Инновации для бизнеса Модель развития России в XXI столетии

Инновации для бизнеса. Модель развития России в XXI столетии.

Кендрик Уайт


2

Оглавление

Часть 1 .................................................................................................................................................... 3

Часть 2 .................................................................................................................................................... 5

Часть 3 .................................................................................................................................................... 8

Часть 4 .................................................................................................................................................. 12

Часть 5 .................................................................................................................................................. 14

Часть 6 .................................................................................................................................................. 19

Часть 7 .................................................................................................................................................. 21

Часть 8 .................................................................................................................................................. 25

Часть 9 .................................................................................................................................................. 28


3

Часть 1

Кендрик Д. Уайт, основатель и генеральный директор ООО «Марчмонт Капитал

Партнерс», Нижний Новгород, начинает серию размышлений о том, куда, по его мнению,

должна идти Россия, чтобы обрести подобающее ей место на мировой экономической

карте.

Думаю, стоит начать с признания: я твердо уверен, что Россия обрела сейчас потрясающий

шанс сойти с проторенной тропки исторического развития и создать своему

многонациональному разношерстному населению невиданное прежде будущее, принести ему

процветание и богатство. Но чтобы шанс не уплыл из рук, лидерам и народу нужно ответить

на важнейшие вопросы: в каком направлении развивать в XXI веке свой потенциал и какую

роль играть в стремительно переплетающейся мировой экономике?

Перед страной выбор: по-прежнему придерживаться одряхлевшей модели сырьевой

экономики образца двухсотлетней давности, где «Александрийским столпом» развития

является сверхцентрализация управления через монополии, или же принять модель лидерства

в мире, в котором Россия в сотрудничестве с другими ведущими державами обеспечивает

инновационные решения глобальных проблем – иными словами, модель создания

инновационной экономики.

Мне кажется, недавний мировой финансовый кризис, от которого еще окончательно мы и не

избавились, способствовал оживлению интеллектуалов в России, задумавшихся о том, как

стране развиваться дальше. Руководители страны, похоже, готовы повернуть ее в сторону

инновационного лидерства, вот только неясно, готова ли к этому вся остальная политическая

и экономическая элита, осознает ли она важность поддержки такого выбора руководства и

свою собственную роль в реализации шанса.

У жителей этой страны сегодня есть беспрецедентная степень свободы в выборе путей к этому

будущему. Будущее это зависит от того, насколько ответственно каждый в отдельности

подойдет к осуществлению общей мечты, насколько важно для каждого сделать мечту

реальностью для себя, для своей семьи и тех, кто вокруг. Со свободой приходит

ответственность, потребность действовать. Пассивная нация лидером инноваций не станет.

Как американский мальчик повстречался с Россией

Я впервые стал интересоваться Россией еще в детстве. Мы жили во Флориде, и моя мама

изучала искусство и живопись. Ей посчастливилось встретиться с замечательной русской

женщиной по имени Татьяна Уокер – известной художницей, которая, как оказалось, жила

неподалеку со своим американским супругом.

Я рос в Америке, и в моей школе ежемесячно проводились занятия по подготовке к

неминуемому ракетному удару Советского Союза по нашим городам, так что я знал,

насколько хрупок мир и как преходяще все в нем из-за этой угрозы. Думаю, в вашем детстве

была такая же пропаганда в отношении США и такое же «промывание мозгов», воспитавшее

целое поколение людей, уверенных, что между человечеством и концом света всего одно

нажатие «красной кнопки».

Зная, что эта женщина в нашем городе, и видя, как любит и уважает ее моя мать, я начал

задавать себе вопрос: как так получилось, что мы позволили себе подойти к краю


4

цивилизационной пропасти? Татьяна любила русскую культуру и скучала по семье и родному

дому, но она ненавидела тоталитарный режим, который, душа свободу и творческие порывы,

убивал, по ее мнению, российский дух.

Глядя на Татьяну и то, как моя семья относилась к ней, как слушали ее рассказы о

древней и современной культуре России, я начал размышлять о причинах этого конфликта.

Вскоре я понял, что для того, чтобы это выяснить, мне нужно изучить, в чем различия между

нашей капиталистической моделью экономики, основанной на открытых демократических

институтах, и теорией жесткого госрегулирования по марксизму-ленинизму, приведшей к

появлению тоталитарной командной экономики – этой аристократии XX века в новой

упаковке. И уже в юном возрасте я решил стать экономистом.

Будучи американцем, я вырос в обстановке обширных свобод для граждан, на

собственном опыте ощутил выгоды свободного рынка и демократии, и это сформировало все

мои представления о мире. Но вместе с тем я счел необходимым изучить и альтернативные

модели, такие как советскую, коммунистическую китайскую, а также различные варианты

госкапитализма и диктатур в Латинской Америке и Азии.

По ходу исследований я понимал, что рыночная экономическая теория, подкрепляемая

многочисленными демократическими рычагами сдержек и противовесов, не будучи

совершенной, тем не менее порождает наиболее эффективную систему распределения

экономических ресурсов и управления обществом и стимулирует индивидуум к кропотливой

и продуктивной работе, приносящей богатство. Я чувствовал, что человеческий образ мысли

еще не эволюционировал до создания общественно-экономической системы, которая была бы

более совершенна, чем рыночная.

От критики Карла Маркса до желания «обустроить Россию»

Я отучился по программе студенческого обмена в Лондонской школе экономики, а

потом дома, защитив диплом по теме «В чем ошибался Карл Маркс, генерализируя

человеческую психологию?», получил корочки экономиста Стетсонского университета. Затем

я начал карьеру банкира в LaSalle National Bank в Чикаго, штат Иллинойс.

Как и многие, я взбирался по служебной лестнице и дорос до руководящей должности в

департаменте стратегического планирования, управления наличностью и слияний и

поглощений банка. В этой ипостаси я помогал владеющему LaSalle банку ABN-Amro занять

лидерские позиции в Америке в сегменте банковских услуг для среднего бизнеса.

Параллельно я в 1990 году получил MBA в школе управления Kellogg при Северо-

западном университете: благодаря программе вечернего обучения я мог завершить занятия без

отрыва от работы в банке ABN-Amro LaSalle.

Уже тогда я хотел работать по восточноевропейскому направлению и начал убеждать

руководство ABN-Amro направить меня в Россию, чтобы открыть в Москве филиал банка в

помощь нарождающейся прослойке малых предпринимателей в стране. К сожалению, топ-

менеджеры ответили, что (1) я никогда не был в России, (2) ни слова по-русски не говорю, (3)

никаких связей в России не имею, и, кроме того, (4) риски западного банка на российском

рынке запредельно высоки.

Это меня не остановило. Прочитав книгу одного экономиста из Гарварда, написанную в

соавторстве с тогда еще совсем молодым российским экономистом Григорием Явлинским, я

добился двухлетнего отпуска на работе и уехал в Россию в составе участников американской

программы технической помощи. В Нижнем Новгороде мы оказывали содействие властям

региона в создании азов рыночной экономики.

Прошло 17 лет – а я все еще здесь!


5

Часть 2

Кендрик Д. Уайт, основатель и генеральный директор ООО «Марчмонт Капитал

Партнерс», Нижний Новгород, продолжает серию размышлений о том, куда, по его мнению,

должна идти Россия, чтобы обрести подобающее ей место на мировой экономической

карте. В данном посте предпринята попытка вскрыть базовые системные проблемы

России.

Российские «сырьевые горки»

Прожив 30 лет в США, впитав ее представления о мире и став экономистом, я давно уже

понял, что подпитываемая сырьевым экспортом командная экономика России долго не

протянет, падет под прессингом растущей международной торговли и интеграции

региональных рынков.

Я в России живу и работаю уже столько лет и могу сказать, что обрел уникальный опыт и

понимание непростого переходного периода. Итак, что же я понял?

Для начала то, что все традиционно структурированные сырьевые экономики в мире обречены

на цикличность: они процветают, когда цены на сырье на подъеме, и проваливаются, вызывая

дефициты и дефолты, когда цены падают.

К несчастью, многие россияне неверно истолковывают последние 20 лет истории страны.

Многие винят в регулярности циклических кризисов реформы, «младореформаторов»,

приватизацию, коррупцию и в целом тот хаос, что совпал с началом перевода исторически

сырьевой экономики России на рыночные рельсы. Представлять ситуацию в таком свете –

значит неоправданно упрощать ее.

Действительно, с 1992 года экономика пережила немало подъемов и падений. Однако многие

не склонны связывать состояние перманентного кризиса только лишь с последними

двадцатью годами, считая, что Россия давно уже подставляется по удар, полагаясь на экспорт

углеводородов.

Скачки на фоне флуктуации цен на мировых рынках наблюдаются уже давно, с середины 60-х

годов прошлого века. Вспомним ситуации, возникшие в связи с арабским нефтяным эмбарго в

1973 и потом в 1979 гг.: тогда снижение предложения нефти на рынке стало благом для

советской экономики. Но в 80-х цены стали долго и постоянно снижаться, а с ними и

экономика СССР стала «провисать», докатившись к началу 90-х до суверенного дефолта.

Таким образом, хорошие и плохие времена определялись для СССР высокими или, наоборот,

низкими ценами на энергоносители. Последовавший коллапс поставил вопрос о радикальных

рыночных реформах как вопрос выживания страны.

То же самое было и в эти два десятилетия. Когда в 1997 году «взорвались» рынки Азии,

остальной мир откликнулся финансовым кризисом, остановившим рост национальных

экономик. Вследствие этого спрос на нефть упал, цены рухнули – и Россия получила свой

очередной суверенный дефолт в 1998 году.


6

Зависимость от даров земли – давняя и опасная

Если проанализировать российскую экономику не за последние 50 лет, а за последние сто и

больше лет, то станет ясно, что Россия многие века была именно сырьевой экономикой. В 90-х

годах XIX века Нижегородская ярмарка была местом формирования европейских цен на

зерно.

Осмелюсь высказать мысль, что сырьевая направленность российской экономики – традиция

не ста лет, а тысячи лет. Все это время страна что-то вынимала из своих недр, лесов и пр. и

экспортировала это. Это модель, на которой взращен российский социально-политический и

экономический менталитет.

Спору нет: наличие природных сокровищ обогащало тех, кто контролировал их, сидя на

разных верховых уровнях аристократической властной пирамиды. Однако остальной части

населения такая социально-экономическая структура давала слишком мало – а сегодня вновь,

причем гораздо серьезнее, угрожает России отсутствием будущего в мире, движимом

инновациями. Надежды на благополучные сырьевые тренды делают экономику

исключительно нестабильной, и страну ничего не ждет, кроме чередования периодов

безудержного обогащения с периодами болезненных падений.

С этим связаны и огромные политические риски, поскольку, как признает российское

руководство, предотвращать такие перепады невозможно, а народ не желает расставаться с

нажитым тяжелым трудом в «жирные» годы. По мере роста среднего класса, по мере того, как

его представители трудятся для обогащения себя и страны, становится очевидным, что эта

прослойка мириться с неустойчивостью и неопределенностью нынешней экономической

структуры не намерена.

Как профессионал-экономист я вижу, что «сидение на трубе» и прочих дарах природы в

течение многих сотен лет создало целый ряд системных трудностей, которые необходимо

глубоко осмыслить до того, как страна перейдет в диверсифицированную экономику,

ускоряемую инновациями. Последний глобальный кризис оставил России тяжелейшее

наследие, и, думаю, и президент Медведев, и премьер-министр Путин поняли, что нет для них

задачи главнее, чем очерчивание нового курса для экономического развития страны.

Полагаю, не погрешу против истины, если скажу, что для России в XXI веке путь инноваций –

единственно возможный, поскольку любая альтернатива оставит страну за бортом

экономического и иного влияния в мире. Останься Россия на старой замшелой тропке – и ее

культура и народ окажутся «боксерскими грушами» для всех будущих кризисов. А

международная экономика продолжит интегрироваться все равно.

По мере продвижения экономик планеты к инновационной модели все страны, ныне

приобретающие российское сырье и зависимые от него, будут изыскивать пути ухода от этой

зависимости, что, в свою очередь, может вызывать периодические осложнения отношений

между Россией и окружающим миром. США, страны ЕС, Япония и прочие импортеры сырья

начнут вырабатывать инновационные и менее дорогостоящие решения вопросов

альтернативных источников энергии, создавать новые поколения транспортных средств, в

которых может просто не найтись места ископаемому топливу. В такой геополитической

обстановке Россия получит не только встряски в экономике, но и всплески общественного

недовольства.


7

Россия играет в Монополию

Итак, каковы же системные проблемы российской экономики?

В первую очередь, многовековая история сырьевого развития экономики укоренила в

политической и деловой культуре непреодолимую склонность к образованию и поддержанию

монополий. Госмонополии доминируют во всех хозяйственных сферах.

Из разговоров с частными предпринимателями я вынес понимание, что в этой стране почти

каждый деловой человек в душе стремится стать в своей отрасли монополистом и закрепить за

собой присущие монополисту привилегии. В принципе, ничего неестественного в этом

желании нет, но в подлинно рыночной экономике эти правила формулирует правительство, а в

случае России ее госкапитализм приводит к постоянным конфликтам интересов между

регуляторами, ответственными за поддержание конкурентной среды, и промышленностью,

управляемой тем же самым государством.

Планы правительства на текущий и 2011 годы свидетельствуют о желании возродить

замороженный некоторое время назад процесс приватизации, и я надеюсь, что ответственные

за это ведомства сделают все оперативно и успешно. Но я бы хотел добавить, что этот процесс

должен подкрепляться разработкой жесткого антимонопольного законодательства, которое

исключало бы банальный перевод государственных монополий в монополии частные.

Поскольку в традиционной сырьевой экономике во главу угла ставится массовая добыча и

экспорт нефти, газа, зерна, других полезных ископаемых, а сосредоточение этого в одних

руках облегчает и добычу, и реализацию, и распределение прибылей, совершенно

естественно, что хозяином недр и прочих природных богатств всегда была небольшая

властная верхушка. Отсюда и монополизация как форма политического управления

экономической системой. Так было при царях, так было при коммунистах.

За годы перехода от чисто командной системы к псевдорыночной экономике госкапитализма в

менталитете деловых людей России мало что изменилось: по-прежнему считается, что

монополии – лучшая форма хозяйствования. К сожалению, государство недостаточно сделало

для того, чтобы законодательно ограничить плодящиеся монополии и разъяснить лидерам

бизнеса опасность монополизации.

Монополии, конечно, обеспечивают серьезную прибыль – правда, в ущерб деловой культуре и

конкурентоспособности российской экономики на мировой арене. Результат – избыточная

готовность полагаться на монополистов в целом ряде отраслей по-прежнему весьма

обособленных в экономическом смысле регионов России.

Отсюда и такая уникальная проблема страны, как моногорода. С этим сопряжены огромные

риски, о которых знают и президент, и глава правительства. Практически нет такого региона,

где бы не было хотя бы одного города, весь бюджет которого формируется из налогов

единственного предприятия-монополиста. Да и в областных городах, где различных

предприятий достаточно, слишком много компаний, монополизировавших свои сектора.

С этой опасностью для экономики нужно что-то делать, подходить к этому системно.

Необходимо формирование нового бизнеса, чтобы регионы стали в экономическом смысле

более диверсифицированными и конкурентоспособными.


8

Часть 3

Кендрик Уайт продолжает вскрывать базовые системные проблемы России. Сегодня он

размышляет о роли государства – как ненужной, так и желательной.

Быстро заработать и отвалить с прибылью

И вот мы подходим ко второй проблеме. Сырьевая и монопольная направленность экономики

– причина неизбежно высокой инфляции в России. А последняя привела к тому, что у деловых

и финансовых кругов страны сформировалась философия «коротких денег»: быстро

заработать и отвалить с прибылью.

Это менталитет быстрых сделок: купить по одной цене, а потом поскорее сбыть это

втридорога, привезти товар, скажем, из Германии по цене X и «загнать» его в России по цене

Y. Такие подходы в корне противоречат сути инновационной экономики, предполагающей

построение долгосрочных основ и инвестиционных стратегий.

Таким образом, если вы ведете бизнес в стране, где сегодня экономика цветет, а завтра вянет,

где все монополизировано и свирепствует инфляция, вам остается решать один-единственный

вопрос: как быстро получится заработать на разнице цен?

Новое, в особенности инновационное, предприятие – дело рискованное. В США, к примеру,

из десяти вновь открывающихся компаний в первый же год разоряются семь – и это в

условиях транспарентной системы. Нетрудно представить, как это тяжело в России.

Банкротств много, предприниматели теряют стимул, видя все эти трудности. Взамен они

приобретают менталитет торгаша: ведь в таких условиях не до долгосрочных инвестиций и

многолетнего ожидания прибылей, что свойственно стартапам в сфере технологий.

Я как-то беседовал с группой предпринимателей из Самары. Они сказали мне, что все

вышесказанное – часть почти тысячелетней истории экономики их области. «У нас это «купи-

продай» в крови», – так они мне сказали.

Такая ментальность вкупе с «вертикалью власти» командной экономики создала систему, в

которой долгосрочные производственные программы, инициируемые и финансируемые

центром, передаются потом для дальнейшей реализации региональным властям, а те

озабочены все больше одним: как выжать из этих госпроизводств максимум лично для себя и

ближайшего окружения.

Стоит ли удивляться, что за последние двадцать лет в России создано столько торговых

компаний... Такие конторы не несут производственных издержек, у них низкие

административные расходы, которые легко финансировать из краткосрочных займов. Все, что

требуется от владельца такой компании, - это личные связи и маленький штат управленцев,

которые, собственно, и занимаются поставками из-за рубежа, улаживанием таможенных,

транспортных и иных вопросов, в том числе и на уровне чиновничьих личностей, и в

дальнейшем реализацией на своей территории.

Можно и в обратную сторону: купить по дешевке в стране каких-то сырьевых товаров,

задействовав личные связи, а потом экспортировать эти товары на Запад или Восток по цене


9

на порядок выше. Именно так зарабатывают свои деньги очень многие в России, и без

различных форм коррупции, упрощающих процесс, здесь просто не обойтись.

Помните давнюю шутку: «Все вокруг колхозное, все вокруг мое»? Если это государственное,

оно, по сути, ничье. Значит, в прибыли окажется тот, кто получит и сохранит над этим

контроль.

Не слишком ли много государства?

В прямой зависимости от всего вышеуказанного и еще одна фундаментальная проблема:

высокий уровень и дороговизна административных барьеров. Государство контролирует

огромную долю в экономике, отсюда и гигантский бюрократический аппарат, придуманный –

как ни парадоксально это звучит – как раз для того, чтобы не позволить чиновникам воровать

у государства.

А в условиях госкапитализма аппарату приданы также полномочия контролеров над

деятельностью госпредприятий и «высших мытарей», следящих за тем, чтобы

налогоплательщики не утаили ни рубля и все несли должную ответственность.

При всем благородстве задумки система поднимает стоимость ведения бизнеса малым

предпринимателем до таких высот, что этот предприниматель просто не доживает до стадии

производства своего продукта. Не легче ли в таких условиях податься в «купи-продай»?

Большинство экономистов во всех странах признают, что становым хребтом любой

инновационной экономики являются малые и средние предприниматели, движимые задачей

развития своей идеи, своего бизнеса и ростом прибылей. Им не нужны такие

административные препоны, потому что любая дополнительная копейка идет у них в развитие

и расширение доли на рынке.

Мне кажется, что политическая и бизнес-элита в России сейчас понимает: нет другого пути

долгосрочного развития страны, кроме политики поддержки малого и среднего бизнеса. Это

исключительно важно. Я вижу, как меняются законы, сокращая список бесконечных проверок

бизнеса – проверок, из-за которых предприниматель теряет драгоценное время.

Но по-прежнему препонов слишком много, и слишком много ресурсов бизнесмен тратит на

устранение этих препонов. Исчезнут преграды – появится больше малых предприятий.

Арифметика проста.

К сожалению, все ныне существующие системные проблемы вкупе с исторической

привязанностью россиян к «быстрым деньгам» явно не способствуют тому, чтобы

состоятельные граждане вкладывались в долгосрочные рискованные проекты. Ведь по своей

природе это проекты, в которые инвестируют на длительный период. Может пройти пять,

десять, пятнадцать, иногда и двадцать лет, прежде чем появится прибыль.

А между тем именно такие временные горизонты требуются для того, чтобы из стартапа

сделать компанию с капитализацией «Яндекса», выросшего за двадцать лет до уровня

потенциально публичной компании, которая может выйти на биржевой листинг.

Хочу подчеркнуть, что, не поняв собственной важнейшей роли в социально-экономической

среде, государство не сможет устранить все эти системные трудности. В рыночной экономике

власти должны до минимума снизить риски, которые раскачивают экономику, и до максимума


10

поднять такими действиями доверие частных инвесторов, которые только тогда пойдут на

риск своими деньгами в своей стране.

Этим власти дадут сигнал инвесторам: в долгосрочное развитие малых инновационных

компаний вкладывать капитал можно. Чем ниже риски, тем шире инвестиционные горизонты

частного инвестора.

То, что государство может и должно

Важная задача государства – создание и поддержание инфраструктуры, включая системы

водоподготовки, дороги, системы связи, пр. Это тоже часть плана снижения рисков и

укрепления стабильности. Больше всего на свете инвесторы мечтают о долгосрочной

стабильности. Стоит в этой связи вспомнить и о роли властей в снижении валютных и

долговых рисков, а значит о задаче развития устойчивых финансовых рынков и банковской

системы.

Видя, что государство на деле разбирается с коррупцией и волокитой, устанавливает

верховенство закона и не препятствует развитию свободной прессы и в целом механизмов

сдержек и противовесов, частный инвестор вполне может сказать себе: поддерживать эту

экономику своими инвестициями имеет смысл.

Но пока что многие богатые россияне предпочитают выводить деньги за рубеж – именно

потому, что работать с ними внутри страны слишком рискованно. Усугубляется проблема тем,

что два десятилетия – слишком короткий промежуток времени для взращивания нового типа

российского предпринимателя, способного безостановочно вкладывать себя в компанию от

момента ее создания до момента возможной продажи развитого бизнеса или выхода на IPO и

существенного обогащения основателей этой компании.

На Западе таких инвесторов называют обобщенным понятием «умные деньги»: их проекты

подпитываются не только в период, когда компания в собственности у этих людей, но и

потом, после их продажи, когда отпочковывающиеся от корневого проекта стартапы

получают бесценную поддержку от этих инвесторов в виде делового опыта, приобретенного

«умными деньгами» на собственных начальных стадиях.

По статистике, в России прямых инвестиций в стартапы и инновационные проекты на ранних

стадиях очень мало. А причина в том, что в стране очень мало людей с оптимальной

комбинацией финансовой состоятельности и делового опыта, способных не только создать и

развить компанию, но и выработать для своих проектов коммерческую стратегию, без которой

более крупные инвесторы своими деньгами рисковать не станут.

Если российское правительство не пойдет на попятный в деле реструктуризации экономики и

устранения перечисленных выше проблем, у меня нет сомнений: российские и иностранные

инвесторы вернутся, чтобы вкладываться в новую экономику хайтека.

И чтобы это случилось, государство должно параллельно улучшать систему бизнес-

образования, чтобы появилось новое поколение менеджеров, умеющих работать с

инвесторами в направлении коммерциализации богатейшего университетского и научного

ресурса страны.

Следующая важная функция государства, по моему мнению, – это содействие в развитии

новых стартапов, малого и среднего бизнеса и коммерциализации инноваций внутри самой


11

системы высшей школы. Лучшие из умов академической науки должны получить шанс

развивать свои инициативы в России, а не экспортировать себя в Америку, Евросоюз, страны

Азии, чтобы получить высокую зарплату и, в конце концов, продать там свои идеи.

Печально знаменитую «утечку мозгов», существенно подорвавшую за последние полвека

интеллектуальную мощь всех бывших республик СССР, необходимо не только остановить –

процесс необходимо повернуть вспять, чтобы вернуть себе опыт диаспор, чьи представители

участвовали в формировании зарубежных рынков. Это исключительно важно для оценки

потенциала российских технологических инноваций на мировой арене.

Государство обязано позаботиться о том, чтобы российские интеллектуалы оставались здесь и

здесь становились миллионерами.

Россия, на мой взгляд, – не такая уж большая страна в плане населения, всего около 142

миллионов. Ее демографическая структура ближе к структуре экономически развитых США,

Японии или стран Европы, где национальная конкурентоспособность определяется

инноватикой, творчеством, дизайном.

В переплетенном мире XXI столетия Россия не должна позиционировать себя как дешевая

производственная площадка для выпуска собственных товаров и для снижения расходов

приходящих на нее западных брендов, как это делает Китай. России следует видеть себя на

одной из высших ступенек глобальной «интеллектуальной пищевой цепочки».

Российские ученые и предприниматели-новаторы должны предлагать новые решения

мировых проблем. В России следует делать лишь наиболее хайтековые комплектующие, а все

остальное, включая сборку, отдавать на лицензию в страны с низкими производственными

издержками, такие как Индия, Китай или новые экономики Африки и Латинской Америки.


12

Часть 4

Один из «топовых» инвестиционных банков Уолл-Стрит предрекает России в будущем

лидирующую роль в мировой экономической иерархии. Конечно, до этого хочется дожить, но

если мостить дорогу нынешними сырьевыми «булыжниками», путь окажется слишком

долгим и изнурительным.

Goldman Sachs: Россия может к 2050 году стать номером пять

Я в принципе не вижу для России иного выбора, кроме реструктуризации своей экономики

под нужды нового тысячелетия. Ее главный ресурс – ее интеллектуальный капитал. Если

оглянуться назад, то в XX веке в мире «первую скрипку» играли шесть государств. После

Второй мировой войны именно они определяли глобальные финансовые течения, принимая

решения по валютному регулированию, правилам банковской деятельности и капитализации,

законам торговли и пр.

Сегодня основное влияние у «большой семерки» с Россией и у ряда азиатских государств. А в

будущем, я думаю, акцент сместится в сторону развивающихся экономик, в сторону

зарождающейся «большой двадцатки» с ее ожидаемым балансом сил зрелых демократий и

новых экономик, включая Бразилию, Россию, Индию и Китай.

Причем есть все основания полагать, что историческое положение Китая, который вплоть до

XIX века был одной из мировых доминант, будет восстановлено.

Мне кажется, Goldman Sachs абсолютно точен в своих предположениях о будущей

лидирующей роли стран БРИК. По прогнозам инвестбанка, в 2050 году китайская экономика

станет величайшей на планете, превосходя американскую почти вдвое. На третьем месте

после США экономика Индии, далее идет Бразилия. Банк полагает, что Россия к этому

моменту станет пятой мировой экономикой.

Аналитикам банка Россия видится более развитой к тому времени, чем Япония,

Великобритания, Германия, Франция, Канада или Италия.

Хотя здесь следует сделать оговорку: по моему мнению, прогноз Goldman Sachs основан на

традиционной сырьевой направленности российской экономики со всеми ее компонентами:

высокой монополизацией, исключительной концентрацией в руках государства активов,

ресурсов и власти, слишком незначительной долей в экономике малого бизнеса и частного

предпринимательства, ростом бюрократических препонов и т.д. Таким образом,

инвестиционный банк видит Россию пятой на мировой арене в 2050 году даже при сохранении

всего этого негатива.

Но как бы могла выглядеть экономика России, если бы сегодня был заложен прочный

фундамент инновационного хозяйствования? Каким бы мог быть ВВП страны через полвека,

если сейчас будет выбран новый путь?

Вот мой прогноз для России в этом случае. Думаю, страна может существенно ускорить рост

своего валового внутреннего продукта, опираясь на высшие уровни инноватики и

креативности в решении глобальных вопросов альтернативного топлива, био- и


13

нанотехнологий, химии и аэрокосмического развития. Я думаю, что если Россия выберет для

себя роль мирового лидера инноваций и новых технологий, сопоставление ее экономики с

экономиками США или Индии будет более чем правомерным.

Но с уверенностью утверждать это не могу: ведь все зависит от курса, которым пойдет

российская политическая и деловая элита в ближайшие двадцать лет. Но я все равно считаю,

что в этом случае Россия будет развиваться значительно быстрее, чем если она предпочтет

остаться «на трубе».


14

Часть 5

Четыре пункта, которые перевернут Россию

Что же требуется России, чтобы стать лидером мировых инноваций? Я вижу четыре базовых

предпосылки, которые необходимо рассмотреть и понять, чего же стране не хватает, а что уже

есть.

1) Для создания инновационной экономики необходима инновационная культура.

2) Необходим полный спектр инфраструктурной и иной поддержки.

3) Необходим полный спектр финансовых ресурсов.

4) Необходима живая, динамичная экосистема, в которой субъекты бизнеса будут иметь

неограниченный выход на капитал и международное ноу-хау в коммерциализации интересных

миру продуктов инноватики.

Инновационная культура

Рассмотрим первую предпосылку. В России мощная инновационная культура. Оглянитесь на

сто и более лет назад: сколько всего нового на этой планете придумано россиянами или

выходцами из России, получившими в этой стране образование?

Мне вообще кажется, что это тема для отдельного глубокого исследования, но что мне

известно, так это то, что существует масса инноваций с пометкой «сделано в Америке,

Германии, Израиле, Японии», которые на самом деле являются реализацией идей россиян,

покинувших свою страну и поселившихся там, где они могли реализоваться и хорошо

заработать.

Важно понимать, что Россия – изначально очень креативная нация. У нее есть потенциал

инновационного лидера и творца идей. И в этом, по-моему, фундаментальное конкурентное

преимущество россиян на этой земле.

Помню, как-то спросил основателя одной из ведущих компаний «Кремниевой долины»,

приезжавшего несколько лет назад в Нижний Новгород, что он думает о программистах в

Америке, Китае, Индии и России. Он ответил следующее:

- Ну, если говорить об американских программистах, то считаю их одними из лучших в мире,

но они, помимо этого, еще и самые дорогостоящие. А еще исключительно капризные, с ними

непросто иметь дело.

Про китайцев скажу, что нашей компании не доводилось получать от наших партнеров в

Китае каких-то высококлассных НИОКРовских продуктов, но знаю, что китайцы хороши в

улучшении существующих технологий и массовом производстве продуктов при минимальных

затратах. В целом нам очень выгодно работать в Китае.


15

Что касается Индии… ну, в Индии нам необходимо формулировать четко

структурированные техзадания. Нужно детализировать до мельчайших подробностей все,

что мы от программистов хотим, когда сроки сдачи и каков бюджет. Индийские

программисты выполняют работу отлично, вовремя или даже с опережением графика и, как

правило, с меньшими издержками, чем изначально ожидалось. Но мы не берем их на

контракт, чтобы получить какой-то НИОКР, что-то творческое. Они нам нужны, чтобы

четко выполнить работу по четкому техническому заданию – это их «конек».

С российскими программистами дело обстоит так. Мы берем любую сложнейшую проблему,

в которую сами «не врубаемся», садимся с парой россиян (а выглядят они подчас весьма

неопрятно, некоторые приходят ко мне в офис нечесаными, не уверен, что и мытыми),

объясняем им проблему на доске. Они что-то там записывают, потом исчезают, и я их пару-

тройку недель вообще не вижу. Мои люди сообщают мне, что эти парни пьют кофе круглые

сутки, торчат в коридоре, курят, ну и все такое… Потом они приходят через три недели,

выглядят жутко, но они садятся и на той же самой доске разъясняют нам корень нашей

проблемы на три уровня глубже, чем мы сами его понимали, а дальше излагают варианты

наиболее эффективного решения.

По мне так это главное конкурентное преимущество россиян в XXI веке. Российская

образовательная система продуцирует прекрасные мозги для решения самых сложных задач.

И Россия должна использовать это преимущество для собственной выгоды, привнося в

глобальный интеллектуальный «котел» свои знания.

Уверен, что именно это должна делать страна для улучшения своего имиджа на планете:

предложить свои знания и опыт и вместе с американцами, англичанами, японцами, немцами и

другими работать совершенно на равных в решении глобальных проблем.

Инфраструктура и поддержка

Следующий важнейший фактор, обуславливающий развитие инновационной экономики, – это

полный спектр инфраструктурной поддержки. Я помню, что двадцать… нет, даже десять лет

назад с этим было туго. Но за последние пять лет вижу, как некоторые проблемы решаются.

Еще уйма работы впереди, но государство все активнее вкладывает нефтедоллары в особые

экономические зоны, новые технопарки, бизнес-инкубаторы и муниципальную

инфраструктуру – и это тоже помогает развивать экономику инноваций.

Возьмем два примера. Первый: поддержка государством Российской венчурной компании.

Это как раз та организация, которая разрабатывает программы снижения инвестиционных

рисков, стимулирующие российских инвесторов к вложениям в российские технологии и

инновации.

РВК создает в настоящее время ряд фондов, которые осуществляют соинвестирование и

позволяют инвесторам зарабатывать больше на стадии, когда проект начинает приносить

прибыль, и его продают. Это мощный стимул частному капиталу к инвестированию в

инноватику.

Пока немногие, к сожалению, воспользовались этим преимуществом, но фонды уже

инвестируют в проекты, я вижу это. Примеры, возникшие за последние два-три года,

призваны указать российскому инвестору, как вкладываться в подобные проекты. РВК

действует также в партнерстве с другими программами, в частности, своей же программой


16

«Венчурный партнер», которые становятся весьма эффективными в снижении

инвестиционных рисков.

Второй пример: создание госкорпорации «Роснано» под началом Анатолия Чубайса. Мне

кажется, это классная программа, я знаю многих из этой организации. Это люди с опытом

венчурного инвестирования, частного инвестирования, банковской деятельности, они знакомы

с международными финансовыми рынками. Это люди, убежденные в правоте своих целей,

создающие программы, призванные устранять системные «узкие места» в экономике.

В этой стране есть одна весьма существенная проблема: нехватка бизнес-ангелов. А мне

известно, что «Роснано» совместно с РВК всячески поддерживают развитие сети бизнес-

ангелов в регионах России.

Особые экономические зоны – пример того, как государство инвестирует в инфраструктуру. Я

бы отметил высокотехнологичную зону под Томском. Другие регионы также следуют этим

примерам, так что очевидно, что инфраструктура в стране развивается и скоро должна достичь

критической массы.

Финансовые ресурсы

Перейдем к третьей предпосылке: наличие финансовых источников. Я бы хотел здесь особо

отметить, что Россия еще не завершила создание сильной финансовой системы. По-прежнему

нет достаточных источников «бизнес-ангельского» финансирования – а ведь именно это суть

основа развития всей остальной системы.

В России достаточно много профессионалов из венчурных фондов, рыщущих по стране в

поисках проектов. Немало и менеджеров международных венчурных фондов, имеющих

офисы в Москве, представителей международных и отечественных банков и иных

финансовых посредников, связанных с наиболее эффективными российскими

государственными программами технической помощи, такими как Фонд Бортника.

Но для построения реальной инновационной экономики должно быть много российских

инвесторов на стадиях «посева» и стартапа. У проектов должны быть деньги еще до того, как

разработчик поймет, какова же стратегия коммерциализации его будущих продуктов. Речь о

бизнес-ангелах, подпитывающих амбиции молодых инноваторов и ученых. Их идеям нужна

поддержка тех, кто опытнее.

Главное богатство, которое несут бизнес-ангелы, – это даже не деньги, а опыт. И здесь Россия

сталкивается с еще одной системной проблемой: в стране едва сформировалось первое

поколение бизнес-ангелов, сделавших свои состояния в рыночной экономике «с нуля» и

доросших до понимания, что такое «умные деньги», поддерживающие инноваторов.

Таких людей в России единицы, и им нужна «зеленая улица», доступ к западным ноу-хау,

лучшим практикам реинвестирования средств и опыта в новую инновационную экономику

своей страны.

В России нет недостатка в состоятельных инвесторах, заработавших на всевозможных схемах

приватизации, рынка недвижимости, купли-продажи сырьевых ресурсов, на скачках

фондового рынка или просто на том, что оказались в нужное время в нужном месте со связями

во власти. Таких много – но мало тех, кто двадцать лет назад работал круглые сутки, делая

серьезные деньги на построении «старомодных» бизнесов с самых основ, кто находил


17

инвесторов, стратегических партнеров, начинал производство товара для реализации в стране

или за рубежом, а потом, не исключено, продал свой бизнес. Только сейчас я начинаю с

такими встречаться.

Сегодня эти люди инвестируют в новые проекты. И так должно быть всегда:

сформировавшееся поколение успешных предпринимателей должно вкладываться в

поколение формирующееся. Но поскольку опыта так мало, нужно выработать уникальные

методики решения этой российской проблемы – нехватки средств на ранних стадиях.

Российская венчурная компания и «Роснано», как мне кажется, работают над созданием

«посевных» фондов ранних стадий и инфраструктурных фондов для решения этой проблемы.

Один из примеров – Фонд Бортника. Это своего рода пионер в России, и его опыт необходимо

реплицировать в тысяче вариантов. В каждом крупном городе страны должны появиться

пятьдесят таких фондов, конкурирующих друг с другом за инноваторов и стимулирующих

последних к продуцированию идей, в которые эти фонды вложатся.

К сожалению, страна пока далека от всего этого. А вот если посмотреть, что происходит в

этом плане в Америке, скажем, в Чикаго, где я жил, вы найдете там сотни различных

инвестиционных фондов, работающих с технологиями, частным капиталом, венчурным

капиталом и, разумеется, с бизнес-ангелами. Представьте любой мыслимый уровень

инвестирования – и вы найдете его в одном-единственном городе Чикаго.

И то же самое вы встретите в Нью-Йорке, Бостоне, в «Кремниевой долине», повсюду в

Штатах, в странах еврозоны, в Англии или Японии.

В развитой экономике финансовая инфраструктура насыщенна и разнообразна – только так

она может оставаться конкурентоспособной, привлекая лучшие умы со всего мира и давая им

возможность работать и богатеть. Россия пока только в начале этого пути, но чтобы не

разрушить задел, нужно продолжать идти, стараясь не терять собственные лучшие умы.

Справедливости ради надо сказать, что то, что есть сейчас, и то, что было пять лет назад, – это

день с ночью. Основы для привлечения на рисковый венчурный рынок собственных

инвесторов заложены правильные. В течение ближайших 20 лет станет ясно, жизнеспособна

ли система.

Динамичная экосистема для нового открытого бизнеса

Важнейший этап на пути к коммерциализации: как разработчик видит стратегию продаж. Вы

начинаете с создания первого прототипа. Далее ищете инвестора, чтобы подготовить

продвинутый вариант прототипа. Потом наступает пора испытаний и исследования рынка; вы

разрабатываете бизнес-план, чтобы привлечь частного инвестора или получить банковский

кредит. После этого вы переходите на новый уровень частного инвестирования, который

позволит вам расширяться. И, наконец, выход на IPO, вывод своего продукта на

национальный или международный рынки.

Весь процесс может занять пять, десять, пятнадцать, иногда и двадцать лет. Но именно этот

путь прошла любая крупная компания, о которой вы сегодня знаете: и Google, и Apple, и

Yandex, и Facebook, и Cisco Systems, и все прочие. Путь этот ясен и понятен, и главная задача

бизнес-ангела – помочь лидерам проекта, в который он вкладывается, понять все тонкости

процесса и должным образом к этому подготовиться.


18

Коммерческая стратегия в чем-то сродни карте. Отправляясь в путешествие из одного конца

страны в другой, вы не сядете в машину без карты. Она нужна, чтобы знать, где поворачивать,

где заправиться и пр. И без карты вы никому не сможете объяснить свой маршрут.

Точно так же, если вам не удастся объяснить инвестору процесс развития вашего проекта или

инновации, он инвестировать не станет. Стратегия коммерциализации – это механизм

разъяснения инвестору ваших пошаговых действий с компанией.

Вам это по силам, но надо понимать рынок. Как бизнес-ангел советую: отталкивайтесь от

рынка! Ваша технология улучшает нынешнее положение вещей или создает нечто совершенно

новое? Google – пример второго. Поговорив в кафе с Сергеем Брином о его идее, первый же

инвестор выписал ему чек на 100 тысяч долларов. Это и есть «умные деньги», видящие

разницу между развитием существующего и тем, что обесценивает существующее новизной.

Поймите, кто ваш покупатель, каковы его возможности. Если речь идет об узкоспециальном

промышленном продукте либо эволюции имеющегося продукта – объясните инвестору, как

этот продукт завоюет рыночную нишу. Если не сможете объяснить – не убедите инвестора

рисковать для вас своими деньгами.

Исключительно важно знать самому, куда и как вы идете, и быть готовым объяснить, что к

чему, на любом этапе следования. Бизнес-ангелу важно уже то, что вы готовы работать над

своим проектом не покладая рук, и он может принять инвестиционное решение на одной лишь

интуиции – если он в вас поверит.

Однако на последующих уровнях частная инвестиционная компания не станет вкладываться в

вас только потому, что в вас поверил кто-то из ее менеджеров. Там потребуются и due

diligence, и изучение движения наличности в вашем проекте, и финансовые прогнозы. Они

будут читать все 200 или сколько угодно страниц вашего бизнес-плана, чтобы понять, все ли

риски вы учли.

А если вы выходите на IPO, от вас потребуются сотни страниц документов финансовой,

бухгалтерской экспертизы, отчетов, составленных по международным стандартам, и т.д.

На каждом этапе вы должны уметь говорить с конкретным уровнем инвестора. Это и есть путь

к коммерциализации, и именно это инноватору должен разъяснить бизнес-ангел.


19

Часть 6

Бизнес-ангелы и «посевной капитал»: пока недостаточно, но шанс есть

По статистике Российской ассоциации прямого и венчурного инвестирования (РАВИ),

порядка 80% денег выделяется в России на реструктуризацию и расширение. Проектам

ранних стадий, «посевам» и стартапам остается всего около 20%.

Вот поэтому я вновь и вновь возвращаюсь к теме бизнес-ангелов. По данным Economist

Intelligence Unit, в США в 2007 году было порядка четверти миллиона бизнес-ангелов,

вложивших в стартапы и «посевы» в общей сложности около 30 млрд долларов. Вот это

статистика инновационной экономики. В России, к сожалению, эти цифры слишком малы.

Я участвовал в создании моего первого клуба бизнес-ангелов в 1987 году. Мы собрались в

Чикаго с друзьями по магистратуре и скинулись на инвестиции в Чикагскую финансово-

сырьевую биржу. Мы экспериментировали с разными видами инвестирования, и вот как-то

раз вложили 10 тысяч долларов и купили брокерское место на только что открывшейся

круглосуточной площадке валютных торгов. По тем временам это был прорыв в финансах. И

вот мы сдали это место в аренду на полгода валютному дилеру за 5 тысяч долларов в месяц. А

спустя полгода продали место за 100 тысяч. Мы рискнули и выиграли.

У меня в этом достаточно опыта, и я вижу, что в России сейчас создаются объединения

бизнес-ангелов, например, группа «Частный капитал» в Москве, там же Союз бизнес-ангелов

России (СБАР); в Нижнем Новгороде это «Стартовые инвестиции», возглавляемые Эдуардом

Фиякселем, которого в прошлом году признали одним из лидеров движения бизнес-ангелов в

стране. Кроме того, появилась новая профессиональная ассоциация «Российский союз сетей

бизнес-ангелов», во главе ее известный инвестор Константин Фокин.

Россия старается развивать инфраструктуру. Создаются новые структуры фондов венчурного

инвестирования. Но дело в том, что эти фонды должны работать с суммами от 25-50 тысяч

долларов до 3-5 млн долларов, может быть, до 10 млн долларов.

С верхней планкой проблем нет: в Москве много компаний профессионального управления

капиталом крупных проектов стоимостью до 100 млн долларов. Проблема с проектами

начальных стадий, которым требуется до 50 тысяч для создания прототипа или перехода от

штучного производства к серийному. Мне кажется, усилиями Российской венчурной

компании и «Роснано» диверсификация уже началась, и я искренне верю, что это поможет

новому поколению частных инвесторов выйти на этот рынок.

Развязывая тугой узел интеллектуального бесправия

Если российский инноватор с кандидатской степенью по математике чувствует, что в своей

стране он никогда не разбогатеет, а при этом где-нибудь в «Силиконовой долине» его ждут

все возможности и высокая зарплата, как ему поступить? Остаться на родине в бедности либо

уехать в Америку, где, как он знает, его труд и знания принесут ему состояние?


20

Россия должна приложить все усилия к тому, чтобы лучшие ее умы оставались здесь и делали

здесь свой бизнес. Но для этого у них должно быть право свободно общаться с другими

людьми. И первый уровень знаний о свободе – это университет.

Полагаю, принятый в прошлом году фундаментальный закон №217 исключительно важен для

будущего России. Он касается прав собственности на интеллектуальный продукт,

произведенный в системе государственной высшей школы.

Впервые в российской истории закон наделяет разработчика университетского проекта

(частное лицо и/или группу/лабораторию) правом прямого владения долей интеллектуальной

собственности, на которой основан проект, и долей самого проекта наряду с вузом. Прежде

все научные разработки были неделимой государственной собственностью.

А также законом разрешено создание малых инновационных предприятий на базе или при

участии вузов, причем долями в компаниях могут владеть и частные инвесторы.

Эти права – краеугольный камень. Создатель имеет право владеть своей интеллектуальной

собственностью и получать прибыли от компании, которая развивается на основе

разработанной им технологии, причем это должна быть форма прямого владения. Я не

говорю, что университет не может быть частью этого: на мой взгляд, профессорско-

преподавательский состав, сотрудники лабораторий, студенты и университет в целом должны

участвовать в развитии новой компании и иметь в ней долю.

Пока разработчики проекта не определятся, кто владеет технологией, никто не будет уверен,

что сможет на ней заработать. К сожалению, как инвестор я не раз видел примеры

великолепной технологии, разработанной в стенах российских вузов, когда в ответ на вопрос,

кто же владеет интеллектуальной собственностью (поскольку, инвестировав, я хотел бы

получить долю этой собственности), мне отвечали, что это федеральная собственность. И я

тут же прекращал все инвестиционные экспертизы с мыслью: «И зачем я буду вкладываться в

то, что мне не будет принадлежать?» Так думает любой инвестор.

Я должен иметь непосредственную возможность владеть неким процентом интеллектуальной

собственности, чтобы потом при желании продать его.

Каждый инноватор также может сказать: «Зачем создавать новый Google, если мне им не

владеть? Какой смысл искать финансового инвестора, если у меня для него нет никаких

гарантий, что он станет совладельцем компании?» Но новое законодательство призвано

разрешить это противоречие.


21

Часть 7

Инновационные кластеры: международный опыт

Хотелось бы подчеркнуть важность создания инновационных кластеров. О кластеризации

говорят многие и много. Именно кластер – ключ к развитию инновационной экономики в

России. Федеральный закон №217 заложил основы к тому, чтобы сердцевиной подобных

кластеров становились университеты – так же, как это происходит, скажем, в США.

Посетите любой успешный инновационный кластер в Соединенных Штатах, например,

«Кремниевую долину», «Кремниевую аллею» или «Кремниевые холмы» (Остин, штат Техас),

и вы почувствуете там атмосферу свободного творчества. Чтобы то же самое создать в России,

нужно дать людям шанс поверить, что здесь они станут миллионерами.

В США типовой инновационный кластер – это университет, вокруг которого разрастаются

лаборатории, технопарки, бизнес-школы, клубы бизнес-ангелов, банки, фонды частного и

венчурного инвестирования. Это полностью открытая система, заточенная на взаимодействие.

Это основополагающий принцип.

Если у себя в лаборатории в Северо-западном университете я работаю над созданием нового

препарата от рака или болезни Альцгеймера, моя лаборатория наверняка завяжет рабочие

контакты с другими лабораториями по всему миру, работающими над тем же. Это данность.

Когда успех уже близок, мы создаем компанию. Кто ею владеет? И разработчики, и

лаборатория, и университет с его профессорско-преподавательским составом. Компанией не

владеет кто-то один – это коллективная собственность всех, кто участвует в проекте.

Разумеется, разработчик проекта владеет большей долей, остальные меньшей, но все имеют

прямое влияние, могут привлечь новых инвесторов в компанию и ее технологию и как

владельцы имеют право создать новую компанию, чтобы самостоятельно производить

разработанный ими сообща продукт, отдать его на лицензию другим либо продать свои доли

технологии и на этом хорошо заработать.

От «Кремниевой долины»…

Инновационный кластер призван решать какую-то определенную проблему. «Кремниевая

долина» – отличный пример. Она начиналась в годы Второй мировой войны, когда

американское правительство создало ряд крупных корпораций для обеспечения нужд армии.

Многие разрослись до всемирно известных.

После войны правительство предложило этим компаниям четко разграничить гражданское

производство от военного, в рамках которого Boeing, McDonald Douglas, Northrop Grumman и

другие получали из бюджета деньги на НИОКР.

Часть мощностей этих компаний работали на «оборонку» по госконтрактам. Но в то же время

компаниям предоставили право использовать технологии изначально военного назначения для

коммерческого производства улучшенных видов холодильников, микроволновок, лекарств и

пр. Причем компаниям разрешили продавать свою продукцию во всем мире.


22

Таким образом, доходы от коммерческой стороны единого производства помогали снижать

расходы на НИОКР и в целом уменьшать бюджетные затраты на военную составляющую.

Развитие происходило абсолютно естественным путем.

В России все иначе. Здесь есть оборонные заводы, и есть частные компании, не имеющие к

государству никакого отношения. Мне кажется, это не самый эффективный способ

управления системой.

Уверен, что российским промышленникам стоит изучить опыт японцев, американцев,

европейцев, узнать, как их корпорации берут НИОКРовские деньги от государства и

субсидируют ими разработку новых технологий, которые потом применяются во множестве

сфер, от военных до сугубо коммерческих.

«Кремниевая долина» – продукт именно такой системы. По мере разрастания компаний их

соучредители все меньше и меньше ежедневного времени уделяли своим «детищам» и, будучи

людьми с бесценным опытом, стали нести этот опыт новым компаниям уже в роли бизнес-

ангелов. Так действовали и Билл Гейтс, и Стивен Джобс, и хозяева Google, и другие легенды

«Долины», такие как Питч Джонсон, Гай Кавасаки: на протяжении многих лет они

инвестировали в большое количество стартапов.

Это основа инновационного кластера. Кластер – магнит, притягивающий лучших из лучших,

они приезжают, живут, учатся, работают в кластере и там создают компании.

…до «Кремниевой аллеи» и дальше

«Кремниевая долина» стала знаменита информационными технологиями. Создатели другого

кластера, названного «Кремниевой аллеей» (включающего территории Массачусетского

технологического института, Гарварда и прочих вузов в районе Бостона и Массачусетса),

знали, что за «Долиной» им не угнаться, и приняли решение сосредоточиться на

биотехнологиях. Многие ведущие биотехнологические фирмы зародились в рамках

«аллейного» проекта.

Власти Чикаго и окрестностей понимали, что лидером в ИТ- и биотехнологиях стать не

получится, зато уже 20 лет назад там были предприняты усилия по развитию в регионе

кластера нанотехнологий. Чикагцы убедили федеральное правительство в необходимости

спонсировать нанофаб-центры в Эванстоне, штат Иллинойс, что в пределах зоны влияния

Северо-западного университета.

В Чикаго появился крупный нанотехнологический проект с инвестициями в 200 млн долларов,

и инициаторами были региональные деловые и политические круги.

За эти два десятка лет Эванстон, Северо-западный университет, а также Чикагский

университет создали настоящий инновационный кластер. Обслуживают его всевозможные

инвесторы, технопарки, исследовательские центры, лаборатории, школы бизнеса и т.д.

Это живой пример того, как регион сделал реальную ставку на самосовершенствование.

А ведь есть еще кластеры в штате Юта, в Детройте, штат Мичиган, и др.

На базе американской модели инновационные кластеры возникают и в других странах.


23

Например, в Южной Корее развивается мощный кластер, работающий в хайтеке, логистике и

транспорте. Есть кластеры в Сингапуре, по всему китайскому побережью. Массачусетский

технологический институт развивает инновационные кластеры в Латинской Америке,

продукция и технологии которых пойдут, например, на рынок США.

Об этих проектах немногие знают, но их объединяет общее понимание того, что необходимо

создание открытой культуры, экосистемы, где инноваторы могут общаться с академиками,

студентами университетов, инвесторами.

Для этого там есть все: от кафе, где можно поговорить, до высокотехнологичных лабораторий.

А, кроме того, строятся бизнес-инкубаторы, бизнес-акселераторы, центры трансфера

технологий, центры экспертного анализа проектов (proof of concept), технопарки. Главная идея

– помочь людям свободно общаться, обмениваться идеями, а также свести вместе эти

кластеры.

Между кластерами в США существуют теснейшие связи. Взаимодействие – вот ключевое

слово. Специализация региональных кластеров должна определяться либо политиками, либо

деловыми кругами или университетами исходя из традиционно сильных сторон экономики

территории, а затем активно «пиариться» на всех уровнях.

Говоря об инновационном кластере, я имею в виду именно это. Если Россия хочет создать

собственные инновационные кластеры, необходимо понять эти принципы. Никто не требует

от России слепого следования определенной модели, хотя рассмотреть такую возможность

имеет смысл: именно эту модель приняли за основу в остальном мире.

Сколково: прощупываем путь к новой экономике

И первые шаги уже предпринимаются. Мир следит за развитием событий вокруг заявленной

президентом Медведевым российской «Кремниевой долины» в подмосковном Сколково с

инвестициями, по разным данным, от 60 до 110 млрд рублей.

Желание президента и премьер-министра создать образцовый инновационный кластер вблизи

столицы, где принимаются решения на уровне нации, вполне объяснимо. Важно уйти от

варианта закрытого сообщества в Сколково, иначе будет допущена величайшая ошибка,

какую только можно представить.

Конкурентное преимущество американской «Кремниевой долины» во взаимопроникновении

всех элементов сообщества. Инвестор-миллионер может сидеть и пить кофе в «Старбакс» со

студентами университета. Открытость – вот о чем речь.

Если в Сколково будет «спецпрописка», пропуска и пр. – ожидаемых результатов не будет.

Люди должны перемещаться там совершенно свободно. Разумеется, жить и работать там

будут лишь определенные люди и компании, заработавшие свое право на это. Но вместе с

этим, помимо отлично налаженной транспортной системы для беспрепятственных

передвижений людей, там необходимо то, что будет туда людей привлекать: торговые центры,

рестораны, культурные центры.

Мне кажется, что в XXI веке на первый план выходит дизайн инноваций – то, что отличает

технологический эксклюзив от дешевого серийного производства. Инновация должна стать

дизайнерским продуктом, покупатель должен испытывать эмоции в отношении продукта.


24

В чем разница между обычным компьютером и iPad? Почему эта новинка находит покупателя

в мире каждые две секунды? Ответ в словах «дизайн», «чувства». Именно эти два слова

сделали корпорацию Apple богатейшей в мире хайтека.

Вот в Сколково, я думаю, стоило бы создать мощную атмосферу дизайнерского творчества,

привлекательную для людей, особенно молодых. Они не обязательно будут там жить – но они

смогут творить.

Кроме того, Сколково должно стать примером для других регионов. Подмосковный кластер

абсолютно необходимо связать с существующими и будущими кластерами в других городах.

Взаимодействие между этими кластерами станет основой новой инновационной экономики

страны.

Уверен, что России это необходимо. Удачными вариантами для размещения кластеров вижу

Томск, Новосибирск, Казань, Екатеринбург, Самару и, конечно, Нижний Новгород, где мог бы

появиться один из лучших кластеров в стране.

В Нижегородской области для этого обширная индустриальная база: в Нижнем есть

судостроение, авиастроение, «нефтянка», в соседнем Кстово – крупный НПЗ, в Дзержинске –

нефтехимия, в Павлово – деревообработка, в Выксе – металлургия. Для того чтобы эта база

развивалась, в «сердце» области необходим инновационный кластер, содействующий

перечисленным отраслям инновационными решениями.

Российская промышленность должна вкладываться в себя

Российская промышленность должна вкладываться в себя – вот мой главный посыл. В США

или ЕС инвестиции в НИОКР, например, в телекоммуникационном секторе доходят до 30% от

общих инвестиций. В России эта цифра не доходит и до одного процента.

Российские компании не вкладывают деньги в собственные активы – так говорит статистика.

Хорошо то, что федеральные власти теперь призывают владельцев, в свое время отхвативших

собственность через приватизацию, этот процесс начать.

У меня есть ощущение, что к концу года Россия может вступить в ВТО. Если, наконец,

отменят поправку Джексона-Вэника, и США поддержат вступление России, среди

международных компаний поднимется новая волна конкуренции за возможность

обосноваться в этой стране.

И к конкуренции российские компании должны быть готовы. Монополиям нет резона

вкладываться в себя, но перед лицом конкуренции у них не останется выбора. Это

фундаментальные перемены, ожидаемые в России. Те, кто инвестирует в себя, завоюют рынок

и переиграют иностранных конкурентов – я в этом убежден.

Каждый регион должен понимать свои конкурентные преимущества, свои сильные стороны и

на основе этого разработать стратегию снабжения своих отраслей промышленности

инновационными решениями. Если Россия выберет этот путь, она может стать одной из

ведущих держав в XXI веке. И это принесет россиянам процветание.


25

Часть 8

Мы продолжаем говорить о новой инновационной экономике России – экономике, способной

открыть перед страной совершенно иные горизонты развития. Это важный момент в

истории. Настало время, когда России нужно искать «умные деньги». О чем же речь?

Если мы посмотрим на любой развитый инновационный кластер за рубежом, мы увидим, что

там есть люди, открывающие все новые и новые компании на протяжении уже многих лет. За

последние полвека многие предприниматели стали серийными (да, да, не только убийцы

бывают серийными!), и за столько лет ими наработан огромный опыт – ведь столько раз уже

они запускали бизнес, развивали его, а потом начинали заново с другими.

Поэтому, даже поверхностно оценив проект, они способны понять, какие перемены для

внутренних и внешних рынков скрыты в технологиях этого проекта. Отсюда и быстрое

понимание ценности и стоимости идеи.

Блеск и нищета… Между идеей и проектом – пропасть

Я думаю, креативность – врожденная черта и конкурентное преимущество россиян. Но есть

проблема.

В недавнем отчете общественной организации «ОПОРА России» приводятся данные,

свидетельствующие о том, что Россия очень высоко ценится в мире как зачинатель

инноваций, но безнадежно отстает по всем параметрам от лидеров в вопросах перевода новых

идей в коммерческие проекты.

В стране налицо фундаментальная нестыковка между миром академической науки,

инноваторами и инвесторами.

Мне бы хотелось предложить предпринимателям-инноваторам свое видение того, как следует

думать о выполняемой ими работе.

Исключительно важно понимать, кому и зачем нужна ваша наука, ваша технология, ваши

фундаментальные исследования. Если у вас нет ответов на эти вопросы, если вы проводите

исследования только потому, что вам кто-то велел этим заняться, а вы даже не спросили, для

чего это надо, стоит ли над этим работать? И если вы не верите в то, что ваша работа важна и

способна изменить мир, есть ли смысл тратить на нее время?

Большинство инноваторов, с которыми мне доводилось встречаться, обожали то, что делают,

но не всегда знали, как их науку используют. И этот вопрос их волновал.

Почему не знали?

Да потому что их преподаватели не объяснили им рыночные принципы использования

инноваций. Профессора и академики сами не являются серийными предпринимателями.

Инвесторы «умных денег» в США – это профессора с «серийным» опытом. Они улавливают

сигналы рынка и своим студентам дают задания, для выполнения которых надо мыслить как

раз этими категориями.


26

Что даст ваша наука?

Наука не должна быть абстрактной единицей трудозатрат ученого, не должно быть

исследований ради исследований. У исследования должна быть цель, одной из которых могло

бы стать желание создать коммерческий продукт для решения глобальной проблемы.

В мире существуют проблемы болезней, водоснабжения, экологии. Научно-исследовательские

лаборатории по всему миру ищут решения этих проблем. Они заинтересованы в

сотрудничестве с единомышленниками и хотят создать продаваемый продукт, полезный для

человечества.

За почти 18 лет пребывания в России я встречался с сотнями, если не тысячами, инноваторов,

студентов, представителей академической науки. Они приходили ко мне, когда я работал,

например, в ЕБРР, и показывали свои проекты со словами: «У меня есть идея, это классная

научная теория!»

А я спрашивал, эволюционная ли это технология, или революционная, либо же речь идет о

технологии, которая перевернет рынок. Как правило, к сожалению, эти люди смотрели на

меня непонимающими глазами: «Откуда я знаю? Это же наука! Я работал над этим проектом

очистки воды несколько лет».

Тогда я вновь спрашивал, приведет ли эта теория к эволюции чего-то существующего, или

проект основан на совершенно ином подходе к этому существующему (революционная

инновация), или же человек работает над проблемой, о существовании которой мир еще

просто не знает.

Заработать на лицензии или изменить мир?

Если вы задумали поменять правила игры на рынке, это третий вариант, это прорывной

подход. Если вам это удастся, на рынке поменяются игроки.

Вспомните: когда-то на верхних ступенях иерархической лестницы в технологическом мире

были IBM, Microsoft и Apple. Но вот появился Google – и все игроки поменялись, поменялись

принципы общения людей с технологией.

По мере роста Microsoft радикально менялось рыночное положение IBM. Но вот за дело

взялись в Apple, внедрили продукцию, которая интуитивно более привлекательна разному

потребителю, – и самому «Майкрософту» пришлось потесниться: поменялось отношение

потребителя к «железу» и программному обеспечению. А Google, закрепивший за собой нишу

одного из мировых лидеров, продолжает ломать существующую иерархию, привнося на

рынок новые продукты и меняя рынок под себя.

Эволюционная технология обязательно будет иметь определенную ценность, потому что

кому-то захочется приобрести на нее лицензию – ведь компании на этом рынке могут счесть,

что эта технология улучшает работу. В этом и есть ее ценность.

Если речь идет о продукте на основе революционной технологии, там тоже возможно

приобретение лицензии, но теоретически инвестор может сказать, что этот проект он хочет


27

поддерживать с начала и до конца, так как разрабатывающая технологию компания вполне

может стать лидером на рынке.

Эволюционная технология вовсе не обязательно станет ведущей, ее могут купить по

известной цене, но не выше определенного предела. А революционная стоит значительно

дороже, чем может показаться на первый взгляд, и о такой инвестор скажет: «Я не буду

вкладывать в ваш проект 200 или 500 тысяч долларов. Я вложу гораздо больше, не буду

претендовать на особые условия, потому что понимаю, что за вами, не исключено, основная

доля рынка».

Это же применимо и к прорывной технологии. Умный инвестор поймет, что она в состоянии

изменить мир и что ее главная ценность – потенциальный взрывной рост разработавшей ее

компании. Если вы уверены, что ваша технология прорывная, и сможете убедить в этом

инвестора, ваша стоимость будет намного выше.

Наш мир таков, что ваша главная задача как инноватора – продать свою идею как можно

дороже. А естественное желание инвестора – заплатить вам по минимуму, при этом завладеть

по возможности более крупной долей вашей компании. Это нормальный конфликт интересов.

Но вы можете повысить ценность вашей идеи настолько, насколько вы сами оцениваете

рыночные перспективы вашего проекта. Если же вы рыночных возможностей не знаете, не

понимаете, что ваши идеи могут изменить мир, первый же инвестор с «умными деньгами»

скупит их по дешевке, и вы даже можете не узнать, чего лишились.


28

Часть 9

Мы продолжаем говорить о новой инновационной экономике России – экономике, способной

открыть перед страной совершенно иные горизонты развития. Ключевая проблема для

инноватора, желающего заработать на своих мозгах, – понимание того, где же применимы

его идеи.

Так мал мир, так велики сложности…

Лет двести назад сообщение с одного континента до другого шло неделями. А сегодня смс-ка

со «смайликами» и информацией долетит из Пекина в Нью-Йорк за считанные секунды.

Планета стала такой маленькой – и не только с точки зрения двух общающихся друг с другом

индивидуумов, но и в плане воздействия экологических потрясений в одной части света на

другие части света. В прошлом люди и не ведали, что, скажем, цунами, возникшее в Тихом

океане, может «аукнуться» где угодно на земном шаре. Сегодня мы может это отслеживать в

режиме реального времени благодаря открытости и скорости информации. И это помогает нам

понимать, насколько тесен мир.

Мы должны осознать, что существуют макроэкономические, климатические и иные

проблемы, которые не решить отдельным личностям и даже странам. Необходимо работать

сообща, привлекая к этому лучшие умы человечества.

А размышлять есть над чем: здесь и проблемы утилизации отходов, и болезни, и глобальное

потепление, и водоочистка. Войны, скудость ресурсов, обеспечение пищей, генетические

аномалии – список проблем большой, недостатка в трудностях нет.

В каких-то частях света живут богаче, в каких-то – беднее. И если у нас много природных

ресурсов, или у нас богатый интеллектуальный потенциал, мы должны применить эти знания

и богатство для того, чтобы список стал короче. И здесь очень важно понять, где на планете

применима ваша технология или ваша наука.

Все проблемы велики – выбирай на вкус!

Имеет смысл разделить проблемы на категории. Можно посвятить время решению проблем

гуманитарных: это и пандемии, и продолжительность жизни человека, и замедление

процессов старения, и вопросы преодоления голода, недоедания, роста населения и т. д.

Можно заняться глобальными вопросами, такими как нехватка питьевой воды, утилизация

отходов, рост сельскохозяйственного производства, глобальное потепление, пр.

Мир все более и более ориентирован на потребление. Рынки растут, население увеличивается,

повышается платежеспособность, люди покупают все больше и больше. Объемы отходов

жизнедеятельности растут: все больше пластика, аккумуляторных батарей, химических

реагентов, кислот и прочего приходится выбрасывать. Куда и как? Мы не можем бесконечно

скидывать все это в океаны, реки и на свалки. Необходимо думать над иными способами

утилизации, не наносящими вреда природе. Это обширная сфера приложения человеческих

знаний.


29

Если мы взглянем на проблемы экономики, то здесь вопросы эффективности,

производительности труда, сокращения расходов, распределения ресурсов, развития

инфраструктуры.

Где бы люди ни жили, везде есть желание потреблять. Через телевидение и прочие источники

мы узнаем, что где-то в другой части земного шара другие люди имеют то-то и то-то, и нам

хочется того же. Отсюда постоянная потребность в наращивании инфраструктурного и

дистрибьюторского потенциала, а это требует неустанной работы над совершенствованием

логистики и методов доставки всеми видами транспорта.

А ведь есть еще и проблемы качества жизни. В современных социально-экономических устоях

достаточно системных болевых точек, проявляющихся в политике, религии – во всем, что

ведет нас. По мере улучшения качества жизни общество хочет большей осмысленности

жизни.

Например, тема полетов в космос. Кто мы, люди Земли, зачем живем? Хотим ли мы

совершить полет на Марс? Нужна ли нам новая экспедиция к Луне? Говоря о качестве жизни,

мы говорим также об эстетике, досуге, общении, образовании.

На земле много людей, лишенных зрения, слуха, способности ходить, но они такие же люди,

как и мы с вами, и хотят лучшей жизни. Возможно, им интересно жить в виртуальных мирах,

где они могли бы бегать, прыгать и видеть, как все остальные их сверстники.

И ваши исследования или инновации могли бы иметь отношение к одной из этих тем. В этом

мире всегда были и всегда будут сферы приложения вашей интеллектуальной энергии. Но как

инноватор вы должны знать, кому это нужно и где это можно использовать.

Documents

Инновации для бизнеса Модель развития России в XXI столетии