Русская Мысль #30 / 1 (4901) Октябрь 2012

UK ....................... £2.00Germany ............ €4.00Austria ................ €4.00Belgium ............. €4.00France ................. €4.00

www.RusMysl.euЖурнал основан в 1880 году

Издание возобновлено в 1947 году№30/1(4901), октябрь 2012

стр. 30-33

3

СОДЕРЖАНИЕ

Русская мысль №30/1(4901), октябрь 2012

Глава редакционного совета:Виктор ЛупанОтветственный редактор:Елизавета Юрьева[email protected]литературный редактор:Карина Энфенджян[email protected]Над номером работали:Анатолий ДАШКЕВИЧАнастасия ЕРМАКОВААлександр ЖЕЛЕНИННина КАТАЕВАЕвгения НЕКРАСОВАДмитрий ПАНОВКИНЮрий ПОЛЯКОВАзамат РАХИМОВДмитрий РЕМИЗОВЕвгений РудашевскийНиколай СКАТОВВладимир СУХОМЛИНОВНаталья ТОРНЯОльга ХОРОШИЛОВААлександр ЯГОДКИН

Дизайн:www.design2pro.ruАрт-директор Михаил КуровДизайнер Юлия ОсиповаГенеральный директор:Азамат Султанов[email protected]Заместитель генерального директора:Дарья Алюкова[email protected]:Алексей Вышников[email protected]Реклама:Йорданка Йорданова[email protected]Распространение:Ольга Цветкова[email protected]Редакционный совет:Анатолий АдамишинРене ГерраСергей ПаленАлександр ТрубецкойДмитрий ШаховскойПетр Шереметевадрес редакции:Великобритания40 Langham Street, London,W1W 7ASTel: +44 (0) 207 637 1374E-mail: [email protected]ФранцияLa Pensée Russec/o Les Editions de l’Œuvre33 rue Linné, 75005 ParisTel. +33(0)1 44 32 11 38email: [email protected]Германия45 Ladestr,28197 Bremen, GermanyРедакция не несет ответственности за достоверность информации, опубликованной в сообщениях информационных агентств, рекламных материалах и объявлениях.Редакция не имеет возможности вступать в переписку и не возвращает рукописи и иллюстрации. Редакция не предоставляет справочной информации. Перепечатка материалов из журнала «Русская мысль» – только по согласованию с редакцией.О случаях отсутствия в продаже журнала «Русская мысль», нарушениях сроков доставки и других недостатках в нашей работе сообщайте по номеру+44 (0) 207 637 1374или пишите на e-mail:[email protected]Тираж: 59 000 экз.

Консул русской Палестины

Судьба дипломата и политэмигранта Алексея Круглова свидетельствует о великих деяниях Русской духовной миссии в Иерусалиме

СТР. 24-27

Окрыления поэтаАфоризмы Марины Цветаевой зазвучали на девяти языках и обрели крылья

СТР. 30-33

Православие и католицизм

Подписание важнейшего документа во время исторического визита патриарха Кирилла в Польшу – еще один шаг в сторону сближения и понимания

СТР. 80-81

Азиатская рулетка

Москва сделала выбор в водно-энергетическом споре стран Средней Азии

СТР. 4-7

Европа в опасности

Евросоюз продолжает бороться за свое существование путем еще большей экономической и политической интеграции

СТР. 8-9

Русские на Луне

Вице-премьер Российской Федерации Дмитрий Рогозин призывает создать в ближайшем будущем русскую космическую базу на Луне

СТР. 21

Русская мысль – октябрь 20124

ГлАвНОЕ

Александр Шахназаров

Президент России Владимир Путин посетит Душанбе 5 октября. Таджикистану будет предложено присоединиться к военно-энергетическому союзу РФ и Киргизии в обмен на достройку Рогунской ГЭС и гарантии безопасности режима. В случае успеха переговоров Узбекистан окажется перед выбором: играть против соседей на стороне США или вступить в этот мини-СССР.

Впервые за 20 постсовет-ских лет Москва сделала выбор в водно-энергетиче-ском споре стран Средней Азии. Именно так тракту-ют сентябрьский договор об участии России в стро-ительстве каскада Камба-ратинских ГЭС на реке На-рын в Киргизии, чьи воды в нижнем течении уходят в Узбекистан. Аналогичный договор может быть под-писан Путиным в Душан-бе, и тогда мяч окажется на стороне Ташкента. Если там решат подкрепить ам-биции регионального ли-дера военной базой США, субконтинент разделится на две враждующих коали-ции. Если же узбеки согла-

сятся на долевое участие в проекте ГЭС, то Средняя Азия преобразится.

Напомним, что в совет-ское время проблема водно-энергетического дисбаланса республик Средней Азии решалась довольно просто. В летние месяцы реки сте-кали с гор Киргизии и Тад-жикистана, вращая турбины

ГЭС. Это давало горным республикам дешевое элек-тричество, а равнинному засушливому Узбекистану – воду для полива. Зимой слив горных рек падал и тог-да недостаток электроэнер-гии соседям компенсировал Узбекистан, чьи тепловые электростанции работали на собственном газе.

С распадом СССР углево-дороды стали главным ис-точником валюты и начали дорожать. Растущий разрыв стоимости тепловой и гидро- электроэнергии сделал преж- ний обмен между Узбеки-станом и соседями неэкви-валентным. Между тем по-лучаемую от соседей воду в Ташкенте продолжали счи-

Большая азиатская рулетка

Работы на таджикской Рогунской ГЭС

Русская мысль – октябрь 2012 5

ГлАвНОЕ

тать бесплатной. А когда те решили с помощью россий-ских компаний построить но-вые ГЭС, чтобы обеспечить себя электричеством, Узбеки-стан пригрозил «Газпрому» проблемами с поставкой сво-его газа и стал демонстратив-но заигрывать с геополити-ческими конкурентами РФ. В итоге Москва сорвала выпол-нение контрактов с Бишке-ком и Душанбе. Это стоило ей потери Таджикского алюми-ниевого завода и сближения обеих республик с США.

В последние два года, столкнувшись с угрозой потери военных баз в Кир-гизии и Таджикистане, Мо-сква сделала мучительное усилие и признала, наконец, что у нее: а) есть собствен-ные интересы в Средней Азии, б) они не тождествен-ны интересам США. Впер-вые за все постсоветское время в России была сфор-мулирована центрально-азиатская доктрина, а пре-зидент поручил создать Госкорпорацию по разви-тию Средней Азии. После 20 лет отступления экспер-ты до последнего не верили в практическую реализацию этих планов, но бишкекские соглашения породили осто-рожный оптимизм.

Между тем получение Киргизией рычага контроля над одной из главных во-дных артерий, снабжающих Узбекистан, вызывает там сильнейшее беспокойство. Доходит уже до прямых угроз: «Проблемы водо-пользования могут стать причиной войны в Средней Азии в ближайшее время», – заявил узбекский прези-дент Ислам Каримов во вре-мя визита в Казахстан.

Слова словами, но его практическая реакция мо-жет положить начало как процессу разделения стран Средней Азии на противо-борствующие блоки, за которыми стоят внешние игроки, так и, напротив, ин-тегрировать субконтинент. Если Узбекистан перейдет от слов к делу и ответит раз-мещением на своей террито-рии военных баз США, пути назад у него уже не будет.

Напомним, что киргиз-ский президент Атамбаев во время встречи с Путиным подтвердил свое согласие на объединение всех военных объектов РФ в стране в одну базу. Причем в подписан-ном договоре Россия берет на себя ответственность за защиту интересов Киргизии не только в случае внешней

агрессии, но и в случае вну-тренних беспорядков – если их организуют «междуна-родные террористы». Вме-сте с тем Атамбаев еще раз пообещал вывести амери-канскую базу из аэропорта Манас к 2014 году.

«Если для России это геополитический проект, то для Киргизии, которая крайне нуждается в элек-троэнергии и крупных ин-вестиционных проектах для стабилизации экономиче-ской ситуации, эти догово-ренности как глоток воды в пустыне, – говорит биш-кекский политолог Марс Сариев. – И в этом долго-временные интересы двух стран совпали полностью. С экономической точки зрения для России инвести-ции в строительство ГЭС в Киргизии весьма спорные – это "длинные деньги", которые будут отбивать-ся в течение десятилетий. Кроме того, учитывая опыт работы с прежними властя-

ми Киргизии, существует определенное недоверие со стороны России. Но точно также имеются сомнения и у киргизской стороны, ведь договоренности – это еще не инвестиции», – считает политолог. Еще одним сви-детельством существующе-го недоверия между двумя странами стало и много-часовое – до пяти утра – согласование условий

гарантий выполнения дого-воренностей обеими стра-нами во время визита Пути-на в Бишкек.

Если в регионе оконча-тельно оформятся две коа-лиции – «Россия и Кирги-зия» против «Узбекистана и

Россия и Киргизия открыли дверь для диалога – предложили Узбекистану и Казахстану присоединиться к договоренностям по гидроэнергетике и совместно строить новые ГЭС

Киргизский президент Атамбаев во время встречи с Путиным подтвердил свое согласие на объединение всех военных объектов РФ в стране в одну базу


ГлАвНОЕ

США», – военное противо-стояние неизбежно. Фак-тически, блоки уже фор-мируются, и между ними в ближайшее время начнется активная и очень горячая дипломатическая игра.

Учитывая, что в октябре предстоит визит российско-го президента в Душанбе, то весьма вероятно, что к пер-вой коалиции присоединит-ся еще и Таджикистан, чьи интересы в водно-энергети-ческом споре совпадают с киргизскими. Основные во-просы, которые давно стоят между двумя странами, те же, что и с Киргизией – военное присутствие России на тер-ритории Таджикистана и уча-стие России в строительстве крупнейшей в Средней Азии плотины Рогунской ГЭС, де-нег на которое в таджикской казне нет и в ближайшее вре-мя не предвидится.

На протяжении последних четырех лет то и дело появ-лялась информация о том, что Душанбе требует у Мо-сквы от 100 до 300 милли-онов долларов. Некоторую ясность внес заместитель министра обороны России Анатолий Антонов. Побы-вав в Душанбе, он заявил, что

вопрос стоимости военной базы более не обсуждает-ся. «У нас нет никаких тор-гов. Никакой речи не идет о каких-то деньгах или о цене присутствия российских во-оруженных сил на террито-рии Таджикистана», – под-черкнул Антонов. По его словам, проект соглашения по базе будет готов в бли-жайшие недели.

«Можно с уверенностью говорить, что Рахмон поме-нял гарантии защиты сво-его режима на бесплатное размещение 201-й дивизии, – считает Сариев. – Дого-воренности, подписанные в Киргизии, позволяют также и таджикам надеяться на поддержку России не только в военной, но и в гидроэнер-гетической сфере».

Лидер Компартии Тад-жикистана Шоди Шабдолов уверен: «Сегодня в России наконец-то начали пони-мать, что участие в реали-зации таких проектов, как Рогунская ГЭС или CASA-1000, укрепит ее присут-ствие в Центрально-Азиат-ском регионе».

Если визит Путина в Ду-шанбе решит два основных спорных вопроса с Тад-

жикистаном, можно будет говорить о том, что Узбе-кистан окажется в регио-нальной изоляции – даже перспектива строительства двух крупных плотин на самых больших трансгра-

ничных реках даст в руки киргизского и таджикского руководства сильнейшие рычаги давления на Узбе-кистан. При этом безопас-ность обеих стран будет гарантирована Россией и ее военным присутствием.

Остается один из наиболее влиятельных игроков в Сред-ней Азии – Казахстан. На минувшей неделе там про-изошла смена правительства и руководителя администра-ции Назарбаева. «В Казахста-не начался процесс транзита власти, – считает Александр Филиппов, соучредитель Ин-ститута гуманитарно-поли-тических исследований. – С геополитической точки зре-ния этот процесс может оз-начать только одно: в такой напряженный момент резкие

«Проблемы водопользования могут стать причиной войны в Средней Азии в ближайшее время», – заявил узбекский президент Ислам Каримов

Денег на строительство крупнейшей в Средней Азии плотины Рогунской ГЭС в таджикской казне нет и в ближайшее время не предвидится


ГлАвНОЕ

движения на международной арене Назарбаеву совершен-но не нужны, и он их делать не будет. А это гарантирует максимальную поддержку Казахстаном российских инициатив».

Таким образом, слово лишь за Ташкентом. Но пойдет ли Каримов в этом размежева-нии до конца? Вряд ли. У Рос-сии есть серьезные рычаги давления на это государство (для начала достаточно пере-крыть денежные переводы из РФ, лишив Узбекистан мил-лиардов долларов, пересы-лаемых на родину гастарбай-терами), а Америка слишком далеко. Региональная изоля-ция может не менее сильно ударить по Ташкенту, чем по соседним странам. Тем более что президент Каримов сам рассчитывает в скором вре-мени уйти на покой, и ему, ве-роятно, хотелось бы оставить наследнику, кем бы он ни был, стабильное государство с безопасными границами.

Россия и Киргизия от-крыли дверь для диалога – предложили Узбекистану и Казахстану присоединиться к договоренностям по гидро-энергетике и совместно стро-

ить новые ГЭС. Тем более что строительство Камбаратин-ского каскада ГЭС объектив-но может быть очень выгодно для соседей Кыргызстана. Дело в том, что эти плотины позволяют более эффектив-но регулировать сток реки Нарын. Сейчас киргизы вы-нуждены зимой попросту сливать воду, которую они не могут аккумулировать в су-ществующем Токтогульском водохранилище. Появление Камбар-Аты-1 позволит со-хранить этот запас до весны-лета, когда начнется вегета-ционный период на полях соседних государств.

Если Каримов после раз-думий прим ет этот вариант, то регион окажется спаян самыми прочными интегра-ционными связями – эко-номическими. И от этого могут выиграть все заинте-ресованные стороны. Слова о дружбе и сотрудничестве так и останутся словами без конкретных междуна-родных проектов, скрепля-ющих это сотрудничество. Строительство новых ГЭС может стать таким проектом для всей Центральной Азии без исключения.

Если в регионе окончательно оформятся две коалиции – «Россия и Киргизия» против «Узбекистана и США», – военное противостояние неизбежно

7 октября 2012 года президенту Рос-сийской Федерации Владимиру Влади-мировичу Путину исполняется 60 лет.

Уважаемый Владимир Владимирович!

Поздравляем Вас со знаменатель-ной датой и желаем Вам крепкого здоровья, неиссякаемой энергии, счастья, новых достижений и успехов в Вашей сложной и ответственной ра-боте на благо развития и процветания России и в интересах стабильности и безопасности во всем мире.

Издательский дом «Русская мысль»


ГлАвНОЕ

Дмитрий ПАновкин

Европа продолжает бороться за свое существование. Несмотря на экономический и финансовый кризис, раковой опухолью поразивший «южные» государства-члены ЕС, европейские законодатели активно предлагают своим избирателям мобилизовать силы, направив их на дальнейшую интеграцию.

С очередной инициати-вой выступили недавно одиннадцать из двадцати семи министров иностран-ных дел стран ЕС, входящих в так называемую группу по вопросам будущего Ев-ропейского союза, – главы МИД Австрии, Бельгии, Германии, Дании, Испании, Италии, Люксембурга, Ни-дерландов, Польши, Порту-галии и Франции.

Проект реформы Евросо-юза предусматривает рез-кое усиление централиза-ции власти путем создания в Евросоюзе поста прези-дента, избираемого всеоб-щим голосованием. Пред-полагается также учредить Министерство иностран-ных дел, ввести единую ев-ропейскую въездную визу и, возможно, сформиро-вать единый полицейский орган или армию, которая будет заниматься контро-лем границ ЕС.

В Европарламенте пред-полагается сформировать специальную палату депу-татов из стран зоны евро, которая будет заниматься

рассмотрением мер, касаю-щихся единой валюты. Кро-ме того, проект реформы предполагает отмену права вето, которым сейчас обла-дают отдельные страны ЕС в вопросах внешней политики и безопасности, а также при ратификации общеевропей-ских договоров. Это озна-чает, что отдельные страны должны будут поддерживать внешнеполитические меры,

с которыми они не согласны. И, наконец, предлагается лишить граждан Евросою-за права отвергать осново-полагающие документы по итогам проведенных у них референдумов.

Стоит отметить, что не так давно, в июне этого года, практически такую же идею озвучивали постоян-ный председатель Европей-ского совета Херман Ван Ромпей, глава ЕЦБ Марио Драги, председатель Ев-рокомиссии Жозе Мануэл Баррозу и глава Еврогруп-пы Жан Клод Юнкер. Они предложили радикальный план, согласно которому еврозона станет полно-ценной политической фе-дерацией, имеющей бан-ковский, экономический

и политический союзы. Правда, стоит отметить, что эти предложения мало способствовали быстрому исправлению текущей си-туации в Евросоюзе.

Очевидно, что направ-ленные на централизацию меры могут сильно ударить по суверенитету националь-ных государств. Однако при этом глава Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу счита-ет, что в эпоху глобализации необходимо усилить инте-грацию, чтобы Евросоюз со-ответствовал общемировым тенденциям. «Мы собираем-ся идти именно этим путем, не забывая о суверенитете национальных государств. Мы движемся к большей интеграции», – объясняет Баррозу выдвинутую им не-давно идею союза как демо-кратической федерации. «В среднесрочной перспективе можно говорить о федера-ции национальных госу-

ЕС ищЕт пути спасения

идея Евросоюза в нынешних условиях скорее играет против ЕС, чем за него

Председатель Европейского совета Херман Ван Ромпей

Европа продолжает бороться за свое существование


ГлАвНОЕ

9

дарств Европы на основе интеграции и суверените-та», – заявляет председатель Еврокомиссии.

Понятно, что сейчас по-вестку дня в ЕС определяет «сдвоенный локомотив евро-пейской экономики» – Фран-ция и ФРГ, способные «прода-вить» выгодное им решение. Именно от них зависит про-должение процесса евроин-теграции. Очевидно и то, что именно два этих государства заинтересованы в существо-вании Евросоюза и зоны евро, поскольку, хотя и являются основными донорами, полу-чают главные дивиденды.

С другой стороны, идея Евросоюза в нынешних ус-ловиях скорее играет против ЕС, чем за него. По мнению экспертов, в дальнейшем воз-можны обвинения в том, что именно избыточные интегра-ционные проекты при одно-временном отсутствии адек-ватных норм финансовых механизмов и банковской си-стемы спровоцировали оче-редной финансовый кризис.

Вместе с тем заведующий отделом стран и регионов

Института Европы РАН Вла-дислав Белов указывает, что «речь пока идет не о транс-формации, а о дальнейшей институционализации» ев-росоюзных структур. «Поли-тические цели, заявленные еще в Маастрихте, переходят на очередную стадию своего развития. Просто наднацио-нальному характеру офици-альных структур придается более высокое звучание».

С этой точки зрения Евро-союз как конфедеративное образование превращается в более сильное образование – федеративную структуру, в которой члены сохраняют свою самостоятельность, од-

новременно передавая «на-верх» часть своих полномо-чий. Кроме того, по мнению Белова, «речь также идет не об унификации, а о гармони-зации налоговой, финансо-вой и бюджетной политики. И если будет достигнуто по-нимание единой монетарной политики, предполагаются соответствующие механиз-мы, ограничивающие госу-дарство в его финансовой самостоятельности».

«Естественно, – отмечают эксперты, – единое экономи-ческое пространство будет

иметь структурно слабых членов, но в целом гармо-низация поднимает конку-рентоспособность единого пространства. Однако этот процесс будет продолжаться десятилетиями».

Стоит отметить, что ны-нешние механизмы ЕС отре-гулированы таким образом, что, как бы ни лоббировали и «продавливали» решения заинтересованные государ-ства, любая страна-участни-ца еврообъединения может их заблокировать.

В Европе звучат здравые идеи относительно воз-можности возвращения к первоначальному «разме-

ру» ЕС как к объединению девяти или двенадцати стран путем исключения слабых государств из инте-грационных процессов. Од-нако европейские полити-ки продолжают совершать ошибки, которые уже при-вели к трудно исправимым последствиям.

Так, после прошедших в Берлине переговоров с председателем хорватского правительства Зораном Ми-лановичем канцлер ФРГ Ан-гела Меркель заявила, что Германия связывает будущее

стран Западных Балкан с Ев-росоюзом. По мнению Мер-кель, Хорватия находится на правильном пути в проведе-нии реформ, необходимых для вступления этой страны в ЕС в июле 2013 года.

«Мы будем рады новому члену Европейского союза, – сказала канцлер. – Мы всег-да говорили, что связываем будущее стран Западных Балкан с ЕС, даже в том слу-чае, если при этом придется столкнуться с некоторыми сложностями».

Очевидно, что подобные высказывания являются след-ствием политической ангажи-рованности. «Германия пони-мает, что Хорватии не место в Евросоюзе, но это дань, ко-торую платят немецкие поли-тики по счетам конца 1990-х годов. Все сбои в ЕС происхо-дят от того, что политика идет впереди экономики. Это зало-жило и закладывает бомбу под Евросоюз», – отмечает Белов.

Между тем, например, в Великобритании, планы централизации власти в Ев-росоюзе усилят настроения в пользу проведения рефе-рендума по поводу членства страны в структурах ЕС. Чем больше будет дискуссий и слухов, тем больше будет действий, направленных на размежевание Британии и объединенной Европы.

Подобные проекты не очень удобны Британии, сохраняю-щей большое количество эко-номических и политических контрагентов за пределами Европы. Это не только США или Канада, но и Индия, с ко-торой заметно улучшились от-ношения, и Пакистан, и стра-ны Азии и Африки. Так что, «замыкаясь на Европу», Бри-тания рискует потерять статус мировой державы.

Канцлер ФРГ Ангела Меркель заявила, что Германия связывает будущее стран Западных Балкан с Евросоюзом

Глава Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу считает, что в эпоху глобализации необходимо усилить интеграцию


ПРямАя РЕчь

Господин премьер-министр!

У нас не могла не вызвать удивления Ваша реакция на закон, принятый ниж-ней палатой французского парламента об уголовной ответственности за отри-цание геноцида армянско-го населения в Османской империи в начале XX века. Вы оценили этот законода-тельный акт как проявление «тюркофобии и антиму-сульманских настроений». Трудно не предположить, что за этой оценкой кро-ются политические сооб-ражения. Нам это пред-ставляется неблагодарной и даже рискованной миссией, которая не принесет успеха турецкому народу.

Если бы французские пар-ламентарии руководствова-лись при принятии указан-ного закона тюркофобией, то, очевидно, что он был бы направлен исключительно против этнических турок и тем или иным образом воз-лагал бы на турецкий народ ответственность за геноцид. Но по закону преследуются граждане любой националь-ности, проживающие на территории Франции и от-рицающие факт геноцида.

Не устанавливается никакой связи между преступлением, совершенным на террито-рии Османской империи, и участием в нем турецкого народа. В современной исто-рии не было примеров, когда морально или фактически вину за преступление, со-вершенное на территории какой-либо страны, возла-гали бы на население, про-живающее на ней. Недавний пример – Германия. Никто не обвиняет за совершенные гитлеризмом преступления всех немцев – ни в политиче-ском, ни в человеческом пла-не. Сколько зверств совер-шили в России фашистские

оккупанты, и, тем не менее, русские люди не отождест-вляли гитлеровцев со всем германским народом! Если имели место такие мнения, то это были высказывания отдельных маргиналов.

Есть ли у Вас основания отождествлять так называ-емую партию «младотурок», организовавшую геноцид армянского населения в Османской империи, с ту-рецким народом? По мне-нию серьезных историков, никаких! «Младотурки» опирались на маргинальные группы населения. Револю-ции во Франции, России и Турции показали, что в ус-

ловиях, когда разрушается старый порядок, на какой-то период воцаряется безза-коние, на историческую сце-ну вырываются жестокие фанатичные экстремисты и террористы, у которых нет национального созна-ния, а есть жажда грабежа, убийств и наживы. Именно такими были те, кто кощун-ственно присвоил себе на-звание «младотурки».

Пытаясь обмануть массы, они прикрывались лозунга-ми пантюркизма и ислама, но на самом деле устанав-ливали хищнический, па-разитический строй, раз-рушая производительные силы страны, уничтожая работоспособное население, в том числе армян, греков, ассирийцев и других, кото-рых они рассматривали как конкурентов. Настоящие же турки, будь то простые люди или чиновники, старались помочь жертвам насилия. А если говорить обо всех му-сульманах, то армянских бе-женцев по-братски приняли народы Сирии, Ливана, Ира-на и многих других ислам-ских государств. А сколько исламских священнослужи-телей осудили преступные деяния младотурок!

О т к р ы т О е п и с ь м О п р е м ь е р у Т у р ц и и Р е д ж е п у Э Рд о га н у

Премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган


ПРямАя РЕчь

Ваше заявление осознан-но или неосознанно факти-чески перекладывает вину за преступления младоту-рок на всех турок и мусуль-ман! И именно это заявле-ние как раз провоцирует межнациональные и кон-фессиональные конфлик-ты, позволяет представить Вас не как исламского лидера, а как тюркофоба и антиисламиста. Хотим привести слова Всевышне-

го из Священного Корана: «Помогайте друг другу в добре и благочестии, но не помогайте друг другу во зле и вражде».

Вы упрекаете руковод-ство Франции в геноци-де алжирского народа. Но французское правитель-ство нашло в себе муже-ство признать независи-мость этой страны. Оно не уничтожило и не изгнало алжирцев со своей земли,

как это сделали младотур-ки с армянским населени-ем, не признав за ним даже куцей автономии. Многим французам, уже в течение долгих лет укоренившимся в Алжире, пришлось поки-нуть ставшие им родными места. Но Франция, исходя из своего понятия о долге, помогла Алжиру встать на ноги. И сегодня арабы, вы-ходцы из Алжира, мирно живут во Франции.

Вы продолжаете линию непризнания геноцида, за-ложенную Мустафой Кема-лем, деятельность которого нанесла сокрушительные удары по исламу в Турции.

Нам представляется, что подлинный гуманистиче-ский Ислам восторжеству-ет в Турции только вместе с признанием геноцида армянского народа. Ибо, сказано в хадисе: «совесть – часть веры».

С уважением,Варткез Арцруни, заслуженный строитель России

Никита Симонян, заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР, чемпион Олимпийских игрАрмен Джигарханян, народный артист СССР

Наталья Нарочницкая, президент Фонда исторической перспективы, руководитель парижского отделения Института демократии и сотрудничества

Алексей Сенин, главный редактор газеты «Русский вестник»Григорий Анисонян, главный редактор международной армянской газеты «Ноев Ковчег»

Норат Тер-Григорянц, генерал-лейтенант Вооруженных сил РоссииАльберт Андрян, полномочный представитель Нагорно-Карабахской Республики в г. Москве

Баграт Алекян, академик Российской академии медицинских наукВладимир Захаров, директор Общественного института политических и социальных исследований

Черноморско-Каспийского регионаАшот Сагратян, писатель

Сергей Баблумян, журналистЮрий Навоян, президент организации «Русско-армянское Содружество»

Анатолий Василенко, писательВальтер Арамян, издатель

Арсен Мелик-Шахназаров, журналист-международник, политолог


РОССИя

владимир СУХоМЛинов

Завершилось летнее политическое межсезонье, которое было не столь уж тихим. Даже Олимпиада в Лондоне давала поводы для политических лозунгов. Что же ждет нас наступившей политической осенью?

раскол внутри элит

– Вряд ли будет спокойно. Прежде всего, нет экономических предпо-сылок. Наша экономика пока еще не начинала испытывать трудности от внешних условий.

Россия тяжело переносит даже приостановку роста цен на нефть. И очень сложно прогнозировать, что

будет при постоянном снижении. Если падение цен произойдет осенью, Россия скоро по-настоящему почув-ствует, что такое кризис.

Другой фактор неопределенности – выборы в США в ноябре. Это уже сейчас влияет на ситуацию в эконо-мике и геополитике.

Баланс, который установился в Рос-сии после формирования правитель-ства и последнего «марша миллионов», очень хрупок. Несмотря на разговоры о «репрессиях», «тирании», «37-м годе», после принятия на весенней сессии Гос-думы ряда законов в реальности осо-бенного закручивания гаек нет. Скорее идет нагнетание разговоров об этом. «Иностранные агенты» и контроль за Интернетом – фикция, чистый пиар. Статья за клевету какое-то время назад существовала и никого особо не оста-навливала. А высокие штрафы за хули-ганство на митингах лишь потребуют от вдохновителей протестов большей организационной работы и финансовых ресурсов, которые у них, очевидно, есть.

Лидеры протестующих, явные и скрытые, не в силах прекратить свои акции, поскольку их политический ка-питал может тут же обнулиться. А они уже успели его частично конвертиро-вать. Огромное число «сочувствую-щих», «конструктивных», «умеренных» протестантов уселось в уютных каби-нетах «Открытого правительства», различных советов, политкомиссий, многие попали в советы директоров «вкусных» акционерных обществ и могут поучаствовать в приватизации. В составе самого правительства так-же представлены те бюрократические кланы, которые симпатизировали про-тестантам. Внутри самой власти «оп-позиционеров», пожалуй, ничуть не меньше, чем во главе митингов! Налицо внутриэлитный раскол.

Нынешняя верхушка либерального протеста в двойственном положении. Чтобы сохранить завоеванное, надо продолжать акции. Если протестовать слишком сильно, можно потерять за-ветные синекуры. Скрытая мечта лиде-ров нынешнего «протеста» – постарать-ся через своих людей в правительстве вызвать массовое социально-полити-ческое недовольство и немедленно его

возглавить. Добиться этого сложно, так как из-за их явной инкорпорированно-сти во власть и личного корыстолюбия многие граждане, даже участвовавшие в протестах, им уже не верят. А если они продолжат сидеть на двух стульях и да-лее, то тем более нарастающий социаль-ный протест их просто не заметит. Не исключено появление нового протест-ного движения, образно говоря «про-теста против протестов». Прежде всего под флагом социально ориентирован-ной экономики, борьбы с либеральным курсом и самостоятельной внешней политики. Основное противоречие ли-беральной оппозиции – полное совпа-дение ее лозунгов с программой прави-тельства по всем ключевым вопросам.

По ВТО – единая позиция, по при-ватизации – тоже, как и по социаль-ным, военным расходам, пенсионной реформе и реформе ЖКХ. Неформаль-ные лидеры либералов просто громче озвучивают то, что написано в «Стра-тегии-2020» и что тихой сапой делают

Осенний рубеж

Андрей БУНИЧ, президент Союза предпринимателей и арендаторов России

Россия тяжело переносит даже приостановку роста цен на нефть

Внутри самой власти «оппозиционеров», пожалуй, ничуть не меньше, чем во главе митингов! Налицо внутриэлитный раскол


РОССИя

министры экономического блока. Фак-тический лозунг нынешних оппозицио-неров таков: будем делать то же самое, что и правительство, только быстрее, лучше и не будем воровать (или будем воровать меньше). Но это вообще-то и не программа оппозиции, а точка зре-ния некоей группы внутри власти. Оп-позиция же во все времена, если она настоящая, всегда заявляет концепту-ально другой путь развития с альтерна-тивной позицией по главным вопросам жизни граждан.

По мере ухудшения ситуации из-за продолжения нынешней экономической политики с ее тупо либеральным курсом может возникнуть и окрепнуть новый протест. Тогда расклад сил не будет та-ким однозначным, как сейчас. В против-ном случае, если либеральная верхушка оседлает социальную волну, все пойдет под лозунгом «Долой Путина!» Цель – свести все к личности, а не раскрыть реальную программу действий и свои планы в случае прихода к власти.

Однако при любых обстоятельствах градус политической борьбы в России будет коррелироваться с ценой за бар-рель нефти. При 100 долларах вялоте-кущая стагнация, при 90 – возможно обострение, при 80 – может начаться реальная схватка, а все, что ниже, – даже думать не хочется…

они стоят друГ друГа

– Сначала вспомним, что было вес-ной и летом. Драматические события на Болотной площади 6 мая; проезд кортежа Владимира Путина на инау-гурацию 7 мая по пустынным улицам

столицы; принятие законов о митингах и об НКО с иностранным финансиро-ванием и, наконец, судебный процесс над Pussi Riot позволяют сделать оче-видный, а потому банальный вывод. Власть из всех возможных вариантов выбрала худший: вместо диалога с по-литически активной частью общества – закручивание гаек; вместо наказания полицейских, фактически спровоциро-вавших беспорядки на Болотной, – по-садки участников акции. Безусловно, среди пришедших на митинг ангелами были отнюдь не все, но объективного расследования не произошло, как не дана и оценка действий полиции.

А что же несистемная оппозиция? Казалось бы, на фоне летних глупостей, творимых властью, организаторы про-тестных акций могли бы договориться о стратегии ответных действий, о соз-дании единого протестного политиче-ского движения, о тактике в ходе осен-них выборов в региональные и местные органы власти. Этого не произошло. Более того, как показал «Белый фо-рум», прошедший в Петербурге, среди лидеров оппозиции явно прогрессиру-ют взаимное недоверие, интриганство, подозрительность. Когда вместо со-держательных вопросов главной темой и предметом споров становится то, кто будет открывать, вести и стоять на сце-не во время акции 15 сентября в Мо-скве, сомнений в адекватности оппози-ционных «вождей» ничуть не меньше.

Все это грустно, но именно с таким на-бором качественных характеристик вла-сти и оппозиции страна вступает в по-литическую осень. А осень обещает быть непростой. Тут и рассмотрение в Мос-горсуде апелляционной жалобы по делу Pussi Riot; протестные акции в крупных городах; следствие по делу «Кировлеса» и, как вариант, арест А. Навального.

Однако главным событием осени ста-нут региональные и местные выборы. В пяти регионах пройдут выборы губер-наторов и состоится огромное количе-ство (около 5 тысяч!) местных выборов. По тому, как начинаются региональные избирательные кампании, уже сейчас можно сделать ряд выводов. Во-первых, налицо раскол региональных элит, при-

чем не по партийному признаку. К при-меру, в Рязанской области ряд видных членов «Единой России» не признали итогов праймериз и оспаривают выдви-жение Олега Ковалева в губернаторы. Во-вторых, муниципальный фильтр при всех его минусах подталкивает кандида-тов от оппозиции к переговорам о ко-ординации действий вплоть до снятия одного в пользу другого. И, в-третьих, общество разогрето, а потому актив-ность избирателей будет, скорее всего, высокой, что снижает риск фальсифи-каций. Думаю, самыми интересными окажутся выборы мэра Химок.

А что же народ? А народ смеется над неуклюжестью властей и грызней вид-ных оппозиционеров, и только этот смех вселяет оптимизм.

еще не Горячо

– Прошлой зимой мы, политоло-ги и журналисты, похоже, поддались ажиотажу, начав хоронить нынешний политический режим. Он смотрел-ся настолько гнилым, растерянным, что, казалось, его конец не за горами. Прошло более полугода, и сегодня все громче звучат прогнозы прямо проти-воположные – режим этот если и не навсегда, то надолго. Думается, истина, как обычно, где-то посередине.

Бесспорно, налицо явная победа «пар-тии власти» (хоть и с издержками), при-том ее консервативного крыла, ориенти-

Валерий ХОМЯКОВ, генеральный директор Совета по национальной стратегии

Леонтий БЫЗОВ, политолог

Народ смеется над неуклюжестью властей и грызней видных оппозиционеров, и только этот смех вселяет оптимизм


РОССИя

рованного на охранительную идеологию. В нашем обществе «консервативное большинство» – это никак не менее 60%, даже в столицах вопреки мифу об их по-головно либеральных жителях. Хотя та-ких тоже немало – 40% с хвостиком.

Как бы там ни было, союз власти и большинства, напуганного призраком «либерального реванша», сработал, но надолго ли? Претензий к власти, осо-бенно местной, у обычных россиян отнюдь не меньше, чем у москвичей, а, возможно, и больше. Но пока они предпочитают молчать. Даже июльское резкое повышение цен на ЖКХ не вы-звало массовых протестов. Что может произойти осенью, чтобы изменилось настроение людей?

Во-первых, ясно, что политическая активность уличных столичных ли-бералов сама по себе властям совсем не опасна. Более того, эти либералы, вызывая чисто культурное оттор-жение у жителей провинции, факти-чески играют на руку властям, если помнить о принципе «разделяй и вла-ствуй». За спинами оппозиционных московских «плейбоев» различного пола и возраста маячат влиятельные и укорененные в тех или иных сег-ментах власти «системные либера-лы», не смирившиеся с поражением и стремящиеся к смене политических декораций. Это серьезное обстоя-тельство – глубокий раскол в элитах. Но он вряд ли сдетонирует нынешней

осенью. Пока системные либералы не готовы к новой острой схватке за власть, им нужны время и передисло-кация сил. Уличные протесты, конеч-но, будут продолжаться, они станут радикальнее, но и это на руку властям – слабополитизированный обыватель из «креативного» среднего класса не пойдет за радикалами.

Осенью возможен и, похоже, неизбе-жен новый виток роста цен на «корзину для бедных», но и это далеко не повод свергать власть, тем более что к по-добному все давно привыкли. Не осо-бо страшен властям и мировой кризис: опыт прошлого показал, что в период неуверенности в завтрашнем дне низы и середина общественной пирамиды, зависимые и неуверенные в себе, ско-рее сплачиваются вокруг власти, чем идут на политические баррикады. В общем, протесты «слева» будут, но по-годы не сделают.

В конце прошлой осени все только и говорили о начавшейся «революции под национальными лозунгами», настолько эти настроения тогда набирали силу. Но все эти русские националисты сдулись.

Конечно, национальное раздражение разлито сильно, причем во всех слоях общества, но слабость и маргиналь-ность «вождей русских маршей» остав-

ляет эту энергию несфокусированной и потому до поры до времени безопас-ной. Национальная революция если и начнется, то явно не этой осенью. Большой интерес вызывают первые за последние восемь лет выборы губерна-торов, которые проходят в нескольких регионах в текущем месяце. Но и это скорее отдушина для протестных на-строений, чем реальный детонатор.

Единственное, что сегодня угрожает власти, – это она сама. Уверовав, что «карты легли как надо» после успешно-го наступления на своих оппонентов в марте – июне, она стала допускать ко-лоссальное количество промахов, пре-следовать тех, кого не надо, выпускать один за другим заведомо неработоспо-собные законы. Все это само по себе мелочи, но иногда даже самые прочные режимы спотыкаются именно на мело-чах. Создаются определенные предпо-сылки для «дворцовых переворотов», призванных сменить обветшалый фа-сад, если для элит станет понятно, что старая власть сама из громоотвода стала притягивать политические гро-зы. Это весьма вероятный сценарий, но пока его время не пришло.

В общем, осень будет жаркой, но не горячей. Позиционная война между властью и разношерстной оппозицией продолжится. Но революций пока все же ждать не стоит.

сумма прописьЮВозможно, как замечает один из экс-

пертов, «революций пока все же ждать не стоит». Но тревога не убывает – и не только в сфере экономики. Убий-ства священнослужителей, оскверне-ние религиозных святынь, памятников, пьяные трагедии на дорогах, жестокие бытовые убийства, как недавно в Ка-зани. К чему тут предложения иных депутатов разрешить продажу и ноше-ние огнестрелов? Готово ли общество? Сначала следует убрать признаки его серьезного духовно-нравственного заболевания, неуважения к законам. Нужны действенные вакцины и по-меньше иллюзий и самодовольства. Да, праздники хороши, но жизнь состоит не только из них.

Единственное, что сегодня угрожает власти, – это она сама


мИР

15

В тройку самых благоприятных для нарушения авторских прав стран попали Россия, Украина и Китай. Об этом говорится в документе, опубликованном рабочей группой Конгресса США по противодействию международному пиратству (CIAPC).

Россия, Украина и Китай уже не в первый раз попадают в «контрольный список», а российский сайт «ВКон-такте» давно является злостным на-рушителем авторских прав и един-ственной социальной сетью, которая находится в этом списке. В документе также отмечается, что нарушение ав-торских прав наносит большой вред американской экономике.

Отсутствие адекватной защиты IP-адресов в России по-прежнему являет-ся благодатной почвой для безудерж-ного расцвета пиратства в Интернете, что влияет на мировой рынок, конста-

тируют авторы доклада. По их мне-нию, существующие в РФ законы не обеспечивают адекватной защиты для американской интеллектуальной соб-ственности; наказание известных мо-шеннических сайтов видится CIAPS недостаточным. В свете вступления России во Всемирную торговую орга-низацию, в CIAPS считают особенно важным, чтобы правительство России приняло оперативные меры против известных сайтов, определенных Тор-говым представительством США.

Украина является центром контра-фактного контента, передаваемого через пиринговые сети. В этой стране

находится один из самых известных в мире пиратских сайтов – EX.ua, говорится в докладе. Ситуация на Украине ухудшается, полагают кон-грессмены. Усилия по созданию ле-гального онлайн-рынка подорваны государственными органами.

В список впервые попали Италия и Швейцария. Рим и Берн удостоились этой «чести» из-за недостаточности принимаемых мер по защите автор-ских прав и давней неразрешенности этой проблемы в обеих странах. В этом году из списка «самых пиратских стран» выбыли Канада и Испания.

«Мы надеемся, что все названные в документе страны примут необ-ходимые меры для защиты чужой работы от кражи и будут способ-ствовать развитию электронной коммерции», – заявил один из чле-нов Киноассоциации Америки.

Конгрессмены напоминают, что американская индустрия по про-изводству музыки, кинопродук-ции, программного обеспечения, компьютерных игр и издательству книг относится к числу крупней-ших экспортеров США. От того, что американские компании зани-мают лидерские позиции на миро-вом рынке, зависит существование миллионов рабочих мест в США, считают государственники-лобби-сты. «Американцы не должны быть вынуждены субсидировать контент, который другие воруют, – убежде-ны в CIAPS. – Точно так же амери-канские компании не должны быть вынуждены конкурировать с ино-странными компаниями, которые сокращают свои издержки за счет использования пиратского про-граммного обеспечения».

тройка пиратских стран

Отсутствие адекватной защиты IP-адресов в России является благодатной почвой для безудержного расцвета пиратства в интернете


ПОлИТИкА

Дмитрий РеМизов

В Приморье завершилось самое пафосное мероприятие 2012 года, к которому готовились несколько лет – саммит лидеров государств Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС).

Чиновники и представите-ли правящей партии заявля-ют, что саммит «отобьется» обильным дождем инвести-ций на российский Дальний Восток, а финансы, потра-ченные на инфраструктуру, пойдут на пользу местному населению. Общественники и оппозиционеры, напротив, констатируют, что меропри-ятие стало чересчур затрат-ным, а иностранные инвести-ции обернутся распродажей российских ресурсов.

Общий объем финанси-рования, выделенного в 2008-2012 годах на стро-ительство объектов для саммита АТЭС-2012 во Владивостоке, составил 679 млрд. рублей. Об этом говорилось в официальном

сообщении Счетной пала-ты. По сравнению с изна-чальным планом, затраты выросли в 4,6 раза. Меро-приятия подпрограммы по подготовке к саммиту были профинансированы на 32,3% за счет бюджета, и на 62,6% – за счет внебюд-жетных источников.

Депутат Госдумы, член пре-зидиума ЦК КПРФ Валерий Рашкин назвал объекты, по-строенные к АТЭС-2012, «по-темкинскими деревнями». «Да, во Владивостоке много построили. А еще больше раз-воровали – Счетная палата установила, что по сравнению с первоначальной сметой сум-ма финансирования увели-чилась в четыре с половиной раза. Работали на этой строй-ке в основном гастарбайтеры, материалы закупались за ру-бежом, да и качество возве-денных сооружений вызывает сомнения – историю с раста-явшим под дождем мостом, думаю, все помнят. А просто так, без саммитов, нельзя нор-мальную инфраструктуру в

городе создать? И не только гостиницы с конференц-цен-трами, а еще детские сады и больницы. И чтоб это все было построено качественно и не рассыпалось от дождя и ветра. А то мы этой строй-кой века весь мир насмешили: мост рухнул, крыши текут, до-роги не доделаны, часть сро-ков сорвана», – прокоммен-тировал Валерий Рашкин.

По мнению депутата, средства, израсходованные на наведение внешнего ло-ска, можно было потратить с большей выгодой для на-рода. «Посчитайте, сколько на эти деньги можно было выделить, к примеру, квар-тир для очередников», – по-сетовал Рашкин.

ПомПезный Провал


ПОлИТИкА

Под «рухнувшим мостом» и «недоделанными дорога-ми» народный избранник имел в виду обвал автомо-бильного моста между насе-ленными пунктами Чугуевка и Шумный и размыв авто-трассы Седанка – Патрокл. Если в первом случае речь шла о разрушении инфра-структуры на дороге мест-ного значения, то по трассе Седанка – Патрокл должны были поехать иностранные делегации. Так выяснилось, что в Приморье проблемы есть и со старыми моста-ми, которые оказались за-быты из-за новых объектов, и со свежепостроенными трассами, разрушающими-ся вскоре после постройки из-за нарушения технологий строительства.

В последнем случае размыв дороги произошел оттого, что подрядчик «сэкономил» на водоводе. Ситуацию про-комментировал даже пред-седатель правительства РФ Дмитрий Медведев. По его мнению, фирму-подрядчика следовало бы «довести до банкротства» гражданско-правовыми исками.

Самые жесткие оценки в этом случае не кажутся излишними – ведь по со-стоянию инфраструктуры

потенциальные зарубежные инвесторы будут судить о рациональности вложения средств. В экономику «опас-ной» страны никто вклады-вать деньги не будет.

Доктор экономических наук, директор Тихоокеан-ского центра стратегических разработок Михаил Терский считает, что затраты на сам-мит АТЭС не окупятся даже через столетие. «Когда мы обсуждали несколько лет саммит АТЭС, мы все вре-мя думали над возвратным

денежным потоком. Сегод-ня мы подводим итоги: у форума АТЭС возвратный денежный поток такой, что затраченные инвестиции не окупятся и через сто лет», – заявил экономист.

Журналист «Новой газеты во Владивостоке» Алексей Распутный обратил внима-ние еще на один вопиющий факт: строители «не успе-ли» возвести к саммиту новые гостиницы и другие запланированные объек-ты. «Как можно при много-миллиардных вливаниях не

осилить строительство го-стиниц – загадка для Счет-ной палаты и прокуратуры», – заметил Алексей Распут-ный. Для кого будут достро-ены гостиничные объекты в будущем – остается непо-нятным. Вряд ли прилич-ные бизнесмены, прожи-вавшие во время саммита в третьеразрядных отелях со сломанным душем, захотят приехать еще раз в этот от-сталый уголок планеты.

Одновременно с самми-том АТЭС в Приморье было

запланировано проведение неофициального «антисам-мита» оппозиции. Власти теоретически могли бы даже помочь в организации аль-тернативного мероприятия, чтобы показать иностранным гостям торжество демокра-тии в России. Вместо этого организатор оппозиционно-го собрания Николай Соснов оказался заблокирован в своей квартире силовиками. Уменьшилось и количество участников «антисаммита». «Профессура по понятным причинам после всей шуми-

хи решила не появляться», – уточнил Николай Соснов.

В итоге оппозиционный саммит, заявленный ранее как «пикник на природе», и в самом деле превратился в посиделки политических сотоварищей. Тем не менее, участники встречи приняли заявление, в котором выра-зили протест «политике по-такания интересам трансна-циональных компаний – акул капиталистического рынка», «преступному разбазарива-нию энергетических и сырье-вых ресурсов Сибири и Даль-него Востока, его шельфа и морских глубин».

Иностранные бизнесмены, журналисты, ученые и тури-сты, побывавшие в Приморье в дни саммита АТЭС, теперь явно будут воспринимать Россию как отсталую страну с помпезным «фасадом», но ветхой «начинкой» и архаич-ной культурой элиты. А такая страна будет интересна толь-ко тем самым «акулам капи-талистического рынка», цель которых – выкачивать ресур-сы из стран «третьего мира», не давая ничего взамен.

Саммит АТЭС-2012 во Владивостоке войдет в исто-рию как одно из знаковых событий «периода разбаза-ривания России».

иностранные бизнесмены, журналисты, ученые и туристы, побывавшие в Приморье в дни саммита АтЭС, будут воспринимать Россию как отсталую страну с помпезным «фасадом», но ветхой «начинкой»


ЭкОНОмИкА

Анатолий ДАШкевич

Гордость европейских федералистов и самый большой в мире рынок продолжает тонуть. И, к сожалению, так и остаются мыльными пузырями многочисленные европейских саммиты, пакты стабильности, запуск целого каскада дисциплинарных механизмов, бесконечные официальные и неофициальные встречи глав государств и руководителей государственных ведомств. Остаются и лишь словесным оптимизмом уже многократно звучавшие в различных вариациях заявления, что выход найден.

Тревожным набатом прозвуча-ло предупреждение американского рейтингового агентства Moody’s, поставившее под сомнение перспек-тиву платежеспособности экономии Германии, пока еще являющейся од-ной из самых прочных в Европе и мире. Агентство изменило прогноз этой страны по рейтингу со «ста-бильного» на «негативный». И при-чиной стало не столько положение в самой Германии, сколько ситуация у многих ее партнеров. А это означает, что роль спасителя Европы может обернуться для Берлина потерей наивысшего доверия со стороны ми-ровых кредиторов.

Оценка агентства Moody’s лишь еще больше утвердила мнение мно-гих экспертов, бизнесменов и просто граждан, наблюдающих за развитием

сценария в европейской экономике и считающих, что кризис евро не най-дет своего решения и спровоцирует глобальный экономический спад. А среди самих немцев все больше ут-верждается мнение, что чувство соб-ственной неуязвимости, демонстри-руемое правящей коалицией страны, сильно преувеличено. Более того, в стране становится все больше тех, включая политиков, кто считает, что отмена евро пошла бы Германии на пользу, а непоколебимость Ангелы Меркель наносит удар по националь-ным интересам страны.

Это мнение основывается на том, что немецкая экономика не защище-на от экономического спада, в ко-торый одну за другой втягиваются страны Европы. Но Moody’s обра-щает внимание на то, что от самой

Германии теперь уже мало что за-висит. Все дело в Испании и Ита-лии, которых, хочешь не хочешь, придется спасать. И вот здесь даже мощная немецкая машина может за-буксовать. Ведь Испания все глубже погружается в рецессию. За время кризиса размер розничной продажи здесь снизился почти на 30%. Не луч-ше дела обстоять в Италии. Там о ре-альной угрозе банкротства заявили власти таких городов как Неаполь, Палермо, Реджо-ди-Калабрия, Алек-сандрия. Сам премьер признал, что фактически утонула экономика Си-цилии, правительство которой нако-пило более 5 млрд. евро долга и уже не может платить пенсии и зарплату.

По последним подсчетам, в госу-дарствах-членах Европейского союза почти 25 миллионов безработных, что

Почему нервничает Берлин

Непоколебимость Ангелы Меркель наносит удар по национальным интересам Германии


ЭкОНОмИкА

на два миллиона больше, чем год на-зад. Речь идет более чем о 10% рабочей силы, а в некоторых странах ситуация намного хуже. Возглавляет список Ис-пания, где безработных 25%, за ней следует Греция (почти 23%). Особо страдают молодые. В Греции и Испа-нии более половины трудоспособных граждан моложе 25 лет не имеют рабо-ты. В масштабах ЕС уровень безрабо-тицы среди молодежи составляет 22%. И нет признаков того, что эта тенден-ция к углублению кризиса замедлится.

Каждой из таких стран потребует-ся экономическая помощь. При этом на Германию ляжет максимум ответ-ственности за их спасание. И сегодня уже никто не сомневается, что боль-шая часть займов так и останется невыплаченной. А это путь к резко-му повышению немецкого государ-ственного долга. Без обобществле-ния рисков еврозона распадется, что повлечет за собой разрушительные последствия для внешней торгов-ли Германии. Несмотря на то, что немцы стали активнее торговать с остальным миром и меньше зави-сеть от еврозоны, в минувшем году на страны евро пришлось 39% от экс-порта Германии, а выручка от экс-

порта в страны ЕС по-прежнему составляет свыше четверти ВВП. В 2011 году Герма-ния экспортиро-вала в страны ЕС товаров на сумму в 10 раз больше, чем в Китай.

И н т е р е с н о , что канцлер ФРГ Ангела Меркель оставила без ком-ментариев озву-ченное заявление а м е р и к а н с к о г о агентства. Некоторые аналитики тут же высказали предположение, что, возможно, канцлер этим молчанием согласилась с реальностью прогно-зируемой ситуации. Но буквально на следующий день бодрыми фанфарами прозвучал комментарий немецкого министра финансов Вольфганг Шой-бле. «Германия будет защищать свой статус «тихой гавани» за счет сильной экономики и финансовой политики, – заявил министр, – и мы будем про-должать со всей ответственностью выполнять ведущую роль в Европе».

Но все далеко не так гладко. Пол-ным провалом оборачивается про-грамма финансовой помощи Греции. Эта страна давно уже неплатежеспо-собна и держится на плаву исключи-тельно благодаря многомиллиардной помощи «тройки» – Европейского союза, Европейского центрального банка (ЕЦБ) и Международного ва-лютного фонда (МВФ). Сегодня ак-тивно обсуждается вопрос: выгонят ли Грецию из еврозоны или она по-прежнему останется подключенной к «аппарату искусственного дыхания»?

О разброде и растерянности и в са-мих руководящих инстанциях ЕС сви-детельствует необыкновенно затянув-шаяся последняя проверка «тройкой» Греции. Ее ревизоры несколько раз наезжали в эту страну. Но написание ими доклада по результатам проверки, в котором должна содержаться четкая рекомендация экспертов министрам финансов стран ЕС – выплачивать ли Афинам очередной транш – все ото-двигается. Можно полагать, что перед проверяющими открылась весьма не-приглядная картина. Некоторые СМИ публикуют неофициальную информа-цию, что греки не выполнили более двух третьих своих обязательств.

По последним подсчетам, в государствах-членах Европейского союза почти 25 миллионов безработных, что на два миллиона больше, чем год назад

Роль спасителя Европы может обернуться для Берлина потерей наивысшего доверия со стороны мировых кредиторов


ЭкОНОмИкА

20

литическому потенциалу биржевых спекулянтов прийти к выводу, что решение суда будет положительным.

12 сентября Федеральный конститу-ционный суд Германии признал созда-ние ESM не противоречащим Основ-ному закону страны. Это, несомненно, добавляет очки и в корзину авторитета Ангелы Меркель, которая была одним из главных инициаторов зарождения этих документов, призванных сыграть важную роль в стабилизации экономи-ческой ситуации в ЕС.

ESM возьмет под свою защиту самых «хромающих»: испанские банки, саму Испанию и Кипр (он больше всех пострадает в случае банкротства Афин). Таким образом, становящееся все более реальным решение прекратить финансирова-ние Греции еврозона встретит хоро-шо подготовившись и сумеет пога-сить многие возможные негативные последствия такого акта. Но такое развитие сценария возможно лишь в случае, если устоит сама немецкая экономическая машина.

На этом фоне об-ращает на себя внима-ние и то, что в рядах правящей коалиции Германии все громче и настойчивее звучат голоса, призываю-щие канцлера Ангелу Меркель не уступать в принципиальных во-просах, касающихся наведения финансово-го порядка в еврозоне. Берлин все больше на-чинает нервничать. И это заметно даже в вы-ступлениях с высоких трибун. Так, министр иностранных дел Гер-мании Гидо Вестервел-ле в заявлении, сделан-ном недавно журналу Focus, категорически отвергает идею рас-ширения Европейско-го стабилизационно-го механизма (ESM) и скупки государственных облигаций европейских стран. По его словам, парламент ФРГ следует понимать как «блюстителя немецких налого-вых средств». «Я не могу себе пред-ставить, – сказал министр, – чтобы за политику неограниченной соли-дарной долговой ответственности Германии проголосовало большин-ство в бундестаге». По его мнению, еврозона должна быть полностью перестроена. «Наш девиз, – подчер-кивает Вестервелле, – не "больше тратить", а "лучше тратить"».

Еще острее ставит вопрос ми-нистр финансов Баварии Маркус Зедер. Он вообще потребовал ис-ключить Грецию из еврозоны к кон-цу 2012 года, заявляя, что любое продолжение финансовой помощи этой стране было бы ошибкой. «На примере Афин необходимо пока-зать, что еврозона может и зубы показать», – заявил он. По словам Зедера, «помощь Греции уходит, как вода в песок, и в проблемах Греции повинны лишь сами греки, и никто

другой». Глава баварского Минфи-на выразил мнение, что дальнейшее пребывание Греции в еврозоне в долгосрочном плане обойдется Гер-мании дороже, чем ее исключение.

Громким звонком смены настро-ений стала и приостановка в Герма-нии ратификации соглашений о фи-скальном пакте ЕС и Европейском стабилизационном механизме. При-остановлена она была Конституци-онным судом ФРГ, приступившим в середине прошлого месяца к рас-смотрению срочных исков, которые подали противники некоторых ан-тикризисных мер, одобренных сам-митом Евросоюза. Имеются в виду так называемый фискальный пакт и Европейский стабилизационный ме-ханизм (ESM).

Весьма интересно то, что сразу же после сообщения информационных агентств о начале работы суда евро-пейские биржи отреагировали ро-стом котировок. У финансовых рын-ков очень чуткие антенны. Именно они позволили Коллективному ана-


БлИЖАйшЕЕ БуДущЕЕ

Александр ЖеЛенин

Призыв вице-премьера Дмитрия Рогозина поставить перед собой амбициозную задачу – создать уже в ближайшем будущем российскую базу на Луне, живо напоминает историю коротышек из книги Николая Носова, которые основали «Общество гигантских растений», чтобы разом решить все проблемы зашедшего в тупик капиталистического общества.

Кто спорит? Перспектива неплоха. Как представишь – не пройдет и двух десятков лет, как мы наконец-то попа-дем на ближайшее к Земле не-бесное тело. То есть сделаем то, что американцам удалось каких-то 43 года назад.

Нет, конечно, Советский Союз тоже ставил перед собой гигантские задачи и большинство из них успеш-но реализовывал, не счита-ясь, правда, с затратами. Но вот с лунным проектом не получилось. В то время как США в лунной гонке взяли на вооружение фактически советские методы управле-ния (детальное многолетнее планирование, концентра-ция и четкое распределение ресурсов, подчинение всех подрядчиков единому штабу в НАСА и создание во всей отрасли единой «вертикали власти», замыкающейся не-посредственно на президен-та) в СССР царили склоки и

раздрай между несколькими суверенными космически-ми фирмами, а малокомпе-тентное руководство страны переложило решение возни-кавших проблем на партий-ных чиновников, которых больше заботила идеологи-ческая оболочка, чем техни-ческая начинка.

В итоге ссора между вдох-новителем лунного проекта Сергеем Королевым и его давним соратником, создате-лем ракетных двигателей Ва-лентином Глушко, по мнению многих авторитетных специ-алистов, стала корнем тех бед, которые помешали не просто обогнать американцев, а во-обще отправить советского человека на Луну.

Как бы то ни было, поми-рить в шестидесятых годах прошлого века двух комму-нистов не удалось даже уже тогда всесильному руководи-телю советского ВПК Дми-трию Устинову, с которого Дмитрий Рогозин явно лепит свой нынешний образ.

Ни идеологическая сверх-задача, ни комсомольский

энтузиазм, ни даже просто гордость за свою страну не способны сегодня двинуть вперед ни одно большое дело. Значит, способ оста-ется только один – зава-лить отрасль горой денег. Это, может, даже и хорошо, только деньги сами по себе ракеты на Луну не отправля-ют. Для этого нужны люди. Причем не только грамот-ные специалисты, которые будут «крутить гайки», а объединенные усилия всего народа, как это было в США во время реализации про-граммы «Аполлон».

По мысли Рогозина, лунный проект в Российской Федера-ции десятых годов XXI века способен возбудить, вдохнов-лять и объединить россий-ский народ. Он уже сейчас, вероятно, должен заразиться новой национальной идеей и 20 лет жить ею, не отвлекаясь на всякие там митинги.

«Лунный проект» может подтолкнуть развитие науки и промышленности, если сам, в свою очередь, опирается на уже существующую мощную

науку и промышленность, как это и было в Советском Со-юзе. А те – на сильное массо-вое образование. В том числе и профтехобразование.

Где все это? Где те высоко-квалифицированные рабо-чие, которые еще способны выполнять технически слож-ные задания? Кто придет им на смену (если кто-то из них еще работает) через 15-20 лет? И придет ли?

Где те ученые и конструкто-ры, которые, как в свое время Сергей Королев, не боятся перечить начальству, а пуще того – «эффективным менед-жерам», которые везде, всюду и всем теперь у нас заправля-ют? Остались ли еще и если остались, то получат ли шанс воплощать свои мечты в ны-нешней системе корпоратив-ного производства?

Это вопросы, на которые у Рогозина если и есть ответ, то, наверное, такой: «Дадим денег, и все появится».

Если потратить на доро-гу миллиард там, где можно было обойтись миллионами, это не гарантирует от того, что ее не смоет первым же до-ждем. И даже не в извечной коррупции дело. Проблема в том, что генерация государ-ственных мужей, находящих-ся сейчас у власти, не верит ни во что, кроме денег и пиара. А на них далеко не уедешь. Не то что на Луну.

общество гигантских прожектов

Где те высококвали- фицированные рабочие, которые еще способны выполнять технически сложные задания?


мИР в ОБъЕкТИвЕ

евгений Рудашевский

«Бойтесь малярии!» Так говорили пограничники на таможне Порт-Блэра (остров Южный Андаман). Москит – не чета простому комару. Черный, мелкий; летает дергано и тихо – не известит он писком о прибытии своем, а потому и сядет на вас незаметно. Напьется крови, а по себе заразу оставит. Без репеллентов выходить нельзя даже для малой прогулки. И в ночь ложиться лучше, тело все обрызгав.

«Бойтесь крокодилов!» Так говорили таблички, выстав-ленные по пляжам Андаман-ских островов. Живут здесь крокодилы, не брезгающие соленой водой, а потому опасные для туриста, разо-млевшего от солнца, на пе-ске уснувшего. В последний раз на пляже Корбин видели их 16 февраля 2012 года (за пять месяцев до нас). За-метив тушу темно-зеленую, вы плыть должны скорее к берегу, бежать к дороге; со-общить в полицию.

«Бойтесь змей!» Так гово-рили мото-рикши (водители крытых мото-такси). Змеи опасны не на земле (днем си-дят они в норах, наружу ред-ко вылезают), но в океане: воду любят и шустрят в ней своевольно. Островки ка-менные, от берега на кило-метр отброшенные, нередко змеиными оказываются –

подплыть к ним можно на лодке заказной, но сходни опустить вам не позволят.

«Бойтесь воришек!» Так говорил торговец на база-ре Абердин. Ловкость у них особенная – карман ваш од-ним движением опустошат, да тут же в толпе рыночной исчезнут. Работают в ко-манде, где один отвлекает вас праздным разговором, а другой уж сзади вас ловчит с карманом вашим.

Не боялись мы ни малярии, ни крокодилов, ни змей, ни во-ришек. Глупости. Боялись мы кокосов! Пальмы по островам Андаманским кучно растут – лесами густыми, широкими. Под макушкой пальмы – связ-ка обильная кокосов. Страхи наши начались после того, как в 10 метрах от нас обрушил-ся на землю первый кокос. Глухой, тяжелый звук удара. Могло по голове прийтись! Прибьет. 2,5 килограмма – твердые, как дерево, – падают с высоты семи этажей... По та-кой особенности надлежало бы выставлять здесь таблички «Осторожно, кокосы!»

ОСтОРОжНО, КОКОСы!


мИР в ОБъЕкТИвЕ


СООТЕчЕСТвЕННИкИ

ольга ХоРоШиЛовА

Грязноватый, уныло-желтый Гелиополис близ Каира. Утро. Сотни темно-шоколадных торговцев в опыленных одеждах, шаркая и ворча, неспешно раскладывают утлый товар на прилавках, коробках, под ногами – где придется. Так, медленно и устало, вот уже добрую сотню лет начинается утро знаменитого книжного развала.

Солидные золотистые тома в евро-пейских виньетках занимают почет-ное место на полках и лотках, книги подешевле громоздятся в картонных коробках, все прочее – без имени и почти без цены – брошено на ци-новки возле прилавков. Среди это-го мусора цивилизаций, почти под самой растрескавшейся от возрас-та непочтительной пятой продавца, шуршат и перелистываются на ис-сушающем солнце книги, набранные кириллицей, и смуглые бумаги, со-держание и значение которых старо-му египтянину-продавцу непонятны и, в общем-то, неинтересны. Они уже давно приговорены им к медленному и мучительному увяданию. Откуда было ему знать, что пятой своей он попирал семейный архив генераль-ного консула в Иерусалиме, видного русского дипломата и белоэмигранта Алексея Федоровича Круглова и ча-стицы некогда большой библиотеки, принадлежавшей его детям. Попали они к нему из «Русской богадельни» по соседству, в которой тихим чере-дом уходили из жизни эмигранты

первой волны, а их архивы рассеива-лись, распылялись, сгорали под пла-менным солнцем чужбины.

Лишь случайно, каким-то почти вол-шебным образом, эти бумаги заметил любознательный российский офицер, совершавший променад по старому книжному базару. Так архив попал в Москву, а затем оказался у автора этих строк, в Петербурге, откуда он начал свое путешествие почти сто лет назад. Пухлые желтые конверты, туго наби-тые письмами, фотографиями, доне-сениями, визитками, всевозможными дипломами и «бреве», приоткрыли многие неизвестные страницы жизни видного дипломата и его семьи.

Биография Алексея Круглова весьма типична для человека пореформенного времени, когда острый ум и професси-

ональные таланты ценили выше проис-хождения. Будущий статский советник, генеральный консул не имел сложного генеалогического древа, званий и гром-ких фамильных приставок. Он был вы-ходцем из семьи купца. Его отец Федор Арсеньевич состоял по 3-й гильдии, а в 1872 году, ловко сколотив солидный капитал, перешел во 2-ю. Занимался он выгодным меняльным делом, содержа две лавки, на Невском и Владимирском проспектах. Благосостояние семьи росло, и в 1886 году Федор Арсеньевич смог перейти в почетную 1-ю гильдию, открывшую много возможностей в жизни и карьере. Благодаря достатку и хорошим связям с нужными людьми, рачительному отцу удалось дать сыну прекрасное образование.

Окончив классическую гимназию, Алексей с легкостью поступил на престижное Учебное отделение Вос-точных языков при Азиатском депар-таменте Министерства иностранных дел. В середине 1880-х молодой пере-водчик, знавший арабский, османский, персидский и греческий языки, а также несколько европейских, надел темно-зеленый с серебряным шитьем мундир чиновника МИДа и отправился в Баг-дад с назначением на должность «дра-гомана» (так назвали переводчиков, работавших в русских консульствах на Ближнем Востоке). Работа была не сложной, но хлопотной: перевод офи-циальных писем, составление ответов, устный перевод во время переговоров, участие в многочисленных официаль-ных приемах, заседаниях, смотрах… Во второй половине 1896 года надворный советник Алексей Круглов, заслужив-ший к тому времени несколько русских и восточных орденов, был переведен

«БЕлый» кОНСул русской палесТины

Генеральный консул в Багдаде А. Ф. Круглов. Начало 1900-х годов



на более почетную и ответственную должность секретаря генерального консульства в Иерусалиме. Затем он недолгое время был генеральным кон-сулом в Багдаде, а в 1904 году стал гене-ральным консулом в Алеппо.

Круглов зорко следил за политиче-скими событиями, четкий и последо-вательный анализ которых излагал в донесениях. Он писал о взаимоотно-шениях христианского меньшинства с мусульманским большинством, о натя-нутых отношениях истинных «шери-фов» с пришлыми еврейскими племе-нами, вооруженных столкновениях и даже дерзкой попытке коварных мест-ных черкесов устроить в Алеппо пере-ворот. Среди его донесений есть и одно крайне любопытное, связанное с переселением полутора тысяч «рус-скоподданных» черкесов, в долину реки Евфрат. Его причины Алексей Федорович объяснял так: «Большин-ство из этих черкесов, насколько мож-но было узнать, принадлежат к пле-мени кабардинцев и предназначаются для поселения около местечка Ранка, на берегу реки Евфрата, близ находя-щегося там султанского имения, кото-рое они и должны будут охранять от постоянных набегов арабов племени анэзэ, служа вместе с тем барьером между этим племенем и курдскими

племенами Диарбекирского вилайета. Как здешний вали, так равно и коман-дир войск, стараются оказать полное гостеприимство, но, несмотря на свои усилия, не могут найти средств для покрытия расходов, необходимых на содержание такого количества едино-верцев, так как денег в вилайете нет даже на самое необходимое».

Круглов стремительно взлетел по карьерной лестнице, получая одно по-вышение за другим и украшая свой мундир свидетельствами благораспо-ложения и снисходительного почтения правителей. В 1908 году он занял пост генерального консула в Иерусалиме. Город этот и местные дела были ему отлично известны, и новая должность не стала обузой.

Круглову досталось большое и хлопотное наследство, оставленное, впрочем, его предшественником, ди-пломатом Александром Яковлевым, в полном порядке. Ценные списки вла-дений Российской империи в Палести-не с четким указанием их масштабов и названий новый консул изучил без труда. Однако предстояло составить и новые списки. Ведь как раз в то время

отец Леонид (Сенцов) самозабвенно покупал священные квадраты пыль-ной земли, расширяя владения под-властной ему Русской духовной мис-сии. В 1908 году он приобрел участок на горе Кармил в Хайфе, затем – боль-шой надел на побережье Галилейского моря ради неиссякаемого источника Марии Магдалины. Всего к 1914 году отец Леонид обогатил Российскую империю шестнадцатью участками. На многих из них возводились часов-ни, церкви и соборы, проводились ар-хеологические исследования. В этой достойной работе принимал участие и Алексей Круглов. Искренне верую-щий человек, он выделял собственные средства на строительство и делал все возможное, чтобы привлечь частный капитал. К примеру, он вместе с отцом Леонидом организовал настоящую ре-кламную кампанию по сбору средств на строительство храма и колоколь-ни во имя Живоначальной Троицы (у Дуба Мамврийского, близ Иерусали-ма). В его архиве, к примеру, сохрани-лись обращения к «боголюбивейшим» господам с просьбой пересылать де-нежные взносы.

Бланк Русской духовной миссии в Иерусалиме

Семья Кругловых. В центре сидит отец – Федор Арсеньевич. Начало 1890-х годов



Отец Леонид, которого часто срав-нивали с его предшественником, от-цом Антонином (Капустиным), был не только талантливым предпринима-телем, но и весьма своевольным чело-веком. Он неоднократно обращался к Круглову с настойчивыми просьбами разграничить, наконец, обязанности Миссии и Генерального консульства, чтобы таким образом завоевать авто-номность первой. Алексею Федорови-чу приходилось отвечать уклончиво и весьма дипломатично, каждый раз обходя острые углы и уводя оппонента от столь болезненного вопроса, благо-даря чему их личные отношения оста-вались вполне доброжелательными.

Весьма сложной и напряженной была работа Круглова, связанная с русскими православными паломниками, ежегод-но прибывающими на Святую Землю в огромных количествах. Кого только среди них не было – крестьяне, ремес-ленники всякого рода, купцы с шум-ными семействами, военные и моряки, аристократы и члены августейшего семейства. Всех следовало обеспечить паспортами и визами, размещением и питанием, соответствующей охраной,

а также составить четкую программу их пребывания. Конечно, всеми этими вопросами занималось не только Гене-ральное консульство, но и чиновники Императорского православного пале-стинского общества (ИППО), постоян-ный контакт с которым поддерживал Круглов. C наплывом православных туристов Генконсульство справлялось «на ять». Статский советник Круглов периодически получал письменные благодарности от высокопоставлен-ных паломников, а также приятные по-ощрения в виде памятных подарков и наград, к примеру, ИППО преподнесло ему золотой знак почетного члена, а иерусалимский патриарх – крест кава-лера святого Гроба Господня.

В 1914 году Турция вступила в Пер-вую мировую войну. Все дипломатиче-ские представительства были закрыты, а ее служащие высланы из страны. Гене-ральному консулу Круглову пришлось покинуть Иерусалим, оставив незавер-шенными сотни дел и проектов. Он воз-вратился в родной Петроград, воссоеди-нившись с супругой и тремя дочерьми. Статского советника привлекли к ра-боте в МИДе и Военном министерстве, памятуя о его опыте и знаниях многих тонкостей ближневосточных дел.

Октябрьскую революцию Алексей Федорович с семьей встретил в Петро-граде. Он был практически не востребо-ван. В самом конце сентября 1917 года он вместе с семьей перебрался в Ставро-поль. В декабре 1918 года они уже нахо-дились в относительно безопасном пока Екатеринодаре, столице Вооруженных сил Юга России. И дальнейший путь Кругловых был таким же, как и у тысяч других примкнувших к Белой армии «бывших». Отступая все южнее, теряя веру в победу и возвращение домой, они оказались наконец в Новороссийске, от-куда был только один путь – эмиграция.

Сохранился заграничный паспорт дочери дипломата Марии Кругловой, подписанный полковником Борисом Энгельгардтом 28 февраля 1920 года. С ним она эвакуировалась из Ново-российска в Александрию на пароходе

«Саратов». Вместе с Марией в страну пирамид отправились сестры и мама. Из Александрии Кругловых перевезли в лагерь Телль-аль-Кебир, унылое, всеми богами забытое место посредине мол-чаливой пустыни. Началось очень тяже-лое время поисков работы, увенчавше-еся, однако, успехом. Сестры Кругловы устроились в Каире, благодаря знанию арабского и нескольких европейских языков. В 1920-х годах они открыли модный бутик, в котором торговали русской вышивкой и дамской одеждой.

Алексею Федоровичу Круглову уго-тована была другая дорога. Деникин-ские чиновники вспомнили о бывшем генеральном консуле во время обсуж-дения кандидатуры на пост офици-ального представителя правительства в Палестине. Как раз тогда, в апреле – мае 1920 года, возникла острая не-обходимость вмешаться в дела, про-исходившие на Святой Земле. Там безнаказанно хозяйничали англичане, оккупируя здания и земли, принад-лежавшие Русской духовной миссии. В Иерусалиме всерьез поговаривали о создании автономного еврейского го-сударства. Заметно усилил свое влия-ние и присутствие Ватикан. Греческая Церковь бесцеремонно пререкалась с иерусалимской патриархией… О Рос-сийской империи, ее многовековом и законном присутствии в Палестине

Дети А. Ф. Круглова с воспитательницей. Иерусалим

Круглов стремительно взлетел по карьерной лестнице, получая одно повышение за другим и украшая свой мундир свидетельствами благорасположения правителей



никто не задумывался, ведь не было уже такой страны, а следовательно не могло быть и «законных притязаний». Правительство Врангеля справедли-во решило напомнить о месте и роли России. Была придумана должность заведующего русскими интересами в Палестине, чтобы «взять в свое офи-циальное заведование русские дела и учреждения». Все сошлись на канди-датуре Алексея Круглова, чьи глубокие знания, опыт и холодный дипломати-ческий ум могли сослужить Врангелю отличную службу. Итак, в мае 1920 года «белый» консул прибыл в многонацио-нальный и многоликий Иерусалим.

Его никто здесь не ждал, и ровным счетом никто не обратил на него вни-мания. Алексей Круглов. Кто он такой? Мифический заведующий какими-то неясными, неустановленными и никем не признанными «интересами России в Палестине». «Белому» консулу при-шлось оставаться в стороне от событий и лишь зорко наблюдать за ними, акку-ратно информируя дипломатических представителей правительства Вран-

геля. «Я продолжаю оставаться здесь в качестве частного лица. К сожалению, такое положение осуждает меня на бездеятельность, лишая возможности из-за цензурных соображений, даже со-общать все сведения, которые могли бы быть интересными для нашего дела», − жаловался Алексей Круглов.

На его глазах англичане закончи-ли военную оккупацию Палестины, реквизировав большинство принад-лежавших Русской духовной миссии построек. Он наблюдал первые шаги Верховного комиссара Палестины Гер-берта Самуила и предупреждал рус-ских дипломатов о возможно скором образовании «национального очага еврейского народа» и, как следствие этого, формировании арабских госу-дарств, которые, по мнению Кругло-ва, следовало бы взять под контроль. Круглов писал о новом обострении конфликта между представителями греческого Генерального консульства, Священным Синодом и патриархом Дамианом, лишенным поддержки местной православной общины. «Бе-лого» консула всерьез беспокоило ослабление позиций церкви. Он со-общал: «В таком неблагополучном положении находится в настоящее время дело Православной Церкви в Иерусалиме. Для нас, русских, такое положение, конечно, не может быть безразличным. Правда и сама Русская Православная Церковь переживает те-перь тяжелые испытания, но глубоко верю, что освобождение ее от невзгод переходной эпохи не за горами и бли-зок час, когда она снова восстанет во всей своей силе».

Алексей Круглов мог лишь надеять-ся. «Заведующий интересами» был бессилен, но продолжал молниеносно реагировать на политические события, составляя официальные письма и пети-ции. В конце 1922 года его миссия была окончена. Впрочем, «белый» консул предпочел остаться в Палестине. Лишь с началом арабо-израильской войны он переехал в относительно тихий Ливан, поселившись в доме своей дочери Веры. Он скончался в 1948 году и был похоро-нен на кладбище города Шуэйфата.

Две другие его дочери остались в Египте. Александра вышла замуж за врача Льва Григорьева, вместе с кото-рым впоследствии эмигрировала во Францию. Их сын Лев стал иподиако-ном. Имея прекрасный баритон, он пел в составе Митрополичьего хора Нико-лая Афонского, устраивал и участвовал во многих благотворительных вечерах русской эмиграции. Мария со своим мужем Георгием Богдановым относи-тельно безбедно жила в Каире. Они активно участвовали в жизни загранич-ной Русской Православной Церкви – к примеру, передали большую денежную сумму на строительство каирского хра-ма великомученика Димитрия Солун-ского. За это их удостоили грамотой, подписанной митрополитом Антонием.

Мария доживала свой век в «Русской богадельне» в Гелиополисе. Туда она перевезла семейные архивы, в том чис-ле и документы отца. В 1976 году она умерла в возрасте 80 лет. После ее кон-чины бумаги Кругловых-Богдановых какое-то время оставались в стенах богадельни. Когда же здание опустело и хранить архивы было уже некому, сотни писем, фотографий, паспортов, послужных списков, книг оказались на грязноватом, уныло-желтом книжном развале под пятой старика-букиниста.

Все опубликованные иллюстрации – из архива О. А. Хорошиловой

Александра и Мария Кругловы. Каир. Середина 1920-х годов

Заграничный паспорт Марии Кругловой, с которым она навсегда покинула родину


вОкРуГ СвЕТА

евгений РУДАШевСкий

Многое удивляет в древних мифах Индии. Если мудрость «Рамаяны», «Махабхараты» или «Йогавасиштхи» в наши дни не звучит откровением, то сами характеры и сюжеты, в них выписанные, нередко поражают до смеха, негодования, а порой ведут к задумчивости.

Пандит1 в рассказах своих не всегда заботится хронологией. Судьбы героев, их мысли и чувства важнее последова-тельности дней, лет и даже тысячелетий. Валмики без стеснения читал сыновьям Рамы историю их отца – «Рамаяну» – еще до того, как бог Вишну задумал

показаться среди людей в восьмом во-площении – в теле Рамы. Не стоит заду-мываться об этой последовательности, чтобы не отвлекаться от повествования. Нужно смириться с тем, что рассказчик иногда прерывает сюжет замечаниями о прошлом, где вдруг проступают образы еще не достигнутого в рассказе будущего. Царь живет десятки тысяч лет, а мифот-ворец признает себя очевидцем его рож-дения, смерти, перевоплощения…

Другим удивлением от индийских мифов неизменно бывают события, за-вершающие или переламывающие сю-жет. Всякая история должна окончиться счастьем – закон этот тверд, как склоны Кайласа, на которой, задумавшись, сидит Шива. Если нет песен, танцев, мудрости, свадьбы, значит миф еще не завершился.

Однако это не мешает авторам мучить ге-роев с такой настойчивостью, что, кажет-ся, никаким удовольствием потом эти му-чения не оправдать. Но кровь, уродства, насилие волнуют читателя не так сильно, как неожиданные сюжетные выдумки. Вспомнить историю Валмики. В предыду-щей жизни он, поверженный болезнями, лежал на кровати. Жена ему прислужива-ла и могла бы излечить своими заботами. Но однажды она укладывала Валмики на лицо компрессы, а он в неожиданном гне-ве откусил ей мизинец. Палец застрял в горле, мужчина задохнулся.

Таким же диковинным получился сю-

Мизинец в горле

1 Пандит – в Индии почетное звание ученого брахмана, а также человека высокообразованного в области классической индийской литературы на санскрите.

В стабильном обществе Александры Супертрампы – враги гонимые и высмеиваемые


вОкРуГ СвЕТА

жет «Непарного браслета» из «Шилап-падикармы». Овдовевшая Каннахи для начала обходит весь Пукар – провозгла-шая безвинную смерть мужа, проклинает убийц, после чего сдергивает с себя пла-тье, вырывает свою левую грудь и бросает ее в небо, где брошенной плотью пробуж-дает бога огня. Бог этот сжигает столицу Пандьи и тем мстит за убитого Ковалана.

Эротизм в древних текстах – привы-чен. Древние индийцы (как и греки) не ведали средневекового ханжества, вик-торианского ригоризма. Они знали, из каких слов выложить теплое, ароматное тело женщины. Манматха – бог любви – в «Шиве пуране» наслаждался близо-стью Рати, «заостренные груди которой были похожи на нераспустившиеся бу-тоны лотоса и кончались темными, как медоносные пчелы, сосками, такими твердыми, что упавшая на них слеза раз-бивалась на тысячи мельчайших брызг»2. Удивляет, что этот эротизм (порой со-четающий несколько жен одного мужа или даже нескольких мужей одной жены) остается неизменно поэтичным, порой – целомудренным. По меньшей мере, любовь Налы и Дамаянты, сообщенная через лебедей, звучит песней в сравнении с грубым мотивом абхазской легенды, по которой отец Сасрыквы вожделился телом Сатаней-Гуаши, но не сумел пере-плыть к ней на другой берег и послал ей через реку свое семя…

Любопытно и то, что эротизм ин-дийских мифов подчас переплетается с женской самоотверженностью. Жена прислуживала Валмики, когда тот ле-жал со своей любовницей-проститут-кой. Когда же муж умер, жена бросилась в его погребальный костер. Каннахи в свою очередь продала все украшения, чтобы муж ее Ковалан мог содержать любовницу-танцовщицу Модави. Впо-следствии она безропотно ушла вслед за мужем в долгие скитания.

Удивляет в индийских мифах то, с ка-кой настойчивостью могущественные цари бросают богатства и прислугу, чтобы для мудрости уединиться в лесу. Мудрость чаще всего постигают по при-

меру Тараки, который «сто лет стоял с поднятыми руками на одном большом пальце ноги и непрерывно читал молит-вы». Величию всех героев неизменно предшествует отшельничество. И редко кто-то из царей, драгоценности сменив на грязь, а сладкие кушанья на горь-кие корнеплоды, начинал сетовать или «омочать» слезами грудь.

Наконец, большое удивление проис-ходит от слепой азартности индийских героев. Всякий раз я до нестерпенья возмущался, если кто-то из счастливей-ших царей в один вечер проигрывал все: от драгоценного перстня до царства и жены. И ведь соперник у них обязатель-но случался гадостный, обманом и тем-ными чарами пользующийся – да так, что нельзя не заподозрить их в нечестно-сти. Но мудрейший Юдхиштхира (стар-ший из братьев Пандав) и умнейший Нала отчего-то становились в азарте глупы, капризны. Хотелось пощечинами отрезвить их от недомыслия, удержать поднятую для проигрыша руку с играль-ными костями. Разве это возможно?! Стоило ли в сражениях отвагу показы-вать, вымаливать у богов удачу, свергать чудовищ, в сваямваре лучших жен нахо-дить, строить в долгие годы царство и для дворца лучших зодчих искать, что-бы потом в расцвете счастья (кровью, потом выслуженного) разом проиграть все в кости… Негодование принуждало громче цокать и шлепать по столу ладо-

нью, когда Юдхиштхира, после первого проигрыша спасенный Кришной, вновь соглашался играть и вновь проигрывал свое обширное государство. Тут уж не достало слов, чтобы себе же охарактери-зовать безрассудство такого царя. Но… потом я остановил свои мысли и вдруг понял свою убогость.

Удивляться нужно не азартным ге-роям, а собственной трусливости. Мы дорожим комфортом, боимся утратить накопленное, а ведь у нас и царства-то, и Дамаянти нет. Так бережем свое иму-щество, будто вознамерились жить с ним вечно. Овладеть богатством – счастье, но владеть им – скучно. Лучше уж ли-шиться его, чтобы устремиться к нему снова. Что за радость – над златом чах-нуть? Вот вам мечта человека – забиться в тесную квартирку, обеспечить нужный процент в банке, а ночью – «к постылой бабе под одеяло, плодить…» сами знаете кого. Трусость, которую назвали береж-ливостью. Боишься начальника, клерка, продавца. Молчишь – только бы уберечь и квартирку, и «бабу постылую». Это – норма. Наша норма. «Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви».

В стабильном обществе Александры Супертрампы3 – враги, гонимые и вы-смеиваемые. Именно с позиции такой нормы (бумажкоедства) кажутся индий-ские мифы диковинными. Но если нор-мой признать дела Налы и Юдхиштхиры, то безрассудными окажемся мы. Стоит ли наша жизнь всех усилий? Проценты, ссоры, счета, ворчание, царапина на бам-пере, дырка на брюках, квартальная пре-мия, двухнедельный отпуск в Турцию, смартфоны, проклятый сосед с вечными «Белые розы». Неужели эта норма луч-ше другой – вырисованной в индийских мифах? Отшельничество, сражения, ми-лости Ганеши, видения в дурмане, поиски возлюбленной, ее груди бутонами лотоса, предательства, богатство и нищета, ухар-ство, азарт, славные победы и не менее славные поражения – неудержимость жизни. И смерть – не такая, чтобы чинно и неизбежно, а лихо, весело – пусть даже от мизинца в горле.

2 Здесь и далее мифы цитируются по пересказам Р.К. Нарайана.3 Александр Супертрамп (настоящее имя – Кристофер Маккендлесс) – американский путешественник. Бросил университет, оставил удобную обеспеченную жизнь и ушел бродяжничать. Погиб от голода на Аляске в возрасте 24 лет


лИТЕРАТуРА

евгения некРАСовА

«У меня стремление к сжатости, формуле»

М. Цветаева.

Всем известно, что Мари-на Цветаева была поэтом, многие знают, что она писа-ла прозу. Некоторые читали о ее чрезвычайно страшной судьбе. И только немно-гие осознают, что Цветаева была еще и философом, спо-собным одной строкой за-писать глубочайшую мысль, которую бы любой другой раскрывал томами.

Слава схитрила с Цветае-вой – фамилия на слуху, но мало кто читал, и не каждый понимает ее стихи. До днев-ников и тетрадей, звенящих афоризмами, добирались только особенно любящие ее творчество. За пределами России Цветаева известна по большому счету только славистам и особо ярым фа-натам поэзии.

«творчество – общее дело,

творимое уединенными»

Живущая в Великобри-тании Татьяна Новоселова – физик, переводчик и че-ловек, увлеченный творче-ством Цветаевой, – давно

окРыления марины ЦветаевОй

Печатныe материалы проекта: 80-страничный буклет с афоризмами Марины Цветаевой на десяти языках и двуязычные двусторонние закладки



задумала создать проект, представляющий Цветае-ву как философа и мысли-теля. В год празднования 120-летнего юбилея Мари-ны Цветаевой проект ре-шено было воплотить – и не только на русском, но и на других языках. Татья-на и Анжела Ливингстоун, переводчик русской поэзии на английский (ее перевод цветаевской «Федры на ан-глийский недавно вышел из печати), отобрали 37 фраз из дневников и записных книжек поэта.

Бросили клич переводчи-кам – откликнулись не все, но многие. Далее над фра-зами в течение двух месяцев активно работали Аннелиза Аллева, Эвелин Амурская, Гульзада Ахтямова, Анна Барсова, Петер и Фиона Бьерлинг, сама Анжела Ли-вингстон, Идзуми Маэда, Аниса Тагирова, Лилия Фо-гельзанг, Карл Хенниг и Ма-рия Луиза Ботт. Благодаря их усилиям цветаевские афо-ризмы зазвучали на итальян-ском, французском, татар-ском, армянском, шведском, английском, японском, баш-кирском и немецком языках.

Проект, по ассоциации с крылатыми словами и столь близким поэту образом пти-цы, было решено назвать «Окрылениями Марины Цветаевой». Они на разных языках готовились облететь мир, но пока лежали не-движимыми килобайтами в компьютере. Нужна была взлетная полоса.

Ею оказался Елабуж-ский музей-заповедник,

Фраза Марины Цветаевой «О Боже ты мой, как объяснить, что поэт прежде всего – СТРОЙ ДУШИ!» Выставка каллиграфии. Художник – Елена Дербилова

У поэта есть только голос – его язык, и крылья – его талант



готовящийся в это время к проведению Международ-ных Цветаевских чтений. По горькой иронии судь-бы, именно Елабуга – ме-сто, где Цветаева оконча-тельно «попала в тупик», много лет уже собирает самые представительные форумы цветаеведов со всего мира. Организаторы чтений решили поддер-жать «Окрыления», предо-ставив для проекта презен-тационное пространство и типографию.

Создатели «Окрылений» понимали, что культура в современном мире чрезвы-чайно визуальна. Тексты, даже очень качественные и глубокие, нуждаются в на-глядной интерпретации. Поэтому Татьяна и ее по-мощники задумали передать цветаевские «окрыления» через визуальные образы.

«как тихо пишется. как шумно

печатается»Буклет «окрылений»

включил в себя 37 ото-бранных цветаевских фраз и их переводов для «по-лета» в Армению, Велико-британию, Германию, Ита-лию, Россию, Францию, Японию и другие страны. Каждую русскую фразу дизайнеры перед полетом снарядили крыльями-ка-вычками – наиболее под-ходящими приспособле-ниями для полета цитат, крылатых слов. Кроме этого, возникли двусто-ронние закладки-перья с двуязычными «окры-лениями». Все это было собрано в цветаевское письмо-конверт со страна-ми-адресатами и почтовым штампом «Окрылений».

Татьяна Новоселова представляет проект на переводческой сессии во время Цветаевских чтений в Елабуге. На фото: Анатолий Разживин, Гульзада Руденко, Лев Мнухин и Вероника Лосская

Бумажные птицы-оригами с афоризмами Марины Цветаевой в оригинале и на немецком языке. Переводчик – Мария-Луиза Ботт



«о боже ты мой, как объяснить, что поэт прежде всеГо –

строй души!»Вторые «подокрыления» –

это выставка художника-кал-лиграфа Елены Дербиловой из Харькова. Она специально для проекта выполнила в каллигра-фии цветаевский афоризм «О Боже мой, как объяснить, что поэт прежде всего – СТРОЙ ДУШИ!» и его переводы. Дер-билова так загорелась идеей «Окрылений», что сама нашла переводчиков еще на девять дополнительных языков и за-писала цветаевскую форму-лу-определение кириллицей, латиницей, китайскими и япон-скими иероглифами, еврейской и арабской вязью, армянским и грузинским алфавитом.

«птицы слушаЮт телеГраммы»

Третьи «подокрыления» стали инсталляцией – она за-

тронула берлинский период Цветаевой, заставив двенад-цать бумажных птиц с «окры-лениями» на русском и не-мецком языках летать среди домов, лесов, парков Берлина (фотовыставка Маргариты Кабаковой), города, где Мари-на Цветаева жила в 20-х годах прошлого столетия. Птица вообще явилась центральным образом проекта. Ведь Цве-таева определяла поэта как птицу – существо без пола, без возраста и без страны. У поэта есть только голос – его язык, и крылья – его талант.

Каждая его строчка – это взмах крыльями. Каждый стих – высокий полет.

«крылья – свобода, только коГда

раскрыты в полете, за спиной они –

тяжесть»Презентация проекта

«Окрыления» состоялась 21 августа в рамках VI Цве-таевских чтений в Елабуге. Татьяна Новоселова пре-зентовала бук-лет, калли-графическую выставку и берлинскую инсталляцию

участникам конференции. С переводчиками была про-ведена сессия, во время ко-торой обсуждались трудно-сти перевода «окрылений», заложенные изначально и связанные с особенностями разных языков.

Татьяна Новоселова и ее помощники планируют развивать проект, отбирая больше цветаевских афориз-мов и переводя их на разные языки, и искать «окрылени-ям» новые визуальные во-площения и пространство для их популяризации.

«Окрыления Марины Цветаевой» продолжают свой полет он-лайн:

Фейсбук (www.facebook.com/okrylenia); Твиттер (www.twitter.com/okrylenia).

Анжела Ливингстон представляет читателям свой перевод драмы «Федра» Марины Цветаевой – 2 октября 2012 в 19.45, Пушкинский дом, 5а BloomsburySquare, Лондон (Marina Tsvetaeva, Phaedra with New Year’s Letter and other poems.Translated by Angela Livingstone, Angel Classics, July 2012).

Фраза Цветаевой «О Боже ты мой, как объяснить, что поэт прежде всего – СТРОЙ ДУШИ!» в переводе на шведский язык. Выставка каллиграфии. Художник – Елена Дербилова, переводчики – Петер и Фиона Бьерлинг


ПЕРСОНА

николай СкАТов, член-корреспондент РАн, САнкТ-ПеТеРБУРГ

На переходе от двадцатых к тридцатым годам своей жизни, кстати сказать, почти совпавшем с рубежом двадцатых и тридцатых годов в жизни XIX столетия, Пушкин стоял перед решением: женитьба. Женитьба как воплощение вечного естественного закона и исполнение простой урочной обязанности всякого нормального человека. «Мне за 30 лет, – напишет он в феврале 1831 года и за несколько дней до венчания. – В тридцать лет люди обыкновенно женятся. Я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться».

Предшествовало этому многое. Первое, так сказать, объективное об-стоятельство: время пришло. Второе – субъективное: дело за ней. Кто же – она? Где же? Шли поиски – поначалу не очень-то упорные, прикидки – не совсем обязательные, примерки – как бы не непременные, в общем, что-то похожее на затянувшийся репетици-онный период: не то… не та… не так… Множество сомнений…

Зимой 1828 года Александр Пушкин впервые увидел Наталью Гончарову. Наконец-то: Она!

Он был и первым, кто проник в суть и будущее ее красоты: ведь она была со-всем юной: только-только исполнилось шестнадцать лет: «Когда я увидел ее в первый раз, красоту ее едва начинали замечать в свете. Я полюбил ее, голова у меня закружилась…» Он был ослеплен.

«Александр Сергеевич, – рассказы-вает, конечно, со слов Натальи Никола-евны ее дочь от второго брака Арапова, – не мог оторвать от нее глаз, испытав

на себе натиск чувства, окрещенного французами coup de fourde».

Но и она была ослеплена. Может быть, и более его. Еще бы: только-толь-ко выехавшая в свет шестнадцатилет-няя девочка, и – Пушкин!

Что же выделило Наталью Никола-евну в ряду всех, без исключения, лю-бовей, влюбленностей и увлечений по-эта? Какова была идея этой женщины, этого удивительного, по выражению хорошо знавшей ее с детства М. Ероп-киной, самородка.

Ум? О бразованность? Красота?Итак – ум?Конечно, вряд ли следует говорить

о выдающемся рационалистическом уме в узком смысле. И Пушкин после женитьбы часто ищет общения с жен-щинами действительно острого, вы-школенного, гибкого интеллекта: Д. Фикельмон, А. Смирнова-Россет и др.

Не забудем, впрочем, сколь скепти-чен был Пушкин в отношении к «ака-демикам в чепце».

Отзывы современников и совре-менниц очень разные: от признания неподдельного ума до упреков в неда-лекости, простоватости и простоду-шии. Последовавшие характеристики несовременниц – особенно великих, таких как Анна Ахматова, Марина Цветаева, – еще чище: «пустое ме-сто». Это в лучшем случае. Как же! Если верить одному из рассказов, од-нажды ночью жена не стала слушать внезапно пришедшие в голову мужа стихи, а попросилась спать. Конечно, уж они-то – и Анна Андреевна, и Ма-рина Ивановна – не то что Наталья Николаевна, – с ним бы о поэзии по-говорили. И говорили, и прекрасно, правда, уже не с ним, но о нем. Здесь, видимо, можно предположить и осо-бого типа ревность.

Успокаивались несовременницы опять-таки на объяснении: дура. Но – красавица. Либо: красавица, но – дура.

«…А у ней пречуткое сердце», – пи-шет Пушкин Нащокину.

Явно в уверенности именно такого ума, сердца, такта, понимания и прони-цания ее «пречуткости» умница и серд-цевед Пушкин написал жене самое боль-шое количество своих русских писем.

Вообще любопытно отметить, что почти все его письма невесте напи-саны по-французски. Почти все жене – по-русски. Верный знак полной естественности и простоты устано-вившихся отношений. «Жена свой брат», – скажет он в одном из писем. Да и пишутся письма жене, в отличие от обычной практики пушкинских пи-сем, без черновиков: сразу – как изли-лось и про все, про что думалось: быт, дети, литература, политика – сразу.

Теперь – образованность?Да, Пушкин явно будет находить

своеобразные интеллектуальные от-душины в беседах с женщинами, от-меченными особой литературной осведомленностью, эстетической

«...Я готов умереть за нее»

Зимой 1828 года Александр Пушкин впервые увидел Наталью Гончарову


ПЕРСОНА

заинтересованностью (та же А. Смирнова-Россет, несколь-ко раньше – З. Волконская), а уже что касается нашего по-эта, то и восторженным по-клонением: в парке римской виллы Волконской был уста-новлен ему памятник.

Но и Наталья Николаевна была образованна – в меру, вполне пристойную по заведен-ным и диктуемым временем, положением и средой стандар-там. Даже более того. И даже литературно – более того. Хотя и без притязаний на собствен-ное литературное творчество, подобно той же Анетте Олени-ной, но с большим, как и во всей гончаровской семье, так сказать, читательским пониманием того, что такое Пушкин-писатель.

Справедливость требует ска-зать, что мать Натальи Нико-лаевны – Наталья Ивановна – тратила на обучение детей большие по своим возможно-стям деньги. Были и гувернеры и гувернантки. Были и очень тогда дорогие учителя. Не говоря уже о французском, юная невеста неплохо знала немецкий и английский: види-мо, лучше жениха, и через много лет сама удивлялась, как хорошо при не-обходимости вспомнила свой забы-тый английский.

Наконец – красота?Да, вероятно, красива, судя по мно-

гим отзывам многих современников. В то же время даже красивой каза-лась не всем: не говоря уже о, види-мо, довольно пустоватом молодом В. Туманском, такому, например, вроде бы знатоку красоты, как Карл Брюллов: на ее портрет не смог угово-рить художника сам Пушкин.

Отметим здесь, однако, существен-ное для уяснения одно обстоятель-ство: почти все и чаще всего говорят больше, чем о красоте, – о произведен-ном ею впечатлении. Но, может быть, куда проще свалить все на неподвласт-ность и необъяснимость чувства люб-ви к Красавице – и дело с концом.

Между тем любовь поэта как раз здесь обретает глубочайший историче-ский, общественный и нравственный смысл. А простое, точное и исчерпыва-ющее объяснение дал он сам. Дал на-всегда и для всех.

Ведь именно Пушкин увидел в Гон-чаровой главное: помимо ума, вне об-разованности, даже сверх красоты – нечто органичное и натуральное, врожденное, как гений: уж в чем в чем, а в гениальности он толк знал.

Что же?Женственность. Идеальную, свет-

лую, чистую женственность. Которая, естественно, должна найти и находит продолжение и самое точное выраже-ние в материнстве и сливается с ним.

Мировая, во всяком случае евро-пейская, культура нашла и воплоти-ла этот образ – Мадонны. Русская традиция его почти не знала. Бого-матерь в русской – даже не в живо-писи, а в иконописи – явление иного рода. Пушкину образ Мадонны как

некий идеал женственности был почти всегда близок. И он, может быть, единствен-ный, кто внес этот образ в рус-скую культуру, да еще в столь присущей этой культуре лите-ратурной форме.

А в жизни он сразу прозрел это начало в шестнадцатилет-ней девочке. Прозрел и буду-щую прекрасную мать своих детей, что она подтвердит при жизни поэта и, может быть, еще больше после его гибели. Так что и здесь он не ошибся.

Наталья Николаевна дей-ствительно стала одной из самых замечательных русских женщин-матерей. Вся ее по-следующая жизнь посвящена детям. «Это мое призвание, – писала она позднее, – и чем больше я окружена детьми, тем более довольна». А деть-ми она была окружена плотно. Четверо пушкинских детей, ею растившихся и обучавших-ся в условиях довольно, а ино-гда и очень, жестких матери-

альных стеснений. Любой вариант нового замужества определялся от-ношением к детям Пушкина. Только безукоризненность такого отноше-ния и решила через семь лет вопрос о втором браке – с Петром Петрови-чем Ланским, от которого было еще трое детей. Кроме того, опека над пушкинским племянником Львом Павлищевым, учившемся в Учи-лище правоведения. «Забыла тебе сказать, – сообщает она мужу, – что Лев Павлищев приехал вчера из сво-ей школы провести с нами два дня». Опека над сыном Павла Воинови-ча Нащокина: «На днях приходила ко мне мадам Нащокина, у которой сын тоже учится в Училище право-ведения, и умоляла меня посылать иногда в праздники за ее сыном <…> Я рассчитываю взять его в воскре-сенье». Нащокины живут в Москве – как не взять. Да и назван сын лю-бимого пушкинского друга, конечно, Александром, а дочь – Натальей.

«О, как мучительно тобою счастлив я»


ПЕРСОНА

«Положительно мое призванье, – пишет Наталья Николаевна, – быть директоршей детского приюта. Бог по-сылает мне детей со всех сторон».

Еще до замужества – и соответствен-но до материнства – Пушкин обратил к невесте стихи «Мадонна»:

…Исполнились мои желания. ТворецТебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,Чистейшей прелести

чистейший образец.

Поэзия открыла возможность создать очень емкий образ, может быть, больший и, во всяком случае, иной, чем Мадонна «с холста». Так, одной стороной (и од-ним словом – «пречистая») пушкинская Мадонна обращает нас к русской богоро-дичной традиции. Другой – к его, Пушки-на, суженой, которая в стихах буквально, конечно, не Мадонна. Чувство меры и ощущение иерархии у нашего поэта, как всегда, безукоризненные: это – его Ма-донна («моя Мадонна»).

Поэт находил, что выставленная в ан-тикварной лавке на Невском проспекте старинная копия «Мадонны» Рафаэля имеет поразительное сходство с его невестой. «Прекрасные дамы, – пишет он ей в июле 1830 года, – просят меня показать Ваш портрет и не могут про-

стить мне, что его у меня нет. Я утеша-юсь тем, что часами простаиваю перед белокурой мадонной, похожей на Вас как две капли воды». Но этой «одной картиной» украсить «свою обитель» было не по карману: «Я бы купил ее, если бы она не стоила 40 000 рублей».

По сути, его голос стал и общим гла-сом. «Это образ такой, – записывает позднее о пушкинской жене Дарья Фе-доровна Фикельмон, – перед которым можно оставаться часами, как перед со-вершенным произведением Создателя». Кажется, Наталья Пушкина – единствен-ная среди светских матрон, кого назы-вали Мадонной: та же внучка Кутузова – Дарья Фикельмон, а Софья Карамзина, уточняя, – Рафаэлевой Мадонной… Та-кой же художник, как Карл Брюллов, ко-торому это начало абсолютно чуждо, не должен был его ощутить и от «натуры», где оно было заложено, отказался.

И, конечно же, именно в таком внеш-нем облике находил выражение вну-тренний образ Натальи Николаевны – ее глубокая религиозность и потреб-ность молитвы: «тогда я снова обре-таю спокойствие, которое часто рань-ше принимали за холодность и в ней меня упрекали». «На вид, – вспоминал В. А. Соллогуб, – всегда она была сдер-жанна до холодности и вообще мало говорила». «Что поделаешь, – продол-жает и как бы отвечает на подобные упреки Наталья Николаевна. – У сердца есть своя стыдливость. Позволить чи-тать свои чувства – мне кажется про-фанацией. Только Бог и немногие из-бранные имеют ключ от моего сердца».

Истинно: много званых, да мало из-бранных. Пушкин стал таким избран-ным. И она стала такой избранной. Отсюда же, от избранности ее, – и обреченность его ей, какой не было в предшествовавших видах на брак: «Что же касается меня, то заверяю Вас чест-ным словом, что буду принадлежать только Вам или никогда не женюсь». В таком решительном деле это простое и сильное честное слово Пушкина, дан-ное и через полтора года после перво-го предложения, – не то, что любовные клятвы, заверения и обещания, обиль-но рассыпавшиеся в письмах к другим.

Отсюда же и готовность пройти че-рез все искусы, препятствия и рогатки, которых жизнь понаставила чуть ли не больше, чем когда-либо, испытывая Пушкина прямо как сказочного героя: и временем, и пространствами, и соб-ственными сомнениями («думаю о за-ботах женатого человека, о прежней хо-лостой жизни»), и бытом, и заданиями, одно другого чище. Здесь же и первый полуотказ, и его, пушкинская, неуверен-ность в ее чувствах, и их, гончаровские, опасения за его благонадежность, и оскорбительные придирки классич-нейшей из тещ – в особенности по де-нежной части. К тому же даже весь де-журный тещинский репертуар здесь как нарочно и вопреки обычной практике в основном был проигран до женитьбы.

В результате моментами свадьба почти расстраивалась. Дело явно спа-салось лишь пониманием и ощуще-нием Пушкина, что, скажем, за холод-ными письмами невесты в Болдино стоит будущая теща, а что, по сути, он и будущая жена заодно. «Когда он жил в деревне, – рассказывает современни-ца, – Наталья Ивановна не позволяла дочери самой писать ему письма, а приказывала писать всякую глупость и, между прочим, делать ему настав-ления, чтобы он соблюдал посты, мо-лился Богу и пр. Наталья Николаевна плакала от этого».

«В тридцать лет люди обыкновенно женятся. Я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться»

«Чистейшей прелести чистейший образец»


ПЕРСОНА

Надо сказать, правда, что, став уже реальной тещей, Наталья Ивановна своим зятем будет быстро и решитель-но укрощена.

Наконец, имело место и почти фа-тальное вмешательство судьбы, вплоть до смерти дяди, в очередной раз отло-жившей (из-за траура) брак. «В довер-шение всех бед и неприятностей толь-ко что скончался мой бедный дядюшка Василий Львович, – сообщает Пушкин Е.М. Хитрово 21 августа 1830 года. – Надо признаться, никогда еще ни один дядя не умирал так некстати. Итак, же-нитьба моя откладывается еще на пол-тора месяца, и бог знает, когда я смогу вернуться в Петербург».

Действительно, в Петербург он смог вернуться нескоро, и свадьба отложи-лась уже не на полтора месяца, а еще на полгода: началось долгое осадное холер-ное болдинское сидение. «Наша свадьба точно бежит от меня», – пишет Пушкин невесте в сентябре 1830 года из Болдина. Она бежала, а он догонял и догонял.

Он преодолевал (и преодолел) соб-ственные сомнения, неуверенности и страхи. Он завоевывал (и завоевал) любовь невесты. «Она меня любит», – уже уверенно пишет он Плетневу из Болдина. Знавшая Гончаровых Н.П. Озерова рассказывала: «Утверждают, что Гончарова-мать сильно противи-лась браку своей дочери, но что моло-дая девушка ее склонила. Она кажется очень увлеченной своим женихом». Справедливость этого наблюдения подтверждается и письмом самой юной Наташи деду с просьбой о раз-решении на брак с Пушкиным: «Лю-безный дедушка! <…> Я с прискорбием узнала те худые мнения, которые вам о нем внушают, и умоляю вас по любви вашей ко мне не верить оным, пото-му что они суть не что иное, как лишь низкая клевета. В надежде, любезный дедушка, что все ваши сомнения исчез-нут при получении сего письма... целую

ручки ваши и остаюсь навсегда покор-ная внучка ваша Наталья Гончарова».

Мягкая и «навсегда покорная», Ната-лья Гончарова с молодости могла быть и упорной и волевой. В частности, и в том, что касается семьи. Серьезно и бу-дучи глубоко религиозной, так сказать, религиозно смотреть на брачные узы. Много позднее она писала: «Можно быть счастливой и не будучи замужем, конечно, но что бы ни говорили – это значило бы пройти мимо своего при-звания <…> Замужество, прежде всего, не так легко делается и потом – нельзя смотреть на него как на забаву и связы-вать его с мыслью о свободе <…> Это серьезная обязанность и надо делать

свой выбор в высшей степени рассуди-тельно. Союз двух сердец – это вели-чайшее счастье на земле». Все это близ-ко тому, как понимал брак Пушкин: как ответственность и как обязанность.

Он добивался (и добился) заверения властей и царя в своей общественной благонадежности. В письме Пушкину в апреле 1830 года Бенкендорф, сообщая о царском, так сказать, благословении («Его императорское величество с бла-

госклонным удовлетворением принял известие о предстоящей Вашей же-нитьбе»), официально заверил поэта: «Никогда никакой полиции не дава-лось распоряжения иметь за Вами над-зор <…> Я уполномочиваю Вас, мило-стивый государь, показать это письмо всем, кому Вы найдете нужным». По-нятно, что нужно было это письмо по-казать прежде всего невестиной родне.

Наконец, он устраивал (и, в общем, устроил) денежные дела: долговые (в частности, существенные карточные), издательско-гонорарные (прежде всего печатание «Бориса Годунова» вследствие разрешения царя), семей-но-имущественные (главным обра-

зом благодаря помощи отца). Все это позволило подготовить почву и под свадьбу, и под первоначальное обзаве-дение, а также ответить на многочис-ленные претензии и притязания тещи, вплоть до того, что приданое невесты обеспечивал жених – дело в свадебной традиции почти небывалое.

Конечно, женитьба Пушкина ста-новилась событием и всероссийско-го масштаба. Общество готовилось

Любовь Пушкина к жене была жизненным осуществлением того взгляда на красоту, который проходит через всю его поэзию


ПЕРСОНА

к нему, как к спектаклю. Чуть ли не бились об заклад: состоится – не со-стоится. Ведь это был брак, говоря нынешним языком, звезд. Современ-ник вспоминает, как однажды, когда в сопровождении Нащокина Пушкин с невестой приехали в Нескучный сад погулять и посмотреть вновь отстро-енный театр, «артисты, увидев Пуш-кина, прекратили репетицию и, пока он осматривал сцену и места для зри-телей, толпою ходили за ним, не сводя глаз ни с него, ни с невесты».

Многие рассчитывали и на скандал: ведь женился, по представлению этих многих, русский Байрон. «Не понимаю, как с характером его выдержит он не-достатки, лишения, принуждения», – записывает о друге Пушкине друг Вяземский. И продолжает: «Я теперь читал в записках о Байроне эпоху его женитьбы, и сердце часто сжималось от сходства с нашим женихом». Но женился-то не британский Байрон, а русский Пушкин. И готовился к этому с величайшей ответственностью, как к решающему в своей жизни акту.

Волнуем и беспокоим в жениховстве Пушкин был одним – может быть, глав-ным сомнением: ревность. Недаром он еще в Бессарабии кинулся, как Алеко, на поиск – правда, безуспешный – сво-ей Земфиры. Недаром проиграл подоб-ный сюжет в своей «бессарабской» по-эме. Недаром вспомнил о бессарабской поэме в болдинском письме Плетневу: «Она меня любит, но посмотри, Алеко Плетнев, как гуляет вольная луна, etc.».

Видимо, будучи неукротимо ревни-вым любовником, Пушкин готов был

увидеть себя неудержимо ревнивым мужем: «Бог мне свидетель, что я го-тов умереть за нее, но умереть для того, чтобы оставить ее блестящей вдовой, вольной на другой день вы-брать себе нового мужа, – эта мысль для меня – ад».

Пройдет время, и Пушкину при-дется «умереть за нее» и «оставить ее блестящей вдовой». Но уже без вся-ких адских мыслей: он сам спокойно, как герой будущей песни, ставшей на-родной, чуя смертный час, отдаст ей наказ, ставший последним: сколько она все-таки должна носить траур и печалиться и с кем, другим, она пусть обвенчается. Точно по этому наказу она все и исполнит. И только замуж выйдет не по его наказу: не через за-вещанных быстрых два года, а после долгих семи лет.

В женитьбе Пушкин не оставлял на-дежд на счастье семейной жизни, ибо уже только здесь видел единственную возможность какого-то счастья вооб-ще, хотя не обязательно рассчитывал на него. В феврале 1831 года, правда, в оговоренном им состоянии spleen (тоски, англ.) Пушкин пишет: «Я хлад-нокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого. <…> Я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: они входят в мои домашние расчеты. Всякая ра-дость будет неожиданностью».

Видимо, и здесь Пушкин ощущал воз-можность действия не только общих жизненных роковых стихий и драмати-ческих непредсказуемостей, но и чуть ли не общенациональной, во всяком случае, народной традиции: «Вообще несчастия жизни семейственной есть отличительная черта в нравах русско-го народа». Однако и здесь ярчайший представитель национальной жизни и «нравов русского народа» преодолеет эти традиционные черты и явит поучи-тельнейший пример счастия «жизни семейственной».

Конечно, были свои обычные, как и у всех, неурядицы и недоразумения. Конечно, была, несмотря на необыч-

но большие литературные доходы, обычная нехватка денег. Наконец, была ревность. При этом Пушкин не стал ревнивым мужем, но очень рев-нивой оказалась Наталья Николаевна. И, кажется, Пушкину это даже нрави-лось. «Таша, – пишет брат Дмитрий в сентябре 1831 года, – обожает своего мужа, который также ее любит; дай Бог, чтобы их блаженство и впредь не нарушалось». Через много лет А.И. Куприн под впечатлением пушкин-ских писем к жене скажет: «Я хотел бы представить женщину, которую любил Пушкин, во всей полноте счастья об-ладания таким человеком».

Не была Наталья Николаевна пустой светской красавицей, увлеченной толь-ко балами и только разорявшей мужа нарядами. Да и наряды-то в основном оплачивала очень ее любившая и ба-ловавшая тетка Екатерина Ивановна Загряжская. В то же время было бы, наверное, что-то противоестествен-ное в случае, если бы очаровательная юная женщина осталась совершенно равнодушна к нарядам и к успеху в све-те, которому сам Пушкин в юности, да отчасти и в зрелые годы, отдал такую обильную дань.

Одна из самых умных и наблю-дательных женщин петербургского света Д.Ф. Фикельмон записывает в дневнике 25 октября 1831 года: «Мне показалось, что он вчера испытывал все мелкие ощущения, все возбужде-ние и волнение, которые испытывает муж, желающий, чтобы его жена име-ла успех в свете». Наверное, Пушкин, особенно поначалу, не потерпел бы, если бы его молодая жена не могла и не умела блистать в обществе или вы-глядела хуже других.

Счастье семейной жизни, естествен-но, прирастало детьми. Вера Алексан-дровна Нащокина свидетельствует, каким Пушкин был «внимательным и любящим отцом». Она знала, о чем говорила. Сам Пушкин пишет ее мужу Павлу Воиновичу: «Желал бы я взгля-нуть на твою семейственную жизнь и ею порадоваться. Ведь и я тут участво-вал, и я имел влияние на решительный переворот твоей жизни. Мое семей-


ПЕРСОНА

ство умножается, растет, шумит око-ло меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бо-яться. Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть новые, молодые по-коления; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружа-ющую. Из этого следует, что мы хоро-шо сделали, что женились».

А любовь к жене нарастала. И какая! Вот два подтверждения. Сказано вроде об одном, да по-разному. Вначале, то есть в марте 1831 года: «… женка моя прелесть не по одной наружности». Много позднее: «… душу твою я люблю более твоего лица». И еще: «… чем доле я с ней живу, тем более люблю это ми-лое, чистое, доброе создание, которого я ничем не заслужил перед Богом».

Почти сразу после смертельной ду-эли Пушкина молодой Лермонтов написал в своем, сразу ставшим зна-менитым стихотворении: «Восстал он против мнений света. Один как прежде…» Действительно, с врагами, «мненьями света», «клеветниками ни-чтожными» и «коварным шепотом на-смешливых невежд» – все было ясно. Но – друзья! И – «мнения» друзей! Это потом П.А. Вяземский назовет козни против Пушкина и его жены адскими и скажет: «Прошу в том прощение у его памяти». Это потом А.Н. Карамзин скажет: «Краснею теперь от того, что был с ним (Дантесом – Н.С.) в друж-бе». А тогда: «Дядюшка Вяземский, – сочувственно и даже не без злорадства поделилась с братом А.Н. Карамзиным С.Н. Карамзина, – утверждает, что он закрывает свое лицо и отвращает его от дома Пушкиных».

И все же один Пушкин не был.Пушкин вполне понял, что такое

Дантес. Пушкин понял, что дело не в Дантесе. Она поняла позднее – но тоже поняла. Кое-что, особенно перед кон-цом, понять помогла ему она. Тогда-то, видимо, абсолютно все объяснил ей он.

Потому же, особенно на последних преддуэльных этапах, не приходится даже говорить о тени пушкинской рев-ности. Отелло не ревнив, он доверчив – так вроде бы неожиданно сказал об «африканских» страстях знаменитого

шекспировского героя сам поэт. Как известно, не Дездемона измени-ла Отелло, а Отелло, по сути, изменил своей доверчивости. Пушкин оказался Отелло, ни разу своей доверчиво-сти не изменившим. «Доверие Пушкина к жене, – сообщает Д.Ф. Фикельмон, – было безгранично». То, что Наталья Николаев-на вполне оправдывала это доверие, никогда не вызывало сомнения ни у кого из ближайшего окружения. Княгиня В.Ф. Вяземская готова была даже в том «от-дать голову на отсече-ние». Более того, с при-ближением событий, которые стали кон-цом, по свидетельству П.А. Вяземского, поэт сделался к жене «еще предупредительнее, еще нежнее».

В финале финалов, в 1869 году, Дан-тес-Геккерн в беседе с мужем Алек-сандрины Гончаровой Фризенгофом, ни в чем не раскаиваясь и ни о чем не сожалея, все-таки, как сообщает сам Фризенгоф дочери Натальи Николаев-ны, Араповой, «возгласил и защищал – не чистоту вашей матери, она не была под вопросом, но совершенную невин-ность во всех (!) обстоятельствах этого печального события ее жизни».

Пушкин знал, что его жена безвинна, но Пушкин знал и то, что она будет тер-петь – безвинно.

Обычно мы, судя о чем бы то ни было, способны верить Пушкину боль-ше, чем кому бы то ни было, и лишь в том, что касается жены Пушкина, ве-рим кому попало, но только не Пушки-ну. «Любовь Пушкина к жене, – писал П.В. Анненков, – была как бы доверше-нием или, точнее, жизненным осущест-влением того взгляда на красоту, кото-рый проходит через всю его поэзию».

В конце 20-х годов Пушкин напечатал стихотворение, написанное им еще ранее:

Художник-варвар кистью соннойКартину гения чернит.И свой рисунок беззаконныйНад ней бессмысленно чертит.Но краски чуждые, с летами,Спадают ветхой чешуей;Созданье гения пред намиВыходит с прежней красотой…

Мы долго варварски чернили кар-тину гения, а в последнее время без-законные и бессмысленные рисунки иной раз приобретают и прямо непо-требный характер.

И все же в последние годы ледяная глыба предрассудков и предвзятостей, в которой так долго была заморожена Наталья Николаевна Пушкина, начала таять, и постепенно с прежней красо-той выходит перед нами созданье ге-ния – прекрасный образ русской жен-щины-матери. Русской Мадонны.

Наталья Николаевна Пушкина-Ланская, в девичестве Гончарова. Начало 1860-х гг. Фотография. Всероссийский музей А. С. Пушкина


ТЕхНОлОГИИ

Александр Яковенко, посол РФ в великобритании

В последние годы иногда создается впечатление, что поле приложения дипломатии переместилось с международных заседаний в «прокуренных кабинетах» на сенсорные экраны – так много говорится о новом измерении публичной дипломатии, получившей название «электронной дипломатии» или «твипломатии».

Если говорить серьезно, то старые добрые приватные беседы между дипломата-ми никуда не делись (и вряд ли денутся), однако онлайн-дипломатия действительно приобретает огромную по-пулярность. Попытки заво-евания киберпространства, которые предпринимаются сегодня Госдепом США (на сайте Департамента красу-ется девиз – «Дипломатия в действии») и Министерством иностранных дел Великобри-тании, получают широкое освещение в мировой прессе. В то же время все междуна-родные усилия России в этой сфере остаются, по большей части, незамеченными, не-смотря на достигнутый про-гресс и колоссальный по-тенциал для развития (даже

здесь, в Лондоне, – чтобы в этом убедиться, достаточно зайти на сайт Посольства РФ под девизом «Диплома-тия онлайн» по адресу www.rusemb.org.uk).

В прошлом году Россия отвоевала у Германии пра-во на звание крупнейшего интернет-рынка в Европе – число интернет-пользова-телей в России превысило 54 миллиона человек и продол-жает стремительно расти. 7% от всех веб-сайтов мира являются русскоязычны-ми, и ожидается, что к 2015 году доля онлайн-бизнеса в российском ВВП достигнет 3,7% (во многом это связано с тем, что скорость широ-кополосного соединения в Москве гораздо выше, чем в столицах многих стран Европы). Россия является одной из немногих стран, где местная поисковая си-

стема («Яндекс») и соци-альная сеть («ВКонтакте») опережают по популярности своих зарубежных сопер-ников в условиях свобод-ной конкуренции. Россия не фильтрует и не блоки-рует интернет-контент (ис-ключение составляют лишь сайты, содержащие дет-скую порнографию, а также ограниченный ряд сайтов экстремистского толка), а российское правительство стремится использовать ин-тернет-средства для созда-ния единой системы оказа-ния государственных услуг и общественного контроля, что позволит снизить уро-вень коррупции.

Все это указывает на то, что мы обладаем достаточ-ным опытом и навыками, чтобы громко заявить о себе в киберпространстве. Во-прос заключается в другом:

как добиться того, чтобы наш голос услышали во всем мире? Ни для кого не секрет, что сегодня содержание международных новостных лент определяется англо-язычными СМИ, и если они хотят заглушить голоса тех, кто пытается рассказать об альтернативных верси-ях событий (как это про-исходило и происходит с новостями о Ливии, Сирии и прочих), то эти новости вряд ли смогут привлечь внимание широкой обще-ственности. Однако давно

прошли те времена, когда письма о похищении бе-

лых женщин аборигенами, опубликованные в Pall Mall Gazette, становились при-чиной колониальных войн. С приходом в нашу жизнь Интернета у несогласных с мейнстримом появился шанс быть услышанными. Благодаря моим встречам с британскими блогерами я понял, что «партизанская журналистика» представ-ляет собой реальную силу. Если вы умны, оригинальны и провокационны, то ваши заявления могут обратить на себя внимание обще-ственности (именно этим принципом руководству-

российская цифровая диплоМатия – по клику мыши

Нам есть о чем сообщить миру, и мы можем добиться того, чтобы нас услышали

Александр Яковенко


ТЕхНОлОГИИ

ется в своей работе англо-язычный российский канал RT, который нередко дает слово тем, кого игнорируют традиционные СМИ; сегод-ня он является третьим по популярности новостным каналом Великобритании после Би-би-си и Sky).

Тем не менее для про-фессионального диплома-та подобная деятельность в интернет-пространстве представляет определенный вызов. Люди нашей профес-сии привыкли сдержанно излагать свои мысли и за-частую полагают, что если наша точка зрения по тому или иному вопросу опу-бликована на официальном сайте, то все, кому нужно об этом знать, ее знают. Впро-чем, всегда есть люди, кото-рые знают лишь то, что они хотят знать. Нас учили, что настоящий дипломат всег-да должен быть умен, ино-гда оригинален и никогда не допускать провокацион-

ности, а теперь нам прихо-дится осваивать искусство сочетать в себе все эти три качества. В такой стране, как Великобритания, где две трети совершеннолетних жителей зарегистрированы в Facebook и одна четверть – в Twitter, дипломат не может пренебрегать этими средствами коммуникации и вынужден учиться поль-зоваться ими для выполне-ния своих задач. Успешная информационная деятель-ность в сети – это не только публикация пресс-релизов, это еще и общение, инте-рактивный контакт. Даже негативные комментарии способны стать поводом для обсуждения и помочь доне-сти до широкой обществен-ности вашу первоначальную идею. И хотя многие до сих пор сомневаются в том, что для этого может быть доста-точно всего 140 символов, – максимальная длина одного твита, – я твердо убежден,

что даже такое короткое сообщение способно стать важным источником инфор-мации и навести читателей на определенные размыш-ления и выводы. Моя пер-вая онлайн-конференция в Twitter в мае стала тому оче-редным подтверждением.

Еще одно препятствие на пути развития электронной дипломатии – «культура анонимности», присущая он-лайн-среде: любой желающий может присвоить себе какое угодно имя и обратиться и даже позволить себе любые нападки в отношении других лиц (впрочем, в Великобри-тании недавно прошли судеб-ные слушания по целому ряду дел «твиттер-троллинга»). Нам не следует игнориро-вать таких собеседников – у них имеется свой собствен-ный набор правил, которым они следуют. Однако для тех, кто занимается публичной дипломатией, это не самый подходящий выбор. Наши за-явления должны быть четки-ми и недвусмысленными. Вот почему я (@Amb_Yakovenko) горжусь тем, что являюсь одним из тех пользователей Twitter, которые прошли офи-

циальную верификацию (об-щее число таких пользовате-лей по всему миру составляет около 35 тысяч человек).

Россия относительно не-давно стала членом клуба «мировых лидеров Twitter-дипломатии», и микроблог российского посольства в Лондоне уступает по чис-лу читателей лишь США и Израилю, которые гораздо раньше начали заниматься активным продвижением этого нового инструмента международной политики.

Нам есть о чем сообщить миру, и мы можем добиться того, чтобы нас услышали. На совещании послов, со-стоявшемся в этом году в Москве, Владимир Путин призвал нас использовать новые инструменты ди-пломатии, чтобы более эф-фективно отстаивать наши позиции и точку зрения на международной арене. Мы полагаем, что чем больше люди будут знать о нашей стране и нашей политике, тем лучше они будут по-нимать нас. А укрепление взаимопонимания способ-ствует становлению мира и стабильности.

В прошлом году Россия отвоевала у Германии право на звание крупнейшего интернет-рынка в Европе

Число интернет-пользователей в России превысило 54 миллиона человек и продолжает стремительно расти


мНЕНИЕ

Юрий ПоЛЯков

В лучшем случае писатель, возглавляющий литгазету или журнал, может натравить подручного критика на другого сочинителя: как приятно сводить счеты, оставаясь за кадром.

захар Прилепин «книгочет. Пособие по новейшей

литературе»

Сначала анекдот. Берлин 45-го. Бомбежка. В бункере сидят Штирлиц и Мюллер, пекут картошку, выпивают, вспоминают, как вместе учи-лись в разведшколе имени Коминтерна, поют вполголо-са «Если завтра война…»

– Эх, не могу себе простить, – говорит Штирлиц, – что мы Гитлера не завербовали…

– А что его вербовать? Он же наш Адька Хитров из се-кретной группы…

Соратники задумчиво смо-трят друг на друга. Авиация бомбит рейхс-канцелярию. Танки штурмуют Берлин.

К чему я вспомнил этот бо-родатый анекдот? А к тому, что он напомнил нынешнюю ситуацию в стране. И в част-ности, недавнее письмо то-варищу Сталину, которое от имени либеральной обще-ственности составил писа-тель, лауреат Букера, «Нацбе-ста», «Ясной Поляны» и проч.

Захар Прилепин. Собственно, инвектива, по ходу дела пре-вращающаяся в панегирик, прием не новый. Но от пост-модернистов новизны давно никто и не ждет. По жанру это что-то среднее между «письмом ученому соседу» и дайджестом, слепленным без ссылок, конечно, из всего того, что писали о сталинской эпохе в «ЛГ» настоящие зна-токи проблемы еще в 90-е: Ко-жинов, Бушин, Семанов, Ко-стырченко, Проханов, Рыбас, Юрий Жуков и многие другие.

После 2001 года, когда за кадром возник новый глав-ный редактор, появилась ру-брика «Настоящее прошлое», где часто обращались к разо-блачению истероидных анти-

сталинских мифов. По неко-торым приметам эту рубрику Захар Прилепин активно по-читывал. Собственно, ничего плохого в послании молодого писателя усопшему вождю нет: ну захотелось автору по-глумиться над антисталин-скими фобиями нынешней либеральной элиты, уходящи-ми корнями в семейные оби-ды. А то, что литературное поколение нулевых на пред-шественников ссылаться не приучено, это всем давно из-вестно: если ты из пробирки, то и благодарить, кроме про-бирки, некого…

Есть, правда, некоторые недоумения... Далеко не все либеральные обиды на вождя всех времен столь глупы, ко-

рыстны и нелепы, как кажется автору пацанских рассказов. Нельзя забывать, что все они – и сталинисты, и троцки-сты – были отравлены одним ядом революционной вседоз-воленности, которой заболе-ли еще в пору бессудных рас-стрелов 20-х по классовому признаку. А если можно по классовому, то, наверно, мож-но и по идеологическому. Ель-цин ведь тоже по парламенту из танков не из пьяного озор-ства стрелял.

Далее, есть в письме некое верхоглядство, не подобаю-щее серьезному писателю с горьковских берегов. Ну, не будет образованный патриот, даже ерничая вроде как от имени либералов, писать о Сталине: «ты положил в семь слоев русских людей, чтобы спасти жизнь нашему семе-ни…» Во-первых, что это за «либеральное семя» такое? Неужели открыт ген либера-лизма? Во-вторых, любой, ма-ло-мальски знакомый с совре-менной статистикой потерь Второй мировой войны, зна-ет, что немцы не досчитались

ЗАхАР ПРиЛЕПиН и вопросы сталинизма

И сталинисты, и троцкисты были отравлены одним ядом революционной вседозволенности, которой заболели еще в пору бессудных расстрелов 20-х по классовому признаку

Литературное поколение нулевых на предшественников ссылаться не приучено: если ты из пробирки, то и благодарить, кроме пробирки, некого…


мНЕНИЕ

военнослужащих около семи миллионов, мы – около вось-ми. При всей чудовищности утрат никто гатей бойцами не мостил. А дикие потери среди нашего мирного населения – это на совести западноевро-пейского гуманизма. Надо бы знать и то, что заградотряды у немцев появились раньше, чем у нас. Да и Тухачевского – Блюхера некорректно сравни-вать с Ворошиловым и Буден-ным – может, они не великие полководцы, но в отличие от первых двух заговоров не пле-ли и с зарубежными разведка-ми не сносились. Насторажи-вает и такой пассаж: «если бы не ты (Сталин), наших дедов и прадедов передушили бы в газовых камерах, аккуратно расставленных от Бреста до Владивостока, и наш вопрос был бы окончательно решен». Что-то я не припомню, чтобы Гитлер собирался окончатель-но решить либеральный во-прос. Воля ваша, но тут, как из коротких брючек, высовы-ваются несвежие кальсоны неполиткорректной темы. Ве-роятно, автор поначалу и хо-тел обратиться к Сталину от имени евреев, а потом засму-щался. Или, что вероятнее, отсоветовали. Догадливым либералам и так все понятно,

а нервных лучше не бередить. Потом никаких государствен-ных наград не хватит, чтобы успокоить…

Но суть в другом. Зачем наш обличитель, достаточ-но поверхностно знакомый с проблемой, решил вдруг вы-сказаться по вопросам ста-линизма? Конечно, хорошую книгу написать труднее, чем побузить на политической делянке. И все же! С чего бы вдруг такое выкинул бало-вень всех либеральных пре-миальных фондов, любимый выдвиженец и посланец глав-ного распорядителя Большой Литературной Пробирки Вла-димира Григорьева, откровен-но, кстати, не жалующего по-

чвенников? С чего бы это Захар Прилепин разразился ерническим гимном Сталину, а вся либеральная рать, вклю-чая клинических борцов с «черной сотней» Шендерови-ча и Иртеньева, взвилась так, точно никто, нигде и никогда до Прилепина не восхвалял государственные и полковод-ческие заслуги вождя? Словно бы в телеспорах о роли гене-ралиссимуса Кургинян не гро-мил Сванидзе со счетом 10:1. Будто и не было историче-ского бестселлера Ю. Жукова «Иной Сталин». Что за визг в эфире и благой мат в блогах?

Конечно, все-то они знают, читали, слышали, но пока наш либеральный междусобой-чик, куда вольно или неволь-но влип и Прилепин, полагал, что власть будет вести пере-говоры о грядущем устрой-стве России исключительно с ней, государствообразующей тусовкой, господа не беспо-коились. Ну притащились на Болотную какие-то национа-листы: б-р-р. Ну коммуни-сты присоседились: фуй… И вдруг стало понятно: теперь власть будет вести диалог не только с белоленточника-ми, но и с консервативным большинством, с русскими

и другими национальными силами, которые уже не за-толкаешь обратно в медную лампу советского интерна-ционализма. А значит, даже на минное поле сталинизма пускать чужих уже нельзя – только своих. Вот оно откуда, письмо Сталину. И это толь-ко начало. Погодите, Быков еще объявится русским на-ционалистом, а Ганапольский вступит в казачью сотню. И тогда с кем бы власть ни су-нулась договариваться – вез-де будут либералы, временно исполняющие неприятные, но необходимые обязанно-сти. Вот только не пришлось бы потом сидеть в бункере под бомбежкой и удивлять-ся: надо же, вроде везде свои были, а поди ж ты…

В конце забавный эпизод. На недавней книжной ярмар-ке Захар Прилепин подошел ко мне и с доброжелательной угрозой, какую умеют напу-скать на себя полицейские возле метро, предложил, что-бы в «Литературной газете» никогда больше не упомина-лось его предпсевдонимное имя Евгений Лавлинский. Я удивился – имя как имя. Ин-теллигентное. Чего стеснять-ся? Но если человеку обид-но… Ладно! И лишь прочитав «Письмо товарищу Сталину», я понял щепетильность авто-ра «Ботинок, полных теплой водки». В самом деле под таким крутым письмищем могло стоять только насто-ящее, нутряное имя – Захар Прилепин, будто сошедшее из бессмертного романа «Тени исчезают в полдень» или ве-ликого фильма «Калина крас-ная». Иначе нельзя. Стали-нисты могут не понять, да и свои скажут: недотянул…

Но Егор Прокудин, по-моему, было бы круче…

Зачем наш обличитель, достаточно поверхностно знакомый с проблемой, решил вдруг высказаться по вопросам сталинизма?

Погодите, Быков еще объявится русским националистом


ГОД РОССИйСкОй ИСТОРИИ

нина кАТАевА

Толстовский образ «дубины народной войны» из «Войны и мира» в нашем сознании прочно связан с именем Герасима Курина, одного из героев Отечественной войны 1812 года, чье имя увековечено на мраморной доске галереи воинской славы в храме Христа Спасителя.

Курин был предводите-лем крестьянского парти-занского отряда из 5300 пеших и 500 конных во-инов, действовавшего в Вохонской волости (район нынешнего Павловского Посада в Подмосковье). Именем Герасима Матве-евича названы улицы – в Москве, вблизи Поклонной горы, и в его родном горо-де. В Павловском Посаде вам каждый покажет па-мятник герою.

О том, как Вохонское сражение похоронило по-следние надежды Напо-леона на покорение Мо-сквы и о многом другом рассказывает заместитель директора Павлово-Посад-ского историко-художе-ственного музея, кандидат

исторических наук, доцент Павлово-Посадского фи-лиала Российской между-народной академии туриз-ма Ирина Ушакова.

– ирина Константиновна, что же происходило в этих местах 200 лет назад?

– После того, как войска Наполеона заняли Москву, регулярные части француз-ской армии отправились по следам русских, якобы от-ступавших в сторону Вла-димира. Это был маневр Кутузова, создавшего види-мость отступления армии на восток, а на самом деле свернувшего на юг, что-бы защитить, в частности, Тульский регион, где были оружейные заводы и боль-

шие запасы продоволь-ствия. Тула была житницей России, и необходимо было преградить путь наполе-оновским войскам на юг, чтобы они не разграбили богатые губернии. В это время французская армия вступила в Богородск (ныне Ногинск), и там обосновал-ся полк маршала Нея. От-сюда они вели разведку, по-скольку остро стоял вопрос о продовольствии и фураже для армейских лошадей. Армия французов оказа-лась в голодной изоляции, потому что русские войска, когда отступали, продукты уничтожали. Фуражирные отряды в составе полка маршала Нея пытались со-бирать питание по окрест-ным деревням, недоумевая при этом – куда же делась такая большая русская ар-мия? И однажды фуражиры пришли в село Вохна – по названию реки, сейчас на этом месте центральная часть Павловского Посада – площадь Революции.

Надо сказать, что так село называлось в XIV–XV веках, когда этими зем-лями владели московские князья, а во времена Ивана Грозного земли передали в Троице-Сергиеву Лавру, и крестьяне стали мона-стырскими. И в этот мо-

мент, на рубеже XVI–XVII веков, во всех документах и писцовых книгах появля-ется двойное наименова-ние – «Вохна», а в скобках – «Павлово тож», или на-оборот. Скорее всего, Пав-лом звали управляющего землями от монастыря, и, чтобы было понятно, о ка-ком селе идет речь, так и стали писать. Название за-крепилось: в состав Вохон-ской волости входило село Павлово и другие дерев-ни. А в 1844 году по указу Николая I село Павлово и окрестные деревни Заха-рово, Меленки, Дуброво и Усово были переведены в посад с общим названием – Павловский Посад. К этому

времени здесь сложилась ремесленная слобода.

В 1812 году село Павлово (Вохна) было весьма бога-тым, и связано это с тем, что здесь не было крепост-ного права. При Екатери-не II все церковные земли были переданы в ведение государства, и крестьяне стали государственными. Помещичьи крестьяне вы-

НА РОдиНЕ герасиМа курина

Вохонское сражение похоронило последние надежды Наполеона на покорение Москвы

Герасим Курин – один из героев Отечественной войны 1812 года



полняли барщину, оброк, постоянно работали на по-мещика, государственным было попроще, так как за ними особо никто не на-блюдал. Им был установлен налог – сколько сдать нату-рального продукта и денег, а как это будет заработано, государство не интересова-ло, главное – отдай подать вовремя. Поэтому здесь

уже в XVII веке активно развивались промыслы, в основном – ткачество. Местные крестьяне были люди зажиточные, основа-тельные, почти в каждом доме стояли ткацкие станы, кто-то нитки производил, кто-то ткани – шерстяные, шелковые, хлопчатобумаж-ные, льняные, самый широ-

кий ассортимент. Все это хорошо сбывалось на яр-марках, благо, рядом были Москва, Нижний Новго-род, Владимир.

Французы, конечно, все это разведали и пришли в государственное село. Но шли они с фальшивыми деньгами – Наполеон, для подрыва российской эконо-мики, напечатал много под-

делок. И они говорили: «Да мы не будем вас грабить, мы у вас все купим, дай-те нам хлеб, сено, молоко, муку». Но крестьян посулы не устроили, и они отказали французам. Было несколько стычек, и поначалу нашим улыбнулась удача: удалось застать фуражиров вра-сплох, и они почувствовали

свою силу. Да еще поживу получили – лошадь с теле-гой, где-то обмундирование схватили, и сразу возникла мысль: «О, как хорошо вое-вать, сразу какой прибыток и доход!» А французы шли в красивом обмундировании, в сапогах, которые не каж-дый из местных мог себе купить. И в то время, когда маршалу Нею его вояки до-кладывали об агрессивных крестьянах, в селе Павлове собрали сход и решили соз-дать отряд самообороны.

После нескольких дней стычек руководители ополчения Герасим Курин и Егор Стулов поехали во Владимир, где располага-лась дивизия народного ополчения под руковод-ством князя Голицына. Доложили об обстановке, и руководство Москов-ского ополчения отправи-ло в село Павлово штабс-ротмистра Богданского с отрядами Павлоградских гусар и казаков. Они здо-рово помогли ополченцам. Основное сражение со-стоялось в день Покрова, 1 октября 1812 года, когда Ней направил сюда кара-тельный отряд. Он думал, что мужики тут одни, и французы их быстренько сомнут. И, если бы не было подмоги, крестьяне, на-верное, были бы разбиты. Много ли может мужик с топором и вилами, охот-ничьим ружьем да при-хваченным у французов кой-каким вооружением? Основная стычка произо-шла напротив колокольни Воскресенского собора, на противоположном высо-ком берегу Вохны, где рас-полагалось село Павлово. Французы подошли к селу

по улице Первомайской, со стороны нынешних Электростали и Ногинска. Крестьяне встретили их у мостика через Вохну. По-нимая, что идет большой отряд, и это может плохо кончиться, мужики пош-ли на хитрость: решили притвориться мирными и завлечь французов на тер-риторию села. Они сказа-ли: «Да мы все вам прода-дим, в этой усадьбе муку возьмете, а с повозочкой давайте в другую усадьбу, там стог сена есть, а там дальше пройдете по до-мам – хлебушком и кар-тошечкой разживетесь». В общем, они весь этот отряд растащили по окрестным дворам, где сидели в заса-де павлоградцы, и напали на французов. Но полу-чили отпор – регулярная армия воевала всерьез, даже если была застигну-та врасплох. Кроме того, французы осторожничали, и мужики в какой-то мо-мент были вынуждены ки-нуться в бегство. Но тут из засады выскочили гусары, и неприятель был разбит. Мужики осмелели и, со-бравшись с силами, пошли

Памятник Герасиму Курину в Павловском Посаде

«Партизаны в Отечественной войне 1812 года». Неизвестный художник. Первая четверть XIX в.



следом за французом, го-воря: «Раз они нас испуга-лись, мы сейчас их прого-ним и из Богородска». Но как раз в этот момент Ней получил приказ от Наполе-она отступать, император принял решение уходить из Москвы, потому что по-нимал, что зимовать в го-роде, который в пожарах и где нет продовольствия, это убийство. Он решил искать новых сражений с Кутузовым, и после Мо-сквы была крупная битва

под Малоярославцем, ког-да Наполеон пытался про-биться в южные районы. Он пошел на Тулу, там его встретил Кутузов и заста-вил идти по старой смо-ленской дороге обратно – по голодным местам.

Надо сказать, что термин «Вохонское сражение» по-явился недавно, когда в Пав-ловском Посаде стали за-ниматься реконструкцией крупного столкновения кре-стьян с французами. В сраже-нии могли принять участие до

тысячи человек. Из них, известно, было 40 сабель павлоградцев и казаков. Всего в отряде самооборо-ны состояло око-ло четырех тысяч человек, они были рассредоточены в разных местах, ох-раняли другие села в окрестностях.

– Вы могли бы обрисовать облик Герасима Курина и его ближайших сподвижников? Как в дальнейшем сложи-лась его судьба?

– Герасим Курин был молодой крестьянин 25-ти лет, мужчина в самом расцвете сил, потому что в те времена крестьяне рано становились само-стоятельными. Как описы-вают современники, был он очень смекалистым, сильным, волевым, ак-тивным, и, видимо, за эти качества его и выдвинули руководить ополчением. Егор Стулов в качестве во-лостного старосты решал вопросы хозобеспечения войска, а Иван Чушкин – в небольшом чине сотского – руководил сотней. Каж-дый из них выполнял свою роль в ополчении, всех троих наградили Георгиев-скими крестами. Они были на приеме у императора в Москве. Герасим Курин, пока был в силе, выполнял обязанности волостного старосты Вохонской во-лости. Умер он в 1850 году, уже в преклонном возрас-те, захватив несколько лет жизни в Павловском Поса-де – городе.

Когда мужиков награди-ли Георгиевскими креста-ми, они были признаны героями Отечественной

войны, их прописали в Храме Христа Спасителя. А в 1912 году, когда в Рос-сии широко праздновали 100-летний юбилей От-ечественной войны 1812 года, в Павловском По-саде построили часовню, где также прописали геор-гиевских кавалеров. Но в смысле борьбы с религи-ей здесь было напряжен-но, потому что была своя, особая история, в которой был замешан наш мест-ночтимый святой Василий Грязнов, а также семья Лабзина, основателя пла-точной мануфактуры.

В 1920 году, через 51 год по-сле смерти, был показатель-ный судебный процесс по ра-зоблачению «культа бандита, скопца, купца первой гиль-дии Василия Ивановича Гряз-нова». И позднее власть ис-пользовала любые моменты, чтобы задушить религиозные проявления. Так, в 1932 году под благовидным предлогом расширения проезжей части была снесена часовня в честь героев Отечественной войны 1812 года. А во время подго-товки к Фестивалю молоде-жи и студентов в 1957 году был снесен Воскресенский

Бой можайских крестьян с французскими солдатами во время и после Бородинского сражения. Раскрашенная гравюра неизвестного автора. 1830-е гг.

«Не замай! Дай подойти!», В. В. Верещагин. 1887-1895 гг.



храм. Иностранцам собира-лись продемонстрировать, как мы храним историю, и для этого были выбраны ста-ринные центры – Владимир, Суздаль, Ярославль, которые вошли потом в состав Золо-того кольца. Стали проверять все памятники, особенно культовые сооружения, на-сколько хорошо они выгля-дят. Храмы требовалось либо реставрировать, либо сно-сить, и Воскресенский храм в Павловском Посаде, который по дороге из Москвы во Вла-димир никак не объедешь, постигла вторая участь. А колокольня с башенными ча-сами осталась как памятник культовой архитектуры.

В 1971 году в колокольне открылся краеведческий му-зей, и там была экспозиция, рассказывающая о боях Ку-ринского отряда. В это же время рядом с тем местом, где стояла часовня, был установлен бюст Герасима Курина местного скульпто-ра Анатолия Карасева. В на-роде его называют «мужик с топором» – очень точное описание, именно такие му-жики громили французов на нашей земле и погнали их прочь из России.

Сейчас ведется работа по восстановлению часов-ни. В конце 90-х заложили фундамент, и над ним не-сколько лет высился дере-вянный крест. Построили часовню при активном участии директора про-изводственного объеди-нения «Берег» Владимира Викторовича Ковшутина, бывшего тогда депутатом Московской городской думы. Часовня была очень нарядной, внутри было много лепнины и позоло-ты, Георгиевские венки, ленты. Все эти украшения предстоит установить.

– Как возникла реконструкция Вохонского сражения в Павлов-ском Посаде?

– По инициативе все того же Ковшутина в 2002 году, в конце сентября, прове-ли первую реконструкцию этого события. Потом в виде военно-патриотиче-ского фестиваля стали про-водить их регулярно. Для школьников, когда на них надевают костюмы рус-ских крестьян или ратни-ков и они наяву участвуют в историческом событии, это живой пример патри-

отического воспитания. Я и сама надеваю историче-ский костюм, чтобы вдох-новить своих студентов, а Владимир Викторович в разные годы «воюет» на разных сторонах. На сво-ем предприятии он открыл клуб «Вохонский ратник», который входит в Обще-российскую ассоциацию военно-исторических клу-бов, и его члены принима-ют участие во всех рекон-струкциях на территории России, ездят за рубеж. Так, недавно вернулись из Смоленска, поедут в Боро-дино, в Малоярославец, на Березину, в сентябре вы-ступили на Вохне. В 2005 году была у них поездка на юби-лей Аустерлиц-кого сражения.

– Какие особен-ности будут у юби-лейного Вохонского сражения?

– Приедет боль-ше представите-лей военно-исто-рических клубов. Сценарий у нас не меняет-ся, на первых реконструк-циях не было декораций, пиротехники было мало, а сейчас могут выстроить целую деревню, и все эти дома взлетят на воздух. Представление проходит в два дня, начинается с па-рада участников, которые от музея колонной идут к часовне, возлагают цве-ты к памятнику Герасиму Курину, стоят на молебне, а потом через весь город, приветствуемые жителями, идут к вокзалу. На автобу-сах едут на поле сражения к Большим Дворам. В этот день бывает генеральная

репетиция, а вечером кон-церт бардовской песни. На поле работает военно-по-левая кухня, всех участ-ников кормят солдатской кашей. На сражение мно-гие приезжают семьями, на машинах, там оборудо-ваны стоянки. Само место удивительной красоты: амфитеатр перед неболь-шой речушкой, которая разделяет «сцену» в низи-не и «зрительный зал» на высоком берегу. Метров пять, через речку, отделя-ют зрителей от этого поля, так что вопрос безопас-ности решен. В сражениях участвует до нескольких сотен человек – французы,

крестьяне, гусары, казаки. Каждый год о сражении рассказывается в новостях газет и многих телеканалов.

– Как в музее отмечаете юби-лей войны 1812 года?

– В начале года в Россий-ской международной акаде-мии туризма в Павловском Посаде прошла региональ-ная научная конференция «Два века памяти», в кото-рой приняли участие в ос-новном местные краеведы. Нам важно было, чтобы студенты самостоятельно узнали как можно больше о войне 1812 года, о людях, в ней участвовавших.

«Партизаны в 1812 г.». Б. В. Зворыкин. 1911 г.

«В 1812 году. Пленные французы». И. М. Прянишников. 1873 г.


Азамат РАХиМов

Профессор истории Женевского университета Ирен Эрманн рано «заболела» Россией и с тех пор занимается исследованием исторических параллелей между Швейцарией и Россией.

Мы познакомились с нашей героиней на тради-ционном круглом столе в Коппе, организованном по инициативе почетного кон-сула РФ в Лозанне Фреде-рика Паулсена. На встрече обсуждалась проблема ста-линского наследия и отно-шения к сложным моментам истории в России и в Швей-царии. Ирен Эрманн, автор нескольких монографий и огромного количества ста-тей, была единственной, представившей доклад, од-новременно затрагивающий обе страны: она показала, каким образом менялось отношение официальной власти и российского обще-ства к печально известному Катынскому расстрелу, и на-шла аналогии с изменения-ми взглядов швейцарцев на высылку евреев из Конфе-дерации во время Второй мировой войны. Сравни-тельный подход к истори-ческому материалу нас за-

интересовал. И, подготовив длинный список вопросов, мы отправились на встречу с Ирен Эрманн.

– Мадам Эрманн, с чего нача-лось ваше увлечение Россией? По-чему столь необычный выбор?

– Все было решено за меня (смеется). Я родилась в семье французских ком-мунистов. Дебаты за обе-

денным столом (надо ска-зать, очень эмоциональные) были обычным делом, по-этому я слышала о России по несколько раз в неделю. Страна казалась мне чем-то далеким, удивительным и необычайно притягатель-ным. Была в ней какая-то особая экзотичность.

– А сейчас? тайна исчезла?– Совсем наоборот. Это

удивительное свойство стра-ны – чем больше ее узнаешь, тем меньше ее понимаешь. Для меня все началось с Пушкина, Горького и Солже-ницына. Мир их произведе-ний меня очень привлекал, и в 15 лет я начала учить рус-ский язык. Затем поступила в Женевский университет,

где под чутким руковод-ством профессора Нива про-должила свое погружение в русскую культуру.

– Когда произошло ваше первое настоящее знакомство с Россией?

– Первый раз я оказалась в России в 1988 году, в Мо-скве. Я приехала в Институт

имени А. С. Пушкина улуч-шать свои навыки владения языком. Знаете, первое, на что я сразу обратила вни-мание – это тотальное от-сутствие уважения государ-ства к своим гражданам. И это при том, что отовсюду неслось «Уважаемые пасса-жиры», «Уважаемые гости столицы», «Уважаемые мо-сквичи». Все кругом были уважаемые, но уважения на улицах я как раз и не заме-тила. Но стоило мне побли-же познакомиться с россия-нами, завести друзей, как я сразу ощутила на себе всю теплоту и открытость рус-ской души. Парадоксально, но факт: в одной из самых богатых стран в мире боль-шинство населения было очень бедным. Наверное, отсюда и несколько обо-зленное отношение друг к другу на улице. И по этой же причине люди, связан-ные близкими отношения-ми, готовы в любой момент помочь друг другу, ведь ни-какой помощи от системы ждать не приходилось.

иРЕН ЭРМАНН о российских студентах и фуа-гра

48

ПАРАллЕлИ

Ирен Эрманн, исследователь русской и швейцарской истории

Ирен Эрманн показала, каким образом менялось отношение официальной власти и российского общества к печально известному Катынскому расстрелу


ПАРАллЕлИ

– Оказавшись в стране, которая столь не похожа на ту, в которой вы выросли, каким образом вы смогли найти параллели в истори-ческой перспективе?

– Швейцарию с Россией на самом деле связывает очень

многое. Вспомните, напри-мер, массовые миграции женевцев в Россию в начале XX века. Мне всегда было интересно сравнивать наши истории, находить параллели. Швейцарцы часто жалуются, что они очень страдали во время Второй мировой вой-ны. После того как начинаешь изучать историю СССР, на-чинаешь понимать, насколько сложно измерить страдания одного народа по сравнению с другим. Сравнительный ана-лиз помогает находить общее. И когда мне удается открыть единые механизмы в швей-царской и российской исто-риях, столь разных и столь не-

похожих, мне кажется, что эти находки могут иметь универ-сальный характер. Но разли-чий, конечно, всегда больше.

– Раз уж мы заговорили об отли-чиях, то расскажите, видите ли вы

разницу между своими швейцар-скими и российскими студентами?

– Когда я приехала в 1990-х в Москву для работы в архи-вах, меня также пригласили прочитать курс лекций и се-минаров. В тот момент меня поразил уровень студентов, жадных до знаний, посто-янно находящихся в поиске новых материалов. До этого мне никогда на занятиях в Швейцарии не приходилось сталкиваться с таким коли-чеством вопросов. Им было интересно все. И они заря-жали своим азартом.

– Насколько тогда их интере-совала Швейцария? Помогли ли вы им открыть глаза на какие-то проблемы и вопросы благодаря своему взгляду со стороны?

– Интерес ко мне как к представителю европейской страны был понятен и объ-яснялся десятилетиями изо-

ляции. Швейцария казалась примером идеального демо-кратического государства. Меня приглашали на радио, просили интервью для самых разных изданий. Однажды студенты меня спросили, обозначаются ли пешеходные переходы в Швейцарии такой же зеброй, как и в Москве.

Но больше всего в России удивляют люди. В 2005 году я получила возможность лично познакомиться с Гор-бачевым. После той беседы я, кажется, стала лучше его понимать. Я сталкивалась с россиянами, которые никог-да не были в Швейцарии, но разбирались в истории стра-ны, гораздо лучше, чем я, профессиональный историк.

– Были ли случаи, когда вы лично сталкивались с разницей восприятия жизни в Швейцарии и России?

Мы должны прийти к осознанию важности личной ответственности за все происходящее

Страна казалась чем-то далеким, удивительным и необычайно притягательным

Это удивительное свойство страны – чем больше ее узнаешь, тем меньше ее понимаешь


ПАРАллЕлИ

– Забавных случаев было очень много. Но этот мне не дают забыть мои друзья. Ког-да я в первый раз была в Мо-скве, я сдружилась с одной семьей. А в 1990 году меня приехал навестить мой отец. Он был очень благодарен, что меня так тепло приняли и, вообще, был рад оказаться в Советском Союзе. В знак благодарности он привез фуа-гра, деликатес, который очень высоко ценится и до-рого стоит. Его подарки были приняты с должной благо-дарностью. А на следующий день, когда я вечером возвра-щаюсь из университета, то вижу, как моя хозяйка сидит на кухне и ест эту самую фуа-гра, как самые обычные кон-сервы с черным хлебом и чес-ноком. Помню, я стала очень эмоционально объяснять, что фуа-гра едят только по особым случаям при свечах и запивают хорошим вином. Но мои объяснения не были поняты. Зато теперь каждый раз при встрече мои москов-ские друзья дарят мне свечи, приговаривая: «Это тебе для особого случая».

– В российской обществен-ной мысли существует мнение,

что Россия – женская страна. В одной из своих статей вы раз-бираете роль женщин в самых разных мировых конфликтах и указываете на две традици-онные модели – сабинянок и амазонок. Если пользоваться вашей классификацией, то кто тогда Россия?

– Бабушка! Я серьезно. Роль старшего женского по-коления значительно выше, чем в Швейцарии. Благодаря сложившейся традиции их авторитет помогает регули-ровать большую часть соци-альных отношений. Сегодня гендерные роли несколько

сместились. Женщина долж-на быть красивой, мужчина – богатым. Женщины дела-ют мужскую работу, правда, мужчины отказываются де-лать женскую. В Швейцарии гораздо выше роль феми-низма, но именно в России у женщин гораздо больше ре-ального влияния. Хотя это и не избавляет от конфликтов.

– Почему так получается, что история человечества – эта посто-янная череда войн и столкновений?

– История невозможна без конфликтов. Мне бы хо-телось сказать вам, что из-учая и объясняя прошлые конфликты, мы сможем из-бежать этих трудностей в будущем, но практика по-казывает, что это совсем не так. Хотя изучение истории – это все же способ, по край-ней мере, не идти тем же путем. Так постепенно, на-пример, мы пришли к осуж-дению расизма.

– Во время выступления в Коппе вы рассказывали о том, как менялось отношение снача-ла советского, а потом россий-ского общества к Катынскому

расстрелу: от полного отрицания вины своего государства до не-которого признания. Почему об-щественное сознание так остро реагировало на любые попытки раскрыть факт убийства и на-звать виновных?

Катынь – очень болезнен-ный вопрос. Я думаю, здесь сработал уже давно и хорошо описанный механизм: людям просто не хочется призна-вать факты, которые бы раз-рушали созданное представ-ление о собственной стране. Большинству удобнее, чтобы им предлагали готовую мо-дель взглядов. Тут ничего не поделаешь. Этот механизм работает повсеместно. Се-годня у русских осталось очень мало иллюзий относи-тельно собственной истории. Сокрытие фактов – очень недальновидная и опасная политика. Я знаю как ми-нимум один способ преодо-леть трудности, связанные с исторической памятью, и избавить следующие поко-ления от ощущения ответ-ственности за грехи своих предков – это открытое пре-подавание истории в школе, учитывающее сразу несколь-ко точек зрения. И, конечно же, большое значение имеет государственная политика.

– Что же именно должно из-мениться, чтобы мы не топтались на одном месте и, преодолев груз истории, могли двигаться дальше?

– Не знаю. Мне кажется, что мы должны прийти к осознанию важности лич-ной ответственности за все происходящее. В человеке всегда присутствует одно-временно высокое и низкое. И не стоит ждать от него быстрых изменений. Чело-век – всего лишь человек. Не больше, но и не меньше.

Парадоксально, но факт: в одной из самых богатых стран в мире большинство населения были очень бедными

Когда я приехала в 1990-х в Москву для работы в архивах, меня также пригласили прочитать курс лекций и семинаров. В тот момент меня поразил уровень студентов, жадных до знаний


ОБщЕСТвО

Александр ЯГоДкин, воронеж

Всегда мечтал заглянуть в глаза дикарю. Увидеть его «богатый» внутренний мир. Представить себе, о чем он думает и мечтает, к чему стремится, когда, например, вываливает из грузовика мусор в самых интимных уголках природы. Или рисует в лифтах любимые автопортреты в виде половых органов.

Встретиться с неандер-тальцем трудно: обычно они отрыгивают продукты жизнедеятельности своих душ тайком. В нашем доме портить подъезд начали с первого дня: сломали часть почтовых ящиков, а в лифте возникли надписи: «Левер-пуль ты никагда ни оста-нешься один!» и «Типерь я понел, что такое ЛЮБОВЬ».

Потом в лифтах стали по-являться пустые бутылки и запах мочи, рекламные бу-клеты оказывались на полу или горели в ящиках, кодо-вый замок на двери подъезда сломали, и возле нее кто-то регулярно оставлял полные пакеты мусора – нести их до контейнеров во дворе дале-ко, метров семьдесят.

Образованные и хорошо одетые соседи выбросили с шестого этажа в палисадник старый унитаз. Навсегда.

Утром на стоянке возле подъезда молодой мужчина в костюме и галстуке протирал

салфетками зеркала и фары джипа. Протер, салфетки бросил себе под ноги. В джи-пе сидел мальчишка – смо-трел и учился, как надо быть хозяином в «этой стране».

Хочется понять: о чем этот «хозяин» мечтает, какие книги читал? Были ли у него мама и первая любовь?..

Еду в маршрутке. Водитель курит, и дым идет в салон, набитый покорным и безот-ветным «электоратом». По-том водитель долго говорит по мобильнику – ни о чем, зато с матюками. Докурив, бросил бычок в окошко, на крышу соседней легковушки.

Можно было б понять га-старбайтеров: они пришли в наш дом подзаработать и уехать, а вырастет ли здесь трава, неважно. Или тех, кому надо напилить по-больше из бюджета и «сва-лить из этой страны». В Лондоне, Черногории или Майами чисто и хорошо, а здесь можно все.

Но ведь кто-то же здесь останется?

Вот с речки мчится отдо-хнувший джип, из окна ко-торого вдруг вылетел под колеса встречной машины пакет, лопнул, и по дороге разлетелись арбузные кор-ки. Та шарахнулась к обочи-не и остановилась, сигналя. А пассажир джипа с криком «иииеху!» высунул в окно руку с оттопыренным сред-ним пальцем.

Я помню, как Андре-ас, коллега из Süddeutsche Zeitung, с которым однаж-ды ехали мы в Воронеже по

Большой Дворянской (она же – проспект Революции, такое вот раздвоение), вдруг охнул, вильнул машиной и затормозил. Оказалось, из спорткара впереди водитель выбросил смятую пачку от сигарет. Немец пылко объ-яснил мне, что дома немед-ленно сообщил бы на этого типа в дорожную полицию, и на ближайшем посту того

взяли бы в такой оборот, что ему небо показалось бы с овчинку. У них там, в Бава-рии, очень жесткие экологи-ческие законы. Хамы тоже встречаются; вот Андреас недавно писал о спецопера-ции полиции, которая обна-

ружила свалку в лесу возле деревушки под Мюнхеном. Неделю полицейские дежу-рили в спецфургоне, сни-мали все на видео, рылись в мусоре в поисках доказа-тельств – какие-то обрывки газет, счета, квиточки – и таки нашли виновных, по-сле чего состоялся громкий процесс, и пощады нару-шителям не было: экологи-ческие штрафы в Германии сродни публичной казни.

Вот взяли бы и у нас под белы руки тех шоферов, что вываливают мусор в лесах воронежских и на берегах заповедных наших речушек – последнее наследство от предков, – дали б шоферам волчьи билеты, и по ночам к ним являлся б зловонный мусор, а они ни пошевелить-ся, ни закричать не могут…

Но нет в России экологи-ческой полиции.

К сожалению.

ВиЗит НЕАНдЕРтАЛьцА

Встретиться с неандертальцем трудно: обычно они отрыгивают продукты жизнедеятельности своих душ тайком


Книга Ариелы Сеф – уникальное документальное свидетельство. Девочка, рожденная в каунасском гетто, чудом спасшаяся в приютившей ее семье. Страшный приговор врачей и ежедневная борьба с болезнью. А дальше – брак с известнейшим детским поэтом Романом Сефом, дружба с Аллой Демидовой, Камой Гинкасом, Кареном Шахназаровым и многими другими. Если бы беллетрист взялся выдумать историю жизни героини романа, вряд ли он сумел придумать столь драматичный и захватывающий сюжет. Слог Ариелы завораживает – только очень легкий и по-настоящему великий человек может с такой простотой и юмором писать и про ужасы Второй мировой, и про Париж XX века, и про жизнь советской богемы.Предлагаем вашему вниманию отрывки из книги Ариелы Сеф «Рожденная в гетто».

ГеттоСегодня девятое мая,

День Победы. Для меня это самый большой празд-ник. Больше чем Новый год или Пасха.

Я родилась в конце октя-бря сорок первого года, не-доношенной, во время об-лавы в каунасском гетто, на улице Рагучё, как раз когда немцы подошли к Москве. Совсем не вовремя, но де-ваться было некуда, и на пятый день жизни я пошла, а вернее меня понесли при-пеленутой к маминой груди

на «Большую детскую ак-цию». Это была сортиров-ка – больных, старых, ин-валидов и новорожденных детей – на сторону смерти, она называлась на «по-сильный труд», а здоровых и молодых – на работу, на «благо Германии».

Всех евреев согнали на плац Сквер Демократу. По-

ставили оцепление. До это-го с раннего утра литовские полицаи, называвшие себя партизанами, обыскали все квартиры, каждый подвал и чердак, выгнали все гет-то. Операцией руководил ССовский офицер Раука. Он встал на холм для лучшего обозрения толпы. Люди шли группами, семьями, квар-тирами. Началась селекция. Раука дубинкой указывал, кому направо, кому налево. Разлучал семьи. Близкие рвались друг к другу. Люди еще не знали, что правая сторона – смерть, левая – жизнь. Было очень холодно. Волнение росло.

Наши родственники тес-но окружили меня и маму. Мы прошли незамеченны-ми, видимо, на хорошую сторону, вся наша семья, за исключением бабушки. Бабушка была старенькая, мудрая, все понимала и, чтобы не волновать родню, спряталась в толпе смер-тников. Все очень пере-живали. И вдруг, мой отец тремя прыжками перебежал на плохую сторону, отыскал и буквально вытащил из толпы бабушку, и вот так, с бабушкой, которая не по-нимала еще, что происхо-дит, побежал на «хорошую». Когда его пытались остано-вить под душераздирающий плач, шум, лай собак, удары и ругань литовских полица-ев, он подбежал к офицеру и на хорошем немецком языке сказал, что ему разрешили.

– Кто разрешил?

52

СуДьБА

рожденная В ГЕттО

Ариела – студентка Института иностранных языков. Москва. 1959 г.


СуДьБА

– Почему разрешил? – Какая ошибка? Они не успели опомнить-

ся, как он перетащил бабуш-ку на нашу сторону.

Потом, когда отца спра-шивали:

– Папа, как же ты не по-боялся? Тебя же могли при-стрелить. Ты же герой.

– Да какой там герой, я просто боялся больше всех, потому и побежал.

В спокойной, мирной жизни отец часто бывал сомнительный, но в се-рьезных ситуациях более решительного человека я, в общем-то, не знаю. Так отец спас бабку.

* * *

Когда я родилась, нам по-дарили плетеную детскую кроватку, чьи-то остатки былой роскоши. Это со-ставило главное украшение каморки на улице Арегалос, куда мы переехали.

Соседями были, в основ-ном, интеллигенты. Глав-ными моими друзьями и воспитателями стали два соседских мальчика – один-надцатилетний Бэба и де-вятилетний Вэва Минцы. Их отец до войны был про-фессором философии или химии (точно не помню), а в гетто он заболел, открылась

язва желудка, и для тяжело-го физического труда ока-зался совершенно неприго-ден. Отец на работе менял их «добро» на еду. Ему да-вали вещи и другие люди, которые не работали в бри-гаде, не могли или не хотели рисковать. Отец менял все очень честно и довольно успешно. Правда, один раз ему подсунули целый би-дон масла, но оно оказалось машинным. Таких случаев было несколько. (Пусть мо-шенники на том свете жа-рятся в аду).

До войны папа ничего не продавал и уже тем более не менял, хотя и был из семьи купцов. Дед и двое дядьев торговали мануфактурой, а отец, младший из семи детей, учился на медицин-ском факультете в Париже, потом там же начал рабо-тать в больнице врачом – экстерном; вернулся вре-менно в Литву для краткой службы в армии, где был

врачом. В быту он не умел даже поджарить яичницу. После службы собирался вернуться во Францию, а оттуда на два года уехать во Французскую Канаду для получения французского подданства и права на по-стоянную работу.

Как ни странно, в гетто дяди оказались менее при-способленными, больными, немолодыми, дед очень ста-рым, и единственный моло-дой и здоровый, мой отец сориентировался. Правда, у него одного был грудной ребенок. Первое время с ним в бригаде на работу хо-дили братья Рувим, Макс и его дочка, девочка-красави-ца Ривочка.

Местные жители под-ходили к евреям, которых выводили на работу, и с удовольствием произво-дили обмен; евреям это грозило расстрелом, но выбора не было, и люди рисковали. В самом начале

53

Перед отъездом в Париж. 1960 г.

Соломон, Ариела и Бен. Англия. 1978 г.


оккупации немцы на это смотрели снисходительно. В основном, охранниками были пожилые, прошед-шие Первую мировую во-йну, тыловики, почти от-ставники. Зла в них было мало, и с ними можно было как-то договориться, особенно тем, кто хоро-шо владел немецким. Это и был случай моего папы. Они знали, что он бригад-ный врач, закончивший медицинский факультет в Париже, и многое ему прощали. Один немецкий офицер даже сказал ему:

– Мне стыдно сейчас быть немцем.

Однажды отцу таким об-разом удалось выручить незадачливого менялу, не-уклюжего человека в очках. Тот так увлекся меной, что его чуть было не расстре-ляли, если бы не какое-то немыслимое объяснение отца. Этот человек по фа-милии Рабинович, после войны стал редактором немецкого журнала в Аме-рике: ‘AlgeimeinerJournal’. Он прислал нам благодар-ственное письмо из Кана-ды, узнав о смерти отца, и рассказал, как он помогал и другим заключенным. С литовскими полицаями та-кое бы не прошло.

* * *

Вот как в письме описал мой отец эти события свое-му брату сразу после войны.

Дорогой брат!Я послал тебе несколько

писем три месяца назад, а заодно и Лео. Интересно по-лучили ли вы их?

Пишу вам снова и наде-юсь, что печальные вести о трагедии нашей семьи дой-дут до вас.

Двадцать четвертого июля 1941 года, спустя не-сколько дней после нападе-ния нацистов на русских, я, Бэно, моя жена и ее дядя были беспричинно аресто-ваны и посажены в Жел-тую тюрьму.

Жену мою, беременную, отпустили и благодаря уси-лиям ее и директора боль-ницы, в которой я раньше работал, меня освободили.

Семь тысяч евреев, вклю-чая нашего брата Бэно, были переведены первого августа на Седьмой Форт и в течение нескольких не-дель зверски убиты. Там они подверглись страшней-шим пыткам, какие только человеческое воображение может себе представить.

В гетто нацисты совер-шили серию убийств и тер-роризировали людей. Тех-нику этих убийц-садистов трудно описать в письме.

После нескольких недель заключения, часть гет-то была окружена, и люди оттуда перевезены на Де-вятый Форт, где они полу-живыми были брошены в ямы. Еврейский госпиталь был подожжен, и все паци-енты в нем сгорели зажи-во. Среди них был и наш дядя З. Каплан, который лежал там с сердечным

приступом, полученным на принудительных работах.

Наша тетя Голди и их дочь Ребекка навещали его в это время и тоже там погибли.

В гетто мы жили все ря-дом. На принудительных работах меняли свою одеж-ду у литовцев на хлеб, но это длилось недолго; нем-цы конфисковали всю нашу одежду.

Двадцать четвертого ок-тября 1941 года нацисты ворвались в нашу квартиру и выбили окна. У моей жены был шок, и она родила доч-

ку. Это случилось ночью без света и без еды.

Двадцать восьмого ок-тября 1941 года нацисты с помощью до зубов воору-женной полиции окружили гетто, отделили родите-лей от детей, стариков и старух, и одиннадцать тысяч евреев были от-правлены на Девятый Форт, где их всех расстре-ляли. Большинство детей бросили живыми в ямы.

Наша мать попала в эту группу, но мне удалось прод-лить ее жизнь до двадцать шестого марта 1944 года.

И так, за исключением Бэно, мы все жили вместе в

54

СуДьБА

Первое лето во Франции. 1962 г.Андрей Шинкевич перед отъездом в Париж. 1958 г.


гетто. Макс, Анна, их дочь Ребекка, Рувим и я ходили на принудительные работы.

Наши рубашки, одежду, обувь, белье и одеяла мы меняли на хлеб. И каждый день нас мучили физически и морально и держали в страхе смерти.

Двадцать восьмого сен-тября 1943 года пять ты-сяч евреев были депортиро-ваны в Эстонию. Наш брат Рувим, Бася и их дети были среди них. Несколько человек, которым удалось вырвать-ся из Эстонии и быть осво-божденными Красной Арми-ей, сказали нам, что они все были убиты или сожжены.

Это зависело от того, в какой лагерь они попали. Маленькие дети и старики были убиты на Каунасском железнодорожном вокзале, где дети были отняты у ро-дителей. Во всяком случае, наш брат Рувим и его семья погибли там. Когда Красная Армия подошла к Литов-ской границе, мы узнали, что гетто в Вильнюсе было сожжено, что люди из гетто в Chavel были депортирова-ны в Таураге и там убиты.

В нашем гетто они уже начали разделять нас на группы. Это была подго-товка к немедленному унич-тожению…

(Страница утеряна. – А.С.)

…ее на ступеньках ли-товского сиротского дома под литовским именем. Директор этого детского дома, был моим коллегой, с кем я работал в госпита-ле до войны. Я оставил ему твой адрес, а также Лео и семьи Брони с просьбой, чтобы после войны они с вами связались и рассказа-ли о моем ребенке, о гетто.

В ночь на четырнадцатое декабря 1943 года я выта-щил Броню и нашего ребен-ка из гетто и оставил его у детского дома, как было ор-ганизовано. Нам негде было

скрыться, и на следующий день мы прокрались назад.

Тем временем нацисты начали депортировать лю-дей в лагеря. Нашего бра-та Макса, Анну и их дочку, которая выросла красивой девочкой, отправили в дека-бре 1943 года в лагерь Скан-зе. В гетто остались наши родители, Ребекка, Самуил, Иосиф, Броня и я. Жену мою и меня они тоже хотели послать в Scanze, где был Макс. Так как наш ребенок был в Литовском детдоме, мы решили сбежать вме-сто того, чтобы идти в ла-герь. Мы знали, что лагерь или гетто подразумевает

СуДьБА

55

В Париже. 1961 г. Ариела и Алла Демидова на фестивале в Риге. 1995 г.


смерть. Мы также хоте-ли увидеть еще раз нашего ребенка. Третьего января 1944 года мы вырвались. В течение нескольких дней мы прятались в подвалах у интеллигентов. Никто не хотел нас держать долго, и мы были обездолены и без-домны. Я узнал, что наш ре-бенок серьезно болен и уми-рает в детдоме. Директор посоветовал мне забрать ее, так как узнали, что она еврейка. Была зима, и мы были без денег, одежды и еды.

В любой момент нацисты могли поймать нас и за-стрелить.

Броня и я бродили по де-ревням в надежде найти хо-рошего человека, который захотел бы взять умираю-щего еврейского ребенка, но мы не могли найти такого.

Скитаясь по деревням ночью и по лесу днем, мы добрались до Кулаутувы. Недалеко от леса был кре-стьянин Кумпайтис (он помогал моим родителям переезжать летом). Мы

спрятались в подвале рядом со свинарником.

По ночам мы получали еду. Тем временем я также на-шел бедного рыбака, кото-рый приютил моего ребенка из детского дома. В течение четырех недель мой ребенок боролся за жизнь.

По ночам я шел пятнад-цать километров лечить ее и делать ей уколы. Она была в Раундондваре. В кон-це концов она поправилась и была там еще семь месяцев.

Двадцать шестого мар-та 1944 года нацисты за-брали несколько тысяч детей и стариков. Среди них были наши родители. Они обрекли наших мать и отца на страшную смерть с другими стариками и не-сколькими тысячами де-тей в возрасте от двух до двенадцати лет. Перед тем, как я убежал из лаге-ря, я с ними попрощался и запомнил слова моего отца. Он очень страдал и всег-да говорил, что хотел бы жить, чтобы увидеть раз-гром нацистов.

Мать страдала, но никак этого не показывала.

После страшного истре-бления детей, когда они взя-ли и наших родителей, в гет-то осталось еще несколько тысяч евреев, среди них Ре-бекка, Самуил и Иосиф.

Как я тебе уже сказал, мой брат Рувим и его семья были в Эстонии, Макс и его семья – в Scanze (Сканзе). Я и моя жена прятались в ле-сах. Когда Красная Армия перешла границу Литвы, наша сестра Ребекка и ее семья с несколькими тыся-чами других евреев были по-сланы в Данциг, куда Макс и его семья были отправлены из его лагеря. Люди, кото-рые прятались в подвалах гетто Слободки, были все сожжены, и там все еще ле-жат трупы.

В Литве восемьсот или девятьсот евреев спаслись, а остальных настигла страшная смерть.

Третьего августа 1944 года Красная Армия спасла нас. Мы забрали свою дочь у рыбака, и нашли ее краси-вым и здоровым ребенком.

Это вкратце трагедия нашей семьи вместе с еще несколькими сотнями ты-

56

СуДьБА

Соломон, Ариела и Роман Сеф на Каннском фестивале. 1991 г.В гостях у Александра Васильева в его доме в Литве. 2002 г.

День свадьбы Лены и Бена. Лондон. 1990 г. (Слева направо: Лена, Бен, Ариела, Соломон)


сяч евреев. Я напишу тебе снова в ближайшем буду-щем подробно.

Я работаю в госпитале и зарабатываю относитель-но достаточно…

(Страница утрачена. Конец утерян. – А.С.)

* * *

Был такой случай. Отец мой нашел ребенка, девочку, вылечил ее, хотя не совсем (ребенок был с заячьей гу-бой). Ее удочерила одна ев-рейская семья. Удочерить-то удочерили, но муж рано умер, женщина оказалась одна, стала очень неурав-новешенной, с девочкой не справлялась, увезла ее в Из-раиль. Там девочку нашли родственники из Америки, дядя с тетей. Они владели сетью магазинов «Товары почтой», были миллионера-ми. Ребенка они с большим трудом у этой женщины, можно сказать, выкупили. Просто так она отдавать его не соглашалась. Привяза-лась к ребенку. И девчонка (я забыла), звали ее то ли

Еланта, то ли Илана, вдруг в одночасье стала миллионер-шей. Ей сделали, по-моему, три операции на лице, и она превратилась в красавицу. Вышла замуж, швырялась деньгами. Я с ней познако-милась в Париже у бывших соседей родителей по гетто семьи Диннер. Они жили в той же коммуналке на первом этаже и знали меня с первых дней моего суще-ствования. Он до войны был видным адвокатом, привез себе жену из Венгрии. Были роскошной парой.

Попали в гетто, из гетто их вывезли в лагерь. После освобождения оказались во Французской зоне и при-ехали во Францию. Жили под Парижем в Монруже, в небольшом типичном заго-родном домике, купленном на немецкие репарации; уже очень немолодыми родили сына. Об адвокатской ка-рьере в Париже речи быть не могло.

Дома у них была неболь-шая мастерская по пошиву плюшевых игрушек. Рабо-тали целый день. Он кашлял от плюшевой пыли. Раз в не-

делю развозили игрушки по магазинам. Елантины тетя с дядей приходились им какими-то родственниками.

Родители перед отъездом дали мне их адрес. В первый парижский год они меня очень опекали. И Еланта туда приходила их навещать с подарками, вся нарядная, избалованная. Мы подру-жились. Я ей даже помогла записаться в Сорбонну. Она мне рассказала о моем отце, о том, как он ее лечил, как бережно относился.

Но, к сожалению, через несколько лет, в Америке, она разбилась на машине.

* * *

ресторанМне четыре года, вернее

скоро будет четыре. Почти каждый вечер я в ресторане: в Версале или Метрополе. Сначала было очень страш-но: гремит музыка, легко бегают какие-то люди в ба-бочках и белых смокингах с подносами на вытянутой над головой руке полными тарелок с едой и бутылок. Как у них это все не падает?

Просто фокусники. Я похо-жих в цирке видела.

Родители идут танцевать, я начинаю привыкать. Пока они танцуют, сижу на ди-ванчике и жду; наблюдаю. Больше всего мне нравит-ся, как танцует танго мой папа. Он очень красиво двигается. Я смотрю, не спуская глаз; другие тоже на него смотрят.

Между танцами родители что-то едят; они стараются и меня покормить, но я «ку-шать не люблю».

Как-то мы в ресторан не пошли. Вечер пропал. Было грустно. Я уже привыкла к ресторанам и когда устаю, спокойно засыпаю на диван-чике. Родители предусмо-трительны; они всегда вы-бирают место в углу, где есть диванчик. В Версале у них даже свой любимый столик, и вообще, там чудесный круг для танцующих. Такая заме-чательная жизнь только ве-чером, а днем в городе очень грустно. Меня недавно при-везли из деревни от мамы Юли. Мама Юля – моя при-емная мама. Они с дедуней выходили меня умирающую

СуДьБА

57

Новогодняя ночь в доме Бена в Лондоне. 31 декабря 2000 г. Ариела и Мария, внучка ее приемной матери Юлии Даутартас. 2008 г.


СуДьБА

после гетто и детдома. Деду-ня – рыбак. Он берет меня с собой на рыбалку, но вот появились мои родители и увезли в город.

В городе у нас живет Ма-риона, она моя няня. Ей восемьдесят лет; но это не точно, папа говорит, что больше, что столько же ей было до войны. Во время оккупации Мариона пошла в монастырь, но теперь там стало небезопасно; верую-щих преследуют, и она пере-ехала к нам.

Каждый раз, когда я ее не слушаюсь, Мариона плачет и жалуется:

– Я сирота несчастная, а у тебя есть родители, и они тебя так любят…

Я тоже начинаю плакать. Так мы сидим вместе и друг

друга утешаем. Мне ее очень жалко. У нее черная юбка до самого пола, она вся сгор-бленная; все молится и пла-чет. Когда у Марионы на-строение получше, она, не разгибаясь, натирает и без того сияющий как зеркало паркет в пустой комнате. Мебели у нас пока никакой нет; одна только старая са-довая скамейка и три кар-тины Реймереса на стене в столовой.

Вообще-то с Марионой скучно: сказок она не рас-сказывает, книжек не чита-ет, только запугивает какой-то ведьмой-Невралькой.

Папа на работе – он врач; мама тоже на работе – в школе. Когда же наступит вечер? Я хочу, чтобы меня нарядили и взяли с собой.

Первое время я стаскива-ла скатерть со всей посудой, когда мне в этом рестора-не надоедало сидеть одной, плакала, капризничала, но сейчас я все понимаю и веду себя хорошо, да и официан-ты ко мне привыкли; узнают, «уважают» и делают подар-ки. Иногда я сравниваю, где лучше: в деревне или в ре-сторане. В ресторане играет музыка и рядом папа с ма-мой. Они меня так любят…

* * *

Как хорошо, что у меня есть папа и мама. Как хо-рошо, что есть мама Юля и дедуня. Правда, мы стали редко ходить в ресторан. Вечером после работы у нас теперь гости собираются дома. Они почти все в фор-

ме. Это офицеры. Они при-летают и улетают; о чем-то говорят с отцом.

Отец – очень известный врач отоларинголог, и эти военные тоже врачи. Они спасают еврейских детей после войны; ищут и на-ходят их по деревням. Это целая организация. Осо-бенно горячо папа что-то обсуждает с доктором Ря-бельским. Приходит еще и детский врач – доктор Гур-вичене. Очень часто этих детей привозят к нам домой, хотя уже открыли специаль-но еврейский детский дом. Дети в основном больные и запуганные. Как-то у нас появился одноглазый Тэдик и его сестричка. Они сами добрались на Родину пеш-ком из Ташкента. Родители погибли. Тэдику лет две-

На выставке в Москве. Афганская борзая Жарден выиграла три медали. 1989 г.

Ариела и Роман Сеф. 2006 г.


надцать или тринадцать, а сестренке – не больше семи. Тэдик профессионально замечательно ворует, обе-спечивает сестричку. Ему в драке выбили глаз.

Папе Тэдик очень нравит-ся, но Тэдик не может при-выкнуть к детскому дому. Это не его размах. У нас он, естественно, ничего не во-рует, и ему даже доверяют погулять со мной. Уж Тэдик точно меня не упустит. Тэ-дик взрослый, добродуш-ный, рассудительный.

С ним проблема. Отец хо-тел бы его усыновить, но мама очень против, и у нее скоро будет еще один, свой, ребе-нок. Она усыновить Тэдика никак не хочет. Пока думали, куда его пристроить, Тэдик исчез. Больше мы его никог-да не видели. Папа долго все вспоминал Тэдика. «Тэдик, если ты жив, отзовись».

Появлялись и другие дети. Их устраивали в дет-ский дом, усыновляли или переправляли в Польшу и дальше. Переправкой руко-водил доктор Рябельский, советский офицер. К сожа-лению, Рябельского на свете больше нет. Это было дав-но. Погиб и молодой офи-цер-еврей, который среди других ездил по деревням в форме и этих детей находил. Нет на свете и моего отца. Нет доктора Гурвичене. С 1950 года нет и еврейского детского дома в Каунасе.

* * *

шубаВ детстве меня плохо оде-

вали. Папа работал, мама работала; нас было четверо детей и не до моих нарядов. Если учесть, что и особой красотой я в том возрасте

не выделялась, то вид у меня был довольно обдрипанный. К двенадцати годам у меня не было зимнего пальто, а только красненькое, легкое с протертыми рукавами, доходившими чуть ниже локтей. При этом шаровары волоклись по земле, терлись об асфальт, промокали, про-тирались до дыр, а на коле-нях – огромные пузыри.

Родителей, наверно, мучи-ла совесть, но стоять в оче-редях не было ни времени, ни сил. Ничего, были дети и похуже. Я себя при этом чувствовала прекрасно. Но всему приходит конец.

Отец сделал операцию и получил от благодарного пациента-директора экспе-риментальной меховой фа-брики набор мутона маме на шубу. Редчайший подарок. Вернулась с работы мама, увидела мутон, рассерди-лась, раскричалась:

– Что я вам прислуга, что-бы ходить в мутоновых шубах или жакетах. До войны только прислуги в них ходили.

Шубы у нее не было никакой.Подарок куда-то убрали

с глаз долой: не возвращать же его. Приближалась зима, и моя восьмилетняя прак-тичная сестра Аня нашла меху применение:

– Сшейте шубу Ариеле, она уже совсем взрослая.

Это было решением во-проса. Пригласили скорня-ка, сделали патронку, при-меряли по полтора часа раза четыре. Однажды я чуть не упала в обморок.

Меха было слишком мно-го. Сшили на вырост. В результате получилась тя-желющая доха до пят, и в та-ком виде мне приходилось шагать в школу. В автобус не залезешь: полы в ногах

СуДьБА

59

У дома графа Тишкевича. 1998 г.

Ариела и Маргарет Тэтчер на выставке в России. 1993 г.

Ариела с братом и племянником. Лондон. 1993 г.


СуДьБА

путаются. Надо, спотыкаясь всю дорогу, идти пешком. Все большое, все продувает. Так намного холоднее, чем в несчастненьком демисе-зонном пальто. Устроить эту шубу в раздевалке не-возможно – она огромная. Падает. Ее топчут. Мне ста-ли давать с собой склад-ные плечики, на которые нужно было повесить доху. Сделать это незаметно ни-какого шанса не было, так что вешалку я засовывала в портфель поглубже, чтобы никто не видел.

Кроме шубы мне из остат-ков сшили шляпу в виде ко-кошника. Шляпа составляла примерно третью часть мо-его роста и удлиняла вдвое и без того мой длинный за-мерзший еврейский нос.

Весь этот наряд был пре-красной мишенью для снеж-ков. Мне попадали в глаз, в голову, в живот, в нос. Жизнь кончилась. Я была просто зимним пугалом. В этой шубе я закончила шко-

лу. Родители заставили все же повезти ее в Москву, на морозы учиться дальше, в институт. В ней же я вышла замуж за француза, но во Францию везти наотрез от-казалась: она весила больше меня, да и муж напомнил, что там климат помягче.

Только так от этой шубы удалось избавиться. Кокош-ник же остался дома для раз-ведения моли и чистки обуви.

* * *

наш дворКаждый месяц в нашем

дворе выдают муку или са-хар. Выстраивается длинная очередь. Почему в нашем дворе, непонятно. В доме, со стороны улицы, колбас-ный магазин, а гастроном немного дальше, но наш двор большой, народу там помещается много, и хвост не высовывается на улицу, не портит вид Сталинского проспекта. Жаловаться нам не на что. С балкона видно

обстановку и можно спу-ститься в любой момент.

Спускаемся все. По одно-му килограмму дают на каж-дого, даже на ребенка, а нас четверо. Зачем нам столь-ко муки и сахара? Пока мы были совсем маленькими, нам варили мучную кашу, а сейчас из муки печет толь-ко мама и то по большим праздникам: домработнице совсем дышать некогда, не то, что печь. Правда иногда по воскресеньям мама еще делает домашнюю лапшу.

В дни выдачи продуктов мы – дети, себя очень высоко ценим. Получаем свое. Я-то сразу иду домой, а другие дети продолжают играть во дворе. Их в очереди одалжи-вают. Сестра Аня умудряется получать по три, четыре раза. При этом она соображает, что нельзя примелькаться в том же виде и надевает то шапочку или еще что-то, ме-няет свой облик. Она преоб-ражает и брата Моню; сам он, конечно, никогда в жизни не догадается, а маленький братик, совсем малыш, про-ходит без грима: его то на руки возьмут, то на плечи посадят. Кто там в таких ма-лышах разбирается. Иногда, правда, кого-нибудь узнают; начинается свара, крики:

– Он уже получал не один раз.

Тогда Аня благоразумно их уводит. Все дети, не толь-ко наши, оказывают эти ус-луги. Считают, сколько раз кто получил.

Зимой я быстро мерзну, и Аня громко на всю очередь кричит:

– Ариела, а ты зачем сто-ишь? Ты же пионерка!

Она уже знает про партий-ные привилегии. Она у нас главная по защите прав детей.

Брат Моня спокойный, умный, честный мальчик, но в экстремальные минуты действует сообразительнее любого взрослого хитрюги.

В отсутствие родителей к нам иногда наведывает-ся фининспекция или еще какая-то налоговая комис-сия. Домработница их не пускает, говорит:

– Хозяев дома нет.Они рвутся, хотят про-

верить помещение, увидеть следы частных приемов. Пока идет перепалка, тихий Моня быстро хватает все инструменты, стерилиза-торы, лекарства и швыря-ет их в ящик для белья под матрасом. Ему всего шесть лет. Откуда у шестилетнего ребенка столько соображе-ния и силы? Надо же этот тяжеленный матрас поднять и все буквально в доли ми-нуты.

Выходит к инспекторам мой братик как взрослый и говорит домработнице:

– Ну, пустите их, пусть посмотрят, что хотят. Пусть только документы покажут.

– Да, ты умный мальчик. Молодец. А твой папа дома больных принимает?

– Каких больных? Боль-ные в больнице.

Никаких следов уже нет.

* * *

кабареСпешить мне совершенно

некуда. Идти мне тоже неку-да. Сегодня пятница. Вечер. Жара страшная. Весь Париж выезжает на weekend. Центр кажется вымершим. Муж ушел к другой. В универси-тете все экзамены провали-ла. Все пересдавать осенью. Возвращаюсь не спеша, меня поджидает консьержка:Ариела на бизнес-семинаре в Вильнюсе. 1989 г.


– Куда Вы пропали? Давай-те побыстрее, Вы погорели.

Дверь взломана. У меня был пожар. В воздухе лета-ют обгоревшие перья, все стены в саже и затеках. Све-та в коридоре нет. В спаль-не обгоревшее одеяло и перья, перья, перья. Трюмо обгорело, зеркало покрыто черной пленкой. Квартиры у меня больше нет. Пожало-ваться некому; единствен-ная близкая подруга Неля на эти дни уехала, а в суббо-ту у меня в первый раз урок с каким-то доктором-кар-диологом, интересующим-

ся русским языком. Нашла мне его та же Неля, чтоб я не сдохла с голоду.

Хочу его предупредить перенести встречу, но найти не могу. Он видимо специ-ально откуда-то приезжает. Консьержка меня предупре-дила, что до прихода стра-ховщиков, до понедельника, трогать ничего нельзя; даже сменить замок.

Суббота. Сижу в этой за-копченной квартире с не закрывающейся дверью и сама вся в саже. Ровно в шесть вечера является уче-ник. Я пытаюсь его оста-

новить, объяснить, но он как бы и ничего не слышит, прет вперед в элегантном светлом костюме, с пиджа-ком на руке. Заходит в сто-ловую и видит слой сажи на столе и стульях. Я хватаю чистое полотенце и разма-зываю эту сажу. Предлагаю перенести урок. Но ученик и сейчас ничего не слышит, достает аккуратную папку, диктофон и садится. Он занимается русским язы-ком уже несколько лет, но хочет совершенствоваться. А по воскресеньям у него уроки китайского. Правда, русский его увлекает го-раздо больше, он ему бли-же. Ну, думаю, маньяк. Но урок начинается и длится ровно два часа. Первый час грамматика, второй – пере-вод текстов и разговорная речь. Более прилежного и организованного ученика я никогда не видела. После урока он кладет деньги на стол, довольно большую сумму; я на столько не рас-считывала. Думаю: «Слава богу, все обошлось». До-говариваемся на следую-щую неделю. Обещаю, что у меня уже будет чисто. Этого он тоже не слышит и спрашивает:

– А что вы будете есть?Я что-то мямлю, что у

меня есть еда.– Где?– Там в холодильнике и в

шкафу.Он идет на кухню, еду не

находит.– Пойдемте, я вас накорм-

лю в ресторане.Я прямо пугаюсь:– Да никуда я не пойду. Я

же вся черная и лицо пере-пачкано. Как вы себе это представляете? И я совсем не хочу есть.

– Надо, надо поесть, – он меня уговаривает, но я не поддаюсь.

Я от него за эти два часа уже чуть не потеряла со-знание. В результате он спускается в соседнюю лавку, что-то там покупает и просит поставить и ему прибор. Интересно, где он собирается есть? Может ему еще и салфетку белую? Поели за тем же столом, из коробочек; на стол он по-стелил несколько листов чистой бумаги со своей врачебной печатью. После этого, слава тебе господи, уходит. Через неделю все уже было убрано, почище-но, и я отмылась. Он также аккуратно достал папку, диктофон, проучился два часа, точно также заплатил, после этого предлагает по-есть с ним в ресторане и посмотреть на его новую машину. Он оказывается, кроме русского языка, обо-жает спортивные машины.

– Я только что забрал ее из гаража. Вы будете первой пассажиркой.

Я не кочевряжусь, со-глашаюсь и действительно вижу сияющую красавицу Лансию, а все клиенты кафе на первом этаже нашего дома тоже высунулись по-смотреть на эту машину и на меня. По крайней мере, у них появилась тема для об-суждения. В Париже, в на-шем квартальчике, жизнь, как в селе: все всё знают.

На третью субботу с ран-него утра откуда-то появил-ся муж. Его проинформиро-вали. Просидел весь урок в другой комнате и больше из дома не выходил ни в вы-ходные, ни в будни. Видимо, отпуск взял, и пассия его ис-чезла навсегда.

СуДьБА

61

Ариела и Бен в отеле Villon. 2006 г.


ПуТЕвыЕ зАмЕТкИ

евгений РУДАШевСкий

История эта давняя. Произошло все в 2006 году (тогда же и записано), когда я учился в США. Я с детства ходил в походы, ездил с родственниками отдыхать за границу, но описанные здесь события – это мое первое самостоятельное (пусть короткое) путешествие. Мне было 19. Мне было тоскливо. Я решил бросить учебу, отказаться от обещанного мне

юридического будущего. С тех пор было много стран, городов, людей, но началось все именно тогда – зимой 2006 года.

Веранда. Я сидел на верхней ступени. Рядом со мной – Кэз. Полпервого. Ночь тихая, прохладная. Октябрь. Снег в Чикаго выпадет только к декабрю; в январе начнутся холода – тогда уж не удастся так без-заботно курить на веранде. Я был в майке, коротких шортах и шлепанцах. Хо-роший ракурс – напротив,

возле Кэтрин Холла, горе-ли фонари: два низких и три высоких; они были по-хожи на созвездие Кассио-пеи. Небо в Чикаго всегда затянуто густым картоном – звезд не видно; поэтому приходилось довольство-ваться таким электриче-ским заменителем.

Закуриваю. Смотрю на вывеску: «На территории кампуса курить запрещено». Каждую ночь кто-нибудь из студентов срывает ее с дверей общежития. Утром появляется новая. Предыду-щую сорвал я.

«Ты в самом деле к ним поедешь?» – спросил Кэз. «Билеты у меня в сумке», – ответил я. «Странный ты человек». «Ну да… Будет интересно». «Как знать…» «Может случиться что угод-но». «Например?» «Мне хватит краткой беседы; я в них разочаруюсь и сразу вернусь в Иллинойс – это первый вариант. Второй – я влюблюсь в одну из амишей и останусь в Висконсине… Отращу бороду, откажусь от цивилизации». Кэз рас-смеялся: «Ты сумасшедший! Хотя… никогда не знаешь,

бессонница



что уготовил тебе Бог». Я поморщился, сплюнул; затя-нулся. Вечно он приплетает своего бога… Университет Северного Парка прежде был христианским коллед-

жем. Я не знал этого, когда поступал сюда. Некоторые традиции сохранились. В ак-товом зале по воскресениям читают проповедь. Меня с одной из этих проповедей выгнали – я закурил в фойе, перед статуей Иисуса. Ку-рить я начал именно в Чи-каго. В сентябре этого года. Никогда до этого не интере-совался сигаретами.

Здесь слишком много ре-лигии. На прошлой неделе Люис – мексиканец, сосед с третьего этажа – отвез меня в русскую баптистскую цер-ковь… Двухэтажное здание

на окраине. Тесное поме-щение; кондиционер; про-поведник, читавший пропо-ведь на позабытом и потому искаженном русском языке. Для тех, кто не знал русско-го (таких было трое) шел синхронный перевод на ан-глийский; слушать правиль-ную речь молодого пере-водчика (он сидел в будке, за последними рядами) было приятнее; я, как и Люис, не снимал наушников. Пропо-

ведник часто отсылал всех к Библии – Люис едва успевал открыть указанную стро-ку. Высветился большой, вывешенный над сценой, экран. Из-за кулис вышли четверо молодых. Началось представление. Барабаны, электрогитара, синтезатор и вокал. Текст каждой пес-ни транслировался на экра-не; все подпевали – стоя. Я сидел; молчал. «Мы любим тебя Иисус; ты наш спаси-тель; ты умер ради нас, мы ради тебя будем жить!» Кон-церт длился час. Прихожа-не раскачивались, хлопали;

вытягивали вперед руки, перебирали растопыренные пальцы. Глаза у многих были закрыты. Проповедник раз-дал всем широкие цветные флаги. Люис взял розовый. Размахивает им, поет, при-танцовывет. Люис однажды увлекся русской девочкой; она привела его в эту бап-тистскую церковь. Девочка эта давно переехала не то в Детройт, не то в Кливленд; Люис нашел себе другую – американку, а в церковь по-прежнему ходит… По-следнюю песню сыграли три раза подряд; старушка,

стоявшая рядом со мной, расплакалась. Завершающий аккорд; солистка поблагода-рила всех за аплодисменты, ушла; служба окончилась. Люис спросил, почувство-вал ли я близость Бога. Я ответил, что больше сюда не приду. Двери еще не откры-ли; сперва все должны со всеми попрощаться – ходят по рядам, обнимают каждо-го встречного, говорят ему: «Храни вас Господь»… Я отказывался от объятий; от-вечал только: «Спасибо» – по-английски; говорил, что не понимаю по-русски и по-



глядывал на дверь. Под ко-нец одна старушка все-таки обхватила меня сзади…

«Не боишься пропу-скать занятия?» – спросил Кэз. «Нет. Я же говорил, что завязываю с учебой». «Зря ты… Хотя бы напи-сал преподавателям». «Не поможет… Да и… может, я вообще к понедельнику вернусь». «Давай… без тебя тут скучно будет». Я улыб-нулся. Закурил еще одну сигарету. «Вторая подряд! – воскликнул Кэз. – По-моему ты куришь слиш-ком часто». «Настроение такое». Сигареты в Чикаго дорогие. Семь с половиной долларов. Спускаешься из общежития; налево – к до-роге; еще раз налево – к заправке; заходишь в мага-зинчик, говоришь мекси-канцу-продавцу: «Ке па са», просишь сигареты…

Я нервничал. Вернусь в Россию, скажу родственни-кам, что с образованием по-кончено, что не хочу я быть юристом… Или не скажу. Не

хочу видеть и слышать их реакцию. Лучше уж сразу уе-хать куда-нибудь…

«Тебе бы вздремнуть», – Кэз отмахнулся от табач-ного дыма. «Знаю; боюсь проспать». «Я тебя разбу-жу; мне еще эссе писать … Все равно нескоро закончу». «Нет. Лучше в автобусе по-сплю». Я уже больше суток оставался без сна. Усталость стягивала голову, грудь. Если б я знал, что ждет меня в Висконсине…

Однажды мы с Кэзом по-спорили – кто дольше про-тянет без сна. Начать реши-ли в понедельник: «Больше пяти дней мы не выдержим, а так – отоспимся в выход-ные. Только без жульниче-ства; мы должны дотянуть хотя бы до четверга», – ска-зал я. Глупая затея. Днем мы учились; вечером гуляли, а ночью смотрели фильмы. Через день, ночью (прошло тридцать шесть часов), я ска-зал, что сдаюсь, иду спать. Кэз обиделся – в Соуберг Холле все знали о нашем экс-

перименте – расспрашивали, смеялись – Кэзу нравилось это внимание. Проблема была в том, что, отказавшись от сна, я больше не мог пи-сать рассказы. Слова и фра-зы смешивались; образы тускнели. Я могу работать только при трезвом, бодром сознании. В Соуберг Холле над нами подтрунивали, на-зывали нас слабаками, а по-том все увлеклись другим экспериментом – Энди ре-шил всю неделю прожить с завязанными глазами; хотел узнать, как живется слепым.

«Кто такие амиши?» – спросил я у Мэкси, соседа по комнате. Мэкси – это двухметровый чернокожий парень. Играет в футбол за Северный Парк. Наш уни-верситет шел на предпо-следнем месте в Лиге. От Мэкси всегда пахло потом. Он редко мылся, хотя ду-шевая была в трех шагах от нашей комнаты. Еще Мэкси часто смотрел пор-нографию – по телевизору, который сам же и привез из своего дома. Смотрел тайком от меня. При этом оставлял дверь незапертой. Я входил; видел все; при-творялся, будто уронил что-то или говорю с кем-нибудь в коридоре – давал Мэкси время вскочить с кровати, натянуть трусы, выключить телевизор. Мерзко. Еще он крал у меня деньги – брал по 5-10 долларов из кошелька. «Религиозные люди. Они, кажется, микроволновками не пользуются… Еще у них там… ерунда какая-то», – больше Мэкси про амишей ничего не знал.

Пришлось искать в Ин-тернете. «Потомки герман-ских переселенцев. Живут общинами; не пользуются

электричеством; ездят в по-возках; не разрешают себя фотографировать; известны своими поделками из дере-ва: мастерят стулья, столы, кресла, шкафы – продают их в специальных магази-нах; тем и живут; ведут на-туральное хозяйство; не подпускают к себе чужаков; провозгласили свое особое христианство; содержат соб-ственные церкви и школы; самая большая община на-ходится в Пенсильвании» – вот, что я про них узнал.

Я заинтересовался ами-шами; решил познакомить-ся хотя бы с одним из них. «Зачем тебе это?» – спросил меня Рей, сосед с первого эта-жа. «Просто… хочу с ними поговорить. Хочется узнать, почему они выбрали именно такую жизнь». Увидев след-ствие, мне захотелось понять причину. «Ты фрик, парень», – Рей отмахнулся от меня. Рей был гомосексуалист. Все знали это. Он и не таился. Высокий, худой, чернокожий. Холеные ногти, блестящие серьги, и запах – не то ро-машки, не то сирени. Ходил с какими-то причудливыми девушками, шептался с ними; осклабившись, похохатывал; чуть что, восклицал: «Оу», «Ау», «Иу»; при этом обя-зательно выставлял руку с растопыренными пальцами. Когда по вечерам ребята со-бирались на первом этаже – говорить о сериалах, о де-вушках – Рей рассказывал что-нибудь о своих парнях. Все спокойно слушали его, никто не возмущался.

Соседи по общежитию ничего не знали об амишах – слышали только, что те не пользуются электриче-ством. «Я их однажды видел в Массачусетсе; они сидели



на автовокзале, – сказал мне Джо. – Думаю, тебе будет интересно. Они приветли-вы; поболтают с тобой – это да, но вряд ли пустят в дом».

В Чикаго амишей нет; зна-чит, придется ехать в другой город, или даже в другой штат. Ну что ж, тем интерес-ней. «Вряд ли ты найдешь их в Иллинойсе. Езжай в Пен-сильванию!» – промолвил Энди. До Пенсильвании – далеко; у меня не было денег на авиабилет…

Я объявил всем, что еду в Висконсин – узнал в Ин-тернете, что недалеко от графства Вернон находится поселение амишей, человек семьдесят, не больше; для первого раза хватит. Обще-ственный транспорт к ним не ходит – дома их постро-ены в лесу, но дорога есть, а это главное. В университет-ской библиотеке я распеча-тал общую карту графства. Конечно, амиши на этой карте не были отмечены особым цветом, но так – лег-че ориентироваться.

«Рисковый ты», – промол-вил Джо. «По-моему ничего особенного в этом нет. Уеду и вернусь на автобусе; не в Африку ведь…» «Все рав-но – ехать так, неизвестно куда, к незнакомым людям; страшно». «И что ты будешь делать, когда найдешь их поселение?» – спросил Рей. «Постучусь в дверь; скажу им, что они мне интересны; попрошу приютить меня на пару дней». «Бред…»

Съездил в даунтаун, купил билет; пятьдесят семь дол-

ларов; собрал небольшой рюкзак: запасная футболка, носки, две штуки трусов, те-традь, две пачки сигарет.

Смотрю на часы (черный ремешок, белый циферблат). Два часа ночи. Автобус от-правится в шесть. Я так и не поспал. Кэз ушел писать эссе.

Курю. На тротуаре передо мной – комки дерна, окурки. Тихо. Табачный дым утя-желяет тело. Взъерошиваю себе волосы. Сейчас бы в ванну; с головой; задержать дыхание, застыть…

В пять утра я приехал на автовокзал. Суета; амери-канцы; по громкоговори-телю объявляют отправле-ние автобусов.

Тоскливо… Паршиво! Это все от бессонницы. Не могу больше курить – тошнит. Рот будто весь выложен пе-плом. В висках пульсирует. Смотрю на билет. Зачем мне эта поездка? Сажусь на ска-мейку в зале ожидания. Зе-ваю. Слабею. Покупаю ста-кан чая. Швыркаю.

Пять тридцать. Жду.Надо покурить – это еще

минут семь…Иду к выходу. Амиши! Здесь

сидела семья амишей! Дед, бабушка, супружеская пара и два пацаненка. Молчат; смо-трят на свои руки, саквояжи, шляпки. Прохожу мимо. Ста-рик что-то сказал жене. Не понимаю его слов. По-моему, это даже не английский… Они, наверное, каждый ше-пот обращают к себе – кажет-ся, будто все обсуждают их, смеются над ними. Но, быть может, я преувеличиваю. Что они вообще тут забыли?! Как же отказ от цивилизации?

Выхожу на улицу; про-хладно; закуриваю. Встреча с амишами взбодрила. Мне опять интересно – что даль-ше: какие меня ждут встре-чи, какие края?

Семья амишей, как я по-нял, уехала в Нью-Йорк.

Шесть часов. Все места заняты. Я сидел где-то в середине автобуса. Было шумно, душно; рядом с во-дителем висел телевизор, но кино не показывали. Те-перь можно поспать…

Сон был беспокойным. Я постоянно просыпался; больше дремал, чем спал.

До моей остановки – поч-ти восемь часов пути.



В окне – города, поселки. По узким тропинкам кати-лись велосипедисты. Озера, плотины; крохотные кафе и большие отели. Эти пейза-жи сменялись темнотой дре-мой. В окно изредка стучали капли дождя.

Я смотрел на серые поля, голые деревья; закрывал гла-за; открывал и видел уже вы-сокие здания, людей в паль-то, в ветровках, в свитерах…

Шум мотора; запах бензи-на и кондиционера. На паль-цах – запах сигарет, но не такой, как от самих сигарет, а – приятнее, теплее…

Помню, как однажды был в гостях у Кэза. Кэз – это толстый чернокожий па-рень. С причудами. Поет в церковном хоре, сочиняет на синтезаторе мелодии, пе-сенки. Часто смеется, пред-лагает обняться (и опять смеется, глядя на то, с какой брезгливостью я отмахи-ваюсь от его объятий). Од-нажды он сказал мне, что болен раком, что умирает. Потом признался, что это было шуткой, что он здоров. Неделю спустя Кэз объя-вил, что он гомосексуалист. Мне, собственно, было все равно. Я ему так и сказал. Помолчав, он просил нико-му не рассказывать об этом. Я никому не рассказал. Кэз иногда мечтал служить при

церкви, но чаще мечтал слу-жить в ВМФ США. Гостил я у него трое суток; скучал в безделье. Утром в комна-ту завалился Мэтью, двою-родный брат Кэза. Он при-нес стопку новых фильмов. Ничего интересного. Кэз уехал в больницу к парали-зованной бабушке; сказал, что вернется на следующий день; я остался. Первый фильм; комедия. Смешно, но не очень. Зеваю. Мэтью, ка-жется, следит за сюжетом. Я разлегся по дивану; заснул. Снов не было; неожиданно я вынырнул из темноты. Смо-трю на экран – титры. Смо трю на Мэтью – откинул голову на спинку кресла и похрапывает. Вздыхаю. Та-кая тоска, что даже курить не хочется. Включаю следу-ющий фильм. Интереснее первого. Проходит сорок минут; теплое покрывало, мягкие подушки, плотные шторы на окнах, лень – и я, несмотря на крики главного героя, уснул. Сон; открываю глаза; фильм продолжается – судя по тому, что в живых остались только двое, трил-лер заканчивается; Мэтью проснулся, уныло смотрит на экран; закрываю глаза. Темнота. Снова пробужде-ние. Идет уже совсем дру-гой фильм – снова комедия. Мэтью спит. Делать нечего;

принимаю сидячую позу; вспоминаю, что за диваном стоит банка с жареным ара-хисом; ем; заурядные шут-ки, но я все равно смеюсь; мысленно ругаю Кэза – на-деюсь, что он заберет меня отсюда. Устал есть арахис; приходится внимательнее смотреть фильм. Скучно; засыпаю. В конце шестого фильма Мэтью встал, со-брал диски, ушел; остальные решил посмотреть в другой раз; я снова отдался сну – теперь уже до утра.

Первая большая останов-ка – Милуоки; затем – Мэ-дисон. Покупаю чипсы. Два пассажира достают из чре-ва автобуса широкие запы-ленные сумки. Здесь пахнет влажностью, гнилью. Стоим где-то под мостом.

Курю. Через пятнадцать минут мы двинулись даль-ше. Теперь не поспишь – ав-тобус едет до границы с Ка-надой, нужно не пропустить свою остановку.

Висконсин встретил сне-гопадом; вьюгой. Такого я не ожидал. В Чикаго ведь теп-ло… Хорошо, что додумался надеть ветровку. А вот брид-жи… В них будет весело.

В окне – метется снежная стружка, шумит, закрывает все: и леса, и проселки, и во-докачки, и села…

В автобусе теперь прохладно.

Леса в штате оказались на удивление густыми. Насе-ленных пунктов не так мно-го; в основном – небольшие городишки, где водокачка – самое большое строение. Хоть Иллинойс и Висконсин соседствуют, но похожего в них мало.

Смотрю на распечатанную в библиотеке карту. Пере-считываю сигареты, долла-ры. Зеваю. Водитель так и не включил телевизор. Никто и не просил…

Наконец – Вироква, сто-лица графства Вернон. Пять тысяч жителей. Две тыся-чи домохозяйств. На карте было подписано что-то еще, но я не смог причитать – слишком мелко.

На остановке я вышел один. Дверь закрылась; ав-тобус, продавливая серые кучи снега, уехал. Пятнад-цать минут третьего. Сон-ливость пропала. Я оглядел-ся. Небольшой супермаркет, во дворе которого и была оборудована остановка; пу-стая парковка; невысокие елки – будто их специально общипывали, чтобы у них был такой скудный вид; за-несенная снегом дорога; од-ноэтажные здания. Больше ничего. Ни одного человека на улице. Ветер задувал под футболку, облизывал спину холодом. Настоящая зима.



Градусник, прикрепленный к крыше, показывал пятнад-цать градусов по Фаренгей-ту. Я так и не научился по-нимать эти цифры. В любом случае – холодно.

Зашел в супермаркет. Здесь тепло. Пахнет хле-бом. Я не знал, что делать. Куда идти? К кому обра-титься? Смотрю на карту. На ней не только поселок амишей, но даже этот ма-газин не обозначен. Глу-по… Зачем я здесь? Обедал бы сейчас в столовой. Жа-реная картошка, брокколи, кукуруза, отбивная, тык-венный пирог… Я сглотнул; понял, что голоден.

Покупателей мало. В отде-ле табака пришлось предъ-являть ID – продавец не по-верил, что мне девятнадцать.

Я прогулялся в отдел су-вениров. Встал возле печ-ки. Жарко.

Нужно только выйти, по-курить и… Амиш! Я уви-дел амиша! Он стоял воз-ле окна, смотрел на улицу. Сердце бьется. Улыбаюсь. Мне везет!

«Здравствуйте», – бодро сказал я. «День добрый», – улыбнулся амиш. Два больших ясных глаза; в них – задор, точнее – непонят-ная мне радость. Измятое, морщинистое лицо. Ши-рокий нос. Черная шляпа с

куполообразной тульей и полями в пять-семь санти-метров; синяя, застегнутая на все пуговицы рубашка; черная куртка – полупид-жак, полужилетка; простор-ные черные штаны на рем-не и пара черных башмаков – на них едва можно было различить черные шнур-ки. Амишу было не больше пятидесяти лет. Руки – мо-золистые, ороговевшие, в желтых пятнах; под корот-ко стриженными ногтя-ми – грязь. Растрепанная, полная седых прожилок борода. Смеялся мужчи-на отрывистым козлиным смешком, при этом сквозь

темные зубы игриво проти-скивался красный язычок – это не могло не вызвать улыбку. Когда я подходил к амишу, он неспешно за-стегивал свой темно-синий чемоданчик. Я успел заме-тить, что там – такой же костюм, такая же рубашка, такие же ботинки.

«Знаю, прозвучит стран-но, но я приехал к вам». Амиш не ответил. Смотрит на меня, молчит. Все так же улыбается. «Я студент из России. Учусь в Чикаго. Недавно вот… увидел по телевизору передачу об ами-шах… решил познакомиться с вами… Мне интересен ваш выбор; точнее даже – инте-ресно, почему вы его сдела-ли. И вот… приехал. Хочется пожить с вами... пообщать-ся». «В самом деле?» – толь-ко и спросил амиш. «Как думаете, я… пустят меня пожить в какую-нибудь се-мью? Мне бы только пона-блюдать…, я бы… от меня не было бы никаких беспо-койств». Хорошее начало… Нужно было заранее приду-

мать все слова. Из того, что я сейчас сказал, получалось, что амиши для меня – это что-то вроде диких обезья-нок… Как бы я отреагиро-вал, если бы какой-нибудь американец приехал в Рос-сию и попросился бы жить ко мне, чтобы понаблюдать за мной? «Мне… мне дей-ствительно очень интерес-но, как вы живете, как… ну… думаете…» – я не знал, что еще добавить.

«Что тут скажешь? – про-молвил амиш. – Мы люди простые; живем так, как жил Иисус и верим, что он при-дет за нами. Мы приветливы, но не любим, когда кто-то вмешивается в нашу жизнь. Мы держимся в стороне; у нас особый путь. Не думаю, что тебе будет интересно с нами…» Говоря это, он по-прежнему улыбался, хихикал нервными смешками, про-совывал между зубов свой красный язычок. «Среди амишей есть разные люди; кто-то крепко держится тра-диций, избегает всего, что может отвратить от веры; но



есть и такие, кто мягче в сво-их нравах – такие, как моя семья и наши соседи. Мы, вот, автобусами пользуемся, чтобы быстрее и безопаснее добраться до родственни-ков, которые живут в других штатах. Свободно общаемся с посторонними… Я, как ви-дишь, с тобой говорю – не прячусь», – амиш захихикал еще громче.

Продавец из сувенирной лавки перекладывал бумаги, папки, при этом поглядывал в нашу сторону. Ветер на улице ослаб; снежная струж-ка улеглась. По дороге из-редка проезжали машины. В супермаркете тихо играла музыка. Амиш открыто, поч-ти не моргая, смотрел мне в глаза. На правом виске у него был старый, почти изгладив-шийся шрам. Борода ровная, густая, но, кажется, грязная.

«Я сегодня уезжаю к брату, так что не смогу тебе помочь. Только автобус из-за бури за-держивается; как бы его со-всем не отменили… Зайди к мужу моей сестры, быть мо-жет, он тебя примет – ничего не обещаю». Я, довольный, за-кивал. Подумал, что нужно бы отблагодарить мужчину. Но чем? Хорошо бы иметь для таких случаев русские сувени-ры; матрешки, гжелевые без-делки… Ему бы понравилось.

Я спросил, как пройти к поселению амишей. «Оно здесь маленькое – двенад-цать домов. Идти недалеко. Пойдешь прямо по дороге – три мили, не больше; потом сворачивай на шоссе «NN» и по нему – мили четыре; на повороте – дом; он там один, не спутаешь. Если Йарела, мужа моей сестры, не будет, значит он у отца – его дом тремя милями выше по той же дороге». Я достал из рюк-

зака тетрадь и ручку – по-просил составить для меня карту. Амиш приподнял плечи, задумался; наконец, рассмеявшись, согласился. Открыл тетрадь и, еще боль-ше выставив свой язычок, похихикивая, стал выводить кривые линии, ставить при-мечания. Я в это время на-блюдал за морщинистым, но подвижным лицом амиша. «Вот, – мужчина отдал мне ручку и тетрадь. – Хотя тут и без этого блуждать негде». «Спасибо…» – я смотрел на план и не мог понять, где здесь супермаркет. «Вот», – указал амиш пальцем; палец – грязный; грязь – под ног-тем и в мелких трещинках по всем фалангам. «Значит, я выхожу… и… куда мне по-вернуть?» «Направо». «По-нял. Спасибо! Надеюсь, Йарил будет мне рад». «Йа-рел». «Йа-рел. Хорошо! Спа-сибо!» Я не протянул руку – кто знает, быть может, ему нельзя прикасаться к чу-жим… Я только кивнул, еще раз поблагодарил за помощь, закрыл рюкзак и отправился к выходу.

На улице было все так же холодно.

Закурил. Ну что же, пер-вый шаг сделан…

Застегнул ветровку, затя-нул капюшон; вышел к до-роге; свернул направо. Семь миль – это два часа бодрого хода. Снег лепится в глаза, ослепляет – опять усилился ветер; кроссовки намокли – холодно. Безумие… Сейчас бы спустился в теплый под-вал, сыграл бы в бильярд. Или пошел бы в библиоте-ку. Там – Кын Хэ. Кореян-ка. Двадцать четыре года. Странная девушка. Мол-чаливая; всегда с улыбкой слушает меня – чтобы я ни

говорил. Худая и, кажется, слабая. Мы иногда сидим в комнате для занятий. Чита-ем книги, готовимся к семи-нарам. Однажды я расска-зывал ей о том, как холодно бывает в России; она переби-ла – сказала, что три года на-зад прыгнула под машину. Ей переломало обе ноги, но она выжила; даже не хромает. Я ничего не ответил, но с тех пор стал чаще ходить к ней в комнату для занятий. Закры-вал дверь, садился напротив. Иногда ложился на пол, не-далеко от ее ног; спал или просто думал. Она не про-тивилась моей манере. Кын Хэ… Что ты сейчас делаешь? На корейском ее имя значит «корень мудрости». Я не ска-зал ей, что уезжаю в Вискон-син. Быть может, она и не за-метит мое отсутствие…

Мне не холодно. Согрелся в движении. Только курить неудобно – руки леденеют на ветру; сменяю их: одна держит сигарету, другая гре-ется в кармане.

Пою: «Солнце красит ярким светом…» Так весе-лее шагать.

Прошло полчаса. Ниче-го интересного: заснежен-

ные поля, серые деревья, гаражи. Домов почти нет; машин тоже. Куда я иду? Спросить не у кого. Смеш-но будет, если окажется, что амиш отправил меня по ложному пути. Только за-чем ему это?

Встречный ветер. Снеж-ный песок вскалывает гла-за. Невозможно смотреть вперед. Иду склонив голову. Задувает в бриджи – затянул брючины; теперь по икрам бьет болтающаяся резинка.

Рядом со мной затормо-зил джип. Дверь открылась. Мужчина сорока лет, в оч-ках. На руле – коричневый чехол; магнитола светит-ся зелеными огоньками. «Подвезти?» «Я ищу шоссе NN». «Что?» Ветер уносил мои слова. «Шоссе NN!» «Я на Кимбл еду. Подвезти?» «Нет, спасибо». Дверь за-крылась, джип уехал.

Прошло еще полчаса. Три мили я прошел – это точно. Холод подгоняет; одно хо-рошо – спать не хочется.

Всматриваюсь в зна-ки, указатели; «NN» ни-где нет. Останавливаюсь; смотрю на карту амиша. «NN» – это широкая до-



рога, поворачивающая на-право. Пять минут назад я видел именно такую, но там не было никаких обо-значений. Спросить не у кого… Я пошел вперед, но вскоре вернулся назад, к безымянной дороге – дру-гих, таких же широких и сворачивающих направо, тут нет…

Ветер ослаб.Пока что – ничего похоже-

го на лес. Амиш говорил, что будет лес… Здесь – поля.

Вскоре дорога стала из-виваться, делать глубокие зигзаги – все, как начертил амиш! Я был на правильном пути, никаких сомнений!

Дома здесь красивые: ажурные балкончики, эрке-ры, спутниковые тарелки, высоченные водокачки, при-паркованные на специаль-ном дворике машины. Ами-шами не пахнет…

Никого. Ни людей, ни со-бак, даже птиц нет. Ясное дело – по такой погоде все в домах, в будках, в гнездах сидят. Один я тут шатаюсь.

Холодно. Быстрый шаг теперь не согревает. Дышу в кулаки, натираю щеки; про-бовал бежать, но метров через пятьсот выдохся, на-глотался холодного воздуха. Остановился, дышу; едва приобретенное тепло сразу же иссякло; стало еще хо-лоднее, потому что я взмок. Нужно идти. Деваться неку-да. Представляю дом ами-шей: камин, потрескиваю-щие в нем поленца, кружка с горячим чаем, ужин…

Полшестого. Дорога те-перь узкая, заложенная сугробами. Дома встреча-ются все реже. И никакого леса; одно сплошное поле. Я чувствовал, что заблудил-ся… «Иду еще минут десять

– и стучусь в ближайшую дверь!» Не прошло и пяти минут, как дорога поднялась на холм, припорошенной ко-леей подползла к двухэтаж-ному дому и – кончилась. Тупик. Замечательно!

Нажимаю на красную кнопку – звонок. «Не ска-жете, где тут шоссе NN?» «NN? Скажу, только это не шоссе, а… просто дорога. Она в трех-четырех милях от города, но с другой сто-роны». Молчание. «Вы не в том направлении поехали… Ведь вы…» «То есть мне нужно вернуться в город?» «Да, там будет близко. За несколько минут доедете». «Спасибо. Всего доброго». «До свидания».

Спускаюсь с холма. Смо-трю вперед, на дорогу. Где-то там – Вироква. Злюсь. Давлю кулаки. Чертов амиш… А еще улыбался, язык свой козли-ный тянул… Глаза от обиды напряглись, увлажнились.

Иду. По телу – неуемная дрожь.

Из приоткрытого рта буб-ню: «Хорошо нам жить на свете. Беспокойным. Мо-лодым». Не допев, затихаю. Иду. Еще только ветер уси-лится, вот тогда спою… Щи-колотки сжаты кольцами мо-роза. Кроссовки индевеют.

Шесть часов. Навстречу – машина. По синему борту – желтая надпись ‘Sheriff’. Я понял, что спасен.

За рулем – женщина; в очках, в коричневой фор-ме. Машу рукой, улыбаюсь. Пусть арестует меня за что-нибудь, лишь бы камера у них была теплая!

Машина остановилась. Я подошел. Женщина сморит на меня, говорит в рацию – наверное, сообщает мои внешние характеристики.

Жду. Могла бы хоть стекло опустить, поздороваться…

Наконец дверь открылась. «Здравствуйте». «Добрый день. Чем могу помочь?» «Я тут заблудился. Ищу до-рогу NN». «У вас есть ID?» Я достал студенческую кар-ту: «Вот». Судя по надписи на рукаве, это – помощник шерифа. Она продиктовала мои данные, дождалась от-вета из рации, уточнила мою фамилию. «Вы из Польши?» «Из России». «Россия», – сообщила она дежурному. «Что вы здесь делаете?» – Вопрос был задан вполне дружелюбно. «Я сейчас живу в Чикаго, а сюда приехал, чтобы встретиться с амиша-ми. Увидел про них передачу и решил, что будет инте-ресно… пообщаться». Жен-щину, кажется, не удивили мои слова. «На остановке я познакомился с одним из амишей; он дал мне… вот – карту нарисовал: как найти его… как… к их дому пройти. Я, видимо, что-то не так по-

нял; теперь, вот, блуждаю». Помощник шерифа взяла у меня тетрадь; достала из-под сидения папку – в ней была карта графства с ука-занием домов и семейств, в них живущих. «Йарел», – прочитала она мою неров-ную надпись. «Да, Йарел». «Он все правильно указал; вы пошли не в том направле-нии. Их поселение с другой стороны». Я ахнул для виду – притворился, будто такая новость шокировала меня. Рассеянно смотрю на карту; дрожу – нарочно сильнее нужного; переминаюсь. «Где вы собираетесь ночевать?» «Я думал, что – у амишей. Шел к ним… Думал… Вот…» Еще раз оглядев мою одеж-ду, женщина сказала: «Са-дитесь, я вас подвезу». Я закивал. Улыбнулся, побла-годарил; открыл дверь, сел на заднее сидение, вновь по-благодарил. Помощник ше-рифа сообщила обо всем по рации; только после этого сняла ручной тормоз.



Шумит мотор. Пахнет кожаной обивкой. Я – за решеткой (как в такси, только без окошка); сюда, по-видимому, сажают пре-ступников. Разглядываю миниатюрный дробовик с лентой патронов – лежит на переднем сидении. Женщи-на – пухлая, с большим но-сом. Длинные каштановые волосы стянуты в пучок.

Рассказываю о России, об учебе в Чикаго. Помощнику шерифа все это неинтерес-но; она не отвечает; даже ни разу не кивнула мне…

Теплое, мягкое сидение; зеваю – ведь я уже вторые сутки без сна. За окном – знакомые пейзажи; вспо-минаю, как несколько часов пробирался сквозь вьюгу. «В Чикаго еще тепло», – за-метил я. В ответ – молчание.

Мы въехали в город. Вот и супермаркет, где я познако-мился с амишем; интересно, он все еще там – ждет авто-буса или уже уехал… Через несколько минут появился большой знак: «Дорога NN». Деревьев тут было больше. Начался лес.

Машина остановилась. «Приехали», – сказала по-мощник шерифа. «Спаси-бо!» Я открыл дверь, вышел. Холодно. За небольшим двором – одноэтажный дом. Ни спутниковых тарелок, ни электрических водокачек. Возле забора – два мальчи-ка, лет пяти каждый. Одеты они были точь-в-точь, как и тот мужчина на остановке. У амишей все носят одина-ковые костюмы.

Седьмой час; темнеет. Вдоль дороги – сугробы. Деревья здесь коричневые, высокие – не то сосна, не то лиственница… Других до-мов поблизости нет.

Увидев, что я иду к калит-ке, дети отбежали в сторону – под навес, где стояла чер-ная повозка; наблюдают. Я улыбнулся им; они не отве-тили. На веранде стояли две женщины – они недвижно смотрели на меня. Я вошел во двор. Иду мимо деревян-ной беседки, заснеженных лавок; улыбаюсь, даже чуть киваю. Вокруг – неизмен-ное молчание. Никто не хо-чет спросить о том, кто я и что здесь делаю. Кажется, слов не будет, даже если я сейчас растолкаю женщин, ввалюсь в дом, брошусь на ближайшую кровать и усну… Я подошел к веран-де. Остановился. Смотрю на тихое лицо старушки, на тонкие губы, нос и под-бородок девушки… «Добро пожаловать. Проходите, что же вы встали?!» – обратился ко мне мужчина, сидевший в кресле-качалке. Его затем-нял навес – я и не смотрел

в ту сторону… Не знаю, что сказать. Улыбаюсь. Считаю себя дураком. «Ну? Что же вы?» – повторил мужчина и рассмеялся; поднялся с кресла, вышел мне навстре-чу. Козлиный смех, слегка высунутый язычок… Я узнал мужчину с остановки! По-здоровался с ним, затем – с женщинами (они мне не от-ветили). Сзади зашумел мо-тор отъезжающей машины – помощник шерифа все это время наблюдала за мной.

«Присаживайся, – сказал Аурон (так звали мужчину). – Рейс все-таки отменили; завтра поеду». Просторная прихожая; отсюда, без пере-борок и дверей, начинались кухня и спальня. Обставле-но все просто. Деревянные столы и стулья; черная же-стяная печка – похожа на русскую буржуйку; черный изогнутый дымоход; две же-лезные кровати, заправлен-ные серыми покрывалами;

широкие шкафы, полные ка-стрюль, судков, сковородок, вилок, ножей. Рядом с две-рью стояли веник, швабра, ведерко. В дальнем от меня углу – два продолговатых деревянных ящика; рядом с ними – узкая низкая дверь. Ни книг, ни каких-либо изо-бражений. Все – в полумраке угасающего дня. Под ставен-кой в печи была узкая щель, из нее на пол выливались густые бурые краски огня. Тепло. Пахло дымом, де-ревом и чем-то еще, мне не знакомым, напоминающим стиральный порошок или даже – лимонную газиров-ку… На стене висели маят-никовые часы и календарь с фотографиями дикой при-роды. Пол покрыт широки-ми досками неравномерно-желтого цвета.

О том, почему я так долго шел к их дому, где плутал, Аурон, конечно же, не спро-сил; то, что меня привезла



помощник шерифа его, ка-жется, не удивило.

Возле порога мне поста-вили табурет. Я положил под стол рюкзак, сел. У про-тивоположной стены в крес-ла, укрытые покрывалом, сели Аурон и его старенький отец (похож на сына, только морщин на лице больше, и волосы – седые).

Тем временем в дом вошла уже виденная мною старуш-ка; в спину пахнуло холодом (сеней в доме не было, так что я сидел возле самой ули-цы; хорошо что дверь была толстой и затворялась плот-но). Старушка взглянула на мой рюкзак, но ничего не сказала. Белый чепчик, чер-ная накидка с укороченны-ми полами, белая рубашка с кружевным воротником, длинная – до самых щико-лоток – юбка, черные баш-маки. Я опять приветство-вал ее, но ответом вновь было молчание. Быть может, женщинам-амишам нельзя говорить с чужаками? Или с людьми в бриджах?..

«Ну что же, – промолвил Аурон. – У тебя были какие-то вопросы. Задавай». Амиш был все в том же костюме, что и при нашей встречи в супермаркете. Только шля-пу снял (короткие черные волосы, на макушке – лыси-на) и пуговицы на пиджаке расстегнул. «Да… вопро-сы», – промолвил я. О чем же я хотел спросить?.. Тьфу ты, глупость! Где же чай, пи-рожки, салатики, расспросы о России, о Сибири; о Пути-не, наконец…

Вздохнув, я рассказал старшему амишу то, что сегодня днем поведал его сыну. «Россия? – только и прошептал старик. – Дале-ко…» Разговор получался

вялым. Мне хотелось спать; удерживаю зевоту – она шу-мит в ушах, выдавливает из глаз слезу. Сейчас бы чаю, поспать… Старушка шор-кала по полу метелкой, вы-ставляла на печь кастрюли – быть может, надумала-та-ки уважить гостя закуской? Интересно, что они едят?

«Мы живем так, как жил Христос, – Аурон отвечал на мой вопрос. – Мы счи-таем, что все, придуманное после него – излишне, ведет ложным путем. Нужно быть

ближе к Христу, а цивили-зация уводит нас в сторону от Спасителя. Когда он при-дет, мы будем первые из тех, кто к нему обратится. Иисус был плотником, он не поль-зовался электричеством, не летал на самолетах, поэтому мы отказываемся от этих хи-меричных благ».

«У нас своя церковь, своя школа. Мы ничего против простых english не имеем, но не желаем, чтобы они вмешивались в нашу жизнь. Пусть каждый занимается своим делом. Они погрязли в грехе; это их выбор; мы же готовимся к возвращению Христа, и это – наш выбор».

English – так амиши называ-ют американцев. Заговорив о

религии, Аурон стал серьезен. Никаких смешков. Не тянет язычок. Строгий, сосредото-ченный. Он будто постарел сразу лет на десять. Отец Ау-рона молчит; изредка кивает.

«Мы не принуждаем сво-их детей следовать нашему образу жизни. У них есть вы-бор. У всех есть выбор. Ког-да нашим детям исполняет-ся восемнадцать, мы ведем их в город – чтобы они сами увидели, что такое грех и как он разлагает человека. Если кто-то, пусть из самых лю-

бимых детей, прельстится такой жизнью – пожалуйста, мы не будем его держать. Если в душе родилось со-мнение, то в ней уже нет ме-ста для искренней любви к Христу. Такой человек и сам не пойдет праведным путем и других собьет. Так что… пусть; иди, куда хочешь».

«Нет, помогать мы им не будем. Сами выбрали себе жизнь, сами пусть и про-биваются».

«Да, были случаи. Уходили в город».

«Нет. Со стороны мы ни-кого не берем. Хотя было и такое, что женились на горожанке... Только жили, конечно, здесь. Да и… ред-ко, редко…»

«Вы бываете в городе?» «Да. У нас там свой магазин. Торгуем мебелью. Здесь, в мастерской, делаем, там продаем». «У вас есть своя больница или вы пользуе-тесь городской?» «У нас есть врач, но если кто-то серьез-но заболеет, мы везем его в город. Ты, наверное, видел нашу повозку – она стоит справа от калитки». «Поче-му вы не позволяете никому вас фотографировать?» «Это противоречит Библии». «В каком смысле?» «Это запре-щено одной из десяти запо-ведей». «Заповедей? Какой же именно?» «Не сотвори себе кумира». «Но… если у меня будет ваша фотогра-фия, это вовсе не значит, что я буду ей поклоняться… Фо-тографируют, чтобы оста-вить для памяти приятный образ, ничего более. Разве фотография – это идол?!» «Заповедь говорит – не со-твори кумира; мы против того, чтобы нас фотографи-ровали», – повторил амиш.

Девятый час. За окнами стемнело. Старушка-амиш зажгла две свечи. По стенам дрожат тени; комната теперь кажется большой.

Я устал от твердого табу-рета – ерзаю, переминаюсь. На улице взвыл ветер; вью-га, кажется, повторилась с прежним напором.

«Еще вопросы?» Я вздохнул. Опять религия.

Слишком много религии. А хочется человека – про-стого, не прикрытого эти-ми заповедями, шляпами… Пожить бы здесь, увидеть, чему они радуются, чему расстраиваются. Ведь и в религии люди живут как-то. Не только же они Библию цитируют, но и свое что-нибудь – простое – говорят.



Старушка опять мела пол. На печи шумела кастрюля; в щель между крышкой и за-гнутым бортиком выходил пар. Пахнет кашей. Ужин. Я бы не отказался.

Старушка о чем-то спро-сила Аурона. Он ответил. Я не понял их слов. Кажет-ся, говорили по-немецки. «Это немецкий?» «Да». «И… немцы вас понима-ют?» «Нет. У нас… диалект свой. Амиши – потомки немецких эмигрантов. Но язык менялся. Тут все… вот амиши с юга, например, нас не всегда понимают». «Да уж», – протянул старик и, отчего-то развеселившись, посмотрел на Аурона.

Старушка сняла чепчик, убрала в угол веник; заня-лась кастрюлей. Нет, пахнет не кашей; супом! Вкусным супом. Наваристым. Таким,

что пришвыркиваешь им, закусываешь хлебом, а в жи-воте теплеет, крепчает…

«Еще вопросы?» «Пока что… Я ведь… Поймите. Мне все это очень интерес-но. Я, собственно… Чтобы понять себя, нужно прежде понять других людей – ка-кими они бывают, о чем ду-мают. Если бы вы позволи-ли остаться здесь, пожить с вами, уверен – вопросы по-явились бы; у меня – к вам, у вас – ко мне. Ведь это все интересно, и…» – я умолк. Мне пока что не отказали (собственно, я напрямую ни-чего не просил), но я почув-ствовал, что надежды мои не оправдаются. Старики не отвечают. Тишина. Пахнет супом. Под дверью, за моей спиной, скребется ветер. «Я бы помогал вам… дел, на-верняка, хватает. Я бы… и во

дворе, и в доме…» «Нам это не нужно, – сказал Аурон. – Зачем кому-то вмешивать-ся в нашу жизнь? Мы ждем Христа, верим ему, но не хо-тим это пропагандировать. Это наш выбор. А с делами во дворе и в доме мы сами справимся. Мы не хотим ни-кого обращать в нашу веру». «Да», – кивнул старик. Я пальцами тру край стол, по-тряхиваю ногой. «Так что…» – Аурон приподнял плечи. «К нам часто приходят, – за-говорил старик. – Вот, тем летом девушка приезжала. Тоже говорила, что будет нам полы мыть, белье сти-рать… Помнишь?» Аурон кивнул. Старик продолжал: «А нам – зачем? Нет, ей тоже отказали». Все ясно. Возраз-ить нечего. Хорошая поезд-ка. Я цокнул. Понимаю, что ни ужина, ни теплой кровати

мне не дождаться. Молод-цы. Амиши… А эта бегает тут, старуха; на меня даже не смотрит, будто я одним взглядом опорочу всю ее веру. Дура. Могла бы уж хоть чаю-то налить; глядишь, не обеднела бы. Я подумал за-курить здесь, высказать все амишам… Раздражение бы-стро иссякло. Глупо… Гру-бить я не стал, но решил на-последок поспорить.

«Неужели вы думаете, что смекалка, благодаря кото-рой человек научился плот-ничать, выпиливать столы и стулья, пришла к нам от Бога, а смекалка, благодаря которой человек научился собирать радио и машины – от дьявола? В чем разни-ца? Вот календарь, – я по-казал на стену, – у вас висит. Значит, печатный станок не вредит чистоте человека? Во



времена Иисуса им, кажет-ся, не пользовались». Аурон усмехнулся. Ответил, что ка-лендарь им подарили; потом добавил: «Мы ждем Иисуса такими, какими он нас оста-вил. Только так спасемся. Когда придет его тысяче-летнее царство, отступни-ки будут осуждены. Дьявол совращает человека своими игрушками. Не все, конечно, от него, но как узнать? Зачем нам риск?». «А как же ваши магазины? – продолжал я. – Продаете отступникам мебель, на их деньги живе-те!» «Мы живем праведно», – уныло, словно бы оконча-тельно разочаровавшись во мне, ответил Аурон.

Молчу. Ковыряю ногти. Подергиваю ногой.

«Еще вопросы?» «Где тут можно остановиться на ночь?». «В городе есть отель. До него отсюда миль семь, не больше. Ты молод; быстро дойдешь», – Аурон повесе-лел; улыбнулся, просунул между зубов свой козлиный язычок, встал с кресла.

Я закрыл калитку.Ухожу не оглядываясь.

Под ногами хрустит снег. Разочарование. Закуриваю. Курю слишком быстро – го-лову чуть повело.

Ветер. Десять часов. Иду по едва различимой дороге; темно, ни одного фонаря. Понимаю, что могу заблу-диться: сюда я приехал на машине и всех поворотов не запомнил, к тому же ночью все выглядит иначе.

Очередное ответвление. Быть может, свернуть? Нет… Если что – вернусь. Куда вернусь? Таких ответвлений было уже не меньше трех…

Холод. Попадавший в кроссовки снег не таял – приходилось останав-

ливаться и выгребать его пальцами. Щеки – резино-вые; тру их ладонями.

По икрам бьют резинки от брючин. Капюшон плотно затянут – верхняя кайма ме-шает смотреть, приходится ее поправлять; ветер холо-дит шею; неприятно; знаю, что так можно заболеть. Проклятые амиши! Ладно тебе… сам виноват; никто тебя не заставлял. Знаю, знаю… но чаем-то могли угостить?! Дался тебе этот чай! Все равно мерз бы те-перь! Ну и что! Да ничего?... Я выругался. Закурил; вско-ре бросил сигарету – снег падал на нее, таял; сырой табак тянется плохо, и вкус у него подвальный…

Я достал из рюкзака фут-болку – обмотал ее вокруг шеи. Хорошая футболка: с Францем Кафкой, из Праги, с Золотой улочки…

Итак, семь миль. Два часа ходу; если постарать-ся – полтора. Как говорят оптимисты, бывало и хуже. Да уж… Нужно следить за дорогой, чтобы на излучине не сойти с нее.

Все замело. Ломаю сугробы.За перелеском – поля; и

снова перелесок. Только бы не сойти с дороги…

Кажется, что иду минут сорок; смотрю на часы – прошло только двадцать. Пытаюсь развлечь себя, но мысли обледенели, стали неуклюжими… В Москве сейчас полвосьмого утра, воскресенье, а значит все лежат в теплых постелях, потягиваются, оправляют подушку, тянут с себя оде-яло – в комнате жарко от растопленных батарей. В университете все сидят в студенческом кафе: играют на гитаре, болтают, пьют

горячий чай. Амиши, рас-простившись со мной, сели ужинать – вдыхают горя-чий суп, выбирают лож-ки; рядом – растопленная печь, кровати…

Бормочу: «Солнце красит ярким светом»; пробую ша-гать в такт.

Прошел час. Кажется, я начал привыкать к холоду. В голове пусто; ни о чем не думаю, ничто не напеваю – только смотрю вперед, слу-шаю ветер, скрип снега под кроссовками. Не осталось ни злости, ни раздражения; мне все обезразличило. Ка-жется, что я мог бы безро-потно иди так всю жизнь – пока не замерзну насмерть.

Прошло еще полчаса. Вдалеке – желтоватый свет города; рядом со мной про-ехали несколько машин; без пяти двенадцать. Под нога-ми – вычищенный от сугро-бов тротуар; идти непривыч-но легко. Широкая улица. Рекламные щиты, магазины. Рано или поздно я наткнусь на какой-нибудь мотель. Душ, кровать, батарея, теле-визор, мини-бар…

Достаю сигарету; встав-ляю в губы; пытаюсь под-курить; не могу управиться с большим пальцем: рези-новый, он скользит по ко-лесику, почти не сгибается. Нет искры. Кручу зажигалку, пытаюсь чиркнуть ладонью, рукавом. Наконец – огонек; подкурил. Вдыхаю, но… ни-чего не чувствую. Горло и легкие до того промерзли, что не воспринимают табач-ный дым. Засовываю руки в карман, иду дальше.

Прошло двадцать минут. По-прежнему ни одного мо-теля. В городе теплее, чем в поле. Или мне так кажется, потому что здесь нет ветра?

Навстречу – двое. Плот-ные, высокие. Взгляд из-под капюшонов. Черные брюки, черные куртки. Мне, как всегда, везет… Ограбление – хорошее окончание для моей поездки в Висконсин. Но что у меня взять? За-пасные носки? Карточку. Да. Могут взять карточку. Спросят пин-код. Будут бить. Ну уж нет, я так про-сто не дамся! А если их не двое, а… больше? Бежать?



Куда? Да и не убежишь с такими ногами – пальцы в кроссовках онемели… Вот черт… Зачем я все это за-теял?! Может, они пройдут мимо… «Привет», – кинул мне тот, что был повыше; встал передо мной. Второй зашел сбоку. Ну вот и все. Смотрю на их руки – боюсь ножа. Молчание. Стараюсь изобразить презрение и не-довольство; ноги дрожат – чтобы скрыть это, начи-наю медленно переступать. Думаю о своих бесчув-ственных и потому навер-няка непослушных кулаках. «Мы из церкви Святого Николая. Вы местный?» Я замер. Молчу. Замерзшие мысли никак не склады-ваются в слова. Что… Из церкви? Бред… Какая еще церковь?! «Вы местный?» – повторил тот, что стоял напротив. Ребята припод-няли капюшоны. Молодые. Лет по шестнадцать. Цер-ковь… Ничего не понимаю. «Я… я… я из Чикаго. Нет, не местный». «О! Прекрас-но! В Чикаго тоже есть цер-ковь Святого Николая. Вы там были?» «Я? Я… нет, не был. А… нет, не был». «Ну! Обязательно сходите! Вам там понравится». «Если хо-тите, мы можем поговорить с вами о Библии», – про-молвил тот, что стоял сбоку. «Да! – подтвердил второй. – Можно поговорить о лю-бой волнующей вас главе». «Сейчас?!» «Да». «Прямо здесь и сейчас?!» «Да, здесь и сейчас. Если вас что-то беспокоит, или… что-то не понимаете в Библии, или еще что-нибудь». Я гикнул; качнул головой; от груди поднимался смех – прихо-дилось сдерживаться, и я не мог ничего сказать в ответ.

Поднял руки, промычал. Наконец, выдавил: «Нет, спасибо». «Смотрите… Как знаете!» «Но обязательно приходите в нашу церковь, вам понравится!» «Скажи-те, а… здесь где-нибудь есть мотель или… что-нибудь в этом роде?» «Да, тут мили две вперед, по этой доро-ге». «Идите прямо, никуда не сворачивайте». «И вот, возьмите, это вам», – тот, что стоял сбоку, протянул мне несколько брошюрок; позже я разглядел, что это – изречения святого, ка-лендарь с указанием празд-ничных дней, иконка Девы Марии; разглядел и бросил в мусорный бак.

Полчаса и наконец – мо-тель. Ряд небольших одно-комнатных блоков; вход со двора. Хорошее место. У каждого блока – своя дверь. Справа от двери – зеленый керамический гном. Над фрамугой – фонарь. Окна высвечиваются цветовой пульсацией – включен теле-визор. Вхожу в централь-ный блок, к администра-тору. Ударяю по звонку. «Прости, сейчас мест нет. Приходи завтра».

Десять минут и – второй мотель. Трехэтажный, ко-ричневый. Неоновая выве-ска. Обледенелый козырек. Двойная дверь. Коридор. Тепло. Иду медленно. Тело оттаивает, пальцы на ногах гудят; лицо и шея – мокрые. Окошко администратора. На звонке – резиновая голо-ва Барта Симпсона. Дальше по коридору – диван, теле-визор, цветок в горшке. За прозрачной стенкой виден бассейн. Смотрю на черную воду, на лежащие по борти-кам надувные круги. Попла-вать ночью, в одиночестве,

постоять под горячим ду-шем, выпить чаю…

«Могу чем-то помочь?» «Мне переночевать». «Одну секунду. Так. Вам для куря-щих?» «Да». «Замечатель-но…» «Скажите, бассейн работает?» «Да, конечно. Двадцать четыре часа в сут-ки. Можно ваше ID?» «Вот». Приятная девушка-адми-нистратор. Белая, тонень-кая блузка; под ней – бе-лый бюстгальтер. Красивые губы; красиво улыбается. «Спасибо. Так… Второй этаж – нормально?» «Да». «Хорошо. Вот ваш ключ. Вот памятка. У вас двадцать седьмой номер. Пожалуй-ста, восемьдесят пять дол-ларов». «Восемьдесят пять долларов?! За одну ночь?» Девушка приподняла пле-чи, сочувственно поморщи-лась: «Знаю, дорого». Я под-считал, сколько это будет в рублях и: «Да, дорого». Деньги у меня были, но… «Почему так дорого?» «Ну, вы ведь понимаете, не я тут цены устанавливаю». Хоро-шенькая девушка. Вся акку-ратная, худенькая; волосы светлые; мягкие и, наверное, теплые, руки. «Знаете что, тут недалеко есть еще один мотель. Там комната – дол-

ларов где-то тридцать пять. Я сейчас позвоню туда, за-бронирую вам номер. Хоро-шо?» Прощай бассейн, про-щайте надувные круги. «Это в соседнем городке; дальше по дороге – миль десять, не больше. Скажу им, что вы минут через десять подъеде-те». Я кивнул.

Место забронировано; я поблагодарил девушку, вышел на улицу. Как все просто… Выругался, заку-рил. За десять минут, гово-ришь, доеду?..

Холод. Опять иду по заснеженному асфальту. Ночь. Где я?

Мокрые кроссовки стя-нулись льдом, сдавливают пальцы, плюсну. Болят икры.

Вернуться в мотель, от-дать этой девке чертовы во-семьдесят пять долларов! На! Бери! Только бы лечь в теплую кровать. Бассейн… Что я тут делаю? Вернуться! Я остановился. Но… Нет! Меня вдруг разбило зло-бой – к себе самому. Давлю кулаки, скулы. Глаза увлаж-нились и тут же смерзлись. Я пошел вперед большими шагами. Никакого тебе бас-сейна! Никакой тебе кро-вати! Иди! Хотел истязать себя. Хотел довести себя до



предела – утомить и заморо-зить. Порыв саморазруше-ния. Хотел наказать себя. Не за это путешествие к ами-шам – нет; за что-то другое, мной пока что не понятное, не сформулированное – за нечто общее, с моей жизнью в США не связанное, но так или иначе побудившее меня отправиться в Висконсин.

По дороге изредка про-езжали машины, но я даже не пытался их остановить – шел склонив голову и злоб-но шептал: «Так тебе, так!»

Морозный ветер вскалы-вает шею. Тру ее ладонью и тут понимаю, что потерял футболку… Как же… Так тебе! Нужно еще отморозить что-нибудь – хорошенько, чтобы хирург отрезал; будет тебе память!

Достал из рюкзака носки, трусы – обложил ими шею, за-тянул капюшон. Иду дальше.

Франц Кафка… Где же я… Точно! Возле мотеля! Я снял капюшон, прежде чем вой-ти, и не заметил, как фут-болка упала…

Кажется, что я все еще иду от амишей, что не видел города, домов. Неисчерпа-емый, неодолимый холод. Дрожат руки, дрожит жи-вот, дрожат ноги – дрожит

все тело. Знаю, что нельзя останавливаться. Усталость. Если приоткрыть рот – ниж-няя челюсть пойдет ходу-ном. Слипаются ноздри. Вокруг – поля; указатели: «Восемь миль до Вестби». В мотеле меня ждут. Ну что, ждите, ребята, ждите.

Я сжался; не могу даже вытащить из кармана руку, чтобы посмотреть, кото-рый час. Прошло уже ми-нут тридцать. Или больше? Представляю, как буду рас-сказывать о своих приклю-чениях Кэзу. Быть может, напишу об этой поездке к амишам рассказ или очерк.

А Кэз – да… Что? При чем тут… Надо было звать его с собой. Ну да… Смотрю на дорогу, на следы машин, на сугробы, на грязный ло-маный наст в стороне, на столбы. Если задуматься о чем-нибудь, то несколько минут идешь в забвении, ничего не замечаешь…

Машины проезжают ред-ко, но я иду только по обо-чине, по сугробам. Прова-ливаюсь, скольжу. «На тебе! Вот так!» Думаю свернуть в поле. Да, идти полем, за-ставить себя ползти, тонуть! Нет, это уже чересчур…

Обессилел. Иду медленнее.Холод.Я уже не злюсь на себя.

Нужно остановить машину.Дорога осветляется; шум

мотора; оборачиваюсь, под-нимаю руку. Шансов мало. Ночь; темная фигура в капю-шоне… Первые две машины проскочили, даже не при-тормозив. Завидев третью, я снял капюшон; голову стя-нули ледяные скобы. Держу дрожащую руку. Ну! Давай-давай, тормози… Ну! Чего тебе стоит?! «Вам куда?» Черный джип; молодой

мужчина, молодая женщина. «До Вестби». «Садитесь, тут недалеко». Мягкое сидение; тепло; запах ароматизиро-ванных сигарет; пустое дет-ское кресло с ремешками; тепло… «Вы откуда?» «Из Чикаго». Я рассказал о том, как зашел к амишам, как они вежливо выпроводили меня в ночь и вьюгу. «Повезло еще, что вообще пустили; бывает, даже говорить от-казываются. Странные они; я их всегда недолюбливал». «Есть, где остановиться?» – спросила девушка. «Нет». Она задумалась. «Тут в го-роде прачечная открыта – круглые сутки. Есть теле-визор. Думаю, можешь там переночевать». Я молча кив-нул. Пожалуй, это даже ин-тереснее беззаботной ночи в мотеле; и сэкономлю трид-цать пять долларов.

Въехали в город. Низкие дома, безлюдные тротуары.

Остановились. Вывеска: «Открыто 24 часа. Самооб-служивание». Стеклянная дверь. Я вошел внутрь. На часах – полвторого; нача-лись третьи сутки без сна. Джип уехал.



Прачечная. Просторное вытянутое помещение. Спра-ва – комнатка с широким входом без двери; в ней – два автомата с конфетами, орехами и газировкой, три автомата со стиральными порошками, на стене в углу – телефон, под ним, на сто-лике – телефонный справоч-ник; окно – во всю стену, за ним – темная заснеженная улица. Обстукиваю крос-совки, иду вперед. За мной – грязные разводы с узором подошв. Пахнет пластмас-сой. По левой стене – боль-шие стиральные машины: опусти доллар с четвертью и через час твои вещи будут постираны; по правой сте-не – пластиковый стул, стол с пепельницей; дальше – две двери, открываю: одна – в чу-лан, другая – в туалет (возле раковины лежит мыло, рулон туалетной бумаги, тюбик с чем-то оранжевым); дальше – высокие, выше меня, сушил-ки: опусти доллар и через час твоя одежда будет сухой. На-против стола с пепельницей, под потолком, на консоли – черный экран телевизора; на стуле – пульт. Ни охраны, ни администрации.

На двери нет замка; приот-крытая, она впускает ветер.

Почему я не сказал тем ре-бятам в джипе, что я – рус-ский? Не каждую ночь они подбирают на дороге бреду-щего от амишей студента из России; могли заинтересо-ваться, позвать к себе, чаем напоить. Я бы рассказал им о Сибири, о вечной мерзло-те; американцам нравятся такие рассказы…

Я вышел в комнатку со стеклянной стеной. Разгля-дываю автоматы. Нет, ко-фейного здесь нет… Только сухомятка и холодная вода…

Я решил не спать – боялся, что меня спящего застигнет хозяин прачечной или по-лиция. Глупо; я не сделал ничего противозаконного, но утомленное бессонницей, промороженное ветром со-знание твердило мне, что нельзя рисковать, что нужно потерпеть до утра.

Еще раз заглянул в чулан. Тряпки, швабры, коробки. Здесь бы и лечь. Да, и на утро тебя найдут, вызовут полицию. И что? А то – ся-дешь за бродяжничество. Обязательно…

Зеваю – долго, настойчиво. В ушах – гул, на глазах – сле-зы. Шмыгаю; в носу – влага.

Снял мокрые кроссов-ки, сменил носки. Куртку снимать не стал; в помеще-нии было тепло, но я по-прежнему не мог согреться, дрожал. Сейчас бы чайку…

На сложенный в четве-ро носок я закрыл входную дверь (чтобы не задувало); сел в пластмассовое кресло. Ступни поставил на крос-совки – пятки сразу увлаж-нились; неприятно. Закурил. Затянулся покрепче – уголек краснел, удлинялся и потре-скивал. Серый дым внутри. Запрокинув голову, выдо-хнул. Дым неспешно, выкру-чиваясь, покинул меня. Руки дрожат. Бросаю пачку и за-жигалку на стол.

Знаю, что могу неожи-данно уснуть – в таком со-стоянии трудно контро-лировать себя. Включаю телевизор. Меняю каналы. Музыкальные клипы; заго-релые девушки на пляже; пе-сок. Реклама декоративных каминов. Началась «Матри-ца». Смотрю. Обнимаю себя; не могу остановить дрожь. Если бы я только додумался взять с собой свитер…

Отдал всю мелочь авто-матам. Во рту – приторный привкус только что съе-денных крекеров и конфет. Желудок, недовольный, ворчит… Настенные часы; стрелки идут невообрази-мо медленно.

Иногда подхожу к сте-клянной стене. На улице – ни прохожих, ни машин; все заложено снегом – утром, наверное, начнут расчищать.

Фонари. Их свет мутно-желтой пленкой обтягивает сугробы. Чтобы согреться, гуляю по прачечной. Разгля-дываю сушилки.

Курю. Сбиваю пепел в пе-пельницу. Смотрю фильм.

Рядом со стулом, в полу – прямоугольное зареше-ченное отверстие. Каждые десять минут в нем начи-нает жужжать вентилятор; вверх тянется прохладный



ветерок. Еще не хватало! Не знаю, к чему здесь этот кон-диционер, но… я положил на него рюкзак; все равно дует. Если переставить стул, бу-дет неудобно смотреть теле-визор. Убрал рюкзак, поло-жил вместо него кроссовки. Теперь как только включал-ся вентилятор, я надавливал на них ногами – так лучше.

Внимательно ломаю в пепельнице сигарету, за-

одно размазываю в пыль все комочки пепла. Дрожь утихла. Но я все еще не могу согреться.

Мотор! Машина. Поли-ция? Спрятался за пилястр. Поглядываю в окно; па-трульная машина; меня не заметили. Сердце стучит громко, часто. Страшно. А ты еще спать хотел! Сей-час бы тебя повязали. Кто? Слепой что ли, полицию

не видел? Я хотел в чулане спать. В чулане… Замолчи, ты! не хватало еще с собой разговаривать… Так… Что же делать? Я смял в комок запасные трусы, носки; сел на стул; комок держу в руке. Если кто-то зайдет, притво-рюсь, что пришел стирать. А что? Ничего противозакон-ного! Ведь это прачечная? Ну вот я и пришел стирать. Имею право! Смотрю на

свой комочек, потом – на стиральную машину, на та-бличку: «загрузка – не более 30 фунтов сухого белья». 30 фунтов – это, кажется, кило-грамм 15… Улыбнулся. Еще раз повторил себе эту циф-ру, посмотрел на свой комо-чек и – рассмеялся. Смеюсь сдавленно, одним дыханием. Да, я приехал сюда из Чика-го – ночью постирать носки! А что? Отлично… Смех за-



кончился зевотой. Пять-десят часов без сна – дело вредное… Люис рассказы-вал, что по законам Илли-нойса человек, не спавший семьдесят четыре часа, при-знается временно сумасшед-шим. Осталось чуть-чуть…

Третий фильм подряд.Ненавижу секундную стрел-

ку. Постоянно отвожу на нее взгляд; не могу не отводить… Я снял настенные часы; поста-вил их на пол, циферблатом к стиральной машине.

Сижу на стуле, упираюсь затылком к стене; смотрю на белый, с желтыми полосами полоток, на мельтешение картинок в экране; говорят по-английски, но я ничего не понимаю. Открыл по-следнюю пачку. Курю. Одна сигарета – это минут десять, если курить неспешно и до самого фильтра.

Вспоминаю Алекса – свя-щенника, эмигранта из Рос-сии. Он живет недалеко от Суоберг Холла. Мы с ним ча-сто спорим о религии. Меня разговоры о Библии, об Ии-сусе не интересуют, и спорю я только потому, что это хо-рошо звучит: Алекс кричит по-английски, я – по-русски. Мне это кажется оригиналь-ным. Однажды я научил Бу-шару произносить русское матерное словосочетание. Он обрадовался и в первую очередь высказал все Алексу;

потом пришел ко мне и по-жаловался – священник уве-рил Бушару, что заученные им слова означают только «гореть тебе в аду». Я отве-тил, что Алекс врет – свя-щенники не любят ругани. Бушара поверил, рассмеялся и научил меня материться по-арабски. Начался четвер-тый фильм. Комедия. Опять заработал вентилятор. Дав-лю на кроссовки. Больше не могу курить – голова тяже-лая, раздутая. Курю.

Не могу понять – я со-грелся или нет. Во рту мерзко; слюна густая, ма-жется по зубам.

Рассвело.Стою в комнате, возле

окна. Смотрю на улицу. Бе-лый снег. Кирпичные дома. Серый фонарный столб. Вправо по тротуару – ко-фейня. Еда. Горячий чай… Улыбаюсь. Вернулся в при-хожую; распахнул стеклян-ную дверь – упал носок. Иду по светлой стороне тротуара. Хорошее солн-це, теплое… Жмурюсь ему, а перед глазами – цветные блики. Перехожу дорогу, к кофейне – посмотреть, во сколько начнется мой завтрак. В девять. Еще два часа. Хорошо! Разво-рачиваюсь и замечаю на столбе желтую табличку: «Автобусная остановка». Отлично! Быть может, здесь

и междугородные автобусы ходят. Чикаго… Горя-чий душ, кровать; подмять хоро-шенько подушку, подтянуть к под-бородку одеяло…

Повесил на сте-ну часы. Сел на плас тмассовый стул. Тело напря-

жено усталостью, но сонли-вость, кажется, пропала. Я так и не согрелся, но дрожи больше нет. Закуриваю – по-следняя сигарета. Я ободрил-ся; смотрю комедию.

Час спустя возле прачеч-ной остановился джип. Из него вышла девушка. Не-высокая, азиатка; большая грудь под фиолетовой тол-стовкой. Подняла крышку багажника – достает корзи-ны с грязным бельем. Я по-мог. Разговорились. Доллар с четвертью – в одну маши-ну; столько же – в другую; повернуть красный рыча-жок; звон проваливающихся монет; засыпать порошок; нажать на черную кнопку; шум воды; закрутился ба-рабан, загудела стирка. «Да, отсюда можно уехать. Да, в Чикаго тоже. Только автобу-сы здесь редко ходят. Нужно заранее звонить на станцию, билет заказывать; так он по шоссе едет, сюда без надоб-ности не заворачивает. Так что… Ты лучше с Мэри по-говори». «Мэри?» «Хозяйка вон той кофейни, видишь?»

Заполненная окурками пепельница. «Давно здесь?» «Да. С часу ночи, кажется».

Жду, пока откроется ко-фейня. Девушка ждет, пока

выстирается белье. Раз-говариваем. Я сказал, что Висконсин отличается от Иллинойса: «Здесь черных мало. Язык другой. Ну… ты понимаешь… сленга нет… афроамериканского; другой английский». Девушка от-ветила, что я прав: «Здесь черных мало. В Вестби я знаю только одного. Мой брат». «Твой брат?». «Да, мой брат». Молчание. Гу-дит машина; поет Синатра. Пахнет стиральным по-рошком. «Родной брат?» «Нет, конечно». Родители девушки усыновили три-надцать детей из разных стран: из Польши, Кореи, Нигерии, Англии… «У них еще трое своих». «Бога-тые?» «Кто?» «Родители». «Нет. Фермеры. В Вести нет богатых. Фермеры… Но ничего, вырастили как-то. Каждому к совершенно-летию денег отложили – на образование или еще на что, кто как захочет». «Хо-рошо…» «Да, хорошо».

Сигареты в этом городе дешевые; три с половиной доллара. Купил четыре пач-ки – пришлось идти в сосед-ний квартал. Увидел магазин мебели; закрыто – жаль, я бы взглянул на продавца; моя



висконсинская история зам-кнулась бы в кольцо, если бы продавцом оказался Аурон или Йарел. «Вы – Мэри?» «Да». «Здравствуйте». Я за-шел в кофейню.

Хозяйка расставляла чаш-ки. Телевизор на консоли, под потолком, включен, но молчит. Тихо.

Мэри выслушала мою историю. Вздохнула. Ушла в подсобку – звонить. Вер-нувшись, сказала, что обо всем договорилась. В один-надцать тридцать за мной приедет автобус. Мэри вы-писала билет: «Заплатишь водителю», – и продолжила вытирать белым полотен-цем чашки, расставлять их по прилавку.

В кофейню зашла девушка. Села напротив хозяйки; на-чала рассказывать ей что-то о пикапе какого-то Рассела.

Я заказал кофе. Круглый коричневый столик. Возле окна. На подоконнике – цве-ты в пластмассовых кашпо. Смотрю на улицу. Слушаю рассказ о пикапе. На тротуа-ре – первые прохожие.

В кофейню вошел старик. Облокотился на прилавок, шутит с девушкой, говорит ей что-то о Расселе; погля-дывает на меня.

Трогаю веки; глаза тя-желые, набухшие… Болят ноги. Тепло… Все закон-чилось слишком быстро. Только что я пересек гра-ницу Висконсина, а теперь уезжаю в Чикаго.

Улыбаюсь. Да, мне было хо-лодно; хотелось спать, есть; и все же мне было хорошо. Вспоминаю, как искал до-рогу «NN», как ночью ломал сугробы; прачечная; амиши – странные ребята… Горячий кофе растекается по желудку, греет. Хорошо… Нужно будет еще куда-нибудь съездить; только в следующий раз возь-му с собой свитер!

«Странный у вас акцент, нездешний». «Я из Рос-сии». Пришлось рассказать старику, старушке азиат-ской внешности и мужчине в кожаной куртке о том, как я попал в Чикаго, как там учусь, как часто вспоминаю Москву, на каком языке ду-маю и вижу сны… Занима-тельная болтовня. Прошел час. Мужчина заторопился на работу, старушка ушла к сестре, а старик промол-вил, что вообще-то направ-лялся в магазин, а сюда заглянул, чтобы поздоро-ваться с Мэри.

Я остался один.

Хозяйка по-прежнему го-ворила о чем-то с девушкой. Между ними по прилавку ровным рядом стояли чи-стые чашки.

Смотрю на прохожих. Что они делали вчера? Сидели перед телевизором, гото-вили, ели, пылесосили, по-ливали цветы… Они забу-дут эту субботу; очередной день однообразной жизни. Я же… Пройдут месяцы, годы; я буду вспоминать, как шел через вьюгу, как, сонный, ку-рил в прачечной, прикрывал кроссовками вентиляцию, и как сейчас, согревшись, си-дел в кофейной – за тысячи миль от дома.

Я сюда не вернусь. Меня ждут другие города, люди…

Позолоченный солнцем снег; серое сутулое дерево; белое, вылинявшее небо. Слышу свое дыхание, бие-ние сердца. У меня теплые пальцы. Наблюдаю за тем, как из сахарницы падают кристаллики сахара. Пью уже третий кофе. Ем сэнд-вич. Не осталось мыслей. Не о чем думать. Улыбаюсь.

Одиннадцать тридцать. Ав-тобус. Я попрощался с Мэри; они кивнула мне и продолжи-ла разговор с девушкой.

Мягкое сидение.

Беспокойная дрема. Перед глазами – мельтешение.

Пересадка в Мэдисоне.Чикаго.Двадцать минут деся-

того. Пульсирует голова; колит в затылке. На улице темно. Поднимаюсь в Эл (наземное метро). Негры. Да, я вернулся.

Недалеко от автозаправки встретил Бушару и Рея. Сме-ются надо мной, говорят, что я похож на бродягу.

Тепло. Зеленая лужайка напротив. Мы с Кэзом сидим на лестнице возле входа в Соуберг Холл. Я курю – мед-ленно затягиваюсь, выдуваю длинную струю дыма. Мол-чание. Вспоминаю прачеч-ную. Рассматриваю фонари. «Кассиопея». «Что?» – пере-спросил Кэз. «Кассиопея», – повторил я. «Не понимаю». «Неважно… ладно, я спать пошел. Завтра, как проснусь, все расскажу». Кэз кивнул.

Вхожу в комнату. Здесь ничего не изменилось. Знакомые запахи. Мэкси еще не пришел. Раздева-юсь, лезу на второй ярус. Прислушиваюсь к тянущей боли в ногах. Мне хорошо. Я знаю, что сейчас усну – не пройдет и минуты; на душе легко. Улыбаюсь…


ПРАвОСлАвНый вЕСТНИк

мир, который наМ нуженПредседатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Иларион рассуждает о современных вызовах, которые стоят перед христианами России и Польши.

Приезд Святейшего Па-триарха Московского и всея Руси Кирилла в Польшу – часть традиции визитов в Поместные Православные Церкви, которые Предсто-ятель Русской Православ-ной Церкви посещает после своего избрания. Братское приглашение Предстоятеля Польской Церкви Митро-полита Варшавского и всея Польши Саввы, гостепри-имство Епископской кон-ференции Польши, интерес польского общества – вот предпосылки поездки Его Свя-тейшества в польскую землю.

Польша – страна, где жива христианская вера. Люди, которые долгие годы под-вергались насмешкам со сто-роны адептов атеистической идеологии, получили воз-можность свободно крестить своих детей, воспитывать их в духовной традиции, от-крыто жить согласно своим убеждениям. Поляки с семья-ми по воскресеньям и празд-никам наполняют храмы. Это добрый знак духовного воз-рождения польского народа, радость возвращения к вере, которую испытывают также христиане России, Украины, Белоруссии и других госу-

дарств, прошедших через годы богоборчества.

Но в наших странах есть и другая тенденция обще-ственного развития, которая вызывает опасения у каждого христианина. Современное общество делает ставку на материальное развитие, на экономический рост и про-цветание. Забота о хлебе на-сущном, об эффективном управлении в хозяйстве, даже о комфорте – нужное дело. Однако мы нередко видим, как удовлетворение земных потребностей превращается

в единственную цель жизни человека. Это свидетельство духовного кризиса, который затрагивает все общество, а не только личность. Инди-вид, ставший на пусть пота-кания своим страстям, разру-шает свою свободу, попадая в рабство греху.

Разумеется, человек сво-боден выбирать, как устро-ить свою жизнь, какими принципами в ней руковод-ствоваться. Но, если этот выбор не имеет нравствен-ного измерения, он может разрушить личность, а если

возводится в абсолют – то и само общество. Оставаться безучастным к этой пробле-ме – значит содействовать этому пагубному процессу.

В наши дни говорят о сво-боде и правах человека, на-верное, чаще, чем когда-либо в истории человечества. Но понимают ли современные политики, что такое свобо-да человека и как она может служить его собственному благу? Ценна ли возмож-ность выбора, если человек выбирает неправду и неспра-ведливость? Ответа на эти вопросы европейцу не найти вне христианской традиции, на которой выстроена вся цивилизация континента.

Доведенное до абсурда представление о свободе – это угроза всей христи-анской культуре. Это не громкие слова. Получило широкую известность дело «Лаутси против Италии», рассматривавшееся Евро-пейским судом по правам человека. Оно более чем ха-рактерно для наших дней. Гражданка Лаутси выступи-ла против размещения рас-пятия в государственных школах Италии, где учились ее дети. Она утверждала, что присутствие религиозной символики нарушает их пра-ва и свободы. Только благо-

Митрополит Волоколамский Иларион

Помраченное грехом сознание людей под предлогом свободы выбора уверенно работает на самоуничтожение


ПРАвОСлАвНый вЕСТНИк

даря объединению усилий большого числа стран дело было в итоге решено не в ее пользу. Но тенденция вытес-нения религиозных симво-лов с публичного простран-ства европейских стран сохраняется и развивается.

Почему же христианские символы столь оскорбитель-ны для неверующих людей? Почему в либеральных кругах считается хорошим тоном с презрением говорить о нрав-ственных нормах, которые с первых веков христианства хранятся Церквами Европы? Христианская жизнь во всех ее проявлениях свидетель-ствует о непреложной истине, о ценности самоограничения и смирения. Эти понятия чужды логике потребитель-ского, эгоистического мыш-ления. В символе распятия люди, потерявшие связь с Бо-гом, видят упрек своей непра-ведной жизни, напоминание о смерти, о которой не хочется думать человеку, живущему только земными интересами.

К сожалению, в большин-стве стран Европы возобла-дало формализованное от-ношение к свободе человека. Помраченное грехом созна-ние людей под предлогом свободы выбора уверенно ра-ботает на самоуничтожение. Наиболее наглядное тому свидетельство – демографи-ческие реалии наших дней. Пропаганда так называемой свободной любви, легализа-ция проституции и однопо-лых сожительств превратили традиционную семью в вы-рождающийся институт во многих государствах Европы.

Идея построения европей-ского пространства, которое рассматривает нравствен-ное наследие христианства как пережиток прошлого,

это реальная угроза буду-щему континента. Нередко такая политика реализуется посредством давления на государственные структу-ры и общественное мнение, вопреки интересам боль-шинства христиан и пред-ставителей иных традици-онных религий. Например, известен ряд случаев, когда польская сторона подверга-лась воздействию европей-ских международных струк-тур за принятие законных мер, направленных на за-щиту молодого поколения от непристойных явлений. Похожей критике подверга-ются российские законода-

тели ряда регионов России, запретившие под угрозой штрафа пропаганду гомосек-суализма среди несовершен-нолетних. Это недопустимое вмешательство во внутрен-ние дела. Народы, которые в большинстве своем остают-ся христианскими, не могут быть лишены суверенного права устраивать свою вну-треннюю жизнь самостоя-тельно без диктата извне.

Перед лицом вызовов на-шего времени традиционные христиане современной Евро-пы призваны объединить уси-лия ради отстаивания общей идентичности. И мы не долж-ны позволять внешним силам

манипулировать нашими вну-тренними противоречиями. Вот почему одной из целей ви-зита Святейшего Патриарха в Польшу является подписание документа о примирении на-родов. В общем послании от имени Русской Православной Церкви и Епископской кон-ференции Польши содержит-ся призыв оставить вражду и подозрительность, простив все взаимные исторические обиды. Основа документа – не политическая целесоо-бразность, но апелляция к ис-креннему религиозному чув-ству россиян и поляков. Без искренней веры невозможно прощение, которое призвано сблизить два народа, постра-давших от войн и революций XX века. Давайте помнить о том, что и православные, и католические священники и миряне приняли страдания от людей, исполненных не-нависти в религии как тако-вой и упорно делавших все для ее уничтожения.

Подписывая общий до-кумент, христианские ре-лигиозные лидеры России и Польши делают важный шаг для укрепления дружбы и сотрудничества наших на-родов, и делают его вопреки мнению тех политиков, ко-торые продолжают считать взаимные обиды предметом торга. Это, на наш взгляд, несовместимо с памятью многих и многих людей, ко-торым стоила жизни рус-ско-польская вражда. Наша молитва о том, чтобы между народами России и Польши, хранящими верность своей вере, восстановился под-линный братский мир, дру-жеский диалог и сотрудни-чество перед лицом общих вызовов. Верим, что с помо-щью Божией это возможно.

Визит Святейшего Патриарха Кирилла в Польшу. Посещение Троицкого собора в г. Гайновке

Подписание Совместного послания народам России и Польши


кНИГОИзДАНИЕ

как закалялась «МОлОдая гвардия»Анастасия еРМАковА

Великая культура России чрезвычайно богата шедеврами. К ним с полным правом можно отнести уникальные по своей архитектуре деревянные храмы Кижей и «белую свечу» – церковь Покрова на Нерли, иконопись Андрея Рублева и Феофана Грека, балет Большого театра и фильмы Андрея Тарковского, музыку Модеста Мусоргского и Георгия Свиридова…

А меж высоких холмов этих великих культурных достижений течет могучая река русского СЛОВА, от своего истока – «Повести временных лет» и «Слова о полку Игореве» до сочи-нений современных писа-телей. И стоит на реке, на страже интересов русской речи, мысли, литературы, отечественной истории кре-пость – издательство «Мо-лодая гвардия», совершая свой подвиг вот уже девять десятилетий.

О трудностях и надеждах издательства рассказывает генеральный директор АО «Молодая гвардия» Вален-тин Юркин.

книГа не умретЭто заголовок к увертюре

диалога Жана-Клода Карье-ра и Умберто Эко с названи-ем «Не надейтесь избавить-ся от книг!» Вопрос о судьбе книги в современном обще-стве стоит особенно остро. Два европейских интеллек-туала – знаменитый ита-льянский писатель, круп-нейший ученый-медиевист и семиотик Умберто Эко и французский романист, историк, сценарист, патри-арх французского кинема-тографа Жан-Клод Карьер убеждены: «Книга – это как ложка, молоток, колесо или ножницы. После того, как они были изобретены, ниче-го лучше уже не придумаешь».

Русский поэт Арсений Тар-ковский писал: «Книга – кла-дезь духа, того свободного и проникновенного духа, что от века проклинаем и каз-ним, гоним и терзаем всеми тиранами и человеконена-вистниками. По-видимому, книга – не только атрибут культуры, но и ее символ. А символы на редкость живу-чи, и пытка для них костром или цензурой, кажется, не существует вовсе».

Роль и место книги – вот вопрос вопросов в современ-ной культуре России! При общественной и государ-ственной апатии происходит явное выталкивание книги на обочину жизни. Судите сами:

за два рыночных десятилетия средние тиражи снизились в 20-30 раз. Сегодня тиражи до 500 (!) экземпляров состав-ляют почти половину всего федерального книгоиздания. До 90-х годов прошлого века средний тираж всех книг «Молодой гвардии» состав-лял 100 тыс. экземпляров. Напомню, это была перво-классная проза В. Астафьева, В. Распутина, Ю. Нагибина, В. Быкова, Ю. Бондарева, В. Со-лоухина и др. Сегодня книги издаются тиражом две-три тысячи экземпляров. Что это

значит? Русская книга теря-ет свою просветительскую, поучительную функцию, из-вестную со времен первых летописей христианской ли-тературы, с эпохи «Слова о полку Игореве». Российское пространство сегодня обе-скнижено. Свыше 80% в книг издается в Москве и здесь же потребляется. Книга обслу-живает все более сужающий-ся круг людей. Статистика текущего, 2012 года говорит об уменьшении выпуска книг. Называют много причин, са-мая главная из них, на наш взгляд, дороговизна. В сред-нем российская книга стоит 400 рублей, а например, водка

самая дешевая – 125 рублей. В результате у нас на душу населения приходится три-четыре книги и 36 бутылок водки! Кстати, для ценителей умных японских автомоби-лей – в Японии на душу насе-ления 11 книг!

При этом не могут не вы-зывать возмущение попытки свалить очевидное рукот-ворное удушение россий-ской книги на якобы объек-тивные мировые тенденции, на то, что, дескать, эпоха пе-чатной книги закончилась!

Совершенно не учитыва-ется особая миссия книги. Я уже не говорю, что рынок слеп к подлинным культур-

Директор АО «Молодая гвардия» Валентин Юркин

и стоит на страже интересов русской речи, мысли, литературы, отечественной истории крепость – издательство «Молодая гвардия», совершая свой подвиг вот уже девять десятилетий



ным потребностям общества в книге, радикально искажая структуру национального книгоиздания в пользу бро-шюрятины, легкого чтива, криминальных историй. Весьма опасно распростра-ненное мнение, что Интер-нет способен решить все проблемы просвещения и воспитания людей. Обилие информации скорее опасно, чем полезно. Груда кирпичей еще не дом! Очевидно, что форма носителя книги неиз-бежно видоизменится. Были глиняные таблички, папирус, пергамент, береста, наконец, кодекс. Суть эволюции здесь в том, чтобы не потерять и не утратить главное – фе-номен чтения. Лев Толстой задолго до электронной ре-волюции пророчески писал: «Суть книги вечна, какой она была ранее, такой останется и теперь, такой перейдет и в далекое будущее: суть эта – увековечивание мысли, воплощение ее по возмож-ности в доступном виде по-средством письменности или видимых знаков».

Что же делать в стреми-тельно скудеющем без кни-ги пространстве? Всемерно поддерживать развитие от-ечественной книги, забо-титься о том, чтобы новые поколения не утратили по-требности и способности читать, понимать содержа-ние книги, неважно, в какой форме она будет – бумажной или электронной. А это все-цело зависит от общества, и прежде всего от регулирую-щей роли государства.

Российский книжный союз во главе с президентом С. Степашиным немало делает для книги. Но организация работает на общественных началах. Государство обя-

зано вернуться в культуру. Понятно, страна накопила сотни и тысячи различных проблем. Но проблема кни-ги и воспитания молодежи – не рядовая, не «одна из многих». Дети – главное в семье, они – главное в стра-не. Недаром Аристотель предупреждал: «Едва ли кто-

нибудь будет сомневаться в том, что законодатель дол-жен отнестись с исключи-тельным вниманием к вос-питанию молодежи, так как в тех государствах, где этого нет, и сам государственный строй терпит ущерб».

наследство XIX века«Молодая гвардия» созда-

валась в новых условиях, но за ее плечами уникальный опыт просветительства рус-ской книги. Неустанно вели работу выдающиеся русские издатели XIX века – Иван Сытин, Флорентий Павлен-

ков, Николай Рубакин. Они создали тип отечественной демократической книги. Уже тогда части народа были доступны произведения Пушкина, Толстого, Досто-евского, Чехова, Горького. После Октября 1917 года их эстафету подхватили но-вые издательства, среди них

«Молодая гвардия». Огром-ными темпами расширяется тематика книг для молоде-жи: здесь и приключенче-ская литература Жюля Вер-на и Джека Лондона, романы Виктора Гюго, Эмиля Золя, Бальзака, Сервантеса. В 1938 году детище Флорентия Пав-ленкова и Максима Горького «Жизнь замечательных лю-дей», основанное в 1890 году, переходит в распоряжение «Молодой гвардии».

Уже в 1928 году «Моло-дая гвардия» становится вторым крупнейшим изда-тельством после Госиздата

РСФСР. За первые пять лет выпущено 900 книг тира-жом 20 миллионов экзем-пляров. В послевоенный период издательско-по-лиграфический комплекс становится мощнейшим трансформатором культу-ры посредством книг, жур-налов, газет.

чем Гордится «молодая Гвардия»?

Сравнение работы «Моло-дой гвардии» в 60–80-е годы прошлого века явно не в поль-зу нынешних времен. Судите сами. Издательство неуто-мимо открывает новые име-на и вводит их в литературу. Среди них Василий Шукшин, Юрий Бондарев, Василий Бе-лов. Есть письмо Александра Яшина с рекомендацией из-дать молодого вологодского прозаика Василия Белова. Оно заканчивает ся словами: «Да поможет ему Бог и "Мо-лодая гвардия"!»

До 90-х годов прошлого века средний тираж всех книг «Молодой гвардии» составлял 100 тыс. экземпляров.



Названия серий и библио-тек говорят сами за себя: «Би-блиотека юношества» в 80 то-мах, «История Отечества» в 35 томах, легендарная «Эври-ка» (300 томов), «Библиотека молодой семьи» (20 томов).

Высший пилотаж – выпуск собраний сочинений при-знанных писателей. «Моло-дая гвардия» выпустила око-ло 45 собраний. Среди них произведения А. Беляева в восьми томах, Ю. Бондарева в четырех томах, В. Астафьева в четырех томах, Ч. Айтмато-ва в трех томах, И. Ефремова в пяти томах, А. Казанцева в трех томах, Ю. Полякова в четырех томах… Эти имена – золотой фонд литературы!

Всего 25 миллионов то-мов отборной русской прозы. И это лишь часть из созданного… Мы исходи-ли и исходим из того, что эта работа – не самоцель. Главное – научить душу состраданию, насытить любовью к людям и жизни,

жаждой совер-шенствоваться и нравственно воз-вышаться. Тяго-ты жизни в эпоху «перемен», смена моральных цен-ностей – все это сильно снизило интерес к художе-ственной литера-туре. Властители дум вчера сегод-ня превратились в средневековых летописцев, си-дящих с ПК ЭВМ в монастырских кельях. Мы выпу-стили 13 книг Ва-лентина Распути-на. Его сложный м н о г о ц в е т н ы й альбом «Сибирь,

Сибирь» имел тираж 100 тысяч. А последнее произ-ведение «Дочь Ивана, мать Ивана» лишь пять тысяч! Разве можно взирать на про-исходящее равнодушно?!

Последние 10-15 лет «Мо-лодая гвардия» эксперимен-тирует, находится в творче-ском поиске. Как результат – свыше 100 томов новой и востребованной серии «По-вседневная жизнь челове-чества. Живая история». Античность, Средневековье, Возрождение, Новое время – все эпохи присутствуют в этом масштабном проекте.

Разумеется, хорошо пред-ставлены и близкие нам эпохи.

Владимир Матюшкин рас-сказал о закрытом городе «Арзамасе-16», в котором создавалось ядерное оружие. Владимир Шевченко – много-летний обитатель в сферах власти, выпустил книгу «По-вседневная жизнь Кремля при президентах». Вышли книги о сталинской Москве 20-40-х

годов XX века. Важной счи-таем появление книги Бори-са Ковалева «Повседневная жизнь населения России в пе-риод нацистской оккупации».

Также в этой серии выпу-щены книги о повседневной жизни крупных исторических фигур: Наполеона, Ивана Грозного, Петра I, Льва Тол-стого… Книги серии «Дело №» продиктованы возник-шей ситуацией борьбы с тер-роризмом, необходимостью поддержки авторитета сило-вых структур, и прежде всего Вооруженных сил России.

Военная тема всегда была в числе важнейших. Стоит вспомнить: за шесть столе-тий после Куликовской битвы наша страна 134 года воева-ла против различных союзов и коалиций. Здесь книги об истории Великой Отечествен-ной войны 1941–1945 гг., о вы-дающихся разведчиках и их операциях, о каждодневном подвиге людей в камуфляже. Вызвали большой интерес книги В. Лота о военной раз-ведке, А. Бондаренко «Во-енная контрразведка (1918–2010)», мемуары знаменитого разведчика, бывшего офице-ра британской службы Джор-джа Блейка «Прозрачные стены», сборник Л. Жуковой «Выбираю таран» – о лет-чиках в годы Великой От-ечественной войны, Николая Долгополова «Абель-Фишер» и «Ким Филби».

Книги мемуарного плана выдающихся деятелей куль-туры в цикле «Близкое про-шлое» отмечены многими удачами: «Жизнь и судьба» – воспоминания А. Тахо-Годи, С. Дурылина «В своем углу», выдающиеся дневники и афоризмы Георгия Свиридо-ва, сборник Ореста Высоц-кого о Николае Гумилеве.

Продолжаем поэтиче-скую библиотеку «Золотой жираф», в которой недавно увидели лучшие стихи ста-рейшего поэта Егора Исаева.

национальное достояние

Особая гордость «Моло-дой гвардии» – библиотека «ЖЗЛ». Спасти и продол-жить эту уникальную серию «Жизнь замечательных лю-дей» в труднейшие годы «ре-форм» 90-х было одной из важнейших задач коллектива.

Из года в год в последнее десятилетие число изданий увеличивается. Временами появляются более сорока биографий в год. А ранее были случаи – две-три книги в год! Серии исполнилось 120 лет, а число томов, начиная с Флорентия Павленкова, пре-высило полторы тысячи!

Мы должны низко покло-ниться Флорентию Федоро-вичу Павленкову (1839–1900) – создателю в 1890 году се-рии «Жизнь замечательных людей» – человеку удиви-тельной энергии и судьбы, внесшего огромный вклад в просвещение русского наро-да. О нем – книга В. Десяте-рика «Павленков».

С тех пор серия жила, твор-чески развивалась, обогаща-лась, превратившись в ХХ–ХХI веках в заметное явление национальной культуры.

Этого могло не произойти, если бы не переписка и встре-ча A.M. Горького с генераль-ным секретарем ЦК ВЛКСМ Александром Косыревым… Отдавая должное выдающейся роли Горького в судьбе проекта «ЖЗЛ», его неутомимой про-светительской деятельности, благодарная «Молодая гвар-дия» выпустила в 2005 году кни-гу Павла Басинского «Горький».

Военная тема всегда была в числе важнейших



«жзл» на рубеже веков

В долгой истории серии «ЖЗЛ» для понимания ее феномена два последних десятилетия имеют особое значение. Парадокс состо-ит в том, что в 90-х годах прошлого века, в условиях тотального развала эконо-мики, когда правительство Гайдара попыталось под шумок ликвидировать «Мо-лодую гвардию», когда кри-минальные структуры, а за-тем их близнецы-рейдеры не оставляли предприятие без внимания, молодогвардейцы начали, несмотря ни на что, реанимировать свое детище.

В это время создана се-рия, как говорят военные, нового поколения – «ЖЗЛ XXI века». Речь идет о более чем пятистах биографиях. Появились полноценные биографии деятелей Белого движения. Книги «Столы-пин» «Деникин», «Корни-лов», «Колчак», «Махно» дают более стереоскопичное представление о прошлом, позволяют лучше понять ло-гику поведения известных героев, увидеть их заслуги перед Отечеством.

Создан ряд биографий религиозных мыслителей, святых и иерархов Русской православной церкви: «Па-триарх Тихон», «Сергий Радонежский», «Святой Праведный Федор Ушаков», «Савва Сторожевский», «Владимир Соловьев», «Ми-трополит Филипп» и другие. Читателям открывается це-лый пласт многовековой ду-ховной истории России.

Существенно раздвину-лись границы молодогвар-дейского проекта за счет издания книг об известных исторических персонах,

ставших символом тоталь-ного зла. В этом ряду био-графии Атиллы, Нерона, Лу-креции Борджа, Калигулы, Нечаева и других.

учить уроки истории

«Молодая гвардия» ак-тивно участвует в рекон-струкции отечественной истории с целью формиро-вания объективного взгля-да на наше прошлое.

Например, книга Оксаны Киянской «Пестель» – об организаторе движения де-кабристов, написавшего про-граммный документ «Рус-ская Правда», казненного по приказу Николая I, является серьезной попыткой напом-нить о событиях 1825 года. 180-летие этой политиче-ской драмы страна не заме-тила. Издания Л. Ляшенко «Александр II», В. Томсинова «Аракчеев», «Сперанский», А. Архангельского «Алек-сандр I» освещают разные

аспекты станов-ления российской государственно-сти, существен-но обогащают наши представ-ления о приро- де отечественной бюрократии.

Печально, что до последнего времени у власти не было потребно-сти вкладываться и пестовать оте-чественную ис- торию, оберегать ее от фальсифи-каторов, делать достоянием мо-лодежи. Создание Комиссии при президенте РФ как раз по этой

проблеме обнадеживает. По-явление первых выпусков нового интересного журнала «Русская история», объяв-ленная программа «Истори-ческая литература – моло-дежи» не могут не радовать. Однако первые шаги в этом направлении вызывают обо-снованные опасения. Тираж журнала всего пять тысяч! Знают ли коллеги, что у нас школ более 50 тысяч? Что юношей и девушек в возрас-те от 15 до 19 лет более деся-ти миллионов? А названная программа – только благо-творительная!

В 2002 году письмо «Моло-дой гвардии» с предложени-ем издать сто томов биогра-фий в рамках президентской библиотеки «Великие соот-ечественники» было одобре-но В. Путиным, но «удушено в дружеских объятиях» пра-вительством Касьянова.

Нужна организация мас-штабного дела на государ-ственном уровне по анализу,

исследованию и обобщению последних драматических 100-150 лет истории России, прежде всего ее поворотных событий: Отечественная во-йна 1812 года, поход русской армии в Париж в 1815 году, движение декабристов, ре-формы Александра II, участие России в Первой мировой во-йне, Февральская и Октябрь-ская революции, ключевые этапы советской истории, Ве-ликой Отечественной войны, распад Советского Союза, создание новой России.

Это с одной стороны. С другой – необходимы серьез-нейшие меры по грамотному внедрению массовой исто-рической литературы в поры общественного организма, и здесь как раз на помощь при-дут серии типа «ЖЗЛ».

Что толку от суеты в вер-хах, если миллионы юно-шей и девушек не знают ни героев, ни подвижников, ни святых своей страны! Оста-ются неизвестными даже такие фигуры, как Юрий Гагарин. «Молодая гвар-дия», дружившая с космо-навтом, встречалась с ним, выпустила книгу Льва Да-нилкина в связи с юбилеем полета, довела тираж при участии ВТБ (В.Н. Титова) до 20 тысяч экземпляров. По нынешним временам это неплохо, но первая наша книга о Гагарине в 1987 году набрала тираж в миллион книг!

Главная проФессия – стать человекомКем бы ни был молодой че-

ловек – шофером, програм-мистом, строителем, работ-ником торговли, офицером, бизнесменом и т.д., перед каждым стоит одна и та же задача – стать человеком.

Особая гордость «Молодой гвардии» – библиотека «ЖЗЛ»



На склоне лет Толстой за-писал в своем знаменитом дневнике: «Я твердо уверен, что люди поймут и начнут разрабатывать единственно истинную и нужную науку, которая теперь в загоне – НАУКУ, КАК ЖИТЬ».

Издательство реши-ло создать новый проект

«ЖЗЛ. Биография про-должается» – о наших со-временниках, тех, кто уже состоялся в политике, лите-ратуре, медицине, спорте, музыке, науке, искусстве. Среди нас живут нобелев-ский лауреат Жорес Алфе-ров, несравненная Элина

Быстрицкая, известные всему миру доктор Леонид Рошаль, хирург-кардиолог Лео Бокерия, великие спор-тсмены Владислав Третьяк, Сергей Бубка, Юрий Вла-сов, Ирина Роднина, писа-тели Валентин Распутин, Юрий Бондарев, Василий Белов, Даниил Гранин…

С 2005 года в новой серии вышли книги о Герое Со-ветского Союза Борисе Гро-мове, спортивном деятеле Валерии Газзаеве, об Алле Пугачевой, президенте Рос-сии Владимире Путине, Фи-деле Кастро, Евгении При-макове, Сергее Степашине,

маршале Соколове, Генна-дии Зюганове, Александре Солженицыне (при жизни), Маргарет Тэтчер, Михаиле Калашникове. Из наиболее значимых новинок – жизне-описание уже упомянутого Лео Бокерия и гениального колумбийского писателя Га-бриэля Гарсиа Маркеса.

Нашей молодежи есть с кого брать пример!

спутники на орбите «жзл»

Что такое книги Малой се-рии? Уменьшенный формат. Издательство иногда получа-ло рукописи небольшие, но ценные по содержанию. Вос-поминания Изы Высоцкой о легендарном барде невелики по объему, но пронзительны по чувству и важны как сви-детельства первоисточника. Книга собрала хорошие от-клики и быстро разошлась.

Первой «малой» стала книга Воронского «Гоголь», пережившая множество перипетий. Написанная в 1934 году рукопись исчеза-ет – ее крадут прямо в из-дательстве. Когда поиски не увенчались успехом, автор восстанавливает текст по черновикам и по памяти. Рукопись сдается в набор, и часть тиража исполнена. В эти дни происходит убий-ство С. Кирова – Воронский под подозрением, арестован, расстрелян. Судьба рукопи-си и часть тиража оставалась неизвестной почти 70 лет. За истекшие годы книга не потеряла художественной силы и научной состоятель-ности. Вслед вышли кни-ги, посвященные Михаилу Ульянову, Виктору Авилову, Фаине Раневской, княжне Таракановой, Сергею До-влатову, Леонардо да Винчи,

Эйнштейну, Александру Не-вскому, Робин Гуду и другим. Лиха беда начало!

создатели книГТома «ЖЗЛ» написаны

крупнейшими знатоками темы – историками, писа-телями, деятелями культу-ры, для которых нередко написание той или иной биографии – дело многих лет неустанной исследова-тельской работы и неред-ко – всей жизни. Забота о высоком качестве текста за счет привлечения бесспор-ных авторитетов – эта тра-диция тянется еще со времен Горького, который сам был непревзойденным мастером этого жанра литературы – вспомним его портреты Ленина, Толстого, Леонида Андреева, Есенина и многих других современников. «Мо-лодая гвардия» не отступала от этого принципа в самые тяжелые годы. В разное время авторами биографий стали такие мастера жанра, как М. Булгаков, Е. Тарле, А. Левандовский, И. Грабарь, Л. Гумилев, С. Дурылин, К. Паустовский, С. Лурье, О. Писаржевский, Ю. Тыня-нов, М. Шагинян, К. Чуков-ский, Ю. Лотман, А. Лосев, Н. Эйдельман и многие другие.

Не менее талантлив и впе-чатляющ ряд наших авторов – продолжателей книг этой серии сегодня. Среди них Н. Павленко – старейшина жанра, знаток Петровской эпохи; И. Золотусский – ав-тор лучшей биографии Гого-ля; А. Карпов, воссоздавший далекую эпоху начала Рус-ского государства и русского православия в книгах о кня-гине Ольге, крестителе Руси князе Владимире Святом и его сыне Ярославе Мудром;

Лев Толстой задолго до электронной революции пророчески писал: «Суть книги вечна, какой она была ранее, такой останется и теперь, такой перейдет и в далекое будущее»



Д. Быков – биограф Бориса Пастернака, А. Варламов – тонкий исследователь жизни Александра Грина, Григория Распутина, Михаила При-швина, Михаила Булгакова, Алексея Толстого; Л. Са-раскина, несомненный ав-торитет жанра, осилившая гигантскую по объему и от-ветственности ювелирную работу, выпустив тысяче-страничное жизнеописание Александра Солженицына и биографию Ф.М. Достоев-ского; С. Рыбас – завершив-ший фундаментальную био-графию Иосифа Сталина; З. Прилепин, обратившийся к жизни и творчеству Леони-да Леонова, и др.

Конечно, выпуск всех этих книг был бы невозможен без высокопрофессионального отряда редакторов, коррек-торов, художников, набор-щиков, компьютерщиков, печатников, экономистов, бухгалтеров. Главный редак-тор издательства – Андрей Петров, главный худож-ник – Константин Фадин, редакторы – А. Карпов, Е. Калюжная, Е. Писарева, Е. Смирнова, Е. Никулина, И. Черников, руководители различных сфер – Т. До-рошина, Д. Касаткин, глав-ный финансист – Е. Отро-кова, первый заместитель генерального директора Кирилл Молчанов и сотни других профессионалов вы-сокой пробы.

«...если звезды зажиГаЮт – значит – это кому-нибудь

нужно?»Ныне наши книги пред-

ставлены во всех крупней-ших книжных магазинах Москвы. Они достойно выглядят на российских и

международных выстав-ках, в книжных киосках Госдумы и администра-ции президента Россий-ской Федерации, часто отмечаются наградами различных общественных фондов. Самые солидные энциклопедии отводят целые полосы для инфор-мации о «ЖЗЛ». Интернет пестрит многочисленными ссылками на эту молодог-вардейскую библиотеку, недавно представленную в Нью-Йорке на выставке Book Expo Amerika. В бе-седе с библиотекарем из Кливленда выяснилось, что университет имеет около 500 книг «ЖЗЛ».

Правительство Казах-стана заказывает переиз-дание своих героев «ЖЗЛ» на русском языке для жи-телей своей республики. В Японии некоторые книги «ЖЗЛ» переведены на язык «манга» – своеобразный и весьма уважаемый в стра-не стиль комиксов. Недав-но в издательство пришло письмо из дружественной Сербии, в котором сообща-ется о создании собствен-ной, сербской, биографи-ческой серии – «младшей сестры» русской «ЖЗЛ».

Разве 1500 томов – не национальное достиже-ние? Почему наши книги не нужны Министерству культуры, Министерству образования, Министер-ству обороны страны? Они нужны не «Молодой гвар-дии», а учителям, стар-шеклассникам, студен-там, молодым офицерам, самым разным категори-ям читателей.

Нужен крутой поворот государства в сторону под-держки книг – инструмента

национальной пе-дагогики!

По всем пара-метрам нынеш-нее книгоиздание топчется на ме-сте даже по срав-нению с царской Россией. Смешно сказать, но 200 лет назад во-семь книг «Исто-рии государства Р о с с и й с к о г о » Н.М. Карамзи-на царь распоря-дился выпустить тиражом три ты-сячи экземпля-ров. Спустя век В.И. Ленин издал в 1908 году су-губо философскую работу «Материализм и эмпири-окритицизм» тиражом две тысячи экземпляров. Ранее, в 1872 году, в России «Капи-тал» Маркса был легально издан тиражом три тысячи экземпляров. И что мы на-блюдаем сейчас? Спросите ученых, каковы тиражи их книг сегодня? Хорошо, если тысяча, чаще пятьсот.

Надо брать поучитель-ные примеры из про-шлого. В годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. книги по-ставлялись в окопы нарав-не с боеприпасами. Даже в блокадном Ленинграде в нечеловеческих услови-ях книга жила. Через три дня после освобождения города Орла от фашистов городская библиотека на-чала работать. В 1942 году «Молодая гвардия» выпу-стила первое издание «Ва-силия Теркина» Алексан-дра Твардовского тиражом 75 тысяч экземпляров. Что удивительно, в 1943

году издается собрание сочинений И.А. Крылова, а в 1944-м – двадцатитом-ное собрание сочинений А.П. Чехова.

Книги дороги, недоступ-ны старшеклассникам, сту-дентам, учителям, офицер-ским семьям, они дорожали и будут дорожать.

Давайте вспомним при-меры из истории. Петр I распорядился кормить бесплатно тех, кто готов читать. Он сделал все, что-бы удешевить книгу, дабы сделать ее максимально доступной. При нем кни-гоиздание России выросло в 20 раз!

Необходимо вернуться именно к такому, бережно-му и духосберегающему от-ношению к книге. В конце концов, именно отношение к книге сегодня определяет духовный и интеллектуаль-ный потенциал нации.

У нас есть свобода вы-сказаться, но мы нужда-емся в возможности быть услышанными!

Русский поэт Арсений Тарковский писал: «Книга – не только атрибут культуры, но и ее символ»


кульТуРА

88

на одной волне с Россией

наталья ТоРнЯ

Международный кинотеатр Riverside studios, что на самом берегу Темзы, задуманный как «пространство риска, вдохновения и креатива в искусстве и кино», в течение всего сентябрьского воскресного дня принимал русского зрителя, неравнодушного к российскому кино, литературе, истории. Фестиваль русской культуры объединял тех, кто пребывает на одной волне с бывшей родиной. Пожалуй, не случалось прежде подобных встреч соотечественников в столь легком, свободном формате.

Главный организатор со-бытия – Academia Rossica, фонд, созданный для под-держки и развития культур-ных связей между Россией и Западом. Цель встречи была определена простой форму-лой: «Русская волна» – это возможность ощутить бие-ние пульса русской культу-ры, встретиться с друзьями и познакомиться с людьми, которым по-прежнему не безразлична далекая родина и ее будущее.

Директор фонда Светлана Аджубей говорила о собы-тии воодушевленно:

«Идея возникла неожидан-но. Для нас это эксперимент и отличается от других про-ектов «Академии Россика» тем, что он самый беспечный из всех. По сути, «Русская волна» – это встреча дру-

зей на берегу Темзы. Мы со-брались, чтобы посмотреть новое российское кино, по-листать недавно увидевшие свет книги, с головой оку-нуться в русскую культуру».

Фестиваль и впрямь по-лучился непринужденным, импровизированным. Гостей радушно встречали барышни в ярких национальных ко-стюмах, олицетворяя тем са-

мым столь любимое на Запа-де русское гостеприимство.

В холле развернулась шумная ярмарка. Многие с интересом останавлива-лись у стендов с вязаными шерстяными шапочками, одеждой с патриотической символикой и, конечно же, красочными матрешками.

«Бранч по-русски» – так организаторы назвали вы-ставку русских деликате-сов и национальных блюд. Традиционными блинами, пирогами, пельменями от Russian Revels и ресторана «Собрание» можно было насладиться в кафе и на тер-расе над Темзой.

Фестиваль русской культуры объединял тех, кто пребывает на одной волне с бывшей родиной


кульТуРА

Но самый горячий инте-рес у посетителей вызвал книжный салон.

Ярмарка русской современ-ной и классической литера-туры пользовалась на фести-вале особой популярностью. Лев Толстой, Борис Акунин, Александр Иличевский, Да-рья Дашкова – полное разно-образие жанров, стилей, эпох.

К концу дня стенд прак-тически опустел. Об одном только сожалели родители самых маленьких гостей фе-стиваля: не нашли в книж-ном салоне детских книжек.

Настоящей жемчужинкой «Русской волны» стала экс-позиция картин молодого художника Надежды Ры-жаковой, представляющей самое новое направление в изобразительном искусстве – iPainting. Мольбертом для Нади служит ее Ipad. Рисует она пальцем прямо на экране, используя специ-альную программу. Заво-роженные зрители созер-цали удивительные работы, транслируемые с проектора на экран. Редкое, поистине революционное сочетание классической художествен-ной школы и современных технологий! Великолепные пейзажи, портреты, графика – не верилось, что эти чудо-

картины рождаются на циф-ровом устройстве.

Ну и, конечно же, «Русская волна» прошла под знаком современного кино. Пока одни гости изучали ярмарку и дегустировали националь-ные блюда, другие спешили на очередной фильм. Кино-программа началась утром с самого любимого русскими

детьми мультфильма «Маша и медведь». Юные зрители покидали зал в полном вос-торге. Дома-то еще можно посмотреть мультик на рус-ском языке, но на большом экране родная речь – это едва ли не впервые. Продол-жил кинопоказ «Громозека» фильм российского режиссе-

ра и сценариста Владимира Котта о сегодняшней России, об одиночестве и людях, по-терявших себя в непростые времена. Историческая кар-тина Павла Лунгина «Царь» показалась зрителям, по их признаниям, тяжелой, хоть и очень сильной, глубокой. Программу завершил нашу-мевший в России носталь-гический фильм режиссера Олега Флянгольца «Безраз-личие», завоевавший глав-ный приз на «Кинотавре» в прошлом году.

По-хорошему удивило не-поддельное внимание к со-бытию не только русскоя-зычной публики. Англичане, живущие неподалеку, слу-чайные прохожие заходили посмотреть, что же это такое – фестиваль русской культу-ры. Заглядывали всего на се-кундочку, но «Волна» их «за-хлестывала», и они долго еще блуждали от стенда к стенду.

Когда эта необычная куль-турная акция уже подходила к финалу, меня остановила Элен Брен – как выясни-лось, бывший преподаватель французского языка одного из лондонских университе-тов. «Вы пишете о фестива-

ле? – спросила она. – Думаю, вы должны знать. Я отложи-ла все дела и приехала сюда с другого конца города. Изуча-ла русский язык в студенче-стве, сейчас не вспомню име-ни преподавателя и даже его лица, но в памяти осталось, как, затаив дыхание, весь наш курс слушал его лекции по русской поэзии. Вот для чего я приехала». Элен до-стала из своей сумочки ма-ленький сборник в мягком переплете. Я взглянула на обложку – Марина Цветаева.


колум Маккэн. «и пусть вращается прекрасный мир»

В этой книге ни на грош нет того, что называют дешевым словом «позитив». Роман Маккэна – тяжелое и велико-лепно пронзительное повествование, исполненное надежды, что люди боль-ше, чем кажутся. Чем даже они сами о себе полагают. Это книга об импульсах, природа которых до боли знакома и до отчаяния непонятна. Божественных ли? Человеческих? Это книга о луч-шем, что в нас есть, но обычно скрыто от глаз и проявляется через страдание. О том, что совершается непоправимо, безвозвратно, и о том, что мир враща-ется, жизнь продолжается, а человек в ней – ничтожен и велик одновремен-но. Сказать, что это книга «ирландца о Нью-Йорке» – все равно, что назвать «Преступление и наказание» книгой об убийстве в Петербурге. Маккэн, как это свойственно большому мастеру, не ограничен географией. Он любит не-лепую, печальную и невыносимо пре-красную людскую сложность, и чита-тель каждой жилкой почувствует его настроение. Книга получила Дублин-скую премию 2011 года.

константин комаров. «от времени вдогонку»

«Когда ты сделан не по ГОСТу…» – заводит речь Комаров, пробуждая настороженность: а ну как скромное откровенничанье перерастет в откро-венное самолюбование? Подозритель-ность, однако, быстро выветривается:

Комаров эгоцентричен, но и необы-чайно дружествен к чужой индиви-дуальности. И если он не раз пишет о самоубийстве – это не рисовка, не эпатаж, но осознание, что за великую возможность открывать душу людям (свою ли? их ли?) иногда поджидает расплата. Комаров очень талантлив, и то, что он творит с русским словом, вызывает уважение не только к поэту, но и к языку, прячущему в недрах еще столько граней, полных смысла. «Если душой не кривишь, значит, душу крова-вишь», – утверждает поэт, и выбор его не кривить душой предопределен вы-сокой целью, ведь «ни о чем ничего не узнают, если я обо всем не скажу». Но не беспокойтесь: он заговорит, и ему многое удастся сказать.

владимир Порудоминский. «если буду жив, или Лев Толстой в

пространстве медицины»

«Пространство медицины» в книге Владимира Порудоминского понято очень широко. Это не только недуги, но и вообще «телесное» в семействе Толстых: внешность, телосложение, походка, физическая мощь, наслед-ственность, роды, каждодневный яс-нополянский быт. И это не только не-

частые болезни самого Толстого, но и истории его родных, общение с вра-чами, включая «доктора Чехова», его разговоры о медицине, ее значении и направлениях. В итоге книга действи-тельно дает детальную картину физи-ческого пространства вокруг великого писателя, и нередко мы видим, как явь перетекает в его творчество, которое оттого и стало для нас таким отчетли-во-ощутимым, что за сценами пред-смертной агонии, родильных мук и даже затяжной душевной тоски скры-вается конкретное переживание, отча-сти связанное с телесной, материаль-ной причиной. Немало способствует положительному впечатлению то, что, говоря на деликатные темы, Порудо-минский умеет оставаться корректным.

Григорий кружков. «Луна и дискобол. о поэзии и поэтическом переводе»

Нет более вдумчивого, более заинте-ресованного литературоведения, чем переводческая работа с текстом. Нет прочтения более горячего, чем прочте-ние переводчика, тем паче работающе-го с такой тонкой материей, как поэзия. Вот и книга Григория Кружкова, для которого перевод поэзии – ремесло и судьба, получилась такой: полной тон-ких и метких наблюдений, увлекатель-ной, информативной, пристрастной. Судьбы поэзии и переводов поэзии тес-но переплетены, и связь продолжается в наше время – Кружков показывает это как нельзя более убедительно. Кни-

90

БИБлИОСфЕРА


га представляет собою сборник статей, эссе, интервью, биографических зари-совок, полемических выступлений, а также собственно переводов Григория Кружкова, которые порой с блеском иллюстрируют его теоретические рас-суждения (они, впрочем, суть плод многолетней практики). Почти все ма-териалы поданы так легко и внятно, что могут увлечь даже людей, никогда не занимавшихся переводом. И лишь одно свойство – живой интерес к поэзии – непременно пристало иметь читателю, предвкушающему эту книгу.

ирина и Леонид Тюхтяевы. «Школа зоков и Бады.

Пособие для детей по воспитанию родителей»

«На берегу стоял Бада и проклинал тот день, когда!» Какой же день про-клинал Бада, который обещал боль-ше не бодаться? Конечно, день, когда у него появились зоки! Эти невыно-симые, непонятливые, назойливые, вечно гомонящие и шебутные суще-ства, которые обладают даром мгно-венно вылечить Баду, когда он трусит и ленится жить. Чтобы переиграть зоков, мирный и неторопливый Бада вынужден проявлять прямо-таки чу-деса изворотливости, открывать в себе невиданные и нечаемые педаго-гические способности. И, сам почти не веря в это и бесконечно волнуясь за них, Бада сумеет сделать зоков до-статочно учеными, чтобы они реши-лись отправиться в путешествие во-круг света, который горит в окошках родного дома… Книга Ирины и Ле-онида Тюхтяевых особенно порадует

тех, кто с удовольствием и носталь-гией читает заходеровский перевод «Винни-Пуха», – настолько щедрую и яркую языковую игру удалось соз-дать этим авторам.

владимир Титов. «Темная сторона»

Когда писатель собирается расска-зать о своей темной стороне, у него может получиться страшно, а мо-жет – смешно. Самое обидное, когда задумано первое, а выходит второе («пугает, а мне не страшно»). У Тито-ва в основном получилось страшно. У него есть проколы: сентенции вро-де «Нет слов, чтобы описать чувства людей, столкнувшихся со сверхъ-естественным. Это можно пережить, если повезет», – после чего «везунчи-ки» в рассказе начинают готовиться к ужасной и мучительной смерти. Но по большей части слова у Титова на-ходятся, и в книге есть напряжение, которое успешно нарастает. «Темную сторону» писатель ищет не в человеке: люди – народ хоть и слабый, и глупый, но дневной. А вот рядом существует что-то непонятное, сильное и тем бо-лее опасное, что даже не злое, а какое-то нечеловеческое, бесчеловечное. Сопротивляться ему чаще всего бес-полезно, но если даже и не пробовать – то уж точно расчеловечишься сам.

игорь Юрков. «Стихотворения и поэмы»

Игорь Юрков прожил 27 лет, издал один маленький поэтический сбор-ник и надолго оказался забыт. И вот что удивительно: эта жизнь и стихи пришлись на первую треть XX века

(Юрков родился в 1902 году), но их содержание, форма – включая син-таксис и интонации – очень близки современной поэзии. Юрков мало включен в исторический контекст; даже о НЭПе он пишет так, будто с живым ироническим вниманием смо-трит кинокартину. Его иногда называ-ют сюрреалистом – он действительно по большей части отстраненно опи-сывает ощущения, которые вызыва-ет в нем реальность, и деформирует пространство. Те скудные воспоми-нания, которыми полнится жизнь больного юноши, он сохраняет неж-но: запахи сирени и шиповника, золо-той отблеск неба, стон ветра, холод заиндевевшего стекла; жизнь Юркова состоит из немногого – тем больше он ценит то, что есть. Эмоциональное напряжение его стихов очень силь-ное, но скрытое: он не оголяет свои чувства, как если бы от громкого сло-ва их острота нарушилась.

Андрей Турков. «Путеводитель по «книге про

бойца» А. Твардовского. «василий Теркин»: Учебное пособие»

Поэма А. Твардовского «Василий Теркин» сыграла выдающуюся роль в годы Великой Отечественной войны, став, по определению одного из фрон-товиков, энциклопедией солдатской жизни. В «Книге про бойца» нашлось место и юмору, скрашивавшему беско-нечную окопную страду, и самой суро-вой правде, «как бы ни была горька».

91



Об истории этого великого воен-ного эпоса, о ее отнюдь не простой судьбе и удивительном художествен-ном своеобразии, все еще недо-статочно оцененном, рассказывает многолетний исследователь жизни и творчества великого русского по-эта. Для преподавателей средней и высшей школы, их учащихся, абиту-риентов и всех любителей русской литературы исследование Андрея Туркова – неоценимое подспорье как на уроке по литературе, так и в патриотическом воспитании.

Александр Ливергант. «Сомерсет Моэм»

Уильям Сомерсет Моэм числил в своих предшественниках рассказчи-ков каменного века, которые, собрав у костра племя, занимали его исто-риями. Он великолепно умел писать такие захватывающие внимание, простые и безукоризненные истории – но это не было спонтанным даром. С его способностями он мог учиться в Кембридже и дослужиться до ми-нистра иностранных дел, но решил стать писателем, только писателем – и поступил в медицинскую шко-лу. Он был акушером в лондонских трущобах и первый свой роман на-писал о жизни фабричной бедноты. И хотя роман безвестного писателя был раскуплен за месяц, Моэм был собой недоволен и вновь резко по-менял образ жизни. Он утверждал: писатель должен каждый день удив-

лять себя – и следовал этому прави-лу. Он настаивал, что писателя дела-ет не вдохновение, а упорный труд. Под конец жизни он последователь-но уничтожал все материалы, кото-рые могли бы помочь его биографам. Но биографы не сдавались. В книгу Александра Ливерганта включены также прежде не публиковавшиеся путевые очерки Моэма.

Энн Файн. «Мучные младенцы.

Список прегрешений»

Представьте себе класс в английской школе, где собраны мальчики-подрост-ки, отпетые хулиганы, завалившие все экзамены и заслужившие специальное задание: три недели своей жизни они должны посвятить уходу за тряпич-ными куклами, набитыми мукой. Эти младенцы не хотят есть, не плачут, им не надо менять подгузники. Но их не-обходимо содержать в чистоте, нель-зя оставлять одних, надо вести днев-ник наблюдений, и вообще: теперь мальчишки за этих кукольных детей

отвечают. Чем закончится этот чрез-вычайно рискованный эксперимент? Разумеется, далеко не все справятся с ответственностью. Но многие захотят задать родителям вопросы: а я какой был маленький? а со мной вы так же мучились? Какие ненормальные во-обще решают завести детей? И каж-дый, услышав ответы, поймет что-то важное о себе и о жизни в семье. Книга известной английской писательницы Энн Файн очень трогательная, проник-нутая мягким юмором и одновременно печалью, потому что случаются вещи, которые нельзя изменить, а нужно просто принять.

в.Г. Смолицкий. «Я жил в те дни…

Биографические этюды о Борисе Пастернаке»

О Пастернаке написано весьма не-мало, но о Пастернаке тридцатых-со-роковых-пятидесятых годов извест-но все же значительно больше, чем о юности поэта, которая пришлась на тяжкое время перемен: волнения 1905 года, Первая мировая война, две ре-волюции. Предлагаемые «этюды» до-полняют представление о взрослении будущего знаменитого писателя: его школьных годах и учителях, причаст-ности к общественным выступлени-

92



ям, первом знакомстве с Петербургом и Европой. Особо рассказывается о 1917–1918 годах, – том времени, впе-чатления которого окажут огромное влияние и на пастернаковскую лирику, и на «Доктора Живаго». В небольшой по объему книге собраны интересные свидетельства людей, знавших семью Пастернаков; довольно подробно рас-сказано об их тогдашних занятиях и связях. Книгу можно рекомендовать не только широкой публике, но и учи-телям, которые желают познакомить учеников с юношескими годами Бори-са Пастернака.

Лев Айзерман. «Педагогическая непоэма»

Лев Айзерман начал преподавать литературу в школе еще при жизни Сталина, а теперь он, заслуженный учитель, работает с детьми, которые родились уже после развала СССР. Столь продолжительный труд сам по себе вызывает уважение, а читая книгу, испытываешь потрясение от того, что это совершенно не закосневший чело-век, который по-прежнему искренне живет русской литературой; прово-дник тонких духовных материй, про-буждающий добрые чувства, когда ка-зенщина, захлестнувшая российскую школу, требует переформатировать творение духа в пластмассовый набор знаний. Конечно, мы понимали, что литература в школе переживает кри-зис. Но мало кто представлял глубину причин и бездну явлений, из которых

он складывается. Когда человек, поло-живший целую большую жизнь на важ-ное большое дело, всерьез сомневается в том, что у этого дела есть будущее, – не прислушаться к нему было бы ко-щунством. Мы должны прислушаться: ведь это не только про власть, которая непрофессиональна, не только про ны-нешних детей, которые «другие», – это и непоэма про нас самих.

Тумас Транстремер. «Стихи и проза»

Это самое полное собрание сочине-ний нобелевского лауреата, шведского поэта Тумаса Транстремера. Рекомен-довать его читателям, которые не лю-бят верлибр, практически невозможно. Если же ритм и рифма – не то, что чи-татель непременно ищет в поэзии, то Транстремер окунет его в водоворот образов, который иногда не имеет даже сколько-нибудь внятного смысла, но всегда имеет настроение, всегда ярок и кинематографичен. Поэт черпает об-разы отовсюду – из новостей, из живой и неживой природы, из мифологии и средневековой истории, из Гоголя, из Гете, из Гайдна… Кажется, что река впечатлений течет даже помимо Транс-тремера, но едва вы об этом подумаете, как он сам напишет: «Замечательно чувствовать, как мое стихотворение растет, / в то время как я уменьшаюсь. / Оно растет, занимая мое место. / Вы-тесняет меня. / Выталкивает из гнезда. / Стихотворение готово». Так непроиз-вольность, возведенная в творческий метод, становится характерной и узна-ваемой чертой поэтики.

М. Фонотов. «Родная старина.

очерки истории Южного Урала»

История России совершается не только в Москве и Петербурге, и прекрасно, когда находится вдохно-венный знаток родного края, умею-щий о нем рассказать. Перед нами Южный Урал: недра, изобилующие самородками, многоцветными яш-мами, полезными рудами; их освое-ние, без которого не было бы России как мощного государства. Истории русских устроителей Урала и Орен-буржья, татарских «золотых коро-лей», башкирских воинов и француз-ских офицеров, осевших здесь после Отечественной войны 1812 года.

Уникальные ремесла, прославив-шие Россию. Наши дети могут ими гордиться, но часто ничего о них не слышали. Книга краеведа и жур-налиста Михаила Фонотова пред-назначена для среднего и старшего школьного возраста, но будет ин-тересна и взрослым. Написана она неровно: яркие исторические сю-жеты перемежаются непростыми для усвоения географическими под-робностями. Великолепные, почти сюрреалистически эффектные фо-тографии довершают образ края, о котором мы знаем куда меньше, чем он заслуживает.

93


наталье Пушкиной – 200 лет!стр. 34-39

Documents

Русская Мысль #30 / 1 (4901) Октябрь 2012