Объем и структура изученных публикаций

     В исследовании изучались материалы 27-ми газет — 10-ти центральных и московских и 17-ти региональных (областных, городских и районных) за период с 1 января по 30 июня 1997 года*. Список этих изданий приведен в таблице № 1.     При планировании данной работы было принято решение ограничиться анализом материалов одних лишь газет и не привлекать публикации журналов. Известно, что газеты по сравнению с журналами дают более оперативную информацию (хотя, возможно, менее аналитичную), они обычно более “демократичны”, в целом менее специализированы, ориентированы на более широкую аудиторию и обладают большим тиражом.     Выбор конкретных центральных и московских изданий определялся следующими обстоятельствами. Планировалось включить в выборку наиболее популярные и авторитетные издания различной политической направленности: проправительственные (“Российская газета”), представляющие левую оппозицию (“Завтра”, “Советская Россия”), демократической ориентации (“Известия”, “Комсомольская правда” и др.), а также предназначенные для разных социальных, профессиональных и возрастных групп читателей: деловых людей, бизнесменов, предпринимателей (“Коммерсантъ-Daily”), молодежи (“Комсомольская правда”, “Московский комсомолец”), интеллигенции, “среднего класса” (“Известия”), рабочих (“Труд”) и др.     Таким образом, авторы стремились охватить в исследовании материалы изданий, ориентированных в совокупности на самую широкую и разнообразную аудиторию; изучить СМИ, в наибольшей степени влияющие на формирование общественного мнения, в том числе и по интересующим нас вопросам.     С этой же целью в выборку включены высокотиражные издания, пользующиеся наибольшим потребительским спросом, такие, например, как “Аргументы и факты” и уже упомянутый “Московский комсомолец”. По указанным причинам не изучались узкоспециализированные юридические издания, авторитетные в профессиональных кругах, но мало известные широкой публике, хотя, безусловно, судебная тематика в них представлена значительно обстоятельнее и глубже, чем в любых других.     Изначально на выборку анализируемых газет накладывались некоторые ограничения. Так, чтобы не перегружать ее избыточной информацией, подбирались и анализировались материалы только основного издания без приложений (типа “Я — молодой” — приложение к “Аргументам и фактам” и др.), специальных расширенных номеров (например, субботняя “толстушка” “Комсомольской правды”), а также без номеров, распространяемых только через розничную продажу или по отдельной специальной подписке (например, воскресные и понедельничные выпуски “Московского комсомольца”).     Сбор первичной информации по центральным и московским изданиям проводили студенты факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова. По специальной инструкции они просматривали подшивки включенных в выборку газет за указанный временной период и ксерокопировали публикации, посвященные судебной тематике, а также все материалы, в которых в любой форме содержалось хотя бы упоминание “судебной власти”, “суда”, “судьи”, “судебного процесса” и др. Двое из них — Т. Кузьмина и Ж. Якубовская также принимали участие в подготовке отдельных материалов настоящего раздела работы. Контроль за качеством выборки осуществлялся автором исследования.     Сбор информации по региональной и местной прессе осуществлялся сотрудниками региональных отделений Фонда защиты гласности на местах. Ими же определялись конкретные издания, подлежащие изучению. При этом им предлагалось выбрать две наиболее многотиражные областные и две городские (районные) газеты, желательно противоположной политической ориентации.     Ксерокопии публикаций по судебной тематике из этих изданий доставлялись в Фонд

защиты гласности, сотрудники которого координировали и контролировали эту часть работы. К сожалению, в связи с рядом объективных трудностей в некоторых случаях не все требования инструкций были соблюдены в полной мере.     В исследовании использованы материалы 17-ти газет из 7-ми регионов (Ленинградская, Воронежская, Новосибирская, Нижегородская, Свердловская, Ростовская области и Красноярский край). Лишь по двум из них были представлены публикации из четырех изданий (Воронежская область и Красноярский край). Из Ленинградской и Нижегородской областей анализировались публикации по трем изданиям, из остальных регионов — по одному. Таким образом, в исследовании были представлены печатные издания из различных территориальных образований России (Северо-Запад, Поволжье, Урал, Сибирь, Юг), отличающихся уровнем урбанизации, социально-экономического развития, удаленностью от Центра и по другим значимым показателям.     В то же время выбор конкретных регионов для исследования был обусловлен тем, что в указанных областях функционируют региональные отделения Фонда защиты гласности, сотрудники которых хорошо знакомы с местной прессой и способны качественно и в сжатые сроки произвести сбор первичной информации.     Изученные издания отличаются по тиражу** (от 1000 экземпляров до 140 000), области распространения (районный центр, район области, группа районов, областной центр и область, группа областей, регион. У большей части изданий в числе учредителей фигурируют органы местной законодательной и, особенно, исполнительной власти (администрации областей, городов, районов и т.д.), что во многом определяет их политическую направленность.     Однако в выборке были представлены и финансово независимые от власти издания, в число учредителей которых входят издательские коллективы, коммерческие организации, промышленные предприятия, а одна из изученных газет (“Саров”, Нижегородская область) учреждена частным лицом. У таких газет ярче выражена оппозиционная ориентация к правящему режиму (правая или левая).     Всего по 27-ми газетам было получено около 2700 публикаций, в большей или меньшей степени связанных с судебной тематикой (из них примерно 85 % по центральным изданиям). Предварительный анализ этого огромного материала показал, что провести полноценное исследование этих публикаций в поставленные сроки и с надлежащим качеством при имеющихся ресурсах не представляется возможным. В связи с этим был принят ряд решений, касающихся сокращения полученной выборки публикаций, с минимальными потерями для качества данных.     Во-первых, из выборки были исключены официальные нормативные документы — законы, указы Президента, распоряжения и постановления правительства, решения Конституционного суда — более 120 материалов, опубликованных, главным образом, в “Российской газете”. Содержание этих крайне специализированных публикаций не укладывалось в схему анализа, разработанную для материалов другого типа (авторских, журналистских).     Во-вторых, было решено дополнительно сократить выборку по центральным изданиям: из сплошной сделать ее случайной. С этой целью из всех публикаций для дальнейшего анализа были выбраны лишь материалы, опубликованные по четным числам (для еженедельников — по четным номерам издания). Подобного рода случайные выборки широко используются в социологических исследованиях, правомерность их построения по указанному принципу подтверждается в специальной литературе и является общепринятой. Таким образом, удалось почти “уполовинить” массив данных без сколь-либо значительных потерь качества информации.     В-третьих, отобранные для анализа материалы были разделены на две части уже по содержательному критерию. Публикации, в которых судебная тематика лишь просто кратко упоминалась в том или ином контексте, анализировались по укороченной программе, остальные, более информативные материалы, по полной (см. об этом

подробнее в следующем разделе).     В окончательном виде анализируемая выборка включала 1332 публикации: 959 по центральным и московским изданиям (72 %) и 373 по региональным (28 %). Таким образом, в целом в исследовании был представлен широкий спектр печатных средств массовой информации, различающихся по многим значимым, сточки зрения цели и задач работы, параметрам (региональные особенности, сфера распространения газет и их тираж, социально-политическая ориентация редакций, специфика аудитории и др.)***.     Сказанное позволяет признать, что в исследовании были выявлены и четко зафиксированы основные тенденции, связанные с отражением в российской прессе судебной проблематики, что и являлось целью этой работы.

* По ряду объективных причин материалы из некоторых местных изданий анализировались за меньший временной период (от 3 до 5 месяцев).

** По большей части изученных изданий была получена информация о заявленном (фигурирующем в газете), а не реальном тираже. Между тем не секрет, что многие издания для повышения своей популярности завышают сведения о тираже. Выяснить точную информацию на этот счет по всем анализируемым издания не представлялось возможным.

*** Изучению подверглись только упомянутые печатные издания. Материалы электронных средств массовой информации оказались недоступными в силу необыкновенной сложности получения (не говоря уже о корректной выборке) теле- и радиопередач по судебной проблематике.

Метод и программа исследования

     Когда перед исследователем стоит задача изучить несколько относительно небольших текстов, их содержание, структуру, контекст, логику и форму изложения материала, особенности стилистики и другие параметры, он вполне может опираться на традиционные методы чисто качественного логического анализа. Но что делать, если таких текстов 50, 100... 1000? Привычных методов уже недостаточно, они начинают “сбоить”, поскольку человеческое сознание не в состоянии охватить такое количество информации, удержать его в фокусе внимания, продуктивно переработать. В таких случаях обращаются к иным способам исследования, в частности, применяют метод контент-анализа текстов, использованный и в данной работе*.     Сущность метода заключается в том, что качественную, смысловую информацию специальным образом переводят в количественную форму. Это происходит во время так называемой кодировки текста на основе специально разработанной программы контент-анализа. Центральным понятием здесь является термин “категория анализа”, которую (с некоторым неизбежным упрощением) можно обозначить как определенный смысловой ракурс анализа текста, специфический “угол зрения” на него. Чем сложнее программа анализа, чем большее число категорий и подкатегорий она включает, тем более детально и углубленно, с разных точек зрения анализируются изучаемые материалы.     На следующем этапе работы числовую, количественную информацию подвергают статистической обработке, позволяющей выявить и надежно и достоверно зафиксировать ранее скрытые взаимосвязи и отношения. Затем производится обратный переход: результаты количественной обработки переводятся в смысловую форму и полученные статистические закономерности соответствующим образом анализируются и интерпретируются.     Достоинством метода контент-анализа является также высокая воспроизводимость результатов работы. Для того, чтобы перепроверить полученные данные, достаточно провести повторное исследование на том же материале, используя первоначальную либо модифицированную схему анализа, и сопоставить результаты. Повторное исследование может провести любой автор, владеющий данным методом.     В соответствии с целью настоящей работы авторами была разработана оригинальная,

довольно сложная программа контент-анализа, включавшая элементы психологического и юридического анализа публикаций СМИ. Как уже сказано, все изученные публикации были разделены на две части. Те из них, в которых судебная тематика не являлась ведущей, доминирующей, а лишь кратко упоминалась в том или ином контексте без каких-либо оценочных характеристик, анализировалась по сокращенной программе. Такого рода публикации в дальнейшем изложении называются упоминаниями (УП).      Публикации, полностью посвященные судебной тематике, либо те, в которых она занимает достаточно большое место (как минимум два-три абзаца текста) и имеет собственное смысловое содержание, изучались по полной программе. Подобные публикации далее именуются единицами анализа (ЕА). Она включала семь категорий анализа: I — общие и справочные сведения о публикации; II — характеристика судебных органов, упоминаемых в публикации; III — общие сведения о судебном деле; IV — характеристики судебного процесса и судебных решений; V — особенности взаимодействия судебной власти и СМИ по материалам публикаций (“дела” СМИ); VI - характеристика судьи и его деятельности; VII — характеристика деятельности судов и судебной системы в целом. Эти категории в свою очередь разделялись на 55 более дробных элементов — подкатегорий, на основе которых непосредственно и производилась кодировка текста.     По соображениям экономии текста и его общедоступности технологические тонкости работы, имеющие научно-профессиональный интерес, в частности программы контент-анализа, соответствующие классификаторы категорий и подкатегорий, здесь не приводятся. Некоторые ключевые моменты процедуры исследования изложены ниже при обсуждении полученных результатов.     Разработанная программа контент-анализа прошла апробацию и экспертную оценку, по результатам которых в нее были внесены некоторые изменения. В качестве экспертов выступали ведущие специалисты, в области контент-анализа, хорошо знакомые с изучаемой проблематикой.

* См., например: Богомолова Н.Н., Стефаненко Т.Г.: Контент-анализ. - М.: Изд-во Моск. ун-та. 1992; Методы социальной психологии / Под ред. Е.С. Кузьмина, В.Е. Семенова. - Л.: Изд-во Ленингр. ун-та. 1977.

Результаты исследования Общий обзор изученных публикаций

     Как уже отмечалось, всего было изучено 1332 публикации: 959 по центральным изданиям и 373 по региональным. Распределение публикаций по единицам анализа и упоминаниям оказалось более сбалансированным: они разделились на две практически равные части (соответственно, 663 и 669 газетных текстов).     Интересно, что в региональных изданиях доминировали единицы анализа (85 %), а в центральных соотношение было более пропорциональным (58 % ЕА и 42 % УП). На наш взгляд, это свидетельствует о более качественном предварительном подборе материала по центральным изданиям: краткие упоминания судебной тематики, “затерявшиеся” в объемных публикациях, на местах пропускались несколько чаще, чем в центре. Кроме того, возможностей проконтролировать эту часть работы было намного больше в Москве, чем “дистанционно”.     Распределение публикаций по конкретным изданиям представлено в таблице 1. Из нее следует, что в целом наибольшее внимание судебной тематике уделяли на своих страницах такие газеты, как “Коммерсантъ-Daily”, “Известия”, “Труд”, “Московский комсомолец” и “Российская газета”, а из региональных — “Смена” (Санкт-Петербург). Анализируя эту таблицу, необходимо также учитывать, что суммарные данные по центральным газетам в соотношении с региональными надо приблизительно удвоить, так как первоначальная сплошная выборка здесь была “уполовинена”.

     Один из важнейших вопросов, стоящих перед исследователями, заключался в следующем: 1300 публикаций по судебной тематике (или даже 2700 — по первичным данным) — это много или мало? Или, другими словами, насколько полно и содержательно данная тематика представлена в российской прессе?     На первый взгляд кажется, что публикаций было выявлено очень-очень много, но сразу же настораживает тот факт, что примерно в половине из них судебная тематика лишь кратко и безоценочно упоминалась, иногда даже вне какой-либо связи с основным содержанием материала. А как обстоят дела со второй половиной данных?     Для того чтобы ответить на этот вопрос, в исследовании оценивались, во-первых, объем публикаций — ЕА (включая заголовки, анонсы, иллюстративные материалы), а во-вторых, то, какая часть текста данных материалов была посвящена непосредственно судебной тематике. В обоих случаях осуществлялась приблизительная оценка: в первом — в долях газетной полосы формата A3 (примерно половина, четверть полосы и т.д.), во втором — непосредственно от объема текста публикации. Большая точность измерения (например, подсчет числа печатных знаков или площади публикации в квадратных сантиметрах) в данном исследовании не требовалась, она явно была бы избыточной.

Таблица 1

Распределение публикаций по СМИНаименование издания ЕА УП Всего

Московская правда 29 18 47Российская газета 42 82 124Известия 74 104 178Коммерсантъ-Daily 111 87 198Комсомольская правда 8 21 29Московский комсомолец 52 75 127Труд 53 98 151Советская Россия 7 47 54Завтра 1 4 5Аргументы и факты 10 37 47Всего по центральным СМИ 387 572 959Коммуна (Воронеж) 18 11 29Инфа (Воронеж) 18 10 28Честное слово (Новосибирск) 18 0 18Красноярский рабочий 13 5 18Огни Сибири (Шарыпово) 7 4 11Заполярная правда (Норильск) 9 1 10Красноярская газета 5 1 6Молот (Ростов-на-Дону) 18 18 36Ведомости Нижегородской губернии 19 7 26Город и горожане (Нижний Новгород) 6 3 9Саров (Саров) 7 5 12Новая городская газета (Кировоград) 8 2 10

Смена (Санкт-Петербург) 72 10 82Санкт-Петербургские ведомости 32 11 43Лодейное поле (Ленинградская область) 4 1 5Берег (Воронеж) 6 2 8Воронежский курьер 16 6 22Всего по региональным СМИ 276 97 373Итого 663 669 1332

     Результаты анализа представлены в таблице 2. Как следует из нее, среди изученных материалов преобладали краткие заметки, объемных публикаций (от половины полосы и более) было немного (чуть больше 15 %). Но и в них судебная тематика не доминировала, в большей части таких статей она занимала меньше половины текста публикации. Среди коротких заметок наоборот примерно половина была полностью посвящена изучаемой проблематике, но объем этих материалов не превышал 2—4 абзацев. В целом же значительных, “полновесных” статей, полностью или в основном посвященных судебной тематике, было немного — около 20 % от общего числа публикаций — ЕА (или около 10 % от всей изученной выборки).

Таблица 2

Соотношение объема текста, посвященного судебной тематике, с общим объемом публикаций

Объем текстаВсе публикации Более половины

публикаций

Менее половины

публикацийВсегоОбъем

публикацийМенее 1/8 полосы 1110 100 26 236

От 1/8 до 1/4 28 60 57 145От 1/4 до 1/2 18 60 95 173От 1/2 до полосы 6 25 57 88Более полосы 1 4 15 20Всего 163 249 250 662

     Полученные данные позволяют сделать предварительный неутешительный вывод о том, что не стоит обольщаться значительной частотой упоминаний в прессе судебной системы, судебных органов, судей и т.д.: “всерьез и помногу” судебная тематика освещается явно недостаточно, обстоятельных публикаций мало.     Содержание публикаций. О чем же пишут авторы материалов, обращаясь к судебной тематике? Данные о содержании публикаций — ЕА представлены в таблице 3*.

Таблица 3

Распределение публикаций по содержанию

О судебной власти, судебной системе в целом, судебной реформе и судебном 82 (10 %)

законодательствеО деятельности Конституционных, уставных судов  47 (6 %)О деятельности конкретного суда (любой ветви и уровня судебной власти за исключением Конституционных и уставных судов)  31 (4 %)

О конкретном судебном деле (любого типа), судебном процессе  475 (56 %)

О судебном процессе, в котором в качестве одной из сторон выступают журналисты и (или) редакции СМИ  48 (6 %)

О деятельности конкретного судьи (выходящей за рамки отдельного судебного дела)  26 (3 %)

Об органах судебного самоуправления  23 (3 %)Разъяснение законодательства о суде  71 (8 %)Иное  41 (5 %)

Всего  844 (100 %)

     Наибольший интерес для публикаторов представляли судебные процессы (62 %). Действительно, этот материал сам по себе обычно особенно ярок, выразителен, актуален, привлекает внимание читателей. А если его еще с умением подать...     На втором месте по частоте обращения находились проблемы, связанные с развитием судебной реформы, совершенствованием судебного законодательства; материалы, посвященные функционированию российской судебной системы в целом, судебной власти (10 %). В основном это были статьи, в которых обсуждался ход судебной реформы, ее темпы, достоинства и недостатки, направления дальнейшего развития, а также актуальное состояние судебной власти в России. Эти материалы, как правило, были наиболее аналитичны, ориентированы, главным образом, на “квалифицированного пользователя” — читателя, интересующегося данной проблематикой и хотя бы немного разбирающегося в ней. Незавершенность судебной реформы, большое число проблем и “узких мест”, возникших в ходе ее проведения, определяют актуальность данной тематики, что, в свою очередь, проявляется в относительно большой частоте обращения к ней прессы как “зеркала” общественного интереса.     Не забывали газеты и о своей консультационной функции. Так, юридический “ликбез”, ответы на вопросы читателей по судебно-правовым темам находились на третьем месте (8 %).     Менее других авторов интересовали темы, связанные с деятельностью конкретных судов и судей, функционированием органов судебного самоуправления (съезды и советы судей, квалификационные коллегии), повышением квалификации судебных работников. Возможно, они менее выигрышны по сравнению с другими или слишком специальны и, таким образом, рассчитаны на специфическую аудиторию, которая составляет лишь незначительную часть читателей большинства изученных газет.     Особое внимание в настоящем исследовании предполагалось уделить освещению в прессе судебных процессов, в которых в качестве одной из сторон выступают журналисты и (или) редакции СМИ. В связи с этим соответствующие данные подробно обсуждаются ниже в специальном разделе отчета.     Анализ содержания упоминаний показал, что наибольшее внимание публикаторов привлекали начальный и конечный моменты судебного процесса: начало рассмотрения дела в суде (11 %) и вынесение итогового решения или приговора (23 %).     Подавляющее большинство изученных публикаций — ЕА (89 %) было обращено к настоящему. В них рассказывалось об актуальных событиях или случаях, произошедших

недавно. Лишь 3 % материалов повествовали о событиях относительно далекого прошлого — судебных процессах времен Советского Союза или царской России. Часть этих публикаций была приурочена к юбилейным датам, например, к 20-летию мятежа замполита большого противолодочного корабля “Сторожевой” В. М. Саблина и последующего суда над ним (“Родине не изменял”, “Труд” от 20 марта 1997 г. и другие материалы), другие находились в рубриках типа “Листая старые страницы”. 8 % публикаций говорили о событиях, которые произойдут или могут произойти в будущем, например, типа: “Имярек, сочтя себя безмерно оскорбленным, собирается подать в суд на обидчика”.     Полученное соотношение временной отнесенности материалов представляется нам вполне закономерным. Газеты, в особенности ежедневные, живут “днем сегодняшним”, они обращены к актуальным событиям настоящего. Их основная — информационная функция — сообщать новости, пусть даже чисто сиюминутные, полностью забываемые завтра.     Определив примерную относительную частоту обращений СМИ к той или иной судебной тематике, интересно посмотреть, как газеты отслеживают актуальные события, развернутые во времени, например, длительные судебные процессы. Обращаются ли редакции к ним повторно, неоднократно? Это можно выяснить, проследив, как часто в газетах ссылаются на предыдущие выступления, свои или чужие (либо вообще без указания на конкретный источник информации). Кроме того, при кодировке данных повторные публикации специально фиксировались и без ссылок, просто по факту повторного обращения СМИ к одному и тому же событию, например, к выборам председателя Конституционного суда.     Повторные публикации на одну и ту же тему составляли 35 % от общего числа единиц анализа. Во многих случаях предыдущие материалы на ту же тему публиковались и в “своих”, и в “чужих” СМИ, поэтому общая сумма здесь превышает 100 %. При этом авторы наиболее часто вновь обращались к сюжетам, освещенным ранее в “своем” СМИ (66 % от общего числа повторных публикаций), несколько реже указывали на чужие первичные материалы (45 %), еще реже вообще не указывали источник (17 %).     Какого же рода сюжеты, события и ситуации приковывают внимание журналистов “всерьез и надолго”? Качественный анализ таких публикаций показал следующее.     Во-первых, это судебные процессы, возбудившие наибольший общественный интерес: общероссийского (например, “дело Властилины” - В. Соловьевой) или регионального (например, уголовный процесс против А. Климентьева в Нижнем Новгороде, арбитражные процессы АЗЛК в Москве и Новолипецкого металлургического комбината и др.) масштаба. Интерес прессы к таким судебным делам определялся либо реальной общественной значимостью процесса (как в том же “деле Властилины” — хозяйки финансовой “пирамиды”, по сути ограбившей тысячи доверчивых людей), либо высоким статусом или широкой известностью, популярностью участвующих в нем персонажей (например, дело “А. Пугачева — О. Кушанашвили”), либо различными скандальными подробностями самих процессов (уже упомянутое “дело А. Климентьева” или судебные процессы против Д. Якубовского). Причем в большинстве случаев было очень трудно определить, что же здесь доминирует и определяет фокус внимания СМИ: социальная значимость или сенсационность материала, так как они, обычно, очень тесно переплетались друг с другом. Внимание же, уделяемое масс-медиа подобным судебным делам, в свою очередь, служит катализатором общественного интереса, и, таким образом, круг замыкается.     Во-вторых, многие изученные издания отслеживали события в жизни судебных органов, тесно связанные с политикой, например, выборы председателя Конституционного суда (сколько прогнозов и политических комментариев было сделано на страницах прессы по этому поводу!) или различного рода перипетии, связанные с назначением нового члена Конституционного суда вместо выбывшего А. Туманова.

     Наконец, в-третьих, некоторые газеты многократно обращались к одним и тем же судебным процессам, когда в них в качестве одной из сторон фигурировало “свое” СМИ или журналист — сотрудник редакции, в особенности, если они выступали в качестве “защищающейся” стороны (ответчика в гражданском процессе или подсудимого в уголовном). Наиболее типичные примеры здесь — дела “П. Грачев — В. Поэгли” и “А. Куликов — “Аргументы и факты”.     Таким образом, были выявлены основные факторы, определяющие стойкий интерес журналистов к судебной тематике: общественная значимость, сенсационность и скандальность материала, политический и “околополитический” аспекты описываемого события, участие в нем известных публике фигур, а также “защита своих”.     Жанр публикации. В исследовании была предпринята попытка определить частоту встречаемости различных газетных жанров при описании судебной тематики. При этом авторы опирались на определения жанров, приводимые в учебниках по журналистике.     Однако то, что представлялось достаточно простым в теории, оказалось очень трудным на практике. При пилотажной кодировке материала выяснилось, что, во-первых, крайне сложно операционализировать критерии, на основании которых можно отнести ту или иную публикацию к конкретному жанру: они весьма расплывчаты, во многих случаях одновременно включают как содержательный, так и формальный (объем текста) компоненты, плохо согласующиеся друг с другом.     Во-вторых, реальный материал оказался намного богаче и сложнее теории: значительная часть публикаций включала элементы сразу нескольких жанров, например, аналитической статьи или судебного репортажа и интервью. Точно закодировать эти данные было невозможно. В связи с этим было принято решение производить кодировку лишь нескольких наиболее четко и однозначно определяемых жанров: кратких заметок (по формальному критерию объема текста), интервью, материалов “прямых линий” с читателями, юридических консультаций, писем в газету и некоторых других, все же сложные случаи относить в графу “прочее”.     Распределение публикаций по жанрам представлено в таблице 4. Среди идентифицированных материалов преобладали короткие заметки (29 %), на втором месте находились консультации читателей по судебно-правовым вопросам (6 %), на третьем — интервью и стенограммы “прямых линий” (3 %). Практически не встречались такие жанры, как рецензия, фельетон, возможно, они относятся к числу “вымирающих”.

Таблица 4

Распределение публикаций по жанрам

Интервью, материалы “прямой линии” с читателями 21 (3 %)Юридическая консультация, ответы на вопросы читателей 37 (6 %)Рецензия 2Фельетон —Литературное произведение 1Письмо в газету 9 (1 %)Заметка 192 (29 %)Иное или невозможно определить 400 (60 %)Всего 662 (100 %)

     Авторство публикаций. Определив в общих чертах, о чем пишут газеты, обращаясь к судебной тематике, следует выяснить, кто же пишет о ней, или каково распределение

публикаций — ЕА по группам авторов. Системообразующим признаком здесь является профессия автора материала. Эти данные приведены в таблице 5.

Таблица 5

Распределение публикаций по авторам

Судья 12 (1,8 %)Адвокат 10 (1,5 %)Прокурор 8 (1,2 %)Следователь 3 (0,4 %)Другие представители правоохранительных органов 3 (0,4 %)Истец или его представитель 6 (0,9 %)Ответчик или его представитель 4 (0,6 %)Подозреваемый, обвиняемый, подсудимый, осужденный или оправданный 1

Потерпевший —Юрист 25 (3,7 %)Журналист 445 (66,7 %)Иное 21 (3,1 %)Не указан 139 (20,8 %)Всего 677 (100 %)

     В подавляющем большинстве случаев (67 %) авторами публикаций являлись профессиональные журналисты. 21 % изученных материалов был опубликован без указания автора. В основном это были либо редакционные статьи и комментарии, либо краткие заметки, обычно со ссылкой на сообщения информационных агентств (которые тоже в основном готовят журналисты).     Публикации юристов различных профессий и специальностей составляли лишь 9 % от общего числа материалов. Среди них наибольшую активность проявляли адвокаты (10 материалов) и прокуроры (8 публикаций).     Значительная часть плодов творчества юристов была посвящена “судебно-правовому ликбезу”, ответам на вопросы читателей. Встречались и объемные аналитические статьи, в которых давалась профессиональная оценка различных аспектов проводящейся в стране судебной реформы.     Практически не пытались самостоятельно отстаивать свою правоту на страницах газет участники судебных процессов — истцы, ответчики, потерпевшие, подсудимые (за исключением небольшого количества жалостливых писем в газету). Возможно, все их силы уходили на чисто судебное разбирательство или же они не стремились склонить на свою сторону общественное мнение. Вполне вероятно также, что в некоторых случаях за них это делали профессионалы-журналисты, более компетентные в данной области. Впрочем, идентифицировать такие “заказные” статьи обычно не представлялось возможным.     Публикации судей как объект анализа. Особый интерес с точки зрения целей и задач настоящего исследования вызывают публикации, подготовленные судьями, их количество, структура и содержание. Остановимся на них подробнее.     Всего было зафиксировано 12 публикаций судей — 1,8 % от общего числа единиц

анализа. (Правда, к ним можно еще добавить два или три материала иных судебных работников — судебных исполнителей, секретарей и др.). Много это или мало? Здесь возможны две альтернативные объяснительные модели.     Согласно первой из них судья является служителем только Закона. Он выше всякой “мирской суеты” и с высоты Олимпа — своего председательского кресла в суде — хладнокровно и бесстрастно взирает на нее. Судья равнодушен к тому, что о нем пишут в прессе, и, соответственно, сам не стремится взаимодействовать с масс-медиа, формировать позитивное общественное мнение о своей деятельности. Если исходить из такой позиции, то полученный результат представляется вполне естественным.     Второй подход заключается в следующем. Судья является представителем органов власти, государственным служащим. И как всякий представитель власти он должен разъяснять народу свои действия, решения, истолковывать их, поскольку всякая власть должна быть понятной обществу; стараться формировать положительное отношение к судебным органам, используя при этом возможности СМИ. С этой точки зрения полученные данные свидетельствуют о том, что судьи явно недостаточно используют потенциал прессы как института, формирующего общественное мнение, не уделяют должного внимания воспитательной функции в своей работе.     Не беремся утверждать, какая из двух указанных позиций является более правильной. Скорее всего, истина, как это обычно и бывает, находится где-то посередине.     Вполне возможно также, что у судей, сверх головы загруженных своей основной работой, просто “руки не доходят” до взаимодействия с прессой. Они и рады бы подготовить интересные публикации, да совершенно некогда: голова занята предстоящими процессами, а из-под пера выходят одни лишь судебные решения да приговоры.     Результаты исследования показали, что и большая часть публикаций судей изначально была инициирована журналистами. 58 % таких материалов по жанру представляли собой интервью, в которых судьи отвечали на заданные им вопросы, и лишь пять текстов были подготовлены ими самостоятельно.     Из 12-ти проанализированных материалов судей лишь два были опубликованы в центральной прессе (в том числе большое интервью с М. В. Баглаем после его избрания председателем Конституционного суда — “Труд” от 24 апреля 1997 г.) и 10 в региональной. (Напомним, что “удельный вес” изученных региональных публикаций в общем массиве был, напротив, в два с половиной раза меньше, чем центральных.) Таким образом, если на местах представители судебной власти еще хоть как-то сотрудничают с прессой, то в Центре такое взаимодействие сведено к почти абсолютному минимуму, неважно, идет ли речь о районных судах или высших судебных инстанциях.     О чем же пишут судьи в тех случаях, когда все-таки берутся за перо? Содержательный анализ их публикаций позволил зафиксировать 27 тем. Чаще всего речь шла об общих проблемах судебной власти, развитии судебной реформы — 37 % случаев, о деятельности конкретного суда (обычно возглавляемого автором публикации) — 19 % случаев. В четырех случаях (15 %) авторы комментировали и разъясняли читателям судебное законодательство.     Примечательно, что лишь в одной (!) публикации судья пытался содержательно прокомментировать принятое им решение по делу. Таким образом, судьи в своих материалах для прессы явно акцентируют внимание на более общих вопросах, крайне неохотно разъясняют и истолковывают конкретные действия и свои решения или решения коллег. Необходимо отметить, что и в других публикациях, в которых авторы-журналисты просили судей прокомментировать завершившиеся процессы, те отделывались общими замечаниями типа: “Это было сложное (запутанное, тяжелое и т.д.) дело”.     В целом можно резюмировать, что судьи взаимодействуют с прессой крайне мало, неохотно, сами публикации почти не готовят, если же все-таки берутся за перо, то склонны обсуждать более общие вопросы, а не комментировать конкретные дела.

     Эмоциональный тон публикаций. В исследовании фиксировался эмоциональный тон публикаций по отношению к судебной системе, судам, и (или) судебным работникам на основе достаточно простой (трехчленной) оценочной шкалы. Более детальной, нюансированной оценке препятствовал колоссальный объем изучаемого материала и жесткие сроки работы.     При оценке эмоционального тона учитывались присутствующие в публикации прямые оценочные суждения (позитивные или негативные) по отношению к судам и судьям, эпитеты, имеющие оценочную окраску, различного рода метафоры, сравнения и др. Кроме того, анализировался общий стиль публикаций и, в особенности, заголовков, графических иллюстраций (рисунки, фотографии, карикатуры и т.д.).     Так, неоднократно встречались случаи, когда относительно эмоционально нейтральный текст публикации сопровождался хлестким заголовком или ехидной карикатурой, которые задавали определенную установку читателям при восприятии материала, заранее формируя у них оценочное отношение к его содержанию, в том числе и к описываемым судебным органам (например, заметка “Хорошевский суд не хочет по-хорошему” в “Московском комсомольце” от 28 февраля). Таким образом, говоря научным языком, здесь использовались как прямые, так и косвенные эмпирические индикаторы диагносцируемого показателя.     Результаты исследования продемонстрировали, что в большей части изученных публикаций по отношению к судебным органам и работникам доминировал ровный эмоционально нейтральный тон (83 %). Такой безоценочный стиль подачи материала был особенно характерен, например, для газеты “Коммерсантъ-Daily”.     В 12 % материалов эмоциональный тон был негативным — в значительной их части высказывалась критика судебной системы, судов или судей, неодобрение, прямые обвинения в различных грехах (см. об этом подробнее в следующих разделах). Диапазон эмоционально-негативных оценок был весьма широк: от легкого скепсиса до открытого издевательства. (Так, например, в “Новой городской газете” от 20 марта была опубликована статья: “На старуху бывает проруха, а на судей — “Сутяжник”. В ней с большим ехидством описаны результаты ежегодного конкурса на звание “Самый ненародный судья 1996 года”, проводимого в Екатеринбурге общественным объединением “Сутяжник”, а также издевательские “призы”, посланные “победителям” конкурса.     Лишь в 5 % материалов преобладал позитивный эмоциональный тон. В них высказывались поддержка судебных работников, сочувствие их проблемам, выражались одобрение, согласие с их действиями, содержалась защита от нападок, необоснованной критики и т.д. Весьма примечательно, что среди авторов этих публикаций часто встречались сами судьи, а также работники и руководители региональных управлений юстиции Минюста РФ.     В заключение общей характеристики содержания изученных публикаций следует остановиться на связи в материалах прессы судебной тематики с избирательными кампаниями различного типа и уровня. Таких публикаций было немного – приблизительно 10 % от общего числа единиц анализа. Ровно треть из них были посвящены весьма специфической избирательной Кампании — выборам председателя Конституционного суда.     В подавляющем большинстве остальных публикаций изданной группы судебная тематика была связана с выборами в региональные и местные органы власти. Часть из них составляла описание процессов, в которых проигравшая сторона пыталась в судебном порядке оспорить результаты выборов, углядев реальные или мнимые нарушения закона.     Другая часть — это описание гражданских процессов “о защите чести и достоинства” как последнего результата предвыборной борьбы, во время которой кандидаты-конкуренты слишком усердно поливали друг друга грязью, переходя все рамки приличий. Часто бывало так, что выборы уже давно закончились, а многие процессы обеих

указанных разновидностей продолжали неспешно тянуться, как длинный грязный хвост, регулярно поставляя свежий материал для журналистов.     Наконец, пара публикаций была посвящена судебным последствиям президентских выборов 1996 года. В них описывался весьма курьезный судебный процесс в Ставропольском крае. “На скамье подсудимых в Грачевском райсуде оказались члены избирательных комиссий, которые на президентских выборах подделывали бюллетени в пользу Бориса Ельцина. Суд пожалел их и не стал изолировать от общества, ограничившись условным приговором и штрафом” (“Президентские выборы были фальсифицированы” — “ Коммерсантъ-Daily” от 22 февраля).

При кодировке этой информации учитывалось, что публикация может содержать несколько различных тем, связанных с изучаемой проблемой, поэтому в сумме здесь число позиций больше, чем количество изученных единиц анализа. Аналогичным образом анализировалось содержание упоминаний.

Судебная власть и судебные органы в материалах прессы

     Выяснив наиболее общие вопросы, связанные с содержанием изученных публикаций, рассмотрим, что именно они говорят об общих проблемах судебной системы в целом.     В изученных газетах опубликовано несколько серьезных аналитических статей, посвященных состоянию судебной системы в России, тенденциям в ее развитии, ходу судебной реформы, совершенствованию законодательства о деятельности судов. В других материалах эти проблемы обычно лишь косвенно затрагивались, кратко упоминались в том или ином контексте.     В ходе анализа фиксировалось, какие именно проблемы судебной власти привлекают внимание СМИ. С этой целью был разработан пункт классификатора, включающий 16 наиболее типичных проблем.     В таблице 6 представлено распределение проблематики судебной системы в материалах прессы. Всего они затрагивались 282 раза в 123 публикациях (примерно 20 % от общего числа единиц анализа).

Таблица 6

Распределение содержания публикаций — ЕА, посвященных деятельности судов, судебной системы в целом и судебной реформе

Проблема авторитета судебной власти 16 (6 %)Проблема взаимоотношений судебной системы с другими ветвями государственной власти 35 (12 %)

Проблема взаимоотношений судебной системы с правоохранительными органами 12 (4 %)

Проблема взаимоотношений судебной системы со СМИ 5 (2 %)Проблема исполнения (неисполнения) судебных решений 24 (9 %)Проблема судебных ошибок 10 (4 %)Проблема независимости судей 14 (5 %)Проблема социальной защищенности судей 5 (2 %)Уровень загрузки судей и других судебных работников 17 (6 %)Кадровые проблемы в деятельности суда 9 (3 %)

Финансовые проблемы 26 (9 %)Проблемы материально-технического обеспечения и условий работы 10 (4 %)Уровень квалификации судебных кадров 6 (2 %)Проблемы дальнейшего развития судебной реформы, совершенствования законодательства 40 (14 %)

Проблемы суда присяжных 8 (3 %)Проблема высшей меры наказания - смертной казни 5 (2 %)Иные проблемы 40 (14 %)Всего 282 (100 %)

     Наиболее часто речь шла о развитии судебной реформы, путях совершенствования судебного законодательства, далеко не всегда поспевающего за изменениями в общественной жизни (14 % случаев). В одних материалах повествовалось о законодательных новациях, еще не внедренных в практику, например, о создании Судебного департамента, институтов судебных приставов, мировых судей и др. (“Управление юстиции не может быть упразднено...” — интервью начальника Воронежского областного управления юстиции А. В. Ивлева газете “Берег” от 14 марта и многие иные публикации). В других рассказывалось о том, как судебная система “адаптируется” к уже функционирующим нововведениям, например, новому Уголовному кодексу РФ, какие проблемы возникают на практике при отправлении правосудия на его основе (“Уголовный кодекс работает. Но со скрипом” - “Город и горожане” от 21 февраля).     Остроактуальной сегодня (да наверно, и всегда) является проблема взаимодействия судебных органов с другими ветвями государственной власти (12 % случаев). Здесь возникают различного рода коллизии, связанные в первую очередь с давлением, оказываемым на судей со стороны высокопоставленных государственных чиновников, например, в судебных процессах, тянущихся вослед приватизации наиболее “лакомых кусков” государственной собственности (“Нефтяные игры” — “Известия” от 16 апреля и другие материалы).     Многие вопросы, относящиеся к компетенции судебных органов, выносимые судами решения приобретают политический аспект, затрагивая интересы других ветвей власти, главным образом, когда в публикациях речь идет о деятельности высших судебных инстанций. А, как уже отмечалось, связь судопроизводства с политикой — излюбленная тема для журналистов.     Одной из вопиющих проблем, требующей срочного решения, по материалам, изученным СМИ, являлась бедность судебной системы, недостаточное финансирование судебных органов, осуществляемое по “остаточному принципу”, с большим запозданием во времени и не в полном объеме (9 % случаев). “Вселенский вопль” по этому поводу с яркими конкретными примерами, слезливыми жалобами или, наоборот, гневными обращениями к вышестоящим инстанциям (вплоть до угроз остановить работу судов) звучал в основном в материалах, подготовленных самими судебными работниками. Так, в уже упомянутом интервью начальника Воронежского областного управления юстиции говорится: “...не было настолько сложного года, каким выдался 96-й, когда суды практически “пошли по миру”. Не лучше обстоит дело и в нынешнем: на техническое обеспечение судов из федерального бюджета не было выделено ни рубля...” (“Берем от 14 марта).     Материальные проблемы судов приводят и к “размыванию” независимости судей (эта проблема называлась в 4 % случаев). Изыскивая дополнительные источники финансирования, суды “идут на поклон” к местным органам исполнительной власти, ищут

спонсоров. А потом в конфликтной ситуации — “ну как не порадеть родному человечку”... Так воспроизводится “телефонное право”. Говоря официальным языком постановления Государственной думы: “Попытки судебных органов своими силами выйти из создавшегося положения неизбежно влекут за собой потерю судами самостоятельности”. (Цитируется по статье Ю. Качановского “Как остановить терроризм” — “Советская Россия” от 14 января).     Дефицит финансирования сопровождается значительным ростом производственной нагрузки на судей и других судебных работников (отмечался в б % случаев). При этом количество рассматриваемых в судах дел растет с каждым годом, а штаты не увеличиваются. В результате непозволительно растягиваются сроки рассмотрения дел, снижается качество работы судей (проблема судебных ошибок упоминалась в 4 % случаев). По словам того же А. В. Ивлева: “Вся работа судов строится сейчас только на энтузиазме председателей и самих судей...” (“Берег“ от 14 марта).     Вот что пишет о всех этих проблемах председатель Большемуртинского районного суда (Красноярский край) Ю. П. Слободчиков: “А что касается обстановки в судах, то я назвал бы ее чрезвычайной. Мы дошли до того, что нечем платить за свет, нет денег даже на конверты... финансовый кризис уже сегодня угрожает самому существованию судебной власти. Поверьте, нищий суд никогда не защитит прав и свободы россиян... существующая судебная система уже не отвечает на вызов времени. Еще год назад в нашем суде рассматривалось одно гражданское дело в день, а сегодня — уже четыре... Меня беспокоит, что пока нам ищут деньги, в судах скоро некому будет работать...” (“В доме чисто, когда в нем метут”. — “Красноярский рабочий” от 18 марта).     Мы привели эту обширную цитату, поскольку в ней как в капле воды отражаются наиболее болезненные проблемы, с которыми сталкивается сейчас российское правосудие. Можно привести и другие конкретные примеры, как, скажем, в Северной Осетии судьи республиканского суда из собственного вовсе небогатого кармана оплачивали расходы на пересылку материалов судебно-медицинской экспертизы подсудимого (“Чтобы посадить террориста, судьям пришлось скинуться” — “Московский комсомолец” от 4 мая).     В результате из судов происходит отток кадров. Так, по данным “Известий” на январь 1997 года, в России насчитывалось около 1250 вакантных судейских мест (“Повышаются оклады судьям” - “Известия” от 28 января). При этом уходят, как правило, наиболее активные и квалифицированные специалисты. В целом же кадровые проблемы в деятельности судов упоминались в 3 % случаев.     Еще одной актуальной проблемой для судебной власти по материалам СМ И являлась проблема исполнения (а, точнее говоря, неисполнения) судебных решений. Она упоминалась в 24-х публикациях (9 % случаев). Если с уголовными делами все обстоит более-менее нормально, то этого никак нельзя сказать о делах гражданских. Судебная система, впрочем, как и другие ветви государственной власти, оказалась не готовой к функционированию в радикально изменившихся экономических условиях. В результате многие судебные решения не исполняются вовсе, другие — частично или же исполняются столь несвоевременно, что инфляция полностью “съедает” те компенсации, которые получают граждане в результате судебного разбирательства.     В наиболее тяжелом положении оказались арбитражные суды: часто взыскать имущество у проигравшей стороны оказывается делом крайне непростым, особенно в случаях, когда речь идет о финансовых “пирамидах” или других сложных экономических правонарушениях. Так, председатель Высшего арбитражного суда В. Яковлев отмечал на совещании председателей арбитражных судов, что судебные решения нередко очень плохо исполняются (“Судебная система России стала цивилизованной” — “Коммерсантъ-Daily” от 20 февраля).     Резко усложнилась деятельность судебных исполнителей. И раньше она была весьма непростой, а последнее время стала просто опасной. “Моя работа не обделена риском, —

пишет судебный исполнитель Левобережного районного суда города Воронежа Т. Кононенко в статье “Кто получает пироги и пышки”. — Бог знает, как встретят хозяева квартиры, куда ты пришла накладывать арест на имущество? Чаем с пирогами и пышками не встретят — это абсолютно точно” (“Коммуна” от 13 февраля).     Нередко недобросовестные руководители организаций перекладывают свою обязанность выплачивать подчиненным зарплату на... суды. Последним же, и так загруженным сверх меры, приходится выполнять несвойственные им обязанности. “В прошлый понедельник мы приняли около 250 заявлений от населения, и сегодня, видимо, будет столько же, — говорит судья Лодейнопольского районного суда (Ленинградская область) Н. Б. Федорова в интервью журналисту. — Суд, по сути, превратился в бухгалтерию. Судебные исполнители накладывают арест на кассу предприятия, ежедневно ходят туда за деньгами, сдают в банк, выписывают чеки на получение денег и направляют туда истцов” (“Свое законное не получить и по закону” — “Лодейное поле” от 16 февраля).     Указанные проблемы, чаще других упоминавшиеся в публикациях прессы, в совокупности приводят к падению авторитета судебной власти в глазах населения, граждан, чьи права и свободы суд обязан защищать. Эта утрата доверия судебными органами наглядно продемонстрирована в результатах опроса населения, проведенного в рамках настоящего исследовательского проекта (см. соответствующий раздел). К этой же проблеме обращались публикаторы в 16 материалах СМИ (6 % случаев).     Другие проблемы судебной системы отмечались авторами публикаций значительно реже. К их числу относятся уровень квалификации судей и их социальная защищенность, проблема высшей меры наказания — смертной казни и некоторые другие. Любопытно, что журналистов практически не волновали вопросы взаимодействия судебной власти и масс-медиа — они освещались лишь в пяти материалах (менее 2 % случаев).     Публикаторы в своих статьях не только поднимали различного рода проблемы, характерные для современной российской судебной системы, но и отмечали ее недостатки. Эти негативные оценки фиксировались с помощью специального пункта классификатора.     В таблице 7 представлено распределение негативных оценок, связанных с деятельностью судов и судебной системы в целом. Всего было получено 127 негативных оценок в 74-х публикациях — ЕА.

Таблица 7

Распределение негативных оценок деятельности судов и судебной системы в целом

Бюрократизм, волокита, неповоротливость 33 (26 %)Преобладание обвинительного уклона 3 (2 %)Преобладание оправдательного уклона 10 (8 %)Недоступность правосудия для граждан 10 (8 %)“Неприкасаемость” судей, превращение их в касту, недоступную критике 12 (10 %)Закрытость судебной системы для общества и СМИ, нежелание судей предоставлять информацию о своей деятельности, влиять на формирование адекватного общественного мнения

2 (2 %)

Зависимость судей от других ветвей государственной власти, политических структур, ангажированность судебных решений, политиканство судей 12 (10 %)

Коррумпированность судей 4 (3 %)Низкая квалификация большинства судебных кадров 4 (3 %)

Иные негативные оценки 37 (29 %)Всего 127 (100 %)

     Наиболее распространенной в СМИ была критика судебной системы за ее чрезмерную бюрократизацию, неповоротливость судебной машины (26 % случаев). Авторы статей приводили примеры судебных процессов, тянущихся много лет (“Сколько лет длиться тяжбе” — “Берег” от 27 июня; “Капля камень точит, а инженер Мазанов - бюрократов” - “Труд” от 22 мая и другие материалы).     Судебная (и следственная) волокита характерны и для уголовных дел. Так, нередко случается, что лица, совершившие незначительные правонарушения, годами томятся в следственных изоляторах, дожидаясь приговора суда. А по окончании судебного процесса их выпускают на свободу, поскольку они уже “отсидели” весь срок, назначенный судом, а некоторые даже “хватили лишку”. Вот лишь один пример такой ситуации.      “Иной раз подследственные ждут “судного дня” годами. Как-то в “Крестах” ко мне обратился заключенный Котляров, — рассказывает журналисту прокурор Санкт-Петербурга В. Еременко. — Он пожаловался, что уже два года содержится в переполненной камере, куда попал за угон автомашины, и за все это время его ни разу в суд не вызывали. Пришлось обратиться в суд Калининского района Петербурга. Дело было рассмотрено, и Котлярова освободили из-под стражи как отбывшего наказание” (“В ожидании судного дня” — “Труд” от 10 апреля).     Судебная волокита — одна из основных причин падения доверия граждан к правосудию, нежелания в судебном порядке отстаивать свои права. Следствием забюрократизованности судопроизводства выступает недоступность правосудия для людей, в том числе и для нуждающихся в нем. Этот негативный момент отмечался в 10 публикациях (8 % случаев).     Другие отрицательные оценки судебной системы встречались в публикациях относительно редко. Так, в 10 % случаев авторы статей сетовали на “неприкасаемость” судей, огражденных особым статусом, сравнимым со статусом дипломата, превращение их в касту, недоступную критике. Столько же раз в СМИ отмечалась зависимость судей, судебной системы от других ветвей государственной власти, различных политических структур, и, как следствие этого, несправедливость выносимых решений.     Критика судов за преобладание оправдательного уклона встречалась в публикациях значительно чаще, чем упреки в уклоне обвинительном (соотношение 10:3). Оправдательный уклон приписывался, главным образом, суду с участием присяжных заседателей. Впрочем и судебная статистика свидетельствует о том, что оправдательные вердикты суд присяжных выносит значительно чаще, чем суд в “традиционном” составе (“Присяжные оправдывают каждого пятого” — “Коммерсантъ-Daily” от 4 июня).     Возвращаясь к теме взаимодействия судебной власти и масс-медиа, необходимо подчеркнуть, что авторов публикаций практически не волновала закрытость судебной системы от общества, нежелание судей конструктивно сотрудничать с СМИ, активно влиять на формирование адекватного общественного мнения о своей деятельности (зафиксированы лишь две негативные оценки). Что это означает: эта проблема вообще не стоит, как говорится, “в повестке дня”, поскольку такое взаимодействие прекрасно отлажено, или же она не интересует публикаторов? Совершенно обратную картину рисуют по этому поводу данные мониторинга и результаты опроса журналистов. Этот парадокс заслуживает специального рассмотрения.     В исследовании также фиксировалось, насколько аргументированы критические замечания, высказанные на страницах газет в адрес судебной системы. Были получены следующие данные.     В целом никак не аргументированы 12 % негативных оценок деятельности судов и судебной системы. 48 % оценок были аргументированы рационально: логическими

выкладками и рассуждениями, конкретными примерами, статистическими данными и др. Помимо рациональных доводов аргументы публикаторов, выдвинутые ими в защиту своих положений, апеллировали и к эмоциям читателей. Такого рода аргументы встречались в 40 % случаев.     При кодировке публикаций зачастую бывало очень сложно отделить рациональные аргументы от эмоциональных: они переплетались, логические конструкции соседствовали с яркими эпитетами, образными метафорами, гневными филиппиками и др. Поэтому указанное разделение в какой-то мере условно, а полученные данные, возможно, несколько менее точны, чем в других случаях. Тем не менее, общие тенденции в аргументации даваемых оценок отражены вполне достоверно.     В заключение данного раздела следует кратко остановиться на положительных оценках, высказанных на страницах СМИ в адрес судебной системы. Кратко потому, что таких оценок было очень немного — лишь в 14 публикациях. (Правда, сам этот факт заслуживает пристального внимания). Содержательно многие положительные оценки сводились к констатации того факта, что несмотря на многочисленные проблемы, недостатки, “узкие места”, резко меняющиеся и во многом неблагоприятные внешние условия деятельности российская судебная машина продолжает работать, в основном справляясь со стоящими перед ней задачами.     В целом же изученные материалы прессы образуют малоутешительную картину, которая отражает функционирование российской судебной власти “на переломе”, в процессе развития судебной реформы и становления правового государства.     Выяснив наиболее общие проблемы судебной власти, освещаемые в прессе, далее остановимся на том, о каких же судебных органах идет речь в опубликованных материалах. Общее распределение публикаций по названным в них ветвям судебной власти представлено в таблице 8.

Таблица 8

Распределение публикаций по упоминаемым ветвям судебной власти

  ЕА УП ВсегоСудебная система РФ в целом  22 16 38 (3 %)Конституционные и уставные суды  64 54 118 (9 %)Суды общей юрисдикции  464 220 684 (49 %)Военные суды  15 11 26 (2  %)Арбитражные суды  95 72 167 (12  %)Нет сведений  36 321 357 (26 %)Всего  696 694 1390 (100 %)

     Как следует из таблицы, наиболее часто упоминались суды общей юрисдикции (49 %). На втором месте арбитражные (12 %), а на третьем — Конституционные и уставные суды (9 %). Практически не упоминалась система военных судов (2 %). В 26 % случаев в материалах прессы вообще не указывалось, о каких же конкретно судебных органах идет речь (в основном в упоминаниях, а не в единицах анализа). Наконец, судебная система России в целом называлась в 3 % случаев.     В таблице 9 дано распределение изученных материалов по уровням судебной власти. Часто, в особенности в кратких упоминаниях, авторы не указывали, о каком именно суде говорится в публикации (30 % случаев). Среди “идентифицированных” первенствовали суды первой инстанции: районные, городские, межмуниципальные для судов общей

юрисдикции, гарнизонные — для военных, областные — для арбитражных (35 %); на втором, соответственно, были суды второй инстанции: субъектов федерации для судов общей юрисдикции, окружные, флотов и родов войск — для военных, окружные — для арбитражных (18 %). Почетное третье место (10 %) заняли высшие судебные инстанции — Верховный и Высший арбитражный суды России.

Таблица 9

Распределение публикаций по упоминаемым уровням судебной власти

  ЕА УП ВсегоСуды первого звена 343 185 528 (35 %)Суды второго звена 234 44 278 (18 %)Высшие судебные инстанции 106 48 154 (10 %)Конституционные и уставные суды РФ 4 1 5Конституционный суд РФ 56 52 108 (7  %)Нет Сведений 87 374 461 (30 %)Всего 830 704 1534 (100 %)

     Конституционный суд России назывался в 7 % случаев, а вот о Конституционных и уставных судах субъектов федерации в изученных материалах не говорилось практически ничего: было обнаружено лишь пять упоминаний из более чем полутора тысяч. Возможно, это связано с тем, что в исследовании изучались издания, выпускаемые в регионах, в которых подобные суды не созданы, или где они еще лишь начинают свою работу, никак пока себя не проявили. Наоборот, регионы, где такие суды давно и успешно функционируют (например, Татарстан), не попали в выборку.     Помимо анализа представленности в масс-медиа различных ветвей и уровней судебной власти в России в исследовании фиксировались и публикации, в которых рассказывалось о различного рода “извращениях” судебной системы. Речь в данном случае идет об организациях и инстанциях, пытающихся своими действиями незаконно подменять решения законодательно установленных судебных органов.     Среди них можно было встретить как “реликты”, сохранившиеся кое-где с доперестроечных времен (или недавно возродившиеся) — например, товарищеские суды (“Встать! Опять товарищеский суд идет!” -“Известия” от 18 января и другие публикации), так и “нововведения” современной эпохи — например, третейские суды (“Доверьтесь авторитетному арбитру” — “Красноярский рабочий” от 27 июня).     Чаще других квазисудебных органов фигурировала Судебная палата по информационным спорам при Президенте России. Тональность публикаций, описывающих деятельность Судебной палаты, выносимые ею решения, варьировала от нейтральной (верноподданническая “Российская газета”) до резко негативной, критической (“Депутата В. Цоя не поддержали ни прокуратура, ни суд. И тогда он обратился в палату...” — “Известия” от 18 июня; “Временщики” — “Московский комсомолец” от 30 мая и другие материалы). Так, Ю. Рижский, автор указанной статьи в “МК”, пишет: “...в системе российского судопроизводства нет органа с названием “Судебная палата”. Ну, хоть плачь... само существование Судебной палаты (квазиоргана загадочного назначения) является нонсенсом. С таким же успехом каждый ЖЭК может организовать какую-нибудь “судебную коллегию по этическим вопросам” — по крайней мере, пенсионерам будет чем заняться...” (и далее в том же духе).     Критика, высказанная в адрес Судебной палаты на страницах ряда изданий,

заслуживает рассмотрения вне пределов данной работы.     Наибольшую же опасность для единства и целостности российской судебной системы представляют шариатские суды, образованные в мятежной Чечне. Полностью отвергая принципы отечественного судопроизводства, .они основываются на религиозных постулатах. О деятельности этих судов также шла речь в ряде изученных публикаций (“В Чечне ввели смертную казнь за похищение людей” — “Коммерсантъ-Daily” от 22 февраля и др.).

Судебные дела и процессы в газетных публикациях

     Как уже отмечалось выше, наибольший интерес у авторов публикаций вызывали судебные процессы. Им было посвящено 62 % изученных материалов (815 публикаций). Во многих газетах существуют специальные рубрики для описания судебных дел и процессов: “Дворец правосудия” в “Московской правде”; “Суд”, “Судебная хроника” в “Смене”; “Суды” в “Ведомостях Нижегородской губернии” и др.     Подобный интерес журналистов вполне понятен: из всей изученной нами тематики именно судебные процессы дают наиболее яркий, запоминающийся материал, притягивающий внимание читателей. Лихо закрученные, детективные сюжеты, особенно по уголовным делам, леденящие душу или, наоборот, пикантные подробности события, кропотливая работа сыщиков в ходе предварительного расследования, блестящие дуэли сторон в судебной аудитории... И, наконец, финал — приговор или решение суда. Публикаторам не надо ничего придумывать - здесь сюжеты дает сама жизнь. А если в этих процессах принимают участие известные “знаковые” фигуры — политики, общественные деятели или представители шоу-бизнеса, то интерес прессы к таким делам увеличивается втройне: здесь уже пахнет сенсацией или ее можно “соорудить”.     Необходимо отметить, что во многих публикациях на вечнозеленую тему — “преступление и наказание” — собственно судебной тематике была посвящена лишь незначительная часть текста. Описание судебного процесса здесь выступало финальной частью материала, а его предыдущие разделы раскрывали “фабулу дела” — процесс совершения преступления, поиск и поимку преступника, другие этапы расследования. Такое построение было наиболее характерно для публикаций, выполненных в жанре судебного очерка или репортажа. Свою сюжетную и композиционную специфику имели и материалы, основанные на описании гражданских дел.     Анализу судебных дел и процессов были посвящены два специальных раздела исследования. При этом исследователи, чтобы не увеличивать классификатор до бесконечности, пошли на некоторые упрощения схемы анализа. Так, например, если в публикации описывалось несколько судебных дел, то кодировалось лишь одно из них, наиболее полно представленное.     В изученных материалах прессы уголовные и гражданские дела были представлены практически в равной пропорции: соответственно, 51 % и 49 % случаев. Административным делам были посвящены лишь две или три публикации.     Среди уголовных дел, как следует из таблицы, лидировали преступления против личности (38 %) и против собственности (33 %). Если использовать криминологическую типологию, то в первой указанной группе в основном встречались “насильственные преступления” — убийства, изнасилования, нанесение телесных повреждений и др., а во второй - “корыстные” - кражи, мошенничества и “корыстно-насильственные” — грабежи, разбои и др.

Таблица 10

Распределение публикаций по упоминаемым в них типам уголовных дел

Преступления против жизни, здоровья и неприкосновенности личности 96 (38 %)Преступления против собственности и в сфере экономической деятельности 83 (33 %)

Преступления против общественной безопасности и общественного порядка 21 (8 %)

Преступления против основ конституционного строя, безопасности государства, правосудия и порядка управления 35 (14 %)

Преступления против военной службы 1Нет сведений или неясно 16 (6 %)Всего 252 (100 %)

Таблица 11

Распределение публикаций по упоминаемым в них типам гражданских дел

Дела, связанные с финансовыми и налоговыми отношениями 21 (8 %)Дела, связанные с брачно-семейными отношениями 2Жилищные споры 10 (4 %)Трудовые споры 27 (10 %)Дела, связанные с созданием, деятельностью и прекращением деятельности юридических лиц; дела о банкротстве 22 (8 %)

Дела, связанные с защитой чести, достоинства, деловой репутации, неприкосновенностью частной жизни и возмещением морального вреда; дела, связанные с защитой авторских и смежных прав

70 (27 %)

Споры, вытекающие из выполнения работ и оказания услуг 2Споры о праве собственности, праве хозяйственного владения и оперативного управления. Аренда. Наследование. Земельные отношения 12 (5 %)

Споры, связанные с торговыми отношениями (купля-продажа); дела о защите прав потребителя 5 (2 %)

Дела, возникающие вследствие причинения вреда органами государственной власти, гражданами, юридическими лицами. Страхование 16 (6 %)

Споры, связанные с приватизацией государственных и муниципальных предприятий. Аукционы и конкурсы 3

Обжалование административных актов 52 (20 %)Нет сведений или неясно 22 (8 %)Всего 264 (100 %)

     Среди различных категорий гражданских дел в материалах СМ И наиболее часто встречались дела, связанные с защитой чести, достоинства и деловой репутации (27 %), а также по обжалованию различных административных актов (20 %). Другие категории дел фигурировали в них существенно реже (см. подробнее таблицу 11).     Анализ публикаций по упоминаемым в них стадиям судебного процесса показал, что в трех четвертях случаев упоминалась первая судебная инстанция, в 12 % случаев — кассационная инстанция (для арбитражного суда — кассационная и апелляционная

инстанции в совокупности). До надзорной инстанции — Верховного или Высшего арбитражного судов — речь доходила лишь в 3 % случаев (см. таблицу 12).

Таблица 12

Распределение публикаций по упоминаемым стадиям судебного процесса

  ЕА УП ВсегоСудебный контроль за предварительным следствием 25 3 28 (3 %)

Первая судебная инстанция 436 197 617 (75 %)Кассационная (и апелляционная – для арбитражного суда) инстанция 85 19 104 (12 %)

Надзорная инстанция (и возобновление дела по вновь открывшимся обстоятельствам) 18 5 23 (3 %)

Исполнительное производство по делу 38 22 60 (7  %)Всего 602 246 848 (100 %)

     Авторы материалов, посвященных судебным процессам, очень редко (лишь в 8 % случаев) упоминали состав суда, рассматривавшего то или иное дело. Обычно здесь использовались формулировки типа “суд рассмотрел дело”, “суд вынес приговор” и лишь в исключительных случаях уточнялось: “суд в составе...”. Распределение публикаций по указанному в них составу суда представлено в таблице 13.

Таблица 13

Состав суда, упоминаемый в публикациях

  ЕА УП ВсегоЕдиноличный судья 37 3 40 (61 %)Суд с участием народных заседателей 5 0 5 (8 %)Суд присяжных 7 5 12 (18 %)Коллегия профессиональных судей 4 5 9 (14 %)Всего 53 13 66 (100 %)

     Фактическое содержание публикаций о судебных процессах. О чем же конкретно пишут авторы в материалах, посвященных судебным делам? Распределение содержания этих газетных текстов представлено в таблице 14.

Таблица 14

Распределение содержания публикаций, посвященных конкретным судебным делам

Описание фабулы дела 397 (72 %)Тексты или фрагменты выступлений сторон или их представителей 44 (8 %)Тексты или фрагменты свидетельских показаний, объяснений участников 44 (8 %)

дела и очевидцевМатериалы судебных экспертиз 22 (5 %)Документы или их фрагменты, имеющиеся в материалах судебного дела 222 (43 %)Фрагменты, выдержки из законов, иных нормативных актов, связанных с судебным делом 46 (9 %)

Юридический анализ и оценку обстоятельств и материалов дела и судебных решений 53 (10 %)

Всего 830 (100 %)

     Наиболее часто публикаторы останавливались на описании фабулы дела — состава преступления, способов его подготовки и совершения, действиях преступника по сокрытию следов и т.д. (в 72 % публикаций). С точки зрения журналистов этот материал обычно является наиболее выигрышным, привлекающим внимание аудитории. В некоторых случаях описание фабулы дела сопровождалось ссылками на использованные источники информации, которыми, как правило, являлись материалы следствия (по уголовным делам) или судебного дела (в гражданских процессах), но обычно авторы не утруждали себя такими мелочами. Да и зачем это делать: ведь у неискушенного читателя может возникнуть впечатление, что доблестный журналист самостоятельно провел расследование.     В 43 % публикаций приводились фрагменты материалов судебного дела: протоколов следственных действий, показаний свидетелей, потерпевших, очевидцев, допросов обвиняемых и других документов. Особенно часто цитировались обвинительные заключения (по уголовным делам) и приговоры (решения) суда.     Лишь в 9 % публикаций эти материалы подкреплялись ссылками на законы, иные нормативные акты, связанные с судебным делом. При этом достаточно пространные выдержки из законов встречались в единичных случаях. Как правило, публикаторы ограничивались указанием статей Уголовного кодекса, фигурирующих в обвинительном заключении или приговоре суда. (При этом авторы безбожно путали статьи старого и нового Уголовных кодексов, поскольку последний как раз вступил в действие с января 1997 года, и к нему еще не привыкли не только журналисты, но и профессиональные юристы.) Аналогичным образом указывались статьи Гражданского, Семейного кодексов, Кодекса законов о труде и других нормативных актов, использованных в гражданских делах.     Чуть чаще (в 10 % публикаций) приводились юридический анализ и оценка материалов дела и судебных решений. Глубина этого анализа сильно варьировалась: от обстоятельного разбора с привлечением обширного законодательного материала, полемики с оппонентами, построения прогноза возможных правовых последствий принятого решения до кратких констатации типа “по делу было принято прецедентное решение” как, например, в статье “Чужая земля — это чья?” (“Российская газета” от 12 мая. В этой публикации рассказывается о том, как впервые в России в судебном порядке был разрешен территориальный спор между муниципальными образованиями — городом и районом в Пермской области).     Более подробный правовой комментарий судебных дел и решений на страницах прессы давали, как правило, адвокаты и прокуроры, участвовавшие в процессе (естественно, каждый со своей “колокольни”). Однако в целом таких публикаций было немного.     Только в 8 % публикаций слово предоставлялось участникам судебных процессов и их представителям. Такое же количество случаев было зафиксировано и по цитированию свидетельских показаний. Как уже отмечалось выше, наибольший интерес журналисты испытывали к выступлениям на судебных процессах известных общественных фигур, будь то пламенная речь истицы А. Пугачевой во время ее судебного поединка с О.

Кушанашвили (“Последний поцелуй обвиняемого Кушанашвили” — “Коммерсантъ-Daily” от 10 июня и другие материалы) или показания первого вице-премьера правительства России Б. Немцова, вызванного в суд свидетелем по делу нижегородского бизнесмена А. Климентьева.     Вот как описывают его появление в зале суда “Ведомости Нижегородской губернии” (статья “Экс-губернатор пошел в гору. А его экс-друг по идет в тюрьму” в 12 номере еженедельника): “...А судья так и вовсе растерялся, когда Немцов вошел в зал. В нарушение Уголовно-процессуального кодекса он не спросил у свидетеля ни фамилии, ни имени, ни отчества, не поинтересовался, работает ли свидетель. Зато произнес: “ Долгожданный вы наш”.     Реже всего (лишь в 5 % изученных публикаций СМИ) приводились выдержки из материалов судебных экспертиз. Но порой при чтении этих текстов возникало желание, чтобы журналисты вообще не обращались к данным материалам — не позорились. Чего стоит один лишь такой пассаж: “На суде выяснилось, что подсудимый в течение нескольких лет страдает шизофренией, причем в одной из самых буйных ее форм — дебилизмом” (“Маньяк насиловал женщин исключительно парами” — “Московский комсомолец” от 24 января). Большей глупости (с точки зрения судебной психиатрии) и при желании придумать сложно!     Если же говорить серьезно, то проведенный статистический анализ продемонстрировал фактологическую бедность публикаций, посвященных судебным процессам, отсутствие в них правовой оценки и комментария. Многие материалы ограничивались лишь сжатым изложением фабулы дела да “скупой строкой приговора”.     Эта фактологическая скудность сопровождалась (но никак не компенсировалась) многочисленными авторскими комментариями и “лирическими отступлениями”, гневно-обличительными или морализа-торскими сентенциями, обобщениями, литературными реминисценциями и т.д., а также описаниями различных курьезов, забавных или трагических случаев, произошедших во время судебных заседаний.     О том говорят сами заголовки газетных статей: “Осужденный милиционер сбежал из зала суда” (“Известия” от 20 марта), “Смерть в суде” (“Смена” от 16 апреля), “Ветеринара привлекли за чрезмерную половую возбудимость кошки” (“Московский комсомолец” от 22 марта) и др.     Интересно было также выяснить, на чью сторону склонялись симпатии публикаторов при описании судебных процессов, кого они поддерживали, формируя таким образом соответствующее общественное мнение. Позиции авторов публикаций по этому вопросу фиксировались на основе специального пункта классификатора.     В подавляющем большинстве изученных материалов СМИ (68 %) авторы занимали нейтральную позицию, никого не поддерживали, по крайней мере открыто. В ряде случаев истинную позицию журналиста или редакции СМИ можно было выяснить по тому, кого они просили прокомментировать судебный процесс в целом, состоявшееся заседание суда или вынесенное решение: представителя истца или ответчика, прокурора или адвоката.     Вот типичный пример такой публикации: в “Российской газете” от 2 апреля рассказывается о судебном процессе над “зимбабвийским шпионом” В. Гурджиянцом (“И под пальмами найдут шпиона”). Внешне эта публикация совершенно нейтральна, ее автор С. Горлен-ко никак не высказывает собственных пристрастий. Однако в конце материала дается следующий текст: “Мы обратились к адвокату осужденного Дмитрию Штейнбергу с просьбой высказать свою точку зрения”. И далее именитый адвокат, защищая своего подопечного, “камня на камне” не оставил от решения суда, приговорившего горе-шпиона к восьми годам лишения свободы.     В открытой форме авторы публикаций наиболее часто поддерживали истцов (13 % материалов) и ответчиков (7 %) по гражданским делам. Это происходило скорее всего потому, что во многих случаях сами авторы и являлись истцами или ответчиками, а их

материалы — письмами, опубликованными в газетах.     Подсудимые и потерпевшие значительно реже использовали такую форму влияния на общественное мнение, вероятно потому, что просто, как правило, не имели физической возможности предаваться эпистолярному жанру. В целом же в уголовных делах публикаторы наиболее часто склонялись на сторону потерпевших (в 8 % материалов), особенно по делам о насильственных преступлениях (убийствах, изнасилованиях, нанесении побоев и др.), совершенных с особой жестокостью. Сочувствие обвиняемым высказывалось крайне редко (лишь в 3 % материалов) и обычно примерно в следующей форме: “Вот, имярек пострадал из-за собственной глупости (жадности, безалаберности и т.д.)”. Иногда авторы возмущались слишком суровым приговором суда, не соответствующим тяжести содеянного. Однако судебные решения и их оценки на страницах прессы следует рассмотреть значительно подробнее.     Судебные решения и их оценки в публикациях СМИ. Судебные решения (приговоры) фигурировали в 344 публикациях - ЕА (66 % от общего числа материалов, посвященных судебным процессам). Распределение оценок публикаторами судебных решений представлено в таблице 15.

Таблица 15

Распределение оценок публикаторами судебных решений

Согласие, поддержка 44 (11 %)Несогласие, неодобрение, критика 52 (13 %)Нет оценок 292 (73 %)“Взвешенные” оценки (включают элементы и поддержки, и критики) 13 (3 %)Всего 401 (100 %)

      В подавляющем большинстве публикаций (73 %) судебные решения никак не оценивались. Подобный безоценочный подход со стороны журналистов по отношению к судебным органам и работникам вообще был характерен для всей совокупности изученных материалов: напомним, что ровный, эмоционально нейтральный тон был зафиксирован в 83 % материалов.     Позитивные и негативные оценки судебных решений разделились почти поровну: соответственно, 11 и 13 % публикаций. В первом случае авторы выражали поддержку и одобрение вынесенным решениям, соглашались с ними, во втором - критиковали, выражали протест и т.д. Наконец, в 3 % случаев публикаторы давали так называемые “взвешенные” оценки, включающие как элементы одобрения, так и критики (по типу: “С одной стороны..., но с другой...”).     Оценочные суждения, высказанные на страницах СМИ по поводу судебных решений, в той или иной форме аргументировались в 55 % случаев. Критические замечания были обоснованы чаще других оценок -в 84 % случаев. При этом авторы иногда высказывали целый ряд аргументов различного рода в защиту своей позиции. Распределение этих аргументов (по различным типам) при критике судебных решений приводится в таблице 16.

Таблица 16

Характер аргументов публикаторов при критике судебных решений

Неправильное применение закона или невыполнение его требований 11 (26 %)

Недостаточно исследованы все обстоятельства дела 11 (26 %)Наказание несоразмерно деянию 5 (12 %)Отсутствует учет особенностей личности подсудимого, потерпевшего, истца или ответчика 4 (9 %)

Несоразмерно завышен или занижен размер материального взыскания или компенсации морального вреда 3 (7 %)

На судебном решении отразилось давление общественного мнения, влияние отдельных заинтересованных лиц или групп 10 (23 %)

Судебное решение противоречит моральным нормам, хотя формально оно правильно 6 (14 %)

Аргументы апеллируют к эмоциям читателей 32 (74 %)Иное 12 (28 %)Всего 94 (100 %)

     Как видно из таблицы, всего было высказано 94 аргумента различного характера в 43 публикациях (именно последнее число принималось за 100 % при подсчете данных). Наиболее часто рациональные аргументы публикаторов сводились к тому, что либо при вынесении решения (приговора) не были полностью исследованы все обстоятельства судебного дела (26 % публикаций), либо это решение противоречило закону или было принято с нарушениями процессуального законодательства (также 26 % публикаций).     Выше мы уже отмечали, что в ряде изученных публикаций прессы судебные органы критиковали за их зависимость от других ветвей государственной власти, политических структур. Аналогичным образом и при негативной оценке судебных решений публикаторы в нескольких случаях отмечали, что на этих решениях отразилось давление отдельных (обычно высокопоставленных) лиц или общественных групп, поскольку судьи поддались оказанному на них нажиму (23 % публикаций).     Рациональные аргументы других типов (например, утверждения, что назначенное наказание несоразмерно тяжести содеянного) встречались реже, лишь в трех-пяти случаях.     Помимо обращений к логике, рассудку читателей, публикаторы использовали и другой, не менее эффективный прием — апелляции к их чувствам. Аргументы эмоционального плана на страницах СМИ обычно соседствовали с рациональными доводами, дополняя их, и в целом встречались наиболее часто — в 74 % публикаций, в которых была зафиксирована критика судебных решений.     Обычно аргументы такого рода были как бы “растворены” в тексте публикаций, они проявлялись в общем эмоциональном фоне, тональности статей, формируя у читателей внутреннее неприятие, отторжение судебного решения, вызывая негативные эмоции и переживания. Подчас обращение к чувствам аудитории выражалось в “концентрированной” форме прямого сарказма, глумления, издевательства над неправедным (с точки зрения публикаторов) приговором.     Вот типичный пример. В статье “Нападение на инкассаторов не является преступлением?” (чего стоит один заголовок!) резко критиковался оправдательный приговор бандитам, ограбившим машину с инкассаторами. Вынесенный судом присяжных в Московской области, он позже был обжалован в Верховный Суд России. “Следствие продолжалось два года. Собранные материалы обвинения не оставляли защите никаких шансов. Однако случилось необъяснимое — все подследственные оказались на свободе ... “за отсутствием состава преступления”... Ну, не нападали они на инкассаторов. “Как же так?” — спросите вы. А сумка с деньгами, а маски, результаты экспертиз, все эти пистолеты-пулеметы? О них в приговоре суда почему-то ни слова.

Наоборот. Фемида постановила возвратить личные деньги и вещи. Спасибо, что только их... А дабы у следствия не возникало дурного желания добиться правосудия, суд постановил уничтожить некоторые вещественные доказательства... Возмущенные приговором милиционеры заявили корреспонденту “МП”, что они уже не знают, какие в природе существуют доказательства для обвинительного приговора в подобной ситуации...” (“Московская правда” от 18 января).     Критика судебных решений в публикациях СМИ часто соседствовала и тесно переплеталась с критикой самих судей, их действий на судебных заседаниях. Поэтому рассмотрев основные проблемы, связанные с освещением в масс-медиа судебных дел и процессов, перейдем к изучению собирательного “портрета” судьи по материалам газетных публикаций.

А судьи кто... они?Портрет судьи в газетном интерьере

     Как бы жестко ни была регламентирована процессуальным законодательством деятельность судебных работников, как бы ни была институционализирована и формализована вся судебная машина, но в судах тоже работают люди и именно они выносят решения, определяющие судьбы людей. Что это за люди? Какими они предстают перед читателями? Этой очень важной проблеме был посвящен специальный раздел нашего исследования.     При построении программы исследования была произведена попытка построить очень подробный классификатор, с помощью которого можно было бы зафиксировать различные детали, элементы манеры поведения судей на процессе и вне его, выявить отдельные личностные особенности и свойства, черты характера, интересы, увлечения, хобби, семейное положение судей и другие характеристики, необходимые для того, чтобы итоговый “портрет” был ярким, живым и многогранным.     Однако в дальнейшем от этой идеи пришлось отказаться просто потому, что газетные публикации почти не содержали таких сведений, так что и кодировать оказалось нечего. В результате “портрет” получился значительно более бледным и фрагментарным, чем это изначально предполагалось. Статистических данных оказалось крайне недостаточно, и пришлось в основном ограничиться анализом отдельных случаев.     В изученных публикациях СМИ специально фиксировались все упоминания персональных представителей судебных органов. Оказалось, что чаще всего в них фигурировали “рядовые” судьи (246 случаев - 68 %), значительно реже — председатели и заместители председателей судов различных ветвей и уровней судебной власти (84 случая - 23 %). Наиболее редко в материалах газет указывались судебные исполнители, консультанты, секретари и иные судебные работники (33 случая — 9 %). Таким образом, различные работники суда в целом упоминались довольно часто — 363 раза в 314 публикациях (47 % от общего числа единиц анализа).     Однако непосредственно деятельности судьи, выходящей за рамки ведения конкретного судебного процесса, было посвящено лишь 26 материалов (4 % от количества ЕА). Из них только в шести газетных текстах затрагивалась внеслужебная сфера жизнедеятельности судей, в какой-то мере раскрывались хобби, интересы, формы проведения досуга героев публикаций. В основном же судьи упоминались в связи с процессами, на которых они председательствовали и по которым выносили решения.     Что касается общих социально-демографических сведений, то даже такая, казалось бы, обязательная и неотъемлемая характеристика человека, как его имя и фамилия, фигурировала по отношению к упоминаемым в материалах СМИ судьям далеко не всегда (около 65 % случаев). Полностью же судей именовали лишь в 28 материалах.     Пол судьи указывался чуть чаще (215 публикаций), однако нередко его приходилось “вычислять” по использованным глагольным формам (“судья решила...”). 60 % судей,

персонифицированных в материалах газет, являлись мужчинами, остальные, соответственно, женщинами.     Возраст судей указывался только в 12 публикациях, а стаж судебной работы лишь в 9. Обычно эти сведения, а также различные положительные характеристики судей либо сообщались в хвалебно-поздравительных материалах региональной прессы, подготовленных к юбилею заслуженного судьи или уважаемого председателя суда (например, “Побольше бы таких судей!” - “Коммуна” от 17 мая), либо предваряли интервью с судьями.     В окончательном варианте классификатора в общей форме фиксировались упоминавшиеся в газетных текстах положительные и отрицательные особенности манеры поведения судей, одобряемые и порицаемые черты характера. За что же ругают и за что хвалят судей?     Позитивные личностные качества судей указывались в 7 материалах газет. Публикаторы отмечали такие свойства, как принципиальность, справедливость, независимость в принятии решений, способность противостоять давлению, внимательность, доброжелательность к людям и др. Вот, например, районный судья С. Зуева, отстаивая свою точку зрения, дважды не согласилась с мнением вышестоящей инстанции. И в конце концов доказала свою правоту: ее решение вступило в силу. В статье “Районный суд не покорился областному” отмечается ее независимость: “Для судебной практики такой случай редкий, когда районный суд принципиально и последовательно отстоял свою точку зрения перед областным судом” (“Честное слово” от 20 марта).     В 9 публикациях авторы называли некоторые социально одобряемые особенности поведения судей. В основном они относились к умению вести процесс, поддерживать порядок на судебных заседаниях, проявлять уважение к участникам, не выходя за рамки процессуальных норм. Вот “...председатель Октябрьского районного суда Ю. А. Фоминцев предельно ясно, четко задает вопросы подсудимому... Мне казалось, для того чтобы так виртуозно владеть ситуацией, нужны десятилетия работы судьей. Понравилось даже то (вот парадокс!), что он выставил из зала суда женщину, кричавшую что-то с места (как на базаре)...” (Е. Анисимова: “Судиться — не стыдно” — “Красноярская газета” от 4 января, сохранена пунктуация источника).     Критические высказывания в адрес судей на страницах СМИ встречались чаще, чем похвала. Обычно они были связаны с негативной оценкой вынесенного решения или с недовольством действиями судьи на процессе, но не только с этим.     Так, в ряде случаев публикаторы отмечали нежелание судей принимать иски по гражданским делам или указывали на их действия, вольно или невольно приводившие к затягиванию судебного процесса. Часто критические стрелы журналистов “жалили” таких судей довольно болезненно. Вот, например, председатель Воронежского областного арбитражного суда В. С. Анохин возвращает иск истцу, поскольку считает, что “споры между администрациями арбитражному суду не подведомственны” (“Страсти по Центрторгу” — “Инфа” от 14 мая). Истец не успокаивается и обращается в Высший арбитражный суд. Заместитель председателя этого суда В. В. Витрянский по формулировке журналиста “...вежливо объяснил коллеге Анохину, что не тварь он дрожащая и судить администрацию может...”     В трех публикациях назывались многочисленные недостатки в работе судьи районного суда Санкт-Петербурга Е. Яковлевой, лишенной своих полномочий Городской квалификационной коллегией судей именно за эти нарушения: безобразное оформление приговоров, отсутствие в ряде дел протоколов судебных заседаний и др. (см., например, “Судью отстранили от работы” — “Смена” от 17 апреля). А судью В. Реммера, проводившего процесс Д. Якубовского, “Московский комсомолец” обвинил в антисемитизме (“Был бы Якубовский, а статья найдется” в номере от 18 января). Это достаточно серьезное обвинение обосновывалось выдержками из приговора, вынесенного

Рем-мером Якубовскому. В некоторых материалах высказывались также предположения о продажности, коррумпированности отдельных судей (например, “Солнцевская мафия купила следователей и судей” - “Коммерсантъ-Daily” от 18 апреля).     Все же основная критика судей в СМИ связывалась с их поведением на судебных заседаниях, с действиями, противоречащими процессуальным нормам закона и общественным требованиям. Такого рода претензии фиксировались в исследовании с помощью специального пункта классификатора. Распределение полученных оценок представлено в таблице 17.

Таблица 17

Распределение критических оценок судей, их поведения и действий на процессах

Явная профессиональная некомпетентность, плохое знание законодательства 11 (19 %)

Тенденциозность, необъективность, предвзятость, неравное отношение к сторонам 13 (23 %)

Поверхностный подход, нежелание вникать в существо дела 6 (11 %)Преждевременная оценка всех материалов дела, поспешность в принятии решений 3 (5 %)

Плохие организаторские способности, неумение поддерживать порядок в ходе судебного разбирательства, своевременно пресекать нарушения 2 (4 %)

Грубость, хамство, низкая культура поведения 7 (12 %)Иные претензии 15 (26 %)Всего 57 (100 %)

     Всего было зафиксировано 57 таких претензий. В основном они сводились к мнениям либо о профессиональной некомпетентности судьи, в результате которой были допущены грубые ошибки (11 случаев), либо о тенденциозности, предвзятости его позиции, неравном отношении к сторонам (например, тот же случай с В. Реммером и Д. Якубовским) — 13 случаев. Несколько реже публикаторы отмечали грубость судьи, хамское отношение к участникам процесса и (или) аудитории (7 случаев).     Особенно возмущали журналистов ситуации, когда вопреки требованиям закона им запрещали вести записи, аудио- и видеосъемку процесса или просто изгоняли из зала суда. Так, “Московский комсомолец” на своих страницах объявил настоящую “войну” Хорошевскому межмуниципальному суду г. Москвы (публикации “Хорошевский суд не хочет по хорошему” от 28 февраля, “Живой труп” от 4 апреля и другие, не вошедшие в анализируемую выборку). Основная причина резкой критики — журналистов регулярно выставляли за дверь, запрещали присутствовать на заседаниях.     Немало критических стрел было выпущено и в адрес судьи Нижегородского областного суда В. Содомовского, председательствовавшего на уже упоминавшемся нами ранее процессе А. Климентьева. Подсудимый вел себя столь буйно и развязно, что судье стоило очень больших трудов поддерживать порядок на заседаниях, и ему далеко не всегда удавалось сдерживать себя: “Судья Содомовский каждые пять минут взрывается яростной тирадой в адрес Климентьева: “Прекратите здесь процесс нарушать! Кривляется, понимаешь, как некий развлекатель!” (“В “шоу века” появились новые персонажи” — “Ведомости Нижегородской губернии” от 8 февраля и другие материалы).     Критические замечания других типов (например, преждевременная оценка всех материалов дела, поспешность в принятии решений), направленные в адрес судей,

встречались в газетных текстах лишь в единичных случаях.     Высказанные судьям претензии рационально аргументировались в 22 материалах, аргументы эмоционального характера выдвигались в 12 публикациях. Наиболее убедительно критика звучала в случаях, когда публикаторы проводили обстоятельный правовой анализ принятых решений, вынесенных решений.     Собирательный “портрет” судьи, составленный по материалам проанализированных изданий, был бы неполным, если бы мы ничего не сказали о правонарушениях, совершенных судьями. Вот, заместитель председателя Хабаровского краевого суда Л. Матвеев в пьяном виде нарушил правила дорожного движения. В автокатастрофе пострадал другой водитель, и судья (уже бывший) сам осужден (“Заместитель председателя суда покалечил предпринимателя” — “Коммерсантъ-Daily” от 6 мая). А председатель городского суда Ханты-Мансийска В. Бурый в трезвом виде затеял в городском парке перестрелку с заместителем начальника отделения уголовного розыска города. В результате был убит случайный прохожий. И опять суд над судьей. (“Русский казус” — “Известия” от 18 апреля). О других, не столь криминальных сюжетах (например, история с Е. Яковлевой) мы уже упоминали.     Наибольший интерес журналистов вызвало “дело” старейшего судьи Санкт-Петербурга Ф. Холодова, обвиненного в покушении на получение взятки от “героя” целого ряда судебных процессов Д. Якубовского. Об этом деле писали многие газеты: и петербургские и центральные, последовательно отслеживая все повороты развивающегося сюжета. В поле нашего исследования попало 9 материалов по “делу Ф. Холодова” из таких изданий, как “Смена”, “Известия”, “Коммерсантъ-Daily” и других.     Судьи, по материалам прессы, не только сами нарушали закон, но и становились жертвами преступлений. Правда, таких публикаций было очень мало. В двух авторы возвращались к совершенному в 1996 году убийству московской судьи О. Лаврентьевой. Состоявшийся суд установил, что преступник, приговоренный ранее своей жертвой к штрафу “за торговлю с рук в неустановленных местах”, являлся психически больным человеком (Публикации “Экспертиза установила, кто убил судью Лаврентьеву” и “Убийца направлен на принудительное лечение” в “Известиях” от 16 января и 4 марта). Еще в одном материале шла речь о таинственном исчезновении воронежского судьи Г. Вострикова, пропавшего без вести после поездки на рыбалку (“Дело судьи Вострикова закрыли. Сомнения остались” — “Российская газета” от 2 апреля).     И в заключение этого небольшого обзора еще об одном любопытном материале, попавшем в поле нашего зрения и подтверждающем высказанный тезис о том, что судьям “не чуждо ничто человеческое”. В публикации “Суд баснями не кормят...” (“Честное слово” от 3 апреля) рассказывается об уникальном гражданском процессе, происходившем в Новосибирске. В нем двое судей областного арбитражного суда Л. Чалых и Л. Маркина отстаивали свою честь и достоинство, попранные, по их мнению, председателем суда Е. Полежаевой. Они требовали и в конце концов добились решения об опровержении порочащих их сведений, которые содержались в приказе председателя суда. “Как правило, нечасто подчиненные обращаются с исками к своим начальникам. Этот же иск двух судей к своему прямому руководителю — единственный прецедент в правоприменительной практике”, — пишет автор статьи Г. Сидоров.     Подведем итоги. В целом по полученным данным оказалось очень трудно достоверно составить даже элементарный “социально-демографический портрет” судьи, не говоря уже о более сложных психологических характеристиках. Так что итоговый образ получился весьма бледным и нечетким.     Обычно все яркие краски, эмоциональные образы уходили у журналистов на подсудимого и потерпевшего, несколько реже — на адвоката и прокурора, судье же, как правило, не оставалось почти ничего. В результате в подавляющем большинстве изученных публикаций судья, огражденный от “прочих смертных” своим особым статусом и высоким положением, чаще всего выступал не как живой человек, личность,

обладающая определенными, присущими ей чертами и свойствами, а лишь в качестве исполнителя социальной роли, присущей ему функции.     Ярких, запоминающихся материалов о судьях, разрушающих этот стереотип, было весьма немного. Мы их привели выше. Они были нетипичны и являлись скорее исключениями из общего правила, поскольку в них обычно был изображен облик судьи, попавшего в необычную, экстремальную ситуацию, например, на скамью подсудимых.     Общий вывод, который можно сделать по результатам анализа обобщенного “образа судьи” в прессе, заключается в том, что с помощью журналистов происходит “деперсонализация” судей в глазах читателей, аудитории СМИ. В публикациях обычно отмечается только лишь ролевая функция судьи, что вряд ли может способствовать росту авторитета судебной власти. Нежелание или неумение большинства судей конструктивно взаимодействовать с масс-медиа, отмеченное нами ранее, лишь способствует дальнейшему распространению и укреплению этого стереотипа.

“Дела СМИ”

     В последние годы журналисты и редакции СМИ все чаще втягиваются в судебные разбирательства. При этом поданным мониторинга Фондом защиты гласности, сами журналисты весьма неохотно обращаются в суд, редко отстаивают свои права в судебном порядке.     Значительно чаще редакции СМИ и авторы публикаций выступают “защищающейся” стороной — ответчиками по гражданским делам или даже обвиняемыми по уголовным. Наиболее интенсивно растет число гражданских процессов “о защите чести, достоинства и деловой репутации”. Многочисленные “персонажи” газетных статей, теле- и радиопередач требуют в судебном порядке опровергнуть порочащие их сведения, а также стремятся получить немалую компенсацию морального вреда.     Так, по словам председателя Верховного суда России В. Лебедева, лишь за половину 1996 года в судах России было принято к производству свыше тысячи ста таких дел (“Суды против журналистов” — “Российская газета” от 6 марта). В 1997 году число их продолжало расти. “Чемпионом” по количеству исков к СМИ является, скорее всего, мэр Владивостока В. И. Черепков. Он подал их несколько десятков на общую сумму в два миллиарда рублей, в том числе около сорока исков к одной лишь газете “Владивосток” (“За державу обидно” — “Труд” от 30 апреля).     Естественно, что ход судебных процессов против СМИ в какой-то мере отражается на страницах различных изданий. Как именно отражается - этот вопрос входил в число важнейших среди поставленных в настоящем исследовании. Поэтому “дела СМИ” в материалах газет являлись отдельной самостоятельной темой данной работы.     У этой проблемы есть еще один очень интересный ракурс. Анализ публикаций по “делам СМИ” позволяет оценить степень сформированности в среде журналистов “корпоративного духа”, групповой солидарности, единодушия в защите “попавшего в беду” коллеги.     Фонд защиты гласности неоднократно обращался к этой проблеме. Так, в 1994 году проводилось специальное исследование, в котором изучались мнения известных редакторов и журналистов как центральных, так и региональных СМИ по данным вопросам. Большинство принявших в нем участие респондентов сочли, что журналистский корпус в России в настоящее время весьма неоднороден, скорее даже раздроблен, а “корпоративная солидарность” находится лишь в начальной стадии формирования*.     Анализу групповой сплоченности журналистов в ситуации, когда один из “собратьев по перу” подвергался уголовному преследованию, было также посвящено и другое исследование Фонда, проведенное автором настоящей работы. В нем изучалась представленность на страницах прессы хода и результатов судебного процесса “П. Грачев

— В. Поэгли”, наделавшего в свое время много шума в журналистских (и не только) кругах. Тогда впервые была предпринята попытка использовать метод контент-анализа применительно к отражению в прессе судебно-правовой тематики, первоначально на материале лишь одного процесса, своеобразного “key-study”.     Результаты этого исследования показали, что экзамена на “корпоративную солидарность” не выдержали многие издания, для них оказались важнее иные ценности, например, ведомственная принадлежность. “Инстинкт самосохранения” и интерес к этому уголовному процессу в журналистском сообществе проснулся очень поздно, лишь после вынесения приговора В. Поэгли, когда многие аналитики увидели в нем, в его возможных последствиях угрозу свободе слова в России, поняли, что сегодня “колокол звонит” по В. Поэгли, а завтра может настать их очередь**.     С тех пор прошло два года. Изменилось ли что-нибудь в профессиональном сознании “пишущей братии”?     Всего в исследовании было получено 57 сообщений прессы по “делам СМИ”: 48 единиц анализа и 9 кратких упоминаний (лишь 4,3 % от общего числа изученных публикаций). 42 из них (74 %) были опубликованы в центральных изданиях, остальные — в региональных (в основном, петербургских). Больше всего материалов было зафиксировано в “Коммерсантъ-Daily” - 18 (32 %), а ряд газет вообще не обращался к этой теме.     Авторами этих публикаций были либо профессиональные журналисты (28 материалов), либо в коротких заметках авторство не указывалось, а обычно давались ссылки на использованные источники информации —другие СМИ (20 материалов). Напомним, что данный показатель подсчитывался лишь по содержательным публикациям, посвященным судебной тематике (единицам анализа).     В 51 публикации (89 %) журналисты и СМИ выступали “защищающейся” стороной: ответчиками по гражданским искам и обвиняемыми по уголовным делам. Кроме того, было зафиксировано одно административное дело, в котором журналисту А. Подрабинеку “инкриминировалось неповиновение сотрудникам милиции при исполнении ими служебных обязанностей” (“Милиция осадила девичий приют” — “Коммерсанта- Daily” от 12 февраля).     Истцами в гражданских процессах представители масс-медиа выступали лишь в трех публикациях. Все эти материалы были посвящены известной истории с лишением журналистов ОРТ аккредитации в Государственной думе. Уважаемые “...депутаты обиделись на парламентского репортера ОРТ Павла Рязанцева, который в одном из февральских выпусков программы “Время” подробно рассказал о прениях по законопроекту “Об ограничении оборота продукции, услуг и зрелищных мероприятий сексуального характера”, выдвинутый председателем думского комитета по культуре Станиславом Говорухиным” (“Возвращение ОРТ в Думу откладывается” — “Коммерсантъ-Daily” от 20 марта). В публикациях рассказывалось, как этот конфликт был разрешен в Верховном Суде России.     Тот же “Коммерсантъ-Daily” информировал читателей о ходе уголовного процесса по делу об убийстве журналистки Натальи Алякиной, погибшей в мае 1995 года (“Процесс по делу о гибели журналистки” в номере от 30 мая). Наконец, еще в одном сообщении прессы речь шла о трудовом споре между Свердловской государственной телерадиокомпанией и ее бывшим руководителем В. Костоусовым, оспаривавшем в суде решение о своем увольнении (“За кулисами конфликта” — “Новая городская газета” от 22 мая).     Таким образом, полученные данные свидетельствуют о том, что журналистам в основном приходилось защищаться от обвинений, выдвинутых по отношению к ним. Какие это были обвинения?     Все три зафиксированные нами публикации по уголовному преследованию журналистов были посвящены счастливому (для осужденного) завершению “дела

Поэгли”: в марте 1997 года Президиум Московского городского суда отменил приговор заместителю главного редактора “Московского комсомольца”, и это дело наконец было окончательно закрыто (“Поэгли не оскорблял Грачева” — “Коммерсантъ-Daily” от 28 марта и другие материалы).     Почти во всех материалах газет, посвященных описанию гражданских процессов с участием СМИ и журналистов, речь шла “о защите чести, достоинства и деловой репутации” лиц, фигурировавших в сообщениях масс-медиа (более 95 %). Состав истцов, жаждавших опровергнуть порочащие их сведения, был весьма впечатляющим. Условно их можно разделить на три группы.     В первую, самую большую, вошли известные (и не очень) политики, государственные и общественные деятели: председатель Государственной думы Г. Селезнев и ее депутаты В. Илюхин, С. Бабурин, Г. Старовойтова, В. Цой и другие, мэр Москвы Ю. Лужков и мэр Владивостока В. Черепков, экс-мэр Санкт-Петербурга А. Собчак (по числу поданных исков к СМИ, вероятно, занимающий почетное второе место после Черепкова), губернаторы ряда областей России и даже посол Азербайджана в России Р. Ризаев, а также прочие “персонажи”.     Вторую группу образовывали деятели культуры и шоу-бизнеса: композитор М. Минков, группа “На-на” и ее продюсер Б. Алибасов, артисты А. Цекало и Л. Милявская (Саша и Лолита), а также не нуждающаяся в специальном представлении А. Пугачева. Как бы “связующим звеном” между двумя этими группами являлись депутат-журналист А. Невзоров и писатель-политик Э. Савенко (Эдичка Лимонов).     Состав третьей группы истцов (остальные) был самым причудливым. Здесь можно было встретить генерала ФСБ В. Варакина и завод “Псковмаш”, командующего Северным флотом России О. Ерофеева и Донской монастырь, адвоката А. Лобанова и следователя А. Жука, а также гражданина В. Кумарина, оспорившего было сведения о том, что он бандит, но потом бросившего это дело и отозвавшего иск (“Герои криминальных сюжетов взывают к правосудию” — “Смена” от 18 апреля). В эту же группу вошел и единственный попавший в поле нашего зрения истец-судья — председатель Красноярского краевого суда Р. Хлебников, выигравший процесс у “Красноярской газеты” (“Ничего, распогодится!” в номере этого издания от 13 мая).     Все они дружно стремились защитить свою честь и достоинство, попранные журналистами, и многим это удалось. Об этом свидетельствуют уже заголовки ряда публикаций: “Нижегородский листок” заплатит 60 миллионов” (“Ведомости Нижегородской губернии” от 24 января), “Еще раз: Александр Невзоров не сволочь” (“Известия” от 18 апреля) и даже “Выполняя решение Тверского межмуниципального народного суда г. Москвы” (те же “Известия” от 10 января, “официальное” опровержение порочащих сведений).     Против кого же был направлен праведный (или не очень) гнев истцов? Среди ответчиков тоже фигурировали самые различные СМИ: журналы (“Итоги”), редакции телепередач (“Телевизионная служба новостей”, 5-й телеканал), информационные агентства (“Интерфакс”). Но больше всего здесь было газет: и центральных (“Московские новости”, “Сегодня”, “Завтра”, “Мегаполис-экспресс” и многие другие) и региональных (“Ореол-экспресс” — г. Омск, “Молот” — Ростов на Дону, “Новый Петербург” и т.д.).     Наибольшее число публикаций (8) было зафиксировано по “громкому” судебному поединку министра внутренних дел России А. Куликова и газеты “Аргументы и факты”, “озвучившей” известное выступление генерала А. Лебедя, которое сильно задело министра. Пять материалов было посвящено разбирательству между А. Собчаком и газетой “Комсомольская правда”, а также ее обозревателем П. Вощановым. Остальные судебные процессы освещались в одной-трех публикациях, попавших в нашу выборку.     Если “чемпионом” среди истцов, по нашим данным, был В. Черепков, то среди ответчиков первенствовали “Известия”. Они фигурировали в пяти сообщениях СМИ, посвященных четырем различным судебным процессам (например, с упомянутым заводом

“Псковмаш”). А вот “Коммерсантъ-Daily”, наиболее подробно освещавший на своих страницах эту тематику, сам был лишь раз вскользь упомянут в связи с судебным разбирательством (“Жук в муравейнике” — “Московский комсомолец” от 28 января).     Естественно, что ситуация, когда “не очень” праведный гнев высокопоставленных чиновников, обиженных средствами массовой информации, со всей тяжестью обрушивается на эти издания, не устраивает журналистов. Они пытаются хоть как-то объединить усилия в противоборстве этому нажиму. И вот три широко известные и авторитетные газеты, пострадавшие от судебных преследований и иных форм давления, — “Аргументы и факты”, “Комсомольская правда” и “Московский комсомолец” проводят совместную акцию — одновременно печатают на своих страницах общее открытое письмо трех главных редакторов: “Журналист должен сидеть...”. В нем в числе прочих остро и недвусмысленно ставится проблема конфликта между “третьей” и “четвертой” властью в России: “Только в прошлом году наши суды удовлетворили 3,5 тысячи исков к редакциям СМИ о защите чести и достоинства, порой просто абсурдных. Секретарь Союза журналистов России Павел Гутионтов назвал это “нескрываемым судебным террором против прессы...”.     Отразился ли призыв к единению (“Перед общей опасностью отступает на задний план профессиональная конкуренция...” — из письма “Комсомольской правды”) на позициях журналистов по отношению к судам и судьям? Вновь обратимся к нашим данным.     Из 39 публикаций, в которых описывались процессы, где журналисты и редакции СМИ выступали в качестве ответчиков по делам “о защите чести и достоинства”, лишь в 13 (33 %) авторы прямо поддерживали коллег. В 64 % материалов (25 статей и заметок) они занимали нейтральную позицию, не давали никаких оценок. И лишь в одном выступлении СМИ звучала критика ответчика (журналиста О. Кушанашвили, оскорбившего А. Пугачеву и поплатившегося за это).     Понятно, что не во всех из этих 39 сообщений масс-медиа упоминались судебные решения: часть из них вышла раньше, на начальных стадиях процесса. Однако в случаях, когда вердикт суда в публикациях приводился, можно было определить, как его оценивают авторы статей. Таких материалов было 29. В 24 из них (83 %) судебные решения никак не оценивались. Критика звучала в трех публикациях, а согласие, поддержка решения суда выражались в двух.     Наконец, последний и, пожалуй, наиболее впечатляющий результат был получен при анализе общего эмоционального тона всех публикаций — ЕА по “делам СМИ” по отношению к суду и судебным работникам (48 материалов). Здесь была зафиксирована одна (!) положительная оценка — заместителю председателя Верховного Суда России В. Верину, опротестовавшему приговор В. Поэгли, конечно же, в “Московском комсомольце” (номер от 28 марта), и четыре критических высказывания (включая одно из трех открытых писем). В остальных 43 материалах (90 %) выдерживался ровный, эмоционально нейтральный тон, каких-либо упреков, критики, неодобрения и т.д. в них не содержалось.     Вот Вам и вся “корпоративная солидарность”! Полученные данные показывают, что гневное и отчаянное письмо трех главных редакторов являлось скорее “гласом вопиющего в пустыне”, а “пустыней” служили не только “коридоры власти”, но и собственное профессиональное сообщество. Таким образом, выводы, сделанные нами ранее по результатам анализа газетных выступлений, посвященных “делу Поэгли”, полностью подтвердились и в настоящем исследовании в части, касающейся групповой сплоченности журналистов, степени выраженности “корпоративного духа” в их профессиональной среде.

Становление духа корпорации: правила честной игры в сообществе журналистов. - М.: Начала-пресс. 1995. с. 27.** Кроз М.В., Ратинов А.Р. Масс-медиа и "дело Поэгли". Аналитический обзор сообщений средств

массовой информации. - В кн.: "Дело № 1. П. Грачев против В. Поэгли. Ст. 131 УК РСФСР". - М.: Права человека. 1996.

Заключение

     1. На первый взгляд создается впечатление, что средства массовой информации очень часто обращаются к судебной тематике. Однако обстоятельных, серьезных публикаций, значительных как по объему, так и по глубине постановки проблем, весьма мало. Наиболее часто судьи и судебные органы лишь кратко упоминаются в СМИ в том или ином контексте, а среди изученных материалов преобладают небольшие заметки. Таким образом, полученные результаты свидетельствуют о том, что в масс-медиа судебная тематика содержательно раскрывается явно недостаточно, фрагментарно.     В исследовании специально не фиксировалось, какая часть от общего объема газет посвящена изучаемой тематике, но проведенная работа позволяет произвести хотя бы грубую, приблизительную оценку “на вскидку”. Так, по нашим данным, проблемы судебной системы занимают лишь несколько процентов от всей площади изученных газетных полос, несколько больше, чем, например, гороскопы и кроссворды, но несравненно меньше, чем материалы, посвященные деятельности законодателей или исполнительной власти всех уровней.     Не маловато ли это для одной из важнейших ветвей государственной власти, пусть даже весьма специфической? Почему журналисты так мало уделяют ей внимания? Не хотят писать о ней? Боятся? Считают эту сферу общественной жизни неинтересной или недостойной внимания, а материалы о ней “нечитабельными”? А, может быть, просто в большинстве своем не умеют доступно и понятно описывать и разъяснять читателям сложные проблемы и перипетии, связанные с функционированием судебных органов, поскольку сами недостаточно хорошо понимают специфику их работы?     Пристальное углубленное внимание публикаторы уделяют лишь отдельным темам, некоторым судебным делам, которые по своей общественной значимости далеко не всегда соответствуют количеству изведенных на них чернил и использованной газетной площади. С другой стороны, важные общественные события, например, в экономической сфере (отношения собственности, ее передел и др.), отражающиеся в деятельности арбитражных судов, освещаются явно недостаточно и лишь в некоторых изданиях (преимущественно, в “Коммерсантъ-Daily”). Кроме того, представленность судебной тематики очень сильно различается в конкретных изученных СМИ и по объему, и по качеству анализа, и подругам параметрам.     2. Среди авторов публикаций доминируют журналисты. Именно их профессиональные интересы и пристрастия во многом определяют частоту обращения СМИ к конкретной проблематике, связанной с деятельностью судебной системы России, форму подачи материала и его содержание, эмоциональный тон газетных выступлений по отношению к судебным работникам и другие важные характеристики выступлений прессы. В то же время на характере публикаций безусловно отражаются установки редакций СМИ, владельцев газет, определяющие их направленность, политические симпатии и антипатии и т.д., хотя именно на судебной тематике это влияние не проявляется столь отчетливо и ярко, как по отношению, например, к другим ветвям государственной власти.     3. К числу факторов, вызывающих стойкий, повышенный интерес публикаторов (что выражается в относительно большом объеме публикаций, повторных обращениях СМИ к одним и тем же событиям, стремлении зафиксировать их динамику, развертывание во времени и т.д.), относятся общественная значимость описываемого события, степень его сенсационности и скандальности, наличие в нем политического и “околополитического” аспектов, а также участие в судебном процессе известных “знаковых” фигур — политиков, бизнесменов, высокопоставленных государственных чиновников, представителей богемы, шоу-бизнеса и др. При этом общественная значимость и сенсационность как ключевые характеристики события часто столь тесно связаны и

переплетены между собой, что их просто невозможно развести. В целом же журналистов, как правило, в первую очередь интересует “читабельность” их материалов, способствующая в конечном итоге повышению популярности и тиража издания, росту известности и авторитета автора. Это вполне понятно и объяснимо, если встать на позицию самих журналистов и редакций СМИ, но далеко не всегда оправданное с точки зрения общества, в котором функционируют СМИ.     4. Различные аспекты судебной тематики освещаются в прессе весьма неоднородно. Так, наибольшее внимание газетные издания уделяют описанию судебных процессов (более 60 % публикаций). Именно этот материал, обычно сам по себе очень живой и яркий, способный привлечь внимание читателей, помимо этого в наибольшей степени отвечает указанным выше требованиям. Однако в “криминальных” публикациях собственно судебная тематика редко является ведущей. Эти материалы, как правило, грешат фактологической бедностью, отсутствием указаний на использованные источники информации. Лишь примерно в 10 % случаев авторы проводят правовой анализ и комментарий материалов дела и судебных решений, а ссылки на соответствующее законодательство встречаются еще реже.     5. Значительный интерес масс-медиа проявляют также к деятельности судебной системы России в целом, ходу судебной реформы. Данной тематике был посвящен ряд обстоятельных аналитических статей.     К числу основных проблем и бед судебной власти публикаторы относят несовершенство судебного законодательства (связанное, в первую очередь, с незавершенностью реформы), ужасную судебную волокиту и забюрократизованность этой системы, а также бедность судебных органов, крайне недостаточное их финансирование.     Именно эти причины, а в особенности последняя, по мнениям многих публикаторов, порождают и другие “болезни” и “узкие места” судебной машины: “размывание” независимости судей, рост их производственной нагрузки, отток лучших кадров и другие. Все это в совокупности приводит к падению авторитета судебной власти в глазах населения, утрате доверия к судебным органам, их действиям и решениям. Эта тенденция получит отражение и в результатах опроса населения. Точнее всего основную проблему сформулировал упоминавшийся выше председатель Большемуртинского районного суда Ю. П. Слободчиков: “Нищий суд никогда не защитит права и свободы россиян”.     6. Как правило, все яркие и эмоциональные краски и образы в публикациях масс-медиа достаются истцам и ответчикам, обвиняемым и их жертвам, прокурорам и адвокатам. Они на страницах газет предстают живыми людьми, яркими индивидуальностями, обладающими своими достоинствами и недостатками, а на судей таких красок уже не хватает. В материалах прессы суд, судьи обычно изображаются в стереотипизированной форме безликой государственной машины, “штампующей” приговоры и решения.     Наиболее остро эта тенденция проявлялась в публикациях, посвященных деятельности судей. Очень часто в них судья предстает не как личность, а лишь в качестве исполнителя социальной роли, предписанной ему функции. Для того чтобы журналист вышел за рамки такого стереотипа, часто судья должен совершить что-то необычное или попасть в экстремальную ситуацию, например, оказаться на скамье подсудимых. В целом же восприятие (и изображение) судей, судебных органов как “судебной машины” — и глубоко укоренившийся стереотип общественного сознания, и типичное журналистское клише. Недаром это словосочетание (судебная машина) обычно пишут без кавычек.     7. В широкой распространенности указанного стереотипа виноваты также и сами судьи. Известно, что судебная система отличается большой закрытостью от посторонних глаз. Результаты исследования показали, что судьи не стремятся к контакту с журналистами, почти не пытаются активно формировать позитивное общественное мнение о себе, своей деятельности, разъяснять и комментировать свои действия и решения.     Если взаимодействие судей с журналистами все же изредка происходит, то инициатива

в нем обычно принадлежит последним. Судьи чаще контактируют с СМ И на местах, чем в центре, а когда все же берутся за перо, склонны обсуждать общие проблемы судебной власти, а не конкретные принятые ими судебные решения. Таким образом, “на чужом поле” судебные работники не пытаются проявлять инициативу, полностью отдав ее журналистам. Почему? Не имеют права, не хотят или не умеют ясно и доходчиво простым человеческим языком без специальных юридических многомудростей высказать свою точку зрения? А может быть, их совсем не интересует такая “мелочь” как общественное мнение о своей работе?     8. В изученных публикациях преобладали эмоционально нейтральный, ровный тон и отсутствие оценок по отношению к судебным органам, судьям и судебной системе в целом. Если же сравнивать только позитивные и негативные оценки, то последние безусловно доминируют как по количеству, так и по интенсивности.     Наибольшей критике в прессе подвергается российская судебная система в целом. Это вполне понятно и легко объяснимо: ругать абстрактную и безликую систему намного спокойнее и безопаснее, чем критиковать конкретного судью, оспаривать вынесенный приговор — здесь могут и к ответственности привлечь, и аргументы нужно иметь серьезные, а не только апеллировать к эмоциям читателей. А ругать систему (всех) — это, по сути, не критиковать никого конкретно. Кроме того, острая критика журналистами пороков судебной власти в целом вполне оправдана и справедлива: именно системные недостатки по большому счету во многом являются первопричиной, порождающей и коррумпированность отдельных судей, и неправедные приговоры и решения, и другие вполне конкретные безобразия.     Реже оценивают в материалах СМИ судебные решения. В случаях, когда критика в выступлениях прессы все же звучит, обычно она в той или иной форме аргументируется, но, как правило, эта аргументация поверхностна и недостаточна, особенно с правовых позиций.     Конечно, для того, чтобы достоверно оценить правильность и справедливость критических замечаний публикаторов, необходимо провести юридический анализ материалов соответствующих судебных дел. Однако в какой-то мере можно судить и по косвенным признакам, зафиксированным в ходе контент-анализа. Так, например, в большинстве случаев авторы апеллируют не к рассудку, а к эмоциям читателей. Крайне редко они цитируют соответствующие правовые нормы и положения — основания судебных решений, почти не приводят выдержки из материалов дел и особенно приговоров, ограничиваясь обычно лишь указанием на назначенное наказание. Поневоле напрашивается вопрос: не слишком ли огульной и бездоказательной получается критика в этих случаях?     Наименее критичны журналисты по отношению персонально к судьям. Возможно, что нейтральность эмоционального тона у авторов здесь связана с содержанием описанного выше стереотипа образа судьи — “безликого функционера”. Другим вероятным объяснением этого факта могут быть опасения публикаторов, связанные с возможным судебным преследованием за критику. (Подобного рода факты неоднократно фиксировались в мониторинге Фонда защиты гласности.)     9. В целом по изученным материалам прессы не было выявлено заметной конфронтации между судьями и журналистами. Скорее можно говорить о том, что взаимодействие (особенно конструктивное) между ними сведено к минимуму: они как бы существуют в разных измерениях и имеют очень мало точек соприкосновения. Каждый занимается своим делом: судьи судят, а журналисты об этом пишут. Но от такого жесткого “разделения обязанностей” проигрывают и те, и другие, а также многочисленные читатели газет.     Один из основных выводов настоящего исследования, таким образом, заключается в том, что необходимо искать новые пути и формы налаживания конструктивного взаимодействия и сотрудничества между представителями “третьей” и “четвертой”

власти, активизировать усилия в этом направлении.     10. Один из важнейших вопросов, ответ на который мы пытались найти в настоящем исследовании, заключался в том, насколько точно и адекватно российские масс-медиа описывают деятельность судебной системы. Не являют ли они собой “кривое зеркало”, подчеркивающее, выпячивающее недостатки и скрывающее достижения, в чем не раз упрекали журналистов судьи? Или же наоборот, зеркало-то прямое и ровное и нечего на него пенять, “коли рожа крива”?     Однозначного ответа на этот вопрос найти не удалось. По полученным данным наибольшей кривизны (хотя и в весьма своеобразной, необычной форме) “зеркало” достигает, когда речь заходит о судьях, их деятельности. Не вполне оно прямое и при описании ряда судебных процессов, как в фактологической части, так и в оценках и выводах, которые делают авторы этих материалов. Наиболее же точно и достоверно журналисты описывают функционирование всей судебной системы в России, ее беды и пороки. В целом же нам представляется, что масс-медиа достаточно адекватно, хотя и весьма неполно и поверхностно описывают проблемы судебной власти, так что сетования на сильную “кривизну зеркала” СМИ весьма преувеличены, они несправедливы во многих случаях.     11. Оценивая степень универсальности сформулированных выше выводов, в особенности последнего, необходимо учитывать, что полученные в исследовании данные в какой-то мере определялись выборкой конкретных изданий, использованных для контент-анализа. В основном это были солидные газеты, обладающие высоким авторитетом и популярностью у читателей. Вероятно, что если бы в выборку были включены откровенно бульварные “желтые” издания (типа “Страшной газеты”, “Мегаполис-экспресс” и т.д.), результаты были бы менее лицеприятными для представителей “четвертой власти”. А ведь такие газеты тоже кто-то читает, у них есть своя достаточно широкая и устойчивая аудитория.     12. Отдельной самостоятельной задачей настоящего исследования являлся анализ встречающихся публикаций, посвященных “делам СМИ” — судебным процессам, в которых в качестве одной из сторон фигурировали редакции или авторы публикаций. Результаты работы показали, что эта тематика мало интересует журналистов, они обращаются к ней очень редко несмотря на интенсивный рост в последние годы числа таких судебных дел, причем журналисты и редакции в них, как правило, выступают “защищающейся” стороной — ответчиками в гражданских процессах (обычно “о защите чести, достоинства и деловой репутации”) и обвиняемыми по делам об оскорблении и клевете в печати.     Публикации по “делам СМИ” в основном отличает ровный, эмоционально нейтральный тон по отношению к судьям и вынесенным ими решениям (даже более ровный, чем в общем массиве изученных сообщений масс-медиа), отсутствие критических замечаний, негативных оценок. Тональность публикаций обычно меняется лишь в случаях, когда дело доходит до судебного преследования “своего” издания или автора. Общие акции протеста, совместные усилия журналистов противостоять нажиму со стороны влиятельных представителей государственной власти, задетых в публикациях, попыткам “надеть намордник на прессу”, используя возможности судебной машины, являются единичными и скорее служат исключениями из общего правила: “каждый умирает в одиночку”.     Таким образом, результаты исследования, в котором журналисты оценивались не по словам их, например, при опросах, а по делам — публикациям, убедительно продемонстрировали, что “корпоративный дух” и солидарность в их профессиональной среде находятся в “зародышевом” состоянии, а журналистское сообщество отличается низкой групповой сплоченностью. Эти данные хорошо согласуются с результатами предыдущих исследований и подтверждают их.     13. Еще один вывод касается методики исследования. Его результаты показали, что

использование контент-анализа при изучении судебно-правовой тематики является очень продуктивным. Этот метод позволяет получить статистически обоснованную и надежную информацию, обобщить очень большой массив материалов, перед которым оказываются бессильными другие способы анализа.     14. И, наконец, последнее. Мы попытались изложить результаты проведенного исследования нормальным человеческим языком, не вдаваясь в теоретические дискуссии, минимально обращаясь к специальной терминологии и методическим тонкостям. Но “разговорный жанр”, использованный при подготовке данного раздела, отнюдь не означает, что полученные результаты не имеют самостоятельного научного значения.     Далеко не все аспекты деятельности российской судебной системы, затрагиваемые в публикациях СМИ, получили здесь полное освещение. Полученные результаты породили многие вопросы, которые частично сформулированы выше и ответы на которые могут быть найдены лишь на основе совокупности данных, полученных в итоге реализации всего исследовательского проекта.

РАЗДЕЛ II.

ЖУРНАЛИСТЫ О СУДЕ И СУДЬЯХ(результаты опроса)

Характеристика исследования

     Из приведенных в предыдущем разделе данных следовало, что уязвимость многих материалов по судебной проблематике являлась результатом низкой правовой культуры публикаторов, подмены компетентного юридического анализа, низкопробной сенсационностью, бессистемностью судебной информации в печати и т.п.     Можно было предположить, что проистекает это из взаимной неадекватности отношений между прессой и судом, деформаций профессионального сознания журналистов, негативных установок и стереотипов, сложившихся у работников СМИ; в частности, выступающих в жанре судебной хроники, репортажа, иной судебной информации.     Для проверки этой гипотезы было проведено изучение профессионального мнения журналистов о российских судьях, суде, судебной деятельности. Конкретной задачей исследования являлось выяснение сложившихся отношений между прессой и судебной властью, между журналистами и судьями, выявление мнений и оценок журналистов о судебной деятельности и их претензий к судам и судьям по делам СМИ.     В соответствии с общим исследовательским проектом изучение профессионального мнения журналистов было проведено на основе выборочного анкетного опроса как наиболее экономичного и доступного метода, зарекомендовавшего себя в многочисленных социологических и социально-психологических исследованиях.     Подготовленная для этой цели анкета (она была анонимной) содержала десять вопросов, направленных на выяснение наиболее важных аспектов взаимоотношения работников средств массовой информации и судебной власти.     При этом выяснялись помимо сведений о респондентах, их оценки уровня своей осведомленности по данной проблеме, представления об обобщенном образе судьи, мнения о достоинствах и недостатках в деятельности судов и судей, претензии по поводу их отношения к журналистам.     Каждый вопрос имел формализованный набор ответов, один из пунктов которого допускал суждения в произвольной форме, которые также были обобщены и проанализированы. Конкретное содержание и формулировки вопросов приводится далее в ходе изложения результатов. Ряд вопросов был общим как для данного исследования, так и для изучения мнения судей и населения.

     Опрашивались журналисты при проведении различных семинаров, встреч и иных мероприятий работников СМИ. Таким образом, полученная выборка была “стихийной”, она не претендует на статистическую представительность, поскольку достижение репрезентативности было неосуществимо из-за отсутствия данных о “генеральной совокупности” и невозможности построения корректной модели выборки.     Количественная обработка первичных данных опроса по заданной программе проведена социологической службой “Циркон”. При этом помимо линейного счета, определения процентных распределений по всем вопросам и вариантам ответов, проведены вторичные группировки по ряду значимых показателей, что позволило провести типологизацию участников опроса и выявить особенности их позиций, например, по уровню осведомленности, характеру журналистской специализации, устойчивости и последовательности суждений.

Сведения об опрошенных

     В ходе исследования, ограниченного сроками и организационными возможностями исполнителей, было опрошено всего 295 журналистов, имеющих различные профессиональные интересы. Из них 73 человека специализировались в области судебно-правовой проблематики. В это число попали 12 членов “Гильдии судебных репортеров”. В силу малочисленности эта “элитная” группа отдельно не анализировалась.     Опрос проведен в 14-ти регионах Российской Федерации, обильно насыщенных средствами массовой информации. В их числе Москва и Санкт-Петербург, Екатеринбург, Татарстан, Курская, Липецкая, Белгородская, Воронежская области и некоторые города. Среди респондентов преобладают корреспонденты, репортеры, обозреватели. Руководящие работники редакций (главный редактор, его заместители и заведующие отделами) составляют не более четверти состава опрошенных.     По возрасту и стажу журналистской работы в нашей выборке оказались люди достаточно зрелые и с солидным опытом работы в СМИ. Об этом свидетельствуют следующие данные.

Возраст опрошенных

  Человек %Менее 30 лет 69 2431-40 лет 75 2641-50 лет 83 29Старше 50 лет 60 21

Стаж журналистской работы (лет)

  Человек %1-3 года 51 184-6 лет 60 217-10 лет 46 1611-20 лет 80 28Свыше 20 лет 48 17

     Можно полагать, что наши респонденты являются типичными производителями информационной продукции для СМИ. Об этом свидетельствуют некоторые данные, характеризующие самих опрошенных. В частности, им был задан вопрос: “Как Вы считаете, каково главное назначение прессы, какие задачи она должна в первую очередь решать?”. Набор ответов включал в себе перечень наиболее распространенных представлений и описанных в литературе функций средств массовой информации, а выбор был ограничен тремя вариантами. Суждения опрошенных распределились так:

№ Назначение прессы Количество суждений

Процент опрошенных

1. Представлять информацию о событиях и ситуации в стране и мире 262 90

2. Выражать общественное мнение, социальные настроения народа 164 57

3. Расширять кругозор читателей, помогать им в получении новых знаний 129 44

4. Содействовать участию граждан в управлении делами государства и общества 80 28

5. Знакомить с миром искусства, культуры, способствовать эстетическому познанию 33 11

6. Воспитывать людей, формировать законопослушных граждан 29 10

7. Служить средством отдыха, развлечения, психологической разрядки 26 9

8. Служить средством агитации, формировать политическую позицию 10 7

     Респонденты согласованно выделили и поставили на первое место “сверхзадачу” СМИ — ее информационную функцию и производные от нее — служить средством выражения общественного мнения, содействовать участию граждан в управлении делами государства и общества, и просветительскую образовательную функцию прессы. На последних местах оказались задачи воспитания и развлечения граждан. И особенно показательным представляется то, что агитационно-пропагандистская роль - ранее главное назначение советской прессы - получила у наших респондентов минимальную поддержку.     Ничем не примечательны и читательские предпочтения респондентов, что усматривалось в ответах на вопрос о том, какие газеты они читают более или менее регулярно. (Этот вопрос является стандартным для всех исследуемых контингентов.) Приведем полученные ответы.

№ Назначение прессы Количество суждений

Процент опрошенных

1. Областная, республиканская, краевая газета 153 542. “Комсомольская правда” 149 503. Местная городская, районная газета 109 384. “Аргументы и Факты” 111 385. “Известия” 112 376. “Московский комсомолец” 109 36

7. “Коммерсантъ-Daily” 73 238. “Российская газета” 54 189. “Труд” 34 1210. “Московская правда” 8 211. “Завтра” 11 312. Газет регулярно не читаю 6 2

     Среди других газет, которые респонденты регулярно читают, чаще упоминались газеты “Сегодня”, “Новая газета”, “Независимая газета”, “Общая газета”. Эти данные соответствуют популярности и рейтингу московских газет. Для журналистов в провинции естественным является преобладающий интерес к региональной и местной прессе.     Приведенные данные косвенно свидетельствуют о том, что в составе опрошенных отсутствуют экстремистски ориентированные или чем-то экстравагантные представители журналистской профессии.     Можно полагать, что, не будучи специально подобранной, наша “стихийная” выборка оказалась по своему составу близким аналогом всего журналистского сообщества, что делает результаты выборочного исследования довольно информативными.

Результаты исследования

Самооценка информированности журналистов

     Журналисты, как “ретрансляторы” общественно значимой информации, по характеру своей деятельности представляют собой наиболее осведомленную профессиональную группу. От степени их информированности о суде и судьях, зависит полнота и объективность судебной информации, сообщаемой в средствах массовой информации.     Респондентам был предложен вопрос: “Считаете ли Вы, что располагаете достаточной информацией о суде и судьях?”. Вот как распределились ответы опрошенных.

Достаточен ли уровень информированности...

Вариант ответа Количество ответов %Да 41 12Скорее да, чем нет 73 24Скорее нет, чем да 102 35Нет 72 25Затрудняюсь ответить 2 4

     В целом 60 % опрошенных считает свой уровень осведомленности недостаточным.     А среди журналистов, специализирующихся на судебно-правовой тематике, сочли свою осведомленность достаточной только треть респондентов, а две трети считают себя недостаточно информированными в области своей специализации.     И только в “элитной” группе (напомним, это члены “Гильдии судебных репортеров”, в выборке их всего 12) удовлетворительную оценку выразили почти все.     Можно довериться этой скромной и самокритичной самооценке. Отчасти она объяснима ограничениями доступа журналистов к судебной информации и объясняет неполноту и невысокое качество ее отражения в прессе. На это указывают и иные данные настоящего исследования. Здесь же, несколько забегая вперед, отметим еще одно важное

обстоятельство.     Оценки своей осведомленности у респондентов, выражающих полярные последовательно позитивные и устойчиво негативные отношения к судьям, заметно различаются. (Назовем их “снисходительными” и “критичными”.) Среди “снисходительных” (их всего 40) удовлетворенных и недовольных своей информированностью было равное количество. А вот среди “критичных” (таковых оказалось 154 человека) доля удовлетворенных “самодостаточных” составила 34,4 %, а считающих себя недостаточно осведомленными - 63,0 % и только один сомневающийся в этой группе затруднился ответить.     Но и признав себя недостаточно информированными, большинство опрошенных, тем не менее, выразили резко отрицательное отношение к судьям. Очевидно, сработали укоренившиеся стереотипы, не всегда подкрепленные знанием и личным опытом. Содержательный анализ этих стереотипов представлен в следующем разделе.

Образ судьи в представлениях журналистов

     Взаимодействие прессы и судебной власти в решающей степени зависит от того обобщенного образа судьи, который бытует и преобладает в представлениях журналистов. Согласно данным социальной психологии, такой образ как всякий стереотип, является упрощенным, схематизированным, поверхностным, зачастую основан на неоправданных обобщениях и иногда далеким от действительности. Но он ощутимо влияет на характер межличностных отношений, особенно при кратковременных контактах журналистов с судьями и при подготовке на этой основе журналистских материалов.     Выявлению обобщенного образа судьи в представлениях журналистов служил следующий вопрос анкеты: “О российских судьях говорят и думают разное. С каким мнением Вы в большей мере согласны?”. Респондентам предлагался набор из шести утверждений, половина которых имела положительный, а половина — отрицательный смысл. Ответ был ограничен выбором не более трех суждений. Суммарные результаты воспроизведены в следующей таблице.

Образ российских судей

Мнение о судьях Количество суждений

Процент опрошенных

Защитники граждан от произвола и нарушения прав 24 8

Бездушные чиновники, бюрократы 57 20Независимые и объективные арбитры в спорах и конфликтах 15 5

Прислужники властей, влиятельных и богатых людей 139 49

Служители закона и гаранты справедливости 16 5

Продажные люди 34 12Другое 53 18Затрудняюсь ответить 50 18

     В целом приведенные данные рисуют довольно неприглядный образ судьи. В нем преобладают отталкивающие черты, приписываемые судьям, но противопоказанные

служителям правосудия. В самом деле: 81 % опрошенных выразили самые нелицеприятные оценки. Каждый пятый респондент видит в судье бездушного чиновника, бюрократа. Значительная доля суждений указывает на коррумпированность судей. Лишь 18 % опрошенных наделила судей положительными чертами.     В общем массиве высказанных суждений негативных вчетверо больше. Если же суммировать те и другие суждения, то их соотношение графически выглядит следующим образом.

     Более сдержанны, но все же неблагоприятны суждения журналистов, специализирующихся по судебно-правовой проблематике. В этой, как можно полагать, наиболее компетентной категории опрошенных отношение негативных к позитивным характеристикам составляет три к одному. Причем и в этой подгруппе доминирующим является мнение о зависимости судей от властей, богатых и влиятельных людей (40,6 %).     Поскольку респонденты имели возможность указать одновременно как на положительные, так и на отрицательные характеристики, было проведено распределение опрошенных в зависимости от последовательно избранных ими позиций: на радикально негативных и устойчиво позитивных. (Выше мы их назвали “снисходительными” и “критичными”.) Критичных оказалось 157 человек, им принадлежало 236 соответствующих суждений. Снисходительных было 42 человека, выразивших соответственно 61 суждение. Опять-таки мы видим, что и по числу респондентов, и по количеству выраженных мнений, негативные позиции и суждения вчетверо превосходят позитивные. Причем установлена четкая поляризация опрошенных. Не было ни одного человека, который бы избрал в своих ответах как положительные, так и отрицательные варианты мнений.     Однако 50 журналистов ушли от определенного ответа (затруднились ответить) и столько же избрали вариант “другое”, указав в произвольной форме, что именно они имеют в виду. Эти “другие варианты” довольно информативны, и мы рассмотрим их более обстоятельно.     Дело в том, что в формализованном наборе суждений по данному вопросу анкеты использованы стереотипные клише, дающие полярные “черно-белые”, только положительные или только отрицательные характеристики судей. Половина “свободных” высказываний также имеет резко отрицательный смысл. Например:      “Чиновники, крайне зависимые от начальства”;     “Как правило, люди, демонстрирующие свою безнаказанность, вседозволенность, непрофессионализм”;     “Практически независимые от общества и его демократических институтов, зависимые от чиновников и незащищенные от преступников”;     “Структура, далекая от справедливого и объективного разрешения споров и уголовных дел. Очень податлива, действует от обстоятельств, а не по закону” и т.п.     Четвертую часть “свободных” высказываний можно условно и даже с натяжкой

признать выражением положительных или “взвешенных” оценок.     “Обычные граждане, выполняющие свою работу в силу своей компетенции”;     “Такие же, как и все, со всеми недостатками и достоинствами”;     “Чаще всего изначально порядочные, образованные люди”;     “Там есть разные. Довольно много тех, кто хотел бы быть объективным арбитром, но им не удается”;     “Плохие или хорошие, но суд остается последним бастионом справедливости”.     Наконец, остальные высказывания содержат не оценки, а объяснения причин несоответствия многих судей их высокому статусу. Почти все суждения этой группы указывают на бедственное положение судов, зависимость от властей, социальную незащищенность судей. Выражается сочувствие их положению:     “Несчастные, бедные люди”;     “Судья является заложником системы”;     “Люди, работающие в условиях технической отсталости и бытовых неудобств”;     “Нищие, затурканные люди”; и т.п.     Если выделить в стереотипном образе судьи доминирующую и наиболее нетерпимую черту, то это безусловная зависимость судей от властей и других влиятельных людей. Это отметило абсолютное большинство опрошенных, причем негативные суждения поданному пункту в десять раз превосходят позитивные. Таким образом, кардинальная идея правосудия - независимость суда - подвергается самому сильному сомнению.     Нельзя не напомнить, что негативные стереотипы в массе своей носят априорный характер, отнюдь не обязательно они основаны на знаниях и личном опыте общения с судьями. Крайне негативные суждения высказали даже те опрошенные, которые сами признали свою осведомленность в судебных делах ограниченной или вовсе недостаточной. Кстати, и положительный образ (“эффект ореола”) имеет такие же ненадежные основания.     Прав один из респондентов, заметив, что судьи — “слишком пестрая популяция”.

Журналисты о судебной деятельности

     Стереотипные представления журналистов формируют генерализованный образ судьи из контрастных черт, так или иначе связанных с выполнением представителями данной профессиональной группы предписанной им социальной роли.     Отсюда и необходимость выявить мнения журналистов о конкретных достоинствах и недостатках в деятельности судов и судей. Этому в анкете были посвящены два взаимосвязанных альтернативных вопроса: “Какие недостатки, по Вашему мнению, присущи деятельности судов и судей” и “Какие положительные качества, по Вашему мнению, характеризуют деятельность судов и судей?”.     Перечень ответов на каждый вопрос включал пары, имеющие оппозиционные (противоположные) значения: волокита — своевременность, некомпетентность — компетентность, продажность — неподкупность, зависимость — независимость и т.п. Респондентам предлагалось выбрать в каждом перечне не более трех наиболее существенных по их мнению вариантов.     Мнения опрошенных по первому вопросу представлены в следующей таблице.

№ Недостатки Количество указаний

Процент указаний

Процент указавших

1. Волокита, чрезмерно длительные сроки рассмотрения дел 194 28 66

2. Беспринципность, конъюнктурность, зависимость 132 19 46

3. Низкий профессионализм, некомпетентность 98 14 334. Коррумпированность, продажность 91 13 315. Нарушение законов, процессуальных норм 67 10 236. Необъективность, несправедливость 28 4 107. Другие недостатки 79 11 258. Затрудняюсь ответить 6 1 2,5

     Всего было получено 690 указаний на недостатки в деятельности судов и судей. Лишь несколько человек уклонились от определенного ответа (“затрудняюсь ответить” — 6 журналистов).     Две трети респондентов указали на волокиту в судах, почти половина отметила зависимость судей, треть указала на их некомпетентность и непрофессионализм. Почти столько же - на коррумпированность, около четверти отметило нарушения законности при разрешении дел, и каждый десятый указал на необъективность и несправедливость решений в виде неоправданного либерализма или необоснованной жестокости. Причем мнение о либерализме, чрезмерной мягкости судов вчетверо превосходит указание на необоснованную суровость. Эти, хорошо известные по прежним исследованиям, завышенные карательные притязания, свойственные населению вообще, отражают ощущение незащищенности граждан от преступных посягательств. В числе других недостатков почти пятая часть респондентов указала на низкую культуру общения и обращения судей с людьми.     Приведем некоторые дополнения опрошенных по этому вопросу. “Высокомерие судей”, “вредность”, “предвзятость”, “наличие телефонного права”, “корпоративность интересов и решений”. “Личный опыт и редакционная почта свидетельствуют о том, что иметь дело с судом — это большое несчастье”.     Как мы видим, негативный образ судьи в профессиональном мнении журналистов получил конкретизацию и подтверждение.     Напротив, чрезвычайно слабо аргументирован даже очень скромно представленный позитивный образ судьи - так называемый “эффект ореола”.     Вот результаты ответов на альтернативный вопрос о положительных качествах в деятельности судов и судей (см. таблицу).

№ Положительные качества Количество указаний

Процент указаний

Процент указавших

1. Компетентность, высокий уровень профессионализма 46 14 17

2. Соблюдение законов и процессуальных норм 46 14 173. Принципиальность, независимость 27 8 94. Соблюдение сроков рассмотрения дел 17 5 65. Объективность, справедливость 18 4 66. Честность, неподкупность 14 4 67. Другие качества 21 6 58. Затруднились ответить 149 45 55

     Положительных мнений набралось всего 186. Более половины опрошенных вообще не нашли возможным указать на какие-либо достоинства в судебной работе: 149 респондентов затруднились ответить на этот вопрос. Что же хорошего в этом деле

отметили журналисты?     Прежде всего показательно, что по всему перечню качеств доля ответивших в каждом пункте колеблется от 5 до 17 %. На этом фоне сравнительно лучше выглядят компетентность, профессионализм и соблюдение законности.     Все же остальные профессионально необходимые качества судей в мнениях респондентов представлены “гомеопатическими” дозами. Совершенно удручающе выглядит своевременность разрешения дел и еще хуже — справедливость и неподкупность судей.     Вот как дополнили респонденты упомянутые оценки в свободных высказываниях:     “Все отмеченные выше качества проявляются только в той степени, в какой это бывает возможно в конкретных обстоятельствах, учитывая, что при чрезвычайной загруженности судов, нехватке кадров и униженном материальном положении судей их крайне сложно проявить”;     “Положительных качеств очень мало, почти нет”;     “Положительным является то, что они еще работают”.     Если суммировать и сопоставить друг с другом полученные суждения о недостатках и достоинствах в деятельности судов и судей, то соотношение этих двух “множеств” графически выглядит так.

     Более наглядным представляется сравнение по каждой паре альтернативных суждений о недостатках и положительных качествах на следующей гистограмме.

     И по табличным данным и визуально указания на недостатки намного превосходят суждения о положительных качествах, а по некоторым наиболее важным показателям (зависимость, продажность) — в пять раз.     Можно было предположить, что журналисты, работающие в жанрах судебной информации и имеющие опыт непосредственного взаимодействия с судебными органами, окажутся более сдержанными в своих критических суждениях и продемонстрируют “взвешенную” позицию в этом вопросе. Однако ожидания не оправдались. Более того, их мнения были еще радикальнее.     Из 70 респондентов этой подгруппы на продажность судей указало 23, а честность подтвердили только трое. Беспринципность отметило 27 респондентов, а

принципиальность — всего семь. На низкий профессионализм указало 25, а компетентность отметило 13. Волокиту в судах отметили 52 респондента, а о соблюдении сроков разрешения дел упомянули всего шестеро.     Можно полагать, что эти респонденты в пределах своего личного опыта и знакомства с местной ситуацией знают, о чем говорят и судят. Во всяком случае таково их мнение, может быть, и не вполне адекватное действительности, но это уже другой аспект исследования. И едва ли это способствует нормализации деятельности, оптимизации взаимодействия таких институтов гражданского общества и государственной власти, как пресса и суд.     Несомненно, первоисточником субъективного отражения деятельности органов правосудия являются реальные недостатки, ошибки и нарушения. Однако нужно иметь в виду, что нормальное функционирование любой системы, организма или механизма обычно воспринимается людьми как заурядное явление, остается как бы незамеченным. Напротив, любой сбой, неисправность, неблагополучие, нештатная ситуация вызывает пристальное внимание и соответствующее реагирование.     В актуальном поле сознания именно такие явления приобретают особое значение, “оседают” в памяти, фиксируются, заслоняя “рутинную” успешную и безошибочную деятельность системы.     Сказанным можно объяснить преобладание в сознании журналистов, а затем и в материалах прессы негативных явлений судебной жизни и крайне слабое освещение положительных сторон этой деятельности.

Журналисты о доступности правосудия

     Проводимая в стране судебно-правовая реформа, несмотря на издержки и зигзаги этого процесса, привела к безусловному росту роли и значения суда в системе государственной власти, в механизме “сдержек и противовесов”, в утверждении демократических начал и построения гражданского общества.     Новые экономические отношения, модернизация законодательства, принятие Уголовного и особенного Гражданского кодексов РФ и других нормативных актов намного расширили ассортимент и чрезвычайно увеличили количество дел, подлежащих разрешению в судебном порядке.     Обращение за судебной защитой перестает считаться экстраординарным явлением, как это было в недавнем прошлом. Сейчас суды буквально завалены делами, которые не успевают вовремя и качественно “перерабатывать”.     Коренные причины сбоев и нарушений в функционировании судебной власти несомненно имеют экономическое, политическое и организационное происхождение. О бедственном финансовом положении судов, кадровом дефиците, социальной незащищенности судей, необеспеченности исполнения судебных решений и т.п. постоянно говорится на съездах и конференциях судей, выступлениях и обращениях к властям руководителей судебной системы.     В силу этих причин суд далеко не в полной мере занял свое место как защитник прав граждан и общественных интересов, оплот справедливости, как общедоступный орган, противостоящий произволу и беззаконию. Естественно возникает вопрос о том, как это положение зависит от соответствующего сегмента массового сознания. Ему посвящено, в частности, исследование общественного мнения населения, описанное в соответствующем разделе настоящей работы.     В этой же части исследования нас интересовало мнение журналистов по данному вопросу с тем, чтобы затем сопоставить их суждения с мнениями судей и с представлениями самих граждан по тому же поводу.     Изучению социально-психологических источников чисто российского явления, когда пострадавшие избегают обращаться в судебные органы, посвящен один и тот же вопрос

для всех опрошенных контингентов.     Он звучал так: “Как Вы полагаете, почему многие люди, будучи ущемлены в своих законных правах, не обращаются в суд за защитой?”. Респондентам предлагалось выбрать из приведенных в перечне причин три наиболее существенные. Распределение суждений журналистов представлены в следующей таблице.

№ Причины избегания Количество сужденийДоля

суждений (%)

Процент опрошенных

1. Вообще не верят, что можно добиться справедливости 178 24 61

2. Не привыкли отстаивать свои права 161 22 55

3.Считают, что суд не захочет пойти на конфликт с властями и влиятельными людьми

118 16 41

4. Не имеют средств на судебные расходы и юридическую помощь 107 14 36

5. Не желают тратить время и силы 98 13 33

6. Предпочитают улаживать свои дела другим путем 45 6 15

7. Опасаются иметь дело с судом 26 4 12

8. Не хотят выступать в роли просителя 10 1 3

9. Иное 2 0,2 1

     Итак, наиболее весомую причину воздержания граждан от обращения в суд респонденты усматривают в недоверии к власти вообще. Неверие в возможность добиться справедливости в суде свидетельствует о кризисе всех ветвей власти, об отчужденном отношении ко всем государственным институтам. Это мнение подкреплено и конкретизировано другим популярным суждением, согласно которому зависимый суд все равно не пойдет на конфликт с властями и влиятельными людьми, что лишает смысла искать защиту в суде. Эта группа причин составляет почти половину полученных ответов.     Примыкают к ним мотивировки более глубинного характера. Однако и они являются порождением отмеченных выше недоверия и отчуждения граждан. К их числу относится нежелание выступать в роли просителя, тратить время и силы на судебную тяжбу с сомнительным результатом, опасение иметь дело с судом (в исследованиях по юридической социологии это явление именуется “боязнью судебной мантии”), а также предпочтение улаживать свои дела в несудебном порядке.     Последнее объяснение по удельному весу невелико, но, тем не менее, довольно симптоматично. За ним таится привычное стремление решать свои проблемы, обращаясь с жалобами “по начальству” или “по блату”, путем подкупа или посредством “разборки” с обидчиком и должником. Вообще эта категория причин указывает на существование взамен или наряду с судебной системой также и некой “теневой юстиции”. Особое место занимают две оставшиеся группы доминирующих суждений журналистов. Они объясняют их точку зрения на причины недоступности правосудия для граждан.     Первая из них возлагает ответственность за это на население, которое не привыкло отстаивать свои права. Можно признать такое объяснение справедливым, оно подтверждено многочисленными исследованиями правосознания российских граждан,

которое формировалось десятилетиями тоталитарного режима. Психология “советского человека” была далека от идеи суверенности личности, гражданского самосознания, готовности отстаивать свои права, в том числе и с помощью суда, надежда на который, как показано, столь невелика.     И, наконец, еще одно важное объяснение недоступности правосудия — отсутствие у граждан средств на судебные расходы и юридическую помощь. Это связано с экономическим положением населения, большая часть которого оказалась на грани или за чертой бедности и потому лишено возможности воспользоваться квалифицированной и весьма дорогостоящей юридической помощью. Это испытывают на себе и сами работники СМИ, вовлеченные в судебные конфликты.     Насколько представления журналистов по указанной проблеме обоснованны и соответствуют реальному состоянию общественного сознания, будет показано в разделе, посвященном изучению общественного мнения о суде и прессе.

Претензии к суду и судьям по поводу их отношения к СМИ

     Одним из ключевых в настоящем исследовании был вопрос о характере претензий к суду и судьям по поводу их отношения к работникам СМИ.     Опрошенным был предложен перечень критических суждений по этому поводу, из которых надлежало выбрать и указать не более трех, наиболее существенных, по мнению респондента, а при необходимости дополнить в произвольной форме.     Обобщенные результаты представлены в следующей таблице.

Претензии к суду и судьям

№ Содержание претензий Количество суждений

Процент опрошенных

1. Необоснованный отказ, сокрытие и воспрепятствование доступу к общественно значимой информации 115 39

2. Тенденциозность при разрешении дел СМИ 103 36

3. Некорректное обращение, неуважительное отношение, игнорирование журналистов 102 35

4. Иные претензии 21 75. Претензий нет 38 136. Затруднились ответить 31 11

     Здесь убедительно выражены три “болевые” для журналистов точки во взаимоотношениях с судами и судьями. Это — ограничение доступа журналистов к судебной информации, тенденциозность судов при разрешении дел СМИ и недоброжелательное отношение и обращение судей с журналистами.     Показательно, что только десятая часть всех высказанных по этому вопросу суждений указывает на отсутствие каких-либо претензий к суду и судьям.     Причем значимых различий в суждениях журналистов, специализирующихся по судебной проблематике (73 человека), и остальных респондентов (225 человек) по этому вопросу не отмечено.     В дополнение к предложенному набору мнений респонденты высказали большое количество суждений, которые по существу воспроизводят уже отмеченные претензии. Приведем некоторые высказывания опрошенных:     “В суде слишком много тайн”;     “Незаинтересованность в гласности”;

     “Неоправданная сверхсекретность”;     “Судьи открыто враждебны к журналистам”;     “Предвзятое отношение к журналистам”;     “Тенденциозность по делам СМИ”;     “Присутствие журналистов в суде раздражает, их выгоняют, запрещают записи”;     “Боязнь масс-медиа, боязнь критики”;     “Нежелание и неумение работать с прессой”;     “Отсутствие навыков сотрудничества с СМИ”;     и т.д. и т.п.     Таким образом, по мнению журналистов, чаще всего судьи воспринимают их и обращаются с ними, как с чуждой и антипатичной категорией лиц, не заслуживающих уважительного и справедливого отношения.     Обоснованность приведенных суждений в значительной мере подтверждают результаты мониторинга конфликтов и правонарушений в сфере массовой информации и роли судов в их возникновении и разрешении.     Неутешительная и во многом обоснованная рефлексия журналистов по поводу отношения к ним представителей судебной власти является предпосылкой настороженного, оппозиционного отношения и самих журналистов к суду и судьям. А это неизбежно должно отражаться на журналистской продукции, посвященной судебной проблематике.

Заключение

     Описанные результаты по отдельным вопросам анкеты позволяют интегрировать мнения журналистов о судебной деятельности с точки зрения реализации основополагающих принципов демократического правосудия, в первую очередь независимости, справедливости и общедоступности суда.     По этим параметрам суд рисуется журналистам в неприглядном виде. Воспользуемся уже описанными данными.     В обобщенном образе доминирует представление о судье как прислужнике властей, богатых и влиятельных людей. Это мнение выразила половина респондентов, только десятая часть опрошенных поддержала противоположное суждение.     Говоря о недостатках и положительных качествах в деятельности суда, около половины опрошенных указали на беспринципность, конъюнктурность, зависимость и около трети - на коррумпированность, продажность судов. Напротив, о независимости, принципиальности, честности и неподкупности заявило всего от шести до девяти процентов опрошенных. Объясняя причины уклонения граждан от обращения за судебной защитой нарушенных прав, журналисты на одно из первых мест (41 %) поставили убеждение граждан в том, что суд не захочет пойти против властей и влиятельных людей.     Так выглядит в глазах журналистов независимость суда. С этим связаны и представления о справедливости суда. О какой справедливости судебных решений может идти речь, если высказаны столь категоричные суждения о зависимости и беспринципности, конъюнктурности, прислужничестве и продажности судей. Признание их гарантами справедливости, объективными арбитрами в спорах и конфликтах оказалось самым непопулярным и минимально выраженным (5 % опрошенных).     Среди причин воздержания граждан от обращения в суд при нарушении их прав, журналисты сочли самым весомым отсутствие у граждан веры в возможность добиться справедливости (61 % респондентов).     Наконец, совокупность суждений по последнему вопросу (причины необращения граждан в суд) вкупе с другими данными выражает самое серьезное сомнение в доступности правосудия для населения.     Столь мрачная картина судебной деятельности в представлениях журналистов, будучи

лишь “субъективным отражением объективной действительности”, конечно же, не адекватна реальной ситуации. Во-первых, в силу естественной ограниченности знания респондентами действительного положения дел в полном объеме.     Во-вторых, из-за неизбежной односторонности понимания и юридической некомпетентности оценок многих событий и фактов судебной практики. В-третьих, в силу избирательности восприятия и фиксации преимущественно негативных сторон судебной деятельности, когда положительные стороны в массе своей остаются вне актуального поля сознания.     Тем не менее полученные данные характеризует интересующий нас сегмент профессионального сознания изученной группы журналистов. В связи с этим возникают важные вопросы.     Выражают ли наши респонденты и в какой мере общественное мнение населения, частью которого они являются?     В то же время не являются ли мнения, позиции и установки журналистов фактором, формирующим через средства массовой информации соответствующее общественное мнение граждан о суде и судебной власти? Эти вопросы рассматриваются в дальнейшем.

РАЗДЕЛ III. СУДЬИ О ПРЕССЕ И ЖУРНАЛИСТАХ

(результаты опроса)

Характеристика исследования

     Рассмотрев мнения журналистов о суде и судьях, их претензии к судейскому корпусу, перейдем к анализу взглядов и позиций “другой стороны” — представлений и оценок судей в отношении журналистов и прессы.     Такой “перекрестный” опрос по сходным вопросам и общей программе позволяет яснее увидеть и понять истоки взаимной напряженности этих двух профессиональных групп в связи с пересечением (или столкновением) их интересов и деятельности.     Исследование осуществлялось с помощью и при активном участии Правовой академии Министерства юстиции РФ.     Опрос проводился среди судей, прибывших в академию для повышения квалификации в 1997 году. Опрос проходил на двух учебных потоках с двухмесячным интервалом, что позволило охватить представителей судебной системы из максимально доступного числа регионов России. Эти респонденты (165 человек) составили “основную” группу. По значимым показателям (они приводятся ниже) респонденты этой группы выглядят рядовыми представителями низового и среднего звена судейского корпуса России.     Кроме того, по той же методике опросом охвачено 95 членов квалификационных коллегий судейского сообщества. Это наиболее компетентные и уважаемые в своей среде судьи Российской Федерации, которых вполне допустимо рассматривать не только как выразителей, но и как лидеров профессионального мнения судей. В нашем исследовании они обозначены как “элитная” группа.     В общей сложности опрошено 260 судей. Полученная выборка, как и по опрошенным журналистам, будучи “стихийной”, не является статистически репрезентативной по отношению к генеральной совокупности всего судейского сообщества. Однако для качественной характеристики мнения изучаемых профессиональных групп в наших целях она представляется достаточной.     В соответствии с исследовательским проектом изучение профессионального мнения судей, как и журналистов, было проведено на основе анонимного анкетного опроса. Анкеты заполнялись в групповом порядке слушателями академии на занятиях в учебных аудиториях (основная группа) и в индивидуальном порядке членами квалификационных

коллегий на всероссийском совещании-семинаре (элитная группа).     В анкете (кроме так называемой “паспортички””) содержалась серия вопросов, которые направлены на выяснение отношения респондентов к журналистам и их деятельности, мнений об основном назначении прессы, выявление имиджа журналиста в профессиональном судейском сообществе, удовлетворенности характером освещения средствами массовой информации деятельности судов и судей, представлений о роли самих судей в формировании общественного мнения населения о судебной власти.     Часть вопросов в группах судей и журналистов носила специализированный характер, а часть повторялась и при опросе общественного мнения.     Однако, по сравнению с массовым опросов, в данном случае использовались более детализированные индикаторы с применением шкал и так называемых “сеток” для получения более дифференцированных оценок и суждений.     Вопросы содержали возможные варианты ответов, из которых респондентам предлагалось избрать те, которые соответствовали их мнению. Допускались ответы и в произвольной форме, которые затем были подвергнуты качественной интерпретации. Формулировки вопросов воспроизводятся при описании результатов исследования.     Количественная обработка первичных данных по разработанной нами программе проведена в Российской правовой академии Министерства юстиции РФ*.

Опрос судей и обработка его результатов выполнены проректором Академии, доктором юридических наук, профессором Л.Б. Алексеевой.

Сведения об опрошенных

     В ходе исследования, как отмечено, было опрошено 260 судей. В нашей выборке оказалось респондентов в возрасте до 40 лет — 26 %, остальные в интервале от 40 до 60 лет. Мужчины и женщины представлены в равном количестве.     По судебному стажу работы респонденты распределились следующим образом.

Стаж работы (в % к числу опрошенных)

Стаж работыГруппы

"Основная" "Элитная"До 10 лет 45 28До 20 лет 41 49Свыше 20 лет 14 23

     Как видим, “элитная” группа, состоящая из членов квалификационных коллегий, — это наиболее опытные судьи с большим стажем работы. В “основной” группе почти каждый второй имеет стаж работы менее 10 лет, более того у половины их них он не превышает 5 лет.     В основной группе представлены 47 % судей, работающих в районном (городском) суде, и 53 % - в судах субъектов Федерации. В “элитную” вошли работающие: в муниципальном, районном, городском суде - 16 %; в суде субъекта Федерации - 42 %; в Верховном Суде РФ - 2 %; в арбитражных судах — 29 %; в военных судах —11 %.     В “основной” группе руководители судов составляют 31 %, остальные — рядовые судьи.     По занимаемой должности “элитная” группа распределилась так: председатели судов - 15 %; члены квалификационных коллегий субъектов Федерации - 6 %; председатели (заместители председателей) квалификационных коллегий — 74 %; члены Высшей квалификационной коллегии РФ — 5 %.

     Можно полагать, что респонденты, принявшие участие в исследовании, составили выборку, которая близка по своим характеристикам основной массе судейского сообщества. Что же касается “элитной” группы, то она в полной мере может рассматриваться как репрезентативная, поскольку в опросе участвовало абсолютное большинство членов квалификационных коллегий судей Российской Федерации.     Считая справедливым афоризм: “Скажи, что ты читаешь, и я скажу, кто ты”, предполагалось, что читательские предпочтения судей могут служить некоторым косвенным индикатором в характеристике респондентов.     Опрошенным было предложено ответить на вопрос о том, какие газеты они читают более-менее регулярно. Результаты приведены в таблице (в % к числу опрошенных).

Газеты "Основная" "Элитная"Областная, республиканская, краевая 11,6 20,2Местная городская, районная 13,1 10,6Аргументы и факты 15,4 18,8Завтра 0,4 —Труд 2,7 1,1Известия 6,2 7,4Комсомольская правда 6,9 11,7Коммерсантъ-Daily 0,8 0,7Российская газета 22,8 20,6Московский комсомолец 13,1 5Другие 3,9 2,1Газет регулярно не читаю 1,9 1,8

     Газет не читают единицы, что вполне естественно, поскольку работа судьи требует знания не только материалов конкретных дел, но и всей социально-психологической атмосферы в обществе, которая получает отражение в прессе. От четверти до трети респондентов регулярно читают местную прессу, две трети — центральную. Из центральных газет наибольшее внимание судей привлекает “Российская газета”, поскольку в ней печатаются нормативные акты и решения Конституционного суда. Следующими по читаемости в порядке убывания идут “Аргументы и факты”, “Московский комсомолец”, “Комсомольская правда” и “Известия”.     Можно констатировать, что читательские предпочтения судей мало чем примечательны. Они ориентируются на те же источники, что и журналистское сообщество и население в целом. Исключение составляет “Российская газета”, которой отдают предпочтение все судьи. В остальном различия касаются только интенсивности внимания респондентов к отдельным изданиям.     На фоне более или менее полного соответствия читательских интересов судей, рейтингу, популярности и тиражности газет, отмечаются нюансы, вызывающие некоторые (может быть и не бесспорные) соображения.     Прежде всего — это максимальная привлекательность изданий “Аргументы и факты”, где преобладает новостная, событийная, фактографическая информация и менее выражена оценочная, комментирующая. Возможно, в этом судейском предпочтении сказывается профессиональная потребность самостоятельно оценивать факты и события, не полагаясь на интерпретации и суждения журналистов.     В то же время близки по популярности этой категории читателей серьезные аналитические материалы, с которыми выступают “Известия” и “Комсомольская правда”.

     Далее показательно, что интерес к газете “Московский комсомолец”, славной своим скандальным стилем и эпатирующими сенсациями, столь привлекающими массового читателя и многих рядовых судей, более чем сдержанно проявился в “элитной” группе, видимо, отталкивая их своей “желтизной”.     Наконец, почти полностью отсутствует интерес к непримиримо оппозиционным материалам газеты “Завтра” и другим изданиям, рассчитанным на специфическую аудиторию.     Хочется верить, что, избегая потреблять такую печатную продукцию, судьи ограждают себя от безудержной политизации, способной отразиться на выполнении ими профессиональных обязанностей.     Заключая характеристику исследуемого контингента, полагаем, что полученные данные отражают интересующие нас аспекты профессионального сознания судей, заслуживающие критического и конструктивного осмысления.

Результаты исследованияСудьи о назначении прессы

     Не касаясь таких философских проблем, как “культурно-историческая миссия журналистики” и “общественно-политическая роль прессы” (на этот счет имеются разные концепции), ограничимся для начала только одной несложной теоретической посылкой.     Взаимоотношения между двумя большими профессиональными группами (журналистами и судьями), а значит, и взаимодействие между общественными и государственными институтами (средствами массовой информации и судебной властью) в определяющей степени зависят от того, насколько соответствуют друг другу взаимные ожидания и притязания представителей этих структур. Исходя из этого, ключевым при опросе как журналистов, так и судей был вопрос: “Как Вы считаете, каково главное назначение прессы, какие задачи она в первую очередь должна выполнять?”.     Выше при описании результатов опроса журналистов уже были приведены данные, указывающие на характер их самоопределения, осознания ими иерархии и содержания выполняемых функций. Теперь же представляет интерес, насколько совпадают или расходятся с этими данными представления судей по тому же вопросу. Сопоставление мнений журналистов и судей демонстрирует следующая таблица.

Мнения о назначении прессы (% опрошенных)

Назначение прессы Журналисты Все судьи

СудьиОсновная "группа"

"Элитная" группа

Представлять информацию о событиях и ситуации в стране и мире 90 70 71 65

Выражать общественное мнение, социальные настроения народа 57 26 13 41

Расширять кругозор читателей, помогать им в получении новых знаний 44 24 22 45

Содействовать участию граждан в управлении делами государства и общества 28 8 2 15

Знакомить с миром литературы, искусства, способствовать эстетическому познанию 11 10 10 11

Воспитывать людей, формировать 10 36 31 42

законопослушных гражданСлужить средством отдыха, развлечения, психологической “разрядки” 9 16 23 10

Служить средством агитации, формировать политическую позицию 7 5 5 5

     Напомним, что опрошенным надлежало в приведенном перечне указать не более трех, наиболее важных, по их мнению, задач прессы. Таким образом, табличные данные указывают на профессиональные приоритеты респондентов поданному вопросу.     Уже отмечалось, что среди журналистов основное значение придается информационной функции прессы и конкретизирующим ее задачам: представлять читателям новые знания, выражать общественное мнение и социальные настроения народа, а также содействовать участию граждан в управлении делами государства и общества.     Предпочтения судей имеют несколько иную конфигурацию. Лидирует, как у журналистов, хотя и не столь интенсивно, суждение об информационной функции СМИ и близкая к ней задача расширения кругозора читателей. В иных важных позициях заметны существенные расхождения.     Задача прессы как выразителя общественного мнения, получившей второе ранговое место и более половины “голосов” журналистов, поддержана только четвертью всех опрошенных судей, из них еще вдвое меньше судей низового звена (“основная группа”).     Содействие прессы участию граждан в управлении делами государства и общества (по существу имеется в виду общественный контроль за властью, в том числе и судебной) нашло минимальную поддержку среди судей. Эта задача для них оказалась самой неважной. Куда более существенной признана развлекательная деятельность прессы (среди “основной” группы опрошенных она занимает третье место, у журналистов, напротив, предпоследнее).     Не вызвали у судей и журналистов разногласий вопросы по поводу культурно-просветительской и агитационно-пропагандистской роли прессы. Эти задачи расцениваются одинаково низко, занимая последние места.     Показательно, что самые значительные расхождения в позициях журналистов и судей отмечаются применительно к “основной” группе опрошенных, представляющих наиболее многочисленную часть судейского корпуса, судей низового звена.     Напротив, ближе к позициям журналистов показатели “элитной” группы, т.е. наиболее компетентной “референтной” части судейского сообщества. Этот факт внушает надежду на конструктивный диалог журналистов и судей, на их взаимопонимание и деловое сотрудничество.     Однако на одном принципиальном расхождении позиций необходимо остановиться особо. Среди опрошенных судей приоритетное значение придается задаче прессы по воспитанию людей, формированию законопослушных граждан. Она занимает второе место вслед за информационно-коммуникативной задачей и решительно “затребована” всеми судьями.     Между тем, журналисты отвели этому направлению деятельности прессы одно из последних мест, наряду с политико-пропагандистской и развлекательной деятельностью. Показательно, что в группе журналистов, которые специализируются по судебно-правовой проблематике, задачу воспитания законопослушных граждан не упомянул никто. Высокие или, может быть, завышенные притязания судей в этой части можно понять и объяснить их профессиональными интересами.     Однако противоположная позиция журналистов вызывает недоумение. Кто из них более прав, какое мнение ближе к истине — это предмет дальнейшего обсуждения. Здесь же важно было установить серьезные расхождения во взглядах на предназначение прессы

у журналистов и судей. А несбывшиеся ожидания и неудовлетворенные притязания одной стороны по отношению к другой служат первоисточником осложнений между ними.

Мнения судей о судебной информации в прессе

     Если в предыдущем изложении речь шла о несовпадении общих представлений журналистов и судей о “должном”, то на следующей ступени анализа требовалось установить, как, по мнению судей, эти задачи реально решаются прессой применительно к освещению деятельности судебной системы.     Для выявления мнения о качестве судебной информации в прессе респондентам предлагалось ответить на вопрос: “Считаете ли вы, что деятельность судов и функционирование судебной власти получает надлежащее (полное, объективное и квалифицированное) освещение в российских средствах массовой информации?”     Ответы представлены в таблице (в % к числу опрошенных).

Варианты ответов "Основная" группа "Элитная" группа

Да, вполне 0,9 0Скорее да, чем нет 10,6 7,4Скорее нет, чем да 45,1 54,9Нет 39,8 36,8Затрудняюсь ответить 3,6 0,9

     Полученные данные свидетельствуют об острой неудовлетворенности судей и особенно членов квалификационных коллегий тем, как освещается работа судов и судебная власть в средствах массовой информации. Из всей выборки лишь один человек заявил о своей удовлетворенности информацией об их деятельности в СМИ. Менее десятой части с некоторыми оговорками оценивают усилия прессы в этом направлении позитивно. Среди ответивших там оказались два члена Верховного Суда и трое судей субъекта Федерации.     Подавляющее же большинство опрошенных судей с большей или меньшей степенью категоричности высказали отрицательные суждения по этому вопросу. Наиболее критично настроены члены квалификационных коллегий. Особенно наглядно это видно при сравнении коэффициентов соотношения отрицательных ответов к положительным.

     Если в основной группе соотношение негативных (84,9 %) к позитивным (11,5 %) составляет чуть более 7, то в элитной это соотношение превышает двенадцатикратный разрыв (91,7 к 7,4). Это означает: профессиональная группа судей характеризуется тем, что на одно позитивное суждение о характере освещения их деятельности в СМИ приходится семь, а в “элитной” — 12 негативных.     Таким образом, различие групповых оценок состоит не в характере и направленности суждений, а в разной степени интенсивности отрицательных оценок. То же самое можно сказать о показателях по категориям опрошенных различного возраста, пола, стажа работы, уровня судебного органа и занимаемой должности. Можно отметить лишь некоторые нюансы.     Так, мужчины критичнее и категоричнее, чем женщины. Коэффициент соотношения негативных суждений к позитивным в группе мужчин более десяти, среди женщины не достигает шести.     Совсем незначительно сказалось влияние возраста на характер ответов. Отметим только два момента. Судьи в возрасте до 40 лет настроены в целом чуть более критично, нежели старшее поколение. Однако, среди недовольных старшего возраста чаще высказывается резко категоричное “нет”. Если в группе до 40 лет такие ответы избрали 28,8 % опрошенных, то в старшей возрастной группе — 44,6 %.     Что касается влияния стажа, то судьи, проработавшие свыше десяти лет, настроены по отношению к СМИ более критично, нежели судьи с небольшим стажем. Распределение данных по этому показателю (в %) представлено в следующей таблице.

Удовлетворенность освещением судебной деятельности

СтажОт 1 до 10 лет Свыше 10 лет

Да, вполне 1,9 0Скорее да, чем нет 15,4 6,6Скорее нет, чем да 50 41Нет 28,8 49

Негативных ответов больше, чем позитивных В 4,5 раза В 13 раз

      Как видно, судьи низового звена настроены менее критично к СМИ, чем их коллеги в судах субъектов Федерации. Председатели судов и их заместители несколько лучше, чем судьи оценивают деятельность СМИ. Можно предположить, что руководители судов более критично оценивают работу своих подчиненных, зная, что они нередко дают повод для резкой критики их в прессе.     Таким образом, несмотря на некоторые различия в оценках, общий настрой в отношении СМИ один: убежденность в том, что деятельность судов и функционирование судебной власти не получают полного, объективного и квалифицированного освещения в прессе.     Можно полагать, что такое убеждение имеет веские основания. Об этом же свидетельствуют результаты обстоятельного исследования материалов прессы путем контент-анализа газетных публикаций по судебной тематике (см. в настоящей работе первый раздел).     Далеко не столь однозначно был встречен болезненный для судейского сообщества и судебной системы вопрос о причинах невысокого авторитета суда, не отвечающего роли органов правосудия в демократическом обществе.     Известно, что сотрудники правоохранительных и судебных органов склонны приписывать прессе роковую роль в умалении их престижа, формировании скептического отношения к ним населения, создании неприглядного образа милиционера, прокурора, судьи в общественном мнении.     В настоящем исследовании фиксировалось мнение судей относительно роли СМИ в этом отношении. Респондентам был задан вопрос: “Как Вы оцениваете роль российских СМИ в формировании позитивного образа суда и престижа судебной власти?”.     Результаты опроса воспроизводятся в следующей таблице.

Оценка роли СМИ в формировании образа суда(в % к числу опрошенных)

Варианты ответов Все судьи Основная группа

"Элитная" группа

Положительно 3,5 3,6 3,2Скорее положительно, чем отрицательно 12,5 15,5 9,7Скорее отрицательно, чем положительно 49,8 43,6 53,8Отрицательно 30,7 30,9 31,2Затрудняюсь ответить 3,5 6,4 2

     Полученные данные свидетельствуют: подавляющее большинство судей (74,5 % в “основной” и 85 % в “элитной” группах) отрицательно оценивают роль СМИ в формировании образа суда и судебной системы в глазах населения. Лишь пятая часть в “основной” и примерно десятая в “элитной” группах оценивают СМИ в этом отношении положительно.     Если же обратиться к коэффициентам соотношения негативных ответов к позитивным, то обнаруживается, что на одно утверждение о положительной роли СМИ в формировании образа суда приходится около четырех отрицательных в основной группе и более шести среди членов квалификационных коллегий.     Влияют ли на характер этих суждений такие факторы, как пол, возраст, стаж работы, служебный статус респондентов? В таблице представлены сравнительные величины

коэффициентов отношения отрицательных оценок к положительным в различных категориях опрошенных.

 

Пол Возраст Стаж Место работы Должность

М Ж До 40

От 40

До 10 лет

Свыше 10 лет

Районный, городской

суд

Суд субъекта

ФедерацииСудья

Председатель, заместитель председателя

судаКоэффициент соотношения отрицательных суждений к положительным

4 3,8 5,9 3,2 4,6 3,4 2,8 5,3 4 3,4

     Различия в ответах между респондентами по полу мало заметны, мужчины, как и по предыдущему вопросу, чуть более критичны по отношению к СМИ. По возрасту и стажу более молодые и менее опытные склонны в большей мере предъявлять претензии к СМИ за свой имидж, чем их умудренные опытом коллеги.     Более жесткую и негативную позицию по отношению к СМИ занимают судьи судов субъектов Федерации, нежели судьи низового звена.     Не объясняется ли большая сдержанность районных судей близостью “к земле”? Руководители судов, как и в предыдущем вопросе, чуть менее придирчивы к прессе, чем рядовые судьи.     Итак, зафиксирована общая отрицательная оценка роли средств массовой информации в формировании “образа суда”.     Однако действительно ли только пресса повинна в недоверии граждан к нашему суду, в создании его неприглядного образа в общественном мнении? Что является определяющим: реальная деятельность органов правосудия или посильный вклад вносят в это дело и СМИ? Требует ли судебная тематика более сбалансированного освещения в печати? Эти вопросы необходимо обсудить и разрешить.     В этом же разделе мы продолжим рассмотрение профессионального мнения судей о прессе и журналистах.

Претензии судей к прессе и журналистам

     Согласно логике теперь нужно подробнее остановиться на конкретных претензиях, которые предъявляют судьи к журналистам и прессе при освещении деятельности судов.     Респондентам предлагалось ответить на вопрос: “Как часто журналисты и СМИ допускают нарушения, недостатки и злоупотребления при освещении деятельности судов?”. Предъявлялся перечень наиболее распространенных нарушений, инкриминируемых СМИ. Судьям надлежало ответить по каждому пункту дифференцированно: “постоянно, часто, редко, почти никогда”. В таблице представлены результаты по каждому варианту ответов, объединенные по степени интенсивности.

Виды нарушений

ИнтенсивностьЗатрудняюсь

ответить

Отношения негативных

ответов к позитивным

Постоянно, часто

Редко, почти

никогдаИспользование непроверенной, недостоверной, ложной информации 80,3 14,0 5,7 5,7

Предвзятость, тенденциозность, необъективность оценок и суждений 81,8 14,6 3,6 5,6

Некомпетентность, юридическая неосведомленность 88,11 9,9 2,0 8,9

Поверхностность, склонность к сенсациям 89,8 7,5 2,7 12,0

Неправомерное давление на суд 39,2 47,1 13,7 0,8Оскорбительный характер подачи информации 48,4 45,3 6,3 1,0

Ангажированность, продажность, политиканство 42,8 29,2 28 1,4

Претензий к СМИ не имею 1      

     Прежде всего заметим, что не имеет претензий лишь 1 % опрошенных судей. Остальные высказали достаточно серьезные нарекания в адрес журналистов, причем очень интенсивные и насыщенные. Сейчас мы не говорим о степени их обоснованности, фиксируем лишь состояние профессионального мнения поданному вопросу.     В качестве самого распространенного “греха” представители Фемиды выделили поверхностность, склонность к сенсациям. Почти 90 % опрошенных ответили, что этот недостаток присущ почти всем журналистам. Он встречается сплошь и рядом. Его отсутствие — редкость, на что указали лишь 7 - 8 % респондентов. Если определить соотношение ответов “постоянно и часто” и “редко и почти никогда”, то обнаруживается, что на одно более или менее благоприятное для журналистов суждение приходится 12 отрицательных.     Конечно, журналисты нередко дают повод для подобных претензий.     Но вряд ли это неотъемлемая черта всей прессы и журналистики в целом. Вспомним хотя бы сдержанность тона большинства публикаций, отмеченную контент-анализом. Думается, в том, как это видится судьям, имеют место определенный “перехлест”, неоправданные обобщения.     Другим, почти столь же распространенным “недугом”, по мнению судей, является некомпетентность, юридическая неосведомленность работников СМИ. Подавляющее большинство судей (88 %) считает, что этот порок также присущ почти всем журналистам, он проявляется постоянно или очень часто. Незначительная часть опрошенных (менее 10 %) ответили, что он хоть и существует, но проявляется не так уж часто.     Близкими по содержанию и смыслу являются еще два недостатка, которые, по мнению судей, присущи журналистам и их продукции. Это предвзятость, тенденциозность, необъективность оценок и суждений (82 %), а также использование непроверенной, недостоверной информации (80 %). И в том, и в другом случае лишь 14-15 % опрошенных не распространяют эти недостатки на всех журналистов, полагая, что эти явления встречаются сравнительно редко. Что же касается недостоверной и непроверенной информации, то, как свидетельствует наше исследование, вина тут должна быть поделена между обеими профессиональными сообществами.     В числе других пороков судьи назвали оскорбительный характер подачи материала, выражают упреки в неуважительном отношении к судьям, судебной власти. Претензия к форме подачи материалов указывает на недостаточное профессиональное мастерство журналистов, которые не могут найти приемлемые способы выражения своего отношения к тому, о ком и о чем они пишут. Правда, подобные претензии высказываются реже. Их отметил примерно каждый второй.     В перечне нарушений осталось еще два пункта, на которых следует остановиться.

Первый — это ангажированность, продажность, политиканство журналистов, которые, по мнению более 40 % судей, получили широкое распространение. Но по этому поводу значительная часть судей затруднилась дать определенный ответ. Если по всем остальным вариантам (за исключением одного, на котором мы еще остановимся) затруднялись ответить от 2 до 6 %, то в данном случае — 28 %.     Действительно, сейчас постоянно говорят и пишут об ангажированности и продажности прессы, но сведения такого рода чаще всего бездоказательны, поэтому многие судьи в силу своих профессиональных установок предпочли уйти от определенного ответа. Причем около 30 % опрошенных проявили сдержанность, считая это явление редким.     И, наконец, последнее место, занявшее в списке претензий - неправомерное давление на суд выступлениями в СМИ. По распространенности это нарекание судей отличается от их позиций по другим вопросам. Почти половина опрошенных считает это редким или крайне редким явлением. Значительно больше опрошенных именно по этому вопросу “ушли” от ответа. Такой расклад можно, видимо, объяснить тем, что давление СМИ не идет ни в какое сравнение с тем, которое испытывают судьи со стороны государственных структур, особенно исполнительной власти.     Здесь не исключено и действие механизма психологической защиты. Дело в том, что все остальные суждения характеризуют только деятельность СМИ и журналистов, этот же показатель касается как СМИ, так и самих судей. Своим ответом они как бы демонстрируют свою “непро-гибаемость” и нечувствительность к давлениям со стороны.     Интересно, что при сравнении ответов двух групп — “основной” и так называемой “элитной” — только по этому пункту представители основной группы превосходят “элитную”.     По всем остальные параметрам судебная “элита” более негативна, резче и категоричней (см. сравнительную таблицу).

Претензии к журналистам и их интенсивность в “основной” и “элитной” группе

Варианты ответов

“Основная группа” “Элитная группа”Интенсивность

Постоянно, часто

Редко, почти

никогда

Постоянно, часто

Редко, почти

никогдаИспользование непроверенной, недостоверной, ложной информации 78,1 13,3 83 14

Предвзятость, тенденциозность, необъективность оценок и суждений 77,7 17 87 11,6

Некомпетентность, юридическая неосведомленность 86,4 10,9 90,2 8,7

Поверхностность, склонность к сенсациям 89,4 7,7 90,4 7,2Неправомерное давление на суд 39,6 44,3 38,6 50,6Оскорбительный характер подачи информации 45,7 46 51,7 43,7

Ангажированность, продажность, политиканство 37 35 50 22,5

     Указанные недостатки, нарушения, злоупотребления действительно имеют место. Однако вызывает сомнение столь широкое распространение отмеченных “недугов”,

тотальная зараженность всех или почти всех работников СМИ этими “болезнями”.     Взаимная неадекватность оценок, фиксация внимания только на недостатках, нарушениях, злоупотреблениях, определенная предвзятость не могут не сказываться самым отрицательным образом на взаимоотношениях между этими двумя профессиональными группами.     Росту напряженности между журналистами и судьями способствуют и отношения многих представителей судейского корпуса к критическим выступлениям прессы. Это проявилось в ответах на вопрос: “Как Вы оцениваете критические выступления СМИ в адрес суда?”.     При всей декларативности ответов на этот “лобовой” вопрос, их социальной желательности, т.е. стремлении респондентов выглядеть “прилично”, усматривается привычный образ реагирования на критику. Тем более, что критика, по мнению воспринимающих, исходит от стороны некомпетентной, тенденциозной, недобросовестной и т.п.

Оценка судьями критических выступлений прессы

Варианты ответов Все судьи Основная группа

"Элитная" группа

Как нормальное явление 35,2 31,5 39,8Как попытку оказать давление на суд при разрешении дела 16,3 19,8 9,2

Как стремление улучшить деятельность суда 4,4 1,8 5,1Как стремление скомпрометировать судебную власть, подорвать к ней доверие 33,7 35,1 32,7

Другое 5,6 7,2 7,1Затрудняюсь ответить 4,8 4,5 6,1

     Лишь треть опрошенных оценивает критику в адрес суда как нормальное явление.     Привычной реакцией на критику является утверждение о стремлении СМИ скомпрометировать судебную власть, подорвать к ней доверие. За этим суждением легко угадывается довольно популярная идея о заговоре прессы в данном случае против судебной власти.     Установка на закрытость, недосягаемость для критики, сформирована прежним опытом существования судебной системы, когда было принято говорить о ней либо хорошо, либо ничего. Между тем известно, что открытость для критики всех структур власти - первое, что отличает демократическое общество.     Еще одним вариантом реакции на критику являются обвинения в стремлении оказать давление на разрешение дела в суде.     И совсем единицы считают, что критические выступления продиктованы стремлением изменить ситуацию к лучшему и способствуют успешному проведению правовой реформы в стране.     В общей сложности каждый второй ответ свидетельствует о резко негативной реакции на критическое выступление прессы с переносом вины на критикующего. При таком отношении к критике, которая воспринимается “в штыки”, трудно рассчитывать на партнерские отношения с прессой.     Еще один вопрос, уточняющий и конкретизирующий отношение судей к критическим выступлениям прессы, был предложен респондентам: “Как бы Вы предпочли реагировать на публикацию материалов, содержащих необоснованную критику Ваших действий и решений по рассмотренному делу?”.

Варианты ответов Все судьи Основная группа

"Элитная" группа

Направил бы в редакцию для публикации опровержение, ответ 14,3 15,1 13,2

Разъяснил бы в беседе редактору и автору ошибочность публикации и правильность своих действий и решений

11  11,8 11

Выступил бы со специальной публикацией, разъясняющей соответствующее законодательство

12,9  10,9 15,4

Предпочел бы в дальнейшем не иметь дела с этой газетой и автором 18  15,1 20,9

Обратился бы в суд с иском к газете и журналисту 8,6  7,6 9,9

Обратился бы в другие инстанции (прокуратуру, Роскомпечать и пр.) 0,5  0,8 —

Не стал бы реагировать, считая себя правым 31  33,6 26,4Затрудняюсь ответить 4,3  5 3,3

     Все ответы условно делятся на два типа реакций: “активную” и “пассивную”. К “пассивному” относятся такие варианты поведения, как “не стал бы реагировать, считая себя правым” и “предпочел бы в дальнейшем не иметь дела с этой газетой и автором”.     В общей сложности “пассивный” образ действий предпочли 48 % опрошенных. Может, некоторые судьи посчитали ниже собственного достоинства реагировать на критику, содержащуюся в печатном органе, к которому они относятся без особого уважения, или сказалось нежелание обсуждать судебные решения, воспринимая их как бесспорную истину. Но за этим выбором может стоять отсутствие озабоченности собственным престижем, чиновное превосходство над критикующим.     Во всяком случае, пассивный способ реагирования свидетельствует о том, что ошибочное выступление в СМИ не является настолько значимым, чтобы вызвать потребность объяснить, доказать, обосновать правильность своих действий и решений.     В этом отношении вариант “направил бы в редакцию опровержение, ответ” представляется вполне приемлемым. Этот вариант, как и другие оставшиеся в перечне, отнесены к “активным” формам реагирования и представляют собой разные способы возможного разрешения спора. В нем отражается и озабоченность своей репутацией и престижем суда, и стремление достойно отреагировать на ошибочные утверждения в прессе.     В общей сложности 47 % опрошенных предпочли один из вариантов такого образа действий. Надо сказать, что наиболее активную позицию поддержали председатели судов (до 61 % при средней 47 %).     Таким образом, этот уточняющий вопрос высветил еще один значимый нюанс в отношениях между судебной властью и средствами массовой информации.

Образ журналиста в представлениях судей

     Выше уже говорилось, как много в межличностном и межгрупповом взаимодействии зависит от того, какой образ судьи бытует в журналистской среде. То же самое можно сказать о значимости обобщенного образа журналиста, сложившегося в судейском сообществе, его влиянии на характер взаимоотношений и взаимодействии между этими

двумя профессиональными группами.     Здесь вновь пойдет речь о создании и использовании упрощенных, схематизированных представлений о партнере по общению, его свойствах, намерениях, ожидаемых действиях.     На основе прошлого и, как правило, ограниченного опыта объекту приписываются определенные черты и мотивы, иногда далекие от действительности, ориентируясь на которые субъект строит свое поведение. Неадекватное восприятие и понимание партнерами друг друга — источник осложнений.     Для выявления обобщенного образа журналиста в представлениях судей был использован вопрос: “О журналистах и прессе сейчас высказываются различные мнения и оценки. В какой степени, по Вашему мнению, распространены среди Ваших коллег приведенные ниже представления?”.     Набор включал восемь утверждений, половина которых имела положительный, другая половина — отрицательный смысл. Применительно к каждому утверждению респонденты высказывали мнение о распространенности по шкале “в очень большой степени — в значительной — незначительной - вовсе не распространены”. Предусматривался вариант “затрудняюсь ответить”.     Ответы по каждому утверждению в зависимости от направленности и степени выраженности отношения респондента оценивались как позитивные или негативные, затем вычислялся коэффициент соотношения негативных суждений к позитивным. Суммарные результаты приведены в таблице.

Образ журналиста в представлениях судей

Мнения о журналистах

Степень выраженностиКоэффициент соотношения негативных к позитивным

В очень большой и значительной

В незначительной,

вовсе не распространены

Выразители общественных интересов 10,0 53,0 5,3

Ловцы сенсаций и “жареных” фактов 64,6 8,8 7,3

Прислужники властей, богатых и влиятельных людей 36,9 22,6 1,6

Воспитатели, наставники, просветители 5,0 56,0 11,2

Манипуляторы общественным мнением 51,1 13,5 3,8

Стражи демократии, поборники справедливости 6,1 56,5 9,2

Продажные борзописцы, большие лжецы 32,6 26,5 0,8

Наблюдатели жизни, информаторы общества 27,7 37,6 1,3

     Полученные данные позволяют говорить о явном преобладании негативных стереотипов над позитивными, о чем свидетельствуют представленные в таблице коэффициенты.     Образ журналиста в представлениях судей никак нельзя назвать привлекательным.

Наиболее распространенным является образ как ловца сенсаций и “жареных” фактов. Такой имидж предполагает бездоказательность, поверхностность его писаний, низкий уровень профессионализма и безответственность.     Другое стереотипное представление, получившее поддержку у большинства судей, — журналист как манипулятор общественным мнением. Далее по частоте встречаемости утверждений отрицательной направленности следует образ прислужника властей и тесно связанный с ним образ продажного и лживого “писаки”. Кстати, по поводу последнего утверждения судьи проявили большую осторожность в высказываниях, поскольку, как уже отмечалось выше, эти факты трудно доказуемые и они предпочли в данном случае избрать вариант “затрудняюсь ответить”.     Чрезвычайный интерес представляет мнение респондентов по поводу распространенности качеств позитивной направленности. Как свидетельствуют результаты, самым решительным образом отвергался стереотип “журналист — воспитатель, наставник, просветитель”. Судьи категорически не согласны с этим утверждением. Здесь обнаруживается наибольший разрыв в позитивных и негативных оценках. Вспомним, что судьи при рассмотрении вопроса о назначении прессы выделили в качестве основной функцию воспитательно-социализирующую. Образовавшиеся “ножницы” между ожиданиями и их реальным воплощением вызывают резко отрицательные оценки в адрес всей журналистики.     Еще одним “раздражителем” является взгляд на журналиста как стража демократии и поборника справедливости. Большинство судей не усматривают этого качества в обобщенном образе журналиста.     Среди позитивных черт можно выделить, пожалуй, уникальную - ассоциацию журналистов с информаторами общества. Почти 30 % судей согласны с этим. Однако даже и по этому поводу достаточно распространены отрицательные мнения.     Некоторые различия обнаруживаются в восприятии журналистов судьями “основной” и “элитной” групп.     Сравнительные данные представлены в таблице.

Образ журналиста в представлении “основной” и “элитной” групп

Журналисты и пресса – это

Группы"Основная" "Элитная"

Позитивное

утверждение

Негативное

утверждение

Коэффициент

соотношения

негативных к

позитивным

Позитивное

утверждение

Негативное

утверждение

Коэффициент

соотношения

негативных к

позитивным

“Выразители общественных интересов”

11,6 68,7 5,9 13,6 64,2 4,7

“Ловцы сенсаций и “жареных” фактов”

10,7 76,7 7,1 11,5 86 7,4

“Наблюдатели жизни,

36,6 42,8 1,1 32,6 52,6 1,6

информаторы общества”“Прислужники властей, богатых и влиятельных людей”

25,8 47,3 1,8 31,5 45,2 1,4

“Воспитатели, наставники, просветители”

4,5 69,6 15,4 8,4 71,5 8,5

“Манипуляторы общественным мнением”

16 60,7 3,7 17,8 68,4 3,8

“Стражи демократии, поборники справедливости”

2,7 74 27 13,6 67,3 4,9

“Продажные борзописцы, большие лжецы”

21,4 31,2 1,4 33,6 25,2 0,75

     Прежде всего в восприятии “элитной” группы образ журналиста рисуется несколько “мягче”. Представители этой группы реже выражают свое несогласие с признанием журналиста поборником справедливости и стражем демократии, что у остальных судей вызывает крайне резкое отрицание. Не столь категоричны они в своих суждениях почти по всем пунктам за исключением двух. Речь идет о признании журналистов ловцами сенсаций. В этой группе оно выражено сильнее. В большей степени, чем основная группа члены квалификационных коллегий выражают свое несогласие с позитивным представлением о журналисте как информаторе общества. Вообще по всем отрицательным характеристикам представители этой группы более сдержанны в своих оценках.     Следует, однако, подчеркнуть, что речь идет именно о некоторых групповых различиях, которые не меняют общего негативно-установочного отношения судей к журналистам.     Обобщение результатов опроса позволяет выделить типы отношений к журналистам, их распространенность и удельный вес в профессиональном мнении судейского корпуса. В частности, установлено, что первый тип выразили судьи, которые более или менее позитивно воспринимают журналистов, их оказалось 11,6 %; второй тип — резко негативно - 65,6 % и третий тип - это респонденты с неоднозначными суждениями о журналистах и СМИ. Таковых оказалось 22,8 %. На диаграмме это выглядит так.

     В дальнейшем еще будет возможность сравнить отношение населения и судей к журналистам и определить, насколько профессиональное мнение судей по этому поводу совпадает с общественным мнением россиян.     Если же сопоставить стереотипные представления журналистов о судьях и стереотипные образы журналистов в представлениях судей, то с сожалением приходиться констатировать, что обе эти группы, пользуясь “взаимностью”, воспринимают, оценивают и относятся друг к другу, как правило, с большой долей неприязни.     Этот вывод был перепроверен с помощью тонкого социально-психологического метода.

Рефлексия судей по поводу отношения к ним журналистов

     Помимо того, что взаимодействие суда и прессы в значительной степени зависит от обобщенных образов судьи и журналиста, на характер межличностных отношений влияет также и то, какими видят себя судьи в глазах журналистов. В этой связи уместно небольшое научно-популярное отступление.     Теоретическими и экспериментальными исследованиями в социальной психологии установлено, что в процессе общения (контактного и дистанционного) участники этого процесса не просто воспринимают и оценивают друг друга. При этом каждый из них думает и о том, как он воспринимается и оценивается другим. Процесс взаимовосприятия и взаимопонимания “осложняется” явлением рефлексии, т.е. осознанием того, как субъект выглядит в глазах партнера. Этот “я — образ” в зеркальном отражении другого субъекта - важнейший компонент взаимодействия, определяет содержание последнего, придает ему характер сотрудничества или оппозиции. Поэтому так важно было выяснить, что думают сами судьи, отвечая себе на неизбежный вопрос: “Каков я, по мнению журналистов?”.     Для выявления рефлексивного образа судьи в мнении журналистов респондентам предлагался вопрос: “В какой степени, по Вашему мнению, в среде российских журналистов распространены приведенные ниже представления о суде и судьях?” Далее были приведены те же стереотипные определения, которые использованы и при опросе журналистов. Опрашиваемым надлежало выразить свое отношение к ним с помощью шкалы “в очень большой степени — в значительной степени — в незначительной степени — вовсе не распространены” применительно к каждому пункту. Как и во всех других

случаях предусматривался вариант “затрудняюсь ответить”. Суммарные показатели приведены в таблице.

Рефлексивный образ судьи в журналистской среде

Суды и судьи – это… В очень

большой и значительной

В незначительной,

вовсе не распространены

Соотношения негативных суждений к

позитивным“Защитник граждан от произвола и нарушений прав” 34,7 56 1,6

“Независимые объективные арбитры в спорах и конфликтах” 28,7 30,6 2,1

“Служители закона и гаранты справедливости” 31,6 60 1,9

“Исполнители “телефонного права” 25,5 51,6 2“Карающий меч государства” 27,6 50,3 1,8“Бездушные чиновники судебного ведомства” 43,1 43,6 1

“Прислужники властей, влиятельных и богатых людей” 26,6 52 1,9

     Какими же видят себя судьи в “глазах” журналистов? Если судить о результатах по степени максимальной распространенности того или иного образа, то они представят следующий ранговый ряд: 1. Бездушные чиновники судебного ведомства; 2. Защитник граждан от произвола и нарушений прав; 3. Служители закона и гаранты справедливости; 4. Независимые и объективные арбитры в спорах и конфликтах; 5. “Карающий меч государства”; 6. Прислужники властей, влиятельных и богатых людей; 7. Исполнители “телефонного права”.     Анализ возможен также с точки зрения соотношения негативных и позитивных представлений судей о себе по мнению журналистов. В этом случае учитывается содержание самосознания судей по степени “разрыва” или превосходства негативных представлений над позитивными. Тогда выстраивается такая “лестница”. Наибольшее преобладание негативных образов над позитивными выявлено применительно к облику судьи как независимого арбитра. Далее по убывающей расположились остальные “отражения” в следующем порядке: исполнители “телефонного права”; служители закона и гаранты справедливости; прислужники властей, влиятельных и богатых людей; “карающий меч государства”; защитник граждан от произвола и нарушений прав; бездушные чиновники судебного ведомства. Более наглядно соотношение позитивных и негативных образов в самоотражении судей представлено в виде диаграммы.

     При сопоставлении результатов опроса по группам, основной и “элитной”, обнаружены определенные особенности рефлексивного образа судьи в глазах журналистского сообщества (см. таблицу).

Рефлексивный образ судьи в представлении “основной” и “элитной” групп

Суды и судьи - это...

"Основная" группа "Элитная" группаВ очень

большой и значитель

ной степени

В незначительной, вовсе не распростран

ены

Коэффициент

соотношения

негативных

представле

В очень большой и значитель

ной степени

В незначительной, вовсе не распростран

ены

Коэффициент

соотношения

негативных

представле

ний к позитивны

м

ний к позитивны

мЗащитники граждан от произвола и нарушений прав

27,9 62,0 2,2 43,0 50,0 1,1

Независимые и объективные арбитры в спорах и конфликтах

18,1 68,6 3,8 42,2 50,6 1,2

Служители закона и гаранты справедливости

25,2 67,0 2,6 39,3 52,4 1,3

Исполнители “телефонного права”

26,0 49,0 1,9 25,0 55,0 2,2

“Карающий меч” государства

26,7 54,5 2,0 28,8 45 1,5

Бездушные чиновники судебного ведомства

43,0 42,1 0,9 43,2 45,5 1,0

Прислужники властей, влиятельных и богатых людей

27,2 48,5 1,1 25,9 46,8 2,2

     Прежде всего, представители “элитной” группы считают, что они выглядят в зеркале журналистского мнения хоть и негативно, но не так мрачно, как полагают судьи основной группы. Можно полагать, что их оценки в большей мере основаны на личном опыте общения с журналистами, с которыми они встречаются значительно чаще, в то время как рядовые судьи нередко воспроизводят распространенные в их среде стереотипные представления.     По двум позициям обнаруживается совпадение мнений обеих групп. Речь идет о стереотипном образе судьи как бездушном чиновнике судебного ведомства и исполнителе “телефонного” права. По остальным параметрам основная группа видит себя в “зеркале” профессионального мнения журналистов в более дурном свете. Наибольшие различия между группами приходятся на самую “болевую” точку судебной системы — представление о ее независимости. Почти 70 % опрошенных судей основной группы убеждены, что журналисты не воспринимают их как независимых и объективных

арбитров, и лишь 18 % думают иначе. Соотношение между противоположными представлениями близко к четырем, в “элитной” же оно чуть выше единицы. По другим характеристикам “разрыв” в соотношении негативных и позитивных представлений равен примерно двум.     Обобщение всех ответов по данному вопросу позволяет дать следующую характеристику рефлексии судей по поводу восприятия их журналистами:     1. Позитивно воспринимают себя в “зеркале” журналистского сообщества — 21,1 % опрошенных;     2. Негативное представление зафиксировано у 53 % респондентов;     3. Неоднозначные взгляды продемонстрировали 25,9 % участников опроса.     В наглядной форме это воспроизводится на диаграмме.

     В общем, судьи понимают, что они неважно выглядят в глазах журналистов. В этой связи напомним результаты опроса журналистов. 42 человека (около 14,2 %) указали на положительный образ судьи и 157 человек (или 53,9 %) имеют неприглядное представление о них. Журналисты несколько хуже думают о судьях, чем это представляется самим судьям. Но в целом они достаточно точно оценивают отношение журналистов к себе, не питая иллюзий по этому поводу.     О каком же партнерстве, сотрудничестве и взаимодействии может идти речь при подобном предубеждении? Такое положение нетерпимо как для той, так и для другой профессиональной группы. Оно вредно и для средств массовой информации, и для органов правосудия, и для демократического общества вообще.

Судьи о своем участии в освещении судебной деятельности в СМИ

     Не вызывает сомнений, что недоброжелательное отношение многих судей к прессе и работникам СМИ имеет в своей основе крайнее недовольство качеством журналистской продукции, посвященной судебной тематике. Это доказано приведенными выше данными. Именно отсюда проистекают упреки, претензии и убийственные оценки журналистов со стороны опрошенных судей.     Но если судьи не удовлетворены судебной информацией в прессе, то возникает вопрос, а каким они видят свое участие в обеспечении надлежащего отражения в СМИ деятельности судов и функционирование судебной системы.

     Или судьи должны заниматься только своим делом — отправлением правосудия, не заботясь об общественном резонансе и должном отражении судебной работы в мнении общества?     Респондентам был предложен вопрос: “Считаете ли Вы, что суды и судьи должны принимать какие-либо меры, обеспечивающие надлежащее (полное, объективное и квалифицированное) освещение в СМИ судебной деятельности?”     Позиции опрошенных представлены в таблице.

Варианты ответов Все судьи Основная группа

"Элитная" группа

Этим должны заниматься все суды и судьи 20,6 14,9 27,8Этим должны заниматься руководители судов 12,0 14,0 10,0Этим должны заниматься соответствующие службы и специалисты в судебных органах 36,8 34,2 40,0

Это не относится к функциям судов и судей 29,0 36,0 20,0Затрудняюсь ответить 1,5 0,9 2,2

     Опрос показал, что среди наших респондентов нет единого мнения.     Преобладает позиция, согласно которой формированием благоприятного мнения о судебной власти и достойного образа судьи в глазах населения должны заниматься соответствующие службы и специалисты в судебных органах. В большей мере эту точку зрения разделяют члены квалификационных коллегий, среди которых, напомним, преобладают руководители.     Среди рядовых судей, в отличие от руководителей, кроме того, достаточно распространенным является мнение, будто этим должны заниматься председатели и заместители председателей судов и в целом руководство системой. Четко прослеживается тенденция возложения обязанности и переноса ответственности за формирование адекватного общественного мнения о своей деятельности на других, будь то специальные службы или руководство судов.     Эта установка подтверждается другими показателями. В частности, около 30 % опрошенных заявили, что это вообще не относится к функциям судов и судей. И лишь пятая часть опрошенных полагает, что суды и судьи должны принимать активное участие в обеспечении надлежащего освещения в СМИ судебной деятельности.     Причем в этом варианте ответа прослеживается та же закономерность. Среди рядовых судей эту точку зрения высказали 15 %, а среди руководителей почти 30 %. То есть рядовые считают, что этим должно заниматься руководство, а руководители полагают, что это общее дело, которым должен заниматься каждый судья, а все вместе уповают на решающую роль несуществующих пока специализированных служб.     Отсутствие “уходов” от ответа подтверждает заинтересованность и значимость проблемы для судейского сообщества, которое безусловно нуждается в общественном признании и поддержке.     Таким образом, проблема освещения судебной деятельности в СМИ признается важной и актуальной. Однако заниматься формированием адекватного представления о своей деятельности многие судьи не считают для себя возможным. Возложение этого дела на соответствующие службы пока не может быть реализовано, поскольку, как известно, в судах их нет.     Как свидетельствуют специальные исследования, суды относятся к наиболее “закрытым” системам. Более того, мониторинг Фонда показал, что представители Фемиды нередко не только не способствуют распространению объективной информации о своей деятельности, но и препятствуют ее получению обществом через СМИ, не допуская

журналистов в зал судебных заседаний, запрещая вести записи на процессах и т.п.     Тем самым судьи резко сокращают возможности надлежащего освещения в СМИ судебной деятельности. Однако судьи так не считают. Это следует из их ответов на вопрос: “Какое, с вашей точки зрения, влияние на ход процесса и его результаты оказывает внимание (заинтересованность) журналистов к судебному процессу и их присутствие в судебном заседании?” Результаты демонстрирует следующая диаграмма.

     Опрос показал, что положительно оценивают присутствие журналистов на процессе чуть большей пятой части опрошенных. Остальные полагают, что внимание прессы к судебному процессу в лучшем случае не оказывает никакого влияния, а в худшем — отрицательное.     При этом рядовые судьи более негативно, чем руководство, воспринимают присутствие журналистов в зале судебного заседания. Председатели судов, напротив, почти в три раза чаще положительно относятся к присутствию журналистов на процессе, видимо, полагая, что внимание прессы дисциплинирует судей, стимулирует более качественное и профессиональное выполнение своих обязанностей. Но в целом отрицательное отношение к вниманию журналистов к судебным процессам преобладает.     Видимо, с такой установкой связано нежелание судей идти на контакты с прессой, что получило подтверждение в ходе настоящего исследования.     Респондентам предлагался вопрос: “Как часто Вам и Вашим коллегам приходилось иметь дело с работниками СМИ?” Ответы распределились следующим образом:

     Опрос показал, что лишь треть судей имеет постоянные контакты с прессой, причем чаще всего имеют дело с журналистами председатели судов и судьи субъектов Федерации (40-41 %). Остальные встречаются с журналистами редко, а иные — никогда. Надо заметить, что судьи районного звена, по их признанию, крайне редко имеют дело с журналистами (71 %).     Сравнение “основной” и “элитной” групп, как и следовало ожидать, показало, что контакты и общение членов квалификационных коллегий с журналистами имеют более постоянную основу. Но даже в этой группе половина встречается с прессой редко (см. таблицу).

Контакты судей с журналистами(в %к числу опрошенных)

Интенсивность контактов "Основная" группа "Элитная" группаЧасто 25,0 46,0Редко 61,0 50,0Практически никогда 7,6 3,0У нас это не принято 5,4 —Затрудняюсь ответить 1,0 1,0

     Ясно, что при столь редких контактах журналистов и судей, отсутствии постоянных деловых связей, значительном объеме претензий друг к другу трудно рассчитывать на плодотворное сотрудничество, объективность оценок деятельности каждой из сторон.     Вспомним, журналисты в большинстве своем предъявляли претензии к судьям, указывая на закрытость, незаинтересованность в гласности, нежелание и неумение работать с прессой.     Между тем многократно отмечалось, что только знающая пресса может дать обстоятельные сведения о том, чем занимаются суды, как они выполняют свои обязанности, как осуществляется правосудие в стране.     Одна из насущных проблем — это установление постоянных деловых связей между двумя профессиональными сообществами, что позволит лучше понять друг друга, увидеть проблемы каждой из сторон, “снять” или во всяком случае снизить уровень взаимных претензий и конфликтов.

Заключение

     Завершая этот раздел, отметим, что ожидания и притязания судей не соответствуют представлениям журналистов о своем назначении в обществе.     Обнаружены достаточно серьезные расхождения во взглядах журналистов и судей на предназначение прессы, что само по себе способно вызвать взаимное непонимание и напряженность во взаимоотношениях.     Если журналисты видят свои задачи прежде всего в выполнении информационной функции, сообщении читателям новых знаний, а также выражении мнения россиян и содействии их участию в управлении делами государства и общества, то судьи хотят видеть в деятельности СМИ несколько иные приоритеты.     Признавая важность информационной функции, представители судейского корпуса считают, что пресса должна воспитывать людей, формировать законопослушных граждан. Журналисты же не воспринимают эту задачу в качестве “своей”, не включают ее в число основных, а скорее рассматривают как “попутную”. Лишь 10 % опрошенных журналистов назвали ее в числе важных, в то время как среди судей — 36 %. Кроме того, судьи, в

отличие от журналистов, не признают значимой роли прессы как выразителя общественного мнения. Не считают они также, что пресса должна содействовать участию граждан в управлении делами государства и общества. По мнению судей, пресса призвана воспитывать людей и развлекать их.     Столь значительные различия между судьями и журналистами по ключевому вопросу о предназначении прессы, несоответствие ожиданий и реальности, представлений о “должном” и “сущем”, неудовлетворенность притязаний служат источником осложнений во взаимодействии между этими профессиональными группами. Вместе с тем уместно подчеркнуть, что некоторый оптимизм в плане возможностей конструктивного диалога внушает то, что руководство судебной системой, наиболее квалифицированные и компетентные ее представители, члены квалификационных коллегий заметно ближе к позициям журналистов, нежели рядовые сотрудники.     Далее, подытоживая результаты этой части исследования, можно отметить, что, расходясь с журналистами в общих позициях “о должном” в деятельности прессы и предъявляя завышенные требования к средствам массовой информации в плане воспитания граждан в духе уважения к закону, повышения уровня правовой культуры и правосознания россиян, судьи крайне отрицательно оценивают их роль в формировании представлений общественности о судебной деятельности, судьях и судебной власти.     Представители судейского корпуса убеждены в том, что деятельность судов не получает полного, объективного и квалифицированного освещения. В результате пресса, по мнению судей, повинна в скептическом отношении населения к суду и судьям, низком престиже судебной власти в общественном мнении.     Работники судебной системы высказали многочисленные претензии в адрес журналистов и СМИ. К числу наиболее распространенных относится поверхностность, склонность к сенсациям, некомпетентность, юридическая неосведомленность, предвзятость, тенденциозность, использование недостоверной информации. Такие претензии высказало подавляющее большинство судей. При всей обоснованности подобных утверждений вызывает сомнение их тотальность, приписывание указанных недостатков, злоупотреблений и нарушений абсолютному большинству журналистов и СМИ.     Неадекватность оценок, фиксация внимания только на недостатках в деятельности СМИ, определенная предвзятость судей не может не сказаться на взаимоотношениях этих профессиональных групп.     Участие журналистов в деле, их присутствие на судебных процессах вызывает негативную реакцию представителей Фемиды. По их мнению, это не столько приносит пользу, сколько наносит вред авторитету судьи и судебной власти в общественном мнении.     Росту напряженности во взаимоотношениях способствует и сформированное в судейском сообществе отношение к критическим выступлениям прессы.     Лишь единицы опрошенных усматривают в критических публикациях позитивные мотивы, стремление изменить ситуацию к лучшему. Привычной реакцией на критику является утверждение о стремлении СМИ скомпрометировать судебную власть, подорвать к ней доверие. Понятно, что при таком отношении к критическим выступлениям прессы трудно рассчитывать на взаимопонимание и нормальные партнерские отношения.     Надо подчеркнуть, что речь идет не о частных проявлениях в отношениях судей и журналистов, а о влиянии обобщенных представлений — образов, сформировавшихся в каждой из профессиональных групп по отношению друг к другу.     В судейском сообществе преобладающими являются стереотипно-негативные представления о журналистах. Наиболее распространены образы журналиста как ловца сенсаций и “жареных” фактов, манипулятора общественным мнением, лживого, продажного “писаки”.     Категорически отвергается судьями образ журналиста как воспитателя и наставника.

Именно эта сторона его деятельности вызывает наибольшие нарекания и неудовлетворенность. По мнению судей, совершенно не соответствует действительности и представление о журналисте как страже демократии и поборнике справедливости.     В общей сложности, как уже отмечалось выше, позитивно воспринимают журналистов примерно один из десяти судей. Справедливости ради следует заметить, что и журналисты платят им взаимностью. Обе профессиональные группы относятся друг к другу с большой долей неприязни.     Правда, судьи и не питают иллюзий на этот счет. Они вполне адекватно видят себя в глазах журналистов. Не вызывает сомнений, что столь предвзятое отношение судей и журналистов друг к другу вредно для каждой из сторон и общества в целом.     Оценивая крайне негативно роль СМИ в формировании образа суда в массовом сознании, сами судьи не склонны прилагать усилия для формирования адекватного представления о себе и своей деятельности.     Редкими остаются контакты с прессой. Судьи зачастую воспринимают журналистов скорее как враждебную силу, нежели в качестве партнеров в осуществлении правовых реформ и становлении демократического общества.     Понимая значимость СМИ в формировании надлежащего образа судьи в общественном мнении, да и повышении правовой культуры населения в целом, суд может и, видимо, должен предпринимать определенные усилия для обеспечения журналистов юридически выверенной информацией.     Безусловно, при этом не снимаются другие вопросы, в частности, связанные с недостаточной подготовленностью журналистов к восприятию и грамотной оценке правового материала, не говоря уже о профессиональном мастерстве журналистов, которые призваны сложные юридические вопросы сделать доступным и широкой аудитории.

РАЗДЕЛ IV.

ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ О СУДЕ И СУДЬЯХ, О ПРЕССЕ И ЖУРНАЛИСТАХ (результаты опроса населения)

Характеристика исследования

     В самом общем виде целью настоящего направления исследования — понять, что думает общество о деятельности судебной власти и средств массовой информации. В этой части работы анализируется, как воспринимают российские граждане “третью” и “четвертую” власть, как оценивают освещение в СМИ работу судов и судей.     Эффективность любого государственного и общественного института определяется тем, как они воздействуют на сознание, реальное положение и поведение граждан, на их социальное самочувствие, поскольку именно это в конечном счете предопределяет их назначение и функционирование.     Здесь показано, какой “след” оставляют рассмотренные выше процессы и явления, какой “вклад” они вносят в сознание и поведение людей, как влияют на социально-психологическую ситуацию и реальное положение органов правосудия и средств массовой информации.     В соответствии с общей целью исследовательского проекта конкретными задачами настоящей части исследования предусматривалось изучение следующего круга явлений и фактов общественного мнения:     — отношение населения к государственной власти и уровень доверия к правоохранительным и правозащитным органам, в особенности к судебной системе;     — мнения граждан о реализации в судебной деятельности основополагающих принципов демократического правосудия: законности, независимости, справедливости и

доступности суда;     — обобщенный образ судьи в общественном мнении граждан;     — мнения граждан о назначении и роли российских средств массовой информации;     — обобщенный образ журналиста в общественном мнении россиян;     — удовлетворенность населения характером освещения суда и судебной деятельности в средствах массовой информации.     К сожалению, ввиду высокой стоимости такой работы и ограниченных финансовых возможностей, многие вопросы, требующие более подробного и обстоятельного рассмотрения, не могли быть включены в программу опроса, которую по заказу Фонда защиты гласности осуществлял Фонд “Общественное мнение”. В ходе анализа и изложения полученных результатов были дополнительно использованы данные опросов по сходной тематике, любезно предоставленные ФОМом, а также материалы различных социологических служб, в том числе Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), Института социологии парламентаризма, Научно-исследовательского института генеральной прокуратуры РФ и др.

Методы исследования

     При разработке программы использованы различные типы вопросов: о фактах сознания, поведения и личности респондентов. Вопросы, в основном, носили закрытый, т.е. с полным набором вариантов ответов, либо полузакрытый характер, когда наряду с различными вариантами ответов на поставленный вопрос респондент имел возможность сам дополнить предлагаемый перечень собственным суждением.     Во избежание декларативности суждений, некоторые вопросы формулировались в косвенной форме. Отвечая на них, респонденты опирались на собственный опыт, однако сообщали о нем в безличной форме. Так, выясняя мотивы собственного поведения респондентов, запрашивалось их мнение о побуждениях, которыми руководствуются окружающие. В каждом случае представлялась возможность уклониться от ответа, избрав вариант “затрудняюсь ответить”. При построении вопросов о наиболее распространенных стереотипах массового сознания о судьях и журналистах обеспечивалась сбалансированность негативных и позитивных суждений.     Вопросы составлялись с учетом компетентности и возможностей респондентов. Это были вполне доступные для понимания и соответствующие интересам граждан вопросы. При этом использовались различные типы шкал, позволяющие упорядочить и количественно оценить вербальные высказывания.     Материалы исследования прошли математическую обработку на ЭВМ с применением стандартных статистических процедур: частотные характеристики, аналитические группировки, вычисление средних и коэффициентов, межгрупповые различия и оценка их значимости.     Таким образом, первичный эмпирический материал подвергся обстоятельному анализу и обобщению. При этом, если на первом этапе исследования ставилась задача перевода понятий и определений на язык конкретных индикаторов, т.е. в разложении некоторой целостности на составляющие ее элементы, то на следующем этапе происходило обратное объединение этих элементов в единое целое, перевод вопросов анкеты в задачи исследования.     При анализе применялись интегральные показатели, когда отдельные индикаторы сводились в укрупненные “комплексы” и в своем количественном выражении приобретали вид индексов и коэффициентов. Имея в виду ограниченность возможностей отдельно взятых индикаторов, в дальнейшем анализе проведена типологизация опрошенных, занимающих полярные, а также промежуточные и колеблющиеся позиции по ключевым вопросам.

Конструкция выборки и состав участников

     По разработанной нами программе Фондом “Общественное мнение” осуществлен репрезентативный опрос общественного мнения россиян. Использовалась общенациональная трехступенчатая территориальная выборка, которая обычно применяется при проведении ФОМом крупномасштабных общенациональных опросов населения. Она охватывает 98,15 % населения (1,85 % населения исключены из генеральной совокупности, поскольку проживают в малонаселенных или труднодоступных районах; проведение опроса в этих районах сильно увеличило бы стоимость исследования).     Выборкой охвачены 34 городских и 22 сельских населенных пунктов из 29 областей, краев и республик России, в том числе: Москва; Санкт-Петербург; 12 областных, краевых, республиканских центров; 13 периферийных городов; 7 рабочих поселков; села из 21-й области, края, автономии. Опрос проведен специалистами-интервьюерами по месту жительства респондентов в 1997 году. В опросе приняли участие 1456 респондентов старше 18 лет, из них 660 мужчин 796 женщин.     В выборке представлены все возрастные группы в соответствии со структурой взрослого населения страны. Основной контингент опрошенных имеет среднее образование, общее или специальное. Среди респондентов представлены работающие в различных отраслях экономики, в бюджетной сфере, военнослужащие, пенсионеры, домохозяйки, безработные, учащиеся и студенты, различающиеся по источнику и уровню душевого дохода семьи.     Таким образом, это была стандартная общероссийская выборка, обычно используемая Фондом “Общественное мнение”, обеспечивающая репрезентативность проводимых опросов населения.     В дополнение к общей социально-демографической характеристике опрошенных представим информацию, значимую для целей настоящего исследования, — о читательских предпочтениях россиян, попавших в нашу выборку. Респондентам был предложен вопрос, какие газеты они читают в последнее время более или менее регулярно (не реже 1 раза в неделю). В перечень включены газеты, которые были также подвергнуты контент-анализу. Список тот же, что для журналистов и судей.

Наименование газет %Местная городская, районная газета 50,9Областная, республиканская, краевая газета 19,8“Аргументы и факты” 19,1“Завтра” 0,6“Труд” 4,2“Известия” 2,8“Комсомольская правда” 10,6“Коммерсантъ-Daily” 0,6“Российская газета” 2,9“Московский комсомолец” 8,0“Московская правда” 0,5Другие 6,5Газет не читает 19,2Нет ответа 0,5

     В очередной раз подтвердилась уже зафиксированная многими исследованиями преобладающая читаемость местных городских и районных газет. Особенно ярко интерес к местным газетам выражен в небольших областных, периферийных городах (63 при средней 51 %). Среди наиболее читаемых также выделяются областные, республиканские и краевые газеты, хотя они значительно реже прессы городского и районного масштаба попадают в поле зрения и круг интересов респондентов.     Из центральных и московских изданий опрошенные отдают предпочтение “Аргументам и фактам”. Эту газету назвал каждый пятый опрошенный.     Следующей по своеобразному рейтингу “читаемости” является “Комсомольская правда”. Каждый десятый респондент читает ее регулярно.     Среди изданий, которые привлекают внимание читателей, постоянно фигурирует “Московский комсомолец”. Эту газету читают 8 % опрошенных. Сравнительно меньше читательская аудитория у газеты “Труд”, “Российской газеты”, “Известий”. Вовсе непопулярными оказались газеты “Завтра”, “Московская правда”, “Коммерсантъ-Daily” (хотя и они имеют своих постоянных читателей).     Очень существенно, что пятая часть населения газет не читает вовсе. Как и следовало ожидать, эту группу составили лица, не имеющие среднего образования (31 %), пенсионного возраста (27 %). Газет не читает каждый четвертый москвич (25 %) и почти треть жителей областных городов (31 %), пенсионеры (28 %), безработные (22 %), люди, живущие на случайные заработки (27 %). Многие из них просто не имеют средств, чтобы подписаться на газету или купить ее.     Итак, газет не читают либо малообразованные, не имеющие интереса и навыка чтения, либо люди, которые по материальным возможностям не могут позволить себе этой “роскоши”. Можно полагать, что часть респондентов не хотят читать прессу “по идейным соображениям”, разуверившись в ее правдивости и объективности.     Откуда же каждый пятый респондент черпал информацию о суде? Во всяком случае, не из печатных изданий. К этому вопросу мы обратимся в ходе исследования.

Образ журналиста в общественном мнении

     В этой части исследования поставлена задача выявить сложившиеся в общественном мнении стереотипные представления об образе журналиста. Каков его имидж? Каким его видят различные категории граждан?     О значимости распространенных в массовом сознании обобщенных представлений — образов, отражающих наиболее типичные черты профессионалов, уже говорилось применительно к судьям.     Здесь респондентам снова предлагалось выбрать из предложенного перечня те суждения, с которыми они солидарны. В списке, как и при опросе судей, содержались позитивные и негативные характеристики журналистов. Обобщенные данные представлены в таблице (%).

Журналисты – это…“Выразители общественных интересов” 37,2“Наблюдатели жизни, информаторы общества” 33,2“Ловцы сенсаций и “жареных” фактов” 27,5“Прислужники властей, богатых и влиятельных людей” 14,6“Манипуляторы общественным мнением” 14,1“Воспитатели, наставники, просветители” 11,4“Стражи демократии, поборники справедливости” 11,1

“Продажные борзописцы, лжецы” 7,4Иное 0,8Затрудняюсь ответить 14,2Нет ответа 0,3

     Самым распространенным в общественном мнении является образ журналиста как выразителя общественных интересов. Это представление вполне соответствует тем ожиданиям, которые были выражены опрошенными по вопросу о назначении прессы.     Образ журналиста как информатора общества занял второе место в суждениях респондентов. Этот имидж получил распространение в массовом сознании примерно в той же степени, что и первый.     Среди других положительно окрашенных стереотипов массового сознания названы: “журналист — это страж демократии, поборник справедливости”. Так считает примерно каждый десятый респондент. Люди до сих пор действительно пишут в газеты, не найдя справедливости в коридорах власти, рассчитывая на помощь прессы, которая сделает факты нарушений достоянием гласности и тем самым поможет найти управу на чиновника-бюрократа. Раньше они чаще добивались успеха.     Сейчас такое влияние прессы поубавилось. Критические выступления замалчиваются. При малейшей возможности герои публикаций предпочитают не реагировать или идут в контратаку на редакцию и журналистов, обращаясь в суд.     Просветительско-социализирующая роль СМ И нашла отражение в характеристике “журналист-воспитатель, просветитель”. Это мнение разделяет также примерно десятая часть опрошенных.     В общей сложности примерно у 60 % респондентов зафиксировано положительно окрашенное представление о журналистах.     Среди негативных следует выделить признание журналиста ловцом сенсаций и “жареных” фактов. Такой выбор сделали 27,5 % опрошенных, а среди респондентов, отрицательно относящихся к СМИ, этот показатель достигает 60 %.     Вызвано это тем, что в погоне за сенсацией журналисты подчас забывают об установленных законом ограничениях и запретах, пренебрегая интересами тех, кто вовлечен в орбиту сенсационных событий. Негативное отношение усиливается из-за оскорбительного тона самих публикаций.     В массовом сознании это также нашло отражение в признании журналистов манипуляторами общественного мнения. Чаще других такое суждение находит поддержку у сотрудников правоохранительных органов, работников культуры, науки, образования.     Еще два негативных стереотипа “прислужник властей, богатых и влиятельных людей” и “продажный борзописец, лжец” тесно взаимосвязаны между собой. Их высказывают опрошенные, которые резко негативно настроены в отношении к СМИ.     Этот негативный образ журналиста чаще рисуется респондентам с высшим образованием, москвичам и жителям Санкт-Петербурга. Опрошенные старшего возраста, не очень образованные, проживающие в сельской местности, относятся к представителям СМИ более лояльно.     Значительный интерес представляет сопоставление стереотипов, бытующих в общественном мнении и в профессиональной судейской группе. Вот как это выглядит в процентных распределениях (см. таблицу).

Мнения о журналистахРаспространенность

Население СудьиВыразители общественных интересов 37,2 10,0

Ловцы сенсаций и “жареных” фактов 27,5 64,6Наблюдатели жизни, информаторы общества 33,2 27,7Прислужники властей, богатых и влиятельных людей 4,6 36,9Воспитатели, наставники, просветители 11,4 5,0Манипуляторы общественным мнением 14,1 51,1Стражи демократии, поборники справедливости 11,1 6,1Продажные борзописцы, большие лжецы 7,4 32,6     Как видим, обнаруживаются существенные различия в восприятии журналистов судейским корпусом и населением. Образ журналиста вызывает у судей преимущественно негативные ассоциации. Напротив, в глазах населения работники СМИ явно выигрывают.     Еще нагляднее различия видны при сопоставлении обобщенных результатов опроса. Отношение россиян к журналистам и судьям иллюстрирует следующая диаграмма (в % к числу опрошенных).

     По результатам опроса населения, отношение к журналистам и прессе заметно лучше, чем к суду и судьям. Если применительно к суду и судьям положительные установки и оценки зафиксированы всего у трети опрошенных, то к прессе и журналистам — более 60 %. В этом проявляется отмеченное выше особо критичное отношение ко всем институтам государственной власти и более положительное — к общественным институтам.     Однако вряд ли и у журналистов есть основания для благодушия. Распространенность в массовом сознании негативных представлений о журналистах свидетельствует о значительном объеме претензий к работникам СМИ. Что касается отношений двух профессиональных групп друг к другу, то они во многом носят явно конфронтационный характер, что было показано в предыдущих разделах работы.

Удовлетворенность освещением судебной тематики в СМИ

При изучении общественного мнения о суде и прессе связующим оба эти направления исследования являлся вопрос о степени удовлетворенности граждан тем, как средства массовой информации освещают судебную деятельность.

     Вопрос звучал так: “Удовлетворены ли Вы тем, как средства массовой информации освещают судебную деятельность?”. Результаты опроса иллюстрирует следующая диаграмма (в % к числу опрошенных).     Как видим, преобладающим является неудовлетворенность характером освещения в СМ И деятельности судов. Почти каждый второй не доволен тем, что показывают по телевидению, передают по радио и пишут в газетах об этой сфере общественной жизни. И лишь четвертая часть более или менее довольна отражением в прессе судебной деятельности. На одно позитивное суждение об удовлетворенности судебной информацией приходится два негативных.     Чтобы иметь возможность сопоставить данные по категориям респондентов, различающихся по полу, возрасту, образованию, уровню и источникам доходов, был введен условный коэффициент удовлетворенности, который представляет собой соотношение числа удовлетворенных респондентов и неудовлетворенных. Определялся коэффициент делением количества первых на число вторых.     Кто и в какой степени выражает удовлетворенность характером освещения судебной тематики? Оказалось, что мужчины относятся критичнее женщин (0,48 и 0,59). Возраст никак не повлиял на степень удовлетворенности информацией, коэффициент во всех возрастных группах примерно одинаков, он колеблется от 0,5 до 0,6. Но зато очень наглядно усматривается зависимость удовлетворенности от образования респондентов (см. диаграмму).

     Чем менее образованы опрошенные, тем менее они требовательны к тому, что им говорят и пишут о суде и судебной деятельности. И, наоборот, чем выше образование респондентов, тем критичнее они относятся к объему и качеству судебной информации.     Наиболее заметны различия в ответах респондентов, проживающих в Москве и Санкт-Петербурге, с одной стороны, и жителей городов и сел — с другой (см. таблицу).

Удовлетворенность информацией о судебной деятельностив зависимости от типа места жительства

Варианты ответов

Тип местожительства

Москва и Санкт-

Петербург

Областные города, более

1 млн. жителей

Областные города, менее

1 млн. жителей

Районные города Села

Да 5 % 9 % 11 % 10 % 15 %Скорее да, чем нет 8 % 9 % 16 % 15 % 18 %Скорее нет, чем да 30 % 25 % 18 % 23 % 15 %Совсем нет 38 % 32 % 28 % 26 % 25 %Коэффициент удовлетворенности 0,19 0,31 0,58 0,51 0,82

     Жители Москвы и Санкт-Петербурга, вообще-то более информированные, чаще других проявляют скептицизм и критичность в оценках. Здесь на одно позитивное суждение приходится более пяти негативных.     По-разному оценивают информацию, исходящую от СМИ, респонденты с общим установочным отношением к журналистам: положительным (Куд = 0,66) или отрицательным (Куд = 0,38). При положительном отношении к журналистам повышается уровень доверия как к источнику информации, так и сообщаемым им сведениям. При отрицательном же, наоборот, уровень доверия снижается, возрастает критичность к исходящей от этого источника информации. В данном случае опрошенные, которые в целом отрицательно относятся к журналистам, значительно чаще выражают недовольство

и тем, как освещается судебная деятельность в СМИ.     Итак, исследованием зафиксирован в целом по всей выборке низкий уровень удовлетворенности освещением судебной деятельности в средствах массовой информации. Выявленные особенности восприятия и оценки этой информации различными категориями граждан не меняют общей негативной картины.     Выше уже отмечалось, что судьи продемонстрировали крайнее недовольство отражением их деятельности в прессе. 85 % судей основной группы и 92 % членов квалификационных коллегий убеждены в том, что деятельность судов и функционирование судебной системы не получают надлежащего, т.е. полного, объективного и квалифицированного освещения в СМИ.     Журналисты, в свою очередь, недовольны степенью своей информированности и уровнем осведомленности о суде и судьях. В целом 60 % журналистов и две трети специализирующихся на судебно-правовой тематике считают себя недостаточно информированными в этой области.     Таким образом, все звенья информационной цепи “суд — пресса — население” недовольны друг другом. Отсюда следует, что задачи нормализации взаимодействия, налаживания связей между двумя профессиональными корпорациями приобретают особую значимость для удовлетворения общественной потребности в информации, имеющей важное значение для каждого человека.

Отношение россиян к государственной власти

     Отношение россиян к власти — большой и сложный вопрос. Мы коснемся его только в той части и в такой степени, которые необходимы для анализа и раскрытия отношения россиян к судебной власти. Для выяснения характера отношений населения к власти в многочисленных социологических исследованиях используется такой индикатор, как уровень доверия населения к государственным институтам и политическим деятелям.     Проверка этого методического инструмента “в работе” на протяжении многих лет позволяет утверждать, что он относится к числу достаточно чутких индикаторов. Вместе с тем следует обратить внимание на сложность социально-психологических механизмов, стоящих за феноменом доверия-недоверия.     Отношение доверия предполагает в разных сочетаниях лояльность, одобрение, поддержку, приверженность, готовность к контактам. Если же речь идет о конкретной личности, то — уважение, высокую оценку профессиональных и личностных качеств, привлекательность и симпатию. Значимость познания этой интегральной характеристики отношения определяется тем, что от нее во многом зависит избирательная активность человека, выбор варианта поведения в той или иной ситуации, мотивация предпочтений.     Обращаясь к результатам многочисленных опросов различных социологических служб, можно выделить то общее, что непротиворечиво установлено всеми: разочарование властью, что проявляется в низком уровне доверия ко всем государственным структурам и в отчуждении значительной массы населения от институтов власти.     Так, по замерам Института социологии парламентаризма, на протяжении всего 1997 года доверие к правительству выражало 9 — 12 % респондентов. Только 10 — 12 % избирателей доверяли Государственной Думе и Совету Федерации*.     Сходные результаты получены Всероссийским Центром изучения общественного мнения. По материалам ВЦИОМ (сентябрь, 1997 г.) вполне заслуживали доверия Президент России — 12,5 %, парламент — 7,3 %, правительство России — 9,7 %. Следует заметить, что не обнаружены позитивные изменения в ходе более поздних исследований того же Центра (январь, 1998 г.). Оценка деятельности структур власти остается столь же низкой, например, по десятибалльной системе Президент получил 2,82 балла, а Госдума — 2,73 балла**.     По обобщенным данным около 35 — 40 % респондентов не доверяют ни одной из

властных структур. Для значительной части населения характерно неверие в устойчивость государственных институтов, стабильность власти, в способность обеспечить нормальную жизнедеятельность общества, правопорядок, защиту прав и интересов граждан.     Можно констатировать, что отчуждение массы людей от государственных институтов, недоверие к власти стало столь же значительным, как и накануне “перестройки”, причем данная тенденция носит прогрессирующий характер. При этом, чем более компетентны, информи-рованны и образованны опрошенные, тем критичнее они настроены. В конституционные гарантии верят не более шести человек из ста.     В результате вполне объяснимыми представляются данные, полученные в ходе опросов населения Фондом “Общественное мнение”. Респондентам предлагалось высказать мнение по следующим вопросам:     “Какие общественные и политические институты, на Ваш взгляд, особенно необходимы сегодня для России, для ее успешного развития?”;     “Какие из них уже сегодня оказывают положительное влияние на нашу жизнь?”;     “А какие из них, по Вашему мнению, сегодня оказывают отрицательное влияние на нашу жизнь?”.     При этом предъявлялся список из 13-ти российских общественных и политических институтов.     Результаты приведены в следующей таблице (в % от числа опрошенных).

Социальные институты Необходимы Положительно

влияютОтрицательно

влияют

Разница между положительными

и отрицательными

оценкамиАрмия 50 11 5 + 6Президент 43 18 17 + 1Правоохранительные органы 42 12 11 + 1

Правительство 41 12 17 - 5Православная церковь 33 26 3 + 23Судебные органы 28 7 8 - 1Средства массовой информации 27 21 10 + 11

Государственная Дума 23 9 25 - 16

Профсоюзы 18 6 6 0Совет Федерации 14 4 8 - 4Правозащитные организации 13 7 2 + 5

Объединения по интересам 11 7 3 + 4

Политические партии и движения 4 4 17 - 13

     Не останавливаясь на подробном анализе представленных данных (они достаточно красноречивы и сами по себе), обратим внимание лишь на два самых важных результата.

     1. Респонденты отмечают максимальное отрицательное и минимально положительное влияние на жизнь общества, всех государственных институтов.     2. Одновременно россияне максимально положительно и минимально отрицательно оценивают влияние на нашу жизнь всех общественных институтов, включая СМИ. Исключение составляют политические партии и движения, деятельность которых по “вредоносности” занимает первое место.     Многие респонденты выражают убежденность в том, что власть в России вообще не защищает интересы своего народа, не интересуется ни общественным мнением, ни заботами и потребностями рядовых граждан.     Об отчуждении населения от власти говорят и такие показатели: 83 % респондентов считают, что никак не могут влиять на действия правительства; 84 % полагают, что российские государственные деятели не интересуются мнением людей; 70 % считают, что в последние годы защита прав граждан стала хуже.     Отношение россиян к власти проявляется также в оценках ее носителей. Так, по результатам опроса населения, представители государственной власти — это люди, не соблюдающие требований закона (60 %), не защищающие права и интересы граждан (58 %), не пользующиеся авторитетом в глазах граждан (55 %), не справляющиеся со своими обязанностями (44 %), закрытые для контактов с гражданами и общественного контроля (45 %).     Общее отношение к государственным институтам персонифицируется применительно к отдельным государственно-политическим лидерам. Вопросы о доверии конкретным политическим деятелям России почти всегда присутствуют в опросах общественного мнения, регулярно проводимых различными исследовательскими центрами. Общими для них являются два показателя: 1) низкий уровень доверия к каждому из деятелей; 2) значительная доля опрошенных, не доверяющих никому.     Так, например, в январе 1998 года в ответ на вопрос об уровне доверия к различным политическим деятелям, 38,4 % респондентов заявили, что не доверяют никому. Причем этот показатель имеет неблагоприятную динамику. Если в январе 1996 года такой вариант ответа избрали 22,3 %, в январе 1997 года — 22,7 %, то в этом году уже 38,4 %.     Уровень доверия к отдельным представителям колеблется от полутора процентов до 14% - по одним источникам и до 20-22 % - по другим. В любом случае это низкие показатели персональной поддержки и одобрения государственных руководителей и политических лидеров.     Таковы данные, характеризующие положение дел до катастрофических событий лета — осени 1998 года. Несомненно, в столь изменившейся ситуации состояние общественного сознания представляется просто убийственным.

Бетанели. Народ, как всегда, умнее политиков. Известия, 23 января, 1998.** Мониторинг общественного мнения, 1998, № 2.

Общественное мнение о деятельности правоохранительных органов

     На этом фоне можно понять, как отражается и оценивается в массовом сознании деятельность тех структур власти, которые призваны обеспечивать законность, правопорядок, безопасность, защиту прав и интересов граждан.     Прежде чем перейти к изложению последних данных по этому кругу вопросов, обратимся к ранее установленным фактам. Отношение населения к правоохранительным и судебным органам постоянно привлекало внимание ученых, практических работников, общественности. Более двух десятилетий эта проблема занимает одно из центральных мест в работе Научно-исследовательского института Генеральной прокуратуры РФ. В массовых опросах, проводимых различными социологическими службами, также постоянно выяснялось отношение населения к правоохранительным и судебным органам, оценка эффективности и качества их деятельности.

     Состояние законности и правопорядка — общегосударственная и общесоциальная проблема. Однако в массовом сознании она связывается прежде всего с деятельностью именно этих органов. Граждане судят об эффективности законов по результатам практики их применения, поскольку их действенность в первую очередь обеспечивается этими органами.     Надежды на правоохранительные и судебные органы в защите личности от преступных посягательств, ее жизни, телесной неприкосновенности, свободы, чести, достоинства, имущества далеко не оправдываются.     Между тем доказано, что характер отношения к деятельности правоохранительных и правозащитных органов оказывает прямое влияние на восприятие гражданами общеправовой ситуации, состояния законности и правопорядка. При общем положительном отношении к их деятельности криминогенная обстановка оценивается в десятки раз лучше, нежели при скептическом, и наоборот.     В частности, установлена криминогенная роль повсеместного распространения скептических оценок раскрываемое™ преступлений. Сомнения в надежности охраны общественных и личных благ от преступных посягательств рождает чувство незащищенности, неуверенности, тревоги, что в свою очередь сказывается на восприятии всей криминогенной ситуации. Согласно полученным данным, число пессимистических оценок и ожиданий в сфере правопорядка вообще вдвое возрастает при неблагоприятных суждениях о раскрываемое™ преступлений. При этом формируется убеждение в возможности безнаказанного совершения преступлений, чем снижается общепредупредительное воздействие закона, создаются дополнительные стимулы противоправного поведения.     Столь же значимой является оценка деятельности судебных органов. Исследования показали, что оценки криминогенной ситуации ухудшаются, если опрошенные воспринимают судебную практику как несправедливую и слишком либеральную. Так, при одобрительных оценках судебной практики на одно благоприятное суждение о ситуации приходится пять неблагоприятных, в случаях же, когда судебная практика оценивается как несправедливая, вся ситуация воспринимается еще мрачнее, тогда на одно благоприятное суждение приходится уже 16 — 17 противоположных. Таково влияние судебной практики и ее оценки на восприятие действительности и социально-психологическое самочувствие граждан.     Данные НИИ Генеральной прокуратуры РФ свидетельствуют, что из года в год падал социальный престиж всех правоохранительных и судебных органов, росло недовольство их деятельностью, утрачивалось доверие к ним.     Обобщение результатов изучения общественного мнения о деятельности органов обеспечения законности и правопорядка путем использования интегральных показателей позволили выделить типы отношений к правоохранительным органам и судебной системе, их распространенность и удельный вес в массовом сознании.     В частности, было установлено, что в репрезентативной выборке лишь от 2 до 4 процентов опрошенных в разных группах положительно относилось к органам правоохраны и достаточно высоко оценивали их деятельность.     Противоположное, резко отрицательное отношение и устойчиво критические оценки всех этих органов выражали 45 % опрошенных.     Третий тип отношений, условно названный колеблющимся, составили респонденты с неоднозначными позициями: по одним показателям — сравнительно высокие положительные, по другим — резко отрицательные. Таковых оказалось около 35 %.     И, наконец, четвертый тип, именуемый “закрытым”, составили те, кто чаще всего ссылались на недостаток информации, что и затрудняло дать определенные ответы на большинство вопросов. К этому типу относились около 18 % респондентов.     Данные, выражающие распространенность в общественном сознании различных типов отношений к правоохранительным и судебным органам, вновь подтвердили утрату

доверия к органам правопорядка.     Этот же вывод получил подтверждение в ходе многочисленных социологических опросов, в частности, в сравнительных исследованиях ВЦИОМ (1993 — 1998 гг.) при изучении уровня доверия населения к правоохранительным и судебным органам. Это иллюстрирует следующая диаграмма.

     Как видно, к 1998 году в полтора раза сократилось число доверяющих полностью правоохранительным органам. Изменилось и соотношение этих типов в массовом сознании. Если в 1993 г. соотношение полностью доверяющих и не доверяющих было примерно 1 к 2, то в 1998 г. оно составило 1 к 4. Иначе говоря, в прошлом году массовое сознание характеризовалось следующим соотношением: на одного респондента, относящегося с доверием к правоохранительным органам, приходилось свыше четырех не доверяющих.     Таким образом, анализ и обобщение имеющихся данных позволяет говорить о столь же низком уровне доверия к правоохранительным органам как и всей системе органов государственной власти, т.е. отношение к структурам власти, призванным обеспечивать законность и правопорядок, является частным проявлением общего отношения населения к институтам власти в целом.

Доверие граждан к судебной власти

     К сожалению, социологические центры, изучая уровень доверия к различным институтам власти, рассматривали отношение к правоохранительным и правозащитным органам, не дифференцируя милицию, прокуратуру, суд.     С точки зрения целей нашего исследования особый интерес представляли вопросы: каков уровень доверия населения к судебной власти, имеются ли различия в уровне доверия населения к суду и другим государственным структурам, обеспечивающим безопасность, защиту и охрану прав и интересов граждан?     Для получения ответов на эти вопросы в настоящем исследовании респондентам предлагалось назвать те из перечисленных государственных структур, которым они больше всего доверяют. На диаграмме представлены результаты.

     Анализируя эти данные, прежде всего следует отметить высокий интерес населения к данной проблеме, ее актуальность, что подтверждается фактическим отсутствием респондентов, не ответивших на вопрос. Во всей выборке таковых оказалось всего два человека. О том же свидетельствует сравнительно небольшой (во всяком случае, вполне допустимый) процент затруднившихся дать определенный ответ.     Далее обращает на себя внимание низкий уровень доверия к суду. Ему доверяют менее десятой части опрошенных. Самый низкий уровень доверия к суду выразили жители Москвы и Санкт-Петербурга (до 5 %).     В дальнейшем изложении мы рассмотрим причины такого отношения, претензии, которые чаще всего предъявляют граждане к судебной системе. Пока же зафиксируем сам факт.     Положение усугубляется еще и тем, что в массовом сознании чрезвычайно распространено неверие ни в одну из структур, призванных защищать граждан, охранять их, обеспечивать покой и порядок. От трети до половины опрошенных в разных группах ответили, что не доверяют никому из перечисленных структур. Самое широкое распространение такой вариант ответа получил среди руководителей предприятий (51 %), которым по опыту своей работы чаще приходится иметь дело с представителями власти. Примерно такой же уровень недоверия среди лиц, живущих на иждивении, которые утратили веру во все и во всех.     Столь высокие показатели недоверия и отчуждения населения от названных структур объясняются, видимо (кроме причин, уже рассмотренных выше), тем, что эти институты воспринимаются не в качестве защитников интересов граждан, а скорее как механизмы карательно-запретительной системы государства.     Достаточно сказать, что в общественном мнении прокурор предстает в первую очередь в качестве обвинителя, т.е. в сознании людей он прежде всего ассоциируется с одной из своих, далеко не главных, функций. На правозащитную деятельность органов прокуратуры указывают лишь единицы опрошенных. Видимо, этим в значительной степени определяется зафиксированный исследованием чрезвычайно низкий уровень

доверия к прокуратуре (менее 7 %).     И, напротив, к армии люди испытывают больше доверия, чем ко всем остальным в этом перечне. И это, несмотря на вполне обоснованный шквал критики, которая высказывается по поводу многочисленных бед, присущих сейчас нашей армии, низкого уровня дисциплины в воинской среде, высокую криминальность, коррумпированность начальства, наличие массы иных нерешенных проблем.     В основе сохранения более высокого уровня доверия к армии лежит все тот же фактор причастности-непричастности той или иной структуры к запретительно-карательной системе. В массовом сознании армия не воспринимается как часть этой системы, выступая в роли “защитницы”, обеспечивающей мир и обороноспособность страны.     Связь с армией, с ее славным прошлым есть почти у каждой семьи. Не случайно среди доверяющих армии больше всего лиц пенсионного возраста, жителей села, лиц, не успевших в свое время получить образование. У многих в армии служат родственники. Для значительной части населения она — “близкая”, “своя”. Сохраняются и прежние позитивно окрашенные стереотипы в отношении этой структуры.     Еще один момент привлекает внимание — это сравнительно более высокий уровень доверия к органам безопасности (12,5 % опрошенных). И хотя этот показатель в общем-то невелик, он все-таки чуть лучше, чем у милиции, суда, прокуратуры, налоговой полиции. Объяснить это обстоятельство в определенной степени можно инерционностью общественного сознания.     Много лет в головы россиян настойчиво внедрялось отношение к этому “государству в государстве” как непогрешимой, “всевидящей” и “всезнающей” системе, к службе, в которой могли быть допущены отбором “до седьмого колена” только самые политически надежные, честные и достойные люди.     В целом же установлена высокая отчужденность граждан от всех структур власти, призванных обеспечивать законность, правопорядок, защиту прав граждан и, в частности, крайне низкий уровень доверия населения к судебным органам.     Чем же объясняется столь низкий авторитет судебной власти в глазах россиян? Изучению субъективных оснований такого положения была посвящена серия вопросов анкеты, посредством которых выяснялись мнения респондентов о реализации на практике базовых принципов демократического правосудия: законности, независимости, равенства, справедливости и доступности нашего суда. Данные по этому кругу вопросов излагаются далее.

Образ судьи в общественном мнении

     Программа изучения общественного мнения предусматривала выявление представлений граждан о судье, его функциях, социальной роли, оценку его деятельности. Так же как и при опросе журналистов, ставилась задача — выявить, какой обобщенный образ судьи сложился в общественном мнении, каким его представляют сейчас люди. Уже отмечалось, что в образах — представлениях различных социальных групп— проявляется обобщенный опыт, сложившиеся стереотипы массового сознания, в данном случае — в отношении судьи и его деятельности. Их формирование происходит не только на основе собственного личного опыта, но и под воздействием циркулирующих в обществе мнений и оценочных суждений.     Исходя из этого респондентам был предъявлен ряд утверждений, которые отражают представления о судьях, позитивно и негативно окрашенные. Опрошенным надлежало выбрать из перечня те из них, которые в большей мере соответствуют их представлениям о судьях. Из предложенных вариантов каждый мог выбрать три ответа. В таблице приведены полученные результаты (в %).

Суды и судьи – это…  

“Защитник граждан от произвола и нарушений прав” 19,4“Независимые объективные арбитры в спорах и конфликтах” 10,2

“Служители закона и гаранты справедливости” 16,3“Бездушные чиновники судебного ведомства” 26,8“Прислужники властей, влиятельных и богатых людей” 27,7“Алчные взяточники, продажные люди” 18,0“Другое” 2,0“Затрудняюсь ответить” 22,5“Нет ответа” 0,3

     Первое, что следует отметить, — это явное преобладание негативных характеристик над позитивными. Более наглядно это видно на диаграмме (по количеству суждений).

     Анализ содержательных ответов свидетельствует, что самым распространенным в массовом сознании является представление о судьях как прислужниках властей, влиятельных и богатых людей (27,7 %). Здесь зафиксирована одна из самых “болевых” проблем судебной власти — проблема ее независимости.     Почти столь же распространенным является другой стереотип, который по частоте встречаемости занимает 2-е место — это образ судьи как бездушного чиновника, бюрократа (26,8 %).     Выше мы уже говорили об отношении населения к представителям власти. Воспринимая суд как часть государственного механизма, многие, как показали результаты опроса, видят в судье типичного чиновника-бюрократа. В массовом сознании феномен “бюрократия” с наибольшей полнотой воплотил в себе все ненавистные отрицательные черты: оторванность от народа, забота о собственных интересах, беспринципность, готовность послушно выполнять указания и распоряжения начальства, высокомерие.     Если вспомнить результаты опроса журналистов по этому же вопросу, то можно

констатировать совпадение суждений населения и журналистского корпуса. И среди журналистов на первом месте по частоте встречаемости оказался образ судьи как прислужника властей, влиятельных и богатых людей, а на втором - как бездушного чиновника, бюрократа.     Характерно, что опрошенные негативно оценивают отношение судей к людям и в тех случаях, когда не имели с ними непосредственных контактов. Обращение в суд оставляет зачастую у граждан неприятный осадок. Более обстоятельно вопрос о влиянии личного опыта общения с судом и судьями мы еще рассмотрим.     Наряду с указанными встречаются и оценки еще более негативные и категоричные, в которых он предстает как нечестный, продажный человек, погрязший в коррупции (18 %).     Такой образ судьи совсем не соответствует ожиданиям и требованиям, которые население предъявляет к служителям правосудия. Представители всех групп, социальных, демографических, возрастных, профессиональных были единодушны в своих ожиданиях и хотели бы видеть судью компетентным, честным, независимым, принципиальным, неподкупным, с обостренным чувством справедливости, чутким, культурным, интеллигентным, доброжелательным, тактичным, внимательным и доступным.     Надо сказать, что такие ожидания части респондентов в определенной мере оправдываются и это проявляется в мнениях другой группы реципиентов. Судья в таком случае предстает как защитник граждан от произвола и нарушений прав (19,4 %), как служитель закона и гарант справедливости (16,3 %), как независимый и объективный арбитр в спорах и конфликтах (10,2 %). Очевидно, и те и другие оценки основаны на реальных делах. Достаточно напомнить, что только за прошлый год судьи рассмотрели около 3 млн. гражданских дел, уголовных дел в отношении 1 млн. граждан, а также 2 млн. дел об административных правонарушениях.     Если обобщить результаты ответов на данный вопрос, то условно можно выделить три группы опрошенных. Первую составили респонденты, у которых сформирован устойчиво позитивный образ судьи. Они воспринимают его как защитника прав граждан, гаранта справедливости, независимого и объективного арбитра. Таковых в выборке оказалось треть, правда, среди жителей Москвы и Санкт-Петербурга их доля падает до четверти.     Этой группе противостоит другая — с прямо противоположным, крайне негативным отношением к судьям. В их представлении это зависимый, бездушный, продажный человек. В эту группу вошло 50 % опрошенных, причем в максимальной степени такой образ распространен среди жителей крупных городов, особенно Санкт-Петербурга и Москвы, в возрастной группе старше 45 лет, с высшим образованием и низкими доходами.     И, наконец, третью группу составили респонденты с неоднозначным отношением к судьям. Его образ противоречив, наделен как позитивными, так и негативными чертами. В выборке их оказалось 17 %.     Соотношение явно не в пользу тех, кто положительно относится к судьям и их деятельности, что позволяет говорить не только о падении престижа органов правосудия в глазах населения, но и подтвердить вывод о кризисе судебной власти вообще, особенно если вспомнить, что доверие к суду выразили менее 10 % опрошенных.     Зафиксировав распространенность в массовом сознании расхожих представлений об образе судьи, предстояло установить, как общественное мнение оценивает деятельность судов и судей, с точки зрения реализации основополагающих принципов правосудия.

Общественное мнение о деятельности судов и судейО законности в работе судов

     Суд, судебная власть призваны обеспечить своими решениями требования законности, что предполагает единообразное понимание и неукоснительное исполнение закона, принятие решений в точном соответствии с правовыми нормами и установлениями.

     В ходе опроса выяснялось мнение респондентов о том, гарантирует ли суд беспристрастное, основанное на законе рассмотрение дел, и если да, то как часто.     Результаты опроса выглядят удручающе (см. диаграмму, в % опрошенных):

     Почти две трети опрошенных заявили, что суд не гарантирует такого рассмотрения либо, если это ему и удается, то это происходит чрезвычайно редко. Число критически оценивающих законность судебных решений колеблется от 52 до 72 % в разных группах.     Показательно, что почти каждый третий из числа тех, кто имел опыт участия в судебных заседаниях и был удовлетворен принятым решением, не верит в беспристрастное, основанное только на законе рассмотрение дел, а среди недовольных решением суда таких оказалось почти в два раза больше — 61 %.     Разрешение дел, основанное только на законе, усмотрели менее 5 % опрошенных, и лишь 9 % полагает, что суду достаточно часто удается решать дела в точном соответствии с духом и буквой закона.     В целом же результаты опроса показали, что большинство респондентов не уверен в соблюдении законности и беспристрастности рассмотрения дел судами. Не случайно в ответ на вопрос о том, какие действия они скорее всего предпримут при нарушении их прав, лишь треть опрошенных заявила, что обратится в суд.     Отсутствие веры в безупречность принимаемых судом решений проявилось и в ответах на другой вопрос. Респондентов спросили: “Как Вы считаете, могли бы Вы добиться успеха, если бы обжаловали в суде действия государственных органов?”. Ответы представлены в виде диаграммы (в % к числу опрошенных).

     Как видим, утвердительный ответ или близкий к таковому дали 20 % опрошенных, в то время как 63 % с большей или меньшей определенностью выразили сомнение в возможности достижения успеха.     Таким образом, россияне не чувствуют достаточной защищенности от бюрократического произвола и не очень рассчитывают на суд, который мог бы оградить граждан от неправомерных действий представителей власти.     Еще один вопрос, направленный на выяснение отношения россиян к реализации принципа законности в деятельности судебных органов, звучал так: “Как Вы думаете, чем в первую очередь руководствуется обычно суд Вашего района, когда принимает свои решения?”. Ответы распределились следующим образом (см. таблицу — в % к числу опрошенных):

Законом 35Указанием вышестоящих судебных инстанций 15Мнением администрации города, края, области 15Мнением обвинения, прокуратуры 13Личными симпатиями и антипатиями судей 12Мнением местных криминальных авторитетов 0Общественным мнением 8Мнением местных банкиров, финансистов 5Другое  4Затрудняюсь ответить 26

     Убеждение в том, что суд руководствуется только законом при принятии своих решений высказали немногим более трети респондентов. Однако еще раз подчеркнем, что ответы респондентов отражают не действительное положение дел, а лишь впечатления опрошенных.     Другие ответы дополнительно раскрывают спектр отношений к судебной власти. Здесь представлены суждения, отражающие зависимое положение судей и от начальства в собственной системе, и от исполнительной власти, и от правоохранительных органов и

других влияний. Как полагают опрошенные, даже такие субъективные факторы, как симпатии и антипатии судей, могут возобладать над законом. Сами по себе представления о том, что судьи пренебрегают законом в угоду различным влияниям и соображениям, оказывают разлагающее воздействие на отношение людей к праву вообще.     Опрошенные считают, что общественное мнение не является значимым фактором в принятии решений судами. От 7 до 11 % респондентов в разных группах полагают, что суды, вынося решения по делу, руководствуются общественным мнением. Для беспристрастного правосудия “мнение толпы” не должно влиять на принимаемые решения. Но так ли это в действительности?     Россияне, принявшие участие в опросе, не забыли упомянуть и о влиянии криминальных элементов. На это указали от 6 до 14 % опрошенных.     Итак, как показали результаты исследования, россияне проявили высокую критичность при оценке деятельности судебной власти по реализации принципа законности. Представляется, что сами суды и судьи недостаточно прилагают усилий, чтобы общественное мнение получило полную и убедительную информацию для более справедливой позитивной оценки их деятельности. Возникновению отрицательных суждений способствует недостаточная мотивированность, аргументированность и доступность для понимания гражданами принятых решений. В этой связи существенно, что от 18 до 34 % респондентов не смогли дать определенный ответ на данный вопрос. Бесспорно: надлежащее информирование граждан, в том числе через каналы массовой информации, должно обеспечить более адекватные оценки населением судебной деятельности.

О равенстве граждан перед судом

     Одной из центральных идей правосудия является принцип равенства всех перед законом и судом. Что же думают по поводу соблюдения этого принципа в нашем суде российские граждане? Этому был посвящен ряд вопросов анкеты. Один из них звучал так: “Согласны ли Вы со следующим мнением: перед судом все равны — бедные и богатые, простые люди и начальники?”. Распределение ответов показано на диаграмме.

     Как видно, вопрос не вызвал у опрошенных каких-либо затруднений. Лишь 5 % респондентов не смогло дать определенный ответ. Подавляющее большинство граждан решительно не верит в объективное отношение суда к участвующим в деле лицам. Если сюда добавить тех, кто выразил большую долю сомнений (“скорее, нет”), то в общей сложности 78 % опрошенных не считают, что перед судом все равны.     Позитивные оценки (в общей сложности 17 %) “утопают” среди негативных. На каждое позитивное утверждение о соблюдении равенства в суде приходится более четырех негативных, которые преобладают во всех группах респондентов. Таким образом, в массовом сознании бытует мнение о том, что на практике равенство перед судом соблюдается далеко не всегда.

О справедливости суда и независимости правосудия

     Не вдаваясь в глобальную общегуманитарную и философскую проблему справедливости, определим это понятие в наших целях как соответствие и соразмерность “деяния” и “воздаяния” в судебных решениях. Люди особенно остро воспринимают и реагируют на то, как реализуется принцип справедливости в любых актах правосудия.     Эта оценка носит интегральный характер, она усматривается из ответов на многие вопросы при выяснении отношения россиян к деятельности судов и судей, к реализации в их работе других основополагающих принципов. Поэтому выявление отношения населения к реализации этого принципа в настоящем исследовании носило “сквозной” характер. В том или ином варианте это подразумевалось в различных вопросах.     В частности, при изучении мнений о том, почему люди зачастую избегают отстаивать свои законные права с помощью суда, один из вариантов предусматривал ответ “не верят, что в суде можно добиться справедливости”. Более половины респондентов (53 %) избрали именно это объяснение, которое заняло первое ранговое место среди всех других.     Еще один штрих, подтверждающий сомнение в неизменной справедливости судов, вытекает из ответов на вопрос о беспристрастности судей при разрешении дел. Почти две трети опрошенных (62 %) не верят, что суд способен подойти к рассмотрению дел беспристрастно, непредвзято.     Сомнение в достижении справедливости с помощью суда обнаружилось и в ответах на вопрос о возможности добиться успеха при обжаловании действий государственных органов. И в этом случае 63 % респондентов не верят в успех в противостоянии с государственными структурами.     В обобщенном виде отношение общественного мнения к реализации этого принципа рисуется в сводной таблице данных, полученных по разным вопросам (в % к числу опрошенных).

Не обращаются за судебной защитой, потому что не верят, что в суде можно добиться справедливости 53 %

Не верят, что российский суд гарантирует беспристрастное рассмотрение дел 62 %

Не верят в возможность добиться успеха при обжаловании в суд действий государственных органов 63 %

Не верят в законность решений 65 %Не верят, что перед законом и судом все равны 78 %

     Представления граждан о нарушениях судом принципа социальной справедливости могут быть вызваны различными причинами, в том числе ненадлежащим выполнением судом своих функций, нарушением принципа независимости судей, судебными

ошибками, недостаточной гласностью в деятельности судебных органов, искажениями в оценочных суждениях граждан вследствие слабой информированности либо юридической некомпетентности оценок. Но что бы ни стояло за этими представлениями, они свидетельствуют о недоверии к суду.     С предыдущим связана самая острая проблема современно правосудия — независимость судебной власти. Она имеет глубокие корни, чрезвычайно многопланова — это и экономические, и правовые, и социальные, и психологические аспекты. В последние годы многое сделано для создания правовой базы независимости правосудия. В Конституции РФ, законах о статусе судей и устройстве судебной власти сформулированы и закреплены важнейшие положения, направленные на гарантию независимости судей.     Но... Как отмечает председатель Верховного Суда В. Лебедев, судья не изолирован от общества, не застрахован от попыток лиц, заинтересованных в исходе уголовных или гражданских дел, воздействовать на него.     Не всегда и не всем удается противостоять такому давлению. Причин тому множество. На одну из них, пожалуй, наиболее значимую и определяющую, указал председатель Совета судей России Ю. Сидоренко (журнал “Уголовное право”, 1997, № 4). Он говорил о чрезвычайно бедственном положении судов, отсутствии финансирования, колоссальном бюджетном долге судам, отсутствии денег на канцелярские и хозяйственные расходы, на оплату командировок, привлечение свидетелей и экспертов и т.д. и т.п. По словам Ю. Сидоренко, престиж должности судьи упал до самой низкой отметки, вакансии исчисляются тысячами. Судейские кресла готовы занять люди, которые “не нуждаются в зарплате”. Оценивая положение судебной системы как катастрофическое, он подчеркнул, что экономия на правосудии обернулась его беззастенчивой “приватизацией” не только властными, но и криминальными элементами.     Суды, по утверждению председателя Совета судей, обеспечиваются в основном местными властями. Зарплата идет из федерального бюджета, а на работу самого суда — средства получают от глав администраций. Председатели судов вынуждены балансировать на очень тонкой грани. Они попадают в зависимость от местных руководителей. Ведь по закону те не обязаны давать деньги, но дают, и, следовательно, могут рассчитывать на то, что при необходимости суд также пойдет на какие-то “уступки”. Такая зависимость от местных властей ставит под угрозу саму идею независимости правосудия.     Понятно, что плачевное состояние российской судебной системы не может не сказываться на позициях судей при рассмотрении конкретных дел. Трудно сохранить объективность, когда одной из конфликтующих сторон выступают глава администрации или губернатор, особенно, если учесть, что от него очень многое зависит.     Не случайно в 1997 году десятки судей были лишены судейских полномочий за совершение поступков, позорящих честь и достоинство судьи и умаляющих авторитет судебной власти.     Негативные явления в деятельности судов, отражаясь в массовом сознании, влияют на характер отношения населения к судьям и судебной власти, что наглядно проявилось в настоящем исследовании. Респонденты продемонстрировали убежденность в зависимом положении судей, в их неспособности противостоять давлению вышестоящего начальства, местной власти, влиятельных и состоятельных людей. Обратимся к конкретным результатам.     Выше уже было сказано, что распространенным стереотипом в массовом сознании является представление о суде, как о прислужнике властей, влиятельных и богатых людей. 28 % респондентов избрали именно такой вариант ответа.     Проблема независимости суда тревожит и журналистское сообщество, которое еще в большей мере, чем население, убеждено в отсутствии декларируемой независимости судебной власти. В ходе опроса работников СМИ каждый второй высказал мнение о судье как прислужнике властей.

     Уместно отметить, что противоположное мнение о судье как независимом арбитре высказали всего 10 % опрошенных россиян, а среди журналистов вдвое меньше.     На зависимое положение суда опрошенные указали также в ответах на вопрос, чем руководствуется суд при принятии решений. Более двух третей опрошенных граждан полагает, что в своих решениях суды руководствуются в первую очередь не законом, а мнением значимых для них органов, инстанций и лиц.     Каждый пятый респондент считает, что суд не пойдет на конфликт с властями, богатыми и влиятельными людьми.     И действительно суды иногда проявляют недопустимую почтительность по отношению к представителям власти, иным влиятельным персонам. А те в свою очередь без каких-либо нежелательных для себя последствий демонстрируют образцы неуважения к закону и суду, продолжая рассматривать суд как придаток и инструмент своей власти.     Своими ответами респонденты засвидетельствовали острую потребность в политическом, финансовом, правовом обеспечении подлинной независимости судов и судей.

Мнение о доступности правосудия

     Теперь обратимся к анализу тех объяснений, которые дают респонденты, обосновывая нежелание граждан обращаться в суд при нарушении их законных прав. Исследованиями установлено, что в общественном сознании пока еще низок уровень готовности граждан прибегать к судебной защите своих интересов.     Сказанному не противоречит то, что в правоохранительные и судебные органы обращаются миллионы граждан, из года в год увеличивается количество рассматриваемых дел. Но кто знает, сколько нуждающихся в правовой защите не обращаются в судебные инстанции, сколько людей отказываются от борьбы за свои права. Факты такого рода не раз фигурировали в прессе.     Вопрос: “Как Вы полагаете, почему многие люди при нарушении их законных прав и интересов не обращаются в суд за защитой?”, — оказался действительно значимым для респондентов, о чем свидетельствует то, что лишь три человека из всей выборки не ответили на него и менее 5 % затруднились ответить (см. таблицу).

Варианты ответов %

Не верят, что в суде можно добиться справедливости 53,5Не имеют средств на судебные расходы и юридическую помощь 30,6

Не знают законов 27,9Считают, что суд не пойдет на конфликт с властями, богатыми и влиятельными людьми 20,8

Не желают тратить время и силы 18,1Не привыкли, не умеют отстаивать свои права 17,5Опасаются иметь дело с судом 12,5Предпочитают улаживать свои дела другим путем 7,5Не хотят выступать в роли просителя 3,9Другое 0,6Затрудняюсь ответить 4,9

     Ответы на данный вопрос могут служить индикаторами двух позиций. Согласно одной, причина видится в судебной системе. Своим выбором респонденты демонстрируют неверие в правозащитную роль суда, прямо или косвенно, отдавая предпочтение таким вариантам: не верят, что в суде можно добиться справедливости; считают, что суд не пойдет на конфликт с властями, богатыми и влиятельными людьми, либо вообще опасаются иметь дело с судом.     В соответствии с другой — причина в самих гражданах, не пожелавших отстаивать свои права. В таком случае выбор падает на такие варианты: не знают законов, не имеют средств на судебные расходы и юридическую помощь, не привыкли, не умеют отстаивать свои права, не желают тратить время и силы, предпочитают улаживать свои дела другим путем. Эта категория ответов служит показателем уровня гражданского самосознания и реального правового положения россиян.     Результаты, представленные в таблице, позволяют утверждать, что в основе необращения граждан России за судебной защитой в первую очередь лежит негативное отношение к судебной власти, неверие в справедливость решений суда. Каждый второй опрошенный полагает, что люди не верят, что в суде вообще можно добиться справедливости.     Уместно обратить внимание на динамику распространенности этого суждения в общественном мнении. Если пятнадцать лет назад такое мнение выразили менее 20 % опрошенных, восемь лет назад — около 40 %, то сейчас — каждый второй (53,5 %), а в отдельных группах — до двух третей.     Анализируя другую группу причин необращения граждан за судебной защитой, следует прежде всего выделить наиболее распространенную среди них — это отсутствие средств на судебные расходы и юридическую помощь. Иными словами, в общественном сознании сформировано мнение о недоступности судебной защиты для малообеспеченных граждан.     Еще одной достаточно распространенной является ссылка на отсутствие привычки отстаивать свои права. Такая позиция безропотного человека, не умеющего и не смеющего постоять за себя, формировалась в общественной психологии десятилетиями. Более того нередко обращение в суд для разрешения конфликтной ситуации вызывает настороженное отношение окружающих. Эта же позиция отчасти отражается в суждении — “предпочитают улаживать свои дела другим путем”.     Чаще других этот ответ выбирают респонденты, занимающиеся предпринимательством, частной практикой, индивидуальной трудовой деятельностью, работающие в системе управления, торговли, в сфере услуг и коммунального хозяйства, безработные и студенты. Видимо, “другой путь” каждая из названных групп понимает по-своему. В одних случаях подразумеваются подарки, взятки, подкуп, в других — самостоятельное решение проблем с позиции “силы” с помощью так называемых “разборок”, самосуда, криминальных авторитетов.     Криминологи, анализируя ситуацию, отмечают, что все большее число субъектов предпочитает не обращаться в правоохранительные органы, а решать споры и конфликты неправовым путем, в результате чего возникает так называемая “теневая юстиция”, происходит криминали-зация общества.     Почти пятая часть респондентов видит причину избегания судебной процедуры в нежелании тратить время и силы. Надо заметить, что существующая волокита, когда дела тянутся месяцами, а то и годами, о чем говорилось неоднократно, способна отбить охоту искать правду в суде.     Таким образом, позиция респондентов, выраженная в ответах на данный вопрос, в значительной степени отражает невысокий уровень правовой защищенности граждан. По нашим данным в этом убеждаются и многие из тех, кто обращался в судебные органы с заявлениями о различных нарушениях их прав. Достаточно сказать, что лишь 10 — 15 % из числа опрошенных, обращавшихся в судебные органы, остались удовлетворены

оказанным им приемом независимо от результатов своего обращения и разрешения своего дела судом. Видимо, не все было ладно и в подавляющем большинстве случаев, когда заявления граждан разрешены в их пользу.

Влияние личного опыта в судебных процессах на отношение к суду

     Чтобы подтвердить или опровергнуть это, была поставлена задача рассмотреть влияние на отношение к суду и его деятельности непосредственных контактов с судом и личного участия в процессе. С этой целью выявлены респонденты, имеющие такой опыт и не обладающие таковым. Затем проведен сопоставительный анализ результатов по этим двум категориям опрошенных (“опытных” и “неопытных”).     Предварительно были получены данные по вопросу: “Были ли Вы когда-нибудь участником судебного разбирательства и если да, то в каком качестве?”. Результаты представлены в таблице.

Участие в процессе %

Ответчик 4,3Истец 7,2Подсудимый 3,2Потерпевший 4,5Свидетель 14,7Никогда не был 68,3Затрудняюсь ответить 1,3Нет ответа 0,7

     Как видно, две трети опрошенных никогда не были участниками судебных процессов, а среди старшей возрастной группы такие респонденты составили 77 %. Остальным приходилось участвовать в процессе в различных процессуальных ролях, чаще в качестве свидетелей, но были в выборке и истцы, и ответчики, и потерпевшие, и подсудимые — в общей сложности 30 %.     Теперь посмотрим, как сказался этот опыт на представлениях респондентов о суде и судьях (см. таблицу, в %).

Стереотипные представления о суде

Все участники судебного процесса

(“опытные”)

Никогда не был

участником судебного процесса

(“неопытные”)

Разность в ответах

Прислужники властей, влиятельных и богатых людей 32 26 + 6

Бездушные чиновники, бюрократы 34 24 + 10Алчные взяточники, продажные люди 22 16 + 6

Защитники граждан от произвола и нарушений прав 18 20 - 2

Служители закона и гаранты справедливости 18 15 + 3

Независимые и объективные арбитры в спорах и конфликтах 11 10 + 1

     Ответы по этому вопросу подтверждают, что опыт непосредственного общения с представителями Фемиды не сказался положительно на формирование образа судьи.     Как видно из приведенных данных, участники процессов чаще, чем остальные граждане, обнаруживают негативные стереотипы: судьи как бездушные чиновники, бюрократы (34 против 24 %), прислужники властей, влиятельных и богатых людей (32 против 26 %), алчные взяточники и продажные люди (22 против 16 %).     А вот по степени распространенности позитивного образа судьи группы “опытных” и “неопытных” респондентов почти не различаются (результаты колеблются в пределах 1 — 3 %).     Определенные особенности обнаружены в ответах участников процессов, выступивших в различных ролях. Так, образ судьи как прислужника властей в большей мере получил распространение среди подсудимых (36 % при средней 32 %); взяточника (33 % при средней 22 %); образ чиновника, бюрократа — среди истцов (39 % при средней 34 %).     Позитивные представления о судье как служителе закона чаще встречаются среди потерпевших (25 % при средней 18 %). По остальным ответам различий между участниками процессов не обнаружено.     Таким образом, результаты исследования показали, что личный опыт участия соприкосновения с судебными органами оказывает скорее отрицательное влияние на формирование отношений к суду.  Негативные позиции респондентов, ранее участвовавших в судебных процессах, отчасти объяснимы тем, что это — люди, большей частью, как-то причастные к рассматриваемому судом делу, связанные со сторонами конфликта, заинтересованные в исходе и недовольные им.     Однако, чем же вызваны столь критические оценки и мнения респондентов, которые вовсе не имели никаких контактов с судебными органами? Ведь каждый четвертый-пятый в этой преобладающей категории опрошенных также весьма критично отозвался о суде.     Дело же в том, что неблагоприятное впечатление, вынесенное людьми из непосредственных контактов с судебными органами, неизбежно передается окружающим и, как “эмоциональное эхо”, получает широкое распространение. А наряду с неформальными каналами коммуникаций свой вклад вносит и пресса неполной, односторонней и подчас искаженной информацией о судебных делах. На это указывают и данные мониторинга правонарушений в информационной сфере и результаты контент-анализа публикаций по судебной тематике.     Все приведенные данные указывают, что общественное мнение воспринимает нынешнюю ситуацию в области правосудия как неблагополучную. Понимая, что дела идут не так, как надо, россияне требуют коренного изменения ситуации, реальной судебной реформы. Конечно, конкретное содержание и концептуальные вопросы реформы не входят в круг компетенции общественного мнения.     Но народ понимает, что так жить нельзя. Нужен другой суд. Респонденты обозначили существующую в обществе потребность изменений реального положения судебной власти, когда наделе были бы воплощены провозглашенные принципы независимости суда, верховенства права, справедливости и равенства перед законом и судом, доступности правосудия для всех.

     Это требование выражено в ответах на вопрос: “В средствах массовой информации часто говорят о судебной реформе. Как Вы считаете, в России сегодня нужна судебная реформа или нет?”. Суждения респондентов представлены в виде диаграммы (в % к числу опрошенных).     Как видим, две трети населения выступает за необходимость развития и укрепления судебной системы и ее реформы. Особо острую потребность в этом выразили столичные жители, лица с более высоким уровнем образования, горожане.     Таким образом, общественное мнение продемонстрировало острую потребность в коренном изменении положения судебной системы, в совершенствовании деятельности органов правосудия в утверждении сильной и независимой судебной власти. Могут ли пресса и журналисты не отозваться на эту потребность общества своими реальными делами? Следующая часть работы посвящена выяснению общественного мнения о роли прессы в решении этой проблемы.

Российские граждане о назначении российской прессы

     Выше о назначении средств массовой информации уже высказались журналисты и судьи. Тот же вопрос ставился и при опросе населения. Респондентам был предложен такой же набор суждений по данному поводу, и им надлежало выбрать три наиболее важные задачи, решаемые прессой. Результаты опроса представлены в таблице.

Мнения россиян о назначении прессы№ Варианты ответов Количество суждений

1. Предоставлять информацию о событиях и положении дел в стране и мире 70,7

2. Расширять кругозор читателей, давать новые знания 30,33. Выражать общественное мнение, настроения народа 27,1

4. Воспитывать людей, формировать законопослушных граждан 15,7

5. Служить средством отдыха, развлечения, психологической разрядки 15,0

6. Содействовать участию граждан в делах государства и общества 12,9

7. Знакомить с миром литературы, искусства, способствовать эстетическому воспитанию 12,1

8. Служить средством агитации, формировать политическую позицию 10,4

9. Другое 1,510. Затрудняюсь ответить 8,111. Нет ответа 0,2

     Все ответы можно условно свести к пяти группам, в которых в качестве основных выделены следующие функции:     Информационно-осведомительная – варианты 1, 2;     Директивно-контрольная– варианты 3, 6;     Социализирующая (воспитательная) – варианты 4, 7;     Развлекательная (рекреативная) – вариант 5;     Агитационно-пропагандистская – вариант 8.

     Согласно результатам, главное назначение прессы большинство россиян видят в выполнении информационной функции, в предоставлении сведений о событиях и положении дел в стране и мире. Этот вариант заслуженно занимает первое место, его поддержали свыше 70 % опрошенных, а среди жителей крупных городов, а также Москвы и Санкт-Петербурга этот показатель еще выше, он достигает 83 %.     Главное назначение или, как говорилось, “сверхзадача” прессы акцентируется по-разному. Одни респонденты акцентируют внимание на просветительской роли, расширении кругозора читателей за счет сообщения новых знаний, другие — на более специализированной информации, в частности, в сфере литературы, искусства.     Но какие бы акценты ни делали опрошенные, основное содержание их ответов сводится к одному — пресса должна информировать россиян о происходящем, о жизни в обществе.     Надо сказать, что такая позиция граждан вполне согласуется с пониманием журналистами своей миссии. Уместно напомнить, что 90 % опрошенных представителей этой профессиональной группы главным своим назначением считают именно информирование населения.     Второе место по частоте упоминаний получили ответы, в которых указывается на директивно-контрольную функцию СМИ. Согласно этому представлению пресса должна быть выразителем общественного мнения и настроения народа. Так считает каждый четвертый респондент. Подобные суждения достаточно часто встречаются и в других опросах. Граждане России остро ощущают потребность быть услышанными, чтобы их чаяния и требования были удовлетворены. К той же группе суждений следует отнести утверждения о том, что пресса призвана содействовать участию граждан в делах государства и общества. Отметим совпадение позиций по данному вопросу российских граждан и журналистов.     Следующее место заняли суждения граждан о социализирующей (воспитательной) функции прессы. Здесь доминирует мнение о воспитательной роли прессы, призванной, в частности, формировать образцы законопослушания. Сравнительно высокими оказались и запросы респондентов на удовлетворение потребности в развлечении, отдыхе, психологической разрядке. Это требование превосходит политико-пропагандистскую функцию прессы, видимо, давно уже “набившую оскомину” читателям.     В суждениях респондентов о главном назначении прессы отражаются ожидания и требования (и их иерархия), предъявляемые к средствам массовой информации.

     Интересно сопоставить суждения по этому же вопросу журналистов, судей и населения (см. таблицу, в %).

Назначение прессы Журналисты Судьи НаселениеПредоставлять информацию о событиях и ситуации в стране и мире 90 69 71

Выражать общественное мнение, социальные настроения народа 57 27 27

Расширять кругозор читателей, помогать им в получении новых знаний 44 34 30

Содействовать участию граждан в управлении делами государства и общества  28 8 12

Знакомить с миром литературы, искусства, способствовать эстетическому познанию  11 10 12

Воспитывать людей, формировать законопослушных граждан  10 36 16

Служить средством отдыха, развлечения, психологической “разрядки” 9 16 15

Служить средством агитации, формировать политическую позицию 7 5 10

     Все слои населения, как и представители профессиональных групп журналистов и судей, считают выполнение познавательно-информационной функции основным назначением прессы.     Что касается контрольно-директивной функции, то здесь позиции журналистов носят более радикальный характер. Если среди журналистов 57 % считают, что они должны выражать общественное мнение и настроения народа, то судьи и население высказываются в пользу такой точки зрения в 2 раза реже.     А такое назначение прессы, как содействие участию граждан в управлении делами государства и общества, достаточно популярное у журналистов (28 %), получило сдержанную поддержку среди населения (12 %) и еще менее у судей (8 %). Можно сказать, что в целом судьи проявили больший консерватизм в этом вопросе, чем все остальные группы опрошенных. Между тем эта функция СМИ для демократического развития страны представляется одной из определяющих.     Еще одно существенное различие, связанное, видимо, с профессиональной заинтересованностью судей — это выделение в качестве приоритетной задачи прессы — воспитание людей, формирование уважительного отношения к закону, правопослушного поведения.     Такое мнение судьи высказывают вдвое чаще, чем население, и втрое чаще, чем журналисты. Действительно, СМИ обладают большим социализирующим, правовоспитательным потенциалом. И он явно недооценивается журналистами и не используется, как это следует из результатов контент-анализа публикаций по судебной тематике.     Как отмечалось, в несовпадении реальности и столь высоких ожиданий судей кроется их неудовлетворенность прессой.

Заключение

     Рассмотрев результаты опроса населения о судебной власти и средствах массовой информации по отдельным направлениям и аспектам их деятельности, можно сформулировать ряд обобщающих положений.     Имидж судьи в массовом сознании малопривлекателен. Наиболее распространенными являются представления о судье как прислужнике властей, влиятельных и богатых людей, а также бездушном чиновнике, бюрократе. Респонденты продемонстрировали убежденность в зависимом положении судей, в их неспособности противостоять давлению “извне”.     Суд воспринимается как часть запретительного механизма государственной машины. В деятельности судов люди не усматривают правозащитной функции. Россияне не чувствуют себя достаточно защищенными судом от произвола и неправомерных действий государственных структур.     Население не удовлетворено тем, как реализуются в судебной практике основополагающие принципы правосудия: независимость суда, законность, справедливость, равенство всех перед законом и судом, доступность правосудия для всех.     Крайне низок престиж суда в глазах общественного мнения. Опыт общения с представителями судебной системы не улучшает мнение о них и их деятельности.     Общее положительное отношение к суду и судьям зафиксировано у трети опрошенных, в то время как каждый второй относится к суду крайне отрицательно. Доверяют суду менее десятой части опрошенных.     Россияне жаждут перемен, изменения положения судебной власти, претворения в жизнь провозглашенных идей демократического правосудия.     Для переориентации общественного мнения в отношении к органам правосудия и людям, его осуществляющим, необходимо главное условие — преобразование социально-правовой практики. Если в деятельности судов не произойдут радикальные изменения, то никакие пропагандистские усилия не способны привести к повышению доверия, престижа суда в глазах населения.     Но для того, чтобы в общественном мнении была сформулирована адекватная оценка, необходимо тесное конструктивное взаимодействие органов правосудия со средствами массовой информации.     В общественном мнении, как в зеркале отразились проблемы, которыми “болеет” каждая из профессиональных корпораций.     В дискуссии о назначении прессы общественное мнение придерживается вполне адекватной взвешенной позиции. Наблюдаются заметные перемены в сознании и психологии российских граждан. Достаточно быстро в массовом сознании преодолено стереотипное представление о прессе как “коллективном пропагандисте-агитаторе”.     Попутно заметим, что суды и судьи возлагают на СМИ чрезвычайно высокие надежды на реализацию в их деятельности социализирующей и правовоспитательной функции, что не вполне согласуется с позициями журналистов, которые рассматривают эту функцию как второстепенную.     Вместе с тем россияне не удовлетворены тем, как освещается судебная деятельность в СМИ.     Имидж журналиста ассоциируется, в первую очередь, с выразителем общественных интересов и информатором общества.     Наряду с этим достаточно распространенным является представление о журналистах как о “ловцах сенсаций и “жареных” фактов”, которые готовы жертвовать объективностью и правдивостью, проявляя при этом безответственность и поверхностность.     В целом к журналистскому сообществу общественное мнение относится менее критично, чем к судейскому корпусу.     Завершить исследование можно, повторив, что успех судебно-правовой реформы, построение судебной власти на подлинно демократической основе, ее авторитет и

эффективное функционирование в значительной мере зависят от правильного взаимодействия судебных органов со средствами массовой информации, которые являются выразителями общественного мнения, каналом его формирования и инструментом социального контроля гражданского общества над властью и государством.

РАЗДЕЛ V.СУД И ПРЕССА В КОНФЛИКТАХ

(результаты мониторинга)Характеристика исследования

     Настоящий раздел отражает реальное положение средств массовой информации в современном правовом пространстве.     Здесь представлена часть обширного исследования конфликтов в информационной сфере, основанного на результатах мониторинга Фонда защиты гласности. В мониторинге по специальной программе на компьютерной основе ведется накопление банка данных о посягательствах на свободу массовой информации и конфликтах, возникающих на этой почве, их природе, причинах, участниках, развитии и разрешении в различных органах и инстанциях, иных юридически значимых обстоятельствах. Обработка этих данных с использованием статистических процедур и качественного анализа дает многостороннюю характеристику положения российских СМИ.     В полном объеме результаты указанного исследования представлены в издании Фонда “Масс-медиа в России. Законы, конфликты, правонарушения. 1996 - 1997” (М., 1998) и “Ежегоднике” Фонда защиты гласности за 1997 год. В настоящем разделе содержатся извлечения из этой работы, характеризующие взаимоотношения средств массовой информации с судебной властью за последние два года.     Акцент сделан на взаимоотношениях суда и прессы в информационных конфликтах по трем основным аспектам: суд как источник общественно-значимой информации, суд как арбитр в информационных спорах и суд как сторона в информационных конфликтах.     Зафиксированные в мониторе сведения о конфликтах и правонарушениях почерпнуты из двух источников. Во-первых — это сообщения десяти “дочерних” организаций Фонда, в каждой из которых работают корреспондент и юрист, ведущие наблюдение и первичную обработку интересующей нас информации. Зоны их обслуживания охватывают крупнейшие регионы страны.     Во-вторых — это сообщения о конфликтах, содержащиеся в выступлениях печатных и электронных средств массовой информации, которые дополняются из других источников: непосредственные обращения журналистов в Фонд за помощью и консультацией, данные других правозащитных организаций и исследовательских центров.     Таким образом, мы имеем достаточно обильные сведения по изучаемому кругу вопросов. Разумеется, они не могут отражать подлинных масштабов этих правонарушений в России, большая часть которых остается в “латентном” слое подобно неучтенной преступности (об этом всегда предупреждают криминологи). И наша статистика не хуже и не лучше данных уголовной регистрации или иной официальной статистики.     Мы охотно признаем, что приведенные количественные характеристики не удовлетворяют стандартам социологической репрезентативности (это практически недостижимо), но они вполне соответствуют требованиям качественной представительности, поскольку задачей исследования является изучение природы конфликтов, их причин, участников и последствий.     Этого достаточно для наших целей, поскольку количественный анализ сочетается с качественным, иногда очень углубленным рассмотрением чем-то особо значимых ситуаций. Это, в частности, достигается монографическим разбором отдельных типичных или наиболее поучительных одиозных нарушений, которым дается юридическая оценка и

высказываются рекомендации работниками СМИ и судьям о правомерном образе действий в аналогичных ситуациях. Многие из них в силу банальности и не нуждаются в этом.     Данные мониторинга в ряде случаев неполно отражают фактические и юридически значимые обстоятельства события, недостаточно характеризуют действия той и другой сторон. Часть конфликтов находится еще в развитии и не получила надлежащего разрешения в соответствующих органах и инстанциях. Многие из них носят длящийся, застарелый характер, в связи с чем упоминаются события, возникшие и в предыдущие годы.     Юридические оценки, основанные на первичных сообщениях, подчас носят предварительный характер. Здесь чаще комментируется не само правонарушение, а сообщение о нем. Причем некоторые из них, ввиду крайней неясности ситуации, вообще оставлены без комментариев. Местами представленный материал — это скорее “сводка происшествий”, а не “окончательный приговор”, вступивший в законную силу (хотя и такие решения, как показано, нередко отменяются).     Рассмотрение информационных конфликтов ведется применительно к двум классам нарушений, имеющим различную правовую природу: нарушения прав СМИ и журналистов и правонарушения с их стороны.     Изучение второй группы правонарушений оказалось необходимым не только по соображениям объективности, но и по следующим основаниям:     Во-первых, нарушения со стороны СМИ и журналистов (действительные, а не мнимые) нередко оборачиваются против них самих, приводят к тяжким последствиям и используются в качестве повода для гонения на независимую прессу, ущемления свободы массовой информации.     Во-вторых, по оценкам наших экспертов до трети нарушений, инкриминируемых СМИ и журналистам, на поверку оказываются мнимыми, необоснованно приписываются работникам СМИ. Незаконное возложение на них ответственности за правомерные действия, разоблачение негативных явлений, неблаговидных поступков является формой преследования за критику, способом давления и даже расправы с неугодной редакцией или журналистом со стороны заинтересованных в том структур, групп и лиц. Причастными к этому оказываются суды и судьи.

Результаты исследования

Общий обзор конфликтов, связанных с деятельностью СМИ

     Для того чтобы правильно оценить роль и место судебной власти в сфере деятельности СМИ, необходимо дать хотя бы в кратком виде общую характеристику конфликтов и правонарушений в этой сфере.     За 1997 год монитором зарегистрировано 774 сообщения о правонарушениях в информационной сфере. Этот показатель более чем вдвое превосходит аналогичные данные 1996 года.     Несмотря на удвоение показателей за прошедший год, они не отражают подлинных масштабов нарушаемости в информационной сфере и многократно занижены. Чрезвычайно высоким остается латентный слой неучтенных правонарушений. Но все же мы имеем достаточную эмпирическую базу, позволяющую зафиксировать общие тенденции изменений положения СМИ за прошедший год, выявить рычаги воздействия на СМИ, проанализировать механизмы, используемые для наступления на свободу прессы.     В числе наиболее значимых причин латентности нарушений в сфере деятельности СМИ выделяется толерантность, терпимость работников СМИ к нарушениям. Не вызывая активного протеста со стороны журналистов, нарушения не становятся достоянием общественности и в массе своей остаются безнаказанными. Пострадавшие нередко

предпочитают улаживать свои дела сами, пользуясь окольными путями, не прибегая к правовым средствам защиты, в том числе через суд. Лишь малая часть информации такого рода и только по наиболее серьезным нарушениям попадает на страницы газет или в радио- и телепередачи и доходит до монитора.     Содержательный анализ позволяет сделать вывод о пассивно-оборонительном поведении работников СМИ в конфликтах. Большей частью пострадавшие вовсе не обращаются в соответствующие органы за защитой либо не знают, как надо действовать и юридически грамотно документировать факт нарушения. А, натолкнувшись на нежелание чиновников заниматься их жалобой как “кляузой” или связываться с влиятельными лицами, журналисты, лишь иногда выплескивают свое негодование в печати и, не веря в успех дальнейшей тяжбы, оставляют нарушение без последствий.     О неготовности “постоять за себя” свидетельствует и то, что лишь треть участников конфликтов из числа работников СМИ проявили личную активность, став непосредственным источником информации о нарушении их прав.     Такая позиция формировалась десятилетиями, жизненным опытом не одного поколения россиян. Данные опроса журналистов, проведенного Комиссией по свободе доступа к информации в 1997 году, показали, что лишь около двух процентов опрошенных журналистов выразили готовность обратиться в суд при нарушении их прав. Поэтому подавляющая часть нарушений прав СМИ и журналистов до суда не доходит.     Заметные изменения произошли за прошедший год в соотношении позиций конфликтующих сторон. Из 774 конфликтов в 54 % случаев (421 конфликт) нарушались права работников СМИ, а в 46 % (353 конфликта) нарушения совершались редакциями СМИ и журналистами или приписывались им.     Для сравнения, в 1996 году журналисты были пострадавшими в 65 % случаев, а нарушителями — в 35 %. За неполный 1995 год аналогичные показатели находились в соотношении 85 % к 15 %.

Природа конфликтов

     Как видно из приведенных данных, в конфликтных ситуациях удельный вес претензий к журналистам возрастает из года в год. В ежегодных долях это выглядит так: 15 — 35 — 46.     В общей характеристике результатов мониторинга обращает на себя внимание состав участников конфликтов, которые противостоят журналистам и редакциям СМИ в информационных спорах.     Каков их статус? Представители каких структур нарушают права журналистов либо предъявляют им претензии за различные правонарушения? Представим обобщенные данные о статусе участников конфликтов со СМИ в таблице.

Сведения о “другой стороне” конфликтов

Статус участников конфликтов с другой

стороны

По всем конфликтам

По нарушениям прав СМИ

По нарушениям, инкриминируемым

СМИабс. % абс. % абс. %

Органы законодательной (представительной) власти 50 5,8 26 5,8 24 5,9

Органы исполнительной власти и органы управления 207 24,2 124 27,7 83 20,2

Правоохранительные, силовые и судебные органы 156 18,3 90 19,9 61 14,8

Общественные объединения 38 4,4 11 2,4 27 6,5

Субъекты экономической деятельности 84 9,8 31 6,9 53 13,0

Физические лица 290 33,8 146 32,4 144 35,3Прочие 32 3,7 21 4,9 16 4,3Всего 857 100 449 100 408 100

     Из таблицы видно, что чаще всего — в каждом третьем случае - в информационных конфликтах зафиксированы “физические лица”. Естественно, возникает вопрос, кто же входит в эту конфликтующую группу.     Статус участников, входящих в эту группу, существенно различается применительно к нарушениям прав прессы и нарушениям, инкриминируемым СМИ. Когда нарушаются права прессы, подавляющее большинство — это “анонимные” лица. Иными словами, остаются неизвестными те, кто угрожает журналистам и избивает их, совершает кражи и разбойные нападения, создает угрозу их жизни и безопасности, кто портит имущество и совершает другие уголовно-наказуемые деяния против журналистов и редакций.     В этой же группе среди нарушителей прав СМИ достаточно часто встречаются телохранители, сотрудники частных охранных организаций, порой также “безымянные”, во всяком случае предпочитающие “не представляться”.     Совсем иной статус у тех, кто предъявляет претензии к СМИ. Здесь преобладают кандидаты и бывшие кандидаты на выборную должность и их доверенные лица, а также бывшие руководители различных рангов. Этот состав участников информационных конфликтов отражает напряженный характер отношений с лицами, имеющими или утратившими власть.     Дальнейший анализ свидетельствует, что у журналистов и редакций складываются сложные отношения не только с бывшими, но и ныне функционирующими представителями органов власти и управления. Фактически каждый четвертый конфликт инициирован представителями властных структур.     Недалеко от них ушли и правоохранительные, силовые и судебные органы. Значительное число конфликтов между этими органами и СМИ также свидетельствует об отсутствии взаимной доброжелательности. Их отношения нередко носят конфронтационный характер. Выражаются они либо в нарушении прав СМИ, либо в претензиях к журналистам и СМИ, очень часто необоснованных.     О взаимоотношениях власти и СМИ свидетельствуют данные о реакции государственных, и, в частности, судебных органов на правонарушения в сфере массовой информации. Особенно нагляден характер отношений власти и СМИ при сравнении порядка разрешения конфликтов в случаях нарушения прав СМИ и нарушений, инкриминируемых им.

Порядок разрешения конфликтов

Порядок разрешения конфликтов Нарушение прав прессы

Нарушения, инкриминируемые

СМИВ порядке уголовного производства 79 - 18,6 % 17 - 4,8 %В порядке подчиненности, гражданского, арбитражного и административного производства 79 - 18,6 % 316 - 89,6 %

Без обращения в государственные органы 38 - 9 % 10 - 2,8 %Не разрешается 112 - 26,4 % 7 - 2 %Сведений нет 116 - 27,4 % 3 - 0,8 %

Всего 424 - 100 % 353 - 100 %

     Из таблицы видно, что при нарушениях, инкриминируемых СМИ, подавляющее большинство случаев (94,4 %) попадает в поле зрения государственных органов, не разрешаются лишь единицы (5,6 %). Иными словами, если журналисту предъявляется претензия в нарушении правовых норм, то она почти никогда не остается без возмездия, в том числе и в судебном порядке, т.е. здесь как нигде соблюдается хваленый принцип неотвратимости наказания.     Совсем иной порядок реагирования при нарушении прав журналистов. В этих случаях почти две трети нарушений остаются без должного реагирования, без какой-либо ответственности для нарушителей, т.е. безнаказанными.     Давно доказано, что факты бездействия закона и безответственности, оседая и накапливаясь в общественном сознании, поощряют произвол на всех этажах власти и во всех сферах общественной жизни. То же наблюдается и в сфере деятельности СМИ.     Заинтересованные лица куда активнее журналистов в своих усилиях реабилитироваться, получить сатисфакцию и даже материальную компенсацию, обращаются в суд с иском или в органы прокуратуры для возбуждения уголовного преследования. И зачастую, пользуясь влиянием, выигрывают процессы. Такие конфликты чаще становятся общеизвестными и легче попадают в монитор. Напротив, нарушения профессиональных прав работников СМИ большей частью оказываются внутренним делом редакции и журналистов.     Как отмечалось, безнаказанность многих нарушителей в значительной мере обусловлена пассивно-оборонительной позицией самих работников СМИ. На это указывают данные мониторинга об источниках первичной информации по поводу нарушения их прав. Непосредственные обращения пострадавших за защитой составляют лишь меньшую часть первичных сообщений, большинство же сигналов — это публикации в прессе и информация радио и телевидения (почти две трети).     Обращает на себя внимание, как поразительно различается быстрота и решительность реагирования заинтересованных лиц и соответствующих органов на нарушения, допущенные с той или другой стороны. Почти все нарушения, инкриминируемые СМИ, сразу же вызвали соответствующую реакцию органов и лиц, задетых публикациями, и уже в течение прошлого года получили то или иное разрешение. Напротив, две трети нарушений прав СМИ и журналистов остались без последствий. Попросту говоря, редакциям и журналистам “спуску не дают”, а в защиту их прав вступаются крайне редко и неохотно.     Уже приведенные данные свидетельствуют о неравенстве сторон в информационных конфликтах. Устранение такого положения тем более необходимо, что правонарушения с той или другой стороны совершенно несопоставимы. Структура нарушений принципиально различается по своей юридической природе, общественной опасности и тяжести последствий.     Как видно, против СМИ выступают сильные и влиятельные противники, тягаться с ними не просто, а выиграть еще трудней. Тем более что к их услугам обычно высококвалифицированные и хорошо оплачиваемые (иногда за счет казны) адвокаты — не чета малоимущим юридически неподготовленным работникам СМИ.

О моральном вреде. Все равны, но некоторые истцы “равнее”

     Законодательством установлена ответственность за распространение в СМИ неверных, порочащих сведений в виде компенсации потерпевшему морального вреда в денежном выражении. Размеры морального вреда истец указывает по своему усмотрению, а суд определяет с учетом разумности и справедливости.     Закон (ст. 151 ГК РФ) и Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении (№ 10,

“Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда”) определил, что под моральным вредом понимаются физические или нравственные страдания, причиненные действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона нематериальные блага, или нарушающими его личные неимущественные права, либо нарушающими имущественные права граждан. То есть закон недвусмысленно определяет понятие морального вреда как причинение физических и нравственных страданий.     Казалось бы, ясно, что телесные и психические страдания способен переживать только человек. Юридическое же лицо есть искусственное образование, не обладающее ни телом, ни сознанием, и испытывать какие-либо мучения не способно “по определению”.     Но тем не менее иски о защите чести, достоинства и деловой репутации с требованием компенсации морального вреда предъявляют различные ведомства, учреждения, организации.     Так, Управление Федеральной службы налоговой полиции России по Красноярскому краю предъявило иск к бывшему редактору регионального приложения “АиФ — Енисей” О. Полякову. Основанием послужила публикация статьи “Как газета стала криминальным элементом”. Не вдаваясь в существо претензий, обратим внимание на то, что истец потребовал опровержения сведений, содержащихся в статье, и компенсации морального вреда в размере 500 млн. рублей.     Решением суда исковые требования Управления налоговой полиции были удовлетворены. Справедливости ради следует заметить, что сумма иска была сокращена в 100 раз. Но в данном случае речь идет не о сумме, а о самом факте взыскания морального вреда в пользу юридического лица.     На практике нередко руководители разного ранга от имени юридических лиц (ведомств, местной администрации, правоохранительных органов, общественных организаций) предъявляют и выигрывают иски о защите чести, достоинства и деловой репутации (каковых, как уже было сказано, они не имеют), добиваясь не только опровержения опубликованных сведений, но и компенсации морального вреда, иногда в астрономических, удушающих редакцию размерах:     Ангарская нефтехимическая компания к газете “Время” — 1 млрд. рублей;     ОАО “Фирма “Роса” к редакции газеты “Зори” — 2 млрд. рублей;     Анатолий Чубайс к радиостанции “Эхо Москвы” и Александру Минкину - 250 млн. рублей; к ОРТ — 5 млрд. рублей; к Сергею Доренко — 500 млн. рублей;     глава администрации Орджоникидзовского района г. Екатеринбурга С. Черкасов к редакции газеты “МК — Урал” — 2 млрд. 690 млн. рублей;     Губернатор Саратовской области Д. Аяцков к газете “Заря молодежи” - 220 млн. рублей;     депутат Екатеринбургской городской Думы В. Щукин к газете “Правовой Екатеринбург — 100 млн. рублей;     начальник информационно-аналитического отдела администрации г. Воронежа С. Казбанов к газете “Комсомольская правда” — 171 млн. 500 тыс. рублей;     судьями Г. Власевской, Т. Креневой к газетам “Пресс-клуб”, “Городские новости” и журналистам И. Черновой и Т. Бухариной — 1 млрд. 600 млн. рублей;     глава администрации Веселовского района Ростовской области В. Антонов, зам. главы И. Курбатов, генеральный директор АО “Веселовский элеватор” В. Сулименко, директор завода А. Поспелов, директор ТОО Ю. Пашуков и начальник районной налоговой инспекции В. Куликовой к редакции районной газеты “Зори Маныча” — 1,5 млрд. рублей.     В уральском регионе только с газеты “Тюмень — 2000” по трем искам взыскано свыше 10 млрд. рублей. Если же в среднем каждый иск в 1996 году в этом регионе стоил 2 млн. рублей, то в 1997 году эта сумма возросла до 5,5 млн. рублей.     В обоснование столь высоких финансовых притязаний истцы приводят достаточно расхожее суждение: “журналистов и редакции ничем, кроме рубля, не проймешь”. Но

подобный аргумент в большей мере свидетельствует о стремлении отомстить или “удушить” неугодное издание, нежели о проявлении заботы о своей чести.     Более того, неоднократно отмечалось, что появились специалисты, которые превратили иски к СМИ в своеобразный бизнес, в несложный способ зарабатывания денег.     Провоцирует этот юридический абсурд неудачная формулировка пп. 5 и 7 ст. 152 ГК РФ. Там говорится, что лица, в отношении которых распространены сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию, “вправе требовать возмещения убытков и морального вреда”. Неточность состоит в том, что моральный вред, в отличие от материального, не возмещается в объеме понесенных убытков, а компенсируется в порядке “утешения”, имея другую природу, иной порядок доказывания и принципы исчисления размеров взыскания.     Но еще хуже — предписание, согласно которому правила, установленные этой нормой, применяются к защите деловой репутации не только гражданина, но и юридического лица. Отсюда как бы следует, что и юридические лица также имеют право на компенсацию морального вреда, что, как сказано, невозможно.     Пленуму Верховного Суда РФ давно бы следовало указать на недопустимость такого понимания и устранить неточность своего прежнего толкования по данному вопросу в Постановлении от 20 декабря 1994 г.     Для правильного толкования ст. 152 ГК РФ и без ее законодательной корректировки возможность имеется, поскольку она гласит, что “правила настоящей статьи о защите деловой репутации гражданина соответственно (подчеркнуто нами) применяются к защите деловой репутации юридического лица”. Термин “соответственно” в данном контексте следует трактовать как применимость только тех положений нормы, которые соответствуют правовой природе юридического лица. Неспособные испытывать физические и нравственные страдания юридические лица не могут и не должны рассчитывать на их компенсацию.     И еще одно замечание относительно компенсации морального вреда. Нравственные и психические страдания обычно неуловимы, объективно доказать наступление морального вреда, кроме отдельных случаев, невозможно. Так же неопределенна связь упомянутых переживаний с унижением чести и достоинства. Соответственно, и компенсация морального вреда производится по логике возможного, а не наступившего вреда. Так происходит во всех без исключения случаях, хотя с правовой точки зрения это представляется абсолютно ненормальным.     Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 20 декабря 1994 г. определил предмет доказывания по спорам, связанным с компенсацией морального вреда, указав, что “суду необходимо выяснить, чем подтверждается факт причинения потерпевшему нравственных или физических страданий”.     Понятие “причинение” предполагает наличие причинной связи между действием и наступившим результатом. Однако суды не исследуют и не требуют доказывания этой связи, руководствуясь логически порочным суждением “после того, значит вследствие того”.     Внятное указание по данным вопросам позволит устранить это извращение практики. Должны быть исключены попытки чиновников и других заинтересованных лиц таким путем поживиться за счет редакции, усмирить неугодную газету, “приструнить” независимых журналистов.     В практике по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации отмечается стремление многих высокопоставленных чиновников представить свою личную обиду как потрясение основ. Знатное общественное положение, высокий должностной статус преподносится и воспринимается как обстоятельство, значимое для оценки степени унижения, испытанного истцом, усугубляющее ответственность публикатора и влияющее на размер компенсации морального вреда.     По Конституции РФ (ст. 19), все равны перед законом и судом, независимо от

социального, имущественного, должностного положения и любых иных подобных обстоятельств. На деле это далеко не так. Видимо, неискоренимы вельможное самомнение и чинопочитание.     Вспомним конфликт губернатора Ульяновской области Ю. Горячева с газетой “Симбирский курьер”. В своем заявлении он подчеркнул, что распространенная о нем информация “порочит его честь, достоинство и деловую репутацию не только как гражданина России, но и как главы администрации области и члена Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации”, потребовав взыскать с редакции 100 млн. рублей, с корреспондента — 50 млн. рублей.     Не касаясь сейчас обоснованности признания судом опубликованных сведений не соответствующими действительности, отметим следующую часть судебного решения.     “Суд, принимая во внимание общественное положение истца, полагает, что распространение изложенных выше сведений умаляет авторитет Ю.Ф. Горячева как главы администрации Ульяновской области в глазах общественности, наносит вред его деловой репутации в глазах избирателей”. (Напомним еще раз, что представитель государственной власти не является обладателем деловой репутации).     А вот как обосновал суд глубину моральных страданий, причиненных истцу газетой “Советская Калмыкия сегодня”. “Кугультинов является народным поэтом Калмыкии, лауреатом государственных премий РСФСР и СССР, Героем Социалистического труда, вице-президентом Всемирной ассоциации монголо-язычных народов, членом Комиссии по госпремиям в области литературы и искусства при президенте РК, бывшим членом Президиума Верховного Совета СССР, его имя присвоено малой планете 2296”. Нельзя же всерьез считать, что количество титулов увеличивает моральные страдания и требует какого-то особого подхода и усиленной защиты.     Чин, звание, титул, должность, пост нередко производят гипнотическое действие, когда в публикации задели “самого” министра, Губернатора, мэра. И во всех без исключения таких исковых заявлениях и большинстве судебных решений это особо акцентируется и выдвигается в качестве отягчающего обстоятельства.     Нечего удивляться тому, что население не верит, будто перед законом и судом все равны. Ясно, что указанные обстоятельства должны быть напрочь исключены из аргументации судебных решений при удовлетворении претензий к редакциям и журналистам и определении размеров компенсации морального вреда.     Впрочем, этого легче избежать в документах, чем преодолеть в судейском “внутреннем убеждении”.

Кто виноват, или почему некоторые герои публикаций поспешают в суд?

     Обращает на себя внимание усилившаяся в 1997 году тенденция привлечения к судебной ответственности СМИ даже в тех случаях, когда в основе их публикаций лежат достоверные факты или фрагменты реальных документов.     В районной газете “Вперед” (г. Фролов Волгоградской области) перепечатана статья из волгоградской газеты “Колоколъ” — “А теперь вам, прокурор, спасибо...”, в которой шла речь о злоупотреблениях руководства Фроловского РОВД. Начальник Фроловского РОВД и его заместители обратились в местный суд с иском о защите чести и достоинства и возмещении морального вреда. Суд удовлетворил их иски, даже несмотря на то, что статья основывалась на представлении прокурора в МВД РФ. Доводы главного редактора о том, что, согласно Закону о СМИ, его редакция не несет ответственности за перепечатку официальных документов, оставлены судом без внимания.     Кроме того, в тексте решения отсутствует конкретное указание на то, какие сведения признаны судом не соответствующими действительности, тогда как в обязанности суда входит выявление словесных конструкций, подпадающих под признаки конкретного правонарушения, предусмотренного соответствующей законодательной нормой. Этот

вывод в ходе дальнейшего спора был подтвержден кассационной инстанцией.     Удовлетворил суд (Няганский городской) и иск кандидата в депутаты городской думы В. Гонцова, главврача больницы, к редакции газеты “Вестник Приобья” за статью “Халаты белые, руки грязные”. В ней шла речь о многочисленных нарушениях служебных обязанностей должностными лицами больницы, в том числе и истцом, причем все сведения, содержащиеся в публикации были взяты из акта проверки КРУ МФ РФ по Ханты-Мансийскому автономному округу. Более того, уже после судебного решения городская прокуратура возбудила по данным фактам уголовное дело в отношении В. Гонцова.     Вряд ли можно согласиться даже с частичным удовлетворением иска Бондаренко М. А. к газете “Зори” (г. Старый Оскол Белгородской области), поскольку изложенные в статье сведения автором были согласованы с четырьмя должностными лицами, которые согласились со всеми изложенными фактами. Соответствие фактов действительности было подтверждено свидетельскими показаниями на суде. Таким образом, не было оснований для удовлетворения иска о защите чести и достоинства.     В этом ряду упомянем еще об одном затянувшемся конфликте по статье В. Белимова, за которую автор удостоен премии Союза журналистов Свердловской области и... иска в суд. Начальник Управления здравоохранения г. Екатеринбурга, депутат областной думы С. Акулов, обратился в Кировский районный суд г. Екатеринбурга с иском о защите чести и достоинства и возмещении морального вреда. В статье “Сколько стоит клятва Гиппократа?” С. Акулов обвинялся в нечистоплотности, кумовстве, махинациях при приобретении за счет бюджетных средств медикаментов. Суд пренебрег доказательствами, предъявленными ответчиками, и удовлетворил иск. Районный прокурор опротестовал это решение, указав, что в статье фактически нет сведений, порочащих С. Акулова. Областной суд в ходе рассмотрения дела выявил, что суд первой инстанции не учел многих документов, представленных ответчиками и свидетельствующих о справедливости выводов газеты: дело направлено на новое рассмотрение. А прокуратурой решается вопрос о возбуждении уголовного дела по изложенным в этой публикации фактам.     Этот и другие журналистские материалы порой служат толчком для возбуждения уголовного дела. История с мэром Ленинска-Кузнецкого яркий тому пример.     Но при этом следует заметить, что такое противостояние дорого обходится журналисту. Оно выбивает его, а порой и целые редакции из рабочего ритма, ввергает их в расходы за услуги адвокатов, держит в постоянном напряжении перспективой финансового разорения. Например, в целях обеспечения иска о защите чести и достоинства и возмещении морального вреда произведен арест имущества и средств газеты “Южно-Сибирский вестник”, в результате — очередной номер газеты не вышел впервые за 6 лет. Такие факты не единичны.     Анализ ряда конфликтов, вызванных, на первый взгляд, нарушениями со стороны СМИ, выявил противозаконную практику возложения судами на публикатора ответственности за мнимое правонарушение. Герои критических выступлений, как правило, влиятельные лица и высокопоставленные чиновники, о злоупотреблениях которых сообщалось в прессе, стремясь опередить грозящие им неприятности, спешат обратиться в суд с иском о защите их доброго имени, требуя опровержения и компенсации морального вреда.     Расчет прост — упредить решение компетентных органов по сигналам прессы, связав их судебным решением по гражданскому делу о несоответствии действительности опубликованных сведений.     Известно, что в состязательном и диспозиционном гражданском процессе возможность поиска доказательств для установления истины принципиально ограничена и несравнима с возможностями прокурорских и следственных органов. Когда же эти органы неохотно или вовсе не реагируют на сообщения о злоупотреблениях, положение истца облегчается,

а ответчика - крайне усугубляется, ибо журналист, сообщив о признаках правонарушений, не обладает возможностями доказывания всей совокупности обстоятельств состава преступления, как может и должен это сделать следователь или прокурор. А суд по гражданскому делу, сочтя доказательства, представленные ответчиком, недостаточными, объявляет не соответствующими действительности сведения, которые еще требуют доследственной проверки в порядке ст. 109 или предварительного расследования в соответствии со ст. ст. 108 и 126 УПК РСФСР.     Между тем такое судебное решение приобретает преюдициальное значение, что означает, что факты, установленные судом по данному делу, считаются неоспоримыми и обязательными для всех иных органов по другим делам (ст. 28 УПК РСФСР). Попробуй после этого доказать свою правоту и добиться наказания злоумышленников!     Когда в спорной публикации речь идет об уголовно-наказуемых деяниях, суд не должен принимать решения по иску, коль скоро вопрос о соответствии действительности обличающих сведений требует предварительного исследования и разрешения в порядке уголовного судопроизводства.     Тогда, на наш взгляд, гражданское дело по заявленному иску подлежит приостановлению в соответствии с п. 4 ст. 214 ГПК РСФСР, на чем и должны настаивать редакция и журналисты, оказавшись ответчиками по такого рода спорам.     Думается, и суд в этом случае вправе потребовать от органов следствия и прокурорского надзора надлежащего выполнения своих обязанностей в связи с сообщением в печати о совершенном или готовящемся преступлении, как это предусмотрено уголовно-процессуальным законодательством.     Предложенный порядок, вполне законный и справедливый, отбил бы охоту у многих недобросовестных истцов затевать тяжбу в расчете на облегченное разрешение дела в гражданском процессе. Хотя и этот порядок не всегда гарантировал бы установление истины и торжество справедливости, поскольку положение публикатора целиком зависит от профессионализма и добросовестности следственных органов.

Есть ли у суда и прокуратуры честь, достоинство а деловая репутация?

     Как ни обидно звучит поставленный в заголовке вопрос, но, опираясь на закон, нужно ответить на него отрицательно. Выше уже было обстоятельно разъяснено, что по гражданскому законодательству честь и достоинство — это не материальные блага, принадлежащие только физическому лицу, гражданину, а юридические лица, органы власти и управления, общественные объединения и коллективы обладателями этих благ не являются. Деловая репутация, как категория делового оборота, принадлежит лишь хозяйствующим субъектам, участникам коммерческой, предпринимательской деятельности, каковыми органы суда и прокуратуры и их работники быть не могут.     Мы не стали бы повторять эти положения и выделять эту сравнительно немногочисленную категорию истцов. Однако побуждают к этому наличие в нашем мониторе конфликтов, вызванных наряду со справедливыми исками к СМИ со стороны судебных и прокурорских работников также и юридически неграмотными и необоснованными претензиями, нередко удовлетворяемых судами. А это представляется особенно нетерпимым.     Во-первых, потому что не пристало судьям и прокурорам подталкивать своих коллег необоснованными исками к принятию неправосудных решений.     Во-вторых, потому что незаконные притязания исходят от юридических авторитетов, способных оказать ощутимое влияние на разрешение спора в свою пользу.     В-третьих, потому что неправомерные исковые требования свидетельствуют либо о юридической некомпетентности, либо о недобросовестности заявителей, что само по себе дискредитирует их и умаляет авторитет власти, представителями которой они являются.     Показательно в этом плане дело по коллективному иску сотрудников прокуратуры г.

Череповца к редакции газеты “Голос Череповца” и журналистке А. Мельниковой. В опубликованной статье под названием “Осторожно: прокуратура” приводились факты неблаговидной деятельности череповецкой прокуратуры и лично прокурора города Тамары Гурняк, высказывались нелицеприятные оценки этой деятельности.     В частности, сообщалось о противозаконном открытии городской прокуратурой тайного счета в коммерческом банке, на который поступали инициированные Т. Гурняк “спонсорские пожертвования” поднадзорных прокуратуре хозяйствующих субъектов, а наличные деньги с этого счета бесконтрольно расходовались на нужды прокуратуры и ее сотрудников.     Говорилось, что, принимая финансовые подношения от коммерческих структур, горпрокуратура не сможет сохранить свою независимость. Сообщалось также, что прокурор Т. Гурняк, используя свое служебное положение, лоббировала интересы коммерческой организации, руководимой дочерью, которая одновременно является учредителем нескольких предприятий. Было высказано сомнение в том, что широкий образ жизни прокурора (дорогостоящие зарубежные турпоездки лично Т. Гурняк и членов ее семьи, приобретение автомобиля иномарки и т.п.) вряд ли соответствуют легальным доходам этого государственного служащего.     В статье содержались оценочные суждения автора: по адресу Т. Гурняк: “Но что закон для прокурора? В данном случае это вопрос риторический”, и по адресу горпрокуратуры: “Орган, который только по недоразумению можно назвать правоохранительным”.     Публикация вызвала полемический шквал в череповецких СМИ, выступивших в защиту Т. Гурняк и обвинявших журналистку в выполнении заказа по устранению Т. Гурняк с занимаемой должности. Вслед за этим в городской суд поступило исковое заявление от коллектива работников прокуратуры за 23-мя подписями, а затем исковые заявления и остальных сотрудников, за исключением самой Т. Гурняк, которая действовала руками подчиненных.     В исковых заявлениях не опровергаются факты, приведенные в публикации (проверкой комиссии облпрокуратуры они подтвердились), а возражение вызывают лишь два упомянутых высказывания в адрес гор-прокурора и горпрокуратуры, которые, как утверждают истцы, “нарушают деловую репутацию прокуратуры и дискредитируют всех членов ее трудового коллектива”.     Тем самым работники прокуратуры продемонстрировали свое невежество или недобросовестность, никто из них в тексте не упоминался и никак иначе не идентифицировался. Единственным названным сотрудником была Т. Гурняк, которая защищать свое доброе имя не решилась, то есть заявители являются ненадлежащими истцами. Поскольку трудовой коллектив не является носителем этого личного блага. Горпрокуратура как орган государственной власти, не участвующий в деловом обороте, деловой репутацией также обладать не может. За урон, нанесенный престижу горпрокуратуры и ее сотрудникам, им следовало бы винить своего начальника, а не прикрывать его.     Можно себе представить, как постыдно выглядит процесс прокурорской команды против журналистки. А дело (которое давно надлежало производством прекратить) все тянется под тем предлогом, что суду нужно еще получить заключение какой-то экспертизы о том, является ли публикация обидной для истцов. Т. Гурняк, получив взыскание, из прокуратуры уже ушла, но дело ее живет.     Теперь рассмотрим иски к СМИ и журналистам со стороны судей.     В газете “Алтайская правда” в рубрике “Встать. Суд идет” была опубликована статья “Вам срок дают и оставляют на свободе”. В ней выражалось несогласие с мягким приговором, вынесенным судьей Центрального района г. Барнаула С. К. Малетиным участникам молодежной шайки воров. Судья подал иск о защите чести, достоинства и деловой репутации (?). По требованию истца опровержению подлежат следующие опубликованные положения.

     Первая фраза статьи: “Работа органов суда продолжает будоражить и без того взъерошенные умы сограждан”. И заключительное высказывание: “После этого не надо спрашивать, почему население относится к судам не очень доверчиво”.     Как указывает заявитель, “автор дает ироничную оценку изложенному в приговоре”, утверждает, будто “имело место одностороннее исследование обстоятельств дела”, а “оценка собранных по делу доказательств не выдерживает никакой критики”, “по сути дело должно было быть возвращено на дополнительное расследование”.     В общем, как пишет истец, “автор статьи допустил комментирование вступившего в законную силу приговора”, чем и опорочил честь, достоинство и деловую репутацию судьи. Так ли это?     Здесь мы видим (о чем уже говорилось) классический образец смешения сведений, имеющих фактическое содержание, соответствующих или не соответствующих действительности, и мнений и суждений (обоснованных или необоснованных), которые опровержению не подлежат, а могут лишь оспариваться в полемике.     В данном случае очевидно, что речь идет об оценочных суждениях, которые позволяли истцу требовать не защиты чести, достоинства, репутации и опровержения, а только опубликования ответа (ст. 46 Закона о СМИ), в котором он имел возможность дать квалифицированное разъяснение принятого им решения по делу, показать ошибочность суждений автора, да и то не по всем пунктам.     Он не прав, негодуя по поводу того, что журналист “допустил комментирование вступившего в законную силу приговора”. Конечно, приговор, как закон, подлежит безусловному исполнению, но, как и любой закон, вполне доступен обсуждению, комментированию, критике и исправлению.     Что же касается авторских суждений относительно обеспокоенности населения положением дел в судах и недоверия к судам значительной части граждан, то это — печальный, но общеизвестный факт. Он подтвержден и последними социологическими исследованиями (см. раздел IV в настоящей работе).     В этой связи рассмотрим еще один более одиозный случай. В волгоградской газете “Пресс-клуб” была опубликована статья Ирины Королевой под заголовком “Бытовуха” и подзаголовком “Что бывает, когда судья сближается с ответчиком”. Статья посвящена фактам злоупотреблений судьей Дзержинского райсуда Т. Ю. Креневой судейскими полномочиями, которые выразились в том, что Кренева, находясь в близких отношениях с ответчиком, приняла к рассмотрению гражданское дело по иску к В. А. Чернову его бывшей супруги о разделе имущества, не самоустранилась от участия в процессе и продолжала вести дело, хотя подлежала отводу в соответствии со ст. 18 ГПК РСФСР.     Более того, в статье приводились сведения о пропаже из материалов дела некоторых документов в обоснование требований истца, а также о вмешательстве судьи Креневой в расследование уголовного дела, возбужденного по факту незаконного хранения тем же Черновым огнестрельного оружия. В статье упоминалась безотносительно к каким-либо фактам и мать Креневой — Власевская Г. А., член Волгоградского областного суда, как лицо влиятельное в судейской среде.     После этой публикации в Центральный районный суд города Волгограда сначала от Власевской Г. А., а затем и от Креневой Т. Ю. поступили исковые заявления о защите чести, достоинства и деловой репутации и возмещении морального вреда.     Между тем, в связи с публикацией и по настоянию редакции Волгоградская областная квалификационная коллегия судей рассмотрела вопрос о недостойном поведении судьи Т. Креневой, провела проверку опубликованных сведений, признала их соответствующими действительности, но недостаточными для лишения Креневой судейских полномочий.     Председатель Верховного Суда РФ В. М. Лебедев принес протест на это решение в Высшую квалификационную коллегию судей РФ. Правда, рассмотрение “персонального” дела судьи удалось затянуть в расчете на то, что подоспеет желательное Т. Креневой и Г. Власевской решение по их иску в Центральном районном суде Волгограда. Однако по

указанию заместителя председателя Верховного Суда РФ это гражданское дело было передано для рассмотрения по существу в суд г. Энгельска Саратовской области, где и приостановлено до решения квалификационной коллегии.     Тем временем Высшая квалификационная коллегия решение Волгоградской коллегии отменила и вернула дело на новое рассмотрение. В последний момент стало известно, что Волгоградская квалификационная коллегия судей не стала далее прикрывать своего недостойного коллегу и лишила Креневу судейских полномочий.     Безусловно, судьи и прокуроры не должны оставлять без внимания выступления СМИ, в которых содержатся извращения фактов и измышления, незаслуженно дискредитирующие органы суда и прокуратуры как правозащитных государственных институтов.     Нельзя также терпеть, когда в прессе приводятся ложные сведения, персонально порочащие честь и достоинство судьи или прокурорского работника, они, как любой гражданин, имеют право на доброе имя и судебную защиту.     Но во избежание конфузов и ущемления свободы массовой информации реагировать на это с учетом профессиональной принадлежности и должностного положения истцов нужно юридически безупречно с особой щепетильностью, не допуская квалификации материалов СМИ с “запросом” и завышением претензий к редакциям и журналистам.     Фонд защиты гласности обратился к Генеральному прокурору РФ и председателю Верховного Суда РФ с рекомендацией направить соответствующие разъяснения по этим сложным вопросам судьям и прокурорским работникам. Но, судя по всему, это обращение не услышано.

О “принудительных извинениях” и об ответственности за воспроизведение

     На практике по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации суды, вместо возложения на СМИ обязанности опубликовать ответ истца, обязывают опровергнуть высказанные оценки, мнения, да к тому же еще и принести извинения истцу, что вообще не предусмотрено законодательством. Между тем в судебных решениях нередко используется такая формулировка: “Суд обязал принести истцу публичные извинения”.     Так, в опубликованных в “Московском комсомольце” материалах о гибели военнослужащих в результате дедовщины было выражено сомнение в обоснованности заключений военной судебно-медицинской экспертизы о причинах смерти солдат в результате так называемой “сердечной недостаточности”. Упомянутый в статье судебно-медицинский эксперт А. Ростошанский выступил в защиту “всего института военной судебно-медицинской экспертизы”, требуя: “Должны быть принесены извинения за необоснованные обвинения военных судебных медиков”. Судья на свой лад истолковала публикацию как “фактическое обвинение в даче ложных заключений”, хотя в статье ничего подобного не содержалось, и удовлетворила иск А. Ростошанского в полном объеме, а кассационная коллегия Мосгорсуда это решение утвердила.     Юридическая абсурдность этого и подобных ему решений состоит и в том, что суд не определяет, какие именно фрагменты спорного текста содержат сведения, не соответствующие действительности, и подлежат опровержению.     Заметим, что практика “принудительных извинений” широко распространена. Такие решения вынесены: Ленинским районным судом г. Новосибирска, Жирновским районным судом Волгоградской области, Головинским межмуниципальным судом г. Москвы, Коминтерновским районным судом г. Воронежа, Притобольским и Шумихинским районными судами Курганской области и др. Не только провинциальные, но и столичные суды прибегают к таким способам воздействия на СМИ. Заставили извиняться газету “Коммерсантъ-Daily” за публикацию статьи “Россия может стать страной стукачей” (Головинский межмуниципальный суд), газету “Аргументы и факты” за публикацию интервью с Александром Лебедем. Последний конфликт стоит рассмотреть обстоятельно.

     В своем интервью генерал А. Лебедь заявил, будто министр внутренних дел А. Куликов причастен к пропаже бюджетных денег, выделенных Чеченской Республике. А Куликов подал на газету и генерала в суд, который удовлетворил иск министра, обязал опубликовать опровержение и в порядке компенсации морального вреда взыскать в пользу министра один рубль с генерала Лебедя и 100 млн. рублей с редакции, а сверх того газету обязали извиниться перед А. Куликовым. Редакция обжаловала это решение, но кассационная инстанция Мосгорсуда оставила это решение в силе. Во избежание штрафных санкций газете пришлось опубликовать “опровержение с комментариями”, где текст, утвержденный судом, содержал извинение, а в комментарии высказано мнение редакции и экспертов-юристов о незаконности такого решения.     Итак, вправе ли суд обязать редакцию извиниться? Законом о СМИ (ст. 43,46) и гражданским законодательством (ст. 152 ГК РФ) четко определен порядок опровержения опубликованных сведений, если распространитель этих сведений не докажет их соответствие действительности. Принудительное извинение публикатором никаким законом не предусмотрено, а является продуктом судебного произвола.     Эта практика тем более нетерпима, что используется не в порядке восстановления нарушенного права гражданина на доброе имя, а как мера наказания и унизительный способ принуждения публикатора к отказу от своих убеждений. Требование принести извинения носит особенно глумливый характер, когда спор идет не о достоверности опубликованных фактов, а о высказанных оценках и мнениях (проблему различения факта и мнения, события и оценки мы уже рассмотрели). А это противоречит ст. 29 Конституции РФ, ибо “никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них”.     Теперь обратимся к другим обстоятельствам упомянутого спора между генералами и газетой. Мы не знаем, чем руководствовался истец (и суд), требуя взыскать с А. Лебедя один рубль, а с газеты — многомиллионную сумму. Может быть, учли бедственное материальное положение ответчика, как это предусмотрено гражданским законодательством. А может, таковы неизвестные нам нормы генеральского этикета (“генерал — генералу...”).     Однако здравый смысл подсказывает противоположное распределение ответственности между автором и газетой. Да и так ли уж повинна (и повинна ли вообще) газета, публикуя без изъятия интервью бывшего и будущего кандидата в Президенты России? Этот частный вопрос ведет нас к рассмотрению некоторых положений действующего законодательства об ответственности редакции за воспроизведение документов, высказываний или их фрагментов.     В общем виде этот вопрос решается в ст. 57 Закона о СМ И, где содержится перечень случаев освобождения от ответственности публикатора по сугубо формальным признакам: если сведения присутствуют в официальных сообщениях, или получены в ответ на запрос информации, или поступили от информационных агентств и пресс-служб, содержатся в авторских произведениях, не подлежащих редактированию, либо являются дословным воспроизведением фрагментов официальных выступлений депутатов, делегатов съездов и конференций, общественных объединений и официальных выступлений должностных лиц или, наконец, дословным воспроизведением материалов других СМИ, ответственных за соответствующее нарушение законодательства.     По этим формальным признакам в указанных случаях вопрос об ответственности за воспроизведение или цитирование снимается вроде бы в бесспорном порядке. На деле же все не так просто.     Во всех ли случаях возможно так называемое дословное воспроизведение?     Возможно ли без искажения смысла дословное воспроизведение при переводе и использовании иноязычного текста?     Нарушается ли требование “дословности” при передаче прямой речи в косвенной форме?

     Вообще всегда ли можно дословно воспроизвести устную речь письменно?     Является ли нарушением требования “дословности” опускание некоторых слов в цитируемом фрагменте с заменой опущенных слов многоточием?     При решении этих вопросов мы вынуждены прийти к выводу о том, что формулировка о “дословном воспроизведении” должна быть заменена требованием сохранения смысла воспроизводимого материала. Заметим, что даже свидетельские показания подлежат фиксации в протоколе допроса “по возможности дословно” (ст. 160 УПК РСФСР).     Возникает и еще один вопрос применительно к рассматриваемым конфликтам. А что если депутат, делегат, должностное лицо высказывается не на съезде, сессии, конференции, пленуме или в официальном сообщении (см. п. 4 ст. 57), а в иной обстановке, когда его заявление имеет особую общественную значимость? Выходит, что газета, информируя об этом факте, должна нести ответственность за доброкачественность сведений, исходящих от столь авторитетного лица. К тому же общественное значение имеет не только фактическое содержание цитируемого выступления, но и то (что не менее важно), что сделано оно именно данным государственно-политическим деятелем, характеризуя и его личность и его позицию. В этих случаях возложение ответственности на СМИ, выполняющих свой долг, представляется явно несправедливым.     Казалось бы, А. Лебедь не имел того статуса, который освобождает газету от ответственности за его слова, и высказаны они не на официальном форуме (съезде, сессии, конференции и т.д.), а в интервью журналисту.     Вначале о статусе. Закон о СМИ (ч. 4 ст. 57), пользуясь устаревшими понятиями, говорит о “должностных лицах общественных объединений”. Между тем Федеральный закон “Об общественных объединениях” и иные действующие законодательные акты не знают такой категории должностных лиц. В современных условиях А. Лебедь как лидер общественного движения “Держава” вполне подпадает под определение должностного лица общественного объединения, дословное воспроизведение слов которого освобождает газету от ответственности за их публикацию.     Далее об интервью. Еще одним основанием освобождения редакции от ответственности за распространение сведений, не соответствующих действительности, предусматриваются случаи, когда они содержатся в текстах, не подлежащих редактированию.     Однако в Законе о СМИ не определяется, какие тексты не подлежат редактированию. Можно только понять, что к их числу относятся материалы, которые названы в той же ст. 57. Но если их перечень является исчерпывающим, то зачем потребовалось еще указание на тексты, “не подлежащие редактированию в соответствии с настоящим законом”? Не является ли таким “неприкосновенным” для редакции текст интервью? Вспомним, что ст. 3 Закона о СМИ, запрещая цензуру, предусматривает обязательность предварительного согласования с интервьюируемым публикуемого текста. Думается, что журналистская практика нуждается в более четком определении правового статуса столь популярного и своеобразного жанра, каким является интервью. Об этом свидетельствует следующий казус.     В газете “Советская Калмыкия сегодня” было опубликовано интервью заместителя начальника Контрольного управления при Администрации Президента РФ Очирова В. Н. Под заголовком “Я честь имею”, в котором Очировым В. Н. было сказано: “и те, кто сейчас вокруг него (имеется в виду президент Республики Калмыкия), начиная от Кугультинова, Насминова и дальше, они же живут и едят на ворованные деньги, воровство которых он организовал для их совместного благополучия”.     Упомянутый Кугультинов Д. Н. подал исковое заявление к газете о защите чести и достоинства, которое было удовлетворено судом первой инстанции и оставлено в силе всеми последующими. Главный редактор газеты Юдина Л. А. неоднократно обращалась с жалобами в порядке надзора, в том числе и в Верховный Суд РФ, однако недавно судьей Верховного Суда РФ очередная жалоба оставлена без удовлетворения “по основаниям,

изложенным наличном приеме”. Представляется, что без обстоятельного рассмотрения и аргументации решение столь сложного вопроса вряд ли правильно.     На наш взгляд, при публикации этого интервью газета не должна нести ответственности. В противном случае возникает противоестественная ситуация. Когда должностное лицо (коим являлся Очиров В. Н.) выступает публично и освещает вопросы, находящиеся в его компетенции, то редакция, публикуя “дословное воспроизведение” его речи, ответственности не несет. В случае же, если то же самое должностное лицо сообщает те же самые факты, отвечая на вопросы журналиста, то редакция несет ответственность за распространенные этим должностным лицом сведения. Конечно, на редакции лежит обязанность проверки достоверности сообщаемой информации, но каким еще образом журналист может сделать это, если он узнает о конкретных фактах “из первых рук”? (Об этой истории подробно рассказывается в публикации Фонда защиты гласности “Дела СМИ” — “Республика Калмыкия против “Советской Калмыкии”, М., 1997). Дополним, что недавно эта история получила трагическое продолжение. Главный редактор оппозиционной газеты Л. Юдина была убита наемными киллерами.     Думается, что информацию, сообщаемую во время интервью должностным лицом в пределах его компетенции, следует рассматривать в качестве сведений, полученных в ответ на устный запрос журналиста, что, в согласии со ст. ст. 39, 57 Закона, освобождает редакцию от ответственности за распространение этих сведений.     Связан с предыдущим и другой вопрос. Речь идет о правомерности воспроизведения газетой взглядов и идей, распространение которых является злоупотреблением свободой массовой информации в смысле ст. 4 Закона о СМИ.     На наш взгляд, определяющим является отношение публикатора к воспроизводимым или цитируемым материалам. Иными словами, как подается и как используется материал противоправного содержания. Это усматривается из общего контекста всей публикации, при оценке которой нельзя отождествлять позицию редакции или взгляды журналиста и идейное содержание цитируемого источника.     Полагаем, что здесь возможны два варианта. В одном из них одиозный материал используется для популяризации содержащихся в нем взглядов и идей, он подается как заслуживающий поддержки и доверия. Публикатор солидарен с источником, в любой форме выражает ему одобрение (используя языковые средства, журналистский комментарий, редакционное примечание, графические изображения и т. п.). В этих случаях со стороны журналиста, редакции, солидарных с источником, имеет место злоупотребление свободой массовой информации (за точность воспроизведения публикатор несет ответственность во всех случаях).     В другом варианте материал подается в порядке информации об общественно значимом событии, факте, каковым является и о чем свидетельствует цитируемый документ или воспроизводимое высказывание. При этом публикатор в любой форме дает понять или прямо выражает свое несогласие с высказанными положениями, отвергает, осуждает, дезавуирует их. В этих случаях ответственность редакции за воспроизведение одиозных материалов должна быть исключена.     Учитывая важность поставленных вопросов не только для упомянутых дел, но и для правоприменительной практики вообще, было бы целесообразным издание Пленумом Верховного Суда РФ соответствующих разъяснении.

“Клевета все потрясает”

     В число правонарушений, инкриминируемых журналистам в связи с унижением чести, достоинства и деловой репутации, входят и уголовно наказуемые посягательства на доброе имя в виде клеветы и оскорблений, предусмотренных ст. ст. 129 и 130 УК РФ. Учитывая тяжесть грозящего правонарушителю уголовного наказания, рассмотрим некоторые юридические аспекты этой группы конфликтов.

     Случаев уголовного преследования за клевету в средствах массовой информации немного — всего за прошлый год 8 сообщений, причем половина дел уже прекращена либо за примирением сторон, либо за отсутствием у публикатора сознания заведомой ложности распространяемых сведений.     Конечно, заслуживают осуждения (хотя и не обязательно в уголовном порядке) бесцеремонное обращение с фактами в отдельных выступлениях СМИ о выдающихся деятелях культуры, популярных артистах, государственных и политических деятелей.     Но действительно что “потрясает” в части дел этой категории — это противозаконное “опережающее” возложение на журналистов теперь уже не гражданской (о чем говорилось выше), а уголовной ответственности за публикацию разоблачительных материалов.     “Фигуранты” этих публикаций, спеша реабилитироваться и побольнее отомстить журналисту, требуют уголовного наказания обидчика, в то время как их собственные незаконные действия являются или должны послужить предметом расследования. В ряде случаев суд и прокуратура вопреки закону идут навстречу власть имущим или идущим во власть.     Так был осужден за клевету редактор газеты “Правда Надыма” Е. Быстров за публикацию материалов о финансовых махинациях действующего и будущего мэра Ковальчука, тогда как о незаконных операциях Ковальчука ведется расследование, о чем, ссылаясь на документы, и написала газета. Обилие нарушений закона по этому судебному делу позволило Фонду защиты гласности в надзорном порядке добиться отмены неправосудного приговора.     А вот не менее яркий пример незаконного уголовного преследования журналиста Щура Н. А., осуществляемое Военной прокуратурой в/ч 9330 (г. Снежинок Челябинской области). В эколого-правовом бюллетене “Город” (приложение к газете “Позиция”) была опубликована статья главного редактора Н. Щура о корыстных злоупотреблениях в Снежинском комитете по охране природы и его руководителя А. А. Попова.     Приведенные в публикации факты проверялись местным Отделом по борьбе с экономическими преступлениями, дело было передано по подследственности прокуратуре в/ч 9330.     Не завершив расследование по фактам упомянутых злоупотреблений, прокуратура в нарушение ст. ст. 20 и 25 УП К РСФСР выделила в особое производство дело по заявлению А. А. Попова о клевете на него и возбудила в отношении журналиста Щура Н. уголовное преследование по обвинению его в клевете по ст. 129 ч. 2 УК РФ.     Юридический абсурд этих действий и решений состоит в том, что следствие, не проверив толком достоверности опубликованных сведений о преступлении, загодя признает их заведомо ложными, тогда как это должно быть предварительно установлено объективным расследованием по делу А. А. Попова.     В данном случае имеет место типичное “перевертывание” ответственности, возложение ее на журналиста за мнимое преступление, а по существу — за выполнение им своего профессионального долга. Судя по имеющимся данным, следственные работники настойчиво продолжают производство по этому делу. Поэтому Фонд защиты гласности обратился в Генеральную прокуратуру РФ с предложением вмешаться и устранить столь явное беззаконие.     В связи с рассмотрением дел указанной категории уместно еще раз напомнить юристам и журналистам, что клевета, то есть распространение заведомо ложных порочащих сведений является преступлением, совершаемым только с прямым умыслом. Это означает, что публикатор заранее сознавал ложность распространяемых им сведений и желал таким путем опорочить конкретное лицо. Если же он был уверен в силу ошибки или добросовестного заблуждения, что эти сведения соответствуют действительности, но, как оказалось впоследствии, не являются таковыми, уголовная ответственность за клевету исключается. Поэтому центральным пунктом доказывания при обвинении журналиста в

клевете является наличие “злого умысла”.     Причем презумпция невиновности, на которую любят ссылаться пострадавшие герои публикаций, в полной мере относится к журналисту, привлекаемому к уголовной ответственности за клевету. При отсутствии “злого умысла” уголовное дело не может быть возбуждено, а возбужденное подлежит прекращению “за отсутствием состава преступления” (п. 2 ст. 5 УПК РСФСР), что не исключает разрешения конфликта в гражданском порядке (ст. 152 ГК РФ).     В процессах против журналистов, выступающих с сообщениями о криминальных событиях и причастных лицах, претензии часто обосновываются тем, что в материалах СМИ нарушается презумпция невиновности.     Допустимо ли в средствах массовой информации обличать кого-либо в совершении уголовно наказуемых деяний при отсутствии судебного признания данного лица виновным, а его действий — преступными? Можно ли назвать его преступником при наличии у журналиста данных о событиях и действиях такого рода? Не нарушается ли при этом провозглашенный Конституцией РФ и уголовно-процессуальным законодательством принцип презумпции невиновности, согласно которому каждый обвиняемый считается невиновным, пока его виновность не доказана в установленном порядке вступившим в законную силу приговором суда?     Юридическая служба Фонда уже давала разъяснения по этим вопросам. Отмечалось, что конституционная норма о презумпции невиновности (ст. 49) помещена в том блоке статей, которые определяют положение личности в уголовном судопроизводстве (ст. ст. 47-54 Конституции РФ). Используемый при этом термин “обвиняемый в совершении преступления” имеет сугубо правовое значение, разъясняемое в ст. 46 УПК РСФСР. Презумпция невиновности — это уголовно-процессуальный институт.     В теории права она считается опровержимой презумпцией, которая постоянно подвергается сомнению и опровержению в ходе процесса, при возбуждении уголовного преследования, избрании меры пресечения и иных мер процессуального принуждения, предъявлении обвинения, предании суду — и так вплоть до вступления приговора в законную силу.     При всей кардинальной важности этого демократического института даже в уголовном процессе презумпция невиновности не имеет абсолютного и неоспоримого значения. При ином понимании раскрытие преступления, наказание виновного и вообще уголовное судопроизводство были бы невозможны.     Что же касается внепроцессуальных отношений, то ссылка на принцип презумпции невиновности представляется неуместной и не может служить основанием для запрета средствам массовой информации сообщать сведения об известных им преступлениях и лицах, их совершивших, как общественно значимых событиях.     Более того — это гражданский и профессиональный долг журналистов. Согласно ст. 108 УПК РСФСР, такие сообщения средств массовой информации являются поводом к возбуждению уголовного дела.     Разумеется, за достоверность таких сведений, как отмечалось, работники СМИ несут ответственность: в случае заведомой ложности — в уголовном порядке за клевету, а при добросовестном заблуждении — в гражданском порядке за унижение чести и достоинства.     Несомненно также, что степень доказанности обличающих выступлений прессы (мы здесь не пользуемся правовым термином “обвинение”) не может быть столь же высокой и не может влечь за собой тех же правовых последствий, как предъявление обвинения в уголовном процессе.     Полагаем, что для публикатора необходимо и достаточно наличие подтвержденных надлежащим образом признаков преступления. Даже для возбуждения уголовного дела закон ограничивается требованием “достаточных данных, указывающих на признаки преступления”, а отнюдь не абсолютной доказанности всего состава уголовного деяния

(это достижимо лишь к окончанию расследования).     Итак, презумпция невиновности не препятствует журналистскому расследованию и праву журналиста выражать свое мнение об установленных при этом противозаконных действиях и виновных лицах.     Но писать об этом нужно с большой осмотрительностью. В тексте следует приводить лишь подтвержденные документами и свидетельствами фактические данные, указывающие на криминальную природу события и возможную причастность определенных лиц с тем, чтобы приведенные сведения о событии были неоспоримы, а их интерпретация, будучи мнением автора, не подлежала опровержению.

Оскорбление. “Тайна” неприличной формы.

     В мониторе числится ряд конфликтов, в которых журналистам инкриминируется оскорбление в печати, то есть унижение чести и достоинства “в неприличной форме” (ст. 130 УК РФ). Часть конфликтов уже погашена примирением сторон, либо за отсутствием состава преступления.     Один из сюжетов представляется юридическим курьезом — Аман Тулеев в бытность министром по делам СНГ потребовал от Генерального прокурора РФ и Судебной палаты по информационным спорам привлечь к ответственности главного редактора газеты “Московский комсомолец” П. Гусева “за нанесение оскорбления президенту дружественной державы Александру Лукашенко”.     В газете выражалось мнение по поводу заключения союзного договора с Белоруссией, не совпадающее с официальной позицией российского и белорусского руководства. Было совершенно очевидным право газеты выражать свое скептическое отношение к этому международно-политическому акту и его сторонникам. Несмотря на то, что дело не имело никакой перспективы. Судебная палата за инакомыслие газеты объявила замечание главному редактору при отсутствии для того юридических и моральных оснований.     Другой конфликт и возбужденное против журналистов Э. Безобразова и К. Пилюгина уголовное преследование более типично. “Сегодняшняя газета” в г. Железногорске Красноярского края в течение длительного времени вела кампанию против мэра, а позднее заместителя главы краевой администрации С. С. Воротникова. В многочисленных публикациях упомянутых журналистов сообщалось иногда в форме прямых утверждений, а чаще намеками о нарушениях по службе и недостойном поведении С. С. Воротникова. Нужно признать, что писалось все это в развязном тоне с использованием сниженной, жаргонной лексики и фразеологии, в стиле, весьма сомнительном и подчас неприемлемом нелитературным стандартам.     О профессиональном уровне этих публикаций свидетельствует следующий пассаж в заметке “Похвальное слово глупости”: “В изложении г-на Воротникова специалисты экспертного центра выглядят проходимцами из новелл 0'Генри, что явились к доверчивому чиновнику в роли детей лейтенанта Шмидта и просят миллион”. Читал ли журналист американского новеллиста и отечественных сатириков, так безобразно путая их героев? Заметка самодовольно и саркастично подписана “Н. Безобразов, претендующий на звание журналиста”, что создает впечатление, будто и фамилия автора — это тоже вызывающе эпатирующий псевдоним.     В конце концов С. С. Воротников не выдержал. В выступлении по местному телевидению на вопрос ведущего об отношении к критике газеты в его адрес, ответил: “У меня не поворачивается язык называть это газетой. Это мерзкая по сути и лживая по содержанию политическая листовка”. Столь чувствительная к чести, достоинству и репутации редакция тотчас же подала иск об опровержении этого высказывания (в исковом заявлении требуют опровергнуть мнение) и компенсации ей морального вреда (вспомним о невозможности испытывать юридическим лицом физических и нравственных страданий).

     После этого встречный иск подал и С. С. Воротников, одновременно требуя возбудить дело об оскорблении. Не касаясь гражданского спора, подлежащего разрешению судом, рассмотрим уголовно-правовые аспекты этого конфликта.     Известно, что по делам рассматриваемой категории фактическая обоснованность оскорбительных высказываний не имеет значения. Поэтому заинтересованные лица, о неблаговидных действиях которых сообщалось в прессе, избегая их рассмотрения следствием и судом, иногда предпочитают требовать привлечения автора к ответственности не за клевету, а за оскорбление (как это было в процессе “П. Грачев против В. Поэгли”). Доказыванию и наказанию подлежит лишь неприличная форма.     И вот тут в понимании “неприличия” все участники процесса попадают в тупик. Не помогают им и разъяснения Пленума Верховного Суда РФ, и научно-практические комментарии, согласно которым “неприличная форма дискредитации потерпевшего означает, что отрицательная оценка его личности дается в явно циничной, а потому резко противоречащей принятой в обществе манере общения между людьми”.     Здесь неизвестное объясняется через неизвестное; неопределенные “оценочные” термины разъясняются столь же многозначными понятиями, объем и содержание которых остается неясным для правоприменения.     Специальное исследование, проведенное Фондом, показало необоснованность представления о том, что в обществе существует всего одна общепринятая и всеми признанная манера общения (поведения, культуры речи), которую нельзя нарушать под угрозой юридической ответственности.     На самом деле таких норм множество, они варьируются в зависимости от ситуации общения, отношений между участниками, их социального статуса, пола, возраста и многих других факторов.     В обществе существуют множество субкультурных образований (профессиональных, молодежных, досуговых, криминальных), каждое из которых имеет свою систему символов и норм, свой язык, свой стиль и манеру общения.     В современных условиях тотального правового нигилизма и “нравственного плюрализма” произошло вавилонское смешение языков. Интеллектуальная элита изъясняется “на фене”. Общественные деятели, официальные лица и пресса зачастую говорят и пишут, используя лагерный жаргон и бранную лексику, не стесняясь в выражениях.     Когда границы между нормами речевого взаимодействия сдвинуты и размыты, формально и четко определить различие между нарушением этикета, бестактностью, хамством и гражданским или уголовным правонарушением становится задачей крайне затруднительной или вовсе нерешаемой.     Результаты упомянутого исследования были обсуждены на конференции “Честь и доброе имя. Конфликт журналистики и юриспруденции” (материалы конференции издаются Фондом отдельной книгой).     Было высказано предложение о полной декриминализации оскорбления, сохранив ответственность обидчика в гражданско-правовом порядке.     Думается, было бы правильнее применять уголовную ответственность только в случаях оскорбления действием или при использовании “нецензурной”, “площадной”, проще говоря, матерной брани и ее модификаций, имеющих всем понятный смысл и конкретного адресата, что легко доказуемо.     Что же касается “Сегодняшней газеты”, то несмотря на все достоинства ее литературного стиля, публикация все-таки “не дотягивает” до уровня криминального неприличия.

Инверсия ответственности

     Среди нарушений, инкриминируемых СМИ и журналистам, в мониторе зафиксировано несколько случаев использования прессы для распространения пропагандистских материалов противоправного содержания (в предшествующий период таковых было заметно больше).     Между тем бездействие и попустительство правоохранительных органов дает возможность руководителям экстремистских организаций преследовать журналистов, осмелившихся выступить против их пропагандистской и организационной деятельности. Происходит инверсия — перевертывание ответственности, возложение ее на прессу и журналистов за мнимые нарушения.     Облекается это опять-таки в форму исков о защите чести, достоинства и деловой репутации общественных организаций такого рода, которые, как уже подчеркивалось, не являются носителями этих личностных благ и не имеют права на их судебную защиту. Суды же принимают эти иски к производству и даже удовлетворяют их, требуя опровержения высказанных в политической дискуссии мнений и убеждений журналистов, фактически поддерживая нарушителей закона.     Несколько таких процессов удалось выиграть баркашовцам (Русское Национальное Единство). Три года длился издевательский процесс против журналистки Галины Туз и редакции газеты “Ставропольская правда”, выступивших в 1995 году со статьей “Ненависть к фашизму у россиян в крови?”. Публикация вызвала яростный протест руководителей местного отделения РНЕ, которые, подав иск об оскорблении их чести и достоинства, затеяли многолетнюю травлю журналистки, используя судебную аудиторию для пропаганды своих идей и отвергая оценку своих взглядов как фашистских.     Нацистская сущность идеологии РНЕ общеизвестна. В уставных и учредительных документах этой партии, в выступлениях ее лидеров центральной является идея расовой чистоты, предпочтительности и превосходства (см. издание РНЕ “Русский порядок”).     Однако история продолжается. В последний момент ставропольские нацисты в конце концов одержали полную победу руками судьи Елены Криволаповой.     “Нельзя оставить без правового реагирования, — пишет эта судья в своем решении, — подрыв авторитета общественного объединения, в результате которого, в частности, может оказаться под угрозой выполнение им своих основных задач”. Озабоченная престижем и успешной работой этой организации судья решила:     “Признать не соответствующими действительности и порочащими деловую репутацию Ставропольской краевой организации Партии РНЕ сведения, содержащиеся в опубликованной в газете “Ставропольская правда” статьи Г. Туз ...о том, что СКО Партии РНЕ по существу является фашистской и руководствуется фашистской идеологией...     Опровергнуть указанные сведения путем публикации сообщения об этом в газете “Ставропольская правда”.     Взыскать в пользу СКО Партии РНЕ с редакции газеты “Ставропольская правда” 6000 рублей и с Г. Туз 500 рублей”.     Обратим внимание, с каким глубоким почтением, с большой буквы именует судья РНЕ Партией. Со времен КПСС она помнит, как нужно писать это слово, только теперь уже о нацистах, это они теперь — “ум, честь и совесть нашей эпохи”.     От невежества или от усердия судья наградила фашиствующую организацию и деловой репутацией, и способностью испытывать нравственные страдания. И хорошо, что не придумала еще что-нибудь столь же юридически абсурдное. Можно опасаться, что органы прокурорского и судебного надзора поддержат чернорубашечников со свастикой и опекающую их Фемиду — Криволапову.     Аналогичную акцию пыталось провести другое региональное отделение РНЕ на Сахалине. 10 октября 1996 года в газете “Губернские ведомости” прошла небольшая информационная заметка “Нацизм на улицах города”, в которой сообщалось, что в канун выборов в областную Думу в городе появились откровенно нацистские листовки:     “...это к власти рвется один из руководителей фашиствующей организации РНЕ”.

Заметка была безымянной, но ее герой нашелся сам — сначала с письмом в редакцию, а потом и с исками в суд на газету “Губернские ведомости” и автора материала обратился некто Зуев. В связи с этим редакция в одном из ближайших номеров дала обширный материал Владимира Подошвина “По команде “Фас!”, анализирующий программные документы РНЕ и публикации ее вождя и идеолога В. Баркашева. Статья убедительно доказывала, что определение “фашиствующая” в информационной заметке было применено вполне обосновано.     Это возмутило руководителя местных баркашевцев Валерия Исаева. До того он не встречал препятствий: превратил здание “Дальинформгеоцентра”, где работает заместителем директора по научной части, в штаб-квартиру РНЕ, в нарушение закона зарегистрировал свою организацию по адресу этого учреждения и посадил собственную охрану у входа; обратился с письмом в администрацию области с просьбой выделить 85 миллионов на свою деятельность. От имени своей организации он направил в адрес редакции, губернатора и в некую московскую “компьютерную базу данных службы безопасности РНЕ” письма, оскорбляющие автора опубликованных антифашистских материалов, обвиняя его, помимо всего прочего, в “ разжигании межнациональной розни”.     Дальше были жалобы фашиствующего кандидата наук в прокуратуру и даже его попытка избить журналиста. Последовал иск о защите чести и достоинства, встречный иск Валерия Исаева, суд объединил все три иска в одно дело и началась длительная судебная эпопея. В конце концов, чтобы установить правомерность применения определения “фашиствующая” к возглавляемой им организации, Валерий Исаев потребовал направить материалы дела на политологическую экспертизу в Российскую академию наук.     Заключение главного научного сотрудника Института социологии РАН, профессора, доктора исторических наук и кандидата юридических наук Лионеля Дадиани содержало 25 страниц убористого машинописного текста, излагающего обстоятельный анализ документов, материалов и деятельности РНЕ. Его вывод гласил: “...убедительные доказательства профашистской идеологии, фашизоидной. околофашистской сущности РНЕ... несомненно свидетельствуют о наличии в идеологии Русского Национального Единства черт фашизма-нацизма... Сахалинская организация РНЕ — неотъемлемая и целиком послушная составная часть движения и все характеристики последнего полностью относятся к ней”.     Основываясь на материалах дела и заключении эксперта, Южно-Сахалинский городской суд под председательством Натальи Акуленко установил: “...черты идеологии РНЕ схожи с чертами, присущими фашизму. Имеют сходство с нацистскими также символика и атрибутика РНЕ”. 20 октября 1997 года суд отказал в исках Сергею Зуеву и Валерию Исаеву, частично удовлетворил требования Владимира Подошвина.     Состоялось первое решение суда, признавшее РНЕ фашиствующей организацией. Примечательно, что произошло это в отличие от столичных и верховных судов, в низовом суде на самой дальней окраине России. Но не тут-то было. Сахалинский областной суд отменил это решение, взяв под свою защиту местных баркашевцев.     Фонд защиты гласности обратился к Президенту РФ и высшим руководителям правоохранительных и судебных органов России с заявлением о возмутительном преследовании демократической прессы со стороны экстремистских организаций, с помощью судов и при попустительстве, а иногда и с участием представителей прокурорского надзора. Это надругательство над идеалами законности и демократии, правосудия и свободы прессы должно быть прекращено.     “Обращаясь с этим требованием, — говорилось в обращении Фонда, — мы вынуждены предупредить, что Ваше бездействие и невмешательство в эту ситуацию неизбежно рождает подозрение, что Вы оказываете покровительство такой позорной политике”.     Из администрации Президента РФ и Верховного суда РФ Фонд получил невнятные бюрократические отписки, свидетельствующие о нежелании разбираться в этой юридически сложной и политически деликатной проблеме. Высказанное подозрение их

нисколько не смущает.     В завершение этого раздела можно сделать ряд заключительных утверждений.     Рост числа исков о защите чести, достоинства и деловой репутации — явление, скорее, тревожное, чем отрадное, свидетельствует не так о повышении самосознания российских граждан, как о возрастании угроз свободе слова.     Анализ конкретных конфликтов, изучение исковых заявлений, судебных решений по делам этой категории показали, что значительная часть претензий, предъявленных к СМИ, является необоснованной. Чрезвычайное распространение получили факты обвинения журналистов в мнимых нарушениях, нередко за критические выступления в прессе.     Не снимая вины и ответственности с журналистов за непрофессионализм и правовой нигилизм (о чем еще будет сказано), нельзя не видеть фактического положения дел, при котором суды используются для борьбы с неугодной и независимой прессой.     Значительная часть политиков, чиновников, депутатов, иных “общественных лиц” демонстрируют свою неготовность к повышенному вниманию общественности и средств массовой информации к их персонам, воспринимая любое критическое высказывание как посягательство на их честь, и неадекватно реагируют судебными исками, путая честь гражданина и честь мундира.     Используя судебные иски как рычаг давления на СМИ, они ничем не рискуют, не несут никакой ответственности, но создают колоссальную напряженность и осложнения для СМИ.     Вовсе не используется предусмотренный законом цивилизованный способ внесудебного решения информационных споров (право на ответ, опровержение). Отдельные судьи демонстрируют определенную предубежденность против СМИ.

Правовая культура и антикультура СМИ

     В предыдущих разделах рассмотрены правонарушения, инкриминируемые СМИ и журналистам. Особое внимание при этом уделялось необоснованным претензиям за мнимые правонарушения, которые только приписываются им, а по существу служат средством давления на прессу.     В этой же части работы акцент перенесен на наиболее распространенные ошибки, промахи и правонарушения, вызвавшие обоснованные претензии к СМИ. Делается это опять-таки в интересах свободы массовой информации. Представляется, что это не только уместно, но и необходимо, чтобы работники СМИ имели возможность учесть печальный опыт своих коллег и извлечь уроки из их неудач, не “набивая собственных шишек”.     При анализе конкретных конфликтов бросается в глаза низкий уровень правовой культуры, несформированность и деформированность правосознания журналистов. Во многих публикациях и выступлениях усматриваются различные проявления антикультуры СМИ. Дело не только и не столько в юридических знаниях, вернее, в их отсутствии, сколько в отношении к праву, правовым принципам, законодательным нормам. Очень часто СМИ наглядно демонстрируют пренебрежение к правовым требованиям вплоть до полного отрицания всех запретов. В журналистской практике представлена вся палитра отношений: от правового инфантилизма (юридическая беспечность) через правовой нигилизм (пренебрежение к праву) к правовому негативизму (отвержение права). В этом усматривается основная проблема, создающая угрозу для СМИ “изнутри”.     Приводимые примеры демонстрируют различные варианты неприятия правовых норм и отсутствие готовности следовать им в своем поведении. В крайнем выражении это так называемая “журналистика без правил”, которой придерживаются некоторые представители средств массовой информации.     В концентрированном виде она была сформулирована и высказана А. Невзоровым в интервью, которое он дал на канале “REN-TV” в программе “Четвертая власть” (март 1998 года). Суть такова: “Правил в журналистике быть не должно. Задача — упаковать и

продать информационный товар, а какими средствами - не имеет значения”. Пагубность для свободы слова подобной установки в том, что она несет в себе заряд противоправности и аморализма, способных причинить СМИ непоправимый вред.     Порой такую позицию оправдывают тем, что она порождена благими побуждениями, стремлением выполнить наилучшим образом свой профессиональный долг. Здесь используются известные механизмы психологической самозащиты, в том числе и путем переноса вины и ответственности на других, на объективные причины, стечение обстоятельств и т.п.     Результатом самореабилитации и самооправдания становятся многие конфликты, первоисточником которых явились противоправные действия редакции и журналистов. Затем они усугубляются взаимной “неадекватностью” конфликтующих сторон. Примеров тому множество. Рассмотрим еще один довольно поучительный случай.     В Фонд защиты гласности обратился главный редактор газеты “Правда Надыма” Евгений Быстров, в отношении которого было возбуждено уголовное дело о клевете. Случилось это после прошедших выборов. Мэром был избран кандидат, против которого яростно выступала “Правда Надыма”.     Заметим, что уже на этой стадии редакция и ее главный редактор допустили неосторожность, оказавшись втянутыми в борьбу за власть различных противоборствующих групп и их кандидатов.     Так вот, вскоре после возбуждения уголовного дела главный редактор был осужден по ст. 129 УК РФ к штрафу и двум годам лишения свободы условно. Возмущенный таким приговором, Быстров критически отозвался о нем, назвав его неправосудным. В свою очередь это высказывание пришлось не по душе судье. По его настоянию в отношении главного редактора Быстрова возбуждается еще одно уголовное дело — теперь уже по ст. 289 УК РФ — клевета на судью. Но и это еще не все. Мэр города предъявляет иск к газете о защите чести, достоинства и деловой репутации с требованием взыскать с ответчика 750 млн. рублей.     Анализ публикаций показал, что некоторые критические материалы, опубликованные в “Правде Надыма”, действительно содержали в себе непроверенные сведения и необоснованные суждения и оценки.     Но и реакцию на это трудно назвать адекватной. Желание засудить главного редактора было так велико, что суд пошел на многочисленные нарушения материального и процессуального права. После вмешательства Фонда защиты гласности приговор был опротестован прокурором Ямало-Ненецкого автономного округа и дело направлено на новое рассмотрение. В данном конфликте с юридической точки зрения не правы обе стороны.     Но нас в данной ситуации интересует позиция журналиста. Видя, что его публикации не приносят желаемого эффекта, он вступает на “тропу войны”, полагая, что цель оправдывает средства, использует газету для извращения фактов, публикует непроверенные сведения, высказывает огульные, неподтвержденные должным образом обвинения.     Подобная позиция опасна для самих СМИ. Некачественные, непроверенные материалы, распространяемые СМИ, подрывают доверие не только к конкретной публикации и данному изданию, но и вызывают негативное отношение к средствам массовой информации и журналистскому сообществу в целом.     Значительное количество конфликтов вызвано нарушениями со стороны СМИ неприкосновенности частной жизни граждан. Их число резко возросло по сравнению с предыдущим годом (в 1997 году — 39, в 1996 году — 2). При рассмотрении этой группы конфликтов обращают на себя внимание два обстоятельства.     Во-первых, среди пострадавших от таких нарушений почти отсутствуют государственные чиновники, политические деятели, знатные и известные люди (“общественные лица”), которые преобладали в предыдущем разделе и чья честь,

достоинство, деловая репутация ценятся ими столь высоко. Здесь же за защитой обращались обычные рядовые граждане.     Во-вторых (и это связано с первым), в данной группе конфликтов почти отсутствуют необоснованные претензии к СМИ, столь многочисленные по делам об унижении чести, достоинства и деловой репутации. Большей частью здесь пострадавшие были правы. Досадно, что в этих конфликтах журналисты и редакции действительно дали повод и основания для претензий к ним.     Известно, что частная жизнь граждан, неприкосновенность их личной, семейной тайны, честь и доброе имя находятся под защитой и охраной закона. Это право гарантируется Конституцией РФ, другими нормативными актами, в том числе и законом “О средствах массовой информации”, который предписывает журналистам получать согласие на распространение в средствах массовой информации сведений о личной жизни от самого гражданина или его законных представителей. Исключение составляют лишь случаи, когда разглашение таких сведений необходимо для защиты общественных интересов, тогда получать согласие на распространение этих сведений не требуется. Однако, этими требованиями пренебрегают иногда ради дутых сенсаций. На этом специализируются отечественные “папарацци”.     Возникает, например, вполне резонный вопрос, чем руководствовался автор статьи “Империя чувств в Ярославле”, публикуя в газете “Золотое кольцо” интимные подробности из частной жизни рядового гражданина. Какие общественные интересы он при этом защищал?     Столь же неоправданно нарушена неприкосновенность частной жизни, личной и семейной тайны фотокорреспондентом А. Орешниковым и “Сегодняшней газетой” (Красноярский край). Основанием для претензии послужил репортаж из Железнодорожного роддома г. Красноярска, с приложением семи фотографий, на одной из которых была изображена роженица. Без ее согласия на страницы газеты попала информация личного, интимного характера. Вмешательство в ее частную жизнь она совершенно справедливо оценила как недопустимое и потребовала привлечения к ответственности лиц, допустивших грубое посягательство на неприкосновенность ее личной жизни.     Приведем другой пример. В “Новой газете” (г. Ульяновск) под рубрикой “Криминал” опубликована заметка “Отелло из Чуфарово”. В краткой безымянной статье (автор не назван) в подтверждение оригинального суждения о том, что любви все возрасты покорны, приводится случай, происшедший в селе Чуфарово. Семидесятилетний К., будучи примерным семьянином и души не чаявший в своей половине, из ревности зарубил топором жену во время “разгоревшегося скандала”, а поводом якобы послужили постоянные визиты соседа к супруге К.     И хотя в публикации не указаны ни полное имя, ни дата происшествия, но тех сведений, которые содержались в заметке, было вполне достаточно для идентификации личности К. и его жены. Речь шла об убийстве в конкретном населенном пункте — селе Чуфарово. Такие события в селе происходят не каждый день. Указано, что убийство произошло в пятницу. Читателю ежедневной газеты было понятно, что произошло это в минувшую пятницу. Возраст убийцы, инициалы, день убийства, да и просто сам факт происшествия позволяют безошибочно определить, о ком идет речь. Далее в публикации сообщалось, что, устрашившись содеянного, К. выбросился с третьего этажа и выжил, и теперь его ждет суд.     Эта заметка послужила основанием для вполне обоснованной претензии. Дочь покойной подала в районный суд г. Ульяновска иск о защите чести и достоинства убитой матери. Из текста ее искового заявления следует, что ее отец, инвалид второй группы по заболеванию нервной системы, неадекватно воспринимавший действительность, безосновательно приревновал свою жену и убил ее, сам же после этого выбросился с третьего этажа и скончался на месте.

     Следует обратить внимание, что автор статьи и редакция “Новой газеты” помимо всего прочего опубликовали не соответствующие действительности и порочащие честь умершего лица сведения (автор заметки фактически обвинил несчастную женщину в супружеской измене, недвусмысленно намекая на обоснованность ревности К.). Более того, когда дочь умершей до предъявления иска, обратилась в редакцию с требованием опровержения несоответствующих действительности сведений, порочащих честь и достоинство ее покойной матери, то редакция проигнорировала это обращение. Злоупотребив свободой слова и допустив столь грубое и незаконное вторжение в чужую жизнь, редакция “Новой газеты” не посчитала нужным хоть в какой-то мере исправить содеянное. Тогда, не дождавшись реакции на свое обращение, дочь умершей обратилась в суд.     К сожалению, работники СМИ, бесцеремонно вторгаясь в чужую жизнь, не думают о последствиях, распространяя информацию частного характера, подробности личной жизни, не имеющие общественной значимости.     Так, был предъявлен иск к редакции газеты “Деловые вести” и журналистке Е. Евгеньевой за публикацию “Поношенная шубка обошлась ИЧП в круглую сумму”. В статье содержится информация о частной жизни истицы, в распространении которой она не заинтересована. Более того, некоторые сведения представляются небезопасными для ее жизни и благополучия, в частности, в статье была указана сумма, за которую она купила шубу. Подобная информация, полагает истица, могла послужить “наводкой”, толчком для преступного посягательства на нее. Тем более что вскоре после публикации у нее действительно была совершена кража.     Достаточно распространенные и обоснованные претензии к работникам СМИ вызывает захлестнувшая эфир и прессу демонстрация насилия. Во многих передачах подробнейшим образом описывается технология совершения преступлений, насилия и убийств, крупным планом показываются обезображенные трупы, демонстрируются орудия преступлений, детали, характеризующие особую жестокость маньяков и т.п.     Чем, например, можно оправдать детальный показ на телеэкране расстрела людей и публичной казни в Чечне? Об этом событии, уникальном по своей бесчеловечности, россияне должны были узнать. Но жадное до сенсаций ТВ, не только сообщило об этой трагедии, но и сделало всех телезрителей очевидцами этой страшной сцены. В погоне за сенсацией журналисты подчас забывают об установленных законом ограничениях и запретах, пренебрегая интересами тех, кто вовлечен в орбиту сенсационных событий.     Судебная палата неоднократно обращала внимание на то, что подобные передачи способны причинить ущерб психическому, нравственному здоровью зрителей, особенно детей и юношества. Подробное, чрезмерно натуралистическое воспроизведение результатов преступных деяний, отличающихся особой жестокостью, способствуют нагнетанию брутальности и агрессивности в обществе. Это осуждается во всем мире. Статья 4 закона РФ “О средствах массовой информации” запрещает распространение передач, пропагандирующих культ насилия и жестокости. Однако регистрирующие и контролирующие органы не предъявили к СМИ по этому поводу ни одной претензии.     Отзываясь на злобу дня острыми материалами, журналисты далеко не всегда проверяют должным образом истинность сообщаемых сведений, на это вроде бы не хватает времени.     При этом упускается из виду и другая серьезная опасность. Располагая сенсационным, острым, “взрывным” материалом, его источники и обладатели подчас руководствуются своими мотивами и целями, используя средства массовой информации для манипулирования общественным мнением. А безответственность, самонадеянность, легкомыслие журналистов и редакций СМИ способствуют этому.     Торопливость приводит к снижению требований к уровню качества и доказательности публикаций. Все чаще на страницах газет и в эфире появляются фактические ошибки, которые приобретают юридическое значение.

     Порой авторы проявляют безответственность, высказывая достаточно серьезные обвинения без какой-либо аргументации, не располагая документами, подтверждающими обоснованность высказанных утверждений. Так, корреспонденты М. Рощина и М. Степенин опубликовали в “Коммерсантъ-Daily” ряд статей, в которых сообщалось о хищениях Федеральной продовольственной корпорацией крупных денежных сумм, предназначенных для закупки продовольствия. В частности, говорилось о якобы имевших место махинациях в “Федеральном Торговом Доме”. Однако авторы статьи не привели никаких доказательств причастности данного акционерного общества к хищению денежных средств.     Аналогичное нарушение зафиксировано Судебной палатой в публикации Ю. Рижского “Индийский слон в российской лавке” в газете “Московский комсомолец”. Выдвигая серьезные обвинения в адрес руководства Внешэкономбанка и Минфина, автор не приводит никаких доказательств в обоснование своих утверждений. Судебная палата по информационным спорам, рассмотрев указанную публикацию, отметила, что журналист Ю. Ряжский в силу своей некомпетентности и недобросовестности систематически нарушает установленные Законом о СМИ обязанности и злоупотребляет правами журналиста.     Непонятно, на что рассчитывала Ю. Калинина (“Московский комсомолец”), сообщая о том, что министр внутренних дел А. Куликов (уже бывший) получил взятку в 3 млрд. рублей наличными от членов чеченского правительства (тоже бывшего).     Или журнал “Итоги”, публикуя статью “Патриотическая комедия”, в которой говорилось, будто спецслужбы в ходе обыска здания Госдумы в сейфах В. Илюхина и Г. Селезнева нашли крупные суммы денег. Немудрено, что за такие публикации и газета и журнал понесли наказание.     Такую же безответственность допустил автор статьи “Кому на Урале нужны кредитные союзы” Г. Цехер в газете “Уральский рабочий”; журналисты С. Долгополова и Л. Малаш (газета “Мегаполис-Экспресс”); В. Юдин в статье “Пофигизм в законе” (газета “Рыбный Мурман”); газета “Заря молодежи” в статье “Кто должен сидеть в тюрьме, или Откровения неотставного офицера-силовика” и многие другие.     Нередко недостоверная информация распространяется под видом слухов. Например, такой информационный конфликт возник в результате публикации статьи А. Зверева в газете “Московский комсомолец”. В результате проверки было установлено, что автор допустил злоупотребление правами журналиста путем фальсификации общественно значимых сведений и распространения ложных слухов. На это же указал прокурор в своем представлении об устранении нарушений главному редактору газеты.     Зачастую используемая в публикациях информация под видом слухов подается в оскорбительной, уничижительной форме, что влечет за собой судебные иски.     В этой связи следует отметить бытующее среди некоторых журналистов заблуждение. Считается, что если в репортаже используются такие речевые обороты “как говорят”, “по слухам”, “якобы” и т.п., то автор и редакция освобождаются от ответственности. Такое предположение строится на том, что публикатор не вводит читателя в заблуждение, а сразу сообщает ему, что за достоверность информации он не ручается. Отсюда и вера в свою неуязвимость. Однако это не так.     Законодательством действительно не запрещено распространение информации с указанием на ее неподтвержденность, на то, что она основана на слухах или сведениях от “информационного источника, пожелавшего остаться неизвестным”. Но при этом нельзя забывать, что в статье 57 Закона о СМИ подобные ссылки не входят в перечень оснований, освобождающих журналистов от ответственности за распространение сведений, не соответствующих действительности и порочащих честь и достоинство граждан, либо ущемляющих их права и законные интересы.     Согласно ст. 49 этого же закона одной из основных обязанностей журналиста является проверка достоверности сообщаемой им информации. Выше уже говорилось о

сложностях, которые при этом приходится преодолевать работникам СМИ. Но нельзя, ссылаясь на трудности, переходить границы дозволенного, нарушая права и законные интересы граждан.     Не спасают публикатора от заслуженных претензий различные журналистские “хитрости”, когда недостоверная информация, причем в самой глумливой и оскорбительной форме, подается в виде риторических вопросов или вероятностных суждений. Риторический вопрос по своей логико-грамматической природе имеет только видимость вопросительного предложения, а по существу является утвердительным или отрицательным суждением. В нем самом содержится подсказанный наводящий ответ, констатирующее утверждение. Никак иначе не может быть понят вопрос типа: “Вы по-прежнему бьете свою жену?” Так же не двусмысленны были известные вопросы ведущего программы “Время” С. Доренко, обращенные к А. Чубайсу.     Уловки такого рода обычно проходят без последствий, только из-за неспособности правоохранительных и судебных органов правильно определить, что таким путем распространяются сведения, не соответствующие действительности, нарушающие права личности.     Журналистские уловки, к которым прибегают для камуфляжа, пользуясь словесными конструкциями, вроде: “по сообщениям информированных источников”, “стало известно”, “специалисты утверждают” и т.п. — также не спасают положения, ибо по делам о защите чести и достоинства доказыванию подлежат не наличие такого рода высказываний, суждений, оценок, слухов, а достоверность воспроизведенных в публикации фактических данных, порочащих сведений.     В этой связи вновь уместно предостеречь: пользуясь такими материалами, нельзя забывать об опасности нежелательных для публикатора последствий. Не исключено (а подчас так и бывает), что журналисту подсунули фальшивку или полуправду, которая опаснее, чем ложь, “слили” материалы, специально рассчитанные на дискредитацию неугодного политического деятеля, устранение противника в избирательной борьбе, подавления конкурента в финансовой сфере.     Наивный или неразборчивый журналист и редакция оказываются втянутыми в недостойную “войну компроматов”, подрывающую общественное доверие к средствам массовой информации, о чем с глубоким сожалением говорилось неоднократно.     Иногда в материалах СМИ подаются измышления и без всяких “хитростей”. Редакция газеты “Московский комсомолец” вынуждена была признать, что в публикациях С. Бычкова “Роман с табачищем” “была допущена ошибка”. Вопреки утверждениям автора, “министр внутренних дел А. Куликов никогда не устраивал “спецвенчаний” своих детей и не состоял в “теплой” дружбе с митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом”. Ничего себе “ошибочка”!     Дорого обходятся редакциям и авторам обыкновенные опечатки. Так, районным судом г. Красноярска удовлетворен иск Л. Мусевич к газете “Комок”. А основанием для предъявления данного иска послужила элементарная небрежность, а именно, в одном из выпусков “Комка” в объявлении неправильно указан номер телефона, в результате газета наказана на 6 млн. рублей.     Попутно заметим, что не красит журналистов нарушения элементарных норм русского языка. В речевой практике он “загрязнен” не в меру. Как тут не вспомнить слова К. Паустовского, который писал: “По отношению каждого человека к своему языку можно судить не только о его культурном уровне, но и о его гражданской ценности”.     Распространенным явлением стал иронически-издевательский тон, насмешливо-отрицательное отношение ко всему, что сообщается или описывается. При этом нередко теряется чувство меры, что вызывает негативную реакцию воспринимающих. В текстах встречается неприкрытая грубость, вульгарные сравнения, неоправданно и не к месту используются жаргонные слова.     Нельзя оправдать особенностями стиля и брань А. Черкизова в радиоэфире “Эхо

Москвы”. Например, его комментарий от 22 апреля 1997 года о встрече Г. Зюганова с представителями Единого блока левых организаций молодежи; или его же комментарий 17.04.97 о господине Ж. В этом же ряду можно назвать публикации “Экспресс-газеты”, изыски канала “BIZ-TV” в программе “В постели с...”, а также площадную брань журналиста О. Кушанашвили.     Нередко для “красного словца” прибегают к резким выражениям, чего не стоило бы делать. Во всяком случае, неразумно “подставляться”, таким образом, провоцируя критикуемого на судебные иски. Вряд ли публикации и передачи, проникнутые злобой и желчью, достигают желаемой цели. Об инвективной и ненормативной лексике и фразеологии уже говорилось.     Результаты нашего мониторинга показали, что ошибки и нарушения со стороны СМИ отрицательно сказываются на их положении. Совершенные по легкомыслию, небрежности, некомпетентности или недобросовестности, они оборачиваются против них самих, портят реноме журналиста, вредят престижу редакции, загоняют их в нравственный, политический и финансовый тупик.     Фонд защиты гласности, подобно министерству здравоохранения, не раз предупреждал, что это “опасно для здоровья” СМИ. Была разработана и уже выполняется программа юридического “ликбеза” работников СМИ. Этому посвящены серия семинаров и ряд справочных изданий и учебных пособий по “технике профессиональной безопасности журналиста”.     Однако “профилактика” таких нарушений пока еще не дает заметных результатов. Их количество остается весьма значительным. По своим юридическим последствиям для СМИ они носят характер “самострела”, “самочленовредительства”. Но за последний год в деятельности СМИ проявилась и более опасная тенденция, которая представляется просто самоубийственной.     Многие редакции и журналисты, не сознавая пагубных последствий для свободы массовой информации, подхватили и активно включились в кампанию взаимных обвинений в прислужничестве, продажности, выполнении заказов на компроматы и фальсификаты, прикрываемых красивым эвфемизмом “ангажированность”.     Спору нет. Передел собственности на СМИ, национализация, муниципализация, экспроприация газет и вещательных компаний властными структурами, политическими и финансовыми группами подчинил им многие средства массовой информации, редакционная политика которых стала явно ориентированной на выражение интересов этих структур и групп.     И не было бы большой беды в их конкуренции, если бы обеспечивалось многообразие и плюрализм информирования общества и населения, которому было бы понятно, в чью пользу выступает тот или иной информационный орган и при этом соблюдались бы правовые и нравственные нормативы.     К сожалению, именно эти требования, как сказано, многими отброшены, а финансовая непрозрачность СМИ не позволяет потребителю правильно понять и оценить получаемую информацию.     Но здесь речь идет еще и о другом: о межредакционных дрязгах и даже информационной войне, когда опоенные свободой журналисты поливают помоями и обличают как недругов, так и друг друга в самых грязных побуждениях и поступках, играя на руку тем, кто мечтает вернуть прессу в тоталитарную клетку, усмирить и приручить ее.     Это выплескивается на печатные полосы и в эфир. Таковы, например, многие публикации в центральной печати: “Заметка о заказных статьях в российской прессе сама оказалась заказной”, (Известия, 18.10.97); “Кремль посетила идея” (Московские новости, 21.09.97);     “Это не ошибка, не вранье. Это продуманная подлость” (Независимая газета, 27.09.97); “Коллективный Коржаков в действии” (Новое время, 1997,№ 3); “Ловушка для СМИ”

(Независимая газета, 27.02.97) и др.     А вот только один, но красноречивый пример из материалов региональной прессы. В газете “Вологодские новости” приводится заявление депутата областной Думы, предпринимателя О. К. Фомичева. “Журналистам, в зависимости от их известности, квалификации и солидности издания, приходилось платить гонорары от 300 тысяч до нескольких миллионов. А некоторые еще артачатся — мало”. И никто не обиделся!     Конечно, есть заказные убийства, есть и заказные статьи, и даже известен уникальный случай, когда “Журналиста взяли с поличным при получении денег за статью” (так называлась корреспонденция в “Московском комсомольце”).     Но поразительно, что бесчисленные журналистские разборки, ограничиваясь взаимным поношением в кухонном стиле коммуналки “От такого слышу”, не повлекли за собой исков о защите чести, достоинства и деловой репутации. Удивительна и индифферентность ко всему этому органов журналистского сообщества.     Фонд защиты гласности — организация, назначение которой — защита свободы массовой информации, прав прессы и журналистов. И нам “не с руки” заниматься обличением и разоблачением нарушений с их стороны. Как мы видим, энтузиастов и специалистов этого дела и так вполне достаточно.     Не хотелось бы включаться в этот хор, но нельзя обойти молчанием ситуацию, когда СМ И рубят сук, на котором они сидят, когда они решают не просто чужие задачи, но задачи, чуждые им самим и демократическому обществу в целом.     “СМИ убивают СМИ, журналисты — журналистику”, — заявил недавно один уважаемый автор. В последний год коррозия журналистской этики, профессионализма и достоинства достигли нетерпимого уровня. Доверие населения к прессе и журналистам — этот главный капитал и сила СМИ — утрачивается.     Как изменился в общественном мнении столь привлекательный прежде имидж журналиста, авторитет звучащего в эфире и печатного слова! Вызывают тревогу эти симптомы превращения журналистики из независимой “четвертой власти” в презираемую “древнейшую профессию”. Таковы угрозы свободе массовой информации, исходящие от самих средств массовой информации

Нарушение прав СМИ и журналистов

     Конфликтов, вызванных правонарушениями против СМИ и журналистов, в 1997 г. зарегистрировано 426, что в 1,5 раза больше аналогичного показателя предыдущего года.     Распределение этих конфликтов по типам представлено в следующей таблице.

Нарушение прав СМИ и журналистов

Нарушение прав СМИ и журналистов 1997 1996Преступные посягательства на редакции и журналистов 151 - 35,4 % 130 - 46,9 %

Ограничения доступа к информации 139 - 32,6 % 67 -  24,3 %Нарушение профессиональной самостоятельности и вмешательство в деятельность редакции 80 - 18,8 % 43 - 15,5 %

Воспрепятствование производству и распространению продукции СМИ 30 - 7,1 % 30 - 10,8 %

Прочие нарушения 26 - 6,1 % 7 - 2,5 %Всего 426 - 100 % 277 - 100 %

     Из приведенных данных видно, что в структуре нарушений прав СМИ и журналистов первое место по количеству занимают преступные посягательства на редакции и журналистов. В 1997 г. зарегистрировано 151 уголовно-наказуемое деяние против журналистов и СМИ. Сюда вошли многие случаи противозаконного принудительного изъятия, уничтожения или повреждения съемочной и звукозаписывающей аппаратуры, журналистских материалов, незаконного задержания и лишения свободы, соединенных с насилием над личностью журналиста; психическое насилие в форме угроз расправой над журналистом или его близкими; физическое насилие: нападение, побои, нанесение телесных повреждений, вплоть до убийств; захват журналистов и использование их как менового товара в политическом торге или для получения выкупа.     В 1997 году наметился рост других, не столь “кровавых” форм противодействия свободе массовой информации путем “перекрытия кислорода” журналистам на более ранних этапах, сокрытия нужной им информации и иных способов воспрепятствования деятельности СМИ.     Видимо, учитывается, что способы противодействия, не связанные с преступными деяниями, не столь наглядны и возмутительны для общества и не столь рискованны для нарушителей, как другие более “цивилизованные” формы ущемления свободы слова, которые в массе своей остаются безнаказанными. Хотя и преступления в этой сфере также не раскрываются.     Какова же роль судов в защите прессы и журналистов в случаях нарушения их прав и воспрепятствования их профессиональной деятельности?     К сожалению, эта роль оказалась невелика по независящим от судов причинам. Обусловлено это природой судебной власти. Суд не является органом оперативного реагирования на правонарушения. Это — функция правоохранительных органов. Функция же суда — отправление правосудия по гражданским и уголовным делам, поступающим в его производство для рассмотрения по существу на основе закона.     Грубо говоря, суд работает “на давальческом материале”, разрешая дела, возникающие в результате обращения физических и юридических лиц за судебной защитой нарушенного права в порядке гражданского судопроизводства или поступающих в суд дел о преступлениях и виновных лицах в порядке уголовного процесса.     Таким образом, деятельность суда ограничена инициативой лиц, ищущих судебную защиту своих прав, и эффективностью следственных и прокурорских органов по раскрытию преступлений и преданию виновных суду.     Что касается преступных посягательств на журналистов, то подавляющее большинство дел этой категории вообще не доходит до суда. В их числе, по данным прошлого года, 15 убийств, 14 случаев захвата журналистов в качестве заложников, 37 случаев хищения и уничтожения журналистского и редакционного имущества, около 40 фактов избиения и нанесения телесных повреждений. Абсолютное большинство из самых тяжких преступлений пока еще не раскрыто. Многие дела приостановлены за необнаружением виновных, либо прекращены за недоказанностью, а в ряде случае и вовсе не возбуждались. Остальные нарушения прав прессы и журналистов могли бы быть предметом судебного разбирательства по жалобам и заявлениям пострадавших работников СМИ.     Однако, как уже отмечалось, сами заинтересованные лица не обращаются за судебной защитой. Журналисты предпочитают улаживать свои дела другим путем либо оставляют правонарушения без последствий, что только поощряет произвол и беззаконие. Нам известен только один случай обжалования в суд незаконных действий администрации, ущемляющих права журналистов.     При таком положении нужно ли удивляться, что правозащитная деятельность судов в отношении СМИ выглядит довольно однобоко. Чаще всего судебная власть для журналистов представлена своей репрессивной стороной. К сожалению, и сами суды порой нарушают права СМИ, внося свой вклад в общий массив посягательств на свободу

массовой информации. Речь идет об ограничении доступа журналистов к общественно значимой информации, в том числе и к делам судебным.

Ограничение доступа к информации

     Мониторингом в 1997 году зафиксировано 139 случаев таких нарушений, что в 2 раза превосходит аналогичный показатель предыдущего года.     Среди всех нарушений прав журналистов в 1997 году эта категория составляет третью часть. Но и этот, удвоившийся показатель, как и прежде фиксирует лишь незначительную часть нарушений такого рода, хотя и делает объяснимыми те сложности, с которыми постоянно сталкиваются журналисты при подготовке материалов к печати. Этим же в какой-то мере можно объяснить неудовлетворенность уровнем своей информированности тех россиян, которые в качестве основного источника сведений о различных явлениях общественной жизни назвали средства массовой информации.     В результате сложился порочный круг. Власть, обязанная быть открытой и прозрачной для общества, дозирует и скрывает информацию о положении дел и своей деятельности, но яростно преследует средства массовой информации за распространение сведений, не соответствующих действительности, а чаще — за невозможность доказать в суде их соответствие действительности в силу недоступности скрываемой информации.     С другой стороны, как и год назад, по признанию самих журналистов, в случае сокрытия и отказа в информации обращение в суд они избрали бы в последнюю очередь, как наименее эффективный образ действий.     В числе тех, кто ограничивает права журналистов, отказывает им в информации, следует прежде всего назвать представителей органов власти, особенно исполнительной.     В мониторе в качестве нарушителей выступают такие влиятельные лица, как глава администрации Ростовской области — В. Чуб, губернатор Владимирской области — Н. Виноградов, председатель Ростовского областного комитета по лицензированию — В. Анпилогов, управляющий делами президента РФ — П. Бородин, мэр г. Прокопьевска Кемеровской области — А. Романько, председатель Новочеркасской городской думы — Д. Калашников, глава администрации г. Бердска Новосибирской области — А. Терепа, мэр г. Магнитогорска Челябинской области — В. Аникушин и многие другие. Среди других нарушителей можно выделить работников милиции — 18 человека; представителей пресс-служб, их руководителей, сотрудников, пресс-секретарей, помощников и ответственных по связям с общественностью и СМИ — 19 человек. Особую категорию составляют судьи. О них мы скажем отдельно.

“Гласность” в зале суда

     Мы выделили группу конфликтов, вызванных ограничением доступа журналистов к судебной информации ввиду исключительной роли судебной власти в защите гражданских прав, интересов общества и свободы массовой информации. Поэтому нарушения прав прессы и журналистов со стороны судей имеют особую общественную значимость.     В мониторе значится внушительный список российских судей, к которым высказаны претензии в связи с различными формами нарушения прав журналистов. Перечислим их поименно: заместитель председателя Нижегородского областного суда — В. Попов; заместитель председателя Московского арбитражного суда — Н. Лагунов; судья Правобережного суда г. Липецка — Ю. Литовкин; судья Солнцевского районного суда г. Москвы — Е. Курнева; судья Шарыповского районного народного суда — И. Ефремова; судья Кировского районного народного суда г. Красноярска — С. Яковлева; судья Советского районного суда г. Тамбова - 3. Дутова; судья Киренского районного суда г. Иркутска; судья Нижегородского областного суда; судья Краснозеренского районного

суда Орловской области - А. Комова; судья Верх-Исетского районного суда г. Екатеринбурга — В. Пискарев; судья Советского районного суда г. Воронежа — В. Шарапова; судья суда Центрального округа г. Курска - М. Грекова. Как видим, перечень оказался достаточно длинным.     А вот как выглядят конкретные сюжеты в нашем мониторе.     В Москве во время заседания Солнцевского районного суда, рассматривавшего дело о выселении бакинских беженцев из общежития Мосметростроя, журналистке “Общей газеты” А. Политковской судья Е. Курнева предложила покинуть зал судебного заседания. Это вызвало возмущение беженцев, которые вслед за А. Политковской стали выходить из зала. На выходе из здания суда четверо беженцев и журналистка были задержаны и отправлены в 176-е отделение милиции. После предъявления документов А. Политковскую отпустили. По мнению журналистки, ее не допускали в суд в связи с тем, что в передаче “Час быка” на НТВ она высказала свое негативное отношение к выселению беженцев.     Другой пример. Председательствующий на заседании областного суда по делу об убийстве директора одной из охранных фирм принял решение удалить прессу. По сообщению журналиста А. Чеченина, судебное заседание было открытым. Среди журналистов были представители как электронных, так и печатных СМИ.     В Ростове-на-Дону газета “Приазовский край” опубликовала редакционный материал “Чего испугалась судья”. В нем говорилось, в частности, что судья Советского района г. Ростова-на-Дону Р. Данченко удалила из зала суда корреспондента этой газеты В. Мурину. В. Мурина собиралась писать об одном гражданском процессе, который рассматривался в суде. Судья Р. Данченко потребовала у нее специального разрешения на это. Но у журналистки при себе было только редакционное удостоверение, что для судьи оказалось недостаточным.     Корреспондент газеты “Тамбовское время” А. Хворостов решил “подстраховаться”. Он обратился к судье 3. Дуговой с просьбой разрешить ему присутствовать на открытом судебном заседании. Однако она категорически отказала, мотивируя тем, что не сможет вести процесс в присутствии прессы. А. Хворостов обратился за помощью к председателю суда А. Алтунину, но судья 3. Дутова оказалась непреклонной и в присутствии председателя суда подтвердила свое решение с той же мотивировкой. Все же председатель сумел настоять на исполнении закона, и присутствие на процессе журналисту было обеспечено.     Еще один “ход” предпринял заместитель председателя Нижегородского областного суда В. Попов. Он потребовал от журналистов в десятидневный срок аккредитоваться на процессе.     А судья Центрального округа г. Курска М. Грекова не допустила журналистов на предварительное слушание дела об убийстве редактора телекомпании “Такт” В. Звонарева, якобы руководствуясь гуманными соображениями, а именно “нежеланием волновать свидетелей”. Процесс по делу не был закрытым.     Особого внимания заслуживает сюжет с участием заместителя председателя Московского арбитражного суда Н. Лагунова. Он интересен и необычен не столько содержанием (группа журналистов разных изданий не была допущена на заседание Московского арбитражного суда), сколько утверждением, высказанным Н. Лагуновым. В ответ на замечание журналистов о незаконности и неконституционности действий судьи, ограничившего право на посещение судебных заседаний, Н. Лагунов заявил: “Не надо нам говорить о Конституции, у нас в стране ее все нарушают”.     Во всех приведенных примерах, представители судебной власти, призванной вершить правосудие, решать все конфликты по закону, сами проявили явное пренебрежение к нему.     Статья 123 Конституции РФ (на которую сослались журналисты в разговоре с Н. Лагуновым), статья 9 Гражданского процессуального кодекса РСФСР, статья 18

Уголовно-процессуального кодекса РСФСР и статья 9 Арбитражного процессуального кодекса РФ устанавливают, что заседания во всех судах России открытые.     Это означает, что любой человек, в том числе и журналист, может присутствовать на заседании суда. Для этого не требуется получения какого-либо разрешения. Поэтому не было необходимости журналисту А. Хворостову добиваться разрешения у судьи 3. Дуговой. Он имел полное право присутствовать на судебном заседании, в том числе и у столь “стеснительной” председательствующей.     Речь идет об открытых судебных процессах. Они могут быть закрытыми только в случаях, предусмотренных законом, а именно:     — в гражданском процессе, когда это необходимо для охраны государственной тайны, сохранения в тайне сведений об интимных сторонах жизни участвующих в деле лиц или для обеспечения тайны усыновления;     — в уголовном процессе, когда это необходимо для защиты государственной тайны, по делам с участием несовершеннолетних до 16 лет, по делам о половых преступлениях и, опять же, для сохранения тайны об интимных сторонах жизни участников дела;     — в арбитражном процессе, когда это необходимо для защиты государственной тайны или сохранения иной охраняемой законом тайны (коммерческой, банковской и др.).     К сказанному следует добавить, что ограничение прав журналистов на присутствие в открытых судебных заседаниях крайне негативно отражается на характере и содержании той информации, которая исходит от них и не способствует повышению уровня доверия граждан к суду и престижа судебной власти в общественном мнении.     В соответствии с законодательством журналист имеет право не только посещать объекты и территории, присутствовать на пресс-конференциях, брифингах и задавать вопросы, но и производить запись информации о событиях и явлениях с использованием различных технических средств.     В прошлом году монитором зафиксировано 26 таких нарушений права журналистов производить записи (в 1996 — 9 сообщений). Из них — 10 связаны с судебной деятельностью.     Значимость права производить записи чрезвычайно велика, поскольку позволяет журналистам подготовить более качественный и доказательный материал, что находит отражение в прессе и выступлениях на радио и телевидении. Кроме того, благодаря записи журналист имеет возможность документировать событие, что является доказательством соответствия действительности сведений, которые готовятся к распространению и могут быть использованы в качестве доказательств в случае возникновения спора. Ограничение же права на фиксацию лишает журналистов этих доказательств.     К сожалению, это право журналистов нарушается и судьями.     Так, журналист липецкой газеты “Панорама” М. Гольдман был удален из зала судебного заседания судьей Правобережного суда г. Липецка Ю. Литовкиным за ведение записей в блокноте. Обращение журналиста к председателю суда за защитой своего нарушенного права не принесло желаемого результата.     Председатель суда, признав законным право журналиста вести записи во время судебного заседания, не захотел вмешиваться в конфликт.     Более того, в ходе разговора с журналистом выяснилось, что председатель суда не вполне ориентируется в законодательстве. В частности, он полагает, что журналист может вести аудиозапись только с разрешения судьи.     Между тем в соответствии со ст. 47 п. 6 Закона “О СМИ” журналист имеет право производить записи, в том числе с использованием средств аудио- и видеотехники, кино- и фотосъемки, за исключением случаев, предусмотренных законом. В частности, для кино- и видеосъемки в помещении, где проходит судебного заседание, необходимо разрешение судьи. Удалять же из зала заседания кого-либо судья вправе только, если они нарушили порядок.

     Таким образом, в рассмотренном случае судья Ю. Литовкин не имел права запрещать журналисту вести записи в блокноте и не имел права удалять его с процесса. Не лучшим образом повел себя и председатель суда. Вместо того чтобы навести порядок и призвать судью к законопо-слушанию, он предложил журналисту обратиться к судье-нарушителю с просьбой допустить его на процесс с правом ведения записей.     М. Гольдман последовал совету и написал такое заявление, но судья Ю. Литовкин был непреклонен. И на следующем заседании он с помощью работника милиции вновь выдворил журналиста из зала суда.     И это еще не все. В третий раз тот же судья в категоричной форме потребовал от работника милиции вывести журналиста из зала суда. И поощряемый судьей милиционер, обращаясь к журналисту на “ты”, пообещал “посадить” его “куда надо”.     Подобные инциденты не единичны. Судья Шарыповского районного суда И. Ефремова запретила аудиозапись и видеосъемку журналистам телекомпании “Шанс” (Красноярск), хотя на заседании рассматривался иск именно к этой телекомпании.     Судья С. Яковлева того же региона (г. Красноярск, Кировский районный суд) запретила любую звукозапись на судебном процессе по иску Управления Федеральной налоговой полиции по Красноярскому краю к МП “Аврора” и журналисту О. Полякову. Как-либо мотивировать свои действия судья отказалась.     Судья А. Комова (Орловская область) запретила делать какие-либо записи в блокнот в открытом судебном заседании, на котором слушалось уголовное дело. При этом она пригрозила корреспонденту, что удалит его из зала суда, если он посмеет ослушаться.     Судья В. Шарапова на слушании уголовного дела в Советском районном суде г. Воронежа потребовала от журналиста предъявить документы, объяснить цель присутствия на судебном заседании, спросила у подсудимых, согласны ли они на присутствие корреспондента газеты на процессе, хотя он был открытым. При этом журналисту Н. Горину она разъяснила, что тот не имеет права пользоваться диктофоном для записи на процессе.     Еще хуже, когда незаконные действия судьи поддерживаются прокурором. Так, запрет судьи В. Пискарева (Верх-Исетский районный суд г. Екатеринбурга) на проведение диктофонной записи журналистом Б. Пинаевым на открытом судебном процессе поддержал присутствовавший представитель районной прокуратуры А. Галкин, призванный осуществлять надзор за соблюдением законности.     В каждом из рассмотренных случаев возникает вопрос: что за этим стоит? Незнание закона, несогласие с ним, нежелание ему следовать? Ведь речь идет не о рядовых гражданах, а о судьях, принимающих от имени государства чрезвычайно важные решения для жизни людей, попадающих в орбиту их профессиональной деятельности и обязанных по своему особому статусу быть образцом неукоснительного следования закону.

Правонарушения, инкриминируемые или приписываемые СМИ

     Если в случаях нарушения прав прессы и журналистов правозащитная роль суда по изложенным причинам почти не ощутима, то в конфликтах, вызванных нарушениями, которые инкриминируются или приписываются СМИ, роль суда была первостепенной и определяющей. Здесь деятельность суда представлена прессе и журналистам своей карающей стороной. Об этом свидетельствуют, в частности, данные о структуре и природе конфликтов указанной категории.     В мониторе таких конфликтов насчитывается 350, что более чем вдвое превосходит аналогичный показатель предыдущего года. Их распределение по конкретным типам нарушений представлено в следующей таблице.

Правонарушения, инкриминируемые журналистам и СМИ Правонарушения 1997 год 1996 год

Унижение чести, достоинства и деловой репутации                              В том числе, уголовно-наказуемые

255 - 72,9 %13 - 3,6 %

114 - 67,9 %16 - 9,5 %

Нарушения неприкосновенности частной жизни и иных личностных прав граждан 37 - 10,6 % 2 - 1,2 %

Нарушения регистрационных и лицензионных правил 18 - 5,1 % 7 - 4,2 %

Нарушения, связанные с предвыборной агитацией и публикацией обязательных сообщений 14 - 4 % 15 - 8,9 %

Нарушения, связанные с рекламной деятельностью 9 - 2,6 % 13 - 7,7 %Использование СМИ в преступных целях 9 - 2,6 % 15 - 8,9 %Прочие нарушения 8 - 2,3 % 2 - 1,2 %

Всего 350 - 100 % 168 - 100 %

     При оценке приведенных данных нужно прежде всего иметь в виду, что квалификация конфликта в качестве нарушения, вызванного действиями работников СМИ, в мониторе определялась на основе первичных сообщений. Дальнейшее отслеживание судьбы этих конфликтов и углубленный анализ их правовой природы приводит к тому, что в числе правонарушений, инкриминируемых СМИ, не менее трети составляют факты необоснованного обвинения журналистов в мнимых правонарушениях, а претензии к ним предъявлены в отместку за критику. В ряде случаев такая форма гонения и давления на СМИ оказывается успешной в результате предвзятости или некомпетентности сотрудников правоохраны и суда, неумелой защиты в процессе и т.п.     Лидирующее место, как и в предыдущем году, занимают дела об унижении чести, достоинства и деловой репутации, на второе место с последнего переместились нарушения неприкосновенности частной жизни, третье заняли нарушения регистрационных и лицензионных правил, четвертое (вместо второго) — нарушения, связанные с предвыборной агитацией и последнее — использование СМИ в преступных целях.     Как видно, абсолютное большинство (85 %) конфликтов этого рода разрешаются судами, и лишь небольшая часть рассматривается в административном порядке, в порядке подчиненности или не разрешается вовсе. Это показывает, сколь значима для средств массовой информации безошибочная и справедливая деятельность судов. Причем подлинным бедствием для прессы и журналистов стали бесчисленные иски о защите чести, достоинства и деловой репутации.

Дела об унижении чести, достоинства и деловой репутации

     Если десять и даже пять лет назад дела такого рода были редкостью, то сейчас трудно найти какое-либо издание, которое не приобрело бы опыт участия в судебном разбирательстве по этой категории гражданских дел.     По данным судебной статистики, начиная с 1994 года, прослеживается устойчивая тенденция увеличения количества таких дел, рассматриваемых судами. Особенно резкий скачок наблюдался в 1995 году, когда суды рассмотрели на 57,7 % дел больше, чем в 1994 году. В 1996 году рост этих дел составил 19,7 %. В абсолютных величинах количество дел, оконченных производством, равнялось: в 1993 г. - 1502, в 1994 г. -1793, в 1995 г. - 2827, в 1996 г. - 3383 дела.     Таким образом, официальная статистика и данные мониторинга, зафиксировали одну и ту же бесспорную тенденцию — рост судебных исков. При этом важно заметить, что две трети исков удовлетворяются, т.е. решаются не в пользу журналистов. Далее мы еще

рассмотрим степень обоснованности предъявленных исков и справедливость судебных решений. Сейчас же отметим, что эта проблема вызывает озабоченность и тревогу у работников СМИ. В этой связи говорят даже о судебном терроре против прессы.

Униженные и оскорбленные. Кто они?

     По мониторингу к судебно-правовой защите чести, достоинства и деловой репутации в связи с деятельностью средств массовой информации и журналистов обратились 281 человек.     Кто же эти люди, что их объединяет, почему они предпочитают именно такой способ реагирования на публикации? В данном случае в основу деления положен социально-правовой статус участников конфликтов, их положение и представительство во властных и управленческих структурах разного уровня и направления. Условно выделено 7 групп участников.

Статус участников конфликтовпо защите чести и достоинства

  абс. %Представители органов законодательной и исполнительной власти 60 21,4

Представители органов управления, силовых ведомств, суда, прокуратуры 55 19,6

Субъекты экономической деятельности 49 17,4Представители политических партий и общественных объединений 22 7,8

Частные лица (в том числе бывшие руководители, представители шоу-бизнеса, актеры) 64 22,8

Кандидаты на выборную должность 14 5Иные лица 17 6Всего 281 100

     Первую группу составили представители органов законодательной и исполнительной власти. Это:     • депутаты и должностные лица Государственной Думы;     • депутаты и должностные лица представительных органов субъектов Федерации;     • депутаты и должностные лица местных представительных органов;     • главы, должностные лица местной администрации;     • президенты (губернаторы) субъектов Федерации;     • администрация Президента РФ (губернатора, мэра), ее должностные лица;     •должностные лица правительств, министерств, департаментов субъекта Федерации.     Вторую группу образовали представители органов управления, силовых ведомств, судов, прокуратуры, избирательных комиссий:     • представители органов управления в социальной и культурной сфере;     • должностные лица министерства обороны;     • должностные лица министерства внутренних дел, его низовых органов, работники милиции;     •должностные лица налоговой инспекции и полиции;     • сотрудники и должностные лица федеральной службы безопасности;

     • судьи общих и арбитражных судов;     • сотрудники органов прокуратуры;     • члены избирательных комиссий.     В третью группу - субъекты экономической деятельности — вошли бизнесмены, предприниматели, руководители и представители различных АО, 000, ЗАО, СП, банков, фирм и т.п.     Четвертая группа — это представители различных политических партий, профсоюзов, религиозных и иных общественных объединений.     Пятая группа — частные лица. Сюда в основном вошли бывшие руководители различных уровней, такие как бывший зам. председателя Комитета по управлению федеральным имуществом Ставропольского края - М. Сысоев, бывший мэр Санкт-Петербурга - А. Собчак, бывший начальник Антимонопольного комитета Москвы — О. Новиков, бывший министр юстиции РФ — В. Ковалев, бывший представитель Президента РФ в Ставропольском крае — А. Кулаковский, бывший президент Мордовии — В. Гусятников, бывший председатель ВГТРК — Э. Сагалаев; известные представители творческого мира, актеры - Вертинские Анастасия и Марианна, И. Кобзон, Бари Алибасов, Лидия Федосеева-Шукшина и др.     Наряду с указанными лицами эта группа представлена рядовыми гражданами, а также теми, кто не указал своего статуса.     Шестая группа — кандидаты на выборную должность.     И последнюю, седьмую группу, составили иные лица, куда вошли журналисты, главные редакторы, адвокат, нотариус и др.     Из приведенного перечня видно, что основной контингент “униженных и оскорбленных”, жаждущих судебной защиты, — это лица, занимающие заметное общественное положение: кандидаты, депутаты, чиновники разного ранга, представители шоу-бизнеса, т.е. те, кто по положению и собственной воле находится в центре внимания прессы.     Сопоставление данных о статусе участников конфликтов в 1996 и 1997 годах показало, что, как и год назад, подавляющее число исков предъявлено лицами, обладающими властными полномочиями, представителями центральной, региональной и местной элиты. Вместе с тем в 1997 году круг лиц, обратившихся к судебной защите существенно расширился. Наряду с должностными лицами достаточно высокого ранга в числе истцов оказались руководители среднего и низового звена, а также лица, утратившие власть и стремящиеся к ней.     Значительно чаще к гражданско-правовой защите стали прибегать и представители политических партий, общественных объединений, различных коммерческих структур.     Кроме того, следует особо отметить возросшее участие в конфликтах со СМИ рядовых граждан. Если в прошлом году монитором было зафиксировано всего 2 таких случая, то в 1997 году их оказалось около 30, т.е. примерно 10 %. Однако, как и раньше, рядовые россияне, не обремененные властью, в числе защитников чести в судебном порядке являются, скорее, исключением, чем правилом.     Обращает на себя внимание, что в прошлом году чрезвычайную активность проявляли бывшие кандидаты на выборную должность. Проиграв на выборах, они бросились на поиски виноватых и обратили свой взор и претензии к СМИ.     Так, кандидат в депутаты местного самоуправления предъявил претензии в судебном порядке к редактору газеты “Наша жизнь” (Нижегородская область) за то, что тот не опубликовал его автобиографию и кандидатскую программу. Сначала он обратился в суд с исковым заявлением о компенсации морального вреда, но затем в ходе подготовительной части судебного заседания истец увеличил свои исковые требования и просил привлечь редактора к уголовной ответственности. Однако обращение в районную прокуратуру не принесло ему желаемого результата. В действиях редактора прокуратура не усмотрела признаков правонарушения.

     Другой бывший кандидат в губернаторы Тюменской области, секретарь Тюменского обкома КП РФ Р. Чартищев подал иск о защите чести и достоинства на газету “Аргументы и факты в Западной Сибири” за то, что в одной из публикаций он был назван капиталистом. По мнению истца, это решающим образом повлияло на результаты выборов. В. Чартищев потребовал возмещения ему морального вреда в сумме 20 млрд. рублей (!).     Еще один истец — бывший кандидат в мэры г. Шарыпово Красноярского края В. Андрианов также полагает, что ответчики — местная телекомпания “Шанс” и старший следователь по особо важным делам УВД Красноярского края — способствовали его поражению на выборах. В качестве компенсации за моральный ущерб В. Андрианов просит взыскать 550 млн. рублей.     С претензией к СМИ за опороченную честь обратились в суд также кандидат в депутаты Муниципального Совета г. Воронежа С. Казбанов, кандидат в мэры города Озерск (Челябинская область) В. Черников, кандидат в депутаты Курганской областной Думы В. Лукин, кандидат в депутаты Законодательного Собрания Свердловской области И. Закимов, бывший кандидат в депутаты Волгоградской областной Думы П. Вагин, кандидат на должность главы администрации г. Брянска Г. Лемешев и др.     Как видим, притязания претендентов на кресло губернатора, мэра, депутата достаточно высоки, и даже такая, казалось бы, безобидная фраза, как “им не привыкать”, показалась Г. Пугачеву, кандидату в депутаты облсовета роковой и вполне достаточной для обращения в суд с иском о защите чести и достоинства и компенсации морального вреда в сумме 30 млн. рублей.     Аналогичный вариант поведения избрал бывший кандидат в губернаторы Нижнего Новгорода Г. Ходырев. Он обратился в суд с иском о защите чести, достоинства и деловой репутации к первому вице-премьеру правительства РФ Борису Немцову и телекомпании “Волга”. Поводом к иску стала переданная в эфире этой телекомпании фраза, сказанная Б. Немцовым во время посещения Саранска. Выступая на встрече с горожанами, Б. Немцов спросил, хотят ли они “видеть губернатором соседней Нижегородской области нормального человека или коммуниста?” Г. Ходырев посчитал подобное заявление оскорбительным и потребовал от Б. Немцова извинения. Решение суда об отказе в удовлетворении иска Г. Ходырев обжаловал в областной суд, который тоже не усмотрел в словах Б. Немцова сведений, не соответствующих действительности и порочащих честь и достоинство кандидата в губернаторы.

Кто является обладателем чести, достоинства и деловой репутации?

     Казалось бы, всем понятно, о чем идет речь, когда говорят о чести и достоинстве. Однако не все так просто.     Как показывает изучение судебной практики, многие претензии к СМИ вызваны неверным толкованием этих ключевых понятий. Иными словами, требует уяснения вопрос, кто является обладателем этих нематериальных благ и вправе претендовать на их судебную защиту в случае нарушения.     Из текста закона следует, что обладателем чести и достоинства может быть только физическое лицо. Этот смысл заложен в ст. 150 и 152 ГК РФ. Это означает, что право на судебную защиту чести и достоинства имеет только гражданин. Государственный орган, общественное объединение, коллектив или группа лиц не являются субъектами этого права.     Между тем на практике суды не только принимают к своему производству такие иски, но и удовлетворяют их. Так, суд первой инстанции, а затем и судебная коллегия по гражданским делам суда Ханты-Мансийского автономного округа удовлетворила иск администрации г. Бе-лоярского (ХМАО Тюменской области) о защите чести, достоинства и деловой репутации к редакции газеты “Белоярские новости”, редактору Т. Прониной и

юрисконсульту О. Макарычевой.     В другом сюжете в качестве истца выступили Государственная Дума, Коммунистическая партия и лично депутат-коммунист Госдумы от Таганрога Н. Борисенко. Они предъявили иск о защите чести и достоинства к газете “Таганрогская правда” и таганрогской организации “Солдатское братство”, оценив моральный ущерб в 900 млн. рублей.     С иском о защите чести, достоинства и деловой репутации к редакции газеты “Брянские известия” обратилось в народный суд Советского района г. Брянска отделение вневедомственной охраны при Дубровском РОВД Брянской области.     Нередко истцы пытаются утверждать, что незаслуженная, с их точки зрения, критика деятельности учреждения автоматически порочит честь и достоинство его руководителя. В своих исковых заявлениях они сетуют на унижение “чести завода”, “чести мундира”, “чести города”, “статуса депутата”.     Так, например, глава администрации одного из районов г. Екатеринбурга С. Черкасов подал иск о защите чести, достоинства и деловой репутации к редакции газеты “МК — Урал”. Иск был связан с репортажем о рейде городского ГАИ по ночному Екатеринбургу, в котором два района города были названы “страной непуганых идиотов”. Оскорбившись за граждан, он обратился в суд за защитой коллективной чести и достоинства жителей всего района, которые избрали его главой. При этом он потребовал взыскать с редакции ни много ни мало 2 млрд. 690 млн. рублей, из расчета по 10 тысяч за каждого жителя района.     В данном случае глава администрации не имел никаких оснований для обращения в суд. Ведь речь в публикации шла о неопределенном круге лиц, единственным объединяющим признаком которых было проживание в указанных районах города. Суду вообще не следовало принимать подобного заявления. Либо истец должен был доказать, что данное высказывание, которое он посчитал порочащим, относится лично к нему.     Здесь речь могла бы идти о престиже или общественном авторитете органа, учреждения, ведомства, объединения, что не равнозначно гражданско-правовому понятию чести и достоинства.     Если распространенные сведения подобного рода не соответствуют действительности, то заинтересованные лица, которые не вправе претендовать на судебную защиту чести и достоинства, могут требовать опровержения сведений в порядке ст. 43 Закона о СМИ. Это различие оказывается довольно существенным по своим последствиям для работников СМИ.     Согласно данным мониторинга, значительное число ошибочных решений допускается в вопросах, связанных с деловой репутацией. Поскольку в ст. 152 ГК РФ нет достаточной четкости в регламентации этого нового института, то создается иллюзия, будто деловой репутацией обладает любой гражданин и любое юридическое лицо.     Анализ сообщений о конфликтах показывает, что за защитой деловой репутации, и подчас не безуспешно, обращаются в суд государственные организации, должностные лица, общественные организации и отдельные граждане, которые не осуществляют коммерческой, предпринимательской деятельности, не участвуют в деловом обороте.     Депутат Государственной Думы заявляет о том, что автор публикации “Жилищный вопрос портит и будет портить депутатов” Н. Архангельская грубо искажает позицию депутата и наносит ущерб его деловой репутации.     О подрыве деловой репутации говорится и в исковом заявлении Президента Башкортостана М. Рахимова к журналу “Подробности”.     Ижевская городская администрация также подала иск на газету “Удмуртская правда” о защите деловой репутации.     А Центральный районный суд г. Новосибирска удовлетворил иск к газете “Момент истины” о защите деловой репутации Управления Федеральной службы безопасности РФ по Новосибирской области.

     Еще один, достаточно типичный пример. Администрация Чеховского района в иске о защите деловой репутации потребовала опубликовать опровержение и выплатить компенсацию морального вреда в сумме 100 млн. рублей. В статье К. Михайлова “Довольно грустные выводы” в еженедельной независимой газете “Самоуправление” содержался ряд сведений о деятельности этой администрации и, в частности, говорилось: “стоят предприятия”, “легла медицина”, “ветераны не имеют лекарств”, “учителя не получают зарплаты”.     Суды, принимая такие иски, упускают из виду, что администрация, осуществляющая власть, не обладает деловой репутацией. Она строит свои отношения на властном подчинении. Сведения, о которых шла речь в публикации, не касаются коммерческой деятельности истцов. Речь шла об осуществлении государственных функций, следовательно, в данном случае администрация не имела права требовать защиты своей деловой репутации.     Необоснованные притязания на судебную защиту “деловой репутации” — частое явление. Любая критика деятельности учреждений, организации воспринимается как сведения, порочащие деловую репутацию.     В этой связи представляется уместным еще раз подчеркнуть, что понятие деловой репутации в гражданско-правовом смысле применимо только к физическим и юридическим лицам, участвующим в деловом обороте. Это понятие не равнозначно, не синонимично понятию служебной или профессиональной репутации, понятию престижа, авторитета и т.п.     Государственные и муниципальные органы, осуществляя властные и управленческие функции, и общественные объединения, выполняя уставные задачи, не являются участниками гражданского оборота, не являются носителями деловой репутации в смысле гражданского законодательства и потому не могут требовать ее судебной защиты.     Наше законодательство рассматривает честь, достоинство и деловую репутацию как личные блага, защищаемые в индивидуальном порядке, и не предусматривает защиты нематериальных благ каких-либо общностей и групп.     Можно понять болезненную реакцию заинтересованных лиц на критические выступления прессы. Однако, если обнародованные сведения не соответствуют действительности, то в описанных случаях возникает право требовать их опровержения без тех тяжких последствий для редакций и журналистов, которые предусмотрены в случаях унижения чести, достоинства и деловой репутации.

Что на самом деле отстаивают “обиженные” в суде?

     Рост числа судебных споров в защиту чести, достоинства и деловой репутации свидетельствует о повышении значимости таких ценностей, как честь, достоинство, доброе имя, о становлении механизма цивилизованного решения проблемных ситуаций в этой сфере. Казалось бы, как хорошо, что в нашей стране наблюдается столь стремительный рост самоуважения граждан.     Однако статус участников конфликтов не оставляет оснований для особого оптимизма и иллюзий по этому поводу, поскольку честь и достоинство защищают в подавляющем большинстве случаев не рядовые россияне, а лица, обремененные властью и влиянием.     Конечно, это не означает, что начальники не должны отстаивать свою честь в судебном порядке. Конституция РФ признает право каждого на защиту своего доброго имени. Несомненно, что и личная жизнь общественных и государственных деятелей должна защищаться как частная жизнь других граждан. Исключение должны составлять случаи, когда те или иные обстоятельства личной жизни государственных и политических деятелей имеют общественную значимость. Каждое должностное лицо, публичный политик должны быть готовы к повышенному, пристальному, а нередко и пристрастному вниманию со стороны средств массовой информации и общественного мнения. К

сожалению, данные о статусе истцов по делам о защите чести и достоинства свидетельствуют о психологической неготовности публичных деятелей к своей общественной роли и низкой политической культуре.     Мировая практика свидетельствует, что суды во многих странах, в отличие от российских, проявляют более высокую терпимость в отношении жестких выражений, если они высказаны в адрес политиков, правительства или органов государственной власти. В нашей стране все еще очевидна неспособность и нежелание многих примириться со свободой мысли, слова, массовой информации.     Нередко срабатывают прежние стереотипы отношений власти со СМИ, стремление управлять, подчинять их своей воле, наказать непокорных, в том числе с использованием такого мощного инструмента, каковым является суд.     Столь многочисленные попытки начальников разных мастей и калибров защищать свое достоинство с помощью судебной власти скорее свидетельствуют об их нетерпимости к критике, инакомыслию и плюрализму, нежели об истинной заботе о своей чести.     Многочисленные иски отражают стремление власть имущих наказать “строптивых”, чтобы неповадно им было, а также в назидание другим. Ведь истец вправе (и пользуется этим сполна!) предъявить самые смехотворные претензии и потребовать компенсации морального вреда в любом размере. Чтобы не быть голословным, обратимся к примерам.     Глава администрации Ульяновской области Ю. Горячев чрезвычайно остро отреагировал на статью В. Разбойникова “Народ не хочет “Народной газеты”. В газете “Известия” автор поставил вопрос: “Куда ушли несколько сот миллиардов товарного кредита для села?” Именно этот вопрос и послужил основанием для обращения губернатора в суд за защитой своей ущемленной чести, а свои страдания он оценил в 50 млн. рублей.     Надо заметить, что Ю. Горячев воспользовался судебной защитой как испытанным средством урегулирования своих отношений со средствами массовой информации. Он уже неоднократно судился с прессой. Монитором зафиксированы его конфликты и в 1996 году, в 1997 году это тоже был не единственный иск.     Еще в одном заявлении, но уже в адрес другой газеты (“Симбирский курьер”) он сетовал на то, что статья “Дело Горячевых” порочит умышленно его честь, достоинство и деловую репутацию, причем “не только как гражданина России, но и как главы администрации и члена Совета Федерации”.     Можно только удивляться, насколько гипертрофированно чувствительна честь губернатора, особенно, если вспомнить массу нерешенных проблем, бедственную социально-экономическую ситуацию в этом регионе, людей, сидящих без зарплаты, пенсионеров без пенсий, которые требуют его внимания и энергичных действий.     Казалось бы, быстрее, эффективнее, логичнее Ю. Горячев мог достичь желаемой цели — восставить честь и доброе имя в глазах общественности, воспользовавшись своим правом на ответ в том же СМИ. Однако предпочтение отдается именно судебному разбирательству. Но уже сам выбор способа выяснения отношений со СМИ через длительные судебные процессы доказывает, что истец идет в суд не за восстановлением своего доброго имени, а с целью проучить или погубить неугодное СМИ.     Другой сюжет связан с депутатом Государственной Думы М. Останиной. Нравственные страдания заставили ее обратиться в суд с иском к мэру г. Прокопьевска, газете “Шахтерская правда”, Городскому радио и телекомпании “TV-Прокопьевск” по поводу “подрыва статуса депутата”. М. Останина оценила моральный ущерб в 100 млн. рублей. Распространенные сведения, по ее мнению, порочат ее деловую репутацию. Возникает вопрос, какая деловая репутация может быть у депутата, который по закону не может заниматься коммерческой деятельностью?     Плодятся и множатся иски к журналистам и редакциям СМИ за критические выступления в адрес различных государственных структур.     Глава районной администрации Жирновского района Волгоградской области

предъявил иск к газете “Маяк” зато, что в публикации сообщалось о фактах нецелевого использования бюджетных денег администрацией района.     За критическое выступление предъявил иск глава администрации г. Краснотурьинска В. Михель к редактору и учредителю газеты “Вечерний Краснотурьинск”.     Аналогичный способ реагирования на критику избрал и глава администрации Советского района г. Брянска В. Тулупов. Он предъявил иск к газете “Брянские известия”. По заключению юриста регионального Центра, суд, принимая решение, не уделил внимания фактам, изложенным в статье, которые действительно свидетельствовали о превышении В. Тулуповым служебных полномочий. В суд не были приглашены свидетели, которые располагали информацией о нарушении им жилищного законодательства, их усмотрел в действиях В. Тулупова и прокурор. Несмотря на очевидную необоснованность претензий истца, суд вынес решение об опубликовании опровержения и возмещении морального вреда. Вместо принятия мер к устранению нарушений в деятельности администрации к ответственности привлекается журналист, посмевший сказать на страницах газеты о неблагополучии в регионе.     Глава администрации Тацинского района Ростовской области предъявил иск к редактору газеты “Районные вести” Б. Григорьеву с требованием, возмещения морального вреда в 200 млн. рублей (это к районной-то газете!) только за то, что Б. Григорьев неодобрительно отозвался об избрании главы на эту должность. Публикатор понес наказание за высказанное мнение, что противоречит и Закону о СМИ, и Конституции РФ, ибо каждый имеет право на свободу мысли и самовыражения.     Таким образом, вновь и вновь мы сталкиваемся с инверсией ответственности, когда реально существующие недостатки в деятельности органов власти, вызывая критические публикации, оборачиваются для их авторов и редакций многомиллионными исками. Выходит, что не факты нарушений со стороны чиновников становятся объектом разбирательств, а только то, что о них сказано прилюдно. Нарушители не только не отвечают за свои “грехи”, а еще и получают компенсацию за моральный вред. Публикации критических материалов становятся началом длительной, изнурительной, неравной борьбы работников СМИ с героями публикаций.     Таким образом, рассмотренные и многие другие конфликты свидетельствуют, что заинтересованные лица все чаще используют иски в качестве инструмента давления на СМИ. Посчитавшие себя униженными, охотно, даже по самому малому поводу, идут в суд, не пытаясь разрешить спор в досудебном порядке (право на ответ, опровержение). Легкость использования такого варианта реагирования на публикации, как обращение в суд, свидетельствует о высокой степени уверенности истцов, что суд будет на их стороне.     Камнем преткновения и для судей и для журналистов является правильное определение информационной природы опубликованного или переданного в эфир материала. От этого зависит его юридическая оценка, квалификация и правовые последствия для редакции или автора. Имеющиеся на этот счет рекомендации отдельных авторов и состоявшиеся судебные решения не вносят необходимой ясности в этот вопрос. Как известно. Конституционный суд РФ по жалобе А. Козырева не нашел возможности высказаться по данному поводу, сочтя это обязанностью Пленума Верховного Суда РФ. Однако, никаких разъяснении с его стороны до сих пор не последовало.     Отошлем читателей к проведенному Фондом исследованию (см. книгу: “Понятие чести, достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и средств массовой информации”. Фонд защиты гласности, М., 1997).     Авторы исследования пришли к выводу, что сама постановка вопроса о разведении факта и мнения является некорректной. Различать следует не факт и мнение, а события и оценки. Само понятие факта весьма многозначно и употребляется в словесном обиходе довольно беспорядочно. В этой связи вспоминается парадоксальное, на первый взгляд, заявление одного из героев пьесы К. Тренева: “Это, товарищи, не факт. Это на самом деле так было!”

     Строго говоря, факт — это знание о чем-либо, достоверность которого доказана. В текстах СМИ мы прежде всего имеем дело не с фактами, а с сообщениями, известиями, высказываниями о каком-либо событии, явлении, предмете. Но это еще не факт, а лишь “строительный материал” для него или, как называют авторы, “фактообразующая” (фактуальная) информация, последующая проверка которой либо создает факт (истинное знание о чем-то), либо информация отвергается как недостоверная, ложная.     Но в материалах СМИ содержится также информация иного рода. Это — мнения, оценки, интерпретации, которые по своей природе недоступны непосредственной проверке (верификации) путем сопоставления с действительностью или доказыванию посредством свидетельств и документов.     Это так называемая оценочная информация. Ее содержание вообще не способно образовать факта. Хотя фактом могут быть само публичное выступление или публикация, подтвержденные надлежащим образом.     Закон о СМИ (ст. 43) и Гражданский кодекс РФ (ст. 152) говорят об ответственности за распространение сведений, не соответствующих действительности, однако понятие “сведения” может иметь двоякий смысл.     Сведения как сообщения о каком-либо событии, процессе, явлении, происшедшем в прошлом или происходящем в настоящее время, в конкретных условиях места и времени, могут быть или истинными, или ложными (истина всегда конкретна). Такая фактуальная, событийная (бытийная) информация либо соответствует, либо не соответствует действительности. За это несоответствие публикатор несет ответственность.     Иначе обстоит с оценочной информацией. Выраженные в ней мнения, оценки, убеждения, также как идеологии, теории, концепции, программы, планы, прогнозы и пр., по своей сущности не могут быть истинными или ложными, не могут соответствовать или не соответствовать действительности. Они могут быть ценными или вредными, правильными или неправильными, обоснованными или необоснованными, убедительными или спорными, прогрессивными или реакционными и т. п.     За высказанные идеи и мнения, оценочные суждения публикатор не несет ответственности, ибо по Конституции РФ каждый имеет право на свободу самовыражения, на свободу мнений и убеждений, за исключением случаев, когда их распространение прямо запрещено законом (см. ст. 4 Закона о СМИ).     Поэтому идеи, мнения, оценки не могут быть опровергнуты по решению суда как не соответствующие действительности. Они оспариваются в порядке полемики, то есть ответа (реплики, комментария) в том же средстве массовой информации, как это предусмотрено ст. 46 Закона о СМИ.     На практике же по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации нередко происходит подмена предмета спора. Суды, вместо возложения на СМИ обязанности опубликовать ответ истца, обязывают опровергнуть высказанные оценки и мнения, выплатив компенсацию за моральный вред. Идеи же не опровержимы, а оспоримы.     Поэтому многочисленные дела по искам общественных деятелей и организаций, обиженных оценкой исповедуемых ими взглядов как фашистских, принципиально неверно разрешены судами в пользу истцов.     Мы полагаем, что иски о защите чести и достоинства лиц, названных фашистами (равно как коммунистами, анархистами, монархистами и пр.) и требования об опровержении высказанных в СМИ критических оценок той или иной идеологии либо политики, равно, как и критические оценки судебных решений, не подлежат удовлетворению и, может быть, вообще не должны приниматься к судебному рассмотрению. Ибо таким путем ограничивается свобода слова, критики, свобода политических дискуссий и средств массовой информации, что противоречит Конституции РФ и международно-правовым актам.     Описание события и изложение мнений в текстах чаще всего бывают слитны, взаимосвязаны, на первый взгляд, неразличимы. Поэтому дифференциация фактуальной и

оценочной информации в некоторых случаях — дело очень непростое, требует квалифицированного анализа и надлежащей подготовки. Методика такого “текстологического” анализа нуждается в специальной разработке. Необходимы и давно ожидаемые руководящие разъяснения Верховного Суда РФ по этим вопросам.

Заключение

     Роль суда, призванного быть независимым, мудрым, справедливым арбитром в решении споров, связанных с деятельностью СМИ, чрезвычайно значима. Здесь перед судом стоит нелегкая задача обеспечить своим решением реализацию конституционных принципов защиты прав личности, с одной стороны, и свободы информации, с другой.     Анализ позиций суда и судей, принимаемых им решений свидетельствует, что далеко не всегда им удается выполнять свои обязанности безукоризненно.     Связано это с новизной, неполнотой и противоречивостью информационного законодательства, отсутствием руководящих разъяснении по многим вопросам судебной практики.     Сказывается низкий профессиональный уровень судейских кадров. Большинство судей не имеют необходимого опыта работы, это и проявляется при разрешении информационных конфликтов. Выше были рассмотрены наиболее типичные и распространенные ошибки, которые допускают судьи, рассматривая дела этой категории. Напомним о них.     Прежде всего, значительную часть дел судам вообще не следовало бы принимать к своему рассмотрению. Таковы исковые заявления о защите чести и достоинства, которые предъявляются государственными органами, учреждениями, организациями. Мы уже говорили, что обладателями этих нематериальных благ могут быть только физические лица, граждане. Между тем суды не только принимают эти иски, но и удовлетворяют их.     Далее. Многочисленные ошибки допускаются при решении споров о деловой репутации. Суды принимают и удовлетворяют иски, в которых в качестве истцов выступают государственные органы, бюджетные организации, общественные деятели, депутаты, кандидаты на выборную должность, прокуроры, судьи, одним словом, те, кто и не участвуют в деловом обороте, и не могут обладать деловой репутацией. А это, на наш взгляд, противоречит существующему законодательству.     Столь же типичны ошибки о компенсации морального вреда юридическим лицам, которые не могут и не должны рассчитывать на такую компенсацию, поскольку физические и нравственные страдания может испытывать только человек, физическое лицо, а не организация или учреждение и т.п.     Еще одним камнем преткновения для судебной практики был и остается сложнейший вопрос о разграничении факта и мнения, от правильного разрешения которого зависят судьбы дела и ответственность публикатора.     В дополнение к сказанному стоит еще раз обратить внимание на чрезмерную “чувствительность” и “уязвимость” судей к выступлениям средств массовой информации.     Конечно, не все плохо в деятельности судов по делам СМИ. Об этом свидетельствует подавляющее большинство совершенно правильных и справедливых решений в случаях действительных нарушений со стороны редакций и журналистов, о чем сказано в предыдущем разделе настоящего исследования. Более того, в мониторе зафиксирован ряд решений, в которых суд, разобравшись в хитросплетениях конфликтов, защитил работников СМИ от необоснованных претензий и притязаний к ним.     И все же анализ результатов мониторинга нарушений, связанных с деятельностью СМИ, зафиксировал слишком облегченный и упрощенный подход к разрешению судами информационных конфликтов, необоснованное возложение на СМИ ответственности за мнимые правонарушения и даже многочисленные случаи использования судов для давления, а нередко и удушения неугодной газеты или устранения ненавистного

журналиста.     Отмечено также, что журналисты, не обладая необходимым объемом правовых знаний в своих выступлениях, подчас искаженно представляют деятельность судов, ход и результаты судебных процессов, высказывают юридически некомпетентные суждения и оценки, неверно ориентирующие читателей, деформирующие их правосознание, допускают некорректные выпады в адрес судей, умаляя авторитет судебной власти.     Подтвердилось, что нынешнее положение и взаимоотношение масс-медиа и судебной власти не соответствуют потребностям реформируемого общества. Они слабо противостоят бесчисленным нарушениям прав граждан, преступности, повсеместному распространению правового нигилизма и, как показано, в своей деятельности часто сами допускают правонарушения, в том числе и по отношению друг к другу.     Результаты мониторинга подтвердили, что проблема “Масс-медиа и судебная власть” требует рассмотрения с более высокого уровня социальных обобщений и в более широком контексте правовой политики, построения гражданского общества и демократического государства. Фонд защиты гласности инициирует такое рассмотрение проблемы настоящим исследованием.

РАЗДЕЛ VI.

НЕКОТОРЫЕ СООБРАЖЕНИЯ НА ТЕМУ “ЧТО ДЕЛАТЬ?”

     Результаты нашего исследования не вызывают оптимизма. Однако впасть в прострацию или дать взять над собой верх чувству безнадежности мешает, пусть и не самое плодотворное, но надежное ощущение дна пропасти, которой достигла исследованная нами проблема. Хуже уже быть не может и тут меня не собьет никакой записной оптимист со своим многообещающим:     - Будет! Будет еще хуже!     Со дна этой пропасти необходимо выбираться, и все пути для этого хороши, кроме одного: ждать у государственного моря погоды. Увы, высокие государственные институты заняты другими, более срочными или более актуальными с их точки зрения катастрофами, поэтому выбираться придется самим, всем миром, медленным трудом, не надеясь на манну небесную.     Ближайшим доказательством, что это возможно, служит сам факт проведения этого непростого исследования: малая общественная организация смогла задумать и осуществить его, найдя для этого и средства и помощников, в том числе и в государственных структурах.     Психологическая сложность предстоящей работы прежде всего именно в этом: преодолеть внутреннее убеждение, что, во-первых, при такой запущенности проблема непосильна, а, во-вторых, каждый из тех, кто это предубеждение преодолеет, должен будет в самом себе преодолеть еще и те самые стереотипы по отношению к одной или к обеим корпорациям: и судейской, и журналистской, — о которых столько сказано в вышерасположенных разделах исследования. Для кого-то существует и “в-третьих”, с чего, может быть, придется начать: победить в себе недоверие к данным, полученным неуполномоченной общественной организацией.     Профессионалы-юристы и социологи, которые задумывали, проводили эту работу, обсчитывали и анализировали полученный материал, поручили заключительную главу писать мне — не юристу и не социологу — в надежде, что недостаток знаний мне удастся восполнить известной долей оптимизма, присущего дилетанту, тем более, что некоторый опыт такого рода работы у возглавляемого мною фонда, его друзей и соседей действительно имеется.

     Но и мне пришлось преодолевать в себе, как сказано у Давида Самойлова:     Обычное чувство пустого неверья     В себя, что всегда у поэтов за дверью     Смеется в кулак и настойчиво трется,     И черт его знает — откуда берется!     Мне вспомнилась обширная аудитория подмосковного пансионата, где около двухсот судей со всей России молча и, как мне тогда показалось, с каменной отчужденностью встретили мою пламенную речь о необходимости этого самого исследования и возможном использовании его результатов.     Пришлось напомнить себе, что тем не менее около ста судей дотошно заполнили предложенную им анкету сразу после этой, не снискавшей одобрения, речи.     И многочисленные, а потому, естественно, более привычные аудитории журналистских сборищ с живыми, реагирующими на шутку или лихое словцо лицами, в которых мне не раз приходилось убеждаться, что толку от твоего выступления практически никакого и то, что под аплодисменты, пока они еще звучат, влетело в одно ухо, вылетает из другого.     Журналистов пришлось понукать несколько месяцев, чтобы собрать достаточное для исследования число анкет. Зато среди тех, кто заполнил в конце концов анкеты, оказался не один десяток журналистов с законченным юридическим образованием — а это, согласитесь, неплохой стартовый капитал.     Вспомнил я и то, что на конференцию, посвященную обсуждению книги “Честь, достоинство, клевета, оскорбление и ненормативность в текстах права и средств массовой информации” пришли многие судьи и многие журналисты, и при всех сложностях взаимопонимания мы все-таки сумели принять совместное обращение к законодателям и Верховному Суду по поводу выявленных и в книге, и непосредственно на конференции недостатков действующего законодательства.     Ну и, наконец, не совсем же атрофировалось в бескрайних российских просторах, пусть презираемое русскими сказками и былинами, пусть какое ни на есть, но чувство самосохранения. Не на уровне сознания, так хоть на уровне инстинкта! Оно сегодня спасительно, его только чуть-чуть переориентировать — и оно начнет работать, распространяясь с отдельной человеческой жизни и судьбы на отдельную человеческую профессию и сообщность.     По основной своей профессии я — кинорежиссер, и два десятка снятых фильмов научили меня главной сути нашего режиссерского дела: “из безвыходного положения всегда есть выход, его только надо найти”. Применительно к данной проблеме этих безвыходных положений ровно столько, сколько нас с вами, авторами, читателями и “героями” этой книги. Даже больше: есть еще безвыходные положения на уровне “нашего города”, “нашего региона”, “нашего начальника”, “наших коллег”. А если подняться выше, то и на уровне “нашей судебной системы”, “наших новых и старых журналистских традиций”, “нашего законодательства”, “наших властей первой и второй ветвей” — каждый из вас легко дополнит этот список “безвыходностей”.     Ну что ж, значит, перед нами многоуровневая проблема или, если кому-то больше нравится метафора — многоэтажный лабиринт с повсеместно запертыми дверьми, к которым необходимо отыскать ключи. Иногда ключи от одной двери подходят, а иногда не подходят к другой, зато двери можно открывать на любом уровне проблемы или этаже лабиринта — любая открытая дверь добавит свежего воздуха. Так и хочется процитировать Станислава Ежи Леца: “Боже, как душно! Откройте окно, пусть на улице тоже почувствуют”.     Поскольку все категории респондентов согласились с тем, что первоочередная задача журналистики — информировать, начнем с того, что вызывает меньше всего разногласий: с информации о...     Почему бы наряду с существующей практически в каждой газете, не говоря уже о радио и теленовостях, рубрикой или колонкой “происшествий” или “криминала” не

ввести колонку “сегодня в суде” (нашего района, города, областного центра и т.д.)?     Почему в программах повышения квалификации судей в системе Правовой академии не предусмотреть спецкурс “Судья как источник необходимой обществу информации” или “Проблемы взаимодействия судов и прессы”?     Почему чуть ли не в каждой конторе “рога и копыта” имеется пресс-служба, а ни в одном суде России ее нет? Нет средств у государства? Не надо. На первых порах можно обойтись без бюджетных средств. Любая журналистская организация, в том числе и отдельное СМИ, может подать заявку в благотворительный фонд, дающий средства на строительство гражданского общества с предложением создать “Общественный пресс-центр при областном (городском и т.д.) суде”. Единственное условие — это должна быть акция одной организации в интересах всех вместе. В качестве обоснования нужности проекта предлагаю вручать ту самую книгу, которую вы держите в руках. Эту же акцию может, по своей инициативе, осуществить и любой суд. За год-два практика таких общественных пресс-центров может убедить государство раскошелиться скорее, чем стоны и призывы.     Между прочим, как минимум одна дверь на этом уровне уже открылась: с октября 1998 года начинает выходить ежемесячно “Судебные новости: обозрение” (тел/факс: (095) 209-17-13, e-mail: aci@mn.ru). У обозрения пока двадцать пять корреспондентов в разных регионах России, пробный выпуск осуществлен в июле.     Верховный Суд, Высший арбитражный суд совместно с Союзом журналистов России могли бы проводить ежегодный конкурс на лучший материал о суде и о судье. Причем на чествование приглашать не только победителя-журналиста, но и героя-судью. Это же можно делать и на любом региональном уровне — важно только итоги подводить максимально публично, чтоб все знали, что это престижно.     Если так расходятся взгляды судей и публики на воспитательную функцию журналистов — придать эту воспитательную функцию не журналистам, а именно прессе, причем осуществлять ее в прессе силами самих судей. А журналистам сохранить свое гордое информационное достоинство, сообщив, что эта статья или этот комментарий принадлежат перу судьи такого-то и дать небольшую справку, почему именно к судье и конкретно к этому средство массовой информации обратилось.     Необходимы большие, развернутые аналитические статьи, посвященные жизни судейского сообщества — Совету судей. Квалификационным коллегиям, людям, которых туда выбрало судейское сообщество, доверив им право быть “судьей судей” в вопросах профессиональной чести. И здесь главное не скандальность прецедентов, а тщательный анализ самых деликатных вопросов практики и поведения судей. Может быть, пару раз прочитав, насколько глубоко и беспристрастно решают эти коллегии судьбы своих товарищей-коллег, кто-то лишний раз не станет всуе говорить о безнаказанности судейского произвола?     Я уже и сам, вместе с читателем, испытываю зуд перебить себя вопросом: да кто же это все будет делать, а если есть такие, так что ж они до сих пор...     Во-первых, они и были и есть. Горжусь, что и сам я и наш Фонд имели честь стать соучредителями Гильдии судебных репортеров — профессионального объединения журналистов, пишущих на юридические темы. Гильдия существует второй год, и ею уже сделано немало полезного: поиск региональных коллег, не просто пишущих о суде, но делающих это честно, талантливо, юридически квалифицированно; семинары, где повышают именно этот юридический аспект своих знаний журналисты из столицы и регионов; “Агентство судебной информации”, о котором уже шла речь — тоже проект Гильдии, наконец, пусть не очень удачно — первый блин — ничего не поделаешь, но Гильдия и наш Фонд провели “Школу журналистики для молодых юристов” в Московской государственной юридической академии, где помогали начинающим юристам преодолеть страх чистого листа, научиться говорить просто о сложном и пользоваться всем богатством русского языка, а не только юридическими формулами.

     Есть и разворачивающий свою деятельность “Российский фонд правовых реформ”, в программах которого немалое место занимает юридическое образование региональных журналистов, популяризация через СМ И позитивного опыта работы юристов, в первую очередь судей. Фонд к нам пришел на помощь при завершении работы над этим исследованием, и мы рассчитываем на него, в дальнейшем планируя использовать полученные результаты для позитивных сдвигов во взаимоотношениях судебной власти и журналистского сообщества.     Словом, кое-какой опыт есть, и им готовы поделиться и Гильдия, и оба фонда. Но это капля в море.     Необходимо вводить спецкурсы по информационному праву в юридических и журналистских вузах. У журналистов, насколько мы знаем, такой курс введен примерно в одной трети журналистских школ России. У юристов — только в двух.     Необходим учебник по этому предмету и кое-какие предпосылки к его созданию уже имеются. В частности, заслуживает внимания опыт Центра “Право и СМИ” при факультете журналистики МГУ, где два выпуска совместной школы для студентов-юристов и журналистов уже состоялись и дали серьезный результат: судите сами — трое выпускников этой школы работают у нас в Фонде защиты гласности, несколько человек — в самом Центре, что свидетельствует о растущем интересе молодых к информационной сфере и ее правовому регулированию и их определенной квалификации.     Понятно, что когда ситуация напоминает старую шинель Акакия Акакиевича, когда каждая попытка собрать редеющую ткань в одном месте обнажает множественность соседних дыр, возникает чувство безнадежности и желание сменить и шинель и портного. Тем не менее, приведенные примеры доказывают, что найти опору можно, что и в информационном и в образовательных аспектах решения существуют, образцы этих решений доступны, и нужно только желание, воля и сознание полезности любых приложенных усилий. Возникает эффект лягушки, которая сбила масло в отличие от подруги, безвольно утонувшей в сливках.     Но сбивать масло, предпринимать усилия, перенимать опыт, придумывать свое можно только в соответствующей атмосфере. Здесь я вступаю в область преодоления инерции корпоративных стереотипов, инерции общественного мнения, в область, которая, как никакая другая, трудно поддается измерениям, и потому предлагаемые меры могут показаться особенно дилетантскими и наивными. Хотя некоторые из них тоже имеют за собой опыт практического применения.     Хочу в связи с этим напомнить один из выводов по контент-анализу публикаций СМ И о судах и судьях: “... по изученным материалам не было выявлено заметной конфронтации между судьями и журналистами. Скорее можно говорить о том, что взаимодействие (особенно конструктивное) между ними сведено к минимуму: они как бы существуют в разных измерениях и имеют очень мало точек соприкосновения”.     Итак, поиск точек соприкосновения.     В 1988 году мне довелось участвовать в первой массовой встрече советских и американских артистов, журналистов, интеллектуалов в рамках программы “Диалог”. Мы с американцами показывали друг другу фильмы, плакаты, карикатуры времен холодной войны, где мы изображали друг друга. Вот уже где, воистину, мы, смеясь, расставались с собственным прошлым. Стереотипы разрушались на глазах от простой встречи — сравнения их с реальными живыми людьми. Не могу поверить, что этот простейший способ неприменим для преодоления взаимного предубеждения между двумя профессиональными корпорациями. Есть и более близкий пример, подтверждающий, что такой подход работает: за последние два года мы провели 16 региональных семинаров для прокуроров и журналистов с задачей преодолеть взаимное неприятие и недоверие и попытаться выработать единые правовые подходы к информационным конфликтам. Буквально на голом месте возникли нормальные человеческие контакты между прокурорами и журналистами. Такие семинары можно было бы проводить и с судьями,

если... если судьи на них придут.     Здесь и далее мне придется апеллировать к лидерам и руководителям судейского сообщества, которое по сути своей намного более иерархично, чем журналистская относительная вольница. Без первого шага, осознанно сделанного навстречу руководителями суда субъекта федерации, области, города, района, процесс не стронется с места.     Наши польские друзья, столкнувшись энное количество лет назад с подобной проблемой, сделали весьма своеобразный, но, как оказалось, весьма действенный шаг: первый польский уполномоченный по правам человека, известнейший юрист Эва Лентовска открыла нечто вроде салона, где встречались судьи и журналисты. Там знакомились, “обнюхивались”, обсуждали различные общие темы, находили общий язык или тональность диалога и главное — переставали подозревать друг друга в непорядочности или предубежденности. Уважаемый омбудсмен, к тому же дама, отказаться от приглашения было как-то неловко. Сработало.     Но это, скажете вы, в Польше, да к тому же трудно себе представить господина Миронова — нашего нынешнего уполномоченного — в роли Эвы. Но ведь это как посмотреть. Если признать задачу первостепенно важной, то, как говорится, “есть женщины в русских селеньях...”.     Таким местом встречи могла бы быть и администрация, и законодательное собрание, и общественная организация, и местная телекомпания, и крупнейшая региональная газета. Мы уже связались с польским Хельсинкским комитетом и в ближайшее время надеемся получить программу г-жи Лентовской по работе с журналистами и судьями — обращайтесь, кто захочет попробовать.     Без всякого салона, по инициативе любой из сторон можно было бы организовать хотя бы несколько — не найду лучшего слова — экскурсий для руководителей региональных СМИ в суд, для руководителей региональных судов — в СМИ.     Есть, наконец, и Московский клуб юристов, место уже, что называется, “прикормленное”, где и председатели Верховного Суда и Арбитражного суда бывают, и руководители Гильдии судебных репортеров не чужие. Клуб вручает свои ежегодные призы лучшим юристам страны, в том числе и судьям. Однако кто вспомнит, кому из судей был он присужден в 1998 году? Может быть, осознав важность проблемы, клуб юристов создаст специальную программу таких встреч, с прицелом на отстрел стереотипов?     Я думаю, что и для стратегов зарубежных благотворительных фондов настало время пересмотреть некоторые свои программные приоритеты, где средства по ведомству “судебной реформы” и ведомству “укрепления свободы слова и СМИ” лежат пока в разных карманах, лишая шансов на поддержку такие “межведомственные инициативы”, которые только и могут помочь одолеть лежащую перед обществом проблему. Я подозреваю, что такого рода инициативы могли бы найти поддержку, в том числе и финансовую, у адвокатских коллегий и объединений нотариусов, у здорового частного бизнеса, реально заинтересованного в том, чтобы в стране был уважаемый суд и здравая пресса.     Но никаких серьезных изменений нельзя ожидать, если не будут развязаны узлы конфликтных отношений между судом и СМИ, о которых подробно рассказано в пятом разделе настоящего исследования. Не будет стоять стол о четырех ножках, если две из них — под столом — продолжат пинать друг друга почем зря. И развязывать эти узлы необходимо как на уровне законодательном, так и на уровне законоприменительном.     Существующее законодательство, регулирующее информационную сферу ненадежно, несовершенно, открыто для превратных толкований. Неясное в нем объясняется через неопределенное: общепринятыми нормами названо то, что каждый волен трактовать по-своему. Используемые понятия, такие, например, как деловая репутация, вообще не имеют четкого обоснования.

     Требуется проведение авторитетной юридической экспертизы хотя бы на уровне понятийного аппарата. Основа такой экспертизы уже заложена исследованием “Понятие чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и средств массовой информации”. Исследование, проведенное группой уважаемых психолингвистов совместно с Фондом защиты гласности, четко выявило слабые места законодательства, а проведенная вослед этому исследованию конференция, в которой участвовали и юристы-теоретики, и судьи, и адвокаты, и работники Думы, и исследователи СМИ, выработала конкретные предложения по совершенствованию законодательной базы. Приведу лишь несколько:     “Как должны быть разграничены понятия чести и репутации? Я не усматриваю между ними никакой разницы, это, по сути, — синонимы. А вот дефиницию понятия “деловая репутация” давать необходимо. Деловая репутация должна истолковываться в гражданско-правовом смысле и распространяться на физических и юридических лиц — субъектов коммерческой, предпринимательской деятельности, участников делового, торгового оборота”.     “Статья 151 ГК определяет моральный вред как физические или нравственные страдания. Понятно, что таковые может испытывать только живой человек. Но пункт 7 следующей 152-й статьи ГК говорит о том, что “правила о защите деловой репутации гражданина соответственно применяются к защите деловой репутации юридического лица”. Соответственно чему? Здравому смыслу или потребности наказать щелкоперов да пожестче?”     “Право на возмещение морального вреда есть право униженных и оскорбленных, а не тех, кто идет в суд для того, чтобы получить рекламу, получить голоса...”     “Статья 152 ГК озаглавлена “Защита чести, достоинства и деловой репутации”. Между тем, содержание статьи значительно уже, поскольку речь в ней идет только о распространении фактических сведений, не соответствующих действительности, т.е. “диффамации”. Таким образом, заголовок статьи создает у потенциальных истцов, а иногда и у судей ложное представление о том, что и оценочные суждения подпадают под ее действие, поскольку они также (а может быть и в большей степени) задевают честь и достоинство лица или организации”.     “Есть нормы настолько несовершенные, настолько каучуковые, что издержки от их применения перевешивают пользу, получаемую от изобличения действительно виновных”.     “В законе прямо сказано, что оно должно быть выражено в неприличной форме. Да, является оскорблением, но не уголовно наказуемым”.     “Исследование соответствия действительности нередко, если не сказать всегда, подменяется исследованием оценок, данных в публикации. В судах почти никогда не рассматривается семантика и прагматика текста и мотивы написания, чьи интересы отстаивает журналист, был ли умысел унизить и опорочить объект журналистского внимания”.     “В законе можно было бы дать определение таким понятиям, как “общественный интерес”, в целях защиты которого можно поступиться общими правилами и продвинуться несколько дальше в сферу частной жизни. Можно было бы попытаться сформулировать понятие “общественный деятель”, “публичный политик” и т.д., т. е. очертить круг тех субъектов, чья профессиональная деятельность и даже какие-то аспекты частной жизни должны быть более открыты для общества, а стало быть, и для журналистов”.     И вот, вместо того, чтобы думать над непростыми вопросами, которые ставит практика, законодатели устраивают пышные презентации юридического винегрета, пополам с неудовлетворенными амбициями, каковыми является проект закона Кобзона-Боканя “О конституционном праве граждан РФ на защиту чести и достоинства...”, который без слез нельзя читать, его можно только петь.

     Видимо, рассчитывать на скрупулезную законотворческую работу со стороны Комиссии Думы по информационной политике и связи не приходится. Значит, необходимо создать инициативную группу, которая составит проект закона о поправках к Уголовному и Гражданскому кодексу, а также к нескольким статьям Закона о СМИ, и общими усилиями юристов и журналистов лоббировать эти поправки, как чрезвычайное, жизненно важное условие нормализации отношений между судебной властью и средствами массовой информации.     Хотелось бы, чтобы и Верховный Суд обратил, наконец, внимание на опасность, которую сегодня представляет собой судебная практика по делам СМИ. Мы неоднократно обращались в Верховный Суд, предоставляя в его распоряжение статистику, мониторинг конфликтов, результаты исследований и обсуждение их виднейшими правоведами, в ответ нас снисходительно похлопывали по плечу, сообщая в ответных письмах затхлые общеизвестные нормы действующего законодательства. Такое ощущение, что репутация Верховного Суда столь безупречна, а принятые им разъяснения в области информационного законодательства столь аргументированы и всеобъемлющи, что он может взирать с олимпийским спокойствием на явную ущербность правоприменения законодательства и своих собственных постановлений по принципу: все идут не в ногу — только один Верховный Суд идет в ногу, причем не оглядываясь на пройденное.     Как сказал на той же уже поминавшейся конференции член Судебной палаты по информационным спорам: “Вариантов тут два. Либо осуществить “ремонт” ст. 152 ГК России (и других — сопутствующих) силами наших парламентариев, либо пойти по пути ее надлежащей трактовки — разъяснении в форме новой редакции постановления № 11 Пленума Верховного Суда России. Последнее, на мой взгляд, предпочтительнее. Прежде всего по критерию большей оперативности и, смею надеяться, большей профессиональности “ремонтников”. Его бы устами да мед пить.     Но третьего на самом деле не дано. Нельзя заключить всеобщий мир, если вдоль всей пограничной линии соприкосновения интересов судейской корпорации и журналистского сообщества идет партизанская война по неизвестным правилам.     У мучительно рождающейся российской демократии есть всего два, пусть номинальных, но достижения: свободная пресса и независимый суд. Да, и то и другое звучит сегодня как преувеличение, и то и другое в кризисе, на переломе, того и гляди все может повернуться вспять. Судейская и журналистская корпорации тем более заинтересованы в поддержке друг друга. Речь идет не о сговоре, а о выработке правил игры, играя по которым, они могли бы помочь друг другу избежать главных опасностей сегодняшней стадии развития российского общества: безнаказанности лжи и беззащитности правды. Честная пресса и честный суд заинтересованы в этом больше, чем кто-либо. У нас еще есть шанс. Было бы обидно его упустить.     P.S. В день завершения работы над последним разделом исследования к нам поступило письмо, свидетельствующее, что “лед тронулся” и Высший арбитражный суд, по крайней мере, недвусмысленно и конструктивно за информационное сотрудничество своих региональных коллеге СМИ.     Грех был не закончить нашу печальную повесть этой оптимистической нотой. Поэтому в заключение — публикуем полный текст письма г-на Яковлева.

Письмо Председателя Высшего арбитражного судапредседателям федеральных арбитражных судов округов,

арбитражных судов субъектов РФот 27 мая 1998г. № С1-7/С1-392

О некоторых вопросах работы арбитражных судов Российской Федерациипо взаимодействию со средствами массовой информации

     Становление и упрочение судебной власти в государстве во многом зависит от состояния общественного мнения по данному вопросу. Средства массовой информации, выполняя информационную функцию, являются одновременно и каналом выражения общественного мнения, и способом его формирования.     Ознакомление с работой некоторых арбитражных судов Российской Федерации показывает, что постоянное внимание к вопросам сотрудничества с СМИ способствует укреплению законности и предупреждению правонарушений в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности.     Отмечая в этой связи важность и необходимость укрепления деловых связей со средствами массовой информации в целях объективного, профессионального и юридически грамотного освещения ими деятельности арбитражных судов,ПРЕДЛАГАЮ:      Арбитражным судам Российской Федерации повсеместно налаживать и укреплять деловые контакты со средствами массовой информации и конкретно с журналистами, специализирующимися в своих выступлениях на экономико-правовой тематике, в том числе на освещении экономических споров в арбитражных судах.     При этом следует учесть, что в г. Москве приступило к работе Агентство судебной информации, учрежденное при поддержке Всероссийского совета судей, Конституционного, Высшего арбитражного суда и Верховного Суда Российской Федерации под эгидой Российского фонда правовых реформ. Работа агентства строится на сборе в регионах квалифицированными журналистами сведений о деятельности судов с последующей передачей материалов в центральное бюро в г. Москве. Здесь она систематизируется и готовится к включению в дайджест судебной информации с дальнейшим распространением в СМИ.     Следует отметить предпочтительность контактирования арбитражных судов с журналистами из Агентства судебной информации, не ущемляя при этом прав корреспондентов из других изданий и агентств.     С этой целью необходимо в каждом арбитражном суде Российской Федерации:     1. С учетом имеющихся возможностей возложить на одного или нескольких специалистов обязанность по непосредственному постоянному сотрудничеству с СМИ.     2. Обеспечить возможность ознакомления журналистов со временем проведения судебных заседаний по конкретным спорам, представляющим интерес для СМИ.     3. Предоставлять возможность журналистам, присутствующим в зале, вести записи по ходу судебного процесса. При этом следует иметь в виду, что фото-, кино- и видеосъемка в зале суда могут производиться только по разрешению председательствующего по делу, который вправе продлить ранее определенное время для съемок или разрешить ее проведение непосредственно в ходе заседания. В то же время съемка не должна влиять на объективное ведение заседания и свободу волеизъявления участвующих в деле лиц.     4. Выдавать журналисту судебный акт, вступивший в законную силу, по просьбе руководства редакции или агентства, интересы которых он представляет. В исключительных случаях с согласия лиц, участвовавших в деле, и при наличии ходатайства руководства редакции или агентства журналист может ознакомиться с иными материалами дела, рассмотренного в судебном заседании. Просьбы СМИ о предоставлении материалов нерассмотренных судебных дел удовлетворению не подлежат.     5. Ввести в практику работы суда систематическое отслеживание и анализ публикаций в печати, а также материалов передач телерадиовещания о деятельности арбитражных судов. Реагировать на случаи необъективного или недобросовестного освещения деятельности арбитражного суда в СМИ путем публикации в печати или подготовки передачи телерадиовещания соответствующих материалов. При необходимости пользоваться правами на опровержение и на ответ, предусмотренными статьями 43 и 46 Федерального закона “О средствах массовой информации”.

     6. В кратких докладах по итогам работы за год сообщать о состоянии дел по связи со средствами массовой информации.

В. Ф. Яковлев