Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования «Поморский государственный университет

имени М.В. Ломоносова»

в.к. мокшин

СССР И ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Монография

КОНТРОЛЬНЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР

П о м о р с к и й гасуцярстееннля у н а о е в с и т в м е н и М.С Л е м о н о с о е а .

НАУЧНАЯ БИБЛИОТЕКА

Архангельск Поморский университет

2009

УДК 32[(47+57)+(4-11)](091)«19» ББК 63.3(2)6-64(45)6-3

М 749

Рецензенты: доктор политических наук, профессор Архангельского госу­дарственного технического университета Н.И. Чувашова; доктор исторических наук, профессор Поморского государст­венного университета имени М.В. Ломоносова Ю.Ф. Лукин; доктор исторических наук, профессор Поморского государст­венного университета имени М.В. Ломоносова С И . Шубин

Мокший, В.К. М 749 СССР и Восточная Европа: история и современность: моногра­

фия/ В.К. Мокшин; Поморский гос. ун-т им. М.В. Ломоносова.-Архангельск: Поморский университет, 2009. - 183 с.

ISBN 978-5-88086-869-8

В монографии анализируется .комплекс внутренних и внешних причин политического развития и нарастания кризиса в странах со­циализма, условия и факторы противоречий, переосмысливаются меж­государственные отношения СССР и восточноевропейских стран в условиях перехода от системы советского типа к рыночным.отношениям и политической демократии.

Для специалистов в области современной истории, политологии, международных отношений.

Печатается по решению редакционно-издатепьского совета Поморского университета

УДК 32[(47+57)+(4^11)](091)«19» ББК 63.3(2)6-64(45)6-3" f

ISBN 978-5-88086-869-8 €> Мокшин В.К., 2009 © Поморский университет, 2009

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение 4 Глава 1. Общественное развитие стран Восточной Европы после

л Второй мировой войны 1.1. Общее и особенное в типологии общественно-исторического

развития стран Восточной Европы 15 1.2. Народная демократия как национальная модель общественного

прогресса 25 1.3. Авторитаризация народной демократии как предмет историко-

политологического анализа 30 1.4. Исторические этапы трансформации народных демократий в

восточноевропейский авторитаризм 38 Глава 2. Кризис межгосударственных отношений СССР и стран

Восточной Европы 2.1. Историко-политологический подход к анализу межгосударст­

венных отношений СССР и Восточной Европы после Второй мировой войны 66

2.2. Межгосударственные отношения СССР и стран Восточной Ев­ропы и кризис народных демократий 73

2.3. Деформация межгосударственных отношений СССР и стран Восточной Европы в 1940- 1950-е годы 79

2.4. «Доктрина Брежнева» - инструмент внешней политики совет­ского руководства в Восточной Европе 93

Глава 3. «Бархатные» революции 1989 года и их последствия для Восточной Европы и СССР

3.1. Разложение авторитарной системы «партия — государство» 103 3.2. Международные и внутренние факторы деградации советской

системы в Восточной Европе 125 3.3. Специфика чехословацкой «бархатной» революции 1989 года.. 150 3.4. Международные последствия политической трансформации

для СССР / России и Восточной Европы 159 Заключение 175

ВВЕДЕНИЕ

Политические процессы, происходившие в России и странах Восточной Европы на протяжении двадцатилетия со дня «бар­хатных» .революций в 1989 году, продолжают вызывать глубокий интерес в мировых исследовательских центрах. Стремительные перемены в политической жизни, в области государственно-пра­вового устройства, реформирование общества на основе либераль­ных ценностей западных демократий постоянно обсуждаются на международных форумах, дискутируются на научных симпозиумах и конференциях, не сходят со страниц научных журналов России и восточноевропейских стран. Эти глубинные изменения привле­кают к себе интерес потому, что реальный исторический процесс в Восточной Европе, общественно-политическая практика в стра­нах региона превзошли смелые прогнозы западных ученых, ради­кальные планы оппозиции коммунистических режимов и мрачные предчувствия властвующей элиты "стран реального социализма. В действительности эти государства столкнулись с такими пробле­мами, которые заранее никто не мог спрогнозировать, предположить социальные последствия революционного перехода от системы со­ветского типа к плюралистической демократии.

Современные процессы в России и Восточной Европе требуют изучения политических систем социализма, специфики методов уп­равления обществом, взаимодействия государства и индивида с по­зиций транзитологии, способной быть основой осмысления систе­мы советского типа и ее трансформации к ценностям политической демократии и гражданского общества 1.

1 См.: Восточная Европа: контуры посткоммунистической модели развития. М., 1992; Политические партии и движения: проблемы адапта­ции к современным условиям. М., 1994; Становление многопартийности

Большой интерес вызывают материалы международных конфе­ренций: «Распад СССР: 40 лет спустя», состоявшейся 21-24 июня 2001 года, и «Альтернативы глобализации: человеческий и научный потенциал России», проходившей в Москве 21-23 июня 2002 года2. С различных позиций, порой прямо противоположных парадигм, придерживаясь своих политических пристрастий, отечественные и зарубежные ученые изучали процессы в СССР и странах Восточной Европы, подвергали анализу политические трансформации.

Осмысление отношений СССР и стран Восточной Европы в об­щерегиональных рамках и на двусторонней основе является усло­вием реального взгляда на картину в целом. Настойчивые попытки российских реформаторов в 1990-е годы внедрить в общественное сознание тезис о необходимости установления тесных отношений с Западом при переходе к свободному рынку и плюралистической де­мократии без учета традиций социально-экономического, полити­ческого, культурного сотрудничества России со странами Восточной Европы вызвали кризис межгосударственных отношений в этом ре­гионе. Только с учетом прежних отношений со странами Восточной Европы российская внешняя политика может быть эффективной, ес­ли она учитывает интересы России (СССР ) и стран Восточной Ев­ропы. Обращение к историческому опыту событий в послевоенной Восточной Европе конца 1940-х годов имеет важное значение для понимания процесса формирования институтов государственной власти в странах данного региона.

Существует актуальная проблема по-новому переосмыслить историю взаимоотношений СССР и Восточной Европы в рамках общерегиональных и на двусторонней основе. Последнему обстоя-

в Восточной Европе в 1990-е годы (на материалах Болгарии, Венгрии, Восточной Германии, Польши, России, Словакии и Чехии). М., 1996; Транс­формационные процессы в России и Восточной Европе и их отражение в массовом сознании: материалы, междунар. симпоз. 4-25 мая 1996; По­литическая трансформация стран Центральной и Восточной Европы сере­дины 90-х годов. М., 1997; Политические элиты в Центральной и Восточной Европе (проблемы переходного периода). М., 1998; Левый поворот и левые партии в странах Центральной и Восточной Европы. М., 1998; Бойме К. фон. Теория трансформации — новая междисциплинарная отрасль зна­ния? // Государство и право. 1994. № 7. С. 151; и др.

2 См.: Распад СССР: 10 лет спустя: докл., выступления / под ред. А.В. Бузгалина: в 2 т. М., 2001; Альтернатива глобализации: человеческий и научно-технический потенциал России: докл. и выступления / под ред. А.В. Бузгалина. М, 2001.

тельству следует уделить первостепенное значение, чтобы предста­вить себе реальную картину развития событий в целом и по регио­ну. Российские ученые, отказываясь от наукообразных ухищрений типа «запаздывающей модернизации», «рецидивирующей модер­низации», «модернизации вдогонку», «зависимой модернизации», попытались обновить концептуальный багаж для анализа обществен­ных изменений в странах Восточной Европы после Второй миро­вой войны 3 . , . .;«-•"

Своевременность и важность концептуального осмысления от­ношений России со странами Восточной Европы диктуется необ­ходимостью критического переосмысления теоретического багажа, доставшегося, нам в наследство от традиционных концепций ком­мунистической парадигмы общественного развития. Выдвижение новой концепции на основе изучения опыта межгосударственных отношений в Восточной Европе означает поиск причин в рамках на­учно-исторической парадигмы. Однако эта проблема еще рассмат­ривается на уровне эмпирических наблюдений, а имеющиеся на эту тему публикации в российских журналах не дают фундаментально­го систематизированного приращения знаний сравнительного ана­лиза межгосударственных отношений России (СССР) и восточно­европейских стран! * . >

Вот почему столь важно дать анализ указанной проблемы/адек­ватной требованиям современной науки и практики. Построение на­учной концепции представляется чрезвычайно актуальной задачей, решение которой может облегчить разработку программ и докумен­тов партий, общественных организаций, государственных органов, поиск наиболее эффективных путей межгосударственных полити­ческих отношений и достижения позитивных изменений в сфере взаимных интересов. > •

Анализ имеющейся научной литературы по проблемам полити­ческих отношений восточноевропейских стран позволяет констатиро­вать, что многие авторы рассматривают кардинальные политические

Г (

3 См.: Россия. Модернизация: проблемы и перспективы //Вопросы философии. 1993. № 7. С. 28—30; Восточная Европа: контуры постком­мунистической модели развития. М., 1992; Политическая трансформация стран Центральной и Восточной Европы. М., 1997; Шанин АН., Мокшин В.К. Общественные изменения в восточноевропейских странах (история и современность): спецкурс. М., 1993; Мокшин В.К. Восточная Европа: осо­бенности движения к прогрессу. Архангельск, 1992; Мокшин В.К. Транс­формация политических режимов восточноевропейских стран во второй половине XX века. Архангельск, 1997: и др.

и экономические перемены в странах Восточной Европы как эпо­хальное событие X X века. Оценки событий о происшедших переме­нах являются порой прямо противоположными. Для одних, которые привыкли рассматривать послевоенную историю Европы и мира с позиций военной и идеологической конфронтации двух систем, си­туация выглядит как потеря завоеваний социализма и позиций СССР в восточноевропейском регионе.

Для других - это крах тоталитаризма и начало политических преобразований, несущих в себе не только черты обновления, но и социальные антагонизмы, враждебность и нетерпимость.

События в названных странах настоятельно требуют обновления идей и концепций, новых, свежих подходов и моделей в области по­литических процессов, предвидение и диагностику кризисов и пу­тей выхода из них с наименьшими потерями, определение причин и признаков потрясений, бифуркаций содержания взаимоотношений и взаимовлияния России (СССР) и стран этого региона. При этом сле­дует учитывать геополитический фактор, то есть географическую близость названных стран как субъектов международной политики.

С учетом всех национально-специфических особенностей и исто­рических культурно-политических условий развития стран Восточ­ной Европы должен проводиться анализ процесса их унификации и развития под воздействием сталинского руководства.

Единообразие общественного развития Восточной Европы вос­торжествовало после Второй мировой войны. И в этой унификации с самого начала таился корень нарастающих противоречий, которые стали перманентными во всех странах реального социализма. Одна­ко нельзя игнорировать тот факт, что после окончания войны про­изошло массовое «полевение» народов этих стран и усилилось их желание перемен в общественной жизни. Трудящиеся массы не хо­тели жить так, как они жили до войны, и ждали перемен демократи­ческого характера. Эти демократические устремления были эгоисти­чески использованы национальными сталинистами и руководством СССР, а также западными политиками для реализации своих геопо­литических интересов.

С учетом исторической памяти народов Центрально-Восточной Европы, в которой сохранились представления о социальных гаран­тиях личности при реальном социализме, смена социально-экономи­ческих отношений конца 1980 годов и эволюция государственно-по­литических форм правления в период реформ можно рассматривать как противоречивый процесс перехода стран реального социализма к либеральной демократии.

Посткоммунистическое государство вынуждено "J*B целях обес­печения условий своего существования устанавливать определен­ный порядок и правила поведения людей, прибегая в необходимых случаях к насилию. История СССР и стран Восточной Европы дает примеры как разумного, созидательного, так и бездумного приме­нения насилия в процессе становления советской и постсоветской государственности.

Вот почему важно по-новому осмыслить историю взаимоотно­шений СССР и Восточной Европы в рамках общерегиональных и на двусторонней основе. Последнему обстоятельству следует уделить первостепенное значение, чтобы представить себе реальную карти­ну развития событий в целом и по региону в период становления на­родных демократий, превращения их в авторитарные политические режимы с тенденцией саморазрушения.

Важно видеть материальную базу для появления подобных ре­жимов,, которая лежит в экономической отсталости, усугубленной военной разрухой и,неизбежной люмпенизацией населения: Субъ­ективной стороной этого процесса явилось то обстоятельство, что в рамках Коминтерна готовились национальные кадры,'идеология и психология которых отражала сталинские установки и воззрения, исключающие иные формы общественного развития. Вот почему для анализа необходимо также исследовать внешнеполитическую активность Сталина, Советского Союза, чтобы уяснить роль Ко­минтерна, а позже и Коминформбюро в событиях 1950-1960-х го­дов в данном регионе. ,« • ' . , « •

При исследовании проблем Восточной Европы следует учи­тывать ряд обстоятельств. Во-первых, международную обстановку после окончания Второй мировой войны. Запад стремился рестав­рировать в молодых народно-демократических странах старые, довоенные порядки, вернуть власть прежним правящим классам. В этих условиях.правительства восточноевропейских стран вы­нуждены были опираться на помощь СССР, его военную мощь и политическое влияние, а в решении своих исторических судеб во многом полагаться на деятельность советской дипломатии на меж­дународных конференциях по вопросам устройства послевоенного мира. Это, в свою очередь, требовало не только единства действий СССР и восточноевропейских стран, но и определенного подчине­ния их собственных национально-государственных интересов зада­чам противостояния Западу. - Г

Во-вторых, в странах Восточной Европы была исключительно сложной внутриполитическая обстановка. Антикоммунистические силы не хотели примириться с отстранением их от власти и с по­мощью Запада готовились к социальному реваншу. В названных странах не хватало кадров, и СССР по просьбе руководителей этих стран направлял туда своих советников для оказания помощи в ре­шении экономических и культурных задач, в укреплении обороны и государственной безопасности. Институт советников явился ка­налом проведения в эти страны советского .опыта руководства эко­номикой и другими сферами общественной жизни, организации репрессивного аппарата для подавления не только классовых про­тивников, но и расправы с теми силами, которые выступали за са­мостоятельность национального развития.

В-третьих, в общественное развитие восточноевропейских стран под воздействием советских сталинистов бездумно внедрялся со­ветский опыт, что создавало в глазах народов устойчивый стереотип, суть которого состояла в том, что правящие круги в этих странах не выражают национальные интересы народов, а являются проводни­ками политики Москвы. Эти процессы имели внутреннюю социаль­ную опору. Важно уяснить социальную базу тоталитарных режи­мов и причин того, что самые широкие слои общества выступили против скомпрометировавших себя правителей.

При анализе политических отношений восточноевропейских стран важно пересмотреть парадигму о нереформируемости коммунистического тоталитаризма. Возобладавший в политике брежневского руководства неосталинизм усилил позиции тех, кто был привержен догме о нереформируемости коммунистического режима. Большинство западных авторов, находясь в шорах анти­коммунизма, также исходило из тезиса о невозможности глубоких демократических изменений в странах «реального социализма» 4.

В работе рассматривается роль западных либеральных демокра­тий в политической трансформации восточноевропейских стран. В рамках нажима на восточноевропейские системы «партия-госу­дарство» Запад добивался изменения существовавших систем прав­ления и установления «демократии западного типа». Повышенное внимание уделялось проблеме обеспечения в государствах Восточ­ной Европы прав и свобод человека.

4 Россия. Модернизация: проблемы и перспективы // Вопросы филосо­фии. 1993. № 7. С. 28-30.

:.. В области экономики западные государства направляли свои уси­лия на поощрение перехода восточноевропейских стран и России к рыночным отношениям; содействия развитию частного сектора, притоку иностранного капитала, укреплению их связей с экономи­кой Запада. Упор при этом делался на подготовку кадров из стран Восточной Европы в западных странах, чтобы привить им ценности и нормы западного образа жизни.

Во внешнеполитической сфере западные страны ставили задачу сблизить позиции стран Восточной Европы и Запада по основным международным вопросам, официально декларируя законные инте­ресы безопасности народов и государств зоны «реального социализ­ма» и СССР.

Воздействовал Запад на восточноевропейские страны посредством демонстрации примера лучшей организации экономической и по­литической жизни. Это воздействие нарастало по мере ухудшения социально-экономического положения народных масс во всех восточ­ноевропейских странах и с появлением нового поколения, которому пришлось напрямую столкнуться с проблемами деградации систе­мы «партия — государство»5.

Одновременно крах политических режимов актуализировал в западной науке вопрос о пересмотре всей концепции тоталитариз­ма. Таким образом, в западной науке не было надлежащих разрабо­ток, объясняющих возможность перехода от тоталитарной системы «партия — государство» к плюралистической парламентской сис­теме демократии. Правда, на Западе пытались применить теорию модернизации к анализу переходных проблем и изменений, про­исходящих в Восточной Европе. Однако парадигма модернизации тесно увязывала зависимость политических изменений в модерни­зирующемся обществе от усиления роли экономической системы. Поэтому демократизация рассматривалась этой теорией как нечто вторичное, производное от изменений в экономических и социаль­ных структурах. - В конце 1980-х годов некоторые авторы обратились к феноме­ну советского фактора в судьбах стран Восточной Европы, ана­лизируя истоки, пути и формы эволюции политического режима народных демократий. Привлекают те работы, в которых впервые

5 Вайнштейн Г. Посткоммунистическое развитие глазами, западной политологии // Мировая экономика и международные отношения. 1997. № 8, 9.

сделана попытка соотнести тоталитаризм советского образца с восточноевропейским авторитаризмом, их связь и принципи­альное отличие 6.

В восточноевропейских странах утверждение порядков проис­ходило иначе, чем в Китае, КНДР, Вьетнаме и на Кубе, где анти­капиталистические порядки утвердились в ходе самостоятельной революционно-освободительной борьбы. В Восточной Европе по­литические режимы испытали прямое или косвенное воздействие уже утвердившихся тоталитарных порядков в СССР. Однако тем и другим политическим режимам тоталитаризма коммунистического типа было присуще общее начало: мы имели всегда дело с системой «партия — государство», олицетворяющей всевластие партийно-го­сударственной номенклатуры, которая прикрывала свое господство всеобщей индоктринизацией общества.

Первоначальный анализ событий в Восточной Европе не был свободен от идеологических пристрастий двухполюсного мира. Поэтому часть специалистов оценила кардинальную ломку полити­ческого строя и глубокие изменения в других сферах общества как выход на путь развития по образцу западных демократий, прерван­ный в 1940-е годы сталинской диктатурой. Другие увидели в собы­тиях не объективно назревшие преобразования по пути прогресса, а перспективу отставания, обреченности на недоразвитие вне рамок социалистического содружества и мировой социалистической сис­темы на фоне дальнейших успехов западной цивилизации 7.

Несмотря на имеющиеся публикации, касающиеся отдельных аспектов политических отношений СССР и восточноевропейских стран, за границей исследовательского интереса осталось изучение специфического феномена советского фактора в политической жизни восточноевропейских стран второй половины X X века. Здесь необходим историко-культурный подход в сочетании с методиками теории традиций, чтобы проанализировать соотношение полити­ки и культуры с политическими режимами восточноевропейских стран. Сталинская унификация восточноевропейских стран, про­изошедшая в 1940-е годы, была снята в период политических транс­формаций конца 1980 годов, и обнаружилось широкое разнообразие сходств и различий в развитии стран региона. Пока нет обобщаю-

6 Васович В. Переход к демократии в посткоммунистических странах (парадоксы перехода-демократизации) // Вестн. МГУ. Сер. 18. Социология и политология. 1998. № 2. С. 24.

7 Там же.

щих монографий, в которых восточноевропейский опыт политиче­ских межгосударственных отношений с Советским Союзом был бы концептуально осмыслен в социокультурном контексте.

Цель монографии заключается в том, чтобы раскрыть объек­тивные тенденции и механизмы политических отношений России (СССР) и восточноевропейских стран с попыткой доказательства тезиса о том, что главной причиной перманентного кризиса меж­государственных отношений было отчуждение общества от учас­тия в международных отношениях между странами восточноевро­пейского региона. В монографии автор исследовал объективные и субъективные факторы и показал необходимость длительного исто­рического переходного периода от политики диктата в системе меж­дународных отношений к системе межгосударственных отношений демократического типа. Проблемно-комплексный анализ потребо­вал охвата большого исторического периода XX века для того, что­бы проследить тенденцию трансформации политической системы восточноевропейских стран в демократическую систему межгосу­дарственных отношений.

Для достижения этой цели были поставлены следующие иссле­довательские задачи:

- проследить эволюцию инкорпорированных механизмов по­литических систем восточноевропейских стран под воздействием СССР и установление власти с монополией одной партии, обратив особое внимание на изменение функций государств стран народных демократий;

- выявить истоки усиления роли международного фактора соци­ального прогресса и обратного воздействия внутреннего развития отдельных стран, региона на обстановку в Восточной Европе;

- критически осмыслить цели СССР и восточноевропейских стран в период холодной войны, выявить общее и особенное в по­литических отношениях конкретных восточноевропейских госу­дарств;

- изучить механизмы и особенности воздействия системы «пар­тия-государство» на политическую жизнь восточноевропейских стран; • •

- исследовать социально-политические особенности коммунисти­ческой либерализации под руководством* компартии и выявить при­чины их трансформации к политическим ценностям гражданского общества и приоритета частной собственности;

- проанализировать роль международных и внутренних фак­торов в определении программных установок и концептуальных взглядов правящих и интеллектуальных элит восточноевропейских стран с целью показа специфики политических отношений СССР и восточноевропейских стран.

Анализ кардинальных закономерностей неизбежно ставит про­блему изучения роли субъективного фактора - вмешательства людей не только в общественно-политические процессы, но и в сферу международных отношений. Поэтому учитывались следу­ющие противоречия: во-первых, современный уровень развития производительных сил России и восточноевропейских стран объ­ективно обусловлен наличием частной собственности и рынка; во-вторых, центральное регулирование общественного воспро­изводства. Это противоречие может быть снято лишь на качест­венно ином уровне технологии, элементы которой сейчас только начинают формироваться. Возникает проблема поиска механиз­ма, обеспечивающего оптимальное сочетание вмешательства го­сударства в регулирование экономической деятельности субъек­тов и их автономию в хозяйственной деятельности в интересах личности и общества.

При этом следует помнить о характере общественной модели этих стран, которая несла на себе отпечаток традиций монар­хий - Австро-Венгерской, Германской и Российской - при некото­рой их модификации. Исторический опыт свидетельствует о том, что решительного освобождения от наследия феодальной эпохи в этой части Европы не произошло и в годы демократического подъема в послеоктябрьский период. Незавершенность буржуазно-демократических преобразований привела к сохранению или вос­становлению в Болгарии, Венгрии и Югославии конституционных монархий, в Албании - к превращению республиканского строя в монархический, к повсеместному свертыванию политических сво­бод. В межвоенный период быстро развился кризис не успевшего пустить глубокие корни парламентаризма. Кроме Чехословакии, везде возобладали авторитарные или военно-диктаторские формы правления.

Поэтому в этих странах преобладающей формой политических режимов были разновидности сильной, неконтролируемой власти с преобладающей автократической политической культурой, со сла­бой политизацией населения, его равнодушным или негативным

отношением к проблеме власти, функционированию политической системы. Нормы и ценности политики не стали достоянием масс, поскольку слабо использовались национальной буржуазией для за­щиты своих интересов. Данное исследование базируется и на изуче­нии работ специалистов по геополитике. :

Географические факторы^ играли в истории Восточной Евро­пы значительную роль, которая не только не уменьшается в пост­коммунистический период, но еще больше возрастает в процессе формирования демократических политических систем в странах региона. Такой подход определил сравнительную новизну иссле­дования, которое позволяет выявить особенности динамики меж­дународных отношений в Восточной Европе во второй половине X X века.

>

Глава 1

ОБЩЕСТВЕННОЕ РАЗВИТИЕ СТРАН ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ ПОСЛЕ ВТОРОЙ

МИРОВОЙ ВОЙНЫ

1 Л. Общее и особенное в типологии общественно-исторического развития

стран Восточной Европы

Демократические революции в странах Восточной Европы стали исходным пунктом создания плюралистических политических сис­тем с подлинно демократическим выбором. В сфере экономики эти страны пытаются преодолеть изоляцию на мировом рынке, вклю­читься в систему мирового хозяйства на рыночной основе. Такой ход событий ставит перед исторической и политологической наукой множество вопросов, на которые необходимо искать ответы.

Что представляла собой общественная система, не выдержав­шая испытания временем? В какой степени она была соизмерима с социализмом и социалистическим движением? Что представляли собой силы, подточившие этот внешне монолитный режим и при­ведшие его к кризису и краху? Внес ли он что-то новое и позитив­ное в развитие человеческого общества или был ошибкой, ведшей с самого начала в исторический тупик.

Ответы на эти и другие вопросы следует искать, исходя из глу­бокого и всестороннего анализа истории общественного развития стран Восточной Европы. Задача автора, видимо, в том, чтобы изло­жить свою точку зрения на объективные и субъективные процессы

в развитии восточноевропейских стран с момента их освобождения от фашизма и до наших дней.

Прежде всего следует глубоко изучить особенности мирного развития послевоенного процесса общественных преобразований в странах Восточной Европы с позиций сравнительно-истори­ческих и страноведческих факторов, обусловивших революци­онно-демократические преобразования в названных государствах. При этом необходимо учитывать методологические посылки, кото­рые могут служить отправными пунктами анализа общественного развития этих стран.

Во-первых, в странах Восточной Европы после Второй мировой войны развернулась острая политическая борьба различных соци­альных сил за пути послевоенного развития. Это обстоятельство обусловило альтернативные пути общественного развития, когда открылась перспектива восстановления независимости и государ­ственной самостоятельности. Речь идет о формах буржуазных, небуржуазных или антибуржуазных. На этом этапе существовало мнение о том, что реальный путь к социализму возможен, минуя диктатуру пролетариата (В. Гомулка, Г. Димитров и др.). Однако пе­реворот, осуществленный под руководством Сталина в странах на­родной демократии, сделал невозможным выбор нового пути. Это «сопровождалось громогласными заявлениями об общей значимос­ти советского опыта (то есть опыта реализации не социализма, а сталинизма)» 8.

Во-вторых, на мирный исход политической борьбы в пользу революционно-демократической альтернативы оказала влияние совокупность внутренних и международных факторов, среди ко­торых очень важную роль сыграл советский фактор. Разгром фашизма и выход СССР на международную арену в качестве ве­ликой державы, его огромный авторитет в мировом общественном мнении'сковывал силы тех кругов мирового империализма, кото­рые были бы не прочь остановить демократические процессы в этих странах и даже вернуть йх на путь прежнего общественного развития. ''

В этой связи ныне возникает вопрос: можно ли считать СССР сталинского периода более передовым государством, чем страны Восточной Европы? Если судить не с позиций современности, а с позиции тех лет, то следует сказать о том, что широкие круги на-

Мокшии В.К. Восточная Европа: особенности... С. 42—51.

селения находились под гипнотическим историческим воздействием примера СССР: а) отсутствие в СССР безработицы и экономических кризисов; 2) героических побед СССР в войне; в) форсированной индустриализации, полная цена которой была еще неизвестна; г) прожектов социального переустройства, обещающих трудящимся светлое будущее. СССР в глазах большинства народов этих стран служил примером продвижения к социальной справедливости.

В-третьих, при анализе глубинных причин, определивших конкретную наполняемость избранного коммунистическими и ра­бочими партиями единого варианта общественного развития, важно учитывать степень зрелости экономических, политических и со­циокультурных структур, унаследованных каждой из этих стран от предшествующих эпох. Такой подход предполагает учет типологи­ческих различий стран по их цивилизованно-культурным характе­ристикам и выбору направления общественного прогресса.

Исторический и системный подходы позволяют рассматривать эти страны в более широких хронологических рамках. Страны восточноевропейского региона всегда были близки не только гео­графически, но и вследствие общности развития «второго эшелона» капитализма. Не учитывая эту специфику, легко прийти к отрица­нию исторической значимости революционных преобразований в этих странах. Если раньше идеологизация общественного развития выдавала искусственное форсирование общественного развития (в странах региона) за реальные процессы социалистического строительства, то сегодня возникла реальная опасность сближения с известным тезисом о «случайности» сложного, многоэтапного процесса революционного обновления «малых наций» Восточной Европы или эмоциональным увлечением односторонней концеп­цией «злого гения» - восточного соседа. Чрезмерное акцентиро­вание внимания на внешних факторах в судьбе Восточной Европы неизбежно ведет к созданию новых мифов и догм в современной упаковке.

При исследовании стран Восточной Европы следовало бы учи­тывать значение цивилизованно-культурной модели общества этих стран, которая несла на себе отпечаток наследования монархий-Австро-Венгерской, Германской и Российской - при некотором диапазоне вариантов. Так уж случилось, что эти страны не смогли преодолеть наследия феодальной эпохи и в годы демократического подъема, воссоздания в послеоктябрьский период в этой части Ев ропы независимых национальных государств.

Поморский г о с у д а р с т в е н н ы й у н и в е

« « ш Ш Ш я ю и о е о в а

НАУЧНАЯ БИБЛИОТЕКА

Все вышеназванное позволяет, разумеется условно, разделить страны Восточной Европы на три типологические группы по уров­ню цивилизованно-социокультурного развития.

В первую группу входили бывшая ГДР и Чехословакия, ко­торые уже в условиях буржуазного строя совершили переход от домашинного типа производства к индустриальному в основных отраслях экономики. Доля промышленности, находившейся в зна­чительной мере уже на стадии комплексной механизации, составля­ла до войны в совокупном продукте промышленности и сельского хозяйства соответственно 75% (территория бывшей ГДР) и 57%. Ведущее место в социальной структуре населения занимал проле­тариат (около 50%), наполовину обладавший адекватной экономи­ческим требованиям (неполной средней) школьной подготовкой. Образовательный уровень крестьянства был близок к законченному начальному образованию. Уровень образования на душу населения (без дошкольников) перед войной составлял в этих странах не менее шести лет. . ,

Вторую группу составили такие страны, как Венгрия и Польша, которые сделали первые шаги первоначальной индустриализации, оставаясь аграрно-индустриальными странами с преобладанием от­сталых форм производства, особенно в сельском хозяйстве. Здесь доля промышленности в совокупном продукте промышленности и сельского хозяйства составляла перед войной примерно 45%, а про­мышленные рабочие - 20-25% населения. Их образовательный по­тенциал (так же, как и части крестьянства) равнялся законченному начальному образованию. Неграмотных накануне войны оставалось 10-15% населения 9.

Третью группу составляли аграрные государства - Болгария, Румыния, Югославия, Албания. Разумеется, надо учитывать ус­ловность'группирования этих стран в одной категории, поскольку и между ними были значительные различия по уровню развития. Их облик определяло сельское хозяйство, отставание ,производи-тельных сил которого носило качественный; стадиальный характер. (Что касается Албании, то там ещё господствовали феодально-пат­риархальные отношения.) '

* / , 9 См.: Кузьмин М.Н. и др. Переходный период в'европейских странах

социализма:исторические' реалии и поиски новых исследовательских подходов // Новая йновейшая история. 1990. № 1: С. 13.

Доля промышленности в совокупном продукте промышлен­ности и сельского хозяйства составляла в Болгарии, Румынии и Югославии примерно 25—30%, удельный вес рабочего класса в социальной структуре населения не превышал 10—15% (причем в значительной мере это были доиндустриальные рабочие), к кресть­янству не относилось 70-80% населения (в Албании - до 90%). Ра­бочий класс указанной группы стран имел лишь начальное (закон­ченное и незаконченное) образование. Среди крестьянства была широко распространена неграмотность. В целом перед войной в этих странах неграмотными оставались 30-40% населения, в Ал­бании - 85% 1 0.

Особенностью общественно-экономического развития Румы­нии, Венгрии, Польши, Албании являлось наличие серьезных пережитков феодализма. Здесь наблюдались взаимосвязанные про­цессы: с одной стороны, развитие концентрации промышленности, появление монополий и крупных банков, сращивание националь­ного и иностранного капитала, а с другой - сохранялись и приспо­сабливались к новым условиям отсталые полуфеодальные формы ведения хозяйства.

Превращение полуфеодального хозяйства в товарное явилось приспособлением докапиталистических форм производства к потребностям финансового капитала, что ложилось дополнитель­ным бременем на крестьянство. Иначе говоря, в этих странах разви­тие производительных сил тормозилось оковами полуфеодальных отношений в сельском хозяйстве.

Политический строй этих стран существенно отличался друг от друга своими формами и способами осуществления власти

'правящими классами. В Болгарии, Румынии, Венгрии, Алба­нии сохранялась монархическая форма правления, сочетавша­яся *с военно-фашистскими методами подавления масс; в Чехо-Словакии власть буржуазии существовала в рамках буржуазной республики с достаточно развитыми формально-догматическими атрибутами.

В конце 1930-х годов во всех странах восточноевропейского ре­гиона многопартийная система уже достигла известного развития.

. Однако она еще не приобрела себе серьезной социально-полити­ческой базы, в то время как фашистские образования и течения стали

1 0 Там же.

массовыми. Как известно, тоталитарный вариант режимов возника­ет как сочетание культа вождя и сильной власти с пассивным учас­тием в политической жизни масс, подчиняющихся тоталитарной системе политических норм и ценностей. Таков был внутриполити­ческий ландшафт стран Восточной Европы.

Имелись значительные особенности и в международном поло­жении стран Восточной Европы. В ряде государств буржуазно-по­мещичьи круги капитулировали перед германским и итальянским фашизмом ради сохранения - своих привилегий и прибылей. Они ненавидели Советский Союз, опасались вооруженного народа, боя­лись, как бы в национально-освободительной борьбе против фашиз­ма не была свергнута и их власть.

В то же время каждая из этих стран пошла своим путем подчине­ния иностранному капитализму. В одних случаях это был военный разгром и оккупация (Польша, Югославия, Албания), в других -капитуляция и-оккупация (Чехословакия), в-третьих - доброволь­ное присоединение к фашистской коалиции и вассализация (Вен­грия, Румыния, Болгария). Все это определялось спецификой предшествующего исторического развития стран, их международ­ным положением и, в свою очередь, обуславливало определенное своеобразие в положении той или другой из них при гитлеровском режиме в Европе.

Находясь в орбите германского национал-социализма, каждая страна Восточной Европы контролировалась, а в ряде случаев и уп­равлялась не национальными силами;*а германскими чиновниками в союзе с буржуазно-помещичьими кругами данной страны. Так, в Польше,, превращенной в генерал-губернаторство, официально у власти стояла германская администрация со своей полицией, ар­мией и т.д., пользующаяся весьма слабой, косвенной поддержкой местной реакции - помещиков и капиталистов. В Венгрии, ставшей союзником Германии, официально у. власти стояла местная нацио­нальная администрация со.своей,полицией, армией, подчиненная Германии через гласных и негласных помещиков, послов, гестапо, шпионскую сеть и т.д. Германия была заинтересована в сохране­нии псевдосамостоятельных «национальных» правительств в ряде стран Восточной Европы до тех пор, пока они шли в фарватере ее политики. Однако по мере поражения Германии на фронтах войны и роста национально-освободительных движений правящие буржу­азно-помещичьи круги вынуждены были в своих интересах и для

сохранения своего влияния прибегать к политическим маневрам. Нацисты снисходительно относились к этим маневрам, видя в них лишь попытки обмануть свои народы, чтобы приглушить борьбу против фашизма и сохранить свои позиции. Это отвечало и их инте­ресам. Если же маневры становились опасными для гитлеровцев, то они прибегали к очередным открытым переворотам путем прямой оккупации союзников (например Италии, Венгрии).

В условиях Второй мировой войны страны Восточной Европы превратились в угнетенные, зависимые полуколонии германского Третьего Рейха, отчасти итальянского фашизма, что было резуль­татом политического банкротства и национального предательства правящих буржуазно-помещичьих режимов этих государств.

Порабощение Восточной Европы фашистскими силами привело к экономическому, культурному и политическому регрессу народов этого региона и обусловило выдвижение общих задач в националь­но-освободительной борьбе. От фашистской оккупации страдали все слои населения этих стран, даже часть буржуазии, собственность которой ставилась в зависимость от германского капитала. Полити­ка нацистов пробуждала национальное и классовое самосознание не только беднейших, но и средних и части зажиточных крестьян, приводила в движение огромные слои сельской мелкой буржуазии, определяла ее отход от продавшей страну правящей буржуазно-по­мещичьей клики.

Ущемление национальных чувств народов Восточной Европы со стороны фашиствующих помещиков вызывало протест патрио­тических сил, толкало прогрессивную интеллигенцию на путь на­ционально-освободительной борьбы. В этих условиях компартии возглавили все патриотические силы в борьбе за национальную независимость, землю, демократию. Строя свою стратегию и так-

'тику, компартии исходили из признания необходимости разрешить противоречие между германским империализмом с его местными прислужниками и национально-демократическими силами.

Разгром германского национал-социализма во Второй мировой войне создал благоприятные условия для поиска новых форм орга­низации общественного устройства Восточной Европы. И такая но­вая общенациональная общедемократическая форма политической организации масс была найдена в виде национального фронта, про­возгласившего демократическую, национальную программу, пред­ложенную коммунистами.

Процесс возникновения новой, народной власти, идущей на сме­ну антинародному режиму, складывался в странах Восточной Евро­пы постепенно и состоял из двух этапов: на первом этапе с помощью Советской Армии была уничтожена власть нацистов и фашистов и их приспешников, на втором — устанавливается власть тех классов, которые участвовали в национально-освободительной борьбе. Эти задачи решались самим народом.

Советское влияние ускорило социально-политические преоб­разования в восточноевропейских странах, начало которым было положено в момент освобождения от фашизма. Демократические реформы изменили все социальные структуры и политические институты. Многочисленные монархии, сохранившиеся как пере­житки прошлого в Венгрии, Румынии, Болгарии, Югославии, Албании, были заменены республиканскими правительствами. Эти преобразования отвечали духу времени и требованиям всех наибо­лее радикальных демократических течений ряда стран. Последней к республиканской форме правления перешла Румыния, несмотря на массированное советское присутствие. Широкой общественной поддержкой пользовались и другие реформы, проведенные в пер­вые послевоенные годы правительствами, созданными на базе на­родных и национальных фронтов, в которых коммунисты играли наиболее активную роль.

Осуществление глубоких реформ проводилось по трем направ­лениям: аграрная реформа, национализация крупной промышлен­ности, введение планирования экономики. Характер и темп прове­дения реформ во многом определялись конкретно-историческими и национально-специфическими условиями каждой страны.

Национальная специфика проведения реформ, сочетающая в себе^и демократические и социалистические тенденции, проявля­лась по-разному во всех странах данного региона. Если говорить об аграрной реформе в Чехословакии и Польше, то в этих странах распределение земель среди крестьян проводились за счет террито­рий, отторгнутых у немцев (в одном случае - в Судетах, в другом -в Пруссии и на. западных землях Польши). Лишь небольшая часть земли была получена крестьянами за счет конфискации у крупных собственников.

Аграрная реформа наиболее широко проводилась в Венгрии, была она осуществлена и в Югославии, Албании, Румынии, а также в ограниченных масштабах в Болгарии, где уже преоблада­ла мелкая крестьянская собственность. Распределение земли было проведено на основе скорее политических, чем экономических со-

ображений: маленькими участками земля была роздана множеству крестьянских семей, явно просматривалась направленность на созда­ние социальной опоры для новой власти среди крестьянства в ущерб экономической целесообразности. В результате в Восточной Европе была уничтожена крупная земельная собственность и повсеместное распространение получило мелкое крестьянское хозяйство.

Национализация промышленности и финансовых учреждений первоначально проводилась в странах, которые были союзниками СССР в войне, и значительно позже - в странах бывших противников (за исключением Венгрии: она не затронула большое число мелких и средних частных предприятий и в то же время дала государству воз­можность контролировать экономическую жизнь). В Югославии же национализация была осуществлена, в основном, путем конфискации имущества бывших оккупантов и коллаборационистов. В Польше и Чехословакии этот процесс также начинался с аналогичных пред­приятий, приобретая широкие границы несколько позже, в силу ряда объективных причин: большая часть предприятий была покинута или потеряна бывшими владельцами еще во время войны, будь то собственниками-немцами или представителями других националь­ностей; в Чехословакии экспроприация проводилась уже в ходе не­посредственной острой борьбы за преобразование общества.

Национальная специфика проявлялась в каждой стране Восточной Европы и во внутриполитическом столкновении различных полити­ческих сил. Различались прежде всего внешние формы этих столк­новений, в частности, в Чехословакии и Венгрии, где прошли за­конные выборы (коммунисты получили 38% голосов в первой стране и 17% голосов во второй). В Польше они вылились в настоящую гражданскую войну, в которой за первые два послевоенные года толь­ко среди сторонников правительства погибло 15 тыс. человек". В Ру­мынии и Болгарии борьба велась традиционными «балканскими» методами: в качестве основных рычагов управления государством ис­пользовались не избирательные урны, а вооруженные силы, направ­ленные против политических противников. Все это свидетельствует о том, что Восточная Европа не есть нечто однородное или тем более

11 Мурашко Г.П. Борьба рабочего класса за национализацию промыш­ленности: из опыта революций 40-х гг. в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 1979. Ее же. Политическая борьба в Чехословакии и национализация средств производства. М., 1989; Марьина ВВ. Кресть­янство в революции 40-х гг. М., 1983; Носкова А.Ф. Крестьянское поли­тическое движение в Польше, сентябрь 1939 - весна 1948 гг. М., 1987.

совершенно отдельное от всего остального континента: между пос­левоенной Чехословакией и Францией было гораздо больше общего, чем между Чехословакией и Югославией или Болгарией.

Наличие советского фактора в судьбе Восточной Европы сыг­рало важную роль в истории этих стран, что сказалось прежде всего на положении коммунистов, занимавших весьма влиятельные пози­ции в коалиции широких политических сил. Причем в послевоен­ное время коммунисты имели наиболее конкретную и динамичную программу, способную получить массовую поддержку народа. Даже в Польше, где они находились в явном меньшинстве, им удалось сыграть достаточно активную роль движущей силы, которая смогла нейтрализовать и подавить враждебные политические силы.

Кроме внешних факторов, ключевую роль во внутриполитическом развитии данных стран сыграло, объективное совпадение классовых интересов рабочих и трудящихся с общенациональными и умелое выражение этого совпадения в политике коммунистических и ра­бочих партий, что нашло свое отражение в новой стратегической линии и тактике коммунистов, в предложенных обществу демокра­тических радикальных программах послевоенных социально-эко­номических и политических преобразований 1 2.

Выдвинутые программы, будучи ориентированы на перспективу демократических преобразований, учитывали интересы разнород­ных сил, входящих в народные и национальные антифашистские фронты. Компромиссность программ оказывала прямое влияние на возможность и широту блока сил, объединившихся к концу 1940-х годов вокруг коммунистических и рабочих партий на антикапита­листической основе 1 3 .

Итогом проведенных социально-экономических и политических преобразований в странах Восточной Европы стали первые успе­хи: удалось побороть инфляцию, заработали заводы, уровень жизни приблизился к довоенным стандартам, была обеспечена большая

1 2 Информационное совещание представителей некоторых компартий в Польше в конце сентября 1947 г. М., 1948. С. 99-105,211-213,251-252, 270—271; Социализм: между прошлым и будущим. М.: Прогресс, 1989. С. 156, 424.

1 3 Народные и национальные фронты в антифашистской освободи­тельной борьбе и революциях 40-х годов. М., 1985; Строительство основ социализма в странах Центральной и Юго-Восточной Европы: очерки истории. М., 1989; Мурашко Г.П. Борьба рабочего класса за национализа­цию промышленности...; Ее же. Политическая борьба в Чехословакии...; Марьина В.В. Крестьянство в революции...; Носкова А.Ф. Указ. соч.

социальная справедливость. Таким образом, перемены, происшед­шие в послевоенные годы, отвечали интересам самого народа и на­циональным интересам.

Доминирующие в общественном сознании национальные и явно националистические акценты, направленные в первую оче­редь против немцев, были характерны для политики новых пра­вительств и часто составляли движущие мотивы их действий. Эти черты особенно ощутимы в тех странах, которые пережили немец­кую оккупацию. «Польша навсегда вернулась на древние земли Пястов» 1 4 , - заявлял польский деятель В. Гомулка в ответ на про­тесты Германии и США против новой границы по рекам Одер и Западная Нейсе.

1.2. Народная демократия как национальная модель общественного прогресса

Преобразования, проводимые в странах Восточной Европы, во многом отличались от того, что было сделано в Советской России в результате Октябрьской революции. Новизна преобразований и их отличие от опыта СССР порождали в сознании руководителей коммунистических партий определенные затруднения, сложные чувства. Поляк В. Гомулка, чех Готвальд, венгр Ракши, болгарин Димитров говорили в своих выступлениях о «новом», «нацио­нальном» пути к социализму; указывалось, что это путь специ­фически польский, чехословацкий, венгерский и т.д. Те же самые выражения использовались коммунистами в Италии, Франции, Германии.

Сложный поиск путей общественного развития, социального прогресса отличных от того, по которому шел СССР, касался осно­вополагающих теоретических посылок, которых придерживалось сталинское руководство страны. Так, Г. Димитров, которого И. Ста­лин задержал в Москве более чем на год после освобождения Бол­гарии, провозгласил, что в новых исторических условиях не нужна «диктатура пролетариата». В. Гомулка также отрицал пригодность системы Советов, как «формы осуществления власти». Правда, его утверждения не сопровождались глубоким теоретическим анализом содержания этих понятий, какое они имели в ленинской терминоло-

14 Гомулка В. Уроки истории и современность: свет и тени // Проблемы мира и социализма. 1990. № 6. С. 56; БоффаД. История Советского Союза. 1990. Т. 2. С. 395.

гии в первый период Октябрьской революции. Речь шла не столько о ревизии теоретических положений, сколько касалась корректи­ровки конкретного исторического содержания этих понятий, какое они приобрели в условиях сталинской модели общественного раз­вития в СССР. Попытки нового осмысления реальностей после­военной обстановки в ходе антифашистской борьбы проявлялись весьма противоречиво. Наряду с новыми подходами наблюдались позиции непонимания ситуации и скептическое отношение к но­вым взглядам на новые высказывания со стороны лидеров некото­рых компартий стран Восточной Европы.

Существует точка зрения, согласно которой Сталин и его окру­жение на первых порах одобряли эти высказывания. Даже совет­ская печать помещала новаторские высказывания Димитрова. Все это дает основание говорить о том, что Сталин исходил из пред­посылок возможной победы левых сил в Западной Европе, где со­циализм утвердился бы без присутствия советских войск, хотя в другой, отличной от советской, форме. В то же время Сталин про­являл неуверенность в том, что касается возможности и перспектив социализма в Европе. Возможно, по этой причине ни Сталин, ни его ближайшие сподвижники в публичных выступлениях никогда не останавливались на характеристике природы новых государств, возникших в странах Восточной Европы, и не анализировали воз­можность достижения социализма другими путями.

Впервые к анализу природы восточноевропейских стран об­ратился академик А.С. Варга, который еще в 1946 году начал на­зывать «демократиями нового типа» такие страны, как Польша, Болгария, Югославия, Чехословакия?* Кроме того, он определял в своих работах их становление как «неизвестный до этого в истории человечества путь развития», как нечто такое, «чего ни Ленин, ни Маркс не предвидели». Он исключал их трактовку как «диктату­ру пролетариата»: вместо того, чтобы быть уничтоженным, старое государство подвергалось перестройке, сохраняя внешне «форму парламентской демократии». А.С. Варга подчеркивал смешанный характер их экономики. Касаясь отличий «новых демократий» от советского режима, где компартия обладала монополией на власть, чего не было в странах Восточной Европы, А.С. Варга не без коле­баний употреблял термин «народная демократия»^5.

15 Марьина ВВ. Чехословацкая историография: перипетии движения к «бархатной» революции (1940-1989 гг.) // Революции 1989 года встранах Центральной и Восточной Европы: взгляд через десятилетие. М.: Наука, 2001. С. 147-168.

Научный анализ вопросов относительно путей и темпов перехода к социализму был связан с политической борьбой, которая приобре­ла резкие формы в 1940-е - начале 1950-х годов. Эта проблема является особо актуальной в свете общественных изменений в Венгрии, Чехо­словакии, Польше в конце 1980-х годов и пересмотра историчес­ких событий 1956, 1968 годов, которые в советском обществоведе­нии характеризовались как антисоциалистические.

Вряд ли можно обойти данную проблему при исследовании си­туации, которая характеризовалась усилением единообразия в об­щественном развитии Восточной Европы. Нельзя оставить без сов­ременного анализа деятельность и роль Коминформбюро, начиная с совещания девяти компартий в сентябре 1947 года, и особенно его резолюцию «О положении в Коммунистической партии Юго­славии» (июнь 1948 г.). Эта резолюция явилась отправным пунктом принятия сталинской модели общественного развития компартиями восточно-европейских стран и отказа от поисков национальных пу­тей общественного прогресса 1 6.

Коммунисты боролись против левацких заскоков, против волюн­таризма и перепрыгивания через необходимые этапы революцион­ной борьбы, против попыток изображать послевоенные демократи­ческие преобразования в качестве социалистической революции. Анализируя развитие Чехословакии, К. Готвальд в июне 1945 года говорил: «Нужно снова и снова осознавать: идем сейчас, на данном этапе, по линии революции социалистической» 1 7.

Ход дискуссий выявил направление общественного развития, отличного от советской модели социалистического строительства. Такой вариант развития обосновывался потенциальными возмож­ностями системы народной демократии. Мирный характер развития революции оказывал прямое влияние на содержание этих концеп­ций, где отражалось стремление и на новом этапе, при переходе к решению созидательских задач социалистического строительства, сохранить сложившийся политический союз трудового большинства нации, обеспечивая сопряжение интересов различных отрядов рабо­чего класса и его непролетарских союзников 1 8.

1 6 Там же. 1 7 Там же. 18 Марьина В.В. Крестьянство в революции...; Носкова А.Ф. Указ. соч.

Опыт поиска национального варианта движения Болгарии в направлении нового общественного устройства свидетельствует о том, что программа Отечественного фронта, принятая 17 июня 1942 года, предусматривала создание после разгрома фашизма на­родно-демократического правительства, которое подготовило бы условия для созыва Великого Народного собрания, а оно, в свою очередь, определило бы будущую форму правления. После побе­ды антифашистского восстания 9 сентября 1944 года коммунисты продолжали действовать с учетом этой программы, считая, что внутренние и международные условия не позволяют ставить на по­вестку дня вопрос о переходе к социализму. Поэтому Г. Димитров настаивал на том, чтобы не создавать Советы, а стоять на демокра­тических позициях. То есть ни г. Димитров, ни другие болгарские руководители компартии не рассматривали восстание 9 сентября 1944 года как начало социалистической революции, а режим - как форму диктатуры пролетариата.

Первая программа правительства Отечественного фронта, принятая >17 сентября 1944 года, была не коммунистической, а де­мократической. Поэтому болгарские коммунисты рассматривали ее как народофронтовский период перехода от капитализма к со­циализму. Г. Димитров подчеркивал решающее значение общена­циональных целей на этом этапе. НароднОтдемократическая власть определялась им как новый тип прогрессивной власти, который только создает необходимые предпосылки для перехода к социа­лизму. С одной стороны, этогуже не буржуазно-демократическая власть; а с другой— еще и не социалистическая. В документах пер­вых лет после-9 сентября нигде не говорилось о построении социа­лизма, борьба за демократию не понималась как политический ма­невр.-То есть задача построения социализма рассматривалась жак будущая,цель? и хронологические рамки народно-демократическо­го периода не определялись, но в то же время предполагалось, что он будет длительным. * . /

Против новых тенденций, которые проявились в ряде вос­точноевропейских стран, раздавались недвусмысленные возра­жения на первых порах не из Москвы, а из Белграда. Законная гордость югославских коммунистов своими успехами, достиг­нутыми собственными силами, порождала некую эйфорию в их продвижении по пути Октябрьской революции. Одними из пер-

вых они определили сущность своего государства как «народ­ную демократию», но не колеблясь расценивали эту формулу в качестве простого варианта «диктатуры пролетариата» или же «советской демократии».

Конституция Югославии, принятая в 1946 году, явно была вдохновлена сталинской Конституцией 1936 года, в особеннос­ти в той части, где речь шла о решении национального вопроса путем создания федеративной системы. Их первый экономи­ческий план был составлен в форме пятилетнего плана индуст­риализации и развития и был оценен в СССР как «утопия», но был очень похож на первую советскую пятилетку. Уже в конце войны М. Джилас говорил Сталину, что правительство его стра­ны является «в полном смысле этого слова советским по своему типу». Однако Сталин более сдержанно определил югославский путь: «путь посередине между Францией де Голля и Советским Союзом» 1 9 .

Сама идея - быть как можно более похожим на СССР, чтобы дальше продвинуться по пути к социализму, - была свойственна в ту эпоху не только югославам. Их стремления порождали тре­ния между Белградом и руководящими компартиями других стран, хотя в самом коммунистическом движении престиж югославов в ту пору бы высок и уступал только престижу СССР. В концепци­ях югославских коммунистов соединились идеи Ленина и Стали­на, программные положения из эпохи деятельности большевиков и опыт последующих лет развития советского строя. Реальная по­литическая практика и накопленный на данный момент материал свидетельствуют о большой трудности в определении сущности и содержания процесса превращения народных демократий в систе­мы советского типа.

19 Кузькин М.Н., Мурашко Т.П., Носкова А.Ф. Переходный период в европейских странах социализма: исторические реалии и поиски новых исследовательских подходов // Новая и новейшая история. 1990. № 1. С. 13; Гиренко Ю.С. СССР - Югославия: 1948 год // Новая и новейшая история. 1988. № 4. С. 37-318; Его же. Почему между соратниками возник конфликт: о взаимоотношениях компартий Югославии и Советского Союза в 1948-1953 гг.7/ Проблемы мира и социализма. 1989. № 2. С. 90-95; Ньерш Р. Венгерские уроки четырех десятилетий // Проблемы мира и социализма. 1988. № 8. С. 13.

1.3. Авторитаризация народной демократии как предмет историко-политологического анализа

Термин «народная демократия»20 вошел в политическую жизнь Европы еще в сентябре 1936 года в связи с событиями в Испании. Испанские коммунисты ориентировались тогда на переход к социа­лизму, и Г. Димитров на Исполкоме Коминтерна стремился убедить испанцев не ставить в тех условиях вопрос столь категорически — капитализм или социализм, фашистская диктатура или советское государство. Испанский опыт обусловил тезис о парламентской республике нового типа, отвечающей интересам широких слоев народа. .После войны термин народная демократия употреблялся наравне с другим — новая демократия, фиксировавшим, с одной стороны,^отрыв от принципов старой «буржуазной» демократии, а с другой — от советской демократии. В тех условиях народно-де­мократическое государство, возникшее на развалинах фашистских и авторитарных режимов, становилось социальным ориентиром для коммунистов и социал-демократов. Считалось, что с народной де­мократии начинался процесс трансформации общества. Позже эту идею стали использовать для обоснования способа перехода к со­ветской модели политического устройства.

В современных условиях, отвергнув парадигму социалистического строительства, немалая часть отечественных и зарубежных авторов не сумела предложить ничего лучшего, кроме интерпретации народ­ных демократий как «мифа» или «черной дыры» восточноевропей­ской истории. Однако стремление не анализировать, а разоблачать столь же губительно для научного исследования, как и желание не

2 0 Впервые термин «народная демократия» вошел в лексикон комму­нистического движения в сентябре 1936 г. в связи с событиями в Испании, когда испанская компартия заняла непримиримо революционную, позицию, ориентируясь непосредственно на переход к социализму. Предостерегая испанских коммунистов от торопливости необдуманных действий, Г. Ди­митров на заседании Исполкома Коминтерна призывал не ставить вопрос ребром:'капитализм или социализм, фашистская диктатура или советское государство. Он призывал ставить вопрос иначе: советское государство остается образцом социалистической модели, но на данном переходном этапе надо стремиться к «особому государству с настоящей народной де­мократией», Эта идея была выдвинута не в противовес советской модели, а как способ перехода к ней. Позже, после Второй мировой войны, она была конкретизирована.

понимать, а приукрашивать. В политической литературе под видом аксиом, не требующих доказательств, выдаются выводы, научная достоверность которых, по меньшей мере, сомнительна, но их риту­альное повторение становится как бы правилом хорошего тона, сле­дование которому необязательно, но желательно 2 '. Сегодня требует­ся новый, свежий взгляд на феномен народных демократий как на особый политический режим, сложившийся в результате стечения международных и внутренних факторов развития стран Восточной Европы после второй мировой войны.

Избранный путь исследования трансформации народных де­мократий в системы советского типа позволяет, на наш взгляд, выделить социокулътурологический, социально-политический и геополитический подходы к анализу политических процессов вос­точноевропейских стран в первые послевоенные десятилетия, ко­торые включают в себя два основных компонента: международный и внутренний. Международный раскрывает те внешние условия, наличие которых сделало возможным проявление антидемокра­тической тенденции, ведущей к установлению унифицированных политических систем восточноевропейских стран, а внутренний характеризует исходные социокультурные условия, обусловливаю­щие наличие социально-политических сил, которые способствова­ли инкорпорации догматизированного марксизма в политическую жизнь названных стран. Разумеется, здесь нельзя обойти и значе­ние такого фактора, как советский, который в судьбах восточноев­ропейских стран сыграл определенную, но двойственную роль. Он не только создавал возможности для прихода коммунистов к влас­ти в странах Восточной Европы, но и служил в качестве элемента внутреннего развития этих государств, превращаясь в катализатор унификации политических режимов народных демократий. С дру­гой стороны, советский фактор в период горбачевской перестройки объективно стал источником политических трансформаций в конце 1980-х годов.

Поэтому учет всей совокупности исторических, политических, международных и субъективных факторов, а также национально-специфических особенностей и условий развития стран Восточной Европы обеспечивает возможность научного осмысления феномена возникновения на почве народных демократий систем советского

2 1 Россия. Модернизация: проблемы и перспективы // Вопросы филосо­фии. 1993. №7. С. 28-30.

типа. Такой процесс произошел на рубеже 1940-1950-х годов, когда унификация политической системы стран региона вызвала нараста­ющие противоречия, которые стали перманентными, стимулируя почти во всех государствах региона социально-политические кри­зисы, подрывавшие основы существовавших политических режи­мов вплоть до конца 1980-хтодов.

В этом разделе осмысливается историческая специфика и при­чины возникновения могущественной номенклатурной бюрокра­тии, использовавшей все атрибуты власти для укрепления своих привилегий и отчуждения народа от государственно-политического управления. При сокрытии своих эгоистических интересов номен­клатурная бюрократия широко использовала догматизированный марксизм-ленинизм.

В публикациях активно используется термин моноцентрические политические системы применительно к режиму власти в этом регионе: Под этим термином понимаются такие системы, где есть несколько партий, но руководящую и направляющую роль играет лишь одна (ГДР, Польша, Болгария). Системы управления, кото­рые базировались на использовании авторитарно-бюрократических методов решения социальных и других вопросов функционирова­ния общества, явились предпосылкой для определения этих режи­мов как тоталитарных.

Следует напомнить, что после Второй мировой войны концепция тоталитаризма прошла несколько этапов развития: в 1950-е годы философ X. Арендт и политики^ К. Фридрих и 3. Бжезинский по­пытались дать определение тоталитаризму и сконструировать соот­ветствующую теорию. Для этих авторов тоталитаризм - это истори­ческое явление, по сути своей отличающееся от всех форм тирании, деспотизма и диктатур в прошлом, продукт X X столетия, когда раз­витие современной техники сделало возможным тотальный конт­роль и тотальное господство. Кроме того, в основе тоталитаризма, как отметила X. Арендт, лежит характерный именно для нашего столетия прогрессирующий распад более или менее устоявшегося социального порядка, все большая коррозия таких основополагаю­щих его институтов, как религия, традиция, семья. Возникает воп­рос: насколько эта трактовка оправдана для восточноевропейского тоталитаризма в период «реального социализма»?

Свой ответ автор пытается дать в настоящей работе. Здесь же можно лишь отметить основные признаки тоталитаризма: 1) поли­тическая система опирается на тщательно разработанную идеоло-

гию, которой пронизаны все сферы жизни общества; 2) существует единственная массовая партия, которая переплетается с государствен­ной бюрократией либо контролирует ее; 3) управление осуществля­ется посредством системы террора, направляемой партией и тайной полицией; 4) средства массовой информации находятся под жест­ким контролем властей; 5) монополия на контроль за всеми видами вооруженных сил; 6) контроль со стороны партии и правительства за экономической жизнью 2 2 , присутствие которых, по мнению К. Фридриха и 3. Бжезинского, свидетельствует о наличии таких ре­жимов. Следует, однако, заметить, что в поздних своих работах ав­торы выделяют большее количество признаков, поэтому вопрос о критериях остается открытым как в отечественной, так и зарубеж­ной политологии. По мнению К. Фридриха, сконструированная им совместно с 3. Бжезинским модель тоталитаризма с шестью базовы­ми признаками вполне применима к описанию режимов в странах «реального социализма» и после смерти И. Сталина 2 3.

Однако концепция К. Фридриха и 3. Бжезинского подверглась в начале своего возникновения (и впоследствии) заметной критике. Один из критиков - Г. Спайро предложил в 1968 году свои шесть признаков классического тоталитарного режима, отнеся к тако­вым Германию при Гитлере и СССР при Сталине. Тоталитаризм по Г. Спайро - это 1) упор на практическую реализацию какой-то одной позитивно сформулированной идеи - модернизации, расо­вого превосходства, солидарности пролетариата и т.п.; 2) отказ от стабильности, поддержание в обществе постоянной неуверенности, отсутствие более или менее устоявшихся норм (вчерашний ге­рой, конкретизирует Г. Спайро, сегодня оказывается предателем); 3) использование организованного насилия со стороны армии, по­лувоенных организаций, полиции; 4) полное подчинение либо ис­коренение всех независимых форм самоорганизации общества; 5) принудительное всеобщее участие в партийной и государственной жизнедеятельности; 6) универсализм цели, каковой является увеко­вечивание единственно верного порядка в глобальном масштабе 2 4.

Несмотря на отсутствие консенсуса среди исследователей отно­сительно применимости термина «тоталитаризм» к природе вос­точноевропейских политических режимов, в нашем исследовании

2 2 См.: Fridrieh C.J., Brzezinski Z.K. Totalitarian Dictatorship and Auto­cracy. Cambridge, 1956.

2 3 Тоталитаризм: что это такое? // ИНИОН. Ч. 2. М., 1993. С. 260. 2 4 Там же.

это понятие будет использоваться наряду с категорией система советского типа для характеристики политического устройства, которое возникло в результате инкорпорации догматизированного марксизма в политическую систему восточноевропейских госу­дарств. Можно согласиться с теми авторами, которые считают, что восточноевропейские режимы имели различный уровень тотали­тарности в каждой конкретной стране. По мнению польского исто­рика К. Керстен, в Польше до 1948 года тоталитарные устремления режима вообще тщательно маскировались. Свою гегемонию ком­мунисты укрывали за фасадом коалиционных правительств, после 1948 года, когда сталинский тоталитаризм явил себя во всей его красе, отечественные корни его оказались слабыми, ибо даже в тот период отсутствовал такой конституирующий тоталитаризм феномен, как тотальная идеологическая мобилизация масс. «Тота­литаризму не удалось внедриться в субстрат культуры, проникнуть в духовное изменение бытия, ему пришлось ограничиться сферой власти и внешним ритуальным оформлением» 2 5. К. Керстен счита­ет, что тоталитаризм в Польше оказался лишенным тех основных признаков, которые отличают его от диктаторских и авторитарных режимов 2 6 .

Между авторитарностью и тоталитаризмом имеются определен­ные различия. Авторитарность ограничивает сферы своего влияния, удовлетворяется внешним подчинением, не стремится к созданию «нового человека», соглашается с формулой, позволяющей делать все, что не запрещено. По мнению отечественного исследователя тоталитаризма Р.Х. Кочесокова, «авторитаризм большинством (или значительной частью) населения воспринимается как нелегитимный режим, в то время как легитимность тоталитаризма большинством не оспаривается. Авторитаризм устанавливается вопреки мнению большинства, или по крайней мере, без его поддержки и согласия. Именно вследствие массовой поддержки тоталитаризма этот фе­номен в научной литературе иногда правомерно, называют «дик­татурой массовых движений» 2 7. При авторитаризме государство и гражданское общество разделены, государство не очень интенсивно вмешивается в жизнь гражданского общества, хотя и держит его под

2 5 См.: Czy PRL byla panstwen totalitarnym? (Institut studiow politycznych PAN, Pracownia najowszej historii politycznej. Warszawa, 1991. S. 9-10.

2 6 Там же. 2 7 См.: Кочесоков Р.Х. Феномен тоталитаризма. Ростов н/Д., 1992. С. 11.

жестким контролем; гражданское общество в определенной степе­ни остается автономным, хотя и не способно оказывать серьезное воздействие на государство. При тоталитаризме начавшее формиро­ваться гражданское общество целенаправленно этатируется2 8.

По мнению болгарского автора Ж. Желееа, установление абсо­лютной монополии на власть компартии, срастание правящей пар­тии с государством, унификация всей общественной и духовной жизни, культ партии, вождя, игра на национальных чувствах, со­циальной неудовлетворенности, проповедь оголтелого шовинизма стали исходными предпосылками становления тоталитарной систе­мы партия — государство на почве стран реального социализма29.

Научный анализ вопросов, связанных с определением природы восточноевропейского тоталитаризма, приобретает особо важное значение в свете пересмотра всей истории стран реального социа­лизма. В чем первоначальный источник утверждения тоталитарной системы «партия — государство» на почве восточноевропейских стран? Можно ли утверждать, что социальные революции в странах региона были совершенно чужды народам и ни в коей мере ими не поддерживались?

В польской литературе доминирует точка зрения, согласно ко­торой режим, установленный по воле Сталина, не был легитим­ным. Такую мысль настойчиво проводил в своих работах философ А. Шафф. В одной из них он отмечает, что польские события 1989 года можно понять, только обращаясь к тем далеким временам, когда стране была навязана революция, причем импортирована она была из страны, которая более 150 лет ассоциировалась с незаконным разделом Польши 3 0.

С точки зрения другого польского автора - Я. Станишкис, судь­ба Польши была решена еще до окончания Второй мировой войны. Решающую роль играли два фактора: победный марш Красной ар­мии на Берлин и связанное с этим изменение американского курса внешней политики 3 1. По мнению Я. Станишкис, Восточная Европа не играла никакой экономической роли для США, что привело к признанию места Польши в сфере интересов Советского Союза.

2 8 Там же. 29ЖелевЖ. Фашизм: тоталитарное государство. М.: Новости, 1991. С. 13. ™SchaffA. Polski rezim dla realnego socjalizmu // Nowe drogi. Warszawa.

№ 1. S.46. 3 1 См.: Staniszkis J. Pologne: La revolution autolimitec. Paris, 1982. P. 209.

С доводами названных польских авторов согласна и К. Керстен, которая утверждает, что «в Польше власть коммунистов была уста­новлена внешней силой, ее существование все эти 45 лет зависело от этой самой внешней силы. Эта власть не имела внутренних корней в обществе, она не выросла органично из тоталитарного движения. Общество вынуждено было приспосабливаться к установленному коммунистами порядку, но за исключением очень незначительного социального слоя, оно не приняло коммунистической веры. Создан­ная коммунистами система власти с начала и до самого конца опи­ралась только на политическую легитимацию» 3 2.

Одновременно в польской научной литературе имела место иная позиция, представленная польским историком Т. Лепковским, по мнению которого большинство поляков стремились к установлению после войны нового, демократического общественного устройства (по-разному, правда, это понимая) 3 3. Однако более полное представ­ление о польском тоталитаризме первых послевоенных лет вряд ли можно составить вследствие недостаточной изученности проблемы на монографическом уровне. Соглашаясь с доводами Т. Лепковско-го, автор считает, что чрезмерная абсолютизация внешних факторов в судьбе Польши и других восточноевропейских стран неизбежно ведет к созданию новых мифов и догм, уводящих исследователя от поиска ответов на вопросы послевоенной истории режимов народ­ных демократий.

В отечественной науке тоже имеется точка зрения, согласно ко­торой поворот в конце 1940-х годов от народной демократии к уни­тарной тоталитарной системе <<партия - государство» с монополией на власть одной партии был обусловлен внешними факторами™. Сложная международная и внутриполитическая обстановка 1948-

.. 1949 годов, сильное давление со стороны советского руководства затрудняли проведение курса народной демократии. Однако эти фак­торы не могли сразу же его отвергнуть. Укрепление политических основ новой власти, централизация хозяйственного механизма вряд ли отменяли саму потребность сохранения основных демократических завоеваний первого этапа социальной революции, продолжения по-

3 2 См.: Kersten К. Ezy PRL by la panstwen totalitaruym? Warzawa, 1990. S. 12.

3 3 См.: Lepkowski Т. О problemie rewolucji w Polsce w Latach 1944-1989 // Odra. Wroclaw, 1990. № 1. S. 4-9.

3 4 См., напр.: У истоков «социалистического содружества»: СССР и вос­точноевропейские страны в 1944—1949 гг. М., 1995. С. 3-9.

литики народного фронта, дальнейшего приобщения народа к уп­равлению государством и обществом. По мнению историка Т. Во-локитиной, следует поставить вопрос о корректировке воздействия внешнего фактора внутриполитическими процессами и отказаться от любых трактовок роли внешних сил без соотношения их с ус­ловиями, в которых они действовали. С позиции Т. Волокитиной, в ряде стран, например, в Болгарии, ситуация благоприятствовала усвоению советской модели тоталитарной системы партия - госу­дарство^.

В противоположность названной позиции в публикациях имеется точка зрения, согласно которой на ход эволюции народных демократий оказал огромное влияние субъективный фактор, рассматриваемый как стремление узкой группы правящих элит компартий сосредото­чить в своих руках необъятную власть с целью ее навязывания об­ществу. Непроизвольно логика этих публикаций приводит читателя к выводу, что объективные факторы не обусловили неизбежность соскальзывания к сталинской модели социализма, а лишь дали им­пульс для оживления сектантской, антидемократической тенденции левого радикализма, носителем которой выступили достаточно ши­рокие социальные слои низов.

Известный югославский диссидент времен режима Тито М. Джил ас в своей книге «Несовершенное общество» причину процесса унификации режимов народных демократий видел в до­ктрине К. Маркса, поскольку «сущностью марксизма является рево­люционное направление». Догматизированное понимание общества привело его апологетов и Сталина к пониманию людей как челове­ческого материала, оставленного капитализмом. Эти люди несовер­шенны, у них много слабостей, и значит, силой, страхом можно ре­гулировать жизнь общества. «.Я Маркса не считаю ученым, - писал М. Джилас, - его метод на уровне своего времени - научный, но цель - утопическая. Это соединение научного метода с утопической целью и дало в определенный момент такую силу марксизму-ле­нинизму. Утопия стала убедительной, в отличие от всех прежних -Сен-Симона, Фурье. Те были религиозными, гуманистическими. А эта утопия практическая, прагматическая» 3 6.

В научной литературе по Восточной Европе можно столкнуться с позицией, чрезмерно абсолютизирующей роль советского фактора,

3 5 Там же. С. 146-147. 36Джилас М. Никогда не считал себя антикоммунистом // Проблемы

мира и социализма. 1990. № 4. С. 81.

гиперболизирующей снижение показа влияния западных держав на определение хода внутренних процессов в этом регионе. При этом игнорируется их активная помощь тем силам, которые хотели рес­таврировать в молодых народных демократических странах старые довоенные порядки, вернуть власть прежним правящим элитам. Такое восприятие проблемы исторической и политологической наукой на Западе отрицает объективное содержание понятия «народная демократия», которое трактуется как установление по­литического режима с помощью насилия со стороны СССР и связы­вается с деятельностью его военных, политических и репрессивных органов.

По мнению автора, абсолютизация одних факторов в ущерб дру­гим в научных исследованиях связана с риском оказаться в ретор­те догматического, одностороннего восприятия реальной действи­тельности 1940-х годов. В 1948 году значительная часть чешских (но в определенной мере словацких) интеллектуалов - историки, писатели, которые разделяли идеи «демократического социализма» бенешевского толка, - поддержала коммунистический переворот 3 7. После февраля 1948 года Чехословакия и другие народно-демокра­тические страны отмежевались от Запада, в том числе от его науки и культуры, и политически примкнули к СССР, испытывая его воз­растающее влияние на всю внутреннюю жизнь.

Поэтому в монографии анализируются социальные и культуро­логические корни утверждения тоталитаризма или авторитаризма в леворадикальной форме в общественных настроениях и устрем­лениях компартий и народов восточноевропейских стран, на волне которой облегчался переход к монопольной власти одной партии.

1.4. Исторические этапы трансформации народных демократий в восточноевропейский авторитаризм

Современный взгляд на истоки утверждения авторитарной сис­темы в восточноевропейских странах позволяет увидеть более объ­ективную и более сложную картину советского влияния в регионе. Политическая система восточноевропейских стран отражала ин­тересы политически господствующего слоя номенклатуры, обре­кающего общество на раскол и постоянное противостояние меж-

37 Марьина ВВ. Чехословацкая историография...

ду трудящимися и коммунистической бюрократией. М. Джилас в книгах «Новый класс» (1957) и «Несовершенное общество» (1969) выделил особую группу — партийную номенклатуру. Зачатки ново­го класса находились в слое профессиональных революционеров, составлявшем партийное ядро еще до завоевания власти. Эту со­циальную и политическую когорту М. Джилас называет правящим эксплуататорским классом. Однако партия не идентична новому классу. Партия - его ядро и основание. Но по мере укрепления но­вого класса роль партии неуклонно убывает; некогда инициативная, живая, компактная она превращается в аморфный довесок олигар­хов нового класса. «Партия рождает класс. Затем класс растет уже и собственными силами, используя партию - свое основание. Класс усиливается, партия слабеет - такова неотвратимая судьба каждой правящей коммунистической партии» 3 8. По мнению М. Джиласа, присвоение коммунистами исключительного права на управление общенациональной собственностью и ее распределение делает их новым классом собственников и эксплуататоров.

В партийных документах КПСС термин «номенклатура» за­нимал весомое место и был весьма популярным у тех, кто видел силу партийного аппарата лишь в том, чтобы большие и малые должности люди получали из его рук. «Термин «новый класс», ко­нечно, - признавал сам Джилас, - можно критиковать с научных позиций. Я считаю его скорее условным, но самым эффективным с пропагандистской точки зрения. Я хотел показать, что современный коммунизм не ведет к созданию бесклассового общества, а служит почвой для образования нового привилегированного слоя» 3 9.

Известный западный политолог Л. Шапиро, утверждает, что власть номенклатуры держится на системе, которая имеет мало об­щего с какой бы то ни было идеологией, в том числе и марксист­ской. Власть номенклатуры представляет собой прежде всего механизм захвата и удержания власти, «базируется на монополь­ном господстве одной партии и поддерживает себя с помощью на­град и поощрений тех, на кого опирается». Причем в верхах давно уже отбросили всякую идеологию и занимаются реальными задача­ми - удержания власти и борьбы с конкурентами. Разделял эту по­зицию и Р. Пайпс, принижавший значение идеологического фактора в удержании власти номенклатурой, приписывая советским руко-

38Джилас М. Лицо тоталитаризма. М.: Новости, 1992. С. 200. 3 4 Там же.

водителям самые низменные мотивы поведения, сформированные их личным опытом, накопленным в среде, где «человек человеку волк».

По словам М. Восленского, автора книги «Номенклатура», глав­ное в системе советского типа «не собственность, а власть», причем власть номенклатуры. Она есть «класс господствующий, а потому имущий».

Чтобы понять природу появления этого нового привилегиро­ванного слоя при советском режиме, следует рассмотреть социальную стратификацию власти советского общества. Здесь основным крите­рием социального статуса любого субъекта являлось его отношение к пирамидальной структуре власти. От его места в иерархии власти за­висели возможности получения привилегий осуществлять контроль над государственной собственностью и уровнем благосостояния людей. Обладание властью давало возможность ее владельцу полу­чать доступ к социальным и культурным благам общества.

Поэтому и в структуре восточноевропейского общества сущест­вовали организации, обслуживающие правящий слой, исповедую­щие и внедряющие его догматические идеологические установки. Однако организации, выступающие за удовлетворение интересов трудящихся и средних слоев, были политически и социально ущем­лены.

Таким образом, в политической системе народных демократий имели место возникшие организации и структуры господствую­щей правящей партии, с одной стороны, а с другой — формиро­вались организации сопротивления. И чем глубже происходила инкорпорация сталинизированного социализма в социокультур­ные реалии восточноевропейских стран, тем глубже был раскол между коммунистической номенклатурой и обществом. Причем государственная власть в руках номенклатуры, выступая от име­ни трудящихся, была на стороне номенклатурной бюрократии как владельцев управленческой собственности, защищая их интересы и подавляя, нейтрализуя интересы большинства общества. При наличии ' индустриальных технико-технологических факторов в странах народных демократий происходило противоборство двух тенденций — авторитарно-бюрократической и гражданско-само-управленческой.

Причем первая тенденция воздействовала на трансформацию номенклатурной бюрократии, на идеологические и идейные пози­ции, что способствовало превращению ее в политическую олигар-

хию с особыми социально-экономическими и политическими инте­ресами, которые в советский период не были предметом изучения для официальной науки. Поэтому попытки либерализации восточ­ноевропейских номенклатурных режимов власти одной партии в 1950-1960-е годы с целью перевода ее на рыночные отношения не могли быть успешными по причине отсутствия у господствующей номенклатуры коренных интересов в этих кардинальных трансфор­мациях.

Номенклатурная бюрократия юридически не являлась собствен­ником средств производства и не несла ни экономической, ни по­литической ответственности за свою управленческую деятельность сферами экономики и социальной жизни. Такое положение не зани­мали в истории ни одно сословие или класс. Это стало возможным потому, что при системе «партия — государство» устанавливают­ся государственно-монополистические производственные отноше­ния, отчуждающие человека от собственности и результатов труда. Вследствие этого создаются условия превращения государственной собственности в материальную основу для всевластия владельцев управленческой собственности 4 0.

Сложившаяся система управления обществом обеспечивала но­менклатурной бюрократии доминирующее положение по отноше­нию к средствам производства. А потому именно ей принадлежит авторство затратной экономики с отсталой социальной сферой. Без­ответственность номенклатурной бюрократии заражает психологи­ей пассивности и социальной апатии юридического собственника по Конституции, т.е. всех трудящихся. Отсюда вытекает объектив­ное отчуждение работника от собственности и субъективное вос­приятие им этого отчуждения в обществе.

Система управления в восточноевропейских странах, суть ко­торой заключалась в сосредоточении за счет государства властных политических функций в руках правящей партии, перемещала ре­альную власть от государства к номенклатурному аппарату партии. Восточноевропейская политическая элита укрепляла свои статусные номенклатурные политические позиции в экономической сфере по мере и усиления разрыва интересов социальных групп общества.

Следствием названного процесса являлись политические кон­фликты в восточноевропейских странах, нарастание недовольства у имущих социальных групп своим социально-экономическим

40 Мокший В.К. Власть в системе управления советского типа // Вестн. МГУ. Сер. 18. Социология и политология. 2004. № 4.

положением и политикой режима, обязывавшего субсидировать и поддерживать за свой счет малоимущих. Последние же были недо­вольны посягательством на экономические и социальные позиции со стороны бюрократии, которая наживалась на системе реального социализма. Таким образом, среди массы населения восточноев­ропейских стран назревало глубокое недовольство системой «пар­тия — государство».

Исследователям еще долго предстоит объяснять, почему верх взяла именно бюрократически-авторитарная тенденция отторжения народно-демократических структур режима, какие политические, идеологические, психологические факторы помешали их выжива­нию, какие моменты той политической истории были определены фатально, а какие стали следствием субъективных ошибок руко­водства правящих партий восточноевропейских стран. Вряд ли все можно свести к нерешительности восточноевропейских лидеров в их отстаивании национальных интересов своих стран перед давле­нием сталинского руководства. Все же следует выводить тип поли­тической системы восточноевропейских стран из уровня развития не только их материальной базы, экономических отношений, но и из социально-политических отношений и типа личности как предпо­сылок становления той системы, которая получила название «пар­тия — государство». Социоструктурный и политико-системный подходы позволяют увидеть процесс сочетания демократических и автократических, авторитарных элементов и форм в политических системах восточноевропейских стран.

В процессе постепенного утверждения режимов народных де­мократий складывались две основные социальные группы - наем­ные работники государства и партийно-государственная бюрокра­тия номенклатурного типа. Наличие этих групп делает неизбежным функционирование такой политической системы общества, при которой возникает институт социально-политического подавления народа «от имени народа». Власть такой бюрократии в условиях установления распределительных механизмов представляет собой особый феномен, пока не исследованный всесторонне. Целостная система власти номенклатурной бюрократии советского типа во всех восточноевропейских странах возникла не сразу, а лишь пройдя через определенные трансформационные процессы, и была достиг­нута только посредством трех этапов.

Первый этап - подлинная коалиция. Несколько партий, различ­ных по социальной базе, идеологии и долговременным программам,

имеющих каждая свою собственную организацию, объединяются на основе общей краткосрочной программы, номинально включающей «чистку» от фашистов, справедливые радикальные социальные ре­формы, политическую свободу и внешнюю политику, дружествен­ную как СССР, так и Западу. Существует реальная свобода слова и собраний, практически нет политической цензуры, за исключением такой темы, как СССР. Не только нельзя критиковать советскую по­литику, но нельзя было и писать о советской жизни то, что не совпа­дало с официальной линией Москвы. Однакр восточноевропейской общественностью это не воспринимается как большая потеря для демократии. Помимо этой темы можно было свободно выражать разнообразие мнений, представлявших различные политические взгляды и социальные теории. Однако уже и на этом этапе обна­руживается в зародыше тенденция усиления контроля коммунистов за механизмами политического режима, в частности над госбезо­пасностью, армейским генштабом и пропагандистской машиной по выработке общественного мнения.

Особенностью этого этапа было то, что в результате установи­лась демократическая власть ряда классов, основанная на союзе пролетариата, крестьянства, мелкой и части средней буржуазии. Этот компромисс, выработанный в условиях антифашистской борь­бы, стал базой для глубоких общественных преобразований и лег в основу стратегической линии большинства коммунистических и рабочих партий. В экономической области предполагалось проведе­ние земельной реформы (там, где сохранились остатки феодального уклада, например, в Польше), национализация крупной промыш­ленности, ускоренное развитие кооперативного сектора; в полити­ческой — сохранение широких демократических прав для всех слоев общества на основе многопартийности; в идеологической - терпи­мость по отношению к представителям разных политических взгля­дов. При всем своеобразии политического развития в конкретных восточноевропейских странах в первое послевоенное десятилетие можно выделить общие характерные черты в концепции народной демократии. Это касается, прежде всего, политической системы, со­циальной организации и политической культуры.

Для народной демократии были присущи в социально-эконо­мической сфере следующие черты:

- формирование смешанной многосекторной экономики с приори­тетом сильного государственного сектора и планирования народного хозяйства;

- использование закона стоимости и товарно-денежных отно­шений в рамках государственного плана и в интересах всех тру­дящихся;

- проведение аграрной реформы без коллективизации крестьян­ских хозяйств;

- принцип оплаты по количеству и качеству труда; - ориентация на многообразие социальных групп и классов -

участников антифашистских национальных и патриотических фронтов;

- участие трудящихся в управлении государственными и об­щественными делами.

Политическая сфера восточноевропейского общества при на­родной демократии характеризовалась наличием таких черт, как:

- отказ от диктатуры пролетариата, создание демократической государственно-политической системы с сохранением многопар­тийности;

- последовательное проведение принципа разделения законода­тельной, исполнительной и судебной властей;

- признание принципа политической, идеологической и религи­озной толерантности;

- организация местного самоуправления в форме народных рад; - дружба и союз с СССР, установление прочных связей со стра­

нами Запада. Обобщая характеристику первого этапа функционирования ре­

жима народной демократии, следует отметить, что в этот короткий исторический промежуток были проведены общественно-полити­ческие преобразования в госаппарате. Однако, принципиально ис­пользуя национально-классовое содержание государственной ма­шины, демократическая революция еще сохранила звенья старого аппарата.

Второй этап связан с постепенным разрушением антифашист­ских коалиций и усилением левого радикализма в политике компар­тий. Для этого периода политический режим народной демократии все еще носит многопартийный характер, поскольку в состав прави­тельств входят представители некоммунистических партий. Сущест­венная черта этого этапа в том, что крестьянские партии, терпимые поначалу, вытесняются в оппозицию и ужесточаются политические условия для ее деятельности. Это выражалось в том, что продолжа­ли издаваться оппозиционные газеты, однако их распространение становится опасным в столицах восточноевропейских стран и прак-

тически невозможным за их пределами. Политической цензурой за­нимается не только правительство, но и контролируемые коммунис­тами профсоюзы печатников, которые «решительно отказываются печатать реакционные статьи против народных властей». Митинги оппозиции разгоняются привозимыми на грузовиках коммуниста­ми, тогда как полиция занимает позицию нейтралитета. Этому спо­собствовали действия сталинистов Советского Союза и леворади­кальных сектантско-догматических национальных представителей в странах Восточной Европы.

Трагическим событиям предшествовали другие, которые были связаны со свертыванием концепции народной демократии и неожи­данной смертью одного из ее творцов Г. Димитрова в 1949 году.

Тогда первым приняло на себя удар со стороны догматически-сектантских сил именно болгарское руководство в лице Г. Димитро­ва. Опыт, накопленный в Болгарии, а также информация из других стран народной демократии давали основание болгарскому руко­водству считать путь к народной демократии способом обществен­ного прогресса, существенно отличающийся от советского. Поэтому принимается решение вынести эти вопросы на V съезд БКП в конце 1948 года.

Уже в конце октября 1948 года Г. Димитров в основных чертах сформулировал суть концепции, определяющей характер, роль и перспективы народной демократии как нового пути к социализму. С основными тезисами новой стройной теории Г. Димитров решил обратиться к И. Сталину (считая необходимым согласовать принци­пиальные позиции, особенно касающиеся возможности перехода к социализму без диктатуры пролетариата), чтобы придать этому выводу окончательную форму при участии советского руководства. В сопроводительной записке Г. Димитров писал И. Сталину: «В связи с этим (то есть с V съездом партии) нам важно проверить правиль­ность своих взглядов по некоторым вопросам. Поэтому по поруче­нию ЦК Болгарской компартии я обращаюсь к Вам с настоятельной просьбой ознакомиться с нашими взглядами по изложенным здесь вопросам и помочь нам Вашим советом правильно сориентировать партию в период предстоящей деятельности в сложных условиях»4 1.

Восточноевропейские коммунистические лидеры Димитров, Гомулка, Готвальд считали, что народная демократия со всеми своими демократическими атрибутами: традиционным парла-

4 1 Цит. по: Бутенко А.П. Что происходит в странах Центральной и Юго-Восточной Европы? М., 1992. С. 21.

ментаризмом, реальной многопартийностью и политическим разномыслием является устройством, разумеется во многом отли­чающимся от советского, и это вполне понятно, ибо народная де­мократия - это порожденный новыми условиями другой способ ре­шения задач в интересах широких народных масс. По мнению этих лидеров, народная демократия и в своем виде «.выполняет функции диктатуры пролетариата», то есть обеспечивает продвижение к социализму. Поэтому не следует ее подгонять под советскую мо­дель власти, напротив, нужно развивать в соответствии с условиями возникновения, собственными чертами, а также конкретными реа­лиями отдельных стран.

Однако у И. Сталина на сей счет имелись совсем иные сообра­жения. Его формула — «народная демократия — нечто вроде новой формы диктатуры пролетариата» исходила из того, что никаких разных способов реализации социалистических задач нет, есть толь­ко способ диктатуры пролетариата, уже успешно апробированный в Советском Союзе. Более того, поскольку народная демократия только «нечто вроде новой формы диктатуры пролетариата», уже воплощенной в советской власти, то из нее еще предстоит по совет­скому образцу лепить, делать не «нечто вроде», а «новую форму» диктатуры пролетариата. Иначе говоря, новой системе еще предсто­яла доработка, в ходе которой ее архитекторам представлялась «сво­бода» сохранить только формальные отличия от советской власти, поскольку то и другое лишь разные формы одной сути - диктатуры пролетариата, а что в конкретном оформлении представляет собой система советского типа, стало народам Восточной Европы известно из личного опыта строительства «реального социализма».

Столкновение двух линий произошло на даче в Кунцево, что предопределило дальнейшее преобладание авторитарно-бюрокра­тической тенденции и подчинение демократической альтернати­вы механизмам нарастающей тоталитаризации всей политической жизни восточноевропейских стран. Последнюю тенденцию под­хватили сектантско-догматические силы в странах Восточной Ев­ропы. Так, польский лидер Б. Берут, которого И. Сталин прочил взамен В. Гомулки, выступая 15 декабря 1948 году, впервые заявил, что народная демократия - форма диктатуры пролетариата. Одна­ко Г. Димитров не склонен был в тот период так быстро отступать от концепции народной демократии и по возвращении из Москвы в Болгарию на X V I I пленуме ЦК БКП (16 декабря) изложил основные вопросы политического отчета ЦК V съезду партии. Г. Димитров

обратил внимание участников собрания на замечания И. Сталина о тезисах материалов о народной демократии. Комментируя эти заме­чания (И. Сталина), Г. Димитров высказался следующим образом: «Для нас в переходный период создаются специфические условия, сложившиеся после войны. При наличии могучего Советского Сою­за... мы можем не применять советскую форму перехода к социализ­му, а идти путем парламентарной республики - со всеобщим изби­рательным правом, с большим количеством политических партий, допуская даже оппозиционные группы и т.д.» 4 2.

Информируя о замечаниях И. Сталина всех членов БКП, Г. Ди­митров понимал, какими аргументами вооружает сектантско-догма-тические силы в партии - моделью советского пути к социализму. Но, будучи мужественным человеком, Г. Димитров сделал отчаян­ную попытку на V съезде БКП отстоять концепцию народной де­мократии, не упомянув в докладе «сталинскую формулу» народной демократии как «формы диктатуры пролетариата» 4 3. Этим самым он разводил советскую и народно-демократическую модель со­циального развития. Г. Димитров настаивал на том, что народная демократия выполняет функции диктатуры пролетариата, а это оз­начало, по сути, идеологическую легитимацию политической сис­темы народной демократии. Стало быть, он показывал ненужность подгонки ее под советскую форму.

Присутствующие на V съезде БКП представители сталинского руководства 77. Ф. Юдин, А.И. Соболев, заметив отсутствие в докла­де Г. Димитрова сталинской формулировки, обратились к нему за разъяснениями. Понимая щепетильность своего положения, Г. Ди­митров стремился сохранить избранную позицию, прибегая к так­тике народной хитрости болгар. Однако сталинские представители сообщили в Москву о возникшей ситуации и получили из Кремля установку: «Если Димитров согласен со сказанным во время беседы (в Кунцеве), может сказать это от своего имени». В этих условиях Г. Димитров, находясь под двойным прессингом национальных ста­линистов и «руки Москвы», должен был воспроизвести в своем заключительном слове сталинскую формулировку народной де­мократии, которая сразу же была подхвачена всеми сектантско-дог-матическими силами.

42 Димитров Г. Избранные произведения. Т. 2. С. 628-630. 43 Димитров Г. Политический отчет ЦК БРП(к) на V съезде. София,

1948. С. 130.

В результате процесс унификации народных демократий стал приобретать характерные черты сталинской политической сис­темы, как результат внедрения догматизированного советского опыта.

Создание 27 сентября 1947 года Коминформбюро явилось по­воротным пунктом перехода народных демократий к сталинской модели «партия - государство». На совещании наряду с докладом Жданова и Карделя был изложен и доклад Маленкова «О деятель­ности ВКП(б)», в котором указывались основные направления стро­ительства социализма в других странах: индустриализация, коллек­тивизация, борьба против троцкистско-зиновьевско-бухаринских группировок в каждой стране, ликвидация идеологического плюра­лизма, создание социалистической культуры и борьба с буржуазией, которая находится в состоянии «маразма и разложения». Позже эти основные направления перехода к сталинской модели (наряду с не­которыми другими) войдут в документы международного комдвиже-ния как общие закономерности социалистического строительства.

Воздействие международного фактора на народные демократии усиливалось Западом: речь Черчилля в Фултоне, звавшая к новому «крестовому походу»против коммунизма, американский «план Мар­шалла», нацеленный на оказание помощи тем, кто готов был отка­заться от поддержки коммунистов и социалистов. Именно эти факты явились достаточным поводом для Сталина совершить коренной поворот от режимов народных демократий к унифицированной сис­теме «партия — государство».

Сталин опасался, что идей демократии, принесенные с Запада, могут глубоко проникнуть в советское общество, поэтому плюра­листическую систему народной демократии он рассматривал как «заразительный пример» для советских людей. Вот почему на стыке 1947-1948 годов происходит резкий поворот к внедрению сталиниз­ма в политические процессы. С этого времени концепция нового, народно-демократического пути исторического прогресса отодвига­ется, а потом отбрасывается, а приверженцы «национальных путей» к социализму во главе с «бандой Тито» объявляются «пятой колон­ной», изгоняются из коммунистического движения и по возможнос­ти истребляются. Для стран народной демократии начинается «свой 1937 год», когда репрессии и казни прокладывают путь победе тота­литарной системы «партия - государство».

Установлением унитарной партийно-государственной системы характеризуется третий этап эволюции народных демократий, важ-

ной чертой которого является то, что происходит слияние социал-демократов с коммунистами в единые рабочие партии. Конечно, этот процесс имел более важное значение для тех стран, где социал-демократические партии традиционно занимали прочные позиции и имели социальную базу для своей деятельности.

Характер политического процесса на этом этапе в Восточной Ев­ропе ставит перед исследователями проблему поиска ответов на воп­росы о закономерности или случайности трансформации народных демократий в первое послевоенное десятилетие. Можно согласить­ся с тем, что в результате утверждения сталинизма идея длитель­ного перерастания народной демократии в социализм подвергалась остракизму. И уже с 1948 года произошел постепенный отход ком­партии от демократических методов управления обществом, прямой разрыв с курсом на поддержание широкого народного фронта. ' Народную демократию стали изображать как второй (после Со­

ветов) вариант диктатуры пролетариата и критиковать теорию «национальных путей» к социализму.

Под воздействием происходящих изменений в Польше В. Берут стал заявлять о том, что польская дорога к социализму не есть нечто по существу своему отличное, это лишь вариант общей дороги. Она, по его мнению, основывается на опыте социалистического строи­тельства в СССР, и проводить принципиальное различие между соб­ственным путем и путем Советского Союза было бы неоправданно.

Другие восточноевропейские страны присоединились к этой по­зиции, любые дискуссии по поводу специфической природы народ­ной демократии были пресечены: использовалась формула, которая идентифицировала ее с диктатурой пролетариата, в действитель­ности же осуществлялось движение по историческому маршруту, проложенному сталинским Советским Союзом.

В странах Восточной Европы подвергся остракизму накоплен­ный опыт широкого антифашистского сотрудничества различных социально-политических сил и на первый план вышел тезис фрон­тального столкновения («класса против класса»). Отрицание накоп­ленного опыта сотрудничества в рамках народных и национальных фронтов позволило утвердить в странах этого региона новую власть в более авторитарной форме и нанести большой ущерб компартиям во всем мире.

Так, в политической культуре, общественных институтах, в ду­ховной жизни Чехословакии постепенно стали превалировать инородные, ненациональные элементы; к ним пытались приспосаб-

ливать традиции чехословацкого народа. До сих пор выясняются обстоятельства и механизмы таких изменений в политике и практи­ческой деятельности КПЧ в отечественной политологии.

Ошибочная политика обернулась для восточноевропейских стран огромными политическими, моральными и экономическими издержками, которые легли в основу кризиса, сопровождавшего эти страны на протяжении всей истории «реального социализма». В тех же условиях компартии вынуждены были вести борьбу с социаль­ными силами, которые чувствовали себя лишенными привилегий и не теряющими надежды на социальный реванш в «условиях холод­ной войны». Сталинское направление политики хотя и облегчало новым правительствам ведение политической борьбы против под­линных врагов, но одновременно сокращало социальную базу, на которую они рассчитывали как на свою опору.

Что касается внутриполитической жизни восточноевропейских стран, то и здесь настойчивей насаждался сталинизм. Все народные демократии в период с 1947 по 1952 год пересмотрели свои консти­туции.

Восточноевропейские страны ориентировались на советскую Конституцию 1936 года, видели в ней для себя «великий прообраз». По советскому примеру первые конституции получили наименова­ние в честь тогдашних партийных лидеров («Димитровская» и т.д.). В этих странах, как и в СССР, наблюдался разрыв между демокра­тическими конституционными нормами и реальной практикой об­щественной жизни. В первую очередь это коснулось деятельности высших органов законодательной власти - парламентов. Тенденция централизованного руководства всеми процессами государствен­ной жизни, утвердившаяся вполне отчетливо к началу 1950-х годов, ограничила активность и эффективность деятельности представи­тельных органов. Ослабление роли парламентов в политической системе восточноевропейских стран не сопровождалось изменени­ем 'правовых норм"их функционирования. Подтверждением могут служить данные об юс правотворческой деятельности.

При снижении роли парламентов широкое распространение по­лучила практика принятия указов, декретов, имеющих силу закона для исполнительных органов, что отодвигалона второй план парла­менты этих стран. Например, в Польше в 1953 году сейм принял один закон, в то время как Государственный совет - 44 декрета, имевших силу закона. В 1954 году это соотношение было соответственно 5 и 40, а в 1955 г. — 2 и 43. Аналогичные явления наблюдались не только в Болгарии, но и в других странах Восточной Европы.

Такая практика порождала и иное характерное явление - нерегу­лярность парламентских сессий и их малую продолжительность. Так, в 1955 году обе сессии сейма в Польше прошли в марте — мае, а следующая была созвана практически лишь через год — в апреле 1956 года. Подобные явления были типичны для СССР и других стран восточноевропейского региона. - Принятие законов проводилось по ускоренной процедуре. Если

до 1950 года в сейме Польши действовала система трех чтений за­конопроекта, то с февраля 1951 года по новому регламенту законы принимались после первого чтения. Это исключало всестороннюю оценку различных мнений, зато демонстрировало единодушие депу­татов, которые отныне постоянно сопровождали нормотворческую деятельность парламентов. И такая практика получила обоснование в юридической литературе. Н.П. Фаберов в специальной работе еще в 1949 году оценил систему трех чтений законопроекта как «услож­ненную и в связи с этим заслуживающую критики» 4 4.

Постоянное снижение роли парламентов в странах Восточной Европы обусловливалось тем, что руководящая роль партии транс­формировалась в управленческую. Партийные органы выполняли не только управленческие, но и законодательные функции, что свиде­тельствовало о прямой подмене функций и прерогатив парламентов партийным диктатом. Таким образом, с начала 1950-х годов парла­мент в восточноевропейских странах стал превращаться в некий «орнамент» к существующей системе без обратной связи с народом. Исполнительная власть, усиливая свои прерогативы, все больше от­рывалась от интересов и потребностей социальных групп обществ Восточной Европы. Итак, в конце 1940-1950-х годах в странах Вос­точной Европы сложился и функционировал созданный по образцу советского бюрократического государства политический режим. Для него был характерен громоздкий и многоступенчатый госап­парат, централистские (авторитарные) методы управления, тесное переплетение функций партийных и государственных органов, при­ведших к сращиванию политического управления с управлением экономическим, отчуждение широких масс трудящихся от полити­ческой власти.

, Несмотря на то, что между Советским Союзом и странами Вос­точной Европы имелись существенные различия от размеров стра­ны до национальных общинных традиций, везде в качестве местных

44 Фаберов Н.П. Государственное право стран народной демократии. М., 1949. С. 191.

органов власти были введены Советы: в Болгарии - в 1947 году, в Румынии - в 1948 году, в Венгрии - в 1949 году.

В различных странах наряду с компартиями сохранились другие партии, которые включили в свои программы пункты о принятии «руководящей роли» коммунистов. В структуре политической орга­низации они должны были выполнять функции «приводных ремней» для передачи директивных указаний партии в различные сферы об­щества. «Приводными ремнями» должны были служить обществен­ные организации: от народных и национальных фронтов, стоявших у истоков режимов, до профсоюзов, лишенных самостоятельности даже там, где они имели богатый опыт борьбы за интересы рабочего класса.

Сталинская модель оказала пагубное воздействие на внутрипар­тийную жизнь самих компартий, которая строилась в соответствии с установками Сталина о «партии - государстве» с жесткой регламен­тацией сверху вниз. В каждой стране верховная власть принадлежала вождю партии, но его широкая личная власть была прежде всего выражением власти Сталина и результатом его «доверия»*5.

В ряде государств региона институт многопартийности не был ликвидирован. Однако и здесь происходило свертывание неком­мунистических партий, связанное не только с объективными, но и субъективными причинами. Прежде всего в самих партиях на­чалось оттеснение от руководящих должностей представителей частного сектора, а в ряде случаев и искусственное сужение их со­циальной базы. Отдельные партии пошли на полное освобождение своих рядов от мелких частных собственников. Фактически речь шла об изоляции мелкого товаропроизводителя и ликвидации ус­ловий для выражения им своих интересов как заведомо антисоци­алистических.

Так, в 1951 году Болгарский земледельческий народный союз выдвинул лозунг: «Каждый член союза — кооператор», что ли­шило единоличника возможности активно участвовать в партий­ной деятельности. Подобный процесс с менее выраженной на­правленностью проявился и в других странах Восточной Европы. Партии же, выражавшие интересы городской мелкой буржуазии, в создавшейся ситуации сами старались свернуть свою деятель­ность среди мелкобуржуазных слоев населения и укрепить пози-

4 S См. более подробно: Бывшие «хозяева» Восточной Европы: полити­ческие портреты. М., 1995.

ции в других непролетарских группах лиц свободных профессий, интеллигенции.

В рамках ликвидации многопартийности в Болгарии осущест­влялась установка на растворение БЗНС в Отечественном фронте, сам же фронт все больше подчинялся государственным органам. В Польше партии-союзницы рассматривались в качестве «привод­ных ремней» от партии рабочего класса к непролетарской части общества*6.

Понимаемая Сталиным ленинская формула «приводных ремней» стала использоваться и другими партиями стран Восточной Евро­пы в виде упрощенной схемы передаточного механизма «в одну сторону». Непролетарские партии фактически лишились права на самостоятельную деятельность. Этот же процесс, хотя и в менее выраженной форме, также происходил в Чехословакии. Одновре­менно ликвидировались и другие организации общественно-про­фессионального характера, связанные с мелкотоварным сектором, в частности, институт крестьянского самоуправления, организации ремесленников. И здесь присутствует влияние сталинской форму­лировки, высказанной в докладе «О проекте Конституции Союза ССР». Несколько партий, а значит и свобода партий, могут существо­вать в таком обществе, где имеются антагонистические классы, ин­тересы которых враждебны и непримиримы» 4 7.

Догматизация советского опыта развития проявлялась при про­ведении закона о национализации промышленности. Торопливость его осуществления привела к тому, что вскоре была подавлена вся­кая частная деятельность в мелкой промышленности, торговле и ремесле. Кооперативы, которые в некоторых странах получили за­метное развитие, были практически национализированы, посколь­ку их автономный статус был сведен к пустой формальности, а их деятельность полностью направлялась государством.

В период 1949—1950 гг. повсюду было начато осуществление по­литики коллективизации сельского хозяйства, но проводилась она с большей осмотрительностью и не так быстро, как в СССР.

Развитие народного хозяйства регламентировалось и направля­лось с помощью пятилетних планов. Причем советская индустриа­лизация, провозглашенная общей закономерностью, была восприня-

4 6 См.: Кузьмин М.Н. и др. Переходный период в европейских... С. 13. - 4 7 См.: Neumann R. Die Sowjetiseneng Ostmitteleuropas. Frankfurt a. M.: Metzner Verlag, 1959. S. 71-79.

та и перенесена на почву восточноевропейских стран. Чехословакия уже тогда была страной индустриально развитой, но все же следо­вала общей линии, превращаясь в базу индустриализации для всего лагеря народной демократии. Организация, планирование и управ­ление экономикой во всех странах регулировались по вертикали, каждая отрасль отдельно, как это было принято в СССР. Во имя по­литических целей жертвовали рыночным равновесием: постоянная нехватка потребительских товаров привела в различных странах к продлению или восстановлению нормированного потребления.

Даже Чехословакия того времени напоминала годы первых со­ветских пятилеток. Тем не менее эти масштабные перемены в стра­не и сталинское давление не смогли все же уничтожить остатки «че­хословацкого развития». Но это было не заслугой чехословацкого партийного руководства, которое скрупулезно выполняло предпи­сания сталинской ортодоксии.

Большая часть общественности (несмотря на навязывание со­ветского образца) сохранила способность самостоятельного поли­тического мышления и на практике добивалась ослабления действий сталинских методов, стремилась не скатиться до состояния фана­тической стадности, которой добивался сталинизм в период своего доминирования. К реализму понуждала также критическая эконо­мическая ситуация 4 8. Состояние в экономике характеризовалось не только высокой степенью экстенсивного роста, но и огромными трудностями в ходе пуска и эксплуатации новых мощностей, прежде всего в металлургии и энергетике.

Появлялись признаки глубокого политического и идеологического кризиса, усугубленного тем, что политическое руководство страны в результате, политических процессов и репрессий было не только па­рализовано сталинской догматикой, но и должно было, «умудренное опытом процессов», закрывать глаза перед вызовом действитель­ности. Даже смерть Сталина, а затем и Готвальда Не означала конца летаргии; Лишь потрясение, вызванное народными выступлениями после проведения денежной реформы в мае 1953 г., положило нача­ло постепенному пробуждению общественного сознания.

Возможно, что политическая система восточноевропейских стран могла быть иной, не рождать режим сталинского типа, не вес­ти к массовым репрессиям. Однако, будучи объективно мыслящи-

4 8 См.: Социализм: между прошлым и будущим: история и современ­ность // Современность и история. М., 1989. С. 115.

ми людьми, мы обязаны признать такой фактор, как субъективное воздействие Сталина на ход послевоенной истории, с одной сторо­ны, а с другой - уровень цивилизованности восточноевропейских стран, как «стран второго эшелона капитализма», был в тот период недостаточным для того, чтобы противостоять тенденции тотали-таризации, создать ей эффективный демократический противовес и «наверху», и «внизу» общества.

Пагубность деятельности Коминформбюро проявилась и в собы­тиях в Чехословакии. Здесь произошло размежевание сил Нацио­нального фронта в Праге в конце 1947 - начале 1948 года. Предста­вители буржуазии спровоцировали кризис правительства, надеясь на то, что коммунисты проиграют без поддержки Советского Союза и потеряют свое влияние в народе. Сражение в Праге коммунисты выиграли без участия СССР, хотя он внимательно следил за события­ми в Праге и готов был вмешаться. Сильная компартия одержала верх над своими противниками благодаря трем факторам: во-первых, смог­ла мобилизовать и вывести на площади массы трудящихся, которые активно поддерживали радикальную программу социальных преобра­зований: во-вторых, установила контроль над полицией и армией, ко­торые соблюдали благожелательный нейтралитет; в-третьих, восполь­зовалась поддержкой социалистов, которые считали необходимым уважать букву конституциональной законности.

Широкое участие народа в этих событиях делает необоснованны­ми утверждения о том, что это был переворот силами коммунистов. «В то время, - пишет участник пражской весны 1968 г. В. Шилган, -ее программа (КПЧ) пользовалась в народе большими симпатиями, политическим авторитетом, поскольку учитывала условия и тради­ции страны, выражала интересы чехословацкого народа в контексте нового соотношения сил, сложившегося в мире и Европе после вто­рой мировой войны, успешно соединяла национальные и демокра­тические ценности с ценностями социализма» 4 9.

Затем февральские события в Праге развивались под воздействием новых установок Коминформбюро, которые подталкивали чехосло­вацких коммунистов к действиям по уничтожению условий деятель­ности Национального фронта и поглощения социалистической пар­тии. Таким образом, перечеркивалась национальная особенность политической жизни Чехословакии с ее глубокими дёмократиче-

49 Шилган В. Социализм - достояние цивилизации // Проблемы мира и социализма. 1990. № 3. С. 42.

скими традициями, что отличало эту страну от других стран Вос­точной Европы. «Укрепив свои позиции как ведущей политической партии, КГТЧ отступила от этой национальной программы и, по существу, взяла на вооружение сталинскую модель политической системы, сталинские методы построения и развития народного хо­зяйства, культуры и социальной сферы. Со сталинских позиций она стала интерпретировать и саму марксову концепцию'социализма, идеологию марксизма 5 0. Г. Димитров, автор тезиса о многообразии строительства социализма, в декабре 1948 года на съезде партии ут­верждал мысль о необходимости «уточнить» и «исправить» ряд положений, касающихся этого «сложного вопроса»: «народная де-мократйяне может быть чем-либо совершенно новым, она может и должна выполнять функции диктатуры пролетариата» 5 1.

Можно согласиться с позицией исследователей, которые отмеча­ют значение национализма в качестве фактора укрепления позиций компартий в первые послевоенные годы, поскольку они опериро­вали национальными лозунгами, рассчитывая на этой основе полу­чить поддержку значительного большинства общества, в частности в Польше. Именно в этой восточноевропейской стране польские коммунисты в своей тактике и стратегии выдвигали национальные и демократические ценности и одновременно подавляли оппози­цию 5 2 . Сочетание национальных ценностей и коммунистических идеалов находило определенную поддержку в обществе. Такое сов­падение способствовало созданию психологической готовности у населения к сотрудничеству с режимом «народной демократии».

Фактором, укрепляющим это стремление к приспособлению, было также разочарование в западных союзниках, не оправдавших надежд поляков. В Польше такая система власти в большей степени опиралась только на политическую легитимацию, и если какая-то часть общества мирилась с существованием этой власти, то только потому, что воспринимала ее как неизбежное зло из-за невозмож­ности изменить навязанный Европе «ялтинский порядок».

В этой связи возникает закономерный вопрос. Были ли для этого поворота собьггий объективные предпосылки, влияние которых не могло не оказать воздействие на восприятие перспектив обществен­ного развития? Оставаясь на позициях конкретно-исторического метода познания, следует дать положительный ответ. Ведь дело не

Там же. Там же. .. " ' ZwickP. National communism. Boulder, 1983. P. 213.

только в том, что сталинизм навязывался советским руководством. Нельзя не учитывать того, что мировой социализм руководством СССР и ВКП(б) мыслился как «лагерь», противостоящий другому -империалистическому, когда «преобладающим было представление о том, что мирное существование исторически кратковременно»".

Известно, что третья мировая война рассматривалась советским руководством как весьма вероятная, что придавало исключитель­ную важность проблеме обеспечения обороноспособности СССР и его союзников и подчинения ей всех вопросов экономического и внутриполитического развития. Это обусловило участие СССР в гонке вооружений. В такой сложной ситуации на первый план была выдвинута задача сохранения единства «лагеря», его монолитности. Достижение этой цели виделось только на путях универсализации содержания, методов и темпов социалистического строительства.

К такому ходу событий подталкивали действия США и их союз­ников по блоку НАТО, которые в начале 1950-х годов усилили гонку вооружений, объявили экономическую блокаду странам народной демократии, а в 1951 году заключили с Японией мирный договор на сепаратной основе, невзирая на протесты СССР и других азиатских стран.

Корейская война еще больше обострила международную обста­новку, и Сталин видел в ней ситуацию, в которой двое противников взаимно примеряются силами. В январе 1951 года было подписано секретное соглашение между СССР и восточноевропейскими стра­нами, по которому союзники обязывались передать свои армии под непосредственное советское командование в случае начала войны. В то же время были радикально пересмотрены экономические пла­ны, в которых был сделан еще больший упор на развитие тяжелой промышленности и военного производства, что в дальнейшем при­вело к глубоким диспропорциям и кризисам. Целью американской политики на этом этапе являлось стремление «посредством внешнего давления... вызвать катастрофический насильственный взрыв внут­ренних противоречий советской системы» 5 4.

В этой связи встает вопрос, когда же началась «холодная вой­на»? По мнению соратника Горбачева и идеолога перестройки А.Н. Яковлева, «холодная война» вспыхнула сразу же после раскола мира на две враждующие системы, то есть в 1917 году 5 5. С позиций либеральных авторов «холодная война» - суть политическое и воен-

*БоффаД. История Советского Союза. 1990. Т. 2. С. 292-294. 5 4Там же. С. 395. 55Яковлев А.Н. Сумерки. М., 2003. С. 259.

ное проявление законного и вынужденного ответа на неприемлемое международное поведение другой стороны. В соответствии с этой формулой США и Запад в целом вынуждены были пойти на ужес­точение политики в отношении Советского Союза из-за его поведе­ния в странах Центральной и Восточной Европы. В соответствии другой позиции происки США были опасны для Москвы,' которой приходилось реагировать очень остро, вопреки ее желанию.* Ины­ми словами, в основе такого подхода лежала классическая формула «хороших и плохих парней».

Объективный взгляд на «холодную войну» показывает, что пове­дение обеих сторон на протяжении почти семи десятилетий было обусловлено стратегическими интересами сверхдержав. В основе этого подхода находится мысль о том, что за раскручивание гонки вооружений виновны обе сверхдержавы, но по разным мотивам. -

Обе державы исповедовали мессианский мотив, опирающийся на твердое убеждение, что именно их модель, в конечном счете, побе­дит во всем мире. Разница заключалась в том, что за американским мессианством стояла природная склонность всякого капитализма к экономической экспансии в силу действия законов рынка, тогда как советский мессианизм питался идеологическими соображениями и опирался преимущественно на военную силу. - -v.*

Поэтому столкновение между этими силами в международных отношениях было почти предопределено внутренней природой каждого их двух полюсов еще только формировавшегося бипо­лярного мира. Две державы имели общее уникальное положение в мире, когда силовой, военно-экономический разрыв между этими полюсами и другими ближайшими к ним государствами оказался непропорционально велик. На данном этапе существование двух социально-экономических систем обусловило противоречие меж­ду двумя этими силами. Механизм силы как детерминанты-миро­вого развития того времени достиг своей вершины, когда возникла бифуркационная точка мирового порядка и мировое сообщество находилось в точке развилки: развития этого процесса до глобаль­ного масштаба или возникновение новых форм международных отношений. ' , . г > j

По мнению А.Н. Яковлева, альтернативой тому миру могла быть «интеллектуальная и нравственная» ответственность перед людь­ми и Богом 5 6 . Поиски альтернативы должны вестись в контексте исторической эволюции еврохристианского мира 5 7 . «Холодная вой-

5 6 Там же. С. 261. "Там же. С. 259, 262.

на» сопровождалась, во-первых, наращиванием средств прямого нанесения ущерба друг другу, во-вторых, перманентного процесса проверки соотношения сил и воль через различные виды опосредо­ванного противоборства, конфликты в «третьем мире», в-третьих, поиск возможностей, исключающих мировую катастрофу.

Тем не менее «холодная война» стала одним их исторических факторов, подтолкнувших руководство правящих партий к форси­рованию социалистического строительства и радикальному пре­образованию мелкотоварного сектора. Они обосновывали свою концепцию развития тем, что «обнаружилась... опасная в своих последствиях диспропорция между темпами развития промышлен­ного производства и темпом роста сельскохозяйственного производс­тва». Позиции этих кругов укрепляло Коминформбюро. Его аппарат активно пропагандировал тезис, что народная демократия есть, в сущности, социалистическая демократия, а народно-демократи­ческая власть является формой диктатуры пролетариата. В середи­не 1948 года Коминформбюро выдвинуло лозунг коллективизации сельского хозяйства и ликвидации капиталистических элементов в городе и деревне.

Причина этого коренилась в распространенном настроении ре­волюционного энтузиазма, связанного с послевоенным возрожде­нием государственной самостоятельности, национальной культуры и успешным восстановлением народного хозяйства, которым зара­зились широкие слои народа. Догматизм мышления обуславливал понимание этих разных по своему содержанию явлений как обще­национальных социалистических устремлений; отсюда следовал вывод о возможности относительно быстрого перехода к социализ­му. Неадекватная оценка степени зрелости социально-классовой структуры неизбежно порождала волюнтаризм в политике и догма­тизм в теории.

Тенденция, порожденная Коминформбюро (как следствие рас­хождения по кардинальному вопросу общественного развития стран Восточной Европы), затрагивала решение аграрного воп­роса, имевшего ключевое значение во всей истории возникнове­ния сталинизма. Для восточноевропейских стран он также имел фундаментальное значение, поскольку все они были, в основном, аграрные. Поэтому болгары и югославы высказывали на совеща­нии 1947 года предложения, которые были более близки к тому, что говорил в свое время Н.И. Бухарин и подчеркивал в послед­них работах В.И. Ленин, чем к тому, что делалось на практике И.В. Сталиным.

Венгерский деятель Реваи прямо говорил, что разговоры о созда­нии в Венгрии колхозов - дело «провокаторов и подстрекателей» 5 8. Такие заявления свидетельствуют, что между руководителями ком­партий стран Восточной Европы имелись существенные разногла­сия по поводу обобществления сельского хозяйства.

Переоценка реальной степени консолидации общества, сближе­ния интересов отдельных классов и социальных слоев пагубно ска­зались на теоретическом осмыслении противоречий между ними и поиске путей их разрешения. Сознание крестьянства искусственно подгонялось под завышенный даже для части рабочего класса уро­вень. Что касается городских средних слоев, то и их рассматривали как последний рудимент прежней капиталистической формации, который вот-вот должен исчезнуть; их экономические интересы и умонастроения не только игнорировались, но и в существенной мере подавлялись.

Ошибочная политика обернулась для восточноевропейских стран огромными политическими, моральными и экономическими издержками, которые легли в основу непрерывного кризиса, сопро­вождавшего эти страны на протяжении всей их истории до наших дней. В тех же условиях компартии вынуждены были вести борьбу с социальными силами, которые чувствовали себя лишенными при­вилегий и не терявшими надежды на социальный реванш в услови­ях «холодной войны». •

Процесс вытеснения мелкого и среднего товаропроизводителя из экономической жизни сопровождался ограничением, а чаще полной ликвидацией легальных каналов выражения их политических инте­ресов. Этот процесс проявлялся в тенденции свертывания деятель­ности непролетарских партий. Способствовало распространённое убеждение, что институт многопартийности невозможен в условиях строительства социализма, более того, считалось, что некоммунисти­ческие партии могут явиться платформой для активизации контрре­волюционных сил.

В этих условиях многие некоммунистические партии сошли с политической арены, а те, что признали социализм и были искренне готовы участвовать в его строительстве, вынуждены были свернуть свою деятельность. Речь идет прежде всего о румынском фронте землевладельцев и венгерской партии мелких сельских хозяев, в

5 8 См.: Политические кризисы и конфликты 50-60-х годов в Восточной Европе. М., 1993.

руководстве которых в конце 1940-х годов стояли прогрессивные, патриотические силы во главе с выдающимися общественными де­ятелями П. Грозу, И. Доби. Эти партии в своих странах могли во многом облегчить, сделать менее болезненным переход крестьянства к социализму.

Утверждение единой модели общественного развития не пов­лекло за собой ни координации планов, ни интеграции народного хозяйства различных стран, как это предлагал Г. Димитров. Во всех странах внешняя торговля была национализирована в соответствии с жестким подходом, согласно которому только центральное пра­вительство компетентно вступать в какие-либо сношения с загра­ницей.

Сужение возможностей удовлетворять свои потребности из-за раскола Европы потребовало общей переориентации междуна­родных экономических связей: обмен стал осуществляться почти исключительно внутри отдельных блоков, что вызвало тяжелые последствия и необходимость реконверсии всех стран, которые, по­добно Чехословакии, имели в прошлом прочные и крепкие связи с Западом.

Что касается внутриполитической жизни восточноевропейских стран, то здесь все настойчивее утверждался сталинизм. В период с 1947 по 1952 год все конституции были пересмотрены на базе кри­териев, которые определялись влиянием Советской Конституции 1936 года.

Победа единообразия общественного развития в Восточной Европе нашла отражение в замене названий органов власти, изме­нений административного деления: в качестве местных органов власти были введены Советы: в Болгарии - в 1947 году, в Румы­нии - 1948 году, в Венгрии - в 1949 году.

Так же, как и в СССР, это были не столько основные законы, ре­гулирующие деятельность государства, сколько отражение практи­ки, истоки которой уходили в сталинскую концепцию. В различных странах некоммунистические партии включили в свои программы пункты о принятии «руководящей роли» коммунистов. Все дру­гие организации трудящихся должны были выполнять функции «приводных ремней» для передачи директивных указаний партии в различные сферы общества. «Приводными ремнями», согласно сталинской идее, должны были быть также все общественные ор­ганизации от народных и национальных фронтов, находящихся у истоков режимов, до профсоюзов, лишенных самостоятельности

даже там, где они имели богатый опыт борьбы за интересы рабочего класса. Распространение единой сталинской модели общественного устройства вызвало во многих странах открытое политическое со­противление.

Пагубное воздействие сталинской модели сказалось и на внут­рипартийной жизни, которая строилась в соответствии с установка­ми Сталина о партии как «ордене меченосцев», где все было жестко регламентировано. Собрания членов партий и заседания парткомов играли роль лишь формальную, позволяя совершать переход к при­нципу единоначалия и передачи распоряжений сверху, который стал правилом в СССР. Также и в верхах партий реальное приня­тие решений все более концентрировалось в весьма замкнутых ор­ганах, часто совсем не тех, какие предусматривались уставом. В каждой стране верховная власть была прежде всего «выражением власти Сталина и результатом его "доверия"». Так, в конце 1949 года Сталин направил маршала К.Г. Рокоссовского командовать вооруженными силами Польши. Грубое вмешательство «вождя на­родов» во внутренние дела других стран задевало национальные чувства их народов.

Отбросив в сторону прежние рассуждения о невозможности «со­ветизации» Польши в силу ее особенностей, он стремился «обес­печить монолитность» восточноевропейских стран и считал ее не­обходимой и возможной. Перенося свое понимание монолитности общества на межгосударственные отношения стран народной де­мократии, Сталин преследовал узко эгоистические интересы своей неограниченной власти, которой мог угрожать обмен идеями между этими государствами. Блокировались любые возможности передви­жения людей между государствами, делались исключения лишь для редких официальных миссий.

Таким образом, сталинская социализация закончилась ого­сударствлением средств производства, созданием системы абсо­лютного господства коммунистических партий над обществом. В хозяйственной и других сферах общественной жизни сталинская политика постепенно укрепила партийно-государственные бюрокра­тические структуры, которые сначала ограничивали, а затем пол­ностью отстранили от управления страной существовавшие раньше традиционные демократические общественные, производственные, потребительские и политические институты.

Однако советизация всех сфер общества для восточноевропейских стран означала глубочайший разрыв как с их политическим, так и

культурным прошлым. Поэтому сопротивление сталинизму в этих странах сопровождалось яростными антисоветскими настроениями. В результате в октябре 1956 года с разницей в несколько недель в Польше и Венгрии разразились глубокие кризисы, которые развива­лись по-разному, но последствие для системы «партия — государство» было однозначным — происходит усиление процесса ее деградации и упадка.

В Польше это выразилось в отступлении от наиболее спекуля­тивных советских образцов, в приторможении процессов, ведущих к тоталитаризму в полном смысле слова. Власть примирилась с су­ществованием индивидуального крестьянского хозяйства, отказа­лась от подчинения себе церкви, определенную свободу получили наука и искусство. По мнению польского исследователя А. Валиц-кого, 1956 год - это год «смерти богов» коммунизма, год, ознамено­вавший начало конца тоталитарной системы. Это дата «морального погребения коммунистической мифологии» (по выражению Л. Ко-лаковского). Поддержка, оказанная народом В. Гомулке, своеобраз­ная легитимация системы была одновременно и отказом от сталин­ского тоталитаризма, и торможением процесса лишения атрибутов суверенитета 5 9.

Политический режим после 1956 года, в период правления В. Го­мулки, принес много разочарований. Однако с позиции интересов большинства общества его нельзя оценивать лишь отрицательно.

Этот режим многие авторы квалифицируют как полицейскую диктатуру, но не как революционно-тоталитарную систему. Именно в тот период официальная коммунистическая идеология перешла на оборонительные позиции, а власть полностью отказалась от про­граммирования творческой жизни в рамках «социалистического реализма». В гуманитарных науках появились работы, не совпа­дающие с официальной доктриной. Правда, сохранялась система бесполитической демократии, но она уже проделала определенный путь детоталитаризации. Это стало заметно на уровне декоммуни-зации партии и замене идеологической мотивации фразеологией на­циональной солидарности, которая стала присуща режиму в период правления Терека в 1970-е годы. Но об этом еще предстоит диалог с читателем.

После окончания трагических событий в Венгрии в начале 1957 года в стране стала восстанавливаться деятельность госаппа-

5 9 См.: Новак М. Дух демократического капитализма / пер. с англ. Минск: Лучи Софии, 1997. С. 410-411.

рата и административных органов. Большое внимание уделялось формированию спецчастей по охране общественного порядка, вос­созданию армии и полиции. Шло организационное становление ВСРП. Летом 1957 года Всевенгерская конференция ВСРП отклони­ла требование о переходе к многопартийной системе. Накануне кон­ференции был провозглашен Венгерский коммунистический союз молодежи, заявил о себе Венгерский совет профсоюзов, епископат католической церкви принял декларацию в поддержку правительства Я. Кадара. Таким образом, был восстановлен постсталинский поли­тический режим с монопольной властью одной партии.

Осторожность и постепенность в осуществлении реформ и но­вовведений стали девизом деятельности Я. Кадара: предприняты попытки в какой-то степени привести сложившуюся систему в со­ответствие с традиционной политической культурой, что вырази­лось в укреплении ряда досоциалистических институтов, главным образом парламента. Новый избирательный закон допускал мно­жественность кандидатов и предполагал усиление законодательной власти и возрождение практики и процедур парламентского запроса. Профсоюзам были даны реальные права в сфере защиты интере­сов работников, что послужило основой развития сильной социал-демократической традиций. Программа «нового экономического механизма»предусматривала множество мер по модернизации на­ционального хозяйства, что, по замыслу партийного руководства, должно внести элементы национального согласия и в политическую жизнь общества. Существенно ..либерализована была политика в отношении прессы. Программа Я. Кадара была«молча»принята об­ществом—без энтузиазма и какого-нибудь выражения поддержки целям, провозглашенным партией. ' Политический кризис в Венгрии, равно как и волнения того же времени в Польше, отразился на внутриполитической, жизни других восточноевропейских стран, послужив поводом для«закручивания гаек»в политике правящих компартий. В декабре 1956 года, спустя всего лишь несколько месяцев после X X съезда КПСС и знамени­того «антисталинского» доклада Н.С. Хрущева, ЦК КПСС обратил­ся к членам партии с письмом «Об усилении политической рабо­ты партийных организаций и пресечении;вылазок антисоветских элементов». В нем выражалась обеспокоенность проникновением «крамолы» в партийные ряды, в среду интеллигенции, студенчест­ва, подчеркивалось, что в отношении «вражеского охвостья», «ан-

тисоветских элементов» должна вестись беспощадная борьба. Сам факт появления письма и его тональность в значительной мере обус­ловливались реакцией руководства КПСС на венгерские и польские события.

Кризис в Венгрии и Польше обнаружил факт быстрого распа­да тоталитарных структур управления обществом 6 0. Это было не­ожиданностью не только для непосредственных участников проти­воборства, но и для многих исследователей. Советское вторжение положило конец первой попытке движения общества к социализму с «человеческим лицом». Более того, оно усилило сомнения в воз­можности демократического реформирования общества реального социализма, подавленного посредством не политических аргумен­тов, а логикой насилия правящей номенклатурой.

Особый вопрос в истории Восточной Европы для понимания причин утверждения тоталитаризма (или авторитаризма) и его кри­зиса - это соотношение воздействия советского фактора и внут­ренних источников. Важно видеть материальную базу для появле­ния подобных режимов, которая лежит в экономической отсталости, усугубленной военной разрухой и неизбежной люмпенизацией населения. Субъективной стороной этого процесса явилось то об­стоятельство, что в рамках Коминтерна готовились национальные кадры, идеология и психология которых отражала сталинские уста­новки и воззрения, исключающие иные формы общественного раз­вития. Вот почему необходимо уяснить роль Коминтерна, а позже и Коминформбюро в последующих событиях в странах Восточной Европы, а также исследовать внешнеполитическую активность Со­ветского Союза и И. Сталина.

6 0 См.: Политические кризисы и конфликты 50-60-х годов в Восточной Европе. М., 1993; см.: Новак М. Указ. соч.; Волокитина Т.В. Программа революции: у истоков народной демократии в Болгарии, 1944-1946. М., 1990. С. 133; Проблемы региональной идентичности центральноевропейских стран // Славяноведение. 1997. № 3. С. 3-27.

Глава 2

КРИЗИС МЕЖГОСУДАРСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ СССР И СТРАН ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ

2.1. Историко-политологический подход к анализу межгосударственных отношений СССР и Восточной Европы

после Второй мировой войны

В предыдущих разделах монографии были исследованы основ­ные проблемы общественного развития восточноевропейских стран после Второй мировой войны. В этих странах был закреплен народ­но-демократический режим, что обеспечило быстрое решение задач послевоенного возрождения, имелись весомые успехи в развитии народного хозяйства, особенно в' промышленности. Но в то же вре­мя там допускалось огосударствление средств производства, мо­билизационная индустриализация и коллективизация, насаждался жестко централизованный директивный хозяйственный механизм. Получили распространение административно-командные методы управления экономикой и общественным развитием в целом, фор­мализация многопартийной системы, Народного фронта, всей сис­темы демократических институтов.

Противоречивым был процесс развития межгосударственных отношений между странами Восточной Европы и Советским Со­юзом. Здесь сказывались не только такие факторы, как специфи­ческое положение этих стран в системе европейской политики, когда им приходилось постоянно находиться между полями протяжения крупных государств, что и определяло специфику их внешней по­литики, побуждая лавировать между центрами силы и блоками, но

и попытки сталинистов распространить принцип демократического централизма на межгосударственные отношения. Перенос идеоло­гизированных принципов комдвижения в сферу международных от­ношений препятствовал осуществлению принципов национального государственного суверенитета. Политические факторы, влиявшие на отношения восточноевропейских стран, дополнялись и не менее сложными экономическими обстоятельствами. Как уже отмечалось в предыдущих разделах, трудности экономического развития этих стран проистекали из хозяйственного механизма, который с небольшими от­клонениями был скопирован с советской модели. Ее характерными особенностями являлись жесткий централизм, административные методы управления, произвольное ценообразование, игнорирование роли рынка, неразрывной связи производства и потребления, эконо­мических методов хозяйствования, а также примитивно-упрощен­ное понимание характера и функции собственности при социализме.

Вот почему существует актуальная проблема по-новому переос­мыслить историю взаимоотношений СССР и Восточной Европы в рамках общерегиональных и на двусторонней основе. Последне­му обстоятельству следует уделить первостепенное значение, чтобы представить себе реальную картину развития событий в целом и по региону. Российские ученые, отказываясь от наукообразных тезисов типа «запаздывающей модернизации», «рецидивирующей модерни­зации», «модернизации вдогонку», «зависимой модернизации», по­пытались обновить концептуальный багаж для анализа обществен­ных изменений в странах Восточной Европы после Второй мировой войны

Эти предварительные замечания позволяют перейти к анализу исторических, теоретико-методологических основ исследования проблемы общественного развития стран Восточной Европы во взаимодействии международных и внутренних факторов, без уче­та которых сегодня нельзя понять все изменения, произошедших в конце 1980-х годов в Восточной Европе и СССР.

Во-первых, рассматривая перспективы развития восточноевро­пейских стран и вычленяя тенденции, которые обусловливают это развитие, следует учитывать целый ряд теоретико-идеологических установок большевизма и коминтерновской стратегии. Идейно-по­литические оценки оказывали влияние на сознание лидеров меж­дународного комдвижения, включая Сталина, часто приводя не к конструктивным, а деструктивным действиям. Сталинская догма-

тизация марксизма-ленинизма, репрессии против коминтерновских кадров превратили Коминтерн в некий международный орган по обслуживанию властных амбиций сталинского руководства на ру­ководящую роль в мировом революционном движении.

Коминтерновские представления о мировой пролетарской рево­люции и необходимости управления процессом ее развертывания из единого центра, руководящая роль в котором принадлежит ВКП(б) как самой опытной в коммунистическом мире, дожили до конца Вто­рой мировой войны. Носители этих взглядов считали, что в послево­енной Европе происходят события, схожие с мировой революцией, поскольку побеждают прогрессивные демократические режимы, существенно возрастают роль и авторитет коммунистических и ра­бочих партий. И вновь, как и в 1919 году, выдвигается вопрос об ор­ганизационной структуре революционного процесса, руководстве этим процессом. Такой подход был присущ не только ВКП(б), но и многим другим партиям мирового комдвижения.

В «Кратком курсе» на вопрос «Может ли советский народ од­ними лишь собственными силами уничтожить опасность капита­листической интервенции?» - Сталин отвечал: «Не может, так как для уничтожения опасности капиталистической интервенции необ­ходимо уничтожить капиталистическое окружение, а уничтожить капиталистическое окружение возможно лишь в результате побе­доносной пролетарской революции, по крайней мере, в нескольких странах... Из этого следует, что победа пролетарской революции в капиталистических странах является кровным интересом трудя­щихся СССР» 6 1 .

Эти концептуальные позиции способствовали в конце 1940-х годов повороту и утверждению единообразия политических и эко­номических структур народно-демократических государств на базе «советской модели»• с одной стороны, а с другой"-, руководящей роли ВКЩб) на основе безусловной поддержки компартиями мира позиции Коминформбюро по «югославскому делу». Советско-юго­славский конфликт из-за попыток сталинского руководства вме­шаться во внутренние дела суверенного государства, оскорбляющих национальное достоинство, тон обвинений, например, утвержде-

61 Бутенко А.П. О социально-классовой природе сталинской власти // Вопросы философии. 1989. № 3; Бутенко А,П. Политическая власть и борьба за нее при социализме // Советское государство и право. 1989. № 8; Правда. 1953. 18 янв.

ние, что ФНРЮ - антикоммунистическое полицейское государство фашистского типа, - в тот период определил характер советско-юго­славских международных отношений.

Во-вторых, придерживаясь индустриально-социокультурного критерия развития стран Восточной Европы, необходимо видеть их неодинаковый уровень стадиальной зрелости, необходимо к меж­государственным отношениям этих стран подходить с позиций ис­торизма, то есть учитывать их переходный характер. И пока не за­вершился этот, в широком контексте, переходный период от старого к новому типу международных отношений, нельзя было игнориро­вать общедемократические принципы во взаимоотношениях стран Восточной Европы и СССР. Утверждение интернационалистичес­ких принципов классовой солидарности, взаимопомощи, совмес­тной защиты завоеваний социализма во внешней политике СССР выше таких принципов политической демократии, как националь­ное самоопределение, суверенное равенство, невмешательство во внутренние дела друг друга, не выдержали проверки временем и нанесли серьезный ущерб сотрудничеству государств и народов на­ших стран 6 2.

В-третьих, изучая сущность международных отношений, необ­ходимо разграничивать межгосударственные и международные от­ношения, видя в последних демократическое устройство развития отношений всех социальных групп, отдельных лиц по горизонталь­ным связям во всех сферах жизни. Поэтому демократизация межго­сударственных отношений и совершенствование во всех внешних связях составляет содержание современного процесса поиска но­вых форм международного сотрудничества.

' После победы во Второй мировой войне тоталитарный режим Сталина не обеспечил истинное освобождение не только народов Восточной Европы, но и сделал несбыточной мечту о свободе и для советского народа. Странам Восточной Европы, оказавшимся в зоне советского влияния, по словам экс-президента Чехословакии В. Га­вела, была навязана тоталитарная власть, которая навела бюрокра­тический порядок в живом беспорядке истории. В результате этого история была «забальзамирована» 6 3.

Как объяснить сегодня нашим соседям, во имя чего это было сделано? Ради их безопасности? Но они об этом не просили. Одни авторы утверждают, что Восточная Европа была обречена: там

62 Богомолов О. Некоторые вопросы послевоенного развития стран Восточной Европы // Новая и новейшая история. 1990. № 1. С. 83-84.

6 3 История СССР. 1991. № 1. С. 6.

должна была установиться либо советская, либо американская сфе­ра влияния. «Вакуум силы» не может быть незаполненным. Если следовать этой логике, то страны Восточной Европы должны были бы вообще исчезнуть как суверенные государства с политической карты континента. Только в этом случае мог бы образоваться «ваку­ум силы». Но ни 50 лет назад, ни тем более сегодня вопрос так не стоял и не стоит. За исключением короткого периода истории одной послевоенной Германии речь всегда шла о самостоятельных, суве­ренных государствах Восточной и Центральной Европы.

Вот почему горбачевская перестройка советского общества потребовала существенного пересмотра концепции внешней по­литики, выдвинув новые положения, которые резко отличались от тех, что доминировали в 1940-е годы. Во-первых, Горбачев высшим приоритетом политики провозгласил общечеловеческие ценности. Это означало на практике изменение прежних трактовок классовой борьбы применительно к сфере межгосударственных отношений. Классовый подход слишком примитивно делил мир на враждебно противостоящие группы государств, определял их конфронтацию, диктовал гонку вооружений и опасные следствия этой линии, осо­бенно в свете противоборства государств в условиях глобализации мира и доминирования в международных отношениях одной стра­н ы - С Ш А .

Преодоление традиции сталинизма в сфере международных от­ношений предполагает демократизацию советской модели эконо­мического и социального развития страны, включая устранение, обособление СССР от внешнего^мира в политической, экономи­ческой, культурной, научной и других сферах. Требовалось устра­нение психологии недоверия и даже ненависти ко всему иностран­ному. Волюнтаристская внутренняя и внешняя политика Сталина страдала игнорированием законов мировой и европейской политики, интересов национальной безопасности нашей страны. Волюнта­ризм же в отношении стран Восточной Европы в предыдущие годы заложил под отношения России и стран Восточной Европы мину замедленного действия.

И еще важно отметить пагубную роль идеологизации сферы международных отношений, когда мессианские и гегемонические устремления во всех видах и формах межгосударственных отно­шений культивировали чувство идеологического превосходства, перерастающее в великодержавность, присвоение себе роли соци­ального и духовного блюстителя счастья народов мира. Такой под-

ход приводил межгосударственные отношения к конфликтам, гонке вооружений, международной напряженности.

Выработка предельно точных представлений о современных международных реальностях потребовала деидеологизации под­хода к международным проблемам, отказ от переноса идеологи­ческих предпочтений и разногласий в сферу межгосударственных отношений. Это не означает «отмены» тех ценностей и идеалов, которые избирает то или иное общество, но если оно проецирует свои идеологические схемы на международные отношения, то в об­щественном сознании возникает крайне искаженная картина мира, а трезвая констатация по принципу «так и есть» нередко подменяется идеологизированными оценками типа «так должно (или не должно) быть». Неизбежно вступает в противоречие с жизнью и идеологизи­рованная внешняя политика, недостаточно учитывающая интересы партнеров, не признающая за ними свободы выбора.

Отрицание свободы выбора порождает лишь все более сильное общественное стремление к обретению этого права, а если оно оста­ется неудовлетворенным, то стимулирует обострение международ­ных противоречий и конфликтов, которые могут привести к тяже­лым и непредсказуемым последствиям. Конечно, каждое общество вправе верить в правильность собственного выбора, но вот убедить последовать ему и других оно может, в конечном счете, лишь силой собственного примера.

Поэтому обсуждение различных острых политических проблем, в той или иной мере связанных с принципом свободы выбора, будет способствовать осмыслению реальностей Восточной Европы, обо­гащению российской внешней политики.

Научный анализ исторических процессов в сфере межгосу­дарственных отношений стран Восточной Европы и СССР в све­те новых принципиальных оценок событий прошлых десятилетий требует новых методологических подходов к анализу суверенитета стран народной демократии. Суверенитет как принцип междуна­родного права означает независимость государства во внутренних и внешних делах. Без соблюдения суверенитета вообще не может быть равноправного международного сотрудничества.

Уже во второй программе РКП(б), принятой в 1919 году, утверж­далось положение о начале «эры всемирной пролетарской комму­нистической революции», победа которой «требует полнейшего до­верия, теснейшего братского союза и, возможно, большего единства революционных действий рабочего класса в передовых странах», а

в качестве одной из переходных форм на пути к полному единству требует «федеративного объединения государств, организованных по советскому типу». Этой позиции тогда придерживались все ли­деры большевистского руководства. В Программе Коминтерна, на­писанной Н.И. Бухариным и принятой в 1928 году, утверждалось, что революционное развитие приведет к всемирной федерации со­ветских республик.

Практика общественного развития стран Восточной Европы после Второй мировой войны показала, что правящие партии этих стран при решении своих национальных проблем придерживались этой позиции. Как уже отмечалось ранее, в 1948 году была создана такая организация, как Коминформбюро, перенесшая на междуна­родные, межгосударственные отношения Восточной Европы принцип демократического централизма, практиковавшийся в межпартий­ных отношениях коминтерновского времени, что, как считалось, точно соответствует марксистско-ленинской теории 6 4.

Итак, анализ причин утверждения единообразия общественно­го развития в странах народной демократии не может игнорировать внутренние факторы, обусловленные спецификой общественно-политической обстановки в странах Восточной Европы. Условия развития данных стран характеризовались более умеренным соци­альным размежеванием, наличием в ряде случаев отработанного политического механизма взаимодействия интересов социальных групп, создающего объективную возможность постепенного движе­ния к общественному прогрессу. Учет интересов всех социальных групп, в том числе и мелких частных собственников в структуры нового общества, обеспечивал возможность стабилизации народ­ных демократий без вмешательства внешнеполитических сил.

Исторический анализ деформации межгосударственных отно­шений Восточной Европы и СССР позволяет искать корни центро­бежных тенденций в этой части Европы в результате унификации общественного развития, следствием которой явились взрывы анти­советизма и национализма в Восточной Европе. Эти явления стали ответом на'ошибки, допущенные советской политикой в отношении стран этого региона в 1940-1960-е годы, поэтому важно проследить историю межгосударственных отношений с позиций новой методо­логии, учета всей совокупности факторов внутреннего и междуна­родного порядка.

6 4 Правда. 1948. 23 янв.

2.2. Межгосударственные отношения СССР и стран Восточной Европы и кризис народных демократий

Ретроспективный взгляд на историю развития отношений в Вос­точной Европе убеждает в том, что начавшаяся во второй полови­не 1940-х годов «холодная война» в связи с развернувшейся между СССР и ведущими державами капиталистического мира борьбой за судьбу Восточной Европы резко обострила политическую ситуацию в Европе и во всем мире. Как известно, Запад стремился помешать вступлению Восточной Европы на путь строительства социализма, усматривая в этом «коммунистическую экспансию», нежелательное для него расширение сферы советского влияния, тогда как СССР всячески содействовал образованию мировой социалистической системы, поддерживая объективно разраставшийся революционный процесс. Поэтому попытки доказать, что народно-демократические революции в Восточной Европе были инспирированы исключитель­но Советским Союзом, свидетельствуют о недооценке реальных общественных столкновений, развернувшихся в ходе Второй миро­вой войны и после ее окончания. Анализу этой стороны проблем общественного развития много внимания уже уделялось в разделах монографии.

Здесь же мы хотим отразить фактор сталинизма в сфере межго­сударственных отношений и его пагубное воздействие на всю исто­рию отношений СССР и Восточной Европы, на судьбы обществен­ного развития народов этих стран.

Осенью 1948 года, выступая перед участниками совещания, созванного в связи с выходом «Краткого курса истории ВКП(б)», Сталин высказывался откровенно: «Большевики не только паци­фисты, которые вздыхают о мире и потом начинают браться за ору­жие только в том случае, если на них напали, неверно это, больше­вики сами будут нападать, если война справедливая». В тот день его откровенность словно не знала границ: «Крики об обороне - это вуаль...» А.А. Жданов, конспектирующий выступление, особо вы­делил последние слова, ибо они четко раскрывали подлинные пред­ставления Сталина о внешнеполитической миссии советского госу­дарства 6 5.

65 Богомолов О. Некоторые вопросы послевоенного развития стран Вос­точной Европы // Новая и новейшая история. 1990. № 1. С. 83-84; Правда. 1953. 18янв.

Ранее в монографии отмечалось, что переломным моментом в общественном развитии Восточной Европы по пути народной демократии было вмешательство Сталина в этот процесс в 1948— 1949 годы, когда был спровоцирован конфликт с Югославией. Об­виняя лидеров этой страны в измене делу социализма, Сталин ин­криминировал им отрицание руководящей роли Советского Союза в социалистическом мире. Фабриковавшиеся в то время процессы против «врагов народа», будто вступивших в сговор с югославским руководством (К. Дзодзе в Албании, Т. Костова и Л. Стефанова в Болгарии, Л. Райка в Венгрии, А. Паупер и В. Луки в Румынии, Р. Сланского и В. Клементиса 3. Клишко, М. Спьгхальского в Че­хословакии), многие другие акции такого рода знаменовали собой систему политических репрессий, подкреплявших распространение «сталинской модели» движения к социализму.

Догматическая абсолютизация идеологизированных «ценнос­тей» сталинской модели общественного развития и их перенос че­рез Коминформбюро на сферу межгосударственных отношений в конце 1940-х годов вызывали глубокий конфликт между сталинс­ким руководством СССР и Югославией. Хотя еще не до конца изу­чен вопрос о корнях этого конфликта и даже откровенной вражды между сталинским и югославским руководством, все же последние публикации позволяют проследить логику его зарождения и разви­тия вплоть до смерти Сталина.

Некоторые авторы считают началом конфликта знаменитую пресс-конференцию Г. Димитрова, на которой он вел речь о Юго­славии. Находясь в Бухаресте с целью подписания договора с Ру­мынией, Г. Димитров высказался о том, что создание федерации восточноевропейскими странами является «несвоевременным». В то же время он сказал: «Когда вопрос созреет, а это, безуслов­но, будет, наши народы, страны народной демократии - Румыния, Болгария, Югославия, Албания, Чехословакия, Польша, Венгрия и Греция — решат его. Им надлежит решить, что это будет - федерация или конфедерация, когда и как она будет создана. Можно сказать, то, что делают сейчас наши народы, в значительной мере облегча­ет разрешение этого вопроса в будущем». Развивая свою мысль, он говорил о необходимости тесного экономического сотрудничества между этими странами, координации их планов развития, осущест­вления ими торговой кооперации на интернациональном уровне, создании таможенной унии. «Это очень сложный процесс, - отме­чал он, — но такая таможенная уния необходима для развития на-

ших стран. Поэтому мы сознательно и смело будем готовиться к созданию этой таможенной унии с союзными странами, и она будет осуществлена» 6 6.

Таким образом, Г. Димитров изложил собственную программу создания структуры Восточной Европы и в завершение, как бы под­черкивая всю сложность сказанного, добавил несколько печальных фраз: он сказал, что мужество — основное достоинство отдельного человека и народа, и закончил, подчеркнув, что говорит с той же «откровенностью», с какой боролся с нацистами в 1933 году во время процесса в Лейпциге. По сути, Г. Димитров изложил новую концепцию, высказанную без предварительной консультации с со­ветскими руководителями. Г. Димитров был уже болен, а потому он хотел склонить к реализации своего плана руководителей восточно­европейских стран.

Однако данный план не устраивал Сталина. В инициативе Г. Ди­митрова и во внешнеполитической активности И.Б. Тито он увидел зародыш международной оппозиции его политике, и реакция была немедленной и самой решительной. В Москву были приглашены Г. Димитров и И. Тито. Первый прибыл в сопровождении Костова и Коларова. Предчувствуя сталинскую реакцию, И. Тито направил Карделя, Джиласа и Бакарича. Вечером 10 февраля состоялась их встреча со Сталиным 6 7.

Это был монолог Сталина, а не дискуссии равноправных едино­мышленников. Сталин настаивал на двух пунктах: во-первых, между советскими руководителями и их собеседниками существует под­линное столкновение концепций; во-вторых, югославы и болгары действуют без согласования с СССР, ставя его перед свершившимся фактом. С точки зрения Сталина, для СССР являются опасными лю­бые самостоятельно выработанные планы создания коалиции вос­точноевропейских стран без руководящей роли Советского Союза. Других вариантов Сталин себе не мыслил.

. На югославских коммунистов было оказано массированное дав­ление. Переговоры по экономическим вопросам, проводимые в этот момент, были полностью приостановлены.

Югославская сторона на заседании ЦК с участием И. Тито пред­приняла ответные меры 1 марта 1948 года. Содержание разговора на заседании ЦК СКЮ стало известно Сталину через Жуйковича, од-

66 Бутенко А.П. Советско-югославский конфликт 1948 года: истоки, суть и следствие // Эпикон. 2001. № 10.

6 7 Там же.

ного из руководителей Югославии. Последовали следующие шаги: из Югославии были отозваны все советские военные и гражданские советники. В ответ на просьбу югославского руководства объяснить эти действия, с которой обратился к нему И. Тито, Сталин ответил 27 марта 1948 года письмом, которое положило начало открытой вражде между партиями и правительствами СССР и Югославии. В письме И. Сталина и В. Молотова от 27 марта 1948 года были изложены тезисы, по которым шла полемика. Югославские руко­водители были обвинены в том, что они проводят закулисную и нечестную, двуликую игру в отношении ВКП(б), которую офици­ально ее фарисейски хвалят и возносят до небес 6 8.

Далее Сталин ставит в упрек руководителям компартии Югосла­вии в вину то, что они не развивают внутрипартийную демократию, а ЦК партии в своем большинстве не выбран, а кооптирован. Юго­славские руководителя обвинялись в том, что они допустили анг­лийских шпионов в руководство Министерства иностранных дел 6 9 .

Смысл содержания письма, тон изложения аргументации не ос­тавлял югославским руководителям никакой возможности для того, чтобы не поднять брошенную перчатку без потери национального достоинства. Все свидетельствовало о том, что авторы хотят поме-ряться силами, а не выяснять позиции друг друга. Во втором письме от 13 апреля 1948 года И. Сталин и В. Молотов ведут полемику по проблемам: 1) об отзыве советских военных советников из Югосла­вии; 2) о советских гражданских специалистах в Юго-славии; 3) в послании была очерчена та модель социалистического общества, которую Сталин намеревался выдвинуть в качестве единственно возможной для дальнейшего ее воплощения в жизнь во всех стра­нах Восточной Европы.

Против великодержавного диктата в отношении восточноевро­пейских стран и выступали югославские руководители, переведя возникший конфликт в русло межгосударственных отношений меж­ду великой державой и малой страной. Это был вопрос националь­ного достоинства, суверенитета, независимости, которые должны быть, по мнению И. Тито, фундаментальными факторами в по­строении отношений между социалистическими государствами. И в этом И. Тито получил мощную поддержку всей компартии. Его ответ Сталину 13 апреля 1948 года пункт за пунктом опровергал обвинения. И.Б. Тито предлагал направить в Югославию делегацию

68 Милечивт П. Осторожно - ревизионизм. М.: Правда, 2001. С. 62-63. 6 9 Там же.

для проведения переговоров, чтобы она на месте могла убедиться в несправедливости и бездоказательности обвинений. В этом пись­ме он сформулировал свой знаменитый тезис: «То, что каждый из нас любит Советский Союз, землю социализма, не может ни в коем случае значить, что мы меньше любим свою собственную страну, которая также строит социализм» 7 0.

Дальнейшие события показали, что Сталин не нуждался в принци­пиальном обсуждении разногласий и принятии платформы урегу­лирования конфликта. Напротив, дальнейшие шаги Сталина были направлены на разжигание конфликта и создание условий изоляции Югославии среди стран Восточной Европы, а ее компартии - в ми­ровом комдвижении.

В своем письме в адрес И. Тито от 4 мая 1948 года Сталин сфор­мулировал программу распространения сталинизма в международ­ном масштабе. В девяти главах этого документа были воспроизве­дены все аргументы предыдущего письма, но они были усилены и изложены полнее как при анализе советско-югославских отно­шений, так и при изложении общих принципов. По сути, в письме провозглашался принцип доминирования советского опыта в об­щественном развитии данных стран. В этой связи Сталин напоми­нал положение теории о продолжающемся обострении классовой борьбы, с помощью которой он в 1930-е годы расправился со всеми силами, которые были не согласны с его политикой. Он требовал ее применения и в других странах, в частности, при развертывании кампании против так называемых кулаков в деревне, навязывая, та­ким образом, всем странам свой путь коллективизации. В каждой стране, добавлял Сталин, партия должна стоять над любой другой общественной или государственной организацией, включая Сове­ты или Национальный фронт 7 1. В этой мысли содержится и другое фундаментальное положение сталинизма - о «приводных ремнях» диктатуры пролетариата.

Под мощным давлением сталинского руководства и конъюнк­турно-амбициозных местных руководителей в странах Восточной Европы прокатилась волна антиюгославских действий, которые со­четались с массовыми репрессиями среди социально-политических сил. В эти годы повсеместно утвердились политические режимы,

7 0 Восточная Европа: контуры посткоммунистической модели развития. М., 1992. С. 75-90.

7 1 Коммунист. 1953. № 12. С. 25-26; Правда. 1953. 18 янв.; Правда. 1955. 27 мая.

характерной особенностью которых стала монопольная власть од­ной партии, державшаяся на неоспоримом могуществе партийного вожака и узкой высшей партийной элиты, опиравшейся на силовые структуры и с жесткой регламентацией всей общественной жизни.

Ситуация углублялась детальным копированием советского опы­та в строительстве социализма, что означало прежде всего, во-пер­вых, усиленное культивирование тяжелой индустрии, лишавшее средств на развитие тех отраслей, с прогрессом которых был связан рост материального благосостояния трудящихся; во-вторых, - изо­ляцию восточноевропейских стран от внешнего мира и его дости­жений в различных отраслях производства и науки. Разумеется, полностью игнорировать общемировые тенденции они не могли, поэтому какие-то изменения имели место, но до конца своего су­ществования система советского типа сохранила однопартийность, директивную плановую экономику, безраздельное господство го­сударственной собственности. Однако под воздействием междуна­родных факторов восточноевропейские страны были вынуждены частично открыться перед мировой экономикой, и под воздействи­ем внешней среды коммунистические режимы стали подвергаться эрозии. Таким образом, претензия советского номенклатурного ру­ководства на руководящую роль в социалистическом лагере, высту­пать в качестве арбитра в вопросах теории и политической практи­ки привела к накоплению взаимных обид и недовольства и явилась одной из причин глубокого кризиса реального социализма и антисо­ветских настроений в Восточной Европе 7 2 .

Сталинская политика в советско-югославском конфликте мо­жет рассматриваться в плане ближайшей и более отдаленной пер-спективы.

С позиций того времени политические репрессии и судебные процессы в странах народной демократий 1940-х годов служили определенной цели Сталина: устоять перед усиливающимся давле­нием стран Запада во главе с США на СССР и Восточную Европу. Политика Запада порождала у Сталина опасение за свою власть, и поэтому он стремился укрепить ее позиции в социалистическом содружестве. Однако укрепление сталинской власти в странах Вос­точной Европы фактически устраняло трудящихся от управления и использования властных функций в интересах народа. Эти отрица-

72 Богомолов О. Некоторые вопросы послевоенного... С. 83-84.

тельные результаты политических событий 1940-х годов послужили в 1960-е годы исходным пунктом «пражской весны», завершившей­ся военной интервенцией пяти стран.

Если рассматривать политические результаты событий 1940-х годов с позиций перспективы, то, без всякого сомнения, советско-югославский конфликт 1948-1953 годов можно рассматривать как гибель народно-демократической власти и причину общественно-политических революций 1980-х годов, когда сталинская форма социализма была отвергнута восточноевропейскими народами. Однако вместе с отказом от сталинской формы были утрачены все социально-экономические завоевания народов Восточной Европы и СССР. Таков негативный стратегический итог советско-югославского конфликта 1940-х годов.

2.3. Деформация межгосударственных отношений СССР и стран Восточной Европы в 1940—1950-е годы

При анализе деформаций общественного развития в Восточной Европе следует исходить из того, что они отражали глубинные про­тиворечия между сложившейся в СССР моделью государственного социализма, в последующем практически скопированной странами Восточной Европы, и внутренними потребностями развития стран этого региона, определяющимися их историческими и националь­ными традициями.

Несоответствие «навязанной» модели общественного развития возможностям и потребностям стран Восточной Европы опреде­лило выход этого противоречия на уровень межгосударственных отношений с СССР, воплощавшим модель сталинизированного со­циализма.

В январе 1949 года с рождением СЭВ возобладала сталинская концепция международного сотрудничества. Суть ее заключалась в автаркии социалистических стран от остального мира, защите их национальной и экономической независимости. Считалось, что идеологически враждебная «нашему» лагерю внешняя среда делала необходимым, а потенциальная обеспеченность природными ресур­сами возможным создание экономики, находящейся практически на самообеспечении.

Таким образом, новая международная экономическая организа­ция была создана по сугубо политическим мотивам. Политическая основа в экономических взаимоотношениях — фактор непреходя­щий, способный как стимулировать сотрудничество, так и сдержи­вать его развитие. Поэтому тот факт, что государства с однотипным социально-общественным строем отдают приоритет взаимным связям — явление в мировой практике широко распространенное и совершенно нормальное, особенно в период тотальной классовой поляризации человеческого общества.

И если с идеологической совместимостью новоиспеченных партнеров по сотрудничеству все было в полном порядке, то с его экономическим базисом дело обстояло значительно хуже. Истории было угодно распорядиться таким образом, что для тех стран Вос­точной Европы, которые вошли вместе с СССР в число учредителей СЭВ, взаимные связи не были ранее ведущим внешнеторговым на­правлением. До 90% их товарооборота реализовывалось за предела­ми формирующегося нового экономического региона. Еще в более скромных масштабах осуществлялась торговля этих стран с Совет­ским Союзом (на ее долю в среднем приходилось чуть более одного процента).

Отсутствие полноценного экономического базиса просто не могло не сказаться на строительстве всех последующих этажей здания сотрудничества. В результате вместо гармоничной систе­мы взаимных связей возникло автономное развитие отдельных их форм: внешней торговли, производственной и научно-технической кооперации и т.д. За 40 с лишним лет СЭВу так и не удалось пре­одолеть барьер первоначальной межотраслевой схемы разделения труда, базирующейся, в основном, на интересе партнеров к совет­скому сырью. Несмотря на неоднократно предпринимающиеся до последнего времени попытки внедрить технологическую модель сотрудничества, она все-таки осталась непокоренной вершиной. Например, уровень развития кооперации СССР со странами СЭВ в области машиностроения в 4-6 раз ниже, чем в торговле между западными странами.

Все это определило тип сотрудничества в рамках СЭВ. В его основе были заложены административные методы регулирования интеграционных процессов и экономического взаимодействия, об­рекая на пассивность основную массу трудящихся, непосредствен­но занятых в производственной сфере промышленности, сельского хозяйства, науки и услуг. Практически отсутствовали непосредствен-

ные деловые контакты и прямые связи. В результате у них не было реальной заинтересованности в развитии экономического сотруд­ничества и получении выгод от него. Интеграция стран СЭВ была направлена по административно-бюрократическому пути. Дости­жение подлинного экономического партнерства, широкого перепле­тения экономических интересов и кооперационных связей в базо­вых звеньях народного хозяйства и общественном организме этих стран подменялось принятием показных мероприятий и проектов по линии высших этажей власти. Процесс.интеграции сводился к бюрократической организации экономического взаимодействия между замкнутыми в себе государственными системами отдельных стран, разделенных труднопреодолимыми административными, фи­нансово-экономическими, правовыми и другими барьерами. Силь­но разбухший бюрократический аппарат не мог наладить и обеспе­чить функционирование все более усложняющихся хозяйственных связей между отдельными предприятиями, объединениями и орга­низациями стран СЭВ. Это вело к снижению эффективности их эко­номического и научно-технического сотрудничества, росту неудов­летворенности и разочарования практикой экономических связей, падению престижа СЭВ.

Наличие противоречий в советской системе вызвало кризис сталинской модели общественного развития. Несмотря на то, что Советский Союз вышел победителем из Второй мировой вой­ны, успешно решив вопросы восстановления народного хозяйства, покончив с последствиями войны и голодом, советское общество пребывало в каком-то угнетенном состоянии. Вряд ли кто ясно тог­да осознавал это противоречие, а тот, кто что-либо еще понимал, не мог публично высказывать свои взгляды или отважиться на кри­тику Сталина. А между тем внутренняя тяжелая болезнь тоталита­ризма все больше подтачивала общественный организм Советского Союза и других соцстран.

Быстрый прогресс в освоении атомного ядра позволил СССР ликвидировать монополию США на атомное оружие. Более того, несмотря на то, что США провели первое испытание водород­ной бомбы в ноябре 1952 года, хотя она еще не была готова для практического использования, СССР успешно испытал 12 августа 1953 года водородную бомбу, опередив США на несколько месяцев. Милитаризация существенно увеличила вооруженные силы СССР с момента окончания войны в Корее и к 1955 году довела их с 2,6 до 5,7 млн человек.

Однако советская военная мысль неадекватно реагировала на на­учно-техническую революцию в области средств ведения войны, в то время как ядерное оружие требовало нового осмысления всего спектра проблем, им порождаемых. Догматизация науки не могла обойти стороной и военную мысль. Это вытекало, в частности, из работ Сталина, который считал, что новое оружие не меняет харак­тера современной войны.

Еще более вопиющие противоречия проявлялись в других сферах общества. Усложнялись экономические проблемы, упадок деревни вызвал в народе опасения нового голода. Запасов не хватало, их не­достаточность представляла собой серьезную опасность на случай войны. Изоляция от всех стран мира и шпиономания заморажива­ли научный и технический прогресс, накапливалось отставание от уровня развития мировой культуры, что осознавалось еще не­многими, но уже создавало препятствия на пути экономическо­го прогресса даже в отраслях, поставленных в наиболее привиле­гированные условия. Осознавал ли Сталин нарастающий кризис общественного устройства, созданного по его идеям? Существует мнение, что да. Именно потому он предполагал повысить налоговое обложение крестьян до того уровня, который превысил бы объем всех доходов, получаемых ими в виде поступлений от продажи про­дукции государству.

Народ и вся страна в меньшей мере осознавали реальные проблемы и степень остроты противоречий в обществе. Практическое отсутствие объективной информации лишало общество возможности обсуж­дать назревшие проблемы, а рядовой человек боялся раскрыть рот для того, чтобы сказать или спросить о положении дел в стране. От­сутствие информации о положении дел в обществе сопровождалось появлением пренебрежения к законам и правовым нигилизмом. Внутренняя культура советского общества развивалась под зна­ком того явления, которое позднее было названо «психологической травмой»^ Догматическое цитирование трудов Сталина превращало общественную науку в мертвую схему, а людей - в манкуртов.

На фоне обостряющегося кризиса сталинской модели обществен­ного развития в СССР в Югославии приступили к внедрению само­управления на промышленных предприятиях. Впервые советскому опыту была противопоставлена другая общественная модель в соци­алистическом лагере.

В результате, определенные группы в Чехословакии начали поиск движения к «социализму с человеческим лицом». Эта линия отри-

цала сталинизм со всеми его жуткими репрессиями, беззакониями в отношении трудящихся. Казни по сфабрикованным делам происхо­дили, но репрессии не были такими обширными, как в СССР.

Антисемитизм в Чехословакии был прелюдией к тому, что должно было произойти в СССР, где уже в течение определенного времени проводилась работа в том же направлении. Несколькими месяцами ранее в Москве были приговорены к смерти и расстреля­ны члены старого антифашистского еврейского комитета. 13 января 1953 года было публично объявлено, что группа весьма известных врачей, также по большей части евреев, отправлена на каторгу за заговорщическую деятельность, якобы проводимую по указке аме­риканских секретных служб и международной еврейской организа­ции. Антисемитский характер обвинений был усилен тем, что ут­верждалось, будто секретные инструкции передавались из Америки при посредничестве «известного буржуазного еврейского национа­листа Михоэлса», который погиб при загадочных обстоятельствах.

В нашей стране паника и страх перед «врагами» овладели мас­сами, а в печати вновь появились материалы и терминология, ха­рактерная для 1937 года, периода «массового террора». В них вновь шла речь о «капиталистическом окружении», хотя Сталин семь лет назад говорил, что такое окружение более невозможно. Вновь вы­двигалось сталинское утверждение, согласно которому чем боль­ших успехов добивается страна, тем более острой становится клас­совая борьба и тем более изощренными становятся действия врагов. Для чего все это делалось и куда Сталин вел дело? На этот вопрос мог бы дать ответ сам Сталин, но эту тайну он унес с собой в моги­лу. Хотя есть утверждения, что если Сталин действительно проек­тировал новый 1937 год, то, видимо, близки к истине предположе­ния американцев, которые утверждали, что посредством внешнего давления можно вызвать катастрофический насильственный взрыв внутренних противоречий советской системы. Этой цели и служила «холодная война» с дорогостоящей гонкой вооружений.

После смерти Сталина советское руководство стало целенаправ­ленно проводить взвешенную политику для нормализации отноше­ний с Югославией. В августе 1953 года Г.М. Маленков объявил в Верховном Совете СССР о нормализации отношений с Белградом в области разрядки международной напряженности. Югославские руководители приняли эти знаки доброй воли, но не верили в ис­кренность намерений советских руководителей, памятуя прежнюю горькую историю отношений со сталинскими соратниками.

В 1953 году после рассмотрения в ЦК КПСС вопроса об улучше­нии отношений с Югославией было сделано заключение о том, что югославский режим не стал «реставрированным капитализмом», как утверждала советская пропаганда, напротив, Югославия следу­ет к социализму своим путем. В середине 1954 года началась подго­товка к нормализации отношений Белграда с союзниками СССР. Это было сделано в форме закрытого письма и устного выступления Н.С. Хрущева перед иностранными делегатами, приехавшими в Прагу на съезд КПЧ.

Конфиденциальные переговоры между Москвой и Белградом в течение всего 1954 года привели к тому, что советское руководс­тво признало необоснованность части старых обвинений Комин­формбюро. В советской печати стали появляться более объектив­ные статьи, оптимистические выступления и заявления И.Б. Тито. В феврале 1955 года В.М. Молотов сделал заявление о том, что улучшение двусторонних отношений зависит от Югославии не меньше, чем от СССР, дав этим понять, что и Югославия должна изменить свои позиции. Югославская реакция была сдержанной. В этой ситуации свою положительную роль сыграл Н.С. Хрущев, прибывший в Белград во главе советской делегации. Он прямо воз­ложил ответственность за конфликт на СССР, обвинив Л.П. Берию в этом преднамеренном преступлении. Далее он выразил сожале­ние по поводу прежней политики и высказал пожелание улучшить отношения между правительствами и партиями, чтобы вернуться к старому послевоенному союзу 7 3 .

Соглашения между СССР и Югославией имело большое значение для других стран Восточной Европы, поскольку в нем затрагивался вопрос об экспорте сталинизма в страны Восточной Европы. В нем признавалось право Югославии не только проводить самостоятель­ную внутреннюю и внешнюю политику, искать друзей на Востоке и на Западе, но и быть равноправным партнером. Это обусловило раз­витие отношений между двумя странами на уважении принципов суверенитета, независимости, -равенства* которые стали основой мирного сосуществования всех государств. Стороны договорились придерживаться принципа невмешательства во внутренние дела друг друга и признали, что внутренний порядок, различие социаль­ных систем и многообразие конкретных.форм развития социализ­ма являются «делом народов отдельных стран». Это было первое

73 Бутенко А.П. Советско-югославский конфликт 1948 года...

формальное признание на уровне идеологии многообразия путей к социализму.

Разоблачение культа личности Сталина в СССР вызвало в пра­вящих компартиях стран народной демократии психологический шок и политические разногласия. Это состояние соответствова­ло и внутренней борьбе в самом руководстве СССР. Устранение Берии имело серьезные политические последствия для восточно­европейских стран, поскольку он создал в этих странах мощную разветвленную сеть агентуры как в структурах власти, так и в са­мих партиях для сбора информации и наблюдения за руководством. Этот механизм был разрушен вместе с аппаратом Берии. Н.С. Хру­щев оценивал его как «самое грубое нарушение» отношений меж­ду социалистическими странами. В результате ослабло давление на Восточную Европу извне, находившее выражение в политических репрессиях в этих странах. Однако коммунистические и рабочие партии затруднялись в поиске ответа на вопрос, что и как делать в перспективе.

Изменения, происходившие в советском руководстве, повторялись и в других странах Восточной Европы. В каждой из них происходил процесс разделения высших партийных, государственных и прави­тельственных постов, что явилось следствием политической борьбы, которая в разных партиях проявлялась по-своему. Неоднозначная реакция была и на советско-югославское сближение. В большинстве своем она была отрицательной, особенно за отказ от антиюгославс­ких решений Коминформбюро в 1948 году. Резонанс был сильным в каждой партии. В Чехословакии требовали созыва чрезвычайного съезда КПЧ, в Болгарии был отстранен от руководства Червенков, основной представитель последимитровского курса.

Процессы перестройки в разных странах имели национально-спе­цифические и общие черты: уменьшить капиталовложения, чтобы повысить уровень потребления; преимущественно развивать лег­кую промышленность; ослабить давление на крестьян в ходе кол­лективизации; больше внимания уделять уровню жизни населения.

Говоря о национально-специфическом в изменениях, происходя­щих в странах Восточной Европы, следует отметить особую остроту противоречий в такой стране, как Польша. Там уже в 1954 году реа­билитировали многих политических заключенных (арестованный в 1951 году В. Гомулка был выпущен на свободу тихо, без пересмотра дела) и ликвидировали всемогущее министерство государственной

безопасности. В Чехословакии еще шли процессы против бывших руководителей партии, но их вряд ли можно объяснить советским давлением. Причины репрессий коренились во внутренней борьбе за власть 7 4.

Пересмотр сталинской модели общественного развития совет­ским руководством не мог не затронуть все страны, входившие в понятие «социалистический лагерь». Сталинская система носила следы войны и первых послевоенных соглашений. Однако когда советские руководители, ориентируясь на раздел Германии, стали превращать ГДР в своего верного союзника, стало ясно, что этих соглашений недостаточно. Ситуацию обострили события 17 июня 1953 года в ГДР: волнения в Берлине, затем в других городах ГДР, произошли выступления рабочих летом в Чехословакии. Они были подавлены силой оружия (в Берлине — советскими войсками). Эти события вызвали напряженность в других странах. Советское руко­водство высказало пожелание правительствам стран народной де­мократии последовать их примеру, приняв для внутренней разрядки меры, аналогичные принятым в СССР. Предложения были встре­чены настороженно, их не спешили принимать, опасаясь за свое положение в собственных странах. Спустя некоторое время СССР отказался от репараций и сократил расходы немцев на содержание своих войск в Германии. 33 крупных немецких предприятия, став­ших советской собственностью, были возвращены правительству ГДР. Новые отношения с ГДР повлекли за собой изменения отно­шений с другими странами, начался процесс пересмотра наследия войны.

Особую неприязнь сталинская модель общественного разви­тия вызвала в Польше и Венгрии, где движение против сталинизма сопровождалось яростными антисоветскими настроениями.

В Польше первыми признаками кризиса стали рабочие волнения в Познани в июне 1953 года, подавленные войсками. Они были не спровоцированы извне, как указывалось польским руководством в первый момент, а вызваны недовольством трудящихся масс. В этих волнениях отразились политические настроения, которыми в тече­ние нескольких месяцев были охвачены трудящиеся на предприяти­ях и в кругах интеллигенции и которые не прекращались все лето.

74 Желицки Б.Й. Общая эрозия «реального социализма» и Венгрия конца 80-х годов // Революции 1989 года в странах Центральной (Восточной) Европы. М., 2001. С. 89-98.

Эти настроения и проявились в глубоких разногласиях в ЦК ПОРП, где течение, выступающее за политический поворот, идейно опи­ралось на В. Гомулку, пострадавшего от сталинских репрессий, и на его старые концепции польского пути к социализму. В октябре 1956 года, во время углубления кризиса, большинство руководства ПОРП обратилось к нему с просьбой занять пост первого секретаря ЦК ПОРП. В Москве к этому факту отнеслись настороженно, так как никто не знал политических намерений В. Гомулки. Перед от­крытием Пленума ЦК ПОРП, который должен был поставить его во главе партии, началось передвижение советских войск в стране и у границ Польши. В Варшаве на заводах и школах готовились к сопротивлению. Трагическое столкновение приближалось.

Когда уже работал Пленум ПОРП, 18 октября 1956 года неожи­данно в Варшаву без приглашения прибыла важная советская де­легация, состоящая из представителей двух групп, столкнувшихся в Москве. Это были Хрущев и Микоян, с одной стороны, Молотов и Каганович — с другой. Поляки были вынуждены прервать дебаты для того, чтобы позволить своим руководителям, а также Гомулке встретиться с советскими лидерами. Встреча продолжалась сутки -день и ночь. Это были искренние, трудные и горькие переговоры, сопровождавшиеся взаимными обвинениями 7 5.

В. Гомулке удалось убедить своих собеседников, что предпола­гаемые перестановки в руководстве и программные изменения не­обходимы для укрепления социализма в Польше и что нужно из­менить характер советско-польских отношений - это было главной темой дискуссии - для установления подлинной дружбы между двумя странами. На следующий день советские лидеры уехали, а В. Гомулка был избран Первым секретарем ЦК ПОРП и представил стране план реформ, ориентированных на концепцию польского со­циализма. Спустя несколько недель состоялись правительственные советско-польские переговоры. В. Гомулка подтвердил, что остает­ся верен союзу с СССР, который, по его мнению, соответствовал национальным интересам страны, добился пересмотра ряда согла­шений в торговле, а также отзыва Г.К. Рокоссовского с поста глав­нокомандующего польской армией.

То, чего удалось избежать в Польше, произошло в Венгрии. Рас­стрел польских рабочих в 1956 году и решения XX съезда КПСС,

7 5 Дискуссии о социализме в Польше // Система советского типа в Восточ­ной Европе: осмысление опыта четырех десятилетий. М., 2001. С. 114-115.

прошедшего под знаком разоблачения культа личности Сталина, оказало мощное воздействие на Венгрию. В этой стране внутрен­ний раскол и ожесточенная борьба между коммунистами втянули СССР в конфликт глубже, чем в Польше или других странах. Из всех лидеров, которые в 1956 году еще оставались у власти в Вос­точной Европе, Ракоши больше других был причастен к экспорту сталинизма. Он сохранил свою власть после жестокой борьбы про­тив Имре Надя, старого противника его политики, ставшего сторон­ником «национального социализма» и неприсоединения по юго­славскому образцу.

В этом внутреннем конфликте советское руководство проявляло колебания, и лишь летом 1956 года под совместным давлением Моск­вы и Белграда Ракоши был вынужден уйти. Однако это не привело к существенным изменениям ни в политике правительства, ни в его составе и вызвало мощный взрыв общественного недовольства. Про­цесс все больше приобретал националистический, антисоветский характер с использованием насильственных средств. Результатом нарастающего возмущения студентов, интеллигенции и рабочих в октябре 1956 года стало восстание против ракошистского режима, которое быстро переросло в революцию и народно-освободитель­ную борьбу.

В конце октября в Будапешт прибыли Микоян и Суслов, на­деясь использовать последние возможности компромисса. 30 ок­тября Советское правительство опубликовало Декларацию пра­вительства СССР об основах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между Советским Союзом и другими странами Восточной Европы, в которой признавало' неравенство между социалистическими странами в прошлом 7 6 .

Советское руководство было готово пересмотреть экономиче­ские отношения, присутствие советников и размещение войск со всеми заинтересованными социалистическими странами,, признало ошибки, допущенные в первые годы в отношениях между восточ­ноевропейскими странами. X X съезд партии осудил эти ошибки и нарушения и поставил задачу - строго и последовательно осущест­влять ленинские принципы равноправия во взаимоотношениях Со­ветского Союза с другими социалистическими государствами.

Между тем обстановка все более обострялась и возникала си­туация, угрожающая безопасности и других восточноевропейских

7 6 Система советского типа в Восточной Европе: Осмысление опыта че­тырех десятилетий. М., 2001. С. 114—115.

стран в силу того, что появилась реальная опасность реализации американской идеи об «освобождении» Восточной Европы - снача­ла Венгрии, потом других стран. В эти события могли быть втянуты все страны Варшавского Договора. Венгерский кризис, совпавший с англо-французской войной в Египте, поставил международную обстановку на грань международной катастрофы. Учитывая все эти обстоятельства, советское руководство после долгих и трудных об­суждений приняло решение подавить восстание с помощью совет­ских войск.

Однако в отличие от польских событий советское руководство решило заручиться коллективной поддержкой стран социалисти­ческого лагеря. Правительства стран народной демократии пол­ностью выразили согласие с применением силы для подавления восстания. На той же позиции стояли и китайцы. После первого вывода советских войск из Будапешта было опасение, что СССР решил оставить Венгрию на произвол судьбы. Мао Цзэдун лично выступил за вмешательство. Как он говорил позже, ему не хоте­лось, чтобы советское решение выглядело классическим жестом «империалистической великой державы», поэтому он был среди тех, кто требовал выполнения обязательств, принятых в Москве в декларации 30 октября. Новые польские руководители тоже одоб­рили использование силы.

Венгерские события по-разному интерпретировались в СССР и других странах народной демократии, причем усилилось влияние тех сил, которые призывали к осторожности и считали опрометчи­вой политику обновления 1956 года. Движение за обновление социа­листической демократии оказалось под ударом. Во всем мире нача­лось развернутое политическое наступление на коммунистическое движение, которое снова объединилось вокруг СССР, несмотря на его внутренние противоречия. Полемика носила такой же характер, как и во времена «холодной войны». Раздавались призывы спло­титься, а не заниматься разъяснительными дискуссиями.

События в Польше и Венгрии показали, что изменились как от­ношения между социалистическими странами, так и их связи с дру­гими социалистическими течениями в мире. В результате событий 1956 года внутри социалистической системы обрисовывались три полюса: Москва, Пекин и Белград. Н.С. Хрущев стремился сотруд­ничать с обеими столицами. В июне 1956 года И. Тито совершил ви­зит в СССР. Было опубликовано совместное заявление двух партий, в котором говорилось, что принципы, провозглашенные год назад

в Белграде, универсальны для всех социалистических стран, а не только для СССР и Югославии. Однако осуществлять их было труд­но, так как советское руководство опасалось того, что авторитет и влияние Тито на другие страны народной демократии вызовут цент­робежные тенденции, способные разрушить союз СССР и Восточ­ной Европы. На этой же встрече выявились разночтения событий в Венгрии. Дело не только в том, что И. Надь, укрывшийся в югослав­ском посольстве, был расстрелян после того, как покинул свое убе­жище, но и в том, что прежние обиды и подозрения, накопившиеся за годы полемики, все еще не рассеялись. К тому же советское руко­водство считало, что распространение югославских идей является важнейшей причиной кризиса стран народной демократии 7 7.

Поиски выхода из кризиса, последовавшего после X X съезда КПСС, шли по разным направлениям. Этому должно было послу­жить Совещание коммунистических и рабочих партий в Москве, проводившееся спустя 20 лет после последнего V I I Конгресса Ко­минтерна. 14—16 ноября 1956 года состоялось совещание двенад­цати правящих партий. Югославы не участвовали в совещании и отказались подписать заключительную Декларацию, так как не одобряли ее содержание и боялись снова оказаться втянутыми в международный блок.

После трагических событий 1956 года в Венгрии советское ру­ководство осознало необходимость строить отношения с восточно­европейскими странами на более прочной экономической основе, обеспечивающей удовлетворение национальных интересов всех. Такой основой мог быть общий рынок. Организовать его могла международная организация СЭВ.

В 1958 году в Москве встретились страны-участницы Совета, которые предприняли попытки придать ему статус международной организации со всеми правилами и постоянными комитетами. Нача­лось многостороннее сотрудничество, которое должно было заме­нить прежние двухсторонние соглашения. Была согласована новая система цен на основе действующих цен международного рынка. Чтобы устранить их колебания, они пересматривались только раз в пять лет, оставаясь в интервале неизменными. В 1962 году был одобрен второй уставной документ «Основные принципы междуна­родного социалистического разделения труда». Н.С. Хрущев пред­полагал создать единый экономический план для всех стран с еди­ным центром планирования.

77Миличевич П .Указ. соч. С. 55, 60-61.

, Однако по своей структуре СЭВу были присущи серьезные дис­пропорции между огромным потенциалом СССР с его ориентацией на сырьевое производство и более индустриально развитую часть в лице Чехословакии и ГДР, где уровень жизни населения был выше, чем в СССР. Новое разделение труда, сложившееся в СЭВ, постави­ло более сильную страну СССР, богатую природными ресурсами, в положение преимущественно экспортера сырья и импортера конеч­ной продукции, что не обеспечивало ей высокого экономического престижа. Определенная разница в уровне развития существовала и между остальными членами Совета. Каждая страна-участница стре­милась защитить прежде всего свои национальные экономические интересы и отложить на более поздний срок задачи более тесного объединения в рамках СЭВ.

Разрыв между Москвой и Пекином оказывал глубокое воздействие на восточноевропейские страны. Теперь у них появились большие возможности для самостоятельного политического выбора. Эту вы­году они получили, поддержав СССР против Китая. Больше никто не осуждал польских руководителей за отказ от коллективизации деревни или попытки прийти к соглашению с католической церковью. В Венгрии Я. Кадар мог развивать политику национального прими­рения и устранять из общественной жизни те моменты, которые вы­зывали всеобщее недовольство. В Чехословакии появились первые движения и первые столкновения мнений и точек зрения, в которых отражались реальные противоречия общественного развития. Все проводимые эксперименты в странах Восточной Европы так или иначе воздействовали на научную, экономическую мысль в СССР.

Особую позицию внутри восточноевропейских стран занимала Румыния, позиция которой определялась многими факторами, но важнейшей была потребность в национальном самоутверждении. Правящая компартия стала выразителем этой идеи, найдя тем са­мым связь с народом. В рамках Варшавского Договора в 1958 году руководство Румынии добилось вывода советских войск, разме­щенных на ее территории. Будучи менее развитой, Румыния чаще проявляла свою незаинтересованность в плане усиления процесса разделения труда в рамках СЭВ.

Румыны боялись, что их страна будет превращена в сельскохо­зяйственный придаток не только СССР, но и других более развитых стран СЭВ. Это подозрение наложило отпечаток на действия дру­гих партнеров по развитию экономической интеграции Восточной Европы, которая могла ограничить свободу национального выбора.

Румыния отвергла предложение разработать общий экономический план, создать единый центр планирования и построить смешанные предприятия, использующие румынские ресурсы.

Такая ориентация определила и линию поведения в советско-ки­тайском конфликте, в котором румыны увидели возможность укре­пить свою национальную самостоятельность. Когда в 1963 году раз­рыв между Москвой и Пекином стал необратимым, они отказались встать на ту или иную сторону. Такая позиция находила отражение и в румынской прессе, в которой не публиковались полемические выпады Москвы и Пекина. Некоторые румынские руководители пытались стать посредниками в этом конфликте, а когда им это не удалось, продолжали занимать позицию нейтралитета.

По сути, румынский выбор отражал распространенное мнение. П. Тольятти выразил это в «Памятной записке» как мнение ком­партии, не отказавшись от политической борьбы против китайской теории, но, видя возможность позитивных действий при уважении самостоятельности каждой партии и развитии демократических свобод при социализме, хотел, чтобы эта политическая борьба ве­лась корректно, без раздражения, без «отлучений».

В октябре 1964 года Н.С. Хрущев был освобожден от всех пар­тийных и государственных постов и отправлен на пенсию, оказав­шись в полной изоляции. К этому моменту резко снизилась его по­пулярность во всех слоях общества, поэтому устранение не вызвало в стране ни одного выступления в его защиту. Несмотря на мно­гочисленные ошибки в политике Н.С. Хрущева, следует ради ис­торической справедливости отметить, что годы деятельности этого политика совпали и с определенными положительными результата­ми в отношениях СССР и Восточной Европы.

Во-первых, после X X съезда КПСС, а также форумов правящих партий стран Восточной Европы наметились позитивные сдвиги во внутреннем общественном развитии й в сфере межгосударственных отношений. Был подписан 14 мая 1955 года Варшавский Договор и договорное оформление пребывания советских войск на территории Польши, Румынии, Венгрии, ГДР. Нормализовалось в 1955-1956 го­дах советско-югославские отношения; была отгубликована 30 октяб­ря 1956 года Декларация Правительства СССР об основах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между Совет­ским Союзом и другими странами Восточной Европы.

Во-вторых, все позитивные перемены опирались на усилия по устранению деформаций в строительстве нового общества, начав-

шёмся в СССР и ряде восточноевропейских государств. Отношения между Восточной Европой и СССР стали обновляться. Однако во второй половине 1960-х годов демократизация в советском обществе была приостановлена, наметилось попятное движение. Для под­держания и углубления позитивных сдвигов в обществе не хвати­ло не только политической воли, но и прямой заинтересованности руководства СССР в обновлении хозяйственного механизма, поли­тической системы, что обеспечило возврат к первичным формам и схемам, далеким от реалий жизни. Это пагубно сказалось на Вос­точной Европе.

2.4. «Доктрина Брежнева» — инструмент внешней политики советского руководства в Восточной Европе

1960—1970-е годы в международных отношениях возобладали тенденции «холодной войны», начатой после Второй мировой вой­ны и характеризующейся военно-политической конфронтацией со­циалистических и капиталистических стран, широкомасштабной гонкой вооружений и балансированием на грани тотальной войны. В «холодной войне» столкнулись две крайности — либерализм в американской упаковке и коммунизм в советской оболочке, то есть в ленинско-сталинском большевизме 7 8. Идеологические шоры побуж­дали любое отклонение от идеологизированных догм воспринимать как ересь и добиваться полной победы над оппонентом 7 9. Из «холод­ной войны» обе стороны извлекли свои выводы, убедительно пока­зывающие, что противоречия между основными мировыми силами должны разрешаться мирными средствами без применения силы, а если применять силу, то при условии, когда это будет оправдано.

В ретроспективе этот успех выглядит, скорее, источником гибе­ли СССР, поскольку западные державы во главе с США перешли от словесных боев в эфире к тактике обеспечения эволюционных изменений в каждой стране советского блока. Тогдашний лидер ХДС Ф.Й. Штраус в своей книге «Проект для Европы» выразил политическую линию западных демократий в отношении СССР и других соцстран, которая должна была рассматривать сосущество­вание и разрядку как политическое оружие, с помощью которого

78 Яковлев А.Н. Указ. соч. С. 263. 7 9 Там же.

Запад может содействовать «демократизации» и «либерализации» внутри коммунистического лагеря с целью преодоления коммуниз­ма изнутри.

Другой немецкий специалист по методам психологических войн предложил в 1962 году план странам Запада для борьбы с СССР и другими соцстранами. Он советовал вносить в обществен­ную жизнь коммунистических государств идеи средствами совре­менной пропаганды, умело учитывая психологические тонкости. Используя национальные различия, религиозные традиции, а также такие человеческие слабости, как любопытство, женское тщеславие, тягу к удовольствиям, насаждать безразличие к целям коммунис­тического государственного руководства, беспощадно побуждать население к саботажу и пассивному сопротивлению под лозунгом «Работай медленно!».

Важнейшим направлением внешней политики Советского руко­водства в эти годы была борьба за предотвращение мировой войны, сдерживание агрессивных устремлений НАТО и США. Развернув­шаяся «холодная война» потребовала огромных военных расходов, так как была связана с производством дорогостоящих видов ядер­ного и ракетного оружия, других видов вооружения и военной тех­ники. Так, за 32 послевоенных года (с 1946 по 1977 год) прямые военные расходы США превысили $ 1 трлн 800 млрд, то есть соста­вили фантастическую величину в 3,5 раза больше всего основного капитала обрабатывающей промышленности США.

К середине 1970-х годов былд достигнуто стратегическое равно­весие паритетов в сфере вооружений, но дорогой ценой. Оно опира­лось на созданный экономический и научно-технический потенциал, военно-промышленный комплекс. Новый виток гонки вооружений, начатый в 1980-х годах, потребовал еще больших усилий и в ус­ловиях начавшегося спада производства оказался непомерным для СССР.

Хотя в этот период в мире полыхали многочисленные войны и военные конфликты, мировой войны удалось избежать. К этому времени брежневское руководство торпедировало процесс дестали­низации, и в стране начал набирать обороты механизм возвращения неосталинизма, а это не могло не отразиться как на внутренней, так и на внешней политике.

В руководстве СССР в 1960-е годы неосталинистские взгляды на политику межгосударственных отношений со странами вос-

точноевропейского региона стали преобладающими, когда кризис в Чехословакии привел к принятию решения об оказании помощи этой стране и вызвал трагические последствия. В этой стране ре­альный социализм явно не принимался большинством населения и значительной частью партийной массы. Протест против навязы­вания политики командно-бюрократического администрирования выразился, в частности, в том, что в обществе возобладали новые экономические идеи, противоречащие приказной системе хозяй­ствования.

Решение советского руководства о вводе войск было принято на волне активизации политической жизни в Чехословакии. Здесь возникали организации и политические объединения различных об­щественных сил, что усложнило положение в стране. Деятельность этих сил беспокоила советское руководство. Официальная советская пресса тех лет с весны 1968 года заговорила об отходе руководи­телей КПЧ от реального социализма. Собирались совещания стран Организации Варшавского договора (ОВД) на высшем уровне, куда приглашался в полном составе президиум ЦК КПЧ. Такое совеща­ние было в Дрездене, происходили также двусторонние встречи По­литбюро КПСС и Президиума ЦК КПЧ в Братиславе, Чиере-над-Тиссой. Последнее многостороннее совещание по этому вопросу состоялось в Варшаве, но чехословацкое руководство отказалось на него приехать. , , Отказ был расценен как переход руководства КПЧ на сторону правого оппортунизма и сделан вывод о том, что политические контакты с ними уже невозможны. После этого было осуществле­но вторжение в Чехословакию пяти стран ОВД. Ввод 21 августа 1968 года войск в Чехословакию мотивировался тем, что КПСС «не может проходить мимо той кампании по дискредитизации со­циалистического народного хозяйства Советского Союза, которая велась в чехословацкой печати» 8 0.

Не нравилось авторам этого документа оживление деятельнос­ти в то время народной и социалистической партий Чехословакии, поскольку «в своих временных программных документах руко­водство обеих некоммунистических партий высказывало претен­зии на равное с компартией участие в осуществлении власти». Как

8 0 Защита социализма - высший долг интернационализма. М., 1968. С. 21.

явная крамола рассматривались призывы некоторых руководителей КГТЧ «покончить с монополией коммунистов на власть», «отделить партию от власти», установить «равноправие КГТЧ с другими по­литическими партиями». Среди чехословацких ученых этого вре­мени доминировали требования свободы научной работы и беспре­пятственного распространения ее результатов, высказывались за естественную конкуренцию всех марксистских и немарксистских школ, потребовали освобождения исторической науки от полити­ческой и идеологической опеки, отказа от административных мето­дов управления научной работой и создания автономных демокра­тических организаций ученых. Советское руководство не одобряло пограничный режим Чехословакии на границе с ФРГ, развитие сближения с ней 8 1 .

Формальным поводом для вторжения в Чехословакию послужило письмо-обращение анонимной группы партийных и государствен­ных деятелей, которые якобы попросили Советский Союз и другие социалистические страны спасти социализм в ЧССР. Это письмо распространил рано утром тогдашний директор ЧТК М. Сулек. От кого он получил это письмо-обращение и кто уполномочил его рас­пространить данный документ, общественность Чехословакии до сих пор пытается узнать. Если судить по тексту, напечатанному в советской «Правде» 22 августа 1968 года, в нем было сказано: «Со­знавая высшую ответственность по отношению к нашему народу, полному чувства действительного патриотизма, чувства междуна­родной социалистической солидарности, сознавая свои интернаци­ональные обстоятельства, мы взяли на себя инициативу сплотить все патриотические силы во имя нашего социалистического будущего нашей родины. Опасность братоубийственной войны, которую под­готовила реаюдия... поставила нас перед необходимостью принять историческое решение обратиться за помощью к Советскому Союзу и к другим братским социалистическим странам. Наши союзники предоставили нам эту помощь так же, как в 1945 году, когда речь шла о том, быть нам или не быть» 8 2 . Под этим обращением не было никаких подписей; не указывалось, когда оно подготовлено и пере­дано правительствам соответствующих стран. Средства информа­ции других социалистических стран, кроме СССР, его не обнаро­довали.

8 1 Правда. 1968. 21 авг. 8 2 Там же.

;. В ноябре 1968 года на V съезде ПОРП Л.И. Брежнев заявил: «Хо­рошо известно, что Советский Союз немало сделал для реально­го укрепления суверенитета самостоятельности социалистических стран. КПСС всегда выступала за то, чтобы каждая социалистиче­ская страна определяла конкретные формы своего развития по пути социализма с учетом специфики своих национальных условий. Но известно, товарищи, что существуют и общие закономерности со­циалистического строительства, отступление от которых могло бы привести к отступлению от социализма как такового. И когда внут­ренние и внешние силы, враждебные социализму, пытаются повер­нуть развитие какой-либо социалистической страны в направлении реставрации капиталистических порядков, когда возникает угроза делу социализма в этой стране, угроза безопасности социалисти­ческого содружества в целом, - это уже становится не только про­блемой народа данной страны, но и общей проблемой, заботой всех социалистических стран» 8 3.

* Советское партийное государственное вмешательство формиро­вало за рубежом болезненное чувство потери самостоятельности, ощущение зависимости и подчинения. Усиливавшееся отставание от Запада не просто осложнило взаимоотношения с СССР, все более нарастали желание и решимость избавиться от такого унижающего национальный дух положения. После 1968 года крепло представле­ние о порочности строя и недостаточности внутренних усилий для его замены. Поэтому одни люди в Восточной Европе с надеждой ожидали перемен в Москве, а другие желали сохранения стабиль­ности положения.

В Праге в 1968 году советская вооруженная сила стабилизирова­ла коммунистический режим. Разумеется, при этом не учитывались различия интересов социальных групп, классов чехословацкого об­щества. Разрешение социальных проблем и удовлетворение интере­сов в цивилизованной форме, путем поиска компромисса, полити­ческой борьбой в рамках демократических законов стало насущной проблемой реального социализма.

В 1971 году СЭВ принял Комплексную программу углубления сотрудничества, рассчитанную на 15-20 лет. Одним из основных направлений было обеспечение восточноевропейских стран де­шевыми энергоносителями и сырьем. Крупными совместными экономическими проектами были строительство нефтепровода

83 Брежнев Л.И. Ленинским курсом. М., 1970. Т. 11. С. 329.

«Дружба»и газопровода «Союз», космическая программа «Интер­космос», строительство промышленных предприятий в разных странах. Советский Союз поставил в восточноевропейские страны в 1965 году 8,3 млн тонн нефти, в 1975 году - около 50 млн, а к началу 1980-х годов - 508 млн тонн. Причем цена на нефть была значительно ниже мировой. Не менее активно шло сотрудничество и в рамках ОВД. Практически ежегодно в 1970-1980-е годы прово­дились общие военные маневры на территории ряда стран, в основ­ном СССР, Польши и ГДР. С 1969 года в рамках ОВД действовал Политический консультативный комитет министров обороны.

После Чехословакии драматично развивались события в Польше. Но польскому руководству с кризисом, возникшим в начале 1970-х годов, удалось справиться самому. Однако в начале 1980-х антипра­вительственная борьба в стране развернулась с новой силой. Благо­даря экономической и политической помощи из СССР, польскому руководству удалось сохранить ситуацию под контролем, причем 13 декабря 1981 года в стране было введено военное положение. Во главе Польской объединенной рабочей партии был поставлен гене­рал В. Ярузельский. Прекратились забастовки и нарастание неста­бильности.

На этом этапе реального социализма СССР с одними странами поддерживал добрососедские отношения, а с другими находился в конфронтации. Многое делалось для укрепления связей с Югосла­вией. На протяжении 1960-1980-х годов югославское и советское правительства проводили в отношении друг друга политику сдер­жанного сотрудничества. Наряду с экономическими связями поли­тическое взаимодействие было крайне незначительно.

В социалистическом содружестве особую позицию занимала Ру­мыния, возглавляемая Н. Чаушеску, который подчеркнуто пытался проводить независимый внешнеполитический курс и независимую от СССР внешнюю политику. Он начал заигрывать с Западом и фак­тически устроил своеобразный бизнес на выдаче разрешений на вы­езд из страны для граждан СРР немецкой национальности, прожи­вавших в Трансильвании, стремившихся покинуть «румынский рай». Своеобразный выкуп за каждого выехавшего немца стал важным источником как личного обогащения семейства Чаушеску, так и по­полнения государственного бюджета.

Руководство Венгрии, Польши и Чехословакии на этом этапе искало выход из трудного экономического положения в попытках

проведения экономических реформ сверху, которые противоречи­ли догмам бестоварного и нерыночного правления. Венгрия еще в.середине 1960-х годов приступила к разработке так называемой реформы хозяйственного механизма, которая преследовала цель интенсификации производства за счет определенного роста самосто­ятельности предприятий в интересах повышения их производитель­ности. Реформаторы хотели уменьшить роль центрального планиро­вания и директивного управления, вводя элементы, которые влияли на рост материальной заинтересованности работников.

Консервативные силы в СССР понимали, что Я. Кадар, к кото­рому советское руководство питало доверие за его заслуги в собы­тиях 1956 года, проводил реформы в рамках реального социализ­ма. Однако реформа так и не была доведена до логического конца, поскольку события 1968 года в Чехословакии, где предпринимались попытки реформирования сталинского социализма для разрешения противоречий, приостановили реформирование во всех восточно­европейских странах. Советское руководство не могло допустить вмешательство «посторонних сил» в сферу внешнеэкономической деятельности аппарата министерств и ведомств.

.Отсутствие контроля общества за внешнеэкономической де­ятельностью советских ведомств привело к тому, что наращивание поставок за рубеж сырья, нефти, природного газа, железной руды, леса по бросовым ценам привело страну к нарастающему истоще­нию природных богатств 8 4 и углублению кризиса.

Кризис в экономической сфере общества обусловил социальные брожения в странах региона и появление оппозиционных обществен­но-политических движений. Экономическая неудовлетворенность народов привела к росту общественного недовольства. Малоимущие слои объединялись в защиту своих средств к существованию против посягательства на них со стороны бюрократии, которые наживались на «системе» реального социализма; с другой стороны, зажиточные слои также выражали недовольство «системой», обязывающей суб­сидировать и поддерживать за свой счет малоимущих. Это привело к росту всеобщего недовольства своим экономическим положением.

В заключение анализа деформации сталинизмом международных отношений СССР и Восточной Европы с момента их возникнове­ния после Второй мировой войны и до настоящего времени следует сделать определенные выводы. Перемены в восточноевропейских

8 4 За рубежом. 1990. № 1. С. 12.

странах были неизбежными, с точки зрения исторической оценки они отвечали национальным интересам всех стран Восточной Ев­ропы. Поэтому в тех условиях возврат СССР к «доктрине Брежне­ва» был практически невозможен. Однако имеется точка зрения, согласно которой «революции-89» нанесли ущерб интересам СССР / России, поскольку вступление бывших союзников по ОВД в НАТО объективно усложнили позиции нашей страны на европейском кон­тиненте.

Если взять более узкий, военно-стратегический аспект пробле­мы перемен в Восточной Европе под углом интересов безопасности СССР / России, то следует признать тот факт, что режимы наших со­юзников по ОВД были смыты волной народного недовольства, что свидетельствует об их непрочности, а стало быть, ненадежности в случае военного конфликта.

Существование ненадежных союзников перестало давать какой-либо выигрыш в период появления ракетно-ядерного оружия, кото­рое поставило под вопрос фактор территории. Союзники по ОВД стали тяжелым бременем для советской экономики, пустой тратой огромных средств. Исследователям предстоит подсчитать, во что обошлось нашему народу бремя военно-политического контроля над обширными территориями в Восточной и Центральной Европе, абсурдная попытка добиться абсолютного паритета со всеми окру­жающими Варшавский договор и противоборствующими силами, особенно если учесть, что советская доля в расходах ОВД всегда превышала 90% (американский вклад в НАТО - около 50%).

Бывший шеф Пентагона Р. Макнамара утверждал, что ядер­ный паритет в мире существовал уже во время Карибского кризиса

. 1962 года и уже тогда каждая из сторон могла бы нанести сокру­шительный ответный удар, если бы подверглась нападению. Эти расчеты относятся к началу 1960-х годов, когда в мире еще не было нынешнего количества АЭС и «большой химии». Специалисты из Генерального штаба ВС СССР подсчитали, что даже при использо­вании лишь обычных вооружений через двадцать суток вся Европа с ее двумястами атомными электростанциями и сотнями химических предприятий превратится в радиоактивные ядовитые руины. Эти факты говорят об отсутствии расчета у прежнего советского руко­водства.

Прежняя политика межгосударственных отношений на принци­пах «доктрины Брежнева», нацеленная на поддержку бюрократи-

ческих режимов, не обеспечила прочность отношений со странами региона и создала условия для гонки вооружений и обострения от­ношений с Западом. Установление отношений на базе принципов суверенного равенства, независимости, свободы выбора, невмеша­тельства во внутренние дела, добровольности, учета национальных интересов и взаимной выгоды обеспечивает устойчивую основу для взаимопонимания и сотрудничества. Этому процессу способство­вал отказ от «доктрины Брежнева» и налаживание новых отноше­ний с Восточной Европой на основе четкой научно обоснованной концепции развития двухсторонних отношений нашей страны со всеми государствами этого региона. "'' В настоящее время происходит переосмысление национальных интересов всех стран Восточной Европы. Очищение двухсторонних отношений России со всеми странами этого региона от идеологи­ческих наслоений позволит построить взаимные отношения на ос­нове учета национальных интересов, которые и будут определять характер сотрудничества в долговременном плане. Приход новых политических сил в Восточной Европе актуализирует проблему оп­ределения содержания национальных интересов России на базе ус­тановления взаимовыгодных отношений.

Национальным интересам России отвечает внешняя политика государства, которая создает на западных границах страны усло­вия стабильности в окружении государств, дружески настроенных по отношению к нам. В условиях глубоких перемен в экономике, политике, социальной сфере, связанных с переходным периодом в развитии этих стран, не исключается дестабилизация обстановки, появление негативных тенденций как во внутренних делах, так и во внешней политике. Социальная напряженность в условиях глобального финансового кризиса может вызвать авторитарные и националистические тенденции, часто перерастающие в анти­русские настроения из-за возрастающих цен на топливно-энер­гетические ресурсы. Существуют возможности обострения про­тиворечий между отдельными странами региона на этнической почве.

В соседних странах звучат голоса, требующие, чтобы Россия как преемница СССР возместила ущерб, причиненный их народам вследствие насаждения недемократических режимов, которые за­вели эти народы в тупик. В той или иной форме этот вопрос уже перешел в практическую плоскость, как, например, в Прибалтике, Польше и Украине.

Однако в интересах каждой страны региона следует не допустить развития событий до опасной черты, как, например, в Югославии, чтобы очередная «балканизация» Восточной Европы не повторила трагедию Первой мировой войны.

Демократические преобразования в этих странах открывают возможность установления более прочных общественных и госу­дарственных структур, что будет иметь важное значение не только для их внутренней стабильности, но и отвечать национальным ин­тересам России.

Политические и социальные процессы в Восточной Европе подтверждают общую тенденцию современного мирового разви­тия — возрастания роли межгосударственных отношений как факто­ра социального прогресса. Именно перемены в Восточной Европе открыли путь кардинальных преобразований международных отно­шений не только в Европе, но и создали предпосылки формирования нового мирового порядка без гонки вооружений, на базе укрепления доверия и сотрудничества России с Западной Европой. Последний фактор должен сыграть особо важную роль в переходе нашей эконо­мики к рыночным отношениям.

Международная стабильность, пройдя сквозь испытания бурны­ми событиями в Восточной Европе и кризис в результате войн в Ираке и Афганистане, ныне сталкивается с новыми испытаниями на прочность в результате попытки США установить свою миро­вую гегемонию в условиях распада ядерной державы СССР на суве­ренные государства, эскалацией межэтнического конфликта между Сербией с албанским населением из-за провозглашения суверени­тета Косово от Сербии. Будущее положение России, ее авторитет и влияние в мировом сообществе, а с ними и возможности реали­зации ее национальных интересов в международных отношениях, как и само содержание этих интересов, находятся в прямой связи с будущей судьбой страны в глобальном пространстве и информаци­онном времени.

Глава 3

«БАРХАТНЫЕ» РЕВОЛЮЦИИ 1989 ГОДА И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ И СССР

ЗЛ. Разложение авторитарной системы «партия - государство»

В СССР в 1936 году завершилась индустриализация и милита­ризация народного хозяйства, а индивидуальные хозяйства на селе объединились в колхозы. Это дало формальное основание И.В. Ста­лину зафиксировать в Конституции СССР построение основ социа­лизма. Что представляли собой эти основы?

Во-первых, основной формой собственности этого общества яв­ляется государственная собственность подобно разновидности пат­ронажного способа азиатского типа. Ведь колхозная собственность фактически ничем не отличалась от государственной. Колхозник так же, как и рабочий, не имел права распоряжаться государственной собственностью. Несмотря на то, что люди труда стали ощущать нарастающее бремя экономического отчуждения, везде и всюду ут­верждалось, что они являются подлинными хозяевами своей стра­ны. Собственность, перестав быть частной, была огосударствлена, не став.общественной. В результате трудящиеся оказались отчуж­денными и от средств производства, и от распределения продуктов труда, и от реальной власти на своих предприятиях. Провозглашен­ная в Конституции как общенародная собственность, она факти­чески стала групповой, ведомственной и отраслевой. Абсолютное право распоряжаться собственностью, контроль за ресурсами, над кадрами, объемом и структурой производства в реальной действи­тельности стали принадлежать структурам власти. Формально это-

го права нет в Конституции, но оно закреплено всевозможными бю­рократическими инструкциями и положениями. Это обусловливает фактические групповые интересы на собственность и власть тех социально-политических сил, которые в ходе развития приобрели классообразующие признаки сословия или элиты общества.

Начатая перестройка и развивающиеся процессы гласности выявили отсутствие защитных механизмов, обеспечивающих соб­людение принципа социальной справедливости в распределении материальных и духовных благ, злоупотребления властью с целью личного обогащения.

Эта система, обеспечивая привилегированное положение бю­рократическому административно-приказному аппарату по отно­шению к средствам производства, сформировала класс с групповой собственностью. По своим интересам он антагонистически проти­воположен рабочим и крестьянам, которые отчуждены от управле­ния собственностью. Это не меняет сути дела даже в том случае, когда бюрократия не имеет права на наследование. Отсутствие юри­дического права на владение собственностью говорит о том, что этот класс-невидимка, класс-оборотень. Причем, не имея возможности, накапливаемые средства обратить в капитал из-за отсутствия про­изводственного рынка, не вкладывая их в собственность, подобно капиталисту, бюрократия напоминает скупого рыцаря, изымающего богатства из обращения, что ведет к подрыву народного хозяйства и общественного благосостояния.

Во-вторых, в основе централизованного нормативного распреде­ления лежит неадекватный способ обмена, когда цена произведен­ного продукта назначается сверху Государственным комитетом цен только для учета объема производства и потребительских стоимост­ных свойств изделия. Неадекватный обмен между промышленностью и сельским хозяйством, между различными отраслями порождает отчуждение людей от труда: J

В-трётьих, общество, используя сложившийся способ произ­водства, направляет большую часть своих ресурсов на решение проблем обеспечения политической жизнеспособности, что порож­дает гипермилитаризацию всей экономики, сужение производства товаров потребления.

В-четвертых, для решения проблемы политической выживае­мости общество отказалось от демократического управления и пе­решло к утверждению административно-приказных отношений в управлении народным хозяйством, ликвидировало производствен-

ный рынок и заменило его централизованным нормированным рас­пределением при директивном планировании развития, ликвидиро­вав безработицу. Однако, искусственно уничтожив безработицу и перейдя к полной занятости при частичной загруженности произ­водства, режим власти Сталина нарушил обратную связь с обществом и породил систему, в которой организация и управление производством слились со структурой политической надстройки. Таким образом, в странах, ранее носивших название социалистических, в силу от­сутствия элементарного демократического контроля над процес­сами распределения и перераспределения жизненных благ была установлена на десятилетия государственная экономическая экс­плуатация. Изъятые у населения средства направлялись зачастую на бездарные, колоссальной стоимости «проекты века», многие из ко­торых так и остались памятниками очередным «отцам-благодетелям». Для поддержания имиджа своей власти народные средства раздарива­лись из интересов политической интриги «третьим» странам; шли на безудержную разорительную гонку вооружений без попыток политического и экономического решения накопившихся проблем; растаскивались и разворовывались. Отечественная промышленность все больше отставала от мировых технологических стандартов, сель­ское хозяйство разрушалось, бытовые условия населения ухудша­лись, а страна покрылась сетью незавершенных объектов. При этом идеология в общественном сознании укрепляла мнение, что экс­плуатация существует только где-то «у них», «на Западе». А социа­листическое общество свободно от всех западных пороков, посколь­ку мы же не можем «сами себя эксплуатировать»!

В-пятых, это внеэкономическая эксплуатация координатора­ми-бюрократами непосредственных производителей. Колхозники были лишены паспортов и не имели возможности покинуть село, а все свои доходы на проживание добывали на приусадебных участ­ках. За невыполнение трудодней по августовскому Постановлению 1953 года президиума Верховного Совета СССР колхозник с согла­сия секретаря сельсовета (но не суда) подлежал высылке в отдален­ные места совместно с нетрудоспособными членами своей семьи. Рабочие же из-за системы прописки по месту жительства также были ограничены в передвижении с целью поисков лучше опла­чиваемой работы. Деньги, получаемые за труд, не давали возмож­ности покупать все необходимые продукты потребления, которые распределялись по талонам в ограниченном количестве. Рабочие и

служащие были вынуждены содержать натуральное домашнее хо­зяйство для получения продуктов питания, подобно средневековым ремесленникам при феодальном способе производства.

Поэтому в советском обществе сохранялись и воспроизводи­лись такие по сути феодальные пережитки, как прямое угнетение и подавление личности, внеэкономическое административно-го­сударственное принуждение к труду, система малообоснованных и диких запретов, тотальный контроль за всем и вся. Фактически советское общество на данном этапе имело более ранние и более грубые формы отчужденной деятельности, устранение которых более важная историческая задача, чем простое исключение меха­низмов экономической эксплуатации. Наличие феодальных элемен­тов в обществе порождало бесправие личности и ощущение себя маленьким винтиком огромной и бездушной социальной машины. Рецидивы этой психологии пока еще глубоко сидят в традиционной бюрократически-бесчувственной анонимной форме социальных связей «вождей» разного уровня с «народом», с «вверенными им массами».

Разгром структур гражданского общества и его многочисленных самонастраивающихся институтов закономерно привел к потере интереса к состоянию личности, ее социальному самочувствию. Слова«суверенитет»и«достоинство»личности были устранены из лексикона советских людей. Поэтому обеспечить на деле досто­инство и суверенитет личности, избавить общество не только от экономической эксплуатации, но и от всех накопившихся и разрос­шихся, как злокачественная опухоль, форм подавления и угнетения, рецидивов социального иждивенчества и паразитизма можно было в условиях развернутой реальной народной демократии.

Таким образом, способ производства в СССР и других восточ­ноевропейских странах был подменен не социализацией основ­ных средств производства, а их огосударствлением, подавлением демократических форм общественной жизни. Административно-командные методы принудительной организации труда вплоть до государственного террора, неспособность к саморегуляции, к внут­ренним реформам из-за отсутствия как экономических, так и поли­тических регуляторов общественной жизни усиливало закрытость стран социализма от остального мира, порождая тенденцию к ав­таркии во всех сферах жизни. При этом идеологизация всех сторон жизни свидетельствовала о том, что социалистическое общество не добилось поставленной цели «освобождения труда» как важнейше­го критерия «социалистичности того или иного общества».

Следствием этого явилось отчуждение человека от важнейших источников его социальной активности, которые обусловливают его положение хозяина как политических, так и экономических отно­шений. Это способствовало внедрению в практику двойной морали и двойных стандартов во всех сферах общественных отношений. Такая практика формировала политическую культуру покорности у непосредственного производителя, сковывало его волю. Этому способствовало утверждение идеологических постулатов о подчи­нении личных интересов общественным, о приоритете классовых ценностей перед общечеловеческими. Двойная мораль вела к рас­хождению между нравственными и юридическими нормами и прак­тикой их осуществления. Рядом стояли Конституция «победившего социализма» и массовые репрессии против народа. И как резуль­тат - низкий уровень жизни народа.

Создавая структуру советского общества, номенклатурный ме­ханизм сталинской селекции действовал жестоко и беспощадно, физически и духовно истребляя все самостоятельное, талантливое, предприимчивое, свободомыслящее. Истреблялось инакомыслие, а значит, истреблялась и мысль. Пространство, освобожденное от инакомыслия, Сталин и его подручные заполняли людьми послуш­ными, беспринципными, часто просто подлыми. Такое положение существовало не только в среде партийных функционеров, но и во многих других звеньях и ячейках общества, практически во всех его сферах. В результате такой социальной инженерии социалистическое общество все более деградировало.

В историческом противоборстве двух мировых социальных систем'XX века номенклатурная бюрократия потерпела пораже­ние от постиндустриального капитализма, поскольку последний сумел создать лучшие условия для удовлетворения материальных и культурных потребностей большинства своих граждан. В условиях глобализации бывшая номенклатурная бюрократия в историческом споре между капитализмом и социализмом пришла к логическо­му «концу истории» (Ф. Фукуяма). Как определенная социальная группа общества, номенклатурная бюрократия, трансформируясь, меняла политические формы правления и стабилизации власти до тех пор, пока не распалась на конфликтующие слои, ускоряя дезин­теграцию советского государства и мирового содружества стран со­циализма.

В результате произошла смена политического режима, расстанов­ка социальных и политических сил, перераспределение собствен-

ности, сформировалась новая система социальной стратификации. Названные обстоятельства обусловливает актуальность в полити­ческой науке изучение «бархатных», «нежных» революций в вос­точноевропейских странах, в которых номенклатурная бюрократия сохранила свою относительно стабильную власть и привилегии.

Политический процесс системной трансформации постсоциа­листического общества сопровождается устойчивостью социальных и политических противоречий на фоне традиций отчуждения влас­ти и ее бесконтрольности, сохранения раскола власти и общества. Недооценка или прямое игнорирование властными структурами потребностей человека порождает латентные конфликты, которые могут вызвать взрывоопасные формы для политической жизни об­щества. Власть сменила советскую форму на демократическую, сохраняя при этом тенденцию бюрократизма. Понимание причин, структуры и динамики демократической власти, поиск механизмов взаимодействия власти и человека дают возможность изучить социальную природу системы «партия - государство», выявить причины возникновения оппозиции коммунистическим режимам и элементы гражданского общества в обеспечении механизмов согла­сования и сочетания социальных интересов оппозиции и комму­нистической власти в различных странах Восточной Европы.

Сложность процессов политической трансформации, поляриза­ция и глубокая социальная дифференциация общества обусловли­вает необходимость научного осмысления посткоммунистических демократических механизмов взаимодействия власти и общества в Польше, Чехословакии и других странах.

Восточноевропейские страны совершают переход от системы со­ветского типа к буржуазно-либеральным стандартам жизни в эконо­мике и политической жизни. Следствием этого перехода становятся проблемы становления демократической системы. Для формирова­ния любой государственности необходима стратегическая идея — идеология, содержащая ориентацию в будущее. В отношении к прошлому восточноевропейская общественная мысль преодолевает наследие тотального контроля государства над всеми процессами в обществе. В отношении будущего цели идеологии различных поли­тических партий и власти ориентированы на заимствование модели государственности в развитых странах Запада. Однако положитель­ная сторона идеологии не может считаться универсальной, посколь­ку не все согласны с курсом «вестернизации», то есть ориентации на демократическую систему Запада, хотя теоретического обосно-

вания этих ценностей на национальной почве Польши, Чехослова­кии и других стран в науке нет. Функционирование политической системы восточноевропейских стран осуществляется на правовой основе Конституций, принятых после событий 1989 года.

Поэтому необходим анализ исторического процесса воздействия советской политической системы на разложение коммунисти­ческих режимов в странах Восточной Европы. Эти режимы под воздействием сталинизма сохраняли формальную национальную атрибутику и символику, включая и формализованную многопар­тийность (именно в ней советские авторы видели принципиальное отличие от советской модели и во многом этим аргументировали тезис о многообразии мира социализма). Однако названные аспек­ты служили лишь декором сущностной однородности политических систем СССР и стран Восточной Европы. В этой политической сис­теме ключевое положение занимала партийно-государственная но­менклатура, выдававшаяся за диктатуру пролетариата.

Политическая система «партия - государство» восточноевропей­ских стран характеризовалась отсутствием механизмов отражения интересов социальных субъектов в политической практике этих стран. Малоэффективными при режимах с монопольной властью одной партии были и различные формы парламентского представи­тельства, как правило, вербовавшегося из ставленников правящего номенклатурного слоя.

Конкретно-исторический анализ причин разложения и краха номенклатурных систем власти в восточноевропейских странах предполагает осмысление такого фактора, как наличие в Восточ­ной Европе вооруженных группировок Советского Союза, которые служили своеобразным психологическим раздражителем для народов этого региона и предпосылкой революционных событий 1989-1990 годов 8 5.

Важен учет и национально-специфических, географических, социокультурных, политических и исторических факторов стран Восточной Европы для того, чтобы глубже проанализировать всю совокупность быстрых кардинальных перемен во всех сферах об­щественных отношений. Надо видеть не только общее, но и специ­фическое в общественном развитии восточноевропейских стран.

К сожалению, приходится констатировать очевидный факт от­сутствия у политической элиты и партий достаточно обоснованной программы выхода России из трудного положения, в котором оказа-

лась страна после распада СССР. У политической российской эли­ты нет ясной цели улучшения отношений со странами Восточной Европы, не определены оптимальные пути ее достижения. Редкие публичные оценки произошедших событий в нашей обществовед­ческой литературе: публицистике, в научных журнальных и газет­ных статьях о странах Восточной Европы свидетельствуют лишь о том, что этот вопрос представляется жизненно важным для будуще­го современной России.

В этой связи особо актуальными является определение методо­логических позиций к анализу событий в Восточной Европе. Ин­тересной трактовкой восточноевропейских событий является точка зрения профессор Ю. Князева, который квалифицирует революции как народно-демократические. По его мнению, выступления раз­личных сил против узурпации демократических прав граждан или грубых ограничений, нарушений, засилья бюрократизма в сфере управления, за установление подлинной демократии и свободы явилось идейно-моральной мотивацией антикоммунистических сил восточноевропейских стран. Одновременно это были протесты против социальной несправедливости в обществе, постоянно на­раставших экономических трудностей, низкого или снижающегося уровня жизни народных масс 8 6 .

Появление посткоммунистических режимов в странах Централь­ной и Юго-Восточной Европы породило множество публикаций, в которых содержались попытки осмыслить суть перемен. Для многих наших граждан, веривших в незыблемость порядков социализма, развитие событий в соседних странах стало своеобразной «шоковой терапией», заставившей по-иному взглянуть на чужую и собствен­ную жизнь. Поэтому не было теории, способной с позиций россий­ской науки дать критический анализ произошедших событий.

4 Эта ситуация застала М.С. Горбачева врасплох в 1989 году. На съезде Совета народных депутатов СССР он радикально изменил свои взгляды для того, чтобы попытаться оседлать исторический процесс. Подобная метаморфоза Горбачева стала возможной не только в силу объективных условий, но и из-за особенностей личности этого че­ловека. Горбачев по своей природе человек шаговых решений. Его непоследовательность определялась не только объективными усло­виями, создавшимися к этому времени, но и личными качествами.

86 Князев Ю. Демократические революций в Восточной Европе: причины и последствия // Коммунист. 1990. № 17. С. 106; Кузьмин И.Н. Крушение ГДР. История. Последствия. М., 1996.

Перемены ему оказались не по плечу. По этой причине он не смог соединиться с демократическими процедурами, которые все более и более приобретали антикоммунистические черты, был по-мальчи­шески обижен на новых лидеров, которые, по его мнению, должны быть лишь его тенью.

Для Горбачева этого периода характерна трансформация из ком­муниста в социал-демократа и либерала одновременно. Это вытекало из его статьи «Социалистическая идея и революционная перестрой­ка», в которую он включил ценности, критиковавшиеся ранее как «буржуазно-либеральные», в число общечеловеческих, подлежащих усвоению социализмом. Он одобрил использование опыта социал-демократии и указал впервые на теоретические ошибки К. Маркса. По мнению Горбачева, К. Маркс «недооценил возможности самораз­вития капитализма, который смог ассимилировать достижения науч­но-технической революции и сформировать такие общественно-эко­номические структуры, которые обеспечили ему жизнеспособность, создать в странах развитого капитализма относительно высокий уровень благосостояния большинства населения, что, разумеется, не отменило его глубоких внутренних противоречий»8 7.

На фоне растущего антикоммунизма и антимарксизма в советском обществе эти замечания Горбачева выглядели робкой уступкой об­щественному мнению, но для лидера КПСС она была беспрецедент­ной по смелости. Он дал прагматическую трактовку идеалам социа­лизма: целью было благосостояние человека, все средства, которые в этой связи ориентировали на достижение этой цели, должны быть одобрены. Такой подход к идеалу социализма поставил на повестку дня историческую переоценку роли государственной собственнос­ти, руководящей роли КПСС, диктатуры пролетариата.

Идейная трансформация Горбачева обусловила появление в его рассуждениях таких понятий, как смешанная экономика, включаю­щая частную собственность, политический плюрализм, правовое государство, многопартийность. К последней Горбачев относился неоднозначно. Так, в феврале 1989 года он доказывал в дискуссиях, что «можно и при трех-четырех партиях такой диктат держать, что никто и не пикнет, не вздохнет свободно», а в 1990 году на плену­ме ЦК КПСС открыто пожертвовал «священной коровой» - одно-партийностью. Венцом трансформации идеологии Горбачева стало признание им теории конвергенции как фундамента общецивили-

8 7 Правда. 1989. 26 нояб.

зованного развития 8 8. Противоречивость политики Горбачева про­являлась на каждом важном этапе перестройки: признав все ли­берально-демократические ценности, он грубо критикует лидеров демократического движения, искажает их идеи и цели. Превращаясь в социал-демократа и либерала, он одновременно крепко держится за партийный аппарат и его консервативное крыло.

Абсолютизация готовности советского народа к либеральным ценностям Запада в политике Горбачева вызвала к жизни традици­онные изоляционистские тенденции особого русского пути в форме установления прежнего «советского порядка» посредством силы, что и попытались осуществить сторонники ГКЧП в 1991 году.

Фактически Горбачев стал чужим для всех. Во многом этому спо­собствовала его манера утопить в словесной эквилибристике любой вопрос, если возникала подобная необходимость. По словам его со­ратника А.Н. Яковлева, М.С. Горбачев иногда «становился рабом собственной логики, которая и диктовала ход и содержание разгово­ра, а он становился всего лишь как бы свидетелем его. .. .Он умело скрывал за словесной изгородью свои действительные мысли и на­мерения. До души его добраться невозможно. Голова его — крепость неприступная. Мне порой казалось, что он и сам побаивается загля­нуть в себя, откровенно поговорить с самим собой, опасаясь узнать нечто такое, чего и сам еще не знает или не хочет знать. Он играл не только с окружающими его людьми, но и с собой. Играл самозаб­венно. Игра была его натурой. Будучи врожденным и талантливым артистом, он, как энергетический вампир, постоянно нуждался в отклике, похвале, поддержке, в сочувствии и понимании, что слу­жило топливом для его тщеславия, равно как и для созидательных поступков. И напрасно некоторые нынешние политологи и мемуа­ристы самонадеянно упрощают эту личность, без конца читая ему нотации, очень часто пошлые» 8 9 .

В целом политическая жизнь периода перестройки характеризо­валась своеобразной пульсацией, обусловленной борьбой двух про­тивоположных тенденций — авторитаристской и более мягкой либеральной, с использованием демократических процедур. Для усиления личной власти М.С. Горбачев попытался использовать ос­лабление партаппарата, оттесненного от его контрольно-управлен­ческих функций, а также общий рост нестабильности в стране из-за хаотично проводимых реформ. Спасая существовавший режим,

8 8 Правда. 1990. 3 июня. 89 Яковлев АН. Указ. соч. С. 462.

Горбачев желал его плавного эволюционного реформирования, а это означало изменение собственных властных полномочий первого лица государства. Усугубило непростую социально-политическую и мировоззренческую ситуацию личное и политическое противо­борство М.С. Горбачева с Б.Н. Ельциным. Архитектор перестрой­ки продолжал верить в концепцию демократического социализма и считал возможным очистить его от догматики, делая его привлека­тельным и дееспособным.

Однако номенклатура потеряла социальную ориентацию, ее дог­матизм и инерционность руководящего аппарата не способны были решать новые экономические и управленческие задачи, которые диктовались новой обстановкой, особенно в экономике и системе власти. По мнению А.Н. Яковлева, «была допущена историческая ошибка, когда на основе советской системы, а в действительности на фундаменте феодализма мы вознамерились строить демократи­ческий социализм на принципах гражданского общества»90. Необ­ходим был публичный отказ от постулатов насилия, классовой борь­бы, диктатуры пролетариата, а также введения свободной торговли, развития фермерства, многопартийности и движения общества к новому качеству. Это был инновационный путь, который требовал соответствующих социально-политических носителей.

Однако Горбачев и его окружение находились в шорах номенк­латурной системы советского типа. Выступая на словах за интересы народа, Горбачев не мог сострадать живым, конкретным людям, осо­бенно в острых политических ситуациях. В тех условиях он должен был соблюдать стиль «новояза» для проведения своих идей в прак­тику. Манипулируя политическим лозунгами, шел на рассчитанный компромисс, обеспечивая трансформацию советского общества.

Горбачев причудливо соединил самые противоположные чер­ты: идеализм и житейский прагматизм, официальный догматизм и практические сомнения, вера и безверие, а также пустивший мощ­ные побеги здоровый цинизм, навязанный социумом, равно как и благоприобретенный. Мотор советской системы, работавший на номенклатурной энергии, стал давать существенные сбои. Практи­цизм с годами становился формой приспособленчества и прямого лихоимства, особенно со стороны чиновников, воспетых русской классической литературой.

Прошедший селекционный отбор номенклатурной системы, Горбачев выработал в себе черты и способность упорно ползти

по карьерной лестнице, приспосабливаясь, подлаживаясь, хитря и изворачиваясь, он не только обладал способностью стремления к знаниям, но и глубоко усвоил междустрочное письмо, которое стало своего рода лукавым пристанищем для мыслящей интелли­генции и всей «внутренней эмиграции», было доведено до высо­чайшего мастерства и которым жило интеллектуальное сообщество советской системы.

Византийство как политическая культура, как способ выживания в системе светского типа являлось номенклатурной традицией. При отсутствии способностей к византийской политической культуре в этой системе равнозначно было самоубийству политическому и даже физическому. В систему византийства дозволено только впи­сываться, но ни в коем случае не предлагать какие-то действитель­но новые правила игры 9 1 . И лишь потом, достигнув высоких долж­ностей, можно было добавить к этим правилам что-то свое, но не раздражающее других игроков. Поэтому люди с инновационным сознанием, способные менять взгляды на исторические события, оценки текущих политических дел, были не востребованы номен­клатурной системой.

И Горбачев, отказываясь от решительных шагов в преобразова­нии общества, стал на путь компромиссов со старой номенклатурой. После X X V I I I съезда его растерянность достигла кульминации из-за срыва программы социально-экономического ускорения разви­тия советского общества. Став заложником своих аппаратных игр, он лишился дара точного политического расчета и начал предлагать пункты по «спасению страны», которые были практически бес­смысленными, а потому получили «бурные аплодисменты» боль­шинства на партийном X X V I I I съезде. Отказавшись от программы «500 дней», он сдал.демократическую структуру - Президентский Совет, и тем самым поставил под вопрос свою власть. После этого догматизированные патроны-координаторы стали восстанавливать утраченные ими позиции.

Существовала острейшая потребность в релегитимации по­литической власти в системе управления обществом и роста ее авторитета посредством создания условий для /формирования де­мократического, политического, социально-экономического меха­низма, способного включить в процесс обновления общества живое творчество масс, самую великую энергию, в мире - человеческий

интерес. Однако Горбачев не сумел сцементировать левоцентрист­скую коалицию для противодействия узкокорпоративным интере­сам патронов-координаторов и вызвал к жизни эффект механизма «политического маятника», отбрасывающего спектр политических сил из одной крайности в другую. Маятник вызвал к жизни процесс не реформистского направления по отношению к старой системе и даже не центристское, а прямо противоположного - разрушитель­ную силу. Появление в политическом поле этой силы произошло в атмосфере утраты советской системой социальных норм и ценнос­тей, политико-идеологических ориентиров.' Поиск новых идеалов не был обеспечен ни Горбачевым, ни ЦК КПСС. В этих условиях возник идеологический вакуум, который заполнялся национально-экстремистскими ценностями самораспада советской системы.

На фоне отставания качественных производительных сил, уг­лубления противоречия между требованиями эффективности про­изводства и требованиями социальной справедливости реальный социализм пытался предоставить приоритет этому направлению. Однако на достигнутом уровне он не смог эффективно обеспечить прочные гарантии справедливости и вынужден был обходиться их примитивной, по существу, уравнительной трактовкой, либо лице­мерно затушевывал масштабы фактической несправедливости.

Капитализм ради прибылей отдавал приоритет требованиям эф­фективности производства, смог эффективно обеспечить прочные гарантии справедливости. При реальном социализме номенклатура десятилетиями отказывалась от поиска действенных социальных механизмов экономического роста, инстинктивно чувствуя, что они несовместимы со сложившейся авторитарно-бюрократической сис­темой распределения, обусловливала личную зависимость, иерар­хическую структуру власти, ограничение личных свобод (передви­жения и т.д.), карательную практику, незащищенность человека от вмешательства со стороны властей.

Сворачивание любых демократических свобод, исключивших трудящихся из сфер распределения, обмена и потребления, приво­дило к потере у них чувства хозяина и формированию безразличного отношения к государственной собственности. Этому способствовали многочисленные факты хищения и бесхозяйственности руководи­телей, больше беспокоящихся о личном благополучии и уделявших своим подчиненным социальное внимание «по остаточному принци­пу». В результате сращивания правящей партии с государственным аппаратом устанавливается господство номенклатуры, которая в

общих чертах описана и проанализирована М. Джиласом и М. Вос-ленским 9 2 , а в последние годы (к сожалению, нередко карикатурно) и рядом отечественных социологов и публицистов. За семь десятиле­тий был создан правящий слой, кровно заинтересованный в сохране­нии тоталитарной системы- этот слой, для которого народ был лишь объектом манипулятивного управления, пользовался многочислен­ными привилегиями 9 3.

Противостояние СССР и стран Запада в период «холодной вой­ны», стереотипы реагирования на взаимные нападки, привычные идеологемы, используемые во взаимных обвинениях, облегчали коммунистической номенклатуре успешное противостояние своим критикам Даже тогда, когда необходимые для этого реальные усло­вия уже отсутствовали. Отчуждение человека от важнейших источ­ников его социальной активности, от политических и экономических отношений обусловило внедрение в общество двойной морали и двойных стандартов поведения во всех сферах общественных отно­шений. Такая практика «помогала» воспитанию конформизма у тру­дящихся, сковыванию их гражданской воли. Двойная мораль вела к расхождению между нравственными и юридическими нормами и практикой их осуществления. Наряду с реальной действительностью существовал фальсифицированный мир, прикрытый ложными ма­кетами, вывесками, ритуалами, ставший частью реальной действи­тельности, притом частью, играющей весьма важную роль.

Повседневная реальная жизнь убеждала людей в таком положе­нии дел в стране. Поэтому «идеологический нигилизм» становится постоянным фактором жизни СССР и стран социалистического со­дружества, пронизывая сознание отдельных индивидов и даже со­циальных групп. «Идеологический нигилизм» приобретает деструк­тивный характер по отношению к устоям системы советского типа, становится ускоряющим фактором ее деградации. Следовательно, антикоммунистическое сознание подспудно вызревает в недрах об­ществ реального социализма, все больше расходясь с официальной версией «светлого будущего».

Известно, что система советского типа базировалась на неиз­менном постулате неразрывной связи истины и власти. Власт-

9 2 См.: Джилас М. Новый класс: анализ коммунистической системы. Нью-Йорк, 1958; Восленский М. Номенклатура: господствующий класс Советского Союза. М., 1991.

9 3 См.: Ашин Г. Правящая элита и общество // Свободная мысль. 1993. №7.

вующая элита определяла истину, которую все обязаны принимать в качестве абсолютной и не подвергать ее сомнению. Поскольку власть определяет общественный разум как средство достижения абсолютной истины о прошлом, настоящем и будущем, постольку и возникает крайний схематизм, сводящий все к одной единственной идее. Тоталитарный схематизм в облике социального примитивиз­ма, как методологической основы мыслительного процесса, позво­ляет выделить основной фактор и отбросить второстепенное. Соци­альный примитивизм позволяет добиваться определенного успеха при решении задач преобразования социальной действительности, но достигается это неэффективно, с большими потерями для всего общества.

Скрупулезное выполнение официальных установок в жизни не­просто давалось человеку, живущему в реальном мире дефицита вещей и потребностей, которые он мог удовлетворить чаще всего на «черном рынке». И местная власть должна была закрывать глаза на спекуляцию, ибо без нее трудящиеся слои просто не смогли бы удовлетворить свои насущные потребности в товарах и услугах, без которых нет элементарных удобств жизни. Более того, в удовлетво­рение потребностей трудящихся были втянуты игроки черного рын­ка в лице государственных предприятий, которые не получали по государственному снабжению необходимые материальные ресурсы, чтобы осуществлять производственный цикл.

Противоречия между реальной жизнью людей и установками официальной государственной идеологии отражались в формах субкультуры, которые противоречили всем официальным нор­мам номенклатурной элиты. К этому времени номенклатурный либерализм в отношении инакомыслия облегчил деятельность талантливых людей, выступающих с иных позиций во всех сфе­рах духовной жизни. Сторонники оппозиционной культуры могли действовать на основе определенной свободы творчества в рамках стареющего тоталитаризма, стремясь к сохранению культурной национальной традиции, которая для определенных групп людей была символом новых форм социальной жизни вне тоталитарного партийного контроля.

Провозглашаемый принцип всеобщего равенства людей и со­циальной справедливости воплощался в жизнь в формах уравни­ловки, обезличенности результатов труда; разрыве между трудом и вознаграждением, самоотдачей и качеством жизни, превратился в механизм сдерживания творчества, инициативы и мастерства.

В обществе восторжествовал принцип поощрения лености и пас­сивности людей, осуждение частнокапиталистической предприим­чивости, делового человека, честолюбивого труженика, инициатив­ного работника.

В то же время НТР могла мощно развиваться лишь при Нали­чии раскрепощенного человека, свободного от узкоэгоистических интересов в своей деятельности, культурного и интеллектуально­го, с высоким уровнем образования. Объективная потребность в работнике такого качества наталкивалась на столь же объективное его отторжение государственно-монополистическими отношения­ми, субъектами и носителями которых выступали государственно-партийные структуры реального социализма во всех странах Вос­точной Европы. Все попытки разрешить противоречие реформами в рамках командно-приказной системы были обречены на провал, поскольку правящие социально-политические силы этих обществ, стоящие во главе экономических и политических рычагов власти, объективно не были заинтересованы менять кардинальным образом хозяйственный механизм. Поэтому нельзя было обеспечить разре­шение глубинного этого противоречия при сохранении прежних ре­жимов власти.

В обстановке «борьбы за чистоту» марксистско-ленинской тео­рии, особенно усилившейся на рубеже 1970—1980-х годов, сложился застывший образ социалистических производственных отношений, недооценивалось их диалектическое взаимодействие с производи­тельными силами. Социальная структура общества изображалась схематично, как лишенная противоречий и динамизма многообраз­ных интересов его различных слоев и групп.

Попытки инакомыслящих марксистов в рядах компартий сде­лать выводы о том, что в условиях НТР на передний план объек­тивно выдвигается научная и научно-техническая интеллигенция, встречали враждебное осуждение как ревизионистское со всеми следствиями из этой формулировки для конкретных лиц. Идеи марксизма о роли научного творчества в производстве новой тех­нологии для появления новых производительных сил, объективно требующих новых производственных отношений с усилением роли человека в обществе, были не востребованы и подвергались реп­рессиям.

Совсем недавно считалось, что темп развития цивилизации оп­ределяется промышленным потенциалом', индустриальными «мус­кулами». Однако в связи с НТР приоритетная роль постепенно стала

переходить к так называемым «высшим технологиям». Все более очевидными становились новые горизонты прогресса там, где об­щественное устройство оказывалось способным в максимальной степени раскрыть творческий потенциал каждого человека, обеспе­чить личностное развитие всех граждан, выдвижение на руководя­щие посты наиболее талантливых и нравственных людей.

Высвобождение энергии человека становится жизненной необ­ходимостью человечества в целом. А для этого нужна новая сис­тема политических отношений: свобода мысли, высокая культура и подлинный демократизм. Решение проблем подобного масштаба в рамках существующих общественно-политических структур ре­ального социализма было нереально. Требовалась иная организация производственных и социальных отношений. Без учета этого обсто­ятельства вряд ли можно понять характер социально-политических движущих сил революций во всех восточноевропейских странах.

В постсталинский период борьба между ведомствами ослабля­ла фундаментальные элементы системы советского типа «партия -собственность - сила», а также «партия - идеология - пропаганда», которые служили интеграторами всей системы не только внутри бывшего СССР, но и за его пределами в рамках ОВД и СЭВ. Эта борьба за расширение масштабов господства управленческой функ­ции ведомств происходит за счет общегосударственных интересов, защита которых требовала новую модель организации взаимодей­ствия власти и собственности. - Предпринятые попытки модернизации системы в 1960-1970-х годах с целью отработки новой модели взаимодействия власти и собственности натолкнулись на сопротивление ведомств, которые увидели в реформировании механизмов управления явную угрозу для своей собственности на управленческую функцию. Всесилие владельцев управленческой собственности было настолько мощ­ным, что они смогли ограничить свободу действий «политического лидера», даже наделенного широкими полномочиями 9 4.

, Провалы реформ 1960-х годов в конечном счете способство­вали радикализации взглядов и позиций реформаторов в конце 1980-х годов, когда возник глубокий системный кризис. Советская система уже стала ощущать пониженную адаптивность к внутрен­ним и внешним изменениям, что резко ослабляло эффективность выполняемых ею функций. Вслед за этим нарастала политическая

9 4 См.: Горбачев М.С. Годы трудных решений // Избранное. 1985-1992 гг. М.: Альфа-принт, 1993.

нестабильность и система пришла к состоянию неуправляемости. В результате возник лавинообразный стихийный процесс действий в форме разрушительного поведения различных антисистемных общностей, а эмоции и инстинкты захлестнули рационализм. Ито­гом разбалансированности системы советского типа стал ее систем­ный распад.

Выведя из функциональной зависимости в осуществлении поли­тики такой важный элемент системы, как «насилие», Горбачев тем самым спровоцировал развал всех ее конструкционных подсистем. Такой исход «перестройки» системы советского типа остается от­крытым вопросом политической науки и носит принципиальный характер не только для понимания того, что «политические реше­ния не всегда ведут к ожидаемым результатам, а часто расходятся с тем, что можно было ожидать» 9 5, но и для оценки перспектив транс­формации стран «реального социализма» в демократии.

Социализм, возникший на почве общества, не прошедшего все стадии капиталистического развития, не мог иметь апробирован­ную площадку для сооружения здания посткапиталистического устройства. Элементы такого общества начали формироваться лишь в конце X X века в высокоразвитых странах Запада. Проиг­норировав уровень цивилизационно-культурного развития России и других восточноевропейских стран, коммунистические партии пос­редством неограниченной власти попытались создать необходимые предпосылки для посткапиталистического общества и своей поли­тической волей хотели построить более справедливое общество. «Идея» как продукт субъективной деятельности «профессионалов-революционеров», овладевая умами людей, приобретает разруши­тельную материальную силу, направленную против нарождающих­ся устоев гражданского общества и конструирования социальной системы посредством инструмента «партия — насилие - террор».

Преждевременное антикапиталистическое отрицание всех форм собственности в процессе конструирования системы советского типа неизбежно порождает условия для сохранения и непрерывного наращивания единственной собственности на управление в качестве ее системообразующего элемента. Этот вид собственности на уп­равление имел мощный источник своего беспрепятственного на­копления в слитности власти и собственности при систематическом сокрытии реальной жизни посредством механизма «партия - идео­логия - пропаганда».

Власть номенклатурной бюрократии складывалась как тотали­тарная не одномоментно, а постепенно, по мере формирования с начального элемента «идея - партия - власть» при усиливающейся личной диктатуре Сталина. Поэтому целостное становление тотали­тарной системы окончательно сложилось в 1930-1940-е годы, ког­да она еще располагала достаточно мощными мобилизационными ресурсами для поддержания своей жизнеспособности. В ее станов­лении и закреплении исключительную роль сыграла «социалисти­ческая индустриализация», базировавшаяся. на приоритете разви­тия тяжелой промышленности и гипермилитаризации хозяйства и общества, что требовало сверхнапряжения всех общественных ре­сурсов и главное - человека. Чрезмерная эксплуатация физических и интеллектуальных возможностей человека подрывает его генети­ческую способность к нормальной жизни. Наступает предел^ когда генетическая природа индивида отказывается самопроизводиться в социокультурном и морально-психологическом потенциале.

Создание и утверждение индустриального сектора государствен­ной собственности в условиях ограничения насущных потребнос­тей людей обусловливает возникновение «экономики дефицита», отбрасывающей социальную сферу до второразрядной приоритет­ности политики государства, а потому политика лишается своих социальных субъектов, поскольку в обществе нет условий распы­ления власти и собственности. Государственная собственность при всевластии ведомств исключает возможность свободного развития других фундаментальных типов собственности - интеллектуальной и личной. Такое состояние не может обеспечить стабильность и ле­гитимность власти на исторически длительный период.

Горбачев попытался модернизировать советскую систему, но он не был готов к исходу ее развала не только в силу органических его связей с прежней структурой номенклатурной власти в рамках административно-командной системы, но и потому, что эти преоб­разования выводили на передний план другие политические силы в качестве его оппонентов и соперников. Поэтому ему хватало усилий лишь на удержание власти в своих руках, но этого было недостаточно для того, чтобы сохранить лидерство в обществе, нуждающемся в радикальной модернизации. Тактика удержания власти любой ценой толкала Горбачева на альянс с правыми сила­ми, которые с осени 1990 года стали прибирать к рукам важнейшие государственные посты.

Под давлением именно этих сил «архитектор перестройки» пре­вращался из «прораба» перестройки в «подмастерье», бессильного эффективно управлять ходом событий и постоянно вынужденного более или менее ловко лавировать между приверженцами реформ и сторонниками возврата к старому. Иначе говоря, Горбачев находил­ся в прокрустовом ложе «давнего противоборства двух основных тенденций — либерализма и авторитаризма», определяющих разви­тие нашей страны 9 6 . В стране назревал путч, и политика Горбачева имела к нему самое непосредственное отношение. Он, как «двули­кий Янус», своей политикой стимулировал возможность возникно­вения путча и он же вскормил своей идеологией силы, подавившие путч. Эти «шаговые действия» получили противоречивую оценку Горбачева в публикациях России и зарубежных стран.

Подводя итоги осмыслению трансформации власти в системе управления советского типа, следует выделить причины распада СССР и последующих изменений в России и постсоветских стра­нах. Под основы Советского Союза с момента его возникновения была заложена мина замедленного действия в самой Конституции СССР, которая давала союзным республикам право на свободный выход из состава СССР.

Это была первая стратегическая причина-ошибка советского руководства, которое не могло в тех условиях допустить мысль о возможности распада СССР.

Второй причиной явилась политика и идеология в сфере интер­национализма в номенклатурной упаковке, породившая «информа­ционный вирус» зависти в союзных республиках, проявившийся в полную меру в конце 1980 — начале 1990-х годов. Экономические трудности, возникшие из-за снижения цен на нефть на мировых рынках, вызвали кризисные ситуации в экономиках всех союзных республик. В этих условиях каждая союзная республика стала счи­тать •. себя f донором удовлетворения потребностей других респуб­лик. Поднял головы национальный эгоизм, который в Тбилиси и Вильнюсе озвучивался в формуле «хватить работать на Москву», а на Урале перерос в требование прекратить «кормить» республики Средней Азии.

Третья причина распада была заложена в самом процессе авто-номизации, которая в период перестройки приобрела форму навяз­чивого стереотипа. К началу 1990-х годов перестройка не только застопорилась, но фактически потерпела крах. В результате про-

96Яковлев А.Н. Реформация в России // ОНС. 2005. № 2, 3,4, 5, 6, 7, 8.

изошло резкое экономическое и политическое ослабление Центра, и власть все больше стала перемещаться в союзные и автономные республики. В процессе соперничества Ельцина и Горбачева за по­литическое лидерство становилась все очевидней слабость первого Президента СССР, избранного лишь Съездом народных депутатов, а не прямым голосованием населения. Поэтому его положение было менее легитимным и авторитетным, чем любого из президентов со­юзных республик.

Горбачев продолжал опираться на номенклатурный бюрократи­ческий аппарат и готовил план автономизацйи для ослабления Рос­сии и Ельцина посредством поднятия статуса автономий в составе РСФСР до статуса союзных республик. Верховный Совет СССР принял соответствующий закон 26 апреля 1990 года - механизм «автономизацйи» был запущен. При этом РСФСР четко заявила, что собирается и впредь оставаться составной частью обновлен­ного Союза. В результате противостояния российского и союзного руководства не выдержал и дал трещину огромный монолит КПСС. Создав Компартию РСФСР в критический момент для КПСС, про­тивопоставив ее союзному руководству, И. Полозков и Г. Зюганов внесли тем самым решающий вклад в развал КПСС и затем - в рас­пад Союза.

Таким образом, номенклатурная элита, не желавшая терять мо­нополию на власть, своими действиями ускорила процесс распада СССР. Одновременно с распадом структур КПСС лавинообразно развалилось единое государство. К декабрю 1991 года из состава СССР вышли фактически все союзные республики за исключением России и Казахстана. Украинский референдум 1 декабря 1991 года, абсолютным большинством населения высказавшегося за независи­мость, завершил распад СССР.

' Конституировавшаяся как элита внутри советского общества бюрократическая номенклатура разорвала сковывавшую ее ком­мунистическую оболочку, выйдя из нее в качестве имущего клас­са: Причем ей не пришлось ни с кем делиться властью, поскольку в советском обществе практически не было организованной силы, способной вести с ней борьбу за власть.

Для объяснения этого феномена требуется новая концептуальная и методологическая основа исследования власти, которая рассмат­ривала бы политическую власть в системе советского типа в качестве целостного социального организма, в котором каждый элемент имел бы свои функции для исполнения властной специфической роли. Здесь особую важность представляет проблема симбиоза власти и

собственности, которая, как нам представляется, является ключевой в понимании всех событий в бывшем СССР и современной России. Поэтому специфика власти в системе советского типа может быть продуктивно переосмыслена с позиций нового подхода, проясняю­щего природу симбиоза власти и собственности в советском обще­стве. В новой, неклассической парадигме ключевыми категориями являются «цивилизационный тип общественного развития», «фун­даментальные типы собственности»,«степень свободы индивида», «оверстрат патронов-координаторов». Эти категории важны для на­шего исследования специфики власти в системе советского типа по­тому, что позволяют по-новому взглянуть на проблему соотношения власти и собственности в истории России 9 7.

Автор монографии считает, что абсолютизация власти патронов-координаторов в условиях отсутствия контроля со стороны народа за ее решениями неизбежно порождает деструктивные тенденции сегментации.и децентрализации власти главного патрона-координа­тора, которого уже не считают безапелляционным носителем исти­ны в последней инстанции.

Именно ведомства в постсталинский период становятся реаль­ными субъектами власти. Именно здесь сосредотачиваются жиз­ненно важные пункты всех социальных взаимодействий системы советского типа, регуляцию которых осуществляют не механизмы рыночных отношений, а управленческая функция патронов-коорди­наторов, ,

Лишь столкнувшись с многими социально-экономическими, военными и политическими проблемами внутри страны и на меж­дународной арене, владельцы управленческой собственности в со­ветской системе были вынуждены пойти на модернизацию и де­мократизацию системы во второй половине 1980-х годов. Авторы реформации, выведя из функциональной зависимости в осущест­влении политики такой важный элемент системы, как насилие, спровоцировали саморазрушение подсистемы «государство - ин­дустриализм». Однако в условиях НТР система советского типа ока­залась неспособной воспринимать новации в технологической и уп­равленческой сферах. Императивы информационной обстановки в мире требовали новых организационно-управленческих отношений

9 7См.: Мокшин В.К. Система советского типа и модели ее трансформа­ции в XX веке. Архангельск, 2003.

и иного социально-политического и культурного положения вла­дельцев интеллектуальной собственности и рабочей силы. Совет­ская система продолжала чрезмерно эксплуатировать физические и интеллектуальные возможности человека, подрывая тем самым его генетическую природу, социокультурное и морально-психологическое самовоспроизводство.

Поэтому академик Н. Моисеев высказывал мнение о том, что со­ветская система получила нокаутирующий удар новым витком на­учно-технического прогресса. «Новые прецизионные технологии, компьютеризация, энергосбережение, международное разделение труда и преодоление наступающих экологических трудностей взы­вали не к Левше, а к свободе личности - прежде всего, инициативе, массовому творчеству. Без этого - грош цена нашей промышленнос­ти и нашему ядерному оружию! И даже отдельным удивительным достижениям, вроде полета Гагарина или Обнинской АЭС» 9 8. Ла­винообразный и стихийный процесс дезинтеграционных действий антисистемных общностей под воздействием политических инстинк­тов, но не политического рационализма вызвал в обществе обвал.

3.2. Международные и внутренние факторы деградации советской системы в Восточной Европе

При анализе восточноевропейских революций важно видеть не­уклонную тенденцию нарастания недовольства народов этих стран той моделью общественного развития, которая возникла после слома режима народной демократии. Разумеется, ради сохранения объективности истины нельзя игнорировать и такой исторический факт, как целенаправленные усилия крупных капиталистических стран в условиях «холодной войны» разрушить режим народной демократии в силу своих геополитических и классовых интересов. Своими действиями крупные капиталистические страны объектив­но помогали утверждению единообразной модели сталинизма в Восточной Европе, с которым субъективно вели тотальную войну по всем направлениям. Поэтому перемена акцентов в политике этих стран, когда был выдвинут курс на перестройку в СССР, обеспечила благоприятные условия для проведения там «бархатных», «нежных» революций.

Свободная мысль. 1992. № 3. С. 4-5.

Для анализа политических событий в странах Восточной Евро­пы необходим комплексный подход к изучению причин, движу­щих сил, соотношения международного и интернационального фак­торов революций, прогнозирования хода развития общественных процессов в этих странах и их взаимодействия во внешней полити­ке друг с другом и с Россией. В постсталинскую эпоху происходил глобальный процесс исчерпания экономических возможностей реального социализма. Во-первых, это ослабление трудовой и хо­зяйственной дисциплины, связанное с процессами десталинизации и либерализации. Во-вторых, исчерпание возможностей экстенсив­ной модели развития социалистической экономики. Второй фактор особенно был выражен в Чехословакии и ГДР, которые до Второй мировой войны имели высокоразвитую экономику, но возможности их экстенсивного роста были ограничены из-за недостатка природ­ных ресурсов или рабочей силы. Традиция большинства восточно­европейских стран поддерживать более или менее высокий и про­должающий улучшаться уровень потребления, сравнимый в той или иной степени с уровнем развития западноевропейских стран, также имела немаловажное значение.

Эта поддержка ложилась тяжелым бременем на государствен­ный бюджет* снижая накопления и инвестиции в производство. В 1970—1980-х годах отмечался нулевой и даже отрицательный рост в экономике, одновременно падали и среднегодовые темпы роста, ухудшались качественные показатели. Если в первые годы социалистического развития Восточная Германия и Чехословакия числились среди стран, создававших элитные технологии, то в 1980 году лишь 2% чехословацких товаров соответствовали миро­вому уровню.

Известны два основных способа борьбы с экономически труд­ностями. Первый из них: реформирование экономической системы, что частично принимает форму усовершенствования имеющихся хозяйственных механизмов (укрупнение, разукрупнение, реорга­низация) и т;д., а также введение рыночных элементов, имеющих экономический механизм. Рыночные элементы вводились наиболее активно в Венгрии в 1960-е годы и в начале 1980-х годов, однако эти реформы поставили под вопрос существование самой централизо­ванной плановой экономики, подрывая ее основу. Внедрение рыноч­ных отношений в экономике встретило сопротивление не только в СССР, но и в тех странах, где ее пытались внедрять. Так, в Венгрии

в 1973-1976 годах подобные реформы вызвали сопротивление ди­ректоров, возглавлявших наиболее крупные предприятия (тресты). Именно опасность устоям командно-административной системы со стороны рыночных методов ведения хозяйства предопределили по­

ловинчатость реформ в рыночном духе и ограниченное использова­ние их в практике хозяйствования".

Второй основной способ преодоления экономических трудно­стей заключается в займах крупных по объему кредитов за гра­ницей в твердой валюте и закупке новейших технологий. На этот способ решения экономических проблем ориентировались руково­дители Польши в 1970-е годы. Первые результаты подобной поли­тики были весьма благоприятными: выросла производительность труда, усилились темпы роста, улучшился жизненный уровень На­селения. Однако с неизбежностью наступила и вторая фаза, когда обнаружилась неспособность социалистической экономики воз­вращать задолженности по отпущенным кредитам, не вызывая при этом серьезные социальные конфликты. Ни импорт технологий, ни большие кредиты сами по себе не смогли гарантировать эффектив­ного функционирования экономики, высокое качество товаров и их конкурентоспособность на внешних рынках, высокий жизненный уровень. Напротив, западные кредиты и технологии в долгосрочном плане оказались дестабилизирующим, а не укрепляющим фактором для экономики практически всех восточноевропейских стран. Госу­дарственно-монополистическая экономика наиболее стабильна тог­да, когда она является закрытой, а ее открытость для противополож­ной экономической системы оказывается источником напряжения и нестабильности.

В восточноевропейских публикациях называют причины краха реального социализма в странах региона:

1) имманентная экономическая несостоятельность системы; 2) высокая человеческая, ресурсная и экологическая цена, кото­

рая должна быть заплачена для того, чтобы достичь такого успеш­ного развития экономики, которое доступно в рамках системы; ' 3) внутреннее исчерпание экстенсивной модели экономики,

единственно возможной при реальном социализме; 4) конкуренция с развитыми капиталистическими странами,

демонстрирующими все более высокую экономическую эффек­тивность, гибкость и жизнеспособность 1 0 0 .

9 9 См.: Кацарски И. Тоталитарният социализмъ. София, 1994. С. 326. 1 0 0 Там же. С. 326-327.

К этим причинам добавляют еще две причины, называемые локально историческими. Во-первых, изначально Восточная Европа в целом была ближе к западному обществу, чем к России, не говоря уже о Советском Союзе в целом. Остатки патриархаль­но-общинных отношений и форм жизни сохранились в основном в балканских странах, однако и в этих государствах развитие частной собственности и связанных с ней отношений ушли далеко вперед по сравнению с характерным для России общинным и уравнительным перераспределением земли. Общинно-родовые и патриархальные отношения придают большую стабильность реальному социализ­му в соответствующих странах. Во-вторых, национализм в данном случае не является фактором однонаправленного действия. Реаль­ный социализм советского типа воспринимался как чуждое для восточноевропейских стран устройство, навязанное империей-ге­гемоном. В общественном сознании такое социальное устройство связывается с зависимым положением страны. По мнению болгар­ского политолога И. Кацарского, независимо от того, в какой сте­пени это допущение является корректным, сама ассоциация между зависимостью и тоталитарным строем подрывала устои последне­го. Таким образом, национализм зависимых стран превращается в антисоциализм и антикоммунизм.

Наиболее яркий пример в этом отношении — Польша. В той или другой степени подобный феномен мог наблюдаться во всех иных странах, входящих в советскую сферу влияния. И наобо­рот, национализм господствующей нации играл роль защитника существующего общественного строя и не способствовал его от­торжению 1 0 1 .

Воздействие национализма проявлялось и по-другому. Вос­приятие «национального дела» со стороны правящей верхушки в зависимой стране обусловливает, с одной сторонь1, напряжение между ней и страной-гегемоном, а с другой стороны, является ис­точником определенного укрепления позиций правящей верхушки в собственной стране. Это особенно характерно для румынского режима в 1960-1970-е годы. Стабилизирующее действие нацио­нализма в подобных случаях не следует переоценивать, считает И. Кацарски, об этом свидетельствует судьба режима Чаушеску в Румынии. В Болгарии национализм как официальная доктрина и

1 0 1 Там же. С. 326, 328.

политика получил развитие в 1980-е годы. В зависимости от сил, которые его возглавляют, национализм может служить как подры­ву тоталитарного социализма, так и его укреплению в массовом сознании 1 0 2 .

Крах социалистической системы, несмотря на наличие достаточ­ного количества причин, произошел «с фантастической быстротой и легкостью». Эта необыкновенная легкость краха тоталитарно­го социализма в Восточной Европе была бы невозможна, если бы не деятельность реформатора Горбачева. Никто не мог предви­деть подобных событий ни в СССР, ни в странах блока. По само­му своему содержанию (гласность, перестройка, демократизация) политика Горбачева дестабилизировала управление в политически зависимых странах. Фактически СССР отказался от насильственно­го удержания стран-сателлитов в сфере своего влияния. Все это предоставило небывалый шанс противникам правящих режимов в социалистических странах. Даже в таких странах, как Болгария, где не было организованной оппозиции, появилась подобная воз­можность. Новый курс Горбачева позволил создать предпосылки, достаточные для катастрофического распада мира социализма. Об­новление стало его погребением.

По мнению известного английского социолога польского про­исхождения 3. Баумана, именно конкретно-исторический подход представляется наиболее перспективным в анализе политических трансформаций в Восточной Европе, а не бесконечные споры о де­финициях. Объективное изучение реальных явлений - такова одна из важнейших задач исследователей. В рамках конкретно-истори­ческого подхода процесс трансформации рассматривается через вы­явление специфики каждой страны региона, в том числе и в Польше. В этой стране существовали зачатки гражданского общества в виде сильного оппозиционного движения, прежде всего «Солидарности», а потому процесс смены правящей элиты происходил достаточно спокойно, демократическим путем. i В Советском Союзе, по мнению М.С. Горбачева, «руководство лихорадочно искало выход между двумя одинаково неприемлемы­ми для него позициями: смириться с хаосом в Польше, влекущим за собой распад всего социалистического лагеря, или вмешаться в польские события вооруженной силой. Господствовало... мнение о неприемлемости обеих позиций. И тем не менее наши войска...

Там же.

мощная Северная группа советских войск в самой Польше — все это при каких-то экстремальных обстоятельствах могло сработать» 1 0 3.

В Польше событиям 1989 года предшествовал затяжной полити­ческий кризис, нараставший во второй половине 1970-х годов и в 1980-е годы принявший острый затяжной характер. Именно в этих условиях в Польше зародилась политическая оппозиция как крити­ческий катализатор кристаллизации структур гражданского об­щества. Следует сказать, что оппозиция (в восточноевропейском eei понимании) в той или иной форме и степени существовала в Поль:* ше и Чехословакии. В остальных странах было лишь диссидентское движение.

В странах реального социализма страх перед службой госбезо­пасности, ее сетью был составной частью сознания интеллигенции и обывателей большинства этих государств. К тому же оппозиция воспринималась (и не только властью) лишь в категориях подрыв­ной и нелегальной деятельности. Соответственными были и методы борьбы с ней. Иначе, чем в Западной Европе, видели свои задачи и сами оппозиционеры. Встроенная в демократическую полити­ческую систему оппозиция выполняет в обществе роль не только критика деятельности правительства, но и политической силы, выдвигающей собственную альтернативную программу. Однако перед оппозицией нелегальной возникают принципиально иные за­дачи, наряду с усилиями по свержению или деградации системы, она ведет борьбу за свое существование.

Поэтому Польша - единственная страна Восточной Европы, где задолго до крушения социалистической политической системы сформировалась как общественно-политическая сила политическая оппозиция режиму власти коммунистов и где переход власти осу­ществился прежде всего в результате соглашения между правящей номенклатурой, с одной стороны, и наиболее влиятельными круга­ми оппозиции - с другой.

Политическая история Польши свидетельствует о том, что на трансформацию политической системы этой страны существен­ное воздействие оказали три главных фактора: наличие в стране сильной католической церкви, периодически повторяющиеся по­литические кризисы и существование достаточно мощной органи­зованной оппозиции различных социальных сил. Именно наличие этих факторов давало повод польским политологам считать, что

103Горбачев М.С. Указ. соч. С. 337.

«режим (в Польше) не сумел достичь тотального контроля над об­ществом, которое так и не стало тоталитарным» 1 0 4.

Можно согласиться с мнением А. Валицкого, что убежденность в тоталитаризме свергнутого режима позволяет удовлетворить пот­ребность в самогероизации, когда уменьшается необходимость в истинном героизме. Ведь приятно «видеть себя в роли победителя "могучего тоталитарного дракона"». На самом деле режим не был тоталитарным — и переход к плюрализму явился не единовремен­ным актом, а лишь последней фазой длительного и сложного про­цесса детоталитаризации 1 0 5.

Польские политологи и историки, отмечая признаки тоталитар­ного синдрома в Польше, ставили вопрос: достаточно ли этих при­знаков для признания польского государства тоталитарным? Бес­спорно, это была система коммунистического правления, которая прошла в своем становлении несколько фаз: первые десять лет — это путь к тоталитаризму, следующие тридцать пять лет - утрата дина­мики на этом пути, постепенный откат. «Тоталитаризм» в Польше еще не сформировался, а уже начал разлагаться, утратив все свои движущие силы», - утверждает польский ученый К. Керстен 1 0 6.

Восточноевропейские исследователи отмечают, что важным предшественником, возможно, неизбежным преддверием демокра­тической революции в странах Восточной Европы стала «моральная революция», фундамент диссидентства 1970-х годов. Она подразу­мевала утверждение нового представления о правах человека как исходной точке критики коммунистического тоталитаризма, рост гражданственности, усилия по реализации принципов «жить не по лжи», независимую культуру и самиздат. Последствия «моральной революции», нередко недбоцениваемые или высмеиваемые привер­женцами «реальной политики», обнаружились и даже стали подчас переоцениваться в период, когда гражданское общество заявило о себе как самостоятельном и самобытном политическом партнере или противнике коммунистической элиты.

Уже с 1970-х годов характер реакции властей на проявления протеста социальных групп общества начал меняться. Органами милиции широко применялись методы физической расправы, именуемые в народе «тропой здоровья». Проявления обществен­ного недовольства существующим режимом подавлялись вплоть до

1 0 4См.: Polityka. Warszawa, 1990. № 29. S. 1, 13. 1 0 5 См.: Восточноевропейские страны: 90-е годы. М., 1992. Вып. 1. С. 22. 1 0 6 Там же. С. 267.

применения властями оружия, ведущего к человеческим жертвам. После расстрела рабочих 17 декабря 1970 года на Гданьской судо­верфи, где погибло 40 человек и 1164 было ранены 1 0 7 , был создан независимый самоуправляющийся профессиональный союз «Соли­дарность» 1 0 8 . (Вступило в «Солидарность» кроме массы квалифици­рованных рабочих крупных промышленных предприятий также и большинство интеллигенции. Среди специалистов с высшим обра­зованием членами «Солидарности» были 70% беспартийных и 55% членов ПОРП 1 М . ) В дальнейшем в ходе подавления волнений власти старались избегать кровопролития.

Однако если продолжали случаться смертоубийства, то их причи­ной польские авторы называли личное рвение карателей. Подчерки­вая эту разницу в реакции властей, польский ученый Р. Парадовски отмечает, что даже радикальная физическая расправа с неугодными властям людьми случалась и в дальнейшем (примером здесь может быть убийство ксендза Попелушко). Однако репрессия потеряла свой прежний открытый, официальный характер. Именно тогда, в 1970-е годы, и началась в Польше трансформация 1 1 0 .

По мнению польских авторов, главной слабостью политики пра­вительства по отношению к «Солидарности» было их нежелание убедить актив профсоюзов в существовании перспектив для них и одновременно предупредить о границах изменений, обусловленных международной ситуацией страны и ростом внешней угрозы. В ре­зультате допущенных обеими сторонами ошибок ситуация в Поль­ше в 1981 году ухудшалась с каждым днем.

События в стране заставилиТТОРП провести 29-30 марта Пле­нум ЦК, к которому сотни партийных организаций обратили требо­вания немедленного ускорения в проведении реформ, соглашения и компромисса с «Солидарностью», не позднее мая проведения чрез­вычайного съезда партии, изгнания из руководства партии наиболее консервативных деятелей. Представители консервативного крыла ПОРП Ольшовский и Грабовский заявляли о готовности уйти со

107 Парадовски Р. Революции 1989 г. в Польше: попытка философского обоснования // Революции 1989 годы в странах Центральной (Восточной) Европы: взгляд через десятилетие. М.: Наука, 2001. С. 35.

1 0 8 Свыше 70 человек убитых и 500 раненых - такова была вооруженная реакция властей на восстание рабочих в Познани в июне 1956 г.

1 0 9 См.: Hahn Н. Die Gesellschaft und Staat in Polen. Berlin Verlag Arno Spita, 1988. S. 37.

110Парадовски P. Указ. соч. С. 36—42.

своих постов. Однако после перерыва, во время которого состоя­лись резкие переговоры в кулуарах и, возможно, телефонные разго­воры с Москвой, вопрос о персональных изменениях в руководстве поставлен не был.

•Дальнейший ход событий показал, что профсоюзами была сделана ставка на Леху Валенсу, которого активно поддерживала церковь. Сторонником такой линии был и папа Иоанн Павел И. Большинство активистов профсоюзов к этому времени, то есть к декабрю 1981 года, было настроено на решительную победу в про­тивостоянии с правительством, учитывая нарастание в обществе оппозиционных настроений. Однако лидеры «Солидарности» не стремились к немедленному взятию власти, а проводили стратегию эволюционных изменений, ненасильственного, поэтапного пре­одоления моноцентристской политической системы. Такая тактика лидеров «Солидарности» все же недооценивала решимость и силы правительственной стороны, а также обязательства Польши в рам­ках Варшавского Договора. Поэтому введение военного положения в декабре 1981 года спасло страну от гражданской войны и, воз­можно, от интервенции. По мнению польского автора, это было для страны «меньшим злом»" 1 .

Введение военного положения формировало у оппозиции чувство обособленности, коренной противоположности их интересов ин­тересам власти и ее сторонников. Эта оппозиционность носила в основном пассивный характер. Многие ушли во внутренний мир, дистанцировались от официальных политических институтов, при­меняя различные формы пассивного сопротивления. В возникшей ситуации значительная часть оппозиционной интеллигенции обра­тилась к католической церкви. В костелах творческая интеллигенция читала Норвида и Мицкевича, ставила спектакли с оппозиционным подтекстом. Лишь небольшая часть оппозиционной интеллигенции занялась подпольной деятельностью (относительно массовым и ак­тивным подполье было в первые восемь месяцев после введения военного положения, а затем ослабло). Основной формой стало из­дание различных газет, журналов, книг.

Однако военное положение, разумеется, не могло решить ни социально-экономические, ни политические проблемы страны. Начавшаяся в 1982 году экономическая реформа, в соответствии с которой деятельность предприятий строилась на принципах само-

1 1 1 Там же.

стоятельности, самоуправления и самофинансирования, не принес­ла тех результатов, на которые надеялось правительство.

На этот процесс оказали воздействие неблагоприятные факторы. Прежде всего, трудные условия экономического кризиса, относи­тельно узкая социальная база власти, экономические санкции Запа­да, сопротивление партийно-государственного аппарата, преоблада­ние консерваторов, а также нерешительность сторонников реформ в лагере власти, отсутствие опыта реформ, распространенность догм и стереотипов, эгалитарные устремления среди занятых в народном хозяйстве и другие, — отсюда ее половинчатый и косметический ха­рактер. В своей основе эти реформы привели лишь к модификации прежней политической и экономической системы, не вызвав ради­кальных перемен.

Возрождение политической жизни означало также и возвраще­ние на сцену традиционных вариантов политической жизни. Сна­чала наиболее активными и заметными были социал-демократи­ческие ответвления правящего режима. Разочарованные в идеалах «реального социализма» коммунисты становились правоверными социал-демократами. Для оживления социалистической оппози­ции режиму они могли использовать богатые традиции довоенной Польской социалистической партии, а также привлечь ее бывших членов. Их полумарксистская ориентация привела к тому, что в гла­зах менее догматизированной номенклатуры они обрели некую ог­раниченную легитимность. Один из лидеров КОР Куронь призывал к «новой (конструктивной) оппозиции»: «Прежде всего нас должен обязывать принцип: "не вредить государству"».

Критика правительства должна быть конкретна, касаясь дел, в которых «мы обладаем лучшими решениями». Консервативно ори­ентированная оппозиция видела единственный для Польши выход из углубляющегося экономического кризиса на пути тэтчеризма и рейганомики. Другие указывали на Швецию как на подходящую модель успешной социалистической демократии. Но все ветви оп­позиции черпали аргументы из поучений папы Иоанна Павла I I и осваивали его католическую социальную доктрину.

К этому времени между клерикальной и атеистической интелли­генцией наметился альянс в совместной пропагандистско-издатель-ской деятельности при участии католической церкви. Этот феномен заложил основу того неизвестного другим восточноевропейским странам явления, которое стало рассматриваться рядом политологов как зарождение структур гражданского общества и формирование

независимой от власти контркультуры. Символами этой культуры стали образцы поведения и независимой деятельности, игнорирую­щей официальные структуры и институты режима.

Конфликт фактически разделил польскую интеллигенцию на от­дельные части. На стороне власти была та ее часть, особенно спе­циалистов, которая включалась в управленческие и политические структуры. На другой стороне власти была пролетаризированная ин­теллигенция, иначе говоря, специалисты, которые не имели доступа к власти, к управленческим постам, а следовательно, и к более высо­ким доходам и привилегиям. Именно у них произошло снижение со­циального статуса по всем параметрам. Если в середине 1960-х годов специалисты, в том числе инженеры, имели доходы в два раза выше, чем квалифицированные рабочие, то в конце 1970-х годов произошло их уравнивание, которое практически сохранилось и в 1980-е годы. Польский социолог В. Адамский считает, что это специфическое польское явление. По его мнению, ни в одной другой стране «реаль­ного социализма» не дошли до такого уравнивания и вытекающего из него совпадения интересов рабочих и интеллигенции.

, Уравненное социально-экономическое положение квалифициро­ванных рабочих и той части интеллигенции, которой не нашлось места в структурах власти, обеспечило их тесный социальный и политический союз, продолжавший существовать на всем протяже­нии 1980-х годов, в условиях затяжного социально-экономического кризиса.

Характеризуя ситуацию в Польше, В. Ярузельский отмечал, что запрет любой оппозиции толкнул ее на предприятия. После ее ле­гализации допуском в парламент, политическая борьба на предпри­ятиях сошла на нет. «Но если пустить в пруд щуку, то ожиревшие карпы могут начать двигаться быстрее. В партии начались процес­сы окостенения, сопротивления» 1 1 2.

«Солидарность» в начальной фазе не имела четкой программы, ясных представлений о перспективах развития Польши. Однако интеллектуальный штаб движения разработал концепцию саморе­гулирующейся революции. Эта концепция была отчасти порождена стремлением руководителей и идеологов «Солидарности» избежать обострения польско-советских отношений, способного повлечь за собой вооруженную интервенцию СССР.

«Солидарность» требовала осуществления на деле социальной справедливости под лозунгом «Социализму - да, извращениям-

1 1 2 Цит. по: Горбачев М.С. Указ. соч. С. 346.

нет». Уже тогда прагматичная польская коммунистическая элита начала готовиться к перераспределению госимущества 1 1 3. В правя­щей партии ПОРП произошли определенные размежевания между различными группами членов партии. К началу кризиса ПОРП насчитывала до 3 млн своих членов, среди которых была значи­тельная часть специалистов с высшим образованием: инженеров, экономистов, учителей, а также техников и «рабочей элиты» круп­ных промышленных предприятий. Но в рамках ПОРП существова­ли различные ориентации. Одна из групп ПОРП - это «истинные коммунисты» в сталинском и Коминтерновском духе, сохранившие верность доктрине сталинизированного марксизма-ленинизма и дик­татуре пролетариата, примату политики над экономикой и руководя­щей ролью партии. Однако в 1970-е годы они составляли решитель­ное меньшинство в партии, хотя их доля заметно увеличивалась по мере приближения к вершине партийно-государственной власти.

В ПОРП была группа «левых», имеющая социалистическую ори­ентацию, которая неосознанно обращалась к традиции Польской социалистической партии (она была включена в ПОРП в 1948 году), и прежде всего к общеевропейским ценностям социалистического движения. В русле этого направления в ПОРП находилась гумани­тарная интеллигенция, занимавшая видное место в партии. Эта группа была более склонна к «высшим уровням марксистской идео­логии», чем к реальной практике правящей партии. Именно эти кру­ги формулировали обычно программы демократизации, переоценки практики социализма («социализм с человеческим лицом»), а также пытались начать диалог с католицизмом. Социалистическое (или социал-демократическое) крыло было многочисленнее собственно коммунистического' 1 4.

Кроме этих групп в ПОРП имелась немногочисленная группа ре­форматоров, которой старый партийный, административный и во­енный аппарат никогда не доверял и призывал их на помощь лишь тогда, когда все другие возможности исчерпали себя, когда нож был приставлен к горлу партии. Отсюда непонятная для некоторых поддержка, которую в последнюю минуту «твердолобые» оказыва­ли реформаторам, отсюда и такие «сюрпризы», когда... смертельно

113Парадовски Р. Указ. соч. С. 36-42. 1 1 4 См.: Ghronik eines Zusamrnenbraches: Der «heise» Herbst 1989 u. seine

Folgen in den Landern des Warschauer Paktes / Autorenkoll. Hrsg.: Weiss R. В.: Dietz, 1990. S. 37-40.

больная номенклатура согласилась отдать свою судьбу в руки либе­ралов Польши.

Политическая оппозиция видела в лице реформаторов потенци­альных союзников, представителей здравого смысла, которые могут избавить систему от ее наиболее иррациональных черт. Но диалог реформаторов с оппозицией продолжался недолго, лишь до момента мирной передачи власти при содействии реформаторов... Реформа­тор защищает свою партию, хотя и не является «своим» для нее, в то же время пытается ее реформировать. Ему приходится очищать систему от ее наихудших черт и в то же время пытаться ее реформи­ровать 1 1 5. Систему приходилось очищать в условиях нарастающего кризиса в начале 1980-х годов и роста политизации масс. В самой в ПОРП в 1981 году нарастали противоречивые тенденции полити­ческой дифференциации ее членов по мировоззренческим критери­ям, когда ослабевали прежние связи ПОРП с различными группами, и ее роль в управлении экономикой существенно уменьшилась.

Процесс деградации руководящей роли партии, насчитывавшей к этому времени всего 1,8 млн человек, указывал на то, что старая модель партии исчезла, а новая не возникла. Партаппарат ПОРП хо­рошо осознавал границы своей власти, когда единства в партии уже не существовало. Партии не удалось ни переопределить свою руко­водящую роль, основанную на марксистской идеологии, ни приоб­рести новую власть, которая позволила бы ей интегрироваться в со­циальные структуры иначе, чем с помощью только номенклатуры.

К началу 1989 года поворот в этом направлении был полностью подготовлен, в том числе и в законодательном плане. Не хватало только политической воли и политической легитимации для вопло­щения проекта в жизнь. Нужен был союз с альтернативными эли­тами, исповедовавшими идеи либеральной демократии. Появление проекта «Круглый стол» стало легальным механизмом трансфор­мации коммунистической элиты от идей социализма к частной собственности и либеральной демократии. Почему стал возможен такой итог развития политического процесса в Польше? Для отве­та на этот вопрос необходимо проанализировать социокультурные предпосылки «нежных», «бархатных» революций 1989 года.

Социокультурные предпосылки «бархатной» революции склады­вались на протяжении всего второго этапа истории восточноевро­пейского социализма, в течение которого формировалась массовая

1 , 5 См.: Sik О. Neue Aspekte der Konvergenztheorie // Aussenwirtschaft. Zurich, 1989. Jg. 44. № 3/4. S. 279-291.

основа смены режима в 1989-1991 годах. Объективной базой под­готовки возникновения нового типа социальности стали бескров­ные события рубежа 1960—1970-х годов. Важнейшая среди этих событий явилась научно-техническая революция, открывшая эпоху технократического социализма. Возникла реальная опасность утраты контроля за ходом событий как со стороны тогдашних влас­тей, так и со стороны руководства «Солидарности» и католической церкви.

Для человека этой эпохи характерна вера в будущее, прогресс, технику, экономический рост и урбанизированную городскую куль­туру, сформировавшуюся в те годы в странах Восточной Европы. Эта вера находит наиболее полное проявление в начале 1970-х го­д о в - непродолжительного «золотого века» стран восточноевро­пейского региона, когда происходит ощутимое повышение уровня жизни населения, а вслед за ним явное смягчение репрессивности системы везде, за исключением Чехословакии, где осуществляется политика «нормализации».

В середине 1970-х годов в регионе окончательно завершил­ся переход ко всеобщему среднему образованию, который открыл дорогу в высшие учебные заведения практически всей молодежи соответствующих возрастных групп. Но еще десятилетием раньше возникла массовая ориентация на поступление в вуз как практи­чески единственную возможность восходящей социальной мобиль­ности в данной общественной системе. В таких странах, принадле­жащих к числу с меньшим уровнем экономического развития, как СССР и Болгария, Польша и словацкая часть ЧССР, рост высокооб­разованных контингентов населения шел опережающими темпами по сравнению, например, с Венгрией и чешскими землями.

Демографически мощные когорты молодежи, родившейся в на­чале, 1950-х годов, со временем стали главным объектом подлин­ной образовательной революции. В результате сформировались многочисленные контингенты высококвалифицированных специ­алистов, в основном технического профиля. В 1970-е годы в Вос­точной Европе появилась новая социальная категория - массовая интеллигенция, или образованный класс, своеобразный аналог западноевропейского среднего класса, которая стала «лицом» и авангардом молодого поколения тех лет, обладающего огромным потенциалом умственного труда. Выросшее в обстановке эконо­мической безопасности и надежных государственных гарантий это

поколение считало науку наиболее престижной сферой професси­ональной деятельности.

Второе послевоенное поколение в противовес родителям, но аналогично западноевропейским сверстникам отдало приоритет нематериалистическим ценностям. Для него особенно значимы идеалы личностного развития, гуманизма и мира, взаимопонимания между народами. В отличие от «отцов» — преимущественно мате­риалистически ориентированного первого послевоенного поколе­ния - «дети» предпочли так называемые высшие ценности.

Послевоенная модель социализации дала миру совершенно но­вый тип личности. В соответствии с теорией «тихой» революции Р. Инглехарта, по существу впервые в истории появилось поколе­ние, не озабоченное угрозой социально-бытовых, экономических лишений и воспринимавшее жизненную безопасность как должное. Речь идет о субъективно благополучном поколении с ослабленным чувством уязвимости по отношению к внешнему миру, строящим свою судьбу на основе свободы индивидуального выбора" 6.

Для Восточной Европы перестройка мироощущения, обозначае­мая как постмодернизация, была так же реальна, как и для Запад­ной Европы. Подъем благосостояния сформировал новую обще­принятую систему ценностей, обращенную внутрь человеческой личности, его повседневной жизни. Пресловутые «безыдейность» и «нигилизм» молодого поколения как носителя этой системы были реакцией на рационализм старшего поколения. Ориентированные на общественные изменения молодые люди рекрутировались из наиболее экономически обеспеченных семей, в основном из сре­ды улучшивших свое материальное положение слоев населения, в прошлом малообеспеченных. Для сторонников новой системы цен­ностей культурно-политическая ориентация была гораздо важней их социальной принадлежности и служила объединяющим началом протестной активности.

Протестная активность характеризовалась исследователями как сугубо «постматериалистический феномен». В конце 1980-х годов в обстановке гласности, обеспечившей возможность выражения мас­совой неудовлетворенности существующим режимом, этот феномен сыграл решающую роль в национально-политической мобилиза­ции народов Восточной Европы на его ниспровержение. Проти­водействие авторитаризму стало главным проявлением фундамен-

1 1 6 Революции 1989 года в странах Центральной (Восточной) Европы: взгляд через десятилетие. М, 2001. С. 44—45.

тальной ценностной переориентации населения региона. Речь идет не просто о борьбе с коммунистическими порядками, а о полном отказе от совокупности ценностей прежнего режима, важнейшими среди которых были аскетизм, уравнительность, коллективизм, об­щественное служение.

Поэтому всесторонний кризис реального социализма прагмати­ки-коммунисты стран Восточной Европы рассматривали как воз­можность использовать прогрессировавшую деградацию комму­нистического режима и его идеологии для радикального выхода из кризиса на основе перехода к рыночным отношениям. Они широко воспользовались «горбачевской перестройкой», хотя косвенно на­ходились под зонтиком советской политики и нового горбачевского политического мышления. Вряд ли они ставили перед собой цель модернизировать и повысить эффективность коммунистической системы при сохранении ее сущности.

Их стратегическая цель была иная — окончательно преодо­леть эту систему. Антикоммунистическая революция утверждала не «гласность», а свободу слова и частной собственности. Горба­чевской идее социалистического плюрализма они противопоставили программу свободы, духовного, политического и экономического плюрализма, эмансипацию гражданина и гражданского общества по отношению к государству.

Следует подчеркнуть, что антикоммунистическая революция черпала свою легитимность в системе либеральных прав челове­ка, а свои доводы обосновывала открытым анализом современной ситуации в отдельных государствах Восточной Европы, далеких от социалистической фразеологии.

Таким образом, революция, ставшая альтернативным ответом на опыт общественной жизни в условиях коммунистического ре­жима, отвергала «социализм», «реальный социализм» и попытку реформировать систему советского типа на основе дубчековского «социализма с человеческим лицом». С полным основанием мож­но констатировать, что именно в Польше произошла такая полити­ческая революция в 1989 году, ставшая, с одной стороны, катали­затором, ускоряющим политические перемены в остальной части восточноевропейского региона, с другой - последующие революци­онные события в Восточной Европе оказали обратное воздействие на Польшу, укрепив начавшиеся здесь изменения. По сравнению с другими странами региона политическая трансформация здесь име­ет более длительную историю, иной механизм созревания и прояв-

ления, иные методы, темпы и глубину преобразований. Именно он «привел к общественно-политическому конфликту между тогдаш­ней властью и квалифицированной частью рабочего класса, а также основной частью интеллигенции. Его открытая стадия пришлась на 1980-1981 годы» 1 1 7 .

Концепция саморегулирующейся революции предусматри­вала, что Польша, оставаясь участником советского военно-поли­тического блока, одновременно должна стремиться к внутренней перестройке общественно-политического строя: политическому плюрализму, установлению общественного контроля за деятель­ностью государства, обеспечению независимости общественных и государственных институтов от ПОРП.

Церковь поддержала оппозиционные силы в стране и явилась стержнем морально-нравственных ценностей, за которые поляки могли держаться в трудные годы кризисов, подвергавших испыта­нию многих из них. Наличие твердых моральных ориентиров могло не допустить всеобщего раздора и анархии, чрезвычайно опасных для польского государства. Глава католической церкви Польши С. Вышинский проводил осторожную линию, которая была оправ­данной, поскольку тактика, избранная впоследствии руководством «Солидарности» на конфронтацию с правительством, вызвала в стране «лавину общественного беспокойства», а также тревогу стран, входящих в ОВД. Победа экстремистов получила подтверж­дение и в новой резолюции «Обращение к народам стран Восточной Европы», которая была принята на I съезде профсоюзов в сентябре 1981 года, специально рассчитанной на международный резонанс. Эти действия ставили своей целью возродить определенные идей­ные тенденции в масштабах всего блока ОВД.

" В «Солидарности» поляки и представители оппозиционных сил восточноевропейских стран видели ту силу, которая способна обно­вить общество и вывести его из глубокого экономического кризиса. Антикоммунистические настроения в Польше углубляли процессы эрозии ПОРП в качестве руководящей силы общества, а представи­тельство интересов широких слоев населения в значительной сте­пени оказалось вне системы «партия - государство». Обществен­но-политическое и экономическое развитие Польши в 1980-е годы показало, что попытки приспособления политической системы с монополией на власть одной партии к новым условиям без расши-

1 1 7 См.: Революционные преобразования в странах Восточной Европы: причины и следствия. М., 1990. Ч. 1. С. 139-140.

рения социальной базы ее легитимности не обеспечивают стабиль­ности власти владельцев управленческой собственности.

К середине 1980-х годов польский коммунистический режим стал в Польше восприниматься как бездарная копия советского режима. Поэтому в 1985—1988 годах наблюдался процесс социаль­ного размежевания между членами новых профсоюзов и лицами, не входившими в эти профсоюзы. Их членами были 35,6% всех ру­ководителей и специалистов с высшим образованием. Среди ква­лифицированных рабочих 36,4% бывших членов «Солидарности» вступили в новые профсоюзы, среди специалистов с высшим обра­зованием - только 22,8%"8.

Однако коммунистический режим в Польше в первой половине 1980-х годов продолжал обладать монополией на власть, имея опре­деленную социальную базу для ее функционирования. Социологи­ческие опросы показали, что недовольство в 1984 году выразили в основном лица с высшим образованием. Однако с конца 1985 года в связи с ухудшением экономического положения настроения в польском обществе стали меняться, нарастала социальная напря­женность, ослабевало доверие к ПОРП и правительству. Это кос­нулось прежде всего интеллигенции, труд которой стал оплачивать­ся в 1984 году ниже, чем прежде. Инженеры стали получать 82% средней заработной платы по стране, врачи и медработники - 80%, работники культуры - 65%.

За период с 1986 по 1988 год социальная база системы «пар­тия — государство» Польши еще более сузилась (с 28,4 до 20,3%), а количество противников режима-оставалось на уровне 1985 года (15,9%) 1 1 9. Эти факты свидетельствуют о том, что режим уже не был способен монополизировать политическую жизнь общества. Эта жизнь обрела независимое от политического контроля коммунистов существование, несмотря на то, что в отношении оппозиции прово­дились репрессии, которые, однако, в основном носили администра­тивный характер. Проводилась ^проверка деятельности журналов, газет, радио, что позволило уволить многих журналистов. А Союз польских художников был распущен.

1 1 8 См.: Лыкошина Л. С. Роль интеллигенции/в социалистическом развитии Польши: науч.-аналитич. обзор. М., 1986. С. 15—20; Ее же. Польский.кризис 80-х гг. и его отражение в общественном сознании. М., 1993. С. 10-44.

1 1 9 См.: Общественное сознание и социальная трансформация в странах Восточной Европы. М., С. 71, 73.

Антикоммунистическая оппозиция видела в лице прагматиков-реформаторов потенциальных союзников, представителей здравого смысла, которые могут избавить систему от ее наиболее иррацио­нальных черт. Партийный номенклатурный аппарат не доверял ре­форматорам и призывал их на помощь лишь тогда, когда все другие возможности исчерпали себя.

В 1980-е годы на первый план в общественной жизни выдвину­лась партийная интеллигенция - члены ПОРП. В середине 1980-х годов в партии состояли 28% лиц с высшим образованием, заня­тых в общественном секторе народного хозяйства, и 26,2% - всех занятых на нерабочих должностях. Членами ПОРП являлось 45% ученых, 28% инженеров, 20% учителей и административно-контор­ских служащих, 14% врачей. Однако в этот период ослабли позиции ПОРП среди художественной интеллигенции. Так, с декабря 1981 по март 1983 года доля актеров в партии уменьшилась на 19%, пи­сателей - на 12,5%, музыкантов — на 10%120.

Молодым партийным интеллигентам в период военного положе­ния было около тридцати лет. Они не были обременены идеологи­ей, не читали классиков марксизма, не интересовались советским опытом. По мнению политолога А. Корбонского, эта группа, более образованная, прагматичная и прежде всего очень националисти­ческая, оказалась гораздо заинтересованнее в установлении тесных экономических связей с Западом, чем в содействии интеграции с СССР. Они ездили на стажировку в США. Американцы в 1970-е и 1980-е годы вложили много денег в проамериканскую ориентацию молодой коммунистической элиты.

На появление прозападной ориентации среди молодых членов пар­тии повлияла мотивация вступления в ПОРП. Многие вступающие в партию молодые люди рассматривали членство в партии как воз­можность личной профессиональной карьеры и участие в аппарате власти. В весенней дискуссии в ПОРП перед XIX пленумом пар­тии отмечалось, что для современной интеллигенции, вышедшей из народа, характерны шляхетская культура, шляхетское политическое сознание и нормы жизни. По данным социологического опроса, 87% представителей интеллигенции выразили мнение, что она должна играть ведущую роль в обществе и быть духовным лидером наро­да. Правда, иногда в ходе дискуссий говорили о своей «особе» едва ли не с усталостью и раздражением, подчеркивая, что стремятся к тому, чтобы работать в нормальных условиях и получать за свой

1 2 0 Там же. С. 72-73.

труд нормальную зарплату. Тем не менее в рамках «Солидарности» был обеспечен достаточно тесный контакт между рабочими и ин­теллигенцией. Без такого союза этих социальных групп польского общества был невозможен специфический путь политических транс­формаций в стране, когда в обществе нарастало желание кардиналь­ных перемен к демократическому выбору и легализации оппозиции и многопартийной системе.

Во второй половине 1980-х годов в польской оппозиции намети­лись тенденции к переосмыслению опыта событий 1980—1981 годов и осмысление новых реалий, возникших в стране и в мире. Оппо­зиция убедилась, что одержать победу над властью и ее сторонни­ками лобовым столкновением с политическим режимом не удастся. В свою очередь, власть пришла к выводу, что оппозиция отражает не какие-то привнесенные извне интересы, а жизненные потребнос­ти значительной части польского общества - прежде всего квалифи­цированных рабочих и солидарной с ней интеллигенции.

Поэтому сторонниками либеральной демократии оказались в Польше не столько демократы из бывшей антикоммунистической оппозиции, сколько лишившиеся советской опеки и советской ле­гитимации так называемые посткоммунисты. Именно вчерашние коммунисты с политической ловкостью превратились в либераль­ных демократов. И все это произошло благодаря изобретению ими «Круглого стола».

В это время «Солидарность» пользовалась достаточно активной поддержкой Запада и католической церкви, авторитет которой в Польше продолжал неуклонно расти. В 1983 году Л. Валенсе была присуждена'Нобелевская премия мира. Подпольные структуры по­лучили значительную финансовую й техническую помощь через за­граничные представительства «Солидарности», большую информа­ционно-пропагандистскую работу выполняли вещавшие по-польски различные западные радиостанции. < — , у

В 1980-е годы впервые моноцентрическая политическая сис­тема в Польше постепенно достигла наибольшего возможного в ее рамках уровня демократизации й либерализации. И это несмотря на тот курс реформации, который проводил В. Ярузельский по адап­тации политической системы - «партия - государство» - к новым требованиям и условиям либерализации режима. Эти изменения коснулись прежде всего активизации традиционных для Польши институтов: сейма и партий-сателлитов, в преобразовании Фронта единства народа в Патриотическое движение национального воз-

рождения, старых профсоюзов в конфедерации рабочего самоуп­равления, в создании совершенно новых институтов и механизмов (Государственный и Конституционный суды, общественные упол­номоченные по гражданским правам, референдум, различные со­вещательно-консультативные и экспертно-консультативные органы при высших органах власти, коалиционный способ осуществления власти и др.) в расширении гласности. i

С приходом на пост Председателя Совмина Польши М. Раковско-го, когда главной проблемой было стремительное повышение цен, оказавшееся психологической встряской для польского общества, были предприняты очередные реформы, которые резко ухудшили положение на рынке, усилили инфляцию и другие экономические трудности. К 1988 году стала очевидной неспособность правитель­ства вывести страну из глубокого экономического и политического кризиса. Подтверждением этого тезиса являются апрельские забас­товки этого года, ставшие неожиданностью не только для властей, но и для оппозиции. Рабочие требовали повышения заработной пла­ты и легитимации «Солидарности».

Таким образом, в Польше в отличие от других стран Восточной Европы авторитарный режим стал в результате реформ довольно либеральным. Однако кризис в Польше из-за сужения социальной базы власти снижал ее эффективность в обществе. За ее предела­ми осталась относительно массовая политическая оппозиция. От­чуждение к этой системе испытывало и так называемое молчаливое большинство, центр. Жизнь требовала приведения политической системы в соответствие с новыми социальными и политическими интересами различных групп общества.

Под давлением реальных обстоятельств 1988 года коммунисти­ческая власть была вынуждена пойти на закулисные переговоры с частью деятелей «Солидарности», изъявивших готовность с конца августа начать подготовку заседаний «круглого стола». Его проведе­нию противодействовали как радикальное крыло «Солидарности», так и часть партийно-государственной номенклатуры. Лишь в се­редине января 1989 года группе партийных реформаторов, в состав которой входили руководитель ПОРП В. Ярузельский и глава пра­вительства Польши М. Раковский, удалось провести на пленуме ЦК ПОРП резолюцию о политическом и профсоюзном плюрализме.

В самой ПОРП расслоение на реформаторов и консерваторов достигло пункта, когда небольшая группа реформаторов с узкой социальной базой в обществе не смогла обеспечить большинство

для своей реформаторской деятельности. Они пришли к понима­нию, что не обеспеченные деньги все больше усиливали вал инф­ляции.

Две забастовочные волны 1988 года продемонстрировали нарас­тание общественного недовольства. Перед руководством ПОРП встала дилемма: или сохранить всеми средствами режим не раз­деляемой ни с кем власти, или искать иные политические решения. Первый путь привел бы неизбежно к конфронтации, к применению насилия, кровопролитию, но, по всей вероятности, не спас бы поли­тическую систему «реального социализма». Анализируя польские события, В. Ярузельский с горечью писал: «Самая большая драма ПОРП в том, что от нее отвернулась большая часть рабочих. Сло­весной агитацией это не исправишь и силой не добьешься. Первый кризис в Польше возник в 1956 году. Пришлось выводить на улицы танки, были жертвы. Второй крупный кризис наступил в 1970 году, то есть спустя 14 лет. Третий — в 1980 году — уже через 10 лет. В 1981 году опять пришлось выводить танки на улицы. В 1988, то есть уже через 7 лет, - новый кризис. Но теперь мы стремимся вы­ходить из него без использования силы, без пролития крови. Ведь нельзя бесконечно идти таким путем, при котором росла бы брешь между нами и рабочим классом, которую когда-либо, может быть, ничем уже не удастся закрыть»' 2 1 .

Второй путь означал открытие шлюзов для политической оп­позиции, включение ее в политическую систему. Он позволял за­действовать реформаторский потенциал оппозиции и обществен­ных сил, поддерживающих ее, поскольку они отражали интересы развития общества. Такой путь исключал возможность использова­ния насилия в качестве инструмента власти ПОРП. И руководство ПОРП выбрало второй путь, начав переговоры с представителями оппозиции, группировавшимися вокруг Л. Валенсы. К этому време­ни руководство «Солидарности» стало склоняться к необходимости компромисса с коммунистами. В мае 1988 года в ходе встречи ин­теллектуалов обоих лагерей Б. Геремек заявил: «То, что происхо­дит в стране, - уже не разложение системы (на это оппозиция могла согласиться), а разложение Польши, и на это оппозиция не может равнодушно взирать». /

Поэтому руководство ПОРП пошло политическим путем, начав переговоры с представителями оппозиции, а 17 апреля 1989 года состоялась повторная регистрация «Солидарности».

1 2 1 Цит. по: Горбачев М.С. Указ. соч. С. 542.

По мнению В. Ярузельского, это стало возможным по той причине, что«общественное мнение было за регистрацию "Солидарности"». Этим актом руководители ПОРП стремились прекратить забастов­ки. Другая причина носит стратегический характер: нужно было обеспечить стабильность системы, укрепить положение партии как мотора перемен и проводника национального согласия. Реализация на практике идеи политического плюрализма предполагает обнов­ление партии с тем, чтобы она была способной в новых условиях осуществлять руководящую роль. Переговоры обеспечили приня­тие решений о легализации оппозиции, юридическом признании «Солидарности»и о ряде преобразований в политической системе (февраль - апрель 1989 года). Таким образом, была создана юриди­ческая предпосылка для формирования модели государственного устройства, сочетавшая «парламентскую социалистическую де­мократию» с буржуазным гражданским обществом.

Договоренность о выборах в сейм носила политический харак­тер: правительственной коалиции гарантировалось 60% мандатов, остальные предоставлялись ее партнерам по диалогу. Возникла, по мнению некоторых политологов, парадоксальная ситуация: в ходе переговоров все участники высказались за Подлинно свободные выборы и вместе с тем заранее предусматривалось распределение мест в парламенте. Объяснялась эта ситуация тем, что ни коммунис­ты, ни оппозиция не могли в той ситуации реально оценить степень своего влияния и определить, как утрата власти ПОРП скажется на международном положении страны и всего мира. Поэтому с победой на выборах «Солидарности» открылся новый этап в политической жизни Польши. Стала реальностью крылатая фраза А. Михника: «Ваш президент, наш премьер» 1 2 2 Ход дальнейших событий пока­зал всю иллюзорность реформаторского крыла ПОРП после пар­ламентских выборов в июне 1989 года, когда большинство поляков отдали предпочтение представителям «Солидарности». На этих вы­борах «Солидарность» получила 67% голосов, а ПОРП - лишь около 25%. Комментируя произошедшее, В. Ярузельский отметил: «Сей­час приходится расплачиваться за то, что мы весьма поверхностно оценивали обстановку и успокаивали себя слишком оптимистич­ными прогнозами. Нас обманывали, а вернее, мы сами обманывали себя громом аплодисментов, "горячим и полным одобрением" всего, что провозглашалось на разного уровня торжественных собраниях.

1 2 2 См.: За рубежом. 1991. № 3. С. 12.

На деле оказалось, что большая часть народа оценивает обстановку и думает иначе, чем мы. Это четко проявилось прежде всего в итоге прошлогодних выборов» 1 2*.

19 июня Президентом Польши был избран представитель ПОРП В. Ярузельский, Л. Валенсе удалось расколоть прежнюю правительственную коалицию, состоящую из ПОРП, ОКП и ДП, и создать новую - из «Солидарности», ОКП и ДП.

Новое правительство широкой коалиции, в которую вошли и представители ПОРП, возглавил Т. Мазовецкий, главный редактор еженедельника «Солидарность». В результате к руководству страной пришли на четыре года раньше, чем предусматривалось решениями «круглого стола», новые политические силы. Отличительная черта правительства Т. Мазовецкого - стремление в своей деятельности руководствоваться принципами, восходящими к этическим идеалам «Солидарности» (национальная независимость, политическая де­мократия, солидарность между людьми, уважение к человеческой личности).

После победы на парламентских выборах в июне 1989 года оп­позиция бесцеремонно оттолкнула от себя недавних партнеров по «круглому столу» — партийных реформаторов, монопольно взяла в свои руки власть. Их политический союз не состоялся. Униженные и оскорбленные представители партийной реформаторской интел­лигенции вынуждены были уйти из активной общественной жизни. Связанная с Западом и прозападно настроенная бывшая оппозици­онная интеллигенция Польши изменила вектор внешней и внутрен­ней политики с Востока на Запад;**

Во внутренней политике и в сфере идеологии прежняя оппозиция отказалась от представлений о рабочем классе как становом хребте социальной структуры и от мифа о его руководящей роли в обществе. На его место победители принесли миф о среднем классе. Однако та­кого среднего класса, который бы стал опорой новой политической системы, в Польше нет. Рабочий же класс, чья общественно-полити­ческая активность позволила прийти к власти оппозиции, никуда не исчез. Более того, предприятия - «динозавры» индустриализации все еще определяют характер экономики страны. Именно в рабо­чем классе «демократические силы» видят «главную реакционную силу» и преграду на пути реформ 1 2 4 .

1 2 5 Цит. по: Горбачев М.С. Указ. соч. С. 347./ 124 Кравчик Р. Распад и возрождение польской экономики. М.: Новости;

Варшава: INTERIM, 1991. С. 200-237.

Итак, подводя итоги анализа истоков кризиса системы «пар­т и я - государство» в 1960-1980-е годы, следует выделить общую тенденцию для них - это снижение темпов роста национального дохода и замедление темпов общественного развития. Мировая экономическая практика на повестку дня остро поставила пробле­мы интенсификации всей экономической деятельности общества. Однако существовавшая система политического и экономического функционирования восточноевропейских обществ не была готова воспринимать требования к производительным силам со стороны достижений НТР.

Во-первых, автаркия в экономическом развитии восточноевро­пейских стран и СССР в период «холодной войны», с одной сторо­ны, а с другой - блоковая поляризация между ОВД и НАТО лишала возможности их тесного сотрудничества по всем направлениям об­щественного развития.

Во-вторых, сложившиеся механизмы экономического и полити­ческого управления обществом в странах Восточной Европы по со­ветскому типу в своих основных чертах имели антидемократический и антигуманный характер, поскольку с уничтожением рыночных отношений произошло разрушение партнерских взаимоотношений между людьми. Деление общества на владельцев собственности на управление и мифологизация роли рабочего класса и его практическое бесправие, превращение человека в «винтик» государственно-бю­рократической системы отрицало творческое начало в деятельности каждой личности, ограничивало самовыражение интеллигенции и ее право на интеллектуальную собственность.

В-третьих, монополия правящих кругов коммунистических ре­жимов на власть и контроль за духовной жизнью общества лиша­ли граждан возможности обсуждать открыто насущные проблемы и находить оптимальные варианты их решения. В результате этого наука, инженерное творчество, экономический интерес, инициатива и активная самостоятельность трудящихся как мощные источники общественного прогресса оказались незадействованными фактора­ми экономического и социально-политического развития, что сти­мулировало нарастание глубоких кризисов в восточноевропейских странах. Исключив человека из активной сферы деятельности в условиях вступления мира в эпоху третьей информационно-техно­логической революции и бурного ускорения научно-технического прогресса, система советского типа лишилась внутреннего источ-

ника саморазвития, показав тем самым, что он несовместим с сов­ременным развитым капитализмом.

В-четвертых, падение авторитета правящих компартий сопро­вождалось возникновением политической оппозиции, что фак­тически означало конец тоталитарной фазы в истории польского коммунистического режима. Несмотря на то, что режим все еще существовал, даже обладал ресурсами власти, монополизировать политическую жизнь Польши он уже был не в состоянии. Жизнь об­рела независимое от политического контроля ПОРП и государства существование. Введение в декабре 1981 года военного положения стало решающим катализатором разложения коммунистических режимов не только в Польше, но и во всех восточноевропейских странах. Это стало возможным потому, что к середине 1980-х го­дов коммунистические режимы дискредитировали себя, а польский режим многими воспринимался в этой стране как бездарная копия советской системы «партия - государство».

Таким образом, польская модель политической революции имеет свою специфическую особенность, суть которой состояла в том, что она стала итогом продолжительного периода разложения системы советского типа в 1980-е годы с постепенной эволюцией структур «реального социализма» и коммунистической элиты, из рук кото­рой выпадали одна за другой функции, подхваченные оппозицией в лице «Солидарности». Шоковый вариант передачи власти в руки оппозиции был столь высок, что ни правящая, ни оппозиционные элиты к нему не были готовы.

Польская модель политической трансформации продемонстри­ровала определенную закономерность переходного процесса: созда­ние стабильной политической системы требует наличие сильных демократических партий как выражение интересов социальных групп, без которых не может быть стабильной политической систе­мы. Однако политические партии возникают не на основе одноразо­вого акта, а формируются в процессе длительного развития граждан­ского общества. Появление партий и гражданского общества - две взаимосвязанные и взаимообусловленные тенденции.

3.3. Специфика чехословацкой «бархатной» революции 1989 года

У фундаментального кризиса коммунистического режима в каж­дой из стран Восточной Европы наряду с общими характеристиками

существовали и специфические черты. Это касается и такой страны, как Чехословакия, в которой правившая КПЧ полностью лишилась в глазах общества политического и морального авторитета, доверия и легитимности. За двадцать лет «нормализации» после подавле­ния Пражской весны (1968) утратили привлекательность и послед­ние «сильные» стороны партийной политики - потребительские и социальные «гарантии нового строя». За исключением узкого круга людей, живших реформаторскими иллюзиями 1968 года, немногие в Чехословакии ожидали, что эта партия может каким-то образом «обновиться» и рассчитывать на какое-нибудь будущее.

Недоверие к КПЧ, ее отторжение обществом, в первую очередь молодым поколением, утрата поддержки интеллектуалов привели к тому, что чехословацкие коммунисты оказались неспособными следовать польскому или венгерскому примеру. Напротив, ход об­щественного развития в этих соседних странах, а также в Совет­ском Союзе во второй половине 1980-х годов стал неустранимым фактором политической дестабилизации коммунистического режи­ма в Чехословакии. События в Польше и Венгрии катализировали антикоммунистический процесс в ЧССР. В этой стране усилива­лась тенденция нарастания веры людей в самих себя, укреплялась их убежденность в неизбежности перемен, и в то же время комму­нистическое руководство все больше дезориентировалось и теряло решимость использовать все средства для удержания власти. Еще весной 1987 года налицо были лишь две постоянно действующие гражданские инициативы - «Хартия-77» и Комитет по защите не­справедливо преследуемых.

С лета 1988 года и в течение всего 1989 года жизнь давала все больше подтверждений того, что чехословацкое общество пробуди­лось и начинало терять терпение. К концу 1988 года уже существо­вала целая система независимых инициатив, обладавших собствен­ной информационной базой и внедрявших свои идеи в общество с помощью печатных, то есть самиздатовских, органов (как это было в случае с газетой «Лидове новины»), а также через зарубежные ра­диостанции.

Росло количество участников гражданских инициатив и проис­ходила явная политизация их программ, вплоть до внесения требо­ваний об участии в отправлении властно-управленческих функций. В ряде программных заявлений гражданских инициатив или их представителей отрицался принцип так называемой руководящей роли компартии как несовместимый с принципом равенства граж­дан и с кодексом гражданских и политических прав.

Однако уличные демонстрации, проходившие в августе и октяб­ре 1988 и в марте 1989 годов в Братиславе, показали, что еще не все люди были готовы на независимые инициативы и не заняли четкой и единой позиции (некоторые из них даже призывали отказаться от участия в демонстрациях). Действия оппозиции, несмотря на пре­вентивные акции властей, в форме полицейских преследований активистов независимых инициатив, жестокость при разгоне мас­совых митингов и демонстраций, штрафные санкции и аресты не могли уже остановить антикоммунистические выступления.

Одной из форм проявления роста гражданской активности стали крупные подписные акции. Первая из них - инициатива деятелей культуры в январе—феврале 1989 года - явилась реакцией на раз­гул полиции во время попыток проведения мероприятий, посвящен­ных памяти Я. Палаха, а затем в поддержку освобождения Вацлава Гавела. Вторая главная подписная акция началась в конце июня 1989 года и продолжалась все лето вплоть до осени: обращение «Несколько фраз» подписали 37 тысяч граждан, несмотря на кам­панию в СМИ и преследование. В данном случае особенно важно то, что каждый человек шел на риск, ибо его оппозиционность по отношению к властям становилась известной. Возглавляли эту ак­цию люди, угроза существованию которых была наибольшей, так как они более всего зависели от официального ангажемента - ак­теры, а также значительная часть представителей театрального и кинематографического мира.

Подписная акция сопровождалась такими многозначительными индивидуальными акциями, как заявление словацкого актера Ми­лана Княжека, который отказался от звания заслуженного деятеля искусств, и заявление дирижера Чешской филармонии Вацлава Ней­мана, а затем и всей труппы - на основе демократической процеду­ры голосования - о том, что они не будут сотрудничать с чехосло­вацким телевидением в знак протеста против притеснения деятелей культуры за их гражданскую позицию.

Упомянутые подписные акции охватили широкий круг так назы­ваемых официальных структур. Одновременно с этим в движение пришли писательские организации: литературные журналы приоб­рели более свободолюбивый и открытый по отношению к запрет­ным прежде темам характер, началась дискуссия о возвращении общественности ранее замалчиваемой или игнорируемой части чешской и словацкой литературы.

Набиравшее силу гражданское движение проявилось и в осно­вании «Кружка независимой интеллигенции» и в акции протеста против тюремного заключения двух редакторов газеты «Лидове но­вины», требовавших ее легализации. До 1 ноября 1989 года заяв­ление по этому поводу подписали свыше двухсот журналистов из редакций официальных газет, журналов и издательств.

Все более широкий круг людей в учреждениях культуры и СМИ избавлялся от оков официальной цензуры, ослабление которой было видно уже невооруженным глазом. 27 октября 1989 года в те­атре в Праге был представлен драматический монтаж 1960-х годов под названием «Как мы это пережили» с использованием выдержек из произведений Вацлава Гавела, Милана Кундеры и других запре­щенных или длительное время замалчивавшихся авторов 1 2 5.

Движение общества к обновлению духовных и политических начал проявилось также в росте авторитета и влияния в жизни че­хов и словаков католической церкви. В 1988 году петиции с тре­бованиями религиозной свободы, а в конечном счете и отделения церкви от государства подписали 600 тыс. граждан. Католическая церковь выступила с программой по духовному обновлению, наце­ленной на поворот церкви к обществу и его потребностям.

Ярким показателем политического пробуждения общества ста­ла критичность молодежи. Молодые люди принимали участие в организации ряда гражданских инициатив, они преобладали среди демонстрантов, а против подавления свободы печати выступали в первую очередь молодые журналисты, пришедшие в СМИ в начале 1980-х годов.

Таким образом, гражданская активность в рассматриваемое вре­мя проявила себя в Чехословакии достаточно рельефно и достигла критической точки. Однако предпринятые действия для возрож­дения в стране гражданского общества еще были недостаточны, чтобы заставить властвующую верхушку коммунистического режи­ма пойти на изменение основ существующего строя. Общественное движение в Чехословакии по-прежнему не охватывало широкие массы рабочих, другие же скептически настроенные слои населе­ния и вовсе оставались в стороне от этого процесса.

Причин тому было много и большинство из них можно назвать типично чехословацкими. В значительной мере речь шла о резуль-

12S Бартушка В. Советское влияние на смену режима в Чехословакии в 1989 г. // Революции 1989 годы в странах Центральной (Восточной) Европы: взгляд через десятилетие. М.: Наука, 2001. С. 176-181.

тэтах общественного развития в период после неудавшейся попытки «пражской весны» 1968 года. В Чехословакии была патовая полити­ческая ситуация, которая подавляла значительную часть внутренней оппозиции. Другие же ее представители, напротив, анализировали свои слабые стороны и недостатки.

Массовые выступления не возникают по заказу и редко проис­ходят в моменты, когда их больше всего ждут. Их не всегда можно предсказать, они вспыхивают внезапно под воздействием не самого сильного импульса. Достаточно, чтобы этот импульс пришелся на момент, когда все уже потеряли терпение, перестали испытывать страх и полагаться на свои ожидания. Никто не знает, насколько та­кая переломная ситуация уже сложилась в Чехословакии, однако со­вершенно очевидно, что настало время, когда перед каждым в этой стране встает вопрос: что делать? Не завтра, а уже сегодня каждый в ответе за себя и свое собственное свободное будущее 1 2 6.

«И чехословацкий оптимист, и пессимист полагают, что ны­нешняя система неизбежно рухнет. Их прогнозы различаются только в отношении того, когда это произойдет, т.е. оптимист рассчитывает на месяцы, пессимист - на годы. Оптимист подчеркивает, что, дескать, у нас отличное настроение и единственное, что нас терзает, это наши друзья, находящиеся в тюрьмах, только для них важен фактор времени. В противном случае незачем было бы спешить: чем позже начнется решение насущных задач, тем менее вероятно повернуть на­зад, ограничиться частными или половинчатыми реформами. Разуме­ется, ни оптимист, ни пессимист пока вообще не могут представить себе, когда и как закончится патовая ситуация, в которой оказался политический истеблишмент. Возможно, чехословацкий вариант де­мократического развития, действительно, будет существенно отли­чаться от того, который известен по опыту Польши и Венгрии» 1 2 7 .

В середине ноября 1989 года в Чехословакии немногие осмели­вались предсказывать, когда общественное движение охватит ши­рокие слои населения настолько, чтобы в стране возникла такая же переломная ситуация, как в Польше, Венгрии и ГДР. Гораздо больше было скептиков, пожилых и молодых, участвовавших в дис­сидентском движении и не принимавших в нем участия, утверж­давших, что чехи и словаки никогда не сдвинутся с места. Однако после 17 ноября 1989 года политический процесс в ЧССР достиг

126 Пречан В. Чехословакия на пути к демократической революции // Революции 1989 годы в странах Центральной (Восточной) Европы: взгляд через десятилетие. М.: Наука, 2001. С. 32—35.

1 2 7 Там же.

кульминационной остроты и коммунистический режим в Чехо­словакии рухнул, вероятнее всего, не в результате деятельности «Хартии-77» или остальных слагаемых диссидентского движения, а после потери зарубежной поддержки и открытого дистанцирования от него большинства населения на массовых митингах. Когда это случилось, прошедшие школу диссидентского движения, в первую очередь участники «Хартии-77», в условиях острого кризиса режи­ма встали во главе антикоммунистической революции и довели ее до конца.

Все, кто до того времени представлял видную и известную часть диссидентского движения, а также обладал необходимым опытом и морально-политическим авторитетом, сразу же нашли себе при­менение. Они оказывали помощь в формировании новых властно-государственных и политических структур трансформировавшейся общественной системы, принимали участие в разработке направ­лений, этой трансформации, занимали места в правительстве и парламенте, становились ректорами университетов, входили в ру­ководство СМИ, способствуя утверждению свободы слова и озву­чиванию общественного мнения, открывали издательства и новые газеты. Один из первых трех спикеров «Хартии-77» стал президен­том республики и символом преемственности новых реалий с де­мократическими традициями довоенной Чехословакии.

Политический переворот осени 1989 года, давший толчок де­мократической трансформации государственной и общественной системы, свершался в таких международных условиях, которые, это следует подчеркнуть особо, можно назвать самыми благопри­ятными за весь X X век. Советский Союз занял нейтральную, то есть диаметрально противоположную по сравнению с 1968 годом, пози­цию и предоставил развитие событий в Чехословакии свободной игре внутренних сил. Более того, Москва давала совершенно ясно понять своим собратьям в Праге, что она считает неприемлемым использование силы в интересах сохранения существовавшего ком­мунистического режима и всех властных структур ЧССР.

Чехословацкий путь к перевороту существенно отличался от па­дения коммунизма, предопределенного переговорным процессом в Польше и Венгрии, когда мирный характер революций был де­терминирован подписанием соглашения между руководством ком­мунистической партии и оппозицией. Специфика Чехословакии заключалась в конфронтации между коммунистической номенкла­турой и очагами гражданского общества, из которых постепенно

выкристаллизовывалась демократическая оппозиция. Отказ от пред­ложений этой оппозиции начать диалог по вопросам демократи­зации системы, а также продолжение политики враждебности по отношению ко всем, кто не желал подчиняться диктату компартии, продолжали определять сущность руководства КПЧ уже в период после падения Берлинской стены, после того, когда в Польше пра­вительство возглавил представитель «Солидарности», а в Венгрии было признано правящей ВСРП право на свободное формирование политических партий и подписано соглашение о проведении сво­бодных выборов.

В период революционных преобразований конфликт ценнос­тей постепенно перерастает в конфликт интересов, что связано с трансформаций элиты. За этим скрывается ключевая для всех ре­волюций дилемма: успешно действующие лидеры революционных порывов - борцы за идеи и ценности чаще всего оказываются пло­хими организаторами, неэффективно действующими бюрократами, слабыми представителями групповых интересов. Чем быстрее и ус­пешнее элиты чисто революционные заменяются элитами бюрокра­тическими, тем успешнее проходит процесс трансформации.

На первом этапе трансформации политика была основана на общих целях и ценностях, на следующем этапе неизбежна реали­зация политики, основанной на интересах. Отсюда вытекает задача политической элиты — согласование различных интересов.

Итак, возникновение независимой публичной сферы в обществах «реального социализма» ускоряет процессы оживления антикомму­нистического сознания у части населения стран Восточной Европы, в том числе и у правящей элиты. Этот тезис позволяет выстроить систему доказательств опровержения догм о нереформируемости коммунистического тоталитаризма и обнаружить логику его пос­тепенного разрушения по мере нарастания тенденций движения к гражданскому обществу. Переход к его последующим стадиям ха­рактеризуется правовыми изменениями и генетической преемствен­ностью, поскольку сохраняется тоталитарная политическая культу­ра, которая продолжает функционировать и оказывать воздействие на значительную часть населения. Однако новая культурная атмос­фера открывает для инакомыслящих людей возможность обнародо­вать свое мнение через каналы самиздата и в зарубежных изданиях. На последней стадии разложения тоталитаризма предпринимаются попытки официальными властями интегрировать в свою программу

и политическую стратегию, и оппозиционную культуру, и ее про­граммные установки.

Власть пыталась заставить людей публично признавать правди­вость официальной версии видения проблем «реального социализ­ма» и принуждала тех, кто сомневался в гармонии интересов номен­клатуры и людей труда. С этой целью власть использовала насилие над теми, кто отказывался следовать официальной версии «светлого будущего».

Данная версия делает носителей этих целей, управляющих соци­альным процессом, ничем не заменимой, ключевой частью общества, его политической власти. В ходе эволюции господства бюрократии возникает ситуация, когда складывается противоречие, выражаю­щееся в том, что недовольны и народ, и партийно-государственная бюрократия. Когда недовольство приобретает определенный размах, появляются силы, стремящиеся поставить партийно-государствен­ный аппарат на службу народу.

Анализ природы саморазрушающегося противоречия комму­нистического режима позволяет выйти на осмысление роли в этом процессе государственной идеологии, которой обязались следовать массы и власть имущие. Глубокий разрыв между обещаемым властью и осуществляемым ею, между ожиданиями народа и объективно по­лучаемым им обусловливает субъективное саморазрушающее про­тиворечие общественной жизни СССР и других стран «реального социализма». Оно определяло и все остальные противоречия, в том числе и в сфере духовной жизни общества. Такой феномен нельзя было обнаружить ни в национал-социалистском, ни в фашистском тоталитарном режимах. В фашистских режимах господствует идео­логия и программы власть имущих, которые не содержат подобных обещаний и, соответственно, там народ не ждет от властей обеспе­чения для себя соответствующих благ, а сами власти предержащие не связаны обещаниями господствующей идеологии 1 2 8.

Коммунистическая номенклатурная бюрократия свое господство и привилегии стремится прикрыть революционной мантией строи­тельства справедливого общества, но это господство таит системное неразрешимое противоречие, которое разрушает коммунистический режим. Освещая господство номенклатуры, государственная идео­логия содержит разрыв между сущностью и формой, словом и делом, обещанием властей и осуществлением того, что обещано,

128 Meissner В. Sowjetische intelligenz und Perestrojka // Osterr. Osth.-Wien, 1990. Sonderdruck. S. 605-625.

между ожиданиями народа и объективно получаемым им. Такое по­ложение возможно лишь в странах, официально заявивших о своем социалистическом пути, где сознательное осуществление объявлен­ной цели рабочего класса выступает в качестве легитимной осно­вы для безраздельного господства в обществе. Легитимируя таким образом господство, номенклатура подчиняет своим корыстным интересам и целям всю полноту власти распоряжения ресурсами страны и должна изображать эту монополию на власть в качестве выражения интересов рабочего класса и всех трудящихся во имя постоянного повышения народного благосостояния. Однако, посто­янно расходуя «цивилизационный ресурс», хищнически используя трудовую мораль, общую порядочность людей, которые еще не от­выкли честно работать, номенклатурный тоталитаризм порождает асоциальную психологию и систему ориентации, которые преобла­дают во всех сферах общества.

Расхождение между декларациями о праве народа на власть и его отсутствием в реальной жизни, между обещаниями материальных благ и скромным существованием рядового гражданина по срав­нению с жизнью представителей номенклатуры вызывает глубокое недовольство народа. Советский режим долгое время широко ис­пользовал стереотипы равенства, поклонения догмам труда во имя скорого достижения «светлого будущего».

Однако противоречия реальной жизни усиливают разочарова­ния народа. С другой стороны - недовольна была и партийно-го­сударственная бюрократия, номенклатура: обладая безраздельной властью на распределение ресурсов, она осознавала творимый об­ман, а поэтому должна была изобретать все новые формы легализа­ции своей власти 1 2 9 .

Наличие этого неразрешимого противоречия политического и фактического господства номенклатуры определяет качество са­моразрушающего противоречия коммунистического режима (оно присуще лишь ему, ибо оно порождает перманентный кризис как проявление недовольства народа и самой номенклатуры), указывает на изменчивость господства номенклатуры и демонстрирует разрыв между реальностью и ее идеологической имитацией.

Существующий разрыв между официально провозглашенным курсом правящего режима как выражение социальных идеалов на-

129 Бутенко А.П. О скрытых формах изменения социальной природы власти. М., 2004; Gierhos W. Die Oktoberreyolution als zuklische Systemtrans-formation // Osteurope. Stuttgart, 1988. Jg. 38, № 2. S. 87-90.

рода, их коренных интересов и реальной жизнью отчуждения чело­века от важнейших источников его социальной активности, толкает наиболее образованную часть руководства правящей партии на осу­ществление реформ в рамках той политической системы, которая гос­подствует в обществе. Реформы неизбежно должны были затронуть интересы номенклатуры, а стало быть, лидеры партии должны были начать борьбу с партийно-государственной бюрократией. Чтобы по­колебать недемократические устои режима, лидеры-реформаторы стремятся привлечь на свою сторону, прежде всего, возглавляемую ими правящую партию, состоящую из людей с различными социаль­ными устремлениями и интересами. В правящей партии было нема­ло граждан, стремящихся разрешить рассматриваемое противоречие в пользу народа.

3.4. Международные последствия политической трансформации для СССР / России и Восточной Европы

В отечественной науке существуют два подхода в понимании международных и внутренних последствий политических транс­формаций в странах Восточной Европы. Сторонники первого под­хода считают определяющими внутренние факторы. Приверженцы другого толкования указывают на своеобразие бывшего со­циалистического содружества в качестве системы межпартийного, межгосударственного и в целом международного взаимодействия. В этом регионе политика определялась исключительной ролью КПСС и Советского государства. Поэтому авторы из этого делают вывод о примате в указанном соотношении внешнего, советского фактора - вывод, имеющий свою логику и аргументацию. й Рассматривая соотношение внутренних и внешних факторов в политике СССР, важно видеть объективный вектор взаимодействия стран восточноевропейского региона. Так, известные политоло­ги А.С. Ципко и А.Г. Арбатов абсолютизируют внешний фактор в развитии восточноевропейских стран. А.Г. Арбатов в монографии «Безопасность: российский выбор» утверждал, что «окончательное освобождение Центральной Европы было начато в конце 1980-х го­дов Горбачевым в ходе его перестройки и "нового мышления ", и это затем всецело поддержал Ельцин как лидер демократической Рос­сии. Таким образом, свобода оккупированным народам была мирно

возвращена Россией, а точнее сказать, российскими демократами и мирно принята Центральной Европой» 1 3 0 .

В том же духе высказывается и А.С. Ципко, который в предис­ловии к одной из книг бывшего члена горбачевской «команды» А.Н. Яковлева заявляет, что последний когда-нибудь расскажет, «как он с М. Горбачевым освободил от коммунизма Восточную Европу».

При таком подходе к анализу причин революций 1989-1990 го­дов в странах Восточной Европы отпадает и проблема определения объективного вектора осмысления сложного явления и доведения воздействия горбачевской перестроечной политики до тривиаль­ности: данное воздействие имело, конечно же, по субъективным представлениям названных и других авторов, сугубо положитель­ный характер.

Однако новые данные указывают на то, что активной политики по отношению к восточноевропейскому региону в перестроечные годы у Советского Союза не было. Правда, отказ от «доктрины Брежне­ва» М.С. Горбачев продекларировал еще на встрече генеральных и первых секретарей ЦК компартий в дни похорон К.У. Черненко и было это сделано скороговоркой, в одну фразу, а подробнее но­вый лидер КПСС высказался на тему взаимоотношений с «брат­скими странами» в специальной записке, датированной 25 июня 1986 года и предназначавшейся для обсуждения на Политбюро. В ней М.С. Горбачев в числе нетерпимых недостатков назвал и тот, что «Москву порой рассматривают как некую консервативную силу, мешающую назревшим преобразованиям. Внося те или иные кор­рективы в практику социалистического строительства, некоторые наши союзники делали это с оглядкой, опасаясь услышать своего рода начальственный окрик. Вместо того чтобы сообща обсуждать актуальные проблемы развития социализма, - утверждал Горба­чев, — мы нередко брали на себя функцию единственных хранителей и защитников марксистско-ленинского учения, при этом судили обо всем со своих позиций, недостаточно учитывая новизну проблем и специфику братских стран, не присматриваясь по-настоящему серь­езно й уважительно к их поискам» 1 3 1 . /

130 Ципко А. Правда никогда не опаздывает //Яковлев А. К Предисловие. Обвал. Послесловие. М., 1992. С. 342-343.

1 3 1 Восточноевропейские революции 1989 г.: проблемы изучения. М., 2001. С. 16-24.

Эта позиция Горбачева нашла отражение в постановлении ЦК КПСС от 28 августа 1986 года, в котором отмечалось, что «формы отношений между социалистическими странами пришли в проти­воречие с потребностями жизни» и что надо «в случаях расхожде­ний внимательно изучать причины их возникновения, настоятельно искать взаимоприемлемые решения, опираясь на методы идейно-политического влияния и избегая директивного нажима, назида­тельности» 1 3 2. Горбачев вновь обратился к этой теме на совещании восточноевропейских стран в ноябре 1986 года, развенчивая тезис об «ограниченном суверенитете» в рамках социалистического со­дружества. Он утверждал, что систему отношений между этими странами следует «строить неукоснительно на основе равноправия, взаимной ответственности. Самостоятельность каждой партии, ее право суверенно решать вопросы развития страны, ответственность перед своим народом - это для нас безусловные принципы. Никто в содружестве не может претендовать на особое положение» 1 3 3.

М.С. Горбачев, В.А. Медведев, Г.Х. Шахназаров и его ближай­шие помощники по проблемам взаимоотношений со странами соци­ализма, сделали главный упор при формулировании новой внешне­политической линии в отношении восточноевропейского региона на принцип невмешательства в их внутренние и внешние дела. Вмеша­тельство в дела стран Восточной Европы было главной оберегаемой прерогативой руководства КПСС, стремящегося к всестороннему контролю за странами восточноевропейской сферы влияния.

Чехословакия испытала на себе заботу советского руководства, когда попыталась в 1968 году поставить вопрос о видоизменении форм жизни и отношений с СССР. Как отмечалось в предыдущих разделах, для приостановки самостоятельных действий Чехослова­кии были введены на ее территорию советские войска, чтобы обеспе­чить военный контроль, который необходимо дополнить, как гласил один в ту пору секретный документ, политическим и администра­тивным контролем. «Речь идет, - разъяснялось в нем, - о самом ре­шительном вмешательстве в дела Чехословакии, об осуществлении нажима по всем линиям вплоть до предъявления ультимативных требований».

И если горбачевское руководство не на словах, а на деле отказа­лось от «решительного вмешательства» в дела своих союзников

1 3 2 Там же. '"Там же.

по ОВД и изменило политику в Восточной Европе, то в мире это было воспринято положительно. Отличительной особенностью взаимоотношений СССР с восточноевропейскими странами яв­лялось то, что в 1980-е годы все большее значение приобретало их экономическое сотрудничество и политические консультации. Наиболее отчетливо это проявилось в деятельности Совета Эко­номической Взаимопомощи (СЭВ), основной задачей которого было дополнить политическое сотрудничество экономической интеграцией.

При этом советское руководство стремилось сохранять в своих руках доминирующее понимание равенства в межгосударственном взаимодействии, согласно которому СССР - primus inter pares, то есть первый среди равных. «Ведь мы сложили полномочия "стар­шего брата" в социалистическом мире, но не можем отказаться от роли лидера, которая объективно всегда будет принадлежать Совет­скому Союзу как самой мощной стране социализма, родине Октяб­ря», - подчеркивал Г.Х. Шахназаров в записке своему патрону от 10 октября 1988 года' 3 4.

Эти политические и идеологические претензии на лидерство, быть может, и могли бы в то время еще кем-то восприниматься, если бы горбачевская команда оказалась способной на быстрые, неординарные, действительно лидерские шаги: во-первых, касав­шиеся намерений вывести советские войска из Восточной Евро­пы; во-вторых, решительно переоценить существо событий в ГДР в июне 1953 года, венгерских, 1$56 года, чехословацких 1968 года; в-третьих, войти в контакт с представителями наиболее влиятель­ных неформальных общественных объединений типа «Хартия-77» в ЧССР, движения «Солидарность» в Польше, других дисси­дентских организаций тех или иных стран и т.д. Но ничего этого не было сделано, в том числе и по причине, о которой министр иностранных дел СССР Э.А. Шеварднадзе на февральском (1990 г.) Пленуме ЦК КПСС сказал с сожалением, что «легче изменить политику,.чем людей». Поясняя свою мысль, он заметил: «Моно­полия на власть сыграла с нами скверную шутку. Она уничтожила политическую жизнь как сферу взаимодействия различных поли­тических сил. И когда перестройка вызвала их к жизни, то ока-

134 Шахназаров Г. Цена свободы: реформация Горбачева глазами его помощника. М., 1993. С. 368.

залось, что синдром директивной властности лишил нас воли к общению с ними» 1 3 5 .

До самого начала революционных событий в ноябре 1989 года отношение Москвы к своим социалистическим союзникам не пре­терпело особых «перестроечных» новаций, продолжало оставаться, как свидетельствует тот же Шахназаров, несколько пренебрежи­тельным: «Они при нас, никуда не денутся, объясним — поймут» 1 3 6 .

Однако революции все изменили: партнерами советских влас­тей в Восточной Европе оказались антикоммунисты, для которых КПСС и вся государственная машина СССР — никакие и ни в чем не лидеры, а экспансионисты и оккупанты. И здесь феноменаль­ная бюрократическая медлительность советских инстанций обер­нулась для СССР очевидным ущербом - массовым ростом антисо­ветских настроений, нашедших отражение в одном из тогдашних официальных заявлений министра иностранных дел ЧСФР Иржи Динстбира: «Советский Союз признал ошибочным свое решение от 21 августа 1968 года уже после того, как мы сами освободились от тоталитарной власти. Если бы такое признание было сделано рань­ше, мы бы смогли также раньше устранить дискредитировавший себя неосталинский режим, и в результате наши народы относились бы с большей симпатией к Советскому Союзу... Нашу новую сво­боду и демократию нам никто не даровал. Это имеет очень важное значение для самосознания наших народов» 1 3 7.

Вряд ли Горбачев был искренен с Гельмутом Колем 6 июля 1991 года на встрече, когда заявлял о желании СССР освободиться от комплекса «супервлияния» в регионе. «Мы им надоели! — конста­тировал советский президент. - Но и они нам надоели!» 1 3 8. Конкре­тизируя свою позицию, Горбачев пояснил канцлеру объединенной Германии, что-де «пришлось сильно "держать себя в узде", чтоб ус­тоять на паузе в отношениях с бывшими союзниками, чтобы время утрамбовало новую ситуацию, чтобы привыкнуть к отношениям с

1 3 5 Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 5-7 февраля 1990 г. М., 1990. С. 190.

1 3 6 Восточная Европа на историческом переломе: очерки революцион­ных преобразований 1989-1990 гг. М., 1991. С. 241-243.

1 3 7 Революционные преобразования в странах Восточной Европы: при­чины и следствия. М., 1990. Ч. 2. С. 63.

1 3 8 Цит. по: Черняев А. 1991 год: дневник помощника Президента СССР. М., 1997. С. 166.

ними как со всеми другими и не претендовать на "особые" отноше­ния даже в "новом виде"» 1 3 9 .

Некоммунистические власти восточноевропейских стран сразу же заявили об отношениях с СССР как равноправных, то есть поставили вопрос о выводе советских войск со своих территорий, осудили совет­ское вооруженное вмешательство прошлых десятилетий в их внутрен­ние дела, отвергли какие-либо претензии на советское (российское) политическое или идейное лидерство в Восточной Европе и т.д.

Сначала Венгрии, а затем и ряд других советских партнеров по Варшавскому пакту отказались от военно-политического сотрудни­чества с СССР внутри этого пакта или же в рамках двусторонних договоров о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. В этой ситуации команда Горбачева решила «сделать паузу» в разработке новой политики в отношении Восточной Европы, уклоняясь в конце 1980-х — начале 1990-х годов от проведения в жизнь новой стра­тегии в отношении восточноевропейского региона. Суть подобного «уклонения» Горбачёв выразил в следующих словах: «Правильно "мы" сделали, что перестали обращать внимание на своих бывших союзников. Пусть сами разберутся, хотят или не хотят они иметь дело с нами, нужно им это или не нужно. А мы обойдемся!» 1 4 0

С дистанции прошедшего двадцатилетия после тех событий можно сказать, что это была недальновидная, во многом ошибоч­ная политика, сыгравшая роковую роль в том, что наша страна от восточноевропейских революций больше потеряла, чем приобрела. К примеру, рухнула практически- вся налаживавшаяся десятилетия­ми система торгово-экономического сотрудничества, устраивавшая если не во всем, то все же во многом Советский Союз.

Импорт из этих стран достигал 3/4 от поставлявшегося народ­ному хозяйству СССР технологического оборудования для кабель­ной промышленности, больше 2/5 оборудования для текстильной и пищевой Промышленности, 1/3 трамвайных и железнодорожных вагонов, 1/4 прокатного оборудования и погрузчиков, 1/8 - автобу­сов и сельскохозяйственных машин. На получаемом из стран СЭВ оборудовании выпускалось в начале 1990-х годов 40% плодоовощ­ных консервов, 30% сахара и кондитерских изделий, 15% молочных продуктов. Примерно 25% купленной нашим населением кожаной

1 3 9 Там же. С. 165-166. 1 4 0 Там же. С. 133.

обуви, свыше 20% парфюмерных изделий, 14% трикотажа, 13% ме­бели, 36% галантереи приходилось на импорт из социалистических государств Восточной Европы 1 4 1 .

Правда, в счет оплаты всех этих поставок мы направляли в стра­ны СЭВ не только продукцию наших наиболее конкурентноспоб-ных цветной и черной металлургии, тяжелого машиностроения, особенно транспортного, изделия резинотехнического производства, швейной и бумажно-целлюлозной промышленности.

В немалой доле данные поставки покрывались невосполняемым минеральным сырьем, прежде всего нефтью и нефтепродуктами, а также природным газом. Сложившуюся к началу «горбачевского» десятилетия структуру нефтепоставок никак нельзя было отнести к оптимальной: в 1981 году СССР отгрузил ГДР, Польше и ЧССР по 15 млн тонн сырой нефти каждой, по 10 млн - Болгарии и Венгрии, 6 млн тонн Румынии и 4 - СФРЮ. 10 млн тонн получила также Куба и по 2,5 млн Вьетнам и Монголия. То есть всего социалистическим странам Советский Союз отгрузил 90 млн тонн сырой нефти (что составило 12% от ее общей добычи в 1981 г.) в среднем по цене 117—130 переводных рублей за тонну, в то время как на рынке ка­питалистических стран, куда мы поставляли примерно 65-70 млн тонн в год, она стоила от 250 до 270 долларов за тонну. Разумеется, разница мировых и контрактных цен здесь получалась отнюдь не в пользу СССР 1 4 2 .

Развитие в 1980-е годы оборонной по своему типу экономики стран СЭВ требовало все больше и больше энергоносителей и сырья. В экспорте Советского Союза в эти страны доля данной продукции составляла уже 66,5-70%..Доля же машин и оборудования в общем объеме советских поставок уменьшилась до 10-15%, а это означа­ло: чтобы компенсировать снижение на 1% поставок энергоноси­телей и сырья, надо было увеличить на 4—5% экспорт продукции металлообрабатывающей промышленности прежде всего машин и оборудования.

Однако именно в 1980-е годы участились отказы наших восточ­ноевропейских партнеров от закупок многих видов советской тех­ники, предусмотренных долгосрочными соглашениями. Заметим

141 Новопашин Ю.С. Восточноевропейские революции 1989 г.: проблемы изучения // Революции 1989 года в странах Центральной (Восточной) Европы: взгляд через десятилетие. М., 2001. С. 21.

1 4 2 Там же. С. 21-22.

ради справедливости, что по тогдашним оценкам Минвнешторга СССР лишь 15% советской техники могли быть конкурентоспособ­ными на внешних рынках. Восточноевропейские союзники СССР этим прежде всего и мотивировали свои отказы. Так, в одном только 1985 году отказов со стороны европейских социалистических госу­дарств от импорта советских машин и оборудования поступило на сумму в 1,6 млрд рублей, что составило по стоимости 1/5 всего реа­лизованного в том году соответствующего экспорта 1 4 3.

За 1980-е годы доля «твердых» товаров (нефть и нефтепродук­ты, природный газ, цветные металлы, лес и пиломатериалы и др.) в экспорте СССР достигла порядка 70-80%, в то время как в пос­тавках стран СЭВ в Советский Союз — не более 35-40%. То есть за 1981—1985 годы нереализованные выгоды от торговли с евро­пейскими социалистическими странами - кредитование пассива торговли с ними, разница мировых и контрактных цен составили порядка 25 млрд рублей. За десятилетие с 1975 по 1985 год эти нереализованные выгоды оценивались специалистами Институ­та экономики мировой социалистической системы АН СССР в 85 млрд рублей 1 4 4 .

Разумеется, торгово-экономические отношения со странами-членами СЭВ никогда не оценивались руководством СССР лишь с помощью чисто коммерческих критериев. Своих союзников по Варшавскому пакту и партнеров по Совету Экономической Вза­имопомощи руководство СССР стремилось держать в политиче­ском повиновении, а за это приходилось их экономически подпи­тывать. Однако в начале 1980-х годов все возможные источники подобной подпитки были практически исчерпаны. В Советском Союзе в 1980-е годы стали стремительно нарастать глубокие и всеохватывающие негативные процессы в экономике, что застав­ляло советское руководство думать уже не о «прикармливании» своих сателлитов, а лихорадочно искать дополнительные источни­ки пополнения собственной государственной казны, в частности и за счет кредитов от многолетних партнеров из стран Восточной Европы.

Именно во второй половине 1980-х годов все были недовольны существовавшей системой торгово-экономических отношений в рамках СЭВ. Партнеры СССР негативно встречали любое сокраще-

1 4 3 Там же. С. 21. 1 4 4 Там же.

ние советских поставок нефти и других сырьевых товаров, и СССР вынужден был идти на неоднократные сокращения по целому ряду причин, прежде всего внутреннего народнохозяйственного плана. В частности, в 1980-е годы темпы добычи в СССР нефти неуклонно снижались, и естественным было желание продать этот ценнейший и невосполнимый минерал на мировом рынке подороже и получить в счет оплаты твердую валюту 1 4 5.

Генсек М.С. Горбачев и премьер Н.И. Рыжков не возражали про­тив упомянутой позиции, а, напротив, были активными участниками такого коллективного решения стран СЭВ, как отказ с 1991 году от многостороннего клиринга в народнохозяйственных отношениях, введения мировых цен и расчетов в свободноконвертируемой ва­люте. Конечно, с точки зрения перспективы постепенный переход на условия мирового рынка был необходим, но «единовременное, разовое решение этой задачи оказалось мерой ошибочной, ущерб­ной и для СССР, и для всех других государств - членов СЭВ, мерой, объективно подтолкнувшей систему взаимного экономического со­трудничества к полному краху» 1 4 6.

Здесь политическая воля советского руководства оказалась за­ниженной, поскольку оно не выступило и не проявило готовность к новым методам проведения своего курса. Политическая воля за­висит от многих слагаемых, вплоть до психологических особен­ностей руководителя. Но фундамент, на котором она формируется, образуют геополитические устремления и военно-политические приоритеты, определяющие направленность и характер активности тех или иных сил в данных, конкретно-исторических обстоятель­ствах времени и места.

Именно преждевременный отказ от клиринга в экономическом обмене социалистических стран и от переводного рубля в их торго­вых расчетах был не выгоден для СССР. Клиринг, то есть взаимные поставки товаров, соотнесенные по цене, - не абсолютное зло, так же, как валютные платежи за все и вся - отнюдь не абсолютное бла­го. Тотальный слом всей системы послевоенного сотрудничества,

1 4 5 В целом, по России в период 1970-1996 гг. дебит одной нефтяной скважины сократился с 22 до 9 т в сутки (Семяняка А.Н. Конкурентоспо­собность российской нефтегазовой отрасли // Вестник научной информа­ции. ИМЭПИ РАН. М., 1998. № 12. С. 17).

146Новопашин Ю. С. Новая региональная идентичность центральноевро-пейских стран как научная проблема // Славяноведение. 1999. № 3. С. 19.

«неолибиральными ультрареволюционерами» ее звеньев, от кото­рых вовсе не надо было отказываться, нанес большой экономический ущерб СССР 1 4 7 .

Утверждая «новое мышление», М.С. Горбачев и его команда фактически отказались от политики в восточноевропейском регио­не, который в годы перестройки отодвинули с авансцены междуна­родной политики СССР, пренебрегли его значением и потенциалом. Это великодержавное пренебрежение аукнулось потерей многих ты­сяч наших сторонников и умножением и без того немалочисленных рядов недоброжелателей Российского государства. Иными словами, объективный вектор такого рода политики скорее негативен, чем позитивен, и этот факт нельзя замаскировать высокими словесами о «новом политическом мышлении», «общеевропейском доме» и т.п.

Поэтому значение «бархатных» революций 1989 года для России и для остальной Европы будет разное, с неодинаковым оценочным знаком.

Что касается Европы, то различные представители ее научной и политической элиты хорошо понимают свою выгоду от случив­шегося на рубеже 1980-1990-х годов. Профессор женевского Ин­ститута международных исследований Курт Гастейгер оценивает феномен революций 1989 года и краха СССР следующим образом: «"Беззвучное исчезновение" (das gerauschlose Verschwinden) все­мирно-политической реальности, которая как минимум с момента возникновения Советского Союза оказывала формирующее влия­ние на ход событий в Европе, было и остается невиданным собы­тием, граничащим с чудом» 1 4 8 . Видный французский специалист по геополитике Пьер Галлуа считает, что это эпохальное событие «ока­зало большее потрясение на международную ситуацию, чем пора­жение нацистского рейха во второй мировой войне, ибо повлекло за собой коренное изменение прежнего равновесия сил» 1 4 9 .

147 Фельдман Д.М. Россия и Восточная Европа: От «холодной войны» к новому мировому порядку // Революции 1989 года в странах Центральной (Восточной ) Европы: взгляд через десятилетие. М., 2001. С. 21; см., на­пример: Страус А.Л. Униполярность (концентрическая структура нового мирового порядка и позиция России) // Полис. 1997. № 2.

148 Casteyger С. Neue Konturen europaischer Sicherheit // Internationale Politik. (Bonn), 1996. № 12. S. 21.

1 4 9 Цит. по: Калмыков M. Советник Шарля де Голля: России необходимо обрести свое место в международной политике // Вестник Европы (ИТАР-ТАСС). 1995. 21 сент. С. 7.

Что же касается Российской Федерации, то подобное изменение равновесия сил произошло отнюдь не в ее пользу, она лишилась в современной Европе каких-либо геополитических позиций. Распад СССР, самоликвидация Организации Варшавского договора, Совета Экономической Взаимопомощи и всей системы отношений, объеди­нявшей страны «социалистического содружества», кардинально из­менило расстановку сил в мире.

Четверть века до этого, как бы предвидя этот разговор и «де­лая выводы» из итогов только что закончившейся Второй мировой войны, У. Черчилль в лекции, прочитанной студентам Вестминс­терского колледжа в Фултоне, в частности, сказал: «Я не верю, что Советская Россия хочет войны. Она хочет плодов войны и безгра­ничного распространения своей силы и своих доктрин» 1 5 0 . Сегодня то же самое можно сказать о США, НАТО и вообще о Западе. Им нужна, конечно же, не война, горячая или холодная, а ее плоды: распространение своей силы и своих доктрин, освящающих собс­твенные интересы 1 5 1 .

Бывший госсекретарь США Генри Киссинджер пояснял несколь­ко лет назад эту ситуацию так: «В России демократизация и сдер­жанная внешняя политика не обязательно идут рука об руку. Вот почему утверждение, будто бы мир в первую очередь может быть обеспечен внутренними российскими реформами, находит мало приверженцев в Восточной Европе, Скандинавских странах или в Китае, и именно поэтому Польша, Чешская Республика, Словакия и Венгрия так стремятся войти в Атлантический союз» 1 5 2 .

Хорошо понимая, что будущее европейских стран и постсоциа­листических государств - это не одна и та же проблема, им всем, тем не менее, обещают, а Российскую Федерацию предупрежда­ют: «Если Россия останется в пределах своих границ, то со вре­менем упор с безопасности переместится на партнерство. Общие экономические и политические проекты будут во все большей и большей степени характеризовать отношения между Востоком и Западом» 1 5 3 .

Оценивая нынешнюю роль и перспективы России, нельзя не учитывать, что в последнем десятилетии X X века она сущест-

, s oНезависимая газета. 1992. 28 мая. 151 Бжезинский 36. Преждевременное партнерство // Полис. 1994. № 1. 152 Киссенджер Г. Дипломатия. М, 1997. С. 744. '"Там же. С. 753.

венно откатилась назад в мировом табеле о рангах. В 1990-е годы удельный вес Российской Федерации в международной экономике снизился примерно в три раза, а по сравнению с СССР - в пять раз 1 5 4 . Значение этого негативного обстоятельства для безопаснос­ти России в реальных или гипотетических конфликтах современ­ности отражено в декларируемой готовности ее руководства в слу­чае угрожающего интересам страны развития событий применить ядерное оружие.

Ведь после более чем десяти лет имитации социально-экономи­ческих реформ и все углубляющегося кризиса народное хозяйство России нуждается не в восстановлении, а в полном обновлении. Решение этой задачи осложняется тем, что «до 2015 г. нашей стра­не придется, даже если ничего не занимать, выплачивать за год 12-15 млрд долларов. Это примерно 10% от ВВП 1998 г. и полови­на доходов федерального бюджета» 1 5 5 .

Конечно, многое в политике Запада, прежде всего расширение сферы ответственности НАТО, а также дальнейший прием в нее но­вых членов, не соответствует или прямо противоречит интересам России, но это означает неизбежность не конфронтации и не реани­мации «холодной войны», а сознательного отказа от политики, чре­ватой, по меньшей мере, международной изоляцией нашей страны.

Путь к этому лежит через создание и институциональное за­крепление таких отношений со странами НАТО, которые в совре­менных условиях могли бы обеспечить полноправное и активное участие России во взаимодействии не Только со странами Запада, но также с государствами центральноевропейского и восточноев­ропейского регионов. Поэтому нужна ясная и четко сформулиро­ванная принципиальная позиция, которая полно отвечает инте­ресам России в международном сообществе^56.

Установление очередного «нового мирового порядка» в многопо­люсном мире, который по своей сути предполагает международ­ные отношения, характерные для системы баланса сил, по крайней

154 Рогов С. Контуры новой российской стратегии // НГ-Сценарии. 1998. № 3.

155Ясин Е.Г. Поражение или отступление // Власть, 1999. № 4. С. 30. •"Обстоятельно и доказательно, но отнюдь не беспристрастно об этом

ученые как в России, так из этих стран. В частности, см.: Европа в XXI ве­ке: взгляд из России, стран НАТО, Центральной и Восточной Европы. М., 1997. Подробнее об этом см.: Кравчук Л. Крах СССР и перспективы СНГ // НГ-Содружество. 1998. № 1.

мере не снижает удельный вес России. Она даже в самых неблаго­приятных для себя условиях уже просто самим своим существо­ванием будет во многом формировать политический климат в Центральной и Восточной Европе.

Но благоприятное влияние этого климата на взаимоотношения России с государствами Центральной и Восточной Европы воз­можно лишь при окончательном отказе от силовых методов прове­дения внешней политики, в том числе политики обеспечения безо­пасности своих рубежей' 5 7. Широкое применение этих методов в советский период истории, а также отнюдь не безоговорочно бла­гоприятная для нас история отношений России с большинством соседних стран и народов породили там вполне понятные комп­лексы настороженного отношения к «крупнейшей славянской де­ржаве», «великому другу» и «старшему брату». К сожалению, эти комплексы проявляются в наше время не только в Венгрии, Поль­ше, Чехии, Балканских государствах 1 5 8, не говоря уже о Латвии, Литве и Эстонии, но и во многих из тех постсоветских суверенных республик на Востоке Европы, в Закавказье и Центральной Азии, которые составляют ныне СНГ' 5 9 .

Крах отношений, построенных на экономическом и внеэкономи­ческом принуждении, навязывании своей воли средствами вооружен­ного насилия, заставляет искать новое содержание взаимодействия России с восточноевропейскими странами и народами. И сегодня Россия в состоянии обеспечить свои интересы на основе равно­правного партнерства с другими странами, применяя весь арсенал средств внешнеполитической деятельности государства.

В конце 1980-х годов в странах Центральной и Юго-Восточной Европы демократические преобразования носили организованный и по преимуществу мирный, парламентский характер, заслужив назва­ние «нежных» или «бархатных» революций 1 6 0. Теоретическое ос-

157 Фельдман Д. М. Россия и Восточная Европа: От «холодной войны» к новому мировому порядку // Революции 1989 года в странах Центральной (Восточной) Европы: взгляд через десятилетие. М., 2001. С. 21.

1 5 8 Революции 1989 года в странах Центральной (Восточной) Европы: взгляд через десятилетие. М., 2001. С. 61-62.

159 Бжезинский 3. Преждевременное партнерство // Полис. 1994. № 1. 1 6 0 См., например: Страус АЛ. Униполярность (концентрическая

структура нового мирового порядка и позиция России) // Полис. 1997. № 2; Киссинджер Г. Дипломатия. VI, 1997. С. 744; Там же. С. 753.

мысление политических революций важно для современной России потому, что организация международного пространства для нашей страны после распада СССР актуализирует проблему националь­ного интереса страны. Основу национального интереса составля­ют потребности общества, необходимые для благоприятного раз­вития страны в геополитическом пространстве глобального мира. Современные общественно-политические дискуссии об основных направлениях и способах реализации стратегии современной Рос­сии привлекают внимание к внешнеполитической ситуации вок­руг России.

Будущее России и стран Центральной и Восточной Европы свя­зано с появлением и реализацией все новых и новых возможнос­тей широкого международного сотрудничества, открывающихся в результате революций 1989 г. Однако сохраняется проблемность в отношениях между странами из-за конкуренции и столкнове­ния интересов на рынках других стран, порождающих межгосу­дарственное противоборство. Нам нужно учиться осознавать и отстаивать свои реальные интересы, порождаемые жизнью в этом мире. Ее улучшение требует не конъюнктурных действий, ослож­няющих международную обстановку, а извлекая уроки из прошло­го, решать проблемы настоящего, умно и политически грамотно строить свое будущее 1 6 1 .

После расширения Евросоюза за счет принятия бывших стран Восточной Европы Запад в традициях неолиберальной глобализа­ции за основу берет процедуры демократии западного образца -независимые от государства политические партии, общественные движения и средства массовой информации - но отнюдь не гаран­тирование жизни, безопасности и необходимого социального-эко­номического минимума граждан. При этом предполагается, что по­беду должен одержать «выражающий волю народа» прозападный кандидат.

В данном контексте односторонняя ориентация России на За­пад так же, как попытки конфронтации с ним, неплодотворны по­тому, что они не учитывают геополитического положения страны (и соответственно, необходимости уравновешенной многовек-торности во внешней политике), и настроений ее населения, так

161 Кантор В.К. Есть европейская держава — Россия: трудный путь к цивилизации. М., 1997; Панарин АС. Реванш истории: российская страте­гическая инициатива в XXI веке. М., 1998.

и в силу присущего им игнорирования раскола в среде самого Запада 1 6 2 .

Серьезная обеспокоенность ростом межнациональной напряжен­ности зафиксирована в Основных положениях военной доктрины Российской Федерации. В ней подчеркивается: «Особую опасность представляют вооруженные конфликты, возникающие на почве аг­рессивного национализма и религиозной нетерпимости». Данная констатация подчеркивает чрезвычайно сложные и крайне проти­воречивые процессы в области межэтнических и межнациональ­ных отношений. Здесь исключительно болезненно заявляют о себе множество острейших проблем, несвоевременное или неправильное решение которых порождает драматические и трагические ситуации. Несовпадение естественных географических границ с политическим делением постсоветского пространства, с пространствами, которые организованы в государства с территориями расселения этнических общностей, порождает этнические движения и конфликты, превра­щая их из разряда сугубо внутренних дел отдельных государств в острую проблему геополитики.

Наличие этнических сородичей за рубежом побуждает прави­тельства к установлению с ними солидарных связей, которые от­нюдь не сводятся только к гуманитарным вопросам. Попытка же властей пренебречь такими связями создает для них серьезные трудности, поскольку положение национальных групп становится предметом мировой политики, двусторонних и многосторонних межгосударственных соглашений.

С другой стороны, геополитически соперничающие силы и груп­пировки в борьбе за реализацию своих интересов часто ищут себе опору в среде национальных меньшинств другого лагеря, возбуждая и поддерживая в нем автономистские, сепаратистские настроения и движения. Все это означает, что межнациональные и межэтнические споры все очевиднее перерастают в межгосударственную, геополи­тическую проблему. Ее решение затрагивает многие восточноевро­пейские страны и Россию, в том числе находящиеся за пределами этих государств, в которых зародился и развертывается этнический, национальный конфликт. Государственные границы уже не могут никого защитить от последствий возможных этнических конфлик-

162 Линд М. Defense of Liberal Nationalism // Foreign Affairs. 1994. Vol. 73, № 3.

тов, связанных с ними насилий. Это значит, что ни одна страна, тем более многонациональная, не может позволить себе игнорировать этнические проблемы и противоречия.

Сегодня достаточно примеров, свидетельствующих, что силы, вдохновляемые национальной идеей, могут превратиться не толь­ко в защитников законных национальных интересов, но и в другие реализации эгоистических национальных претензий и национа­листических амбиций этнократий. В последнем случае актуализи­руется опасность сепаратистских движений, взламывающих изнутри существующие государства и разрушающих систему государств, что может иметь самые негативные последствия для мира.

Таким образом, этнические факторы оказывают разностороннее и существенное влияние на формирование и развитие государств, на их интересы, мотивы и саму деятельность на международной арене, а следовательно, на геополитическую ситуацию и геополитические процессы в мире.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Обобщая результаты проведенного исследования, можно отме­тить, что внешнеполитические отношения восточноевропейских стран и СССР / России не были свободны от идеологических ак­центов двухполюсного мира после Второй мировой войны. Срав­нительный анализ формирования политических систем в СССР / России и странах Восточной Европы в 1940-1989 годах на фоне произошедших кардинальных политических перемен в экономике, в области духовных отношений является основой их развития по образцу западных демократий и самоорганизации гражданского об­щества.

Советская модель общественного устройства как особого исто­рического пути развития утомила восточноевропейцев раньше на­родов Советского Союза. Народам Восточной Европы было трудно свыкнуться с тем, что они должны прозябать на обочине мира, в то время как Запад, преуспевающий и динамичный, демонстрировал огромные социальные и экономические достижения на базе исполь­зования результатов НТР.

Поиск новых путей общественного развития в СССР повлек за собой переосмысление советских подходов к взаимоотношениям со странами мира, а идеологические разделительные линии оказа­лись пересеченными, границы между странами реального социа­лизма и капитализма перестали напоминать фронтовую полосу «тихой войны».

Исторической заслугой нового советского руководства является то, что оно реально взглянуло на положение дел в социалистическом мире и начало осуществлять на практике политику перестройки, де­мократизации и гласности. Советская перестройка стала мощным импульсом общественно-политического подъема в странах Восточ­ной Европы, стимулировала антикоммунистические силы на эконо­мическое и политическое обновление и демократизацию общества.

Перестройка охватила сферу межгосударственных отношений СССР со странами Восточной Европы. Важнейшим принципом этих отношений стал принцип свободы выбора путей своего ис­торического развития и форм общественного строя для всех госу­дарств и народов мира.

Благодаря горбачевской перестройке, произошел отход от до­ктрины 1968 года, называемой на Западе, «доктриной Брежнева». Доктрина обосновывала защиту завоеваний социализма как общее дело всех социалистических стран и допускала возможность эко­номического, политического и идеологического давления и даже применения вооруженной силы против тех социалистических госу­дарств, политика которых шла в разрез с «принципами и основами социализма», как их понимало прежнее советское руководство.

Перестроечные события стали следствием противоречия меж­ду потребностями развития производительных сил в условиях НТР и существующей системой государственно-монополистических производственных отношений советской системы, которое резко обострилось в середине 1960-х годов. Внешним проявлением его стало замедление темпов экономического роста и снижение эффек­тивности общественного производства. В результате этого стало ухудшаться материальное благополучие трудящихся и снижаться доля этих стран в мировом совокупном промышленном и сельско­хозяйственном производстве.

В результате возник хронический дефицит бюджета, нехватка средств капитальных вложений, разбалансированность внутрен­него рынка, дефицит потребительских товаров, особенно продук­тов питания. Как следствие этих негативных процессов стал резко снижаться жизненный уровень населения Венгрии, Польши, Юго­славии, Болгарии, Румынии. Остроту данной проблемы все больше придавали негативные процессы в экономике, связанные с замед­лением хозяйственной эффективности и падением темпов роста национального дохода, что существенно отразилось на жизненном уровне многих слоев общества.

Правящие круги компартий утратили в обществе авторитет и оказались в состоянии глубокого кризиса и распада в 1989 году. При наличии общих черт в революционных процессах стран Восточ­ной Европы и СССР можно выявить отличительные особенности. Во-первых, одномоментность внезапной смены политического ре­жима в странах, где не было длительной подготовки к ней и устой­чивой мобильности масс, произошла смена политической элиты

новой элитой, нуждающейся в разоблачении прежних коммунистов, стоящих раньше у власти. В отличие от «нежных революций» в Че­хословакии и ГДР, Болгарии и Румынии смена элит произошла по инициативе бывших коммунистов. В Польше и Венгрии быстрая смена властвующих элит изменила общественный строй, сочетая структурные элементы нарождающейся демократии с сохранением старого традиционного устройства, и обнаружился широкий раз­брос сходств и различий политических традиций, укоренившихся в формах ушедшего века, включая рудименты политических систем «монархий трех черных орлов», военно-авторитарных режимов межвоенного периода, а также автократических форм и методов правления коммунистических режимов в орбите «мировой социа­листической системы» в форме модели «партия - государство».

В Польше и Болгарии существовали многопартийные системы, которые сумели реализовывать свои инициативы во время револю­ций 1989 года. Именно некоммунистические партии заняли самосто­ятельную позицию, например, в Польше отошли от ПОРП, и тем самым создали легитимные условия для прихода «Солидарности» к власти. Аналогичные процессы наблюдались в Болгарии, Чехо­словакии, ГДР.

Наличие социальных групп гражданского общества в стра­нах Восточной Европы затрудняло массовую поддержку лозунгам безвозмездного труда на основе коммунистической морали. Уже с начала 1960-х годов марксистская терминология и важнейшие по­ложения марксизма, в частности, учение о всестороннем и гармони­ческом развитии личности стали использоваться для борьбы с его политическими выводами, для опрокидывания учения о диктатуре пролетариата и классовой борьбе (Польша, Венгрия, Чехословакия, Болгария).

_ Нарастанию антикоммунистических взглядов среди молодежи в странах Восточной Европы способствовали деидеологизирован-ные научные дисциплины, претендующие на независимость от марксизма. Речь идет, прежде всего, о политологии, социологии, со­циальной психологии. Процесс вытеснения марксизма из сферы гу­манитарного знания происходил очень интенсивно в Чехословакии до 1968 года, а в Польше и Венгрии он практически никогда не пре­рывался, развиваясь по нарастающей стезе. Это объясняется тем, что национальное развитие данных стран все еще продолжалось, поскольку в них не был завершен процесс национально-государствен-

ного развития, а марксистская идеология фактически обязывала искусственно его прерывать ради интересов плохо воспринимаемо­го пролетарского, социалистического интернационализма.

Поэтому с конца 1970-х годов в Польше и Венгрии студенты медицинских и театральных вузов перестали вступать в правящие коммунистические партии. Марксизм оказался в противоречии с основными механизмами формирования личности восточноевро­пейских стран и развития ее ценностной структуры.

Процессы разложения консервативных сил стран Восточной Европы во многом схожи. Сначала - глухое сопротивление новым политическим движениям, затем вынужденные уступки, которые правящие партии ставили себе в заслугу, и, наконец, уход с поли­тической арены. На историческом срезе сохраняется определенная социальная база — это индустриальные отряды рабочего класса и широкие люмпенизированные слои с их эгалитаристскими устрем­лениями. Учитывая тенденции НТР и возрастание в этих условиях роли научно-технической интеллигенции и высококвалифицирован­ных рабочих, связанных с интеллектуальным трудом, следует отме­тить, что компартии, представляя интересы названных сил, превра­тятся в силу, чуждую неолиберальному общественному прогрессу.

В странах восточноевропейского региона социальная и куль­турная инфраструктура гражданского общества сохранилась с до­военных времен до правления коммунистов, а при отступлении от жестких догм коммунизма воспроизводилась и расширялась. Боль­шое значение имело и то обстоятельство, что такие страны этого региона, как Восточная Германия, Чехословакия, Венгрия, Польша в предвоенной истории значительно дальше продвинулись по пути развития рыночных отношений, чем царская Россия.

Рыночные отношения, включая и отношения мелкой частной собственности в городе и деревне, были укоренены здесь гораздо сильнее и глубже, чем в России. Глубокие исторические связи этих стран с Западной Европой, их ориентация на включенность в евро­пейское общение и европейский рынок противоречили линии автар­кического экономического сотрудничества в рамках СЭВ.

Это противоречие так или иначе разрешалось в рамках комму­нистического режима после его смягчения йз-за событий в Венг­рии, Польше, Чехословакии. В этих странах реставрация структур товарного производства началась с начала 1970-х годов. Довольно быстро восстановилась мелкая частная собственность в виде тра­диционного ремесла, частной торговли и сферы оказания услуг на-

селению. В силу этого в названных странах не удалось разрушить социальную инфраструктуру гражданского общества, тоталитаризм здесь не смог пустить глубокие корни.

Во всех восточноевропейских странах отказ от прежнего об­щественного устройства сопровождался стремлением возвратить­ся к первоначальным истокам. Это нашло выражение в изменении официальных названий стран, в устранении из них прилагательных «социалистическая», «народная» (Польская Народная Республика переименована в Республику Польшу, Венгерская Народная Респуб­лика - в Венгерскую Республику, Социалистическая Республика Ру­мыния - в Румынию, Чехословацкая Социалистическая Республи­ка - в Чешскую и Словацкую Федеративную Республику). Наряду с этими переменами возвращается старая («досоциалистическая») государственная символика, изменяются прежние государственные органы (Сенат в Польше и в Румынии), президентские формы прав­ления (в Польше, Венгрии, Болгарии).

Сформированные антикоммунистические правительства стран Восточной Европы обеспечили предприятиям свободный доступ на рынок товаров, денег, капитала, рабочей силы. Законодательно и финансово поддержав создание новых кооперативных и частных предприятий, в том числе с иностранным капиталом, эти прави­тельства стали поощрять создание на государственных предприяти­ях акционерную форму собственности.

Однако политические перемены в странах реального социализма показали, что преодоление социалистического прошлого во многих случаях сопровождается возвратом к досоциалистическим нормам и ценностям, преодоленным в наиболее развитых государствах мира (патримониальный характер высшей государственной президент­ской власти, монополизация власти и собственности, безудержный титульный национализм).

Политическая власть в постсоциалистических странах и России может быть легитимной в том случае, если ее политика отражает интересы, взгляды и убеждения граждан страны при проведении реформ во всех сферах общества. Поэтому восточноевропейским странам и современной России нужны не только формальные кон­ституционные демократические выборы, но и реальная ответствен­ность политической власти перед гражданами страны, а граж­дан - за свое государство. Ответственность власти за активизацию общественных организаций является важнейшим условием для ле­гитимации власти. Расширение участия власти в диалогах на фо-

румах и ассамблеях с гражданами для решения проблем общества способствует установлению устойчивой обратной связи общества с государством. Политическая власть должна постоянно поддержи­вать связь с обществом, а общество - с властью для развития отно­шений со всеми странами Восточной Европы.

В новой внешнеполитической концепции России важно учиты­вать национальные особенности восточноевропейских стран, их социокультурную специфику, заключающуюся в том, что в этих странах доминирует противоречивое массовое сознание, которое не стыкуется с рационалистической либералистской идеологией ре­форматоров, осуществляющих перевод своих стран на рельсы рын­ка капиталистического типа с использованием инструментов парла­ментской демократии западного типа.

Затягивание решения социальных проблем, важных для жиз­ни народов, порождает большие трудности, которые стимулируют межнациональные конфликты с использованием насилия в ка­честве инструмента их решения. Большинство населения восточ­ноевропейских стран, которому приходится расплачиваться за из­держки, связанные с экономическими трансформациями, склонно считать «других» виновными в выпавших на его долю трудностях. Этому может способствовать новое политическое руководство, если оно не обладает чувством политической ответственности и не дает должного отпора попыткам отвлечь внимание от острых социально-экономических проблем путем создания образа «врага нации».

Переход к демократической системе международных отноше­ний со странами Восточной Европы возможен на основе действия принципов суверенного равенства, независимости, свободы выбо­ра, невмешательства во внутренние дела, добровольности, учета национальных интересов и взаимной выгоды. Поэтому необходи­ма четкая научно обоснованная концепция развития двусторонних отношений России со всеми государствами восточноевропейского региона.

Очищение двусторонних отношений России со странами этого региона от подозрительности, обид и взаимных претензий позво­лит построить взаимные отношения на основе учета национальных интересов, которые и будут определять характер сотрудничества в долговременном плане.

Национальным интересам России отвечает такая внешняя поли­тика, которая создает на всех границах страны условия стабильнос­ти в окружении государств, дружески настроенных по отношению к

нашей стране. В условиях глубоких перемен в экономике, политике, социальной сфере, связанных с политическими трансформациями этих стран, не исключается дестабилизация обстановки, появления негативных тенденций как во внутренних делах из-за энергети­ческого и глобального финансового кризиса, так и росте напряжен­ности во внешней политике. Эти кризисы смогут спровоцировать авторитарные и националистические тенденции, перерастающие в антирусские настроения. Существуют возможности обострения противоречий на границах между отдельными странами региона на этнической почве.

В соседних странах звучат голоса, требующие, чтобы преем­ница СССР Россия возместила ущерб, причиненный их народам вследствие насаждения недемократических режимов, которые по­родили репрессии и «голодомор» на Украине. Этот вопрос уже пе­решел в практическую политическую плоскость особенно со сторо­ны прибалтийских республик.

Для создания стабильной политической обстановки по всему периметру границ России необходима четкая, выверенная страте­гия внешнеполитического курса, которая, защищая национальные интересы страны, на первое место ставила бы задачу защиты граж­данских прав и свобод всех россиян, национальных и этнических групп на территории России и сопредельных бывших советских го­сударств. Поэтому выработка решительных мер по их гарантирован-ности в случае попирания или нарушения должна стать центральной задачей внешней политики России.

Такой подход к внешней политике России в отношении Восточ­ной Европы может быть основой ее эффективности. Ее составляю­щими являются следующие действия:

- не допустить изоляцию России на ее западных и южных рубе­жах из-за произошедших конфликтов на грузинско-южноосетинской границе, что может отрицательно сказаться на реализации нацио­нальных интересов;

- последовательно добиваться политическими средствами реали­зации прав любого народа в неконфликтной форме, на основе ува­жения национально-государственного суверенитета;

- нейтрализовать любые попытки изоляции России от Запада с помощью «буферных» политических союзов (северо-балтийского, украинско-центрально-европейского, южнобалтийского) через ак­тивное участие в дипломатических условиях по их созданию;

- выработать концепцию создания евразийского союза с учас­тием России, Украины, Беларуси и Казахстана и ряда восточноев­ропейских государств для определения горизонтов политического диалога;

- включиться более активно в новую систему безопасности в Ев­ропе, заключив региональные соглашения с готовыми к этому ев­ропейскими государствами в процессе формирования «восточной политики» ЕС для достижения наиболее выгодных условий взаимо­действия с европейскими партнерами;

- разработать политическую стратегию и тактику внешней по­литики России в условиях возможных конфликтов из-за националь­ного экстремизма на почве тех стран, где этнические противоречия имели место в прошлой их истории, актуализирующих политиче­ские процессы и отношения.

Разработанная концепция политических отношений восточноев­ропейских стран и СССР/России в данной монографии существенно дополняет имеющиеся по этой проблеме исследования, расширяет возможности комплексного изучения политических отношений Рос­сии и восточноевропейских стран. Будущее России и ее авторитет на международной арене находится в прямой связи с практической деятельностью органов государственной власти, политических пар­тий и других политических институтов по разработке комплексных программ перехода к социально ориентированной рыночной эко­номике и консолидации общества на основе социокультурных цен­ностей российского государства и суверенной демократии на почве России. ' *

Научное издание

Мокшин Василий Кириллович

СССР и Восточная Европа: история и современность

Монография

Начальник редакционного отдела ИМ. Кудрявина Начальник отдела компьютерной

и множительной техники Е.Н. Попова Печатается в авторской редакции Оригинал-макет И. А. Типисовой

Подписано в печать 29.10.2009. Формат 60x84 Vie. Бумага писчая. Усл. печ. л. 10,5. Уч.-изд. л. 11,6

Тираж 500 экз. Заказ № 251 Издательство имени В.Н. Булатова

Поморского университета 163002, Архангельск, просп. Ломоносова, 6

E-mail: publish@pomorsu.ru