САКСАГА

НЬ

ISSN 0869-3390

3-42015

САКСАГАНЬЛІТЕРАТУРНОХУДОЖНІЙІ ПУБЛІЦИСТИЧНИЙАЛЬМАНАХ

№ 34 (9394) 2015Видається з червня 1991 рокуТвори друкуються українськоюта російською мовами

Головний редакторАндрій ДЮКА

Громадська редакційна радаБєрлін В.М.Стрига Н.В.Баранова Л.О.Ващенко Ю.Г.Валенська О.В.Захарова С.П.Короленко В.П.Мельник О.О.Миколаєнко М.А.(почесний)Найденко І.В.Прохоров А.А.Тіміргалєєва Л.М.Туренко Г.Г.Юрченко О.С.

ПРОЗААнтон МОСТОВОЙ, ПРО ПАВШЕГО ПОЛКОВНИКА ................ 3Андрей КОМИСАРЕНКО, ЗАКОН СТАИ .................................... 14Эрнест ХЕМИНГУЭЙ, ПРОЩАЙ, ОРУЖИЕ ................................ 17Михайло КОРСАКОВ, ОСТАННІ МЕТРИ ДО ФІНІШУ ............. 73А. МИРОНИК, ИГРА ......................................................................... 78Павел КУЧЕР, КРАСНОЕ СОЛНЦЕ ГРУСТИ ............................... 91Леся СУХОМЛИН, КОТОРЫЙ ЧАС? .......................................... 103Юрий ВАЩЕНКО, ХОЛОДНОЕ СОЛНЦЕ ДЕКАБРЯ ............... 104Ольга ВАЛЕНСКАЯ, РАССКАЗЫ ........................................................ 106Ігор КОНОНЕНКО, СЛОНЕНЯ І РАВЛИК .................................. 111Олег САДОВОЙ, рассказы ............................................................. 113Игорь ЦИЗМАН, ЭКЛЕКТИКА ЧУВСТВ .................................... 115Анатолий ЕСЬКОВ, РЯДОВОЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК .............................................. 121

ПОЕЗІЯБожена РАЦ ................................................................................... 11Олександр КОЗИНЕЦЬ .................................................................... 66КОРОТКА ЗУСТРІЧ – КОРОТКАЯ ВСТРЕЧА ............................. 68Микола РОМАНЮК .......................................................................... 70ТВОРЧЕСТВО ЮНЫХ – ТВОРЧІСТЬ ЮНИХ ........................... 76Галина БЛИЗНЕНКО ......................................................................... 79Леонид БОРОЗЕНЦЕВ, из цикла «ЦЕПИ СОБЫТИЙ» ............. 101Денис ДУБОВ ................................................................................. 109Игорь ЦИЗМАН .............................................................................. 117Анастасія ДЯЧУК .............................................................................. 120

ПУБЛІЦИСТИКА, КРАЄЗНАВСТВО,КРИТИКА, МИСТЕЦТВОАндрей ДЮКА, МОЙ НОВЫЙ ГОД .................................................. 2Іван НАЙДЕНКО, «МИР УКРАЇНІ» – У ПІСНІ І В СЕРЦІ! ........ 72Павел ЛИНСКИЙ, О СЕБЕ ............................................................... 83Лариса ПОВХ ................................................................................... 84Светлана ЗАХАРОВА, ПОГРУЖАЯСЬ В ХОРОШО ЗНАКОМЫЙ МИР... .................................. 86Анастасія ЯРОШЕВИЧ, ПРИРОДА І ХУДОЖНИК ...................... 52

Страница редактора

МОЙ НОВЫЙ ГОДВ этом году новогодние праздники прошли как-то по-особому тихо. Лишь маленькие бутафорные

пятисотевровые бумажки под ногами на замерзшей, едва припорошенной снегом, земле. Остатки отпраздничных хлопушек. Эти крохотные цветные обрезки, напоминающие наш сегодняшний бюджет, такойже до абсурда крохотный, словно мы не люди уже вовсе, а хомячки или мыши.

Вспоминаю свое детство, когда, готовясь к Новому году, задолго запасались деликатесами – сервелатом,баночкой шпрот в оливковом масле, маринованными огурцами, зеленым горошком и, конечно же,шампанским. Родители стояли в очередях, покупали, доставали… И вот последний день декабря, елканаряжена, подарки запрятаны. Мама суетится на кухне, гоняя папу – то порезать огурцы на винегрет иоливье, то принести квашеную капусту. Мама опаздывает, уже почти десять вечера, а мясо не готово,салаты не заправлены. А виновен кто? Конечно, папа! – ходит медленно, то и дело останавливается возлетелевизора, а время-то не ждет...

Мы с родителями встречали Новый год дома, лишь один раз – в гостях у друзей, притом, в первый ипоследний раз: это всем нам крайне не понравилось. Тридцатого декабря я с папой шел покупать елку –мы тогда жили в Магадане, поблизости ни елок, ни сосен не росло. Была лишь лиственница, но онасбрасывала иголки на зиму. Кто-то особо находчивый придумал взять ствол этой самой лиственницы,просверлить в нем дырки и вставить ветки стланика – карликовой сосны. Таким образом северяне могливстречать Новый год со всеми, так сказать, атрибутами. Затащив северную «елку» в дом, мы из кладовкидоставали старый ящик с потертыми углами. В нем хранились как очень старые, так и новые игрушки.Они лежали, аккуратно переложенные ватой. Я вспоминаю эти моменты, как чудо, сказку. Каждая игрушкаимела свою историю. Будьто космонавт на прищепке, или Снегурочка с шершавой шапкой, – я бралочередную реликвию в руки, если усики колечка ослабели от времени, поджимал их, приматывал кусочекпроволоки и закреплял на елке. Где-то в начале восьмидесятых папа купил специальную подставку,которая вращалась, в ней был встроен таймер и тройник для гирлянды. Теперь каждая наша новогодняяелка не только вертелась, но и мигала разноцветными лампочками.

И вот: суета, суровый папа, которого «загоняла своими просьбами» мама. «Голубой огонек» по черно-белому телевизору. Сопки, укрытые снегом, за окном. А в квартире тепло, пахнет едой, стлаником и ещечем-то таинственным, наверно, спрятанными подарками…

Знаю, что не вернуть тот Новый год, маму, папу. Тот огромный счастливый мир, частью которого был я.Не ощутить сегодня беззаботную радость того времени, когда мы все просто могли жить и знали, чтозавтра будет так же хорошо, как сегодня, и, возможно, даже лучше. Но я желаю всем не забывать, что мыеще хоть чуточку, но все же люди. Что мы просто обязаны сделать сегодняшний мир добрым исправедливым. Не только для себя, а для наших близких, маленьких и взрослых. Чтобы вновь увидетьулыбки на лицах прохожих – уверенных, счастливых. Я желаю этого нам всем!

Андрей ДЮКАчлен Национального союза журналистов Украиныфото Максима Горбацкого

3

Антон МОСТОВОЙ

Представляя читателю альманаха новое про-изведение Антона Мостового, хочу предупредить– не стоит искать схожести персанажей с людь-ми из нашей реальной жизни. Это лишь помешаетвам окунуться, насладиться игрой слов автора,проникнуть в фантастический мир, выстроенный,как некие записки, дневник служаки до мозга кос-тей. Солдата, исполненного долгом. Вот тольковраги его – не люди вовсе, а нечисть всякая...

Так что никаких параллелей, никакой похожес-ти категорически не наблюдается.

Андрей ДЮКА

ПРО ПАВШЕГО ПОЛКОВНИКА

Налив вторую чашку свежего чаю, продол-жаю серию воспоминаний, благо стиль произ-ведения уже определился, да и тем для расска-зов накопилось больше, чем хотелось бы.

Про своё прибытие в часть я уже писал, авот после того, как сняли швы, началось самоеинтересное. И неожиданное. В учебке в менянакрепко вбили рефлекс: увидел серую мантию– правую руку к уху, левую – к сердцу. Воинс-кое приветствие. Происходит автоматически,а если где-то заклинило – десять дней на губеи месяц ночных нарядов. Просто и доходчиво.Чувствуешь себя дрессированной собачкой вцирке, перед которой держат обруч. Прыгаешь,конечно, но в глазах – тоска.

Здесь же первые дни меня шатало от креп-кого духа боевого, как тогда казалось, братстваи свободы вообще. Вот представьте ситуацию:топает рота воинов-собирателей, скажем, наобед, а им навстречу – капитан, краса и гор-дость: мантия, ордена, усы и фуражка на лыси-не. И, знаете, спокойно расходятся, даже голо-вы не повернут. Капитан мыслями далеко, авоины вообще ко всему равнодушны, кромераспорядка дня.

Это потом я понял, что для начальства в на-шей егерской части главное было не дисцип-лина, а план. Пока показатели соответствуютнормам, плевать все хотели, подшиты ли ман-жеты и в каком порядке гексограммы на рука-вах. И воины, конечно, этим пользовались.Прикармливали суккуб, прятали брагу в алхи-мической, шлялись после отбоя по расположе-нию и прилегающим местностям, в том числеи по чужим территориям, – развлекались, в об-щем.

Как следствие разгула, порой уезжали надембель такими красавцами! – жутко дажепредставить. Копыта, хвосты, рога – не в счёт,особенно последние, их вообще не видно подберетом, если подобрать грамотно и по разме-ру. Но было и куда хуже. Помню одного сержан-та, у которого вместо левой руки вырос деся-ток змей. Как они шипели на вечернем постро-ении! У другого срослись зубы, а нос провалил-ся куда-то глубоко внутрь черепа, на котором вчесть этого события выскочила россыпь мел-ких красных глаз – издалека сказал бы, чтопрыщи. А ведь всё это живые люди! Сейчаскаждый знает, что демоническая воля плоховлияет на наши с вами хрупкие тела (впрочем,использовать её меньше не стали), и даже ка-нализационные люки изрисованы запираю-щими знаками, а строители при разборке ста-рых домов вообще работают в мантиях высо-кой защиты. А тогда вся наша часть жила пря-мо возле открытого портала. В регулярных рей-дах выдавали какие-никакие амулеты, а ведьещё самоволки, частные призывы, остаточноевлияние… Словом, поймать Искажение былопроще простого.

Как с этим боролись? Раз в неделю – про-филактическая душемойка. Всех, кого сумелипоймать, запирают в душном помещении и тричаса мучают невнятными молитвами на древ-

4

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

них языках. Контроля, конечно же, никакого.Потому, кстати, я и не могу до сих пор спокой-но посидеть в кабаке – как только зайду, сразувспоминается этот невероятный аромат трёхсотен вспотевших тел, табачного дыма и сивуш-ных масел, а в ушах начинается зуд от моно-тонного пения. Ужас! Не знаю, как души, но телапосле такой профилактики лишались пары летжизни – точно!

Ещё была медчасть. Теоретически – именнотам проверяли, что именно увезёт воин награжданку, кроме гордости и чувства выполнен-ного долга перед отечеством. То есть, если наосмотре перед дембелем попадался пассажир,больше похожий на колючего осьминога, чемна человека, они должны были аккуратно по-садить его в изолятор и всячески лечить до техпор, пока природа не возьмёт своё. Или до выз-доровления, что тоже случается, особенно еслиприступить умело и правильно. Все мы знаем,что любые изменения обратимы.

А как оно происходило на самом деле? Са-мым простым образом - обычная ампутация, итолько она. Трое медбратьев привязывают,один держит, а врач быстренько-быстренькоборется с аномалиями. Со временем всё отра-стёт обратно, но воин к тому времени уже ус-пеет вернуться в родную деревню, или откудаон там, и будет пугать в лесу девок, вместо того,чтобы занимать койку, получать довольствиена казённый счёт и вообще увеличивать коли-чество людей в части. Ведь чем больше людей– тем выше нормы по плану, при этом больных,сирых и убогих считают вместе со всеми, поголовам, как крупный и рогатый.

Конечно, если воин вместо выполнения при-казов вдруг начинал материться на неизвест-ных языках, бросался на командиров или от-ращивал крылья и по этому поводу пропускалвечернее построение, его тут же хватали и при-нимались за лечение со всей обстоятельнос-тью. Как это выглядело? Во-первых, наруши-теля следует поймать. Для этого у командироввзводов были специальные деревянные кук-лы, небольшие, с ладошку размером. Держалиэтот пиломатериал, к слову, в каптёрке, что да-вало неслабое пространство для развлеченияособо охамевших старослужащих. Каждой кук-ле вместо лица приспосабливали хронопорт-рет, а в руку давали прядь волос, торжествен-

но срезанную в день прибытия. Возьмите ножи слегка поковыряйтесь в такой деревяшке –оригинал моментально скорчится от боли.Ощущения при этом такие, как будто в животналили расплавленного свинца и хорошеньковзболтали. Дольше всех такую пытку терпелбрат-рядовой Крранр, целых три минуты похронометру. А ведь он по национальности былсеверным орком, из тех, что вырывают себекогти и заменяют металлическими пластина-ми. Обычный человек валился с ног за несколь-ко секунд.

И тут его уже поджидают санитары. Связы-вают изолентой, закрепляют на носилках впозе «кабан на вертеле» и отправляют в устой-чивую пентаграмму. Это такая конструкция, из-ваянная из арматуры и колючей проволоки,призванная выгнать демоническую волю изтела и позволить душе восстановить повреж-дения. Расположена она на хоздворе, на самомсолнцепёке. А сидеть в ней полагается мини-мум двое суток. Естественно, больному положенстрогий пост и возвышенные мысли. Насчётмыслей не скажу – но есть и пить выздоравли-вающим не давали.

Таким образом, излечение происходило ус-коренными темпами и исключительно успеш-но. На третьи сутки бывший больной направ-лялся в медчасть на усиленное питание, кото-рое у нас предусматривало в первую очередьпищу для духа. А именно – отжимания, пере-нос кирпичей на скорость и заучивание наи-зусть двухстраничных молитв.

По сравнению с этим ампутация казаласьверхом блаженства.

Как ни странно, но при такой жизни частьвполне успешно выполняла план по сбору, надоске почёта регулярно вывешивали свежиеграмоты за рекордные темпы, а на инструкта-жах объявляли устные благодарности лично-му составу. Послужив с полгода, воины посте-пенно приходили к мысли, что на чужих терри-ториях за порталом не может быть намногохуже, чем в родной казарме, поэтому особогостраха в рейдах не выказывали, а порой велисебя с удивительным героизмом, происходя-щим скорее от притупленного чувства самосох-ранения и всеобщего наплевательского отно-шения к жизни и здоровью. Не сказать, чтобоевых выходов ждали с нетерпением, но они

5

давали какое-то подобие цели, оправдание все-му бессмысленному, в общем-то, армейскому су-ществованию в рамках отдельного големизиро-ванного егерского батальона демонозабора.

Рейды случались не то чтобы очень часто,но раз в пару недель (а весной-осенью – обыч-но раз в неделю) мы дружно и организованнопокидали родной мир.

Готовиться к этому событию начинали с ве-чера. За ужином брат-сержант выдавал казён-ный амулет, три мятные конфетки и второй ку-сок сахара, этот дополнительный рацион дол-жен был морально поддерживать воинов навсё время рейда, ведь калории на чужих тер-риториях организмом не усваиваются. Продук-ты съедались торопливо, но с затаённым му-чительным стоном, а амулет по уставу вешалсяна шею и ночью больно впивался в грудь, по-тому что сделан был в виде еловой шишки внатуральную величину.

Побудку играли на два часа раньше и колон-ной по трое маршировали к порталу. В моё вре-мя он выглядел как огромная каменная арка.Шестеро офицеров в чине майоров лезли насамый верх и под вой сирен начинали поти-хоньку поднимать заградительную решётку.

В это время ловчая рота уже стояла нагото-ве с клетками. Нам ещё везло – была предус-мотрена автоматическая подача. Два глиняныхголема, один – с надколотой головой, старые,медленные, без малейших схем безопасности,попадёшь такому под пальцы – раздавит в кро-вавую кашу, в их задачу входило оттаскиватьотловленный материал. Полностью автоном-ные, то есть в случае чего никто ни за что отве-чать не будет. Незабываемые ощущения, ког-да рядом с тобой с треском смыкается огром-ный, размером с дом, кулак, в лицо ударяетволна сжатого воздуха из суставных поршней,а мелкие глиняные осколки секут тело, остав-ляя сотни кровоточащих порезов.

Грохот ужасный. Из портала с воем вылета-ет первая фракция – совсем мелкие демоны,ещё даже без телесных оболочек. Десять мет-ров они делают по инерции - и в клетку. Когдата наполняется, голем подаёт следующую, раз-бежавшуюся мелюзгу подчищают одиночнымизарядами. Видимость практически нулевая,дым благовонных костров выедает глаза, же-лудок рвётся наружу от серной вони.

Примерно через час поток выдыхается, пор-тал начинает густо искрить красным, а уставшиемайоры на его вершине проводят пересменку. Тутв дело и вступаем мы, егеря. Двойками заходимв потускневшую дымку, прикрывая группу соб-ственно демонозабора, состоящую из трёх магови полковника. Маги обычно тащат на поводкепару образцов, для примера или поддержки, незнаю. Знаю только, что две трети несчастных слу-чаев в рейде происходит именно по вине этихсамых образцов. По каким-то причинам они на-падают на всё, что находится в пределах досяга-емости и выглядит достаточно вкусным. Иногдамогут отвязаться и, весело рыча, умчаться в за-кат, отрывая подвернувшимся воинам руки, ногии головы. Но обычно всё проходит спокойно. Надосновной группой слабо мерцает барьер высшейзащиты, с наконечников посохов срываются чёр-ные искры, а над головами строго по уставу плы-вёт передвижная пентаграмма С-класса.

Пока маги развлекаются, полковник осуще-ствляет общее руководство. То есть бестолко-во машет руками и порывается сойти с натоп-танной тропы. В задачу наших двоек входит, втом числе, его поймать и вернуть в строй. В сво-бодное время нужно высматривать дичь по-крупнее. А это не так просто. Во-первых, из-засвета. Или цвета. Скорее, цветов. Их миллионы.Всё вокруг раскрашено самым неожиданнымобразом. И эта раскраска постоянно меняет-ся. С непривычки перед глазами просто пля-шут разноцветные пятна разной степени ярко-сти, и всё. Не то что запомнить дорогу – слож-но просто оставаться в сознании. Представь-те, что вас засунули в какую-нибудь авангард-ную картину, а потом долго били палкой по го-лове, – ощущения будут похожими.

Во-вторых, звук. Он громкий настолько, чтопочти осязаемый. Иногда удаётся даже что-тонащупать, чей-нибудь рык или визг. Мне боль-ше всего нравился хриплый такой лай, он былмягким, тёплым и цеплялся за пальцы, каксладкая вата. И на вкус тоже был похож. Об-щаться обычным способом, кстати, невозмож-но, человеческая речь на чужих территорияхне распространяется. То есть ты говоришь, исам своих слов не слышишь. Поэтому все ко-манды отдаются жестами. Которые тоже осо-бо не разглядишь из-за общей мешанины цве-тов. Словом, прогулки получаются ещё те.

6

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

А в процессе ходьбы необходимо высматри-вать цели. На самом деле это очень просто, нуж-на только привычка, желание и опыт. В общихчертах могу описать этот процесс так: особо невглядываясь, обводим взглядом окружающийпейзаж, стараясь, конечно, по возможности несойти с ума. Если удалось высмотреть что-тосовсем невероятное, непохожее на всё осталь-ное – глядим пристальнее, но не прямо на этоневероятное, а как бы немного в сторону,вскользь. И ждём. Если через несколько секундто, на что мы пялимся, начинает менять форму,обрастать клыками, рогами, щупальцами илиещё чем-нибудь в меру смертоносным, значит,цель зафиксирована, теперь наша задача – под-нять её на крыло и гнать на магов, крича и улю-люкая.

Знаю, звучит довольно странно и путано, нопо-другому объяснить не выходит. Вообще всёто, что происходит на чужих территориях, по-чти не поддаётся описанию. Наверное, поэто-му в учебке особо и не тратили время на раз-витие профессиональных качеств воинов-со-бирателей, отдавая предпочтение строевойподготовке, рытью траншей, строительству ипокраске в чёрный цвет.

Но продолжу про рейд. Как только цель по-падает в поле досягаемости магов, она в боль-шинстве случаев становится вялой и апатич-ной, теряет волю к сопротивлению и позволя-ет упрятать себя в подходящий случаю казён-ный посох, в котором потом и переезжает наПМЖ в наш обычный мир.

Здесь её ожидает море развлечений. Комис-сии, осмотры, испытательный полигон номершесть, на котором, кстати, по ночам бродят при-зраки нашего зампотыла и инспекции Мини-стерства обороны. Я сам их видел – страшно,аж мурашки по коже, особенно в полнолуние.Чего их вообще занесло на тот полигон, уженикто не узнает, но выйти с него они не успелини при жизни, ни в посмертии. В принципе,вреда от них никакого и не было, разве что на-прягало постоянно отдавать честь, особеннокогда ты в ночном наряде.

А отловленные цели после всех проверокупаковывались в трансконтейнеры и направ-лялись конечным потребителям. Основнаямасса шла прямиком на очистные сооружения.Тогда, если помните, канализацией целиком и

полностью занималась армия. Были отдельныероты и батальоны, обученные сугубо под этивот цели, со своими штабами, офицерами ипрочими атрибутами военной службы. Генера-лы от фекалий, к слову, особенно из бывших,оказывались самыми большими козлами, кудабы их ни заносила судьба. Наш местный геройассенизаторных войск подвизался на ремба-зе, был он капитан-лейтенантом (звания имдавали почему-то флотские, что прибавлялоюмора у окружающих) и дураком в классичес-ком армейском исполнении.

При всём шикарном прямом обеспечении,казарменные туалеты воины обходили десятойдорогой, обходясь рытьём временных ям и про-чим первобытнообщинным строем. А как ина-че, если в самый ответственный момент из тём-ных глубин на тебя может уставиться паразлобных красных глаз? И это ещё самое безо-бидное, так сказать, шутка. В седьмой роте как-то случился локальный прорыв, хорошо хотьночью, когда сам туалет был выдраен и закрытдо утренней проверки, так что из людей пост-радал только прапорщик, некстати развлекав-шийся с суккубой, но для ликвидации послед-ствий прибыла особая комиссия аж из штабадивизии, а вонь держалась месяца два. Поэто-му кроме случаев массовых отравлений при-сланными из дому колбасами, туалеты у нассверкали первозданной красотой.

Наряд на рембазу считался большим нака-занием и лучшей воспитательной мерой. Я ви-дел людей, которые поседели за одну ночь,дрожащих заик с навсегда испуганным взгля-дом. Некоторых не брали даже обычные ла-заретные методы – бег с кирпичами, отжима-ния и рекорды в переноске мешков с цемен-том, – по ночам они шептали молитвы, а пригромких звуках начинали плакать. Таких вои-нов быстро изолировали, а потом тайком пе-реводили куда-то, и мы о них больше не слы-шали.

А ведь они работали только с первой фрак-цией – самыми безобидными из добытых де-монов. На самом деле всё их могущество –злобный вид, замогильные крики и способ-ность нестись вперёд, сохраняя упомянутоевыше. Потому и транспортировка сточных вод– единственное полезное дело, к которому ихсумели приспособить на гражданке.

7

Другие экземпляры, те, что вылавливалисьнами поштучно, ценились куда выше и способ-ны были на гораздо большее.

Самыми ценными считались образцы, год-ные к патрулям. Не знаю, кому из командова-ния пришла в своё время в голову эта светлаяидея, но демоны у нас довольно долго приме-нялись на охране священных рубежей. Приэтом никто особо не волновался насчёт опла-ты труда, льгот, пенсии и кормёжки за казён-ный счёт: поймали, обмерили, печать на лоб –и «мы с Баалом на границе».

Как они там патрулировали, думаю, все дав-но уже знают. И репарации эльфийской сторо-не мы будем выплачивать ещё очень-очень дол-го. Но когда я отбывал срочную, страницы Мир-ного договора даже не тлели, Родная Империявовсю бряцала оружием и старательно превра-щала людей в солдат.

Жутко, но за всё время в части и в голову непришло, что на самом-то деле мы очень непра-вы. Хотя и сам не вылезал из рейдов, ни разуне задумался, на что похоже, когда сотня вои-нов врывается в чужой мир, высматривает ме-стных жителей, ловит их и утаскивает к себе.Весь процесс был обставлен настолько дело-вито, что вообще не напоминал боевые дей-ствия на территории противника, а скорее, до-бычу полезных ископаемых. Да и отношение кпленным было такое же, как к куску гранитагде-нибудь в карьере: взвесили, обмерили – ив дело. А там – как повезёт: могут и на статуюпустить, а могут и на плитку в ванную.

То, что в конечном итоге егерские полки рас-формировали – это хорошо, тут не поспоришь.А вот то, что на показательных судах не про-звучало ни одного имени от капитана и выше– на мой взгляд, огромный недостаток. Ведь чтовидел рядовой, пусть даже в действующей ча-сти? Приказы, наряды, строевые смотры иплац, разбавленный политинформацией почетвергам и субботам, где толково разъясня-лось, что там, за порталом – кровожадные вра-ги, для которых солдатская душа, не говоря ужео душах гражданских, не закалённых тяготамии лишениями, – настоящий деликатес, и еслиотвернуться и ослабить бдительность, то демо-ны накопят силы и ка-ак полезут всем скопом!– тут-то Родной Империи конец, а с ней, понят-ное дело, и всему миру.

И ведь верили! А как иначе? Если даже яподдался на уловки пропаганды – что говоритьо большинстве воинов, которые и на Родном-то языке говорить учились уже здесь, в части,а размерами клыков могли поспорить со мно-гими захваченными экземплярами? Как гово-рится, в тундре ставили сети и всех, у кого ненашли хвоста, отправили в армию. А что, из се-верных орков получаются хорошие солдаты! Иот них, кстати, я за все годы службы не слы-шал плохого слова, в отличие от многих земля-ков. У клыкастых никогда не было воровства,никто не заикался и про дедовщину, правда,большинству бы не помешало усвоить хотя быосновные правила личной гигиены. Невозмож-но, когда образчик такой суровой тундровойдействительности спит на верхней койке, пря-мо над тобой. И дело не в запахе, как кажетсясразу, – в казарме привыкаешь и не к такому.Десяток-другой сапог, выстроенных в ряд пе-ред отбоем, – и обоняние перестаёт докучатьна многие годы. Дело в блохах: они на этихволосатых аборигенах плодятся с невероятнойскоростью и достигают весьма внушительныхразмеров. Давить их положено зубами, потомучто панцирь крепкий, просто так не расплю-щишь, и – вы бы слышали этот жалобный скре-жет…

При этом по ночам шестиногих тварей тя-нет на путешествия, поэтому они массово сып-лются прямо на твою спящую на нижнем яру-се рожу. Если не укрыться с головой, можно по-лучить синяк просто от удара. К счастью, на че-ловеке эти насекомые не приживаются, ноиногда могут и укусить, видимо, от злобы илипросто для порядка. Тело моментально опуха-ет, как у утопленника, влезть в сапоги стано-вится непосильной задачей, уже не говорю омарш-броске или рейде.

И при этом всём мы всерьёз считали себягероями. Передовая линия обороны, гордостьИмперии, военная элита, всё как положено. Икогда после Большой Хоуловки начались три-буналы, и братьям-егерям задали вопросы вдухе «Что же вы, гады, делали?», то что они, побольшому счёту, могли ответить? Виноват, такточно, ура!

Каждому хочется ходить, пардон, в чистыйтёплый сортир, но вот продавать ради этогодушу – увольте. И конечно Родная Империя по-

8

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

ступила нехорошо, бросив на откуп демонамсвоих граждан, но если честно – мы были ви-новаты. Все – от рядового до последнего гене-рал-майора. Мы вместе делали наше большоеи, как тогда казалось, нужное и правое дело –отлавливали демонов на их территории и ста-вили на службу обществу, рискуя при этом соб-ственными жизнями и душами. Но оказалось,что за комфорт нельзя заплатить голым геро-измом.

Насчёт командования я лучше промолчу,но в большинстве случаев, уверен, они пони-мали не больше нашего. Во всяком случае,на местах, непосредственно в боевых частях.А как иначе? – с утра до ночи в ушах зампо-лит, в перерывах – молитвы и инструктажи, асверху – нормы по плану, и где-то там, в не-досягаемой дали – очередное звание и вы-ход на шестьдесят процентов пенсии по со-стоянию здоровья.

Это нам наш полковник, Зул Аррей (да-да,тот самый), очень всё доходчиво рассказывал.Несвязно, конечно, многие места приходилосьдодумывать, но цельная картинка просматри-валась. А всё из-за пагубного пристрастия калкоголю. Брат-полковник насчёт этого делабыл строг до неприличия – напивался ежеве-черне и исключительно до состояния крайне-го утомления. В этом вот состоянии он и на-правлялся в родную двухкомнатную кварти-ру со смежным санузлом, но вместо этого каж-дый раз оказывался у нас в казарме, и вотпочему.

На вторую или третью неделю после моегоприбытия маги притащили очередной экземп-ляр, который при проверке проявил себя не-слабым архитектором, за несколько минут вы-строив на первом полигоне небольшой дворец,с пальмами, водопроводом, фонтанами и, какрассказывают, даже одалисками. Насчёт пос-ледних врать не буду, но на следующий же деньвесь штаб переехал в новые апартаменты, бо-лее подходящие для таких достойных офице-ров. Покосившееся же здание барачно-стан-дартного типа, в котором их свора проживаларанее, отдали на расширение нашей роты, иуже через несколько часов вечный дух казар-мы, состоящий из сотен тонких и прочувство-ванных ароматов вроде лежалой кирзы, заду-бевшей от пота формы, протёртых сотнями тел

одеял, пропитанных в том числе слезами мат-расов, задушил в своих объятиях всё здание –от подвала до чердака.

А брат-полковник, приняв в салоне по обык-новению вечернюю дозу, направлялся домойбез участия сознания, полагаясь исключитель-но на поговорку «сапоги дорогу знают». И они,конечно, знали, но ввиду упрямства и плохойобучаемости вели на старое место жительства,а не в полный роскоши дворец. И вместо уеди-нения за фанерной дверью Зул Аррей получалв распоряжение отошедшую ко сну роту. Пона-чалу его пытались не пускать. Дневальные зак-рывали форточки, баррикадировали двери,прокладывали обманные тропинки в обходздания, но такими вещами бывалого егеря непроймёшь – брат-полковник преодолевал всёи со вздохом укладывался в каптёрке на меш-ки с чистой ветошью. Он не требовал подъёмапо тревоге или ночных учений в его честь, емувполне хватало пары свободных ушей и чьей-нибудь кивающей головы. Найдя искомое, онпринимался рассказывать про жизнь, пока всостоянии крайней истомы не поддавался ко-варному сну. Утром за ним приходил ордина-рец и, ругаясь матерно, утаскивал храпящеетело в надлежащие хоромы.

Таким вот образом наша рота всегда была вкурсе последних штабных сплетен. Которых, по-нятное дело, всегда полно, и одна другой краше.Но в каждую воины верили свято, потому что какбы абсурдно они ни звучали, армейская действи-тельность легко затыкала их за пояс.

То очередные монахи требовали отыскатьи подать им на растерзание Князя Тьмы, а по-скольку жена одного из штабных генераловбила молитвы именно в той церкви, маги на-чинали прокладывать маршруты и прикиды-вать потери. То в честь очередной годовщиныочередной великой победы предлагалось ведином порыве перенести нашу часть прямо начужие территории, за портал, чтобы соответ-ствовать потребностям эпохи, и следующиенесколько месяцев я, поднимаясь по тревоге,боролся с приступами самой настоящей пани-ки, не зная, увижу ли ещё солнце, смогу ли ещёшагнуть по родной земле. То профсоюз демо-нологов вместе с диаспорой пытался отозватьсвоих членов с действительной службы и за-менить некромантами, намекая на междуна-

9

родный скандал и забастовку, и даже прислална стажировку какого-то юного лича (его, впро-чем, весьма удачно потеряли в первом же рей-де). То в связи с ограблением века, когда ка-кая-то гадина украла в Стольнограде часы, при-казом ни много ни мало Министра оборонынам вменялось в обязанность проводить тща-тельный допрос каждого отловленного экзем-пляра, что было бы особенно весело с демона-ми первой фракции, которых и друг от друга-то не всегда отличишь.

Словом, армия изо всех сил старалась, что-бы мы не заскучали и всегда пребывали в со-стоянии повышенной боевой готовности. Ноиногда случалось так, что сплетни оправдыва-лись. К счастью, довольно редко, у нас ведь про-исходит в основном то, чего никто не мог ипредположить, а не то, чего все с нетерпениемждут.

По части тогда вовсю гулял слух, что в Се-верном море видели золотые паруса. Не такаяуж и необычная новость, вполне могла пройтии незамеченной, но вдруг на месте третьего по-лигона ударными темпами вырыли бассейн, акак-то на совсем-совсем внеплановых учени-ях мы двое суток бродили по условному лесу,уворачиваясь от условных стрел противника,летевших из-за каждого картонного куста.

А брат-полковник каждую ночь жаловалсяна штабное и министерское начальство. Сна-чала задрали процент по плану. Вместо терпи-мых ноль-двенадцать потребовали шесть ров-но. То есть на каждую сотню демонов первойфракции надо вытаскивать шесть экземпля-ров, годных к великим свершениям. Позже,когда все уже приготовились снижать разме-ры первичного отлова, наверху изменили ре-шение и, вернув старые нормы, приказали уве-личить качественные показатели. Учитывалосьвсё – клыки, когти, крылья, шипы, рога, моти-вация, свирепость, послушание. Штаб хотелидеальных демонов, готовых верно и вечнослужить отечеству на страх любому агрессору.Причём хотел настойчиво, неоднозначно и навчера. Международное положение ухудшалось,надо было срочно изыскивать резервы и воз-можности. А для тех, кто плохо ищет, у нас все-гда предусмотрено много забавных и интерес-ных вещей, от перевода в нехоженую степьЗалесья до расстрела включительно.

Рейды резко участились. В тот период мывыходили на чужие территории где-то раз вдва-три дня и задерживались там порой нацелые сутки. Что такое день-ночь без еды иводы, думаю, никому объяснять не надо, жела-ющие могут попробовать в домашних услови-ях. Маги валились с ног, мы буквально таска-ли их на руках, доходило до того, что один издвойки нёс бессознательного демонолога, авторой в меру сил и умения запихивал в посохближайшие цели. К счастью, я всегда оказы-вался носильщиком, поэтому вредных послед-ствий контакта с магией удалось избежать.

Вся эта кутерьма ожидаемо сделала толькохуже. Отловленные экземпляры поражали ху-досочностью и жалобным видом, двое маговпозорно дезертировали, прихватив мобильнуюпечать и пять ящиков тушёнки, а брат-полков-ник бросил пить на месяц. По итогам этого со-бытия он выстроил всю нашу часть и произ-нёс знаменитую речь.

Надо понимать, насколько мало мы в армиипоходили на обычных людей. Если вот так со-брать тысячу гражданских обывателей и объя-вить, что сейчас их всех, допустим, отравятвредным газом, а выживших немедленно теле-портируют на Полюс зла, то можно получитькак минимум бунт и беспорядки. Мы же выс-лушали свой приговор по стойке «смирно» иравнодушно простояли «вольно» все шесть ча-сов, пока был открыт портал. В причинах тако-го массового помутнения военнослужащегорассудка я разбираться не хочу, да и вообще,если честно, перед самым дембелем попал подкоррекцию памяти относительно вот этого эпи-зода биографии, так что подробно расписыватьи нечего. Читайте официальные версии, по нимвполне можно обо всём догадаться. Хотя бы чу-десное «… если я не смог найти то, что мне надо,значит, должен создать это сам, своими рука-ми, из вас. Воспитать. Сотворить демона…». Поодной этой фразе становится ясно, кем брат-полковник считал всех нас, срочников.

После роспуска строя часть продолжилажизнь по распорядку, как будто ничего необыч-ного и не произошло. А перед подъёмом по ка-зармам прошлась комиссия во главе с самимЗул Арреем, согнала всех, поймавших Искаже-ние, в ангар на рембазе и устроила им темпо-ральный скачок длиной в год. Не знаю, что у

10

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

них там произошло, но не вернулся никто. Иуже вечером нам выдали казённый амулет, тримятные конфетки и второй кусок сахара.

Помню, в ту ночь я лежал и обижался на весьмир: до приказа оставалось меньше месяца,мне даже казалось, что брат-полковник под-строил всё специально, чтобы отомстить закакие-то залёты. Не спалось не только мне –четверо парней из нашей казармы попробова-ли дёрнуть в самоволку. Наутро они, сверкаяфиолетовыми лицами и щурясь на утреннеесолнышко заплывшими глазами, вошли в пор-тал первыми, в группе расчистки.

Брат-полковник выстроил нас плотнымкольцом вокруг группы демонозабора и отдалприказ поднимать на крыло любую цель, несчитаясь с затратами. Так начался мой после-дний рейд.

К счастью, я твёрдо решил уйти на дембельживым-здоровым, поэтому сосредоточился нена выполнении приказа, а на собственном вы-живании, что в данном случае означало дер-жаться подальше от демонологов, ни на что несмотреть дольше пары секунд и спокойно про-должать дышать - даже это действие на чужихтерриториях требует контроля, можно элемен-тарно увлечься разглядыванием деталей лан-дшафта и забыть про вдох-выдох; последствияочевидны.

Но всё равно пару раз меня едва не накры-ло – сначала, когда я увидел, как Зул Аррей жи-вьём пожирает своего первого демона. Зрели-ще не столько ужасное – после пяти лет служ-бы сложно по-настоящему испугаться – сколь-ко непонятное, а оттого жутковатое. Я же незнал, что ему всю ночь прививали в тело кучузаклинаний, превратив в итоге человека в хо-дячий артефакт-поглотитель. А то, что во вре-мя нашего стояния под сквозняком из порта-ла он успел подхватить Искажение, не знал натот момент никто вообще.

Второй раз проняло во время трансформа-ции. Не дышал я, по-моему, минуты полторыточно. Брат-полковник успел схарчить десят-ка три целей, и душа, не выдержав напора, лоп-нула, прихватив и тело. Выглядело это, как буд-то разворачивают бумажную игрушку, потянувза уголок. Не досматривая, чем закончитсядело, я рванул к выходу, радуясь тому, что на-конец-то можно покинуть чужую территорию

строго по букве Устава. «В связи с утратой ко-мандованием человеческого облика», как сей-час помню. По пути меня обогнала группа де-монозабора, я едва успел зацепиться за крае-шек передвижной пентаграммы, так что доб-рался, как и надлежит дембелю – с удобствоми комфортом.

Сутки в части царила тишина. Нас полнымсоставом выгнали на хозработы в ближайшемлесу под руководством какого-то младшего лей-тенанта, неубедительного настолько, что по ито-гам первого же дня борзые из второй роты обо-рвали ему погоны и выгнали из расположения.

А следующей ночью из портала вышел ЗулАррей, и я впервые увидел, как падают в обмо-рок северные орки. Ростом брат-полковникстал метров десять, земля под его ногами ды-милась и кровоточила. Десятки рук с загнуты-ми когтями, сотни глаз и ртов, раскиданных повсему телу, две пары огромных чёрных крыль-ев, – описывать не буду, картинок с его изоб-ражением сейчас полно, если кто забыл, взя-ли да посмотрели. Он прошёл мимо нас, нико-го, кстати, не тронув, и утопал прямиком на се-вер – служить в погранвойсках. И от всей ужас-ной фигуры исходили волны дикой радости,даже ликования, как сказали бы люди с фило-логическим образованием.

Уже через четыре недели я со свежей кор-рекцией памяти добирался на перекладных до-мой. Три дня прыгал по транспортным порта-лам, толкался в очередях за билетами, дажеподрался с одним дядькой, не помню из-за чего,но всё это казалось полной ерундой. Армиядала мне военный билет и больше не грозилаупрятать в казарму, подальше от любопытныхштатских глаз, и посылать на смерть в обменна плохую еду, чего и вам желаю.

Дм. Ибкус, бывш. рядовой №4032187, от-дельный големизированный егерский баталь-он демонозабора

11

От рождения и по сей  день вдыхаю насыщенныйотходами производства металлургического комби-ната воздух. Первое стихотворение придумала ещев детском саду, а в школе на уроках литературыприоткрылась дверь в Поэзию, были попытки писатьстихи на украинском и русском языках, это привет-ствовалось учителями литературы.

Когда была студенткой строительного факуль-тета технического ВУЗа, робкие шаги по поэти-ческой тропе превратились в уверенную походку,благодаря знакомству и дружбе с Е.Н. Платоно-вой. Она научила меня писать настоящие стихи,направляла, подсказывала. Сейчас стараюсь совме-щать материнство, проектирование и творче-ство.

* * *Позови меня шепотомСквозь сплошной поток времени.На вопрос мой «А что потом?»Дай ответ искрой с кремени.

Растоми поцелуямиМыслеформы кристальные,Чтоб лилось «Аллилуйя!» в мигПлавных линий слияния…

Происходит диффузияДвух энергий неистовых.Создается иллюзияБледно-розово - чистая.

* * *Глаза сияют фейерверком,И светит жемчугом улыбка,

Божена РАЦ

Но вопреки любым проверкамСтучится ритмом “не ошибка”,

И воздух стал казаться гуще,Насыщен новым ароматом...И мечемся былого пущеМежду рубином и агатом.

* * *Мы с тобой играем в кошки-мышки,Флирт идет, как бой, напропалую,До “гусиной” кожи на лодыжках,Ритм дыханья сбит без поцелуя,

Блеск фантазий спрятан под вуальюМеждустрочий скомканных и рваных.Восклицанья, многоточья ставлю -Индикаторы эмоций виртуальных.

* * *Я в небе облаками облик Ваш рисую,Как Рафаэль - кистями на холсте.В день праздный, или в день, который

прожит всуе,Глаза ищу, но нахожу не те.

Метаясь меж мятежным сном и скучной явью,

Ищу тот взгляд, присуший только Вам.Сфотографирую всем сердцем и оставлюВоспоминание - глубокий шрам.

* * *Мы проживаем день за днем,А жизнь как будто пробегает мимо.Мы призрак счастья создаем -Стремление к нему непобедимо.

Мы в постном супе бытияВыискиваем пряный привкус страсти,Поймать мгновенье забытьяНет сил, к тому же - непригодны снасти.

Быт - камень прочностью в алмаз,Царапает не сразу, но до боли,И кислотой он капал, мазал,разъедая наши души, что ли.

* * *Убаюкай сознание, Музыка,Чтобы сладким, глубоким был сон,

12

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Чтоб не слышать дворового тузика,Ни рычанья машин, ни клаксон.

Убаюкай все беды и горести,Чтоб они в мою жизнь - ни ногой.Оберни покрывалом из совести,Чтоб душа не осталась нагой.

Убаюкай мне сердце тревожное,Нотный бисер в шкатулку сложи,Сохрани все простое и сложное,Чтоб прекрасней была моя жизнь.Убаюкай, волшебная Музыка!

* * *Жизнь - кузнечный молоток,Он кует людскую Душу.Испытаний даст чуток -Чтобы целостность нарушить,

Для накала добелаВ пламя сверхпроблем бросает,Форму новую дала -Вмиг восторгом остужает.

Не сломает Жизнь Души.Глубже радостью дыши!

* * *Моя бабуля, отругавши кошку,Что суп не ест, а загребает лапой,Обивку кресел сделала патлатой,В субботу утром мне пекла картошку,

На музыку и плаванье водила,Мороженое покупала летом.Всегда мне бабушка его преподносилаВ стаканчике, что в сумочке лежал в пакете.

* * *Весна. Март кашлял снежной стружкой,Едва переступив порог.Заляпал слякотью, как мог,Дороги. С сыростью-подружкой

В объятьях тискал всех прохожих,Ветрам холодным слал привет,Из памяти стирая следМорозных, снежных дней погожих.

САМБУКАТрепал ароматный анисПриятнейший ветер востока,Пружинили вверх или внизУпругие стебли до срока,

Когда превратился в нектар,Который в стекле полыхает.Глотаем и нюхаем пар,Кофейным зерном заедая.

* * *Экономический сквознякУнес бюджет страны в офф-шоры,А нация, как тот слизняк,Ползет к окну - задернуть шторы.

* * *Новый год подобрался вплотную,Дышит елочной хвоей в затылок,На столе оливье, отбивнуюМы найдем среди рюмок-бутылок.

Обещают синоптики слякотьВ новогоднюю ночь и не только...Будет грязь сапоги нам калякать,Чавкать, словно свинья на помойке.

В телевизоре будет веселье,Поздравленья, улыбки хмельные,А с утра - только горечь похмелья...Волшебства не случилось, родные.

Елка! Ты освети наши души!Мандариновым запахом яркимПусть зальет носоглотку и уши!Дед Мороз, приходи к нам с подарком!

* * *Сколько раз мы себя убеждаемВ том, что время поможет проститьВсе обиды! Как часто сжигаемМусор памяти, чтобы остыть,

Чтоб унять свою спесь, покориться,Уступить, пропустить, промолчать,Не ударить в ответ, уклониться,Перестроиться, снова начать...Только он в горделивом величьиБросит взором недобрым в упор,Каркнет ворон всем нам не по-птичьиОбрекающее “Nevermore!”

13

* * *Твои хромающие истины*Непостижимы, непонятны,С изорванными в клочья мыслями,В одежде, на которой пятна.

Бредешь по улицам с беспечностью,Взывая к совести прохожих.Прозренья вспышки - станут вечностьюДля всех людей не толстокожих.

Ты достучись до сердца каждого, Закрой глаза на все запреты!Рожденная для дела важного - Бессмертная душа Поэта.

* - Бродский, “Одиночество”

НА ЗЛОБУ ДЛЯВ заляпанном окнеС обвисшей паутиной,Где занавески подраны в тряпье,Там истина - в вине,Там выпивка - рутина,Побоями терзает он ее.

Ребенок исхудал,Так денег - на чекушку,Вот на закуску - пьяный поцелуй.“Ну как ты задолбал!Чего тебе? Ватрушку?Уйди, пока не врезал, обалдуй!”

Умчались в забытьеПроблемы жизни, драмы,И трезвость слабых нервами людей.А рваное тряпьеВисит на пьяной раме,Рождая беспризорников-детей.

* * *ОдиночествоНе имеет фамилии, отчества.Одиночество...Нет ни старости, ни отрочества -Одиночество.Сквозь столетия шепчет пророчество:«Одиночество -Основание всякого творчества,Все во власти Его ВысочестваОдиночества».

* * *Ты боишься любви, как черт - ладана,Гонишь в спину метлой неверия.“Проявление чувств - не оправдано...”Ты жесток, как Лаврентий Берия!

Ключик к сердцу пыталась я выточить,Но изрезала душу окалина.Не сумею взаимность выклянчить,Как помилованье у Сталина.

* * *Отпускаю, иди хоть на все шесть сторон.Все равно для тебя ничего нет святого.Пусть прокаркает вслед тебе стая ворон“Одиночеством северным ты коронован!”

Молчаливо величие снежных пустынь!Ослепленный морозностью зимнего блеска,Своим сердцем холодным, как лед, не

застынь,Чтоб сиять геометрией, как арабеска.

* * *Ты - кислород в газообразной массе.Мне без общения с тобою - не вдохнуть.Гляжу вперед - все в сумраке, все муть.Надежда исказилась в злой гримасе...

С издевкой посмеялась над собой,Над собственными мыслями о лете,Что только искоркой блеснет в браслете -Не на моем запястье. Снова боль.

* * *Распластавшись на плахеТвоего безразличия,Подбираются страхи...В масках догм и приличия

Колют иглами острыми,Душу всю изрешечиваяИ сомнения пестрымиКолерами подсвечивая.

Твой отточенный взглядГильотиною свесится.И молчанье - петля...Отрубить аль повеситься?

14

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Комисаренко Андрей Николаевич (литера-турный псевдоним Андрей Блэк) родился в 1975г.в Кривом Роге. Закончил СШ № 110 (спец. гумани-тарный класс). С 1993 по 1998 г. учился на фило-логическом факультете Криворожского государ-ственного педагогического университета (специ-альность – украинский и английский языки). Пос-ле окончания филфака работал в средней школе№111 преподавателем украинского языка и лите-ратуры. С 1999 по 2003 учился в Криворожскоммузыкальном училище по классу гитары (отделэстрадного искусства, преподаватель по инстру-менту – А. П. Полтавский, преподаватель по ком-позиции, музыкальной теории и гармонии – В. Н.Ракитянский). Будучи студентом КГПУ, играл вомногих рок-группах различного направления: отрока до металла. В 1999г. был бас-гитаристомкриворожской группы «Mournful Gust» (официаль-ный сайт группы - http://www.mournfulgust.com), ко-торая пишет и исполняет музыку в стиле doom-metal. С 2000 по 2002 г. выполнял обязанностивице-менеджера этой же группы. В 2003 г. началсольную музыкальную карьеру «свободного худож-ника». Содействовал и помогал проведению рок-фестивалей в Кривом Роге. Как молодой филолог,занимался исследованием молодежного сленга,жаргонной лексики; работал в сфере журналисти-ки, освещая молодежную культуру. Принимал уча-стие в «Фестивале муз 1998 г.» как прозаик, а в«Фестивале муз 1999 г.» – как композитор. В 2000году занял 1 место в городском литературном кон-курсе «Саксагань» (номинация «Проза») и в 2002 г.– 1 место в том же конкурсе как драматург. В мар-те 2002 г. Андрей Николаевич был кандидатом вдепутаты Криворожского горсовета от «Спілкитворчої української молоді», защищал интересы не-

формальной молодежи, интеллигенции и учителей.Принимал участие в концертах молодых компози-торов на базе Музыкального училища (занималсяв классе композиции В. Н. Ракитянского). Являет-ся соавтором гимна Криворожского музыкально-го училища. Пишет поэтические, прозаические идраматические произведения. Неоднократно печа-тался в областных литературных изданиях («Сак-сагань», «Артефакт», «Крила» и др.). В 2006 г. выш-ла первая сольная книга Комисаренко А. Н. –«Thanatosophia». В неё вошли поэзия, поэтическиеминиатюры, афоризмы и музыкальные произведе-ния, а также интермедия «Черно-белая память» ифилософская пьеса-симфония «Наполеон стреля-ет первым».

Участник коллективного литературного сбор-ника «Автобус в Рай» (Издательство «Артефакт»,г. Кривой Рог, 2008 г.), который и получил назва-ние по его одноимённой пьесе.

В 2008 – 2009 был внештатным сотрудникомДнепропетровского дома органной и камерной му-зыки. 16 апреля 2009г. в Днепропетровском Домеорганной и камерной музыки были исполнены ав-торские музыкальные композиции для органа А. Н.Комисаренко – «Прелюдия и фуга ля-минор» и «Ада-жио си-минор» (исполнитель – лауреат междуна-родных конкурсов, выпускница Московской консер-ватории Наталья Летюк).

15 апреля 2013 г. при помощи криворожскогогитариста и звукорежиссёра Александра Главно-го создал музыкальный проект «Orchestre DeTrenos» и издал свой авторский музыкальный аль-бом «Critique of Musical Reason», который был за-писан в студии «AUTUMNIA STUDIO – http://autumnia.org». Альбом получил многочисленные ре-цензии в Европе и в Америке. Альбом «Critique ofMusical Reason» имеет концептуальную структу-ру, в которой соединены различные направления истили.

В 2010 г. защитил кандидатскую диссертациюпо теме: «Метафизическая рефлексия музыки в ис-торико-философском дискурсе» (научный руково-дитель – док. ф. н., проф. Капитон В. П.). Препода-ёт курсы философии и политологии. А. Н. Комиса-ренко является автором около 15-ти научныхстатей по философии музыки, некоторые из ко-торых были опубликованы в Польше и в США.

На сегодняшний день Андрей Николаевич Коми-саренко – старший преподаватель кафедры фило-софии и социальных наук в ГВУЗ «Криворожскийнациональный университет» и занимается иссле-дованием философских проблем музыки и музы-кального мышления.

Андрей КОМИСАРЕНКО

15

ЗАКОН СТАИ(фрагмент из романа)

* * *Старый жрец Мудрослов начал утреннюю

молитву перед грозным идолом Перуна. Онзаклинал об одном – послать короткую зиму.Племя росичей могло не выжить – год был не-урожайным, возможно, придётся голодать. БогСолнца Божич с каждым вечером быстреескрывался за горизонт.

Воинственный лик Перуна обещал сраже-ние и победу светлых сил. Мудрослов знал: хо-лодный мрак закончится через три зимних ме-сяца, ведь в природе всё развивается и повто-ряется по кругу. Седовласый жрец, одетый вритуальное одеяние, произносил секретныезаклинания, производил магические дей-ствия посохом, на котором были нанесенысимволы богов. Надо было только задобритьсилы природы и прочитать хвалебные речи вчесть Бога войны и молний. Но почему-то Пе-рун молчал…

Плачущее небо навевало грустные мысли.Ветер пел заунывную песню сквозь щели ста-рого храма. Приближались холода и медлен-ное умирание природы. Чёрный ворон неожи-данно сел на деревянный образ Бога войныи мрачно прокаркал. На суровом лице Перу-на выступила капля смолы. Странные приме-ты!

Вдруг из далека донёсся топот копыт. Жрецприслушался. Ему показалось, что отдалён-ный стук копыт нарастает, словно недоброепредчувствие, и превращается в зловещийлязг целого войска.

По фигуре всадника и его одежде Мудрос-лов понял, что это воевода Тур. Недобрыепредчувствия проникли в душу служителякульта. Наверное, что-то случилось?

Воевода остановил коня, лихо выскочил изседла и уверенной походкой подошёл к жре-цу. Военная служба и многочисленные битвыналожили на его лицо неизгладимый отпеча-ток. Всё тело Тура излучало энергию боевой

доблести. Суровый взгляд, сильные жилистыеруки и отточенные уверенные движения под-чёркивали его профессиональную связь сискусством побеждать и убивать.

– Здрав будь, Мудрослов! Приветствуютебя, избранник богов и хранитель СекирыПеруна.

– Здравствуй, воевода. Боюсь, что боги мол-чат. Зима будет холодной, год выдался неуро-жайным. Птицы рано улетели в Ирий – недо-брые приметы посылает нынче Перун… – выс-казал свои опасения Мудрослов, предчув-ствуя, что и Тур прискакал с важными ново-стями.

– Срочно нужно благословить войско. Пос-лезавтра мы уходим в боевой поход. Племяпеченегов готовится против нас.

Мудрослов воспринял слова Тура спокой-но, всё так же отрешённо глядя на идола Пе-руна. «И почему они в такую пору решили нанас напасть?» – мелькнула мысль в головежреца. Приближение голода и холода могутослабить войско, и тогда…

Но не это самое страшное. Мудрослов боль-ше всего боялся предательства – самого гнус-ного поступка в мире смертных людей.

– Я предупреждал князя Владимира, что всезнаки и приметы указывают на кровавую бит-ву. Неспроста ещё летом, на Ивана Купала, дя-тел приноровился долбать деревянные обра-зы богов. Боги говорили с нами, а князь при-казал устроить всенародное гулянье, пилсвою медовуху и девок по сеновалам тискал.

– У князя свои заботы, а нам нужно землюродную защищать. Войско уже собрано и го-тово выходить. Печенеги в пяти днях пути оттвоего Перунова капища. Воины ждут толькоблагословения.

Что-то кольнуло сердце седовласого мудре-ца. Он почувствовал опасность и неотврати-мую угрозу, что нависли над племенем роси-чей. От него теперь зависит сила и независи-мость славянского рода. И пока у племенибудет он – избранник богов и хранитель Се-киры Перуна – ни одно вражеское войско непокорит гордое племя росичей.

– Хорошо. Ступай к своим воинам, Тур. Яблагословляю их мечи и щиты могуществом

16

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

великого Перуна. После захода Солнца я при-несу жертву богам – и да будут разбиты врагинаши, и спасена земля росичей. И запомните:сила и непобедимость наша заключается вСекире Перуна. Пускай каждый нарисует нащите своём символ Бога войны и молний, тог-да победа будет на нашей стороне.

Воевода Тур поблагодарил Мудрослова, по-клонился в сторону идола Перуна, и хотел ужесадиться в седло, но… замер, пристальновзглянул на жреца и тихо проговорил:

– Знай, Мудрослов: опасайся князя Влади-мира. Предаст тебя ученик твой. Недоброезатеял государь наш. Ищет способ укрепитьвласть свою. А вас всех – жрецов и волхвов,до единого, либо казнить, либо подчинитьволе своей. Хочет веру новую принять на Русии память отцов наших в прах обратить. Недо-брые времена настали нынче.

– Да… Недобрые, – покорно ответил Муд-рослов, как будто уже знал об этом и смелопринял предначертанную богами судьбу.

Воевода лихо умчался на вороном коне, аМудрослов опять остался наедине с Богомвойны. Под основанием идола самого грозно-го из божеств – повелителя молний и грозы,прятал Мудрослов Секиру Перуна. Ритуаль-ный топор был сделан из красно-коричневойруды, что была взята на месте слияния двухрек. Рукоять была выточена из тысячелетне-го Дуба-Прадуба. Легенды говорили, что самбог Перун создал секиру. И только достойныйспособен обладать ею, ибо сила и власть при-роды заключены в ней.

* * *На следующее утро в храме Перуна разда-

лись дикие крики, злостное ржанье лошадей,лязг кольчуг и мечей. Горящие стрелы вонзи-лись в древнее изваяние Бога войны и мол-ний.

– Где!? Где этот старый колдун, чтоб его мол-ния убила!? – недовольно кричал один из во-инов, нетерпеливо обыскивая капище. Он пе-реворачивал и ломал всё на своём пути неук-люжими движениями, словно сердитый мед-ведь.

– Зачем тебе гниющий дед? Ищи секиру,

она должна быть где-то здесь. Князь Владимирсказал, что даст за неё неплохое вознагражде-ние и бочку вина впридачу, – ответил громиленапарник, аккуратно разгребая острым мечомтлеющий костёр у подножия идола.

– Конечно, а за деда он пообещал медову-хи налить и девку на ночь погулять, – огрыз-нулся в ответ первый воин, небрежно раски-дывая старые свитки и обрывки бумаг с пись-менами.

– Тебе бы только с девками по сеноваламшастать! А как в бою с врагами, так сразу своюзадницу за спинами товарищей прячешь, –злостно пошутил второй воин, шаря мечом внише под идолом Перуна. – Смотри! Там что-то есть! Нашёл!!!

– Где!? – откликнулся громила и, раздавли-вая ногами лежащие на полу свитки, быстрымшагом подошёл к тлеющему костру.

Их жадные глаза всматривались в загадоч-ную темноту аккуратно выкопанной ниши подоснованием Бога Войны. Они попытались оп-рокинуть дубового идола, но безрезультатно.Казалось, вся природа стала на защиту могу-щественного повелителя молний.

– Это Секира Перуна! Теперь мы богаты! –продолжал шарить мечом второй воин, стара-ясь выгребать всё, что там есть.

– Конечно, теперь все девки наши, и медо-вухи напьёмся по самые уши, – довольно про-бубонел громила.

…Их было двое, внезапно налетевших, какстая коршунов, на древнюю святыню язычес-кой веры. Словно вандалы, они уничтожалиродную мудрость, ибо предательская наживаи жадность ослепили их разум. Каждый хотелпервым исполнить приказ князя, и каждыйстремился угодить Владимиру любым спосо-бом. Даже ценой необузданной наглости и бо-гохульства.

Наконец перед глазами горе-искателей рас-стелился кусок старой мешковины, в которую,по-видимому, и была когда-то завёрнута Се-кира Перуна. Не найдя ничего, кроме древнихзаписей, грабители покинули храм, проклинаявсех языческих богов и старых жрецов.

Ритуальная Секира Перуна и её хранительМудрослов исчезли…

17

Классика мировой литературы

Эрнест ХЕМИНГУЭЙ

ПРОЩАЙ, ОРУЖИЕ!(Продолжение, начало в № 2-2015)Перевод Владимира Евгеньевича Филатова.

Глава 7На следующий день я возвратился с нашего пер-

вого поста в горах и остановил автомобиль уsmistimento, где больные и раненые распределя-лись по их бумагам, а бумаги маркировались дляразных госпиталей. Я вел машину и остался в ней,а шофер принимал бумаги. День был жарким, инебо было очень ярким и голубым, а дорога былабелой и пыльной. Я сидел на переднем кресле “фи-ата” и ни о чем не думал. Мимо проходил полк, и ясмотрел, как он движется. Люди были разгорячен-ными и потными. Некоторые были в касках, нобольшинство несли их привязанными к ранцам.Большинство касок были велики и сползали науши людей. Все офицеры были в касках: хорошоподогнанных касках. Это была половина Бригата-Басиликата. Я отличил их по красным и белымметкам на их нашивках. Потом шли отстающие:много времени спустя после того, как прошел полк.Эти люди не могли идти со своими взводами. Онибыли потными, пыльными и усталыми. Некоторыевыглядели довольно плохо. За последними торо-пился солдат. Он шел, прихрамывая. Потом оста-новился и сел около дороги. Я вылез из машины иподошел к нему.

- В чем дело? - Он посмотрел на меня, потомвстал.

- Я уже иду.- Что беспокоит?- ... война.

- Что с твоей ногой?- Ничего. Это грыжа.- Почему ты не поехал с транспортом? - спросил

я. - Почему не пошел в госпиталь?- Они меня не пустили. Лейтенант сказал, что я

нарочно сорвал бандаж.- Дай я ее пощупаю.- Она вышла.- С какой стороны?- Здесь.Я прощупал ее.- Кашляни, - сказал я.- Я боюсь, она станет еще больше. Она уже вдвое

больше, чем была утром.- Садись, - сказал я. - Как только я получу бума-

ги на этих раненых, я заберу тебя по дороге и ос-тавлю с твоим медицинским офицером.

- Он скажет, что я нарочно это сделал.- Они ничего не смогут сделать, - сказал я. - Это

же не рана. Это ведь было у тебя и раньше?- Но я потерял бандаж.- Они отправят тебя в госпиталь.- Я не могу остаться здесь, лейтенант?- Нет. У меня нет на тебя документов.В двери показался водитель с документами на

раненых в машине.- Четверо для сто пятого, два для сто тридцать

второго, - сказал он. Это были номера госпиталейза рекой.

- Ты поведешь машину, - сказал я. Я помог сол-дату с грыжей подняться на сиденье рядом с нами.

- Вы говорите по-английски? - спросил он.- Конечно.- Как вам нравится эта проклятая война?- Мерзость.- Я тоже говорю: это мерзость. Иисус Христос, я

говорю, это мерзость.- Ты был в Штатах?- Конечно. В Питтсбурге. Я знаю, вы американец.- Я плохо говорю по-итальянски?- Просто знаю, что вы американец.- Еще один американец, - сказал итальянец-во-

дитель, глядя на больного солдата.- Слушай, лейтенант. Ты можешь взять меня в

этот полк?- Да.- Потому что доктор капитан знает, что у меня

была грыжа. Я выкинул чертов бандаж, чтобы мнестало хуже, и они не смогли бы опять послать меняна передовую. Ты не мог бы отвезти меня в другоеместо?

- В прифронтовой полосе я мог бы взять тебяна первый медпост. Но здесь я не могу этого бездокументов.

- Если я вернусь, они сделают мне операцию, апотом будут все время держать на передовой.

18

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Я подумал над этим.- Ты бы хотел все время торчать на передовой?- Нет.- Проклятая война.- Слушай, - сказал я. - Выйди на дорогу, упади и

набей шишку на голове. Я подберу тебя на обрат-ном пути и отправлю в госпиталь. Притормозиздесь, Альдо.

Мы остановились у обочины. Я помог ему вы-лезти.

- Я буду ждать здесь, лейтенант, - сказал он.- Счастливо.Мы продолжили путь и через милю обогнали

полк, потом пересекли реку, мутную от талого сне-га и быстро несущуюся между опорами моста, про-ехали дорогой через равнину и доставили раненыхв оба госпиталя. Возвращаясь, я вел машину оченьбыстро, чтобы застать на дороге человека из Пит-тсбурга. Сначала мы проехали полк, разгорячен-ный и потный еще больше прежнего; потом отстав-ших. Потом мы увидели на дороге остановившую-ся санитарную повозку. Двое мужчин поднималибольного солдата. Они вернулись за ним. Он кив-нул мне. Его каска валялась на земле, а лоб был вкрови ниже линии волос. Нос был разбит и окро-вавленный пластырь был в пыли; его волосы тожебыли пыльными.

- Посмотри на шишку, лейтенант! - крикнул он. -Ничего не сделать: они за мной вернулись.

Когда я возвратился на виллу, было уже пятьчасов вечера, и я пошел туда, где моют автомоби-ли, чтобы принять душ. Потом я писал рапорт, сидяв своей комнате в трусах и майке перед раскры-тым окном. Два дня назад началось наступление,и я должен был ехать с автомобилями на Плаву.Прошло уже много времени с тех пор, как я после-дний раз писал в Штаты, и я знал, что нужно этосделать, но письма шли так долго, что было без-различно, сделаю ли я это сейчас или нет. Мне былоне о чем писать. Я отправил пару ZonadeGuerraпочтовых открыток, зачеркнув все, за исключени-ем того, что я здоров. Это должно было их тронуть.Эти почтовые карточки должны превосходно выг-лядеть в Америке: таинственные и незнакомые. Этобыла таинственная и незнакомая военная зона, но,я полагал, хорошо управляемая и довольно мрач-ная по сравнению с другими войнами против ав-стрийцев. Австрийская армия была создана, что-бы подарить миру наполеоновские победы: любо-го Наполеона. Я хотел, чтобы у нас был Наполеон,но вместо этого мы имели эль ХенералеГадерна,упитанного и процветающего, и Витторио Эмману-эле, крошечного человека с длинной тонкой шеейи козлиной бородкой. На правом берегу они име-ли герцога Аосту. Может быть, он тоже был слиш-ком красив для великого полководца, но у него

была внешность мужчины. Большинство хотело бывидеть его королем. Он выглядел, как король. Онбыл королевским дядей и командовал третьей ар-мией. Мы были во второй. В Милане я встретилдвух артиллеристов оттуда. Они были очень при-ятными, и мы устроили большой вечер. Они былибольшими, робкими и стеснительными, и оченьценили то, что пережили вместе. Я хотел, чтобы ябыл с британцами. Это было бы намного проще.Наверное, я мог быть убит. Но не в этом санитар-ном отряде. Да, даже в санитарном отряде. Здесьиногда убивало английских водителей санитарныхмашин. Я знал, что я не мог быть убит. Не в этойвойне. Она ничего не могла мне сделать. Мне онаказалась не более опасной, чем война в кино. Хотяя и молил Бога, чтобы она кончилась. Может быть,она кончится этим летом. Может быть, австрийцысломаются. Они всегда ломались в других войнах.В чем был главный вопрос этой войны? Все гово-рили, что французы выдохлись. Ринальди сказал,что французы взбунтовались, и войска пошли наПариж. Я спросил его, что случилось дальше, и онответил: “Они их остановили”. Я хотел поехать вАвстрию без войны. Я хотел поехать в БлэкФорест.Я хотел увидеть ГартцМаунтинз. Где они, эти Гартц-Маунтинз? В Карпатах шел бой. Во всяком случае,сейчас я бы не хотел туда ехать. Даже несмотря нато, что там хорошо. Я мог бы поехать в Испанию,если бы там не было войны. Солнце уже садилось,и день начинал остывать. После ужина я пойду иувижусь с мисс Баркли. Я хотел, чтобы она былаздесь сейчас. Я хотел, чтобы я был с ней в Милане.Мы могли бы поужинать у Кова и потом теплымвечером спуститься вниз по ВиаМанзони пересечьее и повернуть вдоль канала и войти в гостиницу сКэтрин Баркли. Может быть она это позволит. Мо-жет быть она представит что я - это тот самый па-рень который был убит и мы вошли бы через па-радный вход и швейцар снял фуражку а я подо-шел бы к столу консьержа и взял ключ а она безу-частно стояла бы у лифта и потом мы вошли бы влифт и он начал медленно подниматься щелкая накаждом этаже и потом наш этаж и мальчик открылбы дверь и остановился рядом и она вышла и явышел и мы спустились бы в холл и я бы вставил вдверь ключ и открыл ее и вошел бы и снял теле-фонную трубку и попросил бы их принести бутыл-ку Капри бьянка в серебряном ведерке полномльда и мы слышали бы как гремит в ведерке ледспускаясь по коридору и мальчик бы постучал и ясказал бы оставьте его с наружной стороны дверипожалуйста. Потому что мы были бы без одежды авечер так душен окно открыто и ласточки парят подкрышами домов и позже когда станет совсем тем-но и ты подойдешь к окну очень маленькая лету-чая мышь будет охотиться над домами и скроется

19

за деревьями. Мы выпили бы капри и заперлидверь и эта жара и долгая ночь и только простынии мы любим друг друга всю ночь жаркую долгуюночь в Милане. Так должно быть. Я быстро поем ипойду, чтобы встретиться с Кэтрин Баркли.

Глава 8На следующий день мы узнали, что ночью выше

по реке будет атака, и мы должны доставить тудачетыре автомобиля. Толком никто ничего не знал,хотя все говорили с большой уверенностью и стра-тегическими познаниями. Я сидел в головной ма-шине, и когда мы проезжали мимо входа в британ-ский госпиталь, приказал шоферу остановиться.Другие машины остановились тоже. Я вышел иприказал водителям продолжать движение, и, еслимы их не догоним, подождать нас на развилке, удороги на Кормонс. Я поспешно поднялся по ал-лее, вошел в приемную и попросил позвать миссБаркли.

- Она на дежурстве.- Могу я ее увидеть хотя бы на минуту?Они послали дневального посмотреть, и она воз-

вратилась вместе с ним.- Я остановился узнать, стало ли вам лучше. Они

сказали мне, что вы на дежурстве, и я попросилпозвать вас.

- Я уже здорова, - сказала она. - Наверно, вчераэто было от жары.

- Мне нужно уходить.- Выйдем на минутку за дверь.- И теперь все хорошо? - спросил я, когда мы

вышли.- Да, милый. Ты придешь вечером?- Нет. Я уезжаю на спектакль выше Плавы.- Спектакль?- Думаю, ничего серьезного.Она отстегнула что-то с шеи и положила мне в

ладонь. “Это святой Антоний, - сказала она. - И при-ходи ко мне вечером.”

- Надеюсь, ты не католичка?- Нет. Но они говорят, что святой Антоний очень

помогает.- Я буду беречь его для тебя. Прощай.- Нет, - сказала она. - Не прощай.- Да.- Будь хорошим мальчиком и береги себя. Не

надо, здесь нельзя целоваться.- Хорошо.Я оглянулся и увидел ее стоящей на ступеньках.

Она помахала мне рукой, и я послал ей воздушныйпоцелуй. Она помахала снова, и потом я вышел изворот, вскарабкался на сиденье санитарной маши-ны, и мы тронулись. Святой Антоний был внутрималенькой металлической капсулы. Я открыл кап-сулу и вытряхнул его на руку.

- Святой Антоний? - спросил шофер.- Да.- У меня такой же.Он снял правую руку с руля, расстегнул пугови-

цу на кителе и вытащил его из-под рубашки.- Видите?Я положил своего святого Антония назад в кап-

сулу, свернул тонкую золотую цепочку и положилвсе это в нагрудный карман.

- Вы его не носите?- Нет.- Лучше было бы носить. Он для этого предназ-

начен.- Хорошо, - сказал я. Я расстегнул застежку зо-

лотой цепочки, одел цепочку на шею и застегнулее. Святой висел снаружи моей формы. Я расстег-нул воротник кителя, потом пуговицу на рубашкеи опустил его под рубашку. Я чувствовал металли-ческую капсулу на груди все время, пока мы еха-ли. Потом я о нем забыл. Я так и не нашел его пос-ле того, как был ранен. Наверное, кто-то забрал егона одной из перевязочных станций.

Миновав мост, мы поехали быстрее и вскореувидели остальные машины, спускающиеся внизпо дороге. Дорога изгибалась, и мы видели три ма-шины: они казались очень маленькими; из-подколес поднималась пыль и оседала на деревья. Мынастигли их, обогнали и повернули на дорогу, ко-торая петляла в горах. Ехать в колонне совсем не-плохо, если ты в головной машине, я удобно устро-ился на сиденье и рассматривал местность. Мыбыли в предгорье со стороны реки, дорога подни-малась вверх, а к северу от нас были видны боль-шие горы, на вершинах которых лежал снег. Я ог-лянулся и увидел три машины, карабкавшиеся занами в клубах пыли. Мы проехали длинную колон-ну груженых мулов, погонщики шли рядом, на го-ловах у них были красные фески. Это были берса-льеры.

После мулов дорога была пуста, мы перевали-ли через гору, а потом спустились по ту сторонудлинного выступа горы, в речную долину. Здесьбыли деревья по обеим сторонам дороги, и черезправую линию деревьев я видел реку: с водой чис-той, быстрой и неглубокой. Временами попадалисьвытянутые песчаные и галечные косы с узкимипротоками воды, и иногда от воды распространя-лось мягкое сияние над галечным ложем. Ближе кберегу я заметил глубокие омуты с водой, голубой,как небо. Я видел изогнутые каменные мосты надрекой, к которым сворачивали колеи с дороги, апотом мы миновали каменный дом на ферме с гру-шевыми деревьями напротив южных стен и поля-ми, огороженными невысокими каменными забо-рами. Долгое время дорога шла долиной, потом мыповернули и начали снова забираться в горы. Те-

20

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

перь дорога круто петляла вверх и вниз, и впере-ди, за каштановыми деревьями, выравнивалась насамом гребне. Я мог посмотреть вниз сквозь дере-вья и увидеть далеко под нами залитую солнцемлинию реки, разделяющую две армии. Мы ехалипо ухабистой новой дороге, которая тянулась нагребень в северном направлении, и я рассматри-вал две цепи гор, зеленых и мрачных до снеговойлинии, а потом белых и привлекательных на солн-це. Позже, когда дорога поднялась на гребень, яувидел третью цепь гор, которые выглядели белы-ми, как мел; они были причудливо и странно избо-рождены морщинами, и далеко за ними виднелисьеще горы, но обо всем этом трудно рассказать, есливы действительно когда-нибудь это видели. Тебыли уже австрийскими горами, и у нас не былоничего, похожего на них. Впереди был крутой по-ворот вправо, и, посмотрев вниз, я увидел дорогу,спускающуюся между деревьями. По ней шли вой-ска и тягачи, и мулы с горными орудиями, и когдамы спустились вниз, держась у ее края, я виделдалеко внизу реку и железнодорожные рельсы,бегущие вдоль нее, старый мост и разбитые домамаленького городка, который мы должны быливзять.

Было почти темно, когда мы спустились вниз иповернули на главную дорогу, лежащую рядом срекой.

Глава 9Дорога была забита людьми и техникой; здесь

были щиты из кукурузных стеблей и соломенныециновки по обеим сторонам, и циновки сверху, такчто все это напоминало вход в цирк или туземнуюдеревню. Мы медленно двигались в этом соломен-но-замаскированном туннеле и потом выехали наголое чистое пространство, где была железнодо-рожная станция. Дорога здесь шла под берегом, ипо всей ее длине в берегу были вырыты окопы, вкоторых расположилась пехота. Солнце уже сади-лось и, глядя вверх по ходу нашего движения, явидел австрийские наблюдательные аэростаты надгорами по ту сторону реки; они казались темнымина солнце. Мы поставили машины за развалинамикирпичного завода. Печи для обжига и несколькоглубоких ям были оборудованы под перевязочныепункты. Здесь было трое знакомых мне врачей. Япоговорил с главным врачом и выяснил, что когдавсе это начнется и наши машины будут загруже-ны, мы должны повести их замаскированной до-рогой и подняться на главную магистраль, идущуювдоль хребта: там будет пост, и другие машины при-мут от нас груз. Он надеялся, что на дороге не бу-дет давки. Это был единственный известный путь.Дорога была замаскирована, так как находиласьв поле зрения австрийцев за рекой. Здесь, у кир-

пичного завода, мы были укрыты береговой насы-пью от ружейного и пулеметного огня. Через рекувел только один разбитый мост. Они собиралисьперебросить другой, когда начнется атака, и частьвойск перейдет по мелководью вброд выше по те-чению. Главный врач был низеньким мужчиной сзакрученными усами. Он воевал в Ливии и носилдве нашивки за ранения. Он сказал, если дела пой-дут хорошо, он думает, я буду награжден. Я спро-сил его, есть ли здесь большое убежище, где мож-но разместить шоферов, и он послал солдата про-водить меня. Я пошел с ним и нашел убежище, ока-завшееся очень хорошим. Водители были доволь-ны, и я оставил их там. Главный врач предложилмне выпить с ним и двумя другими офицерами. Мывыпили рома, и это было очень дружески. На ули-це темнело. Я спросил, когда назначена атака, онисказали, с наступлением темноты. Я вернулся кводителям машин. Они сидели в убежище, разго-варивая, и замолчали, когда я вошел. Я дал каждо-му по пачке сигарет “Македония”, слабо набитыесигареты, из которых сыпался табак, и нужно былозакручивать конец прежде, чем закурить. Манеращелкнул зажигалкой и пустил ее по кругу. Зажи-галка была сделана под радиатор “Фиата”. Я рас-сказал им о том, что знал сам.

- Почему мы не видели пост, когда спускались?- Он был за поворотом.- На этой дороге черт ногу сломит, - сказал Ма-

нера.- Дадут они нам...- Наверно.- Как насчет еды, лейтенант? Когда начнется,

будет уже поздно.- Сейчас узнаю, - сказал я.- Нам ждать здесь или можно прогуляться?- Лучше оставайтесь здесь.Я вернулся в блиндаж главного врача, и он ска-

зал, что полевая кухня сейчас прибудет, водителимогут прийти и забрать свой суп. Он может одол-жить им котелки, если их нет. Я ответил, думаю, уних есть. Я вернулся и сказал шоферам, что позо-ву их, как только прибудет кухня. Манера сказал,он надеется, что кухня прибудет раньше, чем нач-нется обстрел. Они молчали, пока я не ушел. Всеони были механиками и ненавидели войну.

Я вышел проверить машины и посмотреть, чтоделается вокруг, потом вернулся и сел в убежищес четырьмя шоферами. Мы сидели на земле, спи-нами к стене и курили. Снаружи почти стемнело.Земля в убежище была теплой и сухой, я присло-нился лопатками к стене и расслабился.

- Кто идет в атаку? - спросил Гавуччи.- Берсальеры.- Только берсальеры.- Я думаю, да.

21

- У них недостаточно сил для этого.- Они будут отвлекать противника от настоящей

атаки.- Они знают, кто из них пойдет?- Думаю, что нет.- Конечно, не знают, - сказал Манера. - Иначе они

бы не пошли.- Они бы пошли, - сказал Пассини. - Берсалье-

ры дураки.- Они храбрые и у них хорошая дисциплина, -

сказал я.- У них широкая грудь и хорошее здоровье. Но

все равно они дураки.- Гренадеры-молодцы, - сказал Манера. Это была

шутка. Все засмеялись.- Вы были здесь, tenente, когда они испугались

идти в атаку, и каждый десятый был расстрелян?- Нет.- Это правда. Они построили их и выводили каж-

дого десятого. Их расстреливали карабинеры.- Карабинеры, - сказал Пассини и сплюнул на

пол. - Но гренадеры все выше шести футов. И несмогли атаковать.

- Если бы все не пошли в атаку, войны бы ужене было, - сказал Манера.

- Это не дело для гренадеров. Они боялись. Всеофицеры - выходцы из благородных семей.

- Некоторые из них действовали в одиночку.- Сержант расстрелял двух офицеров, которые

не хотели идти.- Некоторые рядовые тоже пошли.- Тех, кто пошли, потом не строили, чтобы рас-

стрелять каждого десятого.- Один из тех, кого расстреляли карабинеры, был

из моего города, - сказал Пассини. - Шикарный вы-сокий мальчик - как раз для гренадеров. Вечно вРиме. Вечно с девочками. Вечно с карабинерами, -он засмеялся. - Теперь у его дома стоит часовой соштыком, и никто не посмеет прийти к его матери ик отцу, и к сестрам, его отец лишился всех граж-данских прав и даже не может голосовать. Законих больше не защищает. Каждый может забрать ихимущество.

- Если бы не было того, что случилось с их семь-ями, в атаку никто бы не пошел.

- Ну да. Альпийские стрелки пошли бы. ПолкиВитторио Эммануэля. Некоторые из берсальеров.

- Берсальеры тоже бегали из боя. Теперь они ста-раются об этом забыть.

- Зря вы позволяете нам так говорить, tenente.Evvival’esercito, - с сарказмом сказал Пассини.

- Все это я уже слышал, - сказал я. - Но пока выисправно крутите баранку и ведете себя...

- Так тихо, что не слышат другие офицеры, - до-кончил Манера.

- Мы должны продолжать войну, - сказал я. - Она

не может кончиться, если одна из сторон прекра-тит бой. Будет только хуже, если мы его прекратим.

- Это не будет хуже, - почтительно сказал Пасси-ни. - Нет ничего хуже, чем война.

- Поражение хуже.- Я в это не верю, - еще более почтительно ска-

зал Пассини. - Что значит поражение? Вы возвра-щаетесь домой.

- Они придут следом за тобой. Займут твой дом.Заберут твоих сестер.

- Я в это не верю, - сказал Пассини. - Они не смо-гут сделать этого со всеми. Пусть каждый защища-ет свой дом. Пусть охраняет своих сестер.

- Они повесят тебя. Придут и снова сделают тебясолдатом. Не в санитарном отряде, а в пехоте.

- Они не смогут перевешать всех.- Чужой народ не сможет сделать вас солдатом,

- сказал Манера. - Вы разбежитесь в первом же бою.- Как чехи.- По-моему, вы ничего не знаете о том, чем кон-

чаются поражения. Поэтому думаете, что это не такплохо.

- Tenente, - сказал Пассини. - Мы поняли, что выразрешили нам говорить. Слушайте. Нет ничего хуже,чем война. Мы в санитарном отряде даже не можемпредставить себе, как это плохо. Когда люди пред-ставляют себе, они уже ничего не могут остановить,потому что тогда они сходят с ума. Есть некоторыелюди, которым никогда не понять. Есть те, которыебоятся своих офицеров. Такими и делают войну.

- Я знаю, что война - это плохо. Но мы должныдовести ее до конца.

- Конца не будет. У войны нет конца.- Он есть.Пассини покачал головой.- Война не дается победами. Что если мы

возьмем Сан-Габриэле? Что если мы возьмем Кар-со или Монфалконе и Триесту? Куда тогда? Вы ви-дели эти горы вдалеке? Вы думаете, мы тоже смо-жем их взять? Только если австрийцы перестанутвоевать. Если они спустятся в Италию, они устанути уйдут прочь. У них есть собственная страна. Нет,вместо этого приходится воевать.

- Однако же, вы оратор.- Мы думаем. Мы читаем. Мы не крестьяне. Мы

механики. Но даже крестьяне достаточно умны, что-бы не верить в войну. Все ненавидят эту войну.

- Страной управляет глупый класс, который ни-чего не понимает и вряд ли сможет понять. Поэто-му мы воюем.

- К тому же они делают на этом деньги.- Многие даже и не делают, - сказал Пассини. -

Просто они глупы. Они не делают ничего. Из-за сво-ей глупости.

- Нам пора заткнуться, - сказал Манера. - Мыслишком много говорим. Даже для лейтенанта.

22

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

- Ему это нравится, - сказал Пассини. - Мы егоисправим.

- Мы все-таки поедим? - спросил Гавуччи.- Пойду посмотрю, - сказал я. Гордини поднялся

и вышел вместе со мной.- Что-нибудь нужно, Tenente? Могу я чем-нибудь

помочь?Он был самым спокойным из четверых.- Если хочешь, пойдем со мной, - сказал я. - Там

посмотрим.Снаружи было темно, и длинные лучи прожек-

торов метались над горами. На этой стороне горбыли большие прожектора, установленные на гру-зовиках, которые мы иногда проезжали по дорогеночью недалеко от передовых линий; остановив-шийся на дороге грузовик, офицер, управляющийлучом и перепуганная команда. Мы прошли двор иостановились у главного перевязочного пункта.Над его входом был небольшой навес из зеленыхветок, и в ночной темноте ветер шелестел листья-ми, высохшими на солнце. Майор сидел на ящикерядом с телефоном. Один из санитаров-медиковсказал, что атака отложена на час. Он предложилмне стакан коньяка. Я осмотрел деревянные сто-лы, инструменты, сверкающие на свету, тазы и за-купоренные бутыли. Гордини стоял рядом со мной.Майор поднялся от телефона.

- Сейчас начнется, - сказал он. - Решили не от-кладывать.

Я посмотрел наружу; там было темно, и австрий-ские прожектора шарили над горами позади нас.Секунду все еще было тихо, потом все орудия по-зади нас открыли огонь.

- Савойя, - сказал майор.- Как насчет супа? - спросил я. Он не слышал. Я

повторил.- Пока не привезли.Большой снаряд разорвался во дворе. Следом

разорвался другой, и в грохоте взрыва был слы-шен меньший шум падающих обломков и земли.

- Найдется что-нибудь из еды?- Немного pastaascivtta, - сказал майор.- Я возьму, сколько вы дадите.Майор приказал дневальному, который тут же

нырнул в глубину помещения и вернулся с желез-ным тазом холодных вареных макарон. Я передалего Гордини.

- Не найдется ли и сыра?Майор неохотно сказал дневальному, тот снова

нырнул в полумрак и принес четверть головы бе-лого сыра.

- Большое спасибо, - сказал я.- Тебе бы лучше не уходить.Снаружи что-то поставили у входа. Один из двух

санитаров, которые это принесли, заглянул внутрь.- Несите его сюда, - сказал майор. - В чем дело?

Вы хотите, чтобы мы его тащили сами?Два санитара-носильщика подняли раненого за

руки и ноги и внесли его внутрь.- Разрежьте китель, - сказал майор. Он взял пин-

цет с марлей на конце. Два капитана приготови-лись к работе.

- Можете идти отсюда, - сказал майор санита-рам-носильщикам.

- Пошли, - сказал я Гордини.- Лучше бы подождать, пока не кончится налет, -

сказал через плечо майор.- Они не ели, - сказал я.- Как хотите.Выйдя, мы побежали через двор. На берегу с

недолетом разорвался снаряд. Второго мы не слы-шали, пока он внезапно не ударил. Мы распласта-лись по земле и вместе со вспышкой, глухим уда-ром и запахом взрыва услышали свист осколков истук падающих кирпичей. Гордини вскочил и по-бежал к блиндажу. Я побежал следом, держа в ру-ках сыр; его гладкая поверхность была покрытакирпичной пылью. В убежище три шофера сиделиу стены. Они курили.

- Вы здесь, патриоты, - сказал я.- Что с машинами? - спросил Манера.- В порядке.- Испугались, tenente?- Будь они прокляты, - сказал я.Я вытащил нож, открыл его, вытер лезвие и сре-

зал грязную поверхность сыра. Гавуччи передалмне таз с макаронами.

- Начинайте, tenente.- Нет, - сказал я. - Поставьте его на пол. Будем

есть все вместе.- У нас нет вилок.- Вот черт, - сказал я по-английски.Я разломил сыр на куски и положил его на ма-

кароны.- Садитесь здесь, - сказал я. Они сели и ждали,

что я буду делать. Я запустил пальцы в макароныи потащил их вверх. Внизу повисла груда концов.

- Поднимайте выше, tenente.Я поднял руку на уровень плеча, и они вытащи-

лись. Я опустил их в рот, всосал, откусил концы ипрожевал, потом откусил сыра, прожевал и запилвином. Оно отдавало ржавчиной. Я передал флягуназад Пассини.

- Гадость, - сказал он. - Слишком долго держалво фляге. Я возил ее в машине.

Все ели, низко нагибаясь над тазом и потом зап-рокидывали голову назад, всасывая концы мака-рон. Я снова набил рот макаронами, съел кусоксыра и смыл все это вином. Снаружи что-то удари-ло так, что затряслась земля.

- Четыреста двадцать или миномет, - сказал Га-вуччи.

23

- Вряд ли в горах есть четыреста двадцатки, - ска-зал я.

- У них есть большие орудия Шкода. Я видел во-ронки.

- Триста пять.Мы продолжили еду. Снаружи раздался звук,

похожий на кашель, потом на шум трогающегосяпаровоза и потом взрыв, который сотряс землю.

- У нас неглубокое убежище, - сказал Пассини.- Здесь была воронка от большой мины.- Да, сэр.Я доел свой кусок сыра и глотнул вина. Среди

шума послышался кашель, потом пришло чух-чух-чух, потом вспышка, будто открыли дверь домны иза ней грохот, ослепительно белый, краснея и крас-нея, и за ним удар воздуха. Я пробовал вздохнуть,но дыхания не было, и я чувствовал, как я выле-таю из себя выше выше и выше и все время в вих-ре. Я оставил себя быстро, весь, и я знал, что я умери что ошибка - думать, что мы умираем целиком.Потом я пытался плыть по небу вперед, но вопре-ки желанию, чувствовал, как скольжу назад. Я сно-ва дышал, и я уже вернулся. Земля была разворо-чена вокруг, и около моей головы лежал кусок де-ревянной балки. В голове отдавался чей-то крик.Я подумал, кто бы мог так кричать. Я попробовалшевельнуться, но не смог. Вдоль всей линии рекислышался винтовочный и пулеметный огонь. Раз-дался сильный хлопок, и я увидел осветительныеснаряды и взрыв, и разгорающееся белое, и взмы-ли вверх ракеты, и взорвались бомбы, все это водно мгновенье, и потом я услышал, как рядом кто-то повторяет: “Мама миа! О, мама миа!” Я дергалсяи извивался, и в конце концов освободил ноги, пе-ревернулся и потрогал его. Это был Пассини, и ког-да я дотронулся до него, он вскрикнул. Он лежалногами ко мне, и я увидел сначала в темноте, а по-том в ярком свете вспышки, что обе они раздроб-лены выше колен. Одна нога была оторвана совсем,а другая держалась на сухожилиях и остатках шта-нины, судорожно дергаясь независимо от осталь-ного тела. Он кусал руку и стонал: “О, мама миа,мама миа”, потом “Дио те сальве, Мариа. Дио тесальве, Мариа, о Иисус, пристрели меня, о Хрис-тос, пристрели меня мама миа мама миа о пречис-тая дева Мария пристрели меня. Оборви. Оборви.Оборви. О Иисус дева Мария оборви это. О-о-о”,потом задыхаясь: “Мама миа, мама миа”. Потом онзатих, кусая руку, обрубок его ноги судорожно дер-гался.

- Portaferity! - закричал я, сложив руки рупором.- Носилки!

Я хотел подползти к Пассини и попытаться на-ложить ему на ноги жгут, но не мог сдвинуться. Япопытался снова, и ноги немного стронулись с ме-ста. Я мог медленно двигаться, подтягиваясь на ла-

донях и локтях. Пассини теперь затих. Я сел околонего, расстегнул китель и попытался оторвать полумоей рубашки. Она не поддавалась, и я надорвалкрай зубами. Потом я вспомнил о его обмотках. Ябыл в шерстяных носках, а Пассини носил обмот-ки. Все шоферы носили обмотки, но у Пассинибыла только одна нога. Я начал разматывать об-мотку и увидел, что нужда в жгуте отпала, так какПассини уже умер. Я еще раз проверил и убедилсяв этом. Нужно было найти остальных трех. Я вып-рямился, и в это время что-то сдвинулось внутричерепа подобно грузикам в механизме кукольныхглаз и ударило изнутри по глазным яблокам. Я по-чувствовал, как ноги стали мокрыми и теплыми, исапоги стали мокрыми и теплыми внутри. Я понял,что ранен и наклонился, чтобы ощупать колено.Колена там не было. Моя рука прошла дальше иобнаружила вывороченное колено ниже, на голе-ни. Я вытер руку о рубашку, и новая вспышка све-та очень медленно стала опускаться вниз, я посмот-рел на ногу, и мне стало страшно. Боже, сказал я,забери меня отсюда. Однако, я знал, что здесь былиеще трое. Кто-то взял меня подмышки, и кто-то ещеподнял мои ноги.

- Здесь еще трое, - сказал я. - Один умер.- Это я, Манера. Мы ходили за носилками, но там

ничего нет. Как вы, tenente?- Где Гордини и Гавуччи?- Гордини делают перевязку на пункте. Гавуччи

держит ваши ноги. Ухватитесь за мою шею, tenente.Вас тяжело ранило?

- В ногу. Что с Гордини?- В порядке. Это был взрыв большой мины.- Пассини умер.- Да. Он умер.Рядом упал снаряд, они оба бросились на зем-

лю, уронив меня. “Простите, tenente, - сказал Ма-нера. - Цепляйтесь за мою шею.

- Если вы опять меня не бросите.- Это от испуга.- Вы не ранены?- Ранены оба, но легко.- Гордини может вести машину?- Вряд ли.Они уронили меня еще раз, прежде чем донес-

ли до пункта.- Бляди, - сказал я.- Простите, tenente, - сказал Манера. - Больше

мы вас не уроним.Около пункта много наших лежало на земле в

темноте. Раненых заносили внутрь и выносили на-ружу. Я мог видеть свет, прорывающийся изнутриперевязочного пункта, когда открывался полог, иони несли кого-нибудь наружу или внутрь. Мерт-вые были сложены в стороне. Врачи работали, за-сучив до плеч рукава, и были в крови, как мясни-

24

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

ки. Носилок не хватало. Некоторые раненые сто-нали, но большинство лежали тихо. Ветер шевелиллистья маскировочного навеса над дверью пере-вязочного пункта, и ночь начинала холодать. Всевремя подходили санитары, ставили на землю но-силки, разгружали их и уходили. Как только меняпринесли к перевязочному пункту, Манера привелсержанта-медика, и он наложил мне повязки на обеноги. Он сказал, в рану набилось столько грязи, чтобольшое кровотечение исключено. Они заберутменя при первой возможности. Он ушел внутрь.Гордини не сможет вести машину, сказал Манера.Он ранен в голову, и у него раздроблено плечо. Ончувствует себя неплохо, но плечо не движется. Сей-час он сидит, прислонившись к одной из разбитыхстен. Манера и Гавуччи уехали с грузом раненых. Уних было все в порядке. На трех машинах прибы-ли британцы, по два человека в каждой. Один изих троих шоферов пришел ко мне. Его привел Гор-дини, выглядевший бледным и больным. Британецнаклонился ко мне.

- Вы тяжело ранены? - спросил он. Он был вы-соким и носил очки в стальной оправе.

- В ноги.- Думаю, это не очень серьезно. Хотите сигаре-

ту?- Спасибо.- Мне сказали, что вы потеряли двух шоферов.- Да. Один убит, а второй - парень, который вас

привел.- Чертова судьба. Вы можете разрешить нам

взять машины?- Я хотел вас об этом попросить.- Мы будем заботиться о них и вернем их потом

на виллу. Кажется, вы из двести шестой?- Да.- Прекрасное место. Я вас там видел. Они сказа-

ли, что вы американец.- Да.- А я англичанин.- Не может быть!- Да. Вы думали, я итальянец? В одной из на-

ших частей есть итальянцы.- Будет здорово, если вы возьмете машины, - ска-

зал я.- Мы будем заботиться о них. - Он выпрямился.

- Ваш парень очень хотел, чтобы я с вами встре-тился. - Он похлопал Гордини по плечу. Гордини по-морщился от боли и улыбнулся. Англичанин пере-шел на беглый итальянский.

- Все улажено. Я договорился с твоим tenente.Мы берем две машины. Теперь можешь не беспо-коиться. - Он прервал себя. - Надо сделать что-ни-будь, чтобы забрать вас отсюда. Я поговорю с ме-диками. Мы заберем вас с собой.

Он пошел к перевязочному пункту, осторожно

ступая между ранеными. Я смотрел, как поднялосьодеяло, ударил свет, и он исчез внутри.

- Он будет присматривать за вами, tenente, - ска-зал Гордини.

- Как ты чувствуешь себя, Франко?- Я в порядке. - Он сел рядом со мной. В то же

мгновение снова поднялось одеяло на входе пе-ревязочного пункта, и следом за высоким англи-чанином вышли два санитара. Он подвел их ко мне.

- Это американский tenente, - сказал он по-ита-льянски.

- Я мог бы подождать, - сказал я. - Здесь естьболее тяжело раненные. Я в порядке.

- Пошли, пошли, - сказал он. - Не будь сранымгероем.

Потом по-итальянски:- Поднимайте его очень осторожно, особенно

ноги. Ему очень больно. Он законный сын прези-дента Вильсона.

Они подняли меня и принесли в перевязочную.Внутри оперировали на всех столах. Маленькиймайор с яростью посмотрел на нас. Он узнал меняи помахал пинцетом.

- Ca vabien.- Ca va.- Я имел честь принести его сюда, - сказал вы-

сокий англичанин. - Единственный сын американ-ского посла. Он подождет, пока вы освободитесь.Потом я заберу его первым рейсом.

Он наклонился ко мне.- Пойду разыщу их адъютанта и выправлю тебе

бумаги. Тогда все сразу пойдет быстрее. - Он при-гнул голову в дверном проеме и вышел. Майор раз-двинул хирургические щипцы, опуская их в таз. Япроводил взглядом его руки. Сейчас он бинтовал.Потом санитары унесли раненого со стола.

- Я возьму американского tenente, - сказал одиниз капитанов. Они подняли меня на стол. Он былтвердый и скользкий. Здесь было много едких за-пахов, запах химии и сладкий запах крови. Онисняли с меня брюки, и капитан принялся за рабо-ту, одновременно диктуя сержанту-помощнику.“Множественные поверхностные ранения левогои правого бедер, левого и правого колен и правойступни. Проникающие ранения правого колена иступни. Рваные раны черепа (он вставил зонд.“Здесь больно?” “Черт, конечно!”) с возможной тре-щиной черепа. Ранен, исполняя служебный долг.Это чтобы вас не отдали под суд за умышленноечленовредительство, - сказал он. - Хотите бренди?Как это вас так угораздило? Что вы хотели сделать?Совершить самоубийство? Противостолбнячнуюсыворотку, пожалуйста, и пометьте в карточке обеноги. Спасибо. Я буду это немного чистить, промоюи сделаю перевязку. У вас прекрасно свертывает-ся кровь.

25

Ассистент, подняв глаза от бумаг:- Чем нанесены раны?Капитан:- Чем вас там стукнуло?Я, с закрытыми глазами:- Миной из миномета.Капитан, делая что-то остро болезненное и раз-

рывая ткани:- Вы уверены?Я, пытаясь лежать спокойно и чувствуя, как

вздрагивает желудок, когда режут мясо:- Думаю, что да.Капитан (заинтересовавшись чем-то, что он там

нашел):- Осколки вражеской мины. Сейчас я прозон-

дирую еще, если хотите, но в этом нет большой на-добности. Все это я смажу и... Жжет? Ничего, по-том будет хуже, боль еще не началась. Принеситеему рюмку коньяка. Шок притупил боль, но этонормально, ничего опасного, если не попала инфек-ция. Хотя теперь это бывает редко. Как ваша голо-ва?

- О, Боже! - сказал я.- Тогда лучше не пить много бренди. Если у вас

трещина, может начаться воспаление. Что вы чув-ствуете вот здесь?

Меня бросило в пот.- Боже праведный!- Думаю, у вас порядочная трещина. Я буду бин-

товать ее, а вы не вертите головой. - Он начал пе-ревязку, его руки двигались очень быстро, и повяз-ка ложилась надежной и тугой.

- Все в порядке, успеха и VivalaFrance.- Он американец, - сказал второй капитан.- Мне показалось, ты назвал его французом. Он

и говорил по-французски. Я знал его раньше. И все-гда думал, что он француз.

Он выпил полрюмки бренди.- Принесите что-нибудь более серьезное. И дай-

те побольше сыворотки.Они подняли меня. Одеяло на входе проехало

по моему лицу, когда мы выходили. Снаружи асси-стент встал на колени рядом с моими носилками.“Фамилия? - тихо спросил он. - Имя? Звание? Ме-сто рождения? Номер части? - и так далее. Наде-юсь, вам стало лучше. Я вас отправлю сейчас с ан-глийской машиной.

- Все в порядке, - сказал я. - Большое спасибо.Боль, о которой говорил капитан, уже начина-

лась, и все окружающее теряло реальность и инте-рес. Вскоре подъехала английская машина, ониположили меня на носилки, подняли на уровенькузова и задвинули внутрь. У стены были еще одниносилки, с человеком, у которого из-под бинтовторчал только воскового цвета нос. Он очень тя-жело дышал. Над нами висели носилки на ремен-

ных лямках. Подошел высокий английский шофери заглянул внутрь. “Я буду вести машину очень мед-ленно, - сказал он. - Думаю, вам будет удобно”. Ячувствовал, как завелся мотор, как шофер взобрал-ся на свое сиденье, чувствовал, как отпустилисьтормоза и выжалось сцепление, потом мы трону-лись. Я лежал тихо и не мешал боли.

Выйдя на подъем, машина пошла медленно впробке транспорта, иногда останавливаясь, иног-да откатываясь назад, потом очень быстро сталаподниматься. Я почувствовал, как что-то капает.Сначала капало медленно и регулярно, потом по-текло ручьем. Я позвал водителя. Он остановил ма-шину и посмотрел внутрь через окошко за сидень-ем.

- Что случилось?- У мужчины надо мной кровотечение.- Мы уже близко от перевала. Я не смогу один

вытащить носилки.Автомобиль снова тронулся. Струя продолжала

течь. Я не мог видеть, откуда она льется с брезентанадо мной. Я попытался подвинуться так, чтобыона не падала на меня. Когда она затекла мне подрубашку, там стало липко и тепло. Я сильно замерз,а ноги болели так, что к горлу подкатывала тошно-та. Вскоре струя с верхних носилок стала меньшеи снова превратилась в капли, потом я услышал ипочувствовал, как задвигался надо мной брезент,как будто мужчина решил лечь более удобно.

- Что с ним? - спросил, обернувшись, англича-нин. - Мы уже почти приехали.

- Я думаю, он умер, - сказал я.Капли теперь падали очень медленно, как сте-

кает вода с сосульки после захода солнца. Когдадорога поднялась вверх, в машине стало очень хо-лодно. На улице была ночь. На посту у перевалаони вытащили носилки и поставили другие.

Глава 10В палате полевого госпиталя мне сказали, что

после обеда ко мне придет посетитель. Это былжаркий день, и в комнате было много мух. Мой ор-динарец нарезал полосками бумагу, и, прикрепивее к палке, со свистом рассекал воздух, чтобы ихразогнать. Я смотрел, как они усаживались на по-толке. Когда он прекратил махать и уснул, они спу-стились вниз, и я дул, чтобы прогнать их, а потомзакрыл руками лицо и тоже уснул. Было очень жар-ко, и когда я проснулся, ноги сильно зудели. Я раз-будил ординарца, и он полил повязки минераль-ной водой. Кровать стала холодной и сырой. Те изнас, кто не спал, переговаривались через всю па-лату. Послеобеденное время всегда было спокой-ным. Утром три санитара и врач обходили каждуюкровать; они поднимали нас и относили в проце-дурную, чтобы поправить постель, пока вам пере-

26

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

вязывают раны. Путешествие в процедурную былоне из приятных, и я еще долго не знал, что постельможет быть поправлена и без того, чтобы подни-мать с нее человека. Мой вестовой вылил всю воду,и постель стала совсем холодной и приятной; я го-ворил ему, где почесать подошвы моих ног, чтобыони не так зудели, когда один из врачей привелРинальди. Он вошел очень быстро, наклонился надкроватью и поцеловал меня. Я заметил, что он вперчатках.

- Как ты, бэби? Как себя чувствуешь? Я принестебе это...

Это была бутылка коньяка. Ординарец принесстул, и он сел.

- ... и хорошие новости. Ты будешь награжден.Они говорят, что дадут тебе серебряную медаль, но,конечно, смогут только бронзовую.

- За что?- Потому что ты тяжело ранен. Они говорят, если

ты сможешь удостоверить какой-нибудь героичес-кий поступок, они могут дать серебряную. Иначебудет бронза. Ты совершил что-нибудь героичес-кое?

- Нет, - сказал я. - Мы взлетели на воздух, когдаели сыр.

- Будь серьезнее. Значит, ты совершил что-то доили после. Подумай внимательно.

- Бесполезно.- И ты никого не выносил на плечах? Гордини

сказал, что ты перенес несколько человек, но май-ор с первого поста утверждает, что это невозмож-но. Он должен подписать наградной лист.

- Я никого не носил. Я не мог двигаться.- Это не меняет дела, - сказал Ринальди.Он снял перчатки.- Я думаю, мы должны получить серебряную. Ты

ведь уступал свою очередь на получение медицин-ской помощи?

- Не очень настойчиво.- Неважно. Посмотри, как ты изранен. Как ты

храбро вел себя, всегда просясь на передний край.Кроме того, операция была успешной.

- Они удачно форсировали реку?- Чрезвычайно. Удалось взять почти тысячу

пленных. Это по сводке. Ты ее видел?- Нет.- Я тебе принесу. Это успешный coupdemain.- Как дела у нас?- Блестяще. У нас все прекрасно. Все тобой гор-

дятся. Расскажи мне, как все случилось. Я абсолют-но уверен, ты получишь серебряную. Продолжай.Расскажи об этом все. Он замолчал и задумался. -Может быть, ты получишь еще и английскую ме-даль. Там был англичанин. Я схожу к нему и попро-шу тебя рекомендовать. Он должен бы что-нибудьсуметь. Тебе очень больно? Нужно выпить. Орди-

нарец, принеси штопор. Если бы ты видел, как яудалил одному три метра тонких кишок, и теперьон себя чувствует лучше, чем до этого. Это достой-но “Ланцета”. Ты переведешь, и я отправлю в “Лан-цет”. Каждый день я становлюсь все лучше. Бед-ный мой бэби, как ты себя чувствуешь? Где этотчертов штопор? Ты такой храбрый и спокойный,что я забыл о твоих ранах. - Он шлепнул перчаткина край кровати.

- Вот штопор, signortenente, - сказал ординарец.- Открой бутылку. Принеси рюмки. Выпей это,

бэби. Как твоя бедная голова? Я смотрел твои бу-маги. Переломов нет. Этот майор с первого постанастоящий коновал. Если я за кого-то берусь, то неделаю вреда. Я никогда никому не вредил. Я учил-ся, как это делать. Каждый день я учусь это делатьтоньше и лучше. Прости, что я так разговорился,бэби. Я так боялся увидеть тебя совсем плохим.Пей это. Он хороший. За пятнадцать лир. Он дол-жен быть хорошим. Пять звезд. Потом я уйду, най-ду этого англичанина, и он добудет тебе английс-кую медаль.

- Они не дают их так легко.- Ты такой скромный. Я пошлю офицера связи.

Он знает, как обращаться с англичанами.- Ты не видел мисс Баркли?- Я приведу ее сюда. Сейчас же пойду и приведу

ее сюда.- Не надо, - сказал я. - Расскажи лучше о Гори-

ции. Как там девочки?- Там теперь нет девочек. Их не меняли уже две

недели. Я туда больше не хожу. Это позор. Они ужене девочки, они товарищи по оружию.

- Совсем не ходишь?- Только посмотреть, нет ли чего нового. Я завя-

зал. Они все спрашивают про тебя. Это позор. Ониздесь так долго, что стали уже друзьями.

- Наверно, свежие девочки не хотят ехать нафронт.

- Ну да. У них масса девочек. Такая администра-ция. Держат их для удовольствия тыловых крыс.

- Бедный Ринальди, - сказал я. - Один всю вой-ну и без новых девочек.

Ринальди налил еще по рюмке коньяка.- Думаю, он тебе не повредит, бэби. Пей.Я выпил коньяк и почувствовал, как от него раз-

ливается тепло. Ринальди налил еще по рюмке.Сейчас он был спокоен. Он поднял рюмку вверх.

- За твои доблестные раны. За серебряную ме-даль. Скажи мне, бэби, все время лежать в такойжаре - это не действует на нервы?

- Иногда.- Не представляю: так лежать. Я бы сошел с ума.- Ты и так сумасшедший.- Я хочу, чтобы ты вернулся. Не с кем приходить

с ночных приключений. Некого дразнить. Не у кого

27

занять денег. Нет кровного брата и соседа.- Можешь дразнить священника.- Этот священник. Это не я его дразню. Это ка-

питан. Я его люблю. Если тебе потребуется священ-ник, бери нашего. Он собирается к тебе прийти. Го-товится заранее.

- Я люблю его.- Знаю. Иногда я даже думаю, что вы с ним не-

много того. Ты понимаешь, о чем я.- Ничего ты не думаешь.- Иногда думаю. Иногда мне кажется, что у вас

любовь, как у тех двух ребят из первого полка. ИзBrigataAncona.

- Пошел к черту.Он поднялся и надел перчатки.- Как я люблю дразнить тебя, бэби. Несмотря

на твоего священника и твою англичанку, внутриты такой же, как и я.

- Не такой.- Такой же. Ты настоящий итальянец. Весь огонь

и дым, и ничего внутри. Только притворяешься аме-риканцем. Мы с тобой братья, и друг друга любим.

- Будь примерным, пока меня нет, - сказал я.- Я пришлю к тебе мисс Баркли. Без меня тебе с

ней лучше. Целомудреннее и свежее.- Иди к черту.- Я пришлю ее. Твою прекрасную холодную бо-

гиню. Английскую богиню. Господи, что еще можетделать мужчина с такой женщиной, кроме как ейпоклоняться? На что еще годятся англичанки?

- Невежественный сальный макаронник.- Кто-кто?- Невежественный макаронник.- Макаронник. Сам ты макаронник ... с бесстрас-

тной рожей.- Ты невежественный. Дурак. - Я увидел, что это

слово укололо его и продолжал. - Неопытный. Без-грамотный. Глупый тупица.

- Правда? Я скажу тебе кое-что о твоей любез-ной. О твоей богине. Есть только одна разница меж-ду невинной девушкой и женщиной. С невиннойдевушкой это больно. Вот и вся разница. - Он хлоп-нул перчаткой по кровати. - И еще: ты никогда точ-но не знаешь, нравится ли это невинной девушке.

- Не злись.- Я не злюсь. Я просто делюсь с тобой, бэби, для

твоей же пользы. Чтобы спасти от неприятностей.- Только одна разница?- Да. Но миллионы таких дураков, как ты, этого

не знают.- Я рад, что ты меня просветил.- Не будем ругаться, бэби. Я слишком тебя люб-

лю. Но не будь глупцом.- Ладно. Я буду мудрым, как ты.- Не злись, бэби. Смейся. Пей. Мне уже пора

идти.

- Мой добрый славный старикашка.- Вот видишь. Внутри мы схожи. Мы братья по

оружию. Поцелуй меня на прощанье.- Сентиментальный слюнтяй.- Нет. Просто я более нежный.Я почувствовал на себе его дыхание.- Пока. Я скоро вернусь. - Его дыхание отодви-

нулось. Ладно, не будем целоваться, если ты не хо-чешь.

- Я пришлю твою англичанку. До свиданья. Ко-ньяк под кроватью. Поправляйся.

Он ушел.

Глава 11Когда вошел священник, на улице были сумер-

ки. Приносили суп и потом убрали тарелки, и те-перь я лежал и глядел на ряды кроватей и на вер-шину дерева за окном, слегка качавшуюся от ве-чернего ветра. Ветер залетал в окно, и стало про-хладней с приходом вечера. Мухи теперь сиделина потолке и плафонах электрических лампочек,подвешенных к потолку на проводах. Лампочкизажигали только тогда, когда кого-нибудь прино-сили ночью или нужно было что-нибудь сделать.Тогда возникало чувство, что ты снова стал малень-ким в темноте, приходящей вслед за сумерками иостающейся до утра. Как будто тебя уложили спатьсразу же после ужина. Вошел ординарец и остано-вился между кроватями. С ним был кто-то еще. Этобыл священник. Он стоял здесь, маленький, смуг-лый и смущенный.

- Как поживаете? - спросил он. Он положил ка-кие-то свертки у кровати на полу.

- Хорошо, отец.Он сел на стул, принесенный для Ринальди и

смущенно посмотрел в окно. Я заметил, что у негоочень усталый вид.

- Я пришел только на минуту, - сказал он. - Ужепоздно.

- Еще не поздно. Как дела у наших?Он улыбнулся.- Я все еще предмет шуток. - Его голос тоже был

очень усталым.- Слава Богу, что у них все хорошо.- Я так рад, что вы в порядке, - сказал он. - Наде-

юсь, теперь болит не так сильно? - Он выгляделочень усталым, и я не привык видеть его таким.

- Теперь нет.- Я скучаю без вас за столом.- Я тоже хотел бы быть там. Мне нравилось с

вами говорить.- Я тут кое-что принес, - сказал он. Он поднял

свертки. Это сетка от комаров. Это бутылка верму-та. Вам нравится вермут? Это английские газеты.

- Пожалуйста, вскройте их.Он обрадованно развязал сверток. Я подержал

28

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

в руке сетку от москитов. Он поднял бутылку, что-бы я увидел наклейку, и поставил ее на пол рядомс кроватью. Я взял одну газету из связки. Я мог про-честь заголовки, повернувшись так, чтобы на нихпадали сумерки из окна. Это была“ThenewsoftheWorld”.

- Остальные - иллюстрированные приложения,- сказал он.

- Почитаю с большим удовольствием. Где вы ихдостали?

- Я посылал за ними в Местре. Мне принесут еще.- Вы очень хорошо сделали, что пришли, отец.

Выпьем по рюмке вермута?- Спасибо. Оставьте себе. Это для вас.- Нет, выпьем по рюмке.- Хорошо. Я принесу потом еще.Ординарец принес рюмку и открыл бутылку. Он

раскрошил пробку и в конце концов просто про-толкнул ее внутрь. Я заметил, что это раздосадова-ло священника, но он сказал: “Все в порядке. Ни-чего страшного”.

- За ваше здоровье, отец.- Нет. Чтобы вам стало лучше.Потом он держал стакан в руке, и мы смотрели

друг на друга. Иногда мы разговаривали и былихорошими друзьями, но сегодня это было трудно.

- Что случилось, отец? У вас очень усталый вид.- Я устал, хотя и не имею на это права.- Просто это от жары.- Нет. Сейчас только весна. А я уже стал слаб.- У вас отвращение к войне.- Нет. Я ненавижу войну.- Мне она тоже не нравится, - сказал я. Он пока-

чал головой и посмотрел в окно.- Вы не думаете о ней. И вы ее не видите. Про-

стите, я знаю, что вы ранен.- Это всего лишь случай.- Но даже раненый, вы ее не видите. Я тоже ее

до конца не понимаю, но я ее чувствую.- Когда я был ранен, мы говорили как раз об

этом. Об этом говорил Пассини.Священник опустил стакан. Он думал о чем-то

другом.- Я понимаю их, потому что на них похож, - ска-

зал он.- И все-таки вы другой.- Внутри такой же.- Офицеры не видят ничего.- Некоторые видят. Некоторые чувствуют тонь-

ше нас и поэтому им еще хуже.- Большинство все-таки других.- Здесь не играют роль образование или день-

ги. Это что-то еще. Люди, подобные Пассини, не за-хотят быть офицерами. Даже если они имеют об-разование или деньги. Я тоже не стал бы офице-ром.

- У вас офицерское звание. И я тоже офицер.- Это не настоящее. Вы даже не итальянец. Вы

иностранец. Но вам ближе офицеры, чем эти люди.- А в чем разница?- Мне трудно это объяснить. Есть люди, которым

нужна война. В этой стране много таких людей. Иесть другие люди. Которым она не нужна.

- Но первые заставляют их.- Да.- И я помогаю им.- Вы иностранец. Вы патриот.- А те, кто не хотят войны? Могут они это оста-

новить?- Не знаю.Он снова посмотрел в окно. Я наблюдал за его

лицом.- Они хотя бы когда-нибудь могут это остано-

вить?- Не знаю.Он снова посмотрел в окно. Я наблюдал за его

лицом.- У них нет организации, чтобы остановить та-

кие вещи. Когда они ее создают, их предают их жевожди.

- Значит, это безнадежно?- Это никогда не бывает безнадежным. Но иног-

да я перестаю верить. Я стараюсь верить всегда,но иногда не верю.

- Может быть, война кончится.- Надеюсь, что так.- Что вы тогда будете делать?- Если это возможно, вернусь в Абруццы.Его смуглое лицо стало вдруг очень счастливым.- Вы любите Абруццы?- Да. Очень.- Тогда вы обязательно вернетесь.- Я был бы тогда счастлив. Уехать отсюда, чтобы

любить Бога и Ему служить.- И пользоваться уважением.- Да. И пользоваться уважением. Почему бы и

нет?- Конечно. Вы этого достойны.- Дело даже не в этом. Главное там, на моей ро-

дине, все понимают, что человек может любитьБога. И что это не повод для грязных шуток.

- Понимаю.Он посмотрел на меня и улыбнулся.- Понимаете, но не любите Бога.- Да.- Вы совсем его не любите?- Я боюсь его иногда ночью.- Вы должны его полюбить.- Я еще никого по-настоящему не любил.- Да, - сказал он. - Вы не любили. Вы говорили

мне о тех ночах. Это не любовь. Только похоть истрасть. Когда кого-нибудь любишь, хочется что-то

29

сделать. Жертвовать для него. Или ему служить.- Я не любил.- Но полюбите когда-нибудь. Я знаю, полюбите.

И тогда станете счастливым.- Я и так счастлив. Я счастлив всегда.- Это совсем другое. Вы не поймете этого, пока

это не придет.- Ладно, - сказал я. - Когда это случится, я вам

расскажу.- Я сижу уже так долго и так долго говорю. - Он

был действительно встревожен.- Нет. Не уходите. А любя женщину? Если я дей-

ствительно люблю женщину, это настоящая лю-бовь?

- Я не знаю об этом. Я никогда не любил жен-щину.

- Даже свою мать?- Нет. Ее я любил.- Вы всегда любили Бога?- С тех пор, когда я был еще маленьким.- Это хорошо, - сказал я. Я не знал, что еще ска-

зать. - Вы отличный парень, - сказал я.- Парень, - сказал он. - Но вы зовете меня отцом.- Это для вежливости.Он улыбнулся.- Мне в самом деле нужно уходить, - сказал он. -

Может быть, вам что-то нужно? Я принесу, - с на-деждой добавил он.

- Нет. Только поговорить.- Я передам от вас привет всем нашим.- Спасибо за превосходные подарки.- Не стоит.- Заходите ко мне еще.- Да. До свиданья. - Он похлопал меня по руке.- Пока, - сказал я на диалекте.- Чао, - сказал он.В комнате было уже темно, и ординарец, кото-

рый сидел в ногах моей кровати, поднялся и вы-шел вместе с ним. Я очень любил его и надеялся,что когда-нибудь он все же сможет возвратиться вАбруццы. У него была дрянная жизнь в компанииофицеров, а он был прекрасен в ней, но я думал отом, каким он будет на своей родине. Он говорилмне, что в Капракотта, в ручье ниже города, водит-ся форель. И нельзя ночью играть на флейте. Мож-но петь серенады, а играть на флейте запрещено.Я спросил его, почему. Потому что девушкам вред-но слушать, как звучит флейта в ночи. Все крестья-не называют вас “Дон” и снимают при встрече шля-пу. Его отец охотится каждый день и останавлива-ется в крестьянских домах перекусить. Его все ува-жают. Чтобы получить разрешение на охоту, инос-транец должен показать свидетельство, что он ни-когда не был под арестом. На GranSassoD’Italiaвстречаются медведи, но это далеко. Аквилла - пре-красный город. Летом в Абруццы стоят холодные

ночи, но весной это лучшее место в Италии. Самоеприятное - ходить на охоту осенью в каштановыелеса. Любая дичь хороша, потому что птицы пита-ются виноградом, и вам не нужно брать с собойзавтрак, так как крестьяне всегда считают за честь,если вы завтракаете в их домах. После этого я ус-нул.

Глава 12Палата была длинной, с окнами по правой сто-

роне и дверью в перевязочную в дальнем конце.Мой ряд кроватей стоял к окнам лицом, а другойряд, под окнами, лицом к стене. Если вы лежали налевом боку, то могли видеть дверь в перевязочную.Здесь была еще одна дверь, в дальнем конце, че-рез нее иногда заносили раненых. Если кто-нибудьумирал, вокруг его кровати вешали ширму, и вы немогли видеть его смерть, а только ботинки и об-мотки врачей и медбратьев, и иногда, в конце, слы-шать шепот. Потом из-за ширмы выходил священ-ник, и тогда медбратья могли вернуться туда сно-ва, чтобы унести тело того, кто уже был мертв. На-крытого сверху одеялом, его проносили между кро-ватями и дальше вниз по коридору. Потом кто-ни-будь сворачивал и уносил ширму.

Этим утром главный врач по нашей палате спро-сил меня, в состоянии ли я выдержать путешествие,предстоящее завтра. Я сказал, что смогу. Тогда онсказал, что они повезут меня ранним утром. Он ска-зал, что лучше сделать это до наступления жары.

Когда они поднимали меня с кровати, чтобы не-сти в перевязочную, я посмотрел в окно и увидел,что дорожки посыпаны свежим гравием. У двери,распахнутой в парк, сидел солдат; он делал крестыи рисовал надписи на них, имена, звания и номе-ра полков тех людей, которые были похоронены впарке. Кроме этого он был на побегушках у нашейпалаты, и в свободное время делал мне зажигалкуиз пустого патрона от австрийской винтовки. Вра-чи были очень внимательными и казались оченьопытными. Они беспокоились о моей отправке вМилан, так как там был очень совершенный рент-геновский аппарат. Это будет немаловажно послеоперации. К тому же там я смогу принимать сеан-сы физиотерапии. Я тоже хотел поехать в Милан.Они отправляли нас всех как можно дальше в тыл,чтобы освободить койки к будущему наступлению.Вечером накануне моей отправки приходил Риналь-ди с главным врачом из нашей офицерской компа-нии. Они сказали, что в Милане устроят меня в аме-риканский госпиталь. Они уже договорились. ВМилан отправлено несколько санитарных отрядов,которые будут обслуживать американцев, служащихв Италии. В Красном Кресте таких было много. Со-единенные Штаты объявили войну Германии, но неАвстрии.

30

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Итальянцы были уверены, что Штаты объявятвойну и Австрии, поэтому их возбуждало, когдаприезжали какие-нибудь американцы. Пусть дажеэто был Красный Крест. Они спросили меня, объя-вит ли президент Вильсон войну Австрии, и я от-ветил, что это вопрос всего лишь нескольких дней.Я не знал, что мы имеем против Австрии. Казалосьлогичным, что они объявят ей войну, если объяви-ли ее Германии. Они спросили, объявим ли мы вой-ну Турции. Сомневаюсь, сказал я. Турция, сказал я,дала нам нашу национальную птицу, но шутка пе-ревелась так плохо, а они были так подозрительнозапуганы, что я сказал, да, мы объявим войну Тур-ции. А Болгарии? Мы уже выпили по несколькорюмок коньяка, и я сказал да, Господи, и Болгарии,и Японии. Но, сказали они, Япония - союзник Анг-лии. Не верьте этим говняным англичанам. Япон-цам нужны Гавайи, сказал я. Где они, эти Гавайи? ВТихом океане. Зачем они японцам? Конечно, ни зачем, сказал я. Просто все так говорят. Японцы за-мечательный маленький народ, который любиттанцевать и пить легкое вино. Как и французы, ска-зал главный врач. Мы заберем у них Ниццу и Са-войю, заберем Корсику и Адриатическое побере-жье, сказал Ринальди. Италия вернет себе вели-чье Рима, сказал главный врач. Мне не нравитсяРим, сказал я. Там жара и полно блох. Ты не лю-бишь Рим? Я люблю Рим. Рим - это мать народов.Не забуду Ромула, который сосет Тибр. Что? Ниче-го. Пусть все отправляются в Рим. Пусть сегодняже едут в Рим и никогда оттуда не возвращаются.Рим - это прекрасный город, сказал главный врач.Мать и отец народов, сказал я. Рим - женское имя,сказал Ринальди. Она не может быть отцом. Ктоже тогда отец: святой Дух? Не богохульствуй. Я небогохульствую, просто хочу знать. Ты пьян, бэби.Кто меня напоил? Я тебя напоил, сказал главныйврач. Я напоил тебя, потому что тебя люблю; и по-тому что Штаты вступили в войну. Целиком и пол-ностью, сказал я. Утром тебе уезжать, бэби, сказалРинальди. Да, в Рим, сказал я. Нет. В Милан. Да, вМилан, сказал главный врач, в “Кристаль-Палас”,к Кова, к Кампарис, к Биффи, на галерку. Счастлив-чик. В “Гран-Италия”, сказал я, где займу денег уДжорджа. В “Ла Скала”, сказал Ринальди. Ты бу-дешь ходить в “Ла Скала”. Каждый вечер, сказал я.На каждый вечер не хватит денег, сказал главныйврач.

Билеты туда очень дороги. Я выпишу предъя-вительский чек на дедушку, сказал я. Что-что?Предъявительский чек. Или он за меня заплатит,или меня посадят. Мистер Кенингель устроит мнеэто в банке. Я буду жить на предъявительские чеки.Неужели дедушка сможет отправить в тюрьму пат-риота-внука, умирающего, чтобы спасти Италию?Да здравствует американский Гарибальди, сказал

Ринальди. Да здравствуют чеки на предъявителя,сказал я. Не орите, сказал главный врач. Нас и такуже несколько раз просили не шуметь. Ты и вправ-ду завтра уедешь, Федерико? Говорю вам, он уез-жает в американский госпиталь. Туда, где краси-вые медсестры. Не то, что бородатые медбратья изполевого госпиталя. Да, я знаю, сказал главныйврач, он едет в американский госпиталь. Я не про-тив того, что у них бороды, сказал я. Если мужчинахочет носить бороду - пусть носит. Почему бы вамне отпустить бороду, SignoreMaggiore? Она не вле-зет в противогаз. Влезет. В противогаз влезет все.Я раз наблевал в противогаз. Не так громко, бэби,сказал Ринальди. Мы все знаем, что ты был нафронте. Милый бэби, что я без тебя буду делать,сказал Ринальди. Пора уходить, сказал майор. На-чинаются сантименты. Слушай, у меня есть для тебясюрприз. Твоя англичанка. Помнишь? К которойты каждый день ходил на свиданье в их госпиталь?Она тоже едет в Милан. Вместе с подругой в аме-риканский госпиталь. Медсестры из Америки покаеще прибыли не все. Я говорил сегодня с началь-ником из riparto. У них слишком много женщин нафронте, здесь. Нескольких они отправляют в тыл.Как тебе это нравится, бэби? Прекрасно. Да? Тыедешь жить в большой город и обниматься со сво-ей англичанкой. Почему меня тоже не ранило? Ещеранит, сказал я. Пора идти, сказал главный врач.Мы пьем и шумим, и мешаем Федерико. Не уходи-те. Нет, пора идти. До свиданья. Счастливо. Чао. Чао.Чао. Возвращайся скорей, бэби. Ринальди поце-ловал меня. Ты пахнешь лизолом. Пока, бэби. Пока.Всего хорошего. Главный врач похлопал меня поплечу. Они вышли на цыпочках. Я нашел, что я со-вершенно пьян и заснул.

* * *Утром мы уехали в Милан, куда прибыли через

двое суток. Это была плохая поездка. Недалеко отМестре нас долгое время держали на запасномпути, к вагонам приходили дети и заглядываливнутрь. Я послал маленького мальчика за бутыл-кой коньяка, но он вернулся и сказал, что можетпринести только граппы. Я сказал ему принестиграппы, и когда он ее принес, дал ему мелких де-нег, и мы напились с раненым, который лежал ря-дом со мной; я был пьян и уснул до самой Vicenza,где я проснулся, и меня сильно рвало на пол. Этоуже не имело значения, так как мой сосед успелраньше заблевать пол. После этого я думал, чтоумру от жажды, и на перроне в Вероне я окликнулсолдата, прогуливавшегося около вагона, и он при-нес мне воды. Я разбудил Жоржетти, парня, кото-рый пил вместе со мной, и предложил ему воды.Он сказал вылить ему ее на спину и снова уснул.Солдат не взял у меня пенни, который я ему пред-

31

ложил, и принес мне мясистый апельсин. Я сосалего и выплевывал мякоть, и смотрел, как у сосед-него вагона прогуливается солдат, и потом поездтронулся и отправился.

Глава 13Мы прибыли в Милан ранним утром, и нас вы-

садили на сортировочной станции. Санитарная ма-шина отвезла меня в американский госпиталь. Тря-сясь на носилках в машине, я не мог сказать, покакой части города мы едем, но когда они выгру-зили носилки, я увидел базарную площадь и от-крытую дверь винной лавки, из которой девушкавыметала мусор. Улица была свежевымыта, и ввоздухе стоял запах раннего утра. Санитары выта-щили носилки и ушли. Они вернулись со швейца-ром. У него были седые усы, на нем была швей-царская фуражка и рубашка с короткими рукава-ми. Носилки не проходили в лифт, и они спорили,что лучше: снять меня с носилок и поднимать влифте или нести меня по лестнице на носилках. Яслушал, как они это обсуждают. Они решили под-нимать меня в лифте. Они сняли меня с носилок.

- Полегче, - сказал я. - Берите мягче.Мы сгрудились в лифте, и когда мои ноги со-

гнулись, боль была очень сильной. “Выпрямитеноги”, - сказал я.

- Мы не можем, signortenente. Здесь не комната.Человек, сказавший это, обхватывал меня ру-

кой, а я держался за его шею. Он дышал мне в лицочесноком, металлом и красным вином.

- Будь воспитаннее, - сказал он.- Сукин сын тебе воспитатель!- Будь воспитаннее, тебе говорят, - повторил муж-

чина, державший мои ноги.Я увидел закрывающиеся двери лифта и зак-

рывающуюся решетку, и швейцар нажал кнопкучетвертого этажа. Швейцар казался обеспокоен-ным. Лифт начал медленно подниматься.

- Тяжело? - спросил я мужчину с чесночным за-пахом.

- Пустяки, - сказал он. Его лицо было потным, онхрипел. Лифт замедлил ход и остановился. Чело-век, державший мои ноги, открыл дверь и шагнулнаружу. Мы были на балконе. Здесь было несколь-ко дверей с медными ручками. Человек, несущиймои ноги, нажал кнопку звонка. Мы услышали, какон звенит за дверью. Никто не вышел. Тогда швей-цар поднялся по ступеням.

- Где они? - спросил санитар-носильщик.- Не знаю, - сказал швейцар. - Наверное, спят

внизу.- Приведи кого-нибудь.Швейцар позвонил, потом постучал в дверь, по-

том открыл ее и вошел внутрь. Когда он вернулся,с ним была пожилая женщина в очках. Ее волосы

были распущены, на ней был халат медсестры.- Не понимаю, - сказала она. - Я не понимаю по-

итальянски.- Я знаю английский, - сказал я. - Они хотят меня

куда-нибудь положить.- Ни одна из комнат еще не готова. Мы не ждали

прибытия пациентов. - Она пригладила волосы ипосмотрела на меня поверх очков.

- Найдите что-нибудь, - сказал я. Потом по-ита-льянски швейцару: - Найдите пустую комнату.

- Они все пустые, - сказал швейцар. - Вы первыйпациент. - Он держал в руках фуражку и смотрелна пожилую медсестру.

- Ради Бога, поместите меня хоть куда-нибудь. -Боль в согнутой ноге не стихала, и я чувствовал,как она пульсирует в кости. Швейцар вышел вследза седой женщиной, потом торопливо вернулся. -Идите за мной, - сказал он. Они отнесли меня внизпо длинному вестибюлю в комнату с закрытымиставнями. В ней пахло новой мебелью. Здесь былакровать и большой шкаф с зеркалом. Они положи-ли меня на кровать.

- Я не могу постелить простыни, - сказала жен-щина. - Простыни под замком.

Я ей не ответил. “У меня в кармане лежат день-ги, - сказал я. - В застегнутом кармане.” Швейцарвытащил оттуда деньги. Два санитара-носильщи-ка стояли около кровати, держа в руках фуражки.“Дайте им по пять лир каждому, а пять лир оставь-те себе. Мои бумаги в другом кармане. Можете от-дать их медсестре.”

Санитары-носильщики отдали честь и сказалиспасибо. “До свиданья, - сказал я. - И большое спа-сибо.” - Они снова отдали честь и вышли.

- В этих бумагах, - сказал я медсестре, - описаномое ранение и лечение, которое было проведено. -Женщина подняла их к глазам и посмотрела на нихчерез очки. Там было три свернутых листка. “Я незнаю, что делать, - сказала она. - Я не могу читатьпо-итальянски. И не могу ничего делать без пред-писания врача.” Она заплакала и положила бума-ги в карман своего передника.

- Вы американец? - спросила она плача.- Да. Пожалуйста, положите бумаги в стол у моей

кровати.В комнате было холодно и темно. Лежа на кро-

вати, я мог смотреть в большое зеркало на другойстороне комнаты, но не мог видеть, что оно отра-жает. Швейцар стоял у кровати. У него было прият-ное лицо, и он был очень добр.

- Вы можете идти, - сказал я ему. - Вы тоже мо-жете идти, - сказал я медсестре. - Как ваше имя?

- Миссис Уолкер.- Можете идти, миссис Уолкер. Я думаю, я по-

сплю.Теперь я был один в комнате. Здесь было хо-

32

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

лодно и не пахло больницей. Матрас был удобными твердым, и я лежал, не двигаясь, едва дыша, сча-стливый от чувства уменьшающейся боли. Потомя захотел воды, нашел звонок и позвонил, но ник-то не пришел. Я уснул.

Когда я проснулся, я посмотрел вокруг. Сквозьставни проникал солнечный свет. Я увидел боль-шой шкаф, голые стены и два стула. Мои ноги вгрязных бинтах торчали, как палки на кровати. Ястарался не шевелить ими. Хотелось пить, и я до-тянулся до звонка и нажал кнопку. Я услышал, какоткрылась дверь и увидел входящую медсестру.Она казалась молодой и славной.

- Доброе утро, - сказал я.- Доброе утро, - сказала она и подошла к крова-

ти.- Мы не смогли позвать доктора. Он уехал на

LakeComo. Никто не знал, что прибудет пациент. Увас что-нибудь болит?

- Я ранен. В ноги и задета голова.- Как вас зовут?- Генри. Фредерик Генри.- Я вас умою. Но мы не можем трогать бинты,

пока не придет доктор.- Здесь нет мисс Баркли?- Нет. У нас нет никого с такой фамилией.- А кто эта женщина, плакавшая, когда меня при-

везли?Сестра засмеялась.- Это мисс Уолкер. Она дежурила ночью, но ус-

нула. Она не знала, что кто-нибудь прибудет.Пока мы разговаривали, она меня раздела, и

когда я остался в одних бинтах, стала мыть меня,очень мягко и спокойно. Освежившись, я чувство-вал себя очень хорошо. Моя голова была в бинтах,но она вымыла все вокруг них, по самой кромке.

- Где вас ранило?- На Изонцо, севернее Плавы.- Где это?- К северу от Гориции.Я видел, что ни одно из этих названий ни о чем

ей не говорит.- Сильно болит?- Нет. Сейчас меньше.Она вставила мне в рот термометр.- Итальянцы ставят его подмышку.- Не разговаривайте.Она вытащила термометр, посмотрела на него

и потом стряхнула.- Какая температура?- Вам не положено это знать.- Скажите, какая.- Почти нормально.- У меня никогда не было жара. Но мои ноги пол-

ны старого железа.- Что вы имеете в виду?

- В них полно осколков от мины, старых болтов,диванных пружин и других вещей.

Она покачала головой и улыбнулась.- Если бы в ваших ногах были инородные тела,

началось бы воспаление, и у вас был бы жар.- Хорошо, - сказал я. - Увидите, когда их выта-

щат.Она вышла из комнаты и возвратилась с пожи-

лой медсестрой, дежурившей ранним утром. Вдво-ем они постелили простыню, не снимая меня с кро-вати. Это была новая и восхитительная процедурадля меня.

- Кто здесь начальник?- Мисс Ван Кампен.- А сколько здесь медсестер?- Пока нас двое.- А будет больше?- Должны приехать еще.- Когда они будут здесь?- Не знаю. Вы задаете слишком много вопросов

для больного.- Я не больной, - сказал я. - Я ранен.Они закончили стелить постель, и я лежал на

чистой гладкой простыне, укрывшись другой такойже простыней. Миссис Уолкер вышла и вернуласьс пижамой. Они одели ее на меня, и я почувство-вал себя очень свежим и чистым.

- Вы ужасно любезны, - сказал я. Медсестра, на-звавшаяся мисс Гэйдж, хихикнула.

- Не могли бы вы принести воды? - спросил я.- Конечно. Потом вы можете позавтракать.- Я не хочу завтракать. Откройте, пожалуйста,

ставни.В комнате было темно, и когда открыли ставни,

стало солнечно и ярко, и я увидел балкон и за нимчерепичные крыши домов и трубы. Я посмотрелнад черепичными крышами и увидел белые обла-ка и очень голубое небо.

- Вы не знаете, когда приедут другие сестры?- Зачем вам? Мы плохо заботимся о вас?- Нет. Вы очень внимательны.- Не хотите ли воспользоваться судном?- Попытаюсь.Они помогли мне и приподняли меня, но безо

всякой пользы. Потом я лежал и смотрел через от-крытую дверь на балкон.

- Когда придет доктор?- Когда вернется. Мы пробовали дозвониться до

него в LakeComo.- А других врачей здесь нет?- Он госпитальный врач.Мисс Гэйдж принесла стакан и кувшин воды. Я

выпил три стакана, и потом медсестры ушли, и ясмотрел в окно, пока не уснул. Второй завтрак ясъел, а днем меня пришла проведать заведующаяВан Кампен. Она невзлюбила меня, и я ее тоже. Она

33

была маленькой, стройной и подозрительной, чтотоже подходило для ее должности. Она задала мно-го вопросов и, кажется, считала весьма позорным,что я был с итальянцами.

- Можно ли выпить вина перед едой? - спро-сил я.

- Только если это предпишет врач.- А до того, как он придет?- Абсолютно нет.- Вы думаете, он все-таки может появиться?- Мы звонили ему в Лэйк Комо.Она ушла и потом пришла мисс Гэйдж.- Зачем вы нагрубили мисс Ван Кампен? - спро-

сила она после того, как что-то очень ловко проде-лала со мной.

- Я этого не хотел. Но она слишком высокомер-на.

- Она сказала, что вы тиранили ее и грубили.- Я не хотел. Но что это за идея - держать госпи-

таль без врача.- Он придет. Мы звонили ему в Лэйк Комо.- Что он там делает? Купается?- Нет. У него там клиника.- Разве нельзя взять на работу другого врача?- Тише. Тише. Будь славным мальчиком, и он при-

дет.Я послал за швейцаром, и когда он пришел, я

попросил его на итальянском принести мне бутыл-ку чинзано из винной лавки, большую оплетеннуюбутылку кьянти и вечерние газеты. Он ушел и при-нес сверток из газет, развернул его, и когда я егопопросил, открыл пробки и поставил вино и вер-мут под кровать. Они ушли и оставили меня одно-го, я лежал на кровати и просматривал газеты, но-вости с фронта и списки погибших офицеров с ихнаградами, потом дотянулся до бутылки чинзано,вытащил ее и поставил себе на живот, ощущая жи-вотом холодное стекло, и пил маленькими глотка-ми, в перерывах ставя стакан на живот, стакан по-звякивал о бутылку, и я придерживал его рукой исмотрел как на крыши города опускается темнота.В небе кружили ласточки, и я смотрел на них и наястребов, летающих над крышами, и пил чинзано.Мисс Гэйдж принесла стакан гоголь-моголя. Я по-ставил бутылку с другой стороны кровати, когдаона вошла.

- Мисс Ван Кампен влила туда немного хереса, -сказала она. - Не надо ей грубить. Она немолода, иэтот госпиталь большая ответственность для нее.Миссис Уолкер уже стара и мало чем может ей по-мочь.

- Она прекрасная женщина, - сказал я. - Пере-дайте ей большое спасибо.

- Сейчас принесу вам ваш суп.- Спасибо, - сказал я. - Я не голоден.Когда она принесла суп и поставила его на при-

кроватный столик, я поблагодарил ее и съел не-много супа. Потом на улице стало совсем темно, ия мог видеть лучи прожекторов, движущиеся понебу. Я смотрел на них, пока не уснул. Я спал креп-ко, пока не проснулся в поту от страха, и потомопять уснул, стараясь не возвращаться в только чтоувиденный сон. Я проснулся еще раз задолго дорассвета и слушал, как кричат петухи, и не мог зас-нуть, пока не начало светать. Когда стало совсемсветло, я устал и снова уснул.

Глава 14Когда я проснулся, в комнате было яркое солн-

це. Я подумал, что я снова на фронте и потянулся вкровати. Сразу заболели ноги, я посмотрел вниз,увидел грязные бинты и, увидев это, вспомнил, гдея нахожусь. Я потянулся к звонку и нажал кнопку.Я услышал его жужжание внизу, в холле, и потомкто-то на резиновых подошвах прошел по вести-бюлю. Это была мисс Гэйдж, она выглядела немно-го старше в ярком свете и не казалась такой хоро-шенькой.

- Доброе утро, - сказала она. - Как провели ночь?- Большое спасибо, - сказал я. - Как мне побрить-

ся?- Я заходила вас проведать, и вы спали вот с

этим в кровати.Она открыла дверь шкафа и вытащила бутылку

вермута. Она была почти пуста. “Другую бутылкуиз-под кровати туда же, - сказала она. - Почему выне попросили у меня стакан?”

- Я подумал, что вы мне запретить пить.- Я могла бы немного выпить с вами.- Вы прекрасная девушка.- Нехорошо пить в одиночестве, - сказала она. -

Не надо так больше делать.- Ладно.- Пришла ваш друг мисс Баркли, - сказала она.- В самом деле?- Да. И она мне понравилась.- Вы полюбите ее. Она ужасно славная.Она покачала головой. “Я уверена, что она пре-

красная. Вы можете чуть-чуть сюда подвинуться?Отлично. Я умою вас перед завтраком.”

Она умыла меня тампоном с теплой водой и мы-лом.

- Поднимите плечо, - сказала она. - Прекрасно.- Парикмахер сможет придти до завтрака?- Я пошлю за ним швейцара. - Она вышла и сно-

ва вернулась.- Он ушел за ним, - сказала она и окунула в таз с

водой тампон, который она держала в руке.Парикмахер пришел вместе со швейцаром. Это

был мужчина к пятидесяти с закрученными усами.Мисс Гэйдж закончила со мной и вышла, а парик-махер намылил мне лицо и приступил к бритью.

34

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Он был очень торжественен и воздерживался отразговоров.

- Как дела? Есть какие-нибудь новости? - спро-сил я.

- Какие новости?- Какие-нибудь. Что случилось в городе?- Сейчас время военное, - сказал он. - Везде есть

вражеские уши.Я поднял на него глаза.- Не вертите, пожалуйста, головой, - сказал он. -

Я ничего не расскажу.- Что с вами происходит? - спросил я.- Я итальянец. И не общаюсь с врагами.Я решил молчать. Если он сумасшедший, то чем

скорее он уберет свою бритву, тем лучше. Я попы-тался получше его рассмотреть.

- Остерегайтесь, - сказал он. - Бритва острая.Когда он закончил, я расплатился с ним и дал

пол-лиры на чай. Он вернул мне монету.- Не надо. Я не был на фронте. Но я итальянец.- Пошел отсюда к черту.- С вашего позволения, - сказал он и завернул

бритву в газету. Он ушел, оставив пять медных мо-нет на столике у кровати. Я позвонил. Вошла миссГэйдж.

- Позовите, пожалуйста, швейцара.- Хорошо.Вошел швейцар. Он пытался удержаться от сме-

ха.- Этот парикмахер свихнулся?- Нет, signorino. Он ошибся. Он не понял меня

как следует и решил, что вы австрийский офицер.- Ох, - сказал я.- Ха-ха-ха, - засмеялся швейцар. - Он забавный.

Говорит, еще бы одно движение, и он вас... - он чир-кнул указательным пальцем по горлу.

- Ха-ха-ха, - пытался он удержаться от смеха. -Когда я сказал ему, что вы не австриец. Ха-ха-ха.

- Ха-ха-ха, - сказал я со злобой. - Было бы смеш-но, перережь он мне горло. Ха-ха-ха.

- No, signorino. Нет. Нет. Он так боится австрий-цев. Ха-ха-ха.

- Ха-ха-ха, - сказал я. - Пошел прочь.Он вышел, и я услышал его смех в холле. Я ус-

лышал, как кто-то идет по коридору. Я посмотрелна дверь. Это была Кэтрин Баркли.

Она вошла в комнату и подошла к кровати.- Привет, милый, - сказала она. Она выглядела

юной, свежей и очень красивой. Я подумал о том,что никогда не видел таких красивых.

- Привет, - сказал я. Когда я увидел ее, я понял,что я ее люблю. У меня внутри все перевернулось.Она посмотрела на дверь, увидела, что там никогонет, села на край кровати, нагнулась ко мне и по-целовала. Я притянул ее к себе, поцеловал и по-чувствовал, как бьется ее сердце.

- Милая, - сказал я. - Как хорошо, что ты приеха-ла.

- Это было не очень трудно. Трудней будет ос-таться.

- Останься, - сказал я. - Ты удивительная. - Я былбез ума от нее. Я никак не мог поверить, что она всамом деле здесь и прижимал ее к себе.

* * *- Тебе нельзя, - сказала она. - Ты нездоров.- Да. Иди ко мне.- Нет. Ты ослаб.- Да. Да. Пожалуйста.- Ты меня любишь?- Да. Я тебя люблю. Я без ума от тебя. Иди ко

мне. Пожалуйста.- Чувствуешь, как бьются у нас сердца?- Меня не волнуют сердца. Я хочу тебя. Я совсем

сошел от тебя с ума.- И ты вправду меня любишь?- Не спрашивай об этом. Иди ко мне. Пожалуй-

ста. Пожалуйста, Кэтрин.- Хорошо, но только на минуту.- Хорошо, - сказал я. - Запри дверь.- Ты не можешь. Тебе нельзя.- Иди ко мне. Не говори. Пожалуйста, иди ко мне.

* * *Кэтрин сидела на стуле у кровати. Дверь в холл

была открыта. Исступление уже кончилось, и я чув-ствовал себя как никогда прекрасно.

Она спросила:- Теперь ты веришь, что я тебя люблю?- Да, любимая, - сказал я. - Ты должна остаться.

Они не могут тебя куда-нибудь отправить. Я схожус ума от любви к тебе.

- Нам надо быть ужасно осторожными. Это былопросто безумие. Мы не должны больше так делать.

- Мы можем делать это ночью.- Мы должны быть ужасно осторожны. Ты дол-

жен быть осторожен, когда здесь другие.- Да.- Ты сможешь. Ты милый. Ты ведь любишь меня,

правда?- Не говори об этом. Ты знаешь, что это значит

для меня.- Тогда я буду осторожной. Я не хочу ничего де-

лать, только быть с тобой. Но мне надо идти, ми-лый, правда.

- Возвращайся скорее.- Я вернусь сразу, как смогу.- До свидания.- До свиданья, милый.Она ушла. Бог свидетель, я не хотел ее полюбить.

Я не хотел кого-нибудь полюбить. Но, Бог свиде-тель, я ее полюбил, и я лежал на кровати госпита-

35

ля в Милане, и в моей голове бродили разные мыс-ли, но я себя удивительно чувствовал, и потом при-шла мисс Гэйдж.

- Привет от доктора, - сказала она. - Он звонилиз Лэйк Комо.

- А когда он сюда прибудет?- Должен быть здесь после обеда.

Глава 15До полудня ничего не произошло. Доктор был

худощавым, маленьким и спокойным человеком,который казался выбитым из колеи войной. Онвытащил несколько маленьких стальных осколковиз моих бедер с болезненным и утонченным отвра-щением. Он использовал местную анестезию, на-зывая ее “снегом”. Она замораживала ткани и уст-раняла боль до тех пор, пока при зондированиискальпель или пинцет не погружались ниже замо-роженного слоя. Анестезированная площадь былачетко очерчена пациентом, и спустя некоторое вре-мя хрупкая докторская изысканность была исчер-пана, и он сказал, что лучше использовать рентген.Зондирование не принесло результатов, сказал он.

Рентген располагался в OspedaleMaggiore, иврач, который его делал, был эмоциональным, уме-лым и веселым. Пациента придерживали за пле-чи, и он сам мог видеть наиболее крупные инород-ные тела на экране. Пластины будут отправленыпотом. Доктор попросил меня написать в его блок-ноте мое имя, полк и другие подробности. Он объя-вил, что инородные тела были безобразные, гад-кие, жестокие. Все австрийцы - сукины сыновья.Как много я их убил? Я никого не убивал, но я хо-тел сделать ему приятное, и я сказал, что убил ихмножество. Со мной была мисс Гэйдж, доктор об-нял ее и сказал, что она прекрасней, чем Клеопат-ра. Она знает, кто это? Клеопатра, древняя царицаЕгипта. Да, ей-Богу, прекрасней. Мы вернулись вмаленький госпиталь в санитарной машине и пос-ле того, как меня долго поднимали по ступенькамлестницы, я снова лежал в кровати. После полудняпринесли снимки, доктор сказал ей-Богу, он сде-лает их к полудню, и сделал. Их мне показывалаКэтрин Баркли. Они были в красных конвертах, онавытащила их оттуда и держала на свет, и мы вдво-ем смотрели.

- Это твоя правая нога, - сказала она и положи-ла снимок назад в конверт. - А это левая.

- Брось их, - сказал я. - И иди ко мне в постель.- Не могу, - сказала она. - Я занесла их всего на

секунду, чтобы тебе показать.Она ушла, а я остался лежать. Полдень был жар-

ким, и меня тошнило от лежания в кровати. Я по-слал швейцара купить газеты, все газеты, которыетам будут.

Прежде чем он вернулся, в комнату вошли три

врача. Я заметил, что врачи, слабые в практичес-кой медицине, имеют тенденцию собираться в ком-панию и устраивать консилиумы. Врач, который несможет как следует удалить вам аппендицит, поре-комендует врача, который не в состоянии вырватьвам гланды. Эти трое были такими врачами.

- Это молодой человек, - сказал госпитальныйврач с нежными руками.

- Как поживаете? - спросил длинный худой врачс бородой. Третий врач, который принес рентгено-вские снимки в красных конвертах, не сказал ни-чего.

- Снимем повязки? - спросил бородатый врач.- Конечно. Сестра, снимите, пожалуйста, повяз-

ки, - сказал госпитальный врач мисс Гэйдж. МиссГэйдж сняла повязки. Я посмотрел на ноги. В поле-вом госпитале они выглядели, как мясной фарш,приготовленный для бифштекса. Сейчас они былипокрыты коркой, с разбухшими и бледными коле-нями и впалыми икрами, но без гноя.

- Очень чисто, - сказал госпитальный врач. -Очень чисто и славно.

- Гм, - сказал врач с бородой. Третий врач смот-рел из-за плеча госпитального врача.

- Согните, пожалуйста, колено, - попросил боро-датый врач.

- Не могу.- Проверим сочленение? - спросил бородатый

врач. Он имел на рукаве полоску рядом с тремязвездами. Это значило, что он был капитаном.

- Конечно, - сказал госпитальный врач.Двое из них взяли мою ногу и в высшей степе-

ни осторожно согнули ее.- Больно, - сказал я.- Да. Да. Немного дальше, доктор.- Хватит. Дальше она не гнется, - сказал я.- Частичное функционирование, - сказал капи-

тан. - Он выпрямился. - Можно еще раз посмотретьснимки? Будьте добры, доктор. - Третий врач пока-зал ему один из снимков. - Нет, левой ноги, пожа-луйста.

- Это левая, доктор.- Вы правы. Я смотрел с обратной стороны. - Он

вернул пластину. Другую он рассматривал дольше.- Видите, доктор? - Он показал на одно из ино-

родных тел, которое выглядело крупным и чистымна свету. Некоторое время они рассматривали сни-мок.

- Я могу сказать только одно, - сказал борода-тый капитан. - Это вопрос времени. Вероятно, три-шесть месяцев.

- Конечно. Должна накопиться синовиальнаяжидкость.

- Конечно, это вопрос времени. Я не могу с га-рантией вскрыть колено, пока вокруг осколка небудет капсулы.

36

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

- Согласен с вами, доктор.- Шесть месяцев для чего? - спросил я.- Шесть месяцев для того, чтобы образовалась

капсула, и можно было без риска вскрыть колено.- Я этому не верю, - сказал я.- Вы хотите сохранить колено, молодой человек.- Нет, - сказал я.- Что?- Я хочу, чтобы его отрезали, - сказал я. - Чтобы

я мог надеть на него крючок.- Что вы имеете в виду? Какой крючок?- Он шутит, - сказал госпитальный врач. Он очень

нежно похлопал меня по плечу. - Он хочет сохра-нить колено. Это очень храбрый молодой человек.Он представлен за доблесть к серебряной медали.

- Мои искренние поздравления, - сказал капи-тан. Он потряс мне руку. - Я хочу вам сказать, чтобезопаснее все-таки подождать по меньшей меремесяцев шесть, прежде чем вскрывать такое коле-но. Конечно, вы можете иметь другое мнение.

- Большое спасибо, - сказал я. - Я ценю ваше мне-ние.

Капитан посмотрел на часы.- Нам нужно идти. Мои наилучшие пожелания.- Взаимно, и большое спасибо, - сказал я. Мы

попрощались за руку с третьим врачом. - КапитанВарини - tenente Генри, и они втроем вышли из ком-наты.

- Мисс Гэйдж, - позвал я. Она вошла. - Попроси-те, пожалуйста, нашего врача возвратится на ми-нуту.

Он возвратился с фуражкой в руках и остано-вился у кровати.

- Вы хотели меня видеть?- Да. Я не могу дожидаться операции шесть ме-

сяцев. Господи, доктор, вы когда-нибудь лежалишесть месяцев в кровати?

- Вам не обязательно все время лежать. Снача-ла вам надо прогреть раны на солнце. Потом высможете ходить на костылях.

- Полгода и потом операция?- Это самый безопасный путь. Инородные тела

должно обволочь капсулами, и к тому времени вос-становится синовиальная жидкость. Тогда мы, нерискуя, вскроем колено.

- И вы действительно думаете, что я могу ждатьтак долго?

- Это самый безопасный путь.- Кто этот капитан?- Один из самых лучших хирургов в Милане.- Но он ведь всего лишь капитан?- Да, но очень хороший хирург.- Я не хочу доверять свою ногу капитану. Если

бы он был таким хорошим, он был бы майором.Доктор, я знаю, что такое капитан.

- Он превосходный хирург, и я доверяю ему боль-

ше, чем кому-либо.- Можно показать это другому хирургу?- Конечно, если вы хотите. Но я придерживаюсь

мнения доктора Варини.- Вы можете попросить другого хирурга прийти

и посмотреть это?- Я попрошу доктора Валентини.- Кто он?- Хирург из OspedaleMaggiore.- Хорошо. Я вам очень благодарен. Поймите

меня, доктор, я не могу шесть месяцев валяться вкровати.

- Вам не обязательно шесть месяцев лежать.Сначала вы примете солнечные ванны. Потом смо-жете делать легкие упражнения. Когда образуетсякапсула, мы сделаем операцию.

- Но я не могу ждать шесть месяцев.Доктор погладил своими нежными пальцами

фуражку, которую держал в руках, и улыбнулся.- Вы так торопитесь на фронт?- А почему нет?- Прекрасно, - сказал он. - Вы благородный мо-

лодой человек.Он наклонился и очень деликатно поцеловал

меня в лоб.- Я пошлю за Валентини. Не стоит волноваться.

Будьте хорошим мальчиком.- Давайте выпьем? - спросил я.- Спасибо. Я не пью.- Всего одну рюмку. - Я позвонил портье, чтобы

он принес стаканы.- Не надо. Спасибо. Они ждут меня.- До свиданья, - сказал я.- До свиданья.Двумя часами позже в комнату вошел доктор

Валентини. Он очень спешил, и кончики его усовторчали вверх. Он был майор, его лицо было по-крыто загаром, и он все время смеялся.

- Как это вас угораздило? - спросил он. - Дайтемне снимки. Так. Так. Вот это. Вы выглядите здоро-вым, как бык. Кто эта славная девушка? Я думаю,да. Уж эта мне сраная война. Что чувствуете здесь?Молодец. Я сделаю вас лучше нового. Здесь боль-но? Конечно. Как они любят делать больно, эти вра-чи. Чем они вас так долго лечили? Эта девушка зна-ет итальянский? Мы ее научим. Что за славная де-вушка. Я могу быть ее учителем. Лягу сюда и будуее пациентом. Нет, лучше я буду бесплатно прини-мать все ее роды. Она это понимает? Она родит вампрелестного мальчика. Прелестного блондина, какона сама. Прелестно. Здесь все отлично. Что заславная девушка. Спросите ее, не согласится лиона со мной пообедать. Нет, я не хочу ее у вас от-бить. Спасибо. Большое спасибо, мисс. Пожалуй,все.

- Это все, что я хотел знать. - Он похлопал меня

37

по плечу. - Оставайтесь без бинтов.- Хотите выпить, доктор Валентини?- Выпить? Конечно. Стаканов десять. Где они у

вас?- В шкафу. Мисс Баркли вытащит бутылку.- Ваше здоровье. Ваше здоровье, мисс. Что за

славная девушка. Я вам принесу коньяк лучше это-го. - Он вытер усы.

- Когда вы думаете меня оперировать?- Завтра утром. Не раньше. Ваш желудок должен

быть пуст. Должен быть промыт. Я найду внизу по-жилую леди и оставлю ей инструкции. До свида-нья. До встречи завтра. Я принесу вам коньяк луч-ше этого. Вам будет здесь уютно. До свиданья. Дозавтра. Выспитесь как следует. До встречи утром. -Он помахал мне из-за двери, его усы торчали вверх,а загорелое лицо улыбалось. На его рукаве былазвезда, так как он был майором.

Глава 16В эту ночь летучая мышь влетела в открытую

дверь, ведущую на балкон, через которую мы смот-рели, как ночь опускается на городские крыши. Вкомнате была темнота, если не считать слабого све-та, пробивающегося с улицы, и летучая мышь неиспугалась, а продолжала охотиться, как будто онавсе еще находилась за окном. Мы лежали и наблю-дали за ней, и, я думаю, она нас не заметила, таккак мы были неподвижны. Когда она вылетела, мыувидели свет прожекторов и смотрели, как их лучидвигаются в небе и исчезают, и потом снова сталотемно. В комнату залетал слабый ветер, и мы слы-шали, как зенитчики разговаривают на соседнейкрыше. Было холодно, и они надели накидки. Я бо-ялся, что ночью кто-нибудь придет, но Кэтрин ска-зала, что они все спят. Посреди ночи мы уснули, икогда я проснулся, ее не было со мной, но я услы-шал ее шаги в холле, и потом дверь открылась, иона вернулась ко мне и сказала, что все отлично;она была внизу, и там все спят. Она принесла гале-ты, мы ели их и запивали вермутом. Мы были оченьголодны, но она сказала, что утром все это все рав-но придется из меня вычистить. Утром, когда ужебыло светло, я уснул снова, и когда проснулся, уви-дел, что она ушла. Она вернулась милой и свежей,и села на кровать, и солнце встало, пока я держалво рту термометр, и мы ощущали запах влажныхкрыш, и потом запах кофе, который пили зенитчи-ки на соседней крыше.

- Я хочу, чтобы мы могли гулять, - сказала Кэт-рин. - Я могла бы катать тебя в кресле, если бы онобыло.

- И как бы я в него влез?- Как-нибудь придумали бы.- Мы могли бы отправиться в парк и позавтра-

кать на улице. - Я посмотрел в открытую дверь.

- Но вместо этого мы будет готовить тебя длядоктора Валентини.

- Я думаю, он великолепный врач.- Я не люблю его так, как ты. Но мне кажется, он

хороший.- Вернись в постель, Кэтрин. Пожалуйста, - ска-

зал я.- Нельзя. У нас ведь и так была славная ночь?- И следующей ночью ты опять попросишься на

дежурство?- Да. Но ты вряд ли будешь меня хотеть.- Буду.- Нет. Ты никогда не был на операции. И не зна-

ешь, как будешь себя чувствовать.- Я буду в порядке.- Ты будешь больным, и я ничего не смогу сде-

лать для тебя.- Тогда иди ко мне сейчас.- Нет, - сказала она. - Я должна сделать диаграм-

му и подготовить тебя.- Или ты меня не любишь, или вернешься в по-

стель снова.- Сумасшедший мальчишка. - Она меня поцело-

вала. - С диаграммой прекрасно. Температура по-чти в норме. Такая славная температура.

- Я отдам все славное тебе.- О, нет. Но температура у тебя славная. Я ужас-

но горжусь твоей температурой.- Наверно, у всех наших детей будет прекрасная

температура.- У наших детей скорее всего будет отвратитель-

ная температура.- Что тебе надо сделать, чтобы я был готов для

Валентини?- Не очень много. Но это довольно неприятно.- Тогда я хочу, чтобы это делала не ты.- Ну нет. Я не хочу, чтобы кроме меня к тебе кто-

нибудь прикасался. Я прихожу в бешенство, есликто-нибудь тебя трогает.

- Даже Фергюсон?- Особенно Фергюсон и Гэйдж, и еще одна, как

ее фамилия?- Уолкер?- Да. По-моему, здесь слишком много сестер.

Если не появятся пациенты, нас просто отсюда ра-зошлют. Сейчас здесь четыре медсестры.

- Наверно, кто-нибудь прибудет, раз они набра-ли столько медсестер. Это весьма большой госпи-таль.

- Надеюсь, кто-нибудь прибудет. Что я смогу сде-лать, если меня отправят в другое место? Вдругздесь больше не будет пациентов?

- Я уйду вместе с тобой.- Не говори глупостей. Ты еще не можешь ходить.

Выздоравливай быстрее, милый, и мы куда-нибудьуйдем.

38

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

- И что потом?- Может быть, война кончится. Она ведь не бу-

дет продолжаться вечно.- Я выздоровею, - сказал я. - Валентини приве-

дет меня в порядок.- Наверно. С такими-то усами. И, милый, когда

тебе дадут эфир, думай о чем-нибудь, кроме нас.Люди становятся болтливыми под наркозом.

- А о чем кроме нас я могу думать?- О чем угодно. О чем-нибудь, но не о нас. Думай

о своих друзьях. Даже о другой девушке.- Нет.- Тогда читай молитву. Это будет великолепное

зрелище.- Может, я не буду разговаривать.- Правильно. Многие не разговаривают.- Я буду молчать.- Не хвастай, милый. Пожалуйста, не хвастай. Ты

такой славный, и не надо хвастать.- Я не скажу ни слова.- Сейчас ты хвастаешь, любимый. Не надо хвас-

тать. Сразу начинай читать молитву или стихи, иличто-нибудь еще, когда они скажут тебе дышать глуб-же. Тогда все будет славно, и я буду тобой гордить-ся. Я очень горжусь тобой. У тебя такая славнаятемпература, и ты спишь, как маленький мальчик,обнимая рукой подушку, и думая, что это я. Или дру-гая девушка? Какая-нибудь красивая итальянка?

- Конечно, ты.- Конечно, я. Я так люблю тебя, и Валентини по-

чинит твою ногу. Я рада, что меня не будет при этом.- И ты будешь дежурить сегодня ночью.- Да. Но тебе будет все равно.- Подожди и увидишь.- Ну вот, милый. Теперь ты чистый снаружи и

внутри. Скажи, многих ты любил?- Никого.- Даже меня?- Тебя - да.- Правда, как много до меня?- Никого.- А со многими - как ты это называешь - жил?- Нет.- Ты мне все врешь.- Да.- Правильно. Продолжай врать и дальше. Мне

так удобнее. Они были хорошенькие?- У меня не было никого.- Правильно. Они были очень привлекательны?- Я ничего в этом не понимаю.- Ты только мой. И никогда больше ничьим не

был. Но мне все равно, если ты и был. Я их не бо-юсь. И не рассказывай мне о них. Когда мужчинаостается с женщиной на ночь, они сразу говорят оцене?

- Не знаю.

- Конечно, нет. Она говорит, что его любит? Ска-жи мне. Я хочу это знать.

- Да. Если он так хочет.- А он говорит ей, что любит? Пожалуйста, ска-

жи. Это важно.- Говорит, если он хочет- Но ты никогда не говорил? Ведь так?- Да.- Нет. Скажи мне правду.- Нет. - Я лгал.- Ты не смог бы, - сказала она. - Я знаю, что не

смог бы. Я люблю тебя, милый.Солнце уже поднялось над крышами, и я мог

видеть соборный шпиль в его лучах. Я был чистснаружи и внутри, и дожидался врача.

- Что же получается? - сказала Кэтрин. - Она го-ворит только то, что он хочет?

- Не всегда.- Я буду говорить всегда. Я всегда буду говорить

только то, что ты захочешь, и тогда тебе никогда незахочется другой женщины, ведь правда? - Она сча-стливо посмотрела на меня. - Я буду делать, что тызахочешь и говорить, что захочешь. И буду иметь утебя огромный успех, да?

- Да.- Что мне сделать для тебя сейчас, потому что

все уже готово?- Иди ко мне.- Хорошо. Уже иду.- Милая, милая, милая, - сказал я.- Видишь, - сказала она. - Я делаю то, что ты хо-

чешь.- Ты такая славная.- Боюсь, я еще не очень хороша в этом.- Ты славная.- Я хочу, чего хочешь ты. Меня больше нет. Толь-

ко то, что ты хочешь.- Любимая.- Я хорошая. Правда, я хорошая? Ты ведь не хо-

чешь другой женщины?- Нет.- Видишь? Я хорошая. Я делаю, что ты хочешь.

Глава 17Когда я проснулся после операции, я не почув-

ствовал, что исчезал. Вы не исчезаете. Они толькодушат вас. Это не похоже на смерть, это только уду-шье до бесчувствия, а потом как будто вы сильнопьяны, и вас рвет, но только одной желчью, и этоне приносит облегчения. Я увидел мешки с пескомв конце кровати. Они удерживали трубки, выходя-щие из гипса. Потом я увидел мисс Гэйдж, и онаспросила: “Как вам сейчас?”

- Лучше.- Он отлично работал на вашем колене.- Сколько это продолжалось?

39

- Два с половиной часа.- Я говорил что-нибудь глупое?- Ничего серьезного. Не разговаривайте. Лежи-

те спокойно.Я был болен, и Кэтрин была права. Мне было

безразлично, кто будет дежурить ночью.

* * *Теперь в госпитале было еще трое пациентов,

худой парень из Красного Креста, до этого жившийв Джорджии, у него была малярия, славный маль-чик из Нью-Йорка, тоже очень худой, с маляриейи желтухой, и прелестный мальчик, который пы-тался развинтить головной взрыватель шрапнель-ного снаряда себе на сувенир. Это был шрапнель-ный снаряд, используемый австрийцами в горах,с носовым взрывателем, который оставался целпосле взрыва и срабатывал от прикосновения.

Кэтрин Баркли была любимицей всех сестер,потому что была постоянно готова дежурить ночью.Малярийный народ не доставлял ей больших хло-пот, а мальчик, развинтивший взрыватель, был на-шим другом и не звонил ночью, если не было не-обходимости, поэтому в перерывах между работымы всегда были вместе. Я любил ее очень сильно,и она меня любила. Я спал до полудня, а днем мыписали друг другу записки и передавали с миссФергюсон. Фергюсон была прекрасной девушкой.Я не знал о ней ничего, если не считать того, чтоодин брат служил в пятьдесят второй дивизии, авторой в Месопотамии, и что она очень хорошоотносится к Кэтрин.

- Вы придете на нашу свадьбу, Ферги? - спросиля ее однажды.

- Вы никогда не женитесь.- Мы женимся.- Нет.- Почему?- Поругаетесь прежде, чем жениться.- Мы никогда не ссоримся.- У вас еще есть время.- Мы не поссоримся.- Тогда кто-нибудь умрет. Ругаются или умира-

ют. Люди только этим и занимаются. Они не же-нятся.

Я взял ее за руку.- Отпустите меня, - сказала она. - Я не плачу. Мо-

жет, у вас двоих все будет хорошо. Но будьте осто-рожны, чтобы не принести ей беды. Если вы при-несете ей беду, я вас убью.

- Я не принесу ей горя.- Тогда вам нечего бояться. Может быть, у вас

все будет хорошо. У вас сейчас хорошее время.- У нас прекрасное время.- Тогда не ссорьтесь и не приносите ей беды.- Не буду.

- И берегите себя. Я не хочу ей счастья матери-одиночки с ребенком военного времени на руках.

- Вы прекрасная девушка, Ферги.- Нет. Не пытайтесь мне льстить. Как чувствует

себя ваша нога?- Прекрасно.- А как ваша голова? - Она прикоснулась паль-

цами к затылку. Ощущение было такое, будто тро-гают затекшую ногу.

- Это меня никогда не беспокоит.- Такие раны могут привести к безумию. Она ни-

когда вас не беспокоит?- Нет.- Вы везучий молодой человек. Записка уже го-

това? Я иду вниз.- Она здесь, - сказал я.- Вы должны попросить ее не дежурить несколь-

ко дней ночью. Она очень устала.- Хорошо, я это сделаю.- Я хотела ее заменить, но она меня не пустила.

Другие рады, что им не приходится дежурить. Выдолжны дать ей немного отдохнуть.

- Хорошо.- Мисс Ван Кампен говорит, что вы спите до по-

лудня.- Это в ее духе.- Будет лучше, если вы позволите ей немного от-

дохнуть от ночных дежурств.- Я тоже этого хочу.- Вы не хотите. Но если вы это сделаете, я буду

вас уважать.- Я заставлю ее.- Не сомневаюсь. - Она взяла записку и ушла. Я

позвонил в колокольчик, и вскоре пришла миссГэйдж.

- Что случилось?- Я хочу с вами поговорить. Вы не думаете, что

мисс Баркли пора отдохнуть от ночных дежурств?Она выглядит очень усталой. Почему она дежуриттак долго?

Мисс Гэйдж посмотрела на меня.- Я ваш друг, - сказала она. - И вам не надо со

мной так говорить.- Что вы имеете в виду?- Не прикидывайтесь глупым. Это все, что вы хо-

тели?- Выпьем вермута?- Хорошо. Потом мне надо уходить. - Она выта-

щила из шкафа бутылку и принесла стакан.- Возьмите стакан, - сказал я. - Я выпью из бу-

тылки.- Ваше здоровье, - сказала мисс Гэйдж.- Что говорит Ван Кампен о моем долгом сне по

утрам?- Она просто ворчит. Она называет вас “наш при-

вилегированный пациент”.

40

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

- Черт с ней.- Она не так плоха, - сказала мисс Гэйдж. - Про-

сто старая и с причудами. Она никогда вас не лю-била.

- Да.- Я знаю. А я ваш друг. И не надо об этом забы-

вать. Как чувствует ваша нога?- Прекрасно.- Я принесу холодной минеральной воды, и мы

ее польем. Наверно, зудит под гипсом. Сегодня жар-ко.

- Вы очень милая.- Сильно зудит?- Нет. Хорошо.- Сейчас мы поставим эти мешки поудобнее. -

Она наклонилась ко мне. - И я ваш друг.Кэтрин Баркли трое суток не была на ночном

дежурстве, а потом возвратилась ко мне снова. Этобыло так, как будто мы встретились после далекойи долгой разлуки.

Глава 18Тем летом мы славно провели время. Когда я

стал вставать, мы уходили в парк и катались в эки-паже. Я помню экипаж с медленно шагающей ло-шадью и впереди, выше нас, спину извозчика и еголакированный цилиндр, и Кэтрин Баркли, сидя-щую рядом со мной. Мы волновались, если нашируки случайно прикасались друг к другу. Потом,когда я научился ходить на костылях, мы отправ-лялись пообедать к Биффи или в Гран-Италия исидели за столиком, который был снаружи, на га-лерее. Официанты входили и выходили, и там былилюди, проходившие мимо нас, и свечи с тенями наскатертях, и мы решили, что нам больше нравитсяГран-Италия, где Джордж, старший официант, все-гда оставлял нам столик. Он был прекрасным офи-циантом, и мы позволяли ему распоряжаться едой,пока мы смотрели на людей, на большую галерею,растворяющуюся в сумерках, и друг на друга. Намнравилось белое сухое капри, которое приносилив ведерке со льдом, хотя мы и перепробовали мно-го сухих вин: фресу, барберу и белые сухие вина. Уних не было официанта для вин, потому что шлавойна, и Джордж только стыдливо улыбался, ког-да я спрашивал его о винах, подобных фреса.

- Что можно сказать о стране, делающей винотак, что оно пахнет клубникой? - сказал он.

- Разве это плохо? - спросила Кэтрин. - Звучитэто великолепно.

- Попробуйте его, леди, - сказал Джордж. - Есливы хотите. Но позвольте мне принести маленькуюбутылку марго для Tenente.

- Я попробую его тоже, Джордж.- Я не могу вам его рекомендовать. Оно не име-

ет даже запаха клубники.

- Но мне хочется, - сказала Кэтрин. - Это должнобыть удивительно.

- Я принесу его, - сказал Джордж. - И когда ледиубедится, я его заберу.

Вина было немного. Как он и сказал, у него небыло даже запаха клубники. Мы снова возврати-лись к капри. Однажды вечером у меня не хватилоденег, и Джордж дал мне взаймы сто лир.

- Все в порядке, Tenente, - сказал он. - Я знаю,как это бывает. Я знаю, каково это для мужчин.Если вы или ваша леди будут испытывать нужду вденьгах, я всегда готов их одолжить.

Пообедав, мы шли пешком по галерее мимо дру-гих ресторанов и магазинов с опущенными сталь-ными жалюзи, останавливаясь у маленького лот-ка, где продавались сэндвичи: сэндвичи с окоро-ком и салатом и сэндвичи с анчоусом делали накрошечных поджаристых булочках длиною с па-лец. Мы съедали их ночью, когда были голодны.Потом, выйдя из галереи, мы садились в открытыйэкипаж на площади перед собором и ехали в гос-питаль. Из дверей госпиталя выходил портье, что-бы помочь мне управиться с костылями. Я платилизвозчику, и потом мы поднимались в лифте. Кэт-рин выходила этажом ниже, где жили сестры, а яподнимался выше, и потом через холл спускалсяна костылях в свою комнату. Иногда я раздевалсяи ложился в постель, а иногда сидел на балконе,положив ногу на кресло, поставленное напротив,наблюдал за ласточками над крышами и ждал Кэт-рин. Когда она поднималась по лестнице, я чувство-вал себя так, будто она возвращается после долго-го путешествия, и я шел по холлу на костылях инес тазы, ожидая за дверью или входя в нее в за-висимости от того, был ли за дверью наш друг илинет, и потом, когда все ее дела были сделаны, мысидели на балконе моей комнаты. Потом я шел впостель, а когда все засыпали, и она была увере-на, что никто ее не будет звать, она приходила комне. Я любил трогать ее волосы, и она сидела накровати очень неподвижно, а потом вдруг накло-нялась ко мне, чтобы поцеловать, и я вытаскивалшпильки и клал их на простыню, и смотрел на нее,пока она была неподвижна, а потом вытаскивалпоследние две шпильки, и вдруг все волосы пада-ли вниз, она наклоняла голову, и мы оказывалисьвнутри этого, и тогда возникало чувство, что мывнутри палатки или позади водопада.

У нее были удивительно красивые волосы, и ялюбил смотреть, как она заплетает их при свете,падающем из открытой двери; даже ночью онииногда сияли так, как блестит иногда в омуте вода,когда на нее попадают солнечные лучи. У нее былокрасивое лицо и красивое тело, и красивая глад-кая кожа. Мы лежали вместе, и я трогал ее щеки илоб, веки и подбородок кончиками пальцев и го-

41

ворил: “Гладкие, как клавиши рояля”, и она глади-ла мой подбородок и говорила: “Гладкий, как наж-дачная бумага, когда ей гладят по клавишам роя-ля.”

- Сильно колется?- Нет, милый. Я только хотела пошутить.Это были чудесные ночи, и мы были счастливы,

если могли только прикасаться друг к другу. Поми-мо этого, у нас было много маленьких уловок длялюбви. Когда мы были не вместе, мы пытались пе-редать друг другу свои мысли на расстоянии. Ка-залось, иногда это получалось, но вероятно это про-исходило потому, что мы оба думали об одном итом же.

Мы обещали друг другу, что поженимся в пер-вый же день, когда она сможет уйти из госпиталя,и мы считали месяцы до нашего венчания. Я дей-ствительно хотел, чтобы мы женились, но Кэтринсказала, что тогда ее переведут в другой госпиталь:как только мы начнем заниматься формальностя-ми, они узнают и разлучат нас. Мы должны будемжениться по итальянским законам, а формально-сти здесь ужасны. Я в самом деле хотел, чтобы мыженились, когда думал о том, что у нас может бытьребенок, и беспокоился о нем, но мы притворялисьдруг другу, что мы уже женаты и не надо беспоко-иться, и, я думаю, в действительности я был дово-лен тем, что мы не были женаты. Я помню, однаж-ды ночью мы разговаривали об этом, и Кэтрин ска-зала: “Но милый, они ведь отправят меня отсюда.”

- Может, они этого не захотят.- Нет, они отправят. Отправят меня домой, и мы

будем жить порознь, пока не кончится война.- Я приеду к тебе в отпуск.- Тебе не хватит времени даже на дорогу. Кроме

того, я не хочу тебя покидать. Что добавит женить-ба к тому, что у нас сегодня? Мы уже женаты. Я незнаю, как можно быть более женатым.

- Я только хотел сделать лучше для тебя.- Никакой меня нет. Я - это ты. Не заставляй меня

быть отдельно от тебя.- Я думал, все девушки хотят замуж.- Да. Но милый, я ведь уже замужем. Я замужем

за тобой. Я плохо выполняю роль жены?- Ты удивительная жена.- Вот видишь, милый. У меня уже был один опыт

ожидания замужества.- Я не хочу об этом слышать.- Ты знаешь, что я никого кроме тебя не люблю.

Не надо вспоминать о том, что было раньше.- Хорошо.- Ты не должен ревновать к тому, кто уже умер,

когда ты получил все.- Да. Но я не хочу об этом слышать.- Мой бедный милый. А я знаю, что ты был с раз-

ными девицами, и это меня не беспокоит.

- А мы не можем жениться тайно? На случай,если со мной что-то произойдет, или если у насбудет ребенок.

- Есть только два пути: церковный или граждан-ский брак. Тайно мы уже женаты. Видишь ли, ми-лый, все это имело бы значение, будь я религиоз-на. Но я не исповедую никакой религии.

- Ты дала мне святого Антония.- Это просто на счастье. Я не знаю, кто мне его

дал.- Значит, тебя ничто не тревожит?- Только то, что нас могут разлучить. Потому что

ты - моя религия. Ты все, что у меня есть.- Хорошо. Я женюсь сразу, как ты скажешь.- Не говори так, будто хочешь сделать из меня

порядочную женщину, милый. Я очень порядочнаяженщина. Тебе нечего стыдится, и ты можешь бытьгорд и счастлив. Ты ведь будешь со мной?

Глава 19Так прошло лето. Я мало помню о тех днях, за

исключением того, что была жара, и в газетах мно-го писали о победах. Я был почти счастлив, и моиноги так быстро заживали, что прошло совсем не-много времени с того дня, когда я впервые встална костыли, а я уже сменил костыли на трость. Тог-да я начал лечение в OspedaleMaggiore, чтобы вос-становить сгибание колен, механотерапию, прогре-вание ультрафиолетовыми лучами, массаж и ван-ны. Я уходил туда утром, а потом заходил в кафе иза рюмкой читал газеты. Я не бродил по городу;сразу после кафе я хотел домой, в госпиталь. Все,что я хотел, было увидеть Кэтрин. Я был рад убитьсвободное время. Чаще всего, я спал до позднегоутра и иногда в полдень ходил на скачки, а потомна механотерапию. Иногда я заходил в англо-аме-риканский клуб, сидел в глубоком кожаном крес-ле у окна и читал журналы. Мы уже не могли выхо-дить вместе, потому что это было неприлично длямедсестры: сопровождать больного, который повиду не нуждался в помощи, поэтому обычно мыне могли быть вместе по утрам. Все-таки иногда мымогли вместе пообедать, если с нами была Фергю-сон. Мисс Ван Кампен считала, что мы очень боль-шие друзья с Кэтрин, и это ее устраивало, потомучто Кэтрин много делала по работе. Она считала,что Кэтрин родом из хорошей семьи, и этот пред-рассудок в конце концов послужил причиной дляблагосклонности. Мисс Ван Кампен придавалабольшое значение происхождению, и сама вышлаиз превосходной семьи. Госпиталь был теперь це-ликом укомплектован и отнимал у нее все свобод-ное время. Лето было жарким, и я знал многихлюдей в Милане, но всегда стремился возвратить-ся домой после обеда. На фронте войска продви-гались на Карсо, был взят Кук на другом берегу от

42

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Плавы и плоскогорье Баинзицца. На западномфронте дела выглядели гораздо хуже. Казалось,война затягивалась надолго. Теперь мы вступилив войну тоже, но я считал, что потребуется не мень-ше года, чтобы переправить войска и подготовитьих к боям. Следующий год мог быть плохим, а мо-жет быть, хорошим. Итальянцы потеряли огромноеколичество людей. Я не знал, как это будет продол-жаться. Даже если они возьмут Баинзицца и Мон-те Сан Габриэле, у австрийцев останется достаточ-но гор на их территории. На Карсо они продвину-лись вперед, но ближе к морю начинались болота.Наполеон разбил бы австрийцев на равнинах. Онникогда не стал бы сражаться с ними в горах. Онпозволил бы им спуститься вниз и разбил их у Ве-роны. На западном фронте пока еще никто никогоне разбивал. Кажется, войны больше не оканчива-ются победами. Может быть, они могут продолжать-ся вечно. Может, это вторая Столетняя война. Явернул газету на полку и покинул клуб. Осторожноступая, я спустился и прошел по ВиаМанцони. Око-ло Гран Отеля я встретил старика Майерса с же-ной, выходящих из экипажа. Они только что вер-нулись с бегов. Она была женщиной с большимбюстом, затянутым в атлас. Он был старым и низ-ким, с белыми усами и из-за плоскостопия ходил стростью.

- Здравствуйте-здравствуйте, - Она пожала мнеруку.

- Привет, - сказал Майерс.- Как прошли гонки?- Прекрасно. Я выиграла три раза.- Как ваши дела? - Спросил я Майерса.- В порядке. Я выиграл один раз.- Я никогда не знаю о его делах, - сказала мис-

сис Майерс. - Он мне ничего не говорит.- Все в порядке, - сказал Майерс. Он был сер-

дечным существом. - Вам бы тоже туда сходить. -Когда он говорил, у вас было чувство, что она васне видит или путает с кем-нибудь другим.

- Хорошо, - сказал я.- Я зайду в госпиталь навестить вас, - сказала

миссис Майерс. - У меня кое-что есть для моихмальчиков. Вы ведь все мои мальчики. Мои слав-ные мальчики.

- Мне нужно возвращаться, - сказал я.- Передавайте, как я люблю моих мальчиков. У

меня есть для них множество вещей. Есть прекрас-ная марсала и пирожные.

- До свиданья, - сказал я. - Они будут ужаснорады вас видеть.

- До свиданья, - сказал Майерс. - Если будете ря-дом с галереей - вы знаете, где наш столик. Мы все-гда бываем там в полдень.

Я поднялся по улице. Я хотел что-нибудь купитьу Кова для Кэтрин. Я купил коробку шоколада, и

пока ее упаковывали, заглянул в бар. Здесь былодвое британцев и несколько летчиков. Я выпил водиночестве мартини, расплатился, взял с прилав-ка коробку с шоколадом и пошел в госпиталь. Умаленького бара в начале улицы у Ла Скала сто-яло несколько знакомых: вице-консул, два парня,обучающихся пению и ЭттореМоретти, итальянециз Сан-Франциско, который служил в итальянскойармии. Я зашел с ними выпить. Одного из певцовзвали Ральф Симмонс, но он пел под псевдонимомЭнрикоДель Кредо. Я никогда не знал, насколькохорошо он поет, но он всегда был в центре каких-нибудь событий. Он был толстым, с красной шелу-шащейся кожей вокруг носа и рта, как будто он былболен сенной лихорадкой. Он возвратился с гаст-ролей в Пьяченца. Он пел партию в “Тоске”, и этовыглядело замечательно.

- Конечно, вы никогда не слышали моего пения,- сказал он.

- Когда вы будете петь здесь?- Я буду петь осенью в Ла Скала.- Держу пари, его закидают там скамейками, -

сказал Этторе. - Вы слышали о том, как в него швы-ряли скамейками в Модена?

- Гнусная ложь.- Они бросали в него скамейками. Я был там. Я

сам бросил шесть скамеек.- Макаронник из Сан-Франциско.- Он не умеет петь по-итальянски. Везде, где он

появляется, его забрасывают скамейками.- Театр в Пьяченца самый хулиганский во всей

Северной Италии, - сказал второй тенор. - Поверь-те мне, нет ничего хуже, чем там петь. - Этого второ-го тенора звали Эдгар Саундерс, и он пел под псев-донимом ЭдуардоДжиованни.

- Я люблю туда ходить, чтобы смотреть, как вних кидаются скамейками. А потом они рассказы-вают в Америке о своем триумфе в Ла Скала. Ихвышвырнули бы оттуда после первой ноты.

- Я буду выступать в Ла Скала, - сказал Симмонс.- Я должен петь в октябре “Тоску”.

- Мы пойдем туда, Мак? - спросил Витторе увице-консула. - Кто-то же должен будет их защи-щать?

- Может, их подойдет защищать американскаяармия, - сказал вице-консул. - Хотите еще выпить,Симмонс? Выпьем еще, Саундерс?

- Ладно, - сказал Саундерс.- Я слышал, ты должен получить серебряную ме-

даль? - спросил у меня Этторе. - За какие события?- Не знаю. Не знаю, получу ли ее вообще.- Конечно, получишь. Милый мой, тогда все де-

вушки у Кова будут сходить по тебе с ума. Все онибудут думать, что ты убил сотню австрийцев или водиночку захватил окоп. Поверь, мне пришлосьпоработать за свои награды.

43

- Как много их у вас, Этторе? - спросил вице-кон-сул.

- Он получил их все, - сказал Симмонс. - Он тотсамый парень, ради которого начали войну.

- Меня дважды награждали бронзовой и трираза представляли к серебряной, - сказал Этторе. -Но бумаги до конца прошли только на одну.

- А что случилось с другими? - спросил Симмонс.- Операция не закончилась успехом, - сказал Эт-

торе. - Когда операция безуспешна, они задержи-вают все медали.

- Как много раз вас ранило, Этторе?- Три тяжелых ранения. Получил три нашивки.

Видишь? - Он показал на рукав. Нашивки были па-раллельными серебряными полосками на черномфоне. Они были пришиты к сукну рукава пример-но в восьми дюймах ниже плеча.

- Тебе дадут такую же, - сказал Этторе. - Поверьмне, это прекрасная вещь. Это лучше, чем медали.Поверь, юноша, три таких полоски кое-что значат.Тебе дадут только одну за ранение, уложившее тебяна три месяца в госпиталь.

- Куда вас ранило, Этторе? - спросил вице-кон-сул.

Этторе засучил рукав: “Сюда. - Он показал на глу-бокий красный рубец. - И еще в ногу. Я не могу по-казать, потому что она под обмотками. А третий раз- в ступню. Там отмерла кость, и ступня воняет. Каж-дое утро я вытаскиваю маленькие кусочки, но онавоняет все равно.”

- Чем тебя ударило? - Спросил Симмонс.- Ручной гранатой. Одной из этих толкушек для

картошки. Она вырвала у меня кусок ступни. Тызнаешь эти толкушки для картошки? - Он повер-нулся ко мне.

- Конечно.- Я видел того сукина сына, который ее бросил,

- сказал Этторе. - Она сбила меня с ног, и я решил,что благополучно умер, но эти чертовы толкушкини на что не способны. Я застрелил сукина сынаиз винтовки. Я всегда ношу с собой винтовку, что-бы не было видно, что я офицер.

- Как он выглядел? - спросил Симмонс.- У него была только одна граната, - сказал Этто-

ре. - Я не знаю, зачем он ее бросил. Думаю, он дав-но хотел ее швырнуть. Может, он никогда не виделвзрыва. Я благополучно застрелил сукина сына.

- Как он выглядел, когда ты в него стрелял? -Спросил Симмонс.

- Черт возьми, как будто я смотрел. Я стрелялему в живот. Боялся, что промахнусь, если стрель-ну в голову.

- Как долго ты в офицерах, Этторе? - спросил я.- Два года. Почти дорос до капитана. Как долго

ты ходишь в лейтенантах?- Почти три года.

- Ты так и не станешь капитаном. Ты недостаточ-но хорошо знаешь итальянский. Можешь говорить,но плохо читаешь и пишешь. Тебе нужно учиться,чтобы стать капитаном. Почему ты не перейдешь вамериканскую армию?

- Может быть, перейду.- Да поможет тебе Бог. Сколько там получает ка-

питан?- Точно не знаю. Думаю, около двухсот пятиде-

сяти долларов.- Боже мой, чего бы я только не сделал с двумя-

стамипятьюдесятью долларами. Тебе надо скореепереходить туда, Фред.

- Ладно.- Узнай, не смогу ли я туда перейти.- Хорошо.- Я могу командовать ротой в Италии. Я легко

смогу выучить английский.- Ты будешь генералом, - сказал Симмонс.- Я недостаточно учен для генерала. Генерал дол-

жен до черта знать. Такие, как ты считают, что навойне думать не надо. У тебя не хватит мозгов дажедля того, чтобы стать второсортным капралом.

- Слава Богу, что я не могу им стать, - сказал Сим-монс.

- Может, ты бы и смог, если из тебя выбить лень.Хотел бы я иметь этих двоих в своем взводе. И ещеМака. Я бы сделал тебя своим ординарцем, Мак.

- Вы замечательный парень, Этторе, - сказал Мак.- Но мне кажется, что вы милитарист.

- Я стану полковником еще до того, как кончит-ся война, - сказал Этторе.

- Если тебя не убьют.- Не убьют. - Он потрогал звездочки на воротни-

ке большим и указательным пальцами. - Видишь,что я сделал? Мы всегда трогаем звездочки, есликто-нибудь вспоминает о смерти.

- Пойдем, Сим, - сказал Сандерс, вставая.- Пошли.- Пока, - сказал я. - Мне тоже пора идти. - Часы в

баре показывали без четверти шесть. - Чао, Этто-ре.

- Чао, Фред, - сказал Этторе. - Здорово, что тыполучишь серебряную медаль.

- Не знаю, получу ли я ее.- Все будет в порядке, Фред. Я слышал, что у тебя

будет все в порядке.- Ну, пока, - сказал я. - Не попадай в неприятно-

сти, Этторе.- Обо мне не беспокойся. Я не пью и не шляюсь,

где попало. Я не пьяница и не бабник. Я знаю, чтомне нужно.

- Пока, - сказал я. - Я рад, что ты станешь капи-таном.

- Я не собираюсь ждать, пока меня произведут.Я стану капитаном за подвиги на войне. Ты зна-

44

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

ешь. Три звездочки с перекрещенными шпагами ипод ними корона. Это для меня.

- Удачи.- Счастливо. Когда ты возвращаешься на фронт?- Уже скоро.- Я думаю, еще увидимся.- Пока.- Пока. Береги себя.Я спустился по улице, которая сворачивала к

госпиталю. Этторе было двадцать три года. Он вос-питывался у дяди в Сан-Франциско и приехал на-вестить родителей в Турин, когда была объявленавойна. У него была сестра, которая тоже жила вАмерике, и в этом году заканчивала колледж. Онбыл типичным героем, наводившим скуку привстречах. Кэтрин его не выносила.

- У нас тоже есть герои, - говорила она. - Но обыч-но, милый, они гораздо тише.

- Не обращай на него внимания.- Я бы так и сделала, если бы не его самодоволь-

ство. Он нагоняет на меня скуку, скуку, скуку.- На меня он тоже наводит скуку.- Ты говоришь так из вежливости, милый. Ты так

не думаешь. Ты представляешь его на фронте и зна-ешь, что он там нужен. Но это как раз тот тип маль-чишек, который я не могу терпеть.

- Я знаю.- Ты все правильно говоришь, и я пытаюсь к

нему хорошо относиться, но он действительно нуд-ный, нудный, нудный.

- Он сказал мне, что станет капитаном.- Я рада, - сказала Кэтрин. - Думаю, что он обра-

дуется.- Ты бы не хотела, чтобы я был повышен в чине?- Нет, милый. Я хочу только, чтобы ты имел чин,

достаточный для того, чтобы нас пускали в хоро-шие рестораны.

- Для этого у меня вполне достаточное звание.- У тебя прекрасное звание. Большего и не надо.

Это может вскружить тебе голову. Милый, я ужас-но рада, что ты не тщеславен. Я вышла бы за тебязамуж, если бы ты даже был тщеславен, но это такспокойно - иметь мужа, который не тщеславен.

Мы тихо разговаривали на балконе. Луне ужепора было взойти, но над городом был туман, и онане появлялась, спустя немного времени пошелдождь, и мы ушли в комнату. Снаружи туман сме-шивался с дождем, и немного спустя дождь усилил-ся, и мы слушали, как он стучит по крыше. Я встали подошел к двери, чтобы посмотреть, не залетаетли дождь в комнату, этого не было, и я оставилдверь открытой.

- Кого ты еще видел? - спросила Кэтрин.- Господина и госпожу Майерс.- Странная пара.- Говорят, на родине он сидел в тюрьме. Его вы-

пустили умирать.- И с тех пор он счастливо живет в Милане.- Не знаю, насколько это счастливо.- Я думаю, вполне счастливо по сравнению с

тюрьмой.- Она приносит сюда кое-какие подарки.- Она приносит сюда замечательные подарки.

Ты ее самый любимый мальчик?- Один из них.- Вы все - ее любимые мальчики, - сказала Кэт-

рин. - Она предпочитает милых мальчиков. Послу-шай, как шумит дождь.

- Ливень.- И ты всегда будешь меня любить?- Да.- И дождь не сможет ничего изменить?- Нет.- Это хорошо. Потому что я боюсь дождя.- Почему? - Я уже начинал дремать. Снаружи ров-

но шумел дождь.- Не знаю, милый. Я всегда его боюсь.- А я люблю дождь.- Мне нравится гулять под ним. Но для любви

это очень плохо.- Я буду любить тебя всегда.- Я буду любить тебя в дождь, снег и град, и - что

еще бывает?- Не знаю. Я уже почти совсем сплю.- Ложись, милый. Я буду любить тебя, что бы ни

случилось.- И ты не будешь бояться дождя?- Я не боюсь его, когда мы вместе.- Почему ты его боишься?- Не знаю.- Расскажи мне.- Нет.- Скажи мне.- Хорошо. Я боюсь дождя, потому что иногда мне

кажется, что я умру в дождь.- Нет.- И иногда мне кажется, что в дождь умрешь ты.- Что более вероятно.- Нет-нет, милый. Я буду твоим ангелом-храни-

телем. Я знаю, я смогу. Но никогда не смогу помочьсебе.

- Пожалуйста, прекрати об этом. Я не хочу слу-шать ночью шотландский бред. Нам не так долгоосталось быть вместе.

- Да, я шотландка и сумасшедшая. Но я большене буду. Все это вздор и пустяки.

- Все это вздор.- Все это вздор. Только вздор. И я не боюсь дож-

дя. О, Боже, я хочу его не бояться.Она плакала. Я утешил ее, и она перестала. Но

снаружи все продолжался дождь.

45

Глава 20Однажды днем мы пошли на лошадиные бега. С

нами была Фергюсон и еще КруэлРоджерс, маль-чик, которому повредило глаза разорвавшейся го-ловкой снаряда. После завтрака девушки пошлиодеваться, а мы с Круэлом сидели на кровати в егокомнате, читали последнюю информацию о лоша-дях и прогнозах по беговому листку. Голова Круэ-ла была в бинтах, и он не сильно волновался обэтих скачках, но он всегда читал беговые листки,чтобы как-то себя занять. Он сказал, что большин-ство лошадей ужасны, но это все, из чего можновыбирать. Старый Мейерс любил его и давал емусоветы. Мейерс выигрывал почти на всех скачках,но не любил давать советы, так как это сбивалопризовые суммы. Гонки были очень нечестными.Люди, которых выгнали со всех ипподромов, со-стязались в Италии. Информация Мейерса былавсегда надежна, но я не любил задавать ему воп-росы, потому что иногда он не отвечал, а когда от-вечал, то казалось, что ответы причиняют ему боль,но по каким-то причинам он чувствует, что обязанотвечать вам, а с Круэлом он говорил более охот-но. У Мейерса тоже были неприятности с глазами,и поэтому он любил Круэла. Мейерс никогда неговорил жене, на какую лошадь он будет ставить,и она побеждала или проигрывала, чаще проигры-вала, и все время болтала. Мы вчетвером отправи-лись в Сан-Сиро в открытой коляске. День былславным, и мы проехали через парк и вдоль трам-вайной линии за город, где дорога была пыльной.Здесь были виллы с металлическими изгородямии большие заросшие сады, и рвы с текущей по нимводой, и зеленые огороды с пыльными листьямирастений. За равниной виднелись фермерскиедома и зеленые крыши ферм, и ирригационныеканавы, а дальше, на севере, были видны горы. Нагонки ехали много экипажей, и контролер пропус-тил нас в ворота без билетов, потому что мы былив военной форме. Мы вышли из коляски, купилипрограммки, пересекли беговой круг и по ровно-му густому дерну направились к выгону для лоша-дей. Главная трибуна была старой и сделанной издерева, под ней были будки для заключения пари,и за ними рядами стояли конюшни. У изгородивокруг поля толпились солдаты. Выгон был ужезаполнен людьми, которые выводили прогуливатьлошадей на круг под деревьями за главной трибу-ной. Мы встретили знакомых, добыли стулья дляФергюсон и Кэтрин и наблюдали за лошадьми.

Они двигались друг за другом по кругу, опустивголовы. Лошадьми управляли конюхи. Одна лошадьбыла иссиня-черной. Круэл клялся, что она краше-ная. Мы понаблюдали за ней и решили, что это впол-не возможно. Ее вывели сразу перед звонком. Мыпоискали ее в программе по номеру на рукаве ко-

нюха и нашли ее в списке черных меринов. Ее клич-ка была Япалак. Забег был для лошадей, которыеникогда не побеждали в гонках стоимостью тысячалир и выше. Кэтрин была уверена, что масть изме-нена. Фергюсон сказала, что она не знает. Я поду-мал, что мерин выглядит подозрительно. Все согла-сились, что нужно поставить на него, и мы постави-ли сто лир. В расчетном листе значилось, что платабудет тридцати пятикратной. Круэл пошел купитьбилеты, а мы смотрели, как жокеи еще раз проеха-ли по кругу, потом выехали на дорожку под деревь-ями и медленным галопом направились к тому мес-ту, откуда должен был быть произведен старт.

Мы поднялись на главную трибуну, чтобы по-смотреть забег. Тогда в Сан-Сиро не было резино-вого барьера, и стартер сам выровнял всех лоша-дей, сверху они казались очень маленькими на до-рожке, и потом дал старт хлопком длинного бича.Они прошли мимо нас, с черной лошадью во гла-ве, и на повороте она далеко ушла от остальных. Япосмотрел в бинокль, как они идут по противопо-ложной стороне круга, и увидел, как жокей пыта-ется ее удержать и не может, и когда они прошлиеще один поворот и вытянулись, черная была напятнадцать корпусов впереди всех. Пройдя финиш,она проскакала по инерции еще полкруга.

- Не удивительно, - сказала Кэтрин. - Должнобыть, это замечательная лошадь. Мы получим боль-ше трех тысяч лир.

- Надеюсь, с нее не облезет краска, - сказал Кру-эл. - До того, как они заплатят выигрыш.

- Действительно, прелестная лошадь, - сказалаКэтрин. - Я удивлюсь, если мистер Мейерс поста-вил тоже на нее.

- Вы выиграли? - спросил я Мейерса. Он кивнулголовой.

- А я нет, - сказала миссис Мейерс. - На кого выставили, дети?

- На Япалака.- В самом деле? Он идет тридцать пять к одно-

му!- Нам понравился его цвет.- Я не стала. Я подумала, что он выглядит боль-

ным. Мне посоветовали на него не ставить.- За него много не заплатят, - сказал Мейерс.- Он заявлен как тридцать пять к одному, - ска-

зал я.- За него много не заплатят. В последний момент,

- сказал Мейерс, - с него сняли массу денег.- Кто?- Кемптон и его ребята. Увидите. За него не да-

дут даже двух к одному.- Значит, нам не дадут три тысячи лир, - сказала

Кэтрин. - Мне не нравятся эти жульнические бега!- Мы получим две сотни лир.- Почти что ничего. Ничего хорошего. Я думала,

46

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

мы должны получить три тысячи.- Мерзкое жульничество, - сказала Фергюсон.- Конечно, - сказала Кэтрин. - Если бы это было

не жульничество, мы бы все на нее поставили. Номне так хотелось иметь три тысячи.

- Пойдем вниз, возьмем выпить и посмотрим,что они заплатят, - сказал Круэл. Мы прошли туда,где вывешивали объявления, прозвенел гонг к оп-лате, и за победу Япалака было объявлено 18.50.Это значило, что оплатят меньше, чем десятую частьпари.

Мы пошли в бар под главной трибуной и взялипо виски с содовой. В баре были пара знакомыхитальянцев и Мак Адамс, вице-консул: они пошлис нами наверх, когда присоединились девушки.Итальянцы были преисполнены галантности, иМак Адамс разговаривал с Кэтрин, пока мы сноваспускались вниз, чтобы сделать ставки. МистерМейерс стоял у кассы.

- Спроси, на кого он ставит, - сказал я Круэлу.- На кого вы ставите, мистер Мейерс? - спросил

Круэл. Мейерс достал программу и ткнул каранда-шом в пятый номер.

- Вы не будете против, если мы тоже на него по-ставим? - спросил Круэл.

- Действуйте. Действуйте. Только не говоритемоей жене, что я вам подсказал.

- Не хотите ли выпить? - спросил я.- Спасибо. Я не пью.Мы поставили сто лир на победу пятого номера,

и еще сто лир на место, оспариваемое им в гонке,и взяли еще по виски с содовой. Я был в прекрас-ном настроении, и по дороге мы захватили с со-бой еще пару итальянцев, выпили с ними и верну-лись к девушкам: эти итальянцы тоже были оченьгалантны и могли бы поспорить в манерах с теми,которых мы подобрали раньше. Некоторое времяникто не решался сесть. Я отдал Кэтрин билеты.

- Что за лошадь?- Не знаю. Выбор мистера Мейерса.- Ты даже не знаешь клички?- Нет. Можешь найти ее в программке. Кажется,

пятый номер.- Трогательная доверчивость, - сказала она. Но-

мер пятый пришел первым, но за него ничего незаплатили. Мистер Мейерс был зол.

- Поставить двести лир, чтобы заработать двад-цать, - сказал он. Двенадцать лир за десять. Хужене бывает. Моя жена проиграла двадцать лир.

- Я пойду с тобой вниз, - сказала мне Кэтрин.Все итальянцы встали. Мы спустились вниз и про-шли к выгону для лошадей.

- Тебе нравится здесь? - спросила Кэтрин.- Да. Я думаю, да.- Мне тоже, - сказала она. - Но, милый, я терпеть

не могу, когда надо видеть столько людей.

- Не так уж много мы их видим.- Да. Но эти Мейерсы и этот из банка со своим

выводком...- Он оплачивает мне по чекам, - сказал я.- Вместо него это мог бы сделать любой другой.

Эти последние четыре юноши ужасны.- Мы можем остаться здесь и смотреть гонки из-

за изгороди.- Это будет отлично. И, милый, давай поставим

на лошадь, про которую мы ничего не знаем. Ипусть на нее не ставит мистер Мейерс.

- Хорошо.- Мы поставили на лошадь по кличке Свет Для

Меня, и она пришла четвертой в заезде из пяти.Мы облокотились на изгородь и смотрели на бе-жавших мимо лошадей, стучавших копытами пе-ред нами, и видели вдалеке горы и Милан за дере-вьями и полями.

- Я чувствую здесь себя намного чище, - сказа-ла Кэтрин. Мокрые от пота лошади возвращались,проходя ворота, жокеи успокаивали их и привста-вали, чтобы спешиться под деревьями.

- Ты не хочешь выпить? Мы можем принестисюда и смотреть на лошадей.

- Сейчас принесу, - сказал я.- Я пошлю мальчика, - сказала Кэтрин. Она под-

няла руку, и из бара “Пагода” позади конюшней вы-шел мальчик. Мы сели за круглый железный столик.

- Тебе нравится, когда мы одни?- Да, - сказал я.- Я чувствовала себя очень одинокой, когда они

все здесь были.- Здесь превосходно, - сказал я.- Да. Действительно мило.- Славно.- Не разрешай мне портить тебе удовольствие,

милый. Мы вернемся, как только ты захочешь.- Нет, - сказал я. - Мы останемся здесь и выпьем.

А потом пойдем и встанем у рва с водой.- Ты очень добр ко мне, - сказала она.После того, как мы могли побыть вдвоем, нам

было приятно снова увидеть остальных. Мы хоро-шо провели время.

Глава 21В сентябре пришли первые холодные ночи, по-

том похолодали дни и начали желтеть листья надеревьях в парке, и мы поняли, что лето уже ушло.Дела на фронте шли очень плохо, и итальянцы таки не смогли взять Сан-Габриэле. С боями на плос-когорье Баинзицца было все кончено, а в середи-не месяца закончились бои и за Сан-Габриэле. Онитак и не были взяты. Этторе возвратился на фронт.Лошадей отправили в Рим, и здесь больше не былобегов. Круэл тоже уехал в Рим, откуда должен былвернуться в Америку. В городе дважды произошли

47

антивоенные беспорядки, а в Турине бунтовалиеще сильнее. Британский майор в клубе сказалмне, что итальянцы потеряли сто пятьдесят тысячна плоскогорье Баинзицца и в Сан-Габриэле. Онсказал, что кроме этого сорок тысяч они оставилина Карсо. Мы выпили, и он разговорился. Он ска-зал, что в этом году бои закончились здесь, внизу,и что итальянцы хотят откусить больше, чем могутпрожевать. Он сказал, наступление во Фландрииплохо кончилось. Если они и дальше будут так те-рять людей, как этой осенью, союзники выдохнут-ся в следующем году. Он сказал, что мы все выдох-лись, но все будет в порядке, пока мы сами этогоне поймем. Мы все выдохлись. Главное об этом незнать. Страна, которая последней поймет, что онавыдохлась, выиграет войну. Мы выпили еще раз.Не из штаба ли я? Нет. Он из штаба. Все это херня.Мы были одни в клубе и сидели на больших кожа-ных диванах. Его мягкие кожаные сапоги былиначищены до матового блеска. Это были прекрас-ные сапоги. Он сказал, все это херня. Они думаюттолько о пополнении и дивизиях. Все ругаются из-за дивизий, а получив, отправляют их на смерть.Все они выдохлись. Немцы победят в войне. Ста-рый гунн это настоящий солдат. Но они тоже вы-дохлись. Я спросил его о русских. Он ответил, чтоони тоже выдохлись. Скоро я это увижу. Тогда ав-стрийцы выдохлись тоже. Если они получат не-сколько дивизий гуннов, они смогут. Он думает, ониперейдут в наступление этой осенью? Конечно, онимогут. Итальянцы уже выдохлись. Все знают, чтоони выдохлись. Старый гунн спустится через Трен-тино, перережет железную дорогу на Виченца, и гдетогда будут итальянцы? Они уже пытались сделатьэто в шестнадцатом, сказал я. Но без немцев. Да,сказал я. Наверно, им это не удастся, сказал он. Этобыло бы слишком просто. Они придумают что-ни-будь сложнее и окончательно выдохнутся. Мне нуж-но идти, сказал я. Пора возвращаться в госпиталь.“До свиданья,” - сказал он. Потом весело: “Удачи!” -Между его пессимистичными словами и бодрымнравом был огромный контраст.

Я зашел в парикмахерскую, побрился и пошелдомой, в госпиталь. Моя нога поправилась настоль-ко, что дальнейшего улучшения можно было неждать долгое время. Я был обследован три дня на-зад. До окончания курса лечения вOspedaleMaggiore оставалось всего лишь несколь-ко сеансов, и теперь я шел по улице, стараясь нехромать. Под аркой вырезал силуэты пожилой че-ловек. Я остановился посмотреть на него. Ему по-зировали две девушки, и он вырезал их силуэтывместе, очень быстро двигая ножницами и глядяна них, наклонив голову. Девушки хихикали. Он по-казал мне силуэты прежде, чем наклеил на бумагу,а потом вручил их девушкам.

- Красавицы, - сказал он. - А как насчет вас,Tenente?

Девушки ушли, рассматривая силуэты и смеясь.Это были миловидные девушки. Одна из них ра-ботала в винной лавке напротив госпиталя.

- Хорошо, - сказал я.- Снимите кепку.- Нет. Вместе с ней.- Это будет не так красиво, - сказал он. - Но, - он

оживился, - зато более воинственно.Он засновал ножницами по черной бумаге, по-

том разъял две половинки, наклеил профили накартон и протянул их мне.

- Сколько?- Ничего, - он махнул рукой. - Я просто сделал их

для вас.- Пожалуйста. - Я протянул ему несколько мед-

ных монет. - Сделайте одолжение.- Нет. Я сделал их для собственного удоволь-

ствия. Подарите их вашей девушке.- Большое спасибо. До встречи.- До встречи.Я пошел в госпиталь. Здесь было несколько пи-

сем, одно официальное и несколько других. Мнепредоставлялся трехнедельный отпуск, а потом ядолжен был вернуться на фронт. Я прочитал это сбольшим вниманием. Хорошо, пусть будет так. От-пуск начинался четвертого октября, когда закан-чивался курс лечения. Три недели: двадцать одиндень. Получалось двадцать пятое октября. Я ска-зал, что мне надо уйти, и переулком, ведущем вверхот госпиталя, пошел в ресторан, заказал обед ичитал за столом письма и “CarriereDellaSera”. Одноиз писем было от деда. В нем были семейные но-вости, патриотическая поддержка, чек на двестидолларов и несколько вырезок из газет. Здесь жебыло скучное письмо от нашего священника, пись-мо от приятеля, который летал с французами, по-пал в бурную компанию и об этом рассказывал, изаписка от Ринальди с вопросом о том, как долго ябуду отлынивать в Милане и какие у меня ново-сти. Он просил достать пластинок для патефона иприлагал список. За обедом я выпил маленькуюбутылку кьянти, потом кофе с рюмкой коньяка,дочитал газету, положил письма в карман, оставилгазету на столе вместе с чаевыми и вышел. В пала-те госпиталя я снял форму, надел пижаму, опустилзанавеску на двери, ведущей на балкон, и сидя накровати, читал “Бостонскую газету” из пачки, кото-рую оставила для своих мальчиков миссис Мей-ерс. “Чикаго уайтсокс” победила в кубке Американ-ской Лиги, а “Нью-Йорк джайентс” лидировала вНациональной Лиге. Бэйб Рут играл нападающимза Бостон. Газеты были скучными, новости баналь-ными и местными, а новости о войне безнадежноустарели. Все новости американцев были об учеб-

48

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

ных лагерях. Я был рад, что я не был в учебномлагере. Оставались еще новости бейсбола, но я неимел к ним никакого интереса. Обилие газет отби-вало к ним интерес. Газеты были не очень свежи-ми, но я читал их, чтобы себя занять. Интересно,закроются ли спортивные лиги, если Америка какследует ввяжется в войну. Наверное, нет. В Мила-не все еще продолжались бега, когда военное по-ложение уже не могло быть хуже. Во Франции бе-гов уже не было. Оттуда прибыл наш Япалак. Де-журство Кэтрин начиналось в девять часов. Я слы-шал ее шаги по коридору, когда она шла на дежур-ство, и потом видел ее в холле. Она обошла не-сколько палат, и в конце обхода вошла в мою.

- Я опоздала, милый, - сказала она. - Было мно-го работы. Как ты?

Я рассказал ей об отпуске и газетах.- Отлично, - сказала она. - Куда ты хочешь по-

ехать?- Никуда. Хочу остаться здесь.- Глупость. Выбери место, и я поеду с тобой тоже.- А как быть с твоей работой?- Не знаю. Но я что-нибудь придумаю.- Ты прелесть.- Нет. Не трудно распоряжаться жизнью, когда

тебе нечего терять.- Что ты имеешь в виду?- Ничего. Я только подумала, какими маленьки-

ми кажутся преграды, которые когда-то были боль-шими.

- Я думаю, это будет трудно устроить.- Нет, милый. Если нужно, я просто все брошу.

Но до этого не дойдет.- Куда мы сможем уехать?- Не знаю. Куда хочешь. Куда-нибудь, где мы ни-

кого не знаем.- Тебе безразлично, куда ехать?- Да. Мне понравится любое место.Она казалась расстроенной и напряженной.- Что случилось, Кэтрин?- Ничего. Ничего не случилось.- И все-таки.- Ничего. В самом деле, ничего.- Я же вижу. Скажи, любимая. Ты ведь можешь

сказать мне.- Пустяки.- Скажи мне.- Я не хочу. Я боюсь сделать тебя несчастным

или огорчить.- Этого не будет.- Ты уверен? Меня это не беспокоит, но я боюсь

огорчить тебя.- Нет. Если это не огорчает тебя.- Я не хочу говорить.- Скажи мне.- Я должна?

- Да.- У меня будет ребенок, милый. Уже почти три

месяца. Ты не огорчен? Пожалуйста, пожалуйста,не надо. Ты не должен огорчаться.

- Все в порядке.- И это все в порядке?- Конечно.- Я все делала. Я испробовала все, но это не при-

несло результата.- Я не огорчен.- Я ничего не смогла сделать, милый, и это меня

не беспокоит. Тебе не надо расстраиваться и огор-чаться.

- Я беспокоюсь только о тебе.- И вот это. Ты не должен этого делать. Люди име-

ют детей всегда. Все имеют детей. Это естествен-ная вещь.

- Милая. Ты удивительно милая.- Нет. Но ты не должен думать об этом, милый. Я

буду стараться, я не принесу тебе неприятностей.Я знаю, я приношу сейчас неприятности. Но ведьдо этого я была хорошей девочкой? Ты и не зналобо всем этом, правда?

- Да.- Все будет по-прежнему. Ты просто не должен

беспокоиться. Я вижу, ты беспокоишься. Перестаньсейчас же. Хочешь выпить? Я знаю, вино всегдаделает тебя бодрым.

- Нет. Я и так бодр. И ты и вправду славная.- Нет. Я - нет. Но я сделаю все, чтобы нам быть

вместе, если ты выберешь, куда нам ехать. Это дол-жен быть прелестный октябрь. У нас будет слав-ное время, милый, и я буду писать тебе каждыйдень, пока ты будешь на фронте.

- Где ты будешь?- Пока не знаю. Но где-нибудь в хорошем месте.

Я выберу перед всем этим.- Некоторое время мы сидели в тишине и мол-

чали. Кэтрин сидела на кровати, и я смотрел на нее,но мы не прикасались друг к другу. Мы были по-рознь, как бывает всегда, когда кто-нибудь входитв комнату, и люди начинают стесняться. Она про-тянула руку и положила ее на мою.

- Ты не сердишься, милый?- Нет.- И у тебя нет чувства, что ты попал в ловушку?- Может быть, немного. Но не из-за тебя.- Физиология всегда заставляет чувствовать, что

ты в ловушке.Она ушла куда-то далеко, сидя со мной рядом и

не отнимая своей руки.- Всегда - это плохое слово.- Прости.- Все в порядке. Но ты знаешь, что у меня никог-

да не было детей. Я даже никогда не любила. И ястараюсь быть такой, как ты хочешь, а потом ты

49

говоришь “всегда”.- Давай отрежем мне язык, - предложил я.- Милый! - Она возвратилась оттуда, где только

что была. - Не обращай на меня внимания. - Мыбыли снова теперь вместе, и чувство неловкостиушло. - Мы действительно с тобой одно, и нам ненадо устраивать размолвок.

- Мы и не будем.- Но люди делают именно так. Они любят друг

друга и нарочно устраивают размолвки, и ссорят-ся, а потом вдруг оказывается, что они уже не одноцелое.

- Мы не ссоримся.- Нам нельзя. Потому что нас здесь только двое,

а весь мир подчиняется им. Если что-нибудь про-изойдет между нами, и мы расстанемся, они зах-ватят и нас.

- Им не удастся нас получить, - сказал я. - Пото-му что ты тоже храбрая. А с храбрыми ничего неслучается.

- Храбрые тоже умирают.- Но только один раз.- Не знаю. Кто это сказал?- “Трус умирает тысячью смертей, храбрый толь-

ко одной?”- Да. Кто это сказал?- Не знаю.- Наверно, он был трус, - сказала она. - Он слиш-

ком много знал о трусах и ничего о храбрых. Храб-рый, может быть, умирает две тысячи раз, если онумный.

- Не знаю. Сердце храброго понять трудно.- Да. Это и помогает им не сойти с дороги.- Весомая мысль.- Ты прав, милый. И сказал по заслугам.- Ты смелая.- Нет, - сказала она. - Но я хочу быть на них по-

хожа.- А я нет, - сказал я. - Я знаю свое место. Имел

достаточно времени, чтобы узнать. Я похож на по-дающего, который выбивает двести тридцать и зна-ет, что лучше ему не сделать.

- Что это за подающий, выбивающий двеститридцать? Звучит ужасно волнующе.

- Нет. Это значит - посредственный нападающийв бейсболе.

- Но все же нападающий, - уколола она меня.- Я догадывался, что мы оба тщеславны, - ска-

зал я. - Но ты храбрая.- Нет. Но надеюсь, что буду.- Мы оба храбрые, - сказал я. - Я тоже храбрый,

когда выпью.- Мы прекрасные люди, - сказала Кэтрин. Она

подошла к шкафу и принесла коньяк и рюмку.- Выпей, милый, - сказала она. - Ты ужасно хоро-

ший.

- Не хочется.- Немного.- Хорошо. - Я налил треть стакана и выпил.- Очень много, - сказала она. - Я знаю, коньяк -

напиток героев. Но ты не увлекайся.- Где мы будем жить после войны?- Скорее всего, в доме для престарелых, - сказа-

ла она. - Три года назад я смотрела в будущее гла-зами подростка и думала, что война кончится кРождеству. Сейчас я думаю, она кончится, когдасын станет лейтенантом.

- Может, он станет генералом.- Если это Столетняя война, у него будет на это

время.- Хочешь выпить?- Нет. Тебя это делает счастливым, милый, а у

меня только кружится голова.- Ты не пьешь даже бренди?- Нет, милый. Я очень старомодная жена.Я поднял с пола бутылку и налил еще один ста-

кан.- Пойду лучше посмотрю твоих соотечественни-

ков, - сказала Кэтрин. - Почитай газеты, пока я вер-нусь.

- Тебе обязательно надо идти?- Сейчас или позднее.- Ладно. Лучше сейчас.- Я вернусь чуть поздней.- Я закончу с газетами, - сказал я.

Глава 22Ночью повернуло на холод, и на следующий

день пошел дождь. Дождь был очень сильным, ког-да я возвращался домой из OspedaleMaggiore, и ябыл промокшим, когда пришел. Наверху, в моейкомнате, дождь тяжелыми потоками падал на бал-кон, и ветер ударял брызгами в стекло дверей. Япереоделся и выпил немного бренди, но брендибыло неприятным на вкус. Ночью я почувствовалтошноту, а утром после завтрака меня вырвало.

- Нет никаких сомнений, - сказал госпитальныйхирург. - Посмотрите на его глаза, мисс.

Мисс Гэйдж посмотрела. Они дали мне зеркало.Белки глаз были желтыми, и это была желтуха. Ябыл болен ей около двух недель. По этой причинемы не могли провести отпуск вместе. Мы хотелипоехать в Паланца на ЛагоМаггиоре. Там было хо-рошо осенью, когда с деревьев опадали листья.Можно было ходить пешком или ловить на озерефорель. Это было лучше, чем в Стреза, потому чтов Паланца обычно было не так много людей. В Стре-за можно легко добраться из Милана, и поэтомутам всегда были знакомые. Рядом с Паланца быложивописное село, и на лодке можно доплыть дорыбачьих островов, на самом большом из которыхработал ресторан. Но мы не поехали никуда.

50

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Однажды, когда я лежал из-за желтухи в посте-ли, в комнату вошла мисс Ван Кампен, открыладверь шкафа и увидела пустые бутылки. Я посы-лал портье отнести их вниз, и, полагаю, она виде-ла, как он их нес, и пришла, чтобы отыскать осталь-ные. Большей частью здесь были бутылки из-подвермута, марсалы, капри, иногда попадались пус-тые фляги из-под кьянти, и было несколько буты-лок из-под коньяка. Швейцар вынес несколькобольших бутылей, в которых хранят вермут, и оп-летенные соломой фляги от кьянти, оставив напос-ледок несколько коньячных бутылок. Их и обна-ружила мисс Ван Кампен. Больше всего ее взбеси-ла бутылка в форме медведя, в которую когда-тобыл налит кюммель. Она держала ее на весу, мед-ведь сидел с поднятыми лапами, в его стекляннуюголову была вставлена пробка, а на стенки прилип-ло несколько кристаллов. Я засмеялся.

- Здесь был кюммель, - сказал я. - Лучший кюм-мель привозят в таких бутылках. Его поставляютиз России.

- Это ведь все бутылки из-под бренди, не так ли?- спросила мисс Ван Кампен.

- Мне не видно их отсюда, - сказал я. – Но, на-верное, так.

- И как долго все это продолжалось?- Я покупал их и приносил сам, - сказал я. - Меня

часто навещали итальянские офицеры, и я держалконьяк, чтобы угощать их.

- А сами вы это не пили? - спросила она.- Я пил тоже.- Бренди, - сказала она. - Одиннадцать пустых

бутылок из-под бренди и еще эта медвежья жид-кость.

- Кюммель.- Я пришлю кого-нибудь убрать их. Здесь все пу-

стые бутылки?- Пока - да.- А я еще жалела вас, когда вы заболели желту-

хой. Но жалеть вас - это бесполезная трата време-ни.

- Спасибо.- Вас можно понять в нежелании вернуться на

фронт. Но я думаю, вы могли бы попытаться найтичто-нибудь более умное, чем вызывать желтуху ал-коголизмом.

- Чем-чем?- Алкоголизмом. Не притворяйтесь глухим. - Я

промолчал. - Если вы не придумаете что-нибудьеще, боюсь, вам придется возвратиться на фронтсразу после выздоровления. Не думаю, что умыш-ленно вызванная желтуха дает право на отпуск.

- Не думаете?- Да.- Мисс Ван Кампен, вы когда-нибудь болели жел-

тухой?

- Нет, но видела это много раз.- Вы замечали, какое удовольствие она достав-

ляет пациентам?- Я думаю, это все-таки лучше фронта.- Мисс Ван Кампен, - сказал я. - Вы когда-нибудь

видели мужчину, который пытается избавиться отармии, лягая себя в мошонку?

Мисс Ван Кампен проигнорировала этот акту-альный вопрос. Ей оставалось или проигнориро-вать этот вопрос или покинуть комнату. Покидатькомнату она не хотела, потому что давно уже меняневзлюбила и теперь хотела свести счеты.

- Я видела много мужчин, которые занималисьчленовредительством, чтобы избежать фронта.

- Это другое дело. Я тоже видел мужчин, кото-рые занимались членовредительством. Но я спро-сил у вас, видели ли вы мужчину, который лягалбы для этого себя в мошонку. По ощущениям этоближе всего к желтухе, и, я думаю, найдется маложенщин, испытавших это на себе. Поэтому я испросил вас, мисс Ван Кампен, болели ли вы ког-да-нибудь желтухой, потому что... - Мисс Ван Кам-пен покинула палату. Чуть позже пришла миссГэйдж.

- Что вы наговорили Ван Кампен? Она в бешен-стве.

- Мы сравнивали ощущения. Я предположил, чтоона никогда не пробовала рожать.

- Вы сумасшедший, - сказала мисс Гэйдж. - Онаготова снять с вас скальп.

- Она уже имеет мой скальп, - сказал я. - Она ли-шила меня отпуска и может попытаться подвестименя под трибунал. Для этого у нее есть достаточ-но возможностей.

- Она никогда вас не любила, - сказала миссГэйдж. - За что?

- Она говорит, что я допился до желтухи, чтобыне возвращаться на фронт.

- Фи! - Сказала мисс Гэйдж. - Я присягну, что выне берете в рот спиртного. И все присягнут, что выне берете его в рот.

- Она нашла бутылки.- Я вам сто раз говорила выбросить их отсюда.

Где они сейчас?- В шкафу.- У вас есть чемодан?- Нет. Положите их в этот рюкзак.- Я отдам их портье. - Она направилась к двери.- Минутку, - сказала мисс Ван Кампен. - Я возьму

эти бутылки. - С ней был портье. - Отнесите их, по-жалуйста, - сказала она. - Я хочу показать их врачу,когда подготовлю рапорт.

Она спустилась в холл. Портье нес рюкзак. Онзнал, что в нем лежит. Ничего не случилось. За ис-ключением того, что я лишился отпуска.

51

Глава 23Вечером перед отправкой на фронт я послал

портье занять мне место в поезде, когда он придетиз Турина. Поезд отходил в полночь. Он формиро-вался в Турине и приходил в Милан около полови-ны одиннадцатого вечера, где оставался на стан-ции до времени отправки. Чтобы занять место, нуж-но было прийти туда заранее. Портье взял с собойдруга, пулеметчика в отпуске, который работал вшвейной мастерской: они были уверены, что вдво-ем им удастся удержать место. Я дал им денег набилет и сказал взять мой багаж. Он состоял избольшого рюкзака и двух сумок.

Около пяти часов вечера я сказал госпиталю“прощай” и вышел. Мой багаж лежал у портье в ком-нате, и я сказал, что буду на станции незадолго дополуночи. Жена портье назвала меня “синьорино”и заплакала. Она вытерла глаза, пожала мне рукуи заплакала снова. Я похлопал ее по плечу, и оназаплакала еще сильнее. Она иногда штопала мневещи, и была очень низкой коренастой женщинойс добрым лицом и седыми волосами. Когда онаплакала, искривлялось все ее лицо. Я спустилсяво двор, где была винная лавка за углом, зашел внее и ждал внутри, глядя на улицу из окна. Снару-жи было темно, холодно и туманно. Я заплатил закофе и граппу и смотрел на людей, проходящих всвете фонарей. Я увидел Кэтрин и постучал в окно.Она оглянулась, увидела меня и улыбнулась, и явышел, чтобы ее встретить. Она была в темно-голу-бой накидке и фетровой шляпе. Мы пошли вместепо тротуару мимо винной лавки, потом пересеклирыночную площадь и поднялись по улице, где зааркой начиналась соборная площадь. Здесь былитрамвайные пути и позади них собор. Слева от насбыли магазины, их окна светились, а дальше былвход в галерею. На площади стоял туман, и когдамы подошли к скрытому в нем фасаду собора, оноказался очень большим, а его камни были мок-рыми.

- Хочешь войти внутрь?- Нет, - сказала Кэтрин. Мы пошли вдоль стены.

В тени одного из контрфорсов стоял с девушкойсолдат, и мы прошли мимо них. Они стояли плотноприжавшись к камням, и он укрыл ее своей накид-кой.

- Они похожи на нас, - сказал я.- На нас никто не похож, - сказала Кэтрин. Она

не выглядела беспечной.- Я хочу, чтобы у них было место, куда пойти.- Это не сделает их счастливей.- Не знаю. Каждый должен иметь место, куда бы

он мог пойти.- У них есть собор, - сказала Кэтрин. Мы пере-

секли длинный конец площади и оглянулись насобор. Он был прекрасен в тумане. Мы стояли пе-

ред магазином добротных кож. В витрине быливыставлены сапоги для верховой езды, рюкзак илыжные ботинки. Каждая вещь была выставлена,как экспонат: рюкзак в центре, сапоги для верхо-вой езды с одной стороны и лыжные ботинки с дру-гой. Кожа была темной, гладкой и маслянистой, какна потертом седле. Электрический свет отбрасы-вал блики на темной маслянистой коже.

- Когда-нибудь мы покатаемся на лыжах.- Через два месяца начнется лыжный сезон в

Мюррене, - сказала Кэтрин.- Давай туда поедем.- Конечно, - сказала она. Мы прошли мимо вит-

рин и свернули на другую улицу.- Я никогда здесь не была.- Это дорога, которой я ходил в госпиталь, - ска-

зал я. Это была узенькая улочка, и мы держалисьправой стороны. Здесь было много людей, гуляю-щих в тумане. Здесь были магазины, и все окна све-тились. Мы заглянули в окно с грудой сыра. Я ос-тановился у входа в оружейную лавку.

- Зайдем на минуту. Мне надо купить оружие.- Какое оружие?- Пистолет. - Мы вошли внутрь, я расстегнул ре-

мень и положил его с пустой кобурой на прилавок.За прилавком были две женщины. Одна из них вы-несла несколько пистолетов.

- Он должен помещаться сюда, - сказал я, откры-вая кобуру. Это была серая кожаная кобура, кото-рую я купил из вторых рук, чтобы носить в городе.

- У них есть хорошие пистолеты? - спросила Кэт-рин.

- Все они одинаковые. Можно попробовать вотэтот? - спросил я у женщины.

- Теперь у нас нет тира, - сказала она. - Но оночень хороший. Выбрав его, вы не ошибетесь.

Я щелкнул взведенным спусковым крючком.Пружина была в меру сильной, но мягкой. Я при-целился и спустил крючок еще раз.

- Им уже пользовались, - сказала женщина. - Онпринадлежал офицеру, который был отличнымстрелком.

- Ему продали его вы?- Да.- А как вы получили его назад?- От его ординарца.- Может быть, это мой, - сказал я. - Сколько сто-

ит?- Пятьдесят лир. Это очень дешево.- Хорошо. Дайте две запасных обоймы и короб-

ку патронов.Она достала их из-под прилавка.- Вам не нужна сабля? - спросила она. - У меня

есть несколько подержанных очень дешевых са-бель.

- Я уезжаю на фронт, - сказал я.

52

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

- О да, тогда сабля вам ни к чему, - сказала она.Я заплатил за пистолет и патроны, заполнил

обойму и вставил ее на место, положил пистолет впустую кобуру, наполнил патронами запасныеобоймы и положил их в кожаные карманы кобу-ры, а потом пристегнул кобуру к ремню. Пистолетощущался тяжестью на ремне. Все-таки, подумаля, лучше иметь штатный пистолет. К нему всегдаможно достать патроны.

- Теперь мы окончательно вооружились, - ска-зал я. - Это было единственное дело, которое я дол-жен был не забыть сделать. Кто-то взял мой писто-лет, когда меня отправляли в госпиталь.

- Я надеюсь, что он хороший, - сказала Кэтрин.- Нужно что-нибудь еще? - спросила женщина.- Нет.- У пистолета есть вытяжной шнурок.- Да, я заметил. - Женщине хотелось продать что-

нибудь еще.- Вам не нужен свисток?- Думаю, что нет.Мы попрощались с женщинами и вышли. Кэт-

рин посмотрела в окно. Женщина выглянула и по-клонилась нам.

- Что это за маленькое зеркало в деревяннойоправе?

- Чтобы привлекать птиц. Их кладут на поле, ижаворонки вылетают, а итальянцы их стреляют.

- Изобретательный народ, - сказала Кэтрин. -Милый, ты ведь не стрелял жаворонков в Америке?

- Нарочно - нет.Мы пересекли улицу и пошли по другой стороне.- Сейчас я чувствую себя лучше, - сказала Кэт-

рин. - Когда мы вышли, у меня было ужасное чув-ство.

- Нам всегда лучше, когда мы вместе.- Мы всегда будем вместе.- Да, если не считать того, что я уезжаю в пол-

ночь.- Не думай об этом, дорогая.Мы шли по улице. В тумане желтели огни.- Ты не устал? - Спросила Кэтрин.- А ты?- У меня все в порядке. Приятно бродить так.- Только давай не будем делать это слишком дол-

го.- Да.Мы свернули в переулок, где не было света и

продолжили прогулку. Я остановился и поцеловалКэтрин. Целуя ее, я почувствовал ее руку на своемплече. Она расстегнула плащ и накрыла им нас обо-их. Мы стояли на тротуаре у высокой стены.

- Пойдем куда-нибудь, - сказал я.- Хорошо.Мы шли по переулку, пока он не вывел на ши-

рокую дорогу, что была рядом с каналом. На дру-

гой стороне высились кирпичные здания. Впере-ди, в конце улицы, я увидел трамвай, который въез-жал на мост.

- Мы можем взять извозчика у моста, - сказал я.Мы стояли на мосту в тумане в ожидании транс-порта. Прошло несколько трамваев, полных людей,едущих домой. Потом проехал экипаж, но в нем ужекто-то был. Стал накрапывать дождь.

- Мы можем дойти пешком или доехать на трам-вае, - сказала Кэтрин.

- Сейчас найдем экипаж, - сказал я.- Вот как раз подъезжает.Кучер остановил лошадь и опустил металличес-

кий значок у счетчика. Верх экипажа был поднят,нона водительском пальто были капли дождя. Ла-кированный цилиндр тоже блестел от воды. Мысидели на заднем сиденье в темноте от поднятоговерха кареты.

- Куда ты сказал ему ехать?- На вокзал. Через дорогу от него есть отель, где

мы можем остановиться.- Мы можем пойти туда? Без багажа?- Да, - сказал я.Мы долго ехали к вокзалу переулками под дож-

дем.- Мы будем обедать? – Спросила Кэтрин. - Я ду-

маю, что проголодаюсь.- Мы закажем обед в номер.- Мне не во что переодеться. У меня нет даже

ночной сорочки.- Мы купим, - сказал я и окликнул кучера.- Езжайте по Виа-Манцони. - Он кивнул и свер-

нул влево на следующем углу. На большой улицеКэтрин увидела магазин.

- Вот здесь, - сказала она. Я попросил кучера ос-тановиться, Кэтрин слезла, перешла тротуар искрылась внутри. Я сидел, откинувшись в экипа-же, и ждал ее. Шел дождь, и я чувствовал запахмокрой улицы и дымящихся боков лошади поддождем. Она вернулась со свертком, села, и мыпоехали дальше.

- Я буду очень экстравагантной, милый, - сказа-ла она, - в этой тонкой ночной сорочке.

У отеля я попросил Кэтрин подождать в экипа-же, а сам вошел и переговорил с управляющим.Было много свободных номеров. Потом я пошел кэкипажу, заплатил кучеру, и мы с Кэтрин вошливгостиницу. Мальчик с блестящими пуговицами неспакет.

Менеджер провел нас к лифту. Там было многокрасного плюша и бронзы. Менеджер поднялся снами в лифте.

- Месье и мадам желают обедать у себя в номе-ре?”

- Да. Вы можете принести меню? – Сказал я.- Хотите что-нибудь особенное на ужин?

53

Лифт миновал три этажа, потом щелкнул и ос-тановился.

- Какая у вас есть дичь?- Можно приготовить фазана или вальдшнепа.- Вальдшнепа, - сказал я. - Мы шли по коридору.

По обеим сторонам было много дверей.Ковер былпотертым. Управляющий остановился, отпер дверьи открыл ее.

- Здесь. Прекрасный номер.Мальчик с блестящими пуговицами положил

сверток на стол в центре комнаты. Управляющийраздвинул оконные шторы.

- Туманно, - сказал он. Комната была обставле-на в красном плюше. Здесь было много зеркал, двакресла и широкая кровать с атласным одеялом.Дверь вела в ванную.

- Я сейчас пришлю меню, - сказал менеджер. Онпоклонился и вышел.

Я подошел к окну и выглянул на улицу, потомпотянул за шнур, и толстые плюшевые портьерысдвинулись. Кэтрин сидела на кровати, глядя на-хрустальный подсвечник. Она сняла шляпу, и ее во-лосы блестели под лампой. Она увидела себя водном из зеркал и поднесла руки к волосам. Я ви-дел ее в трех других зеркалах. Она не выгляделасчастливой. Она сбросила свой плащ на кровать.

- В чем дело, дорогая?- Я еще никогда не чувствовала себя девкой, -

сказала она. Я подошел к окну, раздвинул портье-ры и выглянул наружу. Я не думал, что это будеттак.

- Ты не шлюха.- Я знаю это, милый. Но не приятно чувствовать

себя такой же. - Ее голос был сухим и плоским.- Это лучший отель из тех, где мы можем устро-

иться, - сказал я. Я выглянул в окно. На другой сто-роне площади светились огни вокзала. Туда ехалиэкипажи по улице, и еще я увидел деревья в парке.Огни отеля отражались на мокрой мостовой. Ох,черт, подумал я, неужели сейчас время ссориться?

- Подойди сюда, пожалуйста, - сказала Кэтрин.Сухость уже исчезла из ее голоса. - Подойди, по-жалуйста. Я опять хорошая девочка. - Я посмотрелна кровать. Она улыбалась.

Я подошел, сел на кровать рядом с ней и поце-ловал ее.

- Ты моя хорошая девочка.- Конечно, твоя, - сказала она.После обеда мы почувствовали себя лучше, а

потом, после, мы чувствовали себя очень счастли-выми, и в какой-то миг номер показался нам на-шим домом. Раньше нашим домом была моя ком-ната в госпитале, а теперьимстал этот номер в гос-тинице.

Пока мы ели, Кэтрин надела на плечи мою ру-башку. Мы были очень голодны, и еда была дей-

ствительно хороша, и мы выпили бутылку Капри ибутылку Сент-эстефа. Большую часть выпил я, ноКэтрин тоже выпила немного и почувствовала себясовсем хорошо. На ужин у нас был вальдшнепа ссоусом, картофель,жареные каштаны, салат и са-байон на сладкое.

- Прекрасная комната, - сказала Кэтрин. - Этопрекрасный номер. Мы будем останавливатьсяздесь всегда, когда будем в Милане.”

- Забавный номер. Но приятный.- Замечательная вещь, - сказала Кэтрин. – Люди

с хорошим вкусом меня поймут. Этот красныйплюш просто отличен. Зеркала тоже очень привле-кательны.

- Ты чудесная девушка.- Я не знаю, каковоздесь просыпаться утром. Но

это действительно прекрасный номер. - Я налилеще стакан Сент-эстефа.

- Я хочу, чтобы мы сделали что-нибудь действи-тельно греховное, - сказала Кэтрин. - Все, что мыделаем, так просто и невинно. Мы ведь не сделалиничего плохого.

-Ты чудесная девушка.- И я ужасно голодна.- Ты прекрасная простая девушка, - сказал я.- Да. Никто не понимал этого до тебя.- Однажды, когда я впервые тебя встретил, я це-

лый день думал о том, как мы пойдем вместе вотель “Кавур” и как все будет.

- Это было очень нахально с твоей стороны. Ноэто ведь не “Кавур»?

- Нет. Туда бы нас не пустили.- Когда-нибудь они пустят нас. Но как мы отли-

чаемся друг от друга, дорогой. Я никогда не думалани о чем подобном.

- Вообще никогда не думала об этом?- Совсем немного, - сказала она.- Ах ты чудесная девушка.Я налил еще стакан вина.- Я очень простая девушка, - сказала Кэтрин.- Я так и думал сначала. Я думал, что ты сумас-

шедшая.- Я и была немного сумасшедшей. Но я не была

сумасшедшейв тяжелой форме. Я запутала тебя,дорогой?

- Вино-великая вещь, - сказал я. “Оно заставля-ет забыть все плохое.

- Это прекрасно, - сказала Кэтрин. - Но у моегоотца от него очень сильная подагра.

- У тебя есть отец?- Да, - сказала Кэтрин. –И у него подагра. Ты ни-

когда с ним не встретишься. А у тебя разве нетотца?

- Нет, - сказал я. - Отчим.- А он мне понравится?- Тебе не придется встречаться с ним.

54

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

- У нас такое прекрасное время, - сказала Кэт-рин. – Больше меня вообще ничего не интересует.Я так счастлива быть твоей женой!

Пришел официант и убрал посуду. Немного по-годя мы притихли и слушали, как за окном идетдождь. Внизу на улице прогудел автомобиль.

- Но за моей спиной я всегда чувствую Время,крылатой колесницей спешащее рядом, - сказал я.

- Я знаю это стихотворение. Это Марвелл. Но тамречь идет о девушке, которая не хотела жить с муж-чиной.

Моя голова была очень ясной и свежей, и мнехотелось говорить о делах.

- Где ты будешь рожать?- Не знаю. В лучшем месте, которое смогу найти.- Как ты все устроишь?- Лучшим образом, который смогу. Не волнуйся,

милый. Мы сможем иметь несколько детей, преж-де чем закончится война.

- У нас еще будет много времени для этого.- Я знаю. Мы можем сделать это в любое время,

когда захотим.- Нет.- Не переживай, дорогая. Ты была прекрасна до

сих пор, а теперь ты начинаешь нервничать.- Не буду. Как часто ты будешь мне писать?- Каждый день. Они читают ваши письма?- Они не умеют читать по-английски достаточно

хорошо, чтобы понимать все.- И я буду писать очень путано, - сказала Кэт-

рин.- Ну, не слишком уж путано.- Я просто буду их сбивать с толку.- Боюсь, что нам уже пора идти.- Хорошо, милый.- Мне не хочется уходить из нашего милого до-

мика.- Мне тоже.- Но мы должны идти.- Хорошо. Но мы никогда не селимся в наших

домах надолго.- Мы будем.- Я тебе приготовлю хорошенький домик, когда

ты вернешься.- Может быть, я вернусь очень скоро.- Вдруг тебя ранят чуть-чуть в ногу.- Или в мочку уха.- Нет, я хочу, чтобы твои уши оставались таки-

ми, как есть.- А мои ноги?- В ноги ты уже был ранен.- Нам надо идти, дорогая. Действительно.- Хорошо. Иди первым.”

Глава 24Мы спустились по ступенькам вниз, не вызывая

лифта. Ковер на лестнице был вытерт. Когда мы спу-стились, я заплатил за обед, и официант, приносив-ший его нам, сидел у двери на стуле. Он вскочил ипоклонился, я прошел с ним в соседнюю комнатуи заплатил по счету за проживание. Хозяин отнес-ся ко мне, как к другу и отказался от задатка, нокогда ушел, то не забыл посадить у двери офици-анта, чтобы я не мог выйти, не заплатив. Я думаю,это случалось даже с его друзьями. У нас бываеттак много друзей на войне. Я попросил официантанайти экипаж, он взял у меня из рук сверток Кэт-рин и вышел под зонтом. Я смотрел в окно, как онпересекает улицу под дождем. Мы стояли в комна-те и смотрели в окно.

- Как ты себя чувствуешь, Кэт?- Сонно.- А я чувствую голод и пустоту.- Ты взял с собой что-нибудь поесть?- Да. В дорожной сумке.Я увидел подъезжающий экипаж. Он остановил-

ся, голова лошади была понурена под дождем, офи-циант вышел, раскрыл зонт и пошел по направле-нию к отелю. Мы встретили его у двери и вышлипод зонтом по мокрому тротуару к стоящему на обо-чине экипажу. В водосточной трубе бежала вода.

- Ваш сверток на сиденье, - сказал официант. Онстоял с зонтом, пока мы садились, и я дал ему начай.

- Большое спасибо. Приятного путешествия, -сказал он.

Извозчик поднял вожжи, и лошадь тронулась.Официант повернулся и пошел под зонтом к оте-лю. Мы проехали улицу и повернули влево, потомповернули вправо, к вокзалу. Два карабинера сто-яли под фонарем, где почти не было дождя. Их фу-ражки сверкали в лучах света. Дождь казался про-зрачным и чистым под лучами фонарей. Из-поднавеса вышел носильщик, подняв плечи от дождя.

- Нет, - сказал я. - Спасибо. Нет надобности.Он вернулся в свое укрытие под арку. Я повер-

нулся к Кэтрин. Ее лицо было в тени кареты.- Нам нужно прощаться.- Мне можно войти внутрь?- Нет.- До свиданья, Кэт.- Ты скажешь ему, куда ехать?- Да.Я назвал извозчику адрес. Он кивнул.- Пока, - сказал я. - Береги себя и маленькую

Кэтрин.- До свиданья, милый.- До свиданья, - сказал я. Я вышел на дождь, и

экипаж тронулся. Кэтрин наклонилась, и я увиделна свету ее лицо. Она улыбнулась и помахала мне

55

рукой. Экипаж поехал по улице, Кэтрин указала наарку. Я посмотрел туда: там не было никого, кромедвух карабинеров. Я понял, что она хотела сказатьмне уйти с дождя. Я встал под арку и смотрел, какэкипаж заворачивает за угол. Потом я пошел че-рез вокзал и перрон к поезду.

Портье ждал меня на платформе. Я пошел за нимк поезду, продвигаясь в толпе через забитый людь-ми проход к двери, где в углу переполненного купесидел пулеметчик. Мой рюкзак и дорожные сумкибыли над его головой, на багажной полке. Здесьбыло много людей, стоящих в коридоре, и все на-ходящиеся в купе смотрели на нас, когда мы вош-ли. В поезде не хватало мест, и все были враждеб-но настроены друг к другу. Кто-то похлопал меняпо плечу. Я оглянулся. Это был худой рослый ка-питан-артиллерист с красным рубцом на щеке. Онсмотрел через стекло двери из коридора и потомвошел.

- Что вы хотите сказать? - спросил я. Я обернул-ся и увидел его. Он был выше меня, его лицо каза-лось худым в тени фуражки, а рубец был свежим иблестящим. Все в купе посмотрели на меня.

- Нельзя так делать, - сказал он. - Нельзя посы-лать солдата, чтобы занять место.

- А я сделал так.Он сглотнул, и я увидел, как движется вверх и

вниз его кадык. Пулеметчик стоял рядом со своимместом. Еще кто-то смотрел на нас из-за стекла. Вкупе все молчали.

- Вы не правы. Я пришел сюда на два часа рань-ше.

- Что вы хотите?- Сесть.- Я тоже. - Я смотрел на него и чувствовал, что

все купе настроено против меня. Я не винил его.Он был прав. Но я хотел сидеть. Все по-прежнемумолчали.

- Черт, - подумал я.- Садитесь, синьор капитан, - сказал я. Пулемет-

чик отошел, и капитан сел. Он посмотрел на меня.Он выглядел обиженным. Но он сидел. “Возьмитемои вещи”, - сказал я пулеметчику. Мы вышли в ко-ридор. Поезд был полон, и я знал, что у нас нет шан-сов найти свободное место. Я дал пулеметчику ипортье по десять лир. Они пошли по коридору ивышли на перрон, заглядывая в окна, но мест небыло нигде.

- Может быть, кто-то сойдет в Брешии, - сказалпортье.

- В Брешии набьются еще больше, - сказал пу-леметчик. Я попрощался с ними, мы пожали другдругу руки, и они ушли. Оба они были расстроены.Когда поезд тронулся, нас много стояло в коридо-ре. Отъезжая, я увидел огни станции и стрелок.Дождь все еще не кончился, окно вскоре стало

мокрым, и за ним уже ничего нельзя было увидеть.Потом я уснул на полу в коридоре, положив снача-ла бумажник с документами в карман гимнастер-ки, а деньги под брюки так, что они находилисьмежду моей ногой и штаниной. Я проспал всю ночь,просыпаясь в Брешии и Вероне, когда в поезд вош-ло много людей, но каждый раз засыпал снова. Яположил голову на одну из дорожных сумок, а дру-гую обнял рукой, чувствуя этот сверток, и любоймог перешагнуть через меня, если не хотел насту-пить. Многие спали на полу в коридоре. Другие сто-яли, держась за оконные прутья или прислонив-шись к двери. Этот поезд всегда был переполнен.

Глава 25Теперь, осенью, все деревья стояли голыми, а

дороги были покрыты грязью. Я ехал в Горициюиз Удине на грузовике. По дороге мы опередилидругие машины, и теперь я смотрел по сторонам.Тутовые деревья стояли голыми, а поля были ко-ричневого цвета. На дороге лежали мокрые мерт-вые листья рябин, и рабочие утрамбовывали в ко-леях щебень, который лежал кучами между дере-вьями вдоль дороги. Мы увидели город и в нем ту-ман, который отрезал горы. Мы пересекли реку, ия увидел, что она вышла из берегов. В горах шлидожди. Мы въехали в город, миновали фабрики,потом дома и виллы, и я увидел, что многие домаразрушены артиллерийским огнем. На узкой улоч-ке мы обогнали машину британского КрасногоКреста. Водитель был в фуражке, его лицо былоочень загорелым и худым. Мне он был незнаком. Явышел из грузовика на площади перед городскойратушей, водитель подал мне рюкзак, я взял его,пристегнул дорожные сумки и пошел на нашу вил-лу. У меня не было чувства возвращения домой.

Я пошел по влажному гравию аллеи, глядя навиллу в просвете между деревьями. Все окна былизакрыты, но дверь открыта. Я вошел внутрь и об-наружил майора, сидящего за столом в голой ком-нате с картами и отпечатанными на машинке лис-тами на столе.

- Привет, - сказал он. - Как ты? - Он казался вы-соким и постаревшим.

- Я в порядке, - сказал я. - Как все?- Все уже кончилось, - сказал он. - Снимай свое

снаряжение и садись.Я положил свой узел и две сумки на пол, а фу-

ражку на узел. Потом я принес от стены стул и селк столу.

- Это было плохое лето, - сказал он. - Ты уже здо-ров?

- Да.- И уже получил награды?- Да. В общем, получил. Большое спасибо.- Покажи.

56

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Я приоткрыл накидку, чтобы он мог видеть двеленточки.

- Тебе выдали коробочки с медалями?- Нет. Только бумаги.- Медали прибудут позже. На это требуется боль-

ше времени.- Как вы хотите мной распорядиться?- Все машины в разъезде. Шесть из них на севе-

ре от Капоретто. Ты знаешь Капоретто?- Да, - сказал я. Я запомнил его маленьким бе-

лым городом с колокольней в долине. Это был чи-стый маленький городок, где был прекрасный фон-тан на площади.

- Они работают там. Сейчас там много больных.Бои кончились.

- Где другие?- Две в горах, а четыре все еще на Баинзицца.

Еще две санитарных части на Карсо, с третьей ар-мией.

- Куда вы хотите меня направить?- Если нравится, можешь поехать на Баинзицца

и принять четыре машины. Джино там уже слиш-ком долго. Ты ведь, кажется, всего этого не видел?

- Нет.- Там было очень плохо. Мы потеряли там четы-

ре машины.- Я слышал.- Да. Ринальди писал тебе.- Где Ринальди?- Здесь, в госпитале. Летом и осенью ему при-

шлось туго.- Я думаю.- Это было скверно, - сказал майор. - Ты не пред-

ставляешь, как это было скверно. Я часто потомдумал, как тебе повезло, что тебя ранило до этого.

- Представляю.- Следующий год будет хуже, - сказал майор. -

Может, они атакуют и теперь. Они говорят, что бу-дут атаковать, но я не представляю как. Это будетпозже. Ты видел реку?

- Да. Она вышла из берегов.- Я не верю, что они смогут наступать, когда по-

шли дожди. Скоро выпадет снег. Как там твои со-граждане? Будут здесь еще американцы, крометебя?

- Они готовят армию в десять миллионов.- Я надеюсь, когда-нибудь мы их увидим. Но

французы сожрут их всех. Мы здесь не получимничего. Ладно, оставайся здесь на ночь, а утромпоезжай на маленькой машине и пришли назадДжино. Я пошлю с тобой кого-нибудь, кто знает до-рогу. Джино обо всем тебе расскажет. Они еще бро-сают понемногу снаряды, но все уже кончилось.Заодно посмотришь на Баинзицца.

- Буду рад его увидеть. Я рад возвратиться к вам,синьор Маггиоре.

Он улыбнулся.- Это ты очень хорошо говоришь. Я так устал от

этой войны. Если бы я отсюда уехал, не знаю, смогбы я вернуться.

- Все так плохо?- Да. Так плохо и еще хуже. Иди помойся с доро-

ги и найди своего друга Ринальди.Я вышел и потащил свои сумки по лестнице.

Ринальди не было в комнате, но все вещи былитам, я сел на кровать, размотал обмотки и снял справой ноги ботинок. Потом я лег на кровать. Яустал, и моя правая нога болела. Мне показалосьглупым лежать на кровати в одном ботинке, поэто-му я сел, расшнуровал второй ботинок и бросилего на пол, потом снова лег на шерстяное одеяло.В комнате было душно от закрытого окна, но я былслишком усталым, чтобы встать и открыть его. Яувидел, что все мои вещи лежат в углу комнаты.Снаружи начинало темнеть. Я лежал на кровати,думал о Кэтрин и ждал Ринальди. Я обещал себедумать о Кэтрин только по ночам, когда ложилсяспать. Но сейчас я был усталым, и мне было нече-го делать, поэтому я лежал и думал о ней. Я думало ней, когда вошел Ринальди. Он выглядел так же,как всегда. Может быть, немного худощавее.

- Привет, бэби, - сказал он. Я сел на кровати. Онподошел, сел и обнял меня рукой. “Добрый старыйбэби”, - он постучал меня по спине, и я взял его заруки.

- Старый бэби, - сказал он. - Покажи мне своеколено.

- Тогда придется снимать штаны.- Снимай свои штаны, бэби. Здесь все свои. Я

хочу посмотреть, что они с тобой сделали. - Я встал,снял брюки и повязку с колена. Ринальди сел напол, осторожно согнул мою ногу в колене и сновавыпрямил. Он провел пальцем по шраму, потомвзялся пальцами под коленной чашечкой и мягкопотряс колено.

- Дальше не гнется?- Нет.- Это преступление - отправлять тебя на фронт.

Они должны были добиться полного сгибания.- Сейчас это намного лучше, чем было. Оно было

негибким, как доска.Ринальди согнул его сильнее. Я смотрел на его

руки. У него были прекрасные руки хирурга. Я ви-дел верхнюю часть его головы. Его волосы сияли ибыли гладко расчесаны на пробор. Он согнул ко-лено еще сильнее.

- Ох! - сказал я.- Тебе надо бы еще подлечиться механотерапи-

ей, - сказал Ринальди.- Сейчас лучше, чем было.- Я это вижу, бэби. В этом я разбираюсь лучше

тебя. - Он поднялся и сел на кровати. - Твое колено

57

- хорошая работа. - Он закончил с коленом. - Рас-сказывай мне, как все было.

- Мне нечего рассказать, - сказал я. - Я вел ти-хую жизнь.

- Ты ведешь себя, как женатый человек, - сказалон. - Что с тобой случилось?

- Ничего, - сказал я. - Что случилось с тобой?- Меня убивает эта война, - сказал Ринальди. -

Она меня подавляет. - Он обхватил свое колено ру-ками.

- Ого, - сказал я.- Разве я не могу иметь человеческих порывов?- Можешь. Я вижу, ты прекрасно провел время.

Расскажи мне.- Я оперировал все лето и всю осень. Я работал

все время. Я выполнял все работы. Всех самыхтрудных они оставляют мне. Ей-Богу, бэби, я ста-новлюсь славным хирургом.

- Это звучит лучше.- У меня нет времени даже думать. Ей-Богу, даже

думать: я оперирую.- Правильно.- Но сейчас, бэби, все по-другому. Сейчас я не

оперирую, и я чувствую себя, как в аду. Это ужас-ная война, бэби. Поверь мне. Сейчас ты меня об-радуешь. Ты привез пластинки?

- Да.Они были в рюкзаке, в картонной коробке, за-

вернутой в бумагу. Я слишком устал, чтобы выни-мать их оттуда.

- Ты плохо себя чувствуешь, бэби?- Я чувствую себя, как в аду.- Эта война ужасна, - сказал Ринальди. - Иди

сюда. Мы выпьем и будем веселее. И нам будет лег-че влачить свой прах. Мы будем себя прекрасночувствовать.

- Я болел желтухой, - сказал я. - И мне нельзяпить.

- О, бэби, - сказал Ринальди. - Каким ты ко мневернулся. Ты вернулся серьезным и с больной пе-ченью. Война - скверная штука, скажу я тебе. За-чем мы ее делаем?

- Все-таки мы выпьем. Я не хочу напиваться, номы выпьем.

Ринальди пересек комнату, подошел к умываль-нику и принес два стакана и бутылку коньяка.

- Австрийский коньяк, - сказал он. - Семь звез-дочек. Все, что мы захватили на Сан-Габриэле.

- Ты был там?- Нет. Я не был нигде. Я все время оперировал

здесь. Видишь, бэби, это твой старый стакан от зуб-ной щетки. Я хранил его в память о тебе.

- В память, что нужно чистить зубы.- Нет. Для этого у меня есть свой. Я хранил его,

чтобы он напоминал мне, как ты пытался по утрамотчистить зубы от Вилла Росса, ругался, ел аспи-

рин и проклинал проституток. Все время, когда явижу этот стакан, я думаю о том, как ты пыталсяотчистить свою совесть зубной щеткой.

Он подошел к кровати.- А теперь поцелуй меня и скажи, что ты уже не

такой серьезный.- Я тебя никогда не поцелую. Ты похож на обе-

зьяну.- Я знаю, что ты в общем, воспитанный англо-

саксонский мальчик. Я знаю. Этот мальчик раска-ивается. Я подожду до тех пор, пока я увижу англо-саксонца, отчищающегося зубной щеткой от про-ституток.

- Налей в стакан коньяк.Мы чокнулись стаканами и выпили. Ринальди

смеялся надо мной.- Я напою тебя, вытащу твою печень, вставлю

хорошую итальянскую печенку и сделаю тебя сно-ва мужчиной.

Я протянул стакан, чтобы он налил еще. На ули-це теперь было темно. Держа стакан с коньяком вруке, я встал и открыл окно. Дождь кончился. По-холодало, и деревья были окутаны туманом.

- Не надо выливать коньяк в окно, - сказал Ри-нальди. - Если не хочешь пить, лучше отдай мне.

- Иди знаешь куда, - сказал я. Я был рад сноваувидеть Ринальди. Два года он занимался тем, чтодразнил меня, и мне это нравилось. Мы очень хо-рошо понимали друг друга.

- Ты женился? - спросил он меня с кровати. Ястоял, прислонившись к стене у окна.

- Еще нет.- Ты влюблен?- Да.- В эту англичанку?- Да.- Бедный бэби. Она к тебе благосклонна?- Да.- Я думаю, она благосклонна к тебе на деле?- Заткнись.- Ладно. Ты увидишь, что мужчина я крайне де-

ликатный. Она еще... ?- Райни, - сказал я. - Пожалуйста, заткнись. Зат-

кнись, если хочешь оставаться моим другом.- Я не хочу быть твоим другом, бэби. Я твой друг.- Тогда заткнись.- Оллрайт.Я вернулся к кровати и сел рядом с Ринальди.

Он сидел со стаканом в руке и смотрел в пол.- Ты понимаешь меня, Райнин?- О, да. Всю свою жизнь я натыкаюсь на святые

темы. Но с тобой это бывало очень редко. Хотя, ядумаю, у тебя они тоже должны быть. - Он смотрелв пол.

- А у тебя их нет?- Нет.

58

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

- Совсем?- Да.- И я могу говорить что угодно о твоих матери и

сестре?- И даже о твоей сестре, - быстро сказал Ри-

нальди. Мы оба засмеялись.- Старый супермен, - сказал я.- Может быть, я ревнивец.- Нет. Ты - нет.- Не в этом смысле. Не в этом. У тебя есть жена-

тые друзья?- Да, - сказал я.- А у меня нет, - сказал Ринальди. - Нет таких,

которые друг друга любят.- Почему?- Они не любят меня.- Но почему?- Потому что я змей. Я змей познания.- У тебя все смешалось. Дерево было познания.- Нет, это был змей. - Он повеселел.- Ты нравишься мне больше, когда не зарыва-

ешься так глубоко, - сказал я.- Я люблю тебя, бэби, - сказал он. - Ты обрыва-

ешь меня, когда я становлюсь великим итальянс-ким мыслителем. Но я знаю и много такого, о чемне говорю. Я знаю больше, чем ты.

- Да. Знаешь.- Но ты лучше проведешь время. Даже раскаи-

ваясь, ты его проведешь лучше.- Не думаю, что это так.- О, да. Это правда. Я уже бываю счастлив толь-

ко когда работаю. - Он снова смотрел в пол.- Ты оправишься от этого.- Нет. Кроме работы, я люблю только две вещи:

одна мешает моей работе, а другая длится толькополчаса или пятнадцать минут. Иногда меньше.

- Иногда много меньше.- Может, у меня есть успехи, бэби. Ты этого не

знаешь. Но здесь есть только две вещи и моя ра-бота.

- Найдутся и другие.- Нет. Мы никогда ничего не находим. Мы рож-

даемся со всем, что у нас есть, и больше ничего неузнаем. Мы никогда не получаем ничего нового. Мывсе начинаем, будучи уже завершенным. Ты дол-жен радоваться, что ты не римлянин.

- Здесь нет таких существ, как римляне. Естьтолько римские рассуждения. Ты так горд своиминедостатками.

Ринальди поднял глаза и засмеялся.- Остановимся, бэби. Я устал так много думать. -

Он выглядел усталым еще тогда, когда вошел. - Ско-ро обед. Я рад, что ты вернулся. Ты мой лучший други брат по оружию.

- Когда братья по оружию обедают? - спросил я.- Сейчас. Выпьем еще раз за твою печень.

- Как у апостола Павла.- Ты не точен. Там было о вине и желудке. Вку-

сите немного вина для пользы желудка.- Все, что есть в бутылке, - сказал я. - Ради чего

угодно.- За твою девушку, - сказал Ринальди. Он протя-

нул свой стакан.- Хорошо.- Я никогда не скажу о ней ничего грязного.- Не напрягай себя.Мы выпили коньяк.- Я целомудрен, - сказал он. - Я такой же, как ты,

бэби. И я тоже заведу себе англичанку. В общем-то, я первый познакомился с твоей девушкой, ноона была немного высоковата для меня. И высо-кую девушку в сестры, - процитировал он.

- Целомудренный ум, - сказал я.- Потому меня и называют Ринальди Чистей-

ший.- Ринальди Грязнейший.- Пошли, бэби. Нам надо спуститься поесть, пока

мой ум все еще целомудрен.Я умылся, расчесал волосы, и мы спустились по

лестнице. Ринальди был слегка пьян. В комнате,где мы обедали, еще не все было готово.

- Я пойду принесу бутылку, - сказал Ринальди.Он поднялся по лестнице. Я сел за стол, он вернул-ся и налил нам по полстакана коньяка.

- Слишком много, - сказал я, поднял и посмот-рел через коньяк на лампу, стоявшую на столе.

- На пустой желудок не так уж много. Это удиви-тельная вещь. Совершенно выжигает желудок. Длятебя ничего хуже уже не придумать.

- Ладно.- Саморазрушение изо дня в день, - сказал Ри-

нальди. - Это разрушает желудок и заставляет тря-стись руки. Как раз то, что нужно для хирурга.

- Ты это рекомендуешь?- От всей души. Я не использую ничего другого.

Выпей это, бэби, и приготовься стать больным.Я выпил полстакана. В холле раздался голос ор-

динарца: “Суп! Суп готов!”Майор вошел, кивнул нам и сел. Он казался

очень маленьким за столом.- Все собрались? - спросил он. Ординарец по-

ставил перед ним суповую чашу, и он налил себеоттуда полную тарелку.

- Все здесь, - сказал Ринальди. - Если не считатьсвященника. Если бы он знал, что вернулся Фре-дерико, он давно бы уже был здесь.

- Где он? - спросил я.- В триста седьмом, - сказал майор. Он был за-

нят супом. Он вытер губы, заботливо обтерев се-дые, завернутые вверх усы.

- Я думаю, он придет. Я сказал им и оставил емузаписку, что ты приехал.

59

- Я скучаю по шуму в столовой, - сказал я.- Да, теперь стало тихо, - сказал майор.- Я буду шуметь, - сказал Ринальди.- Выпей вина, Энрико, - сказал майор. Он напол-

нил мой стакан. Принесли спагетти, и мы все заня-лись им. Мы заканчивали его, когда вошел священ-ник. Он был таким же, как всегда: маленьким, за-горелым и казавшимся плотным. Я встал, и мы по-здоровались за руку. Он положил руку мне на пле-чо.

- Я пришел сразу, как узнал, - сказал он.- Садись, - сказал майор. - Ты опоздал.- Гуд ивнинг, - сказал Ринальди, используя анг-

лийские слова. Они были взяты из словаря иску-сителя священника, капитана, который немногоговорил по-английски.

- Добрый вечер, Ринальдо, - сказал священник.Ординарец принес ему суп, но он сказал, что нач-нет сразу со спагетти.

- Ну как вы? - спросил он меня.- Прекрасно, - сказал я. - Как тут у вас?- Выпей, священник, - сказал Ринальди. - Немно-

го вина за твой желудок. Ты знаешь, это из апосто-ла Павла.

- Да, я знаю, - вежливо сказал священник. Ри-нальди налил ему стакан.

- Апостол Павел, - сказал Ринальди. - Он винов-ник всех ужасов. - Священник посмотрел на меняи улыбнулся. Я заметил, что насмешки теперь егоне трогают.

- Этот апостол Павел, - сказал Ринальди. - Он былразвратник и истощился от женщин, а когда ужене мог испытать страсть, объявил, что страсть - этоплохо. Когда он уже все закончил, он издал прави-ла для нас, тех, которые еще имеют страсть. Развене так, Фредерико?

Майор улыбнулся. Теперь мы ели тушеное мясо.- Я никогда не спорю о святом с наступлением

темноты, - сказал я. Священник поднял глаза от та-релки с мясом и улыбнулся мне.

- Теперь и он влюбился в священника, - сказалРинальди. - Где все добрые старые насмешники надсвященником? Где Кавальканти? Где Брюнди? ГдеЦезаре? Что я должен травить священника один,без поддержки?

- Он хороший священник, - сказал майор.- Он хороший священник, - сказал Ринальди. -

Но все еще священник. Я хочу сделать столовуюпохожей на прежние времена. Я хочу сделать Фре-дерико счастливым. Черт с тобой, священник!

Я увидел, как майор посмотрел на него и уви-дел, что он пьян. Его тонкое лицо было бледным.Линия волос казалась очень черной над белымлбом.

- Все в порядке, - сказал священник. - Все в по-рядке.

- Черт с тобой, - сказал Ринальди. - К черту всепроклятые дела. - Он откинулся на стуле.

- Он перенапрягся и устал, - сказал мне майор.Он закончил с мясом и вытер подливку кусочкомхлеба.

- Плевал я на все, - сказал столу Ринальди. - Чертсо всеми делами. - Он вызывающе оглядел вокругстола, его глаза были тусклыми, а лицо бледным.

- Хорошо, - сказал я. - К черту все дела.- Нет-нет, - сказал Ринальди. - Так нельзя делать.

Так нельзя. Я говорю, что так нельзя. Есть толькохолод и пустота, и ничего, кроме этого. И ничегокроме. Я говорю вам. Ни черта нет. Я знаю это, ког-да кончаю работать.

Священник покачал головой. Ординарец убралпосуду с мясом.

- Почему ты ел мясо? - Повернулся Ринальди ксвященнику. - Разве ты не знал, что сегодня Пятни-ца?

- Четверг, - сказал священник.- Вранье. Пятница. Ты ел тело нашего Господа.

Это мясо Бога, я знаю. Мясо мертвых австрийцев.Вот что вы съели.

- Белое мясо офицеров, - сказал я, заканчиваястарую шутку.

Ринальди засмеялся. Он налил в свой стакан.- Не обращайте на меня внимания, - сказал он. -

Я просто немного спятил.- Вам бы хорошо съездить в отпуск, - сказал свя-

щенник.Майор покачал ему головой. Ринальди посмот-

рел на священника.- Ты думаешь, мне надо в отпуск?Майор снова покачал священнику головой. Ри-

нальди смотрел на священника.- Поступайте, как нравится, - сказал священник.

- Не езжайте, если не хотите.- Черт с вами, - сказал Ринальди. - Они пытают-

ся от меня избавиться. Каждый вечер они пытают-ся избавиться от меня. Я борюсь с этим. Что из того,что у меня это? Каждый это имеет. Все в мире этополучают.

- Сначала, - сказал он, подражая манере лекто-ра, - это маленький прыщик. Потом мы замечаемна груди сыпь. Потом мы уже не обращаем внима-ния ни на что. Мы верим только во ртуть.

- Или сальварсан, - спокойно прервал его май-ор.

- Продукт ртути, - сказал Ринальди. Теперь онбыл в очень приподнятом настроении. - Я знаю кое-что лучше всего этого. Добрый старый священник,- сказал он. - Тебе никогда этого не заработать. Бэбиможет заработать. Это несчастный случай на про-изводстве. Простой несчастный случай на произ-водстве.

Ординарец принес сладкое и кофе. Десерт был

60

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

похож на пудинг из черного хлеба с густой подлив-кой. Лампа коптила, черный дым оседал на стекловнутри.

- Принесите свечи и заберите лампу, - сказалмайор. Ординарец принес две зажженные свечи наблюдце и унес лампу, задув ее по дороге. Риналь-ди теперь был тих. Казалось, что он уже в порядке.Мы еще поговорили и после кофе вышли в холл.

- Ты хочешь поговорить со священником, - ска-зал мне Ринальди. - Мне нужно в город. Спокой-ной ночи, священник.

- Спокойной ночи, Ринальдо, - сказал священ-ник.

- Еще увидимся, Фреди, - сказал Ринальди.- Да, - сказал я. - Возвращайся пораньше.Он состроил рожу и вышел. Майор стоял рядом

с нами.- Он слишком много работал и устал, - сказал

он. - И еще он думает, что у него сифилис. Я в это неверю, но может быть и так. Он лечит себя сам. Спо-койной ночи. Вы уедете на рассвете, Энрико?

- Да.- Тогда до свиданья, - сказал он. - Удачи. Педуч-

чи поднимет вас и поезжайте с ним.- До свиданья, синьоре Маггиоре.- До свиданья. Они говорят, что австрийцы нач-

нут наступление, но я этому не верю. Надеюсь, чтоне начнут. Где-нибудь еще, но не здесь. Джино обовсем расскажет. Телефон теперь работает хорошо.

- Я буду постоянно докладывать.- Пожалуйста. Я вас об этом и прошу. Спокой-

ной ночи. Не позволяйте Ринальди пить многобренди.

- Я постараюсь.- Спокойной ночи, священник.- Спокойной ночи, синьоре Маггиоре.Он ушел в свой кабинет.

Глава 26Я подошел к двери и выглянул наружу. Дождь

уже кончился, но на улице был туман.- Может, лучше пойдем наверх? - спросил я свя-

щенника.- Мне скоро нужно уходить.- Пойдем наверх.Мы поднялись по лестнице и вошли в комнату.

Я лег на кровать Ринальди. Священник сел на моюкойку, которую уже застелил ординарец. В комна-те стояла темнота.

- Ну, - сказал он. - Как вы на самом деле?- В порядке. Просто к вечеру устал.- Я тоже устал. Хотя вроде бы и нет причин.- Что вы думаете о войне?- Я думаю, она скоро кончится. Не знаю почему,

но я это чувствую.- В чем это выражается?

- Вы видели, каким стал ваш майор? Кротким.Сейчас многие такие.

- Я чувствую себя так же.- Лето было ужасным, - сказал священник. Те-

перь он был увереннее в себе, чем до моего отъез-да. - Вы не представляете, как это было. За исклю-чением того, что видели сами и что знаете по рас-сказам. Этим летом многие поняли, что такое вой-на. Даже офицеры, о которых я думал, что они ни-когда этого не поймут. Сейчас понимают и они.

- И что будет потом? - Я погладил одеяло рукой.- Не знаю, но я не думаю, что это может продол-

жаться долго.- И что случится?- Они прекратят войну.- Кто?- Обе стороны.- Надеюсь, - сказал я.- Вы не верите?- Я не верю в то, что когда-нибудь остановятся

обе стороны.- Я тоже так не считаю. Нельзя надеяться на

слишком многое. Но когда я вижу, как изменилисьлюди, мне кажется, это не может продолжаться.

- Кто выиграл этим летом?- Никто.- Выиграли австрийцы, - сказал я. - Они не отда-

ли нам Сан-Габриэле. И они выиграли. Они не пре-кратят войну.

- Если они чувствуют, как и мы, они могут оста-новиться. Они прошли через те же вещи.

- Никто не остановится, пока побеждает.- Вы меня обескураживаете.- Я только говорю то, о чем думаю.- Значит, вы думаете, что это будет вечно? И ни-

чего не произойдет?- Не знаю. Я думаю только о том, что австрийцы

не остановятся, пока одерживают победы. Это впоражениях мы становимся христианами.

- Австрийцы и так христиане - за исключениембоснийцев.

- Я не имею в виду формальных христиан. Я го-ворю о любви к Богу.

Он промолчал.- Мы сейчас все кроткие, потому что нас поби-

ли. Кем бы мог стать Христос, если бы Петр спасЕго в саду?

- Тем же, кем и стал.- Я так не думаю, - сказал я.- Вы обескураживаете меня, - сказал он. - Я верю,

и я молюсь, чтобы что-то произошло. Я чувствую,что это очень близко.

- Может быть, что-то и случится. Но это случит-ся с нами. Все было бы в порядке, если бы они чув-ствовали, как и мы. Но они бьют нас. И чувствуютиначе.

61

- Многие из солдат чувствуют то же самое. И этоне потому, что они побиты.

- Они были побиты еще в начале. Они были по-биты, когда их забрали с ферм и послали в армию.Вот почему крестьянин мудр: он побит еще в нача-ле. Дайте им силу и тогда увидите, какие они муд-рые.

Он промолчал. Он думал.- Теперь у меня будет депрессия, - сказал я. - Я

стараюсь не думать об этих вещах. Я никогда обэтом не думаю, и только когда начинаю о них гово-рить, они сами входят в голову.

- Все же я на что-то надеюсь.- На поражение?- Нет. На что-то большее.- Большего ничего нет. Если не считать победы.

Это может быть хуже.- Долгое время я в нее верил.- Я тоже.- А теперь я не знаю.- Все равно будет то или другое.- Я не верю больше в победу.- Я тоже. Но я не верю и в поражение. Хотя, мо-

жет, оно и лучше.- Во что вы тогда верите?- В сон, - сказал я. - Он встал.- Простите, что я был так долго. Но я так люблю

с вами разговаривать.- Мне было очень приятно поговорить снова. Я

сказал о сне, ничего не подразумевая.Он стоя подал мне руку в темноте.- Сегодня я сплю в триста седьмом, - сказал он.- А я уеду ранним утром на пост.- Я найду вас, когда вернетесь.- И мы будем вместе бродить пешком и говорить.

- Я проводил его до двери.- Не спускайтесь, - сказал он. - Очень приятно,

что вы вернулись. Хотя это не так приятно для вас.- Он положил мне руку на плечо.

- У меня все в порядке, - сказал я. - Спокойнойночи.

- Спокойной ночи. Чао!- Чао! - сказал я. Я смертельно хотел спать.

Глава 27Я проснулся, когда пришел Ринальди, но он не

разговаривал, и я уснул снова. Утром я оделся иушел, когда еще было темно. Ринальди не проснул-ся, когда я уходил.

До этого я никогда не был в Баинзицца, и те-перь мне было странно подниматься по склону, за-нятому когда-то австрийцами, с другой стороныреки от того места, где я был ранен. Здесь былановая крутая дорога со множеством машин. Вышеона выравнивалась, и я видел леса и крутые скло-ны, укрытые туманом. Леса были взяты быстро, и

поэтому их не успели уничтожить. Потом, выше, гдедорога не была защищена горами, она была укры-та циновками по сторонам и сверху. Дорога кончи-лась у разрушенного села. Выше начинались по-зиции. Вокруг было много артиллерии. Дома силь-но пострадали от обстрелов, но дело было оченьхорошо организовано, и везде были вывески. Мынашли Джино, и он принес кофе, а позже мы по-шли с ним, встретились с необходимыми людьми,и я осмотрел посты. Джино сказал, что британскиемашины работают ниже от Баинзицца, у Равне. Онбыл в большом восхищении от британцев. Здесьвсе еще довольно часто бывают артиллерийскиеобстрелы, сказал он, но раненых не очень много.Сейчас, в сезон дождей, здесь может оказатьсябольше больных. Кое-кто считает, что австрийцыпредпримут наступление, но Джино этому не верит.Мы предполагаем атаковать тоже, но вряд ли удас-тся вовремя доставить свежие войска, поэтому онсчитает, что и этого не получится. Еда здесь быласкудной, и он был бы рад достать что-нибудь сыт-ное в Гориции. Что там было на обед? Я рассказалему, и он сказал, что это восхитительно. Большевсего его восхитило dolce. Я не описывал его в де-талях, только сказал, что это было dolce, и думаю,он решил, что это было нечто большее, чем хлеб-ный пудинг.

Знаю ли я, куда он должен ехать? Я ответил, незнаю, но несколько машин находятся в Капоретто.Он надеется, его пошлют туда. Это был приятныймаленький городок, и он любил высокие горы, тя-нувшиеся за ним. Он был прекрасным парнем и,казалось, все его любили. Он сказал, что под Сан-Габриэле был настоящий ад, и еще это захлебнув-шееся наступление под Ломом. Он сказал, что ав-стрийцы имеют большее количество орудий в ле-сах вдоль гребня горы в Терново на той стороне ивыше нас, и дороги сильно обстреливаются по но-чам. У нас стоит батарея морских орудий, котораядействует ему на нервы. Я узнаю их посвист. Обыч-но бьют залпом два орудия, одно за другим, и привзрыве разлетаются огромные осколки. Он пока-зал мне один гладкий с зазубренными краями ку-сок металла около фута длиной. Металл был похожна баббит.

- Я не думаю, что они очень эффективны, - ска-зал Джино. - Но они меня пугают. У них такой звук,как будто они летят прямо на тебя. Сначала гул, по-том сразу свист и взрыв. Что толку, что он тебя неранит, если он пугает тебя до смерти?

Он сказал, что на позициях сейчас стоят про-тив нас хорваты и немного мадьяр. Наши войскавсе еще находятся в состоянии готовности к ата-ке. Здесь не хватит средств связи и нет позицийдля отступления, если австрийцы решат начать ата-ку. Есть прекрасные оборонительные позиции

62

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

вдоль невысоких гор, которые переходят в плос-когорье, но никто ничего не делает, чтобы обустро-ить их для обороны. Кстати, что я думаю о Баин-зицца?

- Я думал, что здесь будет ровнее, более похожена плоскогорье. Я не представлял, что здесь все такизломано.

- Altopiano, - сказал Джино. - Но не piano.Мы возвратились в подвал дома, где он жил. Я

сказал, что гребень горы с ровной вершиной и не-большим ущельем легче и практичнее использо-вать, чем ряд мелких гор. В горах атаковать не труд-нее, чем на равнине, настаивал я.

- Смотря какие горы, - сказал он. - Вспомни, Сан-Габриэле плоско. А дошли до нее они сравнитель-но легко.

- Не так уж и легко, - сказал он.- Да, - сказал я. - Но это был особый случай, по-

тому что здесь была скорее крепость, чем гора. Ав-стрийцы укрепляли ее годами.

Говоря о войне, я имел в виду, что тактическиникто не сможет удержать линию фронта на однойиз цепей последовательно вытянутых гор, потомучто ее будет слишком легко обойти. Необходимоиметь возможность перемещения, а в горах ее неочень много. Кроме того, при стрельбе сверху внизвсегда будут перелеты. Если отступит один из флан-гов, лучшие люди будут оставлены на вершинах гор.Я не верю в войну в горах. Я много думал об этом,сказал я. Мы засядем на одной горе, они засядутна другой, и так будет до тех пор, пока кто-то нерешит начать: тогда все снова спустятся вниз.

- А что нам остается делать, если у нас линияфронта идет в горах? - спросил он.

Над этим я еще не работал, сказал я, и мы обазасмеялись.

- Но, - сказал я, - в прежние времена австрийцеввсегда секли в четырехугольнике под Вероной. Импозволяли спуститься на равнину и били их там.

- Да, - сказал Джино. - Но это были французы, атактические проблемы всегда легче решать, когдавоюешь в чужой стране.

- Да, - согласился я. - Когда это твоя страна, еетрудно использовать в чисто научных целях.

- Русские смогли, заманив Наполеона.- Да, но у них множество земли. Если вы попы-

таетесь заманить отступлением Наполеона в Ита-лии, вы окажетесь в Бриндизи.

- Ужасный город, - сказал Джино. - Ты когда-ни-будь там был?

- Проездом.- Я патриот, - сказал Джино. - Но я не могу лю-

бить Бриндизи или Таранто.- Тебе нравится Баинзицца? - спросил я.- Священная земля, - сказал он. - Но я хотел бы,

чтобы на ней лучше рос картофель. Знаешь, когда

мы сюда вошли, мы нашли здесь картофельныеполя, посаженные австрийцами.

- Тут в самом деле так плохо с едой?- Я любитель поесть, и досыта здесь никогда не

наедался, хотя и голодным тоже не был. Столоваяздесь средняя. На передовой кормят хорошо, а тем,кто в резерве, дают меньше. Кто-то где-то обманы-вает. Здесь должно быть много пищи.

- Спекулянты куда-нибудь продают.- Да. Батальоны на линии фронта получают,

сколько захотят, а тем, кто сзади, дают очень мало.Мы уже съели австрийскую картошку и все кашта-ны из леса. Они должны бы кормить нас лучше. Мылюбители поесть. Я уверен в том, что здесь многопищи. Солдатам очень плохо, когда ее не хватает.Ты когда-нибудь замечал, как это влияет на образмыслей?

- Да, - сказал я. - Победы это не принесет, а по-ражение - может.

- Не будем говорить о поражении. Здесь гово-рят о нем слишком много. Все, что сделано этимлетом, не может пройти тщетно.

Я промолчал. Я всегда стеснялся слов о священ-ности, славе и жертвоприношении, и не любил вы-ражения “тщетно”. Мы слышали их иногда, стоя поддождем и так далеко от оратора, что до нас долета-ли только отдельные выкрикиваемые слова иличитали их в воззваниях, которые расклейщик на-шлепывал поверх других воззваний, и я не виделв них ничего священного, и вещи, которые назы-вались славными, не казались мне славой, а жерт-вы напоминали бойни в Чикаго, только мясо здесьпросто закапывали в землю. Здесь было многослов, которые с трудом переносил слух, и в концеконцов только названия городов сохранили бла-городство. Его сохранили еще некоторые цифры инекоторые даты, и только это вместе с названия-ми городов было всем, о чем можно еще было го-ворить и что имело какой-то смысл. Абстрактныеслова, такие как слава, честь, мужество или релик-вия, выглядели непристойно рядом с названиямирек, номерами полков и датами. Джино был патри-отом и иногда говорил вещи, которые нас разде-ляли, но кроме этого он был отличным парнем, и японимал его патриотизм. Он с ним родился. Вмес-те с Педуччи он на машине возвращался в Гори-цию.

Весь этот день бушевал ветер. Ветром нагналодождь, и теперь всюду были лужи и грязь. Штука-турка на разбитых домах была серой и мокрой.Позднее, к вечеру, дождь кончился, и со второгопоста я видел мокрую осеннюю землю с тучами надвершинами гор, и с мокрых соломенных циновок,укрывающих дорогу, капала вода. Солнце выгля-нуло однажды, перед заходом, и осветило голыелеса за гребнем горы. В лесах по эту сторону греб-

63

ня стояло много австрийских орудий, но из нихтолько несколько стреляли. Я видел, как внезапновозникали круглые клубы дыма в небе над разру-шенной фермой, стоявшей недалеко от линиифронта: нежные желтые клубы с белой вспышкойв центре. Вы видели вспышку, потом слышалсятреск, потом вы видели, как дымовой шар искрив-ляется и редеет на ветру. В развалинах домов быломного металлических шариков шрапнели, и они жебыли на дороге, недалеко от разрушенного дома унашего поста, но в этот вечер австрийцы не стре-ляли вблизи нашего поста. Мы загрузили две ма-шины и спустились по дороге, замаскированноймокрыми циновками, и последние солнечные лучипробивались в щели между соломой. Солнце селопрежде, чем мы выехали на чистую дорогу позадихолма. Мы спустились по ней, и когда миновалиповорот и въехали под квадратные своды туннеляиз циновок, дождь пошел снова.

Ночью снова поднялся ветер, и в сплошной пе-лене дождя начался обстрел, и потом хорваты, пе-рейдя горные луга и остатки леса, прорвали линиюобороны. Они дрались в дожде и темноте, и толькоконтратака испуганных людей со второй линии от-бросила их назад. В пелене дождя вспыхивали раз-рывы снарядов и сигнальные ракеты, а по всейдлине линии обороны слышался ружейный и пу-леметный огонь. Больше они не нападали, и в ус-тановившейся тишине мы слышали между поры-вами дождя и ветра звуки сильной бомбардиров-ки далеко на севере.

На пост прибывали раненые, некоторых прино-сили на носилках, некоторые приходили сами, дру-гих приносили на спине люди, возвращавшиеся споля боя. Они были испуганными и промокшиминасквозь. Мы загрузили две машины носилками стяжелораненными, которые лежали в погребедома, где располагался пост, и когда я закрывалдверь второй машины, я почувствовал, как вместес дождем на мое лицо падает снег. Его хлопья густои тяжело падали среди дождя.

Когда взошло солнце, буря еще продолжалась,но снег кончился. Он растаял, упав на мокрую зем-лю, и теперь снова шел дождь. На рассвете былаеще одна атака, но она окончилась неудачей. Мыждали наступления весь день, но до захода солнцаничего не произошло. Артобстрел начался на юге,ниже лесистого склона горы, где была сосредото-чена австрийская артиллерия. Мы тоже ждали об-стрела, но его не было. Становилось темно. Орудиястреляли с поля позади городка, и снаряды, проле-тая, издавали уютный звук.

Мы слышали, что наступление на юге было бе-зуспешным. Этой ночью они больше не атаковали,но мы узнали, что фронт на севере был прорван.Ночью пришел приказ готовиться к отступлению.

Это мне сказал капитан с поста. Он узнал это в шта-бе. Немного позднее он пришел от телефона и ска-зал, что это ложь. Штаб бригады получил приказудерживать Баинзицца во что бы то ни стало. Яспросил его о прорыве, и он сказал, что слышал онем в штабе, и что он произошел в районе одногоиз корпусов двадцать седьмой армии в направле-нии на Капоретто. На севере весь день шло сраже-ние.

- Если эти ублюдки позволят им пройти, намкаюк, - сказал он.

- Это атаковали немцы, - сказал один из офице-ров. Слово “немцы” выглядело пугающе. Мы не хо-тели иметь дело с немцами.

- Там пятнадцать дивизий немцев, - сказал этотофицер. - Они прорвали фронт, и мы отрезаны.

- В штабе говорят, что эта линия должна бытьудержана. Они говорят, что прорыв не сильный, имы должны удерживать позиции в горах у МонтеМаггиоре.

- Где они это слышали?- В дивизии.- Приказ об отступлении тоже был из дивизии.- Мы подчиняемся армейскому корпусу, - ска-

зал я. - Но здесь я под вашим руководством. Есте-ственно, когда вы скажете мне ехать, я поеду. Толь-ко дайте точный приказ.

- Пока приказано оставаться здесь. Заберитераненых на эвакуационный пункт.

- Иногда мы перевозим их и с эвакуационногопункта в полевой госпиталь, - сказал я. - Скажите -я никогда не видел отступления - если оно будетздесь, то как эвакуируются все раненые?

- Всех не эвакуируют. Возьмете, сколько сможе-те, остальных оставите здесь.

- Что я должен забрать в машины?- Госпитальное оборудование.- Оллрайт, - сказал я.Отступление началось следующей ночью. Мы

получили известие, что немцы и австрийцы про-рвали оборону на севере и наступают по горнымдолинам в направлении Чивидале и Удине. Отступ-ление было дисциплинированным, дождливым иугрюмым. Ночью, медленно двигаясь по перепол-ненной дороге, мы проезжали мимо медленно дви-гающихся под дождем войск, орудий, телег, кото-рые тащили лошади: мулы, грузовики - все это дви-галось прочь от линии фронта. Во всем этом былоне больше беспорядка, чем во время наступления.

Этой ночью мы помогали разгрузить полевыегоспитали, расположенные в наименее разрушен-ных деревнях на плоскогорье, отвозя раненых кпереправе у Плавы, а весь следующий день эваку-ировали госпитали и эвакуационный пункт с Пла-вы. Дождь шел постоянно, и армия под октябрьс-ким дождем спустилась с плоскогорья и перешла

64

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

реку, где начинались замечательные победы вес-ной этого года. Мы пришли в Горицию в серединеследующего дня. Дождь кончился, и город был по-чти пустым. На улице, по которой мы ехали, грузи-лись в машину проститутки из солдатского борде-ля. Их было семеро, они были в шляпках и пальто,с небольшими чемоданчиками в руках. Две из них

плакали. Одна из остальных улыбнулась нам, вы-сунула язык и пошевелила им вверх-вниз. У неебыли пухлые губы и черные глаза.

Я остановил машину, вышел и поговорил с хо-зяйкой. Девушки из офицерского дома уехали ут-ром, сказала она. Куда они поехали? В Копельяно.Грузовик тронулся. Девушка с полными губами сно-ва показала нам язык. Хозяйка помахала нам ру-кой. Две девушки продолжали плакать. Другие синтересом оглядывали город. Я вернулся в маши-ну.

- Нам бы поехать с ними, - сказал Бонелло. - Мог-ла бы быть милая поездка.

- Она и будет милой, - сказал я.- Черт бы ее побрал.- Это я и имел в виду, - сказал я. Мы въехали в

аллею виллы.- Хотел бы я быть там, где эти упругие малютки

вылезут на остановку и попрыгать на них.- Думаешь, они согласятся?- Уверен. Во второй армии эту хозяйку все зна-

ют.Мы были перед виллой.- Они называют ее Мать-Игуменья, - сказал Бо-

нелло. - Девочки новые, но хозяйку все знают. Ихпривезли перед самым отступлением.

- Теперь потрудятся. У них еще будет время по-трудиться.

- Я думаю. Хотел бы я иметь их трещину бесплат-но. Они там так дорого берут, в этих домах. Прави-тельство везде нас обмишуривает.

- Отведи машину механикам, пусть ее осмотрят,- сказал я. - Замени масло и проверь дифференци-ал. Заправь бак и потом немного поспи.

- Да, синьор Tenente.Вилла была пуста. Ринальди уехал с госпиталем.

Майор тоже покинул виллу, забрав весь персоналв штабной машине. На окне была для меня запис-ка: загрузить в машину материалы, сложенные вкучу в холле и двигаться в Порденоне. Механикиуже уехали. Я вернулся в гараж. Пока я был на вил-ле, пришли две остальные машины, и водителивышли из кабин. Снова начался дождь.

- Я такой сонный, что засыпал три раза, покадоехал сюда от Плавы, - сказал Пиани. - Что мысобираемся делать, Tenente?

- Заменим масло, смажемся, заправимся, потомподъедем к фасаду вокруг дома и нагрузим хлам,который они оставили.

- И потом поедем?- Нет, часа три поспим.- Ей-Богу, с радостью посплю, - сказал Бонелло.

- Я уже не могу бодрствовать за рулем.- Как твоя машина, Аймо? - спросил я.- В порядке.- Дай мне спецовку. Я помогу тебе с маслом.- Не надо, Tenente, - сказал Аймо. - Там нечего

делать. Идите упакуйте свои вещи.- Они уже упакованы, - сказал я. - Пойду прине-

су то, что нам оставили. Подгоните машины сразу,как они будут готовы.

Они подогнали машины к фасаду виллы, и мызагрузили их оборудованием, которое было свале-но в холле. Когда все было кончено, три машинывыстроились в шеренгу вдоль деревьев аллеи, мок-нущих под дождем. Мы вошли в виллу.

- Разведите огонь на кухне и высушите вещи, -сказал я.

- Сухость одежды меня не беспокоит, - сказалПиани. - Я хочу спать.

- Я пойду спать на майорову кровать, - сказалБонелло. - Буду спать, где дрыхнул старик.

- Мне все равно, где спать, - сказал Пиани.- Здесь есть две кровати. - Я открыл дверь.- Я никогда не знал, что в этой комнате, - сказал

Бонелло.- Это была комната старой жабы, - сказал Пиа-

ни.- Ложитесь здесь, - сказал я. - Я вас разбужу.- Если вы проспите, Tenente, нас разбудят авст-

рийцы, - сказал Бонелло.- Не просплю, - сказал я. - Где Аймо?- Ушел на кухню.- Спите, - сказал я.- Я усну, - сказал Пиани. - Я сидя засыпал весь

день. У меня вся кожа со лба на глаза наезжает.- Сними сапоги, - сказал Бонелло. - Это кровать

65

старой жабы.- Жабы для меня ничего не значат. - Пиани ле-

жал на кровати в грязных сапогах, подложив подголову руку. Я прошел на кухню. Аймо развел огоньв плите и поставил на нее чайник с водой.

- Я думаю приготовить немного pastaasciutta, -сказал он. - Мы будем голодны, когда проснемся.

- Ты не хочешь спать, Бартоломео?- Не очень. Лягу, когда закипит вода. Огонь сам

потухнет.- Лучше бы тебе поспать, - сказал я. - Мы можем

поесть сыра и тушенки.- Спагетти лучше, - сказал он. - Что-нибудь горя-

чее будет полезно этим анархистам. Идите спать,Tenente.

- В майорской комнате есть кровать.- Ложитесь там.- Нет, я поднимусь в свою старую комнату. Хо-

чешь выпить, Бартоломео?- Когда поедем, Tenente. Сейчас оно не даст ни-

чего хорошего.- Если проснешься в три часа, и я тебя не позо-

ву, разбуди меня.- У меня нет часов, Tenente.- Часы есть на стене в майорской комнате.- Хорошо.Я вышел, прошел через столовую и холл, и по

мраморной лестнице поднялся в комнату, где мыжили вдвоем с Ринальди. На улице шел дождь. Яподошел к окну и выглянул наружу. Темнело, и яувидел три машины, выстроившиеся в линию поддеревьями. Деревья были маслянистыми от дож-дя. Было холодно, и на ветвях висели капли. Я вер-нулся к постели Ринальди, лег на нее и уснул.

Перед отъездом мы поели на кухне.Аймо при-готовил миску спагетти с луком и положил сверхутушенку. Мы сели вокруг стола и выпили две бу-тылки вина, которое оставалось в подвале виллы.На улице было темно, и все еще продолжалсядождь. Пиани сидел за столом очень сонный.

- Отступление мне нравится больше наступле-ния, - сказал Бонелло. - Отступая, мы пьем барбе-ру.

- Сегодня. А завтра может быть, - дождевую воду,- сказал Аймо.

- Завтра мы будем в Удине. И будем пить шам-панское. Там живут лентяи. Проснись, Пиани! Мыбудем пить шампанское в Удине!

- Я не сплю, - сказал Пиани. Он наполнил еготарелку спагетти с мясом. - Тебе не попадался то-матный соус, Барто?

- Нет, - сказал Аймо.- Мы выпьем шампанского в Удине, - сказал Бо-

нелло. Он налил в стакан прозрачную красную бар-беру.

- Мы можем нахлебаться дерьма еще до Удине, -

сказал Пиани.- Вы сыты, Tenente? - спросил Аймо.- Вполне. Дай бутылку, Бартоломео.- Я возьму по бутылке на каждого в машину, -

сказал Аймо.- Ты совсем не спал?- Я не люблю много спать. Я мало сплю.- Завтра будем спать в королевской постели, -

сказал Бонелло. Он был в хорошем настроении.- Может, завтра уснем в дерьме, - сонно сказал

Пиани.- Я буду спать с королевой, - сказал Бонелло. Он

оглянулся посмотреть, как я воспринял шутку.- Будешь спать с дерьмом, - сонно сказал Пиа-

ни.- Это государственная измена, Tenente, - сказал

Бонелло. - Разве это не измена?- Заткнись, - сказал я. - Ты поглупел от капли

вина.Снаружи шел ливень. Я посмотрел на часы. Была

половина десятого.- Время катиться, - сказал я и встал.- С кем вы поедете, Tenente? - спросил Бонелло.- С Аймо. Потом с тобой. Потом с Пиани. Поедем

по дороге на Кормонс.- Я боюсь, что могу уснуть, - сказал Пиани.- Хорошо. Я поеду с тобой. Потом с Бонелло. По-

том с Аймо.- Это уже лучше, - сказал Пиани. - Я совсем сон-

ный.- Я сяду за руль, а ты поспишь.- Нет. Я могу долго вести машину, если знаю, что

рядом сидит кто-то, кто разбудит.- Я разбужу. Потуши свет, Барто.- Можно не заботиться об этом, - сказал Бонел-

ло. - Нам здесь больше не жить.- У меня маленький сундучок в комнате. Помо-

жешь отнести его вниз, Пиани?- Мы отнесем, - сказал Пиани. - Пошли, Аймо. -

Он вышел вместе с Бонелло в холл. Я слышал, какони поднимаются по лестнице.

- Это было хорошее место, - сказал Бартоломео-Аймо. Он положил в свой рюкзак две бутылки винаи полкруга сыра.

- Такого больше не будет. Куда они отступают,Tenente?

- Говорят, за Тальяменто. Госпиталь и штаб будутв Порденоне.

- Этот город лучше, чем Порденоне.- Я никогда не был в Порденоне, - сказал я. - Толь-

ко проезжал мимо.- Небольшой город, - сказал Аймо.

Продолжение следует

66

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Наші гості

Олександр КОЗИНЕЦЬ

Україномовний автор. Народився в Лубнахна Полтавщині, мешкає в Києві. Має 27 років.Пише вірші, коротку прозу та пісні. Працює вНаціональному педагогічному університетіімені М. П. Драгоманова.

Організував та презентував літературно-мистецькі проекти «Щоденник» (2010),«Щоденник. Re: make» (2012), літературно-екогогічний проект «ПРОдайте їсти» (2011).Першу поетичну нагороду отримав у 2003 році.Нагороджений нагрудним знаком «Кращийосвітянин року» за рейтингом тижневика«Освіта» за книгу «Щоденник. Re: make»(2012 р.). Є одним із авторів спільного проектумолодих художників і поетів України«Горицвіт» (м. Львів, 2014).

Публікується в різних колективних збірках,літературних журналах та альманахах, середякий найбільш відомі «Березіль»,«Буковинський журнал», «Дзвін», «Дніпро»,«Золота Пектораль», «Рідний край», «Склянкачасу» та ін.. Має сторінку творчості усоціальних мережах «Чай з холодним дощем».Вірші автора є на кількох поетичних ресурсахв мережі Інтернет.

* * *Коли твій дім ще пахнув раєм,А білий світ у тебе вірив,Я вже тоді ходив по краюТвоєї затишної прірви.І кожну ніч дивився в неї,Хоч це мені не до вподоби.В ту мить з очей твоїх зеленихВовки дивилися з-під лоба.Вони хитали мою віру,Ковтали слину, пар пускали.А ти в собі носила звірів,Мене від них оберігала.Однак відчула, що на ранокПорожнім стане твій будинок.Я також звір, але крізь раниВ мені болить душа людини…

* * *Реальність уже навчиласьВ’язати вузли на спицях,Ходити містами СходуЗ клубками тонких ниток.Добраніч, моя країно…Ну як тобі зараз спиться?Чи сняться тобі могилиІ душі солдат з АТО?Чи бачиш обстріли з «градів»,Що змінюють наші очі?Чи просиш, щоб сніг із градомСьогодні тебе минув?Умитий сльозами рідних,Зовсім маленький хлопчикСвоїх олов’яних солдатівУкотре веде на війну…

* * *І сказав Бог:Хай поети сплять з поетами,Народжують вірші,Показують до пострижень,Хрещеними обирають прозаїків;Їздять сім’ями в гості,Читають інших поетів,Обмінюються блокнотами,Обіймами, досвідом,Частіше ходять у гориНа юшку із риби;

67

Малюють на аркушахСонце, місяць, птахів,Ноти, листя, ключі,Вигадують назви збірок…І кожної ночі, лягаючи спати,Пам’ятають про те, що:Коли поети сплять із прозаїками,У них народжуютьсяБілі вірші…

* * *Я взимку плавив лід теплом своїм,Останні весни у мені топились повінню.Та я ще не знайшов таких обійм,В яких би відчував себе наповненим.Немає страху в темряві ночей,Якщо дивитися на неї ВИнаХІДливо.Якщо шукати в ній тепло очей,В які дивитись хочеться споріднено.

НАВМАННЯ…Я поспішаю. Крізь гул машинІду між парами людей невдячних.Довкола сотні картин, вітрин.А мені – лячно!Вони всміхаються, планують дні.В очах у них – погас інферно.Вони самотні, вони одні,Вони – буденні!Долаю відстані. Йду навмання.Несправжній час, що зла не робить…Хоч вигляд хворий, але – брехня.Мені ж бо – добре!

* * *Втома від звуків та кольорів…Настрій – для пізнього листопаду.Кожен із нас, хто хотів, уцілів,Навіть той, хто ламався чи падав!Хтось від безсилля сам попелів,Хтось порятунку шукав у втечах.Хтось божеволів і божеволів,Погоджувався, заперечував…Втома від звуків та кольорівПледом лікується, домом і ліжком.Всі ми сповна божевільні від слів…Зовсім? Чи трішки?

ЛІКУЮЧИСЬя лікуюся, подумки –не тривожІванна Стеф’юк

Непростими були два місяці,Але все ж не було біди.Хай на щастя мені заміситься,Змиє небо старі сліди.Час хвилинами б’ється голосно,Міцно тисне мені в кадик.Я лікуюся, я загоююсь.Із середини. Дай води!Влітку також бувають повені –Щоб змивати сліди хотінь.Оживаючи, я наповнююсь,Я відновлюю свою тінь.

* * *Нащо я знову прийшов?Що я чекаю тепер?Все, що між нами було –Сам нещодавно стер.Все що було дорогим –Більше мені не пече.Я тебе не любив…Хочеш – спробую ще?

* * *ОголошенняНадзвичайні новиниНині звичні подіїНезвич(ай)ні станиЗабагато капканівМіж країнами війниМало сильних моральноБільше паранормальнихАвторитарних іГомосексуальнихТа коли в країні війнаПроходять безглузді флешмобиСлід мовчати про сексХліб вино й до винаПро застуду і СНІДВенеричні хворобиБо нині родиниВтрачають синів

68

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

І хоронять їхВ жовту землюСинє ж небоБ’є залпами градуВ меніІ плекає агресіюЗа ганебністьАле нація маєПродовжити рідІ помститися врожаямиТож кохайтеся людиЯк вистачить силТа не знайтеся з москалями!

* * *Всередині мене зминаються

аркуші…Іванна Стеф’юк

Ти якось сказала мені:– Ти ж поет? Ми давно знайомі,А ти досі не спромігся написатиХоча б коротенького вірша про мене!Я промовчав тоді…Зім’яв чимало аркушів усередині себе,Перш ніж щось народити.Однак довго не виходило так,Як я того хотів.І справа не в тому, що розбігалися

слова.В іншому.Про тебе не писати, тобою жити треба!Насолоджуватися,Коли ти, сонна, ідеш умиватися;Обіймати і гладити,Коли почуваєш себеМаленькою дівчинкою;Благословити й відпустити,Коли хочеш завіятися з подругами.А по поверненні –Міцно стиснути в обіймах,Щоб відчувала, як я скучив!І повір мені, скільки б я щеНе списав усередині себе паперу –Не зможу передати інакше,Як саме й чому я тебе люблю…

Коротка зустріч – Короткая встреча

Лілія ПАНАСЕНКО  КРИВОРІЗЬКИЙ ВАЛЬСПоглядом обіймаюВулиць знайомих красу,Пам’яті книгу гортаю,Пісню у серці несу.

Радощі і печаліРазом переживем.Милі з дитинства далі,Подих бузку й конвалій,Домни “Криворіжсталі”Вмиті весняним дощем.             Де б не була – знову спішу Стати на рідний поріг.     Доле моя, щастя моє,     Місто моє – Кривий Ріг!

Вітер гуляв степами,Сиву стеріг давнину,Доки відкрила РуданаЛюдям землі таїну.

Наче коштовне намисто,З півдня на північ ліг,Древній і вічно юний;Серця торкаєш струни,Будиш в душі відлуння,Пісня моя – Кривий Ріг!          Де б не була, серце летить     Стати на рідний поріг.     Вічно живи – тисячу літ! –     Місто моє Кривий Ріг.

69

Анна ПЄШКОВА

СТЕЖКИЯк страшно бігти стежкою кривою,Пізнавши на шляху немало ям!Здається, ти «не дружиш з головою»,Бо волі не даєш своїм очам.Тому й не дивно, що наш тихий спокійВиходить часом у нестримну лють,І по кривій стежинці одинокійНімі й незрячі душі наші йдуть.Та ще страшніше – на кривій стежинці,Коли твій крок від болю остовпів,Від людства відставати наодинціІ мовчки впасти посеред степів.

НАВІКИНе прощайся зі мною до завтра,Бо, можливо, не буде його,Як не зможеш до сонця дістатиЧар-промінчиком серця мого.

Не прощайся зі мною сьогодні,Адже завтра – вже інше життя,І ми разом впадемо в безодню,Бо без мене твій день – забуття.

Ні на крок не відходь ти від менеІ тримайся міцніше за руку,Адже ми – не в цирку на арені,Щоб із серцем ставити трюки...

Не прощайся зі мною ніколи,Краще мовчки піди й повернись,Бо любов упаде враз додолу –Не знайдеш, скільки в ніч не дивись!

І прощання – навіки. Мов ріки,Пролітають роки... відгримить…Знай: коли попрощався навіки –Можеш втратити вже через мить.

Михаил КОРСАКОВ

Воинам зоны АТО посвящаетсяТам, где травы шумят,Я костер разведу.Боевых всех друзейЯ к себе приглашу

И скажу: «Всё, ребята,Дошли: нет стены.Всё отдали за то,Чтоб вернуться с войны!»

И мы кружки поднимемЗа мир и добро, –Ведь недаром без снаМы боролись со злом!

Пусть теперь никогдаНе вернётся война:Не позволим, ведь мы –Боевая семья!

Я люблю свою родину, –В том ли вина?Я люблю Украину,Она, как мама – одна!

Ты пришлаНе ждал совсем я ничего,Когда ты постучала в дверь.Ты лишь сказала: «Я пришла…»И что же делать мне теперь?

Но ты – пришла…

Та первая весна ушла,И не осталось ни следа.Разбилось зеркало надежды,Осколки унесла вода.

Но ты – пришла…

Так много слов я растерялВ погоне за мечтой туманной!И вот сейчас они звучатУже не так, а как-то странно.

Но ты – пришла…

Бывает, дня мне не хватаетНа поиск истины железной.Я верю, ты поймешь меня,Поэтому скажу я нежно:«Благодарю, что ты пришла».

70

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Микола РОМАНЮК

Шкільний вчитель англійської мови за фахомі небайдужа до тернистої долі країни молодалюдина за «статусом свідомості», Микола«конструює»» свої вірші трибунними, але безпоказушного пафосу; «неканонічними» заформою, але промовистими за змістом таінтонаціями. Вони – ніби лінза, крізь яку узбільшеному масштабі чітко проглядаєтьсяйого позиція громадянина.

Іван НАЙДЕНКО

* * *Будда казав нам пробуджуватись,Христос казав нам хреститися,Крішна казав спокутуватись,Мохамед велів молитися.І небо веліло не бачити,І сонце робило сонними,Коли Перуна позначилиІ вранці прийшли з іконами,З мотиками і сокирами,З попами провізантійськими.Копали і лаяли криками –То грецькими, потім римськими,Копали, рубали, стрибали,Оту рідну віру душачи,В Дніпро тоді «ідола» кидалиВідступники, дикі русичі.Тоді ж і Стрибога й Ладу,Дажбога, Ярила і ЛеляВиносили тихо з саду,З дідівської несли оселі.І кланялись Володимиру,І били свято у ноги,Потішені своїм вибором,Одягнені в чорні тоги,І сльози лили від радості,Що в нас Христос народився,

Забувши про давні святостіІ те, що Перун втопився...Отак рідна віра розтоптана,Із пам’яті намертво стерта,Крізь товщу століть не розкопана,Орлами й серпом подерта.І от хрестимося й молимось,Пробуджуємось і спокутуємТе зло, що колись нам скоїлосьВід тих, хто прийшов з отрутою.Перед нами – гора нескорена.Що робити? Зійти? обійти?Душа альпініста зморена,Як загнані китобоєм кити.Душа альпініста зранена,Надломлений альпеншток,І тіло покрилось зламами,І важко зробити крок.І кайло в руці розсохлося,І всі перетерлись троси.Вуста онімілі зсохлися.Хоч криками голоси –Ніхто не почує! КаменіЛиш сиплються із гори,І стерлися гасла на знамені,Які лиш могли говорить...В такій безпорадності не булаДуша молодого борця,Яка його до гори привелаВершини самого творця –Великої Джомо, великої Ма,Яку ще зовуть «Еверест»,Яку він іще не скорив, не зламав,Іще не поставив хрест.І сила гори, і сила землі –Тутешній тибетський бог.Його розп’яли тут, його й вознеслиМіж прірв та гірських тривог...І все ж у житті буває ще так:Возносить гора тебе,І тіло твоє – придорожній знак,Дорога твоя – Тибет.

71

 * * *Диким-предиким стогоном,Рваними-рваними струнами,Межами й перепонами,Стертими давніми рунами –Предки говорять, пращури!Знаками мовлять, криками, –Хочуть нас бачить кращими,А не такими звиклими –Сірими-сірими мучнямиЗ чорними, згірклими душами,Напівслухняними учнямиЗ вбитими в серці курушами.Хочуть нас бачить вільними,А не в якихось республіках,Гарними, добрими, сильними –Серед всесвітньої публіки.Хочуть нас бачить в злагодіДавні країни-стражники.Молять богів біля пагодиВсестепові саботажники:Дикими-дикими стогнами,Рваними-рваними струнами, –Б’ють православними дзвонами,Сурмлять побідними сурмами.Будять та й будять приспаних,П’яних, дурманом напоєних,Штурхають в плечі призваних –Лихом іще не зборених...                                                

* * *Я стукав стотонно, збиваючи руки, –Зачинені двері мовчали,Лиш ехом котились приглушені звуки,Приглушені звуки печалі.

Я стукав, благав їх – не відчинялисьКремезні залізні потвори,Завісом скрипучим лише насміхалисьЗ моєї жаги, непокори...

Я стукав, кидався, і бився до кровіВ надії лиш бути почутим,В надії змінити щось праведним

словом, –Та двері стояли редутом...

* * *Тепло колишнє не зігріє рук.Любов колишня не зігріє серця.Вуста колишні вже не зронять звук,І все колишнє більше не озветься.

І все колишнє відійде в літа,І як би не благав – та вже запізно:Колишнє все просіяли сита –Душі сита: німі, черстві, залізні...

* * *Cипались громовиціЗ чорного неба Землі,Із зевсової правиціВ стиглі вуста ріллі.Сипалися і били,Наче важким батогом,За те, що ми не любилиІ йшли у світи зі злом –До матері України,До батька старого – Дніпра,І катом стали, не сином,Шукаючи тут добра.Допоки шукали, ординціВстромили в наш гроб вухналі...Сипались громовиціВ стиглі вуста ріллі.

72

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Іван НАЙДЕНКО

«МИР УКРАЇНІ» – У ПІСНІ І В СЕРЦІ!

Ще вісім років тому енергійна директорка Долинськоїрайонної дитячої музичної школи Марина Миколаївна Бєлова(колишня криворожанка, яка й душею тутешня, і всі суботипроводить у місті з ріднею), усвідомлюючи необхідністьтворчого змагання для прихильників музичних мистецтв якстимулу до професійного зростання, вперше зреалізувала«новонароджену» свою ідею, на які вона завжди багата, –проводити фестиваль авторської пісні й пісенної поезії. Назвуйому дала, з огляду на романтичну пору проведення,символічну і ємку – «Долинський листопад».

Спершу захід вийшов локальним: участь у ньому бралипереважно вихованці самої музичної школи і нечисленні«почесні гості» з інших міст. Подія вдалася, попри скептичніперестороги тлумачів приказки про «перший блин – комком»,і незабаром фестиваль офіційно проголосили відкритим, відтаквін став масштабнішим і … традиційним. Тепер вже важкопереоцінити це феєричне дійство, яке дає змогу і аматорам, іпрофесіоналам виконавських жанрів показати прем’єрні творчіздобутки, тобто «вийти на люди» з ними, поспілкуватися зоднодумцями, зарядитися новою енергією… Зокрема, йчимало наших криворіжців зазвичай туди відправляються,«обов’язково» досягаючи призових вершин, – там, кажуть,значно ширше поле для самовираження, ніж у пересиченомукультурницькими подіями мегаполісі, аура інша...

Нещодавно відбувався вже восьмий «листопадовий»фестиваль! Зважаючи на те, що країна борониться відчужоземної агресії, що практично увесь народ невтомнодопомагає своїй армії, творчі долинчани також, як могли,долучилися до благородної справи. Якраз незадовго до цьогоіменитого вже заходу члени аматорського об’єднання «Сузір’яДолинщини» (серед них є й криворіжці) випустили спільнимизусиллями невеличку збірочку віршів патріотичної тематики,назвавши її, як1то кажуть, до геніальності просто – «МирУкраїні!». Отож і назву черговий фестиваль отримав таку жсаму, додавши у програму імпровізовану презентацію збірки(значну частину накладу якої упорядники відправили нашимвоїнам у зону АТО).

Майже ущерть заповнилася глядачами простора актовазала 41ої загальноосвітньої школи, де півдня вирували урочистепіднесення, щирий патріотичний дух, неприховане відчуттягордості за свою країну та її героїчних захисників. З великимхвилюванням слідкували за дійством на сцені і декільказемляків, що повернулися недавно з війни на Донбасі. Дужеїх розчулили школярочки, які піднесли «голубів миру»паперових. Іноді на очах присутніх проблискували непроханісльози, і що прикметно – не лише у людей старшогопокоління… Пройняло, виходить? зачепило за живе?

У часи матеріальної скрути справді ж непросто кудисьдалеченько їхати за покликом душевних поривань! – однакбули на цьому святі музики і слова «програмовими» учасниками«народні артисти» з Кіровограда, з Маловисківського таОлександрійського районів області, самої Долинщини, ізсусіднього Кривого Рогу п’ятеро бардів та поетеса… Нелегкезавдання випало членам журі (де троє з чотирьох – такожкриворіжці) – визначати кращих із кращих. Отож і не вартоакцентувати на тому, хто переміг! – адже перемогли всі: апатію,відстані, гіркоту розчарувань чи зневіру у собі, нестатки…Так, це було іскрометне свято воістину народної творчості!Причому практично всі учасники дотримувалися «тематичноїчистоти» фестивалю – виконували твори про Україну,незборимий козацький дух, сьогоденних її героїв, що насмертьстоять за Вітчизну на східних її рубежах… Дуже вдалимвважаю композиційне вирішення програми фестивалю: завдякичергуванню музичних номерів з поетичними останні звучалипатетичніше, не програючи першим емоційністю, адже«підфарбовані» були музичним супроводом; крім того, невідчувалася так притаманна суто пісенним змаганнямтембральна монотонність…

Якою ж радістю світилися очі юних учасників конкурсноїпрограми! Бо де ж вони ще знайдуть собі вільний «полігон»для випробування власних творчих потенцій?.. Та й доросліне приховували тріумфуючих настроїв! Тому про володарівгран1прі, відступивши від власного «табу», скажу1такиякнайлаконічніше: це ансамбль Маловисківської музичноїшколи з оригінальним «поліфонічним» звучанням фольклорно1естрадної форми, що виконав пісню самобутнього педагога йартиста Петра Лойтри на слова Володимира Яремчука зДолинської – «Листопад». І назавжди запам’яталися всім,переконаний, двоє криворіжців: харизматичний Павло Осіковз піснею у стилі «реп» – як це було несподівано! – полум’янимлистом воїна1АТОшника до коханої у мирне життя, іекспресивна актриса лялькового театру Ірина Ендрексон, щовиконала на грані крайнього душевного перелому1крику –чесне слово, мені просто задавила дихання «тисячовольтна»напруга співпереживань! – музично1поетичну композицію процінності істинної та вдаваної дружби між народами.

З наступного року організатори «Долинського листопаду»сподіваються «переоформити» його як широко1регіональний– щоби розсунути вздовж і вшир горизонти, привабити більшеучасників, стимулювати глибший розвій патріотичногонародного епосу. Дай же їм, Боже, творчої наснаги, щирихприхильників1помічників та зеленого світла!

73

Михайло КОРСАКОВ

ОСТАННІ МЕТРИ ДО ФІНІШУНевелика юрба бігунів нарешті вибігла з-за

трибун та повернула на доріжки стадіону. Дофінішу зоставалося метрів двісті. Уся ця юрба, абігунів нараховувалося чоловік сім, не булалідерами. Просто ці люди відчайдушноборолися за своє місце у турнірній таблиці. Всіхїх об’єднувала любов до легкої атлетики,точніше, бігу. Ніхто з них ніколи не відвідувавспортивної школи, але удосконалював своюмайстерність самостійно. Чому вони обралисаме біг своїм захопленням на неосяжнихплощинах спорту? Відповісти було важко. Інодіздається, що та чи інша спортивна дисциплінасама обирає людину.

Серед юрби бігунів, що проривалися дофінішу, був і Олексій. Він довго чекав на цейпробіг, намагався якнайліпше готуватися, протене завжди виходило. Заважало то одне, то друге,то третє: робота, домашні клопоти, батьки...Добре, що хоч вдалося піти у чергову відпусткусаме перед змаганнями. Це дозволялопроводити жорсткі тренування протягом двохтижнів, які потрохи давали свої результати.

Юрба тим часом впевнено рухалась дофінішу, починаючи розсіюватися чи, так бимовити, розпадатися. І вже можна булорозгледіти п’ятірку лідерів. Ця п’ятірка поки щоміцно трималася разом. До фінішу залишалосяблизько 150 метрів.

Цієї миті Олексій думав про те, що життясхоже на змагання з бігу на довгі дистанції.Спочатку біжиш неквапливо, вивчаєшдистанцію... Так і у житті: перші роки проходятьнеквапливо, ми вчимося, пізнаємо цейшвидкозмінюваний світ, ходимо до школи.Після неї – вищий навчальний заклад, періодстановлення. Щодо бігу, то це друга чвертьдистанції, коли придивляєшся до бігунів, їхтехніки та підтягуєшся до більш досвідчених іпочинаєш потрохи пробувати свої сили. У життіж у цей час наступає період становлення особи:перша робота, перші ділові стосунки, першіугоди з честю та совістю... Згодом наступає рубіж33 роки, цікавий такий період, коли часто-густолюдина змінює свою професію, місцепроживання, друзів. Час цілковитихперетворень та пошуків. На довгій дистанції цевідповідає початку третьої чверті, коли половинавже пройдена, лідери ще далеко, а слабші – вжепозаду, і є певний результат: ти не знаєш, чипрориватися вперед, відкриваючи новігоризонти, чи закріпити свою позицію і нехапати зірок з неба. В той же час у житті наступаєперіод зрілості: є сім’я, діти, улюблена робота,друзі, перевірені часом, і ще живі, слава богу,батьки. Цей період співпадає з третьою чвертюдистанції: вже все прояснилося, дистанція міцнотримається, і обганяєш лише інколи іншихучасників. А життя, між тим, переходить у своюфінальну частину: діти вивчились і оженились,деякі друзі відійшли, і, на жаль, батьків уженемає, бо немає нічого вічного на цім світі. Протеще можна дещо встигнути зробити, але требаспішити. Це відповідає останній чверті дистанції,коли вже мало сил, але ще хочеться змінитирезультат на краще, тому збираєш волю у кулакі починаєш перти, як танк, вперед... І ось –останні сто-двісті метрів. У житті це підсумковіроки життя. Устигнути б зробити, що можливо!– не встиг... На дистанції ж киплять пристрасті, ісерце стукає важким молотом, думки трішкиплутаються, ноги не зовсім підкоряються, протедух несе вперед. Ось і фініш. А що таке у життіфініш? Мабуть, хтось подумає про смерть. Але ямав на увазі той період у житті, коли вже всезроблено, і залишається лише грітися насонечку та згадувати приємні миттєвості буття

74

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

у колі онуків та правнуків... Фініш – це результат,а не кінець! Кожен отримує свій результат.

Між тим, вже відома нам групка бігунів щебільш розсіялася, однак уперед вирвалися троє:сам Олексій, місцевий бігун Коля, якому дужезаважали окуляри, та струнка й засмаглаМарина з півдня країни. Якщо б хтосьпоспостерігав за цими людьми, то скоророзгледів би їхню несхожість. Так, вони сильнорізнилися, немов були з різних світів. Коляпросиджував вечорами за комп’ютером, та йробота у нього була така ж – програміст. Маринабула ж творчою особистістю й викладалаобразотворче мистецтво в інституті. Олексійвзагалі-то був звичайним бухгалтером,працював на маленькому підприємстві, проте нелюбив свою роботу. Кожен з них не бувпрофесійним бігуном, а лише любителем.Об’єднувало усіх трьох лише те, що коженприйшов у легку атлетику заради пошуку себета відкриття нових горизонтів. Крім того, вонимали головну фору – молодість.

Тренери та інші спортивні професіонали білялінії фінішу жваво обговорювали трьохпотенційних переможців.

– А я кажу тобі, Марина зараз фінішуватимепершою. Вона вже не перший рік приїжджає донашого міста, в неї вже є досить непоганатехніка. Потім буде Льоша, і потім – Коля.

– А я гадаю, що Льоша прийде першим.Дивись, як він рветься до фінішу!

– Та й у Колі є шанси, – обізвався хтось зфотографів. – Я його знаю особисто. Віностаннім часом майже не сидів за комп’ютером,тренувався. Молодець, лінощі свої переборов!

Між тим, трійка лідерів наближалася дофінішу. Зоставалося метрів сорок чи п’ятдесят.У кожного з трьох калатало серце,перехоплювало подих... Раптом перед очимакожного з них почало німим кінофільмомпоставати все їхнє життя з радощами таневдачами, злетами та падіннями. Коля згадав,як щось два роки тому примусило йоговідірватися від комп’ютера, який вже почавзамінювати йому справжнє життя, і наставмомент, коли воно стало якимось чорно-білимта тьмяним. Яскравим та кольоровим було лишевіртуальне життя. Та і здоров’я від сидячогоспособу життя вже було далеко не бездоганним.

Якось увечері у Колі вдома вимкнули світло,отож він, не маючи чим зайняти себе, одягнувкросівки, футболку та шорти, вийшовпрогулятися. Надворі стояв чудовий червневийвечір. Гуляючи містом, побачив двохспортсменів, які здійснювали вечірнюпробіжку. Вони бігли і посміхалися. І чого тутрадіти, подумав Коля? Я ось тут безкомп’ютера зостався, так би мовити, бездозвілля... А що, ну його в пиляку! Може, і меніпробігтися?.. І Коля побіг. Біг неквапливо,прислухаючись до своїх внутрішніх відчуттів.Так він пробіг десь півкілометра, потімпобачив лавочку і присів перевести дух. «Хух,давненько я так не бігав просто так! І як цібігуни пересилюють себе? що в цьомукласного? – почухав потилицю. – Та ще йокуляри ці кляті заважають.. . Ні, все, йдудодому, – може, світло вже включили.»

Коля повернувся додому. Світла до сих пір небуло. Вже стемніло, і квартиру поглинуланапівтемрява. Коля вирішив підкріпитися, та йпити хотілося. Впав, розслаблений, у крісло, алеутоми майже не було. З’явилася якасьбадьорість, незнайома раніше, стало якосьлегко і приємно на душі. Коля сидів і дивувавсясвоєму новому стану: відчуття з’явилися зовсімнові, до того ж цікаві!.. Так він і заснув у кріслі.Прокинувся з першими променями сонця.Спати вже не хотілося. Згадав, що – субота! – іце було добре. Електрика у квартирі вжевідновилася – мабуть, уночі, і Коля автоматичноувімкнув комп’ютера, поставив варитися каву,а поки що вирішив трохи почитати про заняттябігом. Писали багато і з захопленням,акцентуючи на неабиякій користі бігу... Черезрік він вже змагався на дистанції 7 кілометрівна згаданому вище пробігу.

Серед трійки бігунів особливо вирізняласяМарина. Гарна і струнка, з розкішноюукраїнською косою, вона своєю зовнішністюбула зовсім нетиповою для цієї місцевості.Виразні блакитні очі, які дивилися з цікавістюта невичерпною добротою на цей світ. Чорніброви, які тільки підкреслювали глибину очей.В цих очах, здавалося, була вся мудрість танеосяжна безкінечність навколишнього світу.Трималася дівчина незалежно і водночаспривітно, щиро посміхаючись та радіючи

75

перемогам інших... Марина завжди намагаласятримати форму, тож якось ї ї запросили домісцевого легкоатлетичного клубу. Відмовлятине хотілося, відтак запрошення було прийнято.Так Марина і почала бігати. Виявилося, що цедосить приємно, розвантажує післянапруженого дня та зміцнює серце... А потімз’явилися у неї перші змагання, і згодом вжеМарина посідала призові місця. Творча людинатворча у всьому, навіть якщо йдеться про біг. І вці секунди дівчина згадала все своє короткежиття – з радощами та смутком, перемогами таневдачами... Багато всього бувало, навіть нерозказати, але творчість завжди рятувала відчорних днів, переплавляючи зло в горнилідоброти. Маючи багатий, кольоровийвнутрішній світ, Марина охоче дарувала йогооточуючим.

. ..Тим часом на фініші придивлялися доборотьби трьох спортсменів.

– Та я кажу, Марина буде першою, так сказати.Вона і раніше, так сказати, показувала результат.Той, як його, Олексій ї ї не обгонить, – пробубоніввеселий здоровань.

– Та ні, я кажу, що Коля буде першим, –відізвався худорлявий оператор зі злобнимвиразом обличчя. – Так, як Коля тренувався –не тренувався ніхто. Пам’ятайте, всі троє –новачки, і не з професійного спорту...

– Та давайте вже на шоколадку забиватися,або на морозиво, тільке велике! – засміяласяогрядна жінка.

– Ха! – знову відізвався худорлявий оператор.– Яка до чорта шоколадка! Забиваємося наконьяк! Я його сьогодні увечері буду пити.

– А що, ну, так сказати, давайте, – зрадіввеселий здоровань. – Якщо ... той, як його, мійпереможе – я й вас всіх пригощу.

І вони всі разом склали свої руки. Отже, паріукладено.

Серед трьох бігунів був і Олексій, трохипохмурий юнак, але добрий. Почав бігати вінтеж спонтанно: так вирішив відволікатися відроботи, паперової та дуже нудної. І біг дійснодопомагав боротися з депресивниминастроями, які оволодівали часом Олексієм. Бігбув проявом самовираження і способомполіпшення здоров’я. Льоша був також творчоюлюдиною, проте не міг самореалізуватися. В

житті так, на жаль, буває, – творчі поривання незавжди знаходить собі вихід. І це жорстокапроза нашого буття. Проте Олексій незасмучувався і вірив, що все колись змінитьсяна краще.

Метрів 30 залишалося до фінішу, і трійцябігунів зрівнялася один з одним. Вони біглиплече в плече, намагаючись хоч якось обганятиодне одного, проте нічого не виходило. Всі булина межі своїх фізичних можливостей. Це булозмагання якихось надлюдей: Марина закрилаочі і важко дихала, Коля якось чудернацько їхвирячив, а Олексій зціпив зуби і навіть не чув,як його друг Юра шалено закричав: “Льоша,давай!”, і сховався за якоюсь своєю таємничоюпосмішкою.

Так вони всі разом і перетнули, плече в плече,нога в ногу, фінішну пряму. Але для них це бувне фініш. А лише старт. Старт до нових вражень,нових можливостей, нових відчуттів, надій ісподівань. І лише судді розгублено дивилисяодин на одного, не знаючи, як розподілититрійцю за долями секунд...

Між тим, купка азартних сперечальниківпродовжувала гаряче «ділити» свої ставки напереможця. Врешті-решт добродушний велетеньпосміхнувся: “Та гаразд вже! Ходімо до мене –пригощу всіх коньяком зі своєї колекції. А ще умене в холодильнику є морозиво!» – підморгнувогрядній жінці. І тільки худорлявий оператор бувневдоволений усім, як і завжди. Проте і вінприйняв пропозицію, і згодом всі пішли додомудо здорованя, надовго засіли на кухні...

А що ж бігуни? А вони потиснули на фінішіодне одному руки та розійшлися ненадовго досвоїх друзів-уболівальників. Оператор Андрій,теж добрий друг Олексія, після фінішу похлопавтовариша по плечу: “Молодці! Перемоглидружба і добро!” “Але ж добро і має перемагати!”– посміхнувся Олексій. І коли на другу сходинкупіднялася Марина, Олексій та Коля, нестримуючи емоцій, аплодували їй, а та зі щироюприязню дивилася на своїх вболівальників, тай взагалі на всіх, хто був поруч, віддзеркалюючисвоїми великими, добрими очима увесь світ таобдаровуючи їх, як сонцем, своєю любов`ю.

76

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Творчество юных – Творчість юних

Олександра ГУДИМКНВК №35 “Імпульс”, 9-й клас

* * *Чайка в небі радо прокигиче –І розтане вмить моя печаль.Доторкнусь щокою до обличчяІ навік про свій забуду жаль.Хай іде війна в усьому світі –Я сховаюсь під твоє крило.Завжди в нас з тобою буде літо,Най всю землю снігом замело.Ми посадим в нашім домі квіти –Встелять пелюстки до тебе шлях.Розпущу свої тендітні віти,Небом заблищу в твоїх очах...Наче птах, до тебе закурличу,І розтане вмить моя печаль.Не забуду обрисів обличчя,Хоч ми вже й не стрінемось, на жаль...

* * *Пожовклим цвітом стелиться планета,А я ледь-ледь тримаюсь на плаву:Піймавшись у твої звабні тенета,Від зустрічі до зустрічі живу.Не дочекавшись іншої утіхи,Взяла на серце любощів тягар...Пташине щебетання тихе-тихеНа землю ллється з-попід сніжних хмар.

* * *Колишеться листя у далечі мрій.У вітрі вологому – пам’ять побачень.Куточок за містом улюблений мійШептав: ти не вартий душевних пробачень.Сльозами наповнились очі мої,Від зради у грудях пекло та щеміло:Ти міри не знав, перебравши її, –Я ранки злотаві стрічать розлюбила.

Оксана ТАРАНученица 9 класса КНВК №35

* * *Вспоминая тайные свиданья,Голову прижми к моей груди.Не страдай слезами расставанья! –Много счастья будет впереди.

Вспоминая вкус хмельного слова,Не печалься, и не хмурь бровей, –Ведь влюбляться для тебя – не ново,И прощаться – тоже не новей...

Альона ЦМЄХ

БЕРЕЖІТЬ МАТЕРІВХто має найгарніші в світі очі?У кого руки теплі і дбайливі?Хто буде поруч у безсонні ночі,Піклується, щоб ми були щасливі?

Хто не завдасть ніколи тобі лихаІ заспокоїть у тяжку хвилину?Хто заспіває колискову тихо-тихо?..Так тільки мати дбає про дитину!

Оберігайте і любіть рідненьких!Не поспішайте жити – озирніться!Бо час іде, і ви вже не маленькі, –Отож-бо закликаю: зупиніться!

Запам’ятайте кожну мить,Цінуйте кожне її слово,Тримайте міцно її руку,Шукайте тільки її погляд,Тихенько стримуючи подих...

Ви слухайте, як сонце її б’ється,І на усе життя запам’ятайте дотик:Такого в цілім світі не знайдеться

Сергій ГАНІН

* * *Панує смерть над головами,У мороці війни кипить:

77

Країна вкрита ворогами,В пекельнім полум’ї горить.

Свобода.Танки, мов кайдани,Стискають сонце і блакитьСумного неба, і садамиЛунає пісня тільки мить.

У пісні відпочили людиПеред тяжким рішучим днем,Бо відпочинку вже не буде,Бо все окутане вогнем.

Від небуття за сотню кроківНа вірну смерть пішов солдат...І так тривало кілька років,Поки не вигукнув комбат:

«Все, годі, хлопці, воювати! –Перемогли ми в цій війні.Нехай зрадіє рідна матиЧудовім ранку на Дніпрі…»

О, синяя небесна зоре,Якби ти знала, як болитьСтрашне смертельне сиве горе,У серці матері щемить!..

ЗАГАДКОВИЙ КРАЙЧудовий день, і сонце гріє,Пташки співають у гаю,І соловейко там десь мріє,Леліє пісеньку свою...

Блукають хмари небокраєм,В садочку вишеньки цвітуть,І плине річка чистим гаєм,І бджоли в вуликах гудуть.

І ця місцина дуже милаУ барвах квітів потопа.Кленова роща гомінливаЇх пахощі в собі збира...

Панують радість, вільна воляУ цих квітуючих краях,І кожного щаслива доляПливе, мов мрія, по морях.

Аня ПОНОМАРЁВАученица СШ№88

* * *Лето пахнет лугом и цветами,Осень пахнет золотой листвой,А весна – роскошными садами,А зима – метелью и пургой...Всё на свете свой имеет запах.Можно просто запахи смешать...А любовь чем пахнет – я не знаю,И никто не может мне сказать.В ней одной все запахи смешались!Ароматы голову пьянят.Всё, что серым мне вчера казалось,Расцвело сегодня, словно сад.

Максим ГРІНЧЕНКО

МОЄ МІСТО«Кривий Ріг – моє місто»,Лине пісня врочисто.Кривий Ріг – моє місто,Воно в серці моїм. Я ж-бо тут народився, Я ж-бо тут підростаю, Я ж-бо тут змужніваю Разом з містом своїм.Рідні вулиці міста,Ви святкові й врочисті,Ваші будні і свята –В патріотів серцях. Разом з мамою й татом, Разом з друзями, з класом Ми посадимо квіти На майданах твоїх.Вдягне сукню із квітівТа віночок з привітів –Навесні забуяєРідне місто моє. Будем жити щасливо, Працьовито і мило. Не забудемо славу Мужніх предків своїх!«Кривий Ріг – моє місто» –Лине пісня врочисто.Кривий Ріг, моє місто, –Вічно в серці моїм!

78

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

А. МИРОНИК

ИГРА

Вот уж не ожидал тебя увидеть!.. За-чем ты пришла? А, поиграть... Ясно. Боль-ше ничего не могло привести тебя в гос-ти. Или могло? А ведь не первый раз бу-дем играть! – мог бы и научиться пони-мать тебя...

На старой доске остались дорожки отпальцев: её давно никто не касался. Ста-ринные фигурки с глухим стуком стано-вились на места. Я не забыл, как проиг-рал в последний раз, хоть память и несохранила всех ходов.

Сегодня, наконец, моя очередь игратьчёрными, а потому я жду твоего хода.Твои тонкие пальчики коснулись несколь-ких фигурок, а затем уверенно выдвину-ли пешку. Что же, начало положено. Япарирую. Понять бы, чего ты хочешь, –но пока слишком рано судить.

Вот ты, наконец, повела фигуру потя-желее. Я могу её бить, но тогда твой за-мысел так и останется нераскрытым. Нет,я проглочу наживку, тем более, это покане мешает моим планам. Думай, что я утебя на поводу, считай себя победитель-ницей – и тогда ты начнёшь совершатьошибки.

Я поставлю пластинку в граммофон, ипо залу разольются ноты дивной музыки.Ты удивлена, не привыкла к такому? Чтоже, у меня было время измениться! Тырастеряна, а это ещё полшага к моейпобеде. Только я не решил, хочу ли раз-бить тебя или же сдаться. А может, и про-сто вечно играть с тобой, растянуть эту

партию до старости, чтобы внуки прихо-дили и смотрели на нас. Наши внуки! Аможет, и нет. Я ещё не знаю. И сколькобы я ни смотрел в твои завораживающиеглаза – ответа нет.

Достав из кармана пиджака сигарету,я подкурю и сладко затянусь. На твоёмличике появилась недовольная гримаска:ты никогда не любила эту мою привычку.И пускай я уже бросаю, тебе об этом нескажу. Люблю смотреть, как ты злишься,– ты тогда становишься очень забавной.

Мысли понемногу успокаиваются, об-ретают смысл. Удивление сменяет логи-ка. Сухая, бесчувственная. До пугающе-го точная. Абсолютно не абсолютная.

... Увлёкшись Игрой, мы не сразу за-метили, что пластинка доиграла, а един-ственные звуки, нарушающие тишину, –это наше дыхание да шорох фигурок надоске. Мы молчим. Не потому, что нече-го сказать, – совсем наоборот! Простослишком много внимания забирает Игра.Мы давно перестали замечать всё, кро-ме неё. Даже сейчас не видим ничегобольше.

Кстати, спасибо, что сказала. Я бы таки не заметил, что идёт дождь. Капли ба-рабанят по стеклу, светятся в фонаре. Вфонаре? Да, на часах давно за полночь.Идём спать? Доиграем потом.

И мы пойдём рядом, ты возьмёшь меняпод руку, как обычно. Такие близкие, нотакие далёкие! Игра связала нас, но вме-сте с тем Она же и разделила. Мы с то-бой сами, как шахматные фигуры! Ко-роль и королева. Разных цветов...

79

Галина БЛИЗНЕНКО

Григорию Туренко Как же мне иногда одиноко Посреди неприкаянных строк! Г.Туренко

Говоришь, что порой одинокоПосреди неприкаянных строк?Что-то есть в тебе, Гриша, от Блока, –Он, по сути, ведь был одинок!

Проникая сквозь сонные окна,Тени прячутся в складках портьер.Знаешь, Гриша, когда одиноко –Не спасут ни Басё, ни Бодлер.

Я сотру карандашные чувстваС непрозрачной бумаги ночей,И моё о тебе безрассудствоСтанет вроде в порядке вещей.

По преданью, в присутствии БогаПримерял ты небес благодать.Мне бы, Гриша, согреться немного,Чтобы женскую суть оправдать!

Ниспадают в тетрадь лепесткамиСлёзы-строки с простуженных век.Я давно заболела стихамиУпомянутой Танечки Бек.

Мостовая, избитая ритмомПозабытых, не наших шагов,Опустела. Так хочется выть мнеОт своих несуразных стихов!

Слышишь – точат то ль перья, то ль зубья,На весь мир о пороках трубя?Ты меня средь людского безлюбьяПриласкай, как когда-то тебя

Приласкал добрым словом Ошанин…Зябнет зыбкий закат за рекой –Там девчонка, танцуя на шаре,Грустно машет мне тонкой рукой.

Это я из далёкого детства…Гриша, Гриша, давай помолчим!Мне бы только немного согретьсяУ твоей потаённой свечи...

Небеса безнадёжно провисли,Звёзды тают в скрипучей арбе.Если ночью цепляются мысли –Это мысли опять о тебе.

О тебе и, конечно, о Блоке.Лунный свет распластался у ног…Мне ведь тоже порой одинокоПосреди неприкаянных строк!

БОЛЬНИЦАВывих времени здесь так привычен! –Как недетский, приглушенный плач.Окликается голосом зычнымДобродушно настроенный врач.

На замшелом, заброшенном паркеНе задержится чувственный взгляд.Крякчут «утки» в руках санитарки –Разве только что вверх не взлетят.

Даже небо здесь, точно в запое,Нездоровой блестит синевой,А за старым поникшим заборомФонарей протянулся конвой.

80

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Близорукие окна больницыБезнадёжно глухи и грустны.И стирает стерильные лицаС тонких стёкол рука тишины.

Я ЖДАЛА ТЕБЯ ВЧЕРАОдичали вечера,Обмелели в окнах лужи.Я ждала тебя вчера,Чтоб сказать: «Ты мне не нужен!»

Очертила резко грань.Ночь в котельной – дольше жизни.Там, где дремлет Саксагань,Окоём дождями выжжен.

Окунулась в круговертьТополиной душной ваты.Всё смешалось в голове:Ночи, дни, туманы, даты...

Я сожгла себя дотла –Ломовая баба-лошадь.Я всегда тебе былаВерным другом, мой хороший!

Надоело плыть щепойПо течению, по кругу.Мне за счастьем не впервойОпускать в карманы руку!

Я хлебаю лаптем щи,Вышиваю вышиванку –Ты свою рубаху-жизньПримеряешь наизнанку.

Ты – с котомкой на Майдан,В шалый омут революций, –Я – на старенький диван –Погадать себе на блюдце.

Я в ночи пишу стихи –Ты зализываешь раны.На двоих – одни грехи,На двоих – одни изъяны...

Я пришла из стылых зим,Ты – с безоблачного юга.В нежном трепете осинМы с тобой нашли друг друга.

Две судьбы слились в клубок –Неразлучные до срока.Ты цитируешь Ли Бо, Я – Набокова и Блока...

Не смотри, что я реву,Вою бешеной собакой:Не жалею, не зову, –Бабе только бы поплакать!

Вот бы... если бы... кабы... –Разгуляться б сонной сини!Милый, может, ты забыл,Что я родом – из России?

Всё ворчу, ворчу, ворчу...Как тебе со мной живётся?Чур меня! ей Богу, чур! –Всё не терпится, неймётся...

Сквозь теснение в груди,Сквозь шуршанье птиц под крышейЯ скажу «Не уходи!»Так, чтоб ты меня услышал.

Звёзды... Свет ночного браСквозь проём дверей – всё уже...Я ждала тебя вчера,Чтоб сказать: как ты мне нужен!

СОБАКАДва шага осталось до лета...Живу и пишу на ходу.Я, видите, полуодета –Как пугало в нашем саду,Смотрящее вдаль удивлённо,Как липнут к стеклу мотыльки.А я, не таясь, исступлённоВо тьму обнажаю клыки.И слышится рядышком где-то

81

Скулёж, исходящий извне.Но мало кто знает, что этоСобака тоскует во мне! –Собака без имени, роду,Без окрика: «Псина, к ноге!»Такую бродяжью породуТравили, топили в реке...Она не блазнит предо мною,Не дразнит огни переправ,Лишь тихо скулит за спиною,Звериную суть оправдав.Мы с нею дрожим и не знаем,Как верить другому зверью.Давай же, собака, полаем,Чтоб Боги проснулись в раю,Чтоб в гуле грачиного грая,Кружащего над городьбой,Слепую тоску попирая –Мы счастливы были с тобой!... Протяжно из душного мрака,В безгласой, глухой тишинеСкулит одиноко собака,Которая дремлет во мне.

ГЕРАСИММесяц собачьею мордойТрётся о неба живот.В маленькой, тусклой коморкеДворник Герасим живёт –Глухонемой от природы,Дикий, как волк – нелюдим.Сука испанской породыХодит повсюду за ним…

Спят комариные кручи,Челяди чёрная рать.Барыня в сонной падучейТребует псину убрать.Сумрак московских окраинЩупает пальцами тишь.Что ж ты, Герасим, как Каин,Над собачонкой стоишь?

... Выйдет, сцепивши он зубы,В скучный, неласковый день.

Изб покосившихся срубыРябью качнутся в воде.Лодку отпустит по ветру.Два кирпича – и петля...Примут невинную жертвуТравы, река, тополя.

Ляжет Герасим под сливой,Бедную вспомнит Му-Му.Станет ещё сиротливейВ мире ему одному.Скорбно, с тоской отрешённойСкомкает шапку в руке.И поплывут обречённоГоды его по реке.

Будут в легендах и мифахБаять: гуляя по дну,Бледная, грустная нимфаКормит рыбёшкой Му-Му.

ЛЮБИ МЕНЯ…Люби меня всегда непрошено –За гнев, печаль, за радость, боль,За слёзы на лице с горошину,За то, что быть могу собой.Люби меня за уходящиеС пустых вокзалов поезда,За девочку, в окно глядящую,За необдуманное «Да-а...»,За то, что вышиваю крестикомНа флаге собственной страны,За то, что чай люблю без крепости,За вязкие, цветные сны,И за стихи мои смолистые,За иногда корявый слог,За старый сад, укрытый листьями,За громкий вскрик, за тихий вздох,За откровенье сонной улицы,Что вся в заколках фонарей,За бабку, что стоит-сутулитсяУ нераспахнутых дверей,За то, что судьбы не разгаданы,За грома грозовую плеть,За то, что оберегом-ладанкой

82

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Мне на груди твоей висеть.Люби за то, что неприкаянноБрожу средь призрачных теней,За грех, за позднее раскаянье,За ватный говор тополей,И за молчанье, и за искренность,За горечь всех твоих измен.Люби за страсть и за неистовость,За ожиданье перемен,За небо, тихое и талое,За ночь, за лунный свет в горсти,За бабье лето запоздалое...За то, что всё смогла простить.

САФО Я ей шептал: «Молчи! молчи, проклятая Сафо!» М.АнищенкоТы океаном был, а я...А я – была рекой.И смешивалась грусть мояС небесною тоской.

Я понимала рыбью речь,Я принимала больИ уходила вдаль стеречьВесенний водополь.

Сменялись лето и зима,Сменялись день и век,А я, сходившая с ума,Топтала талый снег.

Ты называл меня Сафо,Отчаянно грешил –Паяц с повадкой комильфо,Суконкою души

Стирающий с кривых зеркалПроклятье прошлых лет.О, как умело ты мне лгал,Развратник и поэт!

Когда на Ведьминой гореСвистел безумный рак –

Я твой отмаливала грех,В себя вбирая мрак...

Ты приходил ко мне – как тать,Стоял – едва живой,А я пыталась разливатьПо окнам сумрак свой.

Коптил огарочек свечи,И дождь всё лил да лил,А ты шептал: «Сафо, молчи...»И пёс в ногах скулил.

Благоухал в горшке люпин,Склоняясь над строфой.Ты умолял: «Сафо, люби!Люби меня, Сафо!» –

И я впадала в странный сон,Не оттолкнув руки,А ты входил, как СоломонВ живую плоть реки.

А ты алкал: «Сафо, кричи!Кричи, как дикий гром!»И выла сукою в ночиСирена за окном.

Сжимались яростно устаНедоброю молвой,А вязкий привкус воровстваВитал над головой...

Вставали птицы на крыло,Отчаявшись взлететь,И билась веткой о стеклоБерёзовая плеть.

Река крутила жернова,Рука писала стих,И таяли, как лёд, слова:«Прости, Сафо, прости...»

83

Павел ЛИНСКИЙ

О СЕБЕ

Писать о себе всегда трудно. И написать осебе непредвзято практически невозможно. Новедь никто другой и не знает меня лучше, чемя сам. Друзья, наши близкие видят нас одно1боко, с одной стороны, потому что мы так себяведём: с кем1то мы откровенничаем больше, скем1то меньше, с одним нас связывают одниинтересы, с другим 1 иные. Это как в мозаике:полная картина складывается из отдельныхфрагментов. А отдельные фрагменты 1 это иесть наша жизнь. К тому же, в разные перио1ды жизни мы и ведём себя по1разному. Чело1век не стоит на месте, он всегда в движении.Он или растёт, или падает вниз. И моя 1 жизньне исключение. Я совершил довольно глупыхпоступков. Много чего я сделал с опозданиемна несколько лет, есть вещи, которые ещё ждут,чтобы я, наконец, проявил к ним свой интерес.Но это мой опыт, моё знание, мой путь. Мояжизнь принадлежит только мне. Что касаетсямоей биографии, то она обыденна.

Родился и рос в Кривом Роге. Ясли, дет1сад, школа. Затем завод. Потом был инсти1тут. В институт я поступил, когда мои одно1классники уже заканчивали обучение. Учеба на

филологическом факультете открыла мне глазасовсем в иной мир – мир литературы. В сту1денческие годы я начал писать. Сначала этобыли стихи, затем пошла проза. Но дальше трехдесятков стихотворений и набросков прозы делоне пошло. На то, чтобы заняться литературойвсерьёз, у меня никогда не хватало ни сил, нивремени, 1 надо было зарабатывать на хлеб на1сущный. Скорей всего, просто врожденная леньбыла всему виной. Затем последовал долгий пе1рерыв в творчестве. Работа, работа, с утра доночи, без выходных, без отдыха, 1 суровые ус1ловия жизни требовали от меня полной само1отдачи. Не так давно я начал снова писать.Вместе с этим я увлёкся фотографией. Однодругому совсем не мешает, напротив, увлече1ние фотографией помогает мне взглянуть на мирпод иным ракурсом. Благодаря фотографии яначал смотреть на окружающий мир совсемдругими глазами: обыденные, казалось, вещи,что окружают нас, начали представать в новомсвете. Я начал замечать то, на что до этого со1всем не обращал внимания. Мы каждый деньпроходим мимо одного и того же дома и не об1ращаем на него внимания: подумаешь, дом, ка1ких полно вокруг, что в нем особенного? А ведьу дома, как и у человека, 1 своя история. Я го1ворю не о коробках бетонных, а о домах, пост1роенных в сталинские времена и ранее. Так жеи люди. Я просто стал пристальнее всматри1ваться в лица людей, в окружающие меня пред1меты.

Я люблю свой город, люблю людей, в немживущих, люблю и наслаждаюсь миром, в ко1тором я живу. Фотография1 это не просто спо1соб запечатлеть прекрасные мгновения настоя1щего, которое с последними лучами солнца ухо1дит в прошлое, в историю, 1 это ещё и способпосмотреть на наш мир под другим углом.

84

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Криворожская художник-аниматор

Лариса ПОВХ

ПЕСОЧНАЯ АНИМАЦИЯ –

ОРИГИНАЛЬНЫЙ

ЖАНР

ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО

ИСКУССТВА

Лариса Повх. Образование высшее - Харьковс-кий художественно-промышленный институт(нынче академия искусств и дизайна). Работаетпреподавателем КУ «Учебно – воспитательныйкомплекс «Криворожская специализирован-ная школа 1 - ІІІ ступеней с углубленным изу-чением иностранных языков». Ранее работалахудожником-дизайнером, так как по специальнос-ти художник-конструктор (дизайнер). Много чи-тает, рисует, интересуется новинками кинема-тографа. Знает французский.

Победитель районного, городского, областно-го и призер республиканского Всеукраинского кон-курса «Учитель года -2011» в номинации «Изоб-разительное искусство».

В канун нового года у нас в гостях побывала та-лантливый художник-аниматор, по уши влюблён-ный в искусство человек Л. Ф. Повх. Прежде чемпослушать её увлекательный рассказ о развитии еюнеобыкновенного направления в искусстве «песоч-ная анимация», мы искренне поздравили ЛарисуФёдоровну с новым, совсем свежим успехом. Бук-вально днями её одарённая ученица Дарья Грибокпрезентовала свои умения в песочной анимации намеждународном фестивале, где получила дипломучастницы и стала его призером.

- Я несказанно рада за свою талантливую уче-ницу. Она занимается несколько лет – и такой ус-пех! С Дашей мы уже выступали на городском ме-роприятии «Весна Руданы» с песочной анимацией,где композицию выполняли в две руки, т.е. четыре.Есть планы очень интересные, пока это секрет. По-желайте нам удачи!

- Конечно же, Лариса!- Если коротко рассказывать об истории по-

явления песочной анимации, то, пожалуй, надо на-чать с того, что всякое искусство начинается с рис-ка и эксперимента, - говорит собеседница. - Имен-но так возник оригинальный и интересный жанр -песочная анимация. Первопроходцем в бесконеч-но прекрасном и непредсказуемом мире песочно-го шоу полвека назад стала канадская художни-ца-мультипликатор Кэролайн Лиф. Популярностьи признание ей принесли мультфильмы «Петя исерый волк» и «Сова, женившаяся на утке». Не от-ставали от своих зарубежных коллег и советскиесупруги – аниматоры Владимир и Елена Петкеви-чи. Они создали популярную «Сказочку о козявоч-ке».

Скажу, что значительных успехов в популяриза-ции песочной анимации достигли венгерский ани-матор и режиссёр Ференц Чако, который посвятилэтому искусству более 30-ти лет и, благодаря сво-ей короткометражке с космическо-антропологичес-кой тематикой, был номинирован на Оскара.

В настоящее время песочная анимация приоб-рела огромную популярность. На Евровидении вы-ступила наша соотечественница Мика Ньютон, гдефоном шла песочная анимация. Песком рисуюткартины, которые заслуживают, чтобы их назвалишедеврами, снимают клипы и фильмы, также со-здан театр песка, который погружает зрителей вудивительный и безграничный мир sand art.

- А в Украине, как известно, это направле-ние искусства стало стремительно распрост-раняться и развиваться после победы худож-ницы-евпаторийки Ксении Симоновой в теле-визионном шоу «Україна має талант»?

- Совершенно верно. Ксения показала, как лёг-кий песок легко может ложиться на стекло, а изоб-ражение с помощью проектора передаваться наэкран. Она создаёт песочные картины руками, иног-да использует щёточки и кисточки. Чаще темамипесочных произведений у аниматоров, да и у меня,становятся вечные - любовь, борьба добра и зла,создания Вселенной, рекламные ролики и т.д. Люб-лю создавать композиции необычные с философ-ским смыслом, не привязываться к теме в букваль-ном смысле.

- Вы - единственная в Кривом Роге художни-ца, работающая в очень непростом жанре «пе-сочная анимация». Ваши песочные коротко-метражки авторские, выполнены вживую, зах-ватывают и вдохновляют всех, кто хотя бы разимел возможность оценить ваше творчество…

- Пока, на сегодняшний день, это творчество внашем городе я пытаюсь развивать одна, но ужеесть маленькие таланты, и это приятно. Если гово-рить в целом, то я за стремление творить благодар-на, прежде всего, преподавателям своего ВУЗа, где

85

нас, студентов, наставляли развивать фантазию,ассоциативно-образное мышление и пронизыватьпрекрасным даже обыденные вещи, ведь искусст-во не имеет границ, и настоящий художник сможетрисовать чем-либо на любой поверхности. Я ихиспользовала, работая с детьми по методике Мон-тессори, которая развивает творческие способно-сти и мелкую моторику рук ребенка.

После окончания академии искусств работалакак дизайнер, потом, в силу сложившихся обстоя-тельств, когда сын Август пошёл в первый класс, явместе с ним стала работать в школе. Я начала го-товить малышей в первый класс, занимаясь с нимипо методике Монтессори, где одним из главных спо-собов развития мелкой моторики руки у ребёнкабыло и есть рисование разными материалами -манной крупой, рисом, солью, кофе. В то время при-меняла манную крупу, но потом, чтобы детям былоинтересно, я делала цветную соль (мелками закра-шивала мелкую соль). Детям было очень интерес-но, они ее считали волшебной. Я даже не моглапредставить, что это будет в дальнейшем песочнаяанимация. И было это около 17 лет назад.

С годами практики я сделала вывод: лучшимматериалом для анимации всё-таки является песок.Однако не весь, только очень мелкой фракции. Иде-алом стал вулканический, хорошо подходит и пе-сок со Средиземного моря. Пробую рисовать ани-мации, используя песок, привезенный друзьями изКубы, Италии, Арабских Эмиратов. Мои друзья,если куда-то едут, обязательно привозят для менядля пробы немного песка. Смешно? Я им очень бла-годарна за внимание.

- И всё же, на чём основывается технологиявашего творчества?

- Да, собственно, на всеобщих известных прин-ципах, ведь я не первая в мире, кто так рисует. Кпримеру, в Арабских Эмиратах талантливо рисуют,в России – Артур Кириллов (я преклоняюсь передего талантом), Израиле и др. странах. Всё заключа-ется только в специально приспособленном дляэтого столе и идеальном песке.

- Впечатляют многие Ваши, они нестандар-тные, необычные, оригинальные…

- Мне нравится анимировать необычные темы:как создавался мир, этапы, начиная с того, как ан-гел появился на небе, любовь, время, жизнь и т.п.Самое главное – аниматор должен уметь хорошо ри-совать, быть профессиональным художником. Так-же важно, чтобы рисунок переходил в рисунок, аистории из песка оживали, необходимо обладатьрежиссёрским талантом, а значит, развитой фанта-зией, образным мышлением, интуицией и логикой.Важнейшим в этом искусстве есть мысль, которуюхудожник должен донести зрителям.

Внутренние качества художника, эмоции влия-ют на создание анимации, также важна и музыка!Она помогает художнику, когда она звучит, она вдох-новляет и помогает. Опускаешь руки в тёплый пе-сок – и уже не видишь зрителей, ничего не слышишь- ты и песок, я полностью погружаюсь в мир песоч-ной истории (анимации). В этом есть своеобразнаяфилософия. Вообще я считаю, что песок несет ка-кую-то философскую ноту. А музыка очень эмоци-онально на меня действует. Анимация - это не про-сто становишься и рисуешь песком, да, можно имп-ровизировать, но серьезные вещи создаются ина-че. Сначала рождается сюжет, его я фиксирую набумаге в картинках, иногда придуманные сюжетыне могут реализоваться на песке, это как негативфотографии. Я на бумаге рисую чёрным каранда-шом. А здесь наоборот: свет подсвечивает снизу,поэтому я сначала высветляю.

Завораживаешься, когда смотришь картины изпеска, написанные под музыкальное сопровожде-ние Ларисой Повх. Они создают ореол загадочнос-ти, уникальную магическую ауру, философию, кото-рая пронизывает и пленит. Ты понимаешь, что нахо-дить общий язык с необычным художественнымматериалом аниматору очень и очень непросто. Иотмечаешь - она действительно одарённая, настой-чивая, сильная, потому и пришёл к ней успех.

Ларису приглашают на концерты и городскиепраздники, где, в зависимости от мероприятия, онавоплощает соответствующую тематику. Освобожде-ние Кривого Рога - военная тематика, 8 марта - ли-рическая и душевная, тёплая.

Не утаила гостья «Домашней газеты» и того, что арт-терапия в Харькове положена на коммерческую ос-нову, а во Львове лечат детей, больных ДЦП. Когдамалыши касаются песка, у них раскрываются нотки,которые способствуют выздоровлению больных.

- Я не могу останавливаться, - улыбается Лари-са. - Мне кажется, что каждый мой шаг, каждая ани-мация - это путь к развитию, к чему-то новому. Вмоей жизни — это направление настолько лиричес-кое, настолько лёгкое, душевное и успокаивающее!Когда я творю, получаю огромное наслаждение, выдаже не можете представить, сейчас я без этого немогу жить и чувствую себя востребованной.

Песочную анимацию, как спектакль в театре,невозможно сыграть одинаково дважды. Каждыйобраз является уникальным и неповторимым. По-этому герои песочного фильма каждый раз смот-рят со стола на своего создателя новым взглядом,и вместе с ним переживают счастливые и грустныемгновения жизни.

Материал предоставлен Ларисой ПОВХ

86

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Критика, обзор

Светлана ЗАХАРОВА

ПОГРУЖАЯСЬ В ХОРОШОЗНАКОМЫЙ МИР...(№ 1 за 2015 год)

После двух лет «молчания» (именно столько яне писала обзоров) появилось желание сказать мно-гое о многом. А если говорить коротко – номерудался.

Не буду рассуждать по поводу плохих-хорошихстихов, но представленная в альманахе поэзия «тре-бует» сделать несколько общих замечаний (на стра-ницах «Саксагани» появляются новые имена, на за-седаниях литобъединения – новые лица).

Для того, чтобы писать, надо, по утверждениюВ. Маяковского, переживать нечто подобное: «Ви-дите – гвоздями слов прибит к бумаге я». Вы гото-вы подписаться под этим признанием? Толькоупорно работая над строкой, только чувствуя «том-ление духа», можно что-то стоящее явить на свет.Но одни живут муками творчества, другие – бес-помощным стихосложением. Как отличить хоро-шие стихи от плохих? Хорошие – это когда мне,читателю, поэт от-кры-ва-ет мир и делает это какбудто заново, делает это «выражаясь картинамисвоей жизни», изъясняясь «на языке своего време-ни». Плохие – это когда автор разделяет общие чув-ства окружающих, когда он повторяется, а весь про-цесс стихосложения превращается в привычку.

О лирических публикациях на заседаниях боль-ше всего разговоров, однако творческих «споров»,как правило, не случается. Кто-то почитал – кто-то послушал. Но стихами сегодня говорят многие.А потому отсылаю читателя обзора к Эмили Ди-кинсон: «Если я читаю книгу, и все мое тело стано-вится холодным, так что никакой огонь не можетего согреть, я знаю, что это – поэзия. Если физи-

чески я ощущаю нечто такое, как если бы мне сня-ли верхушку головы, я знаю, что это – поэзия. Толь-ко так я это знаю. Есть ли способ узнать иначе?»

Не могу утверждать, что именно так проникаетв меня поэзия, нет, мои «требования» куда скром-нее: если стихи согревают душу, даже если они со-гревают только ладони – это значит, что в строкеживет неповторимое слово и фраза «дышит» осо-бой интонацией, значит, рядом, где-то близко бьет-ся мысль... Это тоже поэзия.

Надо... надо быть требовательным к себе, боль-ше «выбрасывать в корзину», отшлифовывать по-этические ряды; надо... не пренебрегать правила-ми стихосложения и заботиться о том, чтобы в сло-ве, в ритме ожило «что-то колдовское»; надо... сво-им творчеством «вселять в нас веру, что возвышен-ное принадлежит нам». Это ответственно и не каж-дому по плечу – надо ждать, терпеливо ждать, ког-да явится на свет хотя бы одна поэтическая строка,способная «взорвать» сознание, разбередить душучитателя...

Попутно несколько общих замечаний по поводупрозы.

«Беда, коль пироги начнет печь сапожник...»Беда, если автор самонадеянно думает, будто рас-сказ написать легко, стоит лишь придумать сюжет,разработать детали, контурно «очертить» образ... Ачто же делать с психологической тонкостью изоб-ражаемого? Как описать пространство человека –что делать с самим человеком: выбросить его изсреды или дать ему воздуха жить? Как избежатьскуки на страницах прозы? Как в рассказе сказатьбольше, чем иногда говорят в романе? Что «делать»со стилем, который с головой выдает автора? Какраствориться в рассказе до неузнаваемости и бытьузнаваемым? Как «фильтровать» фразу, чтобы ос-тавить в ней бьющуюся мысль? Как писать так, что-бы этот процесс, по Ренару, не превратился «в стро-гание досок»? Как о своих чувствах говорить всем,а волноваться, тревожиться и думать заставить каж-дого... в отдельности?

* * *«О близких всех душа не позабудет...»(Николай Рубцов)Рассказы Андрея Дюка – о родных и самых близ-

ких людях.Рассказы-воспоминания Андрея Дюка надо чи-

тать. Что говорить понапрасну? Они будоражат,встряхивают душу.

В своих воспоминаниях автор ничего не гово-рит «о моменте вечности», но он, этот момент, жи-

87

вет на страницах его прозы. Во-первых, Дюка нехотел и не хочет ничего забывать. Во-вторых, он нежелает все это «похоронить» в себе, предать забве-нию. В-третьих, он готов мир вокруг растрясти, что-бы найти ответ на вопрос, которым мучается: чтоже там внутри болит? Душа? сердце? память?

Душа, которая иногда готова выскользнутьпрочь и отправиться по свету навстречу кому-тоблизкому? Память, за которую так тревожатсябольше всего и боятся потерять именно ее? Серд-це, это «вместилище Всеблага»?

В коротких рассказах автор выпукло обрисовалсвой мир – вчера и сегодня. Мир детства – это ба-бушки, дедушки, их драма, их судьба, их, только их,правда жизни. Это так дорого, так важно, что Анд-рей Дюка «умудряется» на нескольких страничках,сжимая слово, густо накладывая краски, чтобы уме-стить все, что составляло прошлое. Для него это непросто небольшой рассказ – это «эпос внутренне-го возвышения и обновления».

Мир сегодняшний – это прежде всего то, что мыназываем «моментом истины», моментом, когдапришла пора не просто дальше жить, как жил преж-де, не просто иметь дом, не просто посадить дере-во в память о близких – это время, когда то, что«внутри болит», требует выхода, требует ответа:«Кто я?», «Зачем я?»

«Память берет за горло» – и появляются расска-зы, которыми, по меткому замечанию Игоря Золо-тусского, «он душу готов был мою из меня вытрях-нуть и поселить на месте ее свою...»

* * *«О чем заботишься? – Да какая разница? Живи

и все...»О рассказах Василия ЧернявскогоВасилий Чернявский обратил на себя внимание

с первой публикации. Это была подборка стихов,которые имели... вкус поэзии. И это было ярко, дер-зко, талантливо!

В первом номере за 2015 год опубликованы двасовершенно невероятных рассказа. Невероятных –это, наверное, преувеличение. Но мне чертовскипонравилось! За иронией, что притаилась в расска-зах, сквозит легкая грусть и одновременно – ощу-щение счастья, пусть не такого большого, как хо-телось бы, но – счастья.

Сюжеты двух рассказов, занимающих меньшестраницы, строятся на диалоге. Героям ВасилияЧернявского вовсе не обязательно что-то делать,им надо просто быть. Этого вполне достаточно,потому что, несмотря на комизм ситуации, в кото-

рой они оказываются, герои думают о жизни и ду-мают вполне серьезно.

Что поражает в творчестве Чернявского, так этораскрепощенность мысли. Это позиция автора бытьс жизнью на «ты». Это выбор темы – пишет как буд-то ни о чем, вырисовывая иногда совершенно не-мыслимые линии, создавая образы героев – «голо-вотяпов». Это потрясающее настроение рассказов,когда, как сказал как-то Михаил Веллер по друго-му поводу, «возникло желание ржать в согласии».

Не ищите в рассказах практической полезнос-ти: это не книга о здоровой и вкусной пище. Не ко-пайтесь в тексте, чтобы отыскать какой-то особыйсмысл. И уж тем более не ждите от автора какой-то универсальной философии на той самой таре-лочке. Это смешно и глупо. И не задавайте с раз-дражением вопросов вроде этих: «Зачем это? Кудаон клонит? Он что, издевается над читателем? Этоже ни к чему не ведет!» Но вот в этом-то весь сек-рет того, что у Чернявского есть читатели, которыелюбят и автора и его творчество – то, что он сочи-няет. Сочиняет «современно», без оглядки на жизнь!

Язык рассказов покажется кому-то «без особо-го блеска». Создается ощущение, что фразы не кон-струируются, не шлифуются, не оттачиваются, а от-ливаются в формах-заготовках. Может, так все иесть. Но это лишь на первый взгляд, лишь поначалувыглядит именно так. Однако в его словах «чувству-ется широта и здоровая мысль». А достоинство изначимость стиля Василия Чернявского определя-ются не тем, насколько эффектно и красиво звучитслово, а тем, насколько оно передает читателю кар-тину и звучание, настроение и вкус жизни, состоя-ние и движение души. С этим у Чернявского все впорядке. Придется повториться, но хочу обратитьвнимание читателя, что безупречность стиля Чер-нявского в том, что при пристальном рассмотре-нии рассказа слова, из которых «выстроен» текст,не могут быть заменены никакими другими слова-ми и выражениями. И в этой простой конструкции,называемой художественным текстом, каждое сло-во, как каждый камень в саду, «размещено» на един-ственном месте.

И последнее. Нравится вам или не нравится раз-говор о чужом успехе, но секрет творчества Чер-нявского, думается, «прост»: он в мироощущенииавтора, что жить все-таки можно, что жить все-такистоит. И не просто жить – радоваться жизни, жиз-ни, которая есть блаженство, а внутри самого че-ловека – любовь. Всего-то!

«Есть такая история об одной мухе, которая слу-чайно попала в универсам. В витрине стояли сред-

88

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

ства для истребления насекомых. Муха глянула навитрину и прочитала надпись, сделанную больши-ми красными буквами: «Новейший распылитель –уничтожает мух мгновенно!»

«Какие же все злые!..» - вздохнула муха, улетаяпрочь».

Читайте Василия Чернявского – станете добрее...

* * *«Она действительно заря...»О лирике Оксаны ЗориШесть лет назад единственный сборник стихов

Оксаны Зори попал в руки Светланы Маслянки, фи-лолога, человека верующего, с ясным взором. Ееоценка стихов была немногословной, но однознач-ной. Предлагаю вниманию читателя эти попутныезаметки.

«Источник воды живой, родник чистый, «напол-няющий». Каждому дано напиться из него. Ведь всемы путники и странники на этой Земле».

«Ее жизненное кредо – это прямой (без кривиз-ны) Путь в Небо, потому, что там Отчизна и ответына все вопросы».

«Родом из израильтян, потому что умеет пости-гать истину (Божья правда и Божья любовь), когдаговорит, что нашего ничего нет, кроме «эго» и оши-бок. Здорово!»

«Она действительно заря, я бы сказала – солн-це, солнечный луч, благодаря которому существу-ет все живое».

...Подборка из новых стихов в первом номере за2015 год составлена из последнего, чем полниласьдуша. И эти стихи-раздумья, стихи-боль вызываютзнакомые чувства и влекут к жизни новой. ОксанеЗоре каким-то образом всякий раз удается услы-шать звуки мира и передать в стихах мотив своихоткровений. А строки, положенные на музыку, ивовсе несут свет, свет духовный и неугасимый.

Индийский философ Ошо в своей книге «Горчич-ное зерно» заметил: «Зачем вообще слова? Развенельзя красоту оценить без слов? Разве обязатель-но твердить, что это красиво? Зачем вообще что-то говорить? Как будто самих [стихов] мало, какбудто нужно еще и подтверждение их красоты...»

Читайте стихи в молчании.«Как-то учитель дзен попросил японского поэта

Басё: «Объясни свою философию. Ты говоришь, нов своих речах выступаешь против слов. Ты сам го-воришь, но утверждаешь, будто слова излишни.Объясни это!»

Знаете, что ответил Басё? «Это другие говорят,а я просто роняю пыльцу!» Поэт Басё говорил сло-

вами, но это было без усилий, это было естествен-но, как аромат!» («Горчичное зерно»).

Оксана Зоря глядит на мир всегда свежим, но-вым взором. Это правда. Она смотрит, просто смот-рит, но еще не знает, что видит. Такой взгляд при-носит новое восприятие. Тогда-то появляются сло-ва – те самые, которые легко исходят из души по-эта и легко ложатся на сердце читателя-слушате-ля. Они не тяготят. И именно это – просто смот-реть в мир – помогает развернуть Оксане Зоре своикрылья, чтобы взмыть в небо, или остаться на зем-ле... цветком. Всего-то – «цветок, роняющий пыль-цу», а по поэтическим строчкам капельками стека-ет мысль...

Сказанного достаточно.

* * *«У вечности дороги бесконечны...»Владимир Сердюк. «Вересневий бузок».Мое знакомство с творчеством Владимира Сер-

дюка началось с «Бандитского фронта». Новая по-весть, написанная в 2001-м, возвращает нас в 30-егоды прошлого столетия. История в лицах, исто-рия людских судеб интересует автора и в этом про-изведении.

В. Сердюк не писал о строительстве «Криворож-стали», но где-то совсем рядом грохочет стройкавека – этот гул отдаленно слышится на страницахего произведения. Он не повествует о героях пер-вых пятилеток, героях производства, потому что еговолнует судьба отдельных людей, тех, кто на этомтрудовом фронте не был, но историю не отрицал,от страны своей не отрекался, кто был за новуюжизнь, но что делать со своим прошлым – понятияне имел.

Автор сочувствует не тем, кто созидает новуюжизнь, кто «мы», не героям революции, гражданс-кой войны, первых мирных пятилеток – он всеце-ло на стороне тех, кто был врагом, «белым», «кула-ком». Они, по мнению автора, пострадали больше,чем те, кого ставили под красные знамена и с пес-ней «Широка страна моя родная, где так вольнодышит человек» отправляли на труд, на подвиг, надоблесть. Автор не противопоставляет тех и дру-гих (вспомните, иначе у И. Бунина в «Окаянныхднях». На его вопрос новой властью всем ходомисторических событий, ГУЛАГом был дан однознач-ный ответ: «... народу революции все прощается, амы-то что ж, не люди, что ли?»).

«У нас была великая эпоха» (что имел в виду Эду-ард Лимонов, мы знаем). Великая в этом смысле,что она никого не пощадила, уравняв всех в нище-

89

те и бесправии. Время всем досталось одно – об-щее время, - с одними проблемами и тревогами.Страна, которую мы когда-то получили в наследиевместе с историей, одинаково расправлялась и стеми и с другими – и с теми, кто поверил, что «сталвсем», и с теми, кто был когда-то тем, кому в новойжизни делать нечего. Эпоха созидания такой стра-ны дорого обошлась народу, но этих рассужденийавтор не касается, как не касается той проблемы,что история советского периода «горит» ненавис-тью – взаимной ненавистью, - вот и получается, чтовремя одно, ненависть одна на всех, судьбы похо-жи, а вот развели народ по разные стороны барри-кад.

Его герои – он и она. Она из семьи кулаков, се-мьи, которая была пущена в расход. Он – из голыть-бы, попал в органы, чтобы стоять на страже новогопорядка. И даже не по идейным соображениям«уходит» он в неизвестность – любовь к «кулачке»стала началом трагедии и конца. Страна огромная– «от Москвы до самых до окраин» - а спрятатьсянегде, убежать некуда. Теперь врагов становитсядвое. А если враг не сдается, то его – что?..

Слишком много хотим мы порой от литерату-ры. Хотим, чтобы она ответила на все «грозные воп-росы» (Анна Ахматова). Это, как показало время,не под силу ни литературе, ни истории. Потому за-метим, что В. Сердюк лишь обозначил проблему,«не разворачивая» ее вглубь. И не предлагая ника-ких легких решений. Он рассказал драму жизни, со-чувствуя своим героям. Зная, что из малой исто-рии делается большая, из мелочей, незаметно, новерно, складывается облик времени, его дух, онписал «самый сложный роман» чужой жизни.

Автор обладает искусством повествования, уме-нием четко очерчивать своих персонажей, чувству-ет напряженность момента. Не хватает психологиз-ма в воссоздании характеров. Просто, увлекаясьфабулой, автор разворачивает повествованиевширь, не вовлекая читателя в трагические разду-мья о том, «куда несет нас рок событий» в том са-мом «развороченном бурей быте».

Но на первом уровне – читательском – произ-ведению обеспечен успех.

* * *«Так, для души...»О лирике Юрия Ващенко...Время обгоняет нас... Как это возможно? Мо-

жет, это всего лишь метафора, а время, как катего-рия вечная, вообще на нас никак не отражается?

Нет, все-таки время бежит, обгоняет нас, но ко-

ординаты его, времени, условны. Вот осень с набе-жавшими тучами и коробом осыпавшихся листь-ев. Вот уже и зима, выстудившая небо голубое, иоттого дома, озябнув, жмутся друг к дружке... А воти лето – рюкзак за спиной и затерявшаяся на зем-ле тропа, которую надо отыскать. И несмотря накалендарь, в любую пору года «неизменен» вокзал,от которого лучеобразно расходятся пути, ведущиево все концы света, и одна-единственная дорога,которая возвращает тебя домой.

Картины мира меняются незаметно: время ос-торожно наносит на мир краски то «вечной» вес-ны, то вьюжной зимы... А душа – «категория» тожепеременчивая – становится со временем толькобогаче, потому что ей не хочется ни обнищать, нипотеряться. Вот и «бродит» поэт по свету и ему«вроде не много надо».

Юрий Ващенко печатается редко. На сей разопубликовано пять стихотворений, где значимойтемой стала любовь, координаты которой, в отли-чие от времени, вполне реальны: это вокзал и по-езда, чтобы возвращаться, потому что самое глав-ное – здесь, дома; где окно, но очень хочется, что-бы было свое «окно, где опять не спят... окно – крикразлук и встреч...»; это свидание – пока не с Богом,- но встреча, когда обретаешь силы и чувствуешь,что «пребываешь внутри чуда» (Амвросий Оптинс-кий); и это стая птиц, с грустью покидающая зем-лю.

Стихи не надуманны. Они написаны в моментчувствования: «Я ничего не хочу писать без чув-ства...» (Жюль Ренар).

Ващенко не экспериментирует в поисках нео-бычной рифмы; он не выкрикивает стихами; не ув-лекает звукописью в слове... И еще много «не»... Нов стихах есть особая интонация, своя мелодия, свойритм, «своя» метафоричность, свой разбег, свояпауза – легкая, естественная, - пауза, когда чело-век пребывает в «состоянии» поиска и понимает,что движение – это единственное, что «никогда нелжет».

* * *«Где-то есть город, в котором тепло...»Несколько строк о стихах Татьяны Дудниковой.Стихи, предложенные криворожскому читателю,

- о городе, который есть; о городе, который сталпесней в судьбе; о городе, в котором живут детс-кие сказки, юношеские мечты, шальные ветры и...временщики... Город «контрастов»... Город с такимпрошлым, что думаешь об этом – и сразу ощуща-ешь холод в душе. Прошлое прокалено ветром, па-

90

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

мять о нем хлещет пургой, а настоящее чувству-ешь кожей и вдруг понимаешь, что несешь на пле-чах чужую, не свою судьбу.

От строк Татьяны Дудниковой веет холодом.Убедитесь сами: «Скоро снег, и надолго – лишь чер-ное с белым»; «До слепящего бел, до гнетущей тос-ки тяжел этот снег, вечный снег...»; «Я снега не хочу– а он идет»; «Хлёстко ветер бьет по щекам»; «...мирсрывался на снегопад. И, как будто от боли, снегстановился злым»; «И пошел гулять разухабистый,разбитной, жуткий гул пурги в подвывающих про-водах»... Достаточно холода? И зимой и летом – не-уютно.

От строк Татьяны Дудниковой веет бездомнос-тью. Хотите удостовериться? Читайте:

«Я хочу домой, но, увы, не приду домой, Потомучто совсем один»;

«А он понуро, точно нищий, бродил, и жизнь егобыла страшна»;

«Ну прошу, отпусти! Я рвану далеко»;«Это город людей, стремящихся на вокзал»;«Мой город – он прожжен, прокурен, пропит».Доводов достаточно? Вот и автор утверждает:«Да какая там, к черту, легкость и красота?»От строк Татьяны Дудниковой веет одиноче-

ством и вселенской «неуютностью». Куда там пур-ге и ветру! Здесь столько беды, что висит она пря-мо над головой. Не верите? Читайте:

«И основы мои, что незыблемы, как Тибет, По-шатнулись вдруг...»

«Не то чтобы он Город не любил, - живя по схе-ме призрачного «нужно», Терпел туман и морось,часто стужу и липкость замусоленных перил...»;

«Город-призрак, город-ребенок, с рожденья бро-шенный, И всегда по лицу по каменному - слеза»;

«Мой город – он прославлен очень зло Строкойстихов и непечатным словом».

Еще цитировать? Но... Перед читателем и безтого предстает город, скорее похожий на разорван-ный нерв, чем на город, в котором есть «страховоеагентство», где бы тебя могли оградить «от ветровземного шара», «от ожога вечных тем», от запахагоречи, разлуки, несовместимости...

Стихи жесткие, хлесткие, жгучие, экспрессивные.Между строк много молчанья, в строках – крика;между словами – покой, в словах – буря; а в целом– в строчках и в «междустрочье» уживаются холоди огонь. (Где уж тут до длины строк, размереннос-ти и сложных рифм? Выговориться бы – вот глав-ное. Слова рядом стоят – оглушающе звонкие; «ра-сталкивают» друг друга; слова всем понятные, новместе – какую они гремучую смесь создают!)

Стихи Татьяны Дудниковой – это стихи – «го-лод» по невыразимому. Помните у Роберта Рожде-ственского: «Не понимаю. Понимаю. Приветствуюи осуждаю. Смиряюсь. Голову ломаю... Дышу. Най-ти себя пытаюсь»?

Стихи Татьяны Дудниковой – это стихи – «при-говор»... городу, который все-таки есть. Помните уРоберта Рождественского: «Будет ветер сухим, какплеть. Будут набережные пусты. Я заставлю каменьгореть и сожгу за собой мосты!»?

Стихи Татьяны Дудниковой – это стихи одино-чества в ночи. Помните у Роберта Рождественско-го: «Не верю никому, считаю дни до поезда... Истрашно одному, а с кем-то – боязно»?

Однако все подмеченное, все сказанное мноюесть прелюдия.

Как бы ни «захлебывалась» поэтесса строками о«неуютном» крае – она в облике города «ищет» спа-сенья. Как бы ни горюча была боль за свои «белыеснеги» - она ту боль стерпит. Как бы не решителенбыл однажды брошенный городу вызов: «Я на Выиду» - она «объявляет ему свою любовь»... Да-да!..«Я объявляю любовь...»

«Где-то есть город, в котором тепло...» И еслипридется уехать – «Ну уже отпускай, ну уже не дер-жи», она уедет, чтобы тут же начать по дому тоско-вать.

* * *К читателю последнее слово.Если вы еще не пролистывали журнал, не при-

нимались за чтение, познакомьтесь с теми стихамии той прозой, о которой речь шла в обзоре. Еслинаши точки зрения не совпадут – будет о чем по-думать потом. Главное, чтобы вы насладились пуб-ликациями, чтобы утолили свой читательский го-лод, чтобы хоть от чего-то пережили тихий вос-торг... Читая, помните аксиому века: «...культураявляется точным отражением самого человека.Каков средний человек, такова и культура обще-ства». Будем надеяться, что литература возвысит-ся (не без читательской «помощи»), что она и впредьбудет «заниматься не прошлым, не будущим – она[будет] заниматься человеком».

За пределом моего обзора – публикации, о ко-торых я хотела бы сказать (значит, выскажусь): пе-реводы Любови Барановой, проза СвятославаОлейникова, театральная критика гостей нашегоальманаха.

91

Павел КУЧЕР

Павел учится в 28-й школе в седьмом классе.Его интересы удивительно разносторонни – от

скрупулезного изучения характеристик стрелковогооружия до разгадок тайн ближнего и дальнего космоса.Он может часами создавать новые уровни в игрушке спрыгающими геометрическими фигурами. Усердно и со-средоточенно, тратя на это, со стороны – совсем бес-полезное, дело все свободное от занятий время.

Павел пишет странную прозу, читая его произведе-ния, каждый раз я удивляюсь, как здравый смысл, реа-листично построенные диалоги могут уживаться ря-дом с абсурдом ситуации и совершенно немотивирован-ным поведением героев. Но, на мой взгляд, именно в этойкажущейся бессмыслице, неразберихе событий – тай-на автора, его талант передать сегодняшнее ощуще-ние жизни. В чем-то – до крайности абсурдной, в чем-то – наполненной верой и надеждой, в чем-то – безыс-ходной и бессмысленной. Объемные и яркие образы, ощу-щения и предощущения автора заставляют «глотать»строчку за строчкой, в надежде, что Павел раскроетсекрет, расскажет, что же нам делать дальше, кудаидти. Но этого не происходит, автор лишь заставля-ет поверить: его фантастический мир уже давно суще-ствует! Просто мы все были настолько заняты свои-ми насущными делами, что не заметили его появления.

Андрей Дюка

КРАСНОЕ СОЛНЦЕ ГРУСТИЛёша Военный жил в обычной квартире, обыч-

ной жизнью. Снились ему обычные сны, которыезабывались через десять минут после того, как за-канчивались. Когда он просыпался (это почти все-гда было в 5:00), то без завтрака ехал на работу.Возвращался домой через три-четыре часа. В егоголове играла песня, которая очень раздражала. Впесне не было ничего особенного, но заканчива-лась она словами, которые он хотел забыть навсег-

да: «Ты не знаешь, кем я хотела бы родиться!!! Незнаешь!!! И я не знаю!!! Вдруг я хотела родитьсяживотным, вдруг рыбой! Понимаешь?!!!». Эта пес-ня звучала в голове каждый раз, когда он ехал насвоём автомобиле. Однажды он решил продать ав-томобиль, в надежде, что это спасет от навязчивойпесни. Но Лёша верил с трудом, что слова, надоев-шие, раздражавшие его так долго, когда-нибудь за-будутся.

Летом 1973 года он купил новую машину. Попути на работу каждый раз вспоминал ту «жуткуюпесню». Ему с самого детства казалось, будто весьмир – лишь иллюзия, сон какого-нибудь существа.И когда оно проснётся, то вся вселенная простопропадёт. Пропадёт абсолютно всё. Это ощущениени на мгновение не покидало его. Бродя по улицамЛенинграда, он с испугом и тревогой взирал по сто-ронам. А вокруг – красота такая, и это всё – иллю-зия! В один прекрасный день ему надоела однооб-разная до отчаянья жизнь, и он решил уехать изродного города.

Проехал немного, так как накануне забыл запра-вить машину. Со злостью пошёл пешком дальше. Крас-неющее на закате солнце заставило его вспомнитьмного грустных моментов из жизни. Шёл он по бездо-рожью днями и ночами. Ел лесные ягоды, пил из луж,из рек и озёр. И вскоре перед ним возникла дилемма:– слева – водопад, справа – скалы, впереди – бездна,позади – тоже, можно образно сказать, бездна. Лёшачувствовал голод, а растений тут было крайне мало.Он подошёл к водопаду. Из пещеры, которая видне-лась в одной из скал, лилась вода, притом очень гряз-ная, то ли стоки, то ли размытая почва. По воде плылимешки, мёртвые животные, никому не нужный хлам,который люди выбросили в мусор. Этот водопад ещёи вонял. Лёша пошёл по течению. Прошёл километр,а места, из которого вытекала зловонная жижа, всене было видно. Навстречу восходило солнце. Оно гре-ло Лёшу. Ему казалось, что чем ближе он будет идти всторону солнца, тем теплее будет. Он даже отвлёксяот грязной реки, в которую преобразился водопад, истал идти в сторону солнца. Но через десять минут онвдруг стал тонуть в грязной воде, совсем забыв, чтоступает по жиже. Он смотрел лишь на солнце. Плаватьон не умел, поэтому позвал на помощь, в надежде, чтокто-то откликнется. Он орал что было сил:

– На помощь! На помощь!!! Я сейчас утону вэтом… – и закашлялся.

Он захлёбывался в течении, но дно немного «под-нялось», и он сумел поднять голову. Кто-то отклик-нулся.

– Не двигайся! – послышался незнакомый голос.– Течение опасно, унесёт, и будешь, как большин-ство, бесконечно плыть. Я помогу.

92

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Беспомощно побарахтавшись, Лёша обернулсяи увидел человека в чёрном. На том была страннаякепка, не подходящая совсем к остальной одежде.Человек взял Лёшу за руку и аккуратно вытащилиз зловонной жижи.

– Откуда ты взялся? – поинтересовался Лёша.– Я пришёл, чтобы найти девушку, – ответил че-

ловек в чёрном. – Такая милая, такая красивая, ноона хотела сфотографировать природу, сделать не-сколько снимков и показать мне. В квартире пус-тые стены, их пора было бы украсить. Пустых стеночень много в нашей квартире! Но она не верну-лась. Ищу я её, ищу, а найти никак не могу. Еслинайду её мёртвой, точно повешусь.

– Печально, – ответил Лёша. – А как её зовут-то?– Надя, – неохотно ответил человек в чёрном.– А тебя? – спросил Лёша.– А меня Саша. Ты, кстати, не представился.– Ах, да! Лёша! – с улыбкой Лёша произнёс своё

имя.– У нас с тобой очень похожие имена! – ответил

Саша. – Кажется, ты тоже идёшь за своей девуш-кой, ищешь её?

Лёша сразу вспомнил ту жуткую ночь, которуюон хотел забыть навсегда. В ответ можно было толь-ко сказать правду, по-другому никак нельзя былопоступить. Он не мог сказать правду, он боялся этосделать, он очень стеснялся, но, поборов свои стра-хи и сомнения, всё же сказал:

– Моя девушка умерла ещё полгода назад.– А как её убили? – заинтересовался Саша.Лёша до этого думал: «Только бы он не спросил

об этом, только бы он не спросил об этом!!!» - одна-ко надежда не оправдалась. Но всё же он перебо-рол страх и рассказал:

– Её убил какой-то пьяный мужик. Это было но-чью. Когда мы шли ужинать, то навстречу выскочилтип с ножом. Он, угрожая, что убьет ее, взял моюдевушку за руку и потащил ее в ресторан! Мне онприказал не заходить туда. Он стал у неё что-то спра-шивать, какую-то чушь, я не помню все, но после-дний его вопрос звучал так: «Кем ты хотела бы ро-диться?» Тогда она закричала… Я не хочу это вспо-минать. Эту фразу я хотел забыть навсегда! Эти сло-ва слышу каждый день! Это были последние словамоей девушки…

– Бывают случаи в жизни и пострашнее! – отве-тил Саша.

Когда Лёша возбужденно говорил, страх улету-чился. Он почувствовал облегчение. И совсем за-был, что хотел найти исток реки. Было уже светло.Лёша извинился и сказал, что ему надо идти. Сашапошёл рядом, сказав, что тоже хотел бы найти ис-ток, в надежде, что там будет его девушка. Но Лёша

развернулся в другую сторону, потому что устал бес-конечно идти по течению.

Вскоре прилетел вертолёт, который забрал егона базу. Когда Лёша пришёл в себя, стал расспра-шивать, куда его доставили. Но все отвечали емуодинаково: «На базу». И он ни разу не успел спро-сить: «На какую?», потому что люди мгновенно те-ряли интерес к собеседнику. Наконец он решилсяоткрыть окно. Там, как ни странно, уже начался по-здний вечер. «Но как же так?» - возмутился Лёша,ему казалось, что только пятнадцать минут прошло,а на самом деле - несколько часов. Видимо, он спалв вертолёте. Но как заснул, не заметил. Он решилвыйти из помещения. А за дверью был длинный иочень тёмный коридор. Этот коридор словно не за-канчивался. Лёше казалось, будто он шёл по немууже несколько дней. Обернулся и за спиной уви-дел худощавых людей, на которых были надетыстулья с большой дыркой в середине сиденья. Онипросто проходили сквозь Лёшу. Он не понимал,куда попал. Коридор краснел от солнца. Но кактак? Нигде же не было ни окна, ни щели! Одни две-ри да стена. Лёша снова пошёл вперёд. И тут – чудо.Коридор кончился, и впереди оказалась дверь, ко-торую открыли странные люди. Он пробежал на-сквозь и попал в небольшую комнату, где стоял че-ловек, держа в руке пистолет. Этот человек, дажене взглянув на Лешу, вышел. У Лёши закружиласьголова. Благо, он увидел диван в помещении. Нанего он и лёг. Через какое-то время женский голосразбудил его:

– Посмотри на меня! Я люблю тебя! Я хочу вый-ти за тебя замуж!

Лёша вздрогнул от неожиданности. Он резковскочил и бросился бежать, не оглядываясь. Впе-реди оказалась ещё одна дверь. Тот же голос, зах-лёбываясь от рыданий произнес:

– Не уходи!!! Пожалуйста!!! Я же умру без тебя!!! Этот голос был знаком Лёше. Он узнал голос

своей девушки, те же интонации, как в тот после-дний их день, когда её убил пьяный псих. Но он точ-но знал, что это была вовсе не его девушка, и, мо-жет, даже вообще не человек. Страх, отчаянье, бес-силие – все смешалось. Он и представить боялся,что это за существо. Лёша наконец достиг конца ко-ридора. Там была ещё одна дверь, которая вела ужев жилой комплекс.

– Ты видел ту тварь? – спросил прохожий.– Если это то, что гналось за мной, то да, не ви-

дел, а слышал, – ответил Лёша.Оглядевшись по сторонам, Лёша нашёл в этом

комплексе и Сашу, который молча наблюдал за ним.И вообще вёл себя очень странно: никак не реаги-ровал на слова, но при этом пристально, не отры-

93

ваясь, смотрел Лёше в глаза. Какая-то женщинасказала:

– Вы что себе позволяете, молодой чело… – неуспела договорить, как он пихнул её изо всей силы.

– Я на Вас в суд подам!!! – выругалась женщина.Саша взял стул и бросил его прямо в искажённое

гневом лицо. Она сразу же заплакала, а Лёша обнялеё – хоть он и особо не обращал внимания на посто-ронних людей, но сейчас ему было по-настоящемужалко. Но стоило закрыть глаза, как он оказался натом диване, на котором лежал до тех пор, пока неуслышал женский голос. Мимо проходил человек спистолетом. Лёша же сразу дал дёру оттуда. Он хоро-шо помнил, что коридор был освещён. И с улыбкойна лице побежал – в надежде на то, что выход рядом.Был Лёша очень сытым и бодрым, ему казалось, чтоон пробежит ещё тридцать километров, не сбавляятемпа. Примерно через минуту, которая показаласьЛёше днём, он достиг выхода.

Там была обычная улица, а над дверью гореланадпись «Развлекательный центр». Но Лёша вос-принял это с иронией и спокойно вернулся к томусамому течению. Он ужаснулся, когда мимо по те-чению пронёсся Саша. Вероятно, он решил покон-чить жизнь самоубийством, может, потому, что где-то нашёл свою девушку мёртвой, или ещё из-за чего-то. Красное солнце, которое уже давно можно былонаблюдать в небе, смотрело на Лёшу. Оно напомни-ло о большом количестве грустных моментов изжизни. Тогда он не сдержал слёз. И снова – тот са-мый вертолёт, который летел то ли случайно мимо,то ли специально прямо за ним. В кабине теснилсядобрый десяток подмигивающих солнечными зай-чиками вояк. Лёша попытался убежать от пресле-дующего вертолёта, но тот словно высасывал изнего энергию. Вдруг Лёше резко захотелось спать.Он бежал на предельной скорости, пока не достигобрыва. Присел у обрыва, совсем забыв про верто-лёт. И... провалился в сон.

Очнулся он на этот раз в какой-то избе. За ок-ном – тёмная, без единого просвета ночь. Лёша про-тер глаза, и... за окном оказался день. Эта жизнь емууже начинала казаться сном. Встал он с кровати ипошёл на кухню. На кухне стояла девушка лет сем-надцати. Она посмотрела в сторону Лёши и сказа-ла, улыбаясь:

– Хорошая собака!После этих слов Лёша сразу закашлялся, а эта

девушка сказала в ответ:– Нехорошая собака.Лёша подумал, что над ним издеваются.– Где я, вашу...?! – выкрикнул он.– В СССР, сынок, в СССР, – спокойным голосом

ответила девушка.

– Я случайно не в психушке?! – разозлился Лёша.Девушка лишь улыбнулась и сказала ему очень

странным голосом:– Нет.– Я что-то сомневаюсь, – Лёша стал понемногу

успокаиваться.Он вышел из избы и осмотрелся. Поговорил с

двумя местными мужиками. Оказалось, что село, вкотором он очутился, находится в пяти километрахот Ленинграда. Леша решил возвращаться домой,направление ему указали, да и сам он прекрасновидел окраину города. В километре от дома прямона проезжей части скопилась толпа народа, кото-рая не давала ему сделать ни шагу.

– Какой сейчас год? – спросил Лёша у народа,чтоб удостовериться, что он не переносился во вре-мени.

– Сейчас семьдесят третий год, а что? – ответилодин из них.

– Значит, всё хорошо, – с облегчением ответилЛёша и пошёл дальше.

Пришёл он домой и решил забыть это происше-ствие, как страшный сон. Но, как назло, не забыва-лось, не вылетало из головы, все время мучили воп-росы: «Сон?, Не сон?, Может, это сумасшествие?».Он заварил себе крепкий кофе и включил телеви-зор, по которому шёл очень скучный фильм, кото-рый Лёша захотел вырубить, чтобы заняться чем-нибудь другим. Проверил всё, в тумбе нашёл кон-верт, в котором спокойно лежали десять тысяч руб-лей по сотне. Лёша очень обрадовался. На конвер-те не было ни обратного адреса, ни имени или чьей-нибудь фамилии.

Деньги Лёша потратил на новые вещи – еду иинструменты. Конечно, не забыл купить и парашют,который потом использует, чтобы прыгнуть с обры-ва, под которым виднелась манившая его зловон-ная река.

Из важных приобретений также была наполнен-ная «под горлышко» канистра с бензином. Автомо-биль Лёши расходовал топливо очень экономно, ипоэтому он не беспокоился особо за бензин. Но навсякий случай...

Приготовления были завершены, и Лёша вновьоказался возле манящего, загадочного обрыва. Онпрыгнул вниз благополучно, парашют открылсянормально, и еще в полете он увидел трубу, в кото-рую и затекала эта мутная вода. Возле трубы стоялСаша, улыбаясь Лёше.

– Так ты же умер! – произнёс Лёша. – Это как так-то?– Это был сон! – ответил Саша. – Мне снились и

пострашнее вещи – однажды мне приснилось, чтотут Надя плыла. А ты… а ты… а ты обнимал её!!!Очень крепко обнимал!!!

94

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

– Ужас, – сказал Лёша. – Ты, кстати, как сюда по-пал?

– При помощи парашюта, – ответил Саша.– Я тоже, – усмехнулся Лёша.– Я видел твой парашют, – ответил Саша. – У меня

такой же. Ты, кстати, не мог бы отправиться в этутрубу? Вода тут до пояса, вполне можно проплыть.Только будь осторожен – один мой друг умудрилсякаким-то образом утонуть в этом течении. И не на-ткнись на хлам, который может оказаться под но-гами. И ты можешь заплыть не туда. В общем, плы-ви прямо, ни в какую мелкую трубу не заворачивай.Там ничего не будет. Тупики, и ты вряд ли сможешьвыбраться. Двигайся вдоль центральной, ее не спу-таешь, эта труба шире всех. В некоторых местахдаже есть лампочки, и, что самое странное, многиеиз них светятся. Там должно быть что-то интерес-ное. – Саша как-то странно улыбался, и Леше вновьпоказалось, что происходящее – всего лишь сон.

Но, несмотря на странную ухмылку нового дру-га, не вникая в собственные ощущения и опасения,Лёша, ничего не сказав, направился в трубу. Тече-ние начало усиливаться, и поэтому он буквальномчался на огромной скорости. Саша оказался прав(вот только откуда он это знал?), здесь в трубе мер-цали редкие лампочки, освещая мутный поток.Лёша отталкивался плечами от скользких стен тру-бы, стараясь, чтобы его не завертело потоком. Ксчастью, путешествие по зловонному тоннелю ока-залось недолгим. Несколько минут спустя Лёша всёже достиг конца сумасшедшего течения. Теперь этовновь была просто речушка, мелкая, спокойная,грязная сточная речушка. Лёшу чуть не вырвало,когда он увидел, как этой водой мыли руки три че-ловека, стоящих на берегу. Он очень хотел выругать-ся на них, но онемел от отвращения и не мог ничегопроизнести.

– Смотрите! У нас появился зритель! – сказалодин из незнакомцев. – Помой руки этой водой!Самая чистая вода в СССР! Такой чистой воды ниг-де не было и не будет!

– Не слушай этот бред! – сказал человек позадиЛёши. – Это призраки, которые мыли руки в этомместе ещё тридцать лет назад. Тогда тут вода былаидеально чистой, но вскоре этот поток стал зловон-ным, и, разумеется, руки тут стало мыть невозмож-но!

После его слов Лёша всмотрелся в этих людей.Вода протекала сквозь них! А чуть позже они сталипить эту воду!!! Лёша выскочил оттуда и старалсяне заорать от страха, но это, кстати сказать, получа-лось у него крайне плохо.

Он рассказал это всё человеку в униформе, ох-ранявшему помещение, откуда выходила труба.

Охранник в ответ рассказал Лёше о призраках.Оказывается, это были люди, которые строили зда-ния, прокладывали трубы, пока их не расстрелялифашисты. Фашисты же стали выбрасывать в рекуразличный хлам, мёртвых людей и животных. Та-ким образом они испортили течение, которое на-всегда осталось грязным. Охранник шепнул, что упризраков есть небольшое казино, в котором лю-бой желающий может нехило заработать. Но Лёшеэто абсолютно не было интересно.

Лёша решил вернуться домой. Уже светало, вкоторый раз подряд. Когда Лёша нашёл Сашу, топредупредил, что возвращается. И Саша решил по-ехать вместе – они уже считали друг друга друзья-ми. Саша даже хотел некоторое время пожить уЛёши, и тот согласился, потому что до ужаса скучножить одному.

Саша был богатым (по меркам того времени) имог купить для себя и Лёши всё. Казалось, жизньналаживается. И еда есть, и вода – да всё, что угод-но! Но в один из самых обычных и заурядных днейкто-то постучал в дверь. Саша решил проверить.Оказалось, просто почтальон принёс бандероль.

Сверху на бандероли была приклеена телеграм-ма: «Друзья! Меня хотят убить! Если кто может спа-сти спасите! Я вам хоть все свои деньги отдам, хотьчто угодно! Только вытащите меня!!!», а внизу былнаписан адрес. Тот самый дом, в котором жил Лёша,только квартира напротив. Саша распаковывалбандероль, а Лёша поспешил спасать соседа.

Зайдя в квартиру, Лёша увидел посреди комна-ты человека, а напротив него – женщину, котораядержала в руке пистолет и целилась прямо в лицо.

– Отойди! – закричал Лёша.Она злобно улыбнулась, но отступила на шаг

назад и опустила оружие. Вскоре приехала мили-ция и забрала странную женщину с собой. Та несопротивлялась, словно давно этого ожидала.

– Спасибо, брат! – сказал спасенный человек. – Тыиз-за телеграммы пришёл, да? Тварь, убила жену идочь. Один сын остался! Она и его хотела убить! Ноты спас меня! Спасибо! Если что – приходи! И вещиотремонтирую, и всё, что угодно! Всё бесплатно!

После этого Лёша вернулся к Саше, который ужераспаковал бандероль – там был двигатель, притомтолько с завода! Но они его не стали продавать,оставили у себя, на всякий случай. Им в голову всёвремя приходили разные идеи, как можно исполь-зовать этот двигатель. Но ни в коем случае не про-давать! Они решили починить автомобиль... И, какни странно, вдруг опять попали на ту дорогу, гдеслева водопад, а справа – скалы.

– Давай в этот раз пойдём в сторону скал, – нео-жиданно предложил Саша.

95

– Как скажешь, дружище! – согласился Лёша.Они вышли из машины и двинулись в сторону

скал.– Двигатель забыли! – вспомнил Саша через пару

минут.– Давай я пойду за двигателем, а ты подожди тут,

– предложил Лёша.– Отлично! – обрадовался Саша.Лёша вернулся к автомобилю, взял оттуда дви-

гатель и поспешил обратно. Но друга нигде видноне было.

– Саша! – Лёша стал звать Сашу. – Са-шааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!

В ответ – тишина. Лёша уже подумывал о возвра-щении домой, но кто-то за спиной сказал:

– Не сейчас, братишка!Лёша обернулся и увидел за спиной какого-то

бомжа с большой картонной коробкой. Обидев-шись на бомжа, Лёша ударил его ногой по лицу, итот упал. Лёша быстро взял коробку у бомжа и убе-жал оттуда как можно дальше. Вскоре появилсяСаша, который принёс коробку с игральными кар-тами.

– Это для чего? – спросил Лёша.Саша ничего не ответил и пошёл в сторону скал.

Близился закат. Красное солнце грусти смотрелопрямо на Лёшу, напоминая о всех неприятных со-бытиях в жизни. Лёша даже прослезился. Но пря-тал мокрые глаза, отвернувшись от друга, чтобыСаша не заметил этого. Он и не заметил, а Лёша ужевновь был бодрый, хорошее настроение вернулось.Поднялись на одну из скал. Там было здание, и воз-ле него стояло около тридцати машин. Еще однуЛеша заприметил в гараже. Возле неё стоял меха-ник, который занимался двигателем.

– Помощь нужна? – спросил Саша.– Нет, спасибо! – ответил механик. – Только при-

несите мне, пожалуйста, детали дымящегося двига-теля, машина с дымящимся двигателем находитсяна севере отсюда, спуститесь с горы, и там вы всёнайдёте.

Лёша поставил коробки возле автомобиля и по-шёл к машине. Все вновь представилось сном, а восне не задаешь вопросы, просто следишь за проис-ходящим...

За рулём машины сидел мёртвый водитель. Из-под капота, правда, валил дым. Вещи, которые ока-зались в идеальном состоянии, взяли с собой. Ибыстро вернулись, неся механику необходимое дляработы.

– Сейчас она как зарычит! – с гордостью заявилмеханик. – А вы идите по делам, я вас позову, когдазакончу с ремонтом.

Саша и Лёша были даже немного обижены: для

ремонта не понадобилось ничего из принесённого.Они ушли со всеми коробками в машину. Саша улёг-ся на заднем сидении. Лёша положил коробки вбагажник, сел за руль и стал ждать, когда механикзакончит с автомобилем.

– Знали бы, что ничего не понадобится, – не бра-ли бы вообще, – вполголоса сказал Саша. – Надобыло бы продать это всё нафиг!

– Успокойся! – ответил Лёша. – Всё когда-нибудьпригодится! Даже то, что, казалось бы, совсем ненужно, когда-нибудь да понадобится!

– Ага! – всё тем же тоном сказал Саша. – Не рас-сказывай мне сказки! Мне в детстве родители тоже самое говорили, но некоторые вещи так и непонадобились. Вообще все вещи когда-нибудь те-ряют свой…

– Ты это слышал? – неожиданно спросил Лёша.– Что? – очень тихим голосом спросил Саша.Через пять секунд раздался очень громкий звук.

Саша с Лёшей выскочили из машины и бросилиськ скалам. Запыхавшись, часто дыша, они в считан-ные минуты оказались у странного гаража.

– Я закончил с машиной. Можете взять её себе!– сообщил механик. – Вот, кстати, деньги!

Механик сунул десять тысяч рублей по сотне иотдал ключ. Они были более удивлены, чем рады,но когда сели в машину, то радость словно раство-рилась, как и не было. Лёша ни разу не забиралсядальше этих мест. Но он четко знал, что двигатьсянужно прямо, никуда не сворачивая. Через какое-то время дорога привела к Москве.

– Я, кстати, тут жил недалеко, – сказал Саша. –До тех пор, пока Надя не потерялась. Когда она по-терялась, я вообще забыл про свою квартиру.

– А где она? – спросил Лёша.– Вон там, прямо, – ответил Саша. – Через мотель

проезжаешь, едешь прямо, и потом налево – там мояквартира.

Лёша сделал все, что говорил Саша. А Саша свер-лил взглядом Лёшу и напевал:

– А я иду, шагаю по Москве…– Что? – Лёша не расслышал песню, которую

напевал Саша.– Ничего, – вполголоса сказал Саша.– Где же твоя квартира? – выполнив все указа-

ния Саши, спросил Лёша.– В том доме, что справа. Видишь его? Вот зара-

за! Стоянка полностью забита автомобилями! Намтут никак не проехать! А давай припаркуемся где-нибудь у стоянки?

Лёша остановился возле тротуара и зашагалвслед за Сашей в подъезд.

– Какая квартира? – спросил Лёша.– Восьмая, – ответил Саша. – На втором этаже!

96

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Они дошли до квартиры. Та, что вполне нормаль-но, оказалась закрытой.

– Вот же зараза! – выругался Саша. – Я ключипотерял! Запасные ключи – в квартире!

– Есть у меня идея! – глядя в глазок, сказал Лёша.– Я попробую своим ключом отпереть дверь!

– Классная мысль! – обрадовался Саша.Ключ отлично подошёл к двери, и Лёша с Сашей

вошли в квартиру. Но радость вскоре пропала, ког-да они оба почувствовали чьё-то присутствие вквартире.

– Ты чуешь это? – тревожно спросил Саша.– Да, – с тем же дрожанием в голосе ответил Лёша.

– Может, вызовем милицию?– Нифига! – ответил Саша. – Попробуем своими

силами! Они медленно продолжали двигаться по комна-

там, в которых, казалось, кто-то есть. Но, на удивле-ние, никого не нашли. Был лишь газ, который быст-ро наполнял помещение, словно поглощая чистыйвоздух.

– Вот дерьмо! – снова выругался Саша. – Это жея поставил чайник и ушёл за Надей. Прошло хрензнает сколько месяцев после этого! Труба рванула.Но все же целое. Но это газ... Как меня за…

– Не матерись, если что, – Лёша словно предуга-дал, что Саша собирался материться.

– Откуда ты знал, что я хотел сказать?Лёша промолчал. А Саша долго не мог оторвать

взгляд от Лёши. Лёше вспомнилось то существо изжилого комплекса, которое внешне копировалоСашу. Оно таким же взглядом смотрело на Лёшу.

«То существо показывало мне будущее. Вот по-чему Саша так себя вёл. Он онемел, и догадаться немог, что я «предскажу» его слова» – пронеслось вголове у Лёши.

Саша словно окаменел и не только не мог издатьни малейшего звука, но и сдвинуться с места. Лёшазаметил странную вещь: Саша неестественно дрожал,как будто половиной тела, но в квартире было теп-ло, и замёрзнуть там нельзя даже голым. Лёша ло-мал голову, почему это происходит. Он пытался за-давать вопросы, но они ни к чему не привели. Сто-ило Лёше шагнуть за порог, как Саша вмиг выско-чил из комнаты и побежал со скоростью автомоби-ля, всё так же дрожа. Лёша заметил, как Саша пытал-ся что-то крикнуть, но не получалось, не хватило сил.Наконец, успокоившись, он неожиданно сказал:

– Давай уедем! Мне тут всё уже надоело!Но эту мысль прервал звонок в дверь.– Кто это? Так поздно!– Сейчас посмотрю!Лёша посмотрел в глазок. Там стояла худощавая

женщина, которая непрерывно звонила в дверь.

– Что Вам надо?! – сдавленным голосом выкрик-нул Саша и, собравшись с силами, сказал: – Не от-крывай эту долбаную дверь! Я нутром чую – там нетничего хорошего.

– Откройте! – твердила женщина.– Мы не собираемся открывать! – ответил Лёша

и показал средний палец.Женщина через дверь, разумеется, не могла ви-

деть жеста, но стало гораздо спокойней.– Как хотите! – разрыдавшись, сказала женщи-

на.Она вскоре вышла из подъезда и, пройдя десять

метров, испарилась. Лёша обернулся и увидел заспиной… эту же женщину!!! Она стояла рядом, все-го в нескольких сантиметрах.

– А я говорила! – злобно кричала она в лицоЛёше. – Я теперь отомщу!

Саша стал стрелять из ППШ, который был спря-тан со времён ВОВ.

– Спасибо тебе, братишка! – произнёс Лёша, вды-хая ртом грязный воздух. – Ты спас мне жизнь!

У женщины за спиной оказался рюкзак с инвен-тарем, он блестел в свете лампы, которая светила вкоридоре. Лёша с Сашей распаковали рюкзак: ба-тарейки для камер наблюдения, пыльные вожжи,детская игрушка, которая, по виду, валялась околосотни лет… Труп женщины выбросили в окно.

Милиция сразу же заметила его и унесла куда-то. А Лёша с Сашей пошли в спальню, этот кошмареще крутился яркими вспышками памяти. Они как-то резко уснули. Через считанные минуты, а может,часы, ведь сон – понятие абстрактное... их разбу-дил звук из кухни. Они оба вышли проверить, чтотам такое. Тот самый чайник снова попал на плиту.А возле балкона лежала та самая женщина, кото-рую Саша расстрелял несколько минут назад. Онамедленно поднималась.

– Какого…Лёша совершенно обезумел. И у него пронеслось

в голове: «Пуля!», и кто-то выстрелил в окно. Сашазамертво упал на пол, а женщина накинулась наЛёшу, и тот закричал:

– Помогитееееееееееееее!!! – и проснулся.– Это был сон? – спросил он.– Да, – неуверенно проговорил Саша.– Откуда ты это знаешь? – не понял Лёша. – Тебе

что, снилось???– Да, – всё так же произнёс Саша.– Там была та самая женщина, которую мы уби-

ли, и она вновь поднималась?– Да.– И тебя убили?– Да. Я же сказал тебе!Лёша заметил, что теперь он так же обезумел, как

97

Саша. На этот раз совпадение было слишком боль-шим. Просто гигантским! «Что это за совпадение?Это, наверно, самое масштабное совпадение… завсю историю человечества? За всю жизнь вселен-ной???» - сказал Лёша про себя. Отойдя от Саши исделав по комнате несколько шагов, он увидел ря-дом призрака незнакомой женщины. Призрак что-то говорил. Но Лёша не мог расслышать, что имен-но. Он услышал только два слова: «Ненавижу поне-дельник!». Ему пришлось начать борьбу с почтиникогда не приходившим ранее, как во сне, так инаяву, вопросом: а не спит ли он? Чтобы получитьответ, Лёша ударил себя по лицу. Никаких резуль-татов. Потом решил упасть из окна, однако не смогэто сделать, – призрак словно притягивал его, какгенератор гравитации.

– Нет!!! – заорал призрак. – Ты теперь в моёмизмерении!!!

Лёша старался не обращать внимания, что у негополучалось крайне плохо. За несколько секунд онослабел, захотел шагнуть прочь, но не хватало силшевельнуться, он окаменел, он замерзал, ему былоплохо. Он даже не мог издать ни единого звука. Че-рез минуту почувствовал боль в спине. Та нараста-ла, становясь очень резкой. Спина умылась чем-тожидким. Через секунду послышался нечеловечес-кий смех. А потом мозг потихоньку отключился. Онпереставал себя контролировать. Очень хотелосьпозвать Сашу, но тот, наверно, опять не захочет при-ходить... Мысли путались, логика стала совсем не-понятной, словно в голову вставили чужие мысли.Через минуту Лёша услышал непрерывно повторя-ющийся громкий звук. А после того, как звук пре-кратился, какой-то голос стал повторять короткоеслово. Лёша слышал очень плохо, словно через вату,и не мог откликнуться. Он хотел только… умереть. Вглазах темнело, и вскоре он перестал чувствоватьсвоё тело и замертво упал.

Прошло время... Сколько? Вы что, издеваетесь?Счет времени Лёша потерял, казалось, совсем и без-возвратно... Он услышал завывающий ветер, чутьпозже – почувствовал его. И одновременно понял,что может двигаться, снова почувствовал тело. Оноткрыл глаза и увидел расстеленную постель, понял,что лежит на мягкой подушке. Все это лишь сон, и вреальности ничего не произошло. Саша крепко спал,и будить его было бесполезно. Лёша не пошел наработу, тем более, она была слишком далеко отсюда– в Ленинграде. Ему и тут было хорошо, только газнепрерывно выходил из взорвавшихся труб. Заде-лать их невозможно. И совсем скоро газ чудом пере-стал сочиться. Трубы заросли сами собой. Друзьямдо ужаса надоела здешняя жизнь, и они решили сно-ва отправиться в путешествие.

Вышли они из квартиры, забрав с собой всё не-обходимое. Сели в машину и двинули в сторонускал. Добрались за какой-то час. Тамошние жителибыли очень рады встрече. К ним редко кто-либозаезжал. Каждый приезд гостей в эту местность былпраздником для этих людей.

– Ку-ку! – весело прокричал тот самый механик,выходя из гаража.

– Ку-ку… – ответил Саша.– Если хотите, можете продать мне свой хлам! –

продекламировал механик. – А то мы хоть не избогатых, но деньжата какие-никакие водятся! Тащи-те всё ненужное! Я сделаю из этого что-нить цен-ное. Да и вы подзаработаете.

Они оба слегка растерялись. Но Лёша всё жепродал двигатель, игральные карты, а также прочийхлам. А коробку, которую Лёша забрал у бомжа, ониоставили себе.

– Крутяк! – обрадовался механик. – Щас такоеиз этого сделаю! – и пошёл в мастерскую, мастеритьдля Лёши с Сашей какой-то механизм из предос-тавленного хлама. – Я сообщу, когда будет готово!Идите по делам!

И они пошли. Новые деньги – новые товары.Саша решил вернуться в Москву и купить все там.Лёша согласился и отвёз его обратно. Но, выйдя измашины, Саша увидел женщину в красной майке ирозовой юбке до колена. Он сразу же побежал к ней.

– Саша! – крикнул Лёша. – Сааааааааааааааааа-ашаааааааааааааааааааааааааааааааа!!!

На Сашу это никак не действовало. Они вдвоём снезнакомкой уходили вдаль. Лёша вытащил из кар-мана пистолет и приставил его к виску. Нажал наспусковой крючок. Выстрел не произошёл. Он повто-рил нажатие на курок. Выстрел снова не произошёл.Он проверил, заряжен ли пистолет. Как ни странно,в пистолете была полная обойма. Но почему-то онне срабатывал. Тогда Лёша решил вернуться в Ле-нинград, откуда и приехал. Пошёл в машину, но та незаводилась. Он пробубнил какое-то слово. Он хотеллишь… проснуться. Он думал, что это всё сон, чтоСаша смотрит прямо в глаза, просто Лёша этого невидит, потому что всё это снится. Он закрыл глаза ине открывал их несколько минут. Открыв глаза, онувидел свой автомобиль, что он лежит на заднемсидении. Но Саши и близко не было. После долгихскитаний по Москве он нашёл Сашу с этой незна-комкой. Они о чём-то разговаривали, улыбались другдругу. На слова Лёши они никак не реагировали.Лёша решил подождать, пока они договорят.

– А это ещё кто? – резко обернулся Саша.– Это же я! – напомнил Лёша. – Забыл, что ли?– Я тебя никогда в жизни не видел! – ответил

Саша.

98

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Вдруг с Саши слезла одежда и тут же сформиро-валась новая.

– Как «Вас» зовут? – с недоумением спросилЛёша.

– Андрей! – сказал «Саша».На голове выросли волосы. А незнакомка стала

испаряться.– Что ещё за фигня?! – выкрикнул Лёша.– Ничего, хы-хы, – ответил «Саша».Лёша понял, что ничего хорошего из этого разго-

вора не выйдет, и ушёл от «Саши». Лёше было дажегрустно. «Неужели это всё сон? Или воспоминание?Он был моим напарником! Да каким там напарни-ком? Другом! Мы столько всего купили! Стольковсего продали!» - думал Лёша, глядя вдаль. Вскореон вновь пришёл к скалам. «Всё пропало! Всё про-пало!» - думал он, еле сдерживая слёзы. «Где меха-ник, который сюрприз делал? Зачем я вообще сюдашёл!!! Лучше бы я просто сидел на одном месте иумирал от скуки…» - думал он. Но он всё же взялсебя в руки и попробовал позвать механика.

– Механик! – кричал он. – Механик! Механик!!!Меха… кхм-кхм… блин! Механик, мать твою!

В ответ – тишина. Лёша полностью удостоверил-ся, что здесь нет ни одного живого существа. И натой же скале, на которой он находился, не былобазы, не было автомобиля. Совершенно пустые ска-лы, полностью безлюдная местность. Тогда Лёшавышел на дорогу. Несколько минут - и увидел тотсамый водопад. К нему и поспешил. Солнце сновапокраснело и смотрело прямо в лицо.

– Солнце, пощади меня! – закричал Лёша. – Хва-тит издеваться надо мной, верни моих друзей, моюдевушку, всех, кого я любил!

Едва сдерживая слёзы, он шел по течению. И сно-ва забыл про реку. И чуть не упал в зловонную жижу.Справа от него оказалась женщина с фотоаппара-том, она сидела со скучающим видом на берегу. Нокак только Лёша обратил на неё внимание, тут жеиспарилась. Лёша был готов утопиться в этом зло-вонном течении, но не сделал этого, понимая, чтоэто бессмысленно. Он вновь стал терять чувствореальности: что происходит вокруг? Может, это таскука, которая наступила, когда Лёша потерял де-вушку, и она подействовала, как наркотик? Или этоего грустная жизнь довела до такого состояния? Онсам не понимал, но надеялся на то, что это всё емупочудилось, что ничего этого нет, что это должнопройти. Он прыгнул в зловонный поток, который тутже стал набирать скорость, погружая Лёшу всё глуб-же и глубже. Лёша закрыл глаза, надеясь, что скоропроснётся. Вдруг он перестал чувствовать течение.Странная река оказалась позади. Он снова преодо-лел поток. Лёша обернулся и увидел четырёх мужи-

ков, которые хриплыми голосами что-то друг другуговорили. Но они говорили не на русском языке.Лёша попытался разобрать хоть одно слово. Но несмог: это был чужой язык, чужой для любого из лю-дей. Не арабский, не греческий, не английский, –вообще никакой. Лёшу немного напугали эти люди,и он решил убежать от них. Но, как только он поду-мал о побеге, то оказался в пустынной местности.Вероятно, его мгновенно телепортировало, когдарешил сбежать. Он огляделся. Никаких признаковжизни. Одна лишь пустыня. И, к тому же, до ужасахолодно. Лёша тихо стал молиться. И даже не заме-тил, что закрыл глаза...

Открыв глаза, он увидел автомобиль и дом. Иничего, кроме этого, не увидел. Он решил пойти всторону дома. Он надеялся, что там будет хоть кто-то живой. Дверь оказалась открытой. Лёша обра-довался и зашёл. И сразу же почувствовал чьё-топрисутствие. В доме была чистота. Полы и стеныпахли живой природой. На каждой из стен неесте-ственно сияли ковры. А освещали это помещениеогромные лампы, о которые Лёша не раз ударялся,пытаясь отыскать хозяев жилища. И когда он ре-шил выбрать путь направо (слева тоже была ком-ната), то оттуда вышел незнакомый человек с длин-ными волосами, весь в доспехах, а в руке у негопоблескивал золотой меч.

– Пойдём к столу, – предложил он. – Мы новыйхлеб испекли.

– Кто вы? – с недоумением спросил Лёша.– Иисус Христос!– Да ладно!– Пошли. Мы хлеб же испекли! Очень вкусный!

Иди, пока не испортился!Лёша пошёл на кухню. Там сидели апостолы. Их

было одиннадцать, а не двенадцать. Но стульевбыло как раз двенадцать. Один пустовал – как раздля Лёши. Он уселся, и женщина в кожаном платьедостала хлеб из печки.

– Нате! – она положила на стол хлеб. – Кушайтена здоровье!

Лёша с осторожностью начал есть, боясь, что хлеботравлен. Эти мысли вовсе не смущали: мысли, боль-ше ничего... и он ел дальше. Потом женщина досталаещё хлеба и дала его одному из апостолов. Тот раз-ломил кусок пополам и дал его другому человеку, атот дал следующему, и так дошло и до Лёши.

– У меня уже есть хлеб, – тихо проговорил Лёша.– Всё равно ешь, – сказал один из апостолов. –

Хлеб даёт силу.Лёша совсем забыл про потерю Саши. Как будто

этот хлеб удалил из его памяти все грустные воспо-минания. Доев, пошёл осматривать комнату слеваот прихожей. Там стояла кровать. Лёша отвернулся

99

и повернулся снова. Кроватей стало восемь. Ни те-левизора, ничего такого, к чему Лёша привык с дав-них лет. Но стоило ему ещё раз отвернуться и по-вернуться, как там и телевизор появился. Лёша сра-зу же включил его с помощью пульта. Правда, он незнал, как им пользоваться. Но сразу же понял, чтонадо нажать на красную кнопку. Телевизор оказал-ся цветным. В существование таких телевизоров они поверить не мог. В эфире шли передачи, которыеЛёше не понравились, и он выключил телевизор.Улёгся в кровать. И...

Как только открыл глаза, то очутился у себя вквартире. «Это был сон?» - подумал Лёша. Протёрглаза и заварил себе бодрящий кофе. В комнатестоял и плазменный телевизор, и компьютер, иPlayStation 4. И был это 2020 год. Ему больше немешали никакие преграды, ничего вообще. Он по-чувствовал в себе силу, такую силу, которую он всебе давно уже не чувствовал. Он посмотрел в окно.Оттуда была видна половина всего мира. Он жилна самом деле в американском небоскрёбе, на де-вятнадцатом этаже. И стал звонить друзьям, чтобырассказать об этом сне. После стал печатать на кла-виатуре про чудесный сон. Написал рассказ и вы-шел на улицу. Тут было полно народу.

– Вы знаете? – кричал он. – Вы знаете, какойклассный сон мне приснился? Ах, этот сон! Ах, этотсон! Он прекрасен! Он восхитителен!

Лёша бегал по улицам, радуясь жизни. У негобыла полная свобода действий. А девушки у негоникогда не было. Решил он зайти в бар, попить кофес друзьями. И там он тоже рассказал об этом сне,но тот никого не заинтересовал. Но кофе заставилзабыть Лёшу про всё, что он видел, и вернул обрат-но, к настоящей жизни.

– Это не сон, – сказал он сам себе и забыл о том,что видел.

– Ну как? – пришёл Иисус в его комнату. – Виделты это будущее?

Лёша взялся за голову и завыл.– Зачееееем? – промолвил он. – Зачем вы меня

туда засунули?Ответа он не услышал.Через несколько секунд он осмотрелся. Он си-

дел на скамейке посреди пустынной местности. Вста метрах от него была та самая дорога. И красноесолнце смотрело на Лёшу.

– Солнце, уйди! – орал Лёша. – Ты бесишь меня!Ты заставляешь меня… – и его куда-то потащили. –На помощь! На помощь! Куда меня тащат?! На по-мощь!!!

Он осмотрел того, кто его тащит. Это был какой-то толстый мужик, который наверняка охотится налюдей. Мужик посмотрел на него и испарился.

– Фу-у-у-ух! – перевёл дух Лёша.Солнцем на небе и не пахло. Лёша обрадовался

и решил вернуться в квартиру, но помешал ему этосделать силуэт, который виднелся невдалеке. Си-луэт направился к Лёше. Тот уже весь вспотел отстраха, но и не думал двинуться. Посмотрел Лёша всвой бинокль и увидел в нём женщину с фотоаппа-ратом. Лёша закричал, бросил бинокль и бросилсяпрочь.

– Постой! – послышался голос издалека. – Я та-кую классную фотку сделаю! Не уходи!

Лёша не обратил на это никакого внимания ибежал дальше. Крики женщины не прекращались.Но Лёша вспомнил, что это девушка Саши, и обер-нулся. Улыбнулся и стал махать рукой. Женщина,успокоившись, сфотографировала его, а Лёша по-шёл дальше...

Буквально через несколько дней совершеннообыкновенной жизни и выживания в безлюднойместности Лёша добрался до Ленинграда. Ему ос-тавалось пройти три улицы, как он окажется дома...

В своей квартире он обнаружил портал. Взялавтомат и спокойно шагнул внутрь. Его телепорти-ровало в заснеженную местность. Лёше было такхолодно, как никогда ранее. Вдалеке виднелисьпингвины. А за спиной был дом, хорошо укреплён-ный, а значит, в нём можно спрятаться от холода. Сэтой мыслью Лёша спокойно пошёл в сторону дома,открыл ржавую дверь, вошел внутрь. В доме нико-го не было. Зато там было охотничье ружьё, а такжежарились котлеты. В чулане лежали ледяные тру-пы пингвинов. Лёша решил, что котлеты именно изних делаются, но он никогда их не ел. На кухонномстоле стоял фарш, а рядом – мясорубка, котораябыла вся вымазана в мясе. От фарша сильно воня-ло кровью. Лёша выключил плиту. Котлеты как раздожарились. Он выложил их в одну из тарелок, на-шёл в холодильнике десять вареных яиц, взял пятьштук, подогрел. Взял вилку и принялся за еду. Кот-леты оказались очень вкусными, а у яиц был вкусколбасы. Лёша съел стряпню очень быстро. И поло-жил себе ещё. Лишь после добавки он наелся. И кактолько открыл дверь, сразу же зашёл человек в ска-фандре. Лёша прокрался мимо, а как только человекснял скафандр, Лёша накинулся на него и стал цара-пать. Тот орал, задыхался, звал на помощь, но смертьпереборола его действия. Он замертво упал на пол, аЛёша обрадовался победе. Он надел скафандр ивышел из дома. И Арктика превратилась прямо наглазах Лёши в тот самый водопад. Но на этот разводопад был другим – поток летел намного быстрее,в нём было меньше грязи. Лёша уже перестал сооб-ражать, что происходит. Его постоянно куда-то пере-носят, и, как считал Лёша, издеваются.

100

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

– Помогите мне! – кричал он. – Меня слышно?!В ответ начался ураган, температура понизилась

очень резко и сильно. «Хватит меня испытывать!!!»- сказал про себя Лёша. Ему уже не хотелось видетьни Сашу, ни своих старых друзей, ни подарок из ихже собственных продаж. Ему хотелось вернутьсядомой и заснуть под грустную мелодию. Ураган истрашный холод не давали Лёше покоя. И, судя повсему, ураган настолько силён, что откуда-то изда-ли слышалось пение птиц. А метрах в ста пронессяна огромной скорости грузовой состав. И ехал онпо бездорожью. Лёша зажмурился и через минутуоткрыл глаза. Хаос не прекратился, а только усилил-ся. Помимо всего, он сзади слышал звуки бьюще-гося стекла. А через пять минут полил дождь. Лёшазавыл в надежде на то, что его хоть кто-нибудь ус-лышит. Он хотел спокойно вернуться в Ленингради забыть об этом происшествии. Он хотел тольковернуться… и больше ничего. И тогда он со всейдури ударился лицом об асфальт. Потом он поднял-ся и сделал это ещё раз. Нос был сильно разбит.Щёки залила кровь. Но Лёша всё равно повторилэто ещё несколько раз. Всё лицо невыносимо ныло,а из носа лилась кровь. Но Лёшу это не напрягло.Он думал, что своя смерть заставит людей побес-покоиться. И он сделал это ещё два раза. Он уженичего не видел. Глаза были разбиты об асфальт.Он заорал что было сил. Изо рта во все сторонылетели слюни, забрызгивая асфальт кровью. Тогдаон услышал звук шагов.

– О, господи! – воскликнул женский голос. – Ктоэто с тобой сделал?

В ответ Лёша бессильно закричал и снова совсей силы ударился лицом об асфальт. Он уже слы-шал собственное сердцебиение. И даже не заметил,что дождь давно прекратился. Восходило солнце.Женщина погладила его, и тогда он разозлился нанеё и попытался задушить. Было это непросто, по-тому что у него не было глаз. Он нащупал её тело истал сжимать его очень крепко. Выпустив промятоегорло из сведённых судорогой пальцев, от стыдаснова ударился об асфальт, и был уже не в силахподняться. Не найдя сил, он последний раз в жиз-ни ударился лицом. Кровь текла рекой, заливая всёвокруг красным цветом грусти, и слегка светилась,словно в ней отражалось круглое насмешливое сол-нце, выглянувшее из-за багровых туч. Что его дове-ло до такого состояния? Дождь? Красное солнце?Водопад? Мистическое приключение? Ответ зналтолько Лёша.

На следующий день по этой дороге проехала«Волга». Из неё вышли три блондинки в платьях доколена. Они положили труп в машину и уехали от-туда. Через десять минут они доехали до кладби-

ща, где и похоронили Лёшу. Там откуда-то взяласьмогила Саши. Их могилы смотрели друг на друга. Амогилы освещало солнце. Красное солнце грусти.

ЭПИЛОГЛёша смотрел вниз с обрыва, разглядывая реку.

Ее отсюда очень хорошо было видно. Как на ладо-ни. Течение огибало небольшой холм и скрывалосьза ним, прячась в зелени леса. «Похоже на линиюсудьбы, – подумал Лёша, – Прямая, изгиб и... обры-вается».

– О чем задумался, друг? – голос Саши прозву-чал неожиданно громко среди меланхолии и негиокружающего мира.

Лёша вздрогнул и оглянулся. Саша шагал по тра-ве, не сминая ее, едва касаясь земли кончикаминосков своих оранжевых кроссовок.

– Ну ты и выпендрёжник! Только вот перед кем?– никого, кроме нас, тут нет, кого удивить хочешь?Неужели меня?

– Ты о чем? – Саша не сразу понял сути вопроса,с непонимающей улыбкой глядя в лицо друга.

– Твое нежелание ходить нормально по земле, –Лёша кивнул на Сашины кроссовки.

– Ах, это! Да нет, просто траву жалко мять, смот-ри, какая красивая! А кстати, – непонимание вовзгляде сменилось живым интересом, – что там ствоими путешествиями в мир людей?

– Все, как ты говорил, полная безнадега, – Лёшавздохнул, но в его вздохе была скорее усталость,чем грусть, – люди разучились жить чем-то большим,утонули сами в своем, перекисли в мелком. Это всеслова, Саша, вывод прост – они не пройдут в НовоеВремя.

– Что, все?– Почти, а те единицы, что все же пройдут, ни-

когда не останутся здесь, никогда.– Почему?– А потому, что есть такая удивительная и в то

же время омерзительная вещь – память, тебе-то это-го не знать, друг мой!

Они улыбнулись друг другу, говорить больше обэтом совсем не хотелось.

– Знаешь, Лёша, – вдруг резко, с какой-то скры-той радостью, сказал Саша, – хорошо, что мы с то-бой ангелы, а не люди, и наш дом далеко отсюда, ато бы нам сейчас с тобой было до боли грустно.

– Точно! – ответил другу Лёша, глядя на заходя-щее за горизонт красное солнце, понимая, что всолнце нет и не может быть никакой грусти, что этопросто конец. Конец Земного Дня.

101

Наши гости

Леонид БОРОЗЕНЦЕВ

Родился в 1971 г. в Виннице. Окончил филологичес1кий факультет ВГПИ имени М.М. Коцюбинского.Идеолог поэтической группы «Лирики T».

Автор книг стихов «Холодный рубеж» (2000), «Ли1стополь» (2005), «Монгольфьеры» (2015). Публико�

вался в антологиях «Украина. Русская поэзия. ХХвек» (Киев), «Поэзия третьего тысячелетия» (Бер1лин); журналах «Листья» (Остин, США), «Бал�

тика» (Калининград), «Окно» (Санкт�Петер�

бург), «Современный Ренессанс» (Киев), «Радуга»(Киев), «Символ» (Кривой Рог), Интернет1журна1лах «Ликбез», «Новая Литература», «451я парал1лель», «Дикое поле», «Ступени» и др.

Стихи вошли в шорт1лист Международного литера1турного конкурса «Согласование времён» (Германия,2010). Лауреат Международного поэтического интер1нет1конкурса «Эмигрантская лира12013/2014» (Бель1гия), литературной премии имени Владимира Сосю1ры, литературной премии имени Юрия Каплана.

Участник оргкоманд ряда всеукраинских и международ1ных литературных фестивалей. В том числе проведённо1го в 2010 г. в Кривом Роге в ДК им. Артёма и кафе «Рио»кочевого литературно1музыкального фестиваля «Силаветра».

Из цикла «ЦЕПИ СОБЫТИЙ»

ОТЧЕ…

И когда сквозь время — по сколу бритвы,и когда, как снег, — сапогами в кашу,я пытаюсь вживаться в слова молитвы:«…яко же и мы прощаем должникам нашим».

ГРАММАТИКА ПЛОЩАДЕЙ

(Диптих)

1. Введение

Для кого наши правила точат ножи?Для кого мы придумали все падежи?Мой предательный друг, обвинительный брат,Для кого мы пред ложным взросли во сто крат?

А когда сотворительный главный падежВ именительных нас попускает мятеж,Кто в родительном взгляде потушит упрёк?Если б Авель был жив… Если б Каин не смог…

2. Золотое сечение

Здесь, меж складками грузных столетий,Между будущим и настоящим,Где танцуют костры междометий,Заслоняя всех нас — подлежащих,

Где глагольны крикливые формыОбстоятельных вестников мира,Где согласные служат лишь фономДля смягчения гласных кумиров.

Здесь, в беззвучно1страдательной связи:Пресмыкание и управление,Мы справляем предательский праздник:Неимущих слогов ударение.

* * *Время собирать камни —это момент истины, когда в тебя целятся из

огнестрела,целятся и стреляют, а у тебя — ничего, кроме Слова,и ответить больше нечем...

СЛЕПОЙ

Он помнит отшумевшую листвуИ краски утра, и травы высокой спицы,Которые вывязывают звукНад прорезью отставленной бойницы.

102

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Когда смолкает грохот канонад,Затишьем заглушив сердцебиенье,И тучные холмы небесных стадУ водопоя замирают на коленях,

Он слышит, как лучи сосёт оса,Как трогает закат седые ветки,И светом наполняются глаза,И музыкой звучат порывы ветра.

КИЕВСКИЕ ПРОГУЛКИ

Дождь мягко шлифует расплёсканных улицбрусчатку,

Слетают обрывками строчки кленовых тетрадей.Здесь всё — как впервые, и наших шагов опечаткиПрисыпаны моросью слов анонимности ради.

По всем водостокам капризная вечность струится,Намокшие крылья домов превращаются в крыши —Мы пьём эту Осень на каждой свободной страницеИ, кроме грамматики книжной, иного не слышим.

В опавших томах — отголоски тревожныхпрелюдий,

Притихшие липы в листве золочёной — как сёстры.Царапаем взглядами небо — беспечные люди,Не слыша, как сыплются следом погасшие звёзды.

ЛЕПЕСТКИ

Никогда не читал ни Клару, ни даже Маркса,Не воровал кораллы, лорнет, маслины,Не возводил напраслину вслед ХармсуИ не плевал незаметно врагам в спину —

Бабушки падали, Карл разводил нищих,Рос Капитал, Энгельс писал ксивы —Много ли нужно тем для мозгов пищи?Чтобы спастись, нужно ли быть красивым?

Время течёт гулко и ткёт струныНаших с тобой жизней, гитар, нервов,Если тебе будет со мной трудно —Только скажи — я оборвусь первым.

* * *Звон серебра в дожде? Нет, дорогая, нет —Это в талой воде рыбы текут на свет,Это идут киты — бьют по воде хвостом,Это мечтаешь ты сны оживить потом.

Сны — 251й слог в наших с тобой стихах,Где уронил весло, не удержал в рукахПьяный старик Харон, в Лету спуская бот, —Дрогнули тени крон, вечер вспорхнул, и вот —

Мы посреди дождя, в нитей его игре,В вечность переходя в шелке и серебре,Слушаем плеск волны, время зажав в горсти,Пробуем луч Луны в волосы заплести.

Чувствуя — быть беде, шепчем во тьме:«Держись…»

Мыслями по воде развоплощаем жизнь.

* * *Цепи событий, как цепи врагов одержимых,Целью считая не нас, но идущих за нами,Снова железом щетинятся в шквальном режиме,Нас прошивая навылет тревожными снами.

Как удержать их — в затылок мне дышащих ради,В явь просочиться не дать им волной смертоносной?Кто1то, наверное, знал, расставляя в тетрадиТонкие сети из клеток над дымкой морозной.

Пусть прорастают и жгут, но внутри остаютсяКровью чернильной, строкой бесталанной занозной!Катится яблоком сердце по краешку блюдца.— Господи! Дай удержать, если только не поздно!

ЧЁТКИ

Иконы окон золотит закат.Вновь крестный ход домов в моленье замер —Сдается Вечность в плен и напрокат,И за крестами на стекле танцует пламя.

И кажется, что в этой тишинеМы можем наших мыслей шёпот слушатьИ чувствовать, как кто1то в вышинеНа солнца нить нанизывает души.

103

Леся СУХОМЛИН

КОКОКОКОКОТТТТТОРЫЙ ЧАОРЫЙ ЧАОРЫЙ ЧАОРЫЙ ЧАОРЫЙ ЧАССССС?????Знаете ли Вы, который час? Сейчас вре-

мя кофейных мыслей, пафоса, гламура ировных волос. Если человек не вписыва-ется в эти критерии – его считают стран-ным или настоящим... Глупо всё как-то!Ведь, создавая свой стиль, репутацию,человечество не думает о времени. Современем всё меняется, мы становимсявзрослее, начинаем понимать смысл жиз-ни. Если углубиться в суть вопроса, тофраза «который час?» звучит как-то пе-чально, ведь это лишнее напоминание отом, что время пролетает очень быстро.Не успеешь оглянуться, как уже одиннад-цать часов вечера, – и что теперь делать?Мы со своими задуманными планами имыслями ложимся спать. А завтра – но-вый день, как чистый лист жизненной кни-ги, и ведь именно от вас зависит, что тамбудет записано. Многие говорят: «у тебяещё вся жизнь впереди», и мы, расслабив-шись, проводим дни так, что со временемне будет даже чего вспомнить. Ну да, унас ведь вся жизнь впереди – успеем ещёмногое...

Утро. 7:00. Подъём. Завтрак. Кофе.Джинсы. Духи.

8:00. Дверь. Ключ. Дорога. Мысли.

8:30. Учёба. Работа. Проблемы. Книги.Лица.

16:00. Дом. Кошка. Ужин-обед. Ноутбук.Книги.

Вечер. 22:30. Душ. Полотенце. Кровать.Сон.

Этот спектакль люди-актёры играюткаждый день. Кто-то проигрывает, кто-товыигрывает... Обидно, что в жизни нетдублей. Нужно, чтобы всё получалось спервого раза. На парах, уроках, работекаждый из нас думает: поскорее бы про-летело время! – очень хочется домой... Имы даже не задумываемся о том, что вре-мя действительно пролетает с огромнойскоростью. А вообще, весь наш мир жи-вёт по этим циферкам и стрелочкам, изоб-раженным на циферблате. Все мы от нихзависим. Попробуйте остановить все часыв доме!.. Ну как? Да, не получилось оста-новить время! Наверное, оно всё же ви-тает где-то в воздухе, и идёт, идёт, идёт...

Оглянитесь назад – все ли дни из своейжизни чётко и ясно всплывают в памяти?Нет, конечно же. Запоминается толькосамое приятное, или негативное. Человекне в силах остановить время, или круго-ворот в природе, ведь все мы – всего лишьмаленькие песчинки со своими мнениямии заморочками. Своей деятельностью мы,казалось, можем всё: лететь в космос,управлять огромными машинами, рушитьприроду, строить, ломать, – но ни один изнас не может остановить время и изме-нить круговорот в природе.

Часто думаешь, что если бы вернуть всеназад, то можно было бы поступить как-то иначе, что-то изменить в своей жизни,и тогда жилось бы намного лучше и спо-койнее... А который час? О, уже поздно,мне пора спать, извините... Поскорее быпрошел завтрашний день! – хочу дождать-ся вечера с новыми загадками бытия...

104

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Юрий ВАЩЕНКО

ХОЛОДНОЕ СОЛНЦЕ ДЕКАБРЯ

Дело было – дрянь, и с этим нужно было со-гласиться. Мотор молчал. Шансов запустить егоповторно – не было. Мысленно ругнувшись, Се-рёга скользнул взглядом по приборной доске.Стрелка вариометра* замерла на отметке – 1.5м/с. Мотодельтаплан медленно терял высоту.До поверхности планеты оставалось метров120-150. С такой скоростью снижения минутычерез полторы он коснется земли.

А внизу, как назло, – ни одной подходящейплощадки. Вокруг, насколько хватало взгляда,тянулись бесконечные виноградники. Их белыебетонные столбики торчали из земли ровны-ми рядами, слегка изгибаясь в складках мест-ности.

«Торчат, как зубы у акулы» - подумал Серё-га, осматриваясь вокруг и соображая, что де-лать дальше. Вариантов, если честно, было не-много. Если совсем честно – не было вообще.

Указатель скорости показывал 110 км/ч. Натакой скорости столкнуться со столбиком, слу-жащим опорой для виноградной лозы… Обэтом даже не хотелось думать. Но не думатьбыло нельзя. Нужно хотя бы снизить скорость.Но аппарат – гружёный, скорость не очень-тоуменьшишь.

При мысли о грузе сделалось совсем тоск-ливо. На подкосах стоек шасси в навесных кон-тейнерах он вёз несколько сотен пачек сигарет.Контрабанда. А внизу под ним – не земли род-ной Кировоградщины и даже не Украина. Подним была Молдавия. А вдали, за видневшейсяна горизонте грядой холмов, – Румыния. Цельего полёта. Минут через 25 он должен был при-земляться там. Должен был… Он почти все вре-мя был кому-то что-то должен. Вот из-за этихдолгов он сейчас тут. Между небом и землёй. Впрямом и переносном смысле… Вариометрупорно показывал «-1.5»…

- Работает безотказно. Лучше б мотор такработал…

Холодный декабрьский воздух свистел в тро-совых растяжках. Крыло слегка поскрипывало,чутко отзываясь на плавные движения ручкиуправления. Все эти звуки стали отчетливослышны после того, как умолк «движок».

- Сколько раз говорил – мотор на пределе,ресурс выработал – менять надо, так нет же,все им некогда. А теперь выкручивайся, как хо-чешь…

О том, что делать, если все же не удастся ап-парат посадить в чужой стране, без докумен-тов и денег, как объяснить в случае чего, ктоон, и, главное, чем он тут занимается, Серёгедаже не думалось. Он видел только эти беско-нечные бетонные столбики и пытался хоть что-то предпринять.

Запас высоты таял. До поверхности землиоставалось метров семьдесят. Секунд через со-рок пять полёт закончится: от него уже малочто зависело. Обычно пилоты о своем преды-дущем полёте говорят «крайний», избегая сло-

Сергею Попову посвящается

105

ва «последний». А для него каким окажется этотполёт – «крайним» или «последним»?

…Скоро все закончится. А как красиво на-чиналось! Хоть и давно это было, а помнитсятак отчетливо!

… Май 1991г. Крым. Полевой аэродром Ка-рагоз, неподалеку от Феодосии. И он, курсант,выполняющий первые полеты с Инструктором.Тогда для него все было впервые: первый взлет,первая радость от того, что тяжелый Т-2 вы-полняет плавный разворот, отзываясь на его,Серёгины, движения...

А потом – послеполетный анализ. От взгля-да инструктора не ускользало, казалось, ниче-го. Иногда Серёге думалось, что тот читает егомысли.

И еще вспомнилось… полёт над аэродро-мом. После разворота, прямо по курсу, почти усамого горизонта сияет малиновым шаром за-ходящее Солнце. Над ним – слой серых свин-цовых туч, от чего Солнце кажется еще краси-вее. Серёге захотелось поделиться своим вос-торгом от увиденного с Инструктором, но онтут же одёрнул себя: скажет потом на разборе,что отвлекаюсь от управления, глазею по сто-ронам…

В этот момент он ощутил похлопывание поплечу: Инструктор сам решил привлечь еговнимание, указывая пальцем на лежащий у го-ризонта теплый малиновый диск. Это майскоеСолнце было таким теплым…

… Холодный поток воздуха вернул его к дей-ствительности. Вариометр продолжал показы-вать снижение аппарата. Хотя скорость сниже-ния была чуть меньше – «всего» «-1». Высота –метров 30-40.

- Легче считать, через сколько секунд на зем-ле окажусь…

… Обучаясь летному делу, все пилоты изу-чают так называемые «особые случаи». Каждыйиз них в глубине души надеется, что уж ему-тоне доведётся столкнуться с ними, но все же не-обходимо знать, как действовать при посадкена лес, на воду, даже на высоковольтную ли-нию… Серёга тоже их изучал, но ничего, чтомогло бы помочь ему именно сейчас, как-то невспоминалось.

Уже можно было определить то место, в ко-тором произойдет его посадка. И везде – всёте же бетонные столбики. Ни одного просвета!

И тут вспомнилось (ему даже показалось –он слышит голос Инструктора). Вспомнилось,как тот, рассказывая о методах выбора площад-ки для вынужденной посадки, говорил:

- Трава не должна быть высокой! Будетслишком высокой – кувыркнешься, аппарат по-бьёшь, да и сам можешь не уцелеть. Особеннобудь внимателен при посадке на посевы. Тутесть правило: если сквозь посевы не видно зем-ли – значит растительность слишком высокая,садиться нельзя. Если же землю видно – мо-жешь садиться. Есть, правда, одно исключение– виноградники. Там землю видно, но садить-ся на них, сам понимаешь, не стоит…

А сейчас он был именно над виноградником.И нужно было что-то делать.

… Высота уменьшилась метров до деся-ти. Планета со скоростью больше ста кило-метров в час неслась совсем рядом. Прокля-тые столбики мелькали под ним, как размет-ка на шоссе, сливаясь почти в однороднуюмассу.

Нужно было сделать хоть что-то, что умень-шило бы скорость полета – тогда удар будетслабее…

… Пять метров до столбиков… три… два…один… Серёга слегка подал от себя ручку уп-равления, потом еще немного… Скорость на-чала падать, аппарат стал набирать высоту,взмывая над виноградником. Взмыв метров навосемь, дельтаплан завис на месте, шум ветрав тросах резко стих, наступила неестественнаятишина.

106

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

От горизонтальной скорости полета не ос-талось почти ничего. Зато появилась верти-кальная… Заваливаясь на крыло, дельтаплан ус-тремился к земле. Один из бетонных столби-ков был точно под ним. Серёга это видел, ноизменить уже ничего не мог…

Вечером следующего дня на одном из цент-ральных телеканалов Молдавии промелькнулосообщение: «… недалеко от границы с Румы-нией пограничники обнаружили разбитый мо-тодельтаплан, перевозивший контрабанду. Пи-лот погиб. Документов при нем не обнаруже-но. Случай этот – уже не первый в данном рай-оне. Подробности – в следующем выпуске…»

Декабрьский день подходил к концу. Сол-нце, необычного ярко-малинового цвета,на несколько минут выглянуло из-за серыхсвинцовых туч. Оно было таким холод-ным…

* Вариометр – прибор, показывающий ско-рость снижения или, наоборот, наборы высо-ты в метрах за секунду. При наборе цифры идутсо знаком «+», при снижении «-».

Ольга ВАЛЕНСКАЯ

НЕМЕРКНУЩИЙ СВЕТПогода резко изменилась. Солнце исчезло. Небо

затянулось сплошными низкими облаками, переходя-щими в туманную размытость. И длинная вереницапасмурных дней нависла над городом.

Юлия стояла у окна, вглядываясь в серую неприг-лядность мартовского дня.

Раньше она никогда не задумывалась о таких в еёжизни понятиях, как размеренность и ритм. Сейчасона вспоминала, что где-то читала о том, что в жизниво всём должны присутствовать ритм и мера.

И только выбившись из привычного жизненногоритма, в связи с болезнью, осознала эту законо-мерность.

Да, ритм нарушен, думала она. Уже прошёл ме-сяц, как её выписали из больницы, и теперь она нахо-дится дома. Врачи обнадёжили, что необходимо оп-ределённое время для восстановления организма пос-ле операции. Но депрессия вместе с болезнью незри-мо и прочно вошла в душу.

Юлия смотрела в окно, через которое лениво про-сачивался тусклый рассеянный свет. Своей безликос-тью дни угнетали. И ей порой казалось, она утрачи-вает реальное ощущение времени. Утро, полдень ивечер, словно единым движением кисти, были окра-шены в блекло-матовый цвет без переходов, полуто-нов и оттенков.

Её охватило странное чувство какой-то беспрос-ветности, где воедино уживались тяготившие её пере-живания, связанные с недугом, затянувшаяся унылостьсумрачных дней, душевная опустошенность и чувстводавящего одиночества. Её всё чаще посещали груст-ные мысли, и она хандрила, очутившись в этом отрез-ке безвременья, где на её психическое состояние свойотпечаток накладывали нездоровье и погода.

Как-то она проснулась в сильном смятении чувств.Ей приснился мистический сон, устрашающий своейнеопределённостью. В сновидении себя она не видит,её образ незрим, но у неё есть внутреннее ощущениесвоего присутствия здесь, где вокруг существует ог-

107

ромное множество затерянных миров, которые сосед-ствуют со всепоглощающей Чёрной Дырой. Она ох-вачена паническим страхом, понимая: почти невоз-можно избежать встречи с этой гигантской воронкой,которая с неимоверной скоростью приближается кней.

Отсчёт времени идёт на доли секунды.Внезапно Вселенная выдаёт вариант спасения –

вопрос, на который необходимо ей ответить, чтобыДыра не смогла поглотить: кто она?

Волнуясь, она пытается отыскать ответ, но все уси-лия напрасны. Она всё же силится вспомнить и осоз-нать себя: кто она, откуда она, есть ли у неё семья ичем она занимается?

Ещё и ещё раз напрягает память, но происходитчто-то невероятное… Этого не может быть! Она всёзабыла!

И, мертвея от страха, Юлия просыпается.Некоторое время она не могла понять, что с ней

происходит и где грань между действительностью и сно-видением.

И вот она почувствовала радость облегчения от осоз-нания, что находится в своей комнате, и вместе с исчез-новением жуткого сна – жизнь её вне опасности.

И первым реальным живым существом, которое онаувидела возле себя, был её любимый кот Умка. Онмирно спал, свернувшись клубочком возле неё, тихопосапывая.

Она нежно погладила его шелковистую спинку.Тишину в комнате нарушало только размеренное

тиканье настенных часов, она взглянула – стрелки по-казывали шесть часов утра.

Спать не хотелось, и она стала размышлять о не-давнем сновидении, которое будоражило сознание ипридавало импульс иному ходу её мышления. Но мыс-ли терялись, путались, прерывались и куда-то исчеза-ли. И невозможно было связать всё происходящее восне в единую логическую нить.

Чтобы как-то отвлечься, она поставила диск с запи-сью музыки Сергея Рахманинова, которая давно по-корила её душу своей непревзойдённой мелодичнос-тью и искренностью в ней выраженных чувств.

Она знала, что стояло за рождением этой гениаль-ной музыки: сомнения композитора в своём дарова-нии, недовольство собой и непреодолимая тоска подалёкой родине.

Она задумалась: сомнения и недовольство собойу великих людей преломляются в кристалле необъяс-нимой тайны творчества, рождая в их творениях могу-чий сгусток жизнеутверждающей энергии.

Кто знает, возможно, в этом – врачующая сила ис-кусства и творчества?..

И неожиданно она ощутила приятное тепло мяг-кой шерсти Умки, который, урча, тёрся о её ноги.

Юлия сразу же поняла: сейчас семь часов утра. Аэто значит – Умка проснулся и зовёт её на кухню,чтобы его покормили.

Он был из породы сиамских котов и придерживал-ся строгих правил, которые установил для себя сам.

Вот и сейчас с гордо поднятым хвостом он важношествовал впереди неё на кухню. Традиционно огля-дывался, чтобы убедиться: следует ли она за ним? Убе-дившись – всё в порядке! – он усаживался у своеймиски в ожидании, когда её наполнят обожаемой имовсяной кашей, смешанной с кусочками куриногофиле.

После окончания трапезы обычно кот сидел наподоконнике и, не торопясь, умывался.

Сначала он лизал шершавым языком правую лапу,потом – растопыренную пятерню левой, и, зажмурив-шись от удовольствия, обслюнённой лапой мыл морду.И по завершению ритуала умывания он тщательно тёру себя за ухом.

Общение с котом изменило её настроение, и, на-блюдая за ним, она невольно улыбнулась пришедшейей мысли: настроение капризно и переменчиво, какветер на море.

Временами она испытывала где-то глубоко в душетяготившее чувство внутренней неудовлетворённостисобой и окружающим миром. Тогда она обращаласьк творчеству своих духовных друзей – Рахманинова,Блока, Чехова, Бунина.

Вот и сейчас у неё возникло желание почитать что-нибудь из Паустовского, перечитать самые полюбив-шиеся страницы из его книг.

Почему-то из всех писателей именно КонстантинПаустовский был особо ей близок своим светлым ли-рико-романтическим мироощущением жизни, пронзи-тельной любовью к природе и проникновенной искрен-ностью чувств и мыслей.

Она взяла книгу «Повесть о жизни» и, перелисты-вая страницы, решила отыскать в ней понравившиесяглавы, но случайно её взгляд задержался на следую-щих строках: «Я думал, что никогда и никому не пове-рю, кто бы мне ни сказал, что эта жизнь, с её любо-вью, стремлением к правде и счастью, с её зарница-ми и далёким шумом воды среди ночи, лишена смыс-ла и разума. Каждый из нас должен бороться за ут-верждение этой жизни всюду и всегда – до конца сво-их дней».

И, откинувшись в кресле, отложив раскрытую кни-гу она задумалась о прочитанном, вникая в его глу-бинный смысл.

И в эти минуты комната словно наполнилась све-том и теплом. Слова писателя несли «немеркнущийсвет» его души, прозвучав, как совет мудрого друга.

Неожиданно её охватило необъяснимое чувствоспонтанной радости, то состояние, когда ощущаешьнеимоверный подъём душевных сил, и жизнь сноваобретает смысл и яркость красок…

10.02.2015 г. – 03.03.2015 г.

108

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

МЕЖСЕЗОНЬЕМоре штормило. Ее душевное состояние было

сродни морской стихии – волнительно и тревожно.Панорама нависших облаков и свинцовая хму-

рость неба с надвигающейся мощью черно-синейгромады волн одновременно захватывала и страши-ла.

Откуда этот пессимизм?.. – раздумывала она, стояна пирсе и наблюдая, как разъяренные белые буруныс раскатистым гулом разбиваются о скалы и прибреж-ные камни.

И, наблюдая за перекатами бурлящих волн, Кирамысленно перенеслась в свою комнату, где ее ждаланемецкая овчарка Рольф – верный друг, который ос-тался дома. Он единственный, который молчаливымсвоим участием придавал сил ей и уверенности в пи-сательском творчестве. Сколько бессонных ночей сним было проведено за написанием рассказов!

Она работала, а Рольф всегда лежал рядом, воз-ле письменного стола, и чутко дремал, положив мор-ду на вытянутые лапы.

Кира любила эти часы сосредоточенности и сво-бодного парения мысли, когда комната тонула в при-глушенном свете настольной лампы, и все звуки и шо-рохи дня растворились в ночной тиши. Она вела до-верительный диалог со своими героями, сопереживаясамые волнительные моменты их жизни.

Но чаще всего написанное не удовлетворяло ее,и, скомкав черновики, она бросала их в корзину, за-тем опять продолжала работать. Рольф от неожидан-ного шуршания бумаги, в такие моменты вздрагивая,поднимал голову. Недоумевая, он смотрел умнымиглазами на хозяйку и, убедившись, что ничего ужас-ного не произошло, сладко зевая, снова умащивалморду на лапы и засыпал. Но протяженность его снабыла непродолжительна.

Каким-то особым чутьем Рольф чувствовал, что вре-мя давно уже перевалило за полночь. Почему так долгозатянулась работа, время ведь позднее? Он проявлялбеспокойство и тихо скулил, но Кира не обращалана это внимания. Тогда он подходил к ней и на колениклал свою лапу. Кире этот жест был понятен: пораспать.

«Рольф! Милый дружище, ты всегда меня понима-ешь, но моих сомнений даже ты не в силах понять» –думала она, вспоминая друга…

Эти «вечные спутники» – неверие и сомнения, непокидали ее.

Кира размышляла о настроении человека, котороетак же переменчиво, как на море – погода. Ей силь-но хотелось, чтобы все сомнения, как клочья пены,поглотил сырой песок.

Неожиданно начавшийся дождь заставил ее уйти спирса и укрыться в близлежащем кафе.

Войдя в кафе и окинув беглым взглядом неболь-шой зал, она сразу же ощутила здесь непринужден-

ную, располагающую атмосферу, где было спокой-но, уютно и тепло.

Ей приглянулся своей необычностью дальний сто-лик у окна. Он был отделен от остального простран-ства зала живой стеной сочной зелени вьющихся лиан.Ей было приятно, слушая тихо звучащую музыку, си-деть в кафе, одновременно наблюдая за его немно-гочисленными посетителями, и пить зеленый чай сжасмином.

Она понимала, что жизнь состоит не только из по-вседневных забот, огорчений, но и также из встреч,бесед и маленьких праздников души. Она с сожале-нием подумала, что сейчас не с кем ей даже поде-литься своими думами. С этой неутешительной мыс-лью она покинула кафе.

Так быстро и незаметно пролетало время, и до кон-ца ее отпуска оставалось чуть больше недели. Моревсе еще штормило, но дни стояли солнечные. Ежеднев-но прогуливаясь по набережной, она не один развидела непринужденно играющего пуделя. С интере-сом наблюдала за собакой, которая, почувствовавсвободу, бегала, радостно резвясь с мячом.

Однажды мяч, совершенно случайно, очутился уКириных ног. Пес подбежал к ней, остановился ивлажными агатами черных глаз выжидающе смотрелна нее. Кира осторожно подняла мячик и бросила всторону пуделя.

И неожиданно она увидела направляющегося к неймужчину: подтянутого, с приятным открытым лицом.Она сразу догадалась, что это хозяин собаки.

- Напрасно вы с ним заиграли, – улыбаясь, произ-нес он, – сейчас он вам снова принесет мяч.

И действительно, пудель не заставил себя ждать,подбежал к ним, держа в зубах небольшой мяч.

- Вы, очевидно, любите собак?- Разве возможно относиться к ним по-другому?

Собака – добрый и преданный друг, - ответила она.На следующий день они встретились на набереж-

ной, уже приветствуя друг друга, как добрые знако-мые. Когда они, прогуливаясь, беседовали, Кира уз-нала из его рассказа, что он архитектор, и почему вего жизни сложились так обстоятельства, что, выйдяна пенсию, ему пришлось уехать из Санкт-Петербур-га в Крым.

«Вы знаете, как бы это ни прозвучало странно, ноблагодаря болезни я понял, что самое важное для меняв жизни - заниматься своим делом, именно тем, чтопредназначено тебе природой. И, живя здесь, в Гурзу-фе, начал рисовать излюбленные уголки Крыма, от-крывая для себя его ранее неизведанные красоты. Ду-шевное спокойствие, целительный воздух, море, крым-ская природа и занятие любимой живописью словнопридавали мне здоровья и сил. И болезнь отступила».

Внимательно слушая собеседника, Кира почему-то почувствовала именно ту доверительную ноту, ко-торая сейчас ей просто необходима.

109

Она ощутила в себе настоятельную потребностьискренне с кем-то поделиться своими сомнениями. Ией показалось, что сейчас такой человек оказался снею рядом.

- Знаете, я пишу рассказы, – сказала Кира, – и,судя по тому, что их читают, думаю, они кому-то нуж-ны. Но я хочу сказать не об этом. Сейчас у меня воз-никли большие сомнения относительно моего дальней-шего творчества, как писателя. И мне кажется, чтоэто связано, прежде всего, с моей внутренней неуве-ренностью. И эта неуверенность появилась у меняпосле «дружеской» критики моих коллег, которые вы-разили мнение о том, что я пишу в последнее время«не то и не так». Они считают, что пишу слишком ро-мантично и оторванно от реальной жизни, что в нашХХІ век, век высоких технологий, надо писать реалис-тично, а «не витать в облаках». Но что такое реаль-ная жизнь? Эта наша действительность с ее повсед-невностью, в которой каждый может увидеть свое: светзвезд или грязную лужу у дороги…

Она остановилась и, посмотрев на собеседника,обратилась к нему.

- Очевидно, вам мои рассуждения утомительны инеинтересны?

- Нет, почему же! Пожалуйста, продолжайте, мнеинтересно услышать ваше мнение. – Он улыбнулся од-ними глазами, его улыбка говорила об искренностии открытости души.

- Я стала задумываться о нашем времени: веке же-стокости, лжи, вседозволенности и бессердечия. И этозаставило меня усомниться в правильности и нужнос-ти того, о чём я пишу, и могут ли рассказы иметьотклик в сердцах читателей? Все это и породило хан-дру и затянувшееся межсезонье в душе, которое я немогу развеять…

Она замолчала и посмотрела в сторону моря, от-куда доносился неугомонный гул…

- Я думаю, – сказал он, – на ваши сомнения луч-шим ответом будут строки Булата Окуджавы: «Каж-дый пишет, как он слышит,/ каждый слышит, как ондышит,/ как он дышит, так и пишет, не стараясь уго-дить…/. Так природа захотела, почему – не нашедело, / для чего – не нам судить...»

День подходил к концу. Они попрощались. Про-шло несколько дней, и Кира покинула Гурзуф, чув-ствуя в себе невероятный прилив сил и уверенность вправильности выбранного пути.

И она с нежностью подумала о Рольфе, которыйждал ее дома.

09.12.2014г. – 21.12.2014г.

Денис ДУБОВ

Я работаю сварщиком на АрселорМиттал Кри-вой Рог. В свободное от работы время увлека-юсь велоспортом, велопоходами и занимаюсьсоциальной деятельностью. Долгое время яв-лялся заместителем главы общественной орга-низации “Велоклуб “Команда Адреналин”, всоставе которой провел не одно спортивное исоциальное мероприятие. Сейчас занимаюсьрегистрацией своей общественной организа-ции. Иногда пишу стихи, в основном для своейвторой половинки или для себя. Бывает этокрайне редко, поэтому стихов не много.

ТУМАНТуман, спустившись на дорожку,Состряпав призрачную мглу,Немножко рыженькую кошкуОт мира скрыл в сухом углу.

И, очарована туманом Размытых линий перекат,В глазах зеленых, как обманом,Скрывал от кошки он закат.

Причудливо деревья вилисьВ волшебной той вечерней мгле.Тропинки словно испарились,Туманом скрытые в траве.

Как в сладкой вате на низине,Укрывшей балки и ручьи, В белесной сладкой паутинеСкрывались прелести земли.

И, как из сказок великаны,Со множеством горящих глаз,Дома, стоявшие в тумане,Вошли тихонько в мой рассказ.

А люди, словно привиденья,При тусклом свете фонарей,Как мимолетные виденья,Передвигались все быстрей.

110

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

А воздух будто стал тягучим,И застревал любой в нем звук.И у немножко рыжей кошкиВ глазах проснулся вдруг испуг.

“Но ты не бойся, дорогая, -Мурлыкнул голос рядом с ней, - Туманов, грозных великанов,Теней, летящих все быстрей.

И этой призрачной субботойТот сумрачный водоворотОтгонит нежною заботойТвой бородатый черный кот.”

Они уснули рядом, вместе.Она уснула на плече.Туман ушел, оставив каплиНа рыже-черном калаче.

КОШАЧЬИ СКАЗКИТихий вечер, за окошком, На зеленом на лугу,Чуток рыженькая кошка Стала резко на бегу.

Посмотрела, где котятаИ любимый черный кот,Как играются ребята,Бегая за поворот.

Как зеленая травинка Прижимается к земле,Как пушок, словно пылинка,С легкостью парит во мгле,

Как последний лучик солнца,Все еще борясь со мглой,Резко прыгнул на оконце,Попрощавшийся с травой.

Легкий шорох, тихий шелест, -Все готовится ко сну. Подбежал один котенок:“Мама, сказку! Не усну”.

Паучок на паутинке,С парами горящих глаз,Вдруг застыл, как на картинке,Кошки слушая рассказ -

О тумане, привиденьях, И о черном о коте.Разогнавшем все виденья,О приятной дремоте,

О заботе и о ласке,Понимании в семье.Все уснули, слушав сказки.Стало тихо во дворе.

Лапой приобняв родную,Кот и кошка - с ними в ряд.Пеструю создав кривую,Спало семеро котят.

РУБЕЖСегодня я на рубеже, И жизни полон мой стакан -Наполовину и ужеУходит время в океан.

Уходит, чтобы не вернутьОшибки молодости лет.Наполовину пройден путь,И юности уж больше нет.

Немного грустно - и пускай!Осталось столько ж - ну и что ж?Огонь еще горит в душе,И без него не проживешь.

Поставив цель - лететь вперед!Разбивши в щепки тьму преград!Идти всегда только вперед,Чтоб не было пути назад!

Вперед, где светлый горизонт,Где небо чистое к земле. С него звезду достать рукой,Сбивая пыль в густой траве.

Лететь по небу за мечтой, Ее поставивши за цель.По морю быстрою волнойНестись – и не попасть на мель.

Идти сквозь горы, лес и степьЗа целью этой, за мечтой,Чтоб жизни не пустой стаканДополнил я своей рукой!

111

СОН Мне сегодня был сон,Где с тобою вдвоемПо песку мы босые ходили.Мне сегодня был сон,Где с тобою вдвоем Мы так нежно друг друга любили.

Этот сон - словно явьНа безумных мечтах,Вновь приснится мне снова и снова.Этот сон - словно быль,Словно звездная пыльВ темноте мне осветит дорогу.

В этом сне есть огонь,Что на легком ветруРаздувается в мощное пламя.В этом сне есть цветок,Что так мил и далек,Дарит нежность и колет шипами.

Эта нежность - вся мне,И пускай я в огне Спепелюсь в твоих нежных объятьях!Я на это готов -Лишь бы меньше шипов,Чтоб цветок поцелуем достать мог.

В этом сне не однаМолодая лунаТихо светит над ласковым морем. В этом сне для тебя,Словно лучик тепла,Отгоню я заботы и горе.

Мы стоим босиком.Тихо шепчет прибойИ ласкает нас нежно волнами.Я за руку возьмуИ тихонько спрошуПро  искру, что сейчас между нами. 

Не услышу ответ - Либо «да», либо «нет»:Передать то нельзя лишь словами.Я пойму по глазамИ по бьющим сердцамО любви, что сейчас между нами.

Ігор КОНОНЕНКО

СЛОНЕНЯ І РАВЛИК(Як слоник мріяв стати різнокольоровим)

До великої річки підійшло маленьке слоненя.Воно було дуже засмучене. Зайшло у воду, гляну1ло на своє відображення. І навіть не відразупочуло привітання свого друзяки равлика. А тойздивувався. Адже кожного разу, коли слоникприходив на річку, вони починали одну дужецікаву гру. Вухастий друг спочатку підкидувавравлика хоботом догори. Потім швидко набиравводи і обливав його, аж доки равлик падав униз.При цьому слоненя тримало струмінь води так,щоб равлик залишався на ньому. Обидва такреготали, що заважали обідати великому бегемо1ту. Але зараз слоник явно був не в гуморі, тожравлик вирішив не допитуватися. Минуло кількахвилин, аж нарешті слоненя помітило свого друга.

— Привіт! — пробурмотів слоник.— Привіт, друже! Як справи? Ти якийсь

такий, мов у воду опущений. Що сталося? —посипав запитаннями равлик.

— Як тобі сказати… — Слоненя щось об1мірковувало і ніби підшукувало слова. — Менедещо турбує...

— Що саме?

112

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

— Ну, знаєш… ну, це саме… одне слово, меніне подобається мій колір шкіри! — випаливслоник і відвернувся.

— Як це? — здивувався равлик. — Чому?— Бо я хочу мати яскраві кольори, а не такий

сірий, як зараз!— Не розумію, навіщо це тобі, — розгублено

промовив равлик.— Ось і ти не розумієш. А я хочу виглядати

веселим і кумедним.— Так ти і є веселий і кумедний! Для чого тобі

міняти колір? — спробував заперечити равлик.— Ось дивись, світ навколо який? — озирну1

лося слоненя.— Ну… — озирнувся і равлик навкруги. —

Зелений … мабуть.— От бачиш! А має бути різнокольоровим!

Щоб усі дивилися і раділи тому, як гарно жити насвіті.

— А хіба нам обом не весело? — ледь незаплакав равлик.

— Ні, це не те! — крикнуло слоненя. —Невже ти нічогісінько не розумієш?

Слоник замовк і насупився. А равлик дививсяна слоненя і дивувався:

— Друже, та невже ж від кольору залежитьнастрій? Та ж якщо в тебе добре серце і ти хочешдати другу все найкраще, це і є дружба. І відцього має бути радісно.

— До чого тут дружба? — майже вигукнулослоненя і мало не заплакало від розпачу. —Дідусь мене вчив, що внутрішній світ повинен…як же він казав? А, згадав: гар1мо1ні1ю1ва1ти іззовнішнім. А що можна розгледіти в мені, якщо ямаю таку сіру шкіру?

Равлику стало шкода свого друга. І тут йоговраз осінило, він аж вигукнув.

— Я знаю, як зробити тебе яскравим! Знаю,знаю, знаю! Слухай: треба дочекатися райдуги істати під її промені! Вони торкнуться твоєї шкіри1 і ти відразу станеш різнокольоровим! Гайда на

водоспад!Слоненя недовірливо глипнуло на друга.— На водоспаді щодня гостює райдуга, хіба

ти не знав?! — равлик аж зіп’явся на свій хвос1тик, показуючи в бік водоспаду.

Слоник просяяв і, не кажучи ні слова, посадивравлика собі на спину і закрокував до водоспаду.Поспішав з усіх сил, але, на жаль, не встиг. Колислоненя і равлик дійшли до водоспаду, сонце вжесховалося за великими деревами, а разом із нимзникла й райдуга.

— Не встигли, — схлипнув равлик і зиркнувна слоненя. Те трохи відхекалося, тоді спустилоравлика зі спини і каже:

— Ти знаєш, друзяко, я поки біг, то подумав: анавіщо мені той інший колір шкіри? Адже меневсі люблять такого, який я є. А з мене зеленого,червоного чи жовтого всі будуть сміятися, як ізклоуна. Не знаю, хто це такий, але моя бабця такговорила, коли служила в цирку.

— Який ти молодець! Все правильно вирішив!— усміхнувся равлик. — А поки ти не переду1мав, побігли назад до нашої річки. Може, щевстигнемо пограти в нашу гру…

І він із надією подивився на слоника.— І дійсно, гайда!..Розходилися друзі пізно ввечері, пообіцявши

одне одному зустрітись завтра вранці. І не простотак, а у слоненяти знайшлося важливе діло. Вонополягало в тому, що слоненя надумало… зменши1ти свої розкішні вуха. Мовляв, вони йому трохизаважають. Равлик спершу хотів заперечити, атоді передумав. Він усміхнувся і запропонувавслоненяті скотитися з великої гори, на схилі якоїростуть кактуси. «Ти справжній друг!» — сказавслоник равлику і вони, позіхаючи після виснажли1вого дня, розійшлися по домівках спати.

113

Олег САДОВОЙ

ЖЕНЩИНА С РЕБЕНКОМ

Женщина с ребенком едут в маршрутке. Жен1щина полновата, светловолоса, ей немного за трид1цать, ее пальцы унизаны тонкими золотыми коль1цами, а подбородок утопает в пышном меховом во1ротнике серого пальто. Ребенок: мальчик лет пяти1шести, розовощекий, в красной курточке, синихджинсах и смешной полосатой шапочке с бубончи1ком.

Ребенок:1 Мам, почему тот дядя остался стоять на оста1

новке, а не сел в нашу маршрутку?1 Какой еще дядя?1 Ну тот, что стоял на остановке!1 Ну, наверно, потому, что ему нужна другая мар1

шрутка.1 А почему ему не нужна наша маршрутка?1 У каждой маршрутки есть номер, и номер на1

шей маршрутки ему не подходит. Понятно?1 Нет.1 Маршрутки с разными номерами едут в раз1

ные места, и наша маршрутка едет не туда, куда надоэтому дяде. Понятно?

1 Нет.1 О1ох… Пойми, дяде нужно ехать в одну сто1

рону, а нам – в другую.Ребенок несколько минут молча смотрит в окно,

а потом снова спрашивает мать:1 Мам, а какого цвета наша маршрутка?

1 Белого.1 А какого цвета маршрутка нужна дяде?

СТАРАЯ УСАДЬБА

Между Рябухами и Петьковым петляет дорогадалеко вглубь полей. Рябухи и Петьково – села ста1рые, казацкие, но дорога эта, говорят, еще болеедревняя. Километра через два она упирается в вы1сокий пологий холм, густо поросший соснами. Людирассказывают, что когда1то на вершине холма, тог1да еще голом, высилась церковь, массивная, дере1вянная, построенная во времена правления Михаи1ла Черниговского, родоначальника князей Долго1руких. Теперь от церкви ничего не осталось, лишьжалкий мазок в летописях да в смутной памяти на1рода. Сейчас на вершине заросшего соснами холмастоит заброшенный помещичий дом, длинный, од1ноэтажный, с мезонином и широким крыльцом, го1товым обрушиться в любую минуту. Ниже дома раз1лит пруд овальной формы, который жители близле1жащих сел окрестили Панским, на его берегах рас1тут ивы, купающие ветви в его тихой воде. Прудпитается водой ручья, бьющего ключом на середи1не подъема к усадьбе, его называют Ручьем ТрехПопов. Это название новое, ему около года.

Вода в ручье целебная, освященная Церковью.Даже летом, в сильную жару, она обжигает горлохолодом. Год назад, когда ручей получил имя, водув нем освящали трое батюшек. Помахивая кадила1ми, святые отцы перессорились: каждый хотел при1писать ручей к своей церкви. Ссора закончиласьбольшим скандалом. Батюшки, впопыхах пристро1ив по паре икон на полки, прибитые к стволу однойиз сосен у истока ручья, подозвав дьячков, разъе1хались. Люди, пришедшие на освящение и остав1шиеся после отъезда святых отцов у ручья, пере1крестившись на иконы, увидели, что те стоят не1правильно. Младенец Христос на руках у Богоро1дицы оказался не в центре между матерью и Нико1лаем Чудотворцем, а на краю. Все батюшки поста1вили иконы неверно. Но никто ничего менять нестал.

Усадьба была построена в конце восьмидесятыхгодов восемнадцатого века, почти сразу после об1народования Жалованной грамоты Екатерины II

114

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

«На права, вольности и преимущества благородно1го российского дворянства», и на протяжении стадвадцати лет принадлежала старинному дворянско1му роду Судовых. В 1911 году Платон Судов про1играл поместье в баккару профессору Киевскогоуниверситета Степану Александровичу Вожениц1кому. Профессор Воженицкий, вступив во владе1ние, бывал здесь только краткими наездами. В 1917году, в самом начале революции, он был убит фаб1ричными рабочими на выезде из Киева. В 19301хгодах в национализированном поместье была орга1низована четырехклассная Первомайская школа,просуществовавшая вплоть до Второй мировой вой1ны.

В 2010 году усадебный дом представляет собойполуразрушенное строение. Крыльцо, поддержива1емое когда1то четырьмя мощными дубовыми колон1нами, потеряло одну колонну и грозит обвалиться;стекла в окнах давно выбиты; полусгнившие поло1вицы протяжно скрипят под ногами; лишь потолкив барской части дома местами сохранили остаткилепнины. Лужайка перед домом заросла сорной тра1вой, а большая часть редких сосен, привезенных са1женцами из Тростянца Скоропадских, превратиласьв сухой бурелом, активно растаскиваемый местнымпасечником, арендующим часть былого поместья состорожкой, в которой он живет. Пасечник, учительистории на пенсии, за небольшую плату, непрестан1но поправляя очки на носу, проводит экскурсии попоместью для туристов, приехавших к ручью за ле1чебной водой и с любопытства забредших в забро1шенную усадьбу.

Бывший учитель истории охотно покажет барс1кий дом, остатки приусадебных построек, проведетпо едва теперь заметным аллеям парка, без умолкурассказывая о бывших владельцах усадьбы и о двад1цати семи еще сохранившихся тростянецких соснах.И в завершение подведет вас к Панскому пруду, сивами, купающими ветви в тихой воде, и кувшинка1ми, растущими в середине пруда.

Природа здесь сочная и прекрасная, но усадьбаумирает, и никто не хочет, а возможно, не можетэтого изменить.

ИНТИМНОСТЬ ОТНОШЕНИЙ

Познакомились они на работе. Он работал в бан1ке экономистом, она – бухгалтером. Знакомствоначалось не очень удачно. С первых же дней он непонравился ей, и она постоянно язвила ему, подка1лывала, плохо скрывая свое раздражение. Он былумнее и многое не замечал. Он понял, что ее жесто1кость к окружающим обосновывается внутреннимодиночеством, и, несмотря на то, что рядом с нейвсегда крутилось много мужчин, ей чертовски нехватает тепла. Все мужчины казались ей преснымии недалекими, и ее НАСТОЯЩЕЕ протекалоскучно и однообразно, до тех пор, пока они не по1знакомились. То, что их отношения перерастут вкрепкую дружбу, она и предположить не могла. Водин прекрасный момент она осознала, что идет наработу почти как на праздник. Все началось с дож1дя, от которого они спрятались в кафе по пути с ра1боты. За бутылкой вина, окутанные теплом зала итихой музыкой, они разговорились. Оказалось, сним можно затрагивать любые темы, оказалось, он,как ни странно, совсем не «узколобый», в отличиеот большинства мужчин. Он был оригинален, умелзаинтриговать, и она поняла, что перед ней человек,которому можно раскрыться.

Впоследствии они часто встречались после ра1боты, делились секретами, смеялись над общимизнакомыми, иногда просто спорили. Ей никогда небыло с ним скучно, даже когда молча стояли на бал1коне, курили одну сигарету на двоих и глядели внизна проезжающие машины. И она никогда не ревно1вала его к другим женщинам. Потому что любилаего не так, как любят женщины. Она любила егоособо, за то, что нашла в нем частичку своей души.Ей не важна была физическая близость с ним, ейважна была близость их мыслей.

Вскоре их отношения оборвались. Она постоян1но была в поиске себя и соответствующего мужчи1ны, он тоже что1то искал в водовороте жизни… Нопрошло время, и они снова встретились, и без умол1ку болтали о прошлом, настоящем и планах на буду1щее. И незаметно, глядя на него, она подумала: «Дайбог, чтобы мне встретился для жизни такой чело1век, который сейчас сидит передо мной...»

115

Игорь ЦИЗМАН

Вместо предисловия

ЭКЛЕКТИКА ЧУВСТВЭссе

1

Мы теряем умение писать письма. Как «говорил»мне кто1то из великих, мозг 1 как дойная корова: пере1стаешь доить 1 пропадает молоко. Лично для меня эпи1столярий 1 довольно строгая форма, требующая дис1циплинированности в мысли; говорить с другом закружкой пива 1 одно, с кем1то о чем1то предметно 1другое, но то же самое 1 в письменном виде... Даженаписать , как говорится, просто про погоду становит1ся, если задуматься, непростой задачей, хотя и тут со1ревноваться в юморе с синоптиками бессмысленно.

С детства люблю музыку, позже стал слушать иджаз, и мелодичный хард, и даже хеви1метал, но всеже классика осталась на положенном ей месте, а по1пробовав учиться играть на гитаре и трубе, понял, на1сколько это сложно и прекрасно 1 уметь творить му1зыку. Отсюда пришло и более глубокое понимание зву1ковой поэзии, даже, скорее, не понимание, а чувство1вание. Также и с живописью: попробовав рисовать мас1лом сам, на многие картины смотришь по1другому.Когда попробуешь написать что1то связное прозой,рассказ или просто записать какие1то свои мысли, ста1новишься другим читателем... Ведь стать читателем,зрителем и слушателем, не простым наблюдателем, асобеседником автора, иногда дружелюбным спорщи1ком,1 тоже труд, и, порой, не менее достойный уваже1ния...

В силу того, что мое окружение составляют людипростые, но не глупые, начитанные по1своему, но не

рассуждающие о том, что было бы интересно обсудитьмне, у меня есть всего пара «моих» собеседников.Многие согласятся со мной в том, что даже ближайшееокружение наше, имея какое у кого образование, не вполной мере отдают должное языку, поэзии, литерату1ре. Получив семейную, школьную, институтскую...«дозу», они не заболели благородной болезнью,1 обы1денность излечила их.

Был такой поэт Георгий Иванов, из его «Посмерт1ный дневник»:

«Зимний день. Петербург. С Гумилевым вдвоем

Вдоль замерзшей Невы, как по берегу Леты,

Мы спокойно, классически просто идем,

Как попарно когда�то ходили поэты.»

Какое место занимает поэзия в жизни не толькорусского языка, но и в жизни людей, говорящих на нём,до какой степени они, русскоговорящие, причастны кпоэзии, в какой части из этих людей поэзия имеет хотькакое1нибудь значение, в скольких из этих жизней по1эзия сыграла свою роль, организующую сознание ин1дивида, направляющую его в русло русского языка, вэтот, на первый взгляд, кажущийся порядок, где в силубезбрежности, неразличимости полутонов суффиксови обертонов окончаний (что подчас является непрео1долимой преградой для иноговорящих),1 возникаеттакой хаос в голове и на языке, что требуются годы,чтобы преодолеть его и хоть на йоту приблизиться кпониманию того, что тебе хочет сказать твой со1языч1ник.

Не дубина, оказавшаяся в руках догадливой обезь1яны, а Слово сделало из праха 1 Человека. Останемсяли мы в потёмках, или в потомках, на каком языке этипотомки будут говорить, исчезает ли Аз, Буки, Веди..?

Когда приходит понимание глупости некоторых сво1их качеств (выпендрёжа, или что называется метани1ем бисера...), начинаешь ценить простоту, но не ту, чтохуже воровства. Разве не бывают мудры жизненноймудростью люди, или обладающие в объеме школьнойпрограммы, или не обладающие совсем 1литературно1стью? Один мой друг детства может наизусть (еще сошколы) цитировать куски «Евгения Онегина», но приэтом остается профаном в поэзии. Бабушка, читаю1щая в жизни только библию, может оказаться намногомудрее некоторых образованных. Хотя простота фи1лософическая (как, к примеру, у ценимого мной А.Ф.Лосева) мне ближе, интересней.

Говорить, не споря, с кем1то милым,Грея взгляд о кончик огонька...

116

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

2

Люблю читать из серии «о писателях».

Г.Гейне.Будучи молодым, попробовал написать гекзаметр.Гейне говорит брату:«Вот видишь, я тоже пустился сочинять гекзамет1

ры!»Брат ему в ответ (на отрывок из «Утешение Дидо1

ны»):«....Ведь в этом гекзаметре у тебя только пять

стоп!?»Спустя несколько дней, однажды утром, он (брат)

увидел Генриха стоящим у своей постели:«Ах, дорогой Макс,1 начал Генрих с жалобным вы1

ражением лица,1 какая это была ужасная ночь! Сразупосле полуночи, когда я только уснул, меня начали му1чить кошмары, несчастный гекзаметр с пятью стопами,хромая, подошел к моей постели и потребовал от меняшестую стопу, испуская ужасные стенания и изрыгаястрашные угрозы. Сам Шейлок не мог бы настойчивеетребовать свой фунт мяса, чем этот наглый гекзаметр –свою недостающую стопу. При этом он ссылался на своиисконные древние права, строил ужасные гримасы иотстал от меня, лишь когда я обещал, что никогда боль1ше, покуда жив, не покушусь ни на один гекзаметр.»

3

Кто и что научит лучше...

Продолжаю систематизировать свое невежество.Не имею глубоких познаний в философии, но из того,что изучал, пытаюсь вынести пользу для души; приэтом остаюсь на твёрдой почве Христианства. Когда1то давно прочитал «Роза Мира» Д.Андреева и подпервым впечатлением написал карандашом на после1страничье: «Эта книга разрушила последнюю прегра1ду между мной и Евангелием...» Многое меняется вжизни, становятся другими взгляды на многие вещи,но когда просматриваешь дневники, или пометки в про1читанных книгах, замечаешь, как менялся сам, вместес окружающим миром. БезобрАзность или безОбраз1ность? Вот о чем начинаешь думать.

Слепил табурет,1 он в любом случае будет соответ1ствовать табуретности, как образу всех табуреток,1 идеявещи; захотел перекрасить, или украсить резьбой, иливыгнуть ножки поменяется Образность, но идея оста1нется той же, что и была: седалищность... А вот есливырезать круглое отверстие на седушке, то поменяетсяидея... Еще наглядней это происходит с душой, с еёдвижением 1 с мыслепространством, когда записыва1ешь мысли, и потом видишь становление, переплавку,изменение самой сути, когда беда может превратитьсяв биде и т.д.

4

...Автономность. Так можно договориться до того,что совершенная красота человека 1 в гробу, под двумякубами земли. Совершенная красота, по моему мне1нию, если отрешиться от вопросов веры (хотя – воз1можно ли это?), 1 в отсутствии страстей, а значит, стра1дания, когда лежишь на траве...(безотносительно, где),слушаешь пение птиц.... это ли не любовь? но развеможно испытывать сексуальное влечение к Природе?Хотя больных 1 хватает! Эгоизм, доходящий до пре1возношения себя, до чувства исключительности себя,до исключения себя из Природы...

Нельзя придавать механистичности слишком боль1шого значения: когда достояния цивилизации становят1ся довлеющими понятиями, они превращают нас в своихрабов. Раб Лампы. Он может вершить невозможное,но он 1 раб.

5

Интеллигентность.

Последнее время я всё более перестаю находить впридаваемом современностью смысле этого слова тозначение, какое было в былые времена.

В английском (ихнем) словаре были разные поня1тия: интеллигенция и русская интеллигенция; а у насеще было 1 рабочая интеллигенция, тому пример Гошаиз «Москва слезам..», и это не химера, это была ре1альность, хотя, скорее, исключение из правил. Былилюди, имеющие образование, образованные; от 1 Об1раз, а не так, как зачастую сейчас: корочки1бумажки –пыль в глаза – без1образие.

Без образа. Как теперь модно общаться бездель1никам1бездумникам на всяческих форумах; зашел подником и тереби писю (пардон), мели, Емеля, 1 твоянеделя, словоблудие, а если еще и слова начинают ко1веркать, выдавая это за самовыражение… Тяга наше1го народа к поездным исповедям, доведённая до аб1сурда. Легко, не видя собеседника, не представляя низрительно, ни тактильно, быть ОТЧАСТИ откровен1ным. Просто при этом не всегда понимаешь, что наскрижалях всё выбивается...

Мысль: если представить, что в пространстве, пустьдаже бесконечном, движется точка (мысль?) с беско1нечной скоростью, следует вывод, что она в любой про1межуток времени будет находиться в любом месте1 т.е.везде...

Что должно сообщиться телу, чтобы оно стало жи1вым?

Должна сообщиться душа. Значит, душа, чем бы онани владела, всему и всегда приносит жизнь; жизни жепротивна смерть, – логическая мыслимость бессмертия.

117

Это простота и философичность.Музыка не нуждается ни в каком образе 1 ни в зри1

тельном, ни в скульптурном, ни даже в поэтическом.В поэзии же вещество мысли находится в пределах

умственной живописи и образности. Живопись 1 двух1мерна. А как архитектура и скульптура? Дух и тело водном целом...

Это уже образование.

6.О мыслепространстве.

Не хочу умничать. Это очень сложный вопрос. Нокогда я вспоминаю фаворский огонь (про), мне думается,что это не просто так. Не просто так умирают люди где1нибудь в Зимбабве, или, допустим на Северном полюсе(или Южном). Интересно, кто1нибудь там похоронен?

Своей мыслью, а именно этим, способностью мыс1лить и анализировать, т.е. сравнивать свои разные мыс1ли, человек отличается от остальных млекопитающих.Способность знать смерть, смириться с ней, принятьее неотвратность, невозвратимость к прошлому,1 имен1но это возвышает человека.

7.Красота и автономность.

Я – рыбак, как Христос(смеюсь).Приходится делать самому себе наживку, т.к. лиш1

них денег на все современные прибамбасы не хватает.Приходится делать самому себе опарыш, – это такаяличинка мясной мухи, на которую клюёт... рыба.

Какая вонь стоит, когда я их добываю! Рядом на1ходится мой друг, не выносящий запаха, говорящий притом (красота и автономность):

1 Как ты можешь?.. они нас будут жрать после смер1ти… ну, ты же мне дашь пару штук на рыбалке?

Сделал (именно сделал) опарыша, накопал червя1ков (где они живут? чем они питаются?), еду на ры1балку. С ночевкой.

Всю ночь поют соловьи, жабы квакают, как им иположено, – но есть же даже среди них лягушка со стре1лой! и я, как Иван1дурак, ищу в этом свое счастье. Инахожу.

Наблюдение.

Утром просыпаюсь, рано. Количество спиртного (аэто почему1то считается неотъемлемой частью такихсимпозиумов) не мешает мне понять, насколько ма1ленькое место я занимаю в этом мире, как слаб мойголос в этом хоре жизни, когда смешиваются в симфо1нии все звуки: кваканье лягушек, пение птиц, шелесттравы, стук капель плачущих деревьев и шуршаниекарасей, трущихся об траву, что даже в безветреную

ночь способно обмануть путника, заставив его поду1мать, что он попал в какую1то сказку, в которой он небыл со дня сотворения его мира.

И все эти голоса сливаются в моей душе и поют мнесамую лучшую колыбельную для моих страхов и разо1чарований.

На закуску.

Когда клюёт, забываешь обо всем. И дело уже не вколичестве рыбы, не в том, кто пойман на твою нажив1ку, заготовленную заранее,

а в том, что ты после себя оставишь,хорошо, если 1 маленькое пепелище,какое будет смыто будущим дождём,не оставив ни осколков разбитого самолюбия,ни полиэтиленового или резинового удовольствия,ни даже мысли плохой своей...И когда привозишь домой несколько килограммов

живой рыбы, чувствуешь: не зря.Вот тут1то и можно (даже нужно) под жареного

карасика с икорочкой вмазать сто водочки.

Гекзаметры на память

1

Если рожден ты в стране, где торгуют свободой ижизнью,

Пыльный талант отыскав на дороге, ведущей взабвенье,

Грязь оботри с серебра и сожми его потной ладонью,Не покупай на него ни рабов, ни чинов, и тогда он,Может быть времени станет и страсти людской

неподвластен.

2

Лепту свою я принес и отдал на храненье банкиру,Тайной надеждой объят, что вернет мне её он с

лихвою.Только вот лепта прилипла в руке у менялы лихого,Так для младенческих мыслей своих оказался я 1

Ирод.

3

Если ты вынес ребенка из пепла сгоревших столетий,Дал ему имя, одежду и кров, научил его слогу, –Стань летописцем прилежным его золотых

междометий,Все собери и отдай ему клад, провожая в дорогу.Может быть он и тебя позовет насладиться победой,Зрелищем, сердцу приятным, обрушивающихся

пылью,Стен, пред которыми робко ты в юности остановился.

118

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Рождественское

Я бросаю старую монету –Решка упадет или орёл.На гербе оттиснута планета.На обратной – прошлое моё.

Не спалось безлунными ночами,Глядя в незнакомое окно.Всё сбылось, что должно сбыться с нами,Не сбылось, что сбыться не должно.

Я живу на севере и юге.Растопляю сердцем жизни лёд.Намела сугробы ночью вьюга.Затерялся детства слабый след.

Нахожу скрипящую дорогуЯ по еле видимым следам.Снег идёт, предвосхищая Бога,Снег идёт, предшествуя волхвам.

На границе Севера и Юга,На границе трех великих сред,Там, где днём – метель, а ночью – вьюга,Там, где ничего как бы и нет, –

Говорил со мной безумный вечер,Горло сжав чернеющей рукой.Всё, что я любил – увековечил,Всё, что ненавидел – взял с собой.

Гордый дух витает над планетойВ поисках законов бытия...Он бросает Землю, как монету,На которой отпечатан я.

Мне достаточно...

Мне достаточно знать,что с тобой всё в порядке,что не зябко тебе в самый сильный мороз,что никто не играет с душой твоей в прятки,говоря:«я люблю –не всерьёз.»

Мне достаточно – верить,Как верят – рассвету.Пробираюсь наощупь сквозь сонную тьму.Теплота твоих губ согревает мне веки,когда снишься ты мне одному.

Растворился вечер

Растворился вечер без остаткаВ хрустале холодной зимней ночи.На душе остался привкус сладкий.В теле – страсть, разорванная в клочья.

Я услышал, как ты улыбнулась,Опустив доверчиво ресницы.

Муза, чуть обидевшись, вздохнулаИ укрылась чистою страницей,Точно дева, ждущая супруга.Мне не спится. Ей, как видно, тоже.

Медленно вытаскиваю руку,Чтоб уйти, тебя не потревожив.

Собираю из осколков страстиЗеркало, в котором отразитсяТень моя с душой открытой настежь,И падёт на чистую страницу.

Зеленоглазая

Раньше ты была – зеленоглазая,А теперь – какая1то туманная,Но всё так же я проглатываю гласные...Пью, не напиваясь, твою манну я.

Твои волосы пахнут пеплом

Твои волосы пахнут пеплом.И глаза 1 точно два уголька.А ладони 1 меж небом и пеклом 1Меня держат на грани греха.

Может, выпадет нам на рассвете,Долюбив, безмятежно уснуть.Твои волосы ласковый ветерМне чуть слышно положит на грудь.

Может, выпадет мне лунной ночьюЛюбоваться тобой при свечах.Подари моему пепелищуОгоньки, что сверкают в очах!

Твои волосы пахнут пепломМоей юности.

Времена года

Не забыть тебе трепета сердца...Возле утренней майской реки

119

Волны пели ленивую мессу,И бледнела луна от тоски.Вдаль за речкою – старый повеса! –Плыл туман. Мысли были легки.И звучали в «Весне» звуки «Спейса»,И звучала в весне дрожь руки.

Не забыть тебе нежных объятий...Летним вечером в тихой степиПахло сеном и душною мятой,И трещали сверчки; на цепиОтбрехался за ближнею хатойХриплый пёс; за ставком мужикиПьяно пели «...не бый мене, маты...»И блестели глаза1васильки.

Не забыть тебе жар поцелуев...Звёздной ночью в осеннем садуГладил ветер листву голубую.В звёздах небо казалось седым.Было жарко и душно с тобою.Повернулся весь мир кверху дном.Пахла шея опавшей листвою.Пахла грудь ядовитым вином.

Не забыть мне холодного взгляда...Лютым днем с индевеющих глазОсыпалась на губы прохлада,Превращаясь в поток мутных фраз.И осталась одна мне отрада:Кто, скажи мне, несчастней из нас?Для тебя целый год – как отрава,Для меня и февраль – весна.

Океаны

Я – океан – стихия – шторм.Стихи и я. Я и стихи. Я – стих.Я стих. Утих я. Галечно катаюсь,Трусь о волну, стираюсь до отсутствияСудьбы.

СудьбыПредначертания смываетВолна.

ВолнаИз самого нутра, от глыбы рухнувшей,Как тромб.

Как тромб,Крадётся по теченью вен моихЧужая боль.

«Не трусь», – волна мне шепчет.Я не трушу, –Отряхиваюсь от ненужных мыслей,От брызг соленых океанских глаз.

Накатывает, до потрясения основ,До гула в сердце,Пью1глотаю остатки прошлого,Накатывает снова, отступает,

Зубовный скрежет сонных волнСознания...

СознанияЧего1то, что ещеНе сотворялось в этом мире:Того, что еще только в разговорах

Двух тел влюбленных,Душ открытых настежь, –Каждое свою мелодию играя,Сливаясь в хоре жизни,

То фугой торжествуют, дерзновенноПотоки чувств смешав в единый гул,То а1капельно вскидывают звуки,Переходя во всхлип, в речитатив,

А то молчат, затихнув...Паузой продлясь,Бекарно скрещивают друг у друга руки,В безмолвии нахлынувшей судьбеМолясь об отречении от скуки...И о другом, – как о себе.

Когда знакомых шорохов разноголосьеПо1новому врывается в их жизнь,Движенье ветеркаПо волоскам, –По волоскам,как по колосьямТрав полевых,Сливает воедино янь и инь.

Когда любви река этюдом предзакатнымИх души наполняла семь седмиц,И вдруг каприччливо вернула им загадку,Разлившись полнокровно без границ.

120

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Анастасія ДЯЧУК

* * *Моїм віршам, написаним так рано,Не прийде час, але нічого з тим.Я неЦвєтаєва. Віршем не згою рани.Не стану повелителькою рим.

Моїм віршам нема про що кричати,Вони, як автор, тихі й мовчазні.Моїм віршам не суджено повчатиПро те, як буде добре і як ні.

Моїм віршам не хочеться визнання,Вони у мене надто про своє,Про непотрібне, а не про кохання, 1Та я щаслива, що такі вже є.

* * *Не люблю осінь. Вона холоднаІ пахне ліками від застуди.Усі в депресії, бо так модно,Це ж тренд сезону 1 похмурі люди!

Не люблю осінь за теплі пальта,За вітер той, що шугає всюди,За те, що пишуть на першихш пальтахПро те, як стали чужими люди.

Не люблю осінь. Та що із того?Вона мине 1 і забудуть люди.Але не буде тепла вже твогоІ обіцянок твоїх не буде.

Вони лишаться у нашім літіПоміж ялинок чи, радше, сосен,Де ми дощами були зігріті.За це я справді не люблю осінь.

* * *Приходит осень с запахом дождя,Простудою, бессонными ночами,С привычкой не прощаться, уходя,И больше не рассказывать всё маме.

Подкрались незаметно холода,И все облачены в пальто и куртки.

Уходит лето. Может, навсегда, 1А мы спешим. У нас нет ни минутки.

Июней сотни будет впереди 1Но дело, как ни странно, здесь не в этом.Ведь если в чудо вера 1 позади,То из души навек уходит лето.

* * *…То якого щастяти тепер хочеш, дівчинко?Може, вічних любовей?Чи просто брендові кеди?Про що мріє та,ким давно вже напам’ять вивчено:“Хай руйнується світ,але, перш за все, ти 1 леді”?

Пам’ятаєш часи,коли ти ще була яскравою,Як стобарвно жилаі сміялась як кольорово,Як любила кефірі на “Ви” тоді була з кавою,Як стара перешита сукнявважалася за обнову?

У будинку на стінахшпалери почали бліднути,Потемніли й затерлисьстарого паркету дошки.За цей час з тебе фарбивстигли змитися, зникнути,І байдужим став поглядкольору неба й волошки.

Дефіцит різнобарв цейтак вдало ховає косметика,Як годиться, щоранкулягає дешева пудра.Густі вії твої 1це ніяка, на жаль, не генетика 1Їх такими робитьзаморська туш хитромудра.

На питання усіти 1 відмовками й недомовками,Щоб ніхто не вдивлявсяв твоє чорно1біле обличчя.А проспекти кишатьдівчатами1розфарбовками,І за них всім найбільше болитьдвадцять перше сторіччя.

Скажеш, ти не така?В цьому світі егоїстичномуВиправдання чи правда 1пусте. Ceep calm, моя мила!Розфарбовки тепер 1у кожнісінькому зустрічному!Просто фарба яскравазанадто цей світ втомила.

121

Анатолий ЕСЬКОВ

(Продолжение, начало в № 2-2015)

РЯДОВОЙГОСУДАРСТВЕННЫЙПРЕСТУПНИК(повесть)

К 200-летию со дня рожденияТараса Григорьевича Шевченко

Захалявная книжечкаКнижный домик (так называл его унтер Добры-

нин) находился рядом с харчевней. Конечно, однакорова в нем бы разместилась, но с трудом. В дверьТарас протискивался боком, но не пригибался, какунтер – офицер, а в окошко мог влезть только ягне-ночек.

«Библиотекарь» принялся наводить порядок и судовольствием обнаружил на полу нары. Вот такповезло! Не надо ночевать в казарме! Ну, а матрасон достанет.

Тарас провозился до полуночи, устал, лег на го-лые нары передохнуть и проспал до утра. А ямщикеще до восхода солнца повез почту в Оренбург, непопрощавшись со своим новым приятелем.

И только после завтрака Тарас принялся внима-тельно рассматривать книги. Были здесь и Шекс-пир, и Писемский, и Лесков, и много других, неиз-вестных ему писателей. Есть что читать.

За ужином Тарас познакомился с помощникомповара, который возил баки с едою плотникам.

Оказывается, месяц назад солдат вез бревна излесу в крепость – на дрова. Переезжая через дере-вянный мостик, повозка провалилась – и бревнарухнули в воду реки Урал. За бревнами в воду сва-лился и солдат. Плавать он не умел, поэтому цеп-ко обнял одно из бревен и плыл по течению. Сол-дата выловили рыбаки верст за пять от моста - елеоторвали его от бревна.

Без моста крепость не могла существовать. На-чалось строительство. Третья рота, в которую былзачислен солдат Шевченко, целиком была занятавозведением моста.

Тарас взобрался на земляной вал и увидел, каккопошатся на реке строители. Конечно, носить сваии доски он сумел бы, но не больше. Однако книгичитать куда интереснее. И вдруг ему пришло в го-лову: записывать стихи внутри книг. А что?

Вернувшись в книжный домик, Тарас взял пер-вую попавшую под руку книгу, карандаш и подселк окну. Но что это такое? На подоконнике лежаламаленькая книжечка для записей. Нет, Тарас точнопомнит, что ее не было на окошке. Не было! Зна-чит, в его отсутствие кто-то заходил в домик. Кто?Унтер – офицер? Подполковник? А может, это по-дарок от Богородицы? Нет, спрашивать офицеровон не будет – это нетактично и глупо. А вот Бого-родицу поблагодарил.

Книжечка была узенькой, но ведь для стиховширокая и не нужна. Неужели благодетель и обэтом подумал? «Э, да что гадать! – надо записывать,пока можно».

«Неначе злодiй …..В недiлю крадуся я в поле.Талами вийду понад УраломНа степ широкий, на волю…»

« Ой зоре! Зоре! – I сльози кануть.Чи ти зiйшла вже i на Украйнi?Чи очi карi тебе шукаютьНа небi синiм? Чи забувають?Коли забули, бодай заснули,Про мою доленьку щоб i не чули..»Тарас писал до темноты, глаза устали - ничего

не видно. Да ведь уже ночь! Хватит. Но кто это за-жег свет в домике? Поэт оглянулся – никого нет. ОГосподи, да ведь это луна взошла! Тогда можно ещепописать.

А теперь рука устала. Нет, хватит… А куда жекнижечку спрятать? В домике нельзя: а вдруг обыск?Где же тогда? Тарас рассмеялся своей придумке: ну,конечно, в сапог – за халяву! И под рукою, и надеж-но – не потеряется. «Захалявная книжечка», усмех-нулся поэт, упал на нары и уснул.

Да, для Тараса наступила райская жизнь. Он вы-ходил за пределы крепости, бродил по киргизкойстепи, провожал взглядом бухарских верблюдов исочинял стихи. Тарас уже давно заметил, что на ходусочиняется легче и быстрее. Не надо торопиться ивытаскивать «захалявную книжечку» - успеется.

Как-то в Орскую крепость заехал по служебнымделам Михаил Лазаревский – родной брат Федора.Познакомились, разговорились и никак не моглинаговориться. Тарас решил показать Михаилу свою

122

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

захалявную книжечку. Гость одобрил действияШевченко, но посоветовал никому не говорить отом, что сочиняет стихи и записывает их в книжеч-ку.

- Узнаю, что ты нарушил предписание царя, -строго промолвил Михаил, – получишь пожизнен-ную ссылку, да еще направят на какой-нибудь руд-ник безвылазно работать под землею.

Тарас вздрогнул и мысленно дал себе клятву: ни-когда и никому не показывать книжечку.

Поездки в Орск у Михаила были частыми, и вся-кий раз он привозил какие-нибудь книги для Тара-совой библиотеки.

Штабс-капитан Мешков косо поглядывал на ви-зиты постороннего человека к опальному солдату,но запретить частые посещения книжного дома немог. Во-первых, сам комендант почему-то благово-лил к солдату, во-вторых, Лазаревский был чинов-ником высокого ранга. А вот какие книги он при-возил солдату, знать очень хотелось.

МешковШестнадцатилетним деревенским парнем Меш-

ков попал а Орскую крепость. Да, в таком возрастев солдаты не забирают, но староста напоил и убе-дил его отца, что сие выгодно: раньше вернется сослужбы. Какой смысл два года валять дурака?

Мешков был здоровым и сильным парнем – и задвадцатилетнего сошел бы. Характер у парня былмягким, покладистым, – одним словом, телок.

В казарме над «телком» потешались все. Солдатвне очереди мыл полы в казарме, колол дрова наподворье, чистил котлы на кухне, – в общем, всютяжелую и грязную работу выполнял солдат Меш-ков. Он не отказывался, но все равно каждый счи-тал своим долгом дать парню подзатыльник илисапогом в зад – в воспитательных целях, конечно.Ну, а муштровали Мешкова до упаду.

И на четвертый месяц службы молодой солдатне выдержал и бросился в реку. Рыбаки не дали уто-нуть парню, а начальство перепугалось, и пореши-ли отправить Мешкова куда подальше.

На новом месте к парню присмотрелись и отнес-лись к нему по-своему. В общем, через полгодаМешков вернулся в Орскую крепость ефрейтором.Первое, что он сделал, когда переступил порог ка-зармы, рявкнул:

- Встать, засранцы!!Один из солдат в удивлении промолвил: «Ты чо,

телок?» и получил такой удар в зубы, что перелетелчерез три нары на четвертую. И началось: ефрей-тор не только вымещал злость на своих обидчиках,но и навел невиданный порядок в казарме. Самыйпоказательный лазарет не мог похвастаться такой

чистотой и таким порядком, какой навел Мешковв казарме.

Свирепый ефрейтор достал где-то цемент, бели-ла, кисти и превратил казарму в «дом отдыха». Вне-шний вид казармы привлекал внимание всех про-веряющих, а внутренний приводил их в восторг,чем комендант весьма гордился.

Кому – то из проверяющих ефрейтор приглянул-ся, и «телка» опять куда-то увезли. Он отсутство-вал несколько месяцев и вновь появился в крепос-ти с сабельным шрамом на щеке, с унтер-офицер-скими пагонами на плечах и медалью на груди.Поговаривали, что он участвовал в подавлении ка-кого-то бунта.

Старые солдаты скисли, но Мешков оказался со-всем другим: зуботычинами не увлекался и дажеочень редко повышал голос. Но зато муштру любилпроводить сам и загонял солдат до обмороков. Апотом начались штыковые «бои». Это было легче.

Года через два Мешкова пригласили на Всеураль-ский смотр боевых искусств. На нем Мешков занялпервое место. Сам генерал-губернатор Обручев по-жал ему руку и вручил погоны поручика.

Мешкова оставили в Оренбурге. Здесь он про-явил такую кипучую деятельность, что все военныечиновники застонали: они привыкли сидеть за сто-лом, скрипеть перьями, рассказывать анекдоты, аэтот «солдафон» организовал полевые учения, начем и заработал звание штабс-капитана.

Подполковник Исаев был на хорошем счету увысокого начальства, и его собирались перевести вЕкатеринбург на полковничью должность. Сталиискать ему замену, и тут приключилось необычное:все высказались за надоевшего и низшим, и выс-шим чинам Мешкова.

И штабс-капитан отбыл в родную Орскую кре-пость. В это же время в крепость и приехал ТарасШевченко.

Подполковник Исаев сразу оценил рвение Меш-кова и поручил ему строительство моста через рекуУрал. Штабс-капитан блестяще справился с непро-стым поручением, и задолго до зимы мост вошел вэксплуатацию. Наверху это оценили, и Мешков по-лучил погоны майора, что вполне соответствовалодолжности коменданта. А что? Во главе крепостистанет не кабинетский, а боевой офицер!

Что касается Исаева, то он одновременно полу-чил и благодарность, и выговор. Благодарность – замост, выговор – за создание льготных условий ссыль-ному Шевченко. Но подполковник не огорчился -приказ о его повышении уже был подписан.

Исаев возвращался в Орск холодным осеннимднем, хотя когда направлялся в Оренбург было теп-ло, даже жарко, и подполковник предпочел коляс-

123

ку без верха. На обратном пути он пожалел об этом:ветер пронизывал до костей. А вокруг, насколькохватало глаз, простиралась бескрайняя киргизскаястепь: ни кустика, ни деревца. Путники промоклидо нитки и дрожали, как в лихорадке.

В крепость Исаев прибыл в жару. Фельдфебельсбился с ног, Мешков дал ямщику два стакана вод-ки и отправил его в Оренбург за врачом. Но тот при-был на похороны подполковника.

Для Тараса это был сокрушительный удар: онпотерял самого дорогого человека, который хотя ине разговаривал с солдатом, но опеку его Шевчен-ко ощущал повседневно.

Тараса и еще одного новобранца фельдфебельзадержал на плацу, остальные - с лопатами и но-силками двинулись к южным воротам.

Майор Мешков был уверен, что если соединитьуглубленную канаву с рекою, то вода наполнит ка-навку, а для врагов она будет дополнительнымпрепятствием. Унтер-офицер Добрынин пыталсядоказать коменданту, что для этого канаву при-дется углубить на юге - на 2-3 сажени, а на севере– на 5.

- Надо будет – и на десять углубим, - отрезалМешков, который дважды в день проверял земля-ные работы и трижды в день появлялся на плацу,наблюдая за тем, как фельдфебель муштрует сол-дат.

Солдатская форменка на Тарасе была мокрой отпота. Пот капал с бровей, носа и усов, но упрямыйхохол не просил снисхождения у коменданта. Труд-ней всего было ползать, а шагистика казалась уженеким отдыхом. Хорошо, что наступили осенниехолода – дышать стало легче. А когда шел сильныйдождь, не только для Тараса, для всего батальонанаступал рай.

Правда, Мешков и в дождь находил для солдатработу: приказывал раздеться донага и стирать надожде свои портянки. А Тарас больше всего боялсяза свою « захалявную книжечку». Но пока что ник-то не обнаружил ее.

Как-то в крепость заглянул Михаил Лазаревс-кий. Посмотрел, как «законно» издевается фельд-фебель над Тарасом, пожалел его, попытался объяс-нить фельдфебелю, что он, Михаил, – родственникШевченко, но тот рявкнул:

- Родственники - в воскресенье!И Михаил уехал ни с чем.Вечером Тарас падал на нары с одной мыслью:

обязательно разуться и раздеться. Но сон опережалдействия - солдат спал, как убитый, не слышал никриков, ни храпа, ни вони. У солдат пропал к немуинтерес.

А комендант продолжал следить за муштрой из-мученного солдата. Вскоре муштра закончилась, иначались «бои»: Тарас бежал с ружьем наперевес иколол штыком противника, второго бил прикладомпо зубам, третьего убивал выстрелом. Бои былиполегче шагистики, тем более, ползания, но все рав-но Тарас выматывался за день так, что еле передви-гал ногами. Так продолжалось до зимы.

Глава IV. Экспедиция на Арал

Лейтенант БутаковАлексей Иванович Бутаков в свои тридцать два

года был известен в России как опытный морепла-ватель и географ.

В Петербурге Бутаков случайно познакомился срисунками неизвестного ему художника Шевченко.И лейтенанту пришла в голову мысль: взять с собоюв экспедицию этого талантливого художника. Да. Все-российское географическое общество обещало емудать только что появившийся в Европе фотографи-ческий аппарат для съемок берегов Аральского озе-ра, но, как всегда, передумало, да и специалистов пофотографическому делу в обществе не было.

Лейтенант не очень огорчился: он видел черно –белые фотокарточки, и они ему не понравились.

Как географ, Бутаков знал, сколько много кра-сок таит в себе природа. А что дает черно-белоеизображение? Практически ничего. Куда лучше,если делать цветные рисунки. А это может толькохудожник, и только талантливый.

Бутаков объяснил ситуацию оренбургскому ге-нерал-губернатору Обручеву, но тот только развелруками и промолвил:

- Навести аппарат на объект и нажать кнопкуможет любой человек. А вот приготовить химичес-кие растворы может только специалист. У нас та-кового нет. А вот дать вам художника в экспеди-цию могу. Кого конкретно вы хотите?

- Шевченко Тараса Григорьевича.- Такие шутки неуместны, лейтенант, - огор-

чился генерал. – Вы же прекрасно знаете, чтоэтот… художник… писал пасквили на царскуюсемью.

- Я этого не знал, ваше высокопревосходитель-ство,- соврал Бутаков, которому его друзья не толь-ко поведали все о Шевченко, но и попросили взятьего в экспедицию, чтоб хоть как-то облегчить жизньссыльного.

- Так знайте! Наступило молчание, которое прервал Бутаков:- Ваше высокопревосходительство, тогда фами-

лию художника можно не называть. Я подпишу егов Оренбурге.

124

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

- Ваша хитрость, лейтенант, шита белыми нит-ками.

- Извините, ваше высокопревосходительство.- Извиняю, - генерал сел за стол и задумался, но

не надолго. – Единицу художника я вам даю, ноимейте ввиду, лейтенант Бутаков, защищать вас яне буду: вы не согласовали со мною кандидатурухудожника.

- Благодарю вас, ваше высокопревосходитель-ство.

- Уходите, Бутаков. Мне с вами неинтересно.Алексей Иванович не стал ждать повторного

наказа.Пока что лейтенанту Бутакову везло. Как то

дальше будет? Ну, да ничего – что-нибудь приду-маем!

Бутаков нацепил на пояс отцовскую шпагу – по-дарок августейшей особы – и отправился в далекоепутешествие. Он ехал по той же дороге, что и ссыль-ный Шевченко, и тоже доехал до Оренбурга за во-семь дней. Но в Оренбурге ему сказали, что рядо-вого Шевченко перевели в Орскую крепость. Ивновь – дорога, правда, не столь длинная, как пер-вая.

- Лейтенант Бутаков,- представился он майоруМешкову. – Помощник начальника экспедиции наАральское море.

- Очень приятно, – комендант протянул руку го-стю, не сводя глаз с красивой шпаги. – Чем могупомочь?

- Я вижу, ваше высокоблагородие, что вам по-нравилась моя шпага, - нахально произнес Бутаков,снял шпагу и положил ее на стол. – Так я вам еедарю, тем более, что она мне не по чину.

Бывалый майор смутился. Но потом усмехнул-ся и изрек.

- Я вижу, вам что-то от меня надо, лейтенант.- О Господи, - деланно взмолился гость,- ну по-

чему я такой неприспособленный? Любую моюхитрость начальство разгадывает с первого взгля-да…

- Так говорите, чем могу помочь?- Вначале два слова о нашей экспедиции. Ее цель

– выполнить описание Аральского моря, его фау-ны и флоры, дорог, степей и пустынь, окружающихее, и так далее. Но описаний – мало, нужны зари-совки. В Оренбурге я нашел неплохого художника,но он заломил такую сумму, что я вынужден былотказаться от его услуг. Из разговора с полковни-ком Лифляндом я узнал, что у вас проходит служ-бу художник рядовой Шевченко. Лифлянд не воз-ражает, если вы, господин майор, отчислите его внашу экспедицию поваром. Без права писать и ри-совать…

Мешков не был готов к такому поворотупросьбы. Но, с одной стороны- согласие Лифлянда(его покровителя), а с другой стороны – то бишь,прямо перед ним – прекрасная и дорогая шпага…

- Всю ответственность я беру на себя, – послы-шался голос гостя. – Слово офицера.

Молчание коменданта затянулось. Наконец онневнятно промямлил:

- Но ведь он – преступник…- Его подставили его же земляки. И он раскаива-

ется в том, что пошел у них на поводу.- Откуда вам это известно? – усмехнулся комен-

дант.- Из письма рядового Шевченко к княгине Реп-

ниной, – врал напропалую Бутаков. – Она показы-вала мне его письмо. А графиня Толстая активнохлопочет об освобождении опального солдата. Яуверен, она добьется своего, и Шевченко помилу-ют вскоре…

Фамилии известных в России высокопоставлен-ных особ, конечно, произвели на Мешкова опреде-ленное впечатление, но главным аргументом яви-лась все-таки шпага.

Однако он спросил:- Что вы так настойчиво хлопочете о нем?- Не о нем, ваше высокоблагородие, а об отчете

экспедиции, который придется писать мне. А лю-бое описание будет неполным без красочных и точ-ных рисунков. Государь император может поинте-ресоваться результатами такой дорогостоящей эк-спедиции. Ну не будем же мы подавать царю тол-стенный отчет? Нет, конечно. А вот красочные ри-сунки, наиболее интересные, – безусловно, пока-жем. Если начистоту, то от этого зависит моя даль-нейшая карьера.

Здесь Бутаков уже не врал, и Мешков это понял.«Так вот почему ты так легко даришь мне семей-

ную реликвию!» – подумал комендант, но вслухпромолвил:

- Ладно, забирай повара под свою ответствен-ность. Счастливого пути и удачного возвращения.

- Спасибо, ваше высокоблагородие!Бутаков поспешил удалиться, а Мешков принял-

ся внимательно рассматривать шпагу.

ПопутчикиЭкспедицию возглавил генерал Шрейбер. Он

понятия не имел, кто такой Шевченко. А посколь-ку Бутаков сразу же переодел Тараса в гражданскуюодежду, то государственный преступник внешненичем не отличался от других членов экспедиции.Генерал уже по первому рисунку Тараса понял, чтолейтенанту Бутакову удалось найти талантливогохудожника, и это хорошо.

125

Перед походом молодой священник окропилсвятою водой всех руководителей экспедиции (иШевченко тоже) и прочел напутственную молит-ву. Кроме священника и художника в экспедициибыл еще фельдшер, остальные – все военные (кро-ме башкиров, сопровождающих обоз).

Если бы кто-то смог с высоты птичьего полетапоглядеть на движущуюся экспедицию, то он ус-мотрел бы в ней воинственную орду, решившуюпокорить несчастный туземский народ. В самомделе: по обе стороны дороги, тремя рядами с каж-дой стороны, двигалось 1500 подвод, загруженныхпровиантом и имуществом, которые растянулисьпочти на версту. Рота пехоты с двумя мортирамиразместилась между рядами подвод чуть вперединих. А две сотни казаков распределились по обестороны подвод и сзади них в качестве охраны. Нучем не войско нашественников?

Начальство ехало в кибитках и открытых коляс-ках сразу за пехотой. Бутаков пригласил к себе Шев-ченко и дружелюбно объявил:

- Давайте мы сразу договоримся обращаться другк другу по имени-отчеству. Меня зовут АлексейИванович.

- Тарас Григорьевич, - улыбнулся Шевченко.- В моей коляске, Тарас Григорьевич, находятся

и карандаши, и краски, и бумага. Вот в этом сунду-ке, что стоит под облучком возницы, можете рисо-вать, что вам угодно и когда захотите, но в первуюочередь – по моему наказу: ваши рисунки пойдут вотчет экспедиции.

- Я понял, Алексей Иванович, и очень рад, чтомой труд – мои рисунки - дополнят ваш научныйотчет.

- Ну и прекрасно. Не знаю, как вы, а я пойду пеш-ком с подветренной стороны, поскольку пыль, под-нятая и лошадьми, и пехотою, забивает дыхание.

- Я с вами.Попутчики периодически перебрасывались фра-

зами. Тарас постоянно оглядывался по сторонам, норисовать нечего было – сплошная выжженная сол-нцем степь.

- По дороге вряд ли что-нибудь нарисуете: ко-выль – и та выгорела, и стала желтою.

- Да, киргизкая степь неприветливая. У нас, наУкраине, извините, в Малороссии, степи покрытывысокими и сочными травами…

- А сами киргизы вам понравились?- Да, Алексей Иванович. Для художника эти

люди – находка: стройные, важные, но не гордые. Ксожалению, мне не удалось их нарисовать.

- Еще нарисуете. И не только киргизов.И вновь путники долго шли молча. Наконец

Бутаков заговорил, поглядев на художника:

- А знаете, Тарас Григорьевич, что мне в вас нра-вится?

Шевченко не отозвался. - Мне нравится, что вы умеете молчать именно

тогда, когда разговор неуместен. Терпеть не могу,когда человек говорит только для того, чтобы за-полнить паузу.

Тарас улыбнулся, но ничего не сказал. Он по-правил широкую сумку, висевшую на левом плечеи хранившую в себе все художественные принад-лежности. Увы, рисовать нечего было, но художник,как и охотник, должен быть начеку – «добыча» мо-жет возникнуть в любое время. И она возникла.Словно по команде, все башкирские повозки оста-новились, возницы загалдели, соскочили с облуч-ков и устремились на обочину.

- В чем дело? – спросил по-башкирски Бутакову одного из возниц, который тоже соскочил на зем-лю.

- Священное дерево, - ответил тот и устремилсяза толпою.

Только сейчас Тарас заметил на противополож-ной стороне от дороги высокое разлапистое дере-во. Башкиры окружили его и молча стояли, скло-нив головы. Впрочем, они наверняка что-то шеп-тали, но низко склоненные головы не позволялиразглядеть их губы.

Пробиться к дереву было невозможно, да Тараси не стремился к этому – он решил переждать по-клонение. А ждать пришлось недолго: опять же, какпо команде, башкиры разбежались и уселись насвои повозки. Тарас устремился к дереву, на ходуизвлекая бумагу и карандаш. Сев на горячую зем-лю, он погрузился в работу. Рисовалось легко - рукасловно соскучилась по карандашу и бумаге.

Тарас сразу обратил внимание на то, что тол-стый ствол имел пять «пальцев». Правда, два сукауже были надломлены, но остальные шелестелилистьями, словно говорили: «Мы еще поживем…»Да, в такой раскаленной степи выжить нелегко, нодерево подживлялось слабым родничком, которыйсоздал вокруг себя мелкую лужу. Зачерпнуть водуведром было невозможно, а вот опустить руки висточник и умыть лицо – пожалуйста. Что и сдела-ли башкиры.

Тарасу понравилось, что справа, невдалеке отдревнего дерева, произрастал «сын» и Джангиз –Агача, который был окружен низкорослыми «деть-ми» - внуками Священного дерева. « Как у людей»,- промелькнуло в голове художника. – Дед – отец –внуки. Башкиры еще несколько столетий будутпоклоняться Священному дереву…»

Шевченко взялся за акварель и не заметил, чтои подводы, и казачий арьергард уже давно скрылись

126

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

в облаках пыли. Художник подхватился, хотел былодогонять обоз (пробежка не помешает!), как боко-вым зрением увидел посреди дороги коляску Бута-кова. Тарас подошел к своему благодетелю, подалему рисунок и, весь сияя от радости, промолвил:

- Спасибо, Алексей Иванович.Лейтенант внимательно рассматривал рисунок,

лишний раз убедившись в том, что не ошибся ввыборе художника.

- Этот рисунок мне особенно дорог, - сказал Та-рас,- он первый, выполненный в … ссылке.

- Даже камыши приютились у воды,- отозвалсяБутаков. – И молодое поколение подрастает… Алужица мелкая? Вы не заметили?

- Заметил- мелкая.- Значит, выдает на поверхность столько воды,

чтобы и дерево напоить, и самому не высохнуть.Как все гармонично в природе…

- Вы хорошо понимаете смысл Священного де-рева, – радостно улыбнулся Тарас. – Это приятно.

- Ну что ж, Тарас Григорьевич, будем надеяться,что Священное дерево принесет счастье не толькобашкирам, но и вам.

Возница догнал колонну, казаки расступились,и коляска вклинилась между повозками с грузами.Тарас, уже в который раз, хотел спросить Бутакова,зачем такое огромное количество подвод и что онивезут, но вновь передумал: его дело – рисовать.

Объяснение самому себеУже на первом привале Тарас устроился в сто-

ронке и начал рисовать башкирский табор. Днёвкадлилась недолго, но он успел зарисовать и юрты, илюдей, и треногу с котлом над скупым огоньком.

Справа, на возвышенности, только-только начи-налось строительство военного форта, и экспеди-ционный священник отслужил молебен и освятилместо будущего укрепления. А руководитель стро-ительства пригласил Тараса в свою кибитку разде-лить с ним походный обед.

Вернувшись в табор, Тарас обратил внимание нато, как верблюд переходит речку, завидев на про-тивоположном берегу зеленые колючки. А второйзабрел на середину реки и нюхал воду, не понимая,почему она воняет.

- Как называется река? – спросил Тарас у башки-ра. Но тот не знал русского языка и, мигая, смотрелв глаза художника. Тарас показал пальцем на реку,и башкир, широко улыбнувшись, изрек:

- Карабутак.Шевченко сел недалеко от юрт и стал рисовать,

а башкир стоял за спиною, цокал языком и покачи-вал головою. Затем он отбежал к юрте и сел у вхо-да, в надежде, что белый человек нарисует и его. И

Тарас нарисовал и башкира, и верблюдов, и реку, икотлы на треногах. В это время на горизонте вспых-нуло зарево, превратившееся в обширный пожар.Зрелище было потрясающее. Позже Тарас узнал:киргизы подожгли старую высохшую ковыль, дабыдать возможность произрасти молодой поросли.

Когда Тарас закончил рисунок, к нему подошелБутаков и воскликнул:

- О, Тарас Григорьевич, так вы уже нарисовалипожар!.. А я только что от генерала Шрейбера. Онпросил вас нарисовать пожар и подарить ему этотрисунок.

- Пожалуйста, - и Тарас протянул листок Бутако-ву.

- Так, может, вы сами?- Алексей Иванович, я – рядовой, и вообще…- Хорошо, – перебил лейтенант художника и за-

шагал прочь. А Тарас вытащил из бокового карма-на «захалявную книжечку» и начал писать:

« Встає пожар, i диму хмараСвятеє сонце покрива,Устала тьма, i од УралуТа до тингиза, до АралуКипiла в озерах вода…»

Да, красные отблески пожара в реке создавалииллюзию ее кипения.

Тарас не раз задумывался: зачем он, художник,пишет стихи? Он прекрасно понимал, что его сти-хам ох как далеко до его рисунков! И поэт ответилсам себе:

Не для людей, тiєi слави,Мережанi та кучерявi,Оцi вiршi вiришую я.Для себе, братiя моя!

Поэт прочел четверостишие еще раз и продолжил:Менi легшає в неволi,Як я їх складаю.З – за Днiпра мов далекогоСлова прилiтають.I стеляться на паперi,Плачучи, смiючись…

Ну, вот наконец сам себе объяснил, и стало надуше легко и радостно. Если разобраться, то за свои34 года жизни Тарас Шевченко очень редко гово-рил на своем родном языке. Да, в Петербурге былиего земляки: и Кулиш, и Гребинка, и Сошенко, иЩепкин… Но ведь он встречался с ними редко. Авокруг – русская речь. Даже на Украине приходи-лось объясняться на русском языке. Немец Энгель-гардт заставлял казачка Тараса говорить по-русски.А здесь, на Южном Урале, украинский язык зналитолько «хохлы», переехавшие сюда, да и те не все –только пожилые люди.

Но ведь как можно забыть язык своих предков!

127

Нет, Тарас себе этого не позволит: он будет писатьстихи – пусть несовершенные, пусть посредствен-ные, но – на украинском языке! Писать и писать!

Укрепление РаимНа протяжении многих дней караван двигался

по бескрайней пустыне. И вот наконец на горизон-те появились стены укрепления Раим, которое воз-вышалось на очень высоком берегу реки Сыр-Да-рья. Благодаря разливам этой реки образовалисьдва озера – Джалапчаг и Раим. По имени сказочно-го богатыря Раима и названо укрепление. В своевремя берега озер заросли высоким тростником, ко-торый при строительстве укрепления пошел накровлю казарм и других объектов.

Когда Тарас увидел длиннющую казарму, покры-тую тростником, сердце у него защемило. А когданавстречу гостям высыпал весь гарнизон, он ужас-нулся: бледные, худые, с лицами арестантов.

Еще больше удивился Шевченко, когда присмот-релся к киргизам, жившим около укрепления в вет-хих и грязных кибитках. Взрослые мужики и жен-щины ходили в лохмотьях, а дети (и даже подрост-ки) бегали нагишом. Ни лошадей, ни коров, ни овецу них не было. Правда, у кое-кого сохранились козы.Но киргизы умудрялись выращивать хлеб, и зернатолкли в деревянных ступках и варили кашу.

Тарас неустанно рисовал Раимское укреплениеи со стороны верфи, и изнутри.

А на верфи кипела работа. Моряки, за два дняраньше прибывшие в Раим из Каспия, монтирова-ли шхуну «Константин». Только сейчас Тарас по-нял, для чего так много было подвод: помимо дру-гих предметов, на них покоились доски, «ребра» ицелые узлы двух шхун. Вот так экспедиция!

Лейтенат Бутаков с утра до ночи пропадал наверфи. Моряки оказались не только опытными мо-реходами, но и знатными кораблестроителями. Онине жалели себя – работали и в нестерпимую жару,и в дождь, и ночью, когда их оголенные тела грыз-ли лютые комары.

Пока Шевченко вырисовывал укрепление, моря-ки смонтировали корпус шхуны «Константин», ихудожник поспешил запечатлеть его на своем ри-сунке.

Бутакову, случайно оказавшемуся рядом с Тара-сом, понравились его рисунки – он дважды пере-смотрел их.

ОтплытиеВ разгар лета шхуна «Константин» была собра-

на и готова к отплытию. Медлить не стали: шхунуспустили на воду, и она распустила паруса. Все суд-но было забито имуществом и провиантом. В офи-

церской каюте, рассчитанной на четверых, размес-тились семь человек: лейтенант Бутаков, штурман-прапорщик Поспелов, топограф – прапорщик Аки-шев, географ Макшеев, рядовые – Шевченко и Вер-нер, фельдшер Истомин.

«Константин» направился через Сыр-Дарью кАральскому морю. Бутаков знал, что Арал – самоебурное и непредсказуемое море. Укрыться от штор-ма можно было за любым мысом, но погода такбыстро менялась, что опасность надвигалась уже сдругой стороны. В общем – начеку в любое времясуток. Но Бутакова это не пугало – он был опыт-ным мореходом.

С Томашем Вернером – польским ссыльным,Шевченко познакомился в Орске, буквально нака-нуне похода к Аралу. Они подружились, объединен-ные сходной судьбою и общей работою.

Поскольку шхуна шла под парусами, а ветер в те-чении суток часто менял направление, то судно, со-ответственно, нередко становилось на якорь. Тарасиспользовал всякую стоянку для зарисовок – и по за-данию Бутакова, и по собственному выбору. В резуль-тате появилось немало рисунков, на которых былиизображены мысы, берега, острова. Островов быломного, и безымянным Бутаков давал свои названия.Один получил имя Обручёва – инициатора и органи-затора экспедиции. И Тарас все эти острова зарисо-вывал. Еще один большой остров Бутаков назвалименем Николая. Шевченко сделал несколько рисун-ков этого острова. Особенно красиво выглядел гори-стый берег острова Николая. У подножия возвыше-ния находилась скала, напоминавшая развалины древ-него замка, и произрастала редкая растительность.

Шхуны «Константин» и «Михаил» бросили яко-ря около форта Кос-Арал. Тарас сошел на берег ирисовал, рисовал и рисовал. Он никак не мог уто-лить жажду художника. Казалось, на полуостровеКос-Арал и многочисленных островах около негоне было такого места, где б не побывал художник.Рисовал Тарас даже ночью. Бутакову особенно по-нравился рисунок, который он назвал « Лунная ночьна Кос-Арале»! Шевченко не возражал – ему и са-мому нравился сей рисунок.

Казахи подсказали художнику, что на полуост-рове Куланди находится могила Мула-Доса-Мал.

Тарас забыл спросить у казаха, кто таков этот че-ловек, – настолько спешил запечатлеть эту могилу.

Однажды Шевченко нарисовал и самого себясреди участников экспедиции. Вот он стоит за спи-ною штурмана Поспелова, который, опустившисьна одно колено, глядит в свой «драгоценный» сек-стант. Тарас во всем белом: белый «капелюх», бе-лая «свитка» невероятной длины, белые штаны. Ав левой руке – неизменная папка с рисунками.

128

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

Тарас посмеивался сам над собою – до того смеш-но он выглядел в гражданской одежде. А Бутаковсказал:

- Ваши потомки, Тарас Григорьевич, с удоволь-ствием будут рассматривать своего земляка у бере-га Аральского моря.

Тарас только улыбнулся, а вечером написал:I знов менi не привезлаНічого пошта з України…За грiшнiї, мабуть, дiлаКараюсь я у цiй пустинi…

В конце сентября Бутаков объявил зимнюю сто-янку – первый этап путешестивя был успешно за-кончен.

Рисунки и стихиНовый 1849 год Тарас вместе с Бутаковым и Ис-

томиным встретили во временном зимовнике.«Пиршество» было очень скромным: продукты за-везли в середине января. Шевченко изобразил сво-их друзей в зимовнике и показал рисунок Бутако-ву. Тот обрадовался: пусть жена и родственникипотом полюбуются на него – не в военной форме, ав рабочей одежде.

Как-то Тарас сказал Бутакову:- Алексей Иванович, я на Кос-Арале зарисовал

уже все, что нужно и можно. Дозвольте мне на зим-ние месяцы отлучиться в Раим. Хочу запечатлетьбыт казахов…

- Ради Бога, Тарас Григорьевич. Я вас прекраснопонимаю и буду рад пересмотреть ваши рисунки.Но в конце марта – начале апреля мы ждем вас…

Тарас поселился в длинной казарме, где царилибрань и драки. Но «новичок» приходил сюда толь-ко ночевать – целые дни он проводил в казахскихюртах. «Да, - рассуждал гость, - нищета – она вездеодинакова. У кого больше: у украинского селянинаили казахского хлебороба - трудно сказать». Худож-ник заметил, что у уральских казахов отоплениеюрты идет не от костра, а от клепанной из желез-ного листа печурки. Тарас попросил мальчика от-крыть дверку печурки, чтобы осветить его полуго-лое худое тело, и принялся рисовать. Мальчик си-дел неподвижно – он не понимал, что делает дядя.Но когда огонь в печурке стал гаснуть, он схватилпучок сухой ковыли и отправил его в печурку. Та-рас краем ока увидел этот момент и тотчас запе-чатлел его на бумаге.

Мальчик постоянно улыбался – ему нравиласьтакая «игра». А когда Тарас закончил рисование ипоказал рисунок мальчику, тот обомлел: себя он ни-когда не видел, но юрту, печку, чайник узнал и по-нял, что сидящий у огня – он! Выхватив из рук гос-тя листок он убежал к соседям, показывал им рису-

нок, что-то радостно лепетал и смеялся.Вскоре в юрту впорхнули два мальчика – хозяй-

ский и соседский. Похоже, они были ровесниками.Соседский мальчик, разумея, что дядя его не пони-мает, тыкал пальцем в себя и бумагу и тоже посто-янно улыбался. Конечно, Тарас понял, что он хо-чет, и пошел за подростком в его юрту.

Зорким глазом художника Тарас сразу отметил,что дверка печурки открывается влево, – видать,хозяин юрты – левша, а на печурке стоит не чай-ник, а металлический сосуд, напоминавший древ-негреческий лекиф. Да и штаны мальчика из более«дорогой» ткани, чем у первого.

Пока художник рисовал печурку, мальчик, со-гретый ее огнем, уснул, чему Тарас очень обрадо-вался: двух одинаковых рисунков не любил.

Удивительно, но мальчик проснулся как раз в тотмомент, когда художник нанес на бумаге последнийштрих.

Оба мальчика плясали с рисунками в руках, иТарас понял: надо сделать две копии и подарить ихмальчишкам. Дело это недолгое. Оба подросткавраз уразумели, зачем дядя перерисовывает их надругие листки. Мальчишки молча глядели из-заспины художника, как быстро движется его рука полисту бумаги и как вновь «оживают» их тела.

До позднего вечера приятели бегали из однойюрты в другую и показывали свои изображения.

Когда Тарас вернулся в казарму, бушевавшие тамспоры прекратились. Солдаты украдкой погляды-вали в сторону их «постояльца», но ничего не гово-рили. Шевченко понял: слухи о его художестве доб-рались и до казармы. А комендант укрепления пе-ревел «барина» из казармы в домик унтер – офице-ра, с которым Тарас сразу подружился.

У Шевченко появилась возможность «общаться»с родным языком. И он увлекся стихами.

В неволi, в самотi немає,Немає з ким серце поєднать.То сам собi оце шукаюКогось-то, з ним щоб размовлять…

Тарас оторвался от «захалявной книжечки» и за-думался. Да, конечно, он «в самотi», можно сказать,и «в неволi» - тоже правда, - но чего он скулит? Пос-ле муштры Мешкова в Орской крепости экспеди-ция с Бутаковым показалась ему раем. Он вертелсяв кругу офицеров, шутил, смеялся – они тоже. Исейчас он, в гражданской одежде, – как равный сре-ди равных. Да, он – ссыльный, а они, офицеры, саминапросились в научную ссылку – и ничего! Не ску-лят. А он?

Поэт вновь склонился над книжечкою.За сонцем хмаронька пливе,Червонi поли розстилає

129

І сонце спатоньки зовеУ синє море…

Ну вот, так уже лучше: прошла хандра. Скореебы в море… Буйный Арал чем-то напоминает мо-гучий Днепр. А вот и долгожданный май.

Готово! Парус розпустили,Посунули по синiй хвилiПомеж кугою в Сирдар`юБайдару та баркас чималий.Прощай, убогий Косарале.Нудьгу заклятую моюТи розважав-таки два лiта.Спасибi, друже; похвались,Що люде i тебе знайшли,I знали, що з тебе зробити.Прощай же, друже! Нi хвали,Анi ганьби я не сплiтаюТвоїй пустинi; в iншім краю,Не знаю, може й нагадаюНудьгу колишнюю колись!

Поэт поймал себя на том, что стал писать белы-ми стихами. А какая разница?

Глава V. Круговерть

Острова АралаНачался второй этап экспедиции Бутакова – в

Аральское море. Это вам не Сыр-Дарья. На моребыло множество островов. Чтобы не сесть на от-мель, моряки постоянно измеряли глубину, и шху-на «Константин» виляла то влево, то вправо, какпьяная.

Тарас еле успевал зарисовывать острова, одни изкоторых имели казахские названия, а другим – бе-зымянным – имена придумывал Бутаков.

Остров Чикит-Арал, который Шевченко нари-совал акварелью, напомнил Алексею Ивановичу на-стенные «ковры» в его родной деревне: справа – ле-беди, слева – пеликан и цапля, посредине – кустар-ники и камыши. Бутаков сказал о том Шевченко –оба посмеялись. А что? Пусть идет в отчет и «ме-щанский» пейзаж.

Чтобы успеть зарисовать все острова, художникперешёл на карандаш.

- А вы знаете, Алексей Иванович, если я сейчасназову имена всех островов, которые нарисовал, товы подумаете, что я – казах.

И художник выпалил:- Чекан-Арал, Чикит-Арал, Курзунды, Кара-Та-

мак, Кизил-Булак, Каска-Джул, Ак-Тумсук, Бши-Кум, Усь-Чека…

Бутаков расхохотался и промолвил:- Ну и память у вас, Тарас Григорьевич… При-

едете в Петербург и на приветсвие своего знакомо-

го ответите перечислением Аральских островов –знакомец ваш будет поражен знанием казахскогоязыка…

Тарас тоже рассмеялся и добавил:- А ведь в каждом названии острова заложена его

характеристика: нрав, высота, крепость и прочее.На Днепре есть порог и Ненасытец, Ревучий, – на-звания говорят сами за себя. У казахов – так же.

- А знаете, Тарас Григорьевич, я как-то исподтиш-ка наблюдал за вами – очень быстро вы рисуете.Такое впечатление, что кто-то до вас навел на бу-маге тонким карандашом, скажем, остров, а вытолько и делаете, что рисуете по-готовому . Оченьбыстро у вас это получается.

- И всё равно, Алексей Иванович, я не успеваюдорисовать до конца, – много на Арале и мысов, изаливов, и островов, и полуостровов. Придется мнедорисовывать после окончания экспедиции.

- Ну и прекрасно: в Оренбурге у вас будет многосвободного времени.

- В Оренбурге? – насторожился Тарас.- Да. А что вас тревожит?- Комендант Лифлянд….- Ах, вот что! Но экспедиция ему не подчиняет-

ся. А генерал-губернатору Перовскому нет до васдела. Да он наверняка ничего не знает о вас…

Но Бутаков ошибся: Перовский все знал, и бо-лее того – имел неприятности из-за Шевченко.

И было это года два назад, когда генерал-губер-натор посетил Петербург. На балу в Зимнем двор-це к Перовскому подошли две знатные дамы и на-перебой застрекотали:

- О, Василий Алексеевич, голубчик, как мы рады,что встретились с вами!

- Вы даже не представляете, как от вас зависитнаше спокойствие.

- Наша жизнь будет омрачена, если вы не сни-зойдете к нам, испуганным женщинам…

- Милые дамы, объясните, наконец, что случилось?- Беда случилась, Василий Алексеевич, беда…- И надежда только на вас… властителя Урала.Перовский терпеливо ждал, когда закончится эта

слезливая «увертюра». Наконец одна из дам про-молвила:

- В ваш край направлен отбывать ссылку Шев-ченко…

- Талантливый художник нашего времени.- Его подвели малороссийские земляки…- Они опубликовали ненадежные стихи худож-

ника…- Позвольте, - взмолился генерал, - но я-то чем

могу вам помочь?- Государь к вам благоволит…- Да, замолвите слово за художника…

130

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

- Я обещаю вам, милые дамы, замолвить слово.И замолвил. Царь, которому уже надоели «за-

молвники», резко прервал генерала:- Никогда!!И генерал понял, что вступил в лужу.Бутаков ничего этого не знал, Шевченко – тем

более, но оба надеялись на лучшее. А пока – вы-полняли повседневную работу, связанную с описа-нием Арала.

Шхуна «Константин» описывала зигзаги от од-ного острова к другому, четко выполняя поставлен-ную задачу по наблюдению и описанию Аральско-го моря. И в сентябре экспедиция закончила своиработы 1849 года, направилась в Раим, а оттуда – вОренбург.

Опять ОренбургВозвращение в Оренбург было для Шевченко не-

приятным явлением. Отсюда начиналась егоссылка.

Тарас несколько оттаял от хандры, когда узнал,что его поселят не в казарму, а в частной квартиреКутина. Дом Михаила Ивановича был огромный –Тарас насчитал пять окон с одной стороны и семь сдругой. Здесь квартировали ссыльные поляки, ко-торые служили в военноисправительной роте. Нона квартире Кутина Тарас прожил всего два дня –его забрал к себе Бутаков после того, как у лейте-нанта состоялся необычный разговор с генерал-гу-бернатором Перовским. Руководитель экспедициипосчитал нужным доложить губернатору о резуль-татах поездки на Арал.

Перовский внимательно выслушал Бутакова ис большим интересом рассматривал рисунки с не-понятными названиями островов. И вдруг генералувидел остров его имени. «Хитер, однако, Бутаков,- мелькнула у него мысль. – Но приятно, что не за-был меня…»

- Прекрасные рисунки, - промолвил Перовский.- Да, - поспешил гость,- без этих рисунков науч-

ный отчет был бы далеко не полным. Кстати, вашесиятельство, могу я обратиться к вам с просьбою?

- Говорите, Алексей Иванович, - подобрел гене-рал.

- Эти рисунки денно и ночно – я не преувеличи-ваю – выполнял рядовой Шевченко. Не кажется ливам, ваше сиятельство, что художник этот заслу-жил звания унтер-офицера?

Перовский, вспомнив разговор с царем, чутьбыло не выгнал наглого лейтенанта, но сдержалсебя и даже деланно улыбнулся.

- Я согласен с вами, Алексей Иванович, усердныхсолдат, так же, как и исполнительных офицеров, -губернатор взглянул на погоны лейтенанта, - надо

обязательно поощрять. Но, любезный Алексей Ива-нович, вы, очевидно, подзабыли, что любой офи-цер в любое время имеет право подать рапорт спросьбой об отставке. Ваш подопечный сделал бысие на второй день после присвоения ему унтер-офицерского звания. И получается пикантная си-туация: государь-император отправил преступни-ка в ссылку, а какой-то генерал-губернатор способ-ствовал освобождению преступника, который сра-зу же появится в Петербурге.

Бутаков побледнел и смешался.- Извините, ваше сиятельство, я действительно

забыл…- Я так и понял.- Разрешите идти?- Нет. Разговор еще не закончен, милейший

Алексей Иванович. Сегодня утром мне доложили,что ваш подопечный, который остановился в домегосподина Кутина, уже встретился с польскимиссыльными, в прошлом – бунтарями. Это оченьстранно, Алексей Иванович, ведь он никого из нихне знал и прежде никогда не встречался.

- Да, это действительно странно, - промямлилгость.

- Вам, любезный Алексей Иванович, не мешалобы провести с этим… солдатом… надлежащую бе-седу.

- Я обязательно это сделаю, ваше сиятельство.Разрешите идти?

- Да, пожалуйста.Бутаков вылетел из кабинета губернатора крас-

ный, как рак. «Вот это вляпался… А Тарас Григорь-евич тоже хорош…»

Вечером лейтенант провел-таки беседу.- Тарас Григорьевич, я договорился со штабом

Отдельного Оренбургского корпуса о выделениивам в помощь художника – рядового Залесского. Вызнаете его?

- Да, это один из польских ссыльных.- Где же вы успели с ним познакомиться?- В доме Кутина – они там часто собираются.- А вы знаете, что все поляки находятся под над-

зором Оренбургской полиции?- Нет, этого я не знал.- Так знайте и будьте осторожны. Я не имею пра-

ва запрещать вам что-либо, но советовать, надеюсь,я ещё могу…

Тарас ничего не ответил. Целый день вместе сБрониславом Залесским он трудился над рисунка-ми, а вечером вместе с приятелем он вновь был сре-ди польских ссыльных, правда, уже на другой квар-тире. Гостей встретил Людвиг Турно, который находу объяснил, что Алексей Чернышов рисует всюих компанию и они, Тарас и Бронислав, вовремя

131

пришли. Чернышова Шевченко помнил по акаде-мии искусств в Петербурге.

Чернышов схватил друзей за руки и, недолго ду-мая, Бронислава усадил на стул (впереди компании),а Тараса поставил рядом с ним. Но Шевченко зауп-рямился и стал в ряду поляков предпоследним.

Через несколько вечеров, когда рисунок был го-тов, Тарас отметил про себя, что выглядит он в этойкомпании, как белая ворона.

МайорКак только Шевченко и Залесский покончили с

дорисовкой Аральских рисунков, Бутаков отбылс отчетом в Петербург. Алексей Иванович пола-гал, что вначале он отчитается в Географическомобществе, но царь решил по-своему и пригласиллейтенанта к себе. После очень краткого сообще-ния Бутаков протянул царю тонкую пачку «избран-ных рисунков». Николай с интересом и подолгурассматривал каждый рисунок, читая непонятныеказахские названия островов и заливов. Бутаковзаметил, как царь задержал в руках рисунок с на-званием «остров Николая». Императору понрави-лось, что сей остров отличался от других (низмен-ных) высокой горою, напоминавшей медвежий ос-тров в Крыму . Знал бы царь, чьими рисунками онвосхищается!

- Оказывается, - начал Николай,- Аральское море,в отличие от Каспийского, имеет много, я бы ска-зал, экзотических островов и мысов.

- Совершенно верно, ваше императорское вели-чество,- искренне заверил Бутаков.

Если бы сейчас царь спросил: «А кто художник?»,то Бутаков, не задумываясь, ответил бы: «ГосподинЗалесский». Но Николай не спросил об этом.

- Насколько мне известно, - промолвил царь,- вы,Алексей Иванович, готовитесь к новой экспедиции.

- Так точно, ваше императорское величество.- Может быть, нужна моя помощь?- Спасибо, ваше императорское величество, но

это всё текущие вопросы… Я решу их сам.Император приятно удивился: другой бы подал

целый список различных просьб, а этот считаетсвои проблемы мелкими. Деловой офицер. Надодать ему майора.

- Тогда мне остается одно: пожелать вам, Алек-сей Иванович, успехов.

- Благодарю вас, ваше императорское величе-ство!

С тем Бутаков и покинул царский кабинет.А на заседание Географического общества Бута-

ков явился с погонами майора. Некоторые поздрав-ляли его с успешным завершением экспедиции, акое-кто тихонько ворчал:

- Надо же! Прокатился на море – и вернулся май-ором…

- Да, я к этому званию шел двадцать лет, а этот –поди ж ты: раз-два – и в дамках…

- Везет незаконнорожденным…Алексей Иванович знал, что с каждым его успе-

хом число недругов возрастает. Ну и пусть. Они тутпротирают штаны о кресла, а ему нравится иссле-довать неведомые края и стирать «белые пятна» скарты великой России. Громкие слова? Нет, смыслжизни.

Все у майора Бутакова шло нормально. Петер-бург, конечно, не Оренбург, но именно на востоктянуло майора, словно он боялся, что кто-то дру-гой опередит его в открытии новых земель.

ПОРА НА УРАЛ!

ДоносЕсли у Бутакова дела шли прекрасно, то у Шев-

ченко они пошатнулись, и здорово. А все началосьс прапорщика Исаева – дальнего родственника по-койного коменданта Орской крепости. Узнав, чтоШевченко прекрасно рисует портреты, Исаев по-просил художника «изобразить» и его. Тарас пре-красно выполнил портрет молодого офицера, и тотвывалил солидную сумму денег – до того он по-нравился сам себе. Шевченко отказывался от боль-шой суммы, но Исаев настоял на своем. НаивныйТарас не мог и предположить, что переплата – замолчание.

Впервые Шевченко встретился с Исаевым наквартире Чернова, с которым подружился. Уже тог-да Тарас приметил, что юный самовлюбленный пра-порщик совершенно откровенно ластится к хозяй-ке, озорно подмигивая рядовому Шевченко. И Та-рас понял, почему Исаев переплатил ему за порт-рет. Нет, совесть не покупается. И Тарас все расска-зал Чернову, который устроил прапорщику скан-дал. Исаев понял, кто на него донес мужу, и состря-пал донос на Шевченко и Чернова. Мгновенно со-стоялся обыск, и хотя он ничего не прояснил, об-виненных бросили в каземат.

Дело раскрутили так, что оно дошло до ушейцаря. «Мало того, что он рисует, – деньги берёт срусских офицеров!» Во гневе Николай издал наказ,согласно которому всякий, кто будет пытаться об-легчить участь преступника, будет наказан (о Бу-такове царю не решились докладывать).

И началась бумажная «перестрелка»: старшийначальник строго указывал среднему, средний –младшему… И в каждом наказе повторялись слова«подвергнуть строжайшему аресту», «возвернутьарестанта в Орскую крепость»…

132

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

А Шевченко все это время сидел на гауптвахте вОренбурге, дожидаясь приговора. И он, наконец, по-явился: Тараса направляли далеко на юг, на Мангчыш-лакский полуостров, в Новопетровскую крепость.

Когда рядового Шевченко доставили в Орскуюкрепость, майор Мешков обрадовался: вот теперьон отведет душу на муштре, он покажет этому ху-дожнику, где раки зимуют. Но когда комендант кре-пости прочел предписание, настроение его испор-тилось: преступника надо было незамедлительнодоставить в Гурьев-Городок.

«Ну и черт с ним, – выругался про себя Мешков.– Там, в Новопетровской, ему покажут кузькинумать».

Несмотря на ночное время, майор приказал ун-тер-офицеру Добрынину лично сопровождатьопасного государственного преступника. Добры-нин, в свою очередь, наказал двум солдатам с ру-жьями сидеть по обе стороны злодея, а сам уселсярядом с возницею. Эти старые меры унтер-офицерпредпринял для того, чтобы скрыто посмеяться надкомендантом: Добрынин знал, что Шевченко незлодей и бежать никуда не собирается. Но такой шагДобрынина позволил Мешкому доложить Орен-бургскому начальству о самых строгих мерах подоставке преступника в указанное место. В общем,военно-бюрократическая машина заработала серь-езно.

Глава VI. Новопетровское укрепление

НазначениеНовопетровское укрепление строили долго. Но

не потому, что камень возили издалёка, а специа-листов-каменщиков было раз-два – и обчёлся. Нет,причина чисто российская: деньги разворовали ипропили. А к концу второго года следовало возве-сти все четыре башни и приступить к строитель-ству оборонительных стен между ними. Однакоденег хватило только на одну башню, да и та оказа-лась на один сажень ниже от проектной высоты. Темне менее, в Петербург направили донесение об ус-пешном возведении всех четырёх башен и проси-ли ускорить выделение денег на строительствостен. В столице порадовались успеху верноподдан-ных строителей и деньги выслали.

А на башне восседал «совет воров» и решал из-вечно российскую проблему: что делать? В концеконцов сошлись на том, что надобно возвести сте-ны без башен – хватит одной. Пить стали меньше,а работать – от зари до зари. Стены возвели несплошные, а с заполнителем, то есть пространствомежду двумя стенками засыпали песком и тем са-мым «сэкономили» приличную сумму на выпивку.

И – отрапортовали о досрочном окончании работ.Солдаты отмыли свои штаны и рубахи от серой

строительной пыли и ждали приезда первого ко-менданта Новопетровского укрепления. Ожиданиебыло не из легких, потому как «питиё» закончилось,а в карты играли только под кукарекание: Проиг-равшие влазили на башню, становились около рос-сийского флагштока и пять раз подряд кричали«кукареку!» Остальные деланно смеялись, потомучто петушиные выкрики повторялись раз десять надень.

Под деньги никто не играл – денег ни у кого неосталось ни полушки.

Кого пришлют комендантом, никто не знал.А в Петербурге уже заготовили приказ о назна-

чении комендантом Новопетровского укрепленияподполковника Маевского Антона Петровича –вольнодумного и образованного офицера, каковыхв столице недолюбливали. Вообще-то коменданта-ми укреплений назначали майоров, но ведь Ново-петровское было четырехбашенным, возведеннымпо последнему слову науки и техники. Нет, тако-вым обязан руководить только подполковник!

Ну, и потом, неудобным офицером был Маевс-кий. Таких надо подальше от столицы.

Песня длиною с дорогуМангышлакский полуостров врезался в Каспий-

ское море с востока глубоко на запад и заканчивал-ся мысом Тюб – Ксераган, который был сложен изскальных пород и возвышался над заливом высо-кой кручею. Вот на этом-то возвышении и было по-строено Новопетровское укрепление.

На северном побережье Каспийского моря рас-полагался Гурьев-Городок. Между ним и укрепле-нием раз в месяц курсировало почтовое судно, дос-тавлявшее в основном письма с предписаниями длясолдат и коменданта.

Почты было мало, и капитан судна за невысо-кую плату брал на борт далеких и близких родствен-ников солдат Новопетровского укрепления.

Однако подполковник Маевский, плохо перено-сивший морскую качку, порешил добираться доукрепления по суше и пересек весь полуостров свостока на запад. И правильно сделал: надо хотя бывизуально оценить ту местность, которая прости-ралась за укреплением. Так, на всякий случай.

Казах-возница, которого Антон Петрович нанялдля доставки его персоны в укрепление, всю доро-гу – без перерыва! – пел какую-то песню. Труднобыло догадаться, о чем казахская песня, но подпол-ковника она устраивала: молчание всегда тяготитчеловека, а разговаривать с возницей ему, офице-ру русской армии, неочем. Под нехитрую мелодию

133

этой бесконечной песни Маевский даже задремал.Проснулся он, когда песня оборвалась и послыша-лись слова возницы: «Видать укрепление!»

Антон Петрович усмехнулся: собирался обозре-вать назнакомую местность – и проспал. Приотк-рыв веки, он рассмеялся: впереди белели крепост-ные стены и одна-единственная башня, – а где тридругих? О Россия-матушка, твои признаки можнообнаружить даже в пустыне!

- Подъезжай со стороны моря, - бросил путеше-ственник.

Возница кивнул и вновь запел.«Сколько ж он песен знает? – подумал Маевский

но перебивать казаха не стал. - Потом узнаю!Вскоре повозка остановилась на песчаной отме-

ли, и возница спросил:- Стоят будэм?- Да. Я пройдусь вдоль берега.Со стороны моря укрепление выглядело внуши-

тельно – никакой Стенька Разин не страшен. Оста-новив взгляд на юрте, пристроившейся как раз подукреплением, Антон Петрович вновь усмехнулся:«Кто кого охраняет: укрепление казахов или казахи– укрепление?» Веселое место!

Подполковник удовлетворительно оценил ивыбранное для укрепления место, и высоту стен, изорких часовых с ружьями, монотонно шагавшихпо стенам. Один из них сразу приметил на мысе«чужака» и помчался докладывать начальству.

Как только Антон Петрович вернулся к повозке,из юрты выскочил возница, ловко вскочил на об-лучок и сразу запел.

- О чем ты все время поешь? – перебил казахаМаевский

- Аб том, что вижу.- Как это?- Вижу плохая дорога – аб ней пою; вижу свою

конь – аб ней пою; вижу птица над нами – аб нейпою; вижу конь остановился, отливает – аб нейпою…

Антон Петрович расхохотался, утирая слёзы.- Ну, а сейчас, когда только сел в повозку, о чем

запел?- Аб кунаке запел: весеной он занял у меня две

копейки и не отдает. Поругались толька-толька –аб этом запел.

На этот раз Антон Петрович воздержался от смеха.- Тебя как зовут?- Караган прозвища моя.- В укрепление! – бросил путешественник и по-

думал: «А ведь в его песне есть смысл. Спроси дру-гого возницу, что он видел по дороге? Толком неответит. А этот вспомнил свою песню и выложилвсе мелочи».

У ворот, к которым левая стена была подведена,а правая – нет, стоял бравый часовой высокого ро-ста, завидев подполковника, он так рявкнул «Здра-вия желаю, ваше высокоблагородие», что конь ка-заха попятился назад.

Антон Петрович извлек из кармана серебряныйрубль и подал вознице.

- За то, что благополучно довез и хорошо пел.Казах не поверил своим глазам и забыл побла-

годарить щедрого русского офицера.А часовой силился открыть калитку, которая

перекосилась и, по-видимому, никогда не отворя-лась. Новоиспеченный комендант не стал ждать,пока часовой сломает калитку, и обошел воротасправа.

ЗнакомствоОчутившись на территории укрепления, подпол-

ковник остановился перед строем солдат и выслу-шал рапорт унтер-офицера. Поздоровавшись с сол-датами и представившись, комендант бросил:

- Вольно, разойтись.Унтер-офицер зычно повторил команду, и сол-

даты ударились врассыпную: одни налево (по-ви-димому, в казарму), другие направо (в харчевню),а третьи – просто подальше от начальства.

Антон Петрович понял, что его приезд засталгарнизон врасплох, и решил не унижать солдат.

- Вначале – на крепостную стену, - изрек ко-мендант, и унтер- офицер обрадовался такому по-вороту и поспешил к лестнице, ведущей на сте-ну.

Как только Антон Петрович взобрался на стену,его охватило радостное чувство: вокруг, насколькохватало глаз, простиралось бескрайнее море – чис-тое, спокойное, блестевшее, как зеркало.

- Море всегда спокойное?- Никак нет, господин подполковник. Бывают

такие штормы, что страх берёт. Особливо, когдагром и молнии свирепствуют в небе.

Заметив вдали парусник рыбака, комендантспросил:

- Рыбной ловлей не занимаетесь?- Никак нет, ваше высокоблагородие.- Напрасно: хорошая добавка к еде.- Понял, ваше высокоблагородие!Шедший навстречу часовой замер, не зная, что

говорить, и Антон Петрович прошел мимо него.Пятачок башни был чист благодаря ветрам с

моря, свистевшим в каменных зубьях.- Надобно здесь соорудить железный шатер,

дабы башня казалась высокой.- Уже начали делать, господин комендант.«А может быть, здесь и мортиру какую ни на есть

134

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

поставить?» - подумал подполковник, но унтеруничего не сказал: это уже забота коменданта.

Антон Петрович вплотную подошел к зубьям иглянул вниз, на казахскую юрту. «Да Бог с ней! –пусть казахи живут рядом с укреплением».

Унтер ждал разгона, но его не последовало: про-несло.

- Желаете взглянуть на свой домик? – робко спро-сил он.

- Пожалуй, можно.Комендантский домик, выбеленный до блеска,

находился поодаль от казармы. Дверь и два окош-ка выходили на плац, зазывая хозяина вовнутрь.Маевский вошел, унтер остался на крыльце.

Домик коменданту понравился: две маленькихкомнаты и крохотная кухонька; боковые окна по-меньше фасадных; под окнами – цветы. Ну, что ж,можно писать Маше, чтоб приезжала.

Хозяин присел на софу, а унтер, сообразив, чтокомендант с утра ничего не ел, помчался в харчев-ню. Когда повар пришел с обедом, комендант спална софе, подтянув под себя длинные ноги.

КомендантшаМария Маевская прибыла в укрепление после

нового года. Энергичная молодая женщина сразуже принялась наводить порядок в хозяйстве кре-пости. Особенно досталось харчевне, где обнаглев-шие тараканы бегали по столу во время приемапищи. Главный повар сбился с ног, но, в конце кон-цов, избавился и от насекомых, и от грязи, и от ма-терщины.

Детей у Маевских не было, женился Антон Пет-рович на Марии год назад по-военному: с лету, сходу, наскаку. И теперь супруги надеялись на ско-рое потомство. (Но потомство появилось через двагода- девочка. А еще через два года – мальчик. Ну,и хватит).

Антон Петрович заметил странную закономер-ность: дни – с утра до вечера – тянулись медленно –тягуче, а годы летели один за другим, как ласточки.Что за притча?

В гарнизоне все было в порядке. Еще раньшеМарии прибыл в укрепление поручик Евсеев – иэто все, на что расщедрился Петербург.

Молодой офицер был молчалив, требователен,но не придирчив. В общем, дела шли нормально –лучше и не надо. А хуже? А худо пришло из Гурье-ва –городка.

В Гурьев-городок доставили государственногопреступника, которого надлежало переправить вНовопетровское укрепление. Начальник городкаесаул Назаров искренне ненавидел политическихбунтовщиков, считал их предателями и не понимал,

почему государь церемонится с такими. Повесил жеон главарей бунта, не посчитался с их благороднымпроисхождением! Ну, а с мелкой сошкой чего стес-няться? Утопить в болоте – и пуль не тратить.

Втайне есаул побаивался злодеев: натворит что–нибудь, а наказание будет ему, начальнику. Нет,надо поскорее сплавить преступника в Новоопет-ровскую. И Назаров вызвал к себе унтер-офицераБулатова. Расхаживая по кабинету, есаул началь-ственным тоном поучал подчиненного:

- Я б мог направить арестованного и с рядовымсолдатом, но преступник больно хитер и коварен –солдат может растеряться. А ты – боевой офицер,опытный, исполнительный – не подведешь. Но,подчеркиваю еще раз, государственный преступникковарен – будь начеку. Узнай, когда почтовое судноидет в Новопетровку.

- Через две недели, господин есаул.- Что??? – глаза Назарова расширились. – Завтра

утром поплывешь – я сам договорюсь с капитаном.Не хватало нам две недели возиться со злодеем! Ещенатворит чего… Ты все понял?

- Так точно! Разрешите идтить!- Выполняй! – Назаров постоял у окна, подумал

и решительно вышел из кабинета. «Надо самомуехать в порт, иначе волынка затянется».

В мореУтром следующего дня почтовое судно отчали-

ло от пристани. Капитан был во гневе: всякий раз,когда он вез почту в Новопетровск, брал на бортродственников солдатни, служившей в укреплении.И что? Какой-никакой, а приработок! А тут – госу-дарственный преступник! Никого не брать! Дажепочту не взяли. А кого бояться? Этого маленькогосолдатика? Да он, капитан, убьет его одним щелч-ком! Злодей называется… А ведь унтер-офицераприставили к нему!

Унтер-офицер Булатов, глядя на преступника,рассуждал по-иному: «Гляди-ка, каков притворщик!Мило эдак усмехается, кланяется, исполняет коман-ды, а дай в руки оружие – всех перебьет: и капита-на, и матроса, и его – Булатова. – Унтер-офицерпощупал рукою шашку – на месте. – А ведь заснисопровождающий, злодей порубит всех. Знаю яэтих политических…»

В полдень захотелось есть. Булатов развязалофицерский вещмешок, извлек лепешку, два кру-тосваренных яйца и бутылку воды. Подкрепился.Выдали, конечно, сухой паёк и злодею – ну да обой-дется.

Поначалу ветерок был тихий, но северный, исудно шло ровно и точно на юг. Затем ветер уси-лился, начало покачивать. Арестант спал, Булатов

135

боролся со сном, однако уснул. А когда проснулся –узрел: государственный преступник исчез. Пот про-шиб Булатова от ушей до пяток. Он вскочил и ог-ляделся. Арестант стоял на корме, готовясь прыг-нуть в море.

- Стой!! – заорал унтер, выхватил шашку из но-жен и устремился к преступнику. Тот медленноповернулся к Булатову лицом, неторопливо зас-тегивая ширинку. «Ишь, какой культурный», - злоподумал унтер и вложил шашку в ножны. Арес-тант молча вернулся на свое место, а Булатов по-думал-подумал и решил, что ему тоже следуетотлить.

Только сейчас унтер-офицер заметил, что у пре-ступника из-за пазухи выглядывает веточка вербы.Да, Булатов не забыл о том непонятном явлении,которое приключилось с ним, когда они – унтер ипреступник – шли к пристани. А как можно такоезабыть? Ни оттуда, ни отсюда налетел смерч, зак-рутил все вокруг себя и поднял к небесам. Путникив страхе остановились. А смерч приблизился к вер-бе, одиноко росшей на пристани, и начал срывать снее ветки и разбрасывать по сторонам. Одна из ве-точек упала на грудь преступника, но он ее не от-бросил, а упрятал за пазуху. «Плохая примета», по-думал тогда Булатов, но вскоре успокоился, хотяслучай сей позабыть не мог.

Всю ночь Булатов боролся со сном, а преступ-ник спокойно посапывал, а иногда что- то говорилво сне. Унтер-офицер прислушался: не по-русскиговорит. Значит, иностранный лазутчик. Надо бу-дет доложить есаулу.

«А ты спытай, спытай його…» - донеслось доушей унтера, который весь напрягся, прислушива-ясь.

«Ишь ты, – пронеслось в голове Булатова,- ви-дать, когда-то пытал кого-то. А теперь сам поймал-ся – будут пытать тебя…»

Всю ночь мерещилась Булатову какая-то ересь:то есаул Назаров бил его – унтер-офицера! – по лицуветкой вербы и, смеясь, приговаривал: «Не я бью-верба бьет…»; то преступник схватил капитана загорло и закричал: «Сворачивай в Персию, а то за-душу!»; то матрос- это ж надо такое! – ссал ему наголову и кричал: «Не могу добежать до кормы!»

Булатов, отбиваясь от брызг мочи, наконец про-снулся. Шел дождь. Преступник был на месте. Вы-тащив из-за пазухи ветку вербы, он подставил еедождю.

Унтер стряхнул с головы брызги дождя и успо-коился. А дождь быстро прекратился, поскольку исудно по морю, и туча по небу двигались навстре-чу друг другу. И сразу же высветился восток: над-вигалось утро.

День прошел безо всяких приключений, а вотближе к ночи начался шторм. В полдень Булатовплотно поел. Хотел было поделиться едою с пре-ступником, но передумал. И Бог наказал его.

Шторм усиливался. Волны бросали судно со сто-роны в сторону, как щепку. Булатова стало тош-нить, и вскоре он раз за разом начал блевать. Все,что съел в полдень, вылетело с каким-то гиком.

«Господи, помилуй и прости меня, - пронеслосьв голове унтер-офицера. – Я понял, Господи, за чтоты меня караешь… Не по-христиански я посту-пил… Не по братски… Утром же я поделюсь с нимкуском хлеба… Прости меня, Господи…»

Булатов взглянул на преступника. Тот лежал наполу и шептал не то молитву, не то заклинание:

«Реве та стогне Днiпр широкий,Сердитий вiтер завива…Додолу верби гне високi,Горами хвилi пiдiйма…»

А Булатов продолжал просить у Бога прощения.И выпросил: шторм вскоре прекратился.

В укрепленииДо полдня Булатов проспал мертвецким сном.

Есть не хотелось – только пить. Вспомнив свое обе-щание, он полез в вещмешок, извлек оттуда яйцо игорбушку хлеба. Молча подал преступнику. Тотвзял и тихо промолвил:

- Благодарю.Унтер краем глаза видел, как медленно жует пре-

ступник хлеб, как понемногу откусывает кусочкиот очищенного яйца; как смущается, когда прихо-дилось икать.

Конечно, Булатов на своем веку видел немалогосударственных преступников, но этот чем-то рез-ко отличался от других. Чем – унтер не мог понять.

Да и зачем вникать? Вон уже видна Новопетров-ская башня – к вечеру он, Булатов, сдаст комендан-ту преступника и утром отправится в обратныйпуть, в Гурьев – городок, домой.

Так все и произошло…Придерживая шашку левою рукою, Булатов шел

по плацу рядом с преступником, оглядываясь посторонам. Завидев часового у маленького дома, онпонял, что комендант находится именно здесь, инаправился к крыльцу. Часовой перегородил дверьружьем и спросил:

- Как прикажете доложить?- Унтер-офицер Булатов от есаула Назарова.Часовой исчез в дверях, а Булатов посмотрел на

преступника. Тот, как всегда, был спокоен.- Проходите, господин унтер-офицер.- Присмотри за ним, – Булатов кивнул в сторону

преступника и шагнул вовнутрь.

136

Альманах “Саксагань” № 3 4 2015

«САКСАГАНЬ»

АДРЕСА РЕДАКЦІЇ:50101, Україна,м.Кривий Ріг,

пл.Радянська, 1

ЗАСНОВНИК –Виконком

Криворізькоїміської ради

Свідоцтво прореєстрацію

№ 108 ДП-1994

Коректор Iван Найденко

Фото на обкладинці Вальдемара Боутмена

Кольорова вкладка:Сергій НєженцевПавло Линський

Матеріал про художницю

Галину Драбата читайте у наступному номері

Верстка і дизайн альманаха – Андрія Дюка

Рукописи редакцією не рецензуються,а обсягом менш ніж 48 аркушів не повертаються.Автори можуть зустрітись з головним редактором,за домовленістю, в Управлінні культури і туризму

міськвиконкому, або при зборахміського літературного об‘єднання убібліотеці №10 на площі ім.Артема.

Контактні телефони 92-51-60, 74-69-38.

e-mail: andrey.dyuka@mail.ru

Здано до набору 05.09.2015 р.Підписано до друку 11.10.2015 р.

Формат 60х84/1/8.Тираж 400примірн. Об‘єм 8,0 ум.др.арк.

Ціна вільна.

Видавництво «Діонат» (ФО+П Чернявський Д.О.)пр. 200+річчя Кривого Рогу, 17 (зуп. «Спаська»),

тел.: (056) 440+21+63; 440+05+92.Свідоцтво ДК 3449 від 02.04.2009 р.

www.dionat.com

А преступник вытащил из-за пазухи веточкувербы и огляделся.

- О, ракита! – обрадовался часовой.- Верба.- Ракита, я же вижу! И только привяла сильно.- Ничего, она живучая. Где бы ее воткнуть?- А вон там, промежду казармою и домиком ко-

менданта. Тамо никто не сломает.Преступник выбрал удобное место и воткнул

веточку в землю. «Водицы бы плеснуть,- подума-лось ему, – ну да ничего – земля сырая…»

А в домике коменданта Булатов заканчивал док-лад Маевскому:

- … рядовой государственный преступник Шев-ченко доставлен в ваше расположение целым и не-вредимым.

Унтер-офицер выхватил из-за пазухи письмо иподал подполковнику. Тот вскрыл его и извлек бу-мажку. Пробежав глазами по строчкам, Антон Пет-рович усмехнулся: артист у него уже есть, дьякон -растрига тоже, имеется и учитель словесности – нехватает только преступника.

Комендант еще раз прочел послание начальни-ка Гурьева- городка есаула Назарова:

«… рядового из политических преступников Та-раса Шевченко… на почтовом судне, под наблюде-нием унтер-офицера Булатова имею честь напра-вить…»

«М-да, – промычал про себя Маевский, - удосто-ился чести перевоспитывать государственного пре-ступника».

- Где он?- Под охраной вашего часового, ваше высокобла-

городие. Изволите взглянуть на злодея?Маевский молча двинулся к двери. Часовой и

преступник вытянулись по стойке смирно.- На гауптвахту его, - бросил комендант и повер-

нулся к Булатову: - А вы можете поужинать в на-шей харчевне. Переночуете у поручика Евсеева.

- Благодарю, господин подполковник.И все разошлись в разные стороны.

продолжение следует