СОЦИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА № 5 (93) ЗАПИСКИ И … · в 2016 году, а 2015 год использован как базовый для проведения

З А П И С К И№ 5 (93)2011

МОСКВА

Р О С С И Й С К О Г ОГ О С У Д А Р С Т В Е Н Н О Г ОС О Ц И А Л Ь Н О Г ОУ Н И В Е Р С И Т Е Т А

СОЦИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА

И С О Ц И О Л О Г И Я

№ 4 (133) № 4 (133)

20192019

Том 18Том 18

С О Д Е Р Ж А Н И ЕСОЦИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА СОЦИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА И С О Ц И О Л О Г И ЯИ С О Ц И О Л О Г И Я

Том 18 № 4 (133) 2019Том 18 № 4 (133) 2019

ISSN 2071-3665

Решением Президиума ВАК Министерства образования и науки

Российской Федерации журнал «Социальная политика и социология»

включен в перечень рецензируемых научных изданий, рекомендуемых для публикации научных работ, отражающих основные научные

результаты диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук и на

соискание ученой степени доктора наук

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4

Журнал включен в систему

РИНЦ и доступен на сайте:

www.elibrary.ru

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОРЮдина Т.Н.

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ГЛАВНОГО РЕДАКТОРАБондалетов В.В.

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯБобков В.Н.Воробьева О.Д.Генов Н. (Республика Словения)

Долгорукова И.В.Дювель Ф. (Королевство

Великобритании и Северной Ирландии)

Зворыкина Т.И.Зубок Ю. А.Иванов В.Н.Коробков А.В. (Соединенные Штаты

Америки)

Кравченко С.А.Кузьменко Г.Н.Леонова В.П.Максимова С.Г.Матраева Л.В.Мелех А. (Венгрия)

Молодикова И.Н. (Венгрия)

Носкова А.В.Погосян Г.А. (Республика Армения)

Рязанцев С.В.Солодуха П.В.Танатова Д.К.Тихонова Л.Е. (Республика Беларусь)

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ

Л.Н. НацунL.N. NatsunОценка показателей общественного

здоровья в России в контексте

выполнения Целей устойчивого

развития ООН . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5

Evaluation of Public Health Indicators

in Russia in the Context of Sustainable

Development UNO Goal’s Execution . . . . . . . . . . . . . . . 5

Я.Б. Тарасова, Г.Ю. МакароваYa.B. Tarasova, G.Yu. MakarovaНалоговый режим в сфере оборота

вторичных материальных ресурсов:

современные подходы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .14

Tax Regime in the Sphere of Turnover

of Secondary Material Resources:

Modern Approaches . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .14

СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ

Р.М. Ахмадинуров, С.Н. Испулова, А.А. ИбрагимоваR.M. Ahmadinurov, S.N. Ispulova, А.А. IbragimovaНекоммерческие организации как

актор повышения социальной

компетентности многодетных семей

(на примере г. Магнитогорска) . . . . . . . . . . . . . . . . .22

Non-Profit Organizations As an Actor

to Increase the Social Competence

of Large Families (on the Example

of Magnitogorsk) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .22

И.В. Бабичев, С.В. ДеминаI.V. Babichev, S.V. DeminaДеятельность НКО на рынке

социальных услуг в оценках

москвичей. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .31

Activities of NGOs in the Social Services Market

in the Assessments of Muscovites . . . . . . . . . . . . . . . . .31

П.С. ЖуковP.S. ZhukovВиктимологический портрет

потерпевших на объектах транспорта

в России . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .40

Victimological Portrait of Victims

at Transport Facilities in Russia . . . . . . . . . . . . . . . . . .40

Тощенко Ж.Т.Тузиков А.Р.Фролова Е.В.

ОТВЕТСТВЕННЫЙ СЕКРЕТАРЬ

Вишнякова В.А.

НАД НОМЕРОМ РАБОТАЛИ

Эксперт I категории

Н.Е. Папкова

Главный редактор отдела оперативной

полиграфии

Н.В. Багрова

Корректор

М.А. Панкратов

Технический редактор

Т.А. Пробылова

Компьютерная верстка и художествен-

ное оформление

Т.А. Пробыловой

Наш адрес: 129226, Москва, ул. В. Пика,

дом 4, корп. 1, каб. 312, 315.

Контактные телефоны: 8(495) 255-67-67

(доб. 17-63, 17-71, 17-80).

http://rgsu.net/about/science/publishing/magazine/E-mail: [email protected]

Материалы публикуются в авторской

редакции. Авторы опубликованных ма-

териалов несут ответственность за

подбор и точность приведенных фактов,

цитат, собственных имен, статистиче-

ских данных и прочих сведений. Мнение

редакции может не совпадать с мнением

авторов статей.

Перепечатка материалов и использова-

ние их в любой форме, в том числе и в

электронных СМИ, возможны только с

письменного разрешения редакции.

Возрастное ограничение: 16+

© Российский государственный социальный университет

В.Н. ИвановаV.N. IvanovaТеоретические подходы к анализу

инновационной деятельности. . . . . . . . . . . . . . . . . .48

Theoretical Approaches to the Analysis

of Innovation Activity . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .48

К.И. КазенинK.I. KazeninИсследование пространственной

сегрегации в городской среде:

обзор количественных методов (часть 2) . . . . . . . . .56

Studying Urban Spatial Segregation:

A Review of Quantitative Methods (Part 2) . . . . . . . . . .56

М.С. Козырев, И.В. Бабичев, А.В. АлексееваM.S. Kozyrev, I.V. Babichev, A.V. AlekseevaФакторы и показатели употребления

алкогольной продукции:

корреляционный анализ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .64

Factors and Indicators of Alcohol Consumption:

Correlation Analysis . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .64

Е.В. Потехина, М.В. ФаминскаяE.V. Potekhina, M.V. FaminskayaОценка влияния «антитабачного»

Закона на уровень курения в России:

метод синтетического контроля . . . . . . . . . . . . . . . .73

Assessing the Impact of the “Anti-Smoking”

Law on Smoking Levels in Russia:

A Synthetic Control Method . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .73

Т.В. Фомичева, А.Е. МаланкоT.V. Fomicheva, A.E. MalankoТипы социального взаимодействия

поколений в российской семье. . . . . . . . . . . . . . . . .86

Types of Social Interaction of Generations

in the Russian Family . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .86

Т.В. Фомичева, Э.И. НабиуллинT.V. Fomicheva, E.I. NabiullinЕвропейские традиции в российской

действительности . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .95

European Traditions in Russian Reality . . . . . . . . . . . . .95

А.А. ЧерниковаA.A. ChernikovaКросс-культурные компетенции

в международном образовательном

пространстве. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .103

Cross-Cultural Competences

in the International Educational Space . . . . . . . . . . .103

4

СОЦИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА И СОЦИОЛОГИЯ Том 18 № 4, 2019

С.С. Эдильтрудис Борхас, Т.П. ЯньюбиS.S. Ediltrudis Borjas, T.P. YaniubiВнутренняя миграция в Республике Куба

под влиянием экономических реформ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 110

Internal Migration in the Republic

of Cuba Under the Influence of Economic Reforms . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 110

ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ

Р.М. Рупова, А.А. СолонченкоR.M. Rupova, A.A. SolonchenkoВопрос об энергии и общении в современном

богословии и философии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 118

Question About Energy and Communication in Modern

Theology and Philosophy. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 118

5

Л.Н. Нацун,научный сотрудник, Федеральное государственное бюджетное учреждение

науки «Вологодский научный центр Российской академии наук», Вологда.

L.N. Natsun,

researcher, Federal State Budgetary Institution of Sciences “Vologda Research

Center of the Russian Academy of Sciences”, Vologda.

E-mail: [email protected]

УДК 33; 314.144

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-5-13

Оценка показателей общественного здоровья в России в контексте выполнения Целей устойчивого развития ООН

Evaluation of Public Health Indicators in Russia in the Context

of Sustainable Development UNO Goal’s Execution

Дата поступления Дата препринта Дата публикации

26.09.2019 29.11.2019 30.12.2019

Аннотация: в данной работе проанализированы тренды российских показателей, характеризу-

ющих выполнение цели № 3 «Хорошее здоровье и благополучие» Целей устойчивого развития ООН.

Показано, что на сегодняшний день для 5 из 17 показателей, которые представлены в статисти-

ке, целевые значения уже достигнуты. Неблагоприятные тренды наблюдаются по показателям

смертности населения от сахарного диабета и дорожно-транспортных происшествий. В статье

предложены меры для совершенствования системы статистических показателей, используемых

для оценки выполнения программы. Исследование может представлять интерес для специали-

стов, занимающихся изучением общественного здоровья, проблемами обеспечения качества и до-

ступности медицинской помощи для населения, а также вопросами управления в данной сфере.

Annotation: this paper analyzes trends in Russian indicators that characterize the implementation

of goal 3 “Good health and well-being” of the UN sustainable development Goals. It is shown that to date,

for 5 of the 17 indicators presented in the statistics, the target values have already been reached. Adverse

trends are observed in the indicators of population mortality from diabetes mellitus and road accidents. The

article suggests measures to improve the system of statistical indicators used to assess the implementation

of the program. The study may be of interest to specialists involved in the study of public health, problems

of ensuring the quality and accessibility of medical care for the population, as well as management issues

in this area.

Ключевые слова: цели устойчивого развития, общественное здоровье, показатели здоровья рос-

сийского населения.

Key words: sustainable development goals, public health, health indicators of the Russian population.


6


Введение. Цели устойчивого развития (ЦУР) – система показателей мирового социаль-

но-экономического развития, которая призвана выступить вектором построения политики

стран в период до 2030 года. ЦУР вступили в силу в 2016 году и являются продолжением

программы Цели развития тысячелетия (ЦРТ), которая действовала до 2015 года [2]. Одной

из глобальных целей устойчивого развития стало обеспечение здоровья и благополучия на-

селения, что, по мнению отечественных исследователей, «отражает признание мировым со-

обществом роли потенциала здоровья и благополучия населения для устойчивого развития

национальных экономик» [9].

Обеспечение наилучшего возможного состояния здоровья как составляющей высокого

качества жизни для современных развитых государств выступает приоритетной обязанно-

стью по отношению к своим гражданам [1; 16; 19], в том числе в контексте обсуждения про-

блем социальной безопасности в области ЦУР № 3 «Хорошее здоровье и благополучие» [13].

Методика. Цель исследования состоит в формулировке обоснованных рекомендаций,

направленных на совершенствование российской системы статистических показателей, для

улучшения контроля выполнения цели устойчивого развития «Хорошее здоровье и благопо-

лучие», а также учитывающих текущее состояние общественного здоровья.

Задачи исследования:

1) проанализировать значения российских показателей, характеризующих достижение

Цели устойчивого развития № 3 «Хорошее здоровье и благополучие»;

2) сформулировать предложения по их совершенствованию.

Информационную базу составили материалы Федеральной службы государственной ста-

тистики, открытые данные международных организаций, работы отечественных и зарубеж-

ных специалистов в сфере общественного здоровья.

Результаты и обсуждение. В состав укрупненной Цели № 3 входят несколько задач,

имеющих отношение к более конкретным областям управления общественным здоровьем.

Для отслеживания выполнения каждой из них принят перечень показателей, в который мо-

гут вноситься определенные корректировки в соответствии с национальными приоритетами

и спецификой текущей ситуации. Следует отметить, что в настоящее время по Цели №3 раз-

рабатываются только 17 из предложенных 27 показателей1.

Не ведется и статистическое наблюдение показателей профилактики и лечения зависи-

мости от психоактивных веществ, в том числе не проводится регулярных оценок распро-

страненности среди населения злоупотребления наркотическими средствами и алкоголем.

В то же время только в 2017 году диагноз алкоголизм или алкогольный психоз был впервые

установлен у 78,2 тыс. человек, диагноз «наркомания» – у 16,4 тыс. человек. По данным

на 2018 год, по причинам, связанным с употреблением алкоголя, умерли 48 786 человек,

наркотиков – 4445 человек2.

В российской статистике не разрабатываются показатели групп, характеризующие обе-

спеченность учреждений здравоохранения оборудованием и лекарственными препаратами,

а также равную для всех граждан доступность медицинских услуг, лекарств и вакцин. Это

препятствует достоверной оценке выполнения поставленной цели, и тем более тревожно,

что повсеместно происходит коммерциализация здравоохранения, которая усиливает нера-

венство и приводит к снижению охвата медицинской помощью населения [5]. Неравенство

в отношении доступа к качественной медицине – ключевая проблема, успешность решения

которой характеризует уровень социального прогресса [11]. Так, в исследовании П.М. Ко-

1 См.: Статус разработки показателей ЦУР. URL: https://www.gks.ru/sdg/reporting-status; Система глобальных показателей

достижения целей в области устойчивого развития и выполнения задач Повестки дня в области устойчивого развития на период

до 2030 года. URL: https://unstats.un.org/sdgs/indicators/Global%20Indicator%20Framework%20after%202019%20refinement_Rus.

pdf.2 См.: Заболеваемость населения алкоголизмом и алкогольными психозами / Федеральная служба государственной ста-

тистики. URL: https://www.gks.ru/storage/mediabank/zdr2-3.xls; Заболеваемость населения наркоманией / Федеральная служба

государственной статистики. URL: https://www.gks.ru/storage/mediabank/zdr2-4.xls; Число умерших по причинам смерти / Феде-

ральная служба государственной статистики. URL: https://www.gks.ru/storage/mediabank/demo24-2.xls.

7


зыревой и А.И. Смирнова (2018) показано, что при несовершенстве работы системы здра-

воохранения в наименее выигрышном положении оказываются уязвимые категории насе-

ления – инвалиды, бедные, безработные, лица, ухаживающие за нетрудоспособными и иж-

дивенцами [7]. Основными причинами наличия у россиян неудовлетворенных потребностей

в медицинских услугах в отличие от европейцев выступали их дороговизна и транспортные

проблемы [12].

Для оценки степени выполнения ЦУР № 3 мы анализировали значения показателей

2015–2018 годов. Такой промежуток времени выбран в силу того, что ЦУР были приняты

в 2016 году, а 2015 год использован как базовый для проведения сопоставлений. За этот

период улучшилась ситуация практически по всем показателям. Исключение состави-

ли смертность населения от сахарного диабета и дорожно-транспортных происшествий

(табл. 1). Уровни материнской и детской смертности уже в 2015 году были ниже заданных

целевых ориентиров. Благоприятная ситуация по ним может быть обусловлена улучшением

условий жизни и материального положения семей с детьми. Ранее отечественные авторы

обращали внимание на ключевое воздействие долгосрочных проектов и программ в сфере

демографической политики и здравоохранения на здоровье детского населения, выживае-

мость детей в младенчестве и репродуктивное здоровье женщин [15].Таблица 1

Показатели, характеризующие достижение Цели устойчивого развития № 3 «Хорошее здоровье и благополучие»

Показатель Единица измерения

2015 2016 2017 2018 Цель к 2030 г.

Коэффициент материнской

смертности

человек на

100 тыс. родивших-

ся живыми

10,1 10,0 – – <70

Доля родов, принятых квали-

фицированными медицинскими

работниками

проценты 99,7 99,7 99,7 99,7 –

Коэффициент смертности детей

в возрасте до пяти лет

промилле 8 7,4 – – 25

Коэффициент ран-

ней неонатальной

смертности

Мальчики промилле 2,8 2,4 2,2 – 121

Девочки 2,0 1,9 1,7 –

Число новых заражений ВИЧ

на 1000 неинфицированных

(всё население)

случаев на 1000 че-

ловек населения

3,3 2,8 2,6 2,4 –

Заболеваемость туберкулезом

на 100 тыс. человек

случаев на 100 тыс.

человек населения

57,7 53,3 – – –

Заболеваемость гепатитом В случаев на 100 тыс.

человек населения

11,9 11,1 – – –

Смертность от сер-

дечно-сосудистых

заболеваний, злока-

чественных новооб-

разований, сахарного

диабета, болезней

органов дыхания2

БСК число умерших

на 100 тыс. чело-

век населения

1306,8 1303 1215,6 – Снизить

на треть

относи-

тельно

2015 г.

БОД 113,5 111,9 98,56 –

ЗО 678,9 678,3 658,3 –

СД 59,5 69 78,1 –

Смертность от са-

моубийств

(всё население)

Мужчины число умерших



30,8 28,2 – –

Женщины 5,8 5,0 – –

8


Показатель Единица измерения

2015 2016 2017 2018 Цель к 2030 г.

Смертность в результате дорож-

но-транспортных происшествий

число умерших



12,2 10,8 13,5 – Снизить

в 2 раза

относи-

тельно

2015 г.

Доля женщин репродуктивного

возраста (от 18 до 44 лет), чьи

потребности по планированию

семьи удовлетворяются совре-

менными методами

проценты – – 74,4 – 100

Рождаемость

среди подрост-

ков (в возрасте

от 10 до 14 лет

и в возрасте

от 15 до 19 лет)

на 1000 женщин

в данной возраст-

ной группе3

от

10 до 14 лет

число родившихся

на 1000 женщин

в соответству-

ющей возрастной

группе

0,08 0,08 – – –

от

15 до 19 лет

24 21,5 – – –

Смертность от не-

умышленного от-

равления4

СВМ число умерших



0,3 0,3 0,28/0,165 – «сущест-

венно

сокра-

тить»

ПрСлОтр 8,5 7,8 3,77/6,055 –

Стандартизованная

по возрасту рас-

пространенность

употребления та-

бака лицами в воз-

расте

от 15 лет

среди насе-

ления в воз-

расте 15 лет

и старше

процент – – – 22 –

Число медицин-

ских работников

на 1000 человек

населения

и их распределе-

ние

Всего врачей человек

на 1000 населения

4,6 4,6 – – –

Средний ме-

дицинский

персонал

10,6 10,5 – – –

Примечания: 1 – коэффициент неонатальной смертности; 2 – данные приведены для населения

в возрасте 65–69 лет; 3 – «городские поселения и сельская местность»; 4 – показатели для населе-

ния всех возрастов, жителей городской и сельской местности; 5 – с 2017 года значения показателя

приводятся только для городского и сельского населения по-отдельности.

Обозначения: «–» – нет данных; БСК – Болезни системы кровообращения, БОД – Болезни органов

дыхания, ЗО – Злокачественные образования, СД – Сахарный диабет; СВМ – Случайное отравление

и воздействие медикаментами, ПрСлОтр – Прочие случайные отравления.

Источник: ЕМИСС: государственная статистика. URL: https://fedstat.ru/.

Конкретные целевые значения прописаны не для всех показателей устойчивого развития.

Смертность населения от неинфекционных заболеваний (НИЗ) и суицидов, предполага-

ется снизить на 30% относительно уровня, зарегистрированного в 2015 году. Фактически

же на 2017 год наблюдалось существенное отставание значений этих показателей от задан-

ных целевых уровней. Наиболее выраженным оно было для сахарного диабета (превыше-

Окончание таблицы 1

9


ние целевого уровня смертности в 1,88 раза). Показатели смертности от злокачественных

образований превышали целевой уровень в 1,39 раза, болезней системы кровообращения –

в 1,33 раза, болезней органов дыхания – в 1,24 раза. Для достижения целевого уровня по-

казателя смертности населения от суицидов необходимо добиться снижения его текущего

значения в 1,31 раза – для мужчин и в 1,23 раза – для женщин.

Вызывает тревогу увеличение смертности российского населения от сахарного диабета.

Данное заболевание часто сопровождается другими хроническими нарушениями. Так веду-

щими причинами смерти пациентов с сахарным диабетом выступают сердечно-сосудистые заболевания [4]. Кстати, профилактика заболеваемости сахарным диабетом может способ-

ствовать и снижению смертности от сердечнососудистых заболеваний.

Для снижения смертности от других, неинфекционных, заболеваний (НИЗ) особое значе-

ние приобретают их раннее выявление и диагностика, а также повышение ответственности

самих граждан за свое здоровье. В частности, физическая активность людей в сочетании

с другими самосохранительными практиками соответствует лучшим показателям их здоро-

вья и сниженному риску смерти от НИЗ [20]. Совместное действие большего числа факторов

нездорового образа жизни, напротив, увеличивает риск развития комплекса неинфекцион-

ных заболеваний [18].

В Российской Федерации в 2013 году ущерб от дорожно-транспортных происшествий

(ДТП) оценивался специалистами в 487,1 млрд руб. (около 0,5% ВВП) [17]. Рекомендации

по совершенствованию системы обеспечения безопасности дорожного движения представ-

лены в тематическом докладе ВОЗ 2010 года. В Евросоюзе около половины случаев гибели

людей в ДТП происходили в результате вождения автомобиля в нетрезвом состоянии, нару-

шений скоростного режима и отказа от использования ремней безопасности [3].

Проблема снижения смертности от самоубийств в России гораздо острее, чем в сосед-

них европейских государствах. Так, по данным, приведенным в докладе ВОЗ «Suicide in the

world: Global Health Estimates» (2019 г.), стандартизованный коэффициент смертности

от суицида среди российских мужчин в 2016 году составлял 48,3 (всего зарегистрировано

37 398 случаев), тогда как в Белоруссии – 39,3 (2070 случаев), в Украине – 34,5 (8443 слу-

чая). В контексте выполнения Целей устойчивого развития отмечена важность выявления

групп населения, наиболее подверженных риску суицида. Одной из таких групп, согласно

исследованиям отечественных ученых, являются душевнобольные пациенты, на которых,

в среднем, приходится 4% случаев смерти от суицидов среди всего населения России, выше

среди них и частота суицидальных попыток [10].

Сохранение высокого уровня заболеваемости населения туберкулезом может быть так-

же обусловлено существованием значительной прослойки населения, подверженной повы-

шенному риску заражения данной инфекцией. Согласно данным исследования И.А. Кисе-

лёвой (с соавт., 2017 г.), вероятность заражения активным туберкулезом выше для людей

с ослабленным иммунитетом, имеющих некоторые хронические заболевания, живущих

в бедности, а также для тех, кто курит, злоупотребляет алкоголем или наркотиками [6]. В со-

став группы риска входят также лица, отбывающие наказание в местах лишения свободы.

Особенности организации их быта и медицинского обслуживания создает предпосылки для

распространения туберкулеза [14].

Рассмотрим, как нашли показатели ЦУР № 3 отражение в профильной госпрограмме Рос-

сийской Федерации «Развитие здравоохранения». Она была разработана и утверждена не-

сколько раньше, по сравнению с ЦУР. Ее выполнение изначально было разделено на два

этапа, и первый завершился в 2015 году, одновременно с международной программой

«Цели развития тысячелетия». За прошедшие годы в госпрограмму неоднократно вносились

корректировки, ее актуальная версия (с изм. от 29.03.2019) была утверждена постановле-

нием Правительства РФ от 26 декабря 2017 г. № 1640. В ней обозначен ряд тематических

федеральных проектов (ФП), нацеленных на решение актуальных проблем в сфере обще-

10


ственного здоровья. К ним принадлежат ФП «Борьба с онкологическими заболеваниями»

и ФП «Борьба с сердечно-сосудистыми заболеваниями». Целевые значения показателей

смертности к 2025 году в ФП установлены на более амбициозном уровне, по сравнению

с предполагаемыми в ЦУР № 3 на 2030 год1. Помимо коэффициентов смертности для онко-логических заболеваний будут фиксироваться пятилетняя выживаемость и одногодичная

летальность, а также доля злокачественных новообразований, выявленных на ранних ста-

диях. Во втором проекте отслеживаются показатели смертности по отдельным заболевани-

ям – инфарктам, инсультам, а также уровень больничной летальности пациентов с инфарктом миокарда2. Включение этих индикаторов в федеральные проекты позволяет

рассчитывать на комплексное решение проблем в сфере профилактики, ранней диагности-

ки и лечения данных заболеваний.

Смертность от болезней органов дыхания и сахарного диабета не фигурируют в со-

ставе индикаторов выполнения госпрограммы «Развитие здравоохранения» или ее отдель-

ных составляющих. Вероятно, достижение их целевых уровней, обозначенных в рамках ЦУР

№ 3, предполагается обеспечить без разработки дополнительных управленческих схем.

То же наблюдение относится к показателям заболеваемости гепатитом В и ВИЧ. Первич-

ную заболеваемость туберкулезом предполагается отслеживать в рамках ведомственной

целевой программы «Предупреждение и борьба с социально-значимыми инфекционными

заболеваниями».

В целом в госпрограмме «Развитие здравоохранения» отражены не все индикаторы ЦУР

№ 3 «Хорошее здоровье и благополучие».

Заключение. Показано, что значительная доля общего перечня показателей цели устой-

чивого развития «Хорошее здоровье и благополучие» в настоящее время не отслеживается

в российской официальной статистике. По показателям, доступным для анализа, следует от-

метить:

1) методики расчета некоторых показателей, применяемые ООН и Росстатом отличаются;

2) отдельные индикаторы отслеживаются с продолжительными временными интервала-

ми (1 раз в 5 лет);

3) значения ряда ключевых индикаторов, заданные в ЦУР № 3, в стране уже достигнуты и,

следовательно, на национальном уровне должны быть актуализированы;

4) не для всех индикаторов установлены целевые значения на 2030 год.

Показатели смертности от неинфекционных заболеваний, а также показатели младенче-

ской, детской и материнской смертности в качестве целевых индикаторов включены также

в госпрограмму «Развитие здравоохранения», что существенно повышает шансы на дости-

жение наилучших результатов в сфере управления ими. В то же время улучшению контроля

выполнения Цели устойчивого развития «Хорошее здоровье и благополучие», на наш взгляд,

могло бы способствовать:

1) уточнение целевых значений показателей неонатальной смертности, смертности де-

тей в возрасте до пяти лет, материнской смертности;

2) согласование целевых значений индикаторов, прописанных в ЦУР № 3 и в госпро-

грамме «Развитие здравоохранения»;

3) установление конкретных ориентиров по заболеваемости населения туберкулезом,

гепатитом В, первичной заболеваемости ВИЧ;

4) совершенствование профилактики распространенности табакокурения среди населе-

ния 15 лет и старше;

5) разработка методики оценки (при отсутствии) и включение в национальное наблюде-

ние данных по неотслеживаемым сейчас показателям устойчивого развития;

1 См.: Развитие здравоохранения. URL: https://programs.gov.ru/Portal/programs/passport/01.2 См.: О внесении изменений в государственную программу Российской Федерации «Развитие здравоохранения»: поста-

новление Правительства РФ от 29 марта 2019 г. № 380. URL: https://base.garant.ru/72216586/07f238c3f96593c3ef322456ff0abeba

/#block_10000.

11


6) обеспечение сопоставимости российской и международной методик расчета показа-

телей ЦУР № 3.

В данном исследовании мы рассмотрели динамику процессов, характеризующих дости-

жения России в области ЦУР № 3 «Хорошее здоровье и благополучие». Обращение именно

к данной тематике обусловлено высокой приоритетностью задач сохранения общественного

здоровья в условиях демографического старения, снижения рождаемости, сокращения доли

трудоспособного населения на фоне высоких уровней смертности населения от предотвра-

тимых причин.

Список литературы1. Барсуков В.Н. От демографического дивиденда к старению населения: мировые тенден-

ции системного перехода // Экономические и социальные перемены: факты, тенденции,

прогноз. Т. 12. 2019. № 4. С. 167–182. URL: doi: 10.15838/esc.2019.4.64.11 (дата обраще-

ния: 24.10.2019).

2. Бобылёв С.Н., Соловьёва С.В. Цели устойчивого развития для будущего России // Про-

блемы прогнозирования. 2017. № 3 (162). С. 26–33.

3. Всемирный доклад о предупреждении дорожно-транспортного травматизма /

пер. с англ. М.: Весь Мир, 2004. 280 с. URL: https://apps.who.int/iris/bitstream/

handle/10665/42871/5777701582_rus.pdf?sequence=4 (дата обращения: 24.10.2019).

4. Калашников В.Ю., Викулова О.К., Железнякова А.В., Исаков М.А., Бондаренко И.З., Ше-

стакова М.В., Дедов И.И. Эпидемиология сердечно-сосудистых заболеваний у больных

сахарным диабетом, по данным Федерального регистра Российской Федерации (2013–

2016 гг.) // Сахарный диабет. Т. 22. 2019. № 2. С. 105–114.

5. Каткова И.П., Катков В.И. Доступность медицинской помощи: цели и реалии // Народона-

селение. 2016. № 1 (71). С. 98–102.

6. Киселёва И.А., Зайнуллина Э.А., Симонович Н.Е. Факторы риска заболеваемости туберку-

лезом населения Российской Федерации // Национальные интересы: приоритеты и без-

опасность. Т. 13. 2017. № 1 (346). С. 192–200.

7. Козырева П.М., Смирнов А.И. Масштабы распространения и размеры оплаты медицинских

услуг // Социологическая наука и социальная практика. 2018. № 3 (23). С. 26–42.

8. Колесникова Д.М., Карабчук Т.С., Сальникова Д.В., Фаттахов Т.А. Оценка социально-эко-

номических общественных потерь от ДТП в России // Вопросы экономики. 2016. № 6.

С. 131–146.

9. Локосов В.В, Рыбальченко С.И., Каткова И.П. Демографический и трудовой потенциал

России в контексте целей устойчивого развития // Народонаселение. 2017. № 4. С. 19–43.

10. Любов Е.Б., Шматова Ю.Е., Голланд В.Б., Зотов П.Б. Десятилетний эпидемиологический

анализ суицидального поведения психиатрических пациентов России // Суицидология.

Т. 10. 2019. № 1 (34). С. 84–90.

11. Омран А.Р. Теория эпидемиологического перехода: взгляд 30 лет спустя / пер. с англ.

О. Петровой и А. Щура; под науч. ред. С. Тимонина // Демографическое обозрение. Т. 6.

2019. № 1. С. 177–216.

12. Панова Л.В. Доступность медицинской помощи: Россия в европейском контексте // Жур-

нал исследований социальной политики. Т. 17. 2019. № 2. С. 177–190.

13. Подольская Е.А., Назаркина В.Н. Социальная безопасность: сущность, угрозы и пути обе-

спечения // Социологические исследования. 2016. № 11 (391). С. 133–139.

14. Селиванов Б.С. Гигиенические аспекты заболеваемости осужденных, содержащихся в ле-

чебных исправительных учреждениях для больных туберкулезом // Здоровье населения

и среда обитания. 2008. № 8 (185). С. 36–41.

15. Шабунова А.А. Общественное развитие и демографические вызовы современности //

Проблемы развития территории. 2014. № 2 (70). С. 7–17.

16. Шабунова А.А., Кондакова Н.А. Условия жизни семей с новорожденными детьми и фак-

торы формирования здоровья в детстве // Социологические исследования. 2017. № 3.

С. 106–114.

17. Щербакова Е.М. ДТП и смертность: мировые тенденции, 2013 // Демоскоп Weekly. 2014.

№ 603–604. URL: http://demoscope.ru/weekly/2014/0603/barometer603.pdf (дата обра-

щения: 25.10.2019).

18. Agrawal G., Patel S.K., Agarwal A.K. Lifestyle health risk factors and multiple non-

communicable diseases among the adult population in India: a cross-sectional study //

12


Journal of Public Health. Vol. 24. 2016. Is. 4. P. 317–324. URL: https://doi.org/10.1007/

s10389-016-0727-6 (date of access: 20.10.2019).

19. Better Health for Europe: more equitable and sustainable: Transformational Reflections 2010–

2020 // WHO Regional Office for Europe 2010–2020. 2019. 362 p. URL: https://apps.who.int/

iris/bitstream/handle/10665/327427/9789289054225-eng.pdf?sequence=1&isAllowed=y

(date of access: 20.10.2019).

20. Lacombe, J., Armstrong, M.E.G., Wright, F.L. Foster Ch. (2019) The impact of physical activity

and an additional behavioural risk factor on cardiovascular disease, cancer and all-cause

mortality: a systematic review. BMC Public Health. 19: 900. URL: https://doi.org/10.1186/

s12889-019-7030-8 (date of access: 20.10.2019).

References1. Barsukov V.N. Ot demograficheskogo dividenda k stareniyu naseleniya: mirovye tendencii

sistemnogo perekhoda // Ekonomicheskie i social’nye peremeny: fakty, tendencii, prognoz.

T. 12. 2019. № 4. S. 167–182. URL: doi: 10.15838/esc.2019.4.64.11 (data obrashcheniya:

24.10.2019).

2. Bobylyov S.N., Solov’yova S.V. Celi ustojchivogo razvitiya dlya budushchego Rossii //

Problemy prognozirovaniya. 2017. № 3 (162). S. 26–33.

3. Vsemirnyj doklad o preduprezhdenii dorozhno-transportnogo travmatizma /

per. s angl. M.: Ves’ Mir, 2004. 280 s. URL: https://apps.who.int/iris/bitstream/

handle/10665/42871/5777701582_rus.pdf?sequence=4 (data obrashcheniya: 24.10.2019).

4. Kalashnikov V.Yu., Vikulova O.K., Zheleznyakova A.V., Isakov M.A., Bondarenko I.Z.,

Shestakova M.V., Dedov I.I. Epidemiologiya serdechno-sosudistykh zabolevanij u bol’nykh

sakharnym diabetom, po dannym Federal’nogo registra Rossijskoj Federacii (2013–

2016 gg.) // Sakharnyj diabet. T. 22. 2019. № 2. S. 105–114.

5. Katkova I.P., Katkov V.I. Dostupnost’ medicinskoj pomoshchi: celi i realii // Narodonaselenie.

2016. № 1 (71). S. 98–102.

6. Kiselyova I.A., Zajnullina E.A., Simonovich N.E. Faktory riska zabolevaemosti tuberkulezom

naseleniya Rossijskoj Federacii // Nacional’nye interesy: prioritety i bezopasnost’. T. 13.

2017. № 1 (346). S. 192–200.

7. Kozyreva P.M., Smirnov A.I. Masshtaby rasprostraneniya i razmery oplaty medicinskikh

uslug // Sociologicheskaya nauka i social’naya praktika. 2018. № 3 (23). S. 26–42.

8. Kolesnikova D.M., Karabchuk T.S., Sal’nikova D.V., Fattakhov T.A. Ocenka social’no-

ekonomicheskikh obshchestvennykh poter’ ot DTP v Rossii // Voprosy ekonomiki. 2016. № 6.

S. 131–146.

9. Lokosov V.V, Rybal’chenko S.I., Katkova I.P. Demograficheskij i trudovoj potencial Rossii

v kontekste celej ustojchivogo razvitiya // Narodonaselenie. 2017. № 4. S. 19–43.

10. Lyubov E.B., Shmatova Yu.E., Golland V.B., Zotov P.B. Desyatiletnij epidemiologicheskij analiz

suicidal’nogo povedeniya psikhiatricheskikh pacientov Rossii // Suicidologiya. T. 10. 2019.

№ 1 (34). S. 84–90.

11. Omran A.R. Teoriya epidemiologicheskogo perekhoda: vzglyad 30 let spustya / per. s angl.

O. Petrovoj i A. Shchura; pod nauch. red. S. Timonina // Demograficheskoe obozrenie. T. 6.

2019. № 1. S. 177–216.

12. Panova L.V. Dostupnost’ medicinskoj pomoshchi: Rossiya v evropejskom kontekste // Zhurnal

issledovanij social’noj politiki. T. 17. 2019. № 2. S. 177–190.

13. Podol’skaya E.A., Nazarkina V.N. Social’naya bezopasnost’: sushchnost’, ugrozy i puti

obespecheniya // Sociologicheskie issledovaniya. 2016. № 11 (391). S. 133–139.

14. Selivanov B.S. Gigienicheskie aspekty zabolevaemosti osuzhdennykh, soderzhashchikhsya

v lechebnykh ispravitel’nykh uchrezhdeniyakh dlya bol’nykh tuberkulezom // Zdorov’e

naseleniya i sreda obitaniya. 2008. № 8 (185). S. 36–41.

15. Shabunova A.A. Obshchestvennoe razvitie i demograficheskie vyzovy sovremennosti //

Problemy razvitiya territorii. 2014. № 2 (70). S. 7–17.

16. Shabunova A.A., Kondakova N.A. Usloviya zhizni semej s novorozhdennymi det’mi i faktory

formirovaniya zdorov’ya v detstve // Sociologicheskie issledovaniya. 2017. № 3. S. 106–114.

17. Shcherbakova E.M. DTP i smertnost’: mirovye tendencii, 2013 // Demoskop Weekly. 2014.

№ 603–604. URL: http://demoscope.ru/weekly/2014/0603/barometer603.pdf (data

obrashcheniya: 25.10.2019).

18. Agrawal G., Patel S.K., Agarwal A.K. Lifestyle health risk factors and multiple non-

communicable diseases among the adult population in India: a cross-sectional study //

13


Journal of Public Health. Vol. 24. 2016. Is. 4. P. 317–324. URL: https://doi.org/10.1007/

s10389-016-0727-6 (date of access: 20.10.2019).

19. Better Health for Europe: more equitable and sustainable: Transformational Reflections 2010–

2020 // WHO Regional Office for Europe 2010–2020. 2019. 362 p. URL: https://apps.who.int/

iris/bitstream/handle/10665/327427/9789289054225-eng.pdf?sequence=1&isAllowed=y


20. Lacombe, J., Armstrong, M.E.G., Wright, F.L. Foster Ch. (2019) The impact of physical activity

and an additional behavioural risk factor on cardiovascular disease, cancer and all-cause

mortality: a systematic review. BMC Public Health. 19: 900. URL: https://doi.org/10.1186/

s12889-019-7030-8 (date of access: 20.10.2019).

Библиографическое описание статьи / Reference to articleНацун Л.Н. Оценка показателей общественного здоровья в России в контексте выполне-

ния Целей устойчивого развития ООН // Социальная политика и социология. Т. 18. 2019.

№ 4 (133). С. 5–13. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-5-13 (Библиографическое опи-

сание согласно российским стандартам).

Nacun L.N. Ocenka pokazatelej obshchestvennogo zdorov’ya v Rossii v kontekste vypolneniya

Celej ustojchivogo razvitiya OON // Social’naya politika i sociologiya. Т. 18. 2019. № 4 (133).

S. 5–13. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-5-13 (Reference in Roman script).

Natsun, L.N. (2019) Evaluation of Public Health Indicators in Russia in the Context

of Sustainable Development UNO Goal’s Execution, Social Policy and Sociology. Vol. 18. No.

4 (133). P. 5–13. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-5-13 (International bibliographic

description).

14


Я.Б. Тарасова,канд. экон. наук, доцент, заведующая кафедрой экономики и управления,

Российский государственный социальный университет, Павловский Посад.

Ya.B. Tarasova,

candidate of economic sciences, associate professor, head of the department

of economy and management, Russian State Social University, Pavlovsky Posad.


Г.Ю. Макарова,канд. экон. наук, старший преподаватель кафедры экономики и управления,

Российский государственный социальный университет, Павловский Посад.

G.Yu. Makarova,

candidate of economic sciences, senior lecturer of the department of economy

and management, Russian State Social University, Pavlovsky Posad.


УДК 336.2; 504.03

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-14-21

Налоговый режим в сфере оборота вторичных материальных ресурсов: современные подходы

Tax Regime in the Sphere of Turnover

of Secondary Material Resources: Modern Approaches


10.09.2019 29.11.2019 30.12.2019

Аннотация: в статье рассматриваются изменения с точки зрения налогообложения, происходя-

щие в сфере сбора и переработки вторичных материальных ресурсов вообще и макулатуры в частно-

сти. Как положительное явление отмечается отмена налога на доходы от реализации макулатуры,

утверждается необходимость отмены этого закона не только в отношении макулатуры, но и в от-

ношении всех вторичных материальных ресурсов, реализуемых населением. Одновременно как нега-

тивное явление рассматривается введение налога на добавленную стоимость в отношении вторич-

ных материальных ресурсов. Приводятся различные аспекты позиций практиков отрасли, а также

научного сообщества.

Annotation: the article deals with changes in terms of taxation occurring in the field of collection and

processing of secondary material resources in General and waste paper in particular. It is noted as a positive

phenomenon-the abolition of the tax on income from the sale of waste paper, the need to repeal this law

not only with regard to waste paper, but also all secondary material resources sold by the population. At the

same time, the introduction of a value-added tax on secondary material resources is considered as a negative

phenomenon. Various aspects of the positions of industry practitioners and the scientific community are

presented.

Ключевые слова: вторичные материальные ресурсы (ВМР), налог на доходы от реализации ВМР,

агентская система взимания НДС, налоговый режим, малый бизнес.

Key words: secondary material resources (SMR), tax on income from the sale of SMR, Agency system of VAT

collection, tax regime, small business.

Введение. В 2018 году начисление налога на добавленную стоимость (НДС) по опера-

циям с макулатурой не предусматривалось, однако с 2019 года положение дел меняется

15


и вопрос налогообложения оборота вторичных материальных ресурсов снова становится

актуальным и остродискуссионным.

Правовое регулирование операций, попадающих в сферу действия норм о налоге на до-

бавленную стоимость, осуществляется положениями главы 21 Налогового кодекса РФ. Ма-

кулатура без НДС продавалась и приобреталась в соответствии с подп. 31 п. 2 ст. 149 НК РФ.

Это правило действовало до конца 2018 года, после – сделки реализуются по схеме, анало-

гичной для операций со шкурами животных и металлоломом (п. 8 ст. 161 НК РФ), в том числе

в отношении такого сырья, как производственные и потребительские отходы из бумаги, от-

ходы из картона, образовавшиеся на этапе производства или после использования по на-

значению, бумага, типографские издания, документация, которые были отбракованы или

вышли из употребления в связи с истекшим сроком хранения [8].

Методика. При написании статьи были использованы общенаучные методы познания

в рамках сравнительного, логического анализа, эмпирические методы исследования, а так-

же сценарный метод прогнозирования экономических явлений.

Результаты. С 1 января 2019 г. граждане Российской Федерации, сдающие макулатуру,

освобождены от уплаты налога на доходы физических лиц (НДФЛ) [8]. Это первый, пусть

небольшой, шаг к развитию сбора отходов бумаги и картона у населения.

Даже на первый взгляд налог на доходы от реализации вторичных ресурсов выглядит

нелогично, поскольку никакие доходы из этой операции извлечь невозможно. Потребители

покупают любые изделия из бумаги и картона – будь то книги, газеты или упаковка в составе

товара – совсем не для перепродажи макулатуры в целях извлечения дохода, а для удов-

летворения своих потребностей. Образующаяся при этом макулатура – отход потребления.

Отход по определению не может стоить дороже изделия [20].

Сдавая макулатуру на пункт сбора, гражданин получает существенно меньше денег, чем

ранее заплатил за купленный товар. Другими словами, дохода у гражданина нет, но обязан-

ность заплатить налог есть.

В России образуется порядка 8 млн т макулатуры в год. Около 10% безвозвратно выбы-

вает из оборота. Еще более 3 млн т пригодной для переработки макулатуры отправляется

на свалку (по данным саморегулирующейся организации (СРО) Ассоциация «Лига перера-

ботчиков макулатуры» [2; 5]).

При этом платить налог за граждан были обязаны заготовители как налоговые агенты. Чтобы

уплатить налог, необходимо было зафиксировать данные документов сдатчика – паспорт, ИНН;

вести все расчеты только в безналичной форме через банк; оформить и подать в налоговые

органы декларацию; предоставить отчетность о лицах, сдававших макулатуру [1].

Однако не у всех сдатчиков макулатуры были необходимые документы, не все имели

счета в банках. Для заготовителей, даже добросовестных, несортированная макулатура

не представляла такого интереса, ради которого стоило бы заниматься длительной бумаж-

ной работой. В итоге закупки макулатуры происходили «всерую», расчеты производились

наличными деньгами, какой-либо контроль полностью отсутствовал, налогов, конечно, ни-

кто не платил. И главное – объем сбора макулатуры у населения фиксировался на мини-

мальном уровне и не показывал никакого роста [6; 11].

Несколько слов о том, как сейчас выглядит баланс макулатуры в России. По оценкам СРО

Лиги переработчиков макулатуры и ее информационно-аналитического партнера – Центра

системных решений, как уже отмечалось, в стране образуется порядка 8 млн т макулатуры

в год [2; 9]. Часть бумажных отходов безвозвратно выбывает из оборота – это менее 10%

от объема образования. Казалось бы, более 7 млн т макулатуры должно поступать в пере-

работку, но в действительности собирается менее 4 млн т в год. В переработку поступает

еще меньше, поскольку около 350 тыс. т макулатуры в год оправляется на экспорт. В ком-

мунальном сегменте собирается не более 1% образующейся макулатуры. Причина – слабое

развитие инфраструктуры сбора [2; 7; 9].

16


Итак, более 3 млн т пригодной для переработки макулатуры каждый год отправляется

на свалку. При нынешнем уровне цен это около 35 млрд руб. каждый год [2; 3]. Причину

такого, без преувеличения, плачевного положения дел можно понять, изучив структуру об-

разования и сбора макулатуры. Как следует из ГОСТа 10700-97 «Макулатура бумажная и кар-

тонная. Технические условия», макулатура представляет собой отходы производства и по-

требления различных видов бумаги, картона и изделий из них [2]. То есть уже заметны два

сегмента образования макулатуры: производственный, представленный обрезью и браком,

и потребительский – в основном готовые изделия из бумаги и картона, вышедшие из упо-

требления [10].

В производственном сегменте практически вся макулатура собирается и направляется

на переработку (или на экспорт). Сложности начинаются в потребительском сегменте.

Сам этот сегмент, в свою очередь, также складывается из двух источников – макулатуры, об-

разуемой в торговле, и макулатуры, накапливаемой в домашних хозяйствах [19].

Сбор макулатуры из торговли достиг высоких показателей. Особенно это заметно в сете-

вой рознице: крупные ретейлеры собирают и реализуют почти весь объем образующейся

у них макулатуры. Но и небольшие магазины также накапливают использованную упаковку

и продают ее заготовителям. Хуже всего сбором макулатуры охвачены домашние хозяйства:

по текущим оценкам, в коммунальном сегменте собирается не более 1% образующейся ма-

кулатуры [2]. Причина – крайне слабое, вплоть до полного отсутствия, развитие инфра-

структуры сбора макулатуры у граждан.

Одним из барьеров, стоявших на пути расширения сбора макулатуры у населения, был

НДФЛ.

Привычные еще по советским временам пункты сбора утильсырья – не единственный

формат сбора у населения макулатуры (и в целом вторичных материальных ресурсов (ВМР)).

В развитых странах активно действуют сети автоматических пунктов приема ВМР (фандо-

матов). Сейчас подобный опыт воспроизводится и в России, но пока в ограниченных мас-

штабах. Так, в ведущих магазинах сетей «Перекресток» и «Карусель» в Москве установлены

фандоматы для приема пластиковой упаковки. Взамен устройства выдают ваучеры, по кото-

рым можно получить скидку на продукцию [16]. Скорее всего, далеко не все ваучеры будут

использованы по назначению, но система формирует у людей восприятие использованной

упаковки как ценного ресурса, который при желании можно обменять на что-то нужное

и полезное.

Современные информационные технологии позволили создать новую форму сбора вто-

ричных ресурсов у населения и малого бизнеса. Сейчас уже действуют несколько проектов

формата «такси для отходов», действующих на базе мобильных платформ. Программный

продукт обеспечивает возможность коммуникаций между владельцами вторичных ресурсов,

перевозчиками и заготовителями [16]. Отмена НДФЛ на ВМР позволит использовать подоб-

ные решения не только организациям, но и гражданам. Решение об отмене НДФЛ на опера-

ции с макулатурой крайне важно, очень своевременно, но совершенно недостаточно. Чтобы

обеспечить стабильный поток вторичных ресурсов от населения, необходима отмена НДФЛ

на все виды ВМР.

Смешанная рассыпная макулатура, поступающая из коммунального сегмента, – это, во-

первых, дешевый, во-вторых, низкодоходный продукт. В связи с этим сдача и заготовка ма-

кулатуры не будет представлять интереса ни для граждан, ни для заготовителей. Граждане

вряд ли будут целенаправленно собирать именно макулатуру, а заготовительные пункты

не смогут выжить на одной макулатуре. Еще раз повторяем: чтобы обеспечить стабильный

поток ВМР и рост интереса заготовителей к работе с коммунальным сегментом, необходима

отмена НДФЛ на все виды ВМР, реализуемых населением. Благодаря этому удастся добиться

целого ряда положительных сдвигов. Закупка ВМР у населения станет намного проще без

необходимости оформлять налоговые документы.

17


Вполне возможно, что у людей начнет формироваться образ ВМР не как мусора, а как

ценного ресурса, из которого можно извлечь выгоду; люди начнут более активно сортиро-

вать отходы, стремясь извлечь фракции, которые можно сдать на заготовительные пункты

или реализовать через другие каналы; уменьшится объем несортированного мусора, отправ-

ляемого на захоронение; соответственно, понизится плата за вывоз мусора.

Заготовительный бизнес, в свою очередь, получит стабильный входящий поток разноо-

бразного вторичного сырья, что позволит ему работать с широким перечнем клиентов, на-

ращивая выручку и доходность.

Итак, вступившее в действие решение об отмене НДФЛ при реализации макулатуры не-

большой, но позитивный сдвиг. Однако, давая одной рукой, другой рукой государство от-

нимает, причем существенно больше: с того же 1 января 2019 г. был возвращен налог на до-

бавленную стоимость (НДС) на реализацию макулатуры, причем обязанность исчислять

и уплачивать налог была возложена на покупателей [8; 15].

Обсуждение. Введенная агентская система взимания НДС не только не имеет преиму-

ществ, но и несет существенные риски для отрасли и государства. Никому из экспертов

не удалось найти хотя бы один положительный эффект возвращения агентского НДС в сферу

заготовки макулатуры.

Так, кафедра государственной политики факультета политологии МГУ отмечает, что обо-

снование для введения новой системы обложения НДС сделок с макулатурой отсутство-

вало. Введенная агентская система взимания налога в отрасли заготовки и переработки

макулатуры не только не имеет каких-либо преимуществ по сравнению с действовавшим

в 2016–2018 гг. НДС, но и несет существенные риски как для отрасли, так и для государства

в целом – в финансовой, экономической, социальной, экологической и политической сфе-

рах [18]. Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Пре-

зиденте РФ указывает, что агентская схема НДС «противоречит действующим положениям

об основных началах законодательства о налогах и сборах» [3].

К негативным последствиям введения агентского НДС, в частности, относятся:

• пересмотр целей и задач государственных (муниципальных) программ (их структурных

элементов) или иных целей социально-экономической политики публично-правового об-

разования (в отношении непрограммных налоговых расходов);

• увеличение издержек на администрирование НДС налоговыми органами;

• сокращение налоговых поступлений в бюджет страны от успешно работающих пред-

приятий системы переработки макулатуры [17].

Московский университет им. С.Ю. Витте делает акцент на противоречии агентского НДС

целям устойчивого развития ООН, принятым Россией. Выявлено противоречие агентского

НДС 6 целям из 17 и 11 задачам из 169 в таких сферах, как:

• достойная работа и экономический рост;

• индустриализация, инновации и инфраструктура;

• уменьшение неравенства;

• устойчивые города и населенные пункты;

• ответственное потребление и производство;

• сохранение экосистем суши [4].

Кроме того, университет выявил, что агентская схема НДС противоречит поручению

Президента РФ (Пр-140ГС, п. 1г) о внесении в законодательство изменений, направленных

на стимулирование деятельности по переработке отходов производства и потребления

и предусматривающих участие малого бизнеса и населения в деятельности по сортировке,

переработке отходов, ликвидации объектов накопленного вреда окружающей среде [6].

Наконец, рост собираемости налога возможен только за счет наращивания налогообла-

гаемой базы, а агентский НДС этому препятствует.

Высшая школа экономики отмечает такие негативные последствия агентского НДС:

18


• усложнение учета и отчетности по НДС;

• сокращение числа участников сегмента заготовки макулатуры;

• уменьшение объемов переработки макулатуры и выпуска готовой продукции;

• снижение выручки предприятий – переработчиков макулатуры; отсюда – уменьшение

общей суммы налоговых поступлений, а также инвестиционной привлекательности и инве-

стиционной активности отрасли заготовки и переработки макулатуры [11].

Заключение. Таким образом, эксперты оказались едины во мнении, что любые измене-

ния схем начисления и уплаты налога не приведут к росту собираемости налога. Это воз-

можно только за счет наращивания налогооблагаемой базы, а агентский НДС прямо тому

препятствует. Очевидно одно: во всех полученных заключениях звучит рекомендация как

можно скорее рассмотреть вопрос «возвращения» в отрасль отлично зарекомендовавше-

го себя «НДС Фокина», который означает освобождение макулатуры как материала от об-

ложения НДС независимо от того, какие компании участвуют в каждой конкретной сделке

[3; 4; 6; 12; 17; 18]. При такой схеме НДС за всю отрасль уплачивали перерабатывающие

предприятия, то есть НДС Фокина фактически реализовал агентскую схему в ее предельном

выражении.

Почему необходимо отменить агентскую систему НДС на все виды ВМР?

Подобно тому, как отмена НДФЛ обеспечивает формирование потока вторичного сырья

от населения, отмена агентской системы НДС привлечет в сегмент заготовки ВМР микро-,

малый бизнес и индивидуальных предпринимателей, как это произошло в 2017–2018 годах

с макулатурой [3]. Конечно, для крупных заготовителей коммунальный сегмент образования

ВМР не представляет существенного интереса, хотя в нем и образуются весьма крупные объ-

емы вторсырья, они дробно распределены между большим количеством домашних хозяйств.

Гораздо эффективнее с ними справятся микро- и малые предприятия, но для этого требуется

максимально упростить их деятельность, то есть максимально освободить от обязанностей

по учету и отчетности.

В перечне национальных проектов, утвержденных Указом Президента

РФ от 07.05.2018 № 204, важная роль отведена проектам «Экология» и «Развитие малого

и среднего предпринимательства» [13; 14]. Упрощение налогового режима в сфере обо-

рота ВМР создаст видимые предпосылки для реализации указанных проектов и поможет

очистить наши города от немалой части образующегося мусора. Конечно, чтобы собранные

населением и малым бизнесом вторичные ресурсы поступили в дальнейшую переработку,

требуются уже другие действия. Но это – тема уже других статей.

Список литературы1. Альбеков Б.Ю. Логистика вторичных материальных ресурсов // Российское предпри-

нимательство. М.: Креативная экономика, 2012. № 2 (200). Январь. 193 с. URL: http://

biblioclub.ru/index.php?page=book&id=138416 (дата обращения: 21.10.2019).

2. Ассоциация «Лига переработчиков макулатуры» // Официальный сайт саморегулируемой

организации. URL: https://www.liga-pm.ru/.

3. Волкова А.В. Рынок утилизации отходов. URL: shorturl.at/ajoF5 (дата обращения:

26.11.2019).

4. Зворыгина Ю.В., Семенцов С.П. Национальный проект «экология» как фактор формиро-

вания системы «зеленого финансирования» в России // Российский экономический жур-

нал / гл. ред. А.Ю. Мелентьев. М.: Академия МБА, 2018. № 6. 128 с. URL: http://biblioclub.

ru/index.php?page=book&id=561061 (дата обращения: 26.11.2019).

5. Иващенко А.С., Кужукина Ю.С. Проблемы построения грамотной системы переработки

мусора // Теория и практика коммерческого посредничества в сфере обращения: матер.

межрег. науч.-практ. конф. (5 апреля 2019 года) / отв. ред. Д.Д. Костоглодов. Ростов

н/Д: Изд.-полигр. комплекс РГЭУ (РИНХ), 2019. С. 13–15. URL: http://biblioclub.ru/index.

php?page=book&id=568856 (дата обращения: 24.11.2019).

6. Кузина Л.В., Хилимончик П.Р. Развитие рынка макулатуры как один из способов эколо-

гизации экономики // Сахаровские чтения 2018 года: экологические проблемы XXI века:

19


матер. 18-й Междунар. науч. конф.: в 3 ч. / под ред. С.А. Маскевича, С.С. Позняка. 2018.

С. 63–64. URL: https://elibrary.ru/download/elibrary_32536293_12424905.pdf (дата обра-

щения: 15.11.2019).

7. Макарова Г.Ю., Харитонова Ю.Н., Тарасова Я.Б. Экология. Государство. Общество. Чело-

век // Экологическое взаимодействие общества и природы: теория и практика: матер.

Междунар. науч.-практ. конф.: сб. / отв. ред. И.К. Лисеев, Т.В. Борзова. Тверь: Изд-во

ТГУ, 2017. С. 163–168. URL: https://elibrary.ru/download/elibrary_32536293_12424905.

pdf (дата обращения: 10.11.2019).

8. Налоговый кодекс Российской Федерации (часть вторая): Федеральный закон РФ № 117-

ФЗ от 05.08.2000 // СПС «КонсультантПлюс». URL: http://www.consultant.ru/document/

cons_doc_LAW_28165/.

9. Никитенко П.Г. Ноосферная экономика и социальная политика: стратегия инновацион-

ного развития. Минск: Белорусская наука, 2016. 480 с. URL: http://biblioclub.ru/index.


10. Пеньков А.И. Технические и коммунальные отходы и окружающая среда // Экология

и безопасность в техносфере: современные проблемы и пути решения: Всерос. науч.-

практ. конф. (27–28 ноября 2013 г.): сб. тр. / отв. ред. Д.А. Чинахов. М.; Берлин: Ди-

рект-Медиа, 2015. 443 с. URL: http://biblioclub.ru/index.php?page=book&id=427863 (дата

обращения: 20.11.2019).

11. Путинцева Н.А. Эффективно действующий механизм расширенной ответственности про-

изводителя как один из факторов развития экотехпарков // Экономика и предпринима-

тельство. 2018. № 9 (98). С. 971–977. URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=36854854.

12. Путинцева Н.А., Чекалин В.С. Обзор мер по организации управления отходами в России,

как факторы повышения ее энергоэффективности // Известия Санкт-Петербургского го-

сударственного экономического университета. 2018. № 4 (112). С. 68–74. URL: https://

elibrary.ru/download/elibrary_35304379_97254464.pdf.

13. Старцев А.А. Образ будущего и экологические императивы его воплощения в новом по-

литическом цикле // Российский экономический журнал. М.: Академия МБА, 2018. № 4.

128 с. URL: http://biblioclub.ru/index.php?page=book&id=494049 (дата обращения:

15.10.2019).

14. Стратегия развития промышленности по обработке, утилизации и обезвреживанию отхо-

дов производства и потребления на период до 2030 года (утв. распоряжением Правитель-

ства РФ от 25 января 2018 г. № 84-р). URL: http://static.government.ru/media/files/y8PM

kQGZLfbY7jhn6QMruaKoferAowzJ.pdf.

15. Федеральный закон от 27.11.2018 № 424-ФЗ (посл. ред.) «О внесении изменений в части

первую и вторую Налогового кодекса Российской Федерации и отдельные законодатель-

ные акты Российской Федерации о налогах и сборах». URL: http://www.consultant.ru/

document/cons_doc_LAW_311980/.

16. Хиль Ю.А., Клестова М.В., Согомонян С.А. Тренды сбора и переработки макулатуры //

Теория и практика коммерческого посредничества в сфере обращения: матер. меж-

рег. науч.-практ. конф. (5 апреля 2019 года) / отв. ред. Д.Д. Костоглодов. Ростов н/Д:

Изд.-полигр. комплекс РГЭУ (РИНХ), 2019. С. 24–28. URL: http://biblioclub.ru/index.


17. Челноков А.А., Ющенко Л.Ф., Жмыхов И.Н., Юращик К.К. Обращение с отхода-

ми. Минск: Вышэйшая школа, 2018. С. 447–450. URL: http://biblioclub.ru/index.


18. Шубов Л.Я., Скобелев К.Д., Иванков С.И., Доронкина И.Г., Загорская Д.А. Состояние и пер-

спективы развития в РФ ресурсосберегающей системы сбора и переработки макулату-

ры // Экология промышленного производства. 2019. № 2 (106). С. 13–19. URL: https://

elibrary.ru/item.asp?id=37616647.

19. Яковлева Е.Л., Григорьева О.В., Байбакова Е.В. Экологическая культура / под ред.

Е.Л. Яковлевой, О.В. Григорьевой. Казань: Познание, 2014. 192 с. URL: http://biblioclub.

ru/index.php?page=book&id=257991 (дата обращения: 16.10.2019).

20. Яшалова Н.Н. Необходимость структурных изменений в налогообложении в направлении

его экологизации // Финансы и кредит. 2015. № 2 (626). URL: http://biblioclub.ru/index.


20


References1. Al’bekov B.Yu. Logistika vtorichnykh material’nykh resursov // Rossijskoe predprinimatel’stvo.

M.: Kreativnaya ekonomika, 2012. № 2 (200). Yanvar’. 193 s. URL: http://biblioclub.ru/index.

php?page=book&id=138416 (data obrashcheniya: 21.10.2019).

2. Associaciya «Liga pererabotchikov makulatury» // Oficial’nyj sajt samoreguliruemoj

organizacii. URL: https://www.liga-pm.ru/.

3. Volkova A.V. Rynok utilizacii otkhodov. URL: shorturl.at/ajoF5 (data obrashcheniya:

26.11.2019).

4. Zvorygina Yu.V., Semencov S.P. Nacional’nyj proekt «ekologiya» kak faktor formirovaniya

sistemy «zelenogo finansirovaniya» v Rossii // Rossijskij ekonomicheskij zhurnal / gl. red.

A.Yu. Melent’ev. M.: Akademiya MBA, 2018. № 6. 128 s. URL: http://biblioclub.ru/index.


5. Ivashchenko A.S., Kuzhukina Yu.S. Problemy postroeniya gramotnoj sistemy pererabotki

musora // Teoriya i praktika kommercheskogo posrednichestva v sfere obrashcheniya: mater.

mezhreg. nauch.-prakt. konf. (5 aprelya 2019 goda) / otv. red. D.D. Kostoglodov. Rostov

n/D: Izd.-poligr. kompleks RGEU (RINKh), 2019. S. 13–15. URL: http://biblioclub.ru/index.


6. Kuzina L.V., Khilimonchik P.R. Razvitie rynka makulatury kak odin iz sposobov ekologizacii

ekonomiki // Sakharovskie chteniya 2018 goda: ekologicheskie problemy XXI veka: mater.

18-j Mezhdunar. nauch. konf.: v 3 ch. / pod red. S.A. Maskevicha, S.S. Poznyaka. 2018.

S. 63–64. URL: https://elibrary.ru/download/elibrary_32536293_12424905.pdf (data


7. Makarova G.Yu., Kharitonova Yu.N., Tarasova Ya.B. Ekologiya. Gosudarstvo. Obshchestvo.

Chelovek // Ekologicheskoe vzaimodejstvie obshchestva i prirody: teoriya i praktika: mater.

Mezhdunar. nauch.-prakt. konf.: sb. / otv. red. I.K. Liseev, T.V. Borzova. Tver’: Izd-vo TGU,

2017. S. 163–168. URL: https://elibrary.ru/download/elibrary_32536293_12424905.pdf

(data obrashcheniya: 10.11.2019).

8. Nalogovyj kodeks Rossijskoj Federacii (chast’ vtoraya): Federal’nyj zakon RF № 117-FZ

ot 05.08.2000 // SPS «Konsul’tantPlyus». URL: http://www.consultant.ru/document/cons_

doc_LAW_28165/.

9. Nikitenko P.G. Noosfernaya ekonomika i social’naya politika: strategiya innovacionnogo

razvitiya. Minsk: Belorusskaya nauka, 2016. 480 s. URL: http://biblioclub.ru/index.


10. Pen’kov A.I. Tekhnicheskie i kommunal’nye otkhody i okruzhayushchaya sreda // Ekologiya

i bezopasnost’ v tekhnosfere: sovremennye problemy i puti resheniya: Vseros. nauch.-

prakt. konf. (27–28 noyabrya 2013 g.): sb. tr. / otv. red. D.A. Chinakhov. M.; Berlin: Direkt-

Media, 2015. 443 s. URL: http://biblioclub.ru/index.php?page=book&id=427863 (data


11. Putinceva N.A. Effektivno dejstvuyushchij mekhanizm rasshirennoj otvetstvennosti

proizvoditelya kak odin iz faktorov razvitiya ekotekhparkov // Ekonomika i predprinimatel’stvo.

2018. № 9 (98). S. 971–977. URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=36854854.

12. Putinceva N.A., Chekalin V.S. Obzor mer po organizacii upravleniya otkhodami v Rossii,

kak faktory povysheniya ee energoeffektivnosti // Izvestiya Sankt-Peterburgskogo

gosudarstvennogo ekonomicheskogo universiteta. 2018. № 4 (112). S. 68–74. URL: https://

elibrary.ru/download/elibrary_35304379_97254464.pdf.

13. Starcev A.A. Obraz budushchego i ekologicheskie imperativy ego voploshcheniya v novom

politicheskom cikle // Rossijskij ekonomicheskij zhurnal. M.: Akademiya MBA, 2018. № 4.

128 s. URL: http://biblioclub.ru/index.php?page=book&id=494049 (data obrashcheniya:

15.10.2019).

14. Strategiya razvitiya promyshlennosti po obrabotke, utilizacii i obezvrezhivaniyu otkhodov

proizvodstva i potrebleniya na period do 2030 goda (utv. rasporyazheniem Pravitel’stva

RF ot 25 yanvarya 2018 g. № 84-r). URL: http://static.government.ru/media/files/y8PMkQG

ZLfbY7jhn6QMruaKoferAowzJ.pdf.

15. Federal’nyj zakon ot 27.11.2018 № 424-FZ (posl. red.) «O vnesenii izmenenij v chasti

pervuyu i vtoruyu Nalogovogo kodeksa Rossijskoj Federacii i otdel’nye zakonodatel’nye akty

Rossijskoj Federacii o nalogakh i sborakh». URL: http://www.consultant.ru/document/cons_

doc_LAW_311980/.

16. Khil’ Yu.A., Klestova M.V., Sogomonyan S.A. Trendy sbora i pererabotki makulatury //

Teoriya i praktika kommercheskogo posrednichestva v sfere obrashcheniya: mater. mezhreg.

21


nauch.-prakt. konf. (5 aprelya 2019 goda) / otv. red. D.D. Kostoglodov. Rostov n/D:

Izd.-poligr. kompleks RGEU (RINKh), 2019. S. 24–28. URL: http://biblioclub.ru/index.


17. Chelnokov A.A., Yushchenko L.F., Zhmykhov I.N., Yurashchik K.K. Obrashchenie s otkhodami.

Minsk: Vyshejshaya shkola, 2018. S. 447–450. URL: http://biblioclub.ru/index.


18. Shubov L.Ya., Skobelev K.D., Ivankov S.I., Doronkina I.G., Zagorskaya D.A. Sostoyanie

i perspektivy razvitiya v RF resursosberegayushchej sistemy sbora i pererabotki makulatury //

Ekologiya promyshlennogo proizvodstva. 2019. № 2 (106). S. 13–19. URL: https://elibrary.

ru/item.asp?id=37616647.

19. Yakovleva E.L., Grigor’eva O.V., Bajbakova E.V. Ekologicheskaya kul’tura / pod red.

E.L. Yakovlevoj, O.V. Grigor’evoj. Kazan’: Poznanie, 2014. 192 s. URL: http://biblioclub.ru/

index.php?page=book&id=257991 (data obrashcheniya: 16.10.2019).

20. Yashalova N.N. Neobkhodimost’ strukturnykh izmenenij v nalogooblozhenii v napravlenii

ego ekologizacii // Finansy i kredit. 2015. № 2 (626). URL: http://biblioclub.ru/index.


Библиографическое описание статьи / Reference to articleТарасова Я.Б., Макарова Г.Ю. Налоговый режим в сфере оборота вторичных материаль-

ных ресурсов: современные подходы // Социальная политика и социология. Т. 18. 2019.

№ 4 (133). С. 14–21. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-14-21 (Библиографическое

описание согласно российским стандартам).

Tarasova Ya.B., Makarova G.Yu. Nalogovyj rezhim v sfere oborota vtorichnykh material’nykh

resursov: sovremennye podkhody // Social’naya politika i sociologiya. Т. 18. 2019. № 4 (133).


Tarasova, Ya.B. & Makarova, G.Yu. (2019) Tax Regime in the Sphere of Turnover of Secondary

Material Resources: Modern Approaches, Social Policy and Sociology. Vol. 18. No. 4 (133).

P. 14–21. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-14-21 (International bibliographic

description).

22

Р.М. Ахмадинуров,д-р cоциол. наук, профессор, советник ректора, Российский государственный

социальный университет, Москва.

R.M. Ahmadinurov,

doctor of sociological sciences, professor, adviser to the rector, Russian State

Social University, Moscow.


С.Н. Испулова,канд. пед. наук, доцент кафедры социальной работы и психолого-

педагогического образования, Магнитогорский государственный технический

университет им. Г.И. Носова, Магнитогорск.

S.N. Ispulova,

сandidate of pedagogical sciences, associate professor of the department

of social work and psychological and pedagogical education, G.I. Nosov

Magnitogorsk State Technical University, Magnitogorsk.


А.А. Ибрагимова,магистрантка, Магнитогорский государственный технический университет

им. Г.И. Носова, Магнитогорск.

А.А. Ibragimova,

master student, G.I. Nosov Magnitogorsk State Technical University,

Magnitogorsk.


УДК 316

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-22-30

Некоммерческие организации как актор повышения социальной компетентности многодетных семей

(на примере г. Магнитогорска)Non-Profit Organizations As an Actor to Increase the Social Competence

of Large Families (on the Example of Magnitogorsk)


17.09.2019 29.11.2019 30.12.2019

Аннотация: в статье представлен опыт деятельности некоммерческой организации города

Магнитогорска, направленной на повышение социальной компетентности многодетных семей, вы-

ступающей ключевым фактором семейного благополучия. Представлены результаты проведенного


23


на территории указанного муниципального образования исследования, позволившего выявить необ-

ходимость для большинства многодетных семей в повышении знаний в области социальной компе-

тентности, получении консультаций квалифицированных специалистов по наиболее интересующим

их вопросам в сфере семейных и детско-родительских отношений, а также в общении с другими мно-

годетными семьями в целях обмена опытом. В качестве путей повышения социальной компетент-

ности многодетных семей разработан и реализуется проект «Надежное будущее семьи», новизной

и основным отличием которого является применение системного, гуманистического подхода к семье

как полноправному партнеру. Суть применяемого подхода заключается в передаче опыта консуль-

тантов, специалистов и других семей, способствующего успешному формированию адаптационных

механизмов у многодетных семей с учетом влияния различных факторов, а именно ближайшего окру-

жения семьи и степени доступности информационной среды.

Annotation: experience of activity of the non-profit organization of the city of Magnitogorsk directed

to increase in the social competence of large families acting as a key factor of family wellbeing is presented

in article. Results, the specified municipal unit which is carried out in the territory of, the research which

allowed to reveal need of the majority of large families for increase in knowledge in the field of social

competence, receiving consultations of qualified specialists in the questions which are most interesting them

of the sphere of the family and child parental relations and also communication with other large families

for the purpose of exchange of experience are presented. As ways of increase in social competence of large

families it is developed and the «Reliable Future of Family» project which novelty and the main difference

is application of system humanistic approach to family as to the full partner is implemented.

Ключевые слова: многодетные семьи, общественные организации, социальная компетентность.

Key words: large families, non-profit organization, social competence.

Введение. Современные многодетные семьи ежедневно сталкиваются со множеством

различных проблем, а именно материальными, жилищными, проблемами в сфере получе-

ния образования, а также с проблемами, связанными с взаимоотношениями внутри семьи

и воспитанием детей. Наличие тех или иных проблем приводит к нарушениям их функци-

онирования, справиться с которыми самостоятельно большинство из многодетных семей

не в состоянии, что обусловливает необходимость оказания помощи со стороны учреждений

социальной защиты населения. В то же время в условиях ограниченности ресурсов государ-

ственные учреждения социальной защиты не могут в полной мере оказывать содействие

многодетным семьям в преодолении трудных жизненных ситуаций, что обусловливает слож-

ность задач органов социальной защиты населения на всех уровнях управления и в наи-

большей степени – на региональном и местном, которые планируют и реализуют различ-

ные формы социальной поддержки уязвимых слоев населения, в том числе и многодетных

семей. Всё это актуализирует роль некоммерческих организаций, предоставляющих соци-

альные услуги семьям. Некоммерческие организации как маневренный институт способны

разработать и апробировать разнообразные практики, позволяющие поддержать семью как

отдельную целостную единицу на многих этапах ее жизненного цикла и в ряде кризисных

ситуаций, которые, несомненно, случаются, а также отдельных ее членов. Многодетная се-

мья отчасти из-за самодостаточности, отчасти из-за общественного мнения, отчасти из-за

бытовых и организационных трудностей имеет относительно замкнутый характер. Привлечь

семью к активности, открыть новые контакты и сферы общения и деятельности – вот основ-

ные и сложнейшие задачи, которые приходится решать при построении работы с такими

семьями.

В соответствии с выявленной проблемой целями исследования явились изучение теоре-

тических основ проблемы повышения социальной компетентности многодетных родителей

и анализ практической деятельности некоммерческих организаций в сфере оказания соци-

альной помощи и поддержки многодетным семьям на примере города Магнитогорска.

Методика. Достижение поставленных целей исследования предполагало проведение

опроса многодетных семей, позволившее выявить проблемы, связанные с их недостаточной

социальной компетентностью, и анализа деятельности некоммерческих организаций в сфе-

ре повышении уровня социальной компетентности многодетных семей. Базой исследования

24


выступила Региональная общественная организация многодетных семей Челябинской об-

ласти «Многодетство». В анкетировании приняли участие 88 респондентов, каждый из ко-

торых представлял отдельную многодетную семью.

Научная значимость исследования заключается в выявлении ключевых проблем много-

детных семей, обусловленных низким уровнем их социальной компетентности, и анализе

механизма повышения социальной компетентности многодетных родителей, реализуемого

в рамках практической деятельности некоммерческой организации на примере РООМСЧО

«Многодетство» города Магнитогорска.

Проблеме изучения феномена родительства в отечественной и зарубежной науке посвя-

щено достаточно много работ. К числу наиболее значимых среди них необходимо отнести

исследования Н.Н. Ананьевой [1], Г.А. Банных [2], А.В. Бодрова [5], Е.В. Заливухиной [8],

Е.И. Захаровой [9], Э.М. Лущенко [11], Е.А. Нестеровой [13], Г. Ньюфельд [14], Р.В. Овчаро-

вой [15], К.Н. Поливановой [17], Е.А. Симанковой [20], А.С. Синельникова [21], О.В. Усти-

новой [22].

Изучению роли некоммерческих организаций в системе социальной работы с семьями,

в том числе многодетными, уделяется большое внимание современными отечественными ис-

следователями. В частности, многодетная семья как объект деятельности некоммерческих

социально ориентированных организаций рассматривается в работах Т.Г. Бахматовой [3],

Е.Н. Возмилкиной [6]. В исследованиях выделенных авторов неоднократно подчеркивается

значимая роль некоммерческого сектора в решении проблем многодетных семей, связанных

с их положением в обществе, состоянием семейных отношений, родительством и воспитани-

ем детей.

Теоретические основы организации социальной поддержки в условиях благотворитель-

ных организаций и механизмы разрешения трудных ситуаций на основе ведущих научных

подходов представлены в исследованиях Н.Ю. Андрусяк, Е.Н. Возмилкиной и Е.В. Олейник

[14]. Ф.А. Мустаевой подчеркивается значимость деятельности благотворительных органи-

заций в решении образовательно-воспитательных и просветительских задач социальной

работы с семьями [12].

Исследования С.И. Григорьева, В.И. Катаевой и Т.В. Фомичевой [7] посвящены изуче-

нию инновационных практик некоммерческих организаций в социальной работе с семьей

и детьми. Исследователями рассмотрены инновационные подходы к решению проблем рос-

сийских семей на основе механизма партнерского взаимодействия социально ориентиро-

ванных некоммерческих организаций с органами государственной власти, религиозными

организациями, иностранными компаниями, детскими фондами.

Наша работа посвящена вопросу повышения социальной компетентности многодетных

семей. Исследованием данной категории занимаются Н.И. Белоцерковец [4], В.Н. Куницына

[10], В.В. Цветков[23] и другие.

В исследованиях проблемы социальной компетентности делаются аргументированные

выводы, что социальная компетентность личности проявляется в различных формах – как

зрелость (компетентность) духовная, гражданская, профессиональная. Однако во всех этих

проявлениях она всегда предстает как ориентация личности на сотрудничество, кооперацию

совместных усилий, гармоничное, справедливое сочетание интересов. Такая ориентация

столь устойчива, что пронизывает все сферы жизнедеятельности людей. Исходя из этого, со-

циальная компетентность предполагает знания, умения, навыки человека, достаточные для

выполнения обязанностей, присущих данному жизненному периоду, в котором этот человек

находится. Так, В.В. Цветков считает, что социальную компетентность необходимо рассма-

тривать с позиции выполнения человеком определенных социальных ролей. По его мнению,

«социальная компетентность» – это социально-педагогическая категория, обозначающая

интегративное качество личности, позволяющее индивиду активно взаимодействовать с со-

циумом, устанавливать контакты с различными группами и индивидами, а также участвовать

25


в социально значимых проектах и продуктивно выполнять разные социальные роли. Ана-

логичное по смыслу определение дано Н.И. Белоцерковец, где социальная компетентность

рассматривается как определенный уровень адаптации человека к эффективному выполне-

нию заданной социальной роли.

Приведенные определения свидетельствуют о том, что структура социальной компетент-

ности составляет прежде всего совокупность социальных знаний, умений и навыков, при-

меняемых в главных сферах деятельности человека. Однако, по мнению целого ряда уче-

ных, перечисленные компоненты структуры компетентности могут быть дополнены другими,

не менее важными составляющими.

В.Н. Куницына выделяет в составе социальной компетентности шесть компонентов: ком-

муникативную компетентность, вербальную, социально-психологическую компетентность,

межличностную ориентацию, эгокомпетентность и, собственно, социальную компетентность.

Нами были узучены многочисленные определения разных ученых, как отечественных,

так и зарубежных: каждое из изученных определений имеет свои особенности, однако

в их структуре обнаруживаются объективно необходимые общие элементы. При рассмотре-

нии социальной компетентности ученые, как правило, включают в ее структуру знания, со-

циальные умения и навыки.

На основании теоретического анализа сущности социальной компетентности можно за-

ключить, что в связи с содержательным многообразием феномена социальной компетент-

ности общепринятое определение данного феномена до сих пор еще не закрепилось в со-

временной науке.

В своей работе мы опираемся на следующее определение социальной компетентности:

это комплекс знаний о социальной действительности, система социальных умений, навы-

ков и социально-личностных характеристик, уровень сформированности которых у каждого

человека позволяет ему выстраивать свое поведение, учитывая особенности социальной

ситуации, и эффективно выполнять заданную социальную роль.

Мы считаем, что повышение социальной компетенции многодетных родителей являет-

ся немаловажной задачей, субъектами решения которой помимо государства, его структур

могут выступить и некоммерческие организации. При этом важно, чтобы осуществлялось

повышение социальной компетентности многодетных родителей, а ее содержание отражало,

в том числе, и знание нормативно-правовых основ в области оказания социальных услуг

семье.

Уникальные особенности деятельности некоммерческих организаций, выражающиеся

в более тесной связи с населением и значительно больших возможностях по сравнению

с государственными учреждениями, в проявлении инициативности и активности, опреде-

ляют их как значимого партнера в системе социальной работы с различными категориями

населения. Помимо этого некоммерческие организации обладают возможностями реализо-

вывать деятельность по удовлетворению жизненно важных потребностей населения, обе-

спечить которые государство не в состоянии.

Результаты. Одним из важнейших направлений деятельности некоммерческих организа-

ций является оказание социальной помощи и поддержки многодетным семьям. В реализа-

ции данного направления интересной и многогранной представляется деятельность обще-

ственных организаций города Магнитогорска. За последнее десятилетие в Магнитогорске

отмечается незначительное увеличение числа многодетных семей. При этом одной из клю-

чевых проблем рассматриваемой категории семей является низкий уровень их информи-

рованности о реализации прав на получение мер государственной социальной поддержки.

Сложившаяся ситуация послужила поводом для создания общественного движения,

в дальнейшем преобразованного в общественную организацию РООМСЧО «Многодетство».

За семь лет своего существования организацией были реализованы разнообразные проекты,

такие как «Колыбель», «Праздник женской души», семейный клуб «Терем», семейная школа,

26


«Семейный дом». В рамках деятельности анализируемой организации регулярно проводятся

также семейные экскурсии и разовые акции [17].

Весной 2018 года в деятельности организации намечено новое направление, ориенти-

рованное на повышение социальной компетентности многодетных семей путем развития

социокультурных механизмов их адаптации к рождению детей и семейному благополучию.

Предварительно специалистами РООМСЧО «Многодетство» было проведено исследование

среди многодетных семей города Магнитогорска в целях выявления необходимости повы-

шения социальной компетентности родителей. По результатам проведенного исследования

было отмечено, что 68% респондентов хотели бы узнать, на каком этапе развития находится

их семья и чему нужно уделить большее внимание. Такой же процент опрошенных много-

детных родителей отметили актуальность темы детско-родительских отношений и желание

научиться разбираться в детских кризисах в целях предотвращения возникновения проблем

в дальнейшем.

Стоит отметить, что участниками опроса являлись представители разных возрастных

групп, что свидетельствовало о том, что желание получать знания в области семейных и дет-

ско-родительских отношений свойственно не только молодым семьям, но и зрелым. Было

выявлено, что актуальной темой для большинства респондентов является повышение знаний

по вопросам грудного вскармливания, что подтвердилось ответами 25% участников опроса,

высказавшими необходимость получения консультаций специалистов в данной области.

Преимущественно желание получать консультации специалистов по грудному вскармлива-

нию высказали респонденты, имеющие на момент опроса детей грудного возраста, для кото-

рых отсутствие навыков организации быта с ребенком вызывало ряд существенных проблем,

приводящих к нарушению адаптационных механизмов у семьи.

Отрадно, что 61% опрошенных семей высказали желание общения с другими многодет-

ными семьями по наиболее интересующим их вопросам. Следует предположить, что обще-

ние со зрелыми семьями и обмен жизненным опытом являются доступным и необходимым

видом получения знаний для молодых и проблемных семей. Однако 39% опрошенных участ-

ников на данный вопрос ответили отказом, что говорит о скрытности семей, выражающейся

в нежелании делиться и обсуждать свои проблемы. Наличие данного обстоятельства при-

водит к тому, что такие семьи переживают кризисы в одиночку, что нередко способствует

распаду семьи вследствие затянувшихся кризисных состояний.

В целом по итогам проведенного опроса была выявлена необходимость для большинства

многодетных семей в повышении знаний в области социальной компетентности (63,3%),

получении консультаций квалифицированных специалистов по наиболее интересующим

их вопросам в сфере семейных и детско-родительских отношений (66%), а также в общении

с другими многодетными семьями в целях обмена опытом (61%).

На открытый вопрос, связанный с ожиданиями семей от взаимодействия с некоммерче-

ской организацией, были получены следующие ответы. Во-первых, респонденты уверены

в быстром реагировании организации на запросы многодетных семей в предоставлении как

консультационной (60%), так и материальной помощи (61%). Во-вторых, семьи рассчитыва-

ют на индивидуальный подход в предоставлении социальных услуг (58%). В-третьих, много-

детные семьи рассчитывают на более человечное, гуманное отношение (52%).

Полученные результаты исследования обусловили разработку мероприятий, направлен-

ных на повышение социальной компетентности многодетных родителей. Обозначенное на-

правление деятельности РООМСЧО «Многодетство» реализуется в рамках проекта «Надеж-

ное будущее семьи», являющегося победителем конкурса грантов Президента РФ по разви-

тию гражданского общества. Новизной и главным отличием проекта выступает применение

системного гуманистического подхода к семье как полноправному партнеру, суть которого

заключается в передаче опыта консультантов, специалистов и других семей, способствую-

щего успешному формированию адаптационных механизмов у многодетных семей с учетом

27


влияния разных факторов, а именно ближайшего окружения семьи и степени доступности

информационной среды [18].

Основная задача реализуемого проекта состоит в повышении уровня благополучия се-

мей путем разработки и применения социокультурного механизма их адаптации к рождению

детей, а также путем роста семейной компетентности с учетом влияния корректирующих

факторов.

Стоит отметить, что на сегодняшний день уже успешно реализована часть мероприятий,

а именно:

создана и функционирует среда по поддержке успешного грудного вскармливания че-

рез организацию работы родительского клуба с привлечением консультанта по грудному

вскармливанию;

организовано повышение семейной компетентности через реализацию одной дистан-

ционной образовательной программы на 200 участников;

разработана очная образовательная программа для 24 участников, в рамках которой

организована «Школа пестунов» и проведен курс «Я – няня», направленные на формирова-

ние компетенций по уходу за детьми раннего возраста;

организовано повышение семейной компетентности через реализацию просветитель-

ской программы, состоящей из лекций на 140 участников;

реализуется медиаконкурс для детей и взрослых на тему ухода за младенцем и орга-

низации грудного вскармливания в целях формирования и продвижения образа кормящей

матери, а также создания положительного настроя участников на грудное вскармливание

и совместный уход за младенцем в семье;

организована успешная информационная кампания в форме просветительской про-

граммы, целью которой является продвижение семейного труда, совместного ухода за ре-

бенком, образа благополучной семейной жизни, а также установки на длительное грудное

вскармливание.

По итогам реализации комплекса запланированных мероприятий проекта «Надежное

будущее семьи» специалистами общественной организации ожидается получение следую-

щих показателей, характеризующих проект как обладающего высокой степенью социальной

значимости:

1) количественные показатели, предполагающие: 40%-ное повышение удовлетворен-

ности семейной жизнью участников проекта; 50%-ное увеличение длительности грудного

вскармливания детей до одного года в семьях – участниках проекта; 30%-ное снижение

уровня тревожности матерей, имеющих детей раннего возраста; 5%-ное снижение числа

разводов в семьях с детьми; 10%-ный рост успеваемости детей-школьников из семей участ-

ников проекта; 20%-ное повышение активности участия отцов в уходе за детьми грудного

возраста; 15%-ное снижение уровня заболеваемости детей до двух лет из семей участников

проекта; 50%-ное повышение уровня социальной компетентности родителей – участников

проекта; 20%-ный рост числа детей в семьях – участниках проекта; 20%-ное увеличение

числа долгокормящих матерей; 10%-ное снижение количества послеродовых депрессий

у женщин, принимавших участие в проекте;

2) качественные показатели, выражающиеся в формировании у участников проекта:

установки на здоровый родительский труд; установки на совместный уход за детьми грудно-

го и раннего возрастов; установки на длительное грудное вскармливание; привлекательного

образа кормящей женщины; благоприятной для детей раннего возраста социальной среды;

компетентности взрослых и детей старшего возраста в уходе за детьми раннего возраста;

положительного образа отца, ухаживающего за детьми грудного возраста; установки на ре-

шение возникающих семейных проблем и кризисных ситуаций.

Обсуждение. Анализ практической деятельности некоммерческой организации РООМСЧО

«Многодетство», функционирующей на территории города Магнитогорска, показал, что

28


в указанном муниципальном образовании в рамках проекта «Надежное будущее семьи» соз-

дана и реализуется система социальной работы с многодетными родителями, отличающаяся

высокой степенью социальной значимости и рассматривающаяся как наиболее эффектив-

ный механизм, создающий все необходимые условия для повышения уровня социальной

компетентности многодетных семей путем развития их адаптации к рождению детей и се-

мейному благополучию.

Заключение. Таким образом, в процессе своей жизнедеятельности многодетным семьям

приходится сталкиваться со значительными проблемами, от темпов и характера решений

которых напрямую зависит уровень их благополучия и функционирования, определяющий

стабильность общества в целом. Проведенное исследование позволило выявить, что на се-

годняшний день одним из значимых факторов, затрудняющим функционирование много-

детных семей и обусловливающим возникновение множества проблем в сфере семейных

и детско-родительских отношений, выступает недостаточный уровень их социальной ком-

петентности, что вызывает необходимость разработки и реализации эффективной системы

социальной работы, обеспечивающей формирование социокультурных механизмов их адап-

тации ресурсами и возможностями некоммерческого сектора как одного из важнейших ин-

ститутов гражданского общества.

Список литературы1. Ананьева Н.Н. Субкультура многодетной семьи в современном обществе // Вестник сла-

вянских культур. 2015. № 1. С. 99–103.

2. Банных Г.А. Феномен многодетности в России: социологический анализ изменений. URL:

http://vestnik.uapa.ru/en/issue/2019/01/03/?print (дата обращения: 22.06.2019).

3. Бахматова Т.Г., Амонова О.В. Роль социально ориентированных некоммерческих орга-

низаций в решении проблем многодетных семей в Иркутской области // Baikal Reserch

Journal. 2014. № 4. С. 26–31.

4. Белоцерковец Н.И. Компетентность и компетенция как понятийно терминологическая

проблема // Актуальные вопросы современной педагогики. 2012. № 1.

5. Бодров А.В., Боярова Е.А. Образ многодетной семьи в зеркале общественного мнения //

Вестник Саратовского государственного социально-экономического университета. 2016.

№ 5 (64). С. 85–89.

6. Возмилкина Е.Н. Семья как объект деятельности социально ориентированных некоммер-

ческих организаций // Научная интеграция: сб. науч. трудов. Астрахань: Научный центр

«Олимп», 2016. С. 861–863.

7. Григорьев С.И., Катаева В.И., Фомичева Т.В. Инновационные практики социально ориен-

тированных некоммерческих организаций (СО НКО) по делам семьи и детей в России //

Уровень жизни населения регионов России. 2018. № 1 (207). С. 54–59.

8. Заливухина Е.В. Малодетность и бездетность в контексте современного родительства //

Вестник Санкт-Петербургского университета. 2011. № 4. С. 375–381.

9. Захарова Е.И. Представление о характере социальной роли как средство ориентировки

в ее исполнении // Культурно-историческая психология. 2012. № 4. С. 38–41.

10. Куницына В.Н. Социальная компетентность личности: в поисках универсальной модели.

URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=23594115 (дата обращения: 05.11.2019).

11. Лущенко Э.М., Некрасов С.И. К вопросу о понятии родительство и его сущности // Ученые

записки Орловского государственного университета. 2014. № 2 (58). С. 124–127.

12. Мустаева Ф.А. Современная семья как объект деятельности благотворительной организа-

ции // Вестник Восточно-экономической гуманитарной академии. 2017. № 4 (90). С. 93–

100.

13. Нестерова Е.А. Личностная зрелость в аспекте родительства // Психолого-педагогиче-

ские проблемы этической психологии: матер. межрегион. науч.-практ. конф. Щадринск,

2003. С. 114–120.

14. Ньюфельд Г., Матэ Г. Не упускайте своих детей. М.: Ресурс, 2012. 384 с.

15. Овчарова Р.В. Родительство как психологический феномен. М.: Моск. психол.-соц. ин-т,

2006. 496 с.

16. Олейник Е.В., Андрусяк Н.Ю., Возмилкина Е.Н. Благотворительные организации как субъ-

ект социальной поддержки семьи: монография. Новосибирск: АНС «СибАК», 2017. 100 с.

29


17. Поливанова К.Н. Современное родительство как предмет исследования // Психологиче-

ская наука и образование. 2015. № 2. С. 1–11.

18. Проект «Надежное будущее семьи». URL: https://vk.com/weekmilkmgn (дата обращения:

05.11.2019).

19. Сайт Региональной общественной организации многодетных семей Челябинской области

«Многодетство». URL: https://многодетство.рф/ (дата обращения: 05.11.2019).

20. Симанкова Е.А. Многодетностью можно «заразиться». URL: https://www.miloserdie.ru/

article/mnogodetnostyu-mozhno-zarazitsya/ (дата обращения: 22.06.2019).

21. Синельников А. Семейная жизнь и религиозность. URL: http://demographia.ru/articles_N/

index.html?idArt=247 (дата обращения: 24.06.2019).

22. Устинова О.В., Пивоварова И.В. Мотивы многодетности у современных россиян // Совре-

менные проблемы науки и образования. 2015. № 1-1. С. 1411–1417.

23. Цветков В.В. Родительская компетентность: подходы к изучению и развитию.

URL:https://cyberleninka.ru/article/n/roditelskaya-kompetentnost-podhody-k-izucheniyu-

i-razvitiyu-1 (дата обращения: 05.11.2019).

References1. Anan’eva N.N. Subkul’tura mnogodetnoj sem’i v sovremennom obshchestve // Vestnik

slavyanskikh kul’tur. 2015. № 1. S. 99–103.

2. Bannykh G.A. Fenomen mnogodetnosti v Rossii: sociologicheskij analiz izmenenij. URL:

http://vestnik.uapa.ru/en/issue/2019/01/03/?print (data obrashcheniya: 22.06.2019).

3. Bakhmatova T.G., Amonova O.V. Rol’ social’no orientirovannykh nekommercheskikh

organizacij v reshenii problem mnogodetnykh semej v Irkutskoj oblasti // Baikal Reserch

Journal. 2014. № 4. S. 26–31.

4. Belocerkovec N.I. Kompetentnost’ i kompetenciya kak ponyatijno terminologicheskaya

problema // Aktual’nye voprosy sovremennoj pedagogiki. 2012. № 1.

5. Bodrov A.V., Boyarova E.A. Obraz mnogodetnoj sem’i v zerkale obshchestvennogo mneniya //

Vestnik Saratovskogo gosudarstvennogo social’no-ekonomicheskogo universiteta. 2016.

№ 5 (64). S. 85–89.

6. Vozmilkina E.N. Sem’ya kak ob”ekt deyatel’nosti social’no orientirovannykh nekommercheskikh

organizacij // Nauchnaya integraciya: sb. Nauch. trudov. Astrakhan’: Nauchnyj centr «Olimp»,

2016. S. 861–863.

7. Grigor’ev S.I., Kataeva V.I., Fomicheva T.V. Innovacionnye praktiki social’no orientirovannykh

nekommercheskikh organizacij (SO NKO) po delam sem’i i detej v Rossii // Uroven’ zhizni

naseleniya regionov Rossii. 2018. № 1 (207). S. 54–59.

8. Zalivukhina E.V. Malodetnost’ i bezdetnost’ v kontekste sovremennogo roditel’stva // Vestnik

Sankt-Peterburgskogo universiteta. 2011. № 4. S. 375–381.

9. Zakharova E.I. Predstavlenie o kharaktere social’noj roli kak sredstvo orientirovki

v ee ispolnenii // Kul’turno-istoricheskaya psikhologiya. 2012. № 4. S. 38–41.

10. Kunicyna V.N. Social’naya kompetentnost’ lichnosti: v poiskakh universal’noj modeli. URL:

https://elibrary.ru/item.asp?id=23594115 (data obrashcheniya: 05.11.2019).

11. Lushchenko E.M., Nekrasov S.I. K voprosu o ponyatii roditel’stvo i ego sushchnosti // Uchenye

zapiski Orlovskogo gosudarstvennogo universiteta. 2014. № 2 (58). S. 124–127.

12. Mustaeva F.A. Sovremennaya sem’ya kak ob”ekt deyatel’nosti blagotvoritel’noj organizacii //

Vestnik Vostochno-ekonomicheskoj gumanitarnoj akademii. 2017. № 4 (90). S. 93–100.

13. Nesterova E.A. Lichnostnaya zrelost’ v aspekte roditel’stva // Psikhologo-pedagogicheskie

problemy eticheskoj psikhologii: mater. mezhreg. nauch.-prakt. konf. Shchadrinsk, 2003.

S. 114–120.

14. N’yufel’d G., Mate G. Ne upuskajte svoikh detej. M.: Resurs, 2012. 384 s.

15. Ovcharova R.V. Roditel’stvo kak psikhologicheskij fenomen. M.: Mosk. psikhol.-soc. in-t, 2006.

496 s.

16. Olejnik E.V., Andrusyak N.Yu., Vozmilkina E.N. Blagotvoritel’nye organizacii kak sub”ekt

social’noj podderzhki sem’i: monografiya. Novosibirsk: ANS «SibAK», 2017. 100 s.

17. Polivanova K.N. Sovremennoe roditel’stvo kak predmet issledovaniya // Psikhologicheskaya

nauka i obrazovanie. 2015. № 2. S. 1–11.

18. Proekt «Nadezhnoe budushchee sem’i». URL: https://vk.com/weekmilkmgn (data


19. Sajt Regional’noj obshchestvennoj organizacii mnogodetnykh semej Chelyabinskoj oblasti

«Mnogodetstvo». URL: https://mnogodetstvo.rf/ (data obrashcheniya: 05.11.2019).

30


20. Simankova E.A. Mnogodetnost’yu mozhno «zarazit’sya». URL: https://www.miloserdie.ru/

article/mnogodetnostyu-mozhno-zarazitsya/ (data obrashcheniya: 22.06.2019).

21. Sinel’nikov A. Semejnaya zhizn’ i religioznost’. URL: http://demographia.ru/articles_N/

index.html?idArt=247 (data obrashcheniya: 24.06.2019).

22. Ustinova O.V., Pivovarova I.V. Motivy mnogodetnosti u sovremennykh rossiyan // Sovremennye

problemy nauki i obrazovaniya. 2015. № 1-1. S. 1411–1417.

23. Cvetkov V.V. Roditel’skaya kompetentnost’: podkhody k izucheniyu i razvitiyu. URL:https://

cyberleninka.ru/article/n/roditelskaya-kompetentnost-podhody-k-izucheniyu-i-

razvitiyu-1 (data obrashcheniya: 05.11.2019).

Библиографическое описание статьи / Reference to articleАхмадинуров Р.М., Испулова С.Н., Ибрагимова А.А. Некоммерческие организации как

актор повышения социальной компетентности многодетных семей (на примере г. Маг-

нитогорска) // Социальная политика и социология. Т. 18. 2019. № 4 (133). С. 22–30. DOI:

10.17922/2071-3665-2019-18-4-22-30 (Библиографическое описание согласно россий-

ским стандартам).

Akhmadinurov R.M., Ispulova S.N., Ibragimova A.A. Nekommercheskie organizacii

kak aktor povysheniya social’noj kompetentnosti mnogodetnykh semej (na primere g.

Magnitogorska) // Social’naya politika i sociologiya. Т. 18. 2019. № 4 (133). S. 22–30. DOI:

10.17922/2071-3665-2019-18-4-22-30 (Reference in Roman script).

Ahmadinurov, R.M., Ispulova, S.N. & Ibragimova, А.А. (2019) Non-Profit Organizations

As an Actor to Increase the Social Competence of Large Families (on the Example

of Magnitogorsk), Social Policy and Sociology. Vol. 18. No. 4 (133). P. 22–30. DOI:

10.17922/2071-3665-2019-18-4-22-30 (International bibliographic description).

31


И.В. Бабичев,д-р юрид. наук, профессор кафедры менеджмента и административного

управления, Российский государственный социальный университет, Москва;

руководитель аппарата комитета Государственной Думы

Федерального Собрания РФ, Москва.

I.V. Babichev,

doctor of juridical sciences, professor of the department of management and

administrative management, Russian State Social University, Moscow;

head of the Committee of the State Duma of the Federal Assembly

of the Russian Federation, Moscow.


С.В. Демина,преподаватель кафедры управления государственными и муниципальными

закупками, Российский государственный социальный университет, Москва.

S.V. Demina,

lecturer at the department of public and municipal procurement management,

Russian State Social University, Moscow.


УДК 316.47

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-31-39

Деятельность НКО на рынке социальных услуг в оценках москвичей

Activities of NGOs in the Social Services Market

in the Assessments of Muscovites


20.09.2019 29.11.2019 30.12.2019

Аннотация: в статье представлены материалы опроса москвичей, иллюстрирующие деятель-

ность НКО по предоставлению социальных услуг и иных видов помощи в г. Москве. Ведущим методом

исследования был телефонный опрос респондентов (N=1006 чел.). Анализ мотивов выбора постав-

щика социальных услуг показал, что респонденты в большинстве случаев отмечают важность «го-

сударственного» статуса организации или наличие строгого контроля деятельности со стороны

государства. Делается вывод, что в условиях недостаточной информированности населения о дея-

тельности НКО на рынке социальных услуг москвичи пока не воспринимают некоммерческие органи-

зации как реальную и достойную альтернативу государственным социальным услугам и социальной

помощи.

Annotation: the article presents materials from a survey of Muscovites that illustrate the activities

of NGOs in providing social services and other types of assistance in Moscow. The leading method of research

was a telephone survey of respondents (N=1006 people). Analysis of the motives for choosing a social service

provider showed that respondents in most cases note the importance of the” state “ status of the organization

or the presence of strict control of the state’s activities. It is concluded that in the conditions of insufficient

public awareness about the activities of NGOs in the social services market, Muscovites do not yet perceive

non-profit organizations as a real and worthy alternative to state social services and social assistance.

Ключевые слова: муниципальные органы власти, третий сектор, некоммерческие организации,

социальная помощь, социальные услуги, благополучатель, благотворительность, социальная поли-

тика, государство, общественность.

32


Key words: municipal authorities, third sector, non-profit organizations, social assistance, social services,

welfare, charity, social policy, government, public.

Введение. В современных социально-экономических условиях развития муниципальных

образований в России, а также доминирования устойчивых тенденций снижения качества

и уровня жизни населения особую актуальность приобретают вопросы оказания социаль-

ной помощи социально уязвимым группам населения 1; 3. В данном контексте особая

роль отводится третьему сектору как накопительной, ведущей стратегии решения наиболее

острых социальных проблем муниципалитетов 8.Некоммерческие организации имеют особую социальную и экономическую природу,

управленческий менталитет отличный от коммерческих предприятий и государственных

структур 4; 11. Будучи в некотором роде феноменом гражданского общества, НКО (на-

правленность и востребованность их деятельности) 13 рассматриваются учеными как ин-

дикатор сотрудничества и доверия в местном сообществе 16.В современных исследованиях третьего сектора акцентируется внимание на наличии

у НКО уникальной цели – решения социальных проблемы, которые не нашли у власти и биз-

неса достаточной поддержки 17. Однако, несмотря на то, что НКО имеют существенный

потенциал для решения важных проблем местных сообществ, их деятельность часто лими-

тирована недостатком финансового обеспечения как на уровне государственного финан-

сирования, так и частной благотворительности 12. Также ряд НКО испытывает недостаток

человеческого и административного ресурса 7; 18, что может быть связано с кризисом ле-

гитимности 6; 14, созданием гибридов НКО, которые сочетают некоммерческие и коммер-

ческие соглашения 9; 15, появлением новых социальных потребностей, диссонирующих

с природой некоммерческого сектора 10.Развитие третьего сектора в России определяет значимость социологического анализа

деятельности некоммерческих организаций по предоставлению социальных услуг и иных

видов помощи. Это связано с «неопределенностью миссии» российских некоммерческих

организаций, которые предоставляют схожие с государственными учреждениями и бизнес-

структурами социальные услуги 5. По мере того как некоммерческие поставщики услуг всё

больше конкурируют с коммерческими фирмами и всё активнее заключают контракты с го-

сударственными учреждениями, становится неизбежным определенные сходства в их стиле

или функциях. Изучение отношения общественности к некоммерческим организациям как

поставщику социальных услуг позволит выявить возможные причины сложившихся проти-

воречий.

Методология. В статье представлены результаты исследования, проведенного под руко-

водством Московского дома общественных организаций в ноябре-декабре 2018 года. В рам-

ках данного исследования авторами ставилась цель – изучить отношение общественности

(москвичей) к некоммерческим организациям как поставщику социальных услуг, а также

проанализировать деятельность некоммерческих организаций по предоставлению социаль-

ных услуг и иных видов помощи в г. Москве. Выборка составила 1006 респондентов в воз-

расте старше 18 лет. Ведущий метод исследования – телефонный опрос респондентов на ос-

нове случайной генерации телефонных номеров.

Результаты. Результаты исследования проиллюстрировали следующее положение:

на сегодняшний день доля москвичей, которые получали бесплатную помощь от некоммер-

ческих организаций (имели не менее одного положительного опыта получения бесплатной

помощи со стороны НКО), не превышает 11%. Из них не более 2% получали помощь в виде

денежной выплаты; 5% – в виде материальной помощи (лекарство, одежда и проч.). Сто-

ит обратить внимание, что доминирующая доля респондентов не имеет опыта получения

бесплатной помощи от НКО (89%), что может служить косвенным свидетельством низкой

осведомленности москвичей о деятельности третьего сектора в целом. Данные результаты

33


коррелируют с материалами исследований, проведенных Всероссийским центром исследо-

вания общественного мнения за прошедшие пять лет 2. Наблюдается стабильное распре-

деление ответов респондентов (10% и 90%), где 90% россиян никогда не получали помощь

от общественных организаций.

В связи с малочисленностью получателей социальных услуг НКО, представляет некото-

рую сложность составление их социального портрета. В частности, распределение по со-

циально-демографическим показателям внутри данной категории практически не имеет

отличий от показателей по выборке в целом. В числе незначительных отличий можно ука-

зать тот факт, что немного чаще других в категорию благополучателей попадали инвалиды

(по всем направлениям бесплатной помощи и услуг) и домохозяйки (в части бесплатной

материальной помощи и услуг). При этом каналом получения информации о деятельности

НКО для данных социальных групп служили не личные контакты (знакомство с теми, кто

уже получает помощь от НКО), а общие информационные источники. Можно сделать вывод,

что на имидж некоммерческих организаций (общественное мнение о работе третьего сек-

тора в целом) работают не личные контакты, не качество оказываемых услуг узкой группе

благополучателей, а информационная поддержка и транслирование идей НКО в общих масс

медиа.

Для анализа опыта получения услуг НКО фокус внимания исследователей был направ-

лен на несколько иную категорию респондентов – благополучателей некоммерческих

организаций, которые пользовались услугами НКО безотносительно к их «платности» или

«бесплатности». Однако и в данном вопросе пропорции распределения ответов москвичей

также соответствовали 10/90. Тем не менее при обращении к данным статистики по России

в целом, можно увидеть некоторое увеличение доли благополучателей – она составляет чуть

более 20% населения страны в целом. Эта группа россиян (по данным за 2018 год) получила

разного рода социальные услуги со стороны НКО, в том числе 15% опрошенных – юридиче-

ские услуги на льготной или безвозмездной основе, почти 4% россиян – благотворительную

помощь в натуральной форме и не более 1% – денежную помощь. Можно предположить, что

причиной расхождений между статистическими данными по России в целом и результата-

ми опроса москвичей кроется в более высоком социально-экономическом статусе послед-

них. В частности, столичные жители имеют в среднем более высокий доход, лучший доступ

к информационным ресурсам и инфраструктурным объектам. Возможно, в данных условиях

число обращений москвичей за бесплатной помощью к некоммерческим организациям ока-

зывается существенно ниже.

Отсюда особый интерес представляют ключевые направления социальной сферы, в рам-

ках которых НКО оказывали услуги москвичам в 2018 году. Так как у респондентов коли-

чество выборов было не ограничено были получены следующие результаты. Прежде все-

го отметим, что общее количество ответов превышало количество респондентов в 2,7 раза,

то есть в случае, если москвичам приходилось обращаться за помощью к НКО, эта помощь

оказывалась сразу по нескольким направлениям. К примеру, для 9% респондентов данная

помощь оказывалась по трем и более направлениям одновременно, что позволяет отнести

их к социально уязвимым группам населения. Чаще других помощь НКО оказывалась в таких

сферах, как медицина (22%), досуг (20%), образование (17%) и юридическая сфера (18%).

Согласно данным, 82% благополучателей НКО из числа москвичей удовлетворены услу-

гами (32% опрошенных выбрали вариант ответа – «скорее удовлетворен, чем нет», 50% ре-

спондентов – «полностью удовлетворены»). Затруднились ответить на данным вопрос толь-

ко 5% опрошенных. Вместе с тем примерно один благополучатель из 10-ти, пользующихся

услугами НКО, остается не удовлетворенным их качеством. Подобное обстоятельство тре-

бует дальнейшего исследования динамики числа неудовлетворенных респондентов в целях

выявления причин возможных дисфункций в работе НКО и разработке мер по их нивелиро-

ванию. Однако в нашей работе такие задачи не ставились.

34


Для того чтобы изучить специфику формирования спроса москвичей на социальные услуги

некоммерческих организаций, очень важно выяснить, как население относится к другим субъ-

ектам, работающим в сфере оказания социальных услуг, а именно к государству и бизнесу. Пре-

жде всего, ставилась задача определить, насколько для москвичей важен источник, из которого

они получают или потенциально могли бы получить социальные услуги и помощь при решении

социальных вопросов. Результаты опроса показали, что мнение респондентов, распределилось

в относительно равных долях. Так, для 48% опрошенных играет важную роль принадлежность

организации – государственный, коммерческий или некоммерческий сектор. Примерно столь-

ко же москвичей (46%) придерживаются противоположной точки зрения, выражая равно-

душие в этом вопросе. Безразличие в данном вопросе немного чаще остальных высказывает

молодежь и люди с низким уровнем образования. Наибольшее внимание источнику уделяют

респонденты, имеющие статус пенсионеров по инвалидности. Очевидно, что такая особенность

связана с повышенным спросом на социальные услуги в этой группе.

Разделение общественного мнения на две практически равные, но при этом полярные

позиции, может быть следствием как низкой информированности населения о возможно-

стях получения социальных услуг от разных организаций, так и доминированием идей па-

терналистского государства среди пенсионеров, инвалидов и других социально уязвимых

групп, а также граждан, не имеющих высшее образование. Для той части населения, которая

в меньшей степени ориентирована по получение социальных услуг / социальной помощи,

вопрос о выборе типа организации – государство, бизнес, некоммерческий сектор – не яв-

ляется актуальным. Можно предположить, что сам концепт «социальные услуги» и «соци-

альная помощь» несколько размыт в общественном представлении ввиду низкой информа-

ционной поддержки социальных инициатив.

Материалы исследования свидетельствуют, что среди респондентов, которые указали

на значимость канала получения социальных услуг/социальной помощи, приоритетное зна-

чение отводится государственным и муниципальным структурам (69%). Это может быть

связано с тем, что сфера социальных услуг не встроена до конца в рыночную концепцию

развития российской экономики (либеральна модель), тогда как область социальных гаран-

тий воспринимается подконтрольной государственным структурам и органам власти. Ана-

лиз мотивов выбора того или иного поставщика социальных услуг показал, что респонденты

в большинстве случаев (51%) отмечают важность «государственного» статуса организации

или наличие строгого контроля деятельности со стороны государства. Налицо явное недо-

верие к невластным институтам, возможно, боязнь быть обманутым при отсутствии законо-

дательных гарантий качества и исполнения социальных обязательств.

По результатам опроса только 8% москвичей предпочли бы обратиться за социальными

услугами в некоммерческие организации. Только 1/4 опрошенных, кто получал от НКО со-

циальные услуги, предпочитает вновь обратиться в некоммерческий сектор. При этом НКО

незначительно, но всё же уступают бизнес-структурам по доле упоминаний (количество вы-

боров). Однако низкий рейтинг некоммерческих организаций как поставщика социальных

услуг вряд ли напрямую говорит о росте недоверия или негативном восприятии НКО в обще-

ственном сознании. Скорее всего предпочтение, которое большинство москвичей отдает

государственным органам, обусловлено высокой значимостью прямой финансовой и льгот-

ной поддержки со стороны государства социально незащищенных групп населения. Пред-

почтение бизнесу как поставщику социальных услуг чаще отдают молодые люди в возрасте

18–24 лет (22% из данной возрастной категории выбрали именно коммерческие структуры).

Причиной тому можно считать большую осведомленность и заинтересованность молодого

поколения в имиджевой деятельности различных компаний, часто строящейся на концеп-

ции социальной ответственности бизнеса.

Между тем нельзя однозначно говорить о доминировании в общественном мнении эле-

ментов патерналистской модели социальной сферы. Значительная часть населения ори-

35


ентируется на рыночные, несвязанные с государственным статусом показатели оказания

социальных услуг: профессионализм (46%), качество оказания услуг (44%), стоимость услуг

(30%) и положительные рекомендации референтных лиц (29%).

Сравнительный анализ каждого из предложенных типов поставщиков социальных услуг

наиболее ярко иллюстрирует отношение москвичей к некоммерческому сектору. В частно-

сти, респондентам было предложено выразить согласие/несогласие с рядом утверждений.

Прежде всего стоит отметить, что распределение ответов по каждому вопросу не позволяет

говорить об однородности общественного мнения ни по одному из предложенных утверж-

дений. Можно предположить, что мнение москвичей в большей степени связано с социаль-

но-демографическими характеристиками респондентов и отражают представления, осно-

ванные не на реальных знаниях, а скорее на сложившихся стереотипах. Признавая за го-

сударством ведущую роль в социальной сфере, респонденты весьма неоднозначны в своих

характеристиках качественной стороны предоставляемых услуг – более половины москви-

чей (52%) не согласны с тем, что государство лучше знает потребности людей, практически

поровну разделились мнения и относительно наличия большего порядка и контроля в госуч-

реждениях (48% выразили свое несогласие). Свыше половины жителей Москвы подвергают

сомнению высокий профессионализм бизнес-структур в деле предоставления социальных

услуг (52%); почти 40% респондентов не уверены в более высоком качестве услуг коммер-

ческих организаций.

НКО не кажутся респондентам более компетентными в решении уникальных проблем, ко-

торые были бы не под силу государству или бизнесу (52% опрошенных). Лишь 34% респон-

дентов согласны с исключительной компетенцией «третьего сектора» в решении социальных

задач, неподвластных государству и бизнесу. Некоммерческие организации видятся более

внимательными и душевными к получателям социальных услуг в 48% случаев, в то время как

35% опрошенных высказываются против данного утверждения. При этом утверждения, свя-

занные с НКО, вызвали у опрошенных большие затруднения, нежели суждения, касающиеся

государства или бизнес-структур. Исключение составляет только утверждение о професси-

онализме бизнес-структур, здесь число затруднившихся ответить также достигает 17%. По-

лученные данные позволяют заключить, что некоммерческий сектор в целом по-прежнему

для многих москвичей остается не слишком «понятным» и «популярным» игроком на рын-

ке услуг.

В социально-демографическом разрезе ответы респондентов показали следующие

устойчивые установки общественности:

– молодежь – в большей степени молодые люди, получающие на момент опроса выс-

шее образование, чаще других групп респондентов поддерживали утверждение, что биз-

нес-структуры предоставляют более качественные и профессиональные услуги; при этом

данная группа чаще не согласна с тем, что государство лучше осведомлено о потребностях

населения, в большей степени способно поддерживать порядок в своих структурах и кон-

тролировать качество социальных услуг;

– респонденты старшей возрастной группы и респонденты, имеющие статус «пен-сионера», отдают предпочтение государственным учреждениям, высказывая существенное

недоверие бизнес-структурам и некоммерческому сектору; в данной группе респондентов

выше доля несогласных с тем, что коммерческие организации более профессионально или

качественно оказывают социальные услуги;

– респонденты, которые сами имеют статус «предпринимателя», ожидаемо чаще

других опрошенных поддерживают бизнес-структуры, полагая их более профессионально

подготовленными; чаще других респондентов они не согласны с утверждением, что государ-

ство лучше знает потребности людей, в госучреждениях больше порядка и контроля. Приме-

чательно, что в среде предпринимателей закрепился стереотип, что именно НКО способны

решать уникальные проблемы, которые неподвластны государству и бизнесу;

36


– респонденты, которые имеют статус «инвалида», убеждены в преимуществе го-

сударственных учреждений, видя в государственных структурах гарант выполнения соци-

альных обязательств;

– респонденты с высшем образованием, наоборот, чаще не согласны с прогосудар-

ственными суждениями, а также не считают социальные услуги со стороны бизнеса более

качественными.

Отдельного внимания заслуживает такая категория опрошенных, как «социальные оп-тимисты» – респонденты, которые полагают, что их жизнь или жизнь их семьи в ближай-

шие годы только улучшится, чаще остальных поддерживают утверждения, связанные с дея-

тельностью НКО.

Обсуждение. Полученные результаты наглядно отражают ключевую проблему в деятель-

ности некоммерческих организаций по предоставлению социальных услуг и иных видов

помощи в Москве. Несмотря на явно позитивные характеристики деятельности НКО по при-

веденным параметрам, общее восприятие некоммерческого сектора как поставщика соци-

альных услуг «проигрывает» приоритету государственных поставщиков ввиду низкой ин-

формированности населения, ориентации москвичей на государственную поддержку и вы-

полнение государственных гарантий, отсутствие у НКО конкурентных преимуществ (высокое

качество услуг, профессионализм и проч.). Значительная часть населения не видит преиму-

ществ организаций третьего сектора по сравнению с другими игроками на рынке предостав-

ления социальных услуг: на сегодняшний день третий сектор не кажется москвичам более

компетентным в решении уникальных проблем, которые были бы не под силу государству

или бизнесу.

Результаты опроса показали, что в глазах общественности третий сектор пока не вы-

глядит как полноправный поставщик социальных услуг. При этом только около 10% опро-

шенных имеют личный опыт взаимодействия с НКО в качестве благополучателей. Основные

сферы, в которых НКО оказывают социальную помощь и социальные услуги, – это медицина,

досуг, юридические консультации и правозащитная деятельность, а также сфера образова-

ния. Подавляющее большинство респондентов, имеющих опыт получения услуг НКО, оста-

лись ими удовлетворены в достаточной степени.

Достаточно дискуссионным остается вопрос о соотношении степени информирован-

ности москвичей о деятельности НКО и количеством личных контактов благополучателей.

Результаты исследования демонстрируют отсутствие прямой зависимости. В частности, до-

минирующая доля респондентов, которые считаю себя хорошо информированным о работе

некоммерческих организаций, сталкивались с работой НКО не как благополучатели. Ука-

занное обстоятельство позволяет заключить, что общественное мнение деятельности не-

коммерческих организаций по предоставлению социальных услуг и иных видов помощи

в Москве в большей степени формируется за счет информационных каналов, а не личных

контактов. В пользу данного заключения говорят и следующие данные опроса: 1/5 москви-

чей – пользователей услуг НКО и 1/4 москвичей – получателей благотворительной помощи

от третьего сектора, полагают, что «ничего не знают о деятельности НКО».

В настоящее время наиболее востребованным поставщиком социальных услуг являются

государственные структуры. В общественном мнении доминирует представление о социаль-

ной сфере не как сфере услуг, а как области социальных гарантий государства. При этом

в оценках респондентов отсутствует единое мнение о том, что государство лучше знает по-

требности граждан в социальных услугах, или что в государственных учреждениях больше

порядка и контроля.

Выводы. Резюмируя полученные в ходе исследования данные, можно сделать следующие

заключения. Более 2/3 москвичей не имеет опыта получения бесплатной помощи от НКО,

что может иллюстрировать недостаточную осведомленность респондентов о деятельности

третьего сектора в целом. При этом в категорию благополучателей НКО попадают, как пра-

37


вило, инвалиды и домохозяйки. Однако и для них каналом получения информации о дея-

тельности НКО служат не личные контакты, а общие информационные источники. В случае,

если москвичам приходилось обращаться за помощью к НКО, эта помощь оказывалась сразу

по нескольким направлениям. Чаще других помощь НКО оказывалась в таких сферах, как

медицина, досуг, образование и юридическая сфера. Согласно полученным данным, чуть ме-

нее 2/3 благополучателей НКО из числа москвичей удовлетворены полученными услугами.

Для опрошенных важное значение имеет принадлежность организации – государствен-

ный, коммерческий или некоммерческий сектор. Наибольшее внимание источнику уделяют

респонденты, имеющие статус пенсионеров по инвалидности. Очевидно, что такая особен-

ность связана с повышенным спросом на социальные услуги в этой группе. Безразличие

в данном вопросе немного чаще остальных высказывает молодежь и люди с низким уровнем

образования. Анализ мотивов выбора того или иного поставщика социальных услуг показал,

что респонденты в большинстве случаев отмечают важность «государственного» статуса ор-

ганизации или наличие строгого контроля деятельности со стороны государства. По данным

опроса, только 8% москвичей предпочли бы обратиться за социальными услугами в неком-

мерческие организации. Предпочтение бизнесу как поставщику социальных услуг чаще от-

дают молодые люди в возрасте 18–24 лет.

Признание, которое большинство москвичей отдает государственным органам как постав-

щику социальных услуг, обусловлено высокой значимостью прямой финансовой и льготной

поддержки со стороны государства социально незащищенных групп населения. Кроме того,

в условиях недостаточной информированности населения о деятельности НКО на рынке со-

циальных услуг москвичи пока не воспринимают некоммерческие организации как реаль-

ную и достойную альтернативу государственным услугам и социальной помощи.

Список литературы1. Бондалетов В.В. Механизмы повышения управляемости общественного сектора // Соци-

альная политика и социология. Т. 17. 2018. № 2 (127). С. 67–77.

2. Всероссийский опрос населения (18+, N=1601 чел.) / ВЦИОМ. URL: https://wciom.ru/

printq.php?s id=975&qid=67108&date=06.07.2014.

3. Кабанова Е.Е., Медведева Н.В., Ветрова Е.А. Оценка качества государственных услуг

в многофункциональных центрах Москвы // Социальная политика и социология. Т. 18.

2019. № 1 (130). С. 89–96.

4. Пономарев А.И., Пономарев М.А. Социальная направленность управленческих функций

государства, бизнеса и НКО // Вестник Томского государственного университета. Эконо-

мика. 2015. № 1 (29). С. 42–50.

5. Самофатова К.А. Механизм государственно-частного партнерства при предоставлении

услуг по долговременному уходу за пожилыми гражданами // Социальная политика и со-

циология. Т. 18. 2019. № 1 (130). С. 68–79.

6. Anheier, H., & Ben-Ner, A. (Eds.) (2003). The study of nonprofit enterprise: Theories and

approaches. N.Y.: Kluwer Academic/Plenum.

7. Buley, N.V., Demchenko, T.S., Makushkin, S.A., Vinichenko, M.V., Melnichuk, A.V. (2016).

Human resource management in the context of the global economic crisis // International

Journal of Economics and Financial Issues. No. 6 (8S). P. 160–165.

8. Cerino K.M., Doelle W.H. & Ware J.A. (2016) One Hundred Years of Southwest Nonprofits //

KIVA. No. 81:1–2. P. 100–119.

9. Choi S., Kim H., Chung M., Lee S.Y. Online Donation Experiences, Donation Awareness, and

Intention of Future Donation Among Teenagers in South Korea // Journal of Social Service

Research. Vol. 45. 2019. No. 5. P. 622–633.

10. Diaz, W. (2002). For whom and for what? The contributions of the nonprofit sector //

L. Salamon (Ed.). The state of nonprofit America. Washington, DC: Brookings Institution

Press. P. 517–536.

11. Ihm J. Communicating without nonprofit organizations on nonprofits’ social media:

Stakeholders’ autonomous networks and three types of organizational ties // New Media &

Society. Vol. 21. 2019. No. 11–12. P. 2648–2670.

38


12. Kim, Y.H. & Kim, S.E. (2016) What Accounts for the Variations in Nonprofit Growth? A Cross-

National Panel Study // Voluntas: International Journal of Voluntary and Nonprofit

Organizations. P. 1–25. URL: https://doi.org/10.1007/s11266-016-9752-x.

13. King D., Griffin M. Nonprofits as Schools for Democracy: The Justifications for Organizational

Democracy Within Nonprofit Organizations // Nonprofit and Voluntary Sector Quarterly. Vol.

48. 2019. No. 5. P. 910–930.

14. Klafke R., Von der Osten F., Didonet S.R. Toaldo, AMM Service-Dominant Logic and Nonprofit

Organizations: A Value Creation Perspective // Journal of Nonprofit & Public Sector Marketing.

2019. Sep.

15. Kramer, R.M. (2000). A third sector in the third millennium? // Voluntas. No. 11. P. 1–23.

16. Medvedeva N.V., Rogach O.V., Ryabova T.M., Frolova E.V. Analysis of institutional limitations

of forming and developing social partnership in the modern Russia // Espacios. Vol. 38. 2017.

No. 49.

17. Pope J.A., Key K.A. & Saigal A. (2015) Nonprofit Outsourcing Patterns: Why Don’t Small NPOs

Outsource More? // Journal of Nonprofit & Public Sector Marketing. No. 27:1. P. 99–116.

18. Schlesinger M., Mitchell S., Gray B. Restoring Public Legitimacy to the Nonprofit Sector:

A Survey Experiment Using Descriptions of Nonprofit Ownership // Nonprofit and Voluntary

Sector Quarterly. Vol. 33. 2004. No. 4. P. 673–710.

19. Zeimers G., Anagnostopoulos C., Zintz T., Willem A. Examining Collaboration Among Nonprofit

Organizations for Social Responsibility Programs // Nonprofit and Voluntary Sector Quarterly.

Vol. 48. 2019. No. 5. P. 953–974.

References1. Bondaletov V.V. Mekhanizmy povysheniya upravlyaemosti obshchestvennogo sektora //

Social’naya politika i sociologiya. T. 17. 2018. № 2 (127). S. 67–77.

2. Vserossijskij opros naseleniya (18+, N=1601 chel.) / VCIOM. URL: https://wciom.ru/printq.

php?s id=975&qid=67108&date=06.07.2014.

3. Kabanova E.E., Medvedeva N.V., Vetrova E.A. Ocenka kachestva gosudarstvennykh uslug

v mnogofunkcional’nykh centrakh Moskvy // Social’naya politika i sociologiya. T. 18. 2019.

№ 1 (130). S. 89–96.

4. Ponomarev A.I., Ponomarev M.A. Social’naya napravlennost’ upravlencheskikh funkcij

gosudarstva, biznesa i NKO // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Ekonomika.

2015. № 1 (29). S. 42–50.

5. Samofatova K.A. Mekhanizm gosudarstvenno-chastnogo partnerstva pri predostavlenii uslug

po dolgovremennomu ukhodu za pozhilymi grazhdanami // Social’naya politika i sociologiya.

T. 18. 2019. № 1 (130). S. 68–79.

6. Anheier, H., & Ben-Ner, A. (Eds.) (2003). The study of nonprofit enterprise: Theories and

approaches. N.Y.: Kluwer Academic/Plenum.

7. Buley, N.V., Demchenko, T.S., Makushkin, S.A., Vinichenko, M.V., Melnichuk, A.V. (2016).

Human resource management in the context of the global economic crisis // International

Journal of Economics and Financial Issues. No. 6 (8S). P. 160–165.

8. Cerino K.M., Doelle W.H. & Ware J.A. (2016) One Hundred Years of Southwest Nonprofits //

KIVA. No. 81:1–2. P. 100–119.

9. Choi S., Kim H., Chung M., Lee S.Y. Online Donation Experiences, Donation Awareness, and

Intention of Future Donation Among Teenagers in South Korea // Journal of Social Service

Research. Vol. 45. 2019. No. 5. P. 622–633.

10. Diaz, W. (2002). For whom and for what? The contributions of the nonprofit sector //

L. Salamon (Ed.). The state of nonprofit America. Washington, DC: Brookings Institution

Press. P. 517–536.

11. Ihm J. Communicating without nonprofit organizations on nonprofits’ social media:

Stakeholders’ autonomous networks and three types of organizational ties // New Media &

Society. Vol. 21. 2019. No. 11–12. P. 2648–2670.

12. Kim, Y.H. & Kim, S.E. (2016) What Accounts for the Variations in Nonprofit Growth? A Cross-

National Panel Study // Voluntas: International Journal of Voluntary and Nonprofit

Organizations. P. 1–25. URL: https://doi.org/10.1007/s11266-016-9752-x.

13. King D., Griffin M. Nonprofits as Schools for Democracy: The Justifications for Organizational

Democracy Within Nonprofit Organizations // Nonprofit and Voluntary Sector Quarterly. Vol.

48. 2019. No. 5. P. 910–930.

39


14. Klafke R., Von der Osten F., Didonet S.R. Toaldo, AMM Service-Dominant Logic and Nonprofit

Organizations: A Value Creation Perspective // Journal of Nonprofit & Public Sector Marketing.

2019. Sep.

15. Kramer, R.M. (2000). A third sector in the third millennium? // Voluntas. No. 11. P. 1–23.

16. Medvedeva N.V., Rogach O.V., Ryabova T.M., Frolova E.V. Analysis of institutional limitations

of forming and developing social partnership in the modern Russia // Espacios. Vol. 38. 2017.

No. 49.

17. Pope J.A., Key K.A. & Saigal A. (2015) Nonprofit Outsourcing Patterns: Why Don’t Small NPOs

Outsource More? // Journal of Nonprofit & Public Sector Marketing. No. 27:1. P. 99–116.

18. Schlesinger M., Mitchell S., Gray B. Restoring Public Legitimacy to the Nonprofit Sector:

A Survey Experiment Using Descriptions of Nonprofit Ownership // Nonprofit and Voluntary

Sector Quarterly. Vol. 33. 2004. No. 4. P. 673–710.

19. Zeimers G., Anagnostopoulos C., Zintz T., Willem A. Examining Collaboration Among Nonprofit

Organizations for Social Responsibility Programs // Nonprofit and Voluntary Sector Quarterly.

Vol. 48. 2019. No. 5. P. 953–974.

Библиографическое описание статьи / Reference to articleБабичев И.В., Демина С.В. Деятельность НКО на рынке социальных услуг в оценках мо-

сквичей // Социальная политика и социология. Т. 18. 2019. № 4 (133). С. 31–39. DOI:



Babichev I.V., Demina S.V. Deyatel’nost’ NKO na rynke social’nykh uslug v ocenkakh

moskvichej // Social’naya politika i sociologiya. Т. 18. 2019. № 4 (133). S. 31–39. DOI:


Babichev, I.V. & Demina, S.V. (2019) Activities of NGOs in the Social Services Market in the

Assessments of Muscovites, Social Policy and Sociology. Vol. 18. No. 4 (133). P. 31–39. DOI:

10.17922/2071-3665-2019-18-4-31-39 (International bibliographic description).

40


П.С. Жуков,аспирант, Российский государственный социальный университет, Москва.

P.S. Zhukov,

postgraduate student, Russian State Social University, Moscow.


УДК 316.4

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-40-47

Виктимологический портрет потерпевших на объектах транспорта в России

Victimological Portrait of Victims at Transport Facilities in Russia


25.09.2019 29.11.2019 30.12.2019

Аннотация: в статье на основе результатов исследования официальной статистики рассмотре-

ны динамика виктимизации населения на транспорте в России в 2018 году, а также виды совершен-

ных преступлений, проанализированы причины их совершения, актуальные вопросы профилактики

на транспорте, определены объекты предупредительной деятельности правоохранительных органов.

Annotation: the article considers the dynamics of victimization of the population in transport in Russia

in 2018, as well as the types of crimes committed, analyzes the reasons for their Commission, topical issues

of prevention in transport, and identifies objects of preventive activity of law enforcement agencies.

Ключевые слова: виктимизация, профилактика, кражи, несовершеннолетние, безработные, ми-

гранты.

Key words: victimization, prevention, theft, minors, unemployed, migrants.

Введение. Преступность на объектах транспорта в России, несмотря на снижение коли-

чества тяжких преступлений в 2018 году, остается негативным социальным явлением, пред-

ставляющим чрезвычайную опасность для пассажиров. Становится очевидным, что имею-

щиеся и применяемые традиционные методы общего и специального криминологического

предупреждения преступности в стране уже нельзя считать эффективными. Поэтому необ-

ходимость в поиске новых, альтернативных методов предупреждения преступности застав-

ляет ученых-криминологов обратиться к проблемам виктимологии [4].

Одним из ключевых понятий виктимологии является виктимизация, которая представля-

ет собой конечный результат превращения в жертву лица (группы лиц), качество и свойство

личности которого (которых), ненадлежащее поведение или специфическое отношение ко-

торого с преступником способствовали в определенной жизненной ситуации причинению

ему (им) физического, материального, морального вреда противоправным актом [15].

Следует отметить, что в настоящее время отсутствует единый подход к пониманию сущ-

ности и показателям виктимизации, а также нет полного отражения в данных официаль-

ной статистики реальной картины виктимизации населения [5; 12]. Кроме того, практиче-

ски не разработаны или недостаточно исследованы вопросы о сущности так называемой

вторичной виктимизации жертв [3]. Однако изучение потерпевших от преступлений имеет

практическое значение в аспекте будущего построения системы виктимологической профи-

лактики и предупреждения преступности, а также мер, предпринимаемых правоохранитель-

ными органами для снижения ее уровня [7].

41


Следует отметить, что вопросы организации виктимологической профилактики оста-

ются недостаточно изученными [8]; ее целями являются выявление, изучение и воздей-

ствие на виктимогенные факторы транспортной сферы и виктимно уязвимых пассажиров

и, как следствие, сокращение числа совершаемых преступлений. Так как виктимизация населения в целом представляет собой сложное социальное явление, ее изучение долж-

но основываться на совокупности социологических и криминологических методик (опросы

населения, интервью, анализ и обобщение судебной практики, контент-анализ материалов

прессы и СМИ).

В целях определения реальной картины и масштаба виктимизации, как правило, исполь-

зуется и статистический метод, с помощью которого исследуются количественно-качествен-

ные показатели и наиболее характерные признаки потерпевших от преступлений. При-

менение статистического метода позволяет также проследить динамику виктимизации

населения, изменения ее структуры во временных интервалах, способствуя точному и дета-

лизированному выявлению тех категорий лиц, профилактическое воздействие на которых

должно стать первоочередной задачей субъектов профилактики, относящейся к приорите-

там превентивной деятельности [6].

Методы исследования. Эмпирическая основа исследования – данные статистической

отчетности ГИАЦ МВД России за период с 2015 по 2018 год, а также информационно-анали-

тические материалы, содержащие информацию о преступности, в том числе и на объектах

транспорта за 2018 год.

Результаты. Анализ криминальной ситуации на объектах транспорта Российской Фе-

дерации показал, что в 2018 году было установлено 20 377 потерпевших от преступлений

на объектах транспорта, 47,6% из которых составляют физические лица.

Большинство физических лиц являются потерпевшими от преступлений против жизни

и здоровья, безопасности движения и эксплуатации транспорта, против конституционных

прав и свобод человека и гражданина, против общественной безопасности, а также против

собственности.

По половозрастной характеристике среди потерпевших на транспорте традиционно до-

минируют мужчины, доля которых в 2018 году составляла 68% от общего количества по-

терпевших на транспорте. Минимальное число потерпевших от преступлений на объектах

транспорта среди основной группы приходится на лиц, не достигших совершеннолетия

(2,8%). В 2018 году на фоне снижения числа несовершеннолетних мужского пола, признан-

ных потерпевшими от преступлений (–10,0%), произошло увеличение количества несовер-

шеннолетних женского пола, признанных потерпевшими (+22,3%) [1].

В структуре потерпевших от преступных посягательств на объектах транспорта количе-

ство лиц пожилого возраста увеличивалось из года в год на протяжении последних пяти

лет: с 319 человек в 2014 году до 668 в 2018 году. Численный рост количества потерпев-

ших данной категории сопровождался стабильным ростом их удельного веса в структу-

ре всех потерпевших на объектах транспорта. Доля лиц пожилого возраста среди всех

потерпевших составляла: в 2014 году – 1,5%, в 2015 году – 2,4%, в 2016 году – 2,7%,

в 2017 году – 3,4%, в 2018 году – 3,3%. Произошло снижение безработных потерпевших,

количество которых уменьшилось на 32% по сравнению с 2017 годом. В целом за пять лет

сокращение количества безработных потерпевших произошло в 33,5 раза, а с 2015 года –

в 42,3 раза [2].

Количество иных категорий потерпевших от преступлений, данные о которых фиксиру-

ются уголовной статистикой, весьма невелико. Так, на протяжении последних пяти лет число

потерпевших мигрантов ежегодно составляло от 20 до 41 человека, инвалидов 1 и 2 груп-

пы – 17–43, лиц без определенного места жительства – 9–17, беженцев – 0–4. В период

с 2014 по 2019 год число потерпевших мигрантов снизилось почти вдвое, а количество по-

терпевших инвалидов 1 и 2 групп, напротив, выросло в 2,5 раза. В большинстве случаев

42


в 2018 году потерпевшие данной категории становились жертвами преступлений против

собственности.

К негативной динамике можно отнести тех лиц, которые ежегодно погибают от пре-

ступных посягательств, совершаемых на объектах транспорта. В целом за изучаемый пе-

риод количество погибших выросло на 6,2% – с 161 человека в 2014 году до 171 человека

в 2018 году. Самый большой годовой прирост числа погибших от транспортных преступле-

ний зафиксирован в 2018 году, достигнув 32,5% по сравнению с предыдущим 2017 годом.

Максимальное количество погибших связано с преступлениями, касающимися безопасно-

сти движения и эксплуатации транспорта.

Удельный вес погибших от преступлений на объектах транспорта в 2018 году распреде-

лился следующим образом:

от преступлений против жизни и здоровья – 39,2%;

от преступлений против безопасности движения и эксплуатации транспорта – 32,2%;

от преступлений против конституционных прав и свобод человека и гражданина –

15,8%;

от преступлений против общественной безопасности – 4,1%;

от иных преступлений – 8,7%.

На объектах транспорта традиционно наибольшая доля погибших от преступлений при-

ходилась на мужчин. В 2018 году удельный вес погибших мужчин составил 67,8%, женщин –

15,2%, несовершеннолетних – 16,9%. При этом с 2015 года наблюдается устойчивая динами-

ка увеличения числа погибших, как несовершеннолетних, так и женщин.

Виктимологический анализ преступлений выявил следующую особенность: максималь-

ное число погибших на объектах транспорта приходится на преступления средней тяже-

сти, несмотря на общее снижение регистрации противоправных деяний, отнесенных к дан-

ной категории (–3,1% по сравнению с 2017 годом). Количество погибших от преступлений

указанной категории в 2018 году составило 98 человек (57,3%). В 2018 году по сравнению

с предыдущим увеличилось количество потерпевших, погибших от особо тяжких престу-

плений – с 17 до 30 человек (17,5 %). Количество погибших от преступлений небольшой тя-

жести составило 34 (19,8%). Вместе с тем с преступными посягательствами, отнесенными

к категории тяжких, связано наименьшее количество погибших – 9 человек (5,2%).

В 2018 году было совершено 8762 преступления, по которым установлены потерпевшие.

Отмечается увеличение количества преступлений, совершенных в отношении следующих

категорий потерпевших: иностранных граждан и лиц без гражданства (+5,6%), работни-

ков коммерческих структур (+9,4%), сельского хозяйства (+166,6%), кредитно-финансовой

и банковской системы (+27,2%), правоохранительных органов (+7,3%) и органов власти

(+7,2%).

В то же время в 2018 году наблюдалось снижение числа зарегистрированных преступле-

ний, совершенных в отношении следующих категорий лиц:

приезжих (–6,3% к 2017 г.);

вынужденных мигрантов (–6,3% к 2017 г.);

собственников и индивидуальных предпринимателей (–65,8% к 2017 г.) (табл. 1).

Обсуждение. Как следует из показателей, основанных на официальных данных ФКУ

«ГИАЦ МВД России», в 2018 году произошло уменьшение количества потерпевших от престу-

плений, общее число которых снизилось в сравнении с предыдущим годом на 1,9%. Данное

изменение можно объяснить тем, что за последние годы основные усилия были направлены

на сохранение доступности транспортных услуг для пассажиров, а также на повышение ка-

чества и работоспособности инфраструктуры, реализацию стратегически важных проектов

и кадровую обеспеченность отрасли [13].

Большую часть потерпевших от преступных посягательств составляют юридические лица.

Это объясняется большим количеством транспортных услуг юридическим лицам, предостав-

43


ляемым перевозчиками. Доля же физических лиц, признанных потерпевшими на объектах

транспорта, составляет 0,72% от общего числа потерпевших физических лиц от преступле-

ний на территории России. Как следует из статистики, в большинстве случаев жертвами

преступных посягательств становятся мужчины, например в структуре преступлений против

общественной безопасности, против безопасности движения и эксплуатации транспорт-

ных средств, против жизни и здоровья. Мужчины составляют также большинство погибших

на объектах транспорта, что является их полоролевыми и поведенческими особенностями,

способствующими созданию ситуаций, провоцирующих совершение в отношении них пре-

ступлений. Это свидетельствует как о наличии у лиц мужского пола свойств, способству-

ющих их большей виктимизации от преступлений в целом, так и существование специфи-

ческих условий на транспорте, создающих именно для мужчин особые возможности стать

жертвой преступления. Женщины, пострадавшие от преступных посягательств в течение

последних пяти лет, занимают второе место среди потерпевших на объектах транспорта

по всем рассматриваемым видам преступлений. Количество потерпевших несовершенно-

летних от общего количества физических лиц на объектах транспорта, признанных потер-

певшими, составляет всего 2,8%.

Рост количества потерпевших пожилого возраста в 2017–2018 годах отчасти закономерен

и объясняется не только доступностью транспортной инфраструктуры, так и ростом мобиль-

ности и транспортной активности лиц указанной категории, что требует дополнительной раз-

работки специальных мер, направленных на повышение уровня их безопасности с учетом пси-

ховозрастной и физической специфики. Однако, несмотря на общее увеличение потерпевших

данной категории, следует отметить, что в процентном соотношении доля пожилых в структуре

некоторых составов преступлений невелика. Так, доля пожилых потерпевших от преступлений

против собственности в 2018 году составила всего 7,9%. Это подтверждает меньшую виктим-

ность пожилых граждан от преступлений против собственности на объектах транспорта, по-

скольку люди зрелого возраста проявляют большую собранность и бдительность в условиях

пассажирских перевозок, расценивая их как ситуацию потенциально повышенной опасности.

Также хочется отметить тот факт, что в статистических данных ГИАЦ МВД России гражданами

пожилого возраста считаются мужчины старше 60 лет и женщины старше 55 лет. Указанная

категория потерпевших требует пристального внимания с точки зрения виктимологической

профилактики в будущем, так как, по данным Всемирной организации здравоохранения, коли-

чество населения старше 60 лет к 2050 году увеличится вдвое [9].

Таблица 1

Количество преступлений, совершенных в отношении некоторых категорий лиц, на объектах транспорта Российской Федерации (2014–2018 гг.)

Категории лиц 2014 г. 2015 г. 2016 г. 2017 г. 2018 г.Иностранных граждан и лиц без гражданства 437 443 385 429 453

Приезжих 3148 3843 3827 4458 4178

из них вынужденных мигрантов и беженцев 60 22 24 38 13

Собственников и индивидуальных предпринимателей 467 434 415 283 249

Работников

из них коммерческих структур 491 750 775 1188 1300

сельского хозяйства 3 6 5 3 8

кредитно-финансовой и банковской

системы

61 70 77 55 70

правоохранительных органов 1130 1165 1159 1358 1459

органов власти 606 773 902 1074 1152

из них депутатов 2 3 5 3 2

44


Отмеченный в 2018 году рост количества инвалидов, потерпевших от преступных посяга-

тельств, можно объяснить увеличением числа лиц этой категории, использующих различные

виды транспорта, большей доступностью и возросшими возможностями пассажирских пере-

возок для инвалидов в целом. По данным Федерального реестра инвалидов, численность

инвалидов 1 и 2 групп в настоящий момент составляет 1 444 965 и 197 516 человек соответ-

ственно [21]. Доля потерпевших инвалидов на объектах транспорта составляет 0,5% от всех

лиц, признанными потерпевшими на территории России.

Однако более чем двукратное увеличение количества потерпевших указывает на воз-

можность повышения уровня виктимности данной категории лиц в будущем. Названная

категория потерпевших обладает повышенной виктимностью, прежде всего вследствие

их психофизиологического статуса. Тем не менее изучение виктимности инвалидов в целом

представляет сложность, поскольку отсутствует виктимологическая статистика, где были

бы отражены виды заболеваний, являющиеся основанием для инвалидизации, поскольку

вид заболевания может иметь определяющее значение для виктимологической характери-

стики инвалидов как потерпевших.

В настоящее время вне научных интересов оказывается целый блок вопросов, связанных

с современной официальной российской правоприменительной статистикой, позволяющей

анализировать состояние не только преступности, но и ее обратной стороны – криминаль-

ной виктимности мигрантов [10; 14]. В 2018 году на 42% уменьшилось количество мигран-

тов, признанных потерпевшими. Однако следует отметить, что преступления в отношении

трудовых мигрантов отличаются высокой степенью латентности, в особенности в отношении

нелегальных мигрантов, которые менее защищены от совершения в отношении них престу-

плений, вследствие их нелегального статуса.

Сокращение в 33,5 раза за пять лет (2014–2018) количества потерпевших, являющимися

безработными можно объяснить в целом низким уровнем их доходов, снижением их плате-

жеспособности и, как следствие, возможности передвижения на железнодорожном и ави-

атранспорте, цены на которые в последнее время непомерно возрастают. Подобное нее-

стественно резкое снижение данного показателя зачастую объясняется не объективными

причинами и поэтому не может отражать реальное сокращение числа потерпевших, однако

в отношении преступлений, предметом посягательства которых является чужое имущество

на объектах транспорта, а жертвой – безработный человек, такая картина вполне реальна.

Необходимо отметить, что попадающие в статистику в качестве потерпевших лица мо-

гут иметь официальный статус безработного, но работать в теневом секторе экономики.

Так, по результатам исследования, проведенного в 2017 году Международной Ассоциацией

дипломированных сертифицированных бухгалтеров (АССА), доля данного вида экономики

в России составляет 39% от ВВП. Согласно прогнозам, данный показатель останется на том

же уровне и в 2025 году [19]. По статистике ГИАЦ МВД России, большая часть преступле-

ний на объектах транспорта, по которым установлены потерпевшие, совершается прежде

всего в отношении приезжих, которые выделены в статистической отчетности в отдельную

категорию. В структуре преступных деяний в отношении приезжих большинство составляют

кражи. Это соответствует имеющемуся общероссийскому тренду, так как 51,7% преступле-

ний, совершенных на территории Российской Федерации, составляют хищения чужого иму-

щества, 73,5% из которых кражи [20]. К сожалению, изучение данной категории потерпев-

ших представляется затруднительным, так как в число приезжих входят все категории лиц,

рассмотренные ранее, пользующихся как видами транспорта, так и объектами транспортной

инфраструктуры.

Особое внимание для виктимологической профилактики представляют работники ком-

мерческих структур, правоохранительных органов и органов власти, в отношении которых

было совершено 44,6% преступлений на объектах транспорта в 2018 году. Сотрудники пра-

воохранительных органов обладают повышенной степенью виктимности вследствие своего

45


профессионального статуса – в отношении них совершаются даже преступления, когда они

и не находятся при непосредственном исполнении служебных обязанностей.

Работники коммерческих структур занимают второе место по количеству преступлений,

по которым установлены потерпевшие. Представители этой категории более подвержены

совершению в отношении них преступлений экономической направленности, а также пре-

ступлений против собственности, а именно: краж, грабежей и разбоев. Данную направлен-

ность можно объяснить непосредственно сферой коммерческой деятельности, в которой

работают потерпевшие, а также хорошей материальной обеспеченностью указанной кате-

гории лиц.

Прослеживается и повышенная виктимизация работников органов государственной

власти также от преступлений против собственности. Следует отметить, что информация,

содержащаяся в статистических учетах ГИАЦ МВД России относительно работников право-

охранительных органов и органов государственной власти, а также некоторых других кате-

горий потерпевших, имеет обобщенный характер. Более подробная и конкретизированная

информация о потерпевших по уголовным делам отображается в статистической карточке

№ 2, форма которой установлена приказом Генеральной прокуратуры Российской Федерации,

Министерства внутренних дел Российской Федерации от 29 декабря 2005 г. «О едином учете

преступлений» [16]. Раздел карточки, содержащий информацию о потерпевшем – характе-

ристику, социальное и должностное положение лица, а также другие параметры, заполняет-

ся лицом, производящим расследование или разрешившим материал. Поэтому от правиль-

ности заполнения и достоверности сведений о потерпевшем будет зависеть и объективность

виктимологической информации.

Заключение. Несмотря на то что все категории физических лиц являются объектами вик-

тимологической профилактики, что уровень виктимизации определенных категорий граж-

дан может зависеть от вида противоправного деяния, в результате анализа статистической

информации о жертвах преступлений на транспорте в 2018 году можно выделить несколько

категорий потерпевших, которые, на наш взгляд, представляют первоочередной интерес. Ка-

тегории потерпевших физических лиц, таких как несовершеннолетние, пожилые, инвалиды

1 и 2 групп, безработные, а также мигранты, несмотря на склонность к повышенной викти-

мизации в будущем и повышенную латентность совершаемых в отношении них преступле-

ний, составляют небольшую долю в общей совокупности потерпевших на транспорте. Среди

категорий потерпевших, профилактическое воздействие на которых должно являться при-

оритетом предупредительной деятельности субъектов профилактики, можно выделить ра-

ботников коммерческих организаций, органов государственной власти, а также сотрудни-

ков правоохранительных органов. Среди преступлений на объектах транспорта необходимо

выделить преступления против собственности, в частности кражи. Именно на профилактику

данного вида преступлений следует обратить особое внимание.

Список литературы1. Аналитический материал «Анализ и прогноз развития криминальной ситуации на объек-

тах железнодорожного, водного и воздушного транспорта на 2020 год». М.: ФГКУ «ВНИИ

МВД России», 2019.

2. Аналитический обзор «Комплексный анализ состояния преступности в Российской Феде-

рации по итогам 2018 года и ожидаемые тенденции ее развития» / ВНИИ МВД России. М.,

2019.

3. Будякова Т.П. Виктимологическая профилактика преступлений, причинивших моральный

вред: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Тамбов, 2009.

4. Вишневецкий К.В. Криминогенная виктимизация социальных групп в современном обще-

стве: автореф. дис… д-ра юрид. наук. М., 2008.

5. Долгорукова И.В., Кириллов А.В., Мазаев Ю.Н., Танатова Д.К. Динамика виктимизации на-

селения России: социологическая оценка // Вестник Российского университета дружбы

народов. Серия: Социология. Т. 18. 2018. № 2. С. 303–317.

46


6. Евсеев А.В., Чупис И.Н., Храмов Е.А. Приоритеты виктимологической профилактики пре-

ступности // Виктимология. 2019. № 2 (20). С. 15–21.

7. Евсеев А.В. Состояние и тенденции преступности на объектах транспорта Российской Фе-

дерации // Вестник ВИПК МВД России. 2018. № 3 (47). С. 36–46.

8. Евсеев А.В., Гаврюшкин Ю.Б. Виктимиологические аспекты преступности на объектах

транспорта Российской Федерации // Виктимология. 2018.

9. К 2050 году число людей старше 60 лет удвоится // Официальный сайт Всемирной ор-

ганизации здравоохранения. URL: https://www.who.int/ageing/ru/ (дата обращения:

05.10.2019).

10. Кабанов П.А. Статистическое измерение криминальной виктимности мигрантов в совре-

менной России // Виктимология. 2017. № 1 (11). С. 36–37.

11. Майоров А.В. Современный анализ виктимизации в обществе на примере Уральского фе-

дерального округа // Виктимология. 2015. № 2 (4).

12. Макаров О., Фейнберг А. Россия вошла в пятерку стран с крупнейшей теневой экономи-

кой // РБК. URL: https://www.rbc.ru/economics/30/06/2017/595649079a79470e968e7bff

(дата обращения: 24.07.2019).

13. Министр транспорта РФ Максим Соколов выступил на Правительственном часе в Государ-

ственной Думе РФ. URL: https://www.mintrans.ru/press-center/news/7925 (дата обраще-

ния: 05.10.2019).

14. Палазян А.С. К вопросу об особенностях виктимизации этнических меньшинств // Обще-

ство и право. 2014. С. 138–140.

15. Полубинский В.И. Теоретические и практические основы криминальной виктимологии:

монография. М.: ВНИИ МВД России, 2006. 234 с.

16. Приказ Генеральной прокуратуры Российской Федерации, Министерства внутренних дел

Российской Федерации от 29 декабря 2005 г. № 39/1070/1021/253/780/353/399 «О еди-

ном учете преступлений» // СПС «Гарант».

17. Распоряжение Правительства Российской Федерации от 19.08.2011 № 1474-р // СПС

«КонсультантПлюс».

18. Сапрунов А.Г. Миграционные процессы как детерминанты криминализации и виктимиза-

ции населениия // Общество и право. 2013. С. 116–117.

19. Состояние преступности в России за январь–декабрь 2018 года: сб. / ГИАЦ МВД России.

М., 2018.

20. Федеральный реестр инвалидов. URL: https://sfri.ru/ (дата обращения: 24.07.2019).

21. Юдина Т.Н., Фролова Е.В., Танатова Д.К., Долгорукова И.В., Родимушкина О.В. Безопас-

ность личности и виктимные опасения // Журнал социологии и социальной антрополо-

гии. Т. 20. 2017. № 1. С. 114–127.

References1. Analiticheskij material «Analiz i prognoz razvitiya kriminal’noj situacii na ob”ektakh

zheleznodorozhnogo, vodnogo i vozdushnogo transporta na 2020 god». M.: FGKU «VNII MVD

Rossii», 2019.

2. Analiticheskij obzor «Kompleksnyj analiz sostoyaniya prestupnosti v Rossijskoj Federacii

po itogam 2018 goda i ozhidaemye tendencii ee razvitiya» / VNII MVD Rossii. M., 2019.

3. Budyakova T.P. Viktimologicheskaya profilaktika prestuplenij, prichinivshikh moral’nyj vred:

avtoref. dis. … d-ra yurid. nauk. Tambov, 2009.

4. Vishneveckij K.V. Kriminogennaya viktimizaciya social’nykh grupp v sovremennom

obshchestve: avtoref. dis… d-ra yurid. nauk. M., 2008.

5. Dolgorukova I.V., Kirillov A.V., Mazaev Yu.N., Tanatova D.K. Dinamika viktimizacii naseleniya

Rossii: sociologicheskaya ocenka // Vestnik Rossijskogo universiteta druzhby narodov.

Seriya: Sociologiya. T. 18. 2018. № 2. S. 303–317.

6. Evseev A.V., Chupis I.N., Khramov E.A. Prioritety viktimologicheskoj profilaktiki

prestupnosti // Viktimologiya. 2019. № 2 (20). S. 15–21.

7. Evseev A.V. Sostoyanie i tendencii prestupnosti na ob”ektakh transporta Rossijskoj

Federacii // Vestnik VIPK MVD Rossii. 2018. № 3 (47). S. 36–46.

8. Evseev A.V., Gavryushkin Yu.B. Viktimiologicheskie aspekty prestupnosti na ob”ektakh

transporta Rossijskoj Federacii // Viktimologiya. 2018.

9. K 2050 godu chislo lyudej starshe 60 let udvoitsya // Oficial’nyj sajt Vsemirnoj organizacii

zdravookhraneniya. URL: https://www.who.int/ageing/ru/ (data obrashcheniya:

05.10.2019).

47


10. Kabanov P.A. Statisticheskoe izmerenie kriminal’noj viktimnosti migrantov v sovremennoj

Rossii // Viktimologiya. 2017. № 1 (11). S. 36–37.

11. Majorov A.V. Sovremennyj analiz viktimizacii v obshchestve na primere Ural’skogo

federal’nogo okruga // Viktimologiya. 2015. № 2 (4).

12. Makarov O., Fejnberg A. Rossiya voshla v pyaterku stran s krupnejshej tenevoj ekonomikoj //

RBK. URL: https://www.rbc.ru/economics/30/06/2017/595649079a79470e968e7bff (data


13. Ministr transporta RF Maksim Sokolov vystupil na Pravitel’stvennom chase v Gosudarstvennoj

Dume RF. URL: https://www.mintrans.ru/press-center/news/7925 (data obrashcheniya:

05.10.2019).

14. Palazyan A.S. K voprosu ob osobennostyakh viktimizacii etnicheskikh men’shinstv //

Obshchestvo i pravo. 2014. S. 138–140.

15. Polubinskij V.I. Teoreticheskie i prakticheskie osnovy kriminal’noj viktimologii: monografiya.

M.: VNII MVD Rossii, 2006. 234 s.

16. Prikaz General’noj prokuratury Rossijskoj Federacii, Ministerstva vnutrennikh del Rossijskoj

Federacii ot 29 dekabrya 2005 g. № 39/1070/1021/253/780/353/399 «O edinom uchete

prestuplenij» // SPS «Garant».

17. Rasporyazhenie Pravitel’stva Rossijskoj Federacii ot 19.08.2011 № 1474-r // SPS

«Konsul’tantPlyus».

18. Saprunov A.G. Migracionnye processy kak determinanty kriminalizacii i viktimizacii

naseleniiya // Obshchestvo i pravo. 2013. S. 116–117.

19. Sostoyanie prestupnosti v Rossii za yanvar’–dekabr’ 2018 goda: sb. / GIAC MVD Rossii. M.,

2018.

20. Federal’nyj reestr invalidov. URL: https://sfri.ru/ (data obrashcheniya: 24.07.2019).

21. Yudina T.N., Frolova E.V., Tanatova D.K., Dolgorukova I.V., Rodimushkina O.V. Bezopasnost’

lichnosti i viktimnye opaseniya // Zhurnal sociologii i social’noj antropologii. T. 20. 2017.

№ 1. S. 114–127.

Библиографическое описание статьи / Reference to articleЖуков П.С. Виктимологический портрет потерпевших на объектах транспорта в России //

Социальная политика и социология. Т. 18. 2019. № 4 (133). С. 40–47. DOI: 10.17922/2071-

3665-2019-18-4-40-47 (Библиографическое описание согласно российским стандартам).

Zhukov P.S. Viktimologicheskij portret poterpevshikh na ob”ektakh transporta v Rossii //

Social’naya politika i sociologiya. Т. 18. 2019. № 4 (133). S. 40–47. DOI: 10.17922/2071-

3665-2019-18-4-40-47 (Reference in Roman script).

Zhukov, P.S. (2019) Victimological Portrait of Victims at Transport Facilities in Russia, Social

Policy and Sociology. Vol. 18. No. 4 (133). P. 40–47. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-

40-47 (International bibliographic description).

48


В.Н. Иванова,аспирантка, Федеральный научно-исследовательский социологический центр

Российской академии наук, Москва.

V.N. Ivanova,

postgraduate student, Federal Research Sociological Center of the Russian

Academy of Sciences, Moscow.


УДК 316.472

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-48-55

Теоретические подходы к анализу инновационной деятельности1

Theoretical Approaches to the Analysis of Innovation Activity


12.09.2019 29.11.2019 30.12.2019

Аннотация: в статье рассмотрен широкий спектр инновационных теорий, а также исследований

отдельных аспектов инновационного процесса, охватывающих особенности указанной деятельно-

сти в рамках широкого спектра системных уровней. Основное внимание уделено вопросам учета ин-

ституциональных условий, собственно, социальных аспектов. Показано, что социальные инновации

способствуют распространению технологических инноваций, а их отсутствие является преградой

развитию экономики, в частности ее инклюзивному развитию. Выявлено, что теоретические кон-

цепции по формированию динамической теории инноваций в рамках научных экономических подходов

однозначно взаимоувязывают как экономические факторы в инновационных процессах, так и соци-

альные в виде воздействия на инновационные процессы институциональной среды. При этом если

в отношении экономических факторов выявляется действие как прямых, так и обратных связей,

воздействующих на динамику инноваций, то институциональные факторы рассматриваются толь-

ко с позиций прямых связей.

Annotation: the article considers a wide range of innovative theories, as well as studies of certain aspects

of the innovation process, covering the features of this activity within a wide range of system levels. The

main attention is paid to the issues of taking into account the institutional conditions and social aspects.

It is shown that social innovations contribute to the spread of technological innovations, and their absence

is an obstacle to the development of the economy, in particular its inclusive development. It is revealed that

the theoretical concepts for the formation of a dynamic theory of innovation in the framework of scientific

economic approaches clearly link both economic factors in innovation processes and social ones in the form

of the impact on innovation processes of the institutional environment. At the same time, if the effect of both

direct and reverse links affecting the dynamics of innovation is detected in relation to economic factors, then

institutional factors are considered only from the standpoint of direct links.

Ключевые слова: теории инноваций, институциональные условия, инклюзивное развитие, со-

циальные отношения, инновационная деятельность, прямые и обратные связи, математическое

моделирование, социальные и экономические связи.

Key words: innovation theories, institutional conditions, inclusive development, social relations,

innovation activity, direct and feedback relations, mathematical modeling, social and economic relations.

Введение. Актуальность разработки теоретического и математического аппарата по опи-

санию инновационных процессов в экономике заставляет ученых активно заниматься по-

1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ. Проект «Теоретико-методологические основы формирова-

ния стратегии инклюзивного развития экономики России» № 17-02-00040 «а».

49


исками закономерностей подобных процессов на основе опыта развития технологий и хо-

зяйства в целом в самых различных странах. Сегодня итог такого поиска звучит следующим

образом: «В настоящее время отсутствует общая теория инноваций, которая могла бы счи-

таться базовым подходом для освещения тематики инноваций. Также отсутствует единый

метод исследования. В рамках различных теоретических подходов используется собствен-

ный перечень исходных постулатов и положений» [4, с. 9]. Итак, можно выделить комплекс

ортодоксальных и неортодоксальных подходов в исследованиях, смесь эконометрических

теоретических моделей и эмпирических результатов, а также спектр зачастую практических

суждений, противоречащих друг другу. В связи с отсутствием основной теории возника-

ет вопрос и об отсутствии общепринятой классификации исследуемых теорий инноваций,

которые сформировались и формируются в разных направлениях экономического поис-

ка. Как видим, инновации рассматриваются с разных позиций, и в научно-экономической

литературе можно найти широкий спектр частных инновационных теорий, при этом порой

весьма противоречивых, посвященных изучению отдельных сторон инновационного про-

цесса. В настоящее время в стадии своего формирования и активного развития всё еще

находится самая обобщающая, экономическая по своей сущности теория инноваций. По-

следняя является при этом одной из самых востребованных экономических доктрин, акту-

альных для практической реализации в экономиках большинства развитых и развивающих-

ся стран, включая Россию [4, с. 9]. Естественно, что такая теория не может обойти своим

вниманием социальный аспект инновационной деятельности как главный из факторов

ее появления и одновременно критерий ее реализации [5]. Основная цель активно продви-

гаемой государственной политики в области инноваций состоит в обретении монопольных

позиций на производство и реализацию новых видов продукции либо новых форм услуг,

что даст возможность реализовать на мировых рынках увеличение добавленной стоимости.

Исследование проблематики социальных отношений в инновационной деятельности явля-

ется и своевременной, и актуальной в методологическом плане задачей, в частности в связи

с необходимостью согласования размерностей экономических и социальных факторов при

математическом моделировании устойчивости и динамики инновационной деятельности

[3]. Ниже рассмотрим спектр теоретических подходов к инновациям, доступных в трудах

в основном ученых экономистов. При этом особое внимание будем уделять вопросам учета

институциональных условий, собственно, социальных аспектов.

Анализ и обсуждение теорий инноваций. Появление инновационной теории обяза-

но Й.А. Шумпетеру, который построил завершенную модель развития экономики отдель-

ной фирмы, то есть на микроуровне. Причем в качестве основы, точнее причины, такого

развития ученый рассматривал процесс реализации «новых комбинаций» или, как он по-

том в 1939 году их назовет – «инноваций». Временная динамика хозяйственных отношений

описана в его основной работе «Теория экономического развития» (опубликована впервые

в 1912 г.), где модель таких отношений представлена в завершенном виде [10].

Считается, что экономическое развитие согласно теории Й.А. Шумпетера отождествля-

ется с процессом осуществления «новых комбинаций». При этом такой процесс охватывает

пять следующих случаев.

1. Материальное, физическое создание нового блага либо нового его качества.

2. Внедрение в производственный процесс нового эффективного способа производства.

3. Освоение нового, нетрадиционного, рынка по сбыту традиционного для данного про-

изводителя вида продукции.

4. Получение доступа к новому источнику сырья или новым полуфабрикатам.

5. Проведение структурной реорганизации рынка либо самого предприятия.

Указанные все эти пять случаев, так называемых процессов «осуществления новых ком-

бинаций» в научной экономической литературе понимаются как именно инновации, что

и было предложено Шумпетером, но уже в более поздней его работе «Бизнес циклы: те-

50


оретический, исторический и статистический анализ капиталистического процесса» [21],

не переведенной до настоящего времени на русский язык [4, с. 17].

При этом само внедрение в обиход и соответствующее понимание феномена развития –

одновременно обусловливает и шумпетерианское определение предприятия и предприни-

мателя [10, с. 169]. Отметим, что именно здесь впервые в рамках экономической теории

(новой теории инноваций) выступает как принципиально важный элемент экономический

агент, или предприниматель, который как активный элемент инновационной деятельности

всецело ответствен за новые комбинации, то есть те самые инновации. Но пока этот инди-

вид выступает только как креативная, творческая личность, как источник инновационных

идей, а его социальные свойства и функции в данном теоретическом подходе не рассматри-

ваются, то есть он здесь выступает как активный, но лишь сугубо экономический агент.

С. Кузнец в 1979 году расширил понятие инноваций, показав, что под инновациями

следует понимать не только чисто технологические нововведения, но и социальные [17].

Последние обеспечивают успешное внедрение новых технологий. При этом социальные инновации в виде нововведений в рамках идеологии, права или традиций сами опреде-

ляются господствующими технологиями. Например, С. Кузнец указывает, что социальные

инновации в виде рынка ценных бумаг обеспечили успешность развития железнодорожного

транспорта. В то же время корпорации и банки – обеспечили успех всей промышленной

революции [18]. Но при этом социальные инновации, активно воздействуя на общество

в целом, реализуются и на уровне отдельных фирм, где эти инновации чаще всего имеют уже

организационный оттенок. Таким образом, социальные инновации активно появляются как

на макроэкономическом уровне, так и на микроуровне.

Нередко происходит путаница в терминах «социальные инновации» и «социальные

аспекты в инновационной деятельности». Так, порой социальные инновации рассматрива-

ются как условие успешности технологических инноваций, при этом забывается, что имен-

но социальные инновации являются конечной целью инноваций технологических. Само

же появление технологических инноваций рассматривается как случайный процесс, хотя

социального запроса на такие инновации как бы не существует. Единственно, на что способ-

ны социальные инновации – это ускорять разработку и распространение технологических

инноваций либо препятствовать такому распространению. Здесь мы уже видим учет прояв-

ления прямых социальных связей того и другого знака и, кроме того, отсутствие каких-либо

экономических связей, поскольку постулируется, что инновации возникают именно спон-

танно, а не являются ответом на запрос экономики.

В своей работе Брайан Твисс приводит высказывание Д. Брайта, которое характеризу-

ет именно инновационный процесс в качестве основополагающего явления в эволюции

общества: «Единственный в своем роде процесс, объединяющий науку, технику, экономи-

ку, предпринимательство и управление, – это процесс научно-технического нововведения

<…>. Этот процесс преобразования научного знания в физическую реальность, изменяю-

щую общество» [8]. А это уже проявление действия обратных социальных связей.

Если обратиться к «Руководству Осло» ОЭСР и Евростата как подходу по учету иннова-

ций в рамках международной статистически [20], то увидим, что там понятие инновации

трактуется как деятельность. При этом такая деятельность трудно идентифицируется из-за

сложности и взаимосвязанности как процессов в нее входящих, так и итоговых ее продук-

тов. Тем не менее «Руководство Осло» использует понимание инноваций аналогично тому,

как это делал Шумпетер, то есть как осуществление «новых комбинаций». Что же касается

производимых в качестве инноваций самих новых изменений, то они также аналогичны

тем понятиям, что сформулировал Шумпетер. Среди отечественных ученых-экономистов

встречаются различные толкования понятия инноваций – иногда как процесс создания

чего-то нового, иногда как результат такого процесса, а порой – как и то, и другое вместе

взятое [1].

51


Остановимся еще на одной концепции инновационной теории, которая встраивается

в современную теорию экономических циклов («макроэкономическую» теорию инноваций).

Это – концепция технологических укладов, которая является современной модификацией

теории длинных волн. Согласно Глазьеву [2], была установлена своеобразная закономер-

ность в эволюции технологий. Эта закономерность касается существования разрывов между

фазами жизненного цикла той либо иной технологии, которые, в свою очередь, подвержены

принципиальному преодолению, но в зависимости от состояния системы институтов инно-

вационной и инвестиционной направленности.

В принятой нами терминологии у Глазьева фигурируют прямые социальные связи, воз-

действующие на инновационный процесс в его критические для своей динамики моменты

межфазных разрывов. Примечательно, что такая концепция детально исследует институци-

ональные основы каждого отдельного уклада, рассматривая и рычаги хозяйственного регу-

лирования, и общественные институты на основе которых такое регулирование возможно,

а также – как подобные управленческие методы различаются в странах-лидерах от мето-

дов в обычных странах. Таким образом, делается попытка построения структурных моде-

лей взаимодействия перечисленных выше факторов инновационной деятельности, а кроме

того, проводится оценка их дифференцированной эффективности экономического вклада

в общее развитие отдельной страны.

Отметим еще одну концепцию, которая также охватывает проблематику инновационно-

го развития – это концепция NBIC-конвергенции. Ее суть – в эффекте от столкновения

во времени волн научно-технического прогресса и когнитивной науки, на основе которых

и происходит их взаимовлияние. В комплекс же подобных волн входят: информационные

технологии, био- и нанотехнологии. Указанное взаимодействие между технологиями имеет

двусторонний синергетический характер с элементами самоподобного взаимоусиления [7].

В данной концепции уже прослеживается подход к рассмотрению в процессе инновацион-

ного развития явления саморазвития взаимодействующих между собой технологий.

В работе Э. Мэнсфилда [6] доказывается, что сам процесс диффузии инноваций может

быть описан в виде S-образной логистической кривой с ярко выраженной нелинейностью.

У подобной S-образной логистической кривой возможно существование разрывов, описа-

ние которых в рамках инновационной модели предложено Робертом Фостером. Последние

не что иное, как фиксация смены технологических процессов на первичном производстве,

то есть на том самом микроуровне [9]. При этом могут быть рассмотрены сразу две зако-

номерности – собственно форма такой S-образной логистической зависимости, а также

наличие разрывов на ней, что означает исчерпание той либо другой технологической ин-

новации (наличие ее предела). Для процессов управления в этих условиях важен эффект

появления предела к развитию в отношении конкретного вида технологии, что фиксируется

характером S-образных кривых. По положению технологии вблизи такого предела можно

судить об исчерпании потенциала дальнейшего ее развития, что принято обозначать как со-

стояние в «переломных точках». Здесь явно прослеживается идея об устойчивости развития

инновационных проектов, его пределах, то есть вводятся элементы математической модели

инновационной динамики.

Жизненный цикл нововведений и связанные с ним процессы были подробно рассмо-

трены в рамках современного этапа развития теории инноваций в фундаментальной рабо-

те М. Хирооки [15]. В ней сделана попытка проследить весь жизненный путь технологии,

начиная от ее зарождения в виде так называемой «технологической траектории», за ко-

торой следует «траектория развития», переходящая в «траекторию диффузии». Это не что

иное, как элементы цикличности в развитии технологии или инновационного продукта по-

другому. Описание истоков траектории диффузии для инноваций М. Хирооки реализует че-

рез аппарат математических функций, правомерность которого он проверяет по критерию

возможности описания такого развития логистическим уравнением.

52


В обобщающей статье Бенджамина Кориата и Оливера Вайнштейна «Организации, фирмы

и институты в создании инноваций» [12] авторы ставят задачу проанализировать иннова-

ционную систему отдельной фирмы путем объединения «институциональной» и «органи-

зационной» составляющих процесса создания и внедрения инноваций на уровне фирмы.

То есть речь идет о системной теории инноваций для фирмы. По мнению авторов, основным

преимуществом институционального подхода к инновациям (другое название подхода –

«национальные инновационные системы», подход НИС) является четкое указание на суще-

ствование национальных траекторий развития инноваций. Они во многом определяются со-

циальными условиями, в которых работают различные экономические агенты, в том числе

и фирмы. В таком подходе инновации рассматриваются как эндогенный процесс по отноше-

нию к внешним условиям [4, с. 61].

Интересно проследить, существует ли взаимосвязанность во времени и в пространстве

появления социальных и экономических факторов в инновационных процессах. По мнению

большинства авторов, теоретические модели неоклассического мейнстрима предполагают,

что вновь появляющиеся технологии так же, как и организационные структуры, совместно

с новыми институциональными условиями априори задаются извне. Это так называемое эк-зогенное появление. Но ведь сами инновации не могут явиться «божиим даром», откуда-то

извне. Именно так рассуждают Кориат и Вайнштейн. Но и эндогенные модели не могут дать

полного понимания инновационного процесса, хотя они и оперируют такими понятиями как

исследования и разработки или затраты на образование, но все равно компоненты иннова-

ционной системы ими рассматриваются просто как большой «черный ящик». И это именно

потому, что такие модели не оперируют понятиями саморазвития и, соответственно, не рас-

сматривают системы обратных связей.

Несомненно, что здесь уже происходит рассмотрение собственно процесса «производ-

ства знания». А это значит, что разработки механизмов появления такого знания, а также

методов управления такими механизмами являются, безусловно, актуальными. Если еще раз

обратиться к уже упоминаемым выше авторам работы [12, p. 274–276], то в рамках органи-

зационного подхода к понятию инновационной деятельности рассматриваются внутренние

структуры фирмы, формы и методы взаимосвязи между ее подразделениями и группами

подразделений, т.е. по сути дела внутрифирменную организацию. Разумеется, для этого

требуется учитывать механизмы побуждения и саму систему управления, а также своеобра-

зие трудового менеджмента, то есть условий мобильности работников как во внутренней,

так и во внешней среде.

В рамках такой теории формируются два следующих тезиса:

– «агентом» инновационной деятельности является сама фирма;

– фактором реализации инновационной деятельности выступает форма ее организаци-

онной структуры.

Развитие тезиса о главенстве собственно фирмы в инновационной деятельности нашло

свое развитие в работе Клайна – Розенберга [16], где они сформировали инновационную

модель по цепному типу (chain-linked model), в которой инновационный процесс разбивает-

ся на свои структурные этапы и динамически рассматривается при этом под двойным углом

зрения:

– по динамике обмена знаниями и информацией среди подразделений фирмы, а также

по формам распределения такой информации в этих подразделения;

– по структуризации связей между активностью инновационных агентов в такой фирме

и итоговой ее научной деятельностью.

Однако исследовательский подход по анализу инновационных составляющих фирмы

на основе ее же организационных принципов рассматривает конкретные фирмы в отрыве

от институциональной среды, он поэтому является половинчатым. Когда мы употребляем по-

нятие «институт», то надо иметь в виду, что оно может иметь два различных смысла – как

53


правила игры и как учреждения – органы и организации [13]. И хотя инновации появляются,

тиражируются и реализуются в конкретных учреждениях, но потенциал, что оказывается за-

действованным при этом, реализуется на основе всех почти составляющих экономической

структуры конкретной страны [19].

Согласно подходу Амейбла и Петита [11], «институциональная инфраструктура может

включать в себя систему производственных отношений, финансовую систему, государствен-

ную структуру, формы конкуренции и режим межфирменных отношений, характеристику

правовых систем и, наконец, правила, стандарты, обычаи и культурные режимы, присущие

каждому обществу» [4, с. 66]. В связи с этим в интересах анализа инновационных процес-

сов внутри отдельной фирмы можно рассматривать организационный и институциональ-

ный подходы как дополняющие друг друга. Внутри организационного подхода инновацион-

ная деятельность и сами инновации рассматриваются с точки зрения «проинновационной»

(как бы способствующей инновациям) выстраиваемой организационной структуры. Внутри

же институционального подхода научный анализ дополняется еще и рассмотрением уже ин-

ститутов. А это может быть расценено как совместный подход для анализа инновационных

процессов на различных уровнях (глобальном, национальном, местном) с использованием

принципов системности.

При сравнении системного подхода с подходом институциональным преимущество ока-

зывается у первого, поскольку он шире второго. При системном подходе и отдельные отрас-

ли, и целые страны должны быть рассмотрены как достаточно сложные системы, в рамках

которых возможна постановка проблемы о достаточности того либо иного компонента, либо

связи между компонентами для запуска процессов саморазвития. При институциональном

же подходе возможно лишь выделение самых общих параметров развития и их же общих

закономерностей.

Выявить отдельный социологический подход к инновационной деятельности как теоре-

тической концепции в известных научных работах не удалось, поскольку социологические

аспекты являются и как своего рода «заказчиками» инноваций, так и их «оценщиками». Есть

попытки вычленить социологический аспект инноваций через систему мониторинга соци-

альных итогов инновационной деятельности [5].

Интересный подход к анализу инноваций был опубликован в 2006 году в работе К. Гала-

накиса [14]. Он сделал попытку построения своего рода функциональной модели, в рамках

которой описывается динамика инновационного процесса и которая включает в себя не-

сколько отдельных блоков.

Эти блоки в виде подсистем общей инновационной системы функционируют взаимосвя-

зано друг с другом и представляют собой параллельные уровни такой системы, а именно:

– формирование собственно нового знания;

– создание на основе нового знания новых видов продукции;

– обеспечение коммерческого успеха вновь созданному продукту;

– социальный и производственный климат в фирме, влияющий на динамику инноваци-

онного процесса;

– общий институциональный фон национальной инновационной среды.

Подобный подход автор назвал «концепцией креативного предприятия» (Creative Factory

concept), потому что в центре внимания оказывается собственно отдельная фирма. Послед-

няя как раз и отвечает за появление инновационных продуктов и за их выход на рынок. При

этом центральным инновационным процессом в модели является «стволовая» триада – зна-

ние, продукт на его основе и коммерциализация этого самого продукта.

Заключение. На основе анализа существующих и разрабатывающихся подходов по соз-

данию обобщающей теории инноваций можно сделать следующие выводы.

1. Рассмотренные методологические подходы и теоретические исследования в этом на-

правлении однозначно взаимоувязывают как экономические факторы в инновационных

54


процессах, так и социальные в виде воздействия на инновационные процессы институцио-

нальной среды.

2. Перечень рассматриваемых традиционных областей инновационной деятельности,

сформулированный еще Шумпетером, дополнен областью собственно производства знания

как основной движущей силы в инновациях. Однако влияние институциональной среды

именно на этом этапе инновационной динамики пока не рассматривается, как не рассматри-

ваются и вообще, в экономических подходах к инновациям, непосредственно социальные

отношения как отдельный фактор.

3. Моделирование инновационных нововведений описывается аналитическими уравне-

ниями, синергетические эффекты и процессы саморазвития в таких описаниях отсутствуют.

4. Отсутствует анализ фундаментальных противоречий социального и экономического

планов, которые могли бы наметить пути развития инновационных процессов через их диа-

лектическое разрешение.

Список литературы1. Азгальдов Г., Костин А. К вопросу о термине «инновация» // Труды лаборатории В.Н. Лив-

шица. М.: ЦЭМИ, 2009.

2. Глазьев С.Ю. Возможности и ограничения социально-экономического развития России

в условиях структурных изменений в мировой экономике (доклад) / Отд. общественных

наук РАН, Национальный ин-т развития. М., 2008.

3. Иванова В.Н. Математическая модель оценки устойчивости и динамики инновационной

деятельности // Общество и экономика. 2019. № 2. С. 43–63.

4. Комаров В. Основные положения теории инноваций. М.: Дело (РАНХиГС), 2012. 190 с. (Се-

рия «Инновационная экономика: теория»).

5. Кучко Е.Е. Социология инновационного развития как специальная социологическая тео-

рия // Проблемы управления. 2009. № 4 (33). С. 90–94.

6. Мэнсфилд Э. Экономика научно-технического прогресса. М.: Прогресс, 1970.

7. Прайд В., Медведев Д.А. Феномен NBIC-конвергенции. Реальность и ожидания // Фило-

софские науки. 2008. № 1. С. 97–117.

8. Твисс Б. Управление научно-техническими нововведениями. М.: Экономика, 1989.

9. Фостер Р. Обновление производства: атакующие выигрывают. М.: Прогресс, 1987. С. 57–

65.

10. Шумпетер Й.А. Теория экономического развития. М.: Директ Паблишинг, 2008.

11. Amable B., Petit P. Innovation and Growth. A Comparative Analysis of Institutionalist

Approaches. Draft, CEPREMAP, 1998.

12. Coriat B., Weinstein O. Organizations, firms and institutions in the generation of innovation //

Research Policy. 2002. No. 31. P. 273–290.

13. Edquist C. (Ed.) Systems of Innovation: Technologies, Institutions and Organization. Cassel,

L., 1997.

14. Galanakis K. Innovation process. Make sense using systems thinking // Technovation. 2006.

No. 26. P. 1222–1232.

15. Hirooka M. Innovation Dynamism and Economic Growth. A Nonlinear Perspective. Cheltenham,

UK – Northampton, MA: Edward Elgar, 2006.

16. Kline S.J., Rosenberg N. An overview of innovation / Landau R., Rosenberg N. (eds.). The

Positive Sum Strategy. National Academic Press, 1986.

17. Kuznets S. Growth, Population, and Income Distribution: Selected Essays, first ed. Norton, N.Y.,

1979.

18. Linton J.D. De-babelizing the language of innovation // The International Journal

of Technological Innovation, Entrepreneurship and Technology Management. 2009. No. 29.

P. 729–737.

19. Lundvall B.A. National Innovation System: Analytical Focusing Device and Policy Learning

Tool // Working paper. 2007.

20. OECD, Eurostat. Proposed Guidelines for Collecting and Interpreting Technological Innovation

Data: Oslo Manual. Paris, 1997.

21. Schumpeter J.A. Business cycles. A Theoretical, Historical and Statistical Analysis of the

Capitalist Process. N.Y. – Toronto – L.: McGraw-Hill Book Company, 1939.

55


References1. Azgal’dov G., Kostin A. K voprosu o termine «innovaciya» // Trudy laboratorii V.N. Livshica.

M.: CEMI, 2009.

2. Glaz’ev S.Yu. Vozmozhnosti i ogranicheniya social’no-ekonomicheskogo razvitiya Rossii

v usloviyakh strukturnykh izmenenij v mirovoj ekonomike (doklad) / Otd. obshchestvennykh

nauk RAN, Nacional’nyj in-t razvitiya. M., 2008.

3. Ivanova V.N. Matematicheskaya model’ ocenki ustojchivosti i dinamiki innovacionnoj

deyatel’nosti // Obshchestvo i ekonomika. 2019. № 2. S. 43–63.

4. Komarov V. Osnovnye polozheniya teorii innovacij. M.: Delo (RANKhiGS), 2012. 190 s. (Seria:

«Innovacionnaya ekonomika: teoriya»).

5. Kuchko E.E. Sociologiya innovacionnogo razvitiya kak special’naya sociologicheskaya

teoriya // Problemy upravleniya. 2009. № 4 (33). S. 90–94.

6. Mensfild E. Ekonomika nauchno-tekhnicheskogo progressa. M.: Progress, 1970.

7. Prajd V., Medvedev D.A. Fenomen NBIC-konvergencii. Real’nost’ i ozhidaniya // Filosofskie

nauki. 2008. № 1. S. 97–117.

8. Tviss B. Upravlenie nauchno-tekhnicheskimi novovvedeniyami. M.: Ekonomika, 1989.

9. Foster R. Obnovlenie proizvodstva: atakuyushchie vyigryvayut. M.: Progress, 1987. S. 57–65.

10. Shumpeter J.A. Teoriya ekonomicheskogo razvitiya. M.: Direkt Pablishing, 2008.

11. Amable B., Petit P. Innovation and Growth. A Comparative Analysis of Institutionalist

Approaches. Draft, CEPREMAP, 1998.

12. Coriat B., Weinstein O. Organizations, firms and institutions in the generation of innovation //

Research Policy. 2002. No. 31. P. 273–290.

13. Edquist C. (Ed.) Systems of Innovation: Technologies, Institutions and Organization. Cassel,

L., 1997.

14. Galanakis K. Innovation process. Make sense using systems thinking // Technovation. 2006.

No. 26. P. 1222–1232.

15. Hirooka M. Innovation Dynamism and Economic Growth. A Nonlinear Perspective. Cheltenham,

UK – Northampton, MA: Edward Elgar, 2006.

16. Kline S.J., Rosenberg N. An overview of innovation / Landau R., Rosenberg N. (eds.). The

Positive Sum Strategy. National Academic Press, 1986.

17. Kuznets S. Growth, Population, and Income Distribution: Selected Essays, first ed. Norton, N.Y.,

1979.

18. Linton J.D. De-babelizing the language of innovation // The International Journal

of Technological Innovation, Entrepreneurship and Technology Management. 2009. No. 29.

P. 729–737.

19. Lundvall B.A. National Innovation System: Analytical Focusing Device and Policy Learning

Tool // Working paper. 2007.

20. OECD, Eurostat. Proposed Guidelines for Collecting and Interpreting Technological Innovation

Data: Oslo Manual. Paris, 1997.

21. Schumpeter J.A. Business cycles. A Theoretical, Historical and Statistical Analysis of the

Capitalist Process. N.Y. – Toronto – L.: McGraw-Hill Book Company, 1939.

Библиографическое описание статьи / Reference to articleИванова В.Н. Теоретические подходы к анализу инновационной деятельности // Соци-

альная политика и социология. Т. 18. 2019. № 4 (133). С. 48–55. DOI: 10.17922/2071-

3665-2019-18-4-48-55 (Библиографическое описание согласно российским стандартам).

Ivanova V.N. Teoreticheskie podkhody k analizu innovacionnoj deyatel’nosti // Social’naya

politika i sociologiya. Т. 18. 2019. № 4 (133). S. 48–55. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-

4-48-55 (Reference in Roman script).

Ivanova, V.N. (2019) Theoretical Approaches to the Analysis of Innovation Activity, Social

Policy and Sociology. Vol. 18. No. 4 (133). P. 48–55. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-

48-55 (International bibliographic description).

56


К.И. Казенин,канд. филол. наук, директор Центра региональных исследований

и урбанистики Института прикладных экономических исследований РАНХиГС,

Москва.

K.I. Kazenin,

candidate of philological sciences, director of the Center for regional and urban

studies, Institute for Applied Economic Studies, Russian Academy for National

Economy and Public Administration, Moscow.


УДК 316; 314-93

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-56-63

Исследование пространственной сегрегации в городской среде: обзор количественных методов (часть 2)1,2

Studying Urban Spatial Segregation:

A Review of Quantitative Methods (Part 2)


18.09.2019 29.11.2019 30.12.2019

Аннотация: в статье рассматриваются используемые в зарубежных исследованиях методы ко-

личественной оценки пространственной сегрегации, то есть степени «раздельности» проживания

на какой-либо территории жителей разных национальностей, разной конфессиональной принадлеж-

ности, разного социального положения и т.д. Пространственная сегрегация является одним из ос-

новных параметров, используемых в академической науке и управленческой практике многих стран

для оценки положения, в частности, таких групп населения, как иностранные мигранты. В России

же пока количественным исследованиям пространственной сегрегации уделяется очень мало внима-

ния. В первой части статьи были рассмотрены показатели, предлагавшиеся в литературе в 1950–

1980-е годы. Вторая часть статьи содержит обзор позднейших изменений этих «классических»

методик, которые были связаны в первую очередь с районированием, используемым для измерений.

Во второй части кратко обсуждаются также возможности и трудности измерений пространствен-

ной сегрегации в городах Российской Федерации.

Annotation: the paper suggests an overview of measurements for residential segregation elaborated

in world literature, including ethnic and religious segregation, segregation of social strata etc. Measures

of residential segregation are among key indicators of social well-being of various population groups including

foreign migrants in academic studies and government practice of many countries. In Russia, however, these

measures have not gained much attention so far. In the first part of the paper, indicators were considered which

were proposed in the 1950s–1980s. The second part of the paper concentrates on subsequent refinements

of those measurements, with special attention to areal dimension problems. It also deals with some country-

specific problems of residential segregation measurements in Russia.

Ключевые слова: пространство, сегрегация, города, миграция, межнациональные отношения.

Key words: space, segregation, urban residence, migration, interethnic relations.

Введение. Цель настоящего обзора – представить имеющиеся в современных социаль-

но-демографических исследованиях инструменты для измерения уровня сегрегации, то есть

1 Статья отражает результаты исследования по НИР РАНХиГС 2019 г. «Анализ характеристик расселения мигрантов и их вли-

яния на интеграционные траектории в разных странах».2 Часть 1 см.: Казенин К.И. Исследование пространственной сегрегации в городской среде: обзор количественных методов

(часть 1) // Социальная политика и социология. Т. 18. 2019. № 3 (132). С. 111–118.

57


раздельности различных групп населения применительно к городскому пространству. Ис-

следовать пространственную сегрегацию в городах важно по многим причинам. Например,

возможные стратегии адаптации мигрантов в городской среде существенным образом зави-

сят от того, насколько «отдельно» от других жителей города они проживают [5; 12; 13]. Кро-

ме этого характер расселения мигрантов и этнических меньшинств в городе может влиять

на многие другие их социальные характеристики, включая брачно-репродуктивное поведе-

ние [19]. Распределения горожан с разным уровнем доходов по территории города, точнее,

понимание его особенностей, необходимо, например, для оптимального функционирования

городских социальных учреждений, включая образовательные.

В первой части обзора мы рассматривали «классическую» систему измерения простран-

ственной сегрегации, которая сформировалась в 1950–1980-х годах и включает в себя до-

статочно большой набор индексов. Во второй части обзора мы остановимся на важнейших

изменениях этой системы, предложенных в более поздних исследованиях. Эти изменения

в значительной степени касались территориальных единиц, используемых при анализе рас-

селения.

Выбор единиц рассмотрения при исследовании сегрегации. Одно из основных на-

правлений пересмотра той системы измерения сегрегации, которая рассматривается в [10],

касалось территориальных единиц, используемых в исследовании сегрегации. Напомним,

что рассматриваемые в этой работе показатели вычисляются на основе пропорций разных

групп населения по административным районам исследуемой территории. Этот аспект си-

стемы Мэсси и Дентон, по мнению многих исследователей, был одним из самых проблема-

тичных в теоретическом отношении и затруднял обнаружение многих практически значи-

мых характеристик сегрегации. В исследованиях последних двух десятилетий содержится

немало теоретических выкладок и практических наработок по проблеме выбора террито-

риальных единиц при исследовании сегрегации. С учетом этого на сегодняшний день изме-

рение уровня сегрегации, некритически использующее административно-территориальное

деление, выглядит явным анахронизмом. При этом критики подхода к измерению сегрега-

ции, основанного на административно-территориальном делении, отмечают, что проблемы

с этим подходом в последние десятилетия нарастают, в том числе, из-за изменения харак-

тера мировой миграции. А именно, растет этническое разнообразие миграционных потоков,

особенно в крупные города, а с ним – и разнообразие экономической мотивации, демо-

графических характеристик миграции. Компактное расселение больших групп мигрантов

на территориях, примерно соответствующих административным районам, могло быть доми-

нирующим вариантом миграции в середине ХХ века, но уже не является таковым сейчас

(см., например [6; 7]). Большее разнообразие миграционных процессов требовало и более

гибкой системы исследования сегрегации на принимающих мигрантов территориях.

Одна из наиболее известных попыток преодолеть «зависимость» измерений сегрегации

от административного деления была сделана в работе [17] (развитие идей этой работы см.

в [16])1. Авторы показывают, что Индекс несходства и Индекс кластерзации по существу

отображают одну и ту же характеристику населения, а именно степень раздельности про-

живания представителей разных групп. Отличие между двумя показателями только в том,

что Индекс несходства касается расселения разных групп по административным единицам

(районам), а Индекс кластеризации – взаиморасположения административных единиц

с разным составом населения. Однако административные границы имеют часто довольно

1 Отметим, что это была вовсе не первая попытка учета пространственного фактора «поверх» административных границ

при исследовании сегрегации. Так, в статье [11] предлагается модификация Индекса несходства, в рамках которой при одном

и том же распределении разных групп населения по районам значение индекса тем меньше, чем больше различий по доле груп-

пы-меньшинства между районами, расположенными контактно по отношению друг к другу. Представление, на котором основана

данная модификация Индекса, состоит в том, что сегрегация меньше, если в граничащих друг с другом районах различаются доли

представителей меньшинства: в этом случае они могут иметь регулярные контакты с представителями большинства через границу

соседнего района и тем самым менее «отделены» от большинства вне зависимости от того, насколько меньшинство сегрегировано

с точки зрения расселения по районам.

58


случайный характер, и вовсе не обязательно, что жители одной и той же административной

единицы, например внутри крупного города, контактируют друг с другом регулярнее, чем

с жителями соседних административных единиц. Тем самым зависимость измерений от ад-

министративных границ создает ситуацию, когда, по сути, одна и та же характеристика рас-

селения частично измеряется одним показателям, а частично другим. Это затрудняет оценку

реального уровня сегрегации на отдельных территориях, а тем более – межтерриториаль-

ные сопоставления (с учетом того, что на разных территориях практика административного

деления может быть разной).

Альтернативная система измерений, которую предлагают Рирдон и О’Сулливан, основана

не на пропорциях разных групп в составе административных единиц, а на пропорциях пред-

ставителей разных групп в окрестностях проживания конкретного индивида. Идеальным

для исследования считают тот случай, когда можно определить численность представителей

каждой группы в непосредственном соседстве каждого индивида (домохозяйства) незави-

симо от административных границ, а затем посчитать среднее значение этих показателей

по всей территории. В таком случае, как предлагают авторы, для измерения сегрегации до-

статочно будет двух шкал: шкалы равномерности / кластеризации и шкалы контактности /

изоляции. Первая шкала определяет, насколько равномерно распределены по территории

представители разных групп, а вторая – насколько вероятно проживание представителей

одной группы по соседству с представителями другой группы. Эти две шкалы независимы

друг от друга: очевидно, что представители какой-либо группы населения могут быть рассе-

лены в городе, например, равномерно и в большой степени контактности друг с другом или

равномерно с малой степенью контактности.

Технически для измерения кластеризации и контактности без использования админи-

стративных границ авторы используют понятие плотности населения в окрестностях

некоторой точки. Эта плотность измеряется как средневзвешенная плотность населения

во всех других точках при взвешивании на расстояние от них до данной точки. Плотность

может быть подсчитана как для населения в целом, так и для отдельной группы населения.

С понятием плотности напрямую связано понятие пропорции населения некоторой груп-

пы в окрестностях заданной точки: эта пропорция определяется как отношение плотности

данной группы в окрестностях точки к плотности всего населения в окрестностях точки. Ин-

декс контактности двух групп, m и n, на некоторой территории определяется как интеграл

от плотности одной группы (например, n) в окрестностях всех точек, взвешенной на долю

жителей другой группы, m, в данной точке среди всех жителей группы m.

Что касается равномерности расселения, то в основе предлагаемого способа ее измере-

ния – энтропия, понимаемая так же, как в статье Мэсси и Дентон (см. часть первую статьи).

Для каждой точки энтропия в ее окрестностях подсчитывается как средневзвешенная эн-

тропия во всех других точках с взвешиванием на расстояние от данной точки. Затем этот

показатель усредняется для всех точек данной территории (математические детали этой

процедуры мы здесь не рассматриваем).

Обосновывая принятие подхода Рирдона и О’Сулливана, ряд авторов одновременно

уточняет его и приводит в его пользу новые интересные соображения. Среди таких работ

остановимся на статье [9]. Авторы показывают, что опора на любой вид административного

деления не позволяет исследовать один важный аспект сегрегации, который до них обсуж-

дался очень мало. Дело в том, что на одной той же территории можно обнаружить разный

уровень пространственной сегрегации в зависимости от принятой «размерности» (scale)

наблюдений1. Например, существуют города, формально или неформально делящиеся

на крупные части, резко отличающиеся друг от друга по национальному составу населения,

а есть города, где во всех крупных районах доли разных этносов примерно одинаковы, од-

нако внутри этих районов, по кварталам, отдельным улицам и т.д., разные народы расселены

1 Аналогичные доводы см. также в [8; 15].

59


неравномерно. Обнаруживают авторы такие контрасты и между исследуемыми ими амери-

канскими городами. Речь по существу идет о новой «типологии» городов (и любых дру-

гих населенных пространств), различающей их уже не по степени сегрегации разных групп

населения, а по территориальным масштабам, в которых эта сегрегация реализуется. Эта

типология важна, поскольку очевидно, что деление города на крупные этнические анклавы

и существование в городе большого количества малых по площади этнических кварталов,

расположенных вперемешку, это две очень разные ситуации, различающиеся по условиям

межэтнического взаимодействия и по вызовам для городского управления. С учетом этого

авторы предлагают такую систему измерения сегрегации, в которой одновременно исполь-

зуются разные «размерности».

Суть предлагаемого подхода – измерение сегрегации в «эго-пространствах», которые

строятся вокруг индивида в качестве «центра» и могут иметь разную размерность, определя-

емую выбранным радиусом. Авторы исследуют уровень расовой сегрегации в радиусе 500 м,

1000 м, 2000 м и 4000 м от места проживания индивида в ряде городов США и показывают,

что города отличаются не только по тому, насколько компактно там проживают чернокожие,

но и по тому, в каком территориальном масштабе проявляется эта компактность: в некото-

рых городах сегрегация велика, если рассматривать территорию в радиусе до 500 м от места

проживания индивида, но ниже, если рассматривать территории большего радиуса, а в дру-

гих городах сегрегация сохраняется на высоком уровне при переходе к бóльшим радиусам.

Тем самым в первом случае речь идет о городах, в которых состав крупных районов сме-

шанный, но внутри них кварталы четко разделены по расовому признаку («микросегрега-

ция»), а во втором случае – о городах, где есть заметные контрасты по расовому составу

между крупными районами («макросегрегация»). На практике имеющиеся данные не по-

зволяют строить «эго-пространства» отдельно для каждого индивида, но позволяют при-

менять аппроксимационный метод, при котором центром каждого «эго-пространства» явля-

ется квартал (block) размером примерно 50 на 50 м и в «эго-пространства» разного радиуса

включаются кварталы аналогичного размера, группирующиеся вокруг выбранного квартала.

По таким кварталам результаты переписей населения США позволяют установить расовые

пропорции, что и служит основой для измерения сегрегации в разном радиусе от выбранно-

го квартала. Именно в том, что уровень сегрегации отдельно измеряется для разных ее «раз-

мерностей», состоит принципиальная новизна данного подхода.

В статье [14] предлагается такой способ измерения сегрегации, для которого основной

единицей рассмотрения остаются административные районы, однако учитывается и воз-

можность регулярных контактов жителей «через границы» таких районов. Такой под-

ход свободен от тех искажений, которые вероятны при анализе расселения групп только

по административным районам, но вместе с тем он не подразумевает той достаточно слож-

ной процедуры измерений, которая предлагается в рассмотренных выше работах. Авторы

предлагают наряду со «стандартными» Индексами неравномерности и энтропии (см. о них

в части первой статьи) ввести «пространственные» Индексы неравномерности и энтропии.

Формулы для вычисления «пространственных» Индексов получаются из формул для вычис-

ления «стандартных» Индексов путем простых замен: вместо доли населения определенной

группы в некотором районе в формулы для «пространственных» Индексов вводится доля

населения этой группы в данном районе и во всех граничащих с ним районах; соответствен-

но, и вместо общего количества населения некоторого района в формулы для «простран-

ственных» Индексов вводится общее количество населения данного района и всех районов,

с которыми он граничит. Тем самым в «пространственных» вариантах Индексов оказывается

учтенным взаимное расположение районов с разными долями меньшинства и большин-

ства, а не только разница распределения меньшинства и большинства по районам. В статье

рассчитываются «пространственные» и «непространственные» Индексы неравномерности

и энтропии для всех переписных районов двух городов США – Чикаго и Сэнт-Льюиса. По-

60


казано, что между «пространственными» и «непространственными» слагаемыми имеется

статистически значимая позитивная корреляция, из чего следует, что две группы Индексов,

скорее всего, в целом будут давать достаточно близкие характеристики территорий. Однако

«пространственные» варианты Индексов заведомо отражают ситуацию полнее, потому что

учитывают возможности контактов жителей через границы районов.

Другой способ измерения сегрегации без использования административных границ

предлагается в [7]. Он также основан на измерении сегрегации в пространствах, центром

которых является городской квартал малого размера. Однако если в подходах, защищае-

мых в [9] и [17], размеры этих пространств определялись по территориальному признаку

(варьировалось радиальное расстояние от центра), то в данной работе размеры опреде-

ляются количеством жителей: измеряется сегрегация на территории, окружающей данный

квартал и населенной, например, 1000, 5000, 10 000 жителями (современные программы

для географического анализа позволяют определять границы таких территорий). Далее

считаются средние показатели для «окрестностей» каждого квартала, имеющих примерно

одну и ту же численность населения. Результаты анализа пространственной сегрегации

в Сан-Диего и Лос-Анджелесе, предпринятого авторами, показывают, что для чернокоже-

го населения характерна высокая концентрация на уровне кварталов или отдельных улиц,

но не на уровне крупных городских районов, а для испаноязычного населения характерна

сегрегация и в более крупных масштабах.

Помимо городов США исследования сегрегации с использованием подобных «конструи-

руемых» пространств вместо административных границ проводились, например, для Герма-

нии [18] и для городов Швеции [20]. В целом можно констатировать, что подобный подход

завоевывает всё более прочные позиции в исследованиях сегрегации.

Возможности количественного исследования сегрегации в городах Российской Фе-дерции. Миграционные процессы в Российской Федерации ведут к усложнению этническо-

го и конфессионального состава многих городов страны. Этому способствует как внешняя

миграция, прежде всего миграция из других стран бывшего СССР, так и внутренняя миграция,

например переселение из республик Северного Кавказа в другие регионы Российской Феде-

рации (см. [2; 3] по миграции населения Северного Кавказа). Характер расселения мигран-

тов в городах признается одним из факторов, важных для перспектив их адаптации на при-

нимающей территории. Однако систематических попыток задействовать количественные

способы исследования сегрегации пока практически не предпринималось.

Чтобы оценить возможность таких исследований, необходимо охарактеризовать источ-

ники информации, на основе которых они могут проводиться. Основное ограничение здесь

состоит в том, что информация об этническом составе населения по регионам и муниципаль-

ным образованиям в Российской Федерации содержится только в данных Всероссийских

переписей населения (ВПН), но не в данных текущего учета. С использованием переписей

(на сегодняшний день, очевидно, речь может идти о последней по времени ВПН, проведен-

ной в 2010 г.) для исследования сегрегации в городах, однако, существует ряд серьезных

проблем.

Первая и самая очевидная проблема состоит в том, что переписи проводятся примерно

один раз в 10 лет и, следовательно, могут фиксировать какие-либо изменения в характере

расселения жителей городов не менее, чем с 10-летним «шагом».

Вторая проблема связана с тем, что в городах, в которые активно идет миграция насе-

ления, этнически отличающегося от коренных жителей, данные переписи могут отражать

ее объем не в полной мере. Это связано с возможностью недоучета переселенцев или, на-

оборот, их переучета из-за включения в «переписанное» население тех членов семей пере-

селенцев, которые фактически проживают на исторической родине [1; 4]. Искажения в ко-

личестве жителей, разумеется, ведут и к искажениям в оценках сегрегации.

61


Третья проблема заключается в том, что возможности использования переписных данных

ограничены тем, что они характеризуют расселение горожан по городской территории толь-

ко в разрезе имеющихся в городе административных районов. Ранее мы видели, что опо-

ра исключительно на административное деление при исследовании сегрегации сопряжена

со значительными проблемами. Применительно к российским городам названный подход

к тому же затрудняет межгородские сопоставления, поскольку российские города, в том чис-

ле те, в которые интенсивно идет миграция, заметно отличаются друг от друга по размерам

административных районов и по принципам районирования. Однако российская статистика

не дает возможности исследовать расселение разных этнических групп в масштабе, отлич-

ном от задаваемого административно-территориальным делением.

Перечисленные проблемы показывают, что официальные российские источники, к со-

жалению, дают довольно ограниченные возможности для исследования пространственной

сегрегации в городской среде. Их можно использовать для достаточно «грубых» оценок

уровня сегрегации, но они не допускают детального анализа этого явления, для которого

необходимы данные об этническом составе населения на гораздо более мелких частях го-

родской территории, чем административные районы, а также более регулярное обновление

данных по расселению. Углубленное исследование сегрегации в российских городах воз-

можно только с использованием специальных выборочных опросов, разработка методоло-

гии которых составляет отдельную проблему.

Заключение. Исследование пространственной сегрегации в городской среде име-

ет на сегодняшний день достаточно долгую историю. В настоящем обзоре мы рассмотре-

ли «классические» подходы к измерению пространственной сегрегации, предложенные

в 1950–1980-х годах, и проследили наиболее важные направления позднейших изменений

этих подходов, на данный момент «опробованных» в основном на городах Западной Европы

и США. Мы рассмотрели также некоторые проблемы измерения пространственной сегрега-

ции в российских городах, на данный момент мало исследованных в данном аспекте.

Список литературы1. Андреев Е.М. О точности результатов российских переписей населения и степени доверия

к разным источникам информации // Вопросы статистики. 2012. № 11. С. 21–35.

2. Казенин К.И. Миграция северокавказского населения с гор на равнину: истоки разно-

образия // Журнал исследований социальной политики. Т. 17. 2019. № 1. C. 23–38.

3. Карпов Ю.Ю., Капустина Е.Л. Горцы после гор. СПб.: Петербургское востоковедение, 2011.

518 с.

4. Мкртчян Н.В. Миграция на Северном Кавказе сквозь призму несовершенной статистики //

Журнал исследований социальной политики. Т. 17. 2019. № 1. C. 7–22.

5. Bolt G., Sule Özüekren A., Phillips D. Linking integration and residential segregation //

Journal of Ethnic and Migration studies. Vol. 36. 2010. No. 2. P. 169–186.

6. Charles C. The dynamics of racial residential segregation // Annual Review of Sociology. 2003.

Vol. 29. P. 167–207.

7. Clark W., Östh J. Measuring isolation across space and over time with new tools: Evidence

from Californian metropolitan regions // Environment and Planning B: Urban Analytics and

City Science. Vol. 45. 2018. No. 6. P. 1038–1054.

8. Fowler C. Segregation as a multi-scalar phenomenon and its implications for neighborhood

scale research: The case of South Seattle 1990–201 // Urban Geography. Vol. 37. 2016. No. 1.

P. 1–25.

9. Lee B., Firebaugh G., Matthews S., Reardon S., Farrell C., O’Sullivan D. Beyond the Census Tract:

Patterns and Determinants of Racial Segregation at Multiplegeographic Scales // American

Sociological Review. Vol. 73. 2008. No. 5. P. 766–791.

10. Massey D., Denton N. The dimensions of residential segregation // Social Forces. 1988. Vol.

67. P. 281–305.

11. Morrill R.I. On the measure of geographical segregation // Geography research forum. 1991.

Vol. 11. P. 25–36.

62


12. Musterd S. Segregation and integration: a contested relationship // Journal of ethnic and

migration studies. Vol. 29. 2003. No. 4. P. 623–641.

13. Musterd S., Deurloo R. Unstable immigrant concentrations in Amsterdam: spatial segregation

and integration of newcomers // Housing Studies. Vol. 17. 2002. No. 3. P. 487–503.

14. Oka M., Wong D. Spatializing Segregation Measures: An Approach To Better Depict Social

Relationships // Cityscape. Vol. 17. 2015. No. 1. P. 97–114.

15. Parisi D., Lichter D.T., Taquino M. Multi-scale residential segregation: Black exceptionalism

and America’s changing color line // Social Forces. Vol. 89. 2011. No. 3. P. 829–852.

16. Reardon S., Matthews S., O’Sullivan D., Lee B., Firebaugh G., Farrell C., Bischoff K. The

Geographic Scale of Metropolitan Racial Segregation // Demography. Vol. 45. 2008. No. 3.

P. 489–514.

17. Reardon S., O’Sullivan D. Measures of spatial segregation // Sociological Methodology. 2004.

Vol. 34. P. 121–162.

18. Sager L. Residential segregation and socioeconomic neighbourhood sorting: Evidence at the

micro-neighborhood level for migrant groups in Germany // Urban Studies. Vol. 49. 2012. No.

12. P. 2617–2632.

19. Wilson B., Kuha J. Residential segregation and the fertility of immigrants and their

descendants // Population, Space and Place. Vol. 24. 2018. No. 3.

20. Wimark Th., Haandrikman K., Nielsen M. Migrant labor market integration: the association

between initial settlement and subsequent employment and income among migrants //

Geografiska Annaler: Series B, Human Geography. 2019. P. 1–20.

References1. Andreev E.M. O tochnosti rezul’tatov rossijskikh perepisej naseleniya i stepeni doveriya

k raznym istochnikam informacii // Voprosy statistiki. 2012. № 11. S. 21–35.

2. Kazenin K.I. Migraciya severokavkazskogo naseleniya s gor na ravninu: istoki raznoobraziya //

Zhurnal issledovanij social’noj politiki. T. 17. 2019. № 1. C. 23–38.

3. Karpov Yu.Yu., Kapustina E.L. Gorcy posle gor. SPb.: Peterburgskoe vostokovedenie, 2011.

518 s.

4. Mkrtchyan N.V. Migraciya na Severnom Kavkaze skvoz’ prizmu nesovershennoj statistiki //

Zhurnal issledovanij social’noj politiki. T. 17. 2019. № 1. C. 7–22.

5. Bolt G., Sule Özüekren A., Phillips D. Linking integration and residential segregation //

Journal of Ethnic and Migration studies. Vol. 36. 2010. No. 2. P. 169–186.

6. Charles C. The dynamics of racial residential segregation // Annual Review of Sociology. 2003.

Vol. 29. P. 167–207.

7. Clark W., Östh J. Measuring isolation across space and over time with new tools: Evidence

from Californian metropolitan regions // Environment and Planning B: Urban Analytics and

City Science. Vol. 45. 2018. No. 6. P. 1038–1054.

8. Fowler C. Segregation as a multi-scalar phenomenon and its implications for neighborhood

scale research: The case of South Seattle 1990–201 // Urban Geography. Vol. 37. 2016. No. 1.

P. 1–25.

9. Lee B., Firebaugh G., Matthews S., Reardon S., Farrell C., O’Sullivan D. Beyond the Census Tract:

Patterns and Determinants of Racial Segregation at Multiplegeographic Scales // American

Sociological Review. Vol. 73. 2008. No. 5. P. 766–791.

10. Massey D., Denton N. The dimensions of residential segregation // Social Forces. 1988. Vol.

67. P. 281–305.

11. Morrill R.I. On the measure of geographical segregation // Geography research forum. 1991.

Vol. 11. P. 25–36.

12. Musterd S. Segregation and integration: a contested relationship // Journal of ethnic and

migration studies. Vol. 29. 2003. No. 4. P. 623–641.

13. Musterd S., Deurloo R. Unstable immigrant concentrations in Amsterdam: spatial segregation

and integration of newcomers // Housing Studies. Vol. 17. 2002. No. 3. P. 487–503.

14. Oka M., Wong D. Spatializing Segregation Measures: An Approach To Better Depict Social

Relationships // Cityscape. Vol. 17. 2015. No. 1. P. 97–114.

15. Parisi D., Lichter D.T., Taquino M. Multi-scale residential segregation: Black exceptionalism

and America’s changing color line // Social Forces. Vol. 89. 2011. No. 3. P. 829–852.

16. Reardon S., Matthews S., O’Sullivan D., Lee B., Firebaugh G., Farrell C., Bischoff K. The

Geographic Scale of Metropolitan Racial Segregation // Demography. Vol. 45. 2008. No. 3.

P. 489–514.

63


17. Reardon S., O’Sullivan D. Measures of spatial segregation // Sociological Methodology. 2004.

Vol. 34. P. 121–162.

18. Sager L. Residential segregation and socioeconomic neighbourhood sorting: Evidence at the

micro-neighborhood level for migrant groups in Germany // Urban Studies. Vol. 49. 2012. No.

12. P. 2617–2632.

19. Wilson B., Kuha J. Residential segregation and the fertility of immigrants and their

descendants // Population, Space and Place. Vol. 24. 2018. No. 3.

20. Wimark Th., Haandrikman K., Nielsen M. Migrant labor market integration: the association

between initial settlement and subsequent employment and income among migrants //

Geografiska Annaler: Series B, Human Geography. 2019. P. 1–20.

Библиографическое описание статьи / Reference to articleКазенин К.И. Исследование пространственной сегрегации в городской среде: обзор

количественных методов (часть 2) // Социальная политика и социология. Т. 18. 2019.



Kazenin K.I. Issledovanie prostranstvennoj segregacii v gorodskoj srede: obzor

kolichestvennykh metodov (chast’ 2) // Социальная политика и социология. Т. 18. 2019.



Kazenin, K.I. (2019) Studying Urban Spatial Segregation: A Review of Quantitative Methods

(Part 2), Social Policy and Sociology. Vol. 18. No. 4 (133). P. 56–63. DOI: 10.17922/2071-

3665-2019-18-4-56-63 (International bibliographic description).

64


М.С. Козырев,канд. филос. наук, доцент, заведующий кафедрой менеджмента

и административного управления, Российский государственный


M.S. Kozyrev,

candidate of philosophical sciences, associate professor, head of the department

of management and administrative management, Russian State Social University,

Moscow.


И.В. Бабичев,д-р юрид. наук, профессор кафедры менеджмента и административного

управления, Российский государственный социальный университет, Москва;

руководитель аппарата комитета Государственной Думы

Федерального Собрания РФ, Москва.

I.V. Babichev,

doctor of juridical sciences, professor of the department of management and

administrative management, Russian State Social University, Moscow; head

of the Committee of the State Duma of the Federal Assembly

of the Russian Federation, Moscow.


А.В. Алексеева,студентка, Российский государственный социальный университет, Москва.

A.V. Alekseeva,

student, Russian State Social University, Moscow.


УДК 316.343; 353

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-64-72

Факторы и показатели употребления алкогольной продукции: корреляционный анализ

Factors and Indicators of Alcohol Consumption: Correlation Analysis


27.09.2019 29.11.2019 30.12.2019

Аннотация: в статье демонстрируются возможности применения корреляционного анализа при

исследовании государственного управления злоупотреблением алкоголем в городе Москве. Выявлено,

что лица, злоупотребляющие алкоголем, скорее всего концентрируются в социальных группах с не-

высокими доходами, состоящих их низкооплачиваемых квалифицированных и неквалифицированных

рабочих или служащих, чья профессиональная квалификация не требует высшего образования. Низ-

кие доходы и порожденная этим обстоятельством невозможность получения высшего образования

сужают выбор видов досуга, оставляя самое доступное – «пьяные посиделки». В статье представ-

лены также рекомендации органам государственной власти города Москвы по уменьшению злоупо-

требления алкоголем.

Annotation: the article demonstrates the possibilities of using correlation analysis in the study

of state management of alcohol abuse in the city of Moscow. It was found that people who abuse alcohol

are most likely to be concentrated in low-income social groups consisting of low-paid skilled and unskilled

workers or employees whose professional qualifications do not require higher education. Low incomes and

65


the resulting inability to obtain higher education narrow the choice of leisure activities, leaving the most

affordable – “drunken gatherings”. The article also presents recommendations to the public authorities of the

city of Moscow to reduce alcohol abuse.

Ключевые слова: корреляционный анализ, государственное управление, злоупотребление алко-

голем.

Key words: correlation analysis, public administration, alcohol abuse.

Введение. Распространение алкогольной зависимости относится к числу наиболее зна-

чимых проблем современного российского общества. Алкоголь негативно воздействует

на психическое и физическое здоровье человека, его уровень и качество жизни, приводит

к деградации личности [10; 11; 13; 17; 20; 21]. Злоупотребление алкоголем инициирует

ряд проблем, которые отражаются на демографических показателях, здоровье нации [4; 6;

8]. Алкоголизм – это социальное явление, которое влияет на межличностные отношения

и является одной из причин распространения преступности [3]. Кроме того, алкогольная зависимость наносит значительный социально-экономический ущерб государству: расхо-

ды на реабилитацию, лечение и профилактические программы являются весьма значитель-

ными [9].

В этом контексте особую актуальность приобретает определение ключевых факторов

алкогольной зависимости, основываясь на одном из методов статистического анализа. Ис-

пользование указанной методики дает возможность численно оценить исследуемые явле-

ния. Одним из эффективных инструментов статистического исследования социальных фе-

номенов является корреляционный анализ.

Методика. Корреляционный анализ основан на вычислении коэффициента корреляции

между двумя наблюдаемыми явлениями. Данный коэффициент демонстрирует не только за-

висимость одного фактора от другого, но и степень их взаимозависимости [2; 12; 14].

Наиболее часто встречающаяся в социальных явлениях зависимость – линейная, коэф-

фициент корреляции которой можно рассчитать при помощи формулы Пирсона:

2 22 2

.( ) ( )

( )( )xy

x yxy

nrx y

x yn n

Для данного коэффициента приняты следующие значения по отношению к степени за-

висимости между явлениями:

rxy

= ±1 – связь функциональная;

rxy

>|0,7|– связь тесная или сильная;

|0,3| <rxy

<|0,7| – связь средняя;

rxy

<|0,3| – связь слабая;

rxy

=0 – связь отсутствует.

Описанный метод корреляционного анализа имеет ряд особенностей, которые наклады-

вают ограничения на его применение.

Во-первых, высокий коэффициент корреляции не означает гарантированную зависи-

мость между явлениями.

Во-вторых, чем больше массива данных, используемых для анализа, тем выше вероятность

появление случайной (или ложной) корреляции. Подобные совпадения нет так уж редко

встречаются, как может показаться на первый взгляд.

В-третьих, рекомендуются брать для расчета 12–15 наблюдений по каждому показате-

лю, но не менее восьми, то есть требуется довольно объемная база статистической инфор-

мации [18].

66


В-четвертых, посредством корреляционного анализа нельзя обнаружить связь между яв-

лениями, если эффект сказывается с опозданием, к примеру, на несколько лет [19].

Учитывая вышесказанного, можно дать следующее описание алгоритма указанного ме-

тода.

1. Выбор показателей, интересующих явлений, из статистической базы данных и их груп-

пирование.

2. Формирование корреляционной матрицы (расчет коэффициентов корреляции групп

показателей).

3. Интерпретация полученных результатов.

Следует заметить, что нынешний уровень развития программно-математического обеспе-

чения позволяют произвести расчет без сколько-нибудь значимого труда. В частности, здесь

использовались возможности электронной таблицы Microsoft Excel.

Результаты. В качестве показателя, характеризующего злоупотребление алкоголем, вы-

брана продажа водки и ликеро-водочных изделий на душу населения. Его использование

обусловлено следующими аргументами.

Согласно исследованиям сотрудников Санкт-Петербургского научно-исследовательско-

го института имени В.М. Бехтерева подавляющее большинство алкогользависимых (90,7)

предпочитают крепкий алкоголь. Потребление только пива при алкогольной зависимости

встречается очень редко (1,2%) [7].

Водка является наиболее доступным и распространенным видом крепкого алкоголя.

К примеру, в 2016 году продажа водки и ликеро-водочных изделий составила 12,1 литров

на человека, коньяков – 1,1 литров на человека. Максимум за последние 17 лет потребления

первой группы из указанных спиртных напитков наблюдался в 2006 году и составил 25,1 ли-

тров на человека, коньяков в 2009 году – 1,9 литров на человека.

Все отобранные показатели указаны в таблице 1, а результат расчетов коэффициентов

корреляции (корреляционная матрица) – в таблице 2.

Обсуждение. Приведенная корреляционная матрица (табл. 2) позволяет определить

факторы, оказывающие влияние на злоупотребление алкоголя в городе Москве.

В первую очередь следует выделить экономические факторы, которые характеризуются

такими показателями, как: число легковых автомобилей на 1000 человек населения, числен-

ность безработных, численность населения с доходами ниже прожиточного минимума, сред-

недушевые денежные доходы населения. Наибольшие коэффициенты корреляции с первым

(-0,92) и последним (-0,78) показателями. Это объясняется тем, что невысокий доход и свя-

занный с ним низкий социальный статус могут оказывать угнетающее воздействие на челове-

ка. Употребление алкоголя притупляет гнетущее состояние. Вместе с тем низкий доход сужают

возможности по выбору досуга, сводя всё его разнообразие к «пьяным посиделкам». Следует

заметить, что обладание автомобилем – свидетельство не только относительно высокого стату-

са: это накладывает ограничение на потребление спиртных напитков вследствие запрета пра-

вилами дорожного движения управления автомобилем в состоянии алкогольного опьянения.

Несколько выбивается из этого ряда средняя связь между численностью безработных

и продажей алкогольной продукции на душу населения (-0,52). Если принять во внимание,

что вряд ли безработные могут выделять дополнительные средства на покупку алкогольной

продукции, то следовало бы ожидать более высокий коэффициент корреляции в данном

случае. Видимо, его значение уменьшается из-за того, что, во-первых, далеко не все без-

работные регистрируется таковыми, во-вторых, на рынке труда высока доля низкооплачи-

ваемых рабочих мест. К тому же среднюю связь довольно сложно определить между чис-

ленностью населения с доходами ниже прожиточного минимума и количеством проданной

алкогольной продукции на душу населения (0,5).

Другой группой факторов являются культурно-досуговые. Эту группу характеризуют сле-

дующие показатели: число спортивных сооружений (площадки и поля), численность зрителей

67


Таб

ли

ца

1

Стат

исти

ческ

ие д

анны

е

№

п/п

Мос

ква

2001

2002

2003

2004

2005

2006

2007

2008

2009

2010

2011

2012

2013

2014

2015

2016

1 П

ро

даж

а а

лко

гол

ьно

й п

ро

дукц

ии

(во

дка и

ли

ке

ро

-во

до

чн

ые

изд

ел

ия

)

на д

уш

у н

асе

ле

ни

я (

ли

тро

в)

19

,52

0,7

23

,22

4,5

25

,12

5,1

24

,42

1,6

20

,81

6,6

16

,91

6,5

16

15

,71

3,3

12

,1

2С

ре

дн

ед

уш

ев

ые

де

не

жн

ые

до

хо

ды

насе

ле

ни

я (

руб

ле

й)

12

13

71

49

16

16

82

72

08

99

24

84

02

98

03

35

49

03

42

07

43

00

94

38

76

47

31

94

89

35

54

86

95

45

04

59

85

05

92

03

3В

ып

уск к

вал

иф

иц

ир

ов

ан

ны

х р

аб

о-

чи

х и

сл

уж

ащ

их (

че

ло

ве

к)

28

50

02

51

00

24

00

02

32

00

21

40

02

15

00

19

60

01

63

00

13

00

01

31

00

12

30

01

23

00

11

70

01

02

00

75

00

56

00

4В

ып

уск с

пе

ци

ал

ист

ов

ср

ед

не

го з

ве

-

на (

че

ло

ве

к)

31

96

13

25

76

32

80

03

17

00

30

50

03

31

00

34

50

03

41

00

34

10

03

30

00

31

20

02

90

00

25

80

02

72

00

27

50

02

90

00

5В

ып

уск б

акал

авр

ов

, сп

ец

иал

ист

ов

и м

аги

стр

ов

(ч

ел

ов

ек)

14

01

70

13

79

16

18

33

00

19

45

00

19

03

00

21

54

00

23

65

00

24

30

00

27

54

00

27

19

00

26

23

00

25

15

00

22

56

00

20

46

00

22

48

00

21

91

00

6Ч

исл

о с

по

рти

вн

ых с

оо

руж

ен

ий

(по

ля

и п

ло

щад

ки

)

32

88

33

32

37

04

41

62

42

44

42

97

49

72

50

34

51

25

51

47

51

78

51

04

76

04

79

18

82

61

11

43

2

7Ч

исл

ен

но

сть

зри

тел

ей

в т

еат

рах

на 1

00

0 ч

ел

ов

ек

73

26

62

53

55

07

48

55

09

53

16

04

57

85

27

56

56

03

62

76

28

61

26

63

8Ч

исл

о з

ар

еги

стр

ир

ов

ан

ны

х п

ре

-

ступ

ле

ни

й –

уб

ий

ств

а и

по

куш

ен

ия

на у

би

йст

во

12

69

12

75

13

42

12

35

13

31

11

91

11

01

98

96

31

58

24

91

44

74

23

37

93

53

35

1

9Ч

исл

о з

ар

еги

стр

ир

ов

ан

ны

х п

ре

сту-

пл

ен

ий

– р

азб

ой

25

86

36

83

52

16

55

12

57

15

57

86

50

46

46

50

37

30

28

72

24

81

28

80

24

62

20

13

19

53

14

39

10

Об

щи

й к

оэф

фи

ци

ен

т см

ер

тно

сти

на 1

00

0 ч

ел

ов

ек н

асе

ле

ни

я

15

,61

5,7

13

,11

2,6

12

,31

2,2

11

,91

1,8

11

,41

19

,79

,99

,69

,79

,91

0

11

Об

щи

й к

оэф

фи

ци

ен

т б

рач

но

сти

на 1

00

0 ч

ел

ов

ек н

асе

ле

ни

я

8,3

8,1

7,4

6,9

7,5

7,5

8,4

88

,88

8,5

7,8

88

,38

,16

,9

12

Об

щи

й к

оэф

фи

ци

ен

т р

азв

од

им

ост

и

на 1

00

0 ч

ел

ов

ек н

асе

ле

ни

я

5,6

5,9

4,5

4,4

4,2

4,3

4,6

4,7

4,6

3,9

3,8

3,6

3,8

3,7

3,6

3,5

13

Чи

сле

нн

ост

ь б

езр

аб

отн

ых

92

,96

1,3

56

,89

54

89

54

75

51

63

11

59

55

51

17

10

41

25

12

7

14

Чи

сле

нн

ост

ь н

асе

ле

ни

я с

до

хо

дам

и

ни

же

пр

ож

ито

чн

ого

ми

ни

мум

а

(в п

ро

це

нта

х о

т о

бщ

ей

чи

сле

нн

ост

и

насе

ле

ни

я)

21

,82

0,7

18

,61

4,6

13

,21

3,2

11

,61

1,9

9,9

10

10

9,6

8,9

98

,98

,9

15

Насе

ле

ни

е м

ол

ож

е т

руд

осп

осо

бн

ого

во

зраст

а (

в п

ро

ц.

от

об

ще

й ч

исл

ен

-

но

сти

)

15

,81

5,4

12

,91

2,6

12

,41

2,8

12

,71

2,8

12

,91

2,9

13

,11

3,4

13

,71

4,1

14

,41

4,7

16

Чи

сло

ле

гко

вы

х а

вто

мо

би

ле

й

на 1

00

0 ч

ел

ов

ек н

асе

ле

ни

я

23

6,9

25

6,2

21

8,9

22

4,2

23

2,8

23

2,1

24

4,6

25

9,6

26

3,6

27

9,5

28

52

91

,52

76

29

3,9

29

13

06

,1

68


Таб

ли

ца

2

Корр

еляц

ионн

ая м

атри

ца

Стр

. 1

Стр

. 2

Стр

. 3

Стр

. 4

Стр

. 5

Стр

. 6

Стр

. 7

Стр

. 8

Стр

. 9

Стр

. 1

2С

тр.

13

Стр

. 1

4С

тр.

15

Стр

. 1

6С

тр.

17

Стр

. 1

8

Стр

. 1

1,0

0

Стр

. 2

-0,7

81

,00

Стр

. 3

0,7

9-0

,98

1,0

0

Стр

. 4

0,6

8-0

,62

0,5

61

,00

Стр

. 5

-0,2

60

,67

-0,6

80

,05

1,0

0

Стр

. 6

-0,7

70

,84

-0,8

5-0

,65

0,2

91

,00

Стр

. 7

-0,5

90

,13

-0,1

2-0

,34

-0,3

60

,31

1,0

0

Стр

. 8

0,8

8-0

,96

0,9

50

,63

-0,6

2-0

,78

-0,2

91

,00

Стр

. 9

0,9

6-0

,68

0,6

70

,62

-0,1

6-0

,67

-0,7

10

,81

1,0

0

Стр

. 1

00

,58

-0,9

30

,91

0,5

6-0

,76

-0,7

10

,17

0,8

50

,44

1,0

0

Стр

. 1

1-0

,13

0,1

6-0

,11

0,1

40

,28

-0,1

80

,26

-0,2

4-0

,29

-0,0

41

,00

Стр

. 1

20

,54

-0,8

30

,82

0,6

0-0

,63

-0,6

90

,26

0,7

50

,37

0,9

40

,22

1,0

0

Стр

. 1

3-0

,52

0,5

3-0

,54

-0,2

70

,35

0,5

10

,22

-0,5

9-0

,53

-0,3

80

,18

-0,3

21

,00

Стр

. 1

40

,50

-0,9

20

,90

0,4

3-0

,83

-0,6

90

,21

0,8

20

,37

0,9

6-0

,10

0,8

7-0

,43

1,0

0

Стр

. 1

5-0

,52

-0,0

10

,02

-0,3

4-0

,58

0,2

40

,91

-0,1

4-0

,64

0,3

30

,14

0,3

40

,19

0,3

71

,00

Стр

. 1

6-0

,92

0,8

8-0

,90

-0,5

80

,48

0,7

70

,43

-0,9

4-0

,87

-0,7

10

,23

-0,6

10

,44

-0,7

00

,31

1,0

0

69


в театрах на 1000 человек. Высокий и обратный коэффициент корреляции (-0,77) первого

из них демонстрирует, что спорт (видимо, прежде всего игровые виды спорта) является доступ-

ной альтернативой «пьяным посиделкам». Посещение театров для этих целей подходит мень-

ше, так как коэффициент корреляции между численностью зрителей театров на 1000 человек

и продажей алкогольной продукции на душу населения меньше (-0,59).

Факторы образования будут следующими из тех, которые могут оказывать влияние

на злоупотребление алкоголя в столице. К показателям этих факторов в данном случае от-

несены выпуск квалифицированных рабочих и служащих, выпуск специалистов среднего

звена и выпуск бакалавров, специалистов и магистров. Величины коэффициентов корре-

ляции составляют 0,79, 0,68 и -0,26 соответственно, из чего можно заключить, что основной

группой, представители которой злоупотребляют крепкими спиртными напитками, являют-

ся учащиеся и выпускники средних профессиональных учебных заведений. Однако здесь,

возможно, имеется опосредованная связь (третий фактор). В частности, семьям с низким

доходом сложно обеспечить своим детям соответствующую подготовку, чтобы те смогли са-

мостоятельно поступить в вуз на бюджетные места или оплатить учебу в вузе, поэтому они

вынуждены выбирать из того, что им по силам – техникумы или ПТУ.

Еще одна группа – ее можно условно назвать семейными факторами, которые описываются

общими коэффициентами брачности и разводимости на 1000 человек населения. Количество

заключенных браков крайне слабо связано с употреблением алкоголя (-0,13), а количество раз-

водов имеет среднею связь с продажей алкогольной продукции (0,54). Видимо, злоупотребле-

ние последней в Москве является одной из причин разводов, но отнюдь не самой главной.

Обращает на себя внимание связь между общим коэффициентом брачности, общим коэф-

фициентом разводимости и среднедушевыми доходами населения. В первом случае коэф-

фициент корреляции равен 0,16, а во втором равен -0,83. То есть женятся (выходят замуж)

по любви, а разводятся зачастую из-за денег, а точнее, из-за их отсутствия.

Скорее всего здесь имеется взаимовлияние различных факторов. Слабая материальная

обеспеченность семей и суженные возможности выбора видов досуга, порожденные низ-

кими доходами, приводят к злоупотреблению алкоголем и нездоровой обстановке в семье.

Причем если сравнить величины коэффициентов корреляции, то становится ясным, что ма-

териальная неблагоустроенность является основной причиной разрушения семей в Москве,

а алкоголизм лишь подливает «масло в огонь».

В дополнение к сказанному необходимо рассмотреть связи с теми показателями, которые

не попали в эти четыре группы.

Начнем с показателей, характеризующих преступность – имеется в виду число заре-

гистрированных случаев убийств и покушения на убийство, а также разбоев. Коэффициент

корреляции между количеством проданной алкогольной продукции и первыми двумя по-

казателями высокие и положительные (0,88 и 0,96). В состоянии алкогольного опьянения

личность более всего предрасположена к совершению таких преступлений, как убийство

и разбой.

Между коэффициентом смертности населения и продажами алкоголя наблюдается

средний по величине коэффициент корреляции (0,58). Это можно объяснить тем, что алко-

голь пагубно влияет на организм человека, зачастую приводя его к смерти (например, ал-

когольное отравление). Помимо прочего употребление алкоголя косвенно причастно к уве-

личению количества смертей в результате дорожно-транспортных происшествий, убийств

и самоубийств, сердечно-сосудистых заболеваний, заболеваний печени и т.д. Возможно,

такая неявная «сопричастность», не отражающаяся в официальной статистике, уменьшает

величину коэффициента корреляции.

Заключение. В качестве выводов этого беглого исследования можно сказать следующее.

1. Лица, злоупотребляющие алкоголем, скорее всего концентрируются в социальных

группах с невысокими доходами, состоящих их низкооплачиваемых квалифицированных

70


и неквалифицированных рабочих или служащих, чья профессиональная квалификация

не требует высшего образования (продавцы, охранники и т.д.).

2. Низкие доходы и порожденная этим обстоятельством невозможность получения высше-

го образования сужают выбор видов досуга, оставляя самое доступное – «пьяные посиделки».

Тем не менее такой вид досуга не является фатальным предначертанием низкодоходных сло-

ев населения города Москвы. Как показывают данные корреляционного анализа, спорт может

стать заменой распитию спиртных напитков. Вопрос в доступности спортивных сооружений:

чем она выше, тем чаще выбор делается в пользу спорта (скорее всего, игровых видов спорта).

3. Злоупотребление алкоголем является одной из причин разводов в столице. Однако

ее нельзя назвать основной. Здесь имеет место сложный комплекс факторов, которые ока-

зывают влияние друг на друга. Слабая материальная обеспеченность семей и суженные воз-

можности выбора видов досуга, порожденные низкими доходами, приводят к злоупотребле-

нию спиртными напитками и нездоровой обстановке в семье.

4. Употребление алкоголя существенно влияет на преступность, увеличивая такие виды

преступлений как убийство (покушение на убийство) и разбой [9; 15]. Помимо этого велик

«вклад алкоголя» в общую смертность населения Москвы как напрямую (отправление ал-

коголем), так и косвенно (смерти в результате сердечно-сосудистых заболеваний, бытовых

убийств и т.д.).

Итак, данное исследование позволяет наметить основные направления государственного

воздействия столичных властей на злоупотребление алкогольной продукцией:

– следует продолжать политику, направленную на строительство общедоступных спор-

тивных сооружений и вовлечение в массовый спорт население Москвы;

– необходимо адресно концентрировать пропагандистские усилия на вреде употребле-

ния алкоголя в учебных заведениях среднего профессионального образования [1; 5; 16].

Помимо указанного необходимо учесть, что разработке и реализации мероприятий

по ограничению потребления спиртных напитков будет препятствовать так называемое ал-

когольное лобби [11], особенно если результатом данных мероприятий станет повышение

стоимости алкогольной продукции. Между тем уменьшение распространения злоупотребле-

нием алкоголем будет способствовать уменьшению преступности, смертности населения

Москвы и оздоровлению обстановки в семьях.

Список литературы1. Авдеева Е.Ю. Организация работы подразделений по делам несовершеннолетних, на-

правленная на профилактику алкоголизма среди несовершеннолетних // Актуальные

проблемы государства и общества в области обеспечения прав и свобод человека и граж-

данина. Т. 5. 2017. № 5. С. 110–114.

2. Байнова М.С., Козырев М.С., Петров А.В. Корреляционный анализ государственного воз-

действия на отдельные аспекты российской экономики // Актуальні проблеми економіки.

Т. 182. 2016. № 8. С. 334–343.

3. Бахтеев С.С. Проблемы алкоголизма и преступности // Правопорядок: история, теория,

практик. 2014. № 1 (2). C. 101–103.

4. Высоцкая Т.В., Левченко А.А. Алкоголизм в России и его последствия // Бюллетень меди-

цинских интернет-конференций. Т. 7. 2017. № 1.

5. Жижина И.В. Профилактика пьянства и алкоголизма несовершеннолетних // Совершен-

ствование деятельности правоохранительных органов с учетом современных реалий: ма-

тер. Междунар. науч.-практ. конф. 2017. С. 105–108.

6. Иванец Н.Н., Кошкина Е.А., Киржанова В.В., Павловская Н.И. Демографические послед-

ствия роста алкоголизма и наркомании // Россия: предпосылки преодоления системно-

го кризиса. Социальная и социально-политическая ситуация в России в 2006 г. М., 2007.

С. 319–344.

7. Илюк Р.Д., Рыбакова К.В., Крупицкий Е.М. Сравнительное исследование зависимости

от пива и крепких алкогольных напитков. СПб.: НИПНИ им. В.М. Бехтерева, 2011. URL:

http://bekhterev.ru/content/43/res_alco_report.pdf (дата обращения: 27.03.2018).

71


8. Немцов А.В. Смертность от алкоголизма в России в 2004–2014 гг. // Вопросы наркологии.

2016. № 5-6. С. 35–54.

9. Несевря Н.А., Кирьянов Д.А. Социально-экономические последствия алкоголизма и нар-

комании в Пермском крае // Вестник Пермского университета. Философия. Психология.

Социология. 2010. № 1. C. 109–115.

10. Попович Л.Д., Потапчик Е.Г., Рудакова А.В. Социально-экономические последствия ал-

коголизма в России и возможности снижения ущерба от него // Наркология. Т. 15. 2016.

№ 2 (170). С. 49–58.

11. Романович Н.А. Алкоголь в России: мифы общественного мнения и реальность // Социо-

логический журнал. Т. 21. 2015. № 3. С. 63–87.

12. Романчуков С.В., Берестнева Е.В., Маклакова Т.Г. Анализ социологических данных на ос-

нове корреляционного и факторного анализа // Информационные и математические тех-

нологии в науке и управлении. 2017. № 2 (6). С. 72–78.

13. Савина Е.А., Гладких Е.С. Житейские представления об алкоголизме: межкультурные

и внутрикультурные различия // Научные ведомости Белгородского государственного

университета. Серия: Гуманитарные науки. 2009. № 4 (14).

14. Сатынская А.К., Бокаева М.С., Сарбасова Н.Д. Некоторые вопросы корреляционного ана-

лиза в социологических исследованиях // Математические методы и модели в управле-

нии, экономике и социологии: сб. науч. тр. Тюмень, 2014. С. 387–390.

15. Сахаров А.В., Говорин Н.В. Насильственная смертность и алкоголизация населения в За-

байкальском крае // Дальневосточный медицинский журнал. 2011. № 2. С. 97–99.

16. Собкин В.С., Адамчук Д.В. Малые девиации: табакокурение и алкоголизация молодежи

(evidence-based) // Навигатор в мире науки и образования. 2017. № 2 (35). С. 156–157.

17. Стебунова А.В., Тамразян Н.А. Алкоголизм как социальная проблема современного обще-

ства: причины и последствия // Ломоносовские чтения на Алтае: Междунар. молодежная

школа-семинар: сб.: в 6 ч. / под ред. Е.Д. Родионова. 2013. С. 128–131.

18. Kozyrev M.S., Frolova E.V., Medvedeva N.V., Rogach O.V., Ryabova T.M., Evstratova

T.A. Environmental protection activities: government control/regulation and environmental

responsibility of business // Ecology, Environment and Conservation Paper. Vol. 23. 2017. No.

4. P. 2172–2180.

19. Kozyrev M.S., Bogacheva T.V., Jukova E.E., Palekhova P.V. Analysis of Management of Higher

Education Institutions // European Journal of Contemporary Education. Vol. 8. 2019. No. 4.

P. 801–809.

20. Rainie R.C. Alcoholism, a Local and National Problem // Postgraduate Medicine. Vol. 26. 2016.

No. 6. P. 841–847.

21. Simon J., Patel A., Sleed M. The costs of alcoholism // Journal of Mental Health. Vol. 14. 2005.

No. 4. P. 321–330.

References1. Avdeeva E.Yu. Organizaciya raboty podrazdelenij po delam nesovershennoletnikh,

napravlennaya na profilaktiku alkogolizma sredi nesovershennoletnikh // Aktual’nye

problemy gosudarstva i obshchestva v oblasti obespecheniya prav i svobod cheloveka

i grazhdanina. T. 5. 2017. № 5. S. 110–114.

2. Bajnova M.S., Kozyrev M.S., Petrov A.V. Korrelyacionnyj analiz gosudarstvennogo vozdejstviya

na otdel’nye aspekty rossijskoj ekonomiki // Aktual’nі problemi ekonomіki. T. 182. 2016. № 8.

S. 334–343.

3. Bakhteev S.S. Problemy alkogolizma i prestupnosti // Pravoporyadok: istoriya, teoriya, praktik.

2014. № 1 (2). C. 101–103.

4. Vysockaya T.V., Levchenko A.A. Alkogolizm v Rossii i ego posledstviya // Byulleten’

medicinskikh internet-konferencij. T. 7. 2017. № 1.

5. Zhizhina I.V. Profilaktika p’yanstva i alkogolizma nesovershennoletnikh // Sovershenstvovanie

deyatel’nosti pravookhranitel’nykh organov s uchetom sovremennykh realij: mater.

Mezhdunar. nauch.-prakt. konf. 2017. S. 105–108.

6. Ivanec N.N., Koshkina E.A., Kirzhanova V.V., Pavlovskaya N.I. Demograficheskie posledstviya

rosta alkogolizma i narkomanii // Rossiya: predposylki preodoleniya sistemnogo krizisa.

Social’naya i social’no-politicheskaya situaciya v Rossii v 2006 g. M., 2007. S. 319–344.

7. Ilyuk R.D., Rybakova K.V., Krupickij E.M. Sravnitel’noe issledovanie zavisimosti ot piva

i krepkikh alkogol’nykh napitkov. SPb.: NIPNI im. V.M. Bekhtereva, 2011. URL: http://

bekhterev.ru/content/43/res_alco_report.pdf (data obrashcheniya: 27.03.2018).

72


8. Nemcov A.V. Smertnost’ ot alkogolizma v Rossii v 2004–2014 gg. // Voprosy narkologii. 2016.

№ 5-6. S. 35–54.

9. Nesevrya N.A., Kir’yanov D.A. Social’no-ekonomicheskie posledstviya alkogolizma

i narkomanii v Permskom krae // Vestnik Permskogo universiteta. Filosofiya. Psikhologiya.

Sociologiya. 2010. № 1. C. 109–115.

10. Popovich L.D., Potapchik E.G., Rudakova A.V. Social’no-ekonomicheskie posledstviya

alkogolizma v Rossii i vozmozhnosti snizheniya ushcherba ot nego // Narkologiya. T. 15.

2016. № 2 (170). S. 49–58.

11. Romanovich N.A. Alkogol’ v Rossii: mify obshchestvennogo mneniya i real’nost’ //

Sociologicheskij zhurnal. T. 21. 2015. № 3. S. 63–87.

12. Romanchukov S.V., Berestneva E.V., Maklakova T.G. Analiz sociologicheskikh dannykh

na osnove korrelyacionnogo i faktornogo analiza // Informacionnye i matematicheskie

tekhnologii v nauke i upravlenii. 2017. № 2 (6). S. 72–78.

13. Savina E.A., Gladkikh E.S. Zhitejskie predstavleniya ob alkogolizme: mezhkul’turnye

i vnutrikul’turnye razlichiya // Nauchnye vedomosti Belgorodskogo gosudarstvennogo

universiteta. Seriya: Gumanitarnye nauki. 2009. № 4 (14).

14. Satynskaya A.K., Bokaeva M.S., Sarbasova N.D. Nekotorye voprosy korrelyacionnogo analiza

v sociologicheskikh issledovaniyakh // Matematicheskie metody i modeli v upravlenii,

ekonomike i sociologii: sb. nauch. tr. Tyumen’, 2014. S. 387–390.

15. Sakharov A.V., Govorin N.V. Nasil’stvennaya smertnost’ i alkogolizaciya naseleniya

v Zabajkal’skom krae // Dal’nevostochnyj medicinskij zhurnal. 2011. № 2. S. 97–99.

16. Sobkin V.S., Adamchuk D.V. Malye deviacii: tabakokurenie i alkogolizaciya molodezhi

(evidence-based) // Navigator v mire nauki i obrazovaniya. 2017. № 2 (35). S. 156–157.

17. Stebunova A.V., Tamrazyan N.A. Alkogolizm kak social’naya problema sovremennogo

obshchestva: prichiny i posledstviya // Lomonosovskie chteniya na Altae: Mezhdunar.

molodezhnaya shkola-seminar: sb.: v 6 ch. / pod red. E.D. Rodionova. 2013. S. 128–131.

18. Kozyrev M.S., Frolova E.V., Medvedeva N.V., Rogach O.V., Ryabova T.M., Evstratova T.A.

Environmental protection activities: government control/regulation and environmental

responsibility of business // Ecology, Environment and Conservation Paper. Vol. 23. 2017. No.

4. P. 2172–2180.

19. Kozyrev M.S., Bogacheva T.V., Jukova E.E., Palekhova P.V. Analysis of Management of Higher

Education Institutions // European Journal of Contemporary Education. Vol. 8. 2019. No. 4.

P. 801–809.

20. Rainie R.C. Alcoholism, a Local and National Problem // Postgraduate Medicine. Vol. 26. 2016.

No. 6. P. 841–847.

21. Simon J., Patel A., Sleed M. The costs of alcoholism // Journal of Mental Health. Vol. 14. 2005.

No. 4. P. 321–330.

Библиографическое описание статьи / Reference to articleКозырев М.С., Бабичев И.В., Алексеева А.В. Факторы и показатели употребления алко-

гольной продукции: корреляционный анализ // Социальная политика и социология. Т. 18.

2019. № 4 (133). С. 64–72. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-64-72 (Библиографиче-

ское описание согласно российским стандартам).

Kozyrev M.S., Babichev I.V., Alekseeva A.V. Faktory i pokazateli upotrebleniya alkogol’noj

produkcii: korrelyacionnyj analiz // Social’naya politika i sociologiya. Т. 18. 2019. № 4 (133).


Kozyrev, M.S., Babichev, I.V. & Alekseeva, A.V. (2019) Factors and Indicators of Alcohol

Consumption: Correlation Analysis, Social Policy and Sociology. Vol. 18. No. 4 (133). P. 64–72.

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-64-72 (International bibliographic description).

73


Е.В. Потехина,д-р экон. наук, профессор кафедры информатики и прикладной математики,

Российский государственный социальный университет, Москва.

E.V. Potekhina,

doctor of economic sciences, professor of the department of informatics and

applied mathematics, Russian State Social University, Moscow.


М.В. Фаминская,канд. физ.-мат. наук, доцент кафедры информатики и прикладной математики,


M.V. Faminskaya,

candidate of physical and mathematical sciences, associate professor

of the department of informatics and applied mathematics,



УДК 314.3; 314.4; 614.2; 34.03; 519.25

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-73-85

Оценка влияния «антитабачного» Закона на уровень курения в России: метод синтетического контроляAssessing the Impact of the “Anti-Smoking” Law on Smoking Levels

in Russia: A Synthetic Control Method


13.09.2019 29.11.2019 30.12.2019

Аннотация: в данной работе проводится оценка действенности принятого Закона о запрете

курения в общественных местах на уровень курения в России. В качестве метода анализа выбран

метод синтетического контроля (Synthetic control method), который хорошо себя проявил в эконо-

метрических исследованиях. С помощью SCM проанализирована динамика основных социальных пока-

зателей, связанных с указанным Законом, и путем сравнения этих показателей с показателями «син-

тетической» страны, в которой такой закон не был принят, проведен анализ влияния на выбранные

показатели именно принятого Закона. Показатели «синтетической» страны строятся на основе

международных баз данных по тем странам, в которых аналогичный закон не был принят.

Annotation: this paper assesses the effectiveness of the adopted law on the prohibition of smoking

in public places on the level of smoking in Russia. As an analysis method, the SCM method (Synthetic control

method), which proved to be good in econometric studies, was chosen. Using the SCM, we analyzed the

dynamics of the main social indicators related to the specified Law, and by comparing these indicators with

those of a “synthetic” country in which such a law was not adopted, we analyzed the effect on the selected

indicators of the adopted law. The indicators of a “synthetic” country are built on the basis of international

databases for those countries in which a similar law has not been adopted.

Ключевые слова: «антитабачный» Закон, метод синтетического контроля, факторный анализ.

Key words: “anti-smoking” law, synthetic control method, factor analysis.

Введение. В 2013 году был принят Федеральный закон от 23 февраля 2013 г. № 15-ФЗ

«Об охране здоровья граждан от воздействия окружающего табачного дыма и последствий

потребления табака» [10]. Необходимость принятия этого Закона вызвана тем, что, по ин-

74


формации ВЦИОМ [5], 1/3 часть населения страны (34%) курит и по этому показателю Рос-

сия на протяжении длительного времени стабильно занимает место в первой десятке рей-

тинга [6]. В этом Законе предусматривались значительные изменения в сфере розничной

торговли и достаточно жесткие меры по ограничению мест, в которых можно было курить.

Предусматривалось также, что будет обеспечиваться надлежащая охрана здоровья населе-

ния от пагубного влияния табачного дыма [4].

По прошествии нескольких лет со времени принятия Закона предпримем попытку понять,

как работают принятые жесткие меры и работают ли они вообще. В частности, если отмечается

уменьшение потребления табака и происходят иные изменения, связанные как с табачной от-

раслью в целом, так и с состоянием здоровья граждан, то связаны ли эти изменения с действи-

ем норм данного Закона или изменения связаны с влиянием каких-то других факторов?

В качестве метода исследования был выбран метод синтетического контроля – Synthetic

control method [9], – применяемый в эконометрических исследованиях [15, с. 52]. Во мно-

гих странах действуют законы, аналогичные принятому в России, но в то же время во многих

странах «антитабачного» закона нет, поэтому показатели именно этих стран целесообразно

выбрать для использования в модели синтетического контроля.

Действенность принятой методики по анализу влияния рассматриваемого Закона на основ-

ные показатели, на которые он был направлен, поможет в дальнейшем проанализировать дей-

ственность и других принимаемых законов. Метод синтетического контроля (Synthetic control

method, SCM) находит применение как в экономике, так и политологии [11; 17], географии,

здравоохранении [18]. Посредством этого метода изучались результаты осуществления феде-

ративной реформы в Бельгии для выделения средств на социальное обеспечение граждан [14].

В области географии SCM использовался при изучении антропогенных ландшафтов [19]. Метод

синтетического контроля уже применялся для оценки эффекта борьбы против табака в Кали-

форнии [12]. SCM может использоваться и как метод прогнозирования [15; 16].

Методика. Для оценки влияния «антитабачного» Закона на здоровье людей, экономику

и экологию рассмотрим динамику некоторых показателей, на которые принятие Закона мо-

жет оказать влияние и по которым существуют статистические данные по России и по дру-

гим странам.

Первым рассмотрим такой показатель, как процент курильщиков. По данным Всемирной

организации здравоохранения (ВОЗ), динамика числа курильщиков в России (рис. 1) [23]

показывает снижение, за исключением 2013 года, но после 2013 года темп снижения уве-

личивается, но ненамного. Остается вопрос: связано ли это с принятием «антитабачного»

Закона?

25

27

29

31

33

35

37

39

41

43

2008 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016 2017 2018

, %

Рис. 1. Динамика числа курильщиков в России

75


По данным [3], рассмотрим структуру смертности в России (табл. 1).Таблица 1

Структура смертности в России в 2016 году

Причина смертности %

Болезни системы кровообращения 53,2

Новообразования 15,4

Инфекционные и паразитарные болезни 1,6

Болезни органов дыхания 3,8

Болезни органов пищеварения 4,7

ДТП 1,1

Прочие причины 20,2

Первую строчку в структуре смертности занимают болезни системы кровообращения,

основными причинами которых являются алкоголизм и табакокурение. Табакокурение яв-

ляется также причиной смерти от болезней органов дыхания, в частности от рака легких

[1; 2; 5].

Рассмотрим демографические процессы [7], чтобы в дальнейшем попытаться определить

влияние на их динамику принятого «антитабачного» Закона. Показатели динамики смерт-

ности и рождаемости в Российской Федерации приведены в таблице 2.Таблица 2

Динамика смертности и рождаемости в Российской Федерации

Годы Число родившихся(тыс. чел.)

Число умерших (тыс. чел.)

Естественный прирост

2010 122,9 126,0 -3,1

2011 124,7 112,0 12,7

2012 134,9 117,7 17,2

2013 135,9 116,0 19,9

2014 137,2 117,5 19,7

2015 142,2 121,9 20,3

2016 145,3 123,8 21,5

2017 133,7 118,9 14,8

Рассмотрим также данные по младенческой смертности в России (табл. 3), которые

показывают снижение этого показателя, начиная с 2013 года. Связь этого показателя

с принятым «антитабачным» Законом связана с тем, что табачный дым оказывает вредное

влияние не только на курящих, но и на их окружение. Это явление называется пассивное

курение, а курение во время беременности отрицательно сказывается на здоровье мла-

денца [8].

Предположим, что выбраны характеристики, на динамику которых должен оказывать

влияние принятый Закон. На динамику этих показателей могут оказывать влияние и другие

факторы. Задача заключается в том, чтобы разработать методику, позволяющую выделить

влияние именно рассматриваемого Закона. В данном случае – «антитабачного» Закона. Для

поставленной цели требуется получить динамику показателей в предположении, что закон

не принят. Каким же образом можно построить динамику показателей в предположении, что

закон не принят? Рассматриваемая методика SCM позволяет по данным стран, в которых та-

кой или подобный закон не принят, сконструировать динамику интересующих показателей

«синтетической» страны.

76


Таблица 3

Младенческая смертность в Российской Федерации

Годы Население страны Проживающие в городах Проживающие в сельской местности

всего, чел.

на 1000 родив-шихся живыми

всего, чел.


всего, чел.


2000 19 286 15,3 12 934 14,7 6352 16,8

2001 19 104 14,6 12 899 14,0 6205 16,2

2002 18 407 13,3 12 511 12,7 5896 14,9

2003 18 142 12,4 12 235 11,7 5907 13,9

2004 17 339 11,6 11 596 10,8 5743 13,4

2005 16 073 11,0 10 716 10,3 5357 12,7

2006 15 079 10,2 9839 9,4 5240 12,1

2007 14 858 9,4 9497 8,6 5361 11,2

2008 14 436 8,5 9273 7,8 5163 10,1

2009 14 271 8,1 9189 7,5 5082 9,7

2010 13 405 7,5 8641 6,9 4764 9,1

2011 13 168 7,4 8398 6,6 4770 9,1

2012 16 306 8,6 10 843 8,1 5463 10,1

2013 15 477 8,2 10 418 7,7 5059 9,4

20141) 14 322 7,4 9641 6,9 4681 8,5

2015 12 664 6,5 8499 5,9 4165 8,4

2016 11 428 6,0 7860 5,5 3568 7,6

2017 9577 5,6 6545 5,1 3032 7,1

2018 8244 5,1 5723 4,7 2521 6,2

Для построения показателей «синтетической» страны из международных баз данных ВОЗ

[23] и Всемирного банка (ВБ) [22] выделяются страны без изучаемого «антитабачного» за-

кона. Данные показателей каждой из выбранных стран берутся с некоторыми весами так,

чтобы минимизировать «расстояние» в выбранной норме между параметрами конструиру-

емой «синтетической» страны и параметрами России до момента принятия Закона. С помо-

щью сравнения динамики показателей после момента принятия Закона будем судить о вли-

янии принятого Закона.

Рассмотрим математическую постановку метода. Пусть выбрана J стран, в которых не было воздействия «антитабачного» закона на интересующие показатели. К ним добавля-

ются данные России. В рассматриваемой группе из 1J стран данные России ставим на первое место.

Рассматриваемый период времени T лет делится на две части. Будем считать, что Закон

принят в году с номером 0 01 (1 )T T T .

Рассмотрим показатель П. Анализируем зависимость этого показателя от совокупности

значений показателей для всех рассматриваемых стран.

Обозначим показатель для страны i в году t в случае отсутствия закона как NitX , а в слу-

чае действия Закона – как IitX . Делается допущение, что в годы

01, , t T эти показатели равны – .N Iit itX X Предполагаем, что Закон, принятый в России,

не влияет показатель П в других странах.

Результат введения Закона в годы 0 1 , ,t T T обозначим параметром 1t , т.е.

1 1 1I N

t t tX X ,

77


и динамика этого параметра является целью выбранной методики SCM. Еще раз заметим, что

1 1It tX X наблюдаемые в России значения показателя П, а 1

NtX – ненаблюдаемые гипоте-

тические значения показателя П.

Рассмотрим метод построения 1 .NtX Для всех участвующих в модели стран этот показа-

тель обозначим как .NitX Эти данные представим в виде следующей факторной модели:

,Nit t t i t i itX Z

где t – общий фактор для всех стран, – iZ вектор рассматриваемых показателей, на базе

которых моделируется контрольная страна, t вектор коэффициентов, t вектор латент-

ных факторов (ненаблюдаемых), i – их факторные нагрузки и –it шум.

Модель SCM можно представить в следующем виде:

,Nj it t t j i t j i j it

j j j j

w X w w w Z

где jw – это j-е значение вектора весов 2 1, JW w w , при этом все веса имеют положи-

тельные значения и 1. jj

w Таким образом, SCM состоит в подборе некоторого вектора W ,

чтобы при условии 0 t T выполнялись следующие соотношения:

j jt jtj

w X X и 1.j jtj

w Z Z

Последние соотношения означают, что до момента принятия рассматриваемого Закона

веса не оказывают влияния на показатель П и выбранные показатели точно моделируют

показатели России.

Учитывая изложенное, эффект от принятого Закона возможно оценить посредством па-

раметра:

1 1 .ˆ t t j jtj

X w X

Поиск весов является результатом минимизации по вектору W нормы 1 0 :X X W

'1 0 1 0 1 0 X X W X X W V X X W ,

где 1X – вектор принятых для России показателей до момента 0 1T , а 0X – матрица зна-

чений выбранных показателей для других стран.

Описанный метод показал свою эффективность при исследовании влияния бюджетного

правила на уровень бюджетной стабильности в разных странах. Например, на рисунке 2

показано влияние фискального правила Чили, принятого в 2001 году, на государственный

долг и динамику расходов. Реальные показатели представлены сплошными линиями, а ги-

потетические («синтетические») – пунктирными. Результаты показывают, что наблюдается

значительное влияние принятого фискального правила как на уменьшение государственно-

го долга, так и на расходы [20].

78


Рис. 2. Влияние фискального правила на государственный долг и динамику расходов Чили

На рисунке 3 показаны результаты аналогичного исследования для Индии.

Рис. 3. Влияние фискального правила на государственный долг и динамику расходов Индии

Для реализации SCM был использован универсальный пакет для решения статистиче-

ских задач STATA [21]. Программа STATA обладает большими возможностями по управлению

данными. Рассматриваемый пакет STATA содержит интерфейс на базе известной техноло-

гии «point-and-click», что представляет возможность формировать высококачественные

графики: достаточно прост в использовании, имеет поддержку таких операционных систем,

как Windows, Macintosh и Unix (включая Linux). Необходимо отметить наличие возможно-

сти распределения программ, наборов данных и прочих компонентов STATA между разными

платформами без дополнительного преобразования. Программой предусмотрено добавле-

ние собственных команд.

Исследуем ключевые команды, реализующие метод синтетического контроля в програм-

ме STATA.

Команда «drop if» позволяет удалять из базы данные стран, в которых есть какие-либо

ограничения, касающиеся курения.

Команда «keep if» из всех стран выбирает и оставляет только те страны, где ограничения

на табакокурение очень незначительные либо отсутствуют полностью.

Реализация метода синтетического контроля в программе STATA выполняется посред-

ством команды «synth» [13].

79


Результаты. База данных для построения «синтетической» страны была построена

на основе двух международных баз данных: WHO (ВОЗ) и WB (Всемирного банка). На сайте

Всемирной организации здравоохранения был взят раздел, посвященный статистике в об-

ласти здравоохранения, инструментам, применяемым для мониторинга и анализа основ-

ных результатов в этой сфере. База данных Всемирного банка содержит 1450 показателей

218 стран и 46 макрорегионов (такие как Arab World, European Union, OECD members, World

и т.д.). Все приведенные показатели группируются по темам, например наука и технологии,

экономика, финансы, здравоохранение и т.д.

Базой данных приведенного исследования послужили следующие показатели: процент

курящих, процент курящих до 15 лет, показатели рождаемости и смертности, показатели

младенческой смертности, цены на сигареты, процент акцизов, количество смертей от рака

легких, состояние окружающей среды, ВВП на душу населения.

Был взят временной период в размере 10 лет и собран определенный ряд стран, в ко-

торых тоже был принят антитабачный закон, аналогичный «антитабачному» Закону, при-

нятому в России в 2013 году, и ряд стран, в которых нет запретов, относящихся к курению.

В процессе создания баз данных возник ряд трудностей.

Основная трудность для составления базы состояла в неполноте данных: по некоторым

показателям, которые мы рассматривали, могли отсутствовать данные за определенный год

или несколько лет или не было данных по некоторым показателям для какой-то страны. Это

существенно осложняло работу, так как метод требует полного набора данных. Для полу-

чения отсутствующих данных был использован метод интерполяции.

Кроме этого, были использованы два разных формата данных: long и wide, которые были

сведены в один при помощи программного кода. В базах применялись разные наименования

стран (разное написание одной и той же страны), что пришлось корректировать вручную.

После формирования базы данных выделили 67 стран, среди которых была Россия. В них

до 2013 года запрет на курение отсутствовал либо был незначительным. Данные по показа-

телям для этих стран были использованы в методике SCM для построения «синтетической»

страны. Перечень этих стран приведен в таблице 4.Таблица 4

Список стран, по данным которых строилась «синтетическая» страна

Название страныБотсвана Гана Мозамбик Доминика

Бурунди Гвинея-Бисау Руанда Гренада

Кабо-Верде Кения Сан-Томе и Принсипи Гаити

Каморры Лесото Сенегал Сент-Китс и Невис

Кот-д’Ивуар Либерия Сьерра-Леоне Сент-Люсия

Экваториальная Гвинея Мадагаскар Южная Африка Сент-Винсент

и Гренадины

Эфиопия Малави Эсватини Суринам

Габон Мали Танзания США

Гамбия Мавритания Багамы Бангладеш

Антигуа и Барбуда Багамы Белиз Восточный Тимор

Австрия Дания Германия Босния и Герцеговина

Белоруссия Исландия Нидерланды Румыния

Россия Швейцария Таджикистан Бахрейн

Оман Катар Сомали Судан

Тунис Йемен Камбоджа Китай

Япония Кирибати Малайзия Ниуэ

Южная Корея Тонга Вануату

80


По сформированной базе данных для ключевых показателей путем вычислительных экс-

периментов строились модели SCM. Вычислительные эксперименты проводились в целях

выделения из общей базы тех стран, данные которых по показателю позволили построить

такаю «синтетическую» страну, динамика показателя которой была бы достаточно близка

к реальным показателям по России до принятия «антитабачного» Закона. Следующим шагом

определялись гипотетические показатели, сравниваемые впоследствии с реальными данны-

ми. Рассмотрим показатели, для которых удалось построить «синтетическую» страну.

Первым рассматривался процент числа курящих в России. В модели SCM использова-

лись данные 40 стран из тех, в которых нет антитабачного закона. Полученная модель SCM

(рис. 4) демонстрирует, что темп уменьшения процента курящих граждан без принятия ан-

титабачного закона был бы несколько меньше.

Сплошная линия – фактическая Россия, пунктирная – «синтетическая» Россия

Рис. 4. Влияние «антитабачного» Закона на процент курящих в России

На рисунке 5 показан график числа больных раком легких. Сравнение показывает су-

щественное снижение числа больных по сравнению с гипотетическим числом больных без

принятия данного закона.


Рис. 5. Влияние «антитабачного» Закона на число больных раком легких в России

81


Рассмотрим более подробно показатель рождаемости, измеряемый соотношением числа

родившихся детей на 1 тыс. женщин (рис. 6). Из рисунка 6 видим, что введение Закона ока-

зало положительное влияние на темпы рождаемости.


Рис. 6. Влияние «антитабачного» Закона на рождаемость в России

На рисунке 7 представлено влияние принятия «антитабачного» Закона на смертности

мужского населения России. После 2012 года, в который разрабатывался закон, отмечается

снижение смертности.


Рис. 7. Влияние «антитабачного» Закона на смертность в России

Рассмотрим влияние «антитабачного» Закона на некоторые экономические показате-

ли. Рисунок 8 показывает это влияние на цену самых популярных марок сигарет. Весомой

82


мерой в борьбе с курением стало повышение акцизов, что, конечно, не могло не привести

к росту цен на сигареты. Необходимо отметить, что повышение цен на табачные изделия

имело место и до принятия Закона, таким образом, разница между показателями реальными

и синтетическими незначительная.


Рис. 8. Влияние «антитабачного» Закона на цену на сигареты в России

Поскольку принятие «антитабачного» Закона привело к снижению заболеваемости

и смертности, то введение его не могло не сказаться на расходах на здравоохранение. По-

этому метод синтетического контроля был применен и к этому показателю, по данным ВОЗ.

Результаты данного вычислительного эксперимента представлены на рисунке 9. Поскольку

не удалось составить модель, которая в полной мере отражает расходы на здравоохране-

ние до введения Закона, то есть мало оснований считать, что снижение расходов связано

с «антитабачным» Законом.


Рис. 9. Влияние «антитабачного» Закона на государственные расходы на здравоохранение в России

83


Обсуждение. Анализ метода синтетического контроля показал, что применение пока-

зателей 40 стран, в которых не введен аналогичный закон, позволило составить модель

по ключевым показателям и выявило влияние «антитабачного» закона на эти показатели.

Для таких показателей, как процент курящих и увеличение рождаемости, предполагаемый

эффект оказался несущественным, из чего следует, что Закон способствовал усилению име-

ющейся до его введения тенденции.

Наибольший эффект от принятия данного Закона отмечен для таких показателей, как

смертность и число больных раком легких. Поскольку оба показателя взаимосвязаны,

то уменьшение одного показателя повлекло существенное уменьшение другого показателя.

Влияние принятого Закона на увеличение цен на сигареты было предсказуемым, поскольку

он предполагал увеличение акцизов.

Заключение. Оценка действенности принятого Закона о запрете курения в обществен-

ных местах на уровень курения в России является актуальной темой по двум причинам. Во-

первых, само изучение влияния данного Закона на снижение числа курящих в России важно

как для сохранения здоровья населения, так и для уточнения действующего законодатель-

ства в данной сфере, а во-вторых, апробация методики, а именно метода синтетического

контроля, на данном Законе может дать инструментарий проверки действенности и других

принятых законов.

Список литературы1. Акимова Е.В., Смазнов В.Ю., Каюмова М.М., Кузнецов В.А. Курение, риск сердечнососу-

дистой смерти в мужской когорте и социальный градиент // Профилактика заболеваний

и укрепление здоровья. 2007. № 3. C. 23–27.

2. Бабанов С.А. Роль табакокурения в развитии хронических неспецифических заболеваний

легких // Здравоохранение Российской Федерации. 2002. № 1. С. 53–55.

3. Итоги здравоохранения в Российской Федерации за 2016 год. URL: https://www.

rosminzdrav.ru/ministry/61/22/stranitsa-979/statisticheskie-i-informatsionnye-materialy/

statisticheskiy-sbornik-2016-god.

4. Кирилловых А.А. Новое антитабачное законодательство и меры по ограничению курения

табака // Право и экономика. 2013. № 12. С. 19–23.

5. Курение в России: мониторинг / ВЦИОМ. URL: https://wciom.ru/index.

php?id=236&uid=116248.

6. Моисеев И.В. Табак и табачная индустрия: вчера, сегодня, завтра. М., 2004. 280 с.

7. Потехина Е.В., Фаминская М.В. Статистическое изучение демографических процессов //

Актуальные проблемы учета, анализа, финансового контроля и статистики в социальной

сфере: сб. М.: РГСУ, 2017. С. 137–143.

8. Росстат. URL: http://moscow.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_ts/moscow/ru/statistics/

population/.

9. Синтетический контроль. URL: https: //ru.wikipedia.org/.

10. Федеральный закон от 23 февраля 2013 г. № 15-ФЗ «Об охране здоровья граждан от воз-

действия окружающего табачного дыма и последствий потребления табака» // СЗ РФ.

2013. № 8.

11. Abadie A., Diamond A., Hainmueller J. Comparative Politics and the Synthetic Control

Method // American Journal of Political Science. Vol. 59. 2015. No. 2. P. 495–510.

12. Abadie A., Diamond A., Hainmueller J. Synthetic Control Methods for Comparative Case

Studies: Estimating the Effect of California’s Tobacco Control Program // Journal of the

American Statistical Association. Vol. 105. 2010. No. 490. P. 493–505.

13. Abadie A., Diamond A., Hainmueller J. Synth: An R Package for Synthetic Control Methods

in Comparative Case Studies // Journal of Statistical Software. Vol. 4. 2011. No. 13.

14. Arnold T., Stadelmann Steffen I. How federalism influences welfare spending: Belgium

federalism reform through the perspective of the synthetic control method // European

Journal of Political Research. 2017. No. 56. P. 680–702.

15. Hahn J., Shi R. Synthetic Control and Inference // Econometrics. Vol. 5. 2017. No. 4.

16. Klößner S., Pfeifer G. Outside the box: using synthetic control methods as a forecasting

technique // Applied Economics Letters. Vol. 25. 2017. No. 9. P. 615–618.

84


17. Klößner S., Kaul A., Pfeifer G., Schieler M. Comparative politics and the synthetic control

method revisited: A note on Abadie et al. (2015) // Swiss Journal of Economics and Statistics.

Vol. 154. 2018. No. 1.

18. Kreif N., Grieve R., Hangartner D., Turner A.J., Nikolova S., Sutton M. Examination of the

Synthetic Control Method for Evaluating Health Policies with Multiple Treated Units // Health

Economics. Vol. 25. 2016. No. 12. P. 1514–1528.

19. Meyfroidt P. Approaches and terminology for causal analysis in land systems science //

Journal of Land Use Science. Vol. 11. 2015. No. 5. P. 501–522.

20. Second-Generation Fiscal Rules: Balancing Simplicity, Flexibility, and Enforceability / ed.:

L. Eyraud, X. Debrun, A. Hodge, V.D. Lledo, C.A. Pattillo. 2018.

21. Stata. URL: https://cs.hse.ru/dpo/stata.

22. WB. URL: https://databank.worldbank.org/source/health-nutrition-and-population-statistics/

Type/TABLE/preview/on#.

23. WHO. URL: https://www.who.int/tobacco/surveillance/policy/country_profile/en/.

References1. Akimova E.V., Smaznov V.YU., Kayumova M.M., Kuznecov V.A. Kurenie, risk serdechnososudistoj

smerti v muzhskoj kogorte i social’nyj gradient // Profilaktika zabolevanij i ukreplenie

zdorov’ya. 2007. № 3. C. 23–27.

2. Babanov S.A. Rol’ tabakokureniya v razvitii khronicheskikh nespecificheskikh zabolevanij

legkikh // Zdravookhranenie Rossijskoj Federacii. 2002. № 1. S. 53–55.

3. Itogi zdravookhraneniya v Rossijskoj Federacii za 2016 god. URL: https://www.rosminzdrav.

ru/ministry/61/22/stranitsa-979/statisticheskie-i-informatsionnye-materialy/

statisticheskiy-sbornik-2016-god.

4. Kirillovykh A.A. Novoe antitabachnoe zakonodatel’stvo i mery po ogranicheniyu kureniya

tabaka // Pravo i ekonomika. 2013. № 12. S. 19–23.

5. Kurenie v Rossii: monitoring / VCIOM. URL: https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=116248.

6. Moiseev I.V. Tabak i tabachnaya industriya: vchera, segodnya, zavtra. M., 2004. 280 s.

7. Potekhina E.V., Faminskaya M.V. Statisticheskoe izuchenie demograficheskikh processov //

Aktual’nye problemy ucheta, analiza, finansovogo kontrolya i statistiki v social’noj sfere: sb.

M.: RGSU, 2017. S. 137–143.

8. Rosstat. URL: http://moscow.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_ts/moscow/ru/statistics/

population/.

9. Sinteticheskij kontrol’. URL: https: //ru.wikipedia.org/.

10. Federal’nyj zakon ot 23 fevralya 2013 g. № 15-FZ «Ob okhrane zdorov’ya grazhdan

ot vozdejstviya okruzhayushchego tabachnogo dyma i posledstvij potrebleniya tabaka» //

SZ RF. 2013. № 8.

11. Abadie A., Diamond A., Hainmueller J. Comparative Politics and the Synthetic Control

Method // American Journal of Political Science. Vol. 59. 2015. No. 2. P. 495–510.

12. Abadie A., Diamond A., Hainmueller J. Synthetic Control Methods for Comparative Case

Studies: Estimating the Effect of California’s Tobacco Control Program // Journal of the

American Statistical Association. Vol. 105. 2010. No. 490. P. 493–505.

13. Abadie A., Diamond A., Hainmueller J. Synth: An R Package for Synthetic Control Methods

in Comparative Case Studies // Journal of Statistical Software. Vol. 4. 2011. No. 13.

14. Arnold T., Stadelmann Steffen I. How federalism influences welfare spending: Belgium

federalism reform through the perspective of the synthetic control method // European

Journal of Political Research. 2017. No. 56. P. 680–702.

15. Hahn J., Shi R. Synthetic Control and Inference // Econometrics. Vol. 5. 2017. No. 4.

16. Klößner S., Pfeifer G. Outside the box: using synthetic control methods as a forecasting

technique // Applied Economics Letters. Vol. 25. 2017. No. 9. P. 615–618.

17. Klößner S., Kaul A., Pfeifer G., Schieler M. Comparative politics and the synthetic control

method revisited: a note on Abadie et al. (2015) // Swiss Journal of Economics and Statistics.

Vol. 154. 2018. No. 1.

18. Kreif N., Grieve R., Hangartner D., Turner A.J., Nikolova S., Sutton M. Examination of the

Synthetic Control Method for Evaluating Health Policies with Multiple Treated Units // Health

Economics. Vol. 25. 2016. No. 12. P. 1514–1528.

19. Meyfroidt P. Approaches and terminology for causal analysis in land systems science //

Journal of Land Use Science. Vol. 11. 2015. No. 5. P. 501–522.

85


20. Second-Generation Fiscal Rules: Balancing Simplicity, Flexibility, and Enforceability / ed.:

L. Eyraud, X. Debrun, A. Hodge, V.D. Lledo, C.A. Pattillo. 2018.

21. Stata. URL: https://cs.hse.ru/dpo/stata.

22. WB. URL: https://databank.worldbank.org/source/health-nutrition-and-population-statistics/

Type/TABLE/preview/on#.

23. WHO. URL: https://www.who.int/tobacco/surveillance/policy/country_profile/en/.

Библиографическое описание статьи / Reference to articleПотехина Е.В., Фаминская М.В. Оценка влияния «антитабачного» Закона на уровень куре-

ния в России: метод синтетического контроля // Социальная политика и социология. Т. 18.

2019. № 4 (133). С. 73–85. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-73-85 (Библиографиче-

ское описание согласно российским стандартам).

Potekhina E.V., Faminskaya M.V. Ocenka vliyaniya «antitabachnogo» Zakona na uroven’

kureniya v Rossii: metod sinteticheskogo kontrolya // Social’naya politika i sociologiya.

Т. 18. 2019. № 4 (133). S. 73–85. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-73-85 (Reference

in Roman script).

Potekhina, E.V. & Faminskaya, M.V. (2019) Assessing the Impact of the “Anti-Smoking” Law

on Smoking Levels in Russia: A Synthetic Control Method, Social Policy and Sociology. Vol.

18. No. 4 (133). P. 73–85. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-73-85 (International

bibliographic description).

86


Т.В. Фомичева,канд. социол. наук, доцент кафедры социологии,


T.V. Fomicheva,

candidate of sociological sciences, associate professor

of the department of sociology, Russian State Social University, Moscow.


А.Е. Маланко,магистрантка, Российский государственный социальный университет, Москва.

A.E. Malanko,

master student, Russian State Social University, Moscow.


УДК 316.032

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-86-94

Типы социального взаимодействия поколений в российской семье

Types of Social Interaction of Generations in the Russian Family


24.09.2019 29.11.2019 30.12.2019

Аннотация: в статье представлен анализ основных концептуальных подходов к исследованию

социального взаимодействия поколений в семье, описаны основные результаты количественного ис-

следования, проведенного в целях выявления типологических характеристик социального взаимо-

действия поколений в российских семьях методом онлайн-анкетирования. Результаты могут пред-

ставлять интерес для сотрудников органов социальной защиты населения, а также для всех тех,

кто специализируется на проблемах взаимодействия поколений в российских семьях.

Annotation: the article presents an analysis of the main conceptual approaches to the study of social

interaction of generations in the family, describes the main results of a quantitative study conducted in order

to identify the typological characteristics of social interaction of generations in Russian families using the

online survey method. The results may be of interest to employees of social protection agencies, as well

as to all those who specialize in problems of interaction between generations in Russian families.

Ключевые слова: социальное взаимодействие, поколения, семья, взаимодействие поколений.

Key words: social interaction, generations, family, intergenerational interaction.

Введение. В современном российском обществе бытует мнение, что поколения в семье

не могут понять друг друга из-за разного жизненного опыта. Помимо этого, непонимание

связано с трансформацией семейных ценностей, стремительным развитием технологий, ин-

форматизацией общества, преобразованием уклада жизни. Если прослеживать динамику

отношений «отцов» и «детей», то мы увидим, что за последние пять лет непонимание между

поколениями возросло. Опираясь на результаты исследования ВЦИОМ, отметим, что каж-

дый второй опрошенный убежден в наличии проблемы в отношениях между поколениями

в российских семьях. Примечателен и тот факт, что каждые семь человек из десяти отмечают

необходимость поиска детьми собственного образа жизни и отказа детей от образа жизни

родителей [15]. Таким образом, происходит трансформация ценностей, установок, жизнен-

ных ориентиров, меняются и внутрисемейные отношения.

87


Технический прогресс и социальное развитие «акцентируют внимание» на недостатке жиз-

ненного опыта представителей старшего поколения в семье для решения насущных социальных

проблем. В наши дни темп развития общества стал настолько быстротечным, что в большинстве

случаев прошлый опыт мешает продвигаться прогрессивным подходам [14]. Ввиду недостаточ-

ной эффективности прежних подходов к решению разного рода проблем молодое поколение

зачастую самостоятельно выбирает жизненные стратегии, определяет важные для себя цен-

ности, ориентируясь в основном на свои возможности и достигнутые результаты в различных

сферах жизнедеятельности. Реакция представителей старшего поколения на сложившуюся

ситуацию неоднозначная: одни принимают новшества и по мере возможностей оказывают под-

держку, другие – критикуют нововведения и порицают молодое поколение, третьи – провоци-

руют конфликт по причинам нежелания освоения технологий и отсутствия понимания мотивов

действий молодежи [13]. Представители современной молодежи в свою очередь концентри-

руют внимание только на том, что происходит в молодежной среде, и, таким образом, у них

зачастую нет четкого понимания об особенностях жизнедеятельности старшего поколения.

Главная цель проведенного исследования – выявление особенностей социального взаимо-

действия поколений в российской семье. В рамках исследования были поставлены следующие

задачи: рассмотреть преобладающие типы и формы социального взаимодействия поколений

в российских семьях; определить основные факторы, по причине которых возникает конфликт

поколений; обосновать, как экономические факторы и уровень образования представителей

старших поколений влияют на социальное семейное взаимодействие поколений.

Проблема социального взаимодействия поколений в научной мысли является междис-

циплинарной, но наиболее интенсивное развитие эта проблематика получила в социологии.

Современные отечественные ученые (Е.В. Куфтяк, Е.А. Петрова, М.А. Сизова и др.) рассма-

тривали данную проблему с разных ракурсов: изучались особенности взаимоотношений

родителей и их детей, выделялись типы семейного воспитания, устанавливались причины

семейных конфликтов и пути их нивелирования, исследовались проблемы семейного вза-

имодействия на разных возрастных этапах и т.п. В работах М.Б. Глотова и других ученых

подвергнуты изучению конфликт и преемственность поколений. Таким образом, можно ут-

верждать, что проблема достаточно актуальна в современной социологии.

Методика. При подготовке публикации были применены первичные и вторичные ме-

тоды анализа документов; был осуществлен конструктивно-критический анализ основных

концептуальных подходов к исследованию социального взаимодействия поколений в се-

мьях. Информационную базу публикации составляли материалы периодических научных

и практических изданий; научная литература по теме отношений между поколениями в со-

циологии; авторефераты диссертаций, учебные пособия и проч.; результаты исследований

по проблемам взаимоотношений между поколениями в российских семьях.

Социологический анализ социального взаимодействия поколений в семье проведен

тремя методами: онлайн-анкетированием, фокусированным интервью, анализом иконогра-

фических документов [10]. Эмпирическую базу данной работы представляют результаты

авторского социологического исследования «Социальное взаимодействие поколений в се-

мье», проведенного в 2018 году методом онлайн-анкетирования в г. Москве. Рекрутирова-

ние респондентов осуществлялось целевой одноступенчатой выборкой с заданными пара-

метрами. Основными признаками отбора респондентов для исследования являлись условие

наличия в семье нескольких разновозрастных поколений и возрастные границы, обозна-

ченные в рамках классификации российской теории поколений. В исследовании приняли

участие 300 респондентов, в семьях которых проживают минимум три поколения родствен-

ников; результаты не претендуют на репрезентативность.

Результаты.Концептуальные подходы к исследованию социального взаимодействия поколений.

В повседневной жизни человеку вряд ли возможно существовать без постоянного взаимо-

88


действия и общения, которые формируются в рамках семьи на внутри- и межпоколенном

уровнях. В настоящей работе социальное взаимодействие исследуется в рамках семейных

межпоколенных отношений, поэтому целесообразно обозначить только те концептуальные

подходы, которые можно применить к изучению отношений между поколениями в семье

(табл. 1).Таблица 1

Социальное взаимодействие поколений в интерпретации социологических направлений

Социоло-гическое направ-ление

Понимание социаль-ного взаимодействия

поколений

Характер связей предста-вителей разных поколе-

ний семьи

Результат социального вза-имодействия поколений

в семье

Симво-

лический

интерак-

ционизм

Взаимное признание

партнеров по взаимо-

действию единых сим-

волов, критериев, норм

и ценностей [1]

Через одинаковую интер-

претацию символов (тради-

ции, внутрисемейные цен-

ности и установки), влияю-

щую на степень понимания

членами семьи друг друга

и на характер их взаимоот-

ношений

При эффективном взаимодей-

ствии членов семьи достигается

принятие молодым поколением

правил поведения, культурных

норм, ценностных установок,

которыми руководствовались

представители старших поколе-

ний [3]

Феноме-

нология

Общность, устойчивость

смыслов, придаваемых

ситуациям взаимодей-

ствия, типизация, осно-

ванная на предыдущем

опыте взаимодействия

[8]

Упорядочивание ранее

произошедших ситуаций

в процессе взаимодействия

поколений, превращение

их в объективную реаль-

ность

Повседневное взаимодействие,

формируемое на основе про-

шлого жизненного опыта пред-

ставителей разных поколений

в семье

Струк-

турный

функцио-

нализм

Нормативно согла-

сованные ожидания

взаимных действий,

опосредованные со-

циальными статусами

и ролями

Поведение отвечает вза-

имностью и дополняет по-

ведение других. Внутренняя

согласованность членов

семьи – результат длитель-

ного социального взаимо-

действия

Чем выше частота взаимодей-

ствия, тем более интегрирована

семья. При отсутствии равнове-

сия в семье интеграция внутри

нее исчезает, и семья перестает

существовать или существует

в гипертрофированном виде

[17]

Теория

конфлик-

та

Неизбежность возник-

новения конфликтов,

свидетельство роста со-

циального организма

Проявление конфликтных

столкновений между пред-

ставителями разных поко-

лений семьи, последующее

сплочение

Конфликт – страхующий клапан,

который позволяет своевремен-

но произвести необходимые

реформы и тем самым за счет

определенных преобразований

сохранить целостность семьи

[5]

Теория

обмена

Стремление людей к по-

лучению выгод и воз-

награждений и их даль-

нейший обмен, который

представляет собой ос-

нову интеракций между

людьми [20]

Обмен опытом, информа-

цией и знаниями, которые

присущи представителям

разных поколений в семье

В качестве выгоды могут вы-

ступать навыки, полученные

в результате обмена опытом

с другими поколениями в семье,

а в качестве вознаграждения –

доброжелательные отношения

с членами семьи

В данном социологическом исследовании изучались представители поколений россиян,

мнения которых можно было получить при использовании опросного метода [10]. К та-

ким поколениям на сегодняшний день относятся поколение Беби-Бумеров – люди, рож-

89


денные в интервале с 1943 по 1963 год, поколение Х – с 1964 по 1984 год, поколение Y –

с 1985 по 2003 год, поколение Z – с 2004 года по настоящее время [18].

Представители классической социологической теории поколений утверждают, что каж-

дому конкретному поколению соответствует один исторический период, в котором люди

приблизительно одного возраста застали ключевые события, произошедшие в истории

страны, и прочувствовали на себе их влияние и последствия. Для представителей одного

поколения, по утверждениям социологов, характерны одинаковые убеждения, похожие

модели поведения, а также чувство принадлежности к своему поколению [11]. Выделя-

ется понятие «эхо-поколения» и понимается под ним «совокупность людей, рожденных

на стыке двух поколений (в течение 3 лет от условно установленных дат)». Они служат

связующим звеном окружающих групп и могут обладать ценностями двух поколений [2].

Отечественные исследователи также отмечают, что принадлежность к поколению опреде-

ляется, в большей степени на основании общих ценностей, подчеркивая, что в одну исто-

рическую эпоху в одной стране могут родиться люди, впоследствии принадлежащие к со-

седним поколениям, имеющие кардинально разные взгляды на жизнь, установки и цен-

ности (в том числе семейные) [21].

Итак, социальное взаимодействие поколений, с нашей точки зрения, может быть рассмо-

трено в рамках символического интеракционизма, феноменологии, структурного функцио-

нализма, теории конфликта и теории обмена и представляет собой процесс взаимной пере-

дачи накопленного опыта и знаний от одного поколения к другому в рамках одной семьи,

который может интегрировать или дезинтегрировать ее членов [10].

Типы социального взаимодействия поколений в российских семьях. Отечественные

ученые выделяют различные типологические характеристики и типы социального взаимо-

действия поколений [6; 7; 9; 12]. На основе симбиоза существующих типологий, которые

не противоречат друг другу, авторы публикации представляют классификацию типов со-

циального взаимодействия поколений в семье, рассматриваемые в рамках преемственности

или конфликта поколений.

При сотрудничестве в семье между поколениями наблюдается гибкое распределение

ролей, которое учитывает специфические особенности и возможности представителей раз-

ных поколений; стремление оказать помощь и поддержку членам семьи; сопереживание

друг другу; готовность совместного решения конфликтных ситуаций [16].

Паритетные отношения представляют собой взаимовыгодные и равноправные отно-

шения между поколениями в семье. При возникновении конфликтных ситуаций члены такой

семьи могут игнорировать интересы своих близких, отстаивая свою точку зрения и стремясь

к личной выгоде. Вместе с тем представители поколений могут решить возникающие про-

блемы путем договора, они готовы к поиску компромиссных решений.

Соревнование выражено в стремлении к первенству членов семьи, но при этом для них

важно сохранить доброжелательные отношения друг к другу и суметь вовремя остановиться,

не доводить «гонку» за какие-либо блага до конфликта. В семьях данного типа сочетаются

кооперация, поддержка, сопереживание и стремление к утверждению превосходства как

в семейной (претензии на любовь, уважение, доверие детей или родителей), так и в соци-

альной (карьерный рост, материальное состояние) сферах.

Для псевдосотрудничества так же, как и для сотрудничества характерны благополуч-

ные отношения с проявлением заботы членов семьи друг о друге. Однако при возникнове-

нии ситуаций, нарушающих баланс семьи (болезнь ребенка, снижение социального статуса)

и в дальнейшем порождающих конфликты, отсутствует реальная помощь и эмоциональная

взаимная поддержка со стороны других поколений в семье [4].

Для конкуренции в семейно-родительских отношениях характерна ярко выраженная

борьба за лидерство или главенство над другими членами семьи. Члены семьи завидуют

успехам друг друга, а собственное превосходство для них является самоутверждением.

90


Такой тип социального взаимодействия поколений отличается от соревнования (который

мы обозначили в рамках преемственности поколений) тем, что члены семьи в данном случае

пытаются «обойти» друг друга и применяют всевозможные способы для достижения своей

цели, даже те, которые дезинтегрируют семью.

Антагонизм проявляется в противоречивости интересов представителей разных по-

колений семьи, которая приводит к проявлениям межпоколенного конфликта или кризису

семьи. В такой семье взаимодействие не подчинено социальным ролям, отсутствуют субор-

динация, взаимоуважение, гармония, эмоциональная привязанность [12].

Характеристиками конфликта подавления являются требования и принуждения (чаще

необоснованные и безапелляционные) со стороны разных поколений в семье, отсутствие

поиска компромиссов, нежелание идти на контакт и примирение. Данный тип проявляет-

ся в семьях с диктаторскими наклонностями ее членов. В семьях, где ребенок достиг под-

росткового возраста или где родитель достиг преклонного возраста, может возникнуть кон-фликт дисбаланса [19]. Конфликт между представителями поколений в такой семье обра-

зуется из-за незнания методов и способов взаимодействия с подростком или со стареющим

родителем и воздействия на них, которое связано с психофизиологическими возрастными

изменениями человека. В случае с подростком уже трудно прощать его детские недостатки,

мириться с тем, что он требует равного отношения к себе: уважения, отсутствия запретов,

учета его мнения – отношения к нему, как к взрослому человеку [6]. Членам семьи сложно

строить функциональные, бережные отношения со стареющими родственниками, сложно

справляться с чувствами раздражения, вины, преодолевать отчужденность, и в этой связи

могут возникать различные конфликты.

Мнения россиян о социальном взаимодействии поколений в семье. По результа-

там социологического опроса было выявлено, что в российских семьях преобладает пре-

емственность поколений. В рамках данной формы социального взаимодействия и в целом

по типам чаще встречаемый тип социального взаимодействия поколений – сотрудничество,

а в рамках конфликта поколений – конфликт дисбаланса.

При расчете коэффициента корреляции Пирсона по переменным «форма социального

взаимодействия поколений» и «тип социального взаимодействия поколений» было уста-

новлено, что между переменными наблюдается сильная прямая взаимосвязь (значение

коэффициента: 0,831). В результате этого по субъективным оценкам россиян в рамках пре-

емственности поколений были выделены паритетные отношения, сотрудничество и со-

перничество, а в рамках конфликта поколений – псевдосотрудничество, антагонизм, кон-

куренция, конфликт подавления и конфликт дисбаланса [10].

Также анализировалась готовность улучшения социального взаимодействия поколе-

ний при разных его формах. Выявлено, что у большинства опрошенных, в семье кото-

рых преобладает преемственность поколений, наблюдаются хорошие взаимоотношения,

но их можно улучшить (таковых оказалось 84%). У большинства респондентов с конфлик-

том поколений плохие взаимоотношения, и никто в семье не стремится к их улучшению

(42% ответивших). Таким образом, мы наблюдаем противоречивую картину: присутствие

со стороны семей с благополучными взаимоотношениями желания и необходимости по-

стоянного совершенствования взаимодействия – внутри семьи, а со стороны семей с ча-

стым проявлением конфликтов – отсутствие стремления поддержания хороших отноше-

ний с представителями других поколений в семье и неготовность улучшения межпоколен-

ного взаимодействия.

В ходе исследования установлено, что каждый четвертый опрошенный респондент стал-

кивался с конфликтом поколений в своей семье. Основными причинами большинства таких

конфликтов являются отсутствие взаимной поддержки и понимания, а также бесцеремон-

ное вмешательство представителей других поколений семьи в личную жизнь респондента.

Среди популярных причин конфликта поколений в собственной семье респонденты указы-

91


вали жилищные условия, благоустроенность быта, материальное положение и пренебрежи-

тельное отношение друг к другу. К менее встречаемым причинам относятся несоблюдение

традиций и обычаев семьи, разное социальное положение или разный уровень образования,

ревность в межпоколенных отношениях, зависть к успехам (в карьере, любви, финансовой

составляющей) членов семьи (рис. 1).

0

,

,

3,48,4

10

14,314,3

20

30,334,5

374

30 40

40,351,51,

50

,3,3

60

Рис. 1. Распределение ответов на вопрос «Отметьте, пожалуйста, причины конфликта поколений в Вашей семье» (в % от общего числа опрошенных)

По результатам опроса выявлено, что отношения между поколениями в семье и ряд

экономических факторов, таких как материальное положение, жилищные условия и благо-

устроенность быта респондента, тесно взаимосвязаны. Приведенный график (рис. 2) демон-

стрирует, что чем выше показатели экономических факторов, тем лучше и взаимоотношения

между поколениями в семье.

0

10

20

30

40

50

60

47,7

37,7

46,3 46

2730,33

27,729,7

19,7

25,77

20,3 19,3

5,7 6,33 5,7 5

Рис. 2. Распределение ответов на вопрос «Оцените, пожалуйста, насколько

Вы удовлетворены различными сторонами Вашей жизни» (в % от общего числа опрошенных)

92


Также была выявлена прямая взаимосвязь отношений между поколениями в семье

и уровня образования старших поколений. Более 1/3 опрошенных респондентов (37%),

в семье которых преемственность поколений, указали, что имеют хотя бы одно высшее об-

разование. Примерно та же доля респондентов (38%) с конфликтом поколений отметила,

что имеет среднее общее образование. То есть, чем выше уровень образования участников

исследования, тем лучше социальное взаимодействие членов семьи.

Итак, исследование показало, что преобладающим типом социального взаимодействия

поколений в рамках преемственности является сотрудничество, в рамках конфликта поко-

лений – конфликт дисбаланса. Социально-психологические факторы, такие как отсутствие

понимания и поддержки, вмешательство представителей других поколений в личную жизнь

респондентов, необоснованные требования и принуждения чаще всего являются основны-

ми причинами возникновения конфликта поколений. Была выявлена прямая взаимосвязь

социального взаимодействия поколений с экономическими факторами и уровнем образо-

вания старших поколений.

Заключение. В рамках преемственности поколений обозначены такие типы социально-

го взаимодействия поколений, как сотрудничество, соперничество, паритетные отношения,

псевдосотрудничество. В рамках конфликта поколений – антагонизм, конкуренция, кон-

фликт дисбаланса, конфликт подавления. Однако в ходе проведения исследования было

установлено, что характеристики типа социального взаимодействия поколений «псевдосо-

трудничество» встречаются чаще всего в семьях, в которых преобладает конфликт поколе-

ний.

Было установлено также, что в семьях с благополучными взаимоотношениями присут-

ствует желание и необходимость постоянного совершенствования взаимодействия внутри

семьи, а со стороны семей с частым проявлением конфликтов нет стремления и готовности

к улучшению межпоколенного взаимодействия. Противоречивость результатов свидетель-

ствует о необходимости комплексных исследований данной проблематики с разных ракур-

сов, как в статике, так и в динамике.

Список литературы1. Блумер Г. Общество как символическая интеракция // Современная зарубежная социаль-

ная психология / под ред. Г.М. Андреевой, Н.Н. Богомоловой, Л.А. Петровской. М.: Изд-во

Моск. ун-та, 1984.

2. Воронцова Ю.А. Теоретическая основа теории поколений // Ученые записки ОГУ. Серия:

Гуманитарные и социальные науки. 2016. № 3 (72). С. 268–273.

3. Горбачева Н.Б. Межпоколенная коммуникация сквозь призму символического интерак-

ционизма // Азимут научных исследований: педагогика и психология. 2015. № 1 (10).

С. 61–65.

4. Гришина Н.В. Психология конфликта. 2-е изд. СПб.: Питер, 2008. 544 с.

5. Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта // СОЦИС. 1994. № 5.

6. Ильин Е.П. Психология общения и межличностных отношений. СПб.: Питер, 2013. 576 с.

7. Карабанова О.А. Психология семейных отношений и основы семейного консультирова-

ния: учеб. пособие. М.: Гардарики, 2005. 320 с.

8. Карепова С.Г. Социальное взаимодействие: исторический и современный аспект социо-

логического знания: автореф. дис. ... канд. социол. наук. М., 2011. 31 с.

9. Ковалев С.В. Психология современной семьи: инф.-метод. материалы к курсу «Этика

и психология семейной жизни»: книга для учителя. М.: Просвещение, 1988. 208 с.

10. Маланко А.Е. Социальное взаимодействие поколений в семье. М., 2018. 110 с.

11. Мирошкина М.Р. X, Y, Z. Теория поколений. Новая система координат // Вопросы воспита-

ния. 2014. № 2. С. 50–57.

12. Москаленко М.С. Инновационные подходы к профилактике детско-родительских кон-

фликтов // Инновации в науке и образовании: матер. Междунар. науч.-практ. конф.: сб.

науч. ст. М., 2015. URL: https://books.google.ru/books?id=TaNUDwAAQBAJ&lpg=PP1&hl=ru

&pg=PP1#v=onepage&q&f=false (дата обращения: 05.11.2019).

93


13. Мурылев В.А. Коммуникационные отношения между поколениями // Аналитика куль-

турологии. 2010. № 16. URL: https://cyberleninka.ru/article/v/kommunikatsionnye-

otnosheniya-mezhdu-pokoleniyami (дата обращения: 08.11.2019).

14. Обозов Н.Н. Возрастная психология: юность и зрелость. СПб.: Облик, 2002. 135 с.

15. Отцы и дети: вчера, сегодня, завтра // ВЦИОМ. Пресс-выпуск № 3698 от 27.06.2018. URL:

https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=9181 (дата обращения: 26.09.2019).

16. Сизова М.А. Взаимодействие родителей с ребенком в семьях с разным типом связи между

поколениями // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некра-

сова. Серия: Педагогика. Психология. Социальная работа. Ювенология. Социокинетика.

Т. 17. 2011. № 4. С. 206–212.

17. Социология: общий курс: учеб. пособие для студентов всех направлений бакалавриата,

изучающих курс социологии / под ред. Т.И. Игнатенко, Н.А. Овчар. Волгоград: ВолгГТУ,

2010. 124 с.

18. Теория поколений в России. URL: https://rugenerations.su (дата обращения: 21.10.2019).

19. Федорова В.П., Марфусалова В.П. Особенности общения в семье и воспитательный ре-

зультат // Концепт. Т. 26. 2017. С. 123–125.

20. Хоманс Д. Социальное поведение как обмен // Современная зарубежная социальная пси-

хология / под ред. Г.М. Андреевой, Н.Н. Богомоловой, Л.А. Петровской. М.: Изд-во Моск.

ун-та, 1984.

21. Шамис Е., Никонов Е. Теория поколений. Необыкновенный Икс. М.: Синергия, 2016. 320 с.

References1. Blumer G. Obshchestvo kak simvolicheskaya interakciya // Sovremennaya zarubezhnaya

social’naya psikhologiya / pod red. G.M. Andreevoj, N.N. Bogomolovoj, L.A. Petrovskoj. M.:

Izd-vo Mosk. un-ta, 1984.

2. Voroncova Yu.A. Teoreticheskaya osnova teorii pokolenij // Uchenye zapiski OGU. Seriya:

Gumanitarnye i social’nye nauki. 2016. № 3 (72). S. 268–273.

3. Gorbacheva N.B. Mezhpokolennaya kommunikaciya skvoz’ prizmu simvolicheskogo

interakcionizma // Azimut nauchnykh issledovanij: pedagogika i psikhologiya. 2015.

№ 1 (10). S. 61–65.

4. Grishina N.V. Psikhologiya konflikta. 2-e izd. SPb.: Piter, 2008. 544 s.

5. Darendorf R. Elementy teorii social’nogo konflikta // SOCIS. 1994. № 5.

6. Il’in E.P. Psikhologiya obshcheniya i mezhlichnostnykh otnoshenij. SPb.: Piter, 2013. 576 s.

7. Karabanova O.A. Psikhologiya semejnykh otnoshenij i osnovy semejnogo konsul’tirovaniya:

ucheb. posobie. M.: Gardariki, 2005. 320 s.

8. Karepova S.G. Social’noe vzaimodejstvie: istoricheskij i sovremennyj aspekt sociologicheskogo

znaniya: avtoref. dis. ... kand. sociol. nauk. M., 2011. 31 s.

9. Kovalev S.V. Psikhologiya sovremennoj sem’i: inf.-metod. materialy k kursu «Etika

i psikhologiya semejnoj zhizni»: kniga dlya uchitelya. M.: Prosveshchenie, 1988. 208 s.

10. Malanko A.E. Social’noe vzaimodejstvie pokolenij v sem’e. M., 2018. 110 s.

11. Miroshkina M.R. X, Y, Z. Teoriya pokolenij. Novaya sistema koordinat // Voprosy vospitaniya.

2014. № 2. S. 50–57.

12. Moskalenko M.S. Innovacionnye podkhody k profilaktike detsko-roditel’skikh konfliktov //

Innovacii v nauke i obrazovanii: mater. Mezhdunar. nauch.-prakt. konf.: sb. nauch. st. M.,

2015. URL: https://books.google.ru/books?id=TaNUDwAAQBAJ&lpg=PP1&hl=ru&pg=PP1#v=

onepage&q&f=false (data obrashcheniya: 05.11.2019).

13. Murylev V.A. Kommunikacionnye otnosheniya mezhdu pokoleniyami // Analitika kul’turologii.

2010. № 16. URL: https://cyberleninka.ru/article/v/kommunikatsionnye-otnosheniya-

mezhdu-pokoleniyami (data obrashcheniya: 08.11.2019).

14. Obozov N.N. Vozrastnaya psikhologiya: yunost’ i zrelost’. SPb.: Oblik, 2002. 135 s.

15. Otcy i deti: vchera, segodnya, zavtra // VCIOM. Press-vypusk № 3698 ot 27.06.2018. URL:

https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=9181 (data obrashcheniya: 26.09.2019).

16. Sizova M.A. Vzaimodejstvie roditelej s rebenkom v sem’yakh s raznym tipom svyazi mezhdu

pokoleniyami // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta im. N.A. Nekrasova.

Seriya: Pedagogika. Psikhologiya. Social’naya rabota. Yuvenologiya. Sociokinetika. T. 17.

2011. № 4. S. 206–212.

17. Sociologiya: obshchij kurs: ucheb. posobie dlya studentov vsekh napravlenij bakalavriata,

izuchayushchikh kurs sociologii / pod red. T.I. Ignatenko, N.A. Ovchar. Volgograd: VolgGTU,

2010. 124 s.

94


18. Teoriya pokolenij v Rossii. URL: https://rugenerations.su (data obrashcheniya: 21.10.2019).

19. Fedorova V.P., Marfusalova V.P. Osobennosti obshcheniya v sem’e i vospitatel’nyj rezul’tat //

Koncept. T. 26. 2017. S. 123–125.

20. KHomans D. Social’noe povedenie kak obmen // Sovremennaya zarubezhnaya social’naya

psikhologiya / pod red. G.M. Andreevoj, N.N. Bogomolovoj, L.A. Petrovskoj. M.: Izd-vo Mosk.

un-ta, 1984.

21. Shamis E., Nikonov E. Teoriya pokolenij. Neobyknovennyj Iks. M.: Sinergiya, 2016. 320 s.

Библиографическое описание статьи / Reference to articleФомичева Т.В., Маланко А.Е. Типы социального взаимодействия поколений в россий-

ской семье // Социальная политика и социология. Т. 18. 2019. № 4 (133). С. 86–94. DOI:



Fomicheva T.V., Malanko A.E. Tipy social’nogo vzaimodejstviya pokolenij v rossijskoj sem’e //

Social’naya politika i sociologiya. Т. 18. 2019. № 4 (133). S. 86–94. DOI: 10.17922/2071-

3665-2019-18-4-86-94 (Reference in Roman script).

Fomicheva, T.V. & Malanko, A.E. (2019) Types of Social Interaction of Generations in the

Russian Family, Social Policy and Sociology. Vol. 18. No. 4 (133). P. 86–94. DOI: 10.17922/2071-

3665-2019-18-4-86-94 (International bibliographic description).

95


Т.В. Фомичева,канд. социол. наук, доцент кафедры социологии,

Российский государственный социальный университет,

Москва.

T.V. Fomicheva,

candidate of sociological sciences, associate professor of the department

of sociology, Russian State Social University, Moscow.


Э.И. Набиуллин,магистрант, Российский государственный социальный университет,

Москва.

E.I. Nabiullin,

master student, Russian State Social University, Moscow.


УДК 316.752

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-95-102

Европейские традиции в российской действительностиEuropean Traditions in Russian Reality


16.09.2019 29.11.2019 30.12.2019

Аннотация: данная публикация представляет собой оценку европейских традиций в российской

действительности, а также выявление отношения граждан России к заимствованию и интеграции

европейских обычаев. Параллельно прослеживаются две противоположные точки зрения на то, что

ожидает российскую культуру от заимствования европейских традиций – обогащение или потеря

уникальности.

Annotation: this publication is an assessment of European traditions in Russian reality, as well as revealing

the attitude of Russian citizens to the adoption and integration of European customs. In parallel, there are

two opposite points of view on what Russian culture expects from borrowing European traditions-enrichment

or loss of uniqueness.

Ключевые слова: традиции, европейские традиции.

Key words: traditions, European traditions.

Введение. Россияне заимствуют всё больше европейских традиций тем более сегодня,

после крушения СССР, когда всем гражданам России стали доступны путешествия по всему

миру. Кроме того, стремительное развитие Интернета расширило и ускорило глобализаци-

онные процессы. Теперь в свободном доступе – европейские фильмы и можно ознакомиться

с бесчисленным количеством информационных материалов [2, с. 35].

Однако заимствование образцов иной культуры породило множество вопросов о не-

обходимости и целесообразности принятия европейских традиций и обычаев россиянами.

Часть исследователей считают важным заимствование данных обычаев, что порождает

единство русской и европейской культур. Сторонники данной точки зрения убеждают, что

такой метод способен преодолеть разобщенность государств и принятые традиции обога-

щают русскую культуру, а приобретенные знания, умения и навыки могут быть полезными

[17, с. 49].

96


Сторонники иной точки зрения наоборот, считают, что контакты с «западным миром»

опасны: принятие европейских традиций ведет к «нравственному расколу» населения, что

в конечном итоге может привести даже к утрате российской государственности [18, с. 42].

Нами проведен анализ противоположных точек зрения, позволяющий проникнуть в суть

данного процесса и прийти к определенным выводам.

Методология. В исследовании использовались контент-аналитические методики, ме-

тоды первичного и вторичного анализа документов, методы сравнительного анализа. Ком-

паративный анализ позволил сделать взвешенные выводы и сконцентрировать внимание

авторов на исследуемой проблематике. Информационную базу работы составили норматив-

но-правовые документы, законодательные акты, регулирующие международную социаль-

но-экономическую деятельность. Проанализированы доступные печатные и электронные

публикации в СМИ.

Методическая стратегия исследования включила в свой состав комбинирование каче-

ственных и количественных методов сбора социологической информации. Использование

целого ряда методик позволило комплексно взглянуть на проблему и определить ее наибо-

лее важные составляющие. Применяется так называемый триангулярный подход к исследо-

ванию изучаемого феномена.

Проанализированы материалы авторского опроса «Особенности использования евро-

пейских традиций в России», который проводился среди граждан из числа российского

населения. Критерием отбора выступил возраст респондента. В опросе приняли участие

300 респондентов, применена целевая выборка, анализировались результаты авторского

визуального социологического исследования.

Результаты.Взаимодействие культур. В настоящее время проблема взаимодействия российской

и европейской культур все больше находит отражение в трудах ученых. Связано это в пер-

вую очередь с бурным ростом новых технологий, так как их развитие позволило человече-

ству передавать информацию в очень короткие сроки и на дальние расстояния.

Традиция сегодня оценивается многими исследователи как гетерогенная структура, ко-

торая в социальной науке обозначается через процессуальное состояние «становления».

Традиции в этом аспекте выполняют важные функции развития общества, а именно являют-

ся универсальным механизмом трансляции. В ходе работы данного механизма происходит

передача какой-либо ценности из одного состояния общества в другое. Так обеспечивается

воспроизводство общества, оно становится единым целостным [6, с. 18].

Подходы к исследованию традиций. В контексте настоящего исследования необходи-

мо прежде всего понять сущность традиции как социального явления. Относительно данной

точки зрения имеется два подхода. Первый представляет традицию в качестве важного

элемента социальной системы. Традиция поддерживает равновесие и порядок в системе,

помогает людям во взаимодействии, осуществляет иные важные функции [7, с. 4]. Второй подход ученых оценивает традиции как бессмысленное, ненужное и консервативное. Со-

гласно этой точке зрения, традиция лишь создает препятствия к дальнейшему развитию

социальной системы.

Что касается принятия традиций других стран, то исходя из истории, можно сделать сле-

дующий вывод: в определенных странах принятие иных традиций положительным образом

влияло на их развитие, способствовало экономическому, политическому и культурному раз-

витию; в других же странах подобный опыт, наоборот, оказывался помехой для дальнейше-

го развития [8].

В целом отметим, что социокультурная традиция сегодня является механизмом транс-

ляции, механизмом передачи из одного качественного состояния общества в другое. Прояв-

ляется этот механизм в основном в духовной культуре, что помогает различным обществам

осуществлять воспроизводство общества как целостной системы.

97


Традиции в России: исторический аспект. Российское общество представляет собой

дифференциацию различных слоев населения в ценностном диапазоне. Через большой

временной интервал в современной России «советские ценности» до сих пор крепко закре-

плены в массовом сознании, особенно старшего поколения [9, с. 51]. «Ценностный багаж»

типичного представителя Советского Союза состоял из сочетания охранительных и идеоло-

гических установок. Данные ценности тогда были идеальным воплощением светлого буду-

щего для большинства людей. Затем СССР прекратил свое существование и на смену кон-

сервативным ценностям пришли либеральные. Одной из задач был решительный разрыв

с «советским прошлым», создание в кратчайшие сроки основ рыночной экономики и плюра-

листической демократии, а также сближение с евроатлантическими структурами по самому

широкому кругу международных проблем [12].

В истории России довольно часто можно было услышать суждение, что Россию с Европой

абсолютно ничто не объединяет и объединять не может. Ярко проявилось это еще на ру-

беже ХVII–ХVIII веков. Защитники особого, отличного от Европы пути для России резко

осуждали деятельность Петра I, обвиняли его в разрыве с духовными ценностями русского

народа, в насильственном навязывании ему «чуждых порядков». Вопрос о необходимости

европейских ценностей российскому обществу открыт по сей день [3].

Становление Российского государства убеждает, что и культурные, и ценностные ориен-

тиры формировались посредством управленческого механизма. Обезличенность и коллек-

тивная солидарность общества приводили к тому, что в России формируются определенные

категории населения с различными желаниями, ценностями, мировоззрением. Поэтому ши-

рота использования европейских традиций российским населением анализировалась в за-

висимости от принадлежности к возрастным группам [5, с. 53].

Следует отметить, что российское социологическое сообщество сегодня осознает задачи,

необходимые для социологического мониторинга настроений россиян. Социологи считают,

что россияне готовы к переменам, но только к переменам такого типа, которые бы означали

качественно новое состояние уровня жизни. Перемены же, связанные с предшествующем

опытом 1990-х годов, вызывают у людей опасения, так как в то время произошло резкое

падение уровня жизни населения [13].

Кризисные социальные явления, происходящие практически во всех сферах жизнеде-

ятельности российского общества за последние десятилетия, способствовали трансфор-

мации политики, экономики и других аспектов, меняющих не только ценностную систему,

но и культурные нормы, традиции в жизни граждан России, влияющие на их образ жиз-

ни и социальное поведение, влекущие за собой формирование совершенно новых куль-

турных практик в российском обществе [5, с. 53]. Ныне традиции стали рассматривать-

ся не как своего рода социокультурные гены, препятствующие инновациям и фатально

определяющие характер и направленность эволюции обществ и социальных групп, а как

факторы, которые могут быть условием и средством внедрения и принятия инноваций

[19, с. 288].

Современная оценка традиций россиянами. В результате проведенного анализа ис-

пользования европейских традиций российским обществом можно сделать следующие вы-

воды: российская практика в последние годы перенимает всё больше европейских традиций

и обычаев [20]. Причем молодые люди воспринимают большинство европейских традиций

как свои родные, российские, а люди постарше помнят и знают, что эти традиции приш-

ли к нам из Европы. Об этом свидетельствуют данные авторского исследования (опроса).

Опрос проводился в торгово-развлекательном центре. Всего опрошены 300 респондентов,

которые были разделены на три возрастные группы:

– 1 группа – 18–25 лет (100 человек);

– 2 группа – 26–35 лет (100 человек);

– 3 группа – 36–50 лет (100 человек).

98


Мнение респондентов о том, много ли европейских традиций получили широкое распро-

странение в российской практике, представлено на рисунке 1.

11%

59%

92%89%

41%

8%

0%

10%

20%

30%

40%

50%

60%

70%

80%

90%

100%

1 2 3

,

,

Рис. 1. Распределение мнений респондентов о том, много ли европейских традиций широко распространены в российской практике(в % от общего числа опрошенных)

Так, данные рисунка 1 показывают, что мнение о распространенности европейских традиций

в жизнедеятельности россиян значительно различается в разных возрастных группах. Молодое

поколение считает, что европейские традиции используются мало. Старшее же поколение, на-

оборот, говорит о популярности европейских традиций в российской действительности.

Такие результаты можно объяснить тем, что молодые люди воспринимают большинство

европейских традиций как свои родные, российские, а люди постарше помнят и знают, что

эти традиции пришли к нам из Европы [15].

В основном же все возрастные группы считают использование европейских традиций

в жизни россиян естественным процессом. Можно сказать, что все возрастные группы мало

переживают о том, что российская культура может быть уничтожена, большинство считает, что

она станет еще богаче, или Россия станет более европеизированной. Отношение разных воз-

растных групп респондентов к европейским традициям в России отображено на рисунке 2.

26%29%

12%8%

41%

21%

16%

23%

37%

11%

5%

29%

9%

2% 1%0%5%

10%15%20%25%30%35%40%45%

1 2 3

Рис. 2. Распределение ответов респондентов об отношении к использованию европейских традиций в жизни россиян (в % от общего числа опрошенных)

Как видим, большинство респондентов в возрасте 18–35 лет относятся положительно

к европейским традициям в жизни россиян. В группе респондентов 36–50 лет, наоборот,

большее количество опрошенных оценивают заимствование европейских традиций скорее

отрицательно.

99


Мнения респондентов по вопросу, какие последствия или тенденции несет проникнове-

ние европейских традиций в российскую практику, представлены на рисунке 3. Значитель-

ная часть опрошенных первой и второй возрастных групп отмечают стирание межкультур-

ных границ, европеизацию России. Старшее поколение (третья возрастная группа) в боль-

шей степени выделяет европеизацию России и обогащение российской культуры [16, с. 54].

2%

5%

9%

6%

11%9%

37%

25%

10%

35%

23%

26%

1%

6%

10%10%

18%

24%

9%

12% 12%

0%

5%

10%

15%

20%

25%

30%

35%

40%

1 2 3

-

Рис. 3. Распределение мнений респондентов о том, какие последствия или тенденции несет проникновение европейских традиций в российскую практику

(в % от общего числа опрошенных)

Таким образом, можно сказать, что все возрастные группы мало переживают о том, что

российская культура может быть уничтожена, большинство считает, что она станет еще

богаче, или Россия станет более европеизированной [18]. Следует подчеркнуть, что в на-

стоящее время европейские традиции прижились в российской действительности и заняли

в ней свое место в таких сферах, как праздничные торжества (свадебные; рождественские,

новогодние и иные праздники (католические праздники)); воспитание детей; отдых, раз-

влечения; еда, напитки; одежда/внешний вид; работа; дизайн интерьера, содержание и ис-

пользование загородных домов, дачных участков и др. [11, с. 71].

В результате применения визуального анализа относительно проникновения европей-

ских традиций напрашивается вывод, что они прочно укоренились в России и их не нужно

никак отделять, поскольку они делают российскую культуру только богаче [14, с. 171].

Заключение. Европейские традиции прочно вошли в жизнедеятельность россиян, асси-

милировались в ней и воспринимаются как обычные традиции, особенно молодыми людьми.

Как известно, для жизни россиян характерно заимствование большого количества европей-

ских традиций, которые настолько внедрились в жизнь, что уже зачастую воспринимаются

как естественные и традиционные для нашей страны. Традиция представляет собой эле-

менты социального и культурного наследия, которые передаются из поколения в поколение

и сохраняются в определенном сообществе в течение длительного времени и выражаются

в определенных общественных установлениях, нормах поведения, идеях, ценностях, обыча-

ях, обрядах [1, с. 58].

В то же время европейские традиции по-разному воспринимаются различными поко-

лениями россиян. Старшее поколение, выросшее за так называемым железным занавесом,

помнит, какие традиции являются российскими, а какие привнесены в культуру нашей стра-

100


ны извне; совсем другая ситуация складывается с поколением, родившимся в 1990-х годах

и позже. Это поколение выросло в эпоху Интернета, что, в частности, предопределило всё

более стирающиеся межкультурные границы.

Список литературы1. Амгаланова М.В., Прокопьева Ю.Ф., Тоуз-Нойман Б.М. Культурное наследие. Преемствен-

ность и традиции в культуре. СПб.: Центр науч.-инф. технологий «Астерион», 2014. 134 с.

2. Белозёрова А.В. Россия как Европа: европейские основы цивилизационной идентичности

России // Политическая социология / под ред. Ж.Т. Тощенко. М.: Юрайт, 2012. С. 35–52.

3. Борковская А.А. Культурные традиции и обряды русского этноса как фактор развития со-

знания человека // Журнал Института Наследия. 2018. № 2 (13). URL: https://cyberleninka.

ru/article/n/vospitanie-traditsionnyh-tsennostey-v-usloviyah-ih-razrusheniya (дата обра-

щения: 02.09.2019).

4. Вдовина М.В. Роль традиции в современном социокультурном пространстве // Молодой

ученый. 2016. № 28.1. С. 16–18. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/rol-traditsii-v-

sovremennom-sotsiokulturnom-prostranstve (дата обращения: 02.09.2019).

5. Воробьёва Е.И. Функционирование менталитета в обществе: социокультурная гипотеза //

Актуальные проблемы науковедения, культуры, образования, экономики, информатики

и социальные трансформации – 2017: матер. Междунар. науч.-практ. конф.: сб. докл.

2017. С. 53–60.

6. Голубева О.Р. Традиции в современной культуре // Преемственность поколений: духов-

ные традиции, культурное прошлое, социальные ценности: матер. I Междунар. науч.-

практ. конф.: сб. науч. тр. // Социально-гуманитарные исследования и технологии. Т. 5.

2016. № 4. С. 13–20.

7. Губанов Н.Н., Губанов Н.И. Традиция и новация в современной культуре России (аксио-

логический подход) // Научные исследования и разработки. М.: Открытое знание, 2016.

С. 4–7.

8. Дмитриева Г.Г. Разрыв традиции и преемственность культуры // Молодой ученый. 2015.

№ 12. URL https://moluch.ru/archive/92/20194/ (дата обращения: 02.09.2019).

9. Забродина С.В. К вопросу о русском человеке: культурологический анализ // Tamil tanta

paricu: в честь Александра Михайловича Дубянского: сб. ст. Сер. «Orientalia et classica:

труды Института восточных культур и античности». М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2016.

С. 49–53.

10. Кулешова Н.С. Сходство и различия культур России и Запада: автореф. дис. ... д-ра филос.

наук. М., 2011. URL: https://docplayer.ru/31070237-Shodstvo-i-razlichiya-kultur-rossii-i-

zapada.html (дата обращения: 02.09.2019).

11. Меднис Н.В. Современность и национальные традиции // Философская мысль. 2017. № 2.

С. 71–83.

12. Панова Е.В. Население современной России: этносоциокультурный подход // На пути

к гражданскому обществу. 2016. № 1 (21). URL: http://dissers.ru/avtoreferati-dissertatsii-

filosofiya/a22.php (дата обращения: 02.09.2019).

13. Позднякова М.Н. Воспитание традиционных ценностей в условиях их разрушения //

Вестник Казанского государственного университета культуры и искусств. 2011. № 3. URL:

https://moluch.ru/archive/132/36782/ (дата обращения: 27.10.2019).

14. Суханов И.В. Социокультурные традиции и основные механизмы трансляции социокуль-

турного опыта: дис. … канд. филос. наук. М.: Политиздат, 1976. 216 с.

15. Тетерина Е.А., Питерова А.Ю. Исследования русских традиций, обычаев, обрядов. Исто-

риографический обзор // Наука. Общество. Государство. Т. 4. 2016. № 2 (14). URL:

https://cyberleninka.ru/article/n/issledovaniya-russkih-traditsiy-obychaev-obryadov-

istoriograficheskiy-obzor (дата обращения: 27.10.2019).

16. Усупова Ч.С. Обычаи, традиции и преемственность поколений. Калининград, 2007. 134 с.

17. Усупова Ч.С. Современность и национальные традиции // Научная дискуссия: вопросы

социологии, политологии, философии, истории. 2016. № 1 (41). С. 49–53.

18. Хомутова А.А. Проблема сохранения традиций в современной российской культуре // Об-

разование и наука без границ: социально-гуманитарные науки. 2017. № 8. С. 42–46.

19. Шарова В.Л. Эволюция основных идей политической социологии: западная традиция //

Научная дискуссия: вопросы социологии, политологии, философии, истории. 2016.

№ 1 (41). С. 285–294.

101


20. Шмелева Н.В., Спасский А.Н. Место и роль традиции в современной культуре // Обще-

ство. Среда. Развитие. 2018. № 2 (47). URL: https://readera.org/mesto-i-rol-tradicii-v-

sovremennoj-kulture-140224114 (дата обращения: 27.10.2019).

References1. Amgalanova M.V., Prokop’eva Yu.F., Touz-Nojman B.M. Kul’turnoe nasledie. Preemstvennost’

i tradicii v kul’ture. SPb.: Centr nauch.-inf. tekhnologij «Asterion», 2014. 134 s.

2. Belozyorova A.V. Rossiya kak Evropa: evropejskie osnovy civilizacionnoj identichnosti

Rossii // Politicheskaya sociologiya / pod red. Zh.T. Toshchenko. M.: Yurajt, 2012. S. 35–52.

3. Borkovskaya A.A. Kul’turnye tradicii i obryady russkogo etnosa kak faktor razvitiya soznaniya

cheloveka // Zhurnal Instituta Naslediya. 2018. № 2 (13). URL: https://cyberleninka.

ru/article/n/vospitanie-traditsionnyh-tsennostey-v-usloviyah-ih-razrusheniya (data


4. Vdovina M.V. Rol’ tradicii v sovremennom sociokul’turnom prostranstve // Molodoj

uchenyj. 2016. № 28.1. S. 16–18. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/rol-traditsii-v-

sovremennom-sotsiokulturnom-prostranstve (data obrashcheniya: 02.09.2019).

5. Vorob’yova E.I. Funkcionirovanie mentaliteta v obshchestve: sociokul’turnaya gipoteza //

Aktual’nye problemy naukovedeniya, kul’tury, obrazovaniya, ekonomiki, informatiki

i social’nye transformacii – 2017: mater. Mezhdunar. nauch.-prakt. konf.: sb. dokl. 2017.

S. 53–60.

6. Golubeva O.R. Tradicii v sovremennoj kul’ture // Preemstvennost’ pokolenij: dukhovnye

tradicii, kul’turnoe proshloe, social’nye cennosti: mater. I Mezhdunar. nauch.-prakt. konf.: sb.

nauch. tr. // Social’no-gumanitarnye issledovaniya i tekhnologii. T. 5. 2016. № 4. S. 13–20.

7. Gubanov N.N., Gubanov N.I. Tradiciya i novaciya v sovremennoj kul’ture Rossii (aksiologicheskij

podkhod) // Nauchnye issledovaniya i razrabotki. M.: Otkrytoe znanie, 2016. S. 4–7.

8. Dmitrieva G.G. Razryv tradicii i preemstvennost’ kul’tury // Molodoj uchenyj. 2015. № 12. URL

https://moluch.ru/archive/92/20194/ (data obrashcheniya: 02.09.2019).

9. Zabrodina S.V. K voprosu o russkom cheloveke: kul’turologicheskij analiz // Tamil tanta

paricu: v chest’ Aleksandra Mikhajlovicha Dubyanskogo: sb. st. Ser. «Orientalia et classica:

trudy Instituta vostochnykh kul’tur i antichnosti». M.: Ros. gos. gumanit. un-t, 2016. S. 49–

53.

10. Kuleshova N.S. Skhodstvo i razlichiya kul’tur Rossii i Zapada: avtoref. dis. ... d-ra filos. nauk.

M., 2011. URL: https://docplayer.ru/31070237-Shodstvo-i-razlichiya-kultur-rossii-i-zapada.

html (data obrashcheniya: 02.09.2019).

11. Mednis N.V. Sovremennost’ i nacional’nye tradicii // Filosofskaya mysl’. 2017. № 2. S. 71–83.

12. Panova E.V. Naselenie sovremennoj Rossii: etnosociokul’turnyj podkhod // Na puti

k grazhdanskomu obshchestvu. 2016. № 1 (21). URL: http://dissers.ru/avtoreferati-

dissertatsii-filosofiya/a22.php (data obrashcheniya: 02.09.2019).

13. Pozdnyakova M.N. Vospitanie tradicionnykh cennostej v usloviyakh ikh razrusheniya //

Vestnik Kazanskogo gosudarstvennogo universiteta kul’tury i iskusstv. 2011. № 3. URL:

https://moluch.ru/archive/132/36782/ (data obrashcheniya: 27.10.2019).

14. Sukhanov I.V. Sociokul’turnye tradicii i osnovnye mekhanizmy translyacii sociokul’turnogo

opyta: dis. … kand. filos. nauk. M.: Politizdat, 1976. 216 s.

15. Teterina E.A., Piterova A.Yu. Issledovaniya russkikh tradicij, obychaev, obryadov.

Istoriograficheskij obzor // Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo. T. 4. 2016. № 2 (14). URL:

https://cyberleninka.ru/article/n/issledovaniya-russkih-traditsiy-obychaev-obryadov-

istoriograficheskiy-obzor (data obrashcheniya: 27.10.2019).

16. Usupova Ch.S. Obychai, tradicii i preemstvennost’ pokolenij. Kaliningrad, 2007. 134 s.

17. Usupova Ch.S. Sovremennost’ i nacional’nye tradicii // Nauchnaya diskussiya: voprosy

sociologii, politologii, filosofii, istorii. 2016. № 1 (41). S. 49–53.

18. Khomutova A.A. Problema sokhraneniya tradicij v sovremennoj rossijskoj kul’ture //

Obrazovanie i nauka bez granic: social’no-gumanitarnye nauki. 2017. № 8. S. 42–46.

19. Sharova V.L. Evolyuciya osnovnykh idej politicheskoj sociologii: zapadnaya tradiciya //

Nauchnaya diskussiya: voprosy sociologii, politologii, filosofii, istorii. 2016. № 1 (41).

S. 285–294.

20. Shmeleva N.V., Spasskij A.N. Mesto i rol’ tradicii v sovremennoj kul’ture // Obshchestvo. Sreda.

Razvitie. 2018. № 2 (47). URL: https://readera.org/mesto-i-rol-tradicii-v-sovremennoj-

kulture-140224114 (data obrashcheniya: 27.10.2019).

102


Библиографическое описание статьи / Reference to articleФомичева Т.В., Набиуллин Э.И. Европейские традиции в российской действитель-

ности // Социальная политика и социология. Т. 18. 2019. № 4 (133). С. 95–102. DOI:



Fomicheva T.V., Nabiullin E.I. Evropejskie tradicii v rossijskoj dejstvitel’nosti // Social’naya

politika i sociologiya. Т. 18. 2019. № 4 (133). S. 95–102. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-

18-4-95-102 (Reference in Roman script).

Fomicheva, T.V. & Nabiullin, E.I. (2019) European Traditions in Russian Reality, Social Policy

and Sociology. Vol. 18. No. 4 (133). P. 95–102. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-95-

102 (International bibliographic description).

103


А.А. Черникова,младший научный сотрудник Института социально-политических

исследований Российской академии наук (ИСПИ РАН); аспирантка,


A.A. Chernikova,

junior researcher of the Institute of Socio-Political Research

of the Russian Academy of Sciences (ISPI RAS); postgraduate student,



УДК 316.4

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-103-109

Кросс-культурные компетенции в международном образовательном пространстве

Cross-Cultural Competences in the International Educational Space


11.09.2019 29.11.2019 30.12.2019

Аннотация: в статье рассматриваются современные проблемы кросс-культурных компетенций

в международном образовательном пространстве, говорится о компетентностном подходе в про-

фессиональной подготовке специалистов в области межкультурной коммуникации ввиду постоян-

ной интернационализации высшего образования как движущей силы международной студенческой

мобильности и, как следствие, разнообразия реакцией образовательных мигрантов на эти факторы

в рамках социологического знания. Основное внимание уделяется межкультурному анализу социаль-

но-психологических процессов – коммуникативные и интерактивные процессы внутри социальных

институтов и отношения между мигрантом и обществом.

Annotation: the article examines the current problems of cross-cultural competences in the international

educational sphere, describes the competence approach in training specialists in the field of intercultural

communication with the view of constant internationalization of higher education as the driving force

of international student mobility and, as a result, the diversity of educational migrants’ response to these

factors within the framework of social knowledge. The main attention is paid to intercultural analysis

of socio-psychological processes – communicative and interactive processes within social institutions and the

relationship between a migrant and society.

Ключевые слова: социология образования, кросс-культурные компетенции, образовательная ми-

грация, интернационализация.

Key words: cross-cultural competences, educational migration, sociology of education, internationalization.

Введение. Массовая миграция предопределил интеграцию различных этнических групп

в социокультурное пространство сложившегося социума с его традициями, нормами, ценно-

стями и системой коммуникации. Изучая процессы образовательной миграции, как правило,

сталкиваешься с необходимостью углубления в проблематику кросс-культурных технологий.

Они неразрывно связаны с двумя процессами: с одной стороны, происходит расширение

предметного языка за счет введение новых терминов и понятий, позволяющих осмыслять

тенденции миграции как глобального явления, а с другой – происходит трансформация клас-

сических методик на основе реальной практики. Необходимость учета кросс-культурных

особенностей во всех сферах социального общества становится сегодня важным условием

его эффективности и конкурентоспособности.

104


Кросс-культурные исследования имеют долгую историю в социологической науке.

В большинстве случаев под ними подразумевают социальные исследования в разных обще-

ствах или этнических и субкультурных группах внутри общества. Основное внимание здесь

уделяется межкультурному анализу социально-психологических процессов. К ним относят-

ся коммуникативные и интерактивные процессы внутри социальных институтов и отноше-

ния между человеком и обществом, хотя все социологические исследования рассматрива-

ются как сравнительные между субкультурными или культурными группами. В частности,

межкультурные исследования могут помочь «провести различие между теми закономер-

ностями в социальном поведении, которые специфичны для системы, и теми, которые уни-

версальны» [7, p. 5].

Помимо изучения универсальных и системных закономерностей в социальном поведе-

нии, межкультурный анализ может предоставить социологам экспериментальные методы,

недоступные для наблюдения в собственной культуре. Наконец, межкультурный анализ

полезен для построения теории по крайней мере в двух отношениях. Прежде всего, изуче-

ние различий в процессах в разных культурах часто является первым шагом в уточнении

существующей теории и создании новых теоретических моделей. В свою очередь, кросс-культурный анализ может привести к обнаружению неизвестных фактов (поведенческих

моделей или интерактивных процессов), которые являются основой для уточнения и по-

строения теории.

Исследователи иногда сталкиваются с рядом сложных интерпретативных и логических

проблем, связанных с методологическими стратегиями. Например, Чарльз Рэйгин утверж-

дает, что большинство межкультурных исследований на макроуровне включают либо интен-

сивные исследования одного представителя группы или небольшой по размеру группы, либо

теоретически описываемые случаи определенного поведения путем проведения обширного

анализа [5]. Неудивительно, что данные исследования имеют тенденцию подчеркивать ста-

тистические закономерности, в то время как интенсивные исследования ищут обобщения,

которые интерпретируются в культурном или историческом контексте. Подобная картина

характерна для большинства межкультурных исследований на микроуровне, и она явно свя-

зана как с теоретической ориентацией, так и с методологическими предпочтениями иссле-

дователя.

Некоторые социологи придерживаются позиции, что социокультурные закономерно-

сти всегда должны интерпретироваться в культурном и историческом контексте, но здесь

же указывают, то, что представляется межкультурными различиями, действительно может

объясняться закономерностями на более общем уровне анализа. В первой группе чаще все-

го используют в основном качественные исследовательские стратегии – интенсивный этно-

графический анализ и исторический анализ, в то время как вторая группа исследователей

обычно полагается на количественные методы – многомерный или другие формы статисти-

ческого анализа больших объемов данных.

Методы. Широкое разнообразие методов, используемых в межкультурном анализе, от-

ражают учебные и дисциплинарные интересы исследователей. В статье рассматриваются

этнографические инструменты для сбора, анализа и составления отчетов по интерпретации

той или иной культуры. Например, метод раскрытия «точки зрения туземца» используют,

«чтобы различать вещи и то, как они реагируют на них, и назначать им значение, включая

все в их физической, поведенческой и социальной среде» [6, p. 31].

В межкультурных исследованиях обычно используются три типа этнографических под-

ходов и методологических инструментов. Первый включает в себя длительное наблюдение

за участниками и подробное описание исследуемой культуры. С этой точки зрения культура

рассматривается как «многоуровневая сеть значений, переносимых словами, действиями,

концепциями и другими символическими формами» [2]. Второй тип включает в себя ме-

тоды этнонауки, в том числе задачи выявления и интервьюирования ключевых участников

105


наблюдения, которые дают данные, поддающиеся логическому и статистическому анализу

для генерации «принципов организации, лежащих в основе поведения» [1]. Третий тип эт-

нографических исследований – более позитивистский и сравнительный. В этом подходе

кросс-культурный анализ конкретно определяется как использование «данных, собранных

антропологами относительно обычаев и особенностей различных народов во всем мире, для

проверки гипотез о поведении человека» [20, p. 293].

Социологи обычно используют интенсивные интервью и этнографию в межкультурном

анализе. Тем не менее, они чаще полагаются на метод опроса в межкультурных исследова-

ниях [14]. Рост таких методологических средств в последние годы очевиден – Всемирное

исследование рождаемости (WFS) является одним из первых ярких примером подобного

анализа.

Результаты. Кросс-культурный менеджмент выделился в отдельную отрасль науки

управления сравнительно недавно. В нашей стране интенсивное исследование данной об-

ласти менеджмента стало актуальным лишь на рубеже ХХ–XXI веков [2]. Термин «кросс-

культурный менеджмент» (от англо-американского cross-cultural management) означает

менеджмент, реализуемый в условиях пересечения различных культ [3]. Кросс-культурная компетентность связана с пониманием профессионалом представителей других культур

в их особенности и своеобразии. Она основана на осознании, что разнообразие – это объ-

ективная характеристика мировой культуры и движущая сила ее развития.

Для анализа социально-психологических процессов единицей анализа чаще всего яв-

ляются интерактивные события или индивидуумы, отобранные из целых культур или групп,

таких как сообщества или даже учреждения (например, семья, школа или рабочее место).

Обоснование выбора индивида в качестве основной единицы анализа была горячо обсуж-

даемой проблемой в социологии до недавнего времени. Проблема становится еще более

острой в кросс-культурном анализе, особенно в культурах, в которых отсутствуют индиви-

дуалистические характеристики [7, p. 62]. В дополнение к особым трудностям репрезента-

тивной, теоретической или случайной выборки объектов исследования, кросс-культурные

исследователи также описали «проблему Гальтона». Согласно британскому статистику Фрэн-

сису Гальтону, «действительное сравнение требует независимых и единичных случаев, и по-

этому культурное распространение, культурный контакт, культурное столкновение или пря-

мое завоевание – с их последующим заимствованием, имитацией, миграцией и т.д. – лишает

законной силы результаты сравнительных исследований» [19, p. 213].

Стратегии индивидуального сценария жизнедеятельности отражают различные векторы

аккультурации. В модели ассимиляции субъект идентифицирует себя с принимающей до-

минирующей социокультурной средой, для него менее ценны убеждения, традиции пред-

ставителей своей культуры. Это может выражаться, как считают исследователи, в изменении

паттернов традиционного поведения в семье, среди представителей своей культуры [4].

Модель сепарации имеет свой контекст: с одной стороны, мигрант стремится сохранить

свою принадлежность к этнической культуре, с другой – адаптироваться с доминирующей

культурой, как требуют нормы общественного взаимодействия и жизнедеятельности. Такие

противоречия могут вызывать различные депрессивные состояния, связанные с неудов-

летворением статуса, профессиональной роли, провоцирующие конфликтное поведение

с окружающими, которое может вылиться в различные формы агрессии.

Интеграционная модель аккультурации, или «бикультурная» модель поведения, от-

ражает как традиционные паттерны поведения у мигранта, так и паттерны доминирующей

культуры, с принятием ее норм и ценностей. Однако такая модель поведения может стать

предметом конфликта с представителями своей этнической группы, который может быть

перенесен на сложившуюся систему межпоколенческих отношений.

Модель маргинализации – мигрант полностью отвергает паттерны доминирующей куль-

туры. И здесь наблюдаются две крайности в поведении клиентов. Одна связана с полным

106


игнорированием клиентов существующей реальности, «с ограниченным спектром эмоцио-

нальных выражений». И другая крайность – нестабильность межличностных коммуникаций

и отношений, импульсивность, самоутверждение за счет агрессивных действий, игнориро-

вания норм и общепринятых паттернов поведения.

Оценка в контексте культурно-специфических синдромов мигранта – характерный пат-

терн поведения, реакция на психосоциальные дисфункции или общественные вызовы пред-

ставителя той или иной этнической культуры, принятой в его социальной среде, группе,

племени, сообществе. Как показывают зарубежные исследования, одни культурно-специ-

фические синдромы включают соматические симптомы – боль или нарушение функции

какой-либо части тела, тогда как другие – чисто поведенческие. Об этом писали, например,

Дж. Айви и П. Педерсен. Тревожные переживания, как правило, обусловлены необходимо-

стью субъектов к приспособлению в новой социальной среде, которая выступает в качестве

стрессогенного фактора [10].

Американский исследователь Ф. Паниагуа на основе работы с различными этнически-

ми группами систематизировал разные синдромы, связанные с культурными особенностями

[12]. Так, афроамериканцы и латиноамериканцы неестественные болезни и смерти объяс-

няют воздействием злых духов, например «вуду». Близки к проявлению данного состояния

американские индейцы – слабость, тревожность, различные особенности, связанные с по-

мрачнением сознания, они объясняют действием ведьм и нечистой силы.

Обсуждение. Обсуждение знаний, отношений, способностей и ценностей исследования

кросс-культурных компетенций опирается на концептуализацию данных, предоставленных

Советом Европы в 2016 году.

Межкультурные компетенции описаны достаточно широко в работах таких зарубежных

ученых, как Делпит, Юанкс, Слиитер, Нието, Дерман-Спаркс и Филлипс, которые утвержда-

ли, чтобы быть трансформирующим, мульти- и кросс-культурным нужно прежде всего быть

культурно значимым и социально реконструктивным [11]. В области международного обра-

зования одним из первых исследователей межкультурных компетенций был американский

ученый Р. Хенви, но также следует отметить работы Гудикунст и Ким, Кастил, Брислин, Куш-

нер, Черри и Юн, Понтеротто и Педерсон [16–18].

Такие исследователи, как Беннетт, разработали индекс межкультурного обучения и меж-

культурного развития [10]. Меррифилд, Сэм, Клейн, Ло и Касаи были в своем роде пионера-

ми в глобально ориентированном дизайне программы, который сочетает в себе когнитивный

(например, знание о мире других) и аффективный (например, уменьшение предрассудков)

элементы [15; 17; 11]. Их работы объединяют общие элементы мультикультурного и гло-

бального педагогического образования [20].

В совокупности итоги исследований послужили основой для кросс-культурной компетен-

ции и содействовали публикации Южноамериканским советом по образованию в 2006 г. ру-

ководства по продвижению и распространению международной модели кросс-культурных

компетенций. Главные компетенции и характеристики в области интернационального обра-

зования были впервые введены Лиссабонским советом по образованию в 2000 г. Впервые

в истории саммитов Европейского Союза образование и обучение описываются как главные

инструменты для реализации стратегической цели [8; 9]. Ключевые компетенции опреде-

ляются по-разному. Д. Райчен дает следующее определение: «Ключевая компетенция ис-

пользуется для определения навыков, которые позволяют людям участвовать эффективно

в нескольких ролях или социальных областях, и это способствует общему успеху в жизни

как отдельного индивида, так и для хорошо функционирующего общества (то есть приводит

к важным и ценным индивидуальным и социальным последствиям)» [15].

В сфере образования большой вклад внесли социокультурные теории Н.А. Бернштейна

и Л.С. Выготского.

В рамках данной парадигмы обучение не может быть отделено от учеб-

ного контекста (класс, молодежный клуб, рабочая среда, дом, сверстники, обучение взрос-

107


лых, центр и т.д.), отношений и взаимодействий между учащимся и фасилитатором обучения

(фасилитатором может быть учитель и ученик, ученик со своими сверстниками или моло-

дежный работник с другим молодым человеком и т.д.) [1; 2; 4].

К примеру, Институт Хельсинки в рамках проекта «Жизнь как обучение» организовал ряд

исследований по данной проблематике [13]. Структура изучения содержала три ведущих

элемента: убеждения, связанные с контекстом, убеждения, связанные с самим собой, и спо-

собности обучения.

Заключение. Кросс-культурные технологии начинают оформляться уже в ХХ веке в свя-

зи с глобальными миграционными процессами. Данные технологии позволили по-новому

осмыслить возникшие проблемы человека в контексте его социокультурных и духовных

проблем и подчеркнуть необходимость изучения социокультурных стереотипов мигрантов.

К сожалению, наши социологи зачастую вынуждены находиться в так называемой культур-

ной изоляции от объекта изучения, неудивительно, что подобные трудности приводят к от-

сутствию межкультурных исследований в российской социологии.

Между тем интернационализация социальных наук и глобализация общественных и эколо-

гических проблем содействуют постепенному устранению многих из вышеупомянутых практи-

ческих проблем. Вузы должны заниматься не только социальными аспектами образовательного

процесса, но и поддерживать развитие социальных сетей студентов путем создания позитив-

ных условий как внутри, так и за пределами аудитории, включая организованные социальные,

академические и профессиональные мероприятия, интеграцию проектов для продвижения

межкультурного обучения. В свою очередь студенты должны изучать навыки работы в межкуль-

турной среде, включая общение, презентацию и умение устанавливать контакты. Вузы должны

расширять свои усилия по найму и удержанию международных преподавателей, которые обла-

дают культурной компетенцией и профессиональным опытом в международной образователь-

ной среде. Такой подход может обеспечить привлекательность вуза и внушать доверие, а также

развивать социальный капитал и межкультурные сети. Развитие связей с местными и междуна-

родными предприятиями и сообществами и поощрение участия студентов в совместных про-

ектах может способствовать повышению их профессиональной и культурной компетентности.

Наконец, глобально внедренный подход, который подчеркивает развитие долгосрочного при-

менения, с большей вероятностью будет гораздо эффективнее, чем отдельный курс или даже

кратковременное погружение в определенную культуру.

Список литературы1. Варламов Г.В. Кросс-культурные коммуникации при подготовке бакалавров и магистров

в приграничных районах. URL: www.pskgu.ru/projects/pgu/storage/wt/wt152/wt152_11.

pdf.

2. Козлова Е.С. Институционализация международной академической мобильности в рос-

сийских вузах: региональный аспект: автореф. дис. ... канд. социол. наук. 2015.

3. Коттлер Дж., Браун Р. Психотерапевтическое консультирование. СПб.: Питер, 2001. 464 с.

4. Проект Концепции развития академической мобильности в Российской Федерации / Ин-т

междунар. организаций и междунар. сотрудничества (ИМОМС) Национального исследова-

тельского ун-та «Высшая школа экономики». URL: http://intpr.ntf.ru/DswMedia/koncepciy

aakademicheskoymobilnosti_itog.pdf.

5. Смолина Т. Симптомы культурного шока: обзор и классификация // Психологическая на-

ука и образование. 2012. № 3.

6. Таратухина Ю.В. Особенности и проблемы образовательной коммуникации в поликуль-

турном пространстве: на пути к кросс-культурной мультимедийной дидактике: моногра-

фия. М.: Букатон, 2013. 164 с.

7. Assessment in Schools – Learning to Learn // International Encyclopedia of Education,

Edition. Vol. 3. Chapter: Assessment in Schools – Learning to Learn. Publisher: Elsevier.

P. 268–272.

108


8. Bennett J. Chapter 2 // V. Savicki (Ed.). Developing Intercultural Competence and

Transformation: Theory, Research and Application in International Education. USA: Stylus

Publishing, 2008. P. 13–31.

9. Berry, J. (1984). Cultural relations in plural societies // N. Miller and M. Brewer (Eds.), Groups

in contact (p. 11–27). San Diego, CA: Academic Press.

10. Bridge Tana J. and others. Prioritizing cultural competence in the implementation

of an evidence-based practice model / Tana J. Bridge, Enos Greer Massie, Crystal S. Mills //

Children and Youth Services. 2008. Review 30. P. 1111–1118.

11. Changes of Education Policies within the European Union in the Light of Globalisation //

European Educational Research Journal. Vol. 2. 2003. No. 4.

12. Deardorff, D. (2008). Chapter 3 // V. Savicki (Ed.). Developing Intercultural Competence and

Transformation: Theory, Research and Application in International Education (p. 32–52).

USA: Stylus Publishing.

13. Klein, J.D. (2013), “Making meaning in a standards-based world: Negotiating tensions

in global education” // Educational Forum. Vol. 77/4. P. 481–490.

14. Kohn Melvin L. Cross-National Research as an Analytic Strategy: American Sociological

Association // Presidential Address American Sociological Review. Vol. 52. 1987. No. 6.

P. 713–731.

15. Li, A., Gasser, M. (2005). Predicting Asian international students’ sociocultural adjustment:

a test of two mediation models // International Journal of Intercultural Relations. Vol. 29.

P. 561–576.

16. Marcus George E. Ethnography in/of the World System: The Emergence of Multi-Sited

Ethnography Annual Review of Anthropology. 1995. Vol. 24. P. 95–117.

17. Merryfield, M.M. (2008) Scaffolding social studies for global awareness // Social Education.

Vol. 72/7. P. 363–366.

18. Michael Armer and Grimshaw Allen D. Comparative social research: methodological problems

and strategies. N.Y.: Wiley-Interscience, 1973.

19. Miltiades, H.B. (2008). Interview as a social event: cultural influences experienced while

interviewing older adults in India // International Journal of Social Research Methodology.

Vol. 11 (4). P. 277–291.

20. Rychen, D.S. (2004) Key competencies for all: an overarching conceptual frame of reference //

Rychen, D.S. and Tiana, A. (Eds). Developing Key Competencies in Education: Some lessons

from International and National Experience. Geneva: UNESCO / International Bureau

of Education.

References1. Varlamov G.V. Kross-kul’turnye kommunikacii pri podgotovke bakalavrov i magistrov

v prigranichnykh rajonakh. URL: www.pskgu.ru/projects/pgu/storage/wt/wt152/wt152_11.

pdf.

2. Kozlova E.S. Institucionalizaciya mezhdunarodnoj akademicheskoj mobil’nosti v rossijskikh

vuzakh: regional’nyj aspekt: avtoref. dis. ... kand. sociol. nauk. 2015.

3. Kottler Dzh., Braun R. Psikhoterapevticheskoe konsul’tirovanie. SPb.: Piter, 2001. 464 s.

4. Proekt Koncepcii razvitiya akademicheskoj mobil’nosti v Rossijskoj Federacii / In-t mezhdunar.

organizacij i mezhdunar. sotrudnichestva (IMOMS) Nacional’nogo issledovatel’skogo un-ta

«Vysshaya shkola ekonomiki». URL: http://intpr.ntf.ru/DswMedia/koncepciyaakademichesk

oymobilnosti_itog.pdf.

5. Smolina T. Simptomy kul’turnogo shoka: obzor i klassifikaciya // Psikhologicheskaya nauka

i obrazovanie. 2012. № 3.

6. Taratukhina Yu.V. Osobennosti i problemy obrazovatel’noj kommunikacii v polikul’turnom

prostranstve: na puti k kross-kul’turnoj mul’timedijnoj didaktike: monografiya. M.: Bukaton,

2013. 164 s.

7. Assessment in Schools – Learning to Learn // International Encyclopedia of Education,

Edition. Vol. 3. Chapter: Assessment in Schools – Learning to Learn. Publisher: Elsevier.

P. 268–272.

8. Bennett J. Chapter 2 // V. Savicki (Ed.). Developing Intercultural Competence and

Transformation: Theory, Research and Application in International Education. USA: Stylus

Publishing, 2008. P. 13–31.

9. Berry, J. (1984). Cultural relations in plural societies // N. Miller and M. Brewer (Eds.), Groups

in contact (p. 11–27). San Diego, CA: Academic Press.

109


10. Bridge Tana J. and others. Prioritizing cultural competence in the implementation

of an evidence-based practice model / Tana J. Bridge, Enos Greer Massie, Crystal S. Mills //

Children and Youth Services. 2008. Review 30. P. 1111–1118.

11. Changes of Education Policies within the European Union in the Light of Globalisation //

European Educational Research Journal. Vol. 2. 2003. No. 4.

12. Deardorff, D. (2008). Chapter 3 // V. Savicki (Ed.). Developing Intercultural Competence and

Transformation: Theory, Research and Application in International Education (p. 32–52).

USA: Stylus Publishing.

13. Klein, J.D. (2013), “Making meaning in a standards-based world: Negotiating tensions

in global education” // Educational Forum. Vol. 77/4. P. 481–490.

14. Kohn Melvin L. Cross-National Research as an Analytic Strategy: American Sociological

Association // Presidential Address American Sociological Review. Vol. 52. 1987. No. 6.

P. 713–731.

15. Li, A., Gasser, M. (2005). Predicting Asian international students’ sociocultural adjustment:

a test of two mediation models // International Journal of Intercultural Relations. Vol. 29.

P. 561–576.

16. Marcus George E. Ethnography in/of the World System: The Emergence of Multi-Sited

Ethnography Annual Review of Anthropology. 1995. Vol. 24. P. 95–117.

17. Merryfield, M.M. (2008) Scaffolding social studies for global awareness // Social Education.

Vol. 72/7. P. 363–366.

18. Michael Armer and Grimshaw Allen D. Comparative social research: methodological problems

and strategies. N.Y.: Wiley-Interscience, 1973.

19. Miltiades, H.B. (2008). Interview as a social event: cultural influences experienced while

interviewing older adults in India // International Journal of Social Research Methodology.

Vol. 11 (4). P. 277–291.

20. Rychen, D.S. (2004) Key competencies for all: an overarching conceptual frame of reference //

Rychen, D.S. and Tiana, A. (Eds). Developing Key Competencies in Education: Some lessons

from International and National Experience. Geneva: UNESCO / International Bureau

of Education.

Библиографическое описание статьи / Reference to articleЧерникова А.А. Кросс-культурные компетенции в международном образовательном про-

странстве // Социальная политика и социология. Т. 18. 2019. № 4 (133). С. 103–109. DOI:

10.17922/2071-3665-2019-18-4-103-109 (Библиографическое описание согласно рос-

сийским стандартам).

Chernikova A.A. Kross-kul’turnye kompetencii v mezhdunarodnom obrazovatel’nom

prostranstve // Social’naya politika i sociologiya. Т. 18. 2019. № 4 (133). S. 103–109. DOI:


Chernikova, A.A. (2019) Cross-Cultural Competences in the International Educational Space,

Social Policy and Sociology. Vol. 18. No. 4 (133). P. 103–109. DOI: 10.17922/2071-3665-

2019-18-4-103-109 (International bibliographic description).

110


С.С. Эдильтрудис Борхас,вспомогательный профессор кафедры социокультурных исследований

и социологии факультета социальных наук, Университет Ольгина,

Республика Куба; аспирантка, Российский государственный


S.S. Ediltrudis Borjas,

auxiliary professor, department of sociocultural studies and sociology, faculty

of social sciences, University of Holguín, Republic of Cuba; postgraduate student,



Т.П. Яньюби,вспомогательный профессор кафедры социокультурных исследований

и социологии факультета социальных наук, Университет Ольгина, Республика Куба.

T.P. Yaniubi,

auxiliary professor, department of sociocultural studies

and sociology, faculty of social sciences, University of Holguín, Republic of Cuba.


УДК 314.7

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-110-117

Внутренняя миграция в Республике Куба под влиянием экономических реформ

Internal Migration in the Republic of Cuba Under the Influence

of Economic Reforms


19.09.2019 29.11.2019 30.12.2019

Аннотация: в статье анализируются социально-демографические изменения после экономическо-

го кризиса в Республике Куба в 1990-х годах и последующего осуществления экономической реформы.

Авторы анализируют влияние экономической реформы на показатели внутренней миграции, такие

как миграционный баланс, направление и интенсивность миграционных потоков, перераспределе-

ние населения в провинциях, количество постоянных жителей. Во время экономического кризиса

доминировали внутренние миграционные потоки из восточных провинций в столицу, а также ми-

грационные обмены между соседними провинциями и внутренние миграционные движения из муни-

ципалитетов в направлении провинциальных столиц. Постепенное восстановление экономики вы-

зывает изменения в миграционных потоках, при этом реализация проектов регионального развития

на местном уровне является фактором, способствующим привлечению или отклонению миграции

людей в пользу конкретного региона. Эти изменения связаны не только с миграцией в столицу стра-

ны и ближайшие провинции, но и с внутренними миграционными потоками в провинциях центра

страны и ее восточной части.

Annotation: the article analyzes the socio-demographic changes after the economic crisis in the Republic

of Cuba in the 1990s and the subsequent implementation of economic reform. The authors analyze the

impact of economic reform on internal migration indicators, such as the migration balance, the direction and

intensity of migration flows, the redistribution of population in the provinces, and the number of permanent

residents. During the economic crisis, internal migration flows from the Eastern provinces to the capital, as well

as migration exchanges between neighboring provinces and internal migration movements from municipalities

towards the provincial capitals, dominated. The gradual recovery of the economy causes changes in migration

111


flows, while the implementation of regional development projects at the local level is a factor that contributes

to attracting or rejecting migration of people in favor of a particular region. These changes are related not

only to migration to the country’s capital and the nearest provinces, but also to internal migration flows in the

provinces of the country’s center and its Eastern part.

Ключевые слова: внутренняя миграция, показатели внутренней миграции, межпровинциальная

внутренняя миграция, миграционные потоки, миграционный баланс, кризис, экономические реформы.

Key words: internal migration, indicators of internal migration, inter-provincial internal migration,

migration flows, migration balance, crisis, economic reforms.

Введение. Миграционные движения – одна из социальных практик, которая присутству-

ет фактически во всех культурах и странах. Миграция становится всё более актуальной как

с точки зрения ее влияния на общую численность населения, так и с точки зрения влияния

на возрастную структуру [4], уменьшение или увеличение численности населения трудоспо-

собного возраста [21]. Миграция может быть определена как перемещение населения, сме-

на места жительства отдельного человека или группы людей [5] независимо от пройденного

расстояния [11], пересечения государственных границ или административных делений. Эти

перемещения могут происходить на небольшом расстоянии (внутри страны – так называе-

мая внутренняя миграция) или на очень большом расстоянии (между странами – междуна-

родная миграция). Для того чтобы изучить сущность миграции, необходимо рассматривать

ее как «особый» социальный процесс [3]. Внутренние миграционные перемещения являют-

ся решающим фактором в пространственном распределении населения, влияющем на эко-

номическую жизнь каждой страны, отдельного региона и населенного пункта.

Нынешнее состояние миграционных движений в Республике Куба является результатом

динамики экономической жизни населения. Следует отметить, что специфика миграционно-

го процесса состоит в том, что он включает в себя три этапа:

формирование факторов мобильности;

фактический процесс перевода мигрантов;

их адаптация к новому месту жительства [3].

В связи с этим в социальных и гуманитарных науках актуальным является мониторинг

показателей, с помощью которых можно изучить внутренние миграционные потоки в стране,

а также факторы, которые могут повлиять на изменения в этих процессах.

Как и любое другое социальное явление, имеющее большое значение в жизни наций, вну-

тренние миграции исторически обусловлены, поэтому нахождение границ исторической кон-

фигурации, придающей смысл тому или иному миграционному потоку, является первым шагом

для его изучения [20]. В данной статье представлен анализ изменений, произошедших во вну-

тренней миграции в Республике Куба в результате экономической реформы, принятой в ка-

честве механизма противодействия экономическому кризису в стране, в течение последнего

десятилетия ХХ века. Для этого необходимо учитывать существующие характеристики социаль-

но-экономической жизни населения до кризиса и во время экономической реформы.

В начале 1990-х годов крах социалистического лагеря повлиял на кубинскую экономику –

разразился один из худших экономических кризисов, влияние которого отразилось, кроме

того, на демографических показателях [8]. Начавшийся на Кубе экономический кризис усу-

губился усилением экономической блокады США в результате принятия новых законов. Этот

этап развития страны получил название «Особый период»: он определил этап «выживания»

населения, характеризующийся экономической нестабильностью и ослаблением уровня

благосостояния, достигнутого после победы революции [10]. В этой ситуации постепенно

проводилась экономическая реформа.

Главная особенность экономической реформы заключалась в стремлении сохранить

основные черты социалистической модели, признавая при этом необходимость совершен-

ствования модели экономического управления и институциональных рамок. Сохранение

достигнутого социального развития являлось главной целью. Первоначально приоритет от-

112


давался определенным экономическим сферам, таким как производство продуктов питания,

биотехнология, добыча никеля, туризм, расширение иностранных инвестиций в Республике.

В дополнение к проблеме уменьшения последствий экономического кризиса (повышение

уровня занятости, производство продуктов питания) была сохранена и расширена соци-

альная политика, в которой государство продолжает оставаться ответственным и активным

агентом [6].

Произошла диверсификация экономики: социально-экономические преобразования со-

провождались постепенными изменениями в законодательстве для обеспечения его право-

вой основы. В результате уже в 2004 году были подписаны соглашения о сотрудничестве

с несколькими странами, благодаря которым было достигнуто расширение международных

экономических связей. В 2011 году начался новый этап, названный «процессом обновления

социально-экономической модели кубинского социализма».

Влияние этих экономических изменений нашло отражение в поведении внутренних ми-

грационных движений, поэтому интерес к их изучению всё более возрастает на Кубе.

Методика исследования. Одним из самых сложных вопросов анализа миграции до сих

пор является выбор инструментария для ее изучения, исследования ее взаимосвязи с со-

циально-экономическими процессами [1]. Статистический анализ переписной информации

о миграции становится эмпирическим методом демографических исследований для харак-

теристики внутренней миграции [12].

В данной статье анализируется миграционное сальдо каждой провинции, определяемое

как разница между количеством людей, уехавших в течение определенного периода време-

ни, и количеством людей, прибывающих в течение того же периода времени на определенную

территорию [16]. Сравнительный анализ внутренних миграционных перемещений проводится

с учетом: интенсивности и направления каждого миграционного потока, изменения численно-

сти населения в каждой административно-территориальной единице. Метод историко-логи-

ческого анализа используется для изучения этапов экономических реформ в Республике Куба.

Результаты. Миграция представляет собой сложное явление, о чем свидетельствуют раз-

личные подходы и теории ее исследования. Так, Л.Л. Ривакоский утверждает, что миграция на-

селения – сложный по своей природе, многообразный по формам и последствиям социальный

процесс, при этом, оказывая огромное влияние на общественное развитие, он подпадает под

воздействие политических, социально-экономических, демографических и иных трансформа-

ций [2].

Кубинское общество достигло высокого уровня жизни, созданного с помощью экономиче-

ской модели, основанной на плановой экономике. Эта политика позволила в некоторой степе-

ни развить социалистическое хозяйство посредством процессов специализации, профессио-

нализации и образования, осуществляемых под защитой международного социалистического

обмена [7]. К концу 1980-х годов кубинское государство уже начало процесс, направленный

на внесение значительных изменений в экономическую модель, но этот процесс замедлился

из-за начавшегося экономического кризиса. Характерно, что типичными для общества были

интенсивные кратковременные миграционные потоки из сельских и городских поселений. Из-

вестно, что более 60% населения было перераспределено в муниципальных районах [16].

Миграционные потоки наблюдались с наибольшей интенсивностью в области столично-

го муниципалитета, а также из провинций с меньшей степенью развития в столицу страны.

Имели место так называемые направленные миграции [14] из-за открытия новых рабочих

мест. Главной характеристикой было то, что провинции Гаваны и провинция города Гавана

принимали население на востоке страны. Как правило, городские районы и, особенно, сто-

лицы провинций и муниципалитетов были более привлекательными.

Кризисная ситуация в стране и ожидание государственных решений, а затем и проведение

экономических реформ обусловили более интенсивную социальную мобильность в стране.

Экономический кризис породил нестабильность на всех социальных уровнях. Его влияние за-

113


ставило людей разрабатывать новые жизненные стратегии [13]. Решение мигрировать являлось

способом преодоления экономического кризиса. Кризис перестроил социальное пространство

в состояние «реорганизации жизни» и изменил стандарты удовлетворения потребностей.

В первые годы 1990-х, в самый разгар кризиса, миграционные потоки в столицу до-

стигли 40 тысяч человек [14], хотя в годы, предшествующие кризису, миграция в Гавану по-

ложительно влияла на рост населения в регионе. Уровень миграции в столицу, достигнутый

с 1992 по 1997 год, был критическим, поэтому сложилась сложная ситуация в столичных город-

ских службах. Однако значение коэффициента внутренней миграции в столицу страны обусло-

вил необходимость принятия Указа № 217 от 1997 года, регулирующего миграцию в Гавану [9].

На основе полученных статистических данных, в ходе переписи населения и жилого фон-

да в 2002 году можно проследить различия по регионам: наименьший процент коренного

населения наблюдался в городе Гавана – 70%, на О. Молодежи – 50%. Провинции с самым

высоким процентом коренного населения – Пинар-дель-Рио, Вилла-Клара, Ольгин, Гранма,

Сантьяго-де-Куба, Гуантанамо, где проживает 90,97% коренного населения. Было выявлено,

что около половины муниципалитетов страны имеют менее 20% его коренного постоянного

населения [12]. В результате этого структура рабочей силы меняется, многие профессио-

налы и рабочие из одних провинций вынуждены устраиваться на работу в другие провин-

ции, а иногда и полностью переселяются туда. Миграция поддерживается как возможная

стратегия в повседневной жизни [13]. Реорганизация трудовой жизни вынудила многих

членов семьи переехать в поисках новой работы, появляются многочисленные внутренние

миграционные потоки. Миграция была принята стратегией противостояния до изменений,

подразумеваемых кризисом, в частности чтобы избежать давления данных событий в по-

вседневной жизни, но это также требует определенного структурирования жизни (табл. 1).

Таблица 1

Наиболее многочисленные внутренние миграционные потоки, по данным переписи 2002 года

№ п/п Место отправления, про-винция

Место прибытия Количество мигрантов, чел.

1 Сантьяго-де-Куба город Гавана 8686

2 Гавана город Гавана 8206

3 Гранма город Гавана 7929

4 Ольгин город Гавана 6661

5 Гуантанамо город Гавана 5999

6 Пинар-дель-Рио город Гавана 5873

7 город Гавана провинция Гавана 5478

8 Гранма провинция Гавана 5068

9 Вилла-Клара город Гавана 4416

10 Лас-Тунас Камагуэй 3918

11 Камагуэй город Гавана 3828

12 Пинар-дель-Рио провинция Гавана 3559

13 Гранма Камагуэй 3092

14 Сантьяго-де-Куба провинция Гавана 3063

15 Ольгин Камагуэй 2979

Таблица 1 иллюстрирует перемещение населения из провинций в столицу, которая принима-

ет самые многочисленные потоки мигрантов. Наиболее многочисленными являются потоки ми-

грантов, которые путешествуют с востока страны в город Гавана. На втором месте по количеству

внутренних мигрантов приходятся течения между соседними провинциями: городом Гавана

и провинцией Гавана, Пинар-дель-Рио / провинция Гавана [16]. Такое поведение также замет-

114


но между центральными и восточными провинциями, такими как Ольгин / Камагуэй, Лас-Тунас /

Камагуэй и Гранма / Камагуэй. В этом смысле интересны значения коэффициентов внутренних

миграционных потоков на 1000 физических лиц в каждой провинции (табл. 2).Таблица 2

Коэффициент внутренних мигрантов на 1000 коренных жителей провинции, по данным переписи 2012 года

Место отправления Место прибытия Коэффициент мигрантов на 1000 чел.

Остров Молодежи город Гавана 3,32

провинция Гавана город Гавана 2,53

Гуантанамо город Гавана 2,47

Гранма город Гавана 2,01

Сантьяго-де-Куба город Гавана 1,76

Пинар-дель-Рио город Гавана 1,72

Лас-Тунас Камагуеи 1,58

Ольгин город Гавана 1,37

Гранма провинция Гавана 1,29

Вилла Клара город Гавана 1,15

Санкти Спиритус Вилла Клара 1,07

Сьего-де-Авила город Гавана 1,06

Сьенфуэгос город Гавана 1,05

Камагуэй город Гавана 1,05

Гуантанамо Сантьяго-де-Куба 1,05

Данные в таблице 2 показывают, что на каждые 1000 жителей города Гавана 3,32 чело-

века прибыли с О. Молодежи, что является самым большим коэффициентом. Кроме того,

2,53 человека прибыли в город Гавана из провинции Гавана на 1000 человек [15]. Много-

численным является поток мигрантов из провинции Гуантанамо в столицу страны.

Территория Республики Куба была разделена на 15 провинций, которые, в свою очередь,

делятся на 168 муниципалитетов. Были созданы две новые провинции – Артемиса и Маябеке

из разделенной провинции Гавана [17]. Новое административное деление страны необхо-

димо для более эффективной реализации экономических мер [19]. В конце 2012 года было

два основных полюса притяжения миграционных потоков – это город Гавана и три западные

провинции: Маябеке, Артемиса и Матансаза. Менее существенными являются миграционные

потоки из Камагуей в Сьего-де-Авила, провинцию, с которой он граничит в западной части.

В течение 2014 года в стране наблюдался рост миграционных обменов между провинциями

восточного региона, в то же время данные показывают, что в этих провинциях – самый вы-

сокий процент возвращающихся иммигрантов [18].

В 2016 году наблюдались изменения миграционного баланса провинций на 1000 человек,

что позволяет классифицировать провинции на пять разных групп. В группе I есть 3 провин-

ции с балансом от 4,9 до 7,2. В группе II есть 2 провинции с 1,5 до 4,9. Группа III собирает

3 провинции с балансом от -1,3 до 1,5. В группе IV – 4 провинции с балансом от -3,7 до -1,3,

а в группе V – 4 провинции со значениями от -9,2 до -3,7. Провинции групп IV и V теряют

население, остальные приобретают.

Обсуждение. Кризисы и экономические реформы в настоящее время являются частью

социальной динамики глобализированной экономики, изменения которой оказывают влия-

ние на все страны независимо от их социальной системы и политического положения.

Экономическая реформа, проведенная на Кубе в ответ на экономический кризис 1990-х

годов, привела к необходимым изменениям: инициируется диверсификация экономических

115


субъектов, расширяются производственные сектора и источники занятости. Проводится

территориальная, институциональная и административная перестройка страны. Наряду

с развитием в центре внимания находятся местные и территориальные аспекты, а также рас-

ширение иностранных инвестиций в приоритетных секторах.

Реформa привела к ряду изменений, которые отражаются на мобильности по всей стране,

что способствует принятию решения о смене места жительства. С точки зрения социальной

мобильности мигрант не всегда получает более высокий социальный статус, чем предыду-

щий, потому что это, во-первых, занимает неопределенное время по месту его прибытия и,

во-вторых, должна быть налажена некоторая организация новых отношений. С одной сто-

роны, в местах прибытия населения существует большой запас рабочей силы различного

уровня квалификации. С другой стороны, это может задержать внедрение нового опыта

и возможностей, предлагаемых политикой местного развития региона. Соответственно, бу-

дет нехватка специалистов в местах отправления и прогнозируется перенаселенность спе-

циалистов в местах прибытия, что может привести к тому, что люди с высоким уровнем ква-

лификации будут занимать более низкие должности.

Выводы. Сложный характер внутренней миграции в стране приводит к необходимости по-

нимания этого явления и изучения его в конкретных условиях, присутствующих в кубинском

обществе во время экономического кризиса 1990-х годов. Экономическая реформа была ре-

ализована как механизм противодействия последствиям экономического кризиса на Кубе.

На практике это стало влиятельным фактором в изменении показателей внутренних миграци-

онных движений.

Во время кризиса и начала экономической реформы, предназначенной для его преодоле-

ния, во-первых, наиболее интенсивные миграционные потоки направлялись в столицу стра-

ны из соседних провинций; во-вторых, самые многочисленные течения произошли из самых

отдаленных провинций столицы: Гуантанамо, Сантьяго-де-Куба, Гранма, Ольгин. При эконо-

мической стабилизации возникают также менее интенсивные течения из центральных про-

винций в восточные провинции и другие противотоки – с востока в центр, а также из столи-

цы в соседние провинции.

Постепенное восстановление экономики вызывает изменения в миграционных движе-

ниях; в этом смысле реализация проектов регионального развития на местном уровне яв-

ляется фактором привлечения или отказа от миграции индивидами в пользу определенно-

го региона. Эти изменения связаны не только с миграцией в столицу страны и ближайшие

к ней провинции, но и с внутренними миграционными потоками в провинции центра страны

и ее восточной части, кроме того, расширяются встречные противотоки малой интенсив-

ности с востока.

Список литературы1. Мельникова А.C. Современные подходы к разработке инструментов оценки миграцион-

ных процессов. URL: http://elar.urfu.ru/bitstream/10995/44460/1/VIIudf_2016_02_73.

pdf. (дата обращения: 08.05.2018).

2. Рыбаковский Л.Л. Функции и последствия миграционных процессов // Социологические

исследования. 2017. № 10. С. 56–63. URL: https://www.libnauka.ru/item.php?doi=10.

7868 (дата обращения: 06.05.2018).

3. Юдина Т.Н. Демография. Миграции. О социологическом анализе миграционных процес-

сов. 2002. URL: http://ecsocman.hse.ru/data/429/910/1217/014Yudina.pdf (дата обраще-

ния: 16.05.2018).

4. Albizu-Campo E.J. Cuba. Escenarios demográficos para 2030. URL: http://scielo.sld.cu/pdf/

rnp/v11n21/rnp010115.pdf (date of access: 05.03.2018).

5. Bogue D.J. Internal Migration // Hauser P.M., Duncan O.D. (eds.). The Study of Population.

Chicago, 1959. P. 486–509. URL: https://www.researchgate.net/publication/226420785_

Internal_Migration (date of access: 11.05.2018).

116


6. Espina P.M. Reforma económica y política social en Cuba. Perspectivas para la modernización

de la gestión social // Conferencia para la conferencia «Gobernanza y justicia social». URL:

https://www.focal.ca/pdf/Cuba/2005 (date of access: 23.04.2018).

7. Fresneda D.J, Delgado W.R. Migración y desarrollo en Cuba: atraso productivo socialista

y globalización neoliberal. URL: http//:www.scielo.org.mx/pdf/myd/volno1120a6pdf (date

of access: 22.04.2018).

8. González G.H., González G.D. Cuba, un escenario demográfico de un país en desarrollo con

una población decreciente. URL: http://www.scielo.org.mx/pdf/perlat/v15n30/v15n30a3.

pdf (date of access: 05.05.2018).

9. Hernández M.W., San Marful O.E., Delisle L.D. Los efectos habaneros de la migración interna

durante las dos décadas del Decreto 217. URL: http://www.novpob.uh.cu (date of access:

21.04.2018).

10. Hernández J., Foladori G. Dinámica de la población. Los problemas del socialismo cubano.

URL: http://www.scielo.org.mx/pdf/pp/v18n74/v18n74a5.pdf (date of access: 05.05.2018).

11. Lee S.E. A Theory of Migration. Demography. 1966. Vol. 3. Núm. 1. P. 45–57. URL: https://

emigratecaportuguesa.files.wordpress.com (date of access: 27.04.2018).

12. López-Calleja H.C., Morejón S.B. Envejecimiento demográfico y migración interna de personas

de 60 años de edad y mayores en Cuba y en América Latina. URL: http://ccp.ucr.ac.cr/

Journal/Vol.12. Número 2/1, enero-julio de 2015.

13. Martín F.C. y Bárcenas A.J. La reforma migratoria en Cuba y el impacto psicosocial

en la sociedad cubana // Población News. 2015. No. 21. P. 26–37. URL: http://www.novpob.

uh.cu. (date of access: 23.04.2018).

14. Morejón S.B. San Marful O.E. Migración interna. URL: http://www.fudepa.org/Biblioteca/

recursos/ficheros/BMI20100000067/cap.5.pdf (date of access: 14.05.2018).

15. Movilidad territorial de la población, censo 2012 / Oficina Nacional de Estadística

e Información. Centro de Estudio de Población y Desarrollo. Septiembre. 2014. URL: http://

www.one.cu/cpv2012/movilidadterritorialdelapoblacioncenso2012/Movilidadterritorial


16. ONEI. Anuarios demográficos de Cuba. Año 2002. URL: http://www.one.cu/publicaciones/

cepde/anuario_2002/anuario_demografico_2002.pdf (date of access: 11.05.2018).


cepde/anuario_2006/anuario-demográfico_2006.pdf (date of access: 05.16.2018).


cepde/anuario_2016/anuario_demo-gráfico_2016.pdf (date of access: 05.16.2018).

19. San Marful O.E., Segati S. Espacio, tiempo y territorio: algunas consideraciones

de conceptualización // Noticias en la población. Centro de Investigación Demográfica.

Universidad de la Habana. 2013. No. 17. P. 38–45. URL: http://www.cedem.uh.cu/sites/

default/files/38-45.pdf (date of access: 30.04.2018).

20. Singer P. Migraciones internas: consideraciones teóricas sobre su estudio // Libro

de Economía Política de la urbanización / Editores Siglo XXI. 11na Edición en español 1995.

21. Velázquez G.T., Fernández P.Y. Las migraciones internas. Enfoques desde la perspectiva

económico-social territorial. Rev. // EduSol. Vol. 10. 2012. No. 31. P. 79–91. URL: https://

www.redalyc.org/pdf/4757/475748670009.pdf (date of access: 05.05.2018.)

References1. Mel’nikova A.C. Sovremennye podkhody k razrabotke instrumentov ocenki migracionnykh

processov. URL: http://elar.urfu.ru/bitstream/10995/44460/1/VIIudf_2016_02_73.pdf.

(data obrashcheniya: 08.05.2018).

2. Rybakovskij L.L. Funkcii i posledstviya migracionnykh processov // Sociologicheskie

issledovaniya. 2017. № 10. S. 56–63. URL: https://www.libnauka.ru/item.php?doi=10.

7868 (data obrashcheniya: 06.05.2018).

3. Yudina T.N. Demografiya. Migracii. O sociologicheskom analize migracionnykh processov. 2002.

URL: http://ecsocman.hse.ru/data/429/910/1217/014Yudina.pdf (data obrashcheniya:

16.05.2018).

4. Albizu-Campo E.J. Cuba. Escenarios demográficos para 2030. URL: http://scielo.sld.cu/pdf/

rnp/v11n21/rnp010115.pdf (date of access: 05.03.2018).

5. Bogue D.J. Internal Migration // Hauser P.M., Duncan O.D. (eds.). The Study of Population.

Chicago, 1959. P. 486–509. URL: https://www.researchgate.net/publication/226420785_

Internal_Migration (date of access: 11.05.2018).

117


6. Espina P.M. Reforma económica y política social en Cuba. Perspectivas para la modernización

de la gestión social // Conferencia para la conferencia «Gobernanza y justicia social». URL:

https://www.focal.ca/pdf/Cuba/2005 (date of access: 23.04.2018).

7. Fresneda D.J, Delgado W.R. Migración y desarrollo en Cuba: atraso productivo socialista

y globalización neoliberal. URL: http//:www.scielo.org.mx/pdf/myd/volno1120a6pdf (date

of access: 22.04.2018).

8. González G.H., González G.D. Cuba, un escenario demográfico de un país en desarrollo con

una población decreciente. URL: http://www.scielo.org.mx/pdf/perlat/v15n30/v15n30a3.

pdf (date of access: 05.05.2018).

9. Hernández M.W., San Marful O.E., Delisle L.D. Los efectos habaneros de la migración interna

durante las dos décadas del Decreto 217. URL: http://www.novpob.uh.cu (date of access:

21.04.2018).

10. Hernández J., Foladori G. Dinámica de la población. Los problemas del socialismo cubano.

URL: http://www.scielo.org.mx/pdf/pp/v18n74/v18n74a5.pdf (date of access: 05.05.2018).

11. Lee S.E. A Theory of Migration. Demography. 1966. Vol. 3. Núm. 1. P. 45–57. URL: https://

emigratecaportuguesa.files.wordpress.com (date of access: 27.04.2018).

12. López-Calleja H.C., Morejón S.B. Envejecimiento demográfico y migración interna de personas

de 60 años de edad y mayores en Cuba y en América Latina. URL: http://ccp.ucr.ac.cr/

Journal/Vol.12. Número 2/1, enero-julio de 2015.

13. Martín F.C. y Bárcenas A.J. La reforma migratoria en Cuba y el impacto psicosocial

en la sociedad cubana // Población News. 2015. No. 21. P. 26–37. URL: http://www.novpob.

uh.cu. (date of access: 23.04.2018).

14. Morejón S.B. San Marful O.E. Migración interna. URL: http://www.fudepa.org/Biblioteca/

recursos/ficheros/BMI20100000067/cap.5.pdf (date of access: 14.05.2018).

15. Movilidad territorial de la población, censo 2012 / Oficina Nacional de Estadística

e Información. Centro de Estudio de Población y Desarrollo. Septiembre. 2014. URL: http://

www.one.cu/cpv2012/movilidadterritorialdelapoblacioncenso2012/Movilidadterritorial



cepde/anuario_2002/anuario_demografico_2002.pdf (date of access: 11.05.2018).


cepde/anuario_2006/anuario-demográfico_2006.pdf (date of access: 05.16.2018).


cepde/anuario_2016/anuario_demo-gráfico_2016.pdf (date of access: 05.16.2018).

19. San Marful O.E., Segati S. Espacio, tiempo y territorio: algunas consideraciones

de conceptualización // Noticias en la población. Centro de Investigación Demográfica.

Universidad de la Habana. 2013. No. 17. P. 38–45. URL: http://www.cedem.uh.cu/sites/

default/files/38-45.pdf (date of access: 30.04.2018).

20. Singer P. Migraciones internas: consideraciones teóricas sobre su estudio // Libro

de Economía Política de la urbanización / Editores Siglo XXI. 11na Edición en español 1995.

21. Velázquez G.T., Fernández P.Y. Las migraciones internas. Enfoques desde la perspectiva

económico-social territorial. Rev. // EduSol. Vol. 10. 2012. No. 31. P. 79–91. URL: https://

www.redalyc.org/pdf/4757/475748670009.pdf (date of access: 05.05.2018.)

Библиографическое описание статьи / Reference to articleЭдильтрудис Борхас С.С., Яньюби Т.П. Внутренняя миграция в Республике Куба под влия-

нием экономических реформ // Социальная политика и социология. Т. 18. 2019. № 4 (133).

С. 110–117. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-110-117 (Библиографическое описание

согласно российским стандартам).

Edil’trudis Borkhas S.S., Yanyubi T.P. Vnutrennyaya migraciya v Respublike Kuba pod vliyaniem

ekonomicheskikh reform // Social’naya politika i sociologiya. Т. 18. 2019. № 4 (133). S. 110–

117. DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-110-117 (Reference in Roman script).

Ediltrudis Borjas, S.S. & Yaniubi, T.P. (2019) Internal Migration in the Republic of Cuba

Under the Influence of Economic Reforms, Social Policy and Sociology. Vol. 18. No. 4 (133).


description).

118

Р.М. Рупова,д-р филос. наук, доцент кафедры теологии, Российский государственный


R.M. Rupova,

doctor of philosophical sciences, associate professor of the department

of theology, Russian State Social University, Moscow.


А.А. Солонченко,аспирант богословского отделения Московской православной

духовной академии, Москва.

A.A. Solonchenko,

postgraduate student of the theological department of the Moscow Orthodox

Theological Academy, Moscow.


УДК 1; 2-183

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-118-125

Вопрос об энергии и общении в современном богословии и философии

Question About Energy and Communication in Modern Theology

and Philosophy


20.09.2019 29.11.2019 30.12.2019

Аннотация: статья посвящена рассмотрению двух дискурсов, оказавшихся в фокусе внимания со-

временных философских и богословских диалогов и дискуссий. Один из них – «энергия», проблемати-

ка которой была введена в философию еще Аристотелем и переосмыслена в христианстве. Другой

дискурс – «общение» – получил существенное развитие в богословском персонализме ХХ–ХХI веков.

На скрещении этих двух дискурсов открывается возможность не только углубить понимание каждо-

го из них, но и дополнить картины личностного бытия Бога и человека.

Аnnotation: the article is devoted to the consideration of two discourses, which are in the focus

of attention of modern philosophical and theological dialogues and discussions. One of them is “energy”,

the problems of which were introduced into philosophy by Aristotle and rethought in Christianity. Another

discourse – “communication” – was significantly developed in the theological personalism of the XXth – XXIst

centuries. At the crossroads of these two discourses, it is possible not only to deepen understanding of each

of them, but also to supplement the pictures of the personal being of God and man.

Ключевые слова: общение, энергия, богословский персонализм, неопатристический синтез, пра-

вославное богословие.

Key words: communication, energy, theological personalism, neopatristic synthesis, Orthodox theology.


119


Введение. Диалог науки и религии длится уже не одно столетие. Дискуссии разной

степени напряженности происходят в Европе, Америке и других странах. Проводятся кон-

ференции, большими тиражами выходят на разных языках книги, отражающие эти дискус-

сии. В диалоге участвуют представители всех христианских конфессий и мировых религий.

Однако, как утверждает западный исследователь А. Нестерук, православное христианство

представлено в этом диалоге очень слабо [12, с. XI]. Он связывает это с малочисленностью

православных участников диалога на Западе, а также с отсутствием на Западе систематиче-

ской исследовательской активности православных ученых в русле дискутируемых проблем.

В работе «Восточно-христианская традиция как эпистема: на пути к новому диалогу с на-

учным знанием» автор пишет: «Если мы утверждаем, что Восточно-христианская традиция

имеет статус эпистемы, то тем самым она может быть вписана в универсум современного на-

учного знания на правах научного дискурса» [13, с. 65]. Такая постановка проблемы меняет

сам характер диалога науки и религии, выравнивая статус его участников.

В фокусе внимания современных философских и богословских диалогов и дискуссий

можно увидеть два особых дискурса. Один из них – «энергия», проблематика которой была

введена в философию еще Аристотелем и переосмыслена в христианстве. Другой дискурс –

«общение» – получил существенное развитие в богословском персонализме ХХ–ХХI веков.

Вопрос об энергии занимает лидирующие позиции в современной междисциплинарной про-

блематике. В эпоху постмодерна энергийный дискурс на наших глазах становится универсаль-

ным, прописываясь в самых разных сферах бытия – в богословии, антропологии, социальной

философии, точных науках. В статье рассмотрен паламитский дискурс энергии и современные

попытки его опровержения, показано, что критика паламизма – это не просто неприятие бого-

словских позиций одной из византийских партий XIV века, но противостояние православию

как таковому.

Богословие общения, одним из создателей и наиболее ярким представителем которо-

го является митр. Иоанн (Зизиулас), также лидирует в современном богословском и фило-

софском дискурсах. Оно строится на аналогии социального бытия человеческих личностей

и Лиц Троицы. Центральное место в богословии митр. Иоанна (Зизиуласа) занимают катего-

рии «личность» и «общение».

Методика. Междисциплинарный подход в сочетании с компаративистским анализом позво-

лил авторам, привлекая материалы из тех научных сфер, где рассматриваемая тематика глубоко

исследовалась (в большей степени это касается энергии), высветить в новом ракурсе совер-

шенно не новые для науки дискурсы. К таким новым ракурсам среди прочих относится и фак-

тор их сближения и параллельного рассмотрения. По нашему мнению, жесткое разделение

двух рассматриваемых дискурсов приводит к тому, что вне поля зрения оказывается личностно

окрашенный характер проявления Божественных энергий. На скрещении этих двух дискурсов –

«общения» и «энергии» – открывается возможность не только углубить понимание каждого

из них, но и дополнить картины личностного бытия Бога и человека.

Обсуждение.1. Энергия.Вопрос об энергии, поставленный еще в античности и периодически выходивший

на авансцену дискуссий – то философских, то богословских, то в сфере естественно-научно-

го познания – опять занимает лидирующие позиции в современном, теперь уже междисци-

плинарном, дискурсе. В эпоху постмодерна энергийный дискурс на наших глазах становится

универсальным, прописываясь в самых разных сферах бытия – в богословии, антропологии,

социальной философии, точных науках.

В теоретической физике, например, ряд исследователей в поисках теории, связывающей

в единую систему существующие четыре фундаментальных взаимодействия (гравитационное,

электромагнитное, слабое и сильное), возлагают надежды на теорию суперструн, открытую

в 70-е годы ХХ века. Согласно этой теории на самом микроскопическом уровне всё состоит

120


из комбинаций вибрирующих энергетических «волокон» – струн. Эта теория «дает единый

(пока лишь математический) способ объяснения свойств всех взаимодействий, всех видов

материи, а также пространства-времени» [11, с. 160]. Энергийное восприятие материального

мира стало уже достоянием современной науки. «Есть глубокие основания предполагать, что

вся Вселенная, включая, по-видимому, “твердое” вещество, воспринимаемое нашими органами

чувств, – это всего лишь проявления извилистого ничто. Мир в конечном итоге оказывается

слепком абсолютной пустоты, самоорганизованным вакуумом» [3, с. 178]. Весьма интересны

также современные исследования, в которых ученые, увлеченные богословской проблемати-

кой, сами выстраивают мосты между точными науками и религиозным осмыслением мирозда-

ния (см. [8; 9]).

Учение об обществе в эпоху постмодерна также претерпело радикальные изменения.

«Неклассическая и, далее, постнеклассическая философия породили и соответствующую

социальную философию. Понимание социальности в этом типе дискурса стало трактоваться

событийно как поля, практики, структуры, наметился переход от эссенциальной к экзистен-

циальной трактовке общества. Социальное бытие уже не осмысливается как нагроможде-

ние социальных структур и институций» [14, с. 65]. Социальная онтология – «динамическая,

в которой устойчивые структуры являются формами, производными от взаимодействий, воз-

никающих в процессе общения и совместной деятельности людей» [7, с. 27]. В такой энер-

гийной, процессуальной парадигме «общество – это совокупность энергий, воплощаемых

различными субъектами в рамках создания определенных условий для совместного бытия.

Совокупность подобных энергий и образует жизненный мир эпохи, задает векторы социо-

культурной ситуации» [1, с. 29]. Если мы возьмем информационные, финансовые, транс-

портные потоки – всюду увидим ту же самую энергийную природу, коррелирующую с энер-

гийным пониманием человека в исихастской антропологии.

Энергию, с которой связываются большие ожидания, «видят одним из главнейших прин-

ципов нового философского дискурса, который должен сменить оставленный классический

язык философии» [16, с. 469]. В то же время вопрос об энергии имеет большой спектр

разночтений, особенно опасных в духовной сфере, так как эта тема активно задействова-

на в восточных религиях и оккультизме. Учение св. Григория Паламы о различении в Боге

энергии и сущности, утвержденное на Константинопольском соборе в 1351 году, подверга-

ется критике и пересмотру. Одним из таких критиков стал В.В. Бибихин, прочитавший в МГУ

в 1990–1991 годах курс лекций под названием «Энергия». Вопрос об энергии поставлен

им с предельной остротой: «эта вещь, энергия, вошла в нашу жизнь, вмешалась в нее, за-

дела, задействовала нас, хотели мы или не хотели, – не только в виде энергии нефти и газа,

но и – даже главным образом – в виде человеческой энергии, нашей собственной и чужой,

о неутрате которой наша постоянная забота» [2, с. 33].

В.В. Бибихин был переводчиком «Триад» св. Григория Паламы и подверг критике его

учение, говоря о нем как о богословской неудаче, даже провале: «Различение сущности

и энергии в Боге – провал … паламитской мысли» [2, с. 138]. Поскольку именно паламизм,

богословие энергий, стало онтологическим основанием новой философской традиции, вы-

страиваемой на фундаменте восточного христианства в русле неопатристического синтеза,

разобраться в этой проблематике представляется крайне важным. Большую работу в этом

направлении проделал С.С. Хоружий [16, с. 469]. Проследим за его мыслью.

Апеллируя прежде всего к Аристотелю, который ввел понятие «энергия» в философию,

В.В. Бибихин указывает на неопределимость у него этого понятия. При этом, следуя за

М. Хайдеггером, он утверждает, что энергия для Аристотеля – основное имя бытия. С энер-

гией в аристотелевском ее прочтении связывается большое семантическое поле.

Как утверждает В.В. Бибихин, «сбой у богословов или философов, философствующих

богословов, начинается сразу, как только они сталкиваются с античной метафизикой Пла-

тона, Аристотеля. Они называют ее преодоленной, оставленной позади, превзойденной» [2,

121


с. 39] – сам же Бибихин этой преодоленности не принимает. И в этой точке – отношения

к античному наследию – ключ ко всей ситуации с понятием энергии.

Из всех аристотелевских коннотаций понятия энергии (действие, движение, полнота, осу-

ществленность…) В.В. Бибихин отдает полное предпочтение энергии покоя. Аристотелевская

триада «dunamis – energeia – entelecheia» редуцируется им (в силу отождествления энер-

гии с энтелехией, завершенностью) к бинарной оппозиции «dunamis – energeia», в которой

опять-таки предпочтение отдается не dunamis как активному началу, а energeia, понимаемой

как энергия покоя: «…аристотелевская энергия первее способности, потенции, силы, вообще

движения, изменения… Потому что первый двигатель – это полнота энергии, но он неподви-

жен» [2, с. 321]. Догмат Поместного собора 1351 года, устанавливающий различение между не-

приобщимой божественной сущностью и божественными энергиями, отвергается философом

в силу того, что «сущность» отождествляется им с энергией покоя. «Палама… ввел неслыхан-

ное, небывалое в христианской догматике: божественная сущность закрылась, захлопнулась

от человеческих глаз навсегда. Такого вот не было… Только с Паламой Он [Бог] оказался на-

всегда, безусловно закрыт» [2, с. 136–137]. Видя в паламизме разрыв с классической фило-

софской традицией, Бибихин противопоставляет ему западное богословие, которое в большей

степени (в формах схоластики) сохранило верность незыблемой аристотелевской основе. Но,

с учетом того, что святитель Григорий Палама, проводя последовательно различения между

ousia и energeia, находился в абсолютном согласии со святоотеческой традицией, можно опре-

деленно утверждать, что отрицание паламизма есть не просто разночтения с одной из поздне-

византийских «партий», но противостояние и расхождение «с цельной традицией православ-

ной патристики, с православием попросту говоря» [16, с. 487].

Анализируя критику паламитского богословия энергий, в которой, как это имеет место

у В.В. Бибихина, христианская традиция упрекается в искажении исходного, аристотелев-

ского, понимания энергии, С.С. Хоружий делает отсылку как к Э. Жильсону, крупнейшему

католическому богослову, так и к прот. Георгию Флоровскому. Оба они свидетельствуют, что

«любой элемент эллинистического или любого другого происхождения, ставший элементом

христианского синтеза, претерпел в нем ассимиляцию, а стало быть, и трансформацию» [4,

с. 288] и «недостаточно было взять философские термины в их обычном употреблении. …

Нужно было перековать античные слова, переплавить античные понятия» [15, с. 75].

Один из важнейших факторов, совершенно отсутствующих в аристотелевском понятии

энергии и вышедших на первый план в христианском богословии – личностный аспект энер-

гии. На это указывает прот. Иоанн Мейендорф: «Божественная энергия не только едина,

но и три-ипостасна… отражает общую жизнь трех Лиц. Личностные аспекты божественного

существования не исчезают в единой энергии» [18, p. 186]. Энергии Божии принадлежат

божественной сущности, Усии, однако они включены в процесс бытия-общения Лиц Св. Тро-

ицы. «Богословский персонализм есть основная черта предания, на которое ссылается св.

Григорий Палама; в нем – ключ к пониманию его учения о божественных энергиях» [10,

р. 287]. Таким образом, мы оказываемся на пересечении двух актуальнейших тем современ-

ного богословия – общения и энергии.

Далее С.С. Хоружий проводит разделение форм бытия энергии. В Божественной жиз-

ни, в перихорезе – вневременном кругообращении бытия между тремя Лицами – имеет ме-

сто покой, насыщенный Божественной энергией, «которая не есть здесь энергия движения

и динамики, но есть энергия как совершенная завершенность и полнота» [16, с. 495], энер-

гия, сопоставимая с энергией покоя аристотелевского перводвигателя (в ее христианской

трансформации).

Божественная энергия, присутствующая в мире людей, обнаруживает совсем другие свой-

ства. Христианский взгляд на мироздание в отличие от античного, созерцающего мир как

гармоничное целое, видит его процессуально. Ключевые события вселенского драматическо-

го действа: Творение, грехопадение, Боговоплощение, Воссоединение с Богом. Этот процесс

122


никак не может характеризоваться «энергией покоя» – он отличается принципиальной неста-

бильностью, неравновесностью, динамикой. Следовательно, аристотелевская модель энергии

к нему заведомо неприменима. Аскетический опыт подвижника, в котором «божественная

энергия есть то, что делает возможным видеть Бога и приобщаться Богу» [19, р. 144], также ха-

рактеризуется принципиальной нестабильностью. Эта нестабильность – характерная черта той

«духовной брани», которая ведется подвизающимися, со всеми ее провалами, отступлениями

и успехами.

Таким образом, античный аристотелевский концепт энергии переносится в совершен-

но иной дискурс – христианский дискурс личного бытия-общения, соответствующий иной

онтологии, главной чертой которой является онтологический разрыв между божественным

и тварным бытием. Этот факт является определяющим для «христианского энергетизма».

Более того, при всей основательности аристотелизма В.В. Бибихина, обусловившего про-

дуктивность полемики с ним, следует всё же учесть его односторонность в трактовке темы

энергии, а именно оставление им «за кадром» динамических форм энергии, присутствую-

щих у Аристотеля. Однако и эти формы на почве христианского дискурса должны быть пере-

плавлены в русле личностного дискурса. В заключении С.С. Хоружий связывает позицию

В.В. Бибихина с установкой М. Хайдеггера (а также Ницше), для которого воссоединение

с античностью – «самая масштабная и нелегкая задача» [16, с. 501]. При этом «шаг за шагом

отвоевывая античную почву» (формула Ницше), в отличие от них В.В. Бибихин «ведет кам-

панию на новой территории, где она прежде не велась: на территории православной мысли,

Восточно-христианского дискурса» [16, с. 501].

Таким образом, очевидно, что «энергетический вопрос» в наше время имеет стратегический

характер не только на уровне материальных источников энергии, но и на богословских полях

сражений. Здесь он встречается как бы в режиме наложения смысловых полей с темой общения,

также вышедшей благодаря богословскому персонализму на авансцену актуальных дискуссий.

2. Общение.Термин «богословие общения» в русскоязычной науке употребляется редко. Чаще всего это

богословское направление называют персонализмом. По этому поводу С.А. Чурсанов делает

важное замечание: «к сожалению, русскоязычным христианам сложно осознать важность этого

слова [т.е. общение, κοινωνία] для православной сотериологии, поскольку в синодальном пе-

реводе Нового Завета оно передано в различных контекстах пятью разными русскими словами:

«общение», «приобщение», «общительность», «участие», «подаяние»» [17, с. 58].

Одним из создателей и наиболее ярким представителем богословия общения является

наш современник – митр. Иоанн (Зизулас). Центральное место в богословии митр. Иоанна

(Зизиуласа), занимают категории «личности» и «общения». Более того, эти понятия в его

онтологии неразрывны, а в гносеологии – взаимоопределяющие. Богословие общения стро-

ится на аналогии социального бытия человеческих личностей и Лиц Троицы.

Свою терминологию Зизиулас вырабатывает в триадологии, а потом применяет (с учетом

специфики) в антропологии, экклезиологии, сотериологии и др.

Триадология.Лицо, ипостась и личность в триадологии Зизиуласа тождественны. «Лицо Святой Троицы»

есть понятие онтологическое, которое обозначает уникальное, незаменимое, онтологически

свободное бытие, которое определяет способ своего бытия и существует в отношении / об-

щении с другими Лицами. Понятия «общение» (κοινωνία), «любовь» (ἔρως) и «отношение»

(σχέσις) совпадают. Эти понятия митр. Иоанн (Зизиулас) применяет, чтобы указать на соот-

носительный характер Лиц Св. Троицы и Их божественного бытия. Когда мы говорим о бытии

Св. Троицы, то есть о бытии Бога как о бытии Трех Лиц, то мы говорим о соотносительном бытии.

Бытие Отца немыслимо без бытия Сына и Св. Духа, как бытие Сына или Св. Духа немыслимо без

бытия других Лиц Троицы. Со-относительность или со-общность бытия Лиц Св. Троицы указы-

вает на то, что понятие «отношение» / «общение» является понятием онтологическим. Однако

123


отношение / общение не есть нечто существующее само по себе. Общение исходит из конкрет-

ного Лица. Причиной общения является Отец. Именно Отец «рождает» Сына и «изводит» Св.

Духа, то есть является «виновником» соотносительного бытия, бытия Св. Троицы. Взаимная об-

ращенность / общение / любовь, исходящая от Лиц, является Их единением.

Описание бытия Лиц Троицы через общение позволяет указать на то, что это общение

есть свободный «акт», или «соотношение», Лиц. Тогда как описание бытия Троицы через

«сущность», по мнению митр. Иоанна (Зизиуласа), может пониматься как некая данность,

заданность, «зависимость» Лиц от природы.

Итак, личность есть «инаковость в общении и общение в инаковости» [6, с. 11]. Инаковость

и общение в триадологии одновременны, равнозначны и взаимообусловлены. Любовь или об-

щение с точки зрения онтологии Зизиуласа понимается как дар бытия, дар инаковости.

Общение в антропологии.В своем богословии митр. Иоанн (Зизиулас) использует термин «индивид» как понятие,

противоположное «личности». Индивид, по его мнению, может пониматься как идентич-

ность, мыслимая «безотносительно к чему бы то ни было иному», или как «ось сознания»,

или как стечение природных или нравственных качеств [6, с. 220]. Зизиулас считает, что

это понятие неприменимо к Божественным Лицам. В антропологии оно используется им для

описания человеческого бытия после грехопадения. Индивид характеризуется Зизиуласом

как часть, осколок целого, нечто обособленное. Это понятие несет в себе оттенок индиви-

дуализма, самости, замкнутости на себе. Понятие «индивидуальное существование» как

замкнутое бытие Зизиулас противопоставляет личностному существованию, как бытию экс-

татичному, соотносительному, открытому по отношению к иному.

Высшим проявлением образа Божия в человеке является свойственная ему личностность

[6, с. 213], понимаемая как способность или возможность (заложенная в человеческую при-

роду Богом) быть личностью. Личностность и личность в антропологии Зизиуласа можно

соотнести с образом и подобием Бога в человеке. Подобие Богу, обожение [5 с. 45]1 есть

тропос (способ) бытия человека, подобный тропосу бытия Бога, то есть бытию в любви /

общении. При этом любовь не является чувством или эмоцией. «Любовь – это взаимоот-

ношения» [6, с. 214], преодоление своей самости «в пользу» иного, свободное признание

и утверждение его уникальности и незаменимости [6, с. 214].

Таким образом, обожение и личность «созидается любовью» [6, с. 182], общением, на-

правленным к Богу как личности par excellence и к человеку как личности по призванию

(в потенции). Апогеем этого онтологического общения (любви) является Евхаристия как

явление Церкви. Богословие общения есть богословие евхаристическое, а значит, невоз-

можно говорить о богословии общения вне экклезиологии.

Церковь.Церковь в своей основе является евхаристическим способом бытия [6, с. 101]. Именно

в Церкви на Божественной литургии собрание верующих вступает в подлинное общение с Бо-

гом и друг с другом. И именно здесь «биологические ипостаси» становятся «евхаристически-

ми ипостасями» [5, с. 55], или личностями. Бытие личности есть «соучастие в Божественной

жизни, только не в природном или субстанциальном, а в личностном смысле» [5, с. 45]. Если

божественная жизнь есть общение Лиц, то «евхаристическая ипостась», или личность, соеди-

нившись в общении и любви со Христом как с Лицом Троицы, через Него и в Нем становится

соучастницей внутритроичного общения Лиц. «Любя Христа уникальным образом, то есть как

уникально и абсолютно Иного, мы любим всех тех, с кем он свободно избрал иметь отношения;

в Церкви и через Церковь мы любим всех и всё существующее» [6, с. 97].

Таким образом, богословие общения Зизиуласа строится на понимании каждого Лица Тро-

ицы как Личности, бытия Троицы как бытия в любви / общении. Человек, созданный личност-

1 У Зизиуласа «спасение совпадает с исполнением личности в человеке» («realization of personhood in man» (р. 50)). Про-

тивоположный этому процесс – «вырождение личности в “вещь”» (Там же. С. 45, прим. 45).

124


ным, в своем бытии может стать личностью, если принципом своего бытия изберет «инаковость

в общении» с Богом и людьми. Обожение человек получает через общение, высшим проявле-

нием которого является евхаристическое общение. А так как Евхаристия невозможна вне Церк-

ви, то есть вне собрания верных, то спасение через общение становится не индивидуальным,

не индивидуалистским делом, но общим для всех верных и тех, кого любит Христос1 [6, с. 97].

Результаты.Энергии или общение?В науке уже были попытки сравнить два направления православного богословия. Напри-

мер, Ар. Папаниколау сравнивал персонализм Зизиуласа и энергийный подход В.Н. Лосско-

го [20]. Он приходит к следующему выводу: богословие общения Зизиуласа более последо-

вательно [20, р. 127], и оно более гармонично отражает христианское вероучение.

На наш взгляд, жесткое разделение двух рассматриваемых дискурсов определяется тем, что

вне поля зрения современных авторов оказывается положение о личностной окрашенности

Божественных энергий (см. приведенную выше ссылку на прот. И. Мейендорфа). Ссылаясь

на единую Божественную природу как на источник Божественной энергии, упускают из виду

дополняющий это положение личностный аспект бытия Божия: «”голой”, то есть безыпостас-

ной, божественной природы не существует»2 [5, с. 39]. Противопоставляя богословие общения

митр. Иоанна (Зизиуласа) богословию энергий, не учитывают этот один из важнейших тезисов

самого Зизиуласа: примата ипостасности над природой в божественной онтологии.

Заключение. Можно сделать вывод, что совмещение двух дискурсов – «общения»

и «энергии» – позволяет ввести в сферу личностного бытия то, что, по недоразумению, было

из нее изъято, а именно пласт энергии. В этом видится дальнейший шаг в развитии бого-

словского персонализма, характеризующегося последовательным расширением личностно-

сти в понимании Бога и человека.

Список литературы1. Агапов О.Д. Очерки синергийной социальной философии. Казань: Познание, 2008.

2. Бибихин В.В. Энергия. М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2010.

3. Девис П. Суперсила. Поиски единой теории природы / пер. с англ.; под ред. Е.М. Лейкина.

М.: Мир, 1989.

4. Жильсон Э. Дух средневековой философии. М., 2011.

5. Зизиулас, Иоанн. Бытие как общение: Очерки о личности и Церкви / предисл. прот. Иоан-

на Мейендорфа; пер. с англ. Д.М. Гзгзяна. М.: Свято-Филаретовский православно-христи-

анский ин-т, 2006. 280 с.

6. Зизиулас, Иоанн. Общение и инаковость. Новые очерки о личности и церкви / пер. с англ.

М.: Изд-во ББИ, 2012. 407 с. (Серия «Современное богословие»).

7. Кемеров В.Е. Меняющаяся роль социальной философии и антиредукционистские страте-

гии // Вопросы философии. 2006. № 2.

8. Копейкин К., прот. Что есть реальность? Размышляя над произведениями Эрвина Шрё-

дингера. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2014. 138 с.

9. Лесков Л.В. Нелинейная Вселенная: новый дом для человечества. М.: Экономика, 2003. 446 с.

10. Мейендорф Иоанн, протопресв. Жизнь и труды святителя Григория Паламы. Введение

в изучение. СПб., 1997.

11. Мумриков Олег, иерей. Концепции современного естествознания: христианско-апологе-

тический аспект. М.: Паломник, 2014.

12. Нестерук А. Логос и космос. М.: ББИ, 2006.

13. Рупова Р.М. Восточно-христианская традиция как эпистема: на пути к новому диалогу

с научным знанием // «Образ» религии: религиозное образование в многообразии рели-

гиозных культур: матер. Междунар. науч.-практ. конф. (30 ноября – 1 декабря 2017 г.).

Орел: ОГУ им. И.С. Тургенева, 2019. С. 63–67.

14. Рупова Р.М., Солонченко А.А. Неопатристический синтез: поле актуального диалога //

Миссия конфессий. 2016. № 16.

15. Флоровский Г.В. Восточные отцы IV века. Париж, 1931.

1 «Всех тех, с кем он свободно избрал иметь отношения».2 Митр. Иоанн (Зизиулас). Бытие как общение…. С. 39.

125


16. Хоружий С.С. Бибихин, Хайдеггер, Палама в проблеме энергии // Опыты из русской духов-

ной традиции. М.: Ин-т философии, теологии и истории св. Фомы, 2018.

17. Чурсанов С.А. Понятие лица (πρόσωπον) в сотериологической перспективе триадоло-

гии великих каппадокийцев // Церковь и время. 2007. № 4 (41). С. 46–73.

18. Meyendorff J. Byzantine theology. Historical trends and doctrinal themes. Mowbrays, 1975.

19. Meyendorff J. Christ in Eastern Christian thought. St. Vladimir’s Seminary Press, 1975.

20. Papanikolaou Ar. Divine Energies or Divine Personhood? // Papanikolaou Ar. Being with God.

Trinity, Apophaticism and Divine-Human Communion. Notre Dame: University of Notre Dame

Press, 2006. Р. 106–129.

References1. Agapov O.D. Ocherki sinergijnoj social’noj filosofii. Kazan’: Poznanie, 2008.

2. Bibikhin V.V. Energiya. M.: Institut filosofii, teologii i istorii sv. Fomy, 2010.

3. Devis P. Supersila. Poiski edinoj teorii prirody / per. s angl.; pod red. E.M. Lejkina. M.: Mir, 1989.

4. Zhil’son E. Dukh srednevekovoj filosofii. M., 2011.

5. Ziziulas, Ioann. Bytie kak obshchenie: Ocherki o lichnosti i Cerkvi / predisl. prot. Ioanna

Mejendorfa; per. s angl. D.M. Gzgzyana. M.: Svyato-Filaretovskij pravoslavno-khristianskij

institut, 2006. 280 s.

6. Ziziulas, Ioann. Obshchenie i inakovost’. Novye ocherki o lichnosti i cerkvi / per. s angl.

(Seriya «Sovremennoe bogoslovie»). M.: Izd-vo BBI, 2012. 407 s.

7. Kemerov V.E. Menyayushchayasya rol’ social’noj filosofii i antiredukcionistskie strategii //

Voprosy filosofii. 2006. № 2.

8. Kopejkin K., prot. CHto est’ real’nost’? Razmyshlyaya nad proizvedeniyami Ervina Shryodingera.

SPb.: Izd-vo SPbGU, 2014. 138 s.

9. Leskov L.V. Nelinejnaya Vselennaya: novyj dom dlya chelovechestva. M.: Ekonomika, 2003. 446 s.

10. Mejendorf Ioann, protopresv. Zhizn’ i trudy svyatitelya Grigoriya Palamy. Vvedenie v izuchenie.

SPb., 1997.

11. Mumrikov Oleg, ierej. Koncepcii sovremennogo estestvoznaniya: khristiansko-

apologeticheskij aspekt. M.: Palomnik, 2014.

12. Nesteruk A. Logos i kosmos. M.: BBI, 2006.

13. Rupova R.M. Vostochno-khristianskaya tradiciya kak epistema: na puti k novomu dialogu

s nauchnym znaniem // «Obraz» religii: religioznoe obrazovanie v mnogoobrazii religioznykh

kul’tur: mater. Mezhdunar. nauch.-prakt. konf. (30 noyabrya – 1 dekabrya 2017 g.). Orel: OGU

im. I.S. Turgeneva, 2019. S. 63–67.

14. Rupova R.M., Solonchenko A.A. Neopatristicheskij sintez: pole aktual’nogo dialoga // Missiya

konfessij. 2016. № 16.

15. Florovskij G.V. Vostochnye otcy IV veka. Parizh, 1931.

16. Khoruzhij S.S. Bibikhin, Khajdegger, Palama v probleme energii // Opyty iz russkoj dukhovnoj

tradicii. M.: In-t filosofii, teologii i istorii sv. Fomy, 2018.

17. Chursanov S.A. Ponyatie lica (πρόσωπον) v soteriologicheskoj perspektive triadologii

velikikh kappadokijcev // Cerkov’ i vremya. 2007. № 4 (41). S. 46–73.

18. Meyendorff J. Byzantine theology. Historical trends and doctrinal themes. Mowbrays, 1975.

19. Meyendorff J. Christ in Eastern Christian thought. St. Vladimir’s Seminary Press, 1975.

20. Papanikolaou Ar. Divine Energies or Divine Personhood? // Papanikolaou Ar. Being with God.

Trinity, Apophaticism and Divine-Human Communion. Notre Dame: University of Notre Dame

Press, 2006. R. 106–129.

Библиографическое описание статьи / Reference to articleРупова Р.М., Солонченко А.А. Вопрос об энергии и общении в современном богословии

и философии // Социальная политика и социология. Т. 18. 2019. № 4 (133). С. 118–125.

DOI: 10.17922/2071-3665-2019-18-4-118-125 (Библиографическое описание согласно рос-

сийским стандартам).

Rupova R.M., Solonchenko A.A. Vopros ob energii i obshchenii v sovremennom bogoslovii

i filosofii // Social’naya politika i sociologiya. Т. 18. 2019. № 4 (133). S. 118–125. DOI:


Rupova, R.M. & Solonchenko, A.A. (2019) Question About Energy and Communication

in Modern Theology and Philosophy, Social Policy and Sociology. Vol. 18. No. 4 (133).


description).

Свидетельство о регистрации средства массовой информации в Федеральной службе по

надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране

культурного наследия

ПИ № ФС 77-26247 от 17.11.2006.

Подписано в печать 30.12.2019

Формат бумаги 70х100 1/16. Гарнитура «Журнальная». Усл. печ. л. 10,47

Тираж 2000 экз.

Издательство Российского государственного социального университета.

129226, Москва, ул. В. Пика, д. 4

Тел.: 8 (495) 255-67-67 (доб. 30-05)

www.rgsu.net

Отпечатано в типографии

Российского государственного социального университета.

129226, Москва, ул. В. Пика, д. 4

Тел.: 8 (495) 255-67-67 (доб. 30-40)

Заказ № 20-3

Documents

СОЦИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА № 5 (93) ЗАПИСКИ И … · в 2016 году, а 2015 год использован как базовый для проведения