1

1. Победитель не получает ничего (1945 - 1953 г.)

Конец сороковых годов – сорок восьмой, сорок девятый – был весь какой-то смутный, смятый Его я вспомнить не готов. В том веке я не помню вех, но вся эпоха в слове «плохо». Чертополох переполоха проткнул забвенья белый снег. Года, и месяцы, и дни в плохой период слиплись, сбились, стеснились, скучились, слепились в комок. И в том комке - они Борис Слуцкий

Привезенные с фронта шинели, ватники, гимнастерки, знаменитые «гали» (брюки – галифе) ордынская деревня носила и донашивала долго, сначала латая, потом перешивая их обноски на ребятишек «послевоенного массового тиража». Полки деревенских лавочек и магазинов пустовали, а если что-то из товаров «выбрасывали», то купить самую обыкновенную вещь, вроде одежды или обуви, многим было просто не на что. Послевоенное время - время великой бедности, суровое, голодное и полуголодное, полное лишений и ежедневного тяжкого труда. Война постепенно отступала в прошлое, но в наступившие мирные годы жизнь качественно менялась в лучшую сторону крайне медленно. Если что и не давало ордынцам опустить руки, так это твердое понимание, что надо любой ценой выбираться из разрухи и начинать заново строить жизнь. Ту самую мирную, а, значит, счастливую жизнь, о которой так мечталось во времена военного лихолетья, и которая, наконец-то, настала. Восстановить промышленный потенциал страны оказалось задачей менее сложной, нежели поднять обескровленное сельское хозяйство. С первой задачей, наиболее масштабной, Советский Союз справился уже к 1948 году. Со второй – только в пятой пятилетке (1951–1955 г.), уже после смерти И. В. Сталина (1). Почему? По целому ряду причин, одна другой серьезней. Чего стоили только засухи 1946-го, 1951-го и 1953 годов! О том, что происходило в ордынской деревне в середине 40 - начале 50-х годах прошлого века, современные ордынцы, как ни странно, по наблюдениям автора, знают значительно меньше, чем о событиях военного времени. Давайте попытаемся восполнить этот пробел, восстановив тем самым историческую справедливость. К 1945 году российская деревня, отдававшая фронту все и не получавшая взамен ничего, кроме калек и похоронок, надорвалась.

2

Надорвалась от обрушившихся на нее непосильных испытаний, вытянувших все жилы и в итоге отбросивших сельское хозяйство примерно на уровень середины двадцатых годов. Сибирская колхозная деревня не стала исключением, скорее наоборот, она хлебнула лиха куда более горшего, нежели Кавказ, Средняя Азия и даже Урал. Вспомним: еще до войны нагрузка на сибирского колхозника значительно превышала и общесоюзную, и общероссийскую. Наибольшее количество мужчин, как в абсолютных цифрах, так и в процентном отношении, были призваны на фронт, мобилизованы на военные заводы, стройки и шахты, опять-таки именно из Сибири. В результате уже к 1943 году нагрузка на каждого работающего взрослого и подростка достигла в Западной Сибири 7 гектаров против 3 гектаров по стране, а на каждую колхозную лошадь – 18 гектаров против 9. В том же 1943 году, когда произошел коренной перелом в войне, рабочие оборонных предприятий получили право на два выходных дня в месяц. Для подростков, работавших на заводах, отменялись сверхурочные работы, а те из них, кто не достиг шестнадцати лет, получили право на ежегодный отпуск в 12 дней. Надо ли говорить, что деревню эти послабления обошли стороной, и тогда, и много позже. В апреле 1950 года исполком Ордынского районного Совета депутатов трудящихся решил, цитирую: «Каждой рабочей лошади и волу предоставлять круглосуточный отдых один раз в неделю» (2). Вот только на колхозников это гуманное решение никто не и подумал распространить. Если кто-то из читателей сомневается, может расспросить на этот счет любого ордынского труженика военных и первых послевоенных лет. В годы войны рабочий новосибирского военного завода получал в среднем около 400 рублей, на которые на рынке можно было купить, в аккурат, ведро картошки. Однако карточная система обеспечивала ему ежедневный хлебный паек, который в разные годы колебался от 600 граммов до килограмма, обед в заводской столовой, не говоря уже 2,2 килограммах мяса или рыбы, 1,5 килограммов круп или макарон и 0,6 килограмма жиров ежемесячно. Кроме того, большинство заводов имели дополнительный ресурс - подсобные хозяйства. Сибирский колхозник, в том числе и наш, ордынский, мог рассчитывать, в идеальном случае, ежедневно лишь на 225 – 280 граммов хлеба. А это, если разобраться, ни что иное, как паек в Ленинграде в сорок первом, самом страшном блокадном году. Как совершенно справедливо заметил новосибирский историк военной деревни В. Т. Анисков, «ни одна категория населения, находившаяся на нормированном государственном снабжении, не получала столь мизерного пайка». Не менее выразителен и другой пример, приводимый этим автором, военная норма потребления яиц сибирскими крестьянами - в среднем одно куриное яйцо на 15 человек в день!

3

Нет слов, рабочие новосибирских заводов в войну тоже хватили шилом патоки, но лебеду и крапиву, дикий щавель и саранки, в отличие от ордынских колхозников, им есть не довелось (3). А ордынцы ели, да еще и радовались – зима позади, слава Богу, дожили до зелени, значит, с голодухи уже не помрем! Похлебку из таких даров природы частенько нечем было посолить. Потому, что даже солью деревню в военную годину снабжали сугубо по остаточному принципу, в отличие от города. Вдумаемся в две цифры, приведенные в 11 томе «Всемирной истории», выпущенном Академией наук СССР в 1977 году, когда о величии победы советского народа в Великой Отечественной войне говорили много и красноречиво, а о цене этой победы – мимоходом и сквозь зубы. Итак: «Вся валовая продукция сельского хозяйства в 1945 году была на 40% меньше довоенной, а в освобожденных от оккупации районах – почти на 50%» (4). Страшное сравнение. Кто не понял, перечитайте его еще раз. Вся-то разница между районами, попавшими под фашистскую оккупацию, и районами глубокого тыла, вроде Ордынского, отделенного от фронта тремя тысячами километров, оказывается, какие-то несчастные десять процентов… В 1945 году материально-техническая база Ордынского района если в развалинах и не лежала, то сократилась до самого крайнего предела. Вот несколько показательных примеров, подтверждающих этот тезис. Колхозы Черемшанского сельсовета до войны имели посевов пшеницы 1024 гектара, отчего официально считались маломощными и экономически слабыми. В год окончания войны эти посевы сократились до 164 гектаров – на большее не имелось ни людей, ни лошадей, ни семян (5). Колхоз «Красный борец» Усть-Алеусского сельсовета до войны имел 72 лошади. В 1945 году их осталось 14, полумертвых от истощения (6). Колхоз имени Ильича Ордынского сельсовета в 1945 году не выполнил государственный план по сдаче шкур крупного рогатого скота. Если кто не знает, существовал в то время, оказывается, еще и такой. Не выполнил по простой причине – «в колхозе остались в наличности всего две коровы» (7). А урожайность зерновых! Слезы горькие, а не урожайность. Вот данные все того же 1945 года, рисующие ситуацию во всех четырех колхозах Ордынского сельсовета: колхоз имени Ильича – 3,8 центнера с гектара, имени Чкалова – 3,3 центнера с гектара, «Коммунист» - 2,5 центнеров с гектара, «Кузбасс» - 2,4 центнера с гектара (8). И это еще не предел, потому что их сосед, колхоз «Путь к коммунизму» Шарапского сельсовета, собрал в том году со своих полей 1,8 центнера с гектара (9). Читатели, надеюсь, по предыдущей книге хроники хорошо запомнили главную экономическую формулу сталинской колхозной деревни - каков

4

урожай, таков и трудодень. Типичным для 1945 года можно признать содержание одного трудодня в колхозе имени Молотова Вагайцевского сельсовета – 20 копеек деньгами и 250 граммов зерном. В это трудно поверить, но такому, как тогда выражались, пустому трудодню, многие хозяйства еще и завидовали. И первые, без сомнения, те же шарапцы (10). Кажется, куда уж более?.. Но беда никогда не приходит одна - в 1946 году в СССР случился настолько страшный неурожай, что люди в сельской зоне Новосибирской области начали в массовом порядке пухнуть от голода. Вот каким остался этот год в памяти Михаила Семеновича Землякова из села Плотникова Верх-Ирменского района. «В 1946-м я работал агрономом в колхозе. Бедность была после войны такая… Конь был голодный, за зиму две кошевки с плетеными коробами обгрыз. Летом, бывало, в сенокосную пору посылали женщин по ягоды. Принесут клубники на всю бригаду, вот и едим ее, обратом с фермы запиваем. После такой кормежки еще литовками махали, сгребали сено, копнили, метали на стог. Хлеба в тот год в колхозе совсем не давали» (11). Год без хлеба... Вы можете себе представить подобное? Читатели могут не поверить, если скажу, что ордынцам тогда, можно сказать, еще подфартило. В районах Кулундинской зоны ситуация сложилась много хуже. А в масштабах страны эта забытая ныне трагедия унесла жизни 2 миллионов человек. Они просто умерли от голода. В победившей на войне стране. Именно в такой тяжелейшей обстановке пришлось нашим отцам и дедам начинать послевоенное восстановление. Возрождение ордынского села началось с возвращения демобилизованных солдат, которое растянулось на добрую пятилетку, с 1945 по 1950 годы. Чаще всего возвращались они пешком, за пару – тройку дней привычно преодолевая в видавших виды кирзачах сугробы и метели, весеннюю распутицу и осеннее бездорожье, кому как выпадало. И почти сразу же выходили на работу. Вот история Вячеслава Александровича Вахрушева, бывшего артиллериста и будущего колхозного, потом - совхозного бригадира из села Вагайцева, рассказанная им автору в 1991 году. «Демобилизовался я в 1947 году и домой как на крыльях летел. Призвали-то меня в декабре 1941 года, так что пройти пришлось от Москвы через Курскую дугу почти до Праги. Иду и думаю – я ведь шесть лет дома не был! Из Новосибирска до Ордынска я два дня шел. В Вагайцево пришел, когда уже совсем стемнело. Не вижу ничего, сугробы кругом, всю деревню почти по самые крыши занесло. Догоняет меня Коля Никитин. «Вот, - говорю, - окончил курс наук». А он: «Тебя уже заждались».

5

Захожу домой. Мать на шею кинулась. Плачет, остановится не может от радости. Рассказов был и с моей стороны, и с родительской. Я – о войне, а они – как моя сестра чуть с голоду не умерла. Хотел я в город перебраться. Куда там! Не отпустили родители, соскучились больно по мне. А на другой день бригадир пришел, просит выручить. Людей, говорит, мало, работы много. Не выручишь ли, не съездишь в город на конях? Выручил я его. Да так и остался работать в колхозе» (12). Любые реформы кардинального характера времен Российской империи, Советского Союза, да и сегодня, неизменно проводились за счет деревни. Взять как можно больше сельскохозяйственной продукции по самой дешевой цене и отдать городу - к этому, собственно, сводилась и сводится изнанка великих замыслов всех российских реформаторов. Понять их можно: все революции в истории нашей страны, под какими бы знаменами они не разворачивались, всегда начинались в городах с элементарной нехватки продовольствия, на чем и погорела в 1917 году Российская империя, а в 1991 году – Советский Союз. Да только нам, деревенским, от такого понимания жить ничуть не легче. В послевоенное время средства вкладывались преимущественно в оборону и тяжелую промышленность, а сельское хозяйство финансировалось в самую последнюю очередь. Однако средства, что вкладывались в отрасль, до колхозов практически не доходили, оседая на предприятиях сельскохозяйственного машиностроения, в совхозах и МТС. Продукция колхозов, произведенная неимоверными усилиями сельчан, закупалась государством по столь символическим ценам, что эта закупка, в сущности, мало, чем отличалась от продразверстки времен «военного коммунизма». Простейший пример: в военные годы за центнер пшеницы государство платило столько, сколько на базаре в Ордынском стоил коробок спичек! После войны закупочные цены практически не изменились, поэтому обнищавшие коллективные хозяйства при всем желании не могли хоть сколько-нибудь обновить свои основные производственные фонды. Семь лет спустя после окончания войны, весной 1952 года, А. М. Мельков, председатель колхоза «Победа Ленина» Сушихинского сельсовета, выступая на пленуме Ордынского РК ВКП(б), с горечью говорил, выражая солидарную позицию председательского корпуса, только что жестоко раскритикованного за слабую готовность к предстоящей весенне-полевой кампании: «Мы имеем в данное время тяжелое финансовое положение. За три месяца этого года наш колхоз не сдал ни одного рубля в государственный банк. Я понимаю, что это является нарушением, но положение безвыходное. Весенний сев решает судьбу будущего урожая, нам необходимо ремонтировать сельскохозяйственный инвентарь, а для этого нужны определенные средства.

6

Доходы в колхозах очень низкие, да и откуда им браться? Мы вот зарабатываем только тем, что возим школе дрова по 25 рублей за кубометр. В эту цену входит заготовка дров, вывозка и укладка в поленницу» (13). Но в 1952 году полевые работы будут уже практически полностью механизированы, машинно-тракторный парк МТС в количественном и качественном отношении в полтора раза превысит уровень 1940 года. У ордынских колхозов, как бы бедны они не были, появится хоть какой-то продых, какая-то надежда на лучшее. А пока… А пока, в первые послевоенные годы, с механизацией труда дело обстояло, по официальной оценке тех лет, крайне неудовлетворительно. На современной территории Ордынского района имелись семь МТС, три из которых относились к Ирменскому району, четыре к Ордынскому – Ордынская, Верх-Алеусская, Кирзинская и, образованная в августе 1944 года, Усть-Луковская. В этих четырех МТС числились на балансе 162 трактора, до такой степени добитых за предыдущие годы, что четверть машин представляла собой практически металлолом. Даже в начале 50-х недостаток техники ощущался достаточно остро – для обработки 5,5 тысяч гектаров пашни колхоза «День Октября» Мало-Ирменского сельсовета Ордынская МТС могла выделить всего 4 трактора, в том числе два колесных (14). Что же в таком случае говорить о второй половине сороковых годов! Не просто тяжелое, тяжкое стояло время. Приходилось, как в войну, выводить весной в поле все живое тягло 52-х колхозов Ордынского и 42-х колхозов Ирменского района – лошадей, быков, коров, как колхозных, так и с личного подворья. Правда, коров постепенно освободят от изнурительной работы в поле, а вот быков ордынцы будут использовать всю четвертую пятилетку и даже первые годы пятой. «Саит Садыков из колхоза «Талапты» вспахивает в день на быках по 0,6 гектара, - сообщала газета «Большевик» Ирменского района в 1947 году. – А. Д. Снегов из колхоза «Великий перелом» вспахал на быках за день 0,7 гектара. Ф. К. Носов из колхоза «Герой труда» вспахивает на лошади 0,8 гектара, а В. С. Кожевников из колхоза имени Кирова ежедневно вспахивает на лошади по гектару» (15). Сев 1947 года проводился на 65% вручную, почти полностью по весновспашке, в довершении ко всему еще и некондиционными семенами. Соответственно посевы и обрабатывались. Райисполком установил план ручной прополки, на которую мобилизовывали в приказном порядке всех подряд, от школьников младших классов до стариков и старух. Спустя много лет одна из таких «пропольщиц», Александра Петровна Ляхова, вспоминала: «Крошечные поля (в Малоирменке – Авт.) пахались и засевались на быках и лошадях, а посевы обрабатывались ручной прополкой. Норма на день – 10 соток. С утра до позднего вечера не разгибали спины вчерашние школьницы. Выдергивали «березку», осот, полынь. Полынь была

7

в те годы самым злостным сорняком. Бывало, так надергаешься за день, что спины не разогнуть и руками не пошевелить» (16). На сенокос и уборку по неписанной деревенской традиции выходили даже те, кто в остальное время года отнюдь не горел желанием работать в коллективе. Об этих людях разговор впереди, а пока отметим, как характерную черту времени, что тон в работе задавали коммунисты и комсомольцы, искренне желавшие быстрее преодолеть тяжкое наследие военных лет. «Комсомолец И. Ф. Козырев решил доказать, что на конной жатке можно убрать в день не 3 гектара, как в 1946-м, и не 4 гектара, как по норме в этом году, а 7 гектаров! – рассказывала газета «Большевик» об одном из героев уборки 1947 года. – И доказал это на четырех сменных лошадях, тогда как раньше считалось, что на трех лошадях можно скосить за день максимум 3 гектара» (17). Сегодня остается только удивляться и восхищаться трудовым рекордам, которые способны были установить лучшие представители поколения, которое позже назовут поколением победителей. Колхозницы Мария Осташкина и Варвара Зайкова прогремели в 1947 году на весь Ирменский район – первая скосила косой пшеницы больше, чем семь мужчин-косарей, вторая обошла на ручной косовице хлеба тринадцать мужиков из пичуговского «Великого перелома»! (18) «Удивительно не то, что мы работали на лошадях и быках, - вспоминал в 1974 году Владимир Павлович Толмачев, кавалер орденов Ленина и Трудового Красного Знамени, а в описываемое время – паренек из Верх-Алеуса, только что получивший комсомольский билет, - удивительной была работоспособность у всех, от мала до велика. В том числе и мы, мальчишки 14-15 лет, и пахали, и сеяли, и убирали поспевшие нивы. Взять, к примеру, такой факт. Один метчик по норме за день должен был вручную сметать 120 центнеров. И ведь метали! Помню, посадили меня на конные грабли. За день я нагребал по 600-660 центнеров сена. Когда одна лошадь уставала, запрягали другую. А мы почти и не отдыхали». Первые, предельно скромные успехи в восстановлении сельскохозяйственного производства можно датировать, пожалуй, 1947 годом. Вот их оценка исполкомом Ордынского районного Совета депутатов трудящихся в сравнении с предыдущим, неурожайным и голодным 1946 годом: «Поднято паров против 1946 года в два раза больше и с лучшим качеством их обработки. Выполнен план (сева) озимых на 119%, посевная площадь (впервые за четыре года – Авт.) увеличилась на 3800 гектаров. Хлеба государству сдано на 10 тысяч центнеров больше 1946 года. Животноводство полностью обеспечено кормами, выполнен план развития поголовья лошадей и крупного рогатого скота, выполнен план сдачи молока».

8

Добавим – урожайность в районе составила в 1947 году в среднем 5 центнеров с гектара (19). Да и могла ли она быть другой, если разобраться… Вырастить урожай – одно. А вот рассчитаться с государством по хлебопоставкам – это другое. Совсем другое. Выполнение государственных планов при Сталине, да и много позже, являлось той иконой, которой районное и областное начальство молилось истово, разбивая собственные лбы и, совершенно не жалея, чужие. В стране поголовного атеизма любой и каждый, проживающий на селе знал, что такое «первая заповедь» по-советски – сначала рассчитайся с государством, потом все остальное. И горе тому, кто эту заповедь нарушит. В 1947 году хлеб из колхозных амбаров выгребли под метелку, так что на трудодень в лучшем случае пришлось опять от 25 до 50 копеек и максимум 200 граммов зерна (20). Даже честных тружеников это ударило по рукам так, что они невольно опустились. В самом деле, при таком содержании трудодня можно не гнуть целый год спину в колхозе. Достаточно было пойти на рынок и продать там два ведра картошки. Результат получался один в один. Прерву повествование, чтобы рассказать очередную человеческую историю. В страшном 1941 году в плен к немцам попал М. В. Соловьев, которого до сих пор помнят старожилы Милованова, маленькой деревушки на правобережье Оби. За что, подобно многим, оказался на Колыме, откуда вернулся домой не скоро. Заработанные лагерные рубли он пересылал в Ордынский район, и на них в прямом смысле слова содержал семью матери, потому что в местном колхозе «Пробуждение» денег до 1949 года на трудодни не выдавали вообще. Вернувшись домой, Михаил Васильевич пришел к выводу, что на Колыме житье-бытье значительно лучше, чем в родной деревне. Правда, умудренный горьким опытом, эту мысль он высказал публично только в 1997 году (21). На заработанные трудодни предстояло прожить целый год, не считая уплаты налогов и обязательной подписки на очередной заем восстановления народного хозяйства. Тут уж никакой, даже самый высокий уровень сознательности не мог противостоять простому выводу, к которому волей–неволей постепенно приходила большая часть ордынцев. Именно: труд в колхозе не дает возможности, хоть ты расшибись, прокормить семью. А раз так, стоит ли надрываться дальше? Чем бедней считался колхоз, тем все больше число колхозников приходило с каждым годом к осознанию этой горькой истины. Пока патриотический подъем военных лет оставался сравнительно высоким, количество колхозников, не вырабатывавших минимума

9

трудодней, исчислялось единицами. Затем счет пошел в каждом колхозе на десятки, а в масштабах района – на сотни и тысячи. Возьмем для примера уже многократно упомянутый 1947 год. Именно тогда 1090 колхозников не выработали обязательного минимума трудодней, а 300 человек в течение года, по оценке Ордынского райисполкома, «совсем не приняли участие в колхозном производстве» (22). Это было равносильно тому, что в течение года бездельничали 12 крупных колхозов типа «Путь к коммунизму» Шарапского сельсовета, либо 29 мелких колхозов, вроде «Коммуниста» Ордынского сельсовета. Как не считай, цифра получалась внушительная, за которой вырисовывалась серьезнейшая проблема, с которой партийная и советская власть района ранее не сталкивались. Во всяком случае, в таком масштабе. Верховная власть отреагировала незамедлительно, ибо проблема приобрела, как уже догадались читатели этой хроники, всесоюзный масштаб. 2 июня 1948 года Президиум Верховного Совета СССР издал указ, о котором в советской исторической литературе упоминалось редко, неохотно и до предела обтекаемо. Мол, были приняты необходимые меры для укрепления трудовой дисциплины в общественном сельскохозяйственном производстве. Вот что это были за меры. По указу от 2 июня 1948 года любой трудовой коллектив получил беспрецедентное право принять решение о высылке в так называемые отдаленные места на срок до 8 лет (!) лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности, и, следовательно, ведущих антиобщественный паразитический образ жизни. Тем самым Советская власть лихо утерла нос кровавому царскому режиму, отправившего В. И. Ленина в ссылку в Шушенское всего-то за призыв к свержению существующего строя аж на целых три года! Коварство и мерзость этого указа заключались в том, что деревенские должны были карать своих же деревенских. Подчеркиваю еще раз - приговора суда не требовалось, достаточно было обыкновенного открытого голосования на собрании трудового коллектива. А знаете, кто именно додумался до подобной светлой идеи? Никто иной, как Никита Сергеевич Хрущев, который и обратился к Сталину с соответствующими предложениями. Да, тот самый Хрущев, будущий яростный обличитель преступлений «культа личности»… Сталин идею одобрил, но на проекте указа начертал примечательную резолюцию: «Не для печати. И. Сталин». Умен, ох, умен был Иосиф Виссарионович, этого у него, действительно, не отнимешь! Ведь любой советский школьник знал из учебника истории, что по законодательству Российской империи 18 века помещики имели право ссылать крестьян в Сибирь без суда и следствия. Вот и представьте себе,

1

какие параллели могли возникнуть в уме у отдельных политически незрелых личностей, не говоря уже о проклятом империалистическом окружении. Поэтому указ от 2 июня 1948 года пришлось не печатать, а зачитывать. Зато уж и зачитали его в каждом колхозе и в каждой деревне, доведя содержание до каждого работающего (23). Сейчас читателям предоставляется возможность получить полное и исчерпывающее представление о том, как сталинский режим чужими руками вершил в деревне суд и расправу, участвовать в которой обязано было все взрослое население. Протокол одного из таких судилищ, обнаруженный автором в архиве Ордынского района, приводится ниже полностью, без сокращений, с сохранением всех особенностей стиля и орфографии того времени. Это тоже наша история, из которой, как из песни, слово не выкинешь, а уж дело – тем более. Итак:

«Протокол № 6 общего собрания членов колхоза «Герой труда» Козихинского с/совета

Ирменского района НСО, состоявшегося 2 июля 1948 г. На собрании должны присутствовать: 202 человека. Присутствовало: 163 человека, отсутствовали по уважительным причинам: 15 человек. Председатель собрания Шашенко Н. Н. Секретарь Савинов.

Повестка дня О состоянии трудовой дисциплины и о мерах борьбы с лицами, злостно уклоняющимися от трудовой деятельности и ведущими паразитический антиобщественный образ жизни.

Слушали: по данному вопросу доклад пред. колхоза тов. Шашенко Н. Н.

Выступления: 1. Пред. райисполкома т. Шипицин: Товарищи, в своем докладе председатель колхоза т. Шашенко правильно охарактеризовал положение дел в колхозе, что все государственные планы и задания колхоз своевременно не выполняет, из года в год получает очень низкие урожаи. С государством (вы) не рассчитываетесь, семенами себя не обеспечиваете и получаете граммы на трудодни. Положение в колхозе создалось исключительно из-за плохой трудовой дисциплины. В вашем колхозе из 156 трудоспособных 50 человек лодырей, не желающих честно работать, живущих в колхозе, пользующихся правами колхозников, раздувающих личное хозяйство на колхозной земле, занимающихся спекуляцией. А в колхозе совершенно не работают, т. е. ведут паразитический антиобщественный образ жизни и разлагают массу честных колхозников. Такое положение в колхозе дальше продолжаться не может. Правительство, учитывая создавшееся положение в колхозах, и, заботясь о зажиточной

1

жизни честных колхозников, 2 июля 1948 года приняло Указ о выселении злостно не работающих в колхозе в отдаленные места сроком на 8 лет. Я считаю, что колхозники единодушно одобряют Указ правительства. Из числа 50 лодырей колхозники найдут (худших) и избавятся от них раз и навсегда, чтобы они не мешали жить и честно трудиться остальным колхозникам. Задача, товарищи колхозники, сейчас одна – ежедневно выходить на работу, выполнять и перевыполнять норму выработки, укреплять трудовую дисциплину в колхозе, добиться высокого урожая и полноценного трудодня. 2. Атаманов Иван (колхозник): Товарищи, будучи еще бригадиром в 1944 году и после этого, я хорошо знаю наших лодырей и паразитов. Поэтому мое предложение – выслать из пределов колхоза Захарову Александру, Стрельникову Антониду и Меркулову Таисью. 3. Захаров (зав. фермой): Товарищи, до войны, когда все колхозники дружно работали, колхоз получал хорошие урожаи, рассчитывался с государством и по 4-5 кг. (зерна) получали на трудодни. Когда у нас 50 человек не хотят работать в колхозе, безусловно, колхоз стал хиреть и по трудодням мы получаем граммы. Я предлагаю лодырей Меркулову, Носову Марию и Захарову письменно предупредить и взять от них обязательства, что они исправятся и будут честно работать в колхозе. 4. Меркулов Григорий (бригадир строительной бригады): Мы уже несколько раз обсуждали этих лодырей, предупреждали. Они давали нам обещания, а работать не работали. Сейчас наступил конец этому. Я поддерживаю предложение т. Атаманова выслать из пределов колхоза Захарову А. П., Стрельникову А. Т. и Меркулову Т. Ф. 5. Дудкин О. Т.: Товарищи, партия и правительство оказывают колхозам большую помощь освободиться от лодырей и паразитов. Меркулова Т. Ф. и Захарова А. П., работая на прополке, вырабатывали меньше подростков и разлагали трудовую дисциплину. Стрельникова А. Т., работая в огороде колхоза, дезорганизует эту работу. Все они занимаются исключительно личным хозяйством и спекуляцией (торговлей на базаре – Авт.), в колхозе не работают. Поэтому я предлагаю освободиться от них и выслать из пределов колхоза. 6. Шашенко А. С.(колхозник): У нас в колхозе трудовая дисциплина исключительно плохая, распорядок дня не выполняется. Многие колхозницы не выходят на работу до тех пор, пока бригадир за ней два-три раза не приедет. Тем самым бригадирам некогда заниматься расстановкой рабочей силы, проверкой выполненной работы и учетом труда. В особенности лодыри применяют этот метод. Я считаю, что нужно запретить бригадиру ходить по квартирам, в силу этого поддерживаю предложение Захарова. 7. Рязанцева М. А.(депутат сельсовета): Товарищи, я горячо одобряю Указ Правительства от 2.06.48 г. В нашем колхозе развелось очень много лодырей и паразитов. Правление колхоза несколько принимает к ним меры, но они, не обращали на это внимание, продолжали не работать в колхозе. Сегодня мы должны от некоторых избавиться. Я поддерживаю предложение т. Захарова и

1

Атаманова выслать из пределов колхоза Стрельникову А.Т, Захарову А. П. и Меркулову как совершенно не желающих работать. 8. Красилова Т. А. (учительница): Из доклада председателя колхоза и всех выступающих видно, что колхоз «Герой труда» является отстающим в районе лишь потому, что в колхозе слабая трудовая дисциплина. 50 колхозников, почти совершенно не работающих в колхозе, живут частным хозяйством лучше честно работающих колхозников, тем самым ведут паразитический образ жизни. Я считаю, что сегодня колхозники избавятся от некоторых паразитов, мешающих укреплению колхозного хозяйства. 9. Коршиков К. Т. (счетовод): Наш колхоз до войны занимал одно из первых мест в районе, а сейчас отстающий исключительно в силу того, что некоторая часть колхозников забыли, что состоят в колхозе и пользуются правами колхозника. 50 трудоспособных колхозников почти не принимают участия в работе колхоза, а некоторые из них, как Стрельникова, Захарова и Меркулова встали на путь паразитического образа жизни. Я одобряю Указ и поддерживаю предложение выселить из колхоза вышеуказанных колхозников. 9. Логачев Н. Я. (член правления колхоза): Товарищи! На каждом заседании правления, каждом общем собрании (мы) предупреждали всех этих 50 лодырей, но они не обращали на это внимания. Время настало – хватит предупреждать, нужно расстаться с отдельными паразитами. Поэтому я поддерживаю предложение о высылке из пределов колхоза Стрельниковой, Захаровой и Меркуловой. 10. Коршунова А. Г. (колхозница): Товарищи, я осталась без мужа с сиротами, но хожу все время на работу в поле. И мне просто обидно, что Стрельникова, Захарова, Меркулова, одинокие женщины, совершенно не работают в колхозе.

Слушали: Объяснение Стрельниковой Антониды Трофимовны: Я, товарищи, живу одинокая. С начала вступления в колхоз я честно и добросовестно работаю, неоднократно премировалась. В этом году я допустила ошибку, даю обещание исправиться в дальнейшем. Вопрос: Сколько продала картофеля? Ответ: Нет, не продавала. Объяснение Меркуловой Таисьи Филипповны: Зимой, товарищи, я выходила замуж, ездила в город. В дальнейшем самостоятельно я не жила. Я вину свою признаю, обещаю честно работать и исправить допущенную ошибку. Объяснение Захаровой Александры Петровны: Товарищи, я виновата в том, что до минимума не выработала 6 трудодней. Я одинокая, имею хозяйство. В зимний период меня на работу не назначали. С начала посевной я приступила к работе и работаю беспрерывно. Вопрос: Отчего вы, одинокая, развели столько скота, заняли приусадебный участок 0,60 га? Вероятно, для спекуляции? Как вы думаете работать в дальнейшем?

1

Ответ: Я буду честно работать. Вопрос: Назовите фамилии (тех), кто вам не предоставлял работу. Ответ: Придешь в контору, посидишь, на работу никуда не назначают. Вопрос: Подписались ли вы на заем? Ответ: Нет. Объяснение Носовой Марии Тихоновны: Я в течение 10 лет работала, не покладая рук, была ударницей, ездила на слет стахановцев. А в этом году я выдавала дочь замуж, после этого ездила погостить к сыну, находящемуся в армии. В силу этого я мало в этом году приняла участие в работах колхоза. В дальнейшем буду работать добросовестно. Объяснение Меркуловой Александры Ионовны: Я в течение 5 лет работала кладовщицей колхоза. Сейчас у меня двое детей, один из них грудной. Больше в семье никого нет на дому. Работать я могу, однако мне работы не предоставляют. Откроют детские ясли, буду работать регулярно.

Выступления: 11. Прокопенко Н. С. (бригадир): Я работаю бригадиром с 1946 года и могу с уверенностью сказать, что тов. Стрельникова только числится в колхозе, а так все на своем огороде. Меркулову я несколько раз назначал на работу, но у нее всегда находились причины, чтобы не работать. Поэтому я прошу колхозников освободиться от этих людей – так лучше будет жить. 12. Ковригин Т.(председатель с/совета): Товарищи, мы не первый раз обсуждаем этих людей, однако они не обращают внимания на наши предупреждения, раздувая свое личное хозяйство и попирая устав сельхозартели, занимаются спекуляцией, а государственные платежи и обязательные поставки не выполняют, как Стрельникова, Меркулова и Захарова. Они встали на путь паразитического образа жизни, поэтому я поддерживаю предложения выступающих о выселении этих лиц из пределов колхоза. 13. Тов. Худяков (агроном): В колхозе «Герой труда» на сегодня назрел вопрос об укреплении трудовой дисциплины настолько, что требуется принятие срочных мер. Указ Правительства издан вовремя и я его горячо одобряю. У нас имеются прямые паразиты, совершенно не работающие в колхозе, как Стрельникова, Меркулова, Захарова. А есть у нас и другие лодыри, (которые) в 12 часов дня являются на работу, а в 4 часа дня уходят, следовательно, ничего не делают. Нужно вести воспитательную работу и с этими лодырями.

Общее собрание решило: 89 голосами за, против нет, выселить из пределов колхоза на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня (19)48 года сроком на 8 лет Стрельникову Антониду Трофимовну, рождения 1903 года, вступившую на путь паразитический, антиобщественный образ жизни. 82 голосами за, против 1, выселить из пределов колхоза на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня (19)48 года сроком на 8 лет Захарову Александру Петровну, рождения 1911 года, вступившую на путь паразитический, антиобщественный образ жизни.

1

Единогласно голосовали предупредить тов. Меркулову Таисью Филипповну, Меркулову Евдокию Кирилловну, Носову Марию Тихоновну и взять у них письменное обязательство, что они будут честно и добросовестно работать в течение июля месяца и в качестве гарантии выработают 60 трудодней. Меркулову Александру Ионовну предупредить. Закончить силосование к 5 июля 48 г. сеноуборку к 20 июля 48 г. паровспашку к 7 июля 48 г. прополку к 10 июля 48 г. подготовку к уборке к 12 июля 48 г. Обязать правление колхоза в суточный срок открыть детские ясли и навести порядок в учете труда в бригадах. Председатель собрания Шашенко. Секретарь собрания Савинов» (24). Повторяю – подобные судилища в 1948–1949-х годах проводились в каждом ордынском селе и в каждом колхозе. Вот выписки из некоторых протоколов, точнее, приговоров, сохранившихся в Ордынском районном архиве. 6 июня 1948 года 8 лет ссылки «на Амур» получила Ф. А. Саушкина из колхоза имени Сталина Плотниковского сельсовета. Почти одновременно с ней аналогичный срок был определен общим сходом жителей Старого Шарапа А. А. Тереховой, «на протяжении двух лет нигде не работающей» (25). 27 июня 1948 года получила 8 лет ссылки (меньше давали редко, наказывая, чаще всего, по максимуму) колхозница «Великого перелома» Пичуговского сельсовета В. Ф. Понькина, выработавшая в 1947 году 16 трудодней и неоднократно уходившая из колхоза «в различные места по своим личным делам самовольно». Имея в личном хозяйстве корову с теленком, Понькина «не рассчиталась по поставкам и по займу», чем, по мнению осудивших ее односельчан, «предала интересы колхоза и нашей Родины» (26). 4 апреля 1949 года из колхоза «Авангард» Тихоновского сельсовета отправили в ссылку К. Т. Беляева за то, что в «1948 году он выработал 20 трудодней, а в 1949 году совершенно не работал» (27). 22 апреля точно такая же участь по схожему обвинению постигла А. С. Махонину из колхоза имени Ильича Ордынского сельсовета (28). Спустя еще три дня, «как антиобщественный элемент и паразит» по приговору колхозного собрания отправился в ссылку колхозник «Красного борца» Усть-Алеусского сельсовета Ф. С. Сергачев (29). 13 мая 1949 года его судьбу разделила в качестве «ведущей паразитический образ жизни особы» Д. Т. Голубовская, высланная из Спирино на 8 лет по решению сельского схода (30).

1

17 июля 1949 года за то, что «выработала за полугодие только 8 трудодней» отправили в ссылку на 8 лет колхозницу А. Н. Объедкову из колхоза «Новый строй» Якоревского сельсовета (31). То, что это была целенаправленная и, главное, долговременная акция, свидетельствует высылка из села Красный Яр в 1951 году по тому же указу на тот же восьмилетний срок Г. П. Мазаева, обвиненного сельским сходом в том, что «на день выселения не имеет постоянного места работы, занимается пьянством и хулиганством» (32). Приговор утверждался решением исполкома районного Совета депутатов трудящихся, а обжаловать его можно было в исполкоме областного Совета. Как мы только что убедились, чаще всего осуждали женщин, многие из которых не выходили на работу еще и потому, что сидели с грудными и малолетними детьми. Ясли и детские сады тогда или отсутствовали в деревне совершенно, или же открывались исключительно на период уборки. Отмена приговора являлась редчайшим исключением из правил. Автору, по крайней мере, известен всего один подобный случай – дело колхозницы А. И. Бычковой из колхоза имени ВЦИК Верх-Чикского сельсовета, с документами которого читатели могут ознакомиться в приложении к этой главе (33). Возникает закономерный вопрос – как нам относиться к этой забытой, странице районной истории, случившейся 60 лет назад, в частности, к ее персонажам – к тем, кого судили, и к тем, кто судил? Вопрос этот далеко не так прост, как кажется с первого взгляда. Попробуйте с позиций современности определить, положительное или отрицательное преобладает, скажем, в деятельности Петра Великого? И оправдывает ли, к примеру, его многочисленные свершения те страшные и беспощадные деяния, которыми в равной степени прославился в веках этот действительно великий человек? Еще сложнее пытаться рассуждать с этической точки зрения на темы недавнего прошлого. Чаще всего мы получаем нечто сугубо субъективное по форме и совершенно бесперспективное по содержанию, так сказать, по конечному результату. Объяснимся. Для одних, и таких, слава Богу, большинство, маршал Г. К. Жуков – герой России и крупнейший полководец 20 века, памятник которому по праву воздвигнут на главной площади нашей страны. Для других – это бездарный сталинский вояка, дошедший до Берлина по трупам собственных солдат. Так считал, например, последний классик советской литературы Виктор Астафьев, и, к сожалению, не только он один. При этом как-то выпускается из виду главное – самому Георгию Константиновичу Жукову от наших похвал, равно как и от нашей хулы, давно ни жарко и не холодно. И что бы мы не думали о Жукове в меру

1

собственных стратегических талантов, историю Великой Отечественной войны, с ее совершенно иными, чем сегодня, военными, идеологическими и моральными нормами, переиграть заново никому не дано. Потому что История, Большая она или Малая, это не шахматная доска и даже не колода карт. Другое дело – не морализировать на темы прошлого, а попытаться понять его. Понять для того, чтобы извлечь из него определенные нравственные уроки для дня сегодняшнего и завтрашнего. В данном случае понять прошлое - понять наших с вами земляков, понять их поступки, совершенные всего несколько десятилетий назад. Конечно, когда читаешь подобные документы, сразу берет горестная оторопь – ну, в самом-то деле, ну как же так?.. В войну вместе работали до изнеможения, делились последним черствым куском, всем околотком плакали над похоронкой, полученной соседкой. А теперь – раз-два, и ту же соседку «в отдаленные места» на восемь лет. Откуда такая жесткость к ближнему своему в мирное время, когда худшее уже миновало? Конечно, в главном, все определяло время - предельно жесткое, когда в Бога уже не верили, а об общечеловеческих ценностях еще слыхом не слыхивали. И жили в то время, по меткому определению замечательного русского писателя Федора Абрамова, «дети железного века, когда исчезли, подзабылись такие слова, как «сострадание», «милосердие», «жалость». И все же, и все же… В любом сообществе всегда есть лидеры, есть люди, с ними несогласные, и есть так называемое молчаливое большинство, то самое «болото», которое идет либо за лидерами, либо за их оппонентами. Что сразу бросается в глаза при анализе протокола собрания колхозников «Героя труда», так это редкое единодушие и сплоченность выступающих с обвинительными речами. Они совершенно искренне считают, что поступают правильно, и что по-другому с паразитами и антиобщественными элементами вести себя нельзя. Их оппоненты отмолчались на собрании по вполне понятным причинам. Открыто выступить против указа Президиума Верховного Совета СССР значило махом заработать соответствующую «антисоветскую» статью УК РСФСР и получить срок на всю катушку. Вероятно, по этой же самой причине при голосовании открыто выступил против высылки Захаровой всего один человек, а за Стрельникову вообще никто не стал заступаться. Но и одобрить столь явно несоразмерное вине наказание, из 163 присутствующих на собрании, все-таки отказались 70 человек, воздержавшихся при голосовании. Принятие решения, как всегда, обеспечила позиция «болота». Мы можем только строить догадки, что именно определило эту позицию. Страх, что в противном случае «попадешь на заметку» куда следует?

1

Мотив возможный, но не определяющий. Ведь 70 человек не побоялись. Личная неприязнь к тем, кто отлынивает от работы в колхозе, когда другие с утра и до вечера на ней расшибаются вдрызг? Это достаточно четко просматривается, например, в выступлении колхозницы А. Г. Коршуновой, под которым могла бы подписаться значительная часть присутствующих. Есть еще одно, очень важное обстоятельство, оставшееся за рамками документа. Большинство из выступавших на собрании мужчин прошли через фронт. И тон в те годы в деревне задавали именно фронтовики. Многие из них вступили на фронте в партию или комсомол и трудились они, действительно, не жалея себя. Даже те, кто получил на войне тяжелейшие ранения. По сегодняшним нормам и меркам, работать они просто не могли, не имели физических возможностей. И, тем не менее, работали, да еще как работали! Это тоже, кстати говоря, характерная черта первых послевоенных лет. Об этом следует рассказать подробнее, потому что люди, о которых далее пойдет речь, заслуживают того, чтобы о них сегодня вспомнили, а в будущем не забывали. В 1957 году высшим орденом СССР, орденом Ленина, наградят тракториста Ордынской МТС Николая Артемьевича Фадеева, единственного механизатора в районе и области, работавшего с одной рукой. Вторую ему оторвало под Смоленском в 1941 году. Вернувшись с фронта, Фадеев руководил бригадой колхоза имени Димитрова, работавшей на лесозаготовках, сплошь состоявшей из женщин и ребятишек, зимой возил с ними лес на быках и коровах. Потом, когда кадровых механизаторов в районе почти не осталось, сел на трактор. «Сколько раз расшибал культю, придавливал ее деталями, страшно уставала здоровая рука, болели суставы», - расскажет много позже об этом периоде в жизни Николая Артемьевича районная газета. Не выдержав, Фадеев бросил трактор, но спустя два года, чуть окрепнув, вернулся за руль видавшего виды «Натика», который позже сменил на ДТ-54. И уже в 1953 году стал одним из лидеров социалистического соревнования среди трактористов Ордынского района. «В нашем районе немало специалистов и высококвалифицированных работников – инвалиды войны. Большинство из них являются примером в работе. Механизатор Ордынской МТС, инвалид Отечественной войны Фадеев Николай Артемьевич, не имея руки, успешно работает на тракторе. Его показатель – 665 гектаров на 15-сильный трактор», - сообщала ордынская «Ленинская трибуна» 5 декабря 1953 года (34). До конца года Фадеев довел свой показатель до 700 гектаров, добившись выполнения планового задания до 128% (35). До сих пор помнят в Верх-Ирмени Михаила Андреевича Боброва, одного из лучших комбайнеров района в 40-50-е годы. Работал он на комбайне без ноги. Соревновался Бобров с комбайнером Ордынской МТС Петром Леонтьевичем Григорьевым, тоже потерявшем ногу на фронте. При встречах

1

они еще и подначивали друг друга – мол, у кого единственная нога длиннее, тот соперника и обскачет! Автор хорошо знал в свое время Михаила Егоровича Семенова из Красного Яра, кавалера многих боевых и трудовых наград, включая ордена Трудового Красного Знамени и Октябрьской революции. Тракторист он был классный, и тоже без одной ноги. Вторую пулеметчику Семенову отняли в медсанбате после того, как его пулемет накрыл минометный залп фашистов. Осенью 1943 года из села Елбань призвали на фронт 27 мальчишек семнадцатилетнего возраста. Домой вернулись шестеро. Бывший снайпер Александр Филиппович Тюленев – без ноги. Что не помешало ему получить в 50-е годы, как и М. Е. Семенову, медаль за освоение целины, и проработать в «Приобском» всю жизнь, прихватив еще изрядный кусок после ухода на пенсию. Из 12 вчерашних школьников, вместе с которыми ушел на фронт Борис Павлович Бортников, назад вернулись всего двое, один без руки, второй, Бортников, без ноги. Борис Павлович потом отработал более сорока лет, оставшись в памяти земляков начинателем многих славных дел. Работал парторгом в Ордынской МТС, секретарем Ордынского райкома партии, организовал и отстроил Ордынское СПТУ, в котором и директорствовал. Выйдя на пенсию, стал основателем и директором на общественных началах Ордынского районного музея. Незадолго до смерти, полностью утратив зрение, он продолжал встречаться с молодежью, рассказывать о войне, жизни, работе. Надо было видеть, как его слушали! Недаром, видимо, друзья называли Бориса Павловича ордынским Корчагиным. Федор Аксенович Золотарев, бывший младший лейтенант, оставил на войне руку. Не залечив толком рану, принял в Рогалево бригаду, дневал и ночевал в поле. Полковой разведчик Николай Яковлевич Пунанов вернулся в Усть-Луковку, потеряв на фронте 90% зрения. Принял в 1944 году полеводческую бригаду, работал так, что хорошей завистью к его делам мог проникнуться любой зрячий. В 1971 году получил орден Ленина за многолетний доблестный труд. Анатолий Сергеевич Кайгородов из села Пичугова получил тяжелейшие ранения в грудь, ногу, спину, поясницу, вдобавок его тяжело контузило. По всем статьям, он не мог работать совершенно. Какая там работа! Никто из врачей не верил, что Кайгородов выживет. Когда выжил, сомневались, что он сможет когда-нибудь встать с кровати. Благодаря железной воле, Анатолий Сергеевич заново научился ходить, после чего пошел устраиваться на работу. Ему предлагали работать сторожем, а он в итоге он стал ни кем-нибудь, а молотобойцем в колхозной кузнице! Бригадиром дойного гурта начал свою послевоенную карьеру Николай Иванович Митин. На протезах.

1

Алексей Михайлович Воротников из Ордынского в двадцать лет лишился на фронте зрения. Работал пимокатом, а это, если кто не знает, тяжелейшая физическая работа, с которой не каждый зрячий способен справиться. В 1950 году 90% инвалидов Великой Отечественной войны в Западной Сибири работали, это было массовым явлением (36). Рядом с ними трудились другие фронтовики, не единожды раненые осколками, пулями, штыками, контуженные и искалеченные, с полузажившими ранами, осколками в теле, с подорванным здоровьем, которое и свело многих в могилу уже в пятидесятые годы. Те из них, кто проживут долго, позже будут неоднократно поощряться и награждаться правительственными наградами за свой доблестный труд. Скажем больше - таких людей военного поколения будет абсолютное большинство. Можно вспомнить хотя бы кавалеров ордена Ленина Василия Кирсантьевича Кандаурова из Березовки, Николая Николаевича Медведева из Вагайцева, Николая Ефимовича Свистунова из Верх-Ирмени, Александра Ивановича Семенова, работавшего руководителем хозяйств в Верх-Алеусе и Устюжанине и умершего на рабочем посту директора Ордынского заготзерно, Николая Артемьевича Тенникова из Пролетарского, ставшего в 1957 году первым в истории района Героем Социалистического труда. И многих, многих других, о которых речь впереди. Теперь представьте людей этого поколения на собраниях 1948–1949 годов, аналогичных козихинскому. И подумайте, за какое решение могли проголосовать люди, чье мировосприятие прекрасно выразил поэт фронтового поколения Борис Слуцкий: Вниз головой по гулкой мостовой Вслед за собой война меня влачила И выучила лишь себе самой, А больше ничему не научила. Итак, в моих ушах расчленена Лишь надвое – война и тишина – На эти две – вся гамма мировая. Полутонов я не воспринимаю. Не жалевшие себя на фронте и в труде, они не склонны были жалеть тех, кто отлынивал от работы в общественном производстве. Конечно, огромную роль здесь играл их фронтовой опыт, а у коммунистов и комсомольцев – еще и идейные убеждения. Ждать от таких людей пощады или каких-то поблажек, если они были уверены в своей правоте, не приходилось. По крайней мере, пока они не остыли от войны, не стали различать «полутонов». Мы работаем на страну, а вы на себя.

2

Мы поднимаем сельское хозяйство из разрухи, а вы торгуете на базаре. Виновен – отвечай по всей строгости закона. Искупишь вину – помилуем. Последнее, к слову, тоже случалось. Упомянутая выше Федосья Алексеевна Саушкина, отбыв пять из восьми лет ссылки лет «на Амуре», обратилась с заявлением о возвращении в родной колхоз, как «осознавшая и искупившая свою вину». И общее собрание колхоза имени Сталина Плотниковского сельсовета, рассмотрев ее заявление, добилось от Новосибирского облисполкома решения о возвращении Саушкиной в Плотниково. Правда, случилось это уже после смерти И. В. Сталина. А теперь решайте сами, как вам относиться к тому, о чем только что прочли. Что же касается оценок историков-профессионалов, то вот одна из них: «Масштабы репрессий в рамках исполнения данного указа были незначительными. В Новосибирской области на 15 сентября 1948 года в ссылку отправили 619 человек, вместе с которыми выехало 150 членов их семей. Однако в данном случае режим ставил своей целью не столько расправиться с миллионами колхозников, не выполняющих обязательного минимума трудодней, сколько, запугав из и остальных членов колхозов перспективой высылки, заставить трудиться с большей отдачей» (37). Заканчивая эту тему, нельзя еще раз не остановиться на таком вопросе, как крайне жестокое наказание «антиобщественных элементов». Еще сравнительно недавно, в военные годы, не выработавшим пресловутый «минимум», грозили лишь общественные работы сроком от 6 месяцев до 1 года с удержанием 20% заработанного в доход государства. Тогда на счету была каждая пара рабочих рук, лишиться которой властям представлялось нецелесообразным. Теперь, когда война была выиграна, с победителями можно было не церемониться. Отсюда и вторая после 1937 года волна репрессий, которая вошла в историю под названием послевоенной… Вернемся к теме постепенного восстановления сельскохозяйственного производства. В 1949 году Ордынский райисполком с гордостью констатировал, что с ручным севом, наконец, покончено. Более 38 тысяч гектаров районной пашни засеяли «почти полностью тракторами и конными сеялками» (38). Урожай оказался по тем временам вполне приличным: пшеница – 9,5 ц/га, овес – 9,8 ц/га, ячмень – 7,3 ц/га. Валовой сбор зерновых на 48% перекрыл показатели 1948 года, что позволило сдать государству зерна на 259 тысяч пудов больше, чем в 1948-м (39). А самое главное, впервые после окончания войны появилась возможность выдать людям на трудодни что-то более–менее реальное. Вот как, например,

2

выглядело хлебная составляющая одного трудодня в Ордынском районе в 1948–1949 годах: Годы до 500

граммов 500 граммов – килограмм

от 1 до 2 килограммов

от 2 до 3 килограммов

свыше 3 килограммов

1948 год 6 колхозов 26 колхозов 21 колхоз 2 колхоза нет

1949 год нет 2 колхоза 25 колхозов 11 колхозов 6 колхозов

«Если в прошлом году выдача на трудодень составляла 810 граммов хлеба, то в 1949 году – 1300 граммов», - рапортовали с законной гордостью районные власти (40). Каждый колхоз имел тогда четыре фермы – для лошадей, свиней, крупного рогатого скота и обязательно птицеферму. К лету 1950 года удалось не только восстановить довоенную численность общественного поголовья, но и значительно превзойти уровень 1940 года – по КРС и свиньям на 116%, по овцам – на 127%, по птице – на 246%. Исключение составляли лошади – удалось восстановить только 42% их довоенной численности (41). Об уровне ведения общественного животноводства, целиком державшегося на ручном труде пастухов, доярок и скотников, исчерпывающее представление дает выступление первого секретаря Ордынского РК ВКП(б) Матвея Петровича Куприна на 7-й районной партийной конференции в январе 1950 года. Процитирую из него только небольшой фрагмент: «Многие скотные дворы примитивны, холодные, сырые, тесные и без света. Кормовым балансом никто не руководствуется. Дневные рационы не соблюдаются. Запасы подвезенных кормов на фермах отсутствуют. Скот кормится случайно. Подвезли кормов много, их тогда валят без всякой меры под ноги скоту. Не подвезли кормов, скотина стоит голодной. Пойка скота в помещениях не организована, а в плохую погоду скот остается без пойла» (42). А уж напоить скот зимой считалось проблемой из проблем. Собственной техники колхозы не имели, лошадей не хватало даже для подвозки кормов, поэтому воду на фермы почти не возили. Чаще всего скотину гоняли на реку или к пруду и поили из проруби. В снежные бури фермы заносило вровень с крышами, и тогда дело доходило до того, что через эти крыши вытаскивали фляги с молоком и подавали корма. А скот поили растопленным снегом. Как не фантасмагорична нарисованная картина, добавлю к ней еще несколько не менее выразительных деталей: «В конце сороковых годов коровники были настолько примитивны, что сейчас даже очевидцам трудно поверить. Плетеные стены обмазывали глиной, крыши закрывались соломой или земляными пластами. (Как в 18 веке – Авт.) О какой-либо механизации были лишь разговоры, а корм буренкам носили вязанками, с воза. Наиболее питательное сено отдавали лошадям, основной тягловой силе хозяйства. Концентратов и в помине не было.

2

Силос закладывали из дикорастущих трав в земляные необлицованные траншеи, трамбовали его лошадьми. Сверху силос засыпался слоем земли, но и это порой не спасало его от гниения. Бывало, с большой надеждой вручную отдалбливали зимой защитный покров траншеи, но труд пропадал даром – значительную часть силоса приходилось выбрасывать. Чтобы извлечь силос из траншеи, в нем устраивались «полки» (ступеньки – Авт.), чтобы передавать его друг другу». Знаете, в каком селе все это происходило? Нипочем не догадаетесь! Перед вами картинка из жизни села Верх-Ирмень, лучшего молочного хозяйства современной России, относящаяся к началу 50-х годов 20 века, запечатленная местным краеведом Александром Борисовым (43). При подобном полуголодном существовании продуктивность дойного стада практически не росла. Да и с чего бы ей расти, с партийных директив? В 1940 году от одной фуражной коровы в Ордынском районе надоили в среднем 1414 килограммов молока, спустя почти десять лет – 1521 килограмм (44). Настоящим бичом колхозного животноводства продолжал оставаться массовый падеж, провоцируемый и усугубляемый перечисленными недостатками. Например, в 1950 году в колхозе имени Калинина Кирзинского сельсовета пало сразу 106 голов КРС (13% поголовья) и 106 овец (14% поголовья) (45). Всего в том году от бескормицы, плохого содержания и отсутствия ветеринарного обслуживания в Ордынском районе пало 30 тысяч голов скота – почти треть общественного стада! (46) Еще одна причина состояла в острой нехватка специалистов, имеющих специальное образование. В 1951 году на шесть десятков колхозов имелись 11 зоотехников и 15 ветеринарных работников (47). Впрочем, не специалисты определяли тогда политику на селе. И не председатели колхозов, менявшиеся, как перчатки. Даже не исполком райсовета. Политику определял райком партии, точнее – проводил политику вышестоящих партийных органов. Вертикаль власти работала исключительно сверху вниз, сугубо административно-командными методами. Ни малейшей самостоятельностью низовые партийные, советские, комсомольские, хозяйственные и профсоюзные органы не обладали. Они должны были исключительно исполнять все то, что от них могло потребовать и требовало вышестоящее начальство. Только с 1 января по 15 марта 1950 года районные власти получили из области 435 постановлений, приказов, инструкций, директив, и каждый такой документ требовал неукоснительного «проведения в жизнь», а по результатам «проведения» соответствующей отчетности (48). В свою очередь, райком ВКП(б) и райисполком слали, как тогда выражались, «для проработки и исполнения на месте», одну бумагу за другой, не менее жесткого директивного характера. Скажем, «уборку хлеба

2

завершить к 25 сентября, 50% хлеба государству сдать к 1 октября», «откорм свиней завершить к 11 декабря» и т. д. (49). Автор прочел в районном и областном архиве сотни таких документов, написанных и напечатанных на грубой серой бумаге с лиловыми печатями, подписанных синим или красным карандашом по негласной бюрократической моде того времени - именно так подписывал документы сам И. В. Сталин. И в любом из них планировалась, предписывалась, устанавливалась, определялась, регламентировалась и уточнялась каждая сторона хозяйственной деятельности на селе, от принципиальных вопросов до самой распоследней мелочевки. Скажем, от сроков начала и окончания сельхозработ и структуры посевных площадей, до заданий по изготовлению сбруи и тележных колес. Вплоть до количества яиц, которых обязана была за год снести каждая колхозная курица. Не шучу и не сгущаю краски. В Ордынском районном архиве до сих пор хранится уникальный документ - «О выполнении куриным поголовьем (!) плана Ордынского райисполкома по несению яиц на одну курицу в разрезе колхозов Ордынского сельсовета», датированный 1945 годом. Серьезная бумага, что и говорить, жаль только, что «куриное поголовье» проигнорировало ее начисто. То ли куры попались несознательные, то ли с петухами не провели соответствующей работы, но план «по несению яиц» район завалил с треском. При плане на каждую курицу в 60 яиц, ордынские хохлатки смогли выдать «на гора» в лучшем случае 40 штук в колхозе «Кузбасс», тогда как в колхозе имени Ильича с великим трудом снесли всего по 20 яиц. В третьем ордынском колхозе, имени Чкалова, куры вообще отбоярились от кампании по яйценоскости, так как аполитично «сдохли в одночасье вместе с петухом» (50). Интересно, какие оргвыводы последовали в отношении «куринного поголовья» за срыв районного плана? Страшно и подумать. Любая управленческая система, не желающая вкладывать средства в отрасль, в трудную минуту всегда ищет выход в реформировании подведомственной структуры. Одним из административно-командных решений того времени, при помощи которого власти в очередной раз решили одним махом преодолеть накопившиеся в сельском хозяйстве проблемы, стала компания по объединению или, как ее еще называют в исторической литературе, по укрупнению колхозов конца 1949 – начала 1950 годов. Определенный рациональный смысл в укрупнении, безусловно, присутствовал. Гуртом и батьку бить легче, кто же этого не знает. Тем более что мелких, и уже потому экономически слабых хозяйств, хватало с избытком. В 1949 году в Ордынском районе таковыми считалась ровно половина колхозов, а в Ирменском – две трети (51).

2

Все они влачили самое жалкое существование, вроде колхоза «Красный пахарь» Ирменского района, чья тягловая сила состояла из 7 лошадей, а общественное стадо – из 10 коров, 30 овец и 20 свиней (52). Для сравнения могу напомнить, что в 18 веке столько живности имелось в сибирском крестьянском хозяйстве средней руки. При объединении подобных карликовых колхозов даже простая кооперация труда давала им лишний шанс для выживания и, если уж совсем повезет, и выдастся хороший урожай, на последующее развитие. Существовала и другая причина, сводившаяся к прискорбному факту, что уж больно много развелось в деревне разного начальства, не желавшего пачкать руки в земле. В этой главе ранее упоминался колхоз имени Ильича Ордынского сельсовета с его 15 лошадьми и 377 гектарами посевов. Остается добавить, что трудились в нем примерно полсотни колхозников, зато имелись освобожденный председатель правления, бухгалтер, кассир, три учетчика, сторож (он же курьер) и даже «освобожденный начальник пожарной охраны» (53). В Кирзе дело дошло до анекдота: в колхозе имени Ленина все освобожденные руководящие должности поделили между собой семь бывших председателей этого хозяйства, которые непрерывно грызлись друг с другом, не забывая объединенными усилиями копать яму действующему, восьмому по счету председателю (54). Не знаешь, смеяться или плакать, читая штатное расписание промартели «Красный горняк» из Усть-Хмелевки – «на производстве 8 человек, административно-управленческий аппарат 6 человек». Дело закончилось тем, что в 1949 году правление артели просто разогнали, когда все 6 рабочих, видимо, не выдержав, разом взяли и уволились (55). Шутки шутками, однако, на содержание управленческого аппарата уходило до 15% колхозного бюджета. Укрупнение колхозов хотя бы отчасти снимало проблему деревенской бюрократии. Чаще всего объединялись несколько колхозов, существовавших в рамках одного сельсовета. Так, например, в той же Кирзе слили воедино колхозы имени Ленина, имени Сталина, имени Калинина и «Красный победитель». Новый колхоз стал называться имени Калинина. В Ордынском сельсовете из трех колхозов создали новый, получивший название колхоза имени Ильича (56). На территории Филипповского сельсовета сначала объединились «Красный партизан», колхоз имени Стаханова и «Новый мир», а потом к ним присоединился колхоз «Красная Сибирь» Шайдуровского сельсовета, в силу чего сельсовет в Шайдурово был упразднен в начале 1950 года (57). И то сказать - два сельсовета на один колхоз, несколько многовато, не так ли? Аналогичная судьба постигла Якоревский сельсовет после объединения колхоза «Якорь» с колхозами «Сталинский путь», «14 лет Октября» и имени Буденного Верх-Алеусского сельсовета. Новый укрупненный колхоз получил название «Сталинский путь» (58).

2

В итоге из 55 колхозов в Ордынском районе осталось 22, в Ирменском районе их количество сократилось до 16-ти (59). По большому счету, укрупнение хозяйств мало что изменило. Во всяком случае, к подъему сельскохозяйственного производства и заметному росту доходов колхозников, ради чего все, собственно, и затевалось, оно не привело. Тем временем налоговый пресс государства продолжал закручиваться, уничтожая у ордынцев последние стимулы к работе на колхозном поле или ферме. Часть военных налогов и сборов отменили, зато увеличились расценки натуроплаты колхозов за услуги МТС (1947 г.), нормы сдачи колхозами мяса, молока, шерсти, яиц (1950 и 1951 г.), постоянно росла ставка продовольственного налога (1951, 1952, 1953), взимавшегося в виде обязательных поставок сельхозпродукции с каждого крестьянского двора. В среднем каждый двор обязан был сдать государству 40 кг. мяса, до 100 штук яиц, до 320 литров молока. Причем мясо и яйца сдавалось независимо от наличия у колхозника скота и птицы. А еще нужно было заплатить денежный налог, который до войны равнялся 112 рублям, в 1949 году – 419 рублям, в 1951 году – 471 рублю, в 1952 году – 528 рублям. Сегодня пожилые люди любят вспоминать о том, как при Сталине после войны пять раз снижались цены на промышленные и продовольственные товары. При этом как-то выпускается из вида, что первые текли в деревню слабым ручейком, для многих по-прежнему оставаясь недоступными, тогда как снижение цен на вторые попросту добивало деревню, потому что теперь государство забирало у колхозов их продукцию почти за бесценок. Предоставим слово новосибирскому историку В. А. Ильиных, написавшему исчерпывающую работу по налоговому обложению сибирской деревни в сталинские времена: «Перманентно растущее налогово-податное бремя крайне негативно сказывалось на экономическом положении колхозов и приводило к сокращению размеров личных хозяйств жителей деревни. Деревня вследствие этого пребывала в состоянии крайней нищеты, а сельскохозяйственное производство топталось на месте» (60). Если валовая продукция промышленности в годы четвертой пятилетки составила 173% к уровню 1940 года, то в сельском хозяйстве ситуация складывалась совершенно безрадостная. Представление об этом дают таблицы, рисующие ход восстановления сельского хозяйства Ордынского района в 1945-1953 годах (61):

Полеводство: 1940 г. 1950 г. 1953 г. 1. Посевные площади всех сельскохозяйственных культур в колхозах (тыс. га.)

76,3

68,7

88,5

2. в том числе зерновые культуры 71,5 64,2 77,5 3. в том числе яровая пшеница 49,1 39,7 52,3

Животноводство: 1941 г. 1951 г. 1953 г.

2

1. Поголовье КРС в районе всего (тыс. голов)

26,3

14,0

12,7

2. в том числе коров 13,1 6,2 7,5 3. Поголовье свиней 5,3 11.1 9,1 4. Поголовье коз и овец 43,7 42,9 44,9 5. Поголовье КРС в колхозах района (тыс. голов)

11,5

14,9

13,8

6. в том числе коров 4,0 4,7 5,0 7. Поголовье свиней в колхозах 4,2 7,6 6,6 8. Поголовье коз и овец в колхозах 22,0 29,0 36,0 9. Поголовье лошадей в колхозах 9,2 4,6 5,1 Укрупненные колхозы, как мы только что убедились, стали работать чуть лучше, особенно в полеводстве, но заметного рывка не произошло. Деньги государство в колхозы не вкладывало, в лучшем случае списывало недоимки, которые невозможно было взыскать. Материальные стимулы к труду практически отсутствовали. Патриотический порыв военных лет постепенно сошел на нет. Если что и грело душу ордынских колхозников, так это мечта об урожайном годе. Да вот беда, такие годы выпадали нечасто. На 9-й партийной конференции в Ордынском в феврале 1952 года секретарю Ордынского РК ВКП(б) М. П. Куприну пришлось публично назвать вещи своими именами: «На 8-й партийной конференции (год назад –Авт.) мы решили получить урожайность 16,5 центнеров, а фактически получили 3,8 центнеров. Дело дошло до того, что в колхозе «Сталинский путь» собрали 1,6 центнеров с гектара. Потому что семена плохие, нет снегозадержания, в отдельных колхозах до 90% всех яровых посевов производится по весновспашке. Боронование почти не проводилось, сев затянулся до половины июня» (62). Все больше колхозников старались под любыми предлогами не выйти на работу. Потому как работай или не работай, а все равно на трудодни ни черта не получишь при такой урожайности, которая, ежели разобраться, в три раза ниже времен царя Николашки. Если в 1941 году в Ордынском районе «совершенно не принимавших участия в общественном производстве» насчитывалось всего 282 человека, то уже в 1950 году число их выросло до 1618 человек (63). Весной 1952 года Ордынский райком партии вынужден был откровенно признать, что обстановка в сфере трудовой дисциплины складывается близко к катастрофической. Как минимум, 15% колхозников «совершенно перестали выходить на работу», а 25% выходить выходят, но «трудятся без напряжения» (64). Правда, большинство ордынцев продолжало работать добросовестно, как в силу сознательности, так и в силу векового крестьянского менталитета, согласно которому, лодырю в этой жизни грош цена в базарный день. На таких людях колхозное производство и держалось.

2

На ситуацию в районе обратило свое внимание областное руководство, и дело закончилось тем, чем оно в те, легендарные ныне времена, неизбежно заканчивалось. Одних начальников просто сняли с работы, других еще и посадили. С широкой оглаской, чтобы другие районы сделали соответствующие выводы. Формальным предлогом для карательной акции стала очередная проверка по соблюдению устава сельхозартели. Фактически она свелась, как тогда выражались, к «обрезанию огородов», чтобы на них колхозники трудились поменьше, а в общественном производстве – побольше. В ходе проверки выяснилось, что с огородами в Ордынском районе дело обстоит более – менее приемлемо. Зато многие руководящие работники районного звена систематически покупают в колхозах продукты по ценам, установленным для колхозников, хотя сами таковыми не являются. Примера для показательной порки лучше и придумать невозможно! Скандал получился громкий, пожалуй, самый громкий за всю историю Ордынского района, потому что в нем оказались замешаны все первые лица, начиная от секретаря райкома партии М. П. Куприна и председателя райисполкома В. М. Мочалова и, кончая начальством пониже, вроде заведующих отделами райисполкома, работников МТС и инструкторов райкома партии. Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Время на дворе стояло такое, что не дай Бог кому-либо в чем-то проштрафиться перед властью! А кто первый должен сурово, по-большевистски принципиально, спросить с проштрафившегося, как не первый секретарь райкома партии? И Матвей Петрович Куприн спрашивал, постоянно и непреклонно. Например, за следующий поступок, несовместимый с пребыванием в рядах ВКП(б): «Протокол заседания

бюро Ордынского райкома ВКП(б) от 3 апреля 1951 года. 9-й вопрос. Слушали: персональное дело члена ВКП(б) Колоколова Ильи Александровича. Колоколов И. А., рождения 1913 года, русский, служащий, образование 4 класса, член ВКП(б) с 1939 года, партбилет № 2584168, работает управляющим районной конторой «Заготскот». (Контора занималась скупкой у населения скота и отправкой его в Новосибирск на мясокомбинат – Авт.) Суть дела: В период объединения колхозов тов. Колоколов, как имеющий опыт руководящей работы, решением бюро райкома ВКП (б) направлялся председателем укрупненного колхоза. Не смотря на длительную работу с ним в течение трех месяцев, он работать председателем колхоза отказался.

2

Подлинная причина отказа от должности председателя колхоза состоит в том, что тов. Колоколов построил себе дом в селе Ордынском и не хочет с ним расстаться. За невыполнение решения бюро, 7-й пленум райкома ВКП(б) вывел из состава членов райкома тов. Колоколова и поручил бюро решить вопрос о его партийности.

ПОСТАНОВИЛИ: За невыполнение постановления бюро райкома ВКП(б), выразившееся в отказе работать председателем укрупненного колхоза, тов. Колоколова А. И. из членов ВКП(б) исключить. Секретарь Ордынского райкома ВКП(б) М. Куприн» (65). Потеря партбилета, как читатели только что убедились, как минимум автоматически вела к потере занимаемой должности. А максимум – это до каких именно «оргвыводов» додумается все тот же секретарь райкома. Например, он мог дать поручение проверить работу того же Колоколова милиции. Или прокуратуре, что, согласитесь, уже совсем другой коленкор. А мог поручить проверку и районному отделу МГБ. Для тех, кто не знает, что это за зверь такой, напомню другую аббревиатуру, которую помнит до сих пор весь крещеный и некрещеный мир – КГБ. Только в первом случае речь идет о министерстве, а во втором – о комитете. И вся разница, если таковая вообще просматривается. Сажали после войны пореже, чем до нее, зато регулярно, почти планово, исключений ни для кого не делая. За срыв хлебозаготовок (существовала в то время такая резиновая формулировка, в которую вмещалось все, что хочешь) председателей колхозов и бригадиров отправляли на скамью подсудимых без разговоров. Только в 1946 году по итогам уборки в Новосибирской области арестовали и осудили 60 председателей колхозов и 42 бригадиров. В том числе и за такое преступление как, цитирую, «невыполнение календарных заданий по уборке и вывозу хлеба» А уж за карман зерна, насыпанного на колхозном току для голодных ребятишек, любая ордынская колхозница меньше трех лет не получала, а, получив, еще и радовалась, что «не дали большой срок». Только один пример на эту тему. Летом 1947 года учетчица тракторной бригады Красноярской МТС Т. В. Кожевникова попалась с семью литрами керосина. Керосин тогда считался сугубым дефицитом, завозили его в магазины редко, вот Кожевникова и соблазнилась «ради детей, чтобы в потемках не сидеть». И получила за каждый литр по году тюрьмы. Пусть не путает личные частнособственнические пережитки с интересами социалистического государства вообще, и общественного производства, в частности! (66)

2

А вот теперь выяснилось, что первое лицо района, как какая-нибудь отсталая учетчица из тракторной бригады, возвысил свои личные интересы над общественными. Его поставили на воеводство, а он чижика съел! «Ордынское дело» получило в области широчайшую огласку. Обком ВКП(б) принял специальное постановление «О фактах нарушения устава сельхозартели в колхозах и злоупотреблениях некоторых руководящих работников Ордынского района», после чего «Советская Сибирь» 18 января 1952 года подвергла его руководство уничтожающей критике в лучших традициях сталинской эпохи. «Слабо борются в Ордынском районе за соблюдение Устава сельхозартели и умножение общественного богатства колхозов. До сих пор разбазариваются земли, продукты, скот и другое имущество», - сурово сообщала главная газета области. А теперь давайте перенесемся в село Ордынское на 9-ю районную партийную конференцию, открывшуюся 9 февраля 1952 года, и послушаем, как истово кается перед ее делегатами первый секретарь райкома ВКП(б) М. П. Куприн. А что ему остается: мало того, что партийная карьера пошла псу под хвост, запросто могут еще и соответствующую статью пришить! Скорбен его лик, дрожит его голос. Ни себя не жалеет Матвей Петрович, ни, тем более, других: «Райком ВКП(б) в своем руководстве допустил факты извращения политики партии в колхозном строительстве, выразившиеся в нарушении устава сельхозартели, во время не вскрыл и не дал им политической оценки, не мобилизовал партийный актив на борьбу за строжайшее соблюдение устава сельхозартели в колхозах. Более того, я тоже нарушил устав сельхозартели в виде приобретения продуктов по заниженным ценам. В апреле прошлого года в колхозе имени Ильича взял два поросенка и 100 килограммов муки. Многие ответственные партийные работники вместо того, чтобы строго охранять общественную собственность, как основу колхозного строя, злоупотребляли своим служебным положением, принуждали председателей колхозов выдавать им бесплатно или за низкую цену продукты, а райком ВКП(б) потворствовал рваческим элементам в растаскивании материальных ценностей. Так, например, в колхозе имени Молотова работниками различных районных организаций работниками различных районных организаций взято по низкой цене пшеницы и муки 1090 килограммов и молока 115 литров. Председатель райисполкома товарищ Мочалов взял 66 килограммов пшеничной муки, его заместитель, товарищ Недорезов, 220 килограммов пшеницы, заведующий общим отделом райисполкома тов. Ямкин - 150 килограммов. Директор Ордынской МТС Бакуров (взял) 5 центнеров овса для МТС и 300 килограммов пшеничной муки для личных целей. Работник райотделения МГБ Григорьев в колхозе «День Октября» взял бесплатно

3

продуктов на 210 рублей. (И попробуй ему не дай! - Авт.) В колхозе «Сталинский путь» председателем (Верх-Алеусского) сельсовета Чураевым взято продуктов и не оплачено на 22 рубля, бывшим директором Верх-Алеусской МТС тов. Ряковским – на 110 рублей. Бывший (второй) секретарь РК ВКП(б) Иноземцев взял пять голов овец в колхозе имени Красных партизан» (67). В черный список нарушителей устава сельхозартели в 1952 году, судя по документам Ордынского райкома ВКП(б), угодили также директор одного из маслозаводов Чернаков, инструктор райкома партии Горюнова, еще один сельский чекист Анкудинов, механик Кирзинской МТС Саванин, секретарь Ордынского райисполкома Зайкова, заведующий сельскохозяйственным отделом Белых, заведующий районным дорстроем Двуреченский и еще добрый десяток районных номенклатурных работников (68). Специально прибывший на конференцию секретарь обкома партии П. А. Носков, буквально размазал по стенке местное партийное и советское руководство, заявив во всеуслышание: «Ордынский район по всем основным показателям в области решения хозяйственно–политических задач занимает одно из последних мест среди районов Новосибирской области». И привел несколько впечатляющих примеров – за год «разбазарено» (пало – Авт.) 15 тысяч голов скота, в том числе 9 тысяч свиней, надои молока, составлявшие в 1949 году 1521 литр от каждой коровы, сократились до 1059 литров, урожайность – чуть выше 3 центнеров с гектара. А коммунисты, вместо наведения порядка, творят дела похлеще беспартийных, в силу чего только «за год к партийной ответственности привлечены 76 человек, а 26 руководителей-коммунистов освобождены от занимаемых должностей «за нарушение государственной дисциплины, плохую работу и морально-бытовое разложение» (69). Никогда больше районное руководство не получало столь беспощадной трепки, в результате которой работа райкома партии единственный раз в послевоенной истории района была оценена отчетно-выборной партийной конференцией как неудовлетворительная. Меры «по исправлению допущенных извращений» (официальная политическая терминология) оказались беспрецедентными – не только руководство, но и практически весь аппарат райкома партии заменили полностью, аппарат райисполкома – на три четверти (70). В августе того же года новый первый секретарь Ордынского райкома партии В. И. Безруков доложил делегатам 10-й партийной конференции о принятых мерах по ликвидации нарушений устава сельхозартели – «20 человек руководящего колхозного актива, в том числе 8 председателей колхозов сняты с работы, 7 человек исключены из партии и отданы под суд, 28 коммунистов привлечены к партийной ответственности» (71). Всех семерых, угодивших под суд, посадили. В частности, бывшего председателя райисполкома Мочалова, бывшего второго секретаря райкома

3

партии Иноземцева, бывшего начальника Ордынской МТС Бакурова, экс-председателей колхозов Сергеева, Кощеева, Половникова. М. П. Куприн отделался строгим выговором с занесением в учетную карточку члена партии и понижением в руководящей должности до директора нефтебазы в Черепаново. Вот что значит успеть во время и по полной программе посыпать голову пеплом! Зато чертовски не повезло второму секретарю райкома партии Алексею Петровичу Иноземцеву. И ведь что особенно обидно, и проработал-то Иноземцев «вторым» всего три месяца, а получил, в отличие от своего непосредственного начальника, как тогда выражались, «на все сто». Посадили его, в полном соответствии со знаменитым анекдотом, из-за шубы. Сами посудите, что это за второй секретарь райкома партии, если у него овчинного полушубка нет? Не в фуфайке же ему ходить, в самом-то деле, не будет должного авторитета среди народных масс. Вот и купил Иноземцев в одном из колхозов пять овец, изначально обреченных на продажу Ордынской чайной (так официально именовалась тогда столовая). Мясо, само собой, пришлось взять в качестве довеска к овчине. Конечно, гражданин следователь, покупка произведена по внутриколхозным ценам, что, безусловно, является явным нарушением, но, если ему позволят возместить нечаянный ущерб, нанесенный государству… Не позволили. И поехал товарищ Иноземцев в Куйбышевский исправительно-трудовой лагерь вслед за остальными. Позже, в хрущевские времена, ему удалось добиться реабилитации, а в брежневские даже восстановления партийного стажа. Так что вплоть до своей кончины слыл Алексей Петрович большущим партийным активистом, безвинно пострадавшим от сталинского произвола, даже успел получить в 1988 году почетный значок «50 лет в КПСС». …А то, что он несколько неприглядно вел себя в 1937 году, отчего кого-то вроде бы, даже и расстреляли, так разве он персонально в этом виноват? Он сам пострадал, а, раз пострадал, то, выходит, искупил. И вообще, давно пора кончать ворошить прошлое на радость империалистической пропаганде и лить грязь на великие советские достижения. Во всем виноват культ личности, своевременно и справедливо осужденный коммунистической партией. Ну, не отнимать же у старика значок, полученный от ЦК КПСС, что вы в самом-то деле, к нему привязались?.. Автор в свое время неоднократно слышал подобные речи, потому и посчитал нужным включить их в эту хронику. Для памяти. Что это мы с вами, уважаемый читатель, все про начальство, да про начальство! Тем более, что по сравнению с сегодняшними ворами и коррупционерами, «нарушители устава сельхозартели» 1952 года сущие дети из Верх-

3

Ирменской коррекционной школы, пострадавшие исключительно потому, что нечаянно угодили под каток очередной политической кампании. Давайте мы с вами поговрим лучше про послевоенную жизнь, почти совершенно и, добавлю, незаслуженно забытую. В самом деле, военные годы еще помнят, а вот послевоенные вспоминают совсем уж редко. Если приглядеться к ним внимательно, то первые робкие перемены к лучшему начинались именно тогда, в последние годы сталинского режима. Отправной точной этих перемен можно смело считать 1948 год, когда в районном центре вновь началось строительство. В условиях полного отсутствия строительных материалов (они жестко фондировались, каждый килограмм обыкновенных гвоздей, квадратный метр стекла или лист кровельного железа приходилось испрашивать в облисполкоме) в этом году в Ордынском построили гостиницу на 7 коек, баню и, чем особенно гордились районные власти, «100 погонных метров изгороди вокруг общественных зданий»(72). А с 1951 года началось и производственное строительство. В том же году, 17–18 июня, в Ордынском прошла первая послевоенная спартакиада, посвященная Дню физкультурника, который с тех пор проводится ежегодно. В 1949 году, по оценке исполкома Ордынского районного Совета депутатов трудящихся, «в сравнении с 1948 годом увеличилась продажа населению товаров: шерстяных и шелковых тканей – на 14%, швейных изделий – на 31%, строительных материалов и леса – на 36%, хлопчатобумажных тканей – на 36%, резиновой обуви – на 66%, кожаной обуви – на 77%, кондитерских изделий – на 91%». Именно в этом году многие из «детей войны» впервые попробовали кусочек сахара или знаменитую некогда конфету-«подушечку». Рекордно выросла продажа такого товара, который сейчас совершенно не пользуется спросом, а тогда ценился чрезвычайно, во всяком случае, среди мужчин. Речь идет о махорке, продажа которой за год подскочила, к радости ордынских курильщиков, сразу на 112%. Хотите знать, какой товар пользовался в то время наибольшим спросом и шел буквально нарасхват, сколько бы его не завозили в лавки и магазины? А вот и не водка! Оказывается, обыкновенное оконное стекло, продажа которого в 1949 году выросла на 441%. И это по-своему символично – людям хотелось, чтобы послевоенная жизнь стала хотя бы немного светлее, в прямом смысле слова (73). Только что перечисленный товарный ассортимент не покрывал потребности жителей района даже наполовину, разве что на четверть. Товары поступали в лавки и магазины сельпо столь скудно, что ордынцам годами не выпадало возможности свободно купить, допустим, школьную тетрадку, деревянную ученическую ручку со стальным пером, чернила (74).

3

«В Филиппове, Сушихе, Новом Шарапе, Верх-Алеусе в сельпо отсутствуют 70% товаров обязательного минимального ассортимента. По 20 дней отсутствовала в продаже соль в Елбани и Нижне-Каменке», - это из материалов сессии Ордынского райсовета, специально посвященной торговле на селе, состоявшейся в феврале 1950 года (75). На этой сессии в качестве примера, как нельзя работать, приводился хозяйственный магазин в селе Верх-Алеус, товарные запасы которого заключались в двух тысячах глиняных кринок, а больше ничего в том магазине на день проверки обнаружить не удалось. Кроме пьяного в дымину продавца. А что, при такой непрухе, пожалуй, и запьешь(76)... В документах и газетах тех лет постоянно бросается в глаза факты, убийственно характеризующие нищету и запустение сельской торговли. В одном из документов Ордынского райисполкома 1950 года читаем: «…имеются перебои даже с водкой» (77). А вот это уже из статьи в «Ленинской трибуне» за 1953 год: «В продовольственных магазинах нет консерв (так в оригинале – Авт.), сахара, кондитерских изделий, ничего вообще, кроме водки» (78). И, наконец, подлинный крик души образца 1952 года: «Три дня в магазины Верх-Ирмени не завозят ни хлеба, ни водки. Как жить?» (79). Товарным дефицитом являлось решительно все, а супердефицитом считалась обыкновенная посуда, купить которую было не удавалось ни за какие деньги ни хозяйствам, ни организациям, а уж о простым смертным нечего было и мечтать. «Общественного питания в колхозах на уборке нет, - писала газета «Большевик» Ирменского района в 1947 году, - каждый готовит сам себе. Нет посуды, чашек, кружек, потому что посуды днем с огнем не найдешь в наших магазинах» (80). Спустя шесть лет ордынская «Ленинская трибуна» с горечью констатировала: «Большой помехой в работе (Ордынской районной больницы – Авт.) является недостаток посуды. На троих больных имеется один стакан, и в период обеда двое должны ожидать очереди, чтобы выпить стакан чая. О чайных ложках здесь уже не говорят – их нет в употреблении. Не хватает тарелок. Пока больной кушает первое, ждут освобождения тарелки, чтобы подать второе. Пища теряет вкус и подается холодной» (81). Вот полный перечень посуды семьи Татьяны Тимофеевны Шаталовой из Березовки, состоявшей из четырех человек – две кружки, две (!) ложки, одна общая чашка, чугунок, сковородка. Все. Впрочем, что там посуда!.. Чай, не баре какие, и из одной чашки нахлебаются за милую душу. Было бы что поесть, а уж из чего поесть – дело десятое. Многим матерям, особенно многодетным, приходилось постоянно ломать голову во время стирки – во что одеть эту орду, пока «лопоть» (одежда) сохнет на веревке? Для примера сошлюсь опять-таки на семью Шаталовых: «Сменных вещей и белья у нас не было, постираем – и на себя». По той же

3

причине большинство ребятишек бегали босиком с ранней весны до первого снега. А заведутся на ногах «цыпки» ( для современной молодежи поясняю -кровоточащие трещины), намажут их подсолнечным маслом, а то и солидолом – и мигом выздоровеешь! Отсутствие обуви особенно остро ощущалось молодежью, начинавшей похаживать на «тачки» и «вечерки». Босиком на танцы прийти, конечно, можно. Но кто же с тобой, босявкой, танцевать-то пойдет? Вот как выходили из положения в Березовке, официально именовавшейся в те годы поселком Мясокомбината. Босоногие девчонки норовили прийти на танцы в темноте, а ноги по дороге мазали грязью в целях маскировки – поди, разберись, кавалер, в чем я обута! А одеть, да еще и обуть ребенка в школу? Это вообще считалось проблемой из проблем. В декабре 1949 году школу села Нижне-Каменка из 134 учащихся не посещали 30 человек по самой простой причине – «не в чем ходить зимой в школу» (82). Совершенно в духе Ломоносова пришлось начинать свою ученую карьеру новосибирскому профессору Владимиру Афанасьевичу Сибирцеву, экономисту и философу, а в те годы – ордынской безотцовщине, до пионерского галстука по младости лет еще не дотянувшей: «Ударили заморозки, первый иней на землю лег, а обуви у меня нет. Я побегу-побегу в школу, потом сяду, подожму ноги, ладошками их согрею, и дальше бегу. В 1947 году мама потеряла работу, есть стало совершенно нечего. Пришлось ходить с протянутой рукой по Ордынскому и в соседние села, в Вагайцево и Луковку. Зайдешь в дом, попросишь: «Подайте, пожалуйста». Подавали. Глядишь, пару дней как-то можно прожить. Весной мы, мальчишки, сами добывали себе еду - на Орде бреднем из дерюги ловили мальков на жареху. Это был настоящий пир горой, даже без хлеба. Ходил я в холстине, рубашка и штанишки, как сейчас говорят, в одном экземпляре. Еще была у меня курточка, ботинки мне потом кто-то подарил. Тетрадки я сшивал из старых газет, чернила делал из разведенной сажи. Писать черным по черному очень неудобно, ничего не разберешь, и я стал изготавливать чернила из свекольного сока. Это другое дело, хотя бы видно, что ты написал. Так и учился». Вспоминает учительница Петровской средней школы Таисья Прокопьевна Пономаренко, отдавшая родной школе всю жизнь – сначала она в ней училась, а после тридцать лет учительствовала: «Школа наша размещалась в бывшем телятнике. Классы маленькие, потолок держится на подпорках, крыша соломенная. Во время дождей на головы учеников падают капли воды, электрического света нет. На тридцать учеников всего два учебника «Родная речь». Это что касается школы. А домашний быт… Помню такой случай.

3

Был у меня ученик Шурик Костяев. Жили они очень трудно. Отца нет, у матери, доярки, трое детей. И вот однажды, в сорокаградусный мороз, пришел этот Шурик в школу в резиновых калошах. Ноги ничего не чувствуют, калоши не снимаются. Я посадила его к печке, и только после того, как ноги оттаяли, мы смогли снять с его ног калоши. На следующий день мы вместе с учениками, а это был четвертый класс, принесли из дома, кто что мог: портянки, шарф, головки от валенок, фуфайку, хотя и старую, но крепкую. В общем, кое-как одели Шурика. А он платил нам хорошей учебой» (83). Учебный год, как и в военное время, начинался с 1 октября. Весь сентябрь школьники, включая первоклашек, помогали взрослым убирать урожай. Кроме этого, учащиеся заготавливали дрова, возили их из леса, сами пилили и кололи. О дровах для школ на учительских совещаниях говорили тогда столь же часто и страстно, как о двойках и второгодниках. В те годы школы района отапливались исключительно дровами. Количество, как их именовали в официальных документах, «школьных печей», способно сегодня поразить воображение. Например, в двух зданиях Ордынской средней школы, единственной на весь райцентр, в 1948 году насчитывалось не много и не мало, а целых сорок две! В Верх-Алеусской средней школе печей было четырнадцать, в Спиринской средней – двенадцать. Всего же «школьных печей» по району имелось 319 штук. Для их отопления требовалось уйма дров - 6,8 тысяч кубометров. Кроме того, нужно было отапливать три детских дома в Ордынском, Кирзе и Чингисах, на что требовалось дополнительно 8,2 тысячи кубометров. И, наконец, требовались дрова для учительских квартир (84). За обеспечение школ дровами отвечали районный отдел народного образования, сельсоветы, партийные и профсоюзные организации. Но фактически помочь могли только колхозы, у которых имелись рабочая сила, и транспорт, пусть сплошь гужевой. Если вспомнить, что в колхозах проблемой считалось привезти с поля зимой солому для коров, то выходило так, что большую часть дров школам приходилось заготавливать самостоятельно, особенно в первые послевоенные годы. И они заготавливали. Да при этом еще и старались, чтобы не пострадал учебно–воспитательный процесс. Поэтому, как вспоминает выпускница Ордынской средней школы тех лет Г. Ф. Тимошенко, пилили, кололи и укладывали в поленницы дрова учащиеся и учителя только после уроков. «С вечера вязанки дров мы вместе с техничками носили в школу. Приятно было, придя с мороза, погреться у «голландки»! «Голландка» - круглая кирпичная печь с топкой из коридора, обтянутая жестью и покрашенная черной краской. Мы облепляли ее кругом и грелись» (85). Именно такую печь, сегодня – огромную редкость, автор хроники успел застать, когда в 1961 году пришел в первый класс начальной школы поселка Новостройка. (Ныне – та часть Ордынского, которая кратко именуется в

3

народе «ХПП, по названию хлебоприемного предприятия, являвшегося некогда единственным предприятием поселка.) Хорошая была печка, и мы, мелкота, придя на уроки, очень любили зимой греть у горячей жести замершие ладошки. Учиться в послевоенное время было нелегко не только по обстоятельствам чисто материального характера, о которых только что говорилось. Школьная дисциплина была очень строгой, жесткой. За непослушание, а, тем более, за серьезный проступок, из школы могли запросто исключить. Тогда все, привет, отучился. Иди и работай. И никто тебя жалеть не будет, а меньше всего собственные родители, поголовно считавшие, что учитель всегда прав. А учителя спрашивали с учащихся куда строже, чем сейчас, даже в мелочах. «Перед началом первого часа занятий школьники вынимают из сумки все учебные принадлежности. В парте (никаких учебных столов и стульев не было в помине, а парты красились исключительно в черный цвет) с правой стороны должны лежать тетради, с левой – учебники. Между ними – ручка, карандаш, линейка, транспортир и так далее. Книги и тетради сложены соответственно расписанию уроков. В правом верхнем углу парты лежит дневник ученика, пустая сумка – под книгами. Нарушение установленного порядка у нас в школе редкое явление» (86). Железная дисциплина характерна была не только для Усть–Хмелевской семилетней школы, возглавляемой директором А. Буковой, чью статью в районной газете мы только что процитировали, но и для большинства из 52-х школ района. Таков уж был, если хотите, сталинский стиль в образовании, где на первый план ставилась дисциплина, остальное – на второй. Школьники с первых же занятий должны были уяснить главное – обучение в школе есть труд, а к труду надо относиться самым серьезным образом. И что нарушителей этого правила по головке никто гладить не собирается. «Каждая школа и каждый учитель должны работать как самый точный механизм. Никаких пропусков учебных занятий, никаких опозданий детей, никакой дезорганизации». Это уже из выступления заведующего Ирменским районным отделом народного образования И. Н. Михайлова на августовском совещании учителей 1947 года (87). Вот как подобные директивы воплощались в жизнь. В сентябре этого года директор школы поселка Мясокомбината Е. И. Гражданкина собственноручно остригла всех учащихся – мальчиков «под ноль», девочек – «короче некуда», отчекрыжив несчастным девчонкам их косички. На возмущение родителей, директриса заявила: «Косички в нашей школе разрешены с 15 лет!». Если кто-то из читателей посчитает данный поступок исключительно самодурством, он ошибется – этим простейшим способом школа боролась с детской вшивостью (88). На уроках спрашивали строго, двойки ставили щедро, на второй год оставляли пачками. В Спиринской средней школе за первое полугодие 1950 года из 359 учащихся неудовлетворительные оценки получили 195 человек

3

или 49% (89). В Верх–Алеусской средней школе в январе 1951 года не успевали 42% учащихся (90). В Шайдуровской «семилетке» в это же самое время каждый третий учащийся имел двойки за первое полугодие (91). В результате до 25% учащихся в начале 50-х годов оставались на второй год. В самой передовой из всех школ района, Ордынской средней, по итогам 1950/1951 учебного года на второй год оставили сразу 123 человека. Любой современный учитель правильно оценит эту цифру (92). Тем более есть повод вспомнить тех замечательных учителей, которые уже в то время добивались стопроцентной успеваемости – Е. Г. Лапшину, В. И. Чеберину, Н. Ф. Царегородцеву, награжденных в послевоенное время орденами СССР. Работал в 70–80-е годы прошлого века на правобережье Ордынского района замечательный участковый, капитан милиции Владимир Ильич Смирнов, ныне находящийся на заслуженном отдыхе. Вот что он вспоминает о своей учебе в школе села Ново–Кузьминка в 1948 году: «Годы были, действительно, трудные, голод, холод, малое количество учебников и тетрадей. Многие из нас ходили на занятия босые, от недоедания едва сидели за партами. Тут, уже, конечно, не до учебы. Первая учительница – Евдокия Андреевна Борзенкова. Запомнилась она тем, что никогда не повышала на нас голос, занималась со слабыми учениками (а мы, в основном, такими и были) столько, сколько нужно» (93). Остается, перебросив на мгновение мостик в современность, добавить, что Е. А. Борзенкова, связавшая затем свою судьбу с Пролетарской средней школой, в 2007 году, когда пишутся эти строки, стала победительницей областного конкурса «Женщина – мать», победив в итоге 36 соперниц! Да, настоящий учитель – всегда учитель. А первый учитель всегда первый, даже, если он давно на пенсии. Несмотря на все трудности, количество учащихся увеличивалось в районе год от года. Обязательным стало семилетние образование. Уже в 1951 году действовали 4 вечерние школы, в которых в это время обучалась исключительно работающая молодежь, обучалась серьезно и толково, а не ради проформы, как это будет позже. На первый звонок в вечерней школе села Ордынского осенью 1953 года, к примеру, пришли 158 человек, из которых 60 человек сели за парты в 9 и 10 классах (94). До 1954 года продолжал работать и Ордынский сельскохозяйственный техникум, в котором учились более двух сотен учащихся. Исключительно тупостью и недальновидностью районных властей можно объяснить тот печальный факт, что этому учебному заведению не нашлось места в Ордынском, когда начался перенос райцентра на новое место из зоны затопления. Техникум «перехватили» более умные соседи, он благополучно существует и по настоящее время в Колывани, куда с тех пор приходится ездить на учебу ордынцам.

3

В заключение темы, так сказать, для дополнительного исторического колорита, прочтите небольшую публикацию из ордынской районной газеты «Ленинская трибуна» 1952 года, в которой отражено послевоенное время, когда тяга к знаниям продолжала расти и крепнуть, вопреки всем перечисленным трудностям: «В числе многих учеников Средне–Алеусской 7-летней школы успешно сдал экзамены за четвертый класс пионер Володя Захарьящев. Контрольные работы по русскому языку и арифметике выполнены им четко и красиво. В той же школе сдает экзамены за седьмой класс в порядке экстерната его отец – Захарьящев Иван Федорович, председатель укрупненного колхоза имени Кагановича. Написанное им изложение, «Легенда о Данко», свидетельствует о твердых знаниях экстерна по русскому языку. Иван Федорович решил, после сдачи экзаменов за семилетнюю школу, поступить на заочное отделение сельскохозяйственного техникума» (95). Добавим – не только поступил, но и закончил. Выпускники школ района начала 50-х годов внесли большой и достойный вклад в жизнь страны, области и района. Для примера сошлемся еще раз на воспоминания одной из них, Г. В. Тимошенко, получившей в Ордынской средней школе аттестат зрелости (так именовалось свидетельство о среднем образовании) 25 июня 1954 года. «На выпускном вечере, - пишет она, - хотелось быть нарядными, несмотря на то, что даже за простой штапельной тканью занимали очередь в пять – шесть часов утра. Девочки постарались сшили обновки – платье, блузку. Нам с подружкой Люсей Васневой перешили платья из материнских, еще двоенных: мне – из крепдешина, Люсе – из маркизета. И мы были безмерно счастливы. Торжественное вручение аттестатов, танцы под баян в школе до четырех часов утра. Потом все пошли встречать рассвет. Какое прекрасное было утро! Нас не пугало будущее. Все мы с раннего детства были приучены к труду – и дома, и в школе. Кем мы стали? Каждый нашел дело по душе. Все юноши отслужили в армии. Трое из них выбрали профессию офицера: Михаил Горбунов стал летчиком, Виктор Вертков – военным моряком, Анатолий Воронков – пограничником. Владимир Яковлев служил в милиции. Нелли Кручинина (Чехович) стала инженером водного транспорта. Людмила Васнева всю жизнь посвятила медицине и сейчас работает в системе МЧС в Новосибирске. Инга Дормидонтова стала топографом. В гражданской авиации работали Тамара Разницына, Виктор Колоколов, Анатолий Жемердеев. Долгое время занимались машиностроением на заводах Новосибирска Владимир Кузьмин, Владимир Никулин, Валентина Чечулина, Владимир Бизин, Антонина Анкудинова» (96). Поколение победителей воспитало себе достойную смену. Продолжим тему перемен к лучшему.

3

Прошу читателей ознакомиться с выступлением заведующего отделом культурно–просветительской работы Ордынского райисполкома Леонида Кузьмича Горбунова. Время – 1949 год. «У нас теперь в каждом сельском Совете есть клуб или изба – читальня, а в Кирзинском, Верх–Алеусском, Чингисском, Борисовском и Усть– Алеусском сельсоветах имеется по два культурно–просветительских учреждения. Такого количества культурно–просветительских учреждений наш район не имел даже в довоенные годы». Еще предмет гордости Леонида Горбунова – «многие из них развернули активную работу», вроде Ордынского районного дома культуры, возглавляемого Н. С. Лях–Раскольниковым. Только с июня по сентябрь 1949 года самодеятельные артисты РДК показали 16 спектаклей, включая и оперетту «Свадьба в Малиновке» (!) и провели 22 концерта, которые посетили 7 тысяч зрителей. Районная библиотека имени Максима Горького с фондом в 15 тысяч томов вышла на показатель «17 книговыдач на каждого читателя», заняв второе место среди библиотек Новосибирской области. Далее самый молодой, но уже прошедший войну, работник райисполкома ставит перед руководством района наболевший вопрос: «Я надеюсь, что сессия районного Совета принципиально поднимет остроту вопроса об освобождении зданий наших культучреждений от зерна. Из 27 сельских культучреждений мы имеем засыпанные хлебом на сегодняшний день 14» (97). Сколько не воевал с председателями колхозов Леонид Горбунов, а победить не смог. Год спустя, в 1950 году на 17-й районной партконференции констатировалось, что каждый второй сельский очаг культуры по-прежнему «завален зерном» (98). Председателей колхозов понять можно: не сохранишь зерно - посадят, а за клуб, превращенный в амбар, всего лишь покритикуют. Строили колхозы мало, производственных помещений постоянно не хватало, а клуб – вот он. Ну и, натурально, чешутся руки приспособить это строение под какую-нибудь неотложную хозяйственную надобность. В Рогалеве в 1951 году в клубе работал медпункт, в Шайдурове додумались держать в нем кур, а в Сушихе местные умники дерзнули превратить клуб в самый натуральный свинарник, да вмешались местные комсомольцы и устроили такой скандал, что правлению колхоза мало не показалось (99). В соседнем Ирменском районе дела обстояли ничуть не лучше. Здесь тоже хватало доморощенных кулибиных на ниве культуры. «Большой интерес проявляют жители деревни Ирмень (не путать с Верх– Ирменью – Авт.) к просмотру кинокартин. Но вся беда в том, что нет там подходящего помещения для постановки кино, - возмущалась районная газета «Большевик» весной 1952 года. – Вернее, помещение такое есть – прекрасный просторный красный уголок. Но председатель колхоза имени Ворошилова тов. Иванов распорядился поселить туда кур, а кино демонстрировать предложил в сыром, холодном подвальном помещении того же здания» (100).

4

Но случались на культурном фронте и такие катаклизмы, когда председателям колхозов приходилось спешно приводить учреждение культуры в образцовый порядок, ибо в дело неожиданно вклинивалась высокая политика, будь она трижды неладна. Настолько высокая, что из-за нее махом можно проехаться на казенный счет в Коми АССР, а то и, прямиком, в солнечный Магадан. Вот какая история произошла осенью 1951 года в Верх–Алеусе. Привезли в это село цветной двухсерийный фильм «Падение Берлина», в котором главный герой - Сами Понимаете Кто, в белоснежном маршальском кителе с Золотой звездой на богатырской груди. Клуб, как водится, завален зерном под крышу. Поэтому сеанс состоялся в местном пожарном депо, проще говоря, в обыкновенном сарае, где и сесть не на что. Кто поумнее, притащили чурки и доски и кое-как на них расселись. Остальные смотрели фильм стоя, курили, щелкали семечки и открытым текстом воспитывали киномеханика, который, поддавшись чарам злого рока, почему-то явно тяготевшего к этой совершенно безобидной профессии, едва стоял на ногах. И потому начал сеанс сразу со второй серии, в довершении ко всему, запустив ленту вверх ногами. И именно так, вверх ногами, и предстал перед верхалеусцами Сами Понимаете Кто! По совокупности допущенных безобразий получалось, что принижен великий образ, не говоря уже о высоком идейно–художественном содержание фильма. Дело дошло до районного отделения МГБ, куда вызвали председателя колхоза, парторга, комсорга и председателя профсоюзного комитета. После этого клуб в рекордно короткий срок освободили от зерна, переложили печь, побелили, обеспечили дровами на всю зиму, натопили и выдраили до блеска. С перепуга или по горячности, но колхоз махом купил для клуба радиоприемник, шашки, шахматы и, к ликованию молодежи, новенький баян. Следующий показ «Падения Берлина» прошел, как тогда выражались, на уровне. И лекцию про «десять сталинских ударов» перед фильмом прочитали, и дежурные с красными повязками в зале присутствовали, и семечки никто не смел щелкать. Окаянный «кинщик», из-за которого заварилась вся эта каша, был трезв, как стеклышко, выбрит, в наглаженных штанах, начищенных сапогах и даже при галстуке поверх гимнастерки. Что самое удивительное, никого в тот раз не посадили, до сих пор удивляются старожилы этого села. Партийный ты или беспартийный, а, угодив в такой переплет, поневоле перекрестишься: кажись, пронесло, слава те, Хоссподи! (101) Разобраться – так им, верхалеусским разгильдяям, и надо! Уровень культурных запросов населения неуклонно повышался, а возможности для их удовлетворения оставались минимальными. Скажем, в 1951 году на всю деревню Абрашино имелся один казенный радиоприемник,

4

а библиотека Мало–Ирменской избы читальни состояла всего из 10 книг (102). Окном в большой мир служили газеты, журналы, радио, кино. Стационарная установка имелась лишь в Ордынском РДК, но еще 10 киноустановок разъезжали по деревням в составе передвижных бригад (киномеханик и моторист с «движком», так как электричество в деревнях отсутствовало). На чем разъезжали, спрашиваете? Да на телегах, разумеется. Что касается радио, то радиофикацию район закончил в 1951 году. Радиоприемник, в его классическом виде, работавший от здоровенных батарей и подлежащий обязательной регистрации, имели немногие, большинство обходилось громкоговорителями, работавшими от радиоузлов. Платили за «проводное радио» 5 рублей в месяц в райцентре, в деревне за пользование «тарелкой» брали на рубль меньше (103). Многое в сфере культуры держалось исключительно на инициативе комсомола. Парни и девчата с комсомольскими значками хорошо понимали, что перемены к лучшему на «культурном фронте» сами собой не возникнут. Они смело брались за работу, не дожидаясь, когда сельское начальство создаст им условия для культурного досуга. Скажем, в 1951 году в Усть–Алеусе комсомольцы совершенно самостоятельно построили клуб, точнее, провели капитальную реконструкцию брошенного здания, более–менее подходящего для этой цели. Застеклили окна, перекрыли крышу, заново отштукатурили помещение. Нашлись среди них и печники, и электрики, а работали ребята исключительно по вечерам, во внерабочее время. «Теперь клуб действует, - сообщала «Ленинская трибуна» в октябре 1951 года, - в нем есть радиоприемник, патефон, гитара, шашки, бильярд, свежие газеты, работает драмкружок» (104). Сегодня подобное абсолютно исключено. Зато нытья о том, что «молодежи некуда пойти отдохнуть», в смысле выпить, потрепаться и потанцевать, хоть отбавляй. Открылся клуб – заработала самодеятельность. Если в 1951 году в районном смотре художественной самодеятельности приняли участие 200 человек, то в 1952 году – уже 400 (105). Что касается зрителей, то они встречали любой концерт в родной деревне всегда благожелательно, стоически высиживая, а то и выстаивая в набитом до отказе клубе столько времени, сколько продолжалось представление. «В прошлое воскресенье в Чингисах проходил смотр художественной самодеятельности сельского клуба и других коллективов, - писала ордынская районная газета в феврале 1952 года. – С 11 часов утра и до позднего вечера зрительный зал клуба был заполнен зрителями. Днем выступали дети, вечером взрослые». Немаловажная деталь: концерт участников «взрослой» самодеятельности в Чингисах состоял из 25 номеров. В заключение был показан еще любительский спектакль, закончившийся к полуночи (106).

4

Первые победы ордынцев на спортивных соревнованиях в области связаны тоже с послевоенным временем. В 1951 году наши спортсмены выиграли первенство области по перетягиванию каната и велокроссу. Конечно, перетягивание каната - не чемпионат по шахматам, а все равно приятно. Этой победой наши земляки потом долго гордились, как никак, а «всю область перетянули». Словом, жизнь помаленьку начинала, вроде бы, налаживаться?.. Тому, кто сомневался, достаточно было открыть свежий номер «Правды» или просто включить радио. И тут, как гром с ясного неба, на ордынцев обрушилось известие о смерти И. В. Сталина. Горе было общим и искренним. Траурные митинги прошли во всех колхозах, предприятиях и организациях, школах. Десятилетиями все достижения СССР, области, района, своего села и собственной семьи люди приписывали «заботе партии и правительства, и лично товарища Сталина». В приложении к этой главе дается письмо в газету колхозницы Бельской из Среднего Алеуса, яркий образец подобных взглядов и настроений, усиленно насаждавшихся и лелеянных официальной советской пропагандой. Даже на выборах в Советы любого уровня считалось делом чести и доблести добавить лично от себя на оборотной стороне бюллетеня для голосования что-нибудь, вроде: «Голосую за Сталина, за мир и коммунизм!» или «Голосую за Сталина – солнце коммунизма!» (107). А знаменитое сталинское послевоенное снижение цен в магазинах, о котором многие ордынцы до сих пор вспоминают с ностальгическим вздохом? В 1953 году их снизили в очередной раз и, опять–таки, это сделал для народа его великий вождь и учитель. То, что купить в магазинах элементарную вещь можно было с великим трудом, слабо отражалось на чувствах ордынцев. Это сегодня товаров мало, а завтра их будет много, потому что завтра всегда лучше, чем сегодня. Теперь, без Сталина, завтрашний день не просматривался напрочь. На траурном митинге в Ордынском хлебоприемном предприятии один оратор начал свою речь буквально так: «Товарищи, наше солнце погасло». На следующий день солнце взошло снова. Как сказано у Джозефа Конрада в «Сердце тьмы», небеса из-за подобных пустяков не рушатся. Оказалось, что жизнь продолжается. А вскоре начались такие события, возможность которых решительно никто не допускал даже во сне, да еще обрушившиеся на головы ордынцев столь бурным потоком, что только успевай поворачиваться!

4

Кажется, еще вчера на заседании бюро Ордынского райкома партии «заслушивался вопрос» о работе Верх–Алеусской средней школы, а ее педагогический коллектив подвергся нещадной критике за то, цитирую, что «на уроках Конституции СССР учительница Дружинина не довела до сознания учащихся доклад тов. Л. П. Берия «О 34-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции» (108). А уже 11 июля 1953 года, четыре месяца спустя после похорон Сталина, на внеочередном 10-м пленуме Ордынского РК КПСС, его участники «с горячим одобрением отозвались о решительных и своевременных мерах, принятых Центральным комитетом КПСС по разоблачению и обезвреживанию преступных действий презренного врага партии и советского народа, агента империализма Берия». Во всяком случае, так сообщалось в «Ленинской трибуне» от 16 июля 1953 года. А вот что сказал в своем заключительном слове по данному поводу первый секретарь райкома партии В. И. Безрукова: «Мы заявляем: партия и наше правительство, мы еще больше верим вам, ведите нас вперед, к коммунизму!». Если верить газетному отчету, эти слова ордынские коммунисты встретили горячими и бурными аплодисментами, «в едином порыве поднявшись со своих мест». Сразу же после окончания пленума В. И. Безруков провел в райкоме партии совещание с секретарями партийных организаций и председателями колхозов, на котором, как любило выражаться районное начальство в те годы, «заострил вопрос прорыва и поднятия темпов на заготовке грубых кормов». А что? На взгляд автора хроники, поступил товарищ Безруков очень даже логично и вполне здраво. С «вышедшим из доверия» и без нас разберутся, собственно говоря, уже разобрались, а вот сено, товарищи коммунисты, никто за нас с вами заготавливать не будет. Так что если кто-то из присутствующих на данном совещании завалит план декадника по ударной заготовке кормов, то, несмотря, так сказать, на его партийный стаж и все прежние заслуги… Жизнь шла стремительно вперед, повседневная, непривычная, заманчивая, так много обещающая. 5 января. – 25 февраля. 2007 г.

4

ЖИВЫЕ ГОЛОСА ИСТОРИИ: от первого лица

1. Характеристика на трактористку Ордынской МТС Горбунову Таисью Никитишну

Горбунова Т. Н., рождения 1922 года, работает трактористкой третий сезон, беспартийная. Выработала на тракторе ЧТЗ на 1 июня 1945 года за 31 смену 326 гектаров при норме 260 гектаров, сэкономила горючего 98 килограммов, выполнила задание на 135%. В среднем давала за смену 12, 5 гектаров при норме 10 гектаров. Добилась выполнения и перевыполнения норм своим прилежным отношением к порученному делу, дисциплинированностью, хорошим уходом за трактором и строгим соблюдением правил и графика технического ухода. При осмотре трактора старшим механизатором, трактор оказался в хорошем состоянии. Одна из лучших трактористок МТС. Директор Ордынской МТС Бакуров. Секретарь парторганизации Сафронков.

ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 123, л. 21. 2. Документы по делу Анны Иосифовны Бычковой, колхозницы из села Малый Чик.

Документ № 1

Приговор № 2 общего собрания колхозников колхоза имени ВЦИК Верх- Чиковского сельсовета Верх- Ирменского района Новосибирской области, состоявшегося 26 июля 1949 г. На собрании присутствовали членов колхоза 115 из 120 человек. Состав президиума: председатель собрания Сидоренко Сергей Николаевич, секретарь Авдеев Павел Николаевич. Члены президиума: Резяпкин Иван Максимович, Бабышева Татьяна, Губанов Егор Пимонович, Гилева Анна Ивановна, Шипицин Кузьма Андреевич, Королихин Михаил Данилович. Слушали: объяснение члена колхоза Бычковой Анны Иосифовны рождения 1922 года, злостно уклоняющуюся от

4

трудовой деятельности и ведущей антиобщественный паразитический образ жизни. Собрание установило: Бычкова Анна Иосифовна, рождения 1922 г., фактически здорова. Состав семьи: имеется дочь Бычкова Тамара Петровна, рождения 1940 г., дочь Надежда Петровна, рождения 1923 г., муж Бычков Петро Никитич, рождения 1923 г. Физически здоровая, в своем хозяйстве имеет дом, корову, одну овцу, кур, огород 0, 57 га. В первом полугодии 1949 г. Выработала 1,5 трудодней, занималась в своем личном хозяйстве. Живя за счет тружеников колхоза, ведя паразитический образ жизни. ОБЩЕЕ СОБРАНИЕ ПОСТАНОВИЛО: Бычкову Анну Иосифовну, рождения 1922 г., на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня (19)48 г., ведущей антиобщественный паразитический образ жизни выслать сроком на 8 лет. Просить Верх- Ирменский районный Совет депутатов трудящихся утвердить настоящий приговор. Председатель собрания Сидоренко Секретарь собрания Авдеев Члены президиума Резяпкин Губанов Бабичев Шипицин Королихин С общественным приговором ознакомлена: Бычкова Анна Иосифовна. Приговор членов колхоза заверяю: Председатель В- Чиковского с/ совета Атаманов Секретарь с/ совета Лазаренко Приговор мне объявлен: Бычкова

Документ № 2 РЕШЕНИЕ № 565 « а»

исполнительного комитета Ирменского районного Совета депутатов трудящихся с. В- Ирмень 28 июля 1949 г. Рассмотрение общественного приговора

общего собрания колхозников колхоза им. ВЦИК Верх–Чиковского сельсовета о выселении из пределов области антиобщественного элемента, ведущего паразитический образ жизни,

4

в отдаленные места БЫЧКОВУ АННУ ИОСИФОВНУ Рассмотрев материалы и приговор общего собрания колхозников колхоза им. ВЦИК В- Чиковского сельсовета о выселении из пределов колхоза, района, области Бычкову Анну Иосифовну с 1922 года рождения, как антиобщественный элемент ведущий паразитический образ жизни Исполнительный комитет р е ш и л: 1. Считать представленные материалы и приговор на выселение из пределов колхоза, района, области Бычкову Анну Иосифовну как антиобщественный элемент ведущий паразитический образ жизни обоснованным и правильным. 2. На основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1949 г. приговор общего собрания колхозников колхоза им. ВЦИК Верх- Чиковского сельсовета о выселении из пределов колхоза, района, области Бычкову Анну Иосифовну сроком на 8 лет в отдаленные места утвердить. Председатель исполкома районного Совета депутатов трудящихся К. Шипицин Секретарь исполкома районного Совета депутатов трудящихся П. Алюнин

Документ № 3 И. о. председателя исполкома Ирменского

райсовета депутатов трудящихся тов. Гущину Направляем жалобу гр- ки Бычковой Анны Иосифовны на неправильное ее выселение в отдаленный район. Прошу Вас рассмотреть заявление гр. Бычковой и результаты сообщить заявителю и Облисполкому. Зам. председателя исполкома Новосибирского областного Совета депутатов трудящихся П. Морозов 11 июля 1950 г.

Документ № 4

Президиум Верховного Совета СССР от гр- ки Бычковой Анны Иосифовны

4

Заявление Я родилась в Новосибирской области Верх-Ирменский р- н, Верх- Чиковской с/ совет, деревня Малый

Чик в 1922 году. Жила и работала в колхозе им. ВЦИК с 1936 г. по 1949 год. За доблестный труд в Великой Отечественной войне награждена медалью. Муж мой работал и в настоящее время работает комбайнером того же колхоза. Имеем 2- х детей, первой дочери 8 лет, второй 3 года. В 1949 году в июне месяце мне объявили, что я за невыработку положенного количества трудодней высылаюсь в отдаленную местность. Таким образом я оказалась оторванной от семьи и детей. Фактическая выработка трудодней у меня составляет 28 трудодней в месяц. Больше я выработать не могла, т. к. в то время в колхозе не было яслей. ( Ясли были засыпаны овсом, семенной фонд.) У меня было двое детей, приходилось отрывать время для ухода за детьми. Таким образом, причина моей ссылки совершенно мне не понятна. ( Подчеркнуто в оригинале заявления – Авт. ) Единственное, чем могу объяснить, это моя ссора с председателем колхоза Резяпкиным Иваном Максимовичем, который в настоящее время снят с работы. Прошу разобрать мое заявление и дать мне надлежащий ответ. Бычкова Анна Иосифовна 2 июня 1950 года

Документ № 5

Исполнительный комитет Ирменского районного Совета депутатов трудящихся Новосибирской области

РЕШЕНИЕ № 316

от 26 сентября 1950 г. РАССМОТРЕНИЕ ЖАЛОБЫ ГРАЖДАНКИ БЫЧКОВОЙ АННЫ ИОСИФОВНЫ О НЕ ПРАВИЛЬНОМ ЕЕ ВЫСЕЛЕНИИ ПО УКАЗУ ОТ 2.6-48 г. Бычкова Анна Иосифовна в своем заявлении просит пересмотреть общественный приговор колхозников колхоза им. ВЦИК В- Чиковского сельсовета от 26 июля 1949 года о выселении ее из пределов района и области сроком на 8 лет как антиобщественного элемента ведущего паразитический образ жизни. Рассмотрев заявление

4

гражданки Бычковой Анны Иосифовны Исполком Райсовета установил Бычкова Анна Иосифовна 1922 года рождения состав семьи имеет дочь Бычкова Тамара Петровна, дочь Надежда Петровна, муж Бычков Петр Никитич рождения с 1928 года работает в настоящее время комбайнером В-Ирменской МТС. В личном хозяйстве имела на день выселения: Дом, корову, овцу, кур, огород 0, 57 га. Исполком Райсовета также установил, что Бычкова А. И. в 1948 году выработала на колхозной работе 147, 49 трудодней и с января 1949 года по день ее выселения выработала 20,95 трудодней по причине отсутствия детских яслей в колхозе при наличии двух малолетних детей. Исполкомом также выявлено, что Бычкова А. И. в период войны была награждена медалью за доблестный труд в Великой Отечественной войне, что не было показано и учтено в характеристике при решении вопроса о выселении. Исполнительный комитет Ирменского Районного Совета депутатов трудящихся р е ш и л: 1. Отменить приговор общего собрания колхозников колхоза им. ВЦИК В- Чиковского сельсовета от 26.7.-49 г., утвержденный решением Райсовета от 28.7.-49 г. № 565 «а». 2. Возвратить гражданку Бычкову Анну Иосифовну на прежнее жительство в село Малый Чик В- Чиковского сельсовета в колхоз им. ВЦИК. 3. За ложно представленную характеристику на гражданку Бычкову, не показав в ней о награждении ее медалью за доблестный труд в Великой Отечественной войне, заслушать председателя сельсовета т. Атаманова и бывшего председателя колхоза им. ВЦИК т. Резяпкина на заседании исполкома Райсовета. 4. Поручить заведующему отделом сельского хозяйства т. Первухину провести общее собрание членов сельскохозяйственной артели им. ВЦИК, разъяснить колхозникам допущенную ошибку при обсуждении гражданки Бычковой А. И. как антиобщественного элемента ведущего паразитический образ жизни. Председатель Исполкома Ирменского Районного Совета депутатов трудящихся К. Шипицин Секретарь Исполкома Ирменского Районного Совета депутатов трудящихся П. Алюнин

4

Документ № 6 ЯКУТСК, МГБ, ЕЛИЗАРОВУ

Ирменский Райисполком Новосибирской области подтверждает решение исполкома Райсовета № 316 от 26 сентября 1950 ( года о) возврате Бычковой Анны Иосифовны ( в) колхоз им. ВЦИК Шипицин

ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 180, л. 55-56, 60-61, 64 3. Наказы избирателей депутатам Чингисского сельского Совета депутатов трудящихся, утвержденные первой сессией третьего созыва 19 декабря 1950 года

1. Проводить отчеты депутатов с/ совета 1 раз в квартал. 2. Электрифицировать село. 3. Расширить и открыть в селе среднюю школу. 4. Огородить кладбище в 1951 году. 5. Отремонтировать мост. 6. Приобрести в 1951 году для населения общественного быка. 7. Открыть врачебный пункт ( со) стационар( ом) хотя бы на 5 коек. 8. Обеспечить в 1951 году фельдшерский пункт фельдшером, так как фельдшерский пункт имеется, а фельдшера нет. 9. Телефонизировать в 1951 году д. Милованово. 10. Открыть ветеринарный пункт для обслуживания индивидуального населения. 11. Расширить и улучшить торговую сеть на поселке Стахановский. 12. Отремонтировать проселочные дороги. 13. Строго выполнять постановление правительства о всеобуче. 14. Установить стационарное кино. Председатель сессии: Иван Васильевич Путинцев Секретарь сессии: Евдокия Трофимовна Павлюченко.

ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 143, л.3

4. Рассказывает Фаста Кирьяновна Бельская, колхозница сельхозартели имени Сталина, село Средний Алеус.

5

Мой муж погиб на фронте в Великую Отечественную войну, защищая жен, матерей, отцов и детей от фашистского рабства. После его геройской смерти осталось пятеро детей. Партия и правительство не оставили сирот без внимания. Они окружили детей большой заботой и лаской. Наша семья получает ежемесячную пенсию за погибшего мужа и отца. Исполком районного Совета депутатов трудящихся много семье уделяет внимания. Он помогает одеждой, обувью и деньгами. Дети школьного возраста аккуратно посещают школу. Где, в какой капиталистической стране такую проявляют заботу о детях – сиротах, о человеке? Нигде. Только в нашей стране высоко ценят человека, хорошо заботятся о нем, считая его самым ценным на земле. Спасибо Вам, товарищ Сталин, за заботу о нас, о наших детях. Живите и здравствуйте многие, многие годы на радость нам, на страх врагам.

Ленинская трибуна., № 90 от 7 ноября 1951 года 5. Ордынскому РК ВКП( б)

Справка о состоянии полит.– массовой работы

в Средне- Алеусской избе- читальне за период с января по май 1952 г.

При проверке работы избы- читальни установлено: Работа ежемесячно планируется и утверждается

председателем сельсовета в рабочем порядке. В конце месяца составляется отчет о проделанной работе избачом и высылается в культотдел. 1. При клубе организован драмкружок в составе 22 человек, который работал январь, февраль и март. За этот период поставлено 5 постановок с обслуживанием 564- х зрителей, 2 концерта с обслуживанием 462- х человек. В том числе вечер- концерт был посвящен памяти А. С. Пушкина. Пьесы следующего содержания: « Настя Колосова», « Армия мира», « Старинный русский водевиль», «Медведь» по Чехову, « Глубокая вспашка». Кружок обслуживал, в основном, свое село Средний Алеус с выездом в Пушкари и МТС Устюжанина. Все выезды зарегистрированы в журнале у зав. избой- читальней, где учитывается его работа, что сделал ежедневно.

5

2. За проверенный период с участием зав. избой-читальней выпущено стенных газет в колхозе и при сельсовете 21 экземпляр, в бригадах и тракторном отряде выпущено боевых листков 33, молнии 14 экземпляров, литературных монтажей оформлено в колхозе и на бригадах 23 на тему: « Великие стройки коммунизма», « Мы за мир», «Колхозное производство». На севе было оформлено в бригадах и тракторном отряде 6 красных уголков. Везде в бригадах и на фермах, в тракторном отряде имеется достаточная наглядная агитация – лозунги, плакаты, картины. В колхозе имеются передвижные библиотечки с фондом 52 экз. художественной литературы, выделенной шефским коллективом профсоюзной организации райфо. Кроме того, около 200 экз. направляется избачом в бригады и периодически меняется. Всего читателей по колхозу им. Сталина 182 человека достигло в мае месяце, а за период проверки прочитано колхозниками 851 книга. 3. Работа лекторской группы, созданной при избе-читальне. Ее состав 31 человек, активное участие в работе по чтению докладов, лекций принимают учителя неполной средней школы, также товарищи Макаров ( зав. лекторской группой), Шипилов, Волков, Панкрахина, Булгаков ( избач), Мартынов ( пред. колхоза им. Сталина) и др. Всего прочитано лекций 21, докладов 3. Их темы: 1. 28 лет без Ленина по ленинскому пути. 2. 34 года Советской Армии. 3. Продление жизни. 4. О жизни и деятельности Гоголя. 5. О жизни и деятельности Пушкина. 6. Великие стройки коммунизма. 7. Тов. Сталин – великий преобразователь природы. 8. Необыкновенные небесные светила. 9. Успехи болгарского народа в строительстве основ социализма. 10. Общественные земли колхозов – источник силы и крепости колхозного строя. 11. Повседневная забота партии и правительства о повышении благосостоянии и культуры советского народа. 12. Единство трудящихся в борьбе за мир. 13. Сталинский устав сельскохозяйственной артели – основной закон колхозной жизни. 14. Великие стройки коммунизма и электрификация сельского хозяйства. 15. Заем мирного строительства. (2 раза)

5

16. Историческая победа советского народа. 17. Травопольная система земледелия. 18. Народы мира в борьбе за мир. 19. Разностороннее развитие общественного хозяйства колхозов. 20. О воспитании детей в школе и дома. ( Прочитана по радио 2 раза на родительском собрании) 21. Дружба и товарищество. 22. Доклады о праздновании 1- го Мая и т. д. Лекции читались в большинстве случаев перед киносеансами и колхозными собраниями, а так же при выездах в бригады непосредственно. Перед чтением лекции или доклада предварительно материал обсуждался на заседании лекторской группы. Контроль за работой избы- читальни осуществляется недостаточно. Зав. культотделом т. Проскуряков и его аппарат были два раза всего, т. Проскуряков проездом, а инспектор просто посмотрел и указаний в оказании практической помощи никаких не сделал. В результате чего помощи избе- читальне нет. Помещения для избы- читальни и для клуба нет, рабочее место избача находится в сельсовете у самой входной двери, даже стола нет. При таком создании условий нельзя ожидать лучшей работы, а, наоборот, у избача может отпасть желание работать в данном сельсовете. А зав. избой- читальней Средне- Алеусского сельсовета тов. Булгаков Василий Прохорович имеет хороший навык и желание культурно- массовой работы на селе. Во время весеннего сева он периодически бывал на полях и читал колхозникам газеты и журналы, помогал выпускать стенную печать, рассказывал о внутреннем и международном положении нашей страны. Отзывы о работе избача со стороны колхозной, территориальной партийных организаций, правления колхоза и сельсовета только положительные. Тов. Булгаков вполне соответствует своей занимаемой должности ( образование 7 классов). 5. Финансирование. На дрова разрешен кредит, но он не используется, т. к. заготовка не проводится, из 75 кубов сделано 4 куба. Население не идет на заготовку, видя, что помещения нет и дрова могут быть обращены в другое назначение. На приобретение оборудования так же ничего не требуется из- за неимения помещения. Зарплата избачу выплачивается в положенный срок ежемесячно. Но имеется одно неудовольствие со стороны культработника, что при вызове его на семинар в Ордынское не

5

предоставляется транспорт и не выплачиваются командировочные. Предложение: Для налаживания культурно- массовой работы на селе и правильной ее организации необходимо поставить вопрос перед культотделом о ходатайстве перед районными органами о выделении помещения под избу- читальню или клуб, и вопрос этот требует немедленного решения. Кроме того, Средне- Алеуский с/ совет и партийные организации ( должны) осуществлять систематический контроль за работой избы- читальни, чаще ставить вопросы о работе ее и оказывать практическую помощь зав. избой- читальней. Только при решении этих двух основных вопросов культурно- просветительная работа в селе будет поставлена на должную высоту. Проверила: А. Сафронова 14. 06. 1952 г.

ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 597. л. 10-12

6. Рассказывает И. М. Кузнецов, колхозник сельхозартели имени Димитрова, село Новый Шарап. 20 лет назад я принимал участие на съезде колхозников- ударников: около 3 тысяч человек приехало нас в Москву для обсуждения колхозной жизни. На трибуну поднялся товарищ Сталин. Мы все встали и долго, долго приветствовали его, выражая этим радость и беспредельную любовь нашему любимому Сталину. Простые, задушевные слова Иосифа Виссарионовича Сталина о колхозном пути и дальнейшем укреплении колхозов глубоко запали в наши сердца. Много времени прошло после этой встречи, но я, как сейчас, помню, наказ товарища Сталина, данный нам, участникам съезда. После этого колхозы окрепли, стали крупными мощными коллективными хозяйствами, оснащенными передовой техникой. Мне 74 года, но я и сейчас работаю в столярной мастерской и твердо выполняю заветы дорогого вождя. Ушел от нас Иосиф Виссарионович Сталин, но его указания, заветы будут жить в нас самих, в наших делах.

Ленинская трибуна., № 22 - 23 от 11. 03.1953 г.

5

7. Выступление на траурном митинге в день похорон И. В. Сталина Андрея Тимофеевича Кирина, комбайнера – механика Усть–Луковской МТС Не стало с нами родного Иосифа Виссарионовича Сталина, но светлая память о самом любимом человеке будет вечно жить в наших сердцах. Великий Сталин был отцом и другом трудящихся всего мира. Он привел нашу страну к исторической победе социализма. Под руководством мудрого вождя и учителя Иосифа Виссарионовича мы победили германский фашизм и японский милитаризм в Великой Отечественной войне. Под руководством великого Сталина наша страна стала несокрушимой крепостью мира, демократии и социализма. Сплотимся же теснее вокруг Коммунистической партии, утроим нашу энергию в борьбе за осуществление нашей Сталинской программы! От имени нашей моторной группы даю слово выполнить нормы на ремонте тракторов не менее 200 процентов при отличном качестве работы. Провожая родного Сталина в последний путь, мы клянемся работать самоотверженно, так, как нас учил дорогой и любимый Сталин.

Ленинская трибуна., № 22 – 23 от 11 марта 1953 г.

8. Вспоминает Антонина Ивановна Бежецкая ( село Верх – Чик)

Я закончила Починковский государственный учительский институт в Горьковской области в 1951 году. По распределению меня направили в Новосибирскую область. Происходило все это летом 1951 года. Ехала я в Сибирь на поезде, который был полностью отдан под разных специалистов, получивших, подобно мне, распределение в Сибирь. Кто ехал до Красноярска, кто до Читы, а кто и до Хабаровска. Трое – я, Георгий Васильевич Зайцев, который потом вел историю, и его жена, Надежда Васильевна, литератор, ехали в Новосибирскую область и не знали, что в будущем попадем все вместе в школу села Верх- Чик. На мне была шерстяная клетчатая кофточка машинной вязки с поясочком, юбочка не особо длинная и туфли с пряжками, купленные в Горьком. Ехала я налегке, с

5

одним чемоданчиком, даже пальто с собой не взяла, мама его мне потом в посылке выслала. В Новосибирск мы переночевали в каком- то детском учреждении, чуть ли не детском доме, пока из области дозванивались в Ирменский район, приславший за нами грузовую машину. 15 августа на этом грузовике мы и приехали в районный центр Верх- Ирмень, где нас уже ждала заведующая Ирменским РОНО Надежда Николаевна Русских. Она нас и отправила в село Верх- Чик. Я выросла в Горьковской области, где много лесов – дуб, клен, ясень, березы. В Сибири я ожидала увидеть тайгу, а что же увидела в Верх- Чике? Леса нет, тоненькие березки и осинки, да и речка маленькая, почти ручеек, а кругом степь. Мама потом постоянно удивлялась, как я здесь живу, в степи? Село Верх- Чик представляло скопище маленьких домиков, почти халупок. Правда здесь были клуб, магазинчик и школа- семилетка. В сельсовете нас встретила его председатель, Людмила Васильевна Титкова, милая женщина, которая очень хорошо поговорила с нами в своем маленьком кабинетике. Она и определила меня на постой к Прасковье Максимовне Кергетовой, тете Поле, как мы ее звали. Это была очень хорошая, добрая женщина, с которой я потом очень подружилась. Муж ее погиб на фронте и поднимать детей ей приходилось в одиночку. Жила я у нее бесплатно, так как проживание оплачивал сельсовет, он же доставлял нам дрова. Углем тогда никто не пользовался, зато многие в селе топили печи кизяком, который заранее заготавливали к зиме. Продукты мы покупали сами, а поскольку тетя Поля нам готовила, мы ей за это приплачивали и делились с ней всем, чем могли. Картошка и мясо у нас были всегда, потому что многие тогда держали в селе гусей. Кое- что, в основном, консервы мы покупали в сельском магазине. Тетя Поля Кергетова жила в домике из двух комнат, одна из которых служила кухней. Общая площадь домика составляла примерно двадцать квадратных метров. Зажили мы в нем вот такой дружной кампанией – сама тетя Поля, ее маленький сын и дочь, я и еще одна девушка- библиотекарь. У нас у каждой было по кровати, еще одна кровать была у тети Поли, на которой она спала с дочерью, а

5

ее сын спал на печке. В домике было не повернуться, поэтому все уроки я готовила в школе, там же проверяла и тетради. Электричества в селе отсутствовало, появилось оно в селе только к концу 50- х годов. А до этого вечера коротали при керосиновой лампе. Единственным предметом роскоши, который у меня имелся, можно считать гитару, которую я купила на первые заработанные деньги и очень ею дорожила. Радио до Верх- Чика тоже еще не дошло. Правда, в селе имелся клуб и, когда я в него пришла на танцы, меня немедленно записал в сельскую самодеятельность заведующий клубом и, одновременно, гармонист, Николай Федорович Черченко. Кстати сказать, клуб располагался тогда в бывшей церкви, зимой в нем было очень холодно, так что в нем смотрели кино в тулупах. Но люди в него ходили, особенно на спектакли местного драмкружка, которым руководил тот же Черченко. Люди жили очень скромно. Ходили, в основном, в фуфайках и кирзовых сапогах. Все, и мужчины, и женщины. На этом фоне я, конечно, заметно выделялась. Сестра у меня жила в Москве и, провожая меня в Сибирь, строго- настрого наказывала: « Ты только ничего не покупай в местном магазине, а то будешь ходить как инкубаторская. Я тебе все куплю здесь и вышлю». Вот так я обзавелась плюшевым пальто, шевиотовым костюмчиком ( юбочка и пиджак) и прочими редкими вещами по тому времени. Школа в селе была бревенчатая, крытая железом. Та школа, которая нынче в Верх- Чике – третья по счету в истории села, я работала во второй, а первую не застала. В школе имелось четыре классных помещения. Нагрузку я сразу получила серьезную, 24 часа в неделю, и очень старалась, дневала в ней и почти ночевала. Особенно зимой, когда уходила в школу в потемках и домой возвращалась тоже по темноте. Главное, чтобы все поурочные планы были всегда написаны. Прийти без планов на урок – Боже избавь! За это могли строго наказать. Позже, по предложению заведующего Ордынским РОНО Проскурякова, я приняла школу и стала директором, правда, со слезами на глазах. Но произошло это уже позже, после смерти Сталина.

5

До сих пор прекрасно помню это событие. В школе собрали линейку, объявили детям. Все были поникшие, многие плакали. Несколько слов о школьниках. Формы школьной не было, все одевались очень скромно. Питание в школе отсутствовало, но ребята занимались очень хорошо. В частности, тогда был в семи километрах от Верх-Чика такой поселок, Комаровка, так дети из этого поселка ходили каждый день пешком в школу и никогда не опаздывали, какая бы погода не стояла на дворе – пурга или грязь. Много позже детей стали возить в школу на тракторе. Школа отапливалась дровами. В ней имелись четыре печки, которые топили технички. По тогдашним правилам они были обязаны вытопить печки, выгрести золу и закрыть их до уроков. Женщины приходили в школу в школу затемно, а в сильные морозы начинали топить еще в полночь. И получали за все это всего 27 рублей. Дрова для школы привозили в виде хлыстов. Пилили дрова старшеклассники и родители учеников. Когда дров не хватало, мы обращались за помощью опять- таки к родителям, и они привозили в школу сушеный кизяк. Мне запомнился один мой ученик, Гоша Яковлев, который однажды привез в школу кизяк на собаках. Кроме работы в школе, как водится, пришлось много заниматься общественной работой. Избрали меня секретарем комсомольской организации школы. Проводила с комсомольцами субботники и воскресники, в те годы это практиковалось часто. Например, в Пичугово заготавливали дрова для школы. Помогали очищать колхозу зерно – крутили рукоятку машины для очистки зерна « Клейтон» с 9 вечера и до полуночи. И, конечно, пришлось не раз выступать в клубе с лекциями – лекции, можно сказать, были нашей обязанностью. Моя родня несколько раз пыталась перевезти меня из Сибири домой. Но так уж получилось, что вся моя сознательная жизнь прошла в Верх- Чике, селе, ставшем для меня второй родиной… Личный архив автора. Магнитофонная запись 2006 года.

9. Рассказывает Георгий Максимилианович Кудюров, главный агроном Ордынской МТС в 40–50- е годы 20 века ( р. п. Ордынское)

5

Более тридцати лет моей жизни было посвящено проблемам выращивания богатого хлеба. Во многом эти годы стали для меня годами постоянной борьбы с мертвящими порядками, которые держали отечественное полеводство в застое, в длительном бесхлебье. Глубоко убежден, что в течение пяти лет, начиная с 1947 года, урожайность в нашем районе можно было поднять с 7 – 8 центнеров с гектара до 12 – 15 центнеров, хотя район не поднимался в это время по урожайности выше 9 – 10 центнеров. Почему у меня возникло желание рассказать о былой хлебной эпопее? Во–первых, в работе мне приходилось тесно соприкасаться с агрономами, испытанными хлеборобами от рождения, хотя у них биографии не были богаты успехами: они терпеливо и привычно тянули лямку застойного хлеборобства. Во–вторых, тогда в колхозах на постах председателей трудились очень солидные руководители, такие как Г. С. Тростников, А. И. Семенов, К. А. Сальницкий, Н. Г. Васильев, Н. П. Иванов и другие, но они вынуждены были биться, как рыба об лед, в тенетах застоя. И, наконец, я, далекий до поступления в сельхозинститут от хлеборобских забот ( как–никак горожанин!), прикипел впоследствии к этому делу всей душой, пришел, засучив рукава, на хлебную ниву, увидев дикую запущенность в агротехнике, кинулся в схватку. И… столкнулся со стеной, с дикими, во вред урожаю, командами. На самых высоких уровнях. Сколько страна от этого потеряла! А всего бы этого могло не быть. Я считаю, что следует сегодня рассказать о том, как в течение без малого двадцати лет я был свидетелем и невольным соучастником того, как мы усердно, в поте лица, гробили наше полеводство. И было это не только в районе и области, но и по всей стране. Весной 1947 года я прибыл в Ордынскую МТС, вооруженный решениями февральского (1947 г.) Пленума ЦК партии о борьбе за новый урожай. Тому, что за урожай надо будет бороться, даже драться, нас несколько уже воспитали в стенах института. То, что путь борьбы неизбежен, я начал усваивать с первых шагов своей работы.

5

Я прибыл 2 мая, а сев уже был в полном разгаре. Оказывается, его начали еще в апреле, привязав к нему всю технику, укладывая семена в еще стылую почву и затянув весновспашку на целых 50 дней в поздние сроки. По этому же сценарию пошла посевная и в следующем, 1948 году, сметая все мои планы и усилия. Но я все еще считал, как только что испеченный агроном, что не в праве посягать на хлеборобскую мудрость и на амбразуры пока не бросался. И вот в сроки, не приемлемые еще для укладки семян в почву, начиная аж с 25 апреля, ведется сев в необработанную, как следует почву, и семена сразу попадают в копилку огромного запаса сорняков. Я видел, что игнорировались самые неотложные агроприемы, прибивка влаги, например. Мне становилось все более ясным, что такая технология посевной, с опережением на 7 – 10 дней оптимальных сроков сева пшеницы, порочна. Моя личная война против всего этого началась в 1949 году. Первое сражение закончилось « тяжелым ранением». Вот как все это произошло. В марте 1949 года в МТС началась кропотливая работа над годовыми планами – заданиями для тракторных бригад, включая задания для каждого трактора. Где- то к 20 апреля были окончательно откорректированы, с учетом календарных сроков, задания на весне – полевой период, в которых предусматривалось в первые 2 – 3 пятидневки налечь, в основном, на прибивку влаги, весновспашку, очистку почвы от пырея. И тут звонок от главного агронома райзо ( районный земельный отдел райисполкома, выполнявший в то время функции управления сельского хозяйства – Авт. ): - Запиши задания для ваших колхозов. - Но у меня уже разработаны задания… - Ну и какие они? Короче, выясняется, что задания райзо сметают все наши планы. - Я буду доводить тракторным бригадам свои, эмтээсовские, задания. В апреле мы сеять не будем, - заявляю запальчиво. - А ты не кипятись зря, не советую. А то тебя быстро остудят.

6

- Во–первых, не буду я ломать планы, которые разрабатывались в течение месяца, причем детально. А ваши задания – филькина грамота. Это во–вторых. - Это задание райисполкома, да и райкома партии, если хочешь знать. А это закон, имей это в виду, - гремел, накаляясь, голос главного агронома райзо Николая Павловича Киселева. - А мы тогда здесь зачем? Свои задания ломать не будем. - А мы вытащим тебя на исполком и изобьем так, так что на всю жизнь запомнишь. Не играй с огнем! И разразилась буря, потому что в заданиях тракторным бригадам с 20 апреля по 5 мая я не поставил сев пшеницы. Как- то возвращаюсь вечером с полей, а мне сообщают, что срочно и в обязательном порядке должен прибыть в райком на районное совещание. Захожу в заполненный до отказа зал. Секретарь райкома Куприн держит речь. Прохожу в конец зала на свободное место, а взоры всех присутствующих следят за мной, и все смотрят на меня с каким–то изумлением. Понял – я сегодня здесь именинник. Но в честь чего, не мог и предположить. И вот слышу в адрес Ордынской МТС: - Такие действия сегодня невозможно расценивать иначе, как преступление. Прокурору, товарищу Ярошенко дано указание провести расследование. По окончанию заседания подхожу к столу, где еще стоит секретарь райкома и с возмущением говорю: - Надо сначала разобраться в сути дела, прежде чем бросаться такими громкими обвинениями на весь район. Нашли преступника! - Вот прокурор и разберется. Прокурор в моих действиях криминала не нашел. Но я обратился к начальнику областного управления сельского хозяйства. Высказав свое глубокое убеждение, что ранние посевы пшеницы ( первая декада с начала полевых работ) отрицательно сказываются на урожае, поделился своим возмущением: « Почему судьба урожая решается не агрономически грамотной продуманностью, а заданиями, которые просто фабрикуются в кабинетах райзо?» Эх, молодо–зелено! На что замахнулся! Да еще как «фабрикуются»! В пику тому, за что борются райкомы, обкомы, да и ЦК. Ведь сельское хозяйство в упадке,

6

продовольственный кризис. Нужно как можно больше вырастить хлеба, а техники мало. Поэтому, начав сеять, как только позволит погода, хозяйства заканчивали посевную с огромным опозданием. А я требую, чтобы сеять начинали на 5–7 дней позже!.. Однако и в хозяйствах росло сопротивление слишком ранним срокам сева. Тон, конечно, задавали агрономы. Опять вызывают на бюро райкома партии. Этот эпизод заслуживает того, чтобы на нем остановиться поподробнее. Итак, еще очень молодой по стажу агроном, один на весь район с высшим образованием ( ишь, объявился «грамотей»!), одержимый желанием перемен в полеводстве, вызван на « суд партии». Специально для этого приехал из Новосибирска заведующий сельхозотделом обкома партии И. Ф. Васильев. И вот, « глубоко содержательную речь» держит наш секретарь Куприн. Хочу сказать, что, несмотря на то, что райком взял меня в оборот, я не потерял еще огромного уважения к руководству районной партийной организации, в рядах которой состоял сам. Но на сей раз своей нарочно заумной речью Куприн меня как- то разочаровал: - И каковы напрашиваются логические выводы? – вопрошал он. И резюмировал: мои действия не укладываются в понятие борьбы за урожай, а, наоборот, выливаются в дискредитацию ее, являются упражнениями в демагогии, вредной для производства и наносящей удар… Ну и тому подобное. Надо же! Дальше стало ясно, что все присутствующие здесь болеют за урожай и хорошо знают, как за него надо бороться. И только одного старшего агронома Ордынской МТС это не заботит. И вот предложение: исключить из партии и снять с работы. От представленного мне для оправдания слова я отказался: - Мне после всего сказанного добавить нечего. Я буду писать в ЦК. Бросил реплику обкомовский Васильев:

- Для него обком уже не инстанция, от только в ЦК изволит аппелировать. Но, очевидно, все же сценарий был спланирован заранее или сам собой предполагался. Словом, в мою защиту вдруг выступил директор МТС Ф. М. Бакуров:

6

- Нельзя так вот сразу рубить по молодому специалисту. Много ли их у нас? Работает он с душой. Но возможны и ошибки по неопытности! Указать ему на них, наказать как- то за слабую государственную дисциплину… На том и порешили, записав все же выговор с занесением в учетную карточку. И до сих пор не ведаю, с какой именно формулировкой. Надо сказать, что решение бюро крыльев мне не подрезало. По дороге домой Бакуров сказал: - Брось… Плетью обуха не перешибешь. - Как так?! Ничего подобного! Надо в ЦК писать. Это товарищ Сталин просто не знает о мудрствованиях на местах. На следующий год, когда Куприн на агрономической конференции предоставил мне слово, я ему заявил: - Но я вынужден тут буду тут вновь допустить крамолу. Как хотите. - Ничего–ничего, - одобрил секретарь, - выкладывайте все, что полезно для дела. Так я ершился для дела. Да только сдвигов почти не было. И что поражало: все вышестоящие над МТС и колхозами эшелоны руководства интересовались урожаем в последнюю очередь! На первом плану у них были цели сегодняшнего, текущего дня: справиться с севом, с уборкой, с хлебозаготовками. А какой будет урожай – это уже как Бог пошлет. За годы моей работы в МТС (1947–1958 гг.) бесполезно было даже пытаться в разгар уборки, в хорошую сухую погоду заняться засыпкой семян из добротного зерна. Какие там семена, когда « стране нужен хлеб!», а «первой заповеди зеленую улицу». И это преподносилось чуть ли не как фактор мирового значения для судеб социализма на всей планете. Так что бывало, что и без семян оставались: « Хлеб государству нужно отдать. Так требуется». А семенами государство обеспечит, дескать, всех весной полностью. Ну и обеспечивали – привозили откуда–то издалека основательно « поджаренные» семена. … Прошло шесть лет моей агрономической страды. Накопился багаж борьбы против ранних « штурмов» сева, против посягательств на семена, против безмерного расширения посевной площади под зерновыми, сметающей попытки внедрения разумной системы земледелия, перехода к севооборотам. И тут, как нельзя кстати, прибыло солидное подкрепление в лице единомышленника, нового

6

директора Ордынской МТС, М. Н. Мельникова, посланца партии на село из Новосибирска. Мне здорово повезло с прибытием Мельникова: начался новый, особо воинственный и действенный период борьбы с рутиной в сельскохозяйственном производстве. Он оказался решительным и упорным энтузиастом в лучшем смысле этого слова. За пять лет, что ему удалось проработать в МТС, он « заслужил» массу строгих выговоров, шишки на него сыпались и от райкома, и от облуправления, от замминистра даже. И все – за инициативу, за несгибаемость, за непочитание, как говорится, родителей. На первых порах пытались больше осадить меня: директор–новичок, а главный агроном МТС уже со стажем, да к тому же слишком прыткий. И вот на совещании в облсельхозуправлении заслушивается мой отчет о ходе посевной. Открывая совещание, заместитель председателя облисполкома Модест Остапович Симон, во вступительном слове упрекнул меня за « слабое агрономическое руководство посевной». В районе в это время бомбили руководство Ордынской МТС как саботажников – в то время, когда другие МТС уже имели существенный процент сева, Ордынская, мол, только изволит разворачиваться. Перед тем, как предоставить слово выступающим, М. О. Симон предупредил: - Давайте не будем тратить время на перечисление объективных причин, жалоб и просьб, а говорить по существу: как выправить положение с посевной, заложить основу урожая. С этого предложения я и начал свое выступление. - Хотя Модест Остапович и предупредил, о чем сегодня стоит говорить, а о чем нет, я все же вынужден повести разговор по проблемам, которые сегодня не рекомендуются. И подчеркнул, что при существующем техническом оснащении страну хлебом не накормить, а помощи, к сожалению, от области ждать не приходится. - Будет ли польза от этого совещания, на котором мы только помитингуем, покаемся в прегрешениях и дадим клятву сделать невозможное? Мы, например, ищем путь по снижению ударов по урожайности. Нас упрекают за низкий процент сева, а мы в этом греха не видим. В этом году мы более капитально провели работы по прибивке влаги и, пока трактора после ремонта еще не израсходовали силы,

6

навалились на весновспашку. Сделать это в первой половине посевной, значит сохранить влагу, не пахать тяжелую, пересохшую почву в конце посевной. И вот за лучший вариант действий нас пытаются схватить за руки. Когда же, наконец, нам перестанут мешать? … Не получив осуждения, мы с директором вернулись с областного совещания приободренными. На следующий год, решили мы, надо « прибавить обороны»: начало весны усиленно использовать для проведения предпосевных работ, сдвинув сроки начала сева хотя бы дней на пять в сторону оптимальных. А райком партии и его нового секретаря, Сергея Ивановича Ермакова, беспокоило совсем другое – как бы пораньше ухватиться в наступающую весну за посев, вырваться бы вперед по этому главному показателю! Приглашаются в райком ряд руководителей, в том числе и мы с Мельниковым. Многие опять высказывались: посевную надо начинать пораньше, пока пойдет раскачка, начнут выявляться всяческие неполадки, то да се… Ермаков доволен: - Ну- ка, а как другие районы? – говорит он, потянувшись к телефону. И быстро связывается с соседями, с кочковцами и коченевцами. – Как у вас весна?... Когда планируете начать сев? Потом говорит нам: - Скрытничают, хитрецы. Но чувствуется, что тоже на взоде. Мельников молчит. Значит, в атаку идти мне. И я говорю напрямик: - Это все старая песня, про раскачку и недоделки. Опять за старое: только наступит оттепель и засвербило, зуд соперничества опять покоя не дает. Опять с первой борозды за посевную? А урожай? Без агромер его опять не будет. Закончилась « дискуссия» мирно. - Значит, решили так, - сказал Ермаков. – Ненужной погони за сводкой не будет, но посевную развернуть организованно, без опоздания и вести ее в нужном темпе. А у нас, в МТС, была своя стратегия: 1. В первую пятидневку весенне- полевых работ вся техника работает только на тщательную прибивку влаги и на весновспашке. 2. Вторая пятидневка – весновспашка, завершение, где надо, повторного боронования зяби.

6

3. Третья пятидневка – весновспашка, провоцирование сорняков. Начало сева только с 7 мая. Исходя из этого, мы довели задания тракторным бригадам. Под каждым заданием текст: раньше 7 мая не сеять! Увидев такой приказ, секретарь райкома партии по зоне Ордынской МТС, М. Г. Похлебин, схватился за голову и кинулся к Ермакову. Но Ермаков всю посевную к нам так и не заглянул. Действуйте, мол, и отвечайте. Но борьба шла! Заведующий сельхозотделом райкома партии Лебедев попросил Мельникова прихватить его с собой в тракторные бригады. Дело было 5 мая. Приехали в первую бригаду. Зав. отделом интересуется у бригадира Ю. Кремана: - Как идет сев? Бригадир, разумеется, отвечает, что еще не начинали. - Как? Почему?! Я вам от имени райкома даю указание немедленно развернуть сев! - А я выполняю приказ директора… Лебедев попытался обрушиться на Мельникова. Результат: Мельников высадил Лебедева посреди поля и уехал. … Сколько бы нам удалось сделать, если бы нам не мешали! Не хочется винить во всем райком: им руководил обком, а обкомом – ЦК. Ах, если бы была самостоятельность, если бы была вера в людей… И перестройки никакой не надо было бы сегодня. Новую ломку принес с собой 1958 год, когда были ликвидированы МТС. Как руководящие отраслевые звенья забрезжили райсельхозинспекции. Меня прочили ее главным агрономом. Но мне было жаль МТС, жаль нашего творческого, боевого настроя. А, может быть, молодости? Но сейчас, сквозь годы, вижу: не было бы маленьких ручейков стойкости и творчества, поисков и противостояния откровенной глупости – не было бы никакого движения, никакого проблеска.

Личный архив автора. Магнитофонная запись 1990 года

10. Рассказывает Михаил Никифорович Мельников, начальник Ордынской МТС в 50- х годы 20 века … До сих пор помню весну 1953 года.

6

На ускоренных курсах директоров МТС при сельхозинституте нам сумели дать начальные знания по вопросам земледелия. И к первой посевной в своей жизни я уже твердо знал, что земля должна прогреться вешним солнцем, только тогда начнется активный аэробный процесс, или деятельность микроорганизмов, работающих на « кухне» растений при доступе воздуха, что необходимо подождать, пока взойдут сорняки, уничтожить их предпосевной обработкой и только после этого сеять. Для горожанина, который судил о сельском хозяйстве только по прилавкам продуктовых магазинов, не так уж и мало. Я был движим добрыми побуждениями « поднимать сельское хозяйство» и, конечно, стремился показать, что и мы не лыком шиты, в первую же посевную. Главный агроном Кудюров принес мне план организации весенних полевых работ. Пока я читал, он, скучая, смотрел на пустующий двор. Суть плана заключалась в том, что своими старенькими « хэтэзками» и плохонькими «натиками» можно, хоть и через силу, одолеть 20 тысяч гектаров весновспашки ( паров и зяби было всего 2 тысячи га), но при условии, что до 5-7 мая ни один трактор не будет переключен на лущение, культивацию и посев. - Растреплют ( ресурсы – Авт. ) на легкой работе, - пояснил Кудюров, - пахоту не вытянут. А сеялки и « на выдохе» таскать будут. - А когда лучше всего начинать сев? - И по науке, и по состоянию парка – лучше всего 6-7 мая. - Отлично! – подытожил я и поставил размашисто «Утверждаю», дату и подпись. Кудюров улыбнулся. И были в этой улыбке боль, превосходство опыта и ирония. Это стегнуло по самолюбию. Дело в том, что Кудюров – бывший директор Ордынской МТС, которого в районе советовали « гнать в три шеи» от хозяйства: только будет ставить спицы в колесницу, а в области рекомендовали на должность главного агронома. Я согласился с этим предложением. И вот теперь впервые усомнился в правильности этого решения. Кудюров, видимо, понял мое состояние, вернулся почти от двери. - Бумажка это пустая, а не план! - ?! - Нет, расчеты все верные, да нереальные. В том смысле, что нажмут – и вы же в один час все перевернете с ног на голову.

6

- Никогда! - Поживем – увидим! Я собрал всех агрономов, бригадиров тракторных бригад и заставил расписаться в приказе, категорически запрещающем без моего письменного заявления снять хоть один трактор с весновспашки. И начались для меня кошмарные дни: внушения, отчеты, угрозы, прямая брань, сочувственно- похоронные улыбки и похлопывания по плечу. Каждая передовая статья районной газеты била в набат и, наконец, 3 мая потребовала: «Пора призвать к порядку зарвавшихся руководителей Ордынской МТС во главе с товарищем Мельниковым». Забегая вперед, скажу, что мы не сдались и сев закончили в мае ( хотя на трактор была самая высокая нагрузка в области), тогда как соседние МТС пахали и сеяли вплоть до 10 июня. Но тогда был гневный многочасовой разнос, была резкая стычка с приставленным ко мне уполномоченным, которого пришлось « высадить» из машины прямо в степи, было круглосуточное бдение на полях. В темнейшую ночь с 3 на 4 мая я прочно посадил в грязь свой вездеход ГАЗ-67. Чертыхаясь, добрел часам к трем ночи на полевой стан второй бригады колхоза им. Димитрова ( село Шарап). На стане был только сторож Рыжков. Мужчина еще не старый, лет сорока пяти, но давно записавшийся на «стариковскую работу». Относились к нему односельчане без уважения, как к человеку « бросовому». Пока я развешивал около железной печки мокрую одежду, он лишь покряхтывал. Когда я уже пригрелся и начал подремывать, он, не обращаясь ко мне, раздумчиво произнес: - Нелегка, видать, шапка Мономаха… Ну, да за одного битого двух небитых дают. А оно, глядишь, и все образуется. Оно и по другому жить можно: плетью обуха не перехлещешь… Это, конечно, если кишка тонка. Сон как рукой сняло. А Рыжков продолжал: - Мы, признаться, недолюбливали тебя: пришлый, шумный, легкий какой- то, солидности директорской нету. Да видим, за доброе дело стоишь смело. - Кто вам сказал? - Земля слухом полнится. - Ну и что ( говорят) трактористы? - Разное говорят. Одни: « Стену лбом не прошибешь». Другие: « Много шума из ничего». А мужики солидные – ценят. Ты молод, горяч… А горячий конь скоро запалится.

6

Вечером судили тут: отменил свой приказ или утром отменишь? Мое отношение к Рыжкову менялось на глазах. И я уже на равных спросил его: - А что мне делать? - Это – твое дело, с горы оно видней. Риск, конечно, большой. Могут и снять с работы, прежде чем правоту свою докажешь. - А вы здесь жили раньше? - А где же? От Шамонинских колков к Шубинке – ложок помнишь? Тут и поле наше было. - А когда сеять начинали? - Раньше- то агрономов не было, а начальство не распоряжалось. Все по старикам смотрели. Они говаривали: сеешь до Егорьева дня (6 мая – Авт. ) – имей двойные семена. До Егория ни скотину в поле не выгоняли, ни пшеницу не сеяли. Заморозки убьют. Да и земля холодная – лежит зерно, плесневеет. По березам тоже судили: почки полопались – начинай сеять, лист вырос – кончай: лист березовый в пятак, что сей, что бросай семена так. Не успеет, значит, пшеничка до заморозков вызреть, побьет ее. Еще была присказулька: «Сеять после Миколы (22 мая – Авт. ) – урожая не видать. … Разговор на полевом стане поддержал меня, помог выстоять. И я с благодарностью вспоминаю Рыжкова. Много лет спустя перестали гнаться за ранним севом, установили оптимальные сроки. И за несколько лет исчезли овсюг и дикая конопля, поднялся вдвое урожай. Но самое интересное, что оптимальными для нашей зоны оказались сроки: конец первой декады мая – начало третьей. Но ведь это же время от Егория ( св. Георгия) до Миколы ( Николая угодника)! Иными словами, наши предки хорошо знали сроки сева.

М. Н. Мельников. Поиски сокровищ. Записки фольклориста., Западно – Сибирское книжное издательство, Новосибирск, 1985, стр.28-32

( в сокращении)

6

Источники и литература

1. В. Н. Востриков. Послевоенное восстановление и противоречия этого периода., Новосибирск, 2002, стр. 16-17; Бочарова Л. С. О восстановлении и дальнейшем развитии социалистического сельского хозяйства Новосибирской области в послевоенный период (1945-1953 гг.). Вопросы истории советской Сибири. Научные труды. Историческая серия. Выпуск 2., Издательство Новосибирского государственного университета, Новосибирск, 1968, стр. 310-314.

2. Государственный архив Ордынского района (ГАОР), ф. 30, оп. 1, д. 139, л. 75. 3. В. Т. Анисков. Жертвенный подвиг деревни. Крестьянство Сибири в годы Великой Отечественной войны., Новосибирск, 1993, стр. 140. И после этого находятся личности, всерьез утверждающие, что во времена Брежнева граждане СССР потребляли мяса меньше, чем в войну. См.: Алексей Пиманов. Чисто партийное убийство, «Алгоритм», Москва, 2011, стр. 232. Возникает вопрос, чего не хватает таким историкам — памяти, ума или просто совести? 4. Всемирная история. Том 11. Издательство «Мысль», Москва, 1977, стр. 15. 5. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 122, л. 13. 6. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 120, л. 17. 7. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 114, л. 2. Если кто-то из читателей думает, что это предел разрухи в колхозном животноводстве, то он ошибается. Когда эта глава была уже написана, автору попался на глаза следующий факт – все общественное стадо колхоза «Политотделец» Верх-Ирменского района в описываемое время состояло из 10 овец и 1 барана. См.: Ордынская газета. - № 22 от 23 марта 2013 г. 8. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 114, л. 3 – 7. 9. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 124, л. 13. 10. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 124, л. 8. 11. Наш адрес – колхоз «Большевик». Сборник. Новосибирск, Западно-Сибирское книжное издательство, 1980, стр. 60 – 61. Снабжение хлебом рабочих и служащих, а также членов их семей в 1946 году осуществлялось с перебоями итакими безобразиями, что с ордынским властями вынуждены были разбираться власти областные, чтобы навести в этом вопросе элементарный порядок. См.: А. А. Бурматов. Голод в Новосибирской области (1946-1948 гг.); Моя Сибирь. Вопросы региональной истории и исторического образования., Новосибирск, 2002, стр. 92. 12. Воспоминания А. В. Вахрушева опубликованы. См.: Ленинский призыв, 55 от 9 мая 1991 г. 13. Государственный архив Новосибирской области (ГАНО), ф. 110, оп. 1, д. 577, л. 20-21. 14. Ленинский призыв., № 136 от 13 ноября 1984 г. 15. Большевик., № 84 от 21 июля 1947 г.

7

16. Ленинский призыв., № 70 от 10 июня 1976 г. 17. Большевик., № 95 от 9 сентября 1947 г. 18. Большевик., № 58 от 16 сентября 1947 г. 19. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 128, л. 161. 20. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 128, л. 66. 21. Ордынская газета. - № 24 от 24 февраля 1997 г. 22. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 128, л. 161. 23. Рудольф Пихоя. Москва. Кремль. Власть. Сорок лет после войны. 1945-1985, Издательство «АСТ Русь-Олимп Астрель», Москва, 2007, стр. 74-77. Всего по этому указу в СССР с 1948 по 1953 г. было репрессировано 33 тысячи колхозников и 13 тысяч членов их семей. 24.ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 130, л. 28-31. 25. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 135, л. 105. 26. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 130, л. 62. 27. Там же, л. 106. 28. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 132, л. 174. 29. Там же, л. 175. 30. Там же, л. 146. 31. Там же, л. 134 32. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 130, л. 106. 33. Документы по делу А. И. Бычковой даны в приложении к настоящей главе. 34. Ленинская трибуна., № 98 от 5 декабря 1953 г. 35. Ленинская трибуна., № 25 от 1 марта 1954 г. 36. Д. Г. Хаяров. Фронтовики в Западной Сибири: адаптация к мирной жизни (1945 – 1950 гг.). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук., Новосибирск, 2003, стр. 26 37. С. Н. Андреенков. Аграрные преобразования в Западной Сибири в 1953-1964 гг., Новосибирск, 2007, стр. 21. 38. ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 508, л. 47. 39. ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 131, л. 3. 40. там же, л. 13. 41. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 138, л. 55. 42. ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 508, л. 53. 43. Ленинский призыв., № 140 от 24 ноября 1982 г. 44. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 138, л. 56. 45. там же, л. 24 46. ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 539, л. 52. 47. ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 541, л. 15. 48. ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 539, л. 27. 49. ГАОР, Ф 30, оп. 1, д. 124 50. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 114, л. 4-7. 51. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 132, л. 147. 52. Александр Борисов. От «Большевика» до «Ирмени». Ордынская газета., № 9 от 24 января 2000 г.

7

53. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 114, л. 2-6; д. 124, л. 37. 54. ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 541, л. 15. 55. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 128, л. 27 – 28. 56. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 139, л. 16. 57. Там же, л. 18. 58. Там же, л. 252 59. Ленинская трибуна., № 13 от 11 февраля 1951 г.; ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 575, л. 85. 60. В. А. Ильиных. Налогово-податное обложение сибирской деревни. Конец 1920-х – начало 1950-х гг., Новосибирск, 2004, стр. 164 – 165. См. также: Рудольф Пихоя. Москва. Кремль. Власть, стр. 80-81. 61. Народное хозяйство Новосибирской области и города Новосибирска. Статистический сборник., Новосибирское книжное издательство, 1957, стр. 60 – 85. 62. ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 573, л. 82. 63. Там же, л. 57. 64. ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 577, л. 45. 65. ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 543, л. 28 – 29. 66. С. Н. Андреенков. Аграрные преобразования в Западной Сибири в 1953-1964 гг., стр. 24.; Большевик., № 40 от 26 июля 1947 г. 67. ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 573, л. 90 – 91. 68. там же, стр. 30 – 31. 69. там же, л. 54 – 56. 70. ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 575, л. 95. 71. там же, л. 62. 72. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 127, л. 98; ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 539, л. 61. В 2013 году автор хроники частично опубликовал данную главу в качестве отдельной работы «Послевоенная повседневность ордынской деревни (1945-1953 гг.) в сборнике «Освоение и развитие Западной Сибири, 16-20 век», вышедшем в Новосибирске. Далее часть ссылок дается по названной статье. 73. Лыков О. М. Послевоенная повседневность ордынской деревни (1945-1953 гг.). Освоение и развитие Западной Сибири, 16-20 век, Новосибирск, 2013, стр. 238. 74. Лыков О. М. Послевоенная повседневность ордынской деревни, стр. 238. 75. Лыков О. М. Послевоенная повседневность ордынской деревни, стр. 238. 76. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 139, л. 183. 77 – 79. Лыков О. М. Послевоенная повседневность ордынской деревни, стр. 238. 80. Большевик., № 48 от 1 сентября 1947 г. 81. Ленинская трибуна., № 103 от 24 декабря 1953 г. 82. Лыков О. М. Послевоенная повседневность ордынской деревни, стр. 239. 83. Ленинский призыв., № 29 от 8 марта 1975 г.

7

84. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 126, л. 13 – 14. 85. Ордынская газета., № 117 от 23 сентября 2004 г. 86. Ленинская трибуна., № 72 от 6 сентября 1951 г. 87. Большевик., № 57 от 14 сентября 1947 г. 88. Большевик., № 62 от 5 октября 1947 г. 89 – 92. Лыков О. М. Послевоенная повседневность ордынской деревни, стр. 241-242. 93. Ленинский призыв., № 120 от 4 октября 1980 г. 94. Ленинская трибуна., № 90 от 7 ноября 1953 г. 95. ГАОР, ф. 30, оп. 1, д. 131, л. 59, 60. 96. Ордынская газета., № 120 от 30 сентября 2004 г. 97 - 98. Лыков О. М. Послевоенная повседневность ордынской деревни, стр. 243-244. 99. Ленинская трибуна., № 62 от 2 августа 1951 г. 100. Большевик., № 18 от 2 марта 1952 г. 101. Лыков О. М. Послевоенная повседневность ордынской деревни, стр. 245. 102. ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 573, л. 79; Ленинская трибуна., № 51 от 21 июля 1951 г. 103. Ленинская трибуна., № 17 от 28 февраля 1952 г. 104. Ленинская трибуна., № 87 от 29 октября 1951 г. 105. Ленинская трибуна., № 10 от 3 февраля 1952 г. 106. Ленинская трибуна., № 17 от 25 февраля 1951 г.; ГАНО, ф. 110, оп. 1, д. 575, л. 89. 107. Подобные надписи на бюллетенях для тайного голосования регулярно публиковались после выборов в «Ленинской трибуне». См., например: Ленинская трибуна., № 15 от 18 февраля 1951 г. 108. Ленинский призыв., № 79 от 30 сентября 1951 г.