Архиепископ Иоанн - Я верю в торжество Святого Православия

Архиепископ Иоанн

Я ВЕРЮ В ТОРЖЕСТВО

СВЯТОГО ПРАВОСЛАВИЯ

Москва, 1996

2 Ошибка! Стиль не определен.

СодержаниеПредисловие.............................................................................Сходит свет истинного православия.....................................Вышняя любовь — совершенное мерило (письмо).....................Церковь как невеста................................................................Жить, умирая от любви..........................................................Прилепиться к Богу.................................................................На каком языке говорит Господь?..........................................Апостольство вышней любви..................................................Слышать голос Жениха...........................................................Взыграние младенца.................................................................Сердце мое болит о судьбах православия... (письмо)................Ионафан, или друг от Господа................................................Благоуханные розы пустыни...................................................Соблазн мнимого света...........................................................Я верю в торжество святого Православия! (письмо)..............Путь святых (православная духовность и институт).......................Праведная Анна.......................................................................Жить настоящим....................................................................Пресуществление и тайна купины..........................................Годы гонений и странствий (письмо)........................................Пост Брачной Вечери..............................................................Евхаристическая память........................................................Светлая улыбка Господа-Жениха...........................................Может ли церковь гнать святых?.........................................Страдание силою любви..........................................................Моя безумная любовь, Иисусе.................................................Солнечная скиния непорочного сердца....................................Слезы в пустыне......................................................................Евфросиньюшка.......................................................................Как Я люблю вас......................................................................Образ церкви III тысячелетия................................................Православие или мракобесие?.................................................Свободна Ты, Царица вышнего Иерусалима!..........................Евангелие на языке любви.......................................................

Ошибка! Стиль не определен. 3

ПредисловиеИзвестно, что храмовая икона с течением столетий по-

крывается копотью, гарью, пылью. Чернеет олифа, икону по-рой подправляют, переписывают, так что уже трудно предста-вить ее первоначальный вид. И приходится терпеливо и бе-режно, слой за слоем очищая ее, возвращать образу былую чистоту.

Возможно, и православие за тысячелетнюю историю Рос-сии претерпело немало бед, изменений, глубинных мистичес-ких потерь. Царствования Петра I, Екатерины наложили свой трагический отпечаток. А что сказать о советском безбожном времени? Воистину, православие, вернее, все христианство, находится в Лаодикийском периоде (см. Отк.3:14-22). Морализм и заземление, как язва, поражают христианство. Гаснут мис-тические тайны, блекнут великие символы: Брачная Трапеза, Жених, Невеста, Церковь — мистическое Тело Христа... Бо-гословие все больше цепляется за букву и умерщвляет дух. Навязываемое историческое, этическое понимание Библии становится повсеместным. Книга статей и проповедей архи-епископа Иоанна представляется в наше время редчайшим исключением. Это буквально духовные жемчужины, нанизан-ные на нить, которые не только поднимают, освещают непре-ходящие ценности святого православия, опыт старцев, но и намечают дальнейшие его пути в преддверии третьего ты-сячелетия.

Слепо вернуться к старым, традиционным формам (бес-конечно дорогим в православии), не осмысливая наступившее время, нельзя. Только через Святой Дух, Покров Богородицы, через осмысление Ее державного владычества может про-изойти обновление христианского пути, дабы святое Право-славие снова восторжествовало на Святой Руси. Данная книга и является тем камнем, который ляжет в фундамент строи-тельства грядущей новой святой России.

А. А. Тутунов, иконописец, член-корреспондент Академии Художеств РФ


Сходит свет истинного православия

Как высоко чудное определение “православие”, по сути непереводимое! Заложено в нем понимать веру не как уче-ние, науку, догму, ритуал — как славу. Слава — светоносный шатер, шехина (в древнем понимании). Святые и пророки ви-дят славу Божию, и в ней — огненную колесницу и херуви-мов, сопровождающих явления сил вышних.

Славить — созерцать престолы Божии перед открытым небом. Правильно славить — созерцать славу Божию. Вот истинный, мистический и тайнозрительный смысл православ-ной веры. Святые отцы (к которым восходит истинное право-славие) односложно понимали исповедание восточной церкви как видение славы Божией. Пресвятая наша Госпожа созерца-ла славу Божию на Своем Сыне, пришедшем из Царства не-бесного. Духовным оком Царица видела сонм ангелов, ходя-щих с Ним, Его нетленное нездешнее величие.

Православие — Пречистая Дева. Ей одной открыто, как правильно славить Господа. Ложнославие — в утрате мисти-ческой перспективы духовного света и любви. Всегда надле-жит помнить о том, что свет не самостоятелен и не самодос-таточен, в противном случае рискуем впасть в космическое обольщение: тусклое люциферианское сияние принять за свет Господень. Свет — энергетическое (dynamius афонских мона-хов и Григория Паламы) выражение вышней любви, сошед-шей в сердце христианина как откровение от Бога.

Исповедуя православную веру, мы приходим к необходи-мости трезво и мистически адекватно сложить истинный об-раз Господа в своем сердце: как Отца несказанной любви. Достаточно вспомнить евангельское Его определение “Я свет миру” (Ин.9:5) и подтверждение возлюбленного ученика (“Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы”, 1Ин.1:5), чтобы понять назначение церкви: прозреть на Бога — истинный свет (свет этот есть любовь) и стать Его светильником, просиять во тьме небытия.

Назначение православной веры — стяжание Святого Ду-ха, облечение в свет божественной любви. Как сделать это?

Правильно славить — обрести жизнь в любви, родиться свыше. Православие — вера рожденных свыше, помазанни-ков Духа Святого, созерцающих нетварный свет, видящих


Марию, посвященных без остатка Ей и только Ей. Поднимите из могил святых православных, и они единодушно приклонят главы свои в знак согласия, говоря: “Истинно слово твое, отец!” Чем ближе православие к благословенным свыше бо-городичным образцам нерукотворной скинии, тем оно досто-вернее и подлиннее.

Вот и ныне является олицетворенная слава Божия Мария где-то в Меджугорье... Да что говорить о Европе — в афри-канском Кибео или латиноамериканской Аргентине открыва-ется Она полуслепым и полуграмотным домохозяйкам, цер-ковным сторожам в укор священству с его вышколенной при-вычкой отвращать слух от живого слова Божия и обращаться в историческое прошлое...

Перед явлением Всесовершенной, Пренепорочной и Треблаженной блекнут любые аскетические практики, руко-водства и рецепции. Сходящая свыше Царица вышнего Иеру-салима знает, как в каждое историческое время найти ключ к сердцам. Будучи Соискупительницей, Она берет на Себя часть греховной чаши и совершает личное обожение учени-ков Христа, в целом искупленных (природно) крестной жерт-вой Спасителя.

* * *Ученые монахи и книжники со времен Славяно-греко-ла-

тинской академии под римским и протестантским влиянием сильно поработали над самим понятием православия, придав ему исторический, догматический и соборный смысл (в смыс-ле соответствия семи вселенским соборам); сравнивают с древними преданиями и принятыми устоями...

Настоящее в книжном уме воспринимается как мысленно осознанное прошлое. Вместо жизни возникает суррогат умо-зрительного “моря”, где в туманной среде плавают образы прошлого. Не отсюда ли возникла, например, чисто начетни-ческая идея: чтобы исповедовать православие, достаточно принимать семь вселенских соборов и отвергать “католичес-кую” идею о последующих пяти?.. Не отсюда ли возник явно тенденциозный институциональный образ “православия в от-личие от католичества”?

Кто-то провозгласил римскую духовную империю все-ленской (католической), и кто-то в восточном военном лагере (карикатурно-воинствующая церковь: брань не с духом мира, не с миродержцами тьмы, а с братьями-христианами) в про-тивовес изобретает другое, чисто книжное слово — ортодок-сия.


От Бога ли брань двух лагерей книжников? Она постыд-на, ибо прямо указывает на духовное преемство не от апосто-лов, а от книжников и фарисеев, распявших Господа!

Видеть Бога злым, наказующим — извращать Его суд, ко-торый в том, чтобы “невидящие видели” (обрели Его любовь), а мнящие себя видящими “стали слепы” (Ин.9:39). Те, кто до-вольствуется книжными образцами веры (сохранением исто-рического прошлого своего народа, формальным творением заповедей, не включая сердца и не зная света Его славы) и полагают себя видящими (знающими) — да будут посрамле-ны!

Сегодня от лица церкви действует суд слепых: “страшный суд”, суд фарисеев. Суд Господа — Агнчий: чтобы исцелить больного, Врач приносит Себя в жертву.

Не нужно ждать никаких реформ. И могут ли быть они для реки, текущей в вечность? Если река осквернена и отрав-лена — очищают воды. Настало время очистить евангельские воды на Святой Руси, убрать искусственные плотины челове-ческих мнений и ложных образов и ввести реку православия в ее прежнее чистое, светлое русло с прозрачными водами. Святая Русь воскреснет!

Верностью духовным корням своим, видением света пра-вославие взыскует светлых образцов. Оно восстановится, ко-гда примет светлый образ Бога как Жениха Брачной вечери; светлый образ веры — как хождение в свете братолюбия и мира; светлый образ пастыря — как доброго и мудрого отца, чье сердце — дом для всех его детей; светлый образ покаяния — не рабского, перед лицом страха вечных мук, а “прости” — перед лицом любви, вместить которую мы не в состоянии. Светлый образ христианской кончины — как упокоенного сна; светлый образ загробного мира — как дивного и вечного утешения за скорби земные, дни, часы и годы, за никем не отертые слезы.

Кончается эпоха иосифлянских скалозубов с геенской бо-гословской отрыжкой и карабас-барабасовской злобою; церк-вей, превращенных в кукольный театр. Начинается эпоха све-та на Святой Руси. Занимается заря третьего тысячелетия! В прошлое уйдут глухие удары палаческой секиры: идея “страшного суда”, вечных загробных мук, карающий образ Бога...И Пресвятая Госпожа облечет Россию в свет истинного православия. И скажет нам: “Исповедуйте веру такой, какой Я подаю вам ее свыше, сходящая из Царствия Мать, Царица вышнего Иерусалима”.


Такую веру воспримет молодежь! И именно подобное бо-гооткровенное вероисповедание будет стопроцентно соответ-ствовать самым совершенным греческим и прочим образцам и оригиналам, за которые цепко держатся современные книж-ники, трудясь над своими диссертациями.

О державная Царица! Надо только приникнуть к Ее серд-цу. Она подскажет вам, как молиться, что делать, куда хо-дить, как хранить верным завет Господа: держаться Царствия, взыскать любви, любить души, как Он их любит... Прочему не придавать никакой ценности — быть нищим духом. И то-гда приложится то, что для внешней церкви смысл жизни: ма-териальное обеспечение, внешний мирный церковный уклад, приход... Но начать надо с духовности — с истинного образа духовных школ: пастырских, отеческих и старческих прежде всего.

Догматическо-литургический порядок, несмотря на его исключительную важность, как бы сопутствует духу Царст-вия небесного (свету и любви, чистоте сердца...).

В “совковское” время Россия была ориентирована на за-границу, а сейчас духовный взор всего мира будет обращен к России. Сюда сошла Мать жизни, Новая Ева. Где-то в Мед-жугорье Она является и говорит отдельным боговидцам — а здесь откроется миллионам!

Вот знамение — Пречистая простерта над Святою Русью! Тысячи подвижников станут рупорами Ее материнской люб-ви, инструментами Ее благословения. Отсюда изольется столько света, что Россия буквально будет затоплена водо-емами. В Россию будут сведены все нити мировых путей, здесь будет твориться воля Божия и указаны пути в грядущее. О какая радость вновь взыграет на древних колокольнях! Сколько святых вернется в церковь, сколько чудных улыбок перед светлыми литургиями!

Как красиво и праведно прожиты дни под эгидой Выправ-ляющей пути и бальзамирующей раночки! Нет даже времени осознать... И слава Богу! Там в вечности, в упокоении пере-листаем эти светлые страницы, и сколько еще новых навер-нется слез... — умиленных, благодатных, благодарных, соче-тающих нас навечно!

Не зря мы здесь скорбели, брань вели. Вспомнят нас доб-рым словом потомки и исповедуют верные сыны истинными отцами: как мы, взирая на истинную и верную Мать, Подругу и Жену, держались духа отцов и победили — с Пресвятою Госпожою!


* * *


Вышняя любовь — совершенное мерило

(Письмо священнику N)

Светлый ангел, жизнь моя, солнышко, отченька, брат во Христе!

Есть совершенное мерило, пользуясь которым, мы следу-ем небесным повелениям: вышняя любовь. Пречистая откры-ла мне историю церкви России ХХв. Сергианцы ли, тихонов-цы, обновленцы... — помилуйте, — сон, человеческое! А ес-ли проснуться — ничего, кроме любви, не увидишь там, в не-бесных летописях. И сколько любви перетекло в наши сирот-ские сердца от старцев Соловецких, от отцов наших мучени-ков, от праведных стариц, столько и истории Христа распято-го запечатлелось. А прочее — за скобки, прочь, рассеется, как дым!

О, если бы нам дерзновенно возвещать, подобно Мессии, виденному еще Исайей, суд Его любви и суд победы (Ис.42:1-4) и добыть победу для Его суда!...

Я желаю Вам откровения вышней любви. Я жажду, чтобы над святыней православной открылось небо вышнего благо-словения и дивный Отрок Яхве-Иисус в белых одеждах и с солнечным ликом просиял перед Вашим духовным взором! Я жажду, чтобы православие, водимое Вами и подобными Вам светлыми агнцами, взошло на высокую гору совершенной старческой духовности.

Ничто не потеряно в церкви — ее сокровищница полна драгоценными и несказанными сердцами. Церковь вступает в пору светлого итога. Безвестное становится явным, а очевид-ное и навязчивое — стирается. Устремим же взор в сол-нечный свиток, что на руках нашей небесной Госпожи, Цари-цы третьего тысячелетия, пакибытийного, преображенного святого Православия! Да ходят с вами сонмы ангелов и пре-подобный старец Серафим, чудотворец светов Иоанн Крон-штадский, император Николай...

Конечно, надо отречься от красного дракона, под знаком которого прошла история церкви ХХ столетия, его зловещего бульканья и его проклятого сердца, куда российская невеста Божия угодила по младенчеству духовному; покаяться перед императором Николаем II в личной вине, отречься от Сергия


и простить его и других заблудших. Да будет все это в про-шлом, давно забытом и каком-то постыдном, на совести тех, кто заблуждался, — да простит им милосердный наш Гос-подь. Устремим взоры в грядущее — Державная входит в царские права. Ее эгида трисиянна, могущество и суд — правды, света, милосердия!

Прошу Вас: совершенно забудьте про антихриста, про третью мировую войну, крушение надежд! Нам вверена судь-ба российской державы. Какой мы пожелаем ее видеть, такой она и станет.

Пресвятая Богородица препоручила нам Россию. Вера стала доступной. Лети, проповедуй, обращай — чего же еще? Не антихриста надо ждать (и, тем самым, косвенно призы-вать), а солнечную благодать святых, век Серафима Саров-ского, Святую Русь, державу мира! Да запечатлится этот об-раз в Вашем чутком сердце и да поведет Вас, как огненный столп в пустыне времен исхода древнего народа. Россия всту-пает в пору пасхальной радости и светлого итога.

Желаю Вам вдохновения духовного, непрестанной молит-вы перед открытым небом и печатей иерарха нового порядка — ходить в силе и славе иерархии вышней любви. Пусть Ца-рица укрепит Вас нести нелегкий крест, положенный Вам.

Здоровья Вам, покрова и ангелов мира.



Церковь как невестаО церкви столько сказано... “О, ты прекрасна, возлюблен-

ная моя!” (Песн.1:14) И как-то стыдно говорить о деве чистой — не осквернить бы красоты и целомудрия ее...

А где невеста моя, где украшенная моя? Как дать опреде-ление ей? Статус ли, титул? — Не сопрягаются с положением обручаемой, пламенеющей любовью... По-русски “церковь” звучит дивно, не найти слова более прекрасного, веского и могущественного. Сладость его необыкновенна и повторять хочется еще и еще, как заповедь, как литургию!.. И настолько же отталкивающе и оскорбительно для невесты звучит “сек-та” (контора, ведомство, институт).

Нет статуса у невесты. Тайна ее в том, что она существу-ет лишь для Жениха. Ближние любуются, родственники пред-ставляют чувства ее по проекции собственного брака, кто-то несет подарки, кто-то таит подвохи... Но знает и любит ее — Избранный. Жених происхождения царственного, вышнего, небесного — и невеста такова.

Что составляет существо церкви?.. Дом молитвы? Об-щество верующих, где исповедуют принятые основы, Символ и догматы веры, где признают семь или двенадцать вселен-ских соборов? Где читается Библия, служа наивысшим авто-ритетом? Теряешься в определениях церковных...

И перемешалось, перепуталось... Секты возвели себя в невесты Божии (в чин церкви), институты провозглашают се-бя церквями, будучи неспособными ни к диалогу, ни к любви, ни к братству, наделенные признаками сект... Блудницы пред-ставляются чистыми!

“Дом, где разбиваются сердца” (название пьесы Б.Шоу) — прекрасное определение церкви. Здесь старому сердцу быть разбитым на куски, разорванным в клочки. Сердце — молитвенная скиния, где принимают вышнюю любовь и при-водят в мир. Где знают и слышат... любят и веруют... видят и следуют... хранят и соблюдают заповеди Слова. Но еще — болеют, безумеют и умирают от любви. Церковь — среда то-мящихся невест.


Любовь не согрешаетИзвестна высокая мысль о непогрешимости церкви (из

чего паразитирующий на теле церкви институт заключил ав-томатически и о непогрешимости своих членов). Одно из са-мых прекрасных определений святыни Божией: церковь — мистическое тело Иисуса (пробуждающее трепет в кающемся сердце). Откуда мысль о непогрешимости церкви? Только ли из того, что, поскольку во Христе нет греха, то и церковь гре-ху неподвластна?..

“Всякий, пребывающий в Нем, не согрешает” (1Ин.3:6). Церковь — царствующий, пребывающий в нас Христос. Час-то учат о святости и о спасении (об этом учили и иудеи), не сопрягая святость и спасение с любовью. И... остались книж-ные абстракции: святость — недоступна, спасение проблема-тично... А “любовь не делает ближнему зла” и служит “ис-полнением закона” (Рим.13:10). Любовь не заключает зла, про-тив любви бессилен дьявол. Церковь потому непогрешима, что в ней пребывает вышняя любовь, исключая грех.

В церкви воистину не может быть греха не по причине ве-роучительных принципов (грех не изгонишь из церкви одним представлением о том, что его быть не должно), а в силу “не-преодолимой благодати” (блаж.Августин). Могущество люб-ви, держава мира в ней такова, что христианин (рожденный свыше) не может более грешить, даже если бы захотел!

Теряя измерение “великой и высокой горы” (Богоматери), охлаждая сердца, церковь впадает в злокозненную апоста-сию, и уже веет от нее рациональным схематизмом, упорст-вующим догматизмом... И уже полшага до распрей между братьями: кто прав, кто виноват, чье учение верно, а чье лож-но, кто ближе к Богу, а кто дальше. Судят, осуждают, ненави-дят, примеряют... Как это далеко от истинной высоты церков-ной жизни, океанической любви! И как легко дьявол сворачи-вает души с этой высокой горы.

Без любви, сколько бы ни определяла себя мистическим организмом, каких бы богомысленно мудрых и богословски достоверных атрибутов ни приписывала себе — превращает-ся в занудливый и тривиальный институт (давно утративший высоту общения и воздухи Царствия), жалкое подобие образа церкви, предначертанного для нее Христом, как Женихом для невесты. Проповедь, исповедь, любая харизма может грешить в той степени, в которой лишена любви.


“В любви нет страха” (1Ин.4:18). Совершенная любовь из-гоняет страх. Море любви открылось во Христе и... ушло в песок. И сегодняшнее христианство — песочные мели.

Сокровенное определение церкви: град Божий на земле, место, где совершается брак души с Богом (чего ради и при-ходят души в мир). Согрешающий не догадывается о любви, не созерцает откровения любви и оттого грешит, еще не став членом церкви. О воцерковленном апостол света пишет: Он уже не может грешить, даже если бы и хотел, ибо рожден от Бога, Который есть совершенная любовь (1Ин.3:9).

Мистическое обручение ХристуНевеста начинает с совершенно недоступного порядку

мира — блаженная, юродивая, гонимая... Она любит так, что заболевает от любви. И священная болезнь ее очищает ум и сердце. “Более ни о чем не могу думать, только о Тебе, Воз-любленный...” — во дни и в ночи шепчет она, протягивая ру-ки. Потрясена, поражена и пленена Возлюбленным своим! Невеста обезумела в любви, отмела человеческие аргументы, книги, предписания — влекома к Вышнему Возлюбленному!

Невеста (1) умирает от любви, (2) приносит себя в жертву и (3) жаждет Брачного чертога, ни о чем больше не помыш-ляя. Три состояния мистического обручения со Христом и именуются в послании и богословии апостола Иоанна пребы-ванием в Нем. И становится понятен смысл сокровенного стиха (1Ин.3:6): “Всякий, пребывающий в Нем, не согрешает (становится истинным членом церкви); всякий согрешающий не видел Его и не познал Его (выпадает из церковного гнезда, став духа института, мира, и вот уже нет церкви: псевдоцер-ковь)”.

Подражать совершенной НевестеОдно — формальное покаяние грешника — порядок свет-

ский, для оглашенных, кого в древности не допускали и к причастию. Невеста совестится иначе. Ее “прости” обжигает сердце! Невеста дорожит единственно любовью. Невеста зна-ет, что мало помнить о Возлюбленном или рассматривать ли-цо Его на фотографии (классическое школьное богословие), писать Ему (ученые проповеди), беседовать о Нем с подруга-ми, друзьями (рабочие столы и семинары) и даже соответст-вовать каким-то образам невесты, мерилам, представлени-


ям... Невеста кается пред Женихом в отстутствии любви, в предательстве, понимаемом как охлаждение сердечной тепло-ты.

И поет возлюбленный апостол песнь невесты: не любите мира — нет в нем Отчей любви; и того, что в мире, ибо не-ту в нем Христа (см.:Ин.2:15). Кто любит мир, тот не познал Того, Кто единственно достоин быть любимым, ибо то, как любит Он — несравнимо, несказанно!.. Чтобы любовь Его стала нашим достоянием, наследием и царствием, необходи-мо обратиться к нерукотворной Скинии, к обители, где за-ключил Себя Возлюбленный — к Пречистой Матери Его, к Ее святому лону-сердцу.

Христианин — невеста. А чтобы стать невестой Божией, надо подражать избранной Им Жене, Пречистой Деве. Ни один, слышите, не уневестится и не уцеломудрится, ни один не познает и не возлюбит Его, и не покается пред Ним, и не посмеет воззвать и быть услышанным без подражания Пре-чистой!

Чем славны святые в церкви (Нил Сорский, Паисий Ве-личковский, Серафим Саровский, Иоанн Кронштадтский)? — Трепетом невесты перед лицом открывшегося Жениха. Жи-вая церковь верит, что Жених нисходит (“Приходящий свы-ше”, Ин3:31), говорит и сочетается. А упование и жизнь буду-щего века в том, что абсолютное и полное соединение совер-шится уже по переходе в вечность, в успенском светлом не-бе...

У Христа одна невеста — ЦерковьТысячи церковных определений, нескончаемая путани-

ца... А Господь благословит одно определение церкви: у Хри-ста одна невеста — Мария. У Христа одна невеста — Цер-ковь. Церковь — Его невеста в той степени, в которой озаре-на богородичными образами. И как три Лица одно, три лика невесты (душа человеческая, церковь и Мария) неразлучно сочетанны.

Душа воцерковляется безумием любви, печатями Богоне-весты Вечнодевы. И церковь удостаивается Брачного чертога и сияет непорочностью своей во мраке мира, пока жива в ней вышняя любовь, пока ценит она единственно эту царствен-ную добродетель, полагая себя нищенкой просящей... В ее свете объясняются, становятся доступными и явными сегодня заповеди блаженств.


Исповедуй себя сосудом, инструментом вышней любви (нищета духа). Исполнившись вышней любовью, печалься как невеста, чтобы обрести полноту ее. Стань кротким в слу-жении Христу, возжажди испить еще и еще, чтобы наполнив-шаяся до краев чаша переливалась от избытка. Стань чистым сердцем, чтобы созерцать свет вышней любви, и силою люб-ви побеждай врагов. Твори мир там, где нет мира, утверждай Царство Божие, где сети дьявола и зла. И побеждай могуще-ством любви восстания вражии (блаженны гонимые). Верь в то, что сколь бы ни была огромна уже излившаяся любовь, то, что откроется, не сравнимо с явленным. Радуйся и весе-лись, ибо великая награда ожидает тебя на небесах!

Совершенной радостью исполняются друзья Жениха, ко-гда опытно познают христианство вне институциональных “потолочных” форм, конфессиональных очевидных рамок — как откровение любви в высоком небе говорящей благодати, как собеседование с вышним Возлюбленным, голос Которого слышится в каждом стихе евангелия, преподносимом как бе-лый свиток для невесты.

Тысячи определений церкви... Но даже самые огрубевшие души признают признаком истинной церкви действие любви. И если нет любви — все сон и смерть, оцепенение и ночь... Но ночь прошла и день забрезжил (Рим.13:12). Прошла и ночь для церкви. Минуло время литургисания летаргического, как бы во сне: вне откровения сердец, вне чаяния любви, вне вышнего благословения, вне образа невесты... Воскресли из мертвых, прозрели и, осененные благословением свыше, ис-полнились любовью, воцерковились, наконец!

* * *


Жить, умирая от любви...Я с ума схожу от любви ко Господу!.. Я ни о ком думать

не могу, кроме Тебя, Иисусе... Я заболел любовью к Тебе. Я умираю от любви, Иисусе! Божия Матерь говорила в свои земные дни: “Я умираю от любви Нему...” И этим жила.

Человек — прах... мысли его, дела, страсти, мнения, при-вязанности, ближние. А любовь вечная!.. Остается любовь, за вычетом всего прочего.

Я больной... Мыслей никаких. Я обезумел от любви к Те-бе, Иисусе Женише! Я люблю Тебя, Ты — моя жизнь!..

Светлые ангелы и мудрые невесты, помазанники Царст-вия! Жених, уходя, заповедовал нам не забывать Его, зная, что мы можем любить силой Его же к нам любви.

Разве не вышли мы из дома рабства, из египетского пле-на (Исх.6:6) — из порядка мира?.. Любовь Божия открылась! (1Ин.4:9). А Бог сколько ни стучался — не открывали... О люб-ви учил Господь, опровергая параноидальную змеиную эсха-тологию проклятых, распявших Его, с их учением “о страш-ном Боге”, о “грозном Судье”, о “вечных муках” и о карах, с которыми Он придет судить мир; и будто отношения с Ним регулируются законом, правилом, предписанием, каноном... О нет, что проку молиться при закрытом небе? Новая запо-ведь дана: любить Его, любить друг друга (Ин.13:34), пребывать в любви — и жить, умирая от любви...

А когда любовь Его открылась — ничто уже не страшно. Наступил на змея! Началось восхождение. Родился свыше! Если открылись — не закроются уже царские врата... Та дверь, что увидел Иоанн на небесах, однажды открывшись, никогда не затворяется (Отк.21:25).

Каким образом в православное учение о конце времен про-никла доктрина средневекового схоласта Ансельма Кентербе-рийского, по которой не из любви послал Бог собственного Сына, а ради справедливости потребовал в жертву искупле-ния? Каков Отец!.. Так возненавидел нас, что пренебрегши нами, возопил: “Всех кругом сокрушу! Всех в порошок со-тру!” (ср.Ин.3:16). И стал, лютуя, призывать ангелов-истребите-лей. После чего пришел к Нему Сын-Агнец, и умилостивляя гнев Отца, сказал: “Я приношу Себя в жертву за человечест-во, только Ты, Отец, не гневайся...”.


В таком деспотически-варварском, добытийно-канниба-листском образе представлен Отец Небесный. И кто-то всерь-ез думает обращать в веру с подобным учением о Боге! Отец закалывает собственного Сына, чтобы удовлетворить Свой гнев? Иван IV что-ли, Петр I?.. Разве не подобает отцу отдать жизнь за сына, умереть в сыне?..

Надо, сын мой, обезуметь от любви к Нему, чтобы умер ум и перестал крутиться барабан помыслов. И заболеть от любви к Нему, чтобы прошли страхи, страсти и прочие ду-шевные и телесные болезни, неврозы и поражения. И умереть от любви к Нему, чтобы постигнуть смысл Его и нашего при-шествия в мир.

Если бы человечество знало, как Мария любила Его!.. Ес-ли бы церковь восприняла Ее любовь как вышнее наследство и несла, и соблюдала, и хранила. Но церковь предпочитает идти путем беззакония — почитанием Христа вне любви. Бе-зумие, абсурд, кошмар...

Мы пришли сюда заключить в крестные объятия Небес-ного Возлюбленного. Мы пришли сюда потому, что Он при-шел сюда... Если бы Он не приходил, мир не познал бы выш-нюю любовь, и христиане не воплощались бы на этой греш-ной земле. Но Он пришел и освятил, и учредил Царство. И оставил Матерь-Церковь, чтобы святые души мученические приходили и умирали в объятиях Его любви.

Как мне помнить о Твоей любви, Господи? Я заболел лю-бовью к Тебе. Я знаю, что Ты любишь меня — больше ничего меня не интересует... Евангелие интересно тем, что я слышу в нем голос Твоей любви. И “Пророки”, и “Царства” как могли, переводили на скудный человеческий язык солнце Твоей любви.

Здесь на земле, тем, кого Он назвал сыновьями и дочеря-ми Брачного чертога, Он открывает больше любви Своей, чем ангелам... И те даже завидуют нам.

Что можно вычитать в Священном Писании без открове-ния Отчей и Сыновней жертвенной любви и блаженства друга Жениха? — Руководство по инквизиции (Ветхий Завет) и начетнический трактат “Бывший в будущем, Которого в на-стоящем безнадежно нет” (Евангелие). И обрести Его можно только через море: книжное, цитатное, иерархическое, фило-софско-канцелярское, богословски-богомысленное...

Если нет любви — нет ничего... И калитка не могла бы открыться, если бы не любовь Божия. И птичка не могла бы,


упав из гнезда, спрятаться в кустах, если бы не любовь Бо-жия. Но почему она сокрыта?.. Возлюбленный пожелал спря-таться, поскольку мы спрятались от Него в кусты. И Он со-крылся, но, скрывшись, продолжает любить нас, источать лю-бовь, чтобы однажды обнаружиться...

“Мудрые” невесты, идите от Меня... “Мудрая” — немуд-рая невеста, умствует что-то о Нем, приводит из Пифагора и Платона, холодная к Жениху. Эту то “разумную” невесту, мудрую в человеческом понимании, назвал Он “неразумной” (чуждой добродетелей духовных).

О нет, умной невесте положено сидеть взаперти и уми-рать от любви к Возлюбленному! Жених не медлит, Жених жаждет. И если невесты устремляются к Нему навстречу, Же-них отдает им Свое сердце.

Кончился век слова — настал век сердца: откровение любви! Люди будут читать письмена завета в сердцах друг друга, а не в статьях журнала...

Длинный путь у человека... А в конце — откровение люб-ви. Каждый его дождется: и больной, и чумной, и спидовый, и холерный, и в своем теле, и в биолокации... Настигнет его откровение любви, даже если змея за ногу укусит или беше-ный пес вопьется ядовитою слюною. Не сегодня, так завтра — откровение любви!

* * *


Прилепиться к БогуДуша обладает дивною способностью — прилепляться...

“Душа Ионафана (в пер. Дар Божий,) прилепилась к душе его (Давида), и полюбил его Ионафан, как свою душу” (1Цар.18:1). Тем и исполнил заповедь: возлюби всем сердцем Бога и воз-люби всем сердцем Бога в ближнем (Втор.6:5; Лев.19:18).

Ионафан — Мария, Давид — Христос... Отношения Ио-нафана и Давида таинственно прообразуют тридцатилетнюю назаретскую горницу, где Господь пребывает с Пречистой, наставляя Богоматерь о таинстве вышней Своей любви.

Дивно качество сердца: прилепляться к ближнему, рас-творяться, переходить в него, становиться одно с ним. Стань одно с Богом (возлюби Его всем сердцем, которое, любя, пе-реходит и сочетается) — и стань одно с ближним. Ионафан не просто породнился с Давидом, но стал одно с ним.

“И снял Ионафан верхнюю одежду свою... меч свой и лук... (я буду побеждать в тебе) ...и пояс (я твоя сила)” (1Цар.18:4). И принял на себя удар копья, полагаемый Давиду. Одержимый злым духом царь Саул дважды ударил Давида копьем. Первый раз промахнулся, и копье врезалось в стену. Второй раз, сын Саула предупреждает своего друга и высту-пает против отца. Разыгрывается драма, Саул кипит гневом и в ярости бросает копье в Ионафана — метя в Давида.

Так друг принимает на себя удар за ближнего. И свиде-тельствуя о другом, как о самом себе — побеждает. Враг, ме-тя в жертву (Давида), наносит удар его альтер-эго (другому “я”, другу — Ионафану), и всегда промахивается.

Душа Ионафана прилепилась к Давиду... Сколь великая тайна! “Оставит человек отца своего и мать свою, и приле-пится к жене своей; и будут (два) одна плоть” (Быт.2:24) — об Иисусе и Марии! Господь, оставив небесное отечество, прилепился к Своей солнечной и непорочной Жене и (не имея физического отца) стал с Ней одна плоть . Пресвятая Дева да-ла плоть Господу, евхаристическую и церковную, в дальней-шем — и мистическую. И Они стали оба одна плоть, одно су-щество — по естеству и благодати.

Ныне Пресвятая Дева призывает нас стать одно с Ней. Ее сердце обладает чудодейственным даром принимать души, желающие прилепиться к Ней. И мы слышим Ее: “Оставь от-


ца и мать, прилепись к Жене, муж славы!” Так Ионафан при-лепился к Давиду, а Давид к Ионафану — и стали одной ду-шою, одною плотью, одним сердцем... И уже не вернулся Да-вид в дом отчий (1Цар.18:2).

Как понимать завет в библейском повествовании? Дого-вор Бога с Авраамом? С Исааком?.. Помимо общих заветов, бывают еще интерсубъективные, частные, неповторимо лич-ные. Ионафан не просто любит своего друга, но заключает с ним личный завет: дает ему свою одежду в знак завета и кля-нется... И клятва (запрещенная Богом) возможна, если клятва — любви; безумие приемлемо и вожделенно, если — от люб-ви.

“Господь да будет между мною и между тобою и меж-ду семенем (родом) моим и семенем твоим”, будет на веки (1Цар.20:42). — Вот завет между двумя святыми в церкви, об-щение святых, обретение друга. “Господь между нами” — не как некое левитирующее воздушное присутствие Христа в не-видимом пространстве, но — Господь в нас и между нами; я вижу тебя очами Божией Матери, а ты меня очами Господа.

Давид был принят Ионафаном, как раб, в завет (см.:1Цар.20:8). Ионафан, как сама Пречистая, служит Давиду. “Чего желает душа твоя, я сделаю для тебя” (1Цар.20:4). Пре-краснейший образ евангельского друга — друга Жениха. Ра-ди завета с Давидом Ионафан жертвует царским престолом, авторитетом, рискует жизнью, восстает на родного отца, ста-вит на карту все... и правда торжествует. И вот (о победа!) встреча на поле, когда Ионафан во второй раз спасает Давида от преследования. Друзья обнимаются, целуют друг друга, и на глазах их слезы. Совсем, как предъевхаристическое “Воз-любим друг друга!” “Давид плакал более” (1Цар.20:41): знает, что сделал его царский друг, какой принял крест.

И ты, брат, прийдя в храм, обрети друга, Ионафана сво-его, прилепись к чьей-то душе и стань одно с ней.

“Друг” — по-христиански — тот, в ком живет Господь. “Друг” — “другой”, но не нарциссическое alter ego (отраже-ние проекции личного греха), — мистический Христос. Друг истинный (Господь) — всяк прихожанин в храме, только бы увидеть в нем начало Верного и Истинного! (Отк.19:11) И когда приходишь в храм, то уже не с рублевской “Троицы” взирают на тебя три Лика, но иными, нежными очами: Отец склоняет главу — милосердный, прощающий; Сын обнимает — беско-


нечно любящий; и Дух Святой — несущий жизнь в любви, радующийся нескончаемо...

* * *


На каком языке говорит Господь?“Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нем соблазна” (1Ин.2:10)

На каком языке говорить о Господе? На том, которым Он говорил с нами, — особом пренебесном языке? Но его не зна-ли ни иудеи, ни греки, ни римляне, ни сирийцы — лишь свет-лая, святая Мать. Царственная Госпожа — Она одна помо-жет. Ей одной было дано слагать начертания небесного глаго-ла в сердце.

...Если желаете поплавать в море неоплатонизма, посту-пайте в академию старой школы (с перспективой стать докто-ром богословских наук, ученым профессором-монахом). Но какое отношение имеют эти степени и титулы к единственной заповеди: любви? Помогают ли они совершить неминуемый для каждого исход “из смерти в жизнь” (1Ин.3:14): возлюбить ближнего любовью Христа?..

Духовная академия предложит вам схолии, логосы, пер-вообразы, идеи, греко-латинские оригиналы, ссылки... Вместо осознания и претворения евангелия — переливание из пусто-го в порожнее. И что изменится от того, что духовный мир назовешь греческим словом “ноэта”, дашь ему латинский пе-ревод и укажешь на то, каким образом Скотт Эриугена (анг-лийский мистик) толковал другого неоплатоника (александ-рийской школы) — Максима Исповедника? Имеют ли отно-шение разливы толкований, заливы комментариев и реки эк-зегез к мистическому языку Царствия?

Господь не говорил ни языком “греческого оригинала”, ни “утраченного арамейского подлинника”, ни на латинском. И языком неоплатонизма о Нем не скажешь ничего, не из-вестного какому-нибудь Проклу, Порфирию или Плотину. Есть иные переводы, списки, свитки! О, коснуться бы их и претворить, как бы проглотить, подобно библейскому проро-ку или Ефрему Сирину, чтобы самому стать свитком жизни, огненным глаголом!

В том то и смысл, чтобы открыть для себя язык первоис-точника: мистический язык, на котором говорил Царь, при-шедший из Царствия. Да, Он говорил на человеческом — арамейском, но так, что Его не понимал никто, даже из числа ближайших учеников — никто, кроме Марии. Царица от рож-


дения, мистически знала пренебесный Его язык. И речь Его слышна в непорочном сердце — в нерукотворной горнице мы слышим голос Пастыря и следуем Ему, как овцы.

Много соблазнов, туманных дымок подстерегают на ду-ховном пути... В числе опаснейших — мир христианского не-оплатонизма — несомненно, дань человеческому, условно-сти. Некогда Оригену вздумалось пойти в научение к гречес-ким философам — чтоб научить их любви Христа... Но разве для этого нужно самому стать философом? Не достаточно ли взглянуть на них очами Божией Матери (как поступил апо-стол Павел при посещении Афин)?

Неоплатонический мир враждебен евангельскому. Симво-лическое, отвлеченное, умозрительное толкование уводит от мистического языка. Платон учил о мире идей и первообра-зов — первичном по отношению к чувственному и матери-альному. Христос не оставил по Себе никаких “идей”. Сам был олицетворенным Словом жизни, откровением любви. И единственная “идея” (заповедь), оставленная Им: любить друг друга Его любовью — требует не столько поиска адек-ватного эквивалента в мире логосов-слов (умозрительного плавания в море платонизма), сколько совсем иного перевода — с языка Его божественной любви на человеческий.

“Любите друг друга Моей любовью к вам” — заповедь, оставленная Господом, — высочайшая и не освоенная никем, за исключением единиц святых, познавших мученичество вышней любви. “Любите друг друга вышней любовью” и есть совершенный завет Царствия. Когда мы на земле отвергнем низший, утилитарный, “лицеприятный” и порочный образ любви, плод падшести адамова рода, сопряженный со грехом, и примем любовь вышнюю, непорочную, безгрешную, всеоб-щую, соборную и вечную — Царство Божие сойдет на землю. Эту то заповедь и оставил нам Господь — любить ближнего Его любовью. И необходима одна лишь Переводчица и выш-няя Посредница — Мария, которой было дано видеть и лю-бить Его одновременно божественной и человеческой любо-вью. Она и сегодня, не отводя от Него взгляда, насаждает Его любовь в нас.

Низведение любви из Царствия и перевод ее в порядок че-ловеческий и составляет конечную цель Христовой церкви, назначение ее светлых умов, чистых сердец, высоких учите-лей, старцев — инструментов и посредников. И единствен-ный перевод, который нам должно освоить, — вышней люб-


ви, запечатленной в Евангелии, на современный человечес-кий язык, подразумевая под ним не столько национальные языки, сколько миры и образы сознания и совести. Солнечная Пятидесятница конца времен и есть, собственно, великое из-лияние божественного Логоса на новую вселенную. Воссияла новая звезда!

Никто не понял Господа в Его земные дни (“свидетель-ствует, и никто не принимает свидетельство Его”, Ин.3:32), никто не принял свидетельство языка Его любви... Когда цер-ковь отходит от своей задачи взирать на небо и претворять язык божественной любви в человеческие сердца, тогда при угасании благодати и рождаются рациональные доктрины, для обсуждения которых собираются вселенские Соборы, со-ставляются “Символы” (на языке греческой философии). Воз-никают раздоры между братьями — и трапеза любви превра-щается в дискуссионный клуб. И вчерашние друзья, севшие за стол, чтобы лучше понять веру друг друга, превращаются в лютых врагов, и начинаются крестовые походы, а вслед за ними всплывает лик Торквемады или Иосифа Волоколамско-го, зажигаются костры и христиане жгут друг друга вместе с книгами...

Доколе же в церкви будет гнездиться тьма и когда осияет ее свет? “Кто говорит, что он во свете (умозрение), а нена-видит брата, тот еще во тьме. Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нем соблазна” (1Ин.2:9-10). И кто мнит, что пребывает в свете умозрения, а любви к брату не имеет, тот и несет в себе прелесть и соблазн.

Христос учил тому, чего не знали ученые платоники. Со-всем иное принес Он — слово Своей вышней любви. И бес-смысленна попытка перевести его на язык умозрения: лишь оскверняет высоту...

4Апостольство вышней любвиЗаповедь любви? Помилуй-те, не набило ли само звучание ее оскомину, трогает ли она сердце? Не банально ли звучит сегодня: “Как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга” (Ин.13:34)? Да кто сегодня вы-ступит против любви — безумец?..

...А Он распялся от любви. Явил без-умную — недоступ-ную уму и вообще никому в настоящем (с единственным ис-ключением: Пресвятой Девы) любовь. Каждое Его слово во-пиет в сердце...


Научиться бы слышать чутким слухом — умным, сер-дечным, не рациональным, вне стереотипов, вне привычнос-ти! Чтобы видеть духовными очами, должно забыть про очевидное (в Евангелии и христианстве), войти в порядок от-кровения, восторга, озарения, восхищения, экстаза, не боясь впасть в прелесть — напротив, боясь гнетущей прелести рав-нодушия, умозрения (видения умом), интеллектуального по-знания, сонливого прозябания и трусливого рабства в свиде-тельстве проклятых, полагающих себя святыми. Соблазн, по светоносному апостолу Иоанну Богослову, в том, что ходя-щий во тьме (1Ин.2:11) полагает себя сыном света (спасаемым, святым, обоживаемым), а между тем безнадежно мрачен, не-просветлен лик его.

Евангелие как солнечная книга жизни, как список пре-вечного алтарного Евангелия предано забвению. Да, мы забы-ли, откуда Он пришел, и каково Его Царство, и что любовь, о которой Он учит, недосягаемо высока. Но, уча о недоступно-сти ее (“Ходящий в свете неприступном”), дерзаем присту-пать...

Нет большего греха, чем счесть любовь Христа “очевид-ной”. Любовь Его сокрыта в естественном состоянии, в том числе и “естественно-церковном”, если можно так сказать, — запрещающем путь восхождения по ступеням познания бла-женств. Сокрыта в силу падшести, греховности порядка мира: в нем “своя” любовь, свои миры и меры, свое понимание пу-ти и смысла. И обмирщение церкви (катастрофический секу-ляризм) духовно понимается как ослепление к любви. Внеш-ние грехи: порядок страстей, сделок с властями, институцио-нализм, рационализм — уже несчастное следствие этой ду-ховной слепоты.

Как редки зрячие в церкви (святые, апостолы, старцы) и сколько слепых, полагающих себя видящими! Здесь вспоми-нается приговор нашего небесного, прекрасного Царя: “На суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы” (Ин.9:39).

Спаситель принес вышнюю, небесную и царскую любовь. Имена третьего Лица Пресвятой Троицы: Царь, Жених, Аг-нец, да и привычные — “добрый Пастырь” (имя Сына Бо-жия), “Отец” (первое Лицо) — тогда только оживают в нас, как бы омытые в белой купели истинного тайнозрения и бого-мыслия, тогда только открывают сердце, когда взяты вне “бо-


гословского контекста” — вне люциферианского умозрения — и осияваются в свете Его любви.

В естественно-непросветленном состоянии бесполезно приступать к Евангелию — в этом едва ли не начало свято-отеческого православия. И становятся понятными заповеди — как ключи, условие схождения вышней любви; и с ними аскетическая практика отцов (молитва, пост, коленопреклоне-ние, бдение, пустынножительское богомыслие): не средства к очищению для “умного познания” (что составляет эллинизм на христианской основе), а вдохновение невесты, не “учительство” — песнь песней готовящейся к встрече мудрой девы.

Ненависть к Богу — неспособность видеть Его воочиюДьявол закрывает глаза на вышнюю любовь, которую сам

не видит — ненавидит. Ненавидеть — изумительной глубины глагол русской речи: неспособность видеть воочию Бога, мир, ближнего (видеть любя, как Он видит, созерцать оком вышней любви). Духовная ненависть не предполагает беше-ной пены у рта, агрессивности... Для нее достаточно равноду-шия, умозрения, доктринерства, рационализма, привычности и нелюбви. По естеству мы находимся в состоянии ненавис-ти, органически присущей падшей твари: неспособности жиз-ни в любви. Безутешно это естественное состояние с наваж-дением страстей, магнитных притяжений, интересов, наслаж-дений...

Церковь осенена воздухами Утешителя и несет истинное утешение от мира сиротам притекшим — среда пресуществ-ления агапической любви в человеческое сердце.

Венец православного боговиденияТаинственный смысл богословия апостола Павла: апо-

стольство вышней любви. “(1) Открытым лицем, (2) как в зеркале, (3) взирая на славу Господа (вот образ православия — “взирать на славу Господню”!), (4) преображаемся в тот же образ (5) от славы в славу, (6) как от Господня Духа” (2Кор.3:18).

1. Открытым лицом: перед открытым небом — вне “дру-гого” видения (умом); вне штампов, “святых норм”. Перед открытым небом — взирая чистыми очами, молясь с непо-крытой головой, — вот образы апостольской веры, присущей истинной церкви! И уже это первое “открытое лице”, с кото-


рым мы взираем на Господа, — возможно только в облаке посредующей Купины.

2. Словно зеркало: став инструментом преломления лучей вышнего света любви. Назначение сердца — быть чис-тым зеркалом.

3. Взирая на славу Господню — неизъяснимая высота! — обретая откровение Его небесной любви, образ Царствия, его бесконечности, созерцаемой духовными очами.

4. Преображаемся в тот же образ — или принимаем свет от света, подобно как Он свет от света (“...Бога истинного от Бога истинного, света от света” — третий член никео-царе-градского Символа). Евангельское имя гостей Брачной Вечери — “сыны света” — и есть, собственно, “наследующие Отчий свет”: пресуществляющие и преображающие свет. И здесь назначение сердца — духовный “трансформатор” выш-него света.

Смысл православия — преображение, или вхождение в подаваемый свыше образ.

5. От славы к славе — восхождение по ступеням позна-ния вышней любви, бесконечным ее ярусам и мирам, причем не личными усилиями, а —

6. Действием Святого Духа, излиянием вышней любви на чистое наследие Израиля непорочную церковь, в авраамичес-кие лона.

7. Богоматерь и Ее пресветлое Богородичное лоно как бы напрашиваются последним, невидимым седьмым членом этой изумительной лестницы блаженств, гениально начертанной в одном стихе.

Жить вышним светом...Помнить о вышнем свете, стремиться к нему, жаждать

его, жить им! Для того, чтобы взирать с восхищением на Гос-пода с тем духовным озаренным восторгом, с каким Елизаве-та приветствовала Богородицу (“Кто я, чтобы Матерь Гос-пода пришла ко мне”, Лк.1:43), следует осознать, что —

а) вне преображения жизнь в полноте любви на земле не-возможна; б) что настоящая ступень всегда малая для того образа, который нам доступен... И мы — еще у самого подно-жия высокой горы вышнего света, мистической башни духов-ного Израиля — церкви Христовой.


Кто же посмеет сегодня учить о некоем “привычном” Евангелии? Оно над морем новым, и его нет в привычных черных институциональных норах!

Усилия дьявола направлены на то, чтобы тем или иным путем (сделками с совестью, лжесвидетельством, отступлени-ем от путей заповедей) охладить температуру сердца, закрыть духовное небо перед сердечными очами. И когда лукавому временно удается добиться своего — церковь погружается во мрак, и на ее некогда светлых лугах пышно произрастают ядовитые грибы рационализма, эллинизма, утопизма, фари-сейства. Богоматерь, зная и этот ход древнего змея, возвра-щает нам чистое сердце — Свое, непорочное, и в Нем — чис-тое “невинное” око.

* * *


Слышать голос Жениха...проповедь на литургии

“Овцы за ним идут, потому что знают голос его. Я есмь пастырь добрый” (Ин.10:4, 11).

Имя “добрый Пастырь” хотя и звучало неоднократно в христианских проповедях, но осталось запечатанным. Можно ли воистину исповедовать Господа добрым и полагать, что суд Его над несчастными заблудшими овцами будет “страш-ным”? Вот образ суда Его: берет отставшую обессиленную овцу Свою на рамена Свои, и несет домой (Лк.15:5), и согрева-ет теплотой тела Своего. И радуются о спасенной овце небе-са!

Овцы слышат Его голос... Мистический язык. Креститель всего однажды, будучи еще в утробе матери, слышал голос Господа, звучащий в сердце Пречистой. Храм сам к нему пришел — передвижная скиния, ковчег, сошедший с неба в нагорную страну. И каждый из нас, еще будучи в утробе, слышит хотя бы однажды голос приветствия Господня: “Мир вам!”

Один раз взыграл младенец и возрадовался, услышав го-лос Жениха... и на тридцать лет ушел в пустыню! О, не по-ститься (есть акриды, питаться диким медом), покрывать себя власяницей и изображать великого учителя... — ушел, чтобы непрестанно слышать голос, слышанный однажды в лоне Ма-рии. Ушел в пустыню непорочного сердца; ушел от мира, чтобы слышать голос неотмирский... И мы посещаемы ныне Пречистой Девой, чтобы оставить долину ради пустыни Не-порочного Сердца, где можно без помех внимать сладчайше-му голосу Возлюбленного.

Церковь — Креститель, ушедший в пустыню. Глас во-пиющего в пустыне — голос Пастыря. Голос Иисуса с особой силой доносился к нему в пустыне — там слышал он голос Жениха. Вот для чего каждому из нас нужна пустыня.

Церковь не “долина” (символ жизни духа “сытой” — с уже предустановленными, канонически усвоенными форма-ми), а пустыня. Не ради готовых форм, книжных летописей и тысячелетней давности привычных правил идут в нее... — чтоб слышать голос Жениха! А он всего дороже.

Кто слышит голос своего Возлюбленного, тот друг Жени-ху. Потому и сказал Креститель о Господе, Которого увидел


только на крещении: “Друг Жениха, стоящий и внимающий Ему, радостью радуется, слыша голос Жениха” (Ин.3:29). Три-дцать лет в пустыне (где суховейные пески и злые духи, при-ведения и хищные звери) предстоял, внимал и слышал голос Жениха — и о себе свидетельствовал: “Я голос вопиющего в пустыне”. Таинственно это звучало: “Я тот, кто слышит голос Жениха в пустыне”. Он — голос вопиющего в пустыне Агн-ца: “Жажду!.. Приди ко Мне и пей”.

Ученики видели Господа воочию, три года ходили с Ним, но никто не слышал голос Пастыря! И как только Пастырь был поражен, все овцы разбежались (“поражу пастыря, и рассеются овцы” — Мк.14:27). Он желал, чтобы голос Пасты-ря, Агнца услышали. Но они ничего не поняли и не услыша-ли, пока не открылся слух их уже по вознесении Спасителя, когда Он их оставил...

В горнице Сионской (куда Он поместил их до Пятидесят-ницы) — в непорочном сердце Божией Матери впервые они стали слышать голос Господа. Это была уже не долина трех-летней близости хождения с Ним, но пустыня... Он оставил их, и стали поститься: сыновья и дочери чертога Брачного по-теряли Жениха...

Креститель обрел Жениха в пустыне, не видя Его воочию. И нам не нужно Господа видеть воочию. Чтобы услышать Его голос, должно прильнуть к сердцу непорочной Матери, и то-гда Он взыграет как Младенец внутри нас. Великая тайна!

Пятидесятница после десятидневного слышания голоса доброго Пастыря из сердца Божией Матери (наставничества апостолов в сионской горнице) явилась первым предвестием Брачной Вечери Жениха, осиянной светом (хотя тайная вечеря и совершилась всего пятьдесят три дня назад). Соше-ствие Духа Святого — пришествие Жениха. Дух Святой от-крывается нам как Жених (таково имя прославленного Хри-ста).

Голос Господа мы слышим в лоне церкви, матери и не-весты. Невеста украшается светлыми, чистыми одеждами, и встречает Жениха, возлюбленного Агнца и Царя своего, Хри-ста, и слышит голос доброго Пастыря: “Приди, чудная моя, приди, возлюбленная Моя! Приди и пей из источников воды живой, пей вечно, пей воду жизни даром”.


Как стать собеседником ГосподаУслышать голос Христа как Жениха, Духа Святого (Хри-

ста, говорящего Духом Святым), мы можем только в непо-рочном сердце Божией Матери, олицетворенной и передвиж-ной скинии. Подтверждением этому служит вся канва еван-гельского повествования.

Почему же Креститель ушел в пустыню? Радостью вели-кой взыграл в утробе и был потрясен, и уже не нуждался бо-лее ни в чем земном. Однажды услышав полный любви голос Господа, и мы помещаемся в пустыню — духовную церковь.

Церковь — смиренное пустынножительство. И святые от-цы уходили в пустыню не поститься и умерщвлять плоть, по-стоянно отбиваясь от демонов, — уходили слышать голос возлюбленного Жениха. И облекаясь в белые одежды свято-сти и целомудрия, становились собеседниками ангелов и са-мого Господа. Как?.. Через Собеседницу Его, еще в земные дни единственную удостоенную великих тайн небесных (со-крытых Им от непосвященных — иерусалимских раввинов, гамалиилов и шамаев за три дня Своего отроческого благо-вестия в храме) — тайн Сына Божия, тайн Царствия, лишен-ных гностического, аллегорического, эллинского начала.

О тайнах этих говорил Иоанн Богослов, ученик Крестите-ля, Господа и Божией Матери. Вместе с Крестителем он был в пустыне, вместе с Божией Матерью провел дни свои в пус-тыне иерусалимской горницы (в пустыне непорочного сердца завещал ему быть Господь у Креста). Любимый ученик Гос-пода рассказывает нам о Возлюбленном...

Тайна Брачной Вечери — тайна Его любви, ни слова не поймет в ней ни один рациональный книжный учитель. Для них любовь остается абстрактным символом. Осознают лишь умом, но чтобы постичь Его любовь — сердце должно рас-крыться!

Нельзя понять Его любви вне сердца. Иначе — на уровне ума — “любовь” останется пустым словом, распинающим Христа и упраздняющим Крест. Чтобы опытно познать тайну Его любви и облечься в свет, необходимо полное раскрытие духовного сердца.

Тайну жизни духовного сердца, сокрытую Господом от иерусалимских мудрецов, Он раскрывал Пречистой в тиши назаретского дома.

1


На литургии мы возвещаем: “Святые тайны даруют нам небесное целительство, Святые Дары исполняют Духом Свя-тым”. Пречистая присутствует на литургии в пяти радостных таинствах Розария.

Благовещение (непорочное зачатие): открывается небо — и на литургии открывается небо.

Посещение Царицы, Которая облекает нас и исполняет Духом Святым, чтобы мы очистились и предуготовились для Брачной Вечери. И рождается Христос внутри нас, и мы пре-подносим молитвы (внутреннего своего посвящаем Господу), совершается принесение во храм. И как следствие, слышим голос Жениха, звучащий внутри нас таинственно (Обретение Господа в сердечном храме).

Мы становимся соискупителями и вступаем в сладчай-ший мир скорбных таинств — мир тяжкий, но блаженный. И идя по скорбным палатам, мы вспоминаем слова Господа о том, что иго Его не тяжело, но блаженно, и бремя не невыно-симое, а легчайшее.

Но впереди славные таинства! И тем, кто желает обрести жизнь в любви, кто гоним от мира (не знающего любви Отчей), Он говорит: “Великая награда ожидает вас на небе-сах”, — тысячекратно большее величие Моей любви! Она ожидает христиан на небесах, ибо невозможна в настоящем — сердце разорвется, не выдержав этой любви.

И Господь желает нам самой красивой смерти — от раз-рыва сердца в безумии любви, чтобы оно, разорвавшись в земном порядке, исполнилось полнотой вышней любви. Сего-дня скорби посылаются только для принятия полноты любви. Скорбные таинства нужны для того, чтобы пришли славные. Без такой глубины скорбей нет и глубины блаженства.

Цель Божией Матери — исполнить нас Духом СвятымМы должны усвоить простую мысль: цель христианской

жизни — исполниться Святого Духа, а Духа Святого может исполнить только Божия Матерь. Она спешит сегодня к нам (как тогда поспешила в нагорную страну, в церковь) и хочет духовно утробоносимых нас исполнить Духа Святого, как ис-полнила Крестителя. И как Креститель притек к Господу и свидетельствовал о Нем, так и мы сегодня должны выполнять роль предтеч, благовествуя о близком пришествии Господа и утверждая, подобно Крестителю, что Он Агнец — не жерт-венный, берущий на Себя грехи (второе Лицо), но Агнец Же-


них (в третьем Лице), продолжающий страдать из любви к нам. Агнец, томящийся в пустыне истинной церкви.

И мы приходим в храм, чтобы в пустынножительных воз-духах его услышать голос томящегося Агнца Жениха. И наша миссия сегодня — возвещать покаяние перед лицом любви, говоря: “Покайтесь, ибо Царство Божие совсем уже близко!” И указывать на Господа, сходящего с неба, но уже не только как на берущего на Себя грехи, но и страдающего от любви.

Агнец, берущий на Себя грехи, — Спаситель, второе Ли-цо, Сын Божий. Агнец Жених, облеченный в белые одежды, — Дух Святой. И мы сегодня возвещаем Христа Агнца — Духа Святого.

Святая Русь спасется и окормится сегодня благовестием Брачной Вечери и Христа как Жениха. И тогда она будет объ-ята пламенем невестиной любви ко Господу и уневестится Господу Жениху.

Для России настали величайшие времена света! И по-скольку в естественном порядке промыслительный ход собы-тий не предполагает быстрого взлета, Пресвятая Дева совер-шит какие-то чудеса. И уже совершает.

Три образа АгнцаКреститель слышал голос Жениха и Агнца. Агнец для

Крестителя был в двух лицах: Сын Божий и Жених. Одно: Креститель — постник и аскет, предваряющий пришествие второго Лица. И другое — Креститель по отношению к треть-ему Лицу: друг Жениха. Каждый из нас не только аскетичес-кий подвижник, но и друг. Друг облечен в белые одежды и знает, чем занят Господин. Друг слышит голос Жениха: “Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего” (Ин.15:15).

Два разных образа Агнца: Агнец тайной вечери и Брачной Вечери, Агнец скорбных таинств и славных.

Пресвятая Дева созерцала три образа Агнца: Агнца радо-стных таинств, воплотившегося Младенца на Ее руках; Агнца скорбных таинств, распятого Христа, и Агнца славных та-инств. Она венчается тремя венцами: царским, терновым и брачным.

Иоанн Богослов рисует образ апокалиптического Агнца Брачной Вечери: “Пойдем, Я покажу тебе невесту Агнца”. У


Агнца есть невеста — церковь и Божия Матерь. Не заколае-мый, а венчающийся (и заколаемый одновременно).

Изумительная полнота евангельской истории, открытая в “Апокалипсисе”, сегодня совершится на Святой Руси.

Мария — юная Невеста АгнцаПочему мы славим Божию Матерь сегодня юную? — Она

Невеста Агнца, и настало время Христа как Жениха. Как Не-веста — Она юная Царица мира и Державная Владычица. Два имени: Державная (в православной России) и Царица (на ка-толическом западе) просияют в общем имени Святой Руси — Державы мира.

Россия должна признать как Царицу мира Ту, через серд-це Которой происходит благословение: “Мир вам” (этими словами Она приветствовала Елизавету). Она — Царица ми-ра, в Ее сердце Царь мира. Она несет мир человечеству, Дер-жаву мира. Мир станет повсеместным, во всех измерениях: мир в сердце, в церкви, мир в институте, в семье, мир в госу-дарстве.

Новый образ монашестваМонашество и духовный путь должен быть сообразован с

образом Агнца. Традиционное монашество молилось перед лицом Берущего на Себя грехи мира (Агнец Нового Завета, Христос).

Прошло время монахов аскетического толка (подобных Крестителю, вестнику Агнца, берущего на Себя грехи мира). Сегодня монах — друг Жениха, поскольку Брачная Вечеря близка. И прежнее важно, но и новый монах — на Брачную Вечерю приглашенный, друг.

Православный институт произвел две замены. Евангелие было оттеснено святыми отцами, а затем и подлинные святые отцы были оттеснены угодными институту, отцов как бы под-менили. Как трудами отцов подменили текст Евангелия, так и фарисейскими переводами сочинений святых отцов подмени-ли отцов оригинальных, и не осталось ничего, кроме институ-ционального образа Христа, условного и преходящего.

Надо вернуться к оригиналу, к Евангелию, вчитаться за-ново в тайны его, но без желания исторической реставрации (движения вспять).


Мы читаем Евангелие уже как гости Брачной Вечери, где Христос — Жених, Утешитель в Духе Святом. Пятидесятни-ца — преддверие Брачной Вечери, радостный свет, облечение в солнце.

Пресвятая Дева становится солнечной женой. Церковь — Жена Облеченная в Солнце. Солнце — сияние духовной ра-дости. Пресвятая Дева — солнце на духовных небесах, солн-це новой земли. Жена Облеченная в Солнце новой земли, в сияние радости, охватывающей небожителей, в сияние той награды, которую обещает Господь следующим Ему и несу-щим крест блаженства, соблюдающим заповеди Его.

1Мое пожелание вам: никогда не ропщите. Церковь славна

и красна сегодня не столько тем, что указует путь стеснения и выхода из порядка мира, сколько как несущая нам вышний мир. И когда скорбь на сердце, — притекайте к источнику вод живых и вечных — церкви, и Дух Святой-Утешитель по-даст много утешения каждому из вас.

И еще я прошу от вас непрестанного ежедневно возоб-новляемого посвящения Божией Матери. Встали — и сразу Божией Матери себя без остатка посвящайте. И тогда будут твориться чудеса нескончаемые. И хотя бы дьявол и восста-вал, и искал посрамить, и вызывал уныние, ропот, отчаяние, желание бегства, внушал мысль о своей ненужности, об оди-ночестве, неразделенности — ничего не сможет сделать! И в следующий момент откроется небо, и подастся благодать и радость, которой не было прежде. И воскликнете от всего сердца: “О, как счастлив я! Пресвятая Дева дала мне немного пострадать, но зато сколько радости в моем новом сердце”.

* * *


Взыграние младенцапроповедь на литургии

“Встав же Мария во дни сии, с поспешностью пошла в нагорную страну, в город Иудин. И вошла в дом Захарии, и приветствовала Елисавету. Когда Елисавета услыша-ла приветствие Марии, взыграл младенец во чреве ее; и Елисавета исполнилась Святого Духа, и воскликнула громким голосом, и сказала: благословенна Ты между женами и благословен плод чрева Твоего! И откуда это мне, что пришла Матерь Господа моего ко мне? Ибо, когда голос приветствия Твоего дошел до слуха моего, взыграл младенец радостно во чреве моем. И блаженна Уверовавшая, потому что совершится сказанное Ей от Господа” (Лк.1:39-43).

Отрывок несказанной глубины. Много можно из него почерпнуть для себя и сегодня. Прежде повествователем Лу-кой показывается трепетность сердца Пречистой, Ее неска-занная щедрость. Тотчас по Благовещении Она встала, вос-трепетав, и в кратчайшее время (во дни сии, с поспешностью) пошла в нагорную страну (восхождение). И вошла в дом За-харии, и приветствовала Елизавету (древнее иудейское при-ветствие: “Мир вам!” — характерное для всех народов восто-ка).

Далее происходит небывалое. Во чреве Елизаветы взы-грал младенец, и Елизавета исполняется Духа Святого, и в своей кузине признает Матерь Господа. Цель посещения Ели-заветы Пресвятой Девой (по святым отцам) — исполнить Крестителя Святым Духом еще во чреве матери (что и послу-жит исполнением пророчества Захарии — Лк.1:15).

О Божией Матери нигде не сказано, что Она исполнилась Святого Духа (Елизавета и святые исполнялись Святого Ду-ха), — знак того, что Пречистая от рождения была обителью Святого Духа. Она Та, Которую Пресвятая Троица избирает, чтобы исполнить смертного человека, находящегося в утробе матери-земли (Креститель в утробе Елизаветы), Духом Свя-тым. И Пресвятая Дева, восстав, спешит в нагорную страну (церковь земная и небесная, воинствующая и торжествую-щая) и исполняет Духом Святым нас.

Когда Пресвятая Дева исполнила Крестителя Духом Свя-тым — тотчас исполнилась им и Елизавета. И каждый из нас


исполняется Духом Святым, посещаемый Пречистой, — и вся земля, подобно Елизавете, исполняется Духом Святым.

И когда в ее утробе взыграл младенец, услышав привет-ствие Самого Господа, Елизавета поняла, что Он признал Спасителя. Здесь великая тайна: когда взыграет младенец в нашем лоне и в ответ на трепетное приветствие Пречистой мы вострепещем, то подобно Елизавете в состоянии абсолют-ного восхищения ума и сердца восклицаем: “Кто я, чтобы Матерь Господа моего пришла ко мне?”.

Елизавета в бедной своей родственнице, которую, может быть, видела по многу раз в год, признает Господа! По иудей-ским понятиям невероятно, чтобы у Господа была Мать, ко-торая в человеческом образе могла быть двоюродной сест-рой. Какова же вера праведной Елизаветы!

Младенец исполнился Духа Святого, и тотчас Елизавета возрадовалась и восхитилась, и признала в Пречистой Матерь Господа. Так и каждый из нас, когда в лоне земной церкви взыграет и исполняется Духа Святого, церковь ликует и раду-ется.

Исполнением Святого Духа (что есть цель христианской жизни) мы обязаны Пречистой Деве. Однажды посетив Ели-завету исторически, Она посещает каждого из нас во время молитвенных медитаций — на таинствах лествицы исполняя Святого Духа. И радостно взыграет младенец, друг Жениха, в утробе матери-земли, слыша голос Жениха своего, — и раду-ется, и блаженствует (Ин.3:29). А Жених сокрыт в сердце Пречистой, поэтому надо сподобиться посещения Ее.

Креститель, сокрытый в утробе праведной Елизаветы, слышит голос Спасителя, сокрытого в лоне Пресвятой Девы. Почему посещение Господа происходит именно в такой фор-ме? Таково естественное состояние души человеческой. Мы в земной жизни находимся в утробе матери-земли: еще не рож-дены — рождение предстоит в вечности. И поскольку мы со-крыты, то и Господь чудесным образом сокрыт от нас (нахо-дится в ином измерении). И подобно рождению Крестителя, нам должно родиться, но прежде взыграть, ожить. Пресвятая Дева покидает дом Елизаветы перед самым рождением (что-бы возрадоваться вместе с ангелами о рождении младенца).

Когда родимся, то увидим Господа воочию. А пока Он со-крыт в лоне Божией Матери, Которая символизирует небеса и церковь, Его нерукотворное святилище. И мы, будучи в зем-


ной утробе, также слышим голос Господа в лоне нашей не-бесной Госпожи.

Ситуация посещения универсальна. Мы слышим голос Господа, но как бы через две преграды. Креститель, друг Же-ниха, еще в утробе матери своей слышит голос Жениха. По учению святых отцов и Елизавета, когда началось движение в ее утробе, поняла, что ее сын приветствует Господа, через что и она приветствует Господа.

Великие тайны! Их сегодня Пресвятая Дева возвещает уже новой Елизавете. Ее посещение носит вселенский харак-тер. Креститель, предтеча, пророк — образы христиан по-следних дней.

Назвав Пречистую Деву Матерью Господа, Елизавета признает в Ней и свою Мать (хотя по земным меркам годится Ей в бабушки). Если превечный Господь — Отец всему тво-рению, то Матерь Господа — Мать всему творению. Оттого и мы сегодня не только в трепете отвечаем: “Кто я, чтобы Ма-терь Господа моего пришла ко мне?” — но и восклицаем: “Кто я, чтобы Матерь моя небесная посетила меня и назвала Своим любимым сыном (дочерью)!”.

Елизавета только тогда признала в Пресвятой Деве Ма-терь Господа, когда увидела Богомладенца в Ее лоне.

Являясь в Лурде, Фатиме, Дивеево, в Почаеве, в Груше-во, в России, в Меджюгорье, в Испании, Божия Матерь посе-щает не только визионеров (тех нескольких “инструментов”, которым дает послания для всего мира), но каждого из нас. Господь всегда говорит представительно. Пресвятая Дева бы-ла избрана, чтобы в Ее лице Господь собеседовал со всем адамовым родом. И кто-то один избирается с тем, чтобы в его лице Господь собеседовал со всем человечеством.

Каждое Ее явление — всерадостное посещение каждого из нас. И нам должно внимательно слушать, что Она нам го-ворит. Когда наша святая Мать приходит в Испанию, в дале-кую Канаду, Африку или в Россию, то нам, подобно Елизаве-те, должно восхищаться духом и чутко внимать Ее голосу, восклицая: “Когда голос приветствия Твоего дошел до слуха моего, взыграл во мне младенец!”.

Сегодня необходимо иметь слух чутким настолько, чтобы голос приветствия Марии, звучащий где-то за тысячи кило-метров (а быть может, в миллиметре) от нашего духовного слуха, всегда доходил до нашего сердца (постоянное восхи-


щение), и Младенец внутри нас, Иисус Христос, непрестанно находился в состоянии движения (играл радостно).

Взыграние младенца — состояние приглашаемого, призы-ваемого на Брачную Вечерю — друга Жениха.

О друге Жениха сказано в светлых, радостных тонах. Од-новременно с монашеским, аскетическим, суровым образом Предтечи (подпоясан кожей, власяница из верблюжьей шер-сти, постник) предстает другой образ Крестителя — друга Жениха, в белых, преображенных одеждах. Как Предтеча — он в трауре и скорби; как друг Жениха — чает Брачной Вечери.

“Я стою и внемлю, и слышу голос Жениха, и радуюсь ра-достью Его” (см.Ин.3:29). Может ли быть что-нибудь большее, чем радость Жениха во время свадьбы? Один из самых пре-красных дней в его жизни. Радость Жениха нескончаема!

И нам Господь говорит: “Вы друзья Мои, а не рабы”. Слово “друзья” мы слышим уже из уст Агнца-Жениха и Ца-ря. И какой радостью мы исполняемся, слыша голос Жениха: “Друзья Мои! Вы приглашенные, вы ближние Мои”.

Возрадуемся, возликуем, ибо наступил брак Агнца, и Же-на Его, Богоневеста-Церковь, приготовила Себя!

* * *


Сердце мое болит о судьбах православия...

(письмо к священнику N)

Дорогой брат во Христе! Церковь сегодня в состоянии оцепенелого летаргического сна. Летаргический элемент дол-жен быть изгнан из литургии. И помимо календарной Пасхи, необходима пасха духовная, понимаемая, по светлому апо-столу любви, как переход из смерти в жизнь: любовь к брать-ям. Здесь один из самых слабых элементов православной церкви. Евхаристия мало действенна, пока община не стано-вится единодушной. Поставьте открытость сердца вожделен-ной целью, что продиктует и новые средства для ее достиже-ния. Любовь не грешит, и открытое сердце самодостаточно: уходят помыслы, страхи, врачуются раны...

Предлагаю Вам белого коня о двух крылах, скача на кото-ром, Вы обратите в истинную веру тысячи душ Божиих. Если в течение трех лет РПЦ не примет другой образ, другое лицо, другие установки, камня на камне не останется от прежней святыни (См. Мф.24:2).

1. В России окормятся православием не как правоверием, а как высоким мастерством прославления Живого Бога. Сме-ло совмещайте благодатный (в Духе Святом) перевод литур-гии на русский язык (работа, уже произведенная нами с помо-щью Царицы) с традиционным и привычным образом литур-гисания.

2. Образ диалога необходим. Народ привыкнет к мягко-сти, терпимости, духовности. Православных священников желают видеть чистыми, беcкорыстными, светлыми. Переме-ните им духовные одежды, позвольте Непорочной Деве по-дать им новые сердца, очистить совесть, преподнести Свои дары — дары от Господа!

Молодежи труднодоступны старославянские тексты ли-тургий Иоанна Златоустого и Василия Великого. Если пере-вести труды отцов церкви с приложением Духа Святого, бла-годать ничуть не умалится, но достигнется цель: открытие сердец, включенность, активное и сознательное участие в ли-тургии мирян, что опять же приведет множество душ и откро-ет литургическое небо в их сердцах.


3. Необходим пересмотр рационального и школьного под-хода к богословию. Византийская поэзия святых отцов, прив-несенная в православное литургисание в средние века, сего-дня не окормляет. Необходимо признать ее условность при изумительной богомысленной высоте.

Не схоластическое, институциональное, в старых образ-цах, с элементами начетничества и опять же условных прив-несений (протестантско-католических влияний), — но мисти-ческое толкование евангелия ляжет сегодня на традицион-но-созерцательное, восхищенно-богомысленное сознание праведного народа. Верните евангелию его святую простоту, прочтите его сегодня в истинном свете! Аутентичный образ Богородицы, Христа, апостолов привлечет тысячи душ, и евангелие станет любимой книгой для молодежи, доступной и влекущей.

Цель православного вероисповедания — явить высокую любовь, наполнить сердце благодатью, преподнести образ ев-харистического Иисуса, Агнца Тайной и Брачной апокалипти-ческой Вечери конца времен.

4. Обогатите святыню православия величайшими явле-ниями Пречистой Девы, начиная от Серафима Саровского, Екатерины Лябуре (Париж, 1830) и Бернадетты Субиру (Лурд, 1858)...

Откажитесь от чудовищной идеи, будто Божия Матерь была зачата во грехе и Ей был присущ первородный грех. Не-бо с ужасом отворачивается, когда в сердцах богословов воз-никают подобные темные пятна! Необходимо прославление Пренепорочной Матери. Ее неосквернимость и непятнае-мость (неподвластность власти лукавого) предопределит по-беду в брани, преподнесет дивные образцы целомудрия, дев-ства, чистоты, света, мира...

5. Необходим пересмотр устаревших эсхатологических концепций, отход от печатей Иосифа Волоцкого: инквизитор-ского понимания Бога как грозного и хитрого Судии, кошмар-ной смерти с черными эфиопами, страшного суда как места вынесения почти повальных неумолимых приговоров с вечными муками и чудовищным набором орудий пыток: рас-каленных щипцов, колес, дыб, сковородок...

Рабских, гулаговских генов нет сегодня в крови молоде-жи — светлая вера, добрый Бог, истинный, судящий светом и любовью (Ин.3:19), никого не отвергающий, кроме проклятых (Ин.8). Небо преподносит иную эсхатологию. Тихая христиан-ская кончина как успение, как переход вратами вечности. Ан-


гельские силы, окружающие нас, — друзья. Никаких пара-ноидальных страхов, никаких языческих предрассудков...

6. Необходимо возобновить старчество, пастырство, отечество против требодательства и всех ржавых образцов, введенных генералом Карповым и его командой, уполно-моченными по делам религий. Царица небесная сегодня упол-номочивает новых посредников и вестников! Примите их в свои сердца, и они вернут православию тот светлый образ, какой оно имело в самые лучшие времена: теплоту святых, благодать и простоту странноприимства, милосердия и брато-любия.

Без перемены образа священника храмы разорятся и рух-нут; хотя б их ремонтировали и золотили неустанно — ника-кого проку. Акцент не на начетничество, а на духовность! Бо-гослужение понимается не только как отправление культа, но как служение Богу в ближних — один из величайших универ-сальных духовных законов. Отказ от авторитарности, от тай-ного надмения, от ведения неких тайн, которыми владеет свя-щенник, недоступных прихожанам; духовный диалог, выш-ний мир, ведение воли Божией, старческие праведные свет-лые харизмы...

Священник не тот, кого обслуживают вне литургического времени, а тот, кто служит. Радость от служения Богу в ближ-нем, черпать энергию в любви, а не в зубоскальстве, презре-нии, осуждении, окрадывании под видом окормления... Жить — служить, душу за ближнего отдать.

7. Побеждать инославные церкви и секты можно толь-ко миром. Есть действенный способ выиграть духовную брань с чужеродными элементами в России. Поверьте, иные образы веры выкурятся, как комары, и сектанты задохнутся. Дерзновенно примите благовестие Пречистой как Державной — могущественной, блистательной Царицы, венценосицы, млекопитательницы, родительницы, новой Евы, Матери жиз-ни без греха, вечно юной Весны грядущего человечества...

Позвольте Той, Которая объявила Себя Державною Вла-дычицей Российской и была мистически помазана на трон Святой Руси в марте семнадцатого, вступить в Свои права. Благословите Божию Матерь вернуть церкви ее былое ве-личие! Примите от Богородицы образ православной веры та-ким, каким Она его желает видеть: поклонение Божией Мате-ри в образе Невесты; вся земля становится храмом; церков-ный порядок переносится в бытие; высвобождаются дивные потенции радости, вдохновения, духовного творчества; не-


скончаемые изумительной красоты песнопения, прославляю-щие Пречистую — Мать новой жизни, православную Царицу, Невесту Агнца и Хозяйку Пира Брачного.

Слышите, как ангельски озвучились воздухи в храмах и сердцах? Радуйся, Святая Русь! Богородица пришла во славе, предваряя светлое пришествие Христа! Суд Его — суд славы, суд любви.

8. Наследуйте не предметы быта святых, буквы, внеш-нее, а дух их. Отеческие традиции в Ее святейшем сердце лег-ко совместятся с богородичными дарами. Примите новый об-раз монашества, истинный образ неотмирскости как облада-ние вышней Отчей любовью. Отцы наши нарекли монашест-во ангельским чином — верните былую духовность право-славному монашеству. Прочь от книжных образцов затвора, принудительного аскетизма и прочего! Исполниться любо-вью, начать жить в служении. Монах — особо посвященный Божией Матери, чистая и мудрая дева, украшенная доброде-телями невеста, ожидающая Жениха... Но не праздная, в ке-лейном затворе, а деятельно служащая Ему в ближних.

9. Святость поставьте целью христианского пути. Мир, покаяние, ревность о стяжании Духа, подвижничество внеш-нее и духовное... Новое отношение к молитве как к диалогу, богомысленная “лествица” (богородичная молитва по четкам Серафима Саровского для спасения мира) и ревность о пути, купание на святых источниках, следованная псалтирь, земные поклоны в традиции старчества.

10. Необходимо принять новые формы, раздвинуть тра-диционные рамки, чтобы началась жизнь православная в церкви. Ничего умерщвляющего, пригвождающего, усыпляю-щего — вдохновение, радость! Вера несет жизнь, Крест жи-вотворит! И Господь никогда не говорил о Себе, что Он есть культ, умерщвление и прочее, но — путь, истина и жизнь. И еще воскресение, понимаемое как жизнь в любви.

11. Священник — добрый пастырь, нежно окормляющий заботливый отец. Ключи к святости священства: посвящение Пренепорочной, как бы облечение в Ее нетленные ризы — любить ближнего Ее очами.

Священник не как точный заместитель Бога на земле, ли-тургический эрзац-Христос (Бога нет, мы вместо Бога), а чут-кий инструмент (сосуд, посредник) Бога Живого. Сознание присутствия Христа в воздухах и сердцах и подаст пребыва-ние в любви, сокровенный диалог, образ Господа как Друга.


И нам ведь должно стать друзьями Жениха, если дерзать о Брачной Вечере — вожделенной цели христианского пути.

Молодежь воспримет образ Господа как Ближнего, как доброго Отца, как ласкового всепрощающего пастыря... Об-раз этот вполне ложится на традиционный иконописный и в сердцах запечатленный.

Духовный диалог с интеллигенцией, политиками, молоде-жью — никакого практицизма, рвачества и мародерства, вы-могательства! Прежде окормляйте, свидетельствуйте любо-вью и благодатью Духа, открывайте сердца, благословляйте жить, а не умирать. Да превратится крестильно-погребальное требодательное ведомство в святую богадельню для сирот, в храм воскресения из мертвых, где “сущие в гробах” уже сего-дня услышат голос Сына Божия!

12. Поставьте единственною целью привлечение душ, для чего возлюбите души вышней любовью, той любовью, которою Господь их любит. Любовь как откровение, любовь как жизнь, любовь как цель — исполниться, пребыть, ходить в любви!.. Сколько сирых, окраденных, бездомных, одиноких душ привлечется теплотой святых! Прославим Божию Матерь как негасимую Лампаду Иерусалимскую...

Нелегко освобождаться от институциональных форм, они — условность времени. Взыскать непреходящее — всегда ра-ботает.

Вы — святое православие, вы — живые письмена Гос-подни! За вами будущее, вы поведете Россию к свету третье-го тысячелетия, над вами станет покров святых и мучеников! Смело проповедуйте новую жизнь на светлых, песенных и ра-достных началах: ревностный огонь, дыхание, полнота люб-ви! Преподнесите молодежи идеалы, подаваемые ныне Мате-рью Святой Руси, Державною Царицей. Поклонитесь Ей, смотрите на Нее, предайтесь на служение Ей — и Царица пе-редаст вам Свое материнское наследие, и народ возлюбит, не отвергнет вас. Как мы к нашей небесной Матери — так к нам народ. Отвергнем вышнюю Царицу — отвергнуты будем от честного светлого российского народа.

Святая Русь украсится благоуханными розами, райскими садами, начнется светлое строительство, будут преподнесены новые формы, возникнут дивные духовные поселения (моло-дежь воодушевится, престарелые исцелятся)...

Верьте в то, что не мы только, священники, обладаем ду-ховными дарами, но Бог говорит и действует и через ближ-


них. Души тянутся к святыням Божиим. И священнический долг есть долг любви: окормить и ответить на высокую жаж-ду испить из источников воды живой.

Как можно меньше “дольних” (сытых и готовых) образ-цов! Когда церковь “в пустыне”, она водима Духом в огнен-ном столпе, жива и свята. “Долина” для церковной жизни (ус-тановленно-предписанный на тысячелетия порядок) — в оп-ределенной степени ловушка, где вроде бы все есть, да нет основного — благодати, Бога и любви, дыхания Святого Духа и подвижничества.

Да обновится православный храм и возродится Русь Свя-тая! Да совершится торжество святого православия, о чем пророчествовала Божия Матерь еще в мае семнадцатого в Фатиме: “В конце настанет длительный период мира и совер-шится триумф Моего непорочного сердца” (это о России: мир совершится через торжество святой веры православной — не-сомненно, в новых образцах).

Восстали, возродились, оттерли слезы на глазах и просия-ли. Светись, Святая Русь! О вышний Иерусалим, слава Гос-подня просияла над тобой. Радуйся и Ты, российская краса, Пресвятая Дева, Богородица, Мать наша!

В завершение хочу сказать, дорогой брат: все, что Бого-матерь нам открыла и дала — ваше. Счастливы служить Но-вой Святой Руси и ее светлой православной церкви.

Света Вам, мира и благословения, а также преуспевания той исключительно важной духовной миссии, которую воз-двигла на Вас Мать святого православия, небесная Вла-дычица наша, Посредница всех благодатных милостей, святая наша Госпожа и бесконечно любящая Мать каждого из нас.

С любовью к Вам,искренне Ваш архиепископ Иоанн.


Ионафан, или друг от ГосподаО радость, перехлестывающая через край, — я обрел дру-

га! Искал в миру — измены, призраки, предательства, подво-хи, кровоточащие травмы... А в церковь пришел — друга об-рел! “Друг” — по-русски сокращение от “другой я”, но не как языческое alter ego (ветхое отражение, проекция собственной греховной чаши), а как двое, ставшие одним, как библейское: да “прилепится” один к другому и “будут одна плоть”, (Быт.2:24).

Бог, желая открыться как Друг, посылает нам земного друга — не товарища, приятеля, но друга в церкви. Друг — исключительно церковная тайна. И вне церкви невозможна дружба истинная, та, что навеки, а не временно, с узами ис-пытанными, нерушимыми, без нанесения ран, без искушения и соблазна. “Другой я” — Христос, живущий в ближнем, тот, кого я люблю как самого себя и более.

Друг в мистическом, духовном понимании — тот, через кого действует Бог. Враг — через кого действует сатана. У христиан, огражденных помазанием Святого Духа от силы вражией, нет, выходит, врагов. Но прежде чем стать помазан-ником — обрети друга и стань христианином (что, впрочем, одно и то же). Обрети хотя бы одного другом, чтобы род ада-мов с тобою подружился. Не в этом ли тайна воцерковле-ния?..

Три лица Пресвятой Троицы находятся в особых друже-ских отношениях с нами. Они взирают на нас, подобно руб-левской Троице: нежно любящий Отец и Друг, желающий в содружестве с нами обожения творения Своего (древняя идея синергизма: взаимодействие божественной и человеческой воль в домостроительстве спасения); жертвенный Друг, от-дающий Себя без остатка, — Сын; и Дух Святой — Друг жизни, утешитель, спутник и Жених. Какая светлая, великая поддержка нам от Пресвятой Троицы! И как блаженно видеть три Лица, как бы утроенную и утысячеренную в многоочитых херувимах любовь Единого!

Тайна Пресвятой Троицы (неизвестная язычеству) в от-кровении отношений в сердце самого небесного Бога. В Нем борются два начала: 1 — безначальное и вечное; 2 — желаю-щее изливать Свою любовь на творения. Дух Святой — плод борения Отца и Сына, Который, переходя на нас, соделывает


нас свидетелями несказанной тайны: как бы помещает в серд-це Отца небесного и показывает неизъяснимое борение Его любви, и наши действия в дальнейшем обусловливаются ве-ликой, творческой силой любви. Как счастливы мы видеть Единого в трех Лицах, как бы тройственно умноженное дей-ствие божественного нашего Отца (как именует Бога Священ-ное Писание)! И каждая ипостась склоняется к земному страннику особо нежным отеческим, материнским, друже-ским Ликом. Какой нежный Отец, какой преданный Сын, ка-кой ласковый Дух Святой!

Для крепкой веры необходимо понимание Триипостасно-го как Друга. Жив Господь в церкви! И посылается по вере друг как мистический посланник...

Какими спектральными мистическими переливами ипо-стасей, добродетелей передать это чудное “друг”?.. Как если бы пытаться, расщепляя пылинки действием солнечных лучей, исследовать теплоту великого светила... Сердце расто-пляется!.. Радость небывалая! Здесь я не одинок, я нужен, я среди друзей, обрел себя!

Еще одна тайна церковной жизни: когда мы принимаем Христа на Евхаристии и Он прорастает в нас мистически, “как горчичное зерно”, Богоматерь (Его светлая вечная под-руга, спутница, сестра) приходит к нашему внутреннему Хри-сту в образе истинного ближнего (“и целовали они друг друга, и плакали оба вместе”, 1Цар.20:41). Умиленные слезы — знак благодатного действия вышней любви-агапе, всепроницаю-щей, сочетающей двоих в одно, прилепляющей человека к Богу через ближнего. Никогда этих умиленных слез и брат-ских агапических объятий не встретите вы у антихриста и слуг его, которые тоже будут говорить о любви, но низкого пошиба, пошлого свойства...

1“Душа Ионафана прилепилась к душе его (Давида), и по-

любил его Ионафан, как свою душу” (1Цар.18:1). Прилепиться, выходит, может не только жена к мужу (“и оставит человек отца своего и мать свою... и будут одна плоть”, Быт.2:24 — говорит Творец по сотворении женщины).

Ищет душа: к кому б прилепиться?.. Жена — еще и ду-ша-спутница, с которой проходит земной путь странник чело-веческий. Идеал жены — Мария. Прекрасно это свойство ду-ши — прилепиться, что точно передает ее мистическое дви-жение: как бы сораствориться, приклеиться, стать одно. Не


прилепившись — тоскует, терзается неразделенностью и оди-ночеством, юродствует и плачет...

Таинственна способность сердца человеческого к сочета-нию. Прилепиться — двоим стать одной плотью — тайна Ии-суса и Марии, новых Адама и Евы. Душа воплотившегося Господа прилепилась к непорочному сердцу Марии, душе Пресвятой Девы. И Они стали — одна плоть, поскольку Гос-подь не имел плотского отца.

Тайна о том, что у Господа и Пресвятой Девы одна плоть (Муж славы, сойдя в мир, прилепился к прекраснейшей Же-не, предызбранной Ему от века), столь значительна, что про-слеживается от воплощения Господа до евхаристии: Его пре-существляемые Кровь и Плоть принадлежат Марии, исконно богородичны. И далее — их Бракосочетание на успенском од-ре: тайна смерти как перехода плоти в Плоть... Умереть — прилепиться и навеки стать одно с Ним.

..И уже не вернулся, сказано, Давид в дом отца своего (1Цар.18:2) “и заключил Ионафан завет (союз) с Давидом, ибо полюбил его как свою душу” (1Цар.18:3).

Помимо общего завета с родом человеческим, изумите-лен в Священном Писании еще и личный, сокровенный завет, заключаемый между божиими церковными душами. Не сле-дует избегать его, ибо без него нет полноты общения, обще-ния святых. И ветхие отношения предполагают определенный личный завет, но как бы против Бога (дружба-филия, братская любовь). В церкви иное — любовь-агапе (души настолько тесно сочетаются, что двое становятся одним, любят, как Ио-нафан Давида, — как свою душу).

Две заповеди Ветхого Завета указаны Господом как необ-ходимые для возвращения в Царствие: Возлюби Господа всем сердцем (Втор.6:5) — стань одно с Богом (в первосвященни-ческой молитве, Ин.17) Спаситель просит Отца, чтобы адамов род стал одно с Сыном, и через Сына — с Отцом). “Возлюби ближнего твоего, как самого себя” (Лев.19:18) — стань одно с ближним.

Завет с Богом и с ближним — единый завет. И ближнего возлюбить всем сердцем, и перейти в него, и сочетаться-при-лепиться, и отдать ему душу от избытка любви... Такова эта жизнь на разрыве сердца, умирая от любви к Богу и ближне-му — когда две заповеди смыкаются в одну (в этом таинст-венный смысл ответа Господа, Мф.22:35-40).


Какой завет заключают в церкви двое (старец и ке-лейник, две сестры в обители, просто странники зем-ные)?.. “И сказал Ионафан Давиду: иди с миром, а в чем кля-лись мы оба именем Господа, говоря: “Господь да будет ме-жду мною и между тобою, и между семенем (родом) моим и семенем твоим”, то да будет во веки” (1Цар.18:42). Око Бо-жие единое обитает в нас обоих: завет Израиля, торже-ствующего Царства Божия на земле.

Двое в церкви становятся одним, когда в обоих действует Всевышний, и они взирают друг на друга Божиими очами. — “Я нашел благоволение в очах твоих... ибо ты принял раба твоего в завет Господень с тобою” (1Цар.20:3,8), — благодарит Давид Ионафана за его неслыханную жертву, поддержку и любовь. И если здесь говорится о союзе, то спустя две главы — прямо о завете: “брит” — личный завет в Боге, помимо ве-ликих заветов с Авраамом, с Ноем.

Каждому из нас заключить бы личный завет, но на новой, ипостасной богочеловеческой основе, чтобы Бог в нас жил и проявлялся и Богоматерь сочеталась со Христом. И тогда те-ло станет не просто храмом, но Брачным чертогом: храмом Вседержителя, чертогом Агнца Жениха.

Внешняя проявленность личного церковного завета. “И снял Ионафан верхнюю одежду, и отдал ее Давиду, также и прочие одежды свои, и меч свой, и лук свой, и пояс свой” (1Цар.18:4) — в знак того, что стали одна плоть, приняли общий удел. Здесь и тайна церковной ипостасности: я живу в тебе; в одном — вся церковь. Пояс (символ) — я твоя сила. Меч и лук (переданные Ионафаном Давиду в момент заключения за-вета) — я буду в тебе поражать врага.

Давид с тех пор действует благоразумно. И мы благора-зумно свидетельствуем и преуспеваем, когда ближний, цер-ковь, Бог живет и действует в нас.

Библейский мир полон пророческих предзнаменований. И вскоре Давид убедился в том, что пояс (сила Ионафана) дей-ствует в нем, от роду великом герое и богатыре, и меч, и лук ближнего поражает врагов.

Саул из зависти воздвиг гонения на Давида. И Давид при встрече с Ионафаном взывает голосом самой Царицы. От Нее — дар Духа и дар друга, ибо Она ближайший вечный друг и спутник Христу и каждому из нас, в котором Бог живет.


“Что сделал я, — говорит Давид Ионафану, — в чем не-правда моя?” (1Цар.20:1). И Ионафан отвечает Давиду так, как может ответить только Божия Матерь, служащая нам: “Чего желает душа твоя, я сделаю для тебя” (1Цар.20:4). Какое про-никновеннейшее доверие, какая жертва! (“Что Я еще могу сделать для тебя, помимо того, что сделала?” — просит Пречистая, с несказанной материнской любовью взирая на Свое чадо.)

Дружба-любовь испытуется в бою. За царским столом Саула разыгрывается драма: царь бросает в сына копье за то, что тот посмел вступиться за Давида: За что ты хочешь убить его? “Что он сделал?” (1Цар.20:4). Ионафан принимает удар копья, положенный другу, но уже в нем действует Да-вид: он увернулся, подобно Давиду, когда Саул метнул свое страшное копье, разящее почти без промаха.

Друг покрыл друга и принял на себя удар, положенный ближнему! Вот это чудное испытание вышней любви-агапе, действующей в церкви. Вот страшная брань и великая ее раз-гадка! Враг, желая поразить нас, бросает копье. Но оно летит мимо, направленное вместо нас в ближнего, принимающего на себя удар. Лукавому непонятна тайна: каким образом двое могут стать одним. Оттого да прилепятся двое: друг — к дру-гу! И когда в церкви душа прилепляется к душе, возникают необоримые мощные связи в рядах воинов Господних.

Разгадка драмы Саула понятна. “Во все дни, — говорит он, — доколе сын Иессеев (Давид) будет жить на земле, не устоишь ни ты, ни царство твое” (1Цар.20:31). Человеческая логика: Саул, кажется, стоит за сына, но выступая против Бо-га, едва не предает сына смерти! “Что ты делаешь? — гово-рит Саул. — Ты восстаешь против отца, который хочет спа-сти тебя и престол. Я хочу передать тебе царство, а ты его те-ряешь! Если уже сейчас Давид бросает мне вызов и превос-ходит меня силою, разве не превзойдет он тебя, уступающего мне силой и дарами?” Саул кипит гневом на сына, который, по его человеческим убеждениям, идет против себя самого, предает отца и себя, принимая сторону Давида, равно как и дочь Саула Мелхола, защитившая от покушения Давида, му-жа своего.

Саул — типичный ветхий отец. Его человеческое попече-ние о себе и детях противоречит божественному промышле-нию. И в этом трагедия Саула и вообще ветхого родства. От-того и сказано: “оставит человек отца своего и мать


свою...” (Быт.2:24). И Ионафан оставил отца и мать, и принял сторону друга, с которым вступил в завет Божий.

Трагедия Саула — в эллинском стиле, подобна трагедии царя Эдипа: человеческое (помысел, ложь), несмотря на на-пряженную трагическую фабулу, столь действующую на вет-хое сознание и человеческую совесть. Но правда Божия рас-суждает иначе.

Друзья встречаются в поле, и снова Ионафан клянется Давиду в любви к нему (1Цар.20:42). И хотя Яхве запрещает клятвы — над любовью нет закона. И клятвы, и завет, и сочетание двух в одно, и чудеса, и победа — нескончаемое чудо духовной и церковной жизни. Его испытывает сполна тот, кто входит в лоно истинной церкви, переживая в себе страдания и вышнюю любовь Ионафана и Давида, отвергая Саула (родовые искушения). Ибо любовь-агапе к ближнему — как к самому себе (“полюбил его... как свою душу”, 1Цар.20:42), и смысл ее — возлюбить Бога в ближнем, Господа в нем, и найти благоволение в очах Божиих (1Цар.20:3) — уви-деть ближнего уже не своими — Божиими очами.

Давид узнает о благородном заступничестве Ионафана, о разыгравшейся за царским столом драме. И встреча друзей потрясает: она подобна литургическому — “Возлюбим друг друга и подадим целомудренное целование любви”. О, и нам бы как можно чаще вот так подавать братское, отеческое це-лование любви: одному — от лица Давида, другому — Иона-фана (как бы Давид и Ионафан в нас)!..

И когда Давид встретил Ионафана, “пал лицем своим на землю и трижды поклонился” (1Цар.20:41) — так Богоматерь встречает в церкви каждого из нас. Она — истинный Друг Спасителю, живущему в нас.

И еще проникновенней: “Давид, — сказано, — плакал бо-лее” (1Цар.20:41). Друг спас ему жизнь, жертвуя собой, восстав на отца, рискуя потерять наследуемое царство, поставив на карту все, что у него было — единственно ради правды Божи-ей и ради своей любви к другу своему. И так в церкви случается с каждым из нас.

Ионафан — сама Пречистая Дева, дар от Яхве1. Друг — дар от Бога. Только в Боге и можно обрести друга. Быть мо-жет, это самая важная мысль для идущего поколения — как прожить без друга, без ближнего, без брата, без сестры? И

1 ??? “???????” ??????????? ??? “???? ??????”, ??? “??? ?? ????”


жена должна стать другом. И друг — душою-спутницей. (Ипостасно, — перемешаны градации полов!)

Много может быть друзей по естеству, но они пройдут, как тени, оставив ностальгические следы и память о себе. Но истинный друг (как учит Священное Писание и как клялись в дружбе и любви Ионафан и Давид) — навсегда, на века! Лю-бовь-агапе приходит из Царствия, и кто живет в любви, тот живет вечно.

О, сколь прекрасно чудное дружество, сколь благородно! Один живет в другом, отдает ему сердце, силы, пояс, меч, одежду — жизнь, всего себя... Бог есть истинный друг. Ии-сус — истинный друг нам, поскольку в Нем живет и действу-ет Отец, а друг — тот, через кого говорит Творец наш. И еще больший друг, вдвое проявленный Христос — Дух Святой, третье Лицо Пресвятой Троицы. Кто ж больший нам друг, чем Дух Святой, дающий жизнь? И кто больший недруг, чем дух зла, действующий во врагах Божиих и приводящий в ге-енну?

Воды вешней любви изливаются в церковь через священ-ников, молитву, храм, Евхаристию, слезы, жертвы, агапичес-кие объятия... Ради нее мы живем!

Сколь же прекрасна Ты, Мария, создавшая мир новый, мир церковный! Сколь же прекрасна Ты, Святая Госпожа, со-ткавшая каждому из нас золотой пояс братской силы, непобе-димый, обоюдоострый меч разящей правды и копье любви. Когда острием своим оно вонзается в сердце, мы готовы от-дать не одну только, но тысячу жизней за то нескончаемое число агапических друзей, ионафанов и давидов, которых мы, одинокие, бездомные странники земные обретаем ни за что, даром, с избытком — входя в Твой дом.

Благодарим Тебя, Владычица Небесная, за эту светлую дружбу, за эту вышнюю любовь. За эти нескончаемые дары, что для Тебя бесценны, — души ближних наших!..

* * *


Благоуханные розы пустыниИдет борьба между танатическим и агапическим хри-

стианством: христианством смерти и христианством люб-ви. Каждый из апостольских и евангельских стихов можно истолковать так или иначе. Если ближе к фарисеям, чтоб за-казывали требы, покупали свечки и платили за исповедь — ближе к танатизму: унылая мертвечина, заскорузлый ата-визм... Вот, например: “Христос пострадал за нас плотью, и вы вооружитесь тою же мыслью; страдающий плотью пе-рестает грешить” (1Петр 4:1). Христу было больно... били Христа — будут бить и тебя, будет больно и тебе — болью погасится карма (греховная чаша).

Очистительно-негативное вероучение — языческих кор-ней. О том, что страданием погашаются грехи, можно прочесть и у Сенеки, и у Будды, и у Конфуция, да и астролог Заратустра, должно быть, не пренебрегал погашением грехов-ной чаши при математических расчетах звездных судeб.

Тогда что ж христианского в этом стихе? Чем отличается это “страдающий плотью перестает грешить...” от идеи кар-мы: страданием погашается грех предыдущего воплощения, чтобы потом по плоти жить уже не по человеческим похотям, но по воле Божией?

Есть таинство исповеди: на нем можно узнать о необхо-димости скорбей. А таинство любви в христианстве — евха-ристия, чудо Брачной Вечери (а не просто вкушение Святых Даров или, как у баптистов, — символическая трапеза, интел-лектуальное “воспоминание”).

Покаянно-очистительная цель скорбей явно навязана, по-скольку выгодна. Кому-то в храме (фарисеям-требодателям) выгодно наше покаяние — оно и прихожан прибавляет, и мошну, вестимо, и ложного авторитета священнику: вот, со страстями борется, к литургии призывает, чтобы грехи про-стились: ежедневно усердно вычитывает молитву: “Властью, данной мне от Бога, прощаю и разрешаю тебе грехи”... Впрочем, повторять их не возбраняется (не смертельный грех) — а иначе бы все кругом были святые. Тайну прощения грехов знали когда-то, преимущественно старцы, поскольку владели ключами от святости...


Какой же смысл вкладывает апостол Петр в тайну страда-ния во имя Господа? Ах, проморгали мы слона, отцеживая комара! Как это уныло и мертво сегодня — страдать, хотя б и за Христа!

Ничего, кроме единственного таинства любви, нет в хри-стианстве. Его-то усердно и умаляют — ведь за любовь денег не попросишь, а однажды попросишь — потеряешь навсегда. За исповедь — пожалуйста, а любовь — сама служит, любовь отдает последнее (что не в традициях институциональной, дольней церкви). Вот и навязывается (при предвзято-тенден-циозном преподношении святых отцов) необходимость стра-дания, необходимость скорбей — как обязанность, как долг: мучиться самому и, естественно, мучить других (еретиков, врагов)!

Как-то между прочим забывается о том, что гонения на христиан длились всего четыре столетия, что сопутствовало положению церкви как невесты и ее пребыванию в келейной, восхищенной умом молитве; в пустыне, в общении с Жени-хом. А века с V по ХХ — успешные гонения от церкви — на два рода жертв: преимущественно на святых и (как бы под одну гребенку с ними) на язычников. Эта страшная сторона истории церкви упорно замалчивается. Между тем, где-то в конце ХХ века полуграмотная бабулька из села Филяндина вспоминает святую Феклу, замученную в III веке “до нашей эры”, и всерьез думает, что занимается достойным делом....

Уж если всерьез, по-настоящему вспоминать замученных от варваров святых — выйдет такая приблизительно арифме-тика: на одного замученного от римских игемонов, кесарей и проч. — будет десять замученных от “официальных” иерар-хов. Вот тебе и Фекла времен царя-гороха!

Вспоминать-то надо больше безвестных святых! Один Соловецкий собор стоит соборов Франциска Ассизского и Антония Печерского вместе взятых, если молиться не по предписанной программе (устав и правило), а всерьез: по ду-ховным канонам, искренним сердцем, чтобы Бог слышал и чтобы Бога слышать, быть в завете с Ним.

Единственный смысл страдания — таинство любви и свя-занная с ней духовная радость! Нельзя вообще учить о стра-дании Христовом самом по себе. Христос страдал из любви — мотивом Его страдания была любовь! Голгофа, боль, муче-ния — лишь способ проявления Его любви.

Учить в христианстве о страдании вне любви — устав, дос-тойный красного ГУЛАГа: от такого фарисейского танатичес-


кого православия полшага до концлагерей! Эта философия оп-равдывает двенадцатичасовой рабочий день, издевательства и пытки: ничего брат, чаша греховная облегчится! Христос стра-дал — и ты...

Или другой стих: “Вы участвуете в Христовых страдани-ях, радуйтесь, чтобы и в явление славы Его возрадоваться и восторжествовать” (1Петр 4:13). Как трактовать его — по-ин-квизиторски: мол, здесь, бедолага, поскорби — в вечности уте-шишься? Следствием такого психотерапевтически-утешитель-ного подхода явились великие бунты против христианского фа-рисейства.

Участвовать в страданиях Христовых можно, лишь участ-вуя в Страстях Его — через откровение любви, через позна-ние Иисуса Агнца. Участие в страданиях подается не как при-нудительная “дедовщина” — как наивысшее помазание Свя-того Духа, абсолютно непонятное для мира, но естественно вытекающее из служения любви и оправдания.

Страдание — в условиях наивысшей свободы. Прежде надо возлюбить всем сердцем, чтобы пожелать страдать за ближнего. На все распространяется закон, кроме желания по-страдать за ближнего: оно само по себе столь совершенно, что упраздняет закон, — единственно оно, и ничто другое. На него нет ни одной статьи, ни одного мерила.

Апостол Петр пророчествует и о том, что суд времен начнется с суда над церковью — то, чего больше всего боятся фарисеи! Ведь естественно полагать: если церкви вверены судьбы мира, — спрос с церкви и будет... “Прежде с нас начнется”, — говорит апостол. И тут же добавляет: “если праведник едва спасется, то нечестивый и грешный где явится?” (1Петр 4:17,18). И опять уныло-танатическое толкова-ние этого стиха, прочтенного сверлящими очами “страшного суда”...

— Ничего себе, — скажут, — если праведник едва спа-сется, куда ж мне-то, ничтожеству и дураку?! Что же это за Бог такой, Который и праведным-то спасение не предписыва-ет? Ничего себе Творец! Представляешь, брат, каково нам, грешным уродам, если святые даже не спасаются, которые жизнь за Него сложили! Что ж, Ему и крови, и жизни мало, этому кровожадному идолу?

До такой дури доводит предвзятое начетническое толко-вание Священного Писания без понимания духовной его по-доплеки! Праведник, разумеется, спасется; но едва ли спасет-ся праведник, не познавший любви, поскольку Царство по-


добно брачному пиру, так что и не каждый праведник тотчас попадает в Царствие, но только познавший Его любовь — со-вершенная и чистая дева-навеста.

Грешники как раз имеют, в определенном смысле, боль-ше шансов “спастись” (одно из самых затертых и ничего уже не говорящих сегодня слов), чем праведники, если правед-ность их действует в пределах “праведности” фарисейского, общепринятого, дольнего порядка. Чтобы стать святым, надо идти в пустыню: Израиль был святым в пустыне, а придя в долину Ханаанскую, — потерял последнюю благодать. В пус-тынной земле произрастало чистое семя, а в плодородной — захирело и угасло... Вот парадокс! Так и на Соловки пришла Пречистая и помогла архиереям ИПЦ перейти из долины в пустыню, которая — не наказание, а огненный храм, келья невесты... И крестительское кредо: “Я — глас вопиющего в пустыне”, — надо понимать как вопль души о тайном ее Воз-любленном!

От сотворения мира преподносится нам, будто церковь — хранительница истины, этакий дорогой музей, где священник — нанятый сотрудник, а святые — как бы засушенные цветы под стеклом, гербарий.

Вот, внушают нам, путь церкви: все в ней готово; все уже совершилось: молитвы за тебя составили, грехи за тебя про-стит священник... Делать-то, в общем, нечего, кроме как за-платить деньги и поставить свечку, и уныло выстоять двухчасовую театральную мессу. Все совершенно, закончен-но — не продышаться... Свое слово скажешь, — убьют на месте; к святым отцам-авторитетам обратишься — ни одного живого слова! Евангелие вообще запечатано, но при этом тычут пальцем: читай! — Да ничего понять нельзя, туча ко-мариная стоит! — Читай, ничего не понимая! Святой за тебя страдает, батюшка за тебя читает, церковь за тебя молится.. — А я что? — А ты свечку ставь, мурло поганое, мусор зло-вонный...

А вот как Иеремия прохаживается по фарисеям: “Лежим в стыде своем, и срам наш покрывает нас. Не слушались мы голоса Бога нашего” (Иер.3:25). “Не надейтесь на обманчивые слова: здесь храм Господень, храм Господень, храм Госпо-день” (Иер.7:4). Нет здесь храма! То, что вы называете храмом — не есть Господень храм!

Божественный Иеремия — первый провозвестник нового завета (Иер.31:31-34), духовного завета сердца, — учит прямо


противоположно дольней церкви: любящий Отец вспоминает о “дружестве юности”, о первой любви; о том времени, когда церковь была невестою и следовала за Женихом в пустыню... (Иер.2:2). Вот куда повел Жених невесту: не на брачный пир — в пустыню, на духовный брачный пир, и тогда “Израиль был святынею” (Иер.2:3). А как попали в землю плодородную и начали “питаться ее плодами и добром ее (плодоносная зем-ля — внешняя церковь со многими преданиями, житиями свя-тых — “плоды и добро”) — вошли и осквернили землю, и дос-тояние Божие сделали мерзостью” (Иер.2:7).

Церковь, водимая в пустыне (как израильский народ вре-мен Исхода) и устоявшаяся в долине — две церкви в одной. Между ними ни одной общей черты! Каждый библейский об-раз можно отнести к пустынножительной (времен исхода и последующей ему пасхальной радости) церкви или находя-щейся в порядке долины: иерусалимский храм, каменные ус-тои... Старец, например, — священник церкви в пустыне...

Каковы черты церкви в пустыне? Ничего заранее предре-шенного, ни одного готового рецепта! Пошел в пустыню (в гулаг, в заключение): что потащишь за собой — стотысячест-раничный талмуд с медным канделябром, толковательную мишну, ученые очки? — Да тут с тебя последний крест со-рвут! Придется действовать по воле Божией. Церковь в пус-тыне непрестанно ищет: каждый шаг творит с помощью Вышнего.

Сколько морочат нам голову ложной картиной пустынно-жительства!.. Бегство святых из официальных институтов представляют как род утробного затвора: свечки, пещеры, не-прерывные молитвы; грязными ногтями копаешь чернозем и углубляешься куда-то... в лоно добытийное, сладко засыпая кротовьим сном... Монашеский затвор означает хорошо и уютно устроиться (в елизаветинских креслах); стяжать не Ду-ха Святого, а землю да славу мирскую (“а вы там за нас по-молитесь, в пустыне...”): так приблизительно понимают цер-ковь в пустыне. Пустыня в этих категориях — нечто среднее между тюрьмой строгого режима и сталактитовой пещерой.

Истинный образ пустыни — место встречи с Женихом, где ничего готового, кроме сердца (“готово сердце мое” — успенские слова Пречистой). В долине — напротив: все тебе готово, кроме сердца. Вера — сердцецентрична. Если сердце не готово принять Возлюбленного, не поможет и Евхаристия — в суд и в осуждение, как поцелуй Иуды...


Нет ничего статичного в церкви, и пасхальный час ее раз-решается в вечности... Путь церкви — исход! Церковь времен исхода пустынножительствует, и тайна православной свято-сти в том, чтобы принять образ церкви в пустыне. Я иду сюда умереть из любви! Ни лишней пары обуви, чтоб насту-пать на змей с тарантулами, ни фляги воды, ни глотка вина — ничего нет с собой. Последнюю память отнимет, мозги отши-бет, одежды выжжет! Это подвиг любви.

В пустыне можно жить одной любовью — ей победишь дикого зверя, злобно оскалившего пасть и вытаращившего чудовищные зеленые глазищи. Серафим пустынножительст-вовал и кормил медведя мирно... А какой пустынный оазис мира создала Державная Мастерица, Богородица Дева Мария на Соловках, в пустыне с ледяными ветрами, при температу-ре -30°С!.. И сердца бьются и теплятся единственно открове-нием божественной любви. Надо много пострадать, чтобы воспринять любовь Иисуса Агнца!

...Есть две церкви: церковь в долине и церковь в пустыне. Одна, старческая, говорит: “Ни одного тебе готового рецепта, живи по воле Божией; шагу не ступишь без откровения свы-ше — идти или не идти: как скажет голос свыше”, другая: “Пустыня это смерть”. Благоуханные розы пустыни — и ядо-витые цветы долины...

* * *


Соблазн мнимого света“Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата сво-его, тот еще во тьме”... (1Ин.2:9-11).

Что именует христианство тьмою? Не атеистический предрассудок, не безверие. Тьмой именуется соблазн мнимо-го света. Речь о космическом, люциферианском, неоплатони-ческом, философском, стеклянном мутном свете, из века в век обличаемом святыми отцами как иллюзорный. Его непре-ложное качество — разлучение братьев; его прилагающееся следствие — ненависть к тому, кто умственно видит иначе... Свет этот разлучает сердца: стеклянное море умозрительного богопознания, плавание в мысленных аквариумах... Аналити-ческий ум не способен к любви и, плетя доктрины, идеи, дог-маты, создает препятствия к единению, которое суть цель промысла Божия.

Таков богословский свет, неоплатонический мир эйдосов, логосов, образов и проч. Так возникает ненависть к брату, к тому, кто видит иначе. Тьмой тайнозритель Иоанн, провоз-гласивший целью христианства видение и хождение в свете, называет отнюдь не “добытийный мрак” или атеистический сумрак. Тьма для Иоанна — соблазн, или состояние иллюзии, прелести, при котором люциферианский мысленный свет (озарение ума) принимается за свет Божий. Мерило одно: от-крытость сердца. Заключено небо — нет любви. Христианст-во же в том, чтобы Его любовью возлюбить ближнего, приняв крест, чему нисколько не способствует неоплатонизм.

Есть философская тьма, богословская, институциональ-ная... “И если свет ваш — тьма...” Да, этот свет — тьма, но “тьма проходит и истинный свет уже светит” (1Ин.2:8)! Под проходящей тьмой апостол и имеет в виду гностические, пла-тонические и прочие подобные облака соблазнов: пышный возвышенный слог, разноязычные ссылки, греческие и латин-ские оригиналы и прочие мерцающие аквариумы космическо-го люциферианства...

И только единицы входят в свет и видят смысл христиан-ства не в доктринальности, а в сочетании сердец. Истинный свет светит — откровения любви Божией, истинный свет Брачной Вечери! Он напрямую связан с откровением вышней любви, а не с озарением ума. Кто любит брата — тот ходит во свете! (см.:1Ин.2:10)


Впрочем, кто ж считает, что не любит? Каждый по-сво-ему, как может, любит: и мирянин, и светский. Но суть и от-личие света Христова в том именно, чтобы любить не “по-своему”: по естеству, в сетях дьявола, — но Его любо-вью, как Он любит — безумно, несказанно... И апостолы при-зывают к любви великой, крестной, новой! Оттого и говорит Иоанн: возлюбленные, новую заповедь даю вам, впрочем древнюю как мир (см. 1Ин.2:7). И опять: “Новую заповедь пишу вам”, и она “и в Нем и в вас”(1Ин.2:8). Здесь тайна христианст-ва: возлюбить Его очами, не “по-своему” — как Он, для чего претвориться в Его сердце, свидетельствовать — от Его лица и сподобиться хотя бы один раз взглянуть на ближнего Его очами. И тогда навсегда отпадет неоплатоническая ересь, “умное монашество” с ученым пенсне, солнечным зайчиком сияющим под облучением книжных светил...

Какой же свет мнимый? Умственный, в котором нет люб-ви, аналитический свет ума, или перевод евангельского уче-ния в план сравнений, исследований, доктринальности, фило-софичности... Против этого-то и учит простота Христовой ве-ры, которая единственно в том, чтобы испытать озарение лю-бовью, жить в любви и сочетаться чистыми сердцами.

* * *


Я верю в торжество святого Православия!

(письмо священнику N)

Cолнышко наше, дорогой брат N., близка смена ты-сячелетия! Есть о чем задуматься и иерархам — кормчим церковного корабля.

Смело устремите взор в грядущее! Скоро предстоят собы-тия (важные не только для церкви — для России и мира в це-лом), сравнимые по значимости с крещением Святой Руси. Ими будет преподнесен образ православия третьего ты-сячелетия. Осененная благодатью Святого Духа, осиянная мученичеством церковь нальется светом солнечной Пятиде-сятницы. Coвершится крещение вышним светом. Святая Русь преобразится на глазах!

Церковь входит в апокалиптическую, светлую, гимничес-кую атмосферу Брачной Вечери. Брачные чертоги... Брачная радость!

Написан ли устав для Брачной Вечери? И как достойно славить Жениха с Невестой? Устав духовный — искреннее сердце, радующееся радостью Жениха, оно же и условие при-сутствия на пире, трапезе... И какой канон для Брачного чер-тога? Подсматривать в замочную щелку: как было там?..

Воссев за трапезный стол, вспомним, Кто сошел с неба. Отложим прежнее книжное море: его, считай, уже нет! В очах одних оно поблекло, другим перестало что-либо гово-рить, для третьих покрылось нефтяною пленкой рационализ-ма, для четвертых вообще исчезло... Необходимо распечатать храмовые небеса. Вострепетать сердцем, молиться перед от-крытым небом. “Отныне будете видеть небо отверстым” (Ин.1:51), — не к нашим ли итоговым, рубежным временам от-носится?..

Новое небо воссияло над православной церковью — небо Брачной Вечери, полное любви, благословений, свободы, диалога, милосердного служения... Небо светлых ангелов ми-ра. Небо преображенных в славе святых и новомучеников, святителей и патриархов, монахов и блаженных, жен-мироно-сиц и безвестных агнцев, канувших где-то на Солoвках и ны-не низводимых в церковные воздухи — как бы град Иеруса-лимский, с неба сходящий.


Станем молиться перед открытым небом, взирая друг на друга очами нашей вышней Матери, Ее любовью утверждая мир, торжествуя православным светом! Не мы, но ангелы от-крыли небо над Святою Русью. Оттого молитва с повязкой на глазах при запертых вратах сердечных совершенно потеряет смысл, без Нее священники утратят последнюю веру и храмы придут в запустение.

Пост сынов чертога БрачногоВ церкви Брачной Вечери причастие вознесется на подо-

бающую высоту, и церковь поведет причастников любви на великую гору, откуда, с вершин небесного города святых, сойдет Сам Царь, преподнеся Себя в Святых Дарах. Евхари-стический пост — сынов чертога Брачного — пост жаждания, алкания, печаления невесты об отсутствующем Женихе...

Подготовка к евхаристии не сводится к унылому и очевидному перечню грехов (принес черное лукошко с лу-кашками на вечерю — не пустят!). Евхаристическая жизнь — осененная Святыми Тайнами, проникнутая их несказанным смыслом. Христос в дарохранительнице сердца! Евхари-стично и общение: с Господом, живущим в нас. Евхаристи-ческое видение: Христа в ближнем.

Хотя в Евангелии у Марка фарисейский и Крестительский пост поставлены вместе (“Почему Иоанновы ученики и фари-сейские постятся, а Твои ученики не постятся?”, см. Мк.2:18), но в том лишь хитрость фарисейская: отождествить-ся с Предтечевым потомством. Пост фарисеев (буквоедский и близкий к языческому: очищение, самоумерщвление, риту-альная чистота, служившая частой причиной превозношения) неизмеримо отличался от поста Крестителя. Предтеча постил-ся в пустыне как друг Жениха, как невеста Брачного пира. Пост друга, не раба. Пост невесты, а не мрачной рабы, быв-шей неверной жены... Услышав голос Жениха из лона Божи-ей Матери, еще будучи в утробе матери своей Елизаветы, Креститель возрадовался пренебесной радостию и — ушел в духовную пустыню потрясенный: внимать однажды слышан-ному голосу небесного Царя...


Три белых патриарха Христовой церквиконца времен

Чем занимался Креститель со своими учениками? Созда-вал новую секту, наподобие иессеев, “благочестивых”? В за-дачу Предтечи входило предуготовлять пути Господу и возве-щать пришествие Мессии, для чего среди своих учеников друг Жениха распространял атмосферу любви к Спасителю и передавал радость от слышания голоса Господня (величай-шей мистической заповеди древнего народа, известной мо-литвы “Шема”: “Слушай, Израиль! Я есть Бог твой”).

В школе Крестителя как бы нашло завершение таинство ветхозаветного слышания Отца небесного, но уже на сладчайший голос Отчий: “Вот Сын Мой возлюбленный, в Нем Мое благоволение!” (Мф.3:17) — накладывался и нежный голос Агнца: “Мир вам!.. Я свет миру...” (Ин.12:20).

Креститель заповедовал своим ученика любить Спасите-ля. И Иоанн Богослов, бывший также любимым учеником и Крестителя, видел Господа как бы глазами своего первого учителя, Иоанна Предтечи. И здесь также путь: молиться ко Крестителю не только как к традиционному Предтече, перво-му мученику, провозвестнику, которому Отец небесный вве-рил таинство крещения Спасителя, — но еще и как к тому, кто видел и провидел Господа, быв в особых отношениях с Пресвятой Девой (наряду с Иоанном Богословом и Иосифом Обручником).

ХХI век торжества святого Православия особым образом высветит лики трех белых патриархов Христовой церкви кон-ца времен: Крестителя, Иоанна Богослова и Иосифа Обручни-ка.

В центре христианской жизни Господь будет уже не как Искупитель-Редемптор и Мессия, но как Царь, Жених и Аг-нец. Вечеря — апокалиптическая, с жаждою вышней любви. Прихожанам преподнесенный образ сыновей и дочерей чер-тогов Брачных, озаряемых светом благословения духовной горницы, созерцаемых священником очами Божией Матери. Священство как сосуд, иерархи как посредники, святители как инструменты вышнего мира, благословения, любви, слу-жения...

Когда церковь научится взирать на Госпожу Свою, свя-щенники, в свою очередь, станут дивными образцами для подражания, идеальными примерами для молодежи. И право-славная литургия, согласно мистическим представлениям от-


цов, с первого до последнего возгласа являющая атмосферу Брачной Вечери, преобразится в ангельских гармониях, как бы восхитится...

Из отдаленного прошлого до нас доходит язык тайнозри-телей и созерцателей: фаворский, присносущный и невечер-ний свет. Нил Сорский и Григорий Палама, Паисий Ве-личковский... Сегодня помимо этих высоких образцов Право-славия как созерцания света, боговидения, Пречистая препод-носит еще излияние брачно-вечернего света. И он охватит не только монахов в скитах, киновиях и монастырях, но много призываемых сирот.

Вчитайтесь в сердца! Идут души с метками жаждущих любви! Откликнутся только на зов вышней любви, доверятся тем, кто увидит в них Христа и станет, бережно взращая в них непорочное семя Авраамово, служить Господу в ближ-нем (первостепенная задача священника третьего тысячеле-тия). И в храм придет (или вернется — ибо однажды, после многих земных неустроений, церковь возвращается на высо-кие круги своя...) атмосфера Брачной Вечери.

Христос с нами и среди нас!Число венцов исполнено. Невеста предуготована для бра-

ка с Женихом, апокалиптические тайны возвещаются в серд-ца, ложатся в них... И как не вспомнить чудный, внезапно за-жегшийся в духовном небе образ Иисуса как Жениха и Цар-ствия как Брачной Вечери в ответ на корыстолюбивый инсти-туциональный вопрос фарисеев: “Отчего ж Ты не постишься с учениками?” Пост предполагает некое лишение и жажду. И что ж поститься, когда несказанная радость среди учеников, когда с ними Жених?..

Вот эту атмосферу Христа среди нас и с нами и создаст Пречистая среди светлого священства, в образовании которо-го примет непосредственное личное участие (вспомните и по-средующие слова Господа, прямо примыкающие к преподне-сенному Им же образу Царствия как неба несказанной выш-ней любви, почти недоступной в настоящем — и доступной Его церкви-невесте: “Никто к ветхой одежде не приставля-ет заплаты из небеленой ткани, и никто не вливает вина мо-лодого в мехи ветхие”, Мк.2:21,22).

Видите — необходимы новые одежды! А если латать вет-хие — старые дыры прозияют еще хуже... И вина молодого


— благодати Брачной Вечери, изливаемой сегодня свыше и приготовленной как особый дар нам, делателям последнего часа, — этой любви ко Господу уже не вместить в старые ме-хи. Иная плоть, иное естество, иное сердце понадобится, что-бы принять горячительное и пьянящее вино устами чистой де-вы-невесты.

Что ж это за новые меха взамен ветхих? Ведь известно, новое вино, вино Мессии, вкушают в православном храме. А значит, меха, в которые вливают новое вино, — храм! И по-требуется новый образ храма в конце времен — храма третьего тысячелетия — чтобы принять горячительный напи-ток вышнего благословения, лекарство от грехов, к жизни в любви.

Наряду с храмами (скажем условно) тайной вечери, тра-диционными, православие преподнесет образ нового храма — храма Брачной Вечери. Те, для кого молитва в храме ХVIIIв. отдает отчасти стилизацией под прошлое, с радостью устре-мятся в эти светлые жилища непорочной апокалиптической скинии.

Увидьте и благословите храмы, образ которых сегодня сходит от святых небесной церкви: храм как развернутый бе-лый свиток — белая горница, простая, светлая, пасхально и тепло украшенная. Светлые иконы на стенах, солнечный ал-тарь... Музыкальные инструменты (не вытесняющие а-ка-пельное пение, но дополняющие его). Удобные сидения для немощных наших прихожан — калик перехожих с родовыми грехами, до которых сегодня уже и не дознаться, если идти путем традиционного покаяния, но начнут каяться перед ли-цом откровения любви...

Храм — центр духовной жизни. Никто не покидает про-странство храма, покидая его внешне. Храм как бы облекает бытие, труд, служение, семью... В храме атмосфера агапы — семьи. Храм — горница и трапезная, место духовного настав-ничества и сочетания сердец в одно. Священник — украше-ние храма: дивный светлый отец по образу Отца небесного, ангел в белых одеждах, как бы рожденный свыше, с печатями Самой Царицы на челе... Предельно обращенный к пастве, искренний, заинтересованный, знающий Бога и любящий Его; прививающий паству нежною любовью, низводящий образ святости и совершенства. Ему открыта любовь Божия к ду-шам...


Горница устлана, и в ней царит атмосфера не ожидания сошествия, но присутствия божественного Возлюбленного. А евхаристия освящает храм светом Пятидесятницы любви...

Литургия как бы освятится, обновится, служимая на бла-годатном доступном языке. “Господи, помилуй!” — зазвучит уже без рабских печатей (если не покаешься — забьют). Меньше свечей — больше света! Мрак на лице воспринима-ется как грех, окрадывание. Радость — от суда победы, от со-вершающегося торжества!

Традиционными останутся православная символика и благочестие: иконы, поклонение кресту, лампады, ладан, почитание святых и Богоматери. К вечерней службе прибав-ляется созерцательная молитва лествицы с евангельскими та-инствами...

Упразднятся молитвы, образы, формы, ничего не говоря-щие сердцам. Если та или иная молитва молчит (не говорит, не вопиет), считайте, плода от нее никакого. Летаргический момент (отстраненность и бездейственность) уйдет из литур-гии.

Уйдут летаргические тексты, формы и каноны. Летарги-ческий усыпляющий язык исчезнет навсегда, и литургия вой-дет в ткань бытия, станет торжествующим аккордом славы Божией, перенесется из пространства храма на поля, в сердца — везде, где человек, его скорбь и радость, и служение Богу в ближнем.

Односторонний монолог — священник, предстоящий Бо-гу, и паства, подключенная к священнику — заменится див-ным диалогом сочетающихся сердец, простых и доверчивых друг к другу. Иная летопись подастся в храмах: летопись кни-ги жизни. совершающаяся на наших глазах.

Сколько несметных сокровищ сыплется сегодня с неба в сердце православного священника — бесплатно, даром! — только протянуть ладони и принять, как милостыню! Вместе с человечеством земли иерархи русской православной церкви должны понять: брань с одной из голов красного дракона, коммунизмом, закончена. И не стоит пробуждать усыпленно-го ныне Пречистой Девой и Архангелом Михаилом зверя. Не стоит сводить счеты и предъявлять их — неподобающе и не-достойно! — гостям Брачной Вечери. Забыли прошлое, про-стили слабости и ошибки наши и отцов наших... В расколе нет правых, есть только одни виновные.


Небо сегодня желает соборного единства иерархов перед лицом угрозы, с которой столкнется церковь уже в третьем тысячелетии. Имя ей — антихристова прелесть: нашествие гипнотических туч с востока, упразднение самих основ хри-стианской веры. И ангелы небесные, сослужебные чины кни-ги жизни желают укрепить ряды свидетелей Христовой веры, привить их столь могущественной силой, чтобы могли проти-востоять вражеским полчищам.

Я верю в торжество святого Православия! Я знаю, что не зря умирали известные и тысячи безвестных мучеников. Им как бы издалека, подобно ветхозаветным пророкам и святым, открывался светлый Китеж-град — Россия третьего тысячеле-тия. И видели образ ее, и радовались, и говорили о себе: “Мы странники, пришельцы на земле” (Евр.11:13), — и искали ино-го, вышнего отечества и “стремились к лучшему, небесному” (Евр.11:16), пренебрегая преходящим и земным...

И вот сегодня устланная горница, город предуготованный — белый город, светлый, вечный город — сходит с неба. Что за радость! И отцы наши, что умерли в вере в ожидании и чаянии, сегодня радуются радостью Жениха. И то, что виде-ли, переходя в вечную жизнь как бы издалека, прообразно и тускло, ныне лицезрят воочию, в ослепительном сиянии сла-вы Божией. И взирают с высоты небесной на земных своих сирот и странников, благословляют нас словами: “Радуйтесь и вы! радости вашей не будет конца!”

Патриарх Тихон, император Николай, императрица Алек-сандра... Святые сегодня будто вынимают из своих сердец пе-режитые ими скорби и слезы и отдают нам, говоря: “Черпай-те! Берите воду жизни даром! Все, что мы перестрадали, при-надлежит вам. Мы терпели ради своих детей, ради светлого Российского Отечества”.

Сколько дивных новых форм низводят новомученики для своих наследников! Иеговистам, кришнаитам, иным ревност-но-уличным проповедникам сегодня нечего сказать. Право-славным — есть что возвещать: державу мира, Новую Свя-тую Русь и прославление Державной Матери Российского Отечества, мистически возведенной на престол еще 15 марта 1917г. в час отречения императора Николая, когда преобрази-лось православное царство, и его главою и помазанницей ста-ла Сама Владычица небесная!..

Так возведем взор и восславим Державную Владычицу и Мать нашу! Сегодня Ее величие сродни воспетой вскоре по-


сле Благовещения “Величальной”: “Величит душа Моя Гос-пода, и возрадовался дух Мой... Низложу сильных с престо-лов, возведу смиренных!...” (Лк.1:46,52) — звучит голос Дер-жавной в воздухах российских. Радуйся, Святая Русь, под по-кровом Владычицы небесной!

Эту радость и надо возвещать, исполнившись ею! Эта ра-дость и приведет миллионы душ в святую церковь православ-ную. Но чтобы не потерять последнее, надо устремить взор в грядущее и помнить о том, с чего я начал: мы стоим на грани смены эпох. Кончается не десятилетие, не столетие — ты-сячелетие. Не пройдет нескольких лет, как церковь и мир ока-жутся перед лицом неслыханных событий.

Церкви не должно бояться. Никаких мрачных туч и стра-хов! Пречистая по всему лицу земли хотя и учит о близких карах Божиих, очистительно предшествующих преображе-нию, всегда просит верных Своих учеников помнить о Ее по-крове и милости, о том, что Она в час бедствий не оставит Своих молящихся и уповающих на Нее сирот.

Вспомним же о Святой Руси — уделе Божией Матери! Да всколыхнет эта прекрасная мысль наше православное созна-ние — не только в аспекте исторического прошлого, но про-рочески устремит взор в Россию светлого удела Божией Ма-тери. И через посвящение нашей прекрасной Госпоже да бу-дет достигнуто и воплощено все самое прекрасное, светлое и лучшее, что есть в наших сердцах! И да выплеснется вовне, и завершится грандиозным “Аллилуйя”, многоголосным хором старцев, стариц и прихожан!

Архиепископ Иоанн18.07.96


Путь святых(православная духовность и институт)

Фатально безысходные темы: затвор и институт, институт и церковь...

Институт есть попытка умерщвления церкви смертонос-ной буквой, превращения ее в каменное капище. Это так на-зываемая “церковь в падшем состоянии”: отмирская — во-шедшая в порядок мира, утратившая духовность, с подменен-ными понятиями о вере, о священстве, о молитве...

Институт — болезненный нарост, великая патология в мистическом церковном организме. Был ли хоть один святой — выходец из института, носитель конфессиональных печатей? Если и был, то по ошибке — институционалами же канонизированный. Действительная же святость достигалась на путях внеинституциональных (бегства от печатей институ-та, их преодоления). Ложь и гипноз институционального ре-лигиозного сознания в том, что институт веры приписывает себе заслуги и имена святых, которые в действительности ему не принадлежат (активное распространение тщательно отцензурированных житий). Православная духовность на де-ле жила вне церкви, выживала бегством от институционалов, подвергаясь при жизни остракизму с их стороны.

В чем тогда назначение церкви? Гнать святых, с тем что-бы позднее, подлым образом отождествившись с ними и ка-нонизировав, приписать их подвиги своей фарисейской пра-ведности? Святые бежали в леса, уходили в затвор, строили скиты, киновии, ища святости вне институционального цер-ковного сознания. Между тем, нам представляют святость церкви как святость ее святых! Стыдно сказать: в последние пятьсот лет российская православная духовность сводится к монастырям Кирилла Белозерского и Нила Столобенского, скитам Нила Сорского, пустынножителям наподобие Алек-сандра Свирского и Павла Обнорского, северным святым... Какое отношение эти затворники от института имели к госу-дарственной церкви?!

Церковь явно проповедует официальные модели, полагая возможным через них достичь “спасения”: Царства небесно-го. Но где хотя бы один святой, достигший Царствия, следуя институциональным (фарисейским) образцам? Парадокс, гип-ноз, фундаментальная ложь: институт выступает от лица свя-


тых, между тем они становились святыми через преодоление конфессиональных печатей!

Фарисейский демон, однако, произвел в святые одного “своего”: Иосиф Волоцкий — чистый, стопроцентный инсти-туционал и податель институциональных образов, враг Свя-той Руси, превративший святую церковь-Богородицу в кре-стильно-погребальную контору, чему способствовали позднее реформы Петра Первого (синоды, обер-прокуроры, синедрио-ны, монастыри как место ссылок...). И если не отделить но-вый Израиль видящих Бога — церковь как учреждение Цар-ства Божиего на земле — от института (в духе противополож-ного церкви, начала ее фатального распада), не понять ни смысла подвизания в вере, ни природу церкви.

Время деинституциализировать православное сознание, каким оно и было в до-иосифлянские, до-жандармо-инквизи-торские, до-регламентированно-уставные времена.

Затвор — важнейшая тема, поскольку его сегодня прямо отождествляют с православной духовностью Святой Руси. Бытует, однако, некий ложный образ затвора, каким он вос-принимается со стороны, вне вхождения в мир затворничес-кий вратами умной молитвы. Образ негативный — затворе-ние ума от (фарисейства, мира сего, помыслов, страстей)... Но отрицание никогда не может быть целью! Цель затвора — открыть сердце, пребыть непрестанно в состоянии отверстых иерусалимских врат, держать сердце открытым по образу взирания на сердце Господне.

Затвор — ступень и дверь в Царствие — связан с привхо-ждением божественного света, преображающего человечес-кое естество. Ему предшествует глубокий кризис, и понять затвор со стороны невозможно, как нельзя прочесть Еванге-лие чужими глазами. Если не вчитаться и не всмотреться в духовную, мистическую мотивацию очами непорочного серд-ца Марии, — и Евангелие сведется к унылому юридическому разбирательству во дворце Пилата, Ирода Агриппы, Кайафы, а затем злодейскому убийству небесного Царя... Особого уте-шения это историческое повествование не дает — как и за-твор, если читать его очами хлопотушки-матери (“мой не ест, мой не пьет, целыми днями молится, про нас забыл...”).

То, что обычно рассматривают как содержание затвора (пост, молитва, послушание, созерцание, евангельские меди-тации), — суть только средства. Цель же и смысл затвора — духовное общение и диалог с Всевышним, путь любви, вхож-дение вратами Царствия. Тайна затвора (а затвор — тайна) в


том, что монашеский аскетический подвиг предполагает иное измерение совести, сердца и ума. В него должно войти. И по-ка не исполнится чаша мер и сроков, бесполезно подражать чужим образцам аскетической практики.

Кризис внутренней водимостиНегативный аспект затвора в том, что им предполагается

преодоление предписанной родовой программы, как бы со-кращение сроков спасения. Отсюда, затворническому зову души предшествует глубокий духовный кризис, когда под-вижник уже не может находиться в мире и жаждет пути свя-тости. В чистом негативе затвор служит сильным искушени-ем к впадению в прелесть, и многие уловились в “романти-ческие” сети лжезатвора после чтения “Житий” отшельников прежних времен.

Затвор — свобода от страстей, победа над духом мира. Оттого кратчайший путь к затвору — непорочное святилище. Вошедший в Него твердо затворен, и уже первая дверь затво-ра — послушание (а ею входили в Царствие православные пустонножители, киновники и иноки) — предполагает целый мир. Послушание есть измерение, не постижимое со стороны. Извне оно кажется соблазном и юродством (потерял, мол, свою волю, стал послушным, управляемым придурком...). Но воля должна не раствориться (человеческая — Божией, по-добно монофизитскому учению), а претвориться, сочетаться.

Мир послушания — неотмирское царство любви. Послу-шание начинается с духовного кризиса, предопределяемого сокрушенным состоянием сердца, названным Господом ни-щетой духа: осознанием неспособности идти далее своими силами, необходимости духовного руководства. Подвижник внезапно осознает свою слепоту, безумие, окаянство и враж-ду на Бога, Которого вроде бы видел, Которому вроде бы по-клонялся, вроде бы знал, но оказалось — иллюзия...

Зов послушания вызван необходимостью увидеть себя очами ангелов, воззреть на себя истинно: выйти из порядка родового сна, упразднить родовое зрение (самооценку, образ, навязанный многовековой родословной, воспитанием с при-ложением печатей и “отпечатков пальцев” тех, кто принимал в нем участие — ближних, учителей, друзей или даже врагов, телекумиров, спортивных идолов...). По естеству человек отождествлен с этим внутренним образом, сложившимся как собирательный портрет его ветхих пристрастий и фатальных


начертаний, и пребывает как бы в скорлупе, водимый собст-венной интуитивной волей и “добрым” (“желающим блага”) внутренним голосом.

Послушанию предшествует необходимый и неизбежный кризис этой внутренней водимости, когда промысел ставит перед лицом дальнейшей невозможности жить прежним обра-зом.

Первое условие послушания — разуверение в себе, кризис индивидуального (воли, сознания, образа), отвержение сво-его, осознание неодолимости греха без решительного усилия, необходимости принять законы и уставы Царствия, причем путем кратчайшим: принять в свое сердце внутреннего вест-ника, который укажет кратчайший путь к спасению (отец-ста-рец, добрый пастырь). Начинается мучительный поиск отца, наставника, образца, учителя, верного друга...

Послушание не имеет ничего общего с “женским” обра-зом казарменного и слепого подчинения, утонченного рабст-ва. Условие и смысл его — приоткровение сердца: доверить сердце Богу (духовному отцу, и в его лице Отцу небесному). Это не что иное, как возвращение блудного сына в дом отчий.

Господь был изумительно послушен небесному Отцу, Пресвятая Дева послушна Сыну, небесные иерархии послуш-ны престолу Троицы Святой... Иерархия небесного Царствия зиждется на принципе сквозного послушания: в любви домо-строительствует и порядком Божиим устрояется.

Послушание кажется со стороны таким же безумием и юродством, как Крест Христов (был человеком свободным — стал зомби, потерял свое “я”, волю, “запрограммирован”). Изнутри — напротив: открыл в себе несказанные золотые за-лежи, упокоился, снял напряжение постоянного выбора, осоз-нал, что был рабом — ибо живущий вне воли Божией совер-шает грех, а делающий грех есть раб греха, по выражению самого Господа (Ин.8:34). Упокоившийся в послушании истин-ствует (излюбленный глагол святых отцов) — пребывает в истине. Между тем, водимый личной волею остается скован-ным рабом (родовой программы) и следует путями, ему пред-писанными.

Ветхий человек — пешка, “зомбированный” (тайный и явный раб родовой программы, жены, матери, служебного начальника или втесненного в подсознание кумира), и нико-гда не поймет находящегося в послушании, не поймет мир четвертого измерения — мир келейного сочетания двух душ, возвращения отцов детям.


Послушание связано с изумительным приоткровением сердца: наконец-то обрел друга, наконец-то упокоился на братских раменах-плечах.. Иное послушание абсолютно не-возможно. В уставно-казарменном монастыре оно превраща-ется в инквизиторское издевательство и садомазохическую мерзость, где несчастному, попавшему в тиски жестокого надзирателя, остается только вопить к Богу — да поможет унять страсти на пути этого концлагерного умерщвления... Истинное духовное послушание единственно возможно в ду-ховных Александриях и Фиваидах, в оазисах Святой Руси, ка-кими были монастыри Сергия Радонежского, Кирилла Бело-зерского, скит Нила Сорского, дивеевская обитель Серафима Саровского, обитель Ферапонтовская...

Смысл послушания — вхождение в духовный мир, в об-щение святых, или жизнь в любви. Молитва, пост, медитация, чтение Евангелия, аскетика — внешние приемы достижения конечной цели, а ведет к ней наикратчайшим способом ста-рец. Инок видит перед собой образ живой веры, или жизнь по вере, и начинает жить не по уму, но по духовной совести — Христос в нем, облеченном в богородичные ризы. Однако еще выше этой ревностной жизни по вере, отличающей сви-детельство православного подвижника, жизнь в любви. Ее-то воспринять как совершенный образец и приходит ангельская душа, ей-то и покорна, для достижения ее безмолвствует, упокаивается, молится...

Через затвор достигается очищение внутреннего человека или освобождение его от порядка мира сего (ветхой любви и ветхого служения). Всем подвижникам Святой Руси было свойственно поклонение и почитание Пресвятой Девы. Не-престанным молитвенным взыванием к Ней спасались от бе-сов, диких зверей, разбойников, страхований, прелестей, опасностей, голода, одиночества, страстей. Иначе, смысл за-твора — вхождение вратами Непорочной Девы, как бы вто-рое, внутреннее христианство в христианстве: вслед за пости-жением первой тайны — воплощения на земле небесного Ца-ря, Иисуса Сына Божия — тайна Богоматери, облекающей землю в Сына Своего, Христа, Его приведшей к нам и нас приводящей к Нему.

Сколько светлых праведников было забыто, вычеркнуто из святцев? Великие святые допетровской Руси оказались за-малчиваемы иосифлянскими черными пастырями. О, дивная Кирилло-Белозерская, Ферапонтовская, Павло-Обнорская


Россия в ее забытых образцах! В оставшихся после него пи-саниях Кирилл Белозерский настаивает на служении в любви как смысле монашеского подвизания.

Общие черты православно-богородичной святости Святой Руси с Х по ХV век можно свести к следующим:

1. В основе монашеского подвига лежало послушание. Иноку предписывалось открывать отцу самые тончайшие ее внутренние движения совести, как-бы преподносить сердце, доверительно и сокровенно, не стыдясь самых затаенных гре-хов, без остатка открыть себя на малый суд Божий, суд оте-ческого ока, старческой любви — только при этом условии обретал смысл строгий монастырский или киновний устав. Никакого слепого повиновения не было. Малейшее насилие исключалось как противоречащее евангельской заповеди любви. Инок вступал в царство духовного мира, блаженного упокоения и совершенной радости. О, наконец-то обретал он смысл земного бытия и вечного!..

2. Аскетическая ревность рассматривалась как ступень к преодолению родовой проклятости, победе в духовной бра-ни. Старцы всегда блюли золотую середину, учили о необхо-димости смягчать чрезмерное бранное рвение братий. Смысл православного подвижничества исключительно сокровенный: через духовника войти в общение с Отцом небесным, приоб-щиться к самому дыханию святости, пожить рядом с тем, кто уже как-бы и не на земле.

3. Исключался карьеризм. Подвижник считал великим счастьем оставаться последним до скончания дней, а если его избирали настоятелем, то нес тяжелый крест. Кирилл Бело-зерский, избранный игуменом, никогда не пользовался своим положением, но оставался смиренным и кротким с братиями, а по кончине преподобного Сергия, учителя своего, вообще отказался от игуменства, несмотря на уговоры братьев.

4. Обращение к Божией Матери в затруднительных, кри-зисных обстоятельствах считалось непременным правилом православного подвижничества.

Сколько бы ни пытался институциональный глаз цензур-ный представить святых как кондовых начетчиков (с утра до ночи вычитывал правила, первый входил, последний уходил из храма — ревностный буквоед), единственная и последняя правда в том, что все они были мистиками — обретали некое иное измерение, непривычное порядку мира, через что нахо-


дились в прямом общении с Господом и Божией Матерью, получали откровения от Них, и целью затвора ставили виде-ние Бога и пребывание в ангельских мирах. Тот же Кирилл Белозерский оставил монастырь, услышав чудный голос Бо-жией Матери — “Кирилл, выйди отсюда и иди на Белозерье, там Я уготовила тебе место, где можешь спастись”. Виде-ние Пресвятой Богородицы сопровождалось озарением див-ного света, и сквозь умиленные слезы на глазах ночь казалась Кириллу светлее самого светлого утра (см.: Кологривов. Очерки по истории русской святости,)...

Любимым христианским праздником среди русских свя-тых полагалось Успение, поскольку Сама Пресвятая Дева-бо-гоневеста открывала посвященным тайну Брачного чертога (четырнадцатое славное таинство розария). Особое посвяще-ние Божией Матери считалось условием монашеского подви-га, духовного подвизания православных, без которого мона-шество считалось вообще немыслимым.

5. Евхаристия была на подобающей мистической высо-те, какой Она открывается тайнозрителям и боговидцам. Бо-гослужение сопровождалось благоговейным сердечным тре-петом, а пение было простым. Число молитв постепенно со-кращалось, что приводило сердце подвижника в естествен-но-медитативное состояние.

6. Православному старчеству (пастырству Святой Руси) свойственна изумительная (оскверненная надзирателями-ио-сифлянцами) утешительная нежность по отношению к брать-ям, особое братолюбие.

7. Трапеза рассматривалась как Брачная Вечеря. Кирилл, хотя и поощрял пост в своем монастыре, но благословлял по-давать три блюда на вечерней трапезе, сам часто заходил на кухню, благословлял пищу своими руками, передавая чадам любовь богоматеринского сердца. Монастырскому повару вменялось непрестанно молиться и призывать имя Пресвятой Богородицы...

Одно — освятить трапезу перед молитвой (отогнать тучи бесов), иное — покрыть ее любовью Материнской и совер-шить по образу любовной Вечери, Брачного пира. Такими именно были монашеские трапезы на Святой Руси! Безмол-вие за трапезой отличалось от унылого, тяжелого молчания за общим столом так, как затвор, предполагавший открытие сердца, отличается от изоляции в камере смертников... Без-молвие служило лишь оградительною Купиной для приоткро-вения сердца, общения в любви. Язык любви полагался ан-


гельским и бессловесным, в этом и заключался смысл пре-одоления словесного фона, ветхости общения. Цель христи-анства одна: открытие сердца, сочетание сердец, свидетельст-во, говорение духовным сердцем. Что можно говорить вслух о любви?

8. О наказаниях в духе Волоцкого никогда не было и речи! Устав также не был самоцелью или способом травмировать души слабых, но являл идеал подвижничества, образец, како-му надлежало следовать. Игумен мог смягчить любое устав-ное правило, когда ему подсказывала совесть.

9. Отеческое и нелицеприятное отношение к сильным мира сего — абсолютно противоположно иосифлянскому. Святой Кирилл призывает князя Василия к кротости и спра-ведливости по отношению к другим удельным князьям, с ко-торыми тот был в распре: “Яви, князь, свою любовь братскую и милосердие христианское”. Напоминает заповедь любить ближнего как самого себя, утешать страждущую и исполнен-ную горечью душу, молиться о врагах, прощать всех без ис-ключения. Приводит слова из Иоаннова послания: “Кто гово-рит, что любит Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец”. “Так и ты, князь, люби Бога всем сердцем своим и люби братьев своих, всех христиан”.

Твердая, хотя и кроткая, независимость от сильных мира сего характеризует как преподобного Кирилла, так и всю его школу.

10. Общим для монастырей Святой Руси, в отличие от позднейших иосифлянских карикатур, являлось их полное не-стяжательство, строгое и положенное в уставе. Уже после смерти Кирилла под влиянием иосифлянских иерархов, воз-двигнутых на высшие церковные должности, начался духов-ный распад монашества и, вместе с ростом материального достатка, вырождение старчества, гонение на Святого Духа в церкви. Впрочем, по словам исследователя русской святости Федотова, в XV-XVIвв. Кириллов монастырь еще оставался единственным источником живой святости: его называли “русской Фиваидой”.

Даже этот краткий очерк о православной святости доио-сифлянской России показывает, какие зловещие, искусствен-ные, геенские (неземного происхождения) печати насадил Иосиф Волоцкий. Учение Волоколамского реформатора (по-служившее руководством для значительной части последую-щей православной иерархии) прямо воевало на старческие


образцы, предельно искажая их. Волоцкий обращал в проти-воположное самые чудесные черты православной духовно-сти.

Старчество Святой Руси крепко держалось Божией Мате-ри, уповало на Пречистую Деву, следовало Ее печатям и вхо-дило тесными вратами, полагая нищету духа высочайшей добродетелью — Волоцкий упразднил почитание Пресвятой Богородицы, а если и упоминал Ее имя в своих черных трак-татах, то откровенно кощунствуя. Пример — идея волоколам-ского “ученого мужа”, высказанная в письме к царю, что пыт-ки грешников и сожжение заживо иначе — чем он, Волоцкий — мыслящих духовный путь к Богу братьев-христиан, угодно Пресвятой Богородице! Большую клевету и вражью мерзость трудно и вообразить!

Святая Русь держалась тем, что ее духовные светила (старцы) и их ученики жили вдалеке от мира и отчасти даже противостояли князьям, боярам, вельможам, что вызывало только уважение к ним со стороны правителей российских и желание подражать их благодатной святости. Для знати считалось естественным поклониться, взять благословение, почтительно служить простому юродивому и игумену в вет-хой рясе...

Старцы превыше всего ценили мир послушания, обет до-верия между отцом и сыном — Волоцкий упразднил отечест-во. Его игумен — садист-надзиратель, инок — затравленный невротик, дрожащий перед угрозой ночного обыска со сторо-ны отца... Волоцкий был первый отцеубийца на Святой Руси. Грозно простерся этот хищный гриф с острыми когтями над российскими правителями от Грозного до Сталина... и жизнь России потекла как бы в каменно-мертвом допотопном сне.

Скитским старцам было открыто духовное сокровище, полагаемое в сердце — Волоцкий не знал жизни сердца (семя змия, по-видимому, лишено духовного сердца, не обладает органом, способным воспринимать слово Божие — оттого Господь и предъявлял им многократно: не можете слышать, не способны следовать (напр.Ин.8:43-47). Упорно навязываемый Волоцким идеал стяжательства сыграл роковую роль. По ме-ре внешнего обогащения монастырей иссякала сердечная со-кровищница благодати, старчество умирало и оставалась только видимость: “тело без души — монастырь без стар-ца” (Игнатий Брянчанинов).

В своей извечной манере спутав цели со средствами и, акцентируя последние, дьявол постепенно вытеснял основ-


ную заповедь — любви, заменяя ее порядком, слепым подчи-нением, постом, молитвой, бдением, ревностным подвизани-ем, монашеским затвором, упраздняя смысл христианского подвига: хождение перед лицом Господним, жизнь в любви, жизнь в Царствии.

Ни один прожженный атеист, ни один монгольский хан, варвар и откровенный враг Христов не смог бы причинить больше зла Святой Руси, чем канонизированный и признан-ный святым буквально через сорок лет по смерти Волоцкий, этот основатель кондового “православно-отмирского царст-вия”! Волоцкий упразднил один за другим все образы право-славной святости, превратив их в карикатуру, фарс, в проти-воположность: псевдо-аскетизм, псевдо-затвор, псевдо-свя-щенство, псевдо-иночество... И потребовались долгие столе-тия, прежде чем богородично-православное, исконно совест-ливое и чающее последней правды сознание доискалось по-следней правды и осознало главного виновника — змия, чья голова подлым образом скрывалась за ликами учеников, по-следователей, проводников, терафимов...

Церковь Новой Святой Руси, возрожденного оазиса мира, несущая восстановленный образ русской православной свято-сти, дивно усвоит дух святых отцов и, взирая на Пресвятую Деву, пойдет их путем! А что до иосифлянства — ему самое время сегодня выслушать приговор Господа, обращенный прямо к этим чванливым аферистам в одеждах праведных: “Проклятые (абсолютно заговоренные, стопроцентно пре-вратные, змеи, выдающие себя за святых, дети дьявола — за сынов Божиих, ходящие во тьме — за сущих в свете) — иди-те от Меня в огонь геенский, предуготованный дьяволу и ан-гелам его!” — ибо никогда и не шли к Нему, но — от Него...

1Прекрасна ты, православная Святая Русь! О, сколько бы-

ло здесь благолепных монашеских образов подвизания! Сколь светла была жизнь на Святой Руси, и сколько нежно-сти в отношениях между братьями — взирали друг на друга, как на ангелов...

Пришло время вернуться святому Православию, преобра-зиться и просиять небывалым светом!

* * *


Праведная АннаСлучайно ли кончина праведной Анны, матери Пресвятой

Девы, названа успением в церковном календаре?.. Успение — тайна Брачных чертогов, не просто упокоенный сон, но не-слыханная на земле награда, ожидающая странника земного, если совесть его чиста.

По преданию архангел Гавриил сообщил час успения пра-ведной Анне за три дня до ее кончины. С какой благодарно-стью Анна стала молиться ко Господу, полностью препо-ручив Ему заботу о своей Дочери. Анна обладала особым зрением, идущим от благословенного начала — зрением ав-раамова народа. Ее сердцу был открыт мир чистой Отрокови-цы Марии. Анна хоть и оставила свою Дочь в иерусалимском храме, по сути с Ней не расставалась и находилась в мисти-ческом общении. Пресвятая Дева также знала о духовном присутствии праведной Анны и часто, обращаясь к ней в мо-литвах, слышала ее голос.

По рождеству Пречистой Анне была сообщена полнота вышней любви. Праведная старица была озарена пренебес-ным светом и исполнена благословениями. Хвала Господу не сходила с ее уст. Молитва ее, творимая вместе с Иоакимом, возносилась ангелами к престолам Вышнего.

После чудного зачатия Пречистой жизнь праведной Анны была исполнена стольких тайн, что она жаждала преступить порог мира и войти в вечность, чтобы воочию видеть своего Благодетеля — так она была обязана Ему и жаждала возбла-годарить Его за то, что снял с нее поношение и дал дитя. Но еще более она хотела увидеть Сына своей Дочери, Мессию и Богочеловека, о Ком имела видение. И вскоре, по переходе в вечность, праведная Анна одна из первых земных смертных увидела Богомладенца, взявшего Анну в покровители Свято-го Семейства.

Богородица встречает кончину Своей матери в прихрамо-вой иерусалимской обители. Взирая на небо Ей одной данны-ми очами веры, юная Царица видит, как Ее праведная мать возносится на небеса. По-человечески Мария скорбит: боль-ше Она не увидит Своей матери, никто не заменит Ей ее. О чем Она вспоминает, проливая слезы?..

Сколько можно говорить о сердце праведной Анны, о ее доброте, способной окормить многие души! Она была олице-


творением чуткости, нежности, невинности, заботы... На све-те не было более доброй женщины. Праведную Анну всегда захлестывала доброта, она жаждала воспитывать многих де-тей. И всегда плакала при виде их у других родителей. И ко-гда родилась у нее дочь, она как бы выплеснула на Пресвя-тую Деву всю ту доброту, которая в ней накапливалась со слезами. Пресвятая Дева купалась в лучах любви Своей зем-ной матери. И впоследствии, как бы передала любовь Анны Своему божественному Сыну. Бог одарил земную мать Пре-святой Девы совершенством материнских добродетелей, с тем чтобы через Марию просиял свет материнства нового по-рядка — богоматеринства.

Богомысленно: Царица небесная теряет мать земную, с тем чтобы земная мать обрела Небесную. Сколько утрат пе-режила праведная Пресвятая Дева, и первые из них — потеря отца, матери. Затем, на руках Иисуса и Марии, — Иосиф. И Господь...

Ее любовь к Спасителю была не сравнима ни с чем, но Богородица несла в сердце и нежную память о Своей земной матери. По ее кончине Царица молилась согласно иудейско-му ритуалу, читая правило по усопшей в течении года, и Ан-на часто посещала Пресвятую Деву в небесных явлениях.

Господь любил слушать рассказы из детства Пречистой. И когда Богоматерь описывала праведную Анну, взор Госпо-да становился изумительно нежным и лучистым. Пресвятая Дева находила даже внешнее сходство в человеческом харак-тере Господа и в чертах Его лица с праведной Анной, от чего изумительно трепетала.

Матерь Божия являлась физическим воплощением лучше-го в праведной Анне, а Господь — как бы совершенной копи-ей Пречистой Девы, а значит, и праведной Анны. Отсюда и внешнее, и духовное их сходство, столь поражавшее Пречис-тую.

* * *


Жить настоящимОдно из страшных искушений на пути церкви — болезнь некрофилии — жизнь прошлым, жизнь во сне, в глубокой летаргии под видом литургии. В евангельском и апо-стольском богомыслии она именуется ночью, сном. Вот эту-то болезнь церкви и обличает апостол, именуя бо-лезнью фарисейства. Плод ее — “мерзость запустения” на месте бывшей святыни (см.:Мк.13:14)... Но ночь про-шла, и день приблизился (Рим.13:12). Время просыпаться!

Сегодня убийственна привычка священников слышать через книги, воспринимать, питаться бумажным прахом: ис-тинно то, что получило цензурное разрешение: “имприма-тур”; чтобы внять, надо прежде прочесть... Только усвоенное через книжное море (умозрительные пловцы!) становится достоянием сердца: ниспосланный с неба свиток прежде дол-жен пройти свое облечение в бумажные ризы. Вместо Цари-цы здесь — типография, вместо ангельского мира — церков-ная цензура...

Привычка извлекать истину из писанных книжных образ-цов прямо противоречит имени Его — Живой, Сущий в на-стоящем. Сокровенное четырехбуквие, имя Господа, “ЯХВЕ” (священная тетраграмма древности), переводимая “Я есмь, Который Есть”, передает образ живого, страдающего Бога Авраама, Иакова и Исаака. “Его нет среди мертвых”, — ска-зал ангел в белых одеждах женам-мироносицам, пришедшим к Гробу Господню (см.:Лк.24:5). Его нет среди сонных, упыр-ных, причитающих о прошлом, обращенных в то, чего уже нет, или уповающих на то, чего еще нет, и упускающих то, что истинно есть — божественный поток, излияние любви, возможное только в настоящем.

Мыслимо ли сегодня питаться любовью и дарами, кото-рые Отец небесный излил на Серафима Саровского или на апостолов? Небо открыто в каждом историческом христиан-ском времени, и задача церкви — низвести вышнюю любовь сейчас, сию минуту — на сирот, нуждающихся братьев. Книжный образец бывшей любви способен питать только ум и какие-то патологические, воспоминательные, вообража-тельные образцы веры, которые суть мутный свет сквозь тусклое стекло. Умозрительное книжное облако — не “обла-ко свидетелей” (Евр.12:1), действие его невнятно и временно. Заразился книжною “любовью” — и прошла тотчас же; не за-


менишь ею живого свидетельства! И хотя бы наизусть ты знал сто томов святых отцов Миней, исследовал, рассматри-вал через историческую лупу, — если не встретил в жизни ни одного святого, не внимал, не созерцал в них Бога воочию — грош цена твоему книжному “добротолюбию” и бумажной праведности.

Истинная церковь всегда предстоит и созерцает в настоя-щем, и радуется настоящей радостью Жениха, и изыскивает пути к излиянию Его любви, наполненностью светом, минуя то, что служит искушением (отводит от пути любви). Сего-дняшнее богословие переполнено историческими аллегория-ми, ссылками, толкованиями... А тайная цель — упразднить поныне длящийся Крест живого Агнца, заменив мертвым, что и делали фарисеи ветхого завета. Пока Божественный Агнец Иисус страдал на Кресте, книжные злодеи совершали свою историческую пасху — закалали агнца двухтысячелетней давности, проспав и прозевав живое откровение в настоящем! И Яхве-Отец плакал, простирая руки над Крестом Единород-ного Сына...

Не совершается ли поныне прославление мертвого исто-рического прошлого в ущерб настоящему? Не лютая ли злоба является тайным мотивом этих слащавых песнопевцев-экзеге-тов, для коих образцы византийской поэзии тысячелетней давности непреложны, а литургические каноны с легкой руки инквизитора Иосифа Волоцкого приравниваются к апостоль-ским посланиям и объявляются непреходящими?

Ориентация на прошлое превращает настоящее в пусты-ню, выжженную дотла. Копятся рукописи, ломятся столы от пыльных фолиантов, давят амбарные записи — толстенные книги, как чугунные плиты... Вера превращается в догмати-ческий бюрократизм; любовь незаметно и ловко заменяют предписаниями закона.

Сегодня небо желает переориентировать церковное созна-ние из ложного прошлого и утопического будущего — из сре-ды человеческих мнимостей и миражей — в подлинное на-стоящее, в котором только и сказывается живое прошлое и предписанное будущее. Нет в церкви живого Бога “истори-ческого прошлого”! Прошлое церкви — ее святые, праведни-ки, свидетельство их, скорби, — запечатлено, отражено, при-сутствует в воздухах храма и в сердцах, в домостроительстве венцов, идущих от отца к сыну, от праведника к праведнику. Единственно исторично и подлинно в церковном времени на-


стоящее, в нем совершается полнота прошлого и будущего. Отсюда — необходимость развивать сознание слышащих и совесть внемлющих как исполнение первой заповеди еще Ветхого Завета: “Слушай, народ Божий!” Что слышать? Радо-стную весть, звучащую в церквях: есть Любящий, есть выш-ний Попечитель! Есть Вкушающий с нами пасху нового заве-та, Совершивший переход из смерти в жизнь — Отец вышней любви, Сын несказанной любви, Дух Святой, несущий жизнь в любви.

В Меджюгорье Пресвятая Дева говорит уже пятнадцать лет. Одновременно в десятках стран мира слышен голос Же-ниха в устах возвещающей Невесты в белых одеждах. Одна из причин откровения Пречистой Девы — научить человечес-тво слушать голос живого Бога, и тотчас откликаться, и тре-петно внимать.... Такова едва ли не основная черта третьего тысячелетия, где книг почти не будет. Церковь истинна тем, что в ней отверста книга жизни, и Пресвятая Матерь церкви помазывает глазною мазью, чтобы Ее пророки и витии, апо-столы, ученики и верные научились видеть Жениха живого, слышать голос своего Возлюбленного и трепетать в ответ Ему, и влечься к Его сердцу...

Любовь к “прошлому Богу” — абсурд, подобно любви к жениху, которого уже нет, к мужу, которого след простыл, к другу, о котором и память стерлась. Безумие! “Пусть мертве-цы хоронят мертвецов”, — говорил Господь, — а вы живите среди тех, в ком жив Господь! Его здесь нет — не ищите Его в книжных склепах, складах, среди мумий и гербариев, в кол-лекциях, в стеклянных раках, кладбищах, музеях... Не будьте же водимы экскурсоводами и жрецами — отцам дано води-тельство от церкви!

Новая святыня православная просияет сходящими свыше воинами Илии и Эноха. И мы верим сегодня не в того только Серафима, что дал откровение Святого Духа Мотовилову, но и в солнечного Серафима, поныне лучащего свет славы и научающего нас, как стяжать Святого Духа. И не довольству-емся лишь изложением учения о Святом Духе, но жаждем пить от источника вод вышних сейчас, сию минуту, вечно...

Соскоблить бы старые печати... Пресвятая Дева омоет те-ло святой православной церкви в белой купели, и сергианская крамола отмоется, как жирное, по сути, несмываемое пятно. Но Пресвятая Дева — непятнаема и владеет таинственным отбеливателем, перед которым ничто самые роковые об-


личительные пятна наших прошлых заблуждений и грехов. Пресвятая Дева обладает чудесным даром обелять наши гре-ховные одежды.

* * *Евгений Тучков, первый глава отдела по делам религии,

был воплощенным дьяволом. В его задачу входило осквер-нить святыню церкви, подчинить коммунистической экспан-сии, подавить!.. Не столько даже уничтожить — о нет, дьявол утонченный изувер! — лишить силы, покорить, сломить. Дья-вол внушал Тучкову унизительно рабский, гулаговский образ православия, каким он виделся со дна геенской пропасти. Глаза Тучкова горели хитрым, надменным, коварным и вла-стным огнем.

Вначале коммунисты держали ставку на обновленцев как разрушителей “мракобесия”. Но Ленин и Тучков вскоре осоз-нали, что церковь не идет за обновленцами. “Обновленческая революция”, вслед за коммунистической, свелась к замене “черного” священства — “белым”, почти полному упраздне-нию монастырей, монашества. Женатый епископат, проком-мунистическая агитация и президиум — “ЦК Православной Веры”... Тогда и возникло первое красное “митрополитбю-ро”, или обновленческий синод, устроенный по принципу ВЦИКа.

Народ вознегодовал и отверг эту дьявольскую мерзость. Тучков вовремя понял свою ошибку и решил переменить так-тику (опасаясь катакомбной ИПЦ). Одному из опальных ар-хиереев он бросает: “Я найду среди епископов одного, кото-рый сохранит каноны (обновленцы их нарушили), но духа бу-дет нашего, и если не последуете за ним, то пощады вам не будет”. Избранником Е.И.Тучкова оказался митрополит Сер-гий Страгородский.

Образ советского православия, слепленный Тучковым, точно соответствует 23 главе Матфея: повапленные гробни-цы, внутри которых зловонная мерзость. Внешне христианин, а духовно — змей, дракон, антихрист! Предельно отталки-вающее лицемерие в каждом слове, приторная “верность” на словах Христу и осквернение слов свидетельством противо-положного порядка. Змей, облекшийся в одежды праведных, “святой змей” — такова извечная формула проклятых! Ведь первое обличение Господа (“на седалище Моисеевом воссели книжники и фарисеи” — Мф.23:2) и означает, собственно: змеи (как определяет здесь же Господь книжников и фарисе-ев) полагают себя святыми, а святых — служителями дьяво-


ла! Тучков, сам того, должно быть, не ведая, поступал прямо по руководству 23-й главы от Матфея, точно речь уже в пер-вом обличительном стихе шла о новом, неслыханном фари-сействе: красном, краснодраконовском! Семьдесят лет его кровавые щупальца вампиризировали кровь святых...

Понимал ли Сергий, орудием чего он является? Облек-шись в оружие тьмы (а не в оружие света — Рим.13:12), он принял образ, поданный от самого красного дракона! Отчаян-ная прелесть, абсолютная апостасия, нарушение всех кано-нов, правил и предписаний! Предел уродливой институализа-ции — подключить святыню церкви к вертепу дьявола и про-должать служить православные службы голосом Романа Сладкопевца, как если бы ничего не изменилось...

Но нет — уже успели отречься от отцов: назвать “мрако-бесом” Иоанна Кронштадтского и “устаревшими” формы православной святости — в который раз отречься от святых и добрых пастырей, предпочтя впустить волков и поклониться великому надзирателю — Иосифу Волоцкому! Ведь Волоц-кий еще за пять веков до красного переворота начертал удоб-ную доктрину, совершенно игнорирующую совесть и внут-реннего человека, обращенную к внешней молитве и обряду.

Следствия дьявольской программы, жертвой которой пал книжный богослов Сергий, — привиты печати, ядовитая инъ-екция впрыснута в кровь... Как со ртутью в крови принимать Дары Святые?

Прямой удар по красному дракону — власть Божией Ма-тери и образ Державы мира. Вот, источник вод живых от-крылся! Войди в него, невеста Иисус-Христова, и омойся от греховных похотей, от старых ошибок и заблуждений, и вый-ди чистой, юной, светлой, и облекись в виссон — в одежды праведных (см.:Отк.19:8).

Как сегодня Русской православной церкви освободиться от печатей и наследства Сергия? Приняв новые светлые обра-зы, свыше сходящие, поклонившись Божией Матери, Которая и поразит злосчастное наследие, черные шарики в крови, еще блуждающие в венах, и возродит евхаристический ток крови.

О Пресвятая Дева, касанием десницы упраздни красного дракона в церкви, и насади святую поросль, и приведи новое священство — добрых пастырей, святых отцов, царственно величественных патриархов! Да просияет на хоругви право-славной церкви золотыми буквами:

чистая совесть,


живая вера, вышняя любовь. Святая Русь — держава мира!

* * *


Пресуществление и тайна купины“Я лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода. Кто не пребудет во Мне, из-вергнется вон. ...Если пребудете во Мне и слова Мои в вас пребудут, то чего ни пожелаете, просите и будет вам” (Ин.15:5-7).

Евангельская весть веет с неба. Пресуществляется Слово в плоть. (“И Слово стало плотью...”, Ин.1:14). Свет сияет во мраке. Пресуществляется город на высокой горе, осиявает мрачную долину мира... Свеча пресуществляется во тьме су-щего в Непорочное Сердце. И человек, по сути, — хлеб да вино, пресуществляемые в причастнике Крови и Плоти.

Евангелие осуществляется пресуществлением. Пятна-дцать таинств Лествицы — пятнадцать вех пресуществления. Непорочное зачатие — пресуществление Святого Духа в обители лона богородичного: семя авраамово становится се-менем Жены. Посещение Пречистой: пресуществляется Ели-завета; Богомладенец — в утробного Крестителя... И Рожде-ство — пресуществление Бога в человеческую плоть. Прине-сение во храм — пресуществление ветхой церкви в новую... Спаситель пресуществляется в Гефсиманском борении, когда оплотняется субстанция Его любви, плерома Крестной жерт-вы. Распятие — Его пресуществление в нас с простертыми в Отчем объятии руками и наше сопресуществление Ему.

Пречистая предупреждает: вскоре предстоит раскол за-падной церкви на почве понимания Евхаристии. Большинство священников уже не верят в пресуществление... Между тем, пресуществление хлеба и вина в Плоть и Кровь происходит. Без него нет церкви.

Церковь — среда иномирная, пакибытийная. Воцерков-ленному необходимо пребывать на небесах и на земле одно-временно. Пресуществление не ограничено Евхаристией. Мистически пресуществляется зрение, сердце... Христианин духом воспаряет горняя, а плотью ходит по земле, читает в книге жизни и претворяет вышний свет в сердца... Служение — всегда пресуществление очами сердца (взор — горе, и — видеть Бога в ближнем). Зерцало (сердце как инструмент пре-ломления солнечного света) отражает и пресуществляет.

Пресуществление невозможно без тайны Купины, или среды, через которую происходит преломление одного в дру-


гое, переход от высокого измерения в низшее. Протестанты не верят в пресуществление, заменяя его умственным “воспо-минанием”, по причине отречения от Богородицы, неведения тайны Купины. Без нее пропадает связь с миром небесным, вера заземляется, скудеет; любовь совершенно истощается... Отрицанием пресуществления упраздняется и крест, который есть пресуществленная в земное вышняя любовь. Весь чело-век в порыве к Богу — одухотворение, пресуществление в ду-ховную, солнечную плоть!

Христос пресуществляется евхаристически, переходя из солнечной пакибытийности в человеческое естество; пресу-ществляется и мистически (Его пресуществленный голос и жертвенно-всепреданнейший лик).

Я люблю Его, как Агнца: символ жертвенного пресущест-вления, перехода Его сердца в наше через Агницу-посредни-цу, евхаристическую Мать. Чтобы совершить Пасху, необхо-дима горница предуготованная. О ней и пекся Господь, когда на вопрос учеников, где будет есть Он Пасху, указал на таин-ственную горницу, должную быть прибранной и украшенной белым.

Кто эта горница? Мария. Церковь. Чистое сердце. Девст-венный подвижник.

И опять: жизнь в церкви — непрестанное парение одно-временно в двух мирах, плавание одновременно в двух мо-рях, пребывание в двух измерениях и переход от одного к другому. И внутри христианской личности непрестанное пре-существление: диалог Христа-Жениха (благодатный голос Святого Духа) и земной Его маленькой невесты, взять кото-рую в небесные обители приходит Жених.

В задачу церкви входит заботиться о них обоих: чтобы Жених не причинил ущерб невесте (божественное не переве-сило человеческое) и невеста не оскорбила Жениха (забвени-ем божественного, преобладанием человеческого).

Общение — пресуществление: переход в ближнего. И смысл свидетельства, по слову Господа, не пожалеть души своей даже до смерти.

Таинственный мистический церковный мир... Вера в не-видимое присутствие Христа связана с непрестанным пребы-ванием-пресуществлением. Евхаристия — его вершина, по сути, недосягаемая в настоящем высота. В видимом порядке вкушается хлеб и вино и принимается устами, внутренностя-ми... В духовном, очами ангелов, — хлеб и вино пресущест-


вились в Плоть и Кровь. И человеческая наша материаль-ность, хлеб душевный, вино веры, обретают качество иной субстанциальности.

Придет час, когда все человечество Нового Адама пресу-ществится в монолитное святое девственное целое. В древ-нем Символе святых отцов оно именуется “единая святая со-борная апостольская церковь”.

Пресвятая Госпожа сегодня таинственно пресуществляет-ся в Святую Русь, преображается над нею. И агнчьему пресу-ществлению Христа в Святых Дарах предшествует пресуще-ствление Пречистой в нас для облечения в белые одежды. Здесь же совершаются и два других таинства, советуемые Господом Иоанну Богослову: покупается новое сердце (“зо-лото огнем очищенное”) и помазывается глазною мазью зре-ние (Отк.3:18): воочию увидеть Того, Кто пришел сочетаться, Жениха... Пресуществляется и боль Христова в нашу (стиг-маты)... По сути, весь человек подлежит пресуществле-нию-преображению: слух, зрение, сердце, кровь его!

Есть “четвертое”, космическое измерение, и за ним “пя-тое” — божественное: Купина. Чудо Пречистой Девы в том и состоит, что Богоматерь представляет собою среду пребыва-ния Христа в церкви, обитания Духа Святого и непрестанного пресуществления нетварного в тварное, вечного во времен-ное. Она — негасимая свеча, великое светило, сияющее во тьме мира. Богоматерь дала жизнь Богу на земле и представ-ляет собой олицетворенные воздухи храма, являет нам Его мистическую, истинную жизнь. Без нее нет церкви, нет веры, нет свидетельства, сердце закрыто, небо заключено, Христос переведен в измерение книжной идеологии. Когда душа ус-кользает из порядка пресуществления, неизъяснимого, необъ-ективируемого, и утверждается на прочном основании зем-ном — теряется присутствие Христа, ничем не восполнимое.

...Держаться в плане, в порядке пресуществления! Без не-го вообще ничего не понять в церкви. Как одновременно пре-быть в двух мирах, когда земное тянет долу, примагничивает низкими страстями, помыслами? Опять — с помощью и по-средством Ее, мистической Ходатаицы о духовном зрении. Пречистая как Мать разрывалась между небом и землей, ме-жду Отцом небесным и Иосифом Обручником. Памятуя о том, кто Ее Сын (одновременно Бог и Человек) Царица была принуждена самим положением Своим воздавать Богу бого-


во, или пребывать на небесах, где обитала Его божественная природа, — и на земле Сына Человеческого. Отсюда Пресвя-тая Дева есть как бы олицетворенное пресуществление, не-изъяснимый синтез, ипостасное величие, несказанное качест-во. Оттого в Ее сердце мы видим Христа, каков Он есть (не-престанно созерцая божество Его любви), не теряя трезвой перспективы ближнего (не воспаряя праздно в облака), — ви-дим и ближнего воочию. Да-да. В свои пятьдесят или семьде-сят — увидел ли ты хотя б однажды ближнего в истинном свете?.. Услышал ли боль его сердца, зов святости?.. Выхо-дит, чтобы и ближнего увидеть адекватно, каков он есть, нуж-но прибегнуть к Ее зрению.

Через богородичные ризы и причастие стать Им, в Него пресуществиться, в Нем разрешиться, раствориться, сочетать-ся... Ее очами видимы ближний, Бог, мир, созерцаемы пре-столы, приносимы жертвы, терпимы боли, побеждаемы лука-вые, сети вражии расторгаются, и возносится песнь победы.

Христианин живет одновременно в двух мирах — распя-тый свет пресуществления... В нем непрестанный диалог двух природ внутри одной богочеловеческой личности (ипостас-ной личности христианина). Каждым словом пресуществля-ется солнце божества, сходя в человеческую смуту, мрак, со-мнения, одиночество. Рождение — пресуществление, смерть — переход, пресуществление в духовный вечный мир.

Цель христианина — пресуществиться в ближнего, перей-ти сердцем в сердце. В воздухах церкви непрестанно звучит диалог пресуществления: “Брат, я жажду перейти в тебя, жить в тебе!..”

* * *


Годы гонений и странствий(письмо священнику N)

Светлое солнышко, дорогой брат во Христе!Знаете, когда Пресвятая Владычица обратила меня в веру

(а было это давно, в дремучей памяти ветхого прошлого), младенческою своей крещенской благодатью, как малое дитя, приведенное во храм, я и не подозревал о том, что существу-ют сергианцы, тихоновцы, обновленцы... Ничего не знал я о митрополите Сергии Страгородском и о патриархе-исповед-нике Тихоне. Но обрел упокоение истерзанной душе, дар умиленных слез в любви к иконам и к православному бого-служению. Это уже впоследствии, институционально воцер-ковляясь, вчитываясь, всматриваясь, я стал различать между теми и иными печатями, но ничего это, поверьте, не прибави-ло к моему духовному опыту. И никогда я не воспринимал русскую православную церковь через личную судьбу ее пат-риархов, будь то Алексий I (Симанский), Пимен или ныне здравствующий Алексий II...

В моей душе сохранилось младенческое благоговение пе-ред святыней храма, перед святынею священства, перед свя-тыней таинства... И никакие исторические обстоятельства, институциональные черты и претензии не в состоянии поко-лебать этих истинно духовных православных начал!

Я хочу Вас заверить, что благодать православных иконок, лампад, ночных молитв, бдений, чудо сиротского провинци-ального храма мне дороги по-прежнему. Ничто не измени-лось: в сердце теплится тихая лампада и длится с воздыхани-ем “Господи, помилуй!” Но Пресвятая Дева облекла меня и в новые печати. Ведомая Ею дева (душа моя) как бы разо-блачилась прежних, траурных одежд и облеклась в светлые.

Вспоминаю первые годы свои по обращении в веру. Еже-дневно с первыми христианскими друзьями посещали мы храм, едва ли не дневали и ночевали в нем во времена гоне-ний... Но Евхаристия так вожделенна! И иконки духовно как бы мироточат, святые простираются к нам и обнимают нас, родные нам... Застали ли Вы эту обстановку пасхальной радо-сти времен гонений на церковь? Боюсь, она уже навсегда уш-ла...

Помню, как в храме Иоанна-воина многоскорбная святая княгиня Анна Кашинская, когда я приложился к ее иконе, как


бы прищурилась и в духе сказала: “В чем ты нуждаешься, ди-тя мое? Что я могу сделать для тебя?..”

Помню странничества, связанные с поиском отца-настав-ника и старца. Кафедральный Успенский собор в Смоленске и живая Одигитрия, смотревшая мне в душу и впоследствии заговорившая... Что ж удивительного в том, что говорят ико-ны, образы — живые? Разве и мы, Божий народ, не составля-ем в целом живой иконостас перед очами ангелов?

Помню Почаевскую лавру, родную для меня, ливневый душ благодати через молитву в пещерном храме преподобно-го Иова, ночные бдения в Свято-Троицком соборе, построен-ном высокопочитаемым мною митрополитом Антонием Хра-повицким... И благодатную молитву с матушкой Евфросинь-ей, нашей наставницей на узком пути: следованная Псалтирь, поклоны по ночам, омовения на святых источниках, трепет-ное стояние на ежедневной литургии, ночные бдения и лю-бовь к святыням православным...

И дивный монашеский хор, каким я застал его где-то лет пятнадцать назад... Впоследствии монахи пели все хуже, и искушения шли сильные. Но мы с Евфросиньюшкой затворя-лись в келье втроем с ее послушницей Наташей — и за Псал-тирь, и за молитву... А потом небесная трапеза: картошка, лук, соленый огурец, соль с маслом... Что еще нужно стран-нику земному? Согнувшись в три погибели, под свет кероси-нового фитиля (купить лампадное масло денег нет) вкушаем — а радость такая, какой нет ни при одном царском дворе!..

Сколько было скорбей! Помню, злодейски как бы отрез-вил нас от брачной благодати львовский уполномоченный по делам религий: мол, что делаете? Веру нельзя было исповедо-вать, а паломников в те времена тотчас сдавали в милицию. И на мой ответ: “Сосуды головные болят, приехал исцелиться на святых источниках”, — его злобное: “Вот рядом психушка — как бы туда ты не попал “во исцеление”!”

Что это, сон далекого прошлого? Нет, облекаемая в плоть реальность...

Свет Брачной Вечери, ныне возвещаемой, призван не уп-разднить теснимую святыню православия (сколько у нее сего-дня врагов и супостатов!), но напротив — оградить. Я жажду, чтобы к православному храму прилепилось молодое поколе-ние. Я жажду, чтобы интеллигенция, сегодня увлекающаяся Шри Ауробиндо, Агни-йогой и Блаватской, вернулась в лоно церкви Отца светов, Сына светов, небесной Матери светов! Я


жажду, чтобы православная церковь преподнесла могущест-венное всепобедительное духовное учение, способное окор-мить миллионы душ.

Для этого и сегодня церковь должна вынести за скобки то, что от мира сего — условное и преходящее: институцио-нальную политику, печати, зависимость от апостасийных вла-стей и проч., — да канет в далекое прошлое! Несчастный ХХ век, прошедший под знаком дьявола (хотя и с начавшимся уже в марте семнадцатого торжеством Державной и Ее бли-стательным преображением над мученическим небом Солов-ков), завершается — завершается триумфально, победою Пречистой и возвещением века славы Ее!

Пресвятая Госпожа желает преподнести образ могущест-венной, процветающей, благоденствующей России. Ей одной дано сегодня облекать нас в свет и плоть Своего Материнско-го благословения. Ей одной дано преподносить образы и во-площать их такими, какими Она их видит, и придавать им черты, присущие Ей: непорочности и высоты.



Пост Брачной ВечериНа унылый, исконно фарисейский вопрос: “Почему Твои

ученики не постятся, если постятся фарисеи и ученики Кре-стителя?” (ср. Мк.2:18) — Господь отвечает подобающе царст-венно, переводя само понятие “пост” из среды язычески-фа-рисейских ритуалов (как творимого телесно — ради очище-ния, бесстрастия, формального следования Закону, из страха перед наказанием) в воздухи Царствия. Он как бы отрезвляет стоящих перед Ним, обращаясь в глубочайшую даль, види-мую Ему одному, адресуясь лично и в то же время поверх них, поскольку им не открыто, Кто перед ними.

“И сказал им Иисус: могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених? Доколе с ними жених, не мо-гут поститься” (Мк.2:19).

Какие образы! Церковь Христова — Брачные чертоги... Можно остановиться на этом богомысленном образе Брачных чертогов, его пережить, объять, в него войти, пребыть в нем... Схоластическим умом не вообразить Брачных чертогов! Об-рисовать их может только богомысленное сердце, устремлен-ное в горние выси...

Он определяет Царствие как Брачное лоно, совершенней-ший чертог любви, как нескончаемую Песнь Песней... И уны-ло-рутинный пост переводит в атмосферу Брачной Вечери, и указывает нам на тайну евхаристической жизни. Насущный хлеб, о котором должно просить, — Господь в Святых Дарах, но сколь немногие сегодня могут ограничиться вкушением Крови и Плоти!

Царственный Отрок-Жених говорит: “Пост для невесты — чаяние Жениха!” Какой может быть пост во время Евхари-стии, когда Жених с вами (ср.:Мк.2:19)? А когда Жених уйдет, тогда поститесь — жаждите!

Евхаристический пост — предуготовление к причастию. Оттого и восклицала Пресвятая Дева на успенском одре: “Го-тово сердце Мое!” Пост — подготовка сердца невесты через алкание вкусить Возлюбленного. К Брачному пиршеству надо подготовиться, подойти к нему — жаждой сочетания, светлых любовных чистых уз...

Такое евхаристическое предуготовление Господь и назы-вает постом Брачной Вечери. По мере обмирщения церкви и утраты ею любви пост все больше обретает черты языческого очищения, буддистского самоумерщвления, суффистского


воздержания, высушивания и ритуально-канонического сле-дования... Как далеки эти полуязыческие образы “поста перед авторитарным Судией” от поста Брачной Вечери!

В словах Господа заключена тайна действенности Евха-ристии. Были святые, живущие только Святыми Дарами: Ма-рия Египетская, великие пустынножители, Луиза Пиккаррета, Анна-Екатерина Эммерих... Серафим Саровский, помимо вкушения простой луговой травы, еженедельно причащался. Святые общались на Евхаристии — присутствовали на Брачной Вечери, после чего расходились по своим кельям — жаждать следующей встречи с Возлюбленным в Брачных чертогах храма в час причастия...

Сегодня церковь не умеет должным образом подготавли-вать души к причастию, сводя все к унылому перечню грехов. Но осознание грехов еще не приводит к сердечному трепету перед высотой совершающейся трапезы любви! И Евхаристия не осознается как совершенная любовь. Господь преподносит Святые Дары, желая сочетаться с нами, но Кровь Его не осоз-нается как молодое вино, вливаемое в новые меха, не опьяня-ет благодатью...

Оттого, дав образ Брачного чертога для Своей церкви, Спаситель учит о необходимости придти на Евхаристию в но-вых одеждах. Так называемая общая и индивидуальная испо-веди перед Евхаристией — как раз тот самый образ латания ветхой одежды “заплатами из небеленой ткани” (Мк.2:21), что в конечном счете приводит только к новым отверстым дырам и зияниям...

Евхаристическое новое вино любви должно вливаться в новые мехи, “иначе молодое вино прорвет мехи, и вино вы-течет, и мехи пропадут” (Мк.2:22). Как понимать: “молодое вино прорвет мехи”? Евхаристия как бы уйдет в песок, подоб-но воде. “Мехи пропадут” — вкушение останется бесплод-ным...

Для Своей трапезы евхаристический Мессия, обещавший пить новое вино в вечности со Своими учениками (см.:Мф.26:29), предрекает необходимость и новых мехов, спо-собных удержать в себе это вино. Новые мехи — новая цер-ковь, новое сердце, чистое и девственное.

1


Евхаристическая памятьВспоминаю путешествие по Новому Афону, как Богома-терь говорила на вершине Афонской горы в часовне. Го-ловокружительная высота, благоухание. И внизу у высо-кой горы — созерцательное море. Сейчас это в памяти, но воскреснет и спросится...

Прошлое — сон. Вспоминаешь о совместных странстви-ях, о дружеских беседах, о благодатных откровениях, молит-вах, встречах, о любви... Как бы во сне, в памяти. А между тем, не велена нам память личная — другая включена, евха-ристическая. “Сие творите в Мое воспоминание” (Лк.22:19), — просит предавший Себя на заклание, преподнеся нам Свои Плоть и Кровь в бессмертную жизнь. Память как бы исторг-нута из прошлого и относится скорее к будущему. “Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое” (Лк.23:42) — память о будущем.

Так и с христианством в целом. Если относить его к исто-рическому прошлому, оно реально, как сон, — где-то в памя-ти. За это прошлое следует спрос. Оно однажды воссоздастся, воскреснет для суда. Плавающее сегодня в фосфоресцирую-щем аквариуме подсознания однажды прояснится перед ду-ховным взором и вновь пройдет все заново.

Суд времен — воскрешение всего прошлого человечества как бы в мистическом уме Зиждителя. Оно предстанет в свой час и ответит...

Небесный суд — над памятью, над пережитым опытом. Но разве возможна жизнь во сне, как воспоминание? Не от-влекает ли она от ткани настоящего? И если будешь непре-станно вспоминать-реминисцировать и относиться в прошлое, так и обратится жизнь в ничто, за вычетом настоящего, кото-рое единственно есть.

Вот и в христианском порядке: если воспринимаем опыт церковной жизни через призму книжного прошлого, то пре-бываем во тьме, в ночи. Но вот забрезжил день, и воссияло солнце новое! Пора проснуться и начать видеть, и жить уже не во сне, а в настоящем. Жизнь в настоящем — жизнь в любви.

* * *


Светлая улыбка Господа-ЖенихаОтчего столько мрака на православных лицах? Святая

Русь была облечена в свет: светлые рубахи у женихов, свет-лые платья у невест и одежды белые да расписные с царски-ми узорами...

Призвав учеников на Фавор, Господь воссиял пренебес-ною Своей улыбкой, преобразился. И унылое от греховного проклятия лицо христианина по мере осветления преобража-ется в лик. Вглядитесь в киновников Нила Сорского — как прекрасна светлая улыбка!

Известны храмы Успения, Вознесения, Воскресения... Настанет время храмов светлых улыбок.

Кто ж, если не Иосиф Волоцкий, сходя в гроб, благосло-вил на пять веков монахов (возлюбленных и радостных не-вест Христовых) принять унылый облик надзирателей в ря-сах? И — без зазрения совести, как если бы так и должно быть!

Заповедь Нагорной проповеди Спасителя запрещает мо-литву при унылом лице, называя лжепостом и лжезатвором: “Когда поститесь, лица ваши да не будут унылы” (см.:Мф.6:16). Об унылости сказано: “Да не будет так!” — о све-те: “Фиат! Да будет! Око да будет чистым! Тело да будет светло!” (см.:Мф.6:22-23).

Ходить в свете — одна из заповедей, преподнесенных голгофским Страстотерпцем. Свет, пребывающий на подвиж-нике, — энергетическое выражение жизни в любви. И напро-тив: унылость, мрак — знак отсутствия любви. Немудрая де-ва: не туда подалась, не тем занимается. Ее пост, молитва, свечи, проповеди, вычитки Евангелия — ничто пред очами Божиими: нет в ней любви. Уставный образ подвизания в ве-ре — ничто, если лицо не просияло, не превратившись в ико-нописный лик, ибо мы, христиане, — живые храмы. А храмы наполнены иконами. Даже скорбные лица святых на иконах светлы... И нам, посвятившим себя Непорочной и Непятнае-мой, подобает просиять в иконописных ликах третьего ты-сячелетия.

Спаситель как Жених, Царь — улыбающийся. Светлая улыбка — знак раскрытости сердца. Попробуйте, греша, ис-кренне улыбаться — улыбка тотчас станет лицемерной. И как


святость противоположна разврату, светлая улыбка целомуд-ренной невесты противоположна скепсису, смеху, иронии или тайному осуждению. Чтобы улыбаться искренне, должно жить чисто и искренне перед очами Божиими.

Пресвятая Мать спешит запечатлить Его улыбку, которой буквально больна, — Его не сходящую с уст улыбку в годы Их пребывания в Назарете; Его первую улыбку по рождеству и первую слезу, связанную с ней... Наконец, улыбку Их кро-вавой Каны, когда Пречистая встречает Спасителя при шест-вии на Голгофу, и изможденный, истерзанный, окровавлен-ный Господь улыбается Ей нежно и упокоенно...

Улыбка врачует, исцеляет, упокаивает, улыбка несет жизнь, улыбка говорит: живи в любви! Тогда только утвер-жден я в вере христианской, когда даже перед угрозой смерти не исчезнет улыбка на устах. “Я томлюсь о Тебе, небесный мой Возлюбленный! Я чаю сочетаться!” Что и кто может вос-препятствовать шествию невесты навстречу своему Возлюб-ленному? Болезнь? Смерть? Добрый Пастырь, светлый Про-мыслитель обратил их к духовной выгоде, к вечной пользе.

Пресвятая Мать приносит в храм улыбку Иисуса Христа, которая остается с нами, — с новых, еще не написанных икон, но уже сходящих с неба и наполняющих воздухи храма. Христос-Жених (третье Лицо Пресвятой Троицы) солнечно улыбчив. И наше жительство да станет улыбчивым!

В третьем тысячелетии (во время второго славного таин-ства) Царица восхитит Своих детей в лоно... Так вытекают одно из другого таинства: при Воскресении просим о хожде-нии в свете, но оно невозможно без восхищения в лоно (воз-несения). Необходимо непрестанно и возобновленно пеле-наться в свет у подножия белой купели, чтобы не только ро-диться свыше, но и пребывать в образе рожденных свыше.

Мужество в том, чтобы скорбеть с улыбкой на устах и не терять покоя в брани, и не терять любви в пустыне. Пройти этот земной и бренный путь искушений и юдоль скорбей со светлою Христовой улыбкой на лице, и принять тихую кончи-ну с упокоенной улыбкой Клары Ассизской, Терезы Лизье-ской, Серафима Саровского и старцев Соловецких, и с ними сонмов подвижников...

Сколько светлых невест было взято в Царствие в возду-хах Святой Руси! И сколько их сегодня вернется, чтобы укра-сить Брачный пир лучшими яствами, накрыть столы белыми


скатертями и пригласить добрых званных гостей со всех кон-цов матушки России-мученицы.

На вечерю любви, вечерю Агнца грехом считается придти с унылым лицом — окрадывающим, темным, вампиризирую-щим. Такому распорядитель пира скажет: “Брат и друг, как ты попал сюда? Что в твоем сердце? Исповедовался ли ты в грехах своих?” (ср.:Мф.22:11-12).

Свет чудных улыбок... Евангелие будут читать с улыбкой на лице, как бы слыша голос улыбающегося Христа. В каж-дом из таинств встречает Он нас Своей улыбкой. Благовеще-ние — Его первая рождественская улыбка. Посещение — Его улыбка устами Божией Матери. Принесение во храм — Спа-ситель улыбается воцерковленному. Обретение во храме — непрестанная улыбка на лице подвижника... Несказанная улыбка на Гефсиманской Его молитве, неизреченная бесцен-ная улыбка, которую окровавленный Агнец дарит Своей Не-весте на пути на Голгофу, и просветленный лик Его по сня-тии с креста...

И воскресение из мертвых — облечение в свет, светлей-шая фаворская улыбка при явлении ученикам по воскресении. Прощальный лик улыбающегося Господа при вознесении. Брачная Вечеря третьего тысячелетия — схождение Святого Духа. Улыбка Жениха, приходящего за Своей Невестой (Ус-пение). И, наконец, вселенское царство венчания, апофеоз и совершенная радость — улыбка до разрыва сердца...

Улыбка — знак сочетающегося сердца, знак чистоты, ро-жденности свыше, знак пребывания в любви. Она свидетель-ствует сильнее любых слов...

* * *


Может ли церковь гнать святых?Страшная мысль вкралась в институциональное сознание,

будто повелено и положено от Бога свыше святым терпеть крест от своих, от церкви. Что церковь помогает им тем са-мым стяжать венец. Что посмертное прославление через ка-нонизацию, открытие мощей, писание житий и памятование в календарном году, а заодно и стрижка купонов за счет палом-ников и туристов — основное назначение церковного ведом-ства на земле. Один к одному грех ветхозаветных фарисеев, змей и христоубийц: закалывать святых и воздвигать памят-ники на месте их убийства! (Мф.23:29,30)

Святым — блаженство. “Блаженны вы, когда будут по-носить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Ме-ня” (Мф.5:11). Но неужели удел святой, непорочной церкви по-носить, гнать и злословить, и воздвигать хулу на Духа? Уже-ли удел церкви Богородицы-невесты, чистой девы поносить, порочить Жениха? Какова невеста и каково отношение к ней Возлюбленного!..

Оправдание гонений живых святых в церкви за счет, по-рой, искусственного молитвенного “онастоящивания” усоп-ших праведников — тот же грех, что фарисейское: “Если Ты Сын Божий, сойди с креста” (Мф.27:40). Если ты праведник, то будь гоним, да испытается твое терпение, вера, сила духа... Задачей церкви видят дьявольское испытание, искушение свя-тых. Но пустынножительный образ церкви — огненный столп, путеводящий праведных, а не стрелы искушения от дьявола. Церковь, полагающая своей задачей гнать и распи-нать Христа в лице Его посланников, — самоубийца, невер-ная жена, отвергнутая супруга, проклятая Израиля.

В святыне будущего века гонения на святых станут невоз-можны: несвятых в церкви не будет. Своей духовной задачей отцы и матери поставят зачинать, рождать и пестовать свя-тых. Жизнь без греха, хождение в любви и осенение вышни-ми благословениями станет ежедневной практикой.

А сегодня церкви во оставление институционального гре-ха, довлеющего над ее иерархией, должно принести малень-кую искупительную жертву: научиться славить и видеть жи-вых святых (не в ущерб усопшим); ставить целью и ориенти-ром пестовать и насаждать святость в священниках, мирянах, отцах, сыновьях и дочерях.


Светлое кредо церкви конца второго тысячелетия: Свя-тая Русь — держава Божией Матери. Чистая совесть, живая вера и вышняя любовь, претворенные и исполненные как бо-городичные заповеди, облекут Россию в одежды чистоты. И как высоко вознесется сама церковная святыня, и с каким трепетом будут произносить “отец”, “церковь”, “старец”, “пастырь”, “праведный наставник”!

Институциональные иосифлянские формы навсегда уй-дут, вернутся богородичные. Вновь как бы проявится жизнь Бога на земле, через Ту, что приняла, зачала, родила Его, ог-раждала, разделила Крест и приняла с Креста, желая подоб-ное сегодня совершить и с каждым из Его учеников.

Святая Мать Еммануила, Мария Матерь церкви, прости священникам смертельный грех гонений на святых. Прими их маленькие жертвы и вдохнови дерзать о святости и высоте.

* * *


Страдание силою любви“Когда же приближались дни взятия Его от мира, Он восхотел идти в Иерусалим” (Лк.9:51).

...И придут за тобой, и скажут: “Возьмите вещи. На рас-стрел...”. Пришли взять тебя от мира: дали пятилетний срок, оклеветали, оболгали, оскорбили — восхождение началось.

А Он Царь, и никто не посмел бы причинить Ему никако-го насилия. И сколько б ни внушалось, что Он страдал добро-вольно — не добровольно, а великою силою Своей любви. Оттого, исполнившись жаждою иcпить любовь, и “восхотел идти в Иерусалим”: обратил лик Свой в вышний Иерусалим. И когда мы обращаем взор ввысь, видим Крест — и устрем-ляемся к нему... Взятие от мира — восхождение.

“И послал вестников (апостолов) пред лицом Своим” (Лк.9:52). И пошли... и вошли в сердце каждого. Что ж увиде-ли? Пустынное “селение Самарянское”. И “не приняли Его”... (Лк.9:53).

На земле — никому нет дела до Христа. Здесь выясняют, кто прав, кто виноват, ругаются между собой, где Его сла-вить: в Константинополе? В Ватикане?.. Не приняли, ибо вид у Него был страннический, неземной, неотмирский, “вид пу-тешествующего в Иерусалим” (Лк.9:53) — восходящего к От-цу, возвращающегося в Царствие. Кто почувствовал зов Цар-ствия, тот ищет войти в Иерусалим и принять крест, и постра-дать силою любви.

И начинается земное мельтешение. Одни (самаряне) вы-гоняют учеников, не приняв Христа. Другие (ученики) хотят низвести на людей гром, по-начетнически вспоминая Илью, расправившегося таким образом с пятьюдесятью язычниками. “Остановитесь! Не знаете, какого вы духа” (Лк.9:55). Кому вы служите?” — вразумляет их Господь и запрещает институ-циональные распри, порожденные привязанностью к храму и месту. Как это далеко от Его любви!..

Его не приняли в Хоразине — не примут и в Иерусалиме. Он мог бы быть распят и в Самарии, но предпочел иеруса-лимские ржавые гвозди и фарисейские плевки. Ужасно ви-деть Господу конфессиональные разногласия, распри учени-ков. “Остановитесь!.. Я не пришел губить души человеческие. Я пришел спасать их” (Лк.9:56). Три года ученики ходили с


Ним и даже не догадывались о языке Его любви... Не Его ду-ха — фарисейского, начетнического.

Начетничество — предвзятое толкование Священного Писания: с человеческой точки зрения. Историческим ли, ал-легорическим, философским ли методом — лишенное выш-ней любви, с упраздненным крестом. Начетничество — ра-ционализация, попытка оправдать тот или иной поступок бо-жественным благословением, вышней цензурой; любое уче-ние, толкование или доктрина, исходящие из нелюбви, неми-ра и неслужения.

Все инквизиторы, диктаторы и деспоты были начетчика-ми: преподносили предвзятое, превратным оком змея толко-вание Священного Писания, лишенное любви, преследующее любые цели, кроме любви. По-начетнически привели в при-мер пророка Илью и “Воанергес” (“сыновья грома”, Мк.3:17), Иаков и Иоанн. В действительности их терзал обыкновенный человеческий грех, укротить который они не могли, и чтобы оправдать агрессию и неспособность победить любовью и ми-ром, они приводят Священное Писание (Господь расправлял-ся с врагами, и мы расправимся).

Сколько раз звучал подобный голос среди институцио-нальных мнимых учеников Господних! И каждый раз Господь им запрещал, говоря: “Не знаете, какого вы духа! Я пришел спасти, привести к свету, миру и любви, а не погубить души человеческие” (Лк.9:56).

* * *


Моя безумная любовь, ИисусеЗакрыться в келии... Слышать Его голос. Открыть Еванге-

лие — слышать Его голос. Внимать слову Пречистой — слы-шать голос Возлюбленного! Заплакал ребенок в соседней комнате, с экрана телевизора раздался вопль осиротевшего дитяти... Это Его голос!

Пустыня, куда уходят святые — Брачные чертоги для не-весты. Креститель, однажды услышав голос живого Бога (еще до своего рождения на земле, как бы провиденный в утробе матери своей Елизаветы), потрясенный, удаляется в пустыню. Нет больше ни одного голоса, достойного быть услышанным. Предтеча желает сохранить чистоту слуха.

Если хоть однажды услышал голос Господа, не можешь слышать другие голоса. И однажды увидев лик Его, больше никого не можешь видеть. И если возлюбил Его всем серд-цем, то никого не можешь так любить. В пустыню уходят от избытка любви, от безумия, от умопомешательства в любви! Серафим Саровский оставил богоугодный монастырь, где почитался благолепным старцем и отцом. Ушел в безмолвие — слышать голос Жениха. Изнемогало его сердце от любви...

Евангелие от Иоанна... Агнчий голос струится как поток чистой воды. С первой до последней главы, как бы стекаю-щие воды родниковые. Кана Галилейская — воды блаженные, Брачные (вторая глава). Беседа с Никодимом о втором рожде-нии — рождественские воды (третья глава). Беседа с самари-тянкой — святая вода жизни (четвертая глава). Пятая глава — врата Овечьи (Вифезда), воды милосердия.

Кто и когда сможет изъяснить Его слова?.. Каким толков-ником охватишь несказанное блаженство пьющих мистичес-кое новое вино (“уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда буду пить новое вино в Царствии Божием”, Мк.14:25)? Святые опьянялись Брачной трапезой. Любимым местом Серафима был “вертоград”. Серафимушка отгородил участок леса, благословил его, и сошли ангелы (как на месте воскресения Спасителя).

Услышать Его голос! Не потерять его за суетностью, за механической молитвой. Петр полагает себя пылким и пре-данным учеником, не сомневаясь в любви к учителю. А Гос-подь трижды спрашивает его: “Любишь ли ты Меня?” (Ин.21:17)...


Пять вечеров Евангелия любви, две тысячи лет звучащего Евангелия любви... А голос Его затихает, и обретают его еди-ницы... Но кто услышал однажды — навеки огражден, и хотя бы жил среди вертепа вражьего, капища пергамского — пре-бывает в келье “мудрой невесты” (Мф.25:2). Встанет на колен-ки, зажжет свечку, умиленно восхитит взор горе и, закрыв глаза, предастся Брачному сочетаванию — Христос пришел! Умная дева, возжигай лампадку — выходи навстречу своему Возлюбленному!

Не знала Господа... (Лк.1:34), а теплилась лампадка. Храм живой — пока лампадка в сердце теплится. И монах верит, пока мнит себя невестой; украшается святыми добродетеля-ми.

Россия — извечный удел Заступницы небесной, всегда водимая свыше. И сегодня настало время прямого водитель-ства. Царица назвала предстоящий год светлым итогом: по-дытожится многоскорбная мученическая история Святой Ру-си ХХв., сойдут с неба архиереи соловецкие, откроет раночки свои великомученик патриарх Тихон, и император Николай II предстанет в величии царского семейства.

Стань инструментом Пресвятой Девы. Не принимай ни одного решения без Ее посредства, и тогда сама Царица бу-дет рядом с тобою.

Ты нужен Господу...Нищета, тюрьмы. Бомжи, старики, выброшенные на

улицу... Абсолютная безнадежность — никому не нужные. — Пойти в монастырь? Ну какие сейчас обители старого поряд-ка с восьмичасовой молитвой и держимордным уставом? Ка-кие жандармские меры, когда души надорваны еще от утробы матери, еще и в не родившихся слышно совокупное стенание человеческое. Им бы только одно познать: зачем пришли сю-да? нужны ли кому-то?..

С двух лет их выбрасывали в ясли, в детские сады. Близ-кие показывают — не нужны. Вечером ребенок приходит до-мой и видит раздраженных родителей — опять не нужен. С семи лет — в школу. Постоянно отправляют, отсылают прочь. Если не открывают сердце, значит, не нужен. Господи, к кому же стучаться?.. В двери наркотика, блуда, алкоголя, токсикомании, самоопьянения?.. Никому не нужный хочет успокоиться, излишний стать нужным хотя бы себе. Но это


противоестественно: любить только себя нельзя... Как можно любить, прежде не быв любимым?..

Есть один нуждающийся в тебе — Христос! И у каждого из нас есть Мать, Которая не отправит в детсад, не отошлет в школу, не отпишет в интернат для слабоумных. Вот почему души сегодня ходят в церковь. Нет, не к священнику и не за проповедью, не за пасхальным яйцом — ко Христу, Которо-му они нужны. К Божией Матери, Которая им Мать. Оттого задача священника — показать, как они нужны Христу, как нуждается в них Матерь Божия.

Сколько лет тебе дали, брат, ни за что ни про что, — де-сять? На Соловки тебя сослали? В концлагерь где-нибудь под городом Свободным? Родная мать забыла, ни писем, ни посы-лок тебе — никому не нужен... Здесь ты взялся за Евангелие — нет, не с целью “заполнить ум” сострадательною книгой: отправился в затвор — узнать, для чего пришел ты в мир. Иди в пустыню — стань невестой Тому, Кто истинно в тебе нуждается, чтобы явить Свою любовь, Кто умирает от любви к тебе. Помоги Ему!..

— Господь умирает от любви ко мне? Больше ничто не интересно. Евангелие — постольку, поскольку это голос то-мящегося жаждой Жениха. Он нищ, потому что я составляю Его богатство. Он плачет и печалится, желая покорить сердце мое Своей любовью. Он алчет и жаждет в пустыне, любя ме-ня, безумствуя от любви ко мне, распинаясь от любви ко мне. И принимает Крест, окрещаясь кровью — любовью ко мне.

Дайте же мне новое вино — пить его в вечности! Открой-те же мне Жениха, Христа! Я знаю, Он ко мне стремится, я нужен. Я живу, я счастлив, я блажен!.. Я знаю, для чего при-шел в мир и куда иду...

Благодарю Тебя, Всевышний, за эти маленькие скорби, за эту скудость человеческую и сердце новое, которое Ты дал мне. Оно принадлежит Тебе — Ты управляй им. Одно знаю, куда ни поведешь, что ни сделаешь — с тем лишь, чтобы Царство вместило своего Царя, Возлюбленного, Бога, Агнца.

Чтобы я любил Тебя, ты предстаешь Царем распятым, за-кланной овцой, Женихом... Все это лишь по-человечески пре-творенная энергия Твоей любви. Я объят Твоей любовью! Я полон Тобой, Иисусе, жизнь моя!..

Как Он страдает из-за нелюбви... Он распят. Я больше не могу, я хочу в пустыню — умереть от любви! Я не могу боль-ше молиться, меня не устраивает подвизание. Я не могу нико-


го любить... Я умираю от любви, Господи! Я не хочу никого видеть, я заболел... Я люблю Господа! Моя жизнь лишилась смысла... Я жажду умереть от любви к Нему. Не мешайте мне...

— Ничего, кроме Моей любви, дитя Мое! Я истомил-ся, раздели Мой крест. Помни о Моей любви. Помни о Моем страдании. Держи крест крепко.

...Священник Николай Прозоров перед расстрелом: “Как я счастлив! Господь зовет меня к Себе, и я сейчас буду с Ним”... Тридцать три года, дважды приговоренный к смерт-ной казни. Первый раз, будучи офицером, ждет расстрела по ложному обвинению в заговоре, и по случайно сохранившей-ся книге предлагает прочесть акафист святителю Николаю. Наутро всем, кто молился с ним, сохраняют жизнь. Потрясен-ный чудом, принимает священный сан и продолжает служе-ние свое уже преображенный, рожденный свыше.

Восхожу ко ГосподуЧто я знаю о Господе? Ничего, кроме того, что я Его люб-

лю, и Он любит меня. Этого-то знания и достаточно, чтобы жить: не сойти с ума, не покончить с собой, не отчаяться, не полететь под откос, не положить голову на рельсы.

...В ста метрах от меня одинокий мужичок. Две жены по-мерли, соломенный вдовец. Разгребает ворох сена для своей сиротушки-коровы, думая думку скорбную при этом. Тоже ведь форма любви к Жениху...

Мне бы остаток дней странничать, любить Господа всем сердцем. Странничать, любить Господа... Ничего, кроме люб-ви! Кто-то вспомнит меня, кто-то скажет обо мне слово доб-рое. Простите меня, братья... Восхожу ко Господу! Я люблю Господа, и остальное мне кажется бессмысленным. Умирая от любви ко Господу, несу ее другим. Мне нечего передать детям моим, кроме откровения любви, которое Царица вло-жила в Мое сердце. Завещаю: жить, умирая от любви к Тому, Кто умирает от любви к нам. Это и означает: умереть в Его объятиях, перейти в Брачные чертоги, обрести жизнь вечную.

Чем ты там занят, брат-отец? Благовествуешь, проповеду-ешь, скорбишь? гоним?.. Помни о Его любви. Помни о Царст-вии Его, сходящем свыше!

Голос разбойника (“Помяни меня, Господи, когда при-идешь во Царствие Твое!”, Лк.23:42) кажется безумным. Разве


Господь не воспомянет каждого из нас, бывших, настоящих и будущих на земле, когда придет во Царствие Свое? Ежеднев-но вспоминает Господь на небесной литургии, которую слу-жит перед престолом Небесного Отца, брата Имярека. Помя-ни!.. О не забудь, о не остави памятью Своей!

Я не буду писать завещание — ни бумажное, ни нотари-альное... Но сделаю так, как Господь на Кресте: “Вот твоя Мать...” (Ин.19:27). Завещать — значит, адресовать к Божией Матери, под Ее покров, что и сделал Серафим Саровский, умирая. Серафимушка препоручил своих дивеевских сестер Пресвятой Царице не по гордости, не потому, что не на кого было оставить, а затем, что познал любовь Пресвятой Богоро-дицы ко Господу, которую только Она одна может открыть. Он исполнил долг высокого старца: препоручил чад своих Бо-жией Матери, сказав тем самым: “Да откроет и вам Царица Небесная солнечный мир Своей любви ко Господу, как Она открыла мне”. Ни на кого Святую Русь не оставил, только на императора Николая II, которому личное письмо написал, провидя его судьбу за много лет.

Ничего нет, кроме Господа... Чтобы не сойти с ума от по-мыслов, вступи на путь любви ко Господу, единственно от-крытый для нас, бесноватых, каковы по естеству своему. Что-бы перестать болеть нам, чахлым, страдающим всеми греха-ми, — соболезнуй в Боге и исцелишься в краткий срок. Нет несчастней того, кто приходит и говорит: “Вот у меня спинка болит, головка болит...”. Сердце твое да заболит любовью ко Господу — и исцелишься!

В любви к Нему тонут моря книг, поминальных свитков, могильных плит, слез, памяти, лиц, дат, живого прошлого, пустого настоящего, устрашающего будущего. Помяни меня, Господи, во Царствии Своем. Сходящая свыше, восприми нас в Свое сердце.

Страх смерти в глазах современного разочарованного че-ловека ничего не значит. С нашими гулаговскими генами приговор к смерти подписывать проще, чем выписывать корм скоту. Тысячу лет дьявол пугает нас смертью атеистической, философской, фарисейской... А Царица, Матерь Успенская, дала нам образ смерти, венчающей нас в Брачных чертогах. И если возжелать Господа как Жениха, то смертное ложе пре-вращается в чертоги райские и смерть не страшна, а вожде-ленна.


Жизнь христианина — умирание, но не миру, а от любви ко Господу. Отмирание всего прочего — что не в Иисусе. Со-стояние невозможности больше жить в этом мире, где нет полноты Христа. Каждый день после Воскресения Пресвятая Дева умирала — шестнадцать лет подряд... И достигла вы-сочайшей степени блаженства, всех святых вышнего Израиля превосходящая в христианском миропомазании. Тогда лишь мы живем как христиане, когда умираем от любви. А пока не любим Господа и ближних Его любовью, еще не “перешли из смерти в жизнь” (1Ин.3:14), еще в пустыне совершаем свой ис-ход, и неизвестно, когда придет час пасхи. Может, не далек?..

Монашество — не умирание миру, а умирание от любви. И кто любовь Его познал, тот истинный монах. Больше деся-ти лет как в монахи пострижен, а только приближаюсь к ан-гельскому чину, к этой высокой горе. Прочее только подсту-пы: странничество, молитва, пост, бдение... Еще не обрел ке-лью иерусалимскую свою и лампадка еле теплится. Вот-вот погаснет, когда помыслы повеют...

Самый упокоенный сон — в гробу. Схима — жизнь во Господе. Гроб, в котором схимник спит — Брачный одр, бе-лая купель. Ежедневно рученьки смежает и, как Пресвятая Дева, украшается белыми розами, облекаясь в белые одежды, в виссон чистый, праведность святых, и испытывает такое блаженство — входит в жизнь!

Святая Русь опьянела от любви ко Господу... Умирание во Господе и есть истинная жизнь. Потому русский народ и будет жить, что знает, что умирает за Господа: способен к умиранию от любви к Нему. Народ-сирота обретает Мать свою первым из народов.

* * *


Солнечная скиния Непорочного Сердца

Необходимо задаться вопросами:как Божия Матерь видела Господа (Его можно уви-деть только из Ее сердца, Ее очами)?И второе: как Божия Матерь видела учеников?

Они переживали друг друга изнутриГосподь и Богоматерь были так тесно связаны, что несли

в Себе друг друга, имея одну плоть. Ничего подобного не бы-ло на земле, впрочем, и на небесах. Они переживали друг друга изнутри. Господь созерцал в Себе проявление непо-рочного человеческого естества, воспринятого Им от Божией Матери. Мария как бы наблюдала внутри Себя проявление божественной природы Христа, зачатого в Ней непорочно.

Став Матерью Господа в земные дни Свои, Она непре-станно размышляла о том, что несла в Себе Сына Божия, со-шедшего с небес, и Царство Божие запечатлялось в Ее серд-це. С тех пор, как Господь вошел царскими вратами Ее непо-рочного сердца, Она стала скинией Бога с человеком. Царь лишь на время покидал Свой светлый замок, сердце Непо-рочной, в духе оставаясь с Ней всегда. Тридцать три года Его земной жизни Ее сердце было наполнено Им одним. И вот два тысячелетия Пречистая приглашает и нас пребыть в свя-тилище непорочного сердца, чтобы, подобно Ей, мы наполни-лись Духом и стали невесты.

Царица подает в церковь дар внутреннего видения Иису-са, переживаемого неизъяснимо сокровенно, как Он вошел и пребыл в Ней. Господь входит в нас в Святых Дарах, и Пре-святая Мать помогает Божественному началу, запечатляемо-му в нас, возрастать.

Господь обоживал человеческую природу через начало Пресвятой Девы, которое переживал в Себе как продолжение жизни. В человечестве Своем Он осознавал Себя как бы муж-ской ипостасью Пресвятой Девы, а Она — обоженной приро-дой Своей — божественной женской ипостасью. Их общение было несказанно внутренне. Она возрастала в Нем, как обо-женное творение, а Он в Ней — как вочеловечившийся Бог.


Диалог на разрыве сердцаПри виде Господа Пресвятая Дева тотчас восхищалась

умом на небеса. От одного Его присутствия Царица относи-лась в горний мир, первой при жизни пребывая в раю через божественное начало Спасителя.

В лице Божией Матери Господь общался со всем челове-чеством и возвращал через Пречистую потерянную им выш-нюю любовь. Сердце Богородицы как бы разрывалось, не в силах вместить Его любовь. И когда Пречистая жаловалась и томилась, и говорила, что больше не в состоянии вместить, Господь отвечал Ей: “Ты — Моя Царица, Ты Моя Невеста. Я наполню Твое сердце солнцем божественной любви, чтобы все человечество обратилось к Тому, Которого не знает. Ты понесешь истинное знание о Боге. Через Тебя подастся виде-ние Его. Ты Мать всех боговидцев, Царица учителей и стар-цев истинного духа”.

Господь находился в непрестанном общении с Пресвятой Девой. Ее сердце было избрано для наставления человечест-ва. Преисполненное благодатных даров и милостей, оно еще во дни земной жизни Пречистой было названо солнечной ски-нией и ему поклонялись ангелы. Господь воплотился, чтобы построить нерукотворный храм из сердца Божией Матери и сложить в него всю любовь, премудрость и дары, необходи-мые для нашего спасения.

Их отношения в земные дни подобны Брачной Вечере, где гости созерцают любовь Жениха и Невесты. Пресвятая Дева пребывала в совершенном диалоге с Женихом. Сегодня Она предуготавливает этот единственно через Нее возмож-ный диалог. Через помазание от Пречистой христианская ду-ша становится невестой, другом Жениха. Без Нее остается слепой рабой.

Только Царице открывалась Его любовь. Только Богома-терь могла ее вместить в силу чистоты и чуждости греху. Ес-ли бы не Пречистая, Господь не воплотился бы на земле. Ес-ли бы не Царица, предстоящая Его Кресту, не было бы Его Страстей. Семь Его дивных фраз, венчающих земное служе-ние (от “Отец, прости им...” до “совершилось”), были сказаны Пречистой, для Пречистой, чтобы через Нее стать достоянием Его последователей.

Сердце Богородицы непрестанно разрывалось от открове-ния вышней любви, идущей через Спасителя. Она единствен-ная понимала и внимала, следовала, исполняла, не доставляла


Ему ран, никогда не просила доказательств, пояснений, аргу-ментов.

Блаженство КрестаБез Божией Матери нельзя ни пребывать в Нем, ни лю-

бить Его. Сын Божий пришел умереть от любви к нам, чтобы и мы обрели три печати духовного помазания: жажды любви к Нему как болезни, безумия и умирания от любви к Нему. “Я изнемогаю от любви” (Песн.П. 5:8). Не достигший ступени умирания от любви не попадает в Царствие.

Истинная жизнь начинается, когда наполняет такая лю-бовь, что уже невозможно жить, когда необходимо постоянно трансцендировать из уже имеющегося качества любви. Бог настолько щедр, что дает еще и еще, и тебе мало этой жизни: ты умираешь и переходишь в вечную жизнь еще в человечес-ком теле.

Господь умер, когда исполнилась мера Его любви и разо-рвалось Его человеческое сердце, которое не смогло вме-стить больше солнечной любви. Тогда Он сказал: “Соверши-лось”. Господь умер от избытка любви, излившейся на Кресте через страдания.

Страдания Господа, понятые вне Его Богочеловеческой ипостасности (только с человеческой стороны), служат со-блазном. Они были честными Страстями — откровением вышней любви, нашедшим форму выражения через беспре-дельное страдание. Мы понимаем Христа заземленно: как Ис-купителя, Агнца, Который пострадал за нас, и волей-неволей мы обязаны Ему по гроб...

Господь не желает поклонения рабов, искупленных Им из царства греха, но ищет, чтоб нами был познан божественный мотив, лежащий за Его страданием, по которому Он был вле-ком ко Кресту и столь жаждал взойти на него.

Десять дней от Вознесения до Пятидесятницы Царица от-крывала апостолам тайну Креста — то, что их больше всего ужасало и разлучало: Пастырь был поражен и овцы разбежа-лись. Мир обомлел, человечество ничего не поняло. Исцеляв-ший мертвых, творивший величайшие чудеса и говоривший о Себе “Сын Божий”, умер на Кресте. Это потрясло еще боль-ше, чем воскресение из мертвых. Пресвятая Дева впервые от-крыла блаженство Креста, сообщенное Ей Господом.


Незадолго до Своих страданий Господь являлся Божией Матери и беседовал с Ней о Своей любви ко Кресту. Господь еще в детстве и отрочестве неоднократно просил Иосифа де-лать крест из двух деревянных планок (горизонтальной сорок сантиметров, вертикальной — семьдесят), прикладывал его к Себе и нежно ласкал (левой рукой держал крест, а правой как бы облекал его в пелену). Пресвятая Дева показала тогда эти движения ученикам.

Стоя у Креста и Она, Сокрестотерпица, была окрещена благодатью страдать во имя Господа. Через тайну Креста со-вершалось помазание учеников как апостолов: подавалась любовь к блаженству во скорбях.

Высшее назначение церквиСмерть побеждается не учением о Христе, Который побе-

дил смерть, но высочайшим состоянием духовного восхище-ния, при котором душа умирает от любви.

Христос распялся не “во искупление” только наших гре-хов, а от любви. Искупление произошло силою любви. Так и каждый из нас лично входит в порядок искупления силою любви, а не рабским подключением к Его страданиям через читаемое в храме страстное Евангелие во время Великого по-ста.

Дьявол под любыми уловками скрывает любовь Господа — закрывает небо. Открытое небо — явленные лучи Его люб-ви, проникшие в наше сердце. Закрытое небо: молитва, про-поведь, евангелие, читаемое человеческими очами, ритуалы, культы, беседы, трапезы, процессии, крестные ходы, брако-сочетания, форумы... без любви. Но если нет любви, нет ни-чего — бряцающий кимвал.

Церковь потеряла высшее назначение: взирая на небеса, становиться инструментом и проводником вышней любви. Как мистическое тело Христа, церковь двуприродна. И невоз-можно разделять божественную и человеческую ее природу. Божественная природа церкви, как мистического тела, вос-принимает соприсносущный вышний свет, человеческая этот свет преломляет и через страдание отдает грешникам, обожи-вая их.

Церковь вкусила от древа познания добра и зла — от фи-лософского древа. Она приобщалась к познанию и единению с Богом (знакомым лишь святым) вне любви, оттеснив свя-


тость в прошлое и отгородившись от него историческими жи-тиями, мощами и канонизацией святых, календарями, обрядо-верием и прочим. Так произошло превращение ее в институт.

Тайное назначение института — запрещать церковь на земле. Он первый враг и разрушитель живой церкви. Форму-ла института: “книжники и фарисеи воссели на моисеевом се-далище”.

Падшая церковь (беззаконница, потерявшая любовь) го-ворит о любви как об очевидном. Вышнее небо — совершен-ной любви — ей закрыто, и о любви говорит, как во сне.

Тайная Купина ПречистойГосподь постоянно призывал не только Отца, но и Купи-

ну Пречистой (если было необходимо, чтобы Его увидели). И собеседник, до того совершенно слепой и ничего не видящий, начинал прозревать. Царица посещала рынки, собрания... и начинали видеть Господа Ее очами. Вне Ее Он почти нигде не появлялся. Везде, где Божия Матерь оказывалась с Госпо-дом (одно из Ее величайших чудес), Она преподносила тай-ную купину, и на Него начинали смотреть Ее очами.

В Кане, где внезапно совершилось первое чудо, на Иису-са стали смотреть как на Господа и Жениха, точно венчается Он. Пресвятая Дева неожиданно стала распорядительницей, говоря: “Делайте, как Он скажет”. Кто Она такая, обычная приглашенная? И совершалось по Ее благословению.

* * *Молитва священника, входящего в церковь: “Божия Ма-

терь, помоги мне взирать на паству так, как Ты смотрела на учеников Господних”.

* * *Таинства лествицы — переживание жизни Господа Ее

очами. Царица просит еще и еще в Ее непорочном сердце творить таинства и показывает нам, как Она их видит.

* * *Моисей увидел куст и только там услышал голос Госпо-

да. Для нас этот неопалимый куст — Пресвятая Дева. Только через Царицу Господь открывается таким, какой Он есть: Бо-гочеловеком. Вне купины, вне облака славы (вне православия — вне Божией Матери, которая и есть православие мистичес-кое и тайнозрительное) Господь сокрыт: Его не знают и не видят, живут во грехе. А согласно богословию апостола Ио-анна Его должно знать и видеть: “Купите глазную мазь, что-


бы увидеть Его” (Отк.3:18), “увидим Его, Каков Он есть” (1 Ин.3:2). Блаженны очи ваши, ибо они видят то, что не видел до вас никто (Лк.10: 23). “Вы познали Сущего от начала... вы познали Отца” (1 Ин.2:13).

* * *Пресвятая Дева находилась в непрерывном человеческом

страхе за Господа, как Мать, и в опьянении Его любовью: Она была опьянена пятидесятническим светом любви с часа Его непорочного зачатия. Везде, где Она ни появлялась, все озарялось Ее светом.

Когда Царица вошла во храм, где проповедовал двенадца-тилетний Отрок, храм освятился Ее присутствием и у равви-нов наступило озарение. Божия Матерь в течение получаса восторженно внимала тому, о чем говорил Господь. Этого времени хватило, чтобы подвести итог. Один из раввинов воскликнул: “Кто это? не Сын ли Божий? Не Сам ли Бог со-шел на землю? Так мог говорить только Бог”.

Они признали, что Его слово в силу Священного Писания и больше. Они были потрясены. Это была маленькая внутрен-няя раввинистическая пятидесятница. Иерусалимский храм превратился в горницу, когда в него вошла Пречистая.

Ее БогоматеринствоБожия Матерь возводила человеческое материнство в бо-

жественную степень. Это было чудо: земная тварь проявляла человеческое попечение о своем Отце. Отец проявлял беско-нечное попечение о Своей твари, что никак не сказывалось. И Бог через кеносис (уничижение) побудил совершенное зем-ное творение Марию являть человеческое попечение о Нем — знак действенной любви. С небесной точки зрения даже человеческое в Божией Матери воспринималось, как вышняя любовь. Одно из проявлений чуткой и нежной заботы о Боге, элемент диалога, к которому взывало небо.

Через Ее человеческое материнство совершалось обоже-ние. Человеческой заботой материнство Пречистой превра-щалась в богоматеринство (закрытая еще сфера, равно как и Богосупружество).

Три ипостаси Божией Матери: Богородичная (родила Христа), богосупружеская (Пречистая — Супруга Духа Свя-того, как и наша душа) и богоматеринская. Богоматеринство — неслыханная тайна, вторая после тайны Креста. Каким об-разом у Бога может быть Мать, которая одновременно есть


Мать человеческая, соединяющая Бога с человеком? Если славить Ее как Матерь Божию, тотчас впадем в монофизитст-во: человеческая природа будет поглощаться божественной. Как Матерь Божия, Пречистая обоживает личность каждого из нас (Соискупительница).

Дух Сионской горницыКогда Божия Матерь наставляла учеников, в горницу

тотчас приходил Господь. Ученики видели, как Она преобра-жалась. Одни слышали голос Господа и не знали, кто перед ними: Он или Она. Другие видели Господа, сидящего рядом. Третьи говорили: “Это же голос Самого Господа!”. Царица улыбалась: Она стала Его сосудом.

Голос Господа звучал безмолвно: Они были в общении любви. Божия Матерь не выходила к Нему навстречу, Она ждала, когда Он Сам придет.

Атмосфера Сионской горницы — напоенные вышней лю-бовью воздухи. Подготовка к Пятидесятнице заключалась в восприятии любви. А Пятидесятница втекает в Успение, ко-гда уже готово сердце. Пятидесятница — воцерковление: стя-жание Духа Святого через Его сошествие.

За десять дней наставления ученики заново пережили три года с Господом. Царица открыла им ипостасный смысл про-исходящего, раскрыв тайну непорочного зачатия. Они увиде-ли Господа воочию: Ее очами, ибо нет других очей, которые созерцали бы Его.

Апостолы переживали кончину Божией Матери как смерть Самого Господа. По Успении Царица явилась им, ко-гда они ждали Господа, и сказала: “Я остаюсь с вами отныне и до скончания века”. Через Нее Дух Святой будет окормлять церковь, посещать ее и блюсти в чистоте. Она есть одушев-ленный Храм.

* * *


Слезы в пустыне— Я продолжу откровения Моей любви. Больше ни в чем не нуждается человечество. Вышнею любовью Я наполню небеса и землю и воздвигну престол открове-ния Моей любви. Я обращу Россию. Прощение грехов совершится откровением Моей любви.Взирая на Господа, Державная, не отрывая глаз, восклицала:

— Я дарю Твою любовь. Я дарю детям Моим Твою лю-бовь. Я дарю им Твою любовь....(Из Слова Божией Матери в России, 1996г.)

О, святая Церковь, я твой грудной младенец. Принесите меня на руках, положите меня в храм...

Церковь — это вопиющая невозможность, выражающаяся на пределе отчаяния и осуществляющая невыразимое. Лик то-мящегося Агнца, Жениха в пустыне. Церковь слышащих.

...Телефон звонит: “Слушаю Вас...” Так и свыше позвонят однажды по небесному эфиру. И снимете трубку с сердца и скажете: “Слушаю Вас... Слушаю Тебя, Господь, позвони мне в сердце. Пресвятая Госпожа, не отступай, не оставляй. Я не могу без Твоего голоса. Я не знаю куда идти. Я в пустыне, я боюсь заблудиться”.

— Но только в пустыне открывается любовь, которая единственно сияет во мраке ночи и ведет. Она — огненно-столпный храм средь городских пыльных помоек, пустошей, вертепов. Я продолжу в этом храме откровения Моей любви.

— А где храм?— Там, где Господь.— А где Господь?— Господь в пустыне.— А где пустыня — среди городского удушья и спертого

пространства?Пустынножительница знает, Путеводительница в Царст-

вие ведет всегда в пустыне. Прекрасная, в белых одеждах от-крывается в пустыне и говорит алчущему дитяти:

— Я знаю, ты жаждешь припасть и пить. Опустись на ко-лени и начни копать. Среди песков забьет источник, и от него исцелятся многие.

— О святая Госпожа, — говорим мы вслед за Бернадет-той Лурдской, сподобившейся откровения в заброшенном


гроте, ставшего с тех пор местом исцеления для тысяч. — Святая Госпожа, в этой пустыне нет никого и ничего. Кто ис-целится?

— Здесь Господь и Я. Ты первый. Вслед за тобой Я увле-ку в пустыню многих.

Святая Мать-пустынножительница, влекома Ты была в пустыню Египетскую со Святым Семейством. И вернувшись в Назарет, осталась в пустыне. И двенадцатилетний Иисус, пренебрегши наставничеством и ученичеством у учителей Израиля, из городского храма последовал в пустыню назарет-скую — к Тебе, невеста Божия, церковь-боговидица!

Христос в пустыне. Христос идет на Голгофу. А толпа ре-вет на призывающих Его слепцов: “Что взываете: “Господи, помилуй нас, Сын Давидов?” Слепые, замолчите!” Но они кричат еще громче: “Иисусе, Господи! Сыне Давидов, поми-луй нас!” И Он подходит и говорит: “Чего вы хотите от Ме-ня? Не того ли, что час назад хотели от Меня апостолы?” — “Мы просим одного: чтобы открылись глаза2 на Твою любовь к нам. И чтобы мы потом, проповедуя Твое слово на распуть-ях дорог, в пустынях и долинах мира, восклицали так, как го-ворил апостол: “Мы видели, и слышали, и осязали руками, и о том свидетельствуем” (ср.: 1Ин.1:1). Мы пришли сюда увидеть Тебя воочию, услышать Твой голос и осязать Тебя, чтобы свидетельствовать о Твоей любви”.

Храните Духа СвятогоГосподь жаждет посвящения наших сердец непорочному

сердцу с тем, чтобы явить и нам любовь, которой любит Не-весту Агнец. Церковь — богадельня для сирот: Дух Святой начальствует, святые воспитывают и ангелы покровительст-вуют. И Пречистая, взирая на Него, восклицает: “Я дарю им Твою любовь ко Мне”.

Когда небо подернулось кровавою зарею, старцы Соло-вецкие единогласно восклицали: “Храните Святого Духа — истинное сокровище церковное. Адам и Ева не сохранили Ду-ха Святого и пали”. Храните Духа Святого — таков завет старцев Соловецких, сходящих с неба.

“Как хранить Святого Духа?”, — спросил я. И было ука-зано единогласно на Пречистую — Обитель царственную

2 “?åãî òû õî÷åøü îò Ìåíÿ?” — Îí ñêàçàë: “Ãîñïîäè, ÷òîáû ìíå ïðîçðåòü”, Ëê.18:41


третьего Лица Пресвятой Троицы, Духа Святого. Откровение Святого Духа во вселенной и явления Пречистой — Царство Иисуса Жениха, Брачная трапеза с накрытыми столами и при-глашенными гостями, жизнь и питание Духом Святым, рож-дение в свете.

— Отложите прочее, взыщите Царствия.

“Жених пришел. Жених пришел, вставайте!” — услышал я, но увидел не мудрых дев, а больничные палаты, заключен-ных в лагерях, сирот в детских приютах, интернатах и в ар-мии... И снова услышал я ангельское: “Вставайте! Жених пришел!” И священство трусливо попряталось в норы из страха Жениха, которого не знает и боится. Многие церкви оказались без крыш, сорваны золотые набалдашники... И стояла у дверей брачных чертогов Привратница и говорила ангелам, запирающим двери: “Подождите, подождите еще. Идите ко Мне, сироты”.

— Откровение Моей любви останется в церквях брачного чертога, а прочее уйдет. Вера без любви исчезнет навсегда....

1Литургия — алкание в пустыне. Литургия — это блажен-

ство алчущих и жаждущих испить от вод живых. И одного раскаяния в грехах мало, чтобы вкусить от полноты Возлюб-ленного. Надо возжаждать, облечься в белые одежды и ска-зать: “Готово сердце мое!”, и еще в обморок упасть от невоз-можности принять Его и быть принятым в Его объятия.

Душа моя, невеста, жаждет... и пошла в пустыню, где нет ни фелоней, ни Евангелий, ни омофоров... Северный ветер, знойные воздухи, ледяная пыль, и внезапно прорезавшийся голос свыше: “Приди, чудная Моя, приди, прекрасная Моя и унаследуй брачные чертоги. Приди чудная Моя, приди пре-красная Моя...”.

Десять дев: пять мудрых, пять немудрых. Зажгли светиль-ники и пошли навстречу к Жениху. Кто-то заснул... И среди ночи крик: “Причастие! Жених пришел!”.

Слезы в пустыне... Литургия — это желание умереть от любви к ближнему, поскольку он невеста и в нем уже за-печатлен Жених. Я люблю вас любовью Христа. Я начинаю литургию. Я жажду.

Смерть — не наказание, а самый прекрасный из даровКто тот безумец, сказавший, будто смерть — наказание

нам за грехи? Смерть — приобретение. Успение — одр не-


весты, украшенный белыми розами. Смерть — торжествую-щий венец.

Дьявол и сегодня навевает мысль, что Бог наказал смер-тью человечество за грехи — ибо сам воспринял изгнание Адама и Евы как наказание не поймешь за что, поскольку не видел греха в том, что Адам и Ева вкусили от древа познания. Но Господь послал смерть не как наказание, а как самый пре-красный из даров. Падшие прародители не знали, как воздать и возлюбить Его, и Он дал им смерть, — умереть томлением любви к Нему. И не их, а Себя приговорил божественный Су-дья (ведь Он не судит никого, а значит, и не приговаривает).

Себя приговорил Он к смерти, а не Еву и Адама. Себе предопределил возможность воплотиться среди смертных и умереть от любви к ним. Этой смертью крестной привлек Он миллионы к Своей любви, и они вернулись в рай, вслед за разбойником, прозревшим на Его любовь на кресте. Вот для чего Он для Себя определил смерть в роде адамовом, а для Адама — вечность и бессмертие. Он возжаждал придти и умереть от любви, ибо Его любовь в том, что Он желает от-дать душу Свою за друзей Своих и этим вновь вернуть их в лоно Отчее, в лоно Своей любви.

Смерть не наказание, смерть — таинство, смерть вожде-ленна, смерть во Христе блаженна. Невеста жаждет успен-ского одра. Богоневеста у Креста желала сочетаться с Ним, но Он медлил и говорил: “Нет, Мария, еще шестнадцать лет Ты будешь томиться в пустыне, жаждая еще, разрывая сердце от любви, пока Ты упокоишься, возляжешь и Я приму Тебя в Свои объятия, Моя Возлюбленная, Невеста верная, Жена Моя...”

В земные дни Свои наша Госпожа была обручена Иоси-фу, а на одре смерти венчалась Господу и, пав в объятия Ии-суса, осталась в них навеки. Вот Брачная Вечеря любви — прекраснейший, второй светлый праздник после Пасхи.

* * *— Ты победил смертию Своей смерть, а я умру, Господи,

так одиноко, так постыдно, так никчемно, так безвестно. Почему? Ты воскрес из мертвых в новом теле, а я состою из одних ран и ушибов, травм. Я болен, я страдаю. Почему?

— Дитя Мое, Я оставил тебе смерть, как возможность вы-разить любовь ко Мне. То, что вы называете жизнью, есть в действительности смерть, поскольку нет в ней любви. “Мы перешли из смерти в жизнь, — учил апостол Иоанн своих учеников, — когда возлюбили друг друга” (см.:1Ин.2:14).


Дитя Мое, Я пришел в этот мир и умер из любви к вам и Я оставил вам этот чудесный дар — умереть из любви ко Мне от невозможности еще более любить Меня! Дитя Мое, Я возьму тебя в брачные чертоги, когда ты сам взалкаешь, как взалкала Та, Пустынножительница, Вечнодева в белых одеж-дах, когда Она сказала: “Больше не могу! Я жажду умереть в объятиях Твоих, Возлюбленный”. И когда ты уже не смо-жешь вмещать Моей любви и возжаждешь живой воды, Я приму тебя.

Венчание с ПречистойСмерть — дар, приобретение. Вот почему жизнь должна

превратиться в жаждание Возлюбленного, пустынножитель-ную келью. И если жизнь — жажда Христа и уневестовление, и возгревание в любви, то вот он, одр обручницы и одр невес-ты, одр венчаемой на царство.

— Какое первое таинство Лествицы Ты дал нам, Госпо-ди?

— Благовещение.— А последнее?— Венчание. Венчайся же, дитя Мое, вместе с Пречис-

той. Припади к Моим стопам бессильно. Я приду за тобой, дитя Мое. И ты упокоишься в Моих объятиях навеки.

— Я благодарю Тебя, Господи, за эту жизнь, которую Ты дал мне. Но еще больше благодарю Тебя за эту смерть, она выше жизни, которую Ты дал мне временно, она ведет меня в жизнь вечную, в чертоги брачные. Я благодарю Тебя.

* * *Знаете, какое “простите” самое прекрасное? Есть “про-

стите” раба: простите, согрешил, каюсь в таком-то грехе... не вместил.... Да, это конечно, хорошее “простите”. Но есть пус-тынножительное высокое “простите” как плод откровения любви: простите за одно то, что я с вами. Простите мне этот долг, простите мне долг любви, который я никогда не смогу вам выплатить... Это “простите” — самое высокое. Оно вте-кает в “Кирие элейсон”: слезы сладкие, уже не о грехах толь-ко — слезы умиленные на Брачной Вечере.

Вот отрок из больничной палаты, заключенный с двадца-тилетним сроком, бомж с вокзала последовал на брачный пир! И одежд-то брачных никаких на них видимых, а ангелы их пропустили, видя слезы на глазах, читая это дивное: “про-стите”.


— Я первый раз в храм пришел, я хочу креститься! Окре-стите меня крещением Агнца. Я начинаю понимать, в чем и какова вера Христова!...

На земле или на небесах, в своем ли теле, но так однажды скажет каждый из нас, вступив в светлые палаты, в Брачные чертоги. О прекраснейшая вера, о блаженные братья и сест-ры, светлые одежды и благоуханные воздухи — нескончае-мая радость! Идите, идите в храм и пейте из источника воды живой!

Как прекрасна наша вера! Только убедившись, что слеп — начинаешь видеть; только сомневаясь, не заблудился ли — истинно идешь. Если ни в чем не сомневаешься, то соблазня-ешься и падаешь. А чтобы не упасть в ров, всегда держись этой протянутой рученьки, этой надежной Материнской ладо-ни. Мать никогда не отпустит дитя, пока оно не научится твердо ходить на ногах.

...Кто ты? Пророк? Судья? Епископ? Прихожанин? Брат?— Ни то и ни другое. Я — голос кричащего в пустыне:

“Исправьте пути любящим”. Я не знаю, Господи, я не знаю, вижу ли Тебя. И видишь ли меня?...

— Я вижу. Вижу и люблю, и обнимаю, и жажду упоко-иться в твоих объятиях.

“Еще и еще подайте им откровение Моей любви”, — про-сит Царица. И мы говорим: “Больше не можем вместить... Мы умираем от любви к Тебе...”, — но так и надо. Единст-венный смысл жизни — умереть от любви, которую уже не можешь вместить.

* * *


ЕвфросиньюшкаЕвфросиньюшка — совершенная святость. Сплошной

трепет, вибрация святости. Только вера, молитва, поклоны, Дух Святой, проповедь, святость, Божия Матерь... и ни одно-го земного слова ни о чем. Просто не понимала, как можно о чем-то земном говорить. Неземное существо — сошедшая из Царствия. Быть с ней — быть с посланницей Царствия: толь-ко благодать и разговоры о ближних, которым желает благо-дати.

Образ Царствия и подавала монахам. И если принимали и любили, буквально пеленались в ее молитву. Подавала трепет благословенных душ. Душа-сокровищница, в которой сложе-ны благословения Божии. Кто черпал из нее, становился по-добным ей и на него переходили ее печати. Ничего подобного в монастыре не было. Евфросиньюшкино око, ее видение и образ, в котором ходят монахи, — день и ночь.

С Евфросиньюшкой ходил молодой дьякон Николай. С какой любовью говорила с чадом! Одним взглядом посылала Духа Святого, подавала жизнь, всего человека овевала. Не-сказанно щедро делилась всем, что знала. Желала передать благодать Святого Духа, поклоны. И главное, подавала образ: каким ты должен стать. Приходил к ней, и тотчас воплощала в образе святого подвижника, давая укрепление, импульс на поклоны, святые источники, ревность... И подвижник, под действием подаваемого ею богоматеринского импульса, пре-ображался. Мистически пеленала, и кто облачался в ее пеле-ны, обретал святость, хотя шел своим путем.

Приходила в лавру к дьякону Николаю, где работал на кухне. Молодой инок лет двадцати пяти, очень божий. С ка-кой нежностью к нему обращалась! “Ну как ты, Коленька?..” Как мать родная, с теплотой сердечной. Николай умиленно отвечал ей. Очень страдала, что чадо жил в келье с тяжелым монахом, искушавшим на объедение, грубости, препятство-вавшим его духовности, не дававшим творить поклоны.

Как Евфросиньюшка сетовала на то, что монахи потеряли образ монашеского служения! Никто не творит поклоны, ка-кой же может быть монах без поклонов? Никто не постится — какой монах без поста? Потеряли ревность монашескую о святости. Как скорбела она, истинная мать, игуменья тайной обители! Была сокрыта, и лишь некоторым открывалась ее сердечная нежность, теплота, и они ходили с ней.


Обратившись в веру в конце семидесятых годов, я полто-ра года скитался по России: искал дом, искал отца, кто бы ме-ня полюбил, понял, услышал. Со многими священниками вступал в диалог, но близости не возникало: меня не понима-ли, и я не мог ни к кому особенно привязаться. И вот в Почае-ве, когда залез в кельюшку к Евфросинье, впервые упокоил-ся: наконец-то нашел то, что искал. Моим первым православ-ным домом стала пятикратно увеличенная собачья конура — маленький шалаш, который Евфросиньюшка снимала у ста-рухи, в десяти метрах от крепостной стены Почаевского мо-настыря. Фрукты в саду росли в пять раз увеличенные: ябло-ки величиной чуть не с тыкву и помидоры полукилограммо-вые — силой ее молитвы.

По прошествии лет думал о ней: “Что ж ты, бедная моя старушечка, жила в собачьей конуре?” И понял: как вестница Царствия, Евфросинья питалась одной благодатью и ценила только благодать Духа. Внешние обстоятельства для нее ни-чего не значили. Хотя и во дворце находится, но если нет бла-годати, бежит куда-нибудь на кладбище, находит тлеющий окурок, от него зажигает огарок свечи и читает псалтырь, да-же при минус двадцати. Благодать Духа с ней — спит на три-дцатиградусном морозе, и ничего.

Несколько раз я спрашивал: “Матушка, что ж вы живете в этой конуре? Тяжело тут, никаких условий нет”. “Не могу в другом месте, Богородица не позволяет. Мне предлагали цар-ские хоромы, и трех-, и четырехкомнатный дом... Только по-селюсь, мне плохо: Божия Матерь не благословит, благодати нет. Вспоминаю Вифлеемскую пещеру, в которой Царица Не-бесная родила Господа. И мне в такую. Вот себе пещерку на-шла...”

Живописнейший спуск от монастырской стены метров двести. Справа дом какой-то бабки и огород. В огороде — шалаш, типа погреба. В нем жила Евфросиньюшка. Туда можно было заползти и лечь, согнувшись в три погибели. Внутри два углубления, где спала она и Наташа. По ночам бе-гали то ли крысы, то ли кошки — не понятно. “Матушка, кто это?” “Бесы”. Но ничего не могли сделать, молитва всех отго-няла.

Глаза — чистый свет. Зачем я приезжал? Встретиться с ее глазами. Теплый ласковый взор ее чистых глаз — какая-то сияющая нечеловеческая любовь и изумительная доброта, лучащаяся от Самой Божией Матери. Глаза светло-серо-голу-


бые, очень добрые, совершенно неземные: простые, чистые, светлые, лучащиеся благодатью, молитвой.

От нее исходил благодатнейший трепет: была как бы мо-щевитая. Телесный состав уже совершенно неземной — из мощей и воска... Непрестанный пост, молитва, состояние вос-хищения ума возгревало ток великой благодати, окормляв-шей тысячи душ. Я купался в лучах благодати, когда приез-жал к ней.

Сбывавшиеся пророчестваБожия Матерь говорила с ней через прием, указанный ее

бывшим наставником отцом Саввой из Псковско-Печерского монастыря. Игумен Савва научил древнерусскому способу: кладешь шесть бумажек, три “за”, три “против” под подушку, сто пятьдесят поклонов и утром вытягиваешь одну бумажку. Если “+”, то есть воля Божия, “-“ — нет. Так узнавала волю Божию.

По моем втором приезде: “Божия Матерь сказала, ты бу-дешь священником, важным писателем”. Я ничего тогда не делал, было странно слышать. “Когда станешь священником, хоть ты меня причащай. Они (священники) когда видят, как я подхожу, приготовленную ложку сразу обратно и в пять раз меньше мне причастие, совсем крошку. Я потом плачу. Жду, когда же у нас свой священник будет”. И мечтал: буду свя-щенник, уж буду матушку причащать, буду давать ей целую Чашу. Так и вышло, когда рукоположились: стали служить в домах, призвали ее в Москву.

Евфросиньюшка очень окормилась, когда увидела фе-лонь. Митрополит Феодосий подарил роскошную новую зеле-ную фелонь, несколько антиминсов, епитрахили. Фелонь рас-шита китайскими узорами, из изумительного шелка, с золо-тыми розами.

Купались мы с ней на Святой горке. Купание с ней — не-сказанное чудо, подобное купанию в Белой купели! Несколь-ко раз я получал исцеление. Люди блаженствовали. Матушка обладала особым даром целительства на источниках. Освяща-ла источники особым образом. Туда слетались сонмы анге-лов. Ей был открыт невидимый мир и наблюдала за всем, что происходило. Говорила, что источник должен быть очищен от посторонних духов, должна присутствовать благодать. Ревно-стно смотрела, чтобы не было посторонних людей при купа-нии, произносила молитвы.


Отношение к источникам (как к элементу странничества) совершенно особое. Евфросинья передала такую ревность, что мы с другом каждый день ездили на какой-нибудь ис-точник: омывались, купались... На святых источниках — осо-бая благодать, присутствие Божией Матери. Над источником ставили маленький иконостас, и никто его не обворовывал. Лежали деньги, горели лампадки.

Источники — купина на водах, храмы будущего, где про-исходит полное омовение. Странствование по ним доставляло нескончаемую радость.

Путь святости (по Евфросинье):1. Полное посвящение Богу — вхождение в купину (основа

ее учения). Вхождение в особый мир ревностного стяжа-ния Духа Святого и жизни в Боге.

2. Традиционная православная церковность и литургичес-кая ревность: ежедневное посещение литургии и особое предстояние на ней: огненное, ревностное, живое. Когда вспоминает свои грехи, когда творит поклоны... И трепет-ное отношение к святыням храма, как бы мистическое со-беседование с иконами.

3. Следованную псалтырь предлагала регулярно читать мо-нашествующим с упоминанием на каждой кафизме жи-вых и усопших, что приводило к прощению грехов личных или родственнических.

4. Поклонами владела несказанно. Великая мастерица, клала их по несколько сот, иногда по несколько тысяч за ночь, уже будучи семидесятилетней. Кто делал с ней поклоны, начинал летать.

5. Святые источники.6. Благовестие (проповедь), странничество.7. Образ монашеского общежития. Поселяла несколько

своих учеников вместе, и при условии трезвения и соблю-дения правил общежития достигали очень больших ре-зультатов.

* * *Все, что любила, сама показывала. Приглашала с собой в

храм, учила трепетному стоянию на литургии. Во время опре-деленного песнопения нужно было вспоминать свои грехи, богомыслить о тайнах Троицы, творить поклоны. Несказан-ное мистическое переживание литургии, храма, причастия...

Литургический порядок был открыт ей свыше. Поклоны, которые клала на литургии (во время богослужения могла


класть до шестисот поклонов), делали службу очень живой. Человек не стоял “просто как свечка”, был постоянно включен в живой порядок. Создавалось впечатление, что ста-рица больше участвует в литургии, чем служащие священни-ки, — так сопереживала происходящему, что сердце вибриро-вало в такт молитве. Литургия с ней исчерпывающе окормля-ла: полтора часа проводил как в раю.

Литургия начиналась в четыре утра в подземном храме Иова Почаевского. Зажигались свечи. Из народа никого нет, лишь странники. И благодать тишайшая, покой благословен-нейший. Начинается молитва православная, и хор монахов... А потом просфорки вкушаешь, с матушкой в келью идешь, беседуешь по дороге. Почаевская лавра несказанной красоты. Спускаешься по живописнейшему ходу.

Учила творить псалтырь. Любила, когда вместе творим псалтырь, поклоны. Обязательно клала с каждым из учеников поклоны. Ездила на источники, брала всех учеников. Затем отпускала и давала правило-наставление, кому сколько по-клонов творить: кому пятьсот, кому — тысячу...

Внимательно разбиралась в семейной ситуации каждого человека и способствовала тому, чтобы прервать ветхие свя-зи. Ей было открыто, у кого какие печати, и участливо разби-ралась, вникала.

Как улыбалась — нежность нескончаемая, душа перете-кающе-сочетающаяся, полная трепета! Взор ласковый посто-янно предо мной. Лицо — чистейший свет. Совсем простая. Иногда по-учительски указывала пальчиком: “Я ж тебе гово-рила, Наташа, я ж тебе говорила: не ходи, не делай! Ты меня не слушалась. Ну вот, видишь. Вот результат. Я же тебя пре-дупреждала, что он бесноватый...”

Ей был открыт духовный мир. И происходили вещи не-доступные и непонятные. “Священник включил замок в алта-ре”. Ее отчасти юродивому сознанию было открыто, что знак святости — крест, а дьявол действует через какие-то замки, как бы замыкая энергетическое поле в духовном пространст-ве. “Замки” ставили люди с негативными печатями, провод-ники дьявола. Против “замков” творила очень сильную мо-литву.

Особенно любила рассказывать, какое действие имела ее молитва. Едет в купе она и трое мужчин. Один начал крях-теть от ее молитвы, с места сошел, другой начал чихать, третьему стало плохо... “Что ж мне так плохо?” “Бесы стали


выходить из вас от молитвы”. “Могли бы вы ее не творить?” “Не могу, я умру: меня ваши бесы задушат”.

Жила в мистическом юродивом мире, отчасти служив-шем искушением. Видеть мир ее глазами, как она приглаша-ла, было нельзя. Но если, оставаясь церковно верным сыном, брать от нее с умом то, чего не хватало внешней институцио-нальной церкви, можно было обрести сокровищницу даров истинно православной церкви.

Евфросиньюшка — Соловецкая сокровищница. Божия Матерь сложила в ней золотые россыпи даров. Я прильнул к ее сердцу и столько почерпнул!.. И вам стремлюсь отдать без остатка.

Была странницей. Странствующие по вокзалам цыгане всегда ее слушали. Обратила многих цыган, оставляла им крестики, показывала молитву. Часто брали ее в милицию, издевались.

Ей давалась несравнимая благодать на поклонах. Стави-лись печати, и буквально на пятидесятом поклоне как бы от-крывалось Царствие. И тотчас сходило облако благодати, да-валось вдохновение и казалось, ты уже летаешь и не смо-жешь остановиться, будешь творить их нескончаемо долго. Как же можно жить без поклонов? Поклоны — хождение в свете: воспринимались естественно, как бег для лошади.

Многие пытались творить поклоны, но без евфросиньюш-киных печатей, без ее маленькой купины ничего не по-лучалось.

Была олицетворением лучшего в православном старчест-ве: доброта, теплота, ревность, необыкновенное покаяние, не просыхающие на глазах слезы... Спит, и во сне перебирает четки, читает молитву губами. Спит всего несколько часов сидя, редко-редко можно было увидеть ее лежащей. Спит только на полу. Пол всегда устлан ватными одеялами, и на них такая благодать, что только лбом касаешься пола, кажет-ся, Царствия Божия касаешься. Особо благодатный алтарь, где каждая иконка особо памятна ей. Любила подходить к ал-тарю и рассказывать: это от такого-то монаха... Много стран-ничала и много общалась со старцами.

Какой скорбью давалась ей каждая келья, в которой жи-ла! Вела лютую брань, чтобы обжить ее. Постоянно избивали демоны, гнали монахи: “замолившаяся... слишком много тре-бует...” Обвиняли в прелести, между тем, матушка была вели-


кая трезвенница. Евфросиньюшка много постилась. Несколь-ко раз по сорок дней ничего не ела.

Любимая молитва — Киприанова. Как только сильная вражия атака, тотчас творили ее по нескольку раз в день, и просила всех чад участвовать в Киприановой молитве.

Трапеза с ней была царская. Неважно, что ели. Допустим, вы сидите в ее собачьем шалаше, справа на маленьком бугор-ке керосиновая лампа, на правой коленке икона.

“Ты трошки посоли, Наташа”. Любила есть картошку с луком — цибулей — и какие-нибудь соленые огурцы. И не-скончаемая благодать. Великая причастница особых тайн Бо-жиих. На трапезе стояла евхаристическая благодать Царст-вия... невозможно передать!

Печать хлебосольных трапез унаследовали многие ее чада. Сходящая из Царствия, неземного происхождения, не-отмирского.

Что такое старческая благодать и почему люди стреми-лись к старцам? Тайна старца в том, что на нем слава Божия. Старец — сходящий с неба. Подражать старчеству невозмож-но: старец либо есть, либо его нет. Он есть печать домострои-тельствующая и поставляемая свыше по особому промысли-тельному разумению. Кто приезжал к старцам, окормлялись теплотой их сердец, которая навсегда западала и давала им-пульс к святости и вере, позднее раскрывавшийся в той осо-бой форме, которую Господь предначертал для каждого.

Многие ученики Евфросиньи были с разными дарования-ми: ученые, художники... Последнее время к ней притекало много творческих людей и очень окормлялось от нее. Евфро-синья давала им мудрейшие советы, в краткий срок освобож-дались от ветхих связей и, очищенные, становились на путь духовного затвора, который она познала в совершенстве, путь брани, теплоты...

“Видишь, Иоанн, все наши. Посмотри, сколько наших! Нашего духа”.

Мой духовник говорил: “Она тебе бабушку напоминает, ты сразу млеешь от нее. К коленке припадаешь, ручку целу-ешь, как дитя, растворяешься в ней”. Но это была чисто ду-ховная симпатия, целомудренная. Было приятно находиться вблизи нее, даже запахи ее родные... Мистическое родство.

Вспоминаю годы, когда приезжал к ней в Почаев, мое блаженное духовное детство — точно в раю прожил. Как я любил Почаев! Я видел город ее очами: Евфросиньюшка


втеснила мне свое око. Почаев казался одним из замков Цар-ствия небесного, поскольку она была вестницей Царствия. Почаев весь выношен на ее худеньких плечиках и выстрадан, ее молитвами держался, и, как полагается, гнал ее за это.

Жила Евфросиньюшка, как и подобает странникам, толь-ко приношениями: не было ни копейки денег, но ей многое передавали. Сильнейшая молитва ее была слышима небом. “Скольких я от рака исцелила, от тяжелейших болезней, ту-беркулеза”. По следованной псалтыри по несколько десятков раз упоминала каждого, читала псалтырь об усопших, исцеля-ла на источниках... Люди очень благодарили ее, часто приез-жали, отдавали все, что могли.

Никогда не голодала, всегда стол ее полон. Была очень хлебосольной, любила всех угощать, сама боясь съесть лиш-нюю крошку. Смотрела, когда много блюд, и говорила: “Вот опять мне искушение. Сейчас Богородица накажет”. Ела очень мало. Имела твердое правило: в среду ничего не есть до трех, в пятницу — до пяти. До двенадцати не есть никогда: надо заработать на трапезу. И желательно после восьми вечера не есть.

Любила рассказывать. Ее повествования, всегда нра-воучительные и полные чудодейственных событий, были на-столько живыми, что слушавшие становились как бы соучаст-никами ее святой жизни. Столько чудес творилось в ее жиз-ни! Столько раз набрасывались на нее собаки, была на воло-сок от гибели, столько раз была чудодейственно ограждена, утешена, исцелена...

Евфросинья имела сильный иммунитет против всякой книжной учености и говорила только одно: “Что вы пристаете ко мне с этими книгами? Я как в веру обратилась, читаю только Псалтырь и Евангелие, чтобы грехи вымолить. А ко мне приходят соседи: почитай житие такого-то...”

Ходила в облаке купины. Благодать веяла от каждого ша-га. Вот спускаемся после купания со Святой горки. Заходит в дом к женщине и говорит: “Катерина, ну-ка ставь картошку, лучшую! Такие гости со мной”. И пока бабулька делает кар-тошку: “Я ее сына исцелила от туберкулеза ног. А ее надо картошку просить, она сама должна была знать”.

Каждый шаг овевался особой теплотой. Вроде бы просто вышел с ней на улицу побеседовать — и точно попадал в рай. По-человечески объяснить невозможно, но чтобы немножко


постоять в этом облаке и приобщиться к нему, приезжал за тридевять земель, как бы сами ноги несли тебя невесть отку-да. Садился на поезд и, сам не осознавая, что делал, уже ока-зывался перед ней — после очень длительного путешествия. “Матушка, я вроде бы и ехать-то не хотел, а уже, глядишь, с вами”. “Это я тебя призывала на молитве”.

В последние два года в клетушке стало совсем невозмож-но жить: восставала хозяйка, и старица переселилась в ма-ленький домик в Кременце. Евфросиньюшка сидела полуле-жа на жестком диване, творила молитву и принимала посети-телей.

* * *


Как Я люблю вас...“Иисус, уразумев, что хотят спросить Его, сказал им: о том

ли спрашиваете вы один другого, что Я сказал: “вскоре не увидите Меня, и опять вскоре увидите Меня”? Истинно, истинно говорю вам: вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет. Женщина, когда рожда-ет, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир. Так и вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не от-нимет у вас. И в тот день вы не спросите Меня ни о чем. Истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам. Доныне вы ничего не просили во имя Мое; просите, и по-лучите, чтобы радость ваша была совершенна. Доселе Я говорил вам притчами: но наступает время, когда уже не буду говорить вам притчами, но прямо возвещу вам об Отце. В тот день будете просить во имя Мое, и не говорю вам, что Я буду просить Отца о вас: ибо Сам Отец любит вас, потому что вы возлюбили Меня и уверовали, что Я исшел от Бога” (Ин. 16.19-27)

Послушайте, невесты, голос вашего Возлюбленного — слова к невестам, девам мудрым, юницам брачных чертогов, отроковицам светлых, белых, вечный палат.

Вскоре вы не увидите Меня, и Я исчезну, и опять приду, и вы опять увидите Меня, и опять не увидите Меня. И это бу-дет вскоре. И сейчас вы задаете Мне столько вопросов, а то-гда, в Мой день, в Мой светлый день Воскресения из мерт-вых, вы уже не спросите Меня ни о чем. Безмолвствует в бла-женном трепете и экстазе сердце, полное любви. Ему не до слов, оно полно любовью ко Мне.

И тогда истощатся ваши слова, и вы познаете Мою лю-бовь в безмолвии ангельской молитвы. И вы восплачете. Я так хочу. Я жажду ваших слез и вашего печаления, потому что Я плачу, смотря на вас, плачу, любя вас. И Я хочу, чтобы и вы возрыдали от любви ко Мне теми умиленными слезами, дороже которых нет ничего.

И даже когда ты плачешь, чадо Мое, простыми, горьки-ми, сиротским и вдовьими слезами, и кричишь: “Больно! Не-стерпимо, не могу!” — Я слышу в этом стон Своей возлюб-ленной и Я люблю тебя еще больше, так люблю тебя... Так люблю твои слезы, когда они святы, когда умиленны, слезы твои в пустыне. Ведь Я пробыл в пустыне мира тридцать три


года и был распят на суховейной иерусалимской Голгофе сре-ди огненных ветров!... И кто, кто отер Мои слезы?...

И вы восплачете и возрыдаете, и вы будете печалиться, но выше этого печаления нет ничего вообще. Когда вы опечалитесь о Мне, а не о себе, вы возблаженствуете. Потому и говорю Я вам, что вскоре не увидите Меня и опять увидите Меня, и Я услышу печаль вашу и приду, и радость ваша бу-дет нескончаема.

Женщина, когда рождает, терпит скорбь, а когда родит младенца, уже не помнит скорби и не помнит себя от радости — родился человек в мир. Это Я родился в вас, как плод на-шей любви. Сегодня вы печальны, и Я люблю вашу печаль. Вы плачете, Я отираю ваши слезы. Вы скорбите от любви ко Мне, вы постигаете Меня — таков язык Моей любви, язык Жениха. Таково сердце Агнца и такова жизнь вашего Царя.

И в тот день, когда замолкнет человеческая речь, — слы-шите Меня, — в тот день вы уже ни о чем не будете просить. И когда вы уже ни о чем, кроме любви ко Мне, не будете просить, и будете пить от источников живой воды, тогда, го-ворю Я вам, о чем ни попросите Отца во имя Моей любви, Он даст вам щедро, пригоршнями, вечно.

Доныне вы ничего не просите во имя Моей любви. Лю-бовь Моя, дитя Мое, что же ты не просишь ничего во имя Моей любви? Проси во имя Моей любви, и дастся тебе. И Отец, любящий Меня, услышит тебя. И за одно то, что ты лю-бишь Меня, Отец возлюбит и тебя. И за одно то, что ты лю-бишь Мать Мою, любимую Мною, Я люблю тебя.

Я тебя прощаю, когда ты искренне припадаешь к Моим стопам уже не как раб, боящийся наказания, но как друг, как сын, и говоришь Мне, как невеста: “Прости, прости, божест-венный, я не могу вместить Твоей любви. Прости, прости, прости...”

О, как Я люблю это невестино “прости”! Как Я люблю отирать ваши слезы невидимым платочком Вероники... Как Я люблю вас! Как Я люблю вас, Мои дети... Как Я люблю вас, Мои светлые невесты...

* * *


Образ церкви III тысячелетияЦерковь родилась сошествием Святого Духа и благода-

тью Пятидесятницы зиждится. Красна, сильна, могуществен-на присутствием сил ангельских. А чтобы ангелы не отступа-ли, необходимо жить сообразно духовным и мистическим за-конам Царствия, что традиционно именуется творением воли Божией. Церковь как алтарь предстоящих и составляет свет-лую горницу взирающих на небеса и низводящих волю Выш-него на землю.

Встревоженное апокалиптическим мраком и запустением земли небо сегодня посылает сонмы ангелов мира, внушая ведущим церковным иерархам образ духовного мира как со-ответствующий небесным начертаниям. Мир — через вос-приятие и излияние вышней любви и служение ближнему. Синод — да упразднится как постыдное детище Петра I! Если помните, Петр (едва ли не издевательски) создал в России по-дотчетный светской власти синедрион. Не с тех ли пор на священном синоде печати Анны и Кайафы?

Упразднив синод, церковь избавится от половины инсти-туциональных и отмирских печатей, войдет в теплоту святых, в радость вышней любви и начнет, тем самым, благовество-вать светом вышней радости! Пресвятая Дева Мария — оби-тель Святого Духа, станет Матерью нового российского Со-бора. Взирая на могущественную, Державную Мать и Заступ-ницу, Ее священники и клир, паства и миряне постепенно примут образ, подаваемый небесной Матерью. И исповедав себя Ее сыновьями, станут как бы пронизаны Ее светом, Ее печатями, понесут в себе Ее непорочное, непятнаемое “семя” (см. Быт. 3.15) — начало, неоскверняемое дьяволом, недоступ-ное лукавому.

На смену синоду придет Собор епископов, возрожденная соборность (сознания, совести), общность и единство, дове-рительность и братолюбие, диалог. Церковь вернется к ранне-христианским образцам соборного управления. Так св.Кипри-ан Карфагенский управлял африканскими церквями, неся об-раз изумительного братства, слышания Бога в ближнем, странноприимства, служения ближнему.

Поместные соборы вернутся на Святую Русь, и церковь будет управляться собором старцев и епископов, с изуми-тельным благовестническим и пятидесятническим единоду-шием. Пресвятая Дева подаст российской православной церк-


ви образ горницы Сионской: светлый, прибранный, чистый, девственный и уневестовленный. И радость мира на лицах за-печатлится такая, что как бы сами собой будут стираться все условные черты, уходить преходящее, разрешаться пробле-мы...

Соборная совесть упразднит много соблазнов, грехов и ошибок. Соборный разум церкви исключит фатальные заблу-ждения, приводящие к запустению на месте прежней святы-ни. Неслыханной и небывалой еще в истории церкви изуми-тельной соборностью расцветет православная церковь конца двадцатого столетия — невидимым присутствием соловецких ее мучеников-архиереев.

Миссия государя императора Николая на Святой РусиВелико значение миссии на Святой Руси императора Ни-

колая и императрицы Александры. И русская православная церковь не должна забывать о двух вещах:

— Пресвятая Дева явилась императору накануне отрече-ния его от престола, и после длительной беседы, обрисовав трагическое положение России и ее будущее возрождение, приняла из рук Николая II корону русского императорского двора, после чего тотчас явилась в селе Коломенском (как яв-ленная икона Державная) в знак Своей мистической интрони-зации (восшествия) на престол уже нового, богочеловеческо-го, российского отечества, управляемого свыше небесною Владычицей, и установив неслыханный на земле строй мис-тической теократии;

— император Николай II является главой собора новомуче-ников, который по своему числу уподобляется собору россий-ских святых за тысячелетнюю историю православного царства.

Препоручив корону Божией Матери, император как вели-кий миротворец объявлен на небесах вечным царем нового российского отечества. Лучащийся любовью лик распятого от своих государя и скорбный лик императрицы Александры как бы изображают две ипостаси сердца Божией Матери: Ее ма-теринскую, нежную ласку, лучащийся свет, и — скорбь...

Образ церкви третьего тысячелетияВ церкви воскреснут светлые начала. Церковь должна

провозгласить своим универсальным принципом чистоту со-вести, отмежевавшись от конформистских, приспособленчес-


ких и рациональных устоев, навсегда расставшись с доноси-тельством, стукачеством, глубоко покаявшись в фатальном заблуждении двадцатого столетия — в связи с коммунисти-ческим красным драконом.

Чистая совестьЧистая совесть иерархов — светлый образ священников

как ангелов в белых одеждах, лучащихся духовностью, пока-янной святостью, православной праведностью, миром и лю-бовью.

Светлая вераИнституциональные устои очевидной, “само собой разу-

меющейся” веры, ориентированной на прошлое, на храм, по-нимаемый как исторический музей, гербарий, антиквариат — уйдут. Живая, трепетная, ревностная вера, с видением цели православного пути: стяжания Святого Духа и хождения в си-ле любви — станет вожделенным упованием, идеалом.

Вышняя любовьОсветление и деинституционализация веры приведет к

возрождению старчества, странничества, омовения на святых источниках, поклонению Пресвятой Деве. Возродится образ светлого монашества боговидческо-созерцательной ветви, и дастся соборное откровение вышней любви, через что как бы само собой произойдет обновление церковной соборной кро-ви.

Покаяние перед лицом любвиЦерковное покаяние — “прости” невесты. Не рабское —

сыновнее, дочернее. Церковное покаяние как бы юродиво, подобно слезам Агнца, берущего на Себя грехи мира. Цер-ковь должна неустанно являть образец покаяния, что только прибавит в ее духовном, старческом авторитете. И напротив, попытка оправдывать или скрывать грехи богословскими до-водами о неосквернимости церкви приведет к еще большим заблуждениям и лицемерным маскам.

Церковное, литургическое: “Господи, помилуй!” и есть это “прости” перед лицом распятой любви. Церковь соборна, совокупна, едина — невеста Христова, облеченная в виссон. Но любовь Жениха такова, что светлая невеста плачет пока-янными и умиленными слезами: “Недостойна, неспособна, не могу...” В этом всецерковном “не могу” и явится великое мо-гущество!


Преображенное священствоСвященство не должно быть понято как особая каста: не-

доступная, авторитарная, наделенная “от начала” правами, привилегиями, дарами... Авторитет священников возрастет за счет его воспринятой от Пресвятой Девы богородичной ду-ховности, начала праведности, святости и отеческого, пас-тырского попечительства. Пресвятая Дева преподнесет отцам Свое бесценное евхаристическое сердце — величайший из возможных дар.

Священник будущего уже не несет на себе косных инсти-туциональных печатей превозносящихся, гордых, духа “гога и магога”. Исполненный старческой благодати православный пастырь третьего тысячелетия лучится вышнею любовью. Его глаза — светильничьи, сердце — солнечное, ум — прозрач-но-чист, нрав изумительно прост при почти недоступной, ан-гельской высоте, воспринимаемой через поклонение, посвя-щение Пречистой и евхаристическую благодать.

Высота ЕвхаристииЕвхаристия поднимется на небывалую высоту. Евангелие

откроется на несказанной, мистической высоте, и вообще, православие взойдет на ту великую и высокую гору, на кото-рую Господь возвел Иоанна прежде, чем показать ему святой град Иерусалимский, сходящий с неба.

Тайнозрение и богомыслиеБогословие, постепенно освобождаясь от предвзятых

штампов, рациональных стереотипов, исторических прираже-ний и вмешательств латино-протестантского порядка, взойдет на высоту старческого богомыслия и святоотеческого созер-цания. Доступный прежде лишь глубоким мистикам-аскетам древности нетварный свет, как ни странно, станет опытным духовным переживанием многих подвижников, в чем и за-ключится неслыханное чудо!

Православие ДержавнойПравославная история только начинается. Станут явными

промыслительные смыслы мученических подвигов наших от-цов, и трагическая история Святой Руси просияет несказан-ной радостью! Станет понятно, почему Державная Вла-дычица Российская пожелала, приняв власть из рук императо-ра, учредить престол Свой на Соловках. Через мученичество церкви совершится неслыханный взлет православной святы-ни в конце ХХ и в начале ХХI столетия.


Обновление священства произойдет буквально на наших глазах как величайшее чудо: точно с неба сойдет сонм пра-ведных, молодых отцов, имеющих в себе благочестивое и благотворное начало. Величайшей идеей, способной обратить в живую веру миллионы и воплотить чаяния наших отцов, станет образ России как могущественной Державы мира под эгидой Пресвятой Девы, как Ее вечного удела.

От осознания и претворения духовного смысла иконы “Державной” зависит судьба Российского отечества и церкви. И когда патриарх, священство и весь праведный на-род российский: ее политики, экономисты, ученые, педагоги, доктора — народ Божий, примут свою Державную Вла-дычицу и Госпожу (а в мистическом сознании русского наро-да так и было от принятия христианства) как свою По-печительницу, Мать-Заступницу и державную Императрицу, одно за другим начнут твориться великие чудеса преображе-ния. Сама Мироустроительница, как бы приходя с сонмом ан-гелов, будет устраивать необходимое в российском отечестве.

На кого же уповать нам нынче? На Ту, Которая, объявив Себя державною Российскою Царицей в марте семнадцатого, воплотит, с помощью Своих посредников, детей и инструмен-тов, идею Святой Руси — светлой и солнечной Державы ми-ра.

Новая соборностьОсобенно велико значение возрождения идеи соборности,

которая должна пройти через правоверное церковное созна-ние, ибо без соборности немыслима ипостасная цельность России, руководимой свыше.

Церковь с чистой совестью и соборным сознанием будет настолько водима ангелами, что ее изумительное единодушие и единомыслие потрясет самих епископов-соборян и священ-ников. В час молитвы и сочетания сердец в мире и любви при чистоте намерений, непредвзятости и бескорыстности моти-вов, им одновременно будут открываться дивные пренебес-ные перспективы... Исключатся наветы, каинитство, зависть, восстания. Изумительное братолюбие процветет среди свя-щенников, предназначенных Промыслом для преподнесения образа отцовства всей России. Церковь станет литейной фор-мой, образцом для подражания...

Приходя в церковь, будут пить воду жизни даром — столь избыточествующе будет фонтанировать святая вода жизни, мира и любви! Церковь научится истинно жить, пони-


мая жизнь в Боге как пасхальную радость перехода из смерти (состояние нелюбви) в братолюбие (жизнь в любви, см.:1Ин3:14).

В мире жизнь угаснет (поскольку в мире нет любви Отчей, ср.:1Ин2:15-17). Возрожденная святыня православная, поставив путеводной своей целью стяжание любви и жизнь в любви, станет истинным живоносным источником, белой ку-пелью. Дивные богослужения предстоят церкви XXI века! И тогда потянутся в церковь не за требами и свечками, не с глу-хим родовым импульсом полуязыческого толка, но придут черпать, пить жизнь — учиться жить, причем красиво, вечно, ново! И откроются многие новые источники, и забьют из-под земли... И тысячи городских пустынножителей припадут к святым колодезям, и скажут: “О, как блаженна, как прекрасна жизнь с Иисусом под небом Пресвятой Девы, в свете Царст-вия!”

* * *


Православие или мракобесие?Мрак окружил нашу веру, мрак злодейского вероиспове-

дания. Страшно и подумать, каким мы представляем Христа! Не Иосиф ли Волоцкий выдумал свое антииоанново еванге-лие, по которому Бог есть только мрак, Бог есть только зло и ничего кроме зла (ср.:1Ин.1:5). От Бога нельзя ждать ничего, кроме возмездия, расплаты, счетов, вечных мук. Ближнего надо ненавидеть как можно более изысканно, подозревать его: “тот, через кого идут искушения, в ком действуют бе-сы”...

Православие или мракобесие? Как ни странно, вопрос стоит именно так! Новая вера — мракославие: прославление мрачного. Есть над чем задуматься подателям образов, архие-реям. Каким отец увидит свое детище, каким его мистически зачнет, таким и станет дитя. Кто-то в порочных, мрачных об-разах увидел монашескую светлость — и пало старое мона-шество. Образ монаха-мракобеса: в глазах жуть, невроз, страх, подозрительность, ненависть, остервенелое одержание внушенной идеей, какая-то черная, избыточная ревность... Клубок противоречий, страшная болезнь — антихристова прелесть...

Где старцы? Иди, ищи... В пустыне Оптинской ли, Глин-ской... Да и что — реставрируешь могилы, мощи ли выста-вишь напоказ, призывая духов старцев? Быть может, приник-нуть к сердцу, воспринять самый облик, всмотреться в путь, увидеть очами старца Бога, мир, себя и окружение? Отечес-кую совесть, пастырское зрение, старческую теплоту сер-дечную — обрести?

Прелесть мракобесия кратко определяется так: Бог во мраке. Благословенно мрачное лицо, черные одежды. Доми-нирующее состояние — траур, скорбь, ужас перед лицом не-коей “великой правды” и страшной расплаты, которая ожида-ет несчастного грешника (“злодей возьмет свое, злодей вспомнит, злодей злопамятен...”). Как ни кричи распятый одесную от Него, истекающий кровью, обвязанный толстыми страшными канатами: “Помяни, когда придешь во Царст-вие...”, — лучше бы и не поминал ведь! Придет со свитками судейскими, сядет, развернет амбарные книги, ткнет пальцем и скажет: “Что ты там делал? Отвечай за свои долги!” И при-говор, конечно, ясен.


Насколько же противоречит образ монаха-мракобеса ан-гельскому чину, ангельскому постригу, ангельскому образу! “Божественный мрак” застилает глаза. И если, согласно неоп-латонику Дионисию Псевдо-Ареопагиту, высота богомыслия в том, чтобы видеть Бога во мраке, — надо спуститься в змеиную нору и включить кротовье зрение где-то там, под землей. Научиться различать во мраке, скользя наощупь, па-дая, разбивая лоб, поднимаясь — всегда одному...

Унылость не считается грехом. От мрачного лица не во-ротит, напротив, мрак приветствуется. Мертвое лицо — сим-вол “истинной” веры. Мертвый для страстей, мертвый для мира, мертвый для какой-либо жизни, мертвый для движе-ния... Странно как-то молиться в мертвецкой со свечами да иконами. И страшен мертвый Бог, по пробуждении — злодей. И вдвойне невыносима эта воровская подозрительность у христианина, которому подобает быть светлым, как дитя, и никого не осуждать. И убийственно параноидальное видение ближнего как одержимого бесами, если положено нам любить друг друга, пребывать в пасхальной радости перешедших из смерти в жизнь (1Ин.3:14).

..Гулаговская подозрительность: всегда окружен демона-ми, всегда жди только искушения. С головы до ног скован ро-довыми грехами, извечными проклятиями, и брань — безра-достная, долгая, непреложная... до последнего дыхания, с де-монами невидимыми и видимыми (окружающими ближними, поскольку если Бог злодей, то ближний — враг: жди, что через него будет говорить лукавый; искушение, соблазн). Ис-ключается общение, жизнь в любви, сочетание, служение. Или в лице ближнего служить бесам, одержащим его?..

Сегодня ангелы разбивают этот страшный образ как ле-тающую тарелку, и разлетается вдребезги!

Старцы запрещали видеть демонов. Их нельзя видеть ни в ком, нельзя видеть и в себе. На грехах нельзя фиксироваться! Нельзя брань с пороками видеть целью пути. Никакого авто-матизма между очищением от страстей и жизнью в любви нет. Чтобы начать жизнь в любви, необходимо пережить лю-бовь, пережить ее через кого-то, деятельно. И если учить о вышней любви, что составляет сокровище православной церкви, необходимо пережить откровение вышней любви, не заменяемое никакими свитками, цитатами, бурсами, семина-риями, послушаниями и даже ближними. Если старец любит — Бог в нем любит.


Помилуйте, нет ничего кроме любви, ибо Бог — любовь! И ничего, кроме света, ибо Он — чистейший свет. А если мы иначе верим, то не превратились ли мы в православных кол-дунов? И кто же мы такие, если ворожа на ниве веры, мним себя святыми, кандидатами на небеса?.. Так ведь и богач (из притчи о богатом и Лазаре) оттого ежедневно блистательно пиршествовал и облекался в красную порфиру и виссон (Лк.16:19), что считал себя праведником.

Так ангельский чин перенял ты, брат, или бесовский? Ес-ли ангельский — ангелы тебя окружат. Как в духовном, так и в физическом порядке. Если вокруг тебя демоны и враги, мо-настырь выходит в скользящий ярус преисподней; основное состояние — презрение: к человеку, к миру, к себе (“мусор, червь... мерзость перед очами Божиими...”).

Брат мой! Пойми простое: унылое лицо — грех стократ больший перед ближними, чем похоть, блуд... Знак полной запечатанности сердца, закрытости неба. Чего ради ты мо-лишься и зачем каешься на литургии? Царь не может войти в закрытые врата. Не скажет ли Он тебе: “Я стучался, и Мне не открыли”?

Вера при закрытом сердце (воспринимая как неотмир-скость), начетническая молитва при заключенном небе (пони-маемая как иосифлянская “добродетель” непрестанного мо-литвенника с вервицей в руках) — не уловка ли дьявола? От “злодея” жди только ударов, мук, смерти, суда и осуждения... “Злодей-отец” позаботился о том, чтобы окружить тебя ду-ховными пиратами-демонами: шагу не ступишь без того, что-бы кто-нибудь пырнул, ткнул, пробил, искусил, расставил се-ти и притом омерзительно смеялся, одержав над тобою верх.

Путь самоистязания, самопрезрения, самоумерщвления... Смысл этого мракобесного пути — стать живым трупом, что-бы “злодей” уже не мог бить; стать нечувствительным, что-бы, когда начнут бить, не чувствовать боли; стать полным идиотом, чтобы, если приступит мысль опасная, не та — не принять ее. Привыкать к ударам, истязаниям, мучениям: гото-виться в геенну... Что-то в этом есть от мрачных революцио-неров эпохи Добролюбова и Чернышевского: по-рахметовски спать на гвоздях, питаться дикой саранчой да злобой бесов-ской как источником энергии...

О, проснись брат! Открой евангельский свиток: “Не ос-тавайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви (сколько ж ты наделал себе лишних долгов!); любящий друго-


го исполнил закон...” (Рим.13:8). И если ты не достиг ступени жизни в любви — не исполнил ни обета, ни закона, ни запо-веди.

И вот еще: монах дает обет жизни в любви. Есть польза в том, чтобы принять устав, следовать канонам, предписаниям. Но: исполнение устава — вышняя любовь; исполнение кано-на — облечение в духовный свет. Нет исполнения, нет и пло-дов — бесплодная смоковница. Есть о чем сокрушиться: “Господи, помилуй... Господи, помилуй... Господи, поми-луй!..” С какими искушениями сталкивается жаждущий ро-диться свыше и облечься в свет!

Не пора ли пробудиться нам от сна? (см. Рим.13:11). “Ночь прошла, а день приблизился: итак, отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света” (Рим.13:12). Видишь, как апостол описывает мракобесие старого монашества иосифлянского толка! Сказано: отвергни дела тьмы, пробудись от сна. Жизнь вне любви есть сон, зимняя спячка, летаргия. Спасение близ-ко. Спаситель — друг, Он рядом, Он бесконечно тебя любит. Прошла ночь — и с ней страшная брань с привидениями, кошмарными страхами, в удушливом поту...

Смысл монашеского подвизания: облечься оружием све-та. Что это — вервица в руках, иконка на стене, свечка перед иконой?

Оружие света — любящий Христос. Оружие света — не-порочность Матери Его. Оружие света — жизнь в любви, не-осуждении, хождение в добродетелях, суммирующихся од-ной-единственной светлой заповедью: до безумия, до умопо-мрачения (умопросветления) возлюби всем сердцем Того, Кто так возлюбил нас! Осознай, постигни, восприми, втесни в себя Его любовь, претвори Его и стань свидетелем вышней любви, инструментом, посредником ее. Она всепобедительна.

Любовь не имеет в себе зла, — учит апостол — и оттого не нуждается в законе (см. Рим.13:10). И свет вышний, запечат-ленный на челе подвижника, разгоняет тучи одержания бе-совского. По любви, как известно, узнаются ученики Христо-вы — по светлому, нежному и мягкому сиянию на челе. С монахом ходят ангелы.

Итак, проснись и отвергни дела тьмы. Приблизилось ныне к нам спасение (Рим.13:11-12): Пресвятая Госпожа пришла! При-слушайся к Ее сердцу — каким Она Его видела и знала? Вос-прими от Нее образ Агнца, Жениха, Царя. Открой Ему серд-це: Иисус бесконечно добр! Иисус настолько добр, что осоз-


нать Его любовь, и долготерпение нет никакой силы. А осоз-нав, становишься Его светлым слугой, высоким пленником.

Взгляни трезво, не по-иосифлянски, на ближнего. Добр человек, отзывчив, чуток, светел, благодарен, верен. В нем сонм добродетелей сокрытых. Посмотри, какой сирота, как жаждет он любви и как сторицей благодарит за малейшее проявление сострадания, и как тысячекратно воздает, если взглянуть на него очами ангельского мира, излив свет выш-ней горы!..

Возрождается Православие светаЧто необходимо для рождения свыше? Облечься в свет,

как в одежды, в оружие; войти в мир света. Увидь его глаза-ми не слепыми, не из кротовьей норы, змеиной дыры. Выле-зай из нор, замурованный в институционально-иосифлянские стереотипы! Вместо рокового мрака — вышний свет. Вместо подозрительности — чудное доверие. Гулаг не вернется. Уполномоченный по делам религии сгинул туда, откуда при-шел. Красный дракон поражен.

Возрождается Православие света. Старцы сходят с неба. Их посылает Богоматерь. Возжажди света! Смотри на ближ-них, как на ангелов, как на друзей. Смотри на человека как на страдающего Господа. Смотри на мир, как на юдоль распятия Агнца. Стань светлым, как херувим; излиянием света — чуж-дым греху. Стань изумительно сострадательным, девствен-но-нежным, ангельски чистым!

Восторжествует иная иконопись — светлая. Иной образ молитвы — слышимой, сотрепетной. Иной образ священника — просиявшего в духовном свете. Иной образ и иная жизнь — полная совершенной и неизъяснимой радости! Такой ста-нет вера православная. А ее мрачный, замогильный, преис-подний антипод — мракобесие, с шуршащими банкнотами и свечными кащеевнами сгинет навсегда.

Храмы — новые, монастыри — обители святых! Простая, светлая, радостная жизнь во Господе. И это самое сокровен-ное, самое прекрасное, светлое, монашеское: “Господи, по-милуй и прости!” — с умиленными слезами перед лицом от-кровения Его любви.

Пресвятая Дева сотворит чудо с православной церковью. Царица придет, и лично в белой купели, живоносном колоде-зе святых вод омоет наши сердца и образы. Одного Ее взгля-


да достаточно, чтобы мы стали Ей подражать, исповедали Ее Матерью, возжаждали наследовать небесные черты Ее вели-чества и совершенства. И станем, как Она, — похожими на Нее, Ей подобными, и взглянем на Христа Ее очами. И тогда станем, как Он, увидим Его — истинно воочию, каков Он есть. И нашей радости не будет конца!

Друзья, Жених скликает нас на Вечерю! Возрадуемся ра-достью нашего вышнего Друга. Господь венчается! Монахи Брачной Вечери, облекитесь в свет и выходите навстречу Же-ниху, запасшись маслами благовонными, в умилении сердца и с жаждой умереть в Его объятиях.

Белая Купель над Новою Святою Русью — и столько светлых образов, столько юных подвижников, столько пре-красных священников, архиереев! ..

Сколько света, радости, блаженства! “Радуйся, Благодат-ная!” — восклицает архангел при благовещении, и подхваты-вает сонм молитвенников — праведных отцов и матерей: “Ра-дуйся, Пренепорочная! Радуйся, Дева светлая!” Что такое Бо-городичный акафист? Непрестанное: “Радуйся, Богородица!”

Служить на языке света...На каком языке служить: на русском ли, на церковносла-

вянском?.. – На пренебесном, ангельском. На языке света, милосердия — всегда переводя с вышнего на нижний, с боже-ственного — на земной, с солнечного — на сумрачный. И возродится старчество, придет отечество и пастырство. И сколько праведных душ притянутся к церкви, которая любит Бога, любит ближних, любит человека! Не любит одного — мира сего, который сегодня, увы, так любят многие притвор-но-православные, притворно-праведные. Помните, каким оп-ределил мир светлый апостол любви, говоря: Не любите ми-ра? — Мир не заключает в себе вышней любви — любви Отчей (1Ин.2:15).

Православие третьего тысячелетия абсолютно новое и не-изъяснимо-традиционное. Его традиционность не в чтении тысячелетней давности канонов, и не в вычитывании анафем против турок. Его традиционно-неизменная основа — в неот-мирскости, старческом откровении любви, преподнесении об-разцов старческой: нило-сорской, нило-мироточивой веры, в богородичности, в свете, в богоматеринстве, в живоносности, в блаженстве, в странничестве...


Господь послал мне столько светлых ближних! Я окру-жен друзьями, братьями, сестрами, отцами, матерями. Нет повода думать, что духовный мир — иной. Если же духовный мир ваш полон вражды (демонского одержания), — таков и внешний. От ложной мракобесной брани полшага до “врагов народа”...

Кто-то засорил светлый источник — очистится. Кто-то преподнес трухлявые, плесенные образы — изменятся. Кто-то подложил мину под белый корабль — не сработает! И не время выяснять, кто, когда и по каким причинам. Мы ведь не на мирском суде и не в юридических — в духовных одеж-дах ходим...

Радостью исполнится святыня православная. Жизнью нальется, в свет облечется и благую весть понесет в мир. О, какое время светлое! Сегодня бы лететь на белых конях, об-ращать к святыне православной — ревностно и огненно. Ко-гда еще было такое благосклонное отношение к вере? О, не упустим момент...

* * *


Свободна Ты, Царица вышнего Иерусалима!

(о духовной свободе)

“И познайте истину, и истина сделает вас свободными” (Ин.8:32)

Истина — Христос. В Нем две свободы: негативная — от греха (рабства греху, миру, дьяволу) и созидательная — вос-трепетавшим нервом духовной совести упраздненные законы и ограничения. Любовь единственно свободна, любви дана власть страдать за ближнего, не ограниченная ничем.

Можно отнять у человека все, кроме свободы страдать из любви — царской вышней свободы! У Христа отняли сонм человеческих свобод: благовествовать, проповедовать, учительствовать... Господь добровольно сложил столь чти-мые миром свободы — профессорские кафедры, универси-тетские чины, звание учителя, коробившее Его. Ему была да-на от Отца власть отдать и принять жизнь из любви (cм.Ин.10:18).

Рабство у греха ползуче и ничтожно, достойно пресмы-кающегося, а не человека, поскольку желание питаться от за-претных космических источников заключает в сетях люцифе-ра, в фатальных программах внутреннего “я”. Где-то внутри нас растут ядовитые грибы и прорастают “беладонны” и “женьшени”: “свои” миры, “свои” запретные тайны, “свои” магические вселенные и наработки, пользуясь которыми можно достичь власти и относительного мира... Эти тайные миры, познание которых было запрещено Богом, и раскрыл дьявол Еве и Адаму, а сегодня раскрывает философия. Неда-леко от нее отступила и теология, основанная на аристотелев-ских и платонических образцах.

Неоплатонизм восточной мистики, идущий от Оригена и Александрийской школы, и аристотелизм, как бы институ-ционально навязанный западной церкви, лишают истинного познания Его любви, данного через назаретскую школу Пречистой Госпожи, Той, что Его знала доподлинно, досто-верно, воочию. Да будут отметены прочие пути познания, кроме Ее пути — единственно видевшей Его в лицо, единст-венно познавшей, единственно сочетавшейся, единственно поныне знающей! Царица преподнесла о Нем учение апосто-


лам (в десять дней наставлений) и собрала их для принятия пятидесятнического света.

Победа над рабством греха в том, чтобы отказаться от внутренних, люциферианско-антихристовых источников, ядо-витых зубов, прорастающих внутри нас (“своя” любовь, “свой” мир, “свое” служение) и воспринять вышний мир (лю-бовь и служение, принесенные Христом). Для этого — от-речься от своего личного начала, внутреннего мира, скорлу-пы (порочного источника), и счесть своим началом Иисуса, сходящего свыше, запечатляющегося в сердце: Его любовь, Его мир, Его служение.

“Мир оставляю вам. Моей любовью любите друг друга!” (см.Ин.13:34,14:27) — говорит Господь о единственной новой за-поведи, завещаемой Им вслед за миром. Служение Его тако-во, что замолкает речь человеческая: вопиющая к ответной любви Голгофа Страстотерпца. Здесь молчание...

Сделай во всем источником живым Христа, началом, ос-нованием. Не в себе имей основание (во внутренних потоках, запретных началах), а во Христе! И тогда сойдет Царь выш-ний, и с Ним спустится небесный град...

Живая Истина свидетельствует о себе, что ее надлежит познать: “И познаете...” Чтобы познать Отца, необходимо по-средничество Сына (“Если бы вы знали Меня, то знали бы Отца Моего”, Ин.8:19). Как познать Сына? Познать — возлю-бить (сочетаться). Нельзя познать со стороны, не пригубив, не став “одно”. Познание предполагает жизнь Христа в нас и нас Христом. Познать Христа возможно через Его проявлен-ность. Его жизнь и проявленность — Пречистая Дева. Необ-ходима Купина, или некий воздушный шатер, прежде воз-двигнутый, чтобы в его покои вступил Царь славы. Без тайны шатра нет присутствия Царя.

Сегодня ключ к познанию — скиния Пречистой, непо-рочное владычествующее сердце, девственный шатер, про-стертый над гулаговской Россией. Минуя Сциллу платонизма (капкан ученых монахов и книжных мужей, умозрительное мертвое море абстрактных идей и Бога, живущего в книгах) и Харибду фарисейства (мертвородный ритуал), обратим свой взор к Пречистой. Она — девственный престол, на котором воссел Царь и Агнец!

“Христос в нас и мы во Христе через Марию” — таков девиз свободных. Свобода — один из законов царствия. Как обрести ее? Мирское понятие свободы есть рабство греху —


предписанность зодиакальных программ, фатальных начерта-ний, запрограммированность движущегося по предопределен-ной траектории объекта, хотя б он и предполагал себя четыре-жды свободным: шахматная пешка переставляется невидимой рукой, пребывая в душевном общении с другими фигурами промыслительного поля... Иначе — в духе.

Чтобы обрести подлинную свободу, необходимо ревност-ное служение (мистическое рабство — противоположное раб-ству греха, закабаляющего нас по естеству) — непорочному началу. Ключ к свободе: чистейшее, прекраснейшее, совер-шеннейшее сердце нашей небесной Госпожи. Она — воисти-ну свободна, свидетельствовавшая о Себе при зачатии Спаси-теля: “Я раба. Я полная Его раба”. Рабство Христу делает нас свободными, рабство Марии — совершенно свободными, не связанными никакими узами, помимо любви.

Свобода не есть нечто внешнее: ограничение или, напро-тив, раскрепощение, санкция. Истинная свобода крестна и ру-ководима внутренним законом совести, как бы по особым мистическим траекториям избирающим пути: где служить, куда двинуться на помощь ближнему, где особая нужда в любви и помощи, и в искупительном кресте? Ее и даровал нам Христос. Ее-то и надлежит нам познать, взирая на Соис-купительницу — Мать нашу. Она, вышний Иерусалим (см. Гал.4:26), всегда свободна, поскольку (как свидетельствуют православные отцы) непрестанно находится в творении боже-ственной воли.

Фарисеи мнили себя семенем авраамовым и всегда сво-бодным: “Мы не были рабами никому никогда” (Ин.8:33). Гос-подь же отвечает им: “Вы хотя и внешнее преемство от Ав-раама (сегодняшние — от апостолов), но вы рабы греха, по-скольку не знаете святой жизни. Живительный источник ваш — грех. Вы дети люцифера, сыны дьявола”. “Но раб не пре-бывает в доме вечно” (Ин.8:35), и церковь рабов однажды раз-рушается. Сын — вечен, церковь Сына — вечна, сыны един-ственного Сына — вечны. И Сын вправе освободить нас си-лою Креста.

Рабам греха, священникам ветхого завета, Царь славы со-ветует принять свободу из Его рук: возобновить в себе авраа-мово начало через Нового Авраама конца времен — Об-леченную в Солнце Жену. Она — восприемница Авраамова, Мать нового обетованного народа. Что не успела сделать Сарра — сделает Мария; что не успел довершить Авраам —


закончит Она, ковчег последних времен. Она и есть Та, Кото-рая творит дела авраамовы.

Сколько ни читай, ни медитируй, ни молись — никогда не приблизишься к познанию истины без живоносного ключа Марии. Владычица наша знает Его. Она — истинная Настав-ница о Боге. Чтобы изучить Его, познать, сочетаться, должно прийти в школу Марии и сказать:

“Святая Мать, мы простираемся перед Тобой, настави нас в познании истины, научи жить вышней любовью, научи со-вершенному посвящению Христу. Мы полагаемся на твою царственную милость, мы знаем о Твоем несказанном смире-нии и о тайне Твоего милосердного креста. Ты соизмеряешь его каждому. О, прими нас в Свое Лоно, наставь на путь правды — и познаем истину, как Ты Ее познала! И она соде-лает нас свободными, подобно тому, как свободна Ты, Цари-ца вышнего Иерусалима”.

* * *


Евангелие на языке любвиПриближаются дни возвращения Мессии, дни взятия Его

от мира (церковнославянское — восхождение). И Он возжаж-дал (восхотел) идти в Иерусалим (Лк.9:51) (церк.-сл.: “утвер-дил лице Свое”), и обратил взор Свой в вышний Иерусалим — символ творимых в полноте небесных заповедей служения мира и любви. И послал “вестников перед лицем Своим” (Лк.9:52). Вестники — апостолы, предстоящие Его лицу. Они отправляются на проповедь любви и входят в храмы, чтобы приготовить для Него пути. Что это? Его страстное томление перед Распятием в земном Иерусалиме, Его ежедневное явле-ние на Евхаристии, ежечасное мистическое восхождение и возвращение от мира.

И восхотя вернуться в Иерусалим, Он молится к Отцу. “Авва Отче! Если есть на то воля Твоя, прими Меня в объя-тия Твои. Но Я согласен страдать еще и еще из любви к Тебе и Твоему творению...”

И когда приходит час христианину быть взятым от мира (под “миром” понимается среда, неспособная к восприятию божественной любви) и сердце жаждет и томится — не при-нимают такого на земле. Не приняли и Господа. Спаситель держит путь из Галилеи, где, по словам Златоуста, мог бы безбоязненно проповедовать, утверждать учение о свете и любви. Но Агнец томится, жаждая крещения. Поклоняется Кресту.

“Но там не приняли Его” — (Лк.9:53). Кто ж эти самаряне, отвергшие Его? И отчего сыновья грома, Воанергес, как Он назвал их незадолго до того, настолько разгневались, что, по-добно Илии, пожелали свести огонь с неба и истребить их?

Извечная институциональная распря решается однослож-но Господом в беседе с самарянкой, задавшей вопрос: чья церковь истинна и где место, на котором должно прославлять Отца Небесного? “Настанет время и настало уже, когда Бог приведет в мир истинных поклонников, поклоняющихся Ему в духе и истине”, (ср.Ин.4:23) — отвечает Спаситель.

Институциональная вера, ориентированная на привязан-ность к месту и храму (в Самарии — к горе Харизим, соглас-но преданию отцов; к иерусалимскому храму — для иудеев), приводит к ярой злобе со стороны одних и слепому неприня-тию живого Бога со стороны других. Таковы две составляю-


щие институционального христианского сознания: неприятие живого Бога и война на братьев-христиан.

Самаряне приняли бы Господа, если бы не имел “вид пу-тешествующего в Иерусалим” (Лк.9:53). Выходит, если бы пу-тешествовал на Харизим, то накормили, напоили, вняли и по-следовали, но Господь имел вид путешествующего в Иеруса-лим, что было противно институциональным представлениям, и Его с негодованием отвергли. Потрясенность учеников вы-звана еще и тем, что недавно преобразившийся на горе Фа-вор, где Он беседовал с Моисеем и Илией, явив славу Свою, Спаситель принимает вид простого земного странника и, бо-лее того, отвергается какими-то самаритянами, презираемы-ми иудеями.

Каков непостижимый язык Жениха! Каким особым обра-зом говорит Его любовь! Его не приняли, отвергли вышнюю любовь. И доныне для многих институциональных христиан грозно звучат слова Спасителя: “Вы не знаете, какого вы ду-ха. Или мните себя святыми, содержащими Духа Святого, а духа вы дьявольского (фарисейского, ветхозаветного) — пре-бываете в обольщении, прелести”.

Ученики Спасителя прибегли к традиционному фарисей-скому приему — начетничеству. Как понимать начетничест-во? Как тенденциозно предвзятое, институциональное толко-вание Священного Писания вне любви, в пользу того или иного выгодного человеческого предлога, работающего обычно для доказательства своей правоты и осуждения ближ-них! Великими мастерами начетничества являются обычно инквизиторы, деспоты, авторитарные диктаторы.

Знаменитый начетнический трактат инквизиторов “Молот ведьм”, основанный на выдержках из Аристотеля и предвзя-тых цитатах из Священного Писания, служил теоретической платформой оправдания для чудовищных злодейств. Блестя-щим начетническим талантом обладал и злобный деспот Ио-сиф Волоцкий. С тех пор, увы, начетническое, вне любви, толкование Священного Писания стало привычным. В нем искажается истинный смысл учения Христа. Начетническим в конечном счете становится любое евангелие человеческого образа, скрывающее мистический смысл (ипостасный) как диалог двух природ.

Истинное видение Евангелия предполагает объяснение языка вышней любви. Почему Господь, руководствуясь моти-вом излияния вышней любви, поступил так именно: пошел в


Иерусалим и был распят? или принял образ странника и путе-шественника, а не иудейского царя?

Большинство комментариев сегодня, при всей их истори-ческой грамотности, ученом многоязычии, философской эру-диции и образованности, представляют тем не менее жалкое начетничество, поскольку ими искажается основное: жизнь в любви, Пасха Христа, цель пришествия Спасителя и устрое-ние Царства Божия на земле.

Начетнической болезнью страдали фарисеи ветхого заве-та, равно иерусалимские и самаритянские, в их распре: где должно славить Господа — на горе Харизим в Самарии или в Иерусалимском храме в Иудее? Им-то, институционально ве-рующим или лишенным любви, и бросает Господь: “Вы не знаете, какого вы духа”.

Новозаветная проповедь предполагает убеждение силой милосердия, снисхождения и любви, а не низведением грома и истреблением врагов. Институциональное, безлюбовное толкование тяготеет к начетническому, опять же лишенному ипостасного понимания. Чтобы объяснить и оправдать прось-бу пророка Илии об истреблении Господом пятидесяти обра-тившихся к нему у подножия горы человек... (4Цар.1), необхо-димо войти в живую библейскую ситуацию. Взятые вне бого-мысленного и мистического контекста, они кажутся чудовищ-но изуверскими. Выходит, начетчики нового завета ссылают-ся на начетчиков ветхого. Святые входят в прямое общение с Отцом небесным, а инквизиторы в церкви — в общение с концлагерными надзирателями. “Вы не знаете, какого вы ду-ха”, — каким грозным предупреждением звучат эти слова!

* * *Как убийственен порядок мира в церкви! Секуляризм из-

гоняет дух любви и превращает церковь в фарисейскую кон-тору с амбарными уставами и предписаниями, а сынов света в рабов тьмы, приверженцев закона, обращенных в прошлое. И сколько сегодня в церкви желающих говорить на языке сы-нов грома (“Надо бы истребить тех, кто думает иначе, чем мы”). Но сказано: “Господь запретил им”. Так и ныне запре-тит всем, кто желает говорить на языке ином, помимо завета любви и милости.

Православная Церковь Божией Матери Державная



Я ВЕРЮ В ТОРЖЕСТВОСВЯТОГО ПРАВОСЛАВИЯ

Редактор о.Петр (Большаков);Технический редактор Лев Мухамеджанов;Иллюстрации дьякон Нифонт;

TPR Архиепископ Иоанн. Я верю в торжество святогоПравославия. Статьи, проповеди, письма. –М.: Новая Святая Русь, 1996. – 160c.

ISBN 5-7653-0073-1

Сдано в набор 25.09.96. Подписано в печать 30.10.96. Формат 60х84/16. Бумага офсетная. Гарнитура Лазурского. Усл.печ.л. 10. Тираж 5000. Заказ №

Лицензия ЛР №030564 от 29.07.93.Издательство “Новая Святая Русь”103045, Москва, Пушкарев пер., 18,Дом Божией Матери, тел. 924-15-55.

“Центр Русской Духовности” Москва, тел. 7 (095) 257-84-18; т/ф (095) 257-97-67.

E-mail: mailto:[email protected] http://user.transit.ru/~maria

© издательство “Новая Святая Русь”, Москва, 1996г.

http://user.transit.ru/~maria

mailto:[email protected]

Documents

Архиепископ Иоанн - Я верю в торжество Святого Православия