К 70-летию ПобедыНа страницах – война

Школа МХАТПапа Веня

Премьера январяAnimal Planetинтервью с участниками

№ 56 февраль 2015ТЕАТРАЛЬНЫЙ ПОДВАЛ

Главный редактор: Фил РезниковШеф-редактор: Александр СтульневКорректор: Валерия ЛюбимцеваДизайн и верстка: Феликс ВасильевЭлектронный архив номеров: www.issuu.com/t-podval/Электронный адрес редакции : reznikov@tabakov.ru

В журнале использованы фотографии К. Бубенец, А. Булгакова, М. Гутер-мана, В. Дмитриева, Д. Дубинина, Д. Жулина, И. Захаркина, А. Иваниши-на, И. Калединой, Л. Керн, В. Луповского, Э. Макарян, В. Плотникова, А. Подошья-на, Е. Потанина, Ф. Резникова, В. Сенцова, В. Скокова, Е. Цветковой, О. Черноуса, Д. Шишкина, а также фотографии из личных архивов актеров труппы и сотруд-ников театра

Йеппе-с-горыРежиссерГлеб ЧерепановВ ролях:Сергей Беляев,Роза Хайруллина,Александр Воробьев,Виталий Егоров,Дмитрий Бродецкий и др.Ближайшие спектакли06.02, 22.02

Три сестрыРежиссерАлександр МаринВ ролях:Алена Лаптева,Аня Чиповская,Арина Автушенко,Игорь Петров,Яна Сексте и др.Ближайшие спектакли07.02, 17.02, 26.02

Animal PlanetРежиссерГлеб ЧерепановВ ролях:Роза Хайруллина,Денис Парамонов,Никита Еленев,Артур Касимов,Максим Сачков и др.Ближайшие спектакли04.02, 16.02, 28.02

В номере3

Звериный триумвират8

Папа Веня12

Десять фактовоб Александре Островском

14Премьеры Москвы

16Виталий Егоров: «Весь день на

грядках – для меня отдохновение»18

На страницах – война.Часть первая

ПРИ ПОДДЕРЖКЕПРАВИТЕЛЬСТВА

МОСКВЫ

2

ПОСЛЕДНИЕ ПРЕМЬЕРЫ

ТЕАТРАЛЬНЫЙ ПОДВАЛвахтенный журнал театра олега табакова № 56 (февраль 2015) 12+

3

Денис ПарамоновРоль: Гай Юлий

Человек и властьУ моего персонажа нет отрицательных черт. При прочтении пьесы, по которой поставлен спектакль, первая мысль — о том, что Гай Юлий мошенник, расчетливый негодяй, с самого начала знавший, чем все обернется. Но подобная трактовка образа не подходит для сцены — что интересного, если сразу понятно, что мой герой явля-ется злодеем? Мы решили, что характер Гая Юлия должен постоян-но развиваться. Не знаю, заметно ли это сейчас, когда мы готовим-ся представить премьеру. Главная мысль для нас такова: власть, об-ретенное Гаем Юлием могущество сами плывут к нему руки, и он не прилагает для их получения каких-либо заметных усилий. Даже убийство Старого учителя, которого играет Роза Хайруллина, — вы-нужденная мера. Учитель старый, никуда не годится, нужны пере-мены, а его присутствие тормозит их приближение. Он свое дело

Звериный триумвиратИНТЕРВЬЮ: ФИЛ РЕЗНИКОВ

сделал, ему пора на покой. Нет, мой Гай Юлий не злодей, и совер-шенно точно, что в самом начале он никому не желает зла, не со-бирается никого убивать, не планирует заполучить Скотский хутор. Происходящее же с Гаем Юлием — иллюстрация того, что власть делает с человеком, едва он получает ее. Я бы сказал, что Гай Юлий — жертва обстоятельств. Да, конечно, ему нравятся те обстоятель-ства, в которых он оказался, но я не хотел делать его просто тираном.

Благие намеренияИзначально Гай Юлий стремился к неким идеалам, стараясь посту-пать во благо жителей хутора. Метаморфозы в нем породила конку-ренция в борьбе за власть со Снежком. Если оглянуться на историю человечества, можно обнаружить, что многие правители в начале своего пути имели самые благие намерения. Я уверен, что каждый, занимая какой-либо важный пост, поначалу думает о благе.

В середине января в нашем театре состоялась премьера ново-го спектакля Глеба Черепанова — Animal Planet («Планета жи-вотных»). Он был поставлен по пьесе, созданной самим поста-новщиком. «С книгами Джорджа Оруэлла я познакомился еще в школе. Безусловно, тот странный, удивительный, нереаль-ный и часто беспощадный мир, который он создавал в своих про-изведениях, увлекал и будоражил мое воображение. Сочтя, что идеи Оруэлла сейчас очень актуальны, я решил написать соб-ственную пьесу, потому что, к сожалению, Оруэлл их не писал, а его идеи и мотивы просто созданы для постановки на сцене», — говорит Глеб. В настоящем материале мы предлагаем вни-манию читателей рассказы молодых актеров — исполнителей главных ролей в Animal Planet о своих персонажах, о том, как ра-ботали над их образами.

Д. Парамонов в роли Гая Юлия

К ПРЕМЬЕРЕ

«Государь»Глеб Черепанов посоветовал мне, прежде чем я приступлю к рабо-те, прочитать «Государя» Макиавелли. Возможно, прочтение мне не особо помогло, однако я почерпнул из книги ряд интересных мыс-лей. В определенной мере цель оправдывает средства. Вместе с тем я понимаю, что сделанное теми же Сталиным или Гитлером — ужас-но, и этому не найти оправдания. Это отвратительно. Но такова исто-рическая роль правителей: им приходится принимать решения…

ЖертваЛично я никогда не смог бы стать правителем чего-либо. Стать пра-вителем — значит, принести себя в жертву. В любом случае прихо-дится чем-то жертвовать ради того, чтобы процветало и было благо-получно то, о чем ты печешься.

Собирательный образКогда я создавал образ Гая Юлия, мне не хотелось, чтобы в нем од-нозначно узнали или Гитлера, или Сталина, или кого бы то ни было.

У нас, несмотря на то что можно провести множество исторических параллелей, все же притча. Я делал собирательный образ, но вме-сте с тем хотелось, чтобы он стал полнокровным человеком. Повто-рюсь, не знаю, видно ли это сейчас, накануне премьеры, но я к это-му стремлюсь.

Артур КасимовРоль: Снежок

Положительный геройМожет, со стороны и кажется, что Снежок — не положительный ге-рой, а для меня он положительный. Да, он принял участие в рево-люции, но из всех ее лидеров, я считаю, он самый положительный.

Палач или жертва?Снежок — жертва. Он не принимал участия в зверствах, которые обыкновенно сопровождают революцию. Он никого не призывал со-вершать преступления. Напротив, он стремился не к разрушению, а к созиданию — взять ту же мельницу, строительство которой он предложил. Он хотел воспользоваться плодами революции, освобо-дившей животных от власти людей, постараться вывести жизнь на другой, лучший уровень.

К ПРЕМЬЕРЕ

4 А. Касимов в роли Снежка

Крысс – М. Сачков, Гай Юлий – Д. Парамонов, Визгун – Н. Еленев

Троцкий и БухаринВ спектакле прослеживается явное сходство моего героя со Львом Троцким, с его судьбой. Личными же качествами, своими поступка-ми он напоминает мне Николая Бухарина, одного из соратников Ста-лина. Конечно же, я интересовался деталями их биографий. Смерть Снежка напоминает нам о том, как приняли смерть Троцкий и Ма-рат одновременно. Троцкий — мощный человек: после того, как на семь сантиметров в его голову вонзилось острие ледоруба, он жил еще почти сутки!

Непреодолимые препятствияМой герой не смог реализовать те задачи, которые перед собой поставил. Ему помешал Гай Юлий — персонаж, противостоящий, противопоставленный ему в спектакле. Отношения между ними и порождают один из главных конфликтов пьесы Черепанова. Сне-жок из тех людей, которые, озадаченные созданием блага, жела-ют идти прямым и честным путем, но натыкаются на непреодоли-мые препятствия — противодействие обстоятельств, власти и так далее.

ПритчаЯ не задумывался о тех параллелях с сегодняшним днем, которые, возможно, есть в спектакле. Мне это не очень интересно; сама при-вязка к определенному времени кажется мне ограничивающей во-ображение, материал так представляется плоским. Все-таки мы имеем дело с притчей, а у нее свои законы.

РомантикСнежок — романтик. Он старается без обмана добиться мира и про-цветания на ферме, перешедшей в руки животных, создать демо-кратическое общество. Он романтик потому, что не понимает невоз-можность того, чего он хочет.

Никита ЕленевРоль: Визгун

Адвокат своей ролиНи одного из персонажей нашего спектакля нельзя назвать од-нозначно положительным или отрицательным. Я как актер — адвокат своей роли, я могу объяснить поступки своего персона-

жа. Мой Визгун, как и любой человек, имеет как положительные, так и отрицательные качества, и ничто человеческое ему не чуж-до. Если говорить о том, что происходит в спектакле, следует от-метить, что любое стоящее начинание в России, как мне кажет-ся, всегда заканчивается не очень хорошо, потому что люди про-ходят через испытание неким искушением — властью, возмож-ностями, ею предоставленными. Визгун, абсолютно преданный Снежку, в каком-то смысле трусоватый, относящийся к восста-нию с недоверием, проявляет, однако, ответственность во время самого восстания, ведет себя достойно. Но с течением времени его искушает власть, он чувствует абсолютную свою безнаказан-ность и становится хладнокровным, безжалостным, безгранично самовлюбленным индивидуумом. Визгун из тех, кто не прошел испытание искушением.

Палач или жертва?Визгун — палач по отношению к другим животным: он уничто-жает некоторых их них. Он становится рупором диктатуры, устано-вившейся на Скотском хуторе. С другой стороны, Визгун лишился близкого товарища — Снежка, своего Учителя, которого он бес-корыстно любил и обожал. Он жертва с точки зрения того, что про-

К ПРЕМЬЕРЕ

5

Визгун (Н. Еленев) — «рупор диктатуры»

К ПРЕМЬЕРЕ

6

исходит вокруг и происходит с ним; но он палач, вершащий судь-бы других.

Прототипы для ВизгунаПуть Визгуна — это путь зажатого, никому не нужного персонажа, становящегося рупором идей установившейся диктатуры свиней. В чем-то он схож с путем, описанным Брехтом в пьесе «Карьера Ар-туро Уи»; отдельными чертами Визгун может напомнить и Геббель-са, и Гитлера. Страшны такие люди тем, что их потаенные личностные дефекты — ощущение непризнанности, отчуждения от общества — вдруг разрастаются, и они перестают чувствовать рамки дозво-ленного. Примеры того, как могут происходить подобные метамор-фозы, я искал больше в художественной литературе.

Что важнееЯ человек аполитичный и не придерживаюсь никаких политических взглядов, не состою в оппозиции чему бы то ни было. В произведе-нии мне важнее и интересней человеческие проявления: дружба, любовь, человеческие взаимоотношения. Описываемые политиче-ские события, узнаваемые или неузнаваемые, — в меньшей степе-ни. Я играю про другое. Я играю о том, что при этих страшных собы-тиях, в этой мясорубке течет человеческая жизнь, начинаются, про-должаются и обрываются человеческие отношения; о том, во что мо-жет превратиться человек в экстремальных обстоятельствах.

Путем антиутопийКогда я прочитал пьесу Черепанова, я не сразу представил, что из этого может получиться на сцене. Тогда я стал читать известные ан-тиутопии: «1984», «Мы», «О дивный новый мир», и это мне помог-ло. Я понял, что у одной и той же темы могут быть абсолютно разные трактовки. Глеб видит этот спектакль так; я, думая о нем, представ-лял его иначе, но тем не менее я согласен с решением режиссера.

Молодая энергия Розы ХайруллинойAnimal Planet — работа, позволившая мне продолжить работать с моими друзьями из Школы Табакова, где мы учились, и ребятами, пришедшими из Школы-студии. Нам дали возможность выразить-ся при помощи молодого же режиссера, мы создаем что-то в соав-торстве, от чего получаем удовольствие; и мы не зависим от «взрос-лых» артистов. У нас есть Роза Хайруллина, но ее участие в спектакле — некое введение в основную историю. Придя работать в этот театр, я был уверен, что работают здесь консервативно настроенные опыт-ные актеры, старперы, грубо говоря, но, как ни странно, таких я здесь не встретил. Вот Роза, например, в силу своего опыта молниеносно и искрометно сотрудничает с нами, словно позабыв о своем стаже и своих многочисленных наградах. Она прислушивается к звучанию нашей струны и соответствует ему, обогащая спектакль. Мне порой кажется, что в Розе кипит молодая энергия, а я сам намного стар-ше нее. Она берется за все так увлеченно, что можно позавидовать.

7

ШКОЛА МХАТ

8

До того, как стать человеком театра, Вениамин Захарович Радо-мысленский, родившийся 19 января 1909 года в Царицыне, отслу-жил после школы на Балтийском флоте. А когда двадцатипятилет-ний Радомысленский окончил театральное отделение рабфака и ли-тературный факультет МГУ, состоялась его судьбоносная встреча с Константином Сергеевичем Станиславским. Великий реформатор пригласил молодого человека участвовать в создании своего по-следнего детища — Оперно-драматической студии. В 1935 году Вениамин Радомысленский был назначен директором этой студии, став одним из близких соратников Станиславского, и руководил ею до 1938 года.

Во время Великой Отечественной войны Радомысленский слу-жил политработником Северного военно-морского флота, началь-ником Театра Северного флота, был награжден боевыми орденами и медалями. Поворотным в его жизни стал 1945 год, когда Вениа-мин Захарович возглавил Школу-студию МХАТ им. В.И. Немировича-Данченко.

Профессор Иван Тарханов, студиец самого первого выпуска Школы-студии, набранного в 1943 году, вспоминал, что будуще-го руководителя их alma mater привели знакомиться к студентам-второкурсникам прямо на репетицию. Это был складный, молодой и обаятельный морской офицер с погонами капитана третьего ранга. Внешне он был совсем не похож на преподавателей Школы-студии.

Папа ВеняТЕКСТ: ЕКАТЕРИНА СТРИЖКОВА

Студенты недоумевали: «Как же так? После Сахновского, Орло-ва нами будет руководить этот флотский человек?» Среди студен-тов было много демобилизованных из действующей армии, и мо-лодые люди стали шутить, называя девушек юнгами, а себя матро-сами. Однако шутки очень скоро закончились, а сомнения рассея-лись, потому что в Школе-студии благодаря новому руководителю начали происходить значительные преобразования. Вениамин За-харович оказался прирожденным организатором учебного процес-са, заботливым и внимательным воспитателем. Ему всегда и до все-

го было дело. «Много студенческих спектаклей мы играли на вы-езде — в сельских и рабочих клубах. Выходишь со сцены, а всег-да находящийся за кулисами Вениамин Захарович у тебя спраши-вает: “Как ты тут? Все нормально?” Радомысленский вел себя, как настоящий родитель: мог позвонить мне вечером домой с неизмен-ным вопросом “Как у тебя дела? Моя помощь не нужна?” И обяза-тельно делал паузу, слушая, нет ли у меня в квартире засидевшей-ся допоздна веселой студенческой компании, ведь наутро у нас был урок и все мы обязательно должны были высыпаться. У Вениами-

В этом номере мы продолжаем публикацию цикла статей о вы-дающихся мхатовских педагогах. Вениамина Радомысленского, возглавлявшего Школу-студию МХАТ на протяжении тридцати шести лет, благодарные коллеги и ученики по праву называют легендарным ректором. И хотя с момента его ухода из жиз-ни прошло уже почти три с половиной десятилетия, каждый раз, когда представители всех поколений выпускников и нынеш-них студентов Школы-студии собираются вместе, кто-то обя-зательно начинает воспоминать и рассказывать о нем.

В. Радомысленский во главе приемной комиссии

ШКОЛА МХАТ

9

на Захаровича было удивительное свойство угадывать и — более того — предугадывать наши проступки. Терять таких людей больно, но нужно благодарить судьбу, что они были в нашей жизни», — го-ворил Тарханов.

Валентин Иосифович Гафт вспоминает: «И все равно это было детство. А волшебником в этом нашем детстве являлся Вениамин Захарович Радомысленский. Потому что он всех нас, поступивших, взявши за руки, повел в какой-то таинственный мир духовной кра-соты, которая в жизни встречается очень редко. Но которая долж-на быть в театре всегда. Именно к этому он и призывал. Рядом с ним работали такие же волшебники, магистры волшебных — театраль-ных наук. Все они были гиганты, все были гении…

О детство! Как в нем удается, Младенцем глядя из гнезда,Увидеть то, что остаетсяНавечно в сердце, навсегда.Казалось, что весь мир был рядом,А утром, вечером и днемНебесный свет менял нарядыВсему, что было за окном.О студия! Мой лучший театр!Пылал заката алый бант,И заряжался конденсатор,Чтоб током напоить талант.От срока стертый, побелевший,Тот озаренный детский взглядХранится в памяти умершей,Шумит листвой застывший сад…

Вениамин Захарович приучал нас чистить ботинки и здоровать-ся — даже с одним и тем же человеком, сколько бы раз на день с ним ни приходилось встречаться, — “Здравствуйте, Вениамин За-харович, здравствуйте!”»

Олег Табаков подчеркивает: «Фигура Вениамина Захаровича занимает особое место в истории Школы-студии. Боже мой, сколь-ко было в нем терпения и ласки по отношению к нам, лоботрясам. Сколько было в нем отеческой заботы в самые неподходящие, кри-тические моменты нашей жизни; когда кто-то из наших товарищей в минуту душевной слабости доносил на кого-то, у “папы Вени” хва-

тало широты души и ума, чтобы и поставить на место доносчика, и сохранить “диссидента”. Справедливости ради, он не чужд был ни-чему человеческому. Но он был отцом, который умел и наказывать, и прощать».

Радомысленский умел и посочувствовать, и пойти человеку на-встречу. Студентам Школы-студии строго-настрого запрещалось сниматься в кино вплоть до четвертого курса. Для нарушения это-го запрета требовалось специальное «историческое решение» Ве-ниамина Захаровича. И когда Михаил Швейцер попросил его отпу-стить на съемки в главной роли талантливого студента третьего кур-са Табакова в фильме «Саша вступает в жизнь», Радомысленский все-таки дал разрешение. Так начался путь Табакова в кино.

Впрочем, индивидуальное отношение к каждому студенту было не исключением, а, скорее, правилом Радомысленского. Только бла-годаря Вениамину Захаровичу зритель получил возможность узнать имена прекраснейших артистов — Евгения Урбанского, Владимира Заманского, Ирины Скобцевой и многих, многих других, кому посчаст-ливилось встретить на своем пути этого замечательного человека.

Радомысленский уделял много времени Владимиру Высоцкому, учившемуся далеко не блестяще. Высоцкий нередко нарушал уста-новленную в Школе дисциплину, балагурил, но Вениамин Захарович одним из первых почувствовал его неординарный талант и сделал все, чтобы Владимир все-таки получил актерское образование. Поз-же, когда Высоцкий стал знаменитым, Радомысленский приглашал его в Школу, чтобы студенты и артисты Художественного театра мог-ли послушать его удивительные песни.

Вообще, в Школу-студию стараниями Вениамина Захарови-ча всегда приезжали на творческие встречи со студентами самые яркие и талантливые люди искусства: артисты, писатели, музыкан-ты. Радомысленский, радея за развитие своих питомцев, понимал, что подобный энергетический обмен между мастерами и студента-ми станет для последних дополнительной мотивацией в постиже-нии профессии.

Школа-студия стала последним и самым главным местом ра-боты Радомысленского. Вплоть до дня своей кончины Вениа-мин Захарович занимался подготовкой и воспитанием все новых и новых поколений профессионалов мхатовской школы. В кабине-те Радомысленского всегда висел его снимок вдвоем со Станислав-ским, которого он боготворил. Евгений Радомысленский, сын Вениа-мина Захаровича, вспоминает: «Станиславский, когда думал о буду-

щем Художественного театра, считал, что главным режиссером дол-жен стать Мейерхольд, главным режиссером-педагогом — Миха-ил Николаевич Кедров. А директором театра — Вениамин Захаро-вич Радомысленский». И хотя сложилось по-другому, Вениамину Захаровичу удалось утвердить в Школе-студии методику обучения на основах «системы» своего учителя. Всеми своими действиями и поступками, направленными на всемерную поддержку воспитанни-ков Школы, Радомысленский доказывал справедливость главного постулата учения Станиславского: нужно искать путь к личности ху-дожника. «Вся система нашего преподавания, вся заразительность, вся образность, вся талантливость наших педагогов должна быть целиком направлена на людей, на молодых воспитанников» — та-ким был его творческий манифест.

«Вениамин Захарович умел создать удивительно теплую, род-ную, домашнюю обстановку в Школе-студии. И своей доброй рукой, которой он иногда нас обнимал или трепал за щеку. И своими тихи-ми, никому другому не слышными репликами: если у меня был пло-хой отрывок — “Ну ты меня подвела-а…”, а если удачный — “Мо-лодец!” Когда мой прекрасный и очень строгий мастер Виктор Кар-лович Монюков, который частенько меня воспитывал, за очень удач-ный экзамен поставил мне по мастерству четверку, явно занизив мне оценку, Вениамин Захарович посмотрел на меня как-то расте-рянно и сочувственно пожал плечами. Мне передали, что между пе-дагогами состоялся такой разговор: “Витя, ну что же ты ее так гно-бишь?” — “Ничего! Ей на пользу!” “Тебе на пользу!” — тихо, при-миряюще прошептал мне потом в коридоре Вениамин Захарович. Я всегда помню эту его теплоту», — рассказывала Марина Голуб.

Сейчас уже сложно вспомнить, кто первым назвал Радомыс-ленского «папой Веней» — впрочем, без всякой тени фамильярно-сти. Он бескорыстно, по-отечески помогал своим студентам в голод-ные времена, когда приезжавшие со всего Советского Союза ребята жили в общежитии на крошечные стипендии.

Людмила Иванова пишет: «Он постоянно присутствовал в сту-дии, всегда все про всех знал, следил за ростом своих подопечных. Когда я училась на первом курсе, у меня умер отец, а мама попа-ла в больницу. Вениамин Захарович поехал со мной к главному вра-чу больницы и попросил его позаботиться о маме, потому что у меня больше никого не было, а училась я хорошо…» Именно Вениамин Захарович рекомендовал Людмилу Ивановну в только что создан-ный театр «Современник».

Радомысленский заботился о том, чтобы учебный процесс ста-новился для студентов Школы неиссякаемым источником радо-сти. Звонкий и веселый «фирменный» клич Радомысленского «По коням!» служил для студентов сигналом к действию. Они люби-ли Школу и всегда стремились в нее. «Уйти оттуда было невозмож-но, — вспоминает Авангард Леонтьев. — Я помню, нас выгоняли, а мы все еще не могли разойтись в одиннадцать часов вечера, но к полуночи нас силком оттуда выпроваживали вахтеры».

Вениамин Захарович учил своих студентов особому, трепетно-му отношению к Художественному театру, пониманию его значи-мости для отечественной культуры. Он часто повторял студентам: «Друзья мои! Помните о том, что вы мхатовцы. Это налагает на вас большую ответственность…» Олег Басилашвили вспоминает крас-норечивую историю из жизни Станиславского, которую Вениамин Захарович рассказывал всем поколениям студийцев: «Однажды Константин Сергеевич повез одну молодую актрису своего театра за город, в Сокольники. Долго в молчании ехали на извозчике, тарах-тя по булыжнику. Остановились у домика с вывеской “Фотографiя”. В витрине среди разных фотопортретов выделялась фотография той, кого он привез: красавица с прекрасными распущенными длинны-ми волосами.

— Вот! — сказал Константин Сергеевич. — Вот! Как вы мог-ли?! Ведь вы — артистка Художественного театра! Как вы могли выставить свой портрет в дешевой лавочке, да еще в таком… негли-же… Волосы распущены, томный взгляд… Вы что, служите в салоне мод или кафешантане? Артист Художественного театра и за его пре-делами должен оставаться художественником… повсюду… всег-да… нести в народ свое понимание мира, театра… вкуса, если хо-тите. Глядя на ваш портрет, люди подумают, что Художественный те-атр — обычный каботинский театрик, где актрисы с купцами пьют шампанское в антракте, а после разъезжаются по номерам! Вы раз-рушили своей фотографией то, что с таким трудом создавали мы с Владимиром Ивановичем! Что делать?! Что теперь делать? — и за-плакал…

Благодаря Радомысленскому Школа-студия стала частью теа-тра, ее атмосфера во многом была сродни атмосфере МХАТа», — заключает Басилашвили.

В эпоху ректорства Радомысленского сложился образцовый пе-дагогический коллектив. Актерское мастерство преподавали кори-феи Художественного театра: Михаил Кедров, лауреат пяти Сталин-

ШКОЛА МХАТ

10

ских премий Алла Тарасова, Василий Топорков, Сергей Блинников, Софья Пилявская, Павел Массальский, Виктор Станицын, Борис Вер-шилов. А кроме них — уникальный мастер художественного слова Дмитрий Журавлев, Виктор Монюков, приглашенный преподавать сразу же после окончания Школы-студии, Василий Орлов, работав-ший с национальными студиями. Наряду с этим Радомысленский обеспечил университетский уровень преподавания гуманитарных дисциплин. Среди профессоров были Виталий Виленкин, Абрам Бел-кин, писатель и литературовед Андрей Синявский (Абрам Терц), Ви-дас Силюнас, Нателла Тодрия и другие. Постановочный факультет, на котором готовили художников-технологов сцены и руководителей цехов, вели Иван Гремиславский и Вадим Шверубович.

При Радомысленском в Школе-студии появилась научно-исследовательская комиссия, в дальнейшем преобразованная в сектор по изучению наследия Станиславского и Немировича-Данченко.

Авторитет Радомысленского был настоящей стеной, защищав-шей Школу-студию от какого бы то ни было внешнего негатива. В то же время он со всем свойственным ему неравнодушием реагировал на начинания своих воспитанников и помогал им всем, чем только мог. Алла Покровская вспоминает: «В Школе-студии часто происхо-дило то, что запрещалось на советской сцене. Нельзя было, скажем, ставить “Бег” Булгакова, но на нашем курсе мы его ставили. И такой высокий авторитет, как Вениамин Захарович, не только не запрещал нам это делать, а, наоборот, только поощрял. Творческая атмосфера была в Школе уникаль-ная. Не случайно во времена хрущевской от-тепели именно в ней зародился будущий театр “Современник”. Мы начали репетировать имен-но в стенах Школы-студии, и Радомысленский был первым, кто поддерживал инициативу, ис-ходящую от другого, совсем молодого поколе-ния. Возникновение новой эстетики в мхатов-ских стенах было чревато конфликтами, но рек-тор, которому всегда были чужды формализм и равнодушие, пошел на этот риск, понимая не-обходимость возникновения нового театра».

Изначально будущий «Современник» назы-вался Студией молодых актеров и представлял собой группу выпускников Школы-студии МХАТ.

«Студия, привечаемая Радомысленским, стала переломным момен-том в истории отечественного театра. Начинание это было неорди-нарным, выходящим за пределы понимания многих тогдашних чи-новников от культуры. Но “папа Веня” симпатизировал нам сердеч-но и искренне, сознавая наличие подводных рифов, во множестве сопутствовавших рождению нашей Студии молодых актеров: шел на то, чтобы помогать, опекать, защищать и даже предупреждать об опасностях. К изгнанию Студии молодых актеров из МХАТа “папа Веня” никакого отношения не имел — делала это партийная ор-ганизация Художественного театра, — рассказывает Олег Табаков. — Вениамин Захарович всегда, на протяжении всех трех десятиле-тий своего ректорства, был удивительно чуток, откликаясь на нуж-ды своих взрослеющих воспитанников. Когда, скажем, “Современ-нику” в начале шестидесятых понадобилось набрать свой курс, Ве-ниамин Захарович прикрыл эту затею своим крылом, несмотря на всю очевидность допущенных оплошностей: студентов и набрали не слишком требовательно, и обучали не слишком добросовестно. Тем не менее Радомысленский помог довести это дело до конца не по форме, а по душе.

Вениамин Захарович щедро дарил себя любимым ученикам, ни от кого не ожидая благодарности. Он понимал, что на нем жизнь не заканчивается. Дай бог нам сохранить все то, что он дал нам, и пе-редать это в руки тех, кто последует за нами…»

ШКОЛА МХАТ

11В. Радомысленский (сидит, второй справа) среди студийцев первого выпуска

Во втором материале новой рубрики, начало которой мы поло-жили в январском номере, мы расскажем об интересных фак-тах из жизни русского классика, выдающегося драматурга и реформатора отечественного театра Александра Николаеви-ча Островского (1823–1886). В настоящий момент в нашем те-атре идут три спектакля по его пьесам: «Волки и овцы», «Же-нитьба Белугина», «Не все коту масленица». Семнадцать лет продержалась в репертуаре постановка, осуществленная Оле-гом Табаковым, — «На всякого мудреца довольно простоты».

Александр Островский — автор более чем 50 пьес. Вот уже бо-лее 150 лет спектакли по ним не сходят с подмостков отече-

ственных и зарубежных театров. Произведения русского классика экранизировались более 40 раз; первая экранизация состоялась в 1911 году, когда П. Чардынин создал 18-минутную киноверсию пье-сы «На бойком месте».

Островский окончил 1-ю Московскую гимназию с гуманитар-ным уклоном, затем учился в Московском университете на юри-

дическом факультете, однако увлечение литературой оказалось сильнее, чем отцовский наказ сделаться юристом.

ДЕСЯТЬ ФАКТОВ

12

Десять фактов об Александре Островском

1

2

С детства драматург знал греческий, французский и немецкий языки. Позже он выучил английский, итальянский и испанский.

Первая из комедий Островского — «Свои люди — сочтемся» («Банкрут») — вместе с популярностью принесла ему и пробле-

мы. Московское купечество, возмущенное изобличительным содер-жанием пьесы, призвало в судьи царскую цензуру, которая постано-вила запретить постановку пьесы в театрах, а также приказала по-лиции пристально следить за молодым писателем. Под особым на-блюдением Островский находился в течение пяти лет.

Первой пьесой драматурга, попавшей на театральные подмост-ки, стала «Не в свои сани не садись», написанная в 1852 году и

поставленная на следующий год в Петербурге.

В 1856 году как постоянный сотрудник журнала «Современник» Островский отправился в литературно-этнографическую экспе-

дицию «по берегам морей, озер и рек Европейской России», органи-зованную Морским министерством. В экспедиции драматург зани-мался исследованием верховьев Волги. Материалы, добытые в ходе экспедиции, Островский будет использовать в своих произведени-ях, например в пьесе «Гроза», которую цензура пропустила только по просьбе императрицы, которой она понравилась.Портрет А.Н. Островского кисти В.Г. Перова

Обложки журнала «Современник» за 1857 год

4

5

6

3

Островский был дважды женат. Первой женой стала просто-людинка Агафья Ивановна, чью фамилию история не сохрани-

ла. В гражданском браке с ней драматург прожил 20 лет. Дети от этого брака умерли в раннем возрасте. Второй его женой стала ак-триса Мария Бахметьева; в браке с ней у Островского родились чет-веро сыновей и две дочери.

Островский известен не только как драматург, но и как рефор-матор русского театра. Как у каждого реформатора, у него были

свои противники. Один из них — корифей Малого театра М. Щеп-кин, демонстративно ушедший с генеральной репетиции «Грозы». В наше время имена Островского и Щепкина прочно связаны в на-шем сознании с Малым театром.

В 1881 году при Дирекции императорских театров была созда-на специальная комиссия для выработки законодательных ак-

тов по работе театров в России, в деятельности которой Островский принял активное участие. Благодаря ему были приняты изменения, улучшившие, к примеру, оплату актерского труда. Кстати говоря, не-

взирая на то, что пьесы Островского получали хорошие сборы, их ав-тор до конца жизни испытывал денежные проблемы, а потому им-ператор Александр III в 1883 году установил для него ежегодную пенсию в размере трех тысяч рублей.

«Стойкий сам по себе, сильный волей, твердый в своих убеж-дениях, нелегко поддававшийся душевным недомоганиям и,

несмотря ни на какие болезненные припадки, никогда не терявший бодрости духа — вот те характерные черты, которыми при честной, прямой и миролюбивой натуре отличался Островский». Таким вспо-минал его один из современников драматурга. Другой отмечал, что «Островский верил своему призванию столь твердо, что на нападки предпочитал отвечать действием, а не словами».

Островский с артистами Малого театра Здание московского Малого театра. 90-е годы XIX века

ДЕСЯТЬ ФАКТОВ

13

7

8

9

10

14

Премьеры МосквыТЕКСТ: ВЕНИАМИН ФОМИН

В очередном материале нашей ежемесячной рубрики, повеству-ющей о недавних московских премьерах, речь пойдет о новых спектаклях, увидевших свет на подмостках Театра наций, Теа-тра на Малой Бронной, Театра у Никитских ворот и МХТ.

ПРЕМЬЕРЫ МОСКВЫ

«Русскiй романсъ»Театр наций

Дмитрий Волкострелов обратился к классике — классике романса. «Изначально романс — это салонный жанр, по большому счету — музыка для друзей. Для романса нет барьера сцены, нет огромно-го тысячного зала, соответственно, нет дистанции между слушате-лем и исполнителем. Этот спектакль — попытка вернуться в ту зону интимности, доверительности, в которой существовали эти роман-сы», — говорит постановщик.

«Часовой спектакль можно условно разделить на три части: в первой звучат кусочки строк из романсов (“Как больно мне...”, “Как нарядна весна...”, “Когда гляжу в твои глаза...”, “Когда предчув-ствие разлуки...”, “Я думал, сердце победило...”, “Я ехала домой...”), объединенные присутствием одинаковых слов и схожим настроени-ем, вторая часть — прочтение актрисами писем, наполненных пе-реживаниями и сегодняшними мыслями, которые были написаны за несколько минут до начала действия, третьей же частью являет-ся исполнение самих романсов, когда актрисы, сменившие повсед-невную одежду на длинные белые платья в стиле ампир, прожи-вают песни длиной в жизнь и пропевают жизни длиной в романс», — сообщает Н. Маркова читателям портала sub-cult.ru.

«Это совершенно прекрасная музыка, — говорит о жанре ро-манса режиссер. — Нужно только внимательно слушать. Но, на мой взгляд, тут есть парадокс. С одной стороны, романс — это высокое достижение классической русской культуры. С другой — то, как он сегодня звучит, слишком далеко от того, что можно было бы этой са-мой высокой культурой назвать. И моя задача — попробовать “по-

крутить ручку”. Вот смотрите — если мы сегодня соберемся ста-вить классический текст, то непременно будем искать его сегодняш-нее звучание. Ровно то же самое мы пробуем делать с романсами».

«Формалин»Театр на Малой Бронной

Спектакль по одноименной новой пьесе Анатолия Королева поста-вили в Театре на Малой Бронной. Пьеса, по мнению Р. Должанско-го, тяготеет в жанровом отношении к «критическому очерку совре-менных нравов».

«Сюжет взят из жизни. Соседи по даче конфликтуют из-за того, что собака одного бегает по участку другого и даже купается в его бассейне, на месте которого еще недавно был ничейный пруд… За-канчивается все драматически, — пишет Г. Снопова из “Москов-ской правды”. — Получился интересный, психологически глубокий спектакль про современную жизнь и отношения людей».

Ирина Алпатова в материале для teatral-online.ru называет «Формалин» бескомпромиссной удачей театра и режиссера, «кото-рую непременно стоит увидеть, и, быть может, даже не один раз».

Павел Руднев, напротив, не считает «Формалин» удачным: «Спек-такль хромает, не кажется цельным, полностью продуманным…»

«Влияние гамма-лучей на бледно-желтые ноготки»Театр у Никитских ворот

Знаменитую пьесу Пола Зиндела поставили в театре Марка Розов-ского. Режиссером выступила Наталья Баронина, она же сыграла одну из ролей.

Сам автор так писал о своем произведении: «Старая, переобору-дованная овощная лавка, где живет Тилли, больше похожа на дур-

ПРЕМЬЕРЫ МОСКВЫ

15

дом, чем на жилье. Мать Тилли, Беатрис, — ожесточенная жизнью женщина, но она все-таки безрассудно любит своих дочерей. Стар-шая сестра Тилли — Рут — страдает эпилептическими припадка-ми, но при этом использует любой шанс, чтобы стрельнуть сигарету. Среди этого хаоса Тилли борется за то, чтобы воплотить свои мечты. Мечтательница Тилли ухаживает за своим кроликом, свято верит в возможность лучшей жизни и не теряет надежды на то, что ее науч-ные опыты с воздействием гамма-лучей на бледно-желтые ногот-ки завершатся успехом»

Художественный руководитель театра признается: «“Влияние гамма-лучей на бледно-желтые ноготки” — режиссерский дебют Натальи Николаевны Барониной на Старой сцене Театра у Никитских ворот, и дебют более чем удачный. Кроме того, Наташа, играющая сама в своем спектакле, отменно справилась со своей главной ро-лью как актриса. Впрочем, в этой пьесе все роли главные, и зритель, я уверен, будет в восторге от каждой из исполнительниц. Это раду-ет, потому что наш театр в этой работе неукоснительно утвержда-ет высшую театральную ценность — психологический театр с его школой реалистической игры, школой переживания и сопережива-ния. Вдвойне дорого то, что постановка этой замечательной пьесы показывает наглядно, как пересекаются и переплетаются две вели-кие культуры — американская и русская — и какие великолепные результаты их единение может дать».

«Деревня дураков»МХТ им. А.П. Чехова

Свою новую работу по роману Н. Ключаревой на Малой сцене Ху-дожественного театра представила Марина Брусникина. «Это целый калейдоскоп тем, типажей, наблюдений за реальностью, — говорит она. — В романе много действующих лиц, и у нас в спектакле заня-то двадцать пять человек. Мне интересно работать с молодыми ар-тистами МХТ, с ними интересно размышлять о жизни».

«В основе спектакля история молодого учителя, который ищет себя, свое место в сегодняшней жизни. Спектакль МХТ им. А.П. Че-хова — это попытка ответить на животрепещущие вопросы: кто мы, в чем смысл нашей жизни, как мы можем помочь тем, кто с нами рядом и в этом нуждается», — сообщается на сайте театра.

«Режиссер спектакля Марина Брусникина понимает — спек-такль на разрыв. Актуален сегодня как никогда. О том, как тяжело оставаться человеком, сострадать и понимать, любить и помогать. Он учит милосердию и любви», — сообщил своим зрителям теле-канал «Культура».

Виталий Егоров: «Весь день на грядках – для меня отдохновение»

СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ

16

— Многие в театре знают, что ты усердно занимаешься приу-садебным хозяйством, выращивая овощи и фрукты на своем дачном участке. Расскажи, пожалуйста, с чего все началось.— Происходящее сейчас, конечно, можно рассматривать как хобби. Его корни уходят далеко, в годы моего детства и юности, прошед-шие в частном секторе Корсунь-Шевченковского на Украине. Наш дом стоял на участке, отданном под сад, в восемь или девять со-ток. Рядом с ним располагался большой участок земли — около сорока соток, где росли картофель, кукуруза, арбузы, виноград и все-все, что может расти. Кстати, виноград у меня растет и сейчас: я нашел зимоустойчивые сорта. Тогда было и хозяйство: свиньи, кро-лики, которых кормили тем, что мы сами выращивали. Я косил, по-лол, сажал, окучивал, уничтожал колорадского жука, собирал уро-жай, прививал деревья. — Это в нашей полосе ты его выращиваешь?— Да! В этом году вызрели и арбузики, которые с удовольствием ели дети. При желании можно сделать многое. Так что, я думаю, ны-нешнее мое хобби — это отголоски прошлого, чего-то прекрасного и неповторимого. В детстве мне было хорошо. Советуют никогда не возвращаться туда, где было хорошо, но я все равно потихоньку пы-таюсь пережить что-то заново, но это, конечно, не возможно. Обла-гораживанием участка, параллельно со строительством дома, я за-

ИНТЕРВЬЮ: ФИЛ РЕЗНИКОВ

нимаюсь с удовольствием. А иногда забываю, что живу в средней полосе России, хотя климат места, где я этим всем занимаюсь, отли-чается от московского.— Оно южнее Москвы?— В Калужской области. По весне там заморозки меньше, чем в Москве и Подмосковье. Растет здесь все, и очень хорошо. Причем без всяких пе-сти-ци-дов! (Улыбается.) Без навоза, провоцирующе-го медведку, и удобрений. Растут молочные сорта кукурузы, которую мои дочери едят сырой. Растут горох и редис — в этом году собрал их урожаи дважды.

— Обходишься совсем-совсем без удобрений?— Верно. Единственное, по осени, когда что-нибудь сжигаю, к зем-ле прибавляется зола, а также использованная мульча. Под дере-вья, пока они только набирают силу и не особо плодоносят, на зиму подкладываю какие-то удобрения для роста... В общем, все заме-чательно растет.

В февральском номере журнала мы начинаем новую рубрику, благодаря которой, надеемся, зрители смогут узнать чуть-чуть больше об актерах нашего театра. В небольших интервью мы попытаемся узнать, чем увлечены в обычной жизни люди, каждый вечер выходящие на театральные подмостки, какие у них хобби. Первым на наш призыв рассказать о своих увлечениях откликнулся Виталий Егоров.

СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ

17

— Что еще растет на твоем участке, и что попадает потом на домашний стол?— В этом году я посадил капусту, и она дала хороший урожай. Зна-чит, на следующий год я посажу ее в два раза больше, чтобы часть

заквасить. Растет и брокколи, которую мы заморозили на зиму в большом количестве. Тыква, патиссоны, кабачки, картошка, перцы, помидоры и огурцы, чеснок, морковка, лук, редис. Растут, на удив-ление некоторым моим знакомым, без теплицы, в открытом грунте.

Тут важно вовремя их посадить, выбрать рассаду, адаптированную для данной местности. Ее лучше покупать у бабушек, продающих ее на местных рынках. Кустарники пока набирают силу: думаю, че-рез пару лет будет у нас много ягод. Из деревьев — вишня, слива, груша, яблоня. В этом году посадил адаптированные персики; абри-косы сейчас зимуют — не знаю, как переживут морозы. Черешня вот благополучно перезимовала — надеюсь, будет цвести в сле-дующем году. Посажены лиственницы, кедры… Уже цвела сирень!— Огромное у тебя хозяйство! Как ты успеваешь за ним уха-живать?— Когда спрашивают, откуда я беру на это столько времени, я от-вечаю: когда тебе что-то нравится, время находится. Весь день про-вести на грядках — для меня отдохновение. Если хозяйство не за-пускать, регулярно поддерживать, времени будет тратиться гораздо меньше, чем если ты на две недели будешь все оставлять, а потом приезжать и с ужасом любоваться разросшимся бурьяном.— А цветы разводишь?— Гортензии, пионы, дельфиниумы. Стараюсь обзаводиться мно-голетними сортами, которые не особо прихотливы. Третий год ра-стут розы, их даже не укрываю — пусть привыкают: сколько вы-живет — столько и выживет. Цветы радуют все лето… Знаешь, кра-сиво, когда выходишь утром из дома, глядишь на ухоженные гряд-ки и сад, срываешь покрытый росой маленький огурчик и понима-ешь, что его можно даже не мыть… Он такой хрустящий, такой вкус-ный, такой сладкий!

На страницах – войначасть первая

НА СТРАНИЦАХ — ВОЙНА

18

«Звезда» І Эммануил Казакевич

«Двое в степи» Анатолия Эфроса, «Си-няя тетрадь» Льва Кулиджанова, «Вес-на на Одере» Леона Саакова — эти кар-тины, появившиеся в 50–60-х годах про-шлого века, были хорошо знакомы со-ветскому кинозрителю и любимы им. Что их объединяет? — спросите вы. Все они сняты по произведениям Эммануила Ка-

закевича (1913–1962). А самый первый из фильмов по его пове-стям появился в 1949 году и был снят Александром Ивановым, впо-следствии создавшим «Михайло Ломоносова», «Солдат» и «Подня-тую целину». Назывался он, как и повесть, «Звезда». Спустя пол-века, в 2002-м, к «Звезде» обратился режиссер Николай Лебедев.

Картина А. Иванова, удостоенная премии Мира МКФ в Мариан-ских Лазнях и Сталинской премии 1-й степени, для широкого зрите-ля оставалась недоступной до 1953-го — фильм четыре года проле-жал на полках кинохранилища в Белых Столбах под Москвой только

РУБРИКУ ВЕДУТ АЛЕНА БОНДАРЕВА И ФИЛ РЕЗНИКОВ

потому, что показ гибели разведчиков в финале фильма шел враз-рез с требованиями искусства послевоенных лет. По другой версии, принадлежащей актеру Николаю Крючкову, сыгравшему одного из разведчиков, фильм запретили потому, что Сталину не понравилось, что его, Крючкова, герой, перед тем как взорвать себя, говорит «Вот так вот», а не «За Сталина!».

Повесть «Звезда» в наши дни не часто вспоминается читателя-ми, которые больше знакомы с авторами, начавшими писать о войне чуть позже Казакевича. Тем не менее важно знать и понимать, что автор «Звезды», как замечает писатель и критик Л. Гладковская, «участвовал в создании советской военной повести с ее напряжен-ными и разнообразными поисками максимальной жизненной прав-ды, с ее тяготением к героике и трагедии войны, с ее пристальным вниманием к нравственному облику человека, наконец с ее стрем-лением извлечь из исторического прошлого уроки для современно-сти». Наиболее яркие и талантливые авторы, в том числе представи-тели так называемой лейтенантской прозы — В. Быков, Г. Бакланов, Ю. Бондарев, В. Богомолов, В. Кондратьев, «продолжили традицию, в которую так много вложил Казакевич».

Эммануил Казакевич родился в 1913 году в семье еврей-ского публициста и литературного критика Генеха Казакевича. В 1930 году Казакевич-младший окончил Харьковский машино-строительный техникум, а спустя два года переехал на постоянное место жительства в Биробиджан, где спустя еще два года была об-разована Еврейская автономная область. Здесь он принимал уча-стие в строительстве городского Дворца культуры, закончил которое в должности начальника строительства; был председателем колхо-за, организатором еврейского молодежного театра, директором Би-робиджанского государственного еврейского театра, председате-лем областного радиовещания на идише. Не чужд Казакевич был и литературного творчества: писал на идише стихи, переводил на

9 мая 2015 года в России будет праздноваться 70-летие Побе-ды в Великой Отечественной войне. О войне этой сложено мно-жество песен, написано множество стихов, поэм, рассказов, повестей и романов; о ней сняты десятки теле- и кинофиль-мов. В нашей новой рубрике, рассчитанной на пять публикаций, мы расскажем о десяти книгах, посвященных Великой Отече-ственной войне и подвигу советского народа, победившего фа-шизм, которые легли в основу самых известных фильмов. И если фильмы эти хорошо знакомы каждому из нас, то не каждый чи-тал само произведение, знает об истории его создания и жиз-ни и судьбе его автора.

НА СТРАНИЦАХ — ВОЙНА

19

идиш пьесы Ростана, Арбузова, Горького; заведовал литературной частью газеты «Биробиджанер штерн». (Интересно заметить, что в конце 50-х Казакевич перевел на русский язык «Приключения Пи-ноккио» Карло Коллоди, и этот перевод заслуживает внимания, хотя отечественный читатель больше знаком, разумеется, с переводом Алексея Толстого.)

Когда началась Великая Отечественная война, Казакевич сразу решил, как ему поступить. Несмотря на то, что он имел на руках бе-лый билет, освобождавший его от военной службы в связи с силь-ной близорукостью, 3 июля 1941 года Казакевич записался в опол-чение и попал в писательскую роту. В дневнике он записал: «Каж-дый мыслящий человек должен теперь быть в армии, если только он не женщина и не баба…» В армии будущий автор «Звезды» про-явил себя как человек дела; он был решителен и неутомим, не ис-кал покоя, не избегал опасности и всегда шел на риск. В 1943 году, утомленный, не удовлетворенный работой во фронтовой газете, он нашел способ оказаться на передовой. В 1944 году, после тяжело-го ранения долечиваясь в тылу и боясь оказаться после излечения в резерве, Казакевич добился командировки в Москву и воспользо-вался ею, чтобы догнать свою часть, уже воевавшую под Варшавой.

Несмотря на проблемы со здоровьем, Казакевич сделался пер-воклассным разведчиком. «Смелый, хладнокровный в сложных си-туациях, он отличался творческим отношением к делу, умел нахо-дить нетрафаретные и действенные решения боевых задач, — пи-

шет о нем Л. Гладковская. — Особая наблюдательность, удивитель-ная находчивость, необыкновенное чутье помогали почувствовать “пульс боевой готовности противостоящего противника”, разгады-вать его намерения».

Писатель Александр Крон, близкий друг Казакевича, через мно-го лет после смерти последнего писал: «Я немного знаю развед-чиков и догадываюсь: для того, чтобы пришедший “с гражданки” хрупкого вида интеллигент в очках смог завоевать у этих отчаян-ных парней безусловный авторитет, нужны были не только ум и сме-лость. Нужно было не уступать им ни в чем, ни в большом, ни в ма-лом, вести себя так, чтобы никто не осмелился подтрунить над мо-

лодым командиром, разыграть его, как принято с неопытными но-вичками, чтоб никто не мог усомниться в его способности прини-мать быстрые решения, быть агрессивным, в критических случаях — беспощадным. А попутно не хмелеть от первой стопки, не лезть в карман за словом, быть всегда начеку и никому не уступать пер-венства. Это стало привычкой, но назвать эту привычку “второй на-турой” было бы, пожалуй, неправильно. В Казакевиче не было или почти не было ничего “вторичного”, наносного. Война сформировала и отточила этот характер, скорее многогранный, чем двойственный».

Эммануил Казакевич прошел путь от рядового разведчика до начальника разведки дивизии и капитана — помощника началь-ника разведки армии; был награжден двумя орденами Отечествен-ной войны II степени, двумя орденами Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина». Казакевич, уже будучи начальником разведки, подолгу беседовал с каждой группой, уходящей в тыл врага. Он знал, чего остерегаться и в каком именно месте можно предполагать особую опасность. Сам он тоже ходил во вражеский тыл, хотя командир дивизии берег Ка-закевича и не пускал его.

Наверное, не случайно, что первая небольшая повесть Казаке-вича на русском языке была посвящена быту и судьбе разведчиков. В ней рассказывается о группе лейтенанта Травкина, которой пору-чено сложное задание — разведать происходящее в стане против-ника. Разведчикам удается передать важную информацию о поло-жении и намерениях немцев, однако все они погибают.

Кадр из кинофильма «Звезда» (1949)

Казакевич прошел путь от рядового разведчика до начальника разведки дивизии и капитана — помощника начальника разведки армии.

Условно «Звезду» можно разделить на две части. В первой мы знакомимся с лейтенантом Травкиным и его разведчиками, а также с молодой связисткой Катей, влюбляющейся в Травки-на, но не находящей у него взаимности. Лейтенант — человек долга, беспристрастный, решительный, умеющий справиться с любой задачей, кроме, пожалуй, одной: опытный, повидавший многое разведчик не замечает чувств девушки к нему. Но, быть может, это сама судьба уберегает лейтенанта от ответных чувств, которые навредят его хладнокровию и чувству долга тогда, ког-да они будут необходимы больше всего — в окружении вра-гов. Как знать.

Во второй части повести речь идет о том, как группа Травки-на отправляется на задание и гибнет, выполняя его, причем в де-сятой главе неожиданно меняется угол зрения, и повествователь начинает рассказывать не о советских разведчиках, продвигаю-щихся вперед, все глубже в тыл противника, а о том, какую силу представляют собой немцы, к чему они готовятся (а готовятся они к крупному контрнаступлению). Именно эта резкая смена угла зре-ния позволяет понять, почему гибель разведчиков, о которой чи-татель узнает чуть позже, не напрасна, осознать, какую важную информацию удалось раздобыть Травкину. Не поменяй Казакевич неожиданно угол зрения, читатель, пожалуй, получил бы просто своего рода новостную сводку, которая прозвучала бы в повести неуместно.

В седьмой главе Казакевич на мгновение отходит от описаний быта, меняя резко интонацию с прозаической на поэтическую, и го-ворит о том, что такое разведчик:

Надев маскировочный халат, крепко завязав все шнурки — у щико-лоток, на животе, под подбородком и на затылке, разведчик отрешается от житейской суеты, от великого и от малого. Разведчик уже не принад-лежит ни самому себе, ни своим начальникам, ни своим воспоминаниям. Он подвязывает к поясу гранаты и нож, кладет за пазуху пистолет. Так он отказывается от всех человеческих установлений, ставит себя вне закона, полагаясь отныне только на себя. Он отдает старшине все свои документы, письма, фотографии, ордена и медали, парторгу — свой партийный или комсомольский билет. Так он отказывается от своего прошлого и будущего, храня все это только в сердце своем.

Он не имеет имени, как лесная птица. Он вполне мог бы отказаться и от членораздельной речи, ограничившись птичьим свистом для подачи сигналов товарищам. Он срастается с полями, лесами, оврагами, становит-ся духом этих пространств — духом опасным, подстерегающим, в глубине своего мозга вынашивающим одну мысль: свою задачу.

Так начинается древняя игра, в которой действующих лиц только двое: человек и смерть.

Прототипом лейтенанта Травкина послужил разведчик Николай Ткаченко, чья группа в реальности после выполнения задания уце-лела; сам же Ткаченко дожил до преклонных лет. Казакевич и Тка-ченко были знакомы; у последнего хранился экземпляр «Звезды» с дарственной надписью автора: «Моему другу, разведчику Ткаченко Николаю Кирилловичу. Воспоминания о былом».

Сегодня отнести «Звезду» к числу передовых произведений о Великой Отечественной войне непросто: она находится в тени цело-го ряда произведений авторов, упомянутых выше. Сам Казакевич, нисколько не кокетничая, писал в своем дневнике: «Нужно твер-до усвоить, что “Звезда” и “Двое в степи” хороши только на фоне ны-нешней литературы, а так это вещи средние, даже — строго гово-

Кадр из кинофильма «Звезда» (1949)

НА СТРАНИЦАХ — ВОЙНА

20

Казакевич участвовал в создании советской военной повести с ее поисками максимальной жизненной правды, с ее

тяготением к героике и трагедии войны, с ее пристальным вниманием к нравственному облику человека.

ря, слабые. Я ничего еще не сделал, и моя некоторая популярность среди читающей публики основана только на том, что другие вещи — еще хуже. Необходимо это понять твердо и искренне… Надо тру-диться… Тогда может что-нибудь выйти».

Чуть раньше в его дневнике появляется такая запись: «Сегодня получил письмо от Л. Брик: сестре ее, Эльзе Триоле, и Арагону понра-вилась “Звезда”, они переведут ее для журнала Europe». «Звезда» действительно была переведена на несколько языков и стала одним из самых популярных произведений своего времени. Впрочем, и се-годня, написанная простым языком, искренняя, она представляет интерес не только исторический (как книга, ставшая одним из кам-ней в фундаменте русской военной прозы), но и художественный.

Фил Резников

«А зори здесь тихие…» І Борис Васильев

По поводу своей повести «А зори здесь тихие…» в одном из последних интервью Борис Васильев (1924–2013) говорил: «Когда я почувствовал, что пришла пора сочинять книгу о войне, я перечитал всю лейтенантскую прозу. Ведь писали ее мои ровесники: Бондарев, Быков, Кондра-тьев. И вдруг понял, что моя война была другой. У них танки, клинья, артилле-рия, а у меня — окружение 1941 года».

О нем Васильев знал не понаслышке. На фронт он ушел беззабот-ным школьником. В день сталинского обращения, как и многие со-ветские мальчишки, кричал «Ура!», решительно не понимая, почему вдруг заплакала и вышла из комнаты мама.

Однако совсем скоро выяснилось: игр в солдатики не будет. Почти сразу отряд новобранца Васильева попал в окружение под Смоленском, потому что Красная Армия спешно отступала. С точки зрения фашистов, шла так называемая разведка боем. Диверсанты (они-то и стали прообразом разрушительной вражеской силы в по-вести «А зори здесь тихие…») решили, не мешкая, прощупать про-тивника, били в том числе и по тылам. Не многим красноармейцам удалось вырваться из плотного кольца и рассеяться по лесам. Не-сколько лет спустя Васильев заметил: «Война — это не только ког-

да стреляешь, но и когда уходишь от выстрела, от смерти. Окружен-цам еще хуже, чем обычным солдатам. Достаточно одного ранения, и ты кровью истечешь. Кто тебе поможет? Никто».

Впрочем, прорваться к своим было лишь частью задачи. Впол-не могло получиться и так, что писателя Бориса Васильева мы не узнали бы. Как известно, солдат, побывавших в плену и на окку-пированной территории, допрашивали сотрудники НКВД. Изме-на родине (даже мнимая) — дело серьезное. Но Васильеву по-везло. И непонятно, что тут сыграло роль. Имя отца-офицера, сра-жавшегося в это время на фронте? Неразбериха, начавшаяся на Смоленском направлении и означавшая, что быстрой, победонос-ной войны не предвидится? А может, энкавэдэшник просто по-человечески пожалел семнадцатилетнего солдатика в гимнастер-ке и тренировочных штанах, наивно попросившего на допросе из-вестить маму о том, что он жив? Что бы там ни случилось, Васи-льев получил билет домой, но ехать обратно наотрез отказался. Остался воевать — и опять немецкие танки, отступление, страх. В 1943 году после тяжелой контузии его комиссовали, он поступил в Военную академию бронетанковых и механизированных войск имени И.В. Сталина. Однако война (равно как и обида на то, что не удалось пробыть на фронте до победного конца) навсегда осталась с писателем. Об этом он рассказывал в книге воспоминаний «Век необычайный» (2003).

Впрочем, из армии Васильев уволился только в 1954 году. В ра-порте написал просто: хочу заниматься литературой…

НА СТРАНИЦАХ — ВОЙНА

21Кадр из кинофильма «А зори здесь тихие...» (1972)

Не многие знают, что «А зори здесь тихие…» (ставшие в том числе благодаря театральной постановке Юрия Любимова и филь-му Станислава Ростоцкого безусловной удачей) — далеко не пер-вая вещь Васильева. До того, как в восьмом номере «Юности» за 1969 год напечатали эту повесть, принесшую автору всесоюзную славу, была поставлена васильевская пьеса «Танкисты» (1954), были им написаны сценарии к фильмам «Очередной рейс» (1958) и «Длинный день» (1961).

Но мысль о другой войне Васильеву не давала покоя. И вот в 1969 году он сочинил повесть о том, как небольшой отряд девушек-зенитчиц под командованием старшины Васкова попал в окруже-ние в карельских лесах. Однако назвал ее чудовищно и неповорот-ливо — «Весною, которой не было». Положил в конверт и отправил в журнал «Юность». Текст сразу решили публиковать, правок было немного, однако название редактор журнала Борис Полевой потре-бовал заменить. После часа совместного мозгового штурма в редак-ции появилось новое заглавие. А через некоторое время весь Совет-ский Союз узнал о замечательном прозаике Борисе Васильеве.

Сегодня нетрудно догадаться, что покорило тогдашних и про-должает волновать сегодняшних читателей. Когда на войне умира-ют мужчины — это трагедия, но более или менее понятная и даже приемлемая (как бы чудовищно это ни звучало). Ведь защищать Отечество — испокон веков мужское занятие. А вот когда вместо того чтобы рожать детей и оберегать сложившуюся семью, обожженная ненавистью, в бой бросается женщина (а еще хуже — девушка, де-вочка) и погибает — у каждого нормального человека подобное вы-зывает животный страх. И Васильев понял это с самого начала.

Если верить его легенде, писал он об обычных солдатах в той же ситуации. Но очень быстро осознал: стоит оставить прежних героев, и книга получится непримечательная. Возможно, более правдивая, но лишенная необходимого символизма. И тут как пе-рещелкнуло — персонажами должны стать девушки. Так появи-лись загадочная Рита Осянина (к началу войны уже успевшая стать матерью и вдовой); разбитная рыжая красавица Женя Комелько-ва, она вечно хохмит и подшучивает (а мы как бы между прочим узнаем: недавно Женька чудом уцелела и видела расстрел своей

семьи); мечтательная Галя Четвертак, воспитанница детдома; вос-торженная интеллигентка Соня Гурвич и крепкая дочка лесника Лиза Бричкина. «Строй, нечего сказать. У одной волосы, как грива, до пояса, у другой какие-то бумажки в голове. Вояки! Чеши с та-кими лес, лови немцев с автоматами! А у них, между прочим, одни родимые, образца 1891-го, дробь 30 года...» В общем, девчонки разные, молодые, по-своему красивые, каждая с характером, и все без будущего… А командует ими тридцатидвухлетний стар-шина Васков. Тоже человек покалеченной судьбы. Четыре класса образования в активе, скитается из казармы в казарму, с женой не сошлись характерами — еще в начале войны развелись, но до того мальчонка у них родился; вытребовал его старшина через суд у непутевой матери, а парнишка возьми да и помри в деревне. Тут против воли будешь считать себя не то чтобы опытным, а уже ста-риком… И вот представьте: эти горе-вояки в окрестных лесах нат-

кнулись на большую немецкую десантную группу. Васков само-стоятельно вычислил, что идут они к Кировской железной дороге (естественно, для того чтобы устроить диверсию), и сам же принял решение — задержать. Что было дальше и какой ценой девчон-кам дался их подвиг, рассказывать не нужно…

Конечно, много в этой книге художественного — одни скрупу-лезно подобранные типажи чего только стоят. Хотя женские отряды

Кадр из кинофильма «А зори здесь тихие...» (1972)

НА СТРАНИЦАХ — ВОЙНА

22

В 1969 году Васильев сочинил повесть о том, как небольшой отряд девушек-зенитчиц попал в окружение в карельских

лесах. Однако назвал ее чудовищно и неповоротливо — «Весною, которой не было».

Из армии Борис Васильев уволился только в 1954 году. В рапорте написал просто: хочу заниматься литературой…

в Великую Отечественную войну действительно существовали. Жен-щин брали не только в санитарки: они становились снайперами, зе-нитчицами, летчицами, танкистами. Например, успешно действовал на фронте женский полк ночных бомбардировщиков под командо-ванием подполковника гвардии Евдокии Бершанской. За разруши-тельную силу фашисты прозвали летчиц «ночными ведьмами». По-говаривают, будто немецкие военные получали двойное вознаграж-дение за каждый сбитый самолет с женщиной-пилотом. Также из-вестен подвиг девушек-зенитчиц под Сталинградом: всего три зе-нитные батареи, горстка женщин и работяг, пришедших им на вы-ручку на двух танках и трех тракторах, под командованием Луки

НА СТРАНИЦАХ — ВОЙНА

23

Даховника приостановили наступление, что помогло нашей армии выиграть время. Трудно сказать, какая из историй на самом деле легла в основу повести Бориса Васильева. По словам Зори Поляк, жены писателя (кстати, ставшей прообразом Искры Поляковой, ге-роини другой книжки — «Завтра была война»), многие девчонки-зенитчицы похожи на девушек, с которыми Васильев когда-то учил-ся в академии. А знакомые семьи Васильевых утверждают, будто женским персонажам писатель несознательно придал черты Зори Поляк. И дома у Васильевых шутливо поговаривали: «А Зори здесь вовсе не тихие». Но это уже немного другая история, и рассказана она в мемуарах писателя.

Алена Бондарева

24

вт 3 › РАССКАЗ О СЧАСТЛИВОЙ МОСКВЕ

вс 1 › ЖЕНИТЬБА БЕЛУГИНА

пт 6 › ЙЕППЕ-С-ГОРЫ

пн 9 › ЖЕНА

чт 12 › ДВА АНГЕЛА, ЧЕТЫРЕ ЧЕЛОВЕКА

чт 19› ЛИЦЕДЕЙ› ДЬЯВОЛ на Малой сцене МХТ имени А.П. Чехова

вс 22 › ЙЕППЕ-С-ГОРЫ

вт 24 › ЖЕНИТЬБА БЕЛУГИНА

пт 27 › НЕ ВСЕ КОТУ МАСЛЕНИЦА

пт 20 › ЖЕНА

пн 23 › ЖЕНИТЬБА

чт 26 › ТРИ СЕСТРЫ / ПРЕМЬЕРА

ср 25› КУКЛА ДЛЯ НЕВЕСТЫ на сцене театрального центра «На Страстном»

› ЧАЙКА на Основной сцене МХТ имени А.П. Чехова

сб 28 › ANIMAL PLANET / ПРЕМЬЕРА

вт 10 › ЖЕНИТЬБА

пт 13 › РАССКАЗ О СЧАСТЛИВОЙ МОСКВЕ

сб 7 › ТРИ СЕСТРЫ / ПРЕМЬЕРА

чт 5 › БРАК 2.0 (1-Я и 2-Я ВЕРСИИ)

ср 4 › ANIMAL PLANET / ПРЕМЬЕРА

пн 2› ДВА АНГЕЛА, ЧЕТЫРЕ ЧЕЛОВЕКА› ШКОЛА ЖЕН на сцене «Новой оперы»

ФЕВРАЛЬ 2015

пн 16 › ANIMAL PLANET / ПРЕМЬЕРА

вт 17 › ТРИ СЕСТРЫ / ПРЕМЬЕРА

ср 18 › ЭММА

сб 21› СВЕРЧОК НА ПЕЧИ› ГОД, КОГДА Я НЕ РОДИЛСЯ на Основной сцене МХТ имени А.П. Чехова

вс 8 › СЕСТРА НАДЕЖДА

ср 11 › ОТЦЫ И ДЕТИ

вс 15› БИЛОКСИ-БЛЮЗ› ДЬЯВОЛ на Малой сцене МХТ имени А.П. Чехова

сб 14 › СТРАХ И НИЩЕТА В ТРЕТЬЕЙ ИМПЕРИИ