2

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ПОЭТ – рефлексирующий персонаж, мечущийся между жизнью и виртуальной реальностью

ЖЕНА – самый близкий человек Поэта, страдающая от его интернет зависимости

БОГ – без комментариев

ЦУКЕРБЕРГ – лидер Интернет команды, претендующей на власть над всеми жителями планеты

ДАВИТАЯ – духовный наставник Поэта, внезапно скончавшийся и столь же внезапно воскресший

КРИШНА – сосед Поэта по реанимационной палате

БРЕЛКОВСКИЙ – блистательный политолог-фрик

НЕВЗОРИН – эпатажный чревовещатель

МАККЕЙН – американский сенатор-дуболом

СЕМЕН СЕМЕНЫЧ – самый человечный силовик

ВЕРА – первая любовь Поэта, лишившая его девственности

Родители Поэта:

МАМА

ПАПА

Пользователи Интернета, комментаторы, юзеры, лузеры, тусовщики, халявщики, мэмы, фейки, спамы, лайки, голографические изображения.

3

На сцене - мрак. Не без опаски, Пытаясь отыскать, где свет, Кому-то в зале строя глазки, И на ходу меняя маски, Выходит к зрителям Поэт. ПОЭТ. О, небеса! Молю: опеку! Обратно времена - не те! Куда деваться человеку В непроходимой темноте? Он изгнан. Он простился с раем. Но, умирая во грехе, Зачем-то заново рождаем, Нелеп и сир, как моль в дохе? Христианин и мусульманин, Хасид, буддист и атеист, Все также жизнью одурманен, Смешон и в помыслах нечист. Не говоря уже о дури, В которой целый мир пропал: Ни дел, ни слов, ни слез в натуре, Сплошной повсюду виртуал. Едва проснувшись, лямку тянем, Воюем, премся напролом. И вот уж инопланетянин Грозит нам скрюченным крылом. Не зря он там копытом роет, На божий зарится запас, И посылает астероид, Чтоб доконать безумных нас. Пока себя зло не зачало, Покуда есть над нами высь, О, небеса! Начнем сначала! Где ты, Создатель? Появись! Люк захлопнулся у бездны, Приоткрылся сверху лаз, И раздался гром небесный, А за ним – и Божий глас.

4

БОГ. Вселенной нет. Нет, в общем-то, ничего. Ни души. Ни меня, ни пространства, ни времени. Беспросветное вечное тьмы чело, И какая-то гадость стучит по темени. Потеряв часы, очки, потроха, Позабыв в бреду пароль и задание, Я бреду на ор виртуального петуха, Чтобы начать новый отчет мироздания. Где-то там, во тьме, продолжает висеть, То, в чем вертится человек, как белка, Мною созданный, он превратился в сеть. Я хочу видеть этого Цукерберга! Гаджетов вспышки со всех сторон. Сказано – сделано. Вот и он. ЦУКЕРБЕРГ. Стой! Ты куда? Ты кто? БОГ. Я - Бог. ЦУКЕРБЕРГ. Как ты попал сюда? БОГ. По клику. ЦУКЕРБЕРГ. Но кликать я тебя не мог. БОГ. Я сам тебя окликнул, поелику Душа твоя меня алкала, Она летает и поет. ЦУКЕРБЕРГ. Не слышу я ее вокала. БОГ. Звучит она лишь в полнакала, Зато я зрю ее полет. ЦУКЕРБЕРГ. Где ж модераторы "фейсбука"? Слаб антивирус, факинг шит! БОГ. Расслабься и замри без звука, Не по тебе хитон мой шит!

5

ЦУКЕРБЕРГ. Да все и так зависло на фиг! Ну, ты и хакер, божий тролль! БОГ. Ты б лучше увеличил трафик! ЦУКЕРБЕРГ. А пользователь где? БОГ. Изволь! Зови коллег ближайшим рейсом, Составьте грамотно меню, И я своим тут интерфейсом Такой вам хостинг учиню! Зафрендятся века и страны, От комментов взорвется чат, Устанут банить ваши баны, А "лайки" мирру источат. Да не верти башкой, как флюгер, Так и не долго окосеть! Взовьем Вселенную мы, Цукер, И паутин надмирных сеть! ЦУКЕРБЕРГ. Ты открываешь у меня страницу? БОГ. Беру я сети под свою десницу! ЦУКЕРБЕРГ. Я дико извиняюсь, а нельзя ли, Чтоб мы и атеистов в круг свой взяли? Ведь принцип у сетей таков... БОГ. Впускать последних дураков? ЦУКЕРБЕРГ. Скажу помягче: кто скептичен к чудесам. Ведь атеист, в известной степени, я сам. БОГ. Давай поступим так, мой милый Цукерберг, Пока я вас всем скопом не отверг, Мы создадим, так скажем, две команды. Одна - за толерантность драть привыкла гланды, В другой - ваш не попкорнутый слуга. Ты ж помнишь, как зовут меня?

6

ЦУКЕРБЕРГ. Ага. Создатель. Бог-отец. Творец. По нашему - Криэйтор. БОГ. Молодец! Так вот – и ты бери для креатива Бернерса, Гейтса, Брина, Джобса Стива. ЦУКЕБЕРГ. Да он же, вроде, это, как его, - того... БОГ. Уж если создал я вас всех из ничего, То как-нибудь уж восстановим Джобса, Хотя бы из того же Форбса. Итак, вы - вместе, хором, сообща, А я один свои затею споры Не против одного какого-то прыща, А супротив всей вашей своры. Бери всех под крыло, сомнения развей, Пусть выступают все под вывеской твоей. ЦУКЕРБЕРГ. И чем займемся мы? БОГ. Уж не игрой в бейсбол! Проверим, кто из нас не балабол. За грешную мы повоюем душу. И тут я толерантность не нарушу, Приму расклад таким, какой он есть. ЦУКЕРБЕРГ. Окей! Готов! Позволь же мне присесть За главный свой источник силы И вызвать всех, кто так тебе постылы. У нас в руках, поверь, такие биты, Что даже шар земной мы можем сбить с орбиты! БОГ. Что ж, это дело плевое, дружок! Скажи мне лучше, кто из вас зажег Хоть в ком-нибудь душевные порывы? Не отвечай. Вы правы и игривы! Так вовлеките игрока в игру, А я ему про высший смысл вотру. Посмотрим, чья возьмет!

7

ЦУКЕРБЕРГ. Но кто пойдет на это? БОГ. Я предлагаю душу взять Поэта. Он чуток, восприимчив и раним. ЦУКЕРБЕРГ. Согласен! БОГ. Что ж, тогда начнем работать с ним. Поэт и знать не знал, что он Поэт, И хоть душа давно была на стреме, Она упорно пребывала в дреме, Укутавшись в свой повседневный плед. Ему казалось, что писал он бред, Каракули свои прочесть не в силах, Стеснялся он своих познаний сирых, Боясь изобретать велосипед. Но вновь и вновь, свой оставляя след В программках, на билетах и салфетках, Он, вдруг, осознавал, что в этих метках Таится им разгаданный секрет, Подсказанный как будто бы извне, Проявленный, нашептанный, напетый, И постепенно в эйфории этой Он угадал дорогу к новизне. И тут, как говорится, началось. Дар уходил и прятался, и мучил, Пускал его по кругу, вкривь и вкось, Опустошал, пугал засильем чучел, И, как жука, насаживал на ось. Где он теперь? И с кем он? И зачем? Вопросы били, жалили, как плети, Стихи ушли, как выросшие дети, Но был он перед новыми в ответе, За этот мир, за слог, за буквы эти, За то, что не соврет ни этим, и ни тем, Не соблазнится ни на что на свете, Не будет слаб, не устрашиться тем. Он, просыпаясь, мучился лишь тем, Что, попадая в жизненные сети,

8

Он, вдруг, окажется и слеп, и глух и нем. Ну, а пока что за его спиной Ведется разговор совсем иной. ЦУКЕРБЕРГ. Условимся: наш договор – не для печати! БОГ. Само собой! А что там пишут в чате? КОММЕНТЫ. ЮЗЕР. Я плакал! Сколько ж слов нелепых! Бог с ног до головы - в духовных скрепах! ЛУЗЕР. Что, тявкнул гадостно и рад? Не трогай Бога, дерьмократ! ЮЗЕР. Кого ж тут трогать? Рифмоплета? ЛУЗЕР. Слабо! Ты не его полета! ЮЗЕР. Ржунимогу от этой ваты! ЛУЗЕР. Что, аргументы слабоваты? Прешь на кого? Плюешь куда ты? ЮЗЕР. Кругом - одни неадекваты! ЛУЗЕР. Сам адекватен не вполне ты! Не нравится? Вали с Планеты! ЮЗЕР. Одно и то же в небе даже! О, Боже мой, и ты - туда же! БОГ. Забавно наблюдать за болтовней бактерий. ЦУКЕРБЕРГ. Но, согласись, что должен быть критерий. Как мы поймем, что он свой сделал выбор, И кто из нас из этой гонки выбыл? БОГ.

9

Все будет ясно, кто с какого краю, Когда он скажет: «Это выбираю!». ЦУКЕРБЕРГ. И что тогда? БОГ. Поздравим мир с итогом. ЦУКЕРБЕРГ. Ну, что же, я готов. БОГ. Как говорится, с Богом! Не спит Поэт, созвучья ловит в Слове, Понять желая, что к чему чего? А Цукерберг с Всевышним наготове Ждут душу сокровенную его. Ворочаясь уж столько долгих лет, То плача, то смеясь, все ищет смысл Поэт. ПОЭТ. Младенцем будучи, я грезил о прекрасном. Бывало бабочку увижу, и - за ней. Бегу и думаю: "А Пушкин-то, наверно, Ее б зарифмовал бы, сукин сын!" И так мне хорошо от этой мысли! И кажется, что мир гармонией объят, Еще чуть-чуть, и станет гармоничен И этот мой за бабочкой побег. Машу руками, вверх подняв глазенки, Губешками чего-то лепечу, И, вдруг, о камень бьется мой сандалий, Я падаю, реву и, с шишкой на открытом счастью лбу, В подол своей любимой няни утыкаюсь. ЦУКЕРБЕРГ. Я сам сейчас, по-моему, заплачу. Но не пора ли подключить Фейсбук? Уж там Поэт найдет свою удачу! БОГ. Найти-то он найдет. Да, вот из тех ли рук? Не проще ли взглянуть в глаза рассвету, Вдохнуть бодрящий воздух? ЦУКЕРБЕРГ. Боже мой!

10

Его давно там и в помине нету! Одни миазмы в воздухе. За мной! ПОЭТ. Встаю, и сразу эту кнопку - торк! Подумать можно, что я глух и слеп Без монитора. Хоть он мертв, как морг. И что за сила тащит в этот склеп? У френдов всё забито ерундой, Делиться сокровенным не хотят, "Хи-хи", "ха-ха", живут и спят с едой, Один Брелковский млеет от котят. А он ведь умница! Бывает так остер, Что хоть сейчас - на дыбу и в костер! Люблю его убойную пращу. Молчит, стервец! Что ж, стих свой запощу: "Жизнь, конечно, ты - прекрасна, Но понять я не мастак, Почему, хоть всем всё ясно, Все всё делают не так?" Ну, кому не жалко "лайка"? Оживай, Фейсбук, давай-ка! БОГ. Да, Цукерберг! Слаб коллективный Ииусус! И это все, на что способен ваш ресурс?! ЦУКЕРБЕРГ. Я вашему Поэту не диспетчер, Как говорят среди лохов: "Еще не вечер!" Заглотит Интернет любого с постной миной, Недаром он зовется паутиной. А за вполне приемлемую мзду И Вас покажет он, и черта, и.... . БОГ. Молчи! Но это ж радостней живьем постичь со мной! Какое святотатство, Боже мой! ЦУКЕРБЕРГ. Пока жива за этой гранью тайна, Поэта трудно вынуть из онлайна. Брелковский вышел из "Хаммера", Невзорин спрыгнул с мустанга , И началась "Кунсткамера" -

11

Передача особого ранга. НЕВЗОРИН. Меня выводят из себя две вещи: Духовность и патриотизм. БРЕЛКОВСКИЙ. Вы начинаете зловеще. С державных, я сказал бы, клизм. НЕВЗОРИН. Что есть "держава", мой любезный друг? БРЕЛКОВСКИЙ. Да, собственно, что видите вокруг. НЕВЗОРИН. Вокруг себя я вижу лишь вранье, Воров, преступников, попов в припадке глупом. И это есть Держава? БРЕЛКОВСКИЙ. Воронье Уже кружит над вашим смрадным трупом. НЕВЗОРИН. Вы думаете вас спасет поповская вода? Да, черта с два! Я жив, как никогда! ПОЭТ. Еще бы! Обсирать так всех на шару! Ну, и дают ребята жару! Он выключил "Кунсткамеру", и вот Пошел врубать одно, другое, третье, Из головы сплошные междометья Выталкивал ошеломленный рот. На солнце обнаружен НЛО, Крупней в пятнадцать раз планеты нашей, Какой-то хмырь надыбал то кайло, Которым Троцкому Меркадер сделал кашей Его мозги. И едет срочно в Рим, Чтоб там угробить молодого Папу, Который с миссией засобирался в Крым, И пьет для храбрости "боярышник" и граппу. Медведев Путину дал взятку: триллион. Не то - армянских драм, не то - юаней.

12

И только потому, что Трамп в него влюблен, Смог избежать серьезных наказаний. В Афоне мироточит контрабас, С которым Гергиев давал концерт в Пальмире. А Джигурда отправлен на Донбасс Обритым, с трехлинейкой и в порфире. И дальше - больше. Груда голых тел Совокуплялась в непристойных позах, Одну имели две, другой с тремя потел, А кто-то отопырился на козах. Сказать по совести, Поэт был к сексу слаб, И время тратил на него немало, Не то, чтоб тупо было много баб, А просто тема эта волновала. Запретный плод для творческих людей - Источник вдохновения и драмы, И в падших женщинах не видел он блядей, Они ведь были - дочки, внучки, мамы. Кого-то изнасиловал отец, Кого-то предали, но все же они были Возлюбленные чьи-то, наконец, И сами, отдавая все, любили. Конечно, интернетовский разврат Тут не при чем - и стыд, и срам, и похоть. Господь, попав сюда, и сам тому не рад, Стал потихоньку причитать да охать. К тому же, в этом дьявольском ГУЛАГе Не вынес комментов похабных наш Всеблагий. БОГ. Марк, привет! Писать я буду в "личку", Не могу терпеть таких скотов, И публично обсуждать "клубничку" На твоем ресурсе не готов. Мне, увы, не привыкать к елею, Так же, как к бичам, огню, копью, Но своих фолловеров жалею, Я их размножаю и коплю. У тебя в сетях тут хам на хаме, Я таким делам не протеже, У меня своя стена во храме, Диалог всегда идет в душе.

13

Хоть Поэт привык ко тьме и лаю, Делай так, чтоб свет он выбрать мог. Я тебя на то благословляю, Будь! Всегда на связи, Обнял, Бог. ЦУКЕРБЕРГ. Как же попадет Поэт в анналы, Если сам ты будешь невидимка? БОГ. Буду действовать через свои каналы. Имхо. Как только он исчез, заголосил звонок. Поэт взял трубку. Голос был поддатым. ДАВИТАЯ. Ну, что, брат Пушкин, ты все одинок? Пора бы расщепить Вселенную на атом! ПОЭТ. Ба, ты из Питера? ДАВИТАЯ. Сижу вот. Жду. В Москве. Скажи жене. Она поймет. Святая! Поэт запрыгал на одном носке. ЖЕНА. Ты далеко собрался? ПОЭТ. Давитая! Они сидели в рюмочной. Гудел Вокруг народ, как полоумный улей. ДАВИТАЯ. Ну, хватит свой оплакивать удел! Что там опять? ПОЭТ. Проблемы!

14

ДАВИТАЯ. С Катей? С Юлей? ПОЭТ. При чем тут это?! Ты, вот, мне скажи... ДАВИТАЯ. Пить, вроде, хватит. Снова кончишь Склифом! ПОЭТ. И жизнь, и смерть - сплошные миражи! Где грань между реальностью и мифом? ДАВИТАЯ. А кто сказал, что существует грань? И тут, и там всегда - одно и тоже. ПОЭТ. Неужто всё - одна сплошная дрянь? ДАВИТАЯ. Всё, кроме Авторов. ПОЭТ. Я Автор? ДАВИТАЯ. Да. ПОЭТ. О, Боже! Потом они поехали в "Пекин", Потом куда-то в баню, к генералу. Потом он понял, что стоит один, Размазывая слезы по сусалу. Ключи руки не слушались. Замок Открылся сам. Как видимо, некстати. "Я - Автор" - он сказал жене и взмок, Упав на дно постеленной кровати. В реанимации - потолок тяжел, а стены подвижны. Тут такие случаются встречи, разборки, терки! Ты, например, никогда в жизни не видел Кришны, А тут он - тут, как тут. И читает мысли в твоей подкорке, Чьи-то хари вызывает из местной хмари, Вместо лекарств отмеривает тебе воску. Ты говоришь ему "хари-хари", А он врачей ругает и перевозку. "Я не автор", - сразу сказал Поэту Кришна, - "Я - аватар. Тебе, кстати, тоже никто не мешает быть аватором".

15

ПОЭТ. А в чем разница? КРИШНА. В том, что ты - лишь товар, А хозяин твой - в облаках следит за базаром. И не дай тебе Бог нарушить его игру, Под удар поставить его триаду, Не спасет тебя Лакшми, и не совру, Если скажу, что ты еще не видел настоящего аду! ПОЭТ. А кто на Луне там торчит, скажи, И среди кратеров ищет услад? КРИШНА. Там спят космические бомжи, Которых не принял ни рай, ни ад. Они там чалятся круглый год, Они превращаются в пух и прах, Им Путин шлет с бухлом луноход, Который укры сбивают нах. Их не поддерживает Совбез ООН И не осуждает Гаагский суд, Лишь мухи летят к ним со всех сторон, И вот они-то бомжей спасут. Полюбят мухи их прах и пух, Им станет домом тоска и мрак. И с нами тоже (одно из двух): Все так же будет или не так. Поэт почесал интенсивно бровь, Посмотрел наверх, затылок прижав к изголовью. ПОЭТ. А что же движет мухами? КРИШНА. Только любовь! ПОЭТ. Любовь?! КРИШНА. Которую нужно еще заслужить! ПОЭТ. Это чем еще?

16

КРИШНА. Только любовью. "Ну, что ж, исчерпывающе", - подумал Поэт, И, вдруг, почувствовал, как будто кто-то вынул из головы все кошмары. Он встал, оделся. ПОЭТ. У Автора больше вопросов, пожалуй, нет. Привет вам с кисточкой, аватары! Он ехал к любимой, домой, на метро, Снаружи был дождь, воды с неба стекали. Его наполняло людское нутро Энергией, думами, болью, стихами. Ему этот путь не случайно был дан, Хотя осознать это мог он едва ли, Кругом все сидели, уткнувшись в экран, Кому-то звонили и что-то листали. Он поднял глаза и увидел в стекле Себя и во взгляде - проросшие зерна, И понял, что время его на земле - Вот также наполнено, но иллюзорно. Какая-то сволочь вскрыла личную переписку Цукерберга с Богом И все выложила в открытом доступе. От имени своей команды он Богу писал о многом, Например, об их могучей интеллектуально-технологической поступи, А также о том, что русские хакеры возле озера Рица Соорудили какую-то подозрительную хрень в специально созданной силиконовой яме. В общем, как говориться, Избранные места из переписки с друзьями: (Кстати, особенность читаемого вами текста, В том, что возле некоторых терминов ссылки имеют место). ЦУКЕРБЕРГ. Ты ведь понимаешь, уважаемый Бог, Что от, так называемых, живых контактов Поэт окончательно занемог. БОГ.

17

Что стряслось? ЦУКЕРБЕРГ. Отказывается от элементарных половых актов! БОГ. Он ищет истину. ЦУКЕРБЕРГ. В компьютере? БОГ. Она Лишь в женщине живой заключена.

ЦУКЕРБЕРГ. И что? БОГ. Найти ее не просто. ЦУКЕРБЕРГ. Но он женат! БОГ. В душе - болезнь роста. И, кстати, чтоб ты знал - души в мужчине нет. Она - лишь в женщине. Он потому зависим. ЦУКЕРБЕГ. Так от кого зависим наш Поэт? БОГ. Не от твоих же электронных писем! ЦУКЕРБЕРГ. Причем тут письма? Или это месть? И текст тобой Поэту в мысли роздан? Но если нет души, то, что тогда в нем есть? БОГ. Прости, но в нем есть я. Он все же мною создан.

Америка себе сказала: "Ша! Глобальным вызовам - глобальная проверка!" В комиссии Конгресса США Решили слушать Марка Цукерберга. "Страна в прицеле хакерских угроз! Кибератака "Бог" - первостатейна! Чей след тут, Марк?" - так начался допрос Под председательством сенатора Маккейна.

18

ЦУКЕРБЕРГ. Не знаю сам. Наш замысел был чист. МАККЕЙН. У Вас был некто в образе безликом? ЦУКЕРБЕРГ. Вообще-то я по жизни атеист... МАККЕЙН. Но кто-то ж к вам вошел под этим ником? ЦУКЕРБЕРГ. Сказал, что Бог. МАККЕЙЕН. От нас Вам не уйти! Вы обсуждали русского поэта! Враждебный резидент! ЦУКЕРБЕРГ. Он и сейчас в сети. МАККЕЙН. Спецслужбы, что вы скажете на это? ГЕНЕРАЛ. Есть очень подозрительный аспект. МАККЕЙН. А почему Вы шепотом? Простуда? ГЕНЕРАЛ. Докладываю. Названный объект На связь выходит как бы ниоткуда. МАККЕЙН. Что значит "ниоткуда"? Ерунда! Ведь есть конечный пункт. Что, я учить Вас буду? ГЕНЕНРАЛ. Но он уходит также в никуда. МАККЕЙН. Три тысячи чертей! Так, где же он?! ГЕНЕРАЛ. Повсюду. В сенаторской комиссии был шок: Безбашенна, умна и моложава, Команда хакеров достала до кишок. Такой дыры не знала сверхдержава. Они в любой входили кабинет, Вскрывали банки, документы, урны.

19

А тут еще замешан стал Поэт, Вдобавок - русский. Шок уже культурный. МАККЕЙН. Вопрос по существу. Был сговор, договор? ЦУКЕРБЕРГ. Точнее, спор. О выборе Поэта. МАККЕЙН. О выборе кого?! ЦУКЕРБЕРГ. Того, кто в рифмах скор. МАККЕЙН. О выборе чего?! ЦУКЕРБЕРГ. Как будет жить Планета. МАККЕЙН. Глобальный заговор! ЦУКЕРБЕРГ. Помилуйте, ничуть! Всего лишь - личный выбор индивида: Он выберет тупой житейский путь, Или счастливый мир искусственного вида. МАККЕЙН. Ну, хорошо. Допустим, выбрать смог. Но тут судьба Планеты прозвучала! Ведь Вы сказали... ЦУКЕРБЕРГ. Нет, не я, а Бог. МАККЕЙН. О, Господи, обратно все сначала! Поэта вызвали. Поэта повели По коридорам внутренней Лубянки. Он вспомнил, как когда-то, весь в пыли, Во время путча лез с толпой под танки. Потом свергали Феликса, потом Страна пошла в разнос и захмелела. Они вошли. За сдвоенным столом Сидело упакованное тело. СЕМЕН СЕМЕНЫЧ.

20

Присаживайтесь. Мы тут начеку. Представлюсь просто: Генерал-полковник Семен Семеныч. Чаю, кофейку? У нас – серьезный офис, не клоповник. ПОЭТ. Водички, если можно. Гранд мерси. СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Пей на здоровье. ПОЭТ. Все же. Чем обязан? СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Ты лучше о другом меня спроси: Каким концом теперь ты с нами связан? ПОЭТ. Ну, и каким? СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Родной, об том и речь. Тебя пасет под кличкой Бога некто, И с двух сторон пытается вовлечь В свои разборки вражеская секта. ПОЭТ. И на хрена? Простите! И к чему Я нужен им? СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Сейчас я обозначу. Задание: внедряешься к нему И сам свою же узнаешь задачу. ПОЭТ. Вообще мне это всё не по душе! СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Да наши сделали уже, считай, полдела! Всё есть в отрытом доступе уже, Америка прочла и обалдела. ПОЭТ. А мне-то что теперь? СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Весь выбор за тобой! ПОЭТ. Что выбирать-то? СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Душу или гаджет.

21

ПОЭТ. Все ясно тут и так. Ее, само собой! СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Не торопись. А Родина прикажет? ПОЭТ. Неужто Родине дороже не душа? СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Тут важно понимать, кому все это надо, И действовать спокойно, не спеша, А то - ты всей душой, а там, глядишь, - засада! Короче, углубись в материал, Готов будь встрять в любую передрягу, А чтоб достоинство свое ты не терял, К тебе приставим нашего парнягу. "Ну, я не знаю. Всё - какой-то бред!" - Жена достала сыр для бутерброда. "А ты в окно взгляни, - сказал, жуя, Поэт, - Теперь там – тень моя. Ни шагу - без урода!". ЖЕНА. Я говорила: брось ты эту сеть! Там - только стукачи, бездельники и плуты! Дела теперь ни с кем нельзя уже иметь! ПОЭТ. А я и не имел. Так, убивал минуты. ЖЕНА. Доубивался, Господи прости! ПОЭТ. Но разве это грех - давать душе общенье? ЖЕНА. С лолитами? А, может, с травести! ПОЭТ. И трансвеститами! ЖЕНА. Один черт - извращенье! ПОЭТ. Да, мир весь извращен! Он вывернут, разъят! Мне важно все понять, чтобы писать, родная! ЖЕНА. Да, ты - как маленький! Весь интернет твой - яд! Ты - там общаешься а здесь - всегда одна я!

22

ПОЭТ. Ну, я не знаю, яд или не яд. Но многие его боготворят. И, кстати, завтра мы приглашены На презентацию айтишного журнала. ЖЕНА. Давай уж без меня! Спокойней без жены. ПОЭТ. Там будет Цукерберг! ЖЕНА. Его лишь не хватало! Он спал один. Верней сказать - не спал. Ворочался, вздыхая, с боку на бок. Земной объем ему казался мал, Смешон и жалок от трусов до тапок. Все те же стены, за окошком - гул... Вдруг - чей-то голос, мыслям в унисон. Поэт подумал, было, что уснул, Но это был не сон. БОГ. Не торопись. Сосредоточься. Будь. Ты сам себе прокладываешь путь. И пусть пока окрестности убоги, А по бокам соблазны велики, Я сам тебе расставлю огоньки, Чтоб ты не сбился с выбранной дороги. ПОЭТ. Я знаю, кто ты. БОГ. Главное, чтоб ты Знал, кто ты сам. Мечты твои пусты, Покуда сам ты пуст. ПОЭТ. Я знаю, кто ты. БОГ. А это вряд ли. Этого никто Не знает точно, несмотря на то, Что спорят все об этом до икоты. ПОЭТ. А сам ты знаешь, кто ты? БОГ. Аз езмь Аз. И не пущу каких-нибудь зараз

23

Вертеть людьми, навроде Цукерберга. Твоя душа моей не сателлит, Но именно она определит Кто станет будущему совесть, цель и мерка. ПОЭТ. И что я должен делать? БОГ. Ничего. Ты - властелин пространства своего, Ты - пластилин своих же пожеланий. ПОЭТ. И все-таки. Что делать-то? БОГ. Пиши, Планету радуй чистотой души, Она у нас ведь дама пожилая. Фотосессии. Коктейли. Танцы-шманцы. Шнур хрипит. Мозг Поэта еле-еле Все фиксирует. Рапид. Вот - в замедленном режиме На пол падает бокал, Лица стали, вдруг, чужими, Звук расплылся и пропал. А блондинка не пропала И не куксится ничуть. Просто сам хозяин бала Дал слегка ему нюхнуть. Он – звезда. Толпа в экстазе, Запускают фейерверк, И вот-вот уже на связи Будет с ними Цукерберг. Он ничуть не опозорен, Все к нему с восторгом льнут, С трубкой вычурной Невзорин, И Брелковский тут, как тут. БРЕЛКОВСКИЙ. Привет Поэту! Вы круты, однако. НЕВЗОРИН. Вы - скрепа, батенька, почище прочих скреп!

24

БРЕЛКОВСКИЙ. Боюсь, что с Цукербергом выйдет драка. НЕВЗОРИН. Неужто пареных и Вы объелись реп? Да все, здесь взятые, его не стоят ногтя! БРЕЛКОВСКИЙ. Вот и слетелись. Мухами на мед. ПОЭТ. Что до меня, то я объелся дегтя В его сетях. НЕВЗОРИН. Он это не поймет! БРЕЛКОВСКИЙ. Он не такой коварный, как ни странно. ПОЭТ. Наверное. Но для души - наркоз! И тут зажглись огни полиэкрана. - Хеллоу, Марк, нас слышите? - Оффкоз! ПОЭТ. Что ж ты будешь делать с этим временем, Пальчиком с утра ему грозя? Невозможно быть чуть-чуть беременным, И слегка вне времени - нельзя. Сидя, лежа, при ходьбе и бегая, В голове ведешь ты свой отчет. Жаль, что ты не лошадь светло-пегая, Та, что в циферблате не сечет. Как она, с другими звезданутыми, Тащишь мир ты на своем горбу, Плюс к тому, ведешь еще с минутами Непреодолимую борьбу. Но скажу я вам, мои родные особи, Дорогая мыслящая рать: Есть еще на этом свете способы С временем в гляделки поиграть. Женщины, бухло. Уже проверено. Я же - Слово прячу под матрас. Им конкретно разберусь со временем. Только это - в следующий раз! Так кричал Поэт, доказывая что-то

25

Этому заносчивому Марку, Запускал себя с пол-оборота И держать свою пытался марку. Рвал он глотку светской суке - скуке, Жгла нутро халявная текила, Тень ему заламывала руки, Это еще больше заводило. Чистогана мир был опозорен, Праздник истощился, все померкло, Скрылись и Брелковский, и Невзорин, Ни блондинки нет, ни Цукерберга. В сумерках прокуренного зала Чья-то тень упала на Поэта, И чего-то там ему сказала. ПОЭТ. Ба, Семен Семеныч, вы ли это? СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Ты, однако, справился с рутиной! ПОЭТ. Что-нибудь не так? СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Базара нет! Позвони жене, не будь скотиной. Ну, ты выдал, гражданин Поэт! Нам как раз сейчас нужны такие. ПОЭТ. Это же какие? СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. С куражом! Нужно ехать! ПОЭТ. Далеко ли? СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. В Киев. Мы его любовью подожжем! ПОЭТ. Червонный золотник и золота багрец, Славянских букв литых насмешливые лица, Мать русских городов, она же - и отец. Град сказочных баллад! Окраины столица!

26

Для вражеской орды твой монастырский вал Был воинством святых, чьи лики на иконах. Когда-то я в тебе дневал и ночевал И даже пыль копил на выцветших погонах. Восторженным юнцом входил в мужскую дверь, Хоть чувства не прошли, любовь моя прогоркла. И слезы на щеке. Не рады мне теперь Богдана грозный вид, Владимирская горка. Но человечий дух сильнее всяких ПРО, Давай же отряхнем любовь свою от пыли. Открыт я всей душой! Так спой со мной, Днiпро, Про то, как ты могуч, про то, как мы любили! Скорей всего, за прошлые грехи, А, может, даже и во имя мира, Поэт тут, в Киеве, читал свои стихи На фестивале "Золотая лира". Ведущий что-то говорил о нем, Его заслуги кто-то знал едва ли. Достаточно холодным был прием, Не мудрено, дров много наломали. Он помнил с детства: мощи, треск свечей, И образ Лавры светлый и нелживый. И, вдруг, среди приглушенных речей Услышал сзади: "Ну, привет, служивый!" Вглядевшись, он едва ее узнал. С их первых встреч прошел не век, а эра. Армейская любовь. Их разлучил вокзал. Но с ней он стал мужчиной. ПОЭТ. Здравствуй, Вера. ВЕРА. А я ждала. ПОЭТ. Ну, где ты? Что ты? Как? ВЕРА. Спасибо москалям. ПОЭТ. Скажи, причем тут это? ВЕРА. Притом, что жизнь моя - сплошной, кромешный мрак. ПОЭТ.

27

И это все Москва? ВЕРА. А кто ж?! ПОЭТ. И нет просвета? Ты почему вся в черном? ВЕРА. Повод - есть. Она, вдруг, сморщилась от сдавленных рыданий. ВЕРА. Наш сын погиб! ПОЭТ. Наш сын?! ВЕРА. Алешка! ПОЭТ. Жесть! ВЕРА. Наш сын погиб! И нет вам оправданий! ПОЭТ. Да подожди! ВЕРА. Горите все огнем! Что ж это за война, где фронта нет и тыла? ПОЭТ. Но ты не говорила мне о нем! ВЕРА. А если бы сказала, что бы было? ПОЭТ. А чтобы было, Господи, скажи! (Он рухнул перед нею на колени). Когда бы не мешали миражи И злобных сил чудовищные тени? А чтобы было, если б вновь и вновь Мы б были счастливы и жить, и думать вместе, Когда бы миром правила любовь И правила достоинства и чести?! Жива лишь вера! Остальное - тлен! Диктует сердце, все корежат чресла.

28

Прости мне, Вера! Он рванул с колен. Хотел ее обнять, как, вдруг,… она исчезла. По Киеву шатался он всю ночь, Искал ее и пил, и в кабаках и в барах, Пытаясь боль на сердце превозмочь, Не узнавая переулков старых. Вот где-то здесь - трамвайные пути, И, вроде, дом ее. Внезапно выйдя к храму, Он прошептал: "Господь, позволь найти То место, где б я выполнил программу И сделал выбор. Я уже могу". Вдруг, на айфоне появилась стрелка И высветилась карта, а в углу Мигал значок: "Привет от Цукерберга". НАВИГАТОР. Начинайте движение. Поверните направо. И сразу - налево. И плюньте три раза в соседский дом. Это была шутка. Вы это сделали? Браво! Как с вами иметь дальше дело, понимаю с трудом. ПОЭТ. Если хочешь помочь, давай без выпендрежа. А не то - сейчас вырублю! НАВИГАТОР. Я б не рекомендовал. Продолжаем движение. Впереди - охранника рожа. Обходим ее через правый полуподвал. Выходим во двор, видим забор по курсу Там, за ним - наша цель и есть. У вас случайно нету за пазухой ПТУРСу? По всей вероятности, нету. Придется лезть! Поэт припомнил прежнюю сноровку, Перемахнул забор усильем жил, И, оценив мгновенно обстановку, Узнал ту часть, в которой он служил. Тот круглый дом, заброшенную башню, С глазницами пустыми равелин, Где мир вокруг ему казался блажью, А двор внутри - был сущий исполин. Сейчас тут - тьма и грязь со всех сторон, Горела лампочка одна в полкиловатта.

29

Какой-то странный раздавался стон, Ему, признаться, стало жутковато. Тень от него лежала, как двойник, Скрипела лестница железная, витая, Раздался звук шагов и перед ним возник Недавно умерший внезапно Давитая. ПОЭТ. О, Господи! ДАВИТАЯ. Не бойся, я не призрак. ПОЭТ. А кто же ты? ДАВИТАЯ. Со временем поймешь. ПОЭТ. Со временем? ДАВИТАЯ. Считай, я просто признак, Что время не линейно. ПОЭТ. Но Сереж! ДАВИТАЯ. Доверься мне, не торопись, друг мой. Пока молчи и двигайся за мной. И он рукой на двери показал, Невидимая нить их повязала, Они вошли в большой и темный зал, Экран мерцал посередине зала. ДАВИТАЯ. Смотри, сейчас они сюда войдут. ПОЭТ. А кто "они? ДАВИТАЯ. Носители друг друга. Их будет нескончаемым редут, Входящий внутрь невидимого круга. ПОЭТ. А где мы, собственно? ДАВИТАЯ. Считай, что в НЛО.

30

ПОЭТ. А тут внутри все - инопланетяне? ДАВИТАЯ. Понять, конечно, сразу тяжело. Особенно в сухую, не по пьяни. (Он засмеялся, повторив концовку) Но ты прошел ведь, вроде, подготовку? ПОЭТ. Не только подготовку, но проверку. А как относится все это к Цукербергу? Экран вдруг ожил, освещая мрак, И на экране появился Марк. ЦУКЕРБЕРГ. Хеллоу, френдс! Рад видеть Вас, Поэт! Вы - славный малый. Тут сомнений нет. Я рад, что сами Вы сюда попали. Все мы - реально тень других планет, И с помощью технических тенет Бессмертье ловим. С нами Вы? ПОЭТ. Едва ли. ЦУКЕРБЕРГ. Вай нот? ПОЭТ. Ну, как сказать Вам правильно? Бекоз. Все тот же для меня открыт вопрос: Как электроника заменит нашу душу? ЦУКЕРБЕРГ. Не будьте столь наивными, мой друг! Душа - лишь информация вокруг, И я ничем Вам душу не нарушу. И, кстати, я теперь пред Богом чист, Поскольку сам уже не атеист. Со мной всегда с молитвами тетрадка. ДАВИТАЯ. Внимание! Объявлена посадка. Как пассажиры входят в корабли, Открылись двери, и они пошли, Без суеты, толкучки и тарана, По одному и парами, гурьбой, О чем-то говоря между собой,

31

И растворяясь в глубине экрана. Шли все, кого он помнил, видел, знал, Его друзья, знакомые, коллеги, Воспоминания пересекали зал, А время застывало в скорбном беге, Все выглядели юными опять, И каждый был по-своему задорен. Помолодевшие годков на двадцать пять, Прошли, смеясь, Брелковский и Невзорин, Семен Семеныч, сбросивший года, А следом - и свежа, и моложава, В красивом красном платье, как тогда, Шла Вера и в руках дитя держала. Он бросился обнять. Не удалось. Поскольку весь порыв прошел насквозь, То все была - живая голограмма. И, вдруг, Поэт увидел маму. ПОЭТ. Мама! Она услышала. Спокойно подошла. МАТЬ. Сынок, ты с нами? ПОЭТ. Я все время с вами. МАТЬ. Мы тоже. Так бросай свои дела, Летим все вместе. ПОЭТ. Как откажешь маме? И вот они идут уже втроем. Отец, хоть строг, но выступает бодро. ДАВИТАЯ. Ну, что, Поэт, так мы тебя берем?! Я просто счастлив, творческая морда! Давясь слезами, молча шел Поэт. Затрясся пол от мощного разряда, И, ослепительный в ночи оставив след, Умчалась в космос черная громада. За окнами - висела пустота.

32

Он вспомнил детский свой ночной кошмар: Он - в комнате. Но комната - не та. Она - бесплотна, как воздушный шар. И под ногами пол прорвет вот-вот, Захватит жутью дух, он в бездну упадет. ПОЭТ. Скажи, отец, ты в детстве был крещен? ОТЕЦ. Советский Петроград не позволял крещенья. ПОЭТ. Но ты ведь знаешь, что такое Он? ОТЕЦ. А надо ли то знать? Сужалось помещенье. ПОЭТ. Скажи мне, мам, ты веруешь в Него? МАТЬ. Я верую, сынок, что все кругом - разумно. И Бог - кто добивается того. Спокойно, без надрыва и бесшумно. Поэт встал у окна и стал смотреть в окно. Но было без чудес, безмолвное, оно. ПОЭТ. За ради истины, а не за ради выгод, О, Господи! Ты мне подскажешь выход? И он увидел длинный коридор, И там, в конце - две неприметных двери. И понял - за одной продлится разговор, А за другой - воздастся в полной мере. В последний раз он что-то выбрать смог, И он шагнул туда, где ждал его итог. И люди жадно к окнам все припали, Они как будто тоже это ждали, И, глядя в неизведанные дали, Они по звездам текст его читали: ПОЭТ. Вселенной нет. Нет, в общем-то, ничего. Ни души. Ни меня, ни пространства, ни времени.

33

Беспросветное вечное тьмы чело, И какая-то гадость стучит по темени. Потеряв часы, очки, потроха, Позабыв в бреду пароль и задание, Я бреду на ор виртуального петуха, Чтобы начать новый отчет мироздания. Все начиналось заново. Над ним - Две двери было. Выход был один. Люк захлопнулся у бездны, Приоткрылся сверху лаз, И раздался гром небесный, А за ним – и Божий глас. БОГ. Тот, кто родился - с Богом рядом, С началом, вечностью, концом, Своим младенческим нарядом Он вхож и к фавнам, и к наядам, Ведомый духом и отцом. Из тьмы и пустоты без края, Тьму с пустотой в себя вбирая, В обшивке кожаных пластин, Не то – внутри, не то – снаружи, То шире космоса, то уже, Он сущим стал. Из всех - один. Кругом – один. Среди бредущих, Поющих в кущах, пьющих в гущах, Спускающихся в эту тьму Отвесно, к месту общей казни, Без трепета и без боязни, Присущих одному ему. И в нем, живя и тут, и там, Не ощущая время оно, Из глубины, из эмбриона Поведать суть желая нам, Душа глядит по сторонам Насмешливо и удивленно.