Возвращение (СИ) - Mir-knigi · гордостью. Такого раритета, наверное, больше ни у кого не было. Весь мир давно

Возвращение (СИ) 1 Бесплатная библиотека mir-knigi.org

"Возвращение (СИ)"

Читайте больше БЕСПЛАТНОЙ литературыв онлайн-библиотеке

mir-knigi.org

https://mir-knigi.org/https://mir-knigi.org/


Возвращение

Часть 1

Глава 1

24 декабря 2030 года, один из небольших южных городов

Я уже давно не отмечаю дней рождения. Когда-то в далеком детстве каждый такой день былпраздником, приближающим долгожданный момент вступления во взрослую жизнь. Жили мытогда небогато, поэтому немногочисленные подарки приносили радость, а непременный торт,который делала мама, уже сам по себе был праздником для такого сладкоежки, как я. Женасоглашалась со мной, что для нас в днях рождения ничего приятного нет, но каждый годотмечала свой праздник, собирая всю семью, и приставала ко мне, надеясь убедить сделать тоже самое. Вот уже два года, как ее нет, и ко мне никто ни с чем не пристает. С ее смертью всяжизнь для меня окончательно скатилась к просиживанию перед компьютером и редкимпрогулкам по соседним улицам, когда было настроение и позволяла погода. Комп был моейгордостью. Такого раритета, наверное, больше ни у кого не было. Весь мир давно перешел намобильные устройства, но я остался верен своему компьютеру, купленному пятнадцать летназад. Самое главное, что он работал бесшумно и не тормозил на тех приложениях, которымия пользовался. Единственное, что поменялось, это монитор, купленный младшим сыном месяцназад в качестве подарка на день рождения. Собственно, это был не монитор, а телевизоробъемного изображения, поскольку отдельно мониторов никто уже давно не выпускал. Объем яотключил сразу из-за того, что у меня от него кружилась голова, а в остальном новинка меняустраивала. Качество изображения было не хуже вида из открытого окна. Большинствопользователей свои планшетки и часы с голо не отключали никогда, благо новые батареипозволяли это делать, но я свой компьютер берег. Не хотелось, чтобы он умер раньше меня,поэтому включал я его только для выхода в сеть, просмотра одного из фильмов моей коллекцииили семейных фотографий. Вот и сейчас я включил системный блок, уселся в кресло ипрошелся по интересующим меня сайтам. Интересовало немногое. Раньше я часто заглядывалв «Одноклассники» в надежде, что кто-то из школьных друзей все-таки зайдет на страничкунашего класса, где я пребывал в одиночестве уже много лет. Увы! Никто из них так и непоявился. В военных городках, в которых прошло мое детство, офицеры редко задерживалисьподолгу, поэтому большинство тех, с кем я учился и дружил, разбежались по другим местам изаканчивали другие школы. Если они заходили на этот сайт, то, наверное, искали своивыпускные классы. А для меня дорогим был тот, где я учился с третьего по восьмой класс, игде прошли самые беззаботные годы моей жизни. Ни последующий техникум, ни институт невызывали во мне ностальгии. Пока были живы родители, которые переписывались со своимиоднополчанами, я изредка узнавал о судьбе кое-кого из ребят, с их смертью не стало и этого.

Вздохнув, я зашел на погодный сайт. Погода меня совершенно не интересовала, но на этойстранице была вкладка «погодные аномалии», куда я периодически заглядывал. С каждымгодом в ней появлялось все больше сообщений. Быстро все просмотрев, я ткнул курсором в«Тайфун Атино». Можно было управлять курсором, водя рукой перед экраном, но с больнымируками лучше было все-таки пользоваться «мышью». Хорошо, что я в свое время купил их штукдвадцать. Прочитав сообщение и просмотрев ролик, я уже в который раз посочувствоваляпонцам. Как можно такое терпеть? Устойчивая скорость ветра триста км, а порывы до трехсотвосьмидесяти. Прогноз по высоте волн был до восемнадцати метров, и они опять эвакуироваличасть побережья. Неудивительно, что треть населения уже покинула страну, удивительно, чтоони оттуда все не разбежались. Больше ничего достойного внимания в этой вкладке не было, ия зашел на один из новостных сайтов. В Африке все воевали со всеми, и я туда даже не сталзаглядывать. Беспорядки в Штатах тоже не заинтересовали. А вот это уже интересно, вчера

mir-k

nigi.o

rg

https://mir-knigi.org/


такого сообщения не было. Китай, Индия и Бразилия, не доверяя прогнозу международногоцентра космической безопасности, намерены осуществить совместную экспедицию кпроблемному астероиду с целью изменить его орбиту. И правильно, по-моему. Это Штатам ужена все плевать, а наши способны только на болтовню. Если есть возможность убрать риск,почему бы это не сделать? Лишь бы откорректировали орбиту в нужную сторону. Следующаяновость напрочь испортила настроение. Опять на побережье Норвегии выбросились киты,зараженные Анитой. Несчастные гиганты, которых выведенные американцами бактериипожирали заживо, лежали на галечном пляже и долго умирали, пока с самолетов норвежскихВВС их не облили какой-то гадостью и не подожгли. Сами норвежцы к ним так и неприблизились. Как будто это может кого-нибудь спасти! Вот уже два года, как эта дрянь отамериканского континента добралась до Европы. Уверения ученых, что бактерии непереносятся дождями и зараженное мясо безвредно, если его хорошо проварить, мало когоуспокаивали, но никто не знал, что можно сделать. Американцы, правда, возлагали большиенадежды на разрабатываемый ими вирус, который якобы уничтожит Аниту, но эти сообщения,как и все сообщения о манипуляциях с геномом вирусов, вызывали страх.

Я выключил компьютер и некоторое время сидел в кресле. Моя жизнь заканчивалась, да исыновья, пожалуй, дотянут до естественной смерти, но внуков было жалко. Десятки тысяч летлюди боролись за лучшую жизнь, рожали и воспитывали детей, накапливали знания ибогатства. И что в итоге?

На улице опять густо повалил снег. Потепление климата вернуло сюда когда-то снежные зимы.Морозы тоже были неслабые, но газа хватало, и в домах было тепло. Сходить, что ли,прогуляться? Ноги еще, слава богу, носили, да и вообще, несмотря на множество болячек иобщую слабость, я еще не нуждался в уходе и обслуживал себя сам к большой радостиневесток. Конечно, они время от времени забегали навести порядок в квартире, посколькусамому мне это уже было не по силам, а от домработницы я отказался. Не хочу, чтобы домабыли чужие люди. Раз в неделю в мой холодильник загружали продукты, и каждый вечерзвонили справиться о здоровье. Сыновья работали и были вечно заняты, а внуки подросли и негорели желанием убивать со мной время. Если честно, меня это устраивало: я просто не знал, очем с ними говорить. Современные молодые в этом смысле были для меня ничуть не лучшеинопланетян. Я натянул куртку с капюшоном, включил ее обогрев и вышел из квартиры. Самоенеприятное в моем возрасте – это лестницы, но не менять же квартиру только из-за того, чтоона на третьем этаже, а в доме нет лифта! При моем приближении створки входной двериподъезда разошлись в разные стороны, и этим решил воспользоваться мерзнущий под навесомкотенок. Поймав дурачка и поморщившись от боли в пояснице, я вышел за порог.

– Тебе туда нельзя! – сказал я котенку. – Там живет одна злая бабушка, которая выкинет тебяобратно. Поломаешь лапки и умрешь. А я тебя взять не могу. И ухаживать мне за тобойтяжело, и самому осталось...

Пригревшись в теплых руках, малыш решил, что устроил свою судьбу, и довольно заурчал.Почти сорок лет у меня в семье были кошки, к которым я всегда был неравнодушен, как и онико мне. После смерти последней из них мы с женой решили больше никого не брать. Нокошачий корм я всегда носил с собой и понемногу подкармливал бездомных бедолаг. Очистивот снега кусочек площадки перед дверью, я насыпал из пакета корм «Кошачье счастье» иположил туда протестующе запищавшего котенка. Малыш посмотрел на подачку, потом наменя, и в его взгляде было столько надежды, что я поспешил прочь от подъезда. Сколько былоразговоров о стерилизации кошек, а что в итоге? Вот для чего рожден этот малыш?

Выйдя со двора, я прошел мимо спортивного комплекса к городскому парку. От парка осталасьодна центральная аллея, все остальные деревья срубили и построили кучу всяких ларьков и

mir-k

nigi.o

rg



павильонов. Делать здесь было особенно нечего, но ведь нужно же куда-то идти? Хорошо, чтоноги понесли меня туда, иначе я бы ее не встретил.

Она стояла у меня на пути простоволосая, без зимней одежды. Хлопья снега, кружась, падалина ее мальчишескую фигуру, припорошив шикарную гриву волос, по которой только и можнобыло издали признать в ней девочку. На ней было нечто вроде комбинезона, причем штаниныплавно переходили в ботинки на толстой подошве. Когда я подошел почти вплотную, онаповернулась ко мне лицом, заставив замереть на месте. С красивого лица девочки летдвенадцати на меня с надеждой и болью взглянули большие серые глаза. Точно так же смотрелна меня десять минут назад беспризорный котенок.

– Что с тобой? – спросил я ее. – Почему ты на улице в таком виде? Тебе нужна помощь?

На ее лице появилось беспомощное выражение, которое сменилось решимостью. Подойдя комне, она привстала на цыпочки, слегка сдвинула мой капюшон и что-то закрепила на виске. Ямашинально потянулся рукой к закрепленному предмету.

– Не трогай, – услышал я возле своего уха голос девочки, – иначе мы не сможем общаться. Мыможем где-нибудь укрыться? Здесь слишком холодно, а я не хотела бы сильно разряжатьбатареи.

При разговоре ее губы шевелились, но совсем не в такт тому, что я слышал.

«Может быть, немая, – подумал я, – а это прибор, который для них придумали?»

По специальности я был радиоинженером и долгое время занимался компьютерной техникой,но за новинками перестал следить больше десяти лет назад.

– Пойдем ко мне домой, – предложил я. – Я живу совсем рядом. Там мне и расскажешь о своихпроблемах.

Она согласно кивнула головой, стряхнув с волос часть снега, и протянула мне узкую ладошку.Я снял перчатку и взял ее руку, поразившись, насколько она горяча.

– Ты вся горишь! – с тревогой сказал я. – Пошли быстрее! С такой температурой почтираздетой находиться на морозе! О чем ты думала?

– Я не больна, – прозвучало у меня под ухом. – Жар – это нормально. Но ты прав – пойдембыстрей!

Хорошо, что, когда мы подходили к подъезду, не встретили никого из соседей, иначе у нихнадолго бы появилась тема для сплетен и пересудов. Я снял вторую перчатку и коснулсяуказательным пальцем окошка считывателя. Двери разъехалась, и мы вошли. При этом япосмотрел назад: котенка не было, а брошенный мною корм кто-то раскидал ногами по всейплощадке.

– Извини, – сказал я девочке. – Быстро подниматься не могу: болят колени, да и сил нет. Чтоподелаешь – годы. Но ты можешь подняться на третий этаж и подождать меня там.

– Нет, я с тобой! – ответила она, крепче сжав мою ладонь. – Здесь уже тепло, а я никуда неспешу.

Добравшись до своей двери, я немного отдышался, после чего набрал на замке код и опять

mir-k

nigi.o

rg



приложил палец. Замок открылся со второй попытки, после того как я протер окошкосчитывателя носовым платком. Мальчишка живущих надо мной соседей периодически пачкалзамок жвачкой из-за моей жалобы на громкую музыку.

– Заходи, – пригласил я девочку. – Твоя обувь снимается?

– Конечно! – она грациозно присела и что-то сделала с ботинками.

Что именно – я не понял, но они остались стоять на полу прихожей, а девочка босиком пошла вкомнату, по пути с любопытством осматривая обстановку.

– Надень тапочки, – сказал я ей, показав рукой на гостевые тапки, – и посиди в комнате. Ясейчас поставлю чай и найду термометр.

– Чай это понятно, – сказала она, послушно надевая тапки, – а зачем термометр?

– У тебя температура зашкаливает! – сказал я. – Я бы вообще вызывал скорую помощь!

– Не нужно никого вызывать! – встревожилась она. – И чая не нужно. Давай сначалапоговорим. Где это лучше сделать?

– Диван устроит? – спросил я, открывая дверь в гостиную. – Тогда садись и излагай! Кто, откудаи зачем! У тебя коммуникатор есть? Непонятно? Позвонить родителям, спрашиваю, можешь?

– Могу я позвонить, – грустно сказала она. – Но тогда все сразу закончится. Давай ты меняпослушаешь и не будешь перебивать, а потом уже поговорим?

Я кивнул и уселся в кресло рядом с журнальным столиком. Говорила она с полчаса, и чемдольше я ее слушал, тем больше во мне крепла уверенность в том, что ее рассказ это невымысел и не бред заболевшего ребенка, а самая настоящая правда. Через много лет,вспоминая наш разговор, я понял, что эта уверенность не была следствием моей доверчивости,мне просто как-то внушили, что все сказанное – правда.

Она была из другого мира, очень похожего на наш. Даже не так. Мир вроде был тот же самый,другой была реальность. Таких реальностей, по ее словам, у каждого мира большое, ноконечное число. А те, в которых существует человеческая цивилизация, для нашего мираможно было посчитать на пальцах рук. Ее цивилизация по уровню развития обогнала нашу ипогибла. Причиной гибели были работы генетиков, которые разработали и создали вирус,уничтожавший в организме человека всю патогенную микрофлору. Поначалу все было простозамечательно, и длилось это благоденствие целых тридцать лет. А потом вирус мутировал, ичеловечество начало гибнуть. Заразность мутанта была поразительной. Он уничтожал нетолько людей, но и птиц, животных и даже некоторые виды рыб. На суше не пострадали тольконасекомые. Отдельные развитые страны отгородились от остального мира и успели построитьподземные города, куда увели несколько миллионов своих граждан. А на поверхности бушевалмор. Миллиарды людей погибли в считанные месяцы, птицы и животные продержались годы.Пожары сжигали города, добавляя запах гари к невыносимому смраду гниющей плоти. Люди вподземных городах были обречены. Созданное производство не могло прокормить всехспасшихся, поэтому они постепенно проедали взятые запасы. Предпринимались отчаянныепопытки расширить производство хлореллы и грибов, но они просто не успевали. Былипопытки доставить продовольствие из погибшего мира. Сделали надежные легкие скафандры,в которых можно было пребывать на поверхности, не подвергаясь заражению. Нашли и целыесклады с продовольствием. Эти вылазки закончились после гибели от вируса одного изгородов. Выход был найден, но не для уже живущих, а для их потомства. Был разработан новый

mir-k

nigi.o

rg



человеческий геном, неподвластный никаким земным микроорганизмам.

– Теперь в наших тканях намного больше кремния, чем у вас, – рассказывала девочка, котораяносила совсем земное имя Оля. – И температура у нас гораздо выше. Такое нельзя сделать совзрослым организмом, только с яйцеклеткой.

Все потомство в городах выращивали искусственно, меняя геном у зародышей. Одновременно сэтим точно так же поменяли геном у всех спасенных видов птиц и животных. К сожалению, изсотни тысяч видов их уцелело совсем немного. Новое поколение людей могло питатьсяживотной и растительной пищей только тогда, когда к такой пище добавляли специальныеферменты и препараты кремния, иначе со временем начинались нарушения, которые в концеконцов становились необратимыми. Через полсотни лет, когда умерли последние обычныелюди, а поверхность мира очистилась от большинства останков прежней жизни, вышлинаружу.

– С тех пор прошло почти сто лет, – рассказывала Оля. – Нас уже больше двадцати миллионов вдвух колониях. Мы легко обеспечили все свои потребности, даже продвинулись во многихнауках, но...

По ее словам, многие люди стали терять интерес к жизни. Ушедший в небытие мир отцов неотпускал их детей. Тоска по полному жизни миру предков, по бесконечному разнообразиюмира людей и живой природы разрушительно действовала на души. Дошло до того, чтоправительство даже запретило просмотр старых фильмов. А потом открыли вероятностныйхарактер структуры мироздания и нашли возможность перемещаться из одного пластареальностей в другой.

– Приняли очень жесткие меры, чтобы не занести заразу в другие миры, хотя исследованияпоказали, что в пассивном виде искусственный вирус за прошедшие полтора века давно погиб.

– И ваши ученые отправляют в другие реальности маленьких девочек? – с ехидством спросил я.

– Туда уже давно никого не отправляют, – сказала она. – Мы нашли такую реальность, вкоторой вообще нет людей, и туда переселяемся. Там богатая жизнь, хотя нам приходитсяжить на добавках. На будущее есть план вернуть прежний геном следующим поколениям.

– А почему вы все-таки прекратили исследования? – спросил я.

– Бессмысленно! – горько сказала она. – Как только люди начинают творить искусственнуюжизнь, они рано или поздно губят свою. Мы нашли несколько таких миров-могильников,остальные движутся по тому же пути. Взрослые говорят, что нам еще повезло, но если бы тызнал, как у нас тоскливо! Людей мало, и они стараются собраться вместе. И все похожи друг надруга. Не внешне, хотя и внешне тоже. Мне в школе с другими просто не о чем говорить!

– И другие так же думают, или это только ты такая?

– Это проявляется у всех, но по-разному. У кого-то сильнее, у кого-то, наоборот, меньше.

– А у тебя, значит, настолько сильно, что ты взяла и сбежала?

– Я вернусь, – пообещала она. – Можно я у тебя немного побуду? Поговорю, попью чаю,посмотрю чего-нибудь... Скажи, а вы еще не вывели какой-нибудь дряни?

– Вывели, – мрачно сказал я. – Не вирусы, как у вас, а бактерии. Должны были есть нефть, а

mir-k

nigi.o

rg



жрут любой животный белок. И как их убить никто не знает. Не вскипятишь же океаны. Этадрянь и рыб ест.

– А как ею заражаются?

– Через повреждения кожи. Если попадет в рот, то, наверное, тоже заболеешь. Я читал, что еемогут переносить дожди, хотя часть ученых в это не верит.

– Вы будете долго умирать, – сделала она вывод.

– Это утешает, – согласился я. – Послушай, а переместиться в прошлое нельзя?

– Не-а, – помотала она головой. – Время обратимо только на квантовом уровне. Ни одноматериальное тело нельзя отправить в прошлое, только личность.

– Как это? – не понял я.

– У человека есть душа, и есть личность, – начала она мне объяснять. – Душа это сущность,которая остается и после смерти тела, а личность создается всю жизнь и разрушается послесмерти. Но личность – это информация, сформированная на квантовом уровне, поэтому еевполне можно отправить в прошлое. Только прицепиться она сможет к своей душе и своемутелу. Понимаешь? Если отправить твою, то в прошлом возникнешь ты, а в каком возрасте этопроизойдет, я не знаю. Физики могут все просчитать, но я не физик. Я и узнала-то об этомслучайно, потому что слышала разговор отца с одним... неважно. Отец сказал, что отправлятького-то таким образом слишком рискованно. Может произойти замещение нашей реальности,в которой спаслась часть человечества, на ту, в которой, не выживет никто. А в то, что такиеработы можно будет повсеместно запретить, он не верит.

– А это очень тяжело сделать? – спросил я.

– Хочешь вернуться и предотвратить катастрофу? – спросила Оля.

– Прежде всего, хочу просто вернуться, а с катастрофой...

– Учти, что личность не копируется, – предупредила она. – Она переносится, а это значит, чтоздесь ты умрешь.

– Этим меня не напугаешь, – усмехнулся я. – Несмотря на старческую немощь, я не потерялжелания жить, но чувствую, что мое время на исходе. Мне же не придется убивать себясамому?

– Нет, конечно! – удивленно сказала Оля. – Тебя никто не будет убивать. Смерть наступает врезультате самого переноса. Но подробностей я не знаю. Со мной универсальный модуль,который я сперла из лаборатории отца. Это экспериментальная модель, в других такойфункции вообще нет, да и этот модуль предназначен к ликвидации.

– А ты сумеешь им воспользоваться?

– А чего там уметь? – сказала она пренебрежительно. – Думаешь, я разбираюсь в вероятностях?Чтобы запустить уже готовую программу, большого ума не надо. Только я это могу сделатьперед самым возвращением. А пока, ты мне, кажется, обещал чай?

– У меня к чаю только вафли, – сказал я, разливая чай по чашкам. – Не знаешь, что такое

mir-k

nigi.o

rg



вафли? Ну это такая вкусная гадость.

– Если вкусная, тогда давай! – сказала Оля. – Сейчас только выпью капсулу. Ммм!Действительно вкусно! С собой дашь?

– Возьмешь кулек на столе, – сказал я. – Можешь вообще забирать себе все, что понравится.

– Если ты думаешь, что я здесь буду после тебя расхаживать и что-то выбирать, то зря, –сказала она. – С твоим исчезновением эта реальность заменится другой, поэтому я отсюдаунесу ноги раньше тебя. В новой реальности меня просто не станет.

– Жаль, что сейчас в моих мозгах ничего не держится, – сказал я, – иначе я бы многое освежилв памяти, что может оказаться полезным.

– Об этом не беспокойся! – махнула рукой Оля. – Память при наложении личностей будетпрекрасной. Вспомнишь все, или почти все, что было в жизни. Наверное, это интересно, когдамальчишка становится взрослым мужчиной. Только имей в виду, что детское тело и личностьребенка тоже подействуют на твое сознание. И это хорошо, а то старик в детском теле – этострашно. Я вижу, что тебе не терпится. Жаль, я бы у тебя еще здесь побыла. Но ты прав: еслименя хватятся, найти модуль будет нетрудно. В каждом из них есть что-то вроде маяка. А еслинайдут, то накостыляют по шее, а ты уже никуда не попадешь. Давай сюда вафли, и пойдем вкомнату. Тебе лучше лечь.

Мы прошли в гостиную, где я улегся на диван.

– Готов? – спросила девочка и, получив утвердительный кивок, что-то покрутила на запястье.Вокруг ее тела возник туманный диск, который на глазах уплотнялся, становясьматериальным.

– Прощай! – сказала Оля. – Удачи!

Она исчезла, и вместе с ней исчез весь мир.

Сознание вернулось скачком. Я опять лежал, но теперь вместо пластика на потолке былаобычная побелка. Было непривычно тихо из-за того, что впервые за последние тридцать с чем-то лет не шумело в ушах. Раньше трудно было найти такую часть тела, которая бы у меня неболела, сейчас никакой боли не было совсем! Я перевернулся набок и осмотрел комнату. Онабыла знакома до мельчайших деталей, и одновременно воспринималась, как что-то давным-давно забытое. Я откинул легкое одеяло и осмотрел худое мальчишеское тело. Сколько же мнелет? Еще не до конца веря своим глазам, я встал с кровати и подошел к висевшему на одежномшкафу зеркалу. В седьмом классе у меня начали клочьями выпадать волосы, но сейчас наголове красовалась шикарная шевелюра. В окно было видно, что на улице или лето, или началоосени. Судя по всему, сейчас шестьдесят четвертый год, и мне исполнится четырнадцатьтолько в ноябре! Внезапно я до конца осознал, что случилось, и мне стало страшно. За дверьюкомнаты меня ждал исчезнувший мир детства, там были живы давно похороненные мноюродители! Меня так затрясло, что с трудом удалось добраться до кровати. Не знаю, сколько этопродолжалось, но постепенно мандраж прошел. Встав, я натянул трико и принялсяосматривать комнату. Первым делом посмотрел на механический будильник на столе. Онтикал и показывал половину седьмого. Еще раз выглянув в окно, я увидел, что солнце тольконачало выползать из-за крыши штаба. Значит, сейчас утро и, наверное, воскресение, иначемама уже готовила бы отцу завтрак. Я осмотрел свою книжную полку, заранее зная, что на нейувижу. Казанцев, Беляев, несколько книг Стругацких и Уэллс. Ольга была права насчетпамяти: я читал эти книги сорок лет назад, но сейчас мог пересказать их дословно. Так, новых

mir-k

nigi.o

rg



учебников еще нет, и портфель пуст, значит, все-таки лето, и я почему-то уверен, что оно ужеидет к концу. Просыпается память ребенка? Неплохо бы вспомнить все, что помнит он, иначеродители могут подумать черт знает что. Да, в квартире еще должна быть сестра, которая вэтом году жила с нами! Лучше пока все спят полежать и подумать. Итак, перенос получился, ия получил вторую жизнь. И что теперь? Воспользоваться этим и прожить эту жизнь гораздолучше той? Это я мог запросто. Знание всего того, что случится в мире за семьдесят лет, моеобразование и огромный запас пока неизвестных никому открытий и технологий... Мне нетбольше необходимости поступать в техникум, а это экономия в два года. Да и учеба в институтедастся без труда. Еще и закончу его экстерном на год-два раньше. Я не поехал в аспирантуру,когда посылали, теперь можно поехать. С моей теперешней памятью и знаниями не проблемасдать кандидатский минимум и защитить диссертацию. А за кандидатской может последоватьдокторская. И развал Союза не застанет врасплох, у меня не будет проблемы подкатить к тем,кто потом встанет у руля. Со всех сторон масса плюсов и только один минус, который делаетдля меня все остальное неважным. Ничего не изменится, и в положенный срок все рухнет втартарары! Как можно любить женщину и растить детей, зная какая им уготована судьба?Влезть со своими знаниями и попробовать все переиграть? Можно, но велика вероятность, чтокапитально настучат по голове. Это если ее вообще на фиг не оторвут. В середине октября уруля государства станет Брежнев. К этому человеку у меня в юности было однозначноотрицательное отношение. В последние годы его правления мы его между собой частоназывали бровастой сволочью. Вот что значит судить о человеке по внешним проявлениям.Много позже я узнал о нем такое, что сильно изменило мое мнение. Его огромное трудолюбиеи работоспособность внушали уважение, как и заслуги в области обороны. Чрезмерноечестолюбие и любовь к наградам – это мелочи, судить нужно не по ним. И за власть он,оказывается, в последние годы совсем не держался и дважды просил Политбюро егоосвободить. Виновата система тотального подхалимажа и старение партийной верхушки. Я неидеализировал этого человека. Ангелов в ЦК не было. Одна история того, как он расправился счеловеком, который его выдвигал и собирался сделать своим преемником, говорит о многом.Но ставку в любом случае придется делать на него. И сделать все нужно так, чтобы как можнодольше остаться в тени, а лучше вообще из нее не выходить. Кое-какие мысли на этот счет уменя были. Но с этим телом нужно было что-то делать. Я в школе и в техникуме не занималсяспортом и был хиляком, а йогой и спортом занялся только в конце учебы в институте.Придется заняться всем этим сейчас, и сделать это так, чтобы не всполошить родителей. Черт,почему не просыпается память мальчишки? Хоть убей, не помню, что было в предшествующиедни и вообще этим летом. Придется хитрить и по крупицам вытягивать эти знания изродителей и сестры. Единственное, что я помнил, это то, что в отпуск мы никуда не ездили.

За дверью заскрипела тахта, и послышались легкие удаляющиеся шаги. Мама встала и пошлана кухню. Ну что же, пора вставать и мне. Я быстро застелил кровать, надел рубашку и,глубоко вздохнув, открыл дверь в большую комнату.

Глава 2

23 августа 1964 года, один из белорусских военных городков

Обычно отец вставал рано, но сейчас он еще спал. Наверное, вымотался на службе и теперьотсыпается. Я стоял и смотрел на его спокойное лицо, испытывая... Я даже самому себе несмог бы объяснить, что в тот момент чувствовал. Отец сильно любил меня всю жизнь, и яотвечал ему тем же. Я не помню, чтобы он хоть раз меня ударил, хотя поводов для этого былодостаточно. Мой отец был трудягой. Трудно было сказать, чего он не умел делать. Он научилмать готовить пищу и заготовки на зиму, мог пошить брюки или шапку, починить обувь исделать по дому любую работу. Он занимался фотографией еще на стеклянных пластинках исам делал в ванной комнате зеркала. Родом отец был из крестьянской семьи и после окончания

mir-k

nigi.o

rg



семи классов работал киномехаником в райцентре, а потом помощником редактора районнойгазеты. Когда началась война, подал заявление об отправке на фронт и попал накраткосрочные офицерские курсы. Всю войну провел в войсках ПВО, где встретился с матерью,которая тоже пошла добровольцем и дослужилась до звания старшего сержанта. Войну онизакончили в Кёнигсберге и вскоре поженились. Отца, в отличие от многих других, после войныне выперли из армии, а отправили на курсы при каком-то училище. С таким куцымобразованием он дослужился до звания майора и занимал должность начальника связи полка,сделав свою службу лучшей во всем округе. Я перевел взгляд в угол комнаты. Там стоялавысокая тумба из декоративной фанеры с экраном телевизора. Это было творение отца,которое у нас в семье называли комбайном. Он сам сделал телевизор, радиоприемник ипроигрыватель грампластинок, запихнув все это в один корпус. Это был его второй телевизор.Первый, который он сделал шесть лет назад, когда и телевизоры были редкостью, три годаспустя подарили родителям матери. Я был специалистом и прекрасно представлял, как сложнонастроить пусть даже черно-белый самодельный телевизор с помощью обыкновенного тестера.Я бы со своим институтским образованием этого сделать не смог. Отец прожил долгую жизнь иумер позже матери. Умирал он полгода и за это время измучился сам и измучил всех нас. В товремя я жил только его проблемами. Когда отцу становилось лучше, у меня повышалосьнастроение, а когда ему становилось плохо, плохо было и мне. А потом его не стало. Когда онумер, я был на работе, и о его смерти мне сообщил по телефону старший сын. В тот день мыничего не успели сделать для похорон. Отца положили на стол, и я всю ночь просидел рядом.За окнами громыхала гроза, и вспышки молний освещали его разгладившееся и ставшееспокойным лицо. Дождь барабанил в окна, казалось, природа оплакивает его уход из жизни. Ятогда так почему-то и не заплакал, несмотря на всю свою боль и тоску. А теперь он лежит водной комнате со мной, и мне страшно, что все это может оказаться только сном или бредом!Надо было срочно успокоиться, а то еще грохнусь в обморок. Стараясь не шуметь, я сходил вванную комнату и умылся. Стало заметно легче, и я решил зайти на кухню. Мама стояла устола и чистила картошку.

– Чего это ты так рано вскочил? – спросила она, заставив вздрогнуть от звука ее голоса. – Тодаже в школу нужно из кровати вытаскивать трактором, а то встаешь ни свет ни заря ввыходной день? Куда-то собрался?

– Пройдусь по воздуху, пока ты готовишь завтрак, – ответил я, поедая ее глазами.

Такого потрясения, как при виде отца, я не испытал, но равнодушным вид живой и молодоймамы меня не оставил. К счастью, она стояла в пол-оборота ко мне и смотрела не на меня, а накартошку.

– Надень что-нибудь, – сказала она. – Уже по утрам прохладно. И дверью не хлопай, а торазбудишь отца. Он вчера поздно пришел со службы, так что пусть подольше поспит. Инадолго не уходи, скоро будем завтракать.

В городке нашего полка была одна единственная улица из трех стоявших в линиюпятиэтажных домов. Мы жили на первом этаже среднего из них. Рядом за заборомрасполагался наш полк ПВО, который прикрывал Минск. С наружной стороны ограды стоялнебольшой одноэтажный дом, поделенный пополам на продовольственный магазин ибиблиотеку. Сразу же за КПП располагался штаб, а за ним – казарма, столовая и все прочеехозяйство. Позиции ракет были укрыты в лесу, который тянулся во все стороны на десяткикилометров. Наши дома для чего-то тоже огородили дощатым забором. Смысла я в нем невидел, поскольку въезд в городок по бетонке был совершенно свободным и никем неконтролировался. Сразу же за этим забором был построен шикарный по тем временам Домофицеров. Его большое двухэтажное здание имело кинотеатр, спортивный зал, библиотеку и

mir-k

nigi.o

rg



еще много всего, во что я не вникал за ненадобностью. Конечно, построили его не только длянас. Рядом с городком нашего полка находился городок большой воинской части, которойкомандовал генерал Алферов. Одна из его дочерей училась в моем классе. Этот городок у наспочему-то носил название «рабочего» и был раз в пять больше нашего. Школа находилась наего территории, но была всего в сотне метров от моего дома. Въезд в «рабочий» городокохранялся, но перелезть через забор ничего не стоило, что многие и делали. Всем школьникамдаже оформили документы с фотографией и печатью части, но до их КПП надо было идтитриста метров, а дыра в заборе была рядом. В это место, где отсутствовала пара досок, я сейчаси протиснулся.

Еще в той жизни, пока не постарел, я лелеял мысль однажды сюда приехать. Пройтись побольшому пустырю за школой, где мы на физкультуре занимались бегом и прыжками, зайти вдвухэтажное здание, построенное в виде буквы «п», и посмотреть на свою классную комнату.Кабинеты у нас были только по физике, химии и биологии, все остальные занятия, кромефизкультуры, шли в ней. Сейчас я мог бы осуществить ту мечту, но не стал. Через несколькодней я пойду туда учиться, и все очарование быстро уйдет. Мечты и проза жизни сочетаютсяслабо. Я вернулся на свою сторону забора и решил пробежаться к стадиону. Бег в моих планахзанимал не последнее место, и я был уверен, что с телом придется долго помучиться, преждечем за эти планы можно будет браться. Я вышел на бетонку и побежал к выходу из городка. Навыходе дорога поворачивала налево и шла мимо Дома офицеров к стадиону и дальше в сторонужелезнодорожной станции. Хватило меня только до поворота. Начало колоть в боку, ипришлось перейти с бега на шаг. Стадион, как и все здесь, был рядом. Какой шутник и длякакой надобности соорудил его здесь, у нас не знал никто. Стадион не просто построили наровном месте, а использовали брошенный котлован. На моей памяти на нем не проводилосьникаких состязаний, но мы, я имею в виду мальчишек, его все-таки использовали, хоть и не попрямому назначению. Зимой в чашу стадиона сдувало снег со всей прилегающей территории,засыпая ее почти до самого верха. Когда снег слегка слеживался, мы любили, разбежавшись,нырять в него рыбкой, а потом выбираться обратно. Естественно, весной вся этаиздырявленная нашими телами масса снега таяла, и последняя вода исчезала только к началулета.

Не помню, чтобы я в своем детстве видел хоть одного человека бежавшего не по делу, а простотак. Не было тогда принято бегать ради здоровья. А если начну бегать я, точно некоторыескажут, что чокнулся. А не скажут, так подумают. Я подошел к одной из нескольких отлитыхиз бетона лестниц для спуска, но спускаться не стал. Наверное, приятней будет бегать по лесу.Помимо бетонки к железнодорожной станции шла неширокая лесная дорога, которой ипользовались, чтобы добраться до поезда, или школьники из поселка возле станции. Своейшколы там не было, и они ходили учиться в нашу. Прогулка подействовала на меня как-тостранно. Волнение никуда не делось, но страх ушел, сменившись щенячьим восторгом. Мнеопять хотелось бежать и дурачиться. Даже хилое молодое тело это не тело старой развалины,которое я помнил еще слишком хорошо. Трудно было думать о чем-то серьезном из-заохватившего душу восторга, я и не думал, отложив все дела на потом. Интересно, чьи эточувства, мои или ребенка? Никаких других признаков нашего слияния я не чувствовал. Вовсяком случае, памятью он со мной делиться не спешил. Я решил, что для первого разанагулялся достаточно и пора возвращаться. Дома уже никто не спал, а из кухни доносилсяодуряющий запах жареной картошки и грибов. Маму я встретил в коридоре.

– Наконец-то! – сказала она. – Быстро мой руки и за стол.

– Грибы! – обрадовался я. – Пахнут-то как! Откуда они?

– Ты что, заболел? – спросила мама, посмотрев на меня с тревогой. – Или это у тебя такая

mir-k

nigi.o

rg



дурацкая шутка? Сам же вчера притащил подосиновики.

– Шутка! – сказал я, сбежав от нее в ванную комнату. – Сейчас приду.

После ее слов я вспомнил, что в этом году во второй половине лета было много дождей, и мысобирали грибы даже в начале сентября. Надо же было так проколоться! Нужно будет меньшеболтать и больше слушать.

На кухне за столом уже сидели отец с сестрой.

– Куда это ты бегал? – спросила сестра. – Наверное, узнавать, не приехала ли зазноба?

– Оставь его, Таня! – сказала мама, заходя следом за мной на кухню. – Давайте, ешьте, а я сядупосле вас.

Сидеть вчетвером за кухонным столом было тесно, поэтому она сначала кормила нас, а потомсадилась есть сама. Вопрос сестры о зазнобе всколыхнул память, и я вспомнил, что ЛенаЦыбушкина, в которую я был влюблен уже три года, уехала по путевке в Артек. Почему-товспомнился сюжет из «Ералаша», где на Совете дружины пропесочивали влюбленногопионера. Это когда говорили, что как целовать, так отличниц. Я фыркнул.

– Чему радуемся? – спросил отец, накладывая себе картошки.

– Жизни, – ответил я, занявшись тем же самым.

От кухонных запахов я начал захлебываться слюной.

– Полезное занятие, – одобрил он. – Сходил бы ты еще пару раз за грибами, пока они есть, и неначались занятия. А то свежих уже долго не увидим, а у сушеных совсем не тот вкус. Я бысоставил тебе компанию, но нужно помочь матери.

– Обязательно, – с полным ртом ответил я. – Хоть и вредно, но вкусно!

– Это что же там вредно? – спросила мама. – Грибы, что ли? Так ведь сам принес.

– Жареное вредно, – машинально пояснил я, занятый поеданием завтрака. – Сплошныеканцерогены. А на подсолнечном масле вообще ничего жарить нельзя.

– Откуда взял такие слова? – сказала недовольная мама. – Я вам на все сливочного масла ненаберусь. Если все на нем готовить, никакой зарплаты не хватит. И чем плохо подсолнечное?Всегда ел, а сейчас вдруг стало вредным!

– Статью читал об онкологии, – начал выпутываться я. – По-моему, в каком-то журнале вбиблиотеке. Там пишут, что жареное вообще вредно, а когда жарят на подсолнечном масле,вредно вдвойне, потому что при жарке оно превращается в олифу и гробит печень.

– То, что жареное вредно, мы знаем и без твоего журнала, – сказал отец, макая хлебом остаткимасла. – Но вредно будет, если его есть каждый день, а вы губу на жареную картошку нераскатывайте. Картофеля два мешка на всю зиму. Это матери только на борщи и супы. Кгрибам можно будет еще пару раз пожарить, а потом перейдем на каши и макароны. А скоромой отец будет колоть кабана и пришлет сала. На сале я вам тоже несколько раз пожарю.Пальчики оближите, и никакой олифы в нем нет.

– Пусть отказывается, – ехидно сказала Танька. – Мне же больше достанется! Хоть что-то он не

mir-k

nigi.o

rg



сожрет!

Это она намекнула на то, что я, как младший в семье, объедал ее в тех нечастых случаях, когданам доставались какие-нибудь вкусности. Я намек проигнорировал, но мама сделала ейзамечание.

– Не ожидала от тебя таких грубых слов! – сказала она. – Да еще в адрес брата!

– Я не обиделся, – примирительно сказал я. – Как можно обижаться на любимую сестру?Спасибо, мама, все было очень вкусно!

Я встал и пошел мыть руки, проигнорировав удивление матери и вытаращившуюся на менясестру. Все равно у меня не получится быть прежним, так что пусть понемногу привыкают кмоим странностям. В конце концов, у меня переломный возраст.

В свою комнату я не пошел. Если бы я это сделал, мама почти наверняка, поев и помыв посуду,явилась бы ко мне допытываться, все ли у меня в порядке. Чтобы избежать объяснений, явышел на улицу, пытаясь вспомнить, кого из ребят я в той реальности увидел до школы.Наверное, таких встреч не было, потому что все мои друзья приехали в последние дни августа.Кое-кого из девчонок из «рабочего» городка я тогда видел, но самому к ним подойти и завязатьразговор... В школе – дело другое, а так... Слава богу, от прежней стеснительности не осталосьи следа. Раз нет друзей, пойду искать девчонок. Я вернулся в квартиру и, пока мама возиласьна кухне, поменял трико на более приличные брюки и попробовал расчесать волосы. В детствея из-за волос пережил немало огорчений. Они у меня были материнские, густые и слегкавьющиеся. Все попытки сделать одну из нравившихся мне причесок ни к чему не привели. Вконце шестого класса я даже пропустил день занятий из-за неудачной попытки уложитьволосы назад. Я помыл голову, расчесал волосы в нужном направлении и туго завязал косынку.Когда я ее утром развязал, не смог сдержать слез: все волосы встали дыбом! Я просто неуспевал их помыть и высушить еще раз, а идти с мокрой головой в середине апреля... Меня всепожалели, даже сестра отсмеялась тогда, когда думала, что я этого не замечу. Сейчас янесколько раз провел расческой по своей шевелюре и остался доволен. Было бы из-за чеготерзаться! Очень красиво, не у всякой девчонки такие. Уже потеплело, поэтому я решилограничиться рубашкой. Дополнив свой наряд туфлями, которые купили к школе, я вышел издома и пошел к дыре в заборе. Хотелось пообщаться хоть с кем-нибудь из одноклассников ипосмотреть, как они на меня будут реагировать. Да и соскучился я по ним за лето. А я другой –так за все семьдесят лет.

Идти пришлось через территорию школы, и я не удержался и обошел ее вокруг. В школьнойограде были две калитки. Выйдя в одну из них, я направился к двухэтажным домам, где жилипочти все девчонки нашего класса, в том числе и моя первая любовь. Повезло только в третьемдворе, где на лавочке о чем-то разговаривали Ольга Орленко и Ира Алферова. Увидев меня,они замолчали. Ира была самой крупной девочкой в классе, а у Оли была хорошая фигура ипрекрасные светлые волосы, но ее внешность портили крупные черты лица. Когда я выбиралсебе даму сердца, они в списках претенденток не значились.

– Привет, девочки! – поздоровался я. – Прекрасно выглядите! К школе моральноподготовились?

В ответ на меня уставились две пары широко открытых глаз.

– Что я такого сказал, что вы так удивились? – спросил я, садясь между ними. – Разрешитеприсесть рядом? Не бойтесь, я не кусаюсь.

mir-k

nigi.o

rg



– Что с тобой, Ищенко? – спросила Оля. – Не заболел?

– Что, так плохо выгляжу? – спросил я глядя в глаза смутившейся Ольге. – Так я вродесмотрелся в зеркало и дефектов не нашел. И что у вас за дурацкая манера всех звать пофамилиям? Учителя – ладно, у них мы везде проходим пофамильно, а мы с вами школьныедрузья. За четыре года в одном классе не запомнить имени... Точно говорят про девичьюпамять, что она короткая.

– Выглядишь ты нормально, – пришла на помощь подруге Ира. – Ты себя ведешь ненормально.

– Ну вот! – я сделал вид, что обиделся. – Уже ни с того, ни с сего записали в ненормальные.Злые вы, уйду я от вас! Не знаете, приехали Черзарова или Цыбушкина?

– А зачем они тебе? – спросила Оля. – Решился, наконец, подкатиться к Ленке?

– А тебе-то что? – вопросом на вопрос ответил я. – Кого хочу, того и люблю!

Я всегда думал, что выражение «круглые глаза» это метафора. Теперь я мог наблюдать воочиюдве такие пары.

– Опять удивились, – засмеялся я. – Я вам, кстати, о своей любви абсолютно ничего не сказал,даже того, что она есть. А то разнесете небылицы, а мне потом уличать вас во лжи. Люся сЛеной мне были нужны просто для разговора, раз его с вами не получилось. Они у нас умницыи отличницы, поэтому с ними я бы общий язык нашел.

– Нет их, – ответила Ира. – Ленка из Артека уехала не домой, а к бабушке. За ней должна былазаехать мать. А Люся с родителями сегодня уехала в Минск. Так что не с кем теберазговаривать, Геночка!

– Здорово! – сказал я, опять садясь на лавочку. – Как заговорил о других женщинах, так дажеимя вспомнили, да еще его ласкательный вариант.

– Ты шутишь? – догадалась Ира.

– Наконец-то, дошло! – сказал я. – Я это лето вообще один провел. До школы осталась тольконеделя, а никто не думает приезжать. Я все дворы обошел и, кроме вас, никого не нашел.Изнываю, понимаете, от жажды общения, а меня заносят в ненормальные.

– Я не то имела в виду, – запротестовала Ольга. – Не ты ненормальный, а ведешь себя не так,как всегда. И разговор у тебя какой-то взрослый. Как будто мой отец говорит. Мне поначалудаже стало страшно! Была бы одна, наверное, убежала бы.

– Ну, извините, – сказал я. – Захотелось немного пошутить.

– Я тебя приглашаю на свой день рождения, – неожиданно сказала Ира. – Придешь?

– А когда он? – спросил я.

– В середине декабря.

– Если доживу, и ты не отменишь приглашения, обязательно приду, – пообещал я. – А ктовообще будет?

– Оля будет, – сказала Ира. – Твои Лена с Люсей, а из девочек еще Света Зимина. Из

mir-k

nigi.o

rg



мальчишек, кроме тебя, точно будет только Сашка Широчин. У нас есть магнитофон, есть дажегитара. Потанцуем. Если не умеешь, научим.

– Так танцевать, как сейчас танцуют, я умею, – ответил я. – Вот вальс так и не выучил,сколько...

Вовремя я заткнулся. Еще немного, и я бы им сказал, что так и не научился танцевать вальс,сколько меня жена ни учила. Тогда бы они точно дернули со скамейки, причем обе. Что сомной творится? Откуда этот словесный понос? Неужели это то, о чем говорила Ольга из другойреальности? Проснулся мальчишка и, радуясь новым возможностям, отрывается по полнойпрограмме?

– Что ты замолчал? – спросила Ольга.

– А кто умеет играть на гитаре? – перевел я разговор на другое.

– Гитара отца, – пояснила Ира. – Сашка говорил, что умеет, но я его уже проверила. Бренчатьон умеет, а не играть. Может быть, ты умеешь?

– Нет, я только на пианино! – ответил я, вызвав дружный смех.

Зря, между прочим, смеются. Когда я после института отрабатывал три года в Перми,загорелся желанием сделать себе клавишный электронно-музыкальный инструмент.Микросхем у меня тогда не было, а на транзисторах получилось очень сложно. Звучание былоизумительное, особенно с аккордами, но из-за наводок шел изрядный музыкальный шум. То лииз-за него, то ли из-за того, что у меня пропал запал, но за полгода я разучил с десятокмелодий одним пальцем и одну обеими руками, на чем все и закончилось. К своему удивлению,я обнаружил, что прекрасно помню все разученное. Пианино, которое купили сестре, уженесколько месяцев стояло без пользы, и родители начали разговоры о том, чтобы его продать.Стоило брать деньги в кассе взаимопомощи, а потом больше года их выплачивать? Надо будетвыбрать время, когда все разбегутся, и попробовать сыграть запомнившееся.

– За грибами сходить не хотите? – спросил я девчонок.

– А разве они еще есть? – спросила Оля.

– Вчера я набрал почти полную корзину, – ответил я. – Причем мелочь не брал. К завтрашнемудню должны вырасти. Вряд ли туда сейчас кого-нибудь занесет.

– Можно, – неуверенно сказала Оля. – Это далеко?

– С полчаса ходьбы, – ответил я. – Часа за три обернемся. Давайте встретимся у ворот завтра вдесять. Ладно, я пойду. Спасибо за компанию.

Не знаю, о чем они говорили до моего прихода, но в том, что сейчас стану темой их разговора,был уверен. Ну и пусть болтают и расскажут о моих странностях другим, мне же лучше. А Иркуво мне что-то заинтересовало. Я вспомнил, что и в той реальности она приглашала на свойдень рождения нас с Сашкой. Что же я ей тогда принес в подарок? Надо будет попытатьсявспомнить, чтобы вторично не ломать голову.

Я был почти рядом с воротами, поэтому решил не лезть через забор, а пройти через проходнуюи на обратном пути зайти в Дом офицеров посмотреть, какой сегодня будет фильм. Я прошелчерез вертушку, не вызвав у дежурных никакой реакции. На детей они никогда не

mir-k

nigi.o

rg



реагировали, зачем тогда, спрашивается, делали им документы? Вдоль забора снаружи былазаасфальтированная пешеходная дорожка. До нашего забора она не доходила и сворачивалакак раз к Дому офицеров. Сегодня и на дневном, и на вечернем сеансах показывали «Человека-амфибию». Тратить двадцать пять копеек на фильм, который я за свою жизнь просмотрел двадесятка раз, не хотелось. Мне еще нужны будут деньги на покупку общих тетрадей для моихпланов. Хоть мы расплатились за пианино, и на репетитора для занятий музыкой деньгибольше не уходят, их все равно на все не хватало, потому что мама каждый месяц стараласьчто-то отложить на летний отпуск. Тяжело будет привыкать к экономии, когда привык себе нив чем не отказывать.

Когда я пришел домой, там была только мама.

– А где все? – спросил я ее.

– Таня побежала к кому-то из подруг, а отцу позвонил из штаба дежурный. Сказал, что скоропридет.

Знал я это «скоро». В лучшем случае отец вернется к обеду.

– Даже в выходной не дают отдохнуть, – недовольно сказал я. – Он хоть успел тебе сделать то,что хотел? А то я мог бы помочь.

– Ничего не нужно, спасибо, – отказалась мама и как-то странно на меня посмотрела. – Все ужесделали. Я тебе не нужна? Тогда я ненадолго схожу к Кулешовым.

Я поморщился, но промолчал. Плохо, когда у женщины нет работы, и дети уже подросли.Свободного времени много, и его начинают убивать. Мать его убивала в компании НиныКулешовой или Нади Платоновой. Эти жены офицеров, как и большинство остальных, тоже ненашли себе работы и маялись от безделья. Как я узнал позже, их посиделки сопровождалисьупотреблением сигарет, а иной раз женщины пропускали и по рюмке водки. Уже на гражданкеу отца из-за этого с мамой были проблемы.

Оставшись один, я подошел к пианино, откинул крышку, сел на стул и положил руки наклавиши. Единственная мелодия, которую я выучил с аккордами была песней из кинофильма«Три дня в Москве».

– Ты говоришь мне о любви, а разговор напрасно начат...

Слух у меня был неплохой, сыграл я тоже хорошо, вот только голос... Ну да это можнопоправить. Зря я, что ли, столько лет занимался йогой? Мантра-йогой не так уж сложносделать голос и сильнее, и улучшить

Documents

Возвращение (СИ) - Mir-knigi · гордостью. Такого раритета, наверное, больше ни у кого не было. Весь мир давно