Соколов Д. Ю.Сказки и сказкотерапия. — М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001.— 304 с. (Серия «Как стать психологом»).ISBN 5-04-008400-5«В маленьком озере жил крокодил, очень красивый, приятный такой... Очень он там хорошо жил, кушал вкусно, на прогулки ходил, к знакомым в гости... Так продолжалось много лет. А потом пруд высох — и крокодил исчез. Никто не знает, куда он делся». Вот такие печальные и не только истории, а также ящеры, дети, Эрик Берн, братец Гримм, фиолетовый котенок, дедушка Фрейд, Милтон Эриксон, детский сад, блудный сын, метафоры, нейролингвистическое программирование, желтый цыпленок, В. Я. Пропп, дети и мамы, волшебные помощники, Баба-Яга, сценарный анализ и многое другое в маленькой, но содержательной книге Дмитрия Соколова, терапевта по профессии, сказочника по жизни.Во втором издании известной книги не только ничего не исключено, но, напротив, добавлено много новых сказочных историй.Для всех, в чьей жизни или работе не хватает сказки и волшебства.ББК 88.5

СОДЕРЖАНИЕПредисловие.......................5

Сказки и сказкотерапияСУНДУК..........................9ЛЕНЬ-РЕКА.......................15ФИОЛЕТОВЫЙ КОТЕНОК...............25СКАЗКА О МИЛОСТИВОЙ СУДЬБЕ..........33ЧАЙКА ДОЛЛИ.....................37ИСТОРИЯ ГОЛУБОГО ГОРОДА............47ЦЫПЛЕНОК.......................59ЗОЛОТАЯ ПТИЦА....................67ДОКТОР СКАЗОК....................78ПОЙМАЙЧИКАГАО С ПЛАНЕТЫ ЛЮДЧЕЙ......90ИВА И РУЧЕЙ......................108ДЕД, ВНУЧКА И БОЮСКИ..............120СОБАКА ДИКАЯ....................130СОН ПРО МУЖИКОВ.................139ЯЩЕР....................'......145ТАЛАНТ........................-.160CANZONATHERAPEUTICA..............167БЛУДНЫЙ СЫН....................179

Оглавление маленьких теоретических главСКАЗКОТЕРАПИЯ КАК ЕЕ НЕТ............12ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ К ПСИХОЛОГИЧЕСКОМУАНАЛИЗУ СКАЗОК...................21КОД В МЕШКЕ.....................29ИНТЕРЬЕР СКАЗОЧНОГО МИРА...........65СТРУКТУРА ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИ..........72СКАЗКИ И ПСИХОТЕРАПИЯ..............86ИНИЦИАЦИЯ.....................103QUEST FOR UNHAPPINESS..............115ПРИНЦИПЫ СКАЗОЧНЫХ РЕШЕНИЙ........126СКАЗКИ ПРО СЕБЯ..................151СКАЗКИ ПРО СЕБЯ: ПРОДОЛЖЕНИЕ........163В ПРОТИВОПОЛОЖНУЮ СТОРОНУ.........172МЕТАФОРИЧЕСКИЙ ЯЗЫК В ПСИХОТЕРАПИИ . . 185 ПРИЛОЖЕНИЕ.....................193

Лунные дорожки, или Приключения принца ЭноКОРОЛЬ И ЛУННАЯ ЖЕНЩИНА...........207ОДНА НЕДЕЛЯ СТАРОГО ФОКУСНИКА.......217БУНТ ПРОТИВ КОРОНЫ...............222ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПРИНЦА ЭНО...........225ЧИСТАЯ ПРАВДА...................233ВСТРЕЧА В ГОРОДЕ ГРЕНАБЛЬ...........236БОЛТОВНЯ......................243ПРОКАЗЫ ЖЕЛТОЙ ОБЕЗЬЯНЫ...........246ПЕС И ВОЛЧИЦА...................250КАК ЖЕЛТАЯ ОБЕЗЬЯНА ЕДВА НЕ СТАЛАКОРОЛЕВОЙ И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО......254ПРОДОЛЖЕНИЕ СКАЗКИ«ПРИНЦЕССА НА ГОРОШИНЕ»...........258ОДИН ЛИСТ......................262ТАКАЯ ЛЮБОВЬ....................265СОЛНЕЧНЫЕ ЗАЙЧИКИ И ЛУННЫЕ ВОЛКИ .... 270ЧАЙНЫЕ СЛУЧАЙНОСТИ...............274ПЕРЕПИСКА......................276ЧАЙНЫЕ СЛУЧАЙНОСТИ (ПРОДОЛЖЕНИЕ) .... 284 РЕМИНИСЦЕНЦИИ ЖЕЛТОЙ ОБЕЗЬЯНЫ.ЧАЙНЫЕ СЛУЧАЙНОСТИ (ОКОНЧАНИЕ)......286ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПРИНЦА ЭНО (ПРОДОЛЖЕНИЕ). 290ВОЗВРАЩЕНИЕ ПРИНЦА ЭНО...........295

БРОДЯЧИЙ ТЕАТР ЖЕЛТОЙ ОБЕЗЬЯНЫ......298

ПредисловиеДавайте сразу договоримся: сказки — это одно, сказкотерапия — другое. Те сказки, которые используются в реальной психотерапевтической работе, на бумагу, как правило, не ложатся и чужому уху непонятны (невнятны). Литературные же сказки могут служить в терапии профилактикой, тренировкой, иллюстрацией, моделью, развитием контакта, но никак не основным средством.Почему же они помещены в одну книгу? Во-первых, во имя древних попыток сблизить литературу и психологию — и не на уровне рассуждений «что стоило бы принять во внимание...», а в виде готовых продуктов. Во-вторых (и во-первых), автора давно интересует использование методов психотерапии в мирных целях. Накоплено такое количество замечательных приемов работы с больными, что явно есть чем поживиться здоровым. Многие из напечатанных здесь сказок (как ни стыдно в этом признаваться) «сделаны» на основе психологических теорий и при проигрывании психотерапевтических техник на себе самом. В-третьих (оно же во-первых), многие из собранных здесь сказок были когда толчком, а чаще результатом реальной терапевтической работы с пациентами и с собой. Итак, книга содержит:— Сказки;- комментарии к ним;маленькие теоретические главы о сказкотерапии и сопутствующих идеях.Очень рекомендуется отнестись к этим частям как к отдельным книгам и читать залпом только выбранную линию (благо они выделены разными стилями). Прохвост, двинувшийся напролом, рискует превратиться в автора.Сказки и теория написаны (или переписаны) мною. В комментариях участвуют также

Сказки и сказкотерапияДействующие лица:Автор, он же Братец Гримм — худощавое сплетение рук и ног. 26 лет.Критик, он же Братец Вайнер — толстяк, курильщик, циник. Неполных 30.Строгая учительница — преподаватель русского языка и литературы средней школы. Супруга Критика. Те же 30, но. вы бы не угадали.Розовая девушка — чудесное создание. 19 лет.Едкая девушка, она же Пофи — если искать аналоги, то скорее хиппи. Джинсы, водолазка. Лет 18-20-25.Психолог-милашка — молодой человек с образованием. 24 года.Настоящий мужик — физик или моряк. 47 лет.Маленький мальчик, он же Маленькая девочка. Скоро 10, а пока 7 лет.Дедушка Фрейд — как на портрете, исполненном для детского сада. Чистый образ.Дух Востока.

Сундук(Сказка вместо вступления)Одному волку надоела волчья жизнь, и он посватался к лисе. К открытке хотел он приложить сердце и лапу, да сердце так и не решил, чье, и приложил только лапу. Лиса ему не отказала. «За счастие почту, любезный муженек, — писала она, — ваши песни и советы. С любовью к предстоящей свадьбе. Лиса».Стал волк думать, что невесте на свадьбу подарить. Он перерыл всю нору и нашел старый железный сундучок. Стал сгрызать с него замок, но тот был мал, да крепок. Так и подарил волк лисе сундучок закрытым.А лиса подарила ему зайца.И стали они жить-поживать, зайца воспитывать.Что знают лесные звери о воспитании? Им лишь бы дитя было сыто да не мешалось под ногами, «Как ваш сыночек?» — интересовались соседи. «Ох, милый да славный, —

улыбалась лиса. — И знаете, такой честный».А вот честным заяц как раз не был. Он был выдумщиком и баловником. Чтобы при-струнить его, лиса ему как-то сказала:«У меня есть друзья, маленькие человечки. Они все видят и все мне рассказывают».Зайца страшно заинтересовали эти маленькие человечки. И он их себе преспокойно выдумал.. Стал с ними играть и разговаривать. Теперь, когда мама ругала его, он смотрел не на нее, а на человечков: так было интереснее. Лиса сердилась и кричала: «Смотри мне в глаза!» Но заяц уже не мог. Так и вырос — косой заяц. Смотрит прямо, видит влево.Всем своим знакомым заяц уши прожужжал про своих друзей-«человечков». Наконец белка попросила: «Покажи нам их». Заяц сказал: «Пожалуйста. Приходите ко мне домой в пятницу вечером. Мы с человечками устроим для вас театр».В пятницу вечером дом был полон. Знакомые зверята привели незнакомых, и они еле разместились в гостиной, где заяц повесил занавес. Время от времени заяц выходил из-за портьеры и говорил: «Внимание!» Потом заходил обратно. Наконец все расселись. Заяц вышел, посмотрел на часы и объявил: «Начало спектакля в семь часов. Осталась одна минута». И зашел обратно. Там, за портьерой, он позвал: «Человечки!» Но их не было. Конечно, выдуманные человечки не хотели выступать — их никто не мог увидеть, кроме зайца. «Эй, человечки, где же вы?.. Что же теперь будет?» В зале заерзали. Какой позор!.. Заяц открыл окно, выпрыгнул и убежал без оглядки.Напрасно его искали по лесу папа с мамой; напрасно сороки кричали повсюду: «Косой, косой, не ходи босой!» — заяц нигде не появился и ни в одну из них шишкой не кинул. Когда на следующий день родители отправились его искать, он вылез из-под кровати в своей комнате, где прятался, и стал бродить по дому. Он искал таких человечков, которыми можно было бы поделиться с другими. Он забрел на кухню. Побывал в кладовой. Посетил родительскую спальню. Там, в спальне, под кроватью он нашел старый сундук. Когда он лапкой прикоснулся к замку, тот сразу открылся. Заяц глазам своим не поверил. В сундучке жили... Но он действительно решил не верить своим глазам. Со скоростью пули заяц выскочил из дома, подбежал к дому своей подружки белки, постучался, схватил за руку открывшую хозяйку, приложил палец к губам и помчался с ней обратно. «Смотри», — открыл он перед ней сундучок. «Ой, какие милые, — удивилась белка, — это ты про них рассказывал, да?» — «Да, да, да! — прыгал вокруг сундука заяц. — Человечки, мои человечки!..»А потом он сидел с белкой у сундука до вечера, а человечки рассказывали им всякие ис-тории. Вечером, когда вернулись папа и мама, заяц выбежал их встречать. «Я нашел человечков!» «Главное, что ты сам нашелся!— обрадовались родители. —А человечки — это сказки». «Ага, сказки», — подтвердил один человечек, высунув голову из заячьего кармана. «Мы сказки и есть», — подхватил другой, который сидел у зайца на плече. «Мы все видим», — сказал первый. «И все слышим», — добавил второй. «И кое о чем рассказываем!» — сказали они в голос. И все втроем посмотрели родителям прямо в глаза.«Сказки так сказки. Пусть уж живут», — решили лиса с волком.И сундучок перекочевал в детскую.Маленькая теоретическая глава № 1 СКАЗКОТЕРАПИЯ КАК ЕЕ НЕТИдея сказкотерапии в ее общенародном понимании примерно такова: терапевт, зрящий в ядро проблемы, сочиняет сказку, в которой предлагает и/или внушает метафорическое решение этой проблемы.Я думаю, так почти не бывает.Это представление во многом возникло из историй о Милтоне Эриксоне и книг его последователей и дешифровщиков. Схема не учитывает некоторых моментов. Эрик-сон — гений, и никто другой так работать не умеет. Плюс книги о нем во многом стерилизованы, а его собственные статьи хорошо показывают, что метафоры были только очень малой —

пусть и важной — частью огромной, долгой и многосторонней работы. Большинство же остальных книг вообще сделаны просто: красивые иллюстрации, вырванные из контекста, теории «о том, как строить метафоры» и перепевы. Их похожесть на основоположников и друг на друга меня отталкивает; мне кажется, что выученное сохраняется в том же виде только в одном случае: если человек с этим вживую не работал. То, что пропускаешь через собственную работу, как минимум видоизменяется.Для меня сказка больше не снайперская винтовка, а оружие массового поражения.Я думаю, что сказка может быть использована для того, чтобы предложить пациенту, особенно ребенку, способы решения конкретной проблемы. Но это только один из возможных путей ее использования. Вот как я обозначил бы другие пути:1) Сказка дает великолепный общий язык для взрослого, работающего с ребенком. Обычно ониаразговаривают на разных языках. При этом двуязычен скорее ребенок, а проблемы с общением есть скорее у взрослого. (Тем более что это взрослый чего-то хочет.) Язык сказки их, естественно, сближает.2) Сказка более информативна, чем обычная стиснутая речь. Она не выдает свои положения за что-то более серьезное, чем символы, метафоры и аналогии. В этом плане сказки, которые сочиняют сами пациенты, дают и материал для анализа, и названия для индивидуально значимых понятий.3) Сказка способствует пробуждению детских и творческих сил в самом терапевте. Она активизирует то, что я бы назвал «метафорической железой», понимание и работу на уровне интуиции, архетипов, первого впечатления и т.п.4) Сказка несет свободу.Достаточно? Мне — да. По большому счету, я думаю, сказка — это один из инструментов, на которых хороший психотерапевт, как хороший музыкант, должен хоть чуть-чуть уметь играть (скорее барабан, чем фортепиано). И конечно, как всякий инстру-мент, она может стать любимым и основным. Что же касается сказки, бьющей в десятку конкретной проблемы, сочинить ее для себя трудно, для других капельку труднее. Дело еще вот в чем. Решение решению рознь. Я бы выделил три вида решений, которые может предложить сказка — и которые вообще могут работать в процессе психотерапии. Это, во-первых, «правильные» решения, то есть культурально принятые, всеобщие, авторитетные. Во-вторых, это свои решения самого психотерапевта, то есть его собственные способы, которые он успешно — или скорее привычно — использовал в своей жизни. И в-третьих, это собственные, личные решения самого человека, клиента. Всем этим решениям соответствуют разные стили работы, и все они работают по-разному. Правильные лежат на поверхности, они легче всего в употреблении и, пожалуй, наименее эффективны (нас всех туда уже тыкали). Свои решения — это, может быть, и есть самая массовая форма психотерапии. Их очевидная форма — совет. Замаскированная — большинство приведенных здесь сказок. А собственные решения — это вещь самая ценная, но и самая трудная. Они-то бьют в десятку, но поди их найди. Впрочем, можно, тем более что никто не обязывает делать всю работу на ощупь и в одиночку. После маленькой теоретической подготовки мы доберемся и до маленьких приемов, облегчающих дело.

Лень-рекаКап, кап, кап... Синь да тень, ночь да день, то ли снег, то ли дождь, коли век обождешь — там узнаешь... .Целый день среди стен, думать лень, кушать лень... Лень вставать, лень лежать, лень глаза открывать... Лень-река разлилась...Ах, и раздолье на Лень-реке! Вдаль уплываю на челноке! Ширь така! Глубь така! Хо-ро-ша Лень-река! Ох, хороша!Я на лодке плыву, весла волочатся. Хочу рыбу поймать большущую, жду, пока сама в лодку заплывет. Ловить-то лень! Но, однако, не плывет рыбина. Я размышляю: чего ж она ждет, в лодку не плывет? Думаю: борт высок. Взял топор, в борту дырку прорубил.

Вода потекла. Лодка моя ниже, ниже, ну и на дно приплыла. Рыбы кругом — море. Ну, не море, река. Только за хвосты хватай. Ну, мне хватать-то лень. Лежу и думаю: как мне рыбы-то наловить? Придумал. «Эй, — говорю, — рыбы! Как вам не лень плавать, плавниками да хвостами шевелить?» Рыбы забулькали, задумались. «И верно, — говорят, — лень!» Перестали они хвостами шевелить, стали на дно опускаться. И в лодку мою их нападало — целая гора. Тут я лежу, ленюсь, а кругом они лежат, ленятся, а иные-некоторые и на мне лениться пристроились: большие на пузе, мелкота в ладошках. «Ого, — думаю, — цельну лодку наловил, пора домой плыть». А как плыть: в лодке дыра, грести неохота. Придумал Лень-реку обмануть. И говорю ей: «Лень-матушка, ласкова касатушка! Приголубила ты меня и приютила, а я ведь — стыдно сказать — не твоего поля ягода! Парень я работейного складу! По утрам я — раз — зарядку делаю! Потом — бывает, что и полчаса — читать учусь, и букв знаю немало десятков! А уж рисовать примусь — хоть изба гори, свое домалюю! Ах, и стыдно мне в таком признаваться, но ведь...»Не успел и выговорить, как Лень-река испугалась, возмутилась, и меня с лодкой ка-ак выплеснула! Не только на берег, а так наподдала, что до родного дома мы в минуту домчались!Хороша Лень-река, привольна. А и дома хорошо. Рыбы у нас теперь всюду живут: мелкие вроде канареек, а на крупных мы как на лошадях катаемся.

Автор наедине сам с собой.Автор. Ума не приложу, как тебе удалось написать такую хитовую сказку. Расскажи-ка нам, как ты ее конструировал.Автор. Однажды я решил записать целую кассету сказок для болеющих детей. Не просто сказок, а целебных сказок. Самое трудное было, конечно, начать. И я решил не мудрствуя лукаво воспользоваться принципом подстройки и ведения. То есть начать прямо с начала, подстроившись к состоянию потенциального слушателя. Я стал погружаться в это состояние. Вначале вспомнил, как сам болел...Автор. Я обожал болеть в детстве...Автор. Вот ребенок лежит, куксится... И такая маленькая лень превращается в большую, когда лень не только в тебе, но везде вокруг. Она растекается, сливаются детали, и от слов остается скорее ритм, узор, будто рябь... Все, река сама появилась.Автор. Как интересно...Автор. Но! Я же не просто так туда лез! Дальше я хочу все это куда-то привести. И за подстройкой следует ведение. Я, вроде бы не изменяя обстановки, раз-раз туда лодочку. И состояние сдвигается изнутри. Само собой. Все, действие пошло! И без всякого резкого прыжка конец сказки уже вполне активный.Автор. И чему ты радуешься? Нашел хитрый способ манипуляции чьим-то состоянием? Автор. Э-э-э нет, там где произошла хорошая подстройка, — там уже никакой ма-нипуляции нет. Я сам прошёл через все это! И ленился, и взбодрился. Так что все честно.Вообще начало сказки очень важно. Оно должно быть правдивым! У сказки, когда она прыгает из одной головы в другую, нет ни времени, ни пространства для построения собственной реальности (да и непонятно, зачем ее строить). И в главные герои сказка старается заполучить самого слушателя. А для этого надо коротко и ясно описать ему сущность его же жизни. Хороший же слушатель — это тот, кто старается себя узнать. И

когда он кивает сказочной репризе: «Это как я!», происходит идентификация. Слушатель — особенно ребенок — становится героем и дальше разделяет его судьбу.А теперь посмотрим, с чего начинаются обычные сказки. Умирает король. Детей отводят в лес. На новорожденного ложится проклятие. Короче, большинство классических сказок начинается с чего-то, мягко говоря, грустного. Даже вот как; с того, что в нашем буквальном взрослом понимании называлось бы трагичным.О, это уже интересно. Зачем это нужно? Пока не будем об этом. Только предположим, что сказка — вовсе не плевое дело и что, может быть, она нужна не просто так. Во всяком случае народная сказка, которая смело берется разбираться с самыми грустными сторонами человеческой жизни. Авторские легко могут туда не лезть и даже скорее предпочитают так и делать.Критик. Знаешь, «Лень-река» — это, может быть, единственная приличная сказка, которую ты написал. Вот интересно, ты тоже ее... как ты там выражаешься... конст-руировал... по всяким своим психологическим канонам?Автор. Ты что, разве такое конструируется? Просто однажды я поклялся воспеть все гонимые и отвергаемые человечьи чувства. Я начал с лени, но это только первая проба. В непридуманном будущем я воспою хвалу гневу, ревности, жадности, страхам, тоске, депрессии и раздвоению личности.Критик. Слушай, что ты мелешь? Какая хвала тоске и депрессии?Автор. А какая хвала лени?Критик. Ну, лень — приятная штука, не скажи... Она дает... негу, что ли... Нуда, она дает негу.Автор. А тоска? Подумай: сладкая тоска по своей невинности. Томление воспоминаний о собственней доблести. А уж тоска по детству — просто психологическая нирвана.Критик. А депрессия?Автор. А депрессия — может, не клинический, но нормальный молодежный депресняк — для кучи народа является главной движущей силой. Если не вперед, то вообще хоть куда-то. Но тут даже не в этом дело. Просто я думаю — или я даже уверен, — что любая из наших страстей и любое наше состояние обеспечено серьезной душевной валютой. Это, во-первых, энергетическая валюта, то есть специфический источник энергии, к которому только это состояние имеет доступ. Во-вторых, это валютаальтернативного понимания жизни, то есть особая, обычно вполне развитая и проду-манная логика. А я — альтернативщик. То есть вслед за Василь Васильевичем Розановым я полагаю, что на предмет нужно иметь не одну точку зрения и не две, а миллион.Критик. И не лень тебе их столько придумывать?Автор. Ну, если очень активно не закрывать глаза и прорубить в своем борту хоть маленькую дырку, то они в лодку к тебе сами падают.Критик. Так-таки сами?Автор. А вот и сами. И сами же рассаживаются по местам. Мелкие вроде комментариев, а крупные мы в теорглавы отправляем.Маленькая теоретическая глава № 2ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ К ПСИХОЛОГИЧЕСКОМУ АНАЛИЗУ СКАЗОКГоворя о психологическом анализе сказок, я вовсе не утверждаю, что сказанное имеет отношение к их реальному происхождению. Мне не важно, как возникли сказки; я просто думаю, что в любом случае — представляют ли они собою зашифрованные ритуалы, десакрализованные мифы, исторические хроники или младенческий бред — они производят какое-то психологическое действие на современного ребенка и взрослого. Именно оно меня и интересует. Кроме того, я не представляю, как могла бы сказка так сохраниться и продолжать жить в культуре, буквально всем отличающейся от той куль-туры, где она первоначально возникла, если бы она не была наполнена каким-то важным психологическим содержанием. У нас и у тех древних народов все разное — язык, государство, обычаи и т.д. — и трудно представить, что нас может объединять, если не устройство психики.

Одной из привлекательных для меня сторон психологии является отсутствие в ней главенствующей точки зрения. Каравай, каравай, кого любишь — выбирай. Нам тем более есть из чего, потому что сказки — слишком очевидная вещь, и почти ни одна серьезная психологическая школа не прошла мимо того, чтобы дать свой способ их анализа и понимания.Один из самых простых подходов — поведенческий, или бихевиоральный — велит относиться к сказкам как к описанию возможных форм поведения. Чисто прагматически сказки могут объяснять ребенку «Что будет, если...» Сказочный посыл тут оказывается абсолютно реалистичным. Принцип из «Репки»: не получается — пробуй еще раз, привлекая любые доступные ресурсы. Из «Колобка»: как далеко можно отойти от мамы. На шаг — ничего, на два — спокойно, натри — нормально, на четыре — съедят. Из девочки в услужении у Морозко: слушаться надо. И так далее. Трансактный анализ обращает основное внимание на ролевые взаимодействия в сказках. Иными словами, каждый персонаж может описывать реального отдельного человека, вернее — определенную роль, которую человек может играть или даже брать в основу своего жизненного сценария. Эрик Берн прекрасно описал, как может вести себя в жизни Красная Шапочка или Спящая Красавица. Когда-то посмотрев таким образом на русские сказки, я подумал, что хитрая лиса, глупый волк и удачливый заяц могут быть описанием обычной семьи из мамы, папы и сына. Это стало основой сказки про сундук.Другой очень плодотворный подход рассматривает героев сказки как субличности, части «я» одного человека. Это в основном является точкой зрения юнгианской аналитической психологии. Все, что происходит в сказке, можно представить как внутренний процесс, в котором, например, принц — сознание — ищет принцессу — аниму, женское начало — и в процесс вовлечены его собственная мудрость (лесной старичок-советчик), слепая агрессия (дракон) и так далее.Те, кто уделяет основное внимание эмоциям, также часто рассматривают сказочных героев как персонифицированные эмоции. Какими бы выдуманными ни были персонажи и их действия, вызываемые ими эмоции совершенно реальны. При этом чаще всего говорят об отыгрывании эмоций, то есть о том, что в сказке ребенок проживает такие эмоциональные состояния, которых ему не хватает во внешней жизни. Взрослым бы очень понравилось такое положение дел: отыграл все эти ужасы там и возвращайся к нам чистеньким. Конечно, все не так просто. Но назвать сказку испытательной площадкой для трудных эмоций мы, пожалуй, можем; как можем и назвать ее базовым руководством для превращения пугающих и запретных эмоций в приятные. Вообще эмоциональный анализ сказок, при котором основное внимание уделяется тем чувствам, которые пробуждает сказка, — дело чрезвычайно плодотворное.Гипнотическая школа обращает внимание на сходство между наведением транса и прослушиванием, проживанием сказки. Сама атмосфера часто почти одна и та же: ребенок слушает сказку, засыпая, от человека, которому он доверяет; речь ритмичная, в ней повторяются непонятные формулы(присказки и т.п.). Соответственно, сказка может не только предлагать, но и внушать. Уже упомянутая идентификация говорит о том же: сказка — не просто описание воз-можностей, но достаточно активное, хотя и недирективное, внушение. Чего? Чего угодно; моделей поведения, ценностей, убеждений, жизненных сценариев. В этом плане можно говорить, что сказка несет в себе message — «сообщение», «послание», аналогичное недирективному постгипнотическому внушению. Это стоит иметь в виду.Важной чертою сказки является то, что в ходе ее происходит трансформация. Некто маленький и слабый вначале к концу превращается в сильного, значимого и во многом самодостаточного. Это можно назвать историей о повзрослении. Юнг говорил о похожем, когда основным мотивом сказки считал процесс индивидуации. Это не вообще повзросление: это вполне конкретная его стадия, на которой уже оформившееся и отделившееся сознание возвращается к своей подсознательной основе, обновляя и уг-

лубляя их взаимные связи, расширяясь, обретая доступ к новым архетипическим образам и энергиям. Можно сказать, что ребенка сказка тянет вперед, а взрослого возвращает назад, в детство. Так и тянется она ниточкой, сшивая порванные края...

Фиолетовый котенокФиолетовый котенок мыл лапы только в лунном свете.— Ну что мне с ним делать? — Кошка всплескивала лапами. — Ведь хороший, умный котенок, а тут — ну что ты будешь делать, хоть кол на голове теши — ни в какую. Только в лунном! Ну что ты будешь делать?— Да что с ним цацкаться? — рычал кабан.— Макнуть его головой в солнечный ушат или просто в речку! Ишь ты — все котята как котята, а этому лунный свет подавай!— Он просто глупый, — каркала ворона.— Голова маленькая, мозгов не много. Вырастет — его из солнечного света не вы-тащишь!Фиолетовый котенок мыл лапы только в лунном свете.Луна была большая, белая, яркая.— Милый котенок, — говорила Луна, — а почему ты фиолетовый?— А как бывает еще?— удивлялся котенок.— У меня есть брат, — сказала Луна, —он очень большой и ярко-желтый. Хочешь на него посмотреть?— Он похож на тебя? Конечно, хочу.— Тогда не ложись спать, когда я стану таять в небе, а немножко подожди. Он выйдет из-за той горы и займет мое место.Ранним утром котенок увидел Солнце.— Ух, какой ты теплый! — воскликнул котенок. —А я знаю твою сестру Луну!— Передай ей привет, — сказал Солнце, — когда встретишь. А то мы редко видимся.— Конечно, передам.Фиолетовый котенок теперь умеет мыть лапки не только на солнце, а даже в мыльной ванной.Ну и что?

Автор. Эта сказка про мое отношение к воспитанию. Кошка, кабан и ворона — это обычные методы воспитания. Это, в сущности, вина, угроза и насмешка. А Луна — это символ веры. Она не воспитывает котенка, а расширяет его мир. И главное для меня вовсе не то, что он научился тому, чего от него хотели.Братец Вайнер. Но ты, что ж, считаешь, что дети не должны мыть лапки... то есть руки в

солнечной ванной?.. То есть, черт возьми, их не нужно учить становиться взрослыми?Дедушка Фрейд. Задумайтесь над пугающим контрастом, между сияющим умом здравого ребенка и слабоумием среднего уровня взрослого.В пять лет гений, в семнадцать — солдат... Какую грань мы перешли посередине?А ведь я так стремился побыстрее стать взрослым... Нет, я не думал, что все так по-лучится. Я хотел научиться работать, но не хотел разучиться играть. Что за дурацкий обмен: веселую жизнь на скучную?Мало того — потом мы еще идем в родители, учителя или воспитатели. Это хитренько: мы устраиваемся если не в том мире, то рядышком. Мы добираем. Но по кругу своих обязанностей мы делаем вот что: мы берем их — и перетаскиваем туда, где не хотим находиться сами. Как несчастная кошка или глупая ворона.Как стая дельфинов в море, где-то в нас живет та вольная энергия, которой хватило на все наше детство, и хватило бы на всю жизнь, если бы не... Милые мои! Что ж мы такие серые и скучные? Дайте ей поиграть на поверхности!Тише. Только никому не рассказывайте. Иногда мне кажется... что нам не нужно знать закон Бойля-Мариотта (а его никто и не знает). И формулу фенолформ альдегидных смол... И таблицу умножения... Тс-с-с... Вы никому не скажете? Я думаю, что даже... Нет, это уже крамола. Чур меня... Все, все, закончили.Стукали-пали я и все мои друзья! Ну хотя бы некоторые!

Маленькая теоретическая глава № 3 КОД В МЕШКЕСпокойно осознавая, что мы не воспринимаем мир таким, какой он есть, а живем согласно своим фантазиям и моделям, давайте присмотримся к тем моделям, которые нам известны. Вот логическая, около нее естественнонаучная, вот здравый смысл, мораль, эстетика... Для объяснения своих поступков нам этого явно не хватает. Вот любимая ска-зочная (мифопоэтическая). Многие жизненные поступки могут управляться именно такой моделью — вспомним Берна, сценарии. У нее есть еще одно преимущество: она познается ребенком раньше большинства других. Разве что система морали может с ней поспорить за первенство. Но не о первенстве речь.Сказочные сценарии, повторяя друг друга, валом валятся на ребенка в исключительно нежном возрасте, сопровождая его все то время, когда наиболее активно развиваются язык, логика и эмоциональная целостность. Они не могут не повлиять на его поведение. А если поверить Берну, они могут играть очень влиятельную роль в образовании общего жизненного сценария. Работа со сказками «про себя» убеждает меня в том же.Вы представляете себе, как передаются гены? (Судя по тому, как часто у меня в кабинете родители говорят: «Это у него наследственное», разбираются в этом все.) Давайте объединим эти знания и наметки. К примеру, в такую таблицу:ГЕНЫОсновное количество образовалось очень давно — даже в рамках палеонтологического времени.

СКАЗКИВремя появления основных сюжетов не установимо. В масштабах человеческой куль-туры — очень давно.

Передаются от родителей детям целым набором (все или ничего).

Передаются от старшего поколения младше-му в виде «пакета» с основными зафикси-рованными сюжетами.

Служат матрицами и источниками инфор-мации для построения тела.

Могут служить матрицами и практически наверняка служат источниками информации при образовании основных форм поведения и жизненных сценариев.

Обычно существуют в формах альтернатив-ных вариантов (аллелей). Другими словами, один признак обычно кодируется не-сколькими генами, распространенными в сообществе растений или животных. В дан-ном организме «работает» только один ген (доминантный), остальные «молчат» либо дополняют его действие.

Большинство основных сюжетов имеют несколько (обычно много) вариантов, из которых в данной местности или стране при-нят только один. Соответственно, каждый конкретный ребенок узнает, как правило, один вариант сюжета.

Действуют автоматически, по изначально заданному плану, но для работы многих генов характерна зависимость от внешних и внутренних условий развития организма (степень выраженности их признаков, а также иногда выбор между альтернативны-ми вариантами).

Работают преимущественно на бессознатель-ном уровне. В жизни конкретного человека степень проявленности, а также выбор между заранее подготовленными действиями («сценарными ходами») зависит от конкретных событий, и, таким образом — а возможно, иногда и напрямую, — от работы сознания.

Максимально приспособлены для того, что-бы передаваться от одной особи к другой. Для того чтобы успешно передаваться, не обязательно должны нести организму поль-зу — достаточно не причинять в данных условиях вреда.

Являются, возможно, самой устойчивой фор-мой передачи информации в культуре. По-давляющая часть их ровесников — мифов, законов, даже моральных принципов и тех-нических приспособлений — сегодня в первоначальном виде живут в лучшем случае в специально изучающих их науках, но не в живой культуре. Совершенно никому не обязаны приносить никакой пользы; прыгают из мозга в мозг — и все.

Из такого сравнения можно вывести следующую метафору: так же, как родители, сами того не подозревая, начиняют детей своими генами и таким образом программа руют Построение их тел, они позже начиняют тех же детей сказками, передавая таким образом — опять-таки совершенно не намеренно — способы поведения, ценности, убеждения и в конечном итоге жизненные сценарии.Красиво, правда?

Сказка о милостивой судьбеЦвели рядышком два деревца: молодых

и красивых.Вечерами они шептались о судьбе. — Я вырасту высоким и раскидистым, — говорило одно. — У меня в ветках поселятся птицы. В моей тени будут укрываться олени и зайцы. Я первым буду встречать солнечные лучи и утренний ветерок. Пройдет время, и меня окружит поросль моих детей. Они будут такие маленькие и замечательные...— Нет, — говорило другое, — расти страшно. Зимой бьют морозы, летом сушит солнце. Целый день труди корни, гони воду вверх, корми листья. Нет, пусть лучше меня возьмут дровосеки, а потом плотник выточит из меня что-нибудь прекрасное. Я буду лежать на бархатной подушке...И что бы вы думали? Пришел бородатый дровосек и срубил второе дерево. Часть его сожгли в печке, а из ствола плотник сделал резную шкатулочку. И долго шкатулка ле-жала на бархатной подушке, храня в себе сережки, бусы и дорогие духи. Потом рассо-хлась потихоньку, замочек сломался. Шкатулку отдали детям, они ее быстро доломали и выкинули. Где-то на дворе валялись ее щепочки до зимы, а там уж — спроси у ветра! Ветер станет спрашивать деревья в лесу, и одно из них — то, что было когда-то первым деревцем, — расскажет, как вороны свили на нем гнездо, встроив в стенки ще-почки старой шкатулки, как подружки узнали друг друга и подивились милостивой судьбе.Они достигли своих целей, а вы достигнете своих.

Критик. Что за пародия на Андерсена? Автор. Нет, что ты, у Андерсена совсем другое. Он романтик, и судьба у него жестокая. Я тоже вначале хотел написать про жестокую... ну, или просто про выбор, честный выбор. Но чем больше я думал над этим, тем больше я замечал, что судьба лишь исполняет наши желания.Психолог-милашка. Наши сценарии?Автор. Да, и сценарии. Она совершенно честно и справедливо разворачивает тот товар, на который указываешь; и укутывает в него.Дух Востока, рели ты даешь себя укутать.Автор. Я — даю... Более-менее мы все даем...Едкая девушка. Но посмотрите: у каждого дерева есть предначертанная судьба, как бы нормальная, обычная. Оно должно расти и всасывать воду корнями, и цвести — это то, что должно быть. И первое дерево просто выполнило все это, оно как бы и не выбирало. А второе сделало по-своему. И стало шкатулкой, а это вовсе не было предначертано.Строгая учительница. Что вы оправдываете его?Едкая девушка. Я не оправдываю, я просто говорю, что оно поступило по-своему.Строгая учительница. И поплатилось.Едкая девушка. Нет, оно просто прожило по-своему!Строгая учительница. Все равно, мне кажется, мы его жалеем, как здоровые жалеют

инвалида.Едкая девушка. Оно другое, понимаете, ДРУ-ГО-Е!!Дух Востока. А судьба одна у всех.Строгая учительница. Но поросль детей...Дух Востока. Не отдаляет смерти.Братец Вайнер. Нет ничего страшнее исполнения желаний. За ними — пустота.Автор. В эриксоновской терапии есть такое простенькое упражнение. Когда человек не может сделать выбор, его просят поднять руки — вот так, невысоко... и как бы положить на каждую из них по варианту. Дальше надо просто следить за руками — что «они сами» решат. Милой деталью служит то, что у правшей почти всегда побеждает левая. Но интереснее всего то, что пока человек сидит, стравив двух псов, которые раньше лаяли попеременно, очень часто он понимает, что этот выбор — мура, а не выбор. То есть то, что он считал выбором, вдруг оказывается мелочью... он как минимум понимает, что и то, и другое покоится на общем базисе; а как максимум — и это тоже не редкость — он находит что-то треть-е.Дух Востока. Одна половинка выеденного яйца стоит другой половинки. Заботливая птица съедает скорлупу.

Чайка ДоллиЧайки, по-моему, — замечательные птицы. Я обожаю чаек. Когда они летят над морем, я не в силах оторвать от них взгляда, у меня замирает дыхание и сами собой поднимаются руки.Одна моя знакомая чайка Долли, достигнув замужнего возраста, построила уютное гнездышко и села в него насиживать четыре белых яичка. Она была крайне заботливой и ответственной мамой; только очень-очень редко она улетала от своих яиц на море, по-пить и схватить пару рыбок, — и сразу спешила назад к своим ненаглядным продолго-ватым крошкам.И вот что случилось однажды, когда у Долли сильно забурчало в животе. Она прикрыла яйца травой и пухом и полетела вниз. Так приятно было скользить по ветру упругими крыльями и так чудесно было ловить юрких рыбок в теплой воде, что счастливая Долли самую чуточку задержалась у моря; но потом привычно заволновалась, захлопала крыльями и полетела в гнездо.О ужас! Одно яйцо было разбито! Пух и трава были раскиданы, а половинки скорлупы лежали совсем не там, где должно было быть четвертое яйцо! Бедная, беднаячайка на минуту окаменела на краю гнезда, а потом прыгнула внутрь, и тут...— Пи-и-и! — из-под ее ног что-то как закричит!Она как отскочила! Клюв выставила, грудь выпятила, смотрит — сидит у ее ног маленькое жуткое существо: мокрое, взъерошенное и удивительно неуклюжее. Всего-то у него и есть, что тело-мешок и голова.— Эй! — закричала чайка. — Ты кто?Жуткое существо пялило на нее глазенки. Рот у него был растянут в глупой улыбке, но постепенно собрался и нахмурился: оно задумалось.—'Не очень знаю, — призналось оно. — А ты?— Хозяйка этого гнезда! — И Долли надвинулась на пришельца, грозно тряся клювом и перьями. —Яйцо ты разбил?Существо посмотрело на остатки скорлупы, опять растянулся его рот, и оно так тряхнуло головой, что та завалилась куда-то вниз и исчезла. Затем тело его стало трястись, и в результате каких-то внутренних бултыханий появился глаз, затем другой, а затем и рот в своей дурацкой ухмылке.— Да! — объявило маленькое чучело. —Я.— Негодяй! — рассвирепела чайка. — Убийца! Ты зачем, — и тут она заплакала, — мое яичко...Чучело все как-то сморщилось — не то от страха, не то в недоумении. Оно даже

закрыло глаза и запрокинуло голову, чтобы смотреть сквозь щелочки.— Сейчас всех чаек созову, — сквозь сле-зы говорила Долли. — Судить тебя будем. Заклюем. Ты зачем детеныша моего разбил?— Так я оттуда же, — залепетал кош-марик. —Я сам оттуда, а оно само...— Чего? Откуда ты? — всхлипывала Долли.— Из этого... Как вот те... Белого... И оно само...— Как само?— Я там внутри сидел, — расплакался наконец пришелец.Чайка посмотрела на него, потом на скорлупу, потом опять на него.— Ой-ой-ой, — сказала она. — Ты там правда внутри сидел?Малыш кивнул.— Так ты мой детеныш! — всплеснула крыльями мамаша.Догадалась! Ну скажите, как так можно? Хотя, конечно, если сидишь ты одна-одинешенъка на своих белых яичках, и вдруг одно из них разбито... Но слушайте, что было дальше.Отцеловав и причесав своего птенца, Долли задумалась.— Мой малыш, — объявила она, — тебе нельзя тут так сидеть. Ты еще слишком маленький. Ну-ка, полезай в яйцо.— Зачем?— вякнула крошка.— Тут и объяснять нечего, ты еще недоразвился, чтобы на воздухе гулять. Вот по-смотри, — и Долли показала ему на три оставшихся яйца. — И тебе так нужно. Давай, малыш, давай, мой хороший.Конечно, совсем в разбитую скорлупу она его не запихнула, но худо-бедно посадила водну половинку, прикрыла другой и села сверху.— Удобно?,— спросила Долли.— М-м-м, — донеслось снизу. — Так себе. Долго мне так?— Пока не вырастешь. Сиди, мой хороший. Не высовывайся.Прошел час. Долли задремала. Услышав ее мерное посапывание, птенец постучался в соседнее яйцо и зашептал:— Первый, Первый, я Четвертый, просыпайся.— А я не сплю. Как дела на улице?— Кошмар дела. Никакого ходу. Обругали и назад засунули.— Н-да... А чего там?— Там море... Такое классное, как на картинке. Во бы туда слетать!..— Слушай, я тоже хочу, — заволновался Первый.— И я! И я! — запищали Второй и Третий.— Дети, чего вы там?— вдруг проснулась чайка.— А мы уже не дети! — закричали все четверо. Раз! — и вылупились.

Это веселая сказка на одну из самых грустных тем. Как будто мама жизнь дает, она же ее и отнимает.Я обычно не очень переживаю из-за проблем своих пациентов. Ну подумаешь — энурез, аллергия, двойки и подобная чепуха. Да и они не очень опечалены этим скарбом. Их приводят мамы и уводят мамы. Мамы волнуются. Дети отвлеченно играют или неизвестно чему радуются.Но больно, когда нормальные хорошие люди вдруг входят в роли Мам и начинают терзать

своих деток. Когда в моем кабинете, по выходе начинается бесконечная атака: «Не сиди так. У нее очень плохая память. Он ничем не интересуется. Ставь ногу правильно! Почему ты не отвечал доктору? Стой. Сиди. Молчи. У него совершенно нет уверенности в себе...» И дальше, дальше, как ручей журчит, как вороны каркают. И мне становится стыдно перед подавленным ребенком, что я тоже взрослый и не могу ему помочь. И я вижу в болезни средство защиты и тайного противостояния. У меня не хватает духу — да и сил — да и желания — отбирать его.Так часто и идет: мы что-то делаем, мама рушит.Однажды я сказал одной маме: «Я не волнуюсь за здоровье вашего ребенка. Чего я правда боюсь — это что она станет похо-жей на вас. Смотрите: она улыбается, вы нет. Я боюсь, что вы заберете у нее улыбку». А мама мне сказала: «Я все понимаю. Я не могу остановиться».Любовь, страх, совесть... Все очень просто: они перекладывают на детей свой смысл жизни. Очень трудно заставить их говорить о себе: они говорят о своих детях.Идея построить и прожить чужую жизнь обречена на неудачу.Почему? Так тоже можно. Спокойно можно воспитать ребенка-неумеху, держать его при себе до свадьбы, да и потом, владеть им до смерти, да и после. Здесь так близко к исполнению любовной идеи: ты меня не переживешь.Можно. А аллергия — чепуха. До свиданья, доктор. Вы нам не помогли.Я обращаюсь к детям... На кухне у Строгой Учительницы и Братца Вайнера.Братец Вайнер. Знаешь, Братец Гримм, я тоже однажды придумал сказку. Как-то один кусочек хлеба (отрезает ломоть) был сверху намазан маслом... (Намазывает свой кусок.) А пото-о-ом (лезет в холодильник) на них сверху легла колбаса (отрезает кусок колбасы, кладет сверху). И я их съел! (Жуя.)42И я так думаю: моя сказка — самая лучшая. В начале ее все разобщены, а в конце проис-ходит полная и счастливая интеграция всех ресурсов на благо главного героя. (Хлопает себя по животу. Доволен.)Строгая учительница. Ой, подождал бы обеда. А у меня, знаешь, никак не идет из головы то, о чем ты рассказывал: нет мам. Как же так, в сказках нет мам... У меня все время это крутится в голове...Братец Вайнер. Я тебе расскажу, почему тебя это беспокоит. Ты везде хочешь просунуть свой нос. Вот пап в сказках сколько угодно. Тут тебе и мудрый король...Братец Гримм. И глупый король...Братец Вайнер. И глупый король — но король! Вообще мужских героев гораздо больше, чем женских. А почему?Строгая учительница. Болтаете вы больше — вот почему.Братец Вайнер. Возможно. Но главный символ — вдумайся, женщина! — это то, что мужчина символизирует дух, поиск новых путей и вообще мир возвышенного. Мать — это материя. Земля — это мать. Она рождает и кормит, а уж потом за дело берется мужчи-на, который берет ребенка из низов и выводит на уровень духа.Строгая учительница. Ой, болту-у-ун...Братец Гримм (учительнице). Смотри, ведь в сказках на самом деле очень много мам. Каждая мачеха — это неправильно понятая мама. Это та ее сторона, которая оставляет, требует и наказывает. Эту сторону ребенок может отделять и как бы выкидывать. То ли потому, что он не может справиться с амбивалентностью, с тем, что самоелучшее одновременно является самым худшим. А может быть, в него слишком твердо внедряется постулат, что маму нужно любить. И вот на виду остается любящая пре-красная мама, а все злостные ее черты выбрасываются и конденсируются в образы абсолютно злых существ типа ведьм и мачех. И растерзать или сжечь их в конце сказки тоже становится приятным занятием...

Строгая учительница. Знаешь, мне твои теории обычно кажутся какими-то... под-рывными. Как будто ты специально их придумываешь, чтобы разрушить что-нибудь... Ту же любовь или семью, и даже самообманы — такие свои, приятные и хранящие нас, кстати. Вот и с мамами — я сама об этом думала, не теми словами, но когда у меня вер-телось в голове: «почему нет мам?» да «почему нет мам?», то я думала и об этом тоже, но мне только становится плохо от таких мыслей. Будто моя дочка тайно меня ненавидит, или будто я где-то храню обиды на своих родителей. Есть вещи, мне кажется, которые не нужно открывать. Так нас создал бог — и все. А ты все время пытаешься зацепить какую-то боль и вытащить ее наружу и разрушить то, что ведь прекрасно работает, в конце концов, и тебя так воспитали, и нас, — а ведь взамен ты ничего не предлагаешь. Или предлагаешь? Я просто не понимаю.Братец Гримм. Ты правда хочешь, чтобы я ответил?Строгая учительница. Да, конечно.Братец Гримм. Смотри, когда я начал учиться психотерапии, я быстро заметил, что психотерапевты просто помешаны натом, чтобы что-нибудь изменить. То есть вот такое общее устремление: лишь бы что-нибудь в человеке поменялось. И я стал думать: неужели я настолько хочу что-то изме-нить — в окружающем мире, в других, в себе—и если да, то что? Постепенно я понял, почему я занялся этим. Я стал заниматься изменениями, потому что на самом деле думаю, что в основе все неизменно. Ни мир, ни человеческий характер фундаментально изменить нельзя, и поэтому спокойно можно производить маленькие улучшения.Братец Вайнер. А, так ты косметолог?Братец Гримм. Вроде того. Если говорить про нашу психику, то самые радикальные перемены, к которым может привести моя работа, все равно лежат внутри границ и возможностей нормальной человеческой души. Я не верю, что можно что-то сильно поменять. Но капельку улучшить, мне кажется, можно. Понятно?Строгая учительница. Почему ж нет? Понятно. Но...Братец Гримм. Сейчас. Конкретнее про мам: на одной стадии мы разделяем целое на приятное и неприятное, потом этого неприятного неадекватно боимся, не знаем, что с ним делать, и считаем, что мир вообще зол и плох, если он такие ужасы породил ни за что ни про что. На другой стадии — и она обязательно наступает — мы понимаем, что и хо-рошая, и плохая мама — это одна и та же мама, мы признаем в родной маме мачеху, мы познаем двойственность любви. Даже если мы изо всех сил прячем голову в песок, это все равно происходит, если мы хотим жить, любить и общаться. И это само по себеочень много; возможно, это самая существенная часть мудрости. Но такое понимание в определенном плане лишает нас тех сильных эмоций, к которым мы привыкли, и кроме того, сильно уменьшает прежнюю мотивацию что-то делать, основанную на избегании того, что плохо, и стремлении к тому, что хорошо. И мы обычно не даем этим понятиям «хорошо»-«плохо» особенно долго залеживаться без дела. Мы проецируем их дальше, находим новое «хорошо», а это опять дает и кучу эмоций, и энергию для борьбы, и новые страхи и иллюзии. И опять мы медленно продираемся к новой целостности. И так много раз за жизнь, хотя все же, наверное, на разных уровнях. Но цикл повторяется: туда-сюда. Если, конечно, не выбиться в святые.Молчание.Можно совсем красиво сказать, что мы движемся от одной половинки к двум половинкам, а от двух половинок — к одному целому.Строгая учительница. Только когда до него доберешься...Братец Вайнер. Давайте после обеда.Строгая учительница. Ой, что же я! Суп...

История Голубого ГородаМного лет тому назад у подножия высоких гор, в цветущей долине стоял прекрасный город. А владел этим городом Дракон, который ненавидел голубой цвет. Всем людям в

городе он запретил носить голубую одежду и есть из голубой посуды. Он отобрал у них все голубые флажки и игрушки. За самое маленькое голубое пятнышко каждому жителю грозило изгнание. Даже голуби — самые обыкновенные серые голуби — были выгнаны из города только за название.Однажды ночью Дракону приснилось, что весь город стал голубым. Даже трава и деревья были почему-то голубыми. Даже его дворец, и звезда на нем, и все стены и потолки — были голубыми-голубыми.Дракон вскочил, испуганный. Когда он понял, что это был всего только его сон, он пришел в бешенство. Он вылетел из дворца на рассвете. Облетев город три раза, он увидел в парке голубую скамейку. Он проглотил ее вместе с аллеей и ринулся в лес. В темном, росистом лесу расцвели голубые цветы. Он затоптал их. Его ярость все время росла. Он полетел в горы и стал лазитьпо кручам и пещерам. В одной из пещер Дракон увидел голубые камни. В бешенстве он принялся колотить хвостом по скале, так что голубые камни полетели во все стороны, и вскоре скала рухнула прямо на Дракона. Палу задушенный, Дракон выбрался из-под развалин. В тот день он не мог говорить, только рычал.Прошел день, настала ночь. Л на следующее утро во дворец к Дракону прибежал гонец и закричал: «Господин Дракон! В город прилетели голубые бабочки!» И, бешено вращая глазами и рыча, Дракон вылетел из дворца. Город был полон голубых бабочек. Он принялся глотать их. Но их было очень много, они были везде. И вместе с ними яростный Дракон стал глотать дома и деревья, и людей, и булыжники из мостовой. Он глотал все, и к полудню он все проглотил. Даже собственный дворец. Даже гору и лес. И миллионы маленьких бабочек.Пусто стало кругом.С крыльев голубых бабочек сыпалась пыльца. Целая туча голубой пыльцы бродила в животе у Дракона. Она проникла ему в нос. В носу защекотало. Дракон сцепил зубы, но нос щекотало так сильно, что Дракон не выдержал и чихнул, и тогда еще больше пыльцы набилось ему в нос, и он чихнул ужасно сильно, и еще, и еще... И с каждым чихом из его рта вылетали проглоченные им люди, и дома, и деревья, и булыжники, и все они были голубые из-за налипшей на них голубой пыльцы. И все вставали на свои места. А Дракон чихал и уменьшался. Когда он вычихал последнего человека и последнюю бабочку, он превратился в стрекозу. Еще и48сейчас в Голубом городе, где все и все голубое, летают маленькие черные стрекозы — по-томки Дракона.И все это время над городом и над всей землей висело голубое небо. Бедный Дракон! Он так и не узнал об этом.

Автор. Ух, в тяжелую тему-мы вляпались. Это ведь опять — сказка про воспитание.Розовая девушка. А-а-а... (зевает).Строгая учительница. Так-так, интересно... (Засыпает).Критик. Я скоро вернусь. (Выходит).Автор (шепотом). Итак, это опять сказка про воспитание. Имя одному из столпов его —

запрет. Воспевать я хотел не запрет вообще, а запрет на эмоцию. Вы знаете, что это такое?(Все спят, кроме Маленькой девочки.)Маленькая девочка. Я не знаю.Автор. Это когда тебе запрещается не просто делать что-то, а думать об этом. Когда тебе запрещается чувствовать что-то, что ты чувствуешь. Ну, например, тебе говорят: «Нельзя быть злой».Строгая учительница (во сне). Это не моя внучка. Это какая-то чужая злая девчонка.Розовая девушка (во сне). У нас в семье все любят работать.Настоящий мужик (во сне). Мужчины не плачут.Автор. Да, мои милые. А еще запрещается беспричинное веселье, сексуальные чувства к родным и к чужим, ложь, самостоятельность, любовь к грязи, протест, грусть...Маленькая девочка. Это все у одного ребенка?Автор. Нет, малыш, в каждой семье — свое.Маленькая девочка. И дети этого не делают?Автор. Вначале нет. Помнишь, как в городе, когда дракон запретил все голубое,они вначале все сдали голубые вещи, сожгли голубую одежду, перестали делать голубую краску — вообще, все послушались. Они взаправду старались слушаться.Маленький мальчик. Почему?Автор. Я не знаю. Люди вообще любят слушаться. Но и в этом они несовершенны. Вот попробуй, например, одну минуту не думать о белой обезьяне.Маленький мальчик (через полминуты стукает себя по лбу). Мне думалка мешает!Автор. Вот эта думалка и начинает прятать в кармане дулю. И то, что запрещено, расцветает повсюду. То цветочек, то скамеечка, и все внутри, тайком, шорохом, шепотом. Тут появляется и второе дно, и тайнички, и тайничочки.Маленький мальчик. Обманывать нехорошо.Автор. Но нужно. Ведь это игра, очень важная игра, понимаешь? Когда в нее втягивается много людей, она становится ужасно интересной. Она может заменить футбол, и пускание змеев, и лес, и рыбалку, и учебу в школе. В конце концов запрещенное перерастает все остальное, и вокруг остаются только запреты и обходные лазейки.А потом — что значит «нехорошо»? Знаешь сказку про то, как орел переносил мальчика через горы, а кормить его приходилось кусочками мяса с собственных ног? Ведь дракон требует того же. Он откусывает от нас куски, говоря: это ты, а это — не ты. У правой руки имечко хорошее, а у левой — нехорошее. Скушал левую руку.Маленький мальчик. А кто его может победить?Автор. Против него восстает все вообще, сама природа. Просто однажды днем, а скорее ночью, запрещенное прорывает все шлюзы. Бедный дракон! Он делает вид, что борется до последнего. Ведь его самого запрещенное заполняет изнутри. И вот подсознательное...Маленький мальчик. Что такое подсознательное?Автор. Это то, что мы вроде бы не можем контролировать в своем собственном теле, уме или сердце. Ну, скажем, чихание. Так вот,- подсознательное побеждает сознательное..,Маленький мальчик. А сознательное —ЭТО..1?

Автор. То, что мы захотели — и сделали. Как стискивание зубов. И вот дракон чихнул — ап, война проиграна, кошмар, крушение, а ведь все было так хорошо придумано!..Маленький мальчик. А потом?Автор. А потом дракон, превратившийся в старую бабушку стрекозу, спокойно живет среди голубого мира. Он ведь и раньше жил в нем, его же больше ничего не интересовало. Он так часто себе его представлял, что сам как бы и придумал. Но он и теперь может видеть только черное или еще что-нибудь... Драконы — они такие выдумщики... (Зевает, засыпает.)Маленький мальчик. Я дракон! Я ненавижу все голубое! Я всех съем! (Убегает.)Братец Вайнер (заходит в комнату, тушит свет, задумчиво). В конце концов, это был всего лишь глупый дракон. А почему он не выдал всем розовые очки? Не плакал пе-

ред жителями на площади, выговаривая, сколько нервных клеток у него погибло? Не сдвинул декретом область видимого света? Масса недоработок. Можно попробовать еще раз. (Внезапно принимается будить Автора.) Эй, братец Гримм! Ну-ка, скажи мне честно — это ведь сказка про гомосексуализм?Братец Гримм (проснувшись, некоторое время сидит, упершись невидящим взглядом в одну точку). Знаешь, будь у меня больше времени, я бы ходил на демонстрации в защиту прав лесбиянок.Братец Вайнер. Почему?Братец Гримм. Они мне чуточку больше нравятся. Я вообще — хожу по улицам, кругом столько красивых мальчиков, а я все на девочек смотрю. Есть во мне что-то лесбийское... Н-да. Чужая острота.Братец Вайнер. Скажи нормальным языком: это сказка про «голубых» или нет?Братец Гримм (задумчиво). Все голубое во мне выжжено каленым железом. Запрет у меня в Душе поставлен. И если ты спросишь меня, рад ли я этому, я отвечу: чтобы да, так нет. Нет, Братец Вайнер! И не нужны мне окружающие малчыки. Мне свобода нужна. Хочется мне свободно бродить по душе своей. Вот ведь умом все представляю: эка трудность — с юношей переспать! А на деле — ни в какую.Братец Вайнер. Значит, держится запрет?Братец Гримм. Значит, держится.Братец Вайнер. И бабочки не мешают?Братец Гримм. Ой, достал ты, юморист. Я ж тебе говорю — работает эта система, ра-ботает. Только стоит ли овчинка свеч? На-ши дети, возможно, будут свободно трахаться с кем угодно — и я не буду им завидовать... а может быть, буду немножко... Ой, знаешь, это так смешно... (Решительно встает^ зажигает свет. Все просыпаются. Громко.) Как мы оправдываем свои ограничения? Это, говорим мы, нас общество гнетет своими запретами. Социум не велит. Окружение подавляет. А на самом деле, оставшись одни, мы спокойно имеем все запреты при себе. Пишите: ин-тер-на-лизова-ны они. Никакое ©бщество на нас сейчас не смотрит, а запреты все — туточки. При нас. В нас самих. Понимаете? (Спокойно.) Вот в чем ужас.Все молчат долго-долго.Братец Вайнер (осторожно). Но и прелесть в этом же. Раз они в нас, мы сами можем с ними и справиться.Автор. Умница.Дух Востока (тоже тихо и осторожно). Свобода — это гораздо большее, чем то, о чем вы тут говорите.Автор. Да. Я знаю. Просто это тот шаг, с которого дорога в тысячу ли...Дух Востока. ...каждый раз начинается заново.Строгая учительница (взволнованно). Это значит, что мне нельзя ничего запрещать своим детям?Автор. Во-первых, послушай себя. Заметь, что слово «нельзя» я не произносил, это ты так воспринимаешь мир.Психолог-милашка. В категориях «нельзя» — «надо».Автор. А во-вторых, это вовсе не значит, что я предлагаю уничтожить запреты. Я всего лишь опять говорю о способах, что ли, о методологии их наложения. У ребенка есть своя воля и свои желания — давайте их признавать. Но и у нас есть свои желания — в отношении себя — и из-за них мы проводим границы. Конкретно, по возможности без глобальных обобщений. Плюс у внешней среды есть свои законы, типа того, что огонь жжется, а учителя ругаются, — мы их объясняем, но не пытаемся брать ответственность за них полностью на себя. Не заменяя собой внешний мир. И не наворачивая на естественные ограничения гору искусственных. И еще будучи честными там, где запреты идут из наших собственных ограничений.Строгая учительница. А ведь оно так, наверное, в основном и бывает?

Автор. Не знаю. Но в заповеднике нельзя отстреливать волков.Строгая учительница. Ты сказал «нельзя».Автор. Да, я сказал «нельзя», потому что это идет из области более точных знаний, чем психология детского развития или семейных отношений. В естественно сбалансированной системе отстрел волков приведет к всплеску их численности, а полное уничтожение — к вымиранию зайцев и оленей.Психолог-милашка. А разве мы — естественно сбалансированные системы?Дедушка Фрейд. Это инсайт.Настоящий мужик. Вы романтик. Системы воспитания и образования — самые инерционные и консервативные. Их ведь практически невозможно сдвинуть или из-менить.Автор. А я не хочу их изменять.Настоящий мужик. А как же...Автор. Я за отдельных выживших.На этом заканчиваетсяпервая часть этой книги,которую по превалирующей тематикеможно назвать

«Бедные дети».Ура!

Следующая часть — гораздо скучнее. Она серьезная.

«Структурная».В ней много теоретических глав.А'что делать?Платите дань своей серьезности,либо живо вспоминайте советчитать все порознь.

ЦыпленокНа самом обыкновенном дубе вырос желудь необыкновенной величины. Скоро все поняли, что это яйцо.В яйце вырос Маленький желтый цыпленок.Однажды он сказал дубу: «Скучно мне с тобой. Молчишь да молчишь. Я полечу искать себе папу и маму получше».«Ха-ха-ха, — засмеялись сороки, — ты вначале вылупись из яйца да вырасти!»Тогда цыпленок, как был в яйце, слетел с ветки, разогнался и аккуратно стукнул одну сороку в лоб. «Не задавайся», — сказал он.И полетел еще непроклюнувшийся цыпленок искать себе папу и маму. Потом подумал и решил: «И братика!»Долго ли он летел, коротко, долетел до моря и лег на волны, чтобы покачаться. Глянул вниз — а там на дне осьминог. Ни глаз, ни ушей, одни щупальца-руки. И так он ими здорово управляет: и по дну лазает, и рыбку ловит, и отмахивается от водяных мух. И цыпленок стал ему вниз булькать:«Осьминог, давай с тобой вместе жить».Осьминог булькает: «Давай».Цыпленок ему перебулъкивает: «Залезайко мне в яйцо. Внутри тепло, а в море холодно и мокро!» ,

Осьминог залез в яйцо, тогда цыпленок поднялся в воздух и опять полетел. Над морем широким, так высоко, что дух захватывало.Долго ли, коротко, прилетел он к острову зеленому. А это был совсем не остров, а огромный морской дракон. Но этот дракон так долго лежал без движения, что на нем выросли трава и деревья, и даже целый морской порт и город матросских жен. А дракон ничего этого не чувствовал. Целыми днями он смотрел на горизонт. Он что-то хотел там увидеть, но ничего не видел, хотя зрение у него было прекрасное. Глаза у него све-тились, а иногда из них даже выскакивали искры.«Эй, дракон, — крикнул ему цыпленок, — иди со мной жить. Вместе веселее!»«Гм, — сказал дракон, — ты выглядишь хорошим другом. Давай».«Полезай ко мне в'яйцо, — кричит цыпленок. — Внутри красиво и ярко, а снаружи пыльно и скучно».И дракон сначала пошевелился, чтобы все люди, которые жили на его спине, успели погрузиться на корабли, а потом залез в яйцо к цыпленку.И они полетели дальше, пролетели синее море, полетели над темным лесом.И долго, и коротко, видят: избушка, а около нее сидит старик. Сам он маленький, и только одно ухо у него огромное. Его за ухом почти и не видно.«Здравствуй, дедушка Ухо», — прочирикал цыпленок.«Не шуми так, — сказал старичок. — Я и так слышал вас, еще когда вы над морем летели».«Дедушка, — говорит цыпленок, — иди к нам жить. У нас тихо, и ребята мы по-слушные!»Дедушка Ухо встал, покряхтел, раз — и в яйце оказался.И вот маленький ярко-желтый цыпленок, который еще даже не вылупился из яйца, полетел, гордый своими подвигами, и прилетел в такое место, о котором знал только он, а там он проклюнул скорлупу и вышел на свет.А потом он быстро закрыл скорлупу со своими друзьями так, что опять получилось яйцо. И это яйцо он проглотил. А потом он превратился в маленького ребенка, который только что услышал эту сказку. И ему всегда с тех пор помогали его друзья: осьминог — чувствовать, дракон — видеть, а дедушка Ухо...«Вот уж дедушка Ухо! — сказал дед. — Как сказки, так вечно — дедушка Ухо, дедушка Ухо! Устал я. Спать пора».Ну вот, жалко, дедушка устал, а то б я еще рассказал. Спать пора.

На примере «Цыпленка» можно коротко проиллюстрировать, что же такое «конструирование» сказки. Это технический пример и — подчеркиваем — очень конкретный пример, под сказку. Психологическая теория, легшая в основу, у другой сказки может быть совершенно другая (в том числе прямо противоположная), но сам принцип такого оживления и полусознательного построения текста — сам принцип, авось он проглянет и прояснится?Детские психологи многих школ имеют дело с развитием и функционированием различных сенсорных систем. Визуальная, аудиальная и кинестетическая системы раз-виваются у. ребенка неравномерно, и это во многом определяет способы восприятия им информации, особенности запоминания, воспроизведения навыков и знаний, а в конечном итоге — мышления и коммуникации. Отправной точкой для создания рассматриваемой сказки послужила теория вне-сенсорных систем. •

Эта теория развивается в рамках эриксо-новской терапии и нейро-лингвистического программирования. Она утверждает, что в процессе развития одна или даже две сен-сорных системы становятся преимущественно внесознательными. В результате для сознательной обработки информации используется одна или две сенсорные системы, а одна — внесознательная — становится проводником преимущественно подсознательных импульсов. В определенной мере ребенок теряет и способность сознательно оперировать в такой системе, и доступ к процессам, которые в ней происходят. На-пример, это может быть внесознательная аудиальная система: ребенок не осознает происходящего внутри диалога (критики, угроз, предсказаний провала) и плохо поль-зуется аудиальной системой в жизни («не слышит» обращенной.к нему речи). Ряд ис-следователей связывает определенные вне-сознательные сенсорные системы с видами психосоматической проблематики — так, исключение из осознавания телесных ощу-щений связано с энурезом, ожирением, анорексией. И терапия таких состояний может быть достаточно ненаправленной: помочь ребенку осознать собственное тело, чувства, научить получать удовольствие от звуков или картин. В рамках такого подхода можно использовать многое: телесно-ориентированную терапию, арт- и игротера-пию, гипноз. Метафора, переводящая взрослый язык на язык ребенка, может сопровождать любой подход; в чистом виде она образует сказку.В сказке, кроме главного героя, три персонажа, достаточно четко символизирующих три основных сенсорных канала. Кроме явного описания, есть и неявные усиливающие слова из определенного сенсорного опыта. Умный цыпленок, создавая раппорт, внутренность своего яйца описывает каждый раз по-разному: для осьминога там тепло, для дракона ярко и т.д. Заметим, что «послушные» в третьем описании — тоже «аудиальное» слово.(Интересно, кстати, использовать эту сказку для простейшего тестирования. Сразу после прочтения задается вопрос: «Как было в яйце?» Ясно, что человек вспомина-ет прежде всего «свое» описание. По моему опыту, очень мало кто способен воспроиз-вести все три модальности. Взрослые, например, почти никогда не вспоминают, что в яйце было тихо.)Можно сказать о трех основных уровнях коммуникации в этой сказке.Первый — сюжет, воспринимаемый сознательно.Второй — скрытые предложения, «послания» подсознанию. Здесь смысл сказки — создать символы трех сенсорных систем, а затем свести их воедино в одной маленькой голове слушателя и отдать ему бразды управления ими. Проглоченное яйцо с «друзьями» как раз это и означает. Для более полной идентификации с героем (которая, как мне кажется, происходит и так) цыпленок в конце сказки прямо превращается в слушателя.И, наконец, третий уровень — переплетение, наложение др'уг на друга трех сенсорных областей. Само восприятие речи требует от слушателя попеременного, а затем од-новременного включения трех сенсорных систем. Это тренировка того, чему мы хотим научить ребенка.Маленькая теоретическая глава № 4 ИНТЕРЬЕР СКАЗОЧНОГО МИРАДавайте представим себе, что мы дети, которые знают только сказки. И все, что мы знаем о мире, мы взяли полностью из них. Тогда окажется, что мы уверены во многих вещах, о которых никто нам явно ничего не говорил. Но просто для того, чтобы понять сказку, нам нужно определить для себя целый набор понятий, а соответственно сформировать целый ряд образов. Более того, структура и содержание сказок определили какие-то ценности и убеждения, которые мы приняли просто потому, что не встречались с другими.Что тогда мы знаем о мире?Другими словами, что пресуппозирует сказочная модель мира?■ Какая-то беда вначале и счастливый конец.■ Наличие помощников и вредителей,В Трансформация героя — к концу сказки он не такой, как вначале. Обычно он становится сильнее и значимей.

■ Иное царство. Оно где-то далеко, там другие законы, и там есть что-то очень нужное, за чем приходится туда идти.■ В то время как герой трансформируется, остальные персонажи остаются более-менее при своем, и само иное царство не изменяется. То есть по следам падчерицы может пройти мачехина дочка, и она встречается с тем же.■ Из иного царства приносится клеймо, отметка о том, что герой там побывал.■ Герой один. При всех друзьях и помощниках он идет один и женится потом один.■ Побеждает дурак и лентяй.■ Минимальный срок, за который герой может чего-то достичь (пока семь пар сапог не износится).■ Предопределенность, размеченная сцена. Дракон заранее знает, что его убьет именно этот герой, уже заранее известно, куда надо пойти, что сделать, кто кому что скажет и что нужно отвечать.■ Запреты нарушаются. Приказы выполняются. Герой чаще слушается, чем наоборот.■ Отсутствие выбора.■ Предательство родных.Интересная модель мира получается, правда? Некоторые вещи тут просто тривиальны, некоторые для нас непонятны и, возможно, неприятны. Что ж, пока мы копим вопросы.

Золотая птицаНа белом свете, в не очень близком дале-ке жил-был мальчик. И была у этого мальчика Золотая птица. Она всегда сидела у мальчика на левом плече. Куда бы он ни шел, птица была с ним. И только ночью, когда мальчик засыпал, Золотая птица улетала. Тогда мальчик становился невидимым. Но этого никто не замечал: ведь это было ночью.И вот однажды наступила ночь, мальчик заснул в своей кроватке, и Золотая птица улетела, а к постели мальчика прокралась злая колдунья. Она достала краски и раскрасила кожу мальчика в красный цвет. Потом она исчезла. Под утро Золотая птица вернулась, но не узнала мальчика. Она покружилась, покружилась и улетела.Наутро мальчик проснулся от криков: его все искали, но никто не мог увидеть. Тогда он понял, что его птица исчезла. Он оделся, взял дорожную сумку и пошел ее искать. По дороге, где гулял он когда-то так привольно, он пошел на юг. Пока он шел, он встретил вначале чижика, потом гусеницу и рыбу в ручье. Оказалось, что животные его видели, только люди не могли. Чиж пода-рил ему зеленую шапочку, гусеница — два красных камешка, а рыбка — синий плащ.Далеко мальчик шел по дороге и вышел к большой реке. На воде плавала лодка, привя-занная цепью к берегу. Мальчик сел в нее и начал грести. Он греб долго, но оставался на месте: цепь не пускала лодку. Тогда он услышал шепот прибрежной ивы: «Туда надо плыть на отвязанной лодке, на отвязанной лодке без весел». Мальчик отвязал цепь, бро-сил весла на берег и лег на дно лодки. Она не долго тыкалась в берег: течение подхватило ее, и лодка поплыла вниз по реке.Только к вечеру лодка уткнулась в песок. Мальчик встал, вышел из нее, поблагодарил реку и огляделся. Вдали он увидел пятно света *— костер за деревьями. Он осторожно подошел поближе и раздвинул кусты. Костер горел посреди поляны, на которой тол-пились черные журавли. Их было так много, что у мальчика зарябило в глазах. А недалеко от костра стояла клетка — ив ней сидела егоЗолотая птица! Он хотел броситься к ней, но понял, что журавлей было слишком много, ему с ними сразу не справиться.Он спрятался в кусты и чуть не заплакал. И тут он вспомнил про подарки, которые он получил на лесной дороге. Он вытащил из сумки шапочку, которую ему дал чиж, и надел ее. И сразу он стал невидим даже для животных — каждый, кто смотрел на него, видел только зеленую траву и листья. Тогда он вышел на поляну. Черные журавли сновали по ней взад-вперед. Многие носили дрова для костра, а на костре стояли два котла и наковальня. В одном котле журавли варили черную краску — чтобы по-красить Золотую птицу. В другом котле они варили черный суп — чтобы накормить ее.

А на наковальне они ковали железное кольцо — чтобы надеть на Золотую птицу и не дать ей улететь.Мальчик достал из сумки красный камешек, который подарила ему гусеница, и бросил в тот котел, в котором варился суп. И тогда суп стал менять цвет: из черного он стал коричневым, потом темно-желтым, затем желтым, белым, прозрачным — и тогда из него повалил густой дым. Журавли испугались, закричали и захлопали крыльями. Они принялась бегать по поляне, раскидывая дрова для костра. Мальчик достал из сумки второй камешек и бросил его в котел с краской. Маленький камешек принялся вбирать в себя краску и темнеть: он стал темно-красным, потом фиолетовым. Он выпил всю краску и запрыгал по дну пустого котла: тук, тук, тук! Тут черные журавли совсем потеряли головы от страха: они попрыгали в кусты и спрятались там, а дрова, которые они раскидали как попало на поляне, стали загораться. Скоро вся поляна начала гореть. От жара мальчик вначале отступил, но потом достал синий плащ и взмахнул им. Раз — и огонь остановился. Два, три — он отступил и затих.Мальчик подошел к клетке, в которой сидела Золотая птица, открыл ее — птица выпорхнула и села ему на плечо. И тогда он вырос, и кожа его опять стала белой и чис-той. Он повернулся, чтобы уйти, смотрит — из кустов на них глядят печальные глаза черных журавлей. «Чего вы хотите?» — спросил он их. «Останьтесь с на-ми», — попросили журавли. «Мы не можем, — сказал мальчику — нас дома ждут». «Ну тогда приходите к нам когда-нибудь, — загалдели журавли, —мы будем вас ждать». «Хорошо, — согласился он. —А теперь отнесите нас домой!» И журавли подняли мальчика и его Золотую птицу на крыльях и в две минуты домчали их до дома. И так волшебно все получилось, что дома еще было утро и родители только-только начали ис-. кать мальчика. Тут он и появился, с чистой кожей, радостныщ бережно неся на левом плече Золотую птицу.

Злодеи в сказках уничтожаются. Хорошая узбекская сказка просто не уважает себя, если в ней не убили сорок человек. В этой сказке, очень обычной по структуре, есть пара оригинальностей — вот черных журавлей не добили, а даже стали разговоры с ними разговаривать. Простим неразумных героев. Вот что думал себе их автор: а что, если это части самого героя? А ну как они хотели чего-нибудь хорошего? Ну, не поставили хозяина в известность... Глупые они какие-то, пугливые. Дрогнула рука...В оценках сказок я не верю взрослым. А дети вроде бы прощению журавлей не воз-мущались. Начни я спрашивать взрослых, ведьма пропала бы без вести, а журавлей по-садили бы в зоопарк.Маленькая теоретическая глава № 5 СТРУКТУРА ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИМы все знаем или уж во всяком случае чувствуем, что большинство сказок обладают единой структурой при разнообразии содержания. В сказке легко заменить Ивана Ца-ревина на Золушку или Мальчика-с-паль-чика, жар-птицу на молодильные яблоки или царевну, Серого Волка на птичье перышко — и структура сказки, ее сюжет и окончание не изменятся. В сказках неизвестных нам народов, где даже не выговорить имена героев, мы часто можем по началу правильно предсказать основные коллизии и развязку. Возникает ощущение, что в сказке самое важное — сказуемые, а не подлежащие и дополнения. У ученых уже лет сто назад было сильное ощущение, что можно построить модель сказки, некую единую схему всех или хоть большинства сказок. Но было сделано

довольно много попыток, прежде чем это удалось.Первым это сделал русский лингвист Владимир Яковлевич Пропп, и я очень схематично сейчас представлю его результаты. В поисках сказочных инвариантов он создал понятие функции. Функция — это поступок действующего лица, определяемый с точкизрения его значимости для хода действия. Так, Баба-Яга, дающая золотое веретенце-невесте Финиста-Ясна Сокола, фея, наряжающая Золушку на бал, мертвец, который дарит Ивану меч, — выполняют одну и ту же функцию Дарителя. Вот как сформулировал Пропп постулаты своей работы:1. Постоянными, устойчивыми элементами сказок служат функции действующих лиц, независимо от того, кем и как они выполняются. Они образуют основные составные части сказок.2. Число функций, известных волшебной сказке, ограничено.3. Последовательность функций всегда одинакова.Далее, он взял далеко не все сказки, а так называемые «волшебные», к тому же «клас-сические». То есть самые для нас родные. Непосредственно он основывался на сотне русских сказок из сборника Афанасьева. Из них он выделил 31 функцию действующих лиц:Название функции по Проппу

Пример

1. Отлучка Уезжают родители; царь идет на войну.

2. Запрет «Не заходи только в десятую комнату».

3. Нарушение Побежала Аленушка на улицу, заигралась.

4. Выведывание Стала ведьма вызна-вать...

5. Выдача «Но царевна все ж милее...»

6. Подвох Волк подражает голосу мамы-козы.

7. Пособничество' Царевна ест предло-женное старухой яблочко.

8. Вредительство (или недостача)

Схватили гуси-лебеди Иванушку; заболел царь тяжкой болезнью.

Эти 8 функций вставляют подготовительную часть, следующие 3 функции — завязка:9. Посредничество «Иди, Марьюшка,

братца искать...»10. Начинающееся противодей ствие

«Позволь мне, царь, попытать счастья...»

11. Отправка Царевич отправился в путь.

Далее следует основная часть:12. Первая функция дарителя

Стала Баба-Яга вопро-сы спрашивать.

13. Реакция героя «Ты б меня сперва накормила...»

14. Получение волшебного

«Скажи: по щучьему велению...»

средства15. Перемещение в иное царство

Долго ли шла Марьюшка, коротко...

16. Борьба Стал Иван биться со Змеем.

17. Клеймение Расцарапал ему Змей18. Победа всю щеку. Завертелся

Кощей и сгинул.

19. Начальная беда или недостача ликвидируется

Вышла к Ивану из подземелья Дарь-девица.

20. Возвращение Сели на ковер, полетели домой.

21. Погоня Бросились гуси-лебеди вдогонку.

22. Спасение Бросила она зеркальце, разлилось море.

На этом сказка может кончиться, но часто встречается дополнительный сюжет, в котором действуют лжегерой (чаще всего брат или братья героя). Первая его часть (но-вое вредительство) аналогична функциям 8—15:8 bis. Братья похищают добычу.10- 11 bis. Герой снова отправляется на

поиски.12- 14 bis. Герой снова находит

волшебное средство.15 bis. Возвращение с новым

средством домой.Далее при таком развитии являются новые функции:23. Неузнанное прибытие

Приехал в родной город, но домойне пошел, стал учеником портного.

24. Необоснован-ные притязания

Генерал заявляет царю: «Я — змеев победи-

25. Трудная задача тель». «Кто поднимет змеиную голову...»

26. Решение Подошел Иван, только тронул...

27. Узнавание Показала он заветное колечко.

28. Обличение Рассказала все царевна, как было.

29. Транс-фигурация

Искупался Иван в мо-локе, вышел лучше прежнего.

30. Наказание Посадили служанку в бочку...

31. Свадьба, воцарение

Получил Иван царевну и полцарства.

Не все функции присутствуют всегда, но число их ограничено, и порядок, в котором они выступают по ходу развития сказки, неизменен. Если взять нашу сказку про Золотую

птицу, то в ней явно присутствуют все функции завязки и основной части, кроме клеймения и погони. Неявно в ней также есть отлучка и запрет из подготовительной части (был запрет на изменение внешнего вида, пока Золотая птица улетала), а также нарушение запрета, оно же вредительство. Порядок здесь также сохранен от и до.Неизменным Пропп определил и набор ролей, т.е. действующих лиц, обладающих своим кругом действий (т.е. имеющих одну или несколько функций). Этих ролей семь: отправитель, царевна, герой, лжегерой, помощник, даритель и антагонист.Вывод, к которому пришел Пропп в от-ношении структуры, звучит достаточно сурово: волшебной сказкой называется произ-ведение, в котором действуют все или несколько из указанных семи героев, а сюжет содержит в себе тридцать одну функцию (с возможными пропусками) в указанной по-следовательности. Если бы он стал более знаменит в советское время, страшно подумать, как назвали бы остальное. Даже если не быть таким категоричным, стоит иметь в виду, что Пропп описал структуру огромного количества сказок, и хотя он основывался только на русских, эта структура полностью применима к большинству известных сказок других народов. Какая-то поразительно популярная структура. Распространенная в десяти сторонах света и пережившая тысячелетия. Что же в ней — ТАКОГО?

Доктор сказокЖил да был доктор, который лечил сказки. Ведь так много сказок на свете, и некоторые из них болеют, а некоторые недодуманы или забыты. Все они приходят к доктору сказок. Он их осматривает и лечит.Однажды сидел доктор у себя комнате и читал старинную книгу. Вдруг слышит за дверью чей-то плач. Он открыл дверь и видит: стоит маленькая сказка. Он ее пригласил в комнату, усадил в кресло, угостил душистым чаем и, когда юна успокоилась, спросил:— Расскажите, пожалуйста, в чем дело? А маленькая сказка сказала ему:— Никто меня не любит! — и снова чуть не заплакала. Тогда доктор попросил ее:— Расскажите свою историю.И сказка затараторила, быстро-быстро:— Жилибылидевочкаимамаиоднажды-ма...— Подожди, подожди, — попросил доктор. -—Я так не все понимаю. Расскажи мне это помедленнее.И вот что она рассказала:— Жили-были девочка имама. Однаждымать позвала дочку и сказала: «Иди в лес». И дочка пошла в лес и заблудилась. А мама ждала ее, ждала, а потом сказала: «Вот избавилась я от нее». И тогда она пошла в лес и тоже заблудилась, и их потом никто не видел».И сказка заплакала.— Ах ты бедная сказочка, — сказал доктор, — да у тебя просто нет конца. Тебя недопридумали. Ну-ка, расскажи, что дальше было?— Яне знаю, — захныкала сказочка.— Ну, давай вместе, — предложил доктор. — Идет девочка по лесу, да?—Да.— И видит она...— Стоит дом.— И она подошла к этому дому?— Да, она подошла к этому дому и заглянула в окно. А там сидит ее мама.— Да-да, — подхватил доктор, — там сидит ее мама...— И пьет чай с какой-то старушкой. А это — Баба-Яга. И Баба-Яга говорит: «Никуда она не убежит. У меня есть гуси-лебеди, я их пошлю, и они ее догонят...» А девочка поняла, что это Баба-Яга про нее говорит...— И что она сделала?— Она взяла ножик, который ей мама для грибов дала, размахнула его и кинула в Бабу-

Ягу. И попала ей в лицо, и тогда Баба-Яга закружилась и упала в печку и сгорела.— Ага! — сказал доктор.— И тогда мама расколдовалась, ведь это Баба-Яга ее делала злой, а теперь она стала доброй, и они с дочкой пошли домой, и потом им всегда вместе было хорошо.— Ну вот и умница, — сказал доктор. — Так твоя история и закончилась?— Да, — кивнула сказочка. Она сидела в кресле, на щеках у нее еще блестели слезы, но она улыбалась. И даже как будто немного выросла.'— Ты — хорошая'сказка, — сказал доктор.

( Давайте я расскажу, как появилась эта| сказка. Она почти не придумана. То, что рассказала вначале маленькая сказочка, — это такая выжимка из двух сказок, написанных двумя детьми, мальчиком и девочкой, с которыми яработал в детском доме. Я просил их рассказывать мне сны и сказки — это были дети восьми-девяти лет — я это все записывал, а потом им это понравилось, и они стали писать сказки сами. И вот они написали мне две такие сказочки, которых я сам довольно сильно испугался. Это понятная тема для детей в детдоме, но мне действительно стало страшно, и я не знал, что с этим делать.Прошло какое-то время, и вот наши дети стали рисовать картинки на японский конкурс детского рисунка по такой веселой теме «Катастрофы». Эти рисунки превратились в эпидемию, дети рисовали их не только на уроках, но и сами по себе, и стали получаться картинки одна ужасней другой: пожары, наводнения, войны и так далее. Эта эпидемия ужасов, понятно, захватила всех, кто там работал, и мы стали думать, что с ней делать.Там работала одна женщина в должности психолога, хотя она больше называла себя астрологом, и вот она сказала, что все эти рисунки — проявления черных сил, их все нужно собрать и сжечь, даже устроить нечто вроде ритуала. Мы действительно не знали, что делать, но идея со сжиганием нам не понравилась. Тогда мы стали делать вот что (это было вовсе не моей идеей): мы садились с ребенком перед нарисованной им такой ужасной картиной и писали по нейрассказ — ну, что там произошло и так далее. А потом просто эти рассказы продолжали. «Ну хорошо, лес стал гореть, а что было дальше?»И оказалось, что дети прекрасно сами . придумывают продолжения, причем продолжения обычно счастливые. Один мальчик, которому в свое время грозил диагноз дебильности, нарисовал действительно страшную картину пожара — в черном и оранжевом — и там посредине стоял дуб, из огромного дупла '.которого разные звери прыгали в огонь... Так вот, когда его стали спрашивать: «А что было потом?», он вдруг сказал, что из этого дупла вылетели бабочки, они сильно махали крылышками, и от этого пожар затушился. И так далее. Оказалось, что в большинстве случаев стоит продолжить то, что казалось страшным, и оно проявлялось совсем по-другому и приводило к хорошему концу.Прошло время, и я узнал, что то, что мы делали, соответствовало одному из основных принципов гештальт-терапии: в основе психологической проблемы часто лежит не-законченность, незавершенность. Человек останавливается перед тем, что его пугает, возвращаясь многократно к одному и тому же, доходя ровно до самого страшного и тут выпрыгивая из ситуации. Это может быть остатком психологической травмы, когда человек опять и опять возвращается к ее началу, доходит почти до кульминации — и здесь останавливается, вытесняет, просыпается. А тот факт, что если страшное место пройти, наступает хорошая концовка, появляется свет и проблема решается, возмож-

но, просто отражает то, что человек остался жив. Жизнь означает продолжение, наступ-ление нового дня после завершения старого. Вот тогда я и записал эту сказку, и я почти ничего в ней не придумал.Чудесная позиция по жизни: по себе как танк... По себе, по пациентам... Не страдают ли гештальт-терапевты преждевременной эякуляцией?В такой работе не так уж редко приходится проходить через смерть и через пустоту. Например, можно сочинять сказку про что-то в своей жизни и, следуя непонятной внутренней логике, в какой-то момент убить героя. Ничего, можно идти дальше. Что-то случится за смертью, даже за атомным взрывом, даже за гибелью вселенной. Так устроена психика. Она обречена на жизнь, а сказка обречена на счастливый конец.Прогулка у рекиБратец Вайнер. Э-э-э, конец, конец... Концы в воду! Надо получать удовольствие по ходу дела. Конец всегда ужасен. «Они жили долго и счастливо и умерли в один день...» Может быть, нет никакого завершения гештальта. Есть время, вечно текущеемимо. Иллюзия счастливого конца — это сказка для детей. Это удобное упрощение, не больше. Дело не в том, что конец не бывает счастливым. Дело в том, что его не бывает. Поэтому спокойно можно переться куда угодно. Вселенная бесконечна, время бесконечно, продолжаться можно в любую сторону. «Пойдешь, Веничка, налево — попадешь на Курский вокзал. Пойдешь направо — попадешь на Курский. Так что ты уж иди прямо, чтоб наверняка туда попасть».Братец Гримм. -Так какой Курский ты сейчас имеешь в виду?Братец Вайнер. Если говорить конкретно про эту сказку — то примирение с родителями. Эта задача из ряда тех, которые все равно надо решить и которые большинство нормальных людей все равно решают. То есть никто не запрещает по ходу дела пому-читься всласть и поубиваться, но финал одинаков. Во, я провозглашаю теорию. Жизнь состоит из набора стадий и задач, как компьютерная игра с уровнями. Решаешь одну задачу — переходишь к следующей. То, что ты называешь завершением гешталь-та, — это и есть финишная ленточка данного уровня. Выход здесь видится в том смысле, что, после прохождения стандартных уровней, можно податься в малоисследованные и напридумывать себе собственных. Кстати, сюда же входит то, что ты говорил о необходимом путешествии, которое можно типа отложить на следующую жизнь, но от которого никуда не денешься. Подпункт моей теории.Братец Гримм. Классно. И какие же стадии стандартные?Братец Вайнер. Рождение. Потом надо найти грудь. Потом от груди отвыкнуть. Вступить в человеческие взаимоотношения с хорошим человеком мамой. Выстроить замок «Я», то есть выделить сознательную часть. Привыкнуть к дисциплине. Определиться с полом. Научиться жить в коллективе. Абстрактно мыслить. Ну, и так дальше, потом надо достичь эмоциональной независимости, уйти из дома, научиться зарабатывать деньги, стать самодостаточным, жениться, родить детей, простить родителей, понять, что все — фигня, найти в себе божественную искру, запалить из нее мало-маль-ский костер... Потом, наверное, понять иллюзорность границ и слиться с миром. Но в этом я уже не уверен. Сам не пробовал.Братец Гримм. А ты попробуй.Братец Вайнер. В борту дырку прорубить?Братец Гримм. Ага.Братец Вайнер. Не, знаешь, мне рано. Я где-то на стадии понимания того, что все — фигня.Братец Гримм. Встаешь утром, смотришь — фигня, идешь на работу, проверяешь — явно фигня, к вечеру пересматриваешь — ну совершенно точно фигня... Так, что ли?Братец Вайнер. Где-то так. Но...Шум воды.Маленькая теоретическая глава № 6 СКАЗКИ И ПСИХОТЕРАПИЯ

Если мы сделаем краткую выжимку из двух предыдущих теоретических глав, получится, что волшебная сказка описывает процесс достижения героем цели (которую может достичь только он) с помощью путешествия в тридевятое царство и использования вол-шебных помощников. В этой схеме бросается в глаза ее сходство с моделью короткой терапии, особенно нейро-лингвистического программирования, которое обладает очень выразительным и определенным словарем, поэтому о нем говорить удобнее всего. В мо-дели НЛП психотерапия выглядит так: человек совершает переход от проблемного состояния к желаемому путем подключения ресурсов, обычно до какой-то степени под-сознательных. Напрашивается взаимно однозначное соответствие:Запрет, вредительство, недостача-проблем а. Волшебный помощник — ресурс. Иное (тридевятое) царство — подсознание. Будущая награда — сформулированная цель.Есть и другие сходства, бросающиеся в глаза. Трансформация — любимое дело. Мама в лучшем случае забывается. СценуНЛП старается не изменять (то есть основные усилия направлены на изменения самого человека, а не его окружения). А клеймо — это, может быть, якорь?В такой модели вызывают вопросы, пожалуй, только лжегерой, послушание и отсутствие выбора. Их можно притянуть за уши и наполнить объяснениями, но НЛП кажется мне не вполне завершенной моделью, и я даже думаю, что эти сказочные черты как раз и могут указывать на неразработанные места.Если отложить разговор о структуре и обратиться к содержанию, мне кажется, более близким к сказке понятие о психотерапии в аналитической психологии Юнга.Универсальность и единство сказочных образов находит соответствие в понятии ар-хетипов. Под архетипами понимаются формы поведения, режимы функционирования душевных сил, похожие на инстинкты, смысл и значение которых выражаются в реальных образах и действиях. Их целью является привнесение в сознание подсознательного материала и его трансформация при этом. Этот процесс развития и трансформации Юнг назвал индивидуацией.Под индивидуацией Юнг понимал процесс обновления и расширения эго-созна-ния. Это предполагает, что сознание уже выделилось из матрицы подсознания, коллективного бессознательного, символизируемого Матерью. В результате такого отделения эго-сознание приобретает необходимую дистанцированность от подсознания и достаточно жесткие границы. Но в процессе отделения и обретения границ эго-сознаниевсе больше теряет контакт со своей подсознательной основой. Наступает состояние диссоциации, несбалансированности между сознанием и подсознанием. Появляются симптомы, невротические расстройства. Отделенное от своей питательной среды, эго-сознание рискует тем, что станет ригидным и стерильным, потеряет образующий смысл, умрет. Поэтому это должно возвратиться к подсознательному источнику, коллективному матриксудля того, чтобы обновить себя, чтобы получить доступ к новым архетипическим энергиям и образам. Это и описывается историей о путешествии героя, о нахождении новых помощников, о смерти и воскресении, о победе и воссоединении. В результате расширяется область сознательного, что уже само по себе дает целительный эффект.Лжегерой, может быть, аналогичен всего лишь старому, прошлому «я», которое пытается воспользоваться результатами путешествия внутрь, не признавая произошедшей трансформации. Твое место, господин Новый Человек, может оказаться занятым гораздо более натренированным Прежним тобой же. Его, кстати, поддерживают и окружающие, тебя же они не узнают.Послушание. На самом деле герой в сказке подчиняется не авторитетам, но законам сказочного (т.е. подсознательного) мира. Он отправляется в головокружительное путешествие в неизвестный мир и берет с собой лишь простейшие правила поведения. Только их он и слушается. Плюс прак-тически любая традиция, включая психотерапию, дает человеку проводника и учителя. Его тоже имеет смысл слушаться.

Для объяснения отсутствия выборов у сказочного героя давайте представим себе две картинки. На одной из них — ребенок в середине небольшой комнаты с четырьмя стенами. Он спокойно движется куда хочет; он знает, где стены, он в любой момент может вернуться в середину. На другой — ребенок (почему-то я представляю его себе стоящим у стула) среди тумана. Стен нет или они не видны. Ребенок боится не только отойти, а даже пошевелиться. Выборов у него удивительно много; но он стоит на месте.

Поймайчик Агао с планеты людчейНа далекой-далекой планете живут очень похожие на нйс существа. И язык их, и обычаи только чуть-чуть отличаются от наших. Они называют себя нелюди, алюдчи. «Ребенок» у них называется «любенок», «мальчик» — «поймайчик», и так далее.И вот жил на этой планете поймайчик Агао. Был он совсем как все, и только в одном отличался. Дело в том, что у каждого лю-бенка было семь родителей. Их звали поро-дитель, наградитель1 погрозитель, оградитель, рачитель, врачитель и переродитель. А у Агао было только шесть родителей. Переродителя у него почему-то не было.У каждого родителя было, конечно, свое дело. Переродитель отвечал за то, чтобы любенокрос и изменялся. А вот Агао никогда не изменялся. Он всегда оставался одним и тем же. Ему было скучно, и он мечтал, что когда-нибудь — когда-нибудь! — он найдет своего переродителя.Однажды он сказал: «Хватит! Я как не людча. Пойду искать своего переродителя».Его шестеро родителей уговаривали Агао остаться, но он не послушался. Тогда ониустроили ему прощальный пир. Накрыли огромный стол. Каждый родитель принес по-дарки, чтобы дать своему любенку в дорогу. Породитель дал ему сухого молока и бульон-ных кубиков. Оградитель принес мешок, в котором были упакованы шуба, шапка, сапоги, перчатки, темные очки и еще килограмм 20 всяких ненужных вещей. Погрозитель вручил ему боксерские перчатки и деревянную дубинку. Рачитель — блокнот и ерундаш, чтобы записывать, сколько чего есть, сколько истрачено и сколько еще осталось. Врачитель — зеленку-веселенку и прочие озадоровители. И только наградитель пришел на этот вечер с пустыми руками. Агао в начале вечера был такой урадост-ный, а потом решил обидеться на награди-теля — ведь тот всегда дарил больше всех, а тут... Но после стола наградитель подошел к нему сам и сказал:— Я долго думал, что лучше дать тебе в дорогу. Еду ты съешь, вещи сломаются и растеряются. Я решил дать тебе самое лучшее из того, что дал мне когда-то мой роди-тель-наградитель. Освободи, пожалуйста, немного места на дне своего сердца.— Это трудно сделать, — сказал Агао.— Хорошо, давай я тебе помогу. Там нет случайно такого чувства, что ты плохой?Агао подумал и сказал:— Есть. Оградитель говорил, что я везде лезу, рачитель говорил, что я все теряю, а погрозитель повторял, что я расту плохим.— Вот-вот. Знаешь, давай вытащим оттуда то, что ты плохой. Это неправда. Теперь там есть место?— Да... Порядочно!— Положи туда и накрепко запомни вот что: ты — хороший. В самую глубину сердца. Туда, где рождаются мысли.— Я ^-хороший?-—Да, ты —хороший.Потом еще были проводы, танцы, песни, потом все легли спать, а наутро Агао взвалил себе на плечи мешок (хотя шубу и шапку он все же оставил) и отправился в дорогу.Путь его лежал через пустыню. Идти было трудно. К вечеру первого дня он остановился, разжег костер, а наутро взял в дорогу половину своих вещей. Еще через день на его плечах болтался только маленький рюкзачок, а сапоги, темные очки, боксерские перчатки и прочие подарки остались ждать других хозяев.В этот день Агао встретил караван верблюдчей. Погонщик согласился взять его с собой.

К вечеру они устроили привал. Только тут, у костра, погонщик стал расспрашивать Агао.— Так ты, значит, переродителя ищешь? Трудное это дело. Знаешь?— Знаю.— Обычно это не получается. А у тебя — почему получится?Агао стал думать; он зашел в самую глубину сердца и вдруг набрел на ответ:— Я — хороший.— Ага, — сказал погонщик, —это меняет дело. Тогда давай говорить серьезно. Я— маг и волшебник. Смотри!И погонщик щелкнул пальцами, и костериз желтого стал синим, потом черным, потом зеленым, голубым, фиолетовым... Потом он занялся верблюдчами и превратил их в слонов, жаворонков, драконов, мышей — а потом обратно в верблюдчей. Агао затаил дыхание.— Я и тебя смогу научить волшебству. И тогда ты сможешь найти своего переро-дителя. Хочешь?— Да. Да, да. Знаете, я всегда хотел стать волшебником!И волшебник взял его в свои ученики.Караван пришел к сказочному дворцу. Пока погонщик разводил верблюдчей по стойлам, Агао решил обойти дворец кругом. Но с другой стороны дворец оказался простой бревенчатой хижиной с соломенной крышей. Агао побежал обратно — спереди дворец, назад; сзади — хижина! Его так это изумило, что он бегал вокруг, пока не запыхался. Тут его позвал погонщик.— Итак, я буду давать тебе задания, а ты будешь их выполнять. Но смотри: надо делать все точно. В первый день — а может быть, в первый месяц, как справишься, — ты будешь учиться смелости. Ты найдешь свою смелость.И сутра следующего дня Агао стал тренировать свою смелость. Он взлетал на воздушном шаре и прыгал оттуда с одеялом вместо паруса. Он катался по бурному морю на доске. Без воды он уходил на целый день в пустыню. Он охотился на тигров с одним копьем. И через месяц учитель сказал:— Хорошо. Ты действительно стал сме-лым. А теперь ты будешь учиться трусости.И целый месяц Агао ходил ночами смотреть на страшные пляски драконов посреди пустыни-— драконов, которых никто не мог победить и где смелость была не нужна. Он спускался в глубины моря и смотрел на животных, никогда не видевших света. Вол-шебник показывал ему целые деревни и города, погибающие от таинственных болезней, где смелость была ни к чему. Через месяц он сказал:— Теперь ты, наверное, понимаешь, что смелость не везде годится и есть вещи, ко-торые сильнее тебя.— Да, я понимаю.—*- Тогда подумай, какможно быть и смелым, и трусливым одновременно.Через три дня Агао пришел к нему и сказал:— Я думаю, я понимаю.Волшебник посмотрел в его глаза и кивнул:— Мне тоже так кажется.После нескольких дней отдыха он дал Агао новое задание:— Теперь ты будешь учиться быть веселым.Несколько недель Агао провел на ярмарках, праздниках смеха, в цирках, где выступали лучшие клоуны и скоморохи. Каждый день он выдумывал по семьдесят шуток и пятьдесят пять анекдотов. Это было совершенно потрясающее время. Но однажды волшебник сказал:— Хватит. Теперь учись грустить.И Агао принялся ходить по пустым лесам (тогда уже началась осень), по берегу хо-

лодного моря, по пустыне и думал, думал о всяких печальных вещах: о том, как настает осень, как скучают о нем его родители, как сам он о них скучает, о том, что такое печаль и грусть.. Когда через пять недель он пришел рассказать, что он понял, волшебник сразу же приказал:— А теперь — спокойствие.И они стали ходить вместе на веселые ярмарки и сохранять спокойствие там, и в самые печальные места — чтобы и там быть спокойными. Уже через три недели учитель решил: «Пожалуй, хватит».«Твое новое задание, — объявил он ему через несколько дней, — будет потруднее. Ты пойдешь в небесный дом и узнаешь, люд-чи умирают или нет».Агао пошел в небесный дом. Отворив огромную дверь, которая одновременно была безмерно тяжелой и воздушно-легкой, он попал на первый этаж, где жило Солнце.— Скажите, — спросил Агао, — людчи умирают или нет?— Нет, — ответило Солнце, — людчи не умирают. Они исчезают, как я это делаю каждый вечер, а потом появляются, как я это делаю каждое утро.— Спасибо, — сказал Агао. Он попрощался и поднялся на второй этаж. Там веселой гурьбою жили звезды.— Да, — сказали звезды, —людчи умирают. Как звезда: если она упадет или погаснет, она уже никогда не засияет снова.— Спасибо, — поблагодарил Агао и поднялся на третий этаж, где жила Луна.— Нет, — сказала Луна, — людчи не умирают. Они становятся старше, уменьшаются- дряхлеют, как я, а потом исчезают, и через день возрождаются маленькими, какя, и потом растут, растут...— Я понял, — сказал Агао и поднялся еще выше. На четвертом этаже его ждала роза.— Людчи умирают, — прошелестела ро^ за. — Когда они умирают, они плохо пахнут. От плохого запаха гибнет все! Людчи не Могут возвращаться из царства смерти.Тогда Агао медленно спустился и вышел из небесного дома. Когда он вернулся к вол-шебнику, тот спросил его:— Ну, что ты понял?— Те людчи, которые как звезды и роза, — они умирают. А те, которые как Солнце и Луна, — нет.— Правильно, — сказал волшебник. — Твоим следующим заданием будет вот что: тебе нужно спуститься в пещеры подземного царства и узнать, где прячется иголка твоей жизни.И вот Агао спустился в подземное царство. Он зашел в первую пещеру. Как тесно было в ней, как странно было в ней! На Агао сразу оказалось надето какое-то огромное количество очень толстых и тяжелых вещей. Они были немного похожи на те, которые дал ему с собой оградитель, но еще толще итяжелее. В ушах у него оказалась вата, сквозь которую он почти ничего не слышал. В глазах замелькали какие-то блики, хотя на глазах были тяжелые очки с темнымистеклами. Сверху давило так, будто болела голова. Сама голова была замотана в длин-ные пушистые шарфы. Агао прошелся по пещере; там был полумрак. Потом он вышел и отряхнулся: ф-фух!Во второй пещере было так свежо, немного холодно... Вдруг Агао обнаружил, что стоит в ней почти голый. Ветер, то прохладный, то горячий, дул со всех сторон, и Агао стоял на ветру, такой открытый; потом он двинулся и прошел дальше по пещере. По ней хотелось идти дальше и дальше... но вокруг валялись битые стекла, а сверху было как-то слишком ярко, а снизу как-то очень темно... Он был слишком беззащитен там; и он вышел из второй пещеры.Он зашел в третью пещеру и замер. Там царил полумрак, и в нем медленно-медленно двигались какие-то людчи и какие-то животные. Они ничего не говорили друг другу и

поворачивались только очень-очень медленно... Хотелось бежать, хотя было непонятно, куда, невозможно было двинуть ни рукою, ни ногою... как в вязкоммасле, всемож-но было делать только так медленно... Даже изменить направление взгляда... С огромным трудом Агао выбрался и из этой пещеры.Выйдя, он стал думать, в какой же из этих пещер может находиться его иголка жизни, где он хочет, чтобы она была.Потом он вернулся к волшебнику и сказал: «Вторая».— Вот твое последнее задание, — позвал его волшебник через несколько дней. — Оно тоже трудное. Видишь ли, твоего роди-теля-переродителя просто нет. Ты немо-жешъ его найти. Ты можешь его только создать. Сейчас я дам тебе много разных фо-тографий...И он принес Агао целый мешок фотографий, никоторых были изображены разные людни.— На одной из этих фотографий изображен тот, кто может быть твоим пере-родителем. Ты должен найти эту фотографию.И вот Агао заперся в комнате, разложил фотографии на полу и стал смотреть на них, смотреть... Удивительно, что там не было ни одного людчи, которого бы он не знал. Там были его родители, его друзья, его учителя в школе, родители его друзей во дворе... Там была даже фотография его самого. И вот он смотрел на эти карточки, изучал их и гадал: кто же может быть его переродителем?Так он думал один день, два, три дня... Ну как он мог отгадать? Конечно, это не могли быть его друзья, и никто из его родителей тоже не мог стать переродителем. Он думал, думал, и никак не мог ни до чего додуматься.На седьмой день к нему в комнату заглянул волшебник. «Ну как, — спросил он, — ты смог выбрать одну фотографию?»Агао поднял голову. У него был такой взгляд, как будто он не узнал волшебника. Не сразу он ответил:— Я нашел только одну.— Покажи мне.И Агао протянул ему фотографию. А волшебник воскликнул: —Да! Это он!И вдруг Агао оказался в пустыне возле гаснущего костра, там, где он встретил по-гонщика верблюдчей. Он был один. У него не было того рюкзачка, но в руках он сжимал фотографию. Это была та самая фотография, которую он выбрал из всех. И на этой фотографии был изображен поймайчик Агао.

Опять сказка времен моей работы в детдоме. Я пробовал сочинить для своих ребят сказку, и проблему нехватки родителей выразил в таком вот космическом варианте- под Воннегута. Но сказка тогда не получилась; остались смешные названия и варианты фантастического бреда.На следующий год я работал в детском саду. Это была даже не работа, а скорее дружеские отношения с детсадом у самого дома. Два раза в неделю я устраивал там «факультатив» — приходил и рассказывал сказки. И была там одна младшая группа... С тамошними четырехлетками были у меня полные нескладушки. Их ассоциативное мышление повергало меня в трепет и отчаяние. Я мог сказать им слово «желтый», и кто-нибудь сразу говорил, что видел в деревне желтого жука, а другой говорил, что у его дедушки в деревне коза, а третий становился на четвереньки и блеял... От сказки в секунду не оставалось и следа. Это было особенно обидно на-фоне отличных отношений с другими группами. И вот я все ходил к ним и ходил, хотя толку было мало, и радости тоже.

И вот однажды я подготовил для них что-то особое, и отправился, лелея самые сладкие надежды. А они устроили из всего этого обычный развал, и даже хуже. Я страшно разозлился. Не заходя в другие группы, я ушел домой, где в это время стояла аппаратура для звукозаписи — шла запись сказочных кассет. Я заперся в «студии» и записал эту сказку на едином порыве злости, без всякого текста, сразу на чистовик. Так я никогда не делал ни до, ни после.За прошедшие с тех пор полтора года мне говорили про эту сказку (с кассет, текста так и не было) чаще, чем про другие. Ее очень хвалили. И это всегда были взрослые. И вот я думаю... Нет, думайте сами. И уже после теоретической главы про инициацию прочтите тогда (если взбредет охота думать) сказку Строгой Учительницы из приложения.Пофи. А переродитель — это, конечно, ты...Автор. Нет, я такой поймайчик, который старается, чтобы его не поймали. Притвориться полицейским — обычный трюк для вора. А на самом деле, если ты имеешь в виду мою профессию, то она досталась мне в наказание. Веришь?Пофи. Пока да.Автор. Гулял я в детстве со своим маленьким братиком. Мне тогда было, кажется, 16, а ему 7. И вот мы проходим мимо кафе, которое только что открылось. На нем вывеска: по-русски «Драники» и по-украински «Деруни». Он спрашивает — что это? А я отвечаю: «Есть родители, которые не могут бить своих детей. И когда им это все-таки нужно, они их приводят сюда. Это такое специальное учреждение, там в одной комнате оформляют квитанцию, как побить, сколько, а в другой специальные работники выполняют».Сказал — забыл. А мой братик потом две недели мучился, чуть по ночам не плакал — или даже плакал — пока не поделился с ма-мой. Она мне устроила «драники»! Но мамин гнев — это была мелочь. А вот как судьба меня покарала... Сижу я теперь в своем кабинете в поликлинике, на мне халат, ко мне родители приводят детей и просят, как их побить, сколько...Пофи (хохочет). Халат с капюшоном?Автор. Нет, обычный такой, белый... А в прихожей на мраморной доске выбита цитата из дневников детского поэта Хармса: «Конечно, травить детей нельзя, но что-то же с ними делать цужно...» Ну нет, вру, нет пока мраморной доски. Но и прихожая не только моя. Это же детская поликлиника. Там еще кабинет, где делают уколы...Пофи хохочет.Маленькая теоретическая глава № 7 ИНИЦИАЦИЯЭто не я первый придумал. Много разных, достаточно независимых друг от друга людей пришли к выводу, что в основе сказок лежат обряды инициации. Отвечая на вопрос, что же в сказочной структуре ТАКОГО, их обязательно стоит иметь в виду.Обряды инициации — это сконцентрированный процесс превращения ребенка во взрослого. Во всяком случае так они построены: в начале этого обряда — ребенок, а после конца он оказывается в новом состоянии — и в новом статусе — взрослого.Есть много вариаций этих обрядов, поскольку они были распространены, да и сейчас существуют, у очень разных народов: у американских индейцев, у негров, австралийцев, полинезийцев. Но основная структура примерно одинакова, и это само по себе удивительно. В среднем это выглядит вот как.Дети в раннем возрасте обладают очень большой свободой, и во многом предоставлены сами себе. Их никто ничему не учит, но никто ничего особенно и не требует. Но им многое запрещено из взрослой жизни: им нельзя ходить на охоту, участвовать вомногих церемониях, даже есть определенную пищу. И, уж конечно, им нельзя жениться.Но в какой-то момент, это может быть в разном возрасте, но, в общем-то, где-то между десятью и четырнадцатью, происходит вот что. Мальчиков — да, а гораздо более распространены и известны именно мужские обряды, и я о них и буду рассказывать — итак, мальчиков собирают и выводят из женской части поселения, где они до этого жили. Матери и сестры при этом могут бороться за них и оплакивать их увод, как будто их

уводят на смерть. В каком-то смысле это так и есть: больше мальчики в эту часть деревни и в это окружение не вернутся. Их уводят грубо, на них могут кричать и бить их палками. Делают это, конечно, мужчины. Затем их отводят в какое-то удаленное место. Одно такое место я видел в Нью-Мексико, в горах Бранделиер: там это выложенная камнями яма глубиной метра два с половиной, размером чуть больше этой комнаты. Мальчишек помещали в эту яму, по краям выстраивались воины, и обряд начинался. Он мог тянуться недел'ю или даже несколько месяцев. У него было несколько принципиальных частей.Одной было символическое убийство и возрождение. Например, строился длинный дом в виде дракона, и мальчиков по одному заводили в «пасть», а сидящий на крыше жрец или воин кричал, издавал звуки, имитирующие пожирание, и лил сверху кровь. Внутри смерть могла имитироваться поподробнее: инициируемого могли опять бить,выбить зуб и так далее. В результате должна была появиться метка, клеймо.В обряд также входило обучение. Мне очень нравится описание первого урока в инициации у индейцев хопи. Перед мальчишками исполняли ритуальные танцы типа тех, которые они уже видели на праздниках урожая или когда призывали дождь. В этих танцах, по идее, танцуют боги и духи в устрашающих масках. И вот после таких танцев мальчикам объявляли, что сейчас им откроют огромный секрет — и боги снимали маски и оказывались знакомыми мужчинами. Секретность этого подтверждалась тем, что мальчишек секли стеблями юкки — очень жесткими прутьями, оставлявшими довольно чувствительные следы на спине. За разглашение секрета, объявляли им, их стали бы бить гораздо сильнее. Дальше их начинали учить основам мироздания и всему, что должен знать взрослый воин. Им рассказывали историю происхождения мира, устройство страны предков, объясняли пути перемещения душ людей и животных, законы охоты и войны.В конце концов их вели на первую охоту. Иногда это происходило сразу после учебы, но у многих народов юноши вначале должны были прожить какое-то время в лесу, изучив повадки животных — обычно тотемных животных племени, но иногда им нужно было найти своих собственных покровителей и друзей. Это могло продолжаться до года. Вернувшись, юноши должны были нести в себе силу своих животных собратьев.Частью обряда была передача мужской силы от взрослых членов племени молодым.Реально это могло выглядеть так: взрослые воины садились в кружок, надрезали себе руки и каждый сливал свою кровь в одну чашу, передававшуюся по кругу. Когда чаша была полна, инициируемые пили из нее. Кроме того, сюда входили танцы (часто многочасовые, ночные, до полного истощения), обучение стрельбе, борьбе, ориентированию и т.д.После конца инициации, когда юноши возвращались в свое селение, даже если их не было всего неделю, часто их не узнавали. Они должны были пройти через специальную процедуру — например, войти в комнату, где мать билась и кричала, имитируя родовые схватки, и пролезть у нее между ногами. Выйдя, они оказывались заново рожденными, часто получали новое имя. Потом они уходили жить в особый дом для молодых мужчин, и там жили все вместе, пока не женились и не расходились по собственным хозяйствам. С этого времени они уже не были детьми, они имели права и обязанности взрослых мужчин.Милый читатель, если вы не заметили, я вам сообщаю: мы переменили тему. Вообще связки между разными линиями и кусочками в этой книге — опасная штука, иллюзия развития прежней темы уводит вперед, а сознание не справляется с потоком совершенно разных форм и в общем-то не совсем одинаковых мыслей. Глаза еше скользят, но внимание уже далеко, гипнотический принцип. Не поддавайтесь, прошу вас.Структурная часть окончена. Ура!И нас захлестывают вопросы поинтересней.В последующих листах структуры нетникакой, да'и доказательств негусто,но —«Доказанная правдаесть, собственно, не правда, а всего лишьсумма доказательств...», но теперь —

теперь мы переходим к целой жизни!

Часть 3 «Экзистенциальная моя жизнь».

Ива и ручейИва росла у ручья. Ручей и Ива были •влюблены друг'в друга. Жаркими дня-шми Ива опускала в Ручей свои ветки, и они плыли по воде и гладили ее; а Ручей расчесывал их, как косы и, играя, окутывал Иву завесой мельчайших брызг.Когда-то давным-давно, когда почти никто в мире толком не знал, кем он станет, Ива была охотницей, а Ручей — колдуном и знахарем. Она жила в маленькой хижине, а у него и дома-то не было, только сундучок с книгами и пузырьками и волшебный зонт. На этом зонте, если начинался дождь, колдун улетал на тучи и там располагался и сушился, а когда дождь был долгим, он привязывал себя к открытому зонту и ложился спать; и если тучи рассеивались, то он мягко слетал вниз, и зонт уж сам выбирал полянку посуше.А тогда нелегко было охотиться на зверей и собирать травы! В те времена мало кто в мире уже выбрал себе окончательный вид, и почти все существа менялись как хотели и как могли; так что, например, камень в реке мог вдруг захлопать крыльями и взлететь вороной, а кошка разлениться дотого, что превращалась в подушку или собственную тень на песке. Звери и птицы, и даже дома и дороги еще превращались тогда друг в друга, и каждый искал, кем ему быть лучше. Еще и сейчас облака и сны не знают, кем станут, и часто меняются; а тогда так делали почти все. Так что можете себе представить, как трудно было охотиться или собирать травы! Ведь убегающий от вас заяц мог превратиться в тополиный пух, а собранные ягоды разлететься божьими коровками!Но все же Ива охотилась, а Ручей собирал травы и готовил из них целебные настои. Они знали друг о друге понаслышке. Ветви плели лесные сплетни, из рассерженного ствола вынимал иногда колдун серебряную стрелу, а ночью кто же не видел хоть раз летящий в вышине черный зонт?Время шло, а время — самый могущественный волшебник на земле. Оно изменяет все. И колдун и охотница тоже менялись со временем. Он собирал все меньше растений, а когда лечил больных, уже не давал им настойки целебных трав и я^од, а говорил: «Пойди в дубраву да найди желтые цветы, подыши ими на рассвете, а днем не забывай смотреть на мак, васильки и березы». Или что-нибудь почище этого: слона, чтобы вылечить от водянки, он заставил помочь муравьям построить муравейник; и вы бы видели, как весело тот таскал хвоинки и палочки, а про водянку и думать забыл!И охотница все реже вынимала стрелы из колчана, а иногда и вовсе вместо стрел набивала его бутербродами и орехами. Зайцы, которые и раньше ее не боялись, теперьпросто от нее не отходили. Она играла с ними в прятки и учила понимать язык волков. Она все больше пела, вначале подыгрывая себе на тетиве лука, а потом вдруг натянула на лук еще несколько струн и сделала из него лютню. Она все еще очень любила бегать и стала устраивать в лесу соревнования — наперегонки с оленями, зайцами, ласточками.И вот однажды...В глубине леса, на древней Поляне Сходок, где старейшины леса придумывали законы и жгли костер для всех, кто заблудился, в глубине леса, где снег не тает до июня, где жи-вут звери, о которых никто не говорит, — так вот, в глубину леса забрел однажды зна-харь и встретился лицом к лицу с прекрасной охотницей.Когда это было?Сколько времени они простояли там, на поляне, лицом к лицу, и сколько взглядов родилось и растаяло в вечерних сумерках? Этого мы не знаем; ясно только, что это было до Великой Бури. •Говорят (болтали сороки и шептали волны прилива), что Великая Буря началась от их

третьего взгляда. Но может быть, она началась не оттого и не тогда. Говорят еще (я слышал от майских жуков и медвежат), что тогда старушка Время остановилась, чтобы поглядеть на них, а когда опомнилась, рванула свою телегу превращений так резко, что небо не удержалось, и оттого будто бы и началась та Буря. Но что толку верить тем, кто до Бури был совсем другим? Потому что Буря изменила всех.«В Великую Бурю, сынок, — качала малы-ша медведица, — с неба лилось столько огня, сколько шерстинок у папы, и у меня, и у те-бя, и у всех медведей, и даже, наверное, больше. Небо грохотало так, что оно бы всех ог-лушило, если бы уши не были залиты водой. Ох и ливень был! А деревья все равно горели, молний было больше, чем дождинок. Деревья переставали держать землю, и она треска-лась!»Вы спросите: а что же все они тогда, и деревья, и животные, не превратились в камни, чтобы было не больно и не страшно? В том-то и беда, что многие превратились. Ведь до Бури камней было совсем немного; кому захочется быть камнем среди веселого леса? Только после Бури стало так много камней, как сейчас. Некоторые птицы так испуга-лись Бури, что вначале улетели далеко-далеко от Земли, а потом уже превратились в камни; и до сих пор некоторые из них возвращаются обратно. Эти камни падают на землю с неба, обычно ночью, потому что им стыдно. Люди зовут их метеоритами.Многие стали камнями; многие — даже песчинками и галькой. И когда окончилась Буря — а никто не знает точно, сколько она длилась — три дня или семь лет, —мало кто даже заметил это. Ни деревьев, ни трав не было на растресканной земле. Испуганные звери рассеялись и попрятались, и многие из них сами забыли где. Повисло солнце, высохли лужи. Подул ветер и нанес песка. И на месте прежнего леса, там, где прыгали белки и бродили зубры, легла бескрайняя пустыня, голая пустыня, пустая пустыня, где царили пески да камни.Из дальнего далече шел по пустыне домой заяц. Шерстка его вытерлась, глаза застилала слезная дымка. Третий день он брел без воды, не встречая не только зайцев, но даже стрекоз и ящериц. Иногда он видел миражи: реки и озера, кусты и сочную траву, и он бросался к ним, а потом понимал: это песок, песок, да пленка облаков за горизонтом. Ми-раж.Заяц заснул, поев каких-то колючих сухих листьев, и то ли снилось ему, то ли нет, что два высоких человека проходили по пустыне. То ли снилось ему, то ли нет, что на месте, где они остановились, выросла ива и зажурчал ручей. То ли снилось ему, ведь он спал, спал так сладко усталой головой на лапах, когда за ухо его тронула зайчиха и сказала: «Маленький, вставай». И он вскочил, не веря своим глазам, а на полянке у ручья, где стояла ива, уже росла трава, и распускались цветы, и пели птицы, и зайцы, и белки прыгали там, а из-за холмов бежали все новые и новые, и приходили деревья, копали себе ямки и пускали корни, и журчал ручей, и ива шептала ему что-то своими длинными ветками, а у ее ствола стоял никем не замеченный сложенный черный зонт.. • ■ >

Теперь, когда со времени написания сказки прошло два года, я вдруг подумал, что ведь это они принесли свою взрослость в жертву общему детству. Потому что мир, в котором нет окончательных застывших форм, — это, конечно, детство.С тех пор лес разросся и зацвел. Значит, они не прогадали. Детство вообще можно устраивать где угодно — то есть само детство подходит для этого, наверное, лучше всего, но все то же самое можно устроить и в двадцать, и в тридцать. И достроенные кусочки

становятся на свои места.Мы все изменились после Бури. Одни сделали вид, что добровольно, другие кричали, что насильно. А что делать тем, кто стал камнями? А чем ручей лучше камня? Хороший актер хорошо сыграет любую роль, плохой на всякую будет жаловаться. А Время — самый предсказуемый персонаж — вечно тянет свою телегу, превращая их друг в друга.Розовая девушка. Обожаю сказки про любовь. Почему вы так мало их пишете?Настоящий мужик. А мне вот сказки про любовь кажутся чисто женским делом... Даже не потому, что... Ну, как будто это сказки, специально поучающие, как быть несчастным. Я вот «Русалочку» терпеть не могу...Автор. Хотите рассуждение на тему: почему мы стремимся к несчастью?Розовая девушка. Слушайте, а давайте не сейчас. Сейчас все так прелестно, в этом мире, где нет застывших форм... У вас же есть теоретические главы — ну, и сделайте еще одну. • .Сказано — сделано.Маленькая теоретическая глава № 8 QUEST FOR UNHAPPINESSИнтересно, счастливы ли мы сами по себе, по определению? Есть ли счастье наше есте-ственное, неиспорченное состояние? Еще более интересно — к чему же мы, по большому счету, стремимся: к тому, чтобы быть счастливыми или... наоборот?После хорошего трудового дня психотерапевта впечатление очень определенное: люди стремятся пребывать в несчастье, идут на любые ухищрения, выстраивают удивительно хитрые и запутанные системы, у которых не найти другой цели, кроме той, чтобы поддерживать стабильное ощущение несчастья, а счастье отодвинуть куда угодно — только не на сегодня.Но ведь не может же быть, что мы стремимся к несчастью? (Так переводится с анг-лийского заглавие: что-то вроде «В поисках несчастья»).Одна маленькая — простите, опять биологическая — теория.Представим себе сообщество наших предков, похожее на стадо человекообразных обезьян. Одной из его важных черт является иерархия. Все члены сообщества раз-делены как минимум на две четко отграниченные друг от друга категории: альфа-особи (вожди, доминанты) и омега-особи (подчиненные).Для Поддержания постоянной структуры нужно, чтобы ее поддерживали и верхи, и низы. Как это делают верхи — понятно. Как это делают низы... Вот у муравьев все просто: рабочие недоразвиты в половом и в куче других смыслов. Пока царица жива, программа их поведения настроена на работу и ни на что другое. Если царица погибает, у , ближайших к ней особей перестраивается все тело, и уже тогда они начинают борьбу за престол, нещадно, конечно, друг друга грызя. Но вот остается одна самка; оппозиция предана смерти, и опять в телах остальных — гормональное равновесие и рабочее настроение.Высшие млекопитающие устраиваются более гибко, и часто психологическими приспособлениями заменяют физиологические. Они не могли себе позволить держать столько самок или самцов в стерильном состоянии. Но вполне могли выработать у них состояние определенной психвлогической подавленности, чтобы желание сменить ко-мандование просто не возникало в голове. Что-то подобное должно было выработаться обязательно. И было выработано. Есть много красивых иллюстраций тому. Мне лично больше всего нравятся эксперименты Са-польского, который измерял у самцов бабуинов концентрацию мужского полового гормона (тестостерона) в крови при стрессе. От уровня тестостерона зависит, естественно, и уровень всяких адреналинов, и агрес-сивность, и т.п. Так вот, у доминантных бабуинов после стрессового воздействия (грубо говоря, удара по ушам) уровень тестостерона поднимался, а где-то через час возвращался на прежний уровень. А у подчиненных особей — снаружи точно таких же самцов — после стресса уровень тестостерона как падал, так и оставался пониженным примерно вдвое еще несколько часов.

Теперь представим себе, что у детей подчиненного самца дети скорее всего займут подчиненное положение — то есть что это омега-состояние наследовалось. Тогда в игру вступают факторы естественного отбора — можно сказать, отбора на психологическую подавленность. Опять заметим, что все это происходило сугубо в интересах всего сообщества. Добавим, что отбор действует слепо, то есть изменение происходит одно-временно на всех уровнях: генетическом, социальном, личностном, ценностном... Подобные отношения со стрессом, очень похоже, приводили и к психосоматическим недугам — но если они не передавались детям (поскольку возникали в зрелом возрасте), то это вообще эволюционно не контролировалось.И вот следующий акт: иерархическая структура разрушается. Наступает это сейчас, с западной демократией, или две тысячи лет назад — нас не волнует: эволюционно это не значимые сроки. Пусть даже она совсем разрушается, с равновероятной возможностью любого человека занять любое иерархическое положение (хотя переход коммунистов в бизнесмены меня убеждает в обратном). Неважно. Структура разрушает-ся... и из-за очень малого количества доминант... остаются одни омега-особи.То есть мы с вами.Еще раз повторю, что закрепленнная эволюционно предрасположенность действует любыми путями, которые даже в принципе нельзя отследить целиком. Это и генетические факторы, и то, что передается культурально. Это формы поведения, это ценности и убеждения, это понятие «я» в любом его смысле. Если допустить, что сказанное верно, все они «заражены» понятием о второсортности, подчиненности, что является прекрасной основой для того, чтобы быть несчастным.Конечно, в сущности, это берновская модель лягушек и принцев — с той разницей, что Берн считал ответственным за положение дел семью и воспитателей. Вполне возможно, он прав: это действительно может быть главной силой. Но, может быть, и нет. Что-то слишком мало я встречал принцев..,А вывод отсюда я бы сделал только один: возможно, мы вовсе не настроены на счастье самим актом рождения, и достижение этого самого счастья требует активных усилий. Возможно, кстати (то есть так оно и есть), что обществу по-прежнему выгодна психологическая подавленность большинства его членов. Что ж, тогда эти действия должны быть тем более активными. Заметим, что речь идет о приспособлениях дос-таточно гибких, слабых факторах. Да и разделение на альфов и омег не могло быть че-ресчур жестким (например, из-за общности самок). Так что я не говорю о чем-то вродепервичного греха: мы созданы быть несчастными, и все тут. Я скорее говорю, что при прочих равных — если ничего не предпринимать в обратную сторону — человек по-ступает так, как будто его основным делом являетсяQUEST FOR UNHAPPINESS!

Дед, внучка и боюскиднажды дед на внучке женился. Свадьбу сыграли, в родителей вишневыми косточками кидали. Стали в. большом доме жить. Хороша невеста, да всего боится. «Боюсь я, дед, на огород ходить: там червяки в земле ковыряются!» Лазает дед по огороду, от землицы борода чернеет. «Боюсь я, милый, коров: у них хвост да рога мотаются». Дед и коров доит, молоком в вечеру белеет. «Ох, и огня, дед, и огня! Печка — она искрами плюется!» Вот и ужин дед кашеварит,.бороду задумчиво кочергой очесывает. От такого от хозяйства добра не жди; не успевал дед всего сделать. Корову продал, лошадь продал и от огорчения.сам слег. Заболел. Ну, внучка попробовала поплакать и тихо, и в голос, да все не в помощь. Решила она тогда в город на базар сходить, купить лекарств и еды. Денег у нее, правда, не было, но она решила: «Продам чего-нибудь». И вот, хоть и было ей страшно, на базар далекий она с утречка и отправилась. Деда ведь своего все же любила!На базаре — толчея, гомон; она стала в сторонке, чистый плат расстелила. А что же дальше? Подходит народ: на сем местечто продается'? Мнется бедная внучка, не знает, что и сказать. Тянет кого-то за рукав:

«Дядъ, а что продавать здесь можно, чтоб подороже?» Он спрашивает: «А что у тебя есть?» — «Да ничего нет». «А что умеешь делать?» Тут она заплакала: «Да ничего не умею, я всего боюсь!» — «Хм, — говорит дядька, — так ты боюски и продавай». «А возьмут?» — не верит дивчина. «А ты попробуй». И вдруг как закричал дядька: «Эй, народ! Товар исключительного назначения! Подходи за боюсками!»Народ стал осторожненько подходить, интересоваться: что за товар такой? Дядька говорит: боюски на любой вкус. Для жен, детей, крупного и малого рогатого скота. А девчонка говорит: «И курей с петухами». «Что для курей?» — подлезает бабка. «А вот бегают твои куры далеко от дома?» — спрашивает посредник. «Ох, бега-юту проклятые», — соглашается бабка. «А ты купи для них боюску дальнего пространства. Есть у нас такая?» — спрашивает у девчонки. «Еще как, — солидно говорит она. — Вам на целый птичий двор?» — «Уж пожалуйста», — просит бабка.Вот торговля завертелась не на шутку! Купили боязнь огорода для гусей и коз, купили боюски темноты для крыс и тараканов, ну все раскупили на корню! Один оригинал купил боязнь рек и моря, чтобы палить в облака и тучки: хотел, чтобы они проливались только над сухой землей. И только для малых ребятишек ни одной боюски не продали, ни мамкам, ни нянькам. Вот как! На вырученные деньги купила внучка лекарства и еду, и для того дядьки, который ей помог,праздничную-рубашку, и для себя леденец. Целый день провела на базаре. Только к вечеру вернулась домой. Там дед ее встретил, своим глазам не поверил. От радости он и без лекарств выздоровел. К потекла ихжизнъ весело и бойко, и работали они теперь вместе, и на ярмарку вместе ездили. Найти бы и нам такое счастье.Я собрал свои боюски недавно. Старые они были, поломанные и запачканные. Кто такие возьмет? Эх, молодость! Плюнул, выбросил мешок с боЩками за крыльцо. Там и валяется. Кто интересуется — подходи, выбирай, мне не жалко. Только чур — не для малых ребятишек!

В этой сказке самое поразительное — I это то, как она работает. Схватив идеюбазарного дядьки, маленькие негодяи спокойно меняют свои страхи, еще за минуту бывшие такими реальными. Чем, с одной стороны, ставят меня идеологически в тупик; а с другой, подтверждают идею о вторичной выгоде, которая легла в основу сказки. Идея эта говорит о том, что если какой-нибудь симптом дает своему обладателю хорошую жизнь, ни один нормальный человек с ним так просто не расстанется. Отсюда и противоядие: купля-продажа, а не воспитательная работа или развивающие игры.В детском саду я устроил однажды целый магазин, покупавший боюски за игрушки из местного же инвентаря. Теперь я — обладатель коллекции, сделавшей бы честь любому деду Бабаю. Вытащенные на свет, боюски оказываются милыми и привлекательными.Критик. То есть ты хочешь сказать, что ребенок в какой-то части своих страхов прикидывается? А когда болеет — тоже прикидывается?Автор. Этого никто не знает. Мне это кажется одним из центральных вопросов медицины: почему при одинаковом количестве микробов внутри и снаружи один человек гриппом заболевает, а другой — нет. Вся красивая иммунология этого не объясняет. Это как раз то место, на котором у психотерапии есть вполне приличные постройки, а у традиционной медицины только полевые носилки и вечно убегающие санитары. Так

вот, самая значительная постройка — это, конечно, Первая Благородная Истина Пси-хосоматической Медицины, а именно...Дедушка Фрейд. Бегство в болезнь.Автор.-Увы. Мы все способны представить себе, как ребенок заболевает, чтобы не идти в школу, но не представляем себе, как широко это развито.Строгая учительница. Потому что мы не знаем, что с этим делать; в школу ведь идти все равно нужно. .Автор. Да. Но есть и другой аспект. Когда у меня бывает грипп, я иногда этого просто не замечаю. Можете себе представить?Строгая учительница. Я вообще не знаю, чем я должна заболеть, чтобы не пойти на вечер своего класса. Даже на контрольную...Психолог-милашка. А я иногда обожаю поболеть. Набираю книг, заказываю любимые кушанья — и кайфую.Строгая учительница. Это где ж ты их заказываешь?Псйхолог-милашка (сконфуженно). У мамы...Пофи. А я просто так себе иногда разгрузки устраиваю, когда хочу: тоже вначале накупаю еды, беру книги — и дня на три в загул. Или в лес, хотя бы на денек.Строгая учительница. А мама разрешает?Пофи (смеется). А я не спрашиваю.Настоящий мужик. А я совсем не умею болеть. Даже когда валюсь с ног, не могу лежать. Мне вся семья твердит: лежи, лежи, а я встану и пойду на кухню хотя бы кашу сварить или гвоздь там вбить... Вот елки-палки... Дед я и есть.Критик. Так тому повезло, что заболел влежку?Настоящий мужик. Точно.Пофи. А внучке тем временем дядька помоложе помог...Маленькая теоретическая глава № 9ПРИНЦИПЫ СКАЗОЧНЫХ РЕШЕНИЙПрактически в каждой сказке есть определенные проблемы и есть их решения. Давайте составим маленькую картотеку таких решений. Для этого мы возьмем гипотетическую проблему и попробуем напридумы-вать сказок для ее решения.Пусть это будет боязнь темноты у маленького ребенка. В следующей таблице слева — схемы сказочных сюжетов, справа — использованные в них принципы решений.Зайчик боялся темноты. Встретил друга котенка. Пошли вместе исследовать ночной лес. Чудовище ока-залось веткой, страшный «желтый глаз» — фонарем. Встретившийся филин услал их спать, сказав, что дети ночью по лесу не гуляют.

Помощник (такой же, как герой). В самое пекло. Узнавание. Границы.

Мальчик дружил с Солнцем и боялся Ночи. Ночь ушла. Солнышко без нее устало, стало плакать. Мальчик пошел звать Ночь и ее дочь Темноту. Те вернулись и все сдружились.

Утрированная победа, ее негативные последствия. Для кого-то (покровителя). Диалектика.

Крот боялся света. Влю-бился в бабочку. Стал оста-ваться по утрам, любоваться ее полетом. Раньше он думал, что слепой, при днев-ном свете оказалось: видит!

Противополож ность. Любовь. Постепенное привыкание. Отвлечение.

Медвежонок потерялся в Промежуточная

лесу, боялся идти домой из-за темноты. Светящаяся блоха попросила его пере-нести ее на поляну, где у них — блох — собрание. Там обещала дать заклина-ние против страха. По до-роге кусала, но светила. На поляне медвежонок выучил «Э-ге-ге, о-го-го, не боюсь я ничего!» и побежал домой.

цель (конфетка посредине). Плата. Интернализа-ция ресурсов.

Аленушка боялась темноты. Осталась дома на ночь с Иванушкой. Везде жгли свет. Иванушка поранился ножом, Аленушка испуга-лась, побежала через поле за доктором. Только провожая доктора обратно, заметила, что совсем не боится темноты.

Вытеснил другой страх. Внезапность. Для кого-то (меньшего).

Мама оставила мальчика-трусишку одного ночью. Он возмутился, оделся и пошел все расскзать бабушке. Та жила на другом конце города. Прошел через все темные улицы и дворы, на-жаловался; пока возвра-щался, засыпая по дороге, да где-то страх и потерял.

Обида, злость. Против кого-то.

«Фиолетовый котенок». Вина. Угроза. Насмешка. Расширение мира.

.Видно, что эти решения перекликаются друг с другом и могут быть объединены в более общие группы. Многие решения связаны с присутствием другого — помощника, покровителя, слабейшего. Изначальный страх могут победить другие эмоции — любовь, страх, вина, обида. Диалектика, расширение, границы составляют узнавание мира как он есть, его объективацию.Все приведенные здесь решения подпадают под то, что можно назвать изменением отношения — когда внешний мир остается прежним, а меняется только позиция героя. Возможны также решения с изменением мира или других людей.Эту классификацию наверняка можно продолжить и усложнить, но нас скорее интересует просто само"понятие о решениях и первичная «база данных», от которой мы потом оттолкнемся. Кстати, это, конечно же, не просто сказочные решения, а очень просто выраженные решения психотерапевтические.Заметим, что в сказках — и в жизни — одного человека присутствует обычно очень ограниченное количество решений. Два, три, пять, излюбленных и привычных решений кочуют по всем его сказкам и ситуациям.Заметим еще одно. Среди обозначенных решений, я ручаюсь, есть не только «ваши» и «не ваши». Там есть те, которые уж слиш-ком «не ваши», эмоционально неприятные. Для одних неприятно понятие границ, для других — вины, угрозы, злости, платы, конфетки посредине... Заметим их и пойдем даль-ше. Нам уж недалеко.

Собака дикаяЖили-были старик со старухой у самого синего неба. Слугой у них служил горилла, славный волосатый парень, волшебник-простак. Что старики ему пи говорили, все делал. Жили они тихо-тихо, потому что горилла все понимал с полуслова и даже с шепота. А что же в них было сказочного? А вот что: детей у них не было.И ведь что за беда? Принес бы горилла им ребенка, ему бы только сказали. Но бабка стеснялась, а дед хорохорился. Еще в молодости, бывало, когда было им без ребенка не-вмоготу, они хотели попросить слугу своего. Выйдет дед на двор и скажет: «Эх, горка! Хорошо мы живем, черт нас подери! Ничего не надо! Аида рыбу ловить, волосатая морда!» А бабка своего настрадается, отзовет гориллу в сторону и зашепчет: «Наммаленького бы...» Вмиг появлялсяу нее щенок или портрет в миниатюре. Они и мечтать о том с годами бросили; видно, думали, так судьба распорядилась.Однажды востроносая судьба заглянула в их дом, разбила кофейник и похихикала над их толковостью. Все же она решила сделатьстарикам что-нибудь приятное. Для начала она сломала дверной замок, чтобы можно было потом протащить что-нибудь без спроса.У деда хватило ума замок на место не ставить. И горилле не позволил.— Обожди, — сказал он. —Новый гость лучше старого.Поздней ночью притащила судьба в их дом мешок, оставила его на кухне и испарилась. Сутра содержимое мешка диким образом залаяло: Гае! Гае! Pay! В доме у них такого шума отродясь не бывало! Выскочил дед из спаленки и опешил:— Вот те раз! Собака дикая!Появилось у подарка судьбы имя, появилась и работа. Только она и делала, что моталась по дому и непрестанно лаяла. И вы думаете, это все? Ха! Больше всех она лаяла на гориллу. А теперь сами посудите: что делал горилла в доме? Он слушал стариковские шамканья и пришепоты, чтобы их потом исполнять. А тут он не слышал ничего! Вилась, скакала вокруг проклятая собака и заливала все песней-лаем.Горилла стал все реже в дом заходить; а старики стали помаленьку и сами работать. И вот наступил грозный день: пришел к ним горилла в последний раз. Напустилась на него собака пуще прежнего. Кричит он своим хозяевам: «Ухожу я! По такой жизни я вам больше не слуга! Загадывайте мне последнее желание!»Теперь представьте себе: стоит домику самого синего неба. В домике стоят старик со старухой, глаза вытаращили, перед ними — волосатый горилла, а вокруг него ска-чет и надрывается диким лаем собака, судь-биный подарок. Представили? А пока пред-ставляли, они все на двор вышли, чтоб хоть чуточку послышнее стало.— Милый гориллушка, — начала баб-ка,,— спасибо тебе за великие твои труды!— Чего, — кричит горилла, — сотворить пруды?— Нет, дай я, — говорит дед, — горилл, лучше тебя нет слуги...— С грибами пироги?— Да нет, — уже горланит дед, а сам бабку локтем в бок. — Чего просить будем?— Я сама, — торопится бабка. — То-рильчик, нам бы прибыточку!— А, денег? — дошло наконец до балбеса.— Нет, милый, продолжение в семью надо!— Свинью в стадо?— Нет! Что ж тут непонятно: малютку в колыбель!— Голубятню и голубей?Ну что ты тут будешь делать? А собака — заливается! Дед орет, бабка орет на-перебой:— Наследника!— Передника?— Крошку!— Кошку?

— Младенца!— Полотенце?Кончилось тут у стариков терпение, они в один голос заголосили:— Сына! Сына!! Сына!!! СЫНА!!!От крика их небо разорвалось (ведь было оно у самого дома) и гром раскатился! Тут понял горилла, улыбнулся, щелкнул пальцами и исчез. А уже побежали с неба капли лив-ня и зашуршали кругом молнии. Побежали старики в дом, хлопнули дверью, видят: стоит на столе люлька, в ней —ребенок, их сын! Пока кормили его и обхаживали, гроза кончилась. Ну дела! А где собака? Ясно где! А горилла? Пришел через три дня, свежевы-мытый и подстриженный.И стали они жить-поживать, ребенка в люльке качать. А вы чего тут все вокруг люльки собрались? Ну-ка, расходитесь, братцы, дайте парню сил набраться. Сон свят, все спят...

Розовая девушка. Как интересно: у них исполняются все желания, кроме главного.Дедушка Фрейд. Молодцы, знают, где собака зарыта!Братец Вайнер. Ой, нет, ну что вы все о сексе!Психолог-милашка. Так вы думаете, дед с бабкой просто боятся...Настоящий мужик. Вообще, похоже на то.Психолог-милашка. Горилла им зачем-то нужен...Пофи. А горилла волосатый весь...Розовая девушка. Так, теперь я врубилась. Что вы хотите сказать: что дед и бабка вытесняют свои сексуальные желания? Ну и что? А кто такая тогда собака?Автор (смеется). Я тоже, если честно, не понимаю. Я, когда сочинял, о другом думал. Но здесь тоже что-то есть.Настоящий мужик. Я вам объясню, что я думаю. Дед с бабкой друг дружку боятся. Дед просто импотент, ну и бабка где-то такая же. Бабка тайком живет с гориллой, это их слуга. Ну и так — не живет, а облегчается. Дед пустозвон, гориллу выгнать не может, но не от гориллы же бабке рожать. А потом появляется собака — это любовница деда. Она не терпит в доме гориллу, она хочет, чтобы дед все делал сам. Прежде всего — чтоб он в постели был мужчиной. Горилла сердится, но она его глушит. Да, а дед и бабку начинает припахивать к любовным обязанностям, и позиции гориллы падают все ниже. Он устраивает спектакль, типа злые вы, ухожу я от вас, и разыгрывает море благородства. Собака с ним ругается, она вооб-ще по скандалам соскучилась в этом тихеньком доме. Ну, и когда скандал доходит до предела, собака с гориллой заливаются всласть, а дед пока возбуждается, глядя на собаку, а бабка подогревается гориллой, ну и в какой-то момент хватает ее дед — и в спальню. Там происходит чудо-. А ребёнок появляется не сразу, это в сказке сокращено. Но через девять месяцев появляется.Автор. А собака куда девается?Настоящий мужик. Ясно куда. Такие девицы на месте долго не сидят.Автор. Теперь все понятно.Настоящий мужик. А вы что думали?Автор. Сейчас, пусть еще кто-нибудь растолкует, что к чему. Есть у кого-нибудь идеи?Психолог-милашка. У меня есть... это не очень четко, но я попробую изобразить... Дед и бабка — это дети, а горилла — это взрослый. Вот, а эти дети воспринимают его только как машинку для исполнения желаний. И все хорошо, только им все время чего-то хочется

еще другого, не только всех тех игрушек и шмоток, которые им приносит горилла, то есть родитель. Они не знают точно, чего хотят, но вот чего-то этакого, и они его все время просят, а он все время приносит не то. На самом деле им хочется что-то сделать самим, но об этом невозможно попросить. И вот они растут, и родитель их все хуже слышит и все меньше желаний исполняет. Они злятся, просят у него одно, а получают другое. Потом они начинают уже кричать ему, и тут в какой-то момент понимают, что им нужны не гориллины по-дарки, а собственные дела. Ну а это и есть повзросление. Все.Автор. Отлично. Спасибо.Я думаю, что все Дело в запрете на исполнение главных желаний. Мы ведем себя так, как будто в детстве подписали договор: не делать главного. В девяти комнатах тебя будут ждать еда, деньги и умеренная власть над обстоятельствами. Твоя комната — десятая, но в нее заходить нельзя. Хотя ключ в "общей связке. И хочется именно туда. Но туда нельзя: таков договор.Делай что угодно, только не главное.Очень странная логика.Я люблю траву, деревья, свежий воздух. Я живу в очень грязном городе, где на асфальт стали класть зеленые коврики. Я ненавижу эти коврики. Ключ в общей связке. Подлетев к Земле, я ни за что не выбрал бы то место, где обитаю. ■В этом что-то есть.Вот один из вариантов объяснения (если не упереться во всеобщее желание добыть себе несчастье).Я — волшебник из «Обыкновенного чуда», то есть, в общем, нормальный шарлатан. У меня растет сын, красивый и несовершеннолетний. Я хочу для него счастья. И вот я начинаю думать.В какой-то момент он встретит свою принцессу. Она будет красива и глупа. Короче, они влюбятся, поцелуются и поженятся.Нетушки, стоп. Принцесса, самая чис-тая, принадлежит своему двору, а там как минимум король-маразматик и сволочь-ад-министратор. Она ничего не умеет делать. Где они станут жить? Если при ее дворе, то на свете станет одним хорошим парнем меньше. Он либо выучится врать и играть в дворцовые игры, либо уйдет оттуда — и от нее.Хорошо, они могут жить в моем доме... Бр-р-р, я лучше сам буду спать на горохе. Но дело даже не в этом. В своем доме — что они станут делать?Они поссорятся и разойдутся. Мой милый лопух и сказочная принцесса — брошенные друг к другу, они друг друга погубят. Не потому, что некому будет постелить постель. Хотя поэтому тоже.Ой-ой-ой, что же делать? Вот они встретятся, поце... Стоп! Ага. Они не должны получить это сразу. Нужна интерлюдия величиной в повзросление.Теперь я выдумываю сказку. Ты превратишься в медведя, мой мальчик, если она поцелует тебя. Так перед наградой появляется взнос, риск, навязанный комплекс неполноценности. Если эта принцесса через него не пробьется — уйдет эта, появится другая. Ага! Карты розданы, розыгрыш! Целоваться нельзя, мои милые! Скачите на конях, идите в услужение к старым дуракам, трепите нервы, закаляйтесь! Когда вы осмелитесь на поцелуй, вы уже будете способны друг на друга.Все, кроме поцелуя. Всего одна задумка.Гениальная психотерапия.В этом есть тайный смысл, возможно, означающий: невроз послан нам в избавление. Он обостряет конфликты, спокойно раздиравшие нас годами. Это возможность роста, указание на выход.Нет, я серьезно.

Сон про мужиков

Иду я как-то по лесу. А я там дрова рубил. Смотрю: стоит мужик, топором машет. «Эй, — кричу, — давай помогу!» «Ну, — говорю, — помоги, коль не шутишь». Взял я топор, рядом пристроился. А тут я мимо прохожу. — Смотрю — два мужика дрова рубят. «Эй,— крину, — болезные, что ж вы все топорами? Хотите, пилу притащу?» «Пилу, — я говорю, — это что ж, это дело, давай, тащи». Ну, побежал я в деревню, пилу искать. Вижу свет в одном окошке. А там как раз я сидел, чай пил. Я стучу в окно, спрашиваю: «У вас пила есть?» «Черта тебе, — думаю, — пила? Нет покоя на этом свете!» А мужик по окну колотит, кричит: «Есть пила?» «Да нету, — говорю, — чай есть, пилы нету». «Ах ты, — думаю, — зануда, чай он пьет!» Но нашел пилу, прибежал в лес, а там уж все перерубили. Я смотрю — этот чокнутый бежит, пилой размахивает. Махнул рукой и домой пошел. А я как раз дома чай пил. Вдруг стучат. Выхожу я с бутербродом и говорю: «Чего надо?» Я аж задохнулся от хамства: что за хмырь в моем доме? «Ты кто такой?» — «А вам чего?» — «В моем доме!» —«В чужую квартиру!» Но я его все же пригласил войти. «Это в свою-то квартиру?» —Я чуть не сдох. Вошел, говорю: «Ну, чаем угости». И думаю: сейчас гадости нальет, и го-ворю: «Возьми во-он из того ящика». — «Ничего себе, — думаю, —уже и в ящики по-лазил!» — «В моем доме!» — «Черт знает кто!» — «Да кто вы вообще такой?» — «Л вы что в моем доме делаете?»А тут как раз я мимо проходил. Слышу: драка, мужики дерутся. Только полез разни-мать...Тут я и проснулся. Смотрю: мужики улепетывают.

Подсознание грубо и неотесанно. Мало того: оно многолико. Шире, чем мы можем себе представить. Плюс беспринципно, как будто создано в расчете не на одну узколобую жизнь, а на десяток людей в разных обличьях. Разве это не ужас, что мы можем настроиться на ЛЮБУЮ музыку?Эту сказку придумал мой брат, когда ему было около одиннадцати лет. Я записал. Вспомнил я о ней, когда стал думать о диссоциации — мощнейшей способности мозга покидать родное1 тело, смотреть на него сбоку и вообще жить в сторонке. Потом ис-пользовал для снятия боли, где диссоциация — первый шаг.По дороге домой: передняя пара.Автор. То, что смещение внимания можно использовать для снятия боли, — это мура. У меня часто появляется ощущение, что подобное смещение вообще является основой психотерапии. Во всяком случае, часто я ничем другим не могу объяснить наступление улучшения, кроме как тем, что просто фокус внимания смещается с одной проблемы на другую. Первоначальная проблема при этом может тихо исчезнуть...Настоящий мужик. А может и остаться?Автор. А может и остаться, но меняется отношение к ней.Настоящий мужик. «Теперь я этим горжусь»?Автор. Именно. Нет, действительно, часто то, с чем к тебе пришли, исчезает начисто,

причем неизвестно, почему, будто бы только из-за того, что внимание перешло на другое. Но это другое — оно неостановимо, оно уходит вдаль. Решишь одно — появляется третье... И у меня возникает чувство, что я работаю каким-то Коньком-горбунком. Вот приходит ко мне человек, рассказывает о проблеме, а я: «Это службишка, не служба!», потом опять: «Это цветочки», а уж когда он доходит до чего-то настоящего, говорю: «Теперь ты сам»'. И дальше помогаю, конечно, но идет он сам, потому что он идет туда не знаю куда и ищет то не знаю что, и ответов на эти вопросы я уже сам не знаю, то есть знаю — для себя... И помогаю я в основном просто верой: это можно сделать, другие сделали, и ты можешь, иди, иди...Настоящий мужик. И он доходит?Автор. Да, обычно да. Или исчезает — на год, на два, на пять. Потому что это путеше-ствие, которое нужно совершить. Не в этой жизни- — так в следующей.Настоящий мужик. Вы верите в следующие жизни?Автор. Нет; но в этом смысле— да.Дух Востока (витая вокруг).. Нельзя остаться на обочине Пути.Идут домой: вчетвером.Розовая девушка. Знаете, мне так понравилось... Они втроем, или даже их четверо, и это так здорово... А я вот одна, одна. Иду осенью в лес собирать листья — ну сколькоя соберу? Десять или сто, все равно, очень мало. На каждом листе свой рисунок, а я одна, и я увижу их так мало, а рассмотрю несколько, а запомню один. И вот эти листья — они как-то все вместе, они одно и то же, а я...Пофи. И тебе от этого грустно?Розовая девушка. Грустно и жалко, и мне кажется, что я чего-то не замечаю... что я искусственно отрезаю себя... И мне поэтому нравится сказка: там меня несколько, ну не меня, но все равно, и мы как-то вместе больше можем: один пилу тащит, другой бутер-броды...Пофи. Как говорит дедушка Фрейд, наше нынешнее чувство «я» — лишь съежившийся остаток какого-то широкого, всеобъемлющего чувства.Дух Востока (витая вокруг). Ничего себе съежившийся остаток!Психолог-милашка. Но ведь мы на самом деле одиноки. Я думаю, что большинство психологических проблем порождаются тем, что мы не хотим принять самых основных условий нашего существования — ну, как бы таких экзистенциальных постулатов. Их несколько. И первый — это то, что мы в конечном итоге одиноки. Никто не разделит наших последних тайн, и смерти в конце концов не разделит. Во-вторых, мы смертны. Еще мы свободны. А это значит, что мы ответственны за собственную жизнь. И, наверное, то, что у нашей жизни нет единого доказуемого смысла. И все это просто нужно принять, как закон тяготения. А жалко — конечно, жалко. Хотя мне, например, не очень.Розовая девушка. А я хочу летать.Пофи. Кто не обломался, тому предстоит. (После паузы). Хотя я тоже хочу летать. И мне иногда кажется, что у меня получается. Эти законы — они хороши, но уж больно звучат по-школьному. Как-то слишком правильно. Правильно — значит просто, а просто — значит, можно придумать что-то другое. Мы и одиноки, и нет... Вообще эти ваши экзистенциальные законы — они где-то далеко живут, я тоже там бываю, но не очень часто. А часто я бываю совсем в других местах, и там совсем другие законы. (Пауза.) Я бы не читала сказок, если бы их не было.Строгая учительница. Да, сказки все время вмешиваются в реальность, как ты их ни гонишь: уж вроде все вокруг тебя реально, сплошные кастрюли, сковородки, пеленки, конспекты, но вдруг раз — оказываешься в сказке. Почему?Дух Востока (витая вокруг). Сказки-ме-тастазки...Пофи. Вот и выходит, что этих истин больше: и еще одна, наверное, это то, что мы нуждаемся в сказке.Психолог-милашка. В иллюзии?

Пофи. Нет. В сказке, которая жива не потому, что напоминает реальность или как-то ей служит, а просто сама по себе. Как осенние листья.Розовая девушка (улыбается). Спасибо тебе.■

Ящер1Это был не дракон, а ящер. | В образе человека, покрытый тяжелой зеленой чешуей. Странно сплюснутая голова — совсем как тыква — кверху сужалась, как луковица, и на самом верху из нее высовывались какие-то нити, как бубенцы на шляпе. Сам ящер говорил, что это зубцы врожденной короны, а люди шептались, что это антенны для связи с бесовской силой.Ящер был жестоким правителем города Чанъ, где судьба человека была подобна судьбе мухи. Нищета и безразличие владели городом; каждый день на площади кого-то казнили. Ящер, блестя чешуей, как кольчугой, гулял по своим владениям и играл человеческими жизнями.Каждый год ящер женился на новой девушке, устраивая для этого специальный праздник на той же городской площади.2Хитрый механик Ю Ченъ прибыл в город как раз накануне такого праздника. Двести дворников отмывали до блеска городскую площадь. В темном городе горело лишь не-сколько окон; одно из них, конечно, принадлежало невесте.Ю Ченя схватили и доставили к ящеру почти мгновенно. «Кто ты и откуда?» — облизнулось жестокое чудовище. «Я — механик Ю Чень, — объяснил пришелец. — Я поднимаю слабых и успокаиваю сильных». Ящеру понравился ответ, и он стал по обыкновению играть с тем, кого прочил себе на ужин. «Удиви меня своим искусством, мастер, и я подарю тебе бесценный подарок— твою собственную жизнь!»«Хорошо», — сказал мастер и скинул мешок. В мгновение ока он выстроил на полу макет города Чаня. «Ухты! — заволновался ящер. — Но для меня самое главное — это люди!»«Держи!» —- крикнул мастер и бросил в город пригоршню солдатиков. Они быстро разбежались по улицам и подворотням. «Ой, кто это?» —удивился ящер. «Это твои но-вые подданные, — объяснил Ю Чень. —Попробуй поиграть с ними, и ты поймешь, что они лучше старых».Ящер, никогда не-игравший в солдатиков, опустился на пол и самозабвенно погрузился в игру. Она и вправду нравилась ему больше старой: солдатики были послушнее людей, и убивать их можно было без счета.Утро застало ящера на полу, в пылу очередной баталии, и когда за ним явились сва-дебные генералы, он прогнал их, а затем приказал запереть все двери своего дворца.3С того дня жители города Чаня уже не видели ящера. Они долго не верили своей рух-нувшей с неба свободе, но наконец собралисвои пожитки и покинули город своего детства. Самые смелые перед тем карабкались на стены дворца, чтобы через окно увидеть ящера, игравшего в солдатики.Давно исчез хитрый механик Ю Чень; давно обезлюдел город Чанъ. Но вот во дворец к ящеру явилась молодая девушка. Ящер, уставший от игр, открыл ей дверь; он улыбался. Пришедшая девушка была его последней невестой, но он неузнал ее.«Я пришла отомстить тебе за оскорбление, — сказала девушка. — Ты променял нас — и меня! — на солдатиков». Она вытащила нож и ударила ящера в сердце.Это было время линьки, когда чешуя была мягкой. Нож вошел будто в масло, и прежде бесчувственное сердце стало кровоточить. Девушка бросила нож и убежала.4Ящер пошел вслед за ней. Из приоткрытого сердца Kanaka кровь, и там, где она попадала на землю, вырастали цветы и трава. Он долго шел, покинув родной город; кровь капала реже, но из многих капель вы-расталуже не один цветок, а целая поляна.

Так прошел он по земле, удивленный тем, что ему открылось. Наконец кровь перестала капать. Как в тумане, он принялся строить мост над глубокой пропастью, смутно думая, что взорвет его, как только на нем соберут-

сялюди. Но вбт он закончил мост, помосту пошли пешеходы, а он сидел в стороне, безу-частно на них глядя, а потом встал и ушел. Он вскоре одумался и принялся копать коло-дец, чтобы отравить его. Но опять он потратил слишком много сил на подготовку; и когда колодец был готов, он так устал, что ушел и уснул, а потом уже не стал искать свое творение.Слишком велика была охватившая его тоска; он должен бът с кем-то поделиться. Он отправился в горный монастырь. «Что мне делать, на мне столько грехов и крови?» — спросил он у монаха. «Не вижу», — отвечал тот. «О, на мне много, много крови людей. Я весь в грехах». «Я не вижу, — повторил монах, — ни крови, ни грехов».5Ящер вышел. Вокруг был голод. Он почти обрадовался этому, так как знал, что делать.-Он стал рыскать по округе, отыскивая пищу и раздавая ее голодавшим животным. Но пищи с каждым днем становилось все меньше. Ящер бродил по округе, голодный и грязный; те, кому он не приносил пищи, боялись его и прятали детей.Однажды он лег спать под деревом, не зная, день был или ночь. Он проснулся от того, что на него что-то упало. Как собака, он бросился на этот предмет и сомкнул челюсти. Вдруг рот наполнился сладким соком.-Это был плод раскинувшегося над ним дерева — ящер посмотрел вверх — и этот плод нес жизнь ему и многим лесным обитателям.Месяц ящер разносил плоды по норам и дуплам. Каждый день плоды появлялись заново. Дерево цвело без устали. Ящер носил и носил. Через месяц голод кончился. Лес наполнился ягодами и грибами. Ящер подошел к любимому дереву, и последний плод упал к его ногам. Больше на дереве их не было; оно отдыхало. Ящер не знал, как отблагодарить прекрасное дерево. Он повязал вокруг ствола красную ленточку, принес и вылил под него ведро воды, но больше ничего не придумал.6Еще неделю он прожил в этом лесу, и когда лес оделся красками и перестал блестеть голодными глазами, он опять оказался один. Ничто ему не угрожало, он бродил по лесу вдоль и поперек и от нечего делать научился слушать. Тогда он понял, что шептали ему цветы, когда он просыпался на поляне или под деревом. «Вернись!» «Вернись домой, ящер!» «Где тепло и дом, где все тебя ждут — вернись, любимый!» Теперь он слышал это со всех сторон, он тряс головой, но звуки наполняли воздух вокруг и сердце.Он пошел к своему любимому дереву — просто так, там он чувствовал себя спокойно — и спросил: «Они все просят меня вернуться. Скажи мне, куда?» И дерево прошелестело: «Глупенький, ведь дом стоит над домом. Выбери один и ступай». И еще оно добавило: «Прости меня, но сними, пожалуйста, свою ленточку. Она мешает мне расти». Ящер присмотрелся: быстро потолстевшая кора была уже шире ленточки, и та врезалась в затекшую древесную кожу.Со стыдом он сорвал свой подарок, поцеловал след на коре и опять ушел. Он навсегда ушел из тех мест, где его окольцевала юность.А куда он ушел?

7Он ушел домой. Он спокойно прошел по месту, где когда-то правил: города не было. Все искусственное распалось. Он стал единым комочком жизни; мир признал его за своего.— Кто ты?— Ящер.— Где ты живешь? —. Здесь.Маленькая калитка; львенок, играющий у дверей дома. Прощай, хитрый механик Ю Чень. Прощай, бывшая невеста. Кормящее дерево, нежная трава — прощайте! .Остаются трава, дерево, ящер.

Маленькая теоретическая глава №10 СКАЗКИ ПРО СЕБЯКогда мы работаем с ребенком, мы знаем или делаем вид, что знаем, куда мы хотим его привести. Простой пример — боязнь темноты: нам известно начальное состояние — страх, и конечное — страха нет; таинственен лишь путь перехода. В случае себя самих картина обычно другая. Большинство сказок, которые сочиняют про себя взрослые люди, имеют начало и середину, но не имеют конца.Это значимое различие.Давайте посмотрим, что придумывают те самые взрослые, когда их просят рассказать сказку про себя.«Жил да был маленький паровозик. Его сделали, чтобы он приносил пользу людям. Па-ровозик это знал и очень гордился собой, когда возил вагоны из одного пункта в другой. Но когда он прибывал на станцию назначения, люди занимались вагонами, а его отводили на запасной путь, где он оставался в одиночестве иногда по многу дней. От этого паровозику становилось грустно. Однажды он взял отпуск и решил покататься по свету. Но скоро обнаружил, что может ездить только потем же рельсам, где ездил всегда. И вот он едет, едет...» .«Одна маленькая девочка умела говорить на языке листьев', трав, птиц и зверей. Она только не умела говорить на языке звезд, а именно со звездами ей хотелось общаться больше всего. Она росла, но почему-то звезды становились все дальше от нее, хотя она тянулась к ним изо всех сил. А с листьями разговаривать было уже не так интересно».<<В маленьком озере жил крокодил, очень красивый, приятный такой... Очень он там хорошо жил, кушал вкусно, на прогулки ходил, к знакомым, в гости... Так продолжалось много лет. А потом пруд высох — и крокодил исчез. Никто не знает, куда он делся».Каждая из таких сказок содержит очень много информации об ее авторе. Давайте приведем пример, как можно проанализировать такую сказку, то есть перевести эту информацию на язык психологического устройства личности: ценностей, убеждений человека, его стратегий действия и в конечном итоге жизненной программы, сценария (об этом сказка часто говорит в первую очередь). Заметим, что такая работа вовсе не направлена на излюбленное в психотерапии изменение, вмешательство, интервенцию. Просто два человека — автор и помощник — или, как мы привыкаем играть, клиент и терапевт — аккуратно обсуждают друг с другом, какие возможные объяснения могут иметь те или иные сказочные ходы и персонажи. Присутствие помощни-

ка терапевта полезно не столько потому, что он что-то такое специальное знает, но просто потому, что он другой и, соответственно, может замечать скрытые пресуппозиции (неявные убеждения, принципы и т.п.), которые самому человеку кажутся самооче-видными («А как может быть иначе?»). Критерием правильности анализа служит мнение самого человека. Терапевт лишь предлагает, обсуждает, рассказывает о возможных вари-антах.Думая о том, какой пример анализа сказки был бы самым ярким, я копался в записях, воспоминаниях; все реальные сеансы, самые яркие для участников, на бумаге бледнеют и съеживаются. В конце концов я решил провести такой сеанс с самим собой. Многие из сказок этой книги безусловно являются сказками про меня. В качестве терапевта я выбрал дедушку Фрейда. Ну и пусть он говорил моими словами. Пусть это был совсем не тот дедушка Фрейд, — не их дедушка, а мой!г Дедушка Фрейд. Какую сказку вы хоти-| те выбрать?Автор. Конечно, можно какую-нибудь старую, с которой уже более-менее все понятно и говорить не страшно. Но мне было бы интереснее взять новую. Если честно, я уже выбрал. Это сказка про ящера. В ней есть вещи... которые я не совсем понимаю. И к тому же меня тревожит ее конец.Д. Фрейд. Расскажите ее.(Автор рассказывает сказку очень близко к тексту, только в конце мнется. Завитушки сглатывает. Короче, концовка выглядит так: «Он пришел домой. Там больше не было ни... На самом деле, я не знаю, как это выразить. Там остались очень простые вещи. Вот и все».)Д. Фрейд. Вы идентифицируете себя с главным героем?Автор. Да, конечно.Д. Фрейд. И основные события в сказке соответствуют событиям в вашей жизни?Автор. А вот и нет.'Я никогда не был правителем города... вроде бы... но, с другой стороны, да, под многими событиями прячутся вполне реальные.Д. Фрейд. Хорошо, давайте поговорим про ящера. Какой он?Автор. Он сильный... Он... Ну, я не знаю... Он похож на человека, но еще он похож на животное.Д. Фрейд. Его антенны представляют собой какой-нибудь символ?Автор. Антенны... Ну, это некое отличие, знак; в сущности, это знак какого-то таланта, он сам не знает, какого, но он гордитсяэтим отличием. Он сам думает, что это знак вообще таланта к жизни.Д. Фрейд. А талант является безусловной ценностью в жизни. Ведь быть талантливым — это важно?Автор. О да.Д. Фрейд. Быть талантливым — это быть непохожим на других?Автор. Ап, схвачено. Да, быть талантливым — это быть непохожим на других. Факт. И если вы меня хотите спросить, важно ли быть непохожим на других, я скажу — да, очень важно.Д. Фрейд. В сказке вообще мало других. Те, с кем ящер большую часть времени кон-тактирует, даже не имеют имен. Жители города — это некая серая масса: те животные, которых он кормил в лесу, — опять непонятно кто. А те, кто имеют имена и кто важен в его судьбе, появляются буквально на мгновения.Автор. Так и есть.Д. Фрейд. Так происходит в жизни?Автор. Я думаю, что да. Настоящие встречи происходят быстро.Д. Фрейд. И эти люди быстро исчезают?Автор. Ну, как бы получается, что да.Д. Фрейд. Так устроен мир?

Автор. «Каждый год ящер женился на новой девушке»... Скорее так устроен ящер.Д. Фрейд. Все время нужно что-то новое?Автор. Обязательно.Д. Фрейд. Хорошо. Значит, вначале ящер был устроен для того, чтобы делать зло, — так?Автор. М-м-м... Мне было бы странноответить «да»". Я так не думаю. Он как бы был игроком, а люди зазвали его в свою игру. Он был наивным и подумал: ну почему бы не побыть правителем; кто ж знал, что это за игры во власть. А уже когда он оказался во дворце... Он далеко не сразу заметил. А потом — жители города ведь были слабаками, им нужен был правитель.Д. Фрейд. То есть бедный мальчик не виноват?Автор. Ой, блин. Нуда, это смешно. Да, бедный мальчик не виноват. Его заманили и обманули.Д. Фрейд. Так что потом на нем не осталось ни грехов, ни крови?Айтор. Я думаю, их вообще не остается. Мы их придумываем гораздо больше. Если бы монах не разубедил его, он бы мог провести много лет в осознавании своих ужасных грехов и ничего не сделать, придавив себя этой мурой. Такие вещи просто отмываются. Сейчас... Вот как бы побыл хищником, покушал других^ значит, пришла пора побыть автотрофом, деревом, тем, кто производит и отдает.Д. Фрейд. Дерево — это идеал?Автор. Причем недостижимый. Тут все довольно хитро устроено: ведь к недостижимому идеалу и не стремишься. Вообще очень удобно поместить свой идеал там, где ты никогда.не будешь. Это освобождает от ответственности за то, что ты его до сих пор не достиг, и, в общем-то, даже туда и не движешься. Нет, мне кажется, дерево — это все-таки бывший идеал. Ящер хотел стать как дерево, но потом он как бы отбыл этот период... побыл деревом — хватит. Потом он понял, что надо вернуться домой. Ящересть ящер, он не дерево, и быть им не может. Дерево осталось идеалом в том смысле, что оно — дома. Но ящер знает, что ему нужен свой дом.Д. Фрейд. Причем «дом стоит над домом» — то есть их много? То есть ящер не знает, какой именно этот дом, где он, и так далее?Автор. Он только подозревает, что в этом доме многое попроще, чем вся та путаница, которую он накрутил за жизнь.Д. Фрейд. А простота лучше сложности?Автор. Пока сложность была лучше простоты.Д. Фрейд. И раз все искусственное распадается, то в этом доме он больше животное, чем человек?Автор. Ого, вот это вы здорово подметили. Возможно. Смотрите: не было ничего особенно плохого в том, что он делал в своем городе. Но это было игрой, раз эти отно-шения можно было заменить солдатиками. То, что можно подменить таким образом, — ненастоящее и может спокойно идти к чертовой матери.Д. Фрейд. Может спокойно жить и без участия такого талантливого человека...Автор. Опять ваша правда. Да, в таких играх участвовать можно, но не очень интересно.Д. Фрейд. А жизнь должна быть интересной.Автор. Да.Д. Фрейд. Интерес — это главная ценность?Автор. А это очень плохо, если да? Знаете, мне кажется, мы очень растянули этот диалог. Он ведь нужен был для иллюстра-ции подхода,- как анализировать скрытые пресуппозиции, ну и мы, в общем, вполне... Если можно, давайте прервем запись.Д. Фрейд. Вам интересно было бы просуммировать то, к чему мы пришли?Автор. Да, отлично, что вы вспомнили.Д. Фрейд. Итак, ваш главный герой, или, проще говоря, вы — это существо, отличаю-щееся от других. Вам важно быть непохожим на остальных. Остальные большей частью

представляют собой серую, довольно неинтересную массу, но иногда встречаются очень важные и интересные люди. Эти люди быстро исчезают. Вы не виноваты в этом. Другие стараются затянуть вас в свои игры, но вам хочется все меньше в них участвовать, потому что они слишком обыкновенные.Автор. И предсказуемые.Д. Фрейд. Кормить других — это лучше, чем когда кормят вас; но в основе все равно вас кто-то кормит, и возместить это невозможно. Можно лишь передавать это другим, слабейшим. Те, кто кормит, живут на своих местах, и вам хочется стать похожим на них, хотя и это вы считаете лишь стадией, которую, вероятно, пройдете. Это может стать, собственно, следующей стадией.Автор. Да, мне сейчас кажется, что это и есть продолжение.Д. Фрейд. Эту стадию отличает определенная простота, естественность отношений, возможно, пониженная эмоциональность...Автор. Почему?Д. Фрейд. Уходят эпитеты, остаются простые существительные.В этом коротком анализе нет многих вещей, на которые стоит обращать внимание. Здесь нет сценарного анализа, почти нет расширения пространственной и временной рамок («А что было раньше? позже? справа? слева?» и так далее). Но видно, что даже короткая беседа позволяет войти в область ценностей и убеждений человека, почти сразу выявляя вещи, достаточно неожиданные для него самого. Это скорее перевод или разведка, чем терапия, однако очень часто один только подобный анализ запускает достаточно значимую цепь изменений.

ТалантСлонялся по дорогам парень, отдавалсвоп талант.— Слышь, дед, возьми мой талант.— Зачем он мне нужен — свой некуда девать:— Слышь, принц, возьми мой талант. Получил плетью.— Красавица, возьми мой талант.— Заходи.Зашел, так и жить остался. Талант-то девка в сундук заперла, к своему поближе. Парень ниче, работает. Через год родился у них сын, потом дочь обосновалась. Как вы-росли — никто не заметил. Вот исполнилось сыну семнадцать лет, стал он в путь собираться. Наготовила ему мать суму еды и браги, а как ночью все легли спать, отец прокрался и в тот сыновний мешок тихонько талант засунул.Утром распрощались, сын уехал.Сладко вольной птице петь, да не долго. Едет сын сквозь дремучие леса, широкие степи, кристальные горы. Любо-дорого смотреть на молодца. А у него самого мешок все тяжелее делается. Растет талант на свободном воздухе.Устал он не в меру, загрустил, слез с коня в поле. «Дай, — думает, — посмотрю, что в мешке поселилось. Открывает — а там та-лантище! Здоровущий, аж из мешка прет. Парень быстро смекнул, что к чему. Прямо там, где был, не сходя с дороги, выстроил корчму, кузницу, магазин. Талант все покроет!Дела его пошли успешно. Завел семью, выросли дети. Когда старшему сыну исполнилось семнадцать, от таланта оставался уже маленький кусочек. Отец и сам от него устал, и когда сын в дорогу собрался, отдал ему весь талант, сколько ни было. «В твоих годах у меня самого еще и меньше было».Вот выехал парень на вольные просторы. Талант свое дело знает; вотужелошадъ под мешком приседать стала. «Ух, — думает сын, — что ж это мне родители туда наложили?» Открыл мешок — а там талант размером с теленка. «О господи, — по-думал сын, —мне ведь так много и не надо. Что ж мне с ним делать?» Оглянулся вокруг: трава, кусты жухлые. Лето, жара. Он взял и недолго думая порастряс талант над лу-

гом. Пролился тот на зелень дождем, вся поляна распустилась цветами. «Иладно», — решил молодец. Вскочил на коня — теперь легко! — да и поехал дальше.Так и стал он ездить по белу свету, талант нарастал, а он его раскидывал. От таланта всегда оставалась малая толика. Много лет прошло или мало, да только и у него подрос сын. Ясное дело, в семнадцатилетие досталась ему та толика вместе с мешком да с запасом провизии. Вот и он выехал на вольную ширь. Едет, едет, талант рас-тет. Вот уже целый мешок им наполнился. «Уж я его не растрачу, как отец», — думает сын. Глянул вокруг: ничего нет, трава, кусты. Жаворонки поют. Течет река. Хочется сыну найти что-то поважнее. Он прислонил мешок у дороги, q. сам — к реке. «Что у тебя, река, под водою?» Река журчит: ничего нет, песок да камни, дно. Он — к траве, стал перед ней на колени: «Скажи, трава, что больше тебя, что дальше тебя, что важнее?» Трава мягко вяжет свои слова: нет ничего. Он побежал, к дереву... Л пока бегал, талант его с дороги и украли. На том и сказка кончилась.С той поры гуляет талант по свету. К тебе попадет — ой, к тебе попадет! — что будешь делать?Маленькая теоретическая глава №11СКАЗКИ ПРО СЕБЯ: ПРОДОЛЖЕНИЕЗачем продолжать свои сказки? Они продолжаются сами. В сущности, это жизнь продолжается сама собою, а сказки представляют собой каши попытки понять движущие силы, повлиять на происходящее и заглянуть хоть чуть-чуть дальше. Что, кстати говоря, нетрудно. Жизни у нас с вами, дорогие товарищи, мягко говоря, предсказуемые. Что уж такого мы можем отчебучить? И если более-менее знать продолжение, можно хотя бы спокойно через все это проходить, как говорит Братец Вайнер, получая удовольствие по ходу дела. А отдельные энтузиасты, те, кто верит в сказку про самостоятельность, поняв ход своей судьбы, могут захотеть изменить его или, испив чашу сию до дна, начать что-нибудь новенькое.Как мы говорили в прошлой главе, сказки про себя обычно не закончены. Тем не менее часто концовка почти что есть, она естественно напрашивается, нет только духу ее принять. Часто есть сильное желание продолжить свою сказку, но непонятно, как. Присутствие другого человека может многое дать, как и в случае анализа — про-сто то, что он есть, что кто-то рядом, что он другой, что помогает сопоставить беспоря-дочно мечущиеся мысли. Этот самый другой, играющий роль терапевта, может только то и делать, что, подобно Доктору сказок, спрашивать: «А что дальше?» И если клиент позволяет своей фантазии и внутренней логике сказки свободно развиваться, уже самые первые «дальше» часто радикально меняют картину. Это мы уже проходили.Достаточно часто, конечно, человек ничего, такого на это «что дальше?» не скажет. Туман, тупик, беспросветица. Да знай он, что дальше, — не нужно было этим заниматься. Резон.Далыпеможно сделать многое. Один из самых простых вариантов — попросить человека рассказать другую сказку про то же самое. Здорово, если при этом он сможет спуститься на более глубокий символический уровень, то есть будет рассказывать сказку, менее похожую на жизнь. Но эта новая сказка — она будет и такая, и не такая. Может быть, в ней отыщутся новые ресурсы и решения, может быть, найдется «что дальше», может быть, проявится более важная тема... Но даже если ничего такого не будет — что-то всегда можно сделать.— Расскажи свою сказку. — Жил один такой крот, который боялся всех других зверей, жил в своей маленькой темной норе... и был совершенно одинок. Днем он боялся и прятался, ночью немного выходил на добычу пищи. Иногда ему нравилось смотреть на луну, но обычно он бы-стро пугался, и опять прятался в свою нору... Вот, все.— Можешь продолжить эту сказку?— Нет, я уже пробовал, но с ним ничего не происходит. Его никак из норы не выведешь.— Понятно. Хорошо, давай ты попробуешь рассказать другую сказку про себя, с каким-то

другим героем.— Ну... Жил-был сверчок. Он жил за печкой, в темном углу... У него не было друзей... Он пел красиво... Ну, я не знаю, что еще... Это все.— Хорошо. А«теперь давай ты сочинишь еще одну сказку — другой герой, та же тема.— Жил-был... М-м-м... Жил-был паровозик. Вполне такой работящий паровоз, но он не очень был нагружен работой, а все больше стоял в депо. Был довольно гордый, ни с кем особенно не дружил, да и не с кем там было в депо... Жил там, жил... Свистел громко.— На луну?— Нет, просто так, когда один в депо оставался.— Отлично. А теперь давай соединим эти три сказки в одну. Они ведь очень похожи. Попробуешь?— Давайте. Однажды крот, паровозик и сверчок оказались вместе на необитаемом острове. Трудно сказать, почему они там оказались. Ну, они решили отправиться в путешествие, и вот попали на остров. Там они долго жили... (Длинная пауза.)— Ага...— Они построили себе каждый по домику. На острове. Они хотели уехать оттуда, ноне знали, как это сделать. Паровозик пробовал построить корабль... Но у него ничего не вышло.— Остальные ему помогали?— Не очень. Сверчку там вообще нравилось, он песни пел. Но потом пошли дожди и стало холодно. И вообще им надоело. Они решили все-таки выбраться с этого необи-таемого острова. Они установили дежурства, чтобы не пропустить какой-нибудь корабль. И однажды они увидели корабль, запалили огромный костер, их заметили и взяли на борт. Так они уплыли с этого острова...— И поплыли по домам?— Нет, они... им понравилось путешествовать вместе, и они отправились дальше... (Улыбается.). Хм-м-м...— Знаешь, я тоже хочу рассказать тебе быстро одну сказку. Однажды клевер, одуванчик и ромашка, каждый как-то по-своему, узнали, что есть такая замечательная вещь, которая называется травой, и решили отправиться ее искать. По дороге они встретились, и когда узнали, что ищут одно и то же, решили двигаться вместе. Они долго путешествовали и бродили, везде искали траву, но нигде не смогли ее найти. Так и не нашли. Осели где-то, домой стыдно было возвращаться. Так и живут...— Я понял, понял!.. (Смеется.)

Canzona TherapeuticaErne далекие времена, когда ангелы и черти служили в общем братстве, произошла такая история. Увидел господь бедного горюющего юношу, который целыми днями лишь плакал и молился. Посмотрел он на него раз — плачет, взглянул второй — плачет, в третий раз — рыдает, сердечный. Нахмурился господь и приказал двум небесным служителям спуститься и помочь бедняге. Отправились двое, один был ангелом, другой ■— чертом.Спустились они на землю, да неудачно: до дома бедного юноши им оставалось не меньше мили. Пошли по дороге: ангел ступает важно, чтобы не запачкать белых одежд, а черт балуется. С чьего-то огорода стащил луковицу, наломал тростника. Подошли они к дому, ангел и говорит: «Ты, черт, подожди меня здесь, не то еще напугаешь невинного».Черт остался, ангел вошел в горницу. Встретил его юноша горючими слезами. «Что ты плачешь?» — спросил добрый ангел. «Как же мне не плакать, — ответил юноша, — когда на обед у меня ни мяса, ни супа, одна черствая горбушка». «Это легкоисправить»,:— сказал ангел. Хлопнул в ладоши, и на столе появились самые изысканные блюда.Юноша стал плакать горше прежнего. «Ах, бедный я, бедный, —'• причитал он, — нет у меня ни брата,, ни свата, чтобы со мной обед разделить!»

«И эта беда — не беда», — сказал ангел. Хлопнул он два раза в ладоши, появились на порогелюди. Они стали подходить к юноше, обнимать, целовать и за стол садиться. «Вот добрая твояхемъя», — сказал ангел. Смотрит — а юноша рыдает, аж заходится. «Ах, когда бы я сам был достоин сих яств и люд.ей! Поломанная моя жизнь!»Ангел нахмурился. «Жизнь твоя — зреющий ц веток, — сказал он. — И никто не ломал его, смотри!» — Он трижды хлопнул, и юноша увидел, как его жизнь распускается цветком в саду господнем.«Может, и так, — молвил плачущий юноша, — но не дано ни мне, ни тебе познать глубину моей печали. Иди, добрый человек, спасибо, что пытался помочь мне. Прощай и забери свои подарки», — и бедняк зарыдал пуще прежнего.Ангел, опечаленный, вышел на улицу. «Пойдем, — сказал он черту, — видно, есть границы и у добродетели». «Э-э-э нет, — сказал черт, — теперь чур я попробую». «Куда тебе, — возмутился ангел, — кого ты своим грязным видом можешь успокоить? Ну-ка, иди за мной!»Но черт, не слушая его, забежал за дом и вскарабкался на подоконник. Юноша по-прежнему плакал, склонившись над столом. «Слабо плачешь, — сказал, понаблюдав,черт, — Это не плач, а колыбельная, меня от нее в сон клонит. Сейчас тебе, пацан, подкрепление придет!» Он вытащил из кармана луковицу, разрезал и сунул половинку парню под нос. Потом пошарил по полкам (и краюху хлеба у бедняка стянул!), нашел уксус и прыснул его юноше в лицо.«Добрый человек! — закричал юноша, отчаянно стирая брызнувшие слезы с лица. — Что вы делаете? Мне не нужны все эти ваши... подкрепления! Мне не нужна ваша помощь! Оставьте меня в покое!»«В полном покое?» —уточнил черт.«Да, в полном, в полном покое, чтобы мог я остаться один со своим горем!»«Срадостью, — сказал черт, — а ты говорил, помощь не нужна». С этими словами он хлопнул два раза в ладоши и оказался вдруг с юношей в чистом небе. Ни ярко там было, ни темно; не слышно там было ничего и не видно. «Вот теперь полный покой, — удовлетворенно сказал черт. — Сиди теперь, отдыхай. Плакать-то здесь привольней!»Но юноша уже не плакал, он гневно смотрел на черта. «Кем бы ни был ты, та-инственный пришелец, — воскликнул он, — знай: твоя помощь неуместна!»«Да ты расслабься, — сказал черт, — и поплачь. Ты так это сладко делаешь. Даже, — и он зевнул, — спать хочется. Вперед, малыш, пробуй силы на чистом воздухе». И черт приготовился слушать.«Злые люди, — сказал юноша, — что ж вы со мной делаете?» Его губы затряслись, а в глазах показались слезы. «Такие, как ты, и сломали цветок моей жизни».«А-а, цветок, — протянул черт. — А что, это идея». Откуда-то вдруг он выхватил цветок и стал рассматривать его. «Нет, знаешь, — сказал черт, — пока он не сломан. Но это всегда легко сделать». И он стал крутить стебель и листья — да так, что у юноши искры из глаз посыпались.«Вот теперь это похоже, — приговаривал черт, — на истинные страдания. Значит, сломанный, говоришь, цветок? Так это он еще не сломан, погоди, парень...»«Эй, — завопил бедняк, — что ты делаешь? Перестань немедленно! Отдай! Отдай 'мнемой цветок!»«У-тю-тю, вот уж нет! — засмеялся черт: —Лучше пойду, скормлю его корове!» И он помчался по воздуху куда-то вдаль, а за ним бросился с горящими глазами юноша, и разорванная одежда развевалась на его тощей груди.Знаете, сколько они бежали? Бедный юноша не видел ничего, кроме цветка в чертовых руках, а черт выбирал путь похитрее, и они бежали то по пустыне, одетые как купец и паломник, то по невиданному базару, и были тогда точь-в-точь вор и полицейский. Ух! И до деревни наконец добежали. Там юноша изловчился, прыгнул на похитителя и вырвал у него цветок. Черт повернулся и выпустил когти. «Не подходи, — закричал юноша, —

изыди, нечистая сила!» Он вбежал в свой дом, поставил цветок на подоконник — ах, каким чудесным светом озарилась комната! Бедняк подошел к окну, распахнул его и откинул глупые пыльные занавески. Взял ведро, наполнил его водой — и окатил пол своей лачуги. Посры-вал со стен тряпки, собрал свои платки — и в помойку!Черт подошел к ангелу, одиноко стоящему возле дома. Из окна мимо него то пролетала какая-то утварь, то клубами вырывалась пыль. «Пойдем, дружище, — сказал черт. — Мы ему больше не нужны».И вот за эту-то маленькую комедию, говорят, чертей и выгнали из небесного воинства. Это, конечно, странно. Но сами черти не удивились. Всему свое место, решили они, ангелам — молиться, нам — играть и чудесить. А тот ангел, что с чертом на спасение юноши ходил, подарил все-таки своему напарнику лавровый венок и сказал при этом: «Всяк путь ведет к господу». «Я тоже так думаю, — согласился черт. — У всякого урода своя метода».

Маленькая теоретическая глава №12В ПРОТИВОПОЛОЖНУЮ СТОРОНУУниверсальнымпринципом построения сказки — особенно личностно-ориентиро-ванной...Вдруг заваливает вся толпа.Критик. Слушай, мы к тебе раньше в теоретические главы не мешались. Но прошел такой слух, что ты заканчиваешь книгу.Автор. Правда.Критик. Очень интересно. То есть ты так по-ящерски всех нас кинешь, захлопнешь и забудешь... Прекрасно. А у нас, между прочим, всякие вопросы накопились.Автор. Так, понимаю, садитесь. Все, пожалуйста. Давайте вопросы. Времени мало, но авось да успею на что-нибудь ответить.Критик. Мой самый главный вопрос — что делать человеку, чья сказка не может продолжиться хоть убей, хоть ей кол на голове теши, у которого в башке пустота, а продолжать тем не менее хочется?Автор. Хорошо, давайте мы сразу все вопросы проскладируем. Что еще?Строгая учительница. А у меня вопрос — что делать сказочному герою после счастли-вого конца, когда путешествие благополучно завершилось, свадьба отыграла, а впереди у него еще сорок лет?Настоящий мужик. Мне хочется знать, что делать человеку без сказки, которому все сказки одинаково скучны, который ни с одной из них себя не ассоциирует, и вообще...Розовая девушка. Мне тоже хочется оттянуть окончание книги, но я пока не придумала вопроса.Едкая девушка. Как выбраться из своей сказки? Что делать, когда чувствуешь, что твоя жизнь не облегает тебя плотно, а болтается, как что-то чужое? Когда ты ей не при-

надлежишь?Пауза.Автор (остальным). У вас нет вопросов?Дух Востока. Разве что про хлопок одной ладони...Дедушка Фрейд. Сказки, как вы понимаете их, относятся, по вашему мнению, больше к области Я или Оно?Маленький мальчик. А если Я на Оно влезет — кто кого сборет?Все смеются.Автор. Хорошо. На самом деле мне кажется, что я знаю, в какой области лежит множество ответов на ваши вопросы. И хотя они разные для каждого из вас, область вполне можно определить единым словом. Но я, конечно, не собираюсь так легко вы-давать вам секрет. Давайте я поставлю вам фрагмент одной записи.Голос Автора. Пожалуйста, повторите вашу сказку еще раз.Женский голос. Одна маленькая девочка умела говорить на языке листьев, трав, птиц и зверей. Она только не умела говорить на языке звезд, а именно со звездами ей хотелось общаться больше всего. И вот все детство она разговаривала со всем, что ее окружало, но ей этого было мало. Она росла, но почему-то звезды становились все дальше от нее, хотя она тянулась к ним изо всех сил. А с листьями разговаривать стало уже не так интересно.— И вы не можете продолжить эту сказку?— "Никак, хотя я пыталась уже несколько раз.— Помните, мы говорили о сказочных решениях, о разных стратегиях построения действий?— Да, конечно.— В вашей сказке не так уж много решений, но стратегии есть наверняка. Одна, как мне кажется, — это одиночество героини. Она все делает сама, ей никто даже не помогает.— Так и есть.— Попробуйте, что будет, если вы попробуете ввести в сказку принцип ровно противоположный.— Как это?— Ну, если мы возьмем принцип «Я сам», то давайте попробуем ввести принцип «Для кого-то» или «Вместе с кем-то».— Мне трудно.— Конечно. Это как минимум непривычно. Но ведь сказка от этого не развалит-ся: ну, не приживется в ней другой персонаж — исчезнет, и все. Попробуйте.— Хорошо. Жила-была девочка, и у нее был друг...(Долгая пауза.)— Нет, вы знаете; мне трудно...— Хорошо, какой друг мог быть у этой девочки?— Знаете, у меня перед глазами стоит земляной червяк...— Отлично, значит, у этой девочки был друг червяк.— Хорошо, он жил недалеко, и он тоже знал язык листьев, они много общались друг с дружкой...— А что произошло потом?— Девочка все равно очень хотела стать ближе к звездам.— И что она сделала?— Она стала пытаться поговорить со звездами... Но они ее не слушали, они были слишком высоко, к тому же девочка не понимала их язык.— И тогда...— Ну хорошо, пусть девочка отправилась в путешествие к звездам.-Как?— На ракете. Ее помог построить червяк, и они полетели вместе. Они летели очень долго...

-И...— И червяку стало жарко и сухо возле звезд. Они подлетели довольно близко, и девочка старалась поговорить со звездами, но они все равно ее не слушали... А червяку становилось все хуже и хуже... Ему нужна была земля и влага.(Долгая пауза.)— Что же сделала девочка?— Она стала просить звезд о помощи. И одна звезда протянула ей руку, и в ней было немного сырой'земли. Этого хватило червяку, чтобы не задохнуться... Но ему все равно было плохо. И звезды были рядом, но девочке уже не хотелось к ним приставать. Она повернула ракету к земле.— Честно?— (Плачет.) Я....не знаю, почему... И вот когда она вернулась... Нет, я не могу дальше...■

— Но теперь эта сказка продолжится.— Да... Мне только нужно время...— Конечно.Автор. Правда, великолепные образы? Ведь это же чистое описание той самой ин-дивидуации Юнга. Червяк — житель земли, подсознания; и звезды... Но дело не в этом... Смотрите, что мы сделали, чтобы сдвинуться с места?Настоящий мужик. Вы взяли решение, противоположное тому, которое было привычным для нее, и это решение сразу изменило сказку.Автор. Да. Почти всем способам решений можно подобрать пару, противоположность. «Мгновенно» — «постепенно», «награда» — «плата», «для других» — «для себя» и так-далее, и так далее. И вот что говорит одна маленькая теория: именно противоположность способна максимально нас усилить, расширить, подтолкнуть. Очень четко,всегда можно найти привычные стратегии и попробовать непривычные. Кстати, они же, как правило, — неприятные.Строгая учительница. Через «не хочу»?Автор. В очень значительной мере — да. Хотя и одновременно реализуя вечное под-спудное стремление к своему негативу. В этом смысле самые неприятные для нас люди — это те, кто могут нам больше всех дать и научить. И самые неприятные принципы, и самые не свои сказки.Психолог-милашка. Вот это да... Это надо переварить.Автор. Так, братцы, быстро: я рассказываю модель идеального человека. Берем два листика, пишем на одном «доброта», на другом «жестокость». Пара противоположностей. Кладем их на пол. Обследуем линию между ними, чувствуем, каково ходить по ней. Находим то место, где мы находимся обычно. Находим то, где мы хотели бы быть. И обязательно обращаем внимание, куда мы зайти буквально не можем.А теперь берем много таких пар: «ум» — «глупость», «творчество» — «автоматизм» и т.д. Их можно собрать в единый круг, где они станут диаметрами. И в этом кругу явно есть области, где мы вообще не появляемся, куда нам вход воспрещен. А вот идеальный человек — он ходит по такому кругу, где хочет. Для него каждая область открыта, и он может выбирать: когда быть злым, когда добрым, когда... И так далее. А ключ к этому — ну что вам объяснять? Ну, пусть кто-нибудь скажет.Психолог-милашка. Ходить туда, куда мы раньше не забредали.Автор. А найти такие места очень просто. Они в аккурат противоположной стороне от тех, где мы все поле истоптали. Все, ребята, милые, мы заканчиваем. У меня последняя сказка..Критик. А у нас, между прочим, еще не все... Ну ладно, мы уж после твоей сказки.Автор. Это уже будет послесловие.Критик. Ничего, задержишься. Это же раз в жизни, и это, между прочим, сюрприз — тебе же.Автор. Да? Ой...*Ну хорошо, ребята, все,. я уже сам не рад, что эта сказка осталась,

она почти и не сказка совсем, но — слушайте.

Блудный сынМельком хотя бы... Вернуться в дет-ствОу сказать тому — вихрастому? нет? — мальчишке: «Ну, малыш, успокойся»..Блудный сын сидит в грязной харчевне, из собственного жестяного чайника себе подливает. Минуту назад к нему подбежал сын шинкаря и спросил на ломаном кастильском:«Дядя, есть закурить?»А он взял трубку, высыпал табак под лавку и трубку сунул в карман; а потом сказал голосом, смачным от перегара:«Не надо курить. Никому не надо».Убежал мальчишка, заорал во дворе петух (на ломаном кастильском?), а он пепел смахнул с усов и чудом вдруг догадался: это все — от отца, и не только как пепел стря-хивать, но и как трубку в карман прятать, чубуком вверх; а уж пуще всего — слова. Сло-ва те — вылитые отцовские; вот точно так он сидел на лавке и курил либо ногти разглядывал, а спросишь — так и ответит.Нет дома.Что за зверь в чаще продирается, ветки гнет, вверх лезет? Как черный комок — по горлу? Или как пузырь в реке — радужный, или как сама река — только черная? Этостыд идет, диким зверем воет, пустым ветром шумит. Стыд идет! Ты стыд в своем мешке несешь, странник.Сидят на скамье: справа стыд, подалее отец..— Вы здесь меня обождите, я мигом. — Вот подходит он к давнему дому. Золоченые окна, ласковые перила. То-то челядь рты разевает. Как пропустили за ворота? Только он бочком -— и мимо, по дорожке в сад. Вот он, мальчишку. Неужели удалось?— Здравствуй, малыш.— Здравствуй, отец.Я не отец. За отца стыдно. Я — ты сам, который вырос.— Теперь тебе нечего бояться. Кроме дома.— Ты скоро уйдешь отсюда.— Куда?— Куда окна не глядят, по дороге.— А что я там найду?— Все, что искать будешь. Чего будешь искать — найдешь.— А чего мне ждать?— Ничего не жди. Все исполнится.— А если родители меня не пустят?— Так не бывает. Посмотри на меня: видишь, ты вырос старше их. Они за тебя не придумают; а я всегда помогу.Ох ты, морда веснушечья, маленький принц.— Пора идти.— Ты меня будешь учить?— И ты меня.Снится блудному сыну, как он уезжает из дома. И раньше снилось, и теперь снится. Да только теперь рядом с мальчиком ска-чет он сам, какой вырос. И мальчик смотрит на него, смеется счастливо. Ветер про-хватывает грудь и стыд выдувает.Снится старому отцу, что сын возвращается. Братья выносят из дома яркую одежду. Мычит бык, которого ведут резать. Чудится он сам себе тогда Ноем, с лавром почему-то вокруг лысины, спокойно стоящим у борта своего двора-ковчега. И идет сын — как голубь летит без веточки, со сломанным крылом. Чует старик тогда вдруг горячую кровь в шее, ходит она ходуном, а шея его — словно бычья холка до удара топора. Тогда он голубю кричит: «Улетай!» — и просыпается.

Зовет трактирщик сына:— Глянь, сынок, тот бродяга не смылся втихаря?Мальчик заходит в дом вместе со снопом вечернего солнца и стаей затихающих мух. На скамье сидит странник с сияющими глазами, под бородой —улыбка.— Поди сюда, — он машет рукою.Мальчик осторожно подходит (странник сидит один на скамье в глухом углу), теребя наготове край полотенца, чтоб смести крошки или вытереть лужу. Пришелец все машет рукой, и он осторожно садится на край скамьи.— Глянь, — и из каких-то страшных глубин (сколько же на нем одежды?) странник достает коробочку, кладет на стол, открывает:И уже захватывает дух: золотой медальон!Щелкает крышка, они склоняются над столом. На картине — мальчик в богатой одежде, смотрит гордо и жадно: «Ну же!..» Странник пододвигает медальон:— Бери. Твой.Безошибочно (знал!) мальчик придвигает руку и поднимает округлившиеся глаза.Путник уже встал, завязал мешок.Он прикладывает палец к губам, подходит к окну, еще раз показывает: «Тише!», открывает раму и перелезает во двор.Мальчик показывает на медальон, и взлетают брови: «А вы как?»А странник осторожно, но торжествующе тычет себя пальцем в грудь.И прикрывает окно.Сын шинкаря остается в темнеющей комнате с золотым медальоном, замирающим сердцем, не смея выбрать шаг ни к двери, ни к окну.

Когда в большой группе людей я просил каждого выбрать какой-то из сказочных атрибутов и стать им, в зале появилось много проблемных завязок, маленьких существ, чудес и дорог в тридевятое царство; но на пятьдесят человек там оказался только один счастливый конец.Мы уже говорили, что сказка обречена на хороший конец. (Возможно, это мы обречены на то, чтобы считать этот конец хорошим.) Но если отбросить эпитеты, ясно: сказка подходит к концу. И от этого нам...Пытаясь разобраться в собственных неоднозначных отношениях с окончанием сказки, я прихожу вот к чему.Сказка описывает схему, программу, чертеж, сценарий поведения. Когда этот сценарий создан людьми, я радуюсь его завершению. Я не встречал ни одного людского сценария, который требовал бы целой человеческой жизни. Прошли — получили — расплатились.Многие из нас боятся выйти из сценария. Жизнь, свободную от жестких предписаний и правил, они чувствуют пустотой. Это образ актера (о гениальный Берн!) — когда спектакль окончен, как бы ни были долги овации, ты выходишь в ночь, один — и исчезаешь.Жизнь может казаться пустотой или переполненным морем других существ, ролей и сценариев — как кому повезло. Мы можем сколько угодно интеллектуально понимать

ценность второго взгляда, но человечески-ми сценариями он редко предусмотрен, а духовное развитие — вещь слишком сложная и дорогая. Мы боимся окончания сказки, хотя знаем, что она должна закончиться. Часто именно у этого самого конца и проходит основная часть жизни.Но есть другие сценарии. В нас самих есть какие-то другие модели развития, неуловимые, но могущественные силы, приводящие к тому, что когда-то мы влюбляемся, когда-то задумываемся о смысле, осознаем- суетность, плачем просто так, познаем бога и ощущаем душу, даже если нам никто об этом никогда не говорил.В этих сценариях — и в сказках про них — тоже есть концовки, в них также есть явные границы, на которых одна сила передает нас в руки другой. Этим сказкам я больше верю. Их окончаний я часто страшусь.На каких-то шагах мир — пустыня. На каких-то нет мгновения, которое можно потратить зря. На каких-то понятия «мир» и «зря» исчезают вместе с понятиями цели и тебя самого.Многие сказки длятся вечно.Плюс есть сказка о том, что можно прожить без искажений — без привязанностей — без иллюзий — без сказок.И я — как вы, наверное, уже поняли — верю и тем, и другим, и третьим.Маленькая теоретическая глава №13МЕТАФОРИЧЕСКИЙ ЯЗЫК В ПСИХОТЕРАПИИ (СИМВОЛ ВЕРЫ)1. Метафора не есть ловкий трюк влияния на чье-нибудь подсознание.Метафора есть способ образования и существования подсознания как такового.И произносящего ее, и воспринимающего.2. Как сознание можно представить себе «ороговевшей», упрощенной, структуриро-ванной и мобильной «верхушкой» подсознания, так обычный язык может представлять собой застывшую, упрощенную, одномерную часть языка метафорического. Цель обеих «верхушек» можно представить себе как социализированное общение.Так же, как в нормальном сознательном поведении всегда существуют бессознательные элементы, в любой речи «проглядывает» метафорическая основа.3. В любом человеческом общении можно выделить следующие компоненты:

Например, в случае общения терапевта и пациента можно представить себе следующие практически одновременные трансакции (обмен информацией):Ст-Сп (сознание терапевта — сознанию пациента, слышимая речь): Как вы себя чувствуете?Сп-Ст: Плохо. У меня постоянная слабость и головокружение.Ст-Бп (сознание терапевта — бессознательному пациента): Я беспокоюсь о тебе. Я принимаю твои чувства, какими бы они ни были. Я добрый доктор. У меня есть вол-шебная мазь.Сп-Бп: Я тебя не знаю.Бп-Бт: Я — девочка, наступившая на хлеб. Теперь я не сделаю никуда никакого шага — разве что ты знаешь какую-нибудь классную игру?Бт-Бп: Я похож на хлеб. Наверное, ты опять на меня наступишь.Ст-Бт: Чего бы мне такое предпринять?Бт-Ст: Ты — герой. Ты — большой папа. Ты спасаешь слабых и беззащитных. Так когда-

нибудь ты доберешься и до меня.Любая из приведенных здесь фраз является метафорой в том смысле, что содержит не прямые, а параллельные и ассоциативные понятия. В «объективном» смысле нет ни хлеба, ни мази, ни головокружения. Назови мы их внутренним состоянием, психологической помощью и симптоматикой, реальности мы им не прибавим.4. Человеческое общение имеет основные свои мотивы и смысл вовсе не на уровне содержания (обмена объективной информацией), а на других уровнях — прежде всего отношенческом и метафорическом (символическом).Отношенческий уровень — «выяснение отношений», прощупывание, налаживание и поддержка взаимных позиций говорящего и слушающего. Подоплекой обычных разго-воров служат вопросы близости («Ты меня уважаешь?»), власти и контроля («Кто здесь главный»), взаимопомощи («Ты моя мама». — «Нет, крокодил». — «Нет, мама!»)Метафорический уровень-символика, выражающая что угодно, но прежде всего те же отношения с партнером, собственный онтологический статус, желания, вытесняемые мысли и чувства. Например, в начинающейся группе практически любая фраза выражает ожидания и предсказания о работе и жизни в группе. Тот, кто говорит о перемене погоды, весьма вероятно, настроен на изменения в процессе групповой работы; реплика другого, что в такое время он из дома не выходит, может предупреждать, что он в этой работе особо участвовать не намерен.5. Метафорический язык (сказки, истории, аллегории и т.п.) по сравнению с обычным яв-ляется более открытой формой общения между сознательными и бессознательными структурами двух людей. В отношении бессознательного можно сказать, что такой язык является более прямой речью.6. В психотерапевтическом общении, где почти неизбежно активно участвует бессоз-нательное («терапевт» начинается там, где «сознание» пасует), метафорический язык ценен по нескольким причинам:1) и 2) Он более, чем обычный, открыт для анализа и понимания. Здесь символика почти ни за что не прячется. Если клиент, «не выходивший из дома», сравнит себя с улиткой или премудрым пескарем, он гораздо более открыто опишет свою жизненную позицию и ожидания. Настолько открыто, что, возможно, никакой дальнейший анализ не нужен: проведена точнейшая диагностика, в терминах, понятных для бессознательного терапевта («меланхолик» или «интро-веру» терапевту пришлось бы еще переводить для собственного подсознания).3) Он мощнее по возможности интервенции, то есть терапевтического вмешательства, проходящего в основном от Ст к Бп и от Бт к Бп. Именно сказка и аллегория «западает в душу» пациента, вызывая любые возможные процессы: обострение конфликта, катарсис, определение темы для собственных медитаций.4) Он легче для восприятия пациентом, поскольку автоматически «усыпляет» соз-нание — во всяком случае, дает ему долгожданную возможность отключиться.Что более всего наш разум восхищает? Что обещает то, что разум запрещает.(Ольга Седакова)7. По тем же самым причинам, как мне кажется, метафорический язык труден для использования. Его употребление способствует взаимодействию сознания и подсознания терапевта (как только он делает хоть шаг в сторону от готовых форм). Можно сказать, что создание и коммуникация метафор прямо пропорциональна открытости между сознательным и бессознательным у человека, особенно у психотерапевта (человек, который становится психотерапевтом, как правило, имеет двойственные «сильно заряженные» отношения с собственным бессознательным).Трудность использования метафорического языка в психотерапии обусловлена еще и тем, что он более просто и открыто описывает взаимоотношения между терапевтом и пациентом — опять-таки часто область полутеней и заморочек.8. Описанная модель сознания и обыденного языка как стерилизованных «верхушек»

применима и к психотерапии. Различные формы психотерапии по степени «дружбы» с бессознательным разнятся примерно так же, как языки математический, разговорный и сказочный. На «твердой» поверхности располагается рациональная психоте-рапия, рядышком — классический гипноз и бихевиоризм. Это «математика»: жесткие правила поведения, рецепты, очень сознательные действия. В глубине «варится» что-то малопонятное, неоформленное: медитация, релаксация, музыкальная терапия, где есть «что-то» с «чем-то», влияющие друг на друга неизвестными путями. Формы посередине так или иначе работают на два фронта, способствуя открытому общению сознания и подсознания.Модель НЛП «программируемого» подсознания, как мне кажется, слишком мила и красива, чтобы иметь выход на серьезные бессознательные процессы. Наиболее близки и способны работать с ними, по моему мнению, те формы психотерапии, которые совершают свободные путешествия в мире внутреннего опыта, общения и осознавания происходящего, с максимальной готовностью к любому результату. Это психоанализ, трансактный анализ, гештальт, психодрама и их многочисленные динамические формы. Все они предусматривают:1 ) наличие бессознательного у пациента и у психотерапевта:2) серьезную и постоянную проработку «связей» сознания и бессознательного у психотерапевта при обучении, супервидении, саморефлексии;3) амбивалентность (двойственность, внутреннюю противоречивость) основных чувств, целей, форм общения и самого процесса психотерапии;4) использование метафорического языка с переводом на язык разговорный.9. Я полагаю, что исследование и использование метафорического языка способно привести к значительному углублению существующих форм психотерапии и созданию новых, способных к интересной и многосторонней работе с бессознательным и — следовательно — углублению аутентичной близости между людьми. Это гораздо больше, чем «терапевтические метафоры», с большим трудом конструируемые сознательно и почти не работающие.Для такой работы с метафорическим языком необходим постоянный перевод символов на уровень непосредственных взаимоотношений, жизненных сценариев, ценностей и убеждений как пациентов, так и терапевтов. Наиболее жизнеспособной здесь, мне кажется, может быть манера дельфина, то плывущего в глубине непосредственного опыта, то выныривающего в область обычных поступков и здравого смысла.10. Я также полагаю, что подобная работа с метафорическим языком не получит значительного распространения, так как открыто общаться с собственным подсознанием и другими людьми вовсе не входит в реальные цели ни психотерапии, ни современной культуры.Автор. Ну что, теперь послесловие? Критик. Нет уж, послесловие — это твоя забота. Просто мы тут написали несколько сказок. Я, в сущности, написал на тебя пародию — надо же обязанности кри-тика исполнять. И мы хотим, чтобы это тоже вошло в книжку. Как приложение.Автор. Ну это очень здорово, но финала красивого теперь, прямо скажем, не выйдет... Ладно, мы'тут столько дали финальных нот, что уже не страшно. У меня тут еще обращение к сказкам...Критик. Сентиментальность.Автор. Ну, и финальное слово читателям.Критик. Наивность. Те, кто дочитали досюда, — это уже просто сподвижники, зачем же с ними прощаться?Автор. И то верно. Ну, все. Конец книжки. Привет!

ПриложениеСКАЗКИ, СОЧИНЕННЫЕНЕ АВТОРОМ

Сочинение КритикаКак, кап, кап... Много лет тому назад у подножья высоких гор в цветущей долине Ива росла у ручья. А рядом с ручьем возле леса стоял (да и стоит до сих пор) маленький домик. Энто мы с моей внучкой Манъкой в домике живем-поживаем, а добра не нажили пока. Как, кап, кап... Ну вот, глядите, люди добрые, вон и крыша протекает. И послала меня Манъка на базар: денег у нее не было, она и решила: продам чего-нибудь. Ей самой страшно было ехать, она меня с утречка и отправила. Сел я в лодку, и по Ленъ-ру-нъю — на базар.А тут я на лодке плыву, весла волочатся. Хочу рыбу поймать большущую, жду, пока сама в лодку заплывет. Смотрю, мимо я плыву на лодке, гребу вовсю. «Ты, — кричу, — рыбу бы ловил, чем веслами плескаться!» «Ну, — говорю, — помоги, коль не шутишь». «А-а-а, мне ловить-то лень». Однако не плывет рыбина. Я размышляю: чего ж она ждет, в лодку не плывет? Думаю: бортвысок. Взял топор, в борту дырку прорубил. А тут я речку мимо перехожу, смотрю: сто-ит мужик, топором машет. Взял я топор, рядом пристроился. Вода потекла. А тут я мимо на базар проплываю. «Эй, — кричу, — болезные, что ж вы все топорами?Хотите, пилу притащу?» «Пилу, — я говорю, — это что ж, это дело, давай, тащи». «Слышь, — говорю, —Лень-ручей, паренья — работей-ного складу!» Ну, он меня по привычке аж до Ивы и выплеснул. Ива стоит и ворчит: «Расти страшно. Зимой бьют морозы, летом сушит солнце. Нет, пусть лучше меня возьмут дровосеки». И что бы вы думали? Услышали мы такие слова — и ну к дереву! (Тем'более нто лодка моя ниже, ниже, ну и на дно приплыла.) Парень своим топором замахнулся, а я ему и говорю: «По легенде пришел БОРОДАТЫЙ дровосек и срубил дерево, а у тебя борода есть?» Парень забулькал, задумался. «И верно, — говорит, — нет». Перестал он топором замахиваться и ушел восвояси, споткнувшись о зонт возле Ивы.Как, кап, кап, кап... Да закрутите вы кран, в конце концов!.. На обыкновенном дубе вырос желудь необыкновенной величины. Скоро все всё поняли, и даже голуби — самые обыкновенные серые голуби — и те все поняли. Ну конечно! У старушки Долли родилось! Яйцо прямо на дубу. Нет, это все сказки: в те времена мало кто уже выбрал себе окон-чательный вид, и почти все существа менялись, как хотели; так что, например, котята могли спокойно мыть лапки в лунном свете, а драконы превращаться в стрекоз.Кап, кап, кап... Что? Опять? Да не вол-нуйся ты, это просто маленькая недодуманная сказочка-боевичок плачет и слезинки капают. Да? Ну... Что ж она сразу не сказала... Ну давай, сказочка, выкладывай-ка суть свою.— Из дальнего далече шел по пустыне домой заяц. Шерстка его вытерлась, глаза застилала слезная дымка. Третий день он брел без воды... Иногда он видел миражи; заяц-то косой: смотрит прямо, видит влево. Однажды пришел заяц домой и говорит (на ломаном кастильском?): «Нашел я себе папу и маму получше». Вот на этом я и заканчи-ваюсь...— Ну что с тобой делать? Все сказки как сказки, а тебе хоть кол на голове теши — ни в какую. Иди и макнись в солнечный свет!Ушла.Ну и что?Я собрал все свои сказки недавно. Старые они были, поломанные и запачканные. Кто такие возьмет?Эх, молодость! Плюнул, выбросил мешок со сказками за крыльцо. Там и валяется. Кто интересуется — подходи, выбирай. Только чур — не для малых ребя-тишек!

Сочинение Психолога-милашкиВодила ночью мима ребенка по Москве, Зима была, снега мела: мно-ого,— А вот тот дядя — видишь, за окном сидит, — он убьет тебя.

—- Убьешь, дядя? — спрашивал малыш.— Убыд, — говорил дядя, не отрываясь от бумаг.— А как, мама? — спрашивал ребенок.— Он прикажет, а другой выстрелит. Видишь, солдат на посту стоит? Он и вы-стрелит.— Выстрелишь в меня? — говорил ребенок. •— Выстрелю, браток, — серьезно отвечал солдат, запахиваясь воротником от ветра.■— Пойдем, сынок, ■— говорила мама. — Холодно над Москвой.— Холодно, — притихал ребенок. Уводила его мама над крышами, тучи злые, колючие трещали под ногами.Уходил пиджачный человек из кабинета, гасил свет.Уходил солдат с поста. Оставалась Москва пуста. Только выстрелы.

Сочинение Настоящего мужикаЖил-был в лесу Лев, царь зверей. Он правил лесом равномерно и справедливо, и звери были довольны им. Много лет прожил Лев в своем лесу. И вот однажды, совершенно случайно, он увидел в нем Деву. Это было удивительное существо, во всяком случае, Лев такой до сих пор не видел. И он влюбился в нее без памяти. И сразу же предложил ей стать его женой.Дева вначале не соглашалась, но, конечно, ей на самом деле льстило предложение от царя, и к тому же Лев ей тоже очень понравился. Вскоре она согласилась. И хотя лесные звери не выказывали по этому поводу никакого энтузиазма, Лев привел Деву в новый дом, который выстроил в самом центре леса. И стал с ней там жить.Конечно, он немного отошел от дел. В его сердце бушевала настоящая любовь. Он обо-жал Деву, он боготворил ее, он каждый день начинал с того, что любовался на то, как она спит или просыпается. Все это было не в зверином характере, но Лев... Лев забыл про свой звериный характер.А Дева, немного освоившись в новом доме, быстро принялась наводить собствен-ные порядки, И всем, кто видел их дом, было понятно: она хочет сделать из Льва домаш-нюю кошку. Она остригла ему гриву. Запретила выходить ночью. И пошла, и пошла...И Лев тоже скоро понял, чего хочет Дева. Он был зверем, и он по-прежнему должен быть править лесом. Он обожал Деву, но он не хотел, не мог становиться кошкой. Он был Львом. Он должен был остаться зверем — но он безумно любил Деву. Больше всего на свете он хотел обладать ею...И вот однажды Лев Деву проглотил.

Сочинение Строгой УчительницыЖил-был симпатичный ослик, с очень нежной, розовой кожей. Когда он подрос, ему пришлось пойти в школу. И вот так случилось, что в этой школе совсем не было осликов. Там учились только крокодилы. Униху всех была очень грубая толстая кожа. И сами они были грубые, и ослику очень трудно приходилось в этой школе. Он очень переживал, что у него не получается вести себя так же, как все остальные. Из-за этого он целыми днями ходил грустный.И вот однажды он встретил добрую фею и рассказал ей, как трудно ему живется. И фея сказала: «Я знаю, что тебе нужно сделать, если ты хочешь обзавестись такой же толстой и грубой кожей, как все твои одноклассники. Но сделать это очень трудно». «Ах, — сказал ослик, —я на все способен».«За городом, — объяснила фея, — есть гора, заросшая колючими терновыми кустами. Ты должен забраться туда ночью и пробраться от подножия до самой верхушки. Кусты будут царапать тебя до крови, но ты должен пройти весь путь, и на вершине горы ты увидишь розовый куст. Тыдолжен съесть его целиком, не обращая внимания на шипы, а потом спуститься так же, как пришел. Тогда кожа твоя переменится, и уже на следующий день ты почувствуешь

себя совсем по-другому».Ослик так и сделал. Он взобрался ночью на гору, разодрался в кровь, потом съел, морщась от боли, розовый куст, а на следующий день он стал совсем как его одноклассники крокодилы.

Сочинение ПофиРаскосый дождь отметит день, отметит вечер, ночь и утро, отмоет ржавый, толстый пень, раскроет ухо перламутромбездомного седого зайца, легко дрожащего ноздрёй, который в роли постояльца запой переживает свой.Сияют,гусениц лодыжки, телесной прелестью маня. Блестит железная мормышка, как утро трудового дня.Медведка мчит вдоль косогора. Медведкин ужин не готов. Ей чужды праздные просторы звенящей влажности лесов.Она эстетики не ищет, ей наплевать на капель взлет. На зайца взглянет, скажет —хлыщик, мормышку грязно обзовет.Она гармонии не внемлет,ее безденежье гнетет.Она упорно роет землю,а дождь идет,идет,идет...

Сочинение Розовой девушкиОднажды там, где нужно было слово, встретились молчание и молчание. За один шаг до надвигающейся беды узнали друг друга две горькие обиды. Взгляды их выражали одиночество, пустоту, и в них было что-то тоскливое.Вдруг раздвинулась бездна, и за спинами встали твердые скалы. Ужаснулись молчание и молчание. Они увидели конец своей дороги. Немые губы сжались, и языки мучительно искали слово.Их силы были на исходе. И осталось — не вместе жить, а вместе умереть. И потяну-лись руки навстречу, и слово родилось: «Прости!»Меня вообще-то вопросы авторства не очень волнуют, но я здесь не один. Поэтому признаюсь: сказку «Сон про мужиков» и «Пародию» (сочинение Критика) создал мой брат Барабошка. Сочинение Розовой девушки про молчание и молчание — это сказка Ольги Дунец из Бреста. Сочинение Настоящего мужика про Льва и Деву приду-мано Николаем Дмитриевичем Узловым. Стихотворение Пофи было написано Аней Киреевой (ныне Anna Young). А сказка про розового ослика — коллективное (вроде бы) сочинение, придуманное на семинаре «Сказкотерапия» в городе Березники.

Лунные дорожки или Приключения принца Эно

Король и Лунная женщинаЖил-был король, купавшийся в лучах удачи и славы, как молоденькая купальщица в страстных лучах солнца. Он победил в трех войнах; он поставил золотой трон на том месте, куда его прадед приплыл простым продавцом морских капель; он даже, говорят, добился того, что весь его народ работал — весь, до единого человека! — а это фокус потруднее прочих. Он был уже немолод, но ни жены, ни сына у него не было. Его советники часто говорили о необходимости жениться и родить наследника, но он не любил такие разговоры, хотя и соглашался, что они правы. Вот однажды они подступили к нему особенно настойчиво, и он опять согласился и объявил, что займется выбором невесты сразу же после короткого отпуска, куда уходит сегодня же. Он быстро собрал министров, раздал им поручения и

вечером, оседлав коня, ускакал один через западные ворота.Два дня он скакал через поля, леса и луга. Он выбирал места поглуше, чтобы не сталкиваться с подданными и не слышать надоевших криков «ура!». Он сам не знал, куда едет. Ему очень не нравилось и самому себе не хотелось признаваться, как встревожила его идея женитьбы, и он отгонял ее бегом прекрасного коня и думал, что все само пройдет. На третий день он заблудился.

«У-у-у!» — пели волки в неизвестных оврагах.«Вот черт, — ругал он себя, — расслабился, старый дурак. А ну, живо возвращаться и к делу!»Но возвращаться не получалось, получилось только найти какую-то узенькую тропинку, петлявшую среди леса, и ехать по ней медленным шагом, чтобы не пораниться о низкие ветки. А впрочем, в этом не было ничего страшного. Потом настала ночь, а он ехал и ехал, не видя окрестностей, потому что луна была на исходе и, кажется, исчезла совсем.А потом он увидел дом, да такой, что даже и не в таком неудобном положении он не проехал бы мимо. Весь дом светился серебристыми бликами; как лунная дорожка бежит по морю, по его стенам струились тысячи огоньков. Король подъехал ближе и попытался на ощупь определить, из какого материала были сделаны эти светящиеся точки и нити. Но они и вправду были неизвестно откуда взявшимися бликами, потому что его рука не различала ничего, кроме деревянной стены. Тогда король заглянул в

окно — и аж присвистнул от того, что там увидел. Красиво наряженная девушка что-то готовила на кухне, и вся она светилась таким же серебряным светом, как весь дом. «Сыграю-ка я с тобой шутку, красавица!» — подумал король, снял корону, припрятал ее вместе с прочими гербами-цепочками поглубже в мешок и постучался в дверь.Три счастливейщих дня и ночи он провел в'этом доме. Каждое утро он думал уехать, но оставался. Разум не покидал его, но потерял свое главенствующее значение. Значение имела она, когда говорила, пела, молчала, стояла, лежала, вздыхала, закусывала губы, смеялась и так далее, и всем этим король вначале стыдливо, а потом откровенно любовался; как школьник, собирал ей цветы; как влюбленный или сумасшедший, слушал пульс на ее руке. На третий день он чуть было не предложил ей стать его женой и королевой, но, собравшись говорить, вдруг поперхнулся и одумался. Он знал, что это политическое безумие — брать девицу простой фамилии, за это можно и трона лишиться. Чтобы не множить сомнений и мук, он решил уехать сразу же. Она показала ему дорогу, и он погнал коня без остановок. Голова его продолжала кружиться от счастья, как все последние дни и ночи. Он решил не останавливаться на ночевку, а продолжал гнать, коня

к столице. Ночью он увидел, что и он сам, и его конь светятся теми же серебряными бликами, что и Лунная женщина (так он называл ее про себя). Ему хотелосьлететь, а не скакать. Конь мчался, как глупый мальчишка с горы. Весь обратный путь они проскакали за сутки, и к вечеру король спрыгнул на землю у своего дворца. Самодовольно улыбаясь, он вытащил спрятанные в мешке гербы и корону, оделся как подобает и вступил в свою вотчину. Не заметив стражи, он прошел по залу. Там заседали министры и советники. Он хотел, чтобы они упали от восхищения тем, как он светится, и крикнул на весь зал: «Добрый вечер!» Но никто не обернулся. Тогда он подошел к креслу, где сидел канцлер, толкнул его в спину кулаком № сказал:— Эй, вставай, канцелярская крыса!Канцлер беспокойно обернулся, но тотчас повернулся обратно, будто ничего не заметив. Через полминуты король понял, что стал невидимым. Он вышел из дворца, оседлал коня, закусил губу и прошептал:— Хорошую шутку ты сыграла со мной, Лунная женщина!Король, разом лишившийся королевства и бесконечного множества других вещей, тихо поехал прочь из города. Бесконечная тоска затопила его сердце. Он бросил поводья, и конь сам скакал куда хотел. Питаться им было легко, где угодно они могли брать что хотели, оставаясь невидимыми. Безучастно король слушал простые разговоры крестьян, крики птиц, вой волков, свист ветра. Спал днем, а ехал обычно ночью, при свете луны. Поднимая голову, он часами смотрел на нее. Охватывавшую его при этом печальон не знал, как выразить, и ему нравилось слушать, как воют на луну волки, внутренне он присоединялся к ним.

Однажды, в полнолуние, он сидел на вершине какого-то холма. Вдруг вой раздался совсем рядом, король повернулся и увидел уши и морду волка, лежавшего в пяти шагах. Долго, в вое и тишине, они были рядом, а потом король сказал:— Ах, волк. Наверное, я скоро умру. Все пропало., я лишился всего на свете.— Что ты говоришь, — ответил волк.Эти слова стали для короля тем, чем были для его прадеда слова старенького молит-венндка. Он встал, оседлал коня, поклонился месту, где провел ночь, и поехал на поиски дома Лунной женщины. Ровно через две недели он стоял перед ним, наблюдая пере-ливы серебряного света на стенах и силясь прогнать комок в горле. Он постучал, и она открыла. Они обнялись и жарко поцеловались. Потом он сел, не выдержав слабости в ногах, и сказал:— Я стал невидимым для людей. Верни мне мою видимость.— Я не могу вернуть тебе то, что не брала у тебя, — мягко ответила она. — Но я могу дать тебе кое-что получше. Во всяком случае, дать подержать.Она счастливо засмеялась, вышла в другую комнату и вынесла на руках белый сверток, переливавшийся таким же светом, как она сама.— Это твой сын. Возьми.Он взял на руки сына и открыл маленькое лицо.

— Боже мой, — сказал он. Поднял глаза на нее и повторил: — Боже мой.— Возьми его себе, — сказала она. — Он-то будет видимым, я уверена. И ты, наверное, станешь вместе с ним. Мне трудно оставить его у себя. Мне надо возвращаться на небо, а он слишком маленький и земной. С тобой ему будет лучше. И тебе с ним, я уверена.И, покручивая браслет, который он подарил ей в первый свой приезд, она лукаво добавила:— Когда начинают дарить подарки, никогда не знаешь, где это кончится.На следующее утро после счастливой ночи они разъехались в разные стороны. Король соорудил на седле эдакую колыбель и поехал с малышом куда глаза глядят.Младенец рос очень быстро. Король самозабвенно возил его по стране, показывая и рассказывая, какая она, чем богата, где он воевал и прочее, а младенец вначале лежал, а потом сидел и стоял в своей колыбели. И только одного король не замечал, завороженный своим отпрыском. По всей стране люди то здесь, то там видели чудесного младенца, плывущего по воздуху, и все громче шептались, что это.сын исчезнувшего короля. Этого король не учел: сын-то и вправду был видимым, а он и конь — все еще нет. Он бы долго этого не видел, потому что отвык обращать на людей больше внимания, чем на деревья и птиц, если бы однажды, когда они приехали на какую-то ярмарку, не услышал пение бродячих музыкантов:Плывет по воздуху постель, Как будто голубь или стриж. Я вижу — это колыбель, И в ней лежит малыш. Смущая лучшие умы Пареньем легким над землей, Прекрасный сын, дитя Луны, Спешит к себе домой.«Так они уже все знают! — понял король. —■ Интересно, откуда?» И он направил своего коня к столице. И музыканты, и многие другие люди с ярмарки пошли вслед за ними, продолжая петь про чудесного младенца, а тот стоял в колыбельке, и ветер развевал его белую рубашечку.Так подъехали они ко дворцу, сопровождаемые уже целой толпой народа. Перед дворцом король снял с головы корону и попытался надеть ее на малыша. Конечно, ни-

чего не получилось. Тогда он просто поднял его высоко и проехал шагом до самых две-рей, дворца, перед которым беспомощно стояли советники и министры. С сыном на руках он спешился и пошел (а они расступались) прямо во дворец, пересек все залы, подошел к трону... Он не задумывался, что будет дальше, но тут-то понял, что должен что-то решить. Он прижал сына к сердцу и крепко поцеловал. А потом посадил на трон, поставил рядом корону и спросил:— Ну что, не пропадешь?И малыш изо всех сил замотал головой: нет, мол.— Ну, тогда я пошел. Кому я здесь нужен, невидимый.Он помахал сыну рукой и пошел обратно, к дворцовым дверям, прочь. Люди валили внутрь, и только дворцовая стража сдер-живала их натиск перед входом в тронный зал, где вокруг трона собрались советники и министры. Люди орали всякие глупости, и он пробрался через толпу, вышел, сел на своего коня и медленно поехал. Откуда он знал, что каждую секунду становится все лучше

видимым! И только когда вокруг заорали: «Король! Король вернулся!!» — он развернулся, чтобы посмотреть, и увидел бежавшего к нему канцлера и прочую какую-то совсем уж взбалмошную суету, и вошел опять во дворец — уже королем, а не тенью^ — сел на трон, посадил сына к себе на колени и вызвал из толпы тех самых музыкантов, чтобы сыграли ту песенку, что навязчиво крутилась в его голове весь этот день:Смущая лучшие умы Пареньем легким над землей, Прекрасный сын, дитя Луны, Спешит к себе домой.

Одна неделя старого фокусникаЖил-был фокусник... вернее, бывший фокусник. Раньше он жил в городе Гре-набль и давал представления по всей стране. Потом, невесть отчего, он бросил свою работу и уехал из города. И много лет, говорят, вполне счастливо прожил где-то на далеком юге. Это — история об одной неделе его жизни, когда он решил вернуться в свой старый город.История началась в понедельник, когда ему внезапно стало очень-очень грустно. Трудно сказать, что случилось. Вдруг ничто вокруг стало ему немило, внимание размагнитилось, плечи опустились. Он остановился посреди улицы, где шел, и почесал в голове. Там всегда в запасе была пара фокусов. Он пошел на вокзал и ку-

пил себе билет до Гренабля. За оставшийся до поезда час он сбегал домой и собрал все игрушки и приспособления, которые когда-то использовал для фокусов. Получился солидный мешок. Уже в поезде он записал в свой блокнот, куда каждый день заносил не-сколько строк, подытоживавших прожитый день:Я так устал, что не могу вспомнить,чем отличаютсяглаза моей прекрасной мамыот глаз моей безобразной мачехи.Рано утром во вторник он приехал в свой родной город. Энергия била в нем ключом. Весь этот день он обклеивал город плакатами, приглашавшими на его выступление. На этих плакатах он собственноручно нарисовал аллегорию: старость, которая показывала язык молодости. И знакомые, и незнакомые места города приводили его в одинаковый радостный трепет. Ему казалось, что каждый из прожитых здесь дней сейчас вернулся к нему и он может раскрыть его, как страницу блокнота. Вечером он записал:В старых местах над моей головою тысяча солнц.В среду состоялось представление. Он хотел показать на нем все лучшие фокусы, которые помнил из прежних лет. Но представление провалилось. Люди не выходили даже на предложение его любимого трюка — превратить кого-нибудь из них в птицу. Публика осмеивала его, хохотала, улюлюкала. Он был взбешен и, не закончив представление, выбежал из театра. Запись за

среду — корявыми, постепенно успокаивающимися буквами — гласила:Люди съели меня, как вишню. Хорошо, что я спрятался в косточке.В четверг он бесцельно бродил по городу. Те места, которые казались такими милыми позавчера, теперь были тоскливыми и пугающими. Прохожие были глупы. Делать до поезда было нечего. Уже к вечеру он вспомнил, что оставил мешок с реквизитом в театре, где давал представление. Идти туда не хотелось, но он* пошел. На входе в концертный зал сидела женщина-билетер. Она продавала билеты и на его вечер, но тогда он ее не заметил. Он спросил ее про мешок, прошел за ним в гримерку, взял, вернулся. Хотелось сказать хоть пару слов. Женщина была одета в какую-то темную мешанину: свитер, юбка, платок. Немолодая и нестарая. «Как вам вчерашнее?» — наконец вымолвил бывший фокусник. Она ответила. Скоро он присел. Потом оказалось, что на поезд уже не успеть. -Потом она пригласила его ужинать. После вкусного, горячего ужина он возвращался в гостиницу, уже совсем не дуясь на все эти улицы. Стрднно. Он не был влюблен — но он согрелся. Безразмерный свитер... Ужин... Она не была смешливой и не была пронзительно умной. Ее нельзя было назвать очень теплой. Она была... Она была..: В конце концов он записал:Утреннее солнцекажется холоднымтому, кто не ночевал в поле.В пятницу с утра он снова пошел к ней домой, охваченный новой идеей. Он предложил ей выбрать любую вещь из своегомешка. Она выбрала, и он сказал: «Это подарок». Потом он дал выбирать ее соседке. Потом — соседкиной дочке. Мешок был большой, и он вышел на улицу, продолжая раздавать его содержимое. Многие вещи, лежавшие там, были непонятны никому из прохожих, а он старался все же добиться какого-то соответствия между подарками и теми, кто их брал. Так прошел весь день. В этот день он опять не уехал на поезде, поскольку решил уйти из города пешком на следующее утро. Вот запись за пятницу:Кленовый лист мчищря над дорогой. Осень щедра.В субботу с утра он вышел из города. Сразу за городом был холм, и когда старый

фокусник поднялся на него, он увидел башню, улицы и площадь прямо под своими но-гами. Город лежал под холмом как на ладони. Он всмотрелся... Потом поцеловал пальцы и помахал ими городу. Не дожидаясь вечера, но уже придумав, что сделает дальше, он вытащил блокнот и записал:Не вчера началсяи не завтра закончитсяпуть настоящего маньяка.

Бунт против короны

Принц Эно, рождение которого было таким удивительным, тринадцать следующих лет провел вполне безоблачно. Он рос, видел маму во сне и играл во все, во что только можно. Тем временем король выиграл еще одну войну, вырубил леса больше, чем видел, и, гордый тем, что у него есть наследник, не помышлял о женитьбе.Когда Эно исполнилось тринадцать лет, король призвал его к себе и в тронном зале, в присутствии министров и советников, торжественно произнес:— Что бы ни случилось со мной и с моим королевством, ты, мой сын, объявляешься полным и единственным наследником. Эта корона станет твоей!И когда все министры и советники упалина пол и склонили головы, принц вдруг произнес:— Папа, мне не нужна никакая корона. Я не хочу становиться королем. Я хочу играть.Надо было видеть перекошенные лица советников, когда они подняли головы! Министры, наоборот, пригнулись к земле. На мгновение застыла тишина. И:— Вон! — загремел король. — День без обеда! Завтра я сам приду к тебе в детскую!Но и назавтра Эно сказал королю, что тот не ослышался: он не хочет никакой короны, он не хочет править страной, он хочет играть.Разъяренного короля еле удержали советники.— Ваше величество, — говорили на срочном тайном совещании, — принц еще так юн, он уже в опасном подростковом возрасте, это упрямство его матери, это сила воли его отца, нам нужно обождать, причем безотлагательно...'В конце концов лучшим советом был признан такой: методом игры постепенно внедрить в сознание принца величие его участи. Короче говоря, к вечеру была изготовлена прекрасная игрушечная корона из золотой фольги и подарена принцу.А на следующий день эта корона красовалась на самом высоком чучеле придвор-цового

огорода. Этого король стерпеть уже не мог. В детскую явились солдаты. Эно был арестован и посажен в темницу.— Пока не образумишься, — кричал король, — будешь сидеть там! И никаких игрушек!Через две" недели король не выдержал и сам спустился к сыну.— Я много думал, — сказал король. — Мне кажется, я понимаю тебя. Играть — это здорово-и все такое. Но пойми и ты меня: ты — мой единственный сын. Ты должен стать моим продолжением, ты просто обязан стать королем. Заметь: королем, а не лавочником! И никакого другого выхода просто нет.— Нет, папа, — ответил Эно. — Мне не нужна твоя корона. Я буду играть.И тогда король изгнал принца из своей страны.

Приключения принца ЭноСтражники под присмотром главного министра вывезли Эно в долину под замковым холмом, ссадили его с лошади и проследили, чтобы он"пошел вдаль, не переступая того ручейка, который был границей государства.Он пошел и пошел, он совсем не собирался возвращаться, а когда стражники тяжело ускакали, вслед за принцем перебежками, поодиночке последовали в изгнание и путешествие какие-то существа. Эно пошел по склону холма, незаметно для себя взби-раясь все выше, пока не оказался на его вершине, и родной дворец вспыхнул под ним, как брошенная в костер грамота об успешном окончании школы.Приближался закат, и он хотел найти какое-нибудь приличное место для ночлега. Он убыстрил шаги, тропинка увела его по ту сторону холма, дворец скрылся из виду, а потом принц оказался перед входом в пещеру. Аккуратно отодвинув грязную занавесь, он прошел внутрь. Оказалось, что нужно вообще снять ее, чтобы увидеть хоть что-нибудь. Пещера была размером с небольшую комнату, там были сваленные в углу тюфяки(постель), черный от копоти угол (очаг), круглый плоский камень посреди (стол) и какие-то ящики в роли шкафов. Видно было, что пещера обитаема, но сейчас там никого не было. Он решил поесть, покопался в очаге и нашел кучу каких-то непонятных вещей, понятно, что съедобных, но непонятно, как. Это было очень интересно. Он развел огонь, но сковородка была страшно грязная, это было уже невыносимо. Он нашел воду и тряпки, но тряпка сама была такой, что противно "было брать в руки. Тогда он попробовал обойтись миской, но и она была не лучше. Тогда он начал генеральную уборку. Таз с водой он выволок на улицу. До темноты еще оставалось прилично. Он замочил одежды и тряпки, кастрюли и миски составил друг в дружку и залил водой, а сам пошел мыть и отскабливать пол в пещере. Вряд ли бы он справился сам со всем, на что замахнулся, но тут из кустов вышли те, кто незаметно шел за ним, и занялись стиркой, мытьем, просушкой. Потом рядом со входом в пещеру они развели большой костер. Намаявшись, принц заснул рядом с ним и не видел, как уже ночью пришел старый бомж.Они увидели друг друга утром. Эно сказал ему:— Эй, дядя! Не сердись, что мы тут пристали на ночлег!Но бомж не стал сердиться, он кивнул и стал разжигать костер в углу своей пещеры. Эно вытащил из котомки что там было съестного (тонкие сыры, поджаренная ветчи-

на), разложил все покрасивее на «столе» и спросил:— Принимаете к завтраку посла соседней державы, которого послали дальше всех?Бомж опять кивнул, но как-то невнятно, продолжая возиться со щепочками. И так продолжалось все утро.Эно пытался балагурить, а старик даже не улыбался. Принц, как-никак убравший пещеру (чего не обязан, насколько он себе представлял, делать каждый путник), тоже в конце концов поддался этому настроению и скис. Он даже рад был, когда старик вдруг поднялся и, не говоря ни слова, взял какую-то сумку и ушел в лес.Эно сказал:-Хм!А уже через минуту:— Па-да-ба-дам!Он бы тоже тогда собрался и ушел, тоже мне — центр стремлений, парк культуры и отдыха! — как вдруг заметил в глубине пещеры, на дне, квадрат досок и ручку на нем. Он подошел и дернул. Тяжеленная крышка отползла в сторону, а под ней была нора или лаз, в общем, короткий туннель, а в его глубине принц — уже ногою — нащупал лесенку. Спустился. Нет, ничего не видно. Вылез, достал спички, сделал какой-никакой факел и спустился опять. Он попал в подземелье, которое было просторнее, чем верхняя пещера. И все, что там было, — это бочки, огромные, чем-то похожие на дворцы. Но только Эно прикоснулся к одной из них, сверху раздался голос старика: «Кто там?»«Неудобно получилось», — думал принц,вылезая. Но как наглое царственное существо, он не подал виду, вылез, отряхнулся. Старик бросился вниз. Тогда и принц осторожно заглянул туда. Старик ходил между бочками, как между любимыми цветами, хлопал их по бокам. ■— Что это? — осмелился спросить Эно.— Это — моя печаль, — ответил бомж.Эно так ничего и не понял, вылез из пещеры и решил теперь-то уже уйти. Пора и честь знать. Это ж надо: десять или пятнадцать бочек печали!— Печаль — великое дело, — сказал между тем старик, цышедший из пещеры у него за спиной. — Возможно, ее здесь слишком много, но такие вещи не выбирают. Что бы ты сказал, если бы я попросил тебя посторожить эти бочки несколько дней вместо меня?

— Так что же в них? — опять не вытерпел принц.— Я же сказал тебе: печаль!— Пятнадцать бочек чистой печали?— Да уж, — грустно ухмыльнулся старик, — чистой, чище некуда. Ну так как же, останешься здесь?— А зачем?— Игра такая, — сказал, сощурив на него глаза под огромными бровями, старик.И через полчаса ушел, опять без тропы, куда-то в лес. Принц остался при пещере, при бочках, при дурацкой какой-то печали — хранителем.— Так, так, так, — говорил принц, осмат-ривая бочки: — Бочки с печалью... Что же это такое? Надо дать попробовать какой-нибудь бабочке. Что, интересно, с ней будет?Но раскупорить хоть одну бочку оказалось совсем непросто.— Вот ведь беда, — приговаривал Эно, ковыряясь в крышке острым обломком ветки, — хоть бы попробовать на вкус, что это за фигня такая...Но ничего не получалось.— Нужна хотя <бы иголка, — рассуждал он. — Спящая красавица — та нашла иголку, хоть и прятали.Вечером старик вернулся.— Все нормально? — спросил он, по обыкновению одновременно задыхаясь.— Все прекрасно, — уверил его принц.— Как бочки?— Ваша глубокоуважаемая печаль в полнейшем порядке. Полагаю, настой становится гуще и, как бы это выразиться, — крепче.— С этим не шутят, — сказал старик. — Я и сам бы рад с этим пошутить... когда-ни-будь...«Сейчас заплачет», — подумал мальчик. А на следующее утро, когда старик опять уходил, попросил его:— Извините, у вас нету здесь нитки и иголки? Я мог бы починить какую-нибудь одежду.Старик нахмурился и махнул рукой в сторону своей «постели».— Все это хозяйство там. Смотри же, не уходи отсюда только. И смотри за бочками! И не вздумай туда залазить! Хорошо?— Конечно, дедушка. Да зачем мне туда лезть? Вот если б там были смешинки... А смешинок у вас случаем нет?Старик, не отвечая, махнул рукой и ушел в водоворот кустов и высоченных трав.— Так-так-так, — бормотал принц, едва сдерживая свое бешеное любопытство. — Так-так-так-так... Вот нитки, вот иголки, вот крышка от погреба, вот свет, вот наши бочки. Бочоночки... Со сла-адкой печалью, самой вкусной на свете...И камнем он вогнал иголку между досками бочки.— А теперь — пум! — И он с силой выдернул свою иголку. Он ожидал, что потечет струйка или хотя бы покажется капля вожделенной печали. Но ничего не произошло.Тогда на следующее утро Эно попросил у старика топор.— Всегда мечтал научиться рубить дрова, —- объяснил он мечтательно.Старик дал топор и ушел, объяснив, что сегодня, наверное, последний день, когда он просит мальчика присмотреть за бочками. «Тем более», — думал принц, забираясь в подземелье с топориком через пять минут. Рубанул раз! Рубанул два! Рубанул три! И хлынула темная жидкость, заливая подземелье.Принц увидел тысячу дверей в городе невообразимой красоты. Когда он проходил одну, он тут же встречал другую. Он увидел стареющих женщин, их тайные морщины позади смеющихся глаз. Он увидел сердце своего отца и железные кольца, обвитые вокруг него. Он увидел маленькую обезьяну, плывущую на льдине, и заплакал вместе с ней от холода, и это было счастье — плакать от одного только холода, ни от чего больше.

Льдина морозила лапы... А потом он увидел сжатый кленовый лист и тополь, весь отдавшийся росту посреди поля, которое кажется ему бесконечным, и рассвет, и холодное бурчание в животе недо охотившейся кошки. Он будто бы спал, а старик вытащил его на свет, ахал, охал. Он был тополиным пухом, зарывшимся в асфальт, а старик растирал его щеки, брызгал водою.— Подумать только, сколько он наглотался, бедный мальчик, — причитал он. — Столько печали на одно маленькое сердце...Но Эно вдруг очнулся и совершенно ясно сказал:— Старик, я слышал много' раз, что ты меня от смерти спас. А смысл?Старый бомж остолбенел. А мальчик захныкал:— Воды! Дай мне пить! Бедная обезьянка хочет пить!Старик кинулся за водой, а когда вернулся, принц исчез. Сбежал!

Чистая правда

Параллельно с миром сказок существует и так называемый реальный мир, мир взаправду.Жила-была прекрасная девушка. Правда, девушкой она не была. Но женихов к ее двору стекалось много, и многих она убила своимотказом; правда, все выжили. Жила она в бедной семье, где все должны были работать с утра до ночи, чтобы добыть себе насущный хлеб. Правда, был у них дом, и автомашина, и стиральная машина, и двенадцать хрустальных ваз, но все равно хотелось побольше. И она тоже работала, как ее родители. Правда, на работе она ничего не делала, но сказка не об этом, и не надо отвлекаться. А с другой стороны планеты жил прекрасный принц. Правда, принцем он был только по матери, а по отцу — алкоголиком. Они встретились и влюбились друг в друга. Правда, она в него не влюбилась, но потом привыкла, и глупо было уже что-то менять. Он ей сразу сказал, что для него главное — честность и что он хочет ей все рассказать о своей жизни. Правда, ей не очень хотелось слушать, но она выслушала. Ей показалось, что он хороший парень, хотя и со сдвигами. Правда, подружка сказала, что он дурак. Но мама сказала, что нечего разбрасываться. Короче, они поженились. И стали жить-поживать, счастье накапливать. Он ей сразу сказал, что для него главное — честность. И что он стерпит все, кроме измены. Правда, сам он изменял ей, но редко. Правда, она ему тоже, почти тогда же. Правда, он вроде не знал об этом. Она очень хотела родить ребенка, и он говорил, что тоже хочет, но не сейчас. Она ждала семь лет. А потом сказала, что, если они не родят ребенка, она уйдет в монастырь. Правда, она никогда живого монастыря не видела. Но муж испугался. Он сказал; «Рожай, я не против». Он и правда был не против. И этого малюсенького соприкосновения правды с происходящим оказалось достаточно. И маленькая душа соблазнилась родиться в этой семейке. И родилась в ночь с 29 февраля на 1 марта. Правда, мама считала, что дочка родилась до полуночи, а папа хорошо помнил, что ему позвонили после. Во всех документах папа написал, что ребенок родился 1 марта. Мама заспорила, тогда папа объяснил, что, во-первых, такого дня — 29 февраля — почти никогда не бывает, как же справлять день рождения? А во-вторых, февраль — это еще зима, а 1 марта — начало весны, а это

лучше. Мама еще с ним поспорила, правда, ей это было не очень важно, что там записано в бумажках. Она только решила рассказать об этом девочке, когда та вырастет. Правда, забыла. Вот так родилась девочка Оля, самая настоящая, реальная девочка. Правда-правда!

Встреча в городе ГренабльКаждое утро девочка Оля шла на работу. Она работала в большом институте, где при-думывали новые лекарства. Каждое утро, придя на работу, девочка убивала несколько крысят, а потом изучала их внутренние органы. Это была очень хорошая работа, и Оле платили там много денег.Вечером, придя с работы, она приносила новые лекарства, которые сделали в ее ин-ституте, своей бабушке. Олина бабушка была большой любительницей лекарств и сразу съедала все, что приносила внучка. Как правило, новые лекарства ей нравились больше старых. Старые она, впрочем, тоже никогда не выкидывала, а обычно выпивала попозже, с чаем после еды.Итак, однажды, в начале января, Оля пошла на работу в очень хорошем настроении. Всю дорогу она ехала по скользанкам, любовалась снежинками и пришла в институт, чуть не танцуя. Там она надела халат, пролетела коридорами в комнату, где жили крысы, выбрала себе пять крысят, сложила их в коробку и побежала обратно.Но она слишком расшалилась: коробка зацепилась за какой-то шкаф и упала набок.

Оля вскрикнула и склонилась, открыла коробку, чтобы посмотреть, не ушиблись ли крысята. И тут она поняла, куда их несет. Какая разница, ушиблись они или не ушиблись, если она их сейчас... Ей стало так плохо, что она выбежала на улицу, и слезы брызнули из глаз. Оказалось, что крысята — живые!Директор института дал Оле много новейших таблеток и отпуск на две недели. Она решила съездить к тете Зое в Гренабль. Гренабль — далеко на юге, там даже в январе нет снега. Там все, все, все другое! Боже, как она ненавидела свой институт, себя, дурацкие лекарства, как она часто плакала, как ей стало спокойно и хорошо, когда самолет загудел и двинулся по взлетной дорожке! Она прижалась к иллюминатору и смотрела вниз, и

тайком гладила спрятавшегося под кофточкой крысенка — одного из тех, что уронила вчерашним утром. Остальных она отнесла обратно к мамам, а этого взяла незаметно, и он жил у нее под кофточкой, как капля варенья в булке.В Гренабле было — о-о-о! — просто лето. Хотя местные говорили, что это зима, и даже холодная. Оставив у тети сумку, пальто и сапоги, она пошла на базар и долго ходила между рядов, любуясь горами овощей и фруктов. Потом в одной лавке купила апельсинов и яблок, в другой — жасминного чая. Она зашагала обратно, кружной дорогой через парк, и где-то на аллее выбрала самое большое и красивое яблоко и надкуси-ла. Яблоко было червивым, там жила гусеница. Сама не зная почему, оказавшись вдруг каким-то маленьким ребенком, Оля ей сказала:— Папа бы тебя съел, а мама бы тебя выкинула. А я нет. Я, червяк, построю тебе взамен этого яблока другой домик. Это яблоко тебе уже не годится.И она отнесла червяка к какому-то дереву, положила его в расщелину коры и закрыла кусочком яблока. Потом яблоко доела и пошла домой, к тете Зое.Когда она рассказала тете о том, что произошло с ней на работе, тетя долго ничего не говорила. Она выглядела не молодо и не старо; трудно было назвать ее красивой или некрасивой. Она пила жасминовый чай и смотрела, как расцветают жасминовые кусты под люстрой. Наконец Оле надоело ждать, и она отвела свой взгляд от тети и стала рассматривать комнату. По комнате плыл чайный дым... Но когда она присмотрелась, то увидела, что он плавал как облака, каждое отдельно... Она дунула на свой чай, пар отлетел к тете, а та обернулась и кивнула. И тогда в ближайшем облаке Оля прочитала:«Чайные мысли.Чудно получается!Это часть чайной церемонии».То есть, конечно, не прочитала, но только каждое чайное облако явно означало мысль. Следующим она увидела тетины мысли про крысят.«Люди были созданы трижды. В первый раз появились мужчина и женщина, которые занимали собой весь мир. Им некуда было даже повернуться. Боги уничтожили их и сделали новых людей, деревянных. Деревянные люди были очень жестоки ко всем остальным, кто жил с ними в том мире. Они били и обижали растения, и животных, и вещи. И однажды все живые существа и все вещи подняли бунт против деревянных людей, и деревья, и вода, и собаки поднялись на них и изгнали из мира. И только в третий раз были созданы те люди, что живут сейчас. Так рассказано в книге индейцев майя «Пополь-Вух».От девочки во все стороны полетели чайные облака, они не были такими плотными и постоянными, как у тети, но двигались быстрее, и во всех в них звучало:«Деревянные люди! Деревянные люди! Деревянные люди!!!»Девочка заснула, а тетя Зоя допила чай, встала, проветрила кухню, перекрестила племянницу и вышла на улицу. Она работала билетершей в городском клубе и сейчас спешила к концу спектакля. Вдруг на темной улице она увидела очень странное существо, чрезвычайно лохматое. Оно — ну, нет, все-таки он, это явственно был подросток, мальчик — он сидел, облокотившись на плющ под стеной городского сада, и пытался подражать пению цикады. Она замедлила шаги, а он вдруг поднял ей навстречу лицо и сказал, вытягивая губы:— Бедная обезьянка хочет пить. Дай мне попить, женщина!— Пойдем, — сказала она.И он пошел вслед за ней, мигом переняв ее походку.До конца спектакля оставалось, наверное, минут пять, но она хотела завести его на рынок, мимо которого она проходила. Там, на рынке, — ну вот они и дошли — работал ее знакомый... О, это долгая история... Ага, он еще не закрылся... У него была чайная лавка и маленький «чайный домик», буквально на два столика.— Добрый вечер, Гландино.— Добрый вечер, Зоя. Как жизнь?

— Прекрасно. А твои дела?— Хороши, весьма хороши. Сижу, записываю итоги дня.— Приход, расход?— Нет, скажем, только приход. Ты же знаешь, как бы трехстишия. Вот, послушай:Искусства печалидостанет на вечер мне и цикадам.А нет — попрошу у сосен.— Как хорошо, — вдруг сказал мальчик. — В тебе тоже творится печаль?— Бывает, — сказал старик и подал ему руку. — Меня зовут Гландино. Просто Гландино.Мальчик отпрыгнул от руки в сторону, но сказал серьезно:— А я не помню, как меня зовут. Если вспомню — скажу.— Добро, — сказал Гландино. — Чашечку чая?— Да! — Мальчик прыгнул вперед.— Все, я пошла, — поспешно сказала Зоя. — Я загляну на обратной дороге, хорошо?И старик и мальчик одновременно повернули к ней головы и одновременно сказали:, — Конечно, возвращайся скорее!После чего продавец пораженно воззрился на мальчика, а тот скорчил дурацкую рожу и произнес:— Чашка водыи щепотка заваренных листьев —а сколько шуму!Гландино покачал головой. Его так заинтересовал новый гость, что, пока они пили чай, он положил себе сахар дважды, а потом укусил чашку вместо бутерброда.

БолтовняМальчик остался жить в чайной лавке. Он был совсем сумасшедшим: иногда он целый день только и делал, что сидел под солнцем в пыли и говорил: «Бедная обезьянка хочет пить!» Иногда, впрочем, он прекрасно помогал в лавке или пил со стариком чай. Гландино все выпрашивал, что с ним произошло; вот кусочки их разговоров, которые на самом деле растянулись больше чем на месяц.— А до того, как ты очутился в лесу, ты что-нибудь помнишь?— Не-а. Кошка сдохла, хвост облез. У меня и новая память, как кошка, бегает. Ты любишь кошек?— Не очень.— Ага, наверное, твоя память, как собака, сидит перед тобою так. — И он садится на задние лапы, вываливает язык, шумно и часто дышит и таращит круглые глаза. — О мой хозяин, что тебе надобно?— А твоя?— А моя как кошка, только очень дикая. Я выхожу, говорю: «Кис-кис-кис», — а ее нет. А потом вдруг приходит, рыжая холера.— Ну-ну, а что ты помнишь в лесу?— Страшно. И даже вовсе не страшно, а дико, кружевно так. Такие все деревья грустные. В безлунную ночь — вообще.— А в лунную легче?— А луна все заколдовывает. Меня она может заколдовать в.рыцаря. Я тогда иду и рублю врагов. И не страшно. Или в зайца, я там катался по кустам. Луна — добрая.— Да, я тоже люблю луну.— А она никого не любит! Я однажды слышал, как она разговаривает с волками. Они воют: «У-у-у! -Прекрасная Луна!» А она им: «Идите ко мне, мои крошки! Летите на меня, будете здесь жить!» А они: «Мы не мо-жем.лететь, мы не умеем!» Она тогда: «Ну и бегайте по земле, как крысы и тараканы, таскайте свои хвосты!»— А они?

— А все «у-у-у» да «у-у-у»! О, наша мать! О, как ты прекрасна!— А ты дружил с волками?— Они мне нравятся. Не знаю. Ну, не помню. У меня другая подружка была.— Да ты что? Девушка?— Девушка... С хвостом между ногами. Понял?— Понял. Хвостатая девушка. Бывает. Лисица?— Нет. Обезьяна!— Какая обезьяна?— Вот уж не лунная! Желтая! Она Луну ловила!-Как?— В ручье, в заводи, ночью. Смешно так! Мы с ней были две обезьяны — веселая и грустная.— А еще что делала?— Да не помню! Бедная обезьянка выкинула память... Остался пустой орех. Бум, бум! — Стучит себя по голове. — Луна тоже пустая, у нее дырка внутри, она туда всех за-манивает!— И что делает?— Не знаю... Может быть, одним выполняет желания, а у других все отбирает. Один получается король, а другой — бомж!И мальчик смеется:-Как я!Хохочет, заливается.

Проказы Желтой Обезьяны— Ура! — заордла Желтая Обезьяна. — Утро!!Она спрыгнула вниз, перекувыркнулась и посмотрела на ветку, на которой спала, но никого там не обнаружила.— Ка-ра-ул! — ужаснулась она. — Я только что там спала, и вот меня нет.Она залезла на верхушку дерева и разбудила спящую там сороку.— Эй, горлопаня! — тормошила она ее. — Все новости проспишь! Там, под тобой внизу, всю ночь спала Желтая Обезьяна.—. Ну, — кивнула сорока.— А теперь? Исчезла! Целиком!-Ах! -Ну!— Лечу!И сорока полетела над лесом, вереща:— Пропала Желтая Обезьяна! Пропала спящая Желтая Обезьяна!!

А Желтая Обезьяна опять спрыгнула вниз и сделала зарядку.

— Пропала спящая Желтая Обезьяна! — сказала она сама себе. — Ну и черт с ней!И она отправилась в окружающий лес слегка пошалить.— Куда бежишь, обезьяна? — раздался вдруг рядом с ней трубный глас бегемота.— Ищу приключения, ваше лентяйство! Пойдемте со мной, хватит дрыхнуть!— Ты слишком суетлива, обезьяна, — протрубил бегемот. — Истинные приключения происходят в нас самих. А чтобы замечать их, нужно иметь истинное спокойствие.— Где ж вы его столько заимели?— Спокойствие нельзя поймать в окрестном лесу. Оно вырабатывается изнутри. Оно крепнет и устанавливается. Истинному спокойствию надо долго учиться. Но потом его уже никто не может потревожить...— Даже лесные мышки?■ — Тьфу ты, какие мышки? О чем ты думаешь, обезьяна, бедное суетливое существо?Обезьяна знала, о чем она думала.— Эй, бегемот! Спорим, твое великое спокойствие прогонят пять лесных мышек через пятнадцать минут?— Спорь сама с собой, мне не до этих глупостей, — проворчал бегемот и погрузился во что он там погружался.— Ага, — сказала обезьяна. Она залезла на дерево и сбросила на бегемота разных листьев и веток, совсем закрыв его шкуру. Он не шевелился. Тогда она смоталась куда-то и, вернувшись, набросала поверх листьев на его огромную спину грозди лесных орехов. Опять никакого эффекта. Желтая Обезьянапоскакала по-деревьям, пока не заметила на поляне лесную мышку.— Эй, мышенция! — закричала она. — Чисто из дружеских соображений! Хочешь орехов?•— Мням-мням, хочу! — сказала мышка, не переставая грызть (она никогда не пере-ставала). — Мням-мням, где?— Аида покажу! Не будь жадиной! Захвати друзей!Мышка взяла своего друга-мужа и своих друзей-деток и поспешила за обезьяной, а та привела ее к орехам, рассыпанным по спине бегемота.— Без обмана! — заорала Желтая Обезьяна с дерева. — Чисто из дружеских сообра-жений! Мышенция! Ты знаешь, что такое дружеские соображения?Но мышь не отвечала, вовсю занятая разгрызанием орехов. Желтая Обезьяна еще посмотрела на это пару минут, а потом заметила:—. Это неумно! Даже я в таких случаях делаю кой-какие запасы.И мышка, и ее друзья, приняв обезьяний совет, дружно принялись рыть норки для за-пасов. Прямо под собой. Обезьяна кинулась прочь. А через минуту она, как и весь окре-стный лес, услышала рев бегемота и треск падающих деревьев. Эти звуки потом долго не прекращались.— Бегемот ищет свое спокойствие, — заметила обезьяна. — Зачем только ломать для

3TOFO деревья? Ведь истинное спокойствие, — сказала она вечно балдеющему дятлу, — нельзя поймать в окрестном лесу.— Внутрях, — сказал дятел и, примери-ваясь, постучал по стволу дерева. — Чем глубже, тем они вкуснее.— Рубишь, — подмигнула ему обезьяна.— А то, — согласился дятел. — В день, когда я не рубал, я не жил.И застучал, углубляясь «внутрях».

Пес и волчицаЛюбимая собака короля (она стоила двести сто миллионов тысяч) однажды на охоте увидела волчицу.Охотники отстали, но уже слышен был вдали топот их коней, а волчица не убегала, она стояла на пригорке и насмешливо глядела на пса. Любимая собака короля — ну то есть пес прекрасной охотничьей масти — замер под ее взглядом. Она смотрела на него и молчала, а он изображал, что страшно устал от бега и не может даже лаять. Потом, так же молча, она скрылась-в кустах, а он погнался за рябчиком или оленем, в общем, за кем-то ценным в охотничьем смысле; только из головы его она уже не выходила. И вот спустя несколько дней и ночей любимый пес короля ночью через окно и сад выбрался из дворца и пустился в лес, зная, что могут растерзать, бешеным бегом пересек поляны и просеки, уловил запах — и снова нашел ее. Была луна, когда чувства обострены; она лежала под кустом, и он сел перед ней и залаял. Он пролаял ей, что влюблен и не может, что молод и богат, что во дворце им дадут любую комнату, а дичь подадут на серебряных мисках. Он пролаял, что мог, своим

красивым громким голосом, а она ответила ему:— Ты очень красив. Беги обратно, рожденный собакой.;И пес почувствовал, как будто холодное железо входит в его грудь, и принялся угова-ривать ее, а она слушала — видно было, что ей нравится слушать, — про мягкие диваны и плюшевые игрушки, про снег за окном в деревянной раме... И потом сказала, встав и потянувшись:— Очень, очень* красивая у тебя шерсть. . Беги обратно. Но если хочешь — оставайся.Я позабочусь, и тебя возьмут в стаю. Ты сильный зверь, ты будешь хорош на охоте. И

наверное, не только там...И огонь вспыхнул в глазах двух зверей, а потом медленно погас в собачьих. Он сказал:— Мое место там.А она легла и сказала:— Иди на место.Через месяц с чем-то пес, оголодав и осунувшись, перекусавши докторов и нянечек, улизнул из дворца и опять прибежал к волчице. Глаза впали и блестели уже лихорадочно; даже прекрасная шерсть свалялась да по дороге поднабрала колючек.— Что с тобой? — спросила волчица.— Ничего, — пролаял пес. — Пустяки. Мне тяжело без тебя. Пошли со мной! Мы будем жить не во дворце, я все придумал, есть прекрасная конура в парке. Я умираю без тебя!Но холодный свет зажегся в глазах волчицы, и она сказала:— Поди прочь, слюнтяй! Показывай людям свои фокусы! А я-то думала, ты пришелжить в лес! — И сама ушла, чуть прихрамывая. У нее была повреждена лапа. Луна была на исходе.Пес, обезумевший, кинулся прочь и во дворце принялся жрать, мигом выздоровел и прыгал перед королем, делая вид, что ловит птицу. Король на радостях устроил большую охоту. Псари понеслись, и любимый пес короля впереди их всех. Он мигом направил охоту в ту часть леса, выследил запах, понесся и вот увидел волчицу, а та не могла или не хотела убегать так быстро, и он схватился с ней, свился в клубок, стиснул лапы и, даже когда их окружили охотники, не отпускал. Король лично накинул на волчицу веревку и оттащил в сторону пса. Он уже прицелился, чтобы пристрелить зверя, но пес опять бросился и закрыл ее своим телом. И вот то ли король что-то понял, то ли увлекся игрой света в глазах пойманной волчицы, но он приказал отвезти ее во дворец и там посадить в клетку.И поставили эту клетку в том самом парке, куда пес звал волчицу из леса. И конечно, сам пес пришел к клетке, когда стемнело, принес отборное мясо и повторил свой зов, а в ответ получил рычание и презрение. Так и продолжалось: волчица сидела в клетке, король иногда подходил любоваться ее — как ему казалось — сильными лапами; а пес излаялся перед ней уговорами и угрозами без всякого результата, продолжая таскать ей мясо. Он не раз думал просто выпустить ее из клетки, и так, наверное, и сделал бы, если бы не знал — или ему казалось, что знал, — что в ту же секунду она разорвет его в клочья.

Как Желтая Обезьянаедва не стала королевойи что из этого вышлоЖелтая Обезьяна и раньше иногда ходила в город — вначале очень осторожно, а потом совершенно спокойно. Сойти за человека ей было раз плюнуть. — Раз — плюнуть, — объясняла она подружкам, — два — натянуть цветные тряпки. А самое главное — это держать .хвост между ногами. — Это было ее любимой поговоркой в городе:«Главное — держать хвост между ногами!»В этот раз она решила поторговать в городе бананами. Она собрала штук пятнадцать бананов, надела свои очень цветные тряпки и пустилась в путь, ориентируясь на шпиль дворца. А в самом дворце в это время король поддался-таки на уговоры министров и советников и согласился жениться. Но

уж зато все советы избрать жену из семей окрестных правителей он начисто отверг. По правде говоря, жениться ему по-прежнему абсолютно не хотелось. И он вспомнил о старом традиционном способе выбирать себе жену по конкурсу талантов. Похоже, король решил развлечься за счет женского пола. В общем, глашатаи по всему королевству сзывали цветущих дам во дворец на всевозможные конкурсы ума, глупости, красоты, иммунной совместимости, а самое главное — на конкурс той — хотя бы единственной, — кто докажет королю, что жениться действительно стоит. На этот последний конкурс вначале пускали всех, потом — только победительниц всех предыдущих; но тут проваливались все претендентки. Вначале короля очень развлекали эти беседы (он проводил их с глазу на глаз), потом порядком надоели. Говорили все девушки одно и тоже...— Может, оно все и правильно, но почему от этого так тоскливо? — спросил король последнюю претендентку в этот день, вычеркнул ее имя из списка, сказал «до свидания» и остался один в вечереющей комнате. Из окна был виден кусок двоцового парка с клеткой, в которой сидела волчица («А с ней что делать? Тоже ведь надо что-то придумать...» — вздохнул король), и город Гре-набль до самой рыночной площади. Вдруг в противоположной части комнаты зашуршала портьера, и из-за нее вышла... милая такая... ну да, Желтая Обезьяна собственной персоной. Не могла же она пропустить такую развлекаловку — и махнула во дворец через крышу и задний двор.— Здравствуйте, — вежливо сказала она и одернула юбочку. — «Главное — держать хвост между ногами!» — Здесь принимают в Качестве королевских невест?— А, — обернулся король. — А вы?.. А я думал... Ну хорошо,- проходите... Ничего, если я не буду зажигать свет? Нет, в качестве невест здесь никого пока не принимают. Качества не хватает. А вы по конкурсу?— Конкурсирка я, — кивнула обезьяна. — Конкурсуюсь.— Ну что ж, — вздохнул король, опять уставившись в окно. — Давайте, доказывайте.— Что доказывать?— Ну как — что надо жениться!— Надо жениться?— Жениться.— Зачем?— Как зачем? — Король развернулся. — Да вы садитесь. Это же тема конкурса. Вы не знаете?— Тему знаю, — согласилась обезьяна. — А зачем жениться — не знаю.— И я не знаю, — откликнулся король. — По-моему, никто не знает. Все наслушались сказок, а в сказках знаете как: они поженились и жили долго и счастливо. И что там дальше в этих сказках происходит — совершенно никому не известно.— Ну почему, — сказала обезьяна. — Иногда известно. Давайте я вам расскажу.— Что вы говорите? Ну давайте.— Вам какую сказку продолжить?

— А что хотите. Вот знаете какую — я тут недавно вспоминал — «Принцессу на горо-шине». Я, кажется, здорово похож на этого самого принца — все жду черт знает кого...— Ага, — сказала обезьяна. — Ну, слушайте.Король откинулся в кресло, и, пока сумерки сгущались над городом, Желтая Обезьяна рассказала ему продолжение сказки «Принцесса на горошине».

Продолжение сказки «Принцесса на горошине»Когда принц и принцесса поженились, они продолжали спать на той же постели и на той же горошине, где провела свою первую ночь принцесса. От тепла и любовного пота горошина проросла. Она росла долго-долго, медленно-медленно, через ватные перины и накрахмаленные простыни. И наконец зеленая рука, гороховый усик, высунулась на свет и схватилась за первое попавшееся тело, чтобы подтянуться. Это была ножка принцессы. Ночью горох стал говорить ей:— Это я — настоящий твой жених. Мы с тобою проснулись навстречу друг другу. Ты почувствовала меня раньше, чем* принца.А принца за запястье руки обвил другой усик, и через него горох стал нашептывать и ему:— Ты — король нижнего мира, нежного мира. Ты — король зелени и запахов земли. Я принес тебе первый браслет. Не снимай его...-На следующее утро принцесса сказала принцу:— Милый, ты же знаешь, какая я неж-

ная. Наверное, я перетрудила ноги на всех этих балах. Они просто приросли к постели. Я не хочу сегодня вставать. А он сказал ей:— А я не могу оторваться от тебя.И наутро, оказавшись больными, они остались в постели и продолжали нежиться в объятьях гороха. Он же продолжал накидывать петли, шепча им самые соблазнительные рассказы. На третий день принцесса сказала принцу:— Нас связывает нечто большее, чем любовь.А он ответил ей:— О, моя родная...И вот спустя месяц горох, обвивший всю огромную постель зеленым балдахином, зацвел. И принцесса спросила принца:— Это ты распорядился украсить всю спальню цветами?А он ответит:— ВОТ И нет. Просто мне приснилось, что я стал лугом. На мне выросли цветы, а ты попала в мой сон.И она спросила:— Так я теперь — королева зеленого царства?И горох и принц ей ответили:-Да.

А еще через месяц выросли и окрепли стручки. Они стали лопаться, и из них выпрыгивали горошины: мальчики и девочки - с золотыми коронами. Этого горох никак не ожидал.—■ Эй! — сказал он и неожиданно ослабил хватку. — Это что же получается: вы через меня наразмножались?Но принцесса и принц, не слушая, уже выскочили из постели и принялись обнимать и причесывать пятьсот двадцать восемь своих детей. Ну, дела...— Ай-ай-ай, что вы говорите, — качал головою король. — Какая прелесть... Пятьсот двадцать восемь детей... Это здорово! Знаете, вот это бы мне понравилось: пятьсот двадцать восемь детей. Это то, что нужно. Ради этого можно и жениться, а? — И он обернулся и подмигнул Желтой Обезьяне, хотя в темной комнате было трудно ее рас-смотреть. Она в ответ, именно этим и пользуясь, скорчила прекрасную рожу.— Да нет, ваше величество, мне кажется, что жениться вовсе не стоит.— Да как же не стоит? — удивился король. — Вы же сами... Да ведь, кстати, и сказок таких нет, чтоб герой не женился. Вот вы хоть одну такую сказку знаете?— Конечно, знаю, ваше величество, — откликнулась обезьяна и рассказала королю сказку про один лист.

Один листЛист поссорился со своими соседями. Ни с кем конкретно, а так, со всеми сразу. Листья — народ молчаливый, послушный и одинаковый, так что о чем там шла речь — неизвестно, но только собратья отвели от него жилку, по которой поступала вода, и вскоре лист сорвался и полетел, решив: «Вот и отлично». Летел он недолго, упал на кучу сухих и незнакомых листьев, притих. Стал осматриваться. Вскоре на место, где лежали листья, пришло много людей, они расставили стулья, столы, а на наш лист даже пришлось основание кафедры. На стулья расселись люди, за кафедрой встал кто-то главный и стал читать лекцию о том, что листьев не бывает. Лист от гнева аж задохнулся. Он стал орать: «Как не бывает?», но, понятно, ни докладчик, ни слушатели его не слышали. Остальные листья казались мертвыми.Потом стулья и кафедру унесли, люди ушли, и лист успокоился. Но скоро пришли другие люди, они стали сгребать листья граблями в кучи и поджигать. Лист был не против, но он все время проходил между зубцами граблей. И когда костры отгорели, он остался один — или почти один.Тогда его подхватил ветер и понес все выше и выше и вдаль; лист засыпал и просыпался, а ветер все нес и нес его, и лист почти ничего не понимал в узорах низа и верха, да он их и не различал. И в конце концов он оказался на земле, где вокруг не было ни дерева, ни куста. Это была пустыня. Лист, обессиленный, скользнул в какую-то трещинку и остался лежать там.Он лежал в пустыне долго, и краски ее его волновали, он старался выглянуть и по-смотреть подальше. Может быть, поэтому в конце концов на нем набухла почка. Чтобы уравновесить и сохранить ее, вниз из листа вытянулись два корешка и вгрызлись в землю. И так из листа выросло дерево, и он сам стал гонять свои соки. Вернее, дерево само стало гонять их — потому что оно не знало, кто находится в его основе. Пока не выросло. И тогда по его стволу, по всем веткам вдруг раздалось: «Вспомните деда!» — и все листья послушно сорвались и полетели.— Нет, ну это нечестно! — сказал король. — Нет, лист — это не человеческий персонаж. Конечно, он похож немножко на меня... Но я все-таки так не могу... сам по себе... вот этих самых... Пятьсот сорок четыре... Ну и потом — а как же любовь? Как же любовь, я вас спрашиваю?— Что вы имеете в виду, ваше величество?— Ну, любовь! Это не то, что вас там ухватил усик за ногу... простите... Это внутри! Это как роза, растущая внутри!— Ничего себе образ, — сказала про себяЖелтая Обезьяна. — Роза, растущая внутри! Надо будет запомнить.

— Ну? Что же вы молчите?. — Любовь, ваше величество, — раздумывая, медленно сказала обезьяна, — выбивает пробки и не способствует семейной жизни.— Ах, вот как! Хм... Нет, давайте без фи-. лософии. У нас вечер сказок!— Вы знаете сказку про любовь?— Ну, ваше величество, конечно, знаю. Вам короткую или длинную?— Мне? — Король вдруг посмотрел на часы. — Ах, черт, у нас скоро заседание ми-нистров и советников... Давайте короткую, у нас с вами еще есть десять минут.— Совсем короткую, — согласилась обезьяна. — Такая любовь...

Такая любовьНастороженное одиночество познакомилось с восторженной прелестью. Если короче, Но познакомился с Воп. Воп сказала:— Давай поиграем! Но задумался:— Во что? Воп объявила:— Во что угодно! В оп!Но Но испугался и выбросил облако мутных сентенций. Воп смотрела во все глаза. Но самому понравилось.Он еще подбавил к сентенциям нотации. У Воп в глазах зарябило. А Но не хотел вы-ходить из гущи своих ноументальных фантазий.Тогда Воп заплакала. Она сказала:— Я десять лет хожу по свету. Какие-то тупые дураки мне встречаются. Почему он не смотрит мне на прелесть? Что я, сама всем этим буду восхищаться?И ее прелести рассыпались вокруг, и много дураков их собирало. А собрать не смогли. И только Но, он смотрел, смотрел на нее, даже когда уехал далеко-далеко, он видел ее во сне, и восторгался, и плакал без стыда, и собирал все о Воп в огромный ки-тайский ящик. И когда крышка ящика перестала закрываться, перевязал его лентой и приехал в город Воп. Она вышла на улицу, а там идет снег, и идет Но, собственной на-сторожённой одинокой походкой, наступая на лужи, обходя сугробы, и она вся захоло-нула и к нему не бежит. Он подошел и встал с нею рядом.— Что, — спросил Но, — скучала без меня?— Просто вопила, — ответила Воп и бросилась к нему на шею.■Вот такая странная история. Они пришли в этот мир и вышли, переведя стрелки на сто лет назад.— Ну и вы мне теперь скажете, что не нужно жениться? — победоносно сказал король. — Вот что: я старше вас, кое-что повидал на своем веку, я знаю, что такое неженатая жизнь... Так что.слушайте меня внимательно!И король встал и зажег свет, сам на какое-то время ослепнув.— Вы мне подходите, я возьму вас в жены. Сильно допекать я вас не буду, по балам не затаскаю, а родите вы мне пятьсот семьдесят этих самых... Ну или сколько сможете. Да... А по вечерам будете мне рассказывать сказки. Как эта...Шахререза... Шахарараза-день?— Шухерезадница, — подсказала обезьяна.— Ну, ты это... — король погрозил ей пальцем. — Не разыгрывайся... Пока...Шахерезада, вспомнил я. Значит, будешь Шахерезадой. Согласна?— Ваша воля, — склонилась обезьяна в изящнейшем поклоне, — закон для меня.Хотел бы я знать, что она напридумыва-ла себе, какие грандиозные шалости проносились у нее в голове, пока король вел ее по дворцу и парку, чтобы представить заседанию советников и министров как победительницу конкурса невест!Но вдруг у клетки с волчицей обезьяна остановилась.— Ваше величество, — обратилась она к королю, — почему она у вас в клетке?— Ерунда, — ответил король, — охотничий трофей. Пойдем, мы уже опаздываем.— Отпустите ее! — сказала Желтая Обезьяна.— Потом поговорим, — пробурчал король. — Пойдем!

— Сделайте мне подарок, ваше величество, — твердо сказала обезьяна. — Отпустите ее. Прямо сейчас!— Нет, — так же твердо ответил король. — Сейчас это просто невозможно, да и потом... Эй, что ты делаешь? Она разорвет нас!А Желтая Обезьяна прыгнула к клетке и в мгновение ока разомкнула запоры и распахнула дверь. Сама же взобралась на клетку и заорала:— Свободу узникам!!!Хвост ее вылетел из-под платья, но она уже была в экстазе, сделала несколько сальто-мортале и перепрыгнула на дерево, улюлюкая. Волчица в это время выскочила из клетки, а король заорал страже оцепитьпарк и пристрелить зверя. Как только раздался первый выстрел, волчица исчезла, а на ее месте возникла женщина, светящаяся серебряным светом. Все обалдели.Первым пришел в себя король и крикнул:— Не стрелять!!!А потом сделал несколько шагов по направлению к той, которую узнал мгновенно. Король развел руками и молчал.— Ты... — бормотал он. — Неужели ты... Как же ты могла./, вот здесь... Почему ты мне ничего не...— Где мой сын? — спросила Лунная женщина.— Он ушел... — еле вымолвил король. — Мы поссорились... Он ушел...— Куда?— Не знаю... За границу моего королевства...— Ах, вот как! — Ее сияние вспыхнуло, и грозные тени заполнили парк. — Самое луч-шее, что у тебя было, ты не сохранил! Ты выгнал его!— Послушай, — вдруг сказал король, — подожди, не сердись. Он найдется. А ты — я давно хотел тебе сказать — выходи за меня замуж!— Спасибо, — отрезала она, — меня уже звали замуж в этот дворец. Да ведь и у тебя, насколько я поняла, есть невеста! — И она показала на дерево, откуда Желтая Обезьяна приветливо замахала лапкой. — Нет, это исключено. Вот что, король, слушай меня внимательно. Я даю тебе ровно неделю на поиски сына. Через неделю я приду сюда во главе своей стаи, и, если мальчик не выйдетко мне, в изгнание отправишься ты, король, и будешь искать его хоть весь остаток своей жизни — или пропадай где хочешь! И государству твоему придет конец, вы слишком много захватили земли на никому не нужную рухлядь! Никаких переговоров больше не будет, если их не будет вести мой сын! Все, прощай!И она зашагала в глубь парка. Нет, остановилась; среди пятившейся стражи она подошла к дереву, где на ветке сидела Желтая Обезьяна. Лунная женщина протянула ей руку:— Спасибо, моя дорогая!— Что вы, ваша светлость, — потупившись, скромно сказала обезьяна. — Я просто хотела полюбоваться, как у вас из пасти стекает слюна на бегу. Так прикольно!

Солнечные зайчики и лунные волкиВы не поверите, что делал король всю эту неделю. Тайная и явная полиция, которую он разослал повсюду, не нашла даже старого бомжа с его бочками печали, что уж говорить .о принце. Да, так что делал король — он вооружался. Армия, стены, рвы... Он решил, что город придут завоевывать волки. Но ведь волки не стреляют из пушек, и не взлетят же они на крепостную стену! Вся королевская армия была призвана и вооружена к той ночи, когда должна была закончиться неделя, обещанная Лунной женщиной. Слишком много человек слышали, что произошло тогда в парке, и этой ночью никто в городе не собирался спать. В городе объявили военное положение. Наступил вечер. Взошла полная, огромная луна... Ее лучи буквально пронзили весь город.Всевозможные огни горели по королевским приказам и без, но невозможно было унять этот свет с неба. Мальчишки сновали по улицам... Неизвестно, кто из них придумал

поиграть зеркальцем, направил лунное отражение на стену дома — ого, такого никто раньше не видел. Все, кто могли, доста-

ли зеркальца и принялись играться ночью, словно днем.— Лунные зайчики!— Смотрите, бегают в обнимку!— Нет, то солнечные зайчики, а это — лунные волки!— Лунные волки!— Я тебя съем!В разгар этих игр кто-то направил отражение зеркала на дворового пса... Да не один, а многие.принялись «травить собак лунными волками». Все произошло слишком быстро, ни тайная полиция, ни армия не успели ни о чем донести во дворец. Собаки обезумели... Они принялись выть, бегали по площадям, собирались в стаи. Эти стаи по скорости и собранности слишком были похожи на волчьи. И вот уже не воя, а коротко перелаиваясь, они налетели на солдат, валили их и кусали поближе к сердцу. И как только их слюна впитывалась в кровь — никто не умирал, нет, но солдатом у короля становилось меньше. Укушенные барахтались, как пьяные, становились на четвереньки, выли, бродили в обнимку и все наперебой сочиняли стихи. За. час в городе стало несколько тысяч сумасшедших поэтов. И только несколько выстрелов успели прогреметь. Одним из них король убил своего любимого пса. Ни о какой защите стен не приходилось и думать.Всю ночь в городе горел свет, сияла луна и звучали стихи; на площади водили хороводы и плели лавровые венки. У чайной лавки на рынке было не протолкаться. Потихоньку сбегали из города нетронутые жители, где-то с ними бежал сам король, разбреда-лись поэты, читая стихи камням и деревьям, а под утро в городе появились настоящие волки. Их легко было отличить по быстрому, уверенному бегу. Впрочем, они никого не тронули. К вечеру следующего дня в городе совсем мало кто остался. Уж во всяком случае, не осталось ни одной собаки. На дворцовой стене остались написанные краской строчки:Такая ночь/ Моя любимая Сидит на ветке И щебечет.

Чайные случайностиЗимой и ранней весной на юге льют дожди. Дождь за стенкой большого дома — это не так интересно. Но когда от дождя тебя отделяет только тоненькая перегородка, и капли летят

и все пронизывают всего в шаге от тебя, а ты все-таки сидишь сухой и в тепле — это настоящая прелесть. Так в маленькой чайной на бывшем рынке сидели, пили чай, смотрели в окно и болтали когда вслух, а когда, по-чайному, молча тетя Зоя, бывшая билетерша городского клуба, и называвший себя Гландино бывший продавец чая.— У нас в доме подрос крысенок, которого привезла Оленька, шустрое животное.— Она собирается уезжать?— По-моему, нет. Ее не кусала собака, но она и стихи пишет, и много рисует, и со-вершенно не вспоминает про свой город.— И ведь, наверное, правильно?— А ты знаешь, кого она рисует? _ ?— Мальчиков в рваной одежде, со спутанными волосами. Иногда она пририсовывает им обезьяньи уши и хвост.— Она влюбилась?

-Да.— Я ходил сегодня опять, расспрашивал всех, кого встретил. Его никто не видел. Даже той ночью никто не помнит, чтобы он где-то повстречался.— И она ходит, его ищет.— Да, я знаю. Бедняжка. Это может быть очень грустная сказка.— Почему? Я думаю, он найдется.— Дело не в этом. Я ведь и сам немножко в этой сказке. Он совсем сумасшедший, Зоя. Ладно, я — я достану его из пыли, отряхну и дам булку — а что может сделать она?— Он совсем сумасшедший...— Он совсем сумасшедший...— Он живет не здесь...— Он живет не здесь...— Даже если он полюбит ее...— Даже если они оба — друг друга...— Он живет не здесь...— Я знаю такую сказку...

Переписка«Дорогая Коза! Ничего не видно из-за тумана. Как шерсть, как листопад, он закрывает все вокруг. Холодно, даже морозно. Мне привиделось, что копыта обледенели и я поскользнулся на склоне и падаю, падаю вниз... Но уж лучше ты ко мне вверх! Ей-богу! Приезжай. Твой Козел».«Мой милый Козел! В деревне, конечно, теплее. Но туман, мне кажется, еще гуще, чем наверху. Туман ведь падает, да? Ах, как бы я хотела летать, как клочья тумана! Увижу пушинку и ловлю ее губами, но так, чтобы не поймать. Лети, пушиноч-ка, к Козлу! Пе-редавай мое письмо. Ничего не вижу из-за слез — видишь, и на письмо упали? Не про-

падай. Коза».«Коза! В горах созрели со-

сульки, ты никогда таких не видела! Мы сбили вчера одну, и грохот стоял не менее получаса. Коза, моя дорогая! Я хотел бы сбивать сосульки вместе с тобой, для тебя, ты бы смотрела, как они разбиваются в тысячи бриллиантов, в снежную пыль, в завесу тумана. Коза! Мне скучно без тебя. Иногда я от растерянности жую собственную бороду. Не могу успокоиться.Тысяча поцелуев отКозла».«Козел, мой милый! У меня ничего не получается написать. Я дура. Ты пишешь, что жуешь бороду, а мне что жевать? Была бы я птицею — прилетела бы к тебе в гости. Что-то голова не варит. Заканчиваю письмо. К.».«Ночью, под половинкой луны. Приплясываю от холода. Волшебник подарил мне подзорную трубу. Если честно, мы просто украли ее у туристов. Сегодня я видел тебя. Ты шла из клуба в стойло или куда-то еще. На тебе была восхитительная серая шубка. Ты вообще восхитительна. Я тебе не надоел своей болтовней? Если да, то закончу. Всецело твой. Козел».«Ах, мой милый, милый Козел! Ты там на горе, сильный, как великан. Ты и есть великан, я это чувствую.Поздравь меня: у меня родилась двойня. Я хочу их обоих назвать в твою честь. Пусть будут героями. Только боюсь, что тогда они оба скоро убегут наверх. Назову, может, по-проще. Младшего — Емеля, старшего — Колоском».«Я научился летать, пока немного, сил хватает только на поляну. Прыгаю я покалучше, но очень хочу и летать тоже. Рад за тебя. Когда я понял, что ты не приедешь, тогда у меня и стало получаться с полетом. Видимо, стал легче. Пока».«Мой родной Козел. Наверное, я все-таки дура. Столько лет жила и не узнала, зачем. А вчера мой младшенький сжевал несколько твоих писем, и по тому, как я на него закричала, я поняла, как люблю тебя».Тетя Зоя плакала. Над тихим, прекрасным, умытым, бывшим городом Гренаблем спускался вечер, мелькнула из-за туч луна, и вдруг в комнату кто-то постучался.— Да-да, — пригласил Гландино.Вошел здоровенный, очень грязный старик с неимоверно угрюмым выражением лица и сказал:— Я не привык просить милостыню, хотя, может, давно пора. Вокруг так темно и сыро, а в вашем городе так пусто, что, знаете, очень тоскливо тут бродить одному. Мне кто-то на улице сказал, что здесь приют для сумасшедших. Справки у меня нет, да и денег тоже нет, но... В общем, какой-то приют не дадите?— Ну конечно! — встали оба. — Милости просим!И через полчаса (старик не стал долго мыться) они сидели за столиком уже втроем.

— Все пошло прахом, я это чувствую. Раньше я думал, я один такой, а мир цветет и радуется... Я сидел там тихонько, как козявка в углу, и думал: все хреново, — у менявсе хреново — но вокруг-то есть жизнь повеселее. Я думал, я ее храню. А сахара у вас нет? Спасибо. Я на сахаре, как городские на мясе и злости... подсел. Да, я о чем. Все, все сдвинулось, я сидел .и думал, на хрен я нужен теперь. И решил, что встану и пойду, найду нормальных людей, если такие остались, и все хоть разочек расскажу. А вы первые нормальные, кого я вижу. В вашем городе все — ф-фью! — я иду, одни обниматься лезут, другие шарахаются или вообще не замечают, пишут на стенках хрен знает что... И вокруг не лучше, я сам довольно далеко от города живу, но пока сюда шел — одни кретины. А которые не кретины — те трясутся как цыплята и молча бегут подальше. Это все с той ночи, ага?— А вы знаете про ночь?_— Мне этот... король ваш бывший рассказал.— Так вы видели нашего бывшего короля? Очень интересно, и что же он теперь делает?Старик захохотал:— Сидит в моей дерьмовой яме. Раньше он в такие ямы сажал, ага? Если б не он, я б сюда не вышел и чая бы с вами не пил. А чай у вас хорош!-Еще?— Ага. Спасибо. Я вам все сейчас расскажу. В моей башке кое-что прояснилось, как я его встретил. Но не все. Я вам — рассказ, вы мне — ваше понимание, и разойдемся завтра. Значит, так. Все началось с пацана. То есть все началось раньше, но я на-чинаю с пацана. Я сидел на своих бочках, в них все кисло, я не мог отойти ни на шаг...— Подождите, — прервал его Гланди-но. — Что за бочки?Старик замолчал. Потом вздохнул глубоко И сказал:— Все. Все расскажу. Один раз — королю рассказал, другой раз — вам расскажу. Третий раз — или уж ей, или господу богу. Бочки взялись давно. Я старше вас, намного старше. Я был богачом, молодым придурком. Я недалеко отсюда жил, дом свой был, даже целое село было, свое. Ну, это неважно. Короче, я один раз заблудился в лесу. И вышел на избушку, ну, на дом такой, и весь дом светился. А в доме жила девушка, и она тоже светилась. Хрен знает как. Но очень красиво. Короче, мы друг другу понравились, то-се, любовь была. А потом я зову ее к себе, я крепко влюбился, а она: нет, нет. И говорит, что она не земная женщина,- а лунная, вроде как бы сама Луна. И что редко сходит на землю, только в безлунные ночи иногда. А меня так забрало... и я чувствую, что она правду говорит — не земная она, я сам чувствую. Говорю: ладно, дай колечко, что еще свидимся. Она дала. Колечко красоты — сумасшедшей. Я спрятал. Потом еще к ней ходил. И мне побольше хотелось от нее сохранить, понимаете? Я у нее то выпрашивал что, то так брал, тайком. Всякие ее пудреницы, чашки, блюдца, гвозди из досок несколько раз отколупывал. Оно все вначале, как она, светилось. Я никому не показывал, вообще, сделал тайник, вроде винный погреб, и все туда складывал.Много я натащил от нее барахла, каждый раз что мог волок. А потом... А потом раз на-пился и ее саму к себе потащил. Поднял на руки, говорю: все, будешь человеком, одену тебя в парчу и золото, не могу больше ждать, когда тебя нет неделями! И потащил, она смеялась, а потом стукнула меня между глаз, раз — я вырубился. Встал, еле дошел домой, залез в погреб — а там все ее вещи тают и превращаются в такую жидкость, как в чернила. Их в бочки понакидал, думал — нет, так, не думал, испугался сильно. А много вещей было, и шмотки. Пятнадцать бочек вышло, представляете? Пятнадцать бочек! Старик замолчал. Гландино спросил:— Вот с этими бочками вы и жили?— С этими бочками я жил. Это такая жидкость оказалась — чистая печаль. Чуть-чуть дашь кому-нибудь — глаза туманятся, больше дашь — тоска. Капля на стакан — смертная тоска. Я поначалу сам много выпил. Подливал кому-то. Люди разбежались. А я не мог: что с этим делать? Думал, от нее кусочек останется...

Опять замолчал. Продолжил:— Я ее на землю проливал — ничего не росло потом, вроде черного камня становилось. Она со временем только крепла. Я потом решил, уже не помню когда, что пусть я и говно такое, но травить этим никого не буду, и чтоб никто не отравился — не уйду. Мне вообще от этого уйти некуда. Оно у меня внутри.Тут он заплакал. Гландино налил ему чай и бросил сахара.— Вот такая холера... Много лет так бы-ло. Ну и вот недавно пришел мальчишка. Хороший такой пацан, загляденье, Я его по-просил посторожить. Мне страшно отойти от них хотелось, хоть бы на день. Он посто-рожил, я день гулял — такое счастье было! — потом второй, и — решил — третий — все, отошлю его с подарками. А он в одной бочке на третий день крышку разрубил, оно все хлынуло, так он печали этой столько наглотался... Я думал — вообще помрет, а он оч-нулся и говорит: дай. пить! Нет, вот: я — бедная обезьянка, хочу пить! Я кинулся за во-дой, а он сбежал. Я уж как только не плакал и не искал... А отойти далеко не могу. Еще месяц проходит — и повалили по округе эти ваши, чокнутые, поэты. Они словно такой же дряни наглотались, только не печальной, нет, а как дурмана... Не знаю... Я одному дал выпить этой своей печали — ему хоть бы хны. А потом появился этот, ваш король. Он сына, мальчика искал. Представляете, какого? Да, они, уже, конечно, представляли.А потом старик рассказал про роман короля с Лунной женщиной.— Он такой же, как я. Я потбму на него все и оставил. Мы, две скотины, ее ребенка сгубили. Я ему ничего не сказал про то, что с мальчиком случилось. Думаю — сам найду, приведу, нет — нет. Сказал, что, если хочет увидеть сына, пусть посидит у бочек. Как Атлант и Геракл, а?Было совсем темно. Чая никому не хотелось.Старик встал.— Я так понимаю, — сказал он, — что ваше понимание откладывается на завтра.Завтра с утра вы со мной поделитесь, и я отсюда свалю.И он ушел Б приготовленную для него комнату.А Гландино и тетя Зоя сидели в почти полной темноте и пережевывали всухую мысли из одних восклицаний.

Чайные случайности (продолжение)Наверное, была полночь, когда под окнами послышались возня и крики.— О, ведите меня в этот японский домик! — кричал пронзительный голос, пожалуй, женский. — Здесь я хочу умереть! Здесь честная девушка сделает себе харакири, чтобы смыть бесчестный позор неверия, и отсюда ее понесут оплакивать в первый и последний раз! Как сказано в японской поэме, «вечно будут литься слезы людские, если не станет тебя, о Камасутра!».Гландино зажег свет, и тут же в домик ворвались две девушки. Одна была в очень пестром наряде, она и орала про немедленную и сладкую смерть, а другая была Олей, племянницей тети Зои.— Девушки, тихо! — вмешался хозяин. — Что случилось?— О, к мудрости я стоп твоих припала! — завыла пестрая девица. — Сними с меня ужасных подозрений... — она запнулась, — путы!— •Не в размер, — сказала тетя Зоя.— Вериги!— Не тот стиль, — сказал Гландино.— Ну что ж, — согласилась девица. —Это не главное. Главное — не это. Кажется, я попала в приличный дом. Здесь кормят?— Садись, — пододвинула ей стул тетя Зоя.— Тетя, — подскочила к ней племянница, — она утверждает, что в ту ночь, ну, в ту самую ночь она видела, как Цугеле ускакал на волке!(Цугеле — так называл принца старик Гландино, а вслед за ним все остальные.)

— Видела, — кивнула дева, уже что-то жевавшая.— И что она сказала, будто бы на другом волке, вслед за ним, далеко!...— Век воли не видать, господин и госпожа микадо! — подтвердила та.— Ой, ну это уже ни в какой стиль не лезет! — возмутилась тетя Зоя. — Объясните, кто вы такая!— Ваша незаконная дочь, — тут же ответила та. — Нет, — повернулась она к Гландино, — ваша! Нет, — помотала она головой, — своя! Знаете, вы меня запутали. Еще немножко, и я скажу вам правду.— Еще немножко чего?— Супа, гренок, котлет и сахарка. Впрочем, я вам верю в долг. Я — Желтая Обезьяна.Она встала, расставила ноги и посмотрела на выпавший хвост.— Вот, — обратилась она вдруг к Оле, — это тебе урок, моя девочка. Хвост между ногами — не утаишь. Как и все остальное.

РеминисценцииЖелтой Обезьяны.Чайные случайности(окончание)Реминисценции-Желтой Обезьяны! Однажды Желтая Обезьяна поимела кайф!— До той ночи я была просто девочкой, понимаете, я просто ничего в жизни не видела! Как два закрытых глаза — один другого! Это была ночь!! Это было — все!!! В мою честь написали около двухсот стихотворений! Не верите?— Да нет, почему же, верим.— А я до сих пор не верю! Но это правда! Короче, я была на площади, уже под утро. С одним солдатиком..'. — Она нахмурилась и подняла палец: — Большой поэт! Короче! Вдруг вижу — волки! Я их не люблю, если честно. Они туповатые и такие коллективно-массовые. Ну, неважно. Они рыскали, чего-то искали. Я ж вижу. Вдруг выходит — вот откуда из этого же места — такой парнишка. Я его еще раньше в лесу встречала. Он прикольный, себя обезьяной считает. Мы с ним вроде как два ультра-эго. Короче! Только я хочу над ним дружески приколоться, как к нему подбегает здоровенный волк, что-то шепчет на ухо, сажает на загривок — и бежит, а этот пацаненок совсем не боится, как так и надо. И все, они скачут из города.

Ну, я с забора как сиганула на другого волка, как на лошадь, и кричу ему в ухо: «По-четный эскорт! За ними!» Оно, может, в другое время бы не прошло, вот один раз я с волками... Неважно! В эту ночь все были чумные, и он поскакал! И мы гнали так с полчаса в ужасно глухую часть леса, и я еще думала, какая я дура, что праздник пропускаю! Короче, они пригнали к пещере, волк мальчика так аккуратно ссадил, тот зашел в пещеру, и я думаю: все, завтра я сюда сама примотаю, а сейчас— пора на бал! Бью пятками своего волка и ору ему: «Эскорт отпускается! В город, на боевой пост!» И он побежал обратно! Я еще по дороге думала: мне бы такой четкий внутренний голос, как у этого волка! А то я такая безалаберная... -Ну?— Ну вот и ну! Я назавтра еще поспала чуточку, короче, только к вечеру туда прискакала. К пещере. А там — никого! И никто ничего не знает! Вот так я прогуляла своего друга, и косточки его — на моей совести!— Ну-ну-ну...— Ну и не ну! Главное, я чувствую — дело нечисто! Волки друг с дружкой про это не говорят. И никто ничего не видел. Я даже пыталась поэтически про это выяснить.— Это как?— А у меня своя поэтическая мастерская!— Чего-чего? Ты помедленней.— А у вас разве нет? Зря! Я их набрала себе человек двадцать. Они про меня стихи пишут. Я им вроде как музой прихожусь... ну и жрать подбрасываю. Они же у меня, понимаете ли... — И она покрутила хвостом увиска — вначале у Олиного, потом у своего. — Только и они про это чушь всякую пишут. «Два всадника скачут в пространстве ночном...» Красиво, но не люсидентно!— Не чего?— Света не проливает! Я вижу, вы ко мне несерьезно относитесь! А зря! Я к вам с ви-зитом дружбы и даже малость за советом пришла. Я знаю, что вы пацаненка выкормили, мне она вон рассказала. Просто я, может, не тот наряд надела, вы уж простите...И на глазах у изумленной публики Желтая Обезьяна аккуратно сняла и юбку, и прочие свои очень цветные тряпки.— Так я вызываю больше уважения? — спросила она.И тут все расхохотались и принялись обсуждать планы, как найти принца Эно — теперь

они уже знали его настоящее имя — то есть, как тут же объявила обезьяна, ее Ульт-ра-Эно, не зря она его так сенситивно обозвала.

Приключения принца Эно (продолжение)Бедный мой принц Эно! Мир красив, пока есть кому на него смотреть; мир хорош, пока есть кому о нем радоваться. Но к тебе если и возвращался разум, то вместе с ним безумная печаль, и ты видел такие грустные и страшные стороны мира, что не мог этого терпеть и терял сознание. Сознание не очень нужно телу; тело жило, ело, спало и даже говорило. Милый принц! Говорят, очень многие люди целые жизни живут так, как ты в эти дни. Не забудь о своих подданных, если станешь королем! Будь милостив к ним!Волк шепнул ему в ту ночь: «Пойдем со мной, я отвезу тебя к твоей маме!» Тело само вскочило на волка, и принц понесся в лес и скоро оказался в пещере, где было хорошо, уютно и тепло. Там он спал, пока заканчивали свое существование столица и царство-вание его отца; а утром он опять уселся на волка и продолжил путь, уже гораздо более далекий. Волк, казалось, летел... Сильные ветры, то теплые, то холодные, обдували тело... Прошел день, второй... И вот они влетели в ворота, нарисованные в небе. К маль-

чику вернулся разум, а волк лег на землю и дышал тяжело и счастливо.— Где мы? — спросил Эно.— В стране прообразов, — ответил волк.Говорить не имело смысла. Мальчик оглядывался вокруг — такой красоты ему еще никогда не доводилось видеть. Потом он закрывал глаза и блаженно ощущал себя абсо-лютно собой.— Я — сильный дух, — сказал волк. — Я донес сюда нас двоих.Мальчик знал это и был согласен. Говорить не имело смысла.Потом, через сто столетий, было то же самое: они лежали, счастливые, рядом, и мир прообразов пронизывал их насквозь.— Ты — чистое существо, — еще сказал волк. — Ты здесь почти такой же, как там.— И ты, — откликнулся мальчик.Еще, еще все это было, и вот стало темнеть.— Что это?— Это ночь. •А когда вышла на небосклон луна, принц узнал ее и сказал:— Мама!— Здравствуй, мой малыш! — обрадовалась она. — Как ты сюда попал?Эно кивнул на волка.— Я же просила тебя, — обратилась луна к волку, — отвезти мальчика ко мне.— А я привез его сюда, — засмеялся волк. — Там он был полным балбесом. Ты не стала бы с ним возиться и превратила бы в какое-нибудь созвездие, как у вас это водится.

— Созвездие? Это красиво. Мальчик мой, хочешь быть созвездием?Эно посмотрел вверх:— Там и так не протолкаться.— А разве людей мало?— Людей мало, мамочка. Кусочков людей много. У кого голос, у кого руки. У кого память. Целых совсем мало, мамочка.— Люди жадные, мое дитя. Люди трусливые. Разве ты мало насмотрелся на них на своем веку? Вот что, я так рада, что ты нашелся. Хочешь, ты будешь королем леса? Волки соорудят тебе престол, Желтая Обезьяна станет твоей наложницей.Тут волк поднял голову:— Обычно ты не так сильно вмешиваешься в наши дела. Ты наше светило, это правда. Но мне кажется, ты смотришь слишком издалека. Где ты была эти тринадцать лет, пока он рос во дворце? А где тыбыла, пока он бродил сумасшедшим? А ведь ты не глупый король, ты могла найти его. Тогда луна сказала:— Источник света не решает, что будет с этим светом потом.И волк сказал:— Вот именно.Но луна взволновалась:— Я хочу подарить тебе что-нибудь, мальчик. Сегодня власть моя велика, я многое могу сделать. Хочешь, я уничтожу твою память обо всем, что было после того, как ты ушел из дворца?— Нет, мама, нет. Со мною все нормально. Знаешь, хорошо бы ты занялась одним старым бомжом и его бочками.И Эно рассказал про старого бомжа.— Старый дурак! — вспыхнула луна. — Я знаю, кто это, можешь не продолжать. Хо-рошо, пусть он вернет мне все, что взял.— Эту печаль, мама?— Да нет, все, что брал. Ты ему скажешь, он поймет. Вместо каждой серебряной вещи — золотую. И все, моя печаль вернется ко мне. Это все, чего ты хочешь?— Пожалуй, что да.— А вернуть королевство твоего отца ты разве не хочешь? Раз уж ты собрался жить на земле? А может, останься? Хочешь, просто останься здесь? Признайся, тебе никогда не было так хорошо. Останься здесь, малыш!— Но ведь это — мир прообразов, да, мама? Значит, мой прообраз будет здесь всегда?— Да, это правда. Но ты не будешь помнить, какой он здесь.— Я забуду, что я был здесь? И что я есть здесь? И этот разговор забуду?— Нет, разговор ты можешь запомнить. А вот кто его вел — вряд ли.— AFa. Нет, я не хочу восстановления королевства.— Что же там будет?— Что-нибудь придумаем. Спасибо, мама. Я хотел бы видеться с тобой почаще, хотя бы вот так, иногда.— Я тоже, мой мальчик. Если сможем. Мне редко хочется сходить на землю, а тебе будет трудно попасть сюда.— Но мы еще увидимся?— Обязательно.— И к нам приходи, — поднял голову волк. — Ты была шикарной волчицей.И что-то в их глазах мелькнуло, непонятное мальчику даже сейчас.— Прощайте, два гордых духа, — качнулась луна.Принц замахал ей руками, а волк — всеми лапами и хвостом.Долго-долго была ночь, и волк сказал мальчику:— Теперь засыпай. Тебе будет трудно уйти отсюда, лучше во сне.

И Эно видел, как засыпает, как ему снится яркий сон, как волк берет его к себе на спину и мчится, мчится, мчится, мчится...

Возвращение принца ЭноТой ночью все разошлись очень поздно. Девочка Оля вышла из чайного домика и, пока ожидала тетю, увидела над головой совсем незнакомое созвездие. Вот это да! Наверное, так поздно она еще никогда не была на улице. Это южное небо, эти звезды, как фонари! У нее закружилась голова.Она все придумала сразу и целиком. Не ожидая, пока выйдет тетя, она пошла прочь по улице. Вот уж чего-чего, а оружия в городе было навалом. Она тут же нашла прекрасный пистолет. Полная обойма...Она все видела так ясно, шагая по дороге из города в лес, под лучами вездесущей луны. Вот в лесу она встречает принца и волка. Наверное, волк тащит принца у себя на холке — да, она видела именно так. Она прицеливается и стреляет. Принц падает с мертвого волка... а она хватает его за руку и бежит вместе с ним во весь дух обратно, в город, а там уж будь что будет, она выходит его, она расстреляет его болезнь, как волка... или волков, сколько бы их там ни было...Оля остановилась и, как бывший ученый-экспериментатор, проверила свою бое-способность. Выстрел! Вот это да! Когда ти-шина сомкнулась, она продолжила путь от города к лесу!Увы! Именно этой ночью доскакал волк до своего леса. Нужно было смотреть с высоты луны, чтобы видеть, как приближались друг к другу по одной дороге решительная девочка с пистолетом в руке и волк со спящим мальчиком на загривке. Оля только подошла к границе леса, когда увидела мчащуюся навстречу тень. Она подняла пистолет, пытаясь прицелиться, и увидела принца, плывущего по воздуху. Но как же это? Нет, он просто плыл, как в услышанной ею когда-то песенке, «смущая легкие умы пареньем легким над землей»! Аи да подарки делала Лунная женщина своим любовникам!Пока Оля щипала себя за руки и протирала глаза, волк остановился на границе леса и дороги и потряс шеей.Всадник проснулся и спрыгнул на землю. Они поцеловались (на этом месте Оля ущипнула себя так, что отметина была видна еще несколько недель), и незримый волк прыгнул в чащу. Оля подскочила к принцу, схватила его вначале, как собиралась, за руку, а потом обняла сильно-сильно. Сильно-сильно и долго-долго! А когда они отступили друг от друга на шаг, стала видна приближающаяся со стороны города прочая компания.Все они — тетя Зоя, Гландино, Желтая Обезьяна и старый бомж — остановились перед принцем, не зная, какой он теперь и как к нему обращаться. Он заметил это. Присел на четвереньки. Помотал давно не мытой головой.— Бедная обезьянка... — сказал он и почесал себе плечо зубами.— ...хочет... — и скакнул в сторонунадва шага.— ...пить... — и прыжком вернулся обратно.— ...шампанское!И тут уже все бросились обниматься, и всякие ахи, и взахлеб, и рассказы, и тра-та-та; и уже занималось утро, когда решили наконец тронуться домой. Тут тетя Зоя подняла с земли пистолет.— Оленька, — ужаснулась она, — это ты? Да как же ты... •Между ними тут же вскочила Желтая Обезьяна.— Так, — скомандовала она, — отстаньте от девочки! — И, повернувшись к Оле, до-бавила: — Прекрасная, героическая, половозрелая фантазия!

Бродячий театр Желтой ОбезьяныБродячий театр Желтой Обезьяны родился, в сущности, в ту же ночь, когда в чайной встретились все те, кто хотел спасти принца Эно. Это было основной частью плана, как его найти. Состав театра не надо было долго придумывать: налицо были поэты (из студии

Желтой Обезьяны), фокусник и билетерша. Оля оказалась потом прекрасным художником по лицам... Желтая Обезьяна наскоро сочинила несколько пьес, отдельные репертуары для волков и для людей. Они выехали совсем скоро, как только закончили необходимые дела.Старый бомж, естественно, поплелся за ними, делая, впрочем, поначалу такой вид, что шагает сам по себе и им просто по дороге. Он прекрасно находил место для ночлега и дешевую еду...Я люблю ходить на спектакли этого театра. Конечно, лучшая пьеса в нем — это «Лунные дорожки, или Приключения принца Эно». В прежнее время почти все роли в ней играли сами герои — ну, кроме короля и Лунной женщины. Короля тогда играл старый бомж, а прекрасную луну — тетя Зоя, и говорят, они прекрасно справлялись. Этиспектакли, впрочем, шли тогда довольно редко, потому что Эно нужно было править своим совсем маленьким, но все же городом, в котором было хоть отбавляй поэтов, но совсем мало каменщиков. Все пьесы игрались в стихах, просто потому, что в той стране еще лет сто только стихами и разговаривали.Поскольку автором пьес была Желтая Обезьяна и поэты ее школы, на грустных местах там не очень останавливались, а все больше веселились. Там не играют, например, что стало с королем. Известно, что он сразу и полностью помирился с сыном. Известно, что это он отдал старому бомжу свои золотые вещи, чтобы тот их принес в жертву луне. Известно, что бочки с печалью от этого не исчезли, но жидкость в них оказалась серебряной. В ней вымачивали почти весь театральный реквизит перед спектаклями, и тот светился еще несколько часов. Этого добра им хватило еще лет на сто... Да, а король? Вот уж не знаю, поверите ли вы мне: он опять стал королем! Просто поразительное постоянство натуры! Вскоре он уехал в далекую страну, поступил в министры, потом то, се, дворцовые перевороты... Короче говоря, маленькая страна, где правил Эно, многому обязана той помощи, что продолжал оказывать король издалека. Я уже не говорю — гастроли! В той стране, где стал править старый король, особым успехом пользовались пьесы, написанные для волков... Да...Вот перечень праздников, которые празднуются с тех самых пор в этой стране:Ночь Преображения (годовщина войны,

первое весеннее полнолуние, все говорят стихами и пишут их где угодно).День Желтой Обезьяны, очень буйное действо, летом, лучше в лесу.Лунная Ночь — это уже осенью, конечно, в полнолуние, вечером играют эту пьесу, а уж ночью — вой и кто на что горазд, купание в холодной речке в одном серебряном колечке...