×óäî âîñêðåñåíèÿ

ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ

Т акими словами православные христиане ещё долго, до са-мого Вознесения, будут при-ветствовать друг друга в эти радостные пасхальные дни.

Случилось чудо из чудес! Христос вос-крес! Он был распят на кресте… Его безжизненное тело отнесли в гроб-ницу… А на третий день Он воскрес! Он пришёл к Своим ученикам и стал разговаривать с ними! Это было так странно, так необычно и так необъ-яснимо, что даже апостолы вначале испугались. „Уж не призрак ли нам явился?“ — подумали они. И тогда, видя это, Он сел с ними за стол и разделил с ними их трапезу. Он сде-лал то, чего не мог сделать ни один призрак. Вот, как об этом написано в Евангелии.

„Но Он сказал им: что смущае-тесь, и для чего такие мысли вхо-дят в сердца ваши? Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотри-те; ибо дух плоти и костей не име-ет, как видите у Меня. И, сказав это, показал им руки и ноги. Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: есть ли у вас здесь какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотово-го меда. И, взяв, ел пред ними“.

Да, призраки не имеют плоти и костей. А Он пришёл к апостолам, имея тело, имея человеческую плоть. Только, после воскресения она полу-чила удивительные свойства. Учени-ки ощупали Его, не веря своим глазам: обычное человеческое тело, но оно было способно пройти сквозь стены, сквозь за-крытые двери! Ведь евангелист подчёрки-вает, что двери в горницу были накрепко заперты! Но это не стало преградой для Господа. Это ли не чудо? Его тело пре-образилось, получило новые, неведомые обычным людям свойства.

И знаете, что самое удивительное? Этим Спаситель показал нам, ка-ким на самом деле должен быть человек, каким он был задуман Творцом. Иисус Христос показал

нам, какой должна быть исцелённая чело-веческая природа. Все чудеса, о которых

обычно мечтают дети, доступны такому человеку: проходить сквозь стены, летать, мгновенно перемещаться на огромные расстояния, читать мысли на расстоянии, жить вечно, не знать старости и болезней. И многое-многое другое…

Вот, какими мы станем в будущем, если последуем за Христом. Это ли не чудо?

Христос воскрес! И все люди, живущие на земле, и те, которые уже умерли, и те, которые ещё умрут, обязательно воскрес-нут! В „Символе веры“ — в одной из важ-нейших христианских молитв — мы гово-рим: „Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века!“ Что это значит? Это зна-

чит, что я верю, что вслед за Спасителем обязательно воскресну для вечной жизни с Богом в Его Царстве Небесном! Всеоб-щее воскресение мертвых наступит после второго пришествия Христа. Но откуда у христиан такая уверенность?

Сам Спаситель ещё на земле говорил о том, что наступит день, когда мертвые ус-лышат глас Сына Божия и оживут, что Он воскресит их в последний день. О том, что в этом нет ничего невозможного, го-ворят воскресение Христово и чудеса вос-крешения людей, сотворенные Господом на земле. Давайте вспомним эти чудеса.

О н воскресил умершую девочку две-надцати лет — дочь начальника си-нагоги Иаира. Когда девочка забо-лела, Иаир пришел к Иисусу, пал к Его ногам и просил исцелить дочь.

И вот они с Иисусом подошли к дому, но им сказали, что поздно: девочка уже умерла. Несмотря на это, Иисус вошёл в комнату и взял умершую за руку. „Тебе говорю, встань!“ — сказал Он. Девочка к великому изумлению и радости родите-лей тотчас встала и начала ходить.

Другой случай произошёл в городе На-ине. Христос с учениками подходил к го-родским воротам и увидел похоронную процессию. Хоронили умершего юно-шу — единственного сына одной наинс-кой вдовы. Горе матери было настолько велико, что Иисус сжалился над ней. Он прикоснулся к одру умершего и также сказал: „Юноша! Тебе говорю, встань!“ И юноша поднялся, сел на носилках и стал говорить.

Ещё одно воскрешение из мертвых — воскрешение Лазаря — произошло в Ви-фании. Лазарь был брат Марфы и Марии. Господь любил это благочестивое семейс-тво и часто посещал их. Когда Лазарь заболел, сестры послали сказать об этом Спасителю. Но, пока Иисус добирался до Вифании, Лазарь умер. Четыре дня нахо-дился он во гробе. И тело его уже начало разлагаться и издавать сильный запах. Но Иисус подошёл к пещере, где лежал Лазарь, попросил отвалить камень от входа и воззвал громким голосом: „Ла-зарь! Иди вон!“. И Лазарь, воскреснув, вышел из пещеры живой и невредимый.

Да, здесь на земле человек смертен, смертно его тело. Но мы, христиане, знаем, что человек создан Богом не для смерти, а для жизни. Смерть — это зло, которое вошло в наш мир после грехо-падения Адама. Но не случайно Иисуса Христа Церковь называет Новым Ада-мом. Новый Адам победил смерть и ука-зал нам путь к вечной жизни.

Во всеобщем воскрешении мертвых души праведников обретут новые преображенные тела и соединят-ся со Христом в Царстве Божием, там, где нет ни печали, ни возды-

хания, и где смерть будет не властна над человеком.

Христос воскрес! Воистину воскрес! Для того, чтобы и мы исцелили свою повреж-дённую природу, очистили от грехов свои сердца и тела, чтобы и мы воскресли!

Марина Улыбышева

Святые мученики Сергий и Вакх, рим-ляне по происхождению, были знатны-ми сановниками и первыми из вель-мож при дворе царя Максимиана. Царь очень любил за их храбрость на войне и за их верность в службе. Всем было известно, что обращаться к царю с про-сьбами лучше всего через его верных со-

ветников — в такой милости они были, как никто иной. Однако Сергий и Вакх искали милости не столько у царя зем-ного, сколько у Царя Небесного: потому что они веровали во Христа, старались своею жизнью послужить Ему. До вре-мени они скрывали свою веру, ибо зна-ли, что Максимиан ненавидит христи-анское учение и тех, кто его исповедует. Но свет веры Христовой, который жил в сердцах воинов, вскоре стал явным для всех.

Некоторые, завидуя их высокому поло-жению и царской любви к ним и желая навлечь на них ненависть и гнев царя, донесли, что Сергий и Вакх — христиане и отказываются от поклонения идолам.

Максимиан не хотел в это верить, но стыдился спросить их об этом или обличить, не зная еще того достоверно. Однако он решил ис-пытать их следующим образом.

Однажды он назначил в честь своих богов празднество и от-правился со всеми сановниками, воинами и слугами в храм бога

Зевса, чтобы торжественно при-нести там жертву. При этом он внима-тельно наблюдал, — войдут ли с ним

его любимые вельможи, Сергий и Вакх. Но они не вошли с царем в мерзкое капище. Остановившись вдалеке, они молились Хрис-ту, — да просветит Он душу народа, и, если понадобит-ся, — да прославит чрез них пресвятое Свое Имя. Царь, видя, что Сергий и Вакх ос-тались вне храма, послал слуг взять их и силою привести на торжество.

Когда святые были введе-ны на это богопротивное соб-рание, Максимиан приказал,

Воины Христовы Сергий и ВакхКто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или

голод, или нагота, или опасность, или меч?.. Ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни дру-гая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем. Рим 8, 35.

Ñâÿòûå âîèíû

чтобы они вместе с ним поклонились идо-лам, принесли жертву и вкусили бы от идоложертвенных приношений.

Но Сергий и Вакх не желли исполнять этого царского приказания.

— Наш Бог, — говорили они, — на небе, Бог не ложный и не бесчувственный, как бесчувственны ваши идолы, но живой и истинный, во власти которого — весь мир, и ему мы поклоняемся.

Тогда царь пришел в гневное исступле-ние. Он велел снять с них все отличия их высокого сана: и воинские пояса, и золотые гривны, и перстни, и все одеж-ды и для поругания одеть их в женскую нижнюю одежду, и возложить на шеи их железные обручи. В этом виде святых стали водить по городу, — чтобы, таким образом, столь славные и знатные вель-можи римские перед всем народом были поруганы и осмеяны за почитание Едино-го истинного Бога и поношение ложных языческих богов.

По окончании богопротивных жертвоп-риношений, Максимиан возвратился в свои палаты и, сжалившись над Сергием и Вакхом, так как очень их любил, при-звал их к себе и сказал:

— Любезные и верные мои друзья! Зачем вы задума-ли обесчестить наших бо-гов, и опечалить царя своего, который столь ми-лостив и благосклонен к вам? Зачем и на себя на-влекли такое бесчестие? Хотя я вас и очень люблю,

однако не могу терпеть поругания над мо-ими богами и должен буду предать вас мукам, даже вопреки своему желанию. Прошу вас, друзья мои, оставьте вы этого Сына Тектонова, Коего евреи как злодея повесили на кресте со злодеями, и не ув-лекайтесь христианскими баснями и вол-хвованиями. Обратитесь снова к нашим великим богам, и будете вы пользоваться всеми благами моего царства.

Но Сергий и Вакх, даже ради царской любви не желали отпасть от любви Божи-ей. Исполненные благодати Духа Святого, они стали доказывать царю все бессилие его ложных богов, смело исповедовали пред ним могущество и Божество Иисуса Христа и советовали царю самому познать сию небесную истину. Но не мог царь, сердце которого было ожесточено, разум ослеплен, принять их доброго совета и, напротив, пришел в еще больший гнев. По любви своей к ним, не желая сам пре-дать их мукам, он отослал их к восточ-ному игемону Антиоху. Этот человек был известным во всей империи жестоким

гонителем и мучителем христиан. Игемонского сана он достиг через хо-датайство Сергия и Вакха перед царем.

Царь думал, что они устрашатся лютости Антиоха, и в то же вре-мя постыдятся быть во власти того, кто прежде ис-кал их милости, из-за страха и стыда отрекутся от Христа. Но если бы этого и не произошло, то царю, во всяком случае, было более жела-тельно, чтобы они были замучены где-то далеко, не у него на глазах.

И вот, святых в оковах повели из Рима. По прошествии целого дня пути, воины, сопровождавшие их, остановились на ноч-лег в гостинице. Здесь, в полночь, когда воины, которые их вели, крепко спали, Сергий и Вакх встали на молитву и на-чали просить у Бога сил — мужественно претерпеть все предстоявшие им страда-ния.

В ответ на их молитву в сиянии небес-ного света явился им Ангел Господень, и обратился к ним с чудесными словами:

— Дерзайте, рабы Христовы, и как доб-рые воины вооружитесь на диавола: вы его скоро победите.

После этих слов Ангел стал невидим.Сергий и Вакх с радостью сердечной

воссылали хвалу Господу, посетившему их таким ангельским явлением.

В продолжение всего долгого и мучи-тельного пути на Восток святые мучени-ки проводили время в молитве и псалмо-пении. Пройдя многие города и селения, они, наконец, дошли до восточного горо-да Варвалиссо, где в то время находился игемон Антиох, которому воины и отдали приведенных узников, — вместе с царс-кою грамотой.

Прочтя грамоту, Антиох при-казал заключить Сергия и Вакха до утра под стражу. Ут-ром же, войдя в преторию, он сел на судейском месте и, пос-тавив пред собою святых му-чеников, стал так говорить им:— Благодетели мои, ради

ваших заслуг я получил высокий сан, виновники настоящей моей славы, — как изменилось ваше положение! Теперь я сижу пред вами как судья, вы же, связанные узники, стоите предо мною. Молю вас, послушайте царя и прине-сите жертву богам, — и вы снова полу-чите ваш прежний сан и снова будете почтены славою; если же вы не сделае-

те этого, то я, вопреки даже своей воле, должен буду муками принудить вас к исполнению царского повеления. Будьте милосерды сами к себе, а также и ко мне, ибо я вовсе не желал бы для вас быть жестоким мучителем.

Святые отвечали ему:— Ты хочешь речью своею прельстить

нас, но для ищущих небесной жиз-ни „жизнь — Христос, и смерть — при-обретение“ (Филип.1:21).

Антиох, разгневавшись, повелел посадить свято-го Сергия в темницу, а Вакха, обнаживши и разложивши на земле, бить беспощадно. Свято-го били так долго, что даже слуги, бившие его,

изнемогая от усталости, чередовались друг с другом. От этих побоев тело муче-ника как бы отпало от костей, и кровь из него лилась как вода. От таких мучений святой Вакх предал дух свой Господу. Тело Христова страдальца Антиох пове-лел вынести из города и бросить его где-нибудь подальше на съедение зверям и птицам. Но Господь сохранил кости его: христиане, скрывавшиеся за городом, в пещерах и оврагах, ночью вышли, взяли тело святого и с честью погребли его в одной из пещер.

Сергий, сидя в темнице, и узнал о кон-чине друга своего, и сильно опечалился:

— Увы мне, брать мой Вакх, — повто-рял он, — больше нам с тобой уже не вос-петь: „Как хорошо и как приятно жить братьям вместе!“ (Пс.132:1): оставил ты меня одного.

В следующую же ночь явился ему во сне свя-той Вакх. Он был как ангел, в блис-тавшей небесным светом одежде. Он стал утешать свое-го друга, расска-зывая ему о той радости, которую приготовил для них Господь, и ук-реплять его силы к предстоявшему вскоре мучени-ческому подвигу. Надо ли говорить, как обрадовался Сергий: в веселии сердца он стал вос-певать Господа.Вскоре игемон,

отправляясь в город Сура, приказал вести за собою и Сергия. Там, сев на су-дейском месте, он вновь стал говорить святому:

— Нечестивый человек, по имени Вакх, не захотел принести жертвы богам и со-гласился лучше умереть насильственною смертью, нежели почтить их. Но ты, Сер-гий, зачем прельщаешься этим безбож-ным учением? Благодетель мой, не пре-давай себя мучению! Молю тебя, — пос-лушай моего совета, — исполни царское повеление, принеси жертву богам, — и ты будешь возведен в прежний сан и удосто-ен прежней славы.

Святой Сергий отвечал ему:— Временная честь и слава исчезнут,

не оставив следа, за временным же бес-честием следует вечная слава, и для меня это земное бесчестие — ничто. Ты вспоминаешь мои прежние к тебе благо-деяния, — что я у земного царя исхода-тайствовал тебе великий сан; теперь же говорю тебе, — послушай меня: отвергни своих ложных богов и поклонись вмес-те со мною Небесному Богу. А я обещаю исходатайствовать у Него для тебя еще больших благ, нежели у Максимиана!

Тогда Антиох, убедившись, что не в силах отвратить его от Христа и заставить подчинить-ся царской воле, сказал:

— Ты заставляешь меня, Сергий, забыть все твои ми-лости и предать тебя лютым мукам.

Сергий отвечал:— Делай, что хочешь: я имею помощ-

ником Христа, Который некогда сказал:

Древний храм святого мученика Сергия в старом Каире

не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить.

Антиох в ярости произнес:— Я вижу, что мое долготерпение дела-

ет тебя только еще более дерзким, — и повелел обуть его в железные сапоги, с острыми и длинными гвоздями на по-дошве. В такой обуви Антиох велел гнать Сергия пред своею колесницею. Сам же он поехал в город Тетрапиргий, откуда должен был отпра-виться в город Розафу.

Когда они при-шли в город Тет-рапиргий, который отстоял от Суры в двадцати верстах, му-ченика заключили в темницу.

Ночью в темнице, когда мученик молился, явился ему ангел Гос-подень, и исцелил раны его. На другой день, Антиох приказал вывести из тем-ницы святого Сергия, думая, что от боли он не сможет сделать и шагу. Увидев же еще издали, что он идет, как совершен-но здоровый человек, нисколько даже не хромая, мучитель ужаснулся и сказал:

— Воистину этот человек — волхв, ибо как можно после таких мук ходить, не хромая? А он идет, как будто ни в чем не бывало.

Антиох велел обуть мученика в те же сапоги и вести пред собою до Розафы, а до него от города Суры было расстояния 70 ста-дий. Здесь, взойдя на су-дилище, Антиох осудил мученика на смерть. Когда святого привели за город, на место казни, он испро-сил себе время для мо-литвы. Во время молитвы он услышал голос с неба, призывавший его в горние обители, и, с радостью пре-клонив под меч свою голо-ву, скончался. Тело его на том же месте было погребе-но христианами.

Спустя немного времени христиане города Суры ре-шили тайно взять из Ро-зафы тело святого и пере-нести в свой город. Когда же они ночью подходили к гробнице, от гроба поднялся огненный столб, высотою своею достигав-ший до самого неба. Некоторые из вои-нов, живших в Розафе, видя в полночь огненный столп, освещавший весь их го-

род, пошли вооруженными к тому месту и увидели сурских граждан объятых ужасом при виде этого ог-ненного явления. Вскоре явление чудесного столпа исчезло. Но все поняли, что святой Сергий не хочет

оставлять того места, где про-лил кровь и положил за

Христа душу свою.

В честь мученика на том мес-

те поставили чудную, каменную гробницу. По распространении

христианства, в городе Розафе был выстроен храм

во имя святого мученика Сергия. Пятнадцать епископов окрестных го-

родов, собравшись, торжественно перенес-ли в новосозданную церковь нетленные и благоухающие мощи святого мученика. На том и на другом месте, — и в церкви, при мощах мученика Сергия, и там, где он скончался и был погребен, — многие страдающие от разных недугов получали исцеление.

Удивительно, что каждый год, в день па-мяти святого, дикие звери, выходили из окрестных пустынь и собирались на том месте, где сначала был погребен святой мученик. В это время они становились кроткими, как ягнята: они не нападали ни на людей, ни на скот, но, спокойно обходя святое место, снова возвращались

в свои пустыни. Так прославил Господь святого воина-мученика, что не только людям, но и зверям как бы внушал праз-дновать его память.

Подготовила Ирина Есинская

Какой мальчишка не мечтает служить в ар-мии? Конечно же, аб-солютно каждый, ну, может быть, кроме тех, кто любит играть в кук-лы. А все нормальные мальчишки любят иг-

рать в „войнушку“, „казаки-раз-бойники“, в „рыцарей“ и прочие отважные и смелые игры. И конечно же, каждый мальчишка мечтает совершить подвиг: за-хватить вражеского шпиона, пойти в раз-ведку через линию фронта или с риском для жизни спасти попавшего в плен това-рища. Каждый отважный мальчишка с самого юного возраста начинает масте-рить из всего, что попадется под руку, пистолеты, автоматы, снайперские вин-товки, самострелы, мечи и щиты, копья и луки. При этом сам он представляет себя то отважным моряком, то партиза-ном в тылу врага, то часовым на охране государственной границы.

Сам я в детстве перечитал решитель-но все книжки про войну и про армию, что хранились на полках бабушкиного серванта в деревне, где я проводил лето. А после мы с братьями конструирова-ли различные замечательные образцы вооружения из штакетника, приготов-ленного дедом на забор, и испытывали наши „пулеметы“ в бесконечных сраже-ниях как во дворе, так и на большой поляне возле речки.

Незаметно пролетело беззаботная пора детства и подошло время идти в армию. С трепетом ожидал я тот день, когда нужно было явиться в военкомат по по-вестке „с суточным запасом провизии и железной кружкой“. Конечно же, на всех собеседованиях и анкетированиях в военкомате я говорил, что желаю служить и, конечно же, в самом лучшем спецна-зе. Когда врачебная комиссия определила мое состояние здоровья, как подходящее под группу А–1, самую лучшую, я был несказанно рад и даже немного задирал нос.

И вот настал час, когда с областного сборного пункта нас привезли в воинскую часть, которой предстояло стать моим до-мом и работой и службой одновременно в ближайшие два года. Стоял солнечный и теплый май, распускалась зелень, лето готовилось вступить в свои права, а я с

компанией еще двадцати восьми ребят примерял ярко-зеленую новенькую фор-му, блестящие кирзовые сапоги, и, самое главное, — коричневый ремень с зеленой бляшкой и фуражку с кокардой.

Все было новым и потому интересным. И ежедневная утренняя зарядка, и заня-тия строевой подготовкой, и изучение ар-мейского устава и распорядка. Армейская жизнь, в отличие от нашей гражданской, очень дисциплинированна, а ведь это то, чего нам больше всего не хватает дома. Ведь дома мама сварит тебе обед, пости-рает твои вещи и погладит твои рубаш-ки, а в армии такие фокусы не проходят,

многое зависит от тебя самого, от твоей собранности и сноровки.

Первый мой месяц в армии, когда мы проходили Курс Молодого Бойца не за-будется никогда. Одного месяца хватило чтобы мы, вчера еще юные мальчишки, окрепли физически, загорели, научи-лись обращаться с оружием и стрелять из него, освоили армейский устав, а са-мое главное — обрели товарищей, с ко-торыми предстояло делить кусок хлеба, трудности и радости целых два года. И надо сказать, что те ребята, с которыми довелось подружиться в армии, стали мо-

Î ñëóæáå è äðóæáå

Çàùèòíèêè Îòå÷åñòâà

ими самыми близкими друзьями, потому что эта дружба выдержала проверку в не-простых условиях, ведь часто считанные мгновения определяют выбор — готов ли ты помочь другу или нет. И теперь, когда мы, уже отслужив, встречаемся, особен-но тепло вспоминается тот первый месяц нашей службы, когда мы привыкали к новым условиям жизни, и часто только сочувствие и поддержка друга давали сил и терпения, помогали переносить тяготы службы. Бывало и так, что приходилось подбадривать и утешать приунывшего то-варища, когда самому тебе не сладко.

Присягу наш призыв принимал в день святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла. Утром наш полковой священник отец Варнава (Столбиков) от-служил молебен и прочи-тал над нами молитву на ношение оружия. А после этого мы выстроились на плацу с автоматами напе-ревес и поочередно выхо-дили строевым шагом и произносили слова прися-ги на верность Родине. На всю жизнь мне врезалися в память те мгновения когда мы стояли по стой-ке „смирно“, а в это время исполнялся государствен-ный гимн. Именно в такие моменты жизни отчетли-во понимаешь жизненную важность для тебя слова Родина и необходимость ее защищать.

А дальше были два года службы, наполненные и

радостями и огорчения-ми, были и трудности, но никогда я не чувствовал себя одиноким или нико-му не нужным. Во-пер-вых, в армейской жизни, как и во всех сложных обстоятельствах, острее чувствуется непрестан-ное Божие попечение. Да и сам человек, когда ему трудно, когда нет рядом близких людей, начина-ет более упорно просить помощи от Господа, и молитва наша теплей и усердней. Именно в ар-мии я, как и многие мои товарищи, стал прича-щаться Святых Христо-вых Тайн более осознан-но и регулярно, потому

что когда нам тяжело только Благодать Божия дает нам силы и бодрость духа.

В нашем воинском храме Литургия слу-жилась нечасто и, в основном, ночью — в свободное от нарядов время. Но какие это были службы! Ведь в храм собирались не по привычке или чтобы отдать дань тради-ции, а с искренним чувством необходимос-ти помолиться о себе и о родных, жертвуя временем отдыха, которое в армии очень ценится. И вот, юные воины рядами сто-ят в ожидании Святого Причастия, чтобы принять Божественную благодать и про-нести ее в своем сердце, защищая его от налета грубости, жестокости и корысти.

Особенно памятны пасхальные служ-бы в воинском храме. Незадолго до по-

луночи с третьего этажа казармы, где находился храм выходит крестный ход с хоругвями и свечами во главе со свя-щенником. „Воскресение Твое Христе Спасе…“ — раскатисто поет солдатский хор, в темноте мерцают красные пас-хальные свечи, на лицах сосредоточен-ность и предчувствие пасхальной радос-ти. Крестный ход обходит вокруг казар-мы и поднимается к закрытым дверям храма, все замолкают и через мгновение разливается по казарме торжественный возглас батюшки: „Слава Святей Еди-носущней и Животворящей Троице…“ и дальше, знаменуя победу Жизни над смертью: „Да воскреснет Бог, и расто-чатся врази его!!!“ Громогласно отвечает хор: „Христос воскресе из мертвых…“ и начинается Светлая Заутреня, напол-няющая сердца воинов пасхальной ра-достью и ликованием. Всегда на Пасху приезжал в воинский храм кто-нибудь из родителей и духовных чад батюшки, они же помогали устраивать разговенье для солдатов и всех гостей. И как же чувствовалась любовь и радость, пере-полняющая сердца всех, кто молился и воспевал вместе с воинами Воскресшего Христа в эту ночь! Это общее ощущение чуда вполне выразил один молоденький солдатик, который после завершающей

праздник трапезы воскликнул: „Неуже-ли уже все заканчивается? Это было словно во сне!“

Памятны и службы в мужском монасты-ре Свято-Смоленской Зосимовой пустыни, распологающейся на территории воинс-кой части. Стройный, вдохновенный сол-датский хор неизменно был украшением торжественных и неспешных празднич-ных богослужений. В свою очередь бра-тия обители в праздничный день всегда старалась угостить служивых чем-нибудь вкусным.

А потом снова начинались армейские будни, наполненные трудом и караульной службой, но теперь все тяготы и невзгоды переносились легче, мир и тишина, во-шедшие в сердце, помогали бодро нести воинский крест, а дружба и взаимовыруч-ка становились крепче. И даже когда по-дошел к концу срок службы, и наступило время увольняться из армии, вместе с ра-достью скорой встречи с родными и воз-вращения домой была и легкая печаль о бесконечно дорогом времени, проведенном с людьми, которые стали тебе как родные братья, и о том, что время это уже никог-да не вернется.

Послушник Николай Комогоров

Христос воскресе!

Всё голубее небосвод,Заря всё пламенней, и вотМир замер в изумленье:Восстал, восстал из гроба Тот,Кто создал всё творенье!Христос воскресе! Смерти властьДля нас навеки прервалась.Путь в небо открывая,И ярким пламенем зажгласьДля нас надежда рая.Не ради ль этого понёсСтраданья тяжкие Христос?

Солнце души

Вот солнце, как светит! как греет! — оноДля нас было Господом сотворено,Деревья, пшеница, трава и цветыНе могут расти без его теплоты.

Но солнце души человека — Христос:Он создал её и до неба вознёс,Великое знаменье дал ей КрестаИ вечного рая открыл ей врата.

Как тянутся к солнцу трава и цветы,Так к Богу всегда устремляйся и ты,Молись, и Его благодатью храним,Живи, как тебе заповедано Им!

Весна

И куст сирени и берёза,Что в палисаднике у нас,Зимой застыли от мороза.А вот и ожили сейчас.Ну не чудесное ли дело:На ветках голых и сухихЛиства весною зашумела,И птицы прыгают на них!И если вешними лучамиЖивит растения Господь,

То разве Он твоей печали,Мой друг, не может побороть?Терпи с молитвою остуду,Что по грехам, видать, дана,Верь: будешь радоваться чуду!Да и не чудо ли весна?

Светилен

Богородице, Матерь Света,Помолись ко Христу о нас,Чтоб неяркое наше летоСветом полнилось, как алмаз,Чтобы весело днём погожимВсё блистало, росло, цвело,Чтобы всё покрывало БожьеЧудодейственное тепло!Чтобы всю осиял природуСвет, которого ярче нет,Чтоб и нас, как речную воду,Пронизал тот небесный свет.Благодатью душа согрета, —То безмолвный Господень глас,Богородице, Матерь Света,Помолись ко Христу о нас!

Луч солнца

Вот стало светлее немножко,И кончился дождь затяжной,И в небе открылось окошко,Блеснувшее голубизной.

И луч, серафим златокрылый,Оттуда слетел прямо в сад, —И этой чудесною силойЗажглось там сто тысяч лампад.

То множество капель блистало,Осыпавших листья древес,И в каждой, как солнце, сиялаУлыбка посланца небес.

Монах Лазарь

Стихи

Л

арь

КХД

Î днажды вечером сидели мы с моей младшей сестренкой Алисой за столом и вспоминали… Шел Ве-ликий пост. Наступала Страстная

неделя. Сколько печальных событий про-изошло за те семь дней в Иерусалиме… Людская неблагодарность, предательство, жестокость и равнодушие... И самый тя-желый день — распятие Христа. С тех пор прошли века, но ужас этого события разрывает сердце и сегодня. Мы с Алисой давно заметили, что, читая с нами утром Символ веры, наша бабушка всегда оста-навливается на словах „Распятого же за ны при Понтийстем Пилате, и страдав-ша, и погребенна“. И голос ее дрожит. Но, должна признаться, я не сразу поня-ла, в чем дело. Видимо, просто была еще мала. Когда мы переехали из Москвы в дом на Роще, мне было пять лет, а Али-се — вообще два. Мы и в Москве бывали с бабушкой в храме. Но ехать туда надо было в вечно переполненном автобусе. И не всегда находились вежливые люди, которые уступали нам место. Потом до храма надо было еще пройти пешком. Действующих церквей тогда в Москве было мало, поэтому люди стояли очень тесно. Теперь я понимаю, что это были малоуважительные причины, чтобы ред-ко посещать храм, но тогда… нам было очень тяжело, в храме мы бывали только по большим праздникам.

À на Роще! Храм стоял на хол-ме прямо над нашим домом. Мы стали посещать почти все службы. Храм стал родным

и близким. Там всегда было так краси-во, светло! Так было радостно принимать Причастие!

„Алиса, ты помнишь наш первый год в нашем храме?“ Алиса обиженно мне от-ветила: „Ну, Маргоша, ты смеешься что ли надо мной? Я же была еще младше, чем ты. Нет, я помню только, что очень добрым был отец Трофим. Зато я пом-ню, как мы стали ходить на службы в Пафнутьев монастырь“. „Алисонька, про-сти, я вовсе не хотела тебя обидеть. Но в монастырь мы ходили уже позже“. И я стала рассказывать, что осталось в моей памяти от того 1992 года, нашего пер-вого года на Роще. Дело в том, что это был последний год, когда на Рождество и на Пасху весь окрестный люд прихо-дил в рощинский храм Рождества Пре-

святой Богородицы. Этот xpaм никогда не закрывался, а монастырь только год назад передали епархии, и службы там проходили в маленьком храме пророка Ильи. Все остальное еще только рестав-рировалось и возрождалось к жизни. Но на службах в Страстную неделю народу было мало. И настала Великая Пятни-ца — день распятия Христа . Вот тут-то я впервые поняла, что чувствовала бабушка от молитвенных слов о распятии. Тогда я поняла, как страдал Господь. Я опусти-ла голову, и слезы мои закапали. Потом посмотрела на бабушку. Алиса у нее на руках уснула, положив головку бабушке на плечо. А бабушка украдкой вытирала слезы. Она увидела, что я плачу, вынула платочек, вытерла мне слезы и успокаи-вающе похлопала по плечу: „Он умер, но Он воскреснет“. Но сейчас-то мы Его хо-ронили! Как бы я хотела оказаться в тот день там, на этой страшной горе, я бы не отдала Его легионерам, я бы Его спасла… Дома мы много говорили о том, почему

Ñàìûé ñ÷àñòëèâûé ïðàçäíèê Êîãäà âçðîñëûå áûëè äåòüìè

надо было Господу принести эту жертву, почему не миновала Его чаша сия…

И все мы, даже малышка Алиса, ста-ли ждать Воскресения Христова. Что творилось в тот пасхальный вечер и но-чью около храма! Тысячные толпы при-были сюда, весь холм у храма просто ки-шел людьми. И наконец, отец Трофим в сверкающем белом облачении вышел на паперть храма и возгласил: „Христос Вос-кресе!“ И все, как один, отвечали: „Воис-тину Воскресе!“ Отвечали так громко, что мне показалось, будто вздрогнула земля. И верилось, и сердце ликовало, а из глаз лились счастливые слезы. Пасхальный день был прекрасен, нарядилась природа, нарядились люди. Небо было высокое, и ярко-голубое, а солнце… оно так лучилось, вокруг него сияли радужные круги, и я впервые услышала эти слова и поняла их: „ Солнце играет!“ Алиса решительно вме-шалась: „Вот это я тоже помню. И всегда теперь смотрю, когда же оно заиграет. Но это случается только на Пасху“.

ß стала просить Алису, чтобы те-перь она рассказала, что она помнит. Алиса уже так воо-душевилась, что и просить ее

долго не пришлось. И вот что вспомнила моя младшая сестренка.

— Прежде всего (все же я была малень-кой) я запомнила, как мы раскрашива-ли пасхальные яйца и как вкусно пах-ли куличи, которые пекла бабушка. Это

было так замеча-тельно: вот толь-ко что стоял та-зик с обычными белыми яйцами. Потом бабушка

дала нам кисточки, краски, фломастеры, переводные картинки.

Мы опускали яйца в ба-ночки с разными краска-

ми. Через какие-то полчаса

вместо тазика с обычными вареными яй-цами стояло чудо, сияющее, как радуга. Потом мы сложили и куличи (один боль-шой и два маленьких для нас), и яйца в новенькую плетеную корзиночку. Обвяза-ли ее кружевной салфеткой и следующим утром пошли в монастырь на службу, после которой все это освятили. Мы боя-лись опоздать на службу и поэтому пош-ли короткой дорогой. А там — такая кру-ча — горка, с которой надо спуститься к мостику через сказочную речку Истерьму. (Сказочную потому, что мы знали, где-то там у ее начала до сих пор стоит терем, из окошка которого прекрасная царевна по-лощет в холодных струях быстрой речки свои золотые косы, поэтому и называет-ся — Из терема, а скороговоркой — Ис-терьма). Как ни торопились, а все же ми-нуточку постояли, свесив головы, чтобы полюбоваться прозрачной хрустальной Истерьмой.

Ñ Истерьмой и мостиком было связано еще одно воспоминание, ой, такое, что я не выдержала и засмеялась. Моя догадливая Маргоша тут же по-

казала мне кулачок. Дело в том, что однаж-ды мы с бабушкой возвращались из бани чистенькие, во всем новом, в прекрасном на-строении. Прибежали на мостик, опередив бабушку. Маргоша по привычке кинулась любоваться Истерьмой, перегнувшись че-рез тонкие, низкие перильца. Мы и ахнуть не успели, как она оказалась внизу, в воде. Бабушка мгновенно побежала под мостик, зашла в речку и вытащила Маргошу. Она громко плакала, бабушка прижимала ее к себе, чтобы согреть, потом стала растирать ее полотенцем. А наверху, еще громче, чем сестричка, плакала я. Не удивительно, что Марго не хотелось об этом вспоминать. Вот, конечно, она и сейчас тут же меня переби-ла: „Алиса, зачем ты отвлекаешься на вся-

кие незначительные детали? Ты же вспоминаешь, как мы торопились в монастырь, вот и вспоминай!“ Ох, ох, подумать только, какая она у нас це-леустремленная! На службу мы тогда не опоздали. И все было хорошо, мы уже знали, что скоро Христос вос-

креснет. Потом все поставили ку-личи и яйца на столы. А отец Власий окропил снедь святой водой. Но он был такой стро-гий, что я испугалась узнал ли он нас. Я хотела подбежать к

нему, но бабушка во время ухватила меня за платье. Дело в том, что мы очень часто встречали отца Вла-сия: в монастырь надо было идти мимо прудов, а

батюшка, видимо, любил, сидя на старом, поваленном дереве, делать вид, что ловит рыбу. Но тогда там ничего, кроме несъе-добного ротана еще не водилось. А я сразу поняла, что отец Власий просто отдыхает, любуясь тихим прудом, вековыми деревья-ми, уцелевшими чуть ли не от времен пре-подобного Пафнутия. Он всегда подзывал нас к себе (сами мы никогда бы не реши-лись к нему подойти), называл нас по име-нам, угощал конфетками, расспрашивал о наших делах, благословлял и осенял крес-тным знаменем. Неужели он нас сейчас не узнает? Как же так? Наверное, отец Власий все же заметил наши огорченные лица и, когда мы уже забрали наши корзиночки и проходили мимо него, он ласково потрепал нас по головкам. Вот, как хорошо, просто отлегло от сердца. Маргоша важно сказала, что он не мог иначе, ведь он был на службе, в храме, а не в спокойной обычной обстанов-ке на отдыхе.

В пасхальный день мы сидели за праз-дничным, очень красивым столом, раз-говлялись. Из Москвы приезжали мама с папой. Мы христосовались. Всегда по-лучали подарки. Почему-то в этот день все было необыкновенно вкусно. Я уже не говорю о куличах и ветчине. Но даже обыкновенный сыр, который я терпеть не могла, в этот день казался лакомством. Потом мы убегали в сад и там на зеле-ной травке катали раскрашенные, яркие яйца. Во-первых, чье дальше покатиться, во-вторых, бились азартно, разбивая кон-цы яиц. Чье-то будет крепче и останется целым. Хотя бы одним кончиком. А вече-ром взрослые устраивали салют. Сначала мы думали, что они его запускают только для нас, а потом с удивлением поняли, что они веселятся не меньше нашего. Ну что же — имели право. Христос воскрес!

Алиса Кузьмичева, Маргарита Гаршина

Ó Сурикова появились финансо-вые возможности отправиться за границу. Помимо естественного желания посмотреть мир, у него была и особая задача — изучить, как создавались великими ита-

льянскими художниками Возрождения большие многофигурные картины.

Он был потрясен и очарован. В это вре-мя в Риме находился и русский художник В. Д. Поленов. Он вспоминал: „Суриков в таком экстазе от заграницы, от великих художников, что просто рвет и мечет, без конца повторяя, сколько здесь цвета! Грех им не быть превосходными колористами, ведь тут тонешь в свету!“ И вскоре Сури-ков подытожил свои наблюдения: непов-торимый национальный колорит картин великих итальянцев возникал от цвета основной стихии Италии — удивительно-го лилового цвета Средиземного моря. Пи-

сали об этом во все века и поэты, называя адриатические волны „виноцветными“.

А вывод из своего открытия он, как все гении, сделал совершенно неожиданный: и у нас в России есть такая же основная цветовая стихия. Это — снег! И худож-нику хотелось немедленно это доказать. Вскоре он сделал свой первый эскиз к картине „Боярыня Морозова“.

Плодом его открытия и стало создание картины „Боярыня Морозова“. Сюжет ее всем хорошо известен. Сторонницу старой веры знатную боярыню Ф. П. Морозову везут на очередной допрос или в ссыл-ку — в Боровский земляной острог.

Íо шедевром, вершиной творчес-тва великого мастера эту карти-ну назвали за ее необыкновен-ный колорит. Известно, что ос-нову колористического решения

художник нашел, увидев на снегу черную ворону. Но все остальное… царство не-

обыкновенного искрящегося снега и узорчатых старинных одежд. Такой снег до Сурикова не изображал ник-то. Во-первых, он передал, как снег отражает цвет даже тускловатого го-лубого зимнего неба. Во-вторых, снег на крышах и на дороге совершенно разный: на крышах с еле заметным налетом золы и сажи, а на дороге за-топтан людьми, лошадь и сани тоже оставили здесь свой след, и эти сле-ды тоже отличаются по цвету. Кро-ме того, сибиряк Суриков первым задумался над тем, что снег меняет и лица людей, их цвет кожи. Увлек-шись экспериментом, он чуть не за-морозил натурщика, позировавшего ему для фигуры юродивого. А прямо над ним в образе странника с посо-хом и лукошком художник изобра-зил себя, удрученного людской жес-токостью и земными страданиями. Известно, что Суриков долго бился над эффектом, чтобы „сани с Моро-зовой ехали“. Он получал множес-тво советов о том, как это сделать. Сам художник вспоминал, что даже Л. Н. Толстой, который с женой пришел к художнику посмотреть на „Морозову“, сказал: „Низ не нужен, его надо срезать“. Суриков поступил наоборот: он писал в своих воспоми-наниях, что много раз увеличивал

Æèâîïèñåö èñòîðèèÌèð ðóññêîãî èñêóññòâà

нижнюю часть картины, пришивая холст.

Картина была выставлена на ХV Пе-редвижной выставке и, конечно, имела шумный успех. О ней восторженно пи-сал знаменитый критик В. В. Стасов. Эту картину так же приобрел Третьяков, что, конечно, было очень почетно для молодого художника. Однако, интересно, что как раз в период создания своих лучших кар-тин — „Утра стрелецкой казни“, „Мень-шиков в Березове“ и „Боярыни Морозо-вой“ художник ни разу не побывал у себя на родине — в Сибири.

Âтом же году, после оглушительно-го успеха „Морозовой“, у Сурико-ва после тяжелой болезни умерла жена. Он очень тяжело пережил утрату, на целый год оставив

живопись. К нему приехал его любимый брат и уговорил поехать в Красноярск. В

Сибири, окруженный заботами родных, стал постепенно приходить в себя. Пер-вым, что он смог после этого написать, был портрет его старшей дочери — Ольги. А потом последовали две, посвященные Сибири, картины — „Взятие снежного

городка“ (1891 год) и „Покорение Сибири Ермаком Тимофеевичем“ (1895 год).

Íа первой картине была изобра-жена старинная удалая игра, состоящая в том, что верховой должен перескочить через ледя-ную стенку-городок, а все вок-

руг пугают его лошадь, хлещут ее пру-тиками и всячески мешают смельчаку. И шумно, весело приветствуют победителя. Веселье народного праздника в первый и единственный раз в творчестве Сурикова стало темой его живописи.

Третья большая картина Сурикова „По-корение Сибири“ по глубине решения ис-торической темы, по колористическому и композиционному совершенству не усту-пает „Боярыне Морозовой“. Она глубоко национальна по смыслу. Это событие не было стремлением Московского государс-тва расширить свои земли и подчинить

новые племена. Пришлось бороть-ся с ханом Кучумом, настоящим бандитом-террористом тех лет. Он запугивал население грабежами и разбоем, дошел со своей ордой до Урала, угрожая поволжским и другим исконно русским землям.

Перед нами кипит страшная битва, сталкиваются силы исто-рические и определяется дальней-ший ход истории. И опять очень верную оценку этому шедевру Су-рикова дал И. Е. Репин: „Впечат-ление от картины так неожиданно и могуче, что даже не приходит на ум разбирать эту кипящую ярос-тью битвы массу со стороны тех-ники, колорита, рисунка“. Карти-ну „Покорение Сибири“ после ее экспозиции на ХХIII Передвижной выставке приобрел Государь Импе-ратор Николай II.

 1899 году художник на-писал картину, посвящен-ную легендарному „Пере-ходу Суворова через Аль-пы“. Среди неприступных

альпийских скал армия Суворова низвергается как неудержимый поток. Суворов — рядом и, как всегда, впереди победа! Это гимн мужеству и бесстрашию солдат и знаменитого русского полководца. Натурщиков для создания образа

великого полководца Суриков выбрал ста-рого казачьего девяностолетнего полков-ника, воина, чья жизнь вся целиком про-шла на полях сражений. После создания этой картины художник был награжден орденом святого Владимира IV степени.

Один из современников художни-ка вспоминает, что когда картина была выставлена в Академии худо-жеств, там появились совершенно необычные посетители — солдаты столичных воинских частей. Их приглашал Великий князь Влади-мир Александрович, который был и президентом Академии художеств и главнокомандующим Петербург-ским военным округом и гвардией. Глаза у необычных посетителей го-рели восторгом. И вот, что очень ин-тересно. Помните, как назывались и чему были посвящены предыдущие картины художника? Ну, как же, они в разных ракурсах изображали поражение! А теперь, прожив нелег-кую жизнь, достигнув зрелости он пишет Победу. И в „Городке“, и в „Покорении Сибири“, и в „Переходе через Альпы“ он пишет русских — победителями.

Åму осталось написать еще одну большую картину — „Степан Разин“, которую он закончил в 1910 году. Это была его предпослед-

няя работа. По безбрежному про-стору матушки-Волги движется мерными ударами весел большая лодка. В центре картины на скамейке, покрытой роскош-ным ковром, сидит Степан Разин. Сидит, думу думает, не замечая ни своих спод-вижников, ни природных красот. О чем думает? Споры об этом шли много лет. Кто-то считал — о том, что все потеряно, кто-то думал об этом по-другому.

Ясно одно, что художнику удалось на-писать Разина так, что мы угадываем,

видим его могучий русский характер. И вместе с тем чувствуем страстный неудер-жимый порыв его натуры. Что ждет рус-ских людей, Россию, впереди — вместе со своим героем накануне грядущих собы-тий думает великий художник, который всем своим творчеством говорил о любви к своему народу и к своей земле.

Алла Тагиева

есколько дней спустя Елена, сидя с отцом на палубе, читала ему какую-то книгу. Корабль, мерно покачиваясь, скользил по волнам, погоняемый легким ветром.

Вдруг с передней палубы вне-запно раздался крик: «Человек упал за борт!» Все бросились к борту. Оказалось, что один из матросов упал в море. Капи-тан тотчас приказал спустить паруса и отрядил трех матросов на помощь това-рищу, который держался на волнах, ра-ботая руками и ногами. Матросы быстро

спустили лодку и дружно схватились за весла. Но в ту же минуту все с ужасом заметили, как над волною внезапно мель-кнули голова и трехугольный плавник акулы; с неимоверною быстротою неслась она к несчастному матросу. Минуту спустя над водою мелькнул могучий хвост чудо-вища, а в следующее мгновение раздался

раздирающий душу крик, и несчастный матрос исчез под водою.

Все оцепенели от ужаса; происшествие это произвело такое удручающее впечат-ление, что все долго не могли забыть его.

Наконец паруса были снова подняты, и корабль продолжал путь. Чтобы отмстить за несчастного товарища, матросы при-нялись приготовлять удочку громадных размеров. На большой железный крюк, привязанный к толстому канату, они на-садили большой кусок мяса и бросили в море. Несколько времени они с нетерпе-нием следили, не покажется ли где чу-довище, но затем каждый принялся за свое дело.

Но вот, часа через три после прискорб-ного происшествия сбоку корабля вдруг раздался сильный плеск и шум. Матро-сы бросились к борту и увидели, что ка-нат с приманкой сильно натянулся.

— Акула! Акула!—в один голос крик-нули они и дружно принялись тащить громадную удочку.

великой радости матросов вско-ре над водой показалась голова морского хищника; в пасти у него глубоко засел железный крюк. Акула страшно извива-лась во все стороны и с таким бешенством билась о борт кора-

бля, что матросы ежеминутно опаса-лись, что она сорвется с крюка. Однако, наконец с большим трудом вытащили они ее на палубу. Огромая пасть её, уни-занная несколькими рядами длиных острых зубов, раскрывалась и закрыва-лась с такою ужасною силой, что, когда один из матросов всунул ей толстое по-лено, оно затрещало у неё под зубами. Зеленоватые кошачьи глаза ея сверкали бессильной злобою, и от времени до вре-мени она била хвостом с такою силой, что могла бы убить человека. Во избе-жание несчастья, один из матросов осто-рожно подошел к ней сзади и ловким ударом топора отрубил хвост.

Между тем Елена заметила, что около корабля на поверхности моря все время снуют две небольшие рыбки. Оказалось, что это были лоцманы, друзья и верные спутники пойманной акулы. Из описаний Елена знала, что рыбки эти всегда сопро-вождают акул, разыскивают для них до-бычу и приводят их к ней; сами же пита-ются крохами, которыя роняет их силь-

Åëåíà Ðîáèíçîí Çàáûòàÿ êíèãà

ный покровитель, под защитою которого они чувствуют себя в безопасности от других хищных рыб. По просьбе Елены один из матросов закинул удочку и через несколько минут поймал одного лоцмана. Теперь Елена имела случай вблизи рас-смотреть этого верного спутника акулы. Это была очень красивая рыбка голубо-ватого цвета, с темной спинкой и сере-бристым брюшком.

Из всех животных, с которыми Еле-на познакомилась во время плавания, ее больше всего интересовали летучие рыбы. Случалось, что целые стаи этих рыб окружали корабль и, внезапно под-нявшись на 2—3 сажени над водой, с каким-то особенным свистом быстро пролетали шагов сто и затем снова ис-чезали в волнах. Нередко игра эта по-вторялась несколько раз подряд, при чем едва успевала скрыться в воде пер-вая стая, как вслед за ней стремительно поднимались вторая, третья, четвертая.

От отца Елена знала что если полет летучек совершается в одном и том же направлении, то это признак, что они спасаются от преследования хищных рыб. Но ей также нередко приходи-лось наблюдать, что рыбки эти летали в разные стороны, перелетали одна че-рез другую, по-видимому, забавляясь. Однажды Елена заметила, как подоб-ная забава летучек привлекла несколь-ких буревестников, которые принялись охотиться за ними. Зрелище это было в высшей степени любопытно. Летучки перепархивали с неимоверной быстро-той и мгновенно скрывались под водой, так что буревестники, несмотря на свою изумительную ловкость, с трудом мог-ли поймать несколько рыбок. Охота эта продолжалась недолго, потому что рыб-ки скоро скрылись в волнах. Одна из них упала на палубу, и Елена могла хорошо рассмотреть ее. Спинка её была красивого светло-бурого цвета, бока светло-красные с серебристым отливом, а брюшко розова-токрасное.

Однажды Елена, по обыкновению, сиде-ла с отцом на палубе и читала ему вслух. Она так увлеклась чтением, что совсем не заметила, как солнце скрылось за тучей, и подул свежий ветер. Вдруг она увидела, что на книгу и на стол посыпались сверху какия-то насекомыя.

В изумлении вскочила она из-за стола и, не веря глазам своим, смотрела, как из тучи градом сыпались насекомыя в море и на палубу.

— Папа, папа!—воскликнула Елена,—кругом нас творится что-то необыкновен-ное! Из тучи сыплются живыя насеко-

мыя! Это саранча, папа! Как могла она очутиться тут, среди океана?

— Это дождь из насекомых, друг мой, — заметил старый моряк. — Вероятно, где-нибудь далеко на берегу смерч налетел на тучу саранчи и закрутив ее, поднял к облакам, а там ветер подхватил и унес ее

в море. Ведь ты знаешь, что ветер в верх-них слоях дует сильнее, чем в нижних, и потому случается, что саранчу уносит за сотни и даже тысячи верст, где она нако-нец падает дождем на землю. Такие дожди бывают не только из саранчи, гусениц и жуков, но даже из разных растений, как это было, например, несколько лет тому назад в Испании, где вдруг с неба дождем посыпалось пшеничное зерно. Оказалось, что оно было принесено в Испанию вет-ром из Северной Африки, где бурей раз-несло несколько хлебных складов.

— Это удивительно! Я в первый раз слышу об этом. Но с какою же страшною скоростью должен дуть ветер, чтобы удер-жать наверху такую громадную тучу са-ранчи и не дать ей опуститься на землю?

— Я думаю, со скоростыю 12—14 сажен в секунду! (сажень 7 английских футов, т. е. 2,1336 метрам)

— Разве ты знаешь папа с какою скоро-стью дует ветер — с любопытством спро-сила Елена.

— Знаю, друг мой, и если это интересует тебя, то расскажу тебе. Например, тихий ветерок, который едва колеблет листья на деревьях, дует всего со скоростью 1—1,5 аршина в секунду. При 5—8 саженях в секунду он уже поднимает пыль и качает деревья. Но когда достигает скорости 12 —14 сажен в секунду, то уже переходит в бурю, а при 17—20 саженях превраща-ется в ураган, вырывающий деревья с корнями и срывающий крыши с домов. К счастью, сильнее этого ветра не бывает. Если бы ветер мог достигнуть скорости 40 сажен в секунду, то он мгновенно смел бы с лица земли целые города.

Между тем матросы принялись сметать

заборт находившуюся на палубе саранчу, которая, после перенесенной ею долгой борьбы с ветром, не в силах была под-няться и теперь гибла в волнах.

Прошла еще неделя спокойного плава-ния. Вдали стала обрисовываться южная оконечность Африки. Море, ближе к бе-регу, из синего превратилось в коричнево-зеленое.

Через несколько часов корабль достиг мыса Доброй Надежды, где, по словам мо-ряков, ветер вечно борется с гигантскою горой, и бушуют вечные бури. Недаром

мыс этот прежде назывался «Бурный мыс».

На этот раз, однако же, море здесь было спокойно и только подернуто легкой зы-бью.

лена стояла на палубе с подзор-ной трубой и смотрела на непри-ветливый берег, на котором вы-сились три громадные горы та-ких причудливых форм, каких она раньше не видывала.

С правой стороны возвышалась длинная, не особенно крутая гора с углуб-лением по середине и покатой вершиной. Рядом с ней находилась другая высокая гора, одинаковой ширины от основания

до вершины; вершина её была как будто срезана и заканчивалась ши-рокою площадкой. Видом своим она походила на огромный круглый стол. К ней примыкала третья гора, кото-рая поднималась отвесно и напоми-нала собою непреступную башню.

— Это Столовая гора? — спросила Елена матроса, указывая на сред-нюю гору.

— Да.А как называется та, с левой сто-

роны?— Чертов пик.— А с правой?— Львиная гора.Подобно трем чудовищам, стояли

эти почерневшие горы на страже юж-ного берега Африки, как бы охраняя его от ярости бурь и ураганов.

Мрачная Столовая гора служит жителям Капштадта верным пока-зателем погоды: если вершина её окутывается облаками, то это пред-вещает бурю.

— Взгляните-ка туда!—сказал Еле-не проходивший мимо неё капитан, указывая на открытое море.

Елена оглянулась. В некотором от-далении от корабля копошилось над водой множество каких-то странных животных, которые, подобно кораб-

ликам с распущенными парусами, мед-ленно плыли вперед.

Всмотревшись внимательнее, Елена уз-нала в них ветрильников. Грациозный моллюск двигался при помощи трубоч-ки, выбрасывавшей из себя воду; из его восьми щупальцев, два коротких были подняты, изображая паруса. При помощи подзорной трубы Елена успела хорошо рассмотреть эту изящную лодочку.

Но вот, невдалеке показалось несколь-ко буревестников. Ветрильники, как бы предчувствуя опасность, переполошились, проворно сложили свои паруса, прижали

щупальцы и, опрокинув раковину, скры-лись под водой. Все это совершилось так скоро и ловко, что любое судно могло бы позавидовать быстроте этого маневра.

орабль почти миновал уже мыс Доброй Надежды, когда капи-тан, осматривавший в это время в подзорную трубу горизонт, за-метил в полумиле перед кора-блем какое-то огромное живот-ное, медленно плывшее в том же

направлении как корабль. Весь экипаж столпился у борта посмотреть на чудови-ще. Когда же корабль нагнал его, то взо-рам всех представился осьминог громад-ных размеров, который продолжал спо-койно плыть вперед, не обращая внима-ния на приближающееся к нему судно Елена невольно содрогнулась величина его достигала 18 футов (один фут пример-но 30,5 см), не считая восьми ужасных щупальцев в 5 — 6 футов длины, снаб-женных множеством присосков. Его ог-ромные светло-зеленые глаза на выкате наводили ужас своею страшною непод-вижностью. Громадная пасть походила на клюв попугая. Несмотря на необыкновен-ную величину этого чудовища, капитан решился овладеть им и приказал бросать

в него гарпуны и стрелять из ружей. Но пули и гарпуны проникали в его тело как в кисель. Спасаясь от преследова-ния, чудовище скрылось под водой, но вскоре появилось по другую сторону ко-рабля. Матросы снова принялись стре-лять в него и бросать гарпуны, и это заставило его снова скрыться под водой; но не прошло нескольких минут, как оно опять появилось на поверхности и принялось бешено хлестать воду свои-ми чудовищными щупальцами. Цвет, раздраженного животного из светло-се-рого превратился в ярко-красный. Спус-тить лодку с людьми было опасно, пото-му что чудовище одним своим щупаль-цем в состоянии было перевернуть ее вверх дном. Таким образом охота эта длилась безуспешно в течение трех ча-сов. Наконец, после многих безуспеш-ных попыток, на осьминога удалось на-конец накинуть петлю, но она сколь-знула по слизкому телу врезалась в ог-ромный хвост. Матросы возликовали и принялись вытаскивать на палубу этого морского гиганта, который рвался и бе-шено ударял щупальцами о борт кораб-ля. Над водой показался сначала огром-ный хвост, а вслед за ним часть тела осьминога. Матросы кричали «ура!» и дружно тянули канат. Не успели они и до половины вытащить его из воды, как хвост оторвался, и гигантский моллюск навсегда скрылся под водою. Судя по

хвосту, вес которого равнялся двум пу-дам, можно было предположить, что все животное весило около 125 пудов.

В течение трех дней чудовище это слу-жило нескончаемым предметом разговора всего экипажа. При этом, конечно, рас-сказывалось немало небылиц о кракенах и других морских страшилищах, которыя будто бы хватают с корабля людей и даже топят корабли.

Э. Грандстрем

Городец наш мал, да на семи холмах стал.

Дело так было. Охотился как-то князь Владимир Ан-дреевич неподалеку. Выехал из Дремучего Бора к реке нашей и обомлел: стоят над рекой семь холмов красо-ты неописуемой. Над одним холмом радуга сверкает, над другим ласточки щебечут, на третьем целый лес ландыше-вый растет, на каком — ко-локольчики лазоревые, на ка-ком — разнотравье, что тебе картина расписная, на самом большом холме стоит Бор высоченный: сосны красные, кроны зеленые да пушистые. Выстлан Бор кустами чер-ничными. Аромат целебный враз все хвори-болячки оз-доравливает. И хрустальный полузвон стоит от ключей-родников многочисленных.

— Быть здесь городцу, — повелел князь, — А зваться будет, сей городец Боров-цом, поелику больно уж Бор здесь величав да весел.

Вот и встал враз городец над рекой с тарасами мощ-ными да двумя воротами — одни к реке входом, дру-гие — к торжищу. И зажил князь, что тебе царь-госу-дарь али королевич какой заморский.

Решил князь Владимир Андреевич устроить пир у себя в городце. Позвал в гости брата своего старшего Дмитрия из пустой деревуш-ки, что на реке, на Москве. Братья-то дружны были, а Дмитрий сей — старший.

Вот приехал Дмитрий-князь в гости, увидел красоты наши неописуемые, да и упросил по-дарить их ему. Владимир Ан-дреевич, не скупясь, снарядил обоз: уложил туда аккуратно то улочку, то переулочек, то рощу березовую, то рощу со-сновую, то ландышевый лес, то полянку колокольчиковую. Много чего уложил. Погуля-ли-попировали братья, наутро Дмитрию домой на Москву возвращаться, а он умаялся за ночь бессонную. Так его уложили на телегу обозную, в путь отправили. Дороги-то не торные у нас: то ямка, то кочка. Вот по дороге-то боль-шую часть подарков Дмитрий и подрастерял. Только малую часть холма Боро-вицкого, Молча-новку, Очаково да Моховушку до-ставил. Ну, ему и того хватило, чтоб по всей Руси пох-валяться Москвою своею.

Нет такого человека, которому бы в детстве не рассказывали ска-зок. А кто эти сказки сочиняет-придумыва-ет? Есть такие люди — добрые сказочники. По-чему добрые? Так ведь настоящая сказка злой не бывает. А наша сказ-ка о Боровце как раз такая — добрая и весе-лая. От большой любви к древнему и прекрас-ному Боровску она ро-дилась. В ней и правда, и выдумка, и старина, и день сегодняшний так сплелись-обнялись, что никто их разделить не сможет. Ну, слушай-те, дорогие наши дети, сказку про Боровец, Павел Хомутинников вам ее рассказывать бу-дет!

Жил у нас мастер-плотник премудрый по прозванью Васька Зуек. Мастер был пер-востатейный: не токмо избы да сараи мастерил — терема заказывали, церкву срубил с луковичками да полотен-чиками резными. Тогда и маковки в виде луковичек именно он первый рубить на-чал. Сам-то из огородников наших луковичных проис-ходил. Дед его Сидор такой лук выращивал, что тебе тыква аль ягода гарбузная. А уж как умел украшать окошечки да навершия: тут травку пустит с конями, там цветочки да солнышки. Там у него девки хоровод ведут, рядом мужики с инструмен-том работным. Да все разно-красочно и весело. Очень по-любился сей мастер нашему люду: кому избу изукрасить надо, над теремом светелку с луковичкой пристроить, а кому и беседка в саду пона-добилась.

А на Москве затеяли Кремль рубить, чтоб башенки стояли сказочные, стены оборонные высокие вкруг шли, а внут-ри Кремля, значит, чтоб дво-рец царский стоял, да церква великая. Кого из мастеров звать? Французишку — так оне только в луковичном супе большие мастера, аг-

лицких мастеров — так те всё в чрезмер-ной скупости делать норовят. Ну, ита-

лийские масте-ра еще куда ни шло. Взяли. Да только мучается

италийский мастер Фиоро-вантус, а все не по русскому обычаю у него получается.

Проезжал мимо наш мастер Зуек. Поглядел на мучения Фиоровантовы, да и напросился ему в помощ-ники: мол, дай-ка я одну ба-шенку самолично срублю, да и тебе мороки меньше будет. А платы никакой не возьму: все у меня есть.

— О! — вскричал мастер италийский, — валяй!

В два, много, в три дня, чуть правее реки, на пригорочке, срубил наш Васька башен-ку. Низ квадратом с воротами проездными, сверху шатер с площад-кой дозорной, на ней вымпел резной. Изукра-сил ее пригоже, да и сел по нашему обычаю чаевни-чать. Народишко понабе-жал. Стоит, любуется.

Ехал мимо царь-госу-дарь: что за сбор?

— Да вот мастер Васька Зуек из Боровца башенку соорудил пригожую, — от-вечают ему. Глянул батюш-ка-царь — хороша башня, нашего правила: и величи-на важная и украшена сте-пенно. Самая что ни на есть кремлевская.

— Ну, так пусть сия башня Боровицкой прозывается, — рек царь, кинул Василию пя-так, да на Онегу отдыхать на-правил. Да наш мастер туда и не поехал. А то у нас хуже. Да и не умел он отдыхать-то без работы.

Потекли наши дни в монастыре Под-майне. Подъём по деревянной колотуш-ке в 5 часов утра, молитва, колокольный звон, литургия, кофе на площадке с видом на далёкое раскинувшееся внизу море, опять молитва, в подземной часовне, что сохранилась от монастыря 14 века, не-большой перерыв на обед, и опять служ-ба… Всё было для нас необычно и привле-кательно.

— Мама! Пойдём, я покажу тебе подзе-мелье! — Восторженно голосил Марк и тянул меня за длинный рукав платья.

— Ну, хорошо, пойдём.— Смотри, здесь много ласточкиных

гнёзд! Я вчера поймал одну ласточку и отпустил её.

— Как поймал? Зачем?— Да не волнуйся! Она врезалась в

окошко и упала, а я выпустил её. Я её спас! Она была такая…она такая…

— Какая, Марк?— Такая худенькая. Одни косточки да

пёрышки, и такая…робкая. Нежная. — Марк сдвинул брови и трогательно, сов-сем по-детски улыбнулся.

Мы сделали ещё несколько шагов по ступеням.

— А это что?Мы уже спустились по лестнице под

землю, скорее даже под каменный свод. Здесь было темно и прохладно. И как в старинном замке таинственно. На потол-ке что-то прилепилось и часто-часто ми-гало.

— А это я и хотел показать тебе! Это летучие мыши.

— Такие маленькие?— Вот именно!— Чудеса, Марк.— Это ещё что, я с Дарко ходил за дро-

вами в лес и, знаешь, кого встретил?

— Крокодила!— А вот и не

угадала! Я встре-тил там че-ре-па-ху! Настоящую. Она удрала от меня под землю.

— Да ладно, как такое может быть?!— Ты видела, какие у неё когти? Нет?

А вот посмотри в следующий раз, или я тебе из лесу сам принесу, их здесь много! Их даже по-сербски зовут корнячи. Зна-ешь, почему?

— Они пускают корень?— Почти. Они уходят в землю под кор-

ни деревьев. И бегают они, мама, быстро-быстро.

— Вот сколько ты узнал, Маркуша.— Да. Хорошо мы с тобой отдыхаем.Но мы не только отдыхали.Мне на неделю нужно было отъехать в Бел-

град. Везти Марка десять часов на автобусе в разгорячённый город мне не хотелось и я, по совету сердечного и мудрого послушника Дарко, подошла за благословением к отцу Бенедикту, и он позволил мне оставить маль-чика в монастыре. А когда вернулась, была по-настоящему потрясена: Марк в старень-ком белом стихаре служил алтарником возле отца Бенедикта!

Он выходил вместе с монахом Агатоном, держа в руке огромную свечу. Отец Бене-дикт читал Евангелие, а потом они все трое удалялись в алтарь. Я только видела в открытые врата, как Марк что-то пода-вал, целуя руку священнику, принимал от него кадильницу, клал в неё уголь и ладан. Лицо его, освещённое пламенем свечи, менялось до неузнаваемости: не-привычная серьёзность и сосредоточение лежали на нём печатью взрослости.

После службы он подошёл к отцу Бене-дикту, и они о чём-то шёпотом говорили.

Это было невероятно: мой Марк стал церковнослужителем!

— Мама, когда я первый раз вошёл в алтарь, знаешь, я почувс-твовал какое-то дыхание

на себе. Словно ветерок. У

меня

Сегодня мы публикуем всего лишь одну главу из большой повести Галины Вайгер «Постижение мира», в которой рассказывается о святой земле Черногории, — о ее монастырях и храмах. И о том, как видит все это мальчик Марк…

даже воло-сы поднялись.

— Так, может быть, окно было открыто,

Марк?— Нет. Всё закрыто было.

Я смотрел. Это чувство такое случилось. А, кстати, знаешь, о

чём я просил сегодня отца?— Отца Бенедикта?— Ну, да, отца. Мы так его зовём.— Нет, откуда же мне знать?— Я потом тебе скажу. Это наш секрет.

Муржской разговор.

— Какой?— Муржской.

— Мужской, Марк.— Какая разница!

— Никакой, если ты ощущаешь себя муржчиной.

— Ну, хорошо. Мужской разговор у нас был. Но я всё равно тебе о нём не скажу.

Прошла неделя. Марк по-прежнему ал-тарничал. В субботу он таинственно подо-шёл ко мне и зашептал на ухо:

— Помнишь, я говорил тогда с отцом, когда ты только приехала? Ну, тот наш муржской секрет?

— Ну, да.— Я просил его взять нас с со-

бой к Василию Острожскому. Отец Бенедикт поедет слу-

жить завтра на неделю в Острог, и разре-шил нам с ним поехать.

Я очень давно слышала об Остроге. О том, что это самый удивительный монас-тырь в Черногории и что приезжают по-молиться к православному Васильюшке и мусульмане, и католики, и иудеи. Всем он помогает. И лежат его нетленные мощи уже более четырёхсот лет. При жизни он даровал чудеса, когда ещё был митропо-литом Захолмским, и после смерти, когда стал чудотворцем Балканским.

Поздно вечером была служба. Многие готовились к причастию, и исповедь была долгой. У отца Бенедикта удиви-тельная традиция: вечером все ждут на улице, а в храме на исповеди остают-ся только двое — настоятель и испо-ведник.

Марк устал. Мы сели на тёплый, днев-ным солнцем прогретый каменный бор-дюр — ограду вокруг пальмы. Он уснул, положив голову мне на колени. А мне ду-малось, как удивительно проходят наши дни здесь, ни на что не похоже.

Я думала о себе, о своих старших сы-новьях, о том, что с рождением Марка мне дано было пережить ещё одно своё детство. Мне захотелось придумывать сказки и самой их проживать… Внезап-но большая рука опустилась на светлую Маркушкину голову. Низко согнувшись, над нами стоял отец Бенедикт, он гладил спящего Марка: „Бебушка. Бебушка“. И столько сдержанной нежности было в этом большом сильном человеке…

Отец Бенедикт отличается ото всех ви-денных мною монахов — смуглый, высо-кий, аскетично худой, в нём чувствуется большая сила и большая нежность, доб-рота и воля. Его внутренняя дисциплина особо были заметны во время службы, в том, как внимательно он осматривал свой приход, как всматривался в лица, как го-ворил каждому самое важное, о чём часто боялись заговорить исповедники. И как при этом лучились его глаза!

— Бебушка. Бебушка. Завтра вас отве-зут в Острог, я договорился.

— А вы, отче?— Я поеду совсем рано. Вам незачем

так рано вставать, Марко устал, — и он опять погладил его, спящего, по голове и, благословив нас, пошёл к себе в келью.

***И вот, наконец, долгожданный Острог!

Высокое белое гнездо почти под самым небом. И не понятно даже, как могли на такой высоте возвести храм. Дороги такие узкие, что автобус и машина разъехаться не могут. Тогда машина вынуждена от-ступать назад и прятаться в выступе ска-лы, пропуская автобус вперёд.

Мы приезжаем и сразу ищем нашего игумена. А вокруг кипит народ. Людей прибывало и прибывало. Я поняла, поче-му в монастыре этом по неделе служили все настоятели и священники из ближай-ших монастырей, — вероятно, это была непосильная ноша для одного человека —поток людей, как бурная река, и все со своими проблемами и недугами! Я виде-ла лицо отца Бенедикта — он благослов-лял людей возле раки святого и устало

улыбнулся нам, когда Марк показался под низкой аркой пещеры. Мы подошли и встали на колени, он спросил: „Вы хоти-те помолиться?“ — и закрыл нас епитра-

хилью. Мы молились, а он читал над нами молитву.— Спать будете с паломника-

ми? — спросил он, когда мы поднялись с колен и подошли к кресту.

— Конечно.— Хорошо, тогда увидимся вечером на

исповеди, а утром я вас причащу. Подъём в пять часов.

Но мы даже представить себе не могли, какая это будет ночь!

Людей скопилось на площади возле гос-тиного дома тьма, человек сто пятьдесят, точно. Нам выдали матрасы, подушки, одеяла. Кто-то расположился внутри, кто-то на улице.

Я представила себе чудесную ночь у стен монастыря, возле мощей великого старца, под открытым небом, с молитвой под звёздами и огромной луной, а оказа-лась эта ночь похожей на цыганский та-бор с бесконечным движением вокруг, с зажжёнными над головами фонарями и обнажённым чувством собственной неза-щищённости.

И только когда стало светать и над голо-вою погасли фонари, я немного забылась сном. Нас разбудил колокольный звон. Пора было собираться на службу.

Маленькая пещера не могла вместить всех желающих — мы стояли на ули-це и слушали службу по трансляции, глядя на просыпающийся день. Всхо-дило солнце. Сначала небо над горою окрасилось розовым, и мгновенно всё преобразилось, даже цвет голых скал стал иным, обжитым живительным све-том. Приближение солнца угадывалось по меняющейся тени гор, там, где тень отступала, цвет травы на склонах ста-новился проявленным и живым. Потом, словно совсем неожиданно, из-за горы выкатился огромный яркий шар, и как раз в это время запел хор — это было такой восторженной встречей светилу, что слёзы навернулись на глаза.

Исповедь была краткой, но везде чувс-твовалось присутствие святого Василия, поэтому причастие было благоговейным и радостным, несмотря на утомитель-ную ночь.

Пора было отправляться Будву. Но как мы туда попадем? Только чудом... А пока, в ожидании чуда, мы пошли в последнее путешествие по Острогу, вот пещера, где долго жил Васильюшка, вот место, где он упокоился — там сейчас растёт ви-ноградная лоза. Говорят, что сразу после

его смерти на скале у келии, проявилось изображение его лица. А чуть позже, по весне, из камня пошла лоза! И это на та-кой высоте, что и трава-то не всякая рас-тёт!

Мы поднимаемся по узкой лестнице с мозаичным панно. Я смотрю на перема-занного ежевикой Марка.

— Давай я тебя приведу в порядок, смотри, какой ты у меня разболтанный, штаны сползли вниз, майка вылезла на-верх! Перепачкался весь!

— А-а! не важно.— Как не важно?

— Мама, Господь не видит нашей одеж-ды, он и тел наших не видит…

— Это ещё почему?— Потому что он видит только наши

души. Потому что душа — свет! И по это-му свету он определяет, кто какой чело-век. А не по штанишкам и грязным ла-дошкам! Ясно?

— Ясно. А ты-то откуда это узнал?— Сам знаю.— А ещё что ты знаешь?— Ну, что ум у человека очень злой,

пока он с сердцем своим не посоветуется.— У какого человека?— У любого человека. У меня, напри-

мер. Знаешь, иногда, как по-злому мне думается! А я подумаю, что Савва наш, например, так не поступал, и проходит злая мысль. Или тебя вспомню, что ты расстроишься за меня, и тоже становлюсь лучше.

— Так ты просто мудрец!— Что ты, мама, я обыкновенный па-

рень.Потом он прищурился и сказал:— А вот ты у меня необыкновенная и

обещала мне чудо. Где оно?— Ну, не знаю. Нам что нужно? Вер-

нуться к себе, в Будву?— Да, а там мы быстро до монастыря

дойдём.— Значит, нужно помолиться и попро-

сить помощи — сам человек ничего не может.

Мы сели с ним на ступеньку возле лозы и начали вслух читать акафист святому Василию. Сербский язык легко читается и легко понимается. Суть его понят-на. Марк слушал, не перебивая.

Внизу по лестнице застучали шаги. Это новая группа под-нималась посмотреть лозу и крест Святого Василия.

— Всё. Я оставляю вас здесь, — с акцентом сказал высокий парень, судя по-всему, экскурсовод. — В автобусе я вас жду через сорок минут. Не опазды-вать. Ждать никого не бу-дем!

— Простите, а вы не в Будву едете? — Оживился Марк.

— В Будву.— А у вас не будет двух

мест в автобусе? — Спро-сила я с надеждой.

— Будет. Как раз наши паломники решили втроём остаться на ночь в Остро-ге.

— Тогда можно прямо сейчас с вами пойти?

— Да, конечно.Я победно повернулась к Марку:— А вот и наше чудо, сынок.— Что? — спросил гид, он был очень

высоким молодым человеком, скорее все-го подрабатывающим студентом.

— Вы. — Ответила я.— Я?— Конечно, Вы. А как Вас зовут?— Милош.— О! — возликовал Марк, — У меня

была собака Милош. В Москве. А у вас есть собака?

— Нет. А как тебя зовут?— Марк.— Когда я заведу у себя в Белграде со-

баку, я назову её Марком. Ты не возра-жаешь?

Марк захохотал.Мы спустились вниз, попрощались с от-

цом Бенедиктом, и, собрав наши немно-гие вещи, вскоре поехали в Будву.

Дорога была одновременно и красивой и ужасной, каждый раз на повороте кто-то визжал и тогда наш спаситель Милош сказал в микрофон:

— Дорогие друзья, — это не очень страшная дорога. Но если кто боится, тот может закрыть глаза, как это делает, на-пример, водитель нашего автобуса.

Смех в автобусе быстро снял напряже-ние. И весь оставшийся путь мы наслаж-дались чудесным видом из окна.

Галина Вайгер

Òðàäèöèè è îáû÷àè ïðàâîñëàâíûõ ñòðàí