме действия: стимул – интерес – мотив – установка; е) стимулирование осуществляется не только в отношении лиц, причастных к общественно опасному поведению, но и в от-ношении иных лиц. В свою очередь, критериями систематизации уголовно-правовых норм, стимулирующих позитивное поведение, следует признать поведение, связанное: а) с совершением общественно опасного деяния; б) со сферой реализации уголовной ответственности.

93

С позиций действующего УК РФ систему норм, стимулирующих позитив-ное поведение, составляют: во-первых, добровольный отказ от преступления (ст. 31 УК) – для всех видов неоконченного преступления, независимо от его категории. Поощряемым в данном случае является добровольное и окончатель-ное прекращение лицом, начатых им преступных деяний, при возможности до-ведения их до конца. При таком поведении лицо уголовной ответственности не подлежит, в связи переосмыслением собственной позиции и изменением (пре-кращением) криминальной линии поведения

Во-вторых, обстоятельства, исключающие преступность деяния (глава 8 УК РФ). Здесь к нормам, стимулирующим позитивное поведение, необходимо отнести положения ст. 37, 38, 41 УК РФ, предусматривающие возможность правомерного причинения вреда отношениям, составляющим объект уголовно-правовой охраны. Фрагментарно, стимулирующей позитивное поведение, является норма – ч. 2 ст. 42 УК РФ, допускающая возможность неисполнения незаконного приказа или распо-ряжения. Правомерность причинения вреда при крайней необходимости (ст. 39 УК РФ), физическом или психическом принуждении (ст. 40 УК РФ), исполнении при-каза или распоряжения (ст. 42 УК РФ), с позиций закона, не относится к позитив-ному поведению и не связана со стимулированием, так как деяния совершаются вынужденно при отсутствии свободы выбора.

В-третьих, нормы, стимулирующие позитивное поведение на стадии выбора форм реализации уголовной ответственности (на стадии предвари-тельного расследования и стадии судебного разбирательства). К ним, в ча-стности, относятся:

а) нормы, стимулирующие позитивное посткриминальное поведение ви-новного по содействию органам расследования, а также по возмещению или за-глаживанию вреда, причиненного потерпевшему (п. «и» и «к» ч. 1 ст. 61, ч. 1 и 2 ст. 62, ст. 64, ст. 75, 76, 761, 762 УК РФ). Такое поведение, в зависимости от его содержательной характеристики, может быть основанием для выбора раз-личных вариантов гуманизации или освобождения от ответственности;

б) специальные нормы, стимулирующие позитивное поведение виновного лица как разновидность деятельного раскаяния, что влечет освобождение от уголовной ответственности. Эти нормы представлены примечаниями к соответ-ствующим статьям Особенной части уголовного закона: ст. 122, 126, 1271, 134, 178, 184, 198, 199, 1991, 2001, 2003, 204, 2041, 2042, 205, 2051, 2053, 2054, 2055, 206, 208, 210, 212, 222, 2221, 223, 2231, 228, 2283, 275, 276, 278, 2821, 2822, 2823, 2841, 291, 2911, 2912, 307, 3222, 3223, 337, 338 УК РФ. Совершение деяний, за-крепленных в данных нормах, является оснований для освобождения от уго-ловной ответственности;

в) положения ч. 2 и 4 ст. 62 УК РФ, стимулирующие заключение досудеб-ного соглашения о сотрудничестве, при условии выполнения которого понижа-ется верхний предел возможного наказания, а также не могут быть применены смертная казнь и пожизненное лишение свободы;

г) нормы, стимулирующие позитивное поведение во время исполнения нака-зания или иных мер уголовно-правового воздействия: ч. 1 ст. 74, ст. 79, 80 УК РФ;

94

д) нормы, стимулирующие позитивное поведение после отбытия наказа-ния, связанные с возможностью досрочного снятия судимости (ч. 5 ст. 86 УК РФ), аннулирующего правовые последствия, присущие ей.

Общей целью для системы норм, стимулирующих позитивное поведение, и ее отдельных элементов следует признать совершение соответствующим лицом осознанных и волевых позитивных деяний, обусловленных содержанием от-дельных видов стимулирующих норм.

Несомненно, что система стимулирующих уголовно-правовых норм долж-на находиться в динамичном развитии, что является необходимым условием для существования любых системных образований. В настоящее время законо-датель предпринимает определенные шаги по совершенствованию стимули-рующих норм, расширяя основания освобождения от уголовной ответственно-сти (ст. 761, 762 УК РФ), смягчая условия применения существующих и т. д.

В уголовном праве применительно к лицам, осужденным к лишению свободы и отбывающим данное наказание в соответствующих исправитель-ных учреждениях, используется суженный круг стимулов, адаптированный к специфичным условиям социальной среды. Это закономерно вытекает из особенностей карательного воздействия лишения свободы как вида наказа-ния, сущность которого составляет изоляция, сопровождаемая ограничением и других прав и свобод осужденных, обусловленных различными условиями их содержания. Учитывая, что в сферу уголовного права входит лишь опре-деление степени изолированности (вида исправительного учреждения), а из-менение условий содержания в рамках одного вида наказания, как в сторону смягчения, так и в сторону ужесточения, является прерогативой уголовно-исполнительного права, содержание уголовно-правовых стимулов, так или иначе, связано с перспективой выхода из этой изоляции. Такая перспектива для лиц, отбывающих наказание в соответствующих исправительных учреж-дениях, вызывает максимальный интерес и является главным стимулом. По нашим данным, около 95% из них, оказавшись в местах лишения свободы, проявляют интерес к получению возможности освобождения до истечения всего срока наказания, определенного обвинительным приговором суда. При этом, лишь четверть из них связывает такое освобождение с достижением исправления, либо иным позитивным изменением своей личности, то есть с необходимостью «заслужить» его. Но каждый пятый из этой четверти не го-тов добиваться этого. Таким образом, примерно 20 % лиц, осужденных к ли-шению свободы, проявляют стойкий интерес к перспективе досрочного осво-бождения с осознанием условий и требований, предъявляемых к ним, и го-товностью добиваться этого. В отношении данного круга лиц подобное стимулирование может стать основным средством исправления.

Список литературы 1. Алексеев В. И. Пенитенциарная политика в содержании уголовно-

правового стимулирования осужденных в предреформенный период (1879–1917 гг.) // История государства и права. 2014. № 18. С. 43–49.

95

2. Звечаровский И. Э. Стимулирование в праве: Понятие и структурные элементы // Правоведение. 1993. № 5. С. 112–117.

3. Кудрявцев В. Н. Взаимосвязь правового регулирования и социальных интересов // Вопросы философии. 1987. № 1. С. 47–53.

4. Лапшин В. Ф. Средства дифференциации ответственности в новейшей уголовно-правовой доктрине // Человек: преступление и наказание. 2016. № 3. С. 105–109.

5. Левин О. В. Средства стимулирования в праве // Вестник Мордовского университета. 2006. № 1. С. 165–172.

5. Малько А. В. Правовые средства: вопросы теории и практики // Журнал российского права. 1998. № 8. С. 67–71.

6. Малько А. В. Стимулы и ограничения в праве. М., 2003. 250 с. 7. Матузов Н. И. Право как центральный элемент и нормативная основа

правовой системы // Вопросы теории государства и права. Личность, право, правовая система : межвуз. науч. сборник. Вып. 8. Саратов, 1988. С. 15–33.

8. Общая теория права и государства / под ред. В. В. Лазарева. М., 2000. 457 с.

9. Петрова Г. О. Норма и правоотношение – средства уголовно-правового регулирования : монография. Н. Новгород, 1999. 192 с.

10. Филимонов В. Д. Норма уголовного права. СПб., 2004. 281 с.

УДК 343.46 23 Валерий Федорович Лапшин,

доктор юридических наук, доцент, начальник кафедры уголовного права

(Академия ФСИН России), e-mail: kapitan-44@yandex.ru

ТЕХНИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ ФОРМУЛИРОВАНИЯ НОРМ

ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Аннотация: в статье представлен анализ применения приемов законо-дательной техники при формулировании положений норм об ответственности за преступления в сфере экономической деятельности. На примерах отдель-ных статей главы 22 Уголовного кодекса России указываются недостатки за-конодательной регламентации, а также предлагаются общие пути совершен-ствования законодательства об ответственности за совершение экономиче-ских преступлений.

Ключевые слова: законодательная техника, компоненты законода-тельной техники, приемы законодательной техники, уголовное законодатель-ство, экономические преступления, уголовная ответственность.

© Лапшин В. Ф., 2017

96

24Valerii Fedorovich Lapshin, doctor of law, associate professor,

head of the department of criminal law (Academy of the FPS of Russia),

e-mail: kapitan-44@yandex.ru

TECHNIQUES FOR FORMULATING NORMS ON LIABILITY FOR ECONOMIC CRIMES

Abstract: the article presents an analysis of the application of legislative

techniques in formulating the provisions of the rules on liability for crimes in the sphere of economic activity. On the examples of separate articles of Chapter 22 of the Russian Criminal Code, shortcomings in the legislative regulation are indicated, as well as general ways of improving the legislation on responsibility for committing economic crimes.

Keywords: legislative equipment, components of legislative machinery, legislative techniques, criminal legislation, economic crimes, criminal liability.

От качества итогового оформления законодательного предписания зависит

результат его практического применения. Даже имея в своем арсенале необхо-димые нормативные акты, которые устанавливают, к примеру, ответственность за общественно опасное поведение, правоприменитель окажется неспособным противодействовать нарушителю законодательных запретов, если они сформу-лированы некорректным образом. Исключить возможность принятия решений, формально соответствующих требованиям нормативных актов, но явно проти-воречащих существу или «духу» закона, возможно только в случае обеспечения высокого качества подготовки нормативно-правовых предписаний. В этой час-ти незаменимым инструментом в нормотворческой деятельности является за-конодательная техника.

Существенное значение качественно подготовленныхтекстов нормативных актов придавалось еще со времен Древних Греции и Рима. Основополагающие же начала законотворчества сформулированы идеологами Великой француз-ской буржуазной революции Ш.-Л. Монтескье, Ж-Ж. Руссо, Ж-П. Маратом и др. Тем не менее, техника создания нормативных актов как самостоятельная отрасль гуманитарных наук окончательно сформировалась только в первой по-ловине XIX века и была ознаменована выходом в свет работы И. Бентама «Но-мография», посвященной исключительно вопросам внешнего оформления нор-мативных актов [1, с. 38].

В настоящее время под законодательной техникой понимается составная часть юридической техники, которая представляет собой совокупность средств, приемов и правил, выработанных в процессе научного изучения и используе-мых субъектами правотворческой деятельности при создании нормативных ак-тов. Средства, приемы и правила являются компонентами законодательной

© Lapshin V. F., 2017

97

техники. При этом в научной литературе можно встретить и иные определения, однако, все без исключения авторы сходятся во мнении о том, что законода-тельная техника представляет собой набор инструментария, используемого в нормотворческой деятельности.

Что же касается составляющих законодательной техники – ее компонен-тов, – то в современной теории права данный вопрос не получил окончательно-го и признанного большинством ученых решения. Анализируя различные под-ходы к определению видов компонентов законодательной техники, их содер-жание, степень значимости и проч., можно согласиться с предложенной в правовой теории основой законодательной техники, которую составля-ют:технические средства и технические приемы. Кроме этого, в качестве вто-ричного технического компонента признаются выработанные правовой док-триной правила, регламентирующие использование технических средств и приемов [3, с. 5–7].

Функция приемов законодательной техники заключается в точном выра-жении воли законодателя (сущности права), которая предопределила необхо-димость принятия нормативного акта. Все приемы законодательной техникив теории права дифференцируются по двум основаниям, первым из которых яв-ляется степень обобщения конкретных показателей нормы, а вторым – способ изложения элементов нормы.

На основании степени обобщения выделяются абстрактный и, казуистиче-ский приемы изложения содержания нормативного акта [2, с. 69]. Суть абст-рактного приема заключается в изложении нормативных предписаний в обоб-щенном виде, т.е без детализированного описания юридически значимых при-знаков. Одним из примеров использования такого приема в нормах Уголовного кодекса России (далее – УК) является описание деяния объективной стороны состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 194 УК – уклонение от уплаты таможенных платежей. То есть по данной статье деяние при наличии иных юридически значимых признаков может быть квалифицировано вне зависимо-сти от способа его совершения, вида таможенного платежа, суммы от которого не поступили в бюджетную систему и проч.

Напротив, казуистический прием предполагает подробное описание каж-дого признака, включаемого в содержание соответствующей правовой катего-рии. Примером использования данного приема законодательной техники в нормах об ответственности за финансовые преступления является описание деяния, предусмотренного ч. 1 ст. 198 УК – уклонение от уплаты налогов и (или) сборов с физического лица. В отличие от деяния, предусмотренного ч. 1 ст. 194 УК, в этом случае общественно опасным деянием может быть признано не любое уклонение от уплаты налогов (сборов), а только то, которое соверша-ется определенным в законе способом: а) непредставление налоговой деклара-ции и иных документов бухгалтерской отчетности; б) внесение в налоговую декларацию и иные документы бухгалтерской отчетности заведомо ложных сведений.Перечень способов совершения деяния, предусмотренного ч. 1 ст. 198 УК является исчерпывающим, что позволяет сделать вывод об их казуистичном

98

описании. Аналогичный прием использован при описании юридически значи-мых признаков уклонения от уплаты налогов и (или) сборов с организации – ч. 1 ст. 199 УК.

Сравнительная характеристика описания признаков названных обществен-но опасных деяний свидетельствует о неудачном применении казуистического приема при изложении положений ч. 1 ст. 198 и ч. 1 ст. 199 УК. Общественную опасность представляет факт непоступления в бюджетную систему сумм нало-гов и сборов. Способ совершения уклонения от их уплаты существенного юри-дического значения, влияющего на характер и степень общественной опасно-сти, не имеет. Но в тоже время, совершение деяния способом, не указанным в законе, исключает возможность привлечения виновного к уголовной ответст-венности. Предпосылки для подобного легального ухода от уголовной ответст-венности за уклонение от уплаты налогов уже созданы: в соответствии с ч. 3 ст. 363 Налогового кодекса РФфизические лица уплачивают транспортный на-лог на основании налогового уведомления, которое направляется в адрес нало-гоплательщика налоговым органом. Соответственно, простое игнорирование обязанности по уплате физическим лицом транспортного налога даже при на-личии иных юридически значимых признаков не образует состава преступле-ния, предусмотренного ч. 1 ст. 198 УК, поскольку налогоплательщик (физиче-ское лицо) не обязан предоставлять налоговую декларацию, равно как и иные документы отчетности по транспортному налогу. Описание деяния, предусмот-ренного ч. 1 ст. 198 и ч. 1 ст. 199 УК, с использованием абстрактного приема (аналогично построению диспозиции ч. 1 ст. 194 УК), устранило бы данную ошибку законодательной техники.

По способу изложения текста нормативного акта выделяются такие виды приемов, как: прямой, отсылочный(ссылочный) и бланкетный.Все из указанных приемов достаточно широко используются при формулировании диспозиций статей Особенной части, которые в зависимости от способа изложения норма-тивного материала получили название простой, описательной, ссылочной и бланкетной диспозиции уголовно-правовой нормы.

Диспозиции норм, закрепляющих ответственность за совершение эконо-мических преступлений, являются, преимущественно, бланкетными, поскольку описываемое общественно опасное деяние сопряжено с нарушением правил поведения, установленных иными отраслями российской системы права. В то-же время при формулировании положений диспозиций указанных норм уго-ловного закона используются различные приемы законодательной техники. К примеру, в ч. 1 ст. 191 УК при описании общественно опасного деяния ком-бинируется бланкетный и ссылочный прием: совершение сделки с драгоценны-ми металлами (камнями, жемчугом) признается противоправным, если оно на-рушает установленные законодательством РФ правила оборота драгоценных металлов, природных драгоценных камней или жемчуга (бланкетный прием), но преступным это нарушение можно признать только в случае совершения данных действий в крупном размере – стоимостноезначение которого раскры-вается в иной уголовно-правовой норме – примечании к ст. 169 УК.

99

Таким образом, правильное использование приемов законодательной техники позволяет обеспечить оптимальное сочетание обобщенного и конкретизированного изложения юридически значимых признаков той или иной категории права. При-менительно к описанию объективной стороны материальных составов преступле-ний, совершаемых в сфере экономической деятельности, представляется нецелесо-образным казуистично описывать каждый из видов общественно опасного поведе-ния. В тоже время общественно опасные последствия, с наступлением которых законодатель связывает момент окончания преступления, должны быть конкрети-зированы, к примеру, минимальной суммой денежных средств, которая определяет кримообразующие признаки «крупный размер», «особо крупный ущерб» и проч.

Список литературы 1. Иванчин А. В. Законодательная техника и ее роль в российском уголов-

ном правотворчестве : монография. М., 2011. 208 с. 2. Ковалев М. И. Оптимальное соотношение формального и оценочного в

уголовном законе // Советское государство и право. 1973. № 11. С. 68–74. 3. Кругликов Л. Л. О средствах законодательной техники в уголовном пра-

ве // Проблемы юридической техники в уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве : сб. научных статей / под ред. Л. Л. Кругликова. Ярославль, 1996. С. 3–14.

УДК 343.915 25 Наталья Викторовна Машинская, кандидат юридических наук, доцент,

заведующая кафедрой уголовного права и процесса (Северный (Арктический) федеральный университет

им. М. В. Ломоносова), e-mail: n.mashinskaya@narfu.ru

УГОЛОВНО-ПРАВОВЫЕ СРЕДСТВА

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ ПОВТОРНОГО СОВЕРШЕНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИМИ

Аннотация: на основе анализа применяемых в отношении несовершен-

нолетних мер уголовно-правового характера, констатируется недостаточ-ность их предупредительного воздействия. Отмечается необходимость со-вершенствования уголовного закона в этой части иизменения практики на-значения наказанияподросткам.

Ключевые слова: меры уголовно-правового характера, наказание, уго-ловная ответственность несовершеннолетних.

© Машинская Н. В., 2017

100

26Natal'ya Viktorovna Mashinskaya, candidate of law sciences, associate professor,

manager of department of criminal law and process (Northern (Arctic) Federal university named after M. V. Lomonosov),

e-mail: n.mashinskaya@narfu.ru

CRIMINAL AND LEGAL MEANS PREVENTIONS OF REPEATED COMMISSION CRIMES MINORS

Abstracrt: оn the basis of the analysis of applying to minors the measures

under the criminal law, concludes the lack of preventive action. Notes the necessity the improvement of the criminal law in this partand the changes in the practice of sentencing teenagers.

Keywords: measures under the criminal law, punishment, criminal responsibility of minors. Предупреждение противоправного поведения несовершеннолетних –

одно из приоритетных направлений уголовно-правовой политики государ-ства. Для реализации превентивной задачи в отношении подростков уже совершивших преступление, законодатель предусмотрел особенности уго-ловной ответственности и наказания несовершеннолетних, которые выде-лил в самостоятельную гл. 14 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее – УК РФ).

В соответствии с ч. 1 ст. 89 УК РФ при назначении наказания несовершен-нолетнему учитываются условия его жизни и воспитания, уровень психическо-го развития, иные особенности личности, а также влияние старших по возрасту лиц. На тщательное выявление указанных обстоятельств в целях эффективной ресоциализации подростка ориентирует Пленум Верховного Суда Российской Федерации в своем постановлении от 1 февраля 2011 г. № 1, а также Указ Пре-зидента от 1 июня 2012 г. № 761 «О национальной стратегии действий в инте-ресах детей на 2012–2017 годы», гдеактивное использование в судебном про-цессе данных о детях, условиях их жизни и воспитания, полученных судом в установленном закономпорядке, названо ключевым принципом и элементом ювенального правосудия.

Реализуя упомянутые рекомендации, правоприменители различных ре-гионов России постепенно внедряют в судебную практику элементы друже-ственного к ребенку правосудия, обеспечивающие всестороннее изучение личности подростка, его ближайшего окружения и влияния старших по воз-расту лиц [3, с. 440; 4, с. 11–15]. Таковым, например, является опыт досу-дебного сопровождения несовершеннолетнего, преступившего закон, осу-ществляемый с 2009 года на территории Архангельской области. В указан-ном регионе, следователь (дознаватель), установив причастность к совершению преступления подростка, информирует социального работни-

© Mashinskaya N. V., 2017

101

ка – специалиста, который исследует личностные особенности подследст-венного, фиксирует их в дневнике сопровождения и с учетом этого, форму-лирует рекомендации о применении мер уголовно-правового характера, на-правленных на ресоциализацию подростка.

Оценивая, в целом, положительно правоприменительную практику Архан-гельской области, в то же время, следует отметить, что собранная социальным работником информация об особенностях личности подростка далеко не всегда надлежащим образом учитывается судьей при вынесении решения по уголов-ному делу. Принимаемое вразрез особенностям личности несовершеннолетнего судебное решение, не позволяет реализовать профилактический потенциал принимаемой меры уголовно-правового характера, сводит результативность проделанного социальным работником исследования к нулю.

Отчасти сложившуюся ситуацию можно объяснить тем, что большин-ство закрепленных в ч. 1 ст. 88 УК РФ наказаний, не содержат превентив-ный потенциал и не ориентируют практических работников на проведение какой-либо профилактической работы с подростком после вынесения при-говора. К таковым, в частности, относятся штраф, лишение права занимать-ся определенной деятельностью, обязательные и исправительные работы. При назначении этих наказаний собранная информация в дальнейшем ока-зывается невостребованной, поскольку целенаправленных мероприятий по ресоциализации подростка в таких ситуациях не осуществляется. В то же время уголовный закон позволяет суду давать указание органу, исполняю-щему наказание, об учете при обращении с несовершеннолетним осужден-ным определенных особенностей его личности (ч. 7 ст. 88 УК РФ), однако, очевидно, в силу размытости и неконкретности приведенной нормы она практически не применяется.

Так, например, по уголовному делу в отношении подростка А., в дневнике сопровождения констатируется необходимость оказания психо-лого-педагогической помощи несовершеннолетнему, а также развития у него эмоционально-волевой сферы, формирования правового сознания. Но, вопреки этим выводам, суд назначил ему наказание в виде обязательных работ на срок 140 часов, отразив в приговоре лишь обязанность несовер-шеннолетнего возместить потерпевшему материальный ущерб в размере 108 000 рублей (Архив Вельского городского суда Архангельской области, уголовное дело № 1-185/15). При этом какие-либо обязанности воспита-тельного и предупредительного характера на подростка не возлагались. О необходимости же продолжения профилактической работы свидетельст-вует тот факт, что А. ранее уже привлекался к уголовной ответственности. В дневнике социального сопровождения содержится анализ динамики пси-хических особенностей подростка, перечислены мероприятия, проведен-ные психологом по формированию самокритичности и правовому созна-нию. Суд не принял это во внимание, хотя сделанные социальным работ-ником выводы, можно было бы учесть при проведении дальнейшей воспитательной работы с подростком.

102

Аналогичная ситуация складывается и при прекращении уголовного дела в связи с примирением сторон. Как показывает практика, специалист по социаль-ной работе добросовестно исследует личность подростка, формулирует собст-венные рекомендации относительно мер уголовно-правового воздействия, но суд, игнорирует их. Так, на основе всестороннего анализа личностных особен-ностей несовершеннолетнего Л., его ближайшего окружения, сложившейся си-туации, специалист заключает, что несовершеннолетний нуждается в особых условиях воспитания, обучения и специальном подходе, социально-педагогической помощи, которая в полной мере может быть реализована толь-ко в условиях учебно-воспитательного учреждения закрытого типа (Архив Вельского городского суда Архангельской области, уголовное дело № 1-53/15). А по уголовному делу в отношении несовершеннолетнего Г. специалист уста-новил несформированность правосознания, низкий уровень самоконтроля, се-мейное неблагополучие подростка, отсутствие должного воспитания и контро-ля со стороны родителей (Архив Вельского городского суда Архангельской об-ласти, уголовное дело № 1-25/15). Несмотря на явную потребность комплексной воспитательной и социальной работы с указанными подростками, суд, после исследования содержания дневника сопровождения в судебном засе-дании вынес решение о прекращении уголовного дела в связи с примирением с потерпевшим (ст. 76 УК РФ). Учитывая, что на долю прекращенных по указан-ному основанию уголовных дел в Архангельской области приходится около 50% решений, вынесенных судом, эффективность проделанных социальным работником исследований крайне низкая. Прекращение уголовного дела в связи с примирением сторон весьма привлекательно для подсудимого, поскольку не влечет никаких уголовно-правовых последствий. Однако ее применение в от-ношении подростка должно осуществляться с обязательным учетом предупре-дительного эффекта на несформировавшуюся личность. Чаще всего подростки воспринимают ее как безнаказанность. Ситуация усугубляется еще и тем, что прекращение уголовного дела по указанному основанию не обязывает комис-сию по делам несовершеннолетних и защите их прав ставить правонарушителя на учет и проводить с ним воспитательную и иную профилактическую работу. В результате, количество повторных преступлений, совершенных несовершен-нолетними, в отношении которых было принято решение о прекращении уго-ловного дела в связи с примирением с потерпевшим в Архангельском регионе, составляет около 39 % ежегодно. Таким образом, предупредительные возмож-ности рассматриваемой меры ничтожны.

Представляется, что в подобных ситуациях, альтернативой вполне могли бы стать принудительные меры воспитательного воздействия, предусмотренные ст. 90 УК РФ. За расширение применения принудительных мер воспитательного воздействия вместо наказания высказываются и другие авторы [5, с. 135–138; 6, с. 42–54]. С одной стороны, они не являются уголовным наказанием и не порождают неблагоприятных правовых последствий для подростка, а с другой, – позволяют реализовать воспитательный под-ход с учетом индивидуальных особенностей личности, изученных социальным работ-ником. Однако в правоприменительной практике Архангельской области они встреча-

103

ются крайне редко, всего в 2–4 % случаев. Таким образом, даже имеющийся правовой арсенал задействован не в полной мере, что не позволяет рассчитывать на серьезную работу по профилактике повторного совершения преступления несовершеннолетним правонарушителем.

Исходя из содержания уголовного закона, лишь условное осуждение нацеливает правоприменителя на дальнейшую ресоциализацию личности осужденного путем возложения на него исполнения определенных обязан-ностей, способствующих его исправлению (ч. 5 ст. 73 УК РФ). Отчасти благодаря этому обстоятельству, условное осуждение – одна из самых за-действованных уголовно-правовых мер, обеспечивающих психологиче-скую и социальную работу с подростком с учетом индивидуальных осо-бенностей его личности.

Так, решениями Исакогорского районного суда г. Архангельска, на осно-вании заключений, представленных социальными работниками, на подростка возлагается обязанность пройти курс социализации по программе «Мое буду-щее без правонарушений» с обязательным посещением консультаций психоло-га (уголовное дело № 1-55/10; 1-98/12; 1-100/12; 1-187/14). А решениями Вель-ского городского суда Архангельской области по результатам психологической диагностики подростка и изучения его ближайшего окружения, проведенного специалистом, возлагается обязанность посещать занятия по программе «Про-филактика девиантного поведения у подростков» (уголовное дело № 1-100/15; 1-96/15; 1-172/15).

Появление новых методов исследования личности подростка, преступив-шего закон, открывают новые возможности предупреждения совершения им повторногопреступления путем целенаправленного воздействия на особенности его личности. Сказанное актуализируют проблему совершенствования мер уго-ловно-правового характера в отношении несовершеннолетних. В этой связи следует согласиться с мнением Л. И. Беляевой о том, что педагогический по-тенциал уголовной ответственности несовершеннолетних ослабляет недоста-точность альтернатив уголовному наказанию [1, с. 9–13].

История развития отечественного уголовного законодательства свидетель-ствует о существовании иного подхода к решению вопроса об уголовной ответ-ственности несовершеннолетних. М. Н. Гернет о результатах рассмотрения ко-миссией дел о преступлениях несовершеннолетних за 1928 г. писал: «Самою употребительной мерой является разъяснение, беседа. Она назначается в 33,8 % всех случаев. Второе место занимает отдача под присмотр родителей и родст-венников – 9,5 %, в дома для трудновоспитуемых – 9,4% и для нормальных – 3,6 %. … 8,3 % было отдано под присмотр обследователей – воспитателей» [2, c. 570–571]. Разнообразие мер уголовно-правового характера позволяет мак-симально индивидуально решать вопрос об уголовной ответственности несо-вершеннолетних, обеспечить воспитательно-предупредительный подход при избрании таких мер, в полной мере использовать собранную социальным ра-ботником информацию о личности подростка в процессе дальнейших профи-лактических мероприятий.

104

На применение альтернативных уголовному наказанию мер в отношении несовершеннолетних, находящихся в конфликте с законом, ориентируют и ав-торитетные международные документы, выработанные Организацией Объеди-ненных Наций. Так, в п. 4 ст. 40 Конвенции о правах ребенка указывается на необходимость альтернатив, заменяющих помещение несовершеннолетних правонарушителей в специальные учреждения, к которым относятся опека и надзор; назначение испытательного срока; программы обучения и профессио-нальной подготовки. Минимальные стандартные правила ООН, касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинские прави-ла) вместо заключения в места лишения свободы рекомендуют применять по-становление об опеке, руководстве и надзоре; пробацию; постановление о рабо-те на благо общины; финансовые наказания, компенсацию и реституцию; по-становление о принятии промежуточных и других мер; постановление об участии в групповой психотерапии и других подобных мероприятиях; поста-новления, касающиеся передачи на воспитание, места проживания или других воспитательных мер. Перечень установленных мер является открытым, что свидетельствует о поощрении и иных мер воздействия.

Учитывая важность предупреждения повторного совершения преступле-ния подростком, имеющийся арсенал, обеспечивающий всестороннее исследо-вание его личности, представляется весьма необходимым изменение сложив-шейся правоприменительной практики в части назначения наказания подрост-кам, а также совершенствование мер уголовно-правового характера с учетом положительного отечественного опыта и рекомендаций международного сооб-щества.

Список литературы 1. Беляева Л. И. К вопросу об уголовной ответственности несовершенно-

летних // Российский следователь. 2014. № 21. С. 9–13. 2. Гернет М. Н. Избранные произведения / сост. М. М. Бабаев. М., 1974.

С. 570–571. 3. Комарницкий А. В. Основы ювенальной юстиции : учебник. СПб., 2010.

440 с. 4. Марковичева Е. В. К вопросу об участии социальных работников в уго-

ловном судопроизводстве по делам в отношении несовершеннолетних // Во-просы ювенальной юстиции. 2013. № 2. С. 11–15.

5. Овсянников И. В. Установление возможности исправления несовершен-нолетнего без применения уголовного наказания: право или обязанность? // Уголовное право. 2015. № 1. С. 135–138.

6. Скрипченко Н. Ю. Помещение несовершеннолетнего в специальное учебно-воспитательное учреждение закрытого типа органа управления образо-ванием (теория и практика применения) // Право и образование. 2011. № 5. С. 42–54.

105

УДК 343.241 27Геннадий Васильевич Назаренко,

доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовного права

(Юго-Западный государственный университет), e-mail: nazarenkogen@gmail.com

ПРОБЛЕМЫ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ И НАКАЗАНИЯ

ЛИЦ С ПСИХИЧЕСКИМИ РАССТРОЙСТВАМИ, НЕ ИСКЛЮЧАЮЩИМИ ВМЕНЯЕМОСТИ

Аннотация: в статье рассматриваются особенности назначения наказа-

ния лицам с психическим расстройством, не исключающим вменяемости. Ав-тор предлагает ряд новых решений, которые связаны с назначением наказа-ния ограниченно вменяемым лицам в случае совершения ими умышленных и неосторожных преступлений.

Ключевые слова: вменяемое лицо, лица с психическими расстройства-ми, не исключающими вменяемости, концепция психических аномалий, нака-зание лиц с психическими расстройствами, международная классификация болезней (МКБ).

Gennadii Vasil'evich Nazarenko, doctor of jurisprudence, professor,

professor of department of criminal law (Southwest state university),

e-mail: nazarenkogen@gmail.com

PROBLEMS OF CRIMINAL LIABILITY AND PUNISHMENT OF PERSONS WITH MENTALDISTURBANCES

NOT PRECLUDING PUTABILITY

Abstract: in article features of assignment of punishment to persons with the mental disorder which isn't excluding sanity are considered. The author proposes a number of new solutions which are connected with assignment of punishment restrictedly to responsible persons in case of commission of deliberate and careless crimes by them.

Keywords: the responsible person, persons with the mental frustration which aren't excluding sanity, the concept of mental anomalies, punishment of persons with mental disorders, International Classification of Diseases (ICD). Проблемы наказания лиц с психическими расстройствами, не исключаю-

щими вменяемости, тесно связаны с несовершенством уголовно-правовых предписаний, сформулированных в ч. 1, 2 ст. 22 УК РФ, принятием МКБ-10 [3] и неверными трактовками соответствующих предписаний. К числу недостатков

© Назаренко Г. В., 2017 © Nazarenko G. V., 2017

106

законодательной формулы ограниченной вменяемости следует отнести отсут-ствие указания на формы психических расстройств, таких как психические рас-стройства хронического и временного характера, слабоумие и другие болезнен-ные состояния психики. Вместо дифференцированных признаков медицинского критерия законодатель в ч. 1 ст. 22 УК РФ использует генерализованный меди-цинский критерий ограниченной вменяемости – «психическое расстройство», тем самым лишая правоприменителя необходимых ориентиров. Это, порой, приводит к ошибочному включению в число ограниченно вменяемых тех лиц, которые совершают преступления в состоянии аффекта (ст. 107 и 113 УК) [2, с. 15], несовершеннолетних, имеющих отставание в психическом развитии, не связанное с каким-либо психическим расстройством (ч. 3 ст. 20 УК) [6, с. 189] и даже акцентуации характера, не относимые МКБ-10 к психическим расстройствам [5, с. 110].

На фоне этих заблуждений в юридической литературе сформировалась концепция «психических аномалий в широком смысле», которая существует за счет подмены законодательно закрепленного понятия «психическое расстрой-ство» нелегитимным понятием «психическая аномалия» [9, с. 137]. Указанная концепция противоречит предписаниям ст. 22 УК РФ и дает возможность отне-сти к психическим аномалиям беременность, менструации и различные виды темперамента [8, с. 81]. При этом сторонники этой концепции упускают из ви-ду, что норма об ограниченной (уменьшенной) вменяемости включена в дейст-вующий УК РФ ради привлечения к уголовной ответственности психопатов, слабоумных и шизофреников в стадии ремиссии, то есть лиц, которые имеют различные психические расстройства, а не для того, чтобы смягчить наказание, так называемым, «аномальным лицам», в том числе страдающим от жары или шума.

Другим недостатком ч. 1 ст. 20 УК РФ является полное совпадение юриди-ческого критерия ограниченной вменяемости с юридическим критерием нормы о безответственности несовершеннолетних лиц, имеющих отставание в психи-ческом развитии при отсутствии у таких лиц психических расстройств (ч. 3 ст. 20 УК). Благодаря этому законодательно-техническому дефекту авторы, ко-торые ориентируются на юридический критерий, трактуют ч. 3 ст. 20 УК РФ как ограниченную вменяемость несовершеннолетних [7, с. 20], а те, кто прини-мает во внимание юридические последствия отставания в психическом разви-тии, в том же предписании видят возрастную невменяемость, причем при от-сутствии какого-либо психического расстройства [10, с. 565].

Не лучшим образом на трактовку ст. 22 УК РФ повлияли новшества МКБ-10, упразднившей термин «психопатия» и включившей вместо него в классифика-цию, мало что говорящий юристам, термин «лица с психическими расстрой-ствами личности и поведения». Изменение международной классификации бо-лезней привели к тому, что из поля зрения правоприменителя исчезли возбуди-мые психопаты, склонные к совершению агрессивно-насильственных преступлений, истероидные психопаты, совершающие мошеннические дейст-вия, шизоидные, параноидные, аффективные и неустойчивые психопаты,

107

склонные к совершению любых преступлений [1, с. 17–46]. Вместо них появи-лась незнакомая и безликая масса лиц, страдающих психическими расстрой-ствами, нуждающихся в применении принудительных мер медицинского ха-рактера и назначении наказания с учетом психического расстройства.

Значительная часть юристов восприняла неоднозначную и недостаточно кон-кретизированную формулировку ч. 2 ст. 22 УК РФ как предписание о безусловном смягчении наказания ограниченно вменяемым лицам независимо от их психиатри-ческого статуса [1, с. 17–46]. В свое время судебные психиатры в отношении пси-хопатов совершили ряд подобных ошибок, но криминальные психопаты «умело» доказали, что воспринимают любые послабления в свой адрес как одобрение анти-общественных актов, а присущее им расстройство личности оценивают как крими-нальный талант, которым следует постоянно пользоваться [4, с. 427].

Необходимость учета психического расстройства при назначении наказания, о которой идет речь в ч. 2 ст. 22 УК РФ, вовсе не означает, что суд обязан смягчить наказание ограниченно вменяемым лицам, которые зачастую представляют повы-шенную общественную опасность в случае совершения ими умышленных преступ-лений, в том числе агрессивно-насильственных, хулиганских и мошеннических действий. Однако суд вправе проявить снисхождение к ограниченно вменяемым лицам в случае совершения ими неосторожных преступлений, поскольку слабо-умие и расстройство личности являются факторами, которые в ряде случаев спо-собствуют преступному легкомыслию и преступной небрежности.

На наш взгляд, проблема назначения наказания лицам с психическими рас-стройствами, не исключающими вменяемости, является перспективным на-правлением не только уголовно-правовых, но и уголовно-исполнительных ис-следований, которые требуют углубленного знания уголовного и уголовно-исполнительного права, а также общей и судебной психиатрии.

Список литературы 1. Ганушкин П. Б. Клиника психопатий: их статика, динамика, системати-

ка. Н. Новгород, 2000. 128 с. 2. Козаченко И. Я., Сухарев Е. А., Гусев Е .В. Проблема уменьшенной вме-

няемости. Екатеринбург, 1993. 133 с. 3. Международная классификация болезней 10-го пересмотра : принята

43-ей Всемирной Ассамблеей Здравоохранения. Одобрена Министерством здравоохранения РФ 25 мая 1998 г. № 2000/52-98. Режим долступа : http//mkb-10.com/index.php?pid=4358 (дата обращения: 14.12.2016).

4. Рейтц Г. В. Патологическая преступность и уменьшенная вменяемость. М., 1912. 565 с.

5. Севостьянов Н. В., Иванов В. Д. Уголовное право Российской Федера-ции : конспект лекций. Ростов-на-Дону, 1999. 352 с.

6. Уголовное право. Общая часть : учебник / под ред. В. Н. Петрашева. М., 1999. 544 с.

7. Уголовная ответственность несовершеннолетних : науч.-практ. пособие / отв. ред. В. П. Кашепов. М., 1999. 160 с.

108

8. Уголовное право Российской Федерации. Общая часть : конспект лек-ций / под ред. Л. В. Иногамой-Хегай. М., 2002. 200 с.

9. Уголовное право Российской Федерации. Общая часть : учебник / под ред. Л. В. Иногамой-Хегай. М., 2005. 347 с.

10. Энциклопедия уголовного права. Т. 4. Состав преступления. СПб., 2005. 797 с.

УДК 343.211 28 Валерий Анатольевич Новиков,

кандидат юридических наук, доцент, ведущий научный сотрудник

(ФГБОУВО «РГУП»), e-mail: nva-2007@mail.ru

ВОПРОСЫ РАЗГРАНИЧЕНИЯ УГОЛОВНОЙ

И АДМИНИСТРАТИВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ОТКАЗ В ПРЕДОСТАВЛЕНИИ ГРАЖДАНИНУ ИНФОРМАЦИИ

Аннотация: в работе рассмотрены вопросы отграничения преступления,

предусмотренного ст. 140 УК РФ, от смежного с ним административного правона-рушения. Проанализированы признаки состава преступления, обусловливающие общественную опасность неправомерного отказа в предоставлении информации, даны практические рекомендации по разграничению видов ответственности.

Ключевые слова: отказ в предоставлении информации, неполная ин-формация, заведомо ложная информация, вред правам и законным интере-сам граждан, адвокатский запрос.

Valerii Anatol'evich Novikov,

candidate of law sciences, associate professor, leading researcher

(The FSBEIHE «RSUJ»), e-mail: nva-2007@mail.ru

QUESTIONS OF DIFFERENTIATION

OF CRIMINAL AND ADMINISTRATIVE LIABILITY FOR REFUSAL TO PROVIDE CITIZENS WITH INFORMATION

Abstract: the issues of differentiation of a crime under Art. 140 of the

Criminal Code of the Russian Federation from the adjacent with it an administrative offense are discussed in the article. The signs of a crime that

© Новиков В. А., 2017 © Novikov V. A., 2017

109

contribute to the social danger of wrongful refusal to provide information are analyzed, practical recommendations on the division of types of liability are made.

Keywords: refusal to provide information, incomplete information, deliberately false information, harm to the rights and legitimate interests of citizens, the lawyer request. В ч. 4 ст. 29 Конституции РФ закреплено право человека и гражданина сво-

бодно искать и получать информацию любым законным способом. Статья 24 Конституции РФ обязывает органы государственной власти и местного само-управления, их должностных лиц обеспечить каждому возможность ознакомления с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и сво-боды, если иное не предусмотрено действующим законодательством. Порядок рассмотрения обращений граждан регулируется Федеральным законом от 2 мая 2006 г. № 59-ФЗ «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Феде-рации». В соответствии со ст. 2 данного Закона граждане имеют право обращаться лично, а также направлять индивидуальные и коллективные обращения в государ-ственные органы, органы местного самоуправления и их должностным лицам, в государственные и муниципальные учреждения и иные организации, на которые возложено осуществление публично значимых функций.

Статьей 140 УК РФ предусмотрена ответственность за неправомерный от-каз должностного лица в предоставлении собранных в установленном порядке документов и материалов, непосредственно затрагивающих права и свободы гражданина, либо предоставление неполной или заведомо ложной информации, если этими деяниями причинен вред его правам и законным интересам. Общест-венная опасность данного преступления состоит в том, что неправомерный отказ в предоставлении запрашиваемых документов или материалов, предоставление неполной либо заведомо ложной информации приводит к тому, что лицо не мо-жет в установленном законом порядке реализовать свои права и свободы (на-пример, получить пособие, подтвердить трудовой стаж при оформлении пенсии по старости и т. п.), вследствие чего ему причиняется реальный вред, который носит, преимущественно, имущественный характер. Административное право-нарушение, предусмотренное ст. 5.39 КоАП РФ, имеет похожее название: «Отказ в предоставлении информации», но в отличие от преступления в его составе от-сутствуют какие-либо последствия. Поэтому неправомерный отказ в предостав-лении гражданину информации, не причинивший вреда его правам и законным интересам, должен квалифицироваться по ст. 5.39 КоАП РФ.

По мнению В.А. Смирнова, доказывание факта наступления общественно опасных последствий, вызванных отказом в предоставлении информации, на практике весьма затруднительно. Поэтому он считает, что в норме, содержащейся в ст. 140 УК РФ, не должно быть указания на общественно опасные последствия в виде причинения вреда правам и законным интересам человека. Соответственно для преодоления возникающей при этом коллизии между нормами уголовного и административного законодательства предлагается ст. 5.39 исключить из КоАП РФ [5, с. 53]. Данную точку зрения разделяет М. Ю. Маляр, который также счита-

110

ет, что «при формальном построении состава ст. 140 УК необходимость в наличии ст. 5.39 КоАП РФ практически отпадает» [2, с. 48], а в целом подобный подход построения уголовно-правовых предписаний небесосновательно критикуется в современной научной литературе [1, 89–91].

Следует отметить, что общественно опасные последствия в виде причине-ния вреда правам и законным интересам гражданина являются только одним, но не единственным признаком, позволяющим отграничивать преступление, предусмотренное ст. 140 УК РФ, от административного правонарушения (ст. 5.39 КоАП РФ). Сравнительный анализ составов преступления и смежного с ним административного правонарушения показывает, что они имеют только частично совпадающий предмет посягательства. В ст. 5.39 КоАП РФ речь идет об информации, предоставление которой предусмотрено федеральными зако-нами. В ст. 140 УК РФ предмет преступления сформулирован более узко – это собранные в установленном порядке документы и материалы, непосредственно затрагивающие права и свободы гражданина.

Д. В. Пешков справедливо считает, что предметом данного преступления могут выступать только такие предметы и материалы, в отношении которых ус-тановлены специальные ограничения к их свободному распространению, а так-же предусмотрена возможность их раскрытия только при наличии особых об-стоятельств. К их числу он относит сведения, составляющие личную или иную, охраняемую законом тайну (например, документы о болезни, выплате заработ-ной платы и др.) [4, c. 92].

При рассмотрении вопроса о разграничении видов ответственности следу-ет принимать во внимание, что уголовная ответственность возможна только в случаях неправомерного отказа в предоставлении документов и материалов только физическому лицу. Видовым объектом всех преступлений, входящих в главу 19 УК РФ, являются общественные отношения, обеспечивающие реали-зацию конституционных прав и свобод человека и гражданина. Неправомерный отказ на письменный запрос организации (юридического лица) может повлечь только административную ответственность по ст. 5.39 КоАП РФ.

Федеральным законом от 2 июня 2016 г. № 160-ФЗ «О внесении изменений в статьи 5.39 и 13.14 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях и Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адво-катуре в Российской Федерации» круг лиц в ст. 5.39 КоАП РФ дополнен адво-катами, которые в соответствии со ст. 6.1 Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Фе-дерации» наделены правом направления запросов в порядке исполнения пору-чений своих клиентов по гражданским и уголовным делам.

Неправомерный отказ должностного лица в предоставлении документов или материалов по адвокатскому запросу, предоставление неполной или заве-домо ложной информации с одной стороны нарушают профессиональные права адвокатов, но в большей мере – конституционное право тех граждан, в интере-сах которых направляются такие запросы с целью сбора необходимых доку-ментов и материалов. Поэтому, если результатом указанных деяний стало при-

111

чинение вреда правам и законным интересам граждан, представляемых адвока-тами в соответствии с заключенными соглашениями об оказании юридической помощи, то ответственность должна наступать ст. 140 УК РФ, а при отсутствии указанных в законе последствий – по ст. 5.39 КоАП РФ.

Объективная сторона данного преступления характеризуется: а) неправомерным отказом в предоставлении собранных в установленном по-рядке документов и материалов, б) предоставлением неполной или заведомо ложной информации. В отличие от смежного преступления ст. 5.39 КоАП РФ не предусматривает ответственности за предоставление неполной информации. В тоже время ответственность по данной статье возможна за несвоевременное предоставление информации, т.е. с нарушением сроков, указанных в законе.

Субъект преступления, предусмотренного ст. 140 УК РФ, и администра-тивного правонарушения (ст. 5.39 КоАП РФ) специальный – должностное лицо, которое в силу своего служебного положения располагает запрашиваемой ин-формацией и в соответствии с действующим законодательством, обязано свое-временно ее предоставить в ответ на письменное обращение.

Т. Н. Нуркаева предлагает разграничение видов ответственности проводить в зависимости от наличия или отсутствия последствий в виде вреда правам и закон-ным интересам граждан, а также по субъекту совершенного деяния. Субъектом преступления, предусмотренного ст. 140 УК РФ, может быть только должностное лицо, в то время как в ст. 5.39 КоАП РФ это никак не оговаривается [3, с. 110].

Однако анализ санкции ст. 5.39 КоАП РФ показывает, что совершение данного административного правонарушения влечет наложение штрафа в размере от одной до трех тысяч рублей только на должностных лиц. Физические и юридические лица в качестве субъекта данного правонарушения не указаны, а это дает основания для вывода о том, что субъектом преступления (ст. 140 УК РФ) и административного правонарушения (ст. 5.26 КоАП РФ) могут быть только должностные лица, распо-лагающие запрашиваемой информацией, документами или материалами.

Таким образом, преступление, предусмотренное ст. 140 УК РФ, следует от-граничивать от смежного административного правонарушения по предмету от-каза (собранные в установленном порядке документы и материалы, непосредст-венно затрагивающие права и свободы гражданина) и объективной стороне: об-щественно опасным последствиям (вред правам и законным интересам граждан). Учитывая, что данное преступление посягает на общественные отношения, сло-жившиеся в сфере реализации конституционного права граждан на получение информации, то потерпевшим может быть только физическое лицо.

Список литературы 1. Лапшин В. Ф. Юридическая и законодательная техника: вопросы соот-

ношения и применение в уголовном праве // Человек: преступление и наказа-ние. 2009. № 1. С. 89–91.

2. Маляр М. Ю. Неправомерный отказ в предоставлении информации (ст. 140 УК РФ): изъяны законодательной техники // Вестник ЯрГУ. Серия «Гуманитарные науки». 2014. № 3. С. 47–49.

112

3. Нуркаева Т. Н. Преступления, посягающие на свободу мысли, слова, со-вести и религии: проблемы квалификации и совершенствования законодатель-ства // Вестник ВЭГУ. 2015. № 6. С. 104–113.

4. Пешков Д. В. Некоторые вопросы об отказе в предоставлении гражда-нину информации // Наука и образование: хозяйство и экономика; предприни-мательство; право и управление. 2015. № 9. С. 91–94.

5. Смирнов В. А. Статья 140 УК РФ как уголовно-правовое средство обес-печения прав гражданина на информацию в сфере оказания трансплантологи-ческой помощи // Сибирский юридический вестник. 2007. № 3. С. 50–56.

УДК 343.137.5 29Светлана Юрьевна Оловенцова,

кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права

(Академия ФСИН России), e-mail: soakademia@mail.ru

СОЦИАЛЬНАЯ СИТУАЦИЯ И ЕЕ ВЛИЯНИЕ

НА УГОЛОВНУЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ

Аннотация: научная статья посвящена особенностям признаков, оп-ределяющих подходы законодателя: к возрасту и психическому развитию личности несовершеннолетнего, а также влиянию криминальной ситуации на определение круга деяний несовершеннолетних, признаваемых пре-ступными.

Ключевые слова: меры уголовно-правового воздействия, уголовная ответственность несовершеннолетних, вменяемость, уголовный закон, меж-дународные документы, криминологическая характеристика преступлений.

Svetlana Yur'evna Oloventsova,

candidate of law sciences, associate professor of criminal law

(Academy of the FPS of Russia), e-mail: soakademia@mail.ru

SOCIAL SITUATION AND ITS IMPACT ON CRIMINAL LIABILITY OF MINORS

Abstract: scientific article is devoted to the peculiarities of the features that

define the approaches of the legislator: to the age and mental development of

© Оловенцова С. Ю., 2017 © Oloventsova S. Yu., 2017

113

the person of a minor, and the influence of the criminal situation in determination of the terms of the acts of minors recognized by the criminal.

Keywords: measures of criminal and legal impact, criminal liability of minors, responsibility, criminal law, international instruments, criminological characteristics of crimes. Современное международное право ориентирует государства на избежание

криминализации и наказания ребенка за поведение, не причиняющее серьезно-го ущерба развитию самого ребенка или вреда другим. В настоящее время в России позитивное влияние социальных институтов сильно ослаблено. Несмот-ря на то, что система государственных мер, направленных на оздоровление си-туации с подростковой преступностью, должна базироваться на мероприятиях, обеспечивающих комплексную поддержку семье, детям, а так же учебным, воспитательным и лечебным учреждениям (и с этой целью были приняты ряд законов и проводятся различные государственные программы), важное место в решении проблем борьбы с преступностью несовершеннолетних занимают ме-ры уголовно-правового воздействия. Это обусловлено рядом обстоятельств уголовно-политического и социально-психологического характера.

Уголовно-политическая обусловленность значимости мер уголовно-правового воздействия на преступность несовершеннолетних проявляется в следующих фактах: необходимость вмешательства уголовного законодательст-ва как средства предупреждения преступности несовершеннолетних связана не только с тем, что ее количественные показатели остаются на достаточно высо-ком уровне, но и с негативным изменением ее качественных характеристик; преступность несовершеннолетних характеризуется высокой латентностью; в преступности несовершеннолетних происходит увеличение доли младшей воз-растной группы (лиц, в возрасте от 14 до 16 лет); преступность несовершенно-летних носит преимущественно групповой характер, что, как отмечают психо-логи и криминологи, тесно связано с возрастными особенностями социализа-ции подростков [11, с. 4]; характерной особенностью последних лет стало изменение структуры преступности несовершеннолетних в сторону корыстных, а также насильственных преступных деяний [7, с. 7–13].

Как отмечалось выше, существуют и социально-психологические предпо-сылки уголовной ответственности несовершеннолетних. Устанавливая нижнюю возрастную границу уголовной ответственности с 14/16 лет, законодатель тем самым презюмирует, что к этому возрасту подросток достигает необходимого уровня психофизиологического и социального развития, который позволяет ему сделать правильный выбор варианта поведения в ситуации правонаруше-ния и применять к нему следует меры именно уголовно-правового воздействия, если выбор сделан в пользу преступного поведения.

Приобретение способности к 14/16-летнему возрасту нести эту форму от-ветственности обосновывается в работах многих российских и советских уче-ных, занимающихся исследованием вопросов уголовной ответственности несо-вершеннолетних и субъекта преступления вообще. Так, А. М. Лазарев отмечает, что «установление 14-летнего возраста в качестве возрастного «порога» уго-

114

ловной ответственности соответствует уровню социально-психологического развития несовершеннолетних … мышление подростков протекает более орга-низованно, последовательно и аргументировано, чем у малолетних» [2, с. 36, 38]. На основе более глубокого понимания социальных связей и отношений подростки знакомятся с существующими в обществе правилами и законами и учатся соотносить с ними свои поступки и оценивать их не только на основе нравственных, но и правовых позиций.

Однако вопрос о возрасте, начиная с которого возможно привлечение к уголовной ответственности во многих странах решается по-разному. Так, в УК Голландии минимальный возраст уголовной ответственности установлен в 12 лет; по УК штата Нью-Йорк лицо, достигшее 13-летнего возраста, может быть привлечено к уголовной ответственности за убийство при отягчающих об-стоятельствах, а в некоторых штатах нижний предел уголовной ответственно-сти менее 13 лет [10, с. 108]; УК Франции отсылает к специальному закону об ответственности несовершеннолетних, устанавливающему 13-летний возраст, по достижению которого лицо может быть привлечено к уголовной ответствен-ности за совершение преступления [6, с. 15].

При таком разбросе минимального возраста уголовной ответственности от 8 до 18 лет в различных законодательных системах вряд ли можно говорить о едином подходе к установлению нижней возрастной границы уголовной ответ-ственности. В какой-то мере это можно объяснить тем, что законодатели, при-нимая решение по данному вопросу, руководствуются многими факторами, та-кими, например, как уровень антикриминогенного потенциала в обществе, при-оритеты уголовной политики, исторические и культурные особенности страны и т. д. При определении минимального возраста уголовной ответственности, необходимо учитывать аспекты эмоциональной, духовной и интеллектуальной зрелости, о чем содержатся рекомендации в Минимальных стандартных прави-лах ООН, касающихся отправления правосудия в отношении несовершенно-летних («Пекинские правила»). Помимо выше указанных свойств личности, О. Д. Ситковская, отмечая неполноту приведенной в «Пекинских правилах» фор-мулировки, считает необходимым дополнить перечень особенностей развития не-совершеннолетних волевым аспектом уровня развития. Поскольку, как она верно замечает, «нужно не только сознавать значение поступка, но и использовать это сознание для руководства им» [8, с. 75]. Таким образом, основным фактором, оп-ределяющим решение законодателя об установлении возраста уголовной ответст-венности, является достижение лицом уровня психофизиологического и социаль-ного развития необходимого и достаточного для правильного решения в уголов-но-релевантной ситуации. В связи с чем «Пекинские правила» обращают внимание на то, что нижний предел возраста уголовной ответственности не дол-жен устанавливаться на слишком низком уровне [3, с. 204].

В настоящее время согласно ч. 1 ст. 20 УК РФ общий возраст, с которого наступает уголовная ответственность, устанавливается в 16 лет. В соответствии с ч. 2 этой же статьи лица, которым до совершения преступления исполнилось 14 лет, подлежат уголовной ответственности за преступления, перечисленные в

115

ст. 20 УК РФ. Однако недостаток возможностей у исследователей, не владею-щих профессиональными психологическими знаниями, приводили зачастую к алогичным выводам. Например, многие юристы отмечали, что «у подростков нервная система находится в процессе формирования, она не всегда может обеспечить в определенных ситуациях устойчивое психологическое регулиро-вание. Поэтому несовершеннолетние не всегда могут успешно управлять собой. Им присущи непостоянство настроения, неустойчивость чувств, возбудимость» [5, с. 43]. Кроме того, «импульсивное поведение несовершеннолетних правона-рушителей часто является следствием незавершенности формирования у них эмоциональной сферы, ведущей к тому, что в их поведении существенное ме-сто занимают непосредственно переживаемые эмоции, затрудняющие контроль поведения» [5, с. 42]. В целом, давая характеристику этому психическому раз-витию несовершеннолетних, А. М. Лазарев делает вывод, что «бедность жиз-ненного опыта, незавершенность интеллектуального и волевого развития под-ростков, искаженное понимание нравственных и волевых качеств, неумение, а также нежелание сдерживать свои влечения прямо обусловленное недостатка-ми воспитания, ограничивают их способность поступать «свободно», «со зна-нием дела». Подростки не понимают до конца связь между известными им тре-бованиями морали и права и своим поведением, недостаточно осознают содер-жание моральных принципов правовых норм, не осознают в полной мере личную ответственность за свои поступки» [2, с. 18].

По сути дела в таких высказываниях названных ученых-юристов, по мне-нию О. Д. Ситковской, констатируется неспособность подростков самостоя-тельно управлять своими действиями в этих ситуациях [9, с. 26], но, тем не ме-нее, ученые приходят к заключению, что несовершеннолетние в этом возрасте достигают необходимого и достаточного уровня развития для несения уголов-ной ответственности. А это абсолютно несовместимо. Причиной таких проти-воречивых выводов было отсутствие критерия, который позволил бы четко раз-граничить «ответственный» и «безответственный» возраст подростка.

Обращаясь к истории российского законодательства, хотелось бы вспомнить, что в качестве такого критерия в Уложении 1845 г. использова-лось понятие «разумение», отождествляемое законодателем с понятием «вменяемость» для взрослых преступников. Как уже отмечалось, под тер-мином «разумение» понималась «наличность сознания совершаемого не только по отношению к его последствиям и связи с другими окружающими явлениями, но и сознание отношения к фактам более отдаленным, и, между прочим, к требованиям нравственности и закона». Следовательно, призна-ние наличности разумения равносильно отрицанию невменяемости вообще, то есть происходящей не только от возраста лица, но и вообще от состояния мыслительной деятельности.

Таким образом, уже в XIX веке законодатель связывал достижение возрас-та уголовной ответственности с появлением у ребенка разумения или вменяе-мости, причем важное значение в этом вопросе отводилось познаниям в облас-ти психологии.

116

Вменяемость как критерий, определяющий достижение возраста уголов-ной ответственности, использует в своей работе и З. А. Астемиров. При этом он считает, что «вменяемость может служить предпосылкой уголовной ответст-венности несовершеннолетних только в том случае, если ее рассматривать как свойство личности, приобретенное ею на определенном возрастном этапе раз-вития» [1, с. 25]. То есть, в содержание этого понятия им вкладывается «более широкий социально-психологический смысл, который и имеется в виду в обычном, а не специальном его употреблении» [1, с. 26]. Иными словами, «вменяемость в социально-психологическом и уголовно-правовом смысле от-ражает качественно новый уровень развития личности несовершеннолетнего, когда он в состоянии усвоить нормы, запреты и требования уголовного закона и способен отдавать себе отчет в своих, противоречащих этим нормам и требова-ниям, действиях и руководить ими» [1, с. 27]. Об этом же пишет и Г. М. Минь-ковский, отмечая, что применительно к несовершеннолетним «понятие вменяе-мости должно включать указание на определенный уровень интеллектуального развития, присущий данному возрасту, наличие соответствующего запаса зна-ний и представлений, степень развития эмоционально-волевой сферы и т. д.» [5, с. 31].

Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод о том, что все-таки дол-жен существовать единый критерий, объединяющий в себе все аспекты психи-ческого развития личности, и позволяющий определить конкретный возрастной порог, с которого лицо способно нести уголовную ответственность.

Не случайно подобный критерий используется и в литературе по юридиче-ской психологии, где в качестве ведущего или интегрального критерия, опреде-ляющего уровень возрастного развития, преимущественно используется поня-тие «социально ориентированная управляемость поведением в ситуации выбо-ра». Имеется в виду способность и возможность: подходить к выбору целей и способа действий, осознавая себя членом общества, т.е. учитывать их последст-вия для других людей; осознавать причинно-следственные зависимости соот-ветствующего варианта поведения; осознавать рассматриваемый вариант пове-дения, как частный случай определенного вида и класса явлений, используя со-циально ориентированные оценки; использовать механизм критичности в ходе выбора варианта поведения; осуществлять решение о соответствующем вари-анте поведения, сохраняя управление им.

Таким образом, возраст с которого возможно наступление уголовной от-ветственности определяется исходя из того, когда человек становится вменяе-мым. Но ведь формирование личности очень сложный процесс. Оно происхо-дит под влиянием как внешних воздействий, так и внутренних сил, которые свойственны человеку как всякому живому и растущему организму. Поэтому нельзя сказать, что человек однажды просыпается вменяемым. Развитие ребен-ка происходит с самого рождения, на него воздействуют, прежде всего, условия материальной жизни общества – окружающая его естественная и социальная среда. Все эти внешние влияния и воздействия опосредуются внутренними ус-ловиями, характеризующими индивидуальные особенности каждого отдельно-

117

го человека. Иными словами, эффект воздействия внешних условий целиком и полностью зависит от того как на них реагируют дети, как они их воспринима-ют, т.е. от внутренних процессов, совершающихся в психике каждого ребенка. Поэтому перед юристами стояла сложная задача, используя имеющиеся позна-ния в области возрастной и педагогической психологии, исследовать особенно-сти развития личности на различных этапах ее формирования и установить, с какого же все-таки возраста она может считаться вменяемой. По крайней мере, большинство работ отечественных юристов, которые в той или иной мере за-трагивали вопрос о возрасте уголовной ответственности, основаны именно на таком подходе к установлению границ вменяемости.

По нашему мнению, законодательное решение вопроса о снижении возрас-та уголовной ответственности должно быть взвешенным и учитывать некоторое количество существенных факторов, так как простым механическим изменени-ем ст. 20 УК РФ можно лишь усугубить проблему признания общественной опасности в деянии, совершенном малолетним, а также ее наличия при харак-теристике личности последнего.

Список литературы 1. Астемиров З. А. Уголовная ответственность и наказание несовершенно-

летних. Теоретическое введение в изучение спецкурса : учеб. пособие. М., 1970. 125 c.

2. Лазарев А. М. Субъект преступления : учеб. пособие. М., 1981. 63 c. 3. Мельникова Э. Б. Ювенальная юстиция: проблемы уголовного права,

уголовного процесса и криминологии : учеб. пособие. М., 2001. 272 с. 4. Миньковский Г. М. Особенности расследования и судебного разбира-

тельства дел о несовершеннолетних. М., 1959. 207 с. 5. Миньковский Г. М., Тузов А. П. Социально-психологические истоки

преступного поведения несовершеннолетних. Киев, 1987. 215 c. 6. Новый Уголовный кодекс Франции / науч. ред. Н.Ф. Кузнецовой,

Э. Ф. Побегайло ; пер.: М. В. Гарф, Н. Е. Крылова, М. Ф. Щорс. М., 1993. 212 c. 7. Бакаев А. А., Лелеков В. А., Остапенко Н. . О мерах по совершенствова-

нию правового регулирования обеспечения профилактики правонарушений не-совершеннолетних // Российский следователь. 2003. № 5. С. 7–13.

8. Ситковская О. Д. Психологические критерии возрастных границ уголов-ной ответственности. М., 1998. 77 с.

9. Ситковская О. Д. Психология уголовной ответственности. М., 1998. 285 с.

10. Уголовный кодекс штата Нью-Йорк / под ред. И. Д. Козочкина. М., 1998. 108 с.

11. Шеслер А. В. Предупреждение преступлений несовершеннолетних ор-ганами внутренних дел. Томск, 1994. 46 с.

118

УДК 343.35 30Дмитрий Александрович Панарин, кандидат юридических наук, доцент,

заместитель начальника академии по работе с личным составом

(Академия ФСИН России), е-mail: panarin.1979@mail.ru

К ВОПРОСУ ОТНЕСЕНИЯ УГОЛОВНО-ПРАВОВЫХ ДЕЯНИЙ

К КАТЕГОРИИ КОРРУПЦИОННООПАСНЫХ

Аннотация: в статье автор рассматривает критерии, в соответствии с которыми уголовно-правовые деяния признаются«коррупционно опасными».

Ключевые слова: антикоррупционная безопасность, противодействие коррупции, государственный механизм, антикоррупционное законодательст-во, коррупционные риски, коррупционно-опасное воздействие, государст-венный служащий, правоохранительная система.

Dmitrii Aleksandrovich Panarin,

candidate of law sciences, associate professor, the deputy chief of academy on work with staff

(Academy of the FPS of Russia), е-mail: panarin.1979@mail.ru

TO A QUESTION OF REFERENCE OF OFFENCES

TO CATEGORY «CORRUPTION DANGEROUS»

Abstract: in article the author considers criteria according to which it is possible to refer criminal and legal acts to category «corruption dangerous».

Keywords: anti-corruption security, corruption counteraction, state mechanism, anti-corruption legislation, state coercion, corruption risks, corrupt influence, restrictions, duties, ban, public servant, law-enforcement system. Международное сообщество, стремясь выработать эффективные меры по

предупреждению и искоренению коррупции, за последние пятнадцать лет при-няло ряд нормативных актов, регулирующих механизмы развития сотрудниче-ства в сфере предупреждения коррупции – транснационального явления, кото-рое затрагивает все страны и борьбы с ней.

В уголовном законодательстве само по себе отсутствует такое понятие как «коррупция» и «преступления коррупционной направленности». Нет в Особен-ной части УК РФ и отдельной главы, в которой содержался бы перечень соста-вов преступлений коррупционной направленности. Это объясняется тем, что видыпреступлений коррупционной направленности не ограничиваются только

© Панарин Д. А., 2017 © Panarin D. A., 2017

119

взяточничеством (ст. 290–2912 УК), с которыми понятие коррупции зачастую отождествляют в обществе.

В международном праве коррупционными преступлениями признают-ся:подкуп национальных должностных лиц;подкуп иностранных публичных должностных лиц и должностных лиц публичных международных организа-ций;подкуп в частном секторе;использование служебного положения в корыст-ных целях;злоупотребление влиянием в корыстных целях;отмывание доходов от преступлений;преступления, касающиеся операций со счетами;хищение имущества публичным лицом;незаконное обогащение;хищение имущества в частном секторе;участие и покушение на перечисленные выше преступления, а так же их сокрытие [2, с. 3–4].

Учитывая положения международного права о противодействии корруп-ции, в России был принят Федеральный закон «О противодействии корруп-ции», в ст. 1 которого коррупция определяется как злоупотребление служебным положением, дача взятки, получение взятки, злоупотребление полномочиями, коммерческий подкуп либо иное незаконное использование физическим лицом своего должностного положения вопреки законным интересам общества и го-сударства в целях получения выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг материального характера, иных имущественных прав для себя или третьих лиц либо незаконное предоставление такой выгоды указанному лицу другими физическими лицами, а так же совершение указанных действий от имени или в интересах юридического лица.

Очевидно, что в соответствии с нормами международного права понятие коррупции трактуется значительно шире и охватывает большее количество со-ставов преступлений, чем в законодательстве Российской Федерации.

В настоящее время определен перечень составов преступлений, которые со-держатся в различных главах УК РФ, но учитываются в официальной статистики как преступления коррупционной направленности. Для отнесения преступления к преступлению коррупционной направленности, оно должно содержать сово-купность установленных критериев, а именно: а) наличие у лица, совершившего преступление, уголовно-правового статуса должностного лица или управленче-ских полномочий в коммерческой и иной негосударственной организации; б) связь деяния со служебным положением субъекта, отступлением от его пря-мых прав и обязанностей; в) обязательное наличие у субъекта корыстного моти-ва деяние связано с получением имущественных прав и выгод для себя или для третьих лиц; г) совершение преступления только с прямым умыслом [1, с. 57].

Исключением являются преступления, хотя и не отвечающие указан-ным требованиям, но относящиеся к коррупционнымв соответствии с рати-фицированными Российской Федерацией международно-правовыми актами и национальным законодательством, а также связанные с подготовкой усло-вий для совершения «традиционного» коррупционного преступления. В этой связи современная теория уголовного права предлагает значительное количество вариантов классификаций должностных и коррупционных пре-ступлений [3, с. 152–156].

120

С учетом всех этих критериев, которые были перечислены выше, к пре-ступлениям коррупционной направленности без каких-либо условий следует относить преступления, предусмотренные следующими нормами отечествен-ного уголовного законодательства: ст. 1411 УК РФ – нарушение порядка фи-нансирования избирательной компании кандидата, избирательного объеди-нения, деятельности инициативной группы по проведению референдума, иной группы участников референдума; ст. 184 УК РФ – подкуп участников и организаторов профессиональных спортивных соревнований и зрелищных коммерческих конкурсов; ст. 204, 289, 290–2912 УК РФ – коммерческий под-куп, получение и дача взятки, а так же незаконное участие в предпринима-тельской деятельности.

Некоторые составы преступлений относятся к коррупционным, при нали-чии определенных условий, например: ст. 174, 1741, 175, 210, 294, 295, 296, 302, 307 и 309 УК РФ, – учитываются как коррупционные, если коррупционной на-правленности было основное преступление. Данные преступления совершают-ся, как правило, либо в совокупности с другими преступлениями, либо вытека-ют из них.

Ряд преступлений относятся к категории коррупционных в том случае, если они были совершены с корыстным мотивом. Это преступления, преду-смотренные п. «а», «б» ч. 2 ст. 141, ч. 2 ст. 142, 170, 201, 202, 2851, 2852, 2853, 286, 292, 305 УК РФ, а также ряд хищений (мошенничество, присвое-ние, растрата), совершаемые с использованием служебного положения представителями органов государственной и муниципальной власти. Здесь следует сделать оговорку о том, что включение некоторых норм-новелл в гл. 30 УК РФ – ст. 2851, 2852 – было неоднозначно воспринято в юридиче-ской литературе. Некоторые авторы небезосновательно утверждали, что по-добное решение порождает, как минимум, конкуренцию с общими нормами о должностных преступлениях (ст. 285 УК РФ). Кроме этого, данные нормы фактически могут оказать негативное влияние на противодействие совер-шению должностных преступлений, сопряженных с нецелевым расходова-нием бюджетных денежных средств и средств государственных внебюд-жетных фондов [4, с. 41–45].

К сожалению, судебная практика по делам о преступлениях коррупционной направленности на сегодняшний день представлена крайне незначительным коли-чеством состоявшихся обвинительных приговоров. Причина видится в том, что большая часть преступлений коррупционной направленности носит латентный характер и их достаточно сложно выявлять, собирать доказательства их соверше-ния и виновности лиц, подлежащих привлечению к уголовной ответственности. В целом, с учетом изложенного, изучение и анализ данной категории дел позволя-ет сделать вывод о том, что преступления коррупционной направленности совер-шаются как в органах государственной власти, так и в муниципальных органах, а также данные преступления совершаются должностными лицами иных организа-ций, занимающихся как коммерческой, так и иной деятельностью.

121

Список литературы 1. Аглямова Г. М. Криминологическая характеристика коррупционной

преступности в сфере местного самоуправления и ее предупреждение : дис. … канд. юрид. наук. Казань, 2016. 177 с.

2. Быков А. В. Коррупционная преступность в системе органов местного самоуправления : автореф. дис. … канд. юрдид. наук. Екатеринбург, 2016. 24 с.

3. Киршина Е. А. Классификация преступлений коррупционной направ-ленности // Юридическая наука и практика : Вестник Нижегородской академии МВД России. 2016. № 3. С. 152–157.

4. Лапшин В. Ф. Уголовно-правовая норма: парадокс законодательной техники, политическая мода или скрытая защита коррупционера // Российская юстиция. 2009. № 2. С. 41–45.

УДК 343.265.2 31Наталия Михайловна Панарина,

заместитель начальника организационно-научного отдела

научного центра (Академия ФСИН России),

e-mail: panarina_nm@mail.ru

ПРАВОВАЯ ПРИРОДА ИНСТИТУТА УСЛОВНО-ДОСРОЧНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ

ОТ ОТБЫВАНИЯ НАКАЗАНИЯ В ВИДЕ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ

Аннотация: в статье представлена правовая природа условно-досрочного освобождения от отбывания наказания в виде лишения свобо-ды.На основе анализа мнений различных авторов предлагается обоснование социальной значимости условно-досрочного освобождения от уголовного на-казания, а также влияние его применения на достижение превентивных це-лей юридической ответственности.

Ключевые слова: условно-досрочное освобождение, уголовное зако-нодательство, лишение свободы, правовая природа условно-досрочного ос-вобождения.

Nataliya Mikhailovna Panarina,

deputy chief of organizational and scientific department scientific center

(Academy of the FPS of Russia), e-mail: panarina_nm@mail.ru

© Панарина Н. М., 2017 © Panarina N. M., 2017

122

THE LEGAL NATURE OF PAROLE FROM SERVING SENTENCE IN THE FORM OF IMPRISONMENT

Abstract: the article presents the legal nature of parole on parole in the

form of imprisonment. Based on the analysis of the opinions of various authors, a substantiation of the social significance of parole is suggested, as well as the impact of its application on the achievement of preventive objectives of legal responsibility.

Keywords: parole, criminal law, deprivation of liberty, the legal nature of parole. В действующем уголовном законодательстве одним из видов досрочного

освобождения от отбывания наказания является условно-досрочное освобожде-ние (ст. 79 УК РФ). Чтобы определить место и роль условно-досрочного осво-бождения в системе других видов освобождения от уголовного наказания, ус-тановить их взаимосвязь, следует пронализировать содержание его юридически значимых признаков – условий для применения.

Споры о сущности и правовой природе условно-досрочного освобождения ведутся с 19 века. Наиболее активная дискуссия по вопросу трактовки категории условно-досрочного освобождения развернулась между учеными в советский пе-риод, что связано, в первую очередь, со становлением и развитием отечественного уголовного законодательства, а также с необходимостью его совершенствования по мере социально-политического развития. До сих пор российские ученые не пришли«общему знаменателю» в вопросе о правовой природе условно-досрочного освобождения. Причина этого кроется, как нам видится, в том, что в отношении сущности условно-досрочного освобождения ученые смешивают два разных понятия. Первое из них – это момент смены правового статуса осужденно-го, то есть переход из состояния отбывания наказания в состояние, когда осуж-денный наказания не отбывает, но находится под наблюдением контрольно-надзорного органа. Второе определяется периодом, длящимся с момента досроч-ного освобождения до истечения установленного приговором срока.

Все мнения о правовой природе условно-досрочного освобождения от отбы-вания наказания можно разделить на несколько групп. Первая группа – этоподходы ученых, рассматривающих условно-досрочное освобождение с точки зрения харак-тера и юридической конструкции норм, регламентирующих указанный институт. Одни авторы высказывают мнение, что норма об условно-досрочном освобождении заключает в себе поощрение [12, с. 7–8]. Другие авторы усматривают в указанной норме санкцию [1, с. 4] и считают, что условно-досрочное освобождение предпола-гает особую форму реализации карательно-репрессивного воздействия. Третьи счи-тают, что институт условно-досрочного освобождения обладает всеми правовыми признаками, присущими иным (т.е. отличным от наказания) мерам уголовно-правового характера. Условно-досрочное освобождение в этом случае обладает признаками кары, т.е. способно ограничивать правовой статус условно-освобожденного, не являясь при этом наказанием [2, с. 71].

Во вторую группу можно объединить мнения ученых о правовой природе условно-досрочного освобожденияс точки зрения степени социально полезной

123

деятельности субъекта как основания его освобождения. В этих случаях услов-но-досрочное освобождение понимается учеными как мера поощрения, субъек-тивное право лица, отбывающего наказание, законный интерес осужденного. Так, С. Я. Улицкий рассматривал условно-досрочное освобождение как субъек-тивное право осужденного, которому корреспондирует обязанность соответст-вующих органов государства предоставить это право при наличии указанных в законе оснований. Например, он указывает, что условно-досрочное освобожде-ние является правом осужденного, возникшим из факторов исправления и от-бытия определенной в законе части наказания [12, с. 7–8]. Иную точку зрения высказывает А. А. Горшенин полагал, что условно-досрочное освобождение не может быть признано правом осужденного, поскольку «субъективные права, могут быть реализованы осужденным в любое время, не зависимо от каких-либо обстоятельств, условий, в том числе и от поведения заинтересованного лица. Если же признать условно-досрочное освобождение субъективным пра-вом, то с неизбежностью придется констатировать, что исследуемая мера нахо-дится вне всякой связи ни с поведением осужденного, ни со сроком отбытого им наказания. Между тем в уголовном законодательстве достижение осужден-ным определенного уровня исправления и отбытие части срока наказания трак-туется как необходимое основание и условие условно-досрочного освобожде-ния» [3, с. 47].

Условно-досрочное освобождение, полагает В. И. Селиверстов – это за-конный интерес осужденного, который представляет собой «закрепленные в правовых нормах стремления осужденных к обладанию теми или иными блага-ми, удовлетворяемые, как правило, в результате оценки администрацией учре-ждений и органов, исполняющих наказания, прокуратурой, судом поведения осужденных во время отбывания наказания» [11, с. 33]. Иными словами, если имеется установленное уголовным законом основание, то субъекты применения поощрения, реализуя поощрительные нормы в одностороннем порядке, не вправе, а обязаны их применить. Но в таком случае,в отношении условно-досрочного освобождения сказанное означает, что суд должен ее применить при наличии основания и условия этой меры.

Следующая группа объединяет мнения авторов, акцентирующих внимание на реализации исследуемого института.Условно-досрочное освобождение по-нимается здесь как: освобождение от наказания, от отбывания наказания, от дальнейшего отбывания наказания; заключительная стадия отбывания наказа-ния в виде лишения свободы; внесение определенных корректив в обвинитель-ный приговор суда; последняя стадия прогрессивной системы отбывания нака-зания, иная (отличная от наказания) мера уголовно-правового характера.

Это многообразие точек зрения обусловлено отсутствием единства взглядов ученых на фундаментальные категории уголовного права. В юриди-ческой литературе ведутся дискуссии относительно особенностей и отличия «освобождения от наказания» [6, с. 59; 7, с. 118–119], «освобождения от от-бывания наказания» [4, с. 45], «освобождения от дальнейшего отбывания на-казания» [9, с. 22–24].

124

В тексте УК РФ содержится указание на то, что «освобождение от наказа-ния» есть родовое понятие, включающее в себя различные видыосвобождения или отсрочки от его исполнения. Сходство освобождения от наказания и от от-бывания наказания заключается в том, что и тот и другой вид освобождения осуществляется судом. Но это правило имеет исключения. Например, суд не рассматривает вопросы, связанные с освобождением от отбывания наказания в порядке помилования и амнистии.

Однако у рассматриваемых видов освобождения есть и существенные отли-чия: В. А. Авдеев отмечал, что освобождение от наказания допускается исключи-тельно на допенитенциарной стадии, которая охватывает период времени с мо-мента совершения лицом преступления до момента постановления судом обвини-тельного приговора. Освобождение же от отбывания наказания возможно только на пенитенциарной стадии – период времени с момента постановления обвини-тельного приговора до момента освобождения лица [1, с. 3–5]. Д. В. Горбач ут-верждал, что освобождение от наказания возможно только после постановления обвинительного приговора суда, где определяется вид назначенного наказания. На допенитенциарной стадииимеет место быть лишь освобождение от уголовной от-ветственности в соответствии с действующим УК РФ [2, с. 54].

Что же касается «освобождения от дальнейшего отбывания наказания», то здесь мы согласимся с А. А. Горшениным, что такая формулировка не может быть признана корректной ввиду того, что использование в лексической конст-рукции «освобождение от отбывания наказания» слова «дальнейшего» выгля-дит явно излишним, так как термин «отбывание сам по себе предполагает не-кий процесс исполнения какой-либо обязанности и указанная языковая единица сюда ничего не добавляет» [3, с. 8].

М. А. Ефимов определяет условно-досрочное освобождение как заключи-тельную стадию отбывания наказания [5, с. 4]. Считая точку зрения М. А. Ефи-мова ошибочной, Ю. М. Ткачевский указывает, что, если бы при условно-досрочном освобождении продолжалось отбывание наказания, то при осужде-нии условно-досрочно освобожденного в течение испытательного срока за но-вое преступление к наказанию за него можно было бы присоединить только ту часть наказания, которая не отбывалась как «последняя стадия исполнения на-казания» [10, с. 45]. Вместе с тем в соответствии с п. «в» ч. 7 ст. 79 УК РФ в по-добной ситуации к наказанию за новое преступление возможно присоединение и всей не отбытой части срока наказания при условном осуждении.

В литературе анализировался вопрос и о том, можно ли рассматривать ус-ловно-досрочное освобождение в качестве корректировки приговора или кор-ректировки наказания, поскольку рассматриваемый институт предназначен для сокращения назначенного срока наказания. Мы согласны с Ю. М. Ткачевским, который не видит в досрочном освобождении изменения приговора [10, с. 45]. И в то же время мы поддерживаем точку зрения А. С. Михлина и не можем со-гласиться с авторами, которые не видят в досрочном освобождении корректи-ровку наказания [8, с. 24]. Их доводы основываются на том, что изменить при-говор может только вышестоящий суд в процессе пересмотра приговора не

125

вступившего или вступившего в законную силу. Однако в данном случае речь идет об изменении не приговора, а продолжительности срока наказания. Тем не менее, корректировка наказания в ряде случаев бывает необходима. Определяя размер назначенного наказания в пределах санкции статьи, в первую очередь суд исходит из того, сколько времени необходимо для исправления и перевос-питания осужденного. Естественно, что представление о времени, которое по-надобится для исправлениятого или иного лица, может быть у суда лишь при-близительным, так как времени, которое затрачивает судья на рассмотрение ма-териалов дела недостаточно для изучения личности и точного прогноза хода его исправления. Мы не говорим уже о том, что такое время в значительной степе-ни зависит от обстоятельств, которые суду могут быть и неизвестны.Например, суду сложно предвидеть, сможет ли осужденный противостоять отрицательно-му влиянию более социально-нравственно-запущенных осужденных, насколько сильным станет такое влияние, какая микросреда будет окружать данное лицо.

Учитывая содержание приведенных мнений, мы полагаем, что условно-досрочное освобождение от отбывания наказания в виде лишения свободы яв-ляется иной мерой уголовно-правового характера, основанной на государствен-ном принуждении, не исключающей признаков кары. Однако такой мерой его следует признать лишь с позиции реализации условно-досрочного освобожде-ния и правовых последствий, наступающих для осужденного в период неотбы-той части наказания.

Список литературы 1. Авдеев В. А. Юридическая природа условно-досрочного освобождения

несовершеннолетних // Уголовное право. 2000. № 3. С. 3–5. 2. Горбач Д. В. Условно-досрочное освобождение от отбывания наказания в ви-

де пожизненного лишения свободы : дис. … канд. юрид. наук. Рязань, 2012. 175 с. 3. Горшенин А. А. Условно-досрочное освобождение от отбывания наказа-

ния несовершеннолетних. Ульяновск, 2006. 166 с. 4. Данелян С. В. Освобождение от отбывания наказания в уголовном зако-

нодательстве Российской Федерации: теоретические, законодательные и право-применительные аспекты : дис. … канд. юрид. наук. Махачкала, 2006. 180 с.

5. Ефимов М. А. Условно-досрочное освобождение и замена наказания бо-лее мягким. Свердловск, 1969. 216 с.

6. Иногамова-Хегай Л. В. Конкуренция норм об освобождении от наказа-ния // Государство и право. 2000. № 2. С. 57–64.

7. Лапшин В. Ф. Условно-досрочное освобождение как составная часть ин-ститута освобождения от уголовного наказания // Дифференциация и индиви-дуализация ответственности в уголовном и уголовно-исполнительном праве : материалы Междунар. науч.-практ. конференции, посвященной 75-летию докто-ра юридических наук, профессора, заслуженного деятеля науки Российской Фе-дерации Л. Л. Кругликова / под ред. В. Ф. Лапшина. Рязань, 2015. С. 118–126.

8. Михлин М. С. Проблемы досрочного освобождения от отбывания нака-зания. М., 1982. 152 с.

126

9. Скибицкий В. В. Освобождение от уголовной ответственности и отбы-вания наказания. Киев, 1987. 183 с.

10. Ткачевский Ю. М. Освобождение от отбывания наказания. М., 1970. 240 c.

11. Уголовно-исполнительное право : учеб. для юрид. вузов / под ред. В. И. Селиверстова. М., 2002. 368 с.

12. Улицкий С. Я. Условно-досрочное освобождение осужденных к лише-нию свободы и замена наказания более мягким : дис. … канд. юрид. наук. Алма-Ата, 1964. 268 с.

УДК 343.2.01 32 Юрий Евгеньевич Пудовочкин,

доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовного права

(Российский университет дружбы народов), e-mail: 11081975@list.ru

ИСПРАВЛЕНИЕ СРЕДСТВАМИ УГОЛОВНОГО ПРАВА:

ВОЗМОЖНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

Аннотация: ставится проблема достижимости цели исправления лиц, совершивших преступление, средствами уголовно-правового воздействия; обосновывается неспособность наказания обеспечить исправление преступ-ников; предлагается использовать для достижения этой цели самостоятель-ную подсистему мер уголовно-правового характера, отличных от каратель-ных средств воздействия.

Ключевые слова: уголовное наказание, цели уголовного наказания, исправление преступника, меры исправительного характера.

Yurii Evgen'evich Pudovochkin, doctor of law, professor

professor of the department of criminal law (PFUR),

e-mail: 11081975@list.ru

CORRECTION OF CRIMINAL LAW MEANS: POSSIBLE PROSPECTS

Abstract: the problem of the attainability of the goal of correcting persons who committed a crime by means of a criminal-legal effect is posed; Justifies the inability of punishment to ensure the correction of criminals; It is proposed to use

© Пудовочкин Ю. Е., 2017 © Pudovochkin Yu. E., 2017

127

an independent subsystem of criminal-legal measures, other than punitive means of influence, to achieve this goal.

Keywords: criminal punishment, the purposes of criminal punishment, correction of the criminal, correctional measures. Вековая эволюция уголовного права и опыт борьбы с преступностью убе-

дительно доказали, что карательные средства воздействия на преступников, взятые сами по себе, не являются надежной гарантией безопасности общества и не способны в полной мере удержать человека от нарушения правовых норм. Пожалуй, впервые ярко и убедительно эта мысль была озвучена Ч. Беккариа, который, рассуждая о перспективах развития уголовного права, писал о необ-ходимости «употреблять только такие наказания, которые при сохранении со-размерности с преступлениями производили бы наиболее сильное и наиболее длительное впечатление на душу людей и были наименее мучительными для тела преступника». Утверждая приоритет профилактических мер над репрес-сивными, он также резюмировал, что «самое верное средство предупреждения преступлений заключается в усовершенствовании воспитания» [1, с. 103, 154].

Принятие этих, на современный взгляд, простых и очевидных гуманисти-ческих идей постепенно привело правоведов и политиков к необходимости ди-версификации способов воздействия на лиц, совершающих преступления, и, как минимум, к корректировке содержания и целей уголовного наказания.

В уголовном праве об исправлении лиц, совершивших преступление, изна-чально стали рассуждать в рамках так называемых утилитарных пенологиче-ских теорий, среди которых, как отмечал в начале прошлого столетия Н. С. Та-ганцев, «все чаще встречается указание на необходимость исправительного ха-рактера наказаний» [9, с. 903].

Возникшие в трудах Грольмана, Штельцера, Гроса, Редера, идеи наказания как средства исправления преступника и обоснование исправлением виновных права государства на применение кары, в российских литературных источниках XIX – начала XX веков были встречены с настороженностью. Признавая их вы-сокий гуманистический потенциал, отечественные специалисты, тем не менее, возражали против признания исправления основной целью и сущностью нака-зания. Н. С. Таганцев, В. Д. Спасович, Н. Д. Сергеевский, в частности, указыва-ли, что цель исправления достижима далеко не ко всем преступникам, что она оправдывает произвольный и неопределенный характер приговоров, легитими-рует тюремное наказание в качестве основной меры наказания, но главное, что уголовное наказание в ряду имеющихся у государства механизмов является не единственным и далеко не самым лучшим средством исправления правонару-шителей [7, с. 43; 9, с. 905; 12, с. 237]. «Бесспорно, – писал И. Я. Фойницкий, – что деятельность, стремящаяся к нравственному перерождению падшего собра-та, представляется в высшей степени благородной, заслуживающей полного со-чувствия и уважения; нельзя отрицать также тех поразительных результатов, которых в этом отношении удавалось достичь некоторым пенитенциарным дея-телям, стоявшим на почве высокой любви к ближнему. Тем не менее, она не может быть признана задачей наказания. Последнее как учреждение земное

128

должно преследовать земные цели и сообразовываться с житейскими условия-ми, ожидающими наказанного после отбытия наказания» [11, с. 63].

Иная ситуация сложилась в советской уголовно-правовой науке, где во-прос об исправлении преступников приобрел особую актуальность и значи-мость. Опираясь на марксистско-ленинское учение о соотношении убеждения и принуждения, классики юриспруденции середины прошлого века утверждали, что принуждение (оно же наказание) выступает крайним средством управления социальными процессами после широкого использования метода убеждения, что такое принуждение является необходимым, но исторически ограниченным и временным средством, что оно подчинено высоким задачам утверждения но-вых социальных ценностей, что путем применения наказания государство не карает, а «специфическими средствами перевоспитывает специфическую кате-горию людей – правонарушителей», что причинение страданий и лишений в целях исправления лица, совершившего преступление, является «гуманным ак-том» [2, с. 29; 3, с. 37; 4, с. 65].

Цель исправления была прямо поставлена перед наказанием ст. 20 УК РСФСР 1960 г., причем ее редакция, в соответствии с которой «наказание не только является карой за совершенное преступление, но и имеет целью исправ-ление и перевоспитание осужденных в духе честного отношения к труду, точ-ного исполнения законов, уважения к правилам социалистического общежи-тия», порождала большую и сегодня неоднозначно воспринимаемую дискуссию о соотношении исправления и перевоспитания.

Среди прочих высказанных по этому поводу мнений особую популярность приобрела основанная еще на дореволюционной традиции разделения нравст-венного и юридического исправления концепция, придающая исправлению и перевоспитанию различные оттенки корректировки личности преступника. Од-ним из ярких ее представителей был Н. А. Беляев, который писал, что исправ-ление и перевоспитание есть перестройка психики человека, изменение свойств его характера. Но если исправление есть такое изменение личности преступни-ка, которое превращает его в безопасного и безвредного для общества человека, то перевоспитание есть исправление преступника плюс воспитание в нем «соз-нательного строителя коммунистического общества» [2, с. 24, 48].

В соответствии с такими теоретическими установками в основном и разви-валась система нормативной регламентации уголовного наказания, его испол-нения и в целом карательная практика России XX столетия. Нельзя сказать, что убежденность в исправительных свойствах уголовного наказания не способст-вовала прогрессивному развитию уголовного права. Напротив, на наш взгляд, именно постановка перед наказанием цели исправления преступника обеспечи-ла уменьшение карательного потенциала системы наказаний, ее гуманизацию. Это находило свое выражение в двух основных направлениях: 1) включение в закон наказаний и правовых мер, обладающих минимальной репрессией и рас-считанных на силу общественного воздействия (общественное порицание, воз-ложение обязанности загладить причиненный вред, освобождение от ответст-венности с передачей дела в товарищеский суд, освобождение от ответственно-

129

сти с передачей виновного на поруки) и 2) определение (не только в законе, но и на практике) оптимального объема правограничений в рамках каждого из ви-дов наказаний (это особенно заметно при исследовании наказания в виде лише-ния свободы: напомним, что УК РСФСР устанавливал максимальный срок ли-шения свободы в 15 лет (в том числе и по совокупности преступлении и приго-воров), при этом наука и практика высказывались категорически против как длительных и сверхдлительных, так и кратких сроков лишения свободы).

И все же парадигма «исправление – цель наказания», сколь бы гуманные следствия она за собой не влекла, и в советских источниках достаточно часто вызывала критическую оценку в связи с неизбежно сопровождающими ее «уго-ловно-политическими тупиками». Ведь очевидно, что если наказание служит благому делу формирования полноценной личности, государство может «раз-давать» его весьма щедрой рукой, что снимает ряд барьеров перед ужесточени-ем карательной практики. С другой стороны, подчеркнутое акцентирование внимания на исправлении могло влечь за собой игнорирование задач восста-новления социальной справедливости в виде увлечения конструкциями осво-бождения от уголовной ответственности и некарательными видами уголовного наказания. Здравый смысл и профессиональный опыт правоприменителя вы-ступали вполне надежными гарантиями от этих крайностей. Но наука законо-мерно задавалась вопросом об эффективности и в целом пригодности уголов-ного наказания для решения высоких воспитательных задач.

В этой связи М. Д. Шаргородский, нисколько не отрицая значимости вос-питательных мероприятий для предупреждения преступлений и обеспечения безопасности, справедливо указывал: «Воспитание сознательного гражданина социалистического общества не является специфической задачей ни уголовного права, ни наказания. … Общая задача … нравственно воспитать человека дале-ко не всегда удается даже в условиях нормальной семьи, школы и коллектива, тем более утопично ставить подобную задачу перед мерами уголовного наказа-ния, где речь идет о наиболее трудном для воспитания контингенте и где усло-вия воспитания в таком широком в нравственном отношении смысле значи-тельно более затруднены» [13, с. 258–259]. Эта мысль нашла поддержку у мно-гих специалистов. «Постановка перед наказанием цели перевоспитания осужденных, – писала С. В. Полубинская – является данью представлениями о всемогуществе уголовного права, преувеличением его реальных возможно-стей». По мнению исследователя, эта цель вообще недостижима средствами уголовного права [5, с. 28]. Сомневался в исправительных возможностях нака-зания А. В. Усс, подкрепляя свои аргументы доводом о том, что демократиче-ски организованное государство не имеет права принудительно «улучшать» своих граждан [10, с. 29]. «Исправление осужденных причислено к целям нака-зания явно непродуманно, весьма сомнительно, что кого-либо можно исправить наказанием», – резюмировал Д. А. Шестаков [14, с. 156].

Подчеркнем: никто из специалистов (теоретиков и практиков) не отрицал и сейчас не отрицает социальной значимости воспитания и исправления лиц, совершивших преступления. Проблема состоит только в том, можно ли ставить

130

цель исправления перед уголовным наказанием, способны ли заложенные в на-казании правоограничения и лишения содействовать формированию (или еще больше – формировать) нравственно здоровую личность, сознательно соблю-дающую уголовно-правовые запреты.

Убеждены, что в решении этих фундаментальных вопросов следует про-явить максимум осторожности и гораздо больше полагаться на сомнения, не-жели на высокие мечтания. Уголовное наказание, конечно, вносит свой вклад в дело исправления и перевоспитания осужденного, но ровно в той мере, в какой лишения и ограничения составляют часть любого (а не только пенитенциарно-го) воспитательного процесса. Лишения и страдания (каковым в сущности сво-ей является уголовное наказание) в большей степени призваны показать чело-веку, какое поведение (мысли, образ жизни) неприемлемы в социуме, но они не определяют ориентиров для формирования в человеке социального идеала. От наказания можно ожидать воспитательного эффекта, но полагать, что вос-питание или исправление могут составить цель наказания вряд ли будет спра-ведливо. Уголовное наказание не располагает для этого необходимыми средст-вами. Оно ограничивается только и исключительно правоограничениями, чего очевидно, для полноценного воспитания явно недостаточно.

К тому же важно обратить внимание, что уголовный закон, определяя со-держание каждого вида уголовного наказания, ни слова не говорит о воспита-тельной и реабилитационной работе как его составной части. В процессе ис-полнения наказаний такая работа проводится сотрудниками уголовно-исполнительной системы не на основании УК РФ, а в соответствии с предписа-ниями уголовно-исполнительного права, что фактически означает администра-тивную корректировку приговора суда. Правовой характер оснований проведе-ния такой работы вызывает сомнения.

Принимая во внимание эти обстоятельства, возникает необходимость со-гласовать, с одной стороны, объективную потребность в воспитании преступ-ников, а с другой стороны, ограниченный характер системы уголовных наказа-ний и их непригодность для решения воспитательных задач. Выход из этой сложной ситуации видится в четком разграничении наказания и собственно ис-правительных мер.

Еще в Резолюции VIII конгресса Международной ассоциации уголов-ного права, состоявшегося в 1974 году, отмечалось: «Традиционная система репрессии и воздаяния все более и более подвергается критике и постепен-но уступает место системе, в которой на первый план среди социальных це-лей уголовного права выступают ресоциализация и перевоспитание. Необ-ходимо развить и рационализировать эту новую уголовную политику, точно определить ее методы и средства. …Исследование и определение адекват-ных средств реакции на преступность должны основываться на том поло-жении, что преступность, будучи сложным социальны явлением, не может быть объектом единого решения, напротив, нужно применять дифференци-рованные меры в зависимости от характера преступления и личности пре-ступника, различные санкции или иные меры, позволяющие сделать выбор,

131

или, если это необходимо, методы и средства неуголовного характера, ко-торые еще надо определить» [3, с. 36].

Идея дифференциации средств воздействия на преступность не выглядит се-годня чем-то особенно оригинальным. Ее с полным основанием можно отнести в разряд устоявшихся постулатов, по крайне мере, криминологической науки. Про-блемы (и то, скорее теоретического, нежели прикладного характера) возникают при попытке реализации этой идеи в уголовно-правовом пространстве. Представляется, что воплощение идеи исправительного воздействия на преступников гипотетически может осуществляться в двух основных направлениях: 1) наполнение воспитатель-ными мероприятиями существующих видов уголовных наказания, включение эле-ментов воспитания в содержание наказания и фиксация этого измененного содер-жания непосредственно в тексте уголовного закона; 2) разработка параллельно с системой наказаний системы мер исправительного воздействия на лиц, совершив-ших преступление, определение оснований и правил их применения.

Исторически именно первый путь был избран творцом уголовной полити-ки в России. Однако описанные выше теоретические и прикладные препятствия заставляют усомниться в его перспективности и все более склоняют к мысли о фиксации в законе обособленной системы мер исправительного воздействия.

У этой идеи достаточно много сторонников. Так, Ф. Р. Сундуров пишет: «В основе совершенствования законодательной регламентации наказания дол-жен быть концептуальный подход, направленный на повышение его ресоциали-зационного и предупредительного ресурса путем включения в систему наказа-ний и иных средств уголовно-правового характера мер, направленных на пси-холого-нравственное воздействие на осужденных, дополнения исполнения отдельных видов наказаний целенаправленным исправительным воздействием на осужденных, использования институтов гражданского общества в работе с осужденными и осуществлении контроля за их поведением» [8, с. 81].

Поддерживая его, В. Н. Бурлаков предлагает целую программу совершенство-вания системы мер исправления преступников: «Необходимо наряду с мерами на-казания за преступление предусмотреть меры исправления личности преступника. Последняя группа мер не должна рассматриваться как дополнительная, то есть фа-культативная. Более того за некоторые преступления можно было бы предусмот-реть в санкции статьи только меры исправления. В остальном такие меры применя-лись бы наряду с мерами наказания, за исключением случаев мотивированного ре-шения суда о нецелесообразности их назначения, в случае, когда обвиняемый относится к типу легкоисправимой личности» [6, с. 570].

Представляется, что это верное направление развития уголовного законо-дательства и уголовно-правовой теории. При этом самостоятельное функцио-нирование системы исправительных мер в рамках закона должно основываться, на наш взгляд, на следующих исходных тезисах (они же признаки исправитель-ных мер уголовно-правового характера):

а) отсутствие в этих мерах элементов кары, то есть преднамеренного при-чинения боли и страданий, их принципиально иное, нежели у наказания, целе-вое назначение;

132

б) публичный характер мер исправления, их обязательность, обеспечен-ность силой закона и государственного принуждения;

в) связь исправительных мер с преступлением и с особенностями личности виновного, их принадлежность к уголовной ответственности;

г) признание исправительных мер материально-правовым основанием для проведения с осужденным воспитательной и реабилитационной работы;

д) возможность назначения этих мер как самостоятельно, так и в совокуп-ности с мерами уголовного наказания;

е) всеобщий характер таких мер, возможность их применения в случае со-вершения преступлений любой категории тяжести, причем не только несовер-шеннолетними, но и взрослыми.

Список литературы 1. Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях / сост. и предисл. В. С. Ов-

чинского. М., 2004. 184 с. 2. Беляев Н. А. Цели наказания и средства их достижения в исправительно-

трудовых учреждениях. Л., 1963. 186 с. 3. Гальперин И. М. Наказание: социальные функции, практика примене-

ния. М., 1983. 205 с. 4. Карпец И. И. Наказание. Социальные, правовые и криминологические

проблемы. М., 1973. 228 с. 5. Полубинская С. В. Цели уголовного наказания. М., 1990. 142 с. 6. Современные проблемы и стратегия борьбы с преступностью / научн.

ред. В. Н. Бурлаков, Б. В. Волженкин. СПб., 2005. 592 с. 7. Спасович В. Д. Учебник уголовного права. Т. 1. Вып. 1. СПб., 1863. 428 с. 8. Сундуров Ф. Р. Уголовное наказание и его социальное предназначение в

демократическом обществе // Российское уголовное право: традиции, совре-менность, будущее : материалы науч. конф., посвященной памяти профессора М. Д. Шаргородского (к столетию со дня рождения) (Санкт-Петербург, 1-2 ию-ля 2004 г.). СПб., 2005. С. 77–81.

9. Таганцев Н. С. Русское уголовное право : лекции. Часть Общая. Т. 2. СПб., 1902. 380 с.

10. Усс А. Допустимо ли исправлять осужденных? // Человек: преступле-ние и наказание. 1994. № 1-2. С. 28–35.

11. Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. М., 2000. 464 с.

12. Чучаев А. И. Уголовно-правовые взгляды Н. Д. Сергеевского. М., 2010. 520 с. 13. Шаргородский М. Д. Наказание, его цели и эффективность // Избран-

ные работы по уголовному праву. СПб., 2003. 434 с. 14. Шестаков Д. А. Российская уголовно-правовая политика под углом зре-

ния исторической тенденции к смягчению репрессии // Правоведение. 1998. № 4. С. 154–161.

133

УДК 343.61 33Андрей Леонидович Санташов,

кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовно-исполнительного права

и организации воспитательной работы с осужденными (ВИПЭ ФСИН России), e-mail: santashov@list.ru

ВОПРОСЫ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ ТЕХНИКИ И ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

ЗА НАНЕСЕНИЕ ПОБОЕВ

Аннотация: в статье рассматриваются проблемы законодательной тех-ники и дифференциации ответственности за нанесение побоев в связи с не-давними изменениями уголовного и административного законодательства. Автор подвергает критическому анализу действующую редакцию ст. 116 УК РФ. По его мнению, здесь отсутствует напрашивающаяся административная преюдиция, как это предусмотрено в ст. 1161 УК РФ.

Ключевые слова: побои, дифференциация ответственности, админист-ративная преюдиция, несовершеннолетние, близкие родственники и близ-кие лица.

Andrey Leonidovich Santashov,

candidate of jurisprudence, associate professor associate professor of the department of penal enforcement Law and the

organization of educational work with convicts (VILE of the FPS of Russia),

e-mail: santashov@list.ru

ISSUES OF LEGISLATIVE TECHNOLOGY AND DIFFERENTIATION OF RESPONSIBILITY FOR BEATINGS

Abstract: the article considers problems of legislative technique and

differentiation of responsibility for the beating in the recent changes of the criminal and administrative legislation. The authors subjected a critical analysis of the current wording of article 116 of the criminal code. According to them, there is no obvious administrative prejudice, as provided for in article 116.1 of the criminal code.

Keywords: beating, differentiation of responsibility, the administrative preclusion, minors, close relatives and close persons. Федеральным законом от 7 февраля 2017 г. № 8-ФЗ «О внесении измене-

ния в статью 116 Уголовного кодекса Российской Федерации» в очередной раз была изменена редакция ст. 116 Уголовного кодекса Российской Федерации © Санташов А. Л., 2017 © Santashov A. L., 2017

134

(далее – УК РФ) предусматривающая уголовную ответственность за нанесение побоев. Теперь, она устанавливает наказуемость деяний, выразившихся в нане-сении побоев или иных насильственных действий, причинивших физическую боль, но не повлекших последствий, указанных в статье 115 УК РФ, совершен-ных из хулиганских побуждений, а равно по мотивам политической, идеологи-ческой, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы.

Ранее, Федеральным законом от 3 июля 2016 г. № 323-ФЗ «О внесении из-менений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации по вопросам совершенствова-ния оснований и порядка освобождения от уголовной ответственности» были дифференцированы условия уголовной ответственности за нанесение побоев или совершение иных насильственных действий, причинивших физическую боль, но не повлекших последствий, указанных в ст. 115 УК РФ. Статья 116 УК РФ в прежней редакции 2016 года предусматривала наказуемость указанных выше деяний, совершенных в отношении близких лиц, а равно из хулиганских побуждений, либо по мотивам политической, идеологической, расовой, нацио-нальной или религиозной ненависти или вражды, либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы. При этом, согласно примечанию к ней, под близкими лицами здесь понимались близкие родствен-ники (родители, дети, дедушка, бабушка и т. д.), опекуны, попечители, а также лица, состоящие в свойстве с лицом, нанесшим побои, лица, ведущие с ним общее хозяйство. По ст. 1161 УК РФ (а она осталась в Кодексе в прежней ре-дакции) привлекается лицо, нанесшее побои гражданам, при условии, что оно было подвергнуто административному наказанию за побои или совершение иных насильственных действий, причинивших физическую боль прочим потер-певшим (то есть лицам, не названным в ст. 116 УК РФ).

В то же время действующая ст. 6.1.1. Кодекса об административных право-нарушениях Российской Федерации (далее – КоАП РФ) устанавливает админи-стративную ответственность за нанесение побоев или совершение иных насиль-ственных действий, причинивших физическую боль, но не повлекших последст-вий, указанных в статье 115 УК РФ, если эти действия не содержат уголовно наказуемого деяния. Таким образом, законодатель в «июльской» редакции УК РФ ставил категорию «близких лиц» под усиленную защиту от семейного наси-лия, предусмотрев за данное преступление заметно более строгое наказание, чем по ст. 1161 УК РФ. Кроме того, Федеральный закон от 3 июля 2016 г. № 323-ФЗ отнес уголовные дела о преступлениях, предусмотренных ст. 1161 УК РФ, к де-лам частного обвинения, а уголовные дела о преступлениях, предусмотренных ст. 116 УК – к категории дел частно-публичного обвинения.

На наш взгляд, как прежняя (2016 г.), так и новая редакция (2017 г.) норм уголовного законодательства об ответственности за нанесение побоев или со-вершение иных насильственных действий, причинивших физическую боль, но не повлекших последствий, указанных в ст. 115 УК РФ, вызывают некоторые критические замечания. Во-первых, было основание для опасений, что установ-

135

ление уголовной ответственности родителей (а именно они в качестве субъек-тов насилия имелись в первую очередь в виду, так как «острие» ст. 116 УК РФ в редакции 2016 года было направлено на защиту детей) создавало немало про-блем в отношениях между родителями и детьми. Любые шлепки, подзатыльни-ки, таскание за уши и т. п. могли быть расценены как преступные насильствен-ные действия, даже если они носили разовый характер и были направлены на подчинение несовершеннолетнего дисциплине, на выполнение предъявляемых ему законных требований. Отсутствовала напрашивающаяся административная преюдиция (как это предусмотрено ст. 1161 УК РФ), игнорировались (порой, достаточные) меры семейного законодательства по пресечению злоупотребле-ний со стороны родителей.

Так, согласно ст. 77 Семейного кодекса РФ (далее – СК РФ) при непо-средственной угрозе жизни ребенка или его здоровью орган опеки и попе-чительства вправе немедленно отобрать ребенка у родителей (или одного из них) или у других лиц, на попечении которых он находится. При отобрании ребенка указанный орган обязан незамедлительно уведомить прокурора, обеспечить временное устройство ребенка и в течение семи дней после вы-несения органом исполнительной власти субъекта Российской Федерации либо главой муниципального образования акта об отобрании ребенка обра-титься в суд с иском о лишении родителей родительских прав или об огра-ничении их родительских прав.

Суд может также с учетом интересов ребенка принять решение об ограни-чении родительских прав, которое допускается, если оставление ребенка с ро-дителями опасно для ребенка по обстоятельствам, от родителей не зависящим (психическое расстройство или иное хроническое заболевание, стечение тяже-лых обстоятельств и другие). Ограничение родительских прав допускается так-же в случаях, если оставление ребенка с родителями вследствие их поведения является опасным для ребенка, но не установлены достаточные основания для лишения родителей родительских прав. Если родители не изменят своего пове-дения, орган опеки и попечительства по истечении шести месяцев после выне-сения судом решения об ограничении родительских прав обязан предъявить иск о лишении родительских прав (ст. 73 СК РФ).

Наконец, родители могут быть лишены родительских прав, если они жес-токо обращаются с детьми, в том числе осуществляют физическое или психи-ческое насилие над ними, покушаются на их половую неприкосновенность, а также совершили умышленное преступление против жизни или здоровья своих детей, другого родителя детей, супруга, в том числе не являющегося родителем детей, либо против жизни или здоровья иного члена семьи (ст. 69 УК РФ). В соответствии с Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 мая 1998 г. № 10 (ред. от 6.02.2007 г.) «О применении судами законодательства при разрешении споров, связанных с воспитанием детей», жестокое обращение с детьми может проявляться не только в осуществлении родителями физического или психического насилия над ними либо в покушении на их половую непри-косновенность, но и в применении недопустимых способов воспитания: в гру-

136

бом, пренебрежительном, унижающем человеческое достоинство обращении с детьми, оскорблении или эксплуатации детей.

Во-вторых, уделяя в 2016 г. столь значительное внимание уголовной от-ветственности родителей за нанесение побоев, законодатель «скрыл» несовер-шеннолетних как субъектов преступления в ст. 116 УК РФ. Не совсем ясным является также его сегодняшнее решение, согласно которому, в соответствии со ст. 20 УК РФ несовершеннолетние будут нести ответственность по ст. 116 и 1161 УК только лишь по достижении 16-летнего возраста. Вполне закономерен вопрос: почему так, а не иначе? Ведь на лицо явная очевидность общественной опасности побоев даже для 14-летнего подростка [2, с. 81].

В-третьих, несколько неудачно с позиций законодательной техники было изложено примечание к ст. 116 УК РФ, создающее возможность неоднозначно-го толкования категорий: «близкие лица» и «близкие родственники», что уже само по себе является нарушением правил законодательной техники о точности и ясности нормативно-правовых предписаний [3, с. 181–183]. Необходимо вес-ти речь о комплексном правовом реагировании на данное негативное явление. Но для последовательного применения мер семейного, административного и уголовного законодательства следует, прежде всего, обеспечить единое пони-мание категорий «близких лиц» и «близких родственников». Трудности для правоприменителя здесь усугубляются тем, что указанные термины в настоя-щее время по-разному «расшифровываются» в семейном, административном, уголовном, уголовно-процессуальном, жилищном, а также гражданском и на-логовом законодательстве [7].

Так, в соответствии со ст. 14 СК РФ близкие родственники – это родствен-ники по прямой восходящей и нисходящей линии (родители, дети, дедушка, ба-бушка и внуки), полнородные и неполнородные (имеющими общих отца или мать), братья и сестры. В примечании к ст. 265 КоАП РФ под близкими родст-венниками понимаются родители, дети, усыновители, усыновленные, родные братья и сестры, дедушка, бабушка, внуки.

В отличие от примечания к ст. 116 УК РФ в редакции 2016 года, которое фактически отождествляло понятия «близкие лица» и «близкие родственники», ст. 5 УПК РФ наоборот их разделяет: 1) близкие лица – иные, за исключением близких родственников и родственников, лица, состоящие в свойстве с потер-певшим, свидетелем, а также лица, жизнь, здоровье и благополучие которых дороги потерпевшему, свидетелю в силу сложившихся личных отношений; 2) близкие родственники – супруг, супруга, родители, дети, усыновители, усынов-ленные, родные братья и родные сестры, дедушка, бабушка, внуки.

Современное жилищное законодательство оперирует термином «члены семьи», под которыми понимаются проживающие совместно с данным собст-венником в принадлежащем ему жилом помещении его супруг, а также дети и родители данного собственника (ч. 1 ст. 31 Жилищного кодекса Российской Федерации). Другие родственники, нетрудоспособные иждивенцы и в исклю-чительных случаях иные граждане могут быть признаны членами семьи собст-венника, если они вселены собственником в качестве членов своей семьи.

137

Исходя из ст. 1142–1145 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее – ГК РФ) и Письма ФНС России от 19 апреля 2012 г. № ЕД-4-3/6609@ «О порядке предоставления имущественного налогового вычета», родственни-ками по отношению к определенному физическому лицу являются: дети, суп-руг, родители, внуки; полнородные и неполнородные братья и сестры, дедушка и бабушка как со стороны отца, так и со стороны матери, дети полнородных и неполнородных братьев и сестер (племянники и племянницы); полнородные и неполнородные братья и сестры родителей (дяди и тети), двоюродные братья и сестры; прадедушки и прабабушки; дети родных племянников и племянниц (двоюродные внуки и внучки) и родные братья и сестры его дедушек и бабушек (двоюродные дедушки и бабушки); дети двоюродных внуков и внучек (двою-родные правнуки и правнучки), дети двоюродных братьев и сестер (двоюрод-ные племянники и племянницы) и дети двоюродных дедушек и бабушек (двою-родные дяди и тети); пасынки, падчерицы, отчим, мачеха. Кроме того, лица, признающиеся состоящими в отношениях родства или свойства, перечислены в разделе 11 «Родство, свойство» Общероссийского классификатора информации о населении ОК 018-95, утвержденного постановлением Госстандарта Россий-ской Федерации от 31 июля 1995 г. № 412. К ним отнесены: муж, жена, отец, мать, сын, дочь, дедушка, бабушка, внук, внучка, брат, сестра, отчим, мачеха, пасынок, падчерица, тесть, теща, свекор, свекровь, зять, невестка (сноха), лица с другой степенью родства (свойства).

Наконец, термины «близкие родственники» и «родственники осужденных» довольно обильно используются и в Уголовно-исполнительном кодексе Рос-сийской Федерации (далее – УИК РФ), однако хоть какой-либо интерпретации этих понятий УИК РФ не содержит, оставляя лишь умозрительными для право-применителя свои положения в ст. 17, 97, 100, 134, 135, 185, 186 и пр.

Говоря о понятии близких лиц, следует отметить, что оно было известно еще задолго до принятия УПК РФ 2001 г. Впервые в законодательных актах от-ветственность за преступление против близких лиц появилась в Уголовном ко-дексе РСФСР 1960 г. Однако это произошло незадолго до окончания его дейст-вия. Так, первой нормой, содержащей данное понятие, являлась ст. 1762 УК РСФСР, регламентировавшая ответственность за угрозу или насильственные действия в отношении судьи, должностного лица правоохранительного или контролирующего органа и их близких родственников. Данная статья была включена в состав УК РСФСР Указом Президиума Верховного Совета РСФСР «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях» от 11 декабря 1989 г.

Появившись в УК РСФСР в 1989 г., рассматриваемое понятие не нашло отражения в постановлениях Пленума Верховного Суда СССР. Внесение изме-нений о близких лицах в текст диспозиции ст. 102 УК РСФСР в 1995 г. также не было разъяснено Пленумом Верховного Суда РФ, т.к. действовавшее в тот период Постановление Пленума Верховного Суда СССР «О судебной практике по делам об умышленных убийствах» от 22 декабря 1992 г. № 15 вышло до рас-сматриваемых изменений в УК РСФСР, а следующее Постановление Пленума

138

по данному вопросу вышло уже после принятия нового УК РФ 1996 г. Для уяс-нения содержания этого понятия необходимо было обращаться к нормам уго-ловно-процессуального законодательства. Статья 34 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР (с последующими изменениями) в п. 9 раскрывала его содер-жание: «близкие родственники» – родители, дети, усыновители, усыновленные, родные братья и сестры, дед, бабка, внуки, а также супруг.

Как видно из определения данного понятия, содержащегося в уголовно-процессуальном законодательстве, круг лиц был предельно ясен. Такое поло-жение сохранялось до принятия Уголовного кодекса РФ, в котором понятие «близкие родственники» было заменено на более широкое по своему содержа-нию понятие «близкие лица». Такие изменения привели к новой необходимости определения содержания данного понятия. Обращение к нормам УПК РСФСР уже не имело смысла, т.к. содержания данного термина там не давалось. А бы-ло оно дано уже в новом УПК РФ 2001 г. (ст. 5).

В юридической литературе также предпринимались попытки определить понятие близких лиц. Например, А. В. Наумов определял понятие «близкие ли-ца» следующим образом: к близким относятся в первую очередь близкие родст-венники (родители, дети, усыновители, усыновленные, родные братья и сестры, дед, бабка, внуки, а также супруги), а также иные лица, являющиеся близкими для соответствующего лица [4, с. 413]. А. И. Рарог и другие авторы определяли его так: «Под близкими потерпевшего понимаются как его близкие родствен-ники (родители, дети, усыновители, усыновленные, родные братья и сестры, дед, бабка, внуки, а также супруг), так и иные лица, интересы которых в силу сложившихся жизненных обстоятельств дороги потерпевшему (например, двоюродные братья и сестры, невеста, сожитель, друзья)» [6, с. 19–20]. Л. А. Андреева предложила рассматривать его несколько отличающимся обра-зом: «Близким может быть признан любой человек, смерть которого являлась серьезной душевной травмой для потерпевшего» [1, с. 8].

Как видно из вышеприведенных примеров, определения начинались с поня-тия «близкие родственники», содержавшегося в УПК РСФСР, а затем авторы пы-тались определить круг иных близких лиц. Такое положение, когда не было офи-циального толкования данного понятия и обращение к нормам иных областей права не давало исчерпывающего ответа, сохранялось до принятия Постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» от 27 января 1999 г. № 1. В п. 6 данного Постановления содер-жится следующее разъяснение относительно содержания понятия «близкие лица»: к близким потерпевшему лицам наряду с близкими родственниками могут отно-ситься иные лица, состоящие с ним в родстве, свойстве (родственники супруга), а также лица, жизнь, здоровье и благополучие которых заведомо для виновного до-роги потерпевшему в силу сложившихся личных отношений.

Однако, оценивая данные положения судебной практики, И. Е. Никонов по-лагает, что понятие «близкие лица» имеет свое определенное уголовно-правовое значение. Поэтому при установлении содержания круга близких лиц непримени-мы нормы уголовно-процессуального законодательства, т.к. область регулирова-

139

ния и цели существования у них различные. В связи с этим необходимо внесение изменений в постановление Пленума Верховного суда РФ № 1 от 27 января 1999 г., в котором было сформулировано понятие близких лиц [5, с. 82–92].

В завершение анализа норм УК РФ об ответственности за нанесение побоев напрашиваются следующие выводы: при конструировании норм уголовного зако-нодательства об ответственности за побои в отношении близких лиц следует ис-пользовать административную преюдицию по аналогии со ст. 1161 УК РФ. При этом диспозиция ст. 116 УК РФ, могла бы выглядеть следующим образом: «Нане-сение побоев или совершение иных насильственных действий, причинивших фи-зическую боль, но не повлекших последствий, указанных в статье 115 настоящего Кодекса, в отношении близких лиц, если виновное лицо, уже было подвергнуто административному наказанию за аналогичное деяние, а равно из хулиганских побуждений, либо по мотивам политической, идеологической, расовой, нацио-нальной или религиозной ненависти или вражды, либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы – наказываются …».

Следует сделать более зримым возможное присутствие несовершеннолет-них в качестве субъектов преступления, предусмотренного ст. 116 УК РФ. Од-новременно предлагаем установить ответственность за преступные посягатель-ства по ст. 116 и 1161 УК РФ с 14 лет. Необходимо обеспечить унифицирован-ное понимание «близких лиц» и «близких родственников» в отраслях криминального цикла (УК РФ, УПК РФ, УИК РФ) с учетом положений семей-ного, уголовно-процессуального, административного и иного законодательства. Для этого следует ввести в состав норм Общей части Уголовного кодекса РФ статью, содержащую исчерпывающий перечень основных понятий, используе-мых им, в том числе и пункт, дающий законодательное определение понятий «близкие лица» и «близкие родственники». В данном случае примером может служить УПК РФ. На наш взгляд, это положительно повлияет на деятельность судебно-следственных органов и правоприменительной практики в целом.

Список литературы 1. Андреева Л. А. Квалификация убийств, совершенных при отягчающих

обстоятельствах. СПб., 1998. 56 с. 2. Козаченко И. Я., Козаченко Е. Б. Несовершеннолетие: уголовно-

правовая индульгенция или льгота милосердия? // Актуальные проблемы при-менения уголовно-правовых мер в отношении несовершеннолетних : сб. мате-риалов Междунар. науч.-практ. конф. Вологда, 2012. С. 71–87.

3. Лапшин В. Ф. Правила законодательной техники и вопросы их примене-ния (на примере отдельных норм гл. 22 УК) // Российский юридический жур-нал. 2010. № 3. С. 181–185.

4. Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть : курс лекций. М., 1996. 560 с.

5. Никонов И. Е. Ответственность за преступления против лиц и их близ-ких, в связи с исполнением ими своей служебной деятельности или выполнени-ем общественного долга : дис. … канд. юрид. наук. М., 2004. 228 с.

140

6. Уголовное право России. Особенная часть : учебник / под ред. А. И. Ра-рога. М., 1997. 490 с.

7. Шмелев А. Близкие родственники и взаимозависимые лица // Аркада права. Режим доступа : http://www.http://yuridicheskaya-konsultaciya.ru/blizkie_ rodstvenniki.html (дата обращения: 17.01.2017).

УДК 343.847 34Наталья Анатольевна Симагина,

старший преподаватель кафедры уголовно-правовых дисциплин

(Юридический институт Владимирского государственного университета им. А. Г. и Н. Г. Столетовых),

e-mail: simagina.n@mail.ru

СРАВНИТЕЛЬНО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ НАКАЗАНИЯ В ВИДЕ ОБЯЗАТЕЛЬНЫХ РАБОТ

ПО УГОЛОВНОМУ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВУ НЕКОТОРЫХ СТРАН СНГ

Аннотация: в статье рассматриваются обязательные работы как вид нака-зания, не связанный с изоляцией от общества, по уголовному законодательству стран СНГ (на примере Азербайджана, Белоруссии, Кыргызстана, Таджикистана). Особое внимание уделяется содержанию наказания в виде обязательных работ.

Ключевые слова: обязательные работы, уголовное законодательство, осужденный, страны СНГ, наказание.

Natal'ya Anatol'evna Simagina,

senior lector of criminal law studies department of law (Institute of Vladimir State University named after A. G. and N. G. Stoletovs),

e-mail: simagina.n@mail.ru

COMPARATIVE-LEGAL ANALYSIS OF PUNISHMENT AS THE TYPE OF COMPULSORY COMMUNITY SERVICE

IN THE CIS COUNTRIES

Abstract: the article deals with compulsory community service as a type of punishment unconnected with isolation from society in CIS countries (in the context of Azerbaidjan, Belarus, Kyrgyzstan, Tadjikistan). Special attention is paid to the content of punishment of compulsory community service.

Keywords: compulsory community service, criminal legislation, convict, CIS countries, punishment.

© Симагина Н. А., 2017 © Simagina N. A., 2017

141

По справедливому мнению Р. Давида, «пытаться ограничить юридиче-скую науку пределами одного государства и излагать или развивать эту науку без учета идей и опыта науки других государств – значит ограничи-вать свои возможности познания и деятельности» [4, с. 33]. Характерной чертой уголовного права большинства зарубежных государств является смягчение уголовно-правового воздействия на осужденного или расшире-ние сферы применения наказаний и иных мер, не связанных с изоляцией от общества. В настоящее время гуманизация является одним из официально заявленных направлений уголовной политики России [3, с. 194–195], и, как представляется, аналогичная уголовная политика проводится во многих странах бывшего Советского Союза.

Изначально отметим то, что общественные работы (аналог обязательных работ) как вид уголовного наказания впервые были упомянуты в УК Швейца-рии в 1971 г. и применялись в отношении несовершеннолетних осужденных в возрасте от 7 до 18 лет. Через некоторое время общественные работы стали на-значаться в качестве основного наказания несовершеннолетним, а в отношении совершеннолетних они могли быть назначены только в качестве дополнитель-ного уголовного наказания, если это не противоречило законодательству соот-ветствующего кантонах. Отсюда следует что, швейцарское уголовное законода-тельство впервые закрепило общественные работы в качестве основного вида наказания в Западной Европе.

Общественные работы на Западе как вид наказания не предполагают дос-тижения цели пополнения бюджета: они предназначены для обеспечения вос-питательного воздействия на осужденных, которые безвозмездно работают на благо общества, тем самым пытаются загладить причиненный ущерб от совер-шенного преступления.

Обязательные работы предусмотрены в современном уголовном законода-тельстве многих стран, однако, для советского и постсоветского уголовного права данное наказание является достаточно новым, а потому малоизученным. Подобная ситуация вполне актуальна для многих стран-участниц Содружества независимых государств. К примеру, п. 47.1. ст. 47 УК Азербайджанской Рес-публики указывает, на то, что общественные работы «заключаются в выполне-нии осужденным в свободное от основной работы или учебы время бесплатных общественно полезных работ» Данный вид наказания применяется в качестве основного.

В УК Республики Беларусь под общественными работами понимается «выполнение осужденным бесплатного труда в пользу общества» (ч. 1 ст. 49 УК Беларуси), они могут применяться в качестве не только основного, но и до-полнительного наказания к штрафу или лишению права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью.

Часть (1) ст. 43 УК Кыргызской Республики указывает на то, что «общест-венные работы состоят в выполнении осужденным в свободное от основной ра-боты или учебы время бесплатного труда в пользу общества». Данный вид на-казания относится к основным и официально определяется как «привлечение к

142

общественным работам». Отличительной чертой в УК Кыргызской Республики является, то что «наказание в виде привлечения к общественным работам на-значается, как правило, с учетом состояния его здоровья, профессии, квалифи-кации, уровня образования».

УК Республики Таджикистан в ст. 48 (1) содержит положение в соответст-вии с которым «обязательные работы заключаются в выполнении осужденным в свободное от основной работы или учебы время бесплатных общественно по-лезных работ». Обязательные работы относятся к основным видам уголовного наказания.

Следует обратить внимание на то, что различны формулировки органов, которые определяют место и специфику осуществления данного наказания. Так, в Азербайджане соответствующие органы исполнительной власти опреде-ляют вид общественных работ, в Белоруссии – органы, ведающие применением общественных работ, в Киргизии – исполнительный орган местного самоуправ-ления по согласованию с уголовно-исполнительной инспекцией, а в Таджики-стане – местными органами власти.

Некоторые различия в части реакции на попытки уклонения от отбыва-ния данного наказания выявляются при анализе соответствующих положений уголовного законодательства перечисленных стран. В частности, УК Азер-байджанской Республики устанавливает, что в случае злостного уклонения неотбытая часть общественных работ заменяется лишением свободы на оп-ределенный срок из расчета 1 день лишения свободы на 12 часов обществен-ных работ (п. 47.3. ст. 47). В УК Республики Беларусь предусмотрена уго-ловная ответственность за уклонение от отбывания наказания в виде общест-венных работ (ст. 419). УК Кыргызской Республики закрепляет, что в случае злостного уклонения общественные работы заменяются исправительными работами, ограничением свободы или лишением свободы. Причем время, в течение которого осужденный отбывал общественные работы, учитывается из расчета 1 день исправительных работ, ограничения свободы или лишения свободы за 8 часов общественных работ (ч. (3) ст. 43). Достаточно интерес-ным является то, что время, в течение которого осужденный работал, рас-сматривается как смягчающее обстоятельство. УК Республики Таджикистан определяет то, что в случае злостного уклонения осужденного от отбывания обязательных работ суд заменяет его исправительными работами или огра-ничением свободы (ст. 48 (5)).

Это позволяет сделать вывод о том, что, как правило, в случае злостного уклонения от отбывания наказания в виде общественных (обязательных работ) на замену приходят наказания, не связанные с изоляцией осужденного от обще-ства (Кыргызстан, Таджикистан) или связанные с изоляцией осужденного от общества (Азербайджан, Кыргызстан).

В Особенной части УК Беларуси предусмотрена ответственность за ук-лонение от отбывания обязательных работ. Стоит отметить, что данная норма является предметом научных дискуссий. Так, по мнению Е. Н. Федо-товой, замена обязательных работ будет иметь и предупредительный, и ка-

143

рательный эффект. Это позволит индивидуализировать наказание в процес-се его исполнения, а также даст суду возможность выбора наказания за зло-стное уклонение от отбывания обязательных работ [5, с. 39]. Схожей точки зрения придерживается и И. В. Дворянсков [1, с. 13–14]. По справедливому мнению К. А. Долгополова, «такой способ закрепления ответственности представляется не совсем удачным. Во-первых, вряд ли имеются явные ос-нования для криминализации подобного поведения. Во-вторых, процедура привлечения к ответственности будет еще более сложной и затянутой во времени. И, в-третьих, такое вынесение ответственности в нормы Особен-ной части УК РФ не будет корреспондировать положениям об ответствен-ности осужденных, уклоняющихся от иных видов альтернативных лишению свободы наказаний» [2, с. 66].

Учитывая приведенные положения уголовного законодательства от-дельных стран-участниц СНГ о наказании в виде обязательных работ, а также мнения ученых по отдельным вопросам его содержания и примене-ния, можно сделать вывод о достаточно высокой потребности общества в реализации этого вида наказания, не связанного с изоляцией от общества. В свою очередь как в Российской Федерации, так и в странах – бывших республиках Союза ССР, не решены отдельные правовые и организаци-онные вопросы реализации обязательных работ, что негативно влияет на процессы воспитания осужденных и предупреждения совершения новых преступлений.

Список литературы 1. Дворянсков И. В. К вопросу об уголовной ответственности за злостное

уклонение от обязательных работ, исправительных работ, ограничения свобо-ды, получения предписания для направления в колонию-поселение или не при-бывших к месту отбывания наказания // Вестник института: преступление, на-казание, исправление. 2016. № 2. С. 11–14.

2. Долгополов К. А. Назначение обязательных и исправительных работ по уголовному праву России // Вестник Волгоградской академии МВД России. 2011. № 4. С. 65–69.

3. Лапшин В. Ф. Гуманизация современной уголовной политики России и дифференциация уголовной ответственности: проблемы и противоречия // Юридическая наука и практика : Вестник Нижегородской академии МВД Рос-сии. 2010. № 2. С. 194–197.

4. Основные правовые системы современности. Сравнительное право / пер.: М. А. Крутоголов, В. А. Туманов. М., 1967. 496 c.

5. Федотова Е. Н. К вопросу применения наказания в виде обязательных работ в отношении несовершеннолетних // Уголовно-исполнительное право. 2013. № 1. С. 37–39.

144

УДК 343.61 35Андрей Александрович Симоненко,

заместитель прокурора (Советский район г. Воронежа), е-mail: andrey181183@yandex.ru

ПРИВЛЕЧЕНИЕ ЗАВЕДОМО НЕВИНОВНОГО

К УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ: ПРОБЛЕМЫ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯСТ. 299 УК РФ

Аннотация: на основании проведенного исследования в статье конста-

тируется неопределенность положений ч. 1 ст. 299 УК РФ, которая дополня-ется их неоднозначным доктринальным толкованием и противоречивой су-дебной практикой; обосновывается, что устранить эту неопределенность можно только посредством законодательного совершенствования ст. 299 УК РФ; предлагаются конкретные рекомендации в этом направлении.

Ключевые слова: привлечение заведомо невиновного к уголовной от-ветственности, неопределенность уголовного закона.

Andrey Aleksandrovich Simonenko,

deputy prosecutor (Soviet district of the city of Voronezh),

е-mail: andrey181183@yandex.ru

ATTRACTION OF OBVIOUSLY INNOCENT TO CRIMINAL LIABILITY:

PROBLEMS OF PERFECTIONART. 299 OF THE CRIMINAL CODE

Abstract: based on the research in the article stated uncertainty of the provisions of Art. 299 of the Criminal Code, which is complemented by their ambiguous doctrinal interpretation and inconsistent jurisprudence; substantiates that allow this uncertainty can only be through legislative improvement Art. 299 of the Criminal Code; specific recommendations in this regard.

Keywords: the attraction obviously innocent to a criminal liability to prosecution, criminal law uncertainty.

Приступая к уголовно-правовому анализу состава привлечения заведомо

невиновного к уголовной ответственности, отметим, что ст. 299 УК РФ – это одна из немногих статей Особенной части, которая имеет простую диспозицию. Часть 1 ст. 299 УК РФ содержит лишь наименование преступле-ния:«привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности», т.е. воспроизводит название статьи, не раскрывая при этом признаки состава соот-ветствующего преступного деяния.

© Симоненко А. А., 2017 © Simonenko A. A., 2017

145

Принято считать, что простые диспозиции используются в тех случаях, ко-гда признаки преступного деяния очевидны и не нуждаются в подробном опи-сании в тексте статьи Особенной части УК РФ. Однако, по справедливому за-мечанию А. В. Наумова, «изучение ошибок в квалификации преступлений, пре-дусмотренных «простыми» диспозициями, и наличие споров в теории и на практике по вопросу понимания некоторых признаков состава, упоминаемых в них, позволяют усомниться в простоте простых диспозиций» [4, с. 83]. Сказан-ное полностью относится и к диспозиции ч. 1 ст. 299 УК РФ. Ее «простота» по-рождает неопределенность в плане толкования (доктринального и судебного) многих обязательных признаков состава привлечения заведомо невиновного к уголовной ответственности, что неизбежно отражается на правоприменитель-ной практике [5, с. 248–250].

Дополнительно умножают эту неопределенность грубые нарушения тех-нико-юридического характера, допущенные при конструировании ст. 299 УК РФ. Несмотря на очевидную нормативную взаимосвязь признаков состава рас-сматриваемого преступления с уголовно-процессуальными категориями, зако-нодатель по непонятной причине не использовал бланкетный прием формули-рования диспозиции, а предпочел включить в нее понятия, которые не имеют нормативного определения: невиновный, уголовная ответственность, привле-чение к уголовной ответственности [5, с. 248]. Отмеченная неопределенность становится очевидной при уголовно-правовом анализе признаков объекта при-влечения заведомо невиновного к уголовной ответственности. С определением самого объекта преступления особых проблем в теории и на практике не возни-кает. Основным объектом преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 299 УК РФ, можно признать интересы правосудия, а дополнительным – личные права и свободы потерпевшего. А вот толкование сущности признаков потерпевшего, который обозначен в ч. 1 ст. 299 УК РФ как «невиновный», вызывает немало споров, поскольку понятие невиновного в уголовно-процессуальном законода-тельстве не раскрывается.

Анализ и обобщение юридической литературы показывают, что относи-тельно содержательного наполнения понятия «невиновный» в ч. 1 ст. 299 УК РФ представлена довольно богатая палитра мнений. Они совпадают лишь в том, что применительно к ч. 1 ст. 299 УК РФ лицо является невиновным, если отсутствовало событие преступления, либо в деянии отсутствуют признаки со-става преступления. По остальным возможным основаниям невиновности по-терпевшего консенсус в уголовно-правовой науке отсутствует, что вынуждает нас рассмотреть этот вопрос подробнее.

В некоторых публикациях указывается, что в контексте ч. 1 ст. 299 УК РФ невиновным следует считать лицо, которое совершило иное, чем инкримини-руемое ему, преступление: «Невиновным лицо следует считать и тогда, когда оно привлекается к уголовной ответственности не за то преступление, которое им реально совершено» [1, с. 306; 3]. С этим мнением необходимо согласиться, но с двумя оговорками. Во-первых, в рассматриваемой ситуации не появляется самостоятельное основание для признания лица невиновным. Когда лицо, фак-

146

тически совершившее преступление, обвиняется в совершении другого пре-ступного деяния, имеет место привлечение к уголовной ответственности при отсутствии признаков состава преступления.

Во-вторых, нужно уточнить, что в соответствии со ст. 299 УК РФ квали-фицируется только привлечение лица к уголовной ответственности за более тяжкое преступление, в сравнении с тем, какое им было фактически совершено. В противном случае (например, когда лицу, совершившему разбой, вменяется кража) состав преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 299 УК РФ, отсутствует. В приведенном примере лицо, конечно же, не совершало кражу, и в этом смыс-ле оно невиновно в краже. Но вместе с тем нельзя не учитывать, что заведомое обвинение лица в совершении менее тяжкого преступления (кражи) является способом освобождения виновного от уголовной ответственности за более тяж-кое преступление (разбой). В таком случае содеянное следует квалифицировать по ст. 300 УК РФ как незаконное освобождение от уголовной ответственности.

Далее отметим, что в уголовно-правовой литературе не получил однознач-ного решения вопрос о квалификации привлечения к уголовной ответственно-сти лица, фактически совершившего общественно опасное деяние, но заведомо не обладающего признаками субъекта преступления (невменяемого, малолетне-го). В науке высказывается мнение, что эти действия не охватываются содер-жанием ст. 299 УК РФ, а подлежат квалификации по ст. 285 УК РФ [2; 3]. Если руководствоваться этим мнением при квалификации, то получится, что дозна-ватель, который привлек к уголовной ответственности за кражу заведомо не-вменяемое лицо, должен нести ответственность по ст. 285 УК РФ. А в случае, когда дознаватель осознает отсутствие какого-либо иного признака состава кражи (например, предмета этого преступления), то привлечение заведомо не-виновного лица к уголовной ответственности следует квалифицировать по ч. 1 ст. 299 УК РФ.

Понять логику предлагаемого решения довольно сложно. Вменяемость, равно как и достижение возраста уголовной ответственности – это обязатель-ные признаки любого состава преступления. А значит, отсутствие этих призна-ков состава преступления, осознаваемое должностным лицом органа предвари-тельного расследования, делает лицо невиновным в юридическом смысле, даже если оно фактически совершило общественно опасное деяние.

Иными словами, применительно к ч. 1 ст. 299 УК РФ лицо должно счи-таться невиновным, если в его деянии отсутствует хотя бы один обязательный признак состава инкриминируемого ему преступления, вне зависимости от то-го, к какому из четырех элементов он относится. При этом нужно учитывать, что возможность привлечения к уголовной ответственности может исключаться в силу предписаний Общей части УК РФ (ст. 10, ч. 2 ст. 30, ст. 31, 37–42). Ис-ходя из этого, привлечение лица к уголовной ответственности за деяние, кото-рое было ранее декриминализовано, следует квалифицировать по ч. 1 ст. 299 УК РФ (разумеется, при условии, что должностное лицо органа предваритель-ного расследования знало о состоявшейся декриминализации), так как принятие закона, устраняющего преступность деяния, исключает наличие состава пре-

147

ступления и делает лицо юридически невиновным. Аналогичным образом по ч. 1 ст. 299 УК РФ необходимо квалифицировать привлечение к уголовной от-ветственности лица, которое причинило уголовно-значимый вред при наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния (опять же, при соблюдении принципа субъективного вменения, т.е. при осведомленности следователя или дознавателя о наличии таких обстоятельств).

В контексте рассматриваемого вопроса отметим, что с точки зрения дейст-вующего уголовного законодательства невиновным применительно к ч. 1 ст. 299 УК РФ нельзя считать лицо, подлежащее обязательному освобождению от уголовной ответственности (например, на основании примечаний к статьям Особенной части УК РФ, в силу истечения срока давности, амнистии) [7, с. 744; 8, с. 370]. Наличие оснований и условий для освобождения от уголовной ответ-ственности не означает отсутствие в деянии состава преступления (п. 28 поста-новления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. № 19 «О применении судами законодательства, регламентирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственности»), в связи с чем лицо, подлежащее освобождению, не может признаваться невиновным [6, с. 22–24]. Поэтому незаконное привлечение к уголовной ответственности лица, которое должно быть освобождено от уголовной ответственности, не образует состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 299 УК РФ.

По идее, соответствующие деяния при наличии у следователя (дознавате-ля) корыстной или иной личной заинтересованности могут быть квалифициро-ваны как злоупотребление должностными полномочиями, но для этого необхо-димо установить мотив совершения преступления, предусмотренный в качестве обязательного признака в ч. 1 ст. 285 УК РФ мотивацию, что крайне проблема-тично. По крайней мере, в процессе изучения судебной практики нам не уда-лось найти подобных уголовных дел, хотя факты привлечения к уголовной от-ветственности лица, подлежащего обязательному освобождению от уголовной ответственности, имеют далеко не единичный характер.

Получается, что указанные действия остаются без должного уголовно-правового реагирования, хотя сомневаться в их высокой общественной опасно-сти не приходится. При наличии императивных оснований, предусмотренных ст. 761, 78 УК РФ, актом об амнистии, примечаниями к статьям Особенной части УК РФ (например, к ст. 126, 222, 228 УК РФ), следователь (дознаватель) обязан освободить лицо от уголовной ответственности, приняв процессуальное решение о прекращении уголовного дела или уголовного преследования. И если следова-тель (дознаватель) вопреки этой обязанности, зная о том, что лицо подлежит ос-вобождению от уголовной ответственности, выносит в отношении данного лица постановление о привлечении в качестве обвиняемого, то его действия, по сути, мало чем отличаются от привлечения заведомо невиновного к уголовной ответ-ственности [8, с. 370]. И в том, и в другом случае к уголовной ответственности привлекается лицо, которое заведомо не подлежит таковой. А поскольку эти деяния обладают сопоставимой общественной опасностью, предлагается расши-рить сферу применения ч. 1 ст. 299 УК РФ, распространив ее на действия долж-

148

ностных лиц органов предварительного расследования, направленные на при-влечение лица к уголовной ответственности при наличии оснований для обяза-тельного освобождения от уголовной ответственности. Реализация этого пред-ложения позволит укрепить уголовно-правовые средства защиты прав личности от заведомо необоснованного уголовного преследования.

Список литературы 1. Бриллиантов А. В., Косевич Н. Р. Настольная книга судьи: преступления

против правосудия. М., 2008. 560 с. 2. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (постатей-

ный) / под ред. А. И. Чучаева. М., 2013. 606 с. 3. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации : в 2 т. / под

ред. А. В. Бриллиантова. М., 2015. Т. 2. 704 с. 4. Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть : курс лекций.

М., 2000. 496 с. 5. Лапшин В. Ф. Уголовная ответственность как юридически значимый

признак в составах преступлений против правосудия // Современное состояние и пути развития уголовного права Российской Федерации: научные и учебно-методические аспекты : материалы Всерос. науч.-практ. конф., посвященной памяти В. А. Елеонского и Н. А. Огурцова (Рязань, 24 мая 2016 г.) / под ред. В. Ф. Лапшина. Рязань, 2016. С. 246–253.

6. Ображиев К. В. Решение Верховного Суда РФ о применении примеча-ний к ст. 222 и 223 УК РФ: досадная ошибка или опасный прецедент? // Россий-ский следователь. 2014. № 4. С. 22–24.

7. Российское уголовное право. Особенная часть : учебник для вузов / под ред. В. П. Коняхина, М. Л. Прохоровой. М., 2015. 928 с.

8. Уголовное право России. Особенная часть : в 2 т. Т. 2. Преступле-ния против общественной безопасности и общественного порядка. Пре-ступления против государственной власти. Преступления против военной службы. Преступления против мира и безопасности человечества : учеб-ник для академического бакалавриата / под ред. О. С. Капинус. М., 2015. 504 с.

УДК 343.265.2 36Елена Олеговна Сирякова, кандидат юридических наук,

доцент кафедры уголовного права и криминологии (ВИПЭ ФСИН России),

е-mail: 643351@gmail.com

© Сирякова Е. О., 2017

149

ВОПРОСЫ ПРИМЕНЕНИЯ УСЛОВНО-ДОСРОЧНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ К ОСУЖДЕННЫМ, СОДЕРЖАЩИМСЯ В ДИСЦИПЛИНАРНОЙ ВОИНСКОЙ ЧАСТИ

Аннотация: автором анализируется содержание требований уголовного

закона и уголовно-исполнительного законодательства, касающихся примене-ния условно-досрочного освобождения от отбывания уголовного наказания в виде содержания в дисциплинарной воинской части. Формулируется автор-ская позиция на фактическое и формальное основание применения условно-досрочного освобождения. Анализируется деятельность суда по принятию решения об условно-досрочном освобождении. Рассматриваются особенности реализации фактического основания условно-досрочного освобождения во-еннослужащего через призму проблемы критериев оценки поведения осуж-денного. Предпринята попытка сформулировать предложения по совершен-ствованию действующего законодательства, регулирующего порядок приме-нения условно-досрочного освобождения.

Ключевые слова: военнослужащий, осужденный, условно-досрочное освобождение, поведение осужденного, критерии оценки поведения, исправ-ление.

37Elena Olegovna Siryakova, candidate of law sciences,

associate professor of criminal law and criminology (VILE of the FPS of Russia), е-mail: 643351@gmail.com

QUESTIONS OF APPLICATION OF PAROLE TO CONVICTS HELD

IN THE DISCIPLINARY MILITARY UNIT

Abstract: the author analyzes the content of legislation, on parole personnel. Author's position is formulated on the basis of application release. The problems of evaluation criteria of conduct of the convicted person. Presents proposals to improve the legislation on parole personnel.

Keywords: soldier, convicted, grant of parole, the behavior of the convict, the behavior of the convict, correction. Уголовное законодательство Российской Федерации среди досрочных

форм освобождения от отбывания наказания предусматривает условно-досрочное освобождение. Этот вид освобождения применяется судами только в отношении лиц, осужденных к наказаниям в виде содержания в дисциплинар-ной воинской части, лишения свободы или принудительных работ. В уголовно-правовой науке принято считать, что применение условно-досрочного освобо-ждения к осужденным, отбывающим другие виды уголовных наказаний, неце-лесообразно в силу особенностей природы этих наказаний.

В современных научных исследованиях представлены выводы о пробле-мах назначения и исполнения воинских наказаний. В свое время этот вопрос © Siryakova E. O., 2017

150

поднимался не только специалистами в сфере уголовного, уголовно-исполнительного права и криминологии, но и представителями иных отраслей гуманитарной науки. Правовые основы исполнения уголовных наказаний в от-ношении военнослужащих анализировались А. А. Толкаченко [6]; криминоло-гическим социально-правовым проблемам посвящены диссертационные иссле-дования Ю. П. Оноколова [5] и И. М. Мацкевича [4]; вопросы дифференциации и индивидуализации наказаний, применяемых к военнослужащим, рассматри-вались А. В. Ищенко [1]; предложения по совершенствованию института ответ-ственности военнослужащих обоснованы в рамках монографического исследо-вания Ю. А. Королевой [2]. Однако далеко не в полной мере проанализированы теоретико-прикладные аспекты условно-досрочного освобождения от наказа-ния военнослужащих.

Применение условно-досрочного освобождения в отношении военнослу-жащих, содержащихся в дисциплинарной воинской части, предусмотрено ч. 1 ст. 79 УК РФ. Освобождение данного вида возможно в случае фактического от-бытия части срока наказания, который обозначен судом в обвинительном при-говоре, вступившем в законную силу. При этом необходимо констатировать наличие факта социально полезного поведения, свидетельствующего о возмож-ности исправления без полного отбывания наказания. При вынесении судом решения учитывается полное (частичное) возмещение осужденным вреда. Именно в направлениях реализации указанных уголовно-правовых требований сложилась различная правоприменительная практика.

Разнообразие судебных решений о применении условно-досрочного осво-бождения объясняется, прежде всего, принципом индивидуализации наказания и освобождения. При установлении фактического отбытия части срока наказа-ния особое внимание уделяется исчислению срока содержания в дисциплинар-ной воинской части, в частности, установлению момента, с которого начинает-ся исчисление срока наказания. Военнослужащие, осужденные к содержанию в дисциплинарной воинской части, до вступления приговора суда в законную си-лу, содержатся на гауптвахте. Нахождение осужденных военнослужащих осу-ществляется до вступления обвинительного приговора в законную силу. Кста-ти, срок содержания на гауптвахте лица, совершившего воинское преступление, на основании постановления о заключении под стражу, может быть засчитан в срок отбывания наказания в виде содержания в дисциплинарной воинской час-ти. Решение о зачете срока содержания под стражей в срок отбывания наказа-ния зависит от поведения лица, совершившего воинское преступление. После вступления судебного акта в законную силу осужденный подвергается этапи-рованию к месту отбывания наказания и ставится на учет осужденных, содер-жащихся в дисциплинарной воинской части. Именно вступивший в законную силу обвинительный приговор суда, а также распоряжение суда на его испол-нение являются основаниями для исполнения наказания.

В то же время при расчете необходимой для условно-досрочного освобож-дения фактической части срока юридическое значение имеют судебные акты, изменяющие первоначальный обвинительный приговор. Их возникновение свя-

151

зано с одной из гарантий принципа законности в уголовном процессе − правом его участников на обжалование вынесенного обвинительного приговора.

В период отбывания осужденным наказания в виде содержания в дисцип-линарной воинской части срок наказания, рассчитываемый в порядке ст. 79 УК РФ, может быть изменен на основании акта амнистии либо акта о помиловании. Учитывая существующую в России и отдельных странах ближнего зарубежья (Азербайджан, Беларусь, Грузия, Казахстан) практику назначения и исполнения уголовных наказаний в отношении осужденных военнослужащих, представля-ется актуальной разработка новых подходов к мерам воспитательного воздей-ствия на осужденных, а также новых форм индивидуальной профилактической работы. В целях стимулирования правопослушного поведения осужденного, нам представляется интересной идея о приостановлении исчисления срока на-казания, назначенного судом, в период отбывания военнослужащим меры дис-циплинарного воздействия в виде ареста в дисциплинарном порядке до 30 су-ток (п. «в» ч. 1 ст. 168 УИК РФ). В то же время инновация требует согласован-ности законодательных изменений с нормами действующего уголовного и уголовно-процессуального законодательства.

В положениях ст. 79 УК РФ указывается на достижение осужденным ус-тойчивой социально позитивной формы поведения до момента обращения с хо-датайством об условно-досрочном освобождении. Следовательно, суд при под-готовке решения о применении (не применении) досрочной формы руково-дствуется определенной системой показателей позитивности поведения осужденного либо критериями оценки достижения цели применения наказания, свидетельствующих об отсутствии (наличии) необходимости полного отбыва-ния осужденным назначенного судом наказания. Следует признать, что на со-временной стадии развития уголовного закона и уголовно-исполнительного за-конодательства отсутствует правовая основа системы показателей или критери-ев оценки поведения осужденного, гарантирующих принятие судом решения об условно-досрочном освобождении. Мы полагаем, что при разработке системы оценок поведения осужденного военнослужащего с позиции возможности его исправления без полного отбывания срока наказания, следует учитывать: во-первых, характер и степень общественной опасности совершенного преступле-ния, особенности личности осужденного, оказанное влияние назначенного на-казания на осужденного и условия жизни его семьи.

Во-вторых, отношение осужденного к совершенному преступлению и на-значенному наказанию.

В-третьих, отношение осужденного к основным средствам исправления осужденного, применяемые командованием дисциплинарной воинской части.

Следовательно, внешним выражением социально полезного поведения осужденного, отбывающего наказание в дисциплинарной воинской части, должно стать поведение, основанное на осознании причин, условий и общест-венно опасных последствий совершенного преступления; осмыслении целесо-образности отбываемого наказания; осознании не только карательного, но ис-правительно-предупредительного начала в средствах исправления. В связи с

152

этим, формированию социально полезного интеллекта у осужденного способ-ствует только комплексная и действующая на постоянной основе воспитатель-ная среда коллектива персонала дисциплинарной воинской части.

К сожалению, следует признать, что существующая субкультура военно-служащих, положение личности в неформальном взаимодействии с другими осужденными, содержащимися в дисциплинарных воинских частях, вносит свои «коррективы» в воспитательный процесс. Тем актуальнее выглядит со-трудничество персонала воинской части, военной полиции и представителей гражданского общества, предполагающего различные формы и методы исправ-ления осужденного. В связи с этим, выявляется необходимость в разработке Министерством обороны РФ методических рекомендаций о порядке организа-ции и проведении воспитательной и профилактической работы с военнослужа-щими. Тем самым будут определены конкретные аспекты жизнедеятельности осужденного военнослужащего, анализируемые судом в рамках разбирательст-ва по ходатайству об условно-досрочном освобождении. Считаем, что система показателей и критериев оценки поведения осужденного должна базироваться на принципе законности и внутреннем убеждении судьи. Если механизм реали-зации принципа законности в судебном разбирательстве по поводу поступив-шего ходатайства от имени осужденного ясен, то относительно, часто исполь-зуемого в практике словосочетания «внутреннее убеждение судьи», возникают некоторые вопросы.

Общеизвестный смысл словосочетания «внутреннее убеждение судьи» или «судебное (судейское) усмотрение» заключается в персональном устойчивом мнении, сформировавшемся в процессе изучения индивидуальных характери-стик осужденного военнослужащего и применения критериев оценки его пове-дения в период содержания в дисциплинарной воинской части. Полагаем, что результат деятельности судьи, непосредственно связанный с принятием реше-ния о досрочном освобождении от отбывания наказания, обуславливается дву-мя основными факторами. Первый фактор связан непосредственно с логиче-ской деятельностью судьи при работе с обстоятельствами по вопросам произ-водства по ходатайству осужденного военнослужащего, а другой – с социально-психологическими особенностями самого судьи, формирующими чувственное познание окружающей действительности. Судейское познание формирует в сознании варианты разрешения ситуации. Не исключаем и интуитивного вос-приятия обстоятельств об осужденном. Все-таки в основе интуиции заложен накопленный опыт деятельности. Однако, интуиция, с одной стороны, демон-стрирует опыт и профессионализм; с другой же связана с эмоциями и чувства-ми. Поэтому именно принцип законности определяет рамки субъективизма су-дьи: в ч. 2 ст. 3 Закона «О статусе судей в Российской Федерации» закреплено «судья при исполнении своих полномочий… должен избегать всего, что могло бы… вызвать сомнение в его объективности, справедливости и беспристраст-ности».

Не может быть непреодолимым препятствием для осужденного условие о возмещении вреда (полностью или частично), причиненного преступлени-

153

ем. Пленум Верховного Суда указывает на то, что если в судебном заседании будут установлены предпринимаемые осужденным меры по возмещению вреда, то суды не вправе отказать ему в досрочном освобождении на основа-нии не соблюдения ст. 79 УК РФ [3, с. 118–126]. Полагаем, что формулиров-ка об установлении судом предпринимаемых мер по возмещению вреда представляется размытой. Оплата одного рубля из суммы ущерба в один миллион рублей тоже можно считать предпринимаемой осужденным попыт-кой возмещения причиненного имущественного вреда. Предлагаем исходить из категории «значительного ущерба», причиненного в результате совершен-ного воинского преступления и включить соответствующие дополнения в гл. 33 УК РФ.

Таким образом, мы разделяем мнение большинства ученых, высказываю-щихся за совершенствование уголовного, уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного законодательства в изучаемой области. Считаем, что законо-творческая инициатива должна коснуться действующих нормативных предпи-саний, регулирующих: 1) порядок установления фактически отбытого осужден-ного срока наказания; 2) судебное (судейское) усмотрение в рамках производ-ства по ходатайству об условно-досрочном освобождении; 3) механизм установления достаточности предпринимаемых осужденным мер к удовлетво-рению исковых требований о возмещении причиненного воинским преступле-нием вреда.

Список литературы 1. Ищенко А. В. Дифференциация и индивидуализация наказаний, назна-

чаемых военнослужащим Российской Федерации : автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2000. 20 с.

2. Королева Ю. А. Ответственность военнослужащих за административные правонарушения : дис. … канд. юрид. наук. М., 2004. 187 с.

3. Лапшин В. Ф. Условно-досрочное освобождение как составная часть ин-ститута освобождения от уголовного наказания // Дифференциация и индиви-дуализация ответственности в уголовном и уголовно-исполнительном праве : материалы Междунарю науч.-практ. конф., посвященной 75-летию доктора юридических наук, профессора, заслуженного деятеля науки РФ Л. Л. Кругли-кова / под ред. В. Ф. Лапшина. Рязань, 2015. С. 118–126.

4. Мацкевич И. М. Преступность военнослужащих: криминологические и социально-правовые проблемы : автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 2000. 40 с.

5. Оноколов Ю. П. Детерминанты преступности военнослужащих и ее пре-дупреждение : дис. … канд. юрид. наук. Ростов-на-Дону, 2005. 249 с.

6. Толкаченко А. А. Правовые основы исполнения уголовных наказаний, применяемых к военнослужащим : дис. … д-ра юрид. наук. М., 1997. 490 с.

154

УДК 343.61 38Александра Ивановна Ситникова, доктор юридических наук, доцент,

профессор кафедры уголовного права (Юго-Западный государственный университет),

e-mail: orcrimpravo@yandex.ru АЛГОРИТМ И ПРАВИЛА КВАЛИФИКАЦИИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ,

ПРЕДУСМОТРЕННЫХ СТ. 223 УК РФ

Аннотация: в статье рассмотрены алгоритм и правила квалификации неза-конных действий с оружием и другими запрещенными предметами. Алгоритм ква-лификации включает в себя оценку объективных, субъективных признаков обще-го состава, состава преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 223 УК РФ. Правила квалификации сформулированы с учетом разъяснений Постановлений Пленума Верховного Суда РФ от 12 марта 2002 г. №5 (в ред. от 3 декабря 2013 г. № 34), судебной практики и уголовно-правовой доктрины.

Ключевые слова: алгоритм квалификации, правила квалификации, специальные условия освобождения от уголовной ответственности.

Aleksandra Ivanovna Sitnikova,

doctor of jurisprudence, associate рrofessor professor of law faculty

(South-Western University), e-mail: orcrimpravo@yandex.ru

ALGORITHM AND RULES OF QUALIFICATION

OF CRIMES UNDER ARTICLE 223 OF THE CRIMINAL CODE

Abstract: in the article the algorithm and the rules for qualification of illegal actions with weapons and other prohibited items. Algorithm qualification involves evaluating objective, subjective signs of the total composition, of a crime under part 4 of article 223 of the criminal code. The rules for qualification are made in light of clarifications of the Plenum of the RF Supreme Court of 12 March 2002 No. 5 (as amended on December 3, 2013 No. 34), judicial practice and doctrine.

Keywords: algorithm qualification rules qualifications, special conditions of exemption from criminal responsibility. Алгоритм квалификации преступлений – это последовательность действий

по применению уголовно-правового предписания, соответствующего фактиче-ским обстоятельствам содеянного, то есть процесс принятия квалификационно-го решения. Алгоритм квалификации дифференцируется на общий и специаль-ный. Общий алгоритм включает в себя анализ объективных и субъективных признаков совершенного деяния, поиск уголовно-правового предписания, дис-

© Ситникова А. И., 2017 © Sitnikova A. I., 2017

155

позиция которого соответствует фактическим обстоятельствам совершенного деяния. Специальный алгоритм применяется при оценке квалифицирующих признаков состава преступления, совокупности преступлений, неоконченного преступления, преступления, совершенного в соучастии и т. д.

Алгоритм квалификации незаконного изготовления оружия включает в се-бя анализ объективных, субъективных признаков основного состава преступле-ния, предусмотренного ч. 1 ст. 223 УК РФ, а также квалифицирующих призна-ков (ч. 2, 3 ст. 223 УК) и признаков состава преступления, сформулированного в ч. 4 ст. 223 УК РФ.

Объектом преступления, предусмотренного ст. 223 УК РФ, выступают от-ношения в сфере обеспечения общественной безопасности. В соответствии с ч. 1-3 ст. 223 УК РФ предметами преступлений являются огнестрельное ору-жие, его основные части, боеприпасы, взрывчатые вещества и взрывные уст-ройства, а по ч. 4 ст. 223 УК РФ – гражданское огнестрельное гладкоствольное длинноствольное оружие, огнестрельное оружие ограниченного поражения, га-зовое, холодное оружие, в том числе метательное.

Объективную сторону состава данного преступления представляют аль-тернативные действия с запрещенными уголовным законом предметами: 1) не-законное изготовление огнестрельного оружия, комплектующих деталей к не-му, боеприпасов; 2) незаконный ремонт огнестрельного оружия и его основных частей; 3) незаконная переделка огнестрельного оружия и его основных частей. Из перечня огнестрельного оружия, в отношении которого закон запрещает со-вершение действий, предусмотренных ч. 1–3 ст. 223 УК РФ, исключено огне-стрельное оружие ограниченного поражения.

Под незаконным изготовлением огнестрельного оружия, его основных час-тей и боеприпасов следует понимать их создание без полученной в установлен-ном порядке лицензии или восстановление утраченных поражающих свойств. Переделка предметов преступления, предусмотренных ч. 1 ст. 223 УК РФ, представляет собой действие в отношении таких предметов, как пневматиче-ское оружие, стартовые, строительно-монтажные пистолеты и т.п., в результате чего они приобретают свойства огнестрельного оружия. Под ремонтом следует понимать совершение действий с запрещенными ч. 1 ст. 223 УК РФ предмета-ми по восстановлению их поражающих свойств, таких как убойность, даль-ность, скорострельность и т. п.

Субъективная сторона преступления характеризуется прямым умыслом, который свидетельствует, что субъект осознанно совершает незаконное изго-товление, переделку или ремонт запрещенных законом предметов и желает их совершить. Субъект преступления – физическое вменяемое лицо, достигшее возраста 16 лет.

Квалифицированные составы в качестве отягчающих признаков содержат групповые способы совершения незаконных действий с огнестрельным оружи-ем, его основными частями и боеприпасами, то есть совершение группой лиц по предварительному сговору (ч. 2 ст. 223 УК) и организованной группой (ч. 3 ст. 223 УК).

156

В ч. 4 ст. 223 УК РФ сформулирован самостоятельный состав преступле-ния, предметами которого являются огнестрельное оружие ограниченного по-ражения, газовое, холодное, метательное оружие, патроны к огнестрельному и газовому оружию.

К незаконным действиям с огнестрельным оружием ограниченного пора-жения закон относит изготовление, переделку и ремонт. В отношении газового, холодного и метательного оружия закон запрещает их изготовление. Незакон-ными действиями в отношении патронов к огнестрельному оружию ограничен-ного поражения и газовому оружию законодатель признал их изготовление, пе-ределку и снаряжение.

Правила квалификации преступлений – это приемы применения уго-ловно-правовых предписаний, предусмотренные УК РФ, постановлениями Пленумов Верховного Суда РФ, судебной практикой и доктриной. Правила квалификации базируются на точном установлении фактических данных, доказанных на основе применения уголовного и уголовно-процессуального законодательства.

Практическое значение имеют правила квалификации, предусмотренные постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 12 марта 2002 г. № 5 «О су-дебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств» (в ред. от 3 декабря 2013 г. № 34), выработанные судебной практикой. Как изготовление нельзя квалифицировать такие действия, как создание устройств или приспо-соблений для их использования в целях восстановления или снижения пора-жающих свойств (например, укорочение ствола, приклада ружья для скрытого ношения, насаживания на ствол глушителя и т. п.), так как подобные действия не связаны с восстановлением утраченных поражающих свойств.

Действия лица, изготовившего самодельным способом устройство, замас-кированное под трость гладкоствольного однозарядного пистолета под состав-ной патрон калибра 7.4 мм, квалифицируются по ч. 1 ст. 223 УК РФ, так как данное устройство относится к категории огнестрельного оружия, пригодного к производству выстрелов [1].

Действия лица, не имевшего лицензии на изготовление холодного оружия и в нарушении установленного Федеральным законом № 150-ФЗ «Об оружии» разрешительно-лицензионного порядка, изготовившего самодельным способом из свинцовых аккумуляторных пластин кастет, хранимый при себе, квалифици-руются по ч. 4 ст. 223 УК РФ [6].

Действия лица, которое умышленно с целью приведения в рабочее состоя-ние и дальнейшего использования произвело ремонт охотничьего ружья путем нарезания резьбы для болта, предназначенного для удержания бойка и установ-ки пружины для возврата спускового крючка, надлежит квалифицировать по ч. 1 ст. 223 УК РФ [7].

Действия лица, изготовившего самодельным способом стреляющее уст-ройство по типу дульнозарядных пистолетов, пригодное для производства вы-стрелов, подлежат квалификации по ч. 1 ст. 223 УК РФ [5].

157

Как переделку огнестрельного оружия (ч. 1 ст. 223 УК) следует квалифи-цировать действия лица, изготовившего из охотничьего гладкоствольного огне-стрельного ружья обрез путем отпиливания части ствола [8].

Лицо, использовавшее преображенный сигнальный пистолет путем само-дельного изменения его конструкции в виде удаления перегородок в канале ствола, расточки камер барабана, установки металлических планок под патрон калибра 5,6 мм кольцевого воспламенения, признается виновным в переделке сигнального пистолета, в результате чего пистолет приобрел свойства гладко-ствольного огнестрельного оружия, пригодного для стрельбы [9].

Самодельная переделка одноствольного охотничьего ружья в гладкоствольное огнестрельное оружие подлежит квалификации по ч. 1 ст. 213 УК РФ [2].

Действия участников организованной группы, изготавливающих на протяже-нии длительного времени оружие, квалифицируются по ч. 3 ст. 223 УК РФ. Об организованно-групповом способе незаконного изготовления оружия свиде-тельствует выполнение участниками группы определенных обязанностей: при-обретение заготовок к оружию, сигнальных пистолетов, поиск заказчиков, фи-нансирование работы группы [3].

Уголовная ответственность по ч. 4 ст. 223 УК РФ наступает за незаконное изготовление газового оружия, снаряженного нервнопаралитическими отрав-ляющими и иными веществами, способными причинить вред здоровью.

Специальные условия освобождения от уголовной ответственности, пре-дусмотренные примечанием к ст. 223 УК РФ. Законодатель в примечание к ст. 223 УК РФ сформулировал условие освобождения от уголовной ответствен-ности виновного за незаконное изготовление, переделку или ремонт предметов преступления – добровольная сдача огнестрельного оружия, его основных час-тей, боеприпасов или огнестрельного оружия ограниченного поражения, газо-вого, холодного, метательного оружия.

Таким образом, алгоритм и правила квалификации позволяют установить и юридически закрепить точное соответствие признаков, изложенных в уголовно-правовом предписании фактическим обстоятельствам совершенного деяния, то есть обеспечивают соблюдение законности при осуществлении правосудия и способствуют индивидуализации наказания.

Список литературы 1. Определение Судебной коллегии Верховного Суда Республики Татар-

стан по делу № 22-3998/2016. Режим доступа : https: rospravosudie.com (дата об-ращения: 28.06.2016).

2. Определение Судебной коллегии Саратовского областного суда по делу 22-1730/ 2016. Режим доступа : https: rospravosudie.com (дата обращения: 28.06.2016).

3. Определение Судебной коллегии Пермского краевого суда по делу 22-2948/ 2016. Режим доступа : https: rospravosudie.com (дата обращения: 28.06.2016).

4. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 12 марта 2002 г. № 5 «О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обо-роте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств» (в ред.

158

от 3 декабря 2013 г. № 34). Режим доступа : https: consultantplus.ru (дата обра-щения: 28.06.2016).

5. Постановление Президиума Ростовского областного Суда 44У-137/2016. Режим доступа : https: rospravosudie.com (дата обращения: 28.06.2016).

6. Решение по делу 1-40/2016. Режим доступа : https: rospravosudie.com (да-та обращения: 28.06.2016).

7. Решение по делу 1-101/2016. Режим доступа : https: rospravosudie.com (дата обращения: 28.06.2016).

8. Решение по делу 1-312/2016. Режим доступа : https: rospravosudie.com (дата обращения: 28.06.2016).

9. Решение по делу 1-162/2016. Режим доступа : https: rospravosudie.com (дата обращения: 28.06.2016).

УДК 343.288 39Нина Юрьевна Скрипченко,

доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры уголовного права и процесса

(Северный (Арктический) федеральный университет им. М. В. Ломоносова),

e-mail: n.skripchenko@narfu.ru ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ В СВЯЗИ С ПРИМИРЕНИЕМ С ПОТЕРПЕВШИМ ПО ДЕЛАМ О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ, СОВЕРШЕННЫХ В ОТНОШЕНИИ

НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ В СЕМЬЕ

Аннотация: в статье приводятся конкретные судебные решения, свиде-тельствующие, что не всегда прекращение уголовного дела в связи с прими-рением с потерпевшим по делам о преступлениях, совершенных в отношении несовершеннолетних в семье, носят обоснованный характер. Даются автор-ские рекомендации по устранению выявленных проблем.

Ключевые слова: преступление, освобождение от уголовной ответст-венности, примирение с потерпевшим, несовершеннолетний, семья, закон-ный представитель.

Nina Yur'evna Skripchenko,

doctor of law, associate professor, professor at the chair of criminal law and procedure

(Northern (Arctic) Federal university named after M. V. Lomonosov), e-mail: n.skripchenko@narfu.ru

© Скрипченко Н. Ю., 2017 © Skripchenko N. Yu., 2017

159

EXEMPTION FROM CRIMINAL LIABILITY IN CONNECTION WITH RECONCILIATION WITH THE VICTIM IN CASES

OF CRIMES COMMITTED AGAINST MINORS IN THE FAMILY

Abstract: the article provides specific court decisions indicating that it is not always the termination of a criminal case in connection with reconciliation with the victims of offenses committed against minors in the family are based on reasonable grounds, makes recommendations to address identified problems.

Keywords: crime, exemption from criminal responsibility, reconciliation with victims, juvenile, family, legal representative. Современная уголовная политика России акцентирована на чрезвычайной

экономии уголовной репрессии, что в первую очередь отражается на стимули-ровании применения наказаний, несвязанных с изоляцией осужденного от об-щества, а также расширением практики освобождения от уголовной ответст-венности и наказания [2, с. 194–195]. Однако, в научной литературе многие ав-торы достаточно критично воспринимают результаты реализации проводимой уголовной политики, поскольку они в ряде случаев не предупреждают, а, на-оборот, провоцируют совершение новых преступлений по причине фактиче-ской безнаказанности виновных [1, с. 43; 3, с. 30–38; 4].

Анализ данных уголовной статистики свидетельствует, что значительная часть преступлений против несовершеннолетних носят внутрисемейный харак-тер. Виновными являются лица, обязанными в силу закона заботиться о благо-получии ребенка, при этом большинство состав относится к преступлениям не-большой и средней тяжести (ст. 116, 117 и 156 УК РФ). При условии, что обви-няемый совершил преступление впервые, есть основания для прекращения уголовного дела в связи с примирением с потерпевшим (ст. 76 УК РФ), тем бо-лее, что выполнение иных условий для освобождения по данному основанию зачастую не обременяет обвиняемого, находящегося с потерпевшим в родст-венных (брачных, семейных) отношениях. Отчасти указанная практика являет-ся оправданной, так как семья образует малую социальную группу людей, объ-единенных родственными или супружескими связями. И даже криминальные конфликты в семье не влекут утраты родственных отношений между ее члена-ми. В подобных ситуациях экономия мер государственного принуждения дает возможность участникам конфликта, если не восстановить нарушенные отно-шения, то минимизировать их напряженность.

Согласно разъяснениям, изложенным в п. 9 и 11 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 г. № 19 «О применении судами законода-тельства, регламентирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственности», при разрешении вопроса об освобождении от уголовной от-ветственности в соответствии со ст. 76 УК РФ судам следует учитывать кон-кретные обстоятельства уголовного дела, наличие свободно выраженного воле-изъявления потерпевшего, изменение степени общественной опасности лица, совершившего преступление, после заглаживания вреда и примирения с потер-певшим, личность совершившего преступление, и если мнение несовершенно-

160

летнего потерпевшего по вопросу о примирении с обвиняемым и прекращении уголовного дела не совпадает с мнением его законного представителя, то осно-вания для прекращения уголовного дела в связи с примирением сторон отсут-ствуют.

Анализ же судебных решений свидетельствует, что не всегда постановле-ния о прекращении уголовного дела в связи с примирением с потерпевшим по делам о преступлениях, совершенных в отношении несовершеннолетних в се-мье носят обоснованный характер. В ряде случаев суды прекращают уголовное преследование не учитывая мнение несовершеннолетнего потерпевшего, аргу-ментируя свое решение только позицией законного представителя ребенка.

Так, мировой судья судебного участка №1 Вельского судебного района Архангельской области, рассмотрев уголовное дело №1-45в отношении Ш., причинившего побои (ст. 116 УК РФ) двум дочерям – одиннадцатилетней Б. Д. и шестилетней Б. Ю. принял решение о прекращении уголовного дела за при-мирением сторон (ст. 25 УПК РФ), которое фактически произошло между от-цом и матерью потерпевших, допущенной к участию в деле в качестве законно-го представителя. Мать девочек также выступала потерпевшей уголовному де-лу, так как Ш. совершил в отношении нее истязание (ст. 117 УК РФ). В судебном заседании законный представитель заявила ходатайство о прекра-щении уголовного дела, пояснив, что Ш. извинился перед детьми, и те его про-стили. Позиция же малолетних потерпевших в суде не выяснялась.

Мнение ребенка особенно важно в тех случаях, когда преступное деяния в отношении него совершает муж или сожитель матери. По данной категории уголовных дел интересы несовершеннолетнего могут не совпадать с позиций его законного представителя. К примеру, мировым судьей судебного участка № 1 Октябрьского судебного района г. Архангельска прекращено уголовное преследование в отношении Е., причинившего физическую боль пятнадцати-летнему сыну жены М.за примирением сторон (ст. 25 УПК РФ). В судебном заседании отсутствовали как потерпевший, так и его законный представитель, которым является жена подсудимого, при этом в протоколе судебного заседа-ния указано о наличии ходатайства потерпевшего и законного представителя о прекращении дела в связи с примирением. Однако данных, подтверждающих заглаживание причиненного вреда, примирение виновного с потерпевшим в материалах дела не имеется. Судом рассмотрено только ходатайство подсуди-мого о прекращении дела за примирением с потерпевшим без исследования каких-либо обстоятельств, подтверждающих наличие оснований для прекра-щения дела.

Отдельные суды принимают решение о прекращении уголовного пресле-дования, учитывая мнение несовершеннолетнего потерпевшего, который вы-сказывает желание примириться с виновным. Но при этом суд оставляет без внимания обстоятельства, свидетельствующие о том, что указанное желание сформировалось под влиянием виновного, от которого ребенок находится в за-висимом положении, испытывая непосредственное воздействие от него, про-должая совместное проживание и после деликта.

161

К сожалению, не являются исключением решения суда о прекращении уголовного преследования в связи с примирением с потерпевшим (ст. 76 УК РФ), базирующиеся на позиции законного представителя несовершеннолетнего, который не только не понимает свой роли в деле, не способен или не желает что-либо предпринимать для защиты интересов своего ребенка, но сам совер-шает асоциальные действия в отношении представляемого лица.

Иллюстрацией сказанного является решение мирового судьи судебного участка № 1 Холмогорского района Архангельской области по уголовному делу № 1-37. Суд прекратил уголовное преследование по ч. 1 ст. 116 УК РФ в отно-шении У., который, находясь в состоянии алкогольного опьянения, ударил го-ловой о подлокотник кресла двенадцатилетнего сына У.Д., за примирением сторон (ст. 25 УПК РФ). Фактически примирение состоялось между отцом и матерью малолетнего потерпевшего, которая была допущена к участию в деле в качестве законного представителя, заявив, что претензий к виновному не имеет. Вместе с тем из материалов дела следует, что семья состоит на учете как нахо-дящаяся в социально опасном положении, оба родителя не работают, привлека-лись к административной ответственности за неисполнение обязанностей по содержанию и воспитанию детей. Мать при общении с детьми употребляет не-цензурные выражения. У.Д. находится на учете в подразделении полиции по делам несовершеннолетних за нахождение в общественном месте в состоянии алкогольного опьянения и за кражи. В период расследования дела подросток на три месяца помещался в социально-реабилитационный центр, на момент судеб-ного разбирательства вернулся к родителям.

А., будучи в состоянии алкогольного опьянения, ударила пустой бутылкой из-под пива восьмилетнего сына А. В., причинив рану на голове. Из материалов уголовного дела следует, что ранее А. привлекалась к административной ответ-ственности за неисполнение обязанностей по содержанию и воспитанию детей, не работает, пьянствует вместе с мужем, семья как неблагополучная находится на учете в социальном учреждении, дети помещались в приют. В качестве за-конного представителя ребенка допущен отец. В суд поступила телефонограм-ма законного представителя с просьбой о прекращении уголовного дела за примирением сторон. По поручению мирового судьи из общеобразовательной организации поступили результаты опроса потерпевшего, который пояснил о желании прекратить дело за примирением с матерью. На основании этих дан-ных судьей судебного участка № 2 Красноборского района Архангельской об-ласти уголовное дело прекращено за примирением сторон (ст. 25 УПК РФ) без участия в судебном заседании подсудимой, потерпевшего и законного предста-вителя. По представлению государственного обвинителя дело рассмотрено су-дом апелляционной инстанции с участием подсудимой и потерпевшего, но без законного представителя, причина неявки которого не установлена, решение мирового судьи отменено и вынесено новое решение о прекращении уголовно-го дела по тем же основаниям, поскольку ребенок в заседании суда апелляци-онной инстанции пояснил, что с матерью примирился. При этом проверка усло-вий проживания ребенка не проводилась, мнение представителей комиссии и

162

подразделения полиции по делам несовершеннолетних, социальных учрежде-ний, в том числе о постделиктном поведении родителей потерпевшего, не вы-яснено, вопрос о замене законного представителя не ставился, хотя восьмилет-ний ребенок, проживающий в тех же условиях вместе с подсудимой, несомнен-но находится под ее влиянием.

Представляется, что в обоих указанных случаях решение о прекращении уголовного дела принято без учета всех обстоятельств дела и интересов несо-вершеннолетних потерпевших. Освобождая виновного от уголовной ответст-венности, суд не обеспечил реализации одной из задач уголовного законода-тельства – предупреждение совершения преступлений (ч. 1 ст. 2 УК РФ), остав-ляя без внимая, что асоциальные формы семейного воспитания образуют одну из главных составляющих в генезисе противоправного поведения несовершен-нолетних. Для вынесения законного и обоснованного решения, суду следовало на основании ч. 22 ст. 45 УПК РФ отстранить законного представителя от уча-стия в уголовном деле, так как имеются основания полагать, что его действия наносят ущерб интересам несовершеннолетнего потерпевшего.

Давая оценку заявлению законного представителя потерпевшего несовер-шеннолетнего, суду следует обращать внимание и на обстоятельства, характе-ризующие отношения между родителями потерпевшего. На практике возника-ют ситуации, когда законный представитель потерпевшего, находясь с винов-ным в состоянии конфликта, пытается использовать факт криминального поведения в отношении ребенка в целях мести за причиненные обиды и (или) решения материальных проблем.

Так, Ш. осужден по ч. 1 ст. 116 УК РФ за то, что три раза ударил ремнем десятилетнего сына Ш.А. за неудовлетворительную оценку в дневнике. Из материалов дела следует, что осужденный не судим, к административной от-ветственности не привлекался, работает директором общества с ограничен-ной ответственностью, характеризуется положительно, спиртным не зло-употребляет, воспитанием детей занимается (с женой разведены и прожива-ют раздельно), на момент совершения преступления сын проживал у него. В качестве законного представителя допущена мать подростка. В судебном заседании сторона защиты ходатайствовала о прекращении уголовного дела за примирением сторон (ст. 25 УПК РФ). Потерпевший заявил, что отец из-винился, и он простил отца. Законный же представитель возражала против прекращения дела за примирением, при этом заявила требование о возвраще-нии осужденным расписки на сумму 200000 рублей, связанной с продажей квартиры. Ходатайство стороны защиты о замене законного представителя судом судебного участка № 2 Плесецкого района Архангельской области ос-тавлено без удовлетворения.

Представляется, что в этом случае суду следовало более внимательно ис-следовать обстоятельства, препятствующие прекращению уголовного дела свя-занные с возражением законного представителя, и дать им оценку с точки зре-ния наличия или отсутствия в действиях законного представителя ущерба инте-ресам несовершеннолетнего потерпевшего.

163

Из приведенных выше положений и примеров следует, что одной из ост-рых криминологически значимых проблем, является проблема устранения при-чин применения насилия к детям в семьях. Выявляя детерминанты жесткого обращения с несовершеннолетними в семье, следует различать родителей, при-меняющих физическое воздействие к детям в ложно понятых воспитательных целях при отсутствии его чрезмерной жестокости, и родителей, проявляющих агрессию в отношении детей по причине пьянства и неисполнения обязанно-стей по их содержанию и воспитанию.

Если в первом случае родители и дети нуждаются в социальной и психоло-гической помощи, то во втором случае, когда образ жизни родителей и приме-няемые ими меры воспитания детей представляют реальную угрозу для их жиз-ни и здоровья, необходимо применение предусмотренных законодательством мер по ограждению детей от жестокого обращения.

Список литературы 1. Гладких В. И. О некоторых проблемах уголовной политики в сфере про-

тиводействия экономической преступности // Российская юстиция. 2012. № 3. С. 43-47.

2. Лапшин В. Ф. Гуманизация современной уголовной политики России и дифференциация уголовной ответственности: проблемы и противоречия // Юридическая наука и практика : Вестник Нижегородской академии МВД Рос-сии. 2010. № 2. С. 194–197.

3. Лесников Г. Ю., Лопашенко Н. А. Принципы уголовной политики // Эн-циклопедия уголовного права. Т. 1. Понятие уголовного права. СПб., 2008. 734 с.

4. Лопашенко Н. А. Уголовная политика. М., 2009. 608 с.

УДК 343.137.5 40 Илья Александрович Тараканов,

кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права и криминологии

(ВЮИ ФСИН России), e-mail: il8@list.ru;

Сергей Андреевич Пичугин, кандидат юридических наук,

старший преподаватель кафедры уголовного права и криминологии

(ВЮИ ФСИН России), e-mail: penalcode@yandex.ru

© Тараканов И. А., Пичугин С. А., 2017

164

ВОЗРАСТ ПОТЕРПЕВШЕГО КАК ПРИЗНАК СОСТАВОВ ПРЕСТУПЛЕНИЙ, ПРЕДУСМОТРЕННЫХ ГЛАВОЙ 18 УК РФ

Аннотация: в работе анализируются особенности квалификации пре-

ступлений против половой неприкосновенности и половой свободы личности в зависимости от возраста потерпевшего лица. Последовательно рассматри-ваются положения статей 131–135 УК РФ, где возрастные признаки потер-певшего выступают в качестве конструктивных, квалифицирующих или особо квалифицирующих. Анализируется содержание примечания к статье 131 УК РФ, приводятся точки зрения различных ученых на обоснованность призна-ния беспомощным состоянием недостижения потерпевшим лицом двенадца-тилетнего возраста. На основе проведенного исследования делаются выводы о влиянии возрастного признака потерпевшего на квалификацию преступле-ний против половой неприкосновенности и половой свободы личности.

Ключевые слова: возраст, потерпевший, половая неприкосновенность, половая свобода, несовершеннолетний, беспомощное состояние, квалифици-рующий признак, изнасилование, насильственные действия сексуального ха-рактера, развратные действия.

41 Il'ya Aleksandrovich Tarakanov,

candidate of law assistant professor of criminal law and criminology department

(VLI of the FPS of Russia), e-mail: il8@list.ru;

Sergey Andreevich Pichugin, candidate of law

senior lecturer of criminal law and criminology department (VLI of the FPS of Russia),

e-mail: penalcode@yandex.ru AGE OF THE VICTIM AS A SIGN OF THE OFFENSES PROVIDED

FOR BY CHAPTER 18 OF THE CRIMINAL CODE OF THE RUSSIAN FEDERATION

Abstract: the article is devoted to the examination of the specifics of the

qualification of crimes against the sexual inviolability and sexual freedom of the individual, depending on the age of the injured person. Consistently reviewed the provisions of articles 131-135 of the Criminal Code of the Russian Federation, where the age characteristics of the victim appear as constructing, qualifying or specially qualifying signs of the crime. The content of the Notes to Article 131 of the Criminal Code of the Russian Federation is analyzed, the views of various scientists on the validity of the recognition by a helpless state of the failure to reach the victim of a twelve-year age are given. On the basis of the study, conclusions are drawn about the effect of the victim's age attribute on the qualification of crimes against the sexual inviolability and sexual freedom of the individual.

© Tarakanov I. A., Pichugin S. A., 2017

165

Keywords: age, victim, sexual inviolability, sexual freedom, minor, helpless condition, aggravating circumstance, rape, violent acts of a sexual nature, licentious acts.

Под потерпевшим согласно ч. 1 ст. 42 УПК РФ понимается физическое ли-

цо, которому преступлением причинен физический, имущественный, мораль-ный вред, а также юридическое лицо в случае причинения преступлением вреда его имуществу и деловой репутации. В ряде диспозиций статей Уголовного ко-декса РФ непосредственно указаны признаки потерпевшего, в связи с чем эти признаки приобретают характер обязательных для конкретных составов. Эти признаки могут относиться к полу, семейному положению, выполняемой дея-тельности потерпевшего, а также и к его возрасту. По этому поводу М. А. Ка-уфман справедливо отмечает: «В УК РФ содержится целый ряд норм, в кото-рых возрасту потерпевшего отводится роль признака основного или квалифи-цированного состава. Как правило, речь идет о лицах, не достигших совершеннолетия. В частности, возрасту потерпевшего (потерпевшей) всегда отводилось особое место среди криминообразующих, квалифицирующих и особо квалифицирующих признаков составов преступлений против половой свободы и неприкосновенности» [2, с. 19].

Согласно п. 22 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 4 де-кабря 2014 г. № 16 «О судебной практике по делам о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности», применяя за-кон об уголовной ответственности за совершение преступлений, преду-смотренных ст. 131–135 УК РФ, в отношении несовершеннолетних, судам следует исходить из того, что квалификация преступлений по соответствую-щим признакам (к примеру, по пункту «а» ч. 3 ст. 131 УК РФ) возможна лишь в случаях, когда виновный знал или допускал, что потерпевшим является лицо, не достигшее восемнадцати лет или иного возраста, специально указанного в диспозиции статьи Особенной части УК РФ. Таким образом, для привлечения виновного к уголовной ответственности требуется доказать, что у него имелись достоверные сведения о возрасте потерпевшей (потерпевшего) либо по внеш-ности или поведению этого лица виновный должен был осознавать истинный возраст.

Анализ содержания ст. 131 и 132 УК РФ позволяет заключить, что: 1) со-вершеннолетие потерпевшего (потерпевшей) является основанием квалифика-ции содеянного по ч. 1 ст. 131 или ч. 1 ст. 132 УК РФ при отсутствии квалифи-цирующих признаков; 2) несовершеннолетний возраст потерпевшего (потер-певшей) является особо квалифицирующим признаком, предусмотренным п. «а» ч. 3 ст. 131 УК РФ или п. «а» ч. 3 ст. 132 УК РФ; 3) в случае, если возраст потерпевшего (потерпевшей) составляет менее 14 лет, то это также выступает особо квалифицирующим признаком, предусмотренным п. «б» ч. 4 ст. 131 УК РФ или п. «б» ч. 4 ст. 132 УК РФ.

Анализ содержания статьи 133 УК РФ позволяет выделить следующие особенности квалификации, относящиеся к возрасту потерпевшего: 1) совер-

166

шеннолетие потерпевшего (потерпевшей) позволяет квалифицировать содеян-ное по ч. 1 ст. 133 УК РФ; 2) несовершеннолетний возраст потерпевшего (по-терпевшей) является квалифицирующим признаком, предусмотренным ч. 2 ст. 133 УК РФ.

Нетрудно заметить, что составы преступлений, предусмотренных ст. 131–133 УК РФ, возраст потерпевшего (потерпевшей) определяют в качестве квалифи-цирующего или особо квалифицирующего признака. По этому поводу М. А. Кауфман справедливо указывал: «Закрепление в нормах о «половых» преступ-лениях нескольких имеющих определенные возрастные границы самостоятель-ных статусов потерпевших, является, по нашему мнению, правильным решени-ем законодателя, позволяющим дифференцировать ответственность в зависи-мости от возраста потерпевшего» [2, с. 20].

Несколько по-иному обстоят дела с составами преступлений, предусмот-ренными ст. 134 и 135 УК РФ. Анализ указанных статей позволяет сделать сле-дующие выводы: 1) достижение потерпевшим (потерпевшей) возраста 16 лет исключает привлечение лица к уголовной ответственности; 2) возраст потер-певшего (потерпевшей), достигшего 14 лет, но не достигшего 16 лет, является конструирующим признаком составов преступлений, предусмотренных ч. 1, 2 ст. 134 УК РФ или ч. 1 ст. 135 УК РФ; 3) возраст потерпевшего (потерпевшей), достигшего 12 лет, но не достигшего 14 лет, выступает в качестве квалифици-рующего признака составов преступлений, предусмотренных ч. 3 ст. 134 УК РФ или ч. 2 ст. 135 УК РФ.

Анализ примечания к ст. 131 УК РФ позволяет выделить еще одно правило квалификации преступлений, предусмотренных ст. 134 и 135 УК РФ – недос-тижение потерпевшим (потерпевшей) двенадцатилетнего возраста образует со-став преступления, предусмотренного п. «б» ч. 4 ст. 131 УК РФ или п. «б» ч. 4 ст. 132 УК РФ.

Законодателем разъяснено, что потерпевшее лицо в силу возраста нахо-дится в беспомощном состоянии, то есть не может понимать характер и значе-ние совершаемых с ним действий. По мнению Ю. В. Грачевой, разъяснение, данное в примечании к ст. 131 УК РФ, представляет собой пример «уточнения качественного оценочного понятия» [1, с. 950].

Согласно п. 21 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 4 декабря 2014 г. № 16 деяния, подпадающие под признаки преступлений, предусмотрен-ных ч. 2, 3, 4 ст. 135 УК РФ, могут быть квалифицированы по п. «б» ч. 4 ст. 132 УК РФ лишь при доказанности умысла на совершение развратных действий в отношении лица, не достигшего двенадцатилетнего возраста. Таким образом, указанный возраст потерпевшего (потерпевшей) не выступает в качестве ква-лифицирующего или особо квалифицирующего признака состава преступле-ний, предусмотренных ст. 134 или 135 УК РФ, а образует признак состава принципиально другого преступления.

Это законодательное решение неоднозначно воспринимается в научной литературе. Так, А. А. Чугунов и А. А. Морозова утверждают: «Данное по-ложение УК РФ, по нашему мнению, является спорным. Действительно, пси-

167

хическое развитие лица в возрасте до 12 лет не дает возможности осознавать в полном объеме всего происходящего с ним, однако как же быть с объек-тивной стороной состава преступления. Нельзя ставить знак равенства между насильственным половым актом или половым актом с использованием бес-помощного состояния и понуждением к половому сношению, хотя и с лицом, не достигшим 12-летнего возраста… Кроме того, это же примечание реко-мендует так же квалифицировать и развратные действия, совершенные в от-ношении лиц, не достигших 12-летнего возраста. То есть законодатель счи-тает тождественными с точки зрения квалификации изнасилование лица, не достигшего 12-летнего возраста, и развратные действия (например, демонст-рацию половых органов публично (эксгибиционизм)), при которых присутст-вовало лицо, не достигшее возраста 12 лет. Безусловно, это преступное пове-дение, и оно требует адекватной юридической оценки, но отождествление этих составов, по нашему мнению, недопустимо [5, с. 98].

Подвергает рассматриваемое уголовно-правовое положение критике и А. Н. Попов: «В силу примечания к ст. 131 УК РФ, если развратные действия совершены в отношении лица, не достигшего двенадцатилетнего возраста, то содеянное должно квалифицироваться по п. «б» ч. 4 ст. 132 УК РФ как совер-шение насильственных действий сексуального характера в отношении лица, не достигшего четырнадцатилетнего возраста. Под «развратными» Пленум пред-лагает понимать действия как физического, так и интеллектуального характера, совершаемые по сексуальному мотиву. Как квалифицировать, например, де-монстрацию порнографической продукции потерпевшему, не достигшему две-надцатилетнего возраста? В силу прямого указания закона содеянное должно квалифицироваться по п. «б» ч. 4 ст. 132 УК РФ. Однако подобная оценка вы-зывает возражения, поскольку не отвечает, как представляется, принципу спра-ведливости ввиду чрезвычайной строгости санкции, предусмотренной в на-званной части ст. 132 УК РФ, – такая санкция явно несоразмерна степени обще-ственной опасности демонстрации порнографической продукции не достигшему двенадцатилетнего возраста лицу» [3, с. 77].

Аналогичное мнение высказывала Е. О. Руева: «В 2012 году статья 131 УК РФ была дополнена примечанием… Таким образом, беспомощное со-стояние в силу возраста законодательно стало считаться неопровержимой презумпцией. Такой подход к построению уголовно-правовой нормы неиз-бежно ведет к назначению несправедливого наказания. Так, преступление, содержащее признаки развратных действий, предусмотренных ст. 135 УК РФ, и выразившееся, например, в демонстрации половых органов ребенку, не достигшему двенадцатилетнего возраста, должно квалифицироваться по ст. 132 УК РФ (насильственные действия сексуального характера), посколь-ку преступление совершается с использованием беспомощного состояния потерпевшего. Минимальный размер основного наказания по п. «б» ч. 4 ст. 132 УК РФ (насильственные действия сексуального характера в отноше-нии лица, не достигшего четырнадцатилетнего возраста) составляет двена-дцать лет лишения свободы. Кроме того, в данном случае возраст дважды

168

учитывается при квалификации преступления: в первый раз, когда речь идет об определении беспомощного состояния и второй раз при применении осо-бо квалифицирующего признака, что противоречит принципу: «никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступ-ление», поэтому в целях обеспечения справедливости при назначении нака-зания представляется целесообразным исключить примечание к статье 131 УК РФ из уголовного закона» [4, с. 44].

Несмотря на довольно суровое решение законодателя, следует все же при-знать его обоснованность. Уголовно-правовой запрет на совершение каких-либо действий сексуального характера в отношении лиц, не достигших двена-дцатилетнего возраста, связан с необходимостью обеспечения их нормального психического и физиологического развития. Посягательство же на такое разви-тие обладает повышенной общественной опасностью и должно влечь более строгие юридические последствия для виновного.

Вышеизложенное позволяет сделать следующие выводы: 1) установление возраста потерпевшей (потерпевшего) при квалификации преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы личности является обязатель-ным; 2) возраст потерпевшей (потерпевшего) в составах преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы личности может выступать в качестве конструирующего, квалифицирующего или особо квалифицирующего признака; 3) недостижение потерпевшей (потерпевшим) двенадцатилетнего возраста подразумевает нахождение в беспомощном состоянии при совершении в отношении этих лиц любых действий сексуального характера, что позволяет квалифицировать такие действия как изнасилование либо насильственные дей-ствия сексуального характера.

Список литературы 1. Грачева Ю. В. Перспективы существования судейского усмотрения в

уголовном праве // Lex russica. 2014. № 8. С. 947–957. 2. Кауфман М. А. Возрастные признаки потерпевшего: дискуссионные ас-

пекты уголовно-правовой регламентации // Уголовное право. 2015. № 4. С. 19–26.

3. Попов А. Н. О новеллах в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о преступлениях против половой непри-косновенности и половой свободы личности» // Уголовное право. 2016. № 2. С. 72–78.

4. Руева Е. О. Нарушение принципа справедливости в результате несовер-шенства юридической техники уголовного закона // Российский следователь. 2016. № 4. С. 42–46.

5. Чугунов А. А. Особенности квалификации насильственных действий сексуального характера // Современное право. 2016. № 6. С. 96–99.

169

УДК 343.23 42 Татьяна Николаевна Уторова, старший преподаватель кафедры

уголовного права и криминологии (ВИПЭ ФСИН России),

е-mail: tatianautorova@yandex.ru

ПОНЯТИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ В СФЕРЕ МИГРАЦИИ

Аннотация: статья посвящена исследованию понятия и состава группы общественно опасных деяний, совершаемых в сфере миграции в условиях динамично меняющейся правовой системы.

Ключевые слова: миграция, незаконная миграция, миграционная пре-ступность, преступления в сфере миграции.

Tat'yana Nikolaevna Utorova,

senior lecturer of the department of criminal law and criminology (VILE of the FPS of Russia),

е-mail: tatianautorova@yandex.ru

THE CONCEPT OF CRIME IN ОF MIGRATION

Abstract: the article is devoted to the study of the concept and composition of the group of socially dangerous acts committed in the field of migration in the conditions of dynamically changing legal system.

Keywords: migration, illegal migration, migration crime, crime in the area of migration. Начиная с 90-х годов, когда на территорию России стали, практически, бес-

контрольно пребывать мигранты из стран ближнего зарубежья, идет поиск опти-мальной модели противодействия незаконной миграции. За указанное время подверглась значительным изменениям нормативно-правовая база в сфере ми-грации, в том числе и претерпел значительные изменения УК РФ. Прослежива-ется тенденция усиления контроля над миграцией и ужесточения, как уголовной, так и административной ответственности за нарушение миграционных правил, что объясняется статусом России, как страны-реципиента. Вместе с тем, дейст-вующее законодательство в сфере миграции остается несовершенным.

Как известно, одним из важнейших правовых средств, призванным обес-печить контроль над миграцией, выступает уголовный закон. УК РФ не рас-крывает понятие преступления в сфере миграции и не выделяет их в отдельную группу, хотя сам термин используется в нормативных актах: приказ ФМС Рос-сии № 367, МВД России № 807 от 31 июля 2015 г. говорит о необходимости борьбы с преступлениями в сфере миграции.

© Уторова Т. Н., 2017 © Utorova T. N., 2017

170

Отсутствие такого определения, создает, по нашему мнению, трудности в выяснении сущности и характера общественной опасности данных преступных деяний и их отграничения от смежных составов. Для того, чтобы сформулиро-вать понятие исследуемых преступлений, необходимо, прежде всего, обратить-ся к законодательным определениям «миграция» и «незаконная миграция». Единственным документом, раскрывающим понятие незаконной миграции, яв-ляется Концепция государственной миграционной политики Российской Феде-рации на период до 2025 года (далее – Концепция). В указанном документе не-законная миграция понимается как перемещение в Российскую Федерацию с нарушением законодательства Российской Федерации, касающегося въезда, пребывания (проживания) иностранных граждан на территории Российской Федерации и (или) осуществления ими трудовой деятельности.

УК РФ предусматривает ответственность за организацию незаконной ми-грации (ст. 3221), то есть за действия по организации незаконного въезда, транзи-та либо легализации на территории России иностранцев и лиц без гражданства.

В отличии от незаконной миграции, понятие миграции не раскрыто на за-конодательном уровне, хотя в правовых актах достаточно часто используется данный термин. Например, в Федеральном законе от 25 июля 2002 г. № 115-ФЗ «О правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации» гово-рится о контроле в сфере миграции, включающем контроль за пребыванием и трудовой деятельностью иностранцев и лиц без гражданства. Федеральный за-кон от 18 июля 2006 г. № 109-ФЗ «О миграционном учете иностранных граж-дан и лиц без гражданства в Российской Федерации» дает понятие миграцион-ного учета, как учета перемещений иностранных граждан и лиц без гражданст-ва, связанных с их въездом, выездом, транзитном и передвижением по территории Российской Федерации при выборе и изменении места пребывания или жительства.

Формулируя правила постановки на учет по месту пребывания российских граждан, вместо термина «миграционный учет», законодатель говорит о реги-страции по месту пребывания. В свою очередь Закон РФ от 25 июля 1993 г. № 5242-1 «О праве граждан Российской Федерации на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации» пе-редвижение и выбор места проживания (пребывания) российскими гражданами не называет миграцией.

Как видим, законодатель связывает миграцию только с иностранными граж-данами и лицами без гражданства. В то же время термин миграция этимологиче-ски означает «переселение, перемещение» без связи с конкретным субъектом. На-рушение миграционных правил наряду с иностранцами могут допустить и рос-сийские граждане, при этом, за некоторые из таких нарушений уже установлена уголовная ответственность. Например, гражданин РФ может пересечь государст-венную границу без надлежащих документов и разрешения (ст. 322), либо фик-тивно зарегистрироваться, яко бы, по месту жительства (ст. 3222).

Учитывая, содержание термина миграция, его законодательное определе-ние, а также значение слова «сфера» как пределы распространения чего-

171

либо [4], к преступлениям в сфере миграции следует относить деяния, нару-шающие порядок территориального перемещения российских граждан, ино-странцев и апатридов в пределах Российской Федерации, выезда, въезда и пре-бывания (проживания) на территории Российской Федерации.

Однако, не любое нарушение миграционных правил, определенное Кон-цепцией как незаконная миграция, является уголовно-наказуемым. Например, незаконное осуществление трудовой деятельности мигрантами образует состав административного правонарушения. С другой стороны нарушение миграцион-ных правил российскими гражданами Концепцией не отнесены к незаконной миграции, но в некоторых случаях образуют состав преступления. В связи с указанным, считаем неправильным преступления в сфере миграции отождеств-лять с преступлениям в области незаконной миграции. Не следует использовать и термин миграционная преступность, так как к ней относятся любые преступ-ления, совершенные мигрантами [10, с. 22–23], а не только преступления нару-шающие порядок передвижения и выбора места пребывания (жительства).

Следует отметить, что в юридической литературе до сих пор остаются от-крытыми вопросы о том, что понимать под преступлениями в сфере миграции, каковы их существенные признаки, какие группы посягательств образуют сис-тему указанного вида преступлений. Довольно часто и в нормативных актах, и в научной литературе используются термины «незаконная миграция», «престу-пления в сфере миграции», «миграционные преступления», «криминальная ми-грация», однако ни законодательного, ни доктринального определения престу-плений в сфере миграции не предложено.

Проблему не следует воспринимать как исключительно терминологиче-скую, потому как она тесно связана с определением объекта преступлений. По нашему мнению таким объектом выступает совокупность общественных отно-шений, обеспечивающая законно установленный и регламентированный госу-дарством порядок въезда в РФ, транзитного проезда через территорию Россий-ской Федерации, выбора и изменении места пребывания или жительства в пре-делах Российской Федерации, а также выезда из Российской Федерации.

Выделение конкретной сферы управления (группового объекта) позволяет нам отнести к преступлениям в сфере миграции следующие деяния: 1) незакон-ное пересечение Государственной границы Российской Федерации (ст. 322); 2) организация незаконной миграции (ст. 3221); 3) фиктивная регистрация гра-жданина Российской Федерации по месту пребывания или по месту жительства в жилом помещении в Российской Федерации и фиктивная регистрация ино-странного гражданина или лица без гражданства по месту жительства в жилом помещении в Российской Федерации (ст. 3222); 4) фиктивная постановка на учет иностранного гражданина или лица без гражданства по месту пребывания в жилом помещении в Российской Федерации (ст. 3223).

Некоторые авторы указанные деяния относят к преступлениям, посягаю-щими на режим Государственной границы [8, с. 914], неприкосновенность Го-сударственной границы (ст. 322–323 УК РФ) [9, с. 694, 477], государственную территориальную целостность и неприкосновенность государственных границ

172

(ст. 322, 3221, 323 УК РФ) [7, с. 7]. При этом основанием для классификации многие называют непосредственный объект, что на наш взгляд не совсем пра-вильно, так как непосредственный объект представляет собой конкретное об-щественное отношение, охраняемое конкретной нормой Особенной части УК РФ, а не совокупностью норм внутри главы уголовного закона.

Другие авторы к исследуемым преступлениям относят бóльший круг дея-ний. Например, И. В. Никитенко, не раскрывая дефиниции преступлений в сфе-ре миграции, все нормы отечественного уголовного законодательства, обеспе-чивающие уголовно-правовую охрану предусмотренного в Российской Федера-ции порядка миграции населения, условно классифицирует на три основные группы: 1) предусматривающие уголовную ответственность за преступления в области установленного порядка миграции населения и причиняющие непо-средственный вред миграционной безопасности государства (ст. 322, 3221 УК РФ); 2) предусматривающие уголовную ответственность за преступления способствующие нарушению установленного порядка миграции населения, хо-тя и не относимые законодателем к нормам об ответственности за преступле-ния, непосредственно нарушающие установленные правила миграции населе-ния (ст. 292, 2921, 3222, 3223, 324, 327 УК РФ); 3) предусматривающие ответст-венность за преступления, которые часто связанны с различными аспектами миграционных процессов, либо с их последствиями (п. «г» и «д» ч. 2 ст. 1271 УК РФ) [5]. В качестве объекта перечисленных преступлений автор называет «миграционную безопасность государства» и предлагает выделить их в отдель-ную главу.

Н.В. Самойлюк выделяет уголовно-правовые нормы в области незаконной миграции, подразделяя их на две группы: 1) нормы права, непосредственно ре-гулирующие общественные отношения в области миграции путем установле-ния ограничений и прямых запретов на совершение некоторых действий (ст. 3221, 322, 327 и др.); 2) нормы права, которые непосредственно не регули-руют общественные отношения в области миграции, но затрагивают какие-либо стороны этих процессов (например, ст. 1271 «Торговля людьми», ст. 1272 «Ис-пользование рабского труда», ст. 171 «Незаконное предпринимательство», ст. 205 «Террористический акт», ст. 210 «Организация преступного сообщест-ва» и др.) [6, с. 118].

М. А. Магеррамов уголовно-правовые нормы, направленные на защиту общественных отношений в сфере миграционных процессов (правил въезда и пребывания в стране, легализации и др.) подразделяет на две группы: 1) нормы, непосредственно направленные на борьбу с нелегальной миграцией (ст. 322 и 3221 УК РФ); 2) нормы, направленные на борьбу с незаконной легализаций ми-грантов (ст. 2921, 324, 325, 327 УК РФ) [3, с. 134].

Э. Х. Кахбулаева предлагает выделить отдельную главу преступления, свя-занные с незаконной миграцией, включив в нее статьи 322, 3221, 323 УК РФ [2, c. 81–82].

За введение в УК РФ главы «Преступления против порядка въезда ино-странных граждан и лиц без гражданства в Российскую Федерацию, их выезда

173

из Российской Федерации, а также правила пребывания (проживания) ино-странных граждан и лиц без гражданства в Российской Федерации» выступает и М. А. Белова. Она предлагает включить в данную главу (помимо существую-щих ст. 322, 3221, 323 УК РФ) ст. 3222 – предоставление ложных сведений или подложных документов для получения паспорта гражданина РФ либо незакон-ного приобретения гражданства РФ; ст. 3233 – подделка, изготовление или сбыт поддельных документов для получения паспорта гражданина РФ либо незакон-ного приобретения гражданства РФ иностранным гражданином или лицом без гражданства либо использование заведомо подложного паспорта гражданина РФ иностранным гражданином или лицом без гражданства [1, c. 11].

Учитывая устоявшееся построение глав Особенной части УК РФ по объ-екту посягательства, которым для всех норм гл. 32 является порядок управле-ния в той или иной сфере, считаем нецелесообразным выделение преступлений в сфере миграции в отдельную главу. Что касается незаконной выдачи паспор-та, подделки документов, то указанные деяния способствуют незаконной ми-грации, но не нарушают порядок передвижения и выбора места пребывания и жительства. Поэтому они с чем не могут быть отнесены к исследуемой группе преступлений.

Не смотря на указание в ряде статей УК РФ на пересечения границы РФ (например, п. «г» ч. 2 ст. 1271, п. «б» ч. 2 ст. 240 УК РФ), было бы неверным от-носить такие составы к преступлениям в сфере миграции. Это связано с тем, что порядок управления в сфере миграции не выступает для них дополнитель-ным объектом. Например, в случае перемещения через государственную грани-цу жертв торговли людьми без действительных документов и (или) надлежаще-го разрешения, действия работорговцев следует дополнительно квалифициро-вать по ст. 322 УК РФ.

Как показывает анализ предлагаемых в юридической литературе класси-фикаций преступлений в сфере миграции, авторами используются разные осно-вания. Наличие такого разнообразия классификаций преступлений в сфере ми-грации нельзя не признать положительным. Выявление новых критериев спо-собствует упорядочения и систематизации исследуемой группы преступлений.

Таким образом, основополагающим тезисом при формулировании определе-ния преступлений в сфере миграции должно стать положение, определяющее по-нятие миграции. Используя всю совокупность общих признаков преступления, под преступлениями в сфере миграции следует понимать виновно совершенное противоправное и наказуемое общественно опасное деяние, направленное на на-рушение общественных отношений, обеспечивающих законно установленный го-сударством порядок въезда в РФ, транзитного проезда через территорию Россий-ской Федерации, выбора и изменение места пребывания или жительства в преде-лах Российской Федерации, а также выезда из Российской Федерации.

Из этого определения следует, что признаками преступления в сфере ми-грации являются: 1) нарушение сложившегося порядка управления в РФ; 2) ак-тивные действия, составляющие общественно опасное деяние; 3) умышленная форма вины; 4) достаточность установления признаков общего субъекта, что не

174

исключает возможности совершения преступления и гражданином РФ, и ино-странцем (гражданином, подданным), и лицом без гражданства.

Список литературы 1. Белова М. А. Незаконная выдача иностранному гражданину или лицу

без гражданства паспорта гражданина Российской Федерации или внесение за-ведомо ложных сведений в документы, повлекшее незаконное приобретение гражданства Российской Федерации: уголовно-правовой аспект : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2011. 24 с.

2. Кахбулаева Э. Х. Уголовно-правовые и криминологические аспекты органи-зации незаконной миграции : дис. … канд. юрид. наук. Ростов-н/Д, 2011. 214 с.

3. Магеррамов М. А. Нелегальная миграция: понятие, общественная опас-ность, уголовно-правовое и криминологическое противодействие: по материа-лам России и Азербайджана : дис. … канд. юрид. наук. М., 2008. 293 с.

4. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. М., 2006. 944 с.

5. Воронин С. Э., Никитенко И. В., Коноваленко О. Л. Проблемы обеспе-чения миграционной безопасности государства в современной криминологии и криминалистике : монография. Биробиджан, 2016. Режим доступа : http://studopedia.org/13-52179.html (дата обращения: 20.01.2017).

6. Самойлюк Н. В. Уголовно-правовые и криминологические меры проти-водействия незаконной миграции: по материалам Дальневосточного федераль-ного округа России : дис. … канд. юрид. наук. Хабаровск, 2012. 198 с.

7. Таможник Е. Система преступлений против лиц, осуществляющих по-рядок управления // Законность. 2006. № 3. С. 30–32.

8. Уголовное право. Особенная часть : учебник / отв. ред. И. Я. Козаченко, Г. П. Новоселов. М., 2008. 914 с.

9. Уголовное право. Особенная часть : учебник. / под ред. Л. В. Иногамо-вой-Хегай, А. И. Рарога, А. И. Чучаева. М., 2008. 800 с.

10. Шкилев А. Н. Миграция: уголовно-правовой и криминологический ана-лиз : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2006. 26 с.

УДК 343.137.5 43 Елена Владимировна Цветкова,

кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин

(Владимирский государственный университет им. А. Г. и Н. Г. Столетовых),

e-mail: cvetcova-e@mail.ru

© Цветкова Е. В., 2017

175

НАЗНАЧЕНИЕ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИМ ОСУЖДЕННЫМ

Аннотация: работа посвящена анализу причин крайне редкого назна-

чения такого вида наказания как лишение свободы в отношении несовер-шеннолетних осужденных. Обосновываются выводы о том, что лишение сво-боды является эффективной мерой наказания в отношении отдельной группы несовершеннолетних.

Ключевые слова: несовершеннолетние, наказание, лишение свободы, преступление, рецидив.

44 Elena Vladimirovna Tsvetkova, candidate of legal sciences,

the senior lecturer of chair of criminally-legal disciplines (Vladimir state university him. A. G. and N. G. Stoletovykh),

e-mail: cvetcova-e@mail.ru

ASSIGNMENT OF DEPRIVATION OF LIBERTY TO JUVENILE CONVICTS

Abstract: this article analyzes the reasons for the extremely rare

destination of this type of punishment as imprisonment for juveniles. The offers that imprisonment is an effective measure of punishment in relation to a particular group of minors.

Keywords: minor, the punishment, imprisonment, crime relapse. Пленум Верховного суда в постановлении от 1 февраля 2011 г. № 1 указал,

что правосудие в отношении несовершеннолетних правонарушителей должно быть направлено на то, чтобы применяемые к ним меры воздействия обеспечи-вали максимально индивидуальный подход к исследованию обстоятельств со-вершенного деяния и были соизмеримы как с особенностями их личности, так и с обстоятельствами совершенного деяния, способствовали предупреждению экстремистских противозаконных действий и преступлений среди несовершен-нолетних, обеспечивали их ресоциализацию.

Действительно, действующее уголовное законодательство устанавлива-ет значительные изъятия из общих правил привлечения лица к уголовной ответственности, если к моменту совершения общественно опасного деяния оно не достигло совершеннолетнего возраста. Все специфические особенно-сти реализации уголовной ответственности в отношении несовершеннолет-них предусмотрены нормами гл. 14 УК РФ. Наиболее строгим наказанием для данной категории осужденных является лишение свободы на опреде-ленный срок (не превышающий 10 лет лишения свободы вне зависимости от количества совершаемых преступлений и особенностей назначения уголов-ного наказания).

© Tsvetkova E. V., 2017

176

В ч. 6 ст. 88 УК РФ указывается, что лишение свободы не назначается тем несовершеннолетним, которые впервые совершили преступление небольшой или средней тяжести в возрасте до 16 лет, а также остальным несовершенно-летним, совершившим преступления небольшой тяжести впервые. При этом Пленум дает разъяснение о том, что впервые совершившим преступление не-большой или средней тяжести следует считать лицо, совершившее одно или не-сколько преступлений, ни за одно из которых оно которое ранее не было осуж-дено, либо когда предыдущий приговор в отношении его не вступил в закон-ную силу или судимости за ранее совершенные преступления сняты и погашены в установленном законом порядке. Так или иначе, лицом, совершив-шим преступление не впервые, признается лицо, в отношении которого состо-ялся обвинительный приговор суда, вступивший в законную силу, и ко времени совершения преступления не погашена либо не снята судимость за ранее со-вершенное преступление [5, c. 11–12].

Наказание несовершеннолетнему в виде лишения свободы суд вправе назна-чить только в случае признания невозможности его исправления без изоляции от общества с приведением мотивов принятого решения. Однако суды не устанавли-вают перечень мотивов для избрания меры наказания в виде лишения свободы в отношении несовершеннолетних. Поэтому доводы, которые для суда первой ин-станции являются основанием для назначения наказания в виде лишения свободы, для вышестоящих судов могут таковыми и не признаваться. По этой причине при-говор может быть изменен, что приведет к констатации факта нарушения законно-сти, допущенной судом нижестоящей инстанции.

Вследствие снижения «планки» требовательности, большей «терпимости» су-дей к несовершеннолетним преступникам, вызванной объективными и субъектив-ными причинами, при отсутствии четкой правовой регламентации данной меры уголовно-правового характера в законодательстве [2, с. 95] лишение свободы им назначается не часто, суды предпочитают назначать более мягкие виды уголовного наказания. Данная практика, имеющая место отчасти с несовершенством уголовно-го законодательства и межотраслевой несогласованностью норм об уголовной от-ветственности, в подавляющем большинстве случаев имеет место и в отношении совершеннолетних преступников. В целом, это обосновывается имеющими место тенденциями либерализации уголовной политики, что предполагает, в том числе, выбор менее суровых мер уголовной ответственности [8, с. 8–10].

Применительно к несовершеннолетним получается, что до исполнения 18 лет подросток-преступник не ощущает на себе в полной мере репрессивных мер за со-деянные противозаконные деяния. Это обстоятельство может провоцировть и его самого, и представителей его окружения на совершение очередного преступления. В этой связи определенно нельзя говорить о последующем полном исправлении данного индивида после отбытия уголовного наказания, иногда в полной мере не соответствующего общественной опасности совершенного деяния.

Из этого следует, что подросток может несколько раз нарушать уголовный закон, но быть освобожденным от должной ответственности в виду императив-ных предписаний УК РФ. При новом противоправном поведении правоприме-

177

нитель укажет на «впервые» совершенное преступление. Такое отношение, на наш взгляд, не соответствует принципам уголовного законодательства (ст. 3–7 УК РФ), равно как и требованиям уголовно-исполнительного законодательства (ч. 2 ст. 29, ч. 5 ст. 46, ч. 5 ст. 58 УИК РФ).

Мы готовы согласиться с тем, что если несовершеннолетний совершил пре-ступление действительно впервые, то вопрос о лишении свободы категорично ста-вить нельзя. В настоящее время законодательство располагает достаточным коли-чеством наказаний, не связанных с изоляцией от общества, которые вполне уместно применять в подобных случаях. Однако, оценивая сведения о количестве реального применения лишения свободы к несовершеннолетним, надлежит обратить внима-ние на то, что суд временами назначает наказания, не принимая в полной мере све-дения о высокой общественной опасности личности несовершеннолетнего. Так, на-пример, лицам, ранее судимым, совершившим вновь преступление не только не-большой, средней тяжести, а даже тяжкое и особо тяжкое назначаются наказания не связанные с изоляцией от общества. Подобная ситуация не выполняет целей при-менения наказания несовершеннолетнему. Государством (в лице судьи) давалась возможность исправления, и назначалось более мягкая мера уголовно-правового воздействия. Однако, если несовершеннолетний не понял, не осознал случившего-ся, не раскаялся в содеянном, не желает исполнять, установленные законом, нормы общественного поведения, игнорирует их и вновь совершает преступление не зави-симо от степени тяжести, то ему не целесообразно назначать мягкое наказание, не связанное с изоляцией от общества.

Достигнув 17 лет, имея несколько судимостей с наказанием не связанным с изоляцией от общества или будучи от него освобожденным, ощущая безнака-занность за ранее совершенное беззаконие, лицо вновь совершает преступле-ние. В таком случае суд с учетом общественной опасности личности, использу-ет наказание, связанное с лишением свободы. Идеально, когда общий срок ог-раничится тремя годами лишения свободы, и он сможет отбыть его в воспитательной колонии. Однако, при большем сроке достигнувшего совер-шеннолетия, лицо переведут в исправительную колонию общего режима, нахо-ждение в которой повлияет на окончательное формирование личности: убежде-ний, мировоззрения, приобретение новых друзей, знакомых из криминального мира. В итоге вчерашние подростки станут пополнением профессиональной, организованной преступности.

Требуется научная оценка и выработка предложения по совершенствова-нию законодательства «с учетом прежних научных исследований, позитивного мирового опыта и реалий современной России» [2, c. 97].

По изучаемому вопросу некоторые авторы пришли к следующему заключе-нию: «Безусловный запрет на отбывание лишения свободы несовершеннолетни-ми осужденными рассматриваемой категории негативно сказывается на профи-лактике их дальнейшего противоправного поведения. Так, по результатам 2013 года показатель повторной преступности среди несовершеннолетних осуж-денных, злостно уклоняющихся от отбывания наказаний, и в отношении которых судами было отказано в удовлетворении представлений уголовно-

178

исполнительных инспекций о замене неотбытой части наказания лишением сво-боды, более чем в 5 раз превысил среднероссийский (3 %) и составил 16,2 %.

Условия и режим содержания несовершеннолетних осужденных в воспи-тательных колониях (ВК) препятствуют их противоправному поведению, что подтверждается данными о количестве преступлений, зарегистрированных в ВК: в 2011 году из 8677 несовершеннолетних, содержавшихся в ВК в течение года, 8 совершили повторные преступления (УПП – 0,09, что в 48,78 раза ниже аналогичных показателей для несовершеннолетних, состоявших на учете в уго-ловно-исполнительных инспекциях), в 2012 году из 6 344 лиц, содержавшихся в воспитательных колониях в течение года, повторные преступления совершили 7 человек (УПП – 0,11, что в 32 раза ниже аналогичного показателя для несо-вершеннолетних, осужденных к наказаниям, не связанным с лишением свобо-ды), в 2013 году из 5229 несовершеннолетних, отбывавших наказание в виде лишения свободы в ВК, повторные преступления совершили также 7 человек (УПП – 0,13, что в 23,08 раза ниже показателя повторной преступности несо-вершеннолетних осужденных к наказаниям, не связанным с изоляцией от об-щества). Учитывая, что уровень повторной преступности у осужденных, со-держащихся в воспитательных колониях, в десятки раз меньше, чем у несовер-шеннолетних осужденных к наказаниям, не связанным с лишением свободы, вывод, что для лиц, злостно уклоняющихся от отбывания обязательных, испра-вительных работ, замена наказания, не связанного с изоляцией от общества, на лишение свободы является механизмом профилактики повторной преступно-сти, можно считать обоснованным» [1, c. 124–125].

Итог подведем словами М.Д. Шаргородского, которые не утратили акту-альности и на сегодняшний день: «Лишение свободы обладает рядом досто-инств, которые делают его часто и широко применяемой мерой наказания. Оно целесообразно при совершении тяжкого преступления, когда необходимо изо-лировать виновного на длительный срок от общества и избавить последнее от совершения новых преступлений. Лишение свободы целесообразно и тогда, ко-гда совершается менее тяжкое преступление, но личность виновного требует карательного воздействия» [3, c. 267].

Список литературы 1. Ермасов Е. В., Дегтярева О. Л., Габараев А. Ш. Особенности правового

регулирования ответственности несовершеннолетних осужденных, злостно ук-лоняющихся от отбывания наказаний, не связанных с изоляцией от общества // Вектор науки ТГУ. 2015. № 1. С. 123–128.

2. Зырьянов В. Н. Некоторые проблемные вопросы назначения условного осуждения несовершеннолетним // Правовая культура. 2015. № 3. С. 91–98.

3. Курс советского уголовного права : в 5 т. Часть Общая / под ред. Н. А. Беляева, М. Д. Шаргородского. Л., 1970. Т. 2. 516 c.

4. Лапшин В. Ф. Совершенствование уголовного законодательства в усло-виях либерализации уголовной политики России // Вестник института: престу-пление, наказание, исправление. 2010. № 10. С. 8–12.

179

5. Любавина М. А. Особенности уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних : учеб. пособие. СПб., 2015. 104 с.

УДК 343.241 45 Андрей Викторович Шидловский, кандидат юридических наук, доцент,

заместитель декана юридического факультета (Белорусский государственный университет),

e-mail: shidlovsky_a@mail.ru

ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ В СИСТЕМЕ ВИДОВ НАКАЗАНИЙ И САНКЦИЙ

ПО УК РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ Аннотация: в статье доказывается, что наказания, не связанные с изо-

ляцией осужденного от общества, ориентированы на его ресоциализацию. Приоритет в системе наказаний, с точки зрения достижения превентивных целей, принадлежит лишению свободы, которое занимает первое место в системе санкций УК Республики Беларусь.

Установлено, что одним из основных направлений оптимизации уголовной ответственности, системы ее мер и практики назначения наказания, является принятие необходимых мер по дальнейшему сокращению осужденных к лишению свободы при наличии в санкциях статей УК других, более мягких видов наказа-ния (особенно в отношении несовершеннолетних и лиц, впервые привлекаемых к уголовной ответственности за совершение менее тяжких преступлений).

Ключевые слова: лишение свободы, санкция, система наказаний, диф-ференциация лишения свободы.

Andrei Victorovich Shidlovsky,

candidate of law sciences, associate professor, deputy dean of law department (Belarusian State University), e-mail: shidlovsky_a@mail.ru

DIFFERENTIATION OF IMPRISONMENT IN THE SYSTEM

OF PENALTIES AND SANCTIONS UNDER THE CRIMINAL CODE OF THE REPUBLIC OF BELARUS

Abstract: the article proves that punishments of the convict, which are not

connected with isolation from society, are oriented on his resocialization. From the point of achieving the preventive goals the priority in the system of penalties

© Шидловский А. В., 2017 © Shidlovsky A. V., 2017

180

belongs to imprisonment, which occupies the first place in the system of sanctions of the Criminal Code of the Republic of Belarus.

It is established fact that adoption of the necessary measures to further reducing of the convicts that were sentenced to imprisonment when the sanction of the Criminal Code articles contains other, milder forms of punishment is one of the main directions of optimization of criminal liability, its system of measures and practice of imposition of penalty (especially in relation to minors and persons, who first committed less serious crimes).

Keywords: imprisonment, sanction, system of punishments, differentiation of imprisonment. Более половины из предусмотренных в УК наказаний не связаны с лише-

нием свободы. Такой подход в свое время реализовал предложения, заложен-ные в разделе IX Концепции судебно-правовой реформы от 23 апреля 1992 г. [5, с. 163]. В настоящее время эта позиция согласуется с положениями Концеп-ции совершенствования системы мер уголовной ответственности и порядка их исполнения от 23 декабря 2010 г. и требованиями, обозначенными в Послании Главы государства «О перспективах развития системы судов общей юрисдик-ции Республики Беларусь» от 10 октября 2011 г.

Основными видами наказания в УК Республики Беларусь являются: обще-ственные работы, штраф, лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, исправительные работы, ограни-чение по военной службе, арест, ограничение свободы, лишение свободы, по-жизненное заключение, смертная казнь (до ее отмены).

Белорусский УК, по верному замечанию В. Калинковича, «…предоставляет судам, уникальные возможности для индивидуализации на-значаемого наказания» и «трудно найти не только в регионе СНГ, но и в мире, уголовный закон, предусматривающий 11 видов наказания, столь широко во-площенных в уголовно-правовых санкциях, большинство из которых при этом еще бы реально применялись» [3, с. 25].

Анализ исторических памятников белорусского права и научных исследо-ваний их содержания говорит об очевидном делении видов наказания на основ-ные и дополнительные в Статутах ВКЛ. Так, Т.И. Довнар в качестве основных видов наказаний по Статуту 1588 г. вычленяет «штрафы на карысць пацярпеўшага i дзяржавы iiншыя маемасныя пакараннi, турэмнае зняволенне, пазбаўленне гонару i правоў, цялесныя пакараннi, смяротную кару» и дополни-тельных – «выгнанне за межы дзяржавы, пазбаўленне спадчынных правоў, па-каянне» [8, с. 145].

Для сравнения заметим, что в действующем уголовном законодательстве зарубежных государств обычно предусмотрено от двух до пяти основных видов наказания. Например, УК ФРГ 1871 г. (в ред. от 10.03.1987 г.) в ст. 38-43а рег-ламентирует наказания в виде лишения свободы и штрафа (денежного и иму-щественного); УК Испании 1995 г. в ст. 32 устанавливает лишение свободы, лишение определенных прав и штраф; УК Республики Польша 1997 г. в ст. 32 называет штраф, ограничение свободы, лишение свободы, лишение свободы на срок в 25 лет, пожизненное лишение свободы.

181

В современном мусульманском мире за преступления наиболее часто при-меняются такие виды наказаний как смертная казнь, лишение свободы, плети, штраф, смещение с публичной должности, бойкот (изоляция от жизни сообще-ства или изгнание из общины) и порицание [2, с. 333].

В соответствии с п. «а» и п. «ä» ч. 1 ст. 44 УК Туркменистана к самостоя-тельным видам наказаний отнесены возложение обязанности загладить причи-ненный вред и возложение обязанности проживания в определенной местности. Они применяются как в качестве основных, так и дополнительных наказаний (ч. 2 ст. 45 УК Туркменистана). Возложение обязанности проживания в опреде-ленной местности заключается в удалении осужденного из места его жительст-ва с обязательным поселением в определенной местности (ч. 1 ст. 51-1 УК). Данное наказание устанавливается на срок от пяти до пятнадцати лет в качестве основного наказания и на срок от двух до пяти лет в качестве дополнительного (ч. 2 ст. 51-1 УК).

Белорусский уголовный закон располагает виды наказаний в порядке от менее строгого к более строгому. Такая же последовательность видов наказания соблюдена и в санкциях статей Особенной части УК. В УК БССР 1960 г. под-ход был иным: наказания располагались по нисходящей: от наиболее сурового к менее строгому.

Согласно ч. 2 ст. 62 УК Республики Беларусь 1999 г. наказание в виде ли-шения свободы может быть назначено лишь при условии, что цели уголовной ответственности не могут быть достигнуты применением более мягкого нака-зания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части УК. Дан-ное положение соответствует принципу гуманизма и ориентирует суды на из-брание справедливой меры наказания виновному в преступлении лицу.

Традиционным видом наказания в уголовном праве было и остается лишение свободы. В ныне действующей редакции УК наказание в виде лишения свободы предусмотрено в 573 санкциях, что составляет 83,77 % от общего количества санкций, образующих систему санкционного обеспечения уголовного закона (все-го в УК содержится 684 моделей санкций). За преступления, не представляющие большой общественной опасности, это наказание установлено в 78 моделях санк-ций (из 188 санкций), что составляет 41,5 %; за менее тяжкие преступления – во всех 289 моделях санкций (100 %); за тяжкие преступления – в 138 санкциях (100 %) и за особо тяжкие преступления – в 69 санкциях (100 %).

Анализ санкций статей Особенной части УК, предусматривающих призна-ки тяжких и особо тяжких преступлений, показывает, что законодатель наказа-ние в виде лишения свободы устанавливает, как правило, на безальтернативной основе. Система названных моделей санкций в целом обладает необходимым карательным, исправительным и предупредительным потенциалом.

Лишение свободы устанавливается на срок от шести месяцев до двенадца-ти лет, за особо тяжкие преступления – на срок более двенадцати лет, но не свыше пятнадцати лет, а за особо тяжкие преступления, сопряженные с умыш-ленным посягательством на жизнь человека, – на срок не свыше двадцати пяти лет (ч. 1 ст. 57 УК). В уголовном законе также установлен его максимальный

182

срок за преступление, совершенное по неосторожности. В соответствии с изме-нениями, внесенными в содержание ст. 57 УК Законом Республики Беларусь от 12 июля 2013 г. № 60-З, он не может превышать десяти лет (в первоначальной редакции УК – семи лет) (ч. 2 ст. 57 УК).

Сроки лишения свободы в отношении несовершеннолетних лиц, совер-шивших преступления, законодатель ранжирует в ст. 115 УК. Так, лицу, впер-вые совершившему в возрасте до восемнадцати лет преступление, не представ-ляющее большой общественной опасности, наказание в виде лишения свободы вообще не назначается. В случаях совершения менее тяжкого преступления срок наказания в виде лишения свободы не может превышать трех лет; тяжкого преступления – семи лет; особо тяжкого преступления – десяти лет; особо тяж-кого преступления, сопряженного с умышленным посягательством на жизнь человека, – двенадцати лет.

Согласно требованиям ст. 76 УК сроки лишения свободы исчисляются в месяцах и годах. При замене или сложении наказаний сроки могут исчисляться также и в днях. В срок лишения свободы засчитывается весь срок содержания под стражей и домашним арестом (ч. 1 ст. 75 УК).

Принципиально иной подход к назначению наказаний существует в неко-торых штатах США, где практикуется вынесение, так называемых, неопреде-ленных приговоров. Так, при назначении лишения свободы суд устанавливает только общие пределы тюремного заключения (например, от 5 до 20 лет), а фактическая продолжительность наказания определяется специальной комис-сией – советом по условно-досрочному освобождению [1, с. 355]. В 1877 г. сис-тема неопределенных приговоров была введена в штате Нью-Йорк, в 1922 г. – в 37 штатах, в середине 1970-х годов – уже в 41 штате [7, с. 211].

Виды исправительных учреждений законодатель в ст. 57 УК и ст. 64 УИК распределяет в зависимости от категории совершенного преступления, наличия рецидива, возраста и пола. К исправительным учреждениям относятся: испра-вительные колонии в условиях поселения, общего, усиленного, строгого, осо-бого режимов (для мужчин), исправительные колонии в условиях поселения, общего, строгого режимов (для женщин), тюрьмы, воспитательные колонии (для несовершеннолетних), лечебные исправительные учреждения, следствен-ные изоляторы (в отношении осужденных к лишению свободы, оставленных в СИЗО для выполнения работ по хозяйственному обслуживанию).

В определенных случаях закон (ч. 6 ст. 57 УК) позволяет суду назначить отбывание лишение свободы в условиях менее или более жесткого режима в зависимости от характера и степени общественной опасности совершенного преступления, личности виновного и иных обстоятельств дела.

Дифференциация уголовной ответственности относительно недавно рассмат-ривалась исключительно в контексте отраслевой принадлежности [4, с. 4–6]. В на-стоящее же время ученые небезосновательно утверждают о существовании осно-ваний для дифференциации уголовной ответственности не только собственно в уголовном, но и в уголовно-исполнительном законодательстве. Применительно к уголовно-исполнительному праву ключевым понятием в дифференциации усло-

183

вий отбывания лишения свободы по видам является режим. Условия режима от-личаются объемом лишений и ограничений прав осужденного. Именно в режиме выражается карательная сторона лишения свободы.

В. Б. Шабанов утверждает, что «режим является универсальным и основ-ным средством исправительного воздействия на осужденного, в рамках которо-го обеспечивается применение иных средств исправления…», «режим должен создавать необходимые условия для применения других, лучших в педагогиче-ском отношении средств исправления и ресоциализации осужденного, выпол-няя одновременно самостоятельные функции: карательную, карательно-обеспечивающую, исправительную, исправительно-обеспечивающую, социаль-ного контроля (профилактическую)…», «режим должен пониматься прежде всего правоприменителями как средство поэтапной ресоциализации и социаль-ной адаптации осужденных к лишению свободы с учетом их типологической характеристики» [6, с. 289]. Безусловно, такой подход к пониманию сущности режима заслуживает поддержки и полноценной практической реализации.

Согласно данным Департамента исполнения наказаний МВД Республики Беларусь количество лиц, содержащихся в исправительных колониях, последо-вательно уменьшается. Так, на момент окончания 2013 г. в них содержались 22,6 тысяч человек, что на 1,3 тысячи меньше, чем в 2012 г. Из числа осужден-ных отбывают лишение свободы в первый раз – 42,3 %, во второй раз – 13,11 %, в третий и более раз – 43,6 %. Наказание в виде лишения свободы сро-ком от пяти лет и выше отбывают 51,21 % от общего числа осужденных.

В п. 1 постановления №1 Пленума Верховного Суда Республики Беларусь от 25 марта 2009 г. «О назначении судами наказания в виде лишения свободы» указывается, что лишение свободы может назначаться только в предусмотрен-ных законом случаях, за совершение преступлений, представляющих значи-тельную общественную опасность, когда суд с учетом характера совершенного преступления и личности виновного придет к выводу, что его изоляция обеспе-чит защиту общества от преступных посягательств и будет способствовать це-лям уголовной ответственности.

Одним из основных направлений оптимизации уголовной ответственности, системы ее мер и практики назначения наказания, закрепленных в Послании Главы государства «О мерах по совершенствованию деятельности общих судов Республики Беларусь», является принятие необходимых мер по дальнейшему сокращению осужденных к лишению свободы при наличии в санкциях статей УК других, более мягких видов наказания (особенно в отношении несовершен-нолетних и лиц, впервые привлекаемых к уголовной ответственности за совер-шение менее тяжких преступлений).

Судебная практика последних лет показывает, что исправительный эффект лишения свободы, как и последующая социальная реабилитация лиц, освобо-дившихся из мест лишения свободы, остаются низкими. Удельный вес осуж-денных, совершивших преступления в течение первого года после освобожде-ния из мест лишения свободы, сохраняется стабильно высоким. В 2013 г. он со-ставил 10,2 % от общего числа осужденных или 3934 лица, что указывает на его

184

увеличение по сравнению с 2012 г. (8,4 % или 3397 лиц). Очевидно, что дело не только в самом механизме назначения лишения свободы, но и в существующей системе уголовно-исполнительных средств и социальной реадаптации, которые требуют повышения их эффективности, в том числе и посредством модерниза-ции правового и организационного обеспечения.

Изложенное позволяет нам сформулировать ряд выводов относительно особенностей дифференциации лишения свободы как вида наказания.

1. Содержание этого наказания в уголовном и уголовно-исполнительном зако-нах раскрывается через комплекс существенных ограничений и лишений одного из самых ценных благ человека – его свободы. Сущность этого наказания состоит не только в физической изоляции осужденного от общества, но и связанных с ней ли-шениях и ограничениях других прав и свобод: своды передвижения, выбора места жительства, определения образа жизни, выбора трудовой деятельности и т. д.

2. Условия режима отбывания лишения свободы отличаются объемом ли-шений и ограничений прав осужденного (например, разным количеством крат-косрочных и длительных свиданий, посылок, бандеролей, передач, неодинако-вым временем по длительности прогулок, возможностями реализовать право на телефонный разговор или выезд за пределы исправительного учреждения). Именно в режиме выражается его карательная сторона.

3. Исправительный потенциал лишения свободы, как и последующая соци-альная реабилитация лиц, освободившихся из мест лишения свободы, остаются низкими, что подтверждается стабильно высоким удельным весом осужденных, совершивших преступления в течение первого года после освобождения из мест лишения свободы.

4. Оценивая систему наказаний по УК 1999 г. в целом, можно сказать, что для периода модернизации национальной системы права она оптимальна и кар-динальных изменений не требует, поскольку способна обеспечивать достиже-ние целей уголовной ответственности. Вместе с тем, внутри системы наказаний имеются некоторые деструктивные моменты, которые негативно сказываются на общей картине ее эффективности и гармоничности. Предложенные нами пу-ти их устранения заключаются в уменьшении возмездного характера наказания, усилении его воспитательного воздействия на осужденного, создании дополни-тельных гарантий индивидуализации наказания.

Список литературы 1. Додонов В. Н. Сравнительное уголовное право. Общая часть : моногра-

фия / под общ. и науч. ред. С. П. Щербы. М., 2009. 448 с. 2. Есаков Г. А., Крылова Н. Е., Серебренникова А. В. Уголовное право за-

рубежных стран : учеб. пособие. М., 2010. 336 с. 3. Калинкович В. Принцип индивидуализации наказания должен неуклон-

но соблюдаться // Судовы веснiк. 2009. № 2. С. 25–29. 4. Кругликов Л. Л., Лапшин В. Ф. Особенности правового содержания ос-

нований дифференциации уголовной ответственности // Вестник института: преступление, наказание, исправление. 2013. № 1. С. 4–8.

185

5. Мартинович И. И., Пастухов М. И. Судебно-правовая реформа в Респуб-лике Беларусь. Суд присяжных и другие нововведения в законодательстве о су-доустройстве. Минск, 1995. 224 с.

6. Научно-практический комментарий к Уголовно-исполнительному ко-дексу Республики Беларусь / под общ. ред. В. М. Хомича. Минск, 2012. 696 с.

7. Уголовное право зарубежных государств. Общая часть / под ред. И. Д. Козочкина. М., 2001. 576 с.

8. Доўнар Т. I. Гiсторыя дзяржавы i права Беларусi: падручнiк Мiнск, 2014. 288 с.

УДК 343.2.01 46 Ольга Александровна Шуранова,

кандидат юридических наук, заместитель начальника кафедры уголовного права

(Академия ФСИН России), e-mail: shuranova.olga@yandex.ru

К ВОПРОСУ О ВЗАИМООБУСЛОВЛЕННОСТИ

ОБЩЕСТВЕННОЙ ОПАСНОСТИ ДЕЯНИЯ И САНКЦИИ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ НОРМЫ

Аннотация: в настоящей работе анализируются составляющие характери-

стики общественной опасности деяния, на основании совокупности которых оп-ределяется необходимость установления уголовной ответственности за данный вид поведения. Признание общественно опасного деяния преступлением порож-дает необходимость выбора меры государственного принуждения – уголовного наказания, назначение которого возможно к виновному лицу. В зависимости от характера и степени общественной опасности запрещенного уголовным законом деяния определяются в санкции статьи Особенной части уголовного закона виды и размеры (сроки) уголовного наказания, что представляет собой достаточно серьезную проблему, решение которой имеет весьма важное теоретическое и практическое значение.

Ключевые слова: преступление, уголовное наказание, общественная опасность, дифференциация и индивидуализация уголовной ответственности, смягчающие и отягчающие обстоятельства.

Ol'ga Aleksandrovna Shuranova,

candidate of law sciences, deputy chief of department of criminal law

(Academy of the FPS of Russia), e-mail: shuranova.olga@yandex.ru

© Шуранова О. А., 2017 © Shuranova O. A., 2017

186

TO THE QUESTION ABOUT THE INTERCONDITIONALITY OF PUBLIC DANGER OF ACT AND APPROVAL OF NORMS

OF THE RUSSIAN CRIMINAL LAW

Abstract: making descriptions of public danger of act are analysed in the real work, on the basis of totality of that the necessity of establishment of criminal responsibility is determined for this type of behavior. Confession publicly of dangerous act the necessity of choice of measure of state compulsion generates a crime – criminal punishment setting of that is possible to the guilty person. Depending on character and degree of public danger of the act forbidden by a criminal law kinds and sizes(terms) of criminal punishment are determined in approval of the article of Special part of criminal law, that is a serious enough problem the decision of that has essential theoretical and practical.

Keywords: crime, criminal punishment, public danger, differentiation and individualization of criminal responsibility, extenuating and aggravating circumstances. В основе признания того или иного человеческого поступка противореча-

щим норме права, как известно, лежат социально-экономические, политические и иные потребности общества. Однако дело к этому не сводится. Признак про-тивоправности, закрепляющий признание того или иного поступка правонару-шением, отражает сложное взаимодействие объективных и субъективных фак-торов, которыми руководствуется законодатель, создавая правовые нормы и институты.

И в настоящее время взаимосвязанные понятия правомерного и противо-правного поведения отражают в конечном счете разные интересы личностей и социальных групп. Личностей – потому что и интересы конкретных людей в одном и том же обществе не всегда совпадают, социальных групп – потому что еще не преодолены существенные социальные различия.

Противоправность как свойство правонарушения дает основания для рас-смотрения его в качестве разновидности правового поведения.В связи с этим укажем четыре основных момента.

Во-первых, противоправные поступки относятся к сфере правового пове-дения, что они поддаются (доступны) воздействию со стороны государства, осуществляемому правовыми методами. Это связано с тем, что противоправные поступки совершаются вменяемыми лицами под актуальным или потенциаль-ным контролем сознания и воли и, следовательно, могут быть предупреждены и пресечены юридическими средствами.

Во-вторых, их правовая природа отчетливо выражена в том, что все при-знаки правонарушений предусматриваются нормами права. Известно, что не только социально полезные, но и социально нейтральные поступки по россий-скому праву не могут быть признаны правонарушениями. Как отмечалось вы-ше, даже область нейтрального для права поведения в определенных случаях и пределах охраняется государством (обеспечение законных интересов). Эта об-ласть ни при каких условиях не может расцениваться в качестве сферы проти-воправного поведения.

187

В отличие от правомерных действий, которые могут быть прямо преду-смотрены нормами права, а могут и вытекать в общей форме из «духа закона» [3, с. 196], противоправные действия должны быть четко сформулированы дей-ствующими правовыми нормами. С этой точки зрения о наличии правонаруше-ния можно говорить лишь в рамках и с позиций закона, определяющего поня-тие и признаки гражданского, административного или иного правонарушения, а нередко и устанавливающего точный перечень противоправных деяний. Такого рода «формализм» противоправности обеспечивает ясность и единство требо-ваний, предъявляемых ко всем гражданам и организациям.

В-третьих, правовая природа рассматриваемого нами вида поведения про-является в установлении юридической процедурывыявления правонарушений и реагирования на них со стороны государства. Это чрезвычайно важно с точки зрения соблюдения законности, укрепления общественного правопорядка. Нельзя считать, будто бы правонарушения стоят вне права – в том смысле, что можно вести борьбу с ними без соблюдения норм и принципов законности. Как раз наоборот: именно в этой сфере в первую очередь создаются и осуществля-ются строгие гарантии законности, разрабатываются детальные юридические процедуры, устанавливаются пределы допустимого вмешательства в поведение граждан с тем, чтобы обеспечить установление истины, защитить интересы по-терпевших и не допустить никакого нарушения прав и свобод граждан, не ви-новных в противоправных действиях.

Наконец, в-четвертых, правонарушения всегда влекут правовые последст-вия, как правило, в виде применения карательных и правовосстановительных санкций, что также характеризует их как разновидность правовогоповедения.

Таким образом, всякий преступник, правонарушитель находится вне права только в одном смысле – в том, что он нарушил его, вышел за пределы его по-зитивных требований. Но, выйдя за рамки регулятивных норм, он тем самым тут же вовлекает себя в сферу действия норм охранительных, то есть вновь включается в правовую систему, только теперь уже как субъект правонаруше-ния со всеми вытекающими отсюда последствиями. Его поведение является правовым потому, что оно измеряется масштабами права, получает правовую оценку и преодолевается правовыми средствами. Это, конечно, не устраняет, известной условности термина «правовое поведение», объединяющего две раз-нородные формы.

Одним из важных юридических различий между правонарушением и пра-вомерным поступком является отношение субъекта к своим правам и обязанно-стям. Правомерное поведение – это реализация своих прав и законных интере-сов (включая нежелание их осуществлять), а также выполнение активных обя-занностей и соблюдение запретов. Антисоциальное поведение – это невыпол-нение активных обязанностей, нарушение запретов, а также так называемое злоупотребление своим правом. (С социальной точки зрения его можно рас-сматривать как самостоятельный вид антисоциального поведения, потому что такое поведение представляет собой некий антипод полезной социальной ак-тивности.) Однако в юридическом отношении злоупотребление своим правом

188

может быть сведено к нарушению обязанности, ибо всякое право должно осу-ществляться с теми целями и в тех пределах, как это предусмотрено законом [4, с. 31–38].

Постепенно переходя к рассмотрению правовой природы санкций, следует отметить, что их законодательное определение и неотвратимое применение – не единственный, но надежный способ борьбы с правонарушениями. Успешность этой борьбы во многом зависит от того, насколько содержание санкций (преду-смотренные ими меры принуждения) соответствует общей задаче и конкрет-ным способам охраны правопорядка.

Основным качеством правонарушений обычно признается их обществен-ная опасность или вредность [2, с. 4–5]. Об этих соотношениях в литературе довольно давно идет дискуссия. Наиболее предпочтительно мнение, что поня-тие «общественная опасность» подчеркивает качественное отличие преступле-ний от иных правонарушений [6, с. 51–64].

Общественно опасные деяния, предусмотренные уголовным законом (пре-ступления), влекут применение наказаний, более строгих мер государственного принуждения. Только уголовное наказание предусматривает такую суровую меру принуждения, как лишение свободы. Применение уголовного наказания включает самую резкую отрицательную оценку противоправного деяния как деяния общественно опасного, преступного, порождает ряд существенных пра-вовых и морально-общественных лишений и обременений.

Рассмотрение санкции как меры стимулирования правомерного поведения в общетеоретическом плане вряд ли приемлем. Виды данных мер применяются, как правило, там, где перед лицом стоит выбор нескольких линий поведения, одни из которых более полезны для общества, чем другие. Под стимулировани-ем чаще всего понимается именно такой способ побуждения к достижению со-циально значимого результата, не сопряженный с запретом менее стимулируе-мых или вообще не стимулируемых (но и не запрещенных) действий. Санкция же связана с общественными отношениями через юридическую обязанность, в которой выражен единственно допустимый в данных обстоятельствах вариант поведения; другие линии поведения запрещены и пресекаются государством как противоправные. Иначе говоря, правомерное поведение не «стимулирует-ся» как одно из возможных, а властно предписывается в качестве обязательно-го; правовые стимулы используются для побуждения к выбору более полезных для общества линий поведения в пределах правомерного [5, с. 40–46].

Суждения о стимулирующей роли санкций обычно подтверждаются от-дельными примерами, свидетельствующими о недостаточной эффективности некоторых санкций или о слабой увязке их с системой стимулирования. Однако в общем виде взгляд на санкцию как на стимул, создающий контрмотивы, ос-нован на предположении, что правонарушитель всегда действует предумыш-ленно и приобретает от правонарушения какую-то выгоду. Между тем большая часть правонарушений совершается по неосторожности и борьба мотивов им не предшествует. О такой борьбе трудно говорить и потому, что далеко не всякое правонарушение связано с мотивом выгоды.

189

Взгляд на санкцию как на невыгодный противовес возможным выгодам, которые приобретает правонарушитель, недостаточен, поскольку при такой по-зиции практически исчезает заложенный в санкции заряд порицания за право-нарушение, а уплата санкций превращается в финансово-расчетную операцию, убыточность которой компенсируется другими статьями доходов [5, с. 56–57]. Вряд ли можно согласиться с предположением, что в современных условиях различные функции имущественной ответственности (санкции) сводятся к двум – компенсационной и стимулирующей (воспитательной), которыми поглоща-ются предупредительная и сигнализационная функции. Именно сигнализаци-онная функция имущественной ответственности служит серьезным противове-сом превращению санкций в нечто вроде платы за правонарушение.

В связи с этим важную для повышения эффективности ряда санкций про-блему невыгодности, неблагоприятности для правонарушителя их содержания не следует смешивать с понятием самой санкции [7, с. 22], гарантирующей со-блюдение правовых норм и применяемой за правонарушение, которое, конечно, не перестает быть правонарушением от того, что за него предусмотрены менее строгие санкции, чем за другие правонарушения.

Рассматривая правовую природу санкций, необходимо учесть, что их зако-нодательное определение и неотвратимое применение – не единственный, но надежный способ борьбы с правонарушениями, успешность которой во многом зависит от того, насколько содержание санкций соответствует общей задаче и конкретным способам охраны общественного правопорядка. Основная цель всех санкций направлена на предупреждение правонарушений, вредных или опасных для общества. В их содержании преломляются различные меры госу-дарственного принуждения.

Как известно, отсутствие качественного антикриминогенного законода-тельства, а также недостаточно эффективная работа правоохранительных орга-нов неизбежно влечет увеличение количества новых преступлений, негативно сказывается на экономических, нравственных, духовных, культурных, право-вых и иных ценностях в общества. На этом фоне возрастает роль адекватной реакции государства, отраженной в правовых санкциях: чем выше степень об-щественной опасности правонарушения, тем строже наказание.

Санкции не конструируются ни произвольно, ни чисто эмпирически: пре-дусмотренные ими меры принуждения должны максимально соответствовать задаче охраны правопорядка, предупреждению и пресечению противоправных деяний, перевоспитанию и исправлению лиц, их совершивших. Необходимость этого соответствия требует разработки системы критериев, с помощью которых содержание санкций может и должно быть максимально согласовано с общей задачей и конкретными способами охраны правопорядка.

К этим критериям относятся, прежде всего, характер общественных отно-шений, регулируемых правом и охраняемых соответствующими санкциями. Так, строгость уголовно-правовых санкций обусловлена тем, что с их помощью охраняются наиболее важные общественные отношения. Наиболее прямой спо-соб охраны правопорядка – использование государственного принуждения для

190

обеспечения реального исполнения обязанности, пресечения попыток выхода за пределы должного поведения, определенного нормами права [1, с. 78], для вос-становления в первоначальном виде нарушенных прав и общественных отно-шений. К сожалению, этот прямой способ охраны правопорядка не всегда воз-можен, а иногда недостаточен.

Это происходит по нескольким причинам: во-первых, многие правонару-шения причиняют правопорядку необратимый ущерб, который ни в коей мере не может быть устранен.

Во-вторых, способность государственного аппарата понуждать к реально-му исполнению обязанности, которая уже нарушается, но все же может быть выполнена правонарушителем, небезгранична. Далеко не всякое длящееся пра-вонарушение или противоправное состояние может быть прекращено при по-мощи принудительного исполнения.

В-третьих, устранение некоторых вредных последствий правонарушения иногда возможно, но недостаточно. Например, полное возмещение стоимости похищенного или уничтоженного имущества, восстанавливает нарушенные имущественные отношения, но не дает исчерпывающей оценки правонаруше-нию, если оно общественно опасно.

Таким образом, подводя итог изложенному, констатируется взаимосвязь между антисоциальным поведением человека, нарушающим конкретную норму права и следующим за этим неизбежным, неотвратимым справедливым наказа-нием, предусмотренным конкретной санкцией. И чем выше степень общест-венной опасности правонарушения, тем строже кара. Правовая и логическая природа антисоциального поведения и имеющих к нему прямое отношение санкций перекликается, одно вытекает из другого, и вследствие этого перед юристами-правоведами – богатое поле для изучения, научных исследований.

Список литературы 1. Братусь С. Н. Юридическая ответственность и законность. М., 1976.

126 с. 2. Кругликов Л. Л., Лапшин В. Ф. Особенности правового содержания ос-

нований дифференциации уголовной ответственности // Вестник института: преступление, наказание, исправление. 2013. № 1. С. 4–8.

3. Кудрявцев В. Н. Правовое поведение: норма и патология. М., 1982. 287 с. 4. Кудрявцев В. Н., Малеин Н. С. Закон и пределы правомерного поведе-

ния // Советское государство и право. 1980. № 10. С. 31–38. 5. Лейст О. Э. Санкции в советском праве. М., 1962. 238 с. 6. Самощенко И. С. Понятие правонарушений по советскому законода-

тельству. М., 1963. 285 с. 7. Сыроватская Л. А. Ответственность по советскому трудовому праву. М.,

1974. 183 с.

191

Раздел 2 ИСПОЛНЕНИЕ УГОЛОВНОГО НАКАЗАНИЯ И ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ПРЕСТУПНОСТИ

УДК 343.911 1 Вадим Авдеевич Авдеев,

доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовного права

и уголовного процесса (Юридический институт

Югорского государственного университета), e-mail: vadim.avdeevich@mail.ru;

Ольга Анатольевна Авдеева, доктор юридических наук, профессор,

профессор кафедры государственного права (Байкальский гуманитарный институт),

e-mail: Adeeva_O_A@mail.ru

РЕЦИДИВНАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ В РФ: СОСТОЯНИЕ И ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ

Аннотация: в статье исследуются ключевые направления государст-

венной политики РФ в сфере противодействия рецидивной преступности. Обозначены состояние и основные тенденции развития рецидивной пре-ступности.

Ключевые слова: рецидивная преступность, уголовно-исполнительная система, наказание, противодействие преступности, лишение свободы, ус-ловно-досрочное освобождение от отбывания наказания.

Vadim Avdeevich Avdeev,

doctor of jurisprudence, professor, professor of department of criminal law

and criminal trial (Legal institute Yugra state university),

e-mail: vadim.avdeevich@mail.ru; Ol'ga Anatol'evna Avdeeva,

doctor of jurisprudence, professor, professor of department of state law

(Baikal humanitarian institute), e-mail: Adeeva_O_A@mail.ru

                                                            

© Авдеев В. А., Авдеева О. А., 2017 © Avdeev V. A., Avdeeva O. A., 2017

192

RECIDIVISM IN RUSSIA: STATE AND DEVELOPMENT TRENDS

Abstract: this article explores the key Russian state policies in the sphere of combating recidivism. Marked state and main development trends of recidivism.

Keywords: recidivism, criminal-executive system, the penalty, combating crime, incarceration, parole from punishment. Современный этап развития российской государственности характеризуется

неоднозначными тенденциями в области криминализации общественных отно-шений. Намеченная в 2016 году стабилизация криминальной ситуации в России, связанная со снижением на 9,6% общей численности зарегистрированных пре-ступлений, одновременно сопровождается ростом рецидивной преступности. Согласно данным официальной статистики МВД РФ за 2016 год среди завер-шенных расследованием преступлений более половины реализованы лицами, ранее совершавшими преступления (56,7 %). Стоит отметить, что такой высокий показатель достигнут впервые за период действия Уголовного кодекса Россий-ской Федерации, концентрирующего внимание не на личности виновного, а ис-ключительно на совершенном лицом преступлении. Отказавшись от ранее рег-ламентированного уголовным законодательством перечня преступлений, указы-вающих на наличие особо опасного рецидивиста, современный уголовный закон оформляет понятия рецидив, опасный рецидив, особо опасный рецидив.

Анализируя состояние рецидивной преступности в РФ необходимо обра-тить внимание на показатели завершенных расследованием преступлений, реа-лизованных лицами, ранее совершавшими преступления [3]. Так, в течение 2004-2016 гг. можно наблюдать следующую динамику относительных показа-телей рецидивной преступности: 2004 г. – 27,7 %; 2005 – 30,5 %; 2006 – 29,8 %; 2007– 30,1 %; 2008 – 30,4 %; 2009 – 32,2 %; 2010 – 37,1 %; 2011 – 40,7 %; 2012 – 46,6 %; 2013 – 49,6 %; 2014 – 50,8 %; 2015 – 51,8 %; 2016 г. – 56,7 %. Таким об-разом, за исследуемый период удельный вес повторных преступлений увели-чился более чем в два раза. Соответственно, если в 2004 году лишь каждое чет-вертое завершенное расследованием преступление осуществлялось ранее со-вершавшими преступления лицами, то в 2016 году – каждое второе зарегистрированое преступление данного вида.

Что касается удельного веса ранее судимых лиц, совершивших новые пре-ступления, то можно наблюдать следующую динамику: 2001 г. – 20,6 %; 2003 – 21,2 %; 2004 – 22,6 %; 2005 – 23,8 %; 2007 – 23,2 %; 2008 – 23,8 %; 2009 – 23,9 %; 2010 – 26,5 %; 2011 – 28,7 %; 2012 – 32,3 %; 2013 – 31,8 %; 2014 – 34,1 %; 2015 – 28,2 %; 2016 г. – 30,2 %. Из этого следует, что в 2001 году лишь каждый пятый ранее судимый был выявлен по факту совершения нового пре-ступления. Однако впоследствии наметилась тенденция значительного роста данного показателя. Так, начиная с 2012 года по настоящее время каждым третьим выявленным субъектом общественно опасного деяния является ранее судимое лицо [1, с. 18–22].

При изучении состояния рецидивной преступности в РФ анализа за-служивают основные направления реализации современной Концепции

193

развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2025 года. Действительно, проводимая за последние годы уголовная и уго-ловно-исполнительная политика обеспечила снижение на 24,7 % абсолют-ного показателя численности содержащихся в учреждениях уголовно-исполнительной системы. Однако закономерным результатом сокращения данных показателей стал значительный рост показателей рецидивной пре-ступности.

Если провести анализ показателей удельного весасреди содержащихся в мес-тах лишения свободы впервые и повторно осужденных за период 2005–2015 гг., то можно определить следующие тенденции: в 2005 году доля впервые осужденных (51,98%), отбывающих наказание в исправительных учреждениях страны, доми-нировала над относительными показателями осужденных во второй (27,4 %), а также в третий и более раз (20,62 %) [2, с. 114–115].

Усугубляется состояние показателей контингента осужденных в исправи-тельных колониях в 2015 году, когда доминирующее положение в местах ли-шения свободы стали занимать ранее судимые лица (62,0 %). Согласно показа-телям рецидивной преступности, значительную долю составили осужденные три и более раза – 48,35 %. Показатели доли осужденных во второй раз достиг-ли 13,65%. При этом удельный вес впервые осужденных, направленных для от-бывания наказания в виде лишения свободы, подлежал снижению по сравне-нию с 2005 г. на 13,98 % и составил 38,0 % [3].

Раскрывая проблему роста рецидивной преступности в РФ, целесооб-разно обратить внимание на удельный вес в период 2005–2015 гг. условно-досрочно освожденных от отбывания наказания из исправительных коло-ний. Доля условно-досрочно освобожденных в 2005 году составляла 55,0 %. В 2015 году условно-досрочному освобождению из исправитель-ных учреждений подлежал каждый пятый (ранее каждый второй) среди ос-вобожденных (22,0 %) [3].

Следовательно, происходит существенное снижение удельного веса ос-вобожденных по ст. 79 УК РФ. Результатом становится нарушение преду-смотренных уголовным законодательством целей, связанных с исправлением осужденных и предупреждением преступлений [4, с. 29–35; 5, с. 33–35]. Применение данной меры поощрительного характера предполагает реализа-цию эффективной меры воспитательного характера, позволяющей доказать, что осужденныйза период пребывания в исправительном учреждении достиг исправительного воздействия, исключающего рецидив преступлений как в течение испытательного срока, так и в последующий период жизни в услови-ях гражданского общества.

Таким образом, стабильно высокие обозначенные показатели в течение 2014–2016 гг. подчеркивают особую актуализацию проблемы использования более эффективных государственно-правовых механизмов противодействия рецидивной преступности. Думается, что для противодействия рецидивной преступности в РФ должное внимание необходимо уделять профилактике, пре-дусматривающей раскрытие детерминатов рецидива противоправного поведе-

194

ния с учетом особенностей личности преступника и перспектив ее ресоциали-зации.

Список литературы 1. Авдеев В. А., Авдеева О. А Охрана здоровья человека: вопросы законода-

тельной техники и правоприменения // Российский судья. 2015. № 10. С. 18–22. 2. Авдеева Е. В. Правовые основы обеспечения свободы личности в Рос-

сии // Известия Байкальского государственного университета. 2013. № 3. С. 113–116.

3. Официальный сайт Судебного департамента при Верховном Суде РФ. Режим доступа : http // www. consultant. ru / document / cons_doc_LAW_182365/ (дата обращения: 10.02.2017).

4. Хармаев Ю. В., Иринчеев В. В. Особенности специального предупреж-дения противоправной деятельности групп отрицательной направленности в местах лишения свободы // Всероссийский криминологический журнал. 2012. № 4. С. 29–35.

5. Хисамутдинов Ф. Р., Шалагин А. Е. Рецидивная преступность и ее пре-дупреждение // Вестник Казанского юридического института МВД России. 2015. № 3. С. 32–37.

УДК 343.918 2 Ольга Романовна Афанасьева,

доктор юридических наук, доцент, главный научный сотрудник

(ФГКУ «ВНИИ МВД России»), е-mail: Afanasevaor@yandex.ru

РОЛЬ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ

В БОРЬБЕ С НАСИЛЬСТВЕННОЙ ПРЕСТУПНОСТЬЮ И МИНИМИЗАЦИИ ЕЕ СОЦИАЛЬНЫХ ПОСЛЕДСТВИЙ Аннотация: работа посвящена общей характеристике общесоциального

предупреждения преступности как направления деятельности государства, а также характеристике зарубежного опыта формирования общественных ор-ганизаций в целях оказания помощи жертвам преступлений. Представлена краткая характеристика существующей в России системы правозащитных не-коммерческих организаций.

Ключевые слова: общесоциальное предупреждение, социальная политика, насильственная преступность, общественная организация, Фонд поддержки пострадавших от преступлений, жертва преступления, преступность.

                                                            

© Афанасьева О. Р., 2017

195

3 Ol'ga Romanovna Afanas'eva, doctor of jurisprudence, associate professor,

chief researcher (NRI of the Ministry of Interior of the Russian),

е-mail: Afanasevaor@yandex.ru

THE ROLE OF NGOS IN THE FIGHT AGAINST VIOLENT CRIME AND MINIMISE ITS SOCIAL IMPACT

Abstract: the Article is devoted to the General characteristic of the General

social crime prevention as activities of the state, as well as the characteristics of foreign experience of formation of public organizations to assist victims of crime. A brief description of the existing in Russia system of human rights non-profit organizations.

Keywords: social prevention, social policy, violent crime, public organization, the Fund for the support of victims of crime, victim of crime, crime.

Общесоциальное предупреждение преступлений (преступности), с крими-

нологической точки зрения, возможно рассматривать как одно из направлений современной социальной политики государства, поскольку результаты и дос-тижения общесоциальной деятельности возможно рассматриватькак своего ро-да поле возможностейдля социальной политики, реализуемой государством.

Цели, задачи и практическая реализация социальной политики России на-прямую предопределены положениями Конституции Российской Федерации, закрепляющей, что Россия – это социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свобод-ное развитие человека (ст. 7), а также нормативно-правовыми актами, регла-ментирующими деятельность государственных органов и негосударственных организаций в сфере социальной политики, включающей в себя также работу, связанную с последствиями насильственной преступности. Что это за вопросы? Возмещение расходов на похороны в случае смерти жертвы, пенсионное обес-печение членов семей и потерпевших, все виды медицинского обслуживания, льготы, предусмотренные законом для отдельных категорий молодых людей при поступлении на учебу, различного рода денежные возмещения и компенса-ции, помощь в необходимых случаях при поступлении на работу, санаторно-курортное лечение, психологическая помощь, решение проблем в сфере стра-хования и социального обеспечения, а также обеспечения жильем.

Все эти и подобные проблемы, возникающие у людей, прямо или косвенно пострадавших от криминального насилия, решаются (должны решаться) в рам-ках функциональных обязанностей структур, ответственных за то или иное на-правление государственной социальной политики.

Несомненно, что подобная масштабная (с учетом огромной распростра-ненности преступности) и дорогостоящая деятельность, связанная с минимиза-

                                                            

© Afanas'eva O. R., 2017

196

цией всего комплекса социальных последствий насильственной преступности, не может быть до конца успешно осуществлена исключительно силами самого государства без интенсивной помощи со стороны гражданского общества и граждан. Сегодня такая работа проводится в нашем государстве, но она может стать гораздо более эффективной, если будет строиться с учетом того, что в этом отношении уже достигнуто в других странах мира.

За рубежом многие граждане осознали, что состояние их защищенности от криминала зависит от их активной социальной позиции. В связи с этим в целях оказания помощи правоохранительным органам формируются общественные организации, создаются различные виктимологические службы и организации, обучающие правилам оказания помощи жертвам преступлений [1; 2, с. 89]. Анализ научной литературы [3, с. 105; 4, с. 161–174; 5, с. 72] и деятельности от-дельных зарубежных организаций позволил сделать вывод не только о развито-сти этих организаций за рубежом, но и возможной эффективности их деятель-ности. Полагаем возможным в целях формирования представлений о масшта-бах виктимологического движения за рубежом указать в качестве примера несколько основных координирующих виктимологических организаций.

Так, в Англии – это Национальная ассоциация поддержки жертвы престу-плений (National Association of Victim Support Schemes) [27], действующая с 1979 года. Однако уже в 1974 г. в Бристоле была организована работа по под-держке жертв. Во Франции – Национальный институт помощи жертвам престу-плений (National Institute for Assistance for Victims (INAVEM)), основанный в 1986 г. и являющийся национальной организацией, оказывающей помощь жертвам преступлений, частично финансируемой Министерством юстиции Франции. Он объединяет 150 организаций, оказывающих помощь жертвам пре-ступлений, и представляет ассоциации на национальном, европейском и меж-дународном уровнях [23; 14].

В Европе действует организация Victim Support Europe [10], образованная в 1990 г., и включающая в себя на данный момент 44 национальных организаций – членов, обеспечивающих поддержку потерпевших отпреступлений и свидетелей в 26 европейских странах. Организация сотрудничает с юридическими, судебными органами и органами исполнительной власти, европейскими институтами, юриди-ческими сообществами, научно-исследовательскими институтами, иными непра-вительственными организациями, профессиональными группами и агентствами, действующими в сфере уголовного правосудия. Членом данной организации от Российской Федерации является «Фонд пострадавших от преступлений», ранее являвшийся правозащитным движением «Сопротивление».

В Нидерландах действует Национальная организация поддержки жертв преступлений (National Organisation for Victim Support – NOVS) и Международ-ный Виктимологический институт Тилбург (INTERVICT), осуществляющий междисциплинарные исследования, способствующие расширению прав и воз-можностей по поддержке жертв преступлений [19].

В Канаде действует Центр проблем потерпевших при Министерстве юсти-ции [15], реализующий Федеральную стратегию по более эффективному охвату

197

жертв преступлений системой уголовного правосудия. Он также управляет Фондом, обеспечивающим ограниченную прямую финансовую помощь жерт-вам преступлений, сотрудничает с другими федеральными ведомствами. Со-гласно официальным данным в 2005–2006 гг. в Канаде было 830 учреждений, служб, занимающихся проблемами жертв преступлений, и реализовывалось 9 программ компенсации жертвам преступлений [28]. С 1993 г. здесь действует негосударственный Канадский ресурсный центр для жертв преступлений, соз-данный в целях обеспечения справедливого обращения с жертвами преступле-ний, оказания им поддержки [7]. Большую работу проводят Канадский центр жертв пыток [12], Фонд жертв преступлений [11], Центр родителей, убитых де-тей, Организация по оказанию помощи пострадавшим, Совет по компенсаци-онным выплатам жертвам преступлений [13] и т. д. Организован «портал для жертв», на котором жертвы после их регистрации имеют возможность про-сматривать информацию о преступнике, подать заявление в исправительное учреждение, в котором содержится преступник, а также в совет по их условно- досрочному освобождению и т. д. [25].

В Австралии на государственном уровне в каждом Штате в соответствии с Декларацией ООН о жертвах преступлений 1985 г. в 90-е годы были созданы службы по поддержке жертв преступлений [22]. В 2002 г. были приняты нацио-нальные стандарты по обслуживанию жертв преступлений. Кроме этого, обра-зовано и действует множество негосударственных организаций, оказывающих помощь жертвам преступлений. Так, в 1997 г. была основана организация МАКО, занимающаяся предупреждением насильственных преступлений и ока-зывающая помощь детям, пострадавшим от сексуального насилия и (или) лю-бой формы жестокого обращения [16].

В Финляндии действует с 1994 г. Финская служба помощи пострадавшим от преступлений и правонарушений Rikosuhripäivystys [18], включающая в себя центральный офис, а также региональные отделения и пункты обслуживания.

В Соединенных Штатах Америки данные функции выполняет Управле-ние жертв преступлений [17] с Фондом жертв преступлений, учрежденным в 1984 г. и финансируемым за счет штрафов, пени, конфискованного имущест-ва и других подобных источников, оплаченных преступниками. В 2005 г. на-чал действовать сайт crimevictims.gov, предназначенный как для жертв пре-ступлений, волонтеров и организаций, оказывающих помощь жертвам пре-ступлений. Также действуют Национальная организация помощи жертвам (NOVA) [20], основанная в 1975 г. и Национальный центр жертв преступле-ний, образованный в 1985 г. [21]. Но понимая, что государство несет ответ-ственность за борьбу с преступностью, а также то, что данная деятельность может быть эффективной в партнерстве с общественными организациями, подразделение Office of Justice Programs сотрудничает с общественными ор-ганизациями с целью выявления наиболее острых проблем, связанных с пре-ступностью, и координирует деятельность по разработке подходов по разре-шению этих проблем посредством администрирования грантов [8]. Наконец, в США функционируют организации, занимающиеся обучением и техниче-

198

ской поддержкой служб, занимающихся оказанием помощи жертвам престу-плений [24; 26].

Представленный краткий анализ организации работы по оказанию помощи жертвам преступлений за рубежом свидетельствует о существовании разветв-ленной системы государственных и негосударственных организаций, оказы-вающих помощь жертвам преступлений. Нельзя говорить, что в Российской Федерации отсутствует система оказания помощи потерпевшим от преступле-ний. Помимо государственных органов, оказывающих материальную, медицин-скую, психологическую и иные виды помощи жертвам преступлений, согласно данным информационного портала Министерства юстиции Российской Феде-рации в стране зарегистрировано множество некоммерческих организаций, дея-тельность которых связана с оказанием помощи различным категориям граж-дан [9]. Так, при указании в фильтре интернет-поиска на необходимость выбора «правозащитной организации» появляется список из 233 наименований неком-мерческих организаций, зарегистрированных в различных субъектах Россий-ской Федерации. Наибольшее их количество зарегистрировано в Санкт-Петербурге (15), Москве (8), Республике Дагестан (9), Волгоградской (13), Ир-кутской (11), Ростовской (10), Саратовской (11), Челябинской (10) областях, Краснодарском (10) и Ставропольском (7) краях. Однако в их наименовании в качестве основного направления их деятельности указаны: защита прав потре-бителей, правовая защита, противодействие коррупции, земельные и экологи-ческие вопросы и т.д. Также в России зарегистрировано 36 кризисных центров, оказывающих помощь лицам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации; 22 некоммерческие организации, деятельность которых связана с противодей-ствием насилию и жестокости; несколько региональных организаций содейст-вия защите пострадавшим от террористических актов и в военных конфликтах, а также фондов помощи жертвам преступлений; Фонд поддержки пострадав-ших от преступлений (ранее называемый «правозащитное движение Сопротив-ление»).

Несмотря на представленное множество организаций, оказывающих ту или иную помощь жертвам преступлений, можно сделать вывод, что для такой ог-ромной страны как Россия, в которой к тому же зафиксированы достаточно вы-сокие показатели криминального насилия, представленного количества зареги-стрированных организаций недостаточно. К тому же анализ их сайтов, а также информации об организации их деятельности, позволяет сделать вывод о не-достаточной эффективности и полезности их деятельности.

В связи с этим, назревает вывод о необходимости структурирования (и стимулирования) в России виктимологического движения, координация дея-тельности которого осуществлялась бы из единого центра [3, с. 105]. В совре-менных условиях государство не может выполнять роль организатора, поэтому, учитывая опыт иностранных государств, в которых инициирующую роль вы-полняли институты гражданского общества, предлагается при поддержке госу-дарства создать Виктимологическую ассоциацию, в функции которой будет входить координация деятельности отдельных виктимологических структур

199

при активной роли государства. При этом необходимо понимать, что полезной может стать лишь организация, обеспечивающей реальную защиту потерпев-ших от насильственных преступлений. Полагаем, что данный подход позволит значительно сэкономить не только имеющийся административный ресурс госу-дарства, но и денежные средства на профилактику, предупреждение, отправле-ние правосудия и ресоциализацию жертв и осужденных [6, с. 677–678].

Таким образом, можно констатировать, что в России в рамках социальной политики несомненно организована деятельность, направленная на минимиза-цию наступившего или потенциального вреда. Однако, данное направление го-сударственной социальной политики в высшей степени «распылено» по разным направлениям, исполнителям, источникам финансирования и т.п., что возмож-но затрудняет доступ заинтересованных лиц к этим институтами, а, следова-тельно, и снижает его эффективность. И, наконец, анализируемое направление деятельности государства нуждается в координации и системе контроля из цен-тра, наделенного соответствующими правами в отношении всех субъектов ми-нимизации социальных последствий преступности.

Список литературы 1. Алексеев А. И., Герасимов С. И., Сухарев А. Я. Криминологическая про-

филактика: теория, опыт, проблемы. М., 2001. 496 с. 2. Бакин А. А. Взаимодействие органов внутренних дел с общественно-

стью в вопросах профилактики насильственной преступности // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2009. № 3. С. 88–95.

3. Вишневецкий К. В. Зарубежный опыт виктимологической профилактики преступлений и перспективы ее развития в России // Современное право. 2008. № 2. С. 104–108.

4. Вишневецкий К. В. Роль институтов гражданского общества в организа-ции виктимологической профилактики преступности (опыт стран Западной Ев-ропы и США) // Актуальные проблемы теории и практики применения уголов-ного закона : сб. материалов Первой Всерос. науч.-практ. конф. М., 2014. С. 161–173.

5. Ившин В. Г., Идрисова В. Г., Татьянина Л. Г. Виктимология : учеб. по-собие. М., 2011. 264 с.

6. Хармаев Ю. В. Региональные вопросы ресоциализации осужденных в современный период // Уголовно-исполнительная система на современном эта-пе: взаимодействие науки и практики : материалы Междунар. науч.-практ. межвед. конф. / под общ. ред. А. А. Вотинова. Самара, 2016. С. 675–678.

7. http://crcvc.ca/ (дата обращения: 20.02.2017). 8. http://ojp.gov/about/about.htm (дата обращения: 20.02.2017). 9. http://unro.minjust.ru/NKOs.aspx (дата обращения: 20.02.2017). 10. http://victimsupport.eu/ (дата обращения: 20.02.2017). 11. http://www.ccvf.net/?page_id=28 (дата обращения: 20.02.2017). 12. http://www.ccvt.org/ (дата обращения: 20.02.2017). 13. http://www.cicb.gov.on.ca/en/contact.htm (дата обращения: 20.02.2017).

200

14. http://www.inavem.org/ (дата обращения: 20.02.2017). 15. http://www.justice.gc.ca/eng/cj-jp/victims-victimes/links-liens.html (дата

обращения: 20.02.2017). 16. http://www.mako.org.au/links.html (дата обращения: 20.02.2017). 17. http://www.ovc.gov/contacts.html (дата обращения: 20.02.2017). 18. http://www.riku.fi/fi/etusivu/ (дата обращения: 20.02.2017). 19. http://www.tilburguniversity.edu/research/institutes-and-research-groups/intervict/

(дата обращения: 20.02.2017). 20. http://www.trynova.org/crime-victim/compensation/list/ (дата обращения:

20.02.2017). 21. http://www.victimsofcrime.org/our-programs/public-policy/legislative-agenda

(дата обращения: 20.02.2017). 22. http://www.victimsupport.org.au/nationalprofile.php (дата обращения:

20.02.2017). 23. https://e-justice.europa.eu/content_rights_of_victims_of_crime_in_criminal_

proceedings-171-FR-maximizeMS-en.do?clang=en&idSubpage =4&member=1/ (да-та обращения: 20.02.2017).

24. https://law.lclark.edu/centers/national_crime_victim_law_institute/about_ ncvli/ funding/ (дата обращения: 20.02.2017).

25. https://victimsportal-portailvictimes.csc-scc.gc.ca (дата обращения: 20.02.2017).

26. https://www.ovcttac.gov/views/dspAboutUs.cfm/ (дата обращения: 20.02.2017).

27. https://www.victimsupport.org.uk//about-us/history/ (дата обращения: 20.02.2017).

28. Victims of crime. Research Digest. 2008. № 1. Режим доступа : http:// www.canada.justice.gc.ca/eng/pi/rs/ (дата обращения: 20.02.2017).

УДК 343.918 4 Мария Витальевна Гончарова, доктор юридических наук, доцент,

главный научный сотрудник (ФГКУ «ВНИИ МВД России»), e-mail: maria-g2009@yandex.ru

ПРОБЛЕМЫ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ КИБЕРПРЕСТУПНОСТИ

Аннотация: в работе на основе краткого анализа состояния и динамики

киберперступностив Российской Федерации предлагается четыре подхода к

                                                            

© Гончарова М. В., 2017

201

ее предупреждению: международный, правовой, технический и организаци-онный.

Ключевые слова: киберпреступность, противодействие, угроза, ин-формационные технологии, правовые средства.

5 Mariya Vital'evna Goncharova, doctor of jurisprudence, associate professor,

chief researcher (NRI of the Ministry of Interior of the Russian),

e-mail: maria-g2009@yandex.ru

THE PROBLEM OF PREVENTION OF CYBER CRIME

Abstract:: on the basis of a brief analysis of the status and dynamics of cyber crimeon the territory of the Russian Federation, this paper presents four approaches to prevention of this crime – international, legal, technical and organizational.

Keywords: cyber crime, prevention, threat, information technology, legal means. Развитие коммуникационных сетей, информационных технологий и мас-

совой компьютеризации привели к эволюционным изменениям криминальной среды не только на уровне отдельных государств, но и во всем мировом сооб-ществе. Интернет, практически безнаказанно, стал использоваться преступни-ками, как место и основное средство совершения различных посягательств: от традиционных (мошенничеств, краж) до иных – много эпизодных и техноло-гичных (похищений и продажи конфиденциальной информации, вымога-тельств, «геймерских» мошенничеств, а равно распространения предметов и услуг, исключенных из легального оборота (наркотических средств, детской порнографии). Особую опасность представляют чрезвычайно актуальные сего-дня киберэкстремизм и крайняя его форма –кибертерроризм [1, с. 42].

Во многом рассматриваемые криминальные угрозы являются результатом отсутствия должного социального контроляв Интернет-пространстве, посколь-ку правовая регламентация деятельности в сети находится в стадии становле-ния, а потомуне существует отлаженных механизмов регулирования этого но-вого для юриспруденции вида общественных (общественно-информационных) отношений. Интернет –глобальная форма организации общественных отноше-ний, существующая по принципу саморегуляции и автономности. Кроме того, криминогенным фактором выступает отсутствие должного уровня культуры использования Интернет-среды, порождающего правовой нигилизм и незащи-щенность сетевых пользователей [6, с. 17].

По оценкам экспертов ежегодно в Интернете совершается свыше 3 млн правонарушений (из них 850 тыс. – преступления сексуального характе-ра, 144,5 тыс. связаны со взломом компьютеров, 207 тыс. – с финансовыми ма-                                                            

© Goncharova M. V., 2017

202

хинациями) [3, с. 6], что по оценкам различных специалистов может причинить существенный вред не только экономическим, но и государственным интересам [4, с. 3–4]. При этом отмечается, что показатели киберпреступности во многом зависят от особенностей уголовного законодательства того или иного государ-ства, а также возможностей его правоохранительных органов осуществлять деятельность по противодействию. Доступность компьютерных сетей позволя-ет преступникам действовать в правовой среде того государства, которая опти-мальным образом соответствует их целям и минимизирует негативные послед-ствия, то есть они могут выбирать страны, где определенные деяния, совер-шаемые в киберпространстве, не влекут за собой уголовную ответственность. Наличие подобных «информационных убежищ» сдерживает усилия по проти-водействию киберпреступности.

В этом смысле Россия относится к группе наиболее незащищенных от кибе-ругроз государств. Российский законодатель уделяет явно недостаточно внимания охране общественных отношений в сфере информационно-телекоммуни-кационных технологий, поскольку в настоящее время уголовное законодательство слабо адаптировано к новым видам преступлений в сфере информационных тех-нологий. Ответственность за них предусмотрена главой 28 УК РФ «Преступления в сфере компьютерной информации» (ст. 272 УК РФ (Неправомерный доступ к компьютерной информации), ст. 273 УК РФ (Создание, использование и распро-странение вредоносных компьютерных программ) и ст. 274 УК РФ (Нарушение правил эксплуатации средств хранения, обработки или передачи компьютерной информации и информационно-телекоммуникационных сетей)), ст. 1596 УК РФ (Мошенничество в сфере компьютерной информации) и ст. 187 УК РФ (Неправо-мерный оборот средств платежей). Очевидно, что с таким подходом законодателя к квалификации киберпреступлений, в качестве таковых выступает совсем незна-чительная часть посягательств. Статистически киберпреступность может быть представлена в таб. 1.

Таблица 1

Динамика киберпреступлений в России в период 2010-2016 гг.

Преступления, предусмотренные

2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016

Гл. 28 УК РФ, в том числе:

7398 2698 2820 2563 1736 2377 2570

ст. 272 ст. 273 ст. 274

6309 1089

0

2005 693 0

1930 889 1

1799 764 0

1150 583

1

1395 970 13

1443 1124

3 Ст. 1596 УК РФ – – – 693 993 5442 5380 Ст. 187 УК РФ – – – – – – 234

При этом необходимо отметить, что фиксируются высокие показатели

(в среднем около 70 %) приостановленных уголовных дел, возбужденных по

203

ст. 1596 УК РФ, что свидетельствует о наличии серьезных проблем при рассле-довании преступлений, совершаемых с использованием информационных тех-нологий.

Следует отметить, что с 2011 г. в главу 28 УК РФ не было внесено ни од-ного изменения, хотя онлайн-покупки, онлайн-банковские операции, услуги скоростной передачи данных, современные форматы связи и проч., а также по-сягательства с ними связанные, вошли в жизнь общества довольно давно. В та-кой ситуации становится очевидной необходимость совершенствования дея-тельности по предупреждению преступлений, совершаемых в виртуальном пространстве. Представляется, что противодействие ей должно основываться на четырех подходах –международном, правовом, техническом и организаци-онном:

1. Международный подход предусматривает консолидацию усилий право-охранительных органов различных государств, а также создание специальных органов по борьбе с киберпреступностью. Особенности киберпреступности по-казывают невозможность эффективного противостояния ей в пределах отдель-ных государств, без активного международного взаимодействия. В настоящее время на борьбу с киберпреступностью направлена деятельность следующих организаций: 1) Международное многостороннее партнерство против киберуг-роз (IMPACT), действующее в качестве исполнительного органа в области ки-бербезопасности ООН, объединяющего усилия ряда государств, неправительст-венных организаций, экспертов в сфере информационной безопасности; 2) Ме-ждународный альянс обеспечения кибербезопасности (ICSPA), объединяющий правоохранительные органы, включая Европол, международный бизнес и пра-вительства многих стран мира (Австралия, Великобритания, Канада, Новая Зе-ландия, США и др.); 3) Международная организация уголовной полиции, кото-рая обеспечивает скорый и эффективный механизм сообщения между государ-ством и Интерполом в осуществлении международного розыска и регистрации преступников и др.

Задачи этих организаций состоят в выработке единых международных стандартов кибердеяний, подлежащих криминализации и имеющих в различ-ных странах существенные различия; создании единой терминологии и поня-тийного аппарата;оказании консультационной помощи на национальном уровне [5, с. 147].

Кроме того, в зарубежных странах ежегодно увеличивается число служб и ведомств, созданных для противодействия киберпреступности. Например, в США созданы такие ведомства, как US Cyber Command (военное подразделе-ние, которое осуществляет свою деятельность в киберпространстве), United States Computer Emergency Readiness Team (Национальный отдел киберзащиты Департамента внутренней безопасности США), Computer Crimeand Intellectual Property Section (Отдел компьютерной преступности и интеллектуальной собст-венности), Internetpolice (Интернет-полиция, сетевая полиция); в Великобрита-нии – национальный отдел борьбы с высокотехнологичными преступлениями; в Австралии создана группа координации безопасности электронной почты

204

(ESCG); в Японии – федеральное агентство – Technology Promotion Agency; в Эстонии в 2006 г. создана компьютерная группа реагирования на чрезвычайные ситуации (CERT-EE) [6, с. 188].

С 2013 года в г. Гааге функционирует Европейский центр по борьбе с ки-берпреступностью в качествеструктурного подразделения Европола, который действует на территории стран Европейского Союза. Центр создает оперативные и аналитические мощности, необходимые для обеспечения быстрого реагирова-ния на киберпреступления, а также занимается организацией взаимодействия официальных ведомств ЕС и стран-членов с международными партнерами.

С некоторым опозданием по этому пути следует и Российская Федерация. В 2015 г. Центробанк РФ по поручению Совета безопасности РФ организовал Центр борьбы с киберугрозами финансового характера (Fin CERT). Центр дол-жен собирать информацию о кибератаках на банки и их клиентов, потенциаль-ных киберугрозах, а собранные данные – рассылать финансовым учреждениям. На 1 октября 2016 г. 90 банков из 716, функционирующих в России, добровольно представляют информацию о хищениях денежных средств со счетов клиентов.

Нельзя не отметить, что деятельность субъектов предупреждения кибер-преступности несколько разобщена в силу имеющихся объективных препятст-вий, связанных с вопросами суверенитета и национальной безопасности; разли-чиями правовых основ деятельности в разных государствах; финансового и технического обеспечения и т. д. Не последнюю роль играют актуальные сего-дня политические противоречия между Россией и западными странами. Реше-ние проблемы разобщенности представляет наибольшую трудность в преду-преждении киберпреступности.

С международным подходом тесно связан правовой подход, который предполагает совершенствование правовых механизмов национального и меж-дународного законодательства об ответственности за киберпреступления, а также криминализацию общественно опасных деяний. Это основа предупреж-дения киберпреступности. Поскольку в настоящее время ниодно государство не может защитить себя от киберпосягательств, принимая правовые меры только на национальном уровне, представляется необходимым организация и осущест-вление комплексного противодействия киберпреступности, включающего: а) гармонизацию уголовного законодательства о киберпреступлениях; б) разра-ботку на международном уровне и имплементацию в национальное законода-тельство процессуальных стандартов, позволяющих эффективно расследовать преступления вглобальных информационных сетях; в) международное сотруд-ничество правоохранительных органов при расследовании киберпреступлений на оперативном уровне; г) действенный механизм решения юрисдикционных вопросов в киберпространстве.

Таким образом, международное сотрудничество является ключевым момен-том в ликвидации правового вакуума, существующего между развитием инфор-мационных технологий и реагированием на них законодательства [2, с. 70].

На национальном уровне совершенствование правовых основ противодей-ствия киберпреступности также актуально. В России Указом Президента РФ от

205

12 декабря 2014 г. № 1274 была принята Концепция государственной системы обнаружения, предупреждения и ликвидации последствий компьютерных атак на информационные ресурсы Российской Федерации», в которой представлена государственная Система обнаружения, предупреждения и ликвидации послед-ствий компьютерных атак (СОПКА). Эта система представляет собой единый централизованный, территориально распределенный комплекс, включающий силы и средства обнаружения, предупреждения и ликвидации последствий компьютерных атак, федеральный орган исполнительной власти, уполномочен-ный в области обеспечения безопасности критической информационной инфра-структуры Российской Федерации (подразделения ФСБ России). Кроме того, Концепция предполагает создание системы специальных центров по обеспече-нию кибербезопасности, включающей главныйи региональные центры, а также центры органов государственной власти России и субъектов Российской Феде-рации. Таким образом, на государственном уровне создается система защиты от киберугроз органов государственной власти и финансовых учреждений.

Технический подход предполагает предотвращение киберпреступлений за счет осуществления мероприятийтехнического характера, обеспечивающих безопасность в информационной сфере, а также формирование материально-технической базы подразделений по борьбе с киберпреступностью, исходя из принципа «самая современная» [7, с. 188].

Организационный подход подразумевает разработку, внедрение в практи-ку, непосредственное осуществление и совершенствование организационных профилактических мероприятий.

Таким образом, рассмотрев различные подходы по противодействию со-временной киберпреступности, можно заключить, что при решении данной проблемы следует перейти к активной разработке информационной безопасно-сти. Необходимо объединение усилий всех участников, заинтересованных в противодействии киберугрозам: правоохранительных органов, предпринима-тельской среды, общественных организаций, исследовательских структур и граждан. Предупреждение киберпреступности должно включать в себя меры виктимологической профилактики – повышение уровня цифровой грамотности населения и содействие в продвижении индивидуальных способов защиты лич-ной информации. В этой связи возникает необходимость введения новых спе-циализаций в образовательный процесс юридических вузов, в особенности кур-сантов и слушателей учебных заведений силовых министерств и ведомств. Также актуальны специальныевиктимологические и криминологические иссле-дования киберпреступности, направленные на выявление объективных законо-мерностей, детерминантов киберпреступности, характеристик отдельных типов личности киберпреступников, а также различных аспектов обеспечения кибер-безопасности.

Перечисленные подходы во многом условны, поскольку по многим по-зициям пересекаются между собой, еще раз подчеркивают необходимость комплексного решения преодоления проблемы предупреждения киберпре-ступности.

206

Список литературы 1. Бражников Д. А., Шиян В. И. Основные криминальные угрозы государ-

ственной и общественной безопасности // Расследование преступлений: про-блемы и пути их решения. 2016. № 4. С. 41–46.

2. Журавленко Н. И., Шведова Л. Е. Проблемы борьбы с киберпреступно-стью и перспективные направления международного сотрудничества в этой сфере // Общество и право. 2015. № 3. С. 66–70.

3. Комаров А. А. Криминологические аспекты мошенничества в глобаль-ной сети Интернет : дис. ... канд. юрид. наук. Пятигорск, 2011. 262 с.

4. Лапшин В. Ф. Преступления в сфере распределения финансовых ресур-сов: вопросы дифференциации ответственности и законодательной техники : автореф. дис. … канд. юрид. наук. Казань, 2004. 24 с.

5. Мороз Н. О. Деятельность Интерпола по координации сотрудничества в борьбе с преступностью в сфере высоких технологий // Вестник Полоцкого го-сударственного университета. Серия D. Экономические и юридические науки. 2011. № 14. С. 143–148.

6. Осипенко А. Л. Сетевая компьютерная преступность. Теория и практика борьбы. Омск, 2009. 480 с.

7. Романенко А. С. Некоторые аспекты борьбы с киберпреступностью // Актуальные проблемы права, экономики и управления. 2015. Вып. ХI. С. 187–188.

УДК 343.811 6 Анна Вениаминовна Звонова,

преподаватель кафедры уголовно-исполнительного права

(ВЮИ ФСИН России), е-mail: salikova.a@yandex.ru

К ВОПРОСУ О ПРОБЛЕМЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ВИДА ИСПРАВИТЕЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ

ОСУЖДЕННЫМ ТРАНСГЕНДЕРАМ Аннотация: в статье рассматриваются проблемы, возникающие у по-

дозреваемых, обвиняемых, осужденных, имеющих несовпадение гендерной идентичности. Автор, анализируя возникающие проблемы, предлагает пути их разрешения на современном этапе развития.

Ключевые слова: гендерная идентичность, трансгендеры, исправи-тельное учреждение, уголовная ответственность, подозреваемый, обвиняе-мый, осужденный, ЛГБТ-сообщество.  

                                                            

© Звонова А. В., 2017

207

7 Anna Veniaminovna Zvonova, teacher of the department of penal executive law

(VLI of the FPS of Russia), е-mail: salikova.a@yandex.ru

TO THE QUESTION ABOUT THE PROBLEM

OF DETERMINING THE TYPE OF CORRECTIONAL INSTITUTION FOR CONVICTED TRANSGENDER PEOPLE

Abstract: the article deals with the problems arising from suspects, accused

persons, convicts, having a mismatch of gender identity. The author, analyzing problems, offering solutions at the present stage of development.

Keywords: gender identity, transgender, correctional facility, the criminal liability of the suspect, accused, convicted or the LGBT community. Наблюдаемая в течение последних лет в Российской Федерации тенденция

увеличения количества граждан с несовпадением гендерной идентичности обу-славливает необходимость тщательного изучения указанного явления. Гендер-ная идентичность (англ. gender identity) – стойкое осознание человеком своей принадлежности к мужскому (мальчик или мужчина), женскому (девочка или женщина) или альтернативному полу, например, мальчик-девочка, девочка-мальчик, трансгендер, гендерно неопределенный. Трансгендерные люди (англ. transgender) – люди, которые не соответствуют установленным в обществе ка-тегориям пола или выходят за их пределы. Гендерная идентичность трансген-деров в различной степени отличается от их пола, зарегистрированного при рождении. Определение трансгендерности объединяет в себе ряд понятий, ха-рактеризующих трансгендерных людей: трансвеститы – люди, которые высту-пают в роли другого гендера через ношение одежды, аксессуаров характерной для другого гендера, а также чрезмерное использование косметических средств для максимального подражания противоположному гендеру; транссексуалы – люди, чья гендерная идентичность, расходится с анатомическим полом при ро-ждении, имеющие желание провести медицинские вмешательства по смене по-ла, направленные на приведение анатомического пола в соответствии с гендер-ной идентичностью; гермафродиты или интерсексуалы – люди, имеющие от рождения признаки и мужского, и женского полов.

На сегодняшний момент не существует официальной статистики, отражающей количество трансгендерных людей на территории нашего государства. Однако, по словам международного эксперта по вопросам репродуктивного здоровья на терри-тории РФ, члена Экспертного совета Комитета по социальной политике Совета Фе-дерации Федерального собрания РФ Б. А. Лордкипанидзе количество лиц гомосек-суальной направленности приближается к числу равному 5 % от общего числа граж-дан российского общества [5]. Отсюда можно предположить, что количество граждан, имеющих несовпадение гендерной идентичности ничтожно мало.

                                                            

© Zvonova A. V., 2017

208

Однако, случаются ситуации, когда вышеуказанная категория граждан совершает действия, за которые законодательством Российской Федерации предусмотрена уголовная ответственность. Именно в данных условиях у субъ-ектов правоприменения возникают затруднения с избранием меры пресечения и назначением вида исправительного учреждения данной категории правона-рушителей.

Одной из возникающих проблем, является несоответствие внешней поло-вой принадлежности и половой принадлежности, указанной в документах, удо-стоверяющих личность. При данной ситуации возникает проблема определения вида следственного изолятора (либо камеры). Принимая во внимание положе-ния российского законодательства, основанием для помещения в следственный изолятор подозреваемого или обвиняемого являются судебное решение об из-брании в качестве меры пресечения заключения под стражу, вынесенное в по-рядке, установленном УПК РФ. К постановлению о возбуждении ходатайства об избрании заключения под стражу прилагаются материалы, в которых име-ются сведения о личности (паспортные данные, подозреваемого, обвиняемо-го [4]. Как правило, данные сведения включают в себя информацию, характери-зующую половую принадлежность, возраст, национальность и другие данные правонарушителя, заключаемого под стражу. В тех случаях, когда в СИЗО представляется выписка из приговора (определения, постановления) суда об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу, в ней должны быть указаны полные установочные данные лица, в отношении которого при-меняется эта мера пресечения.

Соответственно трансгендерный подозреваемый, обвиняемый автоматиче-ски направляется в следственный изолятор, определенный паспортной (иной документальной формой) половой принадлежностью. Учитывая особенности криминальной субкультуры, которая существует в местах принудительной изо-ляции, у данной категории спецконтингента возникают проблемы, складываю-щиеся в области жизни и здоровья, половой свободы личности. Как показывает правоприменительная практика, указанные ситуации имели место быть. На-пример, в 2015 году трансгендера, обладавшего признаками женщины, но по паспорту, являвшегося мужчиной, обвиняемого за преступление в сфере неза-конного оборота наркотических средств и психотропных веществ, их прекурсо-ров и аналогов отпустили под подписку о невыезде в связи с возникшей про-блемой неопределенности вида следственного изолятора [6]. Данные случаи не единичны: в 2016 году в одиночную камеру следственного изолятора помести-ли женщину трансгендера А., по паспорту, являющуюся мужчиной, виновную в покушении на кражу, которой грозило два года лишения свободы в колонии общего режима, предназначенную для отбывания наказания осужденными мужчинами [7].

Решением указанной проблемы на сегодняшний момент будет помещение по-дозреваемого, обвиняемого – трансгендера в отдельную камеру для исключения возможности применения в отношении него различного рода насилия со стороны других подозреваемых, обвиняемых в совершении преступлений. Естественно, в

209

данном случае, возникает ряд других специфических проблем, касающихся режима содержания трансгендерного заключенного, например, одиночный вывод на про-гулку, либо вывод для осуществления банно-прачечных мероприятий.

Аналогичная проблема складывается с выбором вида исправительного учре-ждения для указанной категории спецконтингента. Если в случае следственного изолятора данный вопрос можно решить путем помещения трансгендера отдель-ную камеру, то в условиях исправительного учреждения это невозможно в силу отрядного содержания осужденных. При возникновении личной безопасности осужденный может обратиться к должностному лицу учреждения, которое обяза-но незамедлительно принять меры по обеспечению личной безопасности обра-тившегося осужденного. Основанием для принятия мер по обеспечению личной безопасности служит заявление осужденного, либо достоверная информация, по-лученная из других источников, в том числе оперативным путем [1, с. 38]. Пере-вод осужденного в безопасное место осуществляется на срок не свыше 90 суток. Здесь необходимо учитывать и тот факт, что лицам мужского и женского пола на-значают различные виды исправительных учреждений. Например, женщины не могут отбывать наказание в тюрьмах, в колониях строгого и особого режимов, со-ответственно мужчинам не назначаются колонии общего режима, предназначен-ные для отбывания наказания осужденными-женщинами.

Помимо вышеуказанных проблем, остается открытым вопрос каким обра-зом поступать с гермафродитами, лицами, имеющими половые признаки как мужского, так и женского пола.

Вопросы содержания ЛГБТ-сообщества в местах принудительной изоля-ции нередко волнуют российское общество, все чаще это происходит под влия-нием западного менталитета. Например, в Великобритании с 2004 года сущест-вует закон о признании пола, касающийся трансгендеров. В Австрии и Герма-нии легальна коррекция пола, после которой выдаются новые документы, констатирующие новую половую принадлежность.

Для юридической смены пола в Российской Федерации необходимо прой-ти психиатрическую экспертизу, получив диагноз «транссексуализм». Далее лицо, имеющее несовпадение гендерной идентичности должно пройти ряд хи-рургических операций и гормональных терапий. После указанных действий трансгендер может обратиться в органы ЗАГС. Но необходимо учитывать, что ст. 70 Федерального закона от 15 ноября 1997 г. № 143-ФЗ «Об актах граждан-ского состояния» предусматривает, что заключение о внесении исправления или изменения в запись акта гражданского состояния составляется органом ЗАГС в случае, если представлен документ об изменении пола, выданный ме-дицинской организацией, по форме и в порядке, которые установлены феде-ральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по выра-ботке и реализации государственной политики и нормативно-правовому регу-лированию в сфере здравоохранения [3].

В настоящее время не существует указанного документа единого образца, поэтому зачастую органы ЗАГС отказывают трансгендерам в смене пола по формальным основаниям. По словам представителя Общественного совета

210

ФСИН России Владислава Гриба, в зависимости от общего количества в госу-дарстве осужденных, не определившихся с полом, в отечественных тюрьмах, возможно, предусмотреть отдельные камеры, блоки или даже (если таких пре-ступников будет много) в перспективе создать для транссексуалов специальную колонию [2]. В рамках современных экономических условий, строительство от-дельных исправительных учреждений будет нецелесообразно и малоэффектив-но в силу малой численности указанной категории спецконтингента.

Таким образом, в Российской Федерации существуют случаи совершения трансгендерными людьми уголовно-наказуемых деяний. Наличие тансгенде-ров-преступников ставит перед обществом проблему определения условий со-держания данных лиц в изоляторах временного содержания, следственных изо-ляторах, а также пенитенциарных учреждениях. Замалчивание данного вопроса или формальные подходы к его решению могут привести к крайне негативным последствиям: от безнаказанности данной категории преступников и до их фи-зического уничтожения в местах заключения.

Список литературы 1. Бриллиантов А. В., Курганов С. И. Комментарий к уголовно-исполни-

тельному кодексу Российской Федерации. М., 2015. 432 с. 2. В тюрьмах просят создать отдельные блоки для трансгендеров. Режим

доступа : http://izvestia.ru/news/591566 (дата обращения: 02.02.2017). 3. Горская Е. Ю. Правовые проблемы изменения пола в Российской Феде-

рации. Режим доступа : http://отрасли-права.рф /article/19584 (дата обращения: 02.02.2017).

4. Комментарий к ст. 108 УПК РФ. Режим доступа : http://upkod.ru/chast-1/razdel-4/glava-13/st-108-upk-rf/kommentarii (дата обращения: 02.02.2017).

5. Наша информация – ваше здоровье. Режим доступа : http://bellameda.ru /m/504# (дата обращения: 02.02.2017).

6. СИЗО не место для трассексуалов // URL: https://www.gazeta.ru/ social/2015/09/15/7758155.shtml (дата обращения 02.02.2017).

7. Трансгендер в российской тюрьме. Режим доступа : http://www.svoboda.org/ a/28155049.html (дата обращения 02.02.2017).

УДК 343.81 8 Сергей Вячеславович Иванцов,

доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры криминологии

(Московский университет МВД России имени В. Я. Кикотя), е-mail: isv1970@mail.ru

                                                            

© Иванцов С. В., 2017

211

УГОЛОВНАЯ ПОЛИТИКА И ПЕНИТЕНЦИАРНАЯ СИСТЕМА: АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

Аннотация: в статье рассматриваются отдельные актуальные вопросы,

связанные с реализацией уголовной политики в сфере криминализации и декриминализации общественно-опасных деяний, а так же статистической отчетностью, в т.ч. в пенитенциарной системе.

Ключевые слова: уголовная политика, криминализация, декриминали-зация, пенитенциарная система.

9 Sergei Vyacheslavovich Ivantsov, doctor of jurisprudence, professor,

professor of department of criminology (Kikot Moscow University of the Ministry

of Interior Affairs of Russia), е-mail: isv1970@mail.ru

CRIMINAL POLICY AND PRISON SYSTEM: CURRENT ISSUES

Abstract: this article discusses some topical issues related to the

implementation of criminal policy in the field of criminalization and decriminalization of socially dangerous acts, as well as statistical reporting, including in the prison system.

Keywords: criminal policy, criminalization, decriminalization, the prison system. Со времен Ф. М. Достоевского мало что изменилось: мы по-прежнему жи-

вем в сложном законодательном пространстве, апроблема определения соци-ально-правового содержания преступления и наказания все так же находится в центре внимания правовой науки. Свидетельством тому являются обширней-шая юридическая литература, постоянные творческие дискуссии, посвященные изучению этих фундаментальных институтов уголовного права. При этом сле-дует обратить внимание на то обстоятельство, что в исследовании как преступ-ления, так и наказания, основное внимание уделяется его нормативно-доктринальному аспекту, то есть выработке понятийного аппарата как катего-рии права, подлежащей законодательному закреплению. А это не что иное, как принципиальная позиция государства и общества в отношении очень важных и социально необходимых средств борьбы с преступностью [7, с. 3]. Именно та-кая позиция и находит свое отражение в проводимой государством уголовной политике.

Период относительной «стабильности» УК РФ, продлившийся несколько лет после его принятия, с начала 2000-х гг. сменился периодом интенсивной за-конотворческой работы, размах которой с течением времени только нарастает. Процессы криминализации и декриминализации, поправки в институтах Общей

                                                            

© Ivantsov S. V., 2017

212

части уголовного права «нахлестываются» друг на друга, что приводит к про-тиворечиям в толковании уголовного закона. Нередко такие законодательные решения впоследствии пересматриваются. Например, ст. 188 УК РФ «Контра-банда» (так называемая товарная контрабанда) в декабре 2011 года была дек-риминализирована, однако, уже в июне 2013 года криминализирована контра-банда наличных денежных средств и (или) денежных инструментов (ст. 2001 УК РФ), а в декабре 2014 года – контрабанда алкогольной продукции и (или) табачных изделий (ст. 2002 УК РФ). Законодатель нередко перестраховывается. Характерный пример – криминализация неоднократного нарушения установ-ленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстра-ции, шествия или пикетирования (ст. 2121 УК РФ) или, например, публичных призывов к осуществлению действий, направленных на нарушение территори-альной целостности Российской Федерации (ст. 2801 УК РФ).

На фоне сложной криминогенной обстановки такое состояние уголовного закона не может не вызывать обеспокоенности, поскольку законодательство – это одно из средств реализации предупредительной функции уголовного зако-на, в которой государственная политика предупреждения преступности находит наиболее полное выражение. Отсюда вытекает и необходимость совершенство-вания законодательства [1, с. 71–77].

В последнее время такое совершенствование обсуждается, как правило, в связи с проводимой «декриминализацией» в сфере экономических отношений или с вопросами, связанными с ответственностью за преступления, «не пред-ставляющие большой общественной опасности». Между тем декриминализация ряда преступлений, например, в сфере экономики деяний говорит о лишь том, что «преступное» перестали называть таковым. А всем известно, что изменение формы не означает изменение содержания. Примечательно, что в большинстве случаев с законодательной инициативой относительно «декриминализации» эко-номических преступлений выступает само «бизнес-сообщество» со свойствен-ным ему восприятием экономических отношений. В этой связи правомерно за-даться вопросом, привела ли эта самая либерализация уголовного закона к сни-жению уровня криминализации сферы экономической деятельности? Судя по данным официальной уголовной статистики – безусловно «да». С 2008 г. число выявленных правоохранительными органами экономических преступлений со-кратилось более чем в 4 раза. Но действительно ли эти данные говорят о том, что было обеспечено снижение уровня криминализации экономики? Конечно нет, поскольку официальные статистические показатели отражают уровень реагиро-вания на преступность со стороны правоохранительных органов. Именно такое реагирование характеризуется снижением или увеличением результативности в выявлении, пресечении и раскрытии преступлений [2, с. 271–275].

Представляется, что одна из главных проблем, существенно влияющая на формирование уголовной политики – это «ограниченность» ведомственной ста-тистической информации. Между тем именно статистический учет преступле-ний позволяет оценить масштабы общественно опасной деятельности опреде-лить ориентиры развития государственной правовой политики. Улучшение

213

статистических показателей должно говорить о повышении эффективности за-щиты общества от преступных посягательств. Несмотря на прогнозы относи-тельно ухудшения криминогенной обстановки, прошедший 2016 год оказался безопаснее 2015 года. Так, по официальным данным общее количество зареги-стрированных преступлений сократилось почти на 10 % (до 2,1 млн), в том числе, тяжких и особо тяжких – на 12 %. Снижение произошло повсеместно, во всех федеральных округах России. Что касается региональной картины пре-ступности, то ее рост отмечен лишь в 8 субъектах РФ, а снижение – в 77. Коли-чество граждан, здоровью которых был причинен тяжкий вред, уменьшилось почти на 9 % (до 44,9 тыс.), а погибших в результате преступных посяга-тельств – на 12,7 % (до 29,2 тыс.). На 15 % сократилось число зарегистрирован-ных наркопреступлений, в том числе фактов сбыта наркотиков, на 13 % сокра-тилось количество преступлений, совершенных с использованием оружия. Без особых изменений остался социально-криминологический портрет преступно-сти: каждое второе преступление совершено ранее судимыми, каждое третье – в состоянии алкогольного опьянения, а 22 % всех преступлений приходится на долю несовершеннолетних.

Иностранцы, преимущественно из стран СНГ, совершили около 44 тыс. преступлений, что на 9 % ниже показателя 2015 года. Количество преступлений в отношении них самихтакжесократилось и составило 15,7 тыс. На фоне борь-бы с коррупцией преступлений против интересов службы в коммерческих ор-ганизациях, включая коммерческий подкуп, стало меньше более чем на треть (2,1 тыс.). На 15 % сократилось количество должностных преступлений (гл. 30 УК РФ) – до 17,4 тыс. Из них всего лишь 1,6 тыс. совершены в крупном или особо крупном размерах. Общее количество фактов взяточничества (получения, дачи и посредничества) снизилось почти на 23 % (до 10,8 тыс.). Злоупотребле-ний полномочиями было выявлено всего 2,3 тыс.

Но ощущает ли общество соответствующие «улучшения»? Думается, что утвердительный ответ на данный вопрос давать преждевременно. Криминаль-ные события прошедшего года: стрельба на Хованском кладбище, массовое от-равление спиртосодержащим суррогатом, громкие уголовные дела, возбужден-ных в отношении чиновников, силовиков, и крупных бизнесменов, – убеждают нас в неправдоподобности официальных статистических данных. Да и социоло-гические опросы говорят как раз об обратном [6].

Представляется, что объективно лучше дела со статистической отчетно-стью обстоят в пенитенциарной системе, хотя и там в силу различных объек-тивных обстоятельств не все проявления преступности фиксируются на стати-стическом уровне. Тем не менее, имеющиеся данные позволяют сделать опре-деленные выводы о характере пенитенциарной преступности в местах лишения свободы. Он характеризуется тем, что с 2010 года по октябрь 2016 года зареги-стрировано 8241 преступлений. Таким образом, средний уровень преступности составил 19 преступлений на 10 000 лиц. Анализируя структуру преступности в местах лишения свободы, можно констатировать, что лидирующие позиции за-нимают сугубо пенитенциарные преступления: дезорганизация нормальной

214

деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, побег из мест лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи и уклонение от отбы-вания лишения свободы. На втором месте по доле в структуре пенитенциарной преступности находятся преступления, связанные с незаконным оборотом нар-котиков. Третье место занимают преступления против здоровья, четвертое – против жизни.

На основании этого можно сделать вывод, что характер регистрируемой преступности в местах лишения свободы носит предпосылки возникновения и существования организованных форм преступной деятельности, поскольку пре-обладают преступления, для которых характерна не просто групповая форма их совершения, в таких группах имеются все признаки организованности. Такой вывод подтверждается и сведениями о результатах профилактической работы среди лиц, содержащихся в учреждениях УИС, в частности, о количестве пре-дотвращенных преступлений. Так, с 2010 г. в учреждениях УИС было предот-вращено 702 144 преступления, т. е. практически 85 предотвращенных престу-пления на одно зарегистрированное преступление. При этом наиболее харак-терно предотвращение преступлений против личности – 377 988 преступлений, предотвращение побегов из мест лишения свободы – 15 969 преступлений, дез-организации нормальной деятельности учреждений, обеспечивающих изоля-цию от общества (ст. 321 УК РФ) – 8214 преступлений, а также захватов залож-ников (ст. 206 УК РФ) – 2361 преступление. Таким образом, с учетом уровня зарегистрированных преступлений,уровня отказов в возбуждении уголовного дела по выявленным фактам правонарушений в местах лишения свободы (1 : 10) и уровня предотвращенных преступлений в учреждениях УИС (1 : 85), можно констатировать очень высокий криминогенный потенциал «пенитенци-арного» криминалитета [4, с. 715–718].

О криминальной «базе» возникновения и существования организованных форм преступной деятельности в местах принудительного содержания свиде-тельствует и качественный состав содержащегося в них криминалитета. Так, в учреждениях УИС на профилактическом учете состояло: 1606 лидеров и актив-ных участников группировок отрицательной направленности, а также лиц, ока-зывающих негативное влияние на других осужденных; 1334 осужденных, орга-низующий и провоцирующий групповое противодействие требованиям адми-нистрации; 940 осужденных, отбывающих наказание за дезорганизацию деятельности исправительных учреждений, массовые беспорядки; 6527 осуж-денных, склонных к систематическому нарушению правил внутреннего распо-рядка; 1442 осужденных, изучающих, пропагандирующих, исповедующих либо распространяющих экстремистскую идеологию [5, с. 411–418].

О направленности организованной криминальной деятельности лиц, со-держащихся в местах принудительного содержания, свидетельствуют данные изъятия в учреждениях УИС запрещенных предметов. Это значительные де-нежные средства, наркотические и психотропные вещества или их аналоги, ал-когольные напитки промышленного производства, средства связи, оружие и т. д. Как можем видеть, приведенные статистические данные свидетельствуют о

215

существовании определенного специфического криминального бизнеса в мес-тах принудительного содержания, имеющего традиционно организованные формы. Как стало возможным укрепление позиций организованного кримина-литета в местах лишения свободы – вопрос дискуссионный, но основная при-чина – «перекос» уголовной и, как следствие, уголовно-исполнительной поли-тики, связанный с либерализацией правовых отношений в отрыве от реальной криминогенной ситуации.

Впрочем, не меньше вопросов вызывает и обратный процесс – криминали-зации или усиление уголовной репрессии. Указ Президента РФ от 31 декабря 2015 г. № 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федера-ции» в п. 43 указывает на основные угрозы государственной и общественной безопасности. Такие положения Стратегии предопределяют «эффективное» и, одновременно, ничем не ограниченное применение уголовного законодательст-ва (прежде всего, для решения вопросов не столько правового, сколько полити-ческого характера). Так, Федеральный закон от 6 июля 2016 г. № 375-ФЗ до-полнил УК РФ новыми составами преступлений, устанавливающими ответст-венность за несообщение о преступлении террористического характера, содействие экстремистской деятельности, а также совершение акта междуна-родного терроризма. Но криминализации должны подлежать объективно опас-ные деяния, а не внесенные в УК РФ по идеологическим, политическим или ре-лигиозным соображениям [3, с. 30–35].

Нами рассмотрены лишь отдельные актуальные вопросы, направленные на уголовно-правовую оценку преступности, которая сейчас характеризуются не столько ее количеством, сколько ростом качественного разнообразия сфер и способов совершения преступлений, разнообразием субъектов преступления и организационно-структурным усложнением криминализации. Именно это и предопределяют имеющийся сегодня неразрешенный комплекс противоречий между существующими положениями правовой науки, правоохранительной и правоисполнительной деятельностью и потребностями российского общества в применении адекватных и системных мер, направленных на противодействие распространению преступности, разрушение системного качества ее форм и минимизацию ее общественно опасных, также обладающих системными харак-теристиками, последствий.

Список литературы 1. Иванцов С. В. Реформирование отраслевого законодательства и крими-

нализация общественных отношений // Реформирование законодательства в сфере противодействия преступности и проблемы его применения : материалы межвуз. науч.-метод. семинара / отв. ред. М. Г. Жилкин. 2015. С. 71–77.

2. Иванцов С. В. Законодательные инициативы в сфере декриминализации экономических отношений // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2016. № 4. С. 271–275.

3. Иванцов С. В. Уголовный закон как отражение уголовной политики го-сударства // Значение уголовного закона для подготовки сотрудников органов

216

внутренних дел, осуществляющих противодействие преступности : сб. науч. статей по итогам межвуз. науч.-метод. семинара / под ред. Н. Г. Кадникова, И. М. Мацкевича. М., 2017. С. 30–35.

4. Климаков Л. Л. Организованный криминалитет в местах лишения сво-боды как объект предупредительного воздействия уголовно-исполнительной системы // Российский криминологический взгляд. 2014. № 2. С. 715–718.

5. Климаков Л. Л. Криминогенная детерминация индивидуальных форм участия в организованной преступной деятельности // Дифференциация и ин-дивидуализация ответственностив уголовном и уголовно-исполнительном пра-ве : материалы Междунар. науч.-практ. конф., посвященной 75-летию Л. Л. Кругликова (Рязань, 11 января 2015 г.) / под ред. В. Ф. Лапшина. Рязань, 2015. С. 411–418.

6. Сухаренко А. Н. Карт-бланш. Неучтенный криминал // Независимая га-зета. 2017. 3 февр.

7. Сыч К. А. Уголовное наказание и его состав: теоретико-методоло-гические аспекты исследования : дис. ... д-ра юрид. наук. Рязань, 2001. 408 с.

УДК 343.847 10 Юрий Анатольевич Кашуба,

доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовно-исполнительного права

(Академия ФСИН России), e-mail: apu-fsin@mail.ru

ПРАВОВОЙ СТАТУС ЛИЦ,

УСЛОВНО ОСУЖДЕННЫХ ИЛИ ОСВОБОЖДЕННЫХ ОТ НЕОТБЫТОЙ ЧАСТИ НАКАЗАНИЯ

ПРИ УСЛОВИИ ОБЯЗАТЕЛЬНОГО ПРИВЛЕЧЕНИЯ К ТРУДУ: РЕТРОСПЕКТИВНЫЙ АНАЛИЗ

СОВЕТСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА Аннотация: в статье представлен анализ советского уголовного и ис-

правительно-трудового законодательства в части определения статуса лиц, которые или были условно осуждены, или условно досрочно освобождены от уголовного наказания, но с выполнением условия в виде обязательного при-влечения к трудовой деятельности. Данное обстоятельство во многих случаях являлось эффективным средством частного предупреждения совершения но-вых преступлений, а также отвечало экономическим интересам государства. По этой причине данный положительный опыт советской уголовно-исполнительной системы в настоящее время представляет значительный ин-терес для подробного изучения и возможного внедрения.

                                                            

© Кашуба Ю. А., 2017

217

Ключевые слова: условное осуждение, условно-досрочное освобожде-ние от отбывания наказания, уголовная ответственность, уголовно-исполнительная политика, средства исправления осужденного.

11 Yurii Anatol'evich Kashuba, doctor of law, professor,

professor of the department of criminal executive law (Academy of the FPS of Russia),

e-mail: apu-fsin@mail.ru

THE LEGAL STATUS OF PERSONS WHO ARE CONDITIONALLY CONVICTED OR RELEASED

FROM THE UNSERVED PART OF THE SENTENCE, SUBJECT TO MANDATORY INVOLVEMENT IN LABOR:

RETROSPECTIVE ANALYSIS OF SOVIET LEGISLATION

Abstract: the article presents an analysis of the Soviet criminal and corrective labor laws in terms of determining the status of persons who were either conditionally convicted or conditionally released ahead of time of criminal punishment, but with the fulfillment of the condition in the form of mandatory involvement in labor activity. This circumstance in many cases was an effective means of private prevention of the commission of new crimes, and also was in the economic interests of the state. For this reason, this positive experience of the Soviet penal system is currently of considerable interest for detailed study and possible implementation.

Keywords: conditional conviction, conditional early release from serving a sentence, criminal responsibility, criminal-executive policy, means of correction of a convicted person. В Советский период мерами, промежуточными между лишением свободы

и другими наказаниями без изоляции от общества, несомненно явились услов-ное освобождение из мест лишения свободы с обязательным привлечением к труду: ст. 53-2 и 24-2 УК РСФСР. Возникновение в уголовном и исправитель-но-трудовом законодательстве институтов условного осуждения к лишению свободы с обязательным привлечением к труду и условного освобождения из мест лишения свободы с обязательным привлечением к труду (в дальнейшем, соответственно, условное осуждение или условное освобождение) явилось за-кономерным результатом развития уголовной и исправительно-трудовой поли-тики в обществе, поиска эффективных средств борьбы с преступностью, форм и методов воздействия на правонарушителей в целях их исправления и перевос-питания. Как правовые институты, направленные на ограничение применения реального лишения свободы при назначении наказания (условное осуждение) и в процессе его реализации (условное освобождение), они находились в полном соответствии с известными тезисами о замене лишения свободы наказаниями, не связанными с изоляцией осужденных от общества, и положениями о замене                                                             

© Kashuba Yu. A., 2017

218

в конечном счете мер уголовного наказания мерами общественного воздейст-вия и воспитания.

Применение условного освобождения из мест лишения свободы доказало свою целесообразность в условиях советского общества. Удельный вес лиц, ежегодно освобождаемых условно, составлял 8–10 %: от общего числа освобо-жденных из мест лишения свободы. Ввиду очевидной конкуренции оснований для применения двух видов досрочного освобождения и более льготных усло-вий для условного освобождения применение условно-досрочного освобожде-ния сократилось с 51,1 % в 1964 г. до 36,5 % в 1975 г. Уровень рецидива, по данным выборочных исследований, при условном освобождении был в два-три раза меньше, чем при условно-досрочном. В этом сказался социально-педагогический эффект условного освобождения, надзора за поведением осво-божденных со стороны органов внутренних дел в сочетании с воспитательным воздействием коллективов трудящихся. О реальном характере условности ос-вобождения свидетельствовал тот факт, что возврат осужденных в места лише-ния свободы в связи с отрицательным поведением, составил около одной чет-верти от общего числа условно освобожденных [1, с. 72–74].

Эффективность применения условного освобождения и возрастающая по-требность народного хозяйства в трудовых ресурсах стали основной причиной значительного расширения условного освобождения. С 1968 г. неоднократно издавались указы Президиума Верховного Совета СССР единовременного дей-ствия об условном освобождении осужденных. Введение условного осуждения к лишению свободы с обязательным привлечением к труду явилось новеллой в советской уголовной политике, приведении уголовного законодательства в со-ответствие с новыми требованиями.

Действенность нового института была подтверждена практикой его при-менения в течение многих лет. Уровень рецидива со стороны условно осужден-ных с обязательным привлечением к труду и направления их в места лишения свободы в связи с отрицательным поведением в период 1970–1978 гг. оказался ниже соответствующих показателей применения условного освобождения по различным указам о единовременном освобождении осужденных.

Серьезное значение для разработки мероприятий по предупреждению пре-ступности имели материалы и решения XXV съезда КПСС об укреплении за-конности и правопорядка в стране (как бы мы не относились, в целом, к дея-тельности КПСС), о дальнейшем совершенствовании законодательства, сочета-нии мер убеждения и принуждения в борьбе с антиобщественными явлениями. Они были положены в основу январско-февральских (1977 г.) решений ЦК КПСС, нашедших свое выражение в Указах Президиума Верховного Совета СССР от 8 и 15 февраля 1977 г. о дополнениях и изменениях уголовного, уго-ловно-процессуального и исправительно-трудового законодательств.

Значительная часть этих дополнений и изменений были непосредственно связаны с развитием и совершенствованием институтов условного осуждения и условного освобождения с обязательным привлечением осужденного к тру-ду и нашла отражение в Основах уголовного и Основах исправительно-

219

трудового законодательства Союза ССР и союзных республик (далее – Осно-вы уголовного и исправительно-трудового законодательства). Наиболее суще-ственные изменения были внесены в порядок и условия применения условно-го освобождения.

Во-первых, значительно расширен круг осужденных, на которых распро-странялось условное освобождение. Отныне, возможность его применения не связывалась с числом судимостей, составом совершенного преступления, про-должительностью срока наказания, признанием лица особо опасным рецидиви-стом и т. п. Если же учесть, что бóльшую часть отбывающих лишение свободы составляли лица, судимые неоднократно, то очевидно, что распространение ус-ловного освобождения на эту категорию осужденных являлось основным изме-нением законодательства в этой части.

Во-вторых, в качестве условия, необходимого для применения условного освобождения, закон устанавливал отбытие определенной части срока наказа-ния: 1/3, 1/2, .2/3, 3/4 отбытого срока наказания, назначенного судом. Посколь-ку условное освобождение по отбытии одной трети срока наказания предусмат-ривалось в отношении всех лиц, осужденных на срок до 10 лет включительно, а их было свыше 90% (среди рецидивистов – свыше 70 %) всех осужденных, со-державшихся в ИТУ, то по отбытии минимальной части срока наказания могло освобождаться абсолютное большинство осужденных.

В-третьих, применение условного освобождения всегда связывалось с предъявлением определенных требований к поведению осужденных с той или иной степенью исправления. Так, в Указе от 20 марта 1964 г. речь шла о лицах, твердо вставших на путь исправления, а в последующих указах о единовремен-ном освобождении такого требования не содержалось, и условное освобожде-ние не распространялось лишь на лиц, систематически или злостно нарушав-ших режим в местах лишения свободы. Ст. 442 Основ уголовного законода-тельства (в редакции Указа от 8 февраля 1977 г.) предусматривала применение условного освобождения к «осужденным, дальнейшее исправление и перевос-питание которых возможно без изоляции от общества... за исключением лиц, систематически или злостно нарушающих требования режима».

Социальная значимость рассматриваемых институтов выражалась и в дру-гих аспектах. Принимая непосредственное участие в сооружении, как правило, важных пусковых объектов (в составе трудовых коллективов предприятий), ус-ловно осужденные (освобожденные) вносили свой вклад, имевший экономиче-ское и воспитательное значение. Таким образом, сочетались хозяйственные ин-тересы государства и задачи предупреждения рецидивной преступности.

Условное осуждение к лишению свободы в значительной мере сохраняло также свое общепредупредительное значение, способствовало ресоциализации правонарушителей, облегчало трудоустройство осужденных после освобождения и приобщение их к честной трудовой жизни. Немаловажным социальным следст-вием условного осуждения и условного освобождения, являлись большие в срав-нении с реальным лишением свободы возможности для осужденных по сохране-нию социально полезных связей, прежде всего с семьей, родственниками и т. д.

220

Уяснение правовой природы институтов условного осуждения и условно-го освобождения с обязательным привлечением к труду – задача не только толкования закона. Она решалась ранее, исходя из социально-политической направленности этих институтов, общих положений и принципов советского уголовного законодательства, на которых основывалась уголовная ответст-венность, определялись наказуемость деяний, применение наказания, eго объ-ем и пределы.

Несмотря на принципиальное отличие институтов условного осуждения и условного освобождения по их месту в системе уголовного законодательства (первый относился к назначению наказания, второй – к освобождению от него), и тот и другой были направлены на существенное ограничение применения лишения свободы, обязаны своим появлением поискам новых средств исправ-ления и перевоспитания осужденных (ст. 7 ИТК РСФСР), предупреждения ре-цидива.

Очевидно, что условное осуждение к лишению свободы с обязательным привлечением к труду (ст. 24-2 УК РСФСР) являлось мерой государственного принуждения уголовно-правового характера, но это в равной мере относится и к такому институту уголовного права, как условное осуждение к лишению сво-боды и исправительным работам (ст. 44 УК РСФСР). Однако этот вид условно-го осуждения представлял собой лишь дополнительное средство индивидуали-зации ответственности и не имел специальной цели ограничения применения лишения свободы или исправительных работ. Не случайно в уголовном кодексе статья об условном осуждении помещена вслед за статьей, регламентирующей «назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено законом» (ст. 43 УК РСФСР).

В начале 80-х годов прошлого столетия появилась определенная конку-ренция этих двух норм, хотя и не тождественных по своей направленности и содержанию. Условное осуждение с обязательным привлечением осужденного к труду являлось более суровой мерой уголовно-правового воздействия по сравнению, с традиционным условным осуждением, предусмотренным ст. 44 УК РСФСР, которое связывалось лишь с требованием несовершения осужден-ным в течение испытательного срока нового умышленного преступления. Ус-ловное осуждение, как правило, применялось к лицам, будущее законопослуш-ное поведение которых у суда не вызывало сомнений, или же к лицам, которые хотя и нуждаются в специальном воспитательном воздействии, но к которым обязательное привлечение к труду применять было нельзя (в силу нетрудоспо-собности, несовершеннолетия и т. д.), а в места лишения свободы направлять нецелесообразно. Условное осуждение с обязательным привлечением к труду назначалось, в основном, когда была необходимость принудительного воспита-тельного воздействия, но имелась возможность перевоспитать осужденного без изоляции от общества.

Суд, придя к выводу о назначении наказания именно в виде лишения сво-боды на срок до трех лет, а за преступления, совершенные по неосторожно-сти, – до пяти лет, решал вопрос о возможности применения условного осужде-

221

ния с обязательным привлечением к труду. Следовательно, последнее выступа-ло в качестве альтернативы перехода к более тяжкому по виду наказанию. По-этому мера, применяемая вместо реального лишения свободы, должна быть не только уголовно-правовой, но и обладать достаточной степенью кары, матери-ально выраженной.

Именно по материально выраженному признаку кары условное осуждение с обязательным привлечением осужденного к труду отличалось от условного осуждения (ст. 44 Основ уголовного законодательства).

В соответствии со ст. 39-2 Основ исправительно-трудового законодатель-ства обязательность привлечения осужденного к труду заключала в себе: обя-занность осужденного работать в том регионе страны, куда будет направлен ор-ганом, ведающим исполнением приговора, а в случае производственной необ-ходимости, перевода без его согласия на другую работу, в том числе в другую местность; запрет в период обязательного срока работы покидать пределы ад-министративного района по месту работы без специального разрешения и ряд других ограничений. Отмеченные моменты, безусловно, означали ограничение прав осужденных как граждан СССР.

Характеризуют условное освобождение как вид наказания – место данного института в уголовном законе (глава V УК РСФСР «О назначении наказания и об освобождении от наказания»), возможность последующего применения к условно освобожденным условно-досрочного освобождения от наказания, а также включение норм, регламентирующих его исполнение, в Основы исправи-тельно-трудового законодательства, задачей которого являлось обеспечение исполнения исключительно уголовного наказания. Последний аргумент в рав-ной мере относится и к характеристике правовой природы условного осужде-ния с обязательным привлечением к труду [3, с. 56–62] Законодательная регла-ментация рассматриваемых институтов в Основах исправительно-трудового за-конодательства и республиканских исправительно-трудовых кодексах давала дополнительный нормативный материал для их характеристики не просто как нового вида наказания, но и как наказания, связанного с исправительно-трудовым воздействием.

Действительно, названные в ст. 7 Основ исправительно-трудового законодательства основные средства исправления и перевоспитания осужденных (режим отбывания наказания, общественно полезный труд, политико-воспитательная работа, общеобразовательное и профессио-нально-техническое обучение) в значительной мере были характерны и для исполнения нового вида наказания (ст. 78-2–78-4 ИТК РСФСР). Так, основу режима составляли нормы о проживании осужденных в специ-ально предназначенных общежитиях, об установлении надзора, о явке на регистрацию и т. д. Трудовое перевоспитание осуществлялось на основе привлечения осужденных к общественно полезному труду, по возможно-сти, с учетом имеющейся у них специальности. Политико-воспитательная работа проводилась с участием органа, исполняющего наказание. Организовалось профессионально-техническое обучение. За-

222

кон устанавливал и специальные меры по выполнению осужденными требований режима отбывания наказания: запреты на срок до шести ме-сяцев проживать вне общежития, ухода из общежития в установленное время, пребывания в определенных местах и прочие, вплоть до возбуж-дения перед судом ходатайства о направлении осужденного в места ли-шения свободы [2, с. 118–120].

Рассмотренные правовые институты в 1993 году были отменены. На смену им, законодатель ввел в перечень наказаний новый вид – «ограничение свобо-ды», а еще позднее – «принудительные работы», заимствовавшие немало эле-ментов из условного осуждения с обязательным привлечением к труду(ст. 24-2 УК РСФСР) и условного освобождения из мест лишении свободы с обязатель-ным привлечением осужденного к труду (53-2 УК РСФСР).

Таким образом, в сфере уголовно-правового регулирования появились и на протяжении многих лет действовали институты, ставшие важным средством в исправлении осужденных. Они позволяют не разрывать социальные связи по-следних, являясь по своему содержанию гуманными мерами уголовно-правового воздействия, фактически присущих правовому государству.

Список литературы 1. Гантулга Н., Хармаев Ю. Опыт влияния трудов русских классиков на

гуманизацию пенитенциарной политики в государстве // Преступность в Рос-сии: проблемы реализации закона и правоприменения : сб. науч. трудов / под ред. В. А. Авдеева. Иркутск, 2015. С. 72–78.

2. Лапшин В. Ф. Условно-досрочное освобождение как составная часть института освобождения от уголовного наказания // Дифференциация и ин-дивидуализация ответственности в уголовном и уголовно-исполнительном законодательстве : материалы Междун. науч.-практ. конф., посвященной 75-летию Л. Л. Кругликова (Рязань, 11 января 2015 г.) / под ред. В. Ф. Лап-шина. Рязань, 2015. С. 118–126.

3. Наташев А. Е. Советское исправительно-трудовое законодательство. Основные вопросы теории и практики. М., 1975. 168 с.

УДК 343.9.01 12 Александр Анатольевич Кириченко, доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой правоведения

(Учебно-научный институт истории, политологии и права Николаевского национального университета имени В. А. Сухомлинского),

e-mail: alankir23@ukr.net

                                                            

© Кириченко А. А., 2017

223

ПРЕЗУМПЦИЯ ПРОФЕССИОНАЛЬНОСТИ, ДОСТАТОЧНОСТИ И СБАЛАНСИРОВАННОСТИ ПОЛНОМОЧИЙ

АНТИДЕЛИКТОЛОГА ПО ПРЕОДОЛЕНИЮ КРИМИНАЛЬНЫХ ПРАВОНАРУШЕНИЙ

Аннотация: обоснована необходимость замены презумпции правоты

полицейского на презумпцию толкования сомнений в пользу полицейского при неопределенной антиделиктной ситуации и презумпцию профессиональ-ности, достаточности и сбалансированности полномочий полицейского. Рас-крыта сущность профессиональности полномочий полицейского. Рассмотрена сущность достаточности и сбалансированности полномочий полицейского. Изложена сущность презумпции толкования сомнений в пользу полицейского при неопределенной антиделиктной ситуации.

Ключевые слова: презумпция толкования сомнений в пользу полицей-ского, презумпция профессиональности, достаточности и сбалансированности полномочий полицейского.  

13 Aleksandr Anatol'evich Kirichenko, doctor of law, professor,

head of the department of law (Educational and research institute of history, politics and law

nicholas V. A. Sukhomlinsky National Universityy), e-mail: alankir23@ukr.net

THE PRESUMPTION OF PROFESSIONALISM,

SUFFICIENCY AND BALANCE OF ANTIDELIKTOLOG POWERS TO OVERCOME THE CRIMINAL OFFENSES

Abstract: substantiated the necessity of the replacement of the

presumption of innocence of the police on the presumption of the interpretation of the doubt in favor the police into uncertain antidelictual situation and the presumption of professionalism, sufficiency and balance of powers of the police. Disclosed the essence of the professionalism of the police powers. Examined the essence of the sufficiency and balance of the powers of the police. Presented is the essence of the presumption of the interpretation of the doubt in favor the police into uncertain antidelictual situation.

Keywords: the presumption of the interpretation of the doubt in favor the police, the presumption of the professionalism, sufficiency and balance of powers of the police. Постановка вопроса о презумпции собственно правомерности как поли-

цейского, так и любого иного антиделиктолога в контексте преодоления кри-минальных и иных правонарушений является непрофессиональной [2, с. 3]. Не может быть презумпции безапелляционной правоты любого должностного ли-ца, степень правомерности всех деяний которого должна оцениваться на основе лишь достаточной и согласованной совокупности доказательств. В качестве та-

                                                            

© Kirichenko A. A., 2017

224

ковых по любому антиделиктному делу должны признаваться не любые сведе-ния, полученные от их объективных и субъективных источников, а такие, кото-рые обладают еще и совокупностью базисных основных юридических свойств: значимостью, законностью, допустимостью, доброкачественностью и досто-верностью. Когда же мы имеем дело с отсутствием согласованной и достаточ-ной совокупности доказательств, что свидетельствует о неопределенной анти-деликтной ситуации, то возникает необходимость в применении вместо пре-зумпции правоты полицейского таких разработанных авторами новых презумпций юриспруденции, как: 1) презумпция толкования сомнений в пользу полицейского и иного антиделиктолога в неопределенной антиделиктной си-туации. 2). презумпция профессиональности, достаточности и сбалансирован-ности полномочий полицейского или иного антиделиктолога [2, с. 3–9].

Решение проблемы расширения полномочий как полицейских, так и мно-гих других сотрудников антиделиктных органов, безусловно, важна. Но данную проблему следует понимать в качестве новой презумпции профессиональности, достаточности и сбалансированности полномочий полицейских и иных антиде-ликтологов. Слово же «презумпция» в юриспруденции применяется в качестве аналога такого общенаучного термина, как «аксиома», т.е. положения, не тре-бующего доказательства. В этой связи следует раскрыть сущность презумпции собственно профессиональности, достаточности и сбалансированности полно-мочий всех антиделиктологов, но прежде всего тех, которые находятся на пе-реднем плане противодействия криминальным и иным правонарушениям. И к таким антиделиктологам относятся и полицейские.

Согласно требований ч. 2 ст. 3 Конституции Украины, утверждение и обеспечение прав и свобод человека является главной обязанностью государст-ва, что более правильно представить виде новой редакции доктрины базисной конституционной обязанности государства и его органов по познанию, призна-нию, обеспечению и восстановлению правового статуса (прав, свобод, обязан-ностей, интересов) всех социосубъектов (физических лиц, юридических лиц, государства, межгосударственных учреждений) [1, с. 14–15].

Существующее законодательное понимание и новая доктрина базисной конституционной обязанности государства призвана познать, признать, обеспе-чить и восстановить правовой статус всех социосубъектов, то есть как правона-рушителя, так и потерпевшего социосубъекта. Данная базисная конституцион-ная обязанность государства и его органов применительно к существующему криминальному судопроизводству понимается соответственно названию и со-держанию в качестве собственно криминального производства преследует цель создать все условия для того, чтобы лицо, преступившее закон и существенно нарушившее этим самым правовой статус соответствующего социосубъекта, могло уйти от заслуженной карательно-воспитательной, сопутствующей и вос-становительной антикриминальной ответственности.

В то же время базисная конституционная обязанность государства и его органов призвана в антикриминальном (а не криминальном) судопроизводстве в равной степени познать, признать, обеспечить и максимально восстановить

225

правовой статус всех без исключения участников данного судопроизводства, но, прежде всего, преследуемого лица и потерпевшего. Такого же результата в отношении потерпевшего невозможно достичь без разработки и внедрения в антикриминальное и иные виды антиделиктного судопроизводства новой пре-зумпции профессиональности, достаточности и сбалансированности полномо-чий всех обеспечивающих соответствующее судопроизводство антиделиктоло-гов, в первую очередь, тех из них, которые находятся на переднем плане проти-водействия криминальным и иным правонарушениям, а значит, и полицейских.

Под профессиональностью полицейского и любого иного антиделиктолога следует понимать получение надлежащего юридического образования, которое преследует цель посредством стационарного вузовского обучения и последую-щей переподготовки передать полицейскому или иному антиделиктологу нако-пленный столетиями надлежащий объем соответствующих теоретических зна-ний и практических навыков, в том числе и таких, которые призваны обеспе-чить наиболее эффективное, рациональное и качественное противодействие криминальным и иным правонарушениям с минимально возможным причине-нием вреда правонарушителю, в любом случае, в пределах необходимой оборо-ны и других обстоятельств, исключающих общественную опасность деяния ан-тиделиктолога, согласно гл. 8 УК Украины. Именно поэтому выглядит абсурд-ными и официальные требования приема на должности полицейский не только без юридического, но и любого иного высшего образования [2, с. 8].

Более того, нельзя достичь профессионализма вовлечением в определен-ную антиделиктную деятельность повышенной заработной платой. Высокая за-работная плата отнюдь не гарантирует принятие на соответствующую долж-ность кандидата, имеющего высокие показатели профессиональной подготовки, особенно в признаваемых самим государством условиях проблемы коррумпи-рованности отдельных государственных служащих. Принципиально все анти-деликтологи делают одну и ту же работу – противодействуют криминальным и иным правонарушениям, и должны за это получать примерно одинаковую зара-ботную плату, которая может различаться в 2–3 раза лишь на основании ее осо-бой важности, сложности, напряженности и/либо опасности [2, с. 8].

Противодействовать взяточничеству (ст. 368 «Принятие предложения, обещания или получение неправомерной выгоды служебным лицом» УК Ук-раины) и другим проявлениям коррупции среди антиделиктологов следует не баснословной заработной платой (что в настоящее время выглядит как пир еди-ниц на фоне чумы подавляющего большинства) тех, кто призван осуществлять такое противодействие либо не соблазниться на такие правонарушения, а со-размерным ужесточением карательно-воспитательной антикриминальной от-ветственности взяточников и коррупционеров в форме антиделиктолога.

Что же касается профессиональности полномочий полицейского и иного антиделиктолога, то воплощение в жизнь данной части этой презумпции не вы-зывает особых сложностей. Следует понять, что любой антиделиктолог, в том числе и полицейский, должен быть профессионалом как с точки зрения теоре-тической и прикладной юридической подготовки, так и физической подготов-

226

ки, достаточной для того, чтобы наиболее эффективно, рационально и качест-венно противодействовать криминальным и иным антиделиктным деяниям правонарушителей, а среди антиделиктологов, в том числе и полицейских, должны быть только те из юристов, которые мотивированы на определенную антиделиктную должность справедливой заработной платой и возникшим еще до вуза, закрепившемся в вузе и подтвердившимся в процессе уже практиче-ской антиделиктной деятельности желанием осуществлять именно такую анти-деликтную деятельность [2, с. 9].

Что же касается сущности презумпции толкования сомнений в пользу по-лицейского и иного антиделиктолога, то она заключается в том, что ее приме-нение возможно лишь в качестве дополнения к рассмотренной презумпции профессиональности, достаточности и сбалансированности полномочий поли-цейского и иного антиделиктолога, когда возникает необходимость принимать решение в неопределенной антиделиктной ситуации, в которой полицейскому или иному антиделиктологу противостоит правонарушитель.

И, конечно же, если будет наведен надлежащий порядок с разработкой и внедрением упомянутой презумпции профессиональности, достаточности и сбалансированности полномочий полицейского или иного антиделиктолога, ни у кого не может возникать возражений, что следует верить антиделиктологу, то есть тому, кто защищает (обеспечивает, восстанавливает) правовой статус всех социосубъектов, в том числе и потерпевшего. Иная постановка вопроса абсурд-на и противоречит даже законодательной главной обязанности государства ут-верждать и обеспечивать права и свободы всех граждан, а тем более новой наи-более обоснованной ее вариации по познанию, признанию, обеспечению и мак-симально полному восстановлению правового статуса в равной степени всех социосубъектов.

Следует только представить, что в неопределенной антиделиктной ситуа-ции чаще всего на одной стороне находится полицейский или иной антиделик-толог с профессиональными, достаточными и сбалансированными полномо-чиями, т.е. цвет любого государства, а с другой стороны, правонарушитель, особенно тот, который совершает тяжкие и особо тяжкие криминальные право-нарушения, обычно – отбросы любого государства [2, с. 9]. Так, кому же мы должны верить – полицейскому или иному антиделиктологу либо правонару-шителю? Представляется, что в силу изложенных аргументов данный вопрос может быть лишь риторическим. Действующая презумпция невиновности пре-следуемого лица, согласно которой и требованиям ч. 4 ст. 17 «Презумпция не-виновности и обеспечения доказанности вины» УПК Украины и ч. 3 ст. 62 Кон-ституции Украины, все сомнения в неопределенной антиделиктной ситуации должны толковаться в пользу преследуемого лица, а не полицейского или анти-деликтолога, обличенного надлежащими профессиональными, достаточными и сбалансированными полномочиями.

Такая постановка вопроса нелогична, тем более, что при постановлении окончательного судебного решения в неопределенной антиделиктной ситуации сомнения не должны трактоваться ни в пользу преследуемого лица, ни в пользу

227

потерпевшего или находящегося на его стороне полицейского или иного анти-деликтолога. В таком случае соответственно неопределенной антиделиктной ситуации должно постановляться, согласно первоначально предложенной С. А. Кириченко [3, с. 183] и А. С. Тунтулой [5, с. 160–161] и принципиально развитый Ю.А. Ланцедовой такой новый вид окончательного судебного реше-ния, как «нейтральный приговор» с признанием преследуемого лица таким но-вым процессуальным статусом, как «причастный», что не должно влечь ника-ких иных неблагоприятных для такого лица последствий, кроме как невозмож-ности предъявить иск о возмещении материального и морального вреда за незаконное привлечение к антикриминальной ответственности, содержание под стражей, применение иных мер пресечения и т. п. [4, с. 148].

В силу изложенного, подлежит поддержке позиция Ю.А. Ланцедовой о том, что существующая редакция презумпции невиновности преследуемого лица должна толковаться в КПК Украины и в Конституции Украины не расширительно – в части толкований сомнений в пользу преследуемого лица, а соответственно лишь собственно презумпции невиновности лица, когда обвинительный и оправ-дательный приговор должны постановляться не на предположениях, чему соот-ветствует неопределенная антиделиктная ситуация и отсутствие достаточной и со-гласованной совокупности доказательств для формирования у судьи внутреннего убеждения в том, что может быть постановлен обвинительный или оправдатель-ный приговор, а на основе лишь согласованной и достаточной совокупности дока-зательств для формирования внутреннего убеждения судьи для принятия соответ-ствующего окончательного судебного решения, что и означает наличие опреде-ленной антиделиктной ситуации.

Список литературы 1. Кириченко А. А. Новая доктрина базисной конституционной обязанно-

сти государства и ее органов // Перші Миколаївські юридичні дискусії : матеріали Міжнародн. наук.-практ. конфер., 18.05.2016 р. Зб. наук. ст. Миколаїв, 2016. С. 14–18.

2. Кириченко О. А. Презумпция правоты полицейского или презумпция профессиональности, достаточности и сбалансированности полномочий поли-цейского?: за и против // Презумпція правоти поліцейського : матеріали кругло-го столу з нагоди Всеукраїнського тижня права, 22.11.2016 р. Зб. наук. ст. Миколаїв, 2016. С. 3–11. Режим доступа : http://librarymnu.kl.com. ua/prac_vycl.html (дата обращения: 10.02.2017).

3. Кириченко С. А. Сутність і класифікація доказів та їх джерел у кримінальному судочинстві: ґенеза і можливості удосконалення : дис. … канд. юрид. наук. Класичний приватний університет. Запоріжжя, 2009. 221 с.

4. Ланцедова Ю. А. Развитие новой доктрины профессиональности анти-криминального судопроизводства и установления в нем объективной исти-ны // Перші Миколаївські юридичні дискусії : матеріали Міжнародн. наук.-практ. конфер. з нагоди 20-річчя Конституції України, 18.05.2016 р. Зб. наук. ст. Миколаїв, 2016. С. 147–151.

228

5. Тунтула О. С. Отримання доказів та форми їх представлення, оцінки та використання у кримінальному провадженні України : дис. … канд. юрид. наук. Національна академія прокуратури України. К., 2013. 233 с.

УДК 343.9.01 14 Юлия Александровна Ланцедова,

кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права и процесса

(Юридический институт Национального авиационного университета, г. Киев),

е-mail: lua1906@gmail.com

КРИМИНОЛОГИЧЕСКАЯ ДОКТРИНА ИЗУЧЕНИЯ ОБЪЕКТИВНЫХ И СУБЪЕКТИВНЫХ ИСТОЧНИКОВ

АНТИДЕЛИКТНЫХ СВЕДЕНИЙ Аннотация: в работе предложена новая редакция статьи Кодекса антикри-

минального судопроизводства о процедуре работы с объективными и субъектив-ными источниками антиделиктных сведений. Раскрыта сущность доказательства и их основных и дополнительных базисных юридических свойств. Приведен ис-черпывающий перечень получающих следственных, судебных и экспертных про-цессуальных действий и решена задача субъектов получения доказательств в ан-тикриминальном судопроизводстве и помощи в этом иных участников данного судопроизводства. Раскрыта сущность форм представления, обобщающей оценки и использования доказательств в антикриминальном судопроизводстве.

Ключевые слова: основные и дополнительные базисные юридические свойства доказательств, субъекты и действия получения доказательств, фор-мы представления, оценки и использования доказательств.

15 Yuliya Aleksandrovna Lantsedova, candidate of legal sciences,

assistant professor of the department of criminal law and procedure (Institute of Law of the National Aviation University, Kiev),

е-mail: lua1906@gmail.com

CRIMINOLOGICAL DOCTRINE OF THE STUDY OF OBJECTIVE AND SUBJECTIVE SOURCES

OF ANTIDELECT INFORMATION

Abstract: this paper presents a new edition of the article of the Code of the anticriminal proceedings about work with objective and subjective sources of antidelictual information. Disclosed the essence of the basic and additional basic

                                                            

© Ланцедова Ю. А., 2017 © Lantsedova Yu. A., 2017

229

legal properties of evidence. Given an exhaustive list of receiving investigative, judicial and expert proceedings and solved the problem of the subjects of the obtaining of evidence in anticriminal proceedings and helping of the other participants in this proceedings. Disclosed the essence of the forms of presentation, evaluation and using of evidence in anticriminal proceedings.

Keywords: the basic and additional basic legal properties of evidence, the subjects and an actions of receiving of evidence, the forms of presentation, evaluation and using of evidence. В настоящее время значительное внимание ученых-правоведов уделяется

разработке новых подходов анализа источников информации о наличии или от-сутствии юридически значимых фактов [2, с. 49–51, 91–94; 4, с. 151–173, 190–191; 5 и др.]. Довольно значительный вклад в решение данной проблемы внесли С. А. Кириченко [3, с. 169–170] и А. С. Тунтула [6, с. 169–173], на основе диссер-тационных исследований которых мы можем представить новую редакцию общей нормы Кодекса антикриминального судопроизводства как Украины, так и любого иного государства ближнего зарубежья: «Доказательства, их свойства, источники, субъекты, порядок и действия по получению и формы оперирования ими», а так-же комментарий к предлагаемым нормативным новеллам.

Часть 1. Доказательством являются любые сведения о факте (внешнем или внутреннем проявлении признаков или свойств трассосубстанций и документов либо человека или его деяний либо события как суммативного деяния или яв-ления природы, в т.ч. деяний диких животных) в целом или об его отдельной стороне, которые получены от объективных и субъективных источников такого рода сведений, если каждое из доказательств обладает единством таких основ-ных базисных юридических свойств, как значимость, законность, допусти-мость, доброкачественность и достоверность, а также таких дополнительных базисных юридических свойств совокупности доказательств, как ее согласо-ванность и достаточность для принятия главным субъектом антикриминального судопроизводства (следователем, судьей) определенного промежуточного или окончательного решения [2, с. 49–50; 5].

Часть 2.1. Значимыми являются сведения, с помощью которых можно под-твердить или опровергнуть юридический факт (обстоятельство) базисного, спе-циального или частичного предмета доказывания либо доказательственный факт как промежуточный тезис этого предмета доказывания.

Часть 2.2. Законными – сведения, полученные в предусмотренном настоя-щим Кодексом порядке, в том числе без применения обмана, угроз или насилия или без иного существенного нарушения правового статуса социосубьекта.

Часть 2.3. Допустимыми – заранее правдивые сведения, полученные от из-вестного и доступного проверке источника, когда недопустимые в качестве до-казательства сведения направлены на обоснование:

– положения правового акта; – общеизвестного или преюдициального факта, который, однако, может

быть использован непосредственно при принятии решения наряду с доказа-тельствами;

230

– паранормального явления, т.е. такого, которое противоречит известным законам природы или не может быть ими объяснено.

Часть 2.4. Доброкачественными – сведения, которые не имеют содержа-тельных противоречий и дают возможность сделать однозначный вывод, а так-же полученные при отсутствии существенных нарушений признанной методи-ки или без использования непризнанной в установленном порядке методики.

Часть 2.5. Достоверными – любые сведения, которые являются адекватны-ми в контексте установления обстоятельств базисного, специального или час-тичного предмета антикриминального доказывания, и которые:

Часть 2.5.1. Адекватно отражают обстоятельства как приготовления и/или совершения деяния (события, явления) криминального правонарушения или со-крытия его антиделиктных следов (следов, параследов и/или квазиследов дея-ния, события либо явления криминального правонарушения), так и любых иных деяний (событий, явлений) либо признаков или свойств трассосубстанций и документов либо человека [2, с. 50].

Часть 2.5.2. Неадекватно отражают обстоятельства указанных юридиче-ских фактов вследствие дистанционных, метеорологических, образовательных, психологических, физиологических и иных особенностей их восприятия лично-стным источником и запоминания, хранения, воспроизведения и передачи этим источником сведений о данных юридических фактах главному субъекту анти-криминального судопроизводства [2, с. 50–51].

Часть 2.5.3. Адекватно объясняют причины указанного неадекватного ото-бражения юридических фактов.

Часть 2.5.4. Являются адекватными или неадекватными, но заведомо не-достоверными и в силу этого приобретают соответствующую достоверность в контексте антикриминального дела о даче таких заведомо ложных показаний или такого заведомо ложного заключения эксперта.

Часть 2.6. Согласованной совокупностью доказательств является такая их со-вокупность, в которой одно доказательство не противоречит другому доказательст-ву, а существующее противоречие может быть устранено указанием аргументов достоверности одного доказательства и недостоверности другого доказательства.

Часть 2.7. Достаточной совокупностью доказательств – такая их совокупность, которая может сформировать у главного субъекта антикриминального судопроиз-водства однозначное внутреннее (без внешних факторов влияния) убеждение в возможности принятия на данный момент определенного промежуточного или окончательного процессуального решения по антикриминальному делу [2, с. 51].

Часть 3. Доказательства имеют право получать следователь (в т. ч. проку-рор, руководитель органа досудебного расследования) и судья (коллегия су-дей), а в порядке исключения, предусмотренного ч. 4 этой статьи, – эксперт и ордист, путем проведения следующих получающих следственных действий:

1) оформление явки с повинной о совершении деяния (события) крими-нального правонарушения;

2) получение устного заявления или письменного уведомления о содеян-ном криминальном правонарушении или об его подготовке;

231

3) задержание и допрос преследуемого; 4) допрос личностного источника; 5) очная ставка между личностными источниками; 6) предъявление обвинения и допрос обвиняемого; 7) проверка и/или уточнение показаний личностного источника на месте

деяния (события, явления) криминального правонарушения или на ином значи-мом для антикриминального дела месте;

8) эксперимент с названными личностными источниками и без них; 9) предъявление для обычного, встречного или группового опознания пре-

следуемого, потерпевшего, свидетеля, иного личностного источника, трассо-субстанции, объективного, субъективного или смешанного документа;

10) обследование (осмотр, личное исследование) места деяния (события, явления) криминального правонарушения, местности, помещения, транспорт-ного средства, трупа человека, тела живого человека, иной трассосубстанции, в т. ч. и объективного, субъективного или смешанного документа с признаками трассосубстанции;

11) эксгумация трупа человека; 12) изучение объективного, субъективного или смешанного документа; 13) обыск помещения, местности, транспортного средства, личностного

источника; 14) выемка трассосубстанции, объективного, субъективного или смешан-

ного документа; 15) наложение ареста на денежные средства, иное имущество и передача

его на хранение; 16) контроль средств связи; 17) объявление розыска обвиняемого или подсудимого [2, с. 91; 5]; 18) получение образцов на экспертизу, а также аналогичных получающих

судебных действий. Часть 4. Если процесс получения доказательств требует привлечения спе-

циальных знаний, то с этой целью назначается главным субъектом антикрими-нального судопроизводства и проводится экспертом экспертиза, а когда для этого необходимо провести получающее негласное мероприятие - назначается главным субъектом антикриминального судопроизводства и выполняется орди-стом соответствующее ордистическое задание.

Часть 5. Обследование (осмотр, личное исследование) места деяния (собы-тия, явления) криминального правонарушения или иного значимого для анти-криминального дела места (местности, помещения, транспортного средства), а с санкции прокурора и любое иное из названных получающих процессуальных действий (следственных, судебных, экспертных) может быть проведено до вне-сения сообщения о реальном или предполагаемом деянии (событии, явлении) криминальном правонарушении, готовящемся, продолжаемом или уже содеян-ном, в Единый реестр досудебных расследований, если без этого нельзя полу-чить достаточную и согласованную совокупность доказательств о наличии или отсутствии в таком деянии (событии, явлении) признаков определенного кри-

232

минального правонарушения или об обстоятельствах, исключающих производ-ство по антикриминальному делу.

Часть 6. Трассосубстанции и/либо объективные и/или субъективные и/или сме-шанные документы, в т. ч. акт ревизии, акт проверки и т.д., могут попасть во владение главного субъекта антикриминального судопроизводства и посредством их истребо-вания либо в случае добровольной выдачи и получения их от любых физических и юридических лиц, но получение доказательств возможно только посредством личного или экспертного исследования трассосубстанций и/или изучения этих документов в рамках получающих процессуальных следственных или судебных действий.

Часть 7. Помощь главному субъекту антикриминального судопроизводства в получении доказательств вправе предоставлять любые физические и юридические лица, в т. ч. представители стороны защиты или обвинения, посредством:

1) добровольной выдачи тех значимых для антикриминального дела трас-сосубстанций и/либо объективных и/или субъективных и/или смешанных до-кументов, которые находятся в их владении [2, с. 92; 5];

2) сообщения о вероятном или реальном местонахождении того матери-ального объекта или лица, которые могут выступить по данному делу соответ-ственно в качестве объективного или субъективного источника [2, с. 92–93; 5];

3) если физическое и/или юридическое лицо стало субъектом антикрими-нального судопроизводства, то оно может предоставить такую помощь и путем постановки вопросов или заявления ходатайства по корректировке непосредст-венно процесса получения такого рода сведений и/либо соответствующей про-цедуры судопроизводства.

Часть 8. Следователь представляет доказательства (предоставляет субъек-там антикриминального судопроизводства возможность воспринять сущность и признаки такого рода сведений и порядок их получения) в форме протокола по-лучающего следственного действия, судья или коллегия судей – журнала су-дебного заседания, эксперт или комиссия экспертов - заключения экспертизы, и в предусмотренных кодексом случаях или по указанию инициатора исследова-ния - и протокола экспертизы, а обобщающая оценка и использование доказа-тельств осуществляются субъектами антикриминального судопроизводства в предусмотренных кодексом случаях в форме:

1) постановления о даче указания выполнить определенное процессуаль-ное действие (негласное мероприятие);

2) постановления о поручении другому субъекту выполнить определенное процессуальное действие (негласное мероприятие);

3) постановления дознавателя, следователя, прокурора или судьи (коллегии судей) о направлении антикриминального дела соответствующему адресату;

4) постановления об устранении нарушений закона, причин и условий, способствовавших совершению деяния (события, явления) определенного кри-минального правонарушения;

5) постановления дознавателя, следователя или прокурора о принятии в пре-дусмотренных кодексом случаях любого процессуального решения, а постановле-ния судьи (коллегии судей) - промежуточного процессуального решения;

233

6) обвинительного, оправдательного или нейтрального (в отношении при-частного) приговора;

7) постановления судьи (коллегии судей) об ином окончательном разреше-нии антикриминального дела;

8) ходатайства заинтересованного лица о принятии дознавателем, следова-телем, прокурором, судьей определенного процессуального решения;

9) жалобы данного лица на деяния, в т. ч. решения, главных субъектов ан-тикриминального судопроизводства [2, с. 93; 5];

10) постановления прокурора о пересмотре судебного решения в порядке апелляции;

11) апелляции иных уполномоченных кодексом субъектов; 12) постановления прокурора о пересмотре судебного решения в кассаци-

онном порядке; 13) кассационной жалобы иных уполномоченных кодексом субъектов; 14) постановления прокурора о пересмотре судебного решения по вновь

открывшимся обстоятельствам [2, с. 94; 5]. С учетом требований ч. 2 данной редакции статьи, доказательствами ста-

новятся не любые антикриминальные или антиделиктные сведения, получен-ные посредством прямого или опосредованного общения с личностным источ-ником либо путем личного или экспертного исследования трассосубстанций либо посредством изучения документов, а только те сведения, которые облада-ют неразрывной совокупностью таких основных базисных юридических свойств, как значимость, законность, допустимость, доброкачественность и достоверность [3, с. 169–170; 4, с. 197–198; 6, с. 170–171].

Предложенная редакция всеохватывающей статьи Кодекса антикрими-нального судопроизводства Украины или любого иного государства ближне-го зарубежья о сущности доказательств, их основных и дополнительных ба-зисных юридических свойствах, источниках, субъектах порядке и действиях по получению и форм всеохватывающей оценки и использования в антикри-минальном доказывании может в процессе широкой корректной научной дискуссии стать надлежащей доктринальной и прикладной основой для окончательного разрешения данной краеугольной проблемы любого антиде-ликтного судопроизводства.

Список литературы 1. Гипердоклад о более двухстах пятидесяти лучших доктринах и концеп-

циях юриспруденции научной школы профессора Аланкира : монография / под науч. ред. А. А. Кириченко. Николаев, 2015. 1008 с.

2. Кириченко А. А. Курс лекций по спецкурсу «Инновационная проце-дура противодействия правонарушениям» : учеб. пособие. Николаев, 2016. 112 с.

3. Кириченко С. А. Сутність і класифікація доказів та їх джерел у кримінальному судочинстві: ґенеза і можливості удосконалення : дис. … канд. юрид. наук. Запоріжжя, 2009. 221 с.

234

4. Ланцедова Ю. О. Сутність і послідовність роботи з особистісними і ре-човими доказів у кримінальному судочинстві : дис. … канд. юрид. наук. Харків, 2009. 229 с.

5. Ланцедова Ю. А. Вторая вариация доктрины доказательств и иных свя-занных с ней концепций антикриминального судопроизводства. Режим досту-па : http://blog-experts.com/category/новости/doktriny/ 2015-01-11 (дата обраще-ния: 27.12.2016).

6. Тунтула О. С. Отримання доказів та форми їх представлення, оцінки та використання у кримінальному провадженні України : дис. … канд. юрид. наук. Киев, 2013. 233 с.

УДК 343.8 16 Елизавета Николаевна Милованова,

старший преподаватель кафедры уголовного права и криминологии

(Невинномысский государственный гуманитарно-технический институт),

е-mail: leshailiza@yandex.ru

ОСНОВНЫЕ ФУНКЦИИ НОРМАТИВНО-ЦЕННОСТНОЙ СИСТЕМЫ

ПЕНИТЕНЦИАРНОГО СООБЩЕСТВА Аннотация: в статье рассматриваются функции нормативно-ценностной

системы пенитенциарного сообщества. Автор анализирует существующую в отечественной криминологической науке качественную систему отношений, которые складываются в пенитенциарном сообществе.

Ключевые слова: нормативно-ценностная система, пенитенциарное сообщество, неформальные нормы осужденных.

17 Elizaveta Nikolaevna Milovanova, senior lecturer the department of criminal law and criminology

(Nevinnomysskiy state humanitarian-technical Institute), е-mail: leshailiza@yandex.ru

THE PRINCIPAL FUNCTIONS OF THE NORMATIVE-VALUE SYSTEM

OF THE PRISON COMMUNITY Abstract: the article discusses the functions of normative-value system of

the prison community. The author analyzes the existing national criminological                                                             

© Милованова Е. Н., 2017 © Milovanova E. N., 2017

235

science qualitative system of relationships that develop within the prison community.

Keywords: normative-value system of the prison community, informal norms, convicts. Стремительное развитие общественных отношений в нашей стране связано

с существенной корректировкой общесоциальных ценностей. В этой связи ак-туальным становится вопрос приобщении человека к общественным ценностям в различных социальных группах [2, с. 194–195].

Одной из таких групп являются осужденные, отбывающие наказание в пени-тенциарных учреждениях. Период пребывания в этих учреждениях, связан с до-вольно серьезными переживаниями, которые испытывает осужденный. Поэтому закономерной, на наш взгляд, является попытка решения вопросов о пенитенци-арной социализации лиц, оказавшихся в учреждениях тюремного ведомства.

Для любого сотрудника пенитенциарной службы важно иметь исчерпы-вающую информацию о системе неформальных норм поведения, имеющей ме-сто в среде осужденных. Как показывают специально-криминологические ис-следования, детерминирующим элементом субкультуры является неформаль-ная система, регулирующая как внутригрупповые, так и межгрупповые отношения осужденных.

Нормативно-ценностную систему отношений, в общем виде можно было бы представить, как некую, устойчивую совокупность специально сформулирован-ных принципов, правил и стандартов внутригруппового поведения, которая раз-деляется подавляющей частью осужденных, определяет их активность, обуслав-ливает степень влияния и положение в пенитенциарной субкультуре. Отечествен-ная пенитенциарная практика свидетельствует о том, что подобное социальное образование характерно для среды осужденных любого исправительного учреж-дения. Без него пенитенциарная субкультура, вероятнее всего, перестала бы суще-ствовать, поскольку у осужденных теряются социальные ориентиры и пределы эффективного межличностного взаимодействия. По мнению большинства специа-листов – это своего рода «неписаный кодекс» внутригруппового поведения, за-фиксированный в вербальной групповой субкультуре или так называемой «пре-ступной философии». Ее атрибутами в общепринятом понимании являются та-туировки, специальный жаргон, стиль поведения, одежды и т. п. [1, с. 21]

В условиях изоляции осужденных от общества, групповые нормы поведе-ния выполняют следующие специфические функции: а) сохраняют значимые криминальные ценности, в которых могут выражаться отношения осужденных к различным социальным институтам (культура, труд, образование, мораль и т. п.); б) являются специфическим средством регулирования и согласования различных статусов лиц, занимающих лидирующее положение в криминальной среде, когда закрепляются ожидаемые и отвергаются нежелательные стандарты группового или индивидуального поведения; в) служат источниками сигналь-ной информации и системой социальной поддержки для осужденных при раз-решении индивидуальных или внутригрупповых противоречий; г) являются своеобразной неформальной системой критериев для оценки не только кон-

236

кретной личности, но и малой группы осужденных; д) выступают в качестве системы регуляторов неформального взаимодействия, направленного на консо-лидацию пенитенциарного сообщества и расширение сферы влияния лидеров; е) укрепляют групповую сплоченность наиболее активных представителей пе-нитенциарного сообщества в противодействии персоналу исправительных уч-реждений [3, с. 22].

Специальный психологический анализ дает основания утверждать, что по-добные неформальные нормы являются чрезвычайно важными в неформальной системе ценностей пенитенциарного сообщества. Например, с их помощью как бы признаются «законными», а значит, и вполне легитимными притязания не-формальных групп или отдельных категорий осужденных, имеющих более вы-сокий неформальный статус, в обмен на возможность получать дополнитель-ные материальные блага.

В местах лишения свободы, вероятно, не случайно считается вполне нрав-ственно допустимым и поощряемым принцип, в соответствии с которым зна-чимость и гарантированная сфера такого рода привилегий со стороны нефор-мальных групп и их криминальных лидеров будет зависеть от характера дове-рительных отношений с ними и от весомости его вклада в деятельность пенитенциарного сообщества.

При таких условиях, по мнению И. А. Уварова, криминальные лидеры и не-формальные группы получают довольно хорошие шансы не только поддерживать свой авторитет в рамках пенитенциарного сообщества, но и распространять его влияние на более широкий круг осужденных [6, с. 41]. Причем те лидеры, которые сохраняют ритуальную чистоту и соблюдают принципы «групповой философии», получают бóльшую уверенность, что их влияние будет воспринято в среде осуж-денных как естественное, а требования, предъявляемые к поведению конкретных осужденных, – обязательными для исполнения [4, с. 39–40].

В соответствии с нормативной системой им не обязательно в каждой си-туации демонстрировать свое превосходство, «уникальные» харизматические или иные личностные качества, поскольку сами нормы предписывают, где, с кем и каким образом строить отношения. Подобные обстоятельства приводят к резкому ограничению открытых контактов лидеров с другими осужденными, поскольку отпадает необходимость в детальном контроле за их поведением. Лидеры предпочитают общаться с теми, кто или занимает одинаковое с ними положение или представляет «социальный интерес» для них лично или «своей неформальной группы» [5, с. 38].

Можно предположить, что углубление таких отношений приведет к даль-нейшей дифференциации субкультуры, появлению в ней ярко выраженных под-групп, категорий, социальных типов, которые предпочтут общаться друг с другом, избегая устойчивых взаимосвязей как с лицами, занимающими отличный от них статус, так и с субъектами, чье положение в ней расценивается как маргинальное.

Следует помнить и учитывать в повседневной пенитенциарной практике, что групповые нормы поведения не только блокируют процесс исправления, но и ограничивают возможности сотрудничества, установления и развития

237

открытых конструктивных отношений между персоналом и осужденными, которые могли бы основываться на общечеловеческих ценностях и интере-сах. Интенсивность влияния нормативно-ценностной системы на индивиду-альное и групповое поведение зависит от режима отбывания наказания и степени урегулированности взаимоотношений формальными требованиями и правовыми нормами. Таким образом, чем ярче выражены факторы изоляции – от общего вида режима к более строгому – тем сильнее действуют нефор-мальные групповые нормы и тем выше уровень следования им. С другой стороны, чем скрупулезнее будут урегулированы нормативными актами пра-вила взаимоотношений осужденных, тем уже становится диапазон влияния неписанных норм тюремной субкультуры. Последнее обстоятельство имеет значение для правового обеспечения мероприятий по развитию позитивных процессов и формированию благоприятного психологического климата в пе-нитенциарных учреждениях.

Список литературы 1. Гарбер Е. И., Козача В. В. Методики исправительного воздействия на

осужденных к лишению свободы. Саратов, 1999. 217 с. 2. Лапшин В. Ф. Гуманизация современной уголовной политики России и

дифференциация уголовной ответственности: проблемы и противоречия // Юридическая наука и практика : Вестник Нижегородской академии МВД Рос-сии. 2010. № 2. С. 194–197.

3. Основы общей пенитенциарной профилактики / под ред. А. А. Бодалева. М., 2005. 218 с.

4. Пирожков В. Ф. Криминогенная субкультура осужденных в местах ли-шения свободы. М., 1992. 272 с.

5. Уваров И. А. Криминологический портрет лидера пенитенциарного со-общества: проблемы типологии // Научный вестник Невинномысского государ-ственного гуманитарно-технического института. 2015. № 1. С. 37–41.

6. Уваров И. А. Идеология пенитенциарного сообщества в системе форми-рования общественного сознания осужденных // Вестник института: преступ-ление, наказание, исправление. 2012. № 2. С. 40–43.

УДК 343.81 18 Владимир Иванович Огородников,

доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры управления и организации деятельности УИС

(Академия ФСИН России), e-mail: ogorodnikov_v.i.@yandex.ru

                                                            

© Огородников В. И., 2017

238

ЦЕЛИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ

НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ РАЗВИТИЯ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА

Аннотация: в работе анализируется современное состояние уголовно-исполнительной системы, а также перспективы ее дальнейшего развития. Ав-тором предложены цели уголовно-исполнительной системы, отвечающие со-временным условиям ее функционирования.

Ключевые слова: цели, уголовно-исполнительная система, развитие, функционирование.

19 Vladimir Ivanovich Ogorodnikov, doctor of jurisprudence, associate professor,

professor of department of management and organization of activity of penal correction system

(Academy of the FPS of Russia), e-mail: ogorodnikov_v.i.@yandex.ru

THE GOALS OF THE CRIMINAL-EXECUTIVE SYSTEM AT THE

PRESENT STAGE OF DEVELOPMENT OF RUSSIAN SOCIETY Abstract: this paper analyses the current state of the penal system as well

as the prospects for its further development. The author proposed the goal of penal system to meet modern conditions of its functioning.

Keywords: purposes, penal system, the development, functioning. Современное функционирование Уголовно-исполнительной системы Рос-

сии (далее – УИС) характеризуется тем, что по состоянию на 1 января 2016 г. в исправительных учреждениях содержалось 646 085 человек, в том числе:

– в 725 исправительных колониях отбывало наказание 524 848 чел., из них: в 126 колониях-поселениях отбывало наказание 31 352 чел. и в 6 исправитель-ных колониях для осужденных к пожизненному лишению свободы и лиц, кото-рым смертная казнь в порядке помилования заменена лишением свободы, от-бывало наказание 1955 чел.;

– в 218 следственных изоляторах и 101 помещении, функционирующем в режиме следственных изоляторов при колониях, содержалось – 117 759 чел.;

– в 8 тюрьмах отбывало наказание 1795 чел.; – в 32 воспитательных колониях для несовершеннолетних – 1 683 чел. После передачи УИС из МВД России в ведение Минюста России прошло

более 19 лет. С 2010 года на высшем государственном уровне объявлен новый курс развития УИС, предполагающий переход от коллективной (отрядной) сис-темы исполнения наказания в исправительных колониях различного вида со-держания к тюремной (камерной). В первоначальном тексте Концепции разви-тия уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года,

                                                            

© Ogorodnikov V. I., 2017

239

утвержденной распоряжением Правительства Российской Федерации от 14 ок-тября 2010 г. № 1772-р, предусматривалась замена существующей системы ис-правительных учреждений на два основных вида учреждений: тюрьмы различ-ного режима (общего, усиленного и особого) и новые виды колоний-поселений (обычного и усиленного наблюдения) при сохранении учреждений, созданных для выполнения специальных задач, – лечебно-исправительных и лечебно-профилактических. Кроме того, предусматривалось преобразование воспита-тельных колоний для несовершеннолетних в воспитательные центры для лиц, совершивших преступление в несовершеннолетнем возрасте. Спустя некоторое время после принятия подобного нормативного акта стало ясно, что переход к новой системе исправительных учреждений в установленные сроки не состоит-ся, поскольку создать 721 учреждение нового вида, в том числе 503 тюремных учреждения и 218 колоний-поселений нового типа в существующих экономи-ческих реалиях просто невозможно. На основании распоряжения Правительст-ва Российской Федерации от 23 сентября 2015 г. № 1877-р положения о рефор-мировании существующей системы исправительных учреждений в тюрьмы и колонии-поселения нового типа и преобразовании воспитательных колоний в воспитательные центры полностью исключены из текста Концепции. В связи с этим в научной литературе последних лет авторами поднимаются вопросы об эффективности политики либерализации установления и реализации уголовной ответственности [1, с. 8–12], обоснованности и преждевременности кардиналь-ного реформирования УИС [2, с. 15–17] и т. п.

Ранее перед отечественной исправительно-трудовой системой стояли сле-дующие первозадачи: исполнение уголовного наказания; исправление и пере-воспитание осужденных; предупреждение совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами, а также способствование искоренению преступности. После преобразования системы в уголовно-исполнительную многие из приведенных задач трансформировались в цели уголовного наказа-ния – ч. 2 ст. 43 УК.

До пятидесятых годов XX века в связи с ликвидацией последствий воен-ных действий на территории нашей страны необходимы были тысячи людей, обеспечивающих восстановительное производство. Серьезным подспорьем в этой деятельности государственной важности явилась УИС, которая могла дать значительное количество трудовых резервов и не требующих высокой оплаты труда. Отсюда и возникла отрядная система содержания осужденных, которая стимулировала формирование трудовых бригад осужденных.

Думаю, что никто не будет отрицать очевидного: воспитание и попытки пе-ревоспитания осужденных через трудовую деятельность – одна из более подхо-дящих на этом этапе форма достижения частно-превентивной цели наказания.

Почему же мы никак не можем завершить процесс воспитания в течение 80 лет и перевоспитания, да и сколько мы воспитали и перевоспитали? Почему хорошие начинания и поставленные задачи в XXI веке никак не дойдут до ло-гического окончания и все процессы развития ни к какому конкретному резуль-тату не приводят? Было решено снова реформировать УИС в 2010 году и в тек-

240

сте Концепции заменить «реформирование» на «развитие». Однако, речь опять идет об изменении организационно-штатной структуры: сокращение, оптими-зация, видов учреждений, – что принципиально ни на что не влияет.

Система начинает дифференцировать условия содержания осужденных по критерию повторности их преступлений (рецидиву), тяжести совершенных пре-ступлений и т. д. Однако, любое управление в социальной (государственной) сфере начинается с постановки задач и целей деятельности (управления). Если это четко не сформулировано, то ждать принципиальных изменений текущего положения дел не приходится.

Считаю, что все дело процесса реформирования и развития УИС состоит в постановке новых ее целей и задач. Может быть, пора некоторые из них скор-ректировать или видоизменить в связи с требованиями сегодняшнего времени. Во-первых, исполнение наказания после вступления решения (приговора) суда в законную силу – основная цель УИС. Отсюда и будут существовать различ-ные виды учреждений для исполнения назначенного судом уголовно наказания. Исправительными учреждениями на сегодня являются: исправительные коло-нии (особого, строгого, общего режима, колонии-поселения), воспитательные колонии, тюрьмы, лечебные исправительные учреждения, а также лечебно-профилактические учреждения (в отношении находящихся в них осужденных) и следственные изоляторы (в отношении осужденных, оставленных для выпол-нения работ по хозяйственному обслуживанию; осужденных, в отношении ко-торых приговор суда вступил в законную силу и которые подлежат направле-нию в исправительные учреждения для отбывания наказания; осужденных, пе-ремещаемых из одного места отбывания наказания в другое; осужденных, оставленных в следственном изоляторе или переведенных в следственный изо-лятор в установленном порядке для их привлечения к участию в следственных действиях или судебном разбирательстве, а также в отношении осужденных на срок не свыше шести месяцев, оставленных в следственных изоляторах с их со-гласия).

Лица, совершившие в первый раз преступление небольшой тяжести, будут содержаться в исправительных учреждениях (общего режима). Здесь следует сохранить отрядную форму содержания осужденных, так как с ними будет в массе легче контролировать и воздействовать на них с помощью всей имею-щейся структурой уголовно-исполнительной системы: психологические, соци-альные и другие формы, имеющихся в отрядной системе и на них не должно осуществляться воздействие со стороны лиц отрицательной направленности, которые уже ориентированы на асоциальный образ жизни и в заключении, и на свободе.

Во-вторых, трудоиспользование осужденных согласно ст. 103 УИК дове-сти до необходимого (высокого) уровня. На оплачиваемых работах в 2015 г. трудоустроено 192,5 тыс. человек, в том числе на производстве – 142,7 тыс. че-ловек, на работах по хозяйственному обслуживании исправительных учрежде-ний – 49,7 тыс. человек. Вывод осужденных на оплачиваемые работы составил порядка 35,9 % от их среднесписочной численности (в 2014 г. – 39,4 %). Трудо-

241

устроено 1,9 тыс. осужденных инвалидов, в том числе 0,4 тыс. инвалидов I и II группы. В исправительных учреждениях организовано производство 2328 видов новых изделий, что позволило трудоустроить 20,2 тыс. осужденных.

Думаю, решая эти задачи, возможно изменение объекта социального управления – осужденных. Сегодняшние экономические условия требуют уменьшение материального благосостояния осужденных: это касается прежде всего лиц, совершивших повторные умышленные преступления, в том числе тяжкие и особо тяжкие. В отношении данных осужденных целесообразно изме-нить условия их содержания и социального обеспечения в сторону ухудшения. Они, как представляется, лучше будут чувствовать и помнить то, что они по-ставили себя против человека, государства и т. д. Правозащитники же часто за-бывают о том, что их деятельность фактически направлена против государства и человека – сотрудника УИС, исполняющего наказание в местах лишения сво-боды, который не нарушает закон и является правопослушным гражданином. К сожалению, производственные мощности, находящиеся в основных фондах исправительных учреждений УИС, могут не во всех случаях отвечать совре-менным техническим стандартам. В этой связи можно было бы использовать списанное оборудование промышленных предприятий, которое обновляется или по решению собственника, или в рамках государственных программ разви-тия тех или иных отраслей экономики. Это позволит улучшить основные про-изводственные фонды в пенитенциарных учреждениях и обеспечит увеличение выпуска товаров народного потребления.

В-третьих, необходимо поставить цель о невозможном повторении престу-плений ранее осужденным, т.е. чтобы из учреждения УИС вышел человек, ко-торый на свободе больше не совершит никаких повторных правонарушений, в том числе, преступлений, и будет законопослушным гражданином. Достижение этой цели также предполагает исправление осужденных и их воспитание в духе законопослушного поведения.

Задачами уголовно-исполнительного законодательства в настоящее время являются регулирование порядка и условий исполнения и отбывания наказаний, определение средств исправления осужденных, охрана их прав, свобод и законных интересов, оказание осужденным помощи в социальной адаптации. Под эти цели и задачи строилась организационная структура всей УИС.

Список литературы 1. Лапшин В. Ф. Совершенствование уголовного законодательства в усло-

виях либерализации уголовной политики России // Вестник института: престу-пление, наказание, исправление. 2010. № 10. С. 8–12.

2. Лоскутова А. В. Уголовно-исполнительная система как социальный ин-ститут // Марийский юридический вестник. 2016. № 1. С. 15–17.

242

УДК 343.97 20 Никита Сергеевич Рязанов,

помощник прокурора Архангельской области по организационным вопросам и контролю исполнения,

е-mail: rns87@yandex.ru

НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ПРЕСТУПНОСТИ В СФЕРЕ ТРАНСПОРТНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

Аннотация: в работе исследуется некоторые аспекты противодействия

преступности в сфере транспортной безопасности. Предлагаются меры ее по профилактике, обосновывается целесообразность комплексного подхода при их планировании и реализации.

Ключевые слова: транспортная безопасность, противодействие пре-ступности, уголовная ответственность, соразмерность наказаний, профилак-тика правонарушений, угрозы транспортной безопасности.  

21 Nikita Sergeevich Ryazanov, assistant prosecutor of the Arkhangelsk region

on organizational questions and control of execution, е-mail: rns87@yandex.ru

SOME ASPECTS OF COUNTERACTION OF CRIME

IN THE SPHERE OF TRANSPORT SAFETY Abstract: we study some aspects of combating crime in the area of

transport security. Available measures of its prevention, the expediency of an integrated approach in their planning and implementation.

Keywords: transport security, combating crime, criminal responsibility, increasing penalties, offense prevention, transportation security threats. В процессе своего развития государство выработало множество методов

противодействия преступности. К числу основных относятся такие, как наказа-ние за уже совершенные преступления и предупреждение возможного совер-шения преступлений [2, c. 165]. Анализ национального законодательства по-зволяет сделать вывод о том, что в качестве уголовно-правового средства про-тиводействия преступности в сфере транспортной безопасности избран метод ужесточения наказаний.

Так, первоначальная редакция ст. 2631 УК РФ (Федеральный закон от 27 июля 2010 г. № 195-ФЗ) была представлена следующим образом:

1. Неисполнение требований по обеспечению транспортной безопасности на объектах транспортной инфраструктуры и транспортных средствах лицом, ответственным за обеспечение транспортной безопасности, если это деяние по-

                                                            

© Рязанов Н. С., 2017 © Ryazanov N. S., 2017

243

влекло по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью человека либо причинение крупного ущерба, наказывается штрафом в размере до восьмидеся-ти тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденно-го за период до шести месяцев либо ограничением свободы на срок до трех лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься опреде-ленной деятельностью на срок до трех лет или без такового.

2. То же деяние, повлекшее по неосторожности смерть человека, наказыва-ется ограничением свободы на срок до четырех лет либо лишением свободы на срок до пяти лет с лишением права занимать определенные должности или за-ниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового.

3. Деяние, предусмотренное частью первой настоящей статьи, повлекшее по неосторожности смерть двух или более лиц, наказывается лишением свободы на срок до семи лет с лишением права занимать определенные должности или зани-маться определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового.

Федеральным законом от 3 февраля 2014 г. № 15-ФЗ в указанную норму внесены существенные изменения. Согласно ч. 1 ст. 2631 УК РФ уголовно-наказуемым стало неисполнение требований по соблюдению транспортной безопасности физическими лицами (пассажиры, посетители объектов транс-портной инфраструктуры и др.). Санкция этой статьи предусмотрела наказание в виде штрафа в размере до восьмидесяти тысяч рублей или в размере заработ-ной платы или иного дохода осужденного за период до шести месяцев либо ог-раничение свободы на срок до одного года.

Ужесточено было наказание за неисполнение требований по обеспечению транспортной безопасности лицами, ответственными за ее обеспечение (ч. 2) – из санкции исключен штраф, до четырех лет увеличились сроки ограничения свободы, лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью – до пяти лет, а также включен новый вид наказа-ния – принудительные работы на срок до пяти.

Кроме того, в ст. 2631 УК РФ были включены новые квалифицирующие признаки – несоблюдение требований по соблюдению либо обеспечению транс-портной безопасности, совершенные группой лиц по предварительному сговору (часть 3, максимальное наказание – до 7 лет лишения свободы с лишением пра-ва занимать определенные должности или заниматься определенной деятельно-стью на срок до трех лет или без такового) либо организованной группой (ч. 4, минимальное наказание – лишение свободы на срок от пяти до восьми лет).

Вместе с тем статистические данные, обобщенные Судебным Департамен-том при Верховном Суде Российской Федерации, свидетельствуют о скудности практики осуждения лиц по анализируемой статье. В первом полугодии 2016 года по результатам рассмотрения 2 уголовных дел о преступлениях, пре-дусмотренных ст. 2631 УК РФ, осуждено 2 лица (по ч. 1 ст. 2631 УК РФ – 1, уголовное дело прекращено в связи с примирением с потерпевшим; по ч. 2 ст. 2631 УК РФ – 1, уголовное дело прекращено в связи с изданием акта об ам-нистии); в 2015 г. – по результатам рассмотрения 2 уголовных дел осуждено 2 лица (по ч. 1 ст. 2631 УК РФ – 2, обоим назначено наказание в виде обяза-

244

тельных работ); в 2014 г. по результатам рассмотрения 2 уголовных дел осуж-дено 2 лица (по ч. 1 ст. 2631 УК РФ – 1, назначено наказание в виде штрафа; по ч. 2 ст. 2631 УК РФ – 1, назначено лишение свободы, не превышающее 2 лет); в 2013 г. – по результатам рассмотрения 2 уголовных дел осуждено 2 лица (по ч. 3 ст. 263.1 УК РФ – 2, обоим назначено наказание в виде лишения свобо-ды, не превышающее 1 года); в 2011 и 2012 гг. судебные постановления по та-ким делам не выносились [3].

Исходя из вышеизложенного, сложно ответить на вопрос о том, способст-вует ли ужесточение уголовных наказаний предупреждению данной категории общественно-опасных деяний. Соответственно, пока правоприменительная практика по данному составу наработана не будет, дать объективную оценку результативности такого метода вряд ли возможно. Помимо прочего, он не за-трагивает вопросы выявления и устранения причин и условий, способствующих совершению преступлений в анализируемой сфере. В этой связи, в настоящее время наряду с ужесточением наказаний правоприменителю необходимо сосре-доточиться также на методе предупреждения угроз транспортной безопасности, на что, в целом, и ориентирует современная уголовная политика либерализации уголовной ответственности, в том числе приоритета уголовных наказаний, не связанных с изоляцией от общества [7, с. 8–9; 8, с. 195].

Следует отметить, что названный метод имеет непосредственную связь с профилактикой административно-наказуемых проступков и способствует пре-венции транспортных происшествий в целом. При этом грань между преступ-лением и происшествием, а также между преступлением и проступком в этой сфере весьма подвижна [11, c. 238]. Метод предупреждения преступлений включает в себя общесоциальную, специальную и раннюю профилактику [1, c. 459].

Представляется, что именно ранняя профилактика, является наиболее дей-ственной при обеспечении защищенности транспортного комплекса. При этом следует осуществлять ее в комплексе по нескольким равнозначным векторам, учитывающим многообразие угроз транспортной безопасности. При ее осуще-ствлении в социальных группах, школах, профильных сузах, вузах, спортивных секциях, клубах по интересам необходимо формировать правосознание граж-дан, непринятие ими возможности допуска девиантного поведения, выражен-ному как в преступном, так и в ином противоправном поведении на объектах транспортной инфраструктуры. Следует повышать уровень транспортной куль-туры населения, которая определяется как система знаний о специфических и самобытных формах жизни и деятельности человека, социальных групп, обще-ства по удовлетворению их потребностей в осуществлении вещественного, энергетического, информационного, социального обмена и соответствующие умения и навыки транспортной среды, организации жизнедеятельности и транспортировки в ней, проявляющиеся в условиях необходимых и максималь-но возможных уровней безопасности и комфортности транспортных процессов и всех его участников с наименьшим ущербом для окружающей среды [12, c. 292].

245

В части профилактики преступлений, связанных с неисполнением специ-альными субъектами требований в области транспортной безопасности, следует уделять повышенное внимание подготовке квалифицированных кадров, фор-мируя у них высокий уровень правосознания, дисциплины и ответственности. Необходим жесткий отбор сотрудников, не только претендующих на должно-сти операторов объектов транспортной инфраструктуры и транспортных средств, но и должности, связанные с обеспечением транспортной безопасно-сти. При этом необходимо учитывать опыт, морально-психологические и воле-вые качества.

Вместе с тем Модельный кодекс СНГ «О безопасности на транспорте», ут-вержденный постановлением 29-го пленарного заседания Межпарламентской Ассамблеи государств-участников СНГ от 31 октября 2007 г. (далее – Модель-ный кодекс СНГ «О безопасности на транспорте»), закрепляет общие посылы кадровой политики при обеспечении безопасности на транспорте.

Так, согласно ст. 11 названного Кодекса для необходимой подготовки кад-ров, отвечающих за обеспечение безопасности на транспорте, уполномоченный орган исполнительной власти государства-участника СНГ формирует перечень специальностей, требуемых для обеспечения безопасности на различных видах транспорта, а также разрабатывает образовательные стандарты и нормативы по данным специальностям, вносит предложения в специально уполномоченный орган страны-участницы СНГ по формированию государственного заказа на подготовку соответствующих специалистов. Сотрудники служб безопасности транспортных объектов должны иметь квалификацию, соответствующую тре-бованиям к данной специальности, которую должны подтверждать и повышать не реже чем один раз в два года [9, c. 106].

Результативность профилактики анализируемой категории преступлений за-висит от качества уголовно-правового прогнозирования [5, c. 72–73]. При его осу-ществлении повышенное внимание следует уделять изучению мотива совершения транспортных правонарушений. Так, в одном случае люди могут нарушать специ-альные правила неосторожно (не понял их содержания, забыл и т. п.), в другом – они пренебрегают ими умышленно. Мотивы последних схожи с хулиганскими по-буждениями, выражающимися в явном неуважении к обществу [4, c. 56–57].

С учетом изложенного, при планировании и осуществлении профилакти-ческой деятельности в области транспортной безопасности компетентные орга-ны должны детально изучать данные о личности преступников, ранее совер-шенные ими криминальные деяния, предшествующее предпреступное поведе-ние, выраженное в административных правонарушениях и грубых дисциплинарных проступках, формы их вины, системность допущения, а также совокупность причин и условий, им способствовавших.

В литературе встречаются мнения авторов, подчеркивающих его важность [6, c. 541–542]. С нашей точки зрения он действительно является наиболее эф-фективным для противодействия угрозам транспортной безопасности, так как позволяет формировать инструментарий предупреждения различных их видов (как внутренних, так и внешних). То есть в случае невозможности достижения

246

целей профилактики преступности, в отношении такого контингента целесооб-разно использовать метод ужесточения наказания, обеспечивая его неотврати-мость по каждому факту совершения преступления.

Кроме того, должна быть повышена ответственность и для самих субъектов профилактики. Например, при регистрации нескольких преступлений в области транспортной безопасности на соответствующей территории, следует в обяза-тельном порядке рассматривать вопрос о привлечении к дисциплинарной ответст-венности как исполнителей, так и руководителей органов профилактики, а также должностных лиц субъектов транспортной инфраструктуры, активно использо-вать систему депремирования, ввести административную ответственность за не-принятие необходимых мер профилактики, перечень и периодичность которых возможно определить как законодательно (на федеральном, региональном и му-ниципальном уровне), так и в ведомственных актах [10, c. 216–220].

Список литературы 1. Аванесов Г. А. Криминология и социальная профилактика. М., 1980.

459 с. 2. Гыскэ А. В. Теоретико-методологические аспекты обеспечения общест-

венной безопасности Российской Федерации. М., 2000. 165 с. 3. Данные судебной статистики Судебного Департамента при Верховном

Суде РФ. Режим доступа : http://www.cdep.ru/index.php?id=79 (дата обращения: 19.01.2017).

4. Демчук С. Д. Противодействие неосторожному отклоняющемуся пове-дению в сфере источников повышенной опасности // Юридическая наука и пра-воохранительная практика. 2013 № 3. С. 56–57.

5. Клейменов М. П. Уголовно-правовое прогнозирование и его роль в борь-бе с преступностью. Омск, 1989. 100 с.

6. Криминология : учебник для вузов / под общ. ред. А. И. Долговой. М., 2007. 848 с.

7. Лапшин В. Ф. Совершенствование уголовного законодательства в усло-виях либерализации уголовной политики России // Вестник института: престу-пление, наказание, исправление. 2010. № 10. С. 8–12.

8. Лапшин В. Ф. Гуманизация современной уголовной политики России и дифференциация уголовной ответственности: проблемы и противоречия // Юридическая наука и практика : Вестник Нижегородской академии МВД Рос-сии. 2010. № 2. С. 194–197.

9. Остапец О. Г. Административно-правовые аспекты обеспечения транс-портной безопасности в современной России // Вестник Приволжского инсти-тута управления. 2011. № 1. С. 105–110.

10. Рязанов Н. С. К вопросу эффективности борьбы с организованными формами преступной деятельности через ужесточение уголовной ответственно-сти // Вестник Омского университета. Серия «Право». 2015. № 1. С. 216–220.

11. Соляной А. В. Предупреждение дорожно-транспортных преступле-ний // Актуальные проблемы российского права. 2011. № 1. С. 236–239.

247

12. Якупов А. М. Транспортная культура и безопасность жизнедеятельно-сти в транспортной среде // Современные проблемы транспортного комплекса России. 2012. № 2. С. 286–295.

УДК 343.825 22 Владимир Николаевич Сафонов, кандидат юридических наук, доцент,

доцент кафедры уголовного права (Северо-Западный филиал

Российского государственного университета правосудия), e-mail: svn205@gmail.com

СОЦИАЛЬНО-ПРАВОВЫЕ РОЛИ

РЕЛИГИОЗНОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ В МЕСТАХ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ Аннотация: на основании использования результатов специальных ис-

следований в области пенитенциарной психологии, публикаций священно-служителей, специалистов в области уголовно-исполнительного пра-ва,изучения материалов судебной практики по делам о доведении до само-убийства в местах лишения свободы в статье делается вывод о многофакторной роли богослужения в учреждениях уголовно-исполнительной системы.Автор считает,чтобогослужение в местах лишения свободы нуждается в осмыслении его возможностей, ролей и социально-правовых мерах обеспечения.

Ключевые слова: духовность, исправительные учреждения, наказа-ние, религия, ресоциализация, тюремное богослужение, пенитенциарная психология, пенитенциарная педагогика, психологическая помощь, суицид.

23 Vladimir Nikolaevich Safonov, candidate of juridical sciences,associate professor,

associate professor at the department of criminal law (Northwestern affiliate of Russian state university of justice),

e-mail: svn205@gmail.com

SOCIO-LEGAL ROLES OF RELIGIOUS INFLUENCE IN PLACES OF IMPRISONMENT

Abstract: оn the basis of special scientific results in the sphere of

penitentiary psychology, priest's publications, experts in the field of penal law, materials of litigation practice concerning incitement to suicide in prison the author concludes about multifactor role of prison liturgy in the places of

                                                            

© Сафонов В. Н., 2017 © Safonov V. N., 2017

248

imprisonment. The author considers that prison liturgy needs comprehension of its opportunities, role and socio-legal ensure measures.

Keywords: spirituality, correctional facilities, punishment, religion, resocialization, prison liturgy, penitentiary psychology, penitentiary pedagogics, psychological support, suicide. В научной литературе последних лет бытует мнениео неэффективности

уголовного наказания как одной из предпосылок роста преступности или недо-пустимо высокого ее уровня. При этом авторы заявляют как о кризисе уголов-ного наказания [6, с. 46–53], так и о неудовлетворительности современной уго-ловной политики в целом [11, с. 194–195]. Выход из сложившейся ситуации связывают с предложением отказа государства от монополии наказания [6, с. 46–53], определением четырех основных парадигм противодействия пре-ступности (психолого-воспитательная, социальная, репрессивная, реститутив-ная) [16, с. 242],а то и с принятием нового уголовного кодекса [11, с. 46–59].

При всех подходах противодействия преступности учитывается, что кри-миногенная личность относится к факторам воспроизводства преступности [15, с. 46–61]. Не потому ли в последние годы криминалисты все чаще и с боль-шим интересом обращаются к исследованию криминогенной личности, причем к той, которая содержится в местах лишения свободы (далее – МЛС)?

В рамках российской действительности интерес подогревает возвращение тюремного богослужения в исправительную практику. Именно возвращение, так как в дооктябрьский период в России церковь и государство накопили бога-тый многовековой опыт такого сотрудничества.

Призыв Иисуса Христа к духовному окормлению узников: «… в темнице был, и вы пришли ко Мне» (Мф. 25, 36) стал для христиан непреложным осно-ванием для совершения христианского служения в тюрьмах. По мере распро-странения христианствау всех народов, принявших новую веру, попечение о заключенных помимо прочего (защита угнетенных и слабых, забота о неиму-щих, больных, увечных, престарелых и сиротах) традиционно вверялось пред-ставителям церкви. Тюремное богослужение прошло эволюционный путь раз-вития во многих странах и приобрело богатый опыт. Не стала исключением и Россия, где забота о нищих, больных и заключенных также первоначально на-ходилась в руках духовенства. По праву, данному церкви Уставом св. Влади-мира о церковных судах в начале XI в., а также в соответствие с греческими номоканонами, в ведении церкви находились богадельни, странноприимные дома и все люди больные и увечные, забота о которых вручалась епископам.

Лишь с конца XVII в. государство начинает принимать самое активное уча-стие в заботе над больными и увечными людьми, а также заводить исправитель-ные и смирительные дома. Со времени Петра I общественное призрение было окончательно изъято из ведения духовенства и перешло в ведомство правительст-ва, утратив первоначальный характер частной благотворительности. Как наказа-ние тюрьма в России стала применяться только с 1550 г. Лишение свободы по Су-дебнику царя Ивана Васильевича назначается в форме заключения в тюрьму вре-менно «до государева указа», или пожизненно «на смерть» [3, с. 423].

249

Особое место среди исправительных заведений России занимали мона-стырские тюрьмы. Последние существовали с давних пор при некоторых из монастырей Русской православной церкви (далее – РПЦ).

В России история тюремного попечительства начинается со времени правления императора Александра I, когда в 1816 г. было учреждено «Чело-веколюбивое Общество». Задачи «Общества» были сформулированы в ут-вержденных императором в 1819 г. «Правилах для Попечительного Общест-ва о тюрьмах», среди которых назывались: нравственное исправление содер-жащихся преступников, улучшение состояния заключенных, постоянный надзор за ними, «снабжение книгами Священного Писания» и ряд других. С этого периода идо 1917 г. в тюрьмах повсеместно сооружались церкви, а в штат тюрьмы с 1887 г. были введены священники, прежде всего для «нравст-венного исправления преступников и наставления их в правилах христиан-ского благочестия» [14, с. 43–45].

В дальнейшем тюремные священнослужители, по существу, находились в «двойном подчинении». Их обязанности вытекали из Устава о содержащихся под стражей (1890 г.). Священник тюремной церкви, находясь в ведении духов-ного начальства на общем основании, в то же время в отношении всех своих обязанностей по тюрьме состоял в непосредственном подчинении начальнику. При этом священник нес троякого рода обязанности: в отношении тюремной церкви, тюремной школы и заключенных в тюрьме. В частности, священник тюремной церкви должен был как можно чаще совершать богослужения и тре-бы, часто произносить увещания и наставления, стараясь ознакомиться с нрав-ственным состоянием каждого заключенного. На него возлагалось обучение За-кону Божьему и церковному пению арестантов. Он наблюдал за хранением тю-ремной библиотеки и выдачей книг для чтения. Особенное внимание он был обязан уделять посещению больных арестантов, оказанию им религиозного утешения, христианскому напутствию умирающим, приготовлению заключен-ных к таинствам исповеди и причастия. В то же время священник обязан был внушать заключенным, что они не могут рассчитывать на получение с его по-мощью от тюремного начальства каких-либо материальных льгот и выгод [14, с. 43–45].

Несложно заметить, что пастырское окормление заключенных объектом своего воздействия имело, прежде всего, духовно-нравственную сферу челове-ка, а целями – облегчение страдания человека, попавшего в сложные жизнен-ные обстоятельства, обретение достойного места в координатах духовности и нравственности, помощь в обретении жизненного смысла, осуществление права на вероисповедание и другое.

В современной историко-правовой литературе отмечается, что в России отношения между РПЦ и уголовно-исполнительной системой (далее – УИС) за-висели от процессов государственного развития России. Исходя из этого крите-рия, выделяют пять исторических периодов:1)формирование и развитие отече-ственнойсистемы уголовных наказаний с момента образования Древнерусского государства: с IX в. поXVIII в.; 2) эволюция уголовно-исполнительной полити-

250

ки в XIX в.–начале XX в.; 3) уголовно-исполнительная политика Временного правительства (февраль–октябрь 1917 гг.); 4) запрет церковного служения в МЛС и усиленный контроль над церковными учреждениями (октябрь 1917–1987 гг.); 5) политика провозглашения деятельности РПЦ как основного элемента перевоспитания и социальной адаптации осужденных (с октября 1989 г. по настоящее время).

Правовыми основаниями духовного окормления и религиозно-нравственного просвещения в учреждениях пенитенциарной системы сейчас являются: ст. 28 Конституции РФ, гарантирующая свободу совести и исповеда-ния, ст. 14 Уголовно-исполнительного кодекса РФ, Федеральный закон от 19 сентября 1997 г. № 125-ФЗ «О свободе совести и религиозных объединени-ях»,Федеральный закон от 21 мая 2008 г. № 76-ФЗ «Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и о со-действии лицам, находящимся в местах принудительного содержания» и др.

В настоящее время реализуется эксперимент по включению в штат испра-вительных учреждений территориальных органов ФСИН России священнослу-жителей. По состоянию на декабрь 2014 г. в учреждениях ФСИН России функ-ционировал 581 храм, из них 517 храмов РПЦ; действовало 786 молитвенных комнат, в том числеи 453 для представителей РПЦ [12, с. 35–36]. Сотрудниче-ство с учреждениями УИС религиозных организаций, представляющих ислам, хотя не отличается столь внушительными цифрами по понятным причинам, но, по мнению ряда авторов,не менее активно и эффективно. Так, например, обсто-ят дела в Чеченской Республике. На территории Республики Башкортостан дей-ствует 21 учреждение ФСИН, в 11 из них действуют молельные комнаты, а в трех с лимитом содержания 1000 и более осужденных одновременно действуют мечеть и православный храм [7, с. 98–101].

Анализ источников показывает наличие интереса представителей научной мысли различных направлений к богослужению в условиях УИС. Роль религиоз-ных организаций иногда незаслуженно сужается целями исправления осужденных [17, с. 26–29]. Многофакторный подходк пониманию религиозного служения в уч-реждениях пенитенциарной системы (значимость, множество личностных сфер, на которое оно распространяется, обширность аудитории и др.) позволяет выделить наиболее общие и частные его ролив целях обеспечения индивидуализации и эф-фективности воздействия. Наиболее общие связаны с: ожиданиями духовного и нравственного порядка, осуществлением осужденными своего права на свободу со-вести и вероисповедания, исправлением осужденных, религиозным просвещением, ресоциализацией осужденных, в особенности – освобождающихся из МЛС.

Изучение судебной практики по уголовным делам о доведении до само-убийства, исследования в области пенитенциарной педагогики, пенитенциар-ной психологии и суицидологии, уголовно-исполнительного права позволяют выделить частные роли тюремного служения. Речь идет об объединении усилий представителей религиозных организаций, служащих учреждений УИС, обще-ственных организаций, направленных на: предупреждение суицидов и доведе-ний до самоубийств [10, с. 181–188]; поддержание, сохранение и восстановле-

251

ние психического и духовного здоровья лиц, отбывающих уголовные наказания [9, с. 25–29]; противодействие религиозному экстремизму; исключение или хотя бы минимизацию противостояния осужденных(или их части) и сотрудников УИС; противодействиекриминальным организациям осужденных в местах лишения свободы [5, с. 123–128]; продуманную в педагогическом отношении организацию воспитания и обучения в условиях лишения свободы [2, с. 107–111] и др.

Впрочем, это деление довольно условно. Как можно рассчитывать на ми-нимизацию суицидов и доведений до самоубийств, столь характерных для уч-реждений УИС, игнорируя духовно-нравственную сферу осужденного? Может ли общество рассчитывать на успешное противодействие религиозному экс-тремизму без религиозного «ликбеза»? Конечно, нет. Ко времени постсоветско-го возвращения религии к богослужению в МЛС, нередкими стали: терроризм, в том числе и по религиозным мотивам, религиозный экстремизм, сектантство. По атеистической инерции, доставшейся в наследство от воинствующего мате-риализма, многие люди путались в своем отношении к церкви и ее социальной роли, в вопросе о соотношении вероучений с экстремистско-религиозными де-виациями. В обществе возник запрос на правовое значение вероучений. Ученые ответили своевременными исследованиями, выводы которых однозначны, в ча-стности: духовные источники мировых религий содержат запреты общественно опасного поведения, что способствует воспитанию законопослушных граждан не только среди приверженцев таких учений, но и среди населения в целом [8, с. 11–14]. Результаты подобных исследований выбивают почву из под ног религиозного экстремизма, служат просвещению в этой сфере.

Таким образом, осужденные, находящиеся в МЛС, остро относятся к катего-риям «свой» и «чужой». Не окажется ли так, что, поддавшись «головокружению от успехов» и согласившись на «двойное подчинение» (вспомним опыт зачисления священнослужителей в штат учреждений УИС), представители религии окажутся чужими для тех, из-за которых они возвратились в МЛС к столь нужной практике духовного окормления? Не возникнет ли как результат разочарования и недоверия сленговый термин– «государственный священник»,наподобие невнятного– «госу-дарственный адвокат» (адвокат по назначению)?Не стоит ли ограничиться доста-точными организационно-технической и юридической сторонами сотрудничества, не связанными со смешением штатных расписаний?

Специфика среды требует специальной подготовки (психология, право) представителей богослужения. Нередко в МЛС содержатся очень сильные лич-ности. Иначе как объяснить те факты, когда следователь передает в СИЗО аре-стованному пистолет (вспомним «дуэт» следователя Н. Воронцовой и аресто-ванного за бандитизм С. Мадуева), или когда сотрудники УИС передают под-следственным и осужденным наркотики? Мы разделяем доводы исследователей, считающих необходимым разграничение компетенций между религиозными ор-ганизациями и учреждениями УИС в рассматриваемой области [9, c. 25–29]. Это призвано освободить стороны от навязывания несвойственных им функций и ис-ключить взаимное перекладывание ответственности за конечный результат ис-правительно-воспитательной деятельности в условиях УИС.

252

Список литературы 1. Васильева С. А. К вопросу о формировании гуманистических основ пе-

нитенциарной педагогики // Прикладная юридическая психология. 2015. № 3. С. 107–111.

2. Воскобойников Н. Я. Материалы по истории призрения бедных и не-имущих в России // Тюремный Вестник. 1893. № 10. С. 420–426.

3. Гилинский Я. И. Кризис системы уголовных наказаний // Социологиче-ские исследования. 1999. № 4. С. 72–78.

4. Гришин Д. А., Кутякин С. А., Напханенко И. П. Духовные и нравствен-ные аспекты противодействия криминальной организации осужденных в ис-правительных учреждениях уголовно-исполнительной системы России // Фило-софия права. 2016. № 4. С. 123–128.

5. Дикаев С. У. Некоторые вопросы современной наказательной политики России // Вестник экономики, права и социологии. 2008. № 2. С. 46–53.

6. Исаев М. Х. О роли религии в предупреждении преступности в Чечен-ской Республике // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2010. № 4. С. 98–101.

7. Касторский Г. Л. Уголовно-правовой и криминологический анализ ис-пользования концепций мировых религий в противодействии преступному по-ведению : автореф. дис. … д-ра юрид. наук. СПб., 2002. 42 с.

8. Кириллова Т. В. Моделирование отношений пенитенциарной системы и русской православной церкви как социальных субъектов общества // Уголовно-исполнительное право. 2015. № 2. С. 25–29.

9. Кондрашова Е. Особенности воспитательной и психологической работы с осужденными склонными к суициду // Социальные отношения : науч. жур-нал. 2016. № 2. С. 181–188.

10. Коробеев А. И. Уголовно-правовая политика современной России: про-блемы пенализации и депенализации // Закон. 2015. № 8. С. 46–59.

11. Лапшин В. Ф. Гуманизация современной уголовной политики России и дифференциация уголовной ответственности: проблемы и противоречия // Юридическая наука и практика : Вестник Нижегородской академии МВД Рос-сии. 2010. № 2. С. 194–197.

12. Маракулин Д. А. Реализация осужденными, отбывающими наказание в местах лишения свободы, права на свободу совести и свободу вероисповедания в Российской Федерации // Актуальные проблемы борьбы с преступлениями и другими правонарушениями. 2015. № 13-2. С. 35–36.

13. Рогач В. Г. Психология переживаний у осужденных к длительным сро-кам лишения свободы на разных этапах отбытия наказания // Вестник институ-та: преступление, наказание, исправление. 2014. № 4. С. 70–75.

14. Скоморох О. Тюремное служение русской православной церкви в мес-тах лишения свободы: история и современное состояние // Уголовно-исполнительное право.2010. № 2. С. 43–45.

15. Шестаков Д. А. Введение в криминологию семейных отношений. Л., 1980. С. 46–61.

253

16. Шестаков Д. А. Криминология : учебник. СПб., 2000. 242 с. 17. Яворский М. А. Роль религиозных объединений в механизме исправле-

ния осужденных // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. 2014. № 2. С. 26–29.

УДК 343.9.01 24 Данило Александрович Трубицын,

прокурор отдела по надзору за уголовно-процессуальной и оперативно-розыскной деятельностью прокуратуры

Ямало-Ненецкого автономного округа, e-mail: trubitsin_s@mail.ru

НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПРОФИЛАКТИКИ

РЕГИОНАЛЬНОЙ ПРЕСТУПНОСТИ Аннотация: в работе обозначены проблемы проведения специально-

криминологической и индивидуальной профилактики противоправного пове-дения на региональном уровне. Проанализированы недостатки организации профилактики преступности среди народов Севера России, проживающих на территории Ямало-ненецкого автономного округа. Сформулированы предло-жения по совершенствованию профилактической деятельности в данном ре-гионе Российской Федерации.

Ключевые слова: региональная профилактика преступности, малочис-ленные народы Севера, этническая преступность, субъекты профилактиче-ской деятельности, причины и условия региональной преступности.

25 Danilo Aleksandrovich Trubitsyn, prosecutor of the department for criminally-remedial

and operational activity of prosecution service of Yamal-Nenets Autonomous District,

e-mail: trubitsin_s@mail.ru

SOME PROBLEMS OF WORK PROACTIVELY TO CRIMINALITY AT THE REGIONAL LEVEL

Abstract: the problems of special criminological and individual prevention of

unlawful behavior at the regional level are outlined in the work. The shortcomings of the organization of crime prevention among the peoples of the North of Russia living on the territory of the Yamal-Nenets Autonomous District are analyzed. Proposals on improving preventive activities in the given region of the Russian Federation are formulated.

                                                            

© Трубицын Д. А., 2017 © Trubitsyn D. A., 2017

254

Keywords: regional crime prevention, small peoples of the North, ethnic crime, subjects of preventive activities, causes and conditions of regional crime. Значение регионального изучения преступности продиктовано необходимо-

стью принятия и разработки территориальными правоохранительными органами программ специально-криминологического и индивидуального предупреждения преступности в масштабе субъекта Российской Федерации. Обращая внимание на эту проблему, А. И. Долгова пишет, что «социально-территориальная характеристи-ка преступности – один из важных аспектов криминологического исследования. Со-держание регионального фактора далеко не исчерпывается его географическими особенностями при всем том, что природно-климатические и другие условия оказы-вают существенное влияние на жизнедеятельность людей» [3, с. 10]. Кроме этого, разработка задач регионального изучения преступности позволит решить ряд более масштабных криминологических проблем, связанных с повышением адаптивного потенциала превентивной деятельности. В этом контексте Д. В. Бахарев акцентиру-ет внимание на том, что «познание закономерностей функционирования территори-альных систем регионального уровня можно осуществлять на основе анализа и оценки факторов пространственного развития социально-экономических процессов. Выявление же и последующее использование закономерностей функционирования таких общностей будет представлять собой одно из направлений исследования при-чинного комплекса преступности посредством изучения закономерностей формиро-вания территориальных различий показателей преступности» [1, с. 13].

Одним из направлений регионального изучения преступности и вопросов ее профилактики является выявление причин, вследствие которых преступ-ность распространяется среди коренных малочисленных народов Крайнего Се-вера, а также разработка комплекса мер, направленных на ее нивелирование. Однако, несмотря на то, что представители этих народов проживают в 28 субъ-ектах РФ, вопросы профилактики преступности данного вида не нашли в кри-минологической литературе своего отражения [3, с. 10].

Вместе с тем, преступность коренных малочисленных народов Крайнего Се-вера и вопросы ее детерминации имеют свои атрибутивные признаки, которые, на-пример, не типичны для преступности национальных или социальных групп про-живающих в иных субъектах России. Это обстоятельство диктует необходимость учета данных особенностей при формировании системы профилактики региональ-ного значения. Так, на территории Ямало-Ненецкого автономного округа прожива-ет 41 249 лиц [6], которые в соответствии с Постановлением Правительства РФ от 24 марта 2000 г. № 255 «О Едином перечне коренных малочисленных народов Рос-сийской Федерации» отнесены к числу малочисленных народов и составляют 7 % от всего числа граждан, проживающих в округе. Ежегодно представителями данной этнической общности совершается не менее 8–9% от общего количества зарегист-рированных преступлений на территории округа преступлений, что актуализирует вопросы профилактики преступности в этой национальной среде.

В настоящее время мы можем наблюдать устойчивую положительную ди-намику преступности коренных малочисленных народов Севера. При этом име-

255

ет место увеличение доли тяжких и особо тяжких преступлений, рост показате-лей рецидивной преступности представителей данной социальной группы и иные социально-негативные факты. Все это свидетельствует об имеющихся не-достатках в организации предупреждения преступности, обуславливает необ-ходимость их устранения, а также поиска и практической апробации новых способов повышения эффективности индивидуальной профилактики.

В территориальных ОВД осуществление мер по предупреждению пре-ступного поведения, в основном, возложено на подразделения полиции обще-ственной безопасности, в том числе на участковых инспекторов. В ходе осуще-ствления служебной деятельности участковый уполномоченный полиции обя-зан: проводить профилактическую работу с гражданами, состоящими на профилактическом учете; участвовать в осуществлении контроля за соблюде-нием лицами, освобожденными из мест лишения свободы, установленных для них судом в соответствии с Федеральным законом от 6 апреля 2011 г. № 64-ФЗ «Об административном надзоре за лицами, освобожденными из мест лишения свободы» запретов и ограничений; ежедневно осуществлять профилактический обход участка.

В свою очередь, в соответствии с п. 66 Приказа Министерства внутренних дел Российской Федерации от 31 декабря 2012 г. № 1166, индивидуальная про-филактическая работа участкового уполномоченного осуществляется путем проведения профилактических бесед с лицами, состоящими на профилактиче-ском учете; наблюдения за поведением лиц, состоящих на профилактическом учете, их образом жизни, кругом общения; применения мер административного принуждения к лицам, состоящим на профилактических учетах и нарушающим законодательство РФ. При этом необходимо иметь в виду, что такая работа должна иметь систематический характер, «как показывает практика фрагмен-тарность встреч с лицом, в отношении которого проводится профилактика, ощутимых результатов не приносит. Чтобы добиться желаемых результатов, надо заранее быть готовым к длительному общению» [2, с. 210].

Малочисленные народы, проживающие в Ямало-Ненецком автономном округе, применительно к целям профилактики, условно можно разделить на 2 категории: лица из числа КМНС, проживающие в городах и поселках, не осу-ществляющие традиционной хозяйственной деятельности; лица из числа КМНС, постоянно занятые в сфере народных промыслов, проживающие в тун-дровой местности. Своевременность, последовательность и реальность преду-преждения индивидуального преступного поведения, осуществляемая сотруд-никами полиции и другими субъектами профилактики, в отношении лиц, про-живающих в населенных пунктах с постоянной дислокацией участкового уполномоченного или иных сотрудников правоохранительных органов, не вы-зывает сложностей. Это связано как с возможностью посещения сотрудником полиции профилактируемого, так и с вызовом данного лица для проведения бе-сед в орган внутренних дел.

Реализация участковым уполномоченным мер по предупреждению индиви-дуального преступного поведения в отношении коренного населения, проживаю-

256

щего в тундровой местности, претерпевает затруднения, что в определенной сте-пени снижает ее эффективность. Для масштабирования существующих проблем индивидуальной профилактики в отношении тундрового населения необходимо иметь ввиду территориальные особенности региона. «Ямало-Ненецкий автоном-ный округ занимает площадь более 750 000 кв.км. что в полтора раза превышает территорию Франции. Самая северная материковая точка автономного округа на-ходится в 800 км от Северного Полярного круга, за пределами которого находится более 50 % всей территории Ямало-Ненецкого автономного округа» [5].

Из указанной информации можно сделать вывод, что осуществление преду-преждения индивидуального преступного поведения в отношении лиц коренных национальностей, занимающихся национальными промыслами, отягощено про-блемой территориальной удаленности. В силу традиционного жизненного уклада аборигенов Севера, национальные поселки и стойбища, как правило, не значи-тельны по численности населения, расположены на большом отдалении друг от друга, в местах промысла рыбы или кормовых оленьих пастбищ. Это, с точки зре-ния рационального использования сил и средств органов внутренних дел, не по-зволяет обеспечить в каждом из них постоянную дислокацию участкового упол-номоченного полиции. Поэтому профилактические меры сотрудниками полиции осуществляются эпизодически, в ходе проведения рейдов и доследственных про-верок по сообщениям об особо тяжких преступлениях, требующих личного посе-щения национальных поселений. Кроме этого, в силу удаленности, посещение ря-да поселений возможно лишь с использованием воздушного транспорта, что так-же требует значительных материальных вложений. Несмотря на наличие существенных сложностей осуществления индивидуальной профилактики пре-ступности среди коренных малочисленных народов Севера, можно предложить ряд практических мер, направленных на повышение эффективности профилакти-ческой деятельности в рассматриваемой социальной группе. К примеру, в Россий-ской Федерации возрождаются процессы привлечения к осуществлению профи-лактической деятельности общественных институтов гражданского общества. Как отмечает А. Л. Ковалев: «поиск эффективных путей и методов противодействия преступности на протяжении многих десятилетий остается для России одной из наиболее острых и пока нерешенных проблем. При этом несомненно, что органи-зация предупреждения преступлений должна основываться на взаимодействии общих и специальных субъектов на всех административно-территориальных уровнях профилактики» [4, с. 3].

В регионах России такое содействие общественности осуществляется в разных формах: от посещения трудных подростков членами общественных патриотических движений до привлечения сотрудников частных охранных предприятий к патрулированию улиц совместно с сотрудниками полиции. Та-кие меры специально-криминологической и индивидуальной профилактики имеют свой положительный эффект в вопросах предупреждения противоправ-ного поведения. Применительно к преступности коренных малочисленных на-родов Севера, особенно той их части, которая проживает в тундре, использова-ние таких форм привлечения общественности вряд ли возможно. В этой ситуа-

257

ции органам внутренних дел и другим субъектам индивидуальной профилакти-ки необходимо активнее вовлекать в организацию профилактики преступности, в том числе на индивидуальном уровне, представителей непосредственно самих коренных малочисленных народов Севера, имеющих устойчиво позитивную социальную направленность. С учетом того, что сотрудники органов правоох-раны присутствуют не во всех национальных поселках и стойбищах, привлече-ние указанных лиц к профилактической деятельности позволит устранить оп-ределенную пробельность в ее организации и более оперативно реагировать на нарушения закона, еще до того момента, когда о таких фактах сотрудникам по-лиции станет известно из других источников. И, безусловно, степень доверия тундрового населения к давно знакомым, известным представителям своей со-циальной группы лицам гораздо выше, чем к сотрудникам официальной власти, что также не может положительно не сказаться на повышения эффективности профилактической деятельности, осуществляемой именно в этой форме. Зако-нодательно такое участие представителей коренных малочисленных народов Крайнего Севера в профилактике противоправного поведения лиц своей соци-ально группы возможна в силу п. 4 ч. 1 ст. 2 Федерального закона от 23 июня 2016 г. № 182-ФЗ «Об основах системы профилактики правонарушений в Рос-сийской Федерации», путем отнесения таких граждан к лицам, участвующим в профилактике правонарушений и формирование с их участием общественных объединений профилактической направленности.

Таким образом, недостатки, существующие при организации профилакти-ки преступности коренных малочисленных народов Крайнего Севера, не только в Ямало-Ненецком автономном округе, но и других субъектах их проживания, должны устраняться, в том числе, путем апробации и внедрения новых подхо-дов к ее организации, привлечения общественности, что может повысить ее эффективность, в определенной степени нивелировав проблему территориаль-ной и пространственной удаленности.

Список литературы 1. Бахарев Д. В. Пространственный анализ причинного комплекса пре-

ступности: история, теория, методы, практика : автореф. дис. … д-ра юрид. на-ук. Екатеринбург, 2016. 51 с.

2. Гаспарян В. А. Отдельные вопросы профилактики семейно-бытовых право-нарушений в деятельности участкового уполномоченного полиции // Актуальные проблемы современного российского права : материалы 7 Междунар. науч.-практ. конф. (Невинномысск, 21-22 мая 2015 г.). Невинномысск, 2015. Ч. 1. С. 208–210.

3. Криминологические проблемы регионов Крайнего Севера России / под ред. А. И. Долговой. М., 2015. 245 с.

4. Ковалев А. Л. Криминологическая профилактика преступлений, осуще-ствляемая на уровне муниципальных образований : автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2011. 27 с.

5. Сайт Губернатора Ямало-ненецкого автономного округа. Режим досту-па : http://www.kobilkin.ru (дата обращения: 12.01.2017).

258

6. Сайт Департамента по делам коренных малочисленных народов Севера. Режим доступа : http://dkmns.ru (дата обращения: 11.01.2017).

УДК 347.51 26 Александра Сергеевна Тунтула,

кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры гражданского и уголовного права и процесса

(Черноморский национальный университет им. П. Могилы), e-mail: astun92@rambler.ru

НОВАЯ ДОКТРИНА СУЩНОСТИ И СТРУКТУРЫ

АНТИКРИМИНАЛЬНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ И ЕЕ МЕСТО СРЕДИ ИНЫХ ВИДОВ ЮРИДИЧЕСКОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

Аннотация: в работе детально изложена сущность и структура анти-криминальной ответственности в контексте видового деления юридической ответственности. Раскрыта сущность и структура конституционной и других видов юридической ответственности. Рассмотрены базисные признаки анти-криминальной и других видов юридической ответственности. Представлена роль вины в качестве обязательного базисного основания для привлечения лица к карательно-воспитательной юридической ответственности.

Ключевые слова: структура антикриминальной ответственности, структура конституционной ответственности, административная ответствен-ность, дисциплинарная ответственность, гражданская ответственность, хо-зяйственная ответственность.

27 Aleksandra Sergeevna Tuntula,

candidate of legal sciences, assistant professor, assistant professor of the department of civil

and criminal law and procedure (Black Sea National University by P. Mogilyi),

e-mail: astun92@rambler.ru

THE NEW DOCTRINE OF ESSENCE AND STRUCTURE OF THE ANTICRIMINAL RESPONSIBILITY AND ITS PLACE

AMONG OTHER TYPES OF LEGAL RESPONSIBILITIES

Abstract: the paper is set out in detail the nature and structure of the anticriminal responsibility in the context of specific division of legal responsibility. Disclosed the essence and structure of the constitutional and other legal responsibilities. Сonsidered the basic features of the anti-crime and other types

                                                            

© Тунтула А. С., 2017 © Tuntula A. S., 2017

259

of legal responsibility. Presented the role of guilt as a mandatory basic foundation to attract persons to the punitive and educational legal responsibility.

Keywords: the anticriminal liability structure, the structure of the constitutional responsibility, an administrative responsibility, the disciplinary responsibility, the civic responsibility, the economical responsibility. Традиционное понимание антикриминальной ответственности, сводимое

лишь к наказаниям, в контексте разработанной Т. А. Коросташовой новой док-трины ступенчатого сущностного видового деления юридической ответствен-ности [1, с. 101–109; 2, с. 22–28] выглядит достаточно архаичным и дискусси-онным. Особенно это касается сущности и структуры юридической ответствен-ности. В этой связи нами разработана новая доктрина юридической ответственности, которая включает в себя совокупность видов негативного правового воздействия на правонарушителя, а именно:

1. Конституционная ответственность, сущность которой состоит в привле-чении виновного субъекта властных полномочий к:

1.1. Позитивной конституционной ответственности по устранению причин и условий, способствующих нарушению норм перспективного Конституцион-ного кодекса Украины.

1.2. Негативной конституционной ответственности по: 1.2.1. Установлению факта правомерности или неправомерности в контек-

сте определенной нормы Конституционного кодекса Украины деяния и (или) решения и (или) правового акта субъекта властных полномочий [2, с. 22].

1.2.2. Возбуждение в зависимости от сущности конституционных право-вых норм, которые не были соблюдены, административного, трудового, де-факто имущественно-договорного (гражданского) или де-юре имущественно-договорного (хозяйственного) судопроизводства для привлечения виновного лица к соответствующей:

1.2.2.1. Карательно-воспитательной ответственности соответствующего вида [2, с. 22–23].

1.2.2.2. Восстановительной и (или) сопутствующей ответственности, но только тогда или только в той части, в которой эти же виды юридической от-ветственности не могут быть реализованы эффективно и (или) рационально и (или) качественно в рамках конституционного судопроизводства.

1.2.3. Восстановительной конституционной ответственности по: 1.2.3.1. Отмене правового акта или решения субъекта властных полномочий либо за-прету деяний этих и иных социосубьектов, нарушающих определенную норму Конституционного кодекса Украины.

1.2.3.2. Возмещению потерпевшему социосубьекту (физическому или юридическому лицу, государству, межгосударственному образованию) физиче-ского, имущественного и первичного и вторичного морального вреда.

1.2.3.3. Иному восстановлению нарушенного правового статуса (прав, сво-бод, обязанностей, интересов) потерпевшего социосубьекта.

1.2.4. Сопутствующей конституционной ответственности, которая пред-ставляет собой отдельные виды позитивной конституционной ответственности,

260

которые не были реализованы вообще или в полном объеме до установления факта неправомерности в контексте норм Конституционного кодекса Украины деяния и (или) решения и (или) правового акта субъекта властных полномочий.

2. Антикриминальная ответственность (при причинении существенного и более физического и (или) имущественного и первичного или вторичного мо-рального вреда любым правоотношениям):

2.1. Позитивная антикриминальная ответственность (отдельные ее виды практически выступают в качестве негативной юридической ответственности, но концептуально следует стремиться к использованию их лишь в качестве по-зитивной юридической ответственности, которая призвана не допустить совер-шения криминального и иного правонарушения):

2.1.1. Лечение различных видов зависимости: 2.1.1.1. Обменнозависимости (алкоголизма, наркомании, токсикомании и т. д.). 2.1.1.2. Сексуальной зависимости, т.е. сексуального предпочтения (садиз-

ма, мазохизма, фетишизма, эксгибиционизма, гомосексуализма, лесбиянства, зоофилии, педофилии, геронтофилии, нарцисизма, вуайеризма. некрофилии и т. д.). [2, с. 23].

2.1.1.3. Психозависимости (виртуальнофилии, азартноигрофилии, фанато-игрофилии, шоуфанатофилии, националфилии, шовинистофилии, теофилии, сектантофилии т. д.).

2.1.2. Возмездное изъятие криминогенных объектов. 2.1.3. Устранение иных причин и условий, способствующих совершению

криминальных и иных правонарушений (в т. ч. устранения антикриминальных пробелов законодательства).

2.2. Негативная антикриминальная ответственность (которая наступает по-сле совершения криминального правонарушения):

2.2.1. Карательно-воспитательная антикриминальная ответственность, ко-торая в зависимости от полноты состава деяния или иных причин подразделя-ется на:

2.2.1.1. Наказания, назначаемые в отношении виновных лиц надлежащей субъектности, которые совершили криминальные правонарушения, имеющие предусмотренные определенной нормой Особенной части Антикриминального кодекса Украины все стороны и признаки состава этого деяния.

Наказания имеют следующее видовое деление: 2.2.1.1.1. Допенитенциарные: 2.2.1.1.1.1. Срочное преследование (в течение сроков давности). 2.2.1.1.1.2. Пожизненное преследование (за криминальные правонаруше-

ния против мира и безопасности человечества). 2.2.1.1.2. Пенитенциарные: 2.2.1.1.2.1. Базисные: 2.2.1.1.2.1.1. Срочные: 2.2.1.1.2.1.1.1. Основные: штраф, общественные работы, исправительные

работы, ограничения военнослужащих, арест, ограничение свободы, содержа-ние в дисциплинарном батальоне, лишение свободы.

261

2.2.1.1.2.1.1.2. Дополнительные: лишение военного, специального звания, ранга, чина или квалификационного класса; конфискация имущества [3, с. 74-75]; лишение права занимать определенные должности и заниматься опреде-ленной деятельностью.

2.2.1.1.2.1.2. Пожизненные: 2.2.1.1.2.1.2.1. Основные: смертная казнь, пожизненное заключение (прак-

тически находится на содержании законопослушных налогоплательщиков и фактически превращается в наказание этих лиц, а не осужденных), химическая или иная кастрация либо стерилизация и др. [2, с. 24].

2.2.1.1.2.1.2.2. Дополнительные: лишение звания, ранга, чина, класса, права за-нимать определенные должности, заниматься определенной деятельностью.

2.2.1.1.3. Постпенитенциарные: 2.2.1.1.3.1. Надзор. 2.2.1.1.3.2. Судимость. 2.2.1.2. Паранаказания, назначаемые в отношении лиц, которые совершили

криминальные правонарушения, но не достигли возраста назначения наказаний. Паранаказания подразделяются на: 2.2.1.2.1. Допенитенциарные: 2.2.1.2.1.1. Срочное преследование (в течение сроков давности). 2.2.1.2.1.2. Пожизненное преследование (за криминальные правонаруше-

ния против мира и безопасности человечества). 2.2.1.2.2. Пенитенциарные: 2.2.1.2.2.1.2. Пожизненные: не исключается химическая, иная кастрация

или стерилизация и др. 2.2.1.3. Квазинаказания, назначаемые в отношении невменяемых и ограни-

ченно вменяемых лиц, совершивших криминальные правонарушения. Квазинаказания имеют такое видовое деление: 2.2.1.3.1. Срочные: принудительные меры медицинского характера. 2.2.1.3.2. Пожизненные: не исключается химическая, иная кастрация или

стерилизация и др. 2.2.1.4. Квазипаранаказания, проявляющиеся в максимально полном вос-

становлении виновным правового статуса социосубъекта, нарушенного его деянием, состав которого не предусмотрен в Особенной части Антикриминаль-ного кодекса Украины. Одновременно с этим направляется в парламент хода-тайство о регламентации в Антикриминальном кодексе Украины соответст-вующего криминального правонарушения [2, с. 25].

2.2.2. Восстановительная антикриминальная ответственность: 2.2.2.1. Солидарная восстановительная антикриминальная ответственность

(при причинении вреда совместными криминальными деяниями неопределен-ного круга отдельных физических лиц либо участников определенного юриди-ческого лица, когда невозможно конкретизировать деяния каждого из участни-ков по причинению суммативного физического и (или) материального и мо-рального вреда, то есть при совершении события, что и обусловливает необходимость привлечения виновных к солидарной сопутствующей и к соли-

262

дарной восстановительной антикриминальной ответственности в виде возме-щения вреда или иного восстановления нарушенного правового статуса социо-субьектов):

2.2.2.1.1. Контрибуция: 2.2.2.1.1.1. Тотальная контрибуция (в отношении отдельного или несколь-

ких государств, совместными криминальными деяниями жителей которых при-чинен вред).

2.2.2.1.1.2. Региональная контрибуция (в отношении отдельных или не-скольких регионов страны, совместными криминальными деяниями жителей которых причинен вред).

2.2.2.1.1.3. Локальная контрибуция (в отношении деяний отдельных кри-минальных организаций, например, в отношении членов банды, террористиче-ской организации и др.).

2.2.2.2. Индивидуальная восстановительная антикриминальная ответствен-ность:

2.2.2.2.1. Возмещение физического, материального и морального вреда. 2.2.2.2.2. Иное восстановление прав, свобод, обязанностей и (или) обязан-

ностей физических или юридических лиц либо государства, межгосударствен-ных образований.

2.2.3. Сопутствующая антикриминальная ответственность: 2.2.3.1. Отдельные виды позитивной антикриминальной ответственности,

которые не были реализованы до совершения криминального правонарушения (см. позитивную антикриминальную ответственность).

2.2.3.2. Поддержка антикриминального позитива (поощрение содействия устранению причин и условий и (или) иному преодолению криминальных пра-вонарушений).

3. Административная ответственность, наступающая при причинении ме-нее, нежели существенного, такого вреда внешним по отношению к юридиче-скому лицу государственно-управленческим правоотношениям, за исключени-ем имущественно-договорных правоотношений [2, с. 26].

4. Дисциплинарная ответственность, наступающая при причинении менее, нежели существенного, вреда внутренним по отношению к юридическому лицу государственно-управленческим правоотношениям, за исключением имущест-венно-договорных.

Причинение такого вреда имуществу юридического лица образует состав дисциплинарного правонарушения, что должно влечь как карательно-воспитательную дисциплинарную ответственность – дисциплинарное взыскание или дисциплинарное паравзыскание либо, не исключается, и дисциплинарное квазивзыскание, так и восстановительную дисциплинарную ответственность в виде возмещения такого ущерба и (или) иного восстановления нарушенного пра-вового статуса потерпевшего, восстановление на работе относится к процедуре восстановления нарушенного правового статуса, должно осуществляться парал-лельно с привлечением администрации как к карательно-воспитательной дисци-плинарной ответственности в виде дисциплинарного взыскания, не исключается,

263

и дисциплинарного квазивзыскания, так и к восстановительной дисциплинарной ответственности в виде возмещения имущественного и морального вреда и (или) иного восстановления трудового статуса потерпевшего.

5. Де-факто имущественно-договорная (гражданская) ответственность, на-ступающая при причинении менее, нежели существенного, вреда традицион-ным гражданским правоотношениям, то есть имущественно-договорным и свя-занными с ними личным неимущественным правоотношениям между физиче-скими лицами либо физическим и юридическим лицом.

Правоотношения между этими лицами, вытекающие из причинения вреда, фактически означают совершение квазипарапреступления либо определенного административного или дисциплинарного квазипарапроступка; противодейст-вие этим правонарушениям должно осуществляться в пределах соответствую-щего вида судопроизводства: антикриминального, административного или тру-дового; начав в антикриминальном судопроизводстве, и при установлении ущерба меньшего, нежели существенного, такое восстановление правового ста-туса потерпевшего должно заканчиваться в целях рационализации антиделикт-ной деятельности в данном судопроизводстве [2, с. 27].

6. Де-юре имущественно-договорная (хозяйственная) ответственность, на-ступающая при причинении такого вреда традиционным хозяйственным право-отношениям, т.е. имущественно-договорным правоотношениям между юриди-ческими лицами [2, с. 27–28].

Дальнейшее ступенчатое сущностное видовое деление административной, дисциплинарной, де-факто имущественно-договорной и де-юре имущественно-договорной ответственности может быть аналогичным антикриминальной от-ветственности [2, с. 28].

Предложенный вариант новой доктрины ступенчатого сущностного видо-вого деления юридической ответственности дает четкое понимание четкое по-нимание всех базисных признаков антикриминальной и других видов юридиче-ской ответственности по наличию негативных последствий для лица, совер-шившего правонарушение, чтобы:

1. Наказать правонарушителя. 2. Перевоспитать его. 3. Возложить на: 3.1. Правонарушителя или лиц, его заменяющих, обязанность по максималь-

но полному восстановлению нарушенного правового статуса потерпевшего. 3.2. Соответствующих субъектов властных полномочий и иных лиц обя-

занность по устранению причин и условий, способствовавших совершению данного правонарушения [1, с. 100–101; 2, с. 21].

Последняя из обязанностей уже косвенно вытекает из имеющегося в юриспруденции деления юридической ответственности на позитивную (пер-спективную) и негативную (ретроспективную) юридическую ответственность. Одной из первых аналогичное деление юридической ответственности предло-жила Р. А. Халфина, которая в 1974 г. выделяла два вида правоотношений от-ветственности – в процессе правомерной деятельности и в процессе правона-

264

рушения [5, с. 324], а в последствии В. В. Похмелкин, в 1990 г., юридическую ответственность рассматривал уже в единстве положительного (перспективно-го) и ретроспективного ее аспекта [4, с. 26], что также еще не было достаточно точным.

Вина, как считает А. А. Кириченко, является не столько определенным признаком субъективной стороны состава правонарушения, сколько обязатель-ным базисным основанием для привлечения лица к карательно-воспитательной юридической ответственности, за исключением ситуаций совершения паране-счастного случая или параказуса либо наступления несчастного случая или ка-зуса. В этих случаях должна наступать юридическая ответственность государ-ства в виде восстановления нарушенного правового статуса потерпевшего, что фактически означает опосредованную невинную юридическую ответственность законопослушных налогоплательщиков. Иные исключения, такие как невинов-ная ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности, и др., могут свидетельствовать лишь о недостаточно высокой юридической квалификации лиц, установивших такого рода, по сути, нелегитимные основа-ния для юридической ответственности [1, с. 100; 2, с. 22].

Список литературы 1. Кириченко А. А. Гипердоклад о более двухстах пятидесяти лучших док-

тринах и концепциях юриспруденции научной школы профессора Аланкира : коллективная монография / под науч. ред. А. А. Кириченко. Николаев, 2015. 1008 с.

2. Кириченко А. А. Базисные доктрины и концепции юриспруденции : учеб. пособие. Николаев, 2016. 200 с.

3. Лапшин В. Ф. Природа иных мер уголовно-правового характера и кон-фискация имущества // Вестник института: преступление, наказание, исправле-ние. 2007. № 1. С. 74–75.

4. Похмелкин В. В. Социальная справедливость и уголовная ответствен-ность : монография. Красноярск, 1990. 176 с.

5. Халфина Р. О. Общее учение о правонарушении. М., 1974. 340 с.

УДК 343.8 28 Игорь Алексеевич Уваров,

кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой уголовно-правовых дисциплин

(Ставропольский филиал Российской Академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации),

e-mail: uvarov.igor@mail.ru

                                                            

© Уваров И. А., 2017

265

НАРУШЕНИЕ ОСУЖДЕННЫМ НРАВСТВЕННЫХ НОРМ КАК ФАКТОР ПЕНИТЕНЦИАРНОГО НАСИЛИЯ

Аннотация: в статье рассматриваются проблемные вопросы, связанные

с изменением нравственных ориентиров у осужденных, отбывающих наказа-ние в виде лишения свободы. Автор пытается определить корреляционную зависимость между изменением нравственных представлений осужденных к лишению свободы и уровнем насильственных посягательств в исправитель-ных учреждениях.

Ключевые слова: неформальные нормы осужденных, нравственность осужденных, насилие среди осужденных.  

29 Igor' Alekseevich Uvarov, candidate of legal sciences, professor,

head of department of criminal law disciplines (Stavropol branch of the Russian academy of national economy

and state service under the President of Russian Federation), e-mail: uvarov.igor@mail.ru

VIOLATION CONVICTED OF MORAL NORMS

AS A FACTOR IN PRISON VIOLENCE

Abstract: the article discusses the problematic issues related to the change of moral guidelines from the prisoners serving a sentence of imprisonment. The author tries determined the correlation between the change in moral views of persons sentenced to imprisonment and violent assault in correctional institutions.

Keywords: informal norms, convicts, the morality of the prisoners, violence among prisoners.

Природа дала человеку в руки оружие – интеллектуальную моральную силу, но он может пользоваться этим оружием и в обратную сторону, поэтому человек без нравственных устоев оказывается существом

и самым нечестивым и диким, низменным в своих половыхи вкусовых инстинктах. Аристотель

Криминальное насилие в условиях исправительных учреждений является

самым распространенным видом разрешения различного рода противоречий. В этой связи небезынтересным будет попытка рассмотреть ту совокупность факторов, которые детерминируют пенитенциарное насилие. Традиционно в структуре факторов криминального насилия, применяемого осужденными, ве-дущую роль играет своеобразное искажение поведенческих норм межличност-ного общения [4]. Они принадлежат к тому уровню социальных явлений, кото-рые, будучи обусловленными специфическими (пенитенциарными) процесса-ми, образуют систему повседневного быта, оказывающего влияние на

                                                            

© Uvarov I. A., 2017

266

формирование общественных отношений определенного рода. Именно они мо-гут трактоваться в качестве специфического образа жизни.

Для уяснения функциональной роли норм межличностного общения в сре-де осужденных в теории приводилось такое сравнение, как: «… грубым анало-гом может служить обстановка в коммунальной квартире» [11, с. 48]. Объек-тивно обусловленные общественные потребности, вынужденно реализуемые в условиях изоляции от общества, приобретают гипертрофированный характер. Поэтому нельзя представить удовлетворение этих потребностей без специаль-ных норм-регуляторов, которые в подавляющем большинстве случаев носят неформальный характер. Их сущность сводится к перечню неписаных правил: «что можно, а что нельзя делать», – с обязательным уточнением: кому, когда и что именно. Общеизвестно, что реальные позиции осужденных в неформальной структуре пенитенциарного сообщества формируют содержание направленно-сти их мотивационной сферы. В соответствии с ними формируются (чаще от-бираются из субъективного социокультурного опыта), представления о прием-лемом (в отдельных случаях – допустимом) поведении. «Социальные нормы рождаются в общении людей и обеспечивают возможность и качественное своеобразие различных форм общения. Они оформляют различные виды кон-тактного и опосредованного общения, различные виды кооперации деятельно-сти и усилий людей, конфликтного общения» [5, с. 185].

Как следствие вышеназванных противоречий у лица, находящегося в изоля-ции от общества, происходит искажение истинного содержания норм, регули-рующих межличностные отношения. В то же время данное условие в причинном механизме противоправного поведения осужденного не случайно, а закономерно (в отдельных случаях – необходимо). На это обращал внимание еще В. Н. Кудряв-цев, указывая: «Групповая мораль, расходящаяся с общепринятой моралью, груп-повые нормы поведения, противоречащие нормам уголовного права, – явления, требующие серьезного вмешательства в целях их устранения» [7, с. 69]. Однако малые неформальные группы, которые возникают в среде осужденных, в подав-ляющем большинстве рассматриваются как наиболее автономные социальные об-разования. В силу этого все структурные элементы образа жизни в них предельно дифференцированы и не всегда совпадают с преобладающими в пенитенциарном социуме тенденциями. Выявление наиболее криминогенных неформальных ма-лых групп и изучение преобладающих в них поведенческих норм представляется наиболее приоритетным с позиции решения задач правопримения.

С совершением насильственного противоправного посягательства связана та часть нормативных деформаций группового сознания осужденных, которая опосредует применение физического насилия как такового [5]. Здесь условно «вычленен» в качестве основного «слой» деформации нравственного сознания. В нем субъективные представления о допустимом в системе межличностных отношений поведении не коррелируют с правовыми запретами. Более того, ока-завшись в местах лишения свободы, такие лица воспринимают остальных осу-жденных как агрессивную социальную среду, в которой единственным средст-вом разрешения любых противоречий выступает применение насилия.

267

Пенитенциарное насилие как форма противоправного поведения – это дос-таточно частое явление, допускаемое в практике межличностных отношений осужденных, принадлежащих к указанной категории. В то же время для боль-шинства исследователей остается неясным, насколько указанные действия пря-мо вытекали из искаженных представлений осужденных о допустимом поведе-нии [6]. Здесь наблюдается определенный «перекос» в системе восприятия раз-личных категорий исследователей, что и предопределяет данное непонимание.

«Теоретики» склонны объяснять это «системой негативного влияния на осужденных специфические условия мест лишения свободы». Сюда же они присовокупляют и пенитенциарную субкультуру, и недостатки в деятельности сотрудников исправительных учреждений. Другая часть исследователей, обла-дающая достаточно продолжительным опытом работы в исправительных учре-ждениях, рассматривает специфичность условий мест лишения свободы, опи-раясь на обыденные знания, а потому воспринимает их как очевидные. Про-блема заключается в том, что те положения, которые они берут за основу, были сформулированы при совершенно иных социально-экономических отношениях. Следовательно, они имели другую природу. И здесь, на наш взгляд, проявляет-ся серьезная методологическая ошибка таких исследователей. Вместо того, чтобы устанавливать причины такого рода «искажения» в представлении ре-ального положения дел, они стараются различными способами объединить тео-ретические положения социалистического строя, с капиталистическими реа-лиями (устремлениями) современности.

Ни уголовные дела, ни система специфического (пенитенциарного) воз-действия на осужденных необходимой информации для такого рода анализа практически не содержит. Пытаясь разорвать этот «замкнутый круг», мы по-пытались получить необходимую информацию посредством проведения формализованного интервью [9, с. 52–53]. Учитывая серьезное недоверие осужденных к представителям научного сообщества, в качестве респонден-тов выступали лица, уже отбывшие наказание в виде лишения свободы и пы-тающиеся изменить свое отношение к прошлой жизни [12, с. 357–362]. Ин-дивидуальной беседе по заранее намеченному кругу вопросов не предшест-вовало изучение приговоров или их личных дел. На наш взгляд, попытка вернуться к законопослушному образу жизни является самым верным дока-зательством объективности информации, получаемой от осужденного в ходе интервьюирования. Анализ материалов более двадцати проведенных интер-вью легли в основу наших выводов о нравственных дефектах в сознании и поведении осужденных, опосредующих применение насилия в условиях изо-ляции от общества.

Основная масса такого рода «дефектов» касается нравственных принципов различного уровня и реализуются в деструктивной форме в зависимости от конкретной жизненной ситуации. В определенной степени их можно рассмат-ривать как систему последовательных действий, где каждый последующий элемент демонстрирует более сильное отклонение от нравственных норм, чем предыдущее. Каждый последующий этап не только содержит в себе определен-

268

ные дефекты предыдущих, но и усугубляет их, расширяя тем самым границы допустимых насильственных действий.

Учитывая специфические условия мест лишения свободы, мы попытались условно разделить нравственные изменения, происходящие в сознании осуж-денных в условиях изоляции от общества. Сразу оговоримся, что проведенные интервью показали, что наличие требований действующего законодательства не является абсолютным препятствием к совершению насильственных дейст-вий в отношении других осужденных, а в отдельных случаях и представителей администрации исправительного учреждения. При оценке поведения осуж-денных в местах лишения свободы мы исходили исключительно из характера тех отношений, которые определяют поведение лица, отбывающего наказание в виде лишения свободы. Это, условно говоря, специфические нормы мораль-но-этической регуляции, деформация которых последовательно повышает ве-роятность применения различных форм насилия в местах лишения свободы. К ним мы относим неформальные нормы: 1) которые изначально оцениваются осужденными как нарушающие базовые принципы системы неформальных отношений – уважение, честь, достоинство – все то, что принято считать принципами товарищества; 2) определяющие «культуру» межличностного общения, которые могут оказывать влияние на повышение уровня конфликт-ности; 3) прямо предписывающие в отдельных конфликтных ситуациях при-бегать к применению насилия; 4) создающие условия риска для конкретного лица стать жертвой насильственного посягательства; 5) допускающие приме-нение насильственных действий в отношении представителей администрации исправленного учреждения.

Основной проблемой, на наш взгляд, здесь выступает то, что в обычных социальных отношениях насилие как таковое отвергается системой нравствен-ных представлений о взаимоотношениях между индивидами. «Основным кри-терием нравственности тех или иных норм является проявление в них отноше-ния человека к другому человеку и самому себе как к подлинно человеческому существу – личности» [3, с. 209]. В условиях мест лишения свободы эта ситуа-ция кардинально изменяется. Морально-нравственный императив не только до-пускает применение насилия как такового, но в отдельных случаях он его пря-мо предписывает. В виду абсолютного характера таких требований этой не-формальной нормы ее нарушение является крайне редким явлением. В то же время необходимо констатировать, что представление о том, что большинство осужденных полостью разделяют такого рода формы разрешения конфликтных ситуаций, было бы большим заблуждением. Подчинение неформальным требо-ваниям является признаком признания их силы по сравнению с иными норма-ми, регулирующими отношения в среде осужденных.

В отечественной, да, пожалуй, и в зарубежной литературе сложился опре-деленный стереотип в оценке морально-нравственных качеств лиц, отбываю-щих наказание в виде лишения свободы. Согласиться с ней можно лишь отчас-ти. Безусловно, лица, совершившие уголовно-наказуемые деяния, тем самым продемонстрировали низкий уровень своих нравственных представлений (не

269

говоря о том, что само по себе совершение преступления уже в общественном сознании рассматривается как безнравственный поступок). Система нефор-мальной стратификации осужденных получила признание не только в местах лишения свободы, но и среди обычных граждан. Наличие категории «отвергае-мых» является наглядным примером полной десоциализации личности осуж-денного. Так, по мнению опрошенных нами осужденных, «такие люди не за-служивают доброго к себе отношения и в том, что они такие, нашей вины нет». Этот настрой, конечно, не предусматривает неизбежности применения насилия, но и не исключает его возможность.

Еще одной из специфических форм морально-нравственной деформации осужденных в условиях изоляции является возможность применения физиче-ской силы. Речь идет о повседневном общении в закрытом однополом со-циуме, которое повышает напряженность и конфликтность межличностных отношений, тем самым создает условия для вероятностного насильственного посягательства. Сюда же можно отнести и снижение самоконтроля личности конкретного осужденного, повышение уровня группового контроля за пове-дением представителей более мелких социальных групп. Здесь, кстати, про-является еще одна специфическая форма, которую трудно классифицировать с точки зрения моральных норм. Не каждый осужденный «имеет право» (с позиции неформальных норм), причинять насилие к другим осужденным, как правило, занимающим более высокое положение в системе неформальных отношений. Выше мы упоминали категорию «отвергаемые», представители которой вообще «не имеют права» применять насилие к осужденным, отно-сящимся к иной категории. Хотя, необходимо отметить, что при большой концентрации в одном учреждении «отвергаемых», среди себе подобных они применяют самые изощренные формы насильственного воздействия. К большому сожалению в специальной литературе этот вопрос абсолютно не нашел своего отражения. Исключения могут составлять отдельные мемуар-но-публицистические работы [8].

Итак, в групповом обыденном сознании осужденных, имеются опреде-ленного рода сочетания норм, допускающих в определенных случаях приме-нение физического насилия. И здесь, в отличие от отношений, существую-щих среди обычных граждан, не только не «срабатывает» механизм мораль-но-этических ограничений, призванных предупредить насилие, а, напротив, усиливаются агрессивно-насильственные установки личности. Из специаль-ной литературы, известно, что большинство насильственных преступлений в местах лишения свободы совершается с применением режущих, рубящих и колющих предметов [10]. Как показало исследование, применение колюще-режущих предметов чаще всего оправдывается для защиты от предполагае-мой угрозы жизни или здоровью, а также для защиты чести или личного дос-тоинства. При этом оценка угрожающей опасности исследуемым континген-том не всегда адекватна ситуации. Во многих случаях колюще-режущие предметы применялись в ответ на словесную угрозу. Неформальные нормы пенитенциарного социума допускают применение такого рода орудий при

270

разрешении конфликтных ситуаций. Основная цель их применения, согласно требованиям неформальных норм, – это причинение максимального вреда лицу, в отношении которого применяется насилие.

Наиболее часто допускаемые в местах лишения свободы такие формы насильственных действий, как: нанесение ударов, побои, избиения, причи-нение ранений и др. При этом абсолютное большинство опрошенных счи-тают убийство явлением аморальным. В то же время большинство опраши-ваемых пытается смягчить оценку совершаемых в условиях изоляции убийств особыми обстоятельствами мест лишения свободы и характером специфических отношений, имеющих место в пенитенциарном социуме. Нормативные искажения в сознании осужденных вплотную подводят их к риску совершения насильственных действий, что, по-нашему представле-нию, входит в структуру моральных норм, регулирующих их поведение в местах лишения свободы.

Результаты проведенного нами исследования позволяют констатиро-вать наличие реального давления на психику неформальных норм поведе-ния, побуждающих осужденных к физическому насилию. Это же подтвер-ждается наличием у большинства осужденных преступного мировоззрения, обусловленного наличием криминального опыта, который и стал причиной нахождения их в условиях изоляции от общества. Более серьезной пробле-мой здесь выступают «размытость» позитивных моральных запретов и осо-бые формы должного поведения, обусловленного специфическими усло-виями мест лишения свободы. Высказанное нами мнение, не может распро-страняться на всех осужденных без исключения. Примерно 12–15 % интервьюируемых осужденных допускают применение насилия в самых крайних его случаях, когда это угрожает их жизни, здоровью, чести или достоинству. Это, по мнению В.А. Анфиногенова: «обнаруживает своеоб-разный внутренний протест против требований специфической пенитенци-арной субкультуры» [1, с. 17].

Список литературы 1. Анфиногенов В. А. Субкультура осужденных и ее влияние на их поведение

в условиях изоляции : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 2016. 24 с. 2. Барабоха Б. С. Десоциализация в местах лишения свободы : автореф.

дис. … канд. юрид. наук. Ставрополь, 2005. 28 с. 3. Бобнева М. И. Социальные нормы и регуляция повеления. М., 1978. 229 с. 4. Буянов А. О. Предупреждение насилия в среде осужденных к лишению

свободы : автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 1996. 24 с. 5. Голуб Д. Д., Пиркина А. С. Социокультурное развитие личности в со-

временном обществе // Ценности и интересы современного общества. Общест-во, право, человек. М., 2014. С. 183–188.

6. Ишигеев В. С. Пенитенциарные преступления: характеристика, преду-преждение, ответственность : авторф. дис. … д-ра юрид. наук. Красноярск, 2004. 48 с.

271

7. Кудрявцев В. Н. Борьба мотивов в преступном поведении. М., 2007. 222 с. 8. Майер В. А. Чешежопица. Очерки тюремных нравов. Магадан, 1990.

122 с. 9. Осипова Н. Р. Формализованное интервью как один из методов в психо-

логическом изучении личности преступника // Личность преступника и преду-преждение преступлений. М., 1974. С. 52–53.

10. Слепов А. П. Предупреждение насильственных преступлений, совер-шаемых осужденными в исправительных колониях : автореф. дис. … канд. юрид. наук. Рязань, 2008. 27 с.

11. Старков О. В. Групповая профилактика преступлений и исполнение некоторых уголовных наказаний // Проблемы уголовно-правовой борьбы с пре-ступностью. Труды Академии МВД РФ. М., 1992. С. 42–50.

12. Уваров И. А. О качестве информации, получаемой от респондентов специально-криминологических исследований пенитенциарной проблематики // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2013. №6(11). С. 357–362.

УДК 343.82 30 Юрий Владимирович Хармаев,

кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой уголовного процесса и криминалистики,

заслуженный юрист Республики Бурятия (Бурятский государственный университет),

е-mail: kharmaev@mail.ru ОСОБЕННОСТИ УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ

РОССИИ В КОНТЕКСТЕ ПРИГРАНИЧНОГО СОТРУДНИЧЕСТВА С МОНГОЛИЕЙ

Аннотация: в статье автор отмечает, что современная уголовная поли-

тика государства в борьбе с преступностью активно использует пенитенциар-ные средства и методы для достижения основной своей цели. Современный перечень средств исправления осужденных требует от государства, общест-ва, уголовно-исполнительной системы постоянного его совершенствования. Тем важнее использование положительного опыта соседних государств, в том числе и Монголии. Выявление положительного зарубежного опыта и пени-тенциарного законодательства ведущих государств мира, в том числе стран Азиатско-Тихоокеанского региона, должны быть направлены на решение приоритетных задач и совершенствование деятельности правоохранительных органов, уголовно-исполнительной системы России.

Ключевые слова: пенитенциарная политика, средства исправления осужденных, реформы, Монголия, региональное сотрудничество.

                                                            

© Хармаев Ю. В., 2017

272

31 Yurii Vladimirovich Kharmaev, candidate of law sciences, associate professor,

head of the department of criminal trial and criminalistics, honored lawyer of the Republic of Buryatia

(Buryat State University), е-mail: kharmaev@mail.ru

PENAL POLICY FEATURES OF RUSSIA IN THE CONTEXT

OF CROSS-BORDER COOPERATION WITH MONGOLIA Abstract: in article the author observes that the modern criminal policy of

the state in the struggle against crime actively uses penal tools and methods to achieve its main goal. The modern list of the means of correction of convicts requires continuous improvement by the state, society and the penal system. Therefore, the more positive experiences of neighboring countries, including Mongolia. Identification of the positive foreign experience and penal laws of the leading states of the world, including Asia-Pacific countries, should be directed at solving the priority issues and improving activities of law-enforcement bodies, criminal-executive system of Russia.

Keywords: penal policy, means of correction of convicts, reform, Mongolia, cooperation. Уголовная политика государства, по мнению А. А. Герцензона, включает в

себя все меры, прямо или косвенно направленные на борьбу с преступностью [2, с. 286]. Известный ученый полагал, что уголовная политика реализуется в процессе применения как специальных мер (криминалистических, уголовно-правовых, уголовно-процессуальных, уголовно-исполнительных, криминологи-ческих), так и мер чисто социального характера (экономических, идеологиче-ских, медицинских и т. д.). В свою очередь уголовная политика государства яв-ляется составной частью, одним из важных элементов внутренней политики нашей страны, которая переживает непростой период в своем развитии. Внут-ренняя социальная политика государства посредством уголовной политики оп-ределяет основные направления, основополагающие принципы и стратегию борьбы с преступностью на современном этапе.

Одним из направлений уголовной политики является пенитенциарная по-литика (уголовно-исполнительная, уголовная политика в сфере исполнения на-казаний). По мнению С. А. Маркунцова, уголовно-исполнительная (пенитенци-арная) политика государства определяет и реализует тактику и стратегию борь-бы с преступностью средствами уголовно-исполнительного права (в узком смысле). В широком смысле уголовно-исполнительная политика это специали-зированная деятельность государственных органов и иных субъектов, вклю-чающая систему идей, целей, целенаправленных способов, обеспечивающих функционирование правового механизма системы исполнения уголовных нака-заний и иных мер уголовно-правового характера [5, с. 12].

                                                            

© Kharmaev Yu. V., 2017

273

В рамках пенитенциарной политики формулируются цель и задачи, а так-же приоритетные направления деятельности государства по исполнению и от-быванию уголовных наказаний. Именно пенитенциарная политика должна оп-ределять содержание и сущность уголовно-исполнительного законодательства. Е. В. Рогова, М. К. Гайдай определяют пенитенциарную политику как деятель-ность государства, направленную на установление порядка и условий исполне-ния и отбывания уголовных наказаний, а также на выработку мер по превенции преступности и исправлению осужденных [7, с. 13].

Реформа пенитенциарной системы России, широко озвученная и объяв-ленная еще в 2009 году однозначно требует корректировки и доработки. Данная ситуация в уголовно-исполнительной системе широко обсуждается как самими практическими сотрудниками, так и другими заинтересованными членами гра-жданского общества. В последнее время отмечаются определенные положи-тельные тенденции в оценке деятельности уголовно-исполнительной системы России [6, с. 320]. Снижение общей численности осужденных реально отбы-вающих лишение свободы, сокращение количества преступлений, совершен-ных в местах лишения свободы, положительные сдвиги в медицинском, быто-вом обслуживании осужденных, сокращение количества несовершеннолетних преступников – вот далеко неполный перечень показателей, которых можно за-нести в актив достижений современной пенитенциарной политики государства.

Вместе с тем данные тенденции привели к тому, что в пенитенциарных уч-реждениях сконцентрировались категории наиболее криминально опасных осужденных, что требует нахождения новых, перспективных форм и методов работы с ними [3, c. 29]. Случаи совершения преступлений в местах лишения свободы, попыток побегов, волнений и бунтов в исправительных учреждениях – все это говорит об имеющемся потенциале совершенствования деятельности пенитенциарной системы в сторону ее улучшения.

Следует заметить, что изучение и применение зарубежного опыта проис-ходит не только в нашей стране и странах постсоветского пространства. Мон-голия не менее внимательно изучает многолетний российский опыт исполнения наказания в виде лишения свободы и других видов уголовных наказаний, не связанных с изоляцией лиц от общества [1, с. 378]. Проблемы пенитенциарной политики государства и их обсуждение в современной Монголии занимают од-но из ведущих мест внутри всего спектра рассматриваемых общественно-политических, социально-экономических и правовых проблем. В Монголии за последние годы дважды принималась Концепция национальной безопасности (в 1994 и 2010 гг.), на постоянной основе функционирует Совет национальной безопасности, возглавляемый президентом страны; существуют несколько на-учных институтов, напрямую изучающих проблемы национальной безопасно-сти, в том числе и противодействия преступности [8, с. 137].

Основной акцент в деле обеспечения национальной безопасности Монго-лии ориентирован в основном на экономические аспекты [9, с. 344]. В послед-ние годы особую роль экономической безопасности государства придает тот факт, что современная экономика Монголии переживает бум, связанный с ино-

274

странными инвестициями и вовлечением иностранных компаний в свои эконо-мические проекты. Более того, вопрос о сотрудничестве с иностранными ком-паниями выступает важной составляющей монгольской стратегии внешней по-литики и национальной безопасности.

В контексте перечисленных положительных тенденций в экономике Монголии можно заметить и определенные сдвиги в решении задач пени-тенциарной политики государства. Бытовавшее некогда у российских обы-вателей расхожее мнение о «дикости», «убогости» уголовных наказаний в Монголии, не соответствует действительности даже по тем обстоятельст-вам, что почти четвертая часть исправительных учреждений в стране соот-ветствуют международным стандартам исполнения уголовных наказаний в отношении осужденных.

Нормативно-правовая база пенитенциарной системы Монголии во многом совпадает с российским законодательством, но в то же время имеет и свои осо-бенности. Обеспечению безопасности в исправительных учреждениях Монго-лии уделяется повышенное внимание, особенно в связи с изменениями в уго-ловном и уголовно-исполнительном законодательстве, начиная с 2008 года. Важное значение имеет закон Монгольской республики «О профилактике пре-ступлений» от 5 декабря 1997 г. Ряд его положений сформулирован в строгом соответствии с нормами международного права. Особое внимание уделяется вопросам обеспечения безопасности в исправительных учреждениях Монголии в отношении несовершеннолетних осужденных.

С учетом указанных рекомендаций в Монголии были приняты соответст-вующие законы, как «Об исполнении постановлений об аресте, заключении под стражу подозреваемого, обвиняемого, подсудимого» (1999 г.), «Об исполнении судебного решения» (2002 г.) и ведомственный нормативный акт – приказ Ми-нистра юстиции «Об исполнении постановлений об аресте, заключении под стражу подозреваемого, обвиняемого, подсудимого».

В результате изучения и анализа предмета исследования, как в России, так и в Монголии обосновывается вывод о необходимости учитывать внутренние и внешние факторы, влияющие на обеспечения безопасности в исправительных учреждениях и соблюдения в них режима [10, c. 17].

Россия ориентируется на передовой пенитенциарный опыт, учитывает ин-тересы и требования мирового сообщества по введению международных стан-дартов обращения с заключенными. Мировое сообщество активно стремится к всестороннему сотрудничеству государств в деле борьбы с преступностью и применения наказания к лицам, совершившим преступление. В связи с этим особую значимость приобретает соответствие российского уголовно-исполнительного законодательства и пенитенциарной системы международным стандартам в области исполнения наказаний, в том числе нормативным актам Совета Европы. Следует согласиться с мнением В. Ф. Лапшина о том, что пол-ностью перенимать положительный зарубежный опыт сегодня не представляет-ся возможным, несмотря на его привлекательность и эффективность, прежде всего, по экономическим соображениям [4, с. 51].

275

Выявление положительного зарубежного опыта и сравнительный анализ правоохранительной деятельности, пенитенциарного законодательства ведущих государств мира, в том числе стран Азиатско-Тихоокеанского региона, должны быть направлены на решение приоритетных задач и совершенствование дея-тельности правоохранительных органов, уголовно-исполнительной системы России. Полагаем, что таков итог будет взаимовыгоден соседствующим стра-нам, например, России и Монголии.

Список литературы 1. Гантулга Н., Хармаев Ю. В. Некоторые вопросы ресоциализации осуж-

денных в Монголии // Криминологический журнал Байкальского государствен-ного университета экономики и права. 2015. № 2. С. 378–384.

2. Герцензон А. А. Уголовное право и социология (проблемы социологии уголовного права и уголовной политики). М., 1970. 286 с.

3. Иринчеев В. В., Хармаев Ю. В. Особенности специального предупреж-дения противоправной деятельности групп отрицательной направленности в местах лишения свободы // Криминологический журнал Байкальского государ-ственного университета экономики и права. 2012. № 4. С. 29–35.

4. Лапшин В. Ф. Наказание как средство предупреждения преступности: российский и зарубежный опыт // Ведомости уголовно-исполнительной систе-мы. 2012. № 7. С. 47–52.

5. Маркунцов С. А. Уголовно-исполнительное право (Общая часть): в схе-мах, таблицах и определениях : учеб. пособие. М., 2010. 92 с.

6. Рассказов Л. П., Упоров И. В. Лишение свободы в России: истоки, раз-витие, перспективы. Краснодар, 1999. 490 с.

7. Рогова Е. В., Гайдай М. К. Пенитенциарная политика России // Человек: преступление и наказание. 2016. № 3. С. 13–17.

8. Родионов В.А. Национальная безопасность Монголии в контексте отно-шений с Россией // Власть. 2013. № 2. С. 137–140.

9. Хармаев Ю. В., Зоригт О. Совершенствование пенитенциарной системы общества как необходимый элемент обеспечения безопасности государства (на примере России и Монголии) // Обеспечение национальной безопасности Рос-сии в современном мире : материалы Междунар. науч.-практ. конф. (Иркутск, 26–27 мая 2016 г.). Иркутск, 2016. 356 с.

10. Zorigt O. Current situation of the law enforcement university and its immediate objectives // Law enforcement // «Cooperation between law enforcement organization» special issue dedicated to international scientific conference. 2015. № 2. С. 9–17.

276

Раздел 3 ТРИБУНА МОЛОДОГО УЧЕНОГО

УДК 343.615.1 1 Павел Борисович Афанасьев,

преподаватель кафедры деятельности ОВД в особых условиях

учебно-научного комплекса специальной подготовки (Московский университет МВД России

имени В. Я. Кикотя), е-mail: vivat.79@gmail.com

СОВРЕМЕННАЯ УГОЛОВНАЯ ПОЛИТИКА

В СФЕРЕ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ УМЫШЛЕННОМУ ПРИЧИНЕНИЮ ТЯЖКОГО ВРЕДА ЗДОРОВЬЮ

Аннотация: в статье дается общая характеристика политики государ-

ства в сфере противодействия преступности. Анализируется профилактиче-ское направление деятельности государства. Предлагается комплекс мер, направленных на снижение угрозы умышленного причинения тяжкого вреда здоровью.

Ключевые слова: насильственная преступность, умышленное причи-нение тяжкого вреда здоровью, личность преступника, жертва преступления, алкоголизм, уголовная политика.

2 Pavel Borisovich Afanasiev, teacher of department

activity of department of internal affairs in special conditions educational and scientific complex of special preparation

(Kikot Moscow University of the Ministry of Interior Affairs of Russia), е-mail: vivat.79@gmail.com

MODERN CRIMINAL POLICY IN THE SPHERE OF COMBATING

DELIBERATE CAUSING OF HEAVY HARM TO HEALTH

Abstract: the article gives a general description of the state policy in the

sphere of combatingcrime. We analyze the preventive activity of the state. It proposed a package of measures aimed at reducing the threat of intentional in-fliction of heavy harm to health.

Keywords: violent crime, intentional infliction of heavy harm to health, the perpetrator, the victim of a crime, alcoholism, criminal policy.

© Афанасьев П. Б., 2017 © Afanasiev P. B., 2017

277

Рассматривая успешность политики государства в сфере противодействия преступности следует обратить внимание на ее соответствие таким критериям как наличие: единой Концепции уголовной политики, определяющей основные направления, цели и средства воздействия на преступность; программы, закре-пляющие основные направления деятельности государства по противодейст-вию преступности в стране; единой идеи совершенствования законодательства; стабильность уголовного законодательства, в том числе отдельных уголовно-правовых норм, уровень их применяемости, показатели правоприменительных ошибок, эффективность мер, направленных на предупреждение преступности [4, с. 42–43; 6, с. 16–17; 8, с. 7; 9, с. 37–38].

Между тем, в литературе многие ученые отмечают непоследовательность и (или) неоправданную либеральность уголовной политики, проводимой в на-стоящее время [10, с. 8–12; 13, с. 8–10; 3, с. 359]. Анализ правоприменительной практики в сфере противодействия умышленным причинениям тяжкого вреда здоровью свидетельствует, что современная уголовная политика и действую-щее законодательство не могут эффективно воздействовать на преступность, в то время как уголовная политика должна своевременно реагировать на новые вызовы современной преступности, в том числе средствами уголовного закона [11, с. 70–71; 7, с. 45–46]. Следовательно, уголовная политика в сфере противо-действия умышленным причинениям тяжкого вреда здоровью может тракто-ваться как стратегия и тактика деятельности уполномоченных органов по обес-печению криминологической безопасности личности.

Рассматривая уголовную политику как соответствующую деятельность го-сударства, связанную с предупреждением преступности, остановимся на общей характеристике совокупности мер, направленных на реальное уменьшение ста-тистических показателей исследуемой преступности и минимизацию ее соци-альных последствий. Понимая такие термины как предупреждение и профилак-тика преступлений как синонимичные категории в виду их принципиальной однородности, а также использования их в большинстве работ, нормативных актах и методических рекомендациях как взаимозаменяемых, под предупреж-дением умышленного причинения тяжкого вреда здоровью понимаем деятель-ность государственных органов и негосударственных организаций по разработ-ке и реализации системы мер, направленных на устранение, ослабление или нейтрализацию криминогенных детерминант общественно опасных деяний против личности, выявление и наказание виновных лиц, а также предотвраще-ние совершения ими повторного преступления.

Анализ литературы позволяет сделать вывод о наличии соответствующих научных разработок, содержащих теоретические основы предупреждения пре-ступности, множество систем предупреждения преступности, а также перечень конкретных средств и методов профилактики познаваемого нами вида преступ-ления. Однако многие отечественные криминологи отмечают отсутствие «вы-веренной основательно просчитанной, всесторонне и глубоко обоснованной стратегии противодействия преступности» [1, с. 261]. Предупреждение насиль-ственной преступности, в целом, и умышленного причинения тяжкого вреда

278

здоровью, в частности, признается важнейшей проблемой. Несмотря на пред-принимаемые профилактические меры и фиксацию динамики снижения зареги-стрированных фактов умышленного причинения тяжкого вреда здоровью в об-ществе наличествует страх преступности, боязнь стать жертвой насильственно-го преступления.

Как было отмечено выше, сложившаяся ситуация может быть объяснена несформированностью общей концепции уголовной политики государства, вы-ражающейся в нестабильности уголовного, уголовно-процессуального и уго-ловно-исполнительного законодательства, а также наблюдаемым перекосом в определении приоритетов в борьбе с преступностью, хаотичностью и мини-мальностью осуществления предупредительной деятельности.

В настоящий период необходимо более полно реализовывать существующий антикриминальный потенциал общества, восстанавливать ранее действовавшие профилактические институты и организации, координировать деятельность право-защитных организаций, а также как можно быстрее и эффективнее начать реализо-вывать положения Федерального закона от 23 июня 2016 г. № 182-ФЗ «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации». Следователь-но, профилактическая работа, как и другие виды деятельности, требует соблюдения преемственности с обновлением отдельных ее направлений с учетом изменения за-конодательства и современных научных разработок.

При предупреждении умышленного причинения тяжкого вреда здоровью необходимо помнить, что профилактические меры должны иметь упреждаю-щий характер, быть эффективными, поскольку, во-первых, посягательство осуществляется на невозобновляемое право человека на здоровье, во-вторых, противодействие совершению исследуемому преступлению также воздействует и на другие факторы, стимулирующие преступное поведение. В идеале данные меры должны быть экономичными и в части материального обеспечения, и в части трудозатрат.

Разработка и реализация предупредительной деятельности должна стро-иться по следующим основным направлениям:

1. Направления, обусловленные уровнями профилактической деятельно-сти: общесоциальные, индивидуальные, специальные.

2. Направления, обусловленные особенностями личности преступников. Среди них можно выделить следующие: 1) предупреждение преступлений со стороны лиц, совершающих аморальные проступки и административные пра-вонарушения, в том числе посягающие на телесную неприкосновенность чело-века; 2) предупреждение преступлений со стороны лиц, находящихся под ад-министративным надзором, а также на профилактических учетах в органах внутренних дел за совершение правонарушений; 3) предупреждение повторно-го совершения преступлений; 4) предупреждение преступлений со стороны лиц, страдающих психическими отклонениями.

3. Виктимологическая профилактика, объектами предупреждения которой выступают потенциальные жертвы преступлений, которые зачастую не отли-чаются от виновных лиц по своим социальным характеристикам.

279

Остановимся на наиболее значимых, по нашему мнению, направлениях профилактического воздействия на насильственную преступность, связанную с причинением тяжкого вреда здоровью. Необходимо внедрение новых и эффек-тивных форм профилактической работы с семьями и детьми, находящимися в социально опасном положении, для своевременного выявления и коррекции проблем на ранней стадии социального неблагополучия: разрешение семейно-бытовых конфликтов на профессиональном уровне; повышение уровня культу-ры семьи; принятие мер к оздоровлению среды, окружающей семью.

Необходима действенная и реальная профилактическая работа относи-тельно посягательств со стороны лиц, страдающих нервно-психическими забо-леваниями и сексуальными отклонениями. В целях реализации данного направ-ления требуется обеспечить полноту выявления и учета лиц с психическими аномалиями, чье поведение и образ жизни чреваты возможностью совершения исследуемого вида насильственных преступлений, а затем принимать по отно-шению к ним действенные меры профилактического характера [12, с. 79].

Приходиться констатировать неблагоприятную тенденцию, связанную с увеличением количества насильственных преступлений бытового характера, в том числе умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, совершаемых в состоянии алкогольного опьянения. Существует потребность в последователь-ной и настойчивой борьбе с пьянством и наркотизмом. Данная деятельность должна осуществляться не только посредством просвещения, но и с примене-нием принудительных мер лечения и опеки, через государственную и общест-венную поддержку молодежи, оказавшейся в трудных условиях.

Повышение эффективности индивидуального профилактического воздей-ствия, в том числе посредством прогнозирования индивидуального преступного поведения. Особенно актуальна эта профилактическая деятельность среди де-тей и лиц подросткового возраста. Вообще предупреждение преступлений не-совершеннолетних можно считать ранней профилактикой.

Обеспечение неотвратимости не только уголовной, но и административной ответственности за насильственные посягательства, ее тщательной дифферен-циации и индивидуализации.

Профилактика преступлений средствами массовой информации, а именно ограничение информации, демонстрирующей и пропагандирующей насилие, жестокость, цинизм, а также ограничение сцен, культивирующих криминаль-ные традиции, жаргон, образ жизни представителей криминальной субкульту-ры [5, с. 261; 2, с. 241].

Профилактика криминогенного влияния социальных сетей на несовершен-нолетних. Высокая угроза для несовершеннолетних, исходящая от неконтроли-руемого распространения негативной информации в социальных сетях, опреде-ляет необходимость разработки стратегии нейтрализации подобного негативно-го влияния на них.

Что же касается обще виктимологической профилактики, то в отношении жертв на общесоциальном уровне требуется реализация социально-экономических, организационно-правовых и идеологических условий, при ко-

280

торых любое нарушение прав человека посредством применения насилия явля-ется недопустимым и будет осуждаться обществом. Однако, представляется, что последние изменения уголовного законодательства в части, касающейся декриминализации отдельных видов побоев, не будут способствовать этому.

Кроме того, общевиктимологическое воздействие должно строиться на тесном, конструктивном сотрудничестве с представителями всех существую-щих структур, которые включены в систему отношений поддержки, защиты и оказания помощи потерпевшим. Существует потребность в создании правоза-щитных организаций, антикризисных центров, государственных виктимологи-ческих общественных организаций в рамках населенных пунктов, микрорай-онов, домов.

Таким образом, предложенный перечень мер не является полным, не мо-жет быть признан исчерпывающим, но полагаем, что он будет способствовать росту эффективности государственной уголовной политики противодействия умышленному причинению тяжкого вреда здоровью. Кроме того, следует пом-нить, что только системный характерпредупреждения этого вида преступности и стратегическое партнерство государства и общества позволят снизить совре-менные криминальные риски.

Список литературы 1. Алексеев А. И. Должна ли уголовная политика быть либеральной? //

Черные дыры в Российском законодательстве. 2003. № 1. С. 259–267. 2. Антонян Ю. М. Криминология : избранные лекции. М., 2004. 448 с. 3. Афанасьева О. Р. Теоретические основы криминологического исследо-

вания и минимизации социальных последствий насильственной преступности : дис. … д-ра юрид. наук. М., 2014. 450 с.

4. Бессонова И. В., Хмелевская Т. А. Уголовная политика и тенденции раз-вития законодательства // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке : сб. материалов XIV Междунар. науч.-практ. конф. (Москва, 26–27 января 2017 г.). М., 2017. С. 42–45.

5. Волкова Т. Н. Криминологические и правовые проблемы женской пре-ступности в современной России : дис... д-ра юрид. наук. Рязань, 2001. 312 с.

6. Голик Ю., Коробеев А. Прошлогодние трансформации уголовного за-кона: реплика // Уголовное право. 2013. № 2. С. 16–17.

7. Кадакоева М. М. К вопросу об основных направлениях уголовной поли-тики (взгляд судьи) / Уголовное право: стратегия развития в XXI веке : сб. ма-терилов XIV Междунар. науч.-практ. конф. (Москва, 26–27 января 2017 г.). М., 2017. С. 45–48.

8. Коробеев А. И., Усс А. В., Голик Ю. В. Уголовно-правовая политика: тенденции и перспективы. Красноярск, 1991. 224 с.

9. Кузнецова Н. Ф. Критерии эффективности уголовного закона // Пять лет действия УК РФ: итоги и перспективы : материалы 11 Междунар. науч.-практ. конференции, состоявшейся на юридическом факультете МГУ им. М. В. Ломо-носова 30–31 мая 2002 г. М., 2003. С. 37–41.

281

10. Лапшин В. Ф. Совершенствование уголовного законодательства в ус-ловиях либерализации уголовной политики России // Вестник института: пре-ступление, наказание, исправление. 2010. № 10. С. 8–12.

11. Лапшин В. Ф. Уголовное законодательство как средство противодейст-вия экономической преступности: история развития и перспективы совершен-ствования // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2015. № 3. С. 70–75.

12. Побегайло Э. Ф. Насильственная преступность: современные тенденции, перспективы борьбы // Советское государство и право. 1988. № 9. С. 72–79.

УДК 343.281 3 Валентина Владимировна Бунулу,

адъюнкт факультета подготовки научно-педагогических кадров

(Академия ФСИН России), e-mail: semina_vv@mail.ru

ОТМЕНА УСЛОВНОГО ОСУЖДЕНИЯ

И СНЯТИЕ СУДИМОСТИ КАК МЕРА, СТИМУЛИРУЮЩАЯ ПРАВОПОСЛУШНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ОСУЖДЕННОГО

Аннотация: в статье особое внимание уделено критериям, которым должно

соответствовать поведение условного осужденного при определении возможности направления материалов в суд с целью отмены условного осуждения и снятия су-димости. Предложены изменения в механизм реализации данной меры поощрения.

Ключевые слова: отмена условного осуждения, снятие судимости, ме-ра поощрения, уголовно-исполнительные инспекции.

4 Valentina Vladimirovna Bunulu,

graduated in a military academy of faculty of preparation research and educational personnel

(Academy of the FPS of Russia), e-mail: semina_vv@mail.ru

CANCEL OF CONDITIONAL SENTENCE

AND CRIMINAL CONVICTION AS A MEASURE FOR STIMULATING THE LAW-ABIDING BEHAVIOUR OF A PRISONER

Abstract: in the article the special attention is paid to the criteriawithwhich

the behaviour of aconditionally sentenced person has tocomplywithin the determination ofa possibility to send the materials to the court with the aim

© Бунулу В. В., 2017 © Bunulu V. V., 2017

282

tocancel the conditional sentence and criminal record. The author offers somechanges to the mechanism ofimplementation of this incentive measure.

Keywords: cancel of conditional sentence, cancel of criminal record, incentive measure, penalinspections. Предупреждение преступности условно осужденных – главная задача,

стоящая перед правоохранительными органами (в первую очередь, перед уго-ловно-исполнительными инспекциями) и институтами гражданского общества. На наш взгляд, понятия «предупреждение» и «профилактика» семантически взаимосвязаны, поэтому в рамках исследования данные термины будут приме-няться как взаимозаменяемые.

Комплекс мер профилактического воздействия, реализуемых Уголовно-исполнительными инспекциями (далее – УИИ) в отношении подучетных лиц весьма разнообразен: включает в себя проведение бесед, проверок по месту жи-тельства, направление запросов, оказание различных видов помощи (например, психологической, в трудоустройстве) и т.д.

Предупреждение преступлений уголовно-правовыми средствами реализуется через уголовное наказание или освобождение от него [4, с. 158]. Наряду с вышепе-речисленными мерами сотрудники УИИ также полномочны применять меры по-ощрения к подучетным лицам. Поощрение является важным приемом при органи-зации исправительного воздействия на поведение условно осужденного, поскольку способствует привитию подучетному лицу положительного образа жизни.

Согласно ст. 119 Приказа Минюста РФ от 20 мая 2009 г. № 142 «Об утвер-ждении Инструкции по организации исполнения наказаний и мер уголовно-правового характера без изоляции от общества» при примерном поведении осужденного и отбытии им не менее половины испытательного срока инспек-ция изучает документы личного дела осужденного на предмет отмены условно-го осуждения и снятия с него судимости.

Однако вопрос о требованиях к поведению условно осужденного при на-правлении материалов в суд об отмене условного осуждения и снятии судимости остается открытым. Так, п. 1 ст. 74 УК РФ указывает на то, что если до истече-ния испытательного срока условно осужденный своим поведением доказал свое исправление, возместил вред (полностью или частично), причиненный преступ-лением, в размере, определенном решением суда, суд по представлению органа, осуществляющего контроль за поведением условно осужденного, может поста-новить об отмене условного осуждения и о снятии с осужденного судимости. При этом условное осуждение может быть отменено по истечении не менее по-ловины установленного испытательного срока. Таким образом, законодатель вы-делил совокупность трех условий для направления материалов в суд: возмеще-ние вреда, примерное поведение осужденного, истечение не менее половины ис-пытательного срока. На наш взгляд, данный перечень критериев должен быть закрытым и определен законодателем, к примеру, по аналогии с условно-досрочным освобождением от неотбытой части наказания [3, c. 121–123].

Осознание ответственности является одним их важных и решающих фак-торов, предопределяющих социальное развитие личности в соответствии с за-

283

просами общества [2, c. 18; 5, с. 29–30]. Условно осужденный должен доказать свое исправление и тем самым получить поощрение в виде досрочного погаше-ния судимости. Однако представленных в законе трех критериев, на наш взгляд, недостаточно.

Полагаем, что основными требованиями к поведению осужденного при определении возможности направления материалов в суд с целью отмены ус-ловного осуждения и снятия судимости следует считать следующие: обязатель-ное трудоустройство и отсутствие совершенных административных правона-рушений за отбытую часть испытательного срока.

Информация о количестве удовлетворенных ходатайств об отмене услов-ного осуждения и снятии судимости, должна быть наглядной. На наш взгляд, подобная мера будет выступать гарантом возможности успешной реализации осужденными данной поощрительной нормы. Поэтому целесообразно обязать каждый филиал УИИ оборудовать стендом наглядной информации, отобра-жающим результативность судебных заседаний по представлению об отмене условного осуждения и погашении судимости.

Немаловажным элементом реализации механизма подачи материалов в суд с целью отмены условного осуждения и снятия судимости выступает субъект, уполномоченный на данные действия. Так, в соответствии с определением Кон-ституционного Суда РФ от 4 ноября 2004 г. № 342-О осужденный вправе само-стоятельно подать подобное ходатайство. На наш взгляд, законодатель обязан внести ясность, закрепив данные полномочия лишь за начальниками филиалов УИИ. Поскольку объективно охарактеризовать поведение осужденного в пери-од испытательного срока способен лишь сотрудник УИИ.

В завершение можно сделать вывод о том, что при направлении материа-лов в суд с целью отмены условного осуждения и досрочного погашения суди-мости необходимо всестороннее изучение личности осужденного, в связи с чем, инициаторами подобных ходатайств должны выступать именно сотрудники УИИ. Так, проверить факт трудовой занятости осужденного возможно путем направления запроса работодателю подучетного лица; установить наличие либо отсутствие фактов совершения условно осужденным административных право-нарушений и фактов привлечения лица к административной ответственности за отбытую часть испытательного срока также полномочен проверить сотрудник УИИ, прибегая к помощи информационных баз данных региона [1, с. 348].

Дальнейшее детальное изучение вопроса применения мер поощрения к ус-ловно осужденному может оказать существенное влияние на совершенствова-ние теоретических положений наказания в виде условного осуждения в отече-ственном уголовном законодательстве.

Список литературы 1. Бунулу В. В. Проблемы реализации основных средств исправления осу-

жденных (на примере условного осуждения) // Уголовно-исполнительная поли-тика и вопросы исполнения уголовных наказаний : сб. материалов Междунар. науч.-практ. конф. Рязань, 2016. 1209 с.

284

2. Елеонский В. А. Отношение осужденных к наказанию и вопросы повы-шении эффективности их исправления и перевоспитания в местах лишения свободы : учеб. пособие. Рязань, 1976. 200 с.

3. Лапшин В. Ф. Условно-досрочное освобождение как составная часть инсти-тута освобождения от уголовного наказания // Дифференциация и индивидуализа-ция ответственности в уголовном и уголовно-исполнительном праве : сб. материа-лов Междунар. науч.-практ. конференции, посвященной 75-летию Л. Л. Кругликова (Рязань, 11 января 2015 г.) / под ред. В. Ф. Лапшина. Рязань, 2015. С. 118–126.

4. Мазурин А. А. Криминологическая характеристика и предупреждение рецидивной преступности в исправительных колониях : дис. ... канд. юрид. на-ук. Рязань, 2003. 197 с.

5. Хармаев Ю. В., Иринчеев В. В. Особенности специального предупреж-дения противоправной деятельности групп отрицательной направленности в местах лишения свободы // Всероссийский криминологический журнал. 2012. № 4. С. 29–35.

УДК 343.241 5 Денис Андреевич Добряков,

аспирант кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики

(Российский университет дружбы народов), е-mail: den-dobryakov@yandex.ru

К ВОПРОСУ О ПЕРСПЕКТИВАХ РАЗВИТИЯ СИСТЕМЫ УГОЛОВНЫХ НАКАЗАНИЙ

В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Аннотация: статья посвящена анализу современного состояния и пер-спектив развития системы наказаний, закрепленной в уголовном законода-тельстве Российской Федерации. Автором рассматриваются возможные спо-собы оптимизации системы наказаний и ее совершенствования в целом.

Ключевые слова: система наказаний, виды наказаний, уголовное за-конодательство, уголовная политика.

6 Denis Andreevich Dobryakov,

graduate student of department of criminal law, criminal trial and criminalistics

(PFUR), е-mail: den-dobryakov@yandex.ru

© Добряков Д. А., 2017 © Dobryakov D. A., 2017

285

TO THE QUESTION OF THE PROSPECTS OF DEVELOPMENT SYSTEMS OF CRIMINAL PENALTIES

IN THE RUSSIAN FEDERATION

Abstract: the article is devoted to analysis of current conditions and possible perspectives of punishments' system development in criminal legislation of the Russian Federation. The author studies some feasible ways of punishments' system optimisation and its modernisation at whole.

Keywords: system of punishments, kinds of punishments, criminal legislation, crime prevention policy. Система наказаний представляет собой один из важнейших институтов

уголовного права, в котором наиболее ярко проявляется направленность уго-ловной политики государства [4, с. 16], а также состояние этой политики в це-лом. Очевидно, что наличие в системе наказаний несогласованности, наруше-ний структуры и прочих недостатков свидетельствует о востребованности весьма пристального внимания к данному институту со стороны как законода-теля, так и научного сообщества.

В Российской Федерации система наказаний является исчерпывающим и обязательным для суда перечнем видов наказаний, закрепленных в уголовном законе [3, с. 368]. Здесь необходимо отметить, что система наказаний – сугубо доктринальное понятие, в самом законе не встречающееся и выведенное из со-держания ст. 44 и 45 УК РФ. Сам факт существования системы наказаний обу-словлен лишь упорядоченностью изложения составляющих ее видов наказаний, выстроенных в порядке возрастания их строгости, благодаря чему система об-ретает практическое значение [9, с. 59], а виды наказаний – определенную взаимосвязь [5, с. 105–107].

Однако как с упорядоченностью и взаимосвязанностью видов наказаний, так и с практическим значением их системы имеются определенные трудности. В ка-честве наглядного примера можно привести санкцию ч. 2 ст. 201 УК РФ («Зло-употребление полномочиями»), где за тяжкое преступление в качестве основных наказаний предусмотрены штраф, принудительные работы и лишение свободы. Закономерно возникает ряд принципиальных вопросов, как то: 1) как за конкрет-ное преступление можно устанавливать самый мягкий вид наказания наравне с одними из самых строгих; 2) почему из семи общегражданских наказаний, приме-няемых в качестве основных (за исключением, естественно, пожизненного лише-ния свободы и смертной казни), в рассматриваемой санкции предусмотрены толь-ко три и именно эти три наказания; 3) не нарушают ли установленные в статьях Особенной части УК РФ соотношения между измеряемыми наказаниями (в дан-ном примере 10 лет лишения свободы «оценены» законодателем в миллион руб-лей штрафа) саму концепцию системы наказаний, и т. д.

Таких примеров можно привести немало, и некоторые из них лишь добав-ляют новые вопросы, как это происходит в случае с ч. 3 ст. 160 («Присвоение или растрата»), где аналогичным образом уравнены штраф в размере от 100 до 500 тысяч рублей и лишение свободы на срок до 6 лет, что разрушает нарож-

286

дающийся после рассмотрения предыдущего примера математический алго-ритм оценки одного года лишения свободы в 100 тысяч рублей штрафа. Все это кажется необходимым проанализировать и учесть при дальнейшем изменении законодательства, чтобы такое изменение можно было считать позитивным развитием или, иными словами, совершенствованием.

Обращаясь к изменению системы наказаний, следует иметь в виду, что несо-ответствие уголовного закона (и основных составляющих его уголовно-правовых институтов) общественному сознанию снижает его значение в борьбе с преступ-ностью, а в общественном сознании бытует представление о необходимости уста-новления четкого соотношения между строгостью наказаний с общественной опасностью преступлений [10, с. 97]. В связи с этим, как отмечает К. А. Сыч, че-тырехуровневая классификация преступлений по степени тяжести (поскольку признак тяжести позволяет охарактеризовать преступление точнее, чем признак общественной опасности) вполне могла бы стать основой для выделения четырех категорий видов наказаний по степени строгости – менее строгих, средней строго-сти, строгих и особо строгих [12, с. 245–246]. Развитие этой в высшей мере пер-спективной идеи может, как представляется, вывести систему наказаний на каче-ственно иной уровень, на котором она обрела бы новые функциональные свойства и могла бы гораздо лучше раскрыть потенциал системности.

Но с учетом сложившейся правотворческой практики и прочих немало-важных факторов (например, объективной сложности законодательной прора-ботки и реализации таких проектов) стоит надеяться, пожалуй, лишь на кроткие шаги в рамках совершенствования существующего содержания системы нака-заний, без каких-либо радикальных изменений. Именно на некоторых из этих шагов, а точнее – на требующих этих шагов проблемах, кажется целесообраз-ным остановиться далее.

Так, российская система наказаний содержит в себе «мертвые» виды нака-заний, т.е. такие наказания, которые не применяются на практике и уже одним своим существованием вносят в систему сумятицу, хотя очевидно, что уголов-ный закон должен состоять только из реальных норм, находящих отражение в правоприменении. Логичным было бы придерживаться простого порядка дей-ствий – после разработки законопроекта следует убедиться в соблюдении всех требуемых для его реализации условий и лишь затем принимать и вводить в действие соответствующий закон [7, с. 40], однако правотворческий процесс порой идет другим путем.

В настоящее время однозначно «мертвыми» можно назвать полтора нака-зания из тринадцати, предусмотренных УК РФ. Это смертная казнь и граждан-ский арест, от которого следует отличать военный арест (содержание на гаупт-вахте; фактически, арест сочетает в себе два разных наказания – «гражданский» арест, применяемый в общем, и «военный» арест, применяемый в отношении военнослужащих, т.е. субъектов преступления со специальным статусом воен-нослужащего или лица, проходящего военные сборы [13, с. 431–432]).

Если по поводу смертной казни необходимо окончательно определиться, нужна она обществу на современном этапе или нет (например, за счет общена-

287

родного плебисцита или волевого решения, основанного, в частности, на одно-значной позиции Конституционного Суда РФ), то с арестом все не столь проза-ично. Тогда как во многих цивилизованных странах арест (краткосрочный и интенсивный по своему репрессивно-воспитательному воздействию) считается перспективным видом наказания и достойной альтернативой долгосрочному лишению свободы [2, с. 803], в России до сих пор так и не была обеспечена для него экономическая основа (на протяжении последних 20 лет никак не удается возвести предусмотренные законодательством арестные дома), хотя данный вид наказания был закреплен в УК изначально наравне с рядом других наказа-ний, впоследствии «восстановленных» в изначальной или несколько изменив-шихся форме.

Следующей проблемой кажется возможным назвать то, что уголовным за-коном предусмотрены два специальных вида наказаний: ограничение по воен-ной службе (п. «е» ч. 1 ст. 44 УК РФ) и содержание в дисциплинарной воинской части (п. «к» ч. 1 ст. 44 УК РФ), которые не влияют на систему общих видов наказаний [11, с. 160], то есть эти виды наказаний как бы выпадают из системы наказаний, чем нарушают ее общую структуру. При этом ограничение по воен-ной службе, применяемое к военнослужащим (проходящим военную службу по контракту), назначается как в предусмотренных Разделом XI УК РФ («Престу-пления против военной службы») случаях, так и за совершение общеуголовных преступлений вместо исправительных работ (ч. 1 ст. 51 УК РФ). Аналогичный порядок законодатель предусмотрел и для содержания в дисциплинарной воин-ской части, которое, помимо собственно военных преступлений, может назна-чаться в качестве замены лишения свободы, если санкция общеуголовной ста-тьи предусматривает это наказание на срок до двух лет (ч. 1 ст. 55 УК РФ). Ес-ли санкцией соответствующей статьи предусмотрено наказание свыше двух лет лишения свободы, военнослужащий должен быть уволен с военной службы и осужден «на общих основаниях» согласно в ст. 3 Приказа Минобороны РФ от 29 июля 1997 г. № 302 «О Правилах отбывания уголовных наказаний осужден-ными военнослужащими». Интересно, что данный акт считается утратившим силу с 28 ноября 2016 года, а заменивший его новый приказ (Приказ Министра обороны РФ от 20 октября 2016 г. № 680) такого положения не предусматрива-ет. Кроме того, как уже отмечалось выше, к военнослужащим в Российской Фе-дерации может применяться арест.

Таким образом, наличие уголовных наказаний, применяемых к военно-служащим, в общегражданской системе наказаний представляется избыточ-ным, в связи с чем целесообразно либо выделение военных наказаний в са-мостоятельную систему наказаний (по аналогии с системой наказаний для несовершеннолетних), либо упразднение всех военных наказаний, являю-щихся, в сущности, вариациями общегражданских наказаний (содержание в дисциплинарной воинской части соответствует лишению свободы, тогда как ограничение по военной службе – исправительным работам; «военная спе-цифика», как кажется, вполне может быть отдельно оговорена в законе или подзаконных актах).

288

Третьей проблемой является обусловленная реалиями XXI века необходи-мость актуализации системы наказаний. Процессы, происходящие в обществе в последние годы и десятилетия, характеризуются, помимо прочего, колоссаль-ным ростом значения компьютерных технологий и техники для человека. Ки-бернетизация как частной, так и общественной жизни приводит к появлению новых, еще недавно невообразимых преступлений, совершаемых при помощи компьютерных технологий или даже в виртуальном пространстве и принося-щих вполне ощутимый материальный вред.

Это нашло свое отражение и в уголовном законодательстве, например, в криминализации мошенничества в сфере компьютерной информации (ст. 1596 УК РФ). Однако важно не ограничиваться этим и задуматься о реформировании мер противодействия новым криминальным вызовам (одной кибернетизацией, кстати, не ограничивающимся), в том числе, и за счет уголовно-правового ин-струментария. Одной из таких мер вполне может быть дополнение системы на-казаний новым видом наказания, поражающим права в области компьютерных технологий (например, «ограничение прав в киберпространстве» [8, с. 194]). Другой мерой – альтернативной или самостоятельной – могла бы стать замена существующего вида наказания в виде лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью наказанием (или нака-заниями) в виде лишения и ограничения прав (в сущности, это ограничение то-го или иного сегмента гражданско-правовой дееспособности). На том, безус-ловно, перечень возможных новелл не заканчивается.

Четвертой проблемой, о которой здесь стоит упомянуть, является нерав-номерное распределение «полезной нагрузки» на разные элементы системы на-казаний, что свидетельствует о ее несбалансированности. По данным Судебно-го департамента при Верховном суде РФ из 100 % осужденных лиц (учитывает-ся основное наказание) в 2015 году к лишению свободы было приговорено 59,6 % (к реальному лишению свободы на определенный срок 33 %, а к услов-ному – 23,6 %), к штрафу – 13,5 %, к обязательным работам – 11,6 %, а к испра-вительным работам – 9,5 %. Всего на эти четыре вида наказаний пришлось 94,2 % всех осужденных лиц, притом подобное соотношение сохраняется неиз-менным на протяжении последних лет, что дает основание усомниться в нали-чии в системе наказаний ее главного качества – системности [1, с. 380].

Интересно, что в последние годы в научных и политических кругах доста-точно активно идет дискуссия о необходимости кардинального изменения уго-ловного законодательства, в том числе и за счет принятия нового Уголовного кодекса. Результатом этой дискуссии стало предъявление на суд общественно-сти нескольких проектов УК РФ, авторы которых по-своему подошли к реше-нию накопившихся в законодательстве противоречий и проблем. Здесь же не лишним будет упомянуть проект УК, разработанный под руководством Н. А. Лопашенко в 2016 году [6, с. 18–59], где существенные изменения пре-терпела и система наказаний. Так, видов наказаний предлагается девять, при-чем авторы предлагают исключить именно все ныне «неработающие» и специ-альные наказания для военнослужащих. Кроме этого, предлагаются изменение

289

расположения наказаний в системе: штраф с первого места перемещается на пятое. В то же время, авторы проекта не предложили новых наказаний, а также обошли вниманием возможность выделения в системе наказаний уровней по степени строгости и соотнесения их с категориями преступлений. Тем не менее, уже то обстоятельство, что система наказаний и ее совершенствование не вы-падает из научной повестки (пусть и рассматриваясь часто не отдельно, а в комплексе с другими вопросами уголовного права), внушает оптимизм и наде-жду на развитие этого уголовно-правового института в конструктивном и науч-но обоснованном русле.

Список литературы 1. Коробеев А. И. Российское уголовное право. Общая часть / под ред.

В. С. Комиссарова. СПб., 2005. 560 с. 2. Коробеев А. И. Полный курс уголовного права : в 5 т. / под ред.

А. И. Коробеева. Т. 1: Преступление и наказание. СПб., 2008. 1133 с. 3. Красиков Ю. А. Уголовное право России : учебник : в 2 т. / под ред.

А. Н. Игнатова, Ю. А. Красикова. Т. 1: Общая часть. М., 2010. 592 с. 4. Курганов С. И. Наказание: уголовно-правовой, уголовно-исполни-

тельный и криминологический аспекты. М., 2008. 192 c. 5. Лапшин В. Ф. Средства дифференциации ответственности в современ-

ной уголовно-правовой доктрине // Человек: преступление и наказание. 2016. № 3. С. 105–109.

6. Уголовный кодекс Российской Федерации. Общая часть. Проект / Н. А. Лопашенко и др. // Библиотека уголовного права и криминологии. 2016. № 6. С. 18–59.

7. Минязева Т. Ф. Принятый закон должен исполняться! // Евразийская ад-вокатура. 2015. № 4. С. 39–43.

8. Орлов В. Н. Новое наказание в виде ограничения прав в киберпростран-стве // Актуальные проблемы криминологии, юридической психологии и уго-ловно-исполнительного права : сб. науч. статей. М., 2016. С. 193–199.

9. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (постатей-ный) / К. А. Барышева и др. М., 2015. 592 с.

10. Сундуров Ф. Р., Талан М. В. Наказание в уголовном праве : учеб. посо-бие. М., 2015. 256 с.

11. Сундуров Ф. Р. Новый импульс в развитии системы наказаний // Уче-ные записки Казанского университета. Гуманитарные науки. 2010. Т. 152. Кн. 4. С. 160–167.

12. Сыч К. А. Уголовное наказание и его состав: Теоретико-методологи-ческие аспекты исследования : дис. ... д-ра юрид. наук. Рязань, 2001. 408 с.

13. Эминов В. Е., Орлов В. Н. Уголовно-исполнительное право России. Общая и Особенная части : учебник для бакалавров / под ред. В. Е. Эминова, В. Н. Орлова. М., 2014. 799 с.

290

УДК 343 7 Алексей Викторович Коробкин,

преподаватель кафедры уголовного права (Академия ФСИН России),

e-mail: Alexx151@yandex.ru

ПОНЯТИЕ И СПОСОБЫ РАЗРЕШЕНИЯ УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО КОНФЛИКТА

Аннотация: статья посвящена рассмотрению вопроса о понятии уго-

ловно-правового конфликта. Автором рассмотрена альтернативные средства и способы разрешения уголовно-правового конфликта в основе которых ле-жит принцип полного возмещения вреда и примирения с потерпевшим.

Ключевые слова: уголовно-правовой конфликт, разрешение уголовно-правового конфликта, уголовная ответственность и наказание, нейтрализация негативных последствий преступления, возмещение вреда, причиненного пре-ступлением, примирительные процедуры, восстановительное правосудие.

8 Alexey Viktorovich Korobkin, teacher of department of criminal law

(Academy of FPS of Russia), e-mail: Alexx151@yandex.ru

THE CONCEPT AND METHODS OF RESOLVING

A CRIMINAL LEGAL CONFLICT

Abstract: the article is devoted to the consideration of the issue of the concept of the criminal and legal conflict. The author considers alternative means and ways of resolving a criminal-legal conflict based on the principle of full compensation for harm and reconciliation with the victim.

Keywords: the criminal and legal conflict, permission of the criminal and legal conflict, criminal responsibility and punishment, neutralization of negative consequences of the crime, compensation for harm caused by the crime, conciliatory procedures, restorative justice. Развитие уголовной политики в последние десятилетия характеризуется

поиском наиболее эффективных механизмов не только для борьбы с преступ-ностью как таковой, но и для достижения иных весьма важных целей [1, с. 206]., одной из которых, является разрешение уголовно-правового кон-фликта, который возникает в результате совершения лицом противоправного деяния, запрещенного уголовным законом.

Можно предположить, что уголовно-правовой конфликт является разно-видностью конфликта юридического. Общепризнанного определения юридиче-ского конфликта в науке еще не выработано.

© Коробкин А. В., 2017 © Korobkin A. V., 2017

291

В. Н. Кудрявцев полагает, что наиболее полно правовой аспект выражается в тех конфликтах, которые возникают и развиваются в связи с объективно су-ществующими противоречиями между несколькими правовыми нормами, отно-сящимися к одному и тому же предмету. В этих конфликтах (называемых им юридическими конфликтами в узком смысле слова) интересы противостоящих сторон и мотивы их поведения определяются смыслом правовых норм, от кото-рых зависят действия участников. Такой конфликт начинается и заканчивается с использованием юридических средств и процедур [2, с. 260].

Е. В. Попаденко и Д. П. Зеркин в свою очередь под юридическим кон-фликтом понимают противоборство субъектов права с противоположными по-ниманием и действиями по отношению к принципам и нормам права с целью изменения своего статуса и юридического состояния [3, с. 116]. Таки образом можно предположить, что уголовно-правовой конфликт есть конфликт между лицом, преступившим уголовный закон (совершившим преступление), и госу-дарством, обществом, или частным лицом по поводу противоправного поведе-ния виновного.

Уголовно-правовой конфликт – есть основной (главный) конфликт в сфере уголовной юстиции. Он возникает с момента преступного действия или бездей-ствия [4, с. 242].

Нейтрализация негативных последствий преступления является основной целью разрешения уголовно-правового конфликта. Привлечение виновного ли-ца к уголовной ответственности и назначение ему соответствующего наказания, к сожалению, являются сегодня самым распространенным способом их разре-шения.

Сущность уголовной ответственности для лица, совершившего преступле-ние, выражается в обязанности дать отчет в содеянном перед государством и подвергнуться неблагоприятным юридическим последствиям, предусмотренным уголовным законом [5, с. 61]. Однако во многих странах Западной Европы в ос-нове разрешения уголовно-правового конфликта лежит принцип целесообразно-сти подразумевающий применение так называемых альтернативных средств раз-решения уголовно-правового конфликта. Одним из таких способов разрешения является использование примирительных процедур (процедур медиации) или процедур восстановительного правосудия (в отношении несовершеннолетних), в основе которых лежит деятельное раскаяние, примирение с потерпевшим и за-глаживание причиненного преступлением вреда. Нейтрализация отрицательных последствий совершенного преступления в этих случаях осуществляется винов-ным лицом добровольно без применения мер государственного принуждения, то есть урегулирование происходит самими причастными сторонами без государст-венного вмешательства извне. При успешном завершении указанных процедур лицо перестает быть общественно опасным, и применение к виновному уголов-ной ответственности становится неактуальным, поскольку стоящие перед уго-ловной ответственностью цели уже фактически достигнуты.

В. Боровиков также выходом из сложившейся ситуации видит в возможно-сти закрепления в качестве наказания такой меры воспитательного воздействия,

292

как обязанность загладить причиненный вред. Оно могло бы назначаться вме-сто наказаний, не связанных с лишением свободы [6, с. 11]..

Следовательно, можно предположить, что предметом любого уголовно-правового конфликта является: возмещение вреда лицу, потерпевшему от пре-ступления, восстановление социальных связей, восстановление нарушенного в результате преступления порядка и как результат частичная или полная нейтра-лизация негативных последствий совершенного деяния.

Применение уголовной ответственности и наказания как итог уголовного су-допроизводства – это наиболее вероятный, но не всегда эффективный способ раз-решения конкретного уголовно-правового конфликта. В комплексе с недостатка-ми пенитенциарной системы этот путь обеспечивает реализацию карательной со-ставляющей наказания, но не всегда позволяет учесть потребности потерпевшего как материального, так и психо-эмоционального характера, восстановить соци-альные связи, в целом достичь цели исправления и ресоциализации.

Из-за недостаточности внимания к потребностям потерпевшего от престу-пления, интересов семьи осужденного, излишней карательной направленности современной уголовной политики государства, а также в целях реализации по-ложений Концепции развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 г. и федеральной целевой программы «Развитие уголовно-исполнительной системы (2017-2025 годы)» представляется необходимым соз-дание альтернативной системы разрешения уголовно-правового конфликта с использованием примирительных процедур, направленной на восстановление нарушенных прав и заглаживание причиненного потерпевшему вреда с участи-ем нейтрального посредника – медиатора.

Список литературы 1. Арутюнян А. А. Медиация в уголовном процессе. М., 2013. С. 6. 2. Кудрявцев В. Н. Юридическая конфликтология // Кудрявцев В.Н. Из-

бранные труды по социальным наукам : в 3 т. Т. 2: Криминология, социология, конфликтология. М., 2002. С. 260.

3. Зеркин Д. П. Основы конфликтологии : курс лекций. Ростов-на-Дону, 1998. С. 244; Попаденко Е. В. Уголовно-правовой конфликт: понятие и способы его преодоления // Проблемы совершенствования юридической техники и диф-ференциации ответственности в уголовном праве и процессе : сб. науч. статей / отв. ред. Л. Л. Кругликов. Ярославль, 2006. Вып. 1. С. 116.

4. Русанова О. В. О понятии уголовно-процессуальных конфликтов // Вест-ник Воронежского государственного университета. 2015. № 3. С. 242.

5. Рыбушкин Н. Н. Запреты и ответственность в уголовном праве России // Ученые записки Казанского государственного университета. Том 144. Казань, 2003. С. 61.

6. Боровиков В. О. Совершенствовании института уголовной ответствен-ности несовершеннолетних // Уголовное право. 2003. № 4. С. 11.

293

УДК 343.97 9 Мария Михайловна Краюшкина,

начальник кабинета специальных дисциплин кафедры огневой подготовки учебно-научного комплекса

специальной подготовки (Московский университет МВД России

имени В. Я. Кикотя), е-mail: kraushkina-m@inbox.ru

УГОЛОВНО-ПРАВОВЫЕ СРЕДСТВА

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ УЛИЧНОЙ ПРЕСТУПНОСТИ

Аннотация: в статье рассматриваются положения о предупреждении и профилактике уличной преступности, об эффективности и малоэффективно-сти мер, направленных на предупреждение уличных преступлений, ранняя профилактика уличных преступлений. Рассматриваются уголовно-правовые средства предупреждения уличных преступлений.

Ключевые слова: уличная преступность, предупреждение уличной преступности, профилактика уличной преступности, индивидуальная профи-лактика, профилактические меры, уголовно-правовые средства предупреж-дения преступности.

10 Mariya Mikhailovna Krayushkina,

head office of special disciplines chair of fire training educational and scientific complex special training

(Kikot Moscow University of the Ministry of Interior Affairs of Russia), е-mail: kraushkina-m@inbox.ru

CRIMINALLY-LEGAL MEANS OF PREVENTING STREET CRIME

Abstract: the article deals with the provisions on the prevention and prevention of street crime, the effectiveness and ineffectiveness of measures aimed at the prevention of street crime, early prevention of street crime. We consider the criminal law means to prevent street crimes.

Keywords: street crime, prevention of street crime, street crime prevention, individual prevention, preventive measures, criminal legal means of prevention. Уличная преступность требует к себе особого внимания как в силу недоста-

точной изученности самого явления уличной преступности, так и в силу невоз-можности выявления всех преступлений, которые совершаются на улицах города. Уличная преступность остается одним из наиболее латентных видов преступно-сти. Криминализация современного общества свидетельствует о необходимости обновления и повышения эффективности мер, направленных на предупреждение © Краюшкина М. М., 2017 © Krayushkina M. M., 2017

294

уличных преступлений, на нивелирование причин, которые лежат в основе со-вершения уличных преступлений, характеризующихся любой формой вины.

Предупреждение уличной преступности предполагает воздействие на оп-ределенное явление посредством профилактически направленных мер органи-зационно-хозяйственного, социально-воспитательного, правового и экономиче-ского характера. Для того чтобы такого рода воздействие было эффективным, необходимо знать не только причины, но и условия, влияющие на совершение противоправных действий на улицах населенных пунктов.

Говоря о состоянии современной уличной преступности, необходимо от-метить, что в ряде случаев предупредительные меры оказываются малоэффек-тивными. Это объясняется прочно сформировавшимися отрицательными взгля-дами и привычками отдельных лиц, их моральной неспособностью принять решение о недопустимости противоправного поведения, паразитической на-правленностью сознания и другими причинами.

Профилактика преступности в криминологической литературе рассматри-вается как многоуровневая система государственных и общественных мер, на-правленных на выявление, устранение, ослабление и нейтрализацию причин и условий преступности, а также на удержание от перехода или возврата на пре-ступный путь людей, условия жизни и (или) поведение которых указывают на такую возможность 2, с. 177.

Предупреждение уличной преступности складывается из общей и индиви-дуальной профилактики, чему предшествует работа, направленная на выявле-ние уличных преступлений, а также условий, способствующих их совершению. Одна из характерных черт профилактики, осуществляемой на улицах городов, – это комплексность, что проявляется во всех сферах жизнедеятельности общест-ва, указывает на многообразие процессов, влияющих на детерминацию уличной преступности 2, с. 183–184.

В настоящее время профилактика уличной преступности должна включать в себя: профилактику правонарушений на улицах, в общественных местах, пре-дупреждение экстремизма и терроризма; профилактику правонарушений, со-вершаемых на административных участках; профилактику насилия на улице; профилактику правонарушений отдельных категорий населения: несовершен-нолетних, мигрантов, безработных, а также лиц, освободившихся из мест ли-шения свободы и их социализация; профилактику, основанную на борьбе с пьянством, наркоманией, токсикоманией и другими социальными явлениями, которые наиболее часто проявляются в сфере улицы; активизацию работы по борьбе с безнадзорностью, беспризорностью и правонарушениями несовер-шеннолетних; координацию деятельности территориальных органов внутрен-них дел и органов местного самоуправления в целях достижения согласованных действий по предупреждению, выявлению и пресечению уличных преступле-ний, а также выявлению и устранению причин и условий, способствующих подготовке и совершению преступлений данного вида.

Для получения положительного результата от профилактики уличной пре-ступности необходимо постоянное ее совершенствование в зависимости от

295

уровня, структуры, динамики и других характеристик уличной преступности, учет социальных и материальных условий жизни граждан, также входящих в состав детерминант уличных преступлений.

Первостепенное значение в предупреждении уличной преступности имеет именно ранняя профилактика. Как отмечено в криминологической литературе, ранняя профилактика – это когда удается выявить источники криминальных или иных антиобщественных влияний на лицо (группу лиц) до того, как это влияние устойчиво сказалось на их поведении. Основной задачей ранней про-филактики уличных преступлений является пресечение негативного влияния факторов, способствующих совершению уличных преступлений, а также разъ-яснение потенциальному преступнику возможности наступления негативных для него последствий совершения уголовно-наказуемого деяния 4, с. 48–50.

Профилактика должна быть направлена на преодоление противоречий в социальной сфере – в сфере быта и досуга. Это связано с разрушением межлич-ностных отношений, а также предполагает упреждение конфликтов, способст-вующих совершению уличных преступлений. В ранней профилактике особое внимание необходимо уделять деятельности по противодействию алкоголизму и наркомании, особенно среди несовершеннолетних. Несовершеннолетним преступникам, в целом, стоит уделять особое внимание, так как они наиболее склонны к совершению уличных преступлений.

Предупреждение уличной преступности не будет эффективным без ком-плексного применения уголовно-правовых средств воздействия на лиц, склон-ных к совершению уличного преступления, или лиц, уже совершивших уличное преступление, но склонного к совершению нового. Уголовно-правовые средст-ва предупреждения уличных преступлений можно разделить на две группы: 1) применяемые к лицам, действия которых побуждают или могут побудить дру-гих лиц к совершению уличного преступления; 2) применяемые непосредст-венно к лицам, совершающим уличные преступления, с целью предупреждения совершения ими такого преступления.

Уголовно-правовые средства предупреждения уличной преступности предполагают систематическое, целенаправленное и предупредительное воз-действие на лиц, склонных к совершению уличного преступления или на кото-рых возможно влияние лиц, ведущих антиобщественный образ жизни, в целях склонения к совершению в их интересах общественно опасного деяния, а имен-но уличного преступления.

Необходимо отметить, что уголовно-правовые средства предупреждения уличных преступлений разнообразны как по своей правовой природе, так и субъектам их применения, к которым можно отнести органы, учреждения, ор-ганизации, предприятия, а также должностные лица (служащие) и отдельные граждане, на которые возложены задачи и функции по выявлению, устранению, ослаблению, нейтрализации причин и условий, способствующих существова-нию и распространению уличной преступности.

На уличную преступность активно воздействуют происходящие в общест-ве процессы, особенно состояние социально-экономических и общественно-

296

политических отношений, рост или снижение конфликтности, степени соци-альной напряженности, расширение либо снижение демократизации и т. д. Та-ким образом, субъекты, применяющие уголовно-правовые средства предупре-ждения уличных преступлений, должны учитывать все указанные процессы для достижения наиболее эффективного результата 1, с. 15. Несвоевременное вы-явление и принятие мер воздействия к правонарушителям и их окружению вле-кут формирование привычки к антиобщественному поведению, а также значи-тельно увеличивают вероятность совершения лицом уличного преступления 3, с. 502.

Список литературы 1. Заремба Е. С. Криминологическая характеристика уличной преступно-

сти (по материалам Тюменской области) : автореф. дис. … канд. юрид. наук. Тюмень, 2011. 21 с.

2. Криминология : учебник / под ред. Н. Ф. Кузнецовой, Г. М. Миньков-ского. М., 1998. 566 с.

3. Криминология : учебник / под общ. ред. А. И. Долговой. М., 2010. 1008 с. 4. Лапшин В. Ф. Наказание как средство предупреждения преступности:

российский и зарубежный опыт // Ведомости уголовно-исполнительной систе-мы. 2012. № 7. С. 47–52.

УДК 343.85 11 Анна Сергеевна Лимарь,

адъюнкт ФПНП и НК (Московский университет МВД России

имени В. Я. Кикотя), е-mail: anna-mixajlova-91@bk.ru

К ВОПРОСУ О СОВЕРШЕНСТВОВАНИИ

МЕР ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ НЕЗАКОННЫХ ОРГАНИЗАЦИИ И ПРОВЕДЕНИЯ АЗАРТНЫХ ИГР

Аннотация: в статье рассматриваются вопросы предупреждения неза-

конной игорной деятельности, а также профилактики преступлений, связан-ных с незаконными организацией и проведением азартных игр. Помимо этого формулируются предложения по совершенствованию мер предупреждения незаконной деятельности в сфере игорного бизнеса.

Ключевые слова: азартные игры, незаконная игорная деятельность, предупреждение и профилактика преступлений в сфере экономической дея-тельности, совершенствование правоохранительной деятельности.

© Лимарь А. С., 2017

297

12 Anna Sergeevna Limar', postgraduate,

(Kikot Moscow University of the Ministry of Interior Affairs of Russia), е-mail: anna-mixajlova-91@bk.ru

TO THE QUESTION ABOUT IMPROVEMENT

OF MEASURES AGAINST THE ILLEGAL ORGANIZATION AND CARRYING OUT GAMBLINGS

Abstract: the article discusses the prevention of illegal gambling activities,

and the prevention of crimes related to illegal organization and conduct of gambling. In addition, the author formulates proposals for improving measures to prevent illegal gambling.

Keywords: gambling, illegal gambling, prevention and prevention of crimes in the sphere of economic activity, improvement of law enforcement activities. Несмотря на запрет деятельности по организации азартных игр вне уста-

новленных Федеральным законом от 29 декабря 2006 г. № 244-ФЗ «О государ-ственном регулировании деятельности по организации и проведению азартных игр и о внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации» игорных зон (на территориях Алтайского, Краснодарского, При-морского краев, Калининградской области и Республики Крым), в Российской Федерации продолжают функционировать незаконные игорные заведения, что способствует развитию сложной криминогенной обстановки.

В целях преодоления негативных тенденций в сфере противодействия незаконной игорной деятельности Уголовный кодекс Российской Федерации была включена ст. 1712 об ответственности за незаконные организацию и проведение азартных игр с использованием игрового оборудования вне игор-ной зоны, либо с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет», а также средств связи, в том числе под-вижной связи, либо без полученного в установленном порядке разрешения на осуществление деятельности по организации и проведению азартных игр в игорной зоне.

Незаконные организация и проведение азартных игр представляют собой сегмент теневой экономики, поэтому нейтрализация криминогенной ситуации в сфере игорной деятельности и экономической деятельности в целом должны стать стратегическим, приоритетным направлением государственной политики в области борьбы с преступностью [6, с. 68-71]. Однако незаконные организа-ция и проведение азартных игр посягают не только на сферу экономической деятельности, но и обладают способностью детерминировать другие виды пре-ступлений (убийств, краж, грабежей, разбоев и др.). Таким образом, преступле-ния в виде незаконных организации и проведения азартных игр самым неблаго-приятным образом влияют на уровень общей преступности.

© Limar' A. S., 2017

298

Увлечение азартными играми представляет реальную угрозу для общест-венной нравственности. В результате распространения нелегальных игорных заведений и игровых автоматов в обществе возникла и получила широкое рас-пространение новая болезнь – лудомания – влечение к азартным играм, пред-ставляющая опасность для лиц, попавших в долговую и психологическую зави-симость от азартных игр. Эти обстоятельства позволяют сделать вывод о высо-кой общественной опасности незаконной игорной деятельности, и несовершенстве работы правоохранительных органов по предупреждению пре-ступлений, связанных с незаконными организацией и проведением азартных игр [4, с. 37–43].

Согласно ст. 2 Федерального закона от 7 февраля 2011 г. № 3-ФЗ «О поли-ции», одним из основных направлений деятельности полиции являются преду-преждение и пресечение преступлений и административных правонарушений, которая заключается в целенаправленном воздействии на причины преступно-сти в целях недопущения вовлечения в преступность новых лиц и совершения новых противоправных деяний. Эта деятельность регламентируется большим количеством ведомственных нормативных актов, что свидетельствует об отсут-ствии системы взаимодействия субъектов профилактики. В связи с этим на официальном уровне делались заявления о неэффективности деятельности пра-воохранительных органов в процессе осуществления предупреждения преступ-лений [11, с. 2].

Анализируя проблемы профилактической правоохранительной деятельно-сти, И. П. Портнов справедливо отмечал, что большим профилактическим по-тенциалом обладают такие общественные институты, как различные фонды, религиозные конфессии, движение казачества, банковские, коммерческие структуры, частные производственные ассоциации, учебные заведения и др. [10, с. 9]. На наш взгляд, в целях реализации государственной политики в сфере профилактики преступлений также необходимо установление и поддержание взаимодействия между правоохранительными органами, государственными ор-ганами и учреждениями, общественными организациями и объединениями.

В настоящее время на территории России зарегистрировано более 34 тысяч общественных формирований правоохранительной направленности общей чис-ленностью свыше 363 тысяч человек. При совместном несении службы по ох-ране общественного порядка с народными дружинниками в год раскрывается около 40 тысяч преступлений, выявляется свыше 400 тысяч административных правонарушений [1]. Очевидно, что деятельность подобных общественных объединений правоохранительной направленности, способствует более эффек-тивному предупреждению преступлений.

Среди действенных мер предупреждения незаконной игорной деятельно-сти сегодня стоит выделить работу «горячих линий» правоохранительных ор-ганов, а также Интернет-сайтов: Система противодействия нелегальному игор-ному бизнесу – www.картаказино.рф и др., – которые содержат информацию о расположении нелегальных игорных залов и казино на территории России вне игорных зон, собранную путем сообщений граждан в режиме реального време-

299

ни. С начала 2015 года на «горячую линию» поступило 1480 заявлений о местах организации и проведения азартных игр, подтвердились 228 заявлений, возбу-ждено 128 уголовных дел, закрыто 167 казино [12].

Важным направлением профилактики незаконных организации и проведе-ния азартных игр является деятельность правоохранительных органов по выяв-лению Интернет-ресурсов, на которых организуются азартные игры, с после-дующей передачей полученной информации в суд для решения вопроса об ог-раничении передачи информации абонентам к Интернет-сайтам, предоставляющим указанные услуги. Однако бизнесмены, осуществляя неза-конную деятельность по организации и проведению азартных игр, прикрыва-ются вывесками, типа: «Интернет-кафе» и др. в сети «Интернет» [2], сменяя доменную зону «.ru» на зону «.com». Все это существенно осложняет монито-ринг сети и процесс установления владельцев сайта, функционирующего в ре-жиме казино [7]. Это обстоятельство требует поиска новых форм профилактики данного вида преступности.

Представляется, что целесообразно использовать широкое информирова-ние населения о степени общественной опасности незаконной игорной дея-тельности, характере и масштабах причиняемого ею вреда. Важная роль в этом должна принадлежать средствам массовой информации. Сегодня средства мас-совой информации как современный и свободный «двигатель прогресса» про-пагандируют насилие, вседозволенность, азартные игры как легкий источник доходов и роскошной жизни, тем самым формируют преступное поведение. Необходимо переориентировать деятельность СМИ в сторону пропаганды здо-рового образа жизни, правового просвещения и информирования населения о последствиях незаконной игорной деятельности.

Основными видами профилактической деятельности органов внутренних дел являются индивидуальная и виктимологическая профилактика преступно-сти. Всестороннее изучение личности совершавших, совершающих или имею-щих намерение совершить общественно опасное деяние в сфере незаконного игорного бизнеса, как важнейшее направление индивидуальной профилактики незаконной игорной деятельности, способствует выработке наиболее эффек-тивных (оптимальных) мер непосредственного профилактического воздействия на них. Комплекс мер индивидуальной профилактики должен быть направлен на формирование позитивного влияния на лицо, в отношении которого приме-няется профилактическое воздействие, с целью нейтрализации низменной и противоправной мотивации.

По мнению В. Н. Кудрявцева и В. Е. Эминова, необходимо единовремен-ное изучение личности преступника и потерпевшего при совершении преступ-ления, между которыми существует тесное социально-психологическое взаи-модействие, и последний принимает самое активное участие в возникновении криминогенной ситуации [5, с. 199]. Учитывая это, правоохранительные органы должны проводить виктимологическую профилактику, которая представляет собой комплекс мероприятий по снижению риска стать жертвой преступлений, связанных с незаконными организацией и проведением азартных игр. На наш

300

взгляд, проведение виктимологической профилактики особенно актуально в рамках противодействия преступлениям, связанным с незаконными организа-цией и проведением азартных игр, так как в большинстве случаев инициатором соглашения, основанного на риске о выигрыше (азартной игры), является сам участник игры (потенциальная жертва).

Согласно социологическому исследованию, проведенному врачом-психотерапевтом С. В. Ивановой, негативному влиянию азартных игр в большей степени подвержены лица подросткового и юношеского возраста [3, с. 299–302]. По данным социологического опроса, проведенного кафедрой криминологии Ом-ской академии МВД России, более 40 % опрошенных учащихся средних школ имели опыт игры на игровых автоматах. Каждый тридцатый опрошенный подрос-ток играл в азартные игры на деньги, отнятые у сверстников [9, с. 95]. К примеру, в г. Белгороде шестнадцатилетний молодой человек из благополучной и обеспе-ченной семьи осужден за совершение трех мошенничеств и кражи, которые со-вершал из-за тяги к азартным играм. Похищенное имущество он закладывал в ломбарде, а полученные денежные средства расходовал, делая ставки в букмекер-ских конторах [8].

В числе первоочередных мер по совершенствованию виктимологической профилактики незаконных организации и проведения азартных игр стоит пре-дусмотреть доскональное изучение социальной ситуации в стране, а также в отдельном регионе, связанной с игровой зависимостью. Это позволит прово-дить всестороннее просвещение, а также правовое информирование со стороны правоохранительных органов по разъяснению прав граждан, ознакомлению со способами противодействия незаконным организации и проведению азартных игр путем информирования граждан через печатные издания и СМИ, проведе-ния в различных организациях лекций, распространения информации (предос-терегающего характера) о негативных социальных последствиях азартных игр.

Список литературы 1. Анализ деятельности отрядов добровольных дружин. Режим доступа :

http://amfeon-dmd.livejournal.com/1122.html (дата обращения: 20.01.2017). 2. Багров Д. Доступный азарт // ЭЖ-Юрист. 2010. 10 окт. 3. Иванова О. А. Азартные игры как угроза общественной нравственно-

сти // Молодой ученый. 2013. № 9. С. 299–302. 4. Иванцов С. В. Проблемы предупреждения отдельных видов преступности в

переходный период // Проблемы переходного периода: адаптация нормативно-правовых актов Крымского федерального округа к законодательству Российской Федерации : сб. материалов Всерос. науч.-практ. конф., приуроченной к годовщине вхождения Республики Крым и города федерального значения Севастополя в со-став Российской Федерации / под общ. ред. С. А. Буткевича. 2015. С. 37–43.

5. Криминология : учебник / под ред. В. Н. Кудрявцева, В. Е. Эминова. М., 2009. 800 с.

6. Лапшин В. Ф. Проблемы формирования современной политики проти-водействия экономической преступности // Уголовное право: стратегия разви-

301

тия в XXI веке : сб. материалов XIII Междунар. науч.-практ. конф. М., 2016. С. 68–71.

7. Миллиард рублей с нелегальных казино. Режим доступа : http://spb.itar-tass.com (дата обращения: 20.01.2017).

8. Обвинительный приговор по делу №1-144/2013 Свердловский районный суд г. Белгорода. Режим доступа : http://sudact.ru (дата обращения: 20.01.2017).

9. Панов С. Л., Никульченкова Е. В. Игорный бизнес и девиантное поведе-ние несовершеннолетних // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2006. № 3. С. 94–95.

10. Портнов И. П. Профилактика как приоритетное направление в деятель-ности органов внутренних дел по борьбе с преступностью // Вопросы совер-шенствования работы подразделений милиции общественной безопасности. М., 1995. С. 3–18.

11. Путин В. В. Необходима системная профилактическая работа // Про-фессионал. 2007. № 4. С. 2.

12. Система противодействия нелегальному игорному бизнесу. Режим дос-тупа : http://картаказино.рф/news/98-grazhdanskoe-obshchestvo-pokazalo-svoyu-effektivnost-v-borbe-s-nelegalnym-igornym-biznesom (дата обращения: 20.01.2017).

УДК 341.48 13 Максим Сергеевич Мачехин, адъюнкт факультета подготовки научно-педагогических кадров

(Академия ФСИН России), е-mail: maximov.mixa2015@yandex.ru

ЗАРУБЕЖНОЕ УГОЛОВНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА МАССОВЫЕ БЕСПОРЯДКИ

Аннотация: в статье представлен комплексный анализ ответственности

за массовые беспорядки в зарубежном уголовном законодательстве. Рас-смотрены юридически значимые признаки массовых беспорядков, которые предусмотрены в соответствующих нормах уголовного законодательства от-дельных зарубежных стран. Анализируются отличия норм об ответственности за массовые беспорядки и осуществлено сопоставление с нормами нацио-нального права о преступлениях, совершаемых против общественной безо-пасности.

Ключевые слова: массовые беспорядки, зарубежное уголовное зако-нодательство, сотрудники правоохранительных органов, уголовная ответст-венность, общественная безопасность, общественный порядок.

© Мачехин М. С., 2017

302

14 Maksim Sergeevich Machekhin, graduated in a military academy of faculty

of preparation research and educational personn (Academy of the FPS of Russia),

е-mail: maximov.mixa2015@yandex.ru

FOREIGN CRIMINAL LEGISLATION ON LIABILITY FOR RIOTS

Abstract: this article presents a comprehensive analysis of the responsibility for riots in foreign criminal law. Considered are legally significant signs of mass riots, which are stipulated in the relevant norms of criminal legislation of certain foreign countries. The differences in the norms on responsibility for mass riots are analyzed and compared with the norms of the national law on crimes committed against public security.

Keywords: mass riots, foreign criminal legislation, law enforcement officers, criminal responsibility, public safety, public order.

Политика любого государства такова, что не всегда с ней согласно все на-

селение страны. Иногда это несогласие детерминирует возникновение такого явления, как массовые беспорядки. Общественная опасность массовых беспо-рядков очень велика: в результате действий не поддающейся контролю толпы людей формируется напряженная обстановка на определенной территории, уничтожается и повреждается социальная и производственная инфраструктура, создается угроза для жизни и здоровья граждан, дезорганизуется деятельность органов власти и управления.

Экстремистские проявления в ходе массовых мероприятий, влекущие за собой столкновение митингующих с полицией, в последние десятилетия стали не исключением, а печальной закономерностью. Подобные действия происхо-дят не только в Москве и на постсоветском пространстве: в Украине, Белорус-сии, Грузии, Азербайджане, Эстонии, Латвии, Армении, Казахстане, но и во многих государствах дальнего зарубежья: Греции, Египте, Испании, Италии, Ираке, Пакистане, Афганистане, Йемене, США, Великобритании, Китае, Тур-ции, Болгарии, Венгрии, Польше, Кувейте, Бахрейне, ЮАР и многих других странах [1, 106–116].

Все больше данное преступление политизируется, массовые беспорядки могут привести к свержению существующей власти, как это произошло, на-пример, в Египте. В связи с повышенной опасностью и быстрым темпом рас-пространения массовых беспорядков возникло немало вопросов, которые тре-буют постоянного и углубленного социально-правового исследования.

Западное законодательство отличается более конкретным и жестким (по сравнению с российским) набором требований к порядку проведения демонст-раций и шествий. Так, в США действует специальное законодательство о пуб-личных беспорядках. По разъяснению министерства юстиции, публичные бес-

© Machekhin M. S., 2017

303

порядки – это скопление людей (по одним установлениям – 2 человека, по дру-гим – 10), совершающих насильственные акты либо хулигански себя прояв-ляющих, чем они ставят под угрозу других граждан либо собственность, либо общественное спокойствие. К публичным беспорядкам примыкает такое право-нарушение, как подстрекательство к публичным беспорядкам –попытка лица вовлечь других лиц в действия, образующие состав публичных беспорядков.

Полиции США предоставлено право производить аресты при массовых скоплениях людей или предъявлять определенные требования к собравшимся, в том числе и требование «разойтись»,которые допустимы, если собравшиеся на-рушают распоряжения местных властей, проводят демонстрации без соответст-вующего разрешения; если среди собравшихся раздаются прямые призывы к насильственным противоправным действиям; если собравшиеся блокируют движение на улицах либо каким-то образом угрожают другим гражданам; если собравшиеся допускают хулиганские или непристойные действия.

За сопротивление полиции в США при аресте/задержании нарушителю «грозит» до 6 месяцев лишения свободы. В случае если лицо оказывает фи-зическое сопротивление либо пытается бежать, то он может получить нака-зание до полутора лет лишения свободы в окружной тюрьме. Если задержи-ваемый сопротивляется аресту, используя силу или насилие в отношении полицейского, то он по американскому законодательству заслуживает нака-зание до 5 лет лишения свободы. И, наконец, если правонарушитель своим сопротивлением задержанию создает угрозу полицейскому или окружаю-щим его гражданским лицам, то он может быть осужден на 10 лет тюремно-го заключения [4].

Чтобы квалифицировать событие как массовые беспорядки (riot), в Англии и Уэльсе необходимо, чтобы 12 и более присутствующих в одном месте лиц применяли насилие, или угрожали его применением, да еще так, чтобы их по-ведение «могло вызвать страх за свою личную безопасность у присутствующе-го человека с достаточно стойким характером». Такова формулировка первого раздела Закона об общественном порядке (public order act) 1986 года. Правда, «достаточно стойкий» британец тут – понятие абстрактное: никто не станет ис-кать реального свидетеля специально, чтобы проверить крепость его нервов. В этой связи можно «упрекнуть» британского законодателя в несоблюдении правил законодательной техники, доктринальное учение о которой стало скла-дываться в середине XIX века [3, c. 163–165].

Для беспорядков по-английски не важно, действовали ли их участники од-новременно или по очереди; в общественном месте или на частной собственно-сти. Ну а вывод об общности цели суду разрешено делать самостоятельно, ис-ходя из поведения обвиняемых. Однако принципиально, что если для призна-ния события массовыми беспорядками достаточно угрозы насилия, то собственно виновными из присутствующих считаются только те, кто насилие действительно применил.

Максимальное наказание за массовое беспорядки в Британии достигает 10 лет лишения свободы, но дело может обойтись даже штрафом: нижнего по-

304

рога нет. Правда, судить по статье riot может только Королевский суд. Для ме-стных же существует «облегченная» версия состава преступления, оговоренная во втором разделе того же закона 1986 года. Для «насильственных беспоряд-ков» (violent disorder) достаточно лишь трех участников, для признания винов-ным по этой статье – только угрозы насилием, а предельный срок лишения сво-боды составляет пять лет [1, 106–116]. И в Великобритании, и в США правосу-дие предпочитает иметь дело с конкретными и доказуемыми обвинениями, а не с абстрактным «участием в массовых беспорядках».

В ФРГ право граждан на уличные шествия и демонстрации закреплено в ст. 8 Конституции [6, с. 52]. Правовое регулирование уличных демонстраций и митингов в Германии обеспечивается специальным Федеральным законом «О собраниях и шествиях» 1953 г. в редакции 1978 г. Согласно данному закону любое массовое мероприятие, собрание или демонстрация в обязательном по-рядке должны быть санкционированы властями. За проведение несанкциониро-ванного митинга виновный может подвергнуться наказанию до года тюрьмы или штрафу 15 000 евро. Параграф 15 (п. 1) закона о собраниях гласит: «Компе-тентный орган может запретить проведение собрания либо демонстрации и ше-ствия или поставить их проведение в зависимость от определенных условий, если к моменту, когда должно быть отдано соответствующее распоряжение, имеются явные признаки того, что в результате проведения собрания или де-монстрации и шествия под непосредственной угрозой окажутся общественная безопасность или установленный порядок».

Организатор массового мероприятия несет ответственность за поддержа-ние порядка, соблюдение регламента, предотвращение инцидентов, а также за своевременное прекращение демонстрации и рассеивание людей.

Иногда происходит так, что организаторы сами непосредственно при совершении массовых беспорядков руководят толпой, могут координиро-вать ее действия для эффективного сопротивления властям, но в большин-стве случаев организаторы выполняют свои функции через доверенных лиц, которые в свою очередь постоянно держат толпу в «возбужденном» и агрессивном состоянии. Данное состояние поддерживается различными лозунгами, петициями, сведениями, вызывающими возмущение и волнение в толпе [2, с. 25–29].

Говоря об ответственности организаторов массовых беспорядков, следует учитывать, что в большинстве случаев привлечение их к ответственности представляет значительные сложности, поскольку нередко организаторы даже не появляются в местах совершаемых противоправных действий. Если этого не происходит, то власти имеют право насильно рассредоточить демонстра-цию. Для этого полиции ФРГ предоставлены широкие права: применять силу и меры физического воздействия – резиновые дубинки, слезоточивый газ, во-дометы, а при необходимости, по усмотрению самих полицейских, и огне-стрельное оружие.

Ближайший аналог российским «массовым беспорядкам» в уголовном кодексе Франции – это секция «о восстании», в которой описываются пра-

305

вонарушения, связанные с неподчинением и препятствованием работе представителя власти с применением насилия. Такое определение «восста-ния» как раз применимо к участникам несанкционированных акций. Пре-фект полиции или мэр города могут запретить любую демонстрацию, если, по их мнению, она несет опасность для государства. Без разрешения на-званных должностных лиц (манифестация представляет собой «толпу», «скопление народа», «сборище») полиция вправе действовать по своему усмотрению. В УК Франции (Отдел II, ст. 431-3) конкретизировано, что «Сборищем является любое скопление людей, способное нарушить обще-ственный порядок. Сборище может быть рассеяно публичными силовыми ведомствами после двух требований разойтись, оставшихся без результата, исходящих от лица, ответственного за общественную безопасность» [5, с. 49]. Наказания за совершение указанных преступлений также внуши-тельны: за сопротивление представителю власти с применением насилия виновному грозит до десяти лет лишения свободы, а за призывы к «восста-нию» – до двух месяцев лишения свободы. Для вооруженных людей само участие в сборище наказывается тремя годами тюремного заключения, умышленное продолжение такого участия после требований разойтись увеличивает этот срок до пяти лет.

В России, и за рубежом подавляющее число граждан понимает, что надо бороться не с самими митингами и демонстрациями, поскольку это будет на-прямую способствовать популяризации радикальных идей и их выразителей, а с теми конкретными лицами, которые упорно пытаются направить протестные акции по пути преступного насилия.

Список литературы 1. Агапов П. В. Ответственность за массовые беспорядки по Уголовному

кодексу РФ // Вестник Волжского университета им. В. Н. Татищева. Вып. 32. Тольятти: ВУиТ, 2003. С. 106–116.

2. Багмет А. М. Уголовно-правовое противодействие массовым беспоряд-кам за рубежом //Международное уголовное право и международная юстиция. 2015. № 1. С. 25–29.

3. Лапшин В. Ф. Финансовые преступления: политика противодействия и законодательная техника : монография / под науч. ред. Л. Л. Кругликова. М., 2016. 232 с.

4. Сравнение полиции России и США. 17 сентября 2012 г. Режим дос-тупа : http://voprosik.net/sravnenie-policiirossii-i-ssha/ (дата обращения: 17.01.2017).

5. Уголовный кодекс Франции. СПб., 2002. 648 с. 6. Уголовный кодекс Федеративной Республики Германии. СПб., 2003.

522 с.

306

УДК 343.54 15 Анатолий Владимирович Мотин,

соискатель по кафедре уголовного права (Российский государственный университет правосудия),

е-mail: president@advoliga.ru К ВОПРОСУ О ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА НЕНАСИЛЬСТВЕННЫЕ ПОЛОВЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Аннотация: дифференциация уголовной ответственности в рамках

норм о ненасильственных половых преступлениях, как показал их анализ, не лишена недостатков. В ее основании лежит разделение сексуальных дейст-вий, которое не достаточно точно отражает их вредоносность для несовер-шеннолетних. В статье сформулированы предложения по наиболее целесо-образной дифференциации уголовной ответственности за ненасильственные половые преступления, а также применения средств и приемов законода-тельной техники при описании юридически значимых признаков составов указанных общественно опасных посягательств.

Ключевые слова: совершенствование уголовного законодательства, преступления против половой неприкосновенности личности, половое сно-шение, мужеложство, лесбиянство, развратные действия.

16 Anatolii Vladimirovich Motin,

applicant in the department of criminal law (Russian State University of Justice),

е-mail: president@advoliga.ru

ON THE ISSUE OF DIFFERENTIATION OF RESPONSIBILITY FOR NON-VIOLENT SEXUAL CRIMES

Abstract: differentiation of the criminal liability under the rules about non-

violent sexual offences, as shown by their analysis is not without drawbacks. At its base lies the sexual division of action, which does not accurately reflect their severity for the sexual inviolability of minors. The article formulates proposals for the most appropriate differentiation of criminal responsibility for nonviolent sex crimes and optimization of legislative formulations of their compounds.

Keywords: improvement of criminal legislation, crimes against sexual inviolability, sexual intercourse, sodomy, lesbianism, sexual abuse.

Анализ норм об ответственности за ненасильственные половые преступ-

ления (ст. 134 и 135 УК РФ) показывает, что ее дифференциация проводится в первую очередь в зависимости от вида сексуальных действий – полового сношения, мужеложства, лесбиянства и развратных действий. Уголовный за-кон не определяет содержание перечисленных общественно опасных деяний,

© Мотин А. В., 2017 © Motin A. V., 2017

307

что является причиной отсутствия единства их толкования в юридической науке и практике.

В настоящее время содержание этих понятий раскрывается в медицинской и юридической литературе. Так, под половым сношением понимается: нормативный гетеросексуальный половой акт (коитус); процесс введения мужского полового ор-гана в половой орган женщины вне зависимости от глубины проникновения и его физиологического завершения; физиологический половой акт лица мужского пола с лицом женского пола (пенильно-вагинальный контакт) [1, с. 497–498].

Доктрина уголовного права не имеет единой позиции относительно содер-жания понятия «половое сношение». Ряд авторов под ним предлагают пони-мать естественный и всякий противоестественный половой акт, введение поло-вого органа мужчины или любой другой части тела, равно как и иного предмета в половую полость женщины (влагалище), а также введение полового органа мужчины в иную полость женщины (рот, анальное отверстие и др.) [7, с. 151; 16, с. 11]. Другие полагают, что половое сношение есть исключительно гетеросек-суальное совокупление (мужчины и женщины), заключающееся во введении муж-ского полового члена во влагалище женщины (вагинальный секс) [3, с. 274]. Представляется, что последняя точка зрения для целей толкования норм об ответ-ственности за половые преступления является единственно правильной.

В отличие от полового сношения мужеложство и лесбиянство – гомосексуаль-ные действия. Гомосексуализм это «направленность полового влечения на предста-вителей своего пола» [6, с. 44]. Соответственно, выделяется мужской и женский гомосексуализм. Однако важно подчеркнуть, что не всякое проявление гомосексу-альности находится в сфере уголовно-правового регулирования. Мужеложство и лесбиянство в уголовном праве – это совокупность определенных действий, а гомо-сексуализм – это определенный вид сексуальной ориентации человека, которая мо-жет проявляться во всех областях его жизнедеятельности. Кроме того, лицо, совер-шившее преступление в форме лесбиянства или мужеложства, не обязательно должно обладать соответствующей нетрадиционной сексуальной ориентацией. В зависимости от различных причин акт мужеложства или лесбиянства может быть единичным случаем в сексуальной жизни лица. В частности, мужеложство (как в активной, так и в пассивной роли) может быть совершено лицом без наличия гомо-сексуальности, например, при сексуальном насилии, в местах лишения свободы или при других вынужденных обстоятельствах. Гомосексуальность мужчины и женщины также не означает непременной практики мужеложства или лесбиянства. Согласно разным исследованиям, до 25 % гомосексуальных мужчин не совершают актов мужеложства, предпочитая другие формы сексуального взаимоудовлетворе-ния, в первую очередь оральногенитальные контакты и взаимную мастурбацию. Поэтому определение мужеложства и лесбиянства как проявлений женского или мужского гомосексуализма, представляется нам не точным.

Гомосексуальные контакты между мужчинами часто именуются мужелож-ством. Однако заметим, что в медицинской литературе мужеложством называ-ется только мужской гомосексуальный анальный коитус [13, с. 54-55]. В уго-ловно-правовой литературе искомый термин определяется по-разному: либо

308

как сексуальный контакт между лицами мужского пола, совершаемый путем введения полового члена одного партнера в анальное отверстие другого парт-нера (то есть, как в медицинских источниках) [15, с. 72], либо как любые аналь-ные, оральные и фаллоимитирующие контакты между мужчинами [17, с. 464].

Господствующей в науке и судебной практике является первая точка зре-ния, согласно которой под мужеложством понимается форма мужского гомо-сексуализма, состоящая в удовлетворении половой потребности посредством введения полового члена активного партнера в задний проход пассивного парт-нера, в то время как все иные способы сексуального контакта между мужчина-ми, такие как анально-пальцевые, фаллоимитирующие, орогенитальные, ороа-нальные контакты, мужеложством не признаются.

Что касается женского гомосексуализма или лесбиянства (этот термин часто используется как полный смысловой аналог), то здесь не создано некоей термино-логической градации (классификации) сексуальных контактов. В медицине просто формулируется их перечень: орогенитальные, мануальные, фалозаменяющие [6, с. 14]. В юридической литературе встречаются различные трактовки лесбиян-ства. При этом некоторые авторы (как и в случае с мужским гомосексуализмом) демонстрируют ограничительное толкование этого понятия, определяя лесбиянст-во как способ удовлетворения полового влечения между лицами женского пола, когда участвует половой орган хотя бы одной из партнерш [13, с. 54]. Другие же (и данная точка зрения кажется более предпочтительной) допускают широкий подход, понимая под ним половое общение женщины с женщиной путем сопри-косновения их половых органов, а также иные любострастные действия, совер-шаемые руками и другими органами и частями тела [10, с. 274]. Г. Б. Дерягин, к примеру, относит к таким сексуальным действиям: взаимные ласки, взаимную мастурбацию, куннилингус, анилингус, трибадию, имитацию полового акта фрик-циями (возвратно-поступательными движениями) фиксированного к играющей активную роль женщине искусственного полового члена (фаллоимитатора), иные способы использования фаллоимитатора [2, с. 43].

Теория уголовного права не выработала единой позиции и относительно опре-деления понятия «развратные действия». Под ними понимают: 1) действия, кото-рые несут явно выраженный половой характер, не являются половым сношением, адресуются несовершеннолетним, независимо от формы их выражения (словесная, письменная, символическая или непосредственное физическое соприкосновение), обладают свойством возбуждать интерес к половым отношениям [14, c. 173]; 2) не-насильственные действия сексуального характера, исключающие половое сноше-ние, мужеложство и лесбиянство, с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего воз-раста [8, c. 69]; 3) действия, которые направлены на удовлетворение половой стра-сти виновного или половой страсти лица, заведомо для виновного не достигшего возраста 16 лет, но не связанные с совершением полового акта, мужеложства, лес-биянства или иных действий сексуального характера [5, с. 329]; 4) действия сексу-ального характера, направленные на удовлетворение половой страсти виновного лица, а также возбуждение полового желания у потерпевшего лица, но не являю-щиеся половым сношением, мужеложством или лесбиянством [7, c. 16–17].

309

В отличие от вышеизложенных понятий, термин «развратные действия» разъясняется в п. 17 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 4 декабря 2014 г. № 16, согласно которому к ним относятся любые действия, кроме поло-вого сношения, мужеложства и лесбиянства, совершенные в отношении лиц, достигших двенадцатилетнего возраста, но не достигших шестнадцатилетнего возраста, которые были направлены на удовлетворение сексуального влечения виновного, или на вызывание сексуального возбуждения у потерпевшего лица, или на пробуждение у него интереса к сексуальным отношениям. Развратными действиями могут признаваться и такие действия, при которых непосредствен-ный физический контакт с телом потерпевшего лица отсутствовал, включая действия, совершенные с использованием сети Интернет, иных информацион-но-телекоммуникационных сетей.

Исходя из приведенного официального толкования можно выделить при-знаки развратных действий: а) их сексуальный характер (нацеленность на удов-летворение сексуального влечения виновного, или на вызывание сексуального возбуждения у потерпевшего лица, или на пробуждение у него интереса к сек-суальным отношениям); б) отличие от полового сношения, мужеложства и лес-биянства; в) совершение в отношении лиц, достигших двенадцатилетнего воз-раста, но не достигших шестнадцатилетнего возраста.

Уголовному законодательству известны такие виды сексуальных посяга-тельств как: половое сношение, мужеложство, лесбиянство и иные действия сексуального характера. Первые три вида посягательств подпадают под ст. 134 УК РФ. Поэтому оставшиеся иные действия сексуального характера, совершен-ные в отношении лиц, не достигших 16-летнего возраста, включают в группу развратных действий. Такая позиция наиболее распространена в уголовно-правовой литературе [8, c. 69; 17, c. 524].

Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 4 декабря 2014 г. № 16 обращает внимание на то, что бесконтактные развратные действия могут быть совершены с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, включая сеть Интернет. В настоящее время, в связи с тотальной компьютериза-цией общества, отсутствием серьезных ограничений для распространения сети Интернет и общедоступностью Интернет-ресурсов, сложной контролируемо-стью телекоммуникационных сетей, удаленное совершение развратных дейст-вий стало весьма распространенным явлением, способным беспрепятственно «войти» в любой дом. Все это позволяет преступнику свободно выбрать жерт-ву, поддерживать длительный и интенсивный обмен информацией сексуально-го содержания, охватить большое число несовершеннолетних, пользоваться, практически, неограниченным доступом подростков к Интернет-ресурсам, их любопытством и беззащитностью в интернет-пространстве, оставаться аноним-ным и безнаказанным. Данные факты со всей очевидностью свидетельствуют о повышенной степени общественной опасности совершения бестелесных раз-вратных действий с использованием сети Интернет и иных информационно-телекоммуникационных сетей и, следовательно, необходимости предусмотреть указанный способ как обстоятельство, существенно увеличивающее степень

310

общественной опасности деяния, предусмотренного основным составом соот-ветствующего полового преступления.

Анализ различных видов сексуальных действий позволяет высказать ряд заме-чаний и предложений относительно их дифференциации в рамках норм, преду-сматривающих ответственность за ненасильственные половые преступления (ст. 134, 135 УК РФ). Во-первых, на наш взгляд, законодатель избрал не самый це-лесообразный вариант закрепления в статьях об ответственности за ненасильствен-ные половые преступления различных видов сексуальных действий, а точнее – с явным нарушением выработанных современной уголовно-правовой доктриной оснований для дифференциации уголовной ответственности [9, с. 4–8].

Очевидно, что не одинакова степень общественной опасности таких, напри-мер, деяний как оральный или анальный секс с подростком, с одной стороны, и бесед с ним на сексуальные темы, с другой стороны, по действующему УК РФ подпадающих под одну статью 135 УК РФ. Не нуждается в доказывании тот факт, что различен объем вреда, причиняемого этими действиями объекту – половой неприкосновенности несовершеннолетних. Дифференциация ответственности за ненасильственные половые преступления должна более точно отражать объек-тивно существующее различие в степени общественной опасности самих посяга-тельств на половую неприкосновенность несовершеннолетних. Для этого пред-ставляется необходимым внести следующие изменения в УК РФ: в ст. 134 устано-вить уголовную ответственность за всевозможные телесные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста (с разделением их на половое сношение – ч. 1, и иные действия сексуального ха-рактера – без детализации на виды по ч. 2), а в ст. 135 сохранить ответственность только за бестелесные действия сексуального характера. Посягательства на поло-вую неприкосновенность несовершеннолетних, затрагивающие их телесную сфе-ру, обладают большей общественной опасностью и должны влечь более строгую ответственность, чем сексуальные действия ее не затрагивающие.

К телесным посягательствам на половую неприкосновенность несовершенно-летних следует относить, в частности: половое сношение, мужеложство, лесбиянст-во, оральное, анальное половое сношение, обнажение половых органов несовершен-нолетних, сексуальные прикосновения и манипуляции с половыми органами, стиму-лирование эрогенных зон, суррогатные формы полового сношения, склонение нескольких потерпевших к действиям сексуального характера друг с другом.

К бестелесным сексуальным посягательствам против несовершеннолетних можно отнести: действия сексуального характера в присутствии потерпевшего, склонение его к таким действиям (за исключением способов указанных в ст. 133 УК РФ), демонстрация виновным собственных половых органов (эксги-биционизм), сексуальные разговоры, демонстрация сексуальных изображений на любых носителях (рисунки, карты, картинки, видеофильмы, журналы, фото, электронное изображение и прочей продукции сексуального содержания), пре-доставление для чтения порнографической литературы.

Во-вторых, в случае реализации вышеназванного изменения, считаем не-обходимым признать квалифицирующим признаком в ст. 135 УК РФ, соверше-

311

ние деяния «с использованием сети Интернет и иных информационно-телекоммуникационных сетей».

В-третьих, как представляется, степень общественной опасности деяний, ответственность за которые установлена ст. 134 и 135 УК РФ, увеличивается в случае их совершения родителем или иным лицом, на которое законом возло-жены обязанности по воспитанию несовершеннолетнего потерпевшего, а равно педагогическим работником или другим работником образовательной органи-зации, медицинской организации, организации, оказывающей социальные ус-луги, либо иного учреждения, обязанным осуществлять надзор за несовершен-нолетним. Поэтому можно указать на целесообразность признания всех пере-численных действий в качеств квалифицирующих признаков составов преступлений против половой неприкосновенности.

В-четвертых, несогласованными между собой и несправедливыми являют-ся санкции норм, устанавливающих ответственность за ненасильственные по-ловые преступления. Так, например, совершеннолетний, совершивший половое сношение с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста, будет привле-каться к ответственности по ч. 1 ст. 134 УК РФ, санкция которой устанавливает максимальное наказание в виде четырех лет лишения свободы. А совершенно-летняя, совершившая лесбиянство в форме поверхностных манипуляций рука-ми на гениталиях потерпевшей, может быть наказана в соответствии с санкцией ч. 2 ст. 134 УК РФ, лишением свободы на срок до шести лет. Или, скажем, оральный сексуальный контакт, между лицами мужского пола, один из которых взрослый, а другой не достиг 16-летнего возраста, следует квалифицировать по ч. 1 ст. 135 УК РФ. Максимальное наказание в данном случае составит три года лишения свободы. То же деяние между лицами женского пола будет подпадать под признаки, перечисленные в ч. 2 ст. 134 УК РФ, санкция которой определяет максимальный срок лишения свободы до шести лет.

В этой связи становится очевидной необходимость редактирования уго-ловно-правовых норм об ответственности за ненасильственные преступления против половой неприкосновенности и обязательное согласование санкций этих норм в соответствии с действительной общественной опасностью (харак-тером и степенью) перечисленных преступных посягательств.

Список литературы 1. Авдеев М. И. Курс судебной медицины. М., 1959. 711 с. 2. Дерягин Г. Б. Расследование половых преступлений. М., 2008. 528 с. 3. Игнатов А. Н. Квалификация половых преступлений. М., 1974. 255 с. 4. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (постатей-

ный) / под ред. А. И. Чучаева. М., 2012. 606 с. 5. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / отв. ред.

А. И. Рарог. М., 2011. 640 с. 6. Конева М. А. Особенности квалификации насильственных действий

сексуального характера, совершаемых гомосексуальными девиантами // Следо-ватель. 2002. № 5. С. 43–47.

312

7. Коняхин В. П. Развратные действия // Законность. 2008. № 12. С. 147–151. 8. Краснюк Г. П. Ненасильственные сексуальные посягательства на лиц,

не достигших четырнадцатилетнего возраста : дис. ... канд. юрид. наук. Красно-дар, 2000. 208 с.

9. Кругликов Л. Л., Лапшин В. Ф. Особенности правового содержания ос-нований дифференциации уголовной ответственности // Вестник института: преступление, наказание, исправление. 2013. № 1. С. 4–8.

10. Постатейный Комментарий к Уголовному кодексу РФ 1996 г. / под ред. А. В. Наумова. М., 1998. 824 с.

11. Пудовочкин Ю. Е. Ответственность за преступления против несовер-шеннолетних по российскому уголовному праву. СПб., 2002. 293 с.

12. Рахметов С. М. Деятельность органов внутренних дел в борьбе с раз-вращением малолетних и вопросы квалификации этого преступления. Караган-да, 1987. 100 с.

13. Старович 3. Судебная сексология. М., 1991. 336 с. 14. Сущенко Ю. К. Ответственность за половые преступления против не-

совершеннолетних по советскому уголовному праву : дис. … канд. юрид. наук. Саратов,1967. 210 с.

15. Сяткин Н. Н. Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста: законодательный и право-применительный аспекты : дис. … канд. юрид. наук. Краснодар, 2013. 166 с.

16. Шувалова Т. Г. Насильственные преступления сексуального ха-рактера, совершаемые в отношении малолетних и несовершеннолетних: ответственность и предупреждение : автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2011. 30 с.

17. Энциклопедия уголовного права. Т. 15. Преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности. СПб., 2011. 580 с.

УДК 343.973 17 Полина Андреевна Муравьева,

студентка (Финансовый университет при Правительстве РФ),

e-mail: pmuravyeva@mail.ru

ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ ПРЕСТУПНОСТИ В СФЕРЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ КРИПТОВАЛЮТЫ В КАЧЕСТВЕ ПЛАТЕЖНОГО СРЕДСТВА

Аннотация: в статье рассматриваются перспективы развития и распро-

странения криптовалюты (на примере биткоин) в мировом сообществе, ее использование в качестве платежного средства, в том числе и при соверше-

© Муравьева П. А., 2017

313

нии правонарушений в сфере экономики. Формулируются предложения по правовому регулированию криптовалюты в России, путем лицензирования деятельности в сфере оборота биткоинов, а также установления в специаль-ных уголовно-правовых нормах мер ответственности за нарушение законода-тельства об обращении электронных платежей.

Ключевые слова: криптовалюта, сеть «TOR», биткоин, виртуальная платежная система, денежные суррогаты, транзакция, незаконный оборот, электронная коммерция, обмен валюты.

18 Polina Andreevna Murav'eva,

student (Financial University under the Government

of the Russian Federation), e-mail: pmuravyeva@mail.ru

THE COUNTERING OF CRIME CYBER CRYPTOCURRENCY

IN THE USE AS A MEANS OF PAYMENT

Abstract: the article deals with the development and distribution of crypto currency (using bitcoin as an example) in the world community, its use as an instrument of payment in «shadow schemes». The proposals of legal regulation and official state recognition of the crypto currency are considered. The possibility of licensing the exchange of the crypto currency, the using of new technologies in the fight against the sale of forbidden goods in the «TOR» network are foreseen. Possible ways of developing the world's crypto currency are shown.

Keywords: crypto currency, «TOR» network, bitcoin, virtual payment system, money surrogates, transaction, illegal circulation, e-commerce, currency exchange. На современном этапе развития технологий стали появляться альтернатив-

ные средства расчетов между участниками рыночных отношений. Одним из та-ких средств на сегодняшний день является криптовалюта. Следует подчерк-нуть, что во многих странах постепенно признается факт существования данно-го средства платежей. Казалось бы, новая валюта могла бы служить экономическим целям различных государств, оказывать влияние на их эконо-мики [4, с. 114–118]. Однако данная валюта нашла себя в абсолютно противо-положном мире – на рынке изъятых из оборота товаров.

Конституция Российской Федерации содержит безальтернативное указа-ние на то, что официальной денежной единицей в стране является российский рубль. Федеральный закон «О Центральном банке Российской Федерации (Бан-ке России)» однозначно запрещает выпуск, так называемых, «денежных сурро-гатов» – знаков, которые были введены физическими или юридическими лица-ми самовольно и функционируют в качестве денежных единиц. Отсюда можно сделать вывод, что обращение биткоинов на территории России незаконно.

Почти что полное отсутствие государственного надзора за движением бит-коинов открывает новые возможности для противоправных действий в области © Murav'eva P. A., 2017

314

незаконного оборота наркотических и психотропных веществ, оружия, услуг по изготовлению поддельных документов, продаже скиммеров для снятия данных с чужих карт в банкоматах и др. Помимо отсутствия высокотехнологичного кон-троля за распространением на территории государства криптовалюты, одной из главных проблем остается полное отсутствие регулирования сети «TOR», которая не индексируется поисковыми системами, базируется на инфраструктуре сети «Интернет». В данной сети существует невероятный массив сайтов. Кроме обыч-ных информационных ресурсов в «TOR» существуют сайты по распространению наркотических и психотропных средств, имеющих «ошеломительный» успех по всему миру, так как возможность столкнуться с правоохранительными органами крайне невелика, а заказы и прочие детали обсуждаются полностью анонимно. Так же существуют десятки платформ по продаже огнестрельного оружия, гранат и даже боевых установок. Основной валютой, за которую можно приобрести дан-ные «черные товары» является биткоин [3, с. 302].

Проблема, создаваемая существованием сети «TOR» и криптовалюты, заклю-чается в том, что ежедневно сотни тысяч человек имеют свободный доступ к за-прещенным в сети «Интернет» сайтам. Общеизвестным является тот факт, что Рос-потребнадзор с определенной частотой блокирует сайты в сети «Интернет», на ко-торых размещена запрещенная информация, призывы к экстремизму и терроризму. Однако сеть «TOR» будто бы целенаправленно игнорируется правоохранительны-ми органами и органами исполнительной власти страны, хотя информация, кото-рую содержат некоторые ресурсыявляется не только призывающей к совершению террористических актов, но и к пропаганде насилия, педофилии, нацизма и т. п.

В этой связи достаточно актуален на сегодняшний день поиск решения для урегулирования ситуации, сложившейся в связи с существованием криптовалюты [1, с. 174] и сети «TOR», правовая оценка действиям создателей сайтов в данной се-ти, распространителей биткоин и предложения по разрешению данного пробела в праве. Поскольку криптовалюта анонимизирована, никто не может узнать, кому принадлежит данное альтернативное средство платежа, и какие транзакции совер-шались с ее помощью. Поэтому одним из наиболее рациональных путей решения проблемы использования данной валюты является пример Финансового департа-мента в Нью-Йорке, который предложил свои правила для компаний, занимающих-ся обменом и покупкой криптовалюты, ввел требование по приобретению специа-лизированной лицензии. На основании данной лицензии ее обладателю предостав-ляется право совершение операций с биткоинами. Компании, работающие с криптовалютой, обязаны ступать в сделки только контрагентами, обозначающими свои реальные имена (наименования), а также иные официальные реквизиты, необ-ходимые при осуществлении расчетов традиционными средствами.

При решении вопроса об использовании данной валюты в сети «TOR» го-сударственным органам следует уделить особое внимание разработке техноло-гии, которая смогла бы проследить анонимные маршруты, тем самым выйти на преступные сообщества, занимающиеся продажей и распространением запре-щенных к обороту товаров и услуг, продаваемых за криптовалюту. Помимо это-го данный вид валюты может быть введен государством в официальный обо-

315

рот, поскольку достоинствами криптовалюты можно назвать надежность и не-возможность фальшивомонтчиства, что достигается путем вычисления каждым клиентом правильности транзакции. Ко всему прочему, введение нового безна-личного средства платежа приведет к сокращению затрат на обработку и хра-нение банкнот и монет, их инкассацию.

Многие исследователи придерживаются мнения о том, что существование валюты неподконтрольной государству, может привести к дисбалансу и неста-бильности в финансовой сфере, что уже само по себе представляет существен-ную угрозу для экономических и государственных интересов [2, с. 3–4]. Одна-ко, официальное непризнание и отсутствие правового регулирования криптова-люты со стороны законодателя приводит к тому, что она становится основным инструментом схем осуществления незаконной предпринимательской деятель-ности, в том числе незаконной торговли запрещенными в обороте товарами, обхода правил в сфере налогообложения и др.

Список литературы 1. Лапшин В. Ф. Финансовые преступления: политика противодействия и за-

конодательная техника : монография / под ред. Л. Л. Кругликова. М., 2016. 232 с. 2. Лапшин В. Ф. Преступления в сфере распределения финансовых ресур-

сов: вопросы дифференциации ответственности и законодательной техники : автореф. дис. … канд. юрид. наук. Казань, 2004. 24 с.

3. Молчанов М. В. Криптовалюта: понятие и проблемы // ScienceTime. 2014. № 10. С. 300–303.

4. Роббек А. Е. Вiтсоin как явление в мировой экономике // Вестник Северо-Восточного федерального университета им. М. К. Аммосова. 2014. № 6. С. 114–118.

УДК 343.359 19 Константин Дмитриевич Нагайцев,

адъюнкт факультета подготовки научно-педагогических кадров

(Академия ФСИН России), e-mail: kostyane398@mail.ru

ПРЕСТУПНОСТЬ В СФЕРЕ ФИНАНСОВ

КАК СОСТАВНАЯ ЧАСТЬ УГРОЗЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Аннотация: содержание работы представляет краткую характеристику

финансовой преступности как одной из угроз для государственной безопас-ности и интересов власти.

© Нагайцев К. Д., 2017

316

Ключевые слова: финансовые преступления, финансовая преступ-ность, финансовые отношения, ответственность за финансовые преступле-ния, уголовное наказание за финансовые преступления.

20 Konstantin Dmitrievich Nagaitsev,

adjunct of faculty training of the teaching staff (Academy of the FPS of Russia),

e-mail: kostyane398@mail.ru

FINANCIAL CRIMES AS PART OF THE THREAT TO THE NATIONAL SECURITY OF THE RUSSIAN FEDERATION

Abstract: this article contains a brief description of financial crime with

national security positions and interests of the public authorities. Keywords: financial crime, financial relations, responsible for financial

crimes, criminal penalties for financial crimes. Экономические преступления приносят вред не только конкретному

лицу, которое оказалось в роли потерпевшего в каком-то конкретном пре-ступном деянии, но и обществу и даже государству. Наибольшую угрозу именно государству и государственной безопасности несет не каждое пре-ступление в отдельности, а именно совокупность этих преступлений – су-ществование и распространение всех преступных деяний, которые являют-ся ядром экономической преступности. Вред, который несет экономиче-ская преступность, негативно транслируется во всех сферах общественной жизни.

При анализе содержания экономической преступности, а также ее нега-тивных последствий, необходимо упомянуть о месте экономических пре-ступлений в действующем уголовном законе и обратится к трудам ученых – признанных специалистов в данной области научного знания. Так, Л. Д. Га-ухман и С. В. Максимов признают экономическими только те преступления, которые непосредственно посягают на основы национальной экономики, правомочия собственника и иного законного владельца имущества, а также на отношения по производству, распределению и потреблению товаров и услуг [1, с. 12].

В аспекте наносимого государству и обществу вреда среди экономических преступлений особенно выделяется категория финансовых преступлений. Зако-нодательное закрепление понятия «финансовые преступления» отсутствует, по-этому следует обратить внимание на дефиницию, которую приводит В. Ф. Лап-шин, определяя финансовые преступления как умышленные деяния, преду-смотренные нормами гл. 22 УК РФ, которые совершаются вменяемым лицом, достигшим возраста 16 лет, и посягают на регламентируемые нормами права общественные отношения, складывающиеся между государством, государст-

© Nagaitsev K. D., 2017

317

венными и муниципальными образованиями, а также физическими и юридиче-скими лицами в процессе распределения денежных средств и имуществен-ных фондов [2, с. 8]. В данный момент по мнению автора ответственность за совершение данных преступлений предусмотрена: ст. 186, 187, 191, 192, 193, 1931, 194, 198, 199, 1991, 1992 УК РФ [3, с. 97].

Особенность финансовой преступности заключается в том, что вред, нано-симый государству, выражается довольно абстрактными категориями: «форми-рование теневого сектора экономики», «дискредитация правоохранительной системы». При этом статистические показатели финансовой преступности ос-нованы на количестве преступлений, совершаемых в сфере налогообложения, эмиссии и обращения валюты, государственных ценных бумаг и средств осу-ществления переводов и безналичных расчетов, а также формирования золото-валютных фондов и государственных запасов.

Финансовые преступления затрагивают отношения бюджетной сферы и их нормальное функционирование. Это значит, что от каждого конкретного преступления данной категории идет прямой ущерб экономической системе государства: неуплата налогов и сборов влечет недополучение денежных средств в государственный бюджет, незаконный оборот драгоценных метал-лов и камней порождает активность в теневом секторе экономики, где не су-ществует налогообложения и должного государственного регулирования, фальшивомонетничество и незаконные операции с платежными средствами коренным образом нарушают экономические отношения в части обращения денежных средств. От экономических, а в первую очередь – финансовых, преступлений вред исчисляется колоссальными суммами денежных средств, что крайне негативно отражается и на экономических отношениях, и интере-сах государства. Если же взять во внимание тот факт, что финансовые пре-ступления отличаются высокой латентностью, а данные официальной стати-стики об их выявлении и раскрытии далеко не полные, то можно безогово-рочно заключить, что проблема противодействия экономической (финансовой) преступности в настоящее время приобретает угрожающий ха-рактер уже для национальной безопасности.

Фундаментальные положения обеспечения национальной безопасности изначально были утверждены в Концепции национальной безопасности Рос-сийской Федерации, принятой в начале двухтысячных годов. Одним из важных аспектов национальной безопасности признана экономическая безопасность в виду прямого влияния экономического состояния государства на все остальные сферы обеспечения национальной безопасности.

Совокупность совершаемых финансовых преступлений наносит довольно серьезный вред экономике страны. Если же представить, что количество пре-ступлений данной категории станет расти, то при определенных обстоятельст-вах произойдут колоссальные негативные последствия, исправление которых потребует феноменальных усилий.

Подобные события уже происходили в России в 90-е годы прошлого века: неконтролируемая инфляция и дестабилизация денежного обращения, срывы

318

финансирования государственных программ и проектов, развитие нерегули-руемого теневого сектора экономики. 1993 год можно назвать самым «успеш-ным» в плане разгула преступности в сфере фальшивомонетничества, так как число преступлений, связанных с подделкой денежных средств, выросло в 18 раз, причем большая часть поддельных банкнот была изготовлена за преде-лами Российской Федерации [4, с. 27]. Аналогичная ситуация имела место и в сфере регулирования оборота драгоценных камней и металлов. Напряженная криминогенная обстановка располагала к уводу этого сегмента рынка в зону теневой экономики. Количество налоговых преступлений того времени вряд ли можно посчитать по данным официальной статистики, ведь их латентность бы-ла настолько высока, что расхождение с реальными данными может достигать огромных значений.

Насколько все это отразилось на экономике Российской Федерации того времени? Достаточно вспомнить тотальный дефицит начала 90-х годов и гран-диозную девальвацию национальной валюты 1998 года. Безусловно, не только эти факторы стали причиной дестабилизации экономической системы России в конце XX века, но их роль была очень значительна.

В нынешнее время в России многое изменилось, в том числе, политика го-сударства в сфере борьбы с финансовой преступностью: государство жестко контролирует сферы налогообложения и оборота драгоценных камней и метал-лов, значительно повысилась эффективность средств защиты и обнаружения попыток использования поддельных денежных знаков, введены многоступен-чатые системы обеспечения безопасности безналичных расчетов и переводов. Однако, все перечисленные меры вовсе не являются свидетельством снижения опасности финансовых преступлений, да и многие проблемы, связанные с пре-дупреждением их совершения, выявления и раскрытия так и остаются не ре-шенными, а потому требуют научного изучения с последующими предложе-ниями по их нивелированию.

Список литературы 1. Гаухман Л. Д., Максимов С. В. Уголовная ответственность за преступ-

ления в сфере экономики. М.: ЮрИнфоР, 1996. 290 с. 2. Лапшин В. Ф. Преступления в сфере распределения финансовых ресур-

сов: вопросы дифференциации ответственности и законодательной техники : автореф. дис. … канд. юрид. наук. Казань, 2004. 25 c.

3. Лапшин В. Ф. Теоретические основы установления и дифференциации ответственности за финансовые преступления : дис. … д-ра юрид. наук. Рязань, 2016. 446 с.

4. Литвинов Д. А. Фальшивомонетничество и денежное обращение пере-ходной экономики России: характер, масштабы и генезис // Вестник ВИ МВД России. 2007. № 1. С. 24–32.

319

УДК 343.828 21 Ирина Сергеевна Нистратова, адъюнкт факультета подготовки научно-педагогических кадров

(Академия ФСИН России), e-mail: nistratova_is@mail.ru

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ РАСПРОСТРАНЕНИЯ

СОЦИАЛЬНО ЗНАЧИМЫХ ЗАБОЛЕВАНИЙ В УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЕ

Аннотация: в статье рассматриваются некоторые вопросы распростра-

нения социально значимых заболеваний в учреждениях уголовно-исполнительной системы. Ключевыми проблемами профилактики распро-странения этих заболеваний является их способность к широкому распро-странению за относительно небольшой период времени.

Ключевые слова: учреждения уголовно-исполнительной системы, со-циально значимые заболевания, медицинское обеспечение осужденных, по-казатели заболеваемости, места лишения свободы, ВИЧ-инфекция, туберку-лез, состояние здоровья, больные осужденные.

22 Irina Sergeevna Nistratova,

adjunct of faculty training of the teaching staff (Academy of the FPS of Russia),

e-mail: nistratova_is@mail.ru

ACTUAL PROBLEMS OF SPREADING SOCIALLY SIGNIFICANT DISEASES IN THE PENAL SYSTEM

Abstract: in the article discusses some questions of distribution of socially

important diseases in penal system. The key problems of these diseases is their ability to widespread.

Keywords: correctional institutions, socially significant diseases, health care of convicts, morbidity, places of detention, HIV infection, tuberculosis, health status, sick prisoners. В настоящее время в уголовно-исполнительной системе имеется множест-

во проблем, связанных с широкой распространенностью социально-значимых заболеваний среди осужденных. В исправительные учреждения поступает большое количество лиц, страдающих наркоманией, туберкулезом, гепатитами В и С, ВИЧ-инфицированных. Если в 1994 году в местах лишения свободы со-держались всего семь таких больных, то в 2002 – уже более 36 000. В настоя-щее время их количество составляет более 62 000 или свыше 10 % от общего числа зарегистрированных в России, при этом 80 % приходится на долю лиц в © Нистратова И. С., 2017 © Nistratova I. S., 2017

320

возрасте от 15 до 30 лет [3]. Все это объясняется высокой концентрацией лиц с асоциальной направленностью поведения, имеющих зависимость от алкоголя, наркотических, психотропных веществ, многие из которых до совершения пре-ступления не обращались за медицинской помощью [4, с. 140].

В самом общем виде социально значимые заболевания представляют со-бой те болезни, возникновение и распространение которых в определяющей степени зависит от социально-экономических условий. Так, в ч. 2 ст. 43 Феде-рального закона Российской Федерации от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об ос-новах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» сказано, что пере-чень социально значимых заболеваний и перечень заболеваний, представляю-щих опасность для окружающих, утверждается Правительством РФ исходя из высокого уровня первичной инвалидности и смертности населения, снижения продолжительности жизни заболевших.

Учет заболеваемости социально значимыми заболеваниями ведется всеми исправительными учреждениями, так как на его основе возможно правильное планирование и прогнозирование развития медицинского обеспечения в местах лишения свободы, оценка потребности осужденных в различных видах меди-цинской помощи.

Согласно статистическим данным ФСИН России, показатель общей заболе-ваемости осужденных социально значимыми заболеваниями за период 2013–2015 гг. сохранил тенденцию к росту и превысил в 2 раза значение показателя первичной заболеваемости. К сожалению, распространению указанных заболева-ний способствует и поведение самих инфицированных: нередко сами осужденные самовольно отказываются от назначенного им лечения, ссылаясь на его неэффек-тивность и побочный эффект от лекарств. На самом же деле, как правило, отказы-ваясь от лечения, такие осужденные рассчитывают на то, что тяжелая форма тубер-кулеза даст возможность досрочно по состоянию здоровья освободиться от реаль-ного отбывания назначенного судом уголовного наказания, получить нужную группу инвалидности, усиленное питание и соответствующую финансовую под-держку от государства. В результате у этих осужденных возникает риск развития запущенной формы, например, туберкулеза. Данная форма заболевания является крайне опасной для здоровья, приводит к необратимым изменениям в организме, и при отсутствии должного лечения может привести к смерти [1, с. 5].

В настоящее время, в рамках проекта борьбы с туберкулезом, финанси-руемого Международным банком реконструкции и развития, для уголовно-исполнительной системы осуществлены закупка и поставка новейших лекарст-венных препаратов, рентгеновской, флюорографической аппаратуры, оборудо-вания для бактериологических и клинико-диагностических лабораторий. Рас-ширяется участие ФСИН России в Федеральной целевой программе «Преду-преждение и борьба с заболеваниями социального характера», проводятся ежегодные профилактические осмотры, разуплотняются камеры для содержа-ния осужденных, улучшается качество питания, меняется ряд режимных усло-вий, организованы во многих областях реабилитационные центры для освобо-жденных из исправительных учреждений.

321

Одна из значимых проблем медицинского обеспечения осужденных – это прогрессивное нарастание ВИЧ-инфицированных лиц, содержащихся в учреж-дениях уголовно-исполнительной системы. Обозначенный процесс не является особенностью только пенитенциарных учреждений и служит своего рода отра-жением ситуации по ВИЧ-инфекции в целом по стране.

Данные официальной статистики, обобщенные ФСИН России, свидетель-ствуют о том, что в исправительных учреждениях содержатся 1 907 ВИЧ-инфицированных. Показатель выявляемости данного заболевания составляет 358,61 на 100 тыс., что на 17,4 % ниже, чем за аналогичный период 2015 года; в 2014 г. – 434,4 на 100 тыс.; в 2013 г. – 417,8 на 100 тыс. Основное количество ВИЧ-инфицированных лиц выявляется при поступлении или в первые месяцы содержания осужденных в исправительных учреждениях.

В условиях изоляции от общества заражение ВИЧ-инфекцией влечет серь-езные нарушения эмоционального плана, появляется агрессивность по отноше-нию к обществу. В данном случае на работников всей уголовно-исполнительной системы возложена большая ответственность по надлежащей воспитательно-психологической работе с ВИЧ-инфицированными осужденны-ми [5, с. 43].

Большой проблемой уголовно-исполнительной системы является от-ношение здоровых осужденных к ВИЧ-инфицированным. Такие осужден-ные часто испытывают пренебрежительное отношение к себе со стороны сотрудников, осужденных и даже родственников. Малая осведомленность о характере заболевания, ориентирование на слухи, некорректная инфор-мация в средствах массовой информации формируют негативное, нетерпи-мое отношение к ВИЧ-инфицированным осужденным. Вследствие дискри-минации, связанной с ВИЧ-инфекцией, права осужденных, живущих с этим заболеванием, нередко нарушаются, хотя правовых оснований для этого нет [2]. Поэтому необходимо постоянно осуществлять программу по обучению сотрудников уголовно-исполнительной системы профилактике ВИЧ-инфекции.

Одной из актуальных проблем остается низкая приверженность осуж-денных к лечению ВИЧ-инфекции, которое назначается пожизненно и осу-ществляется непрерывно. Такое отношение с их стороны обусловлено недо-верием к назначенной терапии, малой информированностью пациентов, психологическими проблемами человека, которому необходимо преодолеть тревогу, страх, стресс, обрести чувство доверия и безопасности. Готовность самого осужденного к лечению ВИЧ-инфекции – это, в первую очередь, за-лог снижения распространения заболевания, как в местах лишения свободы, так и в самом обществе.

Таким образом, вышеперечисленные социально значимые заболевания серьезны не только сами по себе, но и характеризуются развитием тяжелых ос-ложнений, ведущих к инвалидности и преждевременной смерти. Поэтому пер-востепенная важность вопросов соблюдения прав осужденных, больных соци-ально-значимыми заболеваниями, профилактики, повышения ответственности

322

за свое собственное здоровье находятся в сфере влияния сотрудников уголовно-исполнительной системы и их тесного взаимодействия с работниками учрежде-ний гражданского здравоохранения.

Список литературы 1. Барышев С. Н. Медсанчасти ФСИН России: готовность к трансформа-

ции // Преступление и наказание. 2012. № 1. С. 4–5. 2. Воробей С. В. Туберкулез, ВИЧ-инфекция и ко-инфекция в учреждени-

ях уголовно-исполнительной системы Российской Федерации. Режим доступа : http://roftb.ru/netcat_files/mk/7vorob.pdf (дата обращения: 12.02.2017).

3. Доклад о результатах и основных направлениях деятельности Феде-ральной службы исполнения наказаний. Режим лдоступа : http://fsin.su/ structure/ inspector/iao/Doklad/DROND%202015-2017.pdf (дата обращения 01.02.2017).

4. Нистратова И. С. Проблемы распространения социально значимых за-болеваний в уголовно-исполнительной системе: современный аспект // Евра-зийский юридический журнал. 2016. № 12. С. 140–143.

5. Юсуфов Р. Ш., Кузнецова А. С. Положительный опыт реализации про-грамм медико-социального сопровождения ВИЧ-инфицированных и наркоза-висимых лиц в местах лишения свободы // Ведомости уголовно-исполнительной системы. 2010. № 11. С.42–46.

УДК 343.2 23 Евгений Евгеньевич Новиков,

старший юрисконсульт юридической группы (Можайская воспитательная колония

УФСИН России по Московской области), e-mail: novikov_ee@mail.ru

ПРЕВЕНТИВНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ИНЫХ МЕР УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО ХАРАКТЕРА

Аннотация: превентивное значение иных мер уголовно-правового

характера представляет собой проблематику в силу неопределенности самих видов иных мер, их признаков. В данной работе, на основе обоб-щенных признаков норм общей части УК РФ анализируется роль иных мер уголовно-правового характера в достижении цели предупреждения пре-ступлений.

Ключевые слова: превентивное значение, предупреждение, иные ме-ры уголовно-правового характера, наказание, общественная опасность, при-нуждение, лишения или ограничения прав (свобод) человека.

© Новиков Е. Е., 2017

323

24 Evgenii Evgen'evich Novikov, senior counsel law group educational

(Mozhaisk colony FPS Russia's Moscow region), e-mail: novikov_ee@mail.ru

THE PREVENTIVE VALUE OF OTHER MEASURES

OF CRIMINAL-LEGAL NATURE

Abstract: the Preventive value of other measures of criminal-legal nature is an issue because of the uncertainty themselves kinds of other measures of their symptoms. In this work, based on generalized indicators, it analyzes the role of other measures of criminal-legal character in achieving the goal of crime prevention.

Keywords: preventive value, warning, other measures of criminal law, punishment, public danger, coercion, deprivation or restriction of rights (freedoms) of man. В теории уголовного права под предупреждением совершения преступле-

ний понимается частная и общая превенции. Частная превенция реализуется в прививании осужденному устойчивого опыта претерпевания негативных по-следствий за совершенное преступление, путем применения к нему индивидуа-лизированных мер принуждения зависящих от тяжести совершенного преступ-ления. Общая превенция распространяется на неопределенный круг лиц и реали-зуется по средствам профилактических мероприятий, публикации норм уголовного закона, а также информации о мерах уголовно-правового (негативно-го, правоограничительного) воздействия на преступность и на конкретных лиц.

Предупреждение преступлений неразрывно связано с наказанием, по-скольку входит в его содержание. В теории уголовно-исполнительного права выделяется принцип соединения наказания с исправительным воздействием. Данный принцип получил закрепление в ч. 3 ст. 9 УИК РФ. Следуя данному принципу, исправление осужденного должно сочетаться с карательным воздей-ствием образуя «единый карательно-воспитательный процесс» [1, с. 20].

Отечественный правовед позитивистской школы философии права Г. Ф. Шершеневич (1863–1912) основной мотив законопослушного поведения видел в страхе перед наказанием; все остальные мотивы он считал производ-ными от инстинктивного эгоизма людей [6, с. 376].

В настоящее время уголовно-правовой наукой не выработаны четкие кри-терии отграничения мер уголовно-правового характера от иных мер. Уголовно-правовая сущность иных мер уголовно-правового характера не ясна в силу са-мой юридической природы данной категории. По справедливому замечанию А.И. Рарога при определении правовой природы иных мер уголовно-правового характера в первую очередь должна быть решена задача ее социально-политического назначения, правовой функции [5, с. 237]. Поэтому, можно об-

© Novikov E. E., 2017

324

ратить внимание на проблематику превентивного значения иных мер уголовно-правового характера не вступая в дискуссии об их видах и рассмотреть превен-тивное значение для современного общества.

Выявить воздействие иных мер уголовно-правового характера на субъекта противоправных деяний можно путем анализа юридически значимых призна-ков, которые содержат условия применения превентивных мер – они устанав-ливают способы государственного реагирования как позитивные, так и нега-тивные для субъекта в целях предупреждения преступлений. Иные меры уго-ловно-правового характера, потому и «иные», что в обобщающих их признаках: общественная опасность, принуждение, лишения или ограничения прав (сво-бод) человека, – отсутствует карательный элемент, а соответственно данные меры выходят за рамками уголовного наказания и уголовной ответственности в целом [3, с. 15]. Тем не менее, наличие указанных признаков, которые более или менее признаются ученым сообществом, позволяет определить, что такие признаки как принуждение, лишение или ограничение прав (свобод) человека – могут формировать у субъекта правопослушное поведение, поскольку обеспе-чиваются мерами государственного реагирования на противоправные деяния.

Предупреждение лица страдающего психическими расстройствами или со-вершившего деяние в состоянии невменяемости, к которому применяются при-нудительные меры медицинского характера, зависит от его физического со-стояния. В данном смысле имеется тонкая грань, поскольку вменяемость ис-ключает иные меры уголовно-правового характера и речь может идти о наказании, а соответственно о предупреждении (в общем понимании). В случае невменяемости, ни о какой частной превенции речи идти не может, что не ис-ключает возможности существования общей превенции.

В ст. 98 УК РФ указывается: «Целями применения принудительных мер медицинского характера являются излечение лиц, указанных в части пер-вой статьи 97 настоящего Кодекса, или улучшение их психического состояния, а также предупреждение совершения ими новых деяний, предусмотренных статьями Особенной части настоящего Кодекса». Предупредительные цели данной статьи применимы в отношении лиц, не исключающих вменяемости и излеченных. Из п. 2 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 7 апреля 2011 г. № 6 «О практике применения судами принудительных мер медицинско-го характера» также следует, что «…цели применения принудительных мер ме-дицинского характера отличаются от целей применения наказания и в си-лу статьи 98 УК РФ заключаются в излечении или улучшении психического со-стояния указанных лиц, а также предупреждении совершения ими новых предусмотренных уголовным законом общественно опасных деяний».

Применение принудительных мер воспитательного воздействия в отноше-нии несовершеннолетних также преследует реализацию частной и общей пре-венции. В соответствии с ч. 2 ст. 90 УК РФ несовершеннолетнему могут быть назначены принудительные меры воспитательного воздействия не связанные с уголовным наказанием. В соответствии со ст. 96 УК РФ, к лицу, в возрасте от 18 до 20 лет могут быть применены данные меры за исключением помещения в

325

специальное учебно-воспитательное учреждение закрытого типа либо воспита-тельную колонию.

Федеральным законом от 24 июня 1999 г. № 120-ФЗ «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» уста-новлен порядок определения и пребывания несовершеннолетнего в специаль-ном учебно-воспитательном учреждении закрытого типа. Из преамбулы Поста-новления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 1 февраля 2011 г. № 1 «О судебной практике применения законодательства, регламенти-рующего особенности уголовной ответственности и наказания несовершенно-летних» следует, что суды РФ «…при рассмотрении уголовных дел и материа-лов в отношении несовершеннолетних, совершивших преступления, обеспечи-вая защиту их прав и законных интересов при осуществлении правосудия, а также реализуют предусмотренные законом иные процедуры, направленные на предупреждение правонарушений среди подростков и повышение предупреди-тельного воздействия судебных процессов».

При конфискации имущества в соответствии с главой 151 УК РФ в отно-шении виновных лиц предупредительные функции уголовного права проявля-ются более агрессивно, поскольку такая иная мера схожа с наказанием и назна-чается по обвинительному приговору суда дополнительно. Субъект лишается владения, пользования и распоряжения имуществом, добытым преступным пу-тем, использованным в целях совершения преступления, предназначенного для финансирования терроризма и т.д. Согласно п. 25 Постановления Пленума Верховного суда РФ от 28 июня 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголов-ным делам о преступлениях экстремистской направленности» в отношении лиц, признанных виновными в совершении преступлений, предусмотренных статьями 2821 и 2822 УК РФ, суду в соответствии с п. «а», «б», «в» ч. 1 ст. 1041 УК РФ необходимо решать вопрос о конфискации денег, ценностей и иного имущества, полученных в результате совершения указанных преступлений, и любых доходов от этого имущества; денег, ценностей и иного имущества, в ко-торые это имущество и доходы от него были частично или полностью превра-щены или преобразованы; денег, ценностей и иного имущества, используемых или предназначенных для финансирования организованной группы.

Федеральным законом от 3 июля 2016 г. № 323-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный ко-декс Российской Федерации по вопросам совершенствования оснований и по-рядка освобождения от уголовной ответственности» в УК РФ введен новый вид иных мер уголовно-правового характера «Освобождение от уголовной ответст-венности с назначением судебного штрафа» (ст. 762 УК РФ). Уплата судебного штрафа регламентируется ст. 4465 УПК РФ, согласно которой в случае неупла-ты лицом судебного штрафа, назначенного в качестве меры уголовно-правового характера, суд по представлению судебного пристава-исполнителя в порядке, установленном ч. 2, 3, 6, 7 ст. 399 УПК РФ, отменяет постановление о прекра-щении уголовного дела или уголовного преследования и назначении меры уго-ловно-правового характера в виде судебного штрафа и направляет материалы

326

руководителю следственного органа или прокурору. Дальнейшее производство по уголовному делу осуществляется в общем порядке. Необходимо указать, что данная мера является альтернативной мерой уголовной ответственности и включена в УК РФ в целях гуманизации уголовного закона. Как указано в п. 71 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22.12.2015 г. № 58 «О прак-тике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания», с учетом того, что судебный штраф, назначаемый на основании статьи 762 УК РФ лицу, освобожденному от уголовной ответственности, не является уго-ловным наказанием, а относится к иным мерам уголовно-правового характе-ра, предусмотренным разделом VI УК РФ «Иные меры уголовно-правового характера», правила ст. 46 УК РФ к назначению и исполнению судебного штрафа не применяются.

По итогам юридического анализа норм гл. 152 УК РФ можно согласиться с мнением ряда авторов о том, что конфискация имущества содержит каратель-ный элемент [2]. Схожую конструкцию имеет судебный штраф.

Делая вывод о значимости иных мер уголовно-правового характера по предупреждению преступлений, необходимо указать, что данные меры не мо-гут отождествляться с превентивным значением наказания. Как указывал А. И. Марцев, исследуя данную проблематику, в тех же случаях, когда наказа-ние как таковое отсутствует, отсутствует и деятельность по его исполнению, следовательно, меры, замещающие наказание, не могут достигать целей, при-сущих другому явлению [4, с. 86]. С данными выводами в современный период можно согласиться, но лишь в отношении цели исправления осужденных. Та-кая цель как восстановление социальной справедливости достигается также пу-тем применения иных мер, например, при конфискации имущества и возвраще-нии его законному владельцу.

Предупреждение совершения преступлений реализуется иными мерами уголовно-правового характера путем альтернативного воздействия на субъек-тов противоправных деяний, поскольку «иные меры» в их классическом пони-мании не обладают карательными механизмами, присущими уголовному нака-занию. Однако, следует заметить, что все без исключения иные меры сопрово-ждаются деликтом, порождающим права, обязанности и ограничения для лиц, совершивших запрещенное уголовным законом деяние. А при назначении та-ких видов, как: конфискация имущества, применение принудительных мер вос-питательного воздействия и принудительных мер медицинского характера, – применяется лишение и ограничение прав и свобод. Поэтому иные меры уго-ловно-правового характера имеют значительное влияние на предупреждение преступности, но не столь эффективное как наказание, имеющее в арсенале бо-лее репрессивные меры.

Обратная позитивная сторона превенции иных мер для субъекта заключа-ется в улучшении положения лица, совершившего противоправное деяние, на-пример, при излечении страдающего психическими расстройствами или при перевоспитании несовершеннолетнего переданного под надзор специализиро-ванного государственного органа. В данном примере указанные категории

327

субъектов в силу положительного изменения их психофизиологических качеств могут отказаться от совершения противоправных деяний в будущем. Большое социальное значение имеет воспитательный процесс несовершеннолетних, в отношении которых приняты принудительные меры воспитательного воздейст-вия, что должно способствовать формированию личности и правосознания на ранних этапах жизни.

Список литературы 1. Бриллиантов А. В., Курганов С. И. Уголовно-исполнительное право Рос-

сийской Федерации: учебник. М., 2008. 344 с. 2. Косевич Н. Р. Иные меры уголовно-правового характера как проявление

предупредительной и правозащитной направленности уголовной политики Рос-сийской Федерации в судебных решениях // СПС «КонсультантПлюс» (дата об-ращения: 29.01.2017).

3. Лапшин В. Ф. Преступления в сфере распределения финансовых ресур-сов: вопросы дифференциации ответственности и законодательной техники : автореф. дис. … канд. юрид. наук. Казань, 2004. 25 с.

4. Марцев А. И. Диалектика и вопросы теории уголовного права. Красно-ярск, 1990. 128 с.

5. Уголовно-правовое воздействие : монография / под ред. А. И. Рарога. М., 2015. 288 с.

6. Философия права : учебник / под ред. О. Г. Данильяна. М., 2005. 416 с.

УДК 343.8 25 Олеся Валерьевна Обернихина,

преподаватель кафедры уголовно-исполнительного права и криминологии (ФКОУ ВО Кузбасский институт ФСИН России),

e-mail: Olesia.obernihina@yandex.ru

НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПРИМЕНЕНИЯ ОБРАТНОЙ СИЛЫ УГОЛОВНОГО ЗАКОНА В ОТНОШЕНИИ ЛИЦ,

ОТБЫВАЮЩИХ НАКАЗАНИЕ

Аннотация: в статье рассматриваются некоторые проблемы примене-ния обратной силы уголовного закона при изменении квалификации престу-пления, замене одного наказания другим. Автором предлагаются пути реше-ния выявленных проблем.

Ключевые слова: обратная сила закона, изменение квалификации, сокращение срока наказания, замена наказания, пересмотр приговора.

© Обернихина О. В., 2017

328

26 Olesya Valer'evna Obernikhina, the teacher of the department of penal law and criminology

(KI of the FPS of Russia), e-mail: Olesia.obernihina@yandex.ru

SOME PROBLEMS OF APPLICATION

OF RETROACTIVE FORCE OF THE CRIMINAL LAW IN RESPECT OF PERSONS SERVING SENTENCES

Abstract: this article discusses some of the problems of retroactivity of

criminal law when changing the classification of the crime, replacing one another punishment. The author suggests ways to address the problems identified.

Keywords: expost facto law, qualification change, the reduction of the sen-tence, replacing penalties reconsideration of the sentence. Современный законодатель предпринимает попытки повысить эффек-

тивность норм уголовного права как в части устранения возможности их двоякого толкования в процессе квалификации преступлений, назначения наказаний и др., так и в части обеспечения выполнения превентивной функ-ции уголовного закона. С одной стороны это вполне оправдано, поскольку динамично меняющиеся условия общественной жизни требуют своевремен-ного решения проблем, преодоления коллизий и устранения нормотворче-ских и правоприменительных ошибок. С другой стороны регулярные изме-нения и дополнения уголовного закона влекут за собой пересмотр большого ряда вспомогательных норм права, которым зачастую уделяется меньше внимания, чем они того заслуживают. Особенно, если изменения коснулись Особенной части Уголовного закона, то на Общую часть, как правило, такая политика не распространяется. Возможно потому, что принято считать, что нормы Общей части являются «гипотезой» к нормам Особенной части и но-сят некий универсальный характер, который позволяет законодателю не из-менять их в течение многих лет.

Так, либерализация уголовной и уголовно-исполнительной политики [2, с. 8–9] привела к тому, что в 2011 году по 60 составам уголовных преступ-лений были исключены нижние пределы санкций, что создало ряд проблем в вопросах применения ст. 10 УК РФ. Первыми столкнулись с указанной пробле-мой органы судебной власти, что вполне логично, поскольку разъяснения тре-бовали ряд вопросов: обязан ли суд изменить квалификацию ранее совершен-ного деяния в случае исключения нижнего предела санкции статьи, влечет ли пересмотр соответствующих судебных решений обязательное назначение более мягкого наказания.

Решая указанные проблемы, суды, обращались к содержанию ч. 2 ст. 3 Фе-дерального закона «О введении в действие Уголовного кодекса Российской Фе-

© Obernikhina O. V., 2017

329

дерации», где указано, что меры наказания осужденным, не отбывшим наказа-ние по ранее действовавшему уголовному закону приводятся в соответствие с УК РФ тогда, когда назначенное им судом наказание является более строгим, чем установлено верхним пределом санкции соответствующей статьи УК РФ. Анализ судебной практики показал, что судьи неохотно снижали наказания, как правила, назначая их не ниже верхнего предела наказания, установленного санкцией соответствующей статьи Особенной части УК РФ, либо не снижали его вообще. Ряд проблем были решены после принятия Конституционным Су-дом РФ Постановления от 20 апреля 2016 г. № 4-П, в котором подобное огра-ничительное толкование ст. 10 УК РФ признано не соответствующим Консти-туции РФ.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ в рамках от-ветов на вопросы, поступившие из судов по поводу применения положений об обратной силе уголовного закона, опираясь на позицию Конституционного Су-да РФ, пояснила, что в случае исключения нижнего предела некоторых видов наказаний, которые назначались лицу, суд должен квалифицировать преступ-ление по новому уголовному закону, и на основе общих начал назначения нака-зания назначить наказание в меньшем размере, который не обязательно должен быть снижен лишь до верхнего предела санкции соответствующей статьи Особенной части УК РФ. Представляется, что подобная позиция вполне обос-нована, так как законодатель иным образом в санкциях соответствующих ста-тей определил общественную опасность.

Таким образом, понимание смысла ст. 10 УК РФ подобным образом по-зволит реализовать принципы гуманизма и справедливости. Однако возникает вопрос, как снизить ранее назначенное наказание, в случае, если это преду-сматривается новым законом так, чтобы не нарушить такой конституционный принцип как равенство граждан перед законом. Вероятно, проблему можно ре-шить только путем создания надлежащего процессуального механизма, кото-рый на сегодняшний день отсутствует.

Представляется наиболее объективным для применения обратной силы Федерального закона от 7 марта 2011 г. к лицам, отбывающим наказание, использовать в каждом конкретном случае соотношение наказуемости дея-ния по новому, более мягкому, закону с прежним законом. Так, для прове-дения соотношения наказуемости деяний следует определить средние нака-зания, предусмотренные сравниваемыми санкциями. Хотелось бы отметить, что одним из ученых-пенитенциаристов, кто активно изучает вопросы при-менения обратной силы уголовного закона, является А. Е. Якубов, который в своих исследованиях предлагает четкий алгоритм действий при решении обозначенной нами проблемы. Так, представляется, что среднее наказание по ч. 1 ст. 111 УК РФ в прежней редакции равно 5 = (2 + 8): 2, в новой ре-дакции - 4 = (0 + 8): 2; 4 от 5 = 80 %, то есть если лицо было осуждено, на-пример, на 3 года лишения свободы, то новое наказание должно равняться 80 % от 3 = 2,4 года, т.е. примерно 2 годам и 4 месяцам лишения свободы. Аналогично по ч. 2 ст. 111 УК: среднее наказание по прежнему закону

330

6,5 = (3 + 10): 2, по новому 5 = (10 + 0): 2; 5 от 6,5 = 77 %, при наказании 3 года лишения свободы новое наказание 2,31 года = 77 %× 3, то есть при-мерно 2 года и 3 месяца лишения свободы [4, с. 32].

Указанный алгоритм исчисления срока наказания представляется нам дос-таточно обоснованным и вполне может быть принят за правило, при решении судами вопроса о приведении ранее вынесенного приговора суда в соответст-вие положениям нового, более мягкого закона. Однако важно понимать, что определенные таким путем размеры наказаний являются ориентировочными и суды, скорее всего, не будут назначать их с точностью до одного дня. В таком случае, логично было бы округлять размеры вычисленных наказаний в пользу осужденных.Представленный метод имеет ряд преимуществ, к примеру: упро-щение системы расчета неотбытой части наказания; обеспечение реализации таких конституционных принципов как гуманизма, справедливости и равенства граждан перед законом; прозрачность системы назначения наказаний, а также позволяет осужденным определить, на какое смягчение наказаний они могут рассчитывать.

Однако, не смотря на все положительные аспекты представленного ме-тода, есть один недостаток. Так, если применять его повсеместно к осуж-денным, в отношении которых новый закон предполагает уменьшение сро-ков лишения свободы, без учета социально-правовых и иных особенностей личности, то, в конце концов, это приведет к росту рецидива преступлений, а это значит, что цели наказания не будут достигнуты. Использование ука-занного метода не учитывает особенности личности осужденного: степень его исправления, криминальной зараженности и т. п. Вероятно, что положи-тельных результатов от использования ранее упомянутого метода можно достичь, в случае его использования только в отношении тех осужденных, которые характеризуются положительно администрацией исправительного учреждения.

Еще одной не маловажной проблемой применения обратной силы уголов-ного закона является порядок замены наказания на другой вид, в случае, если ранее назначенное наказание по приговору суда исключено из санкции статьи Особенной части УК РФ, а равно новая редакция статьи предусматривает в ка-честве альтернативы более мягкий вид наказания.

По общим правилам назначения наказания, суд применяет обратную силу уголовного закона в той части, которая улучшает положение осужденного, од-нако не совсем понятно, как оценивать факт того, что часть назначенного при-говором суда наказания уже отбыта. Особенно проблематично применить ст. 10 УК РФ в тех, случая, когда лишение свободы необходимо заменить штрафом. В этом случае суду необходимо учесть размер и срок уже отбытого наказания, смягчить ранее назначенное наказание или полностью освободить от него с учетом свободы судейского усмотрения.

Если исходить из ранее упомянутого метода, который предполагает про-порциональное соотношение части к целому, то логично было бы предполо-жить, что замена неотбытой части ранее назначенного наказания в виде лише-

331

ния свободы на штраф, в качестве улучшающего положения осужденного из-менения закона, должна производиться следующим образом: отбытые осуж-денным 1 год и 6 месяцев лишения свободы (от назначенных по приговору су-да 3 лет лишения свободы) соотносятся как ½ назначенного срока наказания, при этом, если законодатель заменил в санкции соответствующей статьи 3 го-да лишения свободы на 180 тысяч рублей штрафа, то замена будет произво-диться так: оставшиеся 1 год и 6 месяцев лишения свободы на 90 тысяч руб-лей штрафа.

Аналогичного мнения придерживаются в своих трудах М. Т. Валеев [1, с. 46] и Е. О. Руева [3, с. 38], которые предлагают использовать правило со-отношения назначенного по приговору суда наказания в случае, если новый уголовный закон изменяет санкцию соответствующей статьи, тем самым улуч-шая положение осужденного.

На первый взгляд обозначенная проблема решена, однако не стоит забы-вать про один немало важный факт, о котором ранее мы уже упоминали – лич-ность осужденного. В случае, если осужденный не имеет возможности само-стоятельно или при помощи третьих лиц платить назначенный в ходе приведе-ния приговора суда в соответствие с новым более мягким законом штраф, то об улучшении положения осужденного речи идти не может, поскольку принуди-тельная замена лишения свободы на штраф может привести к неисполнению последнего, и как следствие не реализация целей наказания, признание осуж-денного злостно уклоняющимся от отбывания наказания и другие негативные последствия.

Подводя итог вышеизложенному, хотелось бы отметить, что только сис-темный подход к рассматриваемой проблеме позволит усовершенствовать ме-ханизм реализации положений об обратной силе уголовного закона с учетом проблем нормотворческой, правоинтерпретационной и правоприменительной юридической техники.

Список литературы 1. Валеев М. Т. Обратная сила уголовного закона и сокращение нака-

зания // Вестник Томского государственного университета. 2011. № 2. С. 45–49.

2. Лапшин В. Ф. Совершенствование уголовного законодательства в усло-виях либерализации уголовной политики России // Вестник института: престу-пление, наказание, исправление. 2010. № 10. С. 8–12.

3. Руева Е. О. Некоторые проблемные аспекты применения обратной силы уголовного закона // Российский следователь. 2016. № 17. С. 36–40.

4. Якубов А. Е. Обратная сила ФЗ от 7 марта 2011 г. № 26-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации» // Законность. 2011. № 6. С. 30–32.

332

УДК 343.827 27 Виктор Викторович Прокопов, адъюнкт факультета подготовки научно-педагогических кадров

(Академия ФСИН России), e-mail: prok1992@mail.ru

УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ОСУЖДЕННЫХ,

ОТБЫВАЮЩИХ НАКАЗАНИЕ В КОЛОНИЯХ-ПОСЕЛЕНИЯХ ЗА ПОБЕГ ИЗ МЕСТ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ, ИЗ-ПОД АРЕСТА ИЛИ ИЗ-ПОД СТРАЖИ

Аннотация: в работе рассматриваются вопросы уголовной ответствен-

ности осужденных, отбывающих наказание в колониях-поселениях за совер-шение преступления, предусмотренного ст. 313 Уголовного кодекса Россий-ской Федерации.

Ключевые слова: уголовная ответственность, побег из места лишения свободы, колония-поселение, осужденные.

28 Viktor Viktorovich Prokopov,

adjunct of faculty training of the teaching staff (Academy of the FPS of Russia),

e-mail: prok1992@mail.ru

CRIMINAL LIABILITY OF CONVICTS SERVING SENTENCES IN COLONIES-SETTLEMENTS FOR THE ESCAPE

FROM PLACES OF CONFINEMENT, FROM UNDER ARREST OR FROM-UNDER GUARDS

Abstract: the paper deals with the issues of criminal responsibility of con-

victed persons serving sentences in colonies-settlements for committing a crime under article 313 of the Criminal code of the Russian Federation.

Keywords: criminal responsibility, escape from places of imprisonment, the penal colony, the convicts. Побеги из мест лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи зани-

мают значительное место в структуре пенитенциарной преступности. Ежегодно количество совершенных побегов составляет от 20 % до 25 % от общего числа зарегистрированных преступлений в учреждениях УИС. Так, в 2011 году было зарегистрировано 352 побега, в 2012 – 322, в 2013 – 290, в 2014 – 246, в 2015 году – 242 [1]. Побеги препятствуют достижению целей уголовного нака-зания, в частности исправлению осужденного и предупреждению совершения новых преступлений. Для устранения последствий побега и розыска бежавших

© Прокопов В. В., 2017 © Prokopov V. V., 2017

333

преступников используются значительные силы и средства не только уголовно-исполнительной системы, но и других правоохранительных органов. Общест-венная опасность побегов заключается и в том, что часто они сопряжены с со-вершением других тяжких преступлений против личности и собственности [2, с. 3].

На протяжении ряда лет наиболее проблемная ситуация наблюдается в ко-лониях-поселениях, где доля совершенных побегов составляет около 60 % от числа всех преступлений, зарегистрированных в данных исправительных учре-ждениях. Так, в 2011 году в колониях-поселениях было зарегистрировано 352 побега, в 2013 – 290, в 2015 году – 108 [1].

В соответствии с ч. 1 ст. 129 УИК РФ в колониях-поселениях осужденные к лишению свободы содержатся без охраны, но под надзором администрации колонии-поселения; в часы от подъема до отбоя пользуются правом свободного передвижения в пределах колонии-поселения; с разрешения администрации ко-лонии-поселения могут передвигаться без надзора вне колонии-поселения, но в пределах муниципального образования, на территории которого расположена колония-поселение, если это необходимо по характеру выполняемой ими рабо-ты либо в связи с обучением; могут носить гражданскую одежду; могут иметь при себе деньги и ценные вещи; пользуются деньгами без ограничения; полу-чают посылки, передачи и бандероли; могут иметь свидания без ограничения их количества. Осужденным, не допускающим нарушений установленного по-рядка отбывания наказания и имеющим семьи, по постановлению начальника колонии-поселения может быть разрешено проживание со своими семьями на арендованной или собственной жилой площади, находящейся в пределах коло-нии-поселения или муниципального образования, на территории которого рас-положена колония-поселение. Вышеуказанные условия отбывания лишения свободы существенно облегчают совершение побега, осужденными, содержа-щимися в колонии-поселении.

Побег – это незаконное самовольное оставление учреждений, в которых отбываются наказания в виде лишения свободы, ареста или меры пресечения в виде содержания под стражей [3, с. 510]. В связи с тем, что в колониях-поселениях осужденные к лишению свободы содержатся без охраны, но под надзором администрации колонии-поселения, необходимо определить понятие побега из-под надзора. Наиболее полным, на наш взгляд, представляется мне-ние, высказанное по этому вопросу А. Л. Жуйковым, который считал, что побе-гом из-под надзора является самовольное незаконное оставление осужденным объекта или маршрута передвижения, или других мест, уход за пределы адми-нистративной границы учреждения или населенного пункта. Для осужденных, содержащихся в колониях-поселениях, побегом является самовольное незакон-ное оставление административной территории учреждения [2, с. 8–9].

Рассматривая уголовно-правовую характеристику побега, совершаемого из колонии-поселения, необходимо отметить, что непосредственным объектом указанного преступления является нормальная деятельность органов правосу-дия по исполнению наказания в виде лишения свободы. В качестве дополни-

334

тельных объектов в соответствии с ч. 3 ст. 313 УК РФ могут выступать жизнь и здоровье человека.

Объективная сторона преступления характеризуется активными действия-ми, которые представляют собой побег из места отбывания наказания в виде лишения свободы, а также ареста или содержания под стражей в период осуще-ствления производства по уголовному делу. Побег является оконченным с мо-мента оставления места лишения свободы и относится к длящимся преступле-ниям. Фактическое окончание преступления приходится на момент задержания лица, либо явки его с повинной, либо возникновения обстоятельств, прекра-щающих преступное деяние. Давностный срок привлечения к уголовной ответ-ственности начинает течь с момента фактического окончания побега [4, с. 413].

Обязательными признаками объективной стороны побега является место и время совершения преступления. Побег может быть совершен только из ука-занных в ч. 1 ст. 313 УК мест лишения свободы, нахождения под арестом или под стражей. В соответствии с п. 2 ч. 2 ст. 74 УИК РФ колонии-поселения яв-ляются разновидностью исправительных колоний, предназначенных для отбы-вания осужденными, достигшими совершеннолетия, лишения свободы.

Субъективная сторона характеризуется прямым умыслом. Лицо осознает, что совершает побег, то есть самовольно оставляет место лишения свободы, предвидит возможность наступления общественно опасных последствий и же-лает их наступления.

Субъект преступления – специальный, лицо, отбывающее наказание в виде лишения свободы в колонии-поселении.

Часть 2 ст. 313 УК предусматривает ответственность за квалифицирован-ные виды побега: совершение преступления группой лиц по предварительному сговору или организованной группой. Под группой лиц, совершивших побег по предварительному сговору, понимаются соисполнители, то есть лица, догово-рившиеся о побеге до начала выполнения объективной стороны преступления и непосредственно участвовавшие в осуществлении побега. Совершение побега организованной группой предполагает наличие устойчивого объединения лиц. Участниками организованной группы могут быть и лица, находящиеся на сво-боде [5, с. 687].

Особо квалифицирующие признаки побега излагаются законодателем в ч. 3 ст. 313 УК РФ. К ним относится: совершение преступления с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия, а равно с применением оружия или предметов, используемых в каче-стве оружия.

В соответствии с п. 21 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и раз-бое» под насилием, опасным для жизни или здоровья следует понимать такое насилие, которое повлекло причинение тяжкого и средней тяжести вреда здо-ровью потерпевшего, а также причинение легкого вреда здоровью, вызвавшего кратковременное расстройство здоровья или незначительную стойкую утрату общей трудоспособности.

335

В ст. 1 Федерального закона «Об оружии» от 13 декабря 1996 г. № 150-ФЗ под оружием понимаются устройства и предметы, конструктивно предназначенные для поражения живой или иной цели, подача сигналов. При этом оружие может быть огнестрельным, холодным, газовым или пневматическим. Под предметами, используемыми в качестве оружия, сле-дует понимать предметы, которыми потерпевшему могли быть причинены телесные повреждения, опасные для жизни или здоровья (перочинный или кухонный нож, бритва, ломик, дубинка, топор, ракетница и т. п.), а также предметы, предназначенные для временного поражения цели (например, механические распылители, аэрозольные и другие устройства, снаряженные слезоточивыми и раздражающими веществами).

При рассмотрении дел о побегах из колоний-поселений судам необхо-димо учитывать особенности режима содержания в таких колониях (отсут-ствие заграждений, охраны и т. п.), в связи с чем, в каждом случае особо тщательно исследовать фактические обстоятельства самовольного оставле-ния осужденным этой колонии, мотивы, причины и условия, побудившие его к совершению такого деяния, и, исходя из совокупности всех собранных доказательств, а также данных о личности, решать вопрос о наличии в его действиях состава преступления, предусмотренного ст. 313 УК РФ либо ст. 314 УК РФ. Пленум Верховного Суда Российской Федерации (Постанов-ление от 19 марта 1975 г. № 1) в этой связи требует не допускать фактов осуждения за действия, лишь формально содержащие признаки побега либо уклонения от отбывания наказания осужденного, которому разрешен крат-косрочный выезд из мест лишения свободы, а по существу представляющие собой нарушения установленного порядка отбывания наказания, ответст-венность за которые предусмотрена ст. 115 УИК РФ.

Список литературы 1. Основные показатели деятельности уголовно-исполнительной системы

ФСИН России за 2015 год // Отчет о состоянии преступности среди лиц, содер-жащихся в учреждениях УИС за 2015 год. Режим доступа : http://human.snauka.ru/2015/04/10628 (дата обращения: 12.02.2017).

2. Жуйков А. Л. Уголовная ответственность за побег из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи : автореф. дис. … канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2008. 22 с.

3. Комментарий к Уголовному кодекса Российской Федерации (постатей-ный) / К. А. Барышева [и др.]. М., 2016. 592 с.

4. Российское уголовное право. Особенная часть / под ред. В. Н. Кудрявце-ва, А. В. Наумова. М., 1997. 496 с.

5. Уголовное право. Особенная часть : учебник / под ред. Л. В. Иногамо-вой-Хегай, А. И. Рарога, А. И. Чучаева. М., 2008. 800 с.

336

УДК 343.828 29 Ксения Олеговна Саддарова, адъюнкт факультета подготовки научно-педагогических кадров

(Академия ФСИН России), e-mail: saddarova.ksenia@yandex.ru

ПРИМЕНЕНИЕ К ОСУЖДЕННЫМ

МЕР МЕДИЦИНСКОГО ХАРАКТЕРА В РОССИИ И ЗАРУБЕЖНЫХ ГОСУДАРСТВАХ

Аннотация: в работе рассмотрены основные вопросы применения при-

нудительных мер медицинского характера в России и зарубежных государст-вах, выявлены особенности и приоритеты регулирования данного института, а также определены перспективы развития и совершенствования отечест-венного законодательства в этой сфере уголовно-правовой регламентации.

Ключевые слова: меры безопасности, принудительное лечение лиц, психические расстройства, меры медицинского характера, реабилитацион-ные и лечебные меры.

30 Kseniya Olegovna Saddarova,

adjunct of faculty training of the teaching staff (Academy of the FPS of Russia),

e-mail: saddarova.ksenia@yandex.ru

APPLICATION TO CONVICT MEDICAL MEASURES IN RUSSIA AND FOREIGN COUNTRIES

Abstract: the main issues of application of compulsory medical measures in

Russia and foreign countries, peculiarities and regulatory priorities of the institution, as well as prospects for development identified in order to improve national legislation.

Keywords: security measures, compulsory treatment of persons, mental disorders, medical measures, rehabilitation and curative measures. Современная уголовно-правовая политика многих государств подразуме-

вает гибкое сочетание различных мер, направленных на работу с осужденными, в том числе реабилитационные и лечебные. В теории уголовного права России данные меры принято относить к институту иных мер уголовно-правового ха-рактера, которые не рассматриваются в качестве составляющей уголовной от-ветственности [2, с. 15]. Данные меры применяются в связи с совершением деяния, запрещенного уголовным законом, а потому направлены не на соци-ально-правовое воздаяние (исправление, воспитание), а на излечение человека

© Саддарова К. О., 2017 © Saddarova K. O., 2017

337

от психического расстройства. Напротив, в законодательстве зарубежных стран для определения данных мер широко используется термин «меры исправления и безопасности».

Так, в УК таких государств, как: Алжир, Афганистан, Боливия, Бразилия, Гватемала, Гондурас, Исландия, Камерун, Колумбия, Куба, Ливан, Мексика, Молдова, Румыния, Таиланд, Уругвай, Чили и др., – данные меры именуются как «меры безопасности». В УК Германия и Греции говорится о мерах «ис-правления и безопасности», в УК Италии «об административных мерах безо-пасности», в Австрии «предупредительные меры» и т. д. [1, с. 448]. Институт мер исправления и безопасности в законодательстве Российской Федерации существует в усеченном виде и регламентирован в основном принудительными мерами медицинского характера (далее – ПММХ).

Г.В. Назаренко полагал, что по своей природе ПММХ являются мерами безопасности, сущность которых состоит в принудительном лечении лиц, совер-шивших противоправные деяния и признанных по своему состоянию опасными для общества [4, c. 104]. В России данные меры регламентированы, преимущест-венно, уголовным законодательством, в котором описаны основания применения, цели виды принудительных мер медицинского характера, а также порядок про-дления, изменения и прекращения данных мер. В меньшей степени они регламен-тированы уголовно-исполнительным законодательством. Так, согласно ч. 1 ст. 18 УИК РФ, осужденным к аресту, принудительным работам, лишению свободы, страдающим психическими расстройствами, не исключающими вменяемости, по решению суда могут применяться ПММХ. Однако, согласно ч. 3 той же статьи УИК РФ осужденным больным алкоголизмом, наркоманией, токсикоманией, ВИЧ-инфицированным осужденным, а также осужденным, больным открытой формой туберкулеза и не прошедшим полного курса лечения, применяется обяза-тельное лечение. Тем самым российский законодатель приравнивает алкоголизм и наркоманию к соматическим заболеваниям, игнорируя факт отнесения междуна-родной классификацией болезней их к психическим расстройствам.

Из законодательства России данная норма была исключена, но продолжает существовать в ряде зарубежных государств. Так, в УК Швейцарии ПММХ вклю-чают в себя меры, применяемые к душевнобольным и меры, применяемые к ли-цам, злоупотребляющим спиртными напитками и наркотическими веществами. В отношении лица, имеющего психические расстройства, но вменяемого преду-смотрена отсрочка наказания, а после лечения принимается решение об исполне-нии отсроченного наказания. Судья совместно с компетентным органом решает один очень важный вопрос: действительно ли исполнение наказания является для осужденного вредным? Отличительной чертой УК Швейцарии является так же то, что помещение лица, употребляющего наркотические вещества, в лечебное учре-ждение возможно только по ходатайству самого лица, желающего излечится.

В случае успешного излечения компетентный орган может освободить ли-цо из лечебного учреждения и назначить ему испытательный срок от 1 до 3 лет, а также установить охранительный надзор. Применение ПММХ к алкоголикам и наркоманам характерно так же и для испанского законодательства. Лица, со-

338

вершившие противоправные деяния в состоянии алкогольного или наркотиче-ского опьянения, помещаются в государственный частный восстановительный центр для алкоголиков и наркоманов. Однако в случае если лицо совершило преступление в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, за ко-торое не предусмотрено наказание в виде лишения свободы, суд или трибунал назначает ему амбулаторное лечение. Интересен подход испанского законода-теля и для тех случаев, когда существует конкуренция норм о наказании и о ме-рах безопасности: здесь, как правило, суд отдает предпочтение реализации мер безопасности. Согласно международным стандартам данный подход считается гуманным и оправданным.

Весьма полезен для нас представляется опыт применения ПММХ в Поль-ше. Так Согласно УК Польши, к лицам, совершим преступления в состоянии ограниченной вменяемости, применяются специальные реабилитационные или лечебные меры в пенитенциарном учреждении. В случае если лицо, имеющие психические расстройства, осуждено к лишению свободы сроком не более трех лет, но получило положительные результаты от лечебных и реабилитационных мер, суд может освободить данное лицо досрочно, одновременно устанавливая за ним надзор правоохранительных органов.

Лица, совершившие преступления в состоянии, обусловленном зависимо-стью от алкоголя или другого одурманивающего средства, помещаются в за-крытое учреждение для прохождения курса лечения. Решением об освобожде-нии применяется на основании результатов лечения, с учетом мнения лечащего врача и в случае положительного результата суд условно освобождает осуж-денного от отбывания оставшегося срока наказания. В период испытательного срока суд так же может обязать осужденного пройти курс амбулаторного лече-ния или реабилитации. Одновременно с этим лицо помещается под надзор ку-ратора или общественной организации, к деятельности которой относится забо-та о восстановлении, предупреждении, деморализации и оказании помощи осу-жденным [1, c. 448]. Если во время испытательного срока осужденный уклонился от лечения или реабилитации, совершил преступление, грубо нару-шил правопорядок или режим данного лечебно-профилактического учрежде-ния, суд выносит постановление о помещении его в зарытое учреждение или пенитенциарное учреждение [3, с. 284].

Отметим, что согласно уголовному законодательству Польши целью по-мещения лица в закрытое учреждение является предотвращение совершения лицом нового запрещенного деяния. Согласно УК Швейцарии фактор предо-пределяющим применение к лицу мер медицинского характера является его по-тенциальная опасность, связанная с его психическим состоянием. Так, если больной не представляет опасность для общества, суд направляет его на амбу-латорное лечение, а в случае, наоборот наибольшей общественной опасности лица принимает решение об его интернировании в специальное учреждение. Согласно УК Испании срок нахождения в психиатрическом стационаре зависит от того к какому сроку суд приговорил бы лицо за совершение преступления в случае его вменяемости. То есть срок нахождения на принудительном лечении

339

не может превышать срока лишения свободы, который может быть указан в приговоре за совершенное деяние. Обобщив все вышеперечисленное нельзя не отметить, что регулирование применения принудительных мер медицинского характера в зарубежном законодательстве является более гибким и предусмат-ривает различные меры, а так же критерии, согласно которым можно опреде-лить виновному лицу ту или иную меру безопасности. Кроме этого в большин-стве зарубежных государств, принудительные меры медицинского характера назначаются параллельно с наказанием, в том числе к лицам, совершившим преступления в состоянии алкогольного или наркотического опьянения.

В целом стоит отметить, что данный опыт интересен в целях определения перспектив развития института иных мер уголовно-правового характера, а так-же совершенствования российского законодательства в части применения при-нудительного лечения к лицам, совершившим уголовно-наказуемые деяния.

Список литературы 1. Додонов В. Н. Сравнительное уголовное право. Общая часть : моногра-

фия / под ред. С. П. Щербы. М., 2009. 446 с. 2. Лапшин В. Ф. Преступления в сфере распределения финансовых ресур-

сов: вопросы дифференциации ответственности и законодательной техники : автореф. дис. … канд. юрид. наук. Казань, 2004. 26 с.

3. Малиновский А. А. Уголовное право зарубежных государств. М., 1998. 128 с.

4. Назаренко Г. В. Невменяемость: уголовно-релевантные психические со-стояния. СПб., 2002. 207 с.

УДК 343.81 31 Артур Игоревич Уваров,

соискатель по кафедре уголовного права и криминологии (Краснодарский университет МВД России),

е-mail: uvarov-art@mail.ru

ФАКТОРЫ ЕСТЕСТВЕННОЙ ЛАТЕНТИЗАЦИИ ПЕНИТЕНЦИАРНОЙ ПРЕСТУПНОСТИ

Аннотация: в статье рассматриваются факторы естественной латенти-

зации пенитенциарной преступности, анализ которых лежит в основе выра-ботки эффективного механизма борьбы с латентизацией преступности среди осужденных.

Ключевые слова: фактор, естественная латентизация, пенитенциар-ная преступность, криминальная субкультура, неформальные нормы.

© Уваров А. И., 2017

340

32 Artur Igorevich Uvarov, the applicant on department of criminal law and criminology (Krasnodar university Ministry of Internal Affairs of Russia),

е-mail: uvarov-art@mail.ru

THE FACTORS OF NATURAL LATENTIZATION OF PRISON CRIME

Abstract: this paper presents the factors of natural latentization of prison crime, the analysis of which is the basis of elaboration of an effective mechanism to combat latentization of crime among prisoners.

Keywords: factor, natural latentization, prison crime, criminal subculture, informal norms. Причины естественной латентности пенитенциарной преступности следует

искать в тех противоречиях, которые возникают в сфере отбывания лишения свободы, которые, в свою очередь, чаще всего связывают с существованием тюремной и криминальной субкультуры в местах лишения свободы. В крими-нологической литературе давно стало аксиомой, что значительная часть пре-ступлений, совершаемых в местах лишения свободы, тем или иным образом связана с криминальной субкультурой. Пенитенциарная субкультура своим происхождением обязана, по мнению Н. И. Брезгина, существующему «закры-тому сообществу осужденных, так как призвана поддерживать средствами со-циального контроля, принятыми в этом сообществе, неотъемлемыми элемен-тами определенной культуры» [3, с. 22]. Ключевым моментом, на наш взгляд, здесь является то, что фактически государство искусственно создало новую, социальную структуру – пенитенциарное «общество».

Существование пенитенциарной субкультуры в местах лишения свободы призвано «определенным образом согласовывать деятельность и поведение от-дельных индивидов, социальных групп и объединений, свести их в опреде-ленное единство, синхронизировать и, следовательно, сохранить социальную систему как целостность» [4, с. 33].

Пенитенциарная субкультура может рассматриваться в качестве внешнего фактора окружающей среды на поведение конкретного осужденного. Крими-нально настроенные осужденные при прибытии осужденного начинают оказы-вать воздействие на него, благодаря которому происходит определение данно-го осужденного в зависимости от иерархии. Безусловно, именно криминальный актив способен оказать влияние на совершение осужденными противоправных действий. При этом опрос осужденных показал, что до 37 % из них испытыва-ют прямое, а 41 % – косвенное влияние таких лидеров.

Влияние криминальной субкультуры на осужденных оказывается, прежде всего, посредством информационного воздействия. Именно поэтому ресоциа-лизация осужденных объединяет в себе совокупность не только индивидуаль-ной работы с осужденным, но и воздействие на него и через окружающую сре-

© Uvarov A. I., 2017

341

ду. Именно такой подход позволяет повысить качество достигнутой цели за счет совокупности многих факторов [5, с. 234–238].

Благодаря специфике пенитенциарной субкультуры осужденные поддер-живают вопросы стратификации и именно поэтому не идут на контакт с адми-нистрацией учреждений. Именно с помощью стратификации осужденные пы-таются облегчить свои тяготы лишений повседневной жизни. На фоне данных разделений происходят конфликты между осужденными и сотрудниками, и как следствие закрытость пенитенциарного учреждения. Так, согласно нашему ис-следованию, до трети (30,8 %) осужденных склонны ориентироваться на пове-дение лидеров преступной (пенитенциарной) иерархии. К таким осужденным относятся лица, ранее отбывшие наказание, которые предпочитают неформаль-ные отношения с «авторитетными» личностями. Такое положение вещей вызы-вает тревогу. Интересны результаты опроса осужденных об их желании поде-литься информацией о совершенном преступлении: 87 % полагают возможным рассказать об этом другим осужденным, но только 4 % − администрации.

Необходимо уделить внимание еще одному показателю, влияющему на уровень латентности в учреждении – осужденные, которые не подчиняются ни-каким группировкам и не принимающие никаких правил поведения, вырабо-танных криминальной средой. От данной категории пострадать может любой осужденный.

Администрация пенитенциарных учреждений постоянно сталкивается с проблемами в борьбе с неформальными нормами поведения. Характерной осо-бенностью повседневной жизни осужденных является двойственность поведе-ния: в дневное время осужденный может вести себя как правопослушный чело-век, а в вечернее время совершать преступление. При этом все процессы, про-ходящие в вечернее время, совершаются скрытно при строгом следовании криминальным (субкультурным) правилам поведения. Особую насторожен-ность вызывают факты совершения преступлений в пенитенциарных учрежде-ниях, используемые для устрашения и показательной расправы над осужден-ными, не желающими поддерживать криминальные традиции.

Отношение сотрудников к вопросам стратификации неоднозначны: прове-денный опрос показал существования положительного мнения на наличие кате-горий и «мастей» у осужденных (например, одна четвертая часть опрошенных отрицательно относятся к вопросам стратификации; безразличны к этому 13,5 % опрошенных, а 63 % считают разделение осужденных удобным спосо-бом управления). Такое отношение отдельных сотрудников способствует дея-тельности осужденных по сокрытию их противоправного поведения. Полагаем, что это те самые сотрудники, которые пытаются с помощью противоправной деятельности некоторых осужденных воздействовать на основную массу со-держащихся в учреждении лиц.

Социально-психологический климат в пенитенциарном сообществе обу-словлен субкультурой осужденных, который представляет собой специфиче-ский фактор пенитенциарной латентизации. Данный климат характеризуется определенными признаками, объединяющими установленное сознание осуж-

342

денных сформированное прошлым противоправным поведением, получившим закрепление в учреждениях за счет общения с осужденными [1, с. 46].

Проведенные исследования позволяют сделать вывод о существовании среди осужденных неформальных требований к поведению в соответствии с криминальным кодексом. В данном кодексе имеются своеобразные понятия гордости, честности, чести и достоинства осужденного, а также других соци-ально-нравственных критериев для поддержания криминальных традиций. На-рушение со стороны осужденных неписаных правил нередко может спровоци-ровать эксцесс на совершение преступления. Следовательно, особо выделяется отношение (мотивация) осужденных к совершенным деяниям [2, с. 27]. Таким образом, суммируя полученные в ходе исследования результаты, можно кон-статировать, что пенитенциарная субкультура может рассматриваться в качест-ве самостоятельного фактора латентизации преступности в местах лишения свободы.

Далее следует остановиться еще на ряде существенных факторов, опреде-ляющих естественную латентность пенитенциарной преступности. Одним из них является отрядная система содержания осужденных в исправительных уч-реждениях, что создает условия для передачи опыта преступной деятельности и повышения преступной профессионализации. Это объясняет, почему процент противоправных посягательств, которые остаются неизвестными сотрудникам пенитенциарных учреждений, все же остается значительным.

Не надо забывать, что в местах лишения свободы содержатся лица, обла-дающие опытом совершения и сокрытия преступлений, который определяет стереотип поведения осужденных в исправительном учреждении, формирует у них установку на антиобщественное поведение, позволяет применять при со-вершении противоправных действий определенные ухищрения, облегчающие их совершение и сокрытие. По мнению Н. Г. Шурухнова, «осужденные различ-ными способами пытаются скрыть совершенное преступление и всячески пре-пятствовать проведению расследования» [6, с. 56]. Можно сделать вывод о том, что подобного рода ухищрения, передача опыта их использования является са-мостоятельным фактором, существенно повышающим уровень естественной латентности противоправного поведения осужденных в местах лишения свобо-ды. Причем он полностью обусловлен самой системой исполнения наказания в местах лишения свободы. По результатам опроса сотрудников отрядная систе-ма исполнения наказания прямо способствует передаче преступного опыта, предоставляет возможность осужденным постоянно совершенствовать пре-ступные навыки и это трудно контролировать – с этим согласны почти все 100 % опрошенных.

Итак, естественная латентность пенитенциарной преступности (так же, как и искусственная) определяется как объективными, так и субъективными детер-минантами.

1. Объективными факторами естественной латентности являются форми-рующиеся в местах лишения свободы неформальные нормы пенитенциарной субкультуры, которые: а) с одной стороны, запрещают осужденным под угро-

343

зой неформальных санкций официально обращаться к администрации учреж-дения с заявлением о совершенном преступлении; б) с другой стороны, под уг-розой тех же санкций обязывают как совершивших, так и потерпевших дово-дить до сведения основной массы осужденных информацию о конкретных ви-дах противоправного поведения: сексуальное насилие, кражи осужденных у осужденных, насильственные действия в отношении лиц, конфиденциально со-трудничающих с администрацией; насилия в отношении осужденных, не вы-полнивших материальные обязательства перед другими осужденными. Наибо-лее остро данные факторы проявляют себя в деятельности преступных групп осужденных. В целом, естественная латентизация пенитенциарной преступно-сти функционирует как принцип стратификации в среде осужденных на основе неформальных норм поведения.

2. Факторы субъективного значения характеризуются негативным отноше-нием осужденных к вопросам взаимодействия с администрацией пенитенциар-ных учреждений и к осужденным которые сотрудничают с администрацией: а) поддержание субкультуры становиться основополагающим фактором в мо-тиве совершаемых противоправных деяний; б) негативное отношение осужден-ных к вопросам взаимодействия с администрацией пенитенциарных учрежде-ний независимо от поддержания традиций преступного общества или нет; в) враждебное отношение к лицам, поддерживающим сотрудничество с адми-нистрацией учреждений.

Таким образом, прослеживается естественная латентизация пенитенци-арной преступности, что является прямым следствием действенности в уч-реждении поддержания криминальной субкультуры. Неформальные нормы поведения, с одной стороны, обязывают доводить до сведения осужденных факты совершения преступлений, а с другой – запрещают официальное об-ращение в правоохранительные органы. Это формирует самую объемную часть пенитенциарной латентности преступлений – официально незаявлен-ную, способствует привыканию осужденных к общественно опасному пове-дению и превращает естественную латентность в принцип неформальной стратификации осужденных.

Список литературы 1. Алферов Ю. А. Организационно-правовые вопросы диагностики ценно-

стных ориентаций осужденных и воспитательный процесс в ИТУ. М., 1981. 159 с.

2. Антонян Ю. М., Колышницына Е. Н. Мотивация поведения осужден-ных : монография. М., 2009. 143 с.

3. Брезгин Н. И. Криминальная субкультура как способ социальной орга-низации осужденных // От исправительно-трудового права к уголовно-исполнительной отрасли : материалы Междунар. науч.-практ. семинара. Рязань, 2006. С. 21–24

4. Плахов В. Д. Социальные нормы. Философские основания общей теории. М., 1985. 253 с.

344

5. Лебедев C. Я., Иванцов С. В. Об обеспечении системности в криминоло-гической оценке организованной преступности // Российский криминологиче-ский взгляд. 2009. № 1. С. 234–238.

6. Шурухнов Н. Г. Расследование преступлений, совершаемых осужденны-ми в исправительно-трудовых учреждениях. М., 1992. 211 с.

УДК 343.265.23 33 Евгения Николаевна Федотова,

адъюнкт факультета подготовки научно-педагогических кадров

(Академия ФСИН России), e-mail: evgenija_kaz@mail.ru

О ВОЗМОЖНОСТИ ПРИМЕНЕНИЯ

УСЛОВНО-ДОСРОЧНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯОТ ОТБЫВАНИЯ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИМИ НАКАЗАНИЙ,

НЕ СВЯЗАННЫХ С ИЗОЛЯЦИЕЙ ОТ ОБЩЕСТВА

Аннотация: в статье на основе анализа положений международных стандартов, опыта зарубежных государств рассматривается вопрос о воз-можности применения условно-досрочного освобождения от отбывания несо-вершеннолетними наказаний в виде исправительных работ и ограничения свободы.

Ключевые слова: наказания, не связанные с лишением свободы; То-кийские правила; несовершеннолетний осужденный; исправительные рабо-ты; ограничение свободы; условно-досрочное освобождение.

34 Evgeniya Nikolaevna Fedotova,

adjunct of faculty training of the teaching staff (Academy of the FPS of Russia),

e-mail: evgenija_kaz@mail.ru

ON THE POSSIBILITY OF APPLYING FOR PAROLE FROM SERVING MINOR PENALTIES

NOT CONNECTED WITH ISOLATION FROM SOCIETY Abstract: in the article on the basis of analysis of provisions of

international standards, experience of foreign countries the application possibility of parole from serving of minors punishment in the form of corrective works and restriction of freedom.

© Федотова Е. Н., 2017 © Fedotova E. N., 2017

345

Keywords: of punishment not involving deprivation of liberty; the Tokyo rules; convicted minors; corrective labor; restriction of freedom; parole. Результаты деятельности законодательных органов власти в ряде случаев

вызывают серьезные научные дискуссии по поводу рациональности и целесо-образности. Примером тому, по нашему мнению, служит отсутствие возможно-сти применения условно-досрочного освобождения от отбывания некоторых уголовных наказаний, не связанных с лишением свободы. Условно-досрочное освобождение – это мощный стимул к исправлению осужденного, способный оказать благоприятное воспитательное воздействие, действенное средство ук-репления дисциплины и правопорядка в процессе отбывания наказания. Кроме этого, расширение практики применения институтов освобождения от уголов-ной ответственности и наказания в настоящее время рассматривается в качестве одной из задач уголовно-правовой политики [2, с. 194–195]. Особо важное зна-чение процессы гуманизации уголовно-правового реагирования приобретают в отношении несовершеннолетних осужденных – одной из наиболее социально незащищенных категории граждан [5, с. 3–4, 158].

Исходя из этого, было бы оправданным применять данный вид освобождения ко всем наказаниям. Например, обязательные работы –краткосрочный вид уго-ловной репрессии (указанный вид наказания несовершеннолетний осужденный может отбыть за срок, не превышающий четырех месяцев), содержит в себе, в сравнении с другими видами наказания, меньший объем ограничений, сокраще-ние его сроков, за счет применения условно-досрочного освобождения не позво-лит достичь цели наказания. Исправительные работы, ограничение своды, более строгие наказания, которые назначаются на сравнительно длительные сроки.

Обратившись к опыту зарубежных государств, можно установить, что в Уголовных кодексах Азербайджанской Республики, Республики Беларусь, Рес-публики Казахстан, Украины, а так же в Модельном уголовном кодексе стран СНГ, предусмотрено условно-досрочное освобождение от отбывания исправи-тельных работ. Следует отметить, что до внесения изменений Федеральным за-коном от 8 декабря 2003 г. № 161 УК РФ тоже предусматривал условно-досрочное освобождение от отбывания исправительных работ. Указанное по-ложение было закреплено в ст. 79 УК РФ и дублировалось в ст. 93 УК РФ, в от-ношении лиц, совершивших преступления до достижения возраста восемнадца-ти лет (согласно УК РФ в редакции от 13.06.1996).

В этой связи Т. А. Коржикова справедливо критикует данные изменения, указывая на то, что правоприменителя лишили эффективной меры поощрения, а осужденного – элемента личной заинтересованности в добросовестном отбы-вании наказания [1, с. 149]. Соглашаясь с данным мнением, С. Н. Смирнов по-лагает, что рассмотренные изменения нарушили принципы рационального при-менения мер принуждения, средств исправления и стимулирования правопос-лушного поведения [4, с. 8–11].

Наказание в виде ограничения свободы также не предполагает досрочного освобождения. Однако, установить такую возможность, учитывая определен-

346

ный Концепцией развития УИС курс на дальнейшую гуманизацию, было бы логично. Минимальные стандартные правила ООН в части мер, не связанных с тюремным заключением (Токийские правила), рекомендуют досрочное пре-кращение действия применяемой меры, в случае «если она оказала благоприят-ное воздействие на осужденного». В п. 27 Европейских правил в отношении не-совершеннолетних правонарушителей, осужденных к наказаниям и мерам уго-ловно-правового характера, указанно, что «в зависимости от результатов, достигнутых подростками, компетентный орган, может сократить срок любого наказания или меры, смягчить условия или обязанности, связанные с ними, или отменить их».

Отметим, что 65,8% опрошенных нами сотрудников, проходящих службу в уголовно-исполнительных инспекциях, подтвердили целесообразность условно-досрочного освобождения несовершеннолетних от отбывания исправительных работ и ограничения свободы. Таким образом, собственный исторический опыт, опыт зарубежных государств, рекомендации международных стандартов по при-менению условно-досрочного освобождения осужденных от отбывания наказа-ний, не связанных с лишением свободы, может послужить базой для восстановле-ния и дальнейшего совершенствования данного уголовно-правового института. В этой связи предлагаем внести изменения в ст. 93 УК РФ, распространив ее по-ложения на наказания в виде исправительных работ и ограничения свободы.

Реализация указанных законодательных предложений обеспечит стимулиро-вание несовершеннолетних осужденных к получению образования, трудоустрой-ству, добросовестному отбыванию назначенного наказания [3, с. 302–303]. Вовле-чение несовершеннолетнего осужденного в социально-полезную деятельность непременно даст положительный результат, в связи с тем, что у подростка поя-вится возможность восстановить, либо заново выстроить социальные связи, со-кратит бессодержательный досуг. Как следствие, данная мера позволит повы-сить эффективность указанных наказаний – обеспечить предупреждение со-вершения новых преступлений.

Список литературы 1. Коржикова Т. А. Правовое положение осужденных к альтернативным

видам наказаний, связанным с обязательным привлечением к труду : дис. … канд. юрид. наук. Рязань, 2010. 236 с.

2. Лапшин В. Ф. Гуманизация современной уголовной политики России и дифференциация уголовной ответственности: проблемы и противоречия // Юридическая наука и практика : Вестник Нижегородской академии МВД Рос-сии. 2010. № 2. С. 194–197.

3. Романова Е. А. Социально-психологические особенности личности не-совершеннолетних, осужденных к альтернативным мерам наказания // Пробле-мы исполнения уголовных наказаний, не связанных с лишением свободы, и применения иных мер уголовно-правового характера в отношении несовершен-нолетних : сб. материалов Междунар. науч.-практ. конф. (Вологда, 7 декабря 2005 г.) : в 2 ч. Вологда, 2006. Ч. 2. С. 301–303.

347

4. Смирнов С. Н. Принцип рационального применения мер принуждения, средств исправления осужденных и стимулирования их правопослушного по-ведения при исполнении наказания в виде лишения свободы : автореф. дис. … канд. юрид. наук. Рязань, 2003. 23 с.

5. Черненко И. В. Особенности уголовной ответственности и альтернатив-ных ее мер в отношении несовершеннолетних : дис. … канд. юрид. наук. Кеме-рово, 2006. 199 с.

УДК 343.346 35 Ирина Юрьевна Янина,

аспирант кафедры уголовного права, криминалистики и криминологии

(Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева), е-mail: yanina_@bk.ru

ПРОВОКАЦИЯ НАРУШЕНИЯ ПРАВИЛ ДОРОЖНОГО ДВИЖЕНИЯ

Аннотация: в статье затрагивается проблема уголовно-наказуемого на-

рушения правил дорожного движения, совершенного лицом, управляющим транспортным средством, и лицом, спровоцировавшим водителя на наруше-ние правил дорожного движения. Автор заключает, что провокационная дея-тельность «третьих лиц» в контексте нарушения правил дорожного движения не подпадает под признаки преступления, предусмотренного ст. 264 УК РФ. В этой связи высказывается предложение, заключающееся в дополнении уголовного закона нормой, предусматривающей ответственность за провока-цию нарушения правил дорожного движения.

Ключевые слова: провокация, нарушение правил дорожного движе-ния, неосторожное причинение, вина нескольких лиц, просьба, уговор, тяж-кие последствия, ст. 264 УК РФ.

36 Irina Yur'evna Yanina, postgraduate student, department of criminal law,

criminalistics and criminology (Mordovian State University named after N. P. Ogarev),

е-mail: yanina_@bk.ru

TRAFFIC VIOLATIONS PROVOCATION

Abstract: the article addresses the issue of the traffic violation criminal offense committed by a person driving a vehicle, and the person who provoked the driver in violation of traffic rules. The author concludes that the provocative

© Янина И. Ю., 2017 © Yanina I. Yu., 2017

348

activities of the «third party» in the context of traffic violations are not subject to the signs of crime under Art. 264 of the Criminal Code. In this regard, it is proposed to add the criminal law with the norm providing responsibility for traffic violations provocation.

Keywords: provocation, traffic violations, negligent infliction, guilt of several persons, offer, persuasion, serious consequences, Art. 264 of the Criminal Code. Часто нарушение правил дорожного движения, повлекшее наступление

общественно опасных последствий (например, тяжкий вред здоровью, смерть одного или более потерпевших), происходит по вине нескольких лиц, а обвини-тельный приговор выносится только в отношении одного виновника ава-рии.Нередко правила дорожного движения нарушаются в случаях, когда лицо, управляющее транспортным средством, допускает нарушение правил дорожно-го движения по просьбе, советам, уговорам третьих лиц, остающимися за пре-делами уголовно-правового реагирования.

Например, Ржаксинский районный суд Тамбовской области осудил К. за нарушение правил дорожного движения, повлекшее по неосторожности смерть двух человек – водителя и пассажира мотоцикла. В судебном заседании К. вину в совершении преступления не признал и показал, что он, работая водителем такси, перевозил пассажира К.А.С., которая опоздала на поезд на станции «А» и хотела успеть на него на станции «Б». По этой причине, пояснил К., он пре-высил разрешенный скоростной режим. После того, как он проехал поворот, впереди появился мотоцикл без света и произошло столкновение, так как до мотоцикла было короткое расстояние. В результате дорожно-транспортного происшествия водитель и пассажир мотоцикла скончались на месте [11].

В литературе некоторые специалисты предлагают оценивать провокацион-ные действия К.А.С. как «неосторожное подстрекательство». Например, Д. М. Молчанов указывает, что неосторожное причинение«возможно … при на-личии двусторонней субъективной связи между субъектами по поводу соверше-ния преступления» [8, с. 101]. Двустороннюю субъективную связь между причи-нителями автор подкрепляет примером подстрекательства при нарушении правил дорожного движения, когда субъект «действует осознанно и целенаправленно, желая возбудить у исполнителя решимость нарушить правила дорожного движе-ния (превысить скорость, проехать на красный свет и т. п.)» [8, с. 101].

В рамках действующего уголовного закона водитель такси К. подлежит наказанию по ч. 5 ст. 264 УК РФ. При этом неправильно было бы игнорировать тот факт, что просьба пассажира К.А.С. находится в причинной связи с дорож-но-транспортным происшествием. К.А.С. выступила в роли провокатора нару-шения правил дорожного движения, повлекшего причинение смерти по неосто-рожности двум лицам. К.А.С. умышленно спровоцировала К. на нарушение правил дорожного движения. При этом нужно понимать, что одного лишь так называемого «подстрекательства» со стороны К.А.С. к деянию, не повлекшему общественно опасных последствий, недостаточно для ее привлечения к уголов-ной ответственности. Поэтому для признания К.А.С. лицом, создавшим условие

349

для совершения неосторожного преступления другим субъектом, необходимо установить, что пассажир такси отнеслась неосторожно к преступным послед-ствиям в виде смерти двух субъектов.

В уголовном законе понятия «провокация» не существует. Ответствен-ность предусмотрена за провокацию двух преступлений – взятки и коммерче-ского подкупа (ст. 304 УК РФ). Существующие в доктрине определения прово-кации имеют отношение не только к взятке и коммерческому подкупу, но и к преступлению в целом [4, с. 68–69; 9, с. 15]. Так, А. Ф. Волынский и Е. С. Ла-пин рассматривают провокацию как «поведение провокатора, которое побуж-дает к совершению лица (группы лиц, организации), с кем провокатор вступил специально для того в контакт, действий, приводящих к тяжким для провоци-руемого последствий» [3, с. 9].

В науке провокация характеризуется умышленной формой вины (такого мнения придерживается абсолютное большинство авторов, в частности, Н. В. Артеменко и А. М. Минькова [1, с. 51–53], А. А. Арутюнов [2, с. 34], В. В. Дударенко [6, с. 153], А. И. Кокунов [7, с. 75], С. Н. Радачинский [12, с. 14], А. В. Тищенко [13, с. 146], В. М. Черепахин [14, с. 225]). По мнению Е. В. Говорухиной, провокатор может действовать и с неосторожной формой вины, но только по отношению к последствиям [5, с. 14].

В случае с водителем такси провокационные действия со стороны опазды-вающей на поезд К.А.С., выразившиеся в форме просьбы ехать быстрее, совер-шены умышленно. Здесь содержание провокации отличается от ее традицион-ного понимания. К.А.С. провоцирует водителя такси на совершение нарушения правил дорожного движения в виде превышения скоростного режима. Мы не можем с достаточной точностью сказать, что К.А.С. предвидела возможность наступления дорожно-транспортного происшествия, но самонадеянного рас-считывала на то, что преступный результат не произойдет. Но совершенно точ-но мы можем обвинить К.А.С. в небрежном отношении к наступившему обще-ственно опасному последствию в виде смерти двух лиц по неосторожности. На наш взгляд, исходя из того обстоятельства, что К.А.С. не предвидела воз-можности наступления тяжких последствий в виде неосторожной смерти двух субъектов, следует, что К.А.С. в силу необходимой внимательности и преду-смотрительности должна была и могла предвидеть дорожную аварию, которая завершилась смертью водителя и пассажира мотоцикла.

Объективная сторона описанного в приговоре преступления осложнена деяниями двух лиц: 1) просьба опаздывающей на поезд К.А.С., спровоциро-вавшая К. на превышение разрешенной скорости, и 2) нарушение К. правил до-рожного движения, повлекшее смерть двух человек. Общественно опасные по-следствия наступили по вине К.А.С. и К., поэтому привлечение К.А.С. к уго-ловной ответственности представляется совершенно оправданным и справедливым. Данное деяние осуществлено путем неосторожного причинения, поскольку оно характеризуется деянием двух или более лиц (водителя такси и опаздывающего пассажира), повлекшем преступные последствия в виде смерти двух лиц по неосторожности.

350

Провокация нарушения правил дорожного движения не вписывается в пределы ст. 264 УК РФ, поэтому деяния лиц, заключающиеся в провокации нарушения правил дорожного движения, можно определить как создание условий для совершения преступления, предусмотренного ст. 264 УК РФ; их действия необходимы для причинения тяжких последствий, то есть со-стоят в причинно-следственной связи с преступным результатом. В. В. Намнясев настаивает на исключении уголовной ответственности в отношении таких виновников вследствие ярко невыраженного характера причинной связи [10, с. 113]. Думается, что причинная связь в силу недос-таточной степени ее внешнего проявления не должна оказывать решающее значение в вопросе привлечения либо непривлечения лица к ответствен-ности.

Провокация нарушения правил дорожного движения – явление частое, по-этому целесообразно предусмотреть уголовную ответственность за совершение подобных действий. На наш взгляд, следует вести речь в контексте нарушения правил дорожного движения о провокации, как преступном феномене лишь при условии наступления общественно опасных последствий, предусмотренных в ст. 264 УК РФ.

Таким образом, под провокацией нарушения правил дорожного движе-ния следует пониматьпросьбу, уговор или иное деяние участника дорожного движения, направленное на совершение лицом, управляющим транспортным средством, нарушения правил дорожного движения, повлекшего тяжкие по-следствия, но не связанную с совершением умышленного преступления про-воцируемым лицом.

Список литературы 1. Артеменко Н. В., Минькова А. М. Проблемы уголовно-правовой оценки

деятельности посредника, провокатора и инициатора преступления в уголовном праве РФ // Журнал российского права. 2004. № 11. С. 51–53.

2. Арутюнов А. А. Провокация преступления // Российский следователь. 2002. № 8. С. 33–34.

3. Волынский А. Ф., Лапин Е. С. Расследование провокаций взятки и ком-мерческого подкупа : монография. М., 2010. 160 с.

4. Говорухина Е. В. Понятие и правовые последствия провокации преступ-ления : дис. … канд. юрид. наук. Ростов-н/Д., 2002. 176 с.

5. Говорухина Е. В. Понятие и правовые последствия провокации в уго-ловном праве : автореф. дис. … канд. юрид. наук. Ростов-н/Д., 2002. 30 с.

6. Дударенко В. В. Соотношение провокации преступления и соучастия в преступлении // Вестник Томского государственного университета. 2015. № 398. С. 153–157.

7. Кокунов А. И. Понятие и уголовно-правовое значение провокации // Альманах современной науки и образования. 2015. № 10. С. 74–76.

8. Молчанов Д. М. Актуальные проблемы уголовного права. Общая часть : учеб. пособие. М., 2015. 152 с.

351

9. Назаров А. Д. Провокации в оперативно-розыскной деятельности. М., 2010. 152 с.

10. Намнясев В. В. Особенности уголовной ответственности лиц, управ-ляющих транспортными средствами, при обоюдном нарушении правил дорож-ного движения // Теория и практика общественного развития. 2014. № 20. С. 111–113.

11. Приговор от 12 октября 2012 г. по делу № 1-35/2012 Ржаксинского районного суда Тамбовской области. Режим доступа : http://sudact.ru/ (дата об-ращения: 27.02.2016).

12. Радачинский С. Н. Уголовная ответственность за провокацию взятки либо коммерческого подкупа : учеб. пособие. М., 2003. 144 с.

13. Тищенко А. В. К вопросу об уголовной ответственности за прово-кацию преступления // Теория и практика общественного развития. 2014. № 16. С. 143–147.

14. Черепахин В. М. Некоторые проблемы понятия провокации // Гумани-тарные исследования. 2014. № 3. С. 224–229.

УДК 343.3 37Александр Сергеевич Руденко,

кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права

(Академия ФСИН России), e-mail: ras79@bk.ru

УГОЛОВНО-ПРАВОВЫЕ МЕРЫ

ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ РЕЛИГИОЗНОМУ ЭКСТРЕМИЗМУ

Аннотация: в работе представлены уголовно-правовые меры противо-действия экстремизму, рассмотрены нормативные акты Республики Дагестан имеющие непосредственное отношение к противодействию экстремизма и безопасности республики.

Ключевые слова: уголовно-правовое противодействие экстремизму, экстремизм, безопасность.

Aleksandr Sergeevich Rudenko,

candidate of law sciences, associate professor of criminal law

(Academy of the FPS of Russia), e-mail: ras79@bk.ru

© Руденко А. С., 2017 © Rudenko A. S., 2017

352

CRIMINAL AND LEGAL MEASURES COUNTERACTIONS TO RELIGIOUS EXTREMISM

Abstract: the paper presents criminal law measures to counter extremism,

and considers normative acts of the Republic of Dagestan of direct relevance to combating extremism and security of the Republic.

Keywords: criminal-legal counteraction to extremism, extremism, and security. 25 июля 2002 г. Президент РФ подписал Федеральный закон «О противо-

действии экстремистской деятельности» (Далее Закон РФ) [1], который спустя десять дней после его официального опубликования вступил в силу. Закон по-ставил точку в затянувшемся споре противоборствующих политических сторон о правовой природе экстремизма. Этому явлению, в последние годы распро-странившемуся в ряде государств и представляющему несомненную угрозу правопорядку, в том числе и в России, дана правовая оценка. Но своим появле-нием, как обычно происходит в России, Закон не решил всех проблем, а, наобо-рот, появились новые, многочисленные вопросы.

Раньше федеральных законодательных органов этот вопрос постарались решить власти Республики Дагестан, где 28 апреля 1999 г. Государственный Совет Республики Дагестан принял Постановление № 69 «О неотложных мерах органов государственной власти РД по противодействию экстремистским про-явлениям и обеспечению безопасности республики» [2]. В соответствии с этим Постановлением горрайадминистрациях республики Дагестан в мае–июне 1999 г. были образованы, утверждены и действуют по настоящее время Комис-сии по взаимодействию с религиозными объединениями и противодействию религиозному и политическому экстремизму, возглавляемые главами горрай-администраций или их заместителями, курирующими религиозные вопросы. В их состав вошли руководители и работники районных органов внутренних дел, органов культуры и образования, социальной службы, руководители рели-гиозных и общественных организаций. За членами комиссий закреплены насе-ленные пункты для обеспечения более тесного контакта село-райцентр.

Комиссии действуют на основе положений, утвержденных главами гор-райадминистраций, за основу которых взят проект положения, разработанный Комитетом Правительства по делам религий.

Во многих районах аналогичные комиссии также созданы в наиболее крупных населенных пунктах.

Задачей Комиссий является бессрочная, постоянная, системная работа по идеологическому противостоянию политическому и религиозному экстремиз-му в республике, максимально приближенная к населению и проводимая по единым, согласованным планам, где непосредственное участие должны при-нять как руководство, правоохранительные органы, так и трудовые коллекти-вы, общественные объединения, организации.

16 сентября 1999 г. Парламент республики принял Закон № 15 «О запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан» [3] (далее Закон РД). Закон Республики Дагестан был принят после

353

известного нападения боевиков со стороны Чеченской Республики на Дагестан. Так как, необходимо было принять всевозможные меры для пресечения рели-гиозного экстремизма.

Однако мы считаем, что закон Республики Дагестан был принят поспешно. Это было сделано лишь для создания представления у населения республики о том, что власти не бездействуют.

После принятия Закона РФ, Федеральным Законом № 162-ФЗ от 8 декабря 2003 г. были внесены в Уголовный Кодекс РФ новые составы преступлений: ст. 282-1 (Организация экстремистского сообщества) и ст. 282-2 (Организация деятельности экстремистской организации).

Казалось бы, что для противодействия экстремизму, в частности религиозно-му, есть Закон РФ, а также есть соответствующие составы в УК РФ. Однако не обя-зательно быть первоклассным юристом для того, чтобы заметить многочисленные противоречия, которые имеются в указанных нормах УК РФ и Закона РФ.

Необходимо провести различия между образованиями групп Общей части УК и, по минимуму, шестью образованиями групп части Особенной.

Незаконное вооруженное формирование в Законе РФ сопрягается с отря-дом, объединением, дружиной или иной группой, какой только себе можно представить (ст. 208 УК РФ), содержит черты практически всех объединений групп Общей части с учетом их особенностей с процессуальной точки зрения. Вооруженное формирование может иметь высокую степень сплоченности – в этом случае оно будет претендовать на статус преступного объединения, либо незначительную степень сплоченности, и таким образом претендуя, на статус группы, образовавшейся по предварительному сговору. Однако практически весьма сложно выявить эту границу «больше или меньше» [4].

Основной и единственной отличительной чертой такого образования явля-ется признак вооруженности, который присущ группам Общей части, зато при-сущ бандитизму (банде) (ст. 209 УК РФ). А разве вооруженное формирование не может планировать нападение на граждан или организацию? В можно ли считать, свою очередь, банду законным вооруженным формированием, именно формированием, потому как в ст. 208 УК РФ вооруженное формирование при-равнивается к любой групповой разновидности?! Потому можно считать, что банда и незаконное вооруженное формирование – это, по сути, однотипные признаки, имеющие все черты групп Общей части, отличающиеся вооруженно-стью, но на практике не отличаются друг от друга.

Параметры террористической организации по признаку перечисленных в ст. 205-1 УК РФ, планируемых или совершаемых группой преступлений соответст-вуют параметрам преступной организации (ч.4 ст. 35 УК РФ), так как перечисленные в диспозиции статьи преступления относятся к категории тяжких и особо тяжких. Но и в данном случае возникает странная ситуация: ведь группа только – только образо-ванная для занятия терроризмом, автоматически становится террористической орга-низацией со всеми параметрами преступной организации, и в частности с необходи-мой для такого объединения степенью сплоченности. Получается, что степень спло-ченности, необходимая для определенного статуса группового объединения, зависит

354

вовсе не от длительности связей, тщательности планирования деятельности и т. д., но от целевых установок объединения, в связи с этим все усилия теоретиков и предста-вителей высшей судебной инстанции растолковать отличие между предусмотрен-ными в УК РФ группами оказываются миражом.

Религиозное и общественное объединение также аккумулирует в себе практически все черты, присущие всем без исключения групповым формирова-ниям Общей части. Однако данная организация очень напоминает экстремист-ское сообщество по такому признаку как: «совершение иных противоправных деяний», а это является конститутивной характеристикой криминальных фор-мирований ст. 239 УК РФ. Каким образом поступать, в случае, если деятель-ность общественного, либо религиозного объединения сопряжена с совершени-ем противоправных действий экстремистской направленности? Придется ква-лифицировать эти деяния сразу по двум статьям – 239 и 282.1 УК РФ?! Указанное решение может быть оправданным, потому как обусловлено наличи-ем ответственности за конкретные деяния, которые в действительности и были совершены. Однако с точки зрения квалификации данное решение применять не приемлемо, потому что сопряжено с преодолением особенностей объектив-ной стороны состава преступления предусмотренного ст. 239 УК РФ.

Иной вариант – считать норму ст. 282.1 (а также норму ст. 282.2 УК РФ) спе-циальной по отношению к более общей норме предусмотренной ст. 239. Однако и такое решение не сможет полностью устроить законность право применения.

В случае, если признак преступления, предусмотренного ст. 239 УК в виде «совершения иных противоправных деяний» в действительности можно рас-сматривать как общее положение по отношению к специальным указанным в законе нормам, то признак такой же нормы, представленный как «побуждение граждан к отказу от исполнения гражданских обязанностей», является для дан-ного преступления определяющим. Именно такой признак содержится и в со-ставе преступления, которое законодатель (ст. 282.1 УК РФ) относит к катего-риям экстремистских. Наличие данного признака в действиях субъекта требует квалификации деяния как преступления экстремистского характера. В составе ст. 149 УК РФ, которая позиционируется как «экстремистская», одним из при-знаков объективной стороны законодатель указывает незаконное воспрепятст-вование проведению собрания, митинга, шествия, пикетировании, демонстра-ции или участия в них либо принуждения к участию в них и т. д. Лицо с ис-пользованием своего служебного положения может принудить человека и к участию в митинге, который своей целью имеет экстремистские направления. В прочем и при таком варианте возникает сложно разрешимые трудности при квалификации. Согласно диспозитивной конструкции норм ст. 239 и 282-1 УК РФ деяние должно квалифицироваться по совокупности. Но такого быть не может, так как противоречит правовой аксиоме – дважды за одно и то же дея-ние не отвечают. Выхода из ситуации подобного рода просто нет, за исключе-нием варианта законодательного совершенствования или, правильнее сказать, устранения допущенных ошибок посредством приведения нормы об экстре-мизме в соответствие с необходимыми кондициями.

355

Получается довольно мрачная и весьма непрезентабельная картина: законода-тель придумывает все новые групповые образования, а практика должна находить выход из неразрешимых ситуаций. Кроме того, нормы Общей части УК, устанав-ливающие параметры криминальных формирований (ст. 35 УК), содержание кото-рых само по себе внутренне противоречиво и аморфно, одновременно теряют свой статус норм общего характера, призванных составлять содержательную часть соот-ветствующих нормативных установлений Особенной части.

Недоумение порождают разновидности групп ст. 282-1 УК РФ. В части 1 «экс-тремистской» статьи предусмотрены, строго говоря, две разновидности объедине-ний организаторов, руководителей или иных «злых» экстремистов. Причем обе на-званные разновидности соучастия объединены едиными рамками, очерченными на-званием статьи – «организация экстремистского сообщества» [4, с. 43].

Диспозиции норм, закрепленных в УК РФ, затрагивающие экстремизм, по сво-ему виду имеют характер бланкетный. В качестве бланкетной того фундамента, ко-торый определяет основные понятия экстремизма, является Федеральный Закон «О противодействии экстремистской деятельности», где в статье первой дается офи-циальное определение экстремистской организации: «экстремистская организация – общественное или религиозное объединение либо иная организация, в отношении которых по основаниям, предусмотренным настоящим Федеральным законом, судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельно-сти в связи осуществлением экстремистской деятельности».

Подводя итог, следует сказать, что признать экстремистской организацию можно не потому, что она действительно преследует цели экстремистского ха-рактера, а только исходя из того, будет ли суд выносить соответствующее ре-шение или не будет. Таким образом, организация, возможно, превратится в экс-тремистскую, в случае, если только суд посчитает обязательным запретить ее деятельность. Следует сказать, что указанных фактов достаточно много и это лишь малая часть нюансов, которые мы смогли указать.

Список литературы 1. О противодействии экстремистской деятельности : федер. закон от

25 июля 2002 г. № 114-ФЗ // Российская газета. 2002. 30 июля. 2. О плане неотложных мероприятий органов государственной власти Респуб-

лики Дагестан по противодействию экстремистским проявлениям и обеспечению безопасности республики : постановление Государственного Совета Республики Дагестан от 28 апреля 1999 г. № 69. Режим доступа : http://dagestan.regnews.org.

3. О запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности на терри-тории Республики Дагестан : закон Парламента республики Дагестан от 16 сен-тября 1999 г. № 15. Режим доступа : http://docs.cntd.ru/document/802037545.

4. Иванов Н. Г. Проблемы правового регулирования вопросов экстремизма. Государство и право. 2003. № 5. С. 42.

Научное издание

УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ И НАКАЗАНИЕ

Сборник материалов Всероссийской научно-практической конференции,

посвященной памяти профессоров кафедры уголовного права Рязанской высшей школы МВД СССР В. А. Елеонского и Н. А. Огурцова

(Рязань, 17 февраля 2017 г.)

Печатается в авторской редакции

Компьютерная верстка Г. Н. Смирнова

Подписано в печать 22.06.2017. Формат 60х84 1/16. Бумага офсетная. Гарнитура Тimes, Verdana. Печ. л. 22,25. Уч.-изд. л. 20,69.

Тираж 500 экз. Заказ № _____.

Редакционно-издательский отдел Академии ФСИН России 390000, г. Рязань, ул. Сенная, 1

Отпечатано: Отделение полиграфии РИО Академии ФСИН России 390000, г. Рязань, ул. Сенная, 1