номінація “РОСІЙСЬКОМОВНА ПОЕЗІЯ”

Людмила Усенко (г. Киев)

Пишет стихотворные произведения с конца 80-х годов. С 2006 г. совершенствует своё мастерство в лит.студиях «ТРЕТЬИ ВОРОТА», «ВОСХОД», «КАШТАНОВЫЙ ДОМ», «ПЕРЕХРЕСТЯ». Публиковалась в антологиях современной новеллистики и лирики Украины за 2009 и 2010 годы, в антологии «А українською — так» (2011 г.): в международных литературно-художественных альманахах «FATUM», «VIA», «CHARACTERE».

Член Конгресса литераторов Украины.

Как живы эти имена?!..

* * * «Декабриолеты зимы играют серебряной сбруей» Ю. Каплан «Декабриолеты зимы» Маэстро в ночи не дождались. Смятенье, досада и жалость: впервые в январь - без него. Вокруг — несказанное диво: снегов за декабрь навалило. . . Ни зги, ни огня не видать. Но мчатся лихие полозья сквозь города тихоголосье, сквозь лунный отсвет снегов. Уже позади берег правый, и мост в серебристой оправе, правечного Града холмы. Звезда путеводная манит. Но как в эту ночь сиротливо декабриолетам зимы?! . . * * * Памяти Беллы Ахмадулиной Не обольщаться мне бы чистотой листа: не знаешь ведь, какие водяные знаки проступят миг иль час спустя на белизне мелованной бумаги... Вот и сейчас рассматриваю вдруг круги недоумения и боли: рассыпался, искрясь, хрустальный звук, взывавший к нам с печалью и мольбою

. . . . . . . О, мудрость, растолкуй мне вновь и вновь, что образы во тьме не растворятся, что жизнь своя у книг и у стихов, лик утончённый будет между строф являться. Лик утончённый, чтенье нараспев, прерывистость и вдохновенность речи... Поэт уходит, так и не успев придти на все, назначенные встречи. СТИХАМ ОДНОГО ПОЭТА Хрустальной чистоты в них образность и стройность рифм, прозрачность фраз; и дней грядущих заштрихованность для юности наивных глаз: как будто всё полно гармонии и мир не на пороге тьмы. Идёт шагами невесомыми Поэт серебряной волны. И акварели быстро пишутся: торопит Муза, ей слышней, какие тени в такт колышутся и суетятся средь людей. Его грядущее отметит не лаврами из тихих снов, а дребезжащим лязгом стёртых тяжелых лагерных оков. Но всё святое – воскресает. Вновь стих ворвался в жизни ритм. На этот раз ему внимает ценитель юный светлых рифм. * * * «На честном слове держится судьба» Ю. Каплан Как странен этот путь… Я – в неожиданных пределах. В моих вопросах – тихих и несмелых – пытаюсь вияснить свершившегося суть. Стих не ложится – кем-то обескровлен, еще страшне – обесточен. Палитра высохла – шершава и тверда. Воды бы пригубить, да в пригоршнях – слюда. Я говорил: «На честном слове держится судьба», на тоненькой искристой нити… Сейчас блуждаю лабиринтом по наитью. Как неуклюже кем-то «сорвана резьба»?!..

Страницы книг привыкли к моим пальцам, глаза друзей привыкли к моим взглядам , портрет лица родного – к моему в нём отраженью, а я, мне помнится, - к движенью, вечному движенью! 15.07.2009 г. * * * Светлой памяти поэта Юрия Каплана, руководившего литературной студией «Третьи ворота». Сорок дней, сорок дней-журавлей всколыхнулись и быстро промчались, грозовые оставив позади облака. И уже без надрыва, а мудро и светло печалясь, на бумагу ложится неровная эта строка.

Все мы шли по тропинкам своим и широтам, напрямик, иль петляя, отрешаясь от гула толпы. По наитию шли, чтобы выйти к Третьим воротам,

доверяясь легко вдохновенному знаку судьбы. Мастер слова встречал нас долгим магическим взглядом и в мгновенье угадывал фальши изменчивый дух. Ощущалось, Муза поэзии - рядом: всё вокруг замирает, превращается в слух.

Стих звучал колокольно, проговаривал тайны, и высвечивал души, пророчеством даже грешил. Не случайны слова. И ошибки в словах — не случайны. Не случайно июнь так к июлю сквозь время спешил. Сорок дней, сорок дней-журавлей опустились на Третьи ворота. Как тревожно звенит вокруг н их т ишина?! Поминальные свечи мерцают на разных широтах. А с небес перекатом органная мчится волна. * * * Иосифу Бродскому, в День его 70-летия Ключевые слова пусть домчатся до Вас птичьим клином. Одолеет он шквал намагниченных волн. И на душу падёт Вам тихий пух тополиный: май по-прежнему неги и нежности полн!

В междустрочьях слова эти я собирала, примеряла к ним память и смыслы, и боль. Как ни скажешь, а всё ж — будет сказано мало. А раз так — пусть прочтётся Вам слово

«ЛЮБОВЬ»!

Звуком каждым оно Вам, надеюсь, напомнит этот мир без границ, эту сердца печаль, эту радужность встреч, эту солнечность комнат и растаявший в дымке Петербурга причал.

Берег дальний изрезан причудливо-странно. Вы сроднились с ним плотью и мыслью, и сном. Средиземное море вздыхает для Вас океанно

и ответствует пенно-белым с в о б о д н ы м стихом!

Александр Нестругин (с. Петропавловка, Петропавловский р-н, Воронежская обл., Российская Федерация)

Родился в 1954 году в селе Скрипниково Калачеевского района Воронежской области.

После окончания юридического факультета Воронежского государственного университета (1976 г.) живет в селе Петропавловка Петропавловского района Воронежской области.

Стихи публиковались в журналах «Русское эхо», «Простор», «Дон», «Сура», «Подъем», «Огни Кузбасса», «Молодая гвардия», «Сельская новь», «Наш современник», «Роман-журнал ХXI ВЕК», «Новая книга России», «На любителя. Русский литературный журнал в Атланте» и других, в газетах «Российский писатель», «Литературная Россия» и «Литературная газета», в альманахе «День поэзии».

Автор шести сборников стихов. Лауреат премии воронежского комсомола имени Василия Кубанева в области литературы (1988), всероссийской литературной премии «Имперская культура» имени Эдуарда Володина (2008). Член редколлегии журнала «Подъём». Член Союза писателей России.

ДОРОГА, ВЕДУЩАЯ К ДОНУ

* * * Просыпался. Ворошил Угольки в золе рассвета… Просто жил. И не спешил Ни в провидцы, ни в поэты. Зной томил. И снег слепил. Листья тихо опадали… Ничего я не копил, Да скопилось всё с годами. Плачет в чубе седина. Детвора смеётся в доме. Есть дорога. И она Всякий раз выводит - к Дону… * * * Жар-птицы есть, но мало. Есть люди. И они, Как встарь, из краснотала Ещё плетут плетни. Над жёлтою горою, Над поймою донской Плетни горят зарёю – Своею, хуторской! Да, есть важней ремёсла… Зато в любом дворе Мальчишка ставит вёсла Сушить внаклон – к заре!

ДОНСКИЕ СУМЕРКИ Люблю, когда смеркается, Туманец натекает… Никто не откликается, Никто не окликает. Лишь камыши да заводи, Где ток воды – с подкруткой… Договорятся загодя, Когда сниматься, утки. Что одеяла тёплые, Перины да подушки! Есть поплавок притопленный, Звонок на закидушке… Жаль, вечера – не вечные, И этот миг истает. И тальники заречные Уйдут, чужими станут… Люблю, когда смеркается, Туманец пойму полнит. Река в ладонь толкается, Как будто вправду – помнит… РОДНОЕ И Дон, И палатка над самым обрывом… И всё, что зимою мне снилось, при мне. А ночью как ухнет на озере Кривом Неведомо кто – и озноб по спине. Так тихо, тревожно… Но стукнет моторка За островом где-то, под той стороной – И страхи уходят… И слышится только Мотора шумок, будто голос родной. Безлюдно, угрюмо пространство ночное… Но голос моторки доходит сквозь тьму И кажется: есть кто-то рядом со мною, И он-то в обиду не даст никому… МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ Он белеет, словно пыль вдоль Дона… И когда завижу Млечный Путь, Где бы ни был, кажется – я дома. Вот он, Дон, лишь руку протянуть. Пыль осядет – вот он, чёлн рыбачий! Тихий Дон, задумчивый, как жизнь, Держит путь к станице той казачьей, К той земле, где Шолохов лежит…

Длинный плёс да меловые горы. Вербы терпеливо ждут паром… Тут, шуткуя, Мелехов Григорий На Аксинью наезжал конём. Вон в логу сестра его Дуняша Начинает сено ворошить. Млечный Путь – что пыль донская наша – Так легко глаза запорошить… * * * Побелеют скоро берега, Чёрный лес да ржавая куга. И не тучи тут виной – скорей Бело-синий снег осокорей. Сколько лет промчалось, бог ты мой! Скажешь: «К Дону», слышится: «Домой». Сердце не в заоблачных мирах Заплутало – в трёх осокорях. Не в одних берёзах моя Русь. Я щекой к осокорям прижмусь… Потому что рядом с ними рос, Не скрывая радостей и слёз. Ежевика колкая плелась, Стёжка неприметная вилась… Чьи-то – к дальним странам да морям, А моя – всё к ним, к осокорям. «Двигай в город, – мне дают совет, – Там хоть поглядишь на белый свет». Я же всё качаю головой… Света хватит мне и тут – с лихвой! На высоком берегу донском, Где мне каждый камешек знаком, Ранний холод высветил стволы, И осокори мои – белы. * * * Заспанной заводи рваный карман, Пересыпь – ниткою… Машет ей с мелей туман-атаман Белою свиткою! Утро лежит на прибрежных талах, Берег весь выбелив. Щёлкнет листом облетающим – ах, Вот он, прибыли! Брось ты, родное, подсчёт барышей, Чёрные записи. Лодка – под белый восторг камышей – Кружит по затиши.

А в полушаге – теченья струя – Неудержимая! Кружит по краю, дыханье тая, – Жизнь моя, жизнь моя… Кружит, пытаясь крыла обрести В тихом, светающем. И, хоть уже – не спасти, не спасти – Шепчешь, пытаешься…

Пётр Чалый (с. Первомайск, Россошанский р-н, Воронежская обл., Российская Федерация)

Член Союза писателей и Союза журналистов России. Родился в 1946 году в селе Первомайск (Дерезоватое) ныне Россошанского района Воронежской области. По образованию - учитель русского языка и литературы. Работал журналистом, тридцать пять лет — собственным корреспондентом воронежской газеты «Коммуна» по южным районам области. Автор восьми книг прозы. Перевёл с украинского языка на русский роман «Недуг» и подборку стихов Евгена Плужника, составитель однотомника Евген Плужник «Родюча земля» (стихи, поэмы, роман) – Воронеж 2002. Переложил пьесу Евгена Плужника «На дворе в предместье», опубликована в журнале «Кольцовский сквер» (Воронеж, №1 (5) за 2004 год). С 1992 года

выпускает литературные, историко-краеведческие «газету в газете» - «Поле слободское» - в газетах Ольховатки и Россоши и альманах «Слобожанская тетрадь» (Воронеж, 2006, 2008, 2010, 2012). Лауреат премии Союза писателей России «Имперская культура» имени Эдуарда Володина. Награждён орденом «Знак Почёта», медалью «За активную гражданскую позицию и патриотизм».

Конкурсный перевод

Владимир Черепков

Мы ещё живы (Венок сонетов)

Либонь, уже десяте лiто, Як дав я людям «Кобзаря», А iм неначе рот зашито… Тарас Шевченко 1 Где ж урожай в моей стодоле? Кругом, вокруг, как татарва, И на лугу, и в диком поле – Бурьян-трава. Дурман-трава. А где же озимь? Нету боле?.. Где брошенные в зябь слова? Быть может, там, в земной неволе, Надежда теплится, жива? О годы! Жалко буйногривых. Печалюсь, как Тарас, на гривнах. Закаты-зори уж к зиме. Одышка, давит. Сердцу тесно, А ветер начинает песню… Добро посеяно в земле.

Оригинал Володимир Черепков

Ми ще живі (Вінок сонетів)

Либонь, уже десяте літо, Як дав я людям «Кобзаря», А їм неначе рот зашито... Тарас Шевченко 1 Чекаю на врожай в напрузі, А навкруги, як татарва, В пустельнім полі і на лузі — Трава. Трава. Бур’ян-трава. А де ж озимі? Серце в тузі. Де мною сіяні слова? А може, там, на чорній смузі, Моя надія визріва? Літа промчали буйногриві. Сумую, як Тарас на гривні, Як зорі на холоднім тлі. Хитаюсь: не стачає кисню, А вітер зачинає пісню... Добро — в словах, як у ріллі.

2 Добро посеяно в земле, Чтобы оно вошло, как в сагу, Чтоб свет ему сиял во мгле, Пусть укрепляется отвага. Коль яд смертельный на стреле, Не устоять в борьбе и магу… Ночь – словно грешник во смоле… Печален я, от раны слягу, Как под Полтавою на поле: Или на воле, иль в неволе? Надежда цыганёнком в роли Танцует так, не за пятак, Житейской канители в такт, Хоть сердце вновь кричит от боли. 3 Хоть сердце вновь кричит от боли. Но моложусь. Без бороды, Душой и телом я в юдоли, Шагаю в мир Сковороды. В яру тревогам лишь приволье. Храни, Всевышний, от беды! А разум помутился, что ли, Мол, хватит хлеба и воды, Мол, мы совсем не скоморохи, Мудреем вроде, всё ж не лохи На занехаянной земле. И хоть потрясена природа Осенним ликом небосвода, Душа, как птица, – на крыле. 4 Душа, как птица, – на крыле. С апрелем разминулся в часе, А в августе – как в феврале. Спасение не найду и в Спасе. Молюсь в душе о каждом дне, Ведь я на чертоломной трассе И кое-как держусь в седле На необузданном Пегасе. А чаще – шагом. Вновь кольцо, Наотмашь ветер бьёт в лицо… В яру затишье и на всполье!

2 Добро — в словах, як у ріллі. Хай набирається наснаги, Щоб соком грало у гіллі, Щоб увійшло в серця, як в саги. Коли отрута у стрілі, То й велетні — не завжди маги... Ніч — наче грішник у смолі, А я вже чорний від засмаги, Як під Полтавою на полі: Чи то на волі, чи в неволі? Надія циганчам на пузі Житейській колотнечі в такт Танцює так, не за п’ятак, Хоч серце на вечірнім прузі. 3 Хоч серце на вечірнім прузі, Та молоджусь. Без бороди. Душа із тілом у союзі Мандрують в світ Сковороди. Дрімають острахи в ярузі. О, Боже, біди відведи! Хай мліє серце від ілюзій, Що досить хліба і води, Що ми не зовсім скоморохи, Бо все ж мудрішаєм потрохи На занехаяній землі. Покоси жовті, хмари — сині. Природа й розум — в потрясінні. Душа, як птиця, — на крилі. 4 Душа, як птиця, — на крилі. Із квітнем розійшовсь у часі, Збирає вересень жалі. Від розпачу немає спасу. В очах — червоні метелі, Та і на карколомній трасі Тримаюсь міцно у сідлі На неприборканім Пегасі. А більше — пішки і бігцем. Навідліг вітер б’є в лице... Як затишно у лісосмузі!

И здесь душа покоя просит, Его ж осенний хлад уносит… Сиротски брошено раздолье. 5 Сиротски брошено раздолье. И не вернешь того, чем жил. Ужель спасенье в богомолье?! Нетяга-август оттужил, Отбагровел. В моём ополье Межу означил. Нам открыл: Бредёте в адово засмолье. А я себе не изменил. Иду к порогу от порога. Клубится пылью пусть дорога. Роса от вздоха на стекле. Перекроил судьбу теперь бы… Печальные склонились вербы. Отцвёл подсолнух на селе. 6 Отцвёл подсолнух на селе. Ночная степь – пред бурей море. А искра нежится в золе… На счастье мне или на горе? Всё растворяется во мгле. Уже не видно и подворья, И шлях пропал навеселе, И эхо голосам не вторит. Иль выкрал дьявол звёзды все? Иль месяц утонул в росе? Тоскует ночь моя дотоле. Лишь молний взблески где ни где. На что-то острое в гряде Впотьмах ступаю. Хоть на воле! 7 Впотьмах ступаю. Хоть на воле! На – острое… Как без невзгод?! Не обожгло бы музу в поле, Где зло с неправдою – род в род. То ль ветер стонет в суходоле? Стучит ветвями мёрзлый глёд? Все очерствели: пир в застолье, Какой народ – такой и плод!

Й самого тягне на спочин, Хоч тішитись немає чим... Жовтіє все на виднокрузі. 5 Жовтіє все на виднокрузі, Та не повернешся до жнив. Невже від Бога — по заслузі? Нетяга-серпень відтужив, Відчервонівся у недузі. Та ще, спинившись на межі, Нам зір насипав у натузі. А я живу собі, як жив. Йду від порога до порога. Хай пилом кублиться дорога! Роса від подиху на склі. Я щось переробив тепер би... Заплакані схилились верби. Схилили соняхи брилі. 6 Схилили соняхи брилі. Степ уночі, як грізне море. Ще й іскра ніжиться в золі... Хто зна: на щастя чи на горе? Попереду все взагалі, Як і позаду, непрозоре. Дорога губиться в імлі. Ще мить — і сон, здається, зморить. Чи чорт поцупив зорі всі? Куняє місяць у вівсі. Сумує ніч у чорній блузі. І тільки зблиски де-не-де. На гостре щось, на щось тверде В пітьмі ступаю, як і друзі. 7 В пітьмі ступаю, як і друзі, На гостре щось: і жар, і лід... Не обпекло б лиш крила музі, Де зло й неправда — слід у слід. Чи вітер стогне у окрузі? Чи стукотить замерзлий глід? Німує все — не спить в напрузі. Який народ — такий і плід!

Уже рассвет проник в столицу. А торгашу в руки – синицу. Кто думает о журавле?… О, как душе хотелось верить: Открыты души все и двери. …От граблей – шишка на челе. 8 …От граблей – шишка на челе. Смотрю – и сердце вновь в тревоге: Иссякли силы всех во зле, В душе нет Храма, дум о Боге, Лишь только птицы – на крыле… Мороз. Пустынно на облоге, На грешной, отческой земле, Где пыльный тополь при дороге, Где аистов их гнёзда ждут, Без лишних слов поймут нас тут, Жива с людьми надежды мета, Где мой последний день – родня, Где, кроме любых рук, меня Ждет Авгий на исходе лета. 9 Ждет Авгий на исходе лета. «Всех запродай!» Но на дыбы Душа восстала без совета: «Рабы – не мы!» «Мы – не рабы!» Боимся ль вражьего извета? На сволок, крест – одни дубы. Мы ещё живы. И за это Нас хоть убей, хоть нас дроби! …Уж в небе ангел протрубил, А я своё не отлюбил, Не налюбился до рассвета. Иду за счастьем. А вдогон Мой ангел – благовеста звон… Конец – в петле сомнений света. 10 Конец – в петле сомнений света. Но, поднимаясь в полный рост, Не сгинет жаждущий совета Народ, ведомый светом звёзд.

Вже ранок піднімає вії. Шумить Дніпро. Гендлює Київ. Востаннє кличуть журавлі... Хотілось бачить світ відвертим, А натикаюсь не на двері — На порозкидані граблі. 8 На порозкидані граблі Дивлюсь — і серце у тривозі: Коли знесиляться у злі, В душі Собор звести не в змозі Ніхто. Летять брати малі... Я залишаюсь на морозі На грішній, на своїй землі, Де три тополі при дорозі, Де гнізда ждуть своїх буслів, Де розуміють і без слів, Де звикли жити в сподіванні, Де мій останній день мине, Де, окрім любих рук, мене Чекають авгієві стайні. 9 Чекають авгієві стайні. «Продай когось!» — уклад доби. В душі неначе на повстанні: «Раби — не ми! Ми — не раби!». І ми не у ворожім стані. На сволок й хрест — одні дуби... Ми ще живі. Ми одностайні, Як нас не бий і не дроби! ...Вже небозвід відголубів, А я свого недолюбив, Не накохався до світання. Іду за щастям. Навздогін, Мов янгол, малиновий дзвін... Спекотні сумніви останні. 10 Спекотні сумніви останні. Я відрікаюсь від зневір: Не буде жити у згасанні Народ, котрий летить до зір!

Я отрекаюсь от навета, Ведь я не сир, не пуст, не прост. Да, был обманут. Прочь запреты, Ведь я над бездной строю мост... И я созрел к борьбе за счастье. Роптать не стоит на ненастье И диалог со злом вести. Сошлём Временщика в забвенье. Восстала Совесть. На мгновенье Поджало всё ворьё хвосты. 11 Поджало всё ворьё хвосты. Все стали добрыми без меры, Чтоб гнев господний отвести И шкуры поменять без веры. Хоть пригрозил бы с высоты! Мы люди всё же, а не звери. Чтоб до народа дорасти – Нам века мало… Изуверы Вновь греют руки на беде. От гнева волны на воде. Волы ревут, не до веселья. В болоте не видны следы. Огнища тлеют близ воды… Так кто ж народ, а кто – мессия? 12 Так кто ж народ, а кто – мессия? Считай хоть по сто раз до ста, Не до женитьб среди насилья, Когда тревога на устах. Куда ни глянешь: чудо-сила, А суть его, как день проста. В цене не те, что хлеб косили, А те, кто, вознося Христа, Банкеты в час чумы справляет. Казак, то, как дитя, гуляет, А то – собакою на сене, Уже седлает смерть коня. …Не вымерзли бы зеленя! Я от души добра насеял. 13 Я от души добра насеял. Как верный сын славянства, я

І я прокинувсь в осіянні, Що я — не раб, що я — не звір, Що я ошуканий востаннє, Бо я піднявся, я дозрів, Дозрів до боротьби за щастя. Замало ремствувать квітчасто І діалог зі злом вести. Іде в непам’ять Тимчасовість. В свої права вступає Совість — Піджали злодії хвости. 11 Піджали злодії хвости І стали добрими без міри, Щоб гнів від себе відвести І встигнути змінити шкіри. Хоч хтось би гримнув з висоти! Бо все ж ми — люди, а не звірі, Та до народу дорости — Нам вік потрібен... Бузувіри Знов гріють руки на біді. Від гніву — коло на воді. Воли ревуть, а люд не сміє. Слідів не видно на багні. Досвітні жевріють вогні... Так хто ж народ, а хто — месія? 12 Так хто ж народ, а хто — месія? Лічи хоч сто разів до ста, Не до жаданого весілля, Коли неспокій нароста. Куди не глянеш: чудасія, А суть її, як день, проста. Заможніє не той, хто сіє, А той, хто, славлячи Христа, Бенкет під час чуми справля. Козак, неначе немовля, Лежить собакою на сіні, А смерть під себе підмина... Не вимерзла б озимина! Я від душі добра насіяв. 13 Я від душі добра насіяв. Як вірний син слов’янства, я

Искал родное слово-семя В росе и в трелях соловья. Я доверял лишь Божьей силе, Завета смысл в душе тая. Ведь Украина, и Россия, И Беларусь – одна семья. Пускай кричат остервенело. Я, не считая себя смелым, В сердцах уверенность мостил. Хоть сединой глава покрыта, И не одна мечта убита, Хотелось болью мир спасти. 14 Хотелось болью мир спасти. Иль век такой? Иль мы в испуге От страха прячемся в кусты? Средь бела дня по всей округе Растут-встают в ряды кресты Над теми, кто уже не флюгер И кто не скажет: «Брат, прости!» Мы все, ужель, в окове-круге. Сад зеленел – стал золотым, Ведь краток век, летит как дым, В печали, в радости. Доколе? Сегодня, может, час не мой. Стою в раздумье, как немой. Где ж урожай в моей стодоле? 15 Где ж урожай в моей стодоле? Добро посеяно в земле. Хоть сердце вновь кричит от боли, Душа, как птица, на крыле. Сиротски брошено раздолье. Отцвёл подсолнух на селе. Впотьмах ступаю. Хоть на воле – …От граблей – шишка на челе. Ждет Авгий на исходе лета. Конец – в петле сомнений света. Поджало всё ворьё хвосты. Так кто ж народ, а кто – мессия? Я от души добра насеял… Хотелось болью мир спасти.

Збирав свої слова-насіння З роси, із трелі солов’я Й перевіряв слова усі я На смак, на колір, на ім’я: І Україна, і Росія, І Білорусь в душі — сім’я. Нехай кричать несамовиті. Поперед усього на світі Я мурував в серцях мости. Дожив до сивого волосся. Не все, як мріялось, збулося. Хотілось більше, та не встиг. 14 Хотілось більше та не встиг. Чи вік такий? Чи люди кволі? Хоч ліків від жахіть проси, Посеред дня на видноколі Шикуються у ряд хрести Над тими, хто уже ніколи Не скаже братові: «Прости!». Все — як у замкнутому колі. Сад був зеленим — став рудим, Бо пролітає час, як дим, І у веселощах, і в тузі. Сьогодні, може, він не мій. В задумі стверджуюсь німій. Чекаю на врожай в напрузі. 15 Чекаю на врожай в напрузі. Добро — в словах, як у ріллі. Хоч серце на вечірнім прузі, Душа, як птиця, — на крилі. Жовтіє все на виднокрузі. Схилились соняхів брилі. В пітьмі ступаю, як і друзі, На порозкидані граблі. Чекають авгієві стайні. Спекотні сумніви останні. Піджали злодії хвости. Так хто ж народ, а хто — месія? Я від душі добра насіяв... Хотілось більше, та не встиг.

Павел Кашаев г. Днепропетровск

Поэт, переводчик, член Национального союза журналистов Украины, Конгресса Литераторов Украины, Международного Сообщества Писательских Союзов и Межрегионального Союза Писателей Украины. Лауреат литературных премий имени Владимира Сосюры и Владимира Даля. Победитель международных литературных конкурсов «Прекрасные порывы-2010» и «Славянские традиции-2011». Родился 3 августа 1948 года в городе Нукус - столице Каракалпакии. Сюда семья Могилевских (девичья фамилия матери) была эвакуирована из Симферополя в начале Великой Отечественной войны.

2 июля 1963 года в газете «Пионер Востока» (г.Ташкент) появилась первая публикация стихотворения Павла Кашаева

«Летят голуби». Профессию филолога получил в Костромском Государственном Педагогическом

Университете имени Н.А. Некрасова. Четверть века трудился в системе народного образования и всё это время занимался журналистикой и поэзией.

Автор книг: «Оглянись, если любишь», «Золотой листолёт», «Портрет в интерьере», «Слова любви и музыка надежды», «Акростихи», «Солнечная ниточка», «Очей очарованье», «Минута молчания», «Ракета» набирает высоту», «Твоё огниво», «Ностальгия» и сборника песен для детей «Берег детства», который был создан в соавторстве с композитором Валентиной Кондратьевой. Перевёл с украинского на русский язык книгу интимной лирики Юрия Кириченко «Меж сердцем и устами». В ноябре 2011 года в издательстве «Журфонд» (г. Днепропетровск) вышла книга переводов «Творенье вечности – любовь!..», в которой представлены лирические произведения широко известных украинских поэтов. Среди них – Александр Олесь, Владимир Сосюра, Лина Костенко, Дмитро Павлычко и другие. Тематика стихотворений разнообразна. Преобладают любовная, пейзажная и гражданская лирика. Четыре книги поэзии: «Восьме диво світу», «Хмаринка зеленого саду», «Знайома казка» и «Барвисті мріяння» переведены на украинский язык поэтами - Иваном Куликом, Ниной Погореловой, Наталкой Никулиной, Вадимом Третьяком, Константином Чернышовым, Владимиром Варнавским и Людмилой Черкашиной.

ТВОРЕНЬЕ ВЕЧНОСТИ - ЛЮБОВЬ!..

Конкурсный перевод Владимир Сосюра * * * Смотрю я на родные руки, Их буду век боготворить… любовь, что знала боль разлуки, не смогут годы погасить. Что для нее седая осень и холода суровых дней?!. Она, подобно морю, просит быть глубже в чувствах и сильней. От всех невзгод меня спасает, к вершине увлекает вновь… Во мне горит, не угасает творенье вечности - любовь!

Оригинал Володимир Сосюра * * * Дивлюсь на рідні, добрі руки і на очей твоїх блакить,- любов, що знала біль розлуки, не зможуть роки погасить. І що для неї осінь сива й зима, що з хугою летить! Неначе море в час приплива, вона все глибше кожну мить. Тому моє так серце сяе i не холоне в жилах кров. В мені горить і не згасає, як витвір вічності, любов.

1959

* * * Я выдумал тебя… А может нет - не знаю? Не любишь ты меня… Да и за что, за что? Осенние глаза отчаянно вбирают Задумчивых небес таинственный простор И в трауре ресниц глаза не мне сияют, Мечтания плывут, зовут куда-то вдаль… Не любишь ты меня… Отчаянье сжигает. Горит моя душа… И прошлого так жаль. На части сердце рвет, разбрызгивая густо Стремительную кровь на чистый-чистый лист… И снова нервно я ломаю пальцы с хрустом, А в тишине ночной - ветров протяжный свист… И месяц льет в окно холодное свеченье… Он - как душа твоя, и подступает мгла. Ты - астра для меня ненастным днем осенним, Без запаха цветок и светоч без тепла… * * * И ты пришла… Я ждал тебя так долго. Свою любовь, как звездочку берег, Хоть на душе была одна тревога, А на часы и глянуть я не мог. Ночь проходила и окно синело. Не мог поднять поникшего чела. Тогда гроза в душе моей гремела… Волнуясь, ждал тебя, а ты – не шла. И день настал… Шумело жизни море… О встрече думать было тяжело. Не ведал я что может статься вскоре, Но ты пришла – и сердце расцвело. Теперь я не тревожусь понапрасну, И нет свиданий наших горячей… О аромат волос твоих прекрасных И тишина задумчивых очей! САД ШУМИТ Снова ты? Любимая, не сон ведь? Как когда-то я к тебе пришел. Золотыми литерами солнце О любви напишет хорошо. Мы идем…И небо голубое, И похож на песню звонкий день… Над тобою, нежною тобою, Словно крылья белых лебедей. Нет, все это сон…И нет любимой, Только боль нахлынувшей тоски… Вечер, догорая торопливо, Заливает кровью ветряки… За тынами цокают копыта, Замирают глухо на мосту. Сад шумит. Окно мое раскрыто. Пахнут медом яблони в цвету. Где-то тихо отблески алеют,

* * * Я вигадав тебе. А може, ні? Не знаю. Не любиш ти мене. Та i за що любить? Холодної душі ociнні небокраї в твоих сумних очах, i тане листя медь у траурі зіниць, що не мені сіяють, у мріях, що летять крізь них, повз мене, вдаль... Не любиш ти мене. У мареві одчаю горить моя душа, i за минулим жаль на частки серце рве, розбризкуючи густо на цім папepi кров загублених надій. Ламаю пальці я з тонким нервовим хрустом, ходжу з кутка в куток у тише голубій. А місяць у вікно холодне лле проміння... Bін - як душа твоя, i лине, лине мла. Для мене - айстра ти i сонечко осінне, без запаху краса і сяйво без тепла.

1955 * * * І ти прийшла. Я ждав тебе так довго. Мою любов, як зірку, я беріг, хоч на душі була, як ніч, тривога i на годинник глянуть я не міг. Минала ніч, вікно уже синіло. Не міг я знять пониклого чола. Яка гроза в душі моїй гриміла! Я ждав тебе, а ти усе не йшла. І день настав. Життя шуміло море. Хотів тебе зустріти я так зло, i на вустах були слова докору... А ти прийшла - i серце розцвіло. І вже нема в душі моїй тревоги. 3i мною ти. Чого ж мені іще? О аромат волосся молодого i тишина задуманих очей!

1938-1958 САД ШУМИТЬ Знову ти?. О люба, чи не сонце?.. Як колись, до тебе я прийшов, Золотими літерами сонце на панелі пише про любов... Ми йдемо, i шумною юрбою заливае серце, наче спів... Над тобою, ніжною тобою, наче крила білих лебедів... Hi, це сон, це сон... Тебе немае. Тільки біль самотній i терпкий... Синий вечір тоскно догорає, заливае кров'ю вітряки... За тинами цокають копита, завмирають глухо на мосту. Сад шумить. Вікно моє розкрите... Пахнуть медом яблуні в цвіту. Десь далеко відблиски червоні,

Будто огоньки на тонком льду… И, о самом дорогом жалея, Я смотрю, и слушаю, и жду. Ночь крылом взмахнула… Не случайно показалось вдруг, что ты была,- Медленно, задумчиво, печально В белом платье рядышком прошла. Небо сеет звезды, словно сито… Я один растерянно стою. Только сад шумит… Окно раскрыто, Месяц смотрит в комнату мою. МАРИИ Когда б умножить всю любовь людей, Ту, что была, что есть уже, что будет – То будет – ночь. Моя ж любовь, как день… Такое чувство вряд ли знают люди. Когда б собрать на небе звезды все И солнца всех небес на белом свете – Любви моей пылать во всей красе За солнца все на тысячи столетий. Когда б сорвать цветы со всех планет, (их ветер беспокойный не жалеет), То ароматом (в этом весь секрет) – Моя любовь сильней цветов повеет… Когда б собрать красавиц всех веков, То мимо все б прошли – я точно знаю: Марию я на них не променяю, Ни для одной не будет нежных слов. Пусть очи их сольются лишь в одни И прямо в сердце мне с любовью глянут – Единственными самыми не станут… Твоих, Мария, краше ли они? С каких же звезд слетела ты сюда Такая, что с поэзией сравнима… Свети всегда волшебная звезда! Ты ярче всех и потому – любима… * * * О светлой радости мгновений я петь без устали готов… Пусть снег упал на лист осенний, но он не погасил любовь. Переживу тоску и муки, ведь я, любимая, с тобой, как будто не было разлуки, что посмеялась над судьбой. Жива любовь, что беспечально зажгла крылатые огни… Она одна не замечала тоской отравленные дни. Так будь со мной, дай губы, руки, заря единственной мечты! В часы немыслимой разлуки дороже всех мне стала ты…

мов огні на тихому льоду. Взяв лице в холодні я долоні i дивлюсь, i слухаю, i жду... Мов крилом майнуло наді мною, i здалось, примарилось мені, наче ти печальною ходою десь пройшла у білому вбранні. Ciє зopi неба сине сито, тихо ллеться споминів вода... Сад шумить... Вікно мое розкрите... І в кімнату місяць загляда.

1928 МАРІЇ Якби помножити любов ycix людей, ту, що була, що є й що потім буде,- то буде ніч. Моя ж любов - як день, не знають ще чуття такого люди. Якби зібрати з неба вci зірки i вci сонця з ycix небес на cвітi,- моя любов горітиме яркіш за вci сонця, на тисячі століттів. Якби зірвать квітки з усіх планет, що вітер ix під зорями колише,- моя любов пахтітиме міцніше над квіти вci, крізь років вічний лет. Якби зібрать красунь ycix віків, повз мене хай ідуть вони без краю,- Mapiї я на них не проміняю, ні одній з них не вклониться мій cпів. Хай очі їx зіллються в зір один, i в серце зір цей буде хай світити, - зачарувать мене не зможе він - твоїх очей йому не замінити. 3 яких зірок злетіла ти сюди, така ясна, що cпів про тебе лине? Світи ж мені, світи мені завжди над зорі всі, зоря моя єдина!..

1931 * * * Про щастя, дні, до серця мовте, хай безтурботний лине cпів! Хай сніг засипав листя жовте, але любов не погасив. Хай у словах не буде муки, з тобою я, кохана, знов. Так після довгої розлуки в серцях ще дужчае любов. Вона стае така крилата, вся у жадань яснім огні, неначе хоче наздогнати в журбі прогаянії дні. Так дай же, дай i губи,й руки, зорею знов меня світи! Мені по днях тяжких розлуки іще дорожча стала ти. 1963

ПИСЬМО Про что Вам написать? Про дальний шум акаций, Про то, что лепестки развеяны кругом? А я совсем один, и сны такие снятся Что осень за окном… Что юность отцвела и нет в душе покоя, и не вернуться вновь в приветливый рассвет туда, где за мостом поселок над рекою и пахнет уголек теплом забытых лет. Что памяти цветы завеяла снегами Холодная рука безжалостной зимы? Уж тех тропинок нет, где мы бродили с Вами, И нет калины там, где ждали встречи мы. И все в слезах лицо любви минувшей первой Меж звездами плывет… И только ночь звонка. И горестно смотреть на те слова, что нервно Писала для меня любимая рука. * * * Сквозь огни, туманом рассеянные, сквозь вечернюю суету ты идешь – и цветы весенние на снегу за тобой цветут. Ты похожа на небо синее, что сиянье шлет с высоты… Песни все о тебе, любимая, только лучшая песня – ты. * * * Так никто не любил. Через тысячи лет К нам приходит подобное чудо: На земле наступает весенний расцвет, Красоту разливает повсюду. Дышит тихо, спокойно земля в синеву, Тянет к звездочкам нежные руки… Этот миг раскрывает цветы наяву, Мир трепещет от сладостной муки. Вянет сердце мое от счастливых очей, Что в тумане горят надо мною… Кровь по жилам течет, словно жаркий ручей, Словно пахнет она лебедою. Эй, вы, ясные звезды и месяц родной, Пусть случится любовь неземная! Я сорву для нее Орион золотой, Я – поэт из рабочего края! Так никто не любил… Через тысячи лет К нам приходит подобное чудо: На земле наступает весенний расцвет, Красоту разливает повсюду. Дышит тихо, спокойно земля в синеву, Тянет к звездочкам нежные руки… Этот миг раскрывает цветы наяву. Мир трепещет от сладостной муки…

ЛИСТ Про що Вам написать? Про дальній шум акацій, про білі пелюстки, розвіяні кругом?.. Про те, що я один і сни мені все сняться, що осінь за вікном?! Що юність одцвіла і Вас нема зі мною, що не вернувся я в привітнім шумі віт туди, де за мостомпосьолок над рікою і пахне вугілля теплом забутих літ… Що споминів квітки завіяла снігами безжальная рука холодної зими, що тих стежок нема, де ми ходили з Вами, й калини над ставком, де зустрічались ми. Заплакане лице минулої любові між зорями пливе… А ніч така дзвінка! І сумно я дивлюсь на ці рядки нервові, що вивела колись коханая рука…

1928 * * * Крізь огні у блакитнім тумані, крізь вечірню міську каламуть ти ідеш, i мов квіти весняні на снегу за тобою цвітуть. Ти для мене - як вічності небо, що сіяння нам шле з висоти. Склав пісень я багато про тебе, та найкращая пісня - це ти.

1939 * * * Так ніхто не кохав. Через тисячі літ лиш приходить подібне кохання. В день такий розцвітає весна на землі І земля убирається зрання.. Дише тихо і легко в синяву вона, простягає до зір свої руки... В день такий на землі розцвітає весна і тремтить од солодкої муки... В'яне серце моє од щасливих очей, що горять в тумані наді мною... Розливається кров і по жилах тече, ніби пахне вона лободою... Гей, ви, зорі ясні!.. Тихий місяцю мій!.. Де ви бачили більше кохання?.. Я для неї зірву Оріон золотий, я - поет робітничої рані... Так ніхто не кохав. Через тисячі літ лиш приходить подібне кохання. В день такий розцвітає весна на землі І земля убирається зрання.. Дише тихо і легко в синяву вона, простягає до зір свої руки... В день такий на землі розцвітає весна і тремтить од солодкої муки...

Михаил Польский (г. Текоа, Израиль)

Родился в Днепропетровске в 1952 г., служил срочную в Германии. Жил в Москве, где сделал карьеру от дворника до зав. культмассовым отделом ДК МИИТа (1973-2000). И в Иерусалиме, где сделал карьеру от дворника до администратора сайта "Дом Корчака в Иерусалиме" (2000-2007). Сейчас живет в деревне Текоа в Иудее, где опять начал с дворника, параллельно работая на общественных началах администратором нескольких сайтов и форума "Иерусалимский Храм сегодня". Образование: " режиссура массовых представлений" (МГИК 1980), "идеологическая работа" (УМЛ при МГК КПСС 1985). В 1989 году за волонтёрскую "идеологическую работу" на московском Арбате был исключён из партии с формулировкой "подрыв авторитета КПСС". В 1991 избран депутатом райсовета Октябрьского района Москвы от Института физики

АН (Сахаровский институт). Член СП Израиля. Поэт-переводчик, лауреат конкурса переводчиков иерусалимского Дома наследия Ури Цви Гринберга и других. Автор двух поэтических сборников. Женат. Отец двоих детей и дед четырёх внуков.

ЧЕТЫРЕ ПЕСНИ РАЗУМА» (перевод с иврита из Ури Цви Гринберга (1896-1981))

ВСТУПЛЕНИЕ Когда я был небольшого роста, но уже ходил своими ножками, и надвигалась какие-нибудь страсти и огорчения, я поступал очень просто: прикрывал глаза ладошками от страха и смущения. Но вот я взрослый – и нет больше власти, нет мочи у моих ладоней остановить несчастье... Даже если не прикрыть, а вырвать очи – не унять напасти. 1. ПЕСНЬ АВРААМОВОЙ РАСЫ С тех пор, как мы победили стихии огня и воды, царями себя возомнив – с тех пор стонем: крадётся за нами огонь – и мы горим, вода настигает нас – и мы тонем.

Поскольку и древо и камень, пред коими падали ниц, повержены нами пред нашим Предвечным, постольку тень смерти от тех же деревьев касается лиц, и камень любой, упираясь, не хочет в постройку. А тем, что ваалам служили – с тех дней до креста мы дали понятье Единого – помнят и знают, но вечно проклятия их изрыгают уста, и кровь их черна, и душа их от злобы – пуста, замшелых ваалов их вечно манит нагота, и идолов вновь нашей кровью живою питают. Но стоит душе встрепенуться, и видим мы их у наших колодцев, припавшими к нашей водице. Давида псалмы просветляют их мрачные лица – Ведь все их молитвы – от наших речений святых: В тоске без предела – СЭЛА! Любя и ликуя – АЛИЛУЙА! И камень на камень – АМЭН! 2. ВЛАСТЕЛИНУ ГРЯДУЩЕГО Оставшийся один средь беснованья Валов морских, спасения не чает. В бутылку он кладёт своё посланье И море эту почту принимает. И доставляет. Но, увы, не сразу. Так и поэт: он посылает слово Для человека дальнего, родного, Несущего величие и разум, Грядущего в лучах венца златого. То слово есть душа, и нет в нём лжи – Ключ нотный от симфонии грядущей, В торжественном звучании могущей Соединить прозрений миражи, Давидовой постройки чертежи, Земные выси, пропасти и кущи. То слово есть душа моя. То слово Ключ огненный от ужаса изгнанья, Которым Рим отгородил сурово Себя от нас и нас от Мирозданья.

Но слышу я из огненного гула В душе смятенье бедного Саула. Живу я от погрома до погрома, И даже в ликованьи возрожденья Один среди израилева дома Впадаю в бесконечные сомненья: Не станет ли смертельным для страны Огонь Неопалимой Купины? Мне не пройти и четырёх шагов Без царского венца и облаченья, Что в будущем сокрыты. Я готов Войти в грядущее, и слышу пенье, И наслаждаюсь воинской музыкой Вблизи царя в моей стране великой. Но ужас мой – Агага призрак в стане. И если – как когда-то – царский меч Вернётся в ножны, позабыв рассечь Врага извечного – пророк восстанет, И заглушит моления и крики Треск разрываемых одежд владыки. И страх меня заране леденит: За тем Саулом не взойдёт Давид, Но тот Саул промчится метеором, Прочертит твердь в своём паденьи скором, Блеснёт и сгинет... И его могила От Тигра не отыщется до Нила. О, Всеблагой! Призри на наши стоны, Пошли вождя, достойного короны! 3. ПЕСНЬ ВЕЧНАЯ ТОСКИ НЕПРЕХОДЯЩЕЙ... Все думы наши – облака во тьме Ночей глухих на реках Вавилона. Все упованья – на просвет в судьбе, На огнь святой, что от земного лона Раздует Светозар в кромешной мгле, И радость воцарится на земле. Но длится ночь, и мы вопим до неба: Довольно! Не выносит наша плоть Плевел, камней и терний вместо хлеба... Почто терзаешь чад своих, Господь?!

Но горе свет несущему в стране, Томимой безысходностью страданий. Он отнимает сладость упований У тех, что лишь мечтают об огне. И первый луч, пустыню озаря, Падёт на перекошенные лица – В них ненависть, из гневных уст струится Ветр яростный, смертельный для огня. И, плача, восклицает свет дарящий, Над углями судьбу свою кляня: Почто терзаешь, Господи, меня?! Песнь вечная тоски непреходящей... 4. БЫТЬ СУЩИМ В ОКРУЖЕНЬИ ОТРАЖЕНИЙ Вино, и ты не радуешь, вино! В кошмарах снов лишь яви продолженье. И сердце тосковать обречено Среди сынов безумных поколенья – Несчастных, торопящихся упиться Из чуждых кубков... Как с душой провидца, Быть сущим в окруженьи отражений?! В крови его извечная забота О святости давидового дома, Народа свет, границ его оплот, Щиты его на вражеских воротах, И каждое движенье или слово Таит величье царского служенья, В котором он родился и живёт. Непонятый. Дышать не может он Их воздухом – их пропитавшим смрадом. И невозможно объяснить толпе, Что это не пиджак на нём – хитон, Что был на муже, шедшем от Арнона*, Или на том, спустившемся с Гилада** , Иль на омытом в водах Иордана*** – Осла оставил и пошёл себе... Сквозь время, замыкающее круг, Сквозь время, изогнувшееся гадом... И вдруг очнулся здесь... сегодня... рядом... Среди несчастных – сам сплошная рана, Очнулся вдруг...

Быть сущим в окруженьи отражений. ПОСЛЕСЛОВИЕ Что там в грядущем? То, что в прошлом зрело. Во тьме преданий будущим живу я. И песнь моя сожжёт сердца, как пламень. СЭЛА! АЛЛИЛУЙА! АМЭН! __________________________________________________ * Иешуа Бен-Нун (Иисус Навин); ** Илияhу hа-нави (пророк Илия); *** Иешуа hа-Ноцри (Иисус из Назарета)

Людмила Дрыга (г. Краматорск, Донецкая обл.)

Украинка, родилась 11 октября 1947 г. в селе Сабовка Луганской области. Окончила Зоринскую среднюю школу и Купянское медицинское училище. С 1970 года живу в г. Краматорске.

Член городского Литературного объединения им. Николая Рыбалко. Автор публикаций в периодике и поэтических сборников “ Росчерк крыла” и “ Струны”. Печаталась в коллективных сборниках. В 2008 году внесена в антологию “Украина. Русская поэзия. XX век”, г. Киев.

Член Конгресса Литераторов Украины.

Из всех имён я выбрала твоё…

* * * Из всех имён я выбрала твоё И на окне туманном написала… Всю ночь метель за окнами плясала, Я слышала дыхание её. Счастливая, я видела сквозь сон, Как деревá кружили в белом танце, И отголоски отдаленных станций Вдыхал в себя заснеженный перрон. Природа, сохраняя естество, В слегка заметных силуэтах зданий, Не зная ни преград, ни расстояний, Нехитрое вершила колдовство. А утром ты приехал…

* * * Не надо слов бросать на ветер. Но, как бывает иногда, С великой радостью на свете Мы говорим друг другу «да». Всё относительно, не боле. И я могла бы жить сто лет! Но сколько горя, сколько боли В одном коротком слове «нет». * * * Вся наша жизнь – большое ремесло. И ты пойми, что это – свыше… Наговорил мне много лишних слов И, не задумываясь, вышел. Я шла через сыпучие пески Одна – в пустыне – ты там не был. Мы в этой жизни всё-таки близки И далеки, как две звезды на небе.

* * * Ты ли это? Не язык – а жало! Не бывает дыма без огня… Резким словом, будто бы кинжалом, Ранил ты безжалостно меня. Может, это мне приснилось снова? И с тяжёлым сердцем поднимусь. За тебя жестокого… родного Я усердно Богу помолюсь. * * * Мне бы тебя и любить, и беречь Щедростью рук, Нежностью плеч, Сердцем, что трепетно бьётся в груди. Не уходи… не уходи… Руки взлетят – Сцеплю их замком, Плечи укрою пуховым платком, Сердце… что делать мне с сердцем моим, Если мы воздухом дышим одним? * * * Зашепчутся травы о чём-то своём. Деревья качнутся – как люди… И лето уйдёт – задрожит окоём. И осень… какой она будет? Под ливнем холодным озябнут кусты. Всё резче порывистый ветер. Скажу, но не знаю, услышишь ли ты Слова запоздалые эти? * * * А ты придёшь и сбросишь шарф, Промокнув от дождя до нитки. О, этот неподдельный шарм Твоей естественной улыбки! Как виноградная лоза Меня ласкает у дороги, Твои весёлые глаза Мне говорят теперь о многом. Присядем рядышком – тихи, И рук коснёмся осторожно. А эти новые стихи Я допишу потом… возможно.

* * * Не сотвори себе кумира – В народе часто говорят, И не ищи заветный клад… Из всех богатств земли и мира Останется Душа и Лира.

* * * И лишь теперь я понимаю, Что так бывает только в мае, Когда всю ночь и целый день Переливается сирень. И близок дальний горизонт… А я забыла снова зонт И крупный дождик, как ни странно, До невозможности – желанный! Ну, а душа… ничуть не кается И от любви по свету мается, И так мучительно робка Первоначальная строка. * * * Я могла быть такой счастливой И опять – молодой и грешной.., Но ещё не поспели сливы И давно отошла черешня. Ни о чём не жалею…так надо. В честь мою этот птичий гам. Ну, а красную розу из сада Я бросаю к твоим ногам. * * * …Но больше всех меня пленили астры. Идут дожди – не выйти без плаща. Я говорить хочу вам только «здравствуй» И никогда не говорить «прощай». Покуда астры радостно и смело На частый дождь таращили глаза, Мне кажется, я так и не успела Вам что-то очень важное сказать. * * * Невозможно всё предугадать: Каждый шаг И чей-то голос строгий, Камушек на гладенькой дороге Или дождик – божью благодать. Не смогла и я предусмотреть Мотылька нечаянную смерть. Ты, скажи, откуда дует ветер Над костром, Что так высок и светел? Не печалься и не прекословь, Даже если задрожат ресницы… Всё когда-то в детях повторится – И слова, и встреча, и любовь!

Александр Товберг (г. Красноармейск, Донецкая обл.)

Народився 1974 в Красноармійську, Донецька обл. Має журналістську освіту. Вірші та оповідання

друкувалися в періодиці України, Росії, Казахстану, Германії, в інет-виданнях. Книжки поезії та прози: „ Осиянные тьмой”, „ Косноязычество”, „Z наки”, „ Времянёнок безвременья”, „Impressio”, „ Точки над Ё”, „ Звёзды и нищие”, „ Спичечные рассказы” та інші.

Член КЛУ.

ЛЕТО 1917 Памяти Б.Л.Пастернака 1 То, что иными за год не сделано, - Вот оно, здесь оно – «Памяти Демона». Памяти лета, дождей и трав. Скорее, скорее, - глаза продрав, - С клочьями снов ещё за спиною, В логово сада, как в нечто родное, - Безмозглым зародышем в лоно матери, - И вспомнить, и стать первооткрывателем. Ткнуться горячим от счастья взглядом, Шептать, бормотать, наполняться ядом, Терпкой отравой стеблей и веток, Соком земли, живизной планеты. Стать странником странным, любимцем птиц, Язычником стать, и валиться ниц, Молиться льющимся ливням света, Предощущая, что это лето – Будет последним, и позже – первым, Его разрушат и опровергнут, И слёзы дождей превратятся в кровь и – Смоют в болота своих героев. 2 И переполнив себя грядущим, Ты возвращаешься, - бьёт озноб. Пишешь, вздыхаешь, пальцами плющишь, Лепишь нервно высокий лоб. Трепещет тревога, бьётся в тебе она, Сознанье удерживая едва. Памяти лета, памяти Демона, - Оставить в живых бы слова, слова.

Не расплескать бы всего, что видел, Сферы миров нанизать на нерв. А время грезит о суициде, Грозящем бредущей во тьме стране. Не расплескать бы всего, что станется, В зеркале теплится твой двойник – Твой Демон – по просьбе души-скиталицы, Как спелые сливы срывает дни. Не расплескать бы всего, что случится, Не растрясти б по ухабам бед. К тебе этим летом пришла отчизна И тихо призналась: –Ты мой, Поэт. Но ты позабудешь всё то, что сбудется. Под пальцами жилка стучит в висок, И тростью солнце стучит по улице Слепого лета семнадцатого, тысяча девятьсот.

Гурген Баренц Гурген Карапетян (г. Ереван, Армения)

Родиля в 1952 г. в Ереване. Поэт, переводчик, журналист, литературовед. Кандидат филологических наук, специалист по

русской и армянской литературе. Автор более 2000 публикаций в разных периодических изданиях – как в Армении и России, так и за рубежом. Стихи и переводы печатались в десятках антологических сборников современной армянской поэзии. Основные из них: «Лоза и камень», «Дух родного крова», «Современный армянский рассказ» (библиотечная серия в шести книгах). Издал однотомник избранных стихотворений «Уроки Дороги» (Ереван, 2010). Составитель сборника произведений русскоязычных армянских писателей «Лоза и камень»

(Ереван, 1985). Автор нескольких сборников переложений сказок народов мира на армянский язык. Лауреат Первого открытого Всероссийского конкурса поэзии "Музыка слова" в номинации "Рифмы родного края" (2011). Финалист Конкурса поэтов в рамках Первого Международного фестиваля славянской поэзии и культуры “ Арфа Давида” в Израиле (Назарет, 2012). Пишет и публикуется с 1978 года.

Камни Армении Камни Армении В маленьких речках Армении, Каменистых и мелководных, Ты не встретишь русалок. Их здесь нет. Им здесь нечего делать. В нашем единственном озере – В нашем Севане – Нет больших или малых чудовищ: Им здесь просто не развернуться. В наших горах Нет драконов и нет великанов. Даже снежному человеку Здесь негде укрыться от ветра. Но зато наши камни, Наши горы и наши речушки Обладают железною хваткой. Они меня держат так крепко, Они меня держат так крепко! – Почище любого магнита... Армения. Натюрморт Армения, горы и долы, Шеренги дорожных столбов, Убогие, нищие села, Квадраты цветочных ковров…

Армения, скалы и кручи, И «зебры» дорожных оград, Из оползней, рытвин зыбучих Прожилками корни торчат. Армения, ржавые степи, Залатанный, рваный асфальт, Высокое, звонкое небо, И ласточек приторный гвалт. Армения, жухлая зелень, Залысины важных холмов, Продольные шрамы расселин, Большой заболоченный ров. Армения, кряжи и камни; Мне надвое сердце деля, Бежит, все бежит под ногами Забытая Богом земля… Агарцин Как взобрались вы, камни, сюда, В эти выси и дали? Может, церковь была здесь всегда? Песней, птицею стала? Время здесь не имеет примет,

Суета здесь нелепа.

Ухватиться б за гривы комет,

Прокатиться по небу.

Тишина здесь всегда начеку, Колченога дорога. Уж отсюда я точно смогу Докричаться до Бога.

Ольга Подлесная (г. Харьков)

«Как тают облака»

Время, сосуд заполнившее до предела, течет быстро И с каждой минутой песчинок становится меньше, Зато в их струйке все больше и больше смысла, Хоть, может, следующая песчинка и мельче. Ведь минутка – такая маленькая сама, Но в нее втискиваются события, Не укладывающиеся в тома. Кто-то, может быть и я, Пропускает все годы Сплошным фоном, Адреса – в коды телефонов. Плотно в Кольцо Сжато Фото- Лицо. Я то, Не Я, А Вы Кто? Правы, Пожалуй,

Торопящиеся Жить без жалоб, Любить, пить, есть

И смотреть телевизор, И стоять в очереди, расти,

Преподнося коллегам сюрпризы И постепенно их зажимая в горсти.

А участвовать во всем, что во имя и на Благо самого себя и, может, еще кого-то?..

Проходить мимо, сравнивая иногда с другими Себя. И оправдываться – мол - занят, дела, работа, Просто совершенно нету времени. Забывать. Быстро

Находить решения, правда, увы, далеко не самые лучшие. Вечером принимать звезды за синие троллейбусные искры. Вспоминать о старых друзьях «в связи», от случая к случаю. Но однажды проснуться с ощущением очень большой потери,

С невозможностью начать налегке, без всего тяжелого бремени Невыполненных обещаний. И раздавленным, ничему уже не веря,

Под тяжестью переливающегося через край, растекающегося времени, Все-таки начать сначала! Время…

Не пей, когда зеленая тоска До пустоты высасывает душу, Когда слова срываются со скал, Как чайки в бурю, Волны камень рушат. И брызги пеной на твоих губах, А под рубахой холодно и липко – Не пей! Услышь, как вдаль зовет труба. Но тихо и надрывно плачет скрипка… Пусть музыка заполнит пустоту Мечтой, в далеком детстве позабытой, Отращивая крылья на лету Над сутолокой времени и быта… …Но тонут в смоге мириады рук, не тронутые музыкой нетленной. А знание похоже на дыру, Протертую резинкой во вселенной: Чем больше знаний, тем обширней край Незнания… А нам все больше надо… Ведь там – за краем – расположен рай, А здесь внутри растет воронка ада. Затягивает бездна – нету дна – Паденье – взлет - острее ощущенья! И мы уже не чувствуем вращенья, Но сила притяжения сильна. А ты туда – на край, на самый край, Где троеточьем – пояс Ориона, Взгляд устреми, мечту свою направь И проживи мгновенье окрылено. И лишь тогда – когда душа поет – Разлей вино в прозрачные бокалы И выпей с другом, и продли полет, И подберется слово для начала. * * * Днем – сплин и суета, но вечером и утром Мир вечен и велик, свет льется через край. Нед перистостью лет – пушистым перламутром – Оттенков и цветов – бесцельная игра, Но взгляд не отвести от святочного света. И сами по себе слагаются слова В молитвенную песнь, в которой просьбы нету, Но радость и хвала – лишь радость и хвала. И хочется взлететь, и так взлететь возможно - В цепочки облаков над скудостью земной Рвануться всей душой…Но тяжестью безбожной Вернуться на асфальт, расквашенный весной. Почуять, как земля отчаянно поката, как мир наш невесом в сумятице стихий. И, обмакнув крыло в чернильницу заката, Писать по небесам смертельные стихи!

* * * Вы видели, как тают облака, беззвучно и бесследно растворяясь в голубизне? О, если б так легка была нам смерть – горчайшее из таинств? Суть перехода та же – тает плоть, бесследно растворяется в просторе… Но как нам боль и горечь побороть? Стать облаком, не сетуя, не споря, спокойно наблюдая с вышины, как возникает полная свобода, чтоб только чистота голубизны осталась после нашего ухода. Вы видели, как тают облака? Шахматы Кто-то там – наверху, затевая большую игру, Нас назначил фигурами, равными, в общем, по силам. Нам бы «слопать» друг друга…Но я, как и ты, не беру Просто так крепостей. Я судьбу ни о чём не просила. Беспристрастно – мертва, как и ты – сберегая покой, Я легко и бездумно шагала по чёрным и белым Разлинованным клеткам, ведомая чьей-то рукой Безмятежно-безгрешна в разумных квадратных пределах. Мне, привыкшей быть пешкой, зачем-то корона ферзя Вдруг подарена кем-то? Но в этом не я виновата! Кто-то вёл меня к цели и вдруг неожиданно взял И пожертвовал мною во имя вселенского пата… В равновесии мир. Продолжается бой на доске. Я – отсутствую. Я – вне законов, канонов и правил, Вне пространства и времени. Боль отдается в виске – Я живая?! Но кто так легко меня за борт отправил?... А на той стороне – ты – такой же ведомый извне Тоже выброшен за борт, чьего-то спокойствия ради… Так задумано свыше? Такая игра не по мне! Я бунтую!.. Но бунт не покинет пределов тетради. Не сдавайся, ты слышишь?! Мы справимся с этим вдвоём. Кто бы в нас ни играл – нам даровано право на выбор! Может даже ребёнок порой настоять на своём. Или думаешь, ты из игры очень вовремя выбыл? Только эндшпиль такой нам с тобой не подходит никак. Эй, играющий мною, я буду играть по-иному! Дай мне силы набраться в глубинных твоих тайниках. Дай служить – никому – только сердцу да отчему дому. * * * Кукольник, кукольник, что ты наделал! (Или мы ниточки срезали сами?) твой Арлекин перепачкался мелом, вырос Пьеро - рукава не свисают... Где ты, Мальвина - глаза голубые, кудри лазурные, бальное платье?.. Взгляд потускневший да космы седые... Кукольник, кукольник, дорого платим

мы за свободу решать самолично, что хорошо для нас, что для нас плохо!.. Лишь Буратино смеется привычно - зубы на нем обломала эпоха: что деревянному, с вечной улыбкой,- времени поступь - он ищет все то же... А Коломбина играет на скрипке на переходе в метро для прохожих... Все мы под ту же мелодию пляшем. Право свободы - от встречи - к разлуке... Кукольник, кукольник, ниточки наши, хоть и обрезаны, путают руки. Мы в паутине собственных правил, но не умеем полностью с а м и. Нас по наклонной к краю направил - словно с горы разгоняются сани... Утро и вечер, вечер и утро... время несется неудержимо - все, что казалось добрым и мудрым, злом обернулось непостижимо. Смесь анархизма и беспредела это свобода и есть, вероятно... Кукольник, кукольник, что ты наделал?! Нам никогда не вернуться обратно... Грустная, в общем, выходит картина!... Но посреди пустыря, меж колючек, все ожидает чудес Буратино, а у Тортиллы имеется ключик!... * * * На "автомате" - маршрутка, потом - метро, на переходе - глаза не забыть открыть! - чей-то портфель упирается мне в ребро... Да, выхожу, да умерьте же Вашу прыть! Можно не думать - привычка, почти рефлекс - ноги несут, хоть дышится тяжело... ставлю "защиту" - скорлупка - прозрачный плекс переливается и отражает зло... впрочем, кому есть дело, скажи, до нас? каждый - в себе и проблемы хранит внутри. если кому-то сила любить дана, - можно и взгляд научиться прощать - смотри! В смеси нехватки времени, денег, сил, дел и намерений, бывших "наоборот", - если просил бы Бога - о чем просил? Остановить этот вечный круговорот! Но на мгновенье выпав из бытия - с круга сойдя в безвременье, в пустоту, снова молил бы того же, чего и я: Боже, верни в эту общую суету!

Татьяна Валовая (г. Днепропетровск)

Себя обретать, ощущая потери * * * Это там, где касается ветер виска? Нет, скорее, на уровне сердца, Где пульсирует боль - та, которую делишь с людьми, Это что? Знаешь, это ведь просто строка, Что готова родиться и спеться, А быть может, вся жизнь. А быть может, один её миг… * * * И летит сквозь меня (или я – сквозь неё?) бесконечность, Успевая извлечь (или мне подарить?) пару нот, И рождается в ней (а быть может, во мне?) это нечто, Что далёкий потомок своим откровеньем сочтёт. * * * Редки те моменты, в которые человек равен себе. Ежи Лец В безумном мире жить безумно, Бесцельно, лихо и бездумно, Дышать поверхностно и ровно. Забыв всё то, с чем связан кровно, Себе – с собою изменить, А после в том других винить. И лбом горячим отыскать Шершавый угол тупика, Где выстрелит издалека Ожогом памяти строка, Чтоб об утраченном скорбя, Начать в себе искать себя.

* * * Вот – горсткою крошек – ненужная совесть. Вот – сотнями взглядов – безликая серость. А то, чем дышалось, излишнее? То есть, Бессмысленно ниву добра снова сеять? Но рвется протест не услышанным криком, Упрямо на шее натянуты жилы. И губы все шепчут кружащимся грифам; - Пока душам больно, тела наши живы! * * * Листать - как страницы - дороги, метели, Хмелеть от стихии шального дождя, Себя обретать, ощущая потери, И что-то – в себе же – терять, находя… Извечная тяга – всё выше и выше: Ступени, успехи, года, этажи… И кажется, в путь ты вчера только вышел, Но сколько успела вместить эта жизнь!

Владимир Шестаков (г. Кременчуг, Полтавская обл.)

ОСЕННИЕ СНЫ НАКАТИЛО… Отшумело лето, отгуляло... Позади "юга" и пикники... Осень тянет к небу одеяло Из дождей, туманов у реки... Я с тобою не прощаюсь, лето. Есть, надеюсь, временной запас. Наша песенка с тобой не спета, И "прощай", конечно, не для нас! Я тебя когда-то снова встречу, Обниму, вдыхая аромат... А пока нетрезвый и беспечный Провожаю солнечный закат... ЗАКРУЖИЛО… Вот и осень - клиника поэтов. Кружится, прощаясь жёлтый лист... Лето отдыхает мирно где-то, Чтоб настал рассвет июньский чист. Щедро осень золото роняет На бульвары, улицы, стихи... Что ль прибиться к журавлиной стае? - Не пускают давние грехи. И Амур - затейник синеокий - В небесах надолго замолчал, До весны желанной и далёкой Зачехлив свой старенький колчан. ОСЕННИЕ ПРИЗНАНИЯ Рыжая, веснушчатая осень Листьями опавшими шуршит...

Задаёт наивные вопросы: У неё какой, мол, нынче вид? Я без экивоков ей отвечу: Хороша осенняя пора! По душе задумчивые встречи Посреди застывшего двора... Холодят лишь зимние уборы, Мне милее осени наряд: Золотом горят дубы-соборы, А вокруг берёзовый парад... Принимать его мне не по чину, Я в природе лишь кружащий лист. Прогоню в январь печаль-кручину, Буду обаятельно-речист. Ведь зимою не сыграть на струнах, Их порвёт томительный мороз. А покуда ветви чертят руны - Задаёт мне осень свой вопрос... ОСЕНЬ, ОСЕНЬ… Лист последний бабочкой кружится, Замерла поникшая трава... Утром иней на неё ложится, Застывают мысли и слова. На ноябрь давно смотрю я косо: Видится былое - как во сне... Осень состоит вся из вопросов И на них уж не ответить мне. ОСЕНИ ПОЗДНЕЙ ПРОЩАНЬЕ… Увядает осень, увядает... Всё видней морщины на коре, Светлый день неудержимо тает, Чтобы вовсе сжаться в декабре. Машет осень жухлым опахалом: Мол, в дорогу ей пора уже... Листья ретушируя устало, Оставляет золото в душе. ОСЕННИЙ МИНОР Умирает осень листопадом, Саван - облетевшая листва... Одинокий лист горя наградой, Держится на дереве едва. Встретимся ещё с тобою, осень. Сохраню в душе твою красу.

Ветер-странник золото уносит В потайные кладези в лесу. ОСЕННЯЯ ИНКВИЗИЦИЯ Дым потянуло из парка... Листья трепещут в огне... Ветер разносит под аркой Пепел в ночи при луне... Осень молчит обречённо, Ждут её в дальних мирах... И для того потаённо Осень сжигают в кострах. В МИНОРЕ Вязкий туман по утру, В парке померкли кленовые своды. Листья шуршат на ветру - Осени поздней прощальные ноты... Песен теперь мне не петь: Больше нет слов - ни тебе, и не птицам. В зимнюю, стылую клеть Сердце опять до весны заточится... ОСЕННИЕ ПРОВОДЫ Окончен бал, деревья-свечи Златым огнём уж не горят. Забудет осень наши встречи, Смят на земле её наряд. Туман окутывает осень... Ноябрь без красок - что немой. Поблекший холст октябрь уносит И часть души моей с собой...

Елена Куприянова (г. Штутгарт, Германия)

ПОД ВПЕЧАТЛЕНИЕМ ПОЭЗИИ ОЛЬГИ БЕШЕНКОВСКОЙ

Волею случая открылась мне прекрасная, умная, философичная поэзия, к великому сожалению, уже ушедшей от нас Ольги Юрьевны Бешенковской (1947 – 2006). Щемит сердце, настолько близко и знакомо мне то, о чём она писала: и в совсем юные годы (будучи ещё шестиклассницей), и в свои зрелые годы, и когда ей оставалось совсем немного. Читаю, перечитываю, снова возвращаюсь к любимым стихотворным местам. Кажется, что мы сидим и беседуем рядышком. Как замечательны, талантливы её неожиданные рифмы, удивительно и необычно обретённые образы, идущие от сердца строки. И сами по себе рождаются стихи, посвящённые большому Поэту…

Кому слова даны... Дуб под окном до жёлудя промок, Опять всю ночь лило и моросило. Поэзии таинственная сила – Тепло живое безыскусных строк. Даны слова... Кому слова даны? Траве и дубу? Солнцу или влаге? Размякшей глине в стареньком овраге? Примятой клумбе? Вздоху тишины? Слова сорвутся стаей голубей, Всё ввысь и ввысь, к свободе и простору, Иль, подчиняясь посвисту простому, Слагаться будут в ямб или хорей. Дом пропитался запахом дождя. Раскрытый томик. Веточка сирени... Чу! За окном проплыло вдохновенье - И радугой - немного погодя...

* * * Всё кажется: корчится ветка, Живьём замурована в лёд. О. Бешенковская Вчера ещё ломкие тучи Грозой забивали эфир. О, как ты умела озвучить Весь этот трепещущий мир! Мы можем простить иль охаять, Ехидство в запас приберечь. Но корчится ветка сухая Во льду. И её не извлечь. Пусть слава кому-то основа, И сытая жизнь без проблем. Но таинство Слова взрывного Не морок, не дым, и не тлен. Как зёрна, набиты в початок, Так люди, один к одному. Кого ты спешила печатать, Теперь - ни словечка. - К чему? Истаял дымок сигаретный, Отправлены вещи в утиль. Лишь слово Поэта – бессмертно, Простите за выспренний стиль… * * * Что поделаешь, мы не бессмертны, Не бессменны, не пали с небес... И судьбы голубые конверты Получаем с доплатой и без... О.Бешенковская Свет горит. В ночи скукожена... (Песнь бессоннице моей!) За тебя я тоже прожила Столько лет и столько дней. Со стихами, но без курева Коротаю... Штутгарт спит. Дорогая Ольга Юрьевна, Слово греет и болит. Прямо в душу! Легче воздуха, Но и камня тяжелей... Голова моя подсолнухом За поэзией твоей. Да, конечно, - не бессмертны мы. Разве ж в книгах, в сыновьях? И небесными конвертами Изве-изве-ще-ния...

Что б теперь оптимистичного, Про траву, июль, герань, Распеванье хора птичьего? Жизнь идёт. Такая рань... Из куля да в рогожку... «Переливалось молоко... О, как - слепя - переливалось!» О. Бешенковская Из куля да в рогожку Получился запев. Молочка да лепёшку - На дорожку присев. Улыбнётся хозяйка: - Девки, может ещё? «Манька» нет, не лентяйка, Да, какой же тут счёт? Пейте, вот, угощайтесь, В городах, там – вода! А гляди, возвращайтесь На всё лето сюда. Молодая картошка, Хлеба, вон, напечём, Земляники - в лукошко, И беда нипочём. Коль войну пережили, Что ж теперь горевать. Эх, внучатки бы были, Молочко попивать. Билась пенная стружка, День вязал узелок. Та далёкая кружка, Тот случайный порог... Чем ближе Новый год... «Мандарины зимой удивительно пахнут С первой ёлки твоей - до последней отдышки...» О. Бешенковская Чем ближе Новый год, сильнее ностальгия Колючею хвоёй по оберегам сна. Пусть окружают нас совсем уже другие, И произносим мы иные имена. Чем ближе Новый год, воспоминанья ярче, Там мама и отец в нарядах выходных. Там счастьем и добром набит почтовый ящик, Высокий табурет, и Дед Морозу стих...

Отживший год уйдёт за точку невозврата. Да, сколько было их, с пелёнок до седин. Но что ни говори, нет лучше аромата Той самой первой ёлки в веснушках мандарин...

Валерий Корниец (г. Кировоград)

Конкурсная работа Владимир Базилевский * * * В дюны упёрлись. Дорогу искать – Тщетна попытка сама. Кактусом быть бы в этих песках, Чтоб не сойти с ума. Так я подумал, а брат сказал: «Мы не туда пошли. Нужно правее, вкруг ямы, за Крепостные валы. Там есть колодец, а в нём вода – Шанс на спасенье наш. Видишь? Вон мать засмотрелась в даль...» «Братец, да это мираж. Нет там колодца и нет воды, Песок там к песку припал. Я не пойду, и ты не ходи – Там не один пропал». Махнул рукою, впритык шагнул За братом и я, недоум. Теперь я кактус, он – саксаул. Над нами свистит самум. Прочно зажаты в песчаных тисках. Песок – это наша тюрьма. Чем кактусом быть в этих песках, – Желаю сойти с ума!

Оригинал Володимир Базилевський * * * Вперлися в дюни. Урвався шлях. Далі дороги нема. Кактусом бути у цих пісках, Щоб не зійти з ума. Так я подумав, а брат сказав: «Ми не туди пішли. Треба праворуч, круг ями, за Фортечні круті вали. Там є криниця, там є вода, Там порятунок наш. Бачиш? Вже мати нас вигляда...» «Брате, то є міраж. Нема криниці, нема води, Пісок до піска припав. Я не піду і ти не ходи, – Там не один пропав». Махнув рукою, із ним впритул Подавсь і я, недоум. Тепер я кактус, він – саксаул, Над нами свистить самум, Пісок попереду й по боках, Пісок – це наша тюрма. Ніж бути кактусом в цих пісках, – Волію зійти з ума!

Наталья Бидненко (г. Кировоград)

А городу все равно…

* * * А листья взбесились в ноябрьских ветрах – Вчерашняя радость и завтрашний страх, Багрянцево-рыжая мчит карусель И катится в Лету минувший апрель... А листья взметнулись, ведя хоровод – Свой поздний, осенний, последний полет, И сквозь паутину морозной канвы – Безумная румба опавшей листвы... Зимний сад Под метелью негаданной сад Задрожал, испугавшись немного – Он забыл, что такой снегопад Новым веснам готовит дорогу. Я шагну в это царство снегов, Принимая его, как награду, И оставлю цепочку следов Я на память притихшему саду. Там покой, что к нему я стремлюсь, И душа там не плачет, не стонет... Невесомо-прозрачную грусть Я снежинкой сдуваю с ладони. Там колюче-хрустальная ночь Под парчовым своим покрывалом Не грозит, а уносится прочь, Чтобы солнце скорее вставало. Джонатан, и анис, и апорт Снегопаду пришедшему внемлют... Зимний сад – словно сливочный торт В шоколадных прожилках деревьев.

День ушедший Попрощавшись с домами сонными, Что давно заждались весны, День ушел прогуляться по небу, Ухватившись за серп луны. Этот день был с утра с надеждами И отчаянно был красив... Только праздничными одеждами Не прибавить душевных сил. Ни печали, ни зла, ни жалости Не хотел он нести с собой – Он, не зная совсем усталости, За любовь нашу рвался в бой. Но напрасны его старания – Темнота за моим окном... Если б знать, угадать заранее, Что ты станешь забытым сном. Заблудившийся и непонятый, День растаял, иссяк, померк... Эх, бы мне прогуляться по небу, Ухватившись за лунный серп! * * * А городу все равно, А городу ведь безразлично, Что, напрочь забыв о приличьях, Плакало сердце одно. А городу все равно, Когда на пустой остановке, Опасно качаясь на бровке, Плакало сердце одно. А городу все равно... В глазах его, яростно-синих, Любовь превращается в иней... Плакало сердце одно, А городу все равно... Симбиоз Старый-старый стоит во дворе абрикос – Искривленный, весь в шрамах и трещинах… В нем росточек акации смело пророс, Охмелевший от юной беспечности. Да, наверное, зря… Он-то думал: легко, Побыстрей, за грядущими вёснами… Ах, как хочется пить! До земли далеко… И заплакал слезами бесслёзными.

Если б дождь посильней! Нет, не дождь, а поток! Абрикос лишь скрипит и качается. …Прорастаю, рискуя, как глупый росток, Я в тебе… А весна продолжается. Утро в Ковалевском парке

Арсению Тарковскому

Было утро парковых аллей, Осыпался иней на ладони… Ты в своем застывшем заоконье Молча смотришь прошлому вослед. В это утро парковых аллей Растворился ненасытный вечер, И померкли, и согнулись свечи От зимы уставших тополей. В это утро парковых аллей Уколюсь иголкой укоризны: Из моей – зачем уходят жизни, Чей закат еще вчера алел? В это утро парковых аллей, Попирая правила науки, Обожглись протянутые руки Золотом сгоревших сентябрей. В это утро парковых аллей Дерева сошлись печальным клином… В Ковалевском парке плакал иней По заблудшей памяти моей.

Тамара Дятликова (г. Краматорск, Донецкая обл.)

Мы и осень

МЫ И ОСЕНЬ

А видел ты? – Стихи писала осень, Присев на покосившийся пенек, И паутинок поправляя проседь, Из пепла раздувала огонек. Сгущалась тень, дрожали мелко листья. Она не замечала ничего. И продолжала призрачно струиться Стихами вдохновенья моего. Срывался дождь. Прохожие спешили, Прижав к груди громоздкие зонты, А мы остывший пепел ворошили.

Нас было трое: осень, я и ты.

ОСОЗНАНЬЕ Осенью особенно понятно Как недолговечен жизни срок. И о лете лепеча невнятно, На скамейке хрупкий лист продрог. В золотых сугробах вязнут ноги, Паутинки вьются на ветру. Почему-то вспомниться о Боге На подходке к яркому костру. Так располагает к покаянью Пепла, нежная на ощупь кладь, Что легко приходит осознанье Чего лучше бы не надо знать.

В ОСЕННЮЮ БЕССОНИЦУ

С каждой осенью я мудрею, Но все больше боюсь зимы, Не горят грехи, только тлеют, Приближая коварство тьмы. И когда наступает стужа,

Открывая сезон снегам, Ночью ветры сипят натужно, Заметая дорогу в храм. Мне бы ночь напоить молитвой, В благодатном забыться сне, Только снова по стеклам бритвой – Память цепкая о весне! Где так бережно ты возводишь Для моей любви пьедестал, А теперь, словно призрак, бродишь У креста, где меня распял.

Елена Мельник (г. Донецк)

«ДОМ ДУШИ» * * * Б.А Она в лимонном и лиловом всё хороша и всё бедна, к печалям осени готова... и бедам издали видна. Заснежит сад. Порог завьюжит. Как бледен лоб... но не беда... кому-то голос этот нужен и дом, и сад... на Покрова, когда слетает лист, но окна ещё распахнуты ветрам, и дух стоит цветов дремотных, как в храме божий фимиам. * * * Я не была пресветлой, золотой. Зато была и огненной, и рыжей. Пустынь песок и выжженный лесок мне и родней, и почему-то ближе. Я не была послушною в семье, я задавала встречные вопросы. Огонь свечей и солнечный ручей меня запомнят худенькой и босой. Я, видимо, наделала беды, по осени разбрасывая листья - мне всё не шёлк! А дождик шёл, и я в него макала кистью. Я рисовала на просвет, и холст мой был всегда прозрачным: то рыжий в крапинку песок, то птиц неясный голосок и - непременно - домик дачный.

ПОЛУСОН Светает. Неба слабый свет ещё пробиться не умеет. Фонарь... и тень - ажур скамеек, прохладою из окон веет, натёртый холодит паркет. И занавесок серебро ложится тенью у иконок, - как будто гор крутые склоны, и зацветают анемоны на неизвестном мне плато.

Александр Курапцев (пгт. Старобешево, Донецкая обл.)

Из поэтического цикла «Дерево»

/1/ Корнями землю мерило до самой сладкой соли. Ах, дерево есть дерево, не помнящее боли. Трухою обреченное, теряющее время, живым дождем рожденное, роняющее семя. И сердце свято верило, что я такой же, тот же, стоял в обнимку с деревом, к стволу прилипнув кожей. Что тело? Нет теперь его, корою покрываясь, я вслух молился дереву, и дерево смеялось и в спутанные волосы с листвой вплетало память. Ах, дерево без голоса, не верящее в пламя, вся жизнь моя приличная – из щепок и картона, но в шелесте страничном не разобрать и стона. Что жизнь? Одна феерия: где фиги, там вериги, но лучший крест – из дерева, проросшего сквозь книгу. /2/ В моем шкафу совсем не осталось скелетов, он очень старый и сам бы спрятался в шкаф, устало дверца скрипит визгливым фальцетом, и свитер с полки свесил безвольно рукав. Сюда приходит молиться сонная кошка, она так любит уютный запах вещей,

и, лапы вытянув, умерев понарошку, врастает сладкой улыбкой в кошачью мечеть. Мой черный шкаф – это вход, а, может быть, выход из сна, из бреда, из этой фальшивой страны, и ночью можно даже услышать, как тихо играет ветер листвою с другой стороны... Он помнит лес и поет беззвучно, как рыба, и корни лезут сквозь пол, сквозь уснувших людей, уперся в угол тонкой стены мощной глыбой, и ветви тянутся к небу, а корни – к воде. Пусть кто-то скажет: это похоже на чудо, но мы умеем в себе совмещать рай и ад, я твердо верю: все мы явились отсюда, чтоб тосковать и однажды вернуться назад. /3/ Вячеславу Пасенюку Дерево после смерти становится лодкой, на которой можно уплыть в землю, чтобы встретиться там со своей тенью и задать ей самый главный вопрос. Дерево после лодки становится дымом, по которому можно влезть на небо, чтобы шепнуть на ухо спящему богу свой самый глупый вопрос. Дерево после дыма становится каплей, которая может воскресить время, чтобы заглянуть в его мутные бездны и не услышать своего эха. Дерево после капли становится деревом, которое знает ответы на все вопросы, но никому ничего не скажет, потому что оглохло и онемело. /4/ Всякое дерево молится своему Богу. Тому, который водит сучковатым пальцем по кольцам – и сердце становится толще, а тело древнее и выше, пока не упрется в траву короною кроны. Тому, который питает их солнцем и соком соленой и сладкой земли из рыхлого неба. Тому, который сидит на суку, болтая корнями и слушает, как скрипят деревянные души. Который отдал себя топору дровосека, чтоб люди сделали крест и распяли его же, и все остальные деревья спаслись от пожаров и молний, от мхов, насекомых, бобров и от типографий… А люди, безумцы, носят Его на шее.

Виктор Невский (г. Днепропетровск)

КОНТУР БОТТИЧЕЛЛИ, или

ЧЕТЫРЕ ПОРТРЕТА поэма

Любите живопись, поэты! Лишь ей, единственной, дано Души изменчивой приметы Переносить на полотно. Н. Заболоцкий

Гудела площадь Санта-Кроче От звуков джостры, карнавала. На ней с утра до поздней ночи Толпа шумела, танцевала; Звучали песни, флейты пели, И лютни струнами звенели; Гул барабанов, трубный рёв; Проделки каверзных шутов; Под масками – улыбки лиц; Задор нарядных колесниц, – Всё это буйство карнавала Флоренция в себя впитала. В конце пятнадцатого века Дал итальянский ренессанс По всей Европе резонанс – Культ красоты и человека. Лоренцо Медичи, правитель, Политик хитрый и поэт, Искусства признанный ценитель, Богач, изысканный эстет По прозвищу Великолепный, – Он джостру, праздник многоцветный Образовал для горожан. Бурлила джостра, как вулкан, Резвилась в музыкальном скерцо. Лишь в песне на слова Лоренцо

(Их каждый помнил наизусть) – Меланхолическая грусть: «Что будет завтра – знать нельзя. Сегодня радуйтесь и смейтесь, И пойте, милые друзья. В любви на завтра не надейтесь». Не правда ль, в тех словах – сомненье В счастливом будущем сквозит. В них есть тревожное волненье, Не ускользает сожаленье, Что счастьем пройден свой зенит. Пока же, не скорбя нимало (Пришла веселья полоса), Флоренция вся ликовала. Слышны бельканто голоса – Басы, контральто и сопрано. Вот брат Лоренцо – Джулиано, На удалом коне, в мундире, С копьём, как рыцарь на турнире. Избрал и даму сердца он, Прекрасную, как дивный сон. Красавицу все знали эту Как синьорину Симонетту Веспуччи, – для любой модели Непревзойдённый идеал. Художник Сандро Боттичелли Её портрет нарисовал На знамени – для Джулиано (Тому нет лучше талисмана). Ещё Флоренция не знала До этих пор такой картины. На флаге, в центре карнавала, – Изображенье синьорины Веспуччи в образе Афины: В нарядном платье белоснежном; С лицом возвышенным и нежным; В руках копьё и круглый щит, И шлем на голове блестит. Прошёл лишь год, как ликовала Толпа на Пьяцца Санта-Кроче, А примадонна карнавала (Она живой легендой стала) Уж навсегда закрыла очи. Так меркнет яркий летний день В вечерних сполохах зари, И наступает ночи тень… А лет ей было двадцать три. Но кисти Сандро Боттичелли Ещё прижизненно сумели Нарисовать её портрет. …Проём окна. Неяркий свет Чуть брезжит сверху. Темнота Внизу. Там бездна, пустота.

На грани темноты и света, В проёме строгого окна – Точёный профиль Симонетты. Грустна, задумчива она И по-домашнему одета. Внутрь устремлённый мягкий взор, Причёски утренний убор. Но для неё неважно это, Уходит в вечность Симонетта Той флорентийкою прекрасной С возвышенной своей душой. Её портрет печально-ясный Писал художник кистью страстной В её последний год земной. Пятьсот уже минуло лет, Как был написан тот портрет, Но до сих пор его явленье Людей приводит в изумленье. Однако мы вернёмся к ней, К истории минувших дней. …Ещё по юной Симонетте Не просушило время слёзы, И краски на её портрете Не знали про апофеозы, Но скорбная её кончина – Лишь первая на сердце рана. Едва минула годовщина – Враги убили Джулиано. Обоих скрыла ночи тень В один и тот же чёрный день. Он предназначен им судьбой – День гибельный, день роковой. У Джулиано, Симонетты – Судьба Ромео и Джульетты. Погаснет вскоре их звезда. Всю жизнь Флоренции счастливой Злой рок накроет чёрной гривой. Гонитель ренессансной школы, Пришёл режим Савонаролы. Он – злобный мракобес, чернец. Всем радостям пришёл конец, И карнавалам места нет, Идёт «сожжение сует». Жизнь флорентийцев уж не та – Среди молитвы и поста. Все ренессансные творенья Предназначались для сожженья. Вот флейты, лютни, тамбурины, Рисунки, книги и картины Летят в горящие костры Как ритуальные дары. Боккаччо был бы потрясён – Горит его «Декамерон».

«Кто книги прячет там? Не сметь! Вам в адском пламени гореть! Всю ренессансную мазню Я уничтожу на корню. Долой языческое зло! Я вас избавлю от крамолы. Вам несказанно повезло!» – Вот проповедь Савонаролы. Как людям верится в обман Чем он нелепей и наглей! От этих пафосных речей Ударил в голову дурман. Забыв идеи гуманизма, Предав античный идеал, Как варвар в эру вандализма, Художник сам в костёр бросал Без жалости и сожаленья Свои любимые творенья. Картины Сандро Боттичелли На площади в костре горели. Какое счастье, что не все! До нас дошли во всей красе «Весна», «Рождение Венеры». У творческой его манеры Есть характерные черты: Там чувство тонкой красоты И милой женщины, и мира. Там дуновение зефира В воздушной лёгкости одежд И краски радостных надежд. Там грациозность юных тел, Где жест – гармонии предел. И вы не зря узнать хотели, Что значит «Контур Боттичелли». Он в прядях вьющихся волос Венеры, вышедшей из моря, И в свежести венка из роз На голове богини Флоры. Он в мягких танцах юных граций, Как бы парящих над землёй, И в ритмах творческих новаций, Текущих звонкою струёй. А грусть задумчивых мадонн? И здесь, конечно, тоже он. Маэстро создал в изобилии Шедевры живописной школы. Его певуче-грустной линии Созвучна песня баркаролы. Она струится, как вода, Трепещет, как листва на древе, Как ткань прозрачная на деве. Она мерцает, как звезда, И не взорвётся, как петарда. И сам великий Леонардо

(Он для маэстро друг и брат) Её включает в свой «Трактат»*. Он пишет в нём: «Наш Боттичелли»… Его слова достигли цели. Мы знаем: «Боттичелли линия» – Во всём – гармония, идиллия. Художник в творческие годы, Ища в искусстве идеал, Питаясь воздухом свободы, Искусной кистью написал Четыре профильных портрета. На них всё та же Симонетта, Но каждый раз совсем не та: В них молодость и красота, Натуры одухотворённость И чувств глубокая смятенность. А вот красавица другая – Беспечная и молодая, Румяная, в роскошном платье, Раскрыты к счастию объятья. Четыре профильных портрета… Где ж истинная Симонетта – Её реальные черты Иль символ милой красоты? Вопросам тем полтыщи лет. На них у нас ответов нет. От синьорины Симонетты Лишь в профиль к нам дошли портреты. А почему, спрошу я вас, Портретов нет её в анфас? Наверно, ракурсом таким (Возможно, вы и угадали) Художник людям дорогим Чеканил в полотне медали, Увековечить их сумев. И только в профиль вы бы стали Рубить из камня барельеф. _________________________________ * Леонардо да Винчи. «Трактат о живописи».

Борис Верховцев (г. Харьков)

Хлев (сказка-быль) В уютном стареньком хлеву В ладу друг с другом звери жили, Кто кушал мясо, кто траву, Короче – то, что положили А кто кладёт – никто не знал, Ведь дверь всегда была закрыта, Народ чуть свет глаза продрал – А тут уж полное корыто И вот однажды старый лев Сказал: «Друзья, так жить негоже... Я буду строить новый хлев, Здесь каждый день одно и то же! Медведь храпит, лиса хитрит, Жирафа мне не симпатична, У зайца вечный гайморит, Верблюд харкается публично Силком, конечно, не тяну – В таких делах нужна сердечность... Но кто за новую страну – Прошу поднять свою конечность» И загалдел звериный хор: «А лев не глуп!», «Мы с вами, Лёва!» «Вот это дельный разговор!» «Вот это да!», «Вот это клёво!» «Куда угодно я пойду!» «Вперёд, даёшь культуру быта!» «Долой дурацкую еду!!» «Прощай, немытое корыто!!!»

И вот, кудахча и рыча, Свой кров ломают хладнокровно: Гремят обломки кирпича... Летят раздробленные брёвна... На волю выбралось зверьё, Процесс был скор и тривален, И каждый новое жильё Собрался строить из развалин Но жизни фарс, увы, таков, Что, оказавшись в чаще леса, Никто в строительстве домов Не смыслил ровно ни бельмеса Медведь свалил одну сосну, А муравей принёс травинку, Ежата – ягодку одну, Бельчонок – шишки половинку Сидят и пялятся на льва: «Мы ждём приказа, повелитель!» «А вы подумали сперва, Ломая прежнюю обитель?» «Но ты ведь сам сказал о том,- Енот промямлил осторожно - «Что надо строить новый дом... Что жить так дальше невозможно...» «Сказал, не спорю, ну так что ж? А у кого, скажи на милость, Имелся план или чертёж, Чтоб сказка былью обратилась? Купив свободу за пятак, Сыграл я, братцы, против правил: Я тоже строить не мастак. Я ухожу. Я вас подставил. Я – царь зверей, не пропаду, А если вдруг дойду до точки, Вас обязательно найду И всех сожру поодиночке» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Дрожат зверюшки по холмам... Тревожна каждая минута... Не знаю, граждане, как вам, А мне их жалко почему-то.

Анна Полибина (г. Москва, Российская Федерация)

«На пажити небесного безбрежья» Цикл поэтических переводов c английского из Эмили Дикинсон Моё запредельное Иного бытия, Увы, не знаю. И смерть – одна, моя, Не запасная. Земля – стеченье чар, Хоть дни – всё те же. Лишь ты – мой редкий час, Моя надежда. Трапеза триумфа Час триумфальный – запоздал: Продрогли губы, стан устал. Но капля счастья – рай на вкус: Ведь из скупых то Божьих уст! Как пышен ужин! До стола – Душа едва ль хоть доросла. А крошки щедрые – вкусны: Не вишни с пирога, а сны! Снедь для орла – не для клеста: Изысканна и непроста. В застолье – птиц не торопи: Напьются в дым – и воробьи! Дар свыше Восторг сквозь призму ярых мук – Лучистее стократ. Ты заслужил! И – трубный звук, И – выше сны парят. Лежит за тучей – горный кряж – Как вправленный в янтарь. Ты думал, это всё мираж, А это – Божий дар!

Былые горести Печаль – разбуженным вчера – Вовсю на ум идёт. Что знали на былых порах – Вновь на порог бредёт. Душа – с большим наедине – Недрёмно спички жжёт. Всё, что приходит в мысли мне, - Сгущается, не лжёт. Печалей – не уврачевать: Им и Господь – не рад. Творцу бы – рай всё рачевать, А горесть – сущий ад. Мученики По коридору горьких бед – Пять мучеников шли на свет. Соблазн вовсю стелился лет, Но взор их – Богом был согрет. Шли в ободе своих святынь – Они по полотну пустынь, Агонию неся с твердынь – За росплески чужих гордынь. И веры, твёрдой, как кремень, Их тихо укрывала сень. Им встречь – вставал полярный день, Как к неизвестности ступень. Успехи школяров Мы боли изучаем курс, Как негу дня – слепец. Поблизости ручьи текут, Но жажду нам – терпеть. Печаль по дому нас томит – На дальнем берегу. А сердце без конца щемит: Не перемочь тоску. О, горечь не заговорить: Терпи несчастий сноп! Но песню – всем дано дарить – Лауреатам снов. «Осанна! Нам сияй! Явись!» - В зенит взмывает тишь. О, станем, правя трели ввысь, Мы бардами, глядишь! Почерпнутый у времени урок Состарился заклятый враг – И мести я от уз Разрешена, и мира в знак – Зла давний вышел вкус.

С душком – гарнир мой. Нелюбви Заветрило мясцо. Пресыщенность – мне Бог явил: Не злюсь, в конце концов! Паранджа бытия Сень друга в душный летний час Найти совсем не трудно. Зимой – согреться б при свечах, В купели грёз минутной! Исламский вековой устой Понудит дух к востоку. Но не согреться органзой, Идя навстречу року. Кого винить теперь? Ткача ль? Шитво, не грея, светит! В шпалерах вековых – печаль Нам сны стежками метит! Сладкий миф – для горестных Нищим – спой-ка одностишье: Копи злата, мол, горят! Перед теми, кто постится, - Блюда, вина выставь в ряд! Пленных – вотчиною щедрой – Безнадёжно растрави. Даже у людей пещерных – Тяга к небесам – в крови! Странствия Препоны – есть. Стремленье ж – бесконечно. Снаряжен белый парусник – за даль: Кивнёт ли дама с пристаньки беспечно Ему так снова, скинувши вуаль? Цель бытия Стремится каждый к Назначенью – Лишь своему, Хоть целям радужным, почтенным – Не внять уму. Признать – на зле свою природу – Душе пора: Ведь та влекла уделец скромный – Слуга добра. Попробуй продерись к высотам – Сквозь тёмный сплёт! И в вере – к лакомому солнцу – Сверши полёт!

Туман клубится хоть на вёрсты – Не отступай. Рачуют свет – святые в звёздах. А явь – скупа ль? Копи мизерный опыт жадно – Бессмертья в знак. Земных отваг черпай ушатом – Куш вечных благ! Всеобъемлющее око Я, мой пока метался взор, Всё видела подряд. На чём-то, изучив простор, Не застревал мой взгляд. Сегодня я узнала: мне Назначен небосвод. Взор потускнел, и ум стал нем: Не ведала – и вот! Мои – холмы. Мои – луга, И звёзды, и леса! Рассудком тронешься слегка, Объявши небеса! И птицы резвые – мои, И молнии в ночи. А сердце – только помани: Оно не замолчит. Сиди-ка лучше в закутке, Мечты плети в углу. Ведь солнце, хоть весь мир в руке, - Продеть нельзя в иглу! Напутствие письмецу Письмо, лети, ему скажи Про то, о чём молчу я. В письме – лишь синтаксис души; Глагол же – сердцем чую. Я спешно вывела слова – На бытности конечной. А чем полна вся голова – Я расскажу при встрече. Ведь как поэт я – дилетант, Хотя тружусь над слогом. Что б ни шептал мне мой талант – Я выскажу немного. Конечно, жаль: ответа нет – На резвые загадки. Вот будет с нашим слогом – бед: Мы лучше б были – кратки! Письмо! До третьих петухов – Я над тобой корпела. А ты, сто выведав грехов

За мной, меня терпело! Вязь строк… Я, недоговорив, О главном – умолчала! Пытать он будет – отворить Души не вздумай, чадо!

Ольга Суслова (г. Запорожье)

* * * В зазеркалье души не гляди. Неуютно и холодно там. В нем осенние хлещут дожди и стекают по мокрым щекам. И бездомная птица-тоска не находит приюта в ночи, но, пытаясь его отыскать, все летает и в окна стучит. В зазеркалье души маета, там живут беспокойные сны и зловещая в них немота, а значенья – тревогой полны. Потому и прошу: не гляди, зазеркалье души не для всех. То ли слезы, а то ли дожди смыли начисто радость и смех. Вечный спор между светом и тьмой – двусторонняя суть бытия. Постоянно в разладе со мной зазеркальная сущность моя.

Людмила Довгаленко (г. Донецк)

СТИХИ О СНЕГЕ 1 То порошей, то хлопьями густо, Занавесив из окон обзоры, Сходят снеги молитвой изустной По Днепру, по Москве, по Ижоре… Словно с неба седой весь, из ваты Старец Время узнать нас пришёл, Кто в долгах перед ним виноватый, Кто хранит под седьмым этажом Старомодные книги и ноты, И скрипучее веретено, Пожелтевшие фото, как соты… Поглядим же, как всё сплетено: Мудрость Лота и удаль Сварога, И небесная манна в дорогах. 2 И небесная манна в дорогах, Кто в автобусе, в пешем пути. Ах, снежинка! Пчела-недотрога! И обжёг кто кого? Ты, прости. Где-то там за окном огонёк Кому светит? И светит и манит. А в печи моей здесь уголёк, Сам себя, распаляясь, хвалит. Свет его не собрать в кулаке, А фонарь, постовой неизменный, На железной согнутой ноге, Свет ворует у пчёл безыменных Для кладбищ перламутровых дюн… Снежный сад мой за окнами юн. 3 Снежный сад мой за окнами юн, Словно вотчина снов Берендея,

Не слыхавшем о боге Морфее, Утаившем и песнь Гамаюн. В рунах кож белоствольных глубь Не взволнует и свет луны. От дыхания тёплого губ Тают стёкла с твоей стороны Недоверия, холода, боли. Возвращаешься, слышу смех Берендеевой внучки в холле, Отрясающей на пол снег: «Во, метёт! Где там низ, где верх? Опрокинуты кубки сфер»… 4 Опрокинуты кубки сфер. Это манна ли, сны Морфея? Под сугробом притихший ферзь И в короне куста нимфея. Ах, уйти бы за эту занавесь, В расщеплённый на атомы жемчуг, Городскую бурлящую славы взвесь, Ах, оставить бы… снеги шепчут. Но улыбки ушедшего лета В фотоснимках цветных альбома, Излучающих мёда светы, Ещё спорят с миражем-истомой. И душа самообманами слепо Воскрешает весеннее лепо… 5 Воскрешает весеннее лепо… Запах воска, натёкший на стол; Там: рябина невестой одета, Воробей пристаёт, балабол, Её бусы стащить бы, кораллы, Да спугнула снежком детвора. Ворон хмурый клювом-забралом Проскрипел: всем убраться пора, Ей - готовиться к тайне обряда, Завтра вьюги дитя принесут, Запелёнутым в снежный лоскут, Золото звёздное, смирну, и ладан… Пахнут снегом, свечой обещанья… Колокольни… качают молчанье.

6 Колокольни качают молчанье, Не тревожно бездомным граям. Держит город своими плечами Наступление снежного рая, Широченными горлами труб Выпивая его, пожирая… Сходит снег на молчание губ, На мгновение замирая На улыбках горячего края, Так в молчанье отходит отшельник? Терриконы, дома и трамваи -- Всё стоит. Снег? Идёт, словно пчельник, Рассыпая нектар самого Златоуста То порошей, то хлопьями густо.

Андрей Шталь (г. Краматорск, Донецкая обл.)

Вдогонку Шекспиру Мой Гамлет На небе месяц показал рога мне, Лежит невозмутимо на спине. А я, как датский сумасшедший Гамлет, Шепчу вопрос: «Жить дальше или нет?» Застрять занозой, телом инородным, Стать вирусом, всем объявить войну? А может быть, смиренно, благородно Гроб сколотить и сладко в нем уснуть? Жаль, здесь не вытрезвитель, чтоб проспаться И трезвому уйти домой легко. Однажды я в учебнике про Спарту Читал, как убивали слабаков. Нам не вернуться к матери в утробу, Назад неможно отмотать судьбу! А был бы шанс затем восстать из гроба, Полмира отлежалось бы в гробу! Чуть намекнут о перемене доли, Начальником запахнет, иль врагом, А ты уже из гроба строишь домик, А нет, - в эвакуацию бегом. Утихнут человеческие страсти, Ты как червяк опять ползешь на свет. Начальник подобрел – а вот вам «здасьте» Ушли враги – всем пламенный привет. Но страшно, если вдруг сомкнешь ресницы, Закроешь крышку гроба за собой, И тут же каждый враг тебе приснится И твой начальник жирный и живой.

Раскрой глаза, гляди позорче в оба: Где лучше, где приятнее страдать? Ты словно дверью лупишь крышкой гроба, Бежишь из гроба - в гроб, туда – сюда, Вся недолга. Ответ не найден принцем, И месяц надломил свои рога. Здесь правил нет, разрушен каждый принцип, А впереди - бега, бега, бега. Офелия Плывут вдоль берега реки Вдаль похоронные венки, А там, за заводью, в раю Печально ангелы поют. И в этой Англии Шекспир – Король и повелитель лир. Он слово дал, он дал обет – Писать и помнить о тебе. Страдать и думать о других. Великий драматург и гид, Писатель в образе Творца Пророк и шут, слуга и царь. Шекспир прищурился хитро, В чернила обмакнул перо, Слезу оставил под рукой, И глобус развернул легко. Пиши, поэт! Актер, играй! Вам суждено увидеть рай, Мечтать и клясться на крови! А ты, Офелия, плыви! И Бог молчит, и Дьявол – пас, Им дела нет, двоим, до нас. А страстный и безумный мир Вращает драматург Шекспир. Любовь и смерть, добро и зло. Излом реки, души излом. Подобны этому вранью Все песни ангелов в раю. Плыви, Офелия, плыви Из мира мертвых в мир живых. Ты видишь, времени река Несет тебя через века? Кипит и стынет пена дней. Один на дне, другой – над ней.

И кто-то следом за тобой Уплыть пытается домой. Бедный Йорик Ричарду Тарлтону Заткнуться, молчать, shut up! Последняя буффонада. Короткая роль шута, И хлопать ему не надо. Вот он на руке чужой, Как трепетная синица, И череп его тяжел И пусто в его глазницах. Он раньше играл, острил… Теперь завязал. И хрен нам! Но что без него mainstream? Любое теченье – бренно. Кто знал тебя, раньше, Рич, Возможно, забудет вскоре. Но в память гвоздями спич Шекспировский – Бедный, Йорик! Ромео и Джульетта Ромео возвращается в Верону. Он стар, к тому же болен диабетом, С ним вместе едет толстая Джульетта, А в небе кружат наглые вороны. В глазах пернатых – черная усталость От мира. Здесь войны уже не будет. На черных птиц весьма похожи люди. Однажды каждый возвратится в стаю. Их жизнь была отнюдь не сумасшедшей. Ромео и Джульетта вечно рядом: Ей, исключив его, мужчин не надо. Ему с недавних пор не надо женщин. Он и она давно уже не дети. И в беспокойной некогда Вероне Признательно друг другу бьют поклоны Почтенные Монтекки с Капулетти В Вероне осень. Солнце мерно стынет. Ромео и Джульетта нянчат внуков. Шекспир, гляди внимательнее, ну-ка, И уничтожь их в пьесе молодыми.

Андрей Ковтун (пгт. Балабино, Запорожская обл.)

Вымирают динозавры Вымирают динозавры, вымирают... Динозавры в наше время - это те, Кто других не растолкает у трамвая, Кто локтями не шурует в тесноте. Эти люди по натуре травоядны И для драк не обрели себе клыков, Наступает волчье время кровожадных, Отступает время мирных добряков. Не чело сейчас, а челюсти весомей, Люди чести в наше время не в чести, И на наших простодушных чернозёмах Хищный доллар хочет нагло прорасти... Сберегите динозавров, сберегите, Они были нашей совестью всегда, А сегодня с хрупким словом "извините" Пробираются по рыночным рядам. Они вязнут между этими рядами, Спотыкаясь о ехидные смешки. Ах, какое у людей похолоданье, Хоть и тают в Антарктиде ледники.

Юлия Ткачова (пгт. Новая Водолага, Харьковская обл.)

* * * Кресты, монахи, колокольный звон и взгляды устремленные с икон. Моя душа рыдает и кричит и воск слезой стекает из свечи. Здесь Небо ближе, рядом Дух Святой , Елей раскаянья течет рекой и ангелы стоят, прикрыв лицо, печалясь о судьбе льстецов, лжецов. И я стою, не поднимая глаз… Душа с колен поднимется сейчас и ввысь к Тебе с хвалою и мольбой, чтоб неразрывно, вечно быть с Тобой.

Павел Бессонов (г. Мариуполь, Донецкая обл.)

С птичьего полета.. Поздняя осень. Полуодеты Мокнут деревья под сеткой воды Низкое небо унылого цвета Сумерки. Лягу. Глазам передых. Стоит уснуть и душа моя вольно Будет парить и глядеть с высоты На к горизонту простертые волны Жухлой травы, полевые цветы. То черноземы, основа достатка, Нынче пустуют, зашлись сорняком. Нет в многоцветье молочного стада. Вот и проблема уже с молоком. Бывший телятник .Поилки ,кормушки. Стойла, окошек без стекол глазки. В лесозащитке кукует кукушка. Словно считает разрухи годки. Край, что гордился достатком подворий, За урожаи набрал орденов, Нынче пристанище спившееся голи, Жизни осадка, упавшим на дно. Техники ржавой в бурьяне скелеты Облюбовала ватага ворон. Скоро исчезнет картина и эта, Станет добычей металла воров… Время душе обернуться к рассвету. Сон этот страшен. А как наяву? Встану, умоюсь, раскрою газету - Там о туннеле ведущему к свету. Дождик закончился. Значит живу.

Татьяна Калашникова (г. Оттава, Канада)

«Auf dem Wasser zu Singen» («Песня на воде) Александру Избицеру

“«Прощай, прощай...» Да я и так прощаю…» (Б.Окуджава)

И чаек крик прощание пророчит, и небо растревожилось густой, клубящейся дымами серой тучи белесой пеленой. «Постой, постой! Не торопи: осеннюю кручину, к зимовью птиц резные косяки…», – волнуется орешник, сгорбив спину под ветром, у взволнованной реки. «Постой, постой!», – шумит камыш, осыпав подвыцвевший коричневый бутон на рябь воды. «Постой, – хлопочут липы, – не ускоряй прощальный фаэтон». «Не подгоняй, попридержи поводья, дай надышаться пряною травой, дай налюбиться под ветвистым сводом, и с пьяною от счастья головой уснуть под шепот девственной березы, перебирая в пальцах поздний цвет, рассматривать мистические грёзы грядущих и ушедших зим и лет», – ложится стих чредой неровных строчек… А чаек крик прощание пророчит.

Павел Баулин (г. Запорожье-г. Киев)

Я думал, ты последняя любовь… Однажды осенью Серебряных созвездий пыльный сноп, как оберег висел в пространстве горнем. … И подступал влюблённости озноб, И от предчувствий сковывало горло. Я всё забыл: дневную суету, прошедшие успехи и печали, - Такую благодать и теплоту твои душа и тело источали! И теплоту - запястья и щеки, и тихих плеч мои искали губы. И коль мы любы заводи реки, то и стремнине тоже будем любы. Банальные мечты! Как все мечты. Они мертвы, а мир живой - несносен. Не потому ли говорила ты, про осень жизни и природы осень. Да, осень. Ну, а дальше что? Туннель? Лик Судии. И череда возмездий… Сентябрьской ночи мятую фланель Покрыла пыль несбывшихся созвездий. Фантомы ночи Вечер тот, как исток реки. Снова вглядываюсь в детали: Фонари на столбах торчали, как на кольях бунтовщики.

Злой медузой плыла луна, жёлтым ядом терзая тучи... Эту даму послал мне случай: мы делили стакан вина. Мы делили тоски бокал, мой угрюмый век поминая. - Ты откуда взялась, родная? - Я из юности. Не узнал? Тридцать лет полегло с тех пор. Мы сидели вот так же рядом, но другую искал ты взглядом...

- Тридцать? Это, родня, вздор! Я верну, если хочешь ты, то нетронутое Начало.

… Мгла рассвета сочилась ало сквозь туман, будто сквозь бинты. Время вспять развело круги. И возник он! исток печали. Фонари на столбах торчали Как... затменье!.. не вижу не зги... Одиночество. Свет в окне. Ночь — целительница убита. Поцелуем гермафродита утро мерзкое льнёт ко мне. Ничья Говори. - Я ничья, - говорила. – Ты стоишь у закрытых дверей! Но шепнула забытая сила: «Эта женщина будет твоей». - Я ничья, - трепетала покорно. - Я – судьба, - лепетала судьба. И мои ненасытные корни, задыхаясь, врастали в тебя. Остывала светло, утомлённо. Нет минуты щедрей и нежней! И земное, и женское лоно ощущало истому корней. На заре, по-весеннему талой, встрепенулась уже не в раю. Сквозь наивные слёзы шептала про затмение, долг и семью.

Долг – не блажь. Замигала прореха меж далёких и дальних огней и смигнула тебя. Только эхо гулко ныло в обрубках корней. Отшумели семейные грозы. Рад твой свёкор, как бывший парторг… Ты научишься сдерживать слёзы, выполняя супружеский долг. * * * В глухой монашьей тишине, в порывах страсти несвободной, в наивной правде – лжи бесплодной ты будешь помнить обо мне. В чужом неотвратимом сне, бродя меж сфинксов и соблазнов, зло или нежно, но не праздно ты будешь помнить обо мне. Как будто в адовом огне, спеша к супружеским пределам, душой, надеждой,

жаждой, телом – ты будешь помнить обо мне. И в поздней-поздней вышине взовёт к тебе легко и властно о жизни, прожитой напрасно, живая память обо мне. * * * Обледеневший, скользкий небосвод, - там солнцу никогда не удержаться! Декабрь. Судьбы последний поворот. Пора прощаться! Декабрь судьбы, пославший мне тебя – Слезой, свечой, свирелью ночи мглистой. Как хорошо, что ухожу любя, тепло и чисто. Декабрь судьбы. Встречаю день любой, как увертюру предстоящей тризны. … Я думал, ты – последняя любовь, Нет, ты уже из следующей жизни.

Сергей Катасонов (г. Мариуполь, Донецкая обл.)

ОЛЕНЬ И КОЗЯВКА (басня) В лесу субсидию назначили рогатым Оленям, Козам, Мериносам и Сохатым… Рассказ же будет лишь про одного Марала, Которого судьба – как видно будет дальше – обыграла. Поскольку главное всегда – достать все справки, То наш герой с утра, забыв про сочность травки, Стремительно спешил пройти те кабинеты, Где шум в очередях и неясны чиновников ответы. «Вернись!», «Туда иди!», «Здесь распишитесь внятно!». «Куда пошёл? Стой там!», «Вам, что ли, не понятно?», «Рога расставил тут, козёл!», «Закройте двери!», «Да не толпитесь табуном: ведь вы не люди, вы же звери!»… Вот так весь день провёл Олень без хлебной крошки! Одну смог справку заиметь. Гудели ножки. … Потом был день второй.… Затем прошла неделя, А благороднейший Олень по кабинетам только бегал… Осунулся. Рога он незаметно сбросил… За летом постепенно подтянулась осень. Однако наступил конец! Достав все справки, Марал наш прибежал сдавать документацию Козявке. Чиновница по рангу справки разложила, Читать их стала скрупулёзно и учтиво. Потом взглянула на притихшего Оленя И так с издёвкой пропищала вдруг: «У вас какое племя? Рога где ваши? Ведь по справке самой первой У вас – ветвистые рога! Прошу без нервов Пойти и принести всё то, что надо очень!.. И не задерживайте остальных мне, сударь, между прочим!» Мораль писать, пожалуй, мне не надо длинно: «Без справки мы – нули! А что ещё обидно: Сидят чинуши, как Козявки, всеми правят, И – жаль! – что во Вселенной сил тех нет, что их раздавят».

Наталья Сидоренко (г. Никополь, Днепропетровская обл.)

БЕЗ ПРАВА НА НЕНАВИСТЬ «У меня в Москве – купола горят, у меня в Москве – колокола звонят...» М.Цветаева У меня в душе – белый Млечный Путь, у меня в душе всё не как-нибудь, а пустынь златых пирамиды в ряд, и церквей весны купола горят. Есть Исиды взор и Мадонны свет, сокровенное (а сокровищ нет), есть младенца крик – что превыше крон, смех дитя – такой, что не нужен трон. И любимый есть на моём пути, в милом надоба поважней путин. И магический есть трислов-кристалл: «Я люблю тебя!» Никаким крестам не врасти, как в тлен, в линии судьбы. У меня в душе – навсегда нам быть! А ещё в душе есть такая Русь, что сказать о ней даже не берусь. Это, как ловить запах донника, пред иконою быть иконником, в стенах храмовых быть строителем, а ходить в него небожителем... А ещё – весь мир. Никаких неволь! Оттого к нему столь крепка любовь. Знай, песок с гюрзой и со зверем лес, – доброты у нас в сердце не в обрез, высоты в душе – выше облаков, а за ними свет – да ещё каков!.. Есть и путь земной для сандалий двух, и в моих шелках есть сандала дух. ...Вам закат подай. На кону судьбы... Я – в рассвет, к окну! Не могу забыть... Терпких слов настой в немь века сольют. Ты берись, душа, чашу пить сию! Вот и рдяный свет, вспоротый горой, а на сердце тишь с первою звездой...

Андрей Линник (г. Харьков)

Хвала Весне! Сонет

День ослепителен. Бежит по лужам Март – Беспечный сорванец, от счастья ошалелый. И формулы Зимы, начерченные мелом, Он лихо стёр с доски – мальчишеский азарт. И неожиданно, как выстрелы петард, Пробьются почки на деревьях обомлелых. И юноша-Апрель войдёт походкой смелой, Разложит чинно Май пасьянс зелёных карт. Пока не включена ещё духовка Лета, Пустите в серость душ лучи любви и света! Весне слагаю песнь, хоть миллионы раз Всеоживляющая, дивная воспета. Но ликованье пусть живёт в строке сонета. Хвала тебе, Весна, сегодня и сейчас!

Вера Агаркова (пгт. Старобешево, Донецкая обл. )

Из поэтического цикла «Память тела» /1/ память тела прорастает в пальцах даже когда в сердце – ничего то на пальцах остаётся глянец чьей-то кожи – пальцы помнят всё даже если утром будет стыдно пальцы ночью делают своё и пускай чужим глазам не видно твои пальцы – мой былой позор память тела глубже, чем под кожей пальцы помнят, но душа не может не желает больше прошлым жить только – знаешь? – пальцы – это тоже часть моей – и часть твоей – души /2/ из разбитых песочных часов просыпалось время и проникло повсюду и накрыло – зыбучей волною – двоих я стою – в своем прошлом еще по колено – но уже то, что будет, струится меж пальцев моих моё тело потрескалось, поры заполнены пылью я пытаюсь дышать, но воздух слишком сухой наши встречи похожи на капли росы в пустыне – обезумевший рот никак не может напиться тобой

/3/ на голубую гладь озёр упала память – тенью сосен от берегов, где пахнет бор до недр воды – разводом весел прошла по сердцу и слегла в песках и гальке – Аве, сущий – чтоб ночью взвыть и встать со дна и выжечь душу /4/ кругами, как от камня на воде разводом плавных волн во мне всё канувшее снова шевельнется и потревожит зеркало морей – так все лагуны, заводи, колодцы я осушу и отравлю ручей и к эпицентру памяти, как к ране я приложу и соль, и боль, и знанье всех дней и тишиной наполнюсь как покаянье, свет очистит кровь я зарасту травой и вся омоюсь росой последних слез и слов /5/ пять тысяч рифмованных пожеланий, нечитанных дневников, звонков, смс-посланий, ненужных писем – вот мой чёрный список тебя всё, что осталось, кроме усталости и налёта пошлости... а что у тебя от меня, прошлое? /6/ она еще живёт еще лежит, свернувшись лупоглазою рыбиной внутри тебя, и бьёт хвостом, и ждёт когда ты вспомнишь имя и дышит рот, распухший от любви всё то, что было – неизменимо и неистребимо хоть корни рвут, но раны остаются и в этих рытвинах души – глухих и длинных – не плавают уже, но дном крадутся немые призраки немых икринок о, только не смотри в её глаза в них живо то, чего забыть нельзя

/7/ научи меня забывать не других, а себя прощать покидая покой палат кровью капать на белый пол это только сначала – боль если в сердце и если вдоль уходить, не спросясь врачей хоронить кошачьих детей как своих – до начала дней научи меня забывать плоть от плоти и слово «мать» научи меня отдавать долг врагу и вину – богам другу – память и страхи – снам слово – тем, кто достроит храм

Людмила Логоша (г. Донецк)

«Гномик Дрёма и его друзья» Здравствуйте! Вы со мною не знакомы? Я – веселый гномик Дрёма, Здешних мест дремучих житель. В гости к Дрёме не хотите ль? Вы меня найдёте просто: Под сосной большого роста, Что растёт на самой круче – Присмотритесь-ка получше - Домик с красною калиткой, Во дворе сидит улитка, А на беленькой ромашке Спят жучок и три букашки. Здесь живу я, ваш знакомый, Заходите в гости к Дрёме. . Гномик Дрёма и гриб На полянке гриб растет, А к нему тропа ведет. И по этой, по тропинке Гномик Дрема шёл с корзинкой. Вот и гриб, да, - Боже мой! - Гномик мал, а гриб большой. Но придумал Дрема, к счастью, Распилил он гриб на части И в корзинку уложил, Но поднять её - нет сил! Мимо белки пробегали И корзинку приподняли, А Полкан, знакомый пес, Ту корзинку в дом принес. Приходите, гости, дружно, Ждет вас в доме вкусный ужин.

Колыбельная Гномика Дрёмы Возле сада, возле дома Ходит, бродит гномик Дрема. Напевает: «Детки, спать! Всем давно пора в кровать! Глазки закрывайте, Спите, засыпайте. Я вам песенку спою Колыбельную». Спят в саду жучки и птички, Спят зайчата и лисички. Гномик Дрема лег бы спать, Только нужно напевать: «Глазки закрывайте, Спите, засыпайте. Я вам песенку спою Колыбельную». Вова Утром встал с постели Вовка, Говорит без остановки, Видно, сын решил опять Все, что знает, рассказать. Мама стонет то и дело: «Я от шума заболела! Помолчи чуть-чуть, сынок, Ведь устанет язычок, И охрипнешь ты к тому же». Но хоть маму слушать нужно, Вова строго ей сказал: «Я и так всю ночь молчал!» Загадка Я решила вместе с братцем Тоже в школу собираться. В ранец свой я для порядка Положила две тетрадки, Книжку, ручку, карандашик, Положила куклу Дашу, Куклу Лену, куклу Свету, И всего одну конфету. Куклам платья и посуду – Как без них я в школе буду? Только ранец мой – упрямец, Не могу закрыть я ранец. В чём тут дело? Может, лучше Дома мне оставить ручку? Карандаш или тетрадку?

Вот проблема, вот загадка! Озорные забияки Драчуны и забияки- Это кошки и собаки, Петухи и серый гусь- Я и сам его боюсь! А девчонки и мальчишки- Озорные шалунишки. И хотим мы вам признаться, Что совсем не любим драться. Просто-напросто подчас Драка лезет вдруг из нас. И хоть миримся мы сразу, Но опять синяк под глазом. Брюки рвать я не старался. На пути забор попался, Перелезть его пришлось, А в заборе ржавый гвоздь. В брюках дырка. Вот досада, Будет мамочка не рада. С лучшим другом, с Игорёшкой, Поборолись мы немножко, Покатались по земле, Полежали на траве. Снова сделана промашка: Стала грязною рубашка. Дома с братом мы играли, По квартире пробежали И чуть-чуть задели стол - Чашка спрыгнула на пол, А за нею следом ваза, И разбились обе сразу. Мама строго нам сказала: «Я от шалостей устала. Раз виновных не сыскать, Всех придётся наказать». Мы ни в чём не виноваты, Но опять в углу мы с братом. Даша и каша Наварила мама каши, Позвала обедать Дашу: «Ну-ка, дочь, за стол садись, Кушай кашку, не ленись». Даша бегает, смеётся И за ложку не берётся.

Ложка чистая лежит, Каша стынет и грустит. Раз не хочешь кушать, крошка, Отдадим мы кашу кошке, Отнесём мы кашу в сад, Пусть и птички поедят! Даша бегать перестала, Посмотрела и сказала: «Я не жадная совсем, Но сама я кашку съем». Эхо На болоте днём и ночью Эхо прыгает по кочкам. Громко крикнешь: «Эхо, стой», А оно в ответ: «Ой, ой!» Просишь эхо: «Вылезай», А оно ворчит: «Ай, ай». Вот бы мне, хоть ради смеха, Посмотреть на это эхо. Дорожка От крылечка, от порожка Вьется змейкою дорожка. И по этой по дорожке Я побегаю немножко. Мимо дома, мимо сада Пробежать быстрее надо, А потом – назад вприпрыжку, Не догоните мальчишку.

Игорь Чубатенко (г. Краматорск, Донецкая обл.)

Я УЧУ ЩЕНКА СЧИТАТЬ МОИ ИГРУШКИ У кота хвост торчком, У собаки - крючком. Кот им трется, Собака виляет. Кот сорвется в прыжке За юлящим волчком, А собака возьмет И залает. В моем доме живут И собака, и кот, Мягкий мишка И свинки – копилки. Ночью плюшевый дремлет На полке народ, А собака и кот На подстилке. МЯЧ Я роняю синий мячик. Он шипит, но вверх не скачет. Мой щенок хвостом виляет, Видно он причину знает. Я УЧУ ЩЕНКА СЧИТАТЬ Раз, Два, Три, Четыре, Пять. Я учу щенка считать: «Раз« - В глазах стоит вопрос

«Два» - Щенок воротит нос, «Три» - Нахмурил брови – точки. На «четыре»- Лег клубочком. «Пять» - Устал я повторять. Как щенка учить считать? ЩЕНОК Я просыпаюсь утром рано И быстро лезу под кровать. Там, где - то в стенах чемодана Щенок мой должен отдыхать. Зову - молчит. « Откликнись, ну же, Мой ласковый Лохматый зверь!» А он в углу наделал лужу И где - то прячется теперь. ЕЖИК В день осенний со всех ножек По тропинке плелся ежик. Лист осины был приколот К остриям его иголок. На макушке зрела сушка, Шишка, белый гриб, витушка, Желудь, ягода – калина - До краев полна корзина. ПОДАРОК День рождения у мамы, Круглая дата. Я сыграю маме гамму. Будет мама рада. Завтра встану утром рано По собственной воле И бегом к фортепиано: «ДО» «РЕ» «МИ» «ФА» «СОЛЬ» «ЛЯ» Звуки выпрыгнут в оконца И влетят обратно. Мама тихо улыбнется - Все и так понят

СЧИТАЛОЧКА У сороконожки На ногах сапожки Правых двадцать, левых то же, Друг на дружку так похожих. Как не крути, как не верти, Тех и других - по двадцати. Урока нашего итог: Число сапог по счету ног. И счет вести мы можем смело, Если она их все надела.

Анна Воинова (г. Горловка, Донецкая обл.)

«Тем, кто ушел» P. S. Когда ты тихо шепчешь мне, Кто там, внутри, что там, извне, Я забываю боль и слабость, Я забываю, как и где. Я тихо, молча улыбаюсь, И, зависая в проводах, Читаю на твоих губах Тупую горечь, смех и слабость. В конце всех этих будних дней Совсем немного нам осталось. Какая жуткая усталость Скопилась вдруг в душе моей. На дне твоих зеркальных глаз Я вижу неба отраженье, И где-то ангельское пенье Соединяет вместе нас. Всего лишь… Всего лишь несколько минут Нас отделяли от тумана, Не зажила на сердце рана, Гитары струны душу рвут. Всего лишь несколько минут, И алой кровью вспыхнут слезы, Моя надежда, вера, грезы, В момент куда-то уплывут. Всего лишь несколько минут, И под твоим суровым взглядом Я упаду, и где-то рядом Сонату Баха пропоют. Всего лишь несколько минут, И все внезапно канет в лету,

Мои глаза простого цвета Чужой ладонью мне сомкнут. Всего лишь несколько минут Нас отделяют от тумана, Мне как-то странно, очень странно Лежать и тихо плакать тут… Ромашка Робко зябкими руками Сорвала ромашку. Ромашка в поле снега — откуда? Босыми ногами по полю, По колено в сугробах, С этой ромашкой вдвоем воркуя, Нежно прильнув Губами к цветку и плача, Проваливаюсь и снова скребусь наружу. Тихая моя, Скромная неудача — Ты со мной рядом И в дождь, и в стужу. Лепестки этой ромашки Считать я буду, Выяснив, наконец, любит — не любит. Что мне теперь до фаты, Что до белого платья?! Все вокруг белое И без того будет! Брату За старостью душ Скрывается свет, И небо лица Покрыто морщинами, И где-то под сердцем Таится ответ, Но загроможден Благими причинами. И дождь, словно враг, И осень замучила, И степень вины Остается загадочной. Наскучило горе И радость наскучила, А жизнь так и ходит — Угрюмой и алчной. И вторишь себе — Я сильная, сильная! Под маской улыбки Скрывая страдания, Глаза выделяют Соки обильные, Они знаменуют

Мое состояние. И дерзкое слово Ведут на убой. Такое правдивое, Жесткое, славное… Но как там, у Юрки — Ветры с тобой, А это для нас, брат — Самое главное! О. Г. К. Осенний город купается В явном предчувствии ветра, Твои километры — твои, Чужими не станут. И только твои — Эти долгие километры Проходят сквозь темный чердак Моих ожиданий. И этажи этих зданий Смертельно скучны, Неподвижны. За ними не видно луны, Не слышно признаний. Осенний город купается В водах скупого дождя, В оскале домов, площадей, Мертвых крыш и подъездов. В прожилках небес И тонких ночных поездов, Спешащих куда-то в даль Нереальных маршрутов, Проездом. Я грею ладони на облаке Плачущих грез, И капли росы Стекают по бедрам, Напуганы нашим отъездом. Осенний город купается В горе разбитых сердец, В козырном раскладе капканов, Расставленных Богом. Иуда силен покуда Ты видишь свет, Пока не запачкан пылью Чужого порога. Какой-то «мудрец» размышляет, Покуда «глупец» Сжигает все сердце В радушной любви к народу. Осенний город купается В чьей-то едкой слюне, В мирах внутри и извне, В чьей-то хрупкой надежде.

И старые раны Под ветхой, дряхлой одеждой Все плачут и стонут, Не веря грозы новизне, И чьи-то хрустальные вены Зеркалят на солнце, И чьи-то слова говорят В чужой стороне. Осенний город купается В пламени солнца-огня, В потустороннем миру, В чьих-то душах охрипших. Толи от крика, Толи от гриппа осипших, С температурой под сорок, Но все же шутя, Не веря, что где-то есть счастье, Но все же надеясь И по сценарию изображая Тупого шута. Осенний город купается В нервном движении рук. Почти захлебнулся от страха Пред судной расправой. И левая сторона Не становится правой, И слышно как нити На горле сжимается круг И музыка камня с песком Рождает звук, И он в голове расплывается Жидкостью алой. Осенний город купается В моих бескорыстных стихах, В твоих задушевных песнях, В чьих-то рассказах, В прозрачности и прямоте Божьего глаза. Он наблюдает за мной, Как у меня на руках Уходит поэт Из мира. Он сделает небо в ромашках И небо в алмазах. Он повторит эту осень, В которой купается город. Осенний город купается… Образ Ты в мире этом — Только малый лист. Весной родишься — В зиму засыпаешь. Ты — только легкий поцелуй

Моей руки. Ты — лишь мои уста. То плачешь, то лукавишь. И я хочу касаться Струн твоих, Настолько нежно, Насколько нежной Создал Бог меня. Я — пламя огненной Звезды небесной. Безумно одинокой, Но живущей С помощью огня. Поздно Каждую мысль В каждую строчку вписать, Каждую каплю Не выпитой боли исторгнуть, После — заплакать, заплакать И мысленно вздрогнуть, После — в открытое море Уйти не спеша. Жалим и жалим — Укусы не знают пощады, Медленно жало входит В мягкую плоть — Легче бы было ножом Меня заколоть, Но ты улыбаешься Смерти моей — И я рада! Цвет голубой Под собою прячет огонь, Одновременно мягкую, Злобную тишину Ты меня тянешь Медленно в эту пучину, Я подаю для расправы Сухую ладонь. Ты поведешь и убьешь Там, где будет привычней Неважно, на чьей территории Нож вонзишь ты. Такие родные, Такие немые мечты, Слезливою каплей На щеку мне лягут обычно. И каждое утро, Отрезав кусочек меня, Ты будешь в экстазе Почувствовав жизни биение. И каждое утро Еще одно преступление

Окажется за бортом Судного дня. Прощаться всегда тяжело! — Это давит на грудь. Глаза не скрывают Огромной зияющей раны. Любить — никогда не поздно! — Поздно вернуть! А близких, но мертвых людей — И подавно! Сердце Кровоточит ударом струны Разрытое сердце, Будто в нем обнаружили клад Через то тысяч лет, Поросло нежным мхом, Но не даст и секунды согреться, И не вспомнит о том, Что оно не давало обет. Бес пятнадцати три, Где-то солнце уже пробуждаясь, Строит планы грядущего дня И грядущей чумы, Только сердце мое, Бесконечной возней наслаждаясь, Сокращается чутко И этим колышет умы. Эти нежные чувства – Бредни фантазии глупой, Обнимают утробу, Ласково гладя ее. Изрыгаю все буйство цветов, Всю истерику в купол, Разрывают его на части, Не верят в него. И стучит оно, сердце мое – Медленно, верно, Не давая и шагу от метки, От края ступить. Что ударом струны кровоточит оно – Это скверно, Это скверно, что больно ему, Что еще говорить? Так пускай же оно Не тревожится вновь понапрасну, Вся удача сосредоточена в нас самих! Я клянусь себе в том, Что прошлое – это прекрасно! Я себе обещаю – Будет лучше, чем у других!

Валерия Влащик (г. Мариуполь, Донецкая обл.)

«ТЫ, или ЕСТЬ ИМЕНА…» 1. А.М.С. Ты новый судьбы меандр И вечный стозвонный сон. Ты – имени Александр Зазубрина и колесо. Ты ласка и боль для слуха И судорога сердец. Ты – пленник вселенского духа И душ безымянных ловец. Ты жён македонских кража И светлый арапов дар. Ты – детского имени Саша Полночно-тревожный жар. Ты оруженосец и узник, Ты Роланда дальний зов. Ты – новый кузнец в старой кузне Вековечных поступков и слов. Ты невских ветров упреки И сплетен московских газ. Ты – воспоминанье о Блоке В ахмато-цветаевский час. 2. В. Малецкому Ты зол. Ты золото. И то Мы знаем все и понимаем. Ты преферанс – и ты лото, В которые мы вновь играем,

Не важно, с выигрышем иль Последний грош свой оставляя. Ты скал экзотика в Бель-Иль И простота родного края. Ты добр. Но ты не пластилин, Ты йогу действия являешь. Ты радуга, а не павлин, Ты с небом нас соединяешь. Как сокол зорок, и как гриф Ты слышишь то, что тайный шёпот Хотел бы скрыть в пылу игры, Крушащей прежний пресный опыт. Ты тонкий Запад сквозь Восток, Языческий, дремотный, пряный. Ты – несгибаемый росток Из вольных каменщиков клана. Ну с кем и с чем тебя сравнить Ещё, художник несравненный? Ты – путеводной тропки нить В фантазий зыбких мир нетленный. Ты прост. Ты гений. Просто гений. 3. А.П. Ты не жди от меня чудес, Я устала от масок и буден, Я не буду, я больше не буду Жить пришельцем с далёких небес. Ты не жди от меня чудес. Я устала от масок и буден, Я хвалу им смиренно воздам, И напрасен твой верный "Сезам...", Он огня моего не разбудит. Я устала от масок и буден. Я не буду, я больше не буду С чудесами под вечер дружить, Выпускать тебя, маленький джинн, Из резной узкогорлой посуды Я не буду, я больше не буду. Жить пришельцем с далёких небес – Иль не мука, и что за награда! Нет, не надо мне, больше не надо Лжи. Забудьте мой дар и мой крест – Жить пришельцем с далеких небес.

4. Д.М. Ты в красках слов и в рисунках музык. Я цепко лики твои коплю, И дальним оком следить, как музы Гурьбой лелеют тебя, люблю. Уйдя от гимнов, поэм, хоралов, Над серой травкой свой сон шепчу. Чтоб не избыла, не растеряла, Не позабыла тебя, хочу. И в храм забытой тропой-дорогой Иду и сумрак свечой гашу, И неприкаянно и убого Себе у Бога тебя прошу. 5. А.Г. Я тебя разглядела, Я тебя угадала, Возлюбила, воспела, – Как всегда, опоздала. Встрепенулась, воскресла, Стала девицей красной С синью глаз поднебесной, – Только всё понапрасну. Вечный дар – обольщаться Наперёд иль вдогонку. Не изведав – прощаться. Не поднявшись – под горку… 6. С.Л. – Какая ты птица? – Синица. – Какой ты цветок? – Незабудка. – Какая вода ты? – Криница. – Какое ты время? – Минутка. Какое ты дерево? – Кедр, но лучше была бы рябина. – Какое сокровище недр? – Фонарики аквамарина, осколки погибших небес, вкраплённые в нищие земли. – Где дом твой? – Планета Чудес. – Какая ты сила? – Я стебли травинок, цветов и дерев, пронзающих разные тверди средь мира, что, враз одурев, всё ладит к разрухе и смерти…

7. И.Г. Ты, чье имя впадает в моё И чей месяц с моим неразлучен, Отчего серо-чёрные тучи Наплывают на наше житьё? Ты ли правдою пренебрегла? Я ли тьмой заслонилась от света? Мы ли вместе забыли заветы Не растить и не сеяти зла? С кем мы делим наш дом и досуг? Чьи стеной окружают нас лица? Где вода, чтоб от грязи отмыться, Силы – взмыть за очерченный круг? Кто в нас верит? Кто любит, кто ждёт, Помнит кто нас в кромешном разгуле? Чей назавтра настанет черёд Встать под пытки, ножи или пули? Где разумного, доброго глас? Где соборы, органы и скрипка? – Лишь разрухи кривая улыбка, Вырожденья бессмысленный глаз. Бродит призрак беды по столетью, Страшно, жутко от этих шагов. Мы не дали любви нашим детям, А любовь это сердце всего. 8. ФАТУМ Юрию Каплану Ты погиб – как не должен был – в мирной стране. Значит, мира и нет, мы в такой войне, Где нельзя не быть начеку вдвойне, В шлеме надо быть где – и быть в броне, Где нельзя спокойно в ночи уснуть, Где нельзя души своей распахнуть Дню навстречу, презрев, что есть муть и жуть, Что есть светлый путь – и есть тёмный путь. Погубил слизняк тебя мерзкий, червь, Ты забыл беспечно, что чернь есть чернь, И не дрогнет рука, не сожмётся нерв У тупых стервятников, алчных стерв. Ты был рыцарем страстных и благородных дел. Ты прошёл сквозь сонмище пуль и стрел. Ты был ярким, красивым, Земшарный Поэт! Был – и есть. Для Поэтов ведь смерти нет. 17.07.2009

Нина Стременная (г. Донецк)

Венок Сонетов Ты сердце мне своё открой Любимый мой, судьбой в мужья не данный, В груди моей царит пустынный зной. Твой лик прекрасный, светом осиянный, В мечах и снах опять передо мной. Блистает мир вокруг благоуханнный, Ты серце мне свое, мой друг, открой, Природой с вдохновеньем изваянный, Мой господин, кумир мой золотой. В веках любви поэма пусть продлится, Нам чувства лучшие скрывать грешно. Душа – неприручаемая птица: Мне без тебя тоскливо и темно. Мятежный дух в нас навсегда вселила Поэзии магическая сила. 1 Любимый мой, в мужья судьбой не данный, Прими венок сонетов мой простой. Я в этой форме сторогой и пространной Хочу открыть всю душу пред тобой. Но не елей расплывчатый, туманный, Что от слащавости своей густой, А буря чувств и шторм их океанный Встревожены любовною тоской, Спешат, бушуя вырваться наружу. Великодушно ты меня прости, Сегодня все ж молчанье я нарушу, Не в силах чувства боль в себе нести.

Слова признания не звук пустой, В груди моей царит пустынный зной. 2 В груди моей царит пустынный зной. О, если бы мы знать могли заранье, Что уготовано для нас судьбой, Какие ждут нас в жизни испытанья, – Распорядились бы не так собой. Приходит поздно промахов познанье, И исчезает навсегда покой, Нам оставляя лишь одни стенанья. И жизнь не перепишешь набело. Она вся из ошибок и мучений. Виски уж сединою замело, А не постигнешь всех ее учений… Рисует искуситель окаянный Твой лик прекрасный, светом осиянный. 3 Твой лик прекрасный светом осиянный… Огнем объята, будто бы в аду. Цветок чудесный, яркий мой неранний, На горе мне расцвел в чужом саду. Опять вступаю с чувством в бой неравный, Вновь трезвый разум с сердцем не в ладу. То чувства прочно разумом взнузданны, То вновь пойду у них на поводу. И борятся во мне зима и лето… Но стужа все же не остудит зной. Ты знаешь, как мучительно все это – Когда не можешь совладать с собой. Лишь только ты, лишь только ты,родной, В мечтах и снах опять передо мной… 4 В мечтах и снах опять передо мной Единственный, кого так сердце любит. Из женщин всех, завидую лишь той, Которая любимого голубит. Соперницы непроизвольно грубы По отношенью к женщине другой, Какие в них порой играют трубы, Как мерзко отвратителен их вой! Вранья и фальши не хочу терпеть, Любовь меня пусть больше возвышает,

Но буду о тебе светло я петь, О чувстве том, что сердце окрыляет. О том,что красотою первозданной Блистает мир вокруг благоуханный…

5

Блистает мир вокруг благоуханный. О, небо! Солнце! О, медвянный луг, Так щедро цветом и травой устланный, О, мир, добро, царящие вокруг! О, день из музыки и света тканный! Букетик скромный из родных мне рук, Для сердца моего он долгожданный. Жаль, не одни с тобою мы, мой друг! Прильнуть бы головой к твоим ладоням И ощутить их тонкий аромат, Пусть чувств моих колокола зазвонят Что долго в напряжении молчат. Я рядом быть хочу всегда с тобой, Ты сердце мне свое, мой друг, открой! 6 Ты сердце мне свое, мой друг открой, Источник света чистый, многогранный, К тебе я обращаюсь вновь с мольбой: «Свети мне в день суровый неустанно»! Когда невзгоды вновь придут гурьбой, Когда в душе заноют сильно раны, Тотчас же обретаю я покой, Лишь устремлюсь мечтой к тебе, мой славный. Я просыпаюсь с думой о тебе, И мысленно тебя благославляю, Так много значишь ты в моей судьбе, Как без тебя жила бы я не знаю. Властитель дум моих,мой брат названный, Природой с вдохновеньем изваянный. 7 Природой с вдохновеньем изваянный, Красы и обаянья образец, В тоске годами, с верой в сердце жданный, Тебя я повстречала, наконец. Ты песнь моя, звучащая органно, Прекрасного без устали певец. Ты сердца моего живая рана, Не проходящий с временем рубец.

Очей твоих пленительная сила, И жизнь не в радость, коль не вижу их. Несчетно раз я у судьбы просила, Чтоб снова их увидеть, хоть на миг, Чтоб до тебя дотронуться рукой, Мой господин, кумир, мой золотой… 8 Мой господин, кумир мой золотой, Над «и» нам не расставить все же точек. Пусть нежной захлеснет тебя волной Душевность этих немудренных строчек. Вновь чувств моих пульсирует прибой, О, как порой слова малы,не точны, Ты знаешь это лучше чем иной, «В поэзии» титан «чернорабочий». Всем сердцем обожающий сонет, Открывший его прелесть перед нами, Тебе пишу очередной куплет Нелегкими сонетными словами. И не одна напишется страница, В веках любви поэма пусть продлится. 9 В веках любви поэма пусть продлится, Любовь жива, живою будет впредь. Перо к бумаге так стремится, Как будто бы боится не успеть. Да, в жизни может так легко случиться, (Хрупка, недолговечна жизни ветвь), Что сердцу верному остановиться И слову доброму прикажет смерть. И даже не о том моя забота, Зачем чужой в себе скрывать нам клад, И почему не радовать кого-то Добром,которому тот будет рад? Жар – птицу ночью спрятать мудрено, А чувства лучшие скрывать грешно. 10 А чувства лучшие скрывать грешно. Любовь людей на подвиг вдохновила. Да, «действенность» прославилась давно, А «чувственность» ее собой вскормила, Как влага полновесное зерно. Без чувственности кровь бы в нас остыла. И что там не придумай мудрено, Жизнь без нее была б пресна, постыла.

Вошел ты в жизнь мою,как солнца свет, Умом и красотою восхищаешь. Дай бог тебе цветущих долгих лет, Мое ты сердце светом наполняешь. К тебе родной, безудержно стремится Душа – неприручаемая птица. 11 Душа – неприручаемая птица, Удушлив тесный для нее мирок, Не позволяет к солнцу ей пробиться, Полет ей ограничил потолок. В неволе, если долго она длится. Намулит самый малый узелок. А если узелков тех вереница? Приносит боль и длинный поводок. Неволю надо все ж преодолеть, Осилить больно ранящие путы, Которые немыслимо терпеть, Не стоит больше медлить ни минуты. В прекрасный мир открытое окно, Мне без тебя тоскливо и темно. 12 Мне без тебя тоскливо и темно, Хоть яркий день горит в своем сияньи. Лишь в адских муках нам постичь дано Величие любви и боль страданий. Согласна жить и просто и земно, Но только не в унылом прозябаньи, Пусть вовсе непрактично, хлопотно, Но только в постиженьи и в познаньи. Любимый, ты опять не спишь ночами За изучением больших поэм? Смотри, за неотложными делами Свое здоровье не сгуби совсем. Поэзия с тобою нас пленила, Мятежный дух навечно поселила.

13

Мятежный дух навечно поселила Поэзия – ума и сердца свет. Она богатством мир весь одарила. Благославенен будь в веках поэт! Благодаря тебе, родной, открыла: Просуществуй хоть сто, хоть двести лет,

Без песен и стихов жизнь, что могила. И без тебя мне тоже жизни нет. В тот день, когда с тобою встреч не будет, Восходит солнце черное с утра, Людская пусть меня молва осудит, Жизнь без тебя – пустая мишура. Мой друг, нас навсегда с тобой сроднила Поэзии магическая сила. 14 Поэзии магическая сила, К высотам новым в завтра нас веди, Сердца ты, мысли наши окрылила, Звезду надежды ты зажгла в груди. И светлой верой в счастье озарила. Так в бой же, друг, за идеал иди. Поэзия высокий дух взрастила. Огонь души, ты мной руководи. Иду сквозь строй зевак не оробев, Хотя спиной насмешки ощущаю, От колких взглядов тех не огрубев, Я пред тобой колени преклоняю. Ты – мой алтарь от грешных покаяний, Любимый мой, единственный, желанный!

Раиса Ермак (г. Севастополь)

Родине моей

Не прожить Легкой стайкою живою Вьется комарье, Пахнет прелою листвою, Отошло жнивье. Журавли курлычут в небе, Улетая вдаль, Улететь за ними мне бы – Расставаться жаль С детства милою тропинкой Самых светлых дней И с жемчужною росинкой Юности моей. Край родной! Пусть неигрива Песня воробья, Но весною так красива Родина моя. Рвусь я с криком журавлиным В теплые края, Но со стайкой воробьиной Здесь останусь я. Снова раннею весною Встречу журавлей. Не прожить, любви не скрою, Без земли своей! Малиновый звон Едва лишь робкие напевов звуки Коснутся трепетно моей души, То я родные вспоминаю руки И старый домик в памятной глуши. Простелется серебряным туманом Над травами сиреневый рассвет, И зазвучит малиновым дурманом Звон колокола – память детских лет.

Холодный день окажется горячим, Зеленым шелком – колкая трава... Иду домой, от счастья чуть не плачу – Любовью к родине душа моя жива. В окошках – солнца блики золотые, Цветущие сады со всех сторон, Родной порог да ставенки седые, Да свет от старых дедовских икон. И никуда от этого не деться, Мне не забыть малиновый тот звон: Здесь я с любовью прикасаюсь к детству... О, Господи! Продли волшебный сон. Память горькой полыни... То ли сложится стих, то ль не сложится, Но душе отчего-то неможется. Загрустила она иль устала – Всю-то ноченьку нынче блуждала. По проселочным тропам бродила, В мое детство меня заманила, В те далекие дни, что поныне Берегут запах горькой полыни. Там стелились туманы слепые, Мои ноги ступали босые По лугам, по серебряным росам, По колючей стерне и покосам. Память с прошлым расстаться не может, Запах детства доныне тревожит: Ряска в озере, утки седые, Косы вербы, до боли родные… Верность Как плачет сердце о родной России – Мои родные милые края! Но нет моей вины под небом синим, Что выросла на Украине я. При мысли, что оставлю Украину, От боли сердце рвется пополам: Ни ту и ни другую половину Я не отвергну, память не предам. Москва-столица и столица-Киев... Звучало гордо: брат они, сестра! И знали все, что мы свои, родные, За тыном украинского двора. Известно, что издревле мы – славяне, От предков нам – славянское лицо.

Веками жили в мире, мы – «миряне», Так детям ли судить своих отцов? Разлад в семье – он больно ранит душу. Пусть за окном холодная пора, Раздвину грани, верность не нарушу – Еще вернутся теплые ветра!

Леонид Шептовицкий (г. Харьков)

НОЧНОЙ ПРУД I Пруд ночной – не такой, как дневной. Ночью в нём отражаются звёзды. Это вкупе с рогатой луной – Будто стадо коров. Или козье. Варианты тут льются рекой : С чем ещё можно сравнивать звёзды ? – «В купол мира забитые гвозди»… «Купол цирка, нарядный такой»… …Пруд ночной не такой, как дневной. II В пруду утонула вселенная. В тихом сельском пруду. Приду. Паду на колени. Вниз лицом упаду В планеты, кометы, созвездия. В гладь небесную. Но. Где ж ты, звёздная бездна ?! – …Дно…

Нинель Прохорова (г. Донецк)

Из цикла

«ЕЩЁ ОДИН ОПИСАН МИГ ВОЙНЫ»

ЕЩЁ ОДИН ОПИСАН МИГ ВОЙНЫ Ревзиной Анне Федоровне, фельдшеру стрелковой роты посвящается Смущаясь и краснея, перед строем Стояла юная Анюта, лейтенант. Медаль вручали прямо перед боем- Начало среди множества наград. Медаль гласила чётко: «За отвагу». Стояла Анна перед ротой храбрецов, С которыми шла смело в бой, в атаку, Спасая раненых, контуженых бойцов. И тут призыв раздался: «Рота, к бою!» Вновь день для Анны болью напоён. Снаряды пролетали, жутко воя, Упал боец, осколками сражён… Слезой умылась, раненых собрала, И словом ласковым подбодрила солдат, Затем, с волнением медаль достала И приколола прямо на халат. Пошла к бойцам, закрыв медаль ладошкой- Вокруг ведь героический народ! Неловко как-то было ей немножко, И тут боец придумал хитрый ход. Чуть доносились канонады звуки. Бойцы ромашки Анне принесли. Растроганая, протянула руки- Медаль сверкнула на её груди!

«Товарищ лейтенант, Вас поздравляем С наградой первой, - говорит солдат, - Вы – медицина наша дорогая, - Достойны самых дорогих наград!»… Пройдя войну, исполнила присягу. Товарищ капитан! На жизнь равненье!.. А первою медалью «За отвагу» Гордится Анна, говорит с волненьем. СПАСЁННОЕ ЗНАМЯ Зарипову Алексею Захаровичу, воину-десантнику, участнику парада Победы 1945 г. посвящается Вновь вспоминаем мы о Букринском плацдарме. На правом берегу Днепра, Когда ошибочно десант бросали Над огневыми точками врага. Бригада третья подготовилась к десанту. Летит во вражий тыл ночной порой. Их предали, сигналили обманно И убивали прямо над землёй. Летели самолёты ровным строем. Вдруг передали: «Головной подбит!». Отсюда начинался путь героев, Детали подвига история хранит. Полковник Гончаров бригады знамя Успел вокруг груди солдата обернуть: «Не подведи, Сапожников. Святая Твоя задача. Ну, родимый, в путь!» Лишь распахнулся парашют десантный, Был знаменосец тяжко ранен в грудь. Остался позади огонь преградный, В беспамятстве преодолел он трудный путь. Лишь на земле пришёл в себя немного. Стяг окровавленный окутал пеленой. Стояли перед ним соломы стоги - Боец сумел зарыться с головой. Прошло четырнадцать кровавых суток. Соломы взять хозяйка шла для крыши. Был в забытьи боец, но сон был чуток, Дышал он с хрипом, стон был еле слышен. Бойца перевязала Серафима, Укрыла с сыном от злодея- полицая, Глубокой ночью как могла лечила, А знамя в вырытой землянке сохраняла.

В народе вера непоколебима В Победу, что пришла через страданья. В штаб принесла Ганенко Серафима Живое, окровавленное знамя… Музей центральный Сил Вооружённых То знамя бережно хранит. От имени Земли освобождённой Десантникам: «Вас помним!» - говорит. У знамени Зарипов Алексей В числе семнадцати десантников живых. Стоит у Знамени бригады он своей, И вспоминает о товарищах своих. ГНЕЗДО В СТВОЛЕ ТАНКА. Танком, что взошёл на пьедестал, Встречена вечерняя зарница. Он навоевался и устал, Накрепко закрыл бронёй бойницы. А вокруг цветут ромашки, розы, И подходят люди на поклон. Ведь в году военном, в пекле грозном Отстоял с бойцами город он. В дуле танка – мирное гнездо Сделала доверчивая птица. Будто уверяет всех оно, Что война вовек не повторится. Что вражде, сомнениям – конец. Воцарится мир на белом свете… Щебетаньем радостным птенец Сообщает миру о Победе.

Сергей Маслюк (г. Донецк) МАМА

История, описанная в поэме, не вымысел, а реальные события, происшедшие с самим автором в далекие дни его необычайного рождения. Никогда не говори никогда… I Друзья мои! О жизни нравы! – Понятия, замшелый быт. Где целомудрие державы? Где русский дух, с которым слит Венец славянского народа? В ком изначальная порода Глубокой, дивной старины?... Взирая так со стороны На мудрость, щедрость Провиденья, Вдруг вспомнил я один рассказ…. О Боже! Веки моих глаз Слеза покрыла… все сомненья Прочь от меня! Чтоб их унять, Рассказ решил тот рассказать. II Под звездным небом безмятежным, Вдали от шума и утех, Акаций нежно–белоснежных Родился мальчик…. Радость, смех Принес тот вечер долгожданный. Но звездный ряд, такой желанный, Стал вдруг затягиваться мглой. Сверкая, звезды меж собой В вечерней дымке тихо млели; Поднявшись, ветер листья рвал… Тогда еще никто не знал, Что тот младенец в колыбели –

Жизнь не успев свою пройти – Из жизни должен был уйти. III Мир слеп и гнил. Как склеп унылый, Стоял, серея, мавзолей; Знамен расшитых вид застылый; Уединенный свет свечей В церквях скупых пятидесятых; Людей, безверием проклятых, В бараках чуждых разговор… Пустырь и грязь. Унылый двор. Окон зашторенных мерцанье. Ступеней скрип. Замка щелчок. «Сынок, Сереженька, сынок – Ты весь горишь!…- плачь, бормотанье. - Кто нам поможет!?» - тишь и ночь Уносит нажитое прочь. IV «Сестра моя, моя Надежда! Пишу тебе, кропя слезой…. Я коммунист… да, я невежда, Не верила, что Господь твой, Которого ты воспеваешь, Которого ты больше знаешь Чем я - прости, сестра моя, Ты говоришь: «Он наш судья! Он помощь нам и наша сила!» А как быть мне?! Уж двадцать дней Искала здесь среди врачей Я помощи. Я всех просила… Помочь никто мне не сумел, А сын мой, как свеча, горел. V Он умирал. У колыбели Носился страшный, дикий рок. Глаза Сереженьки горели, Скажу, мне было невдомек: Ну, почему, ну почему же На этом страшном смертном ложе Лежит мой сын? За что, сестра?! Ты знаешь, к людям я добра, Идеи партии любила, И имя Ленина … всегда Должно быть впереди. Да! Да! Вождя я сердцем возносила. Всех наставляла, кто не знал, А мой сыночек … умирал.

VI И день, и ночь в слезах, в печали Искала помощь я, но зря; Мне что-то вроде обещали И улыбались, говоря, Что только партия поможет, Что наша партия все может, А коммунизм – наш капитал, – А мой сыночек… умирал! Он, словно ангел, в колыбели Лежал – невинное дитя… Я засыпала нехотя, Ночные птицы песни пели… Сестра – во сне я не спала, А смерти я его ждала. VII Скажу тебе - любовь и радость Переполняют мой недуг. То, что увидела… о сладость! Мой бывший враг – стал лучший друг. Я не хотела, не желала, Но помнишь, ты мне подсказала: «Сергея надобно крестить». О, Александра! Как мне быть! Вот Ленин, Бог и церковь рядом. Мой идеал, а рядом сын… Сереженька совсем один. И эта мысль травила ядом. И я решилась…. О, сестра! Терять мне нечего. Пора. VIII Как свечи ярко полыхали, Звенели как колокола, В купель как сына опускали, Как крестик в руки я брала – Не помню я в бреду постылом… Я видела на лике милом Исчезла смерть. Сын оживал. И батюшка сыночка брал, И подносил тотчас к иконам. И говорил и говорил. И я, Надежда, что есть сил С грудным своим справляясь стоном, Потертый теребя карман, Стояла, словно истукан».

IX И было слово, слово «ма-ма» - Младенца самый первый слог. Здесь было все: и мелодрама, Была здесь скорбь, и был здесь Бог. Кто время нынче все ж рассудит: Найдет кто, или кто забудет, Кто возымеет здесь урок, Кто прочитает между строк О даре щедром провиденья, Но только дальше жизнь течет, Кто потеряет, кто найдет, Кто вложит в рамку без сомненья Забытый давностью урок, А может быть, и свой порок. X Все в мире этом изначально Находит степень естества…. /Снесли ту церковь…./ Все ж печально – Исчезла ниточка родства – Незримый ангел совершенства, Питавший соками младенства Наш незатейливый уют. Но наши предки все же ждут Любви и попросту терпенья, Как Александра – мама, мать – Ее нам не в чем обвинять В престижных спорах самомненья. Кто хочет – разберется все ж, А не захочет – ну и что ж.

Галина Куприянова (г. Москва, Российская Федерация)

Солдатская доля * * * На троих краюшка хлеба, Да и та упала в грязь. По сиреневому небу Пуля меткая прошлась. Два солдата с командиром Целят ружья на врагов. Осень клином журавлиным Режет вены облаков. Ветер стонет и страдает, Рвёт туманов седину. Пулемёт ревёт и лает За родимую страну. Дни и ночи не красивы... Багровел закат от ран, Только в сумраке тоскливо Разговаривал баян. Сорок пятый за горами, Сорок третий правит год, А икона со слезами Опечалила народ. Край родной, лишился жизни, Мать убита и отец... За невесту и отчизну Поднимал стакан боец. Время лебедем подбитым Спотыкалось о рассвет.

Много раненых, убитых, Много радостей и бед. У войны четыре брата - Страх, отчаянье и боль, А четвёртого солдаты Взяли сразу под контроль. Брат четвёртый - час победы! Братьям вовсе не родной. Слава вам - отцы и деды, Слава песни строевой! Прослезилась ночь зарёю И развеяла огни... Не дружи, пацан, с войною, Но историю храни. * * * Плачет парнишка у яблони старой, Трёт о рукав окровавленный нос... Ветер играет на струнах гитары Тонкими пальцами мёртвых берёз. Грозно дымятся сгоревшие хаты, Трубами скалятся словно в укор. Небо заботливо стелет закатом, Вьюгой штрихуя последний костёр. Дышит мальчонка на синие руки, Пули считая, Богом прошу - Ну, погодите, я вырасту, суки, И за отца, и за мать отомщу. Времени не было, только обида, Душу рвала безнадёжная мреть... И отслужила луна панихиду, Звёзды - лампады оставив гореть. Долго рассветы туманам молились, Годы горели тяжёлым свинцом. Лёнькой Исаевым в роте гордились - Самым отважным и юным бойцом! * * * Возьми гранату, да погрейся, Земля и твой приемлет прах. Играет дьявольская песня На окровавленных губах. Не проклинай, мой враг, довольно, Тебе не выстрелить, не встать... Мне тоже очень было больно Друзей к погосту провожать.

Смешались дни, бойцы и тени, Война в гостях у декабря. Стоят на тоненьких коленях Рябины, горестно скорбя, Но ни молитвы и ни слёзы Не доносились до святых, Виной хрустальные морозы, Виной для мёртвых и живых. Сошли с ума метель и вьюга, Но мне не может быть больней - Убили сына и супруга, У роще старых тополей. Умри, подсказывают беды, Кого лелеять и любить? Зачем живу я? Для победы, Для всех нуждающихся жить. Кладу винтовку к изголовью... Господь, моя ли в том вина? Прости, что я играю кровью, Но этим славится война. * * * На самой вершине бескрайних небес Писалась солдатская доля. Кленовой ладонью приветствовал лес Шинелью прошитое поле. И в облаке светлых молитв и речей - Мешался напев журавлиный. И капала осень с разбитых плечей Морозно-багровой калиной. У рваного тына в забытом дворе - Всё кто-то в калитку молился, Но праздничный месяц в свинцовом ведре, В глубокий колодец свалился. Дразнила гитара зловещий простор, Дышало живое и пело, А пуля вершила один приговор Для каждого смертного тела. Была беспредельной тупая слеза - Горячей, безумной и скорой, А небо беспечно вливалось в глаза - В глухие застывшие взоры. Расклеилась в речке святая луна И вечным огнём полыхает. С победой, с победой, с победой страна! И громко славянка играет.

Так громко играет и то, что болит, И, кажется, время не лечит... Ничто не забыто, никто не забыт, И плавятся слёзы и свечи. * * * Зарево взметнулось на рассвете, Стон и плачь раздались в тишине - Это в старой церкви плачут дети, Заживо горящие в огне. Дышит небо воздухом кровавым, Дымовой приветствуя полёт. Как молитву, кто-то шепчет — мама... Только та, на помощь не придёт. На алтарь упавшие святыни Позолотной маются слезой. Не забыть российские хатыни - Детский плач, отчаянье и вой. И средь бед замученного края Заалевшим снегом бил ручей. И клялась старушка, умирая, Что накажет этих сволочей. А когда раскаялись закаты На глухие к горестям поля - Хоронила вьюга автоматы До прихода злого февраля. День за днём, и штампом шаг за шагом, А итог наметился один - Закраснело знамя над Рейхстагом, И молил о милости Берлин. Отдохнув от боли и бессилья, Среди звонких песен и речей, Помолись, геройская Россия, За сынов своих и дочерей.

Людмила Крыжановская (г. Херсон)

Из стихотворного цикла «НИКОЛАЕВКА, ЗАПАДНЫЙ КРЫМ» 1. ОСЕНЬ Не передать поры осенней диво – Всю эту просветленность облаков, Когда меж перламутровых извивов Проявится лазоревый покров. Еще готовые к отлету стаи Не подчеркнули неба красоту, Холодные рассветы не устали Смывать с холмов земную теплоту. Разъятые зеленым взрывом кроны Уже горят багреющим огнем, Кустарники орнаментом узорным Стекают к морю вспыхнувшим ковром. Печально поседевшая олива Роняет золотистые плоды: Все тянется, сердешная, с обрыва К игре маняще-вкрадчивой воды… Застыв тяжелой, с просинью парчою, Виднелся окоем издалека, А волны наперегонки к прибою Струили изумрудные шелка. Но как в оправе белоснежной пены Взъярившийся блистал аквамарин, Что Солнце, усмиряя лик свой гневный, Сошло к прохладности морских глубин!

Лучи вразбег, под облаками низко, Текуче заалели на волнах И выжигают в чаще тамарисков Кровавый иероглиф на стволах. 2. ШТОРМ Суровость облаков уже пугала Застывшие в тревоге тополя. По морю что-то легкое бежало, И вдруг… от шквала вздрогнула земля! Казалось, в ярости армагеддонной Сражались все библейские цари: Клинками молний под земные стоны Рубили в клочья тьму богатыри! И грома бич обрушился на море Под сполохи взбесившихся зарниц. Взвился с разъятой глубины простора Табун аквамаринно-кобылиц, Напружив переливчатые шеи В неистовстве стихий, и все летел, В земную метя твердь, и, не жалея, Сминал симфонию прекрасных тел… Беснуясь белым пламенем в прибое, Впивались в шеи вспененные львы И волочились хищно за волною, Терзая лапами узор дресвы.* Всласть распугав заката птиц багряных, Шторм всеми силами, что были в нем, Сдирал на запад небо, окаянный, И звезды сыпались за окоём… А шторм ревел, смывал холодным адом Прогретой тверди жаркие мольбы И мир вбивал жестоким волнопадом В ушко иглы карающей судьбы. К утру, ненаярившийся в обиде, Под солнцем увлеченно заблистал И рокотать потише «Жди-те! Жди-те!» Неугомонный зверь совсем устал. Под голоса античных измерений Паросский мрамор нежила волна… Цикады звон оттачивал мгновенья И жгли гранит ВОСХОДА письмена. _________________________________________ * Дресва – фракция минералов, следующая за крупным песком.

3. ВОЛНА Волна, волна, морская кобылица, Ты молодою силою вольна, Взыграв, летишь по морю, словно птица, - Красуешься пред взором Нептуна! И, устремляясь в твой разбег ретивый, В восторге я плыву, лечу с тобой, Серебряной меж пальцев плещешь гривой И ослепляешь солнечной уздой. Вот, лебединую сгибая шею, В ладони мягко дышишь теплотой, Потом взбурлишь, морским взвиваясь змеем, Аквамариновою глубиной, Несешь меня в бескрайние просторы, К желанному подножию небес, Где облака в зенит взметнули горы Иль крыльями взлетают в край чудес. Там воды растворяются в лазури И над землей бушует океан, Там солнечные радостные бури Приносят красоту вселенских стран! 4. ВРЕМЯ ПРИШЛО Нового Мира вливаются волны С доброю, щедрою, радостной силой, Чтобы сиятельной лаской наполнить Душу бессмертную Землюшки милой. И заполняют простор Красотою, Чистое сердце – победною песней, В тверди безудержным бьются прибоем: Время пришло биться яро и честно! Время пришло омывать чистотою, И омываться святою водою, И загораться Трисветлой Мечтою – Мир вознести над проклятой бедою. А возносить - лишь на крыльях свободы, А возносить - лишь на собственных крыльях Всех сохранивших лучи от невзгоды, Всех несломившихся в сказках и былях. Волны вздымаются, волны ласкают, В небе играют родном лучезарно. Час уже бьет! И не важно кто знает, Иль предавал кто в молчаньи коварном,

Кто притворялся, что все как и прежде, Ведая: тьма вокруг счастья обвилась И убивает лишеньем надежды. Час уже бьет - воздает не на милость! Час воздает вознесеньем крылами И вос-хищеньем к небесным вершинам, И прожиганьем дороги мечтами К Сердцу Творца, где мир примут как сына.

Татьяна Павленко (г. Херсон)

Дом детства В свой город детства приезжаю редко, Но иногда, оставив на потом Клубок проблем, я, разбивая клетку, Мчусь, как к спасенью, в свой любимый дом. Там все как прежде: тот же куст сирени, Встречая у калитки, шелестит И, будто обнимая за колени, Меня, уже как гостью, пригласит Пройти по узенькой дорожке сада, Вдыхая спелых фруктов аромат… Крылечко в три ступеньки и веранда Почти полвека в этот сад глядят. Все позади: проблемы и преграды, Когда вхожу в мой старый добрый дом, Где пахнет хлебом, где всегда мне рада Моя семья, собравшись за столом. Как будто в детство снова я вернулась, Весь мир вокруг стал ярче и добрей. Такое чувство, словно я очнулась От серых снов, от будней и людей.

Игорь Янович (г. Киев)

КАПЛАНТИДА ЮРИЮ КАПЛАНУ ПО СЛУЧАЮ ПРИСВОЕНИЯ ЕМУ ЗВАНИЯ ЗАСЛУЖЕННОГО РАБОТНИКА КУЛЬТУРЫ УКРАИНЫ Деятели государственных структур приходят и уходят, а поэты – остаются. Срок жизни короток! Для лба – всего лишь век. До двадцати – терроризировали ВУЗы. До сорока – терзали «истиной» Союзы, всех убеждая, что Вершина – не Казбек. Но вдруг рассыпалась империя – как зло. Ты в шестьдесят стал многозначным, наш товарищ… Все говорят, что и любовь попутно варишь. В среде поэтов всем, похоже, повезло! Администраторы топили смысл стиха, но ведь признали, наконец, что сверхкультурен. И что стихи твои народам по фигуре! И что сатира тоже – корнем – не плоха. И всё же грустно понимать, что вундеркинд играл трагедии не в строчках, а реально… У неликвидов – доля – нынче – гениальна! Как в постаменты – личный болт!.. Как в небо – винт! 04.11.01 ЮРИЮ КАПЛАНУ, ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ЗЕМНОГО ШАРА Бог забирает всех талантливых в райки, распространяя суть искусства во Вселенной. Там даже Стикс – в исходных мыслях – по колено, но в нём утонут сатанинские полки...

Не доплывут туда поклонники убийц и почитатели грабителей народа... Земные черти не найдут тропинок к броду под маской хамской – приближённых к зверствам лиц. Ведь возвращает оптимизм твоя строка – под рифмы – с сочностью богатого аккорда... В них сможешь всех нас представлять в подстрочьях гордо – от двух полов – на небесах – без потолка. Киев, 14.07.09 ЮРИЮ КАПЛАНУ К 75-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ Не посылает ли Каплан сюда подсказки – мне говорил, что в сборник может вставить всех! Срез строчек сочных – прорастить в стихах не грех – в листочках книжных – звук – давно уже не сказка. Благословляли нас на подвиг Президенты и соглашались, что мы всё-таки Конгресс!.. Молчит Каплан… Тома «Любви» пошли под пресс: не только ж сладкие в искусстве есть моменты… Он не подачки получал на Том, а деньги, но политически нейтральным быть хотел… Зря получилось, что теперь он не у дел – убийство дома – это вам не дребеденьки… Везде ж он вхож был, достучавшись до Европы. Литературные нагрузки – помогли!.. Возможно крутится теперь – вокруг Земли! Ведь он не сам погиб – искусство вышло боком! Киев, 14.09.12

Дмитрий Моцпан (г. Хмельницкий)

* * * Стремясь к вершине идеала В единстве цели всех времён, Что человечество искало, Средь громко названных имён? – Спешили миг увековечить, Создав – разрушить вопреки, Под псевдоправедные речи И «громогласные» стихи Смешать идеи с идеалом, Их воплотить грядой камней На серо-будничном и алом, Среди блуждающих теней.

Анатолий Шевченко (г. Мариуполь, Донецкая обл.)

Родная земля Мне по нраву бескрайние степи. Запах моря и шелест листвы. И на сердце восторженный трепет От увиденной мной красоты. Это земли мои все родные, От востока до западных стран – Горы, реки, поля золотые, Лиц радушных людей океан. Я горжусь многоликостью нашей. У нас разные люди живут. Молдаванок, гречанок, казашек, Парни местные в жёны берут. Ну, а грекам, евреям, ингушам Украинки рожают сынов. В каждом доме вас встретят радушно, Угостят и разделят свой кров. Мне по нраву моря, реки, горы, Многоликость великой страны. Мы – надежда её и опора, Мы – святой Украины сыны!

Валерий Михайлов (г. Кировоград)

Маятник жизни

Больница, реставрация сердец, Где жизнь порой подводит все итоги, Быть может, где начало, и конец, Кому поможет врач, кому – лишь Боги Вот сердца бег, как бешеный галоп, А тут - инфаркт, а там – дела похуже, Остатки сил качают кровь взахлеб, И жизни нить - где шире, где поуже Ты ощущаешь, как ничтожно мал, Бездонна у небытия утроба, Как гаснет у свечи твоей накал, И ангелы слетаются у гроба Не твой сегодня день там был и час, Ты вышел из горящего Содома, И понял – жизнь разменивал подчас, Тот божий дар – совсем не аксиома И хочется обнять весь белый свет, И миру заявить о том весомо, И как приятен за окном рассвет Под мерный стук в груди от метронома Ты замечаешь, что сосед храпит, И дует в щель, задерживают завтрак! И время хочешь гнать и торопить, Сегодня же, никак не послезавтра! Но чай несут пока ещё в постель, И всё же, красит жизнь уже пастель.

Павел Сердюк (г. Донецк)

Отечество закрывшие собой * * * Отечество закрывшие собой лежат бойцов нетленные останки. Вступали в сабельный и рукопашный бой, под пушечные ядра и под танки ложились за Отечество в грунты. А дома выли бабы и сироты. Победное ура выкрикивали рты! Гусарские полки или штрафные роты на поле бранном покрывали бранью (и трупами противника) поля. Идут века весенней гулкой ранью, стоят, как часовые, тополя. Растёт трава, где полегла пехота, курлычут, пролетая, журавли. А умирать-то было неохота! Но всё-таки за Родину легли. * * * Победа! Сердцу сладкий час! - горит строка на школьной парте в учебнике. Сквозь стыд промчась, свой крест, принявши в Бонапарте, в двунадесятых языках Россия вышла на просторы истории, и рос в веках её престиж. И Росс, который был прежде сирым мужиком, явил себя на поле бранном. Крепчал войны народной ком. И приложив повязки к ранам, Отечество моё в войне врагов пришедших разбивало. И слава множилась вдвойне. И это много раз бывало.

* * * Мой дед был окопным бойцом. За веру, царя и державу он трижды был мечен свинцом, он видел Европу. В Варшаву его умирать привезли – он сдюжил, он выжил – вернулся. В трудах и молитвах согнулся, и стал он землёй от земли. * * * А кого-то первого убили в этой неоконченной войне, о которой так кричать любили и клялись не постоять в цене. Кто из не узнавших о позоре отступлений, трусости, потерь первым встретил ворога в дозоре и погиб, закрыв собой тетерь толстомордых, хищных и трусливых, бросивших под танки полстраны? Сверху бомбы падали, как сливы, и не с той светало стороны небо от разрывов и пожаришь. Первой кровью окропив траву, спи спокойно, преданный товарищ! Если спится в придорожном рву. * * * Бомбы освистывали предрассветную тишину, пилоты набирали у командования очки. Недолго оставалось кипеть терпению и пшену. Осколки пробивали алюминиевые значки. В бой вступала пехота, и били бойки. Первые залпы демонстрировали перелёт. Не все минёры взорвали мостам быки. Оборона попала – кто в небо, кто в переплёт. Вошёл глубоко в неё танковый свинский клин. Не в оборону, а в панику брошенных на произвол. Колосс дрожал, и шатался на ножках из глин, и впечатление жалкое на немчуру произвёл. Так и ложились рядами любой ценой мы за Победу. А что же не постоять? И выбивались из жизни дивизией очередной. Вермахт входил в Отечество по рукоять. * * * У войны лицо товарища Сталина и товарища Сталина – Адольфа. Сколько планов было составлено, сколько народа, увы, не состарено. Сколько проклятого долга и воинской повинности с двух сторон исполнено верноподданным населением

решениями министров нападений и оборон. Приказано сдохнуть Сучьим велением! И народы одураченные легли. И гомосы стали гумосом плодородным. Семьдесят лет, как летят журавли неисчислимым клином народным. * * * Целая жизнь прошла, как разгорелась война. Папе двадцать, а маме четырнадцать, как Джульетте. В сорок пятом она в него влюблена. Голод, разруха, дети. Строили дом, сажали деревья, кормили рты. Четверо родилось, но не выжил брат. Кубики из бруска и картофельные торты. Я леденцам был немыслимо и бесконечно рад. Что мои беды теперешние в сравнении с той войной! Тысяча четыреста восемнадцать раз я наполняюсь неизгладимой виной, а они уже там, где не слышно плача и фраз. * * * Мой отец пришёл с войны, а точней, вернулся с фронта. Наступлений, оборон-то в километрах до Луны он прошёл, прополз, проехал. Скольких взрывов гром проэхал в сердце божьего раба, но не сгинул – не судьба! * * * Здесь, в местах, где тучи ходят хмуро вдоль бескрайней Родины границ, как оперативники из Мура, где письмо в объёме двух страниц золота сибирского дороже. Здесь цена поступка высока. Друга взгляд статьи бывает строже, гимн страны в душе звучит до дрожи. Это - Пограничные войска! * * * На холмах Грузии опять ночная мгла. Отбой в казарме. Снова не смогла придти в мои встревоженные сны. А их тревожат часто. Снесены полётом пуль мишени вдалеке. И пенкой туч на млечном молоке покрылась видимость невидимых миров. Подъём внезапен. Командир суров, а дома безразличен, тихо пьян. На сапогах морщинится баян, на животе латунная звезда, а в нём неприхотливая еда,

которой хочется, но больше не дают. Учебный класс. Наушники поют гражданские мотивы, и тире, и точки. И пробьёшь в календаре перед отбоем дырочку иглой. Опять Подъём! Здоровый, удалой начнёшь крутить круги на турнике и накачаешь бицепс на руке пудовой гирей для пустых понтов. А через месяц ты почти готов закрыть собой одну шестую часть. А сердце, тренированно стучась, ждёт писем и мечтает перед сном на холмах Грузии в урочище лесном. * * * Опустел мой магазин - в нём осталось два патрона. Я ещё живой в грязи. Надо мной кружит ворона. Целиком меня не съест. Может, в глаз лениво клюнет. Нас послал партийный съезд. Миномёт горячий плюнет через горку чугуном, всех упрямых добивая. И в ранении сквозном задымится кровь живая. * * * Выводили войска (из себя). Не давали бойцам провианты. Сгнили в серых дождях отрубя. Маркитанты являли таланты, исполняя служебный свой долг всё ловчей (да ещё воровали). Ну, какой тут с голодного толк? Повоюешь по-русски едва ли! Хрен с ней – с кашей. Патроны давай! Зарастают стволы паутиной. Слышь, морзянщик, ты передавай: Ждём гостинцев! (И курим в гостиной). Земляку оторвало сапог. И не стало ноги до колена. Жуткий свист и разрыва хлопок. Выйдет замуж красивая Лена за простую гражданскую Чму. А земляк пропитается водкой, если выйдем (не верю чему). Провожают прямою наводкой.

Людмила Хорошева (г. Ирпень, Киевская обл.)

“С верой в душе” О заблудшей овечке Он с детских лет в семье изгоем стал: Ни ласки днем, ни на ночь – колыбельной, И в озлоблении своем так возрастал, Что в школе злоба стала «беспредельной»: Бил одноклассника, соседа бил, Не потому, что в нем он встретил хама, Который преобидно оскорбил, - А бил за то, что … его любит мама… Овец заблудших, принято судить, Так в светском обществе давно сложилось: «Добропорядочное стадо оградить!» - И для изгоев тюрьмы учредились, Но Церковь всех готова принимать: «Молитва покаянная исправит!» Оставят если и отец и мать – Господь в Любви священной не оставит! Пусть с детства знал лишь драки, мат и тьму, Но … Пастырь добрый возжигает свечку: Оставив паству, шествует в тюрьму, Чтобы спасти заблудшую овечку. Полнолуние Взор подними в безкрайний небосвод: В ночи таинственно луна сияет, Пусть постепенно полнолунье «угасает», Но дивный нежный свет на землю льет. Луна не умалилась – меньше свет И месяц на небесный свод восходит: Метаморфоз загадки производит Вселенское вращение планет …

Загадочно сияние души, Свободной от греха и устремленной к Богу – Вот, приближается к заветному порогу, Кладет поклон в молитвенной тиши. Свечу горящую не прячут под сосуд. Но на подсвечник ставят, чтоб светила. Святой души Божественные силы В обители Христовы приведут. В молитве сила духа и души. Творим добро и чистотой сияем, Свет полнолуния в душе мы умоляем, Когда, поддавшись искушению, грешим. Чтоб чистотою полнолунною сиять, Любви и Веры освщать дорогу, Свет благодати, посланной от Бога, Нам должно в покояньи обновлять. Просветление Темнота хранила ночи сон, Но забрезжил робкими лучами , Алым пламенем зарделся небосклон – Вспыхнула зарница пред очами. С каждым часом ярче дивный свет, Вот в зените истины светило: Темноты и тени больше нет - Так нас Церковь верой просветила, Обновляя грешного и злого, Что томился в темноте греховной, К чистоте Небесного чертога Благодати Божией Верховной. Творец и творение Бог сотворил весь мир, и дух, и тело… О, как прекрасен видимый нам мир! И миром мы поглощены всецело, А тело нам – и ценность, и кумир. Коль так красиво плотское, простое – Прекрасен нам невидимый чертог, Благоуханье сада неземное, То сколь превыше их создавший - Бог! Творец превыше Свого творенья… Так почему же променяли мы Добро - на худшее, и, в ослепленьи, Низвергнулись в провал греховной тьмы?

Божественному Церковь наставляет И, постепенно в вере укрепляясь, Достоинство творенье повышает К Творцу душой и телом устремляясь. Любовь Христова Экспресс «Земля» без остановок мчится: Всем пассажирам «на конечной» выходить… Так просто – неожиданно влюбиться, Как трудно – в ожидании любить… Любви вершина – Крест страстей Господних, Нет в мире выше жертвенной любви: Не всем дано так возлюбить сегодня, Чтоб пострадать за ближних до крови. Влюбляются, как дышат, вновь и вновь, В романах драгоценность – время тратят: Кто дешево оценивал любовь, Тот за прозренье дорого заплатит… «Бог есть Любовь», - Писание гласит, - «Любовь грехи собою покрывает, И очищает, и животворит». Без веры – плод греха в аду пылает. Любовь – Господня заповедь для нас: Любить Христа и все созданья Божьи. О ближних с верою молить в полночный час – Возвысить чувства к Божьему подножью. Пасхальный рассвет Лучезарный Пасхальный свет, Золотое крестов блистанье, Будто свечи ,каштанов цвет, Златоглавых церквей сиянье. Воздух свежестью напоен, Окропленный росистой ночью. О Небесном Царстве пророчит Колокольни Пасхальный звон. Храм объемлет трепетный круг В ожидании освященья… Вот они, плоды Воскресенья- Просветления лиц вокруг! Проживи хоть тысячу лет, Не изведаешь высшей чести: Воскресение благочестья- Лучезарный Пасхальный свет.

Пасхальное утро Вся природа Христа воспевает! Королевский тюльпанов наряд Сквозь прозрачность садов - ослепляет, Радость звезды земные дарят. В кисее облаков серебристых Великодний рождается День На душе так легко и пречисто! Кружевная садов раскипень, Как прообраз плодов урожая – Будут яблоки, если Бог даст… Воскресенье в цветах прославляя, Сад воздаст нам заслуженный Спас. На волне души Настроюсь на волну твоей души, Чтоб уловить ее тончайшие порывы. Словами все сказать мне не спеши: Душей я чувствую – одним мы духом живы. Нам в жизни упование лишь Бог, А Матерь Божья – помощь и отрада. Среди страданий, боли и тревог Одна дорога, а других не надо. Лишь Церковь – единение людей, Кому храм Божий, чистый Дом молитвы Спасет от еретических сетей, Остудит политические битвы, Посеет в душах зерна доброты И страх греха, и трепет перед Богом. Свой лучший праздник в церкви встретишь ты, Суд Божий станет жизненным итогом. Дай Бог тебе созвездье долгих дней, Исполненных молитвой и смиреньем. И с каждым годом быть еще сильней С земным и вышним миром в единеньи! Одна пара следов Тропою жизни в вещем сне Шел человек, теряя силы, Взглянул назад – следы вдвойне И это очень удивило. «Кто рядом был в пути со мною»? Он задал Ангелу вопрос. «На все путях Господь с тобою»! - К земле как вкопанный прирос: «Но в дни трагедий и невзгод,

В мою тягчайшую годину, Тропой один лишь след ведет – Тогда Господь меня покинул? За что постигла Божья кара»? Взывал обиженный до слез… «Когда следов одна лишь пара – Господь тебя с любовью нес». Не осуждайте Не сомневаясь, обличаешь; Судя других, вредишь себе: Какою мерой отмеряешь, Такой отмерится тебе. С сочувствием смотря на брата, Простим друг другу все грехи: Ведь в ссорах оба виноваты И грех – не подавать руки. Пока бревна не замечаешь В зенице ока своего – Сучек же вынуть помышляешь Из глаза брата твоего. Судьей над братом быть желаешь? Подумай о своей судьбе: Какою мерой отмеряешь, - Такой отмерится тебе! Друг к другу будем милосердны, Поскольку все прийдем на Суд! А кто других судил усердно, Того заслуги не спасут.

Ольга Тарасова (г. Лозовая, Харьковская обл.)

* * * (После прочтения повести-притчи Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон») Люди, учитесь летать! Жизнь нам дана для полётов. Не для тревог, переплётов, А чтобы смели дерзать. Каждый, кто выше проблем, Смейся, мечтай и безумствуй! Радость полёта прочувствуй, Прочь от шаблонов и схем! И не пытайся в словах Праздных найти смысл жизни. Не прибегай к укоризне За безрассудство и страх. Мы ведь умеем любить, Чувствовать, изобретать… Люди, учитесь летать, Чтобы с достоинством жить.

Ирина Мачикина (г. Донецк)

РАННЯЯ ВЕСНА Земля проступает под снегом, На солнце сверкают снежинки, В глазах просыпается нега – Так радуют эти картинки. Ручьи пробивают дорогу, Журчат уже ласковым звоном, Вбирают всю талую воду, К весне направляясь с поклоном. Весна расчесала берёзы, Одела их в новые платья,- Уже не страшны им морозы, И синею тонкою гладью Наносит на небо узоры, А солнце за ней наблюдает; И мы устремляем все взоры На небо и будто бы таем От нежной любви, обновленья; Из сердца, как птенчик, взлетает Высокий порыв вдохновенья – Такое весной лишь бывает.

Лилия Цинкевич (г. Дебальцево, Донецкая обл.)

УШЕДШЕМУ ПОЭТУ Безвременно ушедшему Каплану Юрию Григорьевичу Каждый поэт – это личность, Что дарят земле небеса, В которой своя есть трагичность И гениальность своя.

Весь мир представляет комедию Для тех, кто в нём мыслит ещё, А для поэта трагедию – Он чувствует фибрами все.

Его гениальность как пламя, Огнем белый свет зажигает, Кого-то оно ослепляет, Но сердце поэта сжигает.

Родился он неугомонным, С бунтарскою жилкой внутри, С энергией высоковольтной, Которой спешит зарядить

Весь мир, чтобы был он прекрасней И чище своею душой, Всегда оставался бы сказкой Загадочною и живой.

Дарил он богатство души Всем тем, кто способен услышать. Пейзажи его хороши, Они гениальностью дышат.

Но жизнь не подвластна поэту. Он смертен, как все на земле, И сам всю трагедию эту Предвидит в своем же стихе.

Поэзия ж смерти не знает. Она, проникая в сердца, Почёт ему, славу низает, Бессмертья веночек плетя,

Чтоб стих его, как и при нём, Горел неугасным огнём, А тот, что он не дописал Не точкой последнею б стал,

А чтобы допел соловей С весеннею песней своей. И пусть теперь в образе гида Находится и Каплантида.

Уходит из жизни поэт, Не дописав свой куплет, И больше становится прозы В жизни суровой и грозной.

Лариса Бетина (г. Севастополь)

Некоторые думают, что они думают (афоризмы и сентенции)

� Что ж ты жизнь свою не хочешь изменить?

- А зачем? Тогда мне будет некого винить. � Коль не доволен ты своей судьбой, спроси: довольна ли она тобой.

� Почему проблема не решается? - Притязания твои не уменьшаются.

� Порой на вид такое яблоко красивое, а вот надкусишь, и оно червивое.

� Мечта – всего-то навсего – «морковка», какою манит нас судьба – плутовка.

� Как полюбить врагов своих? – А ты подумай, что ты тоже – враг для них.

� Грехи чужие хорошо ты знаешь, а вот свои в упор не замечаешь.

� Ты ищешь друга идеального? А сам ты кто? Смотри реальнее.

� Не сожалей о том, что не сбылось. Возможно много горя мимо пронеслось.

� Нас учат в школе много лет тому, как мир устроен внешний. Как будто внутреннего нет. И делают из нас калек: глаза - то есть, а видеть нечем.

� С одежды вывести пятно легко. А как с души убрать его?

� Словами помолился… и забыл. Добро же сделал – ты молитву сотворил.

� Не завидуй тому, что есть у другого, ведь вместе с хорошими там много плохого.

� Природа выразилась кратко: изъян в душе и – телу гадко.

� Определяя породу кошке, не надо смотреть на кошкины блошки.

� В сермяжном токе бренных дней подумай иногда о том, а что расскажешь ты о ней, о жизни, возвращаясь в небесный дом?

� Что проку изучать других? Душа других – потёмки. А покопайтесь-ка в себе самих, увидите: соединились в вас и предки и потомки.

� Любезные свои слова вы говорите лишь в глаза, и льёте грязь по за глазами. И так же поступают с вами.

� Жизнь – это образ тебя в тебе. Что ты думаешь о жизни, то и жизнь думает о тебе.

� Духовность есть такое состояние, когда между твоей душой и душами других людей – тобой содеянное понимание.

� Искусство – мост между мирами: меж тем, что есть вокруг и тем, что есть мы сами.

� Когда не знаешь, как жить дальше, то, значит, на душе твоей завалы фальши.

� Винят в своих болезнях всех подряд. Вот только внутрь себя не поглядят.

� Коль заболел, то не ищи лекарство, ты в свою душу со вниманием посмотри и приведи в порядок собственное государство.

� Стань на другую точку зрения – в душе начнётся продвижение.

� Ты не согласен с мыслью новой и чужой? А ты свой взгляд пошире приоткрой, и согласись что ты – не самый умный и, может быть умней тебя другой.

� В голове твоей мысли гадкие, в душе твоей чувства ужасные, а хочешь, что б жизнь стала гладкою, и люди что б были прекраснее.

� За всё и всех всегда благодари, к тебе вернётся всё энергией любви.

� Не умеем мы просто прощенья просить, но хотим, что б нас Бог догадался простить, и что б люди прощали, не помня обид. Ну, скажи, разве должно подобное быть?

� Мы хотим от людей одного – понимания, и при этом жалеем им капли внимания, а потом говорим: как же я одинок! хочешь быть не один – ты общение сделай призванием.

� Если с собственной глупостью сладить не можем, то за что ж в своей критикой ближнего гложем?

� В саду растут различные плоды, одни нектара полны, а другие - кислоты, а некоторые вовсе не съедобны. А вы какому плоду более подобны?

� Мы чтим законы и теории, страшась взглянуть в лицо природы. Страна, забывшая историю, рабыней служит у свободы.

� Мир полит кровью повсеместно, и кости поколений там и тут. Да, жизнь бесценна, как известно, и потому её не берегут.

� Когда ничто не отторгается, всё благодарно принимается, и сердце сердцу улыбается – культурой это называется.

� Ну, кто не даёт? – пиши, издавайся, коль есть тебе что сказать. Но только потом не обижайся – кем тебя будут считать.

� Как – то очень странно получается: человеку льстишь – он соглашается, правду скажешь – он кричит и злится, и на эту правду обижается.

� Поэзия – нить сознания, что держит земное с небесным в поле одном мироздания, в русле одном – словесном.

� Мы за талант прощаем многое, прощаем дерзость и ошибки. Талантливых сам Бог осудит строго, но людям дарит их как к празднику – открытки.

� Часто завидуют людям талантливым. Талантлив лишь тот, кто по жизни внимательно умеет видеть великое в малом, и трудится много и очень старательно.

� Все жаждут правды, сами – лгут. Все любят лень, клеймят безделье. Когда что ищут – не найдут, то обвиняют привидение.

� Коль ты к старости лучше не стал, то зачем ты любил и страдал? Слишком много ты спал, пил и ел, и ни капельки не поумнел.

� Голод – не тётка. Он – мудрый отец, который заставит тебя, наконец, трудом добывать себе пропитание. Вот это и будет твоё воспитание.

� Мы тело кормим постоянно, и выбираем, что получше. А чем же «кормим» мы сознание? Что входит к нам в глаза и уши?

Людмила Пастушок (г. Донецк)

Из цикла «Живи и помни»

ПЕРВЫЙ ОРДЕН Посвящается участнику Великой Отечественной войны, директору агентства «Книга Памяти Украины», Кулаге Иван Ивановичу. Под дождь свинцовых пуль шла переправа, К реке Березина спешит солдат. И вдруг увидел возле леса, справа, Прорвавшийся вперёд немецкий танк. В окопчике, укрывшись от обстрела, Услышал он (кричал артиллерист): «Давай снаряды!» Средь героев смелых В живых остался он один. По-братски бросился Иван на помощь, Стал подавать снаряды в тот же миг… Подбил два танка, наступила полночь, Земля поднялась взрывом на дыбы. За этот бой ждала его награда, Свой первый орден воин получил, И Красная Звезда была зарядом Для подвигов, которые не раз свершил. ДЕТИ ВОЙНЫ Очередь за хлебом. Холод стылый Взрослые и дети у ларька На морозе ждут нетерпеливо, Ожидая хлебушка куска. Триста грамм на каждого давали, Кроху в те военные года. И другой еды они не знали, Карточка кормила города.

Ждал народ решающей Победы, И в тылу трудился, чтобы фронт Гнал фашистов за пожаром следом… Шаг за шагом воин шел вперед. Сколько же ночей недосыпали, Подвиг совершали стар и млад, У станка солдатами стояли, Отправляя танки и снаряд. Верой и надеждой помогали Всем защитникам страны, Сила их любви объединяла- Тех детей чудовищной войны. ОЛЬХОВАТКА Ольховатка, Ольховатка Память славную хранит… Где прошли бои когда-то, То село нам не забыть. Есть музей известный в школе, Ни с одним нельзя сравнить, Он живет военной болью – Диорама говорит. Оживает вмиг картина, Бой идет, летит снаряд, Дым и кровь здесь - воедино, Рядом раненый солдат. Перевязывает мигом Друг надежный боевой Дорогого командира- Среди мертвых тот живой. Пушка рядом. Враг убитый, Утин крикнул: «В бой! Вперед!» А глаза уже закрыты- Жизнь отдал он за народ. За свободу, чтобы дети Улыбались светлым дням Сохраним мы память эту, Жизнь, подаренную нам.

Игорь Карамнов (г. Донецк)

Райские глаза Поэма 1

Какие дни стоят на побережье! Крик чаек мне приснится и зимой… А cолнце?.. Солнце – словно бы надежда, что я вернусь в Тавриду, как домой. Вернусь… И снова волн накат увижу, дыханье моря

– грусть, тоску долой, – и Артемиды храм, как под Парижем, и древний, и безумно молодой. Зима пришла быстрее, чем я думал… Какие чайки? Холод – за стеной! Я счастлив тем, что я ещё не умер и пью под вечер страстное вино. Вино бы пить с Викторией хотелось под треск поленьев и огонь, что ждёт преображенья в обнажённом теле… Огонь ведь думает, что тело – будто лёд. На фото – тело холодно, конечно: на стенке – чёрно-белый вариант. Но там душа – как небо – бесконечна! С души и начинается талант! Огонь в камине тихо засыпает, засну и я под саксофон с трубой, они о лете сердцем вспоминают, обворожительно борясь с судьбой. Обворожительно… Какое слово! Рожденья дня не помнит своего, а за окном: не темень – свет лиловый, как над горой по имени «Негой».

2 Лиловый свет – неведомо огромный, я вижу незнакомый сонный порт, где спят, прижавшись к молу два парома, но парусник проснулся, ветром горд. И засновали катера и барки, и гор верхушки жжёт, как будто йод, и я иду от пристани сквозь арку, и неизвестно год какой идёт. Постройки помнят бег эпохи Сассанидов, а я сейчас не помню даже то, как улетали горечь и обиды под бег рассвета, сердца рождество. Вот дом каких-то предков поэтессы, теперь – харчевня, жизнь своё берёт, но заползает в душу, как tristezza, строка из песни сладкая, как мёд.* Строка из песни солнышком одета, быть может, с этой строчкой женихи входили в дом, где летом, только летом, звучали незабвенные стихи. А тот жених, что в Африке скитался в краю и пепельных, и буро-красных гор приехал, но войти в дом постеснялся, стесненье, ты – отрада аль позор? Хотя чего стесняться? Жизнь – как песня! А в песне всякие ведь есть слова, и тот жених на песни был кудесник вещала вездесущая молва. 3 Светило не ласкает, – припекает, свобода, ты, и есть ведь красота… Я – будто на горе Белалакая, где у расщелин вещие уста. Иду я вверх, навстречу – сквер пригожий, внизу – как время – море голосит о викингах и о любви, быть может, вот в этот миг сентябрьских жарких ид. Тропинка – вбок – всё ýже, но не тает, газоны и аллеи я не чту, мне по душе загадочность святая, я к ней пойду по тонкому по льду.

К ней плыли викинги на парусных драккадах, а я сейчас по гравию иду, и звук шагов мелодией стаккато, как будто интермеццо про судьбу. Храм муз – неподалёку, ветер взвился, срывая листья рай-карминные насквозь… Ах, ветер, ты, наверное, влюбился неодолимым вожделеньем абрикос. Иду я к храму, облака – былинки, смотрю я ввысь, как будто пью вино, храм муз, в тебя заходит тень грузинки, той самой, что с Ясоном заодно. 4 Вошёл я в храм, на стенах – сплошь картины, пейзажи, от которых не светло: нет русской бесконечнейшей равнины, зато стаффажу снова повезло. Какие-то нелепые фигурки на улицах, где от восторга пел рассвет вневременный, со мной играя в жмурки, но я играть сегодня не хотел. И всё-таки нашлась одна картина о встрече, от которой тает лёд: шагает по ступенькам вверх мужчина, где женщина объятья его ждёт. А вот – альтернативное искусство, его сам чёрт захочет, не поймёт, но я пытаюсь, я искусом мучим, ведь, если я не мучим, – значит мёртв. На стенде – инсталляция, как бубен, на тему „Ифигения в Крыму“… Ещё чуть-чуть и братика загубит гречанка сотни лет назад тому. Страдает Ифигения, как люди: не близко до родимых берегов. Лишь жертвенная кровь течёт повсюду, храм Артемиды и для крови – кров. Не ветер волосы так взвихрил рядом у Ифигении, то – небеса карают жриц, как палачей, безумства адом, и не помогут ни молитвы, ни слеза.

Но вдруг не тень Медеи появилась, – Виктория, раздвинув небеса, взмахнув руками… Чудо совершилось: души я вижу райские глаза.

_______________________________ ∗ tristezza (итал.) – грусть

Наталья Головко (г. Севастополь)

КОТЁНОК

Котенок пил из лужи На серой мостовой И, никому не нужный, Шуршал в траве листвой. Испуганные глазки, В пыли усы и нос. Он без тепла и ласки В подвале темном рос И думал, что бывают Лишь в сказках чудеса, А там, все это знают, На завтрак колбаса. Но кто-то вдруг ладошкой Погладил по спине И, приподняв, немножко, Сказал: «Иди ко мне! Боишься ты, я вижу И потому дрожишь. Тебя я не обижу, Пойдешь со мной, малыш? Ведь у меня уютно И сытно, и тепло», А улицы наутро Все снегом замело. Котенок удивленно Смотрел - вот это да! Он снег, определенно, Не видел никогда.

Татьяна Осень (г. Запорожье)

С ОЩУЩЕНЬЕМ ПОЛЁТА… А жизнь пронеслась, будто птица, – кричи не кричи. Связала судьба, на беду, с доморощенным Греем. С той давней поры я унылым уютом болею, и часто некстати от дома теряю ключи. Что парус был алым, так это, увы, для понтов: готовил для фото (всего лишь деталь интерьера…). Ночами не спится: гляжу, как алеет портьера. И завтрак для мужа ещё до подъёма готов. Сменить бы печаль на привычку отчаянно жить. А наше "вдвоём" прокрутить от исхода к началу, спросить у судьбы: ну зачем ты тогда обещала нездешнее море, и в синь облекла витражи? Кому по нутру, коль надрыв напускной нарочит? Не время для жалоб… И я с ощущеньем полёта слагаю стихи, да варенье варю из гриотов*, – какой аромат!.. Только вот послевкусье… Горчит. ___________________________________________ * Гриоты – (морели), сорта вишни с тёмно-красными, почти чёрными плодами.

Лариса Довгошея (г. Херсон)

Подвиг врача Через зимы, весны и года, Что несутся, отдаляя время, Ведала о прошлом мне звезла, Ночью наблюдавшая за всеми. И возникли образы вдали, Из войны сплетенные сюжеты: Люди, что глотали кровь земли, Судьбы чьи остались не допеты. Вижу бой, который все затьмил, Лица, искаженные от боли И врача, что руки быстро мыл В блиндаже спасительном на поле. Чередой ложилися на стол Жизни – человеческие доли, Но а он без остановки шел, Шел вперед, сковавшийся из воли. - «Потерпи, ты справишся, дружок!», Ласково нашептывал солдату. Он стоял и делал все, что мог В блиндаже, один из медсанбата. Так случилось – некому помочь, Все в бою и здесь – передовая. Передышка…Наступила ночь, Точка замолчала огневая. Врач прилег немного отдохнуть, Чтоб наутро к подвигу вернуться. Хоть бы удалось ему уснуть И судьбы по-мирному коснуться. Я смотрела ночью на звезду, Образ видя, поняла вдруг что-то: Это он у всех нас на виду – Врач-герой из огненного года.

Валентина Ващенко (г. Киев)

Курс на внутреннюю свободу Учитель опыта и чувств, нам подскажи - как в невозможном мире жизнь построить можно... Растить детей - и радостно, и сложно. Ростки цветов мне будоражат суть души. Корнями крепкими врастая в доброту , живёшь в гармонии с эпохой и природой. Курс без насилия над внутренней свободой- несёт нам вечную любовь и красоту. Учить насилием - вдвойне ведь нелегко. Учить разумному - значительно сложнее... Жива надежда, что подняться мы сумеем и без давления красот от рококо. Витиеватость - продолжает нашу связь - c “доисторической” эпохой ренессанса Здесь, в Украине, может в этом наши шансы ? Художник в краску превратит любую грязь.

Светлана Сливканич-Бельченко г. Херсон

На защиту поднялись солдаты На защиту поднялись солдаты Наши встречи под сенью берёзы Были светлой любовью полны, Но война все развеяла грёзы – Вы на фронт добровольцами шли. По стране нашей мирной, могучей, Словно смерч, покатилась беда, И фашист озлоблённый всё круче В оккупацию брал города. На защиту поднялись солдаты, Чтоб ни метра земли не отдать, И метали под танки гранаты, Чтобы каждую пядь отстоять. Отстоять города, нам родные, Сёла, реки, леса и поля, В дни тяжелые и боевые, Чтоб счастливою стала страна. На коротких привалах, бывало, Вспоминали родимый свой дом, Матерям и невестам писали – Возвратимся, покончив с врагом. Но не всем посчастливилось с фронта Возвратиться, где ждали, любя, Почтальон приносил похоронки И вручал, втихомолку, скорбя.

Никто не забыт Никто не забыт И ничто не забыто, И тема войны Актуальна всегда, Пока ещё живы У нас ветераны, Которые помнят, Что значит война. Всего натерпелись Их юные души, Огнём обжигало В жестоких боях, И жизни поток Был навечно нарушен Врагом, что загнал их В чужие края. Про дни той войны Помнят все ветераны, С победой вернулись Герои домой, Но ноют всю жизнь Их глубокие раны, Как будто вот только Закончился бой. Примите от нас Наш поклон, ветераны! Добившись Победы В тяжелой войне, Вы стали легендой Бессмертной отваги, И память о вас Не умрёт на Земле! Память войны Как много светлых обелисков Воздвигла Родина моя, Читая строчки длинных списков, Родных находим имена. Они сражались за Отчизну, Под пулями в атаку шли, Чтоб не отдать тому фашисту Ни пяди выжженной земли. Героям нашим павшим слава, Их силу духа нам понять, Сегодня им дано по праву От нас поклон земной принять.

Второй поклон от нас героям, Что прошагали всю войну, И в орденах, победным строем Пришли в родную сторону. Все меньше, меньше ветеранов, Хотя в стране мир и покой, Но ноют и болят их раны, А по ночам всё снится бой. Они почтенье заслужили, Геройским мужеством сполна, Теперь заботой окружила Их благодарная страна. Пусть гордо в праздник надевают На грудь медали, ордена, И в День Победы пусть все знают, Что не страшна таким война! Партизанские походы Ой, туманы, мои растуманы, Ой, разливы, снега и дожди, Шли лесами в поход партизаны, Но не все из походов пришли. Шли в отряды они все с мечтою Обезвредить врага, задержать, Мост взорвать над родною рекою, «Языка» в плен фашистского взять. Чтобы враг не прошел окаянный, Поджигали вокзалы они, Не страшась ничего, партизаны, Как могли, защищали тылы. Не забыть им землянки лесные И туманы, что сеяли мглу, И тропинку сквозь чащи густые, Шли которой в разведку к врагу. Но в отряды не все возвращались, Враг стерёг их на каждом шагу, Сколько их в тех походах осталось – Полегли в жесточайшем бою. И пусть им не стоят обелиски – Ведь могилы остались в лесу, Но, обнявшись ветвями, березки По погибшим роняют слезу.

Берёза Ты много лет росла у нашего двора, В тени ветвей твоих играла детвора. Весною всех ты угощала соком свежим, Хрустально чистым, сладким, нежным. К тебе спешили мы, из школы возвратясь, Секретами делились мы с тобою, не стыдясь, А ты листвою тихо шелестела, Помочь нам, несмышленышам, хотела. Тебя любили все у нас в округе – Стар, млад, друзья мои, подруги. Но мирной жизни вдруг пришёл конец. Война. О, эта боль встревоженных сердец! И плакала, березка, как девчонка, Что получила с фронта похоронку, И слёзы горькие стекали по стволу. Когда мальчишки уходили на войну. А в день Победы вновь ты ожила, Листочком изумрудным ясным расцвела, И вместе с нами вспомнила ребят, Которые давно уж по степям лежат. С тех пор, как май, так праздничный салют, В честь тех, чью память свято берегут, А те, кого они так искренно любили, У их могил березки посадили. Детям войны Наше поколение детства не познало, Выпало на долю очень много бед, Голод и беду рано мы узнали, Дети тех далёких сороковых лет. О, война проклятая, у нас забрала годы, Сколько было слёз, муки и тоски… На войну поднялись целые народы, Защищая землю от коричневой чумы. Ад, с которым встретились, годы испытаний, Души наши детские всё перенесли, Похоронки с фронта, боль переживаний – Вот в таких условиях мы тогда росли. И учиться в школу пошли мы переростками В 1-й класс – и в 10, и в 12 лет, Наравне со взрослыми мы ещё подростками И трудом, и потом добывали хлеб.

Ведь отцы у многих с фронта не вернулись, Матери надеялись на своих детей, На полях и фабриках вместе спины гнули… О, война проклятая! О, фашист-злодей! Дружно безвозмездно мы страну подняли, Из руин ужасных после той войны, Песнями и шутками жизнь приукрашали, Молодость прекрасна – пора большой любви. Так промчались годы в жизненных заботах, Вот уже и внуки милые растут, Заслужили пенсию за свою роботу, И «детьми войны» нас все теперь зовут. Да, мы стали дети той войны жестокой, Той войны ужасной – второй мировой, Не забыть нам грохот пушечный далёкий И отцов, что с фронта не пришли домой. Баянисту В его руках баян звучал, Звала мелодия призывно, А голос пел и ликовал Возвышенно, легко, красиво. Прошло немало мирных лет, Ушло былое безвозвратно, Но марш торжественный Побед, Артист играет многократно. Но вдруг баян затрепетал От звуков грусти и печали, Он вспомнил тех, кто воевал И кто ушел в седые дали. На войну я тебя провожала В небесах светлых солнце сияло, А вокруг все росло и цвело. На войну я тебя провожала – Восемнадцать нам было всего. На вокзале, где марши звучали, Смех и плач пронеслись стороной, Со слезами тебя умоляла: «Возвращайся, любимый, живой!» Но война мне тебя не вернула, Где-то в братской могиле лежишь. За околицей, словно заснула Наша песнь, под названием «Жизнь».

Сколько вас не вернулось любимых Той счастливой победной весной. В неизвестных лежите могилах На просторах Европы большой. Вы Отчизну собой защищали, Отчий дом и родную семью. Каждый май мы теперь отмечаем День Победы, добытый в бою.

Наталья Галкина г. Донецк

В ДЕРЕВНЕ У БАБУШКИ А в деревне у бабушки На всю округу Запах трав ароматных Я чувствую всюду. Мне мальчишки-друзья Показали родник. Из него я за лето Пить воду привык. Просыпаюсь чуть свет, Когда солнце встаёт. Здесь, в деревне, не любит Лениться народ. Кто на ферму, кто в поле, Кому и на луг… Если б видели вы, Как красиво вокруг! Молоко пью парное – И айда на лужок. Там меня уже ждёт Мой дружок-пастушок. А на поле пшеница Зреет, ячмень… И подсолнечник солнышко Видит весь день. Вот жара чуть спадёт – И на речку с друзьями. А вернёмся домой С карасями, линями… Жаль, что быстро проходят Эти летние дни. Вспоминать буду долго Зимою о них.

Марина Науменко (г. Ирпень, Киевская обл.)

Засонье 1

Я не хотела бы ходить по земле. Я хотела бы летать над нею. Я бы восхищенно наблюдала

За тем как растут деревья и трава, За тем как бегают звери и летают птицы.

Хотела бы все видеть, знать. Тогда бы я не умела лгать. Я спала бы на тучах, Летала бы на Луну. Скоро так и будет, Скоро я усну…

2

Мой сон… Он - лишь фрагмент того, что существует параллельно с нами. Он – лишь туман того источника, который спрятан в нас.

Он – отголосок музыки Вселенной. Он – часть меня, глубокой сферы бытия.

Он - лишь отрывок из рассказа, его транслирует душа. Мой сон… На самом деле он реален… Просто реальность эта нам в яви не дана…

3

Моя душа летает в невиданных мирах. Как жаль, что я на утро ничего не помню…

Во сне она всегда свободна… И звёздный мир ей - дом родной.

Действительность – существованье в миражах… Я лишь хочу понять, Зачем я в этом теле.

Какое ждет меня кармическое дело? Я чувствую, но не могу понять.

Я чувствую. А значит и смогу познать.

Татьяна Забуга (г. Луганск)

КОГДА ЧЕРЕШНИ ОТЦВЕТУТ “В тени украинских черешен» А.С.Пушкин В тени украинских черешен Светлеет Ваш покорный взгляд. Простите, я каюсь - я грешен, Но Вас всегда видеть я рад. Когда-то утешен был Вами, И Вашей молитвой спасён. Так что ж не сложилось меж нами? Мой жизненный путь предрешён. Меня не помянете лихом. Когда в час разлуки уйду… В саду, может, встретимся тихом, Черешни когда отцветут.

Марина Шамсутдинова (г. Москва, Российская Федерация)

БАЛЛАДА ОБ «АРТЕКЕ» Шёл год восемьдесят девятый. К закату клонился проклятый, Прославленный и распятый, Родной наш Двадцатый век… Мы жили одной дружиной, Дружина звалась "Хрустальной", Росли мы в равном Союзе, Дети С С С Р. В «Артек» двадцать первого мая Слетелись на слёт весенний. Союз - потому что совместно! Дружина - от слова дружить! Мы пели общие песни О Родине на грузинском, Потом о дружбе на русском, О маме на украинском, О доме на белорусском, Учили слова на казахском, Записывали на армянском, Узбекском, киргизском, таджикском, Что будем друзья навек… А море искрилось шёлком, Лоснилось, как спинка дельфина! Влюблялись, смеялись, купались, Взвивали отрядный костер… Еще ничего не случилось, Но нотки гнева впивались, В родных голосах прорывались, Сливались в нашёптанный хор! Грузины припоминали Сапёрных лопаток скрежет И осетин между делом Звали грязным ворьём. Делёж шёл равнин и посёлков…

Львовяне сбегали на сходку, Днепропетровск созывали С собой в самостийный союз… Спокойные, как удавы, И преданные казахи С русскими объединялись, Мальчики из Иркутска, Мальчики из Астаны… Таджики не выносили За москвичами мусор, Узбеки для нас не строили Походным днём шалаши… Мы были нелепым слепком Всех болей и всех конфликтов, Которые, как нарывы, Взрывались на теле страны… Мой друг из Тбилиси - Леван, И Мака из Еревана, Гоча из Соликамска, Вася из Алма-Аты – Жизнь нас растасовала И по Земле разнесла… Мне больно представить даже Левана руководящим Отрядом, который ночью Бомбил оглохший Цхинвал! Мне страшно даже представить Евген, чтобы бил ногами На жёлто-блакитном майдане С братками Уна-Унсо Лёшку из Днепропетровска!.. Уже двадцать лет минуло, И пусть мы не мушкетёры, Но сердце по-прежнему верит, Что дружба не продаётся И братства не разорвать! И встретимся мы однажды, Как на прощанье решили, У памятника в Тбилиси На площади у Горгасали В шесть вечера после десятой, Двадцатой, тридцатой, сто пятой, Тупой и ненужной войны... Обнимемся и заплачем...

Мария Мелентьева (г. Херсон)

Я помню Я помню детство горькое мое голодное, холодное, без книжек, без игрушек. Я помню самолетов вой, моторов рев, разрывы бомб и грохот пушек. То были ночи темные средь бела дня. Родители бежали из села, прижав к груди малюточку меня. Был сильный снег и. ветер. Был труден долгий путь, не остановиться и не отдохнуть. К селению пришли через четыре дня. Но вьюга заморозила меня. С большим трудом меня вернули к жизни. Я помню, как село мое родное фашисты все сожгли дотла. Осталась пепелища горькая зола. А сколько молодых угнали в рабство! А сколько уничтожили в застенках у гестапо! В печах сожгли! И закопали в Бабий яр! Живых людей!!! О сколько боли, сколько горя, сколько крови утекло! В бескрайние просторы время унесло. Н у нас до сих пор болят еще раны. Мы много страдали, не зная вины. Уходят из жизни войны ветераны, Уже постарели и дети войны. Так где же мне найти такие нужные слова, Чтоб сердце ваше тронуть, разбудить тревогу за этот мир, Ведь хрупкий он такой, что можно поломать его легко рукой!? Так где же мне найти слова такие, чтоб души разбудить глухие? Чтоб прекратить все ужасы войны!? Чтоб не страдали дети без вины. Вы - новые дети. Войны вы не знали. И дай же вам, Боже, не ведать ее. Пусть дом ваш обходят земные печали, и горе войны не коснется его. Храните же, дети, мир на планете, Любовью укутайте весь шар земной. И знайте - за мир на земле теперь ВЫ ВСЕ в ответе! Не дайте взорваться ей новой войной! Не дайте Земле взорваться войной!!!

Антон Каштан (г. Кременная, Луганская обл.)

* * * Корабликом свёрнут листок В котором излита душа В очертании парочки строк О любви, что ей так нужна. Корабликом свёрнут листок Что вода теченьем несёт Он один, он так одинок Его никто не позовёт. Горечь пролитых слёз Топит бумажный фрегат Бушуя в окружении грёз Изменчиво старый формат. И не будет ванильного неба Что светило б его парусам Раздёртый сквозь время Корабль по-прежнему сам. Захвачен водоворотом Но, увы, разбитой любви Откровенность будет потопом В окружении грязной молвы. Корабликом свёрнут листок Скрыт на дне глубоко Кто отпустил - слезами промок Ведь терять любовь тяжело.

Анатолий Рычагов (г. Мариуполь, Донецкая обл.)

Половинки баллада Над землёю нависли Проливные дожди. Беспокойные мысли, Как огнём, обожгли. Облака замирают От тоски надо мной. И от края до края Дождь стоит пеленой. Напрягается зренье, Но не видно не зги. У меня подозренье, Что промокли мозги. И с мелодией скерцо Так не вяжется грусть, И волнуется сердце, И вздымается грудь. Потому что не шутка – Разобщённость людей, И становится жутко От безумных идей. Разгулялась природа, Хоть моли, не моли. И в душе непогода – Льются слёзы мои. Чёрной тучей кручина Затянулась сильней Меж моей Украиной И Россией моей.

Разрываются связи, Нагнетается рознь И в безумном экстазе Забивается гвоздь. Это гвоздь в крышку гроба Вместе прожитых лет, Высочайшею пробой Восхищающий след. Ощущением братства И единой семьи, И духовным богатством Были люди сильны. Берегли, как зеницу Эту общность земли И мои украинцы, Россияне мои. Разрубить по живому Эту кровную связь, Искушеньем с лихвою Подвергает нас власть. Как всегда у народа Нечего не спросив, Так от рода до рода Повелось на Руси. И кому это нужно, Не могу я понять – Головою недужной На рассудок пенять. Своей жизни былинку Возвели во Дворец – Моя мать украинка, Россиянин отец. Языком пониманья Были чувства без слов Ярославского парня, Полтавчанки любовь. И в пелёнках тумана, Под таким же дождём, Украинкою-мамой Я когда то рождён. Двух народов наследник И любви их венец Между нами посредник Был небесный Творец.

Одолеть испытанья Тяжелейшей судьбы Помогало сиянье Негасимой любви. Не могу без волнений Моих дрогнувших уст Вспомнить тех отношений Красоту нежных чувств. Закрывается дверца Потаённая в храм, Разрывается сердце У меня пополам. Собирал по крупинке Драгоценную дань, А теперь половинки Двум отчизнам отдам. Украине красивой – Половинку одну, А другую – России С покаяньем верну. Две отчизны – две скорби, Две соседских избы. Разве ж братские корни Сердце сможет забыть? Родословные метки Я в себе берегу, Изменить своим предкам Никогда не смогу. Их традициям мудрым – Жить заветом одним. Как бы ни было трудно. Оставаться людьми. Жить судьбою единой, Словно воды морей, И с моей Украиной, И с Россией моей. Быть всегда непременно С ощущеньем семьи Гражданином Вселенной, Гражданином Земли. Раскрывается дверца, Потаённая в храм, Устремляется сердце К родословным корням.

Мария Лозан (г. Донецк)

Не уходи Прошу останься, на улице метель Мороз и слишком холодно, поверь. Там нет людей, там пустота. Да что я вру? Я просто не хочу остаться здесь одна. Милый, я просто не могу, я не могу одна. Не уходи. Еще, еще чуть-чуть побудь со мной Закрой все окна, потуши свет и не дай мне покой. Запри все двери. И выброси свой билет «неизвестно куда ты». А если ты задержишься на жизнь Знаешь, я даже очень буду рада.

Евгений Пастухов (г. Херсон)

КТО НАШИ ПРЕДКИ? В древней Киевской Руси, где-то там – под Киев-градом, С половцами в поле диком наши предки жили рядом. Прадед с прозвищем «Как цап» (с модной козьей бородёнкой) Наплодил детей несчётно со своей хохлушкой-жёнкой. Здесь предвижу интерес: «Почему она хохлушка?» Это предок с хохолком кличкой наделил девчушку. Возникает вновь вопрос: «А как прадед ухитрялся С жёнушкой детей плодить? Дома ж редко появлялся». Заходили, видно, в гости к прабабусе Маше, Пока муж ходил в походы, молодцы покраше. То евреи, то татары, то варяги, даже жмудь. Иногда к ней заезжали и армяне отдохнуть. А однажды к прабабусе через нашу реку Заплывали на ночёвку с Византии греки. И одна истосковавшись у Славуты-речки Наша Маша заблудила с одним греком в гречке. А спустя какой-то срок родилися три мальца, Все три разных, непохожих, разноликих молодца. Первый был из них брюнетом, а второй – во всём блондин, И на грека был похожий тоже там из них один. Вот, наверно, с той поры и от греков, и армян Появился на Руси разноликий вид славян. И другие доброхоты тоже оставляли след, Потому что с их уходом дети появлялись вслед. Прадед тоже был не промах. Он в Царьград тогда поспел И в военном том набеге в приз гречанку заимел. Возвратившись в дом родной, стали жить все вместе славно, И плодились на Руси дети у славян исправно. Нет на матушке Земле молодёжи нашей краше! Остаётся лишь загадка: «Всё-таки кто предки наши?»