Геннадий Михеев

РОСТКИ И КОРНИ

Книгу я составил из двух частей. Первая – самые свежие рассказы, девять штук. Они объединены общей темой, обозначенной в предисловии к циклу. Изначально планировалось большее число рассказов, хотя бы дюжина, но пришлось познать глубинный смысл русской пословицы, которая в мягком варианте звучит: «не хочешь какать – не мучай задницу».

Вторая часть – землистая масса, собрание ранней моей журналистики и фрагменты первого литературного опыта «Командировка.РУ», своеобразного мемуара, который меня научил простой истине: всякая достоверность – миф. Но мифы содержат некую сущность, которую принято называть художественной правдой. Я осуществил попытку нащупать корни, из которых произросла первая часть книги. С журналистикой я теперь завязал. Не принципиально, так сложились обстоятельства. Зато развязал с литературою.

Вынужден уже со старта отбрехиваться. «Страна Расея», фигурирующая в рассказах – не совсем наша Россия, а в чем-то даже совсем не страна. Но я ведь позиционирую себя как писатель, а значит имею право на построение своей Маленькой Вселенной. Ну не тварь же я дражайшая (и это не опечатка). Моей рукою двигал Дух Вольтера. Отсюда жёсткая ирония и наезды на церковную обрядность. Ну, а разноцветная масса второй части – бессистемный массив, в котором проглядывается хотя бы одно достоинство: искренность.

Ах, да: немаловажная составляющая книги – фотографии. Но в отдельную часть я их не выделяю, ибо они тоже – журналистика. Итак…

КАРТА РУССКОГО НЕБА

Достоевскому приписывается афоризм: "Дайте русскому мальчику карту звездного неба – к утру он возвратит ее исправленной".

На самом деле писатель такого не говорил, а просто сочинил диалог вымышленных "русских мальчиков". В "Братьях Карамазовых" Алеша обращается к Коле Красоткину: «...Я недавно прочел один отзыв одного заграничного немца, жившего в России, об нашей теперешней молодежи. «Покажите вы, – пишет он, – русскому школьнику карту звездного неба, о котором он до сих пор не имел никакого понятия, и он завтра же возвратит вам эту карту исправленною».

"Один", "одного"... я один заметил, что Достоевский небрежен в своих текстах? Ну, да ладно... не суди других авторов – и сам не станешь объектом критики. Впрочем, лучше уж стать предметом разгрома, чем остаться вовсе незамеченным.

И Раскольников, и князь Мышкин, и Петя Верховенский, и Аркаша Долгорукий, и тот же Алеша Карамазов - те самые "русские мальчики" желающие переиначить все на свой лад. Пусть они литературные персонажи, но жизнь устроена так, что художественные модели людей интереснее миллионов реальных индивидуумов. Здесь я не буду анализировать интерес Федора Михалыча к "русским мальчикам". Вопрос серьезнее: мы, русские (и не только мальчики) любим вот так вот - с подвывертом. Что угодно нам дай – к утру вернем исправленным.

Данный сборник состоит из переложений "на русский лад" шедевров мировой литературы. Ну, считайте их компиляциями. Опыт у меня есть: в сборнике "Страсти N-го уезда" ряд повестей являются адаптациями к русской почве шекспировких пьес: "Король Лир", "Ромео и Джульетта", "Буря". Так же в сборнике «Глубинка» я переиначил Вольтеровского "Кандида", Ильф-Петровских «Двенадцати стульев» и Пушкинского «Дубровского». Даже такая глобальная вещь как "Terra Fatum" есть вольное толкование "Улитки на склоне" Стругацких. Надо сказать, читатели подвох не уловили. Не знаю, хорошо это или наоборот.

Здесь так же будут архетипичные сюжеты. Они ведь гуляют по культуре человечества, воплощаясь в разных формах, с вариациями. А вот "небрежный" Достоевский придумывал сюжеты сам, потому и стал мировой величиной - это тебе не Лесков и Тургенев. Впрочем, за кордоном не читали наших "Муму" и «На краю света» – и это они зря.

СЕКРЕТ КОЛОКОЛЬНЫЙ

Затерянная в бескрайней ночи,она молила о свете лампы,

 о стенах  дома вокруг  нее, о  плотно запертой двери. 

Одна посреди безликой Вселенной, звала ребенка, которого целовала перед

 сном и который был  для  неесредоточием этой Вселенной.

 Антуан де Сент-Экзюпери «Цитадель»

  Была деревня и в ней жили колокололитейные мастера. То есть они по традициям,

передававшимся из поколения в поколение, отливали колокола. Здесь же, в тайных местах добывали свинец, медь, серебро и глину, столь ценные для вытворения отменных звучных и гулких колоколов. Глина - самое важное, ибо даже Господь Бог создал человека вовсе не из свинца. Ну, это если верить священным книгам. Глиняная форма треснет - все содержание выльется наружу, образовав уродливый котях. Мы часто об этом забываем. То есть, о том, что форма весьма значима - как для литературных творений, так и для всего прочего.

Сменялись эпохи и власти, но в этих глухих и до определенного времени благословенных краях страны Расея нравы и порядки менялись слабо, а по большому счету оставались незыблемы как... а, впрочем, это все пафос. Да, число церквей и потаенных монастырей, которые еще нуждались в разговоре с Богом посредством колокольного звона, снижалось, но скукоживалась и колокололитейная деревня, причем все шло как-то пропорционально. Да к тому же колокололитейщики умели и другое: охотились, рыбачили, скотоводствовали,, любили, плодились и хлебопашествовали. Да к тому же радовались каждому новому дню просто так - без поводов. В общем, жили натуральным хозяйством и естеством, особо не нуждаясь в заказчиках. А руководствовались неписаными законами, не заморачиваясь сменяющимися вместе с верховной властию правоустанавливающими актами и прочими, прости Господи, конституциями. А горды были тем, что знали секрет колокольный: умели творить формы, не склонные к растрескиванию, и варить сплавы, придающие изделию отменные свойства.

Особо у них получались вечевые колокола. Правда в них-то как раз страна Расея уже лет триста-четыреста как не нуждается. Впрочем, это еще не конец истории государства Расейскаго и что-то несомненно нас еще ждет впереди. Надеюсь, не самое скверное, впрочем, индюки тоже вроде как надеются.

И вот однажды на колокололитейную деревню напала моровая язва. Перемерли все, кроме десятилетнего мальчика. Будем звать его просто мальчиком. Кой-чему родственники делать его научили, а именно - добывать пропитание и поддерживать кров. Единственное чему не научили мальчика - это секрету колокольному. Отец, редкий жила, все говорил: "Рано тебе, сопляку". Вот и договорился, зар-раза. То есть, как раз отца зараза и взяла. Но мальчик, уж коли Гоподь оставил жизнь, решил в будущем врать и утверждать, что теперь только ему одному колокольный секрет известен. Вдруг - поскольку промысел жил веками - все хитрости колокололития сохранились в генах? А что - чем чёрт не шутит? Пока, конечно, Бог спит.

А Богу мальчик верил, он даже помнит несколько молитв, которым выучила его мать. А то как без Бога-то. Молился без икон - потому как был уверен, что Бог не имеет

облика, ибо он есть высшая сущность из других измерений. Вероятно, зерно истины в заблуждении мальчика есть. Потому что важно не то, каким мы себе представляем ту силу, что над нами, а усилие, с которым мы способны хотя бы во что-то верить.  

У мальчика деревне есть все, даже коза, дающая вкусное и полезное молоко. Ее зовут Дульсинея. Я не знаю, откуда столь странное имя, наверное чем-то навеяло. Отношения между мальчиком и козой Дульсинеей непростые. У обоих - характеры, которые все что-то не сходятся. Коза несколько раз кусала мальчика, а тот в сердцах пинал ее ногою. Разбегались, бычились - но рано или поздно сходились. Человечек и домашнее животное терпят друг друга, потому что мальчик любит молокопродукты, а Дульсинея своим козьим мозгом осознает, что только мальчик в состоянии обеспечить ей зимовку.

В общем и целом жить можно. Человек ведь такое существо, которое ко всему привыкает и приспосабливается ко всякой среде. Тому доказательство - неоднократные робинзонады. Именно исходя из вышеуказанного свойства человечество стало доминирующим видом на планете Земля. Не было только у мальчика друга. Да и вообще никого не было из человеческого окружения, что вообще говоря удручает. Это мы, современные люди, погрязшие во френдингах и лайкингах социальных неводов, мечтаем хотя бы на сутки отключиться от всей этой ярмарки тщеславия. Когда остаешься один и надолго - возрадуешься даже сволочи.

Раньше у мальчика был... ну, друг не друг, а невесть откуда взявшийся плюшевый цветок, который, едва мальчик к нему притрагивался, произносил: "Я люблю тебя. Я люблю тебя". Больше цветок ничего говорить не умел, но этого было достаточно, ибо цветок умел замечательно слушать. Мальчик делился с другом своими фантазиями, что значительно облегчало жизнь.

Но однажды цветок замолчал. На прикосновения, нажатия и даже удары он перестал отвечать привычное "Я люблю тебя". Мальчик заключил, что цветок помер и закопал его в землю. Могилку он не забывал время от времени поливать водой, в надежде, что из праха что-нибудь - да произрастет. Но ничего не произрастало, что сильно расстраивало мальчика. Печальной осенью он осознал, что  прекрасное может и не взрасти. Но есть вероятность, что радостное событие может случиться в иных мирах. На сем и успокоился, рассудив, что все там будем. 

Однажды весною, засеяв в огороде и в поле семена съедобных растений, мальчик засобирался в дальний путь. Ему мучительно захотелось узнать окружающую действительность. А Дульсинею мальчик отпустил пастись просто так. Авось Бог не выдаст, волк не съест. Трава есть, характер тоже. Авось выдюжит. Мальчик же уходил не навсегда, а всего лишь на... ну, это как получится. Затоскует - научится под мальчиковую дудку плясать. Он даже с козой не попрощался. Услышав с холма жалостливое "бэ-э-э-э...", он оглянулся на родную деревню и строго произнес:

- Докусалась. Бывает зверь жесток, но и ему знакома жалость.Мальчик и сам не понял, в чему это он. Внутри него вскипало какое-то необычайно

приятное предчувствие: он познает нечто неизведанное! Мальчик не был в курсе, что моровая язва прокатилась по всему краю, и деревни

опустели. Но в некоторых селениях Бог оставил таки по человечку. Замысел неясен, но в чем-то красив. Ну, наверное, на развод, хотя нам постичь не дано, в чем суть божественных (или уж не знаю чьих) игр. Подозреваю, даже если наступит конец света (апокалипсис, амаргедон, гламур, коммунизм или не знаю что еще такое шумливое), все равно некоторое количество особей вида "гомо сапиенс" не вымрет, что оставляет нам тонкий лучик надежды. Похоже я все же оптимист.

Будучи уверенным в том, что молитва всегда защитит, мальчик не боялся. А, может, в этой парадигме есть своя правда: по крайней мере, покамест в жизни мальчика невзгод не случалось. Если не считать смерть всех родственников и утрату единственного друга, умеющего любить и прощать.

Мальчик даже не шагал, а летел, вовсе не обращая внимания на сонмы гнуса, атакующие из сочной травы. Впереди ждала неизвестность, и почему-то мальчик был уверен в успехе своего предприятия. В смысле, в том, что друг обязательно найдется. И ему неважно будет, знает мальчик секрет колокольный или врет. Просто они будут жить душа в душу.

Ах, да - забыл передать вам Истину: один блаженный деревню спасает. Неоднократно проверено на практике. Многие религии объясняют, почему так: блаженные напрямую разговаривают с Богом. Но это так - теософское отвлечение...

Первая встреченная мальчиком деревня оказалась пустынна. Жутко было смотреть на догнивающие избы. Едва только цивилизация оставляет селение, на весь всей своей массой набрасывается безжалостный Тлен.  Видимо, с людьми уходит и Бог - единственная сила, способная противостоять энтропии. Мальчик шел среди жутковатых развалин и ему вспомнилось: "...смотрел задумавшись и я, привычным взглядом озирая зловещий праздник бытия, смятенный вид родного края..." Мальчик не знал, откуда у него это всплыло. Может, это одна из колыбельных песен ушедшей в Вечность матери. Фантазии, которые мальчик когда-то излагал еще живому говорящему цветку, перемешались с обрывками воспоминаний, а потому с достоверностью судить о чем-либо мальчик не может. В этом он на самом деле сродни всем нам. 

Мальчик духовным усилием (а витальной энергии в нем немало) подавлял точащего изнутри червячка: "А вдруг ты остался один во всей бескрайней Вселенной?.." Да вообще весь мир есть лишь твои воля и представление. Гипотетически оно может и так, но есть вероятность, что и мальчик, и коза Дульсинея, и вообще все сущее является фантазией, например, плюшевого цветка, спящего в земле вечным сном. А посему, убеждал себя мальчик,  всякие такие идеи бессмысленны, делать надо что должно и пусть будет что будет.

То же самое и со второй деревней: все вымерло и отдалось во власть стихий в лице осадков и насекомых-древоточцев. Только ветер изредка покачивал треснутый пожарный колокол, висящий над бездною, отчего тот издавал противный звук. Наверное, подумал мальчик, се есть продукт колокололитейного дела земляков. Впрочем, надписи с колокола уже истерлись, и это говорит о том, что творению не один век от роду. Много наверное пережил кусок металла, имеющий облик цветка. Не надо ведь забывать, что форму эту подсмотрел святой нищий Джованни Франческо ди Пьетро Бернандоне из Ассизи, прилегший отдыхать в сени полевых цветов.   

А в третьей деревне жил Царь. Ну, так себя называл сей заносчивый мужчина, одетый в некое подобие сутаны. В одной руке он держал ржавый шар, в другой - корягу.

Царь мечтал о подданных. Мальчик мечтал встретить друга. И очень обрадовался встрече с живым человеком.  

- А я секрет колокольный знаю. - Искренне признался мальчик без всяких церемоний.

- О, как, - высокопарно отвечал мужчина, - мне как раз нужны те, кто хоть что-то знает. Особенно мальчики.

- Хорошо. А я ищу друга. И не важно, знающий они или как.- Не-е-е... "или как" не надо. Впрочем, в определенном смысле ты прав, ибо в

старину говорилось, что во многих знаниях немало печали. Кстати, я Царь.- Имя?- Что...- Такое имя у тебя?- Должность. Очень ответственная, кстати. А на таком поприще мне  необходимы

подданные.- Странное название. Это которые поддаются?- И это тоже. Слу-у-ушай! Иди ко мне в подданные. Мы с тобою неплохо заживем

напару-то.

- Нет. - Уверенно ответил мальчик.- Почему? - Царь прямо расстроился.- Стремный ты какой-то. Считаешь, что кто-то кому-то должен поддаваться.- Ты просто еще слишком молод и мало знаешь жизнь. В жизни всегда есть выше- и

нижестоящие. Ну, табель о рангах, я начальник - ты ду... то есть, царь выше всех по статусу. Ты вообще играл когда-нибудь в "царя горы"?

- Мы больше в войну играли.- Ага! Вот я тебя и поймал, приятель. Как на войне без командиров и верховных

главнокомандующих?- А у нас не было. И статусу тоже что-то не водилось. Каждый сам себе воин.- Это потому что у вас все понарошку было.- А у тебя?- То есть...- Ты в Царя играешь тоже ведь понарошку. Вот я бы стал твоим другом, если б мы

менялись. День Царь ты, день - я.- Так невозможно. Потому что Царь - ставленник Божий. И все по-серьезному, без

игр. Вот.- Ты видел Бога?!- Ну, не так, чтобы очень... хотя, нет: просто, я богоизбранный.- По, моему, ты дурак.- Это что за оскорбления?! - Царь замахнулся корягой. Но тут же остыл, почесал

оной свой лысый череп, с которого соскользнула хитро обрезанная консервная банка - и бухнулась наземь. Пока мужчина ползал, пытаясь ухватить скользкий причиндал, мальчик заявил:

- Устами ребенка глаголет истина, если что. Разве умный может представить, что есть избранные Богом, а есть неизбранные?..

- Понятно. - Царь приладил таки пойманную банку на лысину, гордо поднял подбородок. - Ты историю в школе не учил. Так было всегда в истории человечества. Начиная с египетских фараонов. И кстати: ты знаешь секрет колокольный, а я знаю секрет царствования. Каждого Бог избрал на свое.

- Между прочим, я и тебя могу научить лить колокола.- А я могу назначить тебя своим преемником.- Богоизбранным?- Конечно. Все монархи богоизбранные.- Вот здесь и я тебя и поймал. Если тебя Бог избрал на царство, из этого не следует,

что Он изберет и меня. А все эти назначения - вопиющая глупость.- Тот, кого избрал Всевышний, может говорить от его имени.- Как пророк?- Нет. Как самодержец.- Само - чего?- Державу - чего. Вот этот шар, - Царь вытянул вперед руку со ржавой железякой, -

есть символ того, что мне дадены бразды. О.- Ну и держи себе. Мне чего-то не хочется.- А если я тебя назначу министром колокололитейного дела? Между прочим, это

должность.- А разве нельзя просто так отливать колокола? Ну, без этой... табельоранге?- Никак. Должен быть главный колокольчик... кокольник... или как его еще там,

лешего.- Колокололитейщик. Нет, в нашем деле все равны.- Слу-у-ушай... а давай ты будешь моим шутом!- Чем?

- Это очень важная должность. Шут - единственный человек при дворе, имеющий право назвать царя дураком. Ты, кстати, уже назвал.

- Я сказал, что думаю. Разве излагать мысли - должность?- Как ты еще неопытен. Всяк, кто не скрывает своих подлинных мыслей, жестоко

страдает. Их даже порою казнят.- За мысли?- Нет, конечно. За слова и дела. Ты можешь думать что душе угодно, а вот говорить

надо то, что от тебя хотят услышать, а делать подобающее.- Разве я хотел услышать, что мне надо у тебя занять должность?- Это потому что ты еще не осознал: какую-то позицию в иерархии все равно

занимать придется. Не сейчас - так когда вырастешь.- Ну, хорошо... если в этом вашем взрослом мире убивают за мысли, случается такое,

что убивают за то что ты - царь?- Случается. Мир сложен, мальчик. В нем могут убить даже ни зА что ни прО что.

Правда царей-то как раз убивают за то, что они на вершине социальной пирамиды.- Знаешь что... не нравится мне у тебя. Одна сплошная иерархия. Да еще и какая-то

сусальная пирамида. Даже не буду спрашивать, что это. Продолжай тут царить со своим этим статусом. Пока!

  Мальчик сначала был рад, встретив живую человеческую душу, но быстро

разочаровался. Человек оказался слишком морочливым, да к тому же не попрощался. Пусть сначала собой научится управлять - а после лезет в бригадиры. Мальчик знает, что и в колокололитейном деле тоже есть руководители процесса, а Царю он солгал, что все равны. Маленький урок мальчик извлек: взрослым и впрямь надо говорить не всю правду. А колокололитейного бригадира, если уж по совести, избирает вовсе не Бог, а бригада – как самого опытного и способного заводить.

Пройдя еще одну мертвую деревню, мальчик уткнулся в весь, которую населял творческий человек. Писатель. Вообще-то раньше, в лучшие времена, писатель был скотником, то есть, убирал за стадом продукты жизнедеятельности. Теперь же, когда в деревне не стало ни скота, ни скотов, работник животноводства принялся сочинять. На самом деле это гораздо безвреднее, нежели, например, разбойничать, но это смотря с какого ракурса узреть.

Сейчас у писателя в работе эпическая сага о судьбе края, некогда процветающего, а теперь погрязшего в мерзости запустения. Посредством художественного слова писатель тщится докопаться до истинных причин упадка культуры и цивилизации вообще. Моровая язва - лишь краткий эпизод падения человечества, но и через него можно прийти к глобальным выводам о зыбкости бытия. На сей счет  бывший животновод имел некоторые посильные соображения. Например, что во всем виноваты жиды и жидовствующие, в свое время погубившие самого Сына Божия, а теперь желающие сгубить всех остальных. Оставим в стороне спор о том, что даже евреи есть созданья необделенные благодатью, а Ветхий Завет вообще является еврейской книгой. Суть в том, что многие из нас зачастую ищут во всех событиях заговор, а переубедить таких гораздо сложнее, нежели нейтрализовать. В общем, писатель имеет убеждения. С одной стороны, это не так и плохо. С другой – от убежденности до упоротости порою меньше вершка.

Одна только беда: у писателя нет читателей. Что, вообще говоря, является общей проблемой всех честных литераторов, не заигрывающих с публикой ради медных труб и гонораров. Даже если писатель утверждает, что для него не важно мнение какой-то там толпы, он или лукавит, или кокетничает. Творческому человеку до зуда хочется, чтоб перед ним расстилали цветочную дорожку или по крайней мере брали автографы.

- Дружок, - спросил писатель у мальчика с ходу, - узнал теперь, что такое мания грандиозо?

Писатель в результате мысленных упражнений развил в себе проницательность и знал: мальчик никак не мог пройти мимо Царя.

- Маня что? - Переспросил мальчик.- Неважно. Хотя иронию ценю. Но только не сарказм! А я - представитель

литературного цеха. Создаю произведения. Могу устроить творческую встречу.- С кем?- Со мной, конечно.- А зачем?- Я расскажу о тайнах писательского труда. Поделюсь секретами литературных

приемов. Поведаю о том, где черпаю вдохновение.- Пэйсательского?- Ты не шути так. Пэйсатели - из ТЕХ. А я - писатель. - Просто не расслышал, извини. А что такое - вдухновение?- ВдОх-новение. Вдыхание новизны. Это когда... когда тобою овладевает муза. Она

водит твоей рукой - и ты строчишь, строчишь...- Муза... сокращенно от музыки?- Ну-у-у... не совсем. Хотя что-то похожее. Впрочем, неважно. К тебе тоже когда-

нибудь ночью придет.- Уж лучше бы не приходила.- Не отвертишься, ведь ты - будущий мужчина... кстати. Впрочем... ну, да ладно, тебе

пока рано.- А про секреты я и сам могу. Ведь я секрет колокольный знаю.- О-о-о! Так тоже не обделен! А давай ты станешь моим учеником?- А чему ты будешь учить?- Я научу тебя писАть.- По правде говоря, я и читать-то особо не умею. Родители померли, так и не успев

грамоте научить. - Грамота не так важна. Я вот и трех классов не окончил. Семья бедная, надо было

работать. А я мечтал поехать в Москву, поступить в литературный институт имени Горького, вступить в союз писателей. А пришлось ворочать это... ну, в общем неважно. Так куются литературные таланты - в сермяге.

- Так много незнакомых слов. Счастливый, ты знаешь всякое такое. И тебя были родители. А вот мои – померли, и отец,  жила... Вот если б ты меня грамоте обучил - я б с тобой подружился.

- Лгать не буду, мальчик. Я и сам в этой самой грамоте не силен. Все надеялся, у меня будут редакторА и корректорА. А стали хвосты и ходки.

- А для чего ты строчишь?- Хороший вопрос. Будем считать, творческая встреча началась. Во-первых, не

строчу, а пишу. Во-вторых же... вот, для чего по-твоему колокола льют?- Не льют, а отливают.- Отливают... как-то нелитературно звучит. А, впрочем, неважно. Так для чего...- Конечно же, для того, чтобы Бог нас услышал. Ну, и чтоб люди радовались, услыша

малиновый звон.- Вот именно! А писатели сочиняют для того, чтобы люди услышали Бога. Один

знаменитый литератор - ну, его уже нет в живых, застрелился - говаривал: "Никогда не спрашивай по ком звонит колокол, ибо он звонит по тебе". Красиво! Это он про нас, писателей написал. Так вот. Писатели звонят в свои колокола чтобы достучаться до человеческих сердец. Сердца откликнутся - и люди посмотрят на себя критически. Я вот тоже стараюсь дозвониться. Но нет что-то сердец.

- Сердца есть всегда. Ты просто оказался в неудачное для тебя время в неудачном месте. Такое бывает.

- Что ты говоришь! Творец всегда творит, в какой бы ж... то есть, в какой бы ситуации он не оказался. Он как зеркало, показывающее людям их достоинства и пороки.

- Вот я и говорю: нет здесь никого, кто мог бы в тебя всмотреться. Ну, если ты, конечно, представил что ты - зеркало...

- Ты узко мыслишь пацан. Писатель отправляет послания на много поколений вперед. И он бьет во все колокола - чтобы, значит, самовыразиться.

- Та неправ. - Раздумчиво произнес мальчик.- Это с чего это ты?- Звонарей полно. Всяк горазд звонить. Особливо на Пасху, в праздник весеннего

пробуждения всего светлого. А колоколитейных мастеров, знающих секрет колокольный, почти не осталось. Ты никогда не задумывался: кто тот мастер, который отлил? Ну, в смысле, колокола твоей души.

- Я как-то больше думаю о судьбах всего человечества. Ищу сермяжную правду.- Странный ты. Правды искать не надо, ее даже идиоты знают. А надо почитать

колокололитейного мастера, который вложил в тебя секрет.- Простоты.- Ты о чем?- Да так… о своем, сокровенном. О простоте нашего бытия, которая проглядывает

сквозь сложности понимания.- Мне кажется, вы, взрослые, специально придумываете сложности и заморочки,

чтобы не видеть правды. - Ты говоришь о бытовой правде. А писатель сообщает правду художественную.

Сочиняет вымысел, над которым и плачут, и смеются. Да, я не интересуюсь именем мастера, наделившего меня даром. Моя сверхзадача - использовать свой колок... тьфу - то есть, талант. Так значит, моим почитателем ты не будешь...

- Почему. Ты умрешь. Случайно найдут твои рукописи, восхитятся, издадут. Ты получишь посмертную славу. Хотя бы из любопытства твои сказки прочитаю и я. К тому времени я наверняка научусь читать.

- Я не пишу сказок. Я - серьезный литератор.- Жаль. Я сказки люблю. С приключениями.- Не. Я так мелко не плаваю. Не хватало мне еще стать сказочником.- Вот если бы ты умел сочинять сказки, я может у тебя и остался бы. А так -

прощай...И мальчик, насвистывая, двинулся дальше.- Эй, пацан! - Окликнул его писатель. - Не свисти, денег не будет.Как много незнакомых слов, подумал мальчик. Без этих самых бенек жил - и все

было не так и плохо. А придут беньки - неизвестно что принесут...И мальчик ничего не ответил писателю.- Вот, хорошо! - Удовлетворенно произнес тот. - Состоялась моя творческая встреча

с моим будущим читателем. Лиха беда начало!Музыка, подумал мальчик, как-нибудь обойдется без твоих этих бенек. Уж не знаю,

право, буду ли я читать, но писАть - на за какие коврижки! В следующей деревне обитал алкоголик. Ему повезло, ибо вымершие его земляки

некогда промышляли винокурением, и после них осталось зелье. Остатки жизни алкоголик посвятил уничтожению стратегических запасов. Впрочем, таковому занятию он отдавался и до напасти, изничтожившей односельчан. Отсюда вывод: алкашей никакая зараза не берет. Здоровье у алкоголика оказалось крепким, другой бы пять раз загнулся от цирроза печени или какой-нибудь язвы. Этот человек явно оказался в нужное время в нужном для него месте.

- Здравствуй! - Радостно воскликнул мальчик, завидев алкоголика.

Тот приподнял голову, попытался проморгаться, скуксился, неопределенно произнес:

- О! Белочка.- Я не белочка. Я мальчик.- И мальчики кр-р-рававые в глазах...- Где кровь?- А?- Очнись, дядя.- Подожди, видение... - Алкоголик налил стакан. Опрокинул в глотку, при этом

донеслись утробные звуки. Улыбнулся как младенец, протер красные глаза, сфокусировал взгляд на пришельце. - Ага. Ты - реальность. Угадал?

- По честному, не знаю.- Значит, не уверен.- А ты?- А я - пью.- Почему? - Пытливо испросил мальчик.- Я пь-и-ию потому что мне стыдно за нашу с-т-тр-р-ану.- А почему тебе за страну стыдно?- Потому что в ней пь-и-ют. И вообще - за дер-р-ржаву обидно.- Замкнутый круг.- Петля Мёбиуса. Закон Вселенной. И кстати: разве ты не знаешь, что истина в вине?- Чьей вине?- Не чьей, а в каком. Алкоголь - аква вита, вода жизни. Омар Хайям это очень даже

хорошо понимал.- Но ты же не всегда пил.- Когда-то я был учителем. Географии. А потом пришлось пропить глобус.- Чего?- Глобус не бывает "чего". Это модель нашей планеты.- Понятно. Ты значит планету пропил.Алкоголик налил чуть больше половины стакана. Заглотнул. Крякнул. Глаза его

просветлились. Теперь уже он закусил. Луковицей. Затянул:- А-а е-если б было море во-о-одки, стал бы я-я-я под... Стоп! Какую планету?

Глобус - не планета. Это модель планеты.- А что такое - модель?- Ну-у-у... как бы типа то что есть на самом деле. Только ненастоящее.- Так ты своим ученикам объяснял?- Я рассказывал ученикам об устройстве нашей планеты. О том, какие чудеса бывают

на Земле, какие народы обитают, о морях, реках, горах, землетрясениях и прочих катаклизмах. 

- Как интересно! И ты все это знаешь?!- Забыл. Давно это было.- Я понял, ты - модель человека.- Почему...- Потому что ты ненастоящий. Ты типа человек.- Я - типа? - Возмутился алкоголик. И гомерически рассмеялся. Когда истерика

прошла, он ударил себя в грудь и гордо произнес: - Глупь несуразная. Да перед тобой самый человечный из всех людей.  

- Из всех?- Конечно! Вся мировая литература воспевала алкоголь в разных формах. Даже

Иисус наш Христос на свадьбе в Кане Галилейской превратил воду в вино. Заметь: не вино в воду, а наоборот! А ты говоришь: модель. Как учитель географии в отставке ответственно заявляю: мировая экономика держалась и все еще держится на торговле

вином и… прочей всякой дури. И даже более того: все революции начинались после того как правящий режим вводил сухой закон. Вот. 

Мальчик не стал доносить алкоголику о том, что де ему известен секрет колокольный. Наверняка данному, с позволения сказать, человеку эта тема неинтересна.

- С тобой неинтересно дружить.- Как? Ты меня не уваж-жаешь?- За что? У тебя все крутится вокруг вина. Для тебя вино - религия. А ведь ты был

учителем.- Несчастное стечение обстоятельств. Влюбился в свою ученицу. И она в меня. Люди

не поняли. Прокляли, нас навеки разлучили. В общем, нет повести печальнее на свете. Так я з-запил. Вот.

- И ты не боролся за свою любовь?- С кем? Против лома человеческой морали приема не существует. Впрочем, теперь

уже неважно. Ее нет - а я - з-здесь.- Но твоя возлюбленная смотрит сейчас на нас с небес и все видит. Разве ты хочешь,

чтобы она видела тебя таким? Да и все твои ученики - тоже.- Ты ув-верен?- Только предполагаю. Но точно знаю: за всеми нашими поступками внимательно

следит Бог. И каждому воздает по вере его.- Ты не по годам умен, мальчик. Ну, если все так... скажи: что делать?- А ты сам спроси у Бога. Когда перестанешь видеть белочек.- А если такое не случится никогда?- Если, если... учитель - ты. И бывших учителей не бывает. Мне тут один сказал, что

все таланты - от Бога. Если ты, учитель, не знаешь, что делать, откуда мне знать, ребенку.- И все-таки ты - белочка.- Так перестань меня видеть! Прощай... В центре следующей деревни возвышалась гора железок. Возле нее согнувшись что-

то писал, то и дело обмусоливая химический карандаш, маленький человек. Его язык был устрашающе синим.

- Приветствую! - Произнес мальчик.Человек не отреагировал. От перевернул лист, что-то пересчитал, тыкая воздух

карандашом, и снова принялся чиркать знаки.- Здравствуй! - Снова воскликнул мальчик. - Не мешай! - Буркнул худой. - У меня бизнес-проект.- Без нас - что?- Биз-нес. Я деловой человек. Дело делаю.- Здорово! Полезное?- Вот, муха. - Деловой человек отвечал не отрываясь от своего дела. - Иди куда шел.- Прямо вот так?- А как еще... гуляй.Мальчик пошел, но через несколько шагов остановился и оглянулся. Сгорбленный

человечек по сравнению с кучей железок казался муравьем. - А я секрет колокольный знаю! - Внезапно озарившись, воскликнул мальчик. - Из

некоторых металлов можно отливать колокола.- Худой встрепенулся. Напрягся. Повернувшись к страннику, вопросил:- А кто отливать будет?- Если мы подружимся - то мы.- М-м-м...- Я знаю, знаю как. И глину подходящую отыщу, и произведу правильный замес.- Не врешь?- А зачем.

- Надо бы нам составить договор.- О чем?- О совместном ведении бизнеса. Чтоб, значит, мы, партнеры, не кинули друг друга.- Куда?- Никуда. Просто теперь кругом одно кидалово. Ах, да: нам еще и бизнес-проект

составить надо.- Без него отливать нельзя?- А смысл? Кому ты все это продашь...- А просто так дать? Без про даже.- Откуда ты, наивное дитя?- Из деревни колокололитейщиков.- Где питаются духом святым.- В том числе и им.- Еще расскажи, что у ваших литейщиков крылья росли. У тебя нет крыльев

случайно? А нут-ка поворотись ко мне задом...- Не буду. Крылья - птичья привилегия. А у человека - мысли. Колокола - дело ясное.

А в чем этот твой биз-нас?- Когда вся эта катавасия пройдет, народонаселение пойдет в рост. Людям надо будет

что-то строить. И тот металл, который я по деревням собираю, будет расти в цене. И да. Твой это колокольный секрет - ноу-хау. Его можно задорого продать. Интеллектуальная собственность.

- Про дать, про дать... пожалуй, ты и маму родную про дашь.- Слушай, пацан. Достал уже. У меня бизнес-проект, а ты с философией. Если не

хочешь создавать совместное предприятие, шагай себе мимо.- Кассы.- Что?- Да ничего. Желаю тебе...- Себе пожелай. Сметки и всего такого. Да иди уж... пустобрех.- Пока.Мальчик покидал деревню со сквалыгой с чувством досады, будто оплеванный.  Или

просто коса нашла на камень? Конечно, деловой человек прав: дело надо делать, а не языком чесать. Только одно "но": человек оказался не в том месте не в то время. Эту гору железа надо ведь куда-то сбыть. Ежели край и впрямь опустел - кто купит? А возрождения края дядька может и не дождаться. Да, колокололитейные мастера работали небесплатно. Но никогда - ни от родного отца, ни от других колокололитейщиков - мальчик не слышал слов о выгоде. Может, взрослые скрывали от детей, что они такие же алчные, как и этот деловой человек? Но если так - лучше бы тогда и не родится вовсе. Печален мир, в котором все только и думают о том, чтобы урвать.

 Через три безлюдные деревни мальчик пришел в селение, в котором человек, одетый

наподобие волшебника (почему-то по мальчиковому представлению все волшебники - как добрые так и не очень - должны ходить в строгих костюмах) наводил своеобразный порядок. Этот худой высокий мужчина расхаживал по деревенской улице и мел ее березовым веником. Вздымалась пыль, костюм метельщика имел цвет дороги, а сам этот человек выглядел отрешенно.

Хотя дома сплошь покосились и просели, дворы выглядели ухоженными, там даже были скощены травы, а  из земли проглядывала веселенькая отава. Общее впечатление: наводится марафет на мертвеца. Уж мертвецов-то мальчик в свое время увидел вдосталь. Поэтому в чем-то он взрослее взрослого.  

 Все-таки вид этой деревни порождал светлые чувства. "Какое милое место! - Подумал мальчик, - Даже если этот человек не волшебник, он без сомнения великий дворник".

- Бог в помощь! - Воскликнул мальчик, подойдя к метельщику.А волшебный дворник все мел, будто мальчика нет. Неужели он сошел с ума,

встревожился наш путник. Тот, предыдущий, сдвинулся на коммерции, этот - на порядке. Пьяница сдвинулся на почве вина, писатель - на литературе, а у Царя - так вообще мания грандиозо. Где-то мальчик слышал (очень-очень давно), что существуют сумасшедшие дома. Что это такое, он толком не знает, а посему вполне резонно предположить, что мальчик негаданно попал в сумасшедший дом. Ну, или край безрассудных.

- Ау! - Еще раз окликнул мальчик  метельщика. - Ты меня слы-ы-ышишь?!Дворник остановился с высоты своего роста стал пристально вглядываться мальчику

в лицо. Столь пронзительно, что мальчик  на несколько мгновений пожалел, что оставил родную деревню колокололитейщиков. 

Дворник не отвечал. Даже непонятно было, доходит ли до него смысл сказанного. А может - глухонемой?  

- Бога нет. - Спокойно и неожиданно произнес дворник.- Смелое утверждение. - Парировал мальчик. Он чуточку обрадовался тому, что

метельщик высказал хотя бы что-то внятное. Пусть и противное мальчиковым представлениям о мироздании.

Долговязый отвернулся и принялся снова вздымать пыль березовым веником. Мальчику показалось, что подметание дороги - все же не совсем осмысленное занятие. Такое впечатление, что человек работает просто ради движения. Он же не знает, что многие так делают и в т.н. «цивилизованном» мире – это называется «фитнес». Понаблюдав с расстояния, на котором пыль не лезет в глаза, за неспешными манипуляциями метельщика, он вновь обратился к долговязому:

- А я секрет колокольный знаю.Тот снова остановился. После длительной паузы, опять изучив мальчика, изрек:- А я знаю тайну миропорядка.- Интересно. И в чем она.- Ни в чем.- Разве бывает тайна, которая ни в чем?- Еще как бывает.- Не понимаю тебя.- Понимать не надо.- А что надо?- Знать.- Разве можно не понимая знать?- Ты знаешь, как устроен мир?- Вовсе нет.- Но ты с этим живешь. Значит, знаешь, зачем.- Живу потому что просто живется.- Вот видишь. Ты знаешь, что надо жить, хотя не понимаешь, для чего.- Так Богу угодно. А ты даже в Бога не веришь.- Я верю в себя.- И ты себя ни разу не обманывал?- Такого не было.- Ну, хорошо. Твоя деревня подвластна Тлену. Видишь: дома разваливаются.- И что? - И зачем ты тогда здесь все метешь? Ведь рано или поздно тебе придется прибирать

пустырь. Тебе тогда надо будет обмануть себя.- Чтобы мести.- Мести чтобы мести... Масло масляное.- Да. А живем мы для того чтобы жить. Сам же сказал.- И говорим для того чтобы говорить.

- Именно. Лучше мести, чем метаться.Долговязый снова принялся махать метлой. Мальчик еще раз попытался привлечь

внимание метельщика, но на сей раз тот не отвлекся на болтовню. Печален был образ метущего человека. Но, видимо, мятущийся и впрямь более жалок.  

С таким человеком, размышлял мальчик, и в самом деле можно было бы подружиться. Да, он не в себе. Зациклен на подметании пыли. Немногословен. Зато с ним замечательно было бы молчать. Каждый  занят своим, и вроде бы двое рядом. Может, деловой человек и прав: пустобрехать скверно. Только с его без-нас-проектами как-то неуютно. А с дворником все же комфортно - даже несмотря на то, что он тоже своего рода деловой человек. Путь даже и не верит в Бога.

Да, рассудил мальчик, это человек как минимум самодостаточен. Ему ничего не надо, ибо он все нашел. Одна несуразица: не станет дворника - деревня метельщика станет такою же, как все. Она и так уже жертва Тлена, но хотя бы отличается макияжем. Вот если бы в этой деревне появились еще и плотник, печник, булочник, молочник, лекарь, сказочник и прочие Мастера - вот это было бы селение! А так - сплошная сумятица. 

 На окраине следующей деревни промеж двух сосен раскачивался гамак. В нем

возлежал толстый человек. Ну, очень толстый - прямо гора сала. Сосны почтенно прогибались в такт качанию. Приблизившись, мальчик увидел, что толстяк дремлет. Жирные губы извергали утробный звук. Мерзкое зрелище. Мальчик,  в котором, как и во всяком ребенке, живет бесенок, сорвал травинку и пощекотал волосатый нос.

Толстяк чихнул. Мальчик разливисто засмеялся. Взрослый открыл глаза, выпучил их наподобие рыбы и спросил:

- Ангел?- Нет. Пока еще нет. - Честно ответил мальчик.- А я - мыслитель. Когито эрго сум.- Трудное у тебя имя.- Ха! - Толстяк с немалым усилием, кряхтя принялся выбираться из гамака.

Мальчику показалось, прошла вечность, прежде чем очередной странный тип принял вертикальное положение. Гипотеза о мире, который населяют лишь ненормальные - хотя слово "гипотеза" мальчику еще не было знакомо - нашла очередное подтверждение. - У-ф-ф... А похож на ангела. Смеешься ты звонко. Давно не видел детей. Думал, вас уже и не существует.

- Я тоже долго не видел взрослых. А теперь вот довелось.- Все относительно. Люди до конца своих дней остаются детьми. То есть, наивно

верят в чудо.- Ты мыслишь об этом?- Да обо всем. Потому что мышление - единственное, что отличает нас от животных.- А вера?- Бог зверей - голод. Он ими управляет и заставляет свершать поступки. Вера в Бога

Голода у животных очень даже сильна. Поскольку Голод действует и на нас, людей, следовательно мы тоже отчасти звери. Но наш Бог так же порождает в нас несколько иные психические процессы. Ибо имя нашего Бога - Духовный Голод. "Не сытое чрево обещаю вам, но вечный Голод Духа". Читал ведь.

"Пустобрех. - Подумал мальчик. Да к тому же, как и все жирдяи, вечно страдающий от голода".

- Я читать пока что не умею. - Ответил мальчик. - Не у кого было научиться.- А вот это хорошо. Потому что книги на самом деле мешают самостоятельно

мыслить.- Разве ты книг не читал?- В том-то и дело что да.- А я слышал, книги - кладезь знаний.

- Дружок... все что надо знать о жизни, ты уже знаешь. Когда станешь читать, ты начнешь забывать. И чужие идеи выдавят твои собственные мысли. По сути, они убьют в тебе личность.

- Значит, у тебя своих мыслей уже и не осталось.- Это беда.- И ты существуешь за счет чужих мыслей.- Именно так, мальчик. Та философия "у-вэй", которую я исповедую, придумана

вовсе не мною.- А что такое - философия у... как ты сказал... бей?- Та задал два вопроса. Философия - любовь к размышлениям. "У-вэй" - идеология

сказки. Что бы ты не делал, все выйдет как задумал сказочник.- Разве мы - герои сказки?- Нет. Мы - персонажи сказки, одни из.- Твое "у-вэй" - тоже выдумка сказочника?- Прелесть нашего мира в том, что никто не знает достоверно, кто он, зачем это ему и

чем все закончится. Интрига.- Надо же... одно время я думал, что и я, и все сущее - лишь фантазии цветка,

который меня любил.- У тебя поэтический дар, мальчик. Тебе надо сочинять.- Пообщавшись с писателем, я твердо решил: сочинять не буду никогда.- Каждый из нас что-нибудь себе - да воображает.  - Но ведь и колокольный секрет - не моя выдумка. А вдруг мы созданы не для того,

чтобы выдумывать, а ради сохранения...- Ты уверен, что секрет колокольный - не твоя выдумка?Мальчик замялся. Он ведь не настолько наивен, чтобы признаваться во всем.- Вот именно, - продолжил толстяк, -  да - по большому счету ни что не ново под

Луной, но всякий раз мы придумываем полутона. Изобретаем нюансы. Один мыслитель жил в бочке на берегу моря, другой обитал в золотом дворце. Я вот подвисаю между соснами. А по большому счету мы все трое придерживаемся одних и тех же принципов. Ничего не надо делать - все само собою образуется.

- Тебе не кажется, что все образуется вне зависимости от того, будешь ты что-то делать - или наоборот?

- На самом деле я кое-что делаю. Под моим весом прогибаются вот эти две сосны. Я влияю на мир даже при минимальном воздействии.

- Значит, твоя философия неправильная.- И в чем же...- Потому что ты хотя бы что-то делаешь просто потому что существуешь.- Именно что существую. Мне остается только мыслить. Вот сбросить бы мне лет

эдак тридцать и килограммов хотя бы восемьдесят? Я бы тогда может и пошел бы с тобой. Но, видишь ли, бытие определяет сознание.

- Вот видишь... ты занимаешься одним - а мечтаешь о другом.- Угадал.- Значит, твоя философия у-бей...- У-вэй.- Да, прости. Так вот, твоя эта философия - лишь средство самоуспокоиться.- Скорее всего ты прав.- Смею предположить, такова любая философия.- Ты все время бьешь в яблочко.- А ты не думал, что просто надо поменьше кушать и побольше двигаться?- Скорее всего, я тебя не удивлю, сказав, что и это - тоже философия."Да, - подумал мальчик, - именно такая философия у соседа толстяка, метельщика".- Неужели нельзя жить просто так, без всяких таких философий?

- Ты подумал, "когитотэрготсум" - мое имя. Это на самом деле мое кредо: я мыслю - значит я существую. Мальчик! А давай здесь жить вместе! В моей деревне обитали купцы, после них осталось столько провизии, что нам на сто жизней хватит! Будем праздно философствовать, вести диалоги в платоническом стиле.

- Ни в плутоническом, ни в каком другом ничего вести не хочу. Мне бы хотелось с кем-нибудь дружить.

- Разве диалоги – не дружба?- Нет. Это словоблудие.- Как знаешь, как знаешь... а ведь две головы - лучше чем одна.Толстяк бухнулся в гамак. Сосны подались. Одна из них треснула - и повалилась.

Мыслитель нехорошо выругался.- Вот все твое у-вэй. - С укоризной произнес мальчик. - Ты ж-жестокий. - Прокряхтел толстяк, с трудом подымая свое бренное туловище. -

У меня может травма. - Это точно. - Бросил мальчик на прощанье. Он действительно не испытывал к этому

человеку ни малейшего чувства жалости.  С немалым волнением мальчик ступал в село. Что это именно село, путник осознал,

увидев церковь. Впервые в своей жизни мальчик созерцал настоящий храм. Да, торчащее на горушке строение значительно обветшало, несколько покосилось, но у него была колокольня. А колокольня - это дом для колоколов.

Взойдя на верхотуру, мальчик с сожалением обнаружил, что колоколов нет. Лишь только один язык величественно валяется на полу. По языку видно, что он принадлежал колоколу пудов на сто. И лишь только унылый ветер гулял под сводами.

Оглядев окрестности, мальчик не заметил в селе людей. Зато хорошо была видна долина реки, вдоль которой тянулась вдаль цепочка деревень - тех самых, по которым маленький странник недавно прошел. Велика ты, Матушка-Расея! 

Мальчик, легко вздохнув, спустился на грешную землю. В сам храм заходить что-то не захотелось; мешала почтительная боязливость. Он побрел одичавшей улицей, ища, где бы можно переночевать. Столь насыщенный день близился к завершению, да уже и слипались глаза.

- Стоять! Руки вверх! - Услышал вдруг мальчик резкий окрик.Он выполнил приказ. Из-за перекошенного угла сарая вышла женщина. Воинственен

был ее вид: огненно-красные волосы, кожаные штаны, патронтаж через плечо, на поясе висит большой нож, в руках - громадное ружье. А взгляд - как у дикого кабана. И все-таки это была женщина. 

Подошла чуть не вплотную, мальчик даже чуял ее терпкий запах, напоминающий давно ушедшее. Строго спросила:

- Ты кто?- Мальчик. Я секрет колокольный знаю.- Вижу, что не девочка. Хотя... Но ведь у тебя должно быть имя.- Было когда-то. Бориска. Но прошло столько времени, что я стал и забывать.- Откуда ты?- Из деревни колокололитейщиков. Все померли, один я остался.- Куда же ты идешь, отрок?- Друга ищу.- Какого такого друга. Тута приятелей нигде нет.- Любого.- Нашел где искать.- А где еще?- В караганде.- Расскажи: где караганда?

- Эх, ты... наивняк. Тьфу - забыла. Как тебя там...- Бориска.-  А я - Ева Вторая. Последний воин Расеи.- Ты воюешь?- Я защищаю.- Что?- Я же сказала: наш край.- От кого?- Разве ты не знаешь, что было нашествие, чудак? Всех поубивали. Микробами.

Почти всех. Когда вымрут остатки, они и придут.- Кто - они?- Кто-кто. Агрессоры. Завоеватели. Цээр-у, снюхавшиеся с пришельцами. Они

специально в своих секретных лабораториях нарастили ентих мокробов, чтоб на нашу Расею проклятие наслать. А потом придут - и завладеют нашими недрами.

- И ты будешь с ними воевать?- А то.- Я тоже когда-то играл в войнушку. Когда было с кем. Но это была игра. И очень

давно. А у тебя, кажется, не игра.- Уж не до игр, когда народонаселение истреблено. Одни только мы остались.

Последние из... этих... магикян. А что такое - этот твой секрет колокольный?- Я умею отливать колокола. Кстати, правильные колокола способны отгонять всю

нечистую силу. За счет вибрации, это научный факт.- И пришельцев?- Даже микробов.- Если это так, твое селение защищено.- Все хуже. Сработал закон сапожников без сапог. В нашей колокололитейной

деревне в трудную годину колоколов не оказалось. Все отливали по заказам. И кстати: куда делись колокола с колокольни в твоем селе?

- О-о-о... все случилось в эпоху, когда меня еще не было. Расея вновь воевала - у нас же воинственная страна - колокола сбросили и перелили на пушки.

- Надо же! Значит, где-то есть пушколитейная деревня.- Думаю, скорее была.Мальчик вспомнил ржавый шар в руке Царя. Похоже, это пушечное ядро.

Воительница вдруг, переменивши тон, разоткровенничалась:- А меня были дети. Две девочки и два мальчика. Священник говорил, их забрал

Господь и ТАМ им хорошо. Но я не верила.- Разве этому можно не верить...- Человек, служивший в церкви и выступавший посредником между нами, мирянами,

и Богом, нам, матерям, говорил, что наши дети попадают на небеса и там им хорошо. Это нас успокаивало. Потом у  священника тоже умерли дети - и он горевал. Когда помер и посредник, уже некого было нас утешать. И я поняла, что мои дети просто сгнили в земле. Священник собирал деньги - на новые колокола, на восстановление храма. Но всё... всё пропало.

- Странно. Я уже сегодня слышал, что Бога нет. От одного хорошего человека. Правда он сумасшедший.

- Да. Я знаю. В некоторых деревнях еще остаются двинувшиеся рассудком. Но им недолго осталось. Тоже сгниют.

- Ты горюешь по своим детям.- А как иначе. Они же плоть от плоти моей. Кровинушки.- А я по своим родителям не горюю. Потому что папка... впрочем, это неважно. Уже

ничего не вернешь.- Вот это ты угадал. Но мы еще повоюем!

- Так ты не рассказала: где караганда?- В ман... короче, очень далеко. Всю жизнь будешь идти - не найдешь.- Жаль.- Не то слово. Здешний храм, кстати, назывался "Умягчение злых сердец". В честь

образа Богородицы, которому молились о победе добра над гневом. Тот образ до сих пор в храме. Я пробовала      молиться, но оказалось, молитв не знаю. Вот.

- А я - знаю.- Хочешь, нашу Богородицу покажу? Ты там молитвы почитаешь. Может,

Богородица потому и не умягчает мое сердце, что никто не молится.- Я тебя научу молитвам. Только давай завтра. Я так устал.- Хорошо. Отдохни, малыш...Мальчик пристроился на лавке, положив голову на ляжку воительницы. Та,

поглаживая ребенка шершавой ладонью по голове, затянула печальную песню.Мальчик уже стал было окунаться в сладкий сон, но вдруг ему вспомнилась  коза

Дульсинея, оставленная на самопрокорм. Уж не прокормились ли ей волки? Он представил себе косточки, разбросанные по поляне. Вздрогнул. И провалился в пустоту…

 Ах, да! Забыл сказать. Одну из граней секрета колокольного знаю и я. Вся соль в

дерьме. Это не шутка. В глину для прочности колокольной формы надо добавлять дерьмеца, точнее - навоз домашних животных, предпочтительно козьи горошки. Навоз не только предотвращает растрескивание, но и передает металлу колокола некую таинственную энергию.

Животное поедает растения, тянущее соки из Земли-Матушки. Перемещаясь по желудочно-кишечному тракту дерьмомасса насыщается особенной витальностью от живого организма. Современная наука еще не открыла данный вид энергии, а посему пока еще действует принцип веры.

Мальчик видел, как колокололитейные мастера любовно собирают козьи катушки. Пацанчик мотал на свой пока еще не выросший ус. Так что ребенок не лгал, рассказывая о том, что дескать известен ему секрет колокольный.

А посему обращаюсь и к колокололитейным мастерам, и к литераторам, да и ко всем творческим людям: не брезгуйте дерьмом! Аминь. И старинная русская поговорка о том, что де сначала надо разобраться в дерьме (ну, понять, почему корова лепешкой а коза горошком), и только потом уже решаться лезть в высшие эмпиреи, все еще актуальна.  

Ну, а ежели вас воротит от навозной темы, вы просто нЕжили в деревне.

ПОНТИАДА

Есть разные способы любить свое общество;например, самоед, любящий свои родные снега,

которые сделали его близоруким,закоптелую юрту, где он, скорчившись,

проводит половину своей жизни,и прогорклый олений жир,

заражающий вокруг него воздух зловонием,любит свою страну, конечно, иначе,

нежели английский гражданин, гордый учреждениямии высокой цивилизацией своего славного острова;

и, без сомнения, было бы прискорбно для нас,если бы нам еще приходилось любить места,

где мы родились, на манер самоедов.Прекрасная вещь – любовь к Отечеству,

но есть еще более прекрасное –это любовь к истине.

Любовь к Отечеству рождает героев,любовь к истине создает мудрецов,

благодетелей человечества.Любовь к Родине разделяет народы,

питает национальную ненависть и подчас одеваетземлю в траур.

Не чрез Родину, а через истину ведет путь на небо.Правда, мы, русские, всегда мало интересовались

тем, что – истина и что – ложь… 

П.Я. Чаадаев, «Апология сумасшедшего»  Берега Одна из великих сибирских рек, растекшаяся столь широко, что из села Аргонова,

приютившегося на восточном пологом берегу, вовсе не видно села Илионова, ловко утроившемуся на противоположном, западном обрывистом берегу. На реке - острова, накаты, каменистые отмели с быстринами. В общем, буйство дикой природы, столь любимое городскими экстремалами. Только последних сюда не заносит, ибо у всякого экстрима есть предел разумного. Слишком здесь неуютно, да и далековато от цивилизации. Впрочем человеческое существо характерно тем, что привыкает ко всему, а уют - настолько относительное понятие, что даже жопу при наличии воображения и старательности вполне можно представить раем земным. Если что, я не о части тела, а про забитые… то есть, забытые богом и государством уголки.

А люди живут вовсе даже не забытые богами. Забудешь тут. И даже молельные избы строят, в которых и венчаются, и крестят и отпевают. Нельзя ведь без веры-то. В смысле – в лучшее и загробную жизнь. Да, мои герои оторваны от урбанистических благ, мыслят просто и чисто - зато умеют ловко добывать пропитание в тайге и в реке, отвоевали у неуютного бытия пашни, покосы и выгоны. Советскую власть когда-то вроде как признали, но остались себе на уме. А когда коммунисты отступили (от принципов),

вернулись к обычной натуральной жизни. Не сказать, чтобы жирной, но вполне себе достойной.

Оба села основали пришлые казаки: Илионово - запорожские, Аргоново - донские. Случилось это лет триста назад, а, поскольку среди тогдашних рыцарей удачи грамотных не водилось, письменных источников создано не было, так что история реальных фактов не сохранила. В обоих селах придерживаются християнской веры, правда, раскольничьего беспоповского толка. А по большому счету все они – язычники, ибо поклоняются стихиям и прочим природным силам. Вот поживи в суровом краю – а потом говори, что они «поганые» и грамотно неотмиссинерянные.

Сказания о подвигах отважных атаманов Илиона и Аргона, приведших своих людей на угрюмые берега - не более чем плод поэтического воззрения славян на природу да поводы к тостам. Чего скрывать: там и там любят и умеют не только трудиться, но и гулять. Сибиряки - чего уж там.

Казачий дух за столетия в обоих селах несколько поиспарился, зато укрепилась национальная идентичность. Что довольно странно, ведь принцип ассимиляции культур никто не отменял. В Илионове до сих пор "размовляют на украинской мове", а в Аргонове говорят по-великорусски. Оно конечно, наречия несколько перемешались, но не сказать, чтобы сильно. Впрочем, язык интернационального общения все же – русский. Что не мешает илионовцам и аргоновцам петь и русские, и украинские песни, частенько совместно пировать и прочее. А какая гульба без песни? На то, что поют не в лад – ибо илионовцы имеют обыкновение частить, аргоновцы же норовят затянуть – обращают внимание несильно; в конце концов, заспивают не для красоты, а потому что душа песни просит. Вряд ли кто виноват в том, что весь русский песенный фольклор сплошь стоны, а украинские песни бывают и дюже веселые. Зато уж пляски на обоих берегах разухабистые и жестокие. Чего уж там: славяне народ воинственный. Если б иначе было, Сибирь хрен бы стала нашею. 

Илионовцы обзываются "хохлами", аргоновцы - "москалями". Ну,  это скорее в шутку, а самоназвания тоже остались от старины: "кОзаки" и "кАзаки". Как видите, разница невелика. И, кстати, все люди казачего сословия «русскими» или «украинцами» в полной мере себя не считают. Они ж лыцарского сословия. Ну, а после мы разглядим, какая сволочь сидит во всех этих нюансах. Вот о том, как шутки у нас легко обращаются в трагедии, мы скоро узнаем.

Казачья отвага в людях осталась, а вот норов поистерся. Теперь оскорбительное слово "мужик" не считается в селах зазорным, да и шашками верхом на лошадех махать разучились. Впрочем, и то и другое в селах имеется. И слово "станица" забылось, а народ окрестьянился. И все же атаманы в селах наличествуют, и с недавних пор они вновь представляют реальную власть. Торжествует на берегах во всем своем величии естественное право, которое суть есть основа анархии. На самом деле в селах рулит самая что ни на есть народная демократия, ибо атаманов, воевод и старост выбирают на кругах, говоря им "любо", тем самым неся древнюю традицию Руси, именуемую вечем. И там, и там есть майдан, место, где вершатся судьбы и творятся великие глупости, ради описания которых я и затеял свою речь. 

Забавно, что чубов типа в Илионове не носят даже собаки, а ни одного аргоновца в Москве не были ни разу. Впрочем, "хохол" и "москаль" - не оскорбление, а нечто уменьшительное и даже ласкательное. Обидное: "кацап" и "малорос". Но на данные слова наложены табу - не к чему здесь, на краю света (и начале тьмы) бодания по пустякам. 

Никто не отменял принцип обновления кровей. Мало того, что те и другие издавна брали в жены дочерей аборигенских народов (манси, тунгусы, ненцы и прочее); идет еще активный обмен невестами между селами. А в общем и целом облик илионовцев и аргоновцев приобрел черты сибирских народов: с щелками глаз, широкими скулами и малой растительностью на мужских лицах. А внешне одних от других фиг отличишь.

Есть такие селения, которые вполне можно назвать самодостаточными. Народ там никогда не уповал на царя или доброго барина, зато хранит идею единения славянских народов, самим нутром понимая: истина в разнообразии, добро в согласии, а сила в правде. Таковы Илионово и Аргоново.

Здесь хочу отметить один момент. Если цивилизация переходит от принципа достойного выбора к принципу наследования, это первейший признак того, что наступает упадок. В обоих селах должности стали переходить по наследству. Да: сыновья атаманов - люди вообще неплохие. Но здесь есть тонкости: мы порою называем "достойными" родственников начальников только по причине того, что боимся начальственного гнева. Так, собственно, упадки и начинаются.

 Итак, однажды к низкому песчаному берегу села Аргонова прибило лодку. Наверное,

не стоит напоминать, что сибирские реки текут с юга на север. Если бы лодку не прибило, унесло бы ее в Северный Ледовитый океан - и пиши "пропало". Но у судьбы свои резоны.

В лодке, аккуратно завернутый в пелены, лежал истощенный младенец. Да: ослабленный, готовый испустить дух. Но живой, однако. Это была девочка. Малышку выходили, откормили, а воспитывалась она в семье аргоновского атамана Степана Хмарова. У атамана уже два сына, посланная богами дочурка была кстати - будет в доме хозяйка. Назвали же ее Еленою.

Степан Хмаров погиб - как и положено настоящему атаману, пал в схватке в медведем. А в атаманы выбрали старшего его сына Агапия - не по наследству, а в знак уважения к хорошему человеку. Так круг решил, забыв, что за хорошими всегда следуют не слишком хорошие.

По мере взрастания Елена все хорошела и хорошела. Лунолика, стройна,  пышневолоса, глазаста и... вот никто еще не объяснил, какие именно качества вкупе рождают феномен красоты. Взять по отдельности – все какое-то типовое; а все вкупе рождает ощущение: "Ах-х-х-х!" К 16 годам расцвел прекрасный цветок. Хотя и своенравный, надо сказать. Сводные братья, Агапий и Михаил, относились к девочке со всею нежностию и старательно ее опекали. Сами-то они особой миловидностью не отличаются, но воспитаны они были ничего себе так – не охламоны по крайней мере.

Еще годок - и даже дураки понимали: девке пора. В смысле, замуж. Ходит тут, флюиды по селу распускает... что ни шаг - намек и возбуждение волнения. Да и сама Алена уж затосковала - да так, что грусть-печаль передалася всему селу. А хотели ее многие... что уж говорить: самка знатная. Неженатые парни, пройдя через множество драк и боданий, таки сговорились: Елена сама себе выберет жениха - того, что по душе, а никто напирать не будет.

И красавица выбрала. Сводного своего брата Михаила. Ничем особенным он не отличался, да еще пребывал в тени старшого брательника. На кругу недолго спорили: дозволено ли, росли ведь вместе. Однако, заключили: сердцу не прикажешь - и сказали: "Любо!". К тому же ежели сейчас ситуацию не разрешить - ребятишки за бабу окончательно перегрызутся.

К своему решению пришли и "ребятишки": Еленин выбор - святое, а кто покусится на красавицу - тому смертная погибель. С одной стороны, наивное постановленье. С другой - моральная препона все же должна быть, иначе хоть святых выноси.

 На кого рок послал Итак, смертно зареклись аргоновские парни. Ветром донесено было и илионовским

парубкам: пусть и они во глубине сибирских руд хранят свое гордое терпенье. Оно конечно, хохлы тоже разували глаза на прекрасную Елену, надеясь, что она послужит обновленью именно ихних кровей. На сей раз потрафило москалям, впрочем, такое случается далеко не всегда.

М-м-мда... скопление мириад звезд хоть Млечным путем назови, хоть Чумацьким шляхом - все одно оно суть есть наша Галактика. И у каждого из нас своя звезда. Или зирка – неважно. Но на всех есть одна черная дыра, перемалывающая вещество Галактики в темную энергию. В том-то и беда.

Между тем, Аргоново и Илионовым вовсе не на другой планете. Не сказал бы, что сельский тандем остается совсем уж в стороне от исторического развития страны и человечества в целом. Многие плоды цивилизации нашли в Илионове и Аргонове благодатную почву. Оно конечно, хорошо внедряется только скверное, хорошее же надо старательно прививать. Сами знаете, что сладкие плоды завсегда расходятся на ура, хотя пользы от них гораздо меньше, нежели вреда. Ну, а поскольку о пользе мало, кто заботится... ну, сами понимаете. Религия, может, и отворачивает несильных духом от греха, только верующие, заметил я, грешат не меньше атеистов. Впрочем, атеизм - тоже своеобразная религия - от обратного.

 Немало всяких традиций те и другие позаимствовали из кинопродукции и сериалов. А там, как известно, далеко не всегда проповедуют разумное, доброе и вечное. Цивилизация протягивает свои щупальца в разные затаенные места. Начинается все с банок от «кока-колы», заканчивается же обычно открытием наркологических клиник и психоневрологических диспансеров.

В селах имеются спутниковые тарелки и даже всемирная паутина. Из данных ресурсов илионовцы и аргоновцы черпают представление о всем безумии Большого Мира: войнах, катастрофах, кризисах и прочих напастях, присущих хомо сапиенс. И всегда думают: уж наша-то дыра избавлена от всей этой благодати! Впрочем, я о вновьприобретенных традициях.

В разгар шумной свадьбы Елена, повернувшись спиною к гостям, кинула наудачу свой венок, который по-старинке называют "прелестью". Кто поймает - первой выйдет замуж. Раньше такой традиции не было - в кино понасмотрелись. Ловчее всех оказался илионовский молодец Петро Гунько. Какого чёрта он затесался в толпу девиц и зачем протянул свои ручищи куда не надо, известно только ему, а так же вселившемуся в этот миг в парубка бесеныша.

Петро даже не был приглашен, но он - родной брат илионовского воеводы (ну, типа начальника сельской народной дружины) Мыкиты Гунько, и, соответственно, сын хохляцкого атамана Павло Гунько. Последнего не пригласить грех, все-таки авторитет, соответственно, и егойный сын-воевода туда же. Те прихватили обалдуя-родственника без спросу. Парубок, росший под доглядом своего боевитого старшего брата, был вообще избалован не хуже Елены, а ценность для общества представлял невеликую. Но для илионовцев он свой сукин сын, тем паче Мыкита надеялся: приглядит брательник себе в Аргонове гхарну дывчину, которая может сделает из него наконец человика. 

Все посмеялись конфузу, восприняли как свадебный прикол - и вновь были вовлечены в висилье. Хорошо погуляли - и пляски были, и драки, пели славянские песни, чудили. Все как у людей. А даже по древней традиции наутро вывесили окровавленную простыню. Бог с ним, что в последнее столетие кровь на простыне куриная - главное, чтоб красиво было. Напомню: "краса" от слова "красное" (или наоборот). А слово "прелесть" вовсе не от божиих сил.

Вот, ё-мое, притянул Петро беду. С полгода прошло. Ничего такого ни в Аргонове, ни в Илионове не происходит. И вот однажды, в разгаре весны красавица наша, значит, исчезает. Надо знать особенности природы. В смысле, здешней. Хотя и человеческой - тоже. Лед на реке к концу апреля слабеет - и трогается с места, влекомый могучим течением. А после ледохода - разлив, обычно столь широкий, что вода подступает к аргоновским избам, а острова скрываются под толщей, и лишь только верхушки деревьев наружу торчат.

В общем, почти месяц связи между селами - никакой. За это время успели подумать многое. Ну, например: "бог дал - бог взял". Прибило как-то красу ненаглядную к

аргоновскому берегу, а в означенный час водяной и забрал. Ищи теперь - свищи. Рыскали по тайге, доходили даже до тундры. Посчитали: пропащая душа, одной русалкою более теперь будет. Заочно уж хотели отпеть, но решили подождать все же схода воды.

А в июне открылось: хрен там пропала. Хотя, в определенном смысле и на хрен (простите уж за солдатский юмор). Одновременно радостную (жива же!) и обескураживающую весть снова ветер донес. Оказалось, по еще крепкому льду ускакала прекрасная Елена в Илионово. И не в одиночку. С панталыку приемную дочь покойного атамана сбил непутевый Петро Гунько.

В жизни - даже глухой, таежной - случаются всякие. И бабы бегут от мужиков, и наоборот. Но здесь ведь какая история: смертный зарок. Это  ведь тебе не хрен соб... тьфу, чёрт, совсем я что-то охренел. Снарядили москали депутатцию в составе самых авторитетных людей: атамана Агапия Хмарова, местного богатыря Ильи Якисова, пылкого Димитрия Диомедова, старейшины Нестора Матвеева и умного, сообразительного Олега Одисова. А Михаила не взяли - боялись, в сердцах он чёнить порушит, зе себя ведь явно не отвечает.

Ах, да: был в ватаге еще Игорь Ахилин, молодой, но уже заставляющий уважать свои качества охотник. Боевое прозвище: Ахилла. Игорь, рубаха-парень, был единственным среди молодежки, остававшийся равнодушным к Елене. Именно по этой причине Ахилину поручили вести переговоры от имени общества.

Игорь был как-то не склонен к противоположному полу, зато крепко дружил с аргоновским парнем Романом Панькиным. Всякое говорили про эту дружбу. На самом деле имела место именно настоящая мужская товарищесткая дружба, тем паче Рома тоже в свое время неровно дышал на Елену, а вкупе и на всю слабую половину человечества. И что касается Ахилы... ну, есть такие тщеславные ребята, для которые единственная настоящая цель в жизни: стать вожаком. Он, может, и восстановил бы нарушенную было традицию - на кругу при выборе следующего атамана ему бы наверняка сказали бы "любо". Но покамест он был еще неприлично юн.

Старый хохляцкий атаман Павло Гунько, угостив гостей горилкою с наваристым борщем, как отрезал:

- Дивчина сама знала, шо воротить, а сэрдцу не прикажешь. Нэ шукайтэ молодых, смиритесь - идите с миром... 

- Хорошо, - вопрошает тогда Нестор Матвеев, он может обращаться к хохляцкому атаману по-простому как ровесник, - заливаешь-то ты ладно. А могли бы мы, к примеру, взглянуть на нашу Лену, чтоб, значит, развеять сомнения в сказанном тобою?

- За похляд грошей не берут... ща зварханим! - Согласился Павло.Выходит. Краля. Как всегда, великолепна, аж сияет. И заявляет:- Ошибочка вышла, земляки. Не люб мне Мишка - хоть убейте. А взад – на за какие

печеньки. В одну реку дважды не войдешь.- Да тебя не то спрашивают, люб или как. - Отрезал Игорь. – Вы ж пред господом и

матерью сырою землею были повенчаны. И выбор был за тобою.- Знаешь что, молодчик, - отрезала молодуха, - не тебе за господа говорить. Как-

нибудь уж сама отвечу.Короче, переговоры не заладились. Действительно: все предстоят пред господом,

всякими клятвами клянутся, а безгрешных пока что не водилось.Так москали от левого берега и отчалили. Правда, все же солоно хлебавши и

хмельны. Немного побранили Олега Одисова: именно по его идее был дан смертный зарок. Если б не он - с Еленой не было бы мороки. Впрочем, сослагательного наклонения не терпит даже глубинка.   

 Когда правит месть 

"Месть" слово однокоренное с "местом". Когда москали проглотили обиду и похмелились, стали на малом кругу, среди авторитетов, думу гадать: как дальше быть? Поклялась-то за посягательство за прекрасную Елену смертным убийством отомстить разве что молодежь. Старшее же поколение снисходительно приняло данность, подумав, что все само собой рассосется, ибо молодые колбасятся - только тешатся. Но всегда почему-то получается плохо, что не мешает с завидным упорством наступать на разные грабли.

Между тем, тайком, собралась некоторая ватага аргоновских парней сходить на дело: похитить капризную дуру и в свое место воротить. Заодно по возможности и проучить раздолбая, сбившего красавицу с панталыку. Главарем ватаги вызвался быть Рома Панькин. Он тоже был сильно неравнодушен в этой своенравной красавице, а посему все такое.

Давайте уж по-простому: в своеобразном таежном тандеме рулит феодальное право. А что это такое? Это право сильного, который считает нужным хватать ртом и жопой все что понравится. Пока существует баланс сил - есть покой и относительное благоденствие.  Едва некто начинает считать, что он какой-то особенный, начинается всякая хярня. К слову, фашизм - ярчайшее проявление феодального права, ибо у всякой фашиствующей общности есть национальный лидер, самый что ни на есть диктатор, который суть есть персонализация идеи превосходства силы над немощью. О, как я витиевато завернул. 

По большому счету, и Елена, и Петро взяли свое, исходя из феодальных традиций. "Хочу!" - вот ключевое слово. Отсюда старинный обычай похищения невес... вдруг меня осенило: невеста - "невесть откуда взявшаяся". Или у меня с этимологией не все в порядке? Чесать надо меньше! М-м-мда... пушкинская Татьяна, которая другому отдана и будет век ему верна, или Маша Троекурова все того же Александра Сергеича - лишь литературные фантазии. А может я шибко скептичен. В конце концов, илионовцы и аргоновцы, умыкая аборигенских баб, тоже руководствовались феодальным правом. Думаете, аборигены не в обиде?

Теми же принципами тупой силы руководствовался и Роман. Его затея довольно осмысленна: отбить бабу у хохлов - и всего-то делов. Как говорится, восстановить справедливость кавалеристским наскоком. Ну, ежели Елена учинила страм, чего бы счастья не попытать? А ведь попытка может стать и пыткою.

Экспедиция провалилась, острамились наши ребята. Ватагу москалей встретила хохляцкая засада. Ребятне надавали ну, этих... как их... люлей - и отправили с миром. Все было сделано по-доброму, но убедительно. Москали предстали в том свете, что являются они шпаной, которую всерьез брать не стоит. Как говорится, дров наломали, попали впросак.

Рома не отступился. Он вообще действовал по собственному наущению, навешав соратникам лапши, что де все по негласному приказу атамана и при поддержке "самого" Игоря. Хорошо... не слишком уважают Панькина - должны уважать его друга. Нарядившись в одежду Ахилы (такого Игорево прозвище), загримировавшись под него, да к тому же прихватив Игорево славное и легендарное  английское ружье, не дающее промахов, Рома в следующую же ночь вновь повел ватагу на граб... то есть, в Илионово.

Панькин рассчитывал на то, что Ахилу уважают и хохлы, а, значит, боятся. Это вообще называется "брать на понт". Но кроме видимости надо еще ведь иметь и подоснову, тем паче на лжи хорошие дела не строятся. Короче, Панькинской шайке наваляли вновь. Ладно бы - проглотил Ромка унижение - и домой. С позором, но хотя б живой. Рома наперевес с английским ружьем полез совсем уж на рожон. Ну, тут ему досталось уже без скидок. Пушку отобрали, отмутузили уже не кулаками, но дубинами. Конфисковали все лодки кроме одной, горе-вояк посадили на плавсредство - и отправили с богом, правда, теперь добавив: "Шо-то вы, москалики, зарвались".

Рома возьми - да помри. Видно, трясонули его здорово, да мозги-то и отбили. Получается, мозги у безмозглого парубка таки были.

Увидя на аргоновском берегу безжизненное тело друга, Ахила проникся особым чувством. Понятно, надо мстить. Не все аргоновцы разделили данную идею. Особо противился Олег Одинов, утверждая: в огне броду не найти. Вот, падла: его ж была мысль дать тогда еще, до злополучной свадьбы смертный зарок!

Малый круг аргоновцев меж тем заключил: хохлы нарушили благословенный веками порядок, оскорбили москалей по полной программе, а без равновесия все рано или поздно провалится в тартарары. Как там на юридическом языке... ах, да: нанесен значительный моральный ущерб, к тому же смоченный кровею. Хохлы должны ответить па-лю-бэ.

Илионовцы не будь дураки поняли: хорошего ждать не приходится. Они стали готовить оборону своего села. Благо, когда Илионово было казачьей станицею, окруженной враждебными племенами, все организовано было по правилам фортификации. То есть, валы, рвы, естественные преграды, дозоры и прочее. Само собою, оборону возглавил воевода Мыкита Гунько. К слову, его прозвище для своих - Гунн. Мыките и достался редкий трофей: английское ружье. В основном народ по берегам пользует советское огнестрельное оружие или на крайний случай дореволюционное российское. А они явно проигрывают английскому - как точностью, так и кучностью. Так что, пушка, про которую песни да тосты слагают, зря была умыкнута покойным Ромой у лучшего друга. 

Москальский парламентер передал хохлам ультиматум примерно такого содержания: «Вертайте Елену взад, а того пездуна, што нашу красу с панталыку сбил, тож нам дайте, мы с ним примерно разберемся, и будет вам щасте. Коли не так – война».

Илионовцы, собрамшись на майдане, сочинили в адрес москалей такой вот ответ:«Илионовски казаки москалям пишуть! Ти, москальска зараза, чорт кацапый, и

проклятого чорта брат и товарищ, самого Люцеперя секретарь. Який ты в черта лыцарь, коли голою сракою ежака не вбъешь. Чорт высирае, а твое вийско пожирае. Не будешь ты, сукин ты сыну, сынив християнських пид собой маты, твойого вийска мы не боимось, землею та водою будем биться з тобою, распройоб твою мать. Вавилоньский ты кухарь, Макидоньский колесник, Ерусалимський бравирник, Александрийський козолуп, Великого и Малого Египта свинарь, Армянська злодиюка, Татарський сагайдак, Каменецкий кат, у всего свиту и пидсвиту блазень, самого гаспида внук и нашего куя крюк. Свиняча ты морда, кобыляча срака, ризницька собака, нехрещений лоб, мать твою захреб. От так тоби илионовски виcказали, плюгавче. Не будешь ти и свиней христианских пасти. Теперь кончаемо, бо числа не знаемо и календаря не маемо, мисяц у неби, год у книзя, а день такий у нас, якии и у Вас, за це поцелуй в сраку нас! А Еленку вам не виддадим, куй вам!

Пидписали: кошевой атаман Павло Гунько зо всим кошем илионовским».Пис-сатели. Зря это они так-то. Надо уважать вообще противника. И не высотою

слога надо козырять, а верностью удара и меткостью выстрела. Когда бык войны мычит, корова изящества молчит.

Войско москалей возглавил Ахила. Агапий Хмаров не ввязался в это дело, да и своего рогатого брательника Мишку удержал. Обиженные - не лучшие вояки, потому как от латентной ярости слепы. Зато в экспедицию затесались немало храбрых ребят, а так же "человек-гора" Илья Якисов; не менее горячий, чем Ахила, да еще кулакастый Димитрий Диомедов (правда, без харизмы), да Олег Одинов.

Увидев, что хохлы уже сорганизовали оборону, москали поняли: нахрапом тут не возьмешь. Благо, есть чем брать еще. Я подразумеваю отвагу. Отправив малый отряд в южную часть и отвлекши противника, москали тайком, тайгою пробрались на север и стали ждать разгара южной драки. Ну, там больше ругани было - но это то что и надо. В нужный момент, поняв, что основные силы илионовцев отвлечены на отражение психической атаки малого отряда, основные силы напали с севера.

Отражением коварного удара руководил сам илионовский воевода. Завязалась рукопашная. И так получилось, что в поединке один на один сошлись Ахила и Гунн. О, то

был страшный бой! Дрались по-простому - на ножах. А поножовщина закончилась тем, что москаль вонзил свое перо хохлу в самое горло. Кровь брызнула так, что досталось всем. Месть свершилась. Но не более того, ибо хохлы, мобилизовав ресурсы, накрепко закрыли северный фронт, да еще и закидали москалей "коктейлями Молотова". Этому их научили старики, участвующие еще во Второй Империалистической войне.

Английское ружье отбить не удалось. Но труп врага - это уже что-то. Да к тому же такой статусный. Кстати, в результате успешной операции москали отбили свои лодки, еще взяли и чужих. Да и труп илионовского воеводы прихватили тож.

На похоронах друга Романа Игорь искренне рыдал. Да, илионовцы отомщены. Но слава не сыскана, ведь смертной погибелью не ответил Мыкитин братан (который, к слову, в сражении не светился и пребывал невесть где). И да: не решен был основной вопрос конфликта - прекрасная Елена так и оставалась в стане врага. А значит, военная кампания еще только развертывается.

А в Илионове душераздирающе воют о павшем Мыките. Особо  ревет атаман, грозящий отомстить за сына. Но не похоронить илионовцам Гунна: над ним кощунствует Ахилла. Он прибил труп ко щиту и выставил трофей на блок-посту, на хорошо простреливаемом пространстве. Каждый илионовец мог лицезреть этот ужас. О, как безумен этот мир. 

 И пошли хохлы вскрывать схороны оружия, оставшегося от разных предыдущих войн. 

 Бред… то есть, брод в огне От ненужных побед остается усталость... что-то вспомнились слова из старой песни

человека, умеющего хорошо готовить. Песни сочинять не обязательно, но готовить надо уметь, ибо если ты что-то или кого-то сильно не любишь, значит, ты не научился ЭТО готовить.

Не зря ведь наверное корень "победы" - "беда". Многие думают, победителей не судят. Еще как судят! Только ждут, когда будет снята охрана с места погребения праха победителя - чтоб надругаться уж по полной программе. Именно потому в тени всякой победы поджидает беда. Ч-чёрт! Опять у меня приступ этимологии.

Старый аргоновский кузнец Федор сковал для Ахилы такую броню, которую никакая пуля не пробьет и никакая сволочь не погнет. Ахила, несколько умерив пыл, не оставил планов наказать илионовцев за нарушение священного обед... то есть, обета. Этого требовала уже не душа, а сама суть событий. Как говорится, обстоятельства брали верх над здравым рассудком.

Трое суток Мыкитино тело позорилось на щите. А на четвертое утро к блок-посту вышел сам хохляцкий атаман Павло Гунько. Он был один как божий перст, без оружия, но с поклажей. "Уж не бомба ли?" - подумали москали и взяли грузное туловище на прицел. Не дойдя шагов двадцати и бросив наземь мешок, старик пал на колени и взмолился:

- Десь гроши, бохато грошей. Усим сэлом собирали. Берытэ - тока дайте погрэсти сынулю по-християнски...

- Хорошо сказал, дед. - Ответствовал Ахила. - Только нам нужны наша Елена да твой младший сын. Мы за этим пришли, если что.

А сам подумал: християнски, говоришь... а возжелать чужую жену - это вообще как? И кто первым нарушил заповедь "не убий", Тарас Бульба хренов?

- Дуже велыка цена. - Рассудил атаман. - Двое живых за одного мэртвого. Крэста на тэбэ нэмаэ.

- Вот крест. - Москальский главарь вынул из рубахи оберег.- Давай тады меняться как я сказал, а других сами пошукайтэ. Али отвоюйте.- Твоя правда, дед. - Илья пожалел, что Гунько-старший не его отец. Благородный

дядька. - Но ты, кажется, забыл про мое английское ружье.

- Нет, не забыл. Думал, так прокатит.Хохлы - они такие. Вот, говорят, в Расее две беды: дураки и дороги. Неправильно:

дорог в Илионове и Аргонове нет, а дураки практически все. На самом деле у Расеи одна беда: хохлы. Один хохол родился - все русские евреи и татаре заплакали. Это, кстати, народная мудрость русичей. Хохлы-то как раз уверены, что все беды от Москвы.  

Атаман свиснул - и пацанчик приволок оружие Ахиллы.Тело Гунна сняли со щита и передали противнику. А грошей хохляцких не взяли. Уж

коли воевать - так без откупов, а за славу. Но уж точно - не во славу божию.И гнев Ахилы еще более умерился. Впрочем, добавилось какой-то смутной тоски.

Вроде оттоптался на обидчике, а все как-то не так. Душа вроде как ноет.Искренне оплакивала брата своего возлюбленного и Елена. Изначально она

воспринимала всю эту катавасию как забавное приключение. Но, когда пошли трупы (от Гунна к тому же изрядно смердило, ведь в нем отсутствовало присутствие жизни уже несколько дней, дни же стояли жаркие), стало уже неприкольно. Может, ну его на фиг эту любовь - вернуться к берегам детства? Может, простят. Красавица осознала, что поменяла в сущности шило на мыло - одного трутня на другого. Но Елена уже прониклась к чаяниям илионовцев, столь дружно устраивавших оборону села, и это ее поддерживало морально. По сути ведь - из-за нее вся эта юшка заварилась. И Елена сказала Петру:

- Иди - и сражайся за правду! Пока не отстоишь честь, никаких таких ласк.Во, на какие жертвы женщина способна. Мы не знаем, украинка Елена по

происхождению или русская. А может вообще - немка. Напомню, ее боги в лодке послали. Видно, у них на то свой резон. А Петро - украинец. Как там у них гутарят... "Слава Вукраине - хероям сала!" Так что, упэрэд, и ни разу не узад. А Петру не хотелось. В смысле, упэрэд.

Хохлы были ослаблены, ибо их поранено было вдвое больше, чем москалей. Илья с соратниками уж вдоволь намахались. Но илионовцам на подмогу пришли воины из аборигенских народов. По большому счету москалей не любят нигде и всякий аборигенский народ держит на москаля кукиш в кармане, а то и финку. Гарнизон Илионова усилился, возникла общая идея. Мотивация - не последнее на войне дело. Даже лозунг появился: "Шмат сала за москаля!" Дело не в сале,  конечно, а в общем предмете нелюбви. Хотя и сало никогда не бывает лишним. Заносчивые они, эти хохлы. Оттого Хохляндия николы не станет уважаемым господарством. И зачем вообще строить идеологию на ненависти к другому народу? Тем более, близкому по крови.

Взыграл патриотизм и в Аргонове. Оно конечно, данная материя - последние прибежище негодяев, но здесь ведь особый случай. Брошен был клич по окрестностям, равным по площади двум Франциям, и в отряд москалей стали вливаться пришлые солдаты удачи, не обязательно русские. Некоторые варяги хотели сражаться за принцип, но корневая часть надеялась изрядно поживиться после захвата Илионова. Одно слово: хероям - сала! Вы думаете, это не одно слово, а два. На самом деле хероев бохато. А сало - оно все же одно. 

И началась долгая мучительная осада крепости. С переменными успехами, но в сущности безрезультативная. Атаки москалей наносили урон, но защитники всегда отбивались. Дерзкие вылазки хохлов, снюхавшихся с сибирскими народами, кололи больно, но не сильно ущербно. Если коротко боевые действия можно описать так: он ему - бух, бух, а он - кых-кых, а они - бамц-бамц, а они - бдам, бдам, а они - бдынь-бдынь, ки-и-йа-а-а-а!!! Ну, и так далее.

Мужчины столь были увлечены боданиями, что женщины остались как бы в стороне. Ну, да: тыловое обеспечение обеих сторон конфликта легло на баб, так что они все же вовлечены. Но, кажется, бабы хотели вовсе не этого. 

 Коварство побеждает любовь 

Бойся москаля, дары приносящего! Много раз проверено, между прочим. Наступала долгожданная моральная утомленность, грозящая нарушениями дисциплины, и, понятное дело, вероятными окопными братаниями.

Между тем, в конфликт втянулись москальский атаман и его рогатый брательник. Впрочем, полевым командиром оставался отважный Илья. А, поскольку лидеров больше одного, наверняка будут бодания. В мирное время в начальники пролезают хитрожопые или блатные, а в военное – талантливые и брутальные. В этом несомненная польза войны.

Короче, обе стороны задействовали все свои ресурсы, и даже более того. Все были убеждены, что правда и бог в их стане. А вот в чем убеждены бог и правда, мы не узнаем никогда.

Среди пришлых воинов, вставших на защиту Илионова, все более выделялся Мененах, молодой ненец. Маленький, юркий, жилистый, коварный, он завоевывал авторитет тем, что тепло относился к соратникам и не бросал своих в беде. У хохляцкой верхушки тоже мог возникнуть внутренний конфликт. Но покамест ничего такого не возникало, и красное колесо войны раскручивалось своим чередом.

Кстати, аборигены выучили хохлов готовить особый отвар из местных грибов, называемый "берсек" что означает: "напиток воина". Выпитое перед боем, пойло придавало отваги и не позволяло взять верх усталости. Правда, в сочетании с горилкою берсек давал непредсказуемый эффект, что иногда веселило, и порой и ужасало как агрессоров, так и защитников. Аборигены еще предлагали добавить к берсеку вдыхание дымов особых трав, но украинцы не решились воспользоваться случаем. Ужас перетерпеть можно, а вот кошмар уже - вряд ли.

Аргоновцы откопали где-то мортиру, оставшуюся еще от войска адмирала Колчака, и планомерно бомбили осажденное селение, наводя на защитников страх. Расчет грамотный: население под воздействием террора само впустит захватчиков - лишь бы только не наносили урон. Хохлы оказались в этом смысле крепки – как-никак потомки казаков, причем, поскольку веками крови илионовцев и аргоновцев смешивались, менталитет противоборствующих сторон вовсе не разнится. 

Илионовцы научились у аборигенов, казалось бы, забытым средствам войны. Это оказалось кстати, ибо боеприпасы заканчивались. Хохлы стали пользовать пращи, стрелы, дротики и копья. И, надо сказать, делали они это все удачнее и удачнее. Казалось бы, побеждает тот, кто имеет технологическое преимущество. Хрен там. На войне Виктория за тем, кто нарушает писаные и неписаные законы войны, воюет не по правилам и не знает слова "пощада". Тысячи раз доказано в других войнах.

У америкосов (которые суть есть европейцы-лузеры, исторгнутые за океан), которые, к слову, тоже в свое время основательно поимели аборигенов, есть расхожее выражение: ничего личного. У нас же, славян, почему-то все - личное. Какие-то мы все же недоделанные.

Из командира отряда лучников Мененах вырос до начальника подразделения быстрого реагирования "Беркут", которое наносило ощутимые удары по осаждающим. Беркутовцам пофиг было, что Ахила имеет непробиваемую защиту - они упорно лупили противника, выводя из строя москальских воинов. Илья ждал встречи с достойным оппонентом, чтобы примерно того наказать. Не раз он выманивал "Беркут", устраивая засады, но хохляцкий отряд всякий раз ускользал с малыми потерями.

Но поединок таки состоялся. Если много раз пробовать – что-нибудь, да получится. Москали устроили котел отступающему после удачной вылазки "Беркуту" и отрезали несколько бойцов, среди которых на удачу оказался Мененах. Все расступились, а полевые командира сразились тет на тет. Ахила на две головы выше противника, но тот проявлял изворотливость, да к тому же вожаку москалей мешала двигаться броня. И все же Игорь нашел способ: он рухнул наземь, придавив ненца своей тушей. Мененах подергался-подергался и затих.

Аргоновцы перебили других беркутовцев, делая это с особым удовольствием. Возбужденный победою, Ахила бросил все силы на штурм хохляцких укреплений. Москали рванули отчаянно и стали палить и рубить как прям варвары.

Вдруг Игорь воскликнул:- Ой!И осел яко сдувшийся пузырь.Соратники растерянно обступили своего командира, они не знали, чем помочь.- Игорек, дыши, дыши... - Старался поддержать талантливого военачальника

богатырь Илья Якисов.- Э-э-э... - Простонал Ахила. И испустил дух.Стрела, найдя брешь в Ахиловой броне, попала в пятку. Похоже, она была пропитана

ядом страшного священного дерева Анчар, растущего в чахлой и скупой тундре. Яд в свое время добыл теперь уже мертвый Мененах. Пустил же стрелу наудачу Петро Гунько. Удачливый он все же мужик.

Атака захлебнулась. Аргоновцы и илионовцы пошли собирать с поля боя трупы. Вечером в селах слышался плач: хоронили своих героев. Поскольку подобные мероприятия вошли в привычку, плакали не особо. А начальники даже внутренне радовались. Еще бы: конкуренты, эт самое... того.

И вновь продолжилась изнуряющая стороны осада. Чтоб она была неладна!Однажды к илионовскому берегу подплыли лодки. Солнце клонилось к закату,

кроваво-красный пейзаж настраивал на умиротворяющий лад. Они доверху были набиты бочками. Атаман москалей Агапий Хмаров, подойдя к хохляцким воротам один и без оружия, воскликнул:

- Эй, братья-словяне! Может, хватит нам враждовать? Всякая война рано или поздно должна кончаться...

Навстречу вышел старый илионовский атаман Павло Гунько:- О чем же вы раньше разумели? Скока сынков положили...- Да ладно. Чего уж там... коллега. Пора и на мировую. А в знак примирения примите

от нас дар. Тут оленина, рыба, соленья и все такое. Ну, что ж... наверное и правда пора перековывать мечи на орала. Поскольку

стемнело, бочки оставили на майдане. Ночью емкости раскрылись сами собой, из них повылезали москальские головорезы, учинившие жуткий погром. В открытые изнутри ворота крепости ворвались полчища аргоновцев - и началось. В смысле, кончилось. Многих хохлов перебили, пришедшим же к илионовцам на подмогу аборигенам вообще отрезали разные части тела. В общем, беспредел. Повезло тем, хохлам, кто смог сбежать и сховаться в тайге. Среди таковых оказался везунчик Петро Гунько. А вот Елену схватили - и вернули на законное место. При этом красавица сказала: "Ну и уроды же вы..."

Идея хитроумной и коварной операции принадлежит умнейшему Олегу Одинову. Сам ли он придумал, или где прочитал, мне неведомо. 

Так выпьем же за то, чтобы в наших сердцах завсегда царила калокагатия!Вот йо моё... писал рассказ - получился обширный тост. И так почти каждый раз.Впрочем, это еще не все. Некоторых моих оставшихся в живых героев ждут новые

приключения. Вот это будет рассказ!  

ОДИСОВА РАСЕЯ(продолжение рассказа «Понтиада»)

 Искусство – вздор, годный только

для возбуждения спящей человеческой энергии.Национальности, то есть известные народные

организмы – тоже вздор,долженствующий исчезнуть в амальгамировке.

История – вздор, бессмысленная тканьнелепых заблуждений,

позорных ослеплений и смешнейших увлечений.Наука – кроме точной – вздор из вздоров,

бред, одуряющий бесплодночеловеческие головы.

Мышление – процесс совершенно вздорный,ненужный и весьма удобно заменяемый

хорошей выучкой пяти – виноват! – шестиумных книжек.

 Из письма А.А. Григорьева Ф.М. Достоевскому

 

Взял мяч - так .... Дерзкий берег - одна из многочисленных провинций страны Расея, где до бога

далеко, а до царя глубоко. Ну, или наоборот - неважно. Правит там голова Совокис, великодушный покровитель всяческих искусств и сторонник телесных извра… то есть, упражнений. Поскольку казна Дерзкого берега не отличается значительной величиной активов, а, говоря откровенно, пуста, Совокис истово развивает художественную самодеятельность и физическую культуру. Энтузиастам ведь платить не надо, а профи сплошь страдают от медных труб, золотого тельца, половой распущенности и кокаина. К тому же они разучаются получать искреннее удовольствие от своего искусства. То ли дело дилетанты! Практически святые люди. Разве что провинциально глухие. Впрочем, давайте уж начистоту: все знаменитости страны Расея сплошь из глубинки. Жаль только, выбираясь в люди и становясь профессионалами, они быстро начинают страдать от всего вышеперечисленного.

У Совокиса есть дочь Нафигая. Страшненькая лицом и телом, зато чистая сердцем и светлая душой. Нафигае давно пора замуж, да никто не берет. Потенциальных женихов воротит не от внешности голованской дочери; боятся, что тесть начнет развивать художественную самодеятельность и физическую культуру в зяте.

Народ на Дерзком берегу вполне себе самодостаточный, понимающий, что от добра добра не ищут. Совокиса они терпят лишь потому что его бзик не такой уж и вредный для общества. Уж лучше искусства, чем кукуруза в Заполярье, сухой закон или, прости господи, освобождение Крыма. В том и мудрость народная, что надо терпеть и, пока позволяют, плодиться и размножаться невзирая на политику властей.

И вот однажды на песчаной дюне Нафигая с подругами играла в волейбол. Мяч ускакал в кусты, а пошла за снарядом голованская дочь. Из кустов выбежал мужчина. Девушки даже не обратили внимание на то, что у незнакомца в руках потерянный мяч, все были поражены, что он совершенно наг, да к тому же сильно обросший как Робинзон. Сначала подумали: маньяк - и кинулись врассыпную. Мужчина же завопил:

- Не бойтесь меня, милые создания, я просто немало претерпел, а одежд и прочего лишили меня злые силы! Но это ж формальность…

Девушки остановились и стали издалека наблюдать за поведением и внешностью незнакомца. Им вообще было интересно - даже несмотря на то, что человек прикрыл одно место волейбольным мячом. Нафигая меж тем успела подумать: "А ничего так мужчинка. Вот бы мне такого мужа..." Замуж ей было и вправду невтерпеж.

- Как тебя звать-то? - Спросила Нафигая.- Одисов я, Олег. Алканафт.Нет, не похож, подумала дочь головы. Хотя...- Странная у тебя профессия. Да и вообще ты какой-то не такой.- Станешь тут... Да. И не путайте: не "алкОнафт", а "алкАнафт". Так звались мы,

команда корабля "Алка". Эх… - По щеке незнакомца скатилась скупая прозрачная слеза. - Он был назван в честь зазнобы одного из нас, Алки. А вообще мне стыдно. Нет ли у вас какой одежды, чтоб, значит, страм прикрыть...

...И вот помытый, побритый и приодетый Олег Одисов сидит в доме головы и вещает. Совокис и Нафигая слушают раскрыв рты.

- Слышали ли вы про осаду Илионова и всякую жуть?- А то как же, - ответствует голова, - вся Сибирь почти обалдевала от того, как

славяне славян лупили и яко малые дети радовались каждому новому трупу. Похоже, в ваших краях бес пошалил. Попутал он этих, пардон за непарламентское выражение, чудаков на букву эм. Надо консолидироваться перед лицом грядущей опасности, ведь нас скоро заполонят китайцы. А мы...

- Вся печаль в том, - сокрушенно пробормотал Олег, - что я-то как раз один тех на букву эм и есть.

- О, боги! - Воскликнула Нафигая.- Эка вас угораздило. - Крякнул Совокис. - Значит, настрадались.- Не тот вопрос. Уж плечо-то раззудилось. И все же мы, к слову,  победили.- Ну, противника - да. А вот персональные страсти - вряд ли. Прости, о странник, я

не слишком резко?- Все самое скверное уже случилось. - Думали, о вас песни будут слагать. А слагают анекдоты про хохлов и москалей.- Нука-нука, - заинтересовался Олег, - я ж столько лет не в теме был... Расскажите!- Дочь, заткни ушки...Голова рассказал. Как исторические анекдоты, так и бытовые. Одисов не смеялся, а

становился все мрачнее. Завершил голова свое выступление такими словами:- Уж лучше бы вы художественную самодеятельность развивали!Выслушав обидные вещи, гость убежденно воскликнул:- Все было не так! Историки для того и созданы, что б все переврать...Про себя же Олег подумал: еще неизвестно, что хуже: неправедная война из-за

женщины или физическая культура на Дерзком берегу. А еще он на сытый желудок заценил Нафигаю с позиции мужчины и внутренне передернулся. Но мысли преображать в слова не стал - потому что умный. Зато поведал свою правду.  

В процессе повествования слушатели призадумались: вроде не маньяк - а говорит как обкуренный. Или еще хуже того - марок нализался. Все звучало дико и неправдоподобно. Взять хотя бы первый эпизод, связанный с пленом у правителя страны Охломонов Чемтозвона. Там, в горах живут уродливые существа, промышлявшие разведением баранов. Чемтозвон приказал схватить несчастных, едва причаливших к Охломонскому берегу, чтобы потом за них у кого-нибудь взять выкуп. Таков их второй промысел - заложников брать.

Пленников посадили в пещеру, а охранять приставили одноглазого Охломона по прозвищу Циклоп. Глаз тот потерял, когда воевал с москалями за независимость страны Охломонов, отчего на москалей имел большой зуб. Наши-то не признались, что они и есть

москали - Олег вовремя понял, что сей факт стоит утаить. В противном случае, побили бы и приставили дюжину охраны. А то и оторвали бы чего-нибудь.

Когда Циклоп спросил Олега, как его зовут, он ответил: "Никто". "Странное имя..." - сказал охранник. "Для наших мест - самое распространенное. Нас же там и за людей не считают". "Да уж... - Циклоп критически оглядел алканафтов. - Ну, да ничего. Мы из вас тут сделаем... людей. Послушных и покладистых. Сидите тут - и не рыпайтесь". "Слушаю и повинуюсь!" - предусмотрительно отрапортовал Олег.

Охломоны придерживаются мусульманской веры и вина не пьют. А у алконафтов припасена была хохляцкая горилка, причем, реально сшибающая с катушек - карбитка. Олег уговорил Циклопа хлопнуть стопарик. Тот отнекивался, ссылаясь на священный месяц, на что москали сказали: "Да ты не мужчина!" Циклоп сказал, что он что он все же мужчина, да к тому же ветеран боевых действий против поганых москаликов. Тогда Олег предложил выпить за окончательную  победу над москалями. Циклоп согласился, что за это как раз надо и – хватанул стакан. Потом другой, третий... охранник спел пару охламонских песен, рассказал, как ему достала жизнь с баранами и мирно захрапел.

Олек быстренько заострил охламонскую дубинку - и проткнул циклопический глаз. Охранник взревел и стал бегать по пещере, пытаясь на ощупь схватить алканафтов. Те ловко увертывались да еще исхитрялись дать гиганту пинка.

На шум сбежались охломоны во главе с самим Чемтозвоном. - Кто тебя покалечил? - Спросил Чемтозвон у Циклопа.- Никто! - Честно ответил Циклоп.- Ну, если никто - не о чем и говорить... опаньки! А где мой товар?Циклоп не смог ответить, ибо на знал. Между тем алканафты затесались в отару

баранов и тихим сапом вместе с животными выбралась наружу.- Найти и наказать! - Вскричал Чемтозвон. Его бессильный рык сливался с

отчаянным плачем Циклопа. Охломоны обыскивали пещеру, команда же москалей сбежала к берегу, заскочила на свою "Алку" - и умчалась прочь. 

 Заливай - да не перезалевывай - Постой-постой! - Прервал рассказчика Совокис. - Где-то я нечто подобное уже

слышал.- А не заносило ли на ваш берег одного из наших... алканафтов?- Что-то пока ты первый. А! Доперло. Какую-то ты нам "Одиссею" несешь, миф

древней Греции. Такие легенды рассказывают беглые каторжники. А? Колись. Откинулся небось с зоны - а мы тут уши развесили.

- Зря вы так, уважаемый. Наверное, Гомэра в школе вы проходили весьма бегло.- Ну уж точно - на Симпсона ты не похож. Однако, аналогии настораживают.- Давайте уж по простому, дорогой Совокис. Вы тому Гомэру, который

древнегреческий, склонны верить? - Ложь два тысячелетия кряду не живет.- Это вы про христианство?- Нет, упаси бог! Так - вообще.- Древние греки верили, что боги рядом и они горячо переживают за наши эти

страсти. Христиане верят, что богов нет, а есть троица. А мы во что верим?- В Расею. Во что еще верить-то. У нас же особенная стать, а умом нас не понять.- Именно! Вот, что я вам скажу, уважаемый. У меня нет резона обманывать. Я мог

бы представиться потерпевшим крушение рыбаком или там Робинзоном. Просто, вы первые люди, перед которыми мне не хочется изворачиваться. Хорошие вы.

- Ну, ладно, ладно. Проехали. Итак...…По прямой от Илионово до Аргонова семь верст. Если верить Одисову, 

колобродит бедолага уже девять лет без гака. Оно конечно, за все эти годы много всякого

случилось, Олег пространством и временем полон по самое небалуйся. Реальность уже как-то перепуталась с кошмарными снами, а, впрочем, так ли важно, что есть правда, а что - вымысел. Мы же верим в Шерлока Холмса, Хоббитов или Бабая, что не решает нам адекватно оценивать жизненные ситуации. На то она и литература - чтоб расширять сознание и слезами над вымыслом облиться.

Итак, взятие Илионова и геноцид хохляцкого населения стали знаковыми событиями истории человечества, могущими стать яркой страницей толстенной книги "История человеческой глупости". Проблема в том, что переплет уже готов лопнуть от всех этих страниц, а история, как известно ничему не учит, зато не прощает.

Радостные победители отправились с добычей в родное село всем скопом. На речной ширине внезапно налетел невиданный  ураган. Будем считать, это случайность. Москалей закрутило и разбросало. Лодку с Одисовым "Алку" безумным ветром унесло в совсем неведомые края. Там алканафты и поняли, что война за... ч-чёрт!.. а ведь в сущности за бабу... - еще только цветочки по сравнению со светлым будущим человечества.

Чего не знал Олег, очутившись после девятилетних скитаний на Дерзком берегу. Кого занесло на быстрины и перекаты - все сгинули, разбившись о камни и утонув. Повезло тем, кого забросило на острова.

Трудно пришлось прекрасной Елене: в одной лодке с законным мужем Мишкой Хмаровым, который и сам не знал, что теперь с возвращенной собственностью делать, их упендюрило далеко-далеко. Теперь они вынуждены скитаться по миру до конца своих дней. Каково теперь придется Елене на пару с нелюбимым человеком, отягощенным комплексами... О, это ад.

Старца Нестора Матвеева забросило на далекий остров, где в относительном благополучии он сочиняет "Повесть безвременных лет", титанический труд о том, как жидомасоны замутили великолепный гешефт с целью уничтожения славянской нации и воцарения хаоса ради моржи.

Но есть и такие, кто добрался до вожделенного берега; среди них - атаман Агапий Хмаров. Много позже и Агапий падет от рук любовника своей жены, но это уже совсем другая история. 

- …А есть ли, положим, странник, у тебя жена? - Вкрадчиво осведомился Совокис, накладывая гостю устриц.

Нафигая при этих словах встрепенулась.- Ну, как сказать... - Раздумчиво ответил Олег. - Вообще говоря, была. Только не

шибко уверен, что они меня уже не похоронили.- Что же за сила двигала тобою за годы твоих скитаний, ежели ты неуверен?- Трудно сказать. Думаю, просто жить хотелось. Инстинкт самосохранения.- И все? Как же тогда физическая культура, упражнения в изящных искусствах...

разве тебе они не помогали?- Как же. Без умения изящно обманывать ловко выворачиваться мы бы не выжили.

То есть... я. К тому же мне удалось навеять команде золотой сон. Ну, наделить алканафтов, как вы тонко выразились, силою.

- Золотой!- Да. Я придумал легенду о Кунгу-Юмо Золотой Бабе, которую мы добудем и будет

нам щастье.- Уж не та ли...- Именно-именно. Та самая священная золотая статуя северных народов, которую

согласно легендам жрецы тайно спрятали в эпоху завоевания Сибири Москвою. Я сочинил мотив нашего негаданного путешествия: якобы боги повели нас по дороге испытаний с целью одарить нас великой благодатью.

- И что?- В смысле.- Одарили?

- Как это ни абсурдно звучит - почти. Я, уважаемый Совокис, сделал великое открытие.

Нафигая слушала беседу мужчин замерев. Кажется, она никогда не испытывала такого чувства. Так бы всю жизнь и просидела с выпученными глазами.

- Что же ты открыл...- Великий закон. Мысли - материализуются. Придуманный мною миф оказался

правдою. Потому что порожденная человеком идея рано или поздно находит воплощение.- Ты намекаешь на то, что если долго говорить "халва", во рту станет сладко.- Вовсе нет. Но если долго говорить: "О, благословенная халва, как я тебя люблю и

хочу!", халва к тебе придет сама. Только это как в теории Эйшнштейна: тебе кажется, что халва движется к тебе, но на самом деле движешься ты.

- Но халва, странник, реальная вещь. – Совокис оглянулся на дочь. - А Кунгу-Юмо - миф отсталых народов.

- Ни в коей мере. И неизвестно еще, кто отстал. В том и состоит суть моего открытия: материализуется любая мысль - это переход чистой энергии в материю. Все зависит от силы мысли. Но лучше обо всем по порядку...

…Про Свою жену Одисов между тем особо распространился. По правде говоря, он уже стал подзабывать, как она выглядит. А про Олегова сына вообще говорить трудно. Вот пофилософствовать - это дело вроде как святое. Когда ж дело касается семьи, уз и обязанностей - тут мужики почему-то начинают юлить. Впрочем, это не моя мудрость, а народная: мужчина как пес; десять шагов от дома отпрыгал - и он уже ничей.

 Фигня и капец В своем повествовании Олег скромно не упомянул, что за ум и хитрость ему

дарованы были броня народного героя Ахилы-Игоря, а тако же его знаменитое английское ружье. Дело в том, что реликвии им - то есть, Олегом, конечно, а не Игорем - были похерены в ходе злоключений. Не стоить корить тех, кто посеял ту или иную ценность, ведь что посеешь - то и пожнешь. Обвинять надо тех, кто сеет вражду, зависть и ненависть. Но это так - к слову пришлось.

Кто-нибудь в состоянии объяснить, почему фигня - женского рода, а капец - мужского? И почему отчаяние - среднего рода, а надежда - женского… Если кто-то подумал, что все положительное (отвага, честь, любовь, радость) обзывается женскими именами, пусть вспомнит смерть. Просто, все мужское - это агрессия, все женское - оборона. А смелость не такое еще берет. Если дают. Упс... "агрессия" рода явно не среднего. В общем, моя лингвистическая игра не задалась, пардон.

Успех - порция масла в огнь зависти коллег. На броню и ствол надеялся бугай Илья Якисов, который был уверен в том, что все это ратное добро по праву должно принадлежать только ему. Зря штоль кровь под стенами Илионова проливал? Дурак короче этот Илья, ибо думает, что кулаки сильнее мозгов. Но дуракам везет. Якисов оказался в числе счастливчиков, переживших бурю и вернувшимся домой, в Аргоново. Оно конечно, бока Илье намяло, но за битого дурака нескольких набит... все время оговариваюсь - конечно, небитых дают. А, ежели дураков нещадно бить, цивилизация будет взлетать в арифметической прогрессии. 

Оклемавшись, Илья стал искать сатисфакции за обиду. И придумал интересную партию. Здесь - история застарелого, обросшего рубцами любовного треугольника. Илья ухаживал по юности лет за девушкой по имени Пелагея. Но та вышла замуж за Олега - потому что умных мужиков уважает больше, нежели физически мощных. И в браке родился сын Толик. Когда началась вся это заварушка в Илионове, Толик был еще младенцем. Так что отца он и не знает. Да и отец, откровенно говоря, не успел привязаться к чаду. Может, оно и к лучшему. 

Пелагея поднимала сына в одиночку. Таких как она в Аргонове много, ибо войны имеют обыкновение плодить вдов. Между тем проходят годы, а об Олеге ни слуху - ни духу, растворился без вестей. Даже местные ворожеи, колдуньи и экстрасенсорихи не могли с точностью сказать, где Пелагеин законный супруг пропадает. Хотя все они врали высокохудожественно, наперебой доказывая, что она-то все знает наверняка.

Старая жена Якисова стала недостаточно упругой и потеряла... как бы это правильно по-русски сказать-то... шарм, что ли. И стал богатырь Илья подкатывать к Пелагее. Вообще говоря, о судьбе молодой еще женщины озаботился и атаман. Жалко Якисова: пусть бы приняла его Пелагея. Жизнь-то проходит, а после всякой войны бабы обязаны новых воинов нарожать. У Ильи и габариты, и параметры, а Пелагея ерепенится. Уже и на кругу Пелагею уговаривали смириться с утратою мужа и подумать о материнском долге.

Однажды (примерно в то же время, когда Олега занесло на Дерзкий берег) в Аргоново зашел старец. Его принял атаман Агапий Хмаров, и калик перехожий доложил: не раз в своих странствиях он слышал о том, что Одисов Олег где-то шляется. А значит, он жив, ибо мертвые шляться не могут (за исключением неприкаянных душ, прикованных к проклятым туловищам цепями). Пусть общество подождет еще год - а посля и бросает Пелагею в объятия Якисова. Вот таков был вердикт странника. Атаман вообще-то не слишком верит во всю эту болтологию. Но у него задача: общество в порядке держать. Если большинство народонаселения к перехожим каликам прислушивается, нужно пойти на поводу. В этом принципе мудрость правителя. Короче, принято было решение сделать паузу, что немного подняло Агапиев рейтинг. 

Илья проявлял упорство. Для русского мужика существует только одно слово: "хочу". Он продолжил осаду Пелагеи, параллельно наводя мосты с ее сынишкой. Учил Толика ловить птиц и рыбу, а так же бить людей в табло, отстаивая свое достоинство. На самом деле он добрый дядька как и все большие люди, да еще и нахрапистый. По мнению казаков, такому удальцу Пелагея подойдет в самый раз. С этим, правда, была не согласна его старая брошенная жена Якисова, ну, да мы не будем о плохом.

И Пелагея придумала невоенную хитрость. Она заявила, что взяла обет: не выйдет замуж и не даст согласие на заочное отпевание Олега, пока не сошьет погребальный саван для своего отца. А отец Пелагеи по прозвищу Бульдог еще тот старикашка. Седенький такой, шустренький крепенький... короче, саван ему шить, кажется, покамест рановато.

Более того: днями Пелагея ткала саван, а ночами его распускала. Можно обманывать одного человека всю жизнь (что обычно и делают любвеобильные жены), но нельзя обманывать всех в течение длительного времени. Даже если речь идет о святой лжи - а Пелагеева ложь была именно что святой. Но мы ведь всегда верим в то, что надежда сдыхает последней. Оттого-то мы, то есть, люди, и стали доминирующим видом на этой весьма своеобразной планете.

 Не верь, не бойся, не... В приятном общении с правителем Совокисом и его в каком-то смысле прекрасной

дочерью Олег Одисов выложил свою версию пережитых событий как на духу. При это он все же изрядно утомил слушателей подробностями. Я же изложу самую суть, без смакования деталей, ибо в них бесы живут.

После удачного бегства из страны Охломонов алканафты несколько дней скитались по пустому океану. Стояла низкая облачность, и совершенно невозможно было определить стороны Света. Так что несчастные даже и понятия не имели, куда их нечистая занесла. Тогда-то Олег и припомнил древнее сказание о Кунгу-Юмо. Оно пришлось кстати, ибо нужна хотя бы какая-то руководящая и направляющая идея.

Однажды проснувшись поутру, странники увидели берег. Открытие пришлось кстати, ибо кой-кто из алканафтов уже прикидывал: кто из собратьев имеет наикращую

степень калорийности... Думаете, люди - звери. Хуже: гомо сапиенс обладает высокой живучестью именно потому что всеяден. Еще раз: ВСЕяден.

Правой рукою Одисова стал такой же пылкий как и Ахила Димитрий Диомедов. У молодого человека нет такой харизмы, зато присутствуют отвага и дерзость. А еще он пухленький и мясной, ну, весьма аппетитная тушка. Подспудно Димитрий понимал, что голод – сила пострашнее красот, а посему набился в помощники к Олегу - только лишь для того, чтобы на судне сохранялась дисциплина, а шальные мыслишки не овладевали коллективным бессознательным. 

Попали алканафты в волшебную страну травкофагов. Собственно, все волшебство состояло в том, что на острове росли травы, вдыхание ароматов которых порождало сладостные грезы, не оставляя чувства абстиненции. Думаете, там сплошь наркота. Не все так просто, трава - не зелье, а предмет вожделения даже покорителей Космоса. Вспомните их заунывный гимн: "А снится нам трава, трава у до-о-ома-а-а..."

В стране травкофагов придерживаются принципов анархии и верят, что данный строй - мать порядка. В этом и состоит самая существенная их ошибка, ибо энтропия - вовсе не порядок, а мертвенный хаос. Пока ты под влиянием эфирных маслов… м-м-м… то есть, масел постигаешь Нирвану, все вокруг засоряется, рушится и гниет. Однако ароматы трав не оставляют времени на глубокие размышления.

Насмотревшись в сладостных грезах всякой прекрасной хрени, Одисов попытался вырваться из объятий счастья. Выходило плохо, а, если говорить точнее, руки и ноги подчинялись не рассудочной части мозга, а центрам удовольствия. Это только в художественной литературе легкость бытия невыносима. В жизни все с точностью наоборот – вспомните своих трутней-соседей и некоторых родственников. Рассудок твердил: "На будь растаманом, это дорога к овощному существованию. Ты Человек, ты звучишь гордо и создан для великих свершений!" У драконов самосознания иные аргументы: "Живи как цветок, лови прекрасные мгновения быстротекущих дней! Выйдешь - сотворишь новую мерзость наподобие Илионовской осады! Оно тебе надо..."

И Олег тут вспомнил Пелагею и своего маленького сына. В те времена их яркие образы ее не истерлись из памяти. Что такое благодать и как с ней бороться? Травкофаги вообще пребывают блаженном рае, похожем на фантазии мусульман. Но та благодать была чужой. А родное, каким бы оно ни было, все же греет особенным теплом.

Но это понимали далеко не все из алканафтов. Пришлось трясти, бить в морду, щипать за чувствительные места. Не всех удалось вырвать из лап сладкой неги. Так, на одном из первых испытаний, попалились самые морально неустойчивые. А может оно и правильно, ибо следующие напасти были гораздо коварнее.

Например, алканафты попали однажды в царство амазонок. Данные существа поубивали в свое время всех особей мужского пола, посчитав их ошибкой природы, и только потом осознали, что допустили оплошность, ибо некоторую долю уничтожаемого всегда надо оставлять на развод или хотя бы для научного изучения. И чёрт с ним, что амазонки уже научились размножаться партеногенезом, практически клонируя себя, любимых. Никто не отменял т.н. полового влечения и неврозов.

От осознания нелепости своего мироустроения амазонки впали в своеобразное безумие, приобретя черты сирен. Сидя на своем берегу, они сладко пели и расточали флюиды, привлекая мореплавателей, подавляющее большинство которых, как известно, составляют самцы. Если у руля судна оказывался особо падкий на это дело индивид, пиши: пропало. Сначала заласкают, а потом и погубят. Только акулам известно, сколько мужчинок было сброшено с высокой скалы в пучину страс... то есть, волн.

Отсюда мораль: к рулю всегда надо сажать либо скопца, либо человека, уже пережившего климакс. Кормчий не должен заглядываться на баб!

 Как назло, в ту ночь рулил Димитрий. Руки сами повернули руль в сторону беды, подчиняясь мозжечку. Сначала путники, увидев множество красавиц, возрадовались как пчелки, унюхавшие сладкий нектар. Но так получилось, что нектар-то как раз пили из них.

А всякий фонтан при неумеренной эксплуатации иссякает, а то и выходит из строя. Об этом знает всякий сантехник, а так же любой уролог. В общем, так: с трудом алканафты вырвались из рук славных подруг, опять потеряв нескольких своих членов. Среди таковых оказался и Димитрий. А мог бы жить. Эх, молодость, молодость… Но всего ведь не предугадаешь, тем паче в странствиях всегда заправляет коварная парочка: Судьба и Рок.

 Кучу всего такого пришлось пережить алканафтам. Однажды их взяли в рабство граждане Города Солнца. Под чутким руководством своего живого бога Виссариона. Сибирь – она всегда притягивала любителей обрести бога или в крайнем случае найти Беловодье. В Городе Солнца радостно строили царство Всеобщего Благоденствия. Но для светлого будущего нужны рабы, которые будут разгребать все дерьмо и возводить вавилонские башни для дауншифтеров. Выбрались из этого ада земного все алканафты – потому как знали: родной дом милее Всеобщего Благоденствия.

 Самое страшное случилось тогда, когда алканафты угодили в узкое пространство промеж правоохранительной системы и бандитской  структуры. Те и другие жаждали крови и мяса. Они учинили бойню наподобие той, что случилась промеж илионовцев и аргоновцев, и хотели сакральной жертвы. Но силы зла настолько увлеклись своей вековой игрой, что скитальцы уличили момент – и проскочили сквозь узкую щель, даже без мыла.

А всех остальных соратников Олег растерял на острове Триперея, где царствовала блистательная, но своенравная Клипса. Вначале скитальцы были приняты доброжелательно. Весь позитив исчез, едва Клипса до страсти влюбилась в Одисова. Ах, если б здесь был более молодой и смазливый Димитрий! Но юноша завис на более низком уровне.

Что удивительно, именно здесь была обнаружена та самая вожделенная Кунгу-Юмо, Золотая Баба. Раритет аборигенские жрецы запрятали именно на этот остров, зная, что в систему ценностей населения данного участка суши золото и бабы не входят. И здесь случилось самое страшное, что только может произойти. Пока Одисов  развлекался шурами-мурами с Клипсой, мужики стали делить Золотую Бабу. Народная мудрость на сей счет гласит: жадность фраеров  губит.

Вроде как культурная цанность, распиливать статую - варварство. А сам по себе артефакт весит тонну - не меньше. Видно, жрецов когда-то было дофига, а вот алканафтов осталось с гулькин нос. Но тут один из скитальцев припомнил опыт аборигенов острова Пасхи: те вон, каких истуканов вручную ворочали! Короче, нарубили бревен - и перекатили Бабу к берегу. Наш человек на выдумку хитер.

Стали думать: надо ли звать Одисова? Решали недолго: а хрен с ним, ему бабу простую, а нам - золотую!

"Алка", отягощенная добычей, уверенно отчалила от Трипереи, алканафты же воскликнули: "Три пера вам в жопу, едритесь хоть до усёру!" Злые они были, наверное. Станешь тут...

Олег с Клипсой выскочили на балкон и наблюдали как плавсредство неспешно поглощал Мировой океан. Не вынесла "Алка" столь мощного балласта. Отсюда мораль. Если уж брать бабу (неважно - живую или из драгметалла) стоит рассчитывать грузоподъемность. Впрочем, это банальность. 

Оставшись один, Одисов не пал духом. Тайком, из выброшенных на берег обломков погибших кораблей строил плот. Благо, место гиблое и фрагментов доставало. Полгода у него ушло на строительство. Едва Олег заключил, что его творение вроде как не должно утонуть, он сделал ноги.

Но перед тем Одисова ждало самое необычное приключение. Оказалось, в той же пещере, где хранилась Кунгу-Юмо, был вход в Царство Мертвых. Не на Баб надо смотреть, путь даже и Золотых, а в корень.

Там Олег повстречал многих ушедших соратников, а так же предков и врагов. Долго размусоливать не буду, все равно никто не поверит в то, что кто-то смог оттуда воротиться на нашу бренную ружу. Совокису и его дочке Одисов много чего наплел,

припоминая беседы с тем же Игорем-Ахилой, который якобы раскаивается за то, что был недостаточно добросердечен. Знаете... хорошо сидеть на ТОМ свете и рассуждать. А ЭТОТ свет сослагательного наклонения не приемлет, ибо... впрочем, чего это я. Ведь никто не знает, хорошо ли там и вообще - существует ли в принципе "там". Можно насочинять хоть "Божественную комедию", хоть легенду про Орфея и Эвридику. Выйдет красиво, но ведь красота - именно что страшная сила. В описании Преисподней человечество радо давать волю воображению, причем, мы испытываем какое-то странное наслаждение, представляя как ТАМ физически страдают те, кого мы считаем грешниками. А райские сады, по которым бродят злые стада, почему-то всегда прекрасноунылы. 

Итак, Одисов отправился на не слишком надежном плоту в неизвестность. Между тем сезон настал непогожий. Жалкое подобие суденышко мотало как кой-что кой-в чем в минуту апогея (последние такты "Болеро" Равеля. Олег и не помнит, сколько его мотало, а очнулся он в кустах на берегу, который оказался Дерзким. К жизни странника пробудил волейбольный мяч, вдаривший по лбу. 

- М-м-мда... - Рассудил Совокис. - Хорошо все же над вымыслом слезами облиться. Даже если все - правда.

Нафигая сидела расплывчато, как будто бы она только что исполнила "Болеро" на арфе.

- А какую ты мораль вынес из всех своих злоключений, о, странник?- Думаю, в любой ситуации не надо верить кому либо, не надо бояться и не... а вот

здесь я точно не знаю.- Не просить?- Просить-то как раз надо. Ну, чтобы отстали. Оно конечно, не подействует, но

попытка зачтется. Ах, да: я сформулировал. Всегда надо создавать миф. Только м может управлять коллективом. Только...

- Погоди, странник. Ты же ранее говорил о молитве, кажется. И о том, что слова материализуются.

- Там у меня ошибочка вышла. Всегда надо быть на шаг впереди, то есть, придумывать золотой сон, сбывающийся не слишком быстро. А Кунгу-Юмо оказалась слишком близкой целью. Надо было навешать лапши про Алмазный Член или Коммунизм. Тогда бы мои соратники - ну, хотя бы какая-то их часть - были бы здесь, а не в Царстве Мертвых. Но нельзя так же быть на много шагов впереди. Не поймут и отправят на Голгофу.

- Может быть, может быть... - На самом деле Совокис размышлял: "Ах ты, хитрожопый москаль. Вот не погубил бы Димитрия, может, ему приглянулась бы моя очаровательная дочь..." Олег действительно  столь красочно описал свою "правую руку", что такого нельзя не захотеть. В смысле, как мужчину, а не как жаркое. - Чего же тебе сейчас хочется, о странник?

- Только одного, уважаемый Совокис. Домой... А пес его знает! - Эка вы натерпелись-то! - Жалостливо воскликнула Нафигая.- Это все потому, - убежденно заявил Совокис, - что в тех краях плохо развиты

художественная самодеятельность и физическая культура. Все беды от праздности.- Вот как вы точно все сказали! - Искренне подчеркнул Олег. Он понял, что путь к

спасению лежит через лизание. Ну, правда-правдой, а выживают хитрые. Закон Дарвина.Совокис понял, что гость не совсем искренен. Но все же ему было приятно. Всякий

правитель на склоне карьеры прекрасно осознает все свои ошибки - Совокис чувствовал, что подданные не в полной мере приветствуют все  благо, которое старается втереть голова - но хочется уже душевного покоя, а посему лизоблюдам работы достанет всегда.

Правитель Дерзкого берега предоставил Одисову судно, снаряженное некоторым запасом провизии - и с некоторым сожалением отправил восвояси. Прежде всего печаль Совокиса состояла в том, что потерян был приятный собеседник. На дерзком же берегу остаются лишь те, пред которыми бисер рассыпать себе дороже. Когда все разошлись с берега, на занятия по искусствам и физические тренировки, Нафигая еще долго стояла, вглядываясь в горизонт - даже после того когда точка совсем растворилась в небытии. Девушка томно произнесла:

- И чего ж вы все уплываете и уплываете-то. А так хочется сказать: "Ну, здравствуй! Наконец ты приплыл..."

Олег не совсем был уверен, правильное ли направление указал Совокис. Будучи воробьем стреляным, последний алканафт руководствовался  исключительно персональными знаниями и навыками, ориентируясь по солнцу. И вот наконец его лодка вошла в русло великой сибирской реки. Правда, для этого должны были пройти полтора месяца не лишенного лишений плаванья. Еще столько же Одисов волок плавседство вдоль левого берега бурлаком. За этот период времени он снова оброс, истощился, и теперь скорее напоминал калика перехожего, нежели видного и хитромудрого москальского воина.

Одисов совсем не был уверен в том, что Пелагея его все еще ждет. Если она вообще жива; возможно аборигены с содружестве с недобитыми хохлами разорили Аргоново, сровняв его с землей. Вообще, есть за что. Здесь Олег был частично прав: как аборигены, так и хохлы все еще копят ненависть. Таковая еще выльется в нечто такое, отчего вся Ойкумена содрогнется. Но это потом, потом...

Между тем минул уж год с той поры как в Аргоново приходил странник, уверивший атамана, что с устройством Пелагеевой судьбы ровно этот срок следует обождать. Никаких новых сведений о судьбе Одисова не поступило, а фишка с саваном для Пелегеева отца прокатывать перестала, ибо даже глупые поняли:  Бульдог еще спляшет на многих-многих похоронах. И назначена была свадьба славного богатыря Ильи с Одисовой законною супругой.

Якисов уже вовсю сдружился с Одисовым-младшим, и Пелагея частенько и сама призадумывалась: а не составить ли и вправду новую партию? Подкрадывается старость, много всего упущено. Столько лет не кон... ну, в общем, верность-верностью, а силы природы еще никто не отменял.

Как почти всегда и получается в жизни, Олег пришел на родину аккурат накануне сочетания брака (а ведь согласитесь: хорошее таким словом не назовут!). Завидя странника, аргоновцы подавали ему милостыню, но никто не узнавал пришедшего. Да и вообще... понарасплодились, будто перед вторым пришествием. После войн много таких бичей по Белу Свету шляются, поди, угадай, кто из них пророк, а кто чисто косит.

К себе пойти не решился, а в душевном волнении пошел к Агапию Хмарову. Атаман для себя уже решил: хватит засланцев! Если и этот начнет отговаривать насчет грядущего висилья, вопреки древней традиции каликов не обижать прогоню к лешему и фамилии не спрошу. 

Но атаманское сердце почему-то смягчилось. Он принял путника и стал расспрашивать о том-сем. Выяснилось, что нищий неплохо знает подробности москальско-хохляцкой войны, а некоторые эпизоды описывает будто сам принимал в них участие. Путник отрицал свою причастность к бойне, утверждая, что все слышал от случайно встреченных на просторах Сибири покалеченных конфликтом таких же несчастных. Агапий решился задать сакраментальный вопрос:

- А не слышал ли ты, болезный, о судьбе нашего аргоновского воина Олега Одисова?- Что-то такое слыхал. - Ответствовал дитя странствий, закатывая глаза. - Но ведь

столько их было - невинных и виновных жертв человеческой агрессии. Хотя...Хмаров напрягся. 

- Ходят сказания о том, что группа этих ваших людей на лодке "Алка" отправилась в странствия по Мировому океану.

- Ну, прям и по Мировому.- А то. Есть такой священник, который не в церкви служит, как все порядочные

попы, а таскается по Мировому Океану. Его, кажись, Феодор зовут,  то ли Жеребцов, то ли Меринов, а, может, Конюхов. Запамятовал. Тоже из наших, то есть, сибиряков. Если уж такого рок бросает во всякие передряги, почему бы и алканафтам не...

- Постой-постой. Ты меня уже запутал. Говори ближе к телу. Что слыхал об Одисове?

- Всякое вообще говорят. Но жив. Точно жив. Скитается только - хотя и не поп.- А доказательства? - Агапий как будто в полымя попал. По крайней мере, стало ему

не по себе - самогону нагнали, гости заряжены, свадьбу отменять западло.- В наше время, уважаемый, - (калик не говорил - вещал), - нет ничего такого, во что

можно верить наверняка. Даже не все священники ныне верят. В смысле, богу. Но бывая в разных местах, слыхал я, что Одисов Олег где-то все еще колобродит.

- Никакой конкретики! - У атамана как от души отлегло. - А тебе, болезный, надоть базар-то фильтровать. Свободен. Пока...

Неузнанного Одисова отогнали на задний двор и накормили объедками, из чего наш герой заключил: в таком образе в фаворе ему здесь не быть. Даже, супостаты эдакие, на висилье не пригласили. Нет пророка в своем отечестве. Но и в чужих отечествах пророков не водится, все пророки - космополиты. Наевшись, Олег позволил себе слабость и таки двинулся к собственному дому. Мужское сердце завсегда от хавки смягчается.

У завалинки мальчики играли в чижа. Одисов тщился узнать среди пацанов своего сына. Не получалось, все казались какими-то чужими. Из избы вышла женщина. В ней Олег признал свою Пелагею; женушка будто законсервирована как спящая красавица, ну, совершенно не переменилась. М-м-да, рассудил про себя Одисов, на такой каравай трудно рта не разинуть - уж наверняка дырочка палочку нашла. Женщина будто замерла и пристально вгляделась в Олегово лицо. Состоялась мучительная пауза. 

- Ты что-то потерял, путник? - Спросила наконец Пелагея в довольно грубой форме.- Нет. Все нормально. - Ответил Пелаеев супруг.Услышав голос, женщина вначале удивленно расширила глаза, но очень скоро

потухла:- Поди на кухню - там тебя накормят.- Спаси тебя господи, хозяйка. Сыт по горло. Уж чего-чего, а кормят в вашем селе на

убой.Да, подумал Одисов, зря говорят, что голос не изменяется никогда. Все же она не

признала. Может, то и к лучшему - богатым буду.В этот момент из-под калитки шатаясь выволокся старый обрюзгший пес. Увидев

Олега, собака неожиданно живо завихляла хвостом и ринулась к страннику. Одисов наклонился и стал гладить своего верного Каштана по холке. Тот лизал руку, тыкался носом в Олеговы ноги, даже радостно, как щенок, заскулил. Да, это был Каштан, пес Одисова. Он один с верностью идентифицировал хозяина. А то: лучший друг человека. Интересно... а кто - худший недруг? Собака, видимо, отдав эмоциям последние жизненные силы, положила морду на стопы Одисова и с блаженной улыбкою испустила дух. Мальчики, бросив свою игру, недоуменно наблюдали сцену.

Из дома вышел богатырь Илья:- Что за хрен тут наших собак умерщвляет? - Обратился Якисов к Пелагее. Гигант

как раз сильно изменился: разжирел как будто его готовили к далекому плаванью в качестве... впрочем, не будем развивать тему, Олег и так настрадался.

- Да какой-то прохожий. - Доложила весьма взволнованная женщина.- Ну и пусть себе проходит. Мы каликов не обижаем.- Я накормить хотела.

- Накормишь. Эй, ты! - Илья обратился к Олегу. - Давай - до свиданья. Завтра посля свадьбы приходи, объедков дадим.

Здесь в Одисове взыграла гордость великоросса и мужское достоинство. Да, он был ослаблен многочисленными приключениями с разными женщинами и прочими стихиями. Но духовную силу и сметку не пропьешь. Олег взревел и ногою вдарил соперника под дых.

Тот шатнулся. Но устоял. Мамон самортизировал выпад:- Охренел, хмырь? - Илья не совсем даже понял, что случилось. Большие люди –

добрые и даже великодушные. Одисов повторил прием, на сей раз - с разбегу. Богатырь осел. Глаза его стали

наливаться кровью:- Ну ни фига себе... щас я тебя буду учить.- В табло ему, в табло! - Звонко воскликнул Толик. Олег по каким-то

трудноуловимым интонациям понял: сын. Мальчики явно не симпатизировали калику перехожему.

Одисов применил партизанскую тактику: бросил в лицо противника землею и пока неповоротливый великан пытался проморгаться и встать на ноги, посохом принялся мутыжить бычару по чайнику. Одновременно на законного супруга набросилась Пелагея и с визгом "Ты чё творишь, вражина?!" женщина ухватила взбешенного странника за бороденку. И откуда силы взялись - через несколько мгновений Пелагея повалила мужа наземь и стала лбом прикладывать родного человека к придорожному камню. Остановилась только когда поняла: незнакомец нейтрализован. Пелагея огляделась, взяла оброненный посох и встала посередь ристалища яко Свобода на баррикадах Парижа. Илья Якисов, хрюкая яко боров, лежал в луже крови.

- Вот ур-роды. - Тяжело дыша произнесла победительница. Вдруг Пелагея разглядела на ноге калика нечто, вызвавшее искреннее удивление. Это был шрам, полученный когда-то ее супругом на охоте.

- Олежек? - Спросила женщина неуверенно.- Ну и дура же ты... - Едва слышно прохрипел Одисов.- Папу-у-уля! - Радостно закричал Толик - и бросился к распростертому отцу.В общем, все - фенита ля комедия, шерше ля фам, хэппи енд. И даже в сущности

незлобивый Илья (после того как его откачали и залечили) вернулся к старой жене – и та его вроде бы даже простила. Правда, не могу с уверенностью  сказать, что мои герои жили потом долго и счастливо. Но пожили еще какое-то время - это факт. И даже верного Каштана похоронили торжественно. Хотя теперь уже никто и не помнит, где собака зарыта. А то, что в ходе интересных приключений похерено было легендарное английское ружье Ахилы - это может даже и к лучшему.

Ах, да забыл сказать. Самогонку гнали не зря: возвращение Олега Одисова в родное лоно отметили всем селом, а на висилье пригласили даже оставшихся в живых, не озлобившихся и не одичавших хохлов. Остальных приглашать на всякий пожарный не стали. А ведь и правда: велика ли разница промеж кАзаками и кОзаками?

И с той поры на случайные лодки, проплывающие по реке, местные смотрят несколько настороженно. Мало ли что. А тостов никаких у меня не будет. Я победил свою змеюку! 

ЧУДНЕВИЦА 

Кто ищет, тот обрящет, Кто обрящет, тот будет изумлен,

 Кто будет изумлен, тот умалится,Кто умалится, тот прозрит,

Кто прозрит, тот станет Светом для окружающих. 

Из Кумранских свитков Поселок казался Тине диким, враждебным миром. Она шла главной улочкой

(которая больше походила на лесовозную дорогу), тянущейся вдоль железнодорожной ветки, и болезненно ощущала на себе обжигающие взгляды прохожих. В прошлом году они с Платошей путешествовали по Италии. Случайно забредши на нетуристическую улочку Неаполя, они так же почувствовали бездейственную враждебность аборигенов к чужакам. Ни слов, ни действий - одни пожирающие взгляды. Они даже страшнее, чем если б обкладывали трехэтажными матюками. Последние как-то привычнее. На Тину не обращали внимания разве дети, резвившиеся на бетонке. Все остальные чудики тупо пялились, некоторые - нагло и бесцеремонно.

Тина Лопухина (в девичестве - теперь-то она Панина) сама из подобного селения - невзрачного и депрессивного. Оно в другом регионе, в Кировской области. Хотя, люди там как-то теплее и благожелательнее. Или, что ли, роднее. Пообвыкшись в большом и шумном Ярославле (а до этого - в тесной Костроме), Тина стала как бы уже и стесняться своего глубинного происхождения. Примерно так буреют дворовые котята, которых берут в дом - быстро и безвозвратно.

Имя Тине подарила мама, которая в молодости была поклонницей Тины Тернер. А крестили Тину под именем "Татьяна". Тина чуточку гордится своим именем; оно подчеркивает, что женщина вроде как не от мира сего. Благородно, черт подери, и с намеком на таинственность происхождения. 

И все же приятно осознавать себя барыней-сударыней. Они все вокруг бедные, обделенные судьбою, оттого и злые. А она добрая и великодушная, только покамест они этого не знают. Не сказать, чтобы Тина прям первостатейная красавица. Но и не урод. Опять же, со страхудрами на улице не знакомятся, а Платоша нашел Тину именно на улице. Хотя... не зря ведь мужики любят говорить, что некрасивых женщин не бывает.

Платон и Тина познакомились в Костроме. Причем, он был абсолютно трезв, и тем более - за рулем. Просто подошел и глубоким, проникновенным своим голосом произнес: "Меня зовут Платон. Мне думается, вы - моя судьба". Прынц. Тина училась в колледже. И она с легкостию бросила учебное заведение. Тина почему-то всегда знала, что муж будет старше ее намного. Так же и отец был старше матери, его она запомнила стариком. И у папы семья была не первая. Импринтинг судьбы.

В момент встречи Платон был уже свободен. Он оставил шикарную квартиру бывшей дражайшей, а сыну с дочерью купил в Ярославле по однушке. Дети взрослые уже, ответственности отца уже как бы и нет.  С точки зрения морали все чинно и благородно - Тина ничего ни у кого не отбила и никому ничего не разбила. Люди встречаются, влюбляются, ссорятся, разводятся. Это реальность. Платоша часто говорит, что всю свою предыдущую жизнь он исткал именно ее, Тину. Почему не верить хорошему и сильному человеку?

Муж часто в отъезде. И сегодня Тина тоже одна. В конце концов, она не раб из золотой клетки - не все же в тереме сидеть. "Терем" - двухэтажный сруб, за забором из профнастила. Подняли его умельцы из Архангельска за два месяца. Платон пока что местным не очень-то доверяет, хотя и среди них наверняка мастера-плотники попадаются то ж. Конек венчает щит с вензелем "ПП и К": "Платон Панин и Компания". Так именуется мужнина фирма - производство пиломатериалов из лучшего северного «зимнего» леса.

По большому счету, существование Тины в тереме - большая тоска. Когда Платон уезжает по делам, он формально не запрещает молодой жене оставлять периметр, ограниченный двухметровым забором. Но по сию пору Тина не выходила "на мир". Решилась только сейчас.

Долго выбирала, во что одеться. Остановилась на длинном сиреневом платье с оборками. Чтобы казаться... как бы это сказать...  аутентичнее образу "типа леди". Все-таки, в педколледже училась, слова всякие знает. Тина думала: пава плывет. Хотя, со стороны (она об этом не знала, конечно) смотрелась "Платошина лахудра" дура-дурой.

А бабы все в Чудневице, как выяснилось, ходят в штанах. Мужики - так вообще многие из них "топлесс", светясь жуткими синюшными татуировками - преимущественно на религиозную тематику, да тюремными знаками отличия. Вероятно, это оттого что сейчас огородное время, трудовая пора. Променад получился ярким. Как минимум, Тина точно поняла, КТО она здесь. Если вычесть злые взгляды и плохо скрываемую враждебность - значимая фигура. Хозяйка...

    ...Чтобы дело развивалось эффективнее, Панин решил переехать поближе к

производству. Дистанционное управление пользы не приносило, да и Платон привык не передоверять бизнес всяким "управляющим" и "менеджерам". Это отягощает систему управления злом. Все они ворье, и даже честные почему-то быстро научаются строить всякие схемы откатов. Коллеги из бизнес-среды предупреждали: "Андреич, ты совершаешь глубокую ошибку, ибо для успешности дела вредно, когда работодатель приближается с своим гномикам..."

Слово "гномики" стало популярным в предпринимательской среде после того как один молодой подтянутый олигарх еврейского происхождения на очередной вечеринке, устроенной на борту легендарного крейсера "Аврора", на вопрос светской корреспондентши о том, не расточительно ли выкидывать денежные средства на слои черной икры и ананасы в шампанском, совершенно искренне ответил: "А, гномики еще накопают..." Под "гномиками" красавец-спортсмен, завсегдатай Куршавеля имел в виду шахтеров - ведь миллиардер владел шахтами, ранее принадлежавшими великому советскому народу.

Платон Андреевич Панин, 100-процентный 48-летний русак и патриот страны, с эдакой позицией согласен не был. Он немало пережил, взошел на пирамиду из самых низов, якшался с разными структурами, в том числе и криминальными, и знает: негоже делить общество на кланы, касты и сословия. Хорошим именно это не кончится, как не кончалось и ранее в истории святой многострадальной Руси.

В конце концов, Панин в хорошем смысле радеет за процветание Отечества, и за державу ему обидно. У него и сейчас в кабинете вист портрет Верещагина – на месте, где по идее надо бы повесить Путина. Ведь что такое поселок Чудневица в глобальном смысле и в частности? Продукт бездарной и подлой политики нескольких поколений властной верхушки. Результат гешефта охлократически-плутократической системы.

Когда-то в Чудневице гремел (причем, на весь эсэсэсэр) один из крупнейших в стране леспромхозов. Путь к процветанию пролегал через тернии - но ведь не бывает в жизни прямых дорог. Точнее, прямиком идут разве что в ад. Хотя... от станции Поназырево, что на главнейшей железнодорожной магистрали, на Север, к Чудневице идет именно что совершенно прямая ветка. Некий начальник в 30-е годы прошлого века

прочертил по линейке линию на карте, причем, чернилами, а не карандашом,  и давай-ка - выполняй ответственное партийное поручение! Кто против - натуральный враг народа. Это потом обозвали волюнтаризмом. При Сталине тупость начальников оценивалась как морально-деловые качества, а человеческих ресурсов у нас в те годы еще хватало.

Само собою, строил стальной путь спецконтингент, для чего в Поназыреве основали зону. Которая, к слову, здравствует и поныне. А за ценою у нас не стоят: рабы будут отсыпать насыпь той высоты, какую укажет мудрое руководство. Это тебе не "гномики", которые имеют право обидеться и даже забастовать. Другой вопрос - нахрена им все это надо и что они будут делать, когда их повыкидывают из шахт в бараки, а преисподнюю загрузят китайцев...

Первыми обитателями новообразованного поселка Чудневица стали семьи раскулаченных крестьян с Украины и с Юга России. Немногие здесь "зависли": крестьяне и в эдаких условиях разжились - причем, настолько, что ведомству ГУЛАГ (а именно оно здесь хозяйничало в ту пору) пришлось отправить разжившихся дальше, на Восток. Новые "поступления" - выселенные из захваченных (ну, или освобожденных - не знаю уж, с какой стороны взглянуть...) восточной Польши, западной Украины и Прибалтики. Среди прибывающего контингента встречались не только поляки с гуцулами, но еще литовцы, латыши, эстонцы и белорусы. В самом начале войны в Чудневицу пригнали поволжских немцев. После Победы и в последующие годы контингент пополнялся за счет отсидевших в лагерях предателей, колаборационистов и дезертиров; таких на родину не отпускали, а определяли на вечное поселение во всякие отдаленные леспромхозы типа Чудневицы. Вот эти, с позволения сказать, люди были обречены на веки вечные. Но ничего - тоже жили, и даже размножались. 

Надо сказать, Чудневица в ту пору на самом деле процветала. В результате работы эдакого "котла наций" сформировался своеобразный народ. Не сказать, что плохой или хороший, но именно что своеобычный. Я бы отнес их к категории совков - то есть, людей, не умеющих думать своими головами и во всем полагающихся на начальство - но некоторая степень горделивости в них все же есть. Правда, зовут обитателей Чудневицы не шибко благозвучно: чудиками. Здесь, видимо сыграла роль наука топонимика. Название поселку дала деревушка Чудневица, которая ныне умерла. Поселок вообще втянул в себя или высосал все окрестные веси, среди которых были и Чудилиха, и Чудская, Чудьево. Так вот, согласно преданиям здешние леса некогда были оплотом народности чудь, которую славяне издревле именовали "чудиками". Теперь и чуди нет, а "чудики" все же остались.

Короче, Панин был движим светлой идеей показать, что нынешние обитатели Чудневицы вовсе не "гномики", и тем более не рабы, а свободные граждане великой страны, способные создать в своей вотчине некое подобие рая. Он вообще поставил перед собой сверхзадачей наладить жизнь и экономику в отдельно взятом поселении, что бы доказать (хотя бы себе): можем же, ежели захотим. А, если таковое возможно на ограниченном пространстве, значит, не все так беспросветно в масштабах страны. Короче, Панин – мужик с амбициями.

Поляков, украинцев, прибалтов, немцев (чистых, да, в общем-то, и с примесью) среди чудиков теперь почти не осталось, но крутой замес вобрал в себя в числе прочих традиции чистоты и опрятности и трудолюбия. Отчасти культуру привили немцы. К хорошему человек неплохо привыкает. Впрочем, к скверному - тоже, но люди ж не роботы, они живые и вполне способны адаптироваться к изменениям среды.  

Платон прекрасно осознавал: самые умные дано свалили - некоторые даже не из Чудневицы, а из Рашки вообще. Произошел естественный отбор, в результате которого остались покорные судьбе. Но у него была надежда: в генотипе чудиков наверняка хранится не только германская страсть к порядку, но и настоящая крестьянская закваска, в основе которой - сметливость. Важно только создать условия к пробуждению лучшего.

Тот факт, что гены могли сохранить и худшие черты народов, он во внимание не принимал. В этом и заключался существенный недостаток позиции Панина.

Чудики наградили Панина "заглазной" кликухой "Платоша". Платон об этом знал и считал, что это хорошо: помогает выровнять социальную пирамиду. На самом деле, основной смысл, который заложили местные, звучит примерно так: "Ну поиграй в нас как в солдатиков, великовозрастное дитя..." По большому счету местные правы, ибо в них уже неоднократно играли.

Те структуры, у которых Панин выкупил активы Чудневицы, наигрались не просто вдосталь, а до самых жабр. И предыдущие собственники тоже повеселились, и пред-пред предыдущие... Всего на остатках леспромхоза руки погрели пять или шесть раз. И каждый новый учредитель преумножал свое состояние за счет раздербанивая всего движимого и  недвижимого, а потом перепродавал высосанный ломоть другим. Так великое становится жалким, а всему виною - алчность. Чудики не виноваты в том, что совершили ошибку, доверив свои акции жуликам. Им просто на этапе перехода т.н. социализма в т.н. капитализм никто не удосужился объяснить новые правила игры, первейшим пунктом которых значится: "Человек человеку волк, акула и троглодит". Потом-то они поняли. Но отрезвление произошло на этапе, когда горечь уже ничего не значила, ибо никто ее все равно не примет во внимание. 

Платон сознательно взвалил на себя социалку. Нуждались в ремонте школа, больничка (с отделением сестринского ухода, иначе говоря, богадельней), клуб. Одно только отопление школы требует столько дров, что поленница поднимается выше крыши. Как хозяин, Панин радел о людском. Но и с отсевом рабочих был строг: за пьянку - моментальное увольнение, за воровство - тоже. Матери нерадивых вились у конторы, несли челобитные. Иногда Панин прощал. Но редко. А мотаться по стране приходилось потому что Платон искал рынки сбыта. Для людей же старался. Хотя, некоторые из них достойны были звания скотов. 

 - ...Что видела? - устало спросил супруг.Тина поняла: доложили. Вообще она почти с первого дня интуитивно знала:

ревнивец, хотя и нефанатичный. Позже стало ясно, что он еще и скрытен. Не всегда ясно, что у супруга на уме в самом деле. Но ради того, чтобы вырваться из замкнутого круга нищеты, Тина готова была пожертвовать и ЭТИМ. Что ее ждало после окончания колледжа? Да ничего. Вернулась бы на свою Вятку - и... А то и хуже того. Многие девочки в костромском окружении пошли в разнос. То есть, принялись осваивать азы первой древнейшей.

- Людей видела, Платоша. - Тина прильнула к мужу. Она знает, что он оттаивает от ласки. Всякий раз из своих командировок Платон возвращался немного другой. Будто подпитывался злом Большого Мира.

- Люди... дело хорошее. - Муж думал о чем-то своем. Тина на этом сыграла:- Что-то случилось?- Да ничего особенного. Устал...Тина - женщина, у нее есть шестое чувство. Наверняка встречался со своими детьми.

Вероятно, у сына или дочери проблемы. Но, если мужик не хочет - чего вытягивать? Пожелает - сам скажет.

- Ну, погулять-то - не грех.- Погулять-то... смотря, в каком смысле. Надо тебе Тинюша, - "Платон Тину

"Тинюшей" зовет - прям будто она его дочь...), - дело какое-нибудь подобрать. От безделия вся тоска, тут я промаху дал. Надо покумекать, прикинуть...

Промаху многие дают. И, что характерно, берет этот промах у всех. ...В следующий отъезд мужа Тина дошла до самого центра поселка. Она  не стала

разодеваться как шлюшка, натянула обычные джинсы. Поумнела. На сей раз она с

удовольствием отметила: агрессии  во взглядах встречных стало чуточку меньше. Ну, идет и идет себе Платошкина фикса... мало народу ходит. Зашла в магазинчик, купила сигареты "Парламент". Иногда Тина курит - но только изредка. Если здесь продается "Парламент", значит, его кто-то покупает. Получается, не совсем конченое место. Продавщица обслуживала нарочито равнодушно. Хотя, когда выходила, Тина чувствовала как девка (ее ровесница, кстати, не такая и страшная) прожигает взглядом ее спину. 

Площадь (ежели закиданный бетонными плитами пятачок можно назвать таковым) украшает пристанционная постройка, выкрашенная в едко-зеленый цвет. На коньке красуется золотящийся крест. От строения веяло смесью ладана и пота - так пахнут намоленные храмы. Живя в Костроме, Тина хорошо запомнила запах русского православия. Внутри нестройно, старческими голосами пели. Наверняка идет служба. 

Долго сомневалась: стоит ли входить в церковь в штанах. Да и платка у Тины тоже нет. Не решилась, даже курить не стала, хотя и хотелось. Но постояла, понаблюдала происходящее. Как раз люди стали выходить из этой странной церкви, вовсе не похожей на храм. Все держали малюсенькие просфорки. На свет Божий вышел и батюшка. Тину поразило, насколько он молод, как у него сверкают глаза, и сколь он... красив. Одетый в черное, с клобуком на голове, с русой бородкой клином, поп навеял почему-то сравнение с Алешей из "Братьев Карамазовых". Священник вел беседу с двумя бабушками. Однажды он боросил взгляд на Тину, отчего та к своему стыду зарделась. 

На улице шестилетний мальчик, кивая на священника, спросил у мамы:- Мам, а это Христос?- Нет, сынуль, это батюшка. Он за наше здоровье молится.Выдержав паузу (видимо, производя мыслительные действия) малыш вопросил:- А он тоже всех спасает?Чем заслужил легкий подзатыльник от матери. Вместо ответа.Рядом с Тиной оказался долговязый юноша в золотистом церковном убранстве с

золотистыми кудрявыми волосами. Тина решилась спросить:- Как звать этого вашего батюшку?Тину воспитывала бабушка, женщина набожная, но мягкая. Верить Тина так и не

научилась, но вот уважение к религии у нее в крови. В том поселке, где она выросла, церкви не было. Но бабушка возила Тину в районный центр. Там же ее и окрестили, дав духовное имя "Таня". Учась в Костроме, девушка нередко заглядывала в храмы, любила гулять в Ипатьевской слободе. Думала даже исповедоваться, причащаться, а возможно, напроситься к какому-нибудь батюшке в духовные чада. Но не срослось. Что-то в последней момент отталкивало.

- Отец Артемий. - С оттенком сарказма ответил кучерявый.- Хороший?- Кто?- Поп.- Попы... кхе! - Усмехнулся смазливый юноша. - А разве плохие - бывают?- А разве попы - не люди?- Причем здесь люди?- При том, что среди людей тоже встречаются мрази.- Не-е-е... отец Артемий - хороший.- Чтобы узнать, хорош ли он, надо якшаться и с плохими.Юноша завис. И все же промычал:- У-у-у-у... наш - хороший. Добрый. - Тишка! - Окликнула алтарника одна из старух, явно из той когорты, которые ведут

себя в храмах как "религиозная полиция нравов". - Чего там шуры-муры разводишь, сюда иди.

Прозвучало неприятно. Будто собачонку подзывают...

- Щ-а-ас... разбежался. - Еле слышно произнес блондин. Зевнул, изобразил позу независимости. Но все же пошел.

 Отец Артемий - основной оппонент Панина. Черный священник появился в

Чудневице значительно раньше предпринимателя-энтузиаста. Артемий пережил самый мрачный период в истории поселка, чему несказанно рад: молодому батюшке довелось поддерживать духовно некоторую часть чудиков, кое-кого наверняка спасши от петли. Эпидемию суицидов (от безысходности, конечно) ценою неимоверных усилий удалось погасить. Ну, так казалось Артемию, что "погасить" - на самом деле все склонные к самоубийствам ушли из жизни по своей воле, но новые находящие выход в петле еще не подросли, а то и не родились. Просто, произошел естественный отбор, который согласно учению Дарвина – процесс перманентный. Ну, да Церковь, кажется, не слишком дружит с дарвинизмом.

Под храм переоборудовали вокзал. Звучит громко конечно - как "вокзал", так и "храм" - на самом деле речь идет о деревянной постройке типа "зал ожидания", возведенной еще при Сталине. Там отогревались этапы, привезенные в скотовозках. Поскольку нижние венцы сложены из лиственницы, постройка простоит и еще сотню лет. Если не спалят. "Кукушка", которая раз в сутки приходит с Поназырево, в каких-то там "залах" не нуждается, вот железнодорожники любезно и отдали лучшее здание поселка под святые нужды. Владыка, приезжавший освящать молитвенный дом, после долгой службы, за трапезой, задумчиво произнес: "Это ж как пострадала земля русская! Трем поколениям не расхлебать..." Но уехал довольный, разогретый кагором. Вместо благословения душевно расцеловал молодого батюшку, пожелав терпения.

Такое, чтобы клирик посетил эдакую глушь, лесной тупик, случилось впервые. В Чудневице с момента основания бывали разные люди, говорят, даже великая Клавдия Шульженко приезжала и давала концерт, но из религий здесь со дня основания культивировались разве что атеизм и вера в светлое будущее человечества. Нельзя сказать, что чудики - неверующие люди. Просто народ здешний - в особенности, конечно, бабушки - привык как-то обходиться без попов. Есть те, кто обряжает покойника в последний путь, кто по умершему "читает", или больного «отчитывает». Все это народное православие перемешено с колдовством, ибо молитвою и заговорами лечат недуг, снимают "проклятия". Но так, кажется, и во всей нашей России: верим и Богу, и черту, и царю, и начальнику. Лишь бы только не трогали.

Изначально Артемия приняли настороженно. Но здесь ко всем чужакам относятся так. И правильно делают: пришлые в Чудневицу ничего хорошего не привнесли, зато уж вынесли немало добра.

Зарабатывать доверие и авторитет пришлось праведностью и самоотверженностью. Келейка, в которой живет Артемий - крохотная сараюшка при "вокзале". Несколько зим народ наблюдал за батюшкой, искренне удивляясь: а что это он еще не сбежал? Все предыдущие священники к удовольствию населения сбегали в первую же зиму.  Дьяконов – так и под страхом расстрела сюда не затащишь. Удовольствие объяснялось просто: "Ага, мы особая раса, привычная к суровости и лишениям, а ты, поп толоконный лоб - слабак и рохля!" Испытание лишениями Артемий, к слову, чистый городской уроженец, выдержал с честью. Еще дюжина лет - и вообще станет своим. Тем более что неуклонно взрастает у батюшки число духовных чад. Народ уже и побаивается: доброго батюшку епархия переведет в более престижное место, а завезут сюда очередного рохлю. Жаль только, что Артемий - монах. А то б ему хорошую девку в матушки подобрали бы!

Батюшка уже стал частично общественным лицом, его даже избрали в поселковый свет. Позиция отца Артемия: предыдущие инвесторы ТОЖЕ обещали златые горы. И чудневицкий народ в шестой (или седьмой) раз наступает на одни и те же грабли, так и не научимшись соображать своими соображалками. Об этом он часто напоминает пастве на проповедях.

Мне думается, в отношении отца Артемия к Панину ведущую роль играла ревность: "Ах ты, олигарх хренов, решил стать ближе к народу? Это я, русский православный священник близок к людям и живу их жизнью, а ты, капиталист разэдакий, только имитируешь близость, только разве раздражая людей и маня в зияющие мраком высоты..." Конечно, батюшка открытым текстом никогда бы такого не сказал и даже не подумал бы. Но суть отношения, думается, я передал верно. Действительно: для чего Панин отстроил хоромы и окружил их высоченным забором? Это что: выражение доверия к тому самому народу, который он де уважает?

И еще один момент. Он деликатный. Артемий тет-а-тет общался а Платоном на предмет строительства настоящего храма. То есть, предложил олигарху местного масштаба стать меценатом. Панин отказал. Не категорично: заявил, что в начале надо наладить производство и быт, создать в поселке благоприятную для жизни среду - и только потом думать о вечном. На аргумент Артемия о том, что о вечном надо думать всегда, в чем и заключается смысл Веры, Платон отрезал: "Сто лет назад Русь была усеяна храмами, и народ русский обзывали богоносцем. Закончилось все большевистской катастрофой. Где логика?" Артемий не стал оспаривать сложное утверждение, хотя ему было, чем. Он мог бы рассказать о том, почему бес попутывает. Но вступил в исторический спор, зная: убежденного человека сшибают не аргументы, а жареный петух, который клюет в одно место. Всему свое время, дорастет олигарх до понимания вечности. Может быть. А расстались два сильных человека еще большими недругами.

 Характерно, что Платон Панин тоже из низов. Вырос он в поселке

Социалистическом, при торфоразработках. Торф добывать перестали - а поселок остался. Этот факт и способствовал бизнес-удаче. Принято не спрашивать, где человек взял свой первый миллион. Если б спросили - Платон рассказал бы, причем в красках. Но ведь не спрашивали. Умом и сметкой, между прочим, заработал. Правда, мало кому Панин пожелал бы такой судьбы. В картишки и в бизнесе нет братишки, приходилось порою проламывать стены лбом. Но ведь не мы выбираем времена и страны, в которых явим себя на свет. Хотя, обстоятельства зачастую порождаем сами.

Людей при деньгах всегда осаждают просители. Артемий - не первый поп, который пришел за панинскими деньгами. В Ярославле и Костроме Платон насмотрелся на батюшек, рассекающих на мерседесах и бээмвэ, а грузящих «вечностью». Хотя эта «вечность», как говаривал Достоевский, может быть – комната с тараканами. Даже у Панина нет бээмвэ, он ездит на тайоте рав четыре (так практичнее). Может быть, Платону просто не повезло, что он не встречал порядочных священников. Хотя, в этой среде он крутился мало, опыта немного. Зато Панин хорошо знает бизнес-среду. Мир своеобразный, чистый серпентарий, но все же со своими понятиями. А все эти законы Божии... чего скрывать: Панин до сих пор уверен, что религия - опиум. Так сказать, успокоение для тех, кто своего "стержня" не имеет. Вот они и ищут опору в виде пастыря. Заблудшие овечки.

 Вечером отец Артемий учинил Тишке небольшой, но форменный допрос. Практика

духовного окормления приучила священника не упускать деталей, а так же следить за тем, чтобы чада не подчинялись искушениям, коих обычно немало вьется вокруг всякой земной твари. В лице странной женщины Артемий увидел скрытую угрозу. Чему - он и сам не осознавал, но всем своим существом чувствовал неясную опасность.

Тишка буквально дышал восхищением от мимолетной беседы, явно в парне играли гормоны. Хорошим все это наверняка не кончится. А вот плохим - может быть. Артемий и сам еще недавно был молод, прекрасно знает силу прелести. А что касается темных сил... только монаху известно, каково противостоять лукавому. Артемий общается с Тишкой как отец. По большому счету, он уже и стал для парня отцом, хотя, по возрасту больше

годится в старшие братья. Он знал изначально: душу мальчика надо спасать. Если не он, батюшка, пошел бы юноша в разнос - и стал бы уже завсегдатаем Поназыревской зоны. 

С одной стороны, Тишка Переверзев - человек-недоразумение. В интернате его звали "непришейкойкчемурукав". Ну, погоняло грубее звучит, но здесь же литературное произведение, приходится прибегать к эвфемизмам. С другой стороны, Тишка - внешне смазливый юноша со светлыми кудрями, ниспадающими на плечи. Херувим-переросток. Ангел, в любую минуту готовый пасть. А там ведь соломка не постелена, больно будет.

Неясно до конца, при каких обстоятельствах Тишка прибился к отцу Артемию. Алтарник из Тишки не очень, раздолбай, одним словом, с ветром в голове. Артемий, когда служит, то и дело поправляет недотепу, ибо тот всегда хватается не за то. Да и старушки-певчие шикают, с чем батюшка борется, хотя и безуспешно. Нельзя "строить" людей в доме Божием, это ведь может отвратить того, кто пришел в храм впервые дабы нащупать опору.

Одного мгновенного взгляда хватило Артемию, чтоб образ женщины запечатлелся в сознании надолго. Батюшка знал: теперь она будет приходить часто, в особенности - по ночам. Для борьбы с ним существуют только два оружия: молитва и пост. А, может, оно и к лучшему, размышлял Артемий: расслабился, посчитал жизнь медом. Дополнительный стимул с удвоенной силою продолжить выбранную стезю земной жизни: спасение.

Вдруг вспомнилось мирское имя, которое Артемий носил до пострига: Андрей. Да, оно записано в паспорте, но монах годами приучал себя к той мысли, что Андреем звали совсем другого человека. Похоже, самогипноз  должного результата не принес.  

 Люди не склонны верить буквально историям о Пигмалионе и Галатее - то есть, о

Золушках, ставших при посредстве волшебства или протекции полусвятого чудака принцессами. Я это к тому говорю, что все знают, откуда ноги растут у девушек олигархов и прочих сильных-бессильных мира сего. Отношение населения к Тине при любом раскладе будет окрашено представлениями о законах джунглей, царящих в элитарно-гламурном серпентарии . Если жена молода а муж не слишком, значит, шлюшка разбила семью, а ее жертва (в лице спонсора) проявила малодушие поддавшись искушению и питаемый надеждою омолодиться в слиянии с младшим поколением. Да, жизнь гораздо сложнее, обстоятельства случаются разные, но общественное сознание данную истину во внимание не принимает, а приветствует наиболее вероятный расклад. 

Платон придумал для жены "хотя бы какое-нибудь" дело. Тина теперь - заместитель генерального по социальным вопросам и связям с общественностью. Должность  выдумана, раньше фирма "ПП и К" как-то обходилась без лица, ответственного за социалку. Суть-то проста: отстегивай себе денежки на всякие непрофильные мероприятия - и все тут. Все равно финансовые документы подписывают гендиректор и главбух, а зампосоц только разве собирает пожелания к доброму волшебнику, который из голубого вертолета показывает бесплатное кино. Так и хочется приставить к слову «волшебник»: Гудвину. Нет, Панин явно не жулик. Хотя, возможно, в какой-то степени авантюрист. Россия – вообще страна, движимая такими вот мечтателями и благонамерами.

К "социальной сфере" относятся все объекты, важные для населения. К таковым Панин причислил и церковь: ей он обещал выделить дрова на отопительный сезон, а так же содействие в транспортном обеспечении при проведении религиозных мероприятий. А что касается школы, больнички и клуба... де юре за них ответственны районные власти. Однако, ежели "ответственность" официальных лиц продолжится в том же ключе, без ремонта и обеспечения вся социалка рано или поздно превратится в допотопный цыганский табор.

Работа Тины заключается в том, что она записывает в отдельную тетрадку, что, кому и главное - сколько нужно, а потом передает все своему начальству - в лице Платона, конечно. В плане глобальной политики это полезно: население знает, что "Платоша"

радеет о народе и даже озаботил свою фиксу. Тина вошла во вкус: активно ходит по объектам и пытается премило общаться с людьми. У Платона даже идея: ввести супругу в поселковый совет. Пущай побудет местным парламентарием, прочувствует, как соотносятся бюджет поселения и бухгалтерия "ПП и К". Больше будет уважать мужнин бизнес. Но надо пройти процедуру выборов, а для этого неплохо бы приобрести симпатии электората. Как вы поняли, у Панина далеко идущие планы. Он вообще хочет стать спасителем Чудневицы. Благодетелем-то он уже стал (хотя, некоторые придерживаются иного мнения).

Во всем районе Панинское предприятие - крупнейшее. Так что олигарх он без кавычек. Может быть, в масштабах Москвы, Питера или даже Ярославля Панин мелкая шушара, но здесь он - практически бог. С одной оговоркой: боги не спускаются к людям, соблюдают дистанцию. Так сохраняется почтительность. Данное утверждение касается феодальных обществ типа российского. Это там, в европах пусть всякие основатели ездят со всеми в метро или на самых дешевых драндулетах. У нас такое не пройдет, ибо схема "я начальник - ты дурак" диалектична; равнозначно можно сказать: "я дурак - ты начальник". Может быть даже, последнее утверждение важнее, ибо никто не желает взваливать на себя ответственность. Путь на себя ее берут голые короли.

Тина прекрасно понимает: Платон хочет от нее ребенка. Но почему-то покамест не получается. Хотя, Тина и старается. А вот хочет ли она сама, Тина не знает. Все так сложно... не очень-то ей грело тащиться в эдакую задницу. Как говорится, из князи в грязи. Питает ее тайная надежда: муж наиграется в свою игру "за державу обидно", и свалят они из Рашки куда-нибудь в Лондон. Или в Мадрид. А может, в Амстердам. В Амстердам Тине хочется больше всего. Там прикольно: каналы, красные фонари, разрешенная трава и все такое. Важно только перетерпеть, пересилить временное наваждение.

Тина, имея невеликий стаж брака, уже постигла истину: нужно оставлять партнеру долю личного пространства, не надо пытаться заполонить все вокруг любимого. А тут обстоятельства сложились: у Тины теперь своя работа, муж-начальник в командировках. А, значит, у женщины остается много степеней свободы. Неплохо бы использовать ситуацию на пользу всем.

...Какая-то сила удерживала Тину, чтобы не идти в храм. Нужна-то была сущая малость: явиться в "вокзал" и спросить у батюшки: что нужно? Уже везде побывала "Платошиха" (можно было предугадать, что спутницу "Платоши" старухи по сельской традиции обзовут "Платошихой"), и даже в определенной степени подружилась с руководителями учреждений. А в церковь все не шлось и не шлось.

Тина была в курсе того, что Платон дал Артемию от ворот в поворот в плане строительства новой церкви. Муж и сам не рад был, что занял столь принципиальную позицию. Он готов был помогать православной общине в плане обеспечения жизнедеятельности - ну, хотя бы ради того, чтобы в поселке не расплодились сектанты. Но строить храмину при таком нижайшем уровне жизни по убеждению Платона безнравственно. Сначала надо накормить людей и обеспечить их уверенностью в светлое будущее. И только потом уже думать о всяком таком. Так же и в государственном масштабе: страна загибалась, а приглашенные и щедро проплаченные властью турки воздвигали храм Христа Спасителя. Теперь с эдакой храминой связаны исключительно скандалы: взросли посеянные семена... Никакая прокуратура теперь на раскопает, сколько попилили и тупо поворовали на храме, в котором так уютно теперь начальству стоять со свечками, как (по выражению покойного генерала Лебедя) со стаканами.

Основная проблема (не государственного, а чудневицкого масштаба) заключается в том, что и Платон, и Артемий - сильные личности. Как говорится, "Боливар не выносит двоих". Когда встречаются два противоположных заряда, может случиться форс-можор. Именно поэтому Платону и нужна была Тинина помощь. Ну, скажем так, она должна сыграть роль амортизатора. 

 Оттягивать до бесконечности нельзя. Тина оделась по возможности аутентичнее, в

православном стиле. Платон, кстати, в отъезде не был. Впервые Тина шагнула в недра Чудневицкого Божьего дома. Перекрестившись, стала вглядываться в полумрак. Электричество не горело, свет лился через окошки и от свечей. Артемий, скорее всего, находился в алтаре. Кроме нестройного старушьего хора, в помещении находились человек пятнадцать, сплошь тоже пожилые женщины. Впервые за время пребывания в Чудневице Тина ощутила, что на нее никто не обращает внимания, она такая же, как и все. Ее даже охватила легкая досада - привыкла быть звездой... поселкового масштаба. Стоять пришлось долго, аж ноги затекли, а двинуться Тина почему-то боялась. Из алтаря вышел кучерявый блондинистый мальчик - и почти сразу, даже бесстыдно упулился на молодую женщину. Тина почувствовала как к ее лицу прилила кровь. Вскоре показался и Артемий, шикнул на алтарника, тот вышел из оцепенения, исчез.

Как раз священник не обратил на Платошиху ровно никакого внимания. Тина с удовольствием наблюдала за тем, как Артемий самозабвенно служит. Хотя бабушка девочкой водила Тину в храм, смысл службы она так и не поняла. Зато научилась выстаивать и ждать. В церкви вообще происходит немного интересного, но, если есть занятный объект для наблюдения, время проходит быстро; о затекших ногах и впрямь забылось.

Артемий, взойдя на амвон, держа перед собою блескучий крест, принялся читать проповедь. Тина не различала ни слова, она восхищенно наблюдала вдохновенное лицо. Завораживали тембр  голоса, интонации. Акустика в вокзале  никакая, в углу трудно что-либо расслышать, а Тине это и не надо было. Когда священник стал громко, нараспев произносить молитву, старухи выстроились в очередь. Тина пристроилась в конце. Женщины целовали крест и руку. Тина знала, что крест она поцелует, а вот - поповскую длань... Да у любого попа поцеловала бы! Но вот - Артемьеву... У нее что-что сжалось в груди, ноги повиновались едва-едва. В то время как рассасывалась очередь, сердечко колотилось все гулче.

Все разрешил сам Артемий. Дав поцеловать крест, он тут же произнес:- Рад вас здесь видеть, надеюсь, не в последний раз! Был бы вдвойне рад, если бы вы

не отказались попить с нами чаю......Сараюшка, в которой обитает отец Артемий, изнутри оказалась очень даже

уютным помещением. Здесь были стол, уставленный сладостями, самовар, старинные этажерки с книгами, аквариум с рыбками гуппи, лимонное дерево. Мещанский быт столетней давности. Их в комнате трое: Тина, Артемий и Тишка. Была еще старуха, видимо, добровольная служанка из местных религиозных активисток, но она удалилась. Если алтарник время от времени пялится на женщину, монах не смеет поднимать глаз. Эдакий, ч-чорт, праведник, мелькнула в голове у Тины противная мысль. Перед трапезой Артемий читал молитву. В углу - большой компьютерный монитор, что возвращало из прошлого века в реальность. Тина ожидала увидеть стены, увешенные иконами, но на самом деле икона была одна - репродукция Рафаэлевой Мадонны. Тина не увидела постели. Значит, не келья, подумала она, а всего лишь "предкелие". 

- Когда-то очень давно я был программистом, - Тихим и одновременно  жестким голосом рассказывал Артемий, - и очень даже неплохо зарабатывал. Но однажды подумалось: два года я пишу программу, она с год живет - а потом устаревает и ее стирают. И зачем все это? Наверное, у каждого человека случается в жизни момент, когда ты задумываешься о вещах, которые выше тебя...

Такое было ощущение, что батюшка вроде бы как оправдывается. Хотя, он явно из тех людей, с кем легко. Конечно же, Тина гадала: были ли у него женщины? Артемию на вид лет тридцать, может быть, тридцать пять. В отличие от множества попов, что видела Тина, у этого нет пуза. Зато наличествуют харизма и даже обаяние. Здесь, в Чудневице Тина почти сплошь встречается с людьми, у которых дурно пахнет изо рта - чудики явно

не стремятся правильно санировать зубы. От Артемия не пахнет ничем. Ну, разве только чуточку - ладаном. И почему такого  человека занесло в эдакую глушь? Может быть, здесь кроется какая-то тайна, связанная с личной драмой... Как минимум, очень хотелось, чтобы все обстояло именно так.

- Зачем же тогда... - Томно произнесла женщина.- Трудно сказать... - Ответил священник, все, кажется, поняв. - Подозреваю, в моем

случае сыграли роль те же мотивы, что и у вашего мужа. Но есть разница. Дело в том, что нам, людям Церкви, гораздо-гораздо легче. У меня появились сомнения, недоуменные вопросы - я иду к духовнику. Он обязательно наставит. Так, Тихон?

- Угу... - Промычал "херувим". Причем, таким тоном, что вовсе дело обстоит не так.- Плохо, когда человеку не к кому идти со своею душевною болью. Это же ад на

земле, если тебя никто не выслушает и не подскажет... - В каком-то смысле имел место вызов: "Твой-то Платоша один-одинешенек, в трудную минуту у него не у кого спросить совета; у тебя-то не спросит - потому как ты ему как дочь..." Тина не брала слова священника близко к сердцу. В ее голове крутились иные мысли.  

"Какие же у них отношения с этим блондинчиком?" - Размышляла Тина. Получается, живут поп и попенок вместе... сейчас в газетах всякое пишут, по телевизору показывают даже более того. В общем, пусть без огня - но дымок. Тина сама себя ругала: ну, зачем ты сразу о плохом думаешь? Как было бы хорошо, чтобы все на самом деле было не так, никаких таких ужасов нетрадиционных отношений нет в помине!

- Но я слышала, семья - Малая Церковь. Так бабушка моя еще говорила...- Спаси Господи. Все так. Простите. Хорошо, что у вас семья. Очень, очень хорошо...- Муж и жена - одна сатана! - Хамовито воскликнул Тишка. Чем вызвал явное

возмущение священника.- Брат Тихон, ты сначала повзрослей, найди себе спутницу по нраву, а потом

рассуждай. – И обращаясь к гостье: - Глупая поговорка. Тихон - сирота. Он мне как сын. - Вновь принялся оправдываться Артемий пред Тиной. - Отслужит в армии, придет - тогда парню самому решать, обзаводиться семьей или что-то другое.

- А вы... - Рискнула вопросить Тина. - были женаты?- В жизни мне довелось испытать все.- И дети у вас есть?Конечно, напрямую спрашивать - верх наглости. Но любопытство буквально

овладело всем Тининым существом.Оглянувшись на своего келейника, Тихон обронил:- Нас, черных священников, не благословляют рассказывать о прошлом...- Но вы ведь не скрыли того, что были айтишником... - Тина даже внутренне

возликовала, что поймала попа на противоречии. Но вовремя осеклась: - Вы уж не серчайте, лишку дала...

- Ничего, - примиряюще ответил Артемий, - Меня вообще часто спрашивают...- Да у нас все по простому! - Встрял Тишка. - Тут всякое думают.- А судить, Татьяна - полагаю, вас все же крестили под именем Татьяна - надо не по

злословию и даже не славословию, а по делам.- Тогда скажите... батюшка. Разве мой муж плохое дело делает? Я в глобальном

смысле.- Благодарю вас за искренность. А вопрос очень непростой. Черное, белое... А жизнь

между тем состоит из полутонов. Можно, Татьяна... то есть, Тина мы как-нибудь в другой раз об этом рассудим?..  

Поговорили о делах. Артемий не отверг помощь, сказал, сколько нужно дров, пиломатериалов, краски для текущего ремонта. Еще раз напомнил: Тину здесь всегда примут как дорогую гостью. Про Платона то же самое сказано не было.

 

Вечером Тина к своему неудовольствию впервые заострила внимание на Платоновом животе. Мамон у мужа что надо, как будто он совсем неслегка беременный. Злилась она на себя: в конце концов, какая разница, что за комплекция у суженного? Это же не котенок на базаре, чтоб выбирать... 

Платон наоборот был особенно весел, шутил, рассказывал соленые с перчиком анекдоты. Несколько дней сидения на месте пошли мужу явно на пользу. Оказывается, все зло мира супруг привозит оттуда, из цивилизации. Не обошлось и без эротических игр. Уже в постели Платон спросил:

- Ну, и как тебе этот... святоша.- Ты все сказал одним словом, Платоша, - не задумываясь, ответила Тина, - Он

реально святой.- Забавно, забавно...- Да не очень.- Почему?-  Не любит он нас, зая. - Иногда Тина зовет супруга как будто он малыш - то "заей",

то "котиком".- С другой стороны, девочка моя, за что ему нас любить.- Вот ты ответь: почему все попы хотят, чтобы мы обязательно стали религиозными

болванчиками?- Миссия у них такая. Отмиссионерить - и... а, впрочем, всем нужны наши деньги. За

деньги они тебе любую партию споют. Некоторые еще и спляшут. Вприсядку...Тина не дура. Она прекрасно понимает, что, являясь законной женой, при любом

раскладе вправе претендовать на часть панинского состояния. Муж не доверяет ей финансовой отчетности, но на самом деле капиталец у него есть. Источники финансирования Тине до конца  не ясны, но явно у мужа имеются и еще кой-какие доходы. И вообще... неизвестно, для чего Платон так часто мотается в командировки. По большому счету, Тина уже выиграла в жизненную лотерею, себя обеспечила. Остается только подарить супругу наследника - и не останется никакой напряженности (которая все же есть).

Пока еще между супругами не было серьезного разговора на эту тему, но, вероятно, рано или поздно придется проверяться на вопрос репродуктивного здоровья. Тина готова. Готов ли Платон?

Вот родит Тина... тогда, может, муж поймет, что сыну (или там дочери) лучше расти в Амстердаме. Или в крайнем случае - в Копенгагене (Тина как северянка не любит жарких стран). А, значит, вопрос о тестировании уже назрел, кому-то из двоих, а, может, обоим, придется лечиться.

- Деньги, деньги... Не все ведь ими измеряется, Платош...- Декабристочка ты моя... гуттаперчивая.- Почему это гуттаперчивая?..Муж уже сопел. А вот Тина никак не могла заснуть. Едва задремывала - всплывало

кроткое красивое лицо Артемия, произносящего: "В жизни мне довелось испытать все..." Кстати. Некоторая часть населения Чудневицы расшифровывает "ПП и К" как

"полный пипец и кирдык". Само собою, речь идет о бичах, маргинальной части общества. Надо признать: поселок в трудные времена (которые, конечно же, излишне растянулись по настоящее) поселок оставили не только потомки ссыльных поляков, немцев и прочих репрессированных народов. Свалили почти все умные. Нельзя людей строить под одну гребенку, но, ежели вкратце обрисовать собирательный генотип чудиков, получится некое существо, которому все пофиг, будущего он не ждет и ни к чему не стремится. Идеальный, кстати, электорат для охлократической власти. Это я в общероссийском масштабе говорю. Именно поэтому Чудневица всегда голосует скопом за партию власти;

стадо - оно и есть стадо. Впрочем, ранее об этом я уже говорил, отмечая системную ошибку Панина.

Платон никак не мог найти хотя бы горстку людей, на которых ему можно было бы опереться, а без команды не побеждают. Фактически, единственным соратником Панина оставалась жена, а все менеджеры и бригадиры отрабатывали свой номер, стремясь по возможности умыкнуть какую-то часть леса и погреть свои шаловливые ручки.

Логика чудиков примитивна: гуляй, рванина, пока дают, Платоша дал добро! Увольнения следовали одно за другим, и многие через суд восстанавливались. Платон и видеозаписи воровства предъявлял в суде (на участках установлены несколько камер видеонаблюдения), но судья их во внимание не брал, ибо Закон всегда на (почти) на стороне уволенного, вне зависимости от того, мерзавец он или придурок. Понятно, что сутяжники у Панина все равно не задерживаются, но кровушку они таки пьют.

По счастью, удавалось внедриться в рынок. Панин наладил в Чудневице производство дверей и оконных рам из натуральной древесины, благо "натурпрадукт" стал на рынке цениться. Из данного факта последовало увеличение заработных плат, а это, пожалуй - единственный стимул к повышению "индекса общего оптимизма".

Чтобы закрепить успех, Панин придумал провести праздник поселка. В Чудневице не было своих праздников (общегосударственные и церковные - не в счет). День выбран - Тихвинская Божья Матерь, ибо вокзал был освящен во имя этой чудотворной иконы. Само собою, финансовая нагрузка легла на Платоновы плечи. Он постарался организовать все красочно, радостно, даже выписал из Костромы артистов, не постояв за ценою. Немало сил к организации приложила и Тина, и она от конкретного дела воспарила. Тина вообще любит праздники.

Вот только, и здесь вышла коллизия, причем, роковая. Главная площадь - вокзальная, а здесь ведь храм. И Платон не согласовал мероприятие с Артемием. То ли не догадался, то ли специально хотел досадить попу. А Тина не подумала о вероятном конфликте, промашку дала. Параллельно был ведь и престольный праздник. После литургии должен был состояться крестный ход со списком святой иконы. Число верующих значительно уступает количеству любящих гульнуть. Но права меньшинства неплохо бы уважать.  

И вот представьте себе: шум, гуляния, шашлыки, мат... и в этот карнавал втыкаются старухи с хоругвями и иконой, вышедшие из церкви. Неприятно, короче, а, ежели называть вещи своими именами, натуральный скандал. Толпа, конечно, раздвинулись, многие перекрестились и никто не стал возбухать. Вот только музыку - обычные попсовые там-тамы - вырубить не догадались. Разошлись в общем-то с миром, но кошачьим скрежетом в душе.

Рано или поздно авторитетные лидеры должны были схлестнуться на очном поединке - как истинные альфа-самцы или глухари на токовище. В качестве поля битвы подошла поселковая администрация, где ближе к вечеру состоялся праздничный банкет для избранных (естественно, спонсируемый Паниным). Глава поселковой администрации со знаковой фамилией Вертухаев - человек никакой, а назначили его потому что мужик он бесконфликтный и умеющий забалтывать проблемы. В будущем Платон планирует выдвинуть в главы своего человека (а, может быть, даже и себя), пока же довольствуется этим  в сущности безобидным звездоболом.

Первый укол нанес Артемий. Прочтя молитву, предваряющую пиршество, монах произнес:

- И пусть в Чудневице нашей не взыграет бесовщина!- Это что вы имеете в виду, батюшка? - Вкрадчиво, но с видимым  сарказмом

вопросил Платон. - Мы должны оставаться во мраке средневековья, сидеть и бояться молота ведьм?

- Бояться все же следует.- Бога? Или вашей немилости? - Вы сами все знаете.

- Знаю. Кто вам сказал, батюшка, что Бог именно и только с вами? По вашим понятиям Бог живет на вокзале. А по моему соображению - он везде и во всем. И в вас - тоже.

В Чудневице жить скучно. Из событий - только криминал, да и тот - пьяная бытовуха да воровство. А здесь - дискуссия титанов мысли, столкновение двух миров - двух систем. Публика напряглась, предвкушая отвратительную, но запоминающую развязку. Занятно было всем. А вот Тине - стыдно. Причем, за обоих. В атаку пошел священник:  

- Вы как Абрамович на Чукотке: решили, что сможете облагодетельствовать край. Чукчи на Абрамовича тоже молились, думали, тот пришел навсегда. Абрамовича на Чукотке уже нет. А чукчи остались. Брошенные на произвол судьбы.

- Край такой же ваш, как и мой.- Эта земля принадлежит людям. Несколько поколений осваивали территорию,

строили инфраструктуру. А вы пришли - и купили все на корню неизвестно за какие деньги. Лесные угодья в аренду взяли на сорок девять лет...

- Да вы, батенька - коммунист.- Я христианин.- А мне не важно, какой на человеке ярлык висит. Я уважаю суть. А по сути, ежели

вам дать волю - вы отберете и поделите. И всех преуспевающих - на лесоповал.- А позвольте вас спросить, Платон Андреевич.- Спрашивайте, Андрей Станиславович... пардон - отец Артемий. - (Панин проявил

осведомленность, назвав мирские имя и отчество попа).- Лес вы рубите с размахом. А как насчет лесовосстановительных мероприятий?

Сколько саженцев вы посадили в текущем году? Или вы думаете, лес - самовоспроизводящийся ресурс?

- Посадки будут - не сомневайтесь.- Сомневаюсь, Платон Андреевич. Вы просто, видимо, не являетесь крупным

специалистом лесной отрасли, и не в курсе, что на делянках в первую очередь вырастает малоценная береза. А хвою надо высаживать, пестовать. И вы этого не делаете потому что у вас психология временщика.

- Зато я наладил производство. Вот, пойдет прибыль - тогда и за посадки возьмемся. Вы быстро как-то забыли, в каком виде мне досталось предприятие. 

- И конечно, для всеобщего благоденствия надо окружать себя предметами роскоши...

Артемий не был у Платона. Значит, доложили. У Панина небольшая слабость. Он украшает свой кабинет сувенирной продукцией - ну, там орлами, статуэтками херувимов, Венер, мадонн. Хренью, в общем - дешевый китай. Ну, должна быть хотя бы какая-то мелкая слабость у человека. 

- Послушайте... это моя личная жизнь. Я честно заработал свои деньги и, поверьте, трудился никак не меньше вашего. А вы так и будете духовно близки с народом, стоящим на краю пропасти. Вымрет Чудневица вашими молитвами - вот, что я скажу.

- Вы ведете себя как будто являетесь высшим существом.- Ваша обида, батюшка, понятна. Но вы не могли не знать о грядущем празднике.

Как представитель одной из ветвей власти, вы вправе были внести предложение в поселковый совет о перенесении торжества. Значит, Андрей Станиславович, вы сознательно пошли на конфликт...   

Обеими сторонами сказаны были и другие обидные слова на грани фола и за таковой. Столкновение противоположных зарядов часто приводит к взрывам. Но притягиваются они вовсе не для взрыва, это лишь побочный и необязательный эффект. Вот и поговорили два человека. Ну, ладно - капиталист. Даже Маркс говорил, что нет такого преступления, на которое не пойдет Капитал ради прибыли. Но вот, когда склоку затевает священнослужитель... В идеале двум сильным людям соединиться бы! Они бы горы свернули, затеяли в Чудневице такое... А потому - не стоит соединять личности.

Пусть лучше диалектически взаимодействуют на дистанции, не нарушающей личное эго.   

Вечером Платон наказал жене никогда, ни под каким предлогом не ходить к Артемию. Подчеркнул: склоку затеял Артемий, а Платон лишь оборонялся от нападок. Помощи церковь пускай теперь не ждет. Отличный пример древней как мир истины: абсолютная власть развращает абсолютно. Тина понимала, что в муже проснулся банальный самодур, однако надеялась, гнев пройдет и все встанет на прежние рельсы. Время вылечит даже гордыню.

 Позволю себе отвлечься. Каждый автор (писатель, художник, кинематографист,

фотограф) воссоздает тот образ России (а по большому счету - бытия), который сообразуется с его представлениями. Дело в личном идеале. Человек рождается без идей и по мере жизни таковые накапливаются. В зависимости, конечно, от индивидуального склада и обстоятельств. А потом за идеи творят добро или мерзости. А часто даже убивают. Но в любом случае идеи уносят с собой в могилы, а отказаться от идей (ежели они тлетворны) могут, пожалуй, только гении. А таковых ничтожно мало. Есть люди, способные заразить своими идеями миллионы людей. Они могут быть мыслителями, религиозными деятелями,  творцами. Каждый из них в какой-то степени диктатор, но не стоит забывать, что культы личностей рождают не личности, а серая масса, состоящая из индивидуумов, обладающих хиленькими идейками. Хорошо идиотам: их идея проста: набить утробу, удовлетворить прочие физиологические потребности. Потому-то они и счастливы. Как троглодиты. А всем остальным - плохо, потому что мы воображаем себя несчастными.

Вот и я, описывая произошедшее в лесном послеке Чудневича, следую ряду идей. Естественно, я их стараюсь камуфлировать, но порою получается неважно - выпирают, сволочи. Все очень просто. "Россия сочинителя Пупкина" - из тех в которой хочется жить, или из которой желательно поскорее и без оглядки валить. Но сочинителя "Пупкина" я не знаю, потому и заключаю гипотетического автора в кавычки. Россия сочинителя Пушкина (она неплохо прорисована в "Повестях Белкина") прекрасна - потому что в ней есть чистые благородные люди с идеями и высокими чувствами.  Да, там присутствуют и негодяи, причем, они зачастую побеждают. Но подлинные герои навроде Дубровского или Сильвио бессмертны – как минимум, в моей голове.

В Россию сочинителя Пушкина хочется стремиться. Возражения вроде того, что возможно одновременно и то и другое, не принимаются. Тебя или тошнит, или нет. Мы немножечко создаем будущее своими выдумками, ибо сбывается один из вероятных миров, придуманных сочинителем. Россия Чехова в поздних рассказах Антон Палыча "Мужики" и "В овраге" - абсолютная депрессуха. От нее воротит, и понимаешь: бесполезно даже пытаться что-то улучшить, переделать ТАКУЮ Россию невозможно, ибо все равно победят ОНИ. Мне представляется, безумие послереволюционной поры отчасти было заложено Чеховым - и в строительстве ада сей сочинитель преуспел более Маркса. Ну, это мое мнение.

Что же рисую я? Ох-х-х… Всмотримся внимательнее в Чудневицу. Чернушное поселение с мрачными перспективами. Я намеренно не описываю убожества, в котором пребывает поселок. Кто бывал на лесопунктах, и так все себе представляет. Кто не бывал - тому бесполезно что-либо передавать словами. А вообще говоря, Чудневица нормальный слепок значительной части  страны. Есть целые депрессивные города - и люди там живут, даже находят для себя плюсы. Тренд такой: "свалить" - в Москву, в Питер, в Екатеринбург, в Амстердам, в Большое Яблоко... В общем, туда, где возможности, деньги и культура. Урбо кладет на лопатки орби.

Мне вспомнился один городок, Похвистнево. Когда Ходорковкий был в фаворе, его там приняли КАК-ТО НЕ ТАК. А это городок нефтяников, достался он Ходорковскому

вместе с потрохами почти задарма. И Михаил Борисыч сказал (согласно легенде): "Этот ваш город я изотру в пыль, превращу в клоаку..."

Дело вот, какое... нефть в окрестностях Похвистнева начали качать еще в войну, и всю уже отсосали. Город уже приготовился издыхать. Ходор  только, прочувствовав хоебтом грядущий тлен, изъявил желание добить несчастного. Но ведь - не исдох! Нашлись иные русурсы, в том числе и духовные. Да, многие нефтяники из Похвистнева свалили, нашли работу и жилье в сибирских землях, где нефть еще покамест не отсосали. Но большая часть специалистов трудится на нефтепромыслах вахтовым методом, и Похвистнево для них - Родина, милый сердцу уголок.

Я это к тому говорю, что моя Чудневица тоже превратилась в игрушку.  Только далеко не все мирятся с ситуацией. И чудики трудятся на вахтах - на северах, или в столицах. Когда Панин в меру своего понимания и согласно личным идеям возродил леспромхоз (хотя бы, в форме частной лавочки), кой-кто вернулся домой и устроился в "ПП и К". Тяжело, вообще говоря, по чужбинам таскаться. А то, что судьба поселка зависит от капризов одного олигарха... Не приходила ли вам в голову мысль о том, что мы сами виноваты, попустив?.. Надо было лобными долями соображать, а не мозжечками. Всякий орган от бездействия атрофируется, это же относится и к серому веществу. Сейчас я в масштабах страны рассуждаю.

Ах, да... политтехнологии, черный, белый, цветной пиар и все такое... Есть такое мнение, что по любому нас обдурят и вставят в серое вещество "правильные" чипы, имеющие нужную настройку "свой-чужой". Интересное понимание. Но какое-то рабское. Неужто я, рисуя образ Чудневицы, пытаюсь в тебя, читатель, воткнуть МАТРИЦУ? Типа "этот мир не имеет будущего, пусть все умрут и придут китайцы". Ребята, на мой взгляд, все не так. Я просто переживаю за своих детей, коими для меня являются герои рассказа.

  ...Тина столкнулась с Тишкой в лесу совершенно случайно. Так ли? Ведь

случайного, как известно, не бывает...Сейчас время опят. Тина выросла среди леса, и лес она любит. Просто так, побродить

в одиночестве в тиши - разве это не кайф? Для тех, кто  понимает, конечно. Это же относится к горе-алтарнику: и он тоже тащился с корзинкой. Правда, почему-то пустой. Голова перевязана банданой, чтоб осенние клещи в волосы не заползали, на ногах резиновые сапоги, на плечах студотрядовская куртка с коммунистическими значками (и где он ее спер?..). Да и женщина тоже одета по-простецки. Столкнулись чуть не нос к носу - оба ринулись к пню, усеянному сотнями коричневых шляпок.

- Ой! - Воскликнула женщина.- Ох... - выдохнул юноша.- Ты как здесь...- Не знаю. Шел.- Ну, так и иди себе.- Не пойду.- Тогда пойду я. Семейка твоя - дарю.- А мне не надо.- Тогда - зачем?- Вы мне... нравитесь.- Я знаю. Ну и что?- Я таких красивых как вы не видел.- Ой ли.- Правда. Вот те крест.- А вот этого не надо. Не к месту, здесь не церковь.- При чем здесь...- При том... 

Автор, строго говоря, не является автором эротических сцен. Да и какая там к лешему эротика - грубое, почти животное слияние тел, к тому же в антисанитарных условиях. И неизвестно, кто кого изнасиловал. Кто-то скажет: дело молодое. Тина вообще ненамного старше Тихона. Одно поколение. Хотя, люди они с не слишком похожими судьбами. Но, ежели их забросило в Чудневицу, значит, то было угодно Богу. Или не Богу? 

 - ...О, Господи, Господи, - Причитал мальчик, - ведь как же так... Успенский же пост!- Ну, и дурачок же ты, - ответствовала женщина, - какой на хрен пост? Что, не в пост

разве не грех...- И что теперь делать? - Как ребенок спросил Тишка.- Язык держать за зубами. Ничего не было. Понял?- Да... да.- Отлично. Ох ты, глупь несуразная...Оказалось, Тихон совсем неопытен в деле телесной близости. Тина внутренне

ликовала: значит, с Артемием у юноши ничего такого! У нее сексуальный опыт имелся и до Платоши. Всякое уже бывало в интимной жизни женщины. Очередное легкое приключение. А вот для Тишки - важнейшее событие в жизни. По большому счету, он оплошал в плане интимного контакта, но Тина не стала говорить об этом мальчику. Все у него еще впереди - научится.

 Грех - распространенное явление в истории человечества. Не будь греха, не

существовало бы мировой литературы, доминировали бы сплошь святые писания, исповеди и утопии. А без грехопадения не было бы и самого человечества. Посему грешники - люди по меньшей мере занятные. Изредка грешников закидывают камнями. Но чаще всего все же не закидывают. Потому что нет безгрешных, единственный из таковых вознесся к своему Отцу.

Давайте на минутку встанем на позицию Тины. Есть потребность зачать, муж проверяться, какжется, не хочет, считает нормальным, что покамест не получается. К тому же Платон загнал жену в глушь, превратив ее в затворницу. Я впрямь выступаю каким-то "адвокатом диавола".

А как насчет совращения несовершеннолетнего? Тишке нет еще 18-ти, как говорится, он защищен ювенальной юстицией. Спортом надо заниматься, в армию готовиться, книжки умные читать. А он занимается половой распущеннстью. Стыдоба!

Какая здесь к черту мораль? Нормальный инстинкт продолжения человеческого рода. Ну, от кого еще ей здесь попытаться зачать - не от монаха же! Так что, опята, кажется, пришлись кстати.

Все равно в мальчике бьются противоречивые чувства. Тишка тайком от своего духовного отца рукоблудствует, воображая, что возлежит с Тиной... Видимо, это нехорошо. Грешно возжелать замужнюю женщину, онанировать, лгать, в конце концов. А уж, что касается умолчания ряда вопросов на исповеди...

 - ...Понял. Как не понять... - Тишка рискнул погладить русые волосы  предмета своей

страсти. Тина тонкую руку внезапного полового  партнера решительно отстранила.- Блин, клещей нахватала... Как у отца Артемия дела?С подачи мужа, тема священника в семье Паниных превратилась в табу. Тине было

заказано ходить не только в церковь, но даже на вокзальную площадь. - Служит. - Тишка расстроен. Случился самый счастливый день в его жизни, а

женщина-мечта говорит о прозаическом.- Что говорит о нас?- О ком - о вас?- О нашей семье.

- А-а-а... Почему-то ничего. Раньше говорил. А сейчас - нет.- А что раньше говорил?- Что вы язычники. Поклоняетесь золотому тельцу.- Да ну... А ты как думаешь?- Никак. Я вас... люблю. Правда...- Эх ты... пацан. Влюбленность - это не любовь.- А я - люблю.- Это пройдет, красавчик.- Не уверен...- Что ж... перепихнулись - теперь можно и познакомиться... ...Конечно, не стоит накапливать по жизни недругов и недуги. У Платона среди

таковых не только Артемий. Наверное, бизнес - такая среда, где друзья не приобретаются, а враги поджидают за каждым поворотом. В общем, на Панина завели уголовное дело. Повод - кляуза, которую некий доброжелатель настрочил в Следственное управление. Грамотное письмишко, с копиями финансовых документов. Предпринимать что-либо у нас можно только нарушая Закон, а посему если тебя не зажопили, значит, еще не активизировался враг. А капец всегда приходит незаметно.

Естественно, в первую руку на Панина навесили злостную неуплату налогов. Плюс к тому - 159-ю "резиновую". Платону пришлось чаще отлучаться - плюс к бизнесу еще и на допросы. Нанятые в Костроме юристы готовились к суду. В общем, стало Платона затягивать болото сутяжничества.

Платон предполагал, откуда ноги растут у уголовного дела. Он  с нескрываемым удовольствием оторвал бы то, что произрастает повыше ног. Но еще не факт, что имеет место злобная месть Артемия. Возможно, пакости творить стали иные силы. Хотя, теперь уже и не важно: в бой вступила капризная и непредсказуемая, как престарелая прима, русская Фемида. 

 Встречи Платошихи с пацаненком продолжились. Они все больше приобретали

форму игры. Именно игры - о любви в классическом ее понимании не могло быть и речи, а страсть довольно быстро скатилась в нормальное русло. По крайней мере, женщина особых чувств не проявляла, что сильно расстраивало пацана. Это же не обладание, а какой-то блуд. Может быть... скажу деликатно: вероятно, Тина просто хотела быть близка с человеком, который жил под одной крышей с Артемием. Хотя, и сама себе в этом признаться боялась.

Да разве вы ты, читатель, не был в кого-то влюблен? И кстати: влечение одного человека к другим не всегда может быть половым. Просто, тебе радостно только лишь от того, что живет на свете некто... ну, скажем так, прекрасная Дульсинея Табосская. Ну, или на худой конец - Николай Цискаридзе.  Одним только обожанием живут миллионы. Но вот, когда предмет твоего обожания становится так доступен… тут впору и с ума сойти.

Тишка слово держал: Артемию не раскрывался. Хотя, монах видел: парень стал какой-то не такой, с нехорошим огнем в выразительных глазенках. Батюшка предполагал, что у Тихона появилась девушка. И это, по мнению священника хорошо: любовь человека остепеняет. Потихоньку Артемий готовил Тихона в диаконы. Но уж ни за что не представил бы Артемий то, что случилось в реальности.

У Тишки, кстати, есть своя легенда. Несмотря "выблядочное" происхождение (бросила малолетка-мать, теперь она спилась и сгинула), Тихон Переверзев несет благородные черты лица и весьма статен. Поговаривают, малолетка дала проезжему музыканту с именем. Его часто по зомбоящику показывают - он такой же кучерявый блондин. Только перегламуренный, тщательно маскирующий косметикой признаки отвратительности всех старых козлов. С другой стороны, Тишка тупо "косит" под вероятного предка-музыканта, поддерживая персональный миф. Волосы он, кстати,

тайком завивает, в натуре они прямые и жидкие. А это первый шаг к страшнейшему из грехов, тщеславию. Что-то я подозрительно часто упоминаю слово "грех"...

  Внутренние переживания Артемия - тема сложная. По сути своей, он остается

праведником; все пакости, что навешивают на монаха - гнусная ложь. Прошлое - до пострига - путь остается скелетом в шкафу. Что же касается демонов... они роем кружатся вкруг всякого святого места. Особенно нечисть оживает ночами, и это похлеще "Вия", ибо приходится вести брань не с реальными монстрами, а с драконами, пытающимися проникнуть в самую твою суть.  

Одни только молитва и пост здесь вряд ли помогут. Необходима более углубленная практика, особенностей которой я лично не знаю. И не спрашивайте меня, почему Артемий - черный священник, а не белый, я об этом не ведаю. Человек сознательно выбрал шлях спасения, а пути Господни плохо исповедимы. Будем надеяться, душа отца Артемия спасется. По крайней мере, согласно вероучению, шансов у Артемия несколько больше, чем у его оппонента Платона, его искусительницы Тины и его альтер-эго Тихона. Эка я проговорился-то, раскрыв подлинную сущность юноши по отношению к священнику!

В маленьком населенном пункте - а Чудневица является таковым - трудно длительное время что-либо скрывать, как говорится, от широкой общественности. У бараков слишком тонкие стены. Да и толстые бы не спасли от злословия. Перманентный зондаж от старшего поколения помогает, например, правоохранительным органам раскрывать преступления. Побочный продукт - получение и распространение сведений, порочащих лицо, допустившее порок (или подозреваемое в развратности). Ну а уж кто, когда, где и как - информацию данного рода сарафанное радио разносит похлеще папарацци, явно быстрее скорости света, попирая Законы Вселенной.

В первую руку об отвратительной связи отцу Артемию рассказали верующие старухи - причем, блюстительниц нравственности нашлась целая когорта. Нарисовано было все в ярких красках, хотя кульминаций никто не видел. Фантазия - страшное явление, сон разума рождает таких чудищ! Кто-то возразит: жизнь богаче любой фантазии. Но данная закономерность проявляется в плане всего - кроме эротических фантазий. Блюстители нравственности громче всех кричат "Держи вора!"... тьфу - то есть "А наш Тишка-то с Платошихой!.." потому что в своем воображении такой камасутры понарисовали... Вот то поле, на котором идеал всегда побеждает реальность!

А рогатые муженьки по своему обыкновению об измене узнают в последнюю очередь. У Платона много дел, он буквально утопает в своей деловитости. Для него победить Зверя (коим он считает силы, пытающиеся Панину помешать в деле возрождения Чудневицы) - вопрос принципа. Когда идут на этот самый принцип, здравый рассудок теряется. Таковой не находится и когда люди слишком далеко заходят в своих играх. 

Хочу отметить: Платон и Тина невенчаны, а посему с позиции Церкви их брак - всего лишь сожительство. Кстати, греховное. Ну, это так... нюанс.

 Отец Артемий получил сведения о проделках своего алтарника одним из первых.

Конечно же, "разбор полетов" откладывать не стал - раковую опухоль на душе будущего священнослужителя необходимо удалять немедленно, даже если процесс болезненен. Произошло на самом  деле страшное. Отец Артемий, исповедуясь перед своим духовником, не скрывает ничего, ведь от Бога не спрячешь даже самую малость. Тишка на исповедях обманывал не своего духовного отца - Всевышнего. Видимо, в детстве мальчика некому было пороть. Когда в человеке нет страха Божия, открываются места для проб, и в конце концов таковые просто некуда уже ставить. 

Словесная (и не только) перепалка вышла неприятной для обоих (кто бы ожидал иного...), но иных вариантов не было. Юноша, как говорится в определенной среде,

"пошел по беспределу". Видимо, взорвалась "генетическая бомба", заложенная горе-родителями. Кончилась ссора тем, что Тихон пулей выскочил из Артемьева домишки и пропал.

В первую руку Артемий помолился о спасении души своего чада. Что за полтора года не удалось воспитать истинного христианина - вина монаха и его грех. Развратный молодой человек - беда прежде всего Артемия. Взяв на себя ответственность за душу морально нестойкого человечка, инок изначально осознавал: предстоит брань, это будет сражение с силами тьмы. И, получается, священник одержал поражение. Это не оговорка: именно одержал поражение. Думая, что все идет как надо, Артемий упустил свое чадо.

Совсем иначе думалось о Тине-Татиане. Артемий не верил, что она выступила в роли совратительницы. Здесь что-то другое, размышлял монах. Пред собою Артемий не скрывал: он испытывал труднопреодолимое влечение к этой женщине. Но покамест ему удавалось побеждать искушение. 

Наверняка духовник наложит епитимью. И это к лучшему. Но так же с большой долей вероятности епархия снимет с прихода, переведет монастырь, скорее всего, отдаленный. И это тоже хорошо. За все в этом мире надо платить. 

Артемий еще помолился о спасении души рабы Божией Татианы. Он не мог понять, в чем природа его симпатии к ней, в прошлой жизни такого у Андрея не было. Это не вожделение, а, скорее, желание быть вместе и просто наслаждаться тем, что ОНА здесь, рядом. Кажется, это чувство похоже на обожание, ведь можно довольствоваться лишь тем что данный человек просто существует. Может, это и есть Любовь? В отличие от страсти или стремления обладать.

В общем, батюшка поехал в Кострому - каяться. Ему легче: за Артемия все решит Бог. А каково Тине? Думаете, мои дети прям до боли испытывают тяжелые нравственные переживания, у них больная совесть и все такое. Может быть. Хотя, каждый в итоге получит то, что хотел или наподобие того. Жизнь побеждает энтропию - разве это не повод радоваться? "О, мудрец, если дал тебе Бог напрокат музыкантшу, вино, ручеек и закат, не вынашивай в сердце безумных желаний, если все это есть - ты безмерно богат!" Омар Хайям. В реальности Тина потерялась: она не знала, почему она делает именно так. Просто плыла по течению. Но особо на сей счет не страдала. В ней жило ощущение того, что ее ведет Бог. Трудно сказать, имело ли место заблуждение.

 Платон несмотря на свои бизнес-проблемы обратил внимание на изменения в

поведении жены. Изначально Панин делал поправку на тот факт, что девушки так изменчивы... Вообще, он старался держать свою половинку в "декабристской" глуши сообразуясь с простой логикой: ежели Тина будет путешествовать по европам, рано или поздно ее начнет тошнить от России. Шок возвращения на нашу родину-уродину рано или поздно подточит даже камень. Платон взял простенькую жену из глубинки надеясь, что воспитает настоящую боевую подругу, готовую за главою семейства и в пламя, и в полынью. Авантюрист он, короче. Хотя... даже в песне поется, что всякий выбирает по себе женщину, религию и дорогу. Главное - чтобы потом не стало не по себе.

В общем, отправил Панин жену погостить на малую родину. Даже официально оформил ей командировку - с выдачей аванса. В командировочном удостоверение задание было прописано так: "За обменом опытом по реализации социальных проектов". В конце концов, он прекрасно понимал: молодуха морально устала от всей этой депрессухи. Но в Амстердам отправлять - ставить крест на идее. А, подпитавшись воздухом отчего дома, жена, может, и осознает: надо уметь претерпевать временные трудности.

Тина и сама не знала, хочет ли она домой. С одной стороны, посмотреть милые сердцу места детства хочется. С другой... мать, бывает, уходит в запой, брат недавно откинулся с зоны (сидел за кражу) и неизвестно какой он теперь. Да: надо бы скинуть с себя все это лесное оцепенение.

 

Что такое "кукушка": обшарпанный плацкартный вагонишко, прицепленный к старенькому дизельному толкачу. И так вышло, что Тина и Артемий оказались в этом пышущем перегаром пространстве вместе. Опять поэзия вспомнилась: "Трясясь в прокуренном вагоне..." Провожая супружницу, Панин старался не смотреть в сторону Артемия, которого окружали вредные старухи, глядевшие на Панина со злобою, на Платошиху же – с презрением.

На прощание в качестве напутствия Платон сказал жене:- Вот и все, солнышко мое?- Ты о чем? - Спросила Тина.- Кончился очередной этап жизни.- Хороший ты, Платоша... - Нежно произнесла супруга и поцеловала его в губы.

Давно у них не было такого поцелуя.- Я знаю. - Ответил Платон, облизываясь. - Я тебя люблю. Возвращайся скорее,

звони.- Конечно. Жди...Сидело в вагоне человек пятнадцать, каждый в своем купе-загончике. Трое мужиков,

едущих на отхожий промысел, затеяли пир. Было шумно, народ расслабился за разговорами.

Первой решилась подсесть к Артемию она.- Батюшка, благословите... пожалуйста.- Благословения не просят. Не священник благословляет - Господь. - Артемий

перекрестил Тину, произнеся: - В имя Отца, Сына и Святаго Духа... Аминь!Тина пыталась перехватить руку, но монах отвел ее, сделав неловкое, резкое

движение. И сам зарделся.Посидели молча, глядя в заляпленное окно. Мелькал грустный лес. Изредка мимо

проходили пассажиры. Специально заглядывают, с-скоты, подумала Тина.- Вы не знаете, где Тихон? - Внезапно спросил он.- А почему я должна знать?- Да... верно. Значит, не знаете...- А вот скажите... - Так же резко спросила она. - Вы Богу... верите?- Понятно. Риторический вопрос. Продолжайте.- Зачем вы так... с Платоном?- Теперь уже не риторический. - Артемий все так же смотрел в окно. - А как?- Да гнобите.- Мне это слово не вполне знакомо.- Уничижаете. Презираете. Злитесь.- Татьяна... А как вы сама относитесь к своему мужу? Вы себе дали ответ на свой же

вопрос?На Тину накатила досада:- Это наши отношения, и я вам не подотчетна. Тем более что я вам задала вопрос

первая. - Хорошо. Вы меня так же спросили о Боге. Отвечу. В вашей семье большие

проблемы. И все потому, что, может быть, как вы выразились, и верите Богу, но живете без Него. И вакуум заполнили совсем иные силы. Я знаю, что Платон хороший человек, но... - Артемий запнулся.

- Ну так, договаривайте же.- Платон несчастен. И таковым его сделали вы. Это мое мнение, хотя, я могу и

ошибаться.- Но разве... - Тина запнулась.- Говорите, говорите, Татьяна.- М-м-м... ладно. Разве ваш Бог только что меня не благословил?- Татьяна, мы все - дети Божьи.

- А я слышала - рабы...- Смысл здесь иной. Рабы - потому что...- Что он все видит и всех ведет... так?- Нет. Потому что, Татьяна, Он нас любит. - Спасибо.- За что?- Услышала от вас то, что хотела. Эх ты... дурачок.Тина пристально-пристально вгляделась в лицо монаха. Тот на мгновение поднял

глаза, их взгляды встретились. Одно всего мгновение, доли секунды. Артемий сжал в кулаки свои ладони, положенные на столик. Тина встала - и ушла в свой куток.

 Минул год. Так получилось, что из командировки Тина не вернулась.   Артемий

появился в поселке единожды - только для того, чтобы собрать вещи. Его перевели на другой приход. Но не в монастырь. Со своим старым приходом, ревностными старухами, монах распрощался тепло, обещал приезжать. Но за год так и не появился.

Что касаемо Панина, то его посадили в СИЗО. Нашли грешки у олигарха, кто ищет - завсегда обрящет. На самом деле, случился рейдерский захват фирмы "ПП и К". Все эти кляузы в органы кропали грамотные люди, внимательно следившие за тем, как талантливый предприниматель налаживает производство. Что там навешали на мужика, чудики так и не поняли. Но все знают: оболгали и подставили.  Может, и поделом – наверняка до своей чудневицкой авантюры в чем-то, да нагрешил. Говорят, в тюрьме его навещают старая жена и взрослые дети.

Новые учредители, пришедшие взамен Платоши, тоже обещают чудикам златые горы, хотя на самом деле никто их лично не видал, рабочим процессом рулят пришлые управляющие, главный из которых, Муслим, по национальности - азербайджанец. Человек он хитрый, но деловитый. По крайней мере, не пьет и не ругается матом. В общем и целом жизнь в Чудневице остается такой, как и была. Кто-то работает у новых хозяев, кто-то катается на вахты. Народ спасается натуральным хозяйством, а кто бухал - продолжает в том же духе.

Новый священник в поселке не появился. Старухи пишут челобитные в епархию, просят кого-нибудь прислать на приход, епархия обещает, но никто не едет. Нет таких дураков - отправляться на заклание в эдакую дыру. Так что, вокзал на замке, службы кончились. Опять чудики обратились на народное православие, а некоторые подались в сектанты.

Тишку так и не нашли. Всякое говорят. Одни утверждают: повесился. Для Чудневицы - явление рядовое. Иные утверждают: прибился к банде беглых зеков и таскается по лесам, наводя страх на окрестные селения. Кто-то доказывает: сошлись они и с Платошихой, та хапанула мужниного бабла и теперь вдвоем с хахалем нежатся на солнышке где-нибудь в Гоа. Да и вообще: Платошу заложила его шлюха. Нарвался мужик на стерву. Бывает. О Панине, к слову, отзываются положительно: "Платоша был Хозяин, всех держал и все контролировал". Не повезло человеку. А Чудневице только такой и нужен. Муслим людей так не уважает, считает чудиков за скотов, хотя и старается быть вкрадчивым и вежливым. Несколько раз обманывал рабочих, выплачивая меньше, чем обещал. Все знают: и ЭТИ тоже долго не продержатся. ПрОклятое место. Даже благие намерения здесь традиционно превращаются в пшик.

 

КЕНОСИПАТИЯ

Это - психологический отчет одного преступления.Действие современное, в нынешнем году.

Молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению,

и живущий в крайней бедности,по легкомыслию, по шатости в понятиях

подавшись некоторым странным "недоконченным" идеям,которые носятся в воздухе,

решился разом выйти из скверного своего положения...Мне рассказывали прошлого года в Москве (верно)

об одном студенте выключенном из университетапосле московской студентской истории - что он

решился разбить почту и убить почтальона... 

Из письма Ф.М. Достоевского М.Н. Каткову 

Самопожертвование есть высший нравственный закон. Но единственное основание для самопожертвования есть бессмертие, вечность внутренней сущности человека.

 Н.Я. Данилевский, "Россия и Европа"

 

Секретутка декана сообщила Максиму Староверову о том, что он де отчислен, с каким-то особенным чувством. Маленький начальник – большая мезантропия. Вот коз-за, наверное думает, исполнители всяких мерзостей пред богом не в ответе, банально думал Максим, идя пустыми коридорами факультета правоведения. А ведь ровесница Максимовой сестры. Драть такую надо. В смысле, ремнем. Жаркий, пропитанный смогом август, от засухи деревья сбрасывают листву. Необычно лениво, придерживающиеся тенечка как тараканы, передвигаются москвичи. Вот и ты, студент прохладной жизни, скоро превратишься в такого. Но ты же этого хотел! Вспомнилось: "А вдруг эта ваша вечность - комната с тараканами?" Москва - большой понтовый зал, набитый таракашками. Все снуют и важно шевелят усами.  

Будучи недоюристом, Староверов прокручивал в голове варианты действий. Два хвоста, размышлял Максим еще утром - фигня. Вернутся препы с отпуска - пересдаст, извилины небось есть, Но удар пришелся как раз между ног: "У нас оптимизация, а на бюджетные места претендуют успевающие..." Знаем, в чем они успевают: занести. Судиться? С сильным не дерись, с богатым не судись. Есть второй вариант, известный всем: мзда. Десять штук евриков - и ты в дамках. Так и делают пацаны с Кавказа, а грызня научного гранита - лишняя опция. А чё: впрыгнет потом дитя гор в свой майбах - и к нормальной студенческой жизни, к тусне и прочей хирне. А у Староверова майбаха пока что нет. И вообще ничего нет. Поступал по уму, по честноку. Вылетел - по дурости, пораженный вирусом "итакпрокатит".

Придется... м-м-мда... мать не перенесет, ведь даже часть пенсии на погибшего при исполнении отца-железнодорожника сынуле переводит. Отец, говорят злые языки, по пьяной лавочке свой локомотив под откос пустил, разогнавшись на поворотной дуге. Какой русский не любит... Начальство пожалело семью, оформили как героический поступок. Вот и живет Максим в Первопрестольной за лже-подвиг предка. Сеструха

боготворит Максима, думает, брат еще отличник и вообще... на доске позор... то бишь, почета висит. А брат в иных местах зависает.

Сестра... Маша, если верить слухам, сейчас работает у крутого, непонятно в каком статусе. Семья надеется: Макс получит диплом, закрепится, оперится - и вытащит мать с сестрою из зачуханного городка. Вот тогда Староверовы и заживут! Получается, все яйца в одну корзину положили. И по ним – серпом. Что угодно - только не возвращаться в город происхождения. Ртищево-мудищево. Перекресток России. Уж лучше - в ад. Потому что на щите он не вернется при любом раскладе.

Максим и сам точно не зафиксировал, в какой момент расслабился. Надеялся, на таланте вылезет. На первых курсах блистал рефератами, участвовал в симпозиумах, работал над проектами. Звезда факультета. Сик транзит глория мунди. В принципе, можно было бы и на платном, шансы были. В прошлом году устроился мелким клерком в юридическую контору - обычная студенческая подработка - но весною ушел, гордыня взыграла. Все держат за омегу, понукают, а карьерные шансы имеют только блатные. Уже и мысли гуляли под кого-нибудь лечь. Ну-у-у не-е-ет!  Максим как раз надеялся, подобрав хвосты, поискать работы в иных сегментах. А тут – жесткий кирдык.

В начале июля ездил домой. Родственники, друзья смотрели как на героя. Еще бы: одет в брэнды, говорит рассудительно и непонятно, глядит свысока. Пижон! Столичная штучка, мать-перемать. Маша глядела как влюбленная. Хотя, уже себе на уме. Что там у нее с крутым - великая тайна. Да и вся она стала какой-то… прибитой, что ли. Так и не поговорили по душам, вот ведь беда-то. Эх, Маша, Маша, думается иногда, а ведь твой вечный книжный герой Владимир Дубровский может не придет никогда. 

Москву Максим презирает - и это мягко сказано. Исключение составляет подземка. Такое ощущение, что москвичи-таракашки, забиваясь в норки  метрополитена, раскрепощаются в недрах подмосковья (с маленькой буквы) и становятся самими собой. То есть, существами с тараканьим мышлением. Но там, в организованной пассажиропотоками суете, во чреве планеты Земля, хорошо быть в одиночестве. Каждый сам себе крепость и никто до тебя не доеживается. К тому же хоть целый день катайся по цене одной поездки, не думая, что над тобою кишит Первопрестольная. Иногда в снах представляется, что ветка тянется до Ртищева. Конечная станция, с которой отправляются многие, а возвращаются только совсем уж потерпевшие крушение. Коих, впрочем, немного.

Почему-то захотелось выйти на "Достоевской". Однажды Максима потряс видоеряд оформления. Депрессивный - там даже Раскольников топором бабки... то есть, бабок рубит. А москвичи и гости столицы проходят равнодушные. Этот ж манифест в мраморе: "Наруби бабок - и живи спокойно, а у кого нет миллиарда - пусть идет в жопу!" Но мало кто умеет читать визуальные ряды буквально.

Стоя на "Достоевской" и наблюдая как подъезжающие поезда выплевывают одних пассажиров и заглатывают новых, Максим размышлял обо всем и практически ни о чем. Например, о том, что зря наверное играл в несогласного. Когда был всплеск активности креативного класса, участвовал в либералистических шествиях против всего плохого за все хорошее. Вообще, это ему было интересно прежде всего как будущему правоведу: понаблюдать за настроениями офисного планктона, собравшегося в стаю и, руководимого через соцсети опытными кукловодами. Имитация общественного движения – и все ради амбиций првинциалов, рвущихся к Олимпу по телам других. Распирало любопытство: сумеют ли ЭТИ сбацать в Москве майдан? Вероятно, наблюдали-то как раз за Максимом, и отчисление связано не с хвостами, а с эфэсбэ. Ну, это лишь версия. И сейчас не советский период. А хуже.

К себе на улицу Чугунные ворота возвращаться не хотелось. Там они на пару с земляком Пашей Тихоновым, студентом Пироговского медунивера, снимают комнатушку. У них она называется "базой". Общаться с Пашей стало затруднительно. Вначале он был скромным провинциальным пареньком, чуточку ботаном, а теперь из него вырос

закоренелый циник и пуританин. Наверняка к моменту начала самостоятельной практики разжиреет совсем. Цинизм - последствия медицинской среды, да к тому же Паша подрабатывает в патологоанатомическом отделении, что явно не добавляет позитивности. Оно конечно, что выросло, то выросло, но быть под прессом черной иронии и даже сарказма как-то неприкольно.

Арендодатель - конченый наркоман Леха. Благо, честный и невыёжистый. Хотя, мозг уже изрядно атрофировался. Мама, своей опекой испортившая пацана, умерла, и Леха живет за счет квартирантов. Есть такой род тихих наркош, которые суть есть основная база для данного рода бизнеса. Самое интересное: кто его дилер. Это почтальон по имени Коля. Все гениально: по звонку выписываются квитанции на получение заказной корреспонденции - и пошел разнос конвертов. Одному богу известно, сколько у Коли адресатов. Ну, или не одному. По крайней мере, если наркобизнес существует, значит, высшие силы попустили. Да и почтальона понять можно: на почте не зарплаты, а символизм. А вот - простить...  

Кой-что Коля изредка подносит и Максиму. Пробовать легкие психостимулирующие вещества Староверов стал только ради личного опыта. Кстати, почтальон даже и не знает Староверова в лицо: снабжение идет через Леху. Максим почему-то уверен, что люди, которым он будет помогать в будущем в качестве юриста, в большинстве своем будут иметь всякие вредные пристрастия. Нужно знать их психологию.

Чего боишься - то и приходит: обобщающий закон Паркинсона. Толстяк Пашка был на базе. И не один. Земляк по привычке возлежал на койке, за столом, изогнувшись как буква зю сидела тоненькая чересчур сильно раскрашенная деваха. Курила тоненькую сигаретку. Максим этого сильно не любит. В смысле, когда курят в помещении. Но сейчас почему-то не возмутился.

- Знакомься, Макс. - Отрекомендовал землячок. - Э-э-э... а как тебя звать-то.- София. - Запросто отрекомендовалась девушка. И протянула Максиму  почти

детскую руку, изуродованную ярким как реклама макдональдса маникюром.- Да. А это Макс. Будущий гений юриспургенции. Макс лучше всех знает, что

каждый имеет право налево. Так, старик?Максим сначала хотел ответить адекватно: "А это Павел, начинающий живодер и

гинеколог-любитель". Но сказал:- О правах мы в курсе. О вот обязанности забываем... - И кивнул в угол, на

переполненную мусорную корзину. Эту неделю по базе вообще-то дежурит Паша.- Ах, да прости, старик. Умеешь ты... зреть в корень.Максим не намеревался сообщать земляку новость - по крайней мере, сейчас. Пусть

пока не радуется. Теперь же решил твердо этому эпикурейцу из морга не сообщать реальных фактов о себе ни при каких обстоятельствах.

- И насчет "налево". Я не вовремя?- Ну, почему бог вообще любит троицу.Максим заметил, что гостью от кощунственной шутки передернуло. - Спешу тебя обрадовать, старик, - доложил Паша, - мне дали отпуск и я уезжаю к

нам. Еду я на родину - и пусть кричат: "Уродина!" Поезд через полтора часа. Что передать твоим?

- Скажи: пусть всегда будет солнце.- А даму-то до метро проводи, что ль. Она кстати не торопится. Э-э-э... вот, чёрт,

опять забыл, как тебя...- София. – Снова равнодушно проговорила гостья. Прямо море терпения, а в нем -

буддистская глубина.- Легко запомнить, старик. - Воодушевленно стал поучать сокамерн... то есть, соседа

Максим. София - значит премудрость. Мнемотехника.- О, как... - Задумчиво и томно произнесло размусоленное под блять юное созданье.

- Нет, если хочешь, старик, - самоуверенно произнес Паша, - она и на ночь останется. Сколько ты берешь за ночь?

Максима передернуло.- Вот еще... - Некоторое достоинство в девушке все же есть. Вообще Паша с

недавних пор не брезгует приводить уличных девок. Утверждает, что как медик всех проверяет на предмет Венериных дел, при ненужных показаниях выбраковывает и посылает на. А Максим этого не приемлет. В смысле, проституции и вообще - продажности. Он сторонник чистых отношений. С которыми у Максима, вообще говоря, проблемы. Наверное, эпоха не та (и вопрос: а была ли в истории человечества, вообще говоря, ТА?). Парень Максим ничего так: блондин выше среднего роста. Ну, может, еще есть остатки провинциальной забитости - но они почти незаметны. В роли юриста крупной компании, с соответствующим дресс-кодом он смотрелся бы. Но и преступник из него вышел бы не самый худший, ибо нет особых примет.

- Вот видишь, - съязвил Максим, - теперь ты знаешь, с чего начинается родина. Когда ты готов примириться с тем, что она уродина.

- Ну, почему. Некоторые места очень даже ничего.- Ага. Отеческие гробы. - Максим полюбил подкалывать земляка посмертной

тематикой. У соседа тоже есть комплекс: его отец копает могилы на кладбище. Пусть это хлебное место и на образование сына вполне хватает. Но ведь, закон яблони я яблока никто не отменял. И кажется сейчас он Пашу таки подцепил.

- Ладно. - Буркнул толстяк. - Передам привет и гробам. В том числе.Он сдался в этом своеобразной игре по обмену уколами, проявив редкую мудрость.- Уч-чёные. - Вдруг резко произнесла девушка, про которую парни и забыли... Когда Паша свалил на урод… то бишь на родину, долго не засиделись и две другие

«ипостаси» несвятой троицы. Максим, откровенно говоря, даже и не знал, что делать, как себя вести с падшим ангелом. До метро шли пешком. Через Чугунные ворота на Юных Ленивцев... то есть, Ленинцев, конечно, потом направо не Зеленобольскую...  опять очепятка: Зеленодольскую. Почти молчали, вдыхая вечернюю относительную свежесть (смог от торфяников уже как бы не в счет, молодые организмы быстро ко всему привыкают). Максим, откровенно говоря, и сам не знал, о чем говорить с этой... бабочкой. Если она "запоет песни московских проституток" о несчастной судьбе и обстоятельства - еще и ладно. Но София молчала как Зоя Космодемьянская на фашистском допросе. На вид ей не больше двадцати, а в глазищах написано: "Да: мало прожито - но много пережито". Отмыть от штукатурки - пацанка как пацанка, представлял Максим. А строго рассудить – ни сиськи ни письки. Только… обаяние юности в ней еще не растеряно. И зачем они стараются замаскировать этот неповторимый флер начала взрослой жизни, когда в женщине еще сохраняются черты ребенка?

Только на подходе к метро София вдруг обронила:- А с тобой что-то хорошо. Молчать. Жаль, что все так.- Что - так? - Максим осмелел, почувствовав легкое превосходство над человеком,

вдруг выдавшем исповедь в стиле лайт.- Покурим... - Максим не курит. Встали под внаглую распертым столичным тополем.

- Да как-то все не так.София, выпестив в небо дым, пристально взглянула Максиму в глаза.- То у тебя так, то не так. Амбивалентная.- Что?- Противоречивая, говорю. Впрочем...- Наверное, что-то произойдет.- Всегда что-нибудь происходит.- Страшное.- Август. Роковой месяц для России.- Может быть, может быть...

- А откуда ты?- Прекрасное созданье.- Нет, я правда.- С Кассиопеи. Незаметно?- Вообще, немного есть.- Тебя не достало все это?- Нет. Я сам кого хошь достану.- Не любишь говорить правду-то.- А ты?- Она горька.- Не оригинально. Сказал бы я тебе...- На самом деле, ты уже все сказал.- Правда? Не заметил.- Я сказала правду...   ...На базе к Максиму докопался Леха, явно пребывающий в эйфории временного

облегчения от адовых мук. Эти наркоши получают окошко в лучшую реальность только единожды, при потреблении первой дозы. Все остальные разы - только ослабление страданий, будто тебе дают возможность из чана с кипящей смолою взглянуть на небеса. Недолог счастливый век торчка. Но и Цой в свое время пел, что умирать надо молодым – тогда и судьбою будешь храним. Леха безобидный, да в общем-то и добрый, а под кайфом несет всякую лабуду, выдает микс из остатков некоторых мыслей. Все обсасывает русский вариант философии у-вэй, Обломов двадцать первого века. "Я ни хрена не делаю чтобы не преумножать зло..." Тьфу! Надо перенести, эта лжеисповедь длится минут десять-двадцать. Нормальный бонус к весьма сносной арендной плате. Ч-чорт... надо ведь скоро платить, а бабло йок. Значит, следует перетерпеть с особым усердием. Выговорится - потом будет дрыхнуть и мучительно стонать, ибо наркоманы в грезах видят только ад. Впрочем, на сей раз Максиму хотелось придушить наймодателя, он с видимым удовольствием мысленно прилаживал пальцы к тонкой шее москвича-деграданта. Сдержался.

Максим повалился на Димину койку, даже попробовал принять стандартную позу эпикурейца. Он представил себе, как еще совсем недавно именно на этом ложе неуклюжий толстяк занимался сексом с почти небесным созданием с Кассиопеи. Какое нелепое зрелище. У земляка бзик: он частенько делится подробностями своего страх... то есть, траха. Это ведь своего рода извращение, злая причуда. Или уродливый  способ самоутвердиться. Как хорошо что горе-маньяк с психологией патологоанатома свалил! Если б он и сейчас принялся размусоливать физиологизмы, Максим бы его придушил подушкой. Люди чаще всего и не подозревают, что впускают в себя зло всякий раз когда хулят других либо рассуждают о людях с превосходством высшего существа. 

Зло всегда рядом, на стреме. Если в мире ничего не делать - во Вселенной воцарится именно зло. В этом ошибка наркоши, да у Леши и извилин-то не осталось, одна аморфная серая масса, чтобы хотя бы это понять. У зла много личин. Одно из них - Коля, почтальон. Сколько у этого монстра таких вот "Лех", которым он приносит аккуратные конвертики? А сколько в мире "Коль", в миру добропорядочных семьянинов, а по сути членов секты сатаны...

Особенно бесит Максима, что и он имел дело с почтальоном в плане опытов со спайсом. Тот же Леха и свел. Паша пытался вяло отговаривать, но Максим бравировал: "Все схвачено, старик, а в жизни надо попробовать все..." В принципе, не понравилось. Хотя всего по большому счету и не распробовал. Видимо, Максим из тех счастливчиков, кого не торкает. Хотя бы один дар от господа.

А у Паши где-то был запрятан травматический пистолет...  Забрал ли он его с собой? Максим вскочил и принялся лихорадочно отыскивать ствол. Вот он! Аж мурашки по

членам побежали. Паша говорил, там что-то подточено и при удачном применении можно убить или хотя бы на всю жизнь покалечить. Максим вновь лег на кровать и принялся пытливо изучать железяку, поглаживая скользкое железо. Однажды они с Лешей в парке его испытывали; банку из-под приторного пиндосского пойла пробивает насквозь.  

Пока еще Максим не осознавал, на что ему оружие. Нет. Он понимает, конечно: ЕГО следует применять. Например, защищаться. Когда Леша идет в стремные места, пушку всегда берет с собой. Для уверенности. Максим и представить не может ситуации, когда надо отстреливаться. Есть ведь первый прием каратэ: сделать ноги. И конечности у Староверова некороткие и упругие. Ну, сие касается самообороны. А сейчас, чёрт его подери, в кого-нибудь пальнуть уже и руки чешутся. Добро должно быть с пистолетом, а желательно даже - с пулеметом. Доказано неоднократно: подкрепленное Законом право на ношение оружия в разы снижает уровень преступности в государстве. На тех же полицаев иногда и нападают. Но значи-и-ительно реже, нежели на безоружных граждан. Одна ремарка: в том государстве, где строго соблюдается Закон и граждане знают и свои права. Там же, где царят понятия, действует только одно право: справедливости. Впрочем, каждый понимает последнюю категорию в меру своей испорч... то бишь, воспитанности.

Культура, образование, этика… Вот думают: в жизни торжествуют лучшие. Биологические законы подсказывают: успех в гонке сперматозоидов не за хитрым или сильным. Оплодотворяет яйцеклетку самый шустрый и, вероятно, удачливый. И никаких правовых оснований! Есть только один нюанс: в яйцеклетку впиваются сонмы претендентов, а впускает ОНА в себя только избранного. Перефразируя народную поговорку: она не захочет – он не вскочит. А следовательно, сама матушка-природа установила принцип неравенства. Тысячи не могут, а один - может. И к чёрту дерьмократию и либерастику! Так и действует эволюция.

Только этот "один" пугает массы, серость прям бесится, когда перед ней непостижимое. Достаточно сказать толпе, что мол Коперник с демонами связан - толпа разорвет Коперника. Все потому что гелиоцентрическая модель Мира непонятна толпе, а модель с ангелами и бесами - понятна. Так рождается зло, которое на самом деле - неуловимая субстанция, ибо толпа и гений понимают зло, как и справедливость, в своем ключе. А еще охламонов бесят пророки в своем Отечестве. Сократ, Иисус, Кампанелла - всех порвать и проклясть! Это потомки, когда осознают, какими мерзавцами были предки, поставят убиенным памятники.   

Вот, все: "право, право, право..." Твари дрожащие. Никто не хочет об обязанностях и ответственности. В Конституции целая глава посвящена правам, что есть явное упущение. Когда ты предоставляешь ребенку определенные свободы, в обмен он обязан нормально учиться и не хулиганить. Это в семье, даже непатриархальной. А семья - ячейка государства, на эти социальные структуры распространяются одни и те же Законы - как естественные, так и зафиксированные актами. Но Законы придумываются для правильной жизни, а гении рождаются для того чтобы попирать затхлое и расширять сознание человечества. 

Если есть правоведение, должно быть и обязанностеведение. В круг обязанностей Человека (с большой буквы) входит не только защита Отечества, но и борьба со злом. "Человек" звучит гордо - потому что он способен на жертвоприношение ради спасения человеческой популяции. Если этот социальный механизм не действует, общество деградирует.

Лишь в борьбе со злом обретается право. Не будешь трепыхаться - сожрут. Вот, у гражданина государства РФ Максима Староверова есть право на получение бесплатного образования. Такового его лишили - причем,  толсто намекнув на вероятность решения проблемы посредством таких волшебных цветных бумажек, которые суть есть религия современного общества. У кого много бумажек, металлов, камушков - тот и рулит, а остальные пусть все "идут в жопу" (как выражался торчащий теперь в жопе мажор Полонский). В чем сила, брат? Сила не в деньгах, а в правде. Так говорилось в фильме,

ставшем пророческим в эпоху всеобщего помутнения. Но люди, говорящие правду и называющие вещи своими подлинными именами - маргинальные элементы, имеющие за душой лишь духовный опыт. И кому он сейчас нужен, если он не конвертируется? Один еврейский философ умно назвал это "духовной грязью". Скоро во всех музеях под картинами будут висеть ценники - чтобы быдло ходило и дивилось. По крайней мере, для них хождение в картинные галереи обретет смысл. А вы говорите: искусство, идеалы, принципы. Этот принцип давно обозначил другой еврейский философ, Маркс: стоимость должна приносить прибавочную стоимость. Все остальное - лирика для идиотов. 

Та-а-а-ак... наркоша Леха непонятно за что получает пенсию. Ее  приносит почтальон, в сущности тщедушный мужичонка. Если так, пенсии Коля несет и в другие квартиры и дома. Следовательно, при нем значительная сумма денежных средств. Это на старте обхода.

Значит, нужно вычислись, где это старт. И уничтожить зло.Зло не бывает абстрактным, у зла есть конкретные физические лица. У зла не может

быть и юридического лица, ибо все, несущие саму идею инферно, организуют для этого структуры, состоящие из мозга и загребущих конечностей. И по Закону отвечают именно мозги. Если Закон не действует, его нишу должна занять иная сила. Этому учат все голливудские боевики, в которых добро побеждает априори.

Ну, ничего, воображал себе Максим, я уничтожу хотя бы частичку зла... да, отсижу - но это будет искупительная жертва. Если, конечно, поймают. А выйду на волю - стану правозащитником. Через ЭТО прошли многие. "Записки из мертвого дома" писал, между прочим, убийца. В конце концов, кто-то должен решительно встать на стороне добра.  

Человечество, к слову, делится на тех кто может и тех, кто неспособен. То, что произошло в одесском Доме профсоюзов, без сомнения - изуверство. Но, может быть, уничтожив несколько десятков людей, изуверы предотвратили гибель в бойне гражданской войны тысяч. Если не так - давайте проклянем пиндосов за Хиросиму и Нагасаки. Практика искупительных жертв существует на всем протяжении истории человечества. Потому что, если нет малых жертв - всегда грядут большие. Таков пока еще не признанный правительствами Закон. А религии это не только принимают, но и выносят на знаменах: "Он (они) пострадал (пострадали) за нас, грешных!"

Ну, хорошо... добро должно быть с пулеметом (вспомним черепашек ниньзя). А с чем тогда должно быть зло? Ведь, ежели некая высшая сущность допустила существование зла - ОНА его и вооружила. Да, вспомнил: зло вооружено коварством. И не надо мудрствовать о необходимости зла! Мол, даже если его искоренить, злом назначать добро, оказавшееся крайним слева. Нет! Категорический императив Канта утверждает, что зло - желание того, что себе не пожалеешь. Ах, да: там еще про "закон в тебе", иначе говоря, некую божественную сущность, обитающую в каждом. Сущность есть в каждом огурце. Он ее еще выплевывает, если дать ему перезреть. После того как овощ выполнил миссию - он начинает разлагаться и становится сгустком гниющей материи. Отсюда вывод: ни в коем случае не дать зернам, которые в тебе созрели, появиться на свет божий неспособными оплодотворить. Вкусны несозревшие огурцы - вот универсальная истина. О, до чего ты додумался, Староверов.

Только здесь ловушка: человек - не огурец и не мыслящий тростник. И вообще он является плодовым телом лишь отчасти. Человек является Человеком. Точка.

 ...Просмотры блок-бастеров и отечественного криминального телепойла кой-чему

научили. Ну, не для пацифистов же их снимают! Кинематограф вообще любит освещать жизнь всякого отребья. Самый главный урок: неудачное преступление – следствие промедления исполнителя. Все решают секунды, а то и доли. И не включать механизм сомнения! Сначала мочишь – потом уже размышляешь на тему «а нафига».

Максим, делая вид что спешит, пристроился за почтальоном, отпирающим электронным ключом дверь в подъезд. Коля на голову ниже - дохляк. Для убедительности

Максим позвякивал своей связкой - типа местный. Едва жертва шагнула во мрак, Староверов, сдержав дыхание и дождавшись, когда наружная дверь захлопнется, приставил ствол к Колиному виску и нажал курок. Все происходило как в замедленном повторе: почтальон попытался оглянуться, но осел. Успел прохрипеть:

- Ау-м-м-м...И попытался выползти наружу. В тамбуре было почти темно, только узкий луч света

пробивался через сквозь разбитое окошко. Максим включил заранее припасенный фонарик (ведь долго готовился и репетировал), еще раз хладнокровно пальнул - на сей раз в лицо. Попал в шею, брызнула кровь. Максим предусмотрел и это, на нем были вторые штаны, а с собой - запасная обувь.

Первым делом Максим вынул из внутреннего кармана куртки расплывшегося по полу почтальона содержимое, переложил в свой рюкзачок. Когда он принялся стаскивать сумку, внезапно открылась вторая дверь и нарисовалась тень. Максим, памятуя о принципе, выстрелил. Успел только разглядеть, что это пожилая женщина. Такое было ощущение, что действует не от, а виртуальный персонаж, Староверов же им просто управляет при помощи джойстика. Не желая дальше испытывать судьбу, он вышел наружу и быстрым шагом направился прочь...

 ...А пенсионные деньги еще до приезда полиции и скорой растащили простые

обыватели. Первым решился это сделать здешний алкаш Леня. С ним была ежедневная компания таких же местных горе-бичей, с утра похмеляющихся в глубинной части двора. Органам не досталось ничего. Пенсионные деньги были пропиты за неделю. Пировали синяки со всего квартала.

В отдаленном уголке Кузьминского парка Максим сжег улики: окровавленную одежду, рюкзак, накладные бороду, усы. Очки и оружие бросил в пруд, предварительно протерев гигиенической салфеткой.

После изучил содержимое конвертов. Во всех были пакетики с серым веществом. Максим, идя к метро, выбросил их в помойку. Некоторое  время покружил по веткам подземки, чтобы окончательно запутать следы. Потом рванул в свою бывшую "альма матер" - для алиби. В случае чего скажет, что целый день искал препов, чтобы договориться о пересдаче.    

Да-а-а... все было задумано неплохо, но вмешался злой рок, выразившийся в "визит-эффекте". Вероятность неблагоприятного события составляла 0,001, один из тысячи. Зря говорят, оказывается, что новичкам везет. Везет все же везучим. Впрочем, если корыстная часть не удалась, миссия все же выполнена.   

...На базе жадно смотрел по всем каналам криминальную хронику.   Сообщений не было. Ночью, как это ни странно, спал глубоко, как младенец. Утром столичный "Дежурный патруль" скупо сообщил о нападении на почтальона в Юго-Восточном округе. И никаких подробностей о жертвах!

Итак, олицетворение зла уничтожено. Да, возникли побочные эффекты, как без них. А облегчения нет, душою овладевала какая-то внутренняя пустота, менее всего похожая на буддистскую нирвану. Больше всего страшила неизвестность: живы - или? Ну, адский почтальон - наверняка уже в аду. Интернет тоже не дал нужных результатов; оказалось, во Всемирную Паутину попадает далеко не все.

Обрадовал разве звонок с малой родины: сеструха приезжает. На пару дней - узнав, что Димон (они знакомы) освободил койку на базе.

 …Волей-неволей задумаешься о том, что некоторые особи нуждаются в

намордниках. Опер "убойного" отдела УВД по Юго-Восточному округу капитан полиции Кутейкин в последнее время стал задумываться о том, что исключений нет. Каждому индивидууму нужно носить с собой специальное средство для укрощения персонального гнева. Даже Кутейкину.

Двойное убийство на улице Чугунные ворота - яркий пример изуверства, явно не присущего животным. Поймал бы - пришлепнул на месте. А пред этим еще и яйца бы оторвал. Ну ладно - почтальон, но старуху-то зачем укокашивать? Дело еще, блин, взял под особый надзор главк. В следственном управлении собираются в ближайшее время сколотить целую группу. Районные дознаватели уже как загнанные псы: вынуждены вынюхивать, выпытывать и выспрашивать. Только во дворе, где произошло преступление, какие-то партизанские настроения: каждый несет свою околесицу, а единой картины не складывается. Неизвестно даже, сколько было злоумышленников, а о фотороботе не может быть и речи.

И вот сидит перед Кутейкиным тщедушный парнишка и пытается сознаться в содеянном, которое он явно не делал. У Алексея Д. прям на табле написано: ни разу не убийца. Вероятно, наркоман: круги под глазами, истонченные руки (вот закатать бы рукава и глянуть: наверняка все в синяках), общая заторможенность. Вопрос: нафига это ему надо? Может, заплатили. Или запугали. Или... да что гадать! Пока нет подозреваемых, надо схватиться и за эту ниточку. Так потянешь - может быть, взойдешь на карьерный трамплинчик. Надо бы прошерстить круги этого идиота, авось на след выйти и получится.

В России метод дедукции слабоприменим, ибо значительная часть преступлений немотивированна. Убить могут за неосторожно брошенное слово (а то и взгляд) или потому что фэйс не понравился. Это от общей испуганности граждан; агрессия - одна из граней страха.

В данном преступлении мотив явен: похищены денежные средства, значит, имеют место корыстные интересы. Почти полмиллиона - значительная сумма. Кутейкину, завязшему в кредитах, таковая явно бы не навредила. Вот бы нарыть! А дело потом замять...

У Лехи свой резон. Он жить хочет. Понимает, что если бы все продолжалось как раньше, ему бы оставалось не больше года. Дурак: надеется, что на зоне соскочет с иглы и вернет здоровье. Таким безвольным за решеткой светит иное: лишится столичного жилья, и за дозу (а на зоне поставки очень даже налажены) действительно будет готов на все. До свободы не доживет, найдут в койке охладевший труп, а квартира случайно накануне окажется отписанной либо тюремному начальству, либо конкретным пацанам (что в сущности приблизительно одно и то же). К сожалению, Леха этого не знает и продолжает сеанс самоуничижения.

Конечно, Леха еще и в панике: убит дилер, где брать товар, молодой человек не знает. Почтальон, создав идеальную сеть, приучил клиентов к легкой жизни. Кошка бросила котят. Кутейкин не торопится заполнять протокол. Он, задумчиво куря (в отделе все курят вопреки Закону) продолжает выслушивать фальшивую исповедь.

Итак, одно из двух: либо дурачок знает преступника, либо имеет место импровизация, основанная на какой-то дурацкой (у дураков других быть не может) фантазии. Показания свидетелей - запутанный клубок. Камера видеонаблюдения оказалась неисправной, служебная собака след потеряла в парке. Там много всего находят, в том числе - и всякую такую расчлененку, а то и того хуже. У покойного почтальона дурная репутация: распространитель зелья. Опера его покамест не трогали, ибо во-первых Коля платил за крышу (ментам, конечно), во-вторых - информировал (ментов, конечно). Мерзкий тип, такого ни на копейку не жалко. Но все же человек. А старушка все же могла бы пожить… вот с-с-скоты безбожные!

Выслушав, проявив терпение, капитан спокойно произнес:- Спасибо. Свободны. Пока.- Как так? - Удивился доходяга.- Просто. Адрес вы оставили, телефон - тоже. Мы вас найдем.- Но... глупо все.- Вот именно. У нас теперь не правосудие по Вышинскому. Признание вины - не

доказательство преступления. Или вы хотите, чтобы я вас задержал?

- Ну-у-у...- А вы мне дайте слово, что никуда не исчезните.- Могу подписку дать.- Это через суд. А я готов вам поверить на слово. Идите. Я вам позвоню.- Честно?- У нас здесь не Госдура, мы не врем...  Максим Староверов между тем мучился вопросом: как потом Диме объяснить, что

его травматическое оружие ушло по назначению? Надо было озаботиться приобретением индивидуального ствола... Первая мысль: пойти, выловить, отмыть, вернуть на базу. Сходил на пруд, посозерцал место, прикинул глубину. Метра два, наверное, без тины; при желании можно и достать. Так, между прочим, "случайно" проскочил ТОТ САМЫЙ двор, мысленно посмеявшись над собой: тянет на место преступления.

Ради успокоения снова покатался на метро. Неосознанно вновь занесло на станцию "Достоевская". Там, глядя на жуткие картины и проносящихся мимо москвичей, размышлял: нет под луною ничего нового, сюжеты повторяются бесконечно, как эпизоды войны промеж землею и небом.

 Машу Максим встретил цветами, чем ее искренне обрадовал. Нагреб денежек на

торт, красную рыбу, фрукты и вино. Вечером на базе пировали. О своих проблемах с универом Максим не рассказывал, зачем расстраивать семью? А на родину не едет – потому что типа на работе занят. Вообще, между братом и сестрой хорошие дружеские отношения, что вообще редкость. И, кстати, Маша никогда не называла брата "Максом". Это как в старом кино: "Макс, нажми кнопку..." В крайнем случае он для нее "Максимка".

Это было раньше, в другой жизни и, возможно, на иной планете. Теперь Максим не слишком знает подробности личной жизни сеструхи. С кем она,  на каких условиях? И вообще: думает ли выходить замуж? Не ссорится ли с матерью, есть ли планы уехать из Мудищева... много вопросов - и немного боязно. Хотя и отличная возможность отвлечься от давящего груза.

Мария казалась таинственной, эдакой "вещью в себе". Уж не беременна ли? Поговорили немного на общебытовые, семейные темы – и вдруг:

- Понимаешь, Максимка... я ухожу в монастырь.Брат сначала не понял. Вгляделся в светлые глаза родного человека. Изрек:- Ты рехнулась.- В каком-то смысле - да. Но ты не бойся: покамест я буду трудницей. Потом... может

быть... меня благословят в послушницы. О постриге речи не может быть. Пока...- А мать?- Мама... мама не знает. Ты первый... из наших, кому я сказала. Ты умный, юрист,

вообще - наша фамильная ценность. Уверена, ты меня поймешь.- Хоть православный?- Кто?- Монастырь конечно. Кто еще...- Ну-у-у... не совсем. Но не в этом дело. Я встретила человека. Хорошего. Ты не

подумай что: он стал моим духовным отцом. Он... он сначала был против. Но я его убедила. Что надо попробовать...

- Но ведь... Манюся, ты же раньше не верила.- Максим, я и сейчас не уверена, что верю. Но...- И где он - этот твой монастырь? - Максим мучительно ломал голову: может,

задумала что-то нехорошее... или... Машку втянули в какую-нибудь нехорошую бяку наподобие секты. И она придумала эту сказку про монастырь.

- Отсюда - не очень далеко. От нашего дома - далече.- Вообще ты взрослая. Но мама, боюсь, не переживет.

- Это-то как раз переживет. Бывают дела пострашнее. Теперь уже сестра пристально изучала лицо брата. Максим ощутил, будто из поллымя в огонь попал - наверняка аж зарделся. Неужто Машка что-то чувствует?!

- Манюсь... а вот без монастыря твоего этого - никак?- Что-то никак. Правда.- Послушай! - Максима осенило. - Как-то все это слишком банально, сеструха. Уж не

задумала ли ты что? А для прикрытия придумала вот этот вот монастырь.- Думай как хочешь, братик. Но ты же сам подчеркнул, что я - взрослая.- Я заметил. - Максим впервые заметил, что Мария по формам очень даже женщина.

- Ты именно для этого приехала?- Тебе не довериться не могла. А потом ты все расскажешь маме. Ладно?- Прямо так и все. Я даже толком не понял, кто он, этот твой... отец. Или как его там.- Придет время - узнаешь. И мне кажется, вы очень даже сойдетесь. Точнее, я

уверена.- Алилуйя.- Не ерничай. Все будет хорошо.- Я знаю... - ...Что-то потеряли?Максима передернуло, прям сердце заскакало в груди и аж в глазах потемнело. Ведь

он решился таки отыскать ствол и вернуть на базу, выбрав самое безлюдное время - сумерки. А то ведь Леха вернется - еще в полицию заявит. Не убивать же землчяка в конце концов. Хотя... бог, кажется, любит троицу. Зной спал, вечера стали прохладные. Время влюбленных…

- Люблю вот так. На сон грядущий. - Максим старается выглядеть уверенным.- Ну-ну. Хорошее дело. В смысле, полезное. У меня такой воли нет.Максим не знает капитана Кутейкина, да и тот не знаком со Староверовым. Опер,

конечно, в гражданке, только опытный преступник способен разгадать мента. Максим же преступник покамест малоопытный. Хотя и перспективный.

Само собою, сыщик в Кузьминском парке неслучайно. Оружие, участвовавшее в мокром деле, чаще всего бросают именно в водоем.  Прецедентов полно, эмчеэсники уже весь пруд ни по одному разу перебуровили. Сейчас у капитана в принципе досуг (это когда не до сук). Он вышел в зеленую зону проветрить мысли, от людей отдохнуть. Если не отдыхать - пропадет всякая симпатия к человечеству. Работник органов без жалости к людям - звероподобный монстр, данный ресурс желательно не растрачивать. И тут как раз - парнишка сосредоточенно намеревается залезть в воду. Вообще подозрительно.

Что делать? Максим, истово перекрестившись, бухнулся в воду и стал осуществлять нелепые движения. Пловец из него неважный, Ртищево городок степной, в детстве негде было научиться. Исход лета, вода остуденела, какая-то она черная, мертвенная. Поплескавшись, сделав вид что получает удовольствие, Староверов, дрожа, выбрался на берег. Этот козел так и не свалил, стоит, ждет, лыбится...

- Что-то не так? - Решился спросить Максим, по возможности строго.- Да нет... все нормально. Думаю вот о преступности.- К чем-м-му? - Максима затрясло сильнее - и не только от переохлаждения. - М-м-

место - сп-п-пакойное.- Я о преступности власти. Больно смотреть как Донбасс уничтожается. Это же

русская земля как-никак. Ночами не сплю. Даже прогулки вот не помогают.- М-м-мысли - эт-т-то ск-к-как-к-кун-н-ны еще т-те.- Вот именно. Но мы ведь существуем именно когда мыслим. Война - расплата

народа за ошибки политиков. Если Путин с Порошенко допустили кровопролитие, значит, грех лежит на их душах. Но россияне и украинцы  делегировали этим с позволения сказать людям полномочия. Значит какая-то доля ответственности на каждом из нас. Оно

конечно, и им, и нам потом ТАМ отвечать, но... мы же не тот самый безмолвствующий народ Пушкина.

- П-поч-чему. Мы ж гы-гы-говорим на языке Александра Сергеича. А значит, и д-думаем по Пушкинским лекалам.

- А вы интересный собеседник. Мне повезло. Вот вы слышали, за какие дела Александр Васильевич Суворов получил звание генералиссимуса и бриллиантовую звезду? Да, кстати... меня тоже Александр зовут. 

-М-м-максим. - Староверов сунул ладонь в протянутую руку, которая оказалось столь сильной, что у Максима хрустнули косточки. Да в придачу прохожий долго не отпускал Староверскую длань, сделав ситуацию еще более неловкой. Наконец хватка была ослаблена, правда напряженность не снялась.

- Так вот. Высшего звания Суворов удостоен за то, что избежал войны. В Крыму, между прочим! Александр Васильевич организовал массовую эвакуацию из Крыма армянского и греческого населения. Могли бы зачать боевые действия, ну, там вооружить повстанцев, как это сделало наше эфэсбэ на Донбассе, послать своих военспецов... этих... вежливых людей. Но была выбрана стратегия народосбережения. Вот.

- К-к-к чему все это?- Вот сам я родом с Волги, из города Маркс, бывший Екатериненштадт. Давным-

давно Россия приняла немцев, протестантов, которых тогда в цивилизованной Европе убивали католики. Да, им предоставили необжитые места, безводную степь. Они трудом превратили пустыню в маленький рай. Работали, к слову, во благо Российской империи. А потом...

- Надо же! - Воскликнул наконец согревшийся Максим. - Я тоже с Саратовской области. Ртищево.

- Вот какое совпадение. Тогда чего я вам рассказываю. Сами знаете.- Почему? Русские ленивы и нелюбопытны. Слышал, конечно, что в войну немцев

репатриировали с Поволжья в Сибирь. Только вот не знаю, кто заселил эту вашу русскую Германию.

- Наверное все же германскую Россию - но не в этом дело. Если честно, сброд. Быдло, простите за непарламентское выражение. Но мы отошли от сути, не люблю стебаться. Итак, можно было организовать массовый исход русского населения с Донбасса - да и всех граждан Украины, тех, кто хочет жить и работать в России. У нас ведь на перифериях немало пустующих местностей, и не только в Сибири. Представляете: два миллиона пассионариев! Да они бы враз подняли бы нашу экономику.

- Для начало неплохо было бы их спросить. Да к тому же люди нуждаются в жилье, в соцкультбыте.

- Миллионы уже сделали выбор. В одной только Москве - сколько граждан Украины? С того же Донбасса.

- Много. Но есть люди с российских окраин. Вот мы, например. А?- Ну, у нас на Волге пока не война. Хотя в Марксовском районе все больше казахов,

это вообще напрягает. Так вот... народ благодарен правителям, обеспечивающим мир и благоденствие. И проклинает любителей решать конфликты посредством уничтожения некоторой части подданных. Ведь так?

- Наполеон, если вспомнить довел своими войнами Францию до ручки. Тем не менее, даже мы с удовольствием вкушаем торт "Наполеон". А некоторые вынашивают наполеоновские планы.

- Но во Франции, пока корсиканец таскал войска по окраинам Европы, царили мир и благоденствие. А вот когда в Париж пришли наши казаки...

- Прошло не более двадцати лет - и французы Бонапарту все простили. Он создал империю - вот. Отсюда наша любовь к Сталину.

- А знаете все почему у нас так?- Что - все?

- Наперекосяк.- Ну, могу только предполагать.  - А я, как это глупо не звучит, знаю достоверно. Не нашлось человека способного

взять на себя грехи. Я имею в виду - из верхушки. Прийти на майдан, на лобное место или еще куда - и сказать: "Люди добрые, простите меня дурака стоеросового за все и казните смертной казнью". На миру и смерть красна. 

- Стать козлом отпущения... Да вы просто идеалист, уважаемый. У меня другое мнение. Если бы все способные держать оружие мужики рванули на Донбасс и встали на защиту русских людей...

 - Оружие, говорите...- А как без него. Это одно шапкозакидательство получится.- По роду своей деятельности я имею дело с людьми, владеющими оружием. Скажу,

что они применяют его отнюдь не ради спасения. Вот вы, к примеру, когда-нибудь применяли огнестрельное оружие? - Кутейкин пристально вонзил свой оперский взгляд в самое нутро Староверова. - Можете даже не отвечать. Просто признайтесь себе: вы, ну, к примеру, стреляли для защиты или для агрессии?

- Вообще... - Максим замялся. - Да нет. Я по банкам стрелял. Не более.- Коммерческим?- Не понял.- Шутка. Хе. Значит, оружие таки в руках держали. Хорошо, хорошо...- Не настоящее. Травматическое.- Здесь намедни преступление было совершено. У нас, недалеко, на Чугунных

воротах. Из травматики убили. Двоих. Насмерть. Слышали?- Район з-здесь не из спокойных. Много всего с-случается, не проследить.Кутейкин всем существом, не хуже прибора «полиграф» почувствовал, что парнишка

взволнован. Извинившись за назойливость, распрощался.  Между тем опытный сыщик аккуратно проследил, куда пойдет вечерний купальщик.

Первое правило опера: обращать внимание на всех ведущих себя странно, это как инстинкт, который на сей раз, кажется, не подвел.  Гражданин петлял, менял направления. Но Кутейкин не из новичков. Интуиция подсказывала: удача.

Место обиталища неизвестного соответствовало адресу, сообщенному пытавшемуся взять на себя вину доходягой. Осталось только поставить капкан.

  …Увидев у станции метро "Кузьминки" знакомую субтильную фигурку, Максим не

удивился. София, та самая девушка, которую Дима представил проституткой. Стоит как блоковская прекрасная незнакомка, вся в черном.

- Все закономерно. - Почему-то облегченно сказал Максим.- Более того. - Добавила София. - Все неизбежно.- Ты на что намекаешь, дитя Кассиопеи.- Сначала было пофиг. Но однажды торкнуло. Я поняла, что ты попал в беду.- Не верю в телепатию. Скажи... только честно: ты что здесь делаешь?- Жду тебя.- Как говаривал Константин Сергеевич, не верю.- Без понятия, кто это. Твой начальник?- В каком-то смысле - да.- Начхать на начальство. Итак...- Ты о чем?- Ты мне должен все рассказать. Ну... как на духу.- От сотворения мира - или раньше?- Я не прикалываюсь. Расскажешь о том, что натворил - и мы вместе решим, что

делать.

- Слушай... премудрость. Мы только один раз с тобой виделись. Мельком. При не слишком хороших обстоятельствах. И по какой-то причине я должен перед тобой исповедоваться. Тебе не кажется все это как минимум странным?

Между тем - час пик. Москвичи и понаехавшие вываливают из чрева метрополитена, задевая двоих и отвешивая в их адрес типовые столичные проклятия.

- Пойдем... - София потянула Максима за руку как воспитательница детского сада. И он послушно пошел. Долгая молчаливая пауза.

Очутившись в сени парка, девушка с жаром спросила:- Ведь ты убил - да?- Мне не хотелось бы, чтобы у нас были отношения "родитель-ребенок".- А мне хочется знать правду.- Горько будет.- Ты же никогда в жизни не исповедовался. Это как разрешение от бремени. В

церковь-то ты не пойдешь.- Как будто бы ты ходишь.- Это мое дело.- Тогда зачем в мои-то дела лезешь?- Не знаю. Правда - не знаю. Но часть твоей боли я должна принять на себя. Должна!И тут Максима стало трясти. Он открыл глаза - увидел испуганное лицо наркоши.- Ну слава богу! - Воскликнул Леха. - А то вижу ты лежишь, рядом - пистолет. Жуть.- Где? Что... - Староверов еще никак не мог возвратиться в реальность. Ч-чёрт, все та

же комната с тараканами... Никогда в его жизни не было такого реалистичного сновидения, со столь тонкими подробностями.

- Думал, ты застрелился на хрен. О, пушка-то неплохая. - Леха, задумчиво крутил в руках подобранное оружие.

- Чужое. Да и вообще - травматика. - Максим грубо отобрал пистолет.- Ох уж эти вы мне студенты. Я не рассказывал: до вас один тут был у меня.

Повесился в Кузьминском парке. Переучился, верно.- А что - почтальон?- Не понял?- Ах, да. Ничего. Проехали.- Ты уж смотри, Макс. Не дури тут. Тот все с бледьми, ты со своей философией. И я

с... почтальоном. Троица, блин.- Несвятая.- Это уж точно.- Значит, будем жить.- Живи. Только за наём платить не забывай - а?- М-м-мда... за все в нашем мире надо платить...И чёрт с ней, со старушкой, самоиронизировал Староверов, а вот то, что София –

лишь фантазия… вот это точно – зас-сада. 

ИСТОМИНО

  

Мое самое искреннее желание,друг мой, - видеть Вас посвященным

в тайну века. Нет в мире духовном зрелищаболее прискорбного, чем гений,

не понявший своего векаи своего призвания.

Когда видишь, что человек, которыйдолжен господствовать над умами,

склоняется перед повадкамии косностью черни,

чувствуешь, что сам останавливаешьсяв пути.

 Из письма П.Я. Чаадаева А.С Пушкину

  

Погост  Что-то теплое ткнулось в Иванову ладонь, отчего тот нервически встрепенулся, чуть

не подпрыгнул. Слишком был погружен в свое злосчастное эго, не ожидал. Аж сердце внутри заходило. Оглянувшись, увидел пылающие витальной силою глаза пса, умные, все понимающие. Худющий двор-терьер размером чуть больше немецкой овчарки был совершенно черным, разве только осмысленный взор исполнен красноватым огнем. Жутко вообще-то.

- Приятель, - рассудил Иван, - да тебя, пожалуй, легче убить, чем прокормить.И хозяйски прикоснулся к лохматому лбу. Как бывший философ, Хвастов

перескочил сразу через несколько логических цепочек (приблудил-прибился-втерся-неотвяжется-непрокормишь). В ответ животное устроилось возле могильного холмика и умиротворенно прищурилось. Лишь только куцый хвост неустанно вихлял, разметая траву. "Хвост крутит собакой", вспомнилось Ивану. В селе Истомине собак давненько не водится, передохли от отсутствия кормовой базы, этот - залетный.

Да и что осталось от села-то кроме развалюх? Это лет пятнадцать назад Истомино облюбовали прокурорские и судейские работники, скупали халупы за копейки. Все потому что здесь мобильная связь не берет, и телеканалы не ловятся. Можно отдохнуть от суеты дней, ну, лечь на дно - дабы не запеленговали. Постепенно истеблишмент рассосался; большинство свалили за кордон, кого-то посадили, некоторых убили. Жизнь кипела. В смысле, там, в городах. Здесь - тлела. Всю домашнюю скотину поизвели волки, лисы да еноты. Торжество дикой природы, в общем. Есть такая точка невозврата, когда милая глушь превращается в голую правду.

Нынешнее население Истомина - несколько одиноких старух, троица бобылей да одна пожилая супружеская пара. Почти все тоже когда-то приблудились как этот вот пес. Каждый сам по себе и нет пресловутых соборности и общинности, на которых когда-то держалась Русь. Сборище проклятых отшельников.

В Ивановом детстве Истомино было живым и шумным. Гремел леспромхоз, работали клуб, библиотека, больница, почта, детский сад, школа, конечно. Все было, практически – государство в государстве. А в магазине водилось такое, чего и в столичном ГУМе не найдешь. В смысле, в те, еще советские времена. Народ хорошо зарабатывал и не скупился на переплаты, товар сам напрашивался во владение к лесным трудягам. Клуб занимал пространство бывшего храма. Народ в Истомине, кстати, был не слишком верующий. В смысле, в Бога. Верили больше в светлое будущее, в партию и правительство. Впрочем, по большому счету не так и важно, во что ты веришь: сила веры не зависит от базиса. 

У Ивана в детстве было погоняло: Хвост. Это от фамилии Хвастов. "Хвост" звучал не обидно, все - по понятиям. Блатная лексика – норма, ибо в селе было полно уркаганов, да и вообще считалось: тот не мужик, кто в армии не служил, да ходки на зону имеет. Система даже любила тех, кто пострадал - отсидевших с охотою брали в бригады лесорубов. Там, в лесу все тоже по понятиям, да к тому же только авторитет способен пресечь крясятничество и посягательство на социалистическую собственность.

Иван солдатом был, а вот зеком - нет. Бог миловал, хотя, лучше не зарекаться. Ведь сейчас хотя и без тюрьмы, да с сумой. Одно слово: маргинал. Причем, по доброй воле.

И вот занесло же на кладбище. Пришел не к родителям, а на могилку своей учительницы. Уже почти истерлась надпись на шикарном по здешним меркам мраморном надгробии:

 МАРТА ФРАНЦЕВНА КЛЯЙСНЕРУЧИТЕЛЬНИЦА С БОЛЬШОЙ БУКВЫ 1925-2009ОТ БЛАГОДАРНЫХ УЧЕНИКОВ Креста нет, из сакральных знаков - только звезда. Хорошо пожила. Во многих

смыслах. Ушла предпоследней "из могикан". В мозгу навечно засело это ее: "Детки мои..." И куда теперь разлетелись все детки.

Когда Иван был молод, не сильно интересовался судьбою немки, преподававшей одновременно русский с литературой, да еще и фашистский язык. Ну, живет себе монахиней - и ладно. Военное женское поколенье почти все такое. Своих детей у нее не было, зато все - "детки". Сотни, тысячи детей, которых теперь разбросало по всей планете. А умерла незнамо как. Нашли по весне в ее домике иссохшуюся мумию, посередь горницы. Издержки одиночного существования. Может, Марту Фанцевну ограбили и убили. По крайней мере, денег органы не нашли. Или нашли, но не сказали, а уголовное дело заводить не стали, списали на естественную смерть. В то время в Истомине еще жили прокуроры да судьи - мрачный и скрытный народ, прямо как тати лесные. По крайней мере, в ту эпоху менты в село заезжали. А теперь никакими пинками не загонишь.

Судьба Фрау (так за глаза называли Марту Францевну дети) сложна, хотя и была она светлым человеком. По крайней мере, Иван был слишком молод, чтобы понимать. Это потом, изучая новейшую историю страны, он кое-как восстановил картину и даже собрал факты.

Фрау была из поволжских немцев. В 41-м семью Кляйснер сослали на лесоповал, в поселок для спецпоселенцев Мирный, километров в сорока от Истомина. Мирного уже нет, там тайга, а узкоколейку разобрали. Так вот... подружилась Марта с местным парнем, его звали Василий Смирнов. Васю пужали, что он с врагом родины снюхался, грозили статьей, а он не боялся. В 42-м Васю обрили - и на фронт. Марта обещала дождаться, он дал слово вернуться. Он слово не сдержал, а она - сдержала. То есть, в том же 42-м пришла депеша, что де красноармеец Василий Смирнов пропал без вести под Демянском. Не поверила только Марта. И всю оставшуюся жизнь - ждала.

Чудом, вопреки статусу и поражению в правах, поступила в учительский институт, вернулась в Мирный, а когда там закрылась школа - перебралась в Истомино. Скорее всего, у Марты с Василием ничего и не было. Так, юношеское увлечение. Впрочем, так ли это важно...

Иван теперь понимает, что немка была красива, прям "истинная арийка" с нордическими чертами. Вероятно, были претенденты, но женщина не сдалась. А, может, все дело в характере и склонностях.    

Фрау и впрямь была Учительницей, надгробие не врет. Она в своих учеников вкладывала всю свою душу. И, видимо, нерастраченную любовь. Иван, будучи старшим школьником, часто вступал с Фрау в споры, и не только на уроках. Вопросы задавал дерзкие, даже позволял себе сомневаться в целесообразности советской власти. Фрау мягко гасила его выпады, искренне доказывала неправоту. Она вообще была апологеткой коммунизма. Коммунистическая святая. То ли противоречивая натура у него такая, то ли подспудно был неравнодушен к женщине, сохранявшей привлекательность и после 50-ти. Всегда в безупречном платье, с аккуратной прической, чистенькая такая. Одно слово: Фрау.

Погост зарастает, еще лет пять - и будет здесь лес, глухие джунгли. Некому бороться с природой, чтобы отвоевывать у нее память о предках. Два года не ходил на кладбище, а вот теперь что-то потянуло, причем, именно к Фрау. Минута душевной слабости.   

- Ну, что, брат, - обратился Иван ко псу, старательно делающему вид, что дремлет, - пора, наконец, что-то делать.

Сфинкс широко раскрыл глаза. Но позы не поменял. Похоже, делать ему ничего не хотелось, даже хвост зверюги перестал жить своей бурной жизнью, замер.

- Ага, - рассудил человек, - легче ни хрена не делать, а бананы сами упадут. Только, дружок черномазый, бананов здесь не растет, вот ведь какая незадача.

   Вдруг показалось, что все это уже было когда-то, в другой жизни. То ли своей, то ли вымышленной.

- Ладноть, пойдем, что ли, домой. - Иван вгляделся в экстерьер пса. - Да вроде ты мальчик. И как же мне тебя звать?

Собака, по виду, кстати, молодая, глазищами дала понять: все равно.- Гуталин... Пират... Бумер... Будешь Манделой. Мандела, голос!Черный звонко гавкнул.- Ученый. Типа меня. Значит, беспутный. И вообще... Мандела - уважаемый человек,

а не то, что ты подумал. Понял?Собака, кажется, кивнула. Иван приметил, что на шее пса след от ошейника.

Сорвался с цепи? Цепные псы на свободе обычно добрые.- Хорошо, коллега, быть киником, - рассуждал человек, - ни тебе приличий, ни

обязательств. Где хочу - там и обитаю. Тольки киникам боги подают. А тебе? А, Мандела?Собака мелко заскулила.- Ну и что ты натворил, за что тебя выгнал предыдущий хозяин... Признавайся, чего

уж. Кур передушил? Или насрал где не положено... - Иван осознал, что существо ему все же нужно. В качестве собеседника. С момента отправления из деревни в большой мир - а это было очень-очень давно - домашних животных Иван не держал, а потому отвык и собак побаивается. Этого он тоже опасался. Мало что у косматого на уме. Пес, приподняв ухо, слушал. Держался на почтительном расстоянии, чуть сзади. - Вырос, стал неприкольным - и тебя отправили на вольные хлеба? Да ладно. Ты ведь тоже не спрашиваешь о моем прошлом. Кому оно на фиг интересно? Есть только миг, которое мы именуем настоящим, все остальное - пространство вероятностного. Понимаешь, о чем я?

Мандела кивнул. Сквозь щель в заборе за человеком с собакой наблюдала старуха. Когда двое

пропали из виду, женщина проворчала:

- Пришла беда - отворяй ворота...    Профэссор - ...кислых щей. Ты еще добавь что доктор… этих... наук. Каких? Напомни...- Хвилософских. Хома Брут. Помнишь? А вообще, все это не смешно.- Смешно, смешно. Только еще и страшно. Все беды от наук. Особенно -

умозрительных. Вспомни учителя Мао, двуглавого Маркса-Энгельса и прочую шелупонь.- Все беды - от дураков, которые думают, что...- Дураки обожают собираться в стаи, а впереди - профэссора. Во всей своей красе.- А позади журналисты. Ищут, кого бы обслужить. Вторая древнейшая. Хотя, нет -

первая.- Интересно, и почему?- Потому что. Только ваш брат способен убедить женщину в том, что секс-услуги -

священная обязанность.- Не-е-ее. Это ваша шайка-лейка подводит теоретическую базу. Мы лишь

резонируем.- Теоретики не убивают. Находятся применители, у которых руки чешутся.- Убивают, убивают. Силою мысли.- А есть еще информационные киллеры. Юзающие дар убеждения.- Информация - еще не идея. Как раз больше всего жертв - от идей, герр профэссор.- Вот и я о том же, мсье золотое перо. Всегда подвертываются дураки, которые

думают, что убийство - практическое приложение к теории.   - А может хватит все это ваше бодание?! - Обрывает Рита.Рита... невольно к ее берегам влечет Ивана неведомая сила. Рыжая бестия, беда с

зелеными глазищами. Хвастов у нее в гостях. Схлестнулся с другим "поклонником", корреспондентом местной районки "Верный путь" Витьком Антоновым. Это они делают часто. В смысле, гостят у Риты. Схлестываются все же не всегда. Но частенько. Иван знает, чем зацепить противника. Но решающий удар - по поводу его провинциальности и небрежных литературных опытов оставляет на финал. Хорошо смеется тот, кто смеется в последний раз, а добивать надо с серьезным выражением лица и брутально. Это унижает особо.

И Витек знает, чем задеть. Иван действительно доктор наук - философских. А начинал и в самом деле на кафедре марксистско-ленинской философии и политэкономии, будь они неладны. Зря он, кстати. Фрау хотя и была убежденной коммунисткой, оставалась чистейшим и светлейшим человеком. Может, потому Хвост и выбрал такое поприще. А мерзавцы способны обезобразить любое учение. Именно мерзавцы, а не дураки. 

По большому счету Иван, Витек и Рита - древняя модель "два самца и одна самка". В старину проблема решалась у барьера, а сейчас вот лясы точат. У Витька одно лишь преимущество: он моложе. Таковое ВиктОр (так его зовет Рита) использует на все сто. По крайней мере, с Витя и Рита - одно поколение, а Иван по большому счету уже "перец". Но вообще - зря Витя за Ритой увивается. Нашел бы себе юную дурочку, для которой журналист районки - это круто. Ан нет - все туда же. Ну, так думает Иван. А у Хвастова нет никаких планов. Вообще никаких - в том числе и на Риту. В этом его беда. А, может, наоборот - счастье, хотя, скорее всего - и то и другое. Вы ведь живете не только для того, чтобы мыслить и страдать, а по причине того, что вам дарована жизнь со всеми ее заморочками. 

Рита - одинокая, бездетная жрица матриархата. Красивая - это да. Ну, разве с незначительными изъянами, даже добавляющими флеру. Дважды сходила замуж, крайний муж, оставил вот этот вот дом. Рита живет неизвестно чем. Не работает, не

подрабатывает, не ворует. Хочет ли третий раз замуж? Неясно. Да и вообще непонятно, чего хочет, в чем ее духовное родство с Иваном. 

Иван часто бывает в районном центре. Бывает, пускается в тяжкие, не монах же. А то, что перечеркнул прошлую жизнь, оставил кафедру, семью, дачу, тачку... сын взрослый, за него Иван уже не в ответе. Говоря уличным языком, догнал: наука теперь не нужна, ежели она не приносит моржу. Просто, Хвастов переселился на другую планету.

Чрево Ритиного дома - шедевр мещанского мира. Царство безвкусицы и кича, сплошная эклектика. Но Ивана почему-то это раздражает не слишком. Песня такая была у БГ: «мне б резную калитку, кружевной абажюр…» Рита к нему обращается: "Иван Ссаныч". То ли уважительно, то ли уничижительно - не поймешь. Такое у Риты охватывает чувство… что все сущее – смешные глупости, ничего серьезного в мире нет. Театр клоунады.

Отрадно, что у Риты не обсуждают актуальное, на это дело наложено табу. Точнее, не наложено, а просто вовсе не хочется о злободневном. Где-то войны, все в дыму, слезы множества детей - не трагедия, а статистика... Да и зомбоящик у Риты не включают, наверное, потому "светские беседы" столь ординарны и неостры. Как там говаривал Сент де Экзюпери... величайшее счастье на Земле - роскошь человеческого общения. О, как.

- Милые, Маргарита, бранятся - только тешатся. - Ответствовал Иван.- Ваши нежности что-то вовсе не милы, Иван Ссаныч.- Вот и поговорили... - Промямлил Витек.Это все, подумал, Хвастов, от недостатка адреналина. Слишком здесь спокойная

жизнь. С Ритой хорошо молчать, а корреспондентишко таков, что с ним нельзя пауз. Зануда. Говорят, как назовешь корабль - туда он и поплывет. Виктор – типа «победитель». Вероятно, победы парня еще ждут. Сомнительно, что в этой жизни.

- Почему ты так долго не женишься? - Напрямую спросил Иван.Витек сначала не знал что ответить. И не находил, куда спрятать глаза. Пролезает

провинциальная застенчивость. Видно, подкатывает он к Рите много-много лет, может, ждал момента, когда побывает замужем и освободится. Вот, освободилась. А тут - бац! - Иван. Столичные пацаны завсегда берут верх, вне зависимости от наличия достоинств. Хвастов знает, что при случае этот районный папарацци его бы прибил. Ивану приятно осознавать, что кого-то он бесит одним своим присутствием, это вариант садизма. Может, Рита потому и приблизила Ивана, что тоже хочет поиздеваться над слабохарактерным нерыбанемясом.

Много раз Иван ловил себя на том, что ему просто нравится украдкой наблюдать за движениями Риты. Даже когда она курит. Может быть, большего ему и не надо, да и вообще большее он в жизни уже получил по самое небалуйся. Может, грядет климакс? Не рановато ли... Жена знала, что он изменяет. То ли терпела, то ли находила, чем отвечать. Впрочем, теперь уже неважно. Только недавно Иван понял: обладание - еще не все. Гораздо важнее стремление.

- Жду своего часа. - Наконец ответил Витек.- Когда взойдет твоя звезда пленительного счастья? Ждать лучше, чем догонять. -

Вот сказать бы ему про партию с какой-нибудь студенточкой. Опять надуется и начнет дерзить. А остаться наедине, чтоб посоветовать как старший и опытный, все не получается. Ну, чисто по-мужски изъясниться. Витек избегает рандеву. 

- Ладно. - Отрезала Рита. - Давайте уж в дурака. Переводного. ВиктОр, сдаешь.Карты - универсальный прожигатель жизни в провинции. Можно ни о чем не думать

- или наоборот. Опять же, азарт. Ч-чорт, не жизнь, а зал ожидания. Играют не на деньги, но Иван все равно злится, когда остается в дураках. Теоретически должна проигрывать Рита, она рассеянна. Но мужчины благородно ее поправляют. Хоть в этом сошлись. Хотя, нет - не только в этом...

 - ...Иван Александрович, приветик!

Восторженные, даже выпученные глаза Алены. Хвастов старый и опытный, знает, что маленькая толстушка, эдакий колобок от него без ума. Втюрилась, вот ведь какое дело. Другой бы использовал, а Хвастов игнорирует. С ней Ивану всегда неловко, думается, что будет затаскивать в койку, а на таких у него ничего и не встанет. Алена - сотрудница почты, там и нашлись. Одно время Иван выписывал журналы, а, поскольку в Истомино почтальон не ходок, приходилось забирать в райцентре.

Журналы теперь пошли на растопку да на прочие утилитарные нужды. Оказывается, когда знания не в тренде, они не нужны в принципе. Да и вообще - в богатстве знаний океан печали. Это раньше Иван с томлением ожидал новые свои публикации. Ну, положа руку на сердце, чужие были неинтересны, важно было потешить свой орган, вырабатывающий гормоны тщеславия. А теперь - чего ожидать?

Честно говоря, Иван не раз примерял на себя Алену в роли супруги. Она была бы идеальной женой, хотя почти что в дочки годится. Готовила бы, стирала, ждала. Настрогали бы детей. Но ведь есть еще и такая сила как половое влечение. Ежели такового нет - хрен. То ли дело - Рита...

- Привет, создание небесное.Алена - гениальный читатель. Есть такой род людей, которые умеют и любят читать.

Колобок проглатывает не что либо, а серьезную литературу. А с недавних пор и философские труды, узнав, что Иван – настоящий «хвилософ», пусть и отставной. Когда заходил на почту, что-то даже обсуждали. 

- Иван Александрович, что это вы к нам не заходите...Иван с подписками завязал. Это было трудно, источники - как пуповина. Столько лет

плавал в информационном океане, стараясь быть на гребне. Привычка - вторая натура. Теперь, когда чакры очищены, оказалось, тенденции не нужны.

- Все как-то не так, Аленушка.Иван пытался отучить девушку от произношения его отчества - не получилось. А вот

Риту даже не пытался, слишком независимое существо. Иван вышел от Риты немного раздраженный, едва отвлекся – возникла почтовая знакомка.

- А вы сделайте, чтобы было так. Нетрудно же.- На самом деле, это труднее всего.- Так значит, не зайдете.- Почему же. Как-нибудь. Обязательно. Приятно тебя видеть. Пока...- Опять пока...- Что?- Да ничего... до свидания.Иван представил себе Алену замужем за Витьком. А что: нормальная пара.

Торопунька и Штепсуль. Впрочем, они молоды, все равно не знают, кто это такие. И все одно - получилась бы ничего так себе пара. Неисповедимы Гименеевы пути.

Иван имеет внешность маститого модного писателя: длинные волосы, сильная небритость, тонкость черт. Порода, одним словом, даже несмотря на сугубо крестьянское происхождение. Витек - типичный провинциальный корреспондентишко - при пиджаке и без особых примет. Да еще и очки в пластмассовой оправе, под роговую. Иван поймал себя на слабости: он постоянно соизмеряет себя с соперником. Значит, побаивается.

Пройдя несколько шагов, Иван обернулся. Алена стояла как разукрашенная снежная баба и смотрела ему вослед. Практически, пожирала глазами.

Ну и ладно, подумал Иван, продолжив свой путь, пусть будет так, я ж ничего этой тургеневской барышне не обещал. Александр Сергеевич был все же прав, утверждая что женщине мы нравимся по мере нелюбви к ней. Может, еще найдет свое счастье, а я ее не испорчу. Надо, кстати, попробовать пушкинскую методу к Рите применить.

Вспомнилось из Саши Черного: "Две курсистки корпели над "Саниным", и одна, худая как жердь, простонала, глядя затуманено: "Ах, этот Санин прекрасен как... смерть!"

А другая, кубышка багровая, поправляя двойные очки, закричала: "Молчи, бестолковая! Эту книгу порвать бы в клочки!"

  Мандела в красном углу Отчий дом - не просто архетип. Это такое место на планете Земля, где есть матица, в

которой торчит крюк, а на нем болталась зыбка, в которой тебе когда-то снился рай. Не путать с матрицей! Колыбель качается над бездной. А рай вовсе не снится, ибо колыбель - и есть рай, а другого не существует. Иван не так давно вынашивал идею повеситься на этом крюке. Но витальные силы покамест не позволили возобладать арцибашевским суицидальным идиотизмам. Иван искал зыбку на чердаке, но, видно, ее сперли ревностные собиратели старины, любящие пошмонать в полумертвых деревнях. Никто на самом деле не помнит, какие миры открываются в колыбели. В том-то и беда.

Отчий - значит, дом отца. Иван своего папку помнит смутно. Александр, говорят, имя несчастное, даже несмотря на то, что с древнегреческого оно тоже переводится "победитель". А, может быть, и потому что. Отец и взаправду был непутевый. Мать... ну, "путевой" ее не назовешь. Скорее - несчастной. Добрая русская женщина, в меру забитая и... в общем, баба как баба. Народ в Истомине не был особо верующим, но иконы в домах держали. Под ними и пили, ругались, и детей плодили. И помирали тоже под ними. Бог все видел.

Как мама болела за сына, взбирающегося в городе на неимоверные (по меркам Истомина) высоты! Да и ее на селе стали чтить, а то как же: родила профэссора. Иван было хотел вывести мать в город, да жена воспротивилась: две хозяйки в одной квартире по ее мнению - беда. А мама и не хотела, говорила, так помру. И умерла. Не в одиночестве, в райбольнице. 

Образа Иван вывез в город - чтоб ценители старины не сперли. Там, в квартире, фамильные иконы и остались. Теперь в красном углу только черно-белый портрет оскалившегося Зюганова, держащего в руках вместо скипетра и державы серп и молот. Хочешь жни - а хочешь куй. Иван помнит газетенку, из которой вырезан образ. Называлась: "НЕ ДАЙ БОГ!" Мама Зюганова уважала. И Бога, наверное - тоже. А отец уважал пойло. Бывает. 

Что отвратило Ивана от греха? Вероятно, встреча с Ритой. Они познакомились в пригороде, на берегу реки. Просто, прогуливались каждый сам по себе, как кошки. И столкнулись нос к носу. Крюк пытался выкрутить - не получилось. Теперь вот - любуется. Хвост и Крюк, две сущности. Смешно. Да и забавно посматривать: мэмэнто море, всегда есть "катапульта" на тот свет. Оно конечно, никакая наука достоверно не доказала существование такового. Но так же не доказано и обратное. Интрига, однако. 

И вот представьте себе: возвращаешься ты из райцентра домой, готовый упасть и забыться, а тут - на тебе - мужик. Сидит себе в красном углу и лыбится. Ты не ожидаешь гостей, откуда им в Истомине взяться-то? Тем более - незваным. А он тут как тут.

Дядька лет тридцати пяти, худой, с густой черною шевелюрой. Шевелящийся желвак, выбритый до синевы подбородок, вострый нос, глаза с краснотой, будто утомились от чтения. Нехороший человек, похож на коммивояжёра.

- Вообще, это частная собственность, если что. - С ходу рубанул Иван.- Ах, да. - Развязанно ответил незваный гость, и сразу в контратаку: - Но у тебя ведь

незаперто.- А приличия?- С ними - беда, это точно. Но поверь: я ничего у тебя не украл. Можешь обыскать.- Молодой человек, мы с вами на брудершафт не пили.- И не ели - тоже. Знаешь, что, Хвост...Иван почувствовал, что чуточку поплыл. Смутные подозрения обратились в явь:

- Мандела?- Если ты меня так назвал - пусть будет. Мне все равно, это несущественно.- Чертовщина.- Хуже. Боговщина. Шутка. Хвост, не надо усложнять. А собаки твоей нет. Ушла.Иван, бывало, запивал. До чертиков не доходило, но... уединение (Хвастов упорно не

называл свое состояние одиночеством) способно рождать чудовищ. Здесь и обкуриваться не надо, тем паче Хвастов не курит - вообще ничего. 

- Не сон, не сон, - успокаивал гость, - просто ты ждал меня, я и пришел.- И?- Ну, переночевать дозволишь? Или ты не хрестьянин... А после будет, как ты

выражаешься, "и". Странно даже, что ты меня не помнишь.- А должен?- Здесь, Хвост... или Иван Александрович, если тебе угодно, никто никому ничего не

должен.- "Хвост" меня не обижает. Это же не член.- Давай без пошлостей.- Отлично. Значит, Мандела... Чем же тебя кормить, Мандела?- А вот здесь, кол-лега, вы угадали...Гость вынул из-под лавки зеленую сумку с надписью "Адидас". Иван припомнил: у

кого есть ададас, тому любая баба даст... Из недр сумки извлечена была разнообразная снедь. На упаковках красовался лейбл "Седьмого континента". На стол выставилась и батарея стеклянных бутылок. Снова шальная мыслишка: бойся всякую тварь, дары приносящую.

- Давай уж перекусим. И - за встречу, что ли. Ну, или за знакомство, если тебе угодно. Раньше ты предпочитал армянский коньяк. Вот...

Гость нежно обхватил в бутылку "Ноя". Вопрошающе приподнял.- Вообще-то... - Иван не знал, какую выбрать модель поведения. Если все как по

Гёте, это фатально. Но вероятен и розыгрыш.- Как хочешь. Я с дороги хряпну, если ты не против. И... прости, но ведь хозяин - ты.

Мне как-то неприлично предлагать тебе наконец-то сесть. Не серчай за прямоту: посуда у тебя есть?

Ну, что ж… незваный гость хуже татарина. Но не выпирать же. Иван принялся хозяйничать. В итоге чернявый налил таки в два стакана по пятьдесят:

- Ну, за начало! - Пафосно произнес чернявый.- Чего?- Всего, коллега. В жизни каждое мгновение что-то начинается. Иногда мы просим

его остановится, ибо оно представляется прекрасным. Но ему наплевать на наши хотелки.- А ты схоласт.- Нет. Просто, приколист.Чокаться не стали. Иван ощутил, как напиток наполняет организм благостным

теплом. Давно не получал такого искреннего удовольствия от качественного алкоголя. Аж закусывать не хотелось, хотя гость выставил белую рыбу, буженину, салями, балык. "Министерская закуска".

Помолчали, каждый думал о своем. Мандела разлил еще по пятьдесят:- Ну, а теперь - за конец.- Который, естественно, поджидает каждый миг.- Смотря что назвать концом, коллега. Я про конец нового витка.- Или начало старого.- Не усложняй. Все у нас... будет.Ивану стало вовсе хорошо. Неприятный симптом, предвестник запоя. Надо

тормознуть.- Хорошо. Спать пора. Извини, в свою постель не приглашаю.

- Очень надо. Я уж тут как-нибудь. На лавке. Мыши хавку не попортят?- А уж это как ты с ними договоришься.- Мыши - не люди. С ними сложнее, Хвост...- Как знаешь. - Да уж знаю, знаю...   Ученик Иван проснулся не сразу - слишком робкий стук в окошко, будто голубочек

наклевывает. Довольно долго возвращался в реальность, в голове еще рассеивались смутные сны. Мандела сопел яко младенец, так способны дрыхнуть только безгрешные. Сквозь запотевшее стекло, разглядел виноватое глупо улыбающееся лицо. С трудом признал: Степа Вагняриннен, аспирант. Хвастов был когда-то его научным руководителем.

Про себя выругался: "Что-то вы, блин, валом повалили..." Степан, белобрысый застенчивый парнишка из карельского поселка Пряжа был вообще-то любимым учеником. Когда-то, в прошлой жизни. Дотошный и пытливый. Северные народы вообще падки на философию, а потому, наверное, часто имеют суицидальные склонности. А ведь Иван не распространялся по поводу своего ухода, место уединения оставив в тайне. Вычислил, з-зараза угро-финская. Не к добру.

- Приветствую вас, Иван Александрович, в вашей благословенной глуши!- Спасибо, заценил. Только у нас теперь не университет. Просто Ваня. Ну, здорово,

друг ты мой ситный.Обнялись. Степа пытался чмокнуть в щеку, Иван увернулся.- Как я рад, Иван Алекс...- Степан... Ваня. Ну, или Иван. Мы здесь равны. Уразумел?- А...Степа внезапно расширил глаза. Он упулился в лицо блаженно спящего Манделы.

Даже рот раскрыл в недоумении.- Да, ты не первый гость. Второй за прошедшие восемь часов. И, кстати, за

последние три года. Что-то не так?- Да. Да-а-а... - Степан все никак не мог выйти из состояния пораженности.- У него тоже странная фамилия: Мандела. Он любит, чтобы к нему по фамилии.- Фамилия... Иван Ал... то есть, Иван. В общем, я ненадолго. Просто повидаться.

Можно?- Гость в дом - бог в дом. Ну, рассказывай...Степан принялся нудно докладывать о новостях околонаучного мира. Кто-то свалил

из рашки, некоторые ушли в бизнес или спились. Большинство преподают в коммерческих вузах, благо таковых сейчас как собак нерезаных. Учат экономике, политологии, социологии, антропологии, эстетике. Какую только хрень не преподают, философии только не учат. А науки как таковой сейчас нет. Сплошные компиляции да переливания из пустого в порожнее. За гранты от всяких денежных мешков, играющих в благотворители, глотки перегрызут. Ну, и понты: купля-продажа званий, чинов и регалий. Многие подвязались лабать диссеры сильным мира сего: те тоже хотят представляться кандидатами и докторами околовсяческих наук. Ученые мужи научились имитировать  исследовательскую деятельность, красиво пуская пыль в шлаза дилетантам, пролезшим в чинуши. А руководство Академии Наук имеет с этого откаты, да еще и катается по международным симпозиумам, за кордоном своим чванством еще более дискредитируя отечественную науку. Для Ивана это не секрет: он, еще будучи сотрудником НИИ РАН, профессором одного из ведущих вузов, сам строил эту систему. Правда, никогда не имел мзду со своих учеников. С чужих, правда, имел.  

Про себя Вагняриннен сообщил туманно: из науки ушел - но не сосем. Диссертацию покамест оставил, охладел к теме. Да к тому же так и не нашел учителя, достойного Хвастова. Сейчас все больше ПРАКТИКУЕТ. Ивану даже интересно стало, какая может быть ПРАКТИКА у философа? Ученик сделал вид, что не понял вопроса. 

Перекусили снедью, коей был уставлен стол. От стопарика Степа отказался, заявил: мутит сознание. А в общем и целом Хвастову даже было приятно увидеть пришельца из былого.

Когда Мандела наконец изволил пробудиться, их знакомство со Степой было более чем холодным. Ивану подумалось: парни друг друга явно знают. 

- Отлично! - Воскликнул первый гость после довольно мучительной паузы. - Теперь мы постигнем подлинный смысл русского слова "нас-тро-ение". Нас трое, коллеги!

- Ага. Мы такие разные - и все-таки мы вместе. - Съязвил Иван.- Я не в этом смысле, Александрыч. Три мудреца в одном тазу пустились по морю в

грозу. Здесь, в глубинке, мы способны отключиться от суеты будней и сосредоточиться на главном.

- Несвятая троица. - Неожиданно жестко рубанул Степа.- Так значит ты нашел формулу святости... - Задумчиво парировал Мандела.- Ну, святости - не святости, а просветленности - это точно. - Похоже, нежданной

парочке не впервой спорить.- Все думаешь, святоши спасут мир.- По крайней мере, на заведут на край пропасти. Или не дадут завести.- Забываешь про действенность благих намерений.- Не забываю. Как раз помню о том, КТО способен расставлять кривые зеркала.- Ребят, - умиротворяюще произнес Иван, - вы сюда приперлись бодаться?Хвастову представилась, что он со стороны наблюдает себя, родного в

противостоянии с корреспондентишкой. Похоже, Рите все же неприкольно.- Да. - Согласился Мандела. - Мы все что-то не о том.  - О чем же тогда надо?! - Неожиданно для самом себя звонко и раздраженно

воскликнул Иван.- О чем... - Мандела помрачнел… - ...Есть же в конце концов идеальное государство! Платона, например.- Идея сама по себе хороша только в обрамлении грамотных практиков. Идеального

не существует, это умозрительно. Но есть стремление - в частности, стремление построить справедливое государство. Советский Союз - один из удачных примеров. 

Класс, замерев, слушает дерзкие наскоки Хвоста на Фрау. Дискуссия возникла на уроке литературы по поводу "Истории одного города" Салтыкова-Щедрина. Хвастов зацепился за то, что чиновник, будучи частью системы, разрушал ее своими литературными провокациями. Марта Францевна на самом деле любила побуждать в своих учениках противоречивые мысли; подспудно она учила детей думать своей головой, заранивала зерно сомнения, которое суть есть фундамент всякой науки. Иван это понял много позже. Он - избранный, один из нескольких тысяч учеников немки, в коем зерно все же проросло.

Классу не интересна суть спора, хочется узнать: положит Хвост Фрау на лопатки - или как. Элементарный спортивный азарт.

- Если нет реальной цели, Марта Францевна, двигаться бессмысленно. Я так думаю.- Предположим, захотел ты стать чемпионом мира по прыжкам в высоту... Разве

сразу преодолеешь планку на высоте два с половиною метра? Постепенно будешь стремиться превысить свое настоящее достижение. Но цель все равно ясна. Так и при построении социальной системы.

- Я так понимаю, по приближении к идеалу будет исчезать смысл.

- Это как в загадке про Ахилла и черепаху. Коммунизм - мечта человечества, справедливое общество, в котором каждый будет трудиться во благо всех, а уровень потребления не превысит реальных потребностей. Идеальным оно не будет никогда, но вектор останется. Так же как и в прыжках в высоту.

- То есть, вы хотите сказать, что у человечества нет альтернатив...- Есть. Конечно есть. Их множество. На самом деле, наш путь по лезвию бритвы. Мы

все время балансируем: налево - тоталитаризм, направо - общество потребления. И там, и там главенствуют идеи, религии. На самом деле, Платоново идеальное государство тоталитарно.

- Но разве идущий по лезвию тоже не верит?- Конечно. Без веры нельзя. Я, к примеру, верю в светлый разум человека. И в твой

тоже, Иван. Только мы часто забываем о том, что мы еще не достигли даже уровня второго юношеского разряда. Планка, которую мы способны преодолеть, еще слишком низка. Отсюда и Кампучия, и Китай, и Албания.

- Но ведь все они подвалили идею нашего Ленина.Класс чуть не завибрировал в предвосхищении. Это ведь настоящая антисоветчина!- А вот здесь, Иван, мы возвращаемся к Салтыкову-Щедрину. Владимир Ульянов

был бы невозможен без Михаила Евграфовича, без Чернышевского, Толстого, Чехова, Короленко. Эти авторы закладывали фундамент нашей революции. Едкая сатира "Истории одного города" рисует государство, противное от идеального. Как чиновник, Салтыков-Щедрин прекрасно видел все изъяны системы самодержавия. Невозможно разглядеть недостатки, не держа в голове идеалов. Ленин это прекрасно понимал - потому что на самом деле тоже учился не только на трудах Маркса, но и на книгах великих русских писателей.

- На чем же тогда учился Мао Цзе Дун?- И на трудах Ленина, и на наследии Лао Цзы, Конфуция. А судить никого не надо

заранее. Посмотрим, каков будет Китай после своей "культурной революцией", и что случится с Советским Союзом. А будущее, которое нас ждет, всецело зависит от нас...

 - Странно это все... - Степа, кажется, окончательно вышел из ступора. - В такой

глуши собрались такие люди.- Не такая уж и глушь. Село все же. - Ответствовал Иван.- Село зело осело. - Скаламбурил Мандела, как-то лакейски  улыбнувшись.Уж не в сговоре ли они, мелькнула у Хвастова мыслишка. Разыгрывают тут

водевиль. Интересно... каков сценарий?  Кровь - Помните, Иван Алекс.. э-э-э... Иван, свою работу "О вечно подлом в русской

душе"?Мандела секунду назад покинул дом, сказал: "По делам средней значимости". Степа

свой сакраментальный вопрос задал будто через силу. Как не помнить свое эссе о глухих задворках ментальности человека, мыслящего и говорящего по-русски, как говорится, с подвывертом. Основная идея: в замкнутой комнате с тараканами разумное, светлое и жизнеутверждающее неспособно родиться. Замыкаясь в себе, русская цивилизация обречена на деградацию. Текст задумывался как полемический "камень", призванный породить как можно больше кругов на воде. Не получилось. Статья практически не была замечена и резонанса не случилось. Либо не к месту опубликована, либо работа слаба сама по себе.

- С трудом, Степан. – Солгал Хвастов. На самом деле от неудачи Иван тогда очень даже страдал. – А что...

- Так. К месту пришлось. Вы слышали когда-нибудь, что семена добра могут взойти, а могут и не взойти, а семена зла восходят всегда?

- К чему ты все это...- Потом были Донбасс, Одесса, Киев.- Ну и что.- Люди погибали. Пачками. Вот, что.- При чем здесь старая не слишком удачная статья?- Когда Адольф Шикльгрубер сочинял "Мою борьбу", он тоже не думал, что сеет

семена зла.- Понятно. Значит, ты приехал именно за этим. Надо обсудить. Без ста грамм здесь

не разберешься. В прямом смысле. - Иван схватил бутылку "Ноя", разлил по полстакана. Волевым движением сунул склянку в руку ученика.

- Мы, кстати, с тобой не разу вот так вот не сидели - чтобы по душам.- Да. Да...- Давай все же снимем формальности. Только до дна-а-а.Выпили на брудершафт. Степа поперхнулся, покраснел, истек крокодиловыми

слезами. Откашлявшись, таки допил. Карелы, вспомнил Иван, вообще-то спиваются по-черному. Он разлил еще - все, что оставалось в бутылке. Получилось по чуть-чуть.

- А сейчас давай выпьем за истину. Мы теперь друзья - равные, кстати - но истина важнее. Так ведь?

С отвращением выпив, крякнув, Вагняриннен неожиданно громко возгласил:- Истина, Ваня, это не то, что ты думаешь.- А вот это интересно. И?- Она, конечно, не в вине. Но есть некая надчеловеческая сущность, которая...Степа запнулся. Он внимательно посмотрел Ивану в глаза. Испытующе и зло.- Послушай... - Прервал этот поединок взглядов Иван. - Я же ничего толком про тебя

не знаю. Как ты жил все эти годы?- Обычно жил, Вань. Искал.- Надеюсь, не только истину?- Зря надеешься. Только ее и искал. Вот вы... ты... хотел покоя. Я желал обратного.

Получил. Вот... - Степа оголил левое плечо. Там зиял ужасный шрам. - Осколок прошел в сантиметре от сердца. Спасибо врачам, вытащили с того света.

- Ясно. - Иван откупорил новую бутылку. Это была водка, "Путинка". Разлил по сто. - Значит, воевал.

- Не то, чтобы очень. Но убивал. Уби... вал. Мне приказывали - я исполнял. Потом исполнял без приказов, мстил за ребят, которые вот на этих руках... А после плодил жмуриков просто так. Потому что – если б не я их – они меня. Ладно. За мир во всем мире. Нам нужен мир. Желательно - весь. Кхе! - Степа скорчил подобие улыбки. Похоже, это превосходство человека, понюхавшего пороху, над гражданским слизняком. Да еще и выпендривается, крутизну выпячивает. Степа залил содержимое стакана в себя - и вновь, поперхнувшись, закашлялся. У Ивана нехорошо зашумело в голове.

- Эх, Ваня, Ваня... - Похоже, ученика понесло. Пиетет растворился в алкогольных парах.  - Ты не видел разбросанные человеческие кишки. И кровь... з-запах крови.

- Ты приехал сказать мне это. Но ведь каждый выбирает по себе религию и дорогу.- Да... и женщину. Ты видел, как насилуют женщин?- Степан... На войне нет правил - знаю. Я, кстати, в армии служил. В наше время был

Афган.- М-да. Так вот, я о вашей этой статье. О вечно подлом. Там есть пассаж. Де душа

русского человека столь несовершенна, что, он как малый ребенок, с охотою впитывает все худшее из мирового опыта. А лучшее - отторгает. Так...

- Не совсем. Впитывает все, но неподготовленная почва не все принимает.- Вот именно. Значит, русского человека надо направить волевым усилием.

- Ну, речь шла лишь о гипотезе. По правде говоря, я находился под впечатлением фильма "Матрица". Нео - избранный, я бы сказал, богоизбранный. Таким образом англо-саксонская модель политического устройства столь странно и неожиданно приходит к идее монархии. Но я потом изменил позицию. "Матрица" по прошествии времени оказалась обычной сказкой для взрослых, хотя и не лишенной архитипических мотивов.

- Все проще. Даже твой это Нео убивал, убивал и убивал. Идея сверхчеловека всегда ведет к катастрофе. Духовной и гуманитарной. И вы... вы, Иван Александрович, таковую накликали.

- Предвосхитил, Степан. И не я один такой.- Слово - не воробей. Дальше вы... то есть, ты заключал, что русскому человеку

необходим поводырь, избранный из своих, иначе - национальный лидер. - Ну, и что? В тот момент лидер и впрямь был нужен. Чтобы консолидировать

общество. Иначе - война.- Война, говоришь... а ведь мы поверили.- Кто - мы?- Ваня... ты для меня был не только учитель, но и… бог. Человек, знающий ответы на

все вопросы. Я долгие годы оставался твоим апологетом. Рассказывал о твоих трудах соратникам, распространял твои идеи. В результате - идеи остались, а соратников нет. Я их закопал.

- Ты хочешь сказать...- Да в общем-то уже и все сказал. Ах, да. Я думал, ты малый не дурак. А оказалось -

дурак не малый.- Ну, слава богу. Дурак - это верно. Давай за это...- В связи с чем, уваж-жаемый Иван Александрович, я вынужден вас... убить. - Степа

выхватил из за спины пистолет, передернул, наставил Ивану в лоб. - Много раз представлял себе это мгновение. Надо же, как просто.

- Ты так не шути... - Иван не мог понять, настоящее у Степы боевое оружие или пугач. Черт их знает, может, у них шутки такие. Крышу-то на войне сносит даже у сильных духом. А Степа к тому же всегда был с уомплексами. - Так...

- Так, так. Молитвы знаешь?Иван видел, как сзади к Степе подкрадывается Мандела. Он понял: нужно отвлечь

убийцу. Он затараторил:- Помню молитву, а то как же. Есть бог, нет бога, а надо верить. Итак, молитва,

молитва, Господи, за что же ты нас, греш...Чернявый наотмашь ударил Степу по голове тупой стороной топора. Тот выронил

пушку, медленно осел на пол. Из черепа засочилась кровь.- Вот так. - Хладнокровно произнес Мандела. - Мы остановили мгновение, которым

эта особь попыталась насладиться.- Вот, м-мудак... - Ругнулся Иван. - Парень явно неадек...Потеря бдительности. Степа дернулся, хватанул Ивана за ногу, повалил. Светя

пустыми глазами, как зомби, вцепился ладонями в Иванову шею, принялся душить. Прохрипел:

- Вреш-ш-ш-ш...Иван не будь дурак тоже ухватился за шею противника. Мужчины сплелись в нечто

невообразимое. Объятия смерти. Иван ничего не видел и не слышал было только одно желание: додавить. Степан вдруг обмяк, Ивану стало легко дышать. Казалось бы, можно отпустить, но, ощущая прилив адской силы, Хвастов надавил еще сильнее. Лишь сверадская сила отогнула Ивановы пальцы. Учитель сидел над распростертым тело ученика, пытаясь сосредоточиться. 

 Мандела протянул Ивану полный стакан водки:

- Пока смерть не разлучит нас. Наблюдал ваш парный танец с эстетическим удовольствием. Честно: болел за тебя. И вот, что забавно: злодеев всегда губит то, что они склонны пофилософствовать прежде чем прикончить свою жертву. Ораторы...

Труп бывшего ученика лежал на боку, в позе младенца. Страшная гримаса исказила Степино лицо. И все тот же взгляд Франкенштейна. Иван, выпив, накинул на труп дерюгу.

- Теперь, Хвост, мы с тобой повязаны кровью. – С оттенком удовлетворения проговорил Мандела, кладя на стол топор и пистолет.

Иван, как ни странно, был абсолютно трезв, да и состояние было какое-то, что ли, просветленное. Наверное, адреналин. Вот только мысли все никак не собирались в кучку.

- И что?- А то. Пушка и в самом деле боевая, тэтэ. Один из двух должен был уйти. Се ля ви, а

ля гер - ком а ля гер. Хвост... Планида твоя резко поменялась, смирись с этим. Нам с этим вообще жить.

- Пиз...ц.- Ху....я. Нормальный естественный отбор. Дарвинизм в чистом виде.- Да. Да...- И еще неизвестно, кто из нас нанес маньяку травму, несовместимую с жизнью. Он

же вцепился в тебя, уже будучи с проломленным черепом. Надеюсь, мозг не задет. Прости. Шутка неудачная.

Иван схватился двумя руками за голову. Наконец, до него стал доходить подлинный смысл произошедшего. Он взвыл. Последние надежды на то, что Хвастов стал объектом изощрённого розыгрыша, развеивались.

- Ничего страшного, - хладнокровно говорил Мандела, - дело житейское. Кто с мечом приходит, от него и погибает. А вот теперь, когда мы стали собратьями по крови, надо решать: готов душу свою отдать?

- Как пОшло.- Нормально. Что пОшло - то и пошлО, народная мудрость. Итак: ты живешь долго и

успешно, имеешь все, чего душа не пожелает, а потом я ее, то есть душу - забираю. Говоря по правде, тебе она все равно не будет нужна - потому как тебя как такового уже не будет.

- Вот, ч-чорт.- Есть альтернатива. Ты здесь сдохнешь, всеми забытый и никому не нужный. Тебе

даже памятник не поставят как Марте Францевне. Любимого твоего ученика мы уфандохали, вот ведь какие пироги. А все остальные о тебе практически забыли. Ты сам вычеркнул себя из контекста. Можешь отказаться от сделки. И неизвестно еще, что в таком случае произойдет с твоей душой.

Иван покачивался на табуретке как полоумный, все так же обхватив голову руками. Вдруг вскочил, сорвал дерюгу, попытался нащупать Степин пульс. Рука уже остыла, пульс отсутствовал. Иван ернически усмехнулся:

- Чего ж ты его душу не берешь, а?- Хвост... на исковерканный продукт мало кто позарится. По крайней мере, я бы не

рискнул. Разве ты забыл, что в древности убитых считали проклятыми? Оно конечно, если б я не успел, твоя душа обесценилась так же. И вообще: что ты теряешь, не пойму?

- Я... не знаю. Какой-то кошмар.- Жизнь богаче самой кошмарной фантазии. А я тебе предлагаю насыщенную жизнь,

с исполнением искренних желаний. Вот чудак-человек. Ты, может, один из миллиарда. Избранный.

- Нео.- Что?- То. Слушай... а как тебя на самом деле звать-то?- Красиво. Красота вообще страшная сила. В общем, я - частица силы, которая, желая

зла творит это... как его... добро.

- От добра добра не ищут.- Добро и зло - явления относительные, ты же знаешь.- Ну и говно же ты.- Дорогой ты мой человек. Экскременты - продукт полезный, это удобрение.

Большинство людей, рождающихся на планете Земля, не то что не приносят пользу, а даже вредят. Говно же полезно в любом виде. Впрочем, не мне тебя учить. Короче. Я не тороплю, подумай...     

 Женщина Входя в райцентр, Иван разглядел знакомые очертания пса, воровато

пробирающегося вдоль забора консервного завода. Хвастов радостно воскликнул:- Мандела, сюда!Собака остановилась. Замотав, как вентилятором, хвостом, рванула к Ивану.- Вот ты где, блудная скотина, эка тебя занесло, бедолагу... - У Ивана прямо от

сердца отлегло: значит, преображение собаки в образ человека - фантазии больного воображения! - Иди ко мне, глупопень, вон, как исхудал-то... - Пес остановился метрах в пяти. Поджал хвост. Стал пристально всматриваться в лицо Хвастова, мелко заскулил. - Что так? Обидел кто. Люди - они такие... ничего человеческого. Ну, если собака не идет к Магомету, то...

Иван сделал шаг. Мандела, истошно залаяв, бросился наутек.- Ну и дурак. - Спокойно сказал Иван. Его прямо распирало от радости: какая нужная

встреча!Через полминуты вкралось сомнение: Мандела ли это был? -...Марта Францевна, разве любовь - не естественное состояние человека? Но в

отношениях между людьми и все время возникают треугольники, а то и пятиугольники. Значит, конфликты неизбежны даже при коммунизме.

- Ох, Хвастов, Хвастов... Говоря "любовь", ты представляешь себе отношения между женщиной и мужчиной.

- А что - любовь к родине?- И к ней - тоже. А еще к любимой работе, к делу партии, к детям, к музыке,

литературе, футболу, лесу, рыбалке. - Но разве это одно и то же?- Конечно. Ты разве не задумывался о том, что такое - любовь?- Конечно. Это когда... любишь.- Не нами придумано, Иван: согласно классическому определению, любовь -

способность пожертвовать собой ради чего-то или кого-то. Бескорыстно пожертвовать.  Ученик и учительница беседуют наедине - не для публики. Иван остался после

уроков, чтобы вообще-то спросить про Достоевского и странности Раскольникова. От бессмысленного злодейства ради дурацкой идеи как-то быстро перескочили к теме любви.

- Что же вы тогда скажете о любви к... богу?- Для начала надо понять: бог есть или его нет.- Но ведь бога - нет.- Федор Достоевский утверждал: если бога нет - значит, все дозволено. У нас

атеистическое общество, а всего не дозволено. Значит, понятие бога социализмом не отрицается. Тем более - коммунизмом. Только бог на самом деле - в тебе.

- Как это?- А вот так. Бог - твое личное представление о том, что можно, а чего нельзя, что

хорошо, а что скверно. Родители, ученики, наставники с твоего рождения впускают в тебя бога. Это и есть прямое действие любви - родительской и воспитательской. Даже Иисус Христос, которого, кстати, превозносил Достоевский, утверждал, что бог есть любовь. Ты

повзрослеешь - и, выучившись, женившись станешь передавать накопленный тобою опыт своим детям и ученикам. Не только жизненный, но и духовный. Так, из поколения в поколение бог будет жить или наоборот. Тем и порочен капитализм, что в ребенка внедряется идея потребительства, стяжательства. За внешней атрибутикой религии, которую капиталисты не отрицают, скрывается философия себялюбия. Бескорыстное самопожертвование как божественное действие исключено. Это хорошо понимал Ленин. Именно поэтому он положил свою жизнь на горнило победы Великой Октябрьской Революции.

- Но ведь Ленин был против попов.- И правильно делал. Священники во все времена внушали людям, что они де -

посредники между людьми и богом. Вставали не пути человека к самому себе. Они всячески старались сделать так, чтобы люди не догадались о том, что божественное – в каждом из нас. 

- Даже если речь идет о любви мужчине к женщине?- Конечно. И более того: в особенности если дело касается отношений между

полами.- Но что тогда быть с любовными треугольниками и пятиугольниками? Ведь тогда

может дойти до драки или до стрельбы. Пушкина, Лермонтова - убили.- Иван, ты задаешь один из самых сложных вопросов на Земле. Он о справедливости.

Убийство - грех. Разве не так?- Смотря кого убивать. Вот, фашистов...- Фашистами не рождаются. Некто вместо любви впускает в человеческую душу

ненависть. Но в человеке всегда остается часть божественного. Кант это называл "законом в тебе". А убивают на войне – оттого что безнаказанно. На войне идея бога теряет первую позицию. На войне все дозволено. В любви - тоже, но это совсем иная тема... скажем так, в любви не позволяется реализация своего "эго" за счет другого, да к тому же любовь исключает насилие. Когда война кончается - а всякая война кончается рано или поздно - несколько поколений искупают грехи тех, кто убивал. Мы вот - искупаем, и это будет длиться еще очень-очень долго.

- Значит, пока не искупим, коммунизм не построим.- Здесь вот, в чем дело... Войны повторяются, это страшный грех человечества. Я не

совсем понимаю, почему люди опускаются до братоубийства, но это - правда. Жизнь сложнее, чем даже самая трудная литература. Но жить интересно. Ведь так?..

 Рита... с ней что-то не так. Всего три дня прошло с последней встречи, а она

изменилась. Иван так и не смог уловить, в чем сдвиг.  Не успел Хвастов проникнуть в Ритино пространство, у порога возник этот зануда корреспондентишко, в неизменном ненавистном пиджачке. Похоже, Витек дежурит у дома предмета своего вожделения. Маньяк хренов.

- О, господин профЭссор, какая нежданная встреча.- Мне, своим хвилософским умишком представляется, что она очень даже жданная.- Что-то вы, батенька, сюда зачастили.- Слушай, приятель... мне уже не смешно. Ты что - распорядитель будуара?- Ни в коей мере. Я - защитник. - Витек гордо, как молодой петух, встал в

полупрофиль.- А я тогда - форвард.- Ой, какие вы, герр проф...На сей раз Маргарита не стала продлевать для себя шоу бодания двух самцов:- ВиктОр, разве тебя звали?- А его? - Хамски парировал журналюга.- Иван Александрович, - Это уже событие: не "Ссаныч", а именно что

"Александрович", - пришел по делу. В отличие от тебя.

- Но...- Никаких таких но. - А вот и не уйду. Потому что...- Хватит всяких этих твоих потому. Гуляй... пока молодой.- Маргарита, ты просто не понимаешь, насколько он страшный человек. Он играет с

тобою только ради забавы, а, когда наи...- Дос-ви-дос. Иван Александрович, товарищ не понимает.Итак, дарован карт-бланш. Иван получил ни с чем не сравнимое удовольствие,

загребя противника в охапку и сбросив его с крыльца. Витек повел себя низко:- А вот я сейчас в милицию. Она еще разберется, кто вы такой. В органах установят,

что за...Дальнейшая речь поверженного и отверженного не была услышана, ибо Рита

захлопнула дверь. Ивану стало не по себе, когда произнесено было слово "органы", ведь еще совсем недавно он на пару с Манделой избавлялся от трупа ученика. После странных похорон Мандела попрощался и исчез. Просто растворился. Возможно, драма с Вагняринненом была изощренной галлюцинацией. По крайней мере, кровавые следы на полу дома были затерты столь тщательно, что даже органам не докопаться. Да... а что сказал Мандела напоследок: "Не упускай узд, Хвост, конь удачи ретив".

 - ...Ваня... такое чувство, что мы друг друга знаем вечность...Двое возлежат на Ритином сексодроме. Много раз Иван представлял себе это

мгновение, казалось бы, оно прекрасно и остановимо. Но есть примесь досады. Все то же чувство: невозможно сосредоточиться, чтобы четко себя позиционировать. А, может, журналюга прав - ну, насчет того, что Ивану надо лишь наиграться? Был предмет вожделения, а теперь он стал объектом обладания. И что изменилось? Цель достигнута, за счет унижения противника Иван стал "альфой".

Случилось все слишком быстро и неизвестно, что успела испытать Рита. Она лежит совершенно нагая, прижавшись как ребенок к Ваниному плечу. Гладит ароматной ладонью волосатую грудь.

- Так оно и есть, зайчонок. Мы и вправду друг друга знаем очень-очень давно. Только все никак не встречались. Точнее, встречались не с теми.

- Ваня... не уезжай. - Вот, ч-чорт, выругался про себя Хвастов, наверное и вправду ведьма. Рыжий, красный - человечек опасный... Он ей еще не рассказал о своих грандиозных планах, а она все знает. А, может, спросить у нее про будущее? В смысле, о том, что выйдет в итоге. Нет, страшно... Иван, наконец, увидев Ритино тело все как есть, вдруг открыл для себя, что оно не так и совершенно. Праздность и далеко неюный возраст породили жировые складочки; туловище так и пропитано негой. - Или так, Вань. Ты возьми меня с собой. Я буду хорошей женой. Или подругой, если хочешь. Только не оставляй меня.

- С чего это ты вдруг, зайчонок...А мысли у Ивана между тем о другом. Оказывается, победа - вовсе не достижение.

"От ненужных побед остается усталость" - была такая песня. Час назад Иван еще только был "одним из", и вот уже женщина говорит: "Не бросай". Так легко жить, не имея привязанностей!

- Потому что я уже устала от всего этого. Я подарю тебе сына - правда...Сын у Хвастова уже есть, и он отца люто ненавидит. По слухам, уже взял себе

фамилию матери. Ну, да, Иван слишком был увлечен наукой, на воспитание сына времени не оставалось. Но ведь это все было в прошлой жизни. И, кстати... почему Рита не родила от двух своих предыдущих мужей?..

Это в одну и ту же реку дважды не войдешь - в одно болото вляпаться можно тысячекратно. Всякая женщина, впуская в себя малую твою часть, желает овладеть тобою целиком, без остатка. Господь одарил Риту великолепной грудью, эту благодать не скрыть

даже одеждой. Даже милые детские конопушки вокруг очаровательных розовых сосков не оттеняют великолепия пышущих жизнею персей. Неплохо стать младенцем - и вытягивать из этих холмов благотворную силу. Но вот, рыжие волосы на лобке - несексуально. Рита это знает и, стесняясь, скрывает свое лоно одеялом. Наверное, она и вправду стала бы хорошей матерью. Но не срослось.

- Зайчонок... я не против подарков. Но я думал, свобода для тебя - высокая ценность.- Кому нужна эта твоя свобода.- Всем.- Кроме меня. Возьмешь с собой? Говори, не увиливай. – Рита довольно больно

ущипнула Ивана за сосок.Иван когда-то был опытным ловеласом и знает: никогда и ни за что не оправдывайся

перед женщиной. К тому же вот такое унижение типа "не бросай меня" - бумеранг. Попрыгун-стрекозел... Наговорить можно что угодно, сейчас Рите просто хочется слушать Иванов голос. Слова - пыль; они материализуются, конечно, но крайне редко.

- Но я же тебе ничего еще не сказал.- А я знаю...Иван наконец огляделся. Спальня Маргариты еще пошлее будуара. Лебедя, киски да

херувимчики. Гламур каменного века. А пожалуй, от такой среды она не избавится никогда и нигде, будет возить свою эту будуарину как улитка раковину. Даже по склону великой Фудзи.  

Иван вдруг понял, что не так. На самом деле Рита заклинает его... уехать.  

 Нелюбовь Иван и сам не понял, почему его завернуло к почтовому отделению. Наверное,

жалость взыграла к влюбленному в него как кошка шарику. В отделении было нешумно, разве только отвратительный старик за столиком мусолил бумажку. Алену Хвастов не нашел, брутальная тетка едко доложила: в отпуске. С трудом выбил из матроны адрес. Оказалась, девушка проживает в другом конце райцентра. Благо, из конца в конец всего-то двадцать пять минут ходу. Старик, послушав, как скандалит Иван (Хвастов действительно вел разговор на повышенных тонах), издевательским тоном произнес:

- Тоже мне... хахаль. Уж околеванцы пора, а все туда же.Бредя малознакомыми улочками, Иван то и дело порывался повернуть назад –

рвануть в свое Истомино. Но не повернул… не то смалодушничал, не то продемонстрировал себе же свое упорство. На что ему уродина с почты? Хвастов и сам не понимал. Жалко, что ли. Оказалось, Алена обитает в двухэтажном бараке, на первом этаже. Устойчивый кошачий запах в подъезде вызывал приступ тошноты. У двери с изодранным дерматином, на которой белой краской был вымазан номер "9", звонка он не нашел. Пришлось стучать по косяку.

Дверь, как будто здесь логово Кощея, адски скрипнула, в щели показался блин Алениного лица. Она удивленно и одновременно испуганно пялилась на Ивана, не зная, как реагировать. Неловкость прервал он:

- Просто так зашел. Здравствуй. - И натужено улыбнулся.- Да. Да... Хорошо. Подождите, я сейчас...Сзади послышалось чье-то брюзжание: "Кого там нечистая принесла? Гони, гони

на..." И отборный мат.Дверь захлопнулась. Ждать пришлось минут десять. Чтобы не стошнило, вышел во

двор, все украшение которого состояло из помойной ямы и ржавой детской горки. Иван чувствовал, как из окон за ним наблюдают. Даже лениво было оборачиваться и смотреть, кто. Иван уже было решил плюнуть на свою жалость, но Алена таки изволила выйти. В черном платье, наскоро и нелепо накрашенная:

- Пойдемте в горсад...- Куда скажешь. Ну, в общем-то я ненадолго.- Вы уж простите, мама больная, лежачая. В квартире бардак. Да и характер у нее...- Все нормально. Просто, хотел узнать - как ты, что.- Ничего особенного, никакого движения. А вы, Иван Александрович, изменились.- За последние дни, Аленушка, много всего случилось. Слишком много. Скорее

всего, я возвращусь к научной деятельности. Поступило выгодное предложение. Я покидаю страну, буду преподавать там...

- То есть... – В голосе кубышки чувствовалась тревога.- В лучшем университете планеты Земля. - Иван соврамши. На самом деле, все еще

только в планах. Надо еще сочинить резюме на "ангельском" языке и разослать их в Йель, Сорбонну, Кембридж, или еще в какой-нибудь научный серпентарий. Уже одно только представление о том, что его бывшие коллеги узнают, что Хвастов - профессор какой-нибудь суперпуперхрени, греет душу.

- Рада за вас. И... спасибо за то, что и меня вы научили мыслить. Я стала много читать, теперь иначе гляжу на все это...

- Ты еще молода. Тебе учиться надо, куда-нибудь поступить. Уверен, из тебя получится хороший педагог.

- Из меня получится разве что хорошая... ничего уже из меня не получится.- Аленушка, я тебе завидую. У тебя - в отличие от меня - еще вся жизнь впереди. -

Иван уже и прикидывал: вот как бы свести колобка с корреспондентишкой. А что... а вдруг?

- Да. Я знаю.Господь испытывает тех, кого любит, и обижает тех, кого не любит. Какая

неправильная истина! Разве бог, если он, конечно, есть, не любит всех в равной мере? Да и вообще: внешнее уродство - обида или испытание? Обижены разве только лишенные какого-либо дара. Все остальное – лишь внешние признаки.

- Аленушка, ты очень одаренная, умеющая мыслить. Не твоя вина в том, что обстоятельства не позволяли развиться твоим талантам. Но у тебя есть главное богатство на Земле: время. И зря ты. Депрессуха - не лучшее подспорье в жизни...

Они вошли в пустынный горсад. Вывороченные скамейки, грязь, сырость. Видимо, ночью была дискотека. Одинокая старуха лениво прибирала бутылки.  Девушка долго молчала. Остановившись, они оказались лицом к лицу. Точнее, Алена уткнулась носом в его грудь. Ту самую, которую совсем недавно ласкала Рита.

- Иван Александрович... если вы что вообразили себе, смею сообщить: я вас не люблю. Не люблю... Но вы мне интересны. Как личность, человек, свалившийся в наш городок из другого мира. Вы много знаете, научили меня... нет... все не то, не то...

- Ты говори, говори. Знаешь… только сейчас понял. Ты для меня как дочь. Всегда мечтал о такой дочери. И мне больно за твою судьбу. Я слушаю, говори.

Иван опять лгал. И может быть и нет. Он и сам запутался. Хотя... кажется сейчас его слова похожи на правду. Из всех душ в этом городке Аленина ему ближе всего. А по большому счету, это же касается всей Вселенной. Просто, хотелось сказать этому почти святому существу что-то приятное.

- Иван Александрович, любви нет. Нет. Я это поняла в результате общения с вами. То, что мы привыкли называть любовью, есть всего лишь наши воля и представление. Вот, вы представили себя моим отцом. На самом деле, вам угодно потешить персональное самолюбие. Ну, как с кошкой поиграть: погладить, чтобы руку лизнула. А я не нуждаюсь в приятном слове. Тем более отцу не за что было бы гордиться мною. Дурочка, служит на почте... ямщицей. Если честно, мне ничего вообще от вас теперь уже не надо. Все, чем вы могли меня одарить - вы уже одарили. За что вам спасибо.

- Мне думается, Аленушка, ты неверно судишь, и это по горячности твоей души.

- Не имею цели вам понравиться или наоборот. Просто говорю что думаю. Если даже и ошибаюсь, это моя ошибка. Дайте мне самой совершить свои ошибки. И если время - богатство, величайшее благо - право говорить что думаешь.

- Вот видишь... ты убеждена в том, что знаешь свои подлинные мысли. Я же знаю только то, что ни черта не знаю.

- У меня такое ощущение, что черта-то вы как раз знаете... ...В этот момент, в дальнем конце горсада изрядно бухой Витек изливал душу

клюющему носом синяку:- Ты пойми, чудак... Они появляются, дурят ее - и исчезают. Их задача - обдурить как

можно больше мечтательных провинциальных девиц и превратить их в мадам Бовари. Помню Маргариту еще десятиклассницей. Так светилась жизнью, какое у нее было легкое дыхание! И постепенно, пропуская через себя зло... ты слышишь меня, чумло?

- Ах, да... я - пас. - Очнулся синяк.Виктор плеснул водки в пластмассовый стакан, так неловко сжал, что стакан

треснул. Жидкость потекла по жилистым пальцам. Страстно глотнув из горла, журналист продолжил:

- Зло, значит. Оно оседает как в фильтре. Зло никуда не исчезает, копится. Рита загрязнилась. Очистить бы. Но...

- Ничего не проходит зря, дружок. - Вдруг отчетливо произнес собутыльник.- Вот это правильно. Но я очищу. Тот моральный урод исчезнет рано или поздно.

Умник, млин, профэссор. А Рита останется. У нас будет семья, появятся дети. Рита будет хорошей матерью. А дети наследую ее красоту и мой ум.

- Не боишься, что все выйдет строго наоборот?..- Чумло и чумло. Это неважно. Главное - правильно воспитать.- В нелюбви, дружок, правильно не воспитаешь...  Две стихии Окрестности районного центра, живописное место, где краешек леса упирается в

излучину реки. Именно здесь Иван когда-то встретил Маргариту. Идут двое. Одного из них легко узнать: тот самый чернявый тип, дозволивший Хвастову называть его Манделой. Выглядит усталым, осунувшимся - как будто после изнурительной болезни. Идет согнувшись, будто против урагана, все время глядит себе под ноги.

Второй - неизвестный. Это мужчина лет 40-45 без особых примет. Полноватый, с округлыми плечами, волнистыми, но коротко подстриженными волосами. Он все время нелепо двигает ручищами - будто не знает куда их деть. Лопату бы ему в руки, а лучше - отбойный молоток. 

Двое весьма оживленно дискутируют. Утренний воздух доносит некоторые особо резко сказанные слова до противоположного обрывистого берега, отражает - и уносит эхом в чашобу. Оба не стесняются в выражениях, но нецензурщину я опускаю.

- Усложнять задачу - не наш метод, - внушает Плотный, - гениальность в простоте, ты же понимаешь.

- А ты разве не догадывался, - парирует Мандела, - что реальность всегда преподносит мерзкие сюрпризы? Случайные флуктуации, даже там, наверху никто не в силах предсказать.

- В силах, в силах. Но им как всегда лениво. Разучились получать удовольствие от частных случаев, им статистику подавай. Да и вообще... ты не заметил, что слишком много проколов? Сплошные форс-мажоры.

- Моя задача - работать с людьми. Иногда, кстати, получается. А тебе легко рассуждать, потому что...

- Знаешь, у меня тоже была практика - накушался вот так. - Плотный  сотворил из своих ручищ выразительный международный жест. - Знаю, что с людьми работать - кошмар, они ведь забирают энергию, вампиры, чтоб их. И еще. У нас здесь не военные действия, задания обсуждаются и даже оспариваются. Но если уж взялся за гуж...

- Нам предлагают чересчур сложные многоходовые комбинации, а в витиеватых системах слишком велика вероятность облома. Всякие попытки упрощать, или, как ты любишь выражаться, гениализировать, приводят к таким вот результатам. Прям вывод напрашивается: они сами стремятся к усложнению. И... разве вот ты всегда был в ладах с человеческой совестью?

- Да, сия область темна. Когда-то я листал их книжку: "Психология человека". Умные люди поставили на них гриф "Совершенно секретно". Авторы доказывают, что человек управляем абсолютно, нужно только искать слабости, точки зависти и ненависти. Книжка - руководство для ихних спецслужб. Правильно сделали, что засекретили. 

- К чему это ты? - Чернявый согнулся еще ниже.- Они всерьез думают, что знают себя. И пытаются доказать другим, что сила чувств

высшего порядка ничтожна.- А ты никогда не задумывался о том, что они-то как раз до кой-чего допетривают?

Не через тексты - интуитивно...- Конечно. Как не озадачиться. Есть версия, что неким пока незнакомым нам

восьмым или девятым чувством они проникают в область случайного.- М-м-да. Голод, информационная блокада, секс, алчность, гордыня - с этими

объективными явлениями они точно не разберутся никогда. А вот с тем, что пока еще неведомо нам, они, кажется, нашли точки соприкосновения. Правда, не отдают себе в этом отчета.

- Надо соединять усилия. Сам ход событий подсказывает.- Тэорэтик.- Да, методы еще не придуманы. Но ведь можно и без метода.- Околонаучным тыком?- Примерно так. Ты же креатор - тебе и решать. - Уж я решу. Решу... ...Иван стоял посреди поля. Уже смерклось, сквозь полумрак небес пока еще робко

просвечивал Млечный путь. Иван возвращался к себе в Истомино, и почувствовал смертельную усталость. Под расколотым надвое дубом он проспал до самой ночи. Очнувшись, ощутил, что к нему наконец вернулось то состояние духа, в котором можно сосредоточиться, структурировать мысли и чувства. 

Итак, закон в тебе и звездное небо над тобою. Есть сошедший с ума ученик, которого пришлось нйтрализовать, и заманчивое предложение странного гостя. Есть женщина, которую ты завоевал, и девушка, которая от тебя открестилась. От первой ты сбежал, от второй, в сущности, тоже. Ноль привязанностей. Все на своих местах, впору определиться.

Оставаться чревато, вероятно, Истомино Иван посетит в последний раз в своей земной жизни. Жалко, конечно, здесь он вырос, получил интеллектуальный и витальный заряды. Теперь - вторая попытка покорения Большого Мира. Мандела прав: редкая удача. Смысла, может, немного, зато... как там сын говорит... драйвово. Во-во. Подожди немного... отдохнешь и ты. Хвост неожиданно для самого себя расхохотался - прямо-таки демоническим смехом. Истерика. Или катарсис.

Успокоившись, произнес:- Кто-то наслаждается, кто-то тащится, кто-то обалдевает, кто-то фигеет. И всем, что

характерно, хорошо. 

- ...Почему, душечка, у нас мальчики всегда налево, а девочки - направо? На дороге ведь наоборот - именно девочкам предлагают рискнуть жизнью и идти через проезжую часть, налево...

- Разве риск - не дело мальчиков?- Они слишком эгоистичны. И сами от этого страдают. Все самоутверждаются,

пиписьками меряются - вечные дети.- Бабы тоже разные бывают. Иные - прям унтеры в юбках.- Это от недостатка нормальных мужиков. Кому-то надо нести этот крест...Две женщины, кажется, нашли общий язык. Алена сама пришла к Рите - и та с

радостию приняла девушку. До этого часа они лишь мельком видели одна другую, райцентр ведь маленький, но знакомы не были. Минута - и они уже закадычные подруги.

- Ты не представляешь себе, душечка, - искренится Маргарита, - что такое, когда замуж уже поздно, а сдохнуть рано. Ночами - слезы о двух абортах, сделанных по наивной глупости. Как ты думаешь: это грех?

- Я не знаю, Ритусь. Врачи говорят одно, батюшки - другое.- Пробовала ходить в церковь, исповедаться. Ну, что ли карму снять. Представляешь:

он начал расспрашивать подробности. Зачем?- Ну, наверное для тех миров они важны. Ведь священник, насколько я понимаю,

лишь связующее звено.- Вот именно. А мне еще в этом мире пожить хочется, и без звеньев.- Аналогично.- Что ж у нас такие судьбы-то...  - Рита приобняла Алену, стала гладить ее, между

прочим, пышные волосы: - С детства слышала: не родись красивой. Не верила. Дуреха.- Эх! Мне б хотя бы чуточку твоей красоты...- Была б моя воля, дитятко, я б тебе всю отдала, или... ну, половину - точно.- Да. На половину - согласна. - Женщины рассмеялись.- Знаешь, - тихо произнесла Маргарита, - у меня такое чувство, будто Иван совершил

что-то такое страшное.- Вот ведь... и у меня - тоже. Но не убил же. Он, кажется, не из тех, кто способен

убивать.- То ли он кого-то предал, то ли его подставили. Иван и без того весь в себе, а теперь

прямо как в броню заковался.- Как ты думаешь: он вернется?- К себе прежнему - уже никогда.   Недостижимое Снова учительница и ученик тет-а-тет. Ваня остался после уроков, дабы спросить о

повести братьев Стругацких "Улитка на склоне". Библиографическая редкость, дефицит, но Фрау, оказывается, читала. У Ивана вопрос: почему в повести нет положительного героя? И еще вопрос: получается, там все будто прокляты. Недостает выхода и входа, да и вообще - и Кандид, и Перец на самом деле навеки потеряли то, что ищут, но не могут с данным фактом примириться. На одной планете существуют две... планеты. Вот такая глобальная шизофрения.

- Что то не дружит, Марта Францевна, текст с принципами социалистического реализма.

- Сам принцип неплох, ведь в его основе - правда во всех ее проявлениях. И поверь: социализм в конце концов победит даже в капстранах. Дело не в методе, а в том, что есть писатели одаренные и малоталантливые. Вот только бесталанных писателей не бывает, хотя бы горсточка искры божией есть во всяком. А ты не задумывался, к какому жанру относится повесть?

- Фантастика, конечно.- Не только. На самом деле, это фантастическая... поэма. Написана, правда, белым

стихом. - Но разве... так можно? Ну, поэзия без стихов.- Конечно. Пример лежит недалеко: "Мертвые души". "Мастер и Маргарита" - тоже

поэтическая вещь. Читал "Мастера"?- Не-а.- Счастливый. Тебе еще предстоит впервые открыть эту книгу. Тоже, кстати,

фантастика. Там, правда, демоническая фабула. Зато - поэзия потрясающей силы. Эпиграф из фантастической поэмы Гете о... впрочем, мы это проходили, ты знаешь. Булгакова - он написал "Мастера" - я считаю более великим, нежели Стругацкие. Впрочем, это дело моего вкуса. Да... "Улитка", мне думается, замечательное поэтическое произведение, и в нем два лирических героя. Но ведь и авторов тоже два. А кто тебе симпатичнее: Кандид или Перец?

- Кандид. Жалко его, он же потерял Наву. И он герой, а не хлюпик. А Перец, хотя сам безвольный и скучный, вдруг становится директором... ну, как нашего леспромхоза.

- А мне жалко обоих. В равной мере. Они несчастны тем, что все что им надо уже имеют, а желают ненужного им. И, кстати, про социалистический реализм. Данного метода придерживаются наши современники: Виктор Астафьев, Валентин Распутин, Чингиз Айтматов. И все они - замечательно талантливые писатели. Русская литература сохраняет свой высокий статус в мире прежде всего оттого, что авторы не только продолжают традиции психологизма, то есть, исследуют душу человека, но и развивают те линии, которые шли от Пушкина, Толстого, Достоевского, Чехова. Социалистический реализм возник не из пустоты, это продолжении магистрального пути русской литературы.

- Кажется, Сталин называл писателями инженерами человеческих душ.- Сталин... - Немка на несколько мгновений ушла в себя. На самом деле, на это имя

наложено табу, Сталина будто не было. Хотя, фотокарточка Сталина на лобовом стекле каждого грузовика в леспромхозе. Как икона дорожная... - Пожалуй, инженер в душе не разберется. Исследователь души: так, по-моему, вернее...

Фрау на уроках литературы немало рассказывает о творчестве современных литераторов, хотя, в школьной программе их нет. А на немецком читает наизусть фрагменты "Фауста", демонстрируя красоту "фашистского" языка. О Стругацких, впрочем, ни разу не говорила, да, собственно, школьники и так проглатывают фантастику и детективы на ура. Любые, без разбору. В сельской библиотеке беллетристика потрепана и перетрепана, а в классике зачастую и муха не... ну, нечитабельна она, короче. Современников - и то больше читают.

Стругацкие - Иваново открытие. За интересными сюжетами он разглядел глубину. Одноклассники от "Улитки" плюются, ведь там нет космолетов и межпланетных войн. Хвост даже удивился, обнаружив, что фантастика может быть серьезной литературой. Впрочем, к философии Иван пришел через Вольтера, так же открытого в выпускном классе, не без подачи Фрау. Позже он узнал, что в царской России вольтерианство называли "французской заразой". А еще позже Хвост осознал, что гораздо больше ему все же дали диалоги с Фрау.

- Марта Францевна, ведь у наших писателей есть положительные герои, идеалы и благородные цели. А по Стругацким вообще выходит так, что мы все - дураки, живущие запросто так.

- Так оно и есть на самом деле, чего, Ваня, скрывать. Но из этого не следует, что вовсе нужно пытаться возвыситься над обыденным. Скажу банальное: душа человеческая есть потемки.

- А вот есть такая наука, которая душу изучает?

- По идее, психология. Но на самом деле эта наука занимается так называемой высшей нервной деятельностью. Психиатрия лечит душевные заболевания. А изучает душу разве что искусство. Только ненаучными методами.

- А социалистический реализм - научный метод?- Нет, конечно. Это всего лишь один из способов сделать мир лучше. Наша жизнь

меняется в зависимости от того, КАК мы хотим жить. Если нам будут талдычить: "Советский Союз - это плохо, Советский Союз - империя зла...", мы в это поверим. И станем громить и уничтожать, а не выдумывать и строить. Именно для того и предназначен метод социалистического реализма, чтобы осознанно созидать. Осознавая, кстати, свои ошибки.

- Разве ж мы ошибаемся?- Мы живые люди. И наша сила в том, что мы учимся учиться на своих оплошностях

- особенно трагичных.- А если не научимся?- Вот это - беда... Придя в свое Истомино, Иван в первую руку пошел на болото - проверить, не

осталось ли каких неубранных следов. Нормальное поведение преступника, инстинкт самосохранения. Некоторые следы были найдены - что разрушило последние надежды на галлюцинации, вероятно, навеянные Манделой - и удачно ликвидированы. А на обратном пути вновь завернул на кладбище. Ноги сами привели к могиле Фрау.

- Здравствуйте, любезная Марта Францевна. - Доложил Иван каким-то ерническим тоном. - У вас здесь почет и прочее, а кто-то гниет просто так.

Помолчал. Представил, что бы она ответила. Нет - не ответит. По крайней мере, в этой реальности.

- Итак, - продолжил Хвост монолог, - вы учили нас учиться на своих ошибках. Только, простите бога ради, не уточнили, как это делать. Тем паче так и не выяснили мы, каким таким способом отличить ошибку от верного действа. И вообще... природа построена на ошибках. Если бы не возникало мутаций, вся жизнь на этой планете - в тартарары. Иные ошибки, как показала практика, могут быть гениальны. Одно действо на миллиард, и - оп-ля! - ход истории изменен. И еще...

Из леса донесся отчаянный крик выпи. Стало жутковато и аж больно от одиночества. Хвастов упал возле могильного холмика свернулся калачиком и разрыдался.

 ...Когда Иван шагал сельской улицей, в щель на него глядела старуха. Проводя

человека взглядом, она проворчала:- Ходить все. Тэорэтик. Хоть бы раз поинтересовался, как тута люди живуть. Ни разу

никому не помог, хоть дрова поколоть. Сыч. Выйдет тебе еще это боком...   Искушение искусителя Вот уж нежданчик: на берегу реки сидят двое. Чего неожиданного? Это Алена и... ну,

тот чернявый гражданин, который отзывается на "Манделу". Только что у них шла горячая дискуссия, почти перепалка, грозящая перейти в рукоприкладство. Если б кто-нибудь со стороны наблюдал, не вникая в смысл слов, подумал бы: муж и жена – один сатана! Теперь устали, выдохлись. Чернявый пытается оправдываться:

- Обычная практика. Людям необходима встряска, иначе они закисают и превращаются в говорящих и двигающихся овощей. Между прочем, у вас был такой ученый, Тойнби, который придумал теорию вызова.

- Читала. - Алена наконец отдышалась. - Там говорится о цивилизациях, а не о конкретных людях. Ты бы еще Иова вспомнил.

- К несчастью не дока я в этих ваших священных писаниях. А труды ученых, признаться, люблю. И ученых люблю тоже - как специалистов, конечно, а не как людей. Прикольные они.

- Ученые эгоисты - это да. Но они как дети - наивные и ранимые. - Ну знаешь... эти дети на вашей веселой планете такого понавыкидывали! Уж

прикололись, мама не горюй. И не надо уповать на их якобы детскость. В Освенциме или на Моруроа они показали весь свой этот эгоизм. Да ради истины они готовы...

- А вот не надо обобщать. "Ученые" - абстракция. Есть конкретные исследователи, готовые чем-то жертвовать. Многие клали на алтарь науки свои жизни.

- И все-таки больше - чужих.- Иван - философ.- Ты хочешь сказать, мыслители безобидны. Молодец. Да ваш этот Карл Маркс

своими идеями покосил народу больше, чем все эпидемии Земли вместе взятые.  - Хватит увиливать. Так ты оставишь Иванову душу в покое - или как?Алена уставилась на оппонента как училка на нашкодившего первоклашку. После

нехилой паузы покрасневший Мандела выдавил:- Знаешь... ведь я тоже в некотором роде ученый. И знаю, что хвосты собаками не

крутят. - А вот бога не боишься?- Только дураки не боятся. Что, впрочем, не мешает грешить и умным.- Хорошо... А ты возьми... мою душу. Стой-стой! Не смейся. Да, я, немногого стою,

но... в конце концов, какая тебе разница. Молчи. Я на всякое способна, у меня потенциал. Ну, так жизнь сложилась, что... а если надо - могу и на преступление пойти. Легко. Ты Иванову душу-то оставь... и-и-и... в конце концов, я женщина, могу разные услуги оказывать, если что...

- А вот, что душечка. - Резко ответствовал Мандела. - Если у нас все неподецки, задам тебе вопрос. Слушай внимательно: задаю. У тебя неизлечимо больная мать, доставшая тебя своим дурным характером. Чисто теоретически: ты могла бы ради Ивана маму родную не пожалеть? Она ведь и сама в это мире измучилась, и переживает, болезная, что и тебе жизни не дает...

- Но...- Без "но". Тебе достается все. Что ты ни пожелаешь. В том числе до конца своих

дней Иван будет твоим. Без остатка. И я знаю твои чаяния. Ты совершишь очумелую научную карьеру, войдешь в пантеон великих. И все такое.

- Да уж... ну ты чмо.- Часто слышу нечто подобное. А обществу между тем кто-то должен мешать.

Знаешь... мы уж по-свойски. Без всяких этих...   Алена гомерически рассмеялась. Это была не истерика - скорее, тот хохот, которым

ошеломили агрессоров защитники осажденной крепости, которым нечего уже отдавать. Успокоившись, смахнув слезы, девушка вопросила:

- А можно встречное предложение?- Ну-у-у... валяй.- Сначала вопрос. Здесь вот, в чем дело. Ты считаешь себя представителем высшей

расы, имеющим право чужими руками убивать людей?- Совсем не так. Я-а-а... А вот не знаю. Но я переживаю за всех вас - чес-слово.

Иногда до боли.- Молодец. Душа, значит, болит за человечество. Как говаривал классик, в

отвлеченной любви к человечеству любишь всегда одного лишь себя. Так вот, друг мой ситный. У меня все есть. Все, чего я хочу. Я люблю. И точка - большего мне не надо. А предложение вот, какое. Ты меня убиваешь - и забираешь мою душу. Просто так - без всяких этих твоих... преференций. Понятно?

- Ну и дура же ты.

- Так и знала, что ты просто мающийся от непоймичего позер, да к тому же - неудачник. Тебя там в твоем мире держат за нуль без палочки, и ты свои комплексы вымещаешь на том, что искушаешь людей. Опыты ставишь, исследователь задворков человеческих душ. Тебе прикольненько наблюдать суету нашего муравейника. А мне думается, приятель, без людей ты был бы полное... - Интеллигентная Алена обозвала Манделу нехорошим матерным словом.

- Все не так, душечка. - Однако, Мандела помрачнел.- "Черный человек" - это про тебя?- Знаешь, давай не...- Давай не увиливать. Ты мою подноготную прознал, теперь моя очередь. Так что

давай - убивай. Хочешь - утопи. Или придуши. Знаю, знаю: умеешь убивать, тебе это нравится - отнимать жизнь. Но всегда хочешь, чтобы в твоих маниакальных потугах участвовали эти мерзкие людишки. Маргарита помогла тебя найти - это было трудно - и сие означает, что мы тоже кой-на что способны. А уж если тебя зацепили, изволь вести себя достойно. Высокоорганизованное существо, блин.

- Алена, душечка... ты, мне кажется, пересекла черту доз...- К чёрту эта твоя черта. - Дискуссия снова облекла форму импульсивной ругани. -

Ты не умеешь созидать, ты только разрушаешь - в этом твоя проблема. Наносишь раны – и любуешься результатом. А личная твоя беда в том, что ты бездарь, за что и мстишь Вселенной, демиург хренов. 

- Вот падла буду - щас тебя прибью.- Ну, я, собственно, об этом и прошу. Шлепни, душу забери - и пользуй.- Ладно! Стоп. Хорошо... я подумаю... ...Иван сидел в красном углу отчего дома. Какое-то непонятное светлое предчувствие

– будто что-то важное произойдет прямо сейчас – распирало изнутри. Только что он выдернул крюк из матицы, хотя пришлось изрядно и потрудиться. Хвастов был полон решимости. Только – на что?

 

ДЭН ОДЕРЖИМЫЙ 

Люди созданы бытьнебесными силами, взамен

падших ангелов, дабы статьбожественными орудиями

в деле управления миром,в деле восстановления его

в благолепие нетленное,каким он был до падения.

 Николай Федоров "Супроморализм или всеобщий синтез"

 Отжали Пенсионер Терентий Степанович П. на новеньком скутере направлялся в

центральную усадьбу, в магазин. Во, времена-то настали: русский старик из глубинки на государственные подачки и некоторые накопления от посильного труда хрестьянина способен приобрести чудо техники, бесшумное и непрожорливое в смысле топлива. Слава тебе Путин! Ну, и весь кооператив "Озеро" - туда же, матьеговдушу. Оно конечно, и раньше были подобные агрегаты, типа "Муравей" - с кузовом, в который влезали грузопассажиры наподобие баб. Но не было выбора, за что спасибо партии и правительству. Маленький, белый как облако мотороллер, шедевр живо развивающегося автопрома Поднебесной, весело тащился вдоль лесополосы, а Терентий Степанович предвкушал, как скоро хватанет пивка и жизнь станет еще лучше и несравнимо веселей.

Песередь дороги возникла довольно забавная парочка: круглый, весь затянутый в кожу наподобие косящего под летчика сильно небритый коротыш и долговязый, худющий как оглобля детина в камуфляже, с обвисшими русыми усами, напоминающий пролетарского писателя Максима Горького в годы изгнания из Расеи на неприютный остров Капри. Толстый приподнял руку, дед тормознул. Подвести он может только одного, а вот в случае чего указать дорогу или дать добрый совет - завсегда пожалуйста.

Возникла не совсем ловкая пауза, ибо стороны всматривались друг в дружку, не произнося ни слова. Первым не выдержал пенсионер:

- Слушаю вас, добрые люди.- Добрые... - Круглый как-то кротко опустил взор.- Ну не злые же. - Терентий Степанович, почуяв неладное, собрался газануть.Не вышло: на пути встал длинный. Жестко произнес:- Слазь... те.Старик понял: разбойники, злодеи, и... как их, чертей... хамстеры. Попал. Опыт

подсказывает: будешь сопротивляться - начистят пачку. Уж лучше пусть забирают материальные ценности, а здоровье пока оставят.

- Батя, - заговорил круглый, с кожаным скрипом положив тяжелую руку старику на плечо, - нам много не надо. Дай скутерок. Мы отдадим - чесслово.

- Ур-роды. - Отважно ответил пенсионер. - В свое время на Амуре он клал сонмы китайцев, уже там отучился бояться. Теперь вот его лишают по сути военного трофея. И так всегда: то есть, побежденная Россией страна налаживает машиностроение, а мы, победители, пользуемся и профукиваем. Пенсионер зло посмотрел в сияющие идиотическим блаженством глаза толстяка, изрек: - Вот, до чего русская нация доэволюционировала. 

- Адрес оставь. - Пропустив мимо ушей упрек, ответствовал кожаный. - Мы честные блаародные люди. Просто так сложилось.

Старик неторопливо, с достоинством слез со своей "белой лошадки". На нее тут же водрузилась парочка. Несмотря на стрессовую ситуацию, Терентий Степантвич не преминул ухмыльнуться:

- Торопунька и Штепсуль. - Так где ты живешь? - Вопросил толстяк, снова отфильтровав  едкий комментарий.- Вытулево.- Деревня?- Село.- Мы найдем. А лишнего не берем. - Долговязый раскрыл бардачок и аккуратно

выгрузил наземь все содержимое. - Зовут-то как.Терентий Степанович назвался. Круглый отрапортовал:- Будет сделано, батяня. А мы вернем ква-дра-цикл!И дал по газам.Глядя, как транспортное средство уносится вдаль, оставляя пыльный шлейф,

пенсионер ругался отборным матом и корил себя:- Ах, Степаныч, Степаныч, сколь раз давал слово: не вступай в контакт с

незнакомцами! Вот и сам дур-рак...Набрал на мобильнике номер "02". Абонент по закону подлости оказался

недоступен.Между тем долговязый, сидя на скутере сзади, втолковывал на ухо напарнику:- Какие же мы с тобой подонки, Дэн.- Хочешь стать губернатором, Саня?! - Кричал ветру, бьющему в харю, толстый.- Но какая связь...- Политика - грязное дело. А эту лошадку мы назовем: Росинант второй!.. Вот, йокарный бабай! С чего это я вдруг зачал свою историю с середины... Надо бы

восстановить порядок, поставить все с ног на го... тьфу - то есть, наоборот.  Итак, Денис Игоревич Кеханов, парень тридцати семи лет от роду, искренне

радовался за то, что наши отжали Крым у хохлов. Оно конечно, немного напрягает, что в большую политику пришла гопническая терминология. Но Крым того стоит. А вот совсем не напрягало экономическое давление "цивилизованных" стран на Путинскую шуша.. то есть, элиту. Денису представлялось: давно пора было поприжать весь этот жулигархат. Он прекрасно осознавал, что в конечном итоге ярмо понесет простой народ, затокрымнаш. Кеханов на черноморском полуострове не был ни разу, но в нем, как во всех нас, живут светлые представления о подвиге предков, отжимавших Крым у всяких мразей в предыдущие славные эпохи. Как говорится, добрая традиция.

Последовавшие за Крымом события на Донбассе внесли в душу сумятицу. В нутрях стало столь беспокойно, что Кеханов превратился в раба новостей. День начинался и заканчивался со сводок с полей брани. Мысли о солдатах, удобряющих поля Новороссии не отпускали даже ночью. Вот она, Третья Мировая, будь она навеки проклята! Все думали, она будет промеж либерастами и мусульманами. Оказалось, фишка в восточных славянах и их страстном нежелании принимать правила игры пиндосов и еврососов.

Давайте уж по честноку: Денис Игоревич стал жертвою телевизионной пропаганды. Его сознание отравлено стало продуктами информационной войны, а источники выбирать не пришлось: все приносили на блюдечках с цветными каёмочками, да еще в разжеванном виде. В эдаких заповедных условиях даже у адеквата крышу снесет. А Кеханов по большому счету неадекват.     

Денис Игоревич некоторое время вел дневник, куда вносил некоторые свои мысли о главном. На обложке тетрадки выведено: "Майдауны против даунбасов, или чему нас научила Война". Вот некоторые записи.

 Хохлам надо верить.Когда говорят «Буки», суки молчат.Кровавые братья-славяне.10 000 серебряников за москаля.Потрошенко, ценитель сладкого.Яйценюх за еврочленство.Уничтожители колорадов.«Градом» - по граду и миру.«Убивать ядерным оружием!» (Безумная Юля)Сначала убивай на поражение – потом думай, зачем.«Девочка, ты хочешь в Украину или чтобы твой домик разбомбили, а тебе оторвало

ручки и ножки?»Песнь укра: «Что колорады мне? Собрать бы их – да сжечь!»Доверие хохлам - святое. Ну, и так далее. Осознав, что в сентенциях с каждым днем становится все больше

цинизма, Кеханов бросил писательство. И задумался о том, что даже самое малое действо значительно эффективнее слов.

Родители Кеханова исчезли в Таиланде. Они там отдыхали, на курорте первой линии, и случился (ну, или случилось, а, может быть, случились - чем бес не шутит, когда... а, впрочем, неважно) цунами. Такое в тех краях - норма. У нас народ дохнет от паленой водки и медицины, у них - от бездны вод. Правильно поется в песне: губит людей не пиво. В ихних краях случаются всякие. А в наших, между прочим, - нет. У нас свои заморочки, отчего мы перманентно продолжаем разбор завалов - как на территории, так и в собственных головах.

Наши власти сообщили, что россияне не вошли в число 100 000 несчастных, напрочь исчезнувших в пучине. Потому что страна Расея счастливая и богоранимая. Ой, забыл в слово букву Х вставить… Да ладно – слова это же пыль, чего их причесывать. А посему следует считать, что родители Дениса Кеханова либо решили отрешиться от мира под видом внезапной катастрофы, либо попали в плен к каким-нибудь азиатским партизанам-марксистам, ой, как не любящих белую расу (наверное, они просто не умеют ее правильно готовить).

Отношения между старшим поколением и единственным чадом, были не очень, ибо старики - успешные топ-менеджеры и позитивные люди - постоянно грузили непутевого (по их мнению) отпрыска тем, что он де ничего не хочет и слишком инфантилен. Сами ведь, блин, виноваты - нефиг было баловать чадо в его счастливом детстве! Денис даже обрадовался, что никто ему теперь не будет выедать мозг.  

Предки оставили Денису квартиру на Кутузовском, счета в банках и коттедж под Киржачом. Сдавая хату, получая проценты с вкладов,  наследник заделался полноценным дауншифтером, поселившись во Владимирской глуши. Будучи с младенчества человеком задумчивым и не склонным к предпринимательству, молодой человек посвятил себя потреблению кинопродукции, подаваемой телевизионными деятелями искусств. Пока страна не вступила в гов... то есть, в фазу войны, увлечение оставалось невинным. Милитаристский драйв порвал матрицу, отчего Денис Игоревич Кеханов стал, давайте уж говорить прямо, не в себе. Причем, не немного, а очень даже богато. Основное нарушение психики явилось в том, что элементы реальности перемешались с получаемой из эфира информацией и собственной фантазией. Ну, короче, в результате разрыва нервных связей образовался завал, который из-за того что некому было разгрести и програбить, стал

системным. До определенного момента состояние оставалось пограничным, но, когда ты блуждаешь вдоль границы, волей-неволей потянет пересечь. А там - демоны и ангелы тусуются, и, кажется, далеко не всегда ладят.

То есть, зомбоящик, воображение и нарушения в работе головного мозга сделали из человека плохо предсказуемое существо, управляемое не внутренним законом Канта, а некими общими схемами, а так же импульсами неясной природы. Может, лучше было все-таки выесть мозг, чем вынести? Но в жизни мы всегда стоим перед выбором, который нечасто оказывается в нашу пользу.

Коттеджный поселок под Киржачом за последние годы серьезно опустел. 101-й километр, глубокое Замкадье. Ловушка периферийности: отдыхать хорошо, на работу каждый ездить нереально. Строились здесь нувориши первого поколения, привыкшие вообще-то пахать (и не надо априори всех считать ворьем, просто они предприимчивые и трудолюбивые люди!). За двадцать лет распила страны многих из них грохнули, кто-то переселился в ближнее Замкадье, бросив свой начальный опыт обустройства дальнего поместья, ну, а большинство просто свалили из Расеи, плюнув на недвижимость с высокой колокольни евроинтеграции. Коттедж Кихотовых за обозначенный промежуток времени изрядно обветшал, но все еще оставался твердыней посередь раздербаненных мародерами развалин. Кой-где жизнь еще теплится, ушедшие на пенсию товарищи-бизнесмены из тех, кому искренне за Державу обидно, пока еще колупаются. Но это ненадолго. Возводившие светлое будущее молдавские и украинские крестьяне не являются отменными строителями, а посему в поле под Киржачом рано или поздно восторжествует тлен - такой же, в который превратился первый космонавт планеты Земля, окончивший свое физическое существование приблизительно в тех же местах.

Кеханов-младший завис в этой... ну, скажем так, российской не слишком глубокой глубинке. На нем в смысле предпринимательской жилки природа отдыхает. Да и руки в сущности ни подо что не заточены, хотя кулачищи что надо - сработали гены отца-крепыша, добившегося высоких высот в том числе и грубой физической силою. Скорее, Денис - маэстро уединения и медитации. Но все меняется. Тем более - человеческая психика. За десятилетия виртуозной обработки информационным полем у Дениса Игоревича сложились некоторые идеалы. Он посчитал: надо становиться героем своего времени, то есть, человеком, творящим добро посредством попрания всех писанных законов. Ну, типа, что ли, супермэна. Или древнерусского богатыря. Таким законы не писаны. А вы думали - только дуракам? Ошибаетесь! Вспомните кинодилогию "Брат": герой того времени разве дурак? Нет - он просто рыцарь, эдакий Чарльз Гарольд печального образа, с симпатичной грустинкой в тихом омуте глаз.

В юности Кеханов-младший мечтал об армии. Даже одно время бредил, любив играть в солдатики и танчики. Возможно в Кеханове помер военачальник, в случае претворения мечты теперь он стал бы полковником, а то и генералом.. Но не бывает в нашей жизни сослагательного наклонения, ибо у людей все слишком быстро срастается. Предки принципиально выступили против военной карьеры Кеханова-младшего (мать панически боялась, что мальчика убьют деды или душманы), пристроив чадушко в престижный альма-матер. Имел Денис эту альму матом, то бишь, учился через нехочу. Да, корочку выдали, а вот на стартовой должности в банке не удержался. Даже если ты блатной, но тупой или честный - карьерных шансов немного, тем паче со всех сторон напирают понаехавшие мотивированные беспринципные провинциалы.

Не сложилось и с семьей. Та соска, что Кеханову-младшему прочили в невесты (дочь чинуши из префектуры), оказалась мразью. Не стоит здесь сплетничать, скажу только, Денис после попытки гименеевых уз понял, что браком хорошее дело не назовут, да к тому же на достаточно долгое время пропал у парня всякий интерес к альтернативному полу. Последнее все же нормализовалось, а вот семья у Кеханова-младшего окончательно стала ассоциироваться с исчадием всяких сил.

И вот, в результате нескольколетнего затворничества, оформилась у Дениса Игоревича Кеханова, почти сороколетнего дядьки и закоренелого лежебоки, некая идея. Назовем ее "действенностью во имя добра и справедливости". В средневековые времена это вообще-то именовалось рыцарством. В нашу эпоху - не то авантюризмом, не то идиотизмом. А помог мировой кинематограф, сделавший супермэна как психотип весьма привлекательным для подражания. Впрочем, ранее таким же пиаром  лиц, отличавшихся безумством и храбростью, занимались литература и эпос. Никто не хочет теперь снимать кино про сталеваров, доярок или дворников.  

 Денис выдумал себе брутальный псевдоним: Дэн Кехано. Снял денег в банке, приобрел мотоцикл "ямаха". И порешил отправиться совершать подвиги во имя справедливости, помогая униженным и оскорбленным. Благо, таковых хватает во все времена. Поскольку во всех фильмах добро в конечном итоге торжествует надо злом, Дэн был уверен в успехе предприятия. Ну, и надеялся, конечно, на (хотя бы посмертную) славу всенародного защитника.

Немного о внешности Дэна. Росту он невеликого, а долгое существование в режиме обломовщины способствовало значительной расплывчатости форм. Короче, Кеханов - эдакий колобок, весьма забавный и суетливый. И не надо забывать: короткие люди зачастую злые и е... ну, по половой части у Дэна все нормально, без аномалий. Не хватает разве наглости.

Что касается мировоззрения. Медиасфера учит нас делить все сущее на хорошее и плохое. Амбивалентность - опция артхауса. Отсюда и представление о современности как поле противостояния добра со злом, наших с чужими. Частный случай: видение нашей страны Расеи в окружении враждебных сил. Оно конечно, тому же учат и сказки. Только в последних хотя бы есть намек на урок добрым молодцам, а телепойло расставляет четкие границы, за которыми лучше не пить водицы, не то толерастом станешь.

Здесь вот, в чем ловушка: медиасфера не учит быть плохим, но она расставляет знаки "хорошо" и "плохо". Даже если ты под воздействием пропаганды становишься одержимым добротой и милосердием, это все равно одержимость. Можно привести множество примеров того как одна часть человечества яростно уничтожала другую его часть, будучи свято уверенной в том, что делает благое дело, ибо искореняет зло. Недавний пример - уничтожение "колорадов" "укропами" в одесском Доме профсоюзов. Впрочем, чего это я распинаюсь. Мы и сами прекрасно знаем, что бомжи, цыгане или депутаты госдуры - тоже люди. Но почему-то покамест не все их любят как то заповедовал Пророк. 

 Мистер крутой и яичница У всякого, как говорят казаки, блаародного героя должна быть дама сердца. Типа,

что ли, "девушки Бонда" или Марьи-искусницы (в хорошем смысле). Ну, не сварливая же и сквалыжная супруга будет озарять Священный Путь Воина! (Хотя, чаще всего почему-то случается именно так.) Дэн заранее решил, кто ОНА: Оксана Федорова, красавица, ставшая первой во всей Вселенной, но скинувшая с себя корону и прочие наряды, едва только выяснилось, что надо откровенно говорить (все по тому же телеку!) на интимные темы, да еще на пиндосском языке. Вот она, настоящая русская женщина! Практически, идеал и характер. Вот ведь попутал нечистый прекрасносовершенное создание, вынудив участвовать в этой нехристской зетее (я имею в виду... а, впрочем, не имею и не в виду - уж лучше не упоминать лишний раз все эти прелести цивилизации потребления, будет шанс, что не припрется на призыв).

Чего скрывать: если бы не телевидение, Дэн никогда бы и не узнал о существовании столь обаятельной женщины. Но светлые стороны есть даже в аду. Их немного, но они присутствуют. Например, в преисподней хорошо думается о небесах. А посему не будем всех теледеятелей скопом записывать в разряд падших ангелов. Даже в аду встречаются

свои Орфеи. Главное - не позволить им вообразить, что они созданы только лишь для того, чтобы заглядывать в бездны.

Дэн искренне наслаждался дамой сердца... ой - то есть, одним видом  женщины, созерцая передачу "Спокойной ночи, малыши". Да, появлялась Оксана, подлинная перербурженка и великая скоромница, всего-то на сто двадцать секунд. Но это были мгновения счастия. Много ли человеку надо? Чехов говорил, человеку нужен весь мир. На самом деле, если присутствуют относительное здоровье и относительный достаток - хватит и того что Господь дал. Отсюда русское слово "достаточно". Да и "счастие" суть есть удовлетворенность тем, что есть у тебя здесь и сейчас. Жаль только, один гениальный еврей придумал теорию, согласно которой относительность есть величина неопределенная. Евреи всегда  что-нибудь - да придумают. А мы  это воплощаем во всякие деяния. Например, "Капитал". Или "Пятикнижие". Затейники. Впрочем, каждый выбирает по себе религию, дорогу и женщину. Или отказывается от таковых. Если навязывают, конечно. Но нас всегда пичкали - потому мы и такие злые, особенно когда выпьем.

 Итак, однажды после обеда (Дэн привык совершать поступки на сытое чрево, ибо

предпочитал вечный голод духа, а вовсе не плоти)  круглый человек, весь обтянутый кожей как... (о, боги, какие-то у меня неэпические, чуть  не фрейдистские ассоциации, а посему придержу язычок-то...), выехал на красной "ямахе" в направлении на Юго-Восток. Азимут выбран неслучайно: где-то там, за горами, лесами и долами сокрыта Индия, страна, в которую стремятся все диктаторы, фотографы и сумасшедшие. Медом там не намазано, но что-то в этой стране завлекательное все же есть, и это явно не камасутра. Цвет "ямахи" тоже неслучаен: он означает... ну, это... короче, прогресс и победу добра над всем остальным. Имя байку было дадено: "Росинант". Потому что это я не романтик, а Денис Кеханов - очень даже. Покинув поселок, Дэн Кехано втопил по полной и забавно, подобно каучуковому мячику, заскакал по колдоебинам. Тьфу - все время заговариваюсь, никак не могу наши третьестепнные  дороги обозвать пристойными словами.

За остаток дня байкер успел отмахать изрядно. Ехал уверенно,  покамест не ища на свою видную задницу приключений. Русские красоты преломлялись в затемненном стекле шлема, и, если бы кто сейчас видел отраженное, явно заскучал бы от однообразия уже на второй минуте. Но все, как уже замечено было ранее, относительно, ибо, ежели  внушить, что зеркальное забрало на голове толстяка есть икона, все преломленное почиталось бы таким же священным как индийская корова. А можно вовсе не фантазировать: в наших просторах и без поэзии присутствует какой-то непонятный первобытный ужас.

Остановился Дэн уже затемно, у придорожного заведения, над входом в который светилась голубая надпись: "Шамбала". По большому счету, это обыкновенный кабак, в котором вечерами собираются местные рекитеры, гопники, менты, средней руки чиновники и проезжие дальнобойщики (ибо при "Шамбале" имеется гостиница с небольшим, но довольно уютным борделем). В общем, в каком-то смысле истеблишмент мало кому известного степного райцентра, разбавленный профессионалами с большой дороги, а "Шамбала" для большинства - своего рода клуб, в котором можно пообщаться с интересными людьми и отыскать нехитрых развлечений. 

Владелец заведения армянин Ашот не то чтобы процветает, но и не бедствует, ибо у него надежная крыша в лице органов. В смысле, правоохранительных. Ребята крышуют за еду и б... вот ч-чёрт, все время приходится осекаться, повинуясь внутреннему цензору. Похоже,  духовно несвободен, если человек подбирает слова, значит, не все произносит, что думает – вы же замечали. Принцип кабака: негласный консенсус. Пусть каждый творит мерзости (или там гнусности, гадости, полезности, искусства – неважно) на стороне, здесь же люди отдыхают после насыщенного трудового дня и снимают стресс. Эдакий центр релаксации районного масштаба. Остров стабильности посреди океана скорби.

Напомню: Дэн несколько помутился рассудком (занудно повторю: все относительно, ты не считаешься сумасшедшим пока не начинаешь совершать асоциальные поступки, но в каждом обществе свои критерии девиантности поведения). Дэну представилось, что он уже попал в вожделенную Индию, которая Кехано нужна прежде всего для того, чтобы найти какого-нибудь гуру, у которого можно получить добрый совет и благословение на вытворение всякого добра.

И вот представье себе: мчитесь вы в определенном направлении долго-долго-долго, и уже в ночи перед вами высвечивается голубое: "Шамбала". Даже здоровый рассудок может прийти в состояние некоторого смятения. А уж что говорить о поврежденной психике.

Дэн, войдя в кабак, присел в стороне, заказав себе молока и яичницу. Про молоко Ашот сказал, что такого здесь не держат, предложив пива. Дэн пытался вспомнить: употреблял ли кто-то из киносупермэнов пиво? Не получилось. Но просто хотелось пить. И Дэн принял предложение распорядителя Страны Мудрецов (он был уверен в том, что попал именно туда).

Трудно предположить, как живут и чем питаются в Шамбале. Я имею в виду, в той, настоящей, что на Гималаях. Но есть вероятность, что всем - так же как и у нас. Ну, не одним же только святым духом. Дэн не большой любитель алкоголя, опыта пития у него небогато. А посему даже пиво возбудило и без того бес покойный (разделяю слово с умыслом) мозг до состояния аффекта. 

В кабаке было довольно шумно, девичий смех перемежался с гоготом    самцов. Средь шумного бала за соседним столиком спорили трое дальнобойщиков. Один из них, щуплый очкарик, бия себя в грудь, вещал:

- На родине война. Ты понимаешь? Война. Людей убивают.- Ну, а давно ты был на Донбассе, патри-ёт? - Саркастически перевопрошал молодой

верзила.- А чё там делать-то...- Чё, чё... - Проворчал третий, вида темного и стремного. - Через плечо. А вот я - был.

Неделю назад. Там все умом помутились. Вот.Дэн напрягся. Он ведь, напомню, сдвинулся на почве новостей с войны в

Новороссии. Нашего байкера прежде всего поразил тот факт, что Донбасс не чужд ё-моё самой Шамбале.

- Вот именно. - Взвизгнул очкарик. - Все ненавидят всех.- Сначала влезь в жопу, чтобы судить о гхеморрое. - Резко парировал третий. Парни

сильно смягчали наше «г» на «гхе», подчеркивая свое южнорусское происхождение. - А то все горазды судить. Диванные войска, блин.

- Звездоболы. - Добавил молодой. - Все страшное - там. А мы - тут.- Это тебе говорят, что ужас-ужас-ужас. Но сейчас сила не в правде, а в фейке. И в

войне фейков сто процентов победят фейки. - Третий явно выглядел знатоком вопроса. - Людей откапывают из братских могил штабелями. А ты говоришь - фейк.- Картинка для камеры. И не более того.- А разрушения...- Ты ж по российским дорогам мотаешь. Посмотри на деревни вокруг: кругом каюк -

а войны вроде как не было лет семьдесят как.- Ну так и езжай на родину, если картинке не веришь...- Простите, - подобострастно встрял Дэн, - вот не ожидал, что в ТАКОМ месте будут

обсуждать столь земные вещи.Денис Игоревич наивно представлял, что выглядит круто. Чё: супермэн, да к тому же

по воле провидения поднявшийся столь высоко. На самом деле его образ очень даже комичен. Пародия на пародию пародии. Надо однако посчитать за заслугу, что забавный персонаж своим встреванием погасил назревающий конфликт.

- Приятель, - парировал стремный, - а о чем же еще нам здесь говорить.

- Да. Когда не было еще единобожия, боги горячо участвовали в земных делах и сильно переживали за нас, смертных.

Водилы поняли: чокнутый. Смотрели как смотрят на народного певца в электричке. В таких заведениях не принято отшивать сразу – мало ли что. А Дэна несло:

- Ах, вот нам бы хотя бы чуточку вашего бессмертия. Мы жалкие, несуразные, но мы в вас верим, и... - Напоминаю: Дэн убежден, что попал в Страну Мудрецов, которые живут не только вечно, но и счастливо.

- Чего-чего... - Настороженно. Проговорил молодой. Дальнобойщики - народ тертый, они хорошего вообще-то не ждут.

- У вас великая миссия, говорю. Вы связываете миры, находитесь над схваткой, и несете священный груз. Вот.

- Это ты правильно говоришь, приятель. - Очкарик подвинулся со стулом, освободив пространство. - Милости прошу к нашему шалашу, с таким человеком как бы интересно.

И подмигнул коллегам-приятелям.- Почту за честь, о, мудрецы. И представить себе не мог, что при жизни окажусь в

столь высоком кругу.- Да ладно, парень. У нас без церемоний. Тебя как звать-то?Денис представился псевдонимом. А у водил оказались нехитрые древнегреческие

имена: Андрей, Георгий, Петр. Да и по сути они простые русские мужики, без понтов. Разве что приглушенные профессией и с Донбасса.

- Путешествуешь? - Окинув опытным взглядом нашего толстяка, по-оттечески спросил очкарик.

- Не совсем. Скорее, ищу.- Кого?- Себя.- Понятно. Праздношатающийся и...- Давай выпьем за мир! - Прервал напарника стремный. - Вижу: нормальный ты

пацан.  И похлопал нашего толстяка по обтянутому кожей плечу. Сделал это несколько раз -

потому что понравился звук. Дэн не мог отказаться. Хряпнул за мир. Потом за победу. Потом за союз славянских народов. Потом за великий и неделимый Советский Союз... Оно конечно, чуть ранее наш шарик уже успел употребить пиво. Ёрш далеко не на всех действует умиротворяюще. А нетренированные организмы могут и с катушек слететь. Даже те, что уже слетели.  

Дэнис вовсе не ощущал, как алкоголь овладевает всем его существом. То и дело бия нашего карикатурного байкера по кожаным плечам (наслаждаясь барабанным звуком), дальнобойщики искренне говорили все что на душе отложилось. И о стране, и о бабах, и о мироздании. Но путан, которые пытались путаться возле столика, резко отшивали. Мощные ребята, в смысле морали, ни трех перьев, ни других венериных подарков из рейсов не привозят. Ну, разве только изредка.

Дэн не осознавал, что уже вступил в особое Братство Дороги, которое может даже круче Шамбалы - не кабака, а той, гималайской. Ведь Дорога - не стихия даже, а параллельный мир, управляемый явно не божественными силами, а чем-то даже более поэтическим. Он наслаждался простотой, которая исходит от Премудрых. А ведь подспудно так оно и есть: нехитрые люди и есть подлинные мудрецы - и наоборот. 

Захотелось рассказать о даме своего сердца. Ведь Оксана Федорова - почти богиня, чем-то близкая этим доброжелательным людям, познавшим Истину. Ах, Оксана, Оксана! Ее образ в Дэновой головушке прям колом стоял, освещал существованье и дарил веру в окончательную победу разума.

- Как хорошо, что вы существуете! - Воскликнул Дэн. - А вот эти женщины, которые здесь тоже обитают, они наверняка столь же мудры и кротки как и дама моего сердца прекрасносовершенная Оксана!

И наш герой обвел пухлой ручищей зал.- Это да, - рассудил очкарик, - у драматурга Островского тоже всего три пьесы:

"Лес", "Доходное место", "Где тонко - там и рвется".- Эт чё? - Вопросил молодой. - Твоя эта Оксана - тоже....И дальнобойщик произнес нехорошее слово. Ну, то, которое по пьяни обычно

используют в качестве междометия. Ден, мгновенно приобретя свирепый облик, с хрипом схватил бугая за шкирман:

- Пусть вы не от мира нашего, но не смейте выражаться о лучшей из женщин!Троица опешила. Мужики не ожидали агрессии от забавного чудака. Им просто по

приколу было, но в несколько секунд стало уже вовсе не по приколу. Допетрили: молодой и вправду резко обозвал некую Оксану, взбеленив человека. Хотя... зачем этот пузырь в коже сравнил свою женщину с проституткой? Поскольку Дэн повел себя значительно более шумно, чем принято в подобных местах, на компанию обратила внимание вся "Шамбала", особенно напряглись вышибалы.

- Тпр-р-ру! - Рыкнул стремный. - Ребят, не горячитесь. Неосторожное слово - не повод к драке. Петь, забери логин назад. А ты, искатель себя, не ерепенься. Все бывает...

Вспышка праведного гнева в Дэне погасла. Разговор вернулся в спокойное русло, но дальнобойщики, обладая гигантским опытом дорожных дел, старались не будить в колобке лиха, ибо чуяли: в этом тихом омуте чёрт знает кто сидит. Неадекват, зря припоили – пора отвертываться.

Наш герой вернулся за вой столик, допил пива схомячил свою яичницу. Когда пришло время расплачиваться за заказ, Дэн выразил  искреннее непонимание момента, чем сильно расстроил Ашота. Дэн точно знал: НИКТО ИЗ СУПЕРМЭНОВ НИКОГДА НИ ЗА ЧТО НЕ РАСПЛАЧИВАЕТСЯ! Они просто приходят - и берут, таково извечное правило. Пока разборка набирала обороты, дальнобойщики тихонько свалили, а вокруг Дэнова столика на стреме уже стояли крепкие ребята. 

Ашот со всякими типами имеет дело и опаслив, ибо даже прокуроры, бывает, выглядят идиотами. С другой стороны, кожей обтягиваются и представители какой-то не такой ориентации. Посему отношение к гостю было дуалистичным. Здесь трасса, разные птицы залетают. Хозяин заведения покамест осторожничал, ожидая следующих шагов неизвестного. 

Технологии выбивания денежных средств в заведении отработаны, всякий раз, в зависимости от чина клиента, применяется своя метода. Нужно только понять, какая у дебошира крыша, чтобы потом не наехал отряд омоновцев или братанов. 

Нажравшись и отвалившись назад, Дэн Кехано стал тупым коровьим взгядом пялиться на санит... то есть, на громил. Глаза нашего героя заметно закосели, да к тому же налились кровию. Что-то в них появилось виевское, я бы сказал даже конкретнее: вельзевуловское. Состоялась артистическая пауза, за период которой на Дэна напал жестокий ик. Вышибалы, оглянувшись на хозяина. Тот, заценив, ситуацию и сделав вывод, переди ними простой лох, дал отмашку. Здоровяки приготовились вынести клиента на свежий воздух, выписать положенных звездюлей, заодно и прошмонать.

- Но здесь же.. ык! Шамбала! - Воскликнул Дэн, трепыхаясь. - Страна муд... этих... ык!.. рецов. Я уже догадался, что... ык!.. истинная мудрость в том, чтобы так.. ык!.. как вы радоваться каждой новой минуте и ловить...  ык!.. мгновения.

- В каком-то смысле все именно так. - Искренне ответил Ашот, дав знак своим холуям покамест не вышибать.

- Так покажите мне вашего этого... ык!.. главного гуру. Быть может, он снизойдет и даст мне, смертному, совет и... ык!.. благословение.

Все поняли: будет потеха. Клиенты любят развлекуху, а здесь к тому же нечто свеженькое, что наверняка запомнится, будет о чем рассказать любовнице (или собутыльнику). Народ уже теснится грифами, предвкушая нечто ржачное. Комеди ля франсез, то есть, древняя как мир игра "дурак и резонер".

Итак, "гуру" вызвался быть судья районного суда Павел Максимович Ж., имеющий прозвище "Азидательный пятнарик" (любит  вкатывать административный арест на пятнадцать суток, приговаривая: Пятнарик вам в азидание..."). У него опыт представительности, сдержанность и экстерьер. В общем, все как положено.

- Говори, смертный. - Внушительно протрубил судья.- А что говорить-то? - Дэн растерялся.- Так для чего ты сюда пришел, грешный человече...- Как... эта... ну, да: а как к вам... ык!... обращаться... - Дэн все икал и икал, делая это

столь внутриутробно, что народу уже было и не смешно. - Обычно. Учитель.- Хорошо, хорошо... вот сейчас...- Дайте ему водки. - Раздался чей-то голос. - Для резкости.Дэн поперхнулся, глотнув алкоголь. Закашлялся. Не в то горло вошло. Народ не

рассмеялся. Зато и ик прекратился. Справившись со спазмом горла, наш герой наконец произнес внятное:

- О, учитель. Хочу творить добро. Давно осознал, что моя миссия в нашем этом мире смертных - отстаивать справедливость и защищать слабых.

- Так отстаивай. Че сюда-то приперся?- Пока не знаю, как миссию исполнять. И вообще. Всю жизнь свою неказистую

только и делал что прожигал время. Так вот меня и расперло конечно, в смысле, горячим желанием помогать униженным и оскорбленным. Ведь я смертный... жизнь пролетит, и будто тебя не было.

- Понятно. Ты просто подготавливался духовно, дозревал. У тебя была предварительная практика, ты, так сказать, разминался.

- И что делать.- Скажу, чего не делать. Слышишь? А?Дэна стало развозить, он поплыл в алкогольную нирвану. - Да. Да...- Никогда не сомневайся и прислушивайся к голосу своего сердца.- Но как его услышать?- Просто выключи голову...Дальше - провал. То есть, переключение организма на автопилот. Коварно

воздействие жидкости, именуемой в старые добрые времена: "аква вита". Очарование ситуации для Дэна в том, что он окунулся в мир пустоты, когда голова реально выключена, зато руки, ноги и язык что-то творят. Народ в "Шамбале" уже потешался вовсю и хохотал не стесняясь. Никакого цирка не надо.

За время нирваны Денис лишился своего новехонького Росинанта типа "ямаха", а в придаток и шлема. Вернулось в реальность сознание нашего героя, когда он подымался из придорожной канавы, тщась понять, где стороны света и где свет вообще. А в голове только и крутилось сквозь шум: "Забудь сомнение, слушай свой-ё-о-о с-е-е-ердце!.." И почему-то возбужденный человеческий гогот.

- Как это правильно, о, учитель! - Воодушевленно гаркнул Дэн.На душе было совсем-совсем благостно.  Саня Панцев Итак, Дэн Кехано шагал по дороге во тьму и ощущал себя самым счастливым

человеком на этой безумной планете. Хотя на самом деле бедолага, ярко выраженный продукт жизнедеятельности медиасферы очутился на самом дне жизни. Дно - прекрасная позиция для старта, правда Денис об этом не думал. Да, у героя нашего времени отжали его прекрасного Росинанта типа "ямаха", но ведь взамен гражданин получил

просветление, а так же руководящую и направляющую линию (проще говоря: волшебный пинок) от гуру - и не где-нибудь, в самой Шамбале.

В Индию стремились Александр Великий, Наполеон Бонапарт и Адольф Гитлер. На этом вопросе вышеозначенные деятели и обломались, получив вместо Индии кой-что без масла, которое, впрочем, при наличии фантазии тоже можно обозвать пинком. А Дэн ехал туда всего-то полдня и провел в Стране Муд... ну, этих... рецов чудную ночь. Он общался с просветленными людьми, познавшими подлинную суть вещей, а так же имел рандеву с Учителем. Хотя бы ради этого можно отдать полцарства, а то и все без остатка. В конце концов, "ямаха" - всего лишь сборная железок. В отличие от человеческой жизни.

Дэн размышлял о своем светлом ангеле Оксане Федоровой и думал: что бы сия благородная дама сказала бы сейчас? Впрочем, для такой женщины  даже великие подвиги какого-то там Кехано - сущие мелочи. Она ведь со звездами говорит, слышит божественною музыку небесных сфер. Что мы, господа, в сравненьи с той прекрасной дамой... А подвигов, к слову, еще не было.

Оно конечно, трещала башка. Зато разворачивал полотно радости рассвет, и новый день обязательно должен принести нечто такое... ну, от чего приходит удовлетворение. И случай вскоре подвернулся.

В лучах восходящего Светила двое усердно избивали третьего. Экзекуция творилась на невинной траве, блескучей от бусинок росы. Избиваемый был долговязым детиною с завидными усищами. Он не сопротивлялся. Парни горской наружности монотонно, будто они давят виноград, работали ногами, жертва покорно извивалась.

Ден, подобрав булыжник, резко его метнул. Герои не задумываются о последствиях, а творят. Камень угодил в бошку длинного. По счастью, он был недостаточно велик (в смысле, не усатый, а камень). Долговязый, схватившись за чайник, удивленно посмотрел на Дэна, после чего сник.

- Ты што, дядя? Испросил один из избивающих.- А то. - Решительно ответил Дэн.- Шол бы своей дорогою што ль.- Ах, ты, бусурманиеще недоразвитое. - Укоряюще и как-то спокойно произнес Дэн.

Он, сначала нелепо-медленно, но все ускоряясь, вонзился своим мыслящим местом в живот одного из экзекуторов, после чего тот осел и завопил благим матом. Дэн смело направился ко второму, так же размеренно возгласив: - Что, нерусь, и тебе хочется попробовать комиссарского тела?

   Второму не хотелось. Он, ухватив напарника, пустился прочь. Дэн Кехано потерпел сокрушительную победу. Наш герой деловито приподнял спасенного и фигурально выразился:

- Бояться не надо. Они трогают только тех, кто боится.Усатый, весь мокрый и абсолютно жалкий, сплюнул кровавую слюною и

ответствовал:- Вот, блин, ур-роды.Наверное дальнобойщики в "Шамбале" верно поступили, свалив, едва мужики

почуяли темную, непонятную силу в этом неуклюжем толстяке. Даму сердца всякого героя оскорблять не стоит, те более - публично. Так же выбрали правильную тактику те двое, что дубасили усатого. То есть, с такими лучше не связываться - это спиной чуют все, кто знает, почем фунт лиха. 

Итак, первый подвиг совершен.- Слушай... - Сказал длинный, приглаживая усы. - Ты зачем... дурак, что ль.- Естественный поступок человека. - Дэн снисходительно пропустил   оскорбление

мимо ушей. - Надо же помочь униженному и оскорбленному.- Ну, подлечили бы они меня. И все. Ты уйдешь - мы останемся. И тогда они меня

уже побьют неподецки. Спаситель, блин.

- Я не блин, и вообще... любое резкое слово - выстрел в броню, которая отрекошетит в тебя же. И какой-то у тебя печальный образ, приятель.

- Станешь тут. Меня вообще Саня зовут. Панцев. - Вместе с тем усатый рассудил: "На себя-то посмотри, породия на... ч-чорт, и кого же он так напоминает… Если я печален, твой образ навевает мысль о том, что русская нация перешла в стадию деградации..."

Саня Панцев поведал свою историю. Он задолжал нормальным пацанам (товарищам с Кавказа) энную сумму. Хотел заладить свое дело, не хватало разве что первоначального капиталу. Не заладилось. А пацаны поставили на счетчик. Одно дело - банк. Там хотя бы все по закону. А здесь - по божески, точнее - по-свойски. Саня думал, и так прокатит. То есть, выпишут звездюлей и отпустят с богом. Но  здесь вмешался его величество случай. То есть, толстый обтянутый кожей дядька раскидал кредиторов и установил свои порядки.

Но что вышло - то вышло. У Сани семья и все такое. То есть, дети, жена, умеющая знатно пилить, и обязанности. Да еще и с бизнесом пролет. На одолжение приобрел партию яиц с целью выгодной перепродажи, а они оказались тухлые. В смысле, куриные яйца. Кинули партнеры, а одному, без крыши, супротив них не пойти. А может оно и к лучшему: подговорю этого громилу - он и организует наезд на кидал. Надо бы только втереться в доверие... Если честно, семья и надежда на благополучие обрыдли. Не все ведь созданы для простых земных радостей.

- Для чего же ты живешь? - Низидательно спросил Дэн Кехано, выслушав историю усатого.

Саня неожиданно для себя откровенно признался:- Мечта у меня. Хочу стать губернатором какого-нибудь края. Ну-у-у... небольшого.

Но желательно – благословенного.- Хорошая у тебя мечта. Правильная.- Только идиотская. Потому что недостижимая.- Почему. Если мы с тобой, Саня, совершим много подвигов во имя добра и

справедливость, все у нас будет. И вот что... к поставленной цели надо идти не сворачивая. Тогда даже провидение перейдет на твою сторону. И в благословенный мы превратим любой край – даже если он света.

Какой же он зануда, подумал Саня, и еще моралист - хуже попа. Нет – пожалуй, за крышу он не сойдет: романтик. А вот света не надо, Светой мою жену зовут… А в слух выразился:

- Откуда ты знаешь за провидение...- Долго рассказывать. В общем, я был в таком месте, где мне поставили особую

отметину.- В какое место?- В то самое.- Покажи.- Она не материальная. - Ден критически осмотрел ссадины на всяких частях

Саниного тела. Как жалок может быть человек, рассудил он, и даже когда его вытаскивают из жопы, он ерепенится, пробует из себя что-то представить. А все же плохо одному на этом свете. Напарник не помешает... - Это клеймо правды. На всю жизнь!

Далее Дэн Кехано поведал неожиданному приятелю свое кредо. То есть, идею вселенской гомофилии... тьфу - то есть филантропии и веру в торжество доброго кулака.

В общем и целом Саня одобрил теорию. Правда выразил сомнение в практическом русле. И заключил для себя: "Вернусь домой - Алики из-под земли достанут и яйца оторвут. Причем, не куриные, они же мстительные, с-скоты. Надо хотя бы перекантоваться, пока волна не спадет..."

А вот теперь наконец мы пришли к эпизоду, с которого я начал свое повествование. То есть, отжиму китайского мотороллера. Говорят, дуракам везет. Ничего подобного:

везет бесстрашным. Правда среди таковых встречаются дураки, да к тому же абсолютно все бесстрашные глуповаты как гениальная поэзия.

Выехав на трассу, наша не совсем сладкая парочка наткнулась на Росинанта Первого. "ямаха" мирно паслась... то есть парковалась возле придорожного магазинчика. Дэн не такой и глупый, как могло бы показаться: в кармане его кожанки был и второй комплект ключей. Росинант Первый завелся как положено добротному японцу…

Когда судья вывалился из магазина, два транспортных средства уносились к горизонту.

- М-м-мда... - Рассудил Павел Максимович. - Не суди - да не судим будешь. Хотя азидательный пятнарик я им бы вкатал.

  Демонпрострация За лесопосадкой шумели ветряки. Они питали электричеством коттедж

межрайонного прокурора. Ну, и еще кое-что, о чем чуть позже. Прокурор - человек авторитетный, может себе позволить устроить гнездышко типа частного имения. Да к тому же блюститель Закона - технически продвинутая особь, любит всякие ноу-хау и прочие навороты.

Поскольку ветер дул нешибкий, ветряки едва кряхтели. Звук довольно противный, а, впрочем ветряные двигатели все такие. Имение с размахом, расстояние до коттеджа приличное, а посему прокурору звуки не докучают. А чтобы должостному лицу совсем уж было в кайф, по периметру неусыпно бдит частная охрана, которую содержит жена прокурора, по странному совпадению успешная предпринимательница и редкая мымра. 

Дэн об этом не знает и вообще у него возникла фантазия: они с Саней попали в царство зла, где хозяйничают отвратительные монстры. Оно конечно, в чем-то Дэн прав, но зачем за таковых железки-то принимать?

В Дэне Кехано проснулся зверь.- Демоны!!! - Истошно вскричал толстяк. Полувизг-полускржет инновационной

техники и здоровую психику способен смятить, что в очередной раз доказывает: здоровье (в том числе и психическое) - лишь одна из стадий общего заболевания организма и системы. В стране, где даже на беременность заводят историю болезни, это железное правило.

В бардачке Росинанта Первого нашлось как раз то, чего раньше Дэну явно недоставало: бейсбольная бита. Похоже, положила ее Рука Судьбы. С легкостию наш герой сокрушил заслон из колючей проволоки. Не помешало даже то, что по ограде прокурор - ну, так, на всякий пожарный случай - пустил дармовой электрический ток. И даже более того: порция в несколько квадрильонов отрицательно заряженных элементарных частиц придала Кехано еще больше сил - как физических, так и душевных. Даже ученые не знают природу электричества и не могут внятно объяснить, почему одних особей электроны убивают, а других - очень даже наоборот.

Дэн истово принялся крушить полевые технические средства. Сначала монстры туго, но подчинялись грубой силе, кособочась и заглухая, но вскоре бита расколошматилась в мочало. Тогда взбешенный человек в коже принялся сшибать мачты уже сломленными частями ветряков. Те в ответ тоже чем могли ударяли нашего неадеквата по разным частям тела. Битва что надо, правда, со стороны она смотрелась как-то не очень. 

Саня наблюдал картину с некоторым азартом. Мы ж любим наблюдать текущую воду, играющах детей, ладно работающих взрослых. Но вскоре он истошно заорал благим матом:

- О-о-оа-а-а-а-о-о-о!!!Дэн остановил неистовство. Вопросил:-С ума сошел?

- Давай-ка скорее валить отсюда. - Спокойно произнес Саня. - От такого нашего добра явно добра не сыщешь.

Саня указал в сторону заката. Оттуда неслась возбужденная толпа охранников.Дэн не будь дурак сопоставил силы и скомандовал:- По ко-о-оням! Благо ветряки - даже те, кому таки не досталось - почтительно заткнулись. Это

вообще-то победа. Охранники пробовали палить по удаляющимся вандалам из имеющегося у них стрелкового вооружения. Но получалось у них плохо. Удача наших героев была в том, что вечером все обалдуи, собравшись в каптерке, бухали по поводу дня рождения одного из них, распевая старые песни о главном, то есть, про Родину, госпожу Удачу,  Таганку и Стеньку Разина, бросающего за борт черкесскую княжну в угоду толпе. Она вообще любит отважных и тупых. Я имею в виду госпожу Удачу. Родина же не любит никого, а Таганской тюрьмы и княжны уже давно нетути, что доказывает: жизнь способна продолжаться в песнях. Это мы обязаны любить и защищать то, о чем поем. Но что-то не бережем, а потерямши плачем и слагаем тосты и такие вот как мой рассказы. 

- Они что - идиоты? - Испросил один из горе-охранников, когда те растерянно бродили по полю битвы.

- Щас много неадекватов. - Рассудил начальник смены. - В общем, так, мужики... Доложим, что наехала банда, на трех... нет - пяти бумерах. Мы отбивались, отстреливались, но силы были неравны. Усекли? А теперь давайте украсим друг дружку для убедительности.

И старший наотмашь смазал по харе ближнему.   Ночевала тучка зол... то есть, наша не совсем сладкая парочка в заброшенной

деревне. Благо таких здесь, то бишь, в Расее хватает. Питались чем Бог послал, а он не обидел, ибо блаародные герои прихватили в одной из придорожных кафешек кой-чего очень даже съедобного. Но без бухла - заранее сговорились о сухом законе и целомудренности.

В избе, собрав в нее нехитрый християнский скарб из соседних домов, устроили диспут. Не то чтобы спорили, а скорее лясы точили. Пацаны в Расее завсегда должны прежде всего сговориться о понятиях.

Саня Панцев оказался весьма начитанным товарищем, у него ведь когда-то было высшее гуманитарное образование. В позапрошлой жизни, ну, до того как стал пробовать себя на предпринимательском поприще, усатый являлся работником культуры, иначе говоря, завклубом. Ну, попал под волну оптимизации, которая суть есть лучшее средство борьбы с оптимизмом, сократился вместе со своим учреждением ко всем чертям... а оно, может, и к лучшему.

Губернатором Саня и впрямь хочет быть. В свое время, на заре перестройки он даже пошел в политику, заделался дерьмо... простите за ернические оговорки, демократом. Избирался даже в сельсовет. Придерживался идей Гайдара - того самого, который был похож на зажравшегося в конец Мальчиша-плохиша. Но обломали, дали понять, что правды нет ни на земле, ни выше. Надо было подмахивать бумажки о прихватизации земель, не смог поступиться с принципами. И родилась в голове отставного прораба духа простая мечта: самому прийти к власти и поднять какой-нибудь пусть завалящий регион в согласии с идеалами и голосом собственного сердца.

Под пролетарского писателя Максима Горького Панцев на самом деле косит сознательно. Цель конечного торжества рабочего человека Саня считает святой и богоугодной. Хотя Богу по большому счету не верит.

И вот представьте себе: избивают вас уроды, подумавшие, что они хозяева жизни - тут подбегает мужик и кидает камень. Потом еще раскидывает изуверов и тем самым ломает привычный ход вещей. Да к тому же налитые кровию глаза смешного толстого

человека в коже напомнили зенки Данко, юноши, готового порвать ради достижения святой цели себя самого. 

Итак, бьется в тесной печурке огонь, на поленьях смола как крокодилова слеза, а Саня Панцев рассуждает о высоком: 

- ...Романтики порождают революции, революции порождают большую кровь. Кровь побуждает месть. Месть порождает уныние. Убери лишнее звено и тебе все станет ясно об истинном предназначении романтиков.

- Ты забыл продолжить цепь, ну, чтобы она замкнулась. Уныние порождает революцию. Но есть у романтиков иная миссия, - парирует Дэн Кехано, - так сказать, ментальная. Они, понимаешь ли, дают человечеству понять, что есть и другая жизнь. Не побоюсь этого слова, высокая.

- М-м-мда... зияющие высоты. Это не замкнутый круг, а спираль. Но ты прав. Человечество надо встряхивать. Для того созданы и революции, и войны.

- И кризисы. Потому что кризис - как бы приседание перед прыжком.- Ты представляешь себе человечество единым организмом. А это не так, Дэн. - Саня

встал в позу Наполеона перед Ватерлоо. Ну, это когда императора донимал геморрой. - В этом нашем мире разделяют чтобы властвовать. Ты давеча говорил про Донбасс...

- Да уж... место больное. - Кехано удрученно вздохнул.- Не то слово. Неким силам надо было столкнуть два славянских народа, чтобы

ослабить Расею. Заметь: у них получилось.- Вопросом занялись безграмотные люди из Госдепа. Они не просчитывают

вероятные последствия.- Никто не просчитывает. - Саня переменил позу на роденовского "мыслителя". - Они

просто отчитываются о выполнении задания. Противопоставление безграмотному - бес грамотный. И там-то как раз сидит последний. 

- Я писал историю войны. Сначала думал, столько недописал, что и за всю жизнь не выписать. Теперь понял, писать надо только тогда, когда уже невтерпеж. А эта невтерпежь что все не приходит.

- Ну, как не понять. У меня ж культурное образование. Всякому серьезному писателю рано или поздно приходит мысль, что слово - говно перед делом.

- Слово тоже может стать делом. Если ты командир расстрельной команды. Но мы живем в мире, где всем все по фигу. Слова, дела…

- Нет! Мы живем в мире, где нас убеждают в том, что всем все по фигу!- Кто?- А вот это вопрос. Но мы, русские...- Есть р-р-русские и ру-у-усские.- В жопе узкие.- Мы с тобой, коллега, в слова заигрались.- А скоро заиграемся и в дела.- И придет большой и толстый кирдык.- Если в стране бардак, кирдык придет обязательно.- Мы вроде как русские, а балакаем по-тюркски. Ты ж семейный, Сань. Получается, с

семьею - так же. Ведь семья - ячейка.- Непросто порою приходится промеж Сциллы и Харибды малых половых губ...- Зато большие не подведут.- Кто?- Большие бабки. Они раздвигают что хош.- Не-е-е... кинь бабе лон. Любовь нельзя купить. Биллз.- М-м-мда... они правы.- Кто?- Те, кто нам дает двадцать пятый кадр. Иногда лучше жевать, чем говорить.- Лучше, хуже...

- А мы не тужим!.. ...И с той поры покатилась по степному краю череда странных и нелепых

преступлений. Там один экшен, а я этого дела не люблю. В смысле, в подробностях описывать. Два урода несли в массы страх и смятение, думая, что они – Робин Гуды. Где-то их называли "тандемом клоунов" (но почему-то некоторые шептали "Т-с-с-с...", ибо думали, речь идет о Путине и Медведеве), где-то - "неуморимыми мстителями", а где-то даже "мистерами хэ и йу". За что их любить: наедут, наваляют какому-нибудь уроду – и дальше. А уроды обозляются. У нас в Расее только один вариант проходит: волна народного гнева по типу Разина, Болотникова да Пугачева – с мобилизацией и военным походом супротив царя-батюшки. Все остальные формы сопротивления типа восстания декабристов или кронштадтского мятежа – детские пакости. Себя же Дэн и Саня стали именовать "борцам с кирдыком".

  Трэшная сила Вера - явление плохо изученное, но миллион (нет - пятьдесят миллиардов) раз

испытанное. Заставь дурака Богу молится - он... ну, сами понимаете. А глубоко верующего человека заставить невозможно. Он же готов и в огонь, и в полымя и даже на медные трубы кой с чем наголо - но упоротый настолько, что маму родную не пожалеет. Если знает, что религия того требует. А не требует - фиг сдвинешь. Однако, ежели его убедить - он точно лоб расшибет. Причем, не маме, а себе, родному. Только не стоит давать ему распоясаться; в человеческой истории не раз зафиксированы случаи, когда глубоко уверившиеся люди массово уничтожали тех, кто мыслит верит иначе. Чё: человеческая трагикомедия.

Дэн был свято уверен в том, что достиг Шамбалы и обрел благодать. В этом были его умопомешательство и трэшная... тьфу - то есть, страшная сила. Но так же внутри Дэна бунтовала неясной природы энергия. Христианин запросто скажет: бес вселился. Разве данная сторона силы - за добро и справедливость? Лэн Кехано верил, что да. Загадочна наша природа...

 ...Психоневрологический интернат "Сычевка" когда-то являлся усадьбою дворян,

потомственных князей Боловодских-Черноцерковских. Было это давно, еще при царе - но не Горохе. Когда Николая Кровавого и его присновзятых... ну, это... того, в стране грянул большевистский переворот. Усадьба была небедной, приносила хороший доход княжескому роду, который тот прожигал по Баден-Баденам, Парижам и Ниццам. Все потому что в управляющие выбивались оборотистые мужики из народа, в меру честные, немножечко справедливые и жестокие по отношению к жи... короче, настоящие Хозяева. 

Но это не нравилось жи... ну, жителям Сычевки. Одни жируют, другие гнобят ради того, чтобы одни жировали, а гнобимые для них – как животные. А потому в 1918-м управляющего они повесили на воротах усадьбы, а в княжеской вотчине была устроена коммуна имени тов. Троцкого. Данное образование существовало ровно столько, насколько в подвалах хватило запасов бургундского вина, маринованных огурцов и сала.

А в это время дворяне Беловодские-Черноцерковские, сидючи на Лазурном берегу Средиземного моря за рюмочкой абсента, все сокрушались: "Что с НАШЕЙ Расеей случилось? Почему все вышло так? Кто замутил ужасный сценарий?" И некому было им запросто ответить: "Да проеб... то есть, миль пардон, просрали вы свою Расею, гэс-пада!"

Коммуну сменил туберкулезный санаторий уездного масштаба. Место здесь степное, ветрами продуваемое, а для лечения чахотки кумысом стали доить княжеских лошадей. Не успели они передохнуть (я конечно не о тубиках, туберкулезных больных, а о лошадях) как были изобретены эффективные лекарства. И усадьба "Сычевка" была

превращена в интернат для психически ненормальных и прочих убогих. В просторечии - дурка. Такова краткая история места, доказывающая: никакого "гения места" тут нет и в помине. А есть историческая необходимость.

В некотором замешательстве стояла наша парочка перед закрытыми воротами учреждения. Вывеску сперли, а посему нельзя было понять, во что героев занесло. Но нечто целостное жило за ветхим забором, неописуемый покой трепетался в запущенном парке, живя своей полумистической жизнью. Это где-то там бомбят дома, сшибают самолеты, ватники месят укропов и наоборот... к чему суета, и чья воля так бесит людей?..

Осветившись челом и подправив усищи Саня воскликнул:- Вот край, которым я мог бы успешно управлять!С кем поведешься - от того и заразишься его недугом. У Панцева тоже случилась

аберрация сознания, он реально уверовал в свою землю обетованную, которая прям дрожит в ожидании настоящего хозяина.

- Вот видишь, - спокойно ответствовал Дэн, - кто ищет - обрящет. Будем считать, здесь картина Репина "Не ждали, а мы подвалили".

Кехано набрал полную грудь воздуху - и... шумно пукнул. Бывает. Газы ищут выход вне зависимости от поэтического настроя. Сморщившись, Саня пробормотал:

- Спасибо тебе, Фотуна, хотя ты не пенис... Главврач медучреждения Платон Олегович Барбулис пребывал в глубочайшем

алкогольном запое. Зелье уже не в силах было размножать эндорфины, близилась интоксикация. Платонов кабинет, когда-то бывший будуаром княгинь Беловодских-Черноцерковских, источал ароматы кабака. В такие дни даже местное привидение, которое при некоторых упущениях тоже можно назвать «гением места», отличающееся вообще-то коварством и шаловливостью, от беды отсижавалось в подвалах. 

Причины депрессии с седативными потугами ясны: саратовская глушь, контингент, поиски истины. Как сказал бы специалист, сочетанный эффект. До белочки покамест не дошло, но уже как-то что-то уже не так в отравленном головном мозгу главврача, да к тому же можно уже говорить и об органических изменениях.

Когда Дэн с Саней подкатили к дурке, Барбулис, положив голову на дубовый стол, наследие старых времен, наблюдал, как из рюмки с армянским коньяком "Ной" (подношение хороших людей) пыталась выбраться мушка. Вот ведь, размышлял врач первой категории, как у них все сложно... им дано летать - а они лезут во всякое.

Контингент дурки - психохроники, инвалиды детства да просто дураки, косящие подо что-то по причине того что не любят общество, по недоумию считающее себя здоровым, и желающее изолировать от всего этого бедлама в какое-нибудь успокоительное место всех, кто какой-то не такой. (Ох, трудное у меня предложение получилось…) Попадаются в дурке и приличные люди, да вот беда, они сплошь неадекваты, которых приходится содержать в буйном отделении. А среди персонала приличных нет в принципе. Естественный отбор. И с одной стороны клетки, и с другой творится взаимоперетекание серого вещества, отчего и образуется этот мертвенный планктон. 

В этом болоте заметно всякое движение, а посему Барбулис, решительно опрокинув ёмкость и сплюнув муху, обратил свое пристальное врачебное внимание на двух гостей за воротами, прибывших на ярких транспортных средствах. Телефонограмма из органов о розыске странных преступников до Сычевки по причине головотяпства системы и значительного потока бессмысленных циркуляров не дошла, а посему о "тандеме" в дурке ничего не знают. Да к тому же, ежели взбесившийся принтер выключить невозможно, его игнорируют.

Платон, ненадолго вдохновленный очередной дозой душевного лекарства, прослезившись и цокнув языком, с каким-то инфернальным оттенком голоса произнес:

- Каждый находит то, что ищет...

 Между тем наши борцы с кирдыком, не зная, что за ними уже наблюдают  разные

пары глаз, и не только барбулисские, все еще стояли пред вратами. Конечно они не были в курсе, что именно здесь когда-то повесили последнего эффективного менеджера старой формации, после чего настала эпоха расцвета советского искусства и эффективных менеджеров иного покроя, ну и вертухаев всех уровней, думающих, что они "сталинские орлы". Про таких народ говаривает: не те орлы, которые летают, а те орлы, которые х...и глотают. Вот, ч-чорт! Сочиняю литературный опус, а скатываюсь на низкопробный фольклор...

Саня удивился бы, услышав, что фамилия казненного была Панцев. Предок ли, либо однофамилец, то нам неизвестно, ведь мы плохо помним свое родство. Впрочем, и подсказать уже некому, ибо много воды и крови с тех пор утекло... в Гражданскую белые перебили тех, кто вешал управляющего, потом красные перебили белых, потом энкавэдэшники перебили тех, кто бил белых, потом... впрочем, чего там размусоливать. Одно слово: Расея.

Дедуля, выволокшийся из будки, поставленной за воротами наподобие собачьей, чем-то напоминал то ли Гришку Распутина, то ли апостола Павла. Причем, бороды у него не было, а имелась баская куртка от "Боско".

- Посещениев нет, не велено! - Едко отрапортовал старик на языке привратников всех эпох.

- Но все остальное, кажется, есть. - Сказал Саня. Он уже чуял запахи компота из сухофруктов и жареной трески. Был четверг, кухня готовила обед.

- Сказано! - Отрезал старец голосом пророка.- Но...- Никаких мне. Отставить. Вольно. Разойдись.Старик когда-то был прапорщиком советской армии.- Отец... - Дэн почесал свою тыкву. - Если мы разойдемся, мало не покажется.- Команды борзеть не...В будке раздался звонок. Старик заковылял к посту. Вышел из своей конуры он уже

с переменившейся мордой и ключом наперевес. Пропуская наших героев, привратник возгласил:

- Добро пожаловать в наш скромный приют спокойствия, трудов и...- Сам пошел. - Резко ответил Панцев.Старик посмотрел на долговязого как Ленин на буржуазию. Оглянувшись Дэн причитал табличку, красным на белом: "ВЫХОДА НЕТ!" Платон дал знак санитарам, чтобы их оставили в кабинете тет на два тета. Еще

ожидая, он изначально выставил на дубовый стол рюмки и штоф, но в последний момент все же убрал. Зато поправил стопки с книгами, среди которых были Ницше, Паскаль, Энгельс, Федоров, Леви-Стросс. Платоша давно их не читал, книги являлись дресс-кодом,  действующим на посетителей и прочих индивидов наподобие окрика. Какое-то внутреннее волнение охватило Барбулиса, смутное и необъяснимое. Так еще в юности он чувствовал себя перед дискотекой. Он не знал еще, для чего все это, положился на интуицию психиатра с большим врачебным стажем.

Первая гипотеза - что наехали рекитеры - была отметена почти сразу же. Одна только пляшущая походка незнакомцев указывала: не братаны. Да вообще ни на кого они не были похожи, а яркие индивидуальности непонятной ориентации всегда поначалу интригуют.  

- Дэн Кехано. - Скромно представился Денис и шумно шкрябнул своей кожей. - И мой такскаать визави Александр Панцев.

- Платон. - Главврач, встав, пожал пришедшим горячие руки. - Какими судьбами посетили вы сей мир в его минуты роковые?

- Эт самое... - Саня почувствовал себя неловко. - Роковые - это как?Доктор быстро щелкнул перед носом усатого пальцами. Пронаблюдал реакцию -

заторможенность есть, но целостность психики налицо.- Сычевка - место, которое таких как вы ожидает давно. У нас мало событий, но

жизнь таки есть. Вы следите за моими мыслями? А?- Не вполне... Платон Батькович. А что эта ваша Сычевка?- В каком-то смысле край света. М-м-мда...Барбулис подспудно изучал обоих, пытаясь провести анамнез. То, что не в себе -

заметно по многим признакам. Вон, какие у этого круглого зенки-то красные. А может подсадить их на феназепам, устроить физиотерпию... нет - надо покамест пронаблюдать.

Под физиотерапией Платон понимает телесные наказания и моральное унижение, проще говоря, розги и холодный душ Шарко. Под розгами даже агрессивные типы становятся шелковыми. Шарко - вообще жесть. В Сычевке это практикуется, в особенности для тех кто не желает трудиться.

Ах, да: забыл сказать. В дурке рабовладельческий строй. Больные работают на здоровых - возделывают землю, ходят за скотиной. Те, кому потрафило, надсматривают, блюдут и карают. Ну, все как и в реальной жизни. На что еще годны убогие - пусть хоть такую пользу приносят. Труд ведь не только освобождает, но лечит душу. Если у человека нет желания душу свою спасать - помогают розги и прочие традиционные средства. Место глухое, скучное. Почему бы ради забавы не установить Гулаг? Да и в любой социальной структуре устаканивается такой механизм саморегуляции, при котором сохраняется прочность устоев.

 - Любопытных людей, однако, занесло в наш край. Редкий случай...- Случайного не бывает. - Отрапортовал Дэн. - Хотя...- Позвольте спросить, - внезапно просияв, затараторил Саня, - а какая будет

должность? В смысле, у вас.- Де факто - министр здравоохранения.Саня выдохнул. Он надеялся, что данному краю нужен правитель, но подозревал, что

человек похожий на тихого алкоголика, изнуряющего себя зельем не менее недели, правитель и есть. Ден же напрягся: алкаш, называет себя министром… в себе ли? Но погасил в себе сомнение: супермэнам сомневаться не престало.

-А нет ли, скажем, - вкрадчиво произнес Дэн, - в вашем этом краю... губернатора?- Губернатора... - Главврач призадумался. - Есть спикер, полководец, шаман, 

гегемон... царь был, но давеча его схоронили. А вот губернатора что-то пока не зафиксировано.

- Тогда, - радостно воскликнул Кехано, - смею предложить вам замечательную кандидатуру!

Панцев при этом скромно потупился...    Конечно главврач не сообщил гостям, что отправляет их в буйное отделение. Оно

рядом: кабинет в правом крыле, буйное - по центру. Левое крыло занимает отделение экзек... ну, то есть, физиотерапия. Меньше знаешь - веселее шагаешь. Наши чудаки все еще были свято уверены в том, что сейчас они просто отдохнуть с дороги, чтобы после детально обсудить будущее губернаторство Сани Панцева.

Войдя в палату, Дэн был сражен - почти насмерть. Он увидел портрет богини, Оксаны Федоровой. Аккуратно вырванная обложка гламурного журнала, прилепленная к мрачной стене, смотрелась иконою.

- Господи... - Произнес Денис, собрамши наконец волю в кучку. - Такое чудо.Вместе с тем на свежие поступления во все глаза смотрел контингент. - А че вас не упаковали? - Испросил смешной полукарлик, похожий на философа

Сократа.

Дело в том, что парочку так и не переодели в казенные пижамы, главный сказал покамест повременить. Между тем все обитатели буйного были в клетчатой униформе, цветами напоминающей команду "Локомотив".

Отделение занимало бывшую бальную залу, но простора почему-то не хватало. Народу здесь было очко, то есть, двадцать одна душа. А с нашими беспокойными друзьями - явный перебор.

Когда-то бальная зала имела широкие окна в окружающий мир. По понятным соображениям, их заложили кирпичами (грамотно перемежав их с арматурой-десяткой), оставив амбразуры. Сквозь них пробивались лучи Солнца, и обстановка напоминала индуистский ашрам. На койках восседали странные клетчатые люди, похожие на монахов - и над всем этим таинством царил образ Оксаны Федоровой.

- Ваши места! - Указал вертухай на две койки в глубине залы. - Располагайтесь и все такое.

Команды гнобить покамест не поступило, посему санитар не хамил.- А Росинанты... то есть, наш транспорт... - Растерянно промямлил Дэн.- Все в надежных руках!И железная дверь захлопнулась.  - Какой-то не совсем благословенный край. - Резюмировал Дэн. - Хотя...Он снова упулился в образ Оксаны.- Ладно. - Заключил Саня. - Мы сделаем так, что из этой искры возгорится пламя.

Место перспективное.  Сократ встал со своего одра, подхромал на кривых ножках к новичкам (росту в нем

оказалось ровно половина Сани, так что дышал он Панцеву в пупок) и протянул ручонку:- Истина.- Где?- Рядом с тобой. Обзывало у меня такое. Главврач - Платон, а я все же дороже.- Глав… разве не министр?- Не. Министры, президенты, праители – это в других отделениях. У нас –

нормальные люди, не маньяки.Оживилось еще одно существо из босховских фантазий, столь обросшее, что

напоминало не то лешего, не то Карла Маркса в продуктивные годы. Фигура парня напоминала свернутый набок тетраэдер. На дикарском челе светились абсолютно идиотические глазищи.

- А это наш уникум, - пояснил Сократ, - Зовут Правдой. Причем, такая его фамилиё - в самом деле. Правда, Степа? -Тетраэдер ухмыльнулся. - Отличается чистотою помыслов и говорливостью. Говорит только по делу, а дела все нет и нет.

- Ну, вот, - заметил Саня, - наконец напоролись на то, за что боролись. Точнее, тех.- Не вижу поводов к сарказму. - Сократ продемонстрировал, что способен легко

расстраиваться.   - А есть ли у тебя, Истина, имя? - Спросил Саня.- У Истины не может быть имени, дружище.- Дурдом. - Резюмировал Дэн.- Хуже. Это Расея.Бальная зала разразилась гомерическим хохотом. Правда, некоторые из контингента

тут же закашлялись. Стало ясно, что здесь царит нездоровый дух. Между тем главврач Барбулис, хватанув еще рюмашку отборного пойла, а после еще

и еще, окунулся в сладкий мир алкоголических грез. К нему пришло сновидение из редко возвращающихся: он вновь очутился в чудном городе на берегу большой реки, в котором шумела ярмарка. Платоша - белый офицер, едущий в никуда на белом пароходе. Он очень, очень желает впендюрить прекрасной незнакомке, которая путешествует с мужем, статским советником, и двумя хулиганистыми сыновьями. Изо сна в сон Барбулис

приближается к своей цели, выгадывает момент, она уже шепчет: "Не так быстро, любимый..." И всегда из сна Платошу выбрасывает в пустыню реальности. Впрочем, даже неважно, впендюрит или как. Здесь главное - стремление и само желание. Запьешь тут...

Старик в куртке от "Боско" в стиле "а ля рюс", шумно засасывая в своей будке чифер, меж тем изрек:

- Будет, будет вам всем возмездие, дуболомы...Ему обидно за то, что и красный в тон куртки мотоцикл "ямаха" и белоснежный

скутер утащили как всегда вертухаи, приближенные главного. Неделимые на ноль Очень-очень непросто думать одно, говорить другое, а делать третье. И все же

значительная часть человечества с данной задачей справляется. А вот животные не умеют быть ханжами. Маленькие и еще не знакомые со сладостью греха дети - тоже. Получив пару раз а-та-та, они быстренько осваивают умение лгать и становятся как все - правильными.

На Землю то и дело спускаются пророки, которые проповедуют что-то вроде: "Будьте как дети". Их само собою подвергают сначала унижениям, потом пыткам, а в довершение прилюдно лишают жизни, всякий раз забывая, что на миру и смерть красна. Апологеты пророков верят в то, что тело - лишь темница, а пред высшими силами фиг солгешь, да и вообще каждому воздастся по вере его. Они уже готовы разбить лбы - не себе, так другим - но приходят новые веяния, и стадо переключается на иные верования. Но лбы все равно разбивают - по инерции. Это я сейчас популярно объяснил, почему это вдруг народ-богоносец в 1917-м Бога сбросил и стал молиться на Ленина.

В честь ряда пророков строятся целые религиозные системы, общие места для которых: существование иных эмпирей и святая уверенность в том, что бессмертным, а потому и верным является именно это учение, и никакое другое. Вечной же для основной массы народонаселения остается древняя как мир схема: "чаю с булочкой - и на печку с дурочкой".

Есть гипотеза, что пророки суть есть падшие ангелы, обретшие в земном существовании плоть. Я имею в виду не крайнюю, если что, а всю в целом. За что данные фигуры осуждены на ссылку в нашем этом подлунном мире, нам знать не дано. Возможно она даже почетная. Так же не вполне ясно, какова их миссия. Можно только предполагать и сочинять пафосные легенды, перемежающиеся с мудрыми нравоучительными высказываниями. 

А еще к нам посылают блаженных, юродивых, убогих и упоротых. Над ними сначала тоже потешаются, хотя не гнобят, а, закопав остывшие тела, слагают трогательные жития, пишут проникновенные книги и строят прекрасные храмы. Но это только редким типам, основную же часть такого рода людей, поставив диагноз, изолируют от общества в какой-нибудь богадельне. Это пророков стремятся уничтожить как злостных маньяков, а дураков почему-то жалеют. В Расе вообще "жалость" синоним "любви". 

Так вот... все пророки, блаженные и убогие думают, говорят и делают одно и то же, то есть, чисты сердцем. Им это дозволяется. В старые времена, ну, при царизме, была еще такая должность как шут, пребывая на которой талантливый лицеей делал вид что говорит голую правду, хотя базар-то сей профессионал очень даже фильтровал. Занятно, что по мере демократизации общества данную профессию упразднили, ибо нет тоталитаризма жестче, нежели либерализм. Когда религия - Свобода, все отличное от таковой считается низкой ересью и жестоко преследуется, вплоть до атомной бомбы. 

Давайте рассудим: кто в данном ключе - Дэн Кехано? Он не пророк, не блаженный, не дурак и даже не убогий. Он просто человек, захотевший стать супергероем и жить не во лжи. Смею предположить, Денис вовсе не с неба свалился, а очень даже наоборот. Голливудский кинематограф поддерживает культ особей, как правило, имеющих

проблемы в личной жизни, зато умеющих мочить, мочить, мочить, мочить, мо.... тьфу!.. еле себя остановил. Им, пиндосам это надо потому что у них империя, они лезут во все дыры, везде устанавливают свои порядки и вынуждают периферийный плебс просматривать голливудское кино про подвиги супергероев и даже от него тащиться. Такая имперская культурная агрессия возникла не на пустом месте. Культ героя - это древний как сам мир архетип. Геракл - полубог, несущий справедливость. Вот и получается... полурелигия. Так что, наш Дэн Кехано - ассиметричный ответ врагу.  

В идеологиях запутаться легко. Но есть шансы и выпутаться. Многое зависит от того, как мы позиционируем нашу Землю. Это мы думаем, что выше и ниже рай и ад, а мы, как говаривали еще культурно неотреволюционированные китайцы, Срединное Царство. Но есть иные точки зрения. Например, что что все царства существуют в одном флаконе, а персональные ад, рай или чистилище каждый создает себе сам.

 ...Истина уже снабдил вновьпоступивших в буйное отделение необходимой

информацией. Ну, что они в дурке, скоро их обколят, укатают - и на плантации. А ежели не укатаются - сделают нехилый а-та-та и присыплют сверху Матерью сырой землею. Так что пусть покамест наслаждаются моментом, когда они еще не зомби и дышат.

Саня вовсе не переменился, получая от Истины, столь похожего на Сократа, заряд пессимизма. А вот Кехано все мрачнел мрачнел. Денис не то чтобы расстроился от того, что попал. Ему было стыдно за то, что он хотел пристроить друга в губернаторы перспективного края, тем самым реализовав его голубую мечту, а угодили наши горе-разбойники в глупый полон.

Согревала икона Дамы сердца Оксаны Федоровой. Дэн мистически боялся спросить, откуда в столь странном месте культ сей прекрасносовершенной госпожи. Уже все конечно видели, на что толстяк неровно дышит. Но тоже опасались спрашивать, ибо боялись душевно травмировать нашего героя. 

Истина, восседая в позе Будды Просветленного - да так, что его касался луч Солнца, пробившегося сквозь амбразуру, вещал:

- ...и еще неизвестно, где свободный мир, а где рабство. Здесь мы освобождены от страстей, от карьерной гонки, от парадигмы потребления. Мы как в ковчеге, спасаемся среди океана скорби...

Ден, развалившись как мешок дерьма, сверлил глазами потолок и пытался сконцентрировать поток сознания: когда-то где-то это все было - не то в жизни, не то в литературном произведении, не то по телеящику. Или что ли снилось. Вот так же, сгрудившись в каземате, несколько идиотов пытались оправдаться за то, что их изолировали от общества - и правильно сделали.

Вчера Кехано стал биться в железную дверь - ярость нашла. Вошли вертухаи с резиновыми дубинками - и наваляли. Как Дэну, так и остальным - метода такая, апробирована долгой врачебной практикой: коллективная ответственность. Контингент на Дэна не обозлился, но и этикету учить не стали. Другого может быть и обучили бы, но толстяку вышла поблажка. 

- Эх, кол-лега, - купировал речь Сократа Саня, - Так ты договоришься до монашества. Что де иноки тако же спасаются в келиях, в затворе, и отмаливают грехи человечества. Очень твоя эта проповедь напоминает христианство. "Мы все рабы Божии и каждому воздастся в высших инстанциях. Но все потом, после..." Суп с котом. Мне хочется здесь - и сейчас. 

- Кто хочет - тот дрочит. Здесь у нас нет двух необходимых всякому монаху практик: молитвы и поста. В этом пространстве люди по-настоящему духовно свободны - потому как мы не скованы религиями, идеологиями, заблуждениями и злобой. Они там, за периметром, думают, дурка - это мы. И в этом - заблуждаются. Вот взять войну. Здесь не убивают, не ссорятся, ничего не делят, не таят обид. А там - славяне славян грохают и радуются как придурки. 

- А вот здесь, стари-чок, я тебя и поймал. Ты переживаешь за то, что творится ТАМ, как я понимаю, на Донбассе. А значит, ты несвободен.

- Разве не больно за одураченных… И мы же не в бездуш... тьфу - не в безвоздушном пространстве. До нас эфир и не такое доносит.

- Больно - значит с миром долбанутых тебя связывают нервы. А это уже зависимость.Ох, посмотрел бы ты читатель на всю эту сцену со стороны. Какие-то пародии на

людей в темном помещении со стенами, выкрашенными в казенно-зеленое, расселись на скрипучих койках в разных позах и философствуют. Некоторые еще завернулись в одеяла, а глаза полны нехорошего огня. Оно конечно, и платоновские диалоги разворачивались примерно в таких же апартаментах и с такими же странными типами. Я имею в виду не алкоголические бредни главврача Платона Олеговича Барбулиса, а сочинения того еще Платона, древнегреческого.

- Еще раз, для шибко продвинутых. - Убеждает Сократ. - Мы здесь не для того, чтобы спасать свои мелкие душонки. Нас собрали как зерна, освобожденные от плевел, и сконцентрировали.

- В клетке для буйных, практически, лишили свободы.- Нас отдалили от настоящих буйных, усатый. Здесь убежище, если что. Буйные вон

как уделали твоего приятеля. - Здесь Истина не вполне прав, Дэн больше сам себя уделал, борясь с ветряками. - Впрочем, и у нас как-то был один такой... жаль, загнобили, а то бы... Нас боятся потому что мы слишком мирные. Если масса узнает, что жить можно иначе, они же на хрен мир перевернут. И вообще... Сдается мне, что ты плохо понимаешь разницу между свободой и волей. На воле стадами  пасутся несвободные люди, снедаемые беспокойством: то выгадал мало, то не трахнул то, что изящно движется, то трахнул совсем не то, что хотелось, то сказанул лишнее и переживаешь, что ночью приедет воронок. И некие типы, именующие себя пастырями, всем этим  рулят. А вольные - те, у кого есть сила воли. Улавливаешь?

 - Не вполне. Как быть с простонародным выражением: вольному - воля, спасенному - рай?

- От себя не спасешься, а жаждущий воли не надышится никогда. Рай же – сказка для шахидов.

- Отлично. Нас здесь двадцать три рыла. Это простое число. Мы неделимы. Если наши силы воли сложить - то-о-о...

- Если с остатком или на самих себя - очень даже делимы.- Только не на ноль... - А может хватит звездеть? - Внезапно произнес Правда. - Пора уже выходить.Все замерли. Сказано было тихо, но все услышали. Не сказать, что Правда молчит в

принципе, иногда из него словечко - да выскочит.- Куда, Степа? - Наивно спросил Саня.Молчун молчал - только глаза его излучали нечто невразумительно честное.- А ведь правда... - Пробормотал Дэн. - Кто все вот эти люди?Кехано обвел пухлой рукой бальную залу. Саня громко усмехнулся, но подавил в

себе эйфоричную истерику усилием воли. Он внезапно понял, почему Дэн так ему симпатичен. Он просто напоминает Панцеву... Карлсона. Ну того самого – в меру упитанного мужчину в полном рассвете сил, про которого Саня когда-то читал на сон грядущий своим детям.

- Кто-кто... - Истина тоже стал как-то заново вглядываться в лица обитателей буйного отделения. - Люди - кто.

- Мы не просто люди! - Подал голос один из них, парнишка лет двадцати пяти, с мефистофельской бородкой и еврейскими глазами, полными вселенской грусти. - Мы - квин-тэ-сэнция.

 Мимо Шамбалы

 В Расее все плохое начинается в режимное время суток - на рассвете и на закате. А

хорошее - неизвестно, ибо пока не было прецедентов. Оно конечно, непросто порою с точностью определить, что такое хорошо и что такое бяка. Поди объясни ребенку, что горькая пилюля - лекарство, легче впихнуть насильно. А вот по результатам - все четко: или горы трупов, или море любви. Первого мы насмотрелись. Второго тоже - в кинематографических  работах сомнительного толка. А, блин, трупов в кино тож хватает, и особенно в деле штабелевания таковых усердствуют супергерои разного толку. В общем, всего мы насмотрелись - пора отдохнуть. И мы отдохнем, все отдохнем...

Рассвет, как говорится в правильных книгах, еще только начинал полощиться, Сычевка мирно спала. Из бараков жужжанием улья доносились храп, сап и пук. Даже апостол Павел, скрещенный с Распутиным и укутанный в красную пролетарскую куртку от "Боско", просматривал четвертый сон Веры Павл... да нет, конечно - свой, конечно же сон. Старцу грезилось, что он - генерал-полковник, приехавший на передовую. Кругом свистят пули, слышатся разрывы, адъютанты выпучив глаза как будто они какают, подобострастно гундосят: "Таарищ камандущий, ну, довольно, опасно же..." - "Атставить, таарищи офицеры, нехир дристать, вы не в государственной думе!" - кричит апостол и очень собою доволен.

А вот Барбулису не везет: прекрасная незнакомка на белом пароходе не явилась, так что чарующего желанья впендюрить не возникло. Платоша вообще пребывает в состоянии полувозбужденного полусна, тонко балансируя на грани реальности и досады. Прям как большой художник. Не пошел бы в психиатры - попробовал бы себя в искусстве, там тоже бухло в почете.

А в буйном отделении меж тем уже шумно и дымно. Квинтэссенция колошматит в дверь и вопит: "Гари-и-им!"

Пока еще робкий огонь размножается в отдаленном углу, там, где нет коек, а скромничает параша. На простое число напала легкая паника, ибо заговорщики не ожидали столь обильного дыма. Помещение-то сырое, а воздуху мало.

Вертухай, продрав глаза и поняв происходящее, сам себе сказал:- А может пусть горит оно все синим пламенем...Здравый смысл все же подсказывает: психов не жалко, новых наберут - а себя очень

даже. Назначат стрелочником - и небо в клеточку. Когда вертухай подбрел к затвору, рядом оказался и апостол - у него ж чуткий сон.

- Ну чё там, гавнюки? - По своему обыкновению спросил вертухай, приоткрыв глазок.

В ответ донесся невразумительный гул. Запахло жареным.- Вы на хир бросайте это свое барбекю, что ль.Вертухай понимает, что пожар, и не до лирики. Просто привык тупо унижать

контингент, который на самом деле незлопамятный Человек ко всему привыкает, это тебе не соловей. А шум в бальной зале для него как мычание скота, который вечно голоден и воняет.

В этот момент появился сильно помятый главный:- Щас как впендюрю! Кто допустил? - Барбулис хоть и считает себя русским

интеллигентом, может и вправду больно дать. Персонал расступился, предоставив право разруливать начальству.

Перед попаданием в буйное производится тщательный досмотр на предмет колющего, режущего и зажигательного. Спички психам не игрушка, кто-то навеняка пронес или передал. Платоша погрозил пальцем, произнес дежурное «У, мне!», заглянул в глазок и увидел молоко. От дымины громко чихнул.

- Зраияжелаю, таарищ главный! - Прокукарекал старик.- При-дурки. Средства пожаротушения опять пропили.

- Э-э-эу-у-у... - Доложил вертухай. Ему в общем-то и нечего сказать, это он специально промямлил, подумав про себя: «На себя-то погляди, пародия на интеллигенцию!».

- Дуболомы, таарищ главврач! - Доложил апостол.- Знаю. Где остальные?Остальных в это время нет априори, по каждому отделению ночью дрыхнет по

вертухаю, остальные на поселке.- Бл.., и благословил же ч-чёрт. Ладно. Открывай, с-сатана...Решительный жест. Конечно, Платоше тоже не хочется неба в клеточку. Здесь игра в

орла-решку. И в принципе отечественное здравоохранение проиграло. Не успел апостол вскрикнуть: "По одному и на выход стр-р-р.." - вырвавшаяся вместе с дымом на волю масса смяла администрацию и втерла в стену. Ладно бы так - несколько последних из простого числа схватили опешившую троицу, втолкали в дымину - и замкнули дверь. Те стали биться и вопить так же как минуту назад противоположная сторона, и даже шумнее. А освободившиеся психи, откашливаясь, с искаженными лицами наблюдали, как внутри старинной усадьбы хозяйничал арийский бог Агни. 

- Я б щас его, козла, электрошокером в яйця - прежде чем отправится в ад! - Вскричал юный Мефистофель. Его глаза светились сатанинским отблеском. Впрочем, у него они всегда этим светятся. И запел красивым баритоном: - В Са-лас-пилсе радостный день, здесь-се-год-ня сжигают детей, хей, хей, хей, вот тебя и... 

- Вот и привел Господь увидеть русский бунт. - Вздохнул Саня.- Бунты завсегда готовят те, супротив кого восстают. - Не преминул

пофилософствовать Истина.Дэн же произнес знаменательную фразу:- У всякого беспредела должен быть свой разумный предел.И он вошел в горящий усадьбеный дом. За ним бросились Панцев и Правда.Текли мучительные минуты. За это время набежали вертухаи из других отделений, а

с ними еще и контингент. Никто никого не фиксировал, все стояли и заворожено наблюдали извечное зрелище стихии.

- Уро-ды, уро-ды, уро-ды, а-а-а, я вижу ра-а-ай! - Вскричал Мефистофель, упал и стал биться припадке с пеной у рта. Никто даже глазом не повел - все гипнотизировали выход.

Не зря. Сначала показался Правда, несущий апостола - теперь уже не в куртке от "Боско", а в трико "Абибас". Следом Саня выволок вертухая. Третьим был Дэн Кехано. Он нес Барбулиса. Главврач натурально пылал, ведь он проспиртованный. Это к вопросу о вреде алкоголизма. Кожанка толстяка защитила нашего супермэна от жара, и он совершенно не пострадал. А вот на Правде обгорела его шевелюра. Да и Санины усищи изрядно опалились.

Народ еще раздумывал - тушить или оставить так. В смысле, Барбулиса.  Здание, а вкупе и всю систему, уже хрен потушишь - Агни вырвался наружу и принялся плясать по стенам. В этот момент из глубин дворца  князей Беловодских-Черноцерковских донесся душераздирающий крик. Все поняли: приведению - капец.

А вот главврачу еще - нет. Дэн сбил с Платоши огонь и склонившись над ним поучительно сказал:

- Да, гиппократово отродье. И все-таки выход есть всегда.- Не зна... - Прохрипел врач первой категории.- Что?- Не зн... а...- А надо знать: всегда!- Не зна... ком... ка. Впенд...И Барбулис затих.- Вот так, Дэн. - Заявил Панцев. - Борцы с кирдыком замутили кирдык.

 ...А в это время в степном селе Вытулево не спалось пенсионеру Терентию

Степановичу П. Он сидел на завалинке своего дома и наблюдал у горизонта кровавое зарево, отражающееся в низких облаках. По мере рассвета картина далекого пожара утихала. Терентий Степанович ехидно проговорил:

- Вот тебе и Тарапунька да Штепсуль. Квад-ра-цикл, говоришь... хе!  - …Признайся же, Истина: как же тебя звать на самом деле?- Ты имеешь в виду, как меня звали в прошлой жизни... Да очень просто: Ваней. Я

был Иваном-дураком.- А почему не царевичем...- Какая разница?- Один имеет, другой дразнится.- Эх, Ваня, Ваня... коли пошла такая пьянка, ты мне скажи... - Дэн таки решился

спросить о главном: - Почему в убежище было повешено вот это вот?Ден вынул из недр своей кожанки и развернул обложку гламурного журнала с ликом

Оксаны Федоровой. Оказывается, кроме Платоши он успел спасти и образ. Истина посмотрел на прекрасноликую красавицу с некоторым неприятием. По счастью, Кехано не заметил, кругом было слишком шумно, контингент гонял вокруг пожарища обезумевших вертухаев и норовил пнуть. 

- О-о-о... история печальная. - Произнес Сократ. - Может, не будем?- Будем!- Ну, да... Значит, тоже неровно дышишь. Был тут у нас один... настоящий

одержимый, вожак. Когда такие есть, им буйные - тьфу. Его звали Игорь. Привезли его к нам года что ли два назад. Или три. Давно это было. Оно конечно, здорово мужика жизнь уделала. Да потом еще ЭТИ добавили. Так вот... Прежде чем его навечно зафиксировали, Игорь этот почти замутил у нас такой же беспредел. Но ведь почти - не считается. Вот он и повесил картинку. Говорил, чудак, что девушка на обложке очень напоминает его жену, которую, звали кажись Машей. 

- Что?! - Дэн был сражен. Он только сейчас понял: Оксана Федорова – точь-в-точь его мать в молодости! Она и вправду звалась Марией.

Сократ почувствовал, что у собеседника интерес особый. И сделал театральную паузу. Кехано почти взвыл:

 - Ну, продолжай же...- Подавили, с-суки. И нам конечно наваляли.- Да не о том. О вожаке!- Да там какая-то дикая история. Игорь был успешным бизнесменом, и как-то

отдыхал он с женой они на берегу Индийского океана...- О, Господи...- Не уверен, что он. В общем, загорали голубочки себе на пляже - тут волна.

Называется Цунами. Игорь выгреб - а свою половину не нашел. Ну, там многих океан забрал. Два месяца он все бродил, бродил по побережью, тешился надеждой. И сдвинулся. Его бзик был в том, что де они с женой упустили своего раздолбая-сына. Тот вроде бы вырос полным говном несмотря на воспитание и родительскую любовь. И...

- Слушай, Истина, - встрял Панцев, - ты долго размусоливаешь. Давай уж к сути.- Да уже почти и закончил, усатый. Впрочем, теперь уже и не совсем… ну, да ничего,

усы – не мозги. Отрастут. Короче, рванул Игорь в Россию, чтобы найти своего сына и попросить у него прощения за свой грех.

- Грешил-то сын, ежели раздолбай! - Вскрикнул Правда.- Не-е-е-е... вот это неправда. Никто не грешил, просто у человека фантазия такая на

почве горя. Что якобы не так взрастил свое семя. Это в литературе кто породил - тот и убивает. В жизни яблоня за яблоко не отвечает. Думаю, сын – раздолбай от природы, а это

не лечится. В общем, три года Игорь тащился в Расею. Прошел Индию, перевалил через Гималаи, пересек Тибет, Памир, пустыню Кара-Кум. Переплыл Пяндж, Урал, Волгу. Ну, и в итоге попал к нам. Я так понимаю, за все эти годы скитаний у мужика совсем испортились нервы. И появился культ. А культ - всегда плохо, не сотвори себе кумира. Все имущество Игоря составляла эта вот обложка журнала с женщиной, напоминающей забранную Нептуном или не знаю там кем еще жену.

- Все уже? - Саня проявлял нетерпение.- Почти. За ним далеко не все пошли. Не то что за этим... суперпупермэном. - Истина

кивнул на потемневшего лицом Кехано. - А бунтарем Игорь вынужден был стать потому что не нашел... Шамбалы. Страны Великих Муд... рецов. Все надеялся, что набредет. Но не случилось, дак. Там бы его просветлили.

- Зачем искать то, чего не существует в природе?Дэн сначала хотел дать Сане больно и сказать, что неправ. В смысле, Панцев неправ.

Но благоразумно промолчал.- Как сказать, как сказать... - Иван Истина задумался о чем-то своем, и стал похожим

на Сократа точь-в-точь.- Где его похоронили? - Жестко спросил Денис.- Да где всех. Там у лога ров, в него всех и фиксируют на веки вечные. Братская

могила. ...Трое стояли надо рвом. Яркое солнце осветило пожарище за спинами бывших

буйных радостным светом.- Да ты, вождь, с этим Игорем похоже был знаком... - Проникновенно заметил

Истина.- Да в том-то и дело, что плохо. - Не солгал Дэн. - Да и никакой я не вождь, не

супермэн и не лыцарь. А самый что ни на есть муд... ак. - Не унижай себя. Такие как ты сейчас выразился, не смогли бы. А ты - смог. И я не

намекаю на Игоря, просто...- А ведь Шамбала была так близко…- Не кажи гоп. Шамбала открывается тем, кому надо. Игорю, насколько я понимаю,

надо было встретиться со своим сыном, а Шамбалы судьба-злодейка ему просто не предусмотрела. Не повезло: жену потерял, мимо Шамбалы пролетел, сына не встретил. Жизнь не удалась, чё.

Денис знал, что не признается в родстве. Пусть этот скелет останется в шкафу. Ему почему-то было хорошо осознавать, что родитель лежит вот здесь, в русском логу, овеваемый степными ветрами. Его не сожрали акулы, горные барсы, тамбовские волки. Он мирно покоится в общей могиле с такими же простыми людьми, умершими не мерзавцами, но блаародными, несклонившимися  людьми. Главный гуру – там, в Шамбале – был тогда все прав: "Забудь сомнение и слушай свое сердце!" Теперь Денис Кеханов знает, что такое покой и воля.

- Спасибо вам, о, муд... рецы! - Выдохнул Денис.- О чем ты, друг... - Саня положил костлявую руку на плечо Дениса. Конечно Панцев

формально неудовлетворен. Ему не суждено стать губернатором какого-нибудь края. Эту всю кодлу блаженных, убогих, придурковатых можно конечно сорганизовать и устроить республику. Но ведь большая их часть - генетические рабы, реально прислушивающиеся только к приказам собственного желудка. Собрать самых отъявленных и уйти в леса партизанить? Да рано или поздно скатимся в пошлый бандитизм, до чего Саня с Дэном опустились в первый же день...

- Сам не знаю. - Солгал Кеханов. Он окончательно понял: круг замкнулся.- А я - знаю! - Заявил Истина. По телу Дениса забегали мурашки. - Просто зло

победимо - и все тут. Истинно говорю.- Ага. При помощи альтернативного зла. - Ухмыльнулся Панцев.

- Нет. При поддержке соратников и единомышленников.- Да. Все вы правильно говорите. - Убежденно заявил Ден Кехано. - Только нам уже

давно пора идти запрягать наших Росинантов. Время не ждет!.. 

ВОЛГА(нетонкий абрис)

 В Расее еще брезжит свет,

 еще есть пути и дорогик спасению, и слава Богу,

что эти страхи наступили теперь, а не позже.

Всяк должен подумать теперь о себе, именно о своем собственном спасении.

Но настал другой род спасения.Не бежать на корабле из земли своей,

спасая свое презренное имущество;но спасая свою душу,

не выходя вон из государства,должен всяк из нас

спасать себя самого в самом сердце государства.

 Николай Гоголь. Из письма к графине ..........ой

 

Майя не любит своего имени, предпочитая прозвище "Атаманша" коим ее наградили в школе. А вот отец, крутой и брутальный дядька, именует свое чадо (единственное от второго брака) Постреленышем. Есть за что, девочка горазда не только пострелять и даже более того. Была б Атаманша не мажорной крови, про такую говорили бы: "Оторви да выбрось", и прочили девочке судьбу сотен клиенток Майиного папика, которого весь город уважительно обзывает: Гражданин Начальник.

Для двенадцатилетнего возраста Майя... прости, Атаманша выглядит щуплым гадким утенком. Что компенсируется характером и сорвиголовизмом. Да так бывает почти всегда - и не только в мире людей: в стае верховодит вовсе не крупная особь, а... впрочем, вы и сами все знаете, чё я буду распинаться-то.

Отец - начальник зоны строгого режима для лиц женского полу, практически, градообразующего предприятия городка Козлово. На обслуживании бес-покойного хозяйства трудятся сотни козловчан, начиная с тех, кто бдит на вышках, и заканчивая теми, подкидывает дровишки под котлы. В смысле, на пищеблоке. Контингент пенитенциарного учреждения еще тот: убийцы, злостные грабительницы, мошенницы, наркоторговки и прочая элита криминалитета. Их бы в ад, да вот все пытаются перевоспитывать. Наверное в нашем царстве-государстве традиции милосердия еще не похерены. 

Я не буду здесь долго размусоливать о всяких таких сумасбродных подвигах Постреленыша, скажу только: изрядно девочка, крышуемая авторитетным родителем, всех здесь достала. То что-нибудь такое понапишет на заборе, то выкинет фортель в городском саду, а то и в магазине чё-нить - да сопрет, причем, из спортивного интересу. Прынцеса, блин. Розги, розги, и еще раз розги, а потом еще спринцовка – вот чего таким не хватает, и не надо тут песни петь о ювенильной юстиции.

Живет Гражданин Начальник с дочерью и домработницей Агафьей (тако же выполняющей некоторые другие семейные функции) в коттедже на высоком утесе. Этот замок козловчане именуют "Вороньим гнездом". Агафья, крепкая русская баба, способная и на скаку остановить, и кой во что без мыла войти, - единственное существо, имеющее

хотя бы какое-то влияние на Постреленыша. Шутка ли: даже уроки заставляет делать! Ну… иногда. Впрочем, учителя все равно оценки завышают… ну, так - от греха.

Как поскребыш Атаманша пользуется своеобразной родительской слепотой со стороны предка, почетного работника системы исполнения наказаний. Ах, да - про маму забыл упомянуть. Она, как когда-то говаривал наш президент, утонула. Или, как принято выражаться в Козлово (город не склоняется), Волга забрала. Река должна раз в году забирать хотя бы одну жертву. Чё: язычники, верят, что так можно умаслить стихии. Злые языки шипят, что гибель женщины - не случайность. Девка-то растет вся в отца, тирана и еще того. Но мы не будем подогревать нездоровый интерес к частной жизни семьи. И каждому в конце концов воздастся по всем делам. 

Несложно предположить, что Атаманша выберет себе в друзья какой-нибудь такой же сапог. Именно то самое и вышло. Его зовут Коля, он - Майин ровесник; уличное погоняло - "Барон". Откуда такое - не знает даже сам мальчик. Вероятно уже в недалеком будущем Коля уже точно станет настоящим криминальным авторитетом. Некоторые робкие попытки войти в образ уже сделаны: запястье левой руки мальчика украшает татуировка: "MОMENTO MORE". Смысл пацан пока не знает, точнее все же знает: а чтоб непонятно было, но таинственно. Романтик. Ну, да, там ошибки. Но кто из нас положа руку на сердце знает итальянский?  Хотя по психическому складу - вор.

В школу Барон перестал ходить во втором классе, тогда же выучился и курить. Пытался пристрастить к табаку и Атаманшу, но ту выворотило наизнанку и девочка зареклась вдыхать дымы на всю  грядущую жизнь. Если говорить о Колиной семье, она состоит из матери-одиночки, уже имеющей две ходки на зону: за групповой разбой и групповое изна... ну, то есть, соучастие в групповом изнасиловании - на шухере мамка стояла. Добрая она женщина, и доверчивая: все время старается помогать тем, с которыми водится, и не ее вина в том, что почему-то попадаются ей сплошь дурные компании. Баронова мать, временно вставши на путь исправления, работает уборщицей в районном доме культуры, параллельно пытается безуспешно решать вопросы личной жизни. О каком  гражданском воспитанники и внушении правильных понятий может здесь идти речь? Вот и вырос... бурьян.

 Барона должны были забрать в социальный приют, мать же лишить родительских прав. Но ты сначала поймай! Мальчишка с прошлого года в бегах. В теплое время ночует под лодками, зимою же кантуется в одной заброшенной деревне, куда даже менты заходить боятся, ибо там Черный Столб.

Что такое Черный Столб, волжанам разжевывать не надо. Поскольку пока еще не все мы с Волги, все же разъясню. Если в деревне есть этот знак, значит, здешние обитатели промышляют разбоем. Себя они именуют воровскими казаками. Раньше Черных Столбов по Волге стояло немало. Когда начали строить коммунизм, грабить стали другие. Практически, старую традицию искоренили. Вместе с населением деревень с Черными Столбами. Но все равно органы и сейчас паникуют соваться даже в мертвые разбойничьи деревни - потому что предрассудки у нас покамест не искоринены. 

Давно мои герои задумали побег в обитель тайную - чтоб ни одна сволочь не достала, чтобы не надо было учиться, работать и участвовать в художественной самодеятельности и общественной жизни. Атаманша с Бароном надеялись подрасти, сколотить банду и вольно разбойничать на просторах Матушки-Волги. Ну, так в русских песнях поется. Летом будут грабить, а на зимовку уйдут в деревню с Черным Столбом. Чем не жизнь? Это тебе не на работу ходить и натягивать бюджет на ж... то есть, выживать ради выживания. 

Ну, конечно же они будут разбойниками благородными. Их жертвами суждено стать только богатым и успешным. Часть награбленного конечно же достанется бедным и страждущим, десятую же часть по древнему как мир закону отдадут попам. Пусть храмы красуются по берегам великой русской реки! Ну, не настроят же все воры себе "Вороньи гнезда", есть среди них и святые.

Все логично. Гражданин Начальник любит смотреть телеканал энтэвэ, а там сплошь криминал. Менты в продукции отечественного киногрезной индустрии правильные и скучные, злодеи - неправильные и прикольные. А еще преступники красиво одеваются, говорят, грабят и убивают. Искусство и эстетика ведь есть во всем (кто не согласен, гляньте любое криминальное телепойло). Гламур и криминал в одном флаконе. И чего вы хотите от наших детей, ежели они воспитываются на том, что мы потребляем сами?

На самом деле, если взглянуть на парочку свежим глазом, возникнет впечатление, что они брат и сестра - и по облику детских мордочек, и по конституциям. Да и вообще-то по менталитету. Кто отец мальчика, неизвестно, посему уместно кое-что предположить. Но мы же не сплетники.

Побег планировали еще с зимы. Для грядущего отвала приготовили лодку и в потаенной пещерке, дыре в обрыве, запасали провизию и скарб. Атаманша даже успела спереть один из отцовых наградных пистолетов с хорошим запасом патронов к нему. У папы их и без того хватает. То есть, наград и пистолетов.

Конкретный план был таков: основаться на необитаемом острове, там устроить лагерь, и время от времени совершать набеги на Материк, дабы пополнять запасы и набивать руку. Ну, и в той же тайной пещерке копить сокровища. Какие же разбойники без кладов? Когда подрастут, окрепнут, примут в банду отчаянных головорезов - тогда уже решатся грабить проходящие мимо суда. Дело стоящее: на белых теплоходах много богатеньких туристов, все в золоте и бриллиантах. Да и на трассе, которая пронзает горную сторону, тоже встречаются интересные жертвы.

Козлово стоит вовсе не на Волге, а скорее на разбухшем трупе реки. Это когда-то под городом текла именно что Волга, изобилующая опасными стремнинами, отмелями и перекатами. Когда при советской власти ниже по течению возвели плотину, получилось обширное водохранилище, сплошь утыканное необитаемыми островами. Вот на одном из них дети и порешили зависнуть. Ему даже имя было придумано заранее: Вольница.

У Гражданина Начальника на дочь имелись свои планы. Он хотел заслать Постреленыша на Британские острова, в одну из закрытых частных школ для детей шейхов, олигархов и русских чиновников. Вот со следующего учебного года и собрался. У Майи... прости, Атаманши на сей счет свое разумение. Но девочка предусмотрительно таковым ни с отцом, ни с надсмотрщицей не делилась.

А старшие дети Гражданина Начальника, от первого брака, давно уже ТАМ, на туманных берегах. И возвращаться в Расею не то чтобы не собираются, а родитель не велит. Чем они хуже отпрысков нашей всей этой либеральной интеллигенции, которая здесь подымает гешефтную волну, возбуждая офисный планктон сначала на информационную, а потом даже на гражданскую войну, сами же никакого будущего в ЭТОЙ стране не видящая в упор, а члены их семей свалили из… как там наш мЕнист культуры-мультуры поэтично выразился… ах, да: рашки-гавняшки – во. Гражданин Начальник по крайней мере не косит под совесть нации, а почему честен хотя бы перед Господом. Ну, а тем, кто думает, де народ у нас быдло, достойное быдляцких правителей, следует сказать: "Какая интеллигенция, такой и плебс. И наоборот".

Вот, собственно, и вся преамбула.   Деру наши дети дали в ночь на Николу Вешнего. Обычно сюда в эту пору Сиверко

приносит заморозки, на сей же раз Природа сжалилась над отчаянными детьми и дала волю теплым ветрам с киргиз-кайсакских степей. Оно конечно, может не стоит отваливаться в мае, век потом маяться будешь. Но наши  будущие злодеи еще не стали взрослыми, а потому и не заморачиваются предрассудками.

Поступили хитро: рванули вверх по течению. Взрослые еще подумают: нет сил у детишек побороть мощь воды. Зря это они: гребут не силой, а умением; сие касается не только весельного труда. А лодку похитили у лесничего: тот еще недели две будет в запое и спохватится нескоро. Плыли полночи, стараясь держаться подальше от фарватера.

Остров выбирали тщательно, а лагерь устроили с луговой стороны - чтобы с горной невозможно было разглядеть костра. Выбрали и густые кусты, растущие из воды, в которых можно запрятать лодку. 

Немного выспавшись, согревая друг друга как щенки, чуток еще понежились на утреннем Солнышке, а после пошли осматривать дозором свои владения. Островок казался ничего себе так. С полкилометра длиною и метров двести в поперечнике. Часть его - плес, прям курорт с белым песочком, но в основном остров зарос лесом. Нарубив ветвей, беглецы живо принялись сооружать логово наподобие шалаша. На самом деле припасена была и палатка, но хотелось настоящей дикости.

С собой были прекрасные пособия, написанные в предыдущие века: "Таинственный остров", "Остров сокровищ", "Робинзон Крузо". А то говорят, молодежь литературы не читает. Она потребляет только нужную информацию, и ежели таковая содержится в книгах, можно почерпнуть и оттуда.

Преисполненные оптимизма, мальчик с девочкой трудились слаженно. Как и прописано в художественной литературе, организовали спальную площадку, кают-кампанию, санитарную зону, а так же наблюдательный пост - на дереве, чтобы можно было обозреть округу. Интересная получилась игра.

Ближе к вечеру случилась первая ссора. Атаманша не позволила Барону подержать папин пистолет. Сказала, что неумеючи браться просто глупо. Да к тому же атаманша (не как кликуха, а как должность) она - так что пусть сидит и не рыпается. Барон, обозвав напарницу дурой, в сердцах пошел отыскивать отдельное место для ночевки. Как говорится, предприятие начало разваливаться в зачатке.

Когда мальчик ушел, девочка искренне расплакалась. Она ведь просто опасалась, что пацан, не обладающий навыками владения  огнестрельным оружием, случайно стрельнет и натворит бед, то есть, соблюдала технику безопасности. Батька-то своего Постреленыша стрелять обучил - ну, так, на всякий случай (так что спасибо родителям, за то что они хотя бы есть). А Барон принял за обиду и включил гордыню. Да и вообще: в банде кто-то один должен верховодить, так мир устроен. В общем, Майя... прости, Атаманша стала строить планы на сольную карьеру. Наверное утром она уплывет на другой остров, оставив бывшему другу часть припасов, и там все зачнет с нуля. Хотя и жалко, но что делать – се ля ви.

Между тем город жил радостным возбуждением: Козлово разом избавилось от двух заноз. Все почти надеялись: мальчик с девочкой наконец утонули, и это хорошо, ведь чем больше становятся детки, тем увесистее от них бедки. Гражданин Начальник, задав трепака надзирательше, закатил истерику, что явно не красит таких авторитетных людей. Подобный сценарий предполагался, в обязанности Агафьи входило так же пресечение такого рода инцидентов. Но баба не справилась с поставленной задачей, да и если откровенно, у нее вряд ли получилось бы. Поди, справься с ураганом. Все знают, какую безумную любовь дарит поздний ребенок. От собственного бессилия и злорадства козловчан Гражданин начальник злился еще более, а на несчастье наложилась еще и неприятность: с зоны откинулась, то есть бежала зечка, что в начальнической карьере Постреленышева батьки случилось впервые.

Гарнизон был мобилизован в количестве всего личного состава и поисковая операция приобрела тотальный характер. Ну, там, собаки, водные и сухопутные патрули, телефонограмы и все такое. Но исполнители действовали неповоротливо и явно неретиво, зная, что даже если найдут (живыми) - еще неизвестно, сообщат ли. А может даже и не сообщат, а потопят и свалят на судьбу. Вот все думают: только дети такие жестокие и бессердечные. Взрослые - хуже, да к тому же они умеют мерзко ненавидеть, и примеров тому в человеческой истории хватает.

Колька, то есть, Барон, бродя по берегу в тоске, в свете вечернего солнца на песке увидел тело. Вот еще не хватало, подумал мальчик. За свою беспризорнищескую жизнь он видел немало утопленников и ему очень не нравится их запах. Приблизившись, во-первых

пацан установил, что это женщина, причем, молодая, а во-вторых она не воняет, а значит пока еще жива. Склонившись над лицом, Барон отметил, что оно молодо и непередаваемо красиво. А еще оно, то есть, тело - дышало.

Ее звать Фатьма и она таджичка. Несложно предположить, что Фатьма и есть та самая беглая каторжница. Преступление молодой красавицы состоит в том, что она в некоем сокровенном месте перевозила крупную партию героина. Надо было обеспечить  многодетную семью, у Фатьмы есть младшие сестры. Теперь она, то есть, семья, необеспечена. У девушки, если говорить честно, ходка не первая. Предыдущие попытки наркокурьения были удачные, а вот взяла - да попалилась, причем, кто-то явно настучал. Приговор: двенадцать с половиной лет строгача. Это потому что девушка уже была в оперативной разработке и на беззащитное существо навешали другие разные эпизоды, избавившись от висяков.

Фитьма хотела вернуться в семью, к матери с отцом и к сестрам. К побегу посланница с Крыши Мира, то бишь, Памира сподвигло не только положение семьи; Фатьма не хотела становиться любовницею Багиры, отрядной паханки. Особо не готовилась, но удалось проникнуть в мусорный бак и остаться незамеченной. Дальше девушка взобралась на танкер "Волго-Балт", затаилась бочке, но была обнаружена командой. Над красавицей надругались и бросили за борт в набежавшую волну. Надеялись, с концами, но витальные силы вынудили таджичку бороться за жизнь - и последняя победила. Все потому что девушка страстно желала вернуться на Крышу Мира чтобы и дальше помогать семье. Правда на суше силы Фатьму окончательно оставили и она вырубилась. Ничто же не бывает бесконечным.

Барон обрадовался поводу: теперь можно навести мосты с атаманшей. Он побежал к Майе. Само собою, дети ничего не знали о судьбе спасаемой. Они просто тащили человека в свою палатку чтобы его выходить. Наверное они еще окончательно не ссучились, в отличие от большинства козловчан.

Ближе к ночи находка стала бредить, причем, на непонятном для детей языке. У женщины начался жар. Атаманша помнила, что Агафья, когда Майя болела приблизительно тем же, лечила ее лекарствами и протирала водкой. Девочка не забыла, где все это лежит. Оно конечно, в "Воронье гнездо" пробираться опасно, но ведь она бесстрашная. Решительно собравшись, Атаманша отправилась в экспедицию за целебным зельем.

 Оставшись один на один с больной, Барон боролся с желанием раздеть несчастную.

Ему просто чисто из человеческого любопытства интересно было посмотреть как красавица выглядит нагой. Мальчик довольно долго поддерживал огонь, чтобы спасаемую не знобило, и не заметил как закемарил. Ему снился сладкий сон о том как он плывет на передке острогрудого челна с бородою и пистолетом, командуя своим казакам: "Сарынь на кичку, бр-р-рат-ки!!!"

Когда Атаманша растолкала Барона, уже вовсю грело Солнце. Девочка была возбуждена, ибо в ночь пережила немало приключений. В отчий дом проникнуть удалось, ибо отец с горя напился в стельку. Добыла и лекарства с водкой. Но вот на выходе девочку схватила Агафья. Все-таки эта бой-баба не зря на зоне двадцать лет оттрубила – в качестве вертухайки, конечно. Пришлось бороться, даже кусаться. С такой внушительной массой как надзирательша фиг совладаешь, но у Атаманши с собою был весомый аргумент: отцов пистолет. Потом еще уходила от погони, в которую рванулись подоспевшие папкины обалдуи. Помогло хорошее знание городских задворков, коим девочку снабдил Барон. В общем ускользнула. Да к тому же принесла предку радостную весть: не утонула и не сгинула, а очень даже жива. Майя... прости, Атаманша не задумывалась о том, что город завтра затоскует в трауре, ибо для козловчан-то как раз весть очень даже удручающая. Отсюда вывод: незнание - сила.  

Самое интересное случилось на обратном пути. Атаманша во тьме разглядела каких-то стремных людей, которые сошли с красивой белой яхты на соседний с Вольницей остров и там что-то спрятали. Может быть даже клад. Девочка, будучи по природе своей пытливой, все выведала и приблизительное место засекла.  

Но надо все же поднять на ноги больную. Девочка вытолкала мальчика из шалаша, раздела женщину обработала тело водкой, влила в нее микстуры, а после еще укутала в шерстяное. Моцион помог:  красавица очнулась и большими своими миндалевидными глазами долго изучала спасителей. После чего произнесла, по-русски:

- Ангелы...Барон, деликатно потушив сигарету, ответил:- Во плоти.Фатьма поведала свою историю, упустив некоторые взрослые подробности.

Атаманша же наврала, рассказав, что они с Бароном - крутые и все такое прочее. Ну, вообще-то вранья в Майином рассказе немного, но уж про то что ее отец - великий и ужасный Гражданин Начальник, девочка распространяться не стала. Интуиция подсказала базар не разводить.

На более-менее восстановление здоровья ушло два дня. Когда Фатьма начала откашливаться, пусть и с отхаркиванием, стало ясно: идет на поправку. По крайней мере не помрет. Просто, повезло с сухой и теплой погодой и сердобольными детьми. Женщина не только замечательно обустроила быт, но и продемонстрировала отменное умение готовить. Банде именно что не хватало такого вот... зампотылу.

Тайник на соседнем острове отыскать было несложно. Уж дети-то умеют как прятать так и разыскивать. А вкупе и безвозвратно терять – тоже. Каково же было разочарование мальчика с девочкой, когда вместо несметных сокровищ они увидели какие-то черные полиэтиленовые мешки. Расковыряв один из них, разбойники извлекли мешочек поменьше, теперь уже в прозрачном полиэтилене. Может, взрывчатка? Ну не сахарная же пудра...

Вернувшись на Вольницу, наши герои показали находку Фатьме. Та, надрезав мешочек, попробовала порошок на вкус, после чего нехорошо улыбнулась. И сколько там этого всего, спросила женщина? Дети сообщили: десять больших мешков. Красавица разрыдалась, причем, совершенно непонятно, от счастья или наоборот. Дети смотрели на нее как на сумасшедшую, а Фатьма про себя думала на своем языке заоблачных гор: "Ш-шайтан, видно дурман-кирдык – моя судьба навсегда..."

Отвлекусь на тему эстетики. Фатьма обладает удивительно классической красотой. И здесь нет ничего удивительного: давным-давно на самый край Ойкумены, под Крышу Мира забредал Александр Македонский со своим героическим эллинским войском. Наверняка девушка - потомок древнегреческого солдата, а есть вероятность, что и сам Искандер Великий мог поучаствовать. Иначе – с чего Фатьма так напоминает Венеру Милосскую, только – с руками? Но это я так - для общего культурного развития.

Итак, дети обнаружили не просто пудру, а несметное богатство, дороже золота и бриллиантов. Если поделить порошок на дозы, получится несколько... да не миллионов, а миллиардов. И не рублей – долларов. Ну, да: в жертву дури (а в мешках именно дурь) надо еще принести миллионы человеческих жизней и миллиарды судеб... Но разве Золотой Телец (второе имя: Желтый Диавол) не требует таких же жертвоприношений? Сокровища еще никому счастья не приносили, а порошок приносит. Хотя и ненадолго. А эффект привыкания приблизительно одинаков.

Поумничаю. Наркомания – командировка в ад со всекокращающимися увольнительными в райские кущи, а роскошь - вечная ссылка в непонятно что, имеющее форму рая, но обладающее какой-то не такой сущностью. Именно поэтому роскошь и наркомания зачастую сливаются предсмертной агонии, внешне напоминающей экстаз. О, сказанул-то.

Те люди, которые нанимали Фатьму, убеждали девушку, что чем больше она перевезет шайтан-кирдыка, тем больше погубит неверных, тем самым гарантировав себе билет в рай. Были и такие учителя, кто внушал, что отправив в ад несколько десятков неверных вместе с собою, взорвав во славу того, кто воистину акбар то, чем тебя обвяжут, ты попадаешь в ту часть рая, где обычный рай покажется адом. Фатьма им не верила, ибо кто же тогда будет кормить семью, она же старшая из сестер. 

В общем, Фатьма посоветовала сначала осторожно перепрятать находку, а потом уже и поразмышлять о дальнейших шагах. Что наши герои и сделали, переправив мешки на Вольницу. Они и сами не промах и знают, что в сложных ситуациях не стоит делать слишком уж резкие движения.

В то время верные хунвейбины Гражданина Начальника уже третий день тщательно зачищали зеленку по берегам и обыскивали острова. Отец Постреленыша практически воспарил, ибо теперь наверняка знал: дочь жива – и даже очень. Дело было только во времени, а как свинтят - отошлет в Туманный Альбион под строгий надзор. У англичан хрен забалуешь. Козлово же впало в депрессию: по городку распространились слухи о пистолете и все ждали начала налетов Атаманши, которая уже может успела сколотить банду.  

В принципе, три человека - это уже банда, если что. Даже по законодательству больше двух - массовый беспорядок и групповуха, что является отягчающим обстоятельством.

Хозяева схорона тоже не преминули появиться. С тревожным интересом наблюдали наши герои как по соседнему острову в бешенстве метались преступники из конкурирующей группировки. Они громко ругались друг на дружку всякими такими словами и грозили оторвать все части тела. В то время как на белой яхте сидел пожилой мужчина лет, наверное, сорока пяти и красиво курил сигару. Видимо, он о чем-то размышлял. Наконец наркобарон (похоже он именно в этой должности) произнес:

- А тот ли это остров, ур-роды р-рода человеческого?Бандиты принялись наперебой доказывать каждый свое. Некоторые высказали

сомнение в том, что они уроды.- Хорошо. - Прервал их старик. - Обшмонаем и другие острова...   И молодчики передернули затворы своих изящных автоматов "узи". Короче,

ситуация повернулась не в лучшую сторону, причем - для всех.Первая стычка вспыхнула уже через час. На еще одном соседнем с Вольницей

острове мафиози наткнулись на вертухаев. С одного конца причалила белая яхта, с другого - серый катер, на котором был и Гражданин Начальник. Получается, своими умными и одновременно отчаянными действиями наша троица (а Бог, как известно, таковую любит) столкнула две серьезные группировки. Людишки носились по кустам и безжалостно убивали друг друга. С одной стороны ужасно, с другой - прикольненько: экшен, по каналу энтевэ это часто бывает.

Фатьма вспоминала древнюю восточную притчу о том как обезьяна, сидячи на вершине горы, наблюдает за поединком двух тигров. Странно... на Крыше Мира нет ни обезьян, ни тигров. И одновременно девушка строила план возвращения в родные горы, к семье. И все-таки, думала Фатьма, надо будет изуродовать свое лицо, ибо красота приносит только страдания.

Колька мечтал стать таким же крутым как те боевики. Осталось только подрасти и обзавестись оружием. Надо дождаться конца битвы и пойти помародерничать. Уж больно красивые автоматы у тех… а Майка пусть выкусит со своим пистолетом!

Девочка же пребывала в сомнениях: зачем уничтожать друг дружку за какой-то там порошок?! Где здесь благородство, романтика, понятия в конце концов...

Нет, как-то мир сей все же устроен не так. Вот Волга: она много тысячелетий течет издалека и долго, не зная сомнений. Реку образуют тысячи речек, сотни тысяч ручьев и миллионы родников. Источники все равны, нет главных и подчиненных. У людей же все

иначе. Столкнулись два потока, так нет чтобы слиться воедино – они давай взаимоуничтожаться. Почему люди не хотят учиться мудрости у воды? И так продолжается из века в век: племена, народы, государства, группировки хреначат друг дружку, стремясь занять доминирующее положение; разбойники обирают держащих путь, ищущие воли уплывают к мифическому Беловодью... зачем все это? Что за рок нависает над Волгою?

Однажды, это было в низине Волги, столкнулись две громадные армии. Они сражались за город, цепляясь за берега зубами. В крупнейшей битве за всю обозримую историю человечества с обеих сторон участвовали два миллиона солдат, из них погибли миллион. Еще раз для тех, кто не вчитался: миллион убитых! И это только военных; число жертв среди гражданских никто не считал. Весь мир теперь знает слово "Сталинград" и содрогается при одном его произнесении. Вы ни разу не задумывались о том, почему подобный ужас случился именно на Волге? А зря.

По Волге одно время шатались громадные банды, которые сколачивали вольные казаки Степка Разин и Емелька Пугачев. На Волге одно время утвердилась столица Золотой Орды Сарай, в которую стекалось награбленное с половины Мира, и от которой теперь осталась пыль. Волгою владели Хазарский каганат, Казанское хамст... то есть, ханство, Великая Булгария. Теперь же Волгой беспредельно владеет страна Расея. Надолго ли? 

И все ради чего? Чтобы убивать и владеть, убивать и владеть... "Все куплю!" - Сказало Злато. "Все возьму!" - Сказал Булат. "Все приму!" - Сказала Волга. "Все отдам!" - Сказал Солдат.

 Вот какие серьезные мысли обуяли девочку.В конце концов перебиты были все, за исключением главного мафиози и Гражданина

Начальника. Остров оказался маленький  и хорошо простреливаемый. Двое возлежали по разные стороны одной дюны и готовились к решительному броску. И в этот момент Майя узнала отца. Помочь родителю она была не в силах, ведь от одного острова до другого двести метров, из пистолета не попадешь.

- Э-э-эй!!! - Взвизгнула девочка.По счастью ветер дул в нужную сторону. Два богатыря обернулись и стали

пристально всматриваться в Вольницу.Атаманша распорола первый пакет и высыпала содержимое в воду. Белая пыль шипя

соединялась с гладью.- Палу-чайте-е-е!!! - Вновь выкрикнула Майя - и распорола второй пакет. - Что она там делает? - Спросил Гражданин Начальник у противника. Напомню: он

искал дочь и его отряд случайно напоролся на наркомафию, те же подумали: спецназ – и пошла кромсать губерния. Нашла коса на косу. Перебили друг дружку незнамо за что.

- ДурИт. - ответил наркобарон.- Дурь - что?- То.- В каком смысле?- Дети уничтожают тыщу годовых бюджетов Поволжья.- Наркота? - Догадался наконец Гражданин начальник.- Нарко-эта  Оба бугая стали дуэтом что-то кричать соседнему острову, но ветер дул не в нужную

сторону, а потому дети с Фатьмой ни черта не слышали. Майя все высыпала и высыпала порошок из надрезанных пакетов, при этом звонко чихая.

Наркобарон орал, что девочка жестоко ошибается и можно еще поделиться, а папа вопил о том, что надо оставить партию - ведь это вещдок. Все бесполезно – у ветра свои понятия. Когда в разбор пошел шестой мешок, дядьки вскочили и ринулись каждый к своему плавсредству. Повинуясь инстинкту, авторитетные люди развернулись – и выстрелили...

Дальше я рассказывать не буду, ибо что было дальше, не знаю, а лгать не хочу.  Скажу таки кое-что умное. В историю мирового добра входят люди, которые

прекращают войны. Те, кто разжигает войны, тоже входят в историю - но не мирового добра. Здесь есть закавыка: поставить точку в войне можно при помощи переговорного процесса либо путем полной безоговорочной победы. Ну, чтобы потом написать "подлинную историю мирового добра". Я к чему это: дело не в таланте дипломата или полководца. Дело в окончании смертоубийства. А если всем по фигу и никто никого не слышит, мы будем мочить друг друга до опупения и даже после такового.

И еще нечто познавательное: о слове "радость". Древнее имя Волги: Ра. Получается, "ра-дость" - то, что достанется Ра. Или - кому достанется Ра. Вот здесь я зависаю, ибо не знаю, на которую сторону перейти. А неопределившийся человек - не боец. Не боец...

 

ЗАДРОТОВКА

...Страшная лень и страшный сон,как нам всегда казалось;

или же медленное пробуждение великана,как нам все чаще начинает казаться.

Пробуждение с какой-то усмешкой на устах.Интеллигенты не так смеются, 

несмотря на то, что знают,кажется, все виды смеха;

но перед усмешкой мужика,ничем не похожей на ту иронию,

которой научили нас Гейне и еврейство,на Гоголевский смех сквозь слезы,

на Соловьевский хохот, -умрет мгновенно всякий наш смех;нам станет страшно и не по себе.

Александр Блок "Народ и интеллигенция"

Не бзди, а бди!

Ж-ж-жжбом-м-м-м!.. Хамло грохнуло купейной дверию с особенным оттягом, получая от этого физическое удовольствие. Аж вагон содрогнулся в железнодорожном экстазе. Вот так и Расею юзаем. Почему? Да чтобы после нас хоть трава не расти, мы проносимся по жизни, вовсе не заботясь о том, что под собою мы не чувствуем не то что страны, а даже почвы.

Миша себя успокаивал внутренними рассуждениями, но помогало вообще плохо. Обратиться к проводнику чтобы вызвал полицию? Да как-то нехорошо стучать-то, даже если все по закону. Ну, да ладно – можно сосредоточиться на хорошем.

Кому дано знать, какой это кайф - путь домой, тот не даст приврать. Даже пятидневная отлучка (чуть не написал: случка) помогает выскочить из обыденного хода вещей и окунуться в стихию Дороги. Возвращение - своеобразный "ментальный оргазм", окончательно подчищающий карму. Здесь главное - не злоупотребить, не превратить в привычку.   

Ну, и не мешает устроить достойную оправу бриллианту. В жизни таких ощущений в лучшем случае наберется сотен пять. Нужна атмосфЭра. Двести водочки, парочку светлого пива вдогонку - и па-а-алетели! Ну, в смысле - не дальше, в уголки метафизической прострации, и не слишком раскручивать зельем моховик в твоей башке до головокруженья. Жаль только, полноценный возврат к пенатам, которые родные, на самом деле всегда почти расстраивает. Твой мир в твое отсутствие хоть чуточку - да изменился. Но ведь эволюционируешь и ты. Или - деградируешь?

Есть физиологический момент. На пятый день происходит акклиматизация, ты уже начинаешь ненавидеть то место, в которое твое же бренное тело занесло. Существо - как организм, так и дух - уже было перестроилось под новые условия - а ты его тащишь взад.

Если не седативные средства - полный развал системы. Самая вредоносная издержка журналиста. Если кто не понял - это я спел дифирамб алкоголю.

Командировка не то чтобы удалась, но осталось чувство некоторой недовершенности и легкой досады. Обычно, кроме прописанного в задании, Жуков успевал схватить еще парочку-троечку тем. А сейчас - только одну: историю чудака, построившего в своем дворе китайскую пагоду. Для чего все это делается, Миша знает: чтобы в газетах понаписали и по телеку понапоказали. А в качестве антуража выдумывается философия - о евазийстве, Братстве Великой Степи, сопротивлении западной идеологии свободы ради свободы духовной и прочая лабуда. Чудак и национальность себе выбрал: монголоугрославянотатар. А на самом деле дядьке обидно просто так помереть, вот и выёживается. Пиар один да суета суёт.  

 Спрос на чудаков упал - вот в чем правда. СМИ, а так же их винтики журналисты, ориентирующиеся на социальный заказ (читай: жажду народонаселения в определенного рода информации) ищут другие форматы, новые подачи и неожиданные (которые на самом деле очень даже ожиданные) темы. Чудаки слыли когда-то своеобразными блаженными, узревшими Бога. Они украшали мир милыми несуразностями. Отсюда и шукшинские чудики. Вероятно, они считали  себя героями того времени. А сейчас время такое, что герои не нужны, наш герой один, от же Товарищ Главный. Это пускай в окуевшей Вукране свидомые истошно вопят: "Слава Вукрине - сата хероям!" У нас один "херой" - Путин. Все остальные - массовка, соревнующаяся в том, кто больше любит Царя и Отечество. Национальный лидер - и есть наша национальная идея. Докатились до уровня плинт... то есть, майн кампфа. 

И ведь больше всего нужен царь обитателям периферии. И главное, у них-то как раз есть царь в голове, великоросское достоинство. И откуда взялось все это идолопоклонство... или оно наоборот - никуда не делось? И здесь мы вновь возвращаемся к теме Отца всех народов, то бишь, Товарища Сталина, Главного Императора и вечнобзд... то бишь, бдящего и смотрящего из окон своего кремлевского кабинета на наше это стадо.  

Вот, блин, светло и легко размышлял Миша, пожирая глазами пространство, пролетающее за окном поезда, какие мы примитивные существа. Нет чтобы построить жизнь в России так, чтобы хохлы сами попросились к нам под крылышко! А вкупе с ними - болгары, сербы, греки и прочие православные типа братья. Нет: обязательно войну замутить - и заявить, что кругом враги, а в союзниках у Расеи лишь армия и флот.  

 Миша Жуков - упоротый. Трое его соседей по купе - тоже командировочные. Он - оттуда, они - туда. Короче, кайф ломают. А нижнее место Миша не уступает не только потому что оно законное согласно билета. Если окончательно попустить, подняться наверх - распоясаются до положения риз. Миша немного построил эту периферийную кодлу, которая сидела в ряд напротив и терпеливо ждала, когда следующая станция, чтобы взять новый заряд для раскрутки маховичков. А ради развлечения курить выходят – и грохают дверью. В ресторане и у проводника брать не хотят, экономные, с-скоты. Провинциалов пристращать несложно. Но русских людей, особливо тех, кто хочет набухаться, не сломить ничем. Здесь и кроется тайна наших душ, не случайно поэт ведь писал: "Души прекрасные порывы!"  

Станция не преминула быть. В груди ёкнуло - знакомое название: "Безродная". Гонец "особой тройки" умчался в вокзал, двое ушли курить. Миша, быстренько собравшись, вышел прочь, не предупредив проводницу. Способность к совершению спонтанных поступков - не Жуковская черта, но тут что-то нашло. Испытывая спиною весь жар ненавистных взглядов бывших попутчиков, Миша скоренько покинул перрон.

На привокзальной площади аккурат стоял рейсовый "ПАЗик", автобус двойного назначения, пригодный как для регулярного сообщения, так и для похорон. В целях погрузки гробов в заду "ПАЗика" предусмотрен соответствующий люк. На нем в некоторых местах вытерта грязь, получилась надпись: "РАИСЯ ВПЕРДЕ". Пошлость, пошлость…

Сидя против движения, Миша наблюдал лица простых людей. Они были спокойны и даже исполнены некоторого достоинства. Даже у детей и дышащей свежим перегаром кондукторши. Аборигены тоже изучали Жукова, старик в телогрейке и синей бейсболке с надписью "ЛДПР" раздумисто заключил: "Корреспондент". Никаких особых журналистских причиндалов на Мише нет, значит, на роже написано. 

Дорога с той поры лучше не стала: ничтожное расстояние автобус тащился больше сорока минут. Но и водитель изощрялся, аккуратно объезжая ямы. Жуков вспомнил, что "ПАЗики" с охотой покупает Южная Африка - плантаторы и прочие эксплуататоры на них возят негров. Об этом ему рассказывали в городе Павлово, что на Оке, родине универсальных транспортных средств.  

Журналистика - искусство толочь воду в решете - да так, чтобы аудитория хавала, а половина мозгов журналиста - его блокнот. За пять лет таковых сменилось наверное с полторы сотни. Миша отлично помнит: в 12 километрах от станции "Безродная" - районный центр Задротовка. Большое сильно запущенное село. Когда-то он там был, писал про одного замечательного деда. Не чудака, но подвижника. Фронтовик, прошедший от Москвы до Кенигсберга, артиллерист " сорококпятки", неоднократно раненый, имеющий два ордена "Славы", при советской власти в одиночку принявшийся восстанавливать Задротовкую церковь. Еще при совке он организовал общину и писал в епархию, чтобы прислали священника. Едва веру разрешили и даже сделали ее "духовной скрепой", старика оттерли от восстановления и забыли прошлые заслуги. Все потому что старик за  словом в карман не лез и любил вставить простонародное  русское слово. Когда Миша с ним общался, дед был в ссоре с очередным попом, присланным епархией. Если б такой родился в исламском государстве, из него получился бы неплохой религиозный экстремист. 

Дед умел рассказывать. Может, и привирал. В частности, о том, что те коммунисты, которые вставляли палки в колеса и объявили старика умалишенным, сейчас стали крутыми и верующими. Дедуля конфликтный, все по редакциям писал. По письму Жуков и узнал про задротовского подвижника. 

От полного разгрома общины в свое время спасал метод: фронтовик кидал охапку орденов и медалей на стол секретаря райкома и требовал исключить себя из коммунистов (он в партию вступил на фронте). Партийные бонзы побаивались старика и оставляли все как есть. А при переводе стрелок наших расейских путей с коммунизма на капитализм метод работать перестал. Просто районная власть подбирала послушных и неконфликтных, а всех остальных тупо сначала прессовали, потом гнобили или игнорировали. Дед попал во вторую категорию.

С дедом тогда общение было что надо - потому что Миша однофамилец полководца Победы. Старик и Сталина уважал, и в коммунизм верил, и в Бога. А уж когда хватанули по сто... ну, может и по триста "фронтовых", вообще стали закадычными друзьями. Впрочем, на всякий случай Миша так и не признался старику, что Жуков - наполовину еврей, причем, по матери. Имеется в виду не маршал, а наш журналюга.

 Далеко не всякий у нас в Расее адекватно реагирует на вопросы крови. Как-то брал Миша интервью у великого нашего живописца Ильи Сергеича Глазунова. То сразу поставил условие: у кого нет отчества - у того нет и Отечества. Беседа текла в таком примерно ключе: "Ну, вы понимаете же, Михаил Викторыч, что эти евреи..." Дальше - список некоторых дел. Тут Жуков, обладающий, к слову, вполне себе арийской внешностью, и брякни: "А я ведь тоже как бы из этих..." Нет, скандала не было. Но исчезла задушевность, а вскоре и закруглился разговор. Скорее всего Илье Сергеичу просто стало стыдно. С той поры Жуков не признается. Что тоже стыдно, ибо мама, Эмма Марковна Альбац, была очень даже приятная себе женщина и вообще работала заведующей детским садиком. А за отца Миша ничего сказать не может; он просто рос без него. Виктор Аскольдович Жуков – врач. А больше Миша не знает об отце ничего.  

И так, к слову пришлось: Илья и Михаил - имена еврейского происхождения. Но как же звали того задротовского деда-то как ни напрягал Жуков свое серое вещество, не всплывало - и все тут. 

Церковь, когда Жуков ездил в Задротовку по заданию, так до конца и не была восстановлена. Вся в лесах, частью оштукатеренная, но в основном с голыми кирпичными стенами. Миша помнит: храм большой, чуть не третий по высоте во всей России. Священники менялись как... ну, в общем что-то на приходе никто не задерживался. Миша не забыл слова деда: "Церковь стоит на силе веры каждого из нас..." При этом сам старый солдат любил в разговоре вставить крепкое русское слово. Что думал - то и говорил. Таким всегда нелегко. 

Так вот... ни имени-отчества, ни фамилии героя своего давнишнего материала Жуков так и не вспомнил. Еще пять лет назад он здорово заплутал в Задротовке, раскинувшейся на холмах, изрезанных оврагами, выискивая дом старика. Но Миша надеялся на наш русский авось. Ну, и на свой далеко не самый тупой язык, который всегда покамест доводил куда надо. В журналистской практике Жукова этих райцентров было столько, что все они начали вливаться в нечто общее и неопределенное. Да и как иначе, ежели везде Ленин, улицы Луначарского и Цурупы, рынок и автостанция? 

К слову, Задротовская автостанция осталась на прежнем месте, на широкой центральной площади, возле того самого храма. Храм за пять лет не изменился. Все те же леса, разве только сильно обветшалые и, кажется, работы вовсе не продвинулись. Старухи лениво подметали пыльную площадь, бомжового вида мужички складывали в ящики из-под телевизроов, прикрепленные к шасси детских колясок мусор. Сегодня четверг, похоже, был базарный день. Обычно в райцентрах после базара жизнь замирает до понедельника. 

 Миша спросил о гостинице у попутчика в кепке "ЛДПР" тот скуксился, но снизошел до ответа:

- Была. Закрылась. - И посмотрел в лицо Жукова с заметным сожалением. Да, действительно: входная дверь на одноэтажной каменной постройке с разбитой

вывеской "ВОСХ.." была на ржавом замке. Похоже, заведение нихт функционирен с дня отъезда Жукова из Задротовки пятилетней давности.

Солнце между тем нырнуло за дома, близились сумерки. Мише решился прервать размеренные движения одной из бабок:

- Мать... - (Чуть не добавил: вашу) - А вот тот дедушка, который все вот это восстанавливал... он... где? – И указал на храмину.

Женщина приставила метлу к ноге как будто она постовой, пристально упулилась в Жукова.

- А на што он тебе? - Наконец изрекла она. - Знакомы.- С кем?- С дедушкой.- Каким дедушкой? - Старуха намеренно поставила Жукова в неловкое положение.

Действительно: если ты знаком - назови хотя бы имя. Ну, как этой ведьме объяснить, что таких стариков Мишиной журналистской практике - как березовых ветвей в ее венике.

- Забыл имя. - Честно признался Жуков. - Давно это было.-  А-а-а... понятно тады. - И бабка замолчала.- Ну, так...- Сынок... - Старуха вышла из оцепенения. - Ты вона туда иди, два оврага перейдешь

- там и спроси. "Вот, бисово отродье, подумал Жуков, издевается еще..." Но надо было поспешать, а

то скоро стемнеет. Времени тратить на все эти издевательские беседы неохота. Бабка дала направление - значит скорее всего жив. Двинулся в указанную сторону, силясь вспомнить старые факты. Тогда она и вправду, кажется, перебирался через овраги. 

Вдруг - абсолютная тишина. Миша аж испугался: оглох. Резко обернувшись, Жуков увидел, что мужики и бабы, замерев типа терракотовое воинство китайского императора, провожали его сожалетельными взглядами. 

Волосатая гора

За вторым оврагом из одной точки начинались сразу три улицы. "Языки" так и не встретились, а зрительная память вновь не выручила. Стала наклевываться легкая паника: весна, ночи трескучие, а ночевать где-то надо. В принципе Миша через всякое проходил - опыт. Однажды он попал в городок Куртамыш (это Курганская область) в декабре, в тридцатиградусный мороз. Надо было ехать в село Вилкино, транспорта нет в принципе, а селение вымерло уже в пять вечера. И ничего - ночь провел на посту ГАИ, да еще и водочки с ментами хватанул. Тем более при Жукове всегда есть такие волшебные бумажки, которые обмениваются на товары и услуги.  

Миша не стал суетиться, просто сел на пенек у перепутья, достал из рюкзачка пирожок и принялся неторопливо уминать. О вот появился человек. Он представлял собою маленькую круглую бабу в телогрейке и цыганском пуховом платке. Поднимаясь со дна оврага, женщина с любопытством изучала Михаила. 

Дождамшись, Жуков неторопливо объяснил ситуацию, сказал, что заплатит вперед. Мадам с усиками (представилась Клавой) вняла и сказала:

- Ну, что ж... бывает. Ладноть.Вот она, святая русская простота! Без церемоний и понтов. Это тебе не столица или

какая-нибудь Европа. Пока шли улицею (правой из трех), Миша расспросил о старике. Женщина все и рассказала: дядя Лёня (о, Господи, и как Миша мог забыть!), Леонид Петрович Ходырев, помер два года назад. Дом его, на той улице, которая слева, сейчас разваливается, ибо жена скончалась давно, сын пропал неизвестно где, а других родственников не оказалось. Жуков тогда не интересовался личной жизнью старика, ленив и не любопытен.

- Что ж таким людям и без охраны надо в наших краях? - Спросила Клава.Миша и не знал, что сказать. Правду - что повиновался спонтанным чувствам? Нет

уж. Соврал, что отстал от группы и сообщил правду о закрытой гостинице и о том, что хотелось повидать старика, о котором когда-то писАл.

- Повидаешься. - Утешила Клава. - Мы тебе устроим.Двусмысленность Миша пропустил мимо ушей. Расея - страна большая, велик

когнитивный диссонанс между сотнями разновидностей региональных культур. Трудно разобрать с ходу, что за месседж несут аборигены.     

Клава впустила Жукова в низкий деревянный зеленый домишко. Войдя, журналист замер. На него уставились сразу несколько пар человеческих глаз, да еще и зенки котяры. Картина Репина. 

- Здрасьте. - Произнес Миша виновато. Обитатели промолчали. Миша идентифицировал троих детей и Лысого мужика в

возрасте. - Внуки. - Представила Клава. - Маша, Марфа, Петя. Этот - мой брат Матвей

Иванович. Руки Матвей не протянул, глядел смурно. Малышня тоже зырила явно

недоброжелательно. - Очень приятно, Клавдия Иванна. - Мише захотелось сказать что-то хорошее

хозяйке - по крайней мере за гостеприимство. - Лукьяновна. - Поправила Клава. -  У нас разные отцы. Но я по батюшке  не люблю,

просто Клава - и все. Спать будете вон там... - Женщина показала темный уютный куток.- Так чего вы корреспондент? - Строго спросил Матвей.Странно, о том, что Миша - журналист, не было произнесено ни слова.

- Не слушайте вы эти его замашки. Мотя в органах служил, в Чечне кантузило, теперь инвалид.  

Жуков готов был вспылить - не любит он этих энкавэдэшных замашек. Но внял Клаве, спокойно, как доктор врачу, кой-чего о себе доложил. Лысый слушал с бегающими глазами, как будто он пойманный злодей. После чего выразился:

- Петрович, значит, дядя Лёня. Тут же у нас целая шекспировская трагедия случилась. Клавка не рассказала?

Сестра посмотрела на брата укоряюще. Тот скуксился, виновато пробормотал:- Да ладно те... Ну, что, Москва, пшли посмолим.Миша давно бросил. А вот выпить хотелось. У Жукова всегда с собой энзэ,

чекушечка. Много раз спасало, особенно от холода - и это несмотря на то, что врачи доказывают: водка не согревает, а всего лишь повышает порог чувствительности к стуже.

Естественно, Миша был заинтригован. Да и к тому же эта Задротовка, своеобразный "город Зеро" чем-то напоминал театр абсурда. Да тут еще какие-то шекспировские страсти.

Мотя не отказался, даже достал из тайника стакан. У нормального мужика всегда должно быть из чего выпить. Хватанув и затянувшись (от света сигареты зловеще осветилось лицо) Тимофей изрек:

- А смерть прядеть - памярать бум. - Есть у нас еще дома дела. - Сострил Миша. - А похоронен он где?- Кто?- Старик.- А-а-а... Ну, я завтра покажу. Перед началом... этого... шоу. Путано, не совсем внятно Мотя доложил историю последних пяти лет. Дядя Лёня

оставаясь непримиримым оппозиционером, привадил откуда-то некого мужичка, которого зовут Алексий. Или он сам привадился – хрен его знает. Лет ему около тридцати, а может более того. Та община верующих, что спервоначалу собрал Петрович, раскололась. Одна часть осталась с очередным присланным епархией попом, с которым старик как всегда общего языка не нашел, а вторая скучковалась вокруг этого Алексия. Сначала в шутку, а после уже и не шутя парень получил кликуху "Пророк". Язык подвешен, убедителен, великоречив. Что еще надо успешному политику? Ах, да - беспринципность. Но потому пророк и не политик. 

Никто не понял: то ли у парня харизма, а, может, прелесть. На последней версии настаивал крайний (по очередности засылов в задротовскую глушь) поп. Для священников почти забытый Богом райцентр - ссылка. А для Пророка... может, тоже ссылка, но неясно, от какой организации. Внешность у Алеши смазливая, длинные волосы, бородка, стать и все такое. Среди поклонников Пророка преимущественно крутились поклонницы, женщины с несложившейся личной жизнью. Само собою, по Задротовке поползли слухи сексуального характера.  

- Допрыгался Алеша Божий человечек. - Заключил Мотя.Жуков не стал уточнять, до чего. Опыт подсказывает: надо слушать - человек сам все

доложит. Оно конечно, водка конектит пипл, но и раскручивает маховичок. Само собою,

двухсот пятидесяти для двух желудков оказалось недостаточным вливанием. Взяв у Жукова спонсорскую сумму, Мотя смотался к какой-то Зойке и принес поллитру. Миша, понюхав из стакана, передернулся: сомнительное паленое пойло. Боясь обидеть человека с посттравматическим синдромом, хватанул. Поперхнулся, все вылилось наружу.

- Не в то горло вошло. - Оправдался Жуков. - Наверно мало упражняешься. А на шоу ты попамши удачно. Ща темно, а утром

покажу. Вона за тем оврагом у нас гора, называется Волосатой. Называется так потому как обросла как пезда. Вот завтра там будет финальный такскаать акт. Посмотришь, корреспондент. 

- Акт чего?- Таво. Алексия этого того завтре. И па-де-лом. Неча тут у нас разводить всякое. Очень скоро Мотю изрядно развезло Он уже нес какой-то бред. Вот тебе и

покурили. ...Когда вернулись в дом, прям заметно было, что Клава готова наброситься на брата

с кулаками. Но постеснялась чужого человека. Да к тому же дети уже спали. Или не спали, лежали молча заткнувшись. Мише хотелось еще и засосать пивка. Но не было. Но он и без того провалился в забытье. 

Проснулся среди ночи потому что кто-то его трогал. Сквозь тюль пробивался свет взошедшей Луны, в котором Миша угадал Клаву. Она была отвратительно нага. Женщина прошептала:

- Тс-с-с...Она стояла на коленях, большие груди белели как две дыни. Распущенные волосы

закрывали плечи, исполненные чем-то вечным глаза светились нехорошим...- Я вообще-то имею привычку хранить верность жене. - Так же заговорщицки

прошептал Жуков. Он солгал, нет у него такой привычки. Хотя жена в общем-то имеется. Но Мише было страшно.

- А ты запросто, без привычки... Все спят - никто не...Миша привстал, опустил ноги. Клава обняла его колени, будто она рабыня какая-то.

Ну, совершенно неловкая ситуация. Разве она не понимает, что просто непривлекательна? О, Господи, сказал себе Жуков, и что же мне с тобой делать...

- Хорошо, хорошо, встань... - Тихо и примиряюще произнес Миша. - Давай просто поговорим.

Он набросил не Клаву одеяло. Та покорно устроилась рядом. Из глубины ее глаз текли слезы. Понятно, подумал Жуков, хочет мужского тепла. Рядом прыгнул еще и кот, начал с мурлыканьем втираться.

- Муж-то где? - Муж... объелся груш... - Клава грязно выругалась на мотив караганды. - А дети - чьи?- Дочки. Она у вас, в Москве. Решает тему личной жизни.- И отец детей, надо полагать, там же, где и твой муж.- Ну почему. Он в тюрьме. Вторая ходка. Не повезло нам с ним. - Ты счастливая. Трое внуков. - Вообще Миша намекнул, что Женщина уже в

возрасте, пора и окститься.- Ага. И этот. Обалдуй. ты зря это с Мотей. Он неделю теперь просыхать не будет.

Придется тебе спонсировать.- Ладно. А он чё без семьи?- Непутевый. Да и не всем в жизни везет.- Это точно.- Так-то он нормальный. А капля попала - дурак. На войну уходил, не пил... - Я тоже.- Погоди... - И Клавдия впилась своими глазами в Мишины. Жуков понял: ей хотя бы

ощутить мужика-то. Он склонился и прикоснулся своими губами е ее влажным губам. Клава отстранилась. Скидывая с себя одеяло, обмолвилась:

- Эх, Миша, Миша... сегодя у нас будет весело. Выспись.  Заснуть Жуков больше не смог. Вот если б под бок легла прекрасная пейзанка, Миша

бы точно не вспомнил про гименеевы узы. Как там гласит народная мудрость: мужик как пес, пять шагов от дома отошел - и он уже ничей. Скорее сработало элементарное отвращение: неизвестно какие Венерины подарки в этой караганде. 

И сколько лет этой Клаве-клавиатуре: сорок, шестьдесят? А вдруг - ведьма? Дал бы ей - как в мрачной фантазии Гололя оседлала бы - и давай кружить над Волосатой горой!

Эта гора представилась Жукову каким-то исчадием, над которым порхают потные голые бабы. Уф-ф-ф...   

Оно конечно, на улице не остался - и то слава Богу. Сам бросился в авантюру, пенять не на кого. А может вообще хозяйка просто хотела ублажить гостя? По местным меркам Миша отвалил за ночлег приличную сумму. Как говорится, рыбку съела, ну, а то что никуда не села... да пусть так полежит. 

Клава встала со вторыми петухами. Слышно было, как блеет коза, ругаются куры. Хозяйство... Немного понежившись, встал и Жуков. Понаблюдал детей-ангелочков, раскиданных по "сексодрому", видимо, месте, где их делали ихние же горе-родители. Из соседней комнаты доносился Мотин бабский храп. 

Миша вышел во двор – и столкнулся с Клавой, которая, ничего не сказав, дружелюбно улыбнулась. Жуков ожидал, окрысится, ан нет - выглядела позитивной, как будто ей все же вдули. Миша, сказал, что пройдется ПОДЫШАТЬ ВОЗДУХОМ. Сам же вернулся на распутье и рванул на левую улицу в надежде узнать дом старика. Все надо доводить до логического конца.

Ну, слава Господу! Синего цвета хату Жуков узнал. Три оконца на улицу, без палисадника. Правда, они забиты досками. по фасаду белым надпись: 

"ВАС НАСТИГНЕТ КАРАЮЩИЙ МЕЧ"Ну, и много чего начертано мелким - от "бесы разыгрались" до "ангелы пока спят". А

поле битвы, подумалось Михаилу, - сердца людей. На двери - а крылечко в глубине двора - наклеена бумага. Калитка на висячем замке, но рядом - пролом в заборе. Жуков вошел чтобы убедиться: действительно, опечатано. 

А вот знакомая скамеечка под грушей; на ней (скамеечке, конечно, а не груше) они сиживали со стариком и тот все ворчал. Да мало ли таких чудаков было в журналистской практике Жукова! Просто сложились обстоятельства: попутчики, знакомая станция "Безродная", приступ сентиментальности, возможно, творческий кризис. Когда-то Жуков сочинял стихи, выпущена была даже книжка. Теперь не до поэзии, одна журналистика, будь она неладна.

Сел на скамейку Миша неудачно: она с треском проломилась. Деревяшка сгнила. Встав с земли, Жуков как-то нехорошо рассмеялся. 

Шоу вау

Как и следовало ожидать, Мотя попросил проспонсировать в смысле бухла. Да и повод святой: Петровича-то помянуть надо по-человечески. Пока шли к кладбищу, встретили немало одетых как на праздник людей. Прям задротовский бродвей.

На могиле не было креста. А стоял деревянный столб, на котором начертано: "ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ ХОДЫРЕВ ПОДВИЖНИК"Даже дат рождения и смерти не указано, и фотографии нет. Зато холмик весь в

цветах, причем, не искусственных, "вечных", а натуральных, хотя и подвядших. А под столбиком горела лампадка.

Мотя (Жуков к нему конечно обращался: Матвей Иваныч, но Мотя он и есть Мотя) прихватил соленые огурцы и сало с черным хлебом. Миша не отказался глотать бурду только потому что неизвестно, как поведет себя человек, контуженый в Чечне. Что характерно, от пойла не передернуло.

- Мощный был дядька. - Прокомментировал Мотя с намокшими (конечно же, от спирта) глазами. - Непреклонный. Дуб!  

Ну, да, подумал Жуков, чем больше дубов, тем крепчее наша обороноспособность.- Пусть земля тебе будет бухлом.. тьфу… эт самое… пухом, Петрович. Ну, а мы

тут… пока. - Мотя крякнул, влил в утробу - и его тут же понесло: - Ты понимашь, корреспондент... он пацанчик, лет десять наверное. Уставил в меня муху, а в черных глазенках ненависть. Как я могу убить такого… 

- Понимаю. - Дежурно ответил Михаил.- А я убивал. Да. Уби-вал. Вот этими ру-ками. Плесни. - Мотя протянул стакан.

Жуков налил чуток. - Ты чё, корреспондент. Оборзел? Больше. И-не-чо-каясь. Миша понял: пора избавляться. Мало что контуженный, еще и убивец. Это у него

получилось запросто: сказал, отойдет отлить. Кладбище на холме. Выскочив на открытое пространство, Жуков увидел прям батальное полотно. За оврагом, на противоположном холме роился народ. Даже не верилось, что в Задротовке может быть столько людей. Повылезали из щелей, как...

Если эта гора и есть Волосатая, что-то не похожа. Да, попадаются жалкие кустики, кой-где торчат уродливые березки, но растительности все же немного, одна только молоденькая трава. Закрапал дождь, но, кажется, он не омрачал действо.  

В броуновском движении угадалась система. В гору поднималась кавалькада. Ее путь ограждал заслон из полицейских и гражданских с красными повязками на рукавах, наверное, дружинников. Процессию возглавлял одетый в золотое священник. За ним три мужика тащили каждый по конструкции, напоминающей букву "Т". Толпа гудела, кто-то орал в мегафон, где-то визжала гармошка. Что за массовое мероприятие... Карнавал? 

Спустившись вниз, Миша столкнулся с Клавой. Женщина одета была торжественно, волосы покрывал цветастый павловский платок. Вела выводок из трех своих внучков, помятых, явно невыспавшихся, но тоже выряженных как новогодние елки. 

Жуков вопросил одними глазами. Хозяйка ответствовало:- Началось. Нет чтобы спросить: "Что?". Михаил промямлил: - Понятно. Но в принципе кой-чего действительно ясно. Один из этих трех наверняка - Пророк.

Может у людей принято так оригинально отмечать праздник, День Задротовского района или там освобождения Задротовки от каких-нибудь очередных захватчиков. 

Когда Миша, Клава и дети взобрались наконец на плато, толпа уже окружила площадку плотной массой. Народ орал:

- Вздернуть всех!- Собакам собачья смерть!!- Уроды рода человеческого!!!И прочее. Масса волновалась, явно действо было ей в кайф.. Но почти ничего не

было видно. Миша не отличается отменным ростом, хотелось подпрыгнуть, хотя бы что-то узреть - но стеснялся. Самый младший,  Петька, попросился:

- Дядь, подыми.Жуков поднимать не стал. Он заметил, что Маша и Марфуша вжавшись к бабушке,

особого энтузиазма не проявляют. Оглянувшись, он увидел, что умные расположились на противоположном холме, прямо на скамейках возле могил. Кажется, некоторые прихватили с собой бинокли. 

- А может - туда? - Вопросил Жуков.Клава покачала головой:- Галерка. Мы уж как-нибудь тут, в партере.И это утвердило Жукова в мысли: театрализация. Он, порвясь уйти, вдруг оказался в

объятиях двух дюжих молодцев в форме правоохранителей, и неумолимая сила потащила его через толпу. "Попал..." пронеслось в голове. Больше ничего подумать не успел - очутился на пространстве, ограниченном бело-красно-полосатой лентой. Вокруг - людская гуща, которую блюдут полицаи, внутри мужики аккуратно выкладывают на земле "Т". Трое, в серых балдахинах  и с дурацкими колпаками, опустив головы стоят на коленях, над ними священник с кадилом. 

- Вы не обессудьте, Михаил Викторович, - Вдруг обратился к Мише один из полицаев, сухопарый усатый молодец, - что обошлись столь недипломатично. 

- Откуда... 

- Ах, да... Меня зовут Александр. Коржаков. Я служу здесь начальником райотдела. Полиции, конечно. - Миша разглядел подполковничьи погоны. - Ну, как... мы же - органы. У нас информирование и все такое. Да возьмите же наконец себя в руки, сосредоточьтесь!

Окрик подействовал. Миша смог сконцентрировать мысли. Он задал наконец четкий вопрос:

- Я не арестован?- О, Господи... Да вы в гостях. А гость - это святое. Просто мне думается, вам как

журналисту полагаются некоторые преференции. Ну, типа аккредитации, что ли. А после окончания мероприятия добро пожаловать на банкет. И попрошу не отказываться. Снимать будете?

- Что? - Фото конечно. Или там видео. Это же общественное мероприятие, съемки не

запрещены. Миша вспомнил, что рюкзак с фотокамерой и вообще-то всем остальным остался в

Клавином доме. Вот тебе и профи. А кому же он показывал свою корочку или хотя бы называл имя-отчество... да пожалуй только Клаве. Стукнула? Надо было все же трахнуть. Хотя...

- Все так неожиданно, товарищ подполковник. - Саша... для вас я просто Саша. И мы почти ровесники, к слову. Можно я тоже к вам

по-свойски, Михаил? - Без проблем. - Отлично. Итак... С закланных сорвали одежды, оставив разве трусы, тела уложили на буквы "Т"

лицами в небеса. Те не сопротивлялись, как будто они манекены. Священник, подойдя к каждому, что-то бормотал. У Миши шумело в ушах, перед глазами бегали белые мухи, он с трудом разбирал отдельные слова: "Раб... покаяние... во имя..." 

Тот, что посередине, был по-особенному красив. Даже складывалось впечатление, что над парнем поработал имиджмейкер. Длинные темно-русые волосы растекались потоками, изящная бороденка обрамляла светлый лик. Глазенки выразительные, ямочки на щеках… Все на месте. Тщедушное его тело, умытое моросью, казалось невесомым. И это по контрасту с усиненным татуировками грузным туловищем того, что справа и пивным пузищем левого.

И что - итак?! Суровые мужики принялись деловито вбивать гвозди в ладони закланных, при этом дружинники старательно растягивали руки артистов... Артистов?

Татуированный повернул голову к Пророку и произнес издевательским тоном:- Ну, что, Алеша... говоришь, уже сегодня встретимся ТАМ?Пророк ехидно улыбался, устремя взор туда – ввысь. Жуков не мог понять: то ли

этот человек шепчет, то ли просто шевелит губами... стала уплывать земля из-под ног, реальность закачалась перед глазами. Михаил почувствовал, как изнутри подкатывает тошнота. Он закрыв рот рукою дернулся прочь. Прорвавшись через заслон, как нож воду разрезал толпу и вырвался наружу. Добежав до кустов, Жуков встал раком долго-долго выворачивался наизнанку.  

Истина есть ничто

...Банкет по случаю... да непонятно какому такому случаю шумел в кафе "ЗАРНИЦА", как уверили Мишу, самом приличном заведении во всей этой  задрипанной Задротовке. Миша сидел напротив Александра и толстого мужика, районного главы, который просил его называть "Арсением". Чуть правее восседал поп, на удивление молодой рыжий детина, представившийся отцом Доримедонтом. Там, на Волосатой горе этот пышущий здоровьем самец чем-то напоминал Великого Инквизитора, здесь же -

прям душка, источающая апсумизьм. Священник снял с себя все богослужебные дела и был похож скорее на командира студенческого стройотряда. У него то и дело звенел "айфон" - мажорным хором "Алилуйя!" - и батюшка неустанно решал какие-то бизнес-дела, используя не совсем парламентские выражения. 

Доримедонт уже успел рассказать, что на приходе он три месяца, все предшествующие до своего появления в Задротовке события он может оценить только гипотетически, а в настоящий момент он как успешный кризисный менеджер решает практические вопросы благочиния, которых накопилось много, и гордиевы узлы приходится разрубать. Здесь все сильно запущено - необходимо было "оперативное вмешательство". Миша хотел съязвить, что специалист по узлам - Александр, но разумно промолчал. 

Что характерно, столы были составлены буквой "Т", и Мише достался аккурат угол. Президиум состоял из двенадцати рыл - одно другого нахальнее. Какая-то босховская демонология. Только водка с последующим релаксирующим действом смягчила отвращение.    

 Произносились странные тосты. Например, за мафию, которая победима. Или за "наконец положенную куда положено тротуарную плитку" (а может на конец положенную?). Или за победу всего хорошего над всем плохим. Казалось бы, люди хохмят, но конский гогот был какой-то незатрапезный, а скорее загробный. Или это все - шифры, характерные для масонских лож?

Хозяева застолья, кажется, потешались над Мишиным недоумением, им было интересно наблюдать дезориентированного человека, они даже его изучали, отчего по Жукову мурашками бегали стыдливые токи. И все же некоторые обстоятельства хозяева стола раскрыли. Вещал глава:

- Тот который пузатый - начальник отдела жилищно-коммунального хозяйства. Вот этими руками раньше бы задушил, да все недотягивались. - Глава потряс действительно мощными домкратами, и все почтительно обмерли. - Натуральный гондон, все денежные средства, отпущенные на реставрацию храма, уфандохал на стройку своего персонального дворца, причем - в СочАх. Давно напрашивался на шампур, с-с-скатина. Татуированный - смотрящий от криминального сообщества. Беспредельщик еще тот, начал тут у нас рэкет возрождать, бригаду сколачивать. Наши и без того слабые, неокрепшие предприниматели от этих братков стонали. Теперь пусть сам постонет, ему полезно. 

- А как же правосудие? - Наивно вопросил Миша.- Хороший вопрос. Я бы сказал, правильный. Коммунальщик наймет дорогих

адвокатов, из йеудеев, они добьются условного срока. Недвижимость записана на дальних родственников, которые к тому же не являются гражданами Расеи. Деньги налогоплательщиков украдены и уведены - все, адью. А пахан вообще формально "неуиноуен", у них там круговая порука. Народ увидел торжество справедливости. Подчеркну, Михаил: не правосудия, а спра-вед-ливости!

- Глас народа - глас Божий. Свершилось то, о чем бредили массы. - Добавил Александр.

- Ну, а эти... процессуальные формальности. Законность...- Высший закон - правда. Об этом не пишут в ваших газетах. - Разве есть в народной традиции такая казнь как распятие?Миша вновь породил взрыв гогота. - Что вы, Михаил... - Старший раймент вещал назадетельно. - Складывается

впечатление, что вы - поэт. Такой ранимый. Вы разве не заметили, что на столбах подставки для ног? Мы же в двадцать первом веке. Какие уж там зверства... 

- А что же тогда с Пророком? - Эмоционально воскликнул Жуков - да так, что присутствующие вжались. - Уж он-то чем заслужил...

После очень-очень длинной паузы священник по-отечески возгласил: 

- Да вы, кажется, не слишком хорошо знаете, с чего во всяком государстве начинаются смуты и гражданские войны.

- А народу, - заключил глава, - прекрасно известно, кто является врагом и зачем они это делают. 

- Кто же. Просветите дитя неразумное. - Как, кто. - Серьезно ответил Александр. Например, жидомасоны. У них же тайное

правительство. Они и рулят.Миша много раз общался с людьми, отравленными теориями заговора. Таких не

переубедить, это ж как кол в голове. Но сейчас хотелось перечить:- Значит, у вас в этой Задротовке был мятеж, который вы предотвратили - да?- Ну, почему, в Задротовке. - Мент даже обиделся. - Во всей Расее. Если мы смогли -

значит и везде получится. Мы же часть единого организма, другие части, получив сигнал, начнут и у себя. 

- Насколько я понял, все те трое - ну, там, на Волосатой этой вашей горе - славяне.- Да оставьте вы этот ваш национализм. - Арсений заговорил даже каким-то

капризным тоном. - Все гораздо глубее… то есть, глубже. "Жидомасоны" - некое абстрактное обозначение сил, стремящихся свалить нашу Расею-матушку. Через что? Через смуту. А смута - в головах. Это же азбука.

Такое складывалось ощущение, что глава района убеждал сам себя. У Миши опыт и наблюдательность. Помноженные на водку эти качества обострились. Он уже заметил, что все эти люди на самом деле растеряны. В Расее ведь для чего бухают: чтобы подавить вселенскую тоску и страх. 

- То есть, вы намекаете, что Пророк - самый страшный из преступников, ибо наносит ущерб устоям.

- Почему - намекаю? Я об этом говорю. Все революционеры и прочие бунтари несут не просто смерть, а массовую погибель народонаселения. Они придумывают красивые идеи, заранивают в головы зерна сомнения, и в массах рождается лозунг: "все кто не с нами - тот против нас, это недочеловеки, а их надо уничтожать как колорадских жуков". Вы что - забыли, что учинили эти... евромайданутые в Одессе?

- Ах, Михайло Викторыч... - В интонации главного раймента звучали отеческие оттенки. - Вы, расейская интеллигенция, прям как малые дети. Ухватили эту... западную идею свободы ради свободы - и давай с ней носиться по акциям протеста яко с дубиной. "У власти упыри, которые обыдлили массу настолько, что она готова проголосовать за что угодно, лишь бы не трогали". Посмотрите на нас: разве мы упыри?

Миша честно посмотрел. Чуть не ухмыльнулся: вообще, похоже. - Знаете, друзья... - Миша включил иронию. - Такое ощущение, что вы меня

перековываете будто сектанты. Если правда за вами, чего теоретизировать. Делайте что должно - и пусть будет что будет.

- От мы и делаем! - Воскликнул Арсений. - Господа! У всех налито? Позвольте поднять тост за торжество здравого смысла над больным воображением. Горь... тьфу, Господи... Да будет так. Друзья, прекрасен наш союз... Ур-р-ра-а-а!

Присутствующие откликнулись хором - троекратным "ура". И внимание переключили с Жукова на снедь. Да, подумал Михаил, воистину ужасен ваш союз...

- Пошли, покурим. - Внезапно, подмигнув сказал поп.- Вы разве курите... - Да нет, конечно. Впрочем, как и вы тоже. Что не мешает. Мишу пронзило: сегодня же пятница перед Пасхой, самый-самый строгий пост! А

они здесь все бухают, в том числе и Доримедонт... - Вы белый священник или черный? - Миша на улице пошел в атаку.- Я-то... - Батюшка призадумался. - Приблизительно серый, как и большинство. Это

книги делят мир на черное и белое, Михаил. А в мире людей... - Священник перекрестился

на храм. - То есть в нашем мире все не так однозначно. Вот вы - оппозиционный журналист или карманный?

- Прогрессивно-умеренный. - Вот скользкий, с-скотина, рассудил Миша. То ли монашит, то ли ералашит. – И сегодняшнее шоу-вау, которое вы духовно сопровождали – разве не торжество серости?

- Попробовал бы не сопроводить…- И что тогда?- Да ничего. Настучали бы в епархию за все дела. А так – молчат. Впрочем,

неважно… Что вам хотел бы сказать. Причем, совершенно искренне. Там, в этом бедламе, собрались старперы. Сейчас время нашего поколения, тридцатилетних. Потому что мы, имея жизненный опыт, еще верим в то, что наш мир можно изменить к лучшему. А они верят в то, что так и помрут, оставив после себя столь же тупое потомство и горы продуктов жизнедеятельности. Вы уж простите меня за то, что я разоткровенничался. Мне по долгу службы приходится работать со старухами, с фанатиками, и лицемерами. Я же прекрасно вижу, что каждый из себя представляет на самом деле. А вот так по душам поговорить абсолютно не с кем.

Зазвенело "Алилу-у-у-йа-а-а!" Святой отец откликнулся: - Я занят! Позвоните позже. Ч-чорт. Миша нервически рассмеялся. Доримедонт терпеливо переждал приступ.- Знаете, - заявил Жуков, - впервые в жизни передо мной исповедовался священник.  - А может даже хорошо, что вы невоцерковлены. Наверняка вы уверены в том, что

священнослужители из другой глины слеплены, параллельная цивилизация. - Уже давно ни в чем не уверен.- Вот и я - тоже. Но если их не держать хотя бы в рамках религиозных табу, они

здесь устроят… даже не хочу говорить, что.- Вы для этого пригласили меня покурить? А то я подумал, начнете меня сейчас

ладаном...- Не стоит сыпать соль на ладан. Так вот... Все происходящее здесь очень-очень

серьезно. Как минимум для меня - точно. Вначале я был удивлен потрясающе дремучим менталитетом паствы. Но задумался: в той же Чечне сепаратистов по горам выскребали ЭТИ люди, а не столичные мажоры. Отстаивали Донбасс от свидомитов тоже ЭТИ люди, в головах которых феодальные устои. Расея – здесь, на плечах ЭТИХ Людей лежит обязанность сохранения государства Расейского, а значит и православной веры.  

- А кто автор всей этой... затеи? - Народ, конечно. Кто еще...- Прям так весь...- Почти. Представьте тех, кто сейчас наверху пирует. Это вообще срез народа, по

воле высших не знаю уж каких там еще сил оказавшийся на гребне волны. Предположим, вы сейчас захотите приучить их к классической музыке. При некоторых условиях, ну, там, воспитание, просвещение, среда... вон горьковская мать же прониклась... ну, да. Они проникнутся, станут получать удовольствие. Гитлер, говорят, тоже не чурался классики. Потом они еще узнают что есть мир художественной литературы с амбивалентными сюжетами, мир живописи со всякими измами, нетрадиционный секс, сильные психостимуляторы... и все! Цивилизация покатилась к деградации.

- Да уже катится. Если приглядеться… - Собственно, это я и хотел вам сказать, Михаил. Но катится как раз «прогрессивная»

часть, которая вкусила духовной и физической свободы, хочет попробовать и еще чего-нибудь, да на самом деле им и хотеть-то уже нечего. А народ, та самая серая масса, всегда консервативен, темен, туп. Но он хранит нравственность! Пристальнее вглядитесь в ЭТОТ народ и постарайтесь ЕГО принять таким, каков он есть. Да: пошлый, недалекий, погрязший в мракобесии. Но другого у нас нет. 

- У вас? 

- Не играйте словами. Повторю: здесь не до шуток. Всякая попытка революционных изменений в Расее приводит к ужасающей крови. Распаляет массу интеллигенция, мнящая, что она есть передовая часть. И это при том, что народ-то им как раз отвратителен… И часто нужна малая жертва - только лишь для того, чтобы предотвратить катастрофу.

- Значит, говорите: жертва...  Когда ровесники вернулись в кабак, там распевали песню "С чего начинается

Родина". Миша знает: это уже близко к положению риз. А святых отсюда вынесли давно. К Мише бросился изрядно накачавшийся глава района, обнял и стал обмусоливать слюнявыми губами.   

Второй раз за день Жуков, сославшись на естественные нужды, смог ускользнуть. Характерно что однажды у него действительно возникла естественная нужда - но ускользнуть не удалось. Почти пробежав пустынной площадью, давимый громадою недоделанного храма, верхушку которого осветило выглянувшее из полоски очистившегося неба Солнца. Миша с какой-то злой радостию шмыгнул в проулок. Смеркалось и он спешил.  Ноги сами несли на Волосатую гору. Очень... ну, очень хотелось убедиться в том, что все утренние события - игра. Грандиозная, жестокая, но именно что театральная постановка. 

Буквы "Т" никуда не делись, видны были издали. Стало понятно происхождение названия: кроны изуродованных ветрами берез, слившись с профилем горы, действительно напоминали волосы. "Теперь Ты Труп" - крутилось в голове. 

Взобравшись, Миша наткнулся на полицейского. - На положено. - Сказал блюститель. - Режимная зона.Зона...- По разрешению шефа. - Солгал Жуков. Мент поверил, правда, препроводил.Итак... на конструкциях все так же висели люди. Никаких подставок для ног не было,

Саша соврамши! Тела обвисли, потемнели... несомненно, это мертвецы!- Пи... - Выругался Миша. - Это точно. - Прокомментировал блюститель.- И что же... они так и будут здесь вот... висеть.- Да вот не знаю. Пока команды не поступало. Вообще близкие там внизу уже

ожидают...Да твой командир, чуть не воскликнул Миша, сейчас в стельку, какие там приказы!

Но промолчал, следуя журналистскому правилу: не вмешиваться в события. Какое глупое правило...  

Идти к Клаве не хотелось потому как боялся, что столкнется с бухим Мотей. Но там же Мишины вещи, пришлось переться. На уже знакомой улочке, в момент очаровательной закатной бирюзы, столкнуться пришлось с пацанчиком. 

- Удалось? - Спросил Петька по-взрослому.- А что ты здесь один? - Задал встречный вопрос Жуков.- Воздухом дышу. Ну, так...- Что - так... малыш...- Я уже не маленький. А между тем засранцу не больше шести.- Я тоже, вот ведь совпадение. Да. Удалось. Почти. А позволь, старик, задать тебе

один вопрос. - Уже второй.- Ну, да. Так вот. Скажи мне, Петр...- Евгеньевич. Пацанчик заигрался, подумал Жуков, да и вообще в этой дыре кажется ВСЕ

заигрались. Да еще с серьезными лицами ходят, как и положено придуркам.- Так ответь, Петр Евгеньевич. Что ты по поводу всего этого думаешь?

Как говаривал еще Василь Василич Розанов, русский человек поймет другого русского человека без всяких слов. Даже если другой - наполовину еврей. Просто обменяются лукавыми взглядами, состроят какое-нибудь выражение физиономии... а действует эффективнее фени. Короче, не надо размусоливать, что такое ВСЕ ЭТО.

- Ты хочешь ответа. - Малыш смотрел снизу вверх строго, как будто он судия. - Зря. Каждый увидел то, что хотел видеть, а получит по вере. Вот.   

- И ты, надо полагать, получил. - А то! - Петька помахал ручонкой, в которой был зажат киндер-сюрприз. - Баба

купила!- Петр Евгеньевич... если у нас тут все неподецки... будь любезен, скажи: кто... Иуда.- Да скоро сам все увидишь! - Мальчишка прыснул звонкой трелью - и ускакал

вперед.  «Получит по вере… - Ворчал про себя Михаил. – Да по затылку надо оплеуху

отвесить, а лучше по всем местам сразу – и много! Алилуйщики…» От сердца отлегло, когда увидел Мотю. Тот с разбитой харей дрых посередь улицы яко младенец. Жуков вдруг повернул, дочапал до перекрестка, свернул в левую улочку, дошел до дома старика. Прочитав уже знакомую надпись "ВАС НАСТИГНЕТ КАРАЮЩИЙ МЕЧ" почему-то легко вздохнул. Произнес вслух:

- Господи, за что же ты нас так...- И поделом! - Раздался знакомый голос. Оглянувшись, Миша в сумеречном мареве узнал Клаву. - Слышал выражение: один праведник все селение спасает? - Испросила женщина.- А дети?- Дети еще неразумные, чтобы побеждать свои страсти. Не в счет.- Как будто мы разумные. Что-то сомневаюсь.- Зря. Верить надо, а не давать червю поганить твердыню... Заснуть не удавалось, в голове крутились образы. Спасло бы двести-триста

известной жидкости, да где ее, ч-чорт раздобыть. Еще не ровен час эта... маха обнаженная припрется. Миша наблюдал неспешное путешествие лунного света по предметам и размышлял о том как утром он рванет к на станцию "Безродная". Да пусть эта Задротовка провалится хоть в тартарары!

Вдруг озарило: кошмар! Жуков все еще в поезде, а эти картины с репликами босховских персонажей ему грезятся. Миша принялся жестоко щипать себя за разные части тела. Не помогло. 

Еще немного помучившись, Жуков направился туда, где спала Клава. Осторожно, чтобы не заскрипели пружины, севши на краешек постели, склонился и поцеловал женщину в висок.

- Приспичило? -  Спросила она, не раскрывая глаз. Миша молча нырнул в Клавин омут. 

Фокус-хитропокус

Миша прочухался когда Солнце уже вовсю жарило через окно. Разбитая Мотина харя не испугала. Было ясно: этому человечку надобна всего лишь спонсорская помощь на лечение. За вчерашний безумный день Жуков по-особенному прочувствовал глубинный смысл самой русской поговорки: не верь, не бойся, не проси. Да к тому же бывший убивец проявил отменную терпимость, не будя кореспондента пока тот не... Ч-ч-чорт! 

Миша вскочил - и старательно, не стесняясь Мотиного присутствия, проинспектировал содержимое своего рюкзака. Ага... вот фотик, диктофон, планшет, мобила... все на месте. Трубка включилась, но не нашла сети. Аккумулятор фотоаппарата сел. 

- Где сестра? - Жестко спросил Жуков. - Пошла с выводком туда же. - На вашу эту кудыкину гору?- Ага. А ты не видел, хто это вчерась меня так...- Конь в пальто. Что там опять?- Чудо.   Миша уже предполагал, КАКОЕ. Кстати, на Волосатую гору подался Жуков уже с

вещами.Петька, постреленыш, кажется, наслаждался положением назидателя по отношению

к Мише. Подбежав к Жукову, еще задыхаясь, малыш изрек: - Вознесся!- И как это случилось? - Спокойно спросил Михаил. Впервые за несколько лет ему

до сосания под ложечкой захотелось курить. Жуков приобнял мальчика, и почему-то ему вспомнился Путин, лобзающий отрока в живот. 

- Обычно. - Пацан отстранился. - Только я не видел. Но вот, что рассказывают. Ближе к рассвету разрешили этих злодеев снять. Ну, ихние пристновзятые подбрели - тут из небес луч. Он осветил этого... И тот медленно, медленно... утек. Туда. На небо.

Мальчик выразительно глянул вверх и замер с поднятой головой.- Ты же не видел. - Краем глаза Миша углядел Клаву, и, если честно, общаться с ней

не хотелось. Свалить, свалить… Ну их всех к лешему. А потом, освободившись, наклюкаться и забыться. Господи, как же хорошо, что в России есть моховичок!

- Да мало кто видел. Но врать-то не будут, зачем им. Между тем Михаил констатировал тако же, что пусты все три "Т". Надежда не

сдыхает последней, она у нас бессмертна. Все же остается вероятность, что все это перфоманс, суперпупержестокий экшен ради всеобщего увеселения с массовым психозом. Тем более что толпившиеся выглядели чересчур уж воодушевленными, как будто они – северокорейский плебс, увидевший Великого императора Чучхэ.  

Кайф обломал раймент. - Ну и как головушка, Михайло Викторыч? - Вопросил Александр. Он кстати был по

гражданке. И свеженький как луховицкий огурец. - Товарищ полковник, признайтесь честно... - Процедил Жуков.- Под. Под-полковник.- Да ну вас. Неважно. Это что за фокусы-покусы?- Надеюсь, вы не про вчерашнее.- И про него - тоже.- Оставь одежду, всяк сюда входящий. Шутка. - Вы увильнули. Так вот. Что все ЭТО значит?- Позвольте парировать, батенька. Что - ВСЁ?- Издеваетесь.- Над кем?- Где Пророк, офицер? - Давайте без этих. Откуда. Мне. Знать. - Понятно. - Жуков устал играть в кошки-мышки.- Наконец-то. - Александр... вас еще можно так называть?- Что-то изменилось?- Вообще - да. Но ответьте. Вы же знаете, что история повторяется как фарс. - Ну и что? История всегда повторяется. Разве это не очевидная истина? И все же не

понял, в чем вопрос.- М-м-м... - Миша осознал, что действительно у него как у матросов вопросов

действительно уже нет. Как нет, впрочем, и ответов. Это материализованный поток сознания - вот какая мысль пронзила Жуковкое существо. 

- Вот именно, дорогой вы наш жмурналист.  - Но что-то мне подсказывает, товарищ под-пол-ковник... что результат  был заранее

известен. - Не результат, батенька. А покамест промежуточный этап. Что получится в

результате, не знает даже Господь Бог. Я вас уверяю... И кстати. В вашем командировочном удостоверении не приписано задание, в соответствии с которым вы должны посетить наши благословенные края.

- Моя должность - обозреватель. И согласно конституции эрэф я могу передвигаться по нашей стране без каких-либо ограничений. 

- Мы в курсе. И, кстати, поздравляю вас, гражданин оборзеватель, вы уже много у нас оборзели... простите - обозре... оборзе... тьфу - запутался. Вчера похоже дал лишку. 

- Лишка взял? - Пошутил Жуков. Главраймент сначала обаятельно улыбнулся, продемонстрировав безупречные, будто

отточенные зубы, но очень скоро помрачнел. Сквозь клыки выцедилось:- Попробовал бы не взять...С противоположной горы скатился Мотя. Он уже был практически готов. - А вот и наш Иудушка. - Ёринически произнес Александр. - И да, Михаил. Вы

главного, кажется, не оборз... ну, неважно. Посмотрите: у людей праздник. Они счастливы. Вот.

- Как оказывается много надо человеку для счастья.- А по Матфею такого не скажешь... - А пойду-ка наберусь счастия и я!Жуков полез в гору. На самом деле не с целью оборз... а точнее именно с этой самой

целью. Сейчас перемахнет вершину - и бежать, бежать... У Михаила была четкая установка: на станцию. Театр абсурда заигрался. Для виду задержался. Увидел под буквами «Т» кровь. Мишу вновь замутило. Ну и хорошо – в кусты, а потом дальше, дельше…

Шагалось трудно. Проявив осторожность, Миша рванул не дорогой, а перелеском, полем, так сказать, партизанскими тропами. Целина взросла непролазными дебрями, но беречься подсказывал инстинкт. Вспугивались птицы, кружили над головой, пытаясь что-то нащебетать. И все равно Жукову казалось, он летит - с плеч слетал ужасный груз. Может быть даже он не на станцию "Безродную" прибредет, а на какую-нибудь соседнюю, ну, чтобы не засекли и не загребли. 

Несколько раз отдыхал, лежа в пропитанной росою траве. В голове уже четко сложился образ: он побывал если не в аду, то точно в преддверии. На очередном привале Жуков услышал треск. Вскочив как заяц, пристально огляделся. Из кустов горою вылез... глава района. С ружьем типа винчестер наизготовку. Да и одет он был как хрестоматийный охотник, с патронташем, обтягивающим пузо в тирольской шляпе с пером.    

- Уф, - вздохнул Арсений, - хорошо не пальнул! А то думал: дичь.    Повылезали и другие люди, тоже вооруженные и обвешанные аксессуарами. Глава

подошел вплотную.  - Вы бы поосторожнее, молодой человек в наших краях. Сейчас ведь сезон охоты. И

что-то мне подсказывает, что вы захотели оставить нас... по-английски. Это что - ваш столичный фирменный стиль? 

- А вы хотели бы по-русски, хлопнув дверью. - Сдерзил Миша. - Ну не по-еврейски же, устроив напоследок гешефт... - Мишу передернуло - потому

что райглава посмотрел на Мишу как будто он и вправду дичь.  Миша прикинул: бежать от вооруженных людей рискованно. Там паче янычары уже

зашли сзади. Он произнес:- Я задержан?

- Отнюдь. Я бы это назвал даже освобождением. У нас тут продолжение вчерашнего. Такскаать на плэнэре. Это у евреев суббота не для работы, а мы отдохнем уж в воскресенье. Милости прошу к нашему костру!

А пожалуй что Воскресенье для вас, скотов, настало, подумал Жуков, только вы еще похоже не в курсе. Мишу вели как пленного, обступив со всех сторон. Арсений болтал ерунду - про то, какие красивые и заповедные в Задротовском районе места и о том, что зря сюда не едут иностранцы. На биваке, средь шумной неразберихи Миша узнал попа. В черном френче и с банданой, украшенной черепами, Доримедонт больше напоминал разбойника или пирата. 

- Батюшка, отец святой... - Издевательским тоном кольнул Жуков. - Вы же понимаете, что теперь вся эта ваша религия - нафиг?

- Ну, как сказать, как сказать... - В глазах священника плясал кровавый огонь. - Всякое религиозное учение - такой же живой организм как и научная теория. Без обновления религия превращается в догму. И еще - о событиях двухтысячелетней давности. Вы разве не понимаете, что жертвенность - та самая сила, которая заставляет людей сытое чрево променивать на голод духа? И что-то мне подсказывает: и в вас течет та же кровь, которая была в Спасителе. А? Угадал?

- Разве это...- Да. Согласен. Неважно. Мы все и впрямь состоим из атомов, из которых миллионы

раз строились другие существа. Более того: хотя бы одна из этих частичек со стопроцентной вероятностью была в Богочеловеке. Я не слишком кощунствую?

- Слишком. И уже давно. И не только вы.- Да.... Но давеча мы с вами недоговорили. Про паству. Понимаете ли... люди,

подавляющая человеческая масса, не обладают собственной волей. Они репродуцируют чужие мысли, гоняются за модой. Позавчера клубы самодеятельной песни, вчера мыльные сериалы, сегодня селфи, завтра фейсбук, послезавтра еще какая-нибудь пустяковина. Религия - вовсе не опиум для народа, а СИСТЕМА. Понятная, прозрачная, наполненная обрядами и артефактами. Помните, большевики мумию Ленина в мавзолее выставили? Потому что массы привыкли к христианским традициям, святые мощи им понятны, а идея свободы, равенства и братства - нет. Водка есть - хорошо, а посты и молитвы - плохо. Водка кончилась - пошли на улицу добывать. Тут-то толпу и направляют - на Зимний, на Белый дом, на Берлин - неважно. Теперь это, кстати, очень эффективно делают через твиттер. Все потому что Бога нет - и все дозволено. А русская интеллигенция, как всегда всем недовольная и... 

- Что-то ваш "алё-луйя" сегодня не звонит. - Мише не хотелось больше выслушивать поповских самооправданий. 

- Выключил. Я же тоже человек. - А не могли бы доброе дело сделать... Мой сеть не ловит. Дали бы позвонить.

Домой... - Да конечно. - Доримедонт вынул свой айфон, потыкал... - Вот ведь, Господи ты

Боже мой... сел. Незадача...  - Как у вас все вовремя...Миша потребовал налить себе полный стакан. Хотелось уж раскрутить моховик - и в

нирвану. Очень скоро ему это удалось... 

...Привыкши к полумраку, Жуков разглядел... Пророка. Да, точно: ОН. Сидит на краешке нар, раскачивается как олигофрен, а взор устремлен в пустоту. Бросив взгляд на руки страдальца, увидел: перевязаны. И на бинтах кровь. В принципе Михаил уже понял тренд: ничему не удивляться. ЭТИ силы сами все организуют так, чтобы мало не показалось. У костра выключился - включился неизвестно где. Кино. 

- Здравствуйте, товарищ вознесшийся и воскресший, Алексий Божий человек. Как гаарица, мир вам. 

- Аналогично, тем же и по тому же месту. - Так же сиронизировал Пророк.- Значит все - карнавал. - Выдохнул Жуков. - В определенном смысле - да. Если только пренебречь слезами ребенка.- А что - уже?  - Дети всегда плачут. Таков их метод реагирования на суровую действительность. А

ты вот за три дня так ни разу и не заплакал. Заметил? - Зубы не заговаривай. Скажи прямо: подстроено? - Миша хотел напомнить про

брудершафт, на который не пили, но быстро понял, что на "ты" - естественней. - Для масштабов маленького райцентра, пусть и большого села аттракцион масштаба

Коперфильда чересчур по-моему затратен. Пять годовых бюджетов на одно шоу... - Чего мелочиться-то. Миша внезапно вскочил - ткнул кулаком в грудь сокамерника. Удар - не удар, а так -

проверка на действительность. Пророк полшатнулся. Но не пал. - В щеку положено. - Ответил он обиженно. - Значит, спустился с небес. Я правильно понял?- Зачем нам отсюда спускаться. Нам и здесь неплохо. - Ага. "Мы, великие и непостижимые..."- Ну, да. Мы с тобой. Всмотрись...Мишу пронзило: ежели его обрить и подстричь - Алеша прям Жуковский клон.

Сознание немного поплыло: неужто шизофрения?! Мише вспомнилось: слишком часто, гораздо выше пределов статистической погрешности случайные знакомцы называют его "Алексеем". Выглядит он что ли как Алеша... попович? А вдруг Жуков родился напару с братом-близнецом, а потом их разлучили... в общем, сонм дурацких мыслей.

- Намекаешь на то, мы с тобою - одно и тоже.- Ровно так же ты можешь намекнуть на что-то свое. - Так кто ж ты...- Сын человеческий. Впрочем - как и ты. - Вот, что. Давай не говорить загадками и не юлить как раймент, райпоп и райглава.

Устал я уже от этих кошек-мышек, хочется простоты. - Ты уже получил простоту от Клавдии. И, заметь, сбежал... как шпана. - А чёш тебе, братушка, терновый венец-то не нацепили? Терна не нашли...- Я ж не называл себя царем. Это нескромно как-то.- Вот скажи... Алеша... какова роль старика во всей этой истории? Ведь если б не

Петрович, проехал б я мимо "Безродной" - и никаких на жопу приключений. - Тогда б таскался до конца своих дней по командировкам как вечный жид. -Разве это плохо...- Вот что... Мишутка. - Мишу передернуло. Так его называла только мать. - Ты и без

всяких намеков прекрасно знаешь, что жизнь слишком коротка, чтобы распылять ее на всякие пустяковины. 

- А не хочешь ли ты сказать, что вся эта трагикомедия разыграна только лишь для того, чтобы я... или мы с тобой... да нет - именно я узнал эту истину еще более прекрасно. 

- Во второстепенном смысле - именно это и хочу сказать. Только ни ты, ни я не являемся точками отсчета. Все действа, как священные, так и разыгранные в лицах ради удовольствия, призваны каждому из миллиардов живущих в этом мире сказать про бренность бытия. 

- Вот что... двойник!!! - Жукова прорвало. - Сейчас я тебе ВСЁ скажу. Каждый из миллиардов есть существо. Имеющее душу, волю, сознание. Целеполагающееся, любящее, верящее, грешащее и потом расплачивающееся, теряющее, страдающее в конце концов. И ни одна сволочь - ты понял, Алеша, ни одна! - не вправе за человека решать, что ему думать, кого ненавидеть, за кем идти. Ну, предположим ты взошел на Голгофу... Ладно там - вознестись и с концами. Так нет - приперся, принес благую весть о том, что мы де бренны и вообще... овцы, нуждающиеся в пастухе. И все теперь будут ждать твоего

второго пришествия, а такие идиоты как я расползутся по планете и станут  внушать людям, что надо в тебя верить иначе все будут гореть в аду. Тех же, кто не согласится с нашим безумием, мы будем душить, мочить в сортирах, вешать, сжигать. А ты говоришь: небеса, не будем спускаться. Будем. Слышишь, брат? Будем!!!

Миша столь страстно вещал, что аж вскипел. Когда он наконец включился в реальность, узрел... да ни черта он не узрел.   

Пророка не было. Но на полу валялся окровавленный бинт. Миша заколотил в дверь. Делал он это долго. Зачем - сам не понял. Наконец приоткрылась дверь-купе, донесся железный грохот. - Что - горим? - Вопросило свиное рыло.- Кто со мной здесь был? - Ты чё, мужик. - Свинорылый выразил отвращение. - Охренел? До белочки допился.

Ты тут один. Один! Понял, ур-род?

Командировка.РУ

Перед Вами не художественное произведение, чистая, самая что ни на есть, не побоюсь этого слова, голая правда. Когда-то я был фотокорреспондентом одного из федеральных печатных изданий. Все герои - абсолютно реальные люди; все описанные события, наблюдения и даже мысли - подлинные. Я бы этот текст к жанру непутёвых очерков. Прекрасно понимаю, что эти заметки непрофессиональны, они имеют много недостатков, да к тому же тексты созданы еще в прошлом тысячелетии. Но у них есть одно существенное достоинство: искренность. Ну, примерно такое же как во всяком наивном искусстве. Эстетики там, конечно, мало, но мне кажется, самое прекрасное на свете - это когда из черной, жирной, вонючей земли на Божий свет вылезает росток цветка: скромненькой, невзрачной, неуклюжей мать-и-мачехи. На фоне розовой клумбы мать-и-мачеха - это недоразумение. Но вот - на фоне чернозема...

Лебедянь

Чья-то недрогнувшая рука у грязно-серой женской статуи красной краской прорисовала соски. Две точки на гипсе смотрелись очень даже аппетитно и как-то к месту, потому что женщина держала в руке громадное (грязно-серое) яблоко размером приблизительно с ее высоко сидящие сиськи, хотя, издалека могло показаться, что это бомба, которую она сейчас бросит прямо в нас. Но все ей прощалось, ведь выехали мы из яблочного города, где даже вино, которое мы перед тем обильно употребили - и то было произведено из этого прекрасного фрукта.

За монументальной женщиной с яблоком и сосками простиралась дорога. Она была хорошей, но по обеим сторонам зиял чернозем. Троекурово оказалось всего в десяти минутах езды. Когда мы сворачивали на деревенскую улочку (не асфальтированную), Татьяна, главная редакторша районки, кивнула на остатки монастыря с гигантским храмом красного кирпича; там, мол, при совке был винзавод, где яблоки перегнивали в бормотуху.

Передо мной, как всегда, была поставлена творческая задача. Миру грозил Год Быка (и какая сволочь внедрила на наши просторы эту китайскую зверню!), а газете, как всегда, нужна обложка, и желательно ломовая. Начальник наш, Анатолий Борисович Стуков, или

просто (так мы всегда его любя называли за глаза) Толян, как всегда глубокомысленно прикурив болгарскую сигарету, изрек:

- М-м-м-ну. Ну, ты понимаешь, что надо что-то такое. Вы куда?- В Лебедянь. Кажется.- А там деревня есть? - Это он, конечно, риторически - где ее нету? Хотя... - Вот, что.

Может, на ферме там есть бык... Так вот, не сделать ли нам такой снимок на обложку: бык, а за рога его тянут жених и невеста. «Возьмем, мол, быка за рога».

- Но Анатолий Борисыч, щас, вроде коров искусственно осеменяют...- А баб что-то пока нет. Ну, да я, старый лезбиян, наверное отстал...Своего Толяна мы уважаем. Он давно на пенсии (по возрасту), в прессе художником

он, наверное, со времен Ленинской «Искры». Шутка, конечно, ведь но Толяну на самом деле далеко за 70, физически был он уже на пенсии, пил на даче наливки, явно не яблочные, цветочки себе орошал, или не знаю там чего, но наш Главный его буквально вытянул с дачи, и угадал: после того как Аркаша взялся за газету, она посвежела, помолодела, в ней стало больше картинок и прочее. Но уважаем его не за это. Он для нас – как добрый старшина в армии. Батя. Если что - за нас, грешных, порвет. Такие сейчас наперечет.

- Будешь? - Толян достал бутылочку (у него всегда припасена водка), налил в рюмку-сапожок, набор таких «хрусталей» подарен был ему на 70-летие, разрезал яблоко пополам и подвинул водку и закуску ко мне. - Ну... ты понимаешь...

Как не понимать? Глядя на Толяна, я давно понял, что после 70-ти - сто, а то и двести в день - святое. Может, сам лет через сорок это пойму; не умом так телом. Если доживу. Шучу...

...Итак, на ферме, в загоне, перед нами во всем своем величии стоял бык. Он был светло-серого цвета, непропорционально маленькие его глазенки были примерно на уровне моих глаз, в его носу торчало железное кольцо, а из ноздрей вырывался пар. Чем-то он напоминал Годзиллу. Пуков как-то сразу сник. Случилась непредвиденная задержка: уже на подъезде к ферме потенциальная «невеста» вдруг заартачилась. Точнее, она наотрез отказалась сниматься и я ее понимал: мы же в русской глубинке, здесь традиции еще более-менее блюдутся, а по древнему обычаю нельзя надевать свадебное платье до замужества. Это полагается только невестам и девицам, помершим до замужества, А девушка была, кажется, еще девушкой во всех смыслах. Как всегда выручила редакторша (я понял, что в Лебедяни Татьяна - добрый ангел). Она быстренько отдала какие-то команды и «УАЗик» отбыл в село за самой молодой дояркой. Завфермой божилась, что она - сущая красавица. Все это время Пуков стоял перед быком и лихорадочно курил, потому что сценарий мы придумали такой: бык на улице, жених с невестой там же, а больше в кадре никого нет. Завфермой убеждала нас, что Борька (так зовут производителя) - добрый малый и вообще отменный самец.

Новая «невеста», представившаяся Ольгой, действительно была молода, хотя у нее не хватало нескольких зубов. Ее только что подняли с постели (известно ведь, что доярки встают раненько, а днем отсыпаются) и вид ее был помятым. Нельзя сказать, что она нашу идею восприняла с энтузиазмом, но, кажется, ей просто было все равно. Пуков небрит, мрачен, но в костюме жениха смотрелся вполне себе, но вот невеста... нет, во внешности все нормально, так как фата прикрывала некоторые женские секреты, да к тому же мы не решились на нее одеть туфли. На улице грязища, а если представить, что творилось в осеннюю баспутицу на ферме и вообще на Руси…

Наша процессия выглядела так: впереди иду я с фотоаппаратом наперевес, следом - скотник, за ним - Борька, которого скотник тянет за веревку, привязанную к носу (то есть, к кольцу, вдетому в нос – не скотника, конечно, а Борьки), следом доярка-невеста, ну, а в конце плетется Пуков с посеревшим лицом. Скотник нас обнадежил:

- Эт, бояться не надо, Борька, того, редко бывает на природе, щас может развеселится, но вы не бось...

На дворе Борька удивленно оглядывался вокруг. Кажется, в его маленьких глазках засветилось любопытство. «Интересно, потянет эта туша за тонну?» - промелькнуло в голове. Скотник будто услышал:

- ...Килограмм триста в нем где-то. Ты - (это он обратился ко мне, а не к быку) - только сзади старайся не подходить. А то он испугается, побежит. Молодой... А ты - (это уже к Борьке) - смотри, не шали. Не обижай москвичей.

Где-то я видел картину про быка, похищающего Европу. ЭТОТ мог похитить даже Азию. Если бы захотел, но кажется, ему хотелось другого. Едва мы вышли на воздух, Борька начал писать. Делал он это долго и шумно. Скотник пока веревки не отпускал (я понял, для чего быкам кольца - чтобы усмирить в случае чего при помощи болевого шока!), а наши молодожены с двух сторон стали подходить к его рогам. Ольга ухватила их с легкостью, а Пуков делал в воздухе руками всякие па, но прикоснуться к объекту не решался.

Борька вел себя смирно. Как только его дрожащая рука наконец коснулась причиндала, я начал истово жать на кнопку затвора. Щелкнуть успел немного раз, ибо по закону фотографической подлости в аппарате кончилась пленка. Пока я ее менял, Борька неторопливо двинулся в мою сторону. Скотник, парень по виду давно и накрепко подружившийся со спиртным невысокого качества, зачем-то выпустил веревку. Не знаю уж, нарочно или по недоразумению. Я почувствовал как по всему моему телу стекает холодный пот. Продолжая манипуляции, я так же медленно отступал назад. Пуков откинулся в сторону, а доярка-невеста наоборот ринулась вперед, схватилась за оба рога и стала что есть силы придерживать животное. Точнее, пытаться придерживать. Получалось плохо, но, что удивительно, - получалось, причем, на Борьку больше действовали не Ольгины физические усилия, а отборный мат из уст невесты. Видно, российская скотина неплохо понимает этот язык. Борька замер, скотник же к тому времени подхватил утерянную веревку и дернул ее на себя. Махина повиновалась.

Следующая «съемочная сессия» продолжилась до четвертого кадра. Едва только я собрался нажать на клавишу в пятый раз, Борька вдруг развернулся к Пукову, удивленно на него посмотрел и двинул свою тушу в его сторону, на этот раз ускоряясь. Поводок вновь был потерян из чего я понял, что это тенденция. Подоплека заговора таилась вот, в чем. Едва только мы прибыли на ферму и тянулась заварушка с поисками невесты, этот самый скотник со вторым таким же любителем всяких напитков (что было отчетливо написано на его иссинем челе) все время крутились рядом и намекали на то, что неплохо было бы и похмелиться. Тогда, за суетой, мы проигнорировали их ненавязчивую просьбу и вот теперь, кажется, наступала расплата.

Действие развивалось так (я-то все это наблюдал со стороны и видел хорошо): Пуков, отчаянно и непривычно высоко визжа, ускорялся в сторону навозной ямы. Делал он это как-то боком, так как руками он как бы пытался зажиться, и получалось, что бежал он почти спиной вперед. Борька тоже ускорялся, к тому же он начал препротивно мычать. И тут случилось то, за что можно (и это единственное, за что можно!) любить наше благословенное и многострадальное Отечество: женское самопожертвование.

Ольга в два прыжка достигла быка, сначала она схватила волочащуюся по земле веревку, с силой ее дернула, а потом, еще раз прыгнув, буквально встала перед Борькиной мордой, вытянув вперед руки. И Борька затормозил! Пуков, еще бежал, отчаянно визжа, а бык, дыша паром, смиренно стоял вплотную к русской женщине, протянувшей к нему тонкие руки. Нет, неправильно: надо сказать: «вплотную к Русской Женщине»! Именно так, с большых и толстых букв...

Года через два меня снова занесло в Лебедянь. И мне рассказали следующее. Ольгин муж освободился. Был он когда-то десантником, любил выпить и для мышечной радости кого-нибудь «вырубить». Естественно, муженьку рассказали про знаменательное событие, когда его супруга участвовала в съемках. Могу представить, в какой извращенной форме

это было подано: «А твоя-то, с корреспондентами на ферме... да еще и в невесту рядилась!..»

Короче, в первый же день десантник надрался и стал ходить по Троекурову в поисках - кого бы «вырубить». Ему не везло, в смысле, никто подходящий не попадался. Десантник вернулся домой и «вырубил» свою жену, Ольгу. Говорят, крепко «вырубил».

А карточка, кстати, не пошла ни на обложку новогоднего номера, ни в газету вообще. Аркаша сказал, что у молодоженов, особенно, у жениха слишком уж перекошены лица.

Чернуха

У меня есть примета. Если что нужно найти, красивое и срочно - надо искать в Нижегородской области. Регион этот - как средоточие всего-всего: и русского, нацменского (там куча нацменьшинств живет), и трагичного, и прикольного, в общем, всего. Плюс к тому – Матушка-Волга.

Знаю, что я не один такой чудак, которого приводит в возбуждение «амбре» то ли тавота, то ли спецпропитки шпал. Московские вокзалы, в отличие от маленьких станций, к сожалению, этой романтики лишены, но ведь поезд, въезжающий на самый фешенебельный перрон, все равно несет в себе флюиды станций и полустанков, которые, быть может, он пролетел, даже не притормозив.

До отправления поезда оставалось еще минут десять. Можно не спеша пройти по платформе в поисках моего, «нулевого» вагона. Кассирша, помнится, на мой вопрос о том, где такой может находиться, многозначительно, кажется, получая удовольствие от производимого эффекта, грудным голосом сообщила: «А, впереди паровоза, наверное...»

Первый от тупика вагон имел номер 24, значит, надо торопиться, не иначе как, если не впереди паровоза - так сразу за ним. Спешил я с легким сожалением: очень уж любопытно было (порочное какое-то любопытство!), чем закончится дискуссия носильщика с его клиентом. Первый убедительно доказывал второму, по внешности,

представителю одной из поволжских народностей, что одно место у него стоит не 30, а 300 рублей. Второй, затравленно озираясь, почему-то не обращал никакого внимания на табличку, привинченную к тележной ручке: «30 р. за место». Крыша перрона кончилась после 17-го вагона и я окунулся в настоящий снежный буран. Но мне повезло: мой «нулевой» аккурат следовал за 11-м и морда моя окончательно залипнуть не успела. Уже протягивая проводнице билет, я думал вот о чем: может, и не стоило на Казанском строить эту дурацкую крышу: там, где хреначил снег, запах концентрированного аммиака, точнее, испражнений, в нос не бил. Уж могли, когда перестраивали самый грязный вокзал мира (направление-то на Чуркистан!), подумать о санитарно-гигиенических особенностях менталитетам восточных народностей! А то, понимаешь, только открыли новехонький вокзал - в тот же вечер его обоссали...

Вагон имел номер «0», потому что наполовину состоял из купе, а наполовину - из буфета. Моя полка нижняя, причем я один-одинешенек, а потому можно сразу постелиться и расслабиться. Мой поезд №92 с нулевым вагоном прибывает на станцию Арзамас в 04.34 (утра или ночи - уж как кому угодно). Уже давно стемнело, и любимое дорожное развлечение - пожирание глазами убегающих просторов недоступно. Надо спать, а то завтра буду «никакой». Посидел, полежал, опять посидел, пробовал почитать - не спится. В случае бессонницы помогает бутылка «Балтики», девятый номер, можно и «девяносто шестой номер», то есть, чистый спирт, но от него заметно тупеет сознание. Вышел посмотреть на цены в буфете. Они явно кусались. За стойками, типа как в дешевой забегаловке, стояли смурные мужики, курили. В самом углу две девушки в синих фартуках чем-то торговали. При внимательном рассмотрении - кормом. Для животных... Чушь какая-то. Но ведь в поезде могут быть какие-то четвероногие пассажиры. Кроме собачьих консервов, на их столике светился аквариум-шар, в нем лениво толкались скалярии, тупо посматривая вокруг. Это оживляло полумрак буфета. А вот девушки явно грустили.

Одна из них, пышненькая и черноволосая, зыркая нагловатыми глазками, вела себя хозяйкой. Вторая... ох, вторая!.. Не так чтобы блондинка - но посветлее, фигурка такая точеная. Носик курносый, с едва намеченными веснушками, сидит себе за этими цветными банками с сучьей гадостью, ресниц поднять не смеет. Мила, черт возьми.

- Молодой человек, - (приятно все-таки!) - Купите для вашего животного!... - это толстая первой начала...

- Я сам животное.- А вот это «педигри» очень вкусное! Поверьте...- Так у вас, небось, и без меня от клиентов отбоя нет.- А вы как думали? Зря стоим, что ли...Та, типа торговка. Как и положено, с Украины, из Винницы. Галей зовут. Точнее,

«Гхалой», если точно передавать речь. А вот подружка из Белоруссии, из городка Речица (пару раз она успела стрельнуть в меня своими серыми глазищами, но обе попытки заканчивались стыдливым опусканием ресниц), Таня. Первая торговала в Первопрестольной на рынке у какого-то черного, но тот хотел большего, а Таня сделала попытку в театральное, а возвращаться не хочет, вот и торгуют теперь по поездам какой-то хренигри.

Тоска какая-то навалилась. И радостное предчувствие одновременно. Жуть! Просто приятно на нее смотреть - и все тут. Нет, не в носике дело. И не в ресницах и не в фигурке. Склонилась над склянкой со скаляриями с таинственным видом, будто колдует, корм сухой туда сыплет. Оказалось, и у себя в Речице торговала в зоомагазине, точнее, в вагончике на рынке. Животных любит. Всяких, а особенно кошек. Аквариум девушки держат так, для удовольствия.

...Об этом разговор продолжаем в моем купе. Я сижу за столиком, разрезаю яблоки, открываю сухое; она, то есть, Таня, притулилась на краешке дивана. И освещение,

располагающее... к общению. Пересаживаюсь с бокалами на диван, колеса вагона равномерно стучат, нас двое, мы чувствуем дыхание друг друга... Стук-стук-стук!

Стучится Гхаля. Берет со стола неразрезанное яблоко, вгрызается в него, собака, и начинает тараторить на тему того, не мог бы я ее устроить в какой-нибудь магазин в столице, типа кассиршей, и чтоб баксов за пятьсот. Я огрызаюсь (но мягко) что нет у меня таких знакомых и намекаю на то, что в буфете всякие бывают - могут их собачьими консервами закусить. Ухватив еще одно яблоко и бросив звериный взгляд на бутылку с вином, уползает.

...И вновь продолжается та же «диванная» сцена. Таня разговорилась, пытается узнать, нет ли в артистических кругах у меня знакомых, кто с ГИТИСом мог бы помочь и все такое, на что я бубню нечто неопределенное и подливаю в ее бокал. За окнами замелькали огни станции, получается вроде как цветомузыка, тем более что по поездному радио запустили что-то спокойное, непопсовое. Она верещит про свои мечты, как у себя в Речице в ДК играла Ирину в «Трех сестрах». Приятно наблюдать за движениями ее губ, за мгновенными ее взглядами из-под ресниц. Мы уже полулежим на диване, и... снова: стук-стук!!!

Буфетчик, гад. В железнодорожном пиджаке. Спрашивает, нужны ли нам еще бокалы, а сам с показным осуждением на нее пятится. Отдаю к черту бокалы и выталкиваю. Она снова закрепостилась. Пересела за стол, взяла в руки яблоко и стала задумчиво глядеть в оконную темноту. Сбоку заметно, как из глаза катится ручеек слез.

...Она говорила про то, что не получилась жизнь, что вообще не хочется жить, что вовсе не о том думалось, когда еще ходила в театральный кружок, о том, что дома алкоголик-отец, что мама на трех работах пытается поддерживать семейный бюджет, что брат связался не с теми, с кем нужно, и, кажется, сел на иглу, и, уже рыдая, она бросается мне на грудь. Истерика проходит не сразу. Мне ее действительно жалко, особенно этих идиотских скалярий, и я не знаю, чем ее успокоить. Ну, что я ей буду, счастье обещать?! Каким-то образом мы вновь оказываемся на диване, мы уже лежим, своими губами я чувствую соль на ее щеках, она прикрыла глаза и прижалась, руки ее блуждают по моей спине, дыхание (легкое, как шелест прибрежного песка в море!) учащается, и тут... О, тут какая-то мразь тянет меня за ногу! Упорно так тянет...

Наконец, различаю слова: «Пассажир, просыпайтесь, Арзамас». Открываю один глаз: проводница в дверном проеме. Даю понять, что проснулся. Она, вздохнув, уходит, оставив щель. Мое купе заполнилось, напротив кто-то сопит, повернувшись к стенке, а сверху доносится размеренный храп. Выхожу в коридор. Часы показывают 04.02, у нас принято будить задолго - опыт обязывает. Сон развеялся окончательно, пойду-ка, сдам белье. А проводница-то, между прочим, моложе меня. Я тут какую штуку заметил: с каждым годом проводницы все моложе и моложе. Вот ведь странно...

Так началась командировка в село Чернуха.И странно, наверное, зачем я рассказал свой сон. Поясняю. Все, что вы прочтете

ниже - правда. Вплоть до имен героев. Но всякая правда будет, к сожалению, только моей личной правдой. И, претендуя на объективность, я становлюсь заложником своей точки зрения.

Вы, наверное, думаете, что дальше последует песня народного сказителя акына. Нет, сейчас будет конкретика. А что касается сна, то вот, что: в жизни бывают вещи похлеще, но не все бывают красивыми. Далеко не все.

...Она упала передо мной на колени. Я сидел в своих позорных трико на кровати и пребывал в растерянности. Две минуты назад тихонько постучали в дверь, когда я открыл, она юркнула в комнату и прижалась ко мне, глубоко дыша: «Молчи, молчи...» Постепенно мы отступили к окну, вдоль которого пролегла койка, и я присел на нее. Бросил взгляд на будильник: половина второго. Наконец, заговорил и я: «Знаешь, я имею обыкновение хранить верность жене» - «Но, зачем же тогда... все это?» - «Что - это?» - «Зачем меня... соблазнял?»

Передо мной на коленях стояла несчастная женщина около сорока, в глазах которой светилась надежда. Дела происходило в детском доме. Случилось так, что, когда встал вопрос о моем проживании, меня решили поселить в соседнем селе, Пошатове; там, в детском доме, есть специальная комнатка для приезжих. Целый день (а зимой он кончается рано) я ходил по Чернухе, готовил завтрашнюю съемку, а к вечеру меня отвезли в детдом. Там я большее время сидел в одной из групп, поговорили с воспитательницей, и вот - на тебе - закончилось таким...

В общем, ничего из этого не получилось. На прощание она попросила, чтобы я снял очки и посмотрела в мои глаза. И ушла. Теперь я не знаю, правильно ли я поступил. А жила она, между прочим, в Чернухе.

На месте я узнал, что по-настоящему в Чернухе принято колядовать на Старый Новый Год, а приехал я на Рождество. Но наша работа - сплошная «кухня» где никаких таких романсов не слышно, только кровь разделанных зверушек и вонь потрохов. Поскольку Россия - страна «рабов и господ», нашего человека не надо долго уговаривать: ежели надо устроить колядки не как положено и коли на то имеется соответствующее распоряжения (в данном случае, от начальника районной культуры), значит «бу сделано».

Мне рассказали, что Чернуху основали монахи-чернецы, скрывавшиеся в лесах во времена раскола (теперь эти леса начинаются только с Пошатово, а в Чернухе их давненько повывели). Скиты староверов в тайных местах существовали еще на памяти живущих, но на данный момент никаких таких чернецов здесь не водилось. На посиделках (настоящих, не инсценированных!) одна из женщин мне поведала: «...Дед мой хороший гармонист был, ездил в лес в монастырь-то на масленицу - насельниц веселить. Тогда говорили про монашек: день монашут - ночь ералашут!»

Раскольники - не мифические лица, и в Чернухе и сейчас сохранился в прямом смысле, рассадник раскольничества. Во-первых, старообрядцы составляют львиную долю из 3748 чернухинцев, всячески стараются оберегать обычаи, которые они считают «правильными». А, во-вторых, в Чернухе за века нашего русского беспредела и нескончаемых смут и брожений нарисовалась поистине уникальная карта вероисповеданий. В селе в течение столетий бок о бок живут пять вер. Кроме православного храма, здесь еще есть старообрядческая церковь кулугуров. В отличие от православной, в которой еще совсем недавно был сельский клуб, кулугурская церковь никогда не закрывалась. Две чернухинские общины беспоповцев (поморского-австрийского и понетского-агафонова согласий) собираются, как им и положено, в избах - молельнях. В добавление ко всему здесь живут еще две семьи баптистов. Редкий феномен религиозного смешения никто не пытался объяснить, да, собственно, в таком объяснении и нет смысла: Бог-то для всех един, а в данном случае мы имеем дело всего лишь с разными трактовками учения Христа, а расхождения имеются лишь в способах служения Ему. До драк, как говорят, не доходят, но иногда может иметь место словесное противостояние, выражающееся даже не в теологических спорах, а в обоюдных уколах:

- Ну ты, кулугур темный! - «Кулугур» - имя для старообрядцев обидное. - Сам ты кацап, обливанец... - Это в адрес приверженца официального православия,

«РПЦ». «Обливанец» родился от того, что некоторые священники РПЦ халтурят и при крещении купание заменяют обливанием святой водой.

Беспоповцы - люди необщительные в принципе, а потому в дискуссии стараются не вступать. Кладбище в Чернухе между тем имеет четверо ворот и, соответственно, условно разделено на четыре участка. Самый большой - кулугурский; дело в том, по статистике кулугуров в Чернухе больше.

Может ли то быть в наше время? Если говорить о молодежи, то, наверное, все юные чернухинцы, вне зависимости от веры (если таковая есть) собираются на одной дискотеке. Но каждый юноша когда-то (если доживет) станет стариком. Есть, конечно, среди стариков и убежденные коммунисты, но рано или поздно и они упокаиваются на одном их четырех участков чернухинского кладбища. Ведь основа любой веры, кажется, - представление о загробной жизни, а у коммунистов такого не имеется. Именно поэтому кладбище во все времена является самым «лакомым кусочком» для исследователей традиционной материальной культуры, так как его-то политики оставляют в покое. А уж для фотографов кладбище - это просто идеальная съемочная площадка. Ходишь себе среди могил, раздумываешь о вечном, и... никакая сволочь тебе не мешает! Хотя, бывали случаи, когда даже на погосте до меня докапывались всякие козлы (типа: «Чего тут фотографируешь? Иди отсель!»).

К слову сказать, главы всех общин осуждают святочные игрища как язычество в самом отвратительном виде. Но - не более того. Авторитетное мнение я узнать пытался, но батюшка из общины РПЦ отсутствовал, а священник кулугуров о. Алексей, хоть и был на месте (аккурат, когда а пришел в церковь, кончилась служба), долго меня «ощупывал» глазами - наверное, выбирал стиль поседения - после чего отказался отвечать на какие-либо вопросы. Потом я узнал, почему. Недавно его «попутал бес» и он (как бы это помягче сказать...) совершил прелюбодеяние. С женщиной, если что. Информация дошла до его, «кулугурского верха» и вопрос стоял о его снятии. Там же, в церкви Параскевы Пятницы мы познакомились с замечательной женщиной, Марией Андреевной Горюшиной, дома у которой и должны были состояться посиделки.

Мария Андреевна (это она вспоминала про деда-гармониста) - человек верующий, но к святкам относится «свято». Еще совсем недавно пожилая женщина и сама колядовала, да и сейчас не прочь, только «ноги стали не те». Хотя, в достопамятные времена колядовать могли только девицы, заходя лишь в дома потенциальных женихов (такой в Чернухе бытовал обычай), сейчас это делают почти все, кто более-менее стоит на ногах.

Выпили хорошо. И женщины запели. Песни были старинные и казалось, их запаса хватит на всю ночь. Но все хорошее почему-то кончается быстро и всегда внезапно.

Со святочными гаданиями я познакомился с неожиданной стороны. Вечером я вернулся в Пошатово, в детдом (ЕЕ не было, у них работа по сменам), и аккурат попал на девичьи игры. Настоящие. Известно, что самое страшное гадание - с двумя зеркалами. В полночь зеркала устанавливаются так, чтобы в одном было видно другое. Зажигаются две свечи. Девушки снимает с себя крест и босая, с распущенными волосами, пристально вглядывается в бесконечный зеркальный коридор. По идее, там можно увидеть суженого. Но иногда - и самого Сатану. Как повезет. Девушки - сироты производили эти по идее ужасные действия совершенно без страха. Наверное, потому что уже нечего бояться.

А, приехав домой, я серьезно заболел. Простудился. И теперь мне кажется, что меня сглазила именно ОНА. Воображается даже большее: неужели я нарвался на ведьму? Если так, то хорошо, что ничего не было, ведь простуда через пару недель прошла. А что было бы, если бы...

Между Миром и Благодатью

«Что такое благодать и как с ней бороться?» - частенько я задаю себе этот дурацкий вопрос. Это когда мне хорошо и я знаю, что скоро настанет плохо. Но сейчас поведаю о другой Благодати. В которой люди живут (если это можно назвать жизнью).

Автобус в Благодать (он так и назывался: «Пошехонье-Благодать») ходит утром и вечером, я же прибыл в райцентр днем. От нечего делать читал номер местной газеты «Сельская жизнь». Из нее следовало, что жизнь здесь явно не стоит на месте, а кое-что я даже выписал на память, например:

«...Во дворе собственного дома на улице Набережная Пертомки задержан гражданин С., который обжигал на костре ворованный телефонный кабель. Возбуждено уголовное дело...»

«...Настоящим благодетелем для деревни Высоково стал здешний дачник, житель города Москвы. Он вышел на местную сельскую администрацию с предложением провести ремонт водонапорной башни. Свое желание навести порядок с обеспечением жителей водой он подкрепил и материально - взял на себя все расходы по ремонту

водонапорной башни. Побольше бы у нас таких людей, которые творят благие дела. Конкретную помощь не заменят никакие красивые слова...»

«Сегодня даже дети знают, что вкусное и полезное молоко дают такие животные как коровы...»

Ну, и ток далее. Настроение даже поднялось, только не понятно, от газеты или от четвертой бутылки пива. В гостинице было тепло, только непрерывное журчание в унитазе не давала по-настоящему расслабиться. Там не работал бачок, отчего вода лилась весело, непрерывно и шумно. Ох уж, эта вечная борьба с унитазами гостиничных туалетов! Почему-то русские коммунальщики могут покорить все, вплоть до тараканов и даже мышей (ох уж сволочи, эти мыши - несколько раз они сжирали мою еду... ненавижу!), но вот унитазные проблемы для них представляются некоей Джомолунгмой. Бывало, я останавливался в замечательных (по провинциальным меркам) номерах, даже в люксах, которые, правда, на самом деле соответствуют западным двум звездочкам, и везде - без исключения! - наталкивался на унитазные недоразумения. То вода в бочке не набирается, то протекает внизу, то воды нет вообще, а один раз в Вологде, в двухкомнатном, с раздельным санузлом люксе я нашел идеальный унитаз, у которого отсутствовало... сиденье. Вот так.

Если уж ворчать - так до конца. Я ничего не имею против начальства, но у него есть существенный недостаток. Почему-то они совершенно не смотрят за окно, когда посылают куда-то. Один раз меня заставили снимать полет на воздушном шаре в середине марта, под дождем и снегом. И все почему: захотелось им поставить материал про воздухоплавателей. Я пытался намекнуть, что неплохо было бы дождаться хотя бы начала мая, там и грозы бывают – аж заколдобишься – но разве им вдолбишь... В другой газете, в которой я работал раньше, прямо на двери фотоотдела висела карикатура: редактор вызывает фотографа и говорит: «Иди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что. Но чтобы было красиво».

Короче, в Мир и Благодать меня послали в конце февраля, причем, на неделю вперед Гидромедцентр обещал гирлянду циклонов. «ПАЗик» до Благодати перся через сплошную снежную пелену и в темноте, но я не удивлялся, как водитель вообще видит дорогу. Наши водители - особенно когда выпьют - настоящие Шумахеры родных просторов. Им и дороги-то не нужно, главное - направление. Но, когда мы приехали уже наступили утренние сумерки и один раз сквозь тучу глянуло солнышко.

Первый же домик, в котором светились окна, оказался школой. Начальной, с одной учительницей и шестью учениками. Учительница представилась Ольгой Владимировной. Она совсем молоденькая, 20-ти лет, но, как всех учителей, ее принято именовать только по имени-отчеству. Пока детишки грелись, взобравшись на русскую печь, поговорили. Ольга Владимировна попала сюда по распределению и вовсе не рада такому «раскладу»:

- Хотелось бы в большой школе, но... кто-то ведь должен и этих детишек учить. Я и сама на заочном доучиваюсь. До высшего. При распределении мне предлагали еще одну школу, в деревне Тайбузино, но там еще хуже, и я туда не поехала. Там народу очень мало.

- А живете где?- Здесь, в Мире, мне дали квартиру. То есть, дом. - И с кем вы там?- Одна. -Не страшно?- Дом у меня на самом краю, и в общем-то страшновато. Как-то жутко, что ли... но

сейчас, вроде, привыкла, за полгода-то. - И так все время одна?- Нет, с соседями общаюсь, с родителями Любы (ученицы). Мама у нее в библиотеке

работает. Еще знакомая есть, в деревне Голубково. Вот, ходим друг к другу в гости. Она

дома сидит, не работает. А вечерами своими делами занимаюсь: телевизор, книги. Ничего, через два года уеду куда-нибудь... подальше.

- Ну, а, там, мужики какие-нибудь... разгоряченные. Не ломятся?- А чего ко мне ломиться? Я ведь самогоном не торгую. Что им здесь делать-то?

Только пить... Про Мир и Благодать Ольга Владимировна рассказала вот, что. Есть легенда про то,

что жители двух деревень в незапамятные времена (как они тогда назывались, толком не помнят, но вроде бы Мир некогда был Кудаковым) враждовали попуще зверей, но однажды, поняв, что некому здесь мстить, да и не за что, и порешили переименовать свои селения, да так, чтобы злобы меж ними никогда не было.

Замечательно уже то, что каждый из «мир-благодатских» жителей имеет свою версию происхождения столь странных названий. Одни говорят, что назвал деревни так местный барин Лихачев, поскольку места эти его несказанно восхитили. Другие утверждают, что барин здесь «и не ночевал», имя селениям дали вольные мужики, решившие здесь осесть. Третьи напоминают, что это были церковные земли, и Мир и Благодать возникли с подачи местного попа, желающая, чтобы его паства блюла заповеди.

Как бы то ни было, в современное нам время обязанности между деревнями распределены почти поровну. Поскольку сельсовет здесь единый, администрация расположилась в Мире, здесь же находятся правление колхоза «Сога» (назван по реке, которая невдалеке протекает и в которую впадает Безымянный ручей, разделяющий деревни), и начальная школа.

Благодати достались «признаки цивилизации»: магазин, почта и медпункт. По населению наблюдается неравномерность: в Мире живет 63 человека, в Благодати - 31. Разница объясняется тем, что в последнее время новое строительство велось только в Мире. Всего же к сельсовету приписано 17 населенных пунктов, в которых проживает значительно меньшее число людей, но, поскольку дороги к этим деревням не расчищаются от снега, эти деревеньки будем считать «условно жилыми». Есть вариант добраться туда на лыжах, что сами «условно живущие» и делают. Но мне, незнающему человеку, попутешествовать по окрестностям отсоветовали: сказали, что я просто-напросто рискую заблудиться в лесах. А там волки, медведи всякие...

Сходил на ферму, где как раз нашел председателя колхоза. Председатель оказался добрым мужиком, но каким-то забитым. Представился он Алексеем и как-то слишком спокойно рассказывал он мне про то, что у него имеется «стратегический запас» солярки - на случай, если кому-нибудь из «условно живущих» станет плохо. Тогда за ним пошлют гусеничный трактор. До Мира, слава Богу, дорогу чистят районные дорожники и сюда скорая подойдет легко. Но чаще, когда звонишь в больницу, говорят: «Везите сами...» Председатель посетовал:

- На моей шее «висит» восемьдесят шесть пенсионеров, а работающих у нас человек тридцать. Долгов - около миллиона, и весь доход «съедает» солярка. Сейчас вот, ужались до центральной усадьбы, имеем дойное стадо сорок голов. Больше - не вытянем...

Оказалось, колхоз «Сога» занимает 4-е место по району. От конца. Честно говоря, охваченный свежими впечатлениями, я не мог себе представить, как можно жить еще хуже, чем в Благодати и Мире... Есть только один плюс: полей не меряно, трава растет сама по себе (пока), и колхоз заготавливает сено и силос в таких количествах, что может их продавать. Не все так скверно, наверное.

Беда председателя в другом: из мужиков-колхозников к разряду непьющих относится только один. В этом - основная причина колхозного упадка.

Дорогу в Мир и Благодать простроили только 5 лет назад. До того из райцентра сюда можно было добраться либо на тракторе, либо пешком, либо... на самолете. С горькой усмешкой селяне вспоминают, как на «летающих птицах» в город возили молоко. Каждый день. При советской власти полет одного пассажира к «кукурузнике» обходился в 1 рубль до райцентра и в 4 рубля до Ярославля.

Я прикинул: до вечернего автобуса шесть часов, а что если... ну, взять, и прогуляться в какую-нибудь «условно-живую» деревню! Помогло вот, что: в Мир приехала автолавка. Это - событие, и, что замечательно, к автолавке, одним Богом известными путями, подтягиваются люди их «условно жилых» деревенек.

Аккурат, когда я подошел к автолавке, возле нее терся паренек, держащий в одной руке охотничьи лыжи, другой же рукой закладывающий в рваный мешок хлебные кирпичи. Парень попался разговорчивый и видно было, что дефицит общения в нем назрел жуткий, почти пропасть образовалась от нехватки собеседника. Парня (звали его Анатолием) просто несло:

- Деревня наша, Лебедево, - она в три двора всего. Нет, вы не думайте, - почему-то он ко мне относился уважительно и на «вы», - в старые времена до двадцати хозяйств было, народу было! И особенно детей... Ну, а теперь, значит, два. В одном доме живут мужчина с женщиной, конечно, старые они уже, но ничего, скотину держат - корову там, теленка, птицу - молодцы, в общем. Миша и Марья Автономовна. У них дети в Рыбинске и где-то на Урале, ну, приезжают иногда, картошку копать. Хорошие люди. Раньше, когда телятник был в соседней деревне Лаврово, они там работали, ну, а теперь, конечно, на пенсии. Я с мамой живу. Мама у меня, Анна Ивановна, бывшая учительница, когда у нас начальная школа еще была, она там работала, и меня еще учила. Я только два месяца как с армии пришел. Работы у нас нет, колхоз развалился, на центральную усадьбу всю скотину свезли, сорок голов, да и ту прокормить не могут. Из Благодати позвонили, что автолавка приехала. Мама и говорит: «Толя, а не сходить ли тебе в Благодать...» Дело такое, что дорогу зимой у нас чистят только до Благодати, а от нас не проехать ни на чем кроме как на лыжах. Но телефон у нас в доме работает, вот, по нему и позвонили. Миша пришел, папирос заказал, песку, бутылочку к восьмому марта, а нам надо было спичек, соли, да вот, маме что хотел к женскому дню. Ну, собрался я, и пошел. На охотничьих лыжах прямиком через лес - два часа ходу...

Нагрузился этот Толик, нацепил лыжи - и быстренько, как таракан, почесал вниз, пропал в овраге, показался на другом его склоне, уже со стороны Благодати, и скоро его фигурка превратилась в точку, которая все удалялась, удалялась...

Погода благодатная: солнышко светит, тепло, ветра нет. Решил и я сходить в строну Благодати, поснимать там. Когда я спустился в овраг, где под снегом по идее должен был течь ручей Безымянный, случился инцидент. На дне оврага состоялась битва - между «мирными» и «благодатными» собаками.

Они грызлись насмерть. Наводящий жуть рык, брызги слюней напополам с кровью, разлетающиеся клоки шерсти... Две собаки были из Благодати, две - из Мира. Стычка продолжала минут пять, после чего остервенелые животные, зализывая раны, разбежались каждый в свою сторону...

И я подумал: а что, если рвануть в это самое Лебедево? Два часа ходу - ведь успею к автобусу! Здесь, вроде бы, поснимал все, что можно, а гулять, положа руку на сердце, я обожаю

За деревней тянулось поле, по свежей лыжне идти было легко и вскоре я вошел в лес. А, как только я углубился, солнце закрыла че-е-е-ерная туча, сразу как-то потемнело, поднялся ветер, а через какое-то время повалил снег. В общем, буран. И видимость стала приблизительно такой же, как рано утром, когда я еще ехал в автобусе.

Я был уверен, что все это временно, неприятность эту переживу, и брел по лыжне как танк. Но время шло, а буран все не унимался и мокрый снег противно лип прямо к лицу. Прошло с полчаса, которые сплошь были посвящены борьбе со снегом, который норовил залепить глаза и вдруг я с ужасом понял, что я бреду просто так, наугад, потому что никакой лыжни уже нет и в помине. И солнца не видно, и деревья залеплены и совсем я, дурак, не пойму, в какую сторону пилить дальше. Еще покойник-отец меня учил, когда мы по грибы ходили, что, если заплутаешь, надо все время книзу идти, так к реке рано или поздно выблудишь. Тем более, что снег вроде как затих. Я пошел по завету отца в низину.

Тут, как назло, накатила новая туча. Снова снег хлещет, ветер еще, ничего, не сильный, но за два шага ничего не вижу. Опять какое-то время проходит (счет ему я потерял) и, когда более-менее стихло, совсем я не понимаю, где нахожусь. Вроде, внизу я, а дальше никакого низа вовсе и нет - один только верх. Кругом - сплошной осинник с сосной кое-где, и снег такой мягкий под ногами, что бреду я, проваливаясь уже не по колено, а иногда и по то место, откуда растут ноги. Еще, наверное, полчаса я месил наугад и забрел в ельник. Идти стало легче - снега там поменьше - но ельник такой густой, что не пробиться. Сколько уж я через него продирался не помню, потому что забыл, что у меня есть часы. Это был первый признак начинающейся паники, и, хотя я все время себя успокаивал аутотренингом: «Спокойно, Гена, спокойно...», - помогало это мало.

К тому же на меня нашла досада. Вот ведь дурень, думаю, леса я никогда не боялся, даже по болотам в лучшие времена бродил в одиночку, а тут - практически облажался! Обидно, горько, стыдно, но надо что-то делать. Хотя бы, выбрать направление.

За ельником пошел светлый лес, береза с сосной, и, наконец солнце проглянуло, и понял я, где запад (в той стороне по идее должна была находиться Благодать). Я двинул туда, хотя, взял южнее, поскольку понял, что меня сильно повело к северу. Иду - и вдруг слышу: голоса! Ну, летом это могут быть грибники, ягодники, а кого зимой в эдакую глушь занести может? Или еще кто к той дребаной автолавке пошел? А чувства, между тем, двойственные. Одно дело - наедине с собой обосраться, а другое - публичный позор... Но что важнее - позор или... жизнь?! И что-то переключилось во мне так, что до боли захотелось мне людей увидеть (признаться, что заплутал, - все равно не признаюсь, придумаю что-нибудь на ходу...) и я пошел на голоса.

Их было двое. Тоже без лыж - и это меня весьма сильно напрягло. Бредут они, и, как я, почти по пояс проваливаются. «Здравствуйте!» - кричу. Мужики обернулись. Ну, мужики как мужики, только мне стало не по себе. Один из них, помоложе (он в пальто и кепке-жириновке) говорит: «Подь суда». Ну, прикидываю, по сугробам не слишком-то шибко убежишь - и не спешу подходить, держусь в шагах двадцати:

- Вы заблудились, или что?- Ты чего там замер? - Это второй спокойно так говорит. Он постарше, с

коротенькой седой бородой, в черной телогрейке и в шапке из белого кролика. - Не бойсь, не тронем. - Желание видеть людей во вне как-то таяло.

- А почем мне знать, что не тронете? Вы скажите, откуда и куда идете, может, и помогу...

Молодой чего-то стал быстро тараторить - я и не разберу - а сам тихонько в мою сторону подгребает. Что-то про зиму, про древесину, про «пошехонь темную», наверное, за аборигена меня принял, а сам мой кофр глазами сверлит. Шагов за десять он сделал бросок. Я-то был настороже и упрыгал подальше (уж не знаю - откуда у меня прыть взялась!), но так чтобы видеть их. Смотрю: вроде как тот, в кепке, за мной не торопится, встал. Прикидываю: а нет ли здесь где поблизости какой-нибудь зоны? Я им:

- Да вы, смотрю, лихие люди. Пойду я, коль так.- Погоди, ведь вроде заплутали мы. Скажи, как к городу выйти?- А какой город вы имеете....- Любой город, паря. - Пошехонье, наверное, ближе, до него километров, наверно, сорок. Только, я сам

немного заплутал...- Так, давай вместе выбираться, если и ты заплутал. Ты кто вообще-то?- Вы-то не говорите, чего и мне докладывать? - Сам же видишь: мы так далеко не уйдем, - старый закурил, - ты не человек, что ль,

так и бросишь нас?В этот момент опять накатила тьма и повалила снежная гуща. Да, думаю, пускай эти

друзья сгинут, мне б не пропасть... что ж делать? А не привести их хотя бы к Благодати?

Ну, положим, буду впереди идти и дорогу показывать. А какая там к чертовой матери дорога, если я и сам, дурак, заплутал?

Опять же, приблизится к ним боюсь, а пелена такая, что друг друга мы почти не видим. Думаю: бросить их к лешему, неизвестно что произойдет, потому как ясно - люди лихие, а вести их дальше - смысла нет. Снова спрашиваю:

- Вы хоть скажите, кто такие? А то поведу вас - не знаю, к чьей погибели...- Ну, ты дурак! - кричат, - сам-то ты кто?- Их газеты. Я здесь в командировке, а вот вас-то не знаю.- Эх, ты... - матом опять ругаются - Ну, люди мы: чего надо еще? Выведи нас - и

всего делов-то!- А идете откуда?- Откуда-откуда... из тех местов, где тебя не бывало!Досада на меня нашла. Так и говорю им:- Идите себе сами. Небось, как из тех местов выходили, не спрашивали, куда... -

Гляжу: примолкли они. А по каким-то приметам (я ж тоже в каком-то смысле охотник) заметил я, что за снежной пеленой один из них ко мне в тыл зашел. Это я, что ли дурак? Обмануть меня - матерого репортера? Я уже прикинул, что тот, который молодой, - шагах в восьми от меня, за деревом притаился - наизготовке. Страшновато, конечно, но я отступаю в сторону, и не бегу пока. А не рвануть ли, думаю, мне к Благодати, там какое-никокое - а прикрытие - да еще по телефону можно звякнуть в ментовку (там-то у них участкового наверняка нет). Но как, к черту найти эту проклятую Благодать? Я ведь еще и сам толком не сориентировался, только направление определил...

- Мужики, - кричу, - вы не шалите, отведу я вас к поселку - там автобус в город пойдет. Ты выдь из-за дерева-то, не стесняйся...

И тут я слышу знакомый щелчок (ох, сколь в «горячих точках» я таких щелчков наслышался!), так, мгновение все решает сейчас - грохнет! Дернулся я в сторону - и пуля (по резкому выстрелу понял - пистолет), чиркнув по куртке, усвистела дальше. Если залягу - подбегут, надо двигать скорее!

Вот тут-то душа моя в пятки и ускакала! Ну, думаю, Гена, жизнь твоя была короткая, но бестолковая... И что ты в ней видел кроме фотоаппаратов разных систем да лаборатории? Бегу - а второго выстрела все нет и нет...

Я бежал без остановки часа два и не чувствовал ни усталости, ничего; ноги будто сами несли. И, что интересно, даже не задумывался, в какую сторону меня несет. И уже смеркалось, когда вышел я на трассу. По ней я добрел до деревни, потом узнал, Данилов Починок называется, она от Благодати километров в двадцати строго на север. Стучался в первый попавшийся дом, там на удачу телефон был, звоню в Пошехонье, в милицию, рассказываю, а там мне: «Поди, проспись...» - «Но я корреспондент, из Москвы...» - «Если будешь продолжать - приедем и заберем...» Ну, думаю, хрен с вами. Поймал попутку до Пошехонья, а там, сразу в гостиницу, а наутро пошел в РУВД скандалить. Ну, рассказываю дежурному, а он: «У нас никаких сведений не было. Ты хоть скажи, где...» А как я скажу? В лесу, где-то, между Даниловым Починком и Благодатью. Короче махнул лейтенант рукой на меня - и я вышел. Дошел до автостанции - в автобус - и до Рыбинска.

В конторе я конечно рассказывал о приключении, смотрели на меня сочувственно, но видно было, что жалеют - но не верят. В конце концов, я понял, что молчание - признак мудрости и перестал мутить воду.

А дыра-то от пули на куртке - вот она...

Галич

...Трудно было погасить горячку. Да и обидно: вроде, выпивал себе спокойно, лежали с Пуковым на верхних полках, разговаривали о высоких и не слишком материях, и вдруг - на тебе - этому очкастому фраеру в тряпичных тапочках не понравилось, что возвышенные соседи типа шумят. Сначала пытались дискутировать, потом показывали корочки, потом постарались применить дипломатию, но проводница сказала (этот козел сбегал - и пожаловался начальнику поезда), что на этой станции обитают крутые менты и препираться не имеет смысла. В общем, высадили.

Ну, не суки ли? Журналист разве не имеют право расслабиться? Даже и не мешали вроде бы никому, а тот очкарик, видите ли, книжку читать не мог. А надо уметь читать в любых условиях! Как он в трамвае, например, читает, да еще и стоя? Менты действительно оказались серьезными товарищами, молча вытолкали, подали вещи - и встали невдалеке, наверное, предупреждая возможную нашу попытку вернуться взад. Поезд, пронзительно пукнув, отправился к закату, по направлению к столице и мы остались одни на пустынной платформе.

- Так, «Станция Галич Северной ЖД». Ага, это где Гришка Отрепьев готовился в самодержцы, - с умным видом заключил Пуков. Он был как-то слишком спокоен.

- Какой-такой Гришка? Чего ты умничаешь, чё делать-то будем? - раздраженно причитал я. Мне действительно было сильно не по себе, - видишь же, что в жопу попали.

- Это, как посмотреть. Подождет твоя Москва, в следующий поезд сядем - пойдем, посмотрим расписание.

- Нет, ты скажи. Кто такой Гришка?- Тупарик, надо было в школе учиться, а не... Это Лжедмитрий первый. Типа царь. Хмель от непредвиденных событий растворился. Несколько шагов по ступенькам

вниз - и мы в деревянном здании вокзала. Расписание говорило о том, что поезд «Соликамск-Москва» прибытием 21.06 и отправлением 21.08 был последним на этот день.

Следующий, «Владивосток-Москва», прибывает в 8.02 утра. Пожилая сонная кассирша сказала, что с нашими билетами мы можем в этот поезд сесть, но по мере наличия мест. А о наличии таковых будет известно за два часа до прибытия, то есть, в 6 утра. Смотрела сквозь плексигласовое стекло она враждебно и на вопрос о возможности ночевки проинформировала, что в центре города имеется гостиница, после чего закрылась занавеской.

Ни магазинов, ни палаток, на привокзальной площади не имелось. Так же были темны глазницы окон двухэтажных деревянных бараков, которые окаймляли площадь. Решили идти вверх, через пути. Через сотню метров мы уперлись в громадную белую стену, на которой красовалась надпись: «Галич - страна. Цой - бог». Мы повернули и двинулись вдоль путей, и еще через пару сотен метров вышли на автотрассу, пересекающую железную дорогу. Трасса была разбитая, но прямая. Движения по ней не наблюдалось. Решили опять идти вверх, и через пятнадцать минут перед нами возникла надпись: «Успенский Паисиев монастырь». Я вспомнил, как однажды, правда, при менее драматичных обстоятельствах, я попросился переночевать в монастырь, и меня пустили, причем, монах, пустивший меня, заметил: «Вы же в русском монастыре, вас не бросят...» Но данная надпись не уточняла, какой этот Успенский монастырь - мужской или женский - и, хотя от давно не ремонтированной трассы в сторону предполагаемого монастыря ныряла дорога, самого монастыря разглядеть было нельзя. Дорога терялась в черном лесу.

Мы обернулись назад и... Пуков даже присвистнул. Перед нами открылся город. Весь, целиком. Даже не перед нами, а под нами, потому как, двигаясь по трассе, мы не заметили, что поднялись на гору. Ясно было, что мы изначально не угадали с направлением. Трасса, по которой мы только что чесали, прямо-таки врезалась в город, справа от нее светились огни невысоких домов, слева же открывался простор озера, исчезающего в окончательно сгустившихся сумерках. Ну, коль пошла такая пьянка, а не поискать ли нам в этом городе приключений? Тем более что спать совершенно не хотелось, мышцы после долгого лежания на полках просили напряжения, действия, в, общем, вперед, вниз!

Сзади, по трассе, тихонько - мы даже поначалу не заметили - подкатила иномарка с затемненными стеклами. Тачка притормозила и стало как-то жутковато. Искать приключений сразу расхотелось. Неловкая пауза продолжалась всего-то несколько секунд, после чего иномарка резко дернулась вперед и, ускоряясь, умчалась в город. Мы решили найти эту гадскую гостиницу. Черт задери этого фраера в купе: может, налили бы ему - и не выеживался бы!

Кстати, если некоторые думают, что журналисты ищут приключений, то ошибаются: лично я всегда молюсь, чтобы никаких приключений не было. Меньше авантюр - больше шансов вернуться домой целым и с мат… материалами. Но жизнь иногда сама придумывает для тебя «вводные».

Днем было 33 градуса, а в купе - так вообще парилка, вот, собственно, от этого я и начал «охлаждаться» пивком. Ну, доохлаждались, конечно, до того, что народу не понравилось. А народ - известное дело - быдло, ему вообще ничего не нравится. В Общем, Пуков предложил искупаться, так сказать бодрости духа добавить, и мы свернули в темный переулок, подразумевая, что он должен упереться в озеро.

Но переулок уперся в мрачное здание. От мостовой оно было отделено высоким забором, богато украшенным сверху колючей проволокой. По всем приметам, это была тюрьма. Мы замешкались, не зная с какой стороны обойти казенный дом, решили попробовать справа, но вскоре поняли, что сегодня явно не наш день, то бишь, вечер, потому что мы опять ошиблись: тропинка потерялась в камышах. Запад потемнел окончательно и сумерки обратились в совершенную тьму. Возвращаться к парадному ходу тюрьмы не очень-то хотелось. Двух бугаев с рюкзакамитв ночи могли принять за кого угодно, но только не за журналистов. Вздохнув, мы решили идти вперед, сквозь заросли.

Очень скоро под ногами забулькала жижа, но в нас нарастала какая-то отчаянная решимость дойти хоть до чего-нибудь. Счет времени был потерян, и, когда мы, наконец, вышли к открытой воде, никакого облегчения не почувствовали. Мы стояли по колено в этом чертовом озере, оно было совершенно спокойным и (наверное, из-за камышей) сюда совершенно не доносились звуки города. Пуков предложил идти вдоль кромки зарослей, ведь все равно уже промокли, а я представил себя со стороны: мы выглядели либо абсолютными идиотами либо китайскими шпионами. Оно конечно, мы старались двигаться тихо, прислушивались к темноте и лишь один только раз это вековое спокойствие нарушил размеренный плеск чего-то, возможно, весел. Мы замерли, и, наверное, оба представляли, каково будет оказаться застигнутым в этом виде, и так стояли, пока весла не растворились в тишине.

Наконец, мы почувствовали твердую и сухую почву, точнее, песок. Скорее всего, это был пляж. В мокрых штанах и ботинках искать гостиницу уже не имело смысла. Наконец-то из-за горизонта выскочила Луна и мы разглядели тропинку, которая от берега, пересекая железную дорогу, вела наверх. Надо было хотя бы высушиться.

...Мы не сразу поняли, что вышли на кладбище. Вроде лесок как лесок, но странно как-то среди ветвей в лунном свете поблескивал металл. Слабыми нервами мы, вроде, не страдаем, и никаких таких мистических комплексов, связанных с ночными погостами и мертвецами вообще не имееем. Мы выбрали просторную оградку со скамейкой и столиком передней, вольготно там расположились, сняли штаны, выжили и развесили на крестах. Немного донимали комары, но мы старались побольше курить, и это пока отгоняло кровопивцев. Часы показывали пятнадцать минут первого, мы решили посидеть здесь хотя бы до трех, а там видно будет. Едва только мы расслабились, со стороны аллеи мы услышали шаги. Одно дело - мертвые, а тут - что-то живое и, кажется, нервишки у меня стали сдавать, потому что сердце застучало как механический пресс и по телу потекли холодные ручьи.

Хотя, это и звучит пошло, мы замерли. Мы не курили в этот момент и нам казалось, что во мраке нас невозможно заметить, однако, неопределенная тень, накатившись, остановилась рядом. Кулаки невольно сжались и я почувствовал, что у меня затряслись колени. Тень произвела звук:

- Эй, тут кто?Мы еще больше вжались и даже стиснули зубы.- Да откликнитесь вы, мать вашу, - (он грязно выругался), - я ж слышу, как вы...

дышите.- Люди, кто... - Выцедил Пуков.- А что вы там... если люди?- Слушай, отец, ты бы шагал себе, а то... Отдыхаем мы.- Дак, кто на кладбище отдыхает?- Батя, бывает все. Мы тут случайно.- А вы случайно не таблички свинчиваете, а то много вас таких. Людей. - Да, не видишь, что ли? Сидим ведь - и все.- Не вижу. Незрячий я. - Вы, товарищ, чуднее нас, - оцепенение спало и с меня, - разве слепые по кладбищу

ходят? По ночам...- Я тут работаю. Сторожем. Ну, вы точно на свинчиваете? Это ж кощунство... - Да, точно, отец, мы с поезда... сошли, ну, и заблудились. А другой в восемь утра. - Де не отец я тебе. Небось, ненамного старше, дак. Если не врете - пошли со мной.

Хоть, чаем напою.Слепой говорил так уверенно, что мы даже не имели мысли поступить иначе, тем

более что жутко хотелось прервать дикую «полосу», которой мы идиотски следовали уже несколько часов. Слепой шел по дорожкам кладбища без палочки, уверенно и

поворачивал, даже не касаясь руками оград или деревьев. Очень скоро мы очутились внутри тесного домика передняя стена которого едва вмещала дверь и окно.

Внутри негромко и хрипло играло радио и было темно. Чиркнула спичка и осветила внутренности комнаты. Скоро зажглась конфорка и руки потянули спички Пукову:

- Вон, там, керосинка. Мне-то на .... - Он опять выругался. - не надо...Когда робкий свет достиг углов комнаты, ее можно было разглядеть. Железная,

аккуратно застеленная кровать, над ней вместо ковра - вырезанные из журналов (или уж не знаю, из чего) иконки. Грубый столик, два стула возле него, кованный сундук напротив; добрую треть комнаты занимала беленая печь. На плите о двух конфорках посвистывал чайник. Несмотря на замкнутое пространство и зной, в домике было не душно.

- А как насчет выпить? - Осмелел я. - А то сушит...- Батюшка не благословляет. Сейчас пост. Петровский.Сторож повернулся так, что лицо его осветилось полностью. Оно действительно

оказалось молодым, с куцей светлой бородкой и сильно приплющенным носом. Блестящие глаза глядели прямиком на меня. Слишком было не похоже на глаза слепого. Ничего себе - батюшка не благословляет... А матом он благословляет?

- Ну, а брюки подсушить, ботинки...- Сейчас, печку разожгу. Вы себе чай наливайте, там, на столе, сухари, а я за

дровами. Когда он вышел, я прошептал:- Может, дернем отсюда, непонятно как-то... - Неудобно. Подождем. Или ты торопишься куда? - Пуков попытался покрутить

транзистор, но он все так же хрипел, наверное, из-за севших батареек. Когда сторож вернулся и стал копошиться у печи, я спросил:

- А вы совсем... слепой?- Сначала был не совсем. Была контузия. Сначала ничего не видел. И не слышал.

Потом, в госпитале все вернулось. Но через два года зрение стало пропадать. Постепенно. Уже больше года не вижу ничего. Кроме солнца.

- Где ж это вас?- Разве это так важно?..Чай пили молча. Сухари брать не решались. Смотрели на огонь в русской печке и

все время казалось, что сторож на них смотрит. Первым нарушил мучительную паузу он:- Ну, как там? В столице.- Мы с Урала. Из Перми. Вот, не доехали... - Как-то не хотелось представляться

москвичами.- Пермь... Нет, не бывал. И как там?- Как везде. Ну, мы пойдем, наверно. - И куда? - Он пощупал китайский будильник без стекла. - Половина второго. Вы,

вот, что: я все равно не сплю, значит, так, вы ложитесь, я уйду, в во сколько нужно, разбужу. Во сколько?

- А до вокзала далеко?- Дак, десять минут, не спеша. - Ну, ладно, нам где-то в семь встать надо, наверно...Очень скоро Пуков засопел. Я не мог заснуть и прислушивался к треску поленьев в

печи. В комнате стало жарко. Как это так - думалось - слепой сторож... ...Когда меня аккуратно тронули за плечо, вся комната была залита светом бьющим

из раскрытого окна. Часы показывали пятнадцать минут восьмого. На стульях была разложена наша одежда, а на столе дымился чай...

Елатьма

...Меня разбудили в половине пятого утра. Едва сообразив, где я нахожусь, я попытался засунуть ноги в сапоги. Так: это пойма Оки, позавчера открылась охота на утку и мы с егерями приплыли на остров, образованный разливом. Вечером постреляли, потом - посидели... Главное - прицелится в голенище и попасть в него ногой. Это получалось, но с трудом.

Темно. Небо на горизонте только еще окрасилось заревой полоской. Зарю отражала батарея пустых бутылок в траве. Изжога не давала покоя. Однако, подумал я, перебрали мы вчера...

Это все мужики из Нижнего. Сначала приплывали разбираться, кто это с их «Нивы» стянул колесо и запаску. Честное слово, не мы. Потом прибрели замирятся, с собой принесли какой-то отравы «левого» разлива... До того-то мы хорошо сидели, употребляли хорошую водку, шацкую. Ухой закусывали. И ведь знал, что мешать нельзя...

Мы разделились. Едва ориентируясь в сумерках среди неопределенных теней, переправляемся на соседний остров. Юра в затончике пристраивает подставную утку. Мне же велит затаится в березняке неподалеку. Утка, сначала плещется в воде, будто радуясь относительной свободе (привязана ведь), потом принимается исправно квохтать. «Если вжикать начнет - значит, селезня почуяла» - шепчет Юра. Селезень и впрямь почти тут же появился, виражируя над деревьями. Но сел на воду метров за двести. Стал медленно, нерешительно подплывать. Утка забеспокоилась. Я окончательно сосредоточился на реальности - утренняя прохлада отрезвила - и вскинул свое оружие (фотоаппарат). Селезень мгновенно взвился в сторону и ввысь. Но Юра успел бабахнуть. Промахнулся. Вновь тишина, но ждать приходится всего пару минут. Юра пояснил: «Его теперь ничто не остановит. Ведь весной щепка на щепку - и то лезет. Инстинкт...»

У Юры в Елатьме целая домашняя ферма подсадных уток. Его утки работают на всех охотников в округе. Оказывается, и в этой коллаборационистской профессии существует тщательный отбор. Утку в садке относят не так далеко от птичника, кладут на землю и слушают, закричит ли она. В «работу» берут только тех, у кого хороший голос. Молчунья не имеет будущего, и прямой ее путь пролегает на сковородку. Сегодняшняя подсадка у него уже третий год. Талантливая.

Селезень вновь приблизился на опасное для него расстояние. И вдруг откуда-то из мрака послышался такой же утиный «вжик», как и из клюва нашей подсадки. Оказывается, у него уже есть подруга... Самец в нерешительности замер. Наша уточка засуетилась уже совсем нервно, но... ее «женишок» окончательно повернул назад. Верность его спасла...

Надо бы окончательно уяснить обстоятельства. В конце апреля охота на пролетную дичь открывается всего на десять дней. Со дня прилета и до момента, когда утка сядет на гнездо. По времени это совпадает с паводком. На охоте я с егерями Касимовского района Рязанской области Юрием Жуковым (его все зовут Юрой, как самого молодого), Николаем Григорьевичем Коптевым (зовут Григорич) и Павлом Ивановичем Егоровым (Пал Иваныч). Их хозяйство - тридцать тысяч гектаров вдоль Оки. Меня заманили вкусить всех прелестей охоты. От меня нужно было только одно: деньги на бензин. Толян намекнул, чтобы я возвращался с добычей. В контору я возвратился без таковой – потому, что глупо везти в Москву подстреленных уток. Кстати, на водку мы потратили гораздо больше, нежели на моторную горючку.

Пока мы с Юрой, затаившись, сидим, я вспоминаю вдруг, что, только наши сапоги вчера ступили на островок, где уже стояли две палатки и весело трещал костер, Григорич вполне искренне заметил: «Ну, вот мы и дома... Веришь ли, Гена, природа и есть самый настоящий для нас дом! А там, в семьях, мы в гостях.» Тостов не произносим. Если не считать краткое «Ну...» Под это дело хорошо идет разговор. Для начала вспоминают про одного глухонемого мужика - зовут его дядя Саша. Его считают «идеальным охотником». Живет в глухой деревне. В утку стреляет влет. На любом расстоянии. Убивает с первого выстрела. Щуку ночью острогой бьет. Недавно вот нашел яйцо филина. Выслеживал дядя Саша этого филина долго, каждый день ходил к гнезду за несколько километров. Выжидал, пока самка выведет. Принес птенца домой. Выкормил, вырастил. Теперь филин у него живет, лучший друг. Дядя Саша каждый день рыбу свежую ему ловит, кормить.

Переходим на самую больную тему. Браконьеров. Больше всего егерей поражает их бессмысленная жестокость. Лосиху недавно убили. А она стельная. Так тушу лосихи забрали, а вот телка на сучке на заднюю ногу подвесили... Ну, не звери ли... Да и есть ли зверь страшнее человека? Григорич сразу вспоминает историю, иллюстрирующую этот

прискорбный факт. Передам этот рассказ полностью, с сохранением лексических особенностей. Так красноречивее.

- Понимаешь, ведь браконьер браконьеру рознь. Есть же, кто семью хочет прокормить, или просто... Вот эти ребята, с Нижнего. Я их ловил, наказывал. С протоколом. Они же и не обижаются.

Был у нас браконьер. Он жив-здоров, мы с ним в дружеских отношениях. Дело было так же вот, весной. Он ходил, стрелял ондатру и выхухоль. Ну, на шапки. Ну, он вообще нелегальное оружие имеет. Их вообще два брата. Мы с Пал Иванычем у двух братьев отобрали уже четыре ружья. Я вот говорю: «Коль, ну где ты их берешь?» - «А чего, у тебя-то ружье есть, а мне как без него? Я же вырос на воде, все равно буду охотится!»

...Тогда он здорово под датой был, на реке Унже. Мы патрулировали. Как раз разлив был, ну, едем мы. Нам одни как раз встречаются и говорят (деревенские-то все друг друга знают): Колька с брательником поперли под Фомино. С ружьями.» Ну, поехали. Доезжаем до фомино, я в бинокль так вот смотрю: идет. Я говорю: «Паш, твой клиент» (это его участок). С нами еще два охотника были. Он: «Никаких проблем!» И с ним охотник пошел. Получилась такая вещь: он у него пытался изъять ружье... как у них там все получилось, не знаю. В итоге такая картина: Пал Иваныч мой со своим ружьем в разложенном виде под мышкой бредет. А я в бинокль смотрю - не пойму: чего это он там? А браконьер сзади идет, уже с ружьем, обоих ведет под конвоем. А второй охотник с пятизарядкой был, он-то нам всю картинку и подпортил. Они, оказывается с одной деревни. А мы обрезаем их на машине.

Думаю: стоит ведь один раз пойти на поводу у браконьера - и мы уже никто. Будут над нами «Ха-ха» варить, посмеиваться. Заряжаю - как был патронташ у меня - третий номер, ну, ну уток как. И с машины наперерез. Он меня сразу угадал. Он бросил этих Пашу, охотника - и к Унже. Я сразу обежал с другой стороны. Махнул я здорово и к нему: «Коль, отдыхай, я тебя уже не отпущу, раздолбай! Поговорим по-человечески.» (Я всегда начинаю спокойно.) А он: «Да я на х... вас всех видал!» Чувствую - сильно под датой. Я ему: «Чего ты от меня гонишь?» А сам так спокойно ружье сымаю. Он ругнулся. Ну, меня такое зло взяло! Вот сейчас отпущу его, думаю, а потом он на всю деревню будет хвалится, как егерей одурачил. Я ему: «Ну, на!» И прям в корму его лодки резиновой - пух! Ты представляешь, лодка уплыла, но ведь успел, гад, в этой лодке схватить ружье. И плывет ко мне, к берегу. Ну, у меня один патрон остался. Стою, его жду. Он выплывает и так - раз! - ствол на меня: «Щас дернешься - я тебе череп разнесу!» Говорит, а сам задом так отходит... отошел на десять метров и начал мне диктовать: «Клади ружье и назад десять шагов.» Я: «Коля, ты можешь мне череп разнести, но я браконьеру ружью что бы отдал... Ну, чего, будем стреляться - или как?»

Он и стукнул... Над головой прошло, с меня шапку снесло! Я даже не дернулся... Тут Паша подходит: «Ну, блин, он у меня все ложе выворотил.» Оказывается, они схватились драться там... А охотник, ну, который с пятизарядкой на коленки сел - и сидит. Потом разворачивается на девяносто - и по воде все заряды: ту-ту-ту-ту-ту! Я к нему поворачиваюсь: «Сереж, для оправдания, что ли? Ну все понятно, защиты от вас - никакой.»

И теперь - представляешь - у нас с браконьером по патрону в стволах. Он: «Я сказал, ложь ружье!» Я: «Ладно, хрен с тобой. Только давай вместе положим.» Ладно уж был незнакомый мужик, а то знакомый парень-то: «Коль, я тебя убивать не буду, неплохой ты мужик, но перебрал сегодня...» Он: «Ладно, договорились, на...» Он его еще нес, а я вдруг навскидку вдруг: ТУХ! Представляешь: с десяти шагов я ему всю ложу разбил. Ружье на два метра отлетело. И как он руку держал - тринадцать дробин... Я к нему подлетаю, а эти у меня остолбенели ребята... В общем, когда зампрокурора смотрел это ружье - сто восемьдесят пробоин! Все хотел узнать, как я эдак попал. А я - убей- не знаю. Просто мне не хотелось умирать, видно.

-И что с этим придурком было?-А ни хрена не было. Мы дураками остались. Оправдали - и все. Мы ж еще его в

больницу возили... После он у нас в течение года шесть баллонов надрезал ножом. А знаешь, у меня на прошлую пасху гараж сгорел? И «Уазик» там был, и мотоцикл... Но злодея не нашли. А в этом году я опять у него сетку отобрал...

...Резкий хлопок вернул к реальности. Юра лез уже за подбитым селезнем. Светало. Можно было отдохнуть.

Но вместо отдыха егеря повезли меня показать свои угодья. Все ж-таки корреспондент, а не хрен собачий! На острове остался только Юра. Провожая нас, он затравленно присел и печально взвыл. В шутку.

Селения, в которые мы заплывали, были по правому берегу Оки. В разлив они практически оторваны от Большой земли, но, тем не менее, в магазинах водка была. Вот мы идем по поселку колхоза «Маяк» (родина Григорича). Из домов выходят старухи - посмотреть. И вдруг у меня возникает чувство «дежа вю», то есть ощущение, что когда-то все это было... И сейчас я вспомнил. Давненько уже, когда я был солдатом, строем мы шли по улице города Мурома, что в полста километрах от этого места. И старушки, глядя на нас, солдатиков, - плакали... И вот сейчас я, с красной от загара мордой, с всклокоченной бородой, иду с егерями. И чувствую, как их уважают. И жалеют. А с ними, получается, и меня.

Водку выпиваем не спеша, чинно. Один раз на островке, перед тем, как преодолеть быстрину (вешняя вода коварна), второй раз в охотничьей избушке на кордоне. Избушка ухоженная, хотя, и по-мужски грязная. Замка на ней нет. Григорич, перед тем как отправится дальше показывает мне могилу любимого пса Азора. Закопан он под большой сосной, а на самом дереве приколочена табличка с указанием имени и дат рождения и смерти животного. У сосны Григорич, то ли от выпитого, то ли от романтических чувств, теряет скупую слезу.

Перед этим еще отобрали сетку у одного пьяного браконьера, который был не силах даже перечить, и устроили небольшую погоню за лодкой с охотниками, почему-то вздумавшими убежать. Правда, вся их вина заключалась в том, что ружья не зачехлили. В общем, особых приключений не было. Скорее мы (по крайней мере, я) больше наслаждались апрельской природой, мягким солнышком и прочими прелестями жизни, чем работали.

К вечеру вернулись в поселок Елатьма, где егеря «гостят» (а в привычном понимании, живут). Супруга Григорича Клавдия уже вернулась с работы - она товаровед и получает гораздо больше мужа. Женщина сообщила, что заходил тут кто-то, просил передать, чтобы «лодку с мотором поберег». Запугивал, то есть. Новость была принята без эмоций. А вот, что сын Сергей принес новую порцию двоек - с этим надо бы разобраться... Или дочка Оля подошла к папе - и попросила на мороженое. Григорич погладил чадо по головке и ласково произнес:

- Знаю, о чем ты беспокоишься. Что у тебя сиськи на растут. - Девочке на вид лет двенадцать. - Не бойся, вырастут, никуда не денутся...

Обещание отца девочка приняла стоически, хотя, в душе наверняка смутилась. Еще раз разлили по рюмкам (в том числе, и жене), и я спросил:

-Николай Григорьевич, а хотели бы, чтоб сын по стопам вашим пошел?-Нет, пожалуй... Неблагодарная это работа. Денег мало, а врагов наживаешь много...Вы уж простите меня, господа егеря... Написал я все по правде, как все было. Может,

и не договорил чего, так это по причине того, что старался рассказать только то, что интересным показалось мне самому.

Конечно, в охоте я «чайник». К примеру, никак ни могу понять, зачем так много сил и умения надо тратить, что бы шлепнуть утку, в то время как у нас в Москве их зимой

можно руками голыми взять... Конечно, вы говорили, что в охоте главное - процесс. Когда бегаешь, мерзнешь, мандражируешь. И выпивка - тоже ее неотъемлемая часть.

Речь не об этом. На мой взгляд, ключевое слово в русской охоте - «убить». По отношению и к утке, и к кабану, и к волку, и к вороне (за которую вам платят «премиальные» - патрон за лапку) вы говорите - «убить». Можно уложить, прикончить, хлопнуть, порешить, угробить, тюкнуть - да мало ли чего... Но, говоря «убить» о животном, вы, сами того не понимая, констатируете этический закон охоты. Это - не игра. Это самая что ни на есть настоящая борьба. Где все на равных и, отнимая жизнь, ты лишаешь тело маленькой - но души.

Но человек не настолько совершенен, чтобы преодолеть в себе страсть к охоте. Старинная поговорка гласит: «Не довольство, а охота человек тешит». Даже у скотины любовную страсть называют «охотой». Охота пуще неволи.

Беда не в том, что мы не в силах преодолеть инстинкт.Как это не парадоксально, мы не всегда умеем разумно убивать.

Светлояр

…Первые пятнадцать минут старик вкратце излагал результаты замеров озера, которые он производил в течение долгих пятидесяти лет с учениками. Если передать доклад кратко, озеро треугольное и глубокое. Никаких остатков древнего города лично он не обнаружил, хотя самолично прощупал все дно Светлояра. Следующие пять минут посвящены были составу воды, в которой, насколько я понял, содержится много серебра. Дальше следовал коротенький, всего на двадцать минут, рассказ о флоре и фауне Светлояра, которые, впрочем, довольно бедны - камыш, караси да лягушки. В какой-то момент я даже задремал (проснулись мы в этот день довольно рано). Дальше пошло интересное: оказалось, озеро связано с рекой Люндой посредством подземного протока. Когда старый учитель приступил к повествованию о том, как он пытался проникнуть в

подземную реку (это действительно было занимательно) в церкви зазвенели колокола, и это говорило о том, что начинается крестный ход.

Старик нас пытался задержать, кричал, что еще и половины не рассказал, но надо же знать совесть! Я пристроился в голове длинной вереницы верующих, невдалеке от иконы Владимирской Божьей Матери (ее вынесли из церкви) и через пару километров перед нами открылось озеро.

Оно распахнулось прямо все, без остатка. Первое впечатление: будто я попал внутрь громадного античного амфитеатра, наполненного людьми. Светлояр оказался совсем небольшим озерком, не больше километра в диаметре. Один его берег был безлесным и гористым, другой сплошь зарос деревьями, третий - пологим и болотистым. На «лысой» стороне копошилось о-о-о-очень много народу. Наверное, людей было больше пяти тыщ. Вообще, этот берег напоминал пляж какого-нибудь морского курорта. Видно было, что населены и другие берега, потому как из леса и из-за болота тянулись дымы костров и над озером стояло монотонное гудение людских голосов, смешивающихся с плеском воды. Будто пчелы в улье. Крестный ход прошел рядом с лежащими и греющимся на солнышке телами. Люди удивленно, тупыми взорами провожали верующих.

Процессия с иконой вначале поднялась на гору над озером, постояла там с полчаса у деревянного креста (был молебен), а потом отправилась по периметру озера. Когда шли по лесной части, из тени деревьев то и дело появлялись люди явно не курортного типа (одетые скромно, по-деревенски); они проползали под иконой, которую несли двое мужчин. Прополз под ней и я - не от веры, а так, на всякий случай, в качестве страховки от возможных эксцессов. Подсознание шептало мне о том, что в такой людской каше что-то может и произойти.

Когда круг вокруг озера оказался замкнут, навстречу нам со стороны села вышли фотографы, восемь моих коллег. Познакомились: это группа нижегородских фотохудожников. Они поселились в селе, в детсадике и там они несколько увлеклись процессом «творческого согревания красненьким», в общем, опоздали. Но Нижегородские фотохудожники вовсе не расстроились произошедшим - философски заметили что «все самое интересно будет после захода солнца» и ушли назад, в детсадик, наверное, продолжать разминку.

Верующие пошли обратно в село, мы же с Пуковым остались, сели на высокую гору, под крест, закурили и стали созерцать происходящее на озере безобразие.

В той стороне, откуда мы впервые сюда пришли, мы увидели несколько грузовиков типа автолавок, с которые торговали спиртным. Мы расслабились и грелись на солнышке, растянувшись на траве, но тут нас побудил к жизни на слишком приятный басок:

- Как насчет покурить?Над нами стоял бородатый мужик. Одет он был в кирзовые сапоги, покрытые

приличным слоем глиняной грязи, джинсы, голубизна которых едва угадывалась за сальными потертостями, брезентовую штормовку и шапку-панаму типа «грибная шляпка». Он, несмотря на свою солидную комплекцию, легковесно и почтительно присел невдалеке, аккуратно сложил на траву рюкзак, взял протянутую Пуковым сигарету и попросил еще парочку. Пуков дал.

- Да-а-а... Светлояр. Давно сюда стремился. - Видно было, что мужику охота поговорить. Вона, смотрите: ползут ведь. Не знаете этого обычая?

Приглядевшись, мы действительно увидели двух старушек, которые, варьируя между отдыхающими, ползли на коленях вдоль берега. Выглядело это как-то нелепо: голые телки - а среди них старухи в платках.

- Обычай такой. Древний. Надо вокруг озера проползти. Три раза. Тогда Китеж-град и увидишь...

- Да ну...- Точно. Это я давно еще слышал.- А видели?

- Нет еще. Тут ведь как: с верою в Господа нашего надо ползть. И грехи с себя скинуть. Мне говорили как: ты ползешь, а Сатана тебя сворачивает с пути. Старухи раньше ползли, а Сатана в детишек вселялся. Детишки прыгают на старушек как на лошадей - а они ползут. Ноги в кровь стираешь - но ползи! Только тогда Благодать Божья на тебя нисходит.

- А что рассказывают: каков он, Китеж-град? - Оо-о-о... Каждому он по-своему открывается...Мужик не стал развивать эту тему. Возможно, хотел придать себе значительности. Я,

чтобы прикончить затянувшуюся на несколько минут паузу, спросил:- А вы откуда?- До-о-олгая история, - его бас помягчел, из чего следовало, что мужика просто

распирает хоть кому-нибудь рассказать, - а шел я сюда тысячу километров.

- Сочиняете…- Ни в коей мере. Иду из града Электростали. Под Москвой. Слышали?Откровенно говоря, работая в прЭссе я привык ничему не удивляться. Главный

девиз нашего брата: «в жизни может быть все». К тому же люди склонны несколько преувеличивать свои достижения. Ну, зачем тащиться пешком, коли сюда куча транспорта ходит? Тем не менее, мы подыграли:

- Конечно знаем! Сколько же вы шли?- Девятнадцать дней. Ровно. Именно в этот час из дому и вышел...Дальше он стал рассказывать. Он работяга, пахал на заводе, потом завод похерился

и Василий (его зовут Василием) стал безработным. Благо, ни жены, ни детей нет (живет он с мамой), а потому земные блага нужны ему в небольшой степени. Кстати, я пригляделся к Василию и увидел, что он вовсе нестарый мужик, наверное ему еще нет и тридцати. Он ездил в Москву и там подрабатывал, разгружая на станциях вагоны. Парень он явно не слабого десятка, но, скажем так, особой тонкостью организации не отличается: как говорится, простоват и туповат. А потом настал момент, когда он понял, что что-то в этой жизни не так. Он стал читать книги, в основном духовного содержания, причем, это были как православные так и эзотерически-мистические произведения. В результате в голове Василия сварилась мыслительная каша, вылившаяся в довольно своеобразную философскую систему.

Один из выводов Васильевой системы заключается в том, что якобы где-то существуют места духовного откровения и озарения, в которых обитают истинные учителя человечества. Что-то типа Шамбалы, только нашего, русского покроя. Вообще, видно было, что Василий - человек, подверженный влияниям - в тюрьмах такие становятся «быками» - но добрый и дипломатичный. Едва только он прочитал в какой-то псевдомистической брошюрке про что, что Светлояр существует на самом деле, он собрался и через два дня уже находился в пути. Факт, что про праздник Вася не слышал, тем не менее он пришел к озеру именно в его канун - ну разве можно отрицать мистику наотрез?! Василий не знал точно, где находится Светлояр, но, хотя путь его пролегал по довольно сложной и беспорядочной траектории, все равно он вышел к цели. Мистика-то как раз здесь не при чем: мост через Волгу в Нижнем один на пятьсот километров, рано или поздно он все равно к нему вышел бы, ну, а в Заволжье разве что ленивый или идиот не знает про Светлояр, до которого от моста не больше 150 километров.

Василий передал несколько эпизодов своего путешествия. В первый же день он пытался зайти в церковь, попавшуюся ему на пути, чтобы получить благословение от батюшки. Но церковь была закрыта на ключ и Василий пошел просто так, без благословения, считая, что цель его одарит всеми сразу благословениями на много лет вперед. Люди, с которыми ему приходилось сталкиваться, в большинстве случаев относились к Василию недоверчиво. Некоторые - агрессивно. Но бывало, что он ночевал под крышей и даже на кровати. Два раза даже мылся в бане. Уже в Заволжье его попыталась женить на себе веселая вдовушка, она уже было затащила молодца в постель, но Василий вел себя стоически и смело - решительно удрал. Вел Василия, как он сам утверждал, сам Господь Бог. Несколько раз наш паломник применил в рассказе такую, к примеру фразу: «И я попросил Господа, и он послал мне покурить...»

Глаза Василия выражали то ли счастье, то ли дурость (потому что такое выражение глаз я видел у олигофренов крайних стадий). Меня он, откровенно говоря, уже достал своей разговорчивостью и я оставил их с Пуковым вдвоем, а сам пошел наблюдать жизнь на Светлояре.

Бродил я долго и вполне изучил состав паломников (если их можно назвать таковыми). Большинство из них, как я заметил еще в момент, когда мы сюда пришли с крестных ходом, обыватели, люди, приехавшие просто так, отдохнуть и бухнуть. В лесной части группировались люди в старинных холщевых одеждах и с повязками на головах. Как я понял, это язычники, точнее, городская интеллигенция, увлеченная этим темным

делом. Так же в лесу сидели группки православных верующих. Они вернулись после окончания богослужения и трапезничали. Приметил я так же несколько «паломников» типа Василия, такого же немытого и бомжистого вида. Вели они себя беспокойно и с каким-то болезненным то ли интересом, то ли осуждением поглядывали в сторону загорающих лиц женского пола.

Отдельным лагерем со стороны лысого берега расположились кришнаиты. Вели они себя радостно и шумно, а, когда увидели фотокамеру у меня в руках, попросили, чтобы я их сфотографировал на фоне озера – причем целой их шарашкой. Ребята они оказались общительными, называли друг друга «просветленными братьями» (или сестрами), рассказали они мне, что они из Нижегородского общества сознания Кришны, прибыли сюда впервые так как почитают все сакральные места планеты. Главный из них, представившийся Петром Ивановичем, пригласил вкусить с ними пищи, но я отказался. Откровенно говоря, в Москве их «харя Кришны - харя Рамы» меня сильно достала, я не стал задерживаться в их стане. К тому же я приметил, что обыватели в сторону просветленных братьев посматривают весьма враждебно.

Кстати, предводитель кришнаитов рассказал мне, что где-то на противоположном берегу озера примерно таким же лагерем развернулись рериховцы, поклонники Агни-йоги. А то как же: Светлояр (так по крайней мере так полагал Петр Иванович) - это древнее языческое капище с очень сильной энергетикой, вырывающейся из самых недр Земли. Это потом, в христианские времена выдумали легенду о Китеж-граде - для того чтобы закамуфлировать истинное назначение данного места.

Когда я вернулся на гору, Пуков еще валялся под крестом, но уже в одиночестве. Паломник Василий как рассказал Миша, выговорился, стрельнул еще пять сигарет и растворился в этом вавилонском столпотворении. Вечер, между тем, неуклонно приближался.

Вообще-то мы (по крайней мере я) ждали этой ночи с нетерпением. А то как же: рисовались-то картины из кино «Андрей Рублев» - со всякими непотребствами и языческими игрищами. Не сказал бы, что мои ожидания наткнулись на стену разочарования, но все было довольно кисло. Язычники на горе (в стороне от креста) развели большой костер и устроили некое подобие игрищ с прыжками через огонь и песнями, среди которых преобладали произведения российской попсовой эстрады. Довольно долго я «окучивал» молодую парочку, то бишь уговаривал, чтобы они снялись в озере в обнаженном виде. Кончилось все неудачей. Ночь выдалась безлунная, темная и холодная. К озеру пришлось спускаться в кромешной тьме. На водной поверхности, горели огоньки. Когда подошли ближе, мы увидели, что это свечи, приделанные к венкам. В воде стояли женщины. Большинство из них были одеты в рубашки, но некоторые были и голыми, причем обнажились те из женщин, которые не могли похвалиться сложением Венеры. Это странный закон нудистского пляжа (относящейся к обоим полам): с охотой раздевается лишь тот, кто давно потерял прекрасные очертания телес. Тем не менее, фотографы (в том числе и я, грешный) увлеченно щелкали вспышками.

Когда мы вернулись в свой бомжатник, я обнаружил, что бутылка водки, на которую была надежда, превратилась в «бутылку из-под водки». В комнате, в темном углу сидел арендодатель который заявил нам, что арендная плата повышается и с нас еще сто рублей. Мы его послали ко всем репродуктивным частям человеческого тела, он как-то безропотно ушел и мы завалились спать. Перед тем как заснуть, я все время напевал: «Харе Кришна, харе рама...» Пуков зло сказал, что меня закодировали.

Утром мы проснулись довольно рано, собрали свои шмотки и я предложил Мише, прежде чем отправиться в обратный путь, сходить к озеру. По пути из людей нам встретился лишь один пьяный, который изо всех сил пытался встать из лежачего положения. Но земное притяжение с заметным преимуществом одерживало победу. Когда я попытался его сфотографировать, абориген (то, что он местный, было видно по озабоченному и хозяйскому виду, с которым тот старался ухватиться за завалинку избы) из последних сил набрал горсть земли и бросил мне в лицо, после чего отрубился окончательно, пробормотав что-то вроде: «Не позволю позорить...» Что характерно, земля попала мне в лицо. Я не уворачивался, ибо был уверен, что у аборигена ничего не получится, за что и пострадал. Земля-то имела приличный радиус разлета, но вот один малюсенький камушек угодил мне прямо в глаз. Если бы этот придурок не вырубился, я его наверняка отмутузил бы по полной программе. Долго я не мог проморгаться, а через некоторое время, по утверждению Пукова, мое глазное яблоко покраснело. А впрочем зрения я не лишился и мы продолжили путь.

Было уже полвосьмого утра, но вокруг озера будто все вымерло. А, может быть озеро казалось вымершим только по сравнению со вчерашним Содомом... Правда, мы заметили нескольких женщин в возрасте, собирающих в крафтовые мешки многочисленный мусор. Пуков с ними разговорился. Оказалось, это мифические рериховцы и клинингом они занимаются добровольно, просто исходя из понятия, что кто-то должен. Вот ё-моё, подумали мы, срать - так все, а как убирать за собой - так это только рериховцы...

Поверхность озера рябила, веял легкий ветерок (вчера не было), и в воде мы разглядели две человеческие головы. Они плыли и тихонько что-то пели. По мере того как две головы приближались по направлению к нам, мы расслышали: «Харе Кришна, харе...»

На берегу, среди камышей, сидели пять мужиков. Троих из них мы узнали: это были наши соседи которые все время пьянствовали в нашем бомжатнике. Прислушавшись, мы поняли, что мужики ожидают эту парочку, и, хотя их лексика состояла в основном из непечатных слов, иногда проскакивали и приличные фразы типа: «Басурмане...», «Пидеры...», «Щас мы их...поучим». Вид о «великолепный пятерки» был решительный. Один из них любовно поглаживал деревянную дубинку. Кришнаиты их не слышали и продолжали заплыв в нашу сторону.

В моей голове быстро пронеслась череда мыслей. Во-первых, когда я еще ездил по горячим точкам, меня изредка за пьянкой спрашивали: что я буду делать, если у меня на глазах боевики станут избивать женщину. Я отвечал приблизительно так: «Как Хемингуэй - он однажды написал: сидеть в гостинице и пить виски». На самом деле я Хемингуэя не читал, фразу эту слышал от другого человека, возможно, такого же неуча, как и я, но, мне кажется определенная доля журналистской правды в этой сентенции есть. Но, во-вторых, это же не горячая точка и сейчас этих «просветленных» начнут мутузить.

- Эй, плывите назад! - вдруг крикнул я. - Назад, сюда нельзя!Они остановились и не поплыли вообще никуда. Просто не поняли в чем дело.

«Великолепная пятерка» выползла из своей засады и решительно двинулась к нам. А просветленные продолжили заплыв – опять в нашу сторону. Мы с Пуковым оглянулись. За нами была гора с крестом, других людей не было (рериховки испарились), но в принципе мы вполне бы могли удрать от этих испитых товарищей. Я сделал отмашку в сторону «просветленных» и снова вскрикнул:

- Уплывайте, сейчас...- Щас. Поговорим... - Процедил сквозь зубы один, с дубиной. А между тем кришнаиты стали выходить из воды. Нет, не бойтесь, голыми они не

были, это были мужчина лет сорока (в трусах) и юная, совсем худая девушка (в купальнике). Мы очутились аккурат между теми и этими. Те, которых собирались учить, все еще ни черта ни понимали! Надо было бежать - другого выхода нет, мы уже повернулись и решились, как вдруг...

В траве мы заметили задницу. Знакомую задницу, точнее, засаленные джинсы и брезентовый рюкзак на спине. Это полз наш знакомый паломник Василий. Он удивленно поднял бородатую рожу и спросил:

- Чёй-то вы?- Иди. Хреначь своей дорогой, мужик. Не мешай. - (так заявил один из «пятерки»).- Вася, нас будут бить. - Тихо прошипел Пуков и показал пальцами на «пятерку».- За что? - Василий встал во всю мощь своей стати. Наверное, на своем заводе он

был молотобойцем. - Пока не за что. В том то и дело, - продолжил Пуков.- Ага. - Вася на сей раз сообразил очень быстро. - Вы мои братья. Бегите. Я с ними

разберусь...И Василий аккуратно снял свой рюкзак. Чтобы понять нашего брата

фотокорреспондента, нужно не забывать6 мы с собой возим аппаратуру. Очень между прочим, дорогую, на несколько тысяч баксов. Я всегда, в любом месте и в любом состоянии должен знать, что аппаратура в целости, и, что самое главное, в сохранности. Пусть она и казенная, но выплачивать-то за нее потом придется мне...

В общем мы все четверо побежали в гору. Сзади мы слышали какие-то нечленораздельные визги и стуки. Отдышались мы только в лесу.

- А где ваши? - спросил я у «просветленных».- Уехали. Еще с рассветом. - Чего ж вы остались?- Да, так...Мы отдали им куртки. Видно было, что несмотря на разницу в возрасте лет эдак в

двадцать, между ними любовь. Их одежда должна была быть там, где мы оставили нашего Васю. Как же мы могли его кинуть?! Какой стыд...

Мы двинулись в обратном направлении. И зря: через полминуты мы имели счастье лицезреть нашего спасителя. У него был оторван рукав, под его глазом сиял образцово-показательный фингал, тем не менее, вид его излучал счастье. Про наших бывших соседей он сказал только: «Ну, мне не впервой... они отдыхают...»

Выяснилось, что, когда Василий заметил нас, он завершал третий круг проползания вокруг озера. Начинал он от креста и там же должен был закончить. До финиша ему оставалось сто метров. На вопрос, видел ли он Китеж-град, Вася не ответил. Только улыбнулся чему-то внутри себя.

Через полчаса мы стояли на трассе и голосовали. Это похоже на чудо, но остановилась пустая «Газель» и водитель согласился довезти всех нас до Нижнего по цене автобусного билета. Платили мы с Пуковым. Всю дорогу «просветленные» грузили Васю своими кришнаитскими делами, втирали что-то там про Атман, бхакти и «Бхагавадгиту». Он сосредоточенно внимал.

Сольвычегодск

Теперь меня передергивает от словосочетания «северное гостеприимство» (бр-р-р-р-р!). Некоторые наверняка видят Русский Север в некоей романтической ауре, как средоточие чего-то самого-самого... Так вот я вполне официально заявляю: то, что так светло воспевали Белов, Абрамов и Казаков - давно похерено. Нету здесь ничего такого, чему русский (и не только) человек может поучиться. Рыбу в Белом море повывели, леса повырубили, а половину тайги перевели в разряд отчужденных территорий, так как летящие из космодрома Плесецк ракеты сеют над громадной территорией топливо - отвратительную гадость (об отвалившихся ракетных ступенях я вообще молчу).

Если говорить о традициях, о передаваемых из поколение в поколение вещах, о духе старины, наконец, то гораздо больше интересного я встречал в некоторых селах Черноземья или Поволжья. То, что неискушенный путник скорее всего встретит в Северной глубинке, больше напоминает известное полотно «Мамай прошел».

Есть ряд прекрасных исключений, например, Каргополь и его окрестности. Я этот городок до сих пор вспоминаю как сказку. Нет, не страшную, а добрую и прекрасную. Но это отдельная история, сейчас же у нас речь идет о Сольвычегодске.

Журналисту обязательно надо обладать наглостью, которая есть его первый талант. Я таковым даром не обладаю. Оттого и страдаю. Повторять банальности типа «тяжела и неказиста жизнь простого журналиста» не хочется, но все-таки приходится констатировать, что нашему брату редко когда дорога выстилается цветами. Все больше - терном.

Начиналось все гладко: меня встретила на станции Котлас-узловая начальница районной культуры, отвезла в администрацию, напоила чаем и сказала, что скоро меня с очередным этапом зашлют в Сольвычегодск. Городок этот не имеет никакого статуса, по сути это всего лишь поселок, и до него надо ехать километров тридцать по земле, а потом перебираться на пароме. Ждали группу журналистов и прочих гостей из Архангельска. Поездка совпала с одним недоразумением: по Северной железной дороге ездил агитационный поезд с Жириновским и его быдляцкой партией, из-за чего все пассажирские поезда опаздывали. «Жирик» останавливался на каждой станции и там

закатывали митинг. Поезд с корреспондентским спецвагоном опаздывал безбожно, причем никакой информации о времени его прибытия не поступало, и я в конце концов плюнул и поехал рейсовым автобусом. Народу туда набилось раза в два больше, чем он мог в себя вместить, тем не менее, ехать было как-то весело.

Святое в любом нормальном государстве - это расписание. Если поезд опаздывает, в консерватории чепэ. А если еще в консерватории пасутся дебилы майках «ЛДПР», надо консерватору оторвать яйца и запретить приближаться к консервам. Надо же, как я неизящно поворчал...

Тут еще какая деталь: супруга моя была на девятом месяце сами помаете чего и я просто рискнул, поехав в эту командировку. Обратный билет у меня был на послезавтра, на шесть утра. Можете понять мою нервозность, ведь с такими вещами не шутят, тем не менее, начальница районной культуры меня заверил, что завтрашним вечером я буду доставлен в Котлас, там переночую в гостинице и утром без проблем сяду на поезд. Проблема-то была только одна: паром в заканчивал работать в 10 вечера, а начинал в 6 утра и, если ночевать в Сольвычегодске, на поезд я не успевал. Чему-чему, а клятвам русских чиновников нужно верить меньше всего, но у женщины были такой целеустремленный вид (плюс ко всему она встретила меня на станции), что в плане организации моего уезда я совершенно не напрягался.

В Сольвычегодске меня абсолютно уверили в том, что любой россиянин по определению знает, кто такой Козьма Прутков. Поэтому не буду и Вам, любезные читатели, напоминать об этом. Тем же, кто от тяжелой жизни вынужден был позабыть гениальные произведения нашего классика, напомню: афоризмы типа «Хочешь быть счастливым - будь им!», «Никто не обнимет необъятного», «Зри в корень!», «Щелкни кобылу в нос - она махнет хвостом», да и многие десятки других, давно ставших народными, - плод пера Кузьмы Петровича.

Судьба определила ему родиться (согласно журналу «Современник» от 1863 года) в деревне Тентелевой близ Сольвычегодска. Мало кому есть теперь дело до того, что на самом деле такой веси не существовало (правда, есть невдалеке от Сольвычегодска деревенька Козьмино), да и самого чиновника Пробирной Палатки, увлеченного на досуге сочинительством г-на Пруткова, в общем-то, не было. Но дело-то - не в этом!

Кто не знает это простоватое выбритое лицо с носом «картошкой», с востренькими глазками под густыми бровями, с непослушными черными волосами? Разве есть сомнения в том, что этот человек однажды явился к нам наяву, порадовав нас удивительным своим сатирическим талантом? Нашлись творческие люди, которые внимательно прочитали первоисточник и решили прославить Сольвычегодск - и ничем иным как именем Пруткова. Для этого придумали ни много ни мало - целый Козьмапрутковский фестиваль! И плюс к этому - ярмарку, которую назвали Прокопьевской. Среди местных мало кто знал, почему именно Прокопьевской, но я потом покопался по сусекам и обнаружил, что Прокопий Праведный - это святой человек юродивый из Великого Устюга, родом из варягов и купеческих кровей. В церкви его не пускали, потому что считали, что он натуральный псих. Его даже в город не пускали но после стали считать самым святым на Сухоне и Северной Двине человеком, и вот, почему: увидел как-то этот юродивый трехлетнюю девочку и сказал: «Се грядет матерь великого и святого мужа». Девочка, которую звали Машей, когда повзрослела, родила мальчика, который стал одним из самых великих русских просветителей - Стефаном Пермским. Типичная история для нашей страны. Умер же Прокопий в 1303 году, то есть задолго до основания Сольвычегодска.

Года три я мечтал насладиться «картинками» с этого «двойного действа», мечтая о далеком северном городе и вдохновляемый остроумными высказываниями знаменитого сольвычегодца...

Перед самой переправой, со стороны Котласа, промелькнуло название деревни: «Козьмино». Деревенька старенькая и убогая. Как я потом узнал, к Козьме Пруткову она никакого отношения не имеет, тем не менее, какая-то приятность в этом совпадении есть.

Селиться мне пришлось в детском санатории, он расположен в трех километрах от города и, после того как я протащился туда и обратно по пыльной дороге (асфальта в Сольвычегодске нет - один песок, за века перемолотый в пыль), восприятие города, который изначально, еще с парома открылся передо мной волшебной сказкой, несколько трансформировалось в сторону негатива.

...Как назло, ЦБК в это утро произвел очередной «незапланированный» выброс. Паромы, переправляющие прибывающих на ярмарку гостей через Вычегду, то и дело «разрезали» мутную белесую поволоку, стремящуюся скопиться у правого берега, аккурат под городом. Ведь нашлись же, извините за выражение, ученые мужи, порешившие устроить столь хлопотное предприятие в столь чудном месте! Да, кто не знает: ЦБК - это большой такой завод со множеством чадящих труб по производству сырья для бумаги. Такое же «чудо науки», между прочим, умудрились возвести на берегу «славного моря - священного Байкала». Город, построенный вокруг ЦБК, носит красивое название Коряжма. Наверное смысл слова этого в том, что природу здесь «раскорячили» по полной программе. Забавно, что через год побывал я в маленьком городке Лальск, в котором работает бумажная фабрика со столетней историей и с таким же столетним оборудованием, установленным еще купцами какой-то там гильдии. Лальск хоть и расположен всего-то в сотне километров от Сольвычегодска и Коряжмы, целлюлозу на фабрику закупают в далекой Сибири, в Братске. Коряжемская целлюлоза имеет столь отменное качество, что она не годился даже для производства туалетной бумаги.

Зато отрадно другое. Кроме деревни Козьмино, по пути в Сольвычегодск встречается поселок Вычегодский, часть которого состоит из шикарных особняков. Насколько я понял, особняки принадлежат руководящему составу ЦБК; в своем городе они почему-то строиться не захотели.

Как мне потом объяснили, в воде плавает эта самая целлюлоза. Днем, кстати, в этом говне купалось множество людей, но я так и не решился окунуть туда свое бренное тело, хоть и жара была на очень даже южная. Как назло, со стороны ЦБК еще и дул ветер, несший соответствующий дух. Надо сказать, на следующий день я этой вони не замечал, мы, люди ведь такие првыкчивые. По городу ходить интересно, ведт за последние сто пятьдесят лет он вряд ли изменился. Разве только кругом расклеены, расставлены и развешены знакомые лица Козьмы, а тако же его бессмертные изречения. На плакатах, на транспарантах, на деревьях и даже на стенах в формате «граффити» можно было прочитать все его наследие. Нашел я и свое любимое: «Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану». Это было очень кстати.

И вот, почему: почти в самом центре города, в ограде Введенского собора из земли бьет могучий фонтан. Или гейзер (не знаю уж, как точнее). Воду из него нельзя пить, а так же нельзя купаться в образованном ею озере Соленом. Тем не менее, как мне потом объяснили, именно этот фонтан явился причиной основания в 1492 году Сольвычегодска. Точнее, не фонтан, а вода из него.

Здесь «раскрутился» легендарный род Строгановых, долгое время являвшихся безраздельными правителями Северных и Сибирских земель. Началось все с солеварен у этого фонтана, но вскоре соль стали удачно обменивать на пушнину, которая в те суровые времена считалась валютой. Архангельск еще не существовал, всякие Екатеринбурги, Красноярски и Иркутски даже не планировались, а потому у Сольвычегодска не было торговых конкурентов (вот, где скрыты корни нынешней, Прокопьевской ярмарки!). Богатство Строгановых росло с фантастической скоростью, к тому же, цари жаловали им бескрайние земли с тем только условием, чтобы они «из других городов к себе людей не призывали, воров, людей боярских, беглых с именем, татей и разбойников не принимали». Дело дошло до того, что царь Василий Шуйский в 1610 году просил у Строгановых денег, чтобы спасти «государственный бюджет», и даже, в каком-то смысле, бил челом к ним: «...припомните, как вы в прежние времена выкупили из плена великого князя Василия

Васильевича, какой великой чести сподобились...» действительно Строгановы выкупали Василия у ордынского хана, причем, за бешеные бабки.

Пик деятельности Строгановых - покорение Сибири. Именно в Сольвычегодске снаряжался отряд атамана Ермака Тимофеева. Пускай Ермак был немножко бандитом и совсем не немножко головорезом, но сколько он хапанул земли! И не для себя. Для Отечества! Но колонизация Восточных земель привела к тому, что город потерял свое торговое и политическое значение: транспортные пути в Сибирь после покорения Казани прошли южнее, по реке Каме. К концу XVII века город зачах окончательно и в таком вот полудремном состоянии он существует уже больше 400 лет.

Близ фонтана впоследствии воздвигли мрачное здание, называемое «водогрязелечебницей», на дверях которого постоянно висит ржавый замок. Как можно лечить водой, которую нельзя пить и в которой нельзя купаться, не знаю. Утешает только одно: если грязь лечебная, то ее в городе (как и во всей стране, собственно) хватает и запасы ее, кажется неистощимы. В связи с грязью и фонтаном Сольвычегодск при советской власти получил статус «города-курорта» и автоматически потерял значение... «города-тюрьмы».

Знаете, почему братья Жемчужниковы и граф А.К. Толстой «родили» Пруткова под Сольвычегодском? Да, просто потому, что это была одна из самых жутких дыр на Руси! Но это - отдельная история...

Ярмарка должна была проводиться на стадионе имени Сталина. Конечно, на воротах это не написано, но в народе стадион именно так и называют. А в свое время в Сольвычегодске был даже музей Сталина. Почему? А дело в том, что будущий генералиссимус здесь… сиживал.

Надо сказать, количество ссыльных до революции в городке доходило до 500 человек и в основном это был цвет общества, интеллигентные люди, значительно оживлявшие жизнь в «медвежьем угле». И поправлявшие, кстати, материальное положение аборигенов - за счет аренды жилплощади. Пионером политической ссылки в Сольвычегодске, кстати, явился дядя Пушкина Павел Ганнибал, удостоившийся такой чести за сочувствие к декабристам.

В первый раз Иосиф Джугашвили здесь очутился в феврале 1909 года. В июне, переодевшись женщиной (согласно легенде), он переплывет Вычегду и ударяется «в бега». В октябре его ловят и вновь отправляют по этапу в Сольвычегодск, где он пребывает до лета 1911 года. Не знаю, почему тогдашние начальники так либеральничали: во времена сталинского правления беглецу «светили» бы лет десять на Колымской каторге. Да и вообще: разве можно было при советской власти создавать заповедник для политических? Это ж бомба для режима! Коба, как говорится, выучился на ошибках своих предшественников... С пребыванием товарища Кобы в Сольвычегодске связана романтическая история. Через некоторое время после отбытия грузина из ссылки, вдова Мария Кузакова, сдававшая ему комнату, родила сына, сделавшего впоследствии замечательную карьеру в советских учреждениях. До сих пор идут споры о том, бил ли Сталин его отцом. Не будем вдаваться в их подробности: дело молодое и всяк имеет право на свою личную жизнь...

Когда я пришел в музей, расположившийся в Благовещенском соборе, и попросил показать музей Сталина, женщин-сотрудниц почему-то передернуло, и одна из них, сияя добрыми глазами, ответствовала: «Сегодня нам некогда. А завтра - тем более...» Надо знать, что у журналистов есть некоторые секреты, при помощи которых рано или поздно попадешь, куда ты хочешь. И вот я на улице Ленина,28, в доме Кузаковой. Ничего особенного: обыкновенная изба, с почерневшими бревнами и провалившимся полом. Обстановка такая, что даже вору здесь нечем было бы поживиться. Мне это состояние назвали «ремонтом». После ремонта комплекс из двух домов (Сталин жил в разное время в обоих) назовут «Музеем политических ссыльных». Ну, и дураки. В наше время

«Сталин» - это бренд. Некоторые памятники Сталину показывают за деньги. А тут - целый пласт истории, да еще с романтической окраской.

Потом мне сказали, что директор музея в Сольвычегодске - внук Сталина. Очень вредный, кстати, дядька. И что-то мне подсказывает: здесь такая же фигня как и с детьми лейтенанта Шмида.

На следующий день меня почему-то отказались пускать в основное здание музея, а именно в Благовещенский собор (у меня накопились вопросы к его сотрудникам). Я понял, что нарушил какое-то правило и увидел то, что таким, как я, видеть нежелательно. Я увидел страшную разруху. Но ведь я прекрасно понимаю, что у меленького городка нет денег на содержание стольких строений! И снова мне удалось попасть туда, куда меня не пускали. В Благовещенский собор я прошел, но... с крестным ходом.

Отец Владимир, единственный священник в Сольвычегодске, молодой и чрезвычайно скромный человек, с легкостью благословил на съемку во Введенском соборе (он его настоятель). Он не стеснялся того, что приход его настолько невелик, что даже не нашлось мужчин, могущих нести во время крестного хода крест и хоругви. Все это несли старухи, попеременно сменяя друг друга. В музее, после молебна, батюшка пожелал, чтобы праздник прошел без ругани и драк. Естественно, это было только желание; на самом деле, случилось и то, и другое.

Проникнув таким странным образом в музей (хотя, по большому счету, разве странно заходить в храм с крестным ходом?), я увидел нечто, открывшее наконец мои глаза на столь негативное отношение музейщиков к моей скромной персоне. Это была пустая рама. На ней была прикреплена пыльная табличка: «Икона взята на реставрацию в мастерскую И.Грабаря в 1975 году». Значит, заключил я, есть много того, что «взято на реставрацию»... да музей просто официальным способом обокрали! Мастерская Грабаря, насколько мне известно, расположена в первопрестольной, и получается, сольвычегодцы свое презрение к хитропопым москвичам распространили и на меня, грешного...

На следующий день, когда ярмарка была в самом разгаре, я обратился с вопросом о причинах «непущания» в музей Сталина (простите, «политических ссыльных») к мэру города. Он, как китайский мандарин, молчал, глядя сквозь меня. Наверное, раздумывал, стоит ли отвечать. Отвечать почему-то стал какой-то юноша: «Дак, ремонт там, чего ж показывать...» На реплику о том, что делать, если ремонт этот будет длиться годами, сквозь меня стал смотреть даже юноша. Сразу вспомнилась басня Козьмы Пруткова «Чиновник и курица»:

...На встречных он глядел заботливо и странно,Хотя не видел никого...Так что, я после этого молчаливого диалога даже не решился задать простенький

вопросец о том, почему на ярмарке нет ни одной урны. Другой, уже районный чиновник, большой и толстый, с табличкой «СУДЬЯ», прилепленной на рубашку, снизошел-таки до меня и объяснил все по-своему: «Разве не знаете, что у русского человека всегда так: если даже все есть, все равно чего-то не будет хватать...» К кому это относилось - к музею Сталина, к мэру или ко мне - я так и не сообразил. А через десять минут кавалькада «Волг» уносила всех больших и маленьких начальников к детскому санаторию, где должна была состоятся традиционная «начальственная пьянка», надеюсь, не на деньги доброго пиндосского жулика Джорджа Сороса, который выделил свои сомнительные баксы на проведение Прокопьевской ярмарки и Фестиваля Козьмы Пруткова в славном городе Сольвычегодске.

И, все-таки, праздник был! С играми, забавами, розыгрышами и даже парашютистами. Состоялся даже открытый чемпионат города по игре в дурака под названием «Козыряй!». И конкурс на лучшую инсценировку прутковского афоризма. Я сильно сомневался, что идея «притянуть» Козьму Пруткова придется по душе народу. Все-таки, он не всегда прост для восприятия. Как в большинстве случаев, люди оказались умнее, чем думают о них некоторые...

Маленькое «социологическое исследование», проведенное мною на улицах Сольвычегодска, показало, что Пруткова здесь знают все - и стар, и млад. И у многих дома хранятся его книги. И ярмарка как сольвычегодцам, так и гостям города нравится. Последние преодолевают нелегкий путь, связанный с переправой через строптивую, измученную целлюлозой реку, лишь бы только попасть на праздник.

Потому что праздник человеку нужен обязательно. К тому же, ярмарка - прежде всего торг, а такого количества людей, пожелавших торговать не только китайским ширпотребом, но и товарами (и даже произведениями искусства!) своего личного изготовления я не видел ни разу. Даже в чудесном Каргополе ярмарка послабее.

Кстати, продавали на стадионе имени Сталина и холщевые мешочки, с солью, на которых так и было написано: «Соль Вычегодская». Торговцы утверждали, что она действительно местная. Я решил им верить. Пусть все будет так, как хочется им.

А вечером меня ждала катастрофа. Я стал искать культурную начальницу, чтобы, как говориться взять обещанное: отправится в Котлас. Я ее не нашел. Но я обнаружил милую девушку, ее зама, которая присутствовала при ее тогдашнем обещании. Девушка, скромно потупив взор, тихо заявила мне: «Выбирайтесь сами...» Должен покаяться, я на нее довольно грубо накричал. Мат не употреблял, но словосочетание «кошка бросила котят...» почти можно прировнять к ненормативной лексике.

Было от чего злиться: судя по моим часам, последний паром должен был уже отчалить. Мне повезло: я случайно встретил мэра в сопровождении все того же говорливого парня. Я предложил деньги, приличные деньги, чтобы он помог выбраться. Мэр брезгливо от меня отвернулся, и даже юноша оставил инцидент без комментариев. Я отыскал большого и толстого начальника с табличкой «СУДЬЯ» (он был единственным человеком в Сольвычегодске, от которого я услышал добрые слова). Он обещал что-то придумать и уехал на белой «Волге». Как оказалось, в далекую неизвестность.

Обидно было еще вот, за что. Тот вагон с карманными архангельскими журналистами все-таки прибыл. От журналистов я узнал, что эта поездка была для них полной халявой, включая проживание и кормежку. А я платил за все. Кстати, толстый меня облагоразумил: зря я предлагал денег. Это звучит как оскорбление для благородных сердец северян. До этого момента я не раз слышал из уст местных начальников чудесные два слова «северное гостеприимство». Теперь я отчетливо понял, что это такое.

Я пошел в сторону парома с чувством, как будто бы меня оплевали. Ни мои деньги, ни мое столичное происхождение, ни принадлежность к центральной прессе в этом дрянном городишке ровном счетом ничего не значили. Начинал накрапывать дождик и я присел под какое-то плавсредство, догнивающее дном кверху на берегу. Оставалось надеяться на чудо.

Как всегда бывает в таких случаях, чудо пришло. К месту причаливания парома с моей стороны подкатил «ПАЗик», набитый веселыми людьми по самое небалуйся. Народ вывалил наружу и стал дружно звать паром, уже задремавший у противоположного берега.

Что характерно, паром очнулся приплыл! Костяк пассажиров «ПАЗика» составляли музыканты любительского духового оркестра при судостроительном заводе. Задержались они потому что играли в городском саду и сольвычегодцам это понравилось настолько, артистов долго не отпускали.

Проехав полпути, автобус остановился и музыканты предложили присоединиться к их «творческой разгрузке». Разгрузка для артиста - это святое, поэтому я даже был рад. Пили спирт, закусывали колбасой. С каждой новой рюмкой я «отплывал» далеко от относительно недавних своих злоключений. Худрук доброй банды оркестрантов дядя Володя Наумов рассказал:

- Все мы занимались в оркестре с детства, но теперь-то... в общем, много времени прошло; мне-то самому уже пятьдесят девять. Вначале оркестром руководил мой отец Михаил Георгиевич, ну, а теперь… В то время у нас на поселке было четыре детских

оркестра и я не помню, что бы хоть кто-то занимался с неудовольствием. Наш оркестр работал под «крышей» завода, а теперь вот, сами по себе... У меня есть своя работа, я инженер-механик силовых установок. Так же и все наши «старички»: есть столяр, инженер-электрик, токарь, кузнец, сварщик, шофер. То есть, все профессии представлены. И нет ни одного, кто закончил музыкальное училище. И сейчас у нас один на всю округу оркестр, четырнадцать человек.

- Вряд ли вам сейчас это деньги приносит... - Если во главу угла ставить деньги, то это не жизнь будет, а «накопиловка».

«Обжираловка». Главное не деньги, а жизнь, суть жизни...- А в чем он, эта суть?- Чтоб человек был удовлетворен чем-то, чтоб у него было что-то свое...И я готов был простить всех на свете чиновников и всех сольвычегодцев в придачу,

потому что... Да, что там говорить! Было хорошо с этими людьми. Не знаю, правда, было ли

хорошо со мной этим людям...

Менюша

Когда городской человек пишет о деревне, получается полная фигня. Я называю это «зоопарком». Почему? А потому что городская фифочка или пижон с айфоном или еще каким гаджетом-маджетом наперевес приезжают в деревню, чтобы подивиться и приколоться. Типа как в зоопарк или в кунсткамеру. Большинство журналистов (даже не подавляющее, а удручающее большинство) «варятся» в котле мегаполиса, считая именно мегаполисную жизнь настоящей, полной. В то время как жители деревень, а впридачу и обитатели небольших городков и даже крупных поселков думают несколько иначе. Из глубинки хорошо заметна искусственность, надуманность городской жизни. Если кто хочет оспорить сей тезис - обращайтесь к «Царь-рыбе» Виктора Петровича Астафьева. Да и вообще к мировой литературе.

Но не надо забывать выражение, кажется, Кропоткина: «идиотизм сельской жизни», придуманный им еще в позапрошлом веке. Деревенское существование вполне по плечу дебилу, но, с другой стороны, дебил и в городе не пропадет. Вся прелесть спора о преимуществах двух видов существования заключается в том, что в них нет места компромиссу.

Познакомился с жизнью деревни я довольно поздно. Время, которое выпало на мою тогдашнюю молодость (я и сейчас считаю себя молодым, только «молодость» моя ныне стала более, что ли, зрелая) было сложным и непонятным. Я работал в одном НИИ, которое более точно называлось ВНИИКИ (что, по идее, должно было в нужной степени засекретить смысл деятельности учреждения, который, кажется, не до конца был ясен самим сотрудникам).

Как самый малоценный член научного сообщества, все летние месяцы я проводил в подшефном совхозе имени XXII съезда известно какой партии, который вольно раскинул свои сельскохозяйственные причиндалы по скудным полям близ города Волоколамска. Жили мы, т.н. «шефы» в стареньком купеческом домике в деревне Княжево, и в нашем маргинальном сообществе имелись историк, поэт, бизнесмен, книгоиздатель и я, фотожурналист. Все это ждало нас в будущем, а пока мы были всего лишь «мясом» для помощи передовому сельскому хозяйству. С утра мы занимались сельскохозяйственными работами, по мере интеллигентских сил помогая аборигенам, которые и в ту эпоху уделяли релаксирующему действию спиртного гораздо больше времени, чем аграрному труду.

Обычно нас ставили на самые тупые работы, типа картошку гнилую из гуртов выбирать. А тут призвали на месяц и говорят: «Ребята, по четыре тонны накосите и можете гулять!» Ну, кто знал тогда, что четыре тонны - это четыре огро-о-омных стога...

Взялись лихо. Когда половина кос были удачно поломаны, ясно стало, что этими инструментами надо уметь владеть. В первую очередь необходимо постоянно прижимать «пятку» косы к земле, чтобы трава срезалась ровнехонько под корень. Это не так просто делать - надо стараться двигаться по специфической траектории, иначе коса будет постоянно вгрызаться в землю. К тому же руки уставали настолько, что через час пошевелить нельзя было ими.

В общем, первые четыре утра стали одними из самых черных в моей нетворческой биографии. К вечеру мы представляли собой безрадостное зрелище - полутрупы, к тому же места живого от укусов всяких насекомых не оставалось. Ох, и любят они потные тела... На пятый день я совершил первое значительное открытие: оказывается, косу двигать надо не руками, а всем туловищем сразу. Тогда и руки не устают, и она сама ровно идет. Замечу, что прекрасно «работает» талия (глядя сейчас на свой торс, с завистью вспоминаю те дни: кажется, тогда я сократил его сантиметров на двадцать). В первый раз я обедал - и у меня ничего не болело.

Следующая проблема началась с дождями. С болью мы вглядывались в небо, когда очередная туча начинала заволакивать небо. Нужно было бежать скидывать сено в копны, а, если учесть, что нам выделили далеко не самые лучшие лужайки в дальних уголках леса, бегать пришлось помногу. Но и с этим справились - свозили сено на поляну возле нашей избушки и сушили там. Несколько девчат, что были с нами, выучились лихо его «гортать». Стога росли.

Утренняя роса... Все спит еще. По долам стелется маслянистый туман, ты ныряешь в его прохладу и облачка стыдливо разбегаются, обнажая тяжелую зелень, усыпанную жемчугом. Один раз коса моя наткнулась... на малюсеньких розовых существ, сбившихся в кучку. Глаз у них еще не было и они жалобно так пищали... я понял, что это крысиное гнездо и рука моя не решилась тронуть малышню - так и оставил нетронутым их островок. Коса ходит уже на «автопилоте», голова же занята разнообразными мыслями. В частности, уже и о женщинах есть силы задуматься. Замечаешь, что одна из них подолгу задерживает свой взор на твоих спорых движениях, а оглянешься - стыдливо отводит

глаза... Чувствуется, что Она слегка взволнована. Платье очерчивает упругое тело, упрямые волосы выбиваются из-под косынки...

Дневные гуляния, ночные купания - делу это уже не мешает, а, может.. и помогает даже? И приходит второе открытие. Оказывается, сено - не просто корм для скотины. Это еще и корм для нашего воображения. Что может быть сладостнее пьянящего запаха только что срезанных трав и цветов? Кажется, надо быть великим святым, что бы устоять перед позывами, казалось бы, банального - кучей умирающих растений... Да что я говорю! Ведь все знают, что нет в деревне ничего романтичнее банального сеновала - и в русском языке, однако, слово «сеновал» стало почти синонимом слову «любовь»...

По четыре тонны «на нос» мы, конечно, не сдали. Где-то по две получилось. За тонну нам тогда заплатили по шестнадцать «ре», которые мы удачно в тот же вечер пропили и проели. Тогда, конечно, меня занимали другие мысли. В частности, не понимал я, какого хрена я - городской житель - должен помогать этой дребаной деревне? Лишь сейчас я начинаю догадываться, что были это одни из лучших дней моей жизни...

Очень скоро сенокосная жизнь стала для меня кайфом. А ближе к вечеру я пробегал обычные для себя пять километров (тогда я занимался спортом), крутил легкие «амуры», читал книги, собирал грибы. А, когда наступала ночь, с девушкой по имени Тина мы ходили купаться в Рузском водохранилище. И не подумайте: никакой клубнички! Она была замужем (правда, я бел неженат) и я ни в коей мере не претендовал ни на что такое. Просто мы любили плавать под звездами. Романтики, наверное. Плюс одной ей было страшно ходить эти два километра от купеческого домика до воды в полной темноте (ночи стояли безлунные).

Дорогу мы знали настолько, что могли вполне уверенно передвигаться в темноте. Мы плавали около получаса, переодевались (все равно было темно) и шли назад. Так продолжалось около двух недель.

И вот однажды, когда мы с Тиной вышли из водохранилища, вдруг замерли. Привычной тишины будто не бывало: все вокруг было буквально наполнено монотонным, ни на что не похожим гудением. Вы будете смеяться, но первая реакция была такая: инопланетяне! Может быть вы забыли, но тогда, на исходе советской власти, всякая уфологическая чертовщина была в моде.

- Нас сейчас заберут! - патетически воскликнула Тина. Жутковато (скажу откровенно) было и мне, ведь темнота, как известно, усугубляет панические настроения. Тем не менее, я сделал несколько шагов по берегу и вдруг нога моя уткнулась во что-то острое и... движущееся! Я взвизгнул от боли и пытался побежать, но опять укололся. Два прыжка в сторону - и снова боль! Я сел... но тут же подскочил, наверное, метра на два в высоту. И гудение вокруг стало походить на начинающееся безумие. Но тут...

Вдруг, совершенно неожиданно, взошла луна. Контраст с темнотой был настолько высок, что стало видно почти как днем. Картина, которая предстала передо мной, была такова: по колено в воде закрыв лицо руками стоит Тина. А берег, да и луг, спускающийся к берегу, был буквально усеян... ежами. Их было десятки, сотни, хотя человеческое восприятие склонно приумножать. И звук, который нас испугал поначалу, просто-напросто состоял из частого дыхания ежиков. Мы, как были, мокрые пошли через странное ежиное собрание. Большинство из ежей сгруппировались парами и не сразу мы поняли, что они занимаются любовью! Причем, ни одна из особей на нас совершенно не обращала внимания...

Почему я вспомнил именно этот случай? Да просто потому, что наша жизнь во многом состоит из упущенных возможностей. Или потому, что я разучился плавать под звездами. Или потому что когда-то у нас было много всего, даже ежей...

Нет. Дело не в этом. Тогда я был «мясом» для сельского хозяйства. Теперь же я фотожурналист, и, возможно (по крайней мере я надеюсь) кому-то моя работа приносит пользу. А друзья мои из «мяса» превратились в историка, поэта, бизнесмена и книгоиздателя. Поэт, правда, спился а историка хватил удар.

Менюша - древня особенная. Она находится в относительной близости от Великого Новгорода (туда ходит даже не междугородный автобус, а пригородный), но это - просто каноническая глубинка. Несколько лет назад здесь ликвидирован колхоз и люди брошены на самопрокорм. Попросту говоря, раздали людям их паи и сказали: «Каждый спасается в одиночку. Дерзайте...» Те, кто был колхозным начальством, поимели технику, рядовым достался хрен с маслом. В город на работу ездить бессмысленно, потому как «пригородный автобус» едет в одну сторону два часа. Чем люди живут?

Лесом живут. Производят самовольную вырубку, а так же собирают грибы и клюкву. «Клюквенный» мотив здесь превалирует. Собирают ее и осенью, и весной (промороженная - она даже лучше) и делают из нее все, вплоть до самогона, который здесь выгоняют очень качественный, с двойным перегоном. Для меня даже его однажды подожгли, чтобы продемонстрировать его крепость. Горел красноватый клюквенный самогон весело, даже пришлось задуть, так как мы побоялись, что огонь перекинется на занавески.

Перед началом рассказа об удивительном озере я все-таки хотел бы поделиться двумя своими «менюшскими» наблюдениями. Первое - скверное. В деревню поместили районный детский дом. Из-за того, что жизнь в деревне, мягко говоря, «не очень», рожать здесь почти перестали и местная школа оказалась ненужной. Но осталось школьное здание, вполне приличное, и в него решили переместить сирот. Начальство довольно, преподаватели довольны, потому что у них осталась работа, а вот детей как-то забыли спросить, желают ли они жить в медвежьем углу. Воздух, тишина и все прочее - это для старичков наверное хорошо, а вот детишкам надо другое. Вот и слоняются они целыми днями вдоль и поперек деревни, не зная, чем заняться. Некоторые начинают подумывать о «воле», представление о коей здесь, среди болот, окрасилось в шибко броские краски.

Наблюдение второе еще скверней. Деревню «держит» один мужичек, мой тезка Гена. «Держит» - это значит, что он обладает здесь немалой властью. Гена - прожженный зек, мелкий бандюга, имеющий три или четыре ходки на зону, и все за пакостные какие-то делишки типа воровства. Так вот, власть егойная заключается в том, что он умеет пользоваться... спичками. Он не терпит, когда на него косо смотрят, а всякие замечания по поводу своего поведения и образа жизни (Гена не выходит из «клюквенного» запоя) он рассматривает как сигнал к действию. Ночью дом человека, который смел возражать Гене, неожиданно загорается. За последний год число таких домов составило четыре. Все знают, чья это работа, но в милицию никто не заявляет, думают, что Гена прознает о том, кто именно заявил и последует очередное умелое применение спичек. Вообще такой маразматический факт прежде всего говорит о слабости власти и о недоверии к ней со стороны граждан, но тема эта много раз обсасывается по телевизору, а потому сейчас не будем ее развивать. В такой ситуации наверное остается только один метод: грохнуть на фиг этого подонка. Но кто решиться? Кстати, в общемировом смысле такая коллизия называется «террором». В мире до сих пор не знают, как бороться с этой напастью, а что там - маленькая Менюша?

Ну, поворчали, а теперь вперед, к святыне! Проселок до деревни Старое Веретье, дальше, за околицей, оборачивается едва

заметной среди буйных трав тропинкой. Тропинка ныряет в кусты, переходишь канаву, пригорок, а за ним... Нет, не могу вспоминать без содрогания... Может быть, местным и легко топать несколько километров по сплошному болоту, но мне это топание через трясину, когда под ногами только: «хлюп, хлюп, хлюп...», показалось просто адским испытанием. Плюс ко всему - вчерашняя доза клюквенного самогону... Меня поддерживало только то, что рядом со мной тот же путь проделывали пожилые люди, которым, наверное, было гораздо тяжелее, чем мне. К тому же они знали, на что идут, а я еще нет.

Глава администрации Менюши, чудесная русская женщина Марья Гусева одолжила сапоги, достающие до колен, которые уже на первых болотных метрах нахлебались воды. Нет, по колено проваливался я не так часто — были и относительно «сухие» места, там ноги погружались лишь по щиколотку, но перед каждым шагом приходилось вытягивать ногу из трясины, и вскоре сердце мое стучало, как машина для забивания свай, чувствовалось, как по спине прохладными потоками стекает пот. Странным казалось то, что на болоте нет ни одного комара, да и змеи тоже не встретились ни разу.

Озеро, как обычно и бывает в такие поэтические моменты, открылось внезапно. Конечно, перед тем как сюда приехать, я представлял себе убийственную пошлость

Светлояра, обилие туристов и выпивки, но здесь все вышло наоборот. Сквозь кусты оно выглядело каким-то серым, угрюмым. Но когда заросли расступились, водная гладь приобрела бирюзовый оттенок. Оно оказалось небольшим, не больше километра в диаметре. Ветра над ним совершенно не было, и ни одна волна не колебала его. Тишина... Потом, уже в середине дня, я понял, что мне несказанно повезло в том, что я успел подойти к озеру вместе с первой группой паломников. Иначе я никогда не узнал бы, что такое совершенный покой.

Вначале мы остановились, будто завороженные. Я не знаю, что такое благодать, но мне показалось, что то, что испытали мы тогда (по крайней мере я, но и мои попутчики тоже стояли затаив дыхание...), очень напоминало это мистическое состояние... Мы разделись, кинули одежду на кочки (туда хоть одежду можно бросить) и подошли к самой его границе. После ледяной топи, буквально обжигавшей ноги, вода в самом озере неожиданно обволокла теплом. Первыми прыгнули мои спутники. И мне показалось на мгновение, что ЕМУ нанесена страшная, болезненная рана. И легкий вздох из-под моих ног, пронесшись над зеркалом озера, улетел к горизонту. Через мгновение прыгнул и я...

По-настоящему волшебным Святое озеро считается только один день в году. Каждый, сумевший пройти к нему, просто обязан в нем искупаться — таков многовековой обычай. Ну вот, подумали, наверное, вы, опять язычество. Да и неправда все это, наверное... Но штука в том, что праздник озера — православная традиция, и она давно уже освящена Отцами церкви.

В 7000 году от сотворения мира (в 1492 году от Р.Х.) здесь произошел загадочный инцидент. К сожалению, письменных источников о случившемся не сохранилось, и сведения, сохраняемые в устных сказаниях, несколько противоречивы, однако общую картину из них можно сложить. Два мальчика, пятилетний Ванюша и трехлетний Яшка, сыновья крестьян Исидора и Варвары, играли на окраине деревни. И старший из братьев случайно убил младшего. Некоторые говорят, что накануне Исидор зарезал барана и повез его продавать. Ванюша играючи представил, что Яшка будто бы баран — и полоснул братика ножом. Удар был смертельным. Ваня со страху спрятался в печку, да еще затолкал туда трупик братца, и тут как назло пришла мать и затопила ее. Мальчик, боясь расправы, голоса не подал, и тела детишек сгорели до косточек.

По другим сведениям, младший из братьев случайно утонул в речке Менюше, а старший, испугавшись, что его обвинят, залез в печь. Некоторые считают, что в печку залезли, играя, оба. Как бы то ни было, на следующий день, 25 июля по старому стилю, тела двух мальчиков, чистые и будто бы не тронутые огнем и тленом, всплыли в озере, которое называлось Каменным. Одни говорят, мальчики были в гробиках, другие — без. Их случайно (правда, жизнь показывает, что ничего случайного не бывает) обнаружили охотники, они принесли мальчиков родителям и те похоронили их. Место их первоначального захоронения (деревня, где они жили, называлась Верхний Прихон) до сих пор почитается и там имеется колодец с чудотворной водой.

Спустя недолгое время через описываемые места проходил из Пскова в Новгород монах, имя которого не сохранилось. Он прилег отдохнуть на опушке леса и ему был голос свыше: «Не ходи дальше, останься здесь, найди могилку отроков Иоанна и Иакова, перенеси к озеру и часовню поставь». Монах так и поступил, только пещеру для отроков он выкопал в нескольких верстах от озера, так как сплошная заболоченность вокруг него не позволяла что-либо там построить. Монах возвел над отроками часовню, вокруг которой вскоре вырос монастырь, просуществовавший лет эдак 400 и упраздненный лишь в 1764 году «за отсутствием доходов». Но сельский приход в деревне Менюша остался, и в 1841 году завершено было строительство Троицкого храма, для этой местности - колоссального сооружения. Точно неизвестно, когда озеро стало называться Святым, но есть множество свидетельств, что еще триста и даже пятьсот лет назад в Иванов день в нему стекалось огромное число паломников.

Советский период нашей истории отмечен довольно редким проявлением жизнестойкости народного православия. Первое, что попытались сделать большевики, — вскрыть могилку. Как только плиту удалось подцепить и она сдвинулась с места, пещера стала стремительно наполняться водой, и «исследователям» пришлось срочно драпать наверх. Вода тут же ушла, и с тех пор никто уже не пытался нарушить покой отроков.

Иоанн и Иаков канонизированы Православной церковью, так что упоминание о них вы можете найти в жизнеописаниях русских святых. В большинстве менюшских домов иконы с изображением отроков висят на самом почетном месте.

Глава Менюши сводила меня к старенькой бабушке, Антонине Ивановне Андриановой, 1913 года рождения, которая рассказала, что тут творилось во времена, когда она «была помоложе и пошустрее»:

— ...Времена нынче худые, колхоз наш развалился, живем только клюквой. Сама я всю жизнь проработала и дояркой, и овчаркой, и курятницей — куда торнут. А все одно на озеро ходили всегда. Раньше и крестный ход был на озеро, а дорога туда была получше. Я ходила пока вот ноги ходили. Народу было!.. По двенадцать подвод у каждого двора стояло, и родственников, и знакомых, и чужих приносило. Обязательно к Иванову дню пироги пекли, с рыбой, да у нас и сейчас все пекут. На озере две купальни было — мужская и женская — и купались обязательно голые. И оставляли часть одежды с больного места. Очень много одежды всегда плавало. Рассказывали, девочка одна слепая исцелилась. Пока подъезжала от Старого Веретья к Менюше, сначала солнце увидела, потом спину лошади, а в церкви уже — все! Давали завет: если поможет — то еще приезжали. А когда была борьба с религией — не пускали нас. Солярку в озеро выливали! Или сидит милиция: «Куда идете?» А толпа большая: «Посмотреть». — «Вернитесь, граждане!» Кто постарше, в разговоры не вступают, в деревне-то власть — это власть, а кто помоложе: «Вы что, запрещаете нам ходить?» А что они сделают? Смех: агитбригады у Веретья сажали с гитарами — отговаривать... Троицкий храм был красивейшим на всю округу. Такой был красивый, цветущий, весь в золоте. Купол — голубой, и по нему — цветы золотые...

Купол давно обрушился. Теперь в храме над прихожанами сияет голубое небо, а если погода портится, с высоты на пол перед алтарем сыплет дождь. На крыше дети-сироты собирают землянику. За десятилетия забвения там вырос целый лесок, который

лишь недавно выкорчевали. До несчастья на куполе селилось семейство аистов — птицы теперь переселились на водонапорную башню. И еще, что особенно удивительно, на посетителей Троицкого храма сверху капал... мед! Оказывается, в шпиле колокольни жили пчелы. Но и они вынуждены были ретироваться: шпиль снесло ураганом...

Только в пещерке, точнее, подвальном помещении под храмом, где упокоились менюшские отроки, пока все цело. Местные жители, как могут, ухаживают за святыней, но их сил хватает лишь на пещерку, храм отдан на съедение времени. В день, когда мы приехали в деревню, в церкви и пещерке прибирались детдомовцы (ох, они, сироты, - прямо-таки как какая-то каинова печать для деревни - они везде...). Для реставрации нужны средства, а где их взять в местности, где колхоз ликвидирован, люди брошены на «единоличный прокорм»? Всего в Менюше, Старом и Горном Веретье, принадлежащих одному сельсовету, проживает около 400 человек и абсолютное большинство из них — пенсионеры. За год здесь регистрируется 15 смертей, 1-2 рождения и с 1984-го года не было ни одной свадьбы. Они надеются, что кто-то сможет помочь сохранению их святыни - Троицкого храма - но, наверное, сейчас у каждого человека ворох других забот и кому есть дело до каких-то, пусть и святых, мальчиков?

...Накупавшись вдоволь, я двинулся назад уже в одиночку, будто не чувствуя усталости. Ноги, хоть и утопали все так же в трясине, несли как какое-то автономное транспортное средство, будто кто-то перетаскивал из за меня. Хоть я совершенно не спешил, все равно дошел до суши за тридцать пять минут, а ведь туда, к озеру я тащился около часа. Наверное, думал я, в том, что путь нелегок, есть смысл, может быть, заложенный свыше. Своеобразное испытание. От Старого Веретья я повернул налево: проселок был настолько прям, что линия дороги упиралась аккурат в Троицкий храм в Менюше, хоть и расстояние между деревнями - целых четыре километра.

В этот день я еще раз ходил к волшебному озеру, уже после праздничной службы. Народу у озера было, в отличие от раннего утра, множество. Люди купались, срывали прекрасные лилии (они обладают удивительным свойством: в воде они закрыты, но в человеческой руке раскрываются буквально на глазах), набирали в бутылки воду, которая считается целебной. Подумалось: неужели все это наяву, все как-то походит на сон...

Большая Радость

Сижу я сейчас на железной койке, пью вино, привезенное мною из райцентра - и пребываю в мучениях. То ли творческих, то ли просто боюсь, что сейчас вот кончится портвейн и наступит абсолютная тоска. «Интернат» - это маленькая изба, предназначенная для детишек, которые приезжают учиться в школу из маленьких деревенек. На выходные она пустеет, вот меня и поселили. До Большой Радости всего три километра, день провожу там, а ночую здесь. Удобно. Но тоскливо.

Холодно, но топить боюсь. Я вообще опасаюсь, как многие городские «чайники», топить печь, так как боюсь угореть. Полчаса назад в окно стучались какие-то парни, требовали закурить и дать попить водички. Именно требовали, а не просили... козлы! Я послал их на все веселые буквы. Он еще пару раз постучали - но ушли. Все-таки страшновато одному, ведь не известно, что у тех на уме.

На печке отыскал книжку, у которой нет обложки и четверти страниц. Наверное, ее употребляли на растопку. Автор - Пушкин. Как раньше шутили: «Чего-то про летчиков» - «А почему?» - «Ас Пушкин» - называется!» Читаю. Вот ведь, черт возьми, какую ненависть нам привили в школе к классике, что только сейчас начал впервые вчитываться в Пушкина! Система...

А ведь проза Пушкина так примитивна! Такие банальные построения фраз, слова какие-то все простые. Как-то я слышал от одного типа ученого, что хитрость здесь в том, что мы давно говорим на языке Пушкина, но все же. Знаете... хорошо! Особенно - «Метель», «Станционный смотритель». Только на этих вещах хорошо понимаешь, что гениальное - это то, про которое всякий может сказать: «Да я сам этой мурни мог бы написать сколько хошь!» Вот, например:

...Я был тронут до глубины души, увидя знакомые и незнакомые лица - и дружески со всеми ими целуясь: мои потешные мальчики были уже мужиками, а сидевшие некогда на полу для посылок девчонки замужними бабами. Мужчины плакали. Женщинам я говорил без церемонии: «Как ты постарела» - и мне отвечали с чувством: «Как вы-то, батюшка, подурнели...»

В окно опять сунулись две морды подвыпивших парней. Не нагулялись на дискотеке, хотят приключений. Чего ждать от таких? В своей практике деревенского обитания я следую одному правилу: с русским мужиком надо разговаривать строго, в приказном порядке. Только тогда он поймет. Если пытаться быть с мужиком на равных, он будет тобой «крутить». По армии знаю: самыми хорошими и одновременно зверскими сержантами становились деревенские ребята. Они понимали, что такое власть и любили ей наслаждаться. И в том, что они не умели придерживаться во власти меры, было большое преимущество: армия любит «зверей». Отчего все это? Я думал об этом и пришел к выводу, что в деревне у нас до сих пор существует рабское мышление по типу: «я начальник - ты дурак». Это - всеобщий принцип человеческого социума вообще, но в более цивилизованных условиях этот принцип как-то маскируют. В общем, я опять гаркнул на этих молодых придурков и они снова пропали. Надолго ли?

Позавчера, когда я только сюда приехал, попал на маленький праздник. У бывшей учительницы был юбилей, 75 лет, и поздравить ее приехали в Белбаж все ее дети. Зовут ее Анна Павловна Колесова и детей у нее много: десять.

Еще издалека из их дома слышался веселый шум. Ясно было, что народу прибыло много. Тем не менее, меня приняли, накормили, напоили, а потом я сделал их общий снимок. Народу в кадр поместилось дофига, так как многие дети приехали со своими детьми. После этого они (точнее, мужская часть гостей) запели, как я понял, свою «фирменную»:

- ...А, из родительского дома, ах, стало трудно выходить,Мать заплачет, отец скажет: «Надо сына проводить.»Ой, не заваривайте чаю. Заварите ромику,Ох, трудно мальчику подняться, а из родного домика!..Пели во дворе. Под гармошку. На мамин юбилей приехали девять из десяти детей.

Шумно!.. Анна Павловна сидит дома, под старинными часами, и вся-то она «светится». От счастья...

- Господи, это ведь самый радостный для меня день! А как же: дети у меня, внуки, зятья... Двадцать внуков имею! А так у меня пять дочерей, пять сыновей, пять зятьев и пять снох. Внучке старшей двадцать шесть, а самому младшенькому - год. А проработала я всю жизнь учительницей. Сорок четыре года, и двадцать пять из них в Парамоновской школе. Ходила три километра туда - и три километра оттуда, вот это была романтика! Идешь полем зимой: солнышко, морозец... понимаете, какой-то это дух придает! Было такое, место, горка, «Крутенка» называлась. Я не могла там ходить пешком - и обязательно «дам стрекоча»! Бегом пятьсот метров, кипит вся кровь. А ученики видят, что я иду - уже выбегают навстречу. Это были самые лучшие годы моей жизни. В общем, мы полностью отдавали себя, работали столько с учеником, сколько он требовал. Да...

А потом ведь я еще в Белбаж перешла и шесть лет работала пионервожатой. А уж тогда у меня было семеро детей! Я и еще, быть может, работала, да меня перевели на класс. И я в девяносто третьем только ушла на пенсию. Я не могу привести ни одного примера, чтобы меня ученик ослушался. Я иду - со мной ученики и сейчас здороваются. Надо воспитывать своим примером-то... Муж у меня тоже был учителем. Это был географ любимый в районе, Василий Васильевич Колесов. А умер он десять лет, как.

...А летом полная изба внуков; ради них я и живу. Держу корову, теленка - все ради внуков. Вот, многие спрашивают, почему детей столь нарожала. Любовь, наверное,

заставила. Любовь друг к другу... Мы не боялись трудностей. Родится ребенок, родились два, три, четыре - «экипаж на танк»! Дети-то какие были! Они водились друг с другом, родителем неприятности не доставляли. А оба мы были очень строгие, требовали порядка. А мысли от плода избавиться у нас никогда не водились. А зачем? Только одна мысль была: чтобы родился ребенок полноценный. Нам-то какая была разница: шесть детишек родилось, седьмой родился. Так до десяти и дошло. Все в люди вышли. Вот, первенец наш сидит, Колесов Виктор Васильевич. Инженер, работает в Горьком. Второй - Александр, после института в Кулебаках работает, в транспортной инспекции. Владимир живет в Северодвинске, кончил политехнический институт, работает на «Звездочке». Павел в погранвойсках, только вот он не приехал, наверное, из военного городка в Мурманской области трудно выбраться. Маша работает бухгалтером на автозаводе. Надя, шестой ребенок, работает в теплообменнике, делает что-то там по технике. Катя - она глава сельсовета. Коля - председатель колхоза «Борисоглеб» во Владимирской области. Лена тоже кончила наш сельхозинститут, работает экономистом в Гагино. Ну, и Татьяна: она кончила Горьковский пединститут, теперь воспитывает Илюшу, нашего двадцатого внука. Вот, все. Ой, какой пацан: настоящий Илья Муромец! Ручища у него - как тяпнет мне - «Да что ты, Илюша, пригвоздил прям!..»

...А вот эти часы - самая наша дорогая реликвия. Их прапрадедушка наш купил, Дмитрий Иванович. Купил молодым парнем, когда ему было восемнадцать годов. Ездил в Юрьевец, пилил дрова, денежки заработал - и купил себе часы. Они уже сто пятьдесят лет идут, не останавливались ни разу! Только гирю поднимай. Приходили из музея: «Продайте!» - «Да, вы что, это же наше самое дорогое!»

...И всегда у нас дома радость была. Я приду с работы - встречают, пляшут, поют... В школу приду - тоже радость. Работа ведь мне была не в тягость.

...А, когда я потеряла мужа, никому не показывала, что тяжело. Зачем это я буду? Я и сама поплачу где-нибудь, попереживаю. И детям все говорю: «Вы никогда свои неприятности не показывайте.» Вот, я так и живу...

В общем, хорошо было. Даже когда мать провожала по очереди детей и почти непрерывно смахивала с лица слезы.

Я вспоминал, как подъезжал на рейсовом «ПАЗике» к Большой Радости. Мелькали дорожные указатели: Понурово, Горево, Содомово, Сермягино… «Боже мой, - крутились в голове мысли, кто же наградил, в общем-то, симпатичные деревни такими именами? Какой здесь должна быть жизнь?..» Но вот, после указателя «Белбаж», вдруг замечаешь: «Радость»…

Некоторые могут спросить, откуда журналист берет свои темы. Наверное, каждый по-разному, но Радость я, например просто нашел на топографической карте Нижегородской области. Вот и весь секрет (если таковой и имеется).

Итак, Большая Радость. Деревня в Ковернинском районе, в самом отдаленном его уголке. Бедная деревенька, но я бы не сказал, что заброшенная. Почти во всех здешних домах живут люди, что достаточно редко для русский селений подобного типа.

Стою у въезда в деревню со стороны Балбажи. Направо - указатель, налево - кладбище. Оно совсем–совсем маленькое, и среди веселеньких таких сосенок могилы едва заметны. Кажется, что живущие в Радости не умирают, как минимум, уже полвека. Живут себе – и живут… На деле все проще. Это кладбище было открыто во время войны, всего на несколько лет, так как не было лошадей, чтобы возить покойников в село Белбаж, на нормальный погост. Но так было не только в Радости, а во всех деревнях.

Была и Малая Радость, но в хрущевские времена, во времена пресловутого укрупнения деревень ее признали бесперспективной. Председатель сказал: «Свету не будет, будете лампы керосиновы жгать», и крестьяне переехали в Большую, многие – со своими домами. Не стало этой деревни, только кустарник один на ее месте, но название в памяти людской сохранилось, и теперь местность, на удивление богатую грибами, по-прежнему зовут Малой Радостью.

…в самый день храмового праздника, когда весь народ шумно окружал увеселительное здание (кабаком в просторечии именуемое) или бродил по улицам, обнявшись между собою и громко воспевая песни… въехала в село плетеная крытая бричка, заложенная парою кляч едва живых…

Александр Пушкин «История села Горюхина»

Пушкин с его незаконченной «Историей села Горюхина» (очень он не любил заканчивать произведения, которые у него не ладились, но теперь мы почему-то об этом забыли) возник неслучайно. Дело не только в жалком обрубке книжки на интернатовской печи. Во-первых, вы еще не знаете первого названия Большой Радости: Горюшкино. Во-вторых, же… если вчитаться, замечаешь, что за прошедшие два столетия в жизни нашей русской деревни мало что изменилось (за исключением тракторов и «Богатых, которые плачут» в телевизоре). Слишком, даже до боли злободневно…

Итак, по одному из преданий, деревня звалась Горюшкино. 8 ноября, в Дмитриев день, деревня отмечала престол. Ну, гуляние, все остальное, а в это время по тракту, разрезающему деревню пополам, из Макарьева в Семенов едет какой-то, то ли начальник, то ли барин. «Что ж вы такие веселые?» – «Дак, престол у нас!» – «А что за деревня?» – «Горюшкино, барин» – «Так, пускай с этой минуты оно Радостью будет называться!» Видно, тогда это делалось просто, так как науки топонимики еще не выдумали, и с той поры Горюшкино действительно превратилось в Радость.

Есть и другая, более романтичная и одновременно свирепая версия. Согласно ей в Радости, стоящей на вышеуказанном тракте, кончался великий лес, в котором обитали свирепые разбойники. Купцы, успешно преодолевшие опасность считали сие великим счастьем – отсюда и Радость. Версия эта не выдерживает никакой критики, но право на жизнь все же имеет.

Как бы то ни было, Радость славилась не гуляками и не бандитами, а «печекладами». По русской традиции в каждой деревне развивался свой промысел; в Радости не было перевода печникам. Они и сейчас есть, вот, только заказы по причине того, что в данной местности никто давно не строился, поубавились и печники до времени затаились.

...Основание Горюхина и первоначальное население оного покрыто мраком неизвестности. Темные предания гласят… что все жители оного были зажиточны, что оброк отсылали единожды в год и отсылали неведомо кому на нескольких возах. В то время все покупали дешево, а дорого продавали… Мы не должны обольщаться сею очаровательною картиною. Мысль о золотом веке сродни всем народам и доказывает только, что люди никогда не довольны настоящим…

С историей Радости все более-менее ясно. Начиналось все во времена церковного раскола, когда в глухие Керженские леса (исток знаменитой, описанной еще Мельниковым-Печерским, реки Керженец находится всего в пяти километрах от Радости) от преследования властей в массовом порядке бежал простой православный люд. Леса были, как тогда говорили, «зверопаственны» (там якобы свободно паслись непуганые звери), и старообрядцы чувствовали здесь себя весьма вольготно. Над великим множеством раскольничьих скитов покровительствовали богатые купцы, а особенным авторитетом здесь почитался некий старец Иона, один из ближайших сподвижников опального протопопа Аввакума. Иона и Аввакум переписывались даже в то время, когда второй заживо сгнивал в подземном заточении в заполярном Пустозерске.

Но не подумайте, что обитатели Радости – потомки раскольников! Нет, здесь живут потомки… искоренителей раскольничества. Беглые «божьи люди» описываемую местность так и назвали: Бегложью. Последующие поколения переделали это название в

«Белбаж», в этом виде название села, являющимся административным центром здешнего куста деревень, дошло до нашего времени.

При Петре I староверов стали «переводить в православие» и в Белбажи появился эмиссар Москвы Питирим, впоследствии ставший Нижегородским архиепископом. Основанный в 1708 году Троицкий монастырь являлся форпостом правоверной борьбы, и, судя по всему, она была успешной. Правда, исходя из документальных источников, монастырю постоянно требовалось множество крепких людей для охраны, как правило, из бывших стрельцов. Борьба с расколом, по всей видимости, закончилась тем, что сектанты ушли еще глубже в «зверопаственны» леса, светское же население Белбажи составили потомки стрельцов, смешавшиеся с остатками разгромленных ранее разинских банд. В одной книге 100-летней давности я нашел следующее замечание: «…подмонастырская слобода Троицкого Белбажского монастыря, ранее бывшая притоном раскольников, теперь состоит из одних православных».

Радость-Горюшкино, отстоящее от Белбажи на 3 километра, являлась так же одной из монастырских слобод. Монастырь до 1764 года являлся мужским, после чего, в результате непонятных событий, был преобразован в женский, в коем виде и просуществовал до 1928 года.

...Издревле Горюхино славилось своим плодородием и благорастворенным климатом. Рожь, овес, ячмень и гречиха родятся на тучных его нивах. Березовая роща и еловый лес снабжают обитателей деревами и валежником на построение и отопку жилищ. Нет недостатка в орехах, клюкве, бруснике и чернике. Грибы произрастают в необыкновенном количестве; сжаренные в сметане представляют приятную, хотя и нездоровую пищу....

Пятьдесят дворов, около ста десяти жителей, больше двух третей из которых пенсионеры, - вот нынешнее население Большой Радости. В Белбажи – правление колхоза, одно из отделений которого разместилось в Радости. Колхоз носит название «Новый путь». Между прочим, гениальное название, так как подходит к любой власти и к любому изменению аграрной и прочей политики. К сожалению, имя колхозу не помогло: хозяйство медленно, но верно клонится к упадку. Видимо, каждый новый путь оказывался в итоге неверным. Да и название колхоза крестьяне почему-то переиначили по-своему: «Новый плут». Председатели теперь меняются часто. Следующий, Федор Петрович Потехин, «приступил к исполнению» только по весне. Пришел с должности колхозного агронома, всю подноготную знает, в том числе и поговорку про «нового плута», но как он сам заметил, «другого выхода не было».

Мы встретились на овсяном поле, невдалеке от Радости. Его дожинали все четыре колхозных комбайна (на следующий день два из них сломались). Общее положение «Нового пути» председатель оценил кратко: «Щас живем только на себя…» По всей видимости, то, что колхоз соберет, уйдет по весне снова в землю. Что касается животноводства, то сейчас осталось только 300 голов скота, из них 200 - коров (100 из них на Радостной ферме) и 100 - телят. То, что происходит в последнее время, не иначе как «обвалом» не назовешь, да и новый председатель был фактически поставлен на должность районным начальством только из-за того, что больше никто не хотел. Как в старом фильме «Никто не хотел умирать». Я пытался поговорить об этом с одним старым жителем Радости, который был председателем в лучшие времена, Иваном Васильевичем Догадовым.

По пути к Догадову, в начале деревни, я натолкнулся на крест. Странно: такие положено ставить на могилах, а этот – у дорожной обочины, и прямо на деревенской улице… Табличка, привинченная к кресту, сообщала: «Платова Анастасия Викторовна. 13.6.81 – 17.9.94» Я поспешил дальше, но позже специально зашел в соседний с крестом дом и узнал одну трагическую, с оттенком мистики, историю. С прицепа, перевозящего

солому, упала девочка. Разбилась насмерть. В Радости, где подобных событий издревле не случалось, воспринято это было с первобытным ужасом. Вроде бы, упала и упала - всякое ведь случается - тем более что не из Радости девочка была, а из Белбажи. Но дурное предзнаменование оправдало себя.

Если до 94-го колхоз по инерции еще жил нормально, закалка крестьян позволяла это, то с 95-го начался коллапс. Повесился, кстати, отчим несчастной девочки Насти (он был за рулем злополучного трактора). Последовал целый ряд непонятных событий, в частности, один мужик вполне мог избить до полусмерти другого за право обладания косяком от ворот колхозной конюшни (число коней сократили до одного и конюшню потихонечку растаскивали). Нет, лучше уж промолчу… всякое бывало, да не о всем сказать можно.

Иван Догадов председательствовал с 65-го по 74-й годы. А до того он был инструктором райкома при МТС в девичьем монастыре (в Белбажском монастыре до сих пор колхозные мастерские). А до того пастухом и счетоводом в колхозе «Красный пахарь», который существовал в Большой Радости до хрущевского укрупнения (в Малой радости был свой колхоз – «Им. тов. Ленина»). Мог бы еще председательствовать, но…

- Если честно, сняли меня. За употребление спиртными напитками. - А сейчас – как с этим?- Сейчас – нет…- Ну, а почему - тогда?- Ой, трудно себя понять… - Что же теперь с колхозом случилось?- Еще по девяносто третий год я работал главным агрономом в колхозе нашем. А

резкое уменьшение поголовья, сокращение площадей пошло с девяносто пятого. Я много об этом думал… и пришел к такому вот выводу: где-то лет пять назад государство полностью сориентировалось на завоз. На импорт. Наверное, кому-то выгодно это было…

- Чем же сейчас живет народ в Радости?- Грибами, клюквой. Заготавливают, продают. Лес, в общем, спасает.- И так до самого конца? Делать-то что?- Под нами здесь открыли громадные залежи каменной соли. Разработки соляные

могут здесь жизнь оживить. Но… ничего этого не будет. Огромные средства надо – а их нету…

Много знает Иван Васильевич, да не о многом желает со мной поделиться. Конечно, «Новый путь» не в самом лучшем положении: ведь это самое удаленное хозяйство района и земля здесь на удивление скудная. Народ помнит, правда, как на этом суглинке собирали по сорок центнер ржи, но эти воспоминания скорее относятся уже к разряду мифологии. Хозяйствовать на такой земле с выгодой теперь представляется неразрешимой задачей.

…все вообще склонны к чувственному наслаждению пиянства… При возвращении с кладбища начинался тризна в честь покойника, и родственники, и друзья бывали пьяны два, три дня или даже целую неделю, смотря по усердию и привязанности к его памяти…

Пустынная дорога между Белбажью и Радостью. Морозные, тихие сумерки. Мужик, идущий мне навстречу, выписывает недвусмысленные «синусоиды». Ну, думаю, сейчас этот пьянчуга «докопается»… а в сторону уже не свернешь: неудобно как-то. Иду себе вперед, типа не вижу ничего вокруг. Не пронесло: «Эй, ты. Ну-ка, иди сюда».

Конечно, не подхожу. Неловкое молчание. Он сам идет. Стараюсь держаться достойно, хотя, с каждым шагом преимущество его в росте все ощутимее. Глубокий баритон, сопровождаемый свежим перегаром:

- Ты кто таков? Почему не знаю?- Да так, считай, путник.- Путник? А фамилия твоя какая?- Михеев.- Не знаю такой. Но все равно, путник… счастливой тебе дороги! Пусть светлым

будет твой путь.Он протянул мне руку. Она оказалась удивительно холодной. В глаза друг другу мы

так и не посмотрели. И разошлись каждый в свою сторону. Шагов через пятьдесят я оглянулся, но в сумерках его долговязую фигуру уже было не разглядеть. Потом он запел, во весь свой прожженный баритон. Слова не были понятны. Через несколько минут и голос уже был едва слышен. Я приближался к Белбажи, он – к своей большой Радости.

Кто-то мне говорил, что ночами по деревням еще бродит призрак коммунизма…

…основанием оной была следующая аксиома: Чем мужик богаче, тем он избалованнее, чем беднее, тем смирнее. Вследствие всего… старался о смирности вотчины, как о главной крестьянской добродетели.

По логике вещей, деревню, в которой подавляющее население составляют старики, и должен представлять старик. Тем более, повод подходящий: пожилые (да и не только) как раз дружно «пасутся» в поле. Занятие, которому они себя в этот день посвятили, по правде сказать, не слишком благородное, и даже подлое. В общем, жители Радости уже

несколько дней в колхозном поле подбирают картошку, оставшуюся после того, как колхоз уже ее убрал. «Вот так и живем, небаско» – метко заметила одна из пожилых уборщиц недобранного урожая. Некоторые ползали на коленях, вроде, так сподручнее, но со стороны это выглядело еще более унизительно.

С поля я ушел не в лучшем настроении. На другом поле трудился конь Филька, 23 лет от роду. На нем пахал дядя Леша, бывший колхозный конюх, который был уже стар, когда принимал роды у Филькиной матери, когда она жеребилась Филькой. Ну, хоть в чем-то жителям Радости повезло: колхозный конь очень даже помогает в нелегких крестьянских буднях. А живет-то, как король! Один, на всю конюшню. Растащенную, только…

У одного из домов стоит два трактора. Один, полуразобранный, другой, вроде бы, на ходу. В моторе копается парень, а под его ногами мешается крохотная девчушка, как потом выяснилось, племянница Аня. А парня зовут Николаем Веселковым. В трактористы он пошел сразу после школы, вот, на той старой «Беларуси» он проработал семь лет, а потом из двух тракторов собрал вот этот. Конечно, копотни с ним много, но «старичок» на ходу, трудится исправно. «А не хотите ли, между прочим, чайку попить!» Да, разве откажешь этому простому парню с застенчиво опущенной головой? Да пусть он со своей, еще преисполненной надежд, «молодежной колокольни», расскажет про «радостную» жизнь (в Радости, между прочим, меня приглашали на чай в каждом втором доме).

Коля заранее извинился, что «чайный» чай давненько закончился, но мама, Валентина Сергеевна, заваривает чай из черноплодки. Он еще полезнее. Не знаю, насколько полезнее, но бесплатнее – это точно.

- Николай, а как у вас с зарплатой в колхозе?- Да, в общем-то, никак. Дадут, время от времени пятьдесят, сто рублей. Изредка.- Чем же вы живете? - А чем? Пенсионеров много… Отработаешь день, съездишь к кому из пенсионеров

– вот тебе и деньги. Конечно, кто-то на вино их тратит, а я к алкоголю равнодушен. Хотя, часто на работе мужики пьют: «Давай, с нами!» А мне зачем? Времени-то нет, с хозяйством все время управляться надо. То дрова, то еще чего. Грибы у нас принимают: частники, перекупщики. За лисички сначала по тридцать рублей платили, потом, правда, по десять стали. Чего -то обнаглели, что ли? Клюква в этом году хорошая уродилась. Собирай – не хочу.

- А почему у вас колхоз так зовут: «Новый плут». Вроде, теперь председатель ничего…

- Да, их сколько поменялось, председателей? А толку-то… Народ как-то изменился, никто никому не верит. Никому...

- Сколько сейчас в Радости молодых?- Да, немного. Человек пять, что ли. Да, пьют все. Напьются, валяются. Заработка-то

стабильного нет.- Николай, ну, вот скажите: все-таки название у вашей деревни такое, как бы

счастливое. Может, хоть от этого у вас жизнь получше, чем в том же Гореве, к примеру?- И в Гореве, и в Сермягине – так же живут. Да, бывает у нас, такое: вечером

выйдешь, – мужики поют. Вот, Василий Платов, если выпьет, может до утра с гармонью петь. А трезвый – не поет. Я вот в соседнем районе бывал. Там другие люди, «в себе», если так можно сказать. Угрюмые, что ли. Мне говорят: «Давай, в Городец приезжай!» Да, нет. Мне здесь хорошо. У нас много уехало. Особенно проблема с невестами: девчонки, как учится уезжают, так и с концами. А мне в Радости лучше. Уйдешь в лес, там тишина… Да, еще живу надеждой, что соль здесь будут разрабатывать. Может, все оживет…

Эх, Коля, Коля, да ничего у вас здесь с солью не будут делать, она по нынешним временам золотой выйдет. Так же, как и с сельским хозяйством: может, и будет все хорошо, однако, когда мы сами стариками станем. И боюсь я, что мы, как родители наши, будем мороженую картошку в поле собирать. Как… не скажу, лучше, как кто.

Жаль, что такой парень невесты не нашел. Есть наверняка непьющие, но они умные и не хотят жить в этой Радости. Будем считать, тебе не везет. Пока. На сказочного Иванушку-дурачка ты не похож, на Емелю - тем более. Значит, получается, ты вовсе не сказочный персонаж, а скромный герой из жизни. Что из этого следует? А то, что манна небесная не упадет на тебя - сто процентов. По крайней мере, в этой жизни.

...Мужчины женивались обыкновенно на 13-м году на девицах 20-летних. Жены били своих мужей в течение четырех или пяти лет. После чего мужья уже начинали бить жен; и таким образом оба пола имели свое время власти, и равновесие было соблюдено...

...Кругом утренняя тишь, которую, наверное, можно найти лишь в настоящей глубинке. Или на кладбище. Влажный холодный воздух над речкой кажется таким упругим, что кажется, ни один звук не способен через него прорваться. «Все вымерло» - так, кажется, описывается это состояние. По заливному лугу, рассекая высокие травы, как по океану, бесшумно проносится коровье стадо.

И вдруг, прямо на меня, из-за лопухов на проселок выныривает человечек в широких штанах, в телогрейке, в громадных сапогах и с палкой. Мы пугаемся одновременно, так как столкнулись почти нос к носу, но после секундного замешательства понимаю: пастушок. Только при внимательном рассмотрении догадываюсь (по шикарным черным волосам), что это девушка, причем, восточной наружности.

- Ой, дяденька... вы чего?- Так. Гуляю. - В деревнях уже не тот, испуганный народ, видят они всякое, в том

числе и к праздношатающимся чудакам вроде меня привыкли, а потому не боюсь говорить правду. - А вы, я смотрю, и сама не местная?

- Я с Азербайджана, из города Сумгаита. Но мы там давно не живем, бежали, когда война была. А вы?

Я рассказал. И она рассказала. Выяснилось, что их большая армянская семья жила в деревне Радость несколько лет, Карина училась в местной школе, и считает семя местной, но семья сейчас переехала, а она, 15-летняя, осталась. Сейчас вот устроилась в колхоз пастухом, вообще-то их, пастухов, двое, но напарник сейчас дома, радикулит его замучил и утром на смог встать. Одной со стадом в 100 голов управляться трудно, но деньги как-то надо зарабатывать, если эти жалкие гроши и деньгами-то можно назвать.

- А где же вы сейчас живете, Карина, если ваша семья уехала?- Дак, у напарника. Виктора. - Получается, вы... муж и жена? - Да. Меня родители отговаривали, били даже, считали, что нечего мне с мужиком

жить, которому за сорок, да еще и разведенным. Тем более, он и тогда пастухом был, нищим. В общем... прокляли они меня.

- Однако, разница в возрасте у вас большая. Неужто помоложе женихов нет?- Ну, и что? А вдруг у нас... любовь? - Она смотрела мне прямо в глаза абсолютно

искренне, как умеют смотреть лишь дети. По сути, передо мной действительно стоял ребенок. Она и заговорила со мной, возможно, только из ребячьего любопытства.

- Вам ведь, наверное, учиться надо. Неужели вы всю жизнь собрались в пастушках ходить?

- Нет, конечно. Я буду учиться. Потом. - Потом в жизни не бывает. Пойдут у вас детишки, хозяйство затянет, а ведь без

образования - куда сейчас? - Ну и пусть, - она немного обиделась, даже губу прикусила, - и что все в мою жизнь

лезут? В своей разобраться не могут, а все... Вот вы верите в любовь?- Честно? Иногда - да, иногда - нет...- Эх, вы... Что вы всегда так? Усложняете...

Она громко, засунув, два пальца в рот, свистнула, и, попрощавшись, вновь исчезла в лопухах.

А я представил ее «гражданского мужа», годящегося ей в отцы, наверное, сейчас лежащего на печи и стонущего от болей в спине. В Радости мне рассказали, что живут они в старенькой избушке, в грязи, он частенько выпивает, и вообще, бегство Карины из семьи к пастуху сопровождалось вселенским скандалом и мордобоем. Но живут они тихо и вообще стараются поменьше общаться с деревенскими, а потому неизвестно, что у них там на самом деле происходит.

Именно поэтому из этических соображений имена пастушки и пастуха я, вопреки правилу, поменял.

У оборванной книжицы сохранились примечания. В комментарии к «Истории села Горюхина» я нашел пушкинскую ремарку, точнее, фрагмент из плана этой незавершенной повести (спасибо недремлющей армии пушкинистов!):

Была богатая вольная деревняОбеднела от тиранстваПоправилась от строгостиПришла в упадок от нерадения - ...

Есть городок на речке Лале...

...Глядя на эту вещь, я вспомнил, что такую же совсем недавно в совершенно другом конце России владелец антикварной лавки мне предлагал за совершенно непомерную сумму: 200000 рублей. Нет, эта музыкальная машинка немного другая. Та была пообшарпанней, и не так богато инкрустирована; но в придачу к той давалось семь “барабанов” с разными мелодиями. А в этой “барабан” только один - зато поворотом рычажка он умеет извлечь из волшебного ящичка целых девять мелодий! Да таких, что, закрыв глаза, легко представить, что исполняют их одновременно на ксилофоне, гармонике и мандолине.

На передней стенке машинки замечаю выгравированную табличку: “Дар музею Павлушковой Екатерины Степановны, бывшей учительницы поселка Лальск”. Первый порыв - познакомится с этой женщиной, но...

- Умерла. Два года назад. - будто прочитав мои мысли, коротко пояснила Лена.Я, кстати, долго не мог поверить в то, что Елена Симахина - директор Лальского

историко-краеведческого музея. Она больше походит на начинающего экскурсовода, который еще не научился механически (как та музыкальная машинка) передавать информацию посетителям, умело отметая провокационные вопросы. Лена искренна во всем. Не скрыла она от меня и то, что Екатерины Степановны оказался скорее исключением из правила. Конечно, абсолютное большинство пытаются заработать на вещах, которые, может быть, сто лет провалялись на их чердаках. Большинство из экспонатов приобретено за деньги (буквально четверть часа назад мальчишка притащил устройство для ломки сахара; он задал только один вопрос: “Сколько?”, на что пацану резонно заметили, что все равно он выбросит вещь, и он обиженно удалился).

Денег у музея мало. Мягко говоря. И это, несмотря на то, что уже десять лет он носит статус государственного. Снова начались задержки и без того нищенской зарплаты. Несколько лет назад, когда содержания не давали больше полугода, Лена пыталась работать по специальности, полученной в институте: инженером по лесу. В лесхозе люди живут хорошо. А в нынешние времена - даже “жируют”. Приехали они в первый раз на делянку с лесничим. Посмотрели, походили, и вдруг... Лена села на пенек - и слезы у нее потекли из глаз. Мужики к ней: “Ты чего, Аленушка?” - “Ну, как... вы тут сидите на деньгах - а кругом все нищие...” В общем, ушла Елена из лесхоза...

После осмотра музея, мы поднялись на колокольню. Много позже я узнал, что Лена жутко боится высоты. Но тогда мы карабкались по узкому коридорчику и шатким лестницам вместе, и спутница моя ни разу не показала своего страха. Отсюда виден весь Лальск. Да он, в сущности, и невелик: населения в поселке около 2,5 тысяч. Его существование в качестве уездного города ограничивается всего 16 годами - между 1780 и 1786 г. Тогда, по некоторым сведениям, по денежному обороту Лальск входил в восьмерку самых богатых русских городов, и именно в XVIII веке город украсили семь великолепных белокаменных храмов (а, включая окрестности, их было двадцать).

Лальский купец Иван Саватеев трижды по государеву указу водил караваны через Сибирь в Китай. В 1710 году, к примеру, он привез деньгами и товарами чистой прибыли на 223550 рублей, что составило 1/14 часть всего государственного дохода России за этот год. Купцы Афанасий Чебаевский и Николай Попов в 1758 и в 1764 годах снаряжали корабли для “морских вояжей”, в результате которых были познаны неизвестные берега Камчатского и Аляскинского побережья и открыты многие острова Алеутской гряды.

Торговый характер города формировался с XVI века. Устюжская летопись повествует о том, что после неурожаев 1568 и 1569 года, и после опричного погрома1570 года, когда по приказанию Грозного царя Ивана Васильевича были казнены многие тысячи новгородцев, малой их части, в количестве 60 человек, удалось выбраться из ада и, пройдя многие сотни верст, в устье речки Лалы, где она впадает в Лузу, они основали

посад. Географическое положение Лальска оказалось настолько выгодно, что вскоре город стал центром перекрестья торговых путей с Севера на Юг и с Запада на Восток.

Благоденствие, естественно, не могло длится вечно. Когда город потерял торговое значение и переведен в “заштатные”, лальский купец Степан Сумкин в 1829 году построил в трех верстах от города бумажную фабрику. Это спасло город от окончательного разорения. Фабрика существует и поныне. Чистейшая вода речки Шилюг позволяет создавать бумагу непревзойденного качества. Именно поэтому основная продукция фабрики сегодня - фильтровальная бумага. Немногим ранее я побывал на предприятии.

Впечатление было, по правде говоря, немного удручающее. Хотя наш “Вергилий” по царству бумажного производства, начальник отдела сбыта Ольга Пупышева, и утверждала, что с реализацией продукции дело обстоит неплохо, да и заказчиков хватает, мне показалось, что, даже если все так хорошо, прибыли это приносит явно немного. При взгляде на оборудование, я подумал, что оно не менялось ни разу за все 180 лет существования фабрики. Меня поправили: менялось, оказывается, и неоднократно. Главное - регулярно выплачивается зарплата. Кроме фильтровальной, здесь еще производятся писчая и туалетная бумаги. Тоже идеального качества. Всего же сегодня освоено 9 видов продукции.

Какого же было мое удивление, когда позже, в музее, я узнал, что в лучшие времена, лед эдак сто назад, бумажная фабрика в Лальске выпускала 91 вид продукции. Среди них - не только десятки сортов писчей бумаги, но и такие экзотические виды, как епархиальная, чайная, биварная, картуазная, цедильная, газетная, бутылочная, заверточная, и многие-многие другие бумаги. На удивительном по своей красоте Лальском кладбище есть замечательное надгробие, которое (если не врут историки) рабочие поставили на свои деньги Сергею Михайловичу Прянишникову, бывшему долгое время директором фабрики. Эпитафия, выгравированная на постаменте, на мой взгляд, не имеет аналогов в истории русского капитализма.

В день моего посещения фабрика уже седьмой день стояла; как мне объяснила Ольга, они сейчас “копят деньги на вагон целлюлозы”. Сырье близлежащих ЦБК (комбинатов по производству целлюлозы) не удовлетворяют по качеству, отчего целлюлозу закупают за многие тысячи километров, в Усть-Илимском ЦБК. “...Так и работаем: делаем бумагу - и раздаем ее по долгам. Можно купить сырье и поближе - но тогда качество пострадает...” В этом я увидел, кстати, отголосок особенной, лальской гордости. Пусть, мол, мы бедные, зато - никогда не отдадим в жертву качество! Кстати, хочу обратиться к вероятным потребителям фильтровальной бумаги и фильтровального картона: то, что делают в Лальске, наши, что ни на есть, национальное достояние и гордость. Помните это!

По странному стечению обстоятельств Лальский музей расположился в особняке, некогда принадлежавшем С.М. Прянишникову (тому, которому народ поставил памятник). Правда, перед тем, как здесь обрел свое пристанище музей, в доме Прянишникова были и ОГПУ, и поссовет, и райком комсомола, и СПТУ. Почему я опять возвращаюсь к музею? Знаете ли... в любом городе есть своя точка отсчета. Тем более, в поселке, который некогда был значительным городом (назовите это комплексом неполноценности, или утраты, если хотите). Здесь это, без сомнения, музей. Даже дом культуры, который расположился в одной из белокаменных церквей (столь знаковое расположение “клубного” места влечет за собой идиотское наказание: зимой на отопление храма тратится столько дров, что их запасы даже не умещаются во дворе), не обладает такой аурой. Лена говорит:

- Иногда к нам в музей приходят просто так. Поговорить, поделиться своими болями, просто отдохнуть, освободиться на часок от груза повседневности... Но бывает разное. Приходит к нам недавно такой, “весь из себя”, мужчина: “Вы меня узнаете?” Мы: “А кто вы?” Он, раздраженно так, пояснил, что является районным “авторитетом”, или, как принято говорить, “предпринимателем”. И предложил... купить нас, сотрудников музея вместе с нашим музеем. “Будете, - говорит, - на меня работать.” “Кем?” - спрашиваем. Он засмеялся - и ушел. И больше не приходил...

Вообще-то, Лальск - город спокойный. За те несколько дней, что я в нем прожил, меня стали узнавать и даже здороваться на улице. Как в деревне. Приятно, между прочим. Только один инцидент немного нарушил впечатление: сильно подвыпивший молодой “гомо сапиенс” настойчиво пытался у меня узнать, какая у меня “крыша”. Пристрастный допрос закончился тем, что дышащего перегаром субъекта (между прочим, при пиджаке и белой рубахе) оттащила его девушка. Попытка “приблатнится” - естественное для нынешней молодежи явление. Среди парней распространен такой род деятельности, как “ходка в Чечню”. Несколько месяцев пребывания в горячей точке в качестве контрактника дает некоторое количество денег, жаль только, ребята не задумываются о том, как после “ходки” может необратимо трансформироваться психика. А жаль. Не случайно ведь увеличилось число самоубийств среди молодых мужчин. Вроде бы, парень - “на все сто”, душа компании, но однажды утром его находят на... но лучше об этом не будем; слишком жуткая тема... Вообще, в смутные времена нас всегда выручал “слабый пол”; именно женщины способны сохранить генофонд нации (кстати, в Лальске на удивление много не просто симпатичных, а красивых девушек - тоже загадка).

Мне огромное удовольствие доставит упомянуть о всех четырех сотрудницах музея, являющихся его душой и “моторчиком”: кроме Елены Симахиной, это Татьяна Павлецова, Юлия Страздынь и Татьяна Бурчевская. Глупо, конечно, называть этих прекрасных (и молодых!) женщин святыми, но... экспедиции по деревням в поисках экспонатов, труд иногда до позднего вечера, внимание к каждому посетителю - и все это практически задаром - невольно придешь к мысли, что здесь, в глубине России, теплится нечто такое, что емкий наш язык именует: “подвижничество”. Да, они - истинные подвижники! Но что меня удивляет больше всего: таких людей по нашей матушке-Руси проживает гораздо больше, чем мы думаем сами. В этом я убеждаюсь по мере развития своего весьма скромного опыта познания России. Прежде всего, в общении с этими женщинами я не испытывал довольно часто встречаемой неловкости: “мол, ты столичная штучка, а мы живем в глубинке и вам не верим...” Здесь, в Лальске, мы общались, как равные, а в чем-то я откровенно проигрывал. За столом одна из девушек упомянула поэта Бродского. Я съязвил: “Вот, все болтают про этого Бродского, а вы хоть одно стихотворение наизусть его знаете, как Пушкина или Есенина?” И мне прочитали. И даже два человека прочитали! Так-то...

Как я уже говорил, в Лальске больше всех зарабатывают те, кто занят лесом. Это определяет многое. Так, дорога, связывающая город с остальным миром, до сих пор не асфальтирована. Хоть дорога эта является ровесником Лальску, она - “лесовозная”. На

грунт положены две бетонных колеи, чтобы тяжелые лесовозы не разбили дороги - и все. И лес уходит, уходит, уходит по древней дороге... Насколько его хватит? Лена, как специалист по лесу, меня успокоила тем, что он будет воспроизводиться, природа мудрее нас и сама разберется, если, конечно, мы уже повально не будем деревья истреблять. Хотелось бы верить. Когда мы стояли с ней на колокольне, за последними лальскими домами, сверху кажущимися такими игрушечными, во все стороны в бесконечность уходили леса. Зеленые вблизи, у самого горизонта они виделись синими. Холмистая местность оставляла впечатление, будто это застывшие гигантские волны в океане. Казалось, что кроме Лальска и леса на земле ничего не существует.

Почему-то здесь, над зеленым безмолвием, мне вспомнилась рукопись об истории города Лальска, подготовленная музейными женщинами. Рукопись обрывалась, казалось бы, нелепой фразой: “...Лальск никогда не был медвежьим углом...” Ведь, если задуматься, географически он и вправду такой. Сюда же только на “перекладных” можно добраться. Но пообщаешься с людьми - и предвзятое отношение легко исчезает. Наверное, потому, что в самих лальчанах нет никакой предвзятости. В недавно изданной книге о городах Кировской области лальчан назвали “лалетянами”, почти, как “инопланетянами”. А обиды - ну, совершенно никакой.

Дело-то не в этом. Здесь просто за частностями умеют разглядеть нечто главное, вечное, непреходящее. Нам бы у них поучится.

Строма мертва... да здравствует жизнь!

- ...Ой, милая ты моя сестрица!Ой, на что ты меня оставила?!Ой, забери ты меня с собо-о-о-й!Чтобы небо я не копти-и-ла, Чтобы землю я не топта-а-ала! Ой......Пронзительный русский плач... пожалуй, посильнее “плача Ярославны”. Тоже,

между прочим, искусство - фольклористы за плачами истово рыщут по отдаленным весям. И все бы ничего, но перед женщинами лежит мертвый... нет, не человек. Кукла. Старухи переговариваются:

- Вот, также и тебя, Тонька, снарядим и поплачем.- А может тебя первую?- Да, я бы, может, не отказалась... Э-э-э-х! Минутка горькая настала, Аленка, ты меня

прости-и-и-и! Тебя я больше не увижу на ентой жизненной пути!.....Еще вчера после дневной дойки две старухи вынесли из дома нечто, завернутое в

белый саван. Тихо положили ЭТО под деревце у дороги и молча уселись рядом. Подходили другие женщины: спрашивали, кто умер, отчего, когда? Велся примерно такой разговор:

- Ой, девушка Аленушка-то... Шестнадцать лет всего и было-то ей...- Она честна девка-то была, да вот не убереглась...- Крови много потеряла, уж лечили ее, лечили, да не выдюжили. Дырка была

кровяная, в больнице на куски разрезали, ан не сумели ее спасти.- От СПИДу она померла!- От дизентереи.- Шибко жопа солена была у ней. Не гуляла бы...- А ишшо забрюхатела... Ух, Семен, дождется он у нас!Эта часть села называется Куток. Раньше в каждом конце (на Верху, на Камове, на

Горе, на Кочерьге, на Хуторянке) делали свою куклу. У каждой куклы была своя история, всякий раз новая и порой полная самых неожиданных коллизий. Сегодня на Кутке есть Аленушка, да на Горе “умерла” старушка, Прасковья, в возрасте девяноста четырех лет. А еще на ферме скончалась Леонора, женщина в расцвете лет, но с вредными привычками. Двоих детишек, между прочим, сиротами оставила. В течение дня и до темноты “покойниц” приходят оплакивать. И плачут абсолютно искренне, причитая, наверное, так, как не стали бы плакать при смерти человека. Естественно, гораздо больше сочувствуют девице. Не успела ведь еще пожить. Хоть и нагрешила, а существо все же...

К вечеру “объявляется” Аленкин “дружок”. Из Арзамаса приехал. Его, правда набили лопухами а не травой. Семену (так его зовут) предстоит всю ночь простоять у покойницы. Ох, и достанется ему от женщин! Тут все ему припомнят:

- Ах, ты, .... , и до чего ж ты Аленушку нашу довел! Пил-то ты, пил, да красу нашу потревожил! Ох ты. .... поганая, да где ж управу-то на тебя найти...

Утром на Кутке собирается народ. Слез уже совсем мало - точнее говоря, слезы заменяет смех (не замечали ли вы, что гримасы смеха и рыдания удивительно схожи?) Последующие действия больше напоминают разгульный карнавал. Одна маска последовательно сменяет другую: все происходит как бы случайно, даже не ожидаешь откуда появится следующий персонаж этой народной трагикомедии. Есть такое слово: амбивалентность. Оно обозначает соединение в одном трагического и комического. То, что наблюдаем мы - будто сошло с картин Питера Брейгеля Мужицкого. Замечу, что “рядятся” обыкновенные пожилые женщины, бывшие колхозницы и ударницы, а так же нынешние колхозницы, доярки и телятницы - но сколько страсти, сколько вдохновения в их игре!

Пришли “поп” со своей “матушкой”. Поп сначала “окуривает” покойницу шутливым ладаном, потом “причащается” самогоном... Кто-то скажет: богохульство? Возможно и так. Но, может, потому мы и великая нация, что еще не разучились смеяться над собой? Хотя, кто из нынешних записных юмористов осмелится пародировать священника... Слабо? Подкатывает сестрица в юбке, едва прикрывающей зад. Из Москвы. Зовут: Софья Лорен. Исполнив танец живота перед “усопшей”, поминает ее спиртным и заявляет: “хороните ее скорей, мне дружок ее, Семенушка приглянулся!” Вдруг вылетает, откуда ни возьмись, страшная Волхва. Пытается распугать всех веником. Тут и Болотница не преминула появится. В одной ночной рубашке, в ластах и с рыжими волосами торчком. Жуть... Но смешно до коликов! Кто-то залезает под юбку доярке Леоноре и обнаруживает там... резиновый стержень. Выясняется, изделие ей положили во гроб заведомо - чтоб на том свете не скучала по любимому занятию.

Выстраивается траурная процессия. С песнями, плясками, солеными шутками двигаются по селу, собирая все новых и новых “плакальщиц”. Веселье достигает кульминации. В последний момент и братец, Антошка подбежал с чемоданом - поезд его запоздал - все кричит, не осталось ли от покойницы чего ценного... наследник же! Но поздно. Невдалеке от ржаного (обязательно ржаного!) поля пацаны вдруг начинают с азартом разрывать Строму! Всю, до последней травинки распотрошили... Старухи меж тем повалились на землю, рыдая. ЕЕ нет. Остается только палящее солнце над головой и нежно-зеленые травы под ногами. Конец.

Захватывает чувство какого-то очищения. У древних греков оно называлось: “катарсис”. Будет еще совместная трапеза, гулянка попросту говоря, но это уже несущественно. Ведь только что на Шутиловым пронеслось нечто совсем непостижимое, завораживающее. И смысл-то его непонятен простому человеку. Цирк какой-то! Но что мы были бы без этой чудной куклы?

Простые смерды. Однако, мы и Вечность можем постичь, пускай и таким, мягко говоря, непростым

способом... Ведь побеждена сама смерть! Мы ее высмеяли - чего еще бояться теперь?

Домой Постараюсь обойтись минимумом слов. Конечно, похороны - вещь тяжелая. Но мы

слишком много в последнее время видим гробов. Особенно - цинковых, с маленьким замутненным окошком, в которое ой, как страшно заглянуть...

Порог восприятия нашего поднялся настолько, что мы можем спокойно, за чашкой чая, наблюдать в телевизоре многие и многие такие вещи, на которые в жизни ни за какие коврижки бы не посмотрели бы. Но жизнь из телевизора может ворваться и в ваш дом. В маленький русский городок Солигалич пришел гроб. Первый за всю чеченскую кампанию (точнее, обе кампании). Война своим страшным ликом бросила свой мертвенный взгляд и сюда.

Сам я многое видел. Не в телевизоре. В том числе, и гробов. Но то, в каком шоке находился Солигалич, как притих мгновенно семитысячный городок, - для меня явилось откровением.

Природа, будто разозлившись, наслала на город отвратительнейший снежный буран. Процессия пробиралась сквозь стихию в молчании. Подавленно. Ведь не чужой же человек погиб: Максимка Анисимов. В маленьком городе все друг друга знают. До сих пор в ушах у меня стоит страшный, неземной какой-то крик матери, Евгении Борисовны. Протяжный, вонзающийся прямо в сердце.

Военком в своей траурной речи говорил про то, что рядовой Максим Анисимов - командир отделения снайперов 245 мотострелкового полка - геройски погиб в одном из ущелий от осколочного ранения. Он показал себя отважным солдатом и героем, которым может гордится родной город. Учительница говорила у гроба о том, что Максимка был любимейшим ее учеником, и не заслужил он смерти. И пусть проклята будет эта война, и - если есть Бог - пусть он накажет тех, кто развязал ее. Потом предложили сказать что-нибудь другим. Но другие - будто не отойдя от оцепенения - молчали. Так же, при молчании, гроб опустился в вечный мрак.

И военком, и учительница - каждый был по-своему прав.Как прав был и Васек (могильщик, ровесник, наверное Максима), который обронил

между прочим: «Са-а-а-лидные похороны». Он, поправив холмик, ушел последним. Отходя, Васек оглянулся на мгновение назад, шмыгнул носом, - и ускорил шаг, уже не оборачиваясь.

А через десять минут могилку занесло снегом настолько, что ее уже невозможно было отличить от соседних.

Событие в городе обсуждали еще долго. Особенно, тот момент, когда солдаты, приехавшие специально из области, трижды палили из автоматов. Стрельба в Солигаличе еще внове.

 

Продолжение от журналиста Екатерины Соловьевой. Прошло двенадцать лет. ...Мемориальная доска на бывшем поповском доме  смотрит аккурат на старый в

трещинах храм.  Мама Максима не удивилась неожиданному визиту, стряхнула с рук огородную землю и пригласила в дом. Одна комната и кухня. Водопровода нет. Печка, диван-кровать и просто диван. Сервант-телевизор, книги. 

 Евгения Борисовна была готова говорить, и говорить много. Ее воспоминания о сыне давно сложились в готовые лексические конструкции.

"Отец Максима нас бросил, жили мы с детьми в этой комнате. Максим спокойный был мальчик, утонченный, очень тихий, читать любил. Все время вижу Максима в свете настольной лампы. Как в подростковый возраст перешел, спортом увлекся, стал в качалку ходить - и худоба уходить стала, мышцы появились. Со школы придет, поест и в спортзал допоздна. Под кроватью гантели держал. 

После школы он поступил в Костромской политех. И в конце первого курса не сдал какую-то там электротехнику.  - "Мам, я бегать от армии не буду". Так и сказал. А я что - отмазывать мне его не на что было. Я всю жизнь в местной статистике проработала, детей одна подняла.

1-го декабря 1998-го года забрали его в армию. С ним двое его друзей пошли, одноклассников. Помню, как он уходил. Шинель велика, висит мешком, ботинки на два размера больше, - сердце не выдерживало. Сначала в учебку отправили, под Москву. Через несколько месяцев поползли слухи, что могут отправить в Чечню. И когда я приезжала к нему в часть в конце учебки - уже чувствовала беду. И через пару месяцев я получаю письмо: "Мама, я в Чечне".  А на конверте стоял московский адрес. Все письма оттуда через Москву шли… 

 Он писал, что выучился на снайпера.  Выучиться-то выучился, но в людей стрелять

тяжело ему было: "Выжидали колонну с боевиками, я выстрелил и вижу, что не попал. Я был рад, мама, что промахнулся".

Потом письма стали очень редко приходить. Меня-то он щадил, а сестре писал, все как есть: "Страха уже нет. Идем в атаку, вокруг пальба, друзья падают замертво, снег окрашен кровью, и не страшно".

Хорошо помню этот день - 19-е февраля. Утром в новостях передали, что в Чечне подбили вертолет с нашими ребятами. Я весь день ходила сама не своя - так и представлялось, что Максим мог быть в том вертолете. С работы еле добралась до дома - ноги были ватные, не шли совсем. Дома легла на кровать и плакала. 24-го вышла на работу, звоню по специальному телефону, узнать о нем. А мне говорят - "Повторите номер воинской части".  Я повторила. После долгой паузы я услышала: "Ваш сын погиб 19-го февраля". 

То время, пока его не привезли домой, я жила как в забытьи. Пила и колола успокоительные. На опознание в Ростов-на-Дону ездил деверь. Ребят самих не показывали, прокручивали пленку.

За Максима мне дали сто тысяч рублей - оценили в эту сумму его жизнь. Цинковый гроб привезли 9-го марта. Было поздно, темно. Пришло много народа.  Гроб поставили в комнате, головой к телевизору. Мне говорили потом, что я орала и просила открыть крышку. Я не помнила ни людей, ни караул, обхватила руками гроб и кричала...  Мне рассказывали, что весь город пришел на похороны и шел сильный снег. Ничего этого я не помню. 

А через год погибла и моя дочь. Занесло на зимней дороге. 24-й километр шоссе Солигалич-Чухлома. Я воспитала ее сыновей-близнецов. Оба в армии отслужили, в десантных войсках. Один остался дальше служить, по контракту, а другой на железной дороге работает".

Письмо Максима Анисимова.

19.01.00. Чечня, г. ГрозныйЗдравствуй, моя любимая мамулечка!Давненько не было от тебя писем, только вот недавно, 14 января, получил письмо

от деда, очень рад, конечно. С прошлой стоянки передвинулись вперед примерно на 5 км, теперь Грозный

прямо перед нами, и "чехи" совсем рядом, сидят в многоэтажках.  До нас здесь стояла 205 бригада, на этом самом месте они положили целый взвод, остались только двое раненых. У многоэтажек тоже взвод положили, обстреливают, не дают даже убитых и раненых забрать, "менты" и "омон" было сунулись, их снайпера, чеченские, сразу поснимали пулеметчиков и наших снайперов, пришлось отступать.

Бомбят самолетами, артиллерией, ГРАДом,  все равно выбить не могут. Поймали чеченскую снайперу, польку, сожгли (?), даже обменивать не стали, хотя "чехи" кричали, что дадут забрать убитых, если наши ее отпустят. Только отпусти, она еще немерено перестреляет. В общем, такие дела. Вчера хотели весь наш батальон кинуть на город, что-то пока не стали, там какого-то генерала замочили, вместе с тем взводом, вот хотели его отбивать у "чехов". Так что пока стоим, подвозят боеприпасы, видно, скоро двинемся дальше. Хотя дальше-то некуда, перед самым Грозным стоим. Столько ходит слухов, то ли через месяц будут выводить, то ли не будут совсем, короче не поймешь.

Отделение мое, в нем 5 человек, а вообще-то 7, один водитель и один на ком (…) роты, сейчас живем в доме, дача какая-то недостроенная, оборудовали одну комнату, печку поставили. Когда бомбить начинают, у нас опилки с потолка сыпятся, дом ходуном ходит. Ну в общем нормально, теплее, чем в палатке. Погода сейчас  можно сказать хорошая, ведь январь как-никак, а тут вот 2 ночи подряд, ну может, и до -4 градусов опускалась, иней по утрам, а так тепло, если ветра нет, то в одном кителе "лазаем" без бушлата.

Вот сегодня сказали, точно или нет, не знаем, начинают увольнять призыв I-98, то есть старше нас на 6 месяцев. Пришло пополнение - замена, говорят 800 человек в Моздоке.

Кормят отлично, тушенка и рыба уже не лезут, так поковыряешься, масло сливочное, с сигаретами тоже пока проблем нет, привозят регулярно. Посылки, которую ты говоришь, посылала, пока тоже нет и наверное не будет. 

Вокруг поставили растяжки-сигналки, ночью стоим в 3 смены, стоят с 22.00 до 2.00, по 5-6 человек, как говорится "не на курорт приехали" и "не в сказку". Вот стояли недавно, где-то полвторого сигналка сработала. Сразу обстреляли этот сектор, никого, может быть, собака задела.

Под Новый Год присвоили сержанта, в военном билете теперь значится "Гвардии сержант". Вот такие дела в нашем "колхозе". 

Ночью сны снятся все про Чечню, то на нас нападают, то в засаду попадаем, короче такая фигня, совсем уж "крыша" едет. Сейчас так гражданка смутно представляется, без постоянной, день и особенно ночь стрельбы, бомбежки, команд "к бою" и т.д.

Как приеду, надо будет проконсультироваться у психолога. Ну ладно, пока. Заканчиваю свои "мемуары", ты наверное читаешь и кажется, что это "бред сумасшедшего", да. Нашим всем привет. 

Я тебя люблю, мама.Максим. 

Вольские невольники

Два ряда колючей проволоки. Трехметровый забор. Вышки и часовые с оружием, заряженным боевыми патронами. С трудом верится, что это зона для малолеток. Вольская воспитательная колония. В последнее время в детской зоне все более заметна становится особая каста заключенных. Сильно поношенная одежда, разбитые ботинки, какая-то загнанность в лицах. Это каста малоимущих. В сущности, и отличаются-то они от остальных только тем, что к другим, более счастливым, приезжают родители, снабжают их одеждой и сигаретами. Естественно, они делятся с маргиналами, но здесь большую роль играет психологическое преимущество. Да, собственно, чем этот мир подростков и юношей за решеткой отличается от Большого мира? Но удручает здесь другое. При выходе из заключения, юноше - сироте (а именно из сирот и детей из неблагополучных семей образуется клан малоимущих) просто некуда деваться. Администрация колонии старается пристраивать парней в ПТУ, но при массовой безработице они снова становятся материалом для преступного мира... Стараются так же как можно позже переводить во взрослые зоны (это, естественно, при длительных сроках). И даже, презрев возрастной ценз (с 14 до18 лет) держат парня у себя до 21-летнего порога, а там при условии хорошего поведения светит УДО (условно - досрочное освобождение). Диме Зернову девятнадцать. Тому, что он еще здесь (а не во взрослой зоне), помогли семь благодарностей в личном деле. А срок у него немалый - 9 с хвостиком лет. И преступление его слишком характерно для нашего времени. Он, и еще несколько парней насмерть забили мужчину. За джинсы. Его удар следствие признало смертельным. А джинсы все равно не подошли.

Вот он, малолетний убийца сидит передо мной, хмуро глядя исподлобья. Чем, в сущности, я от него отличаюсь? Только, разве, тем, что находимся с ним по разные стороны решетки... Я - относительно благополучный московский журналист, он же - малолетний преступник. Я довольно свободен в своем поведении, даже веду себя несколько вальяжно, он же до предела напряжен. Вообще в обычной жизни нетрудно «вычислить» даже бывшего зека по этой всегдашней напряженности. Никаких откровений я от Димы не жду. Да и не смогу залезть в душу к парню. Разговор идет о привычных вещах. Под УДО он как тяжелостатейник попадает, но в отличие от вора, сидеть ему как минимум две трети срока. Да и не будет он ни на что жаловаться, в этом состоит принятая в зоне игра, приз в которой - сокращение срока. Естественно, главная мечта Димы - о воле, хотя сам он с трудом представляет, чем он там будет заниматься. Задели любимую тему тюремного фольклора - о «черных» и «красных» зонах. И важно не то, кто в какой зоне держит власть - «менты» или «паханы» - а то, что малолетние преступники, еще изолированные от мира большого криминала, уже вполне осведомлены о законах и правилах, в нем творящихся. Его, друзья, к кому приезжают родители, рассказывают, что они иногда даже рады, что их дети здесь, а не в Чечне. Здесь хотя бы можно быть уверенным, что их чадо останется в живых... Дима давно уже понял, что матери он не нужен. Помогает то, что в зоне строятся отношения по принципу землячества, а посему на отсутствие одежды и курева ему не приходится жаловаться. В общем, не получился у нас разговор по душам. А почему - я понял, только выйдя за зону. Просто потому, что испытал чувство неимоверного облегчения. Все-таки воля - это все.

Земная жизнь доярки Бородулиной

Когда я наблюдал за Светланой Бородулиной со стороны, мне почему-то вспоминались несколько дней, проведенных в православном монастыре (во Владимирской области), живущем по афонскому уставу. Тем, кто не знает, что это за устав, объясню: он самый строгий. Утро монаха начинается в три часа ночи - с правила, на которое братия должна собраться в храме. Служба чрезвычайно длинна - до полудня. Поскольку жил я в братском корпусе, меня поначалу несколько удивило, как эти, в сущности, мужики, посвятившие себя молитвенному подвигу, исхитрялись потом, в течение дня, “наверстывать” недосыпанные часы. То там подремлют, то здесь тихонько поспят... Через пару дней я стал их прекрасно понимать.

Светлана каждый день встает ровно в 3.15. И ни о каком подвиге здесь нет речи. Сначала - уход за своей скотинкой (корова Мальва, теленок, поросята, куры), готовка еды мужу, дочерям, свекрови, потом, к 5 утра - на ферму. Там ждет дойки ее группа, 31 корова. Процесс, вместе с дойкой, кормлением зеленкой и разными добавками, чисткой, наноской опилок тяжеленной тачкой, которую доярки зовут “тачанкой”, занимает около двух часов. То же происходит в полдень и вечером. Освобождается Света уже в 10-м часу, когда деревня погружается в сумерки. Хорошо еще, на ферме есть одна подменная доярка и один день в неделю Светлана отдыхает. Но ни о каком “наверстывании” сна речи не может быть, особенно - летом, когда к скотине и хозяйству добавляются огород и сено.

Честно говоря, я, просто ходя “тенью” в течение двух дней за своей героиней, устал неимоверно. Снова повторюсь: может, дело в привычке, но... У Светланы в доме есть любимое, “святое” кресло. В нем она иногда утопает ненадолго, и тогда дочери знают: маму трогать нельзя. Эта мамина “пятиминутка” - единственный вариант отдохновения. Тогда Светлана просто, мне кажется, бездумно, опершись головой на ладонь, наблюдает, как вокруг протекает жизнь. Это только кажется, что жизнь в доме продолжается: на самом деле, все ходят вокруг мамы на цыпочках, лишь изображая продолжение жизни.

Девочки, конечно, на ферме помогают. Коров прицепить, аппараты поднести. Но, если честно, не очень и охотно. Уже позже Светлана проговорилась: “Девчата говорят: брось ты эту работу. Вонь, сырость, грязь... а я, вот, люблю с животными. Я даже по телевизору только про зверушек передачи смотрю…” В работе доярки главная трудность - монотонность. Трижды в день выполняемый стандартный набор действий, немного разнящийся в зависимости от ситуации (днем поменьше коров доятся, но надо очень много наносить кормов). Есть коровы стельные, новотельные, есть такие, которые пребывают в “сервис-периоде”, то есть, готовящиеся к новому оплодотворению. К тому же, коровы, как и любые живые существа, слишком непохожи характерами. Даже имена коровушкам даются не просто так, а по нраву. Тайна, к примеру, названа так потому, что “тайно гуляет”. Никак не могут доярка с осеменатором поймать ее в охоте. Есть среди Светиных коров еще Дымка, Марта, Томатка, Черемуха, Хижина, Ива, Венера, Задира, Спичка, Гавань... - имя каждой обусловлено какой-то коровьей черточкой, но заглавная буква обязательно должна совпадать с первой буквой имени коровы-матери.

Бородулины только этой весной переехали в деревню Вочерово. До этого они жили в селе Гусево, на родине мужа, Владимира, но жизнь заставила сняться с насиженного места и искать новой доли. Расстояние-то между Вочерово и Гусево не больше двух десятков километров, но до сих пор пяти минут не проходит, чтобы кто-то из семьи не вспоминал об их старом большом доме в Гусеве. Все дело в том, что там развалился колхоз. Назывался он ТОО “Звезда”, и “Звезда” эта резко покатилась к закату. Большую часть стада пустили под нож, живых денег крестьяне почти не видели. В “Звезде” Светлана работала телятницей, Володя - механизатором. Были они на неплохом счету и

председатель хозяйства “Красный Сокол” Юрий Федорович Серов пригласил их к себе. Честные, непьющие (пьют доярки в деревнях порой не меньше мужиков…) работяги нужны везде. Хотя, новый их дом (не свой, а “квартира”) много меньше гусевского, здесь, как минимум, платят зарплату, хоть и небольшую, но - регулярно.

В семейном альбоме Бородулиных я случайно обнаружил пожелтевшую вырезку из “районки”:

“...комсомолка Светлана Макеева (девичья фамилия Светы - Г.М.) - одна из продолжательниц зародившийся доброй традиции “С аттестатом зрелости, с комсомольской путевкой - на вторую целину!” В прошлом году она закончила школу и стала работать дояркой в колхозе “Звезда”Нелегко было сначала, но девушка не спасовала перед трудностями...”

На затертом клише - полненькое личико с... замученными глазами. Или усталыми? За те восемнадцать лет, что прошли с тех пор (а ведь сменились эпохи!) Светлана как-то похудела, что ли. Но, замечу, нисколько не ушло с лица очарование. Только усталость... Как ни крути, это есть.

Светлана абсолютно искренне ответствовала на мой ироничный вопрос об этой заметке:

- Раньше сознание такое было: люди идут работать, а как же без меня? Тем более, я после седьмого класса стала дояркой подрабатывать... что бы хоть что-то себе купить, и одеть что-то на себя. Те же учебники...

...Мама у Светланы, по правде говоря, непутевая. Скиталась она по разным деревням с дочкой, и довольно часто меняла сожителей. В жизни маленькой Светы “света” было маловато - все больше “мрачные” моменты. Очередной мамин дружок однажды, в злую минуту, приказал отдать дочку в детский дом. В одном из своих стихотворений (к которым мы еще вернемся) Светлана так описывает свое состояние:

...С горя дошла, как былинка,Покачивало даже на ветру.Он понял, что лекарства не помогут,Сказал: “Я выродка с детдома заберу”Когда приехали в детдом за дочкой,Она тебя посчитала Ягой,С радостью пошла к чужому дяде,К маме родной - ни ногой...

Бабой Ягой ее пугали в детдоме. И ей часто снилось, что будто бы Баба Яга прилетает за ней в решете. Но тогда так получилось, что мамин сожитель, сам в свое время отправив падчерицу в интернат, потом ее и пожалел. Он, а не мать.

Следующий мамин друг был намного ее моложе. По сути, их больше сближала любовь к спиртному, чем взаимная приязнь. Света к тому времени стала расцветать, что не оставил без внимания новый отчим. Невинные вначале “заигрывания” быстро обратились в недвусмысленные приставания (мама тогда работала дояркой и надолго уходила из дома). От трагедии спасло только то, что, однажды озверев окончательно, “друг” потерял мужскую силу по причине обильности выпитого. Жить после этого не хотелось, и... в общем, веревка оказалась гнилой, что Светлану спасло.

Выручила ее одна добрая женщина, которая Свете была, в сущности никем. Она приютила девушку и подкармливала ее. Из жалости. Ее зовут Полина Ивановна Сорокина. Многие спорят о существовании Бога, но чудо, которое произошло недавно, есть прямое доказательство Его присутствия. Когда они переехали в Вочерово, узнали, что в соседнем доме живет-мыкается больная старушка, которую зовут баба Поля. Подумали еще: “Уж не та ли это тетя Поля?” Когда с Володей зашли туда, старушка навстречу: “Ой, Света, желанная! Это ты... говорили, что сюда едите... не верила!” С тетей Полей три недели назад случился инсульт. Вначале и говорить не могла, все лежала. Но, когда сознание стало к женщине возвращаться, первое, что она сказала: “Принесите, пожалуйста, Светиного кваску...” Слава Богу, к тому времени слетелись ее дети. Сходили к Светлане и теперь она приносит бабушке, своей, по сути, второй маме, квас.

...Пока Светлана пекла на кухне хлеб, я наблюдал в окно, как сын бабушки Поли, солидный мужик, слоняется по двору с пневматическим пистолетом в поисках цели. Берегитесь, вороны и голуби! Эх, времена... А вот хлеб печь вынуждает жизнь. Хлеба из одного мешка муки на семью из семи человек хватает на месяц. Если покупать хлеб в магазине, то, как они подсчитали, на это в месяц понадобится в три раза больше денег, нежели уходит на муку. Для бюджета Бородулиных - цифра непомерная.

Тогда, семнадцатилетней девушкой, Света очень боялась пойти по той же дорожке, что и мама. Очень легко было пристать к любой нехорошей компании, к чему толкало еще и одиночество: частые переезды не благоприятствуют образованию круга подруг.

Хотелось быть замужем за парнем, похожим на Вовку Бородулина: серьезный, работящий парень, после армии. Обычно “дембельнувшиеся” парни накрепко привязываются к бутылочке, а Вовка - не пил. Но больше всего ее поражало, насколько много в дому у Бородулиных было книг. И все свободное время и Володя, и его сестры, и мама его, Валентина Васильевна - читали.

Когда Володя сделал предложение, это стало для нее полной неожиданностью. Почти… Они хотели мальчика. Но первой родилась девочка. Девочки родились и во второй, и в третий раз. И в четвертый. Пока решили остановится.

Старшей, Оле, уже 17, как и Светлане, когда она выходила замуж. Оля учится в Галиче, в педагогическом колледже. Хочет стать учительницей. 15-летней Алене досталась теперь роль старшей сестры, которую она, кажется, выполняет с удовольствием. Девчата слушаются ее беспрекословно, участвуют во всех ее затеях, а на затеи у Алены фантазия, кажется, никогда не иссякнет. Особенно ей нравится разводить кроликов. Только вот поголовье пришлось сократить из-за переезда. 12-летняя Настюшка - самая тихая и, вроде бы, неприметная из сестер. Сидит себе в уголке, и умными глазками наблюдает. Но, как я заметил, никто больше ее не помогает маме на ферме. Загнать коров, пристегнуть, отнести молоко - это она делает с видимым удовольствием. Любаша, которой 8 годочков, как и положено “поскребышу”, все больше льнет к маме, Как котенок, просит ласки. Но и в работе тоже старается помогать.

Жалко, что Алену куда-нибудь послать… в смысле, учится (если пожелает) возможности, скорее всего, не будет. Не по карману...

Вообще, доярками работают разные женщины. Как по возрасту, так и по степени подверженности алкоголю. Но всем обязательно помогают дети (если, они, конечно, есть). Я теперь понял, почему: они не хотят видеть матерей смертельно усталыми...

В свое время Светлана закончила заочно техникум по специальности “зоотехния”. Она работала и осеменатором, и зоотехником, но недолго. Работа начальника на ферме, тем более, в колхозе с расшатавшейся дисциплиной, типа “Звезды” - адова: зоотехник фактически трудится “супер-дояркой”, так как приходится постоянно подменять в очередной раз “загулявших” подчиненных. А из дома уходишь на целый день (как до сих пор уходит Володя, простой механизатор). И, тогда еще маленькие, дети взмолились: “Мамулечка, не уходи!..” Перешла в телятницы.

Телятнице физически работать легче. Но малышне нужно много уделять внимания, и к тому же телята часто болеют. Зато доярка часто нагибается: к каждой из 31 коровушек надо по три раза за дойку нагнуться. В сырости, и под сквозняком. “Бывает, встаешь утром - и “буквой “зю” - не разогнуться...”

А потому стихи, которые Светлана вдруг однажды стала сочинять, теперь пишутся с трудом. Они собраны в заветной тетрадке, на первой странице которой аккуратно выведено:

“...Нельзя не любить ту землю, на которой ты живешь, на которой ты

рождаешься, взрослеют твои дети; землю, которая щедро дарит свои богатства, ничего не требуя взамен...”

Свекровь про стихи так говорит: “Дак, не знаю, когда она и писать-то успевает. Утром, что ли...” В Гусеве до фермы была длинная дорога, через лес. Это, по мнению Светланы, и толкнуло к сочинительству. Сначала рождается мелодия. А потом на нее, как жемчужины на ниточку, нанизываются слова. То же происходило, когда от теленка к теленку переходила. Любое Светино стихотворение - песня. В Гусевском клубе музыкальный работник их на ноты перекладывала. А здесь ферма рядом. И не сочиняется…

Наверное, песни-стихи Светины не очень и мудреные, но ведь не для мудрости она их сочиняла. Высказаться хотела. Приведенный выше отрывок - из маленькой поэмы, в

которой Света рассказала про свое детство. Много строк в тетрадке про любовь. Про маму... какой бы она ни была. Про детей:

...И кажется, что главное на свете,Чтобы с нами были дети всегда,Чтоб всегда были счастливы дети,Чтоб не гибли мальчишки на войне.Чтоб почаще улыбались девчата, Чтоб на всю жизнь запомнили они, Что им мама говорили когда-то... Светлана не из тех людей, которые вопят о своих проблемах. Такие, как правило,

молча, порой сжав зубы, работают “от и до”. Не всем же, в конце концов, коммерцией заниматься! Но именно на таких женщинах, кажется мне, и держится наша страна. Да все человечество в целом.

Вновь раскрываю заветную тетрадку:

...Сторона любимая - песня соловьиная,Самоцветов россыпи в утренней росе.Из ромашек сделаны покрывала белые.Нет земли прекраснее...

Люди тупика

Они хотят здесь жить, работать, любить, рожать, растить детей... Начальники, которые по идее ответственны за судьбы обитателей Монзенской железной дороги, хотели плевать на их хотение. Их философия проста: “куда они к черту денутся из своего тупика?!”

Домой

Мотовоз пришел в пять вечера, хотя ждали в одиннадцать утра. Заколоченный гроб на безлюдной платформе, омытый дождем, казался лучиком света в сумеречном царстве. Трое мужиков перетащили его на волокушу и трелевочный трактор потащил свой невеликий груз сквозь слякоть к кладбищу. За гробом никто не пошел: знали, что там ждут, да и мокнуть не шибко охота.

Могила неглубока, чуть больше метра, - дальше начинается вода. Опустили гроб аккуратно, даже не плюхнуло, быстренько закидали грязью, выпили - и поехали на той же волокуше назад, в поселок. Родственников не было: только сердобольная соседка да мужики, нанятые поселковой администрацией. Среди мужиков все, кроме двух, - местные пьяницы, и оплату они просили произвести водкой. Лишь тракторист и вальщик (он вернулся из леса и захотел помочь просто так), кажется, жалели бабушку, один из них из волокуши бросил взгляд в сторону могил и как-то неловко смахнул с лица влагу. Может быть, это были слезы, но, скорее всего, молодому вальщику опротивел дождь.

Похоронили Зою Ивановну Носкову. Убил ее родной сын, отморозок, не единожды уже побывавший на зоне. Он и раньше избивал и мать, и свою сожительницу (естественно, по пьяной лавочке, которая, впрочем, случалась ежедневно), но, когда сожительница сумела наконец сбежать, все свои усилия он сосредоточил на родной кровиночке. Когда она умерла после очередных побоев, женщины ее обмыли, одели в чистое и тут нагрянула... милиция. Находится участковый милиционер далеко, на станции Вохтога, и добираться ему (вместе с оперативниками) не меньше трех часов. Именно поэтому в Каменке о милиции задумываются в последнюю очередь. Покойницу отвезли на экспертизу и вернулась она, чтобы лечь навсегда в родную землю через девять дней; именно поэтому так торопились ее закопать. Прощай, бабушка Зоя. Здравствуй, капитализм.

Великая Монза

Думаете: при чем здесь капитализм? Расскажу все по порядку. Каменка - один из поселков по Монзенской железной дороге. Говорят, дорога эта занесена в Книгу Гиннеса как самая длинная в мире частная “железка”; ее длина (без учета ответвлений) - 254 километра. Существует легенда, что начали ее строить по идее Сталина, пожелавшего сократить путь из Центра к Воркуте (а смерть диктатора помешала довершить дело), а само слово МОНЗА расшифровывается как “место отбывания наказания задержанных административно”, но это неправда. В строительстве дороги действительно участвовали зеки, здесь даже была спецкомендатура, но большей частью она построена жителями некогда многочисленных окрестных деревень. А Монза - живописная река, которую пересекает дорога. Здесь когда-то было много горелых лесов и правительство в начале 30-х годов прошлого века решило устроить предприятие по заготовке дров для Москвы. Энергетический кризис в столице был побежден - и Монзенский леспромхоз перешел на

добычу деловой древесины. Леспромхоз, который в центральном министерстве называли не иначе как “Великой Монзой”, “высосал” все деревни, лежащие на пути строящейся для удобства доставки леса дороги; строили ее простые крестьяне, которые потом нанимались в лесоучастки и переезжали в леспромхозовские поселки, считавшиеся временными. Народ не знал, что “временное” на Руси - это вечное...

Настал капитализм, Монзенский леспромхоз, как и все государственные предприятия, обнищал. Акционирование могло его спасти, но случилось так, что акции перекочевали в руки некоей финансовой группы, которая перепродала их какому-то банку, а банк в свою очереди перепродал леспромхоз еще одной финансовой компании, которая до сих пор не торопится инвестировать свои средства в развитие... нет: в спасение предприятия. Хозяин не вкладывает ни-че-го. Возможно, виноват леспромхоз, но почему тогда так же лихорадит Сокольский ЦБК, находящийся во владении той же финансовой компании?

Зарплата здесь не выдается несколько месяцев. В “столице” Монзы, поселке Вохтога можно найти и другую работу, а вот в из лесных поселков людям деваться некуда. С Большой землей, с цивилизацией их связывает только достославная железная дорога. Автомобильных дорог здесь приблизительно столько же, сколько их на Марсе. Туда даже не проведены линии электропередач и поселки получают свет от дизелей. Нет и нормальной телефонной связи: дозвониться - даже в экстренных случаях - можно только при помощи ведомственного коммутатора, причем в дождь, в жару, в холод, а так же во время снегопада связь пропадает. И все бы ничего, жили так всегда, да штука в том, что леспромхоз сокращает людей, причем, в большей мере сокращение касается отдаленных поселков: Истопный, Каменка, Ламса, Восья, Ида, Гремячий, Карица.

Ясно, что лесом занимается весь Север Европейской части и вся Сибирь. Конкуренция высока и нужно совершенствоваться, чтобы победить. Финский комбайн победит бензопилу “Дружба”, даже если ей владеет гениальный лесоруб. Это ясно, но вот, что хотелось бы сказать: руководство предприятия (не то, которое в Москве, а “свое”, родное) всячески старается не бросать пассажирское сообщение по своей дороге. Убогий поезд, несмотря на то, что он жутко убыточен и вагоны давно просятся в металлолом, ходит по Монзе ежедневно. На дороге остались три исправных тепловоза, один из которых знаменит тем, что когда-то в молодости трудился на Плесецком космодроме. И дизельные электростанции снабжаются соляркой за счет леспромхоза. Еще бы: от них питаются светом не только производственные структуры, но и школы, и детские садики, и дома-времянки, принявшие на себя звание “постоянного жилья”. При мне свет был всегда, но, как говорили люди, это для журналиста подстроено специально, а в обычные дни свет дают 4 часа в день, а на днях он пропал на трое суток - не завезли соляры.

Старшие

От станции Истопная отходит ветка, обрывающаяся на кусте из нескольких поселков, объединенных под общим именем “Каменка”. Это - обычный российский тупик, имеющий, правда, продолжение в виде временных (опять!..) узкоколеек, мигрирующих от одной делянки к другой.

Старикам в Каменке с одной стороны проще, так как дети уже выросли и разъехались, но с другой стороны - страшно. Особенно - заболеть. Случился инсульт у Полины Алексеевны Сиротиной - “отходила” дома. Обошлось, на ноги встала, однако, неизвестно, что ждет впереди. Муж ее, Анатолий Иванович был и вальщиком, и мастером леса, и техноруком на лесопункте, и начальником транспорта на узкоколейке. Сейчас, в свои 74 года он - староста поселка Вострогский, он считается центром Каменки.

Дела, решаемые старостой, просты. Сегодня, например, обсуждали вопрос о том, чтобы часть заготавливаемого леса шла на переработку и ремонт обветшавшего жилья. Леспромхозовская пилорама есть, однако, она стоИт - и даже гробы приходится покупать. Зависимость от лесхоза - штука страшная, ведь, если не дают солярки для дизеля, приходится зажигать керосинки. Еще беда: у людей нет денег. Зарплату безбожно задерживают, и в этом случае выручает одна женщина, местный предприниматель. С своем магазинчике она отпускает продукты в долг, а, когда леспромхоз “отстегивает” очередную частичку заработанного людьми, приходит с тетрадкой к кассе и ждет... обидно, стыдно, но даже страшно предположить, что было бы без нее. Пенсионеры в Каменке - боги, потому что им ничего не задерживают (пока) и они могут себе позволить маленькие радости типа конфет или печенья.

Сиротины имеют обычную для “лесников” старшего поколения судьбу: родились в деревне, по молодости попали в поселок, который тогда сплошь состоял из вагончиков и

бараков. Родили четверых детишек, трудились на совесть, и вот - на тебе - оказалось, что все было зря. Ни они, ни дети их стали здесь не нужны. Дети разъехались, поселились в городах, зато сюда, как на дачу, приезжают внуки. Им здесь нравится, несмотря на то, что Каменка считается “бандитским поселком”, а один из внуков из своего далекого Петербурга недавно послал весточку: “Бабушка, дедушка! Вы ждите меня. Вырасту - приеду сюда и буду начальником лесопункта!”

Песнь эстакады

Вот она, эта песня (поется на мотив песни Квазимодо из модного французского мюзикла):

«Ночь... наступила ночь, мы на работе.Ночь... мы как будто волки на охоте,На эстакаде мы гнем спины, рвем пупки,О, Бог, фанеру ты сровнять нам помоги!О, Боже, силы дай нам спичечку сорвать! И всем дровишек хоть по пачке отобрать...Уйди, усталость, надо смену отстоять, Нужны нам деньги - надо денежку сорвать...Охота вещь купить и все долги раздать,Купить покушать, на обед ребенку дать...Нас, рабочих часто обижают, Вот, опять сказали снова: “Сокращают”,Ох, ты, Боже милостив, бригаду защити,Уволят - всем придется по миру пойти.Как в этом мире стало трудно людям жить!..»Женщины близки к отчаянию, ведь они, работницы эстакады, воспитывают по

двоих-троих детишек, некоторые - без мужей, а их выбрасывают на улицу. Они хотят работать, их устраивает этот неженский труд, но и его их лишают. Они спрашивали меня: “Что нам делать?”, а я ничего не смог им ответить кроме: “Бороться за себя...” А с кем бороться, если большое начальство смеется и надменно говорит, что даже письмо к президенту все равно спустят к ним.

Всем лесоучастком, не только женщинами, но и здоровенными лесорубами сейчас управляет техрук, молоденькая девчонка Алена Баринова. Есть начальник (который до этого развалил какой-то колхоз), но он живет в Вохтоге и наезжает в Каменку время от времени. Алена здесь - с рассвета и дотемна. Управляться с лесниками нелегко, но девушке это нравится:

- Я же выросла здесь, в лесу. Эх, если б не было таких резких перемен, я здесь бы и жила. Сейчас у нас 170 человек работает, 70 уволят (начальство мотивирует это высокой стоимостью аренды вагонов и тем, что от автономного дизеля много электроэнергии на разделку уходит), человек 20 мы в лесу трудоустроим, а остальным... А ведь люди рвутся работать, мы и узкоколейку продолжаем строить. Зимой большой запас хлыстов собрали, лесников пришлось отпустить в отпуск. А они: “Мы работать хотим!” В общем, я в следующем году заканчиваю институт, и, если ничего не изменится, поеду лучшей доли искать. Наймусь в Великоустюжский район, к частнику...

Жаль, хорошего специалиста теряет Монза. Мало таких осталось, у которых душа-то болит.

Тоже Москва. Но немного другая...

…Эти двое начали пить еще до того, как поезд отъехал от московского перрона. Первые три часа они бухали просто так. После им стало скучно и они стали уговаривать выпить с ними меня. Продолжалось это часа два (я действительно не хотел) и за это время я узнал, что они — отец и сын и едут они на рыбалку на Валдай, причем для этой цели сыном куплен дом в деревне. Вели они себя, мягко говоря, по-барски и возражений просто не понимали. Дошло до того, что старший, уже пенсионер по возрасту, уговорил попробовать лично им приготовленную настойку на кедровых орехах. Выпили раз, второй, — и сын, поглядев на меня проникновенно, изрек:

— Ну, что, пьешь, жрешь на халяву, а я с этого что буду иметь?Это Россия, ее национальное достояние. Если кто-то считает, что такой “отдых” —

норма, думаю, ошибается. Эти двое - типичный образец людей, которые едут на Валдай оставлять свои деньги, за которых хотят взять ВСЁ. Времена туристов-романтиков, к сожалению, кончаются. Сын ушел курить, отец разоткровенничался и сказал, что ни за что не оставил бы свою бабушку, и к черту всю эту “рыбалку”, но сына боится оставить одного. Запьет — и сам себя не помнит...

На одной из станций, где перецепляли тепловоз, юные мажорные пассажиры закидывали пивными бутылками мирно пасущихся коз. Да, не пастораль. Разбегайся, козы и телки, Москва отдыхать едет!

…По пути в деревню Москва мне рассказали такую историю. В селе Забелино, что на берегу прекрасного озера Пено, администрация называется "Чайкинской" потому что в одной из деревень, Руно (она стоит на реке, признанной "географическим" истоком Волги) приписанной к сельсовету родилась партизанка-героиня Великой Отечественной Лиза Чайкина. Имя этой девушки носит главная улица в Пено; там же, в райцентре есть музей в честь нее. Фашисты ее схватили, зверски пытали а потом прилюдно расстреляли на берегу Волги. Свидетели потом рассказали, что девушка приняла смерть с гордо поднятой головой и даже успела сказать: "Женщины! Скоро придет наша победа! Скоро взойдет наше солнышко..." (на расстрел согнали пеновских женщин).

Так вот: несколько лет назад родную деревню героини сожгли. Туристы. Не по злобе, по глупости. Зажгли траву и не заметили как огонь перекинулся на избы. Сгорели 6 домов из 7. И, что любопытно, слов жалости по поводу потерянной деревни Руно я не слышал; ох, сколько таких тверских, костромских, вятских и прочих деревенек бесславно канули к Лету...

Факты — штука нелицеприятная. Последняя до Рудо деревня, которая сгорела в этом крае, была сожжена в 1941-м фашистами. Называлась она Ксты и немцы, перед тем как сжечь деревню, расстреляли всех ее жителей. Кому-то эта параллель покажется некорректной, но как поспоришь с фактами?

…История Москвы темна и непредсказуема. Память москвичей простирается не так далеко, как хотелось бы, всего лишь во время помещиков и холопов, от которого осталась сундучного вида трехэтажная Троицкая церковь на погосте Отолово, что в пяти верстах от Москвы, да местечко под названием Баринов сад, что на берегу озера со странным названием Ордоникольское. У южной оконечности названного водоема (говорят, настолько глубокого, что никто так и не смог достичь его дна), на холмах и разлеглась Москва.

В Троицкой церкви, что на Отоловском погосте, еще недавно имелся священник, да вынужден был он уехать: приход уж слишком мал. Да и вообще москвичи живут небогато, что, впрочем, выгодно отличает этих москвичей от тех.

Ведь за что в сущности не любят тех? За сытость, за чванство, за заносчивость. Впрочем такие черты присущи жителям других мировых столиц. А на отношениях между Центром и провинцией построена вся мировая культура вообще - в том смысле, что все лучшее, начиная от гениев и заканчивая хлебом насущным, рождается на периферии, в столицах же все это чахнет и проедается. А ведь проблема-то в чем? А всего лишь в распределении: ежели сидит дядька в столице и решает, кому-сколько, значит, найдутся такие, кому мясо из щей и перепадет. Здесь, в этой Москве нет старшего даже на ферме, а значит все по совести, по справедливости.

Сами москвичи называют свою весь “Красной Москвой”, что является продолжением рабского мышления апологетов крепостного права. “Красной Москвой” именовался всего лишь здешний колхоз, от которого осталось великое богатство - молочно-товарная ферма. В паспортах москвичей в графе “место рождения” четко написано: “д. Москва”. Были всякие укрупнения, “Красную Москву” нарушили, присоединили к совхозу, центральная усадьба которого расположена в селе Ворошилове, а ныне от всего этого в бывшем громадного хозяйства, охватывающего несколько десятков деревень, осталась только ферма в Москве. Отступать теперь им некуда - позади Москва...

А древнюю историю Москвы никто бы не узнал, если бы не пытливые исследования краеведа из поселка Пено (райцентра) А.Д. Кольцова, который нашел, что Москву основали беженцы из городка Москвы, того самого, который теперь является столицей России. Случилось это после нашествия монгольских орд на Русь в 1238 году. Места эти, на отрогах Валдайских год, были дикими и не обжитыми, изобиловали медведями, волками и прочими опасностями. Что характерно, с тех давних пор жизнь Москвы изменилась несильно. Дороги (в нормальном понимании этого слова) в Москву нет до сих пор, дикие лиса так и остались дикими, а из примет цивилизации в Москве осталась только одна: сельповский магазин.

Любопытен говор москвичей, певучий, акающий и с мягкими окончаниями слов. Вероятно так разговаривали москвичи эпохи Ивана Калиты.

Такой же мягкий говор у “мэра” Москвы, точнее, московского старосты Ивана Александровича Степанова. У него есть обязанности, но нет прав, что сильно подрывает саму суть должности. До сельсовета, реальной власти (в Ворошилове), идти пешком 13 километров, а потому пенсионер Степанов на собрания туда не ходит. Зимой под тяжестью снегопада часто рвутся провода, отчего Москва на месяцы (!) остается без света, так сельская администрация все равно не имеет средств восстановить энергоснабжение. Старосте в таких случаях остается лишь ждать со всеми, когда доблестные энергетики прорвутся сквозь сугробы до них.

И в эдакой ситуации особенно выигрывает московская ферма, которая по уровню механизации находится даже не в XX, а XIX веке. Дело в том, что здесь до сих пор применяется ручная дойка, а молоко хранится не в холодильнике, а в колодце. Случилось это в 70-х годах прошлого века: вроде бы установили машинную дойку, да доярки встали на дыбы: расценки стали ниже, а потому механизмы бросили, а за пару лет детишки растащили их на игрушки.

Кстати о детях. Юных москвичей в Москве двое, и оба - дети доярки Светланы Добролюбовой, 15-летний Игорь и 13-летняя Люда. А всего населения в Москве - 20+2 человека. “+2” - это супружеская пара дачников, которые, впрочем, дюжину лет живут в Москве постоянно, отчего их условно приняли в семью москвичей. “Условность” заключается в том, что деревенские никогда по-настоящему не признают горожан за своих, даже если те будут пить столько же, сколько и в деревне.

Непьющих (исключая детей) в Москве всего трое: жена “мэра” Анна Павловна, Валя Троицкая и дачница Алла. Из этого не следует, что остальные не просыхают, тем более что работники фермы закодированы. В данный момент в запое лишь один человек, остальные - в трудах. Но в сущности нужно констатировать: Москва - селение пьющее крепко. Но по-божески. В Ворошилове, по местным меркам “центре цивилизации”, пьют вообще черт знает что, отчего только в этом году от употребления спирта сомнительного качества (его распространяют некие серые личности, приезжая из города на микроавтобусе) откинули копыта восемь человек. Москва еще держится на устоях и пока (тьфу-тьфу-тьфу!) москвичи в лапы спирту не даются. Они даже принимают жертв зелено-черного змия на реабилитацию и перевоспитание: в доме “мера” живет брат его жены, которого они взяли из Ворошилова. После распития неизвестной жидкости у него отнялись ноги.

С ностальгией здесь вспоминают бывшего руководителя совхоза по фамилии Фалинский, который был добрым барином, хотел организовать переработку на ферме, и вообще любил крестьян. Жаль, поголовье в его правление сильно сократилось (коров перерезали) и теперь дойное стадо в Москве - всего 34 головы (с телятами - 62). Это еще ничего: частное стадо в Москве - всего 2 коровы, 2 лошади и 7 овец. Одна корова, овцы и лошади принадлежат пожилому москвичу Александру Дмитриевичу Виноградову, но и он при первой же встрече предложил мне, постороннему человеку, купить у него хотя бы одну лошадь - трудно стало содержать скотинку. Вторая корова принадлежит “мэру”, точнее, его непьющей жене.

А доброго Фалинского семь лет назад застрелил киллер. В Москве. Не в этой, а в той. И здешние москвичи склонны причислять убиенного к мученикам, пострадавшим за правое дело, хотя, как говорят, убили его как раз было какое-то “левое”.

Ни телефона, ни почты, ни автобусного сообщения с райцентром в Москве не имеется. Не так давно умер в Москве 40-летний мужик, тракторист из Ворошилова. Ему стало плохо с сердцем, а вызвать скорую не смогли. Повезли трактором через лес и в пути он умер. Наверное, от тряски. А посему в Москве предпочитают не болеть, зубы выдирают сами себе, а умирать не торопятся.

Есть в Москве только две отрады. Первая: совхозная лошадь Чайка, которую содержат все вместе за то, что она опахивает огороды. Ее в честь героини Лизы Чайкиной так назвали. Вторая: райповский грузовик, который, невзирая на снега и прочие непогоды дважды в неделю, как швейцарские часы, привозит в Москву хлеб и продукты. Вчера, например, привезли арбуз на 4 кило. Думали, думали женщины скинуться, купить его и потом разделить на кусочки. А, пока кумекали, проезжал через Москву лесовоз, лесорубы арбуз и купили. Слишком долго в Москве запрягают...

Работоспособных (не пенсионеров и не детей) в Москве всего шестеро и все они трудятся на ферме. “Мэр” Степанов когда-то был бригадиром и командовал всей экономикой Москвы (которая, собственна и была сосредоточена вокруг коровника). Теперь никто ничем не руководит, даже директор из Ворошилова на ферме старается не появляться (боится, что ее раздерут на куски доярки, считающие, что им мало платят), но анархии здесь нет. Хозяйство функционирует как самозаводящийся механизм.

Одна из доярок, Анна Степанова, пашет как Стаханов, приходя к коровушкам затемно, в 4 утра. Правда, так же она и пьет. Если уходит в запой - то по-русски, отчаянно, забыв про коров и Бога. В таких ситуациях ей помогает муж. Вторая доярка, Светлана Добролюбова, уводит в запой реже, и даже в этом случае на забывает подоить. К тому же ей помогают сын и дочь.

С детьми - проблема. Светлана - не местная, ее сюда пригласили с тем условием, что детей будут возить в школу (в Ворошилово). Обманули. И второй год дети не учатся вообще. Игорек - парень бойкий, считай, телята полностью на нем, да и Люда доит с

любовью. И все-таки жаль что юные москвичи не имеют возможности получать знания. В конце концов, двумя грамотными больше, или меньше, - государству не убудет. Думаете, я смеюсь? Нет, плачу. Сволочное у нас государство, ежели всем наплевать.

Светлана, в отличие от своей напарницы, постоянно выглядит усталой, невыспавшейся. Ей бы удрать из Москвы, да в ее родной деревне Лугово работы нет вообще никакой.

Но Бог с ними, с детьми. Светлана радеет скорее не за них, а за московского пастуха Александра Яковлева. 43 года мужику, и статен, и высок, и... в общем, одна беда: застенчив Сашка и до сих пор не женат. Светлана лично попросила за пастуха - может, захочет какая-нибудь женщина стать москвичкой? Сам Сашка, мужик молчаливый, солидный и в кодировке, только одобрительно кивал, когда доярка его расхваливала. И вправду: может, есть такая?

А ныне Москва живет новыми веяниями. На Валдайскую возвышенность приходят новые “баре”, люди богатые и энергичные. Один из таких помещиков, которому здесь дали кличку “Спортсмен”, значительную часть леса (аккурат на пути из Москвы в Большой Мир) огородил сеткой-рабицей и устроил внутри трассу для авторалли и маленький зоопарк. Второй, нареченный кличкой “дядя Сэм” (он увлекается медвежьей охотой), забором свои земли не огородил, но в Москве меня предупредили, чтобы на север я не ходил: там охрана с автоматами и могут запросто шлепнуть. Думаете, я шучу? Вряд ли... На Москву наступает капитализм, причем, в том виде, которым нас пугали еще при Горбачеве - это когда кругом заборы и везде незатейливые надписи: “Private”.

Сейчас москвичи в некотором недоумении. Минувшей весной они продали управляющему имения “Спортсмена” свои совхозные паи, по 5 гектар. Сумму называть не буду, так как деньги были уплачены неофициально, скажу только, что кое-кто на вырученное купил телевизор или стиральную машину, кое-кто уже все пропил. А дети, приехавшие из городов сказали: “Дураки, вас кинули...” Старики заметили, что их паи все равно были на бумаге, а “Спортсмен” обещал помочь совхозу. Вон, ваучеры были - те совсем пропали, а тут хоть бытовую технику на паи приобрели...

Но после, когда горячка прошла, задались вопросом: “Продали землю... а не продали ли душу дьяволу?..” И хочется по-гоголевски спросить: “Куда ты несешься, Москва?” (по странному совпадению в Москве аккурат живет тройка лошадей). А она только промычит своими худосочными коровами с годовым надоем в 1.300: “Не пойму-у-у-у-у-у!!.”

И все-таки доярка Добролюбова, как козырь в карточной игре, выложила самый существенный московский козырь: “Разве в той-то Москве на две тысячи проживешь? А у меня свой теленок, поросенок, при молоке всегда...”

…Дачники, Владимир Иванович Красуцкий и его супруга Алла - москвичи в квадрате. Дело в том, что они были жителями той Москвы и однажды сбежали из нее в эту.

Красуцкий работал на Центральном телевидении и был не на последнем счету. Здесь он стал просто Володей, часто уходящим в глубокий (но непродолжительный) запой, вызывающий сочувствие даже у знающих в этой напасти толк местных. Теперь, занятый делом, а именно благоустройством нового дома, так как у старого рухнула прогнившая крыша, он снова становится Владимиром Ивановичем.

История бегства Володи и Аллы такова. У Аллы были плохие анализы, определили острую почечную недостаточность и некий профессор настоял на том, чтобы ее подключили к аппарату “искусственная почка” с постоянным гемодиализом. Алла была подключена к аппарату четыре месяца подряд и закончилось это тем, что муж просто похитил ее из больницы, без документов и без одежды, с искромсанными бесчисленными разрезами руками. Профессор дозвонился до беглецов и сказал, что жить Алле осталось три дня. Но они уехали из той Москвы в эту.

И живут здесь уже 14-й год, разве только, после тех злоключений Алла потеряла способность ходить. Выяснилось, профессор использовал Аллу как подопытного кролика, испытывал на ней новый прибор...

В сущности раньше к деревне они никакого отношения не имели (любопытно, что оба - отпрыски дворянских родов). Что утянуло в глушь коренных горожан - они и сами не знают. Когда они убегали, Алла только сказала: “Володя, если мне суждено умереть - умру на природе...” Позже выяснилось, что на природе надо не помирать, жить. Здесь Алла увлеклась вышиванием картин, Владимир начал писать стихи. Можно тысячекратно ругать город и воспевать природу, но Алла мыслит по-своему:

- Здесь душа спокойна. Каждый день живешь, радуешься существованию... А что человеку еще надо? К деревенской жизни трудно привыкнуть только из-за того, что в деревне сильна в людях зависть, которая порождает сплетни. Но зато в деревне люди отзывчивые; жалеют, несут все, что растет у них на огородах. Мы раз в год наведываемся в городскую квартиру, и там еще острее понимаем: Только здесь, в этой Москве жизнь настоящая, не придуманная. Не пойму только, почему у Володи здесь только грустные стихи рождаются. Вот, например:

В Тверской глуши, в раю пустоземельяПод лай голодных и незлых собакДеревня спит с глубокого похмелья,Не видя снов, не помня ссор и драк....Эту божественную тишину изредка нарушают военные самолеты, взлетающие с

секретного аэродрома, что под городом Андриаполь. Они безнаказанно виражируют над Москвой, напоминая о том, что есть еще керосин в доблестных ВВС. По счастью для Москвы, керосин в войска поставляют не всегда.

Песня о Родинке

Живет на свете человек, который однажды Родинку попытался сжечь. Стряслось это тридцать лет назад, на Покров. Случилась ссора, и этот человек в отместку подпалил дом соседа. Огонь перекинулся на соседнюю избу, от нее на другие дома... в общем в итоге сгорели 49 домов, в самом сердце Родинки. Жарило двое суток, за это время даже успели прибыть пожарные, которые только и делали, что поливали водой избы, которые еще не попали в лапы красному зверю.

Человек этот - Валентина Билетникова. Она была скандальной особой, любила веселую жизнь, а выпивку в особенности. Поджогами она баловалась и до своего “подвига Герострата”, а на сей раз ей удалось отомстить деревне по самое небалуйся. Ее осудили на семь лет, через три года выпустили по амнистии, и эта женщина поселилась другой деревне, которая имеет соответствующее название: Содомово. Кстати, Валентина заплатила за свое деяние, как и положено на Руси, самым дорогим. Ее сын, черненький (из-за того, что не привык умываться) подпасок, однажды дорвался до колбасы, которую раньше никогда не пробовал и о которой мечтал, и съел ее столько, что скончался от заворота кишок. Сама же Валентина в своем Содомове живет теперь тихо, и, зная, что родинцы, ежели она окажется вблизи Родинки, ее или повесят или просто отвернут шею, старается не высовываться; к тому же она убедила себя в том, что пожар разошелся из-за ветра.

49 домов составляли треть Родинки. Погорельцы или расселились по родственникам, или уехали навсегда, но считается, что именно Покровский пожар стал причиной нарушения правильной жизни деревни. Хотя на самом деле все сложнее.

Теперь в Родинке нет ничего кроме райповского магазина, старых, чудом выживших домов и населяющих их 55 человек. 16 “родинцев” - мужики работоспособного возраста. Большая часть этого воинства заняты тем, что раздербанивают остатки леспромхозовского гаража, выискивая металлы и обменивая его на суррогатную водку. Весь их досуг составляет употребление зелья внутрь и борьбу со страданиями, вызванными либо чрезвычайным количеством выпитого, либо явной нехваткой оного. Сей замкнутый цикл можно было бы сравнить с десятым кругом ада.

Из серой, точнее, чернушной массы сильно выделяются два Николая: Николай Васильевич Петрушков и Николай Павлович Смирнов. Оба не только не пьют, но и стараются сохранять достоинство. А так же, привычным взглядом озирая зловещий праздник бытия, они надеются на то, что спасет их Родинку некое чудо. Глядя на этих русских мужиков, я понял, что для того, чтобы в Родинке не запить, нужно обладать не только мужественным характером, но и поэтическим складом души. И очень странно, что они встречаются редко, друг друга не любят, даже несмотря на то, что их родные деды были братьями. Кроме трезвости (которую Николай Васильевич изредка все-таки нарушает) у них есть еще кое-что общее: бесконечная любовь к Родинке.

Есть в окрестностях Родинки озеро под названием Текун. Оно со всех сторон окружено болотами, но к нему тянется древняя дорога, отсыпанная камнями. Дорога от времени и от воздействия стихии местами размыта и непроходима, а потому Текун почти недоступен любопытному взору. Итак, согласно легенде в здешних заморских лесах поселился некий раскольник, избравший Текун для убежища. Когда он умер, после него осталась дочь Настя, благочестивая и богобоязненная девица. Приютила она раз неких заплутавшихся людей, которые сказали, что они купцы и едут на Макарьевскую ярмарку. Позже люди признались, что на самом деле они “монетчики”, что захватили они царский обоз с золотом, а будут на эти сокровища по матушке-Расее калек, сирых да обездоленных выручать, да крепостных из-под помещичьего ярма вызволять. И одарили Настю

сундуком золота за ее честность и добросердечие. Завязалась дружба, “купцы-монетчики” завозили Насте провиант, она же давала приют лихим людям. Но нашелся нехороший человек, который рассказал об этом Настиному жениху Доместию. Естественно, рассказ приукрасили нехорошими подробностями. Тот отправился на Текун разобраться. Друзья, когда вскоре в очередной раз пришли на Текун, нашли Настю мертвой: она была зарублена топором...

Гроб с Настей поместили плавучем острове, прямо в озере, а рядом поставили тот самый сундук с золотом. Говорят, и теперь, века спустя, остров этот вместе с гробом плавает по озеру; только тому, кто увидит его, уже не жить...

Разбойничье бытие Родинки - реальный исторический факт. На Текуне на самом деле прятались лихие люди, примышлявшие разбоем на Волге и ее притоке Унже. Началось все это задолго до Раскола и истории с Настасьей, скорее всего, еще в XII веке. Все деревни в округе зарождались непосредственно под влиянием бандитов, в том числе и Родинка, и призваны были они обслуживать бытовые нужды разбойников. Само население Родинки пополнялось за счет боевиков, беглых людишек и захваченных плен девиц.

Сохранилось предание про главаря разбойников по имени Фатеич. При нем была построена не Текуне крепость с оборонительными стенами и двумя башнями на сваях. Примерно в это же время к озеру была насыпана каменная дорога. Однажды царские войска осадили логово бандитов. В критическую минуту Фатеич сначала убил свою любовницу, а после утопил сундуки с награбленными сокровищами. Как ни крути, все опять замыкается на это чертово золото...

История Родинки существовала в написанном виде; в Родинской школе хранился целый альбом с воспоминаниями старожилов. Но, после того как школу закрыли, разобрали и увезли, альбом пропал. Одновременно, как это не смешно, пропала и история.

Бандитское прошлое Родинки в чем-то отразилось и на сегодняшнем дне. До сих пор сюда принято ссылать после отсидки в тюрьме, да и местные “лихачи” тоже порой не гнушаются криминалом, правда мелким. В жизни Николая Васильевича было три ходки на зону, именно за это его побаивается Николай Павлович, сам ни разу в жизни ничего не укравший и никого не обидевший. Однажды в Родинку на поселение определили женщину, которая отбыла срок за тяжкое преступление. Приютил ее Николай Васильевич. С тех пор они живут вместе, в его родовом доме.

Зато Николай Павлович - местное МЧС и ЖКХ. Аварии с проводами, с колодцами и крышами ликвидирует именно он. Мог бы ликвидировать и разрывы связи, но связи в Родинке нет. Есть в магазине радиотелефон, но в другом селе, которое стоит на большаке, Пелегове, сперли антенну, а потому связаться с Большим миром в случае, если кому-то стало худо, не представляется возможным. Был в родинке официальный староста, но, после того как леспромхоз развалился, он уехала и с тех пор в Родинке царит номинальное безвластье. Ближайшая госструктура, сельская администрация, находится в поселке летняя база, в 8 километрах от Родинки, но из-за отсутствия связи эти километры вырастают многомерно.

Об этом, видно, хорошо знают заезжие бандиты - не благородные, из прошлого, а нынешние беспредельщики. Впрочем, даже этим подонкам некоторое благородство не чуждо. Ворвались как-то они к одной из бабушек в дом, посадили ее аккуратненько на диван и говорят (ее ведь всю трясет с перепугу): “Бабушка, не бойсь, не тронем тебя. Жива будешь, мы только иконки твои возьмем...” Не тронули - и то слава Господу... Других соседей Николая Павловича - семью из двух стариков и их сына - “обслужили” круче: перевязали скотчем да избили. Другой деревеньке, что по соседству, Потахино, не повезло больше: там две старухи были, одна из них иконы родовые пожалела, закричала, пришел зять, так бандюги этого зятя и отправили на тот свет. Вообще по ночам родинцы баррикадируется каждый в своем доме и спрос только с Бога: спасет ли на сей раз, видит ли? На участкового надеяться бесполезно, так он далеко, в полусотне километрах - в райцентре. Отсюда два вывода: 1) спасение человека - дело рук самого человека; 2) ежели пришло лихо - не спасай ничего кроме собственной жизни.

Есть в Родинке еще одна власть, так сказать, экономическая. Некая семья (фамилии не буду называть, ведь дело криминальное) устроила у себя на дому “супермаркет”, торгующий в любое время суток разными продуктами, в том числе и “паленым” спиртным. Та же семья принимает металлолом, и расплата идет без использования банковских билетов - емкостями с алкогольной отравой. Для закона эта семья - преступники, для пьющей части деревни - благодетели. Для меня они - купцы, такие были в деревнях и при царе.

Николай Павлович, как и Николай Васильевич, тоже живет в своем родовом доме, простроенном по старинному правилу “из осины на соку” (это когда осина весной наполняется соками - тогда сруб три века спокойно простоит), правда проживает Смирнов один-одинешенек - семью ему создать не удалось. Он еще совсем не стар, ему едва за 50, а в народе у него кличка “Вертолетчик” - Потому что он работал в Пелегове в аэропорту (когда тот еще существовал и самолеты не украли). Смирнов уже было жил большом городе Екатеринбурге, работал радиотехником в аэропорту - не карликовом деревенском - а настоящем, с авиалайнерами. Но заболели родители, и он отправился на Родинку -

помогать управляться со скотиной. Сначала умерла мать, следом - отец (в прошлом году), но возвращаться к большой авиации у Николая Павловича уже не было резону. Прикипел он к Родинке.

Жаль, но Николай Павлович избавился от домашней скотины. Вообще Родинка как-то в одночасье отказалась от коров, в позапрошлом году, и теперь здесь не осталось ни одной головы КРС. Причина банальна: ближайший бык находится в Летней базе, по гравию корову к нему на свиданку не поведешь и, соответственно, крыть скотину некому. А, после того как сдохла последняя лошадь, не на чем стало пахать огороды. Я долго не мог понять, почему вид Родинки так странен, напряжен, и однажды вдруг понял: в деревне нет ни одного стога сена. Прямо как Чернобыль какой-то... Как порой маленькая деталь может нарушить привычный вид бытия!

Одна из соседок Смирнова, Александра Федоровна Трошина - наглядная история Родинки второй половины прошлого века. Она познала не только падение Родинки, но и ее взлет. Был в Родинке когда-то завод, который в свое время фашисты отметили на карте, как объект для бомбежки (правда, они так его и не разбомбили). На заводе из древесины делали уголь, гнали спирт, и изготавливали некое секретное вещество, которое местные называли “порошком”. Шура Трошина пошла работать на завод в войну, в 12-летнем возрасте. Пилила дрова, а, поскольку была маленькая, подставляли ей под ноги чурку - чтобы до козел доставала. За работу платили много: 600 грамм хлеба в день. Из-за завода Родинка прослыла культурным центром, так как здесь были клуб, школа и вообще жизнь кипела не хуже, чем в городе. Трижды в сутки раздавался гудок - в 6 утра, в 2 дня и в 10 вечера - и это правило казалось незыблемым и вечным. Александра Федоровна помнит, как в Родинку приходили побираться нищие, и, когда и спрашивали, откуда эти божьи люди, те отвечали: “Из Радости...”. А про деревню Радость я уже рассказал, вот ведь мир- то как тесен.

Завод закрыли, и в Родинке образовалась бригада леспромхоза. Александра Федоровна пошла работать в лес, сучкорубом. Муж ее, Иван Павлович, там же трудился вальщиком. Скромный был человек, но герой: с войны вернулся с двумя орденами Славы. Однажды ее так хлестнуло веткой по лицу, что она потеряла глаз. Детей у них было четверо, двое из них уже умерли. Одни дочь умерла в 26 лет и оставила Александре Федоровне двух внучек; бабушка воспитывала их сама. Ничего, взрастила правильно: девочки теперь выучились на юристов и практикуют аж в Нижнем Новгороде.

Как ни странно, в Родинке живут дети. Их двое. Первая, девочка Даша Ковалевская, учится в школе и возит ее в летнюю базу папа, водитель сельской администрации. Другой ребенок, Максим Смирнов, появился на свет Божий в этом году. Родила его молодая женщина без вредных привычек, Наталья Смирнова. Отец мальчика вредные привычки имеет, а потому Наталья с ним рассталась и приготовилась поднимать сына в одиночку. Даша уже поняла, что такое Родинка и растет с установкой поскорее отсюда ретироваться и вспоминать в “прекрасном далеке” эту Родинку как кошмарный сон. Для Максима Родинка – пока еще громадный и непостижимый мир, весь исполненный ожидания и загадок. Получается, он самый счастливый в Родинке человек. Хочется патетически пожелать, чтобы все стали как младенцы видеть мир прекрасным и радостным. Но меня, пожалуй, посчитают идиотом.

Вы уж простите меня, господа-товарищи, что написал мрачную картину. Но в сущности Родинка - всего лишь маленький фрагмент большой нашей Родины. Я пишу о нехитром бытии Родинки, но предо мной встают другие деревни и села, коих у нас десятки тысяч. Родинка, скажу прямо, не худшая деревня, так как она еще жива.

Вместо послесловия. Дорога

Везли не дорогою в монастырь - болотами да грязью, чтоб люди не сведали. Сами видят,

что дуруют, а отстать от дурна не хотят: омрачил дьявол, - что на них пенять!

Аввакум Петрович Кондратьев.

Государству, растянувшемуся с Запада на Восток на добрые (а может и не шибко добрые…) 11000 километров, функционировать непросто. Прежде всего, для нормального существования стране надо научится дешево и быстро перемещать по своей территории своих же граждан, а вкупе и грузы. Без этого - даже не права, а государственного обязательства - жить трудно. Мы, как ни странно, живем. И даже приучаемся к существованию на относительно нешироких территориях, что приводит к тому, что значение больших дорог, на официальном сленге называемых «федеральными», постепенно принижается.

Будем надеяться, что так будет не всегда. Проблема-то только в некотором несоответствии уровня доходов населения и стоимости передвижения в пространстве. Со здравой точки зрения, она легко устранима: научись только честно работать, да поменьше воровать. Но практика показывает, что в России это представляется неразрешимой задачей. И иногда в голову лезет одна навязчивая мысль: а что, если несовершенство коммуникаций (к коим принадлежат не только дороги) есть вообще принцип существования нашего царства-государства?

Все великие империи разваливались от своего собственного «величия». Для управления пространством в миллионы квадратных километров нужна сильная воля, чего не всегда достает. Римская империя свое владычество поддерживала в частности, и созданием сети революционных по тому времени дорог. Первая, и самая знаменитая дорога via Appia (Аппиева дорога) начала строиться в 312 году до Р.Х., и, по мере колонизации новых территорий. И она, и другие новые дороги (via Valeria, Via Flaminia) все дальше и дальше вонзались во враждебное пространство. Грандиозные инженерные сооружения выглядели одновременно красиво, величественно и назидательно.

Римляне имели обыкновение строить прямые, магистральные дороги. Реки и болота они перегораживали плотинами, или перекидывали через них мосты, в горы вгрызались тоннелями. Центром всех дорог служил поставленный императором Августом Milliarium aauerym (золотой мильный камень), конус, обитый позолоченной бронзой. Отсюда и пошло знаменитое выражение про дороги, ведущие в Рим.

С распадом Римской империи цепь дорог была довольно быстро разрушена и забыта на многие столетия.

Римская империя была прежде всего морским государством. Большинство передвижений войск или товаров осуществлялось не по суше. Это особенность географии Средиземноморского региона. Тем не менее, Рим вкладывал в строительство дорог большие средства. Причина крылась в том, что способом устроения дорог империя как бы «скрепляла» подчиненные земли. Дороги охранялись внушительными гарнизонами, и, пожалуй, они являлись единственной частью пространства, в которой человек мог чувствовать себя в относительной безопасности. Здесь уместно вспомнить знаменитую дорогу через перевал Саланг в Афганистане, пересекающую горный массив Гиндукуш. Единственную наземную артерию, связывающую СССР с Кабулом. Сколько наших

парней отдали свои жизни ради бесперебойного функционирования этой магистрали! Ну, чем не имперская амбиция?

Но дорога - не просто материальное средство передвижения. Это еще и процесс, состояние, знак. И даже более того: знак художественный. Как все знаки, дорога имеет множество определений, толкований и трактовок. Вот, на произнесите про себя слово: «дорога». Что вы представили, когда произносили его? Наверняка, перед вами пронесся сонм образов. И можно точно утверждать, что у каждого из нас в голове сложился свой индивидуальный архетип, индивидуальный образ. И мало кто задумывается о сходстве слов «дорога» и «дорогОй» .

Но не эта, философская сторона дороги будет предметом нашего внимания. Мы коснемся сакральной стороны, которая наиболее глубоко изучена русскими писателями.

Один мой приятель, художник Игорь Челмодеев убежден, что без ужасающих по протяженности и качеству дорог русская литература не могла бы развиться до уровня мирового явления. Именно литература: русские живопись, кинематограф, и даже одна из частей литературы, поэзия, хоть и дали человечеству множество гениев, но не стали чем-то, из ряда вон выходящим. Пожалуй, только русские музыка и балет могут приблизится по значимости к литературе. Секрет, по мнению Игоря, прост: длиннейшие перегоны, долгие ожидания на станциях (конечно, я имею в виду не наш, 21-й, а 19-й век, на который как раз пришелся литературный бум), частая непогода, все это способствовало не только писанию, но и влияло на совершенствование культуры чтения. Чем еще в 19-м веке можно было себя утешить? Ну разве только чувственными удовольствиями… Недавно на заборе увидел надпись: «ЛАЙКОВ СТО, А СЕКСА –НОЛЬ» Что ж… у каждой эпохи свои геморрои.

И еще мой приятель абсолютно убежден в том, что развитие и совершенствование российских дорог давно уже привело к угасанию литературного процесса.

Если судить строго, наши дороги со временем улучшаются. Всего-то полсотни лет назад большинство трасс представляли собой грунтовые дороги, теперь об этом речи нет вообще; и невозможно представить себе самый захудалый райцентр без ведущей к нему асфальтированной трассы. Да, всего-то два десятка лет назад мы не представляли себе автобаны, на которых можно безнаказанно развить скорость «под сто восемьдесят». И все-таки с потрясающим упорством мы уверенно продолжаем называть две российские беды: дураки да дороги. И даже предлагаем закатать первых во вторые.

Как это ни удивительно, дураков мы любим, а некоторых из них порой доводим до ранга национальных святынь. Эта любовь воспитывалась в нас веками; для примера приведу выдержку из дневников Ивана Бунина (запись от 8 июня 1911 года):

«...Юлий привез новость - умер ефремовский дурачок Васька. Похороны устроили ему ефремовские купцы прямо великолепные. Всю жизнь над ним потешались, заставляли дрочить и покатывались со смеху, глядели, как он «старается», а похоронили так, что весь город дивился: великолепный гроб, певчие... Тоже «сюжет»...»

Ну, про дураков отдельная «песня»: смысл, который мы, русские, вкладываем в это слово, особенно когда соединяем его с «дорогой», мягко говоря, неоднозначен. Я не берусь судить за других, но в поговорке про дороги и дураков лично для меня «дурак» означает не иначе как: «начальственный дурак». Наверное, такое «искаженное» восприятие у меня сложилось оттого, что дорогами, как и всякими коммуникациями, управляют начальники, а, каков начальник, такова и дорога. Хотя, возможен и обратный вариант.

Но речь у нас не о дураках. Если этот «пласт» населения мы порой и воспеваем (например в сказке про Емелю), то дороги, в любом их проявлении, продолжаем ругать. И это порой меня удивляет: что может быть прекраснее уходящей в туманную даль - пусть и вдрызг разбитой - дороги! Или, когда она, петляя, упирается в непостижимый горизонт: красиво же... И жутко. Достаточно представить себя трясущимся на ее ухабах... б-р-р-р-р!!!

Понять до конца мысли и чаяния русских писателей позапрошлого столетия нам все равно не удастся. То ли мы духовно ослабли, то ли морально окрепли (в подобного рода анализе, сравнении этических норм, нет никакого смысла), но жизнь наша стала совсем другой. В том числе, и благодаря совершенствованию сети дорог. И, если уж начинать рассказ о процессе развития темы дороги в русской литературе (наличие таковой уж наверняка никто отрицать не будет), то отправной точкой следует избрать самое-самое архаичное, тянущее свои корни в глубины столетий, к золотому веку человечества. Которого, вообще говоря, не было.

Как ни странно, эта архаика присутствует почти вровень и в XIX, и в нынешнем XXI веках. Разговор-то идет о «культуре дороги», а разве много изменилось в отношении человека к своему перемещению за последние века?

Во власти антихриста

Иконки есть сейчас почти во всяком автомобиле (мусульмане на их место подвешивают четки). Мы убеждены, что святые или не знаю какие еще силы будут оберегать нас в пути. Возможно это и так, но... в наших головах устойчивы рудименты мышления далеких предков. А предки-то как раз убеждены были, что дорога находится вне божественного распорядка. Кстати, в 70-е годы прошлого века водилы предпочитали вешать иконку Сталина или… пляшущего на резинке чортика.

То, что мы называем «культурой дороги», вмещает себя не только иконы под лобовым стеклом. Больший интерес здесь представляет даже не материальная часть культуры, а духовная: дорожные обряды, социальные нормы, поверья и табу. «Посидим перед дорожкой» - это тоже определенный обряд. Как и тост «на посошок».

Большинство исследователей-этнографов сходятся на том, что дорога по традиционным русским представлениям - это сфера неопределенности, хаоса, в которой отменены нормы, которым мы следуем в нормальной, оседлой жизни. Почему? Ответ не так прост. Ясно только, что нечто подобное в отношении к дороге существовало и во времена, предшествующие образованию русского этноса.

В русском языке сохраняется выражение: «перейти кому-то дорогу». Применяется эта идиома, как правило, в смысле: повредить чьему-то успеху, преградить путь к достижению цели. Отсюда недобрые ожидания, если при отправлении в дорогу вам кто-то пересек путь. По мнению Александра Афанасьева, «возможно, здесь кроется основа поверья, по которому перекрестки (там, где одна дорога пересекает другую) почитаются за места опасные, за постоянные сборища нечистых духов».

По древним верованиям, колдун мог творить чары «на след»; для этого он широким ножом снимал след своего оппонента, и вырезанный ком сжигает в печи. От этого человек, отправившийся в путь «усыхает, как земля на огне».

Отправляясь в дорогу, путник переступает привычные нормы. Даже современное православие вполне официально отменяет пост на период, когда человек находится в пути. По старинным традициям, дорога - это мир как бы небытия, где не действует обычай. Человек в пути оказывается вне социума, ускользая из зоны досягаемости привычных рычагов социального регулирования.

Этнограф Т. Щепанская в статье «Культура дороги на Русском Севере» (сборник «Русский север, 1992 г.), приводит такие факты:

«Материалы показывают, что в дороге действительно не действуют правила, которые в деревне непререкаемы. Вполне добропорядочные крестьяне, жившие в деревне между реками Кокшеньгой и Вагой, где они очень близко подходят одна к другой, образуя естественную западню для проезжающих, по ночам выходили на дорогу грабить купцов, которые возвращались с Благовещенской ярмарки; потомки этих крестьян вспоминают о такого рода вылазках как о роде промысла, без тени смущения или осуждения: дело же

происходит в дороге! Дома надо придерживаться норм, в пути человек поступает как ему заблагорассудится, и традиция признает за ним это право...»

В старину считалось даже (да и сейчас кое-где считается), что, если встретишь в дороге попа, - пути не будет. Ведь дорога стоит вне божественного распорядка. С дорогой связано множество магических запретов, табу. Нельзя, например, на дороге спать: «как ляжешь на дороге спать - дак, поедут на тройке, да замнут...». Также нельзя разводить на дороге или на тропинке огонь, громко петь и кричать. Нельзя на дороге мочиться и оставлять экскременты (традиция особенно этот запрет относит к женщинам). Мотивировка: «это вроде как на стол нечистой силе». Так же запрещалось брать оставленные на дороге вещи.

Существовал еще ряд дорожных примет и поверий, которых мы ниже еще коснемся. В данном случае для нас важно следующее: в определенной степени у нас бытует особенная, ни на что не похожая «культура дороги». В эпоху расцвета русской литературы она, по видимости, была еще более мощной.

И еще. Русская «дорожная» культура выделила социальный тип «профессионала дороги» - странника. Тип необычайно поэтичный и полный таинственных аллюзий. Странник однажды преступает нормы дома навсегда и весь окунается в ирреальный мир дороги. В народном сознании он как бы приобретает таким образом колдовское знание. Такое может случится и с обычным человеком: если он случайно заблудится. Вот тогда-то мир ирреальности явит себя в полной красе (кто хоть однажды имел несчастье заблудиться - меня поймет)!

Один из типов странника описан у Ивана Бунина (дневниковая запись от 19 мая 1912 года):

«...Пришел странник (березовский мужик). Вошел, ни глядя ни на кого, и прямо заорал:

Придет время, Потрясется земля и небо,Все камушки распадутся, Престолы Господни нарушаться,Солнце с месяцем померкнут...(Я этот стих слыхал и раньше, намного иначе.)Потом долго сидел с нами, разговаривал. Оказывается, идет «по обещанию» в

Белгород (ударение делает на «город»), к мощам, как ходил и в прошлом году, дал же обещание потому, что был тяжко болен. Правда, человек слабый, все кашляет, борода сквозная, весь абрис челюсти виден. Сперва говорил благочестиво, потом проще, закурил. Абакумов оговорил его. Иван (его зовут Иваном) в ответ на это рассказал, почему надо курить, жечь табак: шла Богородица от креста и плакала, и все цветы от слез Ее сохли, один табак остался; вот Бог и сказал - жгите его...

...Потом Иван зашел к нам и стал еще проще. Хвалился, что он так забавно может рассказывать и так много знает...»

...Странников «во имя Божье» и доныне немало. Я вспоминаю одного весьма странного молодого человека, с которым мы немного пообщались лет двадцать назад на станции Арзамас. Московские поезда все приходят очень рано и до первого автобуса на Дивеево (там монастырь и мощи Серафима Саровского) надо ждать около трех часов. Я сидел рядом с этим странным типом (штормовка, разбитые ботинки, рваный рюкзак и еще противогазная сумка через плечо). Из его рассказа стало ясно, что он – «профессиональный» паломник, поставивший перед собой целью объехать все святые места русские. Постепенно раздобрев (взгляд у него все равноьбыл немного волчий), сосед решился показать мне свою «личнопичитаемую» святыню. Немного поколебавшись, он извлек из противогазной сумки... камень. Осторожно дал мне подержать: весу в нем было килограммов десять. Странник объяснил, что подобрал его на острове Валаам, и стал убеждать меня, что по форме он напоминает крест. «Это благодать на меня такая

сошла...» - так примерно объяснял он. Ей-богу, камень напоминал крест при о-о-о-чень сильном абстрагировании! Я достал фотоаппарат и попытался запечатлеть паломника с его амулетом. Молодой человек быстренько «свернулся» и ускакал от меня с быстротой лани...

Ужас

Дмитрий Мережковский однажды заметил, что Бунин не любил Россию.Неслучайно XIX век стал революционным в развитии дорог. Революция заключалась

в том, что изобретены были железные дороги. Бунин, «не любящий России», в 1901 году пишет рассказ «Новая дорога». Рассказ о железнодорожном путешествии (тогда, напомню, езда в поезде было самым современным и комфортным способом передвижения):

«...Славная вещь - этот сон в пути! Сквозь дремоту чувствуешь иногда, что поезд затихает... В полудремоте попадаю в вагон-микст, тесный, с квадратными окнами, и тотчас же снова крепко засыпаю. И к утру уже оказываюсь далеко от Петербурга. И начинается настоящий русский зимний путь, один из тех, о которых совсем забыли в Петербурге...

...Я смотрю, как уходят от нас и скрываются в лесу огоньки станции. «Какой стране принадлежу я, одиноко скитающийся? - думается мне. - Что общего осталось у нас с этой лесной глушью? Она бесконечно велика, и мне ли разобраться в ее печалях, мне ли помочь им? Как прекрасна, как девственно богата эта страна! Какие величавые и мощные чащи стоят вокруг, тихо задремывая в эту теплую январскую ночь, полную нежного и чистого запаха молодого снега и зеленой хвои! И какая жуткая даль!»

Бунин не любил Россию?Заканчивая цикл «Губернские очерки (1857 г.), Михаил Салтыков-Щедрин пишет

небольшую вещичку «Дорога». Ну, что-то среднее между эссе и лирической зарисовкой. Начинает автор «за здравие»:

«Я еду. Лошади быстро несутся по первому снегу; колокольчик почти не звенит, а словно жужжит от быстроты движения; сплошное облако серебристой пыли подымается от взбрасываемого лошадиными копытами снега, закрывая собою и сани, и пассажиров, и самих лошадей... Красивая картина! Да, это точно, что картина красива, однако не для путника, который имеет несчастие в ней фигюрировать...»

Дальше следует описание некоторых дорожных неудобств, вдруг прерываемое криком души:

«Но я уже закутался; колокольчик опять звенит, лошади опять мчатся, кидая ногами целые глыбы снега... Господи! Да скоро ли станция?..

...и кажется утомленному путнику, что вот-вот встанет мертвец из-под савана... Грустно.

А грустно потому, что кругом все так тихо, так мертво, что невольно и самому припадает какое-то страстное желание умереть...»

Затем автор переносится в мир полусонной фантазии - так завораживающе действует на него дорога. Ему представляется «странная, бесконечная процессия»; вглядываясь в лица шествующих, он понимает, что где-то видел этих людей. У одного из узнанных он вопрошает:

« - Порфирий Петрович! куда же вы так поспешаете? Спрашиваю я.Но он только машет рукою, как бы давая мне знать: «До тебя ли мне теперь!

Видишь, какая беда над нами стряслась!» - и продолжает свой путь. «Что это значит?» - спрашиваю я себя.

- Неужели вы ничего не слыхали? - говорит мне мой добрый приятель Буеракин, внезапно отделяясь от толпы, - а еще считаетесь образцовым чиновником!

- Нет, я не слыхал, не знаю...- Разве вы не видите, разве не понимаете, что перед глазами вашими проходит

похоронная процессия?- Но кого же хоронят? Кого хоронят? - спрашиваю я, томимый каким-то тоскливым

предчувствием.- Прошлые времена хоронят!..»

Па-а-а-аехали!

Ну, а теперь окунемся в конкретные реалии. Что собой представляло путешествие по дорогам России первой половины XIX века? Наиболее реалистичное описание такового я нашел в очерке Ивана Гончарова «На родине».

Написан он в 1887 году и начинается с воспоминаний о том, как писатель после окончания учебного курса в Московском университете возвращался на родину, в Симбирскую губернию. А случилось это осенью 1834 года:

«...От Москвы до моей родины считается с лишком семьсот верст. На почтовых переменных лошадях, на перекладной тележке это стоило бы рублей полтораста ассигнациями (полвека назад иначе не считали) и потребовало бы пять дней времени.

Заглянув в свой карман, я нашел, что этой суммы не хватает. Из присланных денег много ушло на новое платье у «лучшего портного», белье и прочие вещи. Хотелось явиться в провинцию столичным франтом.

Ехать «на долгих», с каким-нибудь возвращающимся из Москвы на Волгу порожним ямщиком, значило бы вытерпеть одиннадцатидневную пытку. Я и терпел ее прежде, когда еще мальчиком езжал с братом на каникулы.

Современный путешественник не поверит: одиннадцать дней ухлопать на семьсот верст! Американская поговорка: «Time is money» - до нас не доходила.

Железных и других быстрых сообщений, вроде malleposte (почтовая карета), не существовало - и я задумываюсь, как быть.

Мне сказали, что есть какой-то дилижанс до Казани, а оттуда рукой подать до моей родины.

Газетных и никаких печатных объявлений не было: я узнал от кого-то случайно об этом сообщении и поспешил по данному адресу в контору дилижанса, в дальнюю от меня улицу. Конторы никакой не оказалось. На большом пустом дворе стояло несколько простых, обитых рогожей кибиток и одна большая бричка на двух длинных дрогах вместо рессор.

- Где же дилижанс? - спросил я мужика, подмазывающего колеса своей кибитки. - Какой дилижанс, куда? - спросил он, в свою очередь.- В Казань.- А вот этот самый! - указал он на большую бричку.- Какой же это дилижанс: тут едва трое поместятся! - возражал я.- По трое и ездят, а четвертый рядом с кучером... Спросите приказчика: вот он в окно

глядит! - прибавил он, указывая на маленький деревянный домик, вроде избы. Я вошел в комнату.- Я желал бы ехать на дилижансе в Казань, - сказал я приказчику.- Можно, - лениво отвечал он, доставая с полки тетрадь. - А когда уходит дилижанс?- Неизвестно: дня определить мы не можем.- Как так: дилижансы ходят везде в назначенные дни!

- Нет, у нас когда наберется четверо проезжих, тогда и пущаем. Одна барынька уже записалась: вот ежели вы запишитесь - так только двоих еще подождем или по малости одного.

И я голову опустил...»На третий день записался еще один попутчик и юный Ваня Гончаров вскоре

пустился в путь. До Казани ехали четыре дня. Третий пассажир был купец и из-за тесноты пространства он постоянно ссорился с «барынькой», которая ехала на уральские заводы какой-то смотрительницей.

На третий день, после духоты, по дороге пронесся столб пыли, блеснула молния и стал брызгать дождь:

«...-Ох! - простонала наша спутница, крестясь...Купец посмотрел на нее, что она, а я отвернулся и засмеялся в пространство. Но тем

все и кончилось. Вихрь умчался, и солнце стало опять печь.По лицам у нас лился пот, пыль липла к струям и изукрасила нас узорами. В первые

же сутки мы превратились в каких-то отаитян. На второй день совсем почернели, а на третий и четвертый на щеках у нас пробивался зеленоватый румянец.

Подъезжая к Казани, мы говорили уже не своими голосами и не без удовольствия расстались, сипло пожелав друг другу всякого благополучия.

Так полвека назад двигались мы по нашим дорогам! Только через двенадцать лет после того появились между Петербургом и Москвою первые мальпосты, перевозившие пассажиров с неслыханною доселе быстротою: в двое с половиной суток. В 1849 году я катался из Петербурга уже этим великолепным способом. А затем, возвращаясь в 1855 году через Сибирь из кругосветного плавания, я ехал из Москвы по Николаевской железной дороге: каков прогресс!»

От Казани до родины Гончаров добрался всего за сутки, с не менее тяжелыми приключениями...

Вот мчится тройка удалая...

Говоря о профессионалах дороги, грех будет не остановить свое внимание на сословии ямщиков. Столь распространенная в XIX веке специальность породила не только особенные песни, но даже промысел по отливу ямщицких колокольчиков (центры колокололитейного производства - Валдай, Казань и др. - располагались, как правило, на крупных трактах).

Про этот мир довольно подробно рассказал Глеб Успенский, написавший в 1889 году очерк «От Оренбурга до Уфы», в основу которого легли впечатления писателя о путешествии в Башкирию, которое он совершил весной того же года:

«...Даже бешеная сибирская езда, достигающая на Барабе, благодаря гладкой, как доска, дороге, наивысшей точке неистовства, даже она не в силах с свойственной ей быстротою изгладить, как бы следовало, скучное впечатление скучных красок степей, перенося нас с быстротою молнии опять в новую обстановку окружающей природы...

...Дороги же чисто сибирские, от Томска до Омска, через всю Барабинскую степь, нисколько не похожи на наши: содержаться превосходно, «как скатерть»; после каждого дождя, тотчас, как только засохнут сделанные проезжими по мокрой земле кочки, вся дорога ровняется при помощи особых катушек и вновь делается «как скатерть».

Во всяком случае на протяжении 1500 верст вопрос о разнообразии впечатлений, кажется, не может подлежать сомнению; впечатлений, во всяком случае, должно быть много, и притом всякого сорта; но прежде всего восприятию их препятствует необыкновенная быстрота и вообще своеобразность сибирской езды.

До первой станции от Томска проезжающие едут большею частью не на «настоящих» сибирских лошадях и не с настоящими сибирскими ямщиками. Меня,

например, вез еврей на клячонках, которые, кроме гоньбы с проезжими, были изнурены уже и городской работой.

Совсем не то подлинная сибирская тройка и сибирская езда, с которыми проезжий начинает настоящее знакомство только на второй или, вернее, на третьей станции. На этой станции выводят уже не заезженных клячонок из конюшни, а сначала идут «ловить» лошадей в поле. Одно это роняет в непривычное к «сибирским» ощущениям сердце проезжающего зерно какого-то тревожного ощущения. Пока «ловят», времени много для разговора, но самое это слово «ловят» и значительный промежуток времени, употребляемый на это дело, смущают вас и ослабляют интерес к разговору. «Гонят!»...

...- Пожалуйте, господин, садиться!Сам он, однако же, не садится, он даже вожжей в руки не берет, а только укладывает

осторожными движениями рук на козлах таким образом, чтобы за них можно было ловчее схватиться, и все время тихонько произносит: «тпр... тпр...»

...- Н-ну! Михайло, затворяй ворота! Ты, дедушка, держи коренную-то, держи крепче, навались на нее!

Ворота заперты. Лошадей держат, но когда осторожно усаживающийся ямщик все-таки старается всячески не дать лошадям заметить, что он берет вожжи, проезжего нисколько уже не радует и то, , что, по его настоянию, ямщик уже сидит на козлах. Напротив, страх окончательно овладевает всем его существом, и если же наконец он садится на повозку, так единственно потому, что невозможно этого не делать, точно так же как преступнику нельзя не класть голову под топор гильотины...

...- Отворяй! Пущай!Что же это такое происходит?.....Не раньше как на пятнадцатой версте проезжающий наконец узнает, что такое с

ним случилось: оказывается, что ни ямщик, ни лошади не впали в иступленное состояние, не бесновались, а делали свое дело так, как следует его делать по сибирскому обычаю, - просто ехали «на сибирский манер». На пятнадцатой версте ямщик сразу остановит своих бешеных коней, слезет с козел, походит около повозки, покурит, поговорит. Но неопытный проезжающий хотя и имеет случай сознать себя не погибшим, но еще решительно не в состоянии прийти в себя и получить хотя бы малейший интерес к «окружающей действительности»...

...На третий, четвертый день, когда принцип сибирской езды понят вполне, когда все «суставы» во всех направлениях растрясены и когда измождение уже охватывает человека с головы до ног, и притом распределяется по всему организму вполне равномерно, тогда уже вступает в свои права и духовная деятельность. Если добравшись до станционного дивана или даже до ступеньки станционного крыльца, можно уже найти в себе возможность для внимания к окружающему, к природе, к людям; можно ощутить и потребность побеседовать с этими людьми...

...Большинство сибирских ямщиков «мчит» проезжего, так сказать, «по привычке», по установленному для сибирской езды обычаю: то «дует» сломя голову, то передохнет, то опять «дует». Да и тройка так же приучена понимать, как ей поступать; ямщиком такой дрессированной тройки может быть десятилетний мальчик... весь процесс езды идет самым шаблонным образом; кнут, покрикивание, посвистывание, все это делается только по обычаю. Но есть действительно сибирские ямщики, ямщики-артисты, и даже не ямщики, а дирижеры, причем кнут, это - жезл капельмейстера, а тройка - оркестр. Этот артист-художник видимо, заинтересован талантами своего оркестра, любит в одном исполнителе одно, в другом - другое, принимает их особенности к сердцу и ставит своей задачей - развить в своих любимцах все их дарования...

...Говоря об особенностях сибирской езды, никоим образом нельзя не обратить внимания на роль, которую играет в этой езде именно ямщицкий свист. Свист вообще, это - знак, сигнал, тон, который ямщик дает лошади, вызывая в ней известное настроение...

...Не одни, однако ж, ямщики разрабатывали это сигнальное дело пустынных пространств. Немало поработал для его развития и «лихой человек», грабитель, разбойник и душегуб. Дать знать в темную ночь своим, засевшим под мостом, товарищам, что идет обоз... я «Христом-богом» просил ямщика не свистать, когда он попробовал развернуть кнут палача еще раз. Ямщик понял, что я «испугался», улыбнулся и был, очевидно, доволен, что произвел именно то впечатление, которое требуется...»

Комментарии к этому описанию вряд ли уместны. Отмечу только пространный и порой занудный стиль автора. Но, как известно, форму принять «подбивать» под содержание. Не буду же я заявлять, что вся русская литература «золотого века» сплошь занудная и пространная!

Извне

«Русские ямщики, такие искусные на равнине, превращаются в самых опасных кучеров на свете в гористой местности, какою в сущности является правый берег Волги. И мое хладнокровие часто подвергалось жестокому испытанию из-за своеобразного способа езды этих безумцев. В начале спуска лошади идут шагом, но вскоре, обычно в самом крутом месте, и кучеру, и лошадям надоедает столь непривычная сдержанность, повозка мчится стрелой со все увеличивающейся скоростью и карьером, на взмыленных лошадях, взлетает на мост, то есть на деревянные доски, кое-как положенные на перекладины и ничем не скрепленные, - сооружение шаткое и опасное. Одно неверное движение кучера - и экипаж может очутится в воде...»

Это строки из самого, пожалуй, злобного сочинения про Россию. Его автор - французский путешественник и писатель маркиз Астольф де Кюстин. Его путешествие в Россию в 1839 году как раз имело целью написание пространного путевого очерка, так автором и названного: «Россия в 1839 году». Официальный Петербург ждал от представителя известной во Франции аристократической фамилии произведения благожелательного содержания. Но русские власти ошиблись: маркиз «прошелся» по русским порядкам и нравам, что называется, «по полной».

Конечно, комплекс «неправильного поражения» от варварского полувосточного государства в 12-м году во французах еще был достаточно силен, но сваливать все не переизбыток желчи не следовало бы. Оноре де Бальзак, посетивший Россию десятилетием позже коварного француза, заметил, что в Петербурге он «получил оплеуху, которую следовало бы дать Кюстину»: настолько болезненна была рана, нанесенная маркизом. Тем не менее, у нас книга Кюстина долгое время была популярна, поскольку весьма правильно бичевала пороки самодержавия. Как еще можно было относиться к государству, в то время еще сохраняющему рабство?

Де Кюстин проехал по России не очень много - он побывал в Петербурге, Москве, Ярославле и Нижнем Новгороде - но, поскольку отмечать недостатки было его непосредственной задачей, дорожных впечатлений хватило на целые страницы описаний:

«...Путешественника поджидает в России опасность, которую вряд ли кто предвидит. Опасность сломать голову о верх экипажа. Риск этот очень велик и опасность вполне реальна: коляску так подбрасывает на рытвинах и ухабах, на бревнах мостов и пнях, в изобилии торчащих на дороге, что пассажиру то и дело грозит печальная участь: либо вылететь из экипажа, если верх опущен, либо, если он поднят, проломить себе череп...

Ночь я провел в станционном доме, ибо рессоры моего тарантаса настолько тверды, а дорога так ухабиста, что больше двадцати четырех часов непрерывной езды я не могу выдержать без сильнейшей головной боли...

...Я пишу эти строки в дремучем лесу, вдали от человеческого жилья. Невозможная дорога - сыпучий песок и бревна - опять повредила мой тарантас И пока мой камердинер с помощью крестьянина, которого само небо нам послало, занимается ремонтом на скорую

руку, я, униженно сознавая свою бесполезность... занялся более свойственным мне делом и вот пишу...

... «В России нет расстояний», - говорят русские, и за ними повторяют все путешественники. Я принял это изречение на веру, но грустный опыт заставляет меня утверждать диаметрально противоположное: только расстояния и существуют в России. Там нет ничего, кроме пустынных равнин, тянущихся во все стороны, насколько хватает глаз. Два или три живописных пункта отделены друг от друга безграничными пустыми пространствами, причем почтовый тракт уничтожает поэзию степей, оставляя только мертвое уныние равнины без конца и без края. Ничего грандиозного, ничего величественного. Все голо и бедно кругом - одни солончаки и топи. Смена тех и других - единственное разнообразие в пейзаже. Разбросанные там и тут деревушки, становящиеся чем дальше от Петербурга, тем неряшливее, не оживляют ландшафта, но, наоборот...

...На всем путешествии от Петербурга до Новгорода я заметил вторую дорогу, идущую параллельно главному шоссе на небольшом от него расстоянии. Эта параллельная дорога снабжена изгородями и деревянными мостами, хотя и сильно уступает главному шоссе в красоте и в общем значительно хуже его. Прибыв на станцию, я попросил узнать у станционного смотрителя, что обозначает эта странность. Мой фельдъегерь перевел мне объяснение смотрителя. Вот оно: запасная дорога предназначена для движения ломовых извозчиков, скота и путешественников в те дни, когда император или особы императорской фамилии едут в Москву...

...Вчера, перед тем, как потерпеть очередную аварию, мы неслись карьером по малолюдному тракту.

- Какая прекрасная дорога, - обратился я к моему фельдъегерю.- Ничего удивительного, - заметил тот, - ведь это Большая Сибирская дорога.Вся кровь во мне застыла. Сибирь! Она преследует меня повсюду и леденит, как

птицу взгляд василиска. С какими чувствами, с каким отчаянием в душе бредут по этой проклятой дороге несчастные колодники! А я, скучающий путешественник, еду по их следам в поисках смены впечатлений!..

...По этой стране без пейзажа текут реки огромные, но лишенные намека на колорит. Они катят свои свинцовые воды в песчаных берегах, поросших мшистым перелеском, и почти неприметны, хотя берега не выше гати. От рек веет тоской, как от неба, которое отражается в их тусклой глади. Зима и смерть, чудится вам, бессменно парят над этой страной. Северное солнце и климат придают могильный оттенок всему окружающему. Спустя несколько недель ужас закрадывается в сердце путешественника. Уж не похоронен ли он заживо, мерещится ему, и он хочет разорвать окутавший его саван, бежать без оглядки из этого сплошного кладбища...»

Из последнего «пассажа» автора мы можем сделать вполне определенный вывод о его предвзятости. Все-таки в наших «печальных равнинах» поэтическая душа способна найти целые россыпи прекрасного. Но штука в том, что впечатление европейцев о России питалось не гоголевскими «Мертвыми душами», а именно такими, с позволения сказать, произведениями, как «Россия в 1839 году».

Задолго до этого года, а именно в 1812 году, у нас побывала уже не молодая к тому времени французская писательница Жермена де Сталь. Император Наполеон, по солдатской простоте называвший госпожу де Сталь «старой вороной» и «сумасшедшей старухой», выслал писательницу из Парижа к чёрту, и аккурат накануне похода наполеоновской армии на Россию она посетила нашу страну.

Госпоже де Сталь как раз заметила некоторые русские красоты и в конце своего путевого очерка «1812 год», она даже заметила: «...я покидала Москву с сожалением». Есть в очерке и впечатления о дороге:

«...Русские возницы мчали меня с быстротой молнии; они пели песни и этими песнями, как уверяли меня, подбадривали и ласкали своих лошадей. «Ну, бегите,

голубчики», - говорили они. Я не нашла ничего дикого в этом народе; напротив, в нем есть много изящества и мягкости, которых не встречаешь в других странах...

...Хотя двигались с большой быстротой, но мне казалось, что стою на месте: настолько природа страны однообразна. Песчаные равнины, редкие березовые леса да крестьянские поселки, находящиеся на большом расстоянии один от другого, с их деревянными, построенными по одному образцу избами, - вот все, что встречала я на пути. Меня охватил своего рода кошмар, который приходит иногда ночью, когда кажется, что делаешь шаги и в то же время не двигаешься с места. Бесконечною кажется мне страна, и целая вечность нужна, чтобы ее пройти...»

Александр Дюма (отец) в течение долгих лет хотел совершить путешествие в Россию. Тому мешало, в частности, незабвенное произведение Астольфа де Кюстина, и до кончины Николая I о поездки не могло быть и речи. События во Франции (революция 1848 года и реставрация 1851-го) так же не благоприятствовали ей. Путешествие состоялось только в 1858 году и заняло неполный год (с июня 58-го по март 59-го).

Дюма писал «с колес» и очерки о России и весьма оперативно публиковались в журнале «Монте-Кристо» основанным самим писателем. Полный текст «Путевых впечатлений о России», в четырех томах вышел в свет в Париже в 1865 году.

В принципе, настроение Дюма от путешествия немногим отличается от «кюстиновского», но в пространном своем произведении автор немало места уделяет духовной стороне русской жизни (не церковной ее части, а именно потаенным уголкам русской, как им всем кажется, загадочной души). Взгляд на Россию величайшего беллетриста всех времен и народов довольно оригинален и достоин снимания:

«...Россия - это громадный фасад. Что за этим фасадом - никого не интересует. Тот, кто силится заглянуть за фасад, напоминает кошку, которая, впервые увидев себя в зеркале, ходит вокруг, надеясь найти за ним другую кошку...

...Князь Вяземский написал оду, в которой описывает состояние России XIX века: уже первая строфа была посвящена улицам и проселочным дорогам.

Заметьте, дорогие читатели, что это говорю не я, а русский князь, генеральный секретарь Министерства внутренних дел, которому были знакомы и рытвины, и проселочные дороги.

РУССКИЙ БОГ

Бог метелей, Бог ухабов,Бог мучительных дорог,Станций - тараканьих штабов,Вот он, вот он, русский Бог.Бог голодных, бог холодных,Нищих вдоль и поперек,Бог имений недоходных,Вот он, вот он, русский Бог.Бог всех с анненской на шеях,Бог дворовых без сапог,Бар в санях при двух лакеях,Вот он, вот он, русский Бог.К глупым полон благодати, К умным беспощадно строг,Бог всего, что есть некстати,Вот он, вот он, русский Бог.

Поскольку мы находимся в России, будем довольствоваться этим добрым Богом, не будем более придирчивы, чем россияне...»

Дюма-отца в России удивили непривычные для европейских дорог экипажи, тоже своеобразное порождение русской «дорожной культуры». Да и нам, наверное, интересно, в чем же передвигались наши предки по «убийственным пространствам»:

«...Поскольку дороги были неважные, Дидье Деланж не счел уместным рисковать каретой своего хозяина. Поэтому он раздобыл нам средство передвижения, совершенно новое для меня, хотя весьма распространенное в России: тарантас.

Вообразите себе огромный паровозный котел на четырех колесах с окном в передней стенке, чтобы обозревать пейзаж, и отверстием сбоку для входа.

Подножка для тарантаса еще пока не изобретена. Мы попадали в него с помощью приставной лесенки, которую по мере надобности прилаживали или убирали...

...Поскольку тарантас не подвешен на рессорах и не имеет скамеек, он устлан изнутри соломой которую не в меру щепетильные пассажиры могут, если пожелают, сменить. Если поездка предполагается длительная и едут своей семьей, вместо соломы подстилают два или три матраца: благодаря этому можно сэкономить на ночлегах в постоялых дворах и ехать днем и ночью.

В тарантасе могут без труда поместиться от пятнадцати до двадцати путешественников...

...Нам потребовалось добрых три четверти часа, чтобы проехать три версты по отвратительной дороге, но среди прелестного ландшафта...»

Маленькие (и побольше) дорожные приключения... Кажется, весь путь только из них и состоит! Лошади и карета завязли в песке, и для того, чтобы освободиться из «песчаного плена», нудно опорожнить весь экипаж. К тому же, впереди ждет тяжелый подъем в гору:

«-...Я никогда столько не ходил пешком, как тогда, когда у меня был экипаж!Карета скатилась по ту сторону горы как на роликах. Багаж снова погрузили, и мы

заняли свои места. - Ну, а теперь, - сказал я Нарышкину, - дай этим славным людям четыре рубля.- Ни копейки! Почему они не содержат свои дороги в лучшем состоянии?- А почему в России в реках недостаточно воды, а на дорогах слишком много песка?

Такая уж страна!..»Еще одно новое для француза средство передвижения:«...В одиннадцать часов нас ожидала охотничья линейка; только в России я видел

подобного рода экипажи, чрезвычайно удобные. Это длинная повозка с очень низкими скамейками, на которых сидят спиной к бортам, как на империале наших омнибусов, четыре, или шесть или даже восемь человек, в зависимости от длины экипажа, ширина же всегда одинаковая... Он может проехать по любой дороге и благодаря небольшой высоте никогда не опрокидывается...»

Особую «любовь» Дюма, почему-то испытывает к обитателем... станций. По всей видимости, автор от них «натерпелся»:

«...За два с половиною часа мы проехали семь миль. Выдержав первые пятьдесят, путешественник признает, что русская почта - был бы кнут, не для лошадей, а для станционного смотрителя - заметно превосходит почтовые службы всех прочих стран.

Мы прибыли на станцию.Заметим, кстати, что только в России можно найти эти станционные домики - все на

один лад, - где содержат лишь самое необходимое, но всегда можно найти две сосновые скамьи, крашенные под дуб, и четыре сосновые табурета, тоже крашенные под дуб...

...Да, забыл про предмет первой необходимости, предмет преимущественно национального обихода: самовар, неизменно кипящий.

Все это предоставляется вам бесплатно - по первому праву: поскольку вы едете на почтовых, вы - лицо государственное.

Но не требуйте чего-то другого, а именно: пищи, об этом речи быть не может. Хотите есть - везите с собою еду, хотите спать - везите с собою тюфяк...

...Однако же станционный смотритель, человек весьма обходительный, взялся раздобыть к нашему возвращению что-то, что могло бы сойти за обед....

...Вообще трудно сыскать большего жулика, чем станционный смотритель, - разве что два станционных смотрителя. Лошади очень дешевы: каждая лошадь стоит две копейки, то есть шесть лиардов верста, - и, как правило, старосты пускаются в махинации: сие означает, что они используют все возможные способы вымогательства, чтобы набить лошадям цену; самый обычный - сказать, что у них в конюшне пусто, но они могут достать лошадей по соседству. Единственно, что, добавляют они, лошади эти не казенные, а хозяева не хотят отдавать их в наем иначе, как за двойную плату.

Если вы хоть раз попадетесь на эту удочку, вы погибли. Все, от станционного смотрителя до ямщика и от ямщика до станционного смотрителя, узнают о вашей невинности, и вам, как это почти всегда бывает, придется еще заплатить за то, чтобы расстаться с нею...»

По счастью, у путешествующего писателя имелась специальная охранительная бумага, называемая «подорожной». Давно известно, что в России без бумажки ты... ну, скажем мягко: никто, но как известно, у нас нет и не было никогда «абсолютного и окончательного» документа:

«...подорожная - это распоряжение русских властей, обязывающее станционного смотрителя предоставить лошадей ее подателю. Точно так же, как во Франции нельзя путешествовать без паспорта, в России нельзя без подорожной взять почтовых.

Эти подорожные производят более или менее действенное впечатление в течение более или менее длительного срока...»

Еду, еду в чистом поле...

В своей книге «Путевые впечатления. В России» Александр Дюма-отец значительный по объему очерк посвятил «великому человеку» (как француз сам отметил) Александру Пушкину.

Кроме стихов Пушкина, явившихся настоящим открытием для Дюма, писателя-путешественника потрясла необычайная суеверность русского поэта. Вот как звучит известная история попытки бегства Пушкина из Михайловского в декабре 25-го года со слов Дюма:

«...он взял паспорт своего друга и, покинув Псков, куда был сослан, направился на почтовых в Санкт-Петербург.

Поэт не проехал и трех верст, как дорогу ему перебежал заяц. В России, в самой суеверной из всех стран мира, заяц. Пересекающий дорогу, -

плохая примета, сулящая беду или, по крайней мере, предупреждающая о том, что продолжать путь опасно. У римлян такой приметой было споткнуться о камень; известна печальная шутка Бельи, запнувшегося о булыжник по дороге к эшафоту: «Римлянин вернулся бы домой».

При всей своей суеверности Пушкин пренебрег приметой и на вопрос ямщика, обернувшегося в нерешительности, крикнул:

- Вперед!Ямщик повиновался.Проехали три или четыре версты - тот же знак беды: второй заяц пересек дорогу.

Опять ямщик в недоумении. Пушкин мгновение колеблется, размышляя. Затем произносит по-французски:

- Ну что ж, глупости тем лучше, чем они короче: вернемся.Этому случаю поэт, по всей вероятности, обязан был свободой, а то и жизнью...»

Как известно, Дюма не отличался особенной дотошностью при передаче фактов. Возможно, он позаимствовал этот рассказ из воспоминаний близкого друга Пушкина Сергея Соболевского, однако, некоторые детали он «переврал» (в частности, упущена знаковая встреча в дороге со священником). Однако, суть произошедшего передана точно.

Без сомнения, Пушкин - точка отсчета. Мы не совсем понимаем эту простую истину, в то время как французский беллетрист Дюма сформулировал эту идею предельно ясно (в том же сочинении про путешествие по России):

«...До него, за исключением баснописца Крылова, Россия не могла породить национального гения - ей не хватало живительных сил.

Народ лишь тогда может считаться интеллектуально развитой нацией, когда у него возникает свойственная его духу литература. Избранные басни Крылова и поэзия Пушкина знаменуют начало духовного развития России...»

В Отличие от Петра Вяземского, сочинившего вышеприведенную оду, у Александра Пушкина великое множество стихотворений, могущих быть «Одой России», как в положительном, так и в противоположном смысле. Все (или почти все), что вымучено поэтом на русской дороге, сконцентрировано в стихотворении «Дорожные жалобы» (1829 год):

«Долго ль мне гулять на светеТо в коляске, то верхом,То в кибитке, то в карете,То в телеге, то пешком?

Не в наследственной берлоге,Не средь отческих могил,На большой мне, знать, дорогеУмереть Господь судил, На каменьях под копытом,На горе под колесом,Иль во рву, водой размытом,Под разобранным мостом.

Иль чума меня подцепит,Иль мороз окостенит,Иль мне в лоб шлагбаум влепитНепроворный инвалид.

Иль в лесу под нож злодеюПопадуся в стороне,Иль от скуки околеюГде-нибудь в карантине.

Долго ль мне в тоске голодной Пост невольный соблюдатьИ телятиной холоднойТрюфли Яра поминать?

То ли дело быть на месте,По Мясницкой разъезжать,О деревне, о невестеНа досуге помышлять!

То ли дело рюмка рома,Ночью сон, поутру чай;То ли дело, братцы, дома!..Ну, пошел же, погоняй!»

Пушкин не угадал. Умер он в своей квартире, в окружении детей и семейства. Правда везли его раненым с Черной речки все же дорогою. Из титанов русской литературы на «большой дороге», а, точнее, на станции Астапово умер Лев Толстой (теперь эта станция носит имя писателя).

Есть еще одно «дорожное» стихотворение: «Бесы». Фрагмент этого поистине жуткого произведения взял эпиграфом к одноименному роману Федор Достоевский.

Любил ли Пушкин дорогу? Думаю, так же, как мы все: он мирился с ее необходимостью.

Есть стих про дорогу в «Евгении Онегине» (строфа XXXIV главы седьмой):

«Теперь у нас дороги плохи, Мосты забытые гниют,На станциях клопы да блохиЗаснуть минуты не дают;Трактиров нет. В избе холоднойВысокопарный, но голодныйДля виду прейскурант виситИ тщетный дразнит аппетит,Меж тем как сельские циклопыПеред медлительным огнемРоссийским лечат молоткомИзделье легкое Европы,Благословляя колеиИ рвы отеческой земли».

В примечании к этой строфе Пушкин самолично привел стихотворение князя Вяземского «Станция», как бы для сравнения:

«Дороги наши - сад для глаз:Деревья, с дерном вал, канавы;Работы много, много, много славы,Да жаль, проезда нет подчас...»

В повести «Станционный смотритель» Пушкин, как бы глядя на 28 лет вперед, спорит с мнением Дюма-отца:

«Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался? Кто, в минуту гнева, не требовал от них роковой книги, дабы вписать в оную свою бесполезную жалобу на притеснение, грубость и неисправность? Кто не почитает их извергами человеческого рода...

...Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним состраданием. Еще несколько слов: в течение двадцати лет сряду изъездил я Россию по всем направлениям; почти все почтовые тракты мне известны; несколько поколений ямщиков мне знакомы; редкого смотрителя не знаю я в лицо, с редким не имел я дела; любопытный запас путевых моих наблюдений надеюсь издать в непродолжительном времени; покамест скажу только, что сословие станционных смотрителей предоставлено общему мнению в самом ложном виде. Сии столь

оклеветанные смотрители вообще суть люди мирные, от природы услужливые, склонные к общежитию, скромные в притязаниях на почести и не слишком сребролюбивы. Из их разговоров (коими некстати пренебрегают господа проезжающие) можно почерпнуть много любопытного и поучительного...»

Пускай эти слова автор вложил в уста Ивана Петровича Белкина, но разве Пушкин лукавил?

В «Истории села Горюхина» (1830 год) можно найти мнение о ямщиках:«...я поминутно погонял моего ямщика, то обещая ему на водку, то угрожая

побоями, и как удобнее было мне толкать его в спину, нежели вынимать и развязывать кошелек, то, признаюсь, раза три и ударил его, что отроду со мной не случалось, ибо сословие ямщиков, сам не знаю, почему, для меня в особенности любезно...»

В 1834 году Пушкин «вымучивает» весьма пространное публицистическое произведение, что-то вроде памфлета на запрещенную книгу Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790 год). Произведение, по словам Пушкина, «некогда прошумевшее соблазном и навлекшее на сочинителя гнев Екатерины, смертный приговор и ссылку в Сибирь».

Произведение, так Пушкиным и не названное, не было опубликовано при его жизни, по цензурным соображениям, даже после того, как автор его сильно подсократил, убрав «опасные» места. Только в 1936 году статья была напечатана, получив малооригинальное название «Путешествие из Москвы в Петербург». Первая глава «Шоссе» содержит в себе довольно интересные взгляды автора на наши дороги. Опять, мы слышим из пушкинских уст не злобные сетования, а вполне конструктивный и здравый анализ:

«...Вообще дороги в России (благодаря пространству) хороши и были бы еще лучше, если бы губернаторы менее об них заботились. Например: дерн уже есть природная мостовая; зачем его сдирать и заменять несносной землею, которая при первом дождике обращается в слякоть? Поправка дорог, одна из самых тягостных повинностей, не приносит почти никакой пользы и есть большею частью предлог к утеснению и взяткам. Возьмите первого мужика, хотя крошечку смышленого, и заставьте его провести новую дорогу: он начнет, вероятно, с того, что пророет два параллельные рва для стечения дождевой воды. Лет 40 тому назад один воевода, вместо рвов, поделал парапеты, так что дороги сделались ящиками для грязи. Летом дороги прекрасны; но весной и осенью путешественники принуждены ездить по пашням и полям, потому что экипажи вязнут и тонут на большой дороге, между тем как пешеходы, гуляя по парапетам, благословляют память мудрого воеводы. Таких воевод на Руси весьма довольно...

...Собравшись в дорогу, вместо пирогов и холодной телятины, я хотел запастися книгою, понадеясь довольно легкомысленно на трактиры и боясь разговоров с почтовыми товарищами. В тюрьме и в путешествии всякая книга есть божий дар, и та, которую не решитесь вы и раскрыть, возвращаясь из Английского злоба или собираясь на бал, покажется вам занимательна, как арабская сказка, если попадется вам в каземате или в поспешном дилижансе. Скажу более: в таких случаях чем книга скучнее, тем она предпочтительнее. Книгу занимательную вы проглотите слишком скоро, она слишком врежется в вашу память и воображение; перечесть ее уже невозможно. Книга скучная, напротив, читается с расстановкою, с отдохновением - оставляет вам способность позабыться, мечтать; опомнившись, вы опять за нее принимаетесь, перечитывая места, вами пропущенные без внимания etc. Книга скучная представляет вам более развлечения. Понятие о скуке весьма относительное. Книга скучная может быть очень хороша; не говорю об книгах ученых, но и об книгах, писанных с целию просто литературною...

...Вот на что хороши путешествия...»Но литература - литературой, а жизнь - жизнью. Все-таки то, что воспроизводит в

тексте даже самый гениальный человек, не есть сама жизнь. Даже в дневниках писатель не будет абсолютно искренен, особенно, когда он догадывается, что его интимные записи

станут достоянием многих. Так же и с письмами. Но письма - средство относительно интимного общения. Можно близкому человеку написать всю правду, да так, что нерадивый почтмейстер не черта не поймет, о чем, собственно, идет речь. Не каждый из респондентов будет сохранять эпистолярное наследие. Наталья (жена Пушкина) письма сохранила, уж не знаю, по счастью ль или наоборот.

Из писем Пушкина жене (хотя, может быть, их действительно неприлично читать) становится особенно ясно, что особенной духовной близости между ними не было. Он много путешествовал как до, так и после женитьбы, но, по странному стечению обстоятельств, настоящая апология дороги содержится именно в его письмах к жене. Приведем некоторые отрывки из них:

«8 декабря 1839 г. Из Москвы в ПетербургЗдравствуй женка, мой ангел. Не сердись, что третьего дня написал я тебе только три

строки; мочи не было, так устал. Вот тебе мой Itineraire (маршрут - Г.М.). Собирался я выехать в зимнем дилижансе, но мне объявили, что по причине оттепели я должен отправиться в летнем; взяли с меня лишних 30 рублей и посадили в четвероместную карету вместе с двумя товарищами. А я еще и человека с собою не взял в надежде путешествовать одному. Один из моих спутников был рижский купец, добрый немец, которого каждое утро душили мокроты и который на станции ровно час отхаркивался в углу. Другой мамельский жид, путешествующий на счет первого. Вообрази, какая веселая компания. Немец три раза в день и два раза в ночь аккуратно был пьян. Жид забавлял его во всю дорогу приятным разговором... Я старался их не слушать и притворялся спящим....»

«22 сентября 1832 г. Из Москвы в ПетербургЧетверг. Не сердись, женка; дай слово сказать. Я приехал в Москву вчера в середу.

Велосифер, по-русски поспешный дилижанс, несмотря на плеоназм, поспешал как черепаха, а иногда даже как рак. В сутки случалось мне сделать три станции. Лошади расковались и - неслыханная вещь! - их подковывали на дороге. 10 лет я езжу по большим дорогам, отроду не видывал ничего подобного. Насилу дотащился в Москву... Теперь послушай, с кем я путешествовал, с кем провел пять дней и пять ночей. То-то будет мне гонка! С пять немецкими актрисами, в желтых кацавейках и в черных вуалях. Каково? Ей-богу, душа моя, не я с ними кокетничал, они со мною амурились в надежде на лишний билет. Но я отговаривался незнанием немецкого языка, и, как маленький Иосиф, вышел чист от искушения...»

«ок. 3 октября 1832 г. Из Москвы в ПетербургПо пунктам отвечаю на твои обвинения. 1) Русский человек в дороге не

переодевается, и, доехав до места свинья свиньею, идет в баню, которая наша вторая мать. Ты разве не крещеная. Что всего этого не знаешь?..»

«26 августа 1833 г. Из Москвы в Петербург...Коляска требует подправок. Дороги проселочные были скверные; меня насилу

тащили шестерней. В Казани буду около третьего. Оттуда еду в Симбирск. Прощай, береги себя...»

«27 августа 1833 г. Из Москвы в Петербург...Вчера, приехав поздно домой, нашел я у себя на столе... приглашение на вечер... я

не поехал за неимением бального платья и за небритие усов, которые отращаю в дорогу... Книги, взятые мною в дорогу, перебились и перетерлись в сундуке. От этого я так сердит сегодня, что не советую Машке капризничать и воевать с нянею: прибью. Целую тебя...»

«2 сентября 1833 г. Из Нижнего Новгорода в ПетербургМой ангел, я писал тебе сегодня. Выпрыгнув из коляски и одурев с дороги. Ничего

тебе не сказал и ни о чем всеподданнейше не донес. Вот тебе отчет с самого Натальиного дня...

...Ух, женка, страшно! Теперь следует важное признанье. Сказать ли тебе словечко, утерпит ли твое сердечко? Я нарочно тянул письмо с рассказами о московских моих

обедах, чтоб как можно позже дойти до сего рокового места; ну, так уж и быть, узнай, что на второй станции, где не давали мне лошадей, встретил я некоторую городничиху, едущую с теткой их Москвы к мужу и обижаемую на всех станциях. Она приняла меня весьма дурно и нараспев начала меня усовещивать и уговаривать: как вам не стыдно? На что это похоже? Две тройки стоят на конюшне, а вы мне ни одной со вчерашнего дня не даете. - Право? - сказал я и пошел взять эти тройки для себя. Городничиха, видя, что я не смотритель, очень смутилась, начала извиняться и так меня тронула, что я уступил ей одну тройку... Постой, женка, еще не все. Городничиха и тетка так были восхищены моим рыцарским поступком, что решились от меня не отставать и путешествовать под моим покровительством, на что я великодушно согласился. Таким образом и доехали мы почти до самого Нижнего - они отстали за три или четыре станции - и я теперь свободен и одинок. Ты спросишь: хороша ли городничиха? Вот то-то, что не хороша, ангел мой Таша, о том-то я и говорю. Уф! Кончил. Отпусти и помилуй...»

«14 сентября 1833 г. Из Симбирска в ПетербургОпять в Симбирске. Третьего дня, выехав ночью, отправился к Оренбургу. Только

выехал на большую дорогу, заяц перебежал мне ее. Черт возьми, дорого бы дал я, чтоб его затравить. На третьей станции стали закладывать мне лошадей - гляжу, нет ямщиков - один слеп, другой пьян и спрятался. Пошумев изо всей мочи, решился я возвратиться и ехать другой дорогой; по этой на станциях везде по шести лошадей, а почта ходит четыре раза в неделю. Повезли меня обратно - я заснул - просыпаюсь утром - что же? Не отъехал я и пяти верст, гора - лошади не ввезут - около меня человек 20 мужиков. Черт знает как бог помог - наконец взъехали мы, и я воротился в Симбирск. Дорого я дал бы, чтоб быть борзой собакой: уж этого зайца я бы отыскал. Теперь еду опять другим трактом. Авось без приключений...»

«19 сентября 1833 г. Из Оренбурга в ПетербургЯ здесь со вчерашнего дня. Насилу доехал, дорога прескучная, погода холодная,

завтра еду к яицким казакам, пробуду у них дни три - и отправлюсь в деревню через Саратов и Пензу.

Что, женка? Скучно тебе? Мне тоска без тебя. Кабы не стыдно было, воротился бы прямо к тебе, ни строчки не написав. Да нельзя, мой ангел... А уж чувствую, что дурь на меня находит, - я и в коляске сочиняю, что же будет в постеле? Одно меня сокрушает: человек мой. Вообрази себе московского канцеляриста, глуп, говорлив, через день пьян, ест мох холодные дорожные рябчики, пьет мою мадеру, портит мои книги и по станциям называет меня то графом, то генералом. Бесит меня, да и только...

...Как я хорошо веду себя! Как ты была бы мной довольна! За барышнями не ухаживаю, смотрительшей не щиплю, с калмычками не кокетничаю - и на днях отказался от башкирки, несмотря на любопытство, очень простительное путешественнику. Знаешь ли ты, что есть пословица: на чужой сторонке и старушка божий дар. То-то, женка. Бери с меня пример.»

«6 ноября 1833 г. Из Болдина в Петербург...Я скоро выезжаю, но несколько времени останусь в Москве, по делам. Женка,

женка! Я езжу по большим дорогам, живу по три месяца в степной глуши, останавливаюсь в пакостной Москве, которую ненавижу, - для чего? - Для тебя, женка; чтоб ты была спокойна и блистала себе на здоровье...»

Во времена Пушкина аристократия очень увлекалась идеями патологоанатома Франца Галля. Учение австрийца о локализации психических функций мозга, названная им френологией (не путать с хренологией!) указывало на прямую связь формы человеческого черепа с характером и интеллектом. Поэт не отставал от моды и частенько «анализировал» физический облик милых его сердцу женщин. В 1825 году он в полусерьезно-полушутливой форме письменно предлагал Анне Керн бросить мужа и переехать жить к нему в Михайловское. И вот, чем он обосновывал свой выбор: Пушкин углядел в лице Керн «сильно развитый орган полета», или «орган местной памяти». Этот

орган в многотомном труде Галля был обозначен как «орган любви к путешествиям» и характеризовался он двумя выпуклостями, расположенным от корня носа к середине лба. Обладатели выпуклостей по мнению ученого (ну, и Пушкина, конечно) испытывали непреодолимое желание путешествовать или летать.

Наталью Гончарову Пушкин выбрал вовсе не по Галлю...

Счастлив путник...

«...когда я начал читать Пушкину первые главы из «Мертвых душ», в том виде, как они были прежде, то Пушкин, который всегда смеялся при моем чтении (он же был охотник до смеха), начал понемногу становиться все сумрачней, сумрачней, а наконец сделался совершенно мрачен. Когда же чтение кончилось. Он произнес голосом тоски: «Боже, как грустна наша Россия!» Меня это изумило. Пушкин, который так знал Россию, не заметил, что все это карикатура и моя собственная выдумка!..»

Так писал Николай Гоголь в «Выбранных местах из переписки с друзьями». Наверное, мало сыщется страниц в русской литературе XIX века, где дорога показана с такой безысходность какой дорога предстает в «Мертвых душах (кроме «птицы-тройки», конечно - прекрасной, но искусственной метафорой). Вот, что видит Гоголь из своего экипажа:

«...Едва только ушел назад город, как уже пошли писать, по нашему обычаю, чушь и дичь по обеим сторонам дороги: кочки, ельник, низенькие жидкие кусты молодых сосен, обгорелые стволы старых, дикий вереск и тому подобный вздор. Попадались вытянутые по снурку деревни, постройкою похожие на старые складенные дрова, покрытые серыми крышами с резными деревянными под ними украшениями в виде висячих шитых узорами утиральников. Несколько мужиков, по обыкновению, зевали, сидя на лавках перед воротами в своих овчинных тулупах. Бабы с толстыми лицами и перевязанными грудями смотрели из верхних окон; из нижних глядел теленок или высовывала слепую морду свою свинья. Словом, виды известные...»

А вот пьяный слуга завозит Чичикова на дурную дорогу. Просто так, по недоумию:« - Нет, барин, как можно, чтоб я опрокинул, - говорил Селифан. - Это нехорошо

опрокинуть, я уж сам знаю; уж я никак не опрокину. -Затем начал он слегка поворачивать бричку, поворачивал-поворачивал и наконец выворотил ее совершенно набок. Чичиков и руками и ногами шлепнулся в грязь. Селифан лошадей, однако ж, остановил, впрочем, они остановились бы и сами, потому что были сильно изнурены. Такой непредвиденный случай совершенно изумил его. Слезши с козел, он стал перед бричкою, подперся в бока обеими руками, в то время как барин барахтался в грязи, силясь оттуда вылезть, и сказал после некоторого размышления: Вишь ты, и перекинулась!»...»

И еще:«...Счастлив путник, который после длинной и скучной дороги с ее холодами,

слякотью, грязью, невыспавшимися станционными смотрителями, бряканьями колокольчиков, починками, перебранками, ямщиками, кузнецами и всякого рода дорожными подлецами видит наконец знакомую крышу с несущимися навстречу огоньками, и предстанут перед ним знакомые комнаты...»

Писались «Мертвые души» во Франции и Италии, среди прекрасных пейзажей и сносных дорог. Его друзья рассказывали, как на вилле княгини Волконской, одной из стен упирающейся в древний римский водопровод, который одновременно служил ей террасой, Гоголь ложился спиной на аркаду и мог часами смотреть на итальянское небо, оставаясь неподвижным. Изредка писатель разражался тирадами типа: «Италия! Она моя!.. Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр - все это мне снилось. Я проснулся опять на родине...» Он не любил путешествовать. Но он любил пребывать в дороге.

Гоголь до ужаса боялся находиться в холодной, нетопленой квартире. И квартиру он всегда выбирал с таким трепетом, который вполне можно было принять за безумство. На само дело найма квартиры он смотрел как на священный обряд, таинство. Он писал Жуковскому из Парижа:

«...Бог простер здесь надо мной свое покровительство, и сделал чудо: указал мне теплую квартиру, на солнце, с печкой, и я блаженствую; снова весел...»

Спастись от неуютной квартиры он мог только одним способом: «сделать езды и путешествия». В дилижансе он любил брать верхнее место. «Вы знаете, что такое дилижанс? - объяснял он сестрам. - Это карета, в которую всякий, заплативши за свое место, имеет право сесть. В середине кареты сидят по шести человек. Если со мною рядом будут сидеть два тоненьких немца, то это будет хорошо: мне будет просторно. Если же усядутся толстые немцы, то плохо: они меня прижмут. Впрочем, я одного из них сделаю себе подушкою и буду спать на нем...» Спасение от «толстых немцев» было только в верхнем месте.

Дмитрий Мережковский в работе «Гоголь и черт» (1906 год) пишет следующее:«Эй, вы, залетные!» - слышен за сценою голос ямщика в конце четвертого действия

(«Ревизора» - Г.М.). «Колокольчик звенит», тройка мчится, и Хлестаков, «фантасмагорическое лицо, как олицетворенный обман, уносится вместе с тройкой Бог весть куда». Эта тройка Хлестакова напоминает тройку Поприщина: «Дайте мне тройку быстрых, как вихрь, коней! Садись, мой ямщик, звени, мой колокольчик, взвейтесь, кони, и несите меня с этого света! Далее, далее, чтобы не видно было ничего, ничего».

Мережковский пытается приоткрыть завесу над столь странным поведением Гоголя:«...Внезапные страхи сливаются в один длительный «панический» ужас, от которого

одно спасение - бежать с того места, где впервые послышался страшный зов, «голос Пана». И Гоголь действительно бежит: все его бесконечные скитания не что иное, как такие отчаянные бегства от себя самого. Так бежал он из Петербурга за границу, сам не помня, что делает, почти украв у матери деньги, в первый раз ненадолго, затем, во второй, после представления «Ревизора» - уже на много лет. Но и там, на чужбине, не находя себе покоя, он бегает из одного конца в другой, из Европы в Африку, в Азию - от Барселоны до Иерусалима, от Неаполя - и, по крайней мере, в мечтах своих - до Камчатки: «С какою бы радостью я сделался фельдъегерем, курьером даже на русскую перекладную и отважился бы даже на Камчатку, - чем дальше - тем лучше... Мне бы дорога теперь, да дорога в дождь, в слякоть, через леса, через степи, на край света!.. Клянусь, я был бы здоров!» Но только что он останавливается, внутренняя тревога, заглушенная внешним движением, пробуждается вновь, и с еще большею силою, еще явственнее слышится таинственный зов...»

Какое у меня ерническое рыло!

В одном из писем Антон Чехов заметил, что вторгается своей повестью «Степь» во владения Гоголя. Про своего предшественника Чехов говорил, что «он в нашей литературе степной царь».

У Гоголя «Мертвые души» начинаются: «В ворота гостиницы губернского города N въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки, отставные полковники, штабс-капитаны, помещики...»

Чехов начинает «Степь» так: «Из N, уездного города Z-ой губернии, ранним июльским утром выехала и с громом покатила по почтовому тракту безрессорная, ошарпанная бричка, одна из тех допотопных бричек, на которых ездят теперь на Руси только купеческие приказчики, гуртовщики и небогатые священники...»

У Чехова тоже была особенная страсть к путешествиям, но она не была патологической. Скорее, это можно было назвать страстью к странничеству. «Видели ли

Вы когда-нибудь большую дорогу? - вопрошал он у А. Плещеева, когда заканчивал «Степь». - Вот куда бы нам махнуть! Кресты до сих пор целы, но не та уже ширина; по соседству провели чугунку, и по дороге теперь почти никому некому ездить: мало-помалу порастает травой...»

Сергей Рахманинов по чеховскому рассказу «На пути» написал симфоническую фантазию. И это удивительно, так как действие рассказа развивается не на дороге, а в замкнутом пространстве «проезжающей» комнаты захудалого трактира - музыка любит цикличность.

Чехов жил во времена, когда наши дороги дождались коренного переустройства. Нет, старые «большие дороги» оставались теми же, но основную часть пассажиров вбирали в себя «чугунки», железные дороги.

Начинался новый век. Но, вместе с бурным строительством «чугунок», не вымирала еще огромная армия русских странников:

«Не далее как на аршин от меня лежал скиталец; за стенами в номерах и во дворе, около телег, среди богомольцем не одна сотня таких скитальцев ожидала утра, а еще дальше, если суметь представить себе всю русскую землю, какое множество таких же перекати-поле, ища где лучше, шагало теперь большим и проселочным дорогам или, в ожидании рассвета, дремало в постоялых дворах, корчмах, гостиницах, на траве под небом... Засыпая, я воображал себе, как бы удивились и, быть может, даже обрадовались все эти люди, если бы нашлись разум и язык, которые сумели бы доказать им, что их жизнь так же мало нуждается в оправдании, как и всякая другая.»

В апреле 1890 года Чехов отправляется в путешествие через Сибирь на Сахалин (почти Камчатка, разве что, чуть-чуть ближе). Еще в январе 90-го газета «Новости дня» сообщает: «Сенсационная новость! А.П. Чехов предпринимает путешествие по Сибири с целью изучения быта каторжников. Прием совершенно новый у нас... Это первый из русских писателей, который едет в Сибирь и обратно». Среди московской интеллигенции ходит эпиграмма:

«Талантливый писатель Чехов,На остров Сахалин уехав,Бродя меж скал,Там вдохновения искал. Но не найдя там вдохновенье,Свое ускорил возвращенье...Простая басни сей мораль -Для вдохновения не нужно ездить вдаль»Многие думают, что смертельную болезнь - туберкулез - Чехов «подхватил» в этом

путешествии, но на самом деле легочные кровотечения начались перед отправкой в Сибирь. Он в пути шутил: «Посадили меня раба божьего в корзинку-плетушку и повезли на паре. Сидишь в корзине, глядишь на свет божий, как чижик...» Но были и не слишком веселые впечатления: «...грязь, дождь, злющий ветер, холод... и валенки на ногах. Знаете, что значит мокрые валенки? Это сапоги из студня». «Всю дорогу я голодал, как собака... Даже о гречневой каше мечтал. По целым часам мечтал.»

Проводы в Москве, на Ярославском вокзале, были шумные. Собрался весь бомонд, и доктор Кувшинников торжественно вручил Чехову фляжку коньяку, чтобы тот выпил его на берегу Тихого океана. Некоторые из провожающих доехали с ним до Сергиева Посада, не слишком стесняясь в вагоне 3-го класса.

Затем пароходы от Ярославля до Нижнего, от Нижнего до Перми, и снова поездом до Екатеринбурга и Тюмени. Ну, а следом, - обычный для XIX века конный транспорт. На перекладных пройдены Ишим, Томск, Омск, Ачинск, Красноярск, Канск, Иркутск, переезд пароходом через Байкал, потом снова на лошадях: Нерчинск, Сретенск, Благовещенск, Николаевск. На Сахалине Чехов оказался лишь через 3 месяца после

отбытия из Москвы. (Возвращение было более комфортным и занимательным: пароходом через Китай и Индию.)

В «Письмах из Сибири» он замечает: «Представьте себе мое положение. То и дело вылезаю из возка, сажусь на сырую

землю и снимаю сапоги, чтобы дать отдохнуть пяткам. Как это удобно в мороз! Пришлось купить валенки. Так и ехал в валенках, пока они у меня не раскисли...»

«Берега голые, деревья голые, земля бурая, тянутся полосы снега, а ветер такой, что сам черт не сумеет дуть так резко и противно. Когда дует холодный ветер и рябит воду, имеющую теперь, после половодья, цвет кофейных помоев, то становится и холодно, и скучно, и жутко; звуки береговых гармоник кажутся унылыми, фигуры в рваных тулупах, стоящие неподвижно на встречных баржах, представляются застывшими от горя, которому нет конца. Города серы; кажется, в них жители занимаются приготовлением облаков, скуки, мокрых заборов и уличной грязи - единственное занятие... В России все города одинаковы».

«Сделал открытие, которое меня поразило и которое в дождь и сырость не имеет себе цены: на почтовых станциях в сенях имеются отхожие места. О, вы не можете оценить этого!»

Однажды, на очередной из бесконечной череды станций, Чехов, посмотрев на себя в зеркало, воскликнул: «Какой я грязный! Какое у меня ёрническое рыло!»

И раде этого «открытия» стоило месить семь тысяч верст грязи?Не знаю...

Просто фотографии. Не о выдуманной «Ресее», а о настоящей России

Поселок Давыдово

Село Платава

Дивеево

Ленинск-Кузнецкий

Деревня Малое Зиновьево

Село Зимовенька

Смоленск

Село Большое Болдино

Сызрань

Поселок Шаблыкино

Село Долгое

Село Нижний Мамон

Город Нерехта

Город Кимры

Село Платава

Ленинск-Кузнецкий

Кириллов

Бутырка

Осташков

Город Белозерск

Деревня Бабки

Деревня Чернцово

Село Кимжа

Поселок Поназырево

Село Великорецкое

Село Костомарово

Село Черный Яр

Поселок Афанасьево

Поселок Бекетовский

Город Данков

Город Трубчевск

Село Енотаевка

Юрьевец

Деревни Рай и Иерусалим

Поселок Грузино

Деревня Хлебодаровка

Деревня Исаиха

Поселок Сурское

Город Санчурск

Село Кимжа

Село Большебыково

Село Три Озера

Деревня Нишевицы

Деревня Лежебоково

Город Чухлома

Деревня Васильково

Если у Вас есть замечания по тексту книги, пишите автору: genamikheev @ mail . ru С почтением и надеждою на новую встречу, Михеев Геннадий Александрович.