Современный патерик

МАЙЯ КУЧЕРСКАЯ

ЧТЕНИЕ ДЛЯ ВПАВШИХ В УНЫНИЕ

СОВРЕМЕННЫЙ ПАТЕРИК

Издание седьмое

— Так-то, ваше боголюбие, так, — говаривал

батюшка, скача от радости (кто помнит еще

сего святого старца, тот скажет, что и он его

иногда видывал как бы скачущим от радости)...

Н. Мотовилов. 1844. Саровская Пустынь

КИЕВ2012

ББК 84Р7-4 К88

Макет, оформление Гужва А.В.

Кучерская М.А.Современный патерик: Чтение для впавших в уныние.

Издание седьмое / Предисл. К. Лученко. —

К.: QUO VADIS, 2012, — 288 с. Тираж 3000 экз.

ISBN 978-966-96814-3-0

Корни «Патерика» Майи Кучерской восходят не столько к древним патерикам, сколько к «Соборянам» и «Мелочам архиерейской жизни» Лескова. Одна из задач Майи — по-казать, зачем современному человеку ходить в храм, что находят люди в церковной жизни, попытаться нащупать, как можно нефальшиво говорить о вере с современным чело-веком. Она выбрала наиболее подходящую для выражения религиозных смыслов форму притч, подразумевающую ино-сказательность и парадоксальность.

Все вошедшие в книгу тексты, — а среди них и стили-зации под проповеди, и пародии на волшебные сказки, и обыгрывание «страшилок» из детского фольклора, и анекдо-ты, — сохраняют эту «притчевость». Герои Кучерской, даже атеисты, живут в мире, в котором есть не только материаль-ное измерение, но и духовное.

Книга адресована всем, кто интересуется реальной духов-ной жизнью и сердцем болеет за Церковь.

ББК 84Р7-4

© Кучерская М.А., 2012

© «QUO VADIS», 2012

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие. Ксения Лученко ..........................8

Цикл 1. Чтение в Рождественский пост ...........11

Цикл 2. Чтение для вкусивших сладость истинной веры в недавнее время

Писательница .....................................................29Артист ...................................................................31Массажистка ......................................................34Верующий ............................................................35Правильный выбор ............................................35Посещение Божие ..............................................37О пользе психологии ..........................................39Неумеха ................................................................41Благое попечение ...............................................42Постник ................................................................43Исцеление ............................................................43Диалог о пользе смирения для души, потерявшей рай ..................................................44Кукареку ..............................................................45Подвижник ..........................................................45Домик в деревне .................................................45Мастер ..................................................................49

Цикл 3. Хороший человек Главное .................................................................52Отец Николай .....................................................56Отец Тихон ..........................................................64

Цикл 4. Чтение для впавших в уныние Лакомка ...............................................................66Весельчак .............................................................67

Победа православия .........................................67Дубовичок ............................................................73Древо познания ..................................................75Все волосы сочтены ...........................................78О любви ...............................................................79Отец Павел ..........................................................81

Цикл 5. Приходские истории Супермен .............................................................87Затвор ...................................................................89Сеанс ....................................................................90Летчик ..................................................................93Братец Иванушка ..............................................94Пень ......................................................................96Прозорливец ........................................................97Отец Митрофан ................................................100Детолюбие .........................................................108Безвозвратное ...................................................108Потерянный рай ...............................................114Чего человеку не хватает, или Не самый плохой праздник ...........................116Сны отца Валерия ...........................................121Елочки ................................................................123Отец Артемий ...................................................125Неожиданная встреча .....................................126Отец Александр и стихотворцы ....................127Свет миру ..........................................................127Самый красивый ..............................................127Об идиотах ........................................................127Не старец ...........................................................128Идеже несть болезнь ........................................128 Отец Мисаил .....................................................129Пастырь добрый ...............................................129

Девятый том ......................................................131

Цикл 6. Чтение в очереди на исповедь Красота спасет мир .........................................132Метаморфозы ....................................................139Гомеопат ............................................................144Убийцы ...............................................................144Улица Мандельштама ....................................145

Цикл 7. Чтение на ночь в женском монастыре Матушка Георгия в мире животных ............147О милости Божией ...........................................147Сладкая жизнь .................................................150Царевна-лягушка .............................................152Богадельня ........................................................160Некачественная продукция ...........................161Телефонное послушание .................................162Игуменское благословение .............................164Балерина ............................................................167

Цикл 8. Бурсацкие рассказы Юродствовать не благословляется ...............168Об отношении к священству ..........................168О длине волос ...................................................170Толстый и тонкий .............................................171Темнота ..............................................................173Быстрей! .............................................................174Бородач ..............................................................174

Цикл 9. Православные чудеса в XXI веке Смерть грешника люта ...................................176Из жизни молодых мам ..................................178Анютины глазки ...............................................180Не зря .................................................................181

Испорченный шкаф .........................................184Отец Павел и Агриппина ...............................185

Цикл 10. Американские истории Ненависть ..........................................................191Отец Василий ...................................................196Отец Михаил .....................................................197

Цикл 11. Чтение для православных родителей ..............................................................198

Цикл 12. Назидательные рассказы для чтения в воскресной школе

Непрестанно молитесь ....................................205История о православном ежике ...................206Истинное покаяние ..........................................208Сердце христианина ........................................209Две дочери .........................................................211Гарри Поттер плохой! .....................................212

Цикл 13. Православные разговоры ................214

Цикл 14. Чтение для православных девиц, меч-тающих выйти замуж

Брак на небесах ...............................................217Нормальный человек .......................................219Фольклористка ..................................................223Женщина трудной судьбы .............................226Барышня-крестьянка ......................................231Русские schi ......................................................239История любви .................................................240Алипий и Антоний ............................................247Любушка .............................................................247

Цикл 15. Письмо батюшке Батюшка Серафим ..........................................253Смешное чудо ...................................................264Плоды покаяния ...............................................270

ОтпустХристос воскресе! .............................................276

Предисловие

8

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Современный патерик» Майи Кучерской впервые был опубликован в журнале «Знамя» в 2004-м году, а в 2005-м в издательстве «Время» вышла первая полная книжная версия. С тех пор «Патерик» регулярно переиздается в России и расходится солидными тиражами. Споры об этой книге в интернете то затихают, то вспыхивают с новой силой.

Корни «Патерика» Кучерской восходят не столько к древним патерикам, сколько к «Со-борянам» и «Мелочам архиерейской жизни» Лескова. Явно прослеживается и связь с Хармсом. Кажется, одна из задач Майи Кучерской — пока-зать, зачем современному человеку ходить в храм, что находят люди в церковной жизни, попытать-ся нащупать, как можно нефальшиво говорить о вере с современным человеком. Она выбрала наиболее подходящую для выражения религи-озных смыслов форму притч, подразумевающую иносказательность и парадоксальность.

Все вошедшие в книгу тексты, — а среди них и стилизации под проповеди, и пародии на вол-шебные сказки, и обыгрывание «страшилок» из детского фольклора, и анекдоты, — сохраняют эту «притчевость». Герои Майи Кучерской, да-же атеисты, живут в мире, в котором есть не только материальное измерение, но и духовное. Мораль подразумевается, но никогда не быва-ет сформулирована «в лоб». Кучерской удается транслировать в своих весьма лаконичных и ску-пых на витиеватые эпитеты текстах ощущение духовной реальности.


9

Современный читатель не воспринимает дидактику и нравоучения, он приучен к пост-модернистскому передергиванию и иронии. И Кучерская щедро иронизирует, а подчас и сар-кастически усмехается. Но за этим отстраненным и иногда даже весьма острым подтрунивани-ем чувствуется выстраданная любовь автора ко всем своим персонажам и к объединяющей их церковной жизни. В финале «Патерика» герои: и батюшка-бизнесмен, и батюшка-атеист, и злая игумения, и десятки героев-мирян — набожных и не очень — и все-все остальные на Пасху оказы-ваются в храме, всех их охватывает пасхальная радость. Учитывая иносказательность этого по-следнего отрывка, можно предположить, что так автор представляет себе всеобщее воскресение.

Портрет современного «народа Божия», на-рисованный Кучерской, вполне правдоподобен. Каждый церковный человек узнает в героях Ку-черской себя или своих знакомых. В некоторых отрывках фигурируют реальные и узнаваемые персонажи, в других — собирательные образы, третьи совсем фантастичны. Среди прототипов угадываются, например, знаменитые старцы XX века — протоиерей Николай Гурьянов с острова Залит и протоиерей Павел Груздев. Их образы, созданные Кучерской в «Патерике», напоминают иконы наивных художников.

Конечно, у «Патерика» есть не только много благодарных читателей, среди которых маститые московские протоиереи (например, отец Дими-трий Смирнов), но и яростные критики, которые


10

считают, что недопустимо так писать о Церкви. Многим православным читателям принять книгу было действительно нелегко, слишком она отли-чается от привычной душеполезной литературы. Зато интеллигентная светская публика восприня-ла «Патерик» на ура, о чем свидетельствуют и многочисленные рецензии в толстых журналах, и забитые до отказа залы на презентациях.

Как первый опыт описания современной цер-ковной жизни изнутри, рассчитанный на самую широкую аудиторию, «Современный патерик», безусловно, войдет в историю литературы. Во многом еще и благодаря изяществу формы и ве-ликолепному языку, недаром автор — кандидат филологических наук и специалист по русской ли-тературе XIX века.

Ксения Лученко

Чтение в рождественский пост

11

ЦИКЛ 1

ЧТЕНИЕ В РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОСТ

1 Трапезовали. Вдруг отец Феопрепий полез под стол. И залез, и сидел там среди грубо обутых ног братии. Ноги не шевелились. Тогда Феопрепий начал лазать и дергать всех снизу за рясы. По смирению своему никто не упрекнул его. Только один новоначальный инок вопросил с изумлени-ем: «Отче! Как прикажешь понимать тебя?»

— Хочу быть как дитя, — был ответ.

2 Старец, о котором известно было, что он прозор-

лив, поручил послушнику срубить тополь, росший прямо посередине монастыря. Послушник, желая постичь прикровенный смысл просьбы, сказал: «Батюшка, а зачем его рубить-то?»

— Лергия замучила, внучок. От тополиного пуха, — ответил старец и чихнул.

— Будьте здоровы, — сказал послушник и по-бежал за электропилой.

Ибо обладал даром рассуждения.

3 Отец Стефан дернул брата за бороду.— Ой-ой-ой! — закричал брат.— Ты же молчальник, — изумился Стефан.— Ну и что же, — сказал брат. И горько за-

плакал.

Цикл 1

12

4 Один инок премного унывал. Никакие средства

не могли его исцелить. Тогда братия подарила ему на именины заводную машинку. Машинка умела сама поворачивать, бибикать и мигать фа-рами.

— Ух ты, машинка! — воскликнул инок.С тех пор он не унывал никогда в жизни.

Каждый день перед сном он нагружал в кузов машинки камешки, заводил ее и смотрел, как она едет по келье, сама поворачивает, мигает фарами и тихо бибикает.

5 Братия спросила старца:— Скажи, отец, где лучше строить нам сарай

для дров? Поближе к забору или рядом с банею? А может быть, за воротами?

— Где хотите, — отвечал старец.

6 Отец Иегудил облился гороховым супом.— Слушай, Вася, постирай-ка мою рясу, — ска-

зал он одному недавно поступившему в монастырь послушнику.

— Да я не умею стирать, — возразил Вася. И засмеялся.

— Вот и научишься, — ответил отец Иегудил. И засмеялся еще громче.

7 Пошла раз братия в лес погулять. Только нача-


13

ли гулять, как вдруг отец Иаков потерялся.— Яша, Яша! Ау, — стала кликать его братия.

Но в лесу стояла тишина. Только звонко куковала кукушка и подрастали под елками грибы.

— И почему он не откликается? — размышляла братия. — Может быть, он ушел в затвор? Или принял обет молчания?

А отец Иаков залез на высокое дерево, притво-рился кукушкой и смотрел сквозь листья, как его ищут. И смеялся, и куковал!

8 Отец Гаврюша был очень толстый и хрюкал

во сне. Один новоначальный инок не был зна-ком с монастырскими порядками и, услыхав хрюканье, стал бегать по монастырю и искать поросенка. Прыгал по кроватям, пихал палкою в темные углы, даже залез на крышу и покидал камешки в водосточную трубу. Так и не нашел.

9 Инок Степаненко так усердно молился всю

ночь, что расшиб себе лоб. Наутро товарищ спра-шивает его:

— Что это, Степаненко, у тебя — шишка на лбу? А вчера не было. Наверное, молился всю ночь?

— Да нет, это я просто упал.— А я думал, молился всю ночь!— Да нет, это я просто упал.— А я думал...— Да нет, это я просто упал.— А не знаешь, как наши с канадцами сыграли?— Да нет, это я просто упал.

Цикл 1

14

10 Некоторый брат перестал вкушать пищу.— Почему ты ничего не ешь? — спросили его

соседи по келье.— А я постник, — объяснил брат.— Да, но так ты скоро умрешь с голоду.— Да? — отвечал инок. — Умру с голоду?И, подивясь рассудительности их, стал есть,

получив назидание.

11 Один инок пришел к старцу жаловаться на

другого.— Он очень плохой! — сообщил инок старцу. —

Сколько раз собственными глазами я видел, как совершал он тяжкие прегрешения.

Старец же перевязал грязной и вонючей тря-пицею глаза брату, сказав ему:

— Накажем двух негодников — пусть созерца-ют и обоняют теперь душу своего хозяина.

— Подобна ли душа моя этой гадости? — во-просил брат.

— Много хуже, я просто тебя пожалел!С той поры брат, видя кого согрешающим, не-

медленно приближал к лицу смердящую тряпку, которую всегда хранил теперь при себе, и полу-чал утешение.

12 Однажды в монастырь заехали участники

Всемирной конференции и за трапезой начали угощать братию колбасой, привезенной из Фин-ляндии.


15

Братия нарочно отворачивалась в другую сто-рону, чтобы не видеть и случайно не съесть. Один старец ужасно обрадовался.

— Вот удружили старику, вот вельми, вот зе-ло!.. — приговаривал он с набитым ртом. А сам все ел, ел, ел. И съел всю колбасу из Финляндии.

Очень удивлялась Всемирная конференция.

13 Старец одной святой обители, желая показать

гостям из дальних стран, какого послушания до-стиг его келейник, подозвал его и, указывая на рыжую дворняжку в монастырском дворе, сказал:

— Видишь, брат Иоанн, что творится! По мона-стырю разгуливает волк!

— Как бы он не передушил наших кур. Не при-нести ли ружье? — отвечал Иоанн.

Гости же из дальних стран захлопали от вос-хищенья в ладоши.

14 Увидев у своей кельи толпу страждущих мирян,

отец Паисий бросился бежать. Резво кинулись за ним страждущие, кто-то схватил было его за кон-чик мантии, да упустил.

Долго бегали они так за непослушным духов-ником, помяли уже две монастырские клумбы, но догнать не умели и до того расстроились, что пош-ли жаловаться на отца Паисия игумену.

Игумен же, выйдя на крыльцо, поманил отца Паисия толстым пальчиком и говорит ему на ухо:

— Что ж ты, братец, бежишь от своих духов-ных чад, а?

Цикл 1

16

— Не от них, отец, но от духа тщеславия, — от-вечал запыхавшийся отец Паисий.

15 Один брат пришел к старцу посетовать на

свою тяжелую жизнь. Когда же старец стал давать ему мудрые советы, как ему быть, брат отвечал на все: «Нет, этого я не смогу, и с этим не справлюсь, и этого не сумею».

— Эй, Леха, — позвал тогда старец своего ке-лейника, — приготовь-ка этому манной кашки. Он очень слаб.

16 Отец Доримедонт объелся шоколадом. Шоко-

лад ему прислала в посылке мама, и, идя с почты, отец Доримедонт потихоньку случайно все съел.

Вечером он лежал, держась за живот, и не мог уснуть.

Братия, жалея его, водила вокруг его кровати хоровод и пела монастырскую колыбельную. Но отец Доримедонт по-прежнему был уныл.

— Глядите, он держится за живот, — заме-тил один из иноков. — Наверное, заболел от подвижничества. Принесу-ка из холодильника шоколадку, чтобы сделать ему утешение!

— Только не это, — простонал отец До-римедонт с ужасом. — Дай мне лучше глоток подсоленной воды.

Услышав это, братия подивилась образу его жизни и увеличила пост.


17

17 Инок Амвросий, исполнявший послушание в

трапезной, после окончания братской трапезы сел за стол и, достав из тайника глазированные сырки, начал поглощать их один за одним.

В этот момент другой инок вошел в трапезную и увидел вкушавшего сырки брата.

— Прости, отче, что напоминаю тебе! — за-метил вошедший инок. — Но нынче день строгого поста, ибо сегодня рождественский сочельник.

Отец Амвросий в изумлении поднял глаза на говорившего, и его тут же вырвало.

18 Брат Антоний соскучился и решил жениться.

«Я женюсь!» — сообщил он братии. Братия же по любви к нему не хотела отпустить его одного в грешный мир и постановила пойти с ним вместе, дабы разделить его участь. Старец же в ту пору уехал на Всемирную конференцию, и посовето-ваться было не с кем.

Собрались монахи у ворот, перекрестились на прощанье на храмы, а тут и старец входит в ка-литочку — вернулся с конференции.

— Благослови, батюшка, в последний раз, идем в мир жениться! — с плачем обратилась к нему братия.

— Бог благословит, ребятки, да только... — старец замялся.

— Что? Скажи нам!— Бабы — такие ...!В тот же миг иноки разбежались по кельям.

Цикл 1

18

19 Некий брат впал в искушение и, придя к старцу,

сказал:— Отче, я понял, что Бога нет, и уйду из мона-

стыря. Старец заплакал и сквозь слезы отвечал:— Чадо, чадо мое! Ты так ничего и не понял.

Иди куда хочешь.Инок же остался.

20 Брат пришел к авве Аверкию и сказал ему:— Я такой ленивый, что тяжело мне даже под-

няться, чтобы идти на послушание. Каждый день для меня каторга, и чувствую, что скоро я совсем надорвусь от труда и самопринуждения.

— Если так тяжело ходить тебе на работу, — отвечал авва, — не ходи. Оставайся в келье и горько оплакивай свою леность. Да рыдай по-громче! Увидев, как горько ты плачешь, никто не тронет тебя.

21 Рассказывали про авву Аверкия, что часто он

натыкался на стены и разные предметы, имея много синяков на теле и даже лице, ибо ум его был занят созерцанием.

22 Брат Дукитий спросил авву Пахомия:— Отче, не знаю, как вести себя с братией в

нашей общей келье и за трапезой. Все, что ни сде-лаю, все не так, и превратился я, того не желая, в клоуна. Братья постоянно смеются надо мной и


19

говорят обо мне за моей спиною насмешливо.Авва Пахомий отвечал ему:— Ничто так не огорчает и не соблазняет бра-

та, как непохожесть одного на других. Если же постараешься не отличаться от живущих здесь, увидишь, как смирение обнимет твою душу, и ни-кто более не обеспокоит тебя.

23 Один брат, пребывая в глубокой скорби, жало-

вался отцу Пахомию.— Батюшка! Каждую ночь меня жестоко му-

чают бесы. Только лягу спать, закрою глаза, и вдруг так захочется курицы! Жареной, с короч-кой, вокруг золотая картошечка, укропчик. Или не курицы, а просто рыбы. Финской красной рыбы с белым хлебом и маслом. Или встану на молитву, а самому смерть как хочется покурить, выкурить всего одну сигаретку. Ну, и запить ча-рочкой вина. Кажется, будто все силы ада, все бесы ополчились на меня...

— Браток! — отвечал, посмеиваясь, старец. — Ну какие же это силы ада, какие бесы. Бесы мучили древних отцов, пустынников, праведников и препо-добных. А мы... На нас еще дьяволу тратить силы. Так что это не бесы. Это просто твои желания. Для победы над ними не нужно даже подвигов. Не нуж-но даже быть монахом.

— Что же нужно, отче честный?— Сила воли, родной, сила воли. А чтобы за-

калить ее, каждое утро отжимайся по десять раз и обливайся холодной водой. И довлеет ти.

Цикл 1

20

— А молитва Иисусова? А земные поклоны?Но старец ничего не отвечал более вопрошав-

шему брату, сказав, что продолжать беседу ему недосуг.

24 Отец Платон говорил: «Наступило время ве-

ликого расслабления и немощи. Мы не способны ни на что и ничего не можем. Давайте хотя бы признаем это. И да помилует нас Всемилостивый Владыка».

25 Новоначальный инок спросил отца Платона: — С чего лучше начать путь ко спасению? Он же отвечал: — Позвони уже маме.

26 Еще говорил: «Только не надо изобретать ве-

лосипеда».

27 Еще: «Нельзя веровать сквозь зубы».

28 Женщинам говорил: «Каждый день вари себе

овсяную кашу. В кипящую воду страстей бросай крупу добрых дел; осаливая ее молитвой и ус-лащая любовью к ближнему, помешивай лжицей рассудительности. Бог даст, к вечеру обретешь себе немного подходящей пищи».


21

Мужчинам же говорил: «Заряжай аккумуля-тор почаще, а то скоро не заведешься совсем. Тогда не поможет никакой ‘‘Ангел’’».

29 Одному иноку явился Ангел.— Ангел? — поразился инок.— Ангел, — отвечал Ангел.— А вдруг ты не по правде, и притворяешься? —

вострепетал брат и перекрестился. — Вдруг ты просто белая птица?

— Что ты! Я по правде. Хочешь, на, потрогай, — и Ангел протянул ему сияющее крылышко.

Инок же, желая коснуться его, вместо перьев щупал пальцами только воздух — крылышко бы-ло самое настоящее, ангельское!

30 Сказывали об отце Иеремии, что при нем со-

стоял специальный келейник, который каждый час менял авве носовые платки, — так много тот плакал.

31 Один послушник был очень чувствителен и ча-

сто проливал во время служб обильные слезы. Братия прозвала его «Плаксой».

32 Два брата поссорились. Послушниками они

жили душа в душу, но после нескольких лет без-мятежного жития их рукоположили — одного,

Цикл 1

22

потом и другого. А инокам в этом монастыре по-лагалась отдельная келья. Братьям предстояло разъехаться. Все, что у них было, они разделили поровну, только никак не могли поделить видео-магнитофон. Отцу Геннадию его подарили, зато отец Мефодий его чинил, два раза на собственной машине возил в ремонт, не говоря уже про филь-мы, которые тоже в основном покупал сам. Из-за видеомагнитофона братья чуть не подрались. В гневе они даже забыли про телевизор. И отпра-вились к старцу.

— Отче! Рассуди нас, — бросились они в но-ги к авве Михею. — Никак не можем поделить видеомагнитофон, попросту видик. Одному его подарили, другой его чинил и покупал к нему виде-окассеты, чей же он теперь?

Авва же вопросил:— А что, есть у вас хорошие фильмы?— Целый короб! — отвечали братья.— И «Москва слезам не верит»?— Да, отче!— И «Служебный роман»?— И он.— А боевики со Сталлоне?— И боевики.— Все ясно, — отвечал авва. — И видик, и

кассеты немедленно несите ко мне в келью, не за-будьте прихватить и телевизор. Как только решу посмотреть, позову вас в гости, будем смотреть втроем.

Утешенные братья поступили так, как запове-дал им старец. И телевизор, и видеомагнитофон, и


23

коробку с фильмами они сложили у него в келье.— Нужно ли подключить? — спросили старца

братья.— А вот это, ребятки, я сам, — отвечал старец

и, благословив, отпустил их с миром.Но с тех пор старец так ни разу и не позвал их,

братья же не решались напомнить ему о давнем его обещании.

33 Послушница Екатерина получила письмо.

Прочитав на конверте обратный адрес, Катя чуть не закричала: «Денис, Дениска Гришаков!» Тот самый, что делал ей предложение всего полгода назад. Тот самый, которому она предпочла мо-нашество. Глубокая печаль и тоска по Денису немедленно охватили Катино сердце. И она от-правилась к старцу.

— Вот, — сказала она авве, — в миру Денис Гришаков делал мне предложение, но я отказала ему, ушла в монастырь. А вчера он прислал пись-мо, только я боюсь его раскрывать, такая тоска на сердце. Вдруг он зовет меня обратно?

Отец Андриан положил руку на письмо и тут же заулыбался.

— Раб Божий Дионисий, великое счастье посе-тило тебя! Как тяжко пришлось бы тебе, если бы Катя стала твоей женой! Слава Богу, что этого не случилось, — обратился батюшка уже к Кате. — Старайся теперь для Господа, старайся как для любимого, с которым и в шалаше рай, и ничего больше не нужно, только бы быть рядом.

Цикл 1

24

— Как же я буду для Него стараться? — уди-вилась Катя. — Дениса я хотя бы видела, гуляла с ним за ручку, а Бога не видела никогда.

— А ты помогай сестрам, будь с ними ласкова, и тогда скука тебя оставит, а любовь к единствен-ному Твоему Жениху начнет расти. Письмо же отдай мне, но день сегодняшний запомни, ровно через год приходи, почитаем, что он там написал.

Катя отдала батюшке письмо, он положил его в нижний ящик своего стола, только прочесть письмо ей так и не довелось — спустя несколько месяцев батюшка занемог и умер, — где уж тут искать давнее письмо. Ровно же через год с того заветного дня от приехавших в монастырь знако-мых Катя узнала, что Денис женился.

34 Отец Иоанн куда-то засобирался. Отнес би-

блиотечные книги в библиотеку, постирал носки, заштопал все дырочки на рясе, вычистил ботинки.

— Уж не бежать ли ты собрался? — поинте-ресовалась у него братия. — Уж не домой ли, к матушке с батюшкой?

— Туда, — признался отец Иоанн с улыбкою. — Везде хорошо, а дома лучше, — добавил он и в ту же минуту испустил дух.

35 Старец гулял около монастыря в лесу. Вдруг

смотрит — на дороге стоит девочка с котенком в руках и горько плачет.

— Почто плачеши, чадо?— Вот, дедушка, котенок мой сорвался с дере-


25

ва и помер.— Этот что ли? — спросил старец, тыкая паль-

цем в мертвого кота.— Этот, — кивнула девочка и зарыдала еще

громче. — Да он же просто притворяется! А ну, отвечай: кис-кис-кис, ты ловить умеешь крыс?

Животное не шевелилось.— Ах так! — рассердился старец. И выпучив

глаза, закричал:— Ну, тогда я тебя сейчас съем!Котенок так напугался, что от страха воскрес,

жалобно замяукал и спрятался к девочке за па-зуху.

36 Матери Феодосии поручили ухаживать за ку-

рицами. Женщина с высшим филологическим образованием, Феодосия прежде курочек только ела, и справлялась с обязанностями плохо, пре-терпевая большие скорби.

Как-то раз игуменья в очередной раз громко ругала Феодосию. Как вдруг раздалось кудахта-нье — серый волк, схватив курицу, убегал прочь.

— А ну-ка, догони его да принеси курицу об-ратно! — вскричала игуменья сердитым голосом. Феодосия бросилась за волком.

— Именем Господа Моего отдай! — закричала она страшному зверю. — Отдай немедленно!

Напуганный волк, видя, что за ним гонятся, повернулся и выпустил добычу. Феодосия подня-ла курицу и отнесла ее в курятник.

Сильно помятая, но живая, курица к вечеру совершенно оправилась. А наутро снесла золотое

Цикл 1

26

яичко.— Вот, сестры, вкусите от плода послуша-

ния, — сказала матушка игуменья, показывая яичко на трапезе. Но никто не мог разбить его. По некотором размышлении сестры поместили его в монастырский Музей Чудес.

37 Про отца Феофана, долгие годы жившего от-

шельником в дремучем лесу, говорили, что если находил он мертвого зверя или птицу, то хоронил их по христианскому обряду, служил панихиду об упокоении «усопшей твари» и не забывал ставить на могиле крестик, сбитый из двух сучков.

38 Зима выдалась бесснежной. Стоял канун Рож-

дества, а снег так и не выпал.Скитоначальник одного небольшого скита

отправился в дальнюю пустынь к старцу-отшель-нику. Провидя духом, для чего тот пришел, отшельник вышел к нему и принял его с радо-стью.

— Праведный отче! — начал жаловать-ся скитоначальник. — Через два дня наступит Рождество, а у нас до сих пор нет снега. Братия унывает. Точно малые дети, иноки повторяют, что без сугробов и снега и Рождество не Рождество. Прости, отче, и скажи, как быть!

— Почему же вы не помолились и не попро-сили Бога?

— Молились и просили не один раз, но вот —


27

ни снежинки.— Может быть, вы плохо молились? Хочешь ли

знать, что это так?Тут старец простер руки к небу и начал мо-

литься. Через несколько минут на ясном небе собрались темные снеговые тучи, и повалил снег. Скитоначальник в ужасе пал на лице свое и по-клонился старцу. Но когда поднялся, старца уже не было рядом — он убежал в лес.

39 Пасха наступила в конце апреля. Всю ночь от-

шельник Феофан молился, а под утро услышал, что в окна к нему стучат клювами птицы. Он вышел на улицу. На поляне перед его избушкой собрались все лесные звери — медведи и волки, лисицы и зайцы сидели рядом и сквозь прозрач-ные сумерки глядели на него.

— Христос воскресе! — проговорил старец, и, склонясь к мохнатым мордам, похристосовался с каждым. Затем обнимал по очереди все деревья вокруг, целовал стволы и все повторял: «Христос воскресе! Христос воскресе!»

— Воистину воскресе! — звучало в ответ.

40 Едва брат Даниил поступил в монастырь, как

тяжело заболел. Братия же, зная о его неправед-ной прошлой жизни, молила Бога, чтобы он не умер, а еще пожил вместе с ними и имел время для покаяния. Однако вскоре Даниил перестал подниматься и был уже на пороге смерти. Братия

Цикл 1

28

пришла к нему попрощаться. Он долго не откли-кался, молча лежал с закрытыми глазами. Но внезапно очнулся:

— Что это — Пасха, братие?— Какая Пасха, Данилушко! На дворе фев-

раль, ты не слышишь, как завывает вьюга?— Я слышу пение, — отвечал Даниил. — Раз-

ве это не вы поете: «Христос воскресе»? И откуда этот свет? — спрашивал он.

Иноки же молчали, не зная, что и подумать.В ту же ночь Данила умер. Метель улеглась,

а снег по-прежнему крупно, часто падал. Укрыл весь монастырь, все дорожки, все крыши, и только с золотых скользких куполов слезал, полз мягки-ми комьями.

29

ЦИКЛ 2

ЧТЕНИЕ ДЛЯ ВКУСИВШИХ СЛАДОСТЬ ИСТИННОЙ ВЕРЫ

В НЕДАВНЕЕ ВРЕМЯ

ПИСАТЕЛЬНИЦА

Жила-была одна девушка. Оканчивала Литера- турный институт. И надо ж такому приклю-читься — влюбилась. Юноша тоже пописывал стишата, сочинил даже драму в четырех действи-ях, но главное, ходил в церковь. Слово за слово, влюбленную девушку юноша обратил. Всего месяц походили они вместе на службы, почитали друг другу стихи. Как вдруг юноша получил пригла-шение из Швейцарии. Там у него обнаружились родственники, которые и вызвали его к себе на вечное поселение.

А девушка осталась в Москве, просвещенная светом истинной веры. С горя она стала писать еще больше. Писала она в основном прозу, ра-ботала в малом жанре — рассказы, новеллы, очерки, редко когда повесть сочинит, но вс¸ с од-ной лишь тоски. И вот покаялась она однажды батюшке: «Эх, батюшка, бросил меня любимый, и пишу я с горя прозу!».

— Ну, что ж, — отвечал батюшка, — дело житейское, грех небольшой, все в жизни бывает, только не публикуй.

— Да как же, — возражает девушка, — мне вроде и предложили уже напечататься в журнале «Юность», поскольку я еще юная.

Цикл 2

30

Чтение для вкусивших

— Мысль, — говорит батюшка, — неплохая в принципе. Но только сначала ты принеси это мне. Я прочитаю и тебя благословлю.

Девушка согласилась, приносит. А батюшка, хоть сам по мирскому своему образованию и был биологом, но почитать, полистать книжечки лю-бил. Читает это батюшка девушкины рассказики, и аж слеза его прошибает! Талант у девушки. Хорошо пишет! Только неправославно. Любовь, опять же, плотская, душевная, страдания всякие сердечные описывает — земное одно, словом, не-ту, как бы это получше выразиться, правильного у нее направления, святой церковью нашей она вроде и брезгует — даже не поминает ее! Сказал это батюшка девушке и наказал, как что на-пишет, и дальше ему приносить. А с журналом «Юность» договор пока что расторгнуть.

Девушка была начитанная, послушание про-явить знала, что положено, расторгла договор. Дальше рассказики пишет, юношу своего, швей-цара, не то чтоб забыла, но сильно поблек уже образ его, и новый воссиял образ — батюшкин! Во всем его девушка слушается, рассказы ему приносит, он их читает, вот вроде чуть побольше стало божественного, появились верные образы, хвалит ее, поправляет даже кое-что каранда-шиком, еще немного, говорит, и публиковаться начнем. Еще немного, думает девушка, и публи-коваться начнем.

Тут она как раз встретила того знакомого из журнала «Юность», правда теперь он в другом работал журнале. Прочитал ее рассказ-другой, и

сладость истинной веры в недавнее время

31

намекнул, что писать она стала хуже, слишком уж «нестандартно», — возможно, имея в виду, что девушка несколько спятила. Так прошло три года, потом еще два, потом четыре, началось со-вершенно новое тысячелетие, и девушка вроде б постарела уже, стала как-то горбиться некраси-во. Нет мне, говорит, в жизни счастья, дело даже не в публикациях, просто нет и все. Не хватает мне чего-то. Может, самореализации, может, сла-вы, может, детей, а только миру я не нужна. Ну, и того-с. Утопилась в Москва-реке.

Батюшка отпевал ее.Дорогие братья и сестры! Какой делаем вывод

из этой истории? Девушка была психически ненор-мальная.

АРТИСТ

Один мальчик пошел с мамой в театр. И театр его поразил. Артисты были там, как настоящие животные, и всю неделю потом мальчик этих животных изображал. Потому что называлось представление «Маугли». А через неделю маль-чик снова запросился на тот же спектакль. Что не сделаешь для любимого ребенка, позвонила ма-ме подруге, подруга с этим делом была связана, работала в киоске, продавала газеты, а рядом, в другом киоске, продавались билеты в театры, и они с той кассиршей дружили. Достала подру-га билеты с переплатой совсем небольшой, снова пошли мама с мальчиком в театр. И просидел мальчик весь спектакль легонько приоткрыв рот, а на антракт сильно разгневался. И снова целые

Цикл 2

32


дни изображал дома Багиру, Шерхана и обезьян.— Мама, вырасту, стану артистом, — говорил

мальчик.— Без блата ты не поступишь, — говорила ему

мама. — А денег на взятки у меня нет.Но вот мальчик вырос, пришел в Государ-

ственный институт театрального искусства на творческий конкурс. Начал читать монолог. Ко-миссия так и ахнула: у мальчика талант! Что делать — поступил Федя с первого раза, окон-чил, пошел работать в известный театр, много снимался в кино, в самый популярный сериал его позвали играть бандита, мама смотрела сына по телевизору и утирала от радости слезы. Только самому Феде больше нравились спектакли в те-атре, чтоб утягивало вверх пыльный занавес, в глаза светили прожекторы, а он тихо выходил на сцену в костюме или даже без.

Тут-то и отправился их театр на очередные гастроли, в Новгород. Гулял Федя по городу и зашел в их главную Софийскую церковь. Там по-стоял немного, посмотрел на иконы, свечку зажег, хор послушал и — надо же! — понял, что Бог су-ществует. Стал Федя верующим, начал заходить в храм, что рядом с их домом находился, испове-ди посещать, причащаться раз в две недели. Тут батюшка его и спроси: «А кем ты, молодой чело-век, работаешь?». У них ведь это без церемоний, сразу на ты, потому как люди им — братья. Но Феде, наоборот, это очень понравилось: и что на ты, и что все по-простому.

— Артист я, — говорит.


33

— Артист?! Кого ж ты играешь?— А кого придется.— Что же, и любовные сцены, и объятия? Федя ответ держит честно:— И объятия, — говорит, — а как же, без это-

го нам нельзя. Мы и голыми в одном спектакле на сцену выходим — такая у нашего режиссера находка; правда, к зрителям стоим спиной. Ради этого все на эту вещь и ходят.

— Ну, вот что, — громко и властно проговорил батюшка. — Все это одна бесовщина. Надо тебе это дело бросать. Парень ты молодой, профессий в мире много. Вот врачом быть хорошо, строите-лем можно, нам столяр как раз нужен, а занятие свое грешное совсем оставь, не православное оно! Разумеешь ли?

Разумею, кивает Федя. Год продумал. Все-таки жаль было бросать. Но что не сделаешь ради спасения. К тому же и денег в театре почти не платили, а на сериале тоже далеко не уедешь. И бросил. Еще год учился на краснодеревщика и стал работать в храме того батюшки столя-ром. Иконостас вырезал такой, что его в каталог древнерусского искусства поместили ошибочно. Лавочки в храме тоже похорошели, ножки рез-ные, сидения в виде длинных лодий сделаны, сидеть не очень удобно, зато красиво, православ-но, по-русски так, батюшка не нарадуется — и человека из гибельного болота вытащил, и храму польза. И сам Федя вроде тоже доволен.

Только Федина мама очень расстроилась. Бан-дита, которого Федя в сериале играл, убили по

Цикл 2

34


сценарию, чтобы объяснить Федино отсутствие. И с тех пор появились у мамы странности. Как придет к ней Федя в гости, не хочет его пускать, ты, говорит, все равно уже умер, сынок, зачем ты ко мне приходишь, покойников я не люблю. Но Федя все равно к ней приходил, приносил продук-ты, гладил маму по морщинистой ручке. И она в общем уже не возражала.

МАССАЖИСТКА

Таня Коркина выучилась на массажистку и стала делать разным больным детям массаж. Да до того умело, что чуть не творила чудеса. Раз-рабатывала неподвижные ручки, ножки, снимала гипертонусы и гипотонусы, недоношенных делала богатырями, ДЦПшников поднимала на ноги. От благодарных родителей не было отбоя, клиентура росла с такой скоростью, что на массаж к Тане записывались уже за полгода, а между тем Таня стала верующей и православной. Появился у нее духовный отец. Узнав Таню получше, он объяснил ей, что дети страдают за грехи родителей. И на то, чтобы им болеть, есть воля Божия. А раз она их своим массажем поднимает на ноги, значит, и все родительские грехи переходят на нее. Таня занерв-ничала: что же делать? Как понести такую ношу? Сколько прошло через ее руки — уже и не сосчи-тать, значит, грехов-то сколько! А батюшка тут как тут. Говорит: очень просто. Оставь свое ненужное массажное дело, а чтобы гора чужих грехов, кото-рые давят на твои плечи (и Тане показалось: правда давят!), рассосалась, — читай каждый день по три


35

акафиста. Иисусу Сладчайшему, Матери Божией и Николаю Чудотворцу.

Так Таня и сделала. Никаких массажей, всем твердый отказ, каждый день — по три акафиста, живет с тех пор на мамину пенсию и не сомнева-ется, что вот-вот, по молитве любимого батюшки, встретит жениха. Поскольку знает: за молитвы духовного отца случается и не такое. Не верите? Не те вы читали книжки.

ВЕРУЮЩИЙ

Один человек поверил вдруг в Бога. Тут же до-стал у приятеля пистолет Макарова и застрелился.

ПРАВИЛЬНыЙ ВыбоР

У одного батюшки дар был, от Бога. Все еще только правый придел ремонтируют, второй год крышу починяют, занавесочкой вместо алтарной преграды прикрываются, а у него уже серебряные купола сияют золотыми звездами, в иконостасах иконы шестнадцатого века, а придел один даже новый выкопали и освятили, под храмом, подзем-ный такой придел, для особых случаев.

Кто-то только отвоевывает у мэрии домик для причта, а у него таких домиков уже четыре — один для причта, другой для воскресной школы, третий — для мальчиков-сирот, четвертый — приют для одиноких старушек. В каждом домике — антиквар-ная мебель, кресла вольтеровские, мраморные полы, хрустальные люстры — взирая на красоту рукотворную, вспоминает человек и о красоте тво-рения Божия, а там, глядишь, и о самом Творце.

Цикл 2

36


С домиками разобрался, купил три магази-на, все тоже православные, в одном облачения продают, в другом книжки церковные, в тре-тьем — соевые продукты, на случай больших и малых постов. С магазинами разобрался — ку-пил конюшню. Чтобы прихожане катались по праздникам на лошадях, не унывали зря, друг на друга не жаловались. Ну, где конюшня, там и площадка с аттракционами — выстроили свой миниатюрный Диснейленд, с русскими святыми вместо Микки и Дональда.

С Диснейлендом разобрался — начал стро-ить православный бассейн, чтобы было куда окунуться после изнурительной великопостной службы или, наоборот, скачек и катаний на ка-руселях. Выстроили бассейн, поставили рядом сауну. Поставили сауну — нужен православный спортзал. Выстроили спортзал, нужны трена-жеры. Купили тренажеры, нужна православная гостиница. С конференц-залом. Потому что го-сти из-за границы повалили валом, набираться у батюшки православного пастырского опыта. Построили православную гостиницу, понадобил-ся православный аэродром. Построили аэродром, запустили чартерных рейсов несколько десятков, в двадцать шесть стран мира, и у батюшки, само собой, свой православный самолетик маленький, но и вертолет, конечно, тоже, обозревать владе-ния, опять же, катать гостей.

Правда некоторых гостей сильно укачивало, для них — что не сделаешь ради ближнего! — прорыли канал к Москва-реке, организовали


37

паломнические круизы и православный флот. Только по воде все-таки выходило медленно — ку-да деваться, начали прокладывать православную железную дорогу. Но и дорогу надо охранять, от разбойников, случайных людей — организо-вали свою православную армию, с хоругвями, хором, всем, чем положено. Тут батюшка видит, пора становиться православным президентом, подумал-подумал, но махнул рукой. Если еще и президентом, служить будет некогда, а я все-таки иерей, по чину Мелхиседекову. Так и не стал пре-зидентом, остался батюшкой.

ПоСЕЩЕНИЕ боЖИЕ

Один батюшка был очень бедный. Третий священник в подмосковном храме, какие уж тут доходы. Настоятель, если что и просачивалось, все забирал себе, а после треб требовал со свя-щенников мзды. Так что дети у третьего батюшки были одеты в обноски, матушка зимой жалась в осенней курточке, на требы батюшка ходил по мо-розу пешком, в вытертом пальто, с облупившемся от времени чемоданчиком. Одно слово, нищета.

Тут и случилось с батюшкой Божие посеще-ние. Пришел к нему старый, со школьных времен еще приятель, Яша Соколов. Освяти мне, гово-рит, дом, а я в долгу не останусь. Настоятеля в тот день как раз в городе не было, и он об этом деле ничего не узнал. Сели они в какую-то хо-рошую машину, поехали. Вдруг видят дворец. С башенками, балконцами, флюгерами, все как по-лагается. «Это мой дом и есть», — говорит Яша.

Цикл 2

38


Вошли они во дворец, а там все из чистого золота. Люстры, столы, стулья. Только ручки изумрудами и жемчугом инкрустированы. Удивился батюшка, но что ж, начал дворец освящать. После освяще-ния хлопнул Яша в ладоши, из стенки выехал стол с невиданными угощением, винами заморскими, пряниками печатными, второй раз хлопнул, лю-ди вошли, парни плечистые, нарядные девушки. «Это мои друзья», — объяснил Яша и всех при-гласил за стол. Многих блюд батюшка не знал даже названия, а многие так и не смог попробо-вать — не вместилось.

Видит батюшка, Яша вроде расслабился, на-ливает ему, и себя, конечно, не забывает, батюшка его и спроси: «Где же ты, Яша, работаешь?». Яша как засмеется. И долго еще остановиться не мог. Нам, говорит, работать не положено, западло это, ну, понял в натуре, кто мы? «Нет, что-то не по-нял», — никак не поймет батюшка. Яша и скажи ему: «Бандиты мы, ясно?». «Ясно», — испугался батюшка. «Но ты не боись, тебя мы не тронем, ты мой кореш и нам еще сгодишься». Тут Яша с ба-тюшкой щедро расплатился, кивнул невидимым слугам, и они отвезли батюшку домой.

И пошел с того случая батюшка по рукам: кого повенчает из Яшиных друзей, кого крестит, кому опять же освятит замок, а кого и пособорует по-сле ранения на разборке. Словом, пошел батюшка с того дня в гору. Отстроил новый дом, приодел матушку, деток отдал в частную школу, тоже и им нужно хорошее образование, а себе купил «шко-ду» новенькую (только белую, чтобы выглядело


39

поскромней, настоятель-то ездил на «жигулях»). Вскоре, правда, настоятеля сместили, настоятелем стал наш бывший третий батюшка, но, видит Бог, он того не искал, как-то уж само так вышло.

А бандиты? Ну и что? Разве они не люди? А отсекать их от благодати Божией — грех, там, гля-дишь, и покаются, как праведный разбойник на кресте. Так что до скорой встречи в обителях рая!

о ПоЛЬзЕ ПСИхоЛогИИ

Макс по кличке Скрипа был не просто виртуоз-ным городским щипачом, но и великим психологом. Особенно хорошо понимал он женщин. И угадывал по одному лишь взмаху ресниц, по случайно скольз-нувшей по лицу улыбке или вдруг проступившей складке меж бровей, можно ли начинать охоту — неприметным движением погружать пальцы в чужой карман, надрезать сумочку — или лучше пока не торопиться. Он достиг такого совершен-ства, что легко определял в толпе не только тех, чьи мысли витали неведомо где и кто был совер-шенно безоружен перед его воровским искусством, но и тех, кто, обнаружив пропажу, его бы простил. Таких было немного, но и такие были. На спор с братанами Макс несколько раз проделывал один и тот же фокус — определял такую всепрощающую жертву, нарочно грубо вынимал у нее кошелек, оказывался пойман с поличным — но всякий раз точно отфильтрованная жертва не поднимала крик, а просто умоляющим шепотом (не из страха, а из жалости!) просила его вернуть деньги. Макс воз-вращал. Но про себя и смеялся, и дивился.

Цикл 2

40


Он не попался ни разу, и позже это сослужило ему неплохую службу.

Потому что к 35 годам Макс как-то страшно разочаровался. К тому времени он уже, конечно, не толкался по толпе, а контролировал один из городских рынков и жил не тужил, но вот надо же... устал, заскучал. Налег на спорт, в юности он несколько лет занимался каратэ, познакомился в фитнес-клубе с одним человеком, тренером по борьбе, который оказался верующим и уклады-вал Макса на обе лопатки за 12 секунд, попутно объясняя, что для победы важны не приемы, а правильный внутренний настрой. Какой на-строй? А вот такой. Не агрессивный. В общем, начал Макс ходить не только в фитнес-клуб, но и в церковь, читать книги, вникать. И покаялся.

Сейчас храм отца Михаила самый богатый в городе. Во-первых, конечно, братки предпочи-тают своего батю, притекают к нему дружной толпой, жертвуют немерено, улаживают все во-просы с церковным и городским начальством, основали фонд помощи заключенным. Но, во-вторых, опять-таки психология. Приходит к отцу Максиму какая-нибудь женщина, не успевает и рта раскрыть, как батюшка сам рассказывает ей, в чем ее проблемы, как с ней обращается муж, свекровь, дети, а как начальник на работе. Даль-ше уже сами его собеседницы теряли дар речи, и отец Максим даже не говорил, как эти проблемы решить, никаких особенных рецептов не давал — какие уж тут рецепты, терпи да молись, потому что главное было совершенно не в том. Главное,


41

женщины чувствовали, что вот нашелся человек, который их наконец-то понял. И уходили совер-шенно утешенные.

Так что слывет отец Максим в своем приходе человеком святым и прозорливым, имеющим дар обращать разбойников и врачевать женские пе-чали.

НЕУМЕхА

Один батюшка вообще ничего не умел. Не умел отремонтировать храм, и храм у него так и стоял пятый год в лесах. Не умел с умом за-няться книготорговлей, выбить точки, запустить книжный бизнес.

Не умел отвоевать себе домика причта или хо-тя бы помещения под воскресную школу. У него не было нужных связей, щедрых спонсоров, де-сятков и сотен преданных чад, не было машины, мобильника, компьютера, е-mail-а и даже пейд-жера. У него не было дара рассуждения, дара чудотворения, дара прозорливости, дара краси-вого богослужения — служил он тихим голосом, так что, если стоять далеко, ничего не было слыш-но. И чего уж у него совершенно не было, так это дара слова, проповеди он мямлил и повторял все одно и тоже, из раза в раз. Его матушку было не слышно и не видно, хотя она все-таки у него была, но вот детей у них тоже не было. Так ба-тюшка и прожил свою жизнь, а потом умер. Его отпевали в хмурый ноябрьский день, и когда лю-ди хотели по обычаю зажечь свечи — свечи у всех загорелись сами, а храм наполнил неземной свет.

Цикл 2

42


бЛАгоЕ ПоПЕчЕНИЕ

Про отца Иоаникия известно было, что у не-го дар — исповедовать подробно. Исповедуешься у отца Иоаникия — и словно побывал в бане, выходишь пропаренным, чистеньким. Люди запи-сывались к нему на исповедь за двадцать четыре рабочих дня. Варвара Петровна тоже записалась, но все равно стояла в очереди и успела только по-следней, в пять часов утра. Отец Иоаникий начал задавать ей вопросы.

Не слишком ли много времени тратила на стирку? Не выбрасывал а ли продукты? Суп? Кашу? Мандарины? Свеклу? Курицу? Мясо? Редис? Работала ли в воскресные дни? Как именно? Мыла ли пол? Гладила ли? Протира-ла ли пыль? Чистила ли уши? Не совершала ли грех содомский? Не страдала ли малакией? Слу-чалось ли тайноядение? Мшелоимство?

Исповедь длилась два часа, как раз до утрен-ней службы. Утром Варвара Петровна пришла домой, включила все газовые конфорки, не подне-ся к ним спички, и легла на диван прямо в верхней одежде. Но тут неожиданно приехал ее муж: за-был дома документы, вернулся с полдороги. Открыл своим ключом дверь, выключил конфор-ки, вылил из всех банок святую воду, выкинул в мусоропровод кусочек Мамврийского дуба, ока-меневшую просфорку от мощей великомученицы Варвары, еще что-то, покрытое пушком плесени, разломал свечи, поцеловал Варвару Павловну в побледневший лоб и сказал медленно: «Еще раз пойдешь туда — убью».


43

Дорогие братья и сестры! Не забыл бы муж документы, попала бы Варвара Петровна в ад. Будем же благодарить Господа за Его всесвятое и благое попечение о нас, грешных!

ПоСТНИК

Один батюшка был людоедом. Приходит к нему человек на исповедь, а домой уже не возвра-щается. Приходит молодая пара венчаться — и исчезает навеки. Приносят младенца покрестить — пропадает и младенец, и крестные родите-ли. А просто батюшка их всех съедал. Только в посты все было благополучно, люди у него испо-ведовались, крестились, соборовались без всяких исчезновений. Благочинный, конечно, знал про эту батюшкину особенность, но всегда говорил, что заменить ему батюшку некем, — зато как строго человек держит пост.

ИСЦЕЛЕНИЕ

Одна женщина сильно заболела. Обратилась к духовному отцу. Духовный отец сказал: «Ваша болезнь не к смерти. Отслужим молебен вели-комученику Пантелеймону, будете каждое утро пить святую водичку, даст Бог, поправитесь». Больная так и сделала, унесла из церкви двух-литровую банку целебного напитка, стала пить его и растирать им больные места. Но ей дела-лось все хуже и хуже. Тогда батюшка предложил ей мазаться по вечерам иерусалимским масли-цем, которое исправно привозило ему каждый год

Цикл 2

44


одно чадо. Больная начала смазываться иеруса-лимским маслицем. Тут ей стало намного легче, но не до конца. Тогда батюшка велел женщине прочитать сорок акафистов святым бессеребрен-никам и врачам Косьме и Дамиану, в день по акафисту. И все шло хорошо, но на тридцать пя-том акафисте женщина умерла. Выяснилась и причина — скоротечный рак правого легкого. Так что врачи бы тут тоже уже не помогли, не успели. А так хоть помолилась раба Божия перед отше-ствием ко Господу, подготовилась.

ДИАЛог о ПоЛЬзЕ СМИРЕНИя ДЛя ДУшИ, ПоТЕРяВшЕЙ РАЙ

— Батюшка, очень болит голова.— Что ж, для смирения полезно.— Батюшка! Смотрите, мне отрезали ногу.— Что ж, для смирения полезно.— Батюшка! Отрубили правую руку.— Что ж, для смирения полезно.— Батюшка! На левой руке раздробили пальцы— Что ж, для смирения полезно.— Выкололи глаза...— Что ж, для смирения полезно.— Вырвали ноздри...— Что ж, для смирения полезно.— Батюшка! Отрубают голову.— Ну а вот это, пожалуй, уже слишком. Отрубленная голова, подпрыгивая:— Почему?! Батюшка:— Кто же теперь будет смиряться?


45

КУКАРЕКУ

Послушник Андрей решил, что он юродивый. И стал говорить звериными и птичьими голосами.

Идет настоятель. Андрюша ему: му-у. Идет благочинный: ме-е. Брат повар: хрю! Брат регент: мяу. То есть просто всех запарил. На послушания ходить перестал, на уговоры не поддавался, толь-ко мычал, квакал, гагакал и кукарекал. Сначала все терпели, вздыхали: а что поделаешь — может, и правда юродивый? Человек Божий. Тем более иногда получалось ужасно смешно. Как-никак разрядка в непростой монастырской жизни. Но отца игумена это в конце концов утомило. Он от-правил отца Андрея на ежедневное послушание в мир — ездить в дом ребенка в ближайшем город-ке и учить там малышей голосам животных.

ПоДВИЖНИК

Один юноша решил уподобиться древним под-вижникам. Нашел в сарае ржавые гвозди, связал их вместе и сделал себе вериги, которые достав-ляли ему ужасные мучения, царапая тело до крови. Через две недели юношу увезли в больни-цу с заражением крови и только чудом спасли от неминуемой смерти. С тех пор он не носил больше вериг и каждый раз, взирая на шрамы от гвоздей, говорил себе: «Вот, дурак, плоды твоей дурости».

ДоМИК В ДЕРЕВНЕ

Миша Петров решил постичь сладость молит-вы Иисусовой. Вот, думает, затворюсь где-нибудь

Цикл 2

46


подальше, чтоб ни друзей, ни телефона, ни элек-тронной почты. Днем и ночью молитва, редкий сон, скудная трапеза, так, водичка, сухарики, ну и чтение священных книг.

Долго колебался из-за мобильника, брать не брать, все-таки глушь, мало ли что случится, но потом сообразил, что роуминга в глуши не быва-ет. И оставил мобильник дома.

Сессия как раз кончилась, практику в этом году можно было отрабатывать в сентябре, и Ми-ша решил бежать в домик в деревне, год назад на спор купленный во время диалектологической экспедиции у одной бабки — за четыре тыщи рублей вскладчину. Миша и три его товарища выиграли тогда у девчонок десять бутылок пива. Это был дом бабкиной покойной сестры, и бабка была рада радешенька этим тыщам, за домиком обещала присматривать, ну и все такое.

Родителям и трем другим друзьям-совладель-цам Миша сказал, что едет навестить их имение, про молитву, конечно, ни слова— и друзья очень обрадовались, только с Мишей никто ехать не за-хотел — у всех оказались другие планы.

Ехал Миша два с половиной дня и наконец прибыл в Осаново Так называлась эта деревня с домиком. Стучит к бабке-продавщице, звали ее немного по-литературному, Агафья Тихонов-на, но все равно она была настоящая сибирская бабка. В общем, как у Валентина Распутина.

— Здравствуйте, Агафья Тихоновна, — говорит ей Миша. — А как избушка-то наша на курьих ножках, не сгорела ли?


47

— Что ты! — рассердилась Агафья Тихонов-на. — Стоить.

И они пошли на другой конец деревни прове-дать домик. Домик и правда стоял, чуть только меньше он в этом году Мише показался, и бедней, но так все такой же. Открыла бабка дверь, вошел он в домик — а там травками какими-то пах-нет, так и висят они в сенях пучками неизвестно сколько лет.

Темновато, конечно, но ничего. Бабка ушла, Миша бросил рюкзак, осмотрелся, нашел ведра, ветошь какую-то тряпичную, сходил за водой к колодцу, вымыл окошки. Тут же стало светлей. Потом Миша повесил иконы — молиться-то пе-ред чем? Книги священные рядом положил в стопочку, четки на руку повесил. Только чувству-ет — пора все-таки закусить. Ну что за молитва без трапезы?

Достал продукты, из Москвы привезенные, и консервы, и сахар, и соль, и огурцы, а хлеба-то нет!

Пошел в местный магазинчик. Вот что зна-чит капитализм: в прошлом году этого магазина здесь не было, а теперь вот он — кирпичный, ак-куратный такой, и в общем все есть. И кока-кола, и сникерсы. Купил себе и того, и другого. Но и хлеба тоже. А тут и Агафья Тихоновна в магазин приходит — его ищет, ты ко мне заходи, кар-тошки тебе отдам, прошлогодняя, крупная, как кулак. Так и оказалось. И три яичка ему Ага-фья Тихоновна к картошке прибавила — из-под собственных кур. Тут и Марья Егоровна, соседка, зашла к Тихоновне, тоже зовет его к себе. Миша пошел, Егоровна угостила его баночкой молока от

Цикл 2

48


своей коровы и пригласила приходить еще.Разложил Миша все свое богатство на дере-

вянном некрашеном столе, хлебушек, картошку, налил себе в железную кружку парного молоч-ка, пожарил яичницу с ненормально желтыми желтками. По избе дух стелется травяной, как ни странно, ни одной мухи. Сидит и думает: «Го-споди, хорошо-то как! Вот и иконочки у меня тут висят, и книги разложены, что еще надо? Сейчас поем и начну молиться. А на улицу уже ни ногой, ни к чему все это — рассеянье».

Но после обеда Миша достал спальный мешок, разложил прямо на полу и как убитый уснул. Про-сыпается, а совесть его мучает — все спишь да ешь, а как же молитва-то Иисусова, ты для чего сюда приехал? Но куда-то задевались четки, на руке они мешались, да и стеснялся Миша с ними выходить на улицу, снял перед походом в мага-зин, а куда дел, не помнил. Искал-искал, нашел. Оказались, в сенях, на гвоздике, сам забыл, как повесил. Наконец тихо встал он перед иконами, за-жег лампадку, все как полагается. Вдруг на улице потемнело, дождь пошел, и — надо же! — потолок, как раз над святым углом, начал темнеть — вода проходит, прохудилась крыша.

Только кончился дождь — Миша скорей на крышу, на лестнице одна перекладина обломи-лась, еле забрался, а там и правда все сгнило... В общем дел хватило, и Миша, даром что маль-чик из интеллигентной семьи, за все брался, все делал в охотку, и бабусям сильно помогал, и свое хозяйство вел собственное, почувствовал себя хозяином, простым человеком на родной земле,


49

Львом Николаевичем в поздний период.Ну а молитва? Да ведь и так все было хоро-

шо. Вернулся Миша загоревшим, даже немного потолстел. Агафья Тихоновна и Марья Егоровна как следует его откормили.

МАСТЕР

Жил да был на свете православных дел ма-стер. Жил не тужил, потому что дела у него не переводилось. Клиентурой в основном были жен-щины. Приезжали они в его скромную избушку в подмосковной деревеньке со всех концов русской земли и просили лишь об одном:

— Сделай ты меня, мил-человек, православ-ной. Только не переборщи. Чтобы все было в самый раз и тютелька в тютельку.

— А вот об этом, матушка, беспокоиться не извольте, комар носа не подточит, — вежливо от-вечал мастер и, надев черный кожаный фартук, принимался за работу. Работал он быстро, споро, укладывался в несколько часов.

Начинал всегда с голоса: вставлял клиентке железное горло, и говорить она начинала с той поры тихим, будто навеки сорванным голосом, но на самом деле не сорванным, а смиренным. Потом брался за глаза — капал в них пипеткой специальную смесь-поволоку, особой такой дымки напускал, легкой-легкой, так что глаза у женщин навсегда становились печальными и глядящими будто бы с некоторым тайным укором, а при осо-бой просьбе — несколько вкось. Но не укор это был и не косина, а осознание собственной грехов-ности. Дальше брался мастер за губы. Делал в

Цикл 2

50


краешки губ по укольчику — и улыбаться с тех пор женщины уже не могли. Христос ведь никог-да не смеялся. Скорее всего, и не улыбался тоже. Значит, таковыми же должны были стать и его истинные ученицы. Так мастер комментировал свои деяния.

Следующим был цвет лица — специальный зеленый крем, настоянный на полезных травах, невытравимый долгие годы, делал лицо земли-стым, в чем и содержался намек на возможное тайное подвижничество. Дальше мастер брал-ся за походку и осанку, и после краткого сеанса массажа походка у клиентки делалась неторо-пливой, слегка шаркающей, а голова опускалась, так что отныне печальные с поволокой-укором глаза не только косили, но и смотрели исключи-тельно долу. Дело оставалось за малым. Каждой своей клиентке мастер вручал на прощанье осо-бый платочек. Стоило повязать его на голову или даже на шею, как любая одежда смотрелась на тебе мешковато и сиро. Вот, собственно, и все. Клиентки расплачивались с мастером кто как мог, но обычно весьма щедро, сельские вечно везли что-то со своих огородов и из-под кур, сто-личные штучки (их было большинство) к гонорару прилагали дорогие коньяки или виски. В общем, мастер не бедствовал, а клиентки отправлялись домой счастливые тихим православным счастьем.

На женщинах православных дел мастер непло-хо набил руку и как-то к ним привык. Поэтому, когда к нему приходили мужчины, немного терял-ся, хотя виду, конечно, не подавал. Также брался за молоток, пипетки, крема. И все же мужчины у


51

мастера получались похуже, с какой-то невытра-вимой вечной женственностью в очах и облике, с длинными волосами, блуждающим взором, слабой волей, иногда выскакивало и заикание. Может, путал он порошки, или халтурил, и для мужчин использовал женские средства? Неиз-вестно. Однако болезненный вид, шаркающая походка, мрачный блуждающий взор — все это оставалось и при мужчинах.

Изредка приводили к мастеру и детишек. Но дети поддавались обработке совсем уж плохо, просто делались после сеанса дергаными и блед-ными, а некоторые не поддавались вообще, так что мастер запретил приводить детей к себе. И они дожидались мам в коридорчике.

— Ну а сердце, сердце? — спрашивали масте-ра особо продвинутые. — Главное-то не внешний, а внутренний человек. Сердце православным сделать можете?

— Сердце, — отвечал честный мастер, — по-менять не могу. А то бы давно уже на земле наступило Царство Божие. А это в замысел Го-сподень никак не входит.

На досуге он любил полистать Откровение Иоанна Богослова. Особенно ему нравились опи-сания разных чудо-зверей.

Цикл 3

52

ЦИКЛ 3

ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК

ГЛАВНОЕ

1

Один батюшка был горьким пьяницей, а в сво-бодные от запоя моменты баловался травкой.

Ну и что? Главное, чтоб человек был хороший.

2

Один батюшка был неверующий. Все он делал как положено, и очень старался, только вот как-то не верил в Бога. Об этом в общем все знали, но прощали ему. А вот как раньше, если коммунист, не обязательно же в коммунизм верит. Ну, так же и батюшка. Главное, чтобы человек был хороший.

3

Один батюшка страдал клептоманией. То кре-стик золотой стянет из церкви, то просто десятку из кармана у дьякона. Все об этом в общем зна-ли, но понимали — ну, клептоман. Главное, чтоб человек был хороший. Батюшка ценил народное доверие и, когда горка наворованных вещей у него дома становилась слишком высокой, складывал все наворованное в большую сумку и раздавал бедным на паперти. Вот что значит хороший че-ловек.

Хороший человек

53

4

Один батюшка не любил голубых. Но еще больше он не любил, когда про каких-нибудь батюшек, монахов там или кого повыше, расска-зывали, что они в своем монастыре вообще все того. Тут этот батюшка страшно темнел лицом, смотрел на собеседника в упор и говорил очень отчетливо: «Батюшек голубых не бывает!». Вста-вал, выходил из комнаты, дергал краешком рта, пил валокордин. Только вот зачем было портить себе нервы? Да хоть оранжевым. Главное-то, чтоб человек был хороший.

5

Один батюшка был большой женолюб. Любо-вался женскою красотою, завитком, выбившимся из-под платка, полными чистых слез женскими несчастными глазами, глядящими на него во вре-мя исповеди, и влюблялся чуть ли не в каждую мало-мальски симпатичную свою прихожанку. И думал про себя так: «Ах, если бы я мог на ней жениться!». Но так ни на ком и не женился, жил со своей матушкой, чинил в ванной кран, заби-вал куда надо гвозди, забирал вечерами детей из школы, ну и служил, конечно, тоже. Так что главное — оно и есть главное.

6

Один батюшка ненавидел людей. Произошло это с ним не сразу. Сначала он всех любил. А по-том разлюбил. И запрезирал. Кто жил и мыслил,

Цикл 3

54

тот не может в душе не презирать людей. Пото-му что людей было много, и с годами становилось все больше, и они, эти безликие жаркие толпы — во-первых, дышали, во-вторых, толкались, лезли вперед, громыхали банками для святой воды, ты-кали ему в лицо вербами, чтобы он получше их окропил, в-третьих, задавали шизофренические вопросы, на исповеди рассказывали про плохих мужей и свекровей, требовали советов, но сове-тов никогда не выполняли, в-четвертых, верили в сглаз, в-пятых, носили причащать дико ору-щих внуков по совету бабушек-колдуний. И по большим праздникам батюшка даже служить старался с закрытыми глазами. Ему казалось, что вот он откроет глаза — и его ненависть к ним сразу же их испепелит. Но так-то человек он был очень хороший, в кругу друзей и семьи — при-ветливый, ласковый. Просто раздражительный слегка. А человек отличный. С детьми в воскрес-ной школе делал воздушных змеев.

7

Один батюшка терпеть не мог евреев. Куда не глянь, всюду они: русскому человеку ни проходу, ни продыху! Какой фильм не включишь, режис-сер — еврей. Какую книжку не возьмешь — еврей написал. Про музыку даже говорить нечего. Всю-ду эти наглые, носатые, жидовские рожи! И нет бы сидели в своей синагоге, так ведь еще и лезли в русскую православную церковь, теснили простых русских людей. Своими возмущенными чувства-ми батюшка делился с прихожанами, прихожане


55

его внимательно слушали, ну а жиды, ясное дело, обходили батюшку за версту.

Так оно все и шло, батюшкины взгляды ни для кого не были секретом и ничему, разумеется, не мешали — он был в почете, за выслугу лет, за то, что восстановил храм практически из руин, организовал общину сестер милосердая, ездил к заключенным. Время от времени батюшку на-граждали разными священническими наградами, а на тридцатилетие служения к нему в храм при-ехал сам патриарх.

Одно было не слава Богу: любимая и един-ственная батюшкина дочка рисковала остаться в девках. Кто-то ей не нравился, кому-то не нра-вилась она. Сыновей у батюшки не было, и он надеялся, что, может быть, хоть внук станет его преемником. Но какие уж тут внуки. А дочке уже двадцать семь, восемь, девять лет. Как вдруг сыскался жених. Да какой! Настоящий русский бо-гатырь — косая сажень в плечах, рослый, кудри черные, глаза голубые. И умный! И работящий! И ездит на собственной машине. Но главное, от доч-ки батюшкиной без ума. Ну, и она к нему, конечно, не равнодушна. Вскоре приехал жених делать предложение, по-старинному так — в галстуке, с букетом алых роз. Родители с ног сбились, не знают, как ему угодить, матушка его потчует, ба-тюшка поддерживает ученый разговор, а дочка сидит ни жива ни мертва и не шелохнется. Тут же ударили по рукам, назначили день свадьбы, обсудили разные хозяйственные дела, стоит же-них уже одетый в коридоре и вдруг говорит: «Да,

Цикл 3

56

кстати, мама у меня еврейка, а папа русский. Я в папу пошел, и фамилия у меня его, но мама — еврейка. Это я на всякий случай сказал». И ушел.

Что тут началось! Батюшка кричит, ногами то-пает, дочка рыдает, матушка между ними бегает и по очереди холодное полотенце к головам при-кладывает. Читатель, ты уже обо всем догадался, да? Всю ночь промолился батюшка перед икона-ми в белых рушниках, всю ночь просил Господа о вразумлении, а наутро, осунувшийся и бледный, вызвал дочь на кухню, обнял и говорит: «Эх, доча, доча, главное-то, чтобы ты была счастлива. Сама понимаешь, главное, чтоб человек был хороший».

Так и не отказали жениху. И никогда об этом не пожалели. Вот какие на свете бывают чудеса.

ОТЕЦ НИКОЛАЙ

1

Отец Николай жил на острове. Люди ехали к нему на поезде до Пскова, потом до деревни, от-туда три километра пешком, дальше плыли на моторных лодках и катере. А зимой шли пешком по льду или катились на специальных машинах, которым не скользко ехать по льду. Во льду от-ражалось заходящее красное солнце.

Люди думали: «Сейчас мы увидим великого старца, и он нам все объяснит». А отец Николай говорил им: «Зачем вы приехали? Я вам все равно ничего не скажу».


57

2

Он был уже очень старенький и худой. Только руки у него были сильные, отец Николай бил ими по лбу всех глупых и непослушных. И пел песни, чисто и громко, как молодой. Отец ведь его был регентом церковного хора, и батюшка с детства любил церковное пение.

3

Ранней осенью, когда все разъезжались, над островом вставала тишина. Коровы лежали на пе-ске и смотрели на серую воду. На воде качались черные лодки, кричали чайки, вдоль берега лежало много больших камней, а самый большой камень назывался Литвинов. Почему он так назывался, никто точно не знал, но все думали — потому, что когда-то тут, на острове, были литовцы. Отец Ни-колай показывал камень всем островным гостям.

4

Однажды к отцу Николаю приехало несколько студентов. Паша Андреев хотел спросить его, же-ниться ему или нет. Но беседа шла общая, про женитьбу говорить было не кстати, студенты долго задавали батюшке разные духовные вопросы, ба-тюшка отвечал им, и вот все начали прощаться. Паша был в отчаянии. Тут отец Николай накло-нился к Паше и тихо сказал: «Женись, женись».

Цикл 3

58

5

Одному юноше отец Николай сказал: «Будешь митрополитом». Юноша женился, стал отцом семейства, иереем, а вскоре и настоятелем боль-шого московского храма, потом протоиереем, с наградами, правом ношения, правом служения, только вот митрополитом так и не стал.

6

Косте Трудолюбову отец Николай ничего не предсказывал и никакой прозорливости по его по-воду не проявлял, хотя Костя к нему часто ездил. Только однажды батюшка посмотрел на Костю внимательно, и, легко бия его по щекам, сказал ласково: «Что, так хочешь стать современным человеком?». Спустя четыре года Костя отошел от церкви, стал пить, менять девчонок, смеяться смехом опытного курильщика марихуаны, хотя отца Николая по-прежнему любил и помнил, про-сто ездить к нему перестал. Да ведь тот почти и не принимал в последние годы.

7

Катя Якобинец стремилась в монастырь с пятнадцати лет. Она училась в музыкальном училище, все свободное от учебы время пропа-дала на службах, любила молиться, любила авву Дорофея, а по окончании училища стала реген-том женского Зачатьевского монастыря. Иногда она даже не возвращалась домой— оставалась ночевать в монастыре. Матушка выделила ей от-


59

дельную келью, потому что очень ценила хорошее пение, но Катю не торопила. Катя сшила себе на заказ два черных подрясника, купила черный платок, всюду ходила с четками, опустив глаза. Вопрос об ее уходе в монастырь был практиче-ски решенным. Катины родители были, конечно, в ужасе. Но тут уж ничего не поделаешь — атеи-стическое воспитание! Так что оставалось только взять благословение у старца. И Катя отправи-лась на остров Залит.

Все складывалось очень удачно. С поезда она успела на катер, и катер отвез ее на остров. Мо-литвами отца Николая! В церкви Кате сказали, что отец Николай уже принимает, нужно идти к его домику. Катя легко нашла домик и встала в небольшую очередь приехавших к батюшке. Каждый подходил к нему, задавал вопросы, а ба-тюшка коротко на них отвечал. Вскоре наступил и Катин черед.

— Батюшка, собираюсь уходить в монастырь, — сообщила отцу Николаю Катя. — Благословите.

Но отец Николай молчал.— Только еще не решила, в какой монастырь, —

продолжала Катя. — Меня даже в Новое Дивеево в Америке приглашали.

— Америка далеко, — улыбнулся батюшка. — А монастырей хороших много. И лучше всего идти на Афон...

— Батюшка, но туда... — попробовала возраз-ить Катя.

— На Афон! — твердо отвечал ей батюшка и, благословив, отпустил.

Цикл 3

60

Всю обратную дорогу Катя проплакала. А вернувшись домой, повесила на вешалку черный подрясник, сложила на полку платок и вскоре подыскала себе замену для руководства хором. Через год Катя вышла замуж, сейчас она уже матушка. Смотреть ей в лицо невозможно — си-яет от счастья.

8

Отец Николай очень любил читать стихи. И если узнавал, что человек учился на филологиче-ском факультете, говорил ему: «Так запомните же вы, что частицы же, ли, бы пишутся без черты». Некоторые филологи задумывались, и искали в этих стихах тайный смысл — может быть, же, ли, бы — это чьи-то имена. Женя, Лида, но вот бы? Или это жизнь, любовь и Бог? И их нельзя перечеркнуть. Так думали филологи, а один даже записал стишок в тетрадочку и решил написать про него научную работу. Как вдруг догадался, что это просто такое правило русского языка, а стишок сочинен, чтобы правило лучше запомни-лось. Отец Николай раньше работал учителем в школе.

9

Часто батюшка повторял: «Кому церковь не мать, тому Бог не Отец».

10

А в конце разговора всегда просил: «Помоли-тесь за меня, меня Николаем зовут».


61

11

Много лет на острове Залит жил не только отец Николай, но и баба Дуня. Иногда отец Николай отправлял к ней приехавших на остров перено-чевать. И баба Дуня всех принимала. Она была маленького роста, но довольно крепкая, в шерстя-ном зеленом платке слегка набекрень, с чистыми, ясными глазами. Сын у нее утонул, муж погиб на войне, но две взрослые дочки часто навещали и помогали ей. Она была не брошеная.

Однажды бабе Дуне делали тяжелую операцию, и батюшка в это время «открыл врата и молебствовал в церкви». Когда баба Дуня ехала прооперирован-ная на белой тележке, вся больница высыпала в коридоры на нее смотреть, потому что все ее уже узнали и полюбили. Перед операцией бабе Дуне приснился сон. Будто она стоит в церкви, а рядом ее родственница, уже умершая, и много, много народу. Весь народ валит к алтарю, и баба Дуня хочет со всеми. Но родственница говорит ей: «Стой на своем месте. Стой здесь». Тут баба Дуня проснулась. А потом поняла: все, кто валил в алтарь, — это те, кто умер или вот-вот умрет, а ей еще рано. Опе-рация прошла успешно, батюшка ведь молился, и баба Дуня всем про это рассказывала. «Батюшка у нас старец», — серьезно добавляла она. Перед сном она зажигала перед иконами лампадку, кре-стилась, кланялась, а потом лампадку гасила. Это была ее молитва. Всех, кто к ней приезжал, баба Дуня кормила, укладывала спать, а на следующий день выходила на пристань провожать и обязатель-но махала им ручкой. Вот и все.

Цикл 3

62

12

Однажды в зимние студенческие каникулы к отцу Николаю приехали три девушки, три сту-дентки филологического факультета.

— Слава Тебе, Господи, не утонули! — ска-зал отец Николай и перекрестился: девушки ведь шли по льду с большими трещинами и страшно боялись. Рыжая собачка бежала за ними и тихо скулила, а потом отстала, потому что совсем ис-пугалась.

Батюшка провел девушек в церковь и велел сделать перед иконой три поклона Царице Не-бесной. Потом он узнал, что все три учатся на филологов, и обрадовался. «Так запомните же вы, что частицы же, ли, бы пишутся без черты!» А потом сказал одной, кем она будет, назвал два основных ее занятия в жизни. А двум другим не сказал. Хотя было и им что сказать — одна из них стала монахиней, а другая женой священни-ка. Но отец Николай сказал только третьей, все правильно, все сбылось потом, каждое его слово, только почему ей одной — неизвестно. Наверное, потому что она была самая беспокойная. Фами-лия ее была Кучерская.

13

«Ухожу от вас», — грустно говорил отец Ни-колай и крестился. Все замирали и не могли от скорби дышать. «Но не навсегда», — добавлял батюшка и улыбался.


63

14

«Прошел мой век, как день вчерашний,Как дым промчалась жизнь моя,И двери смерти страшно тяжкиУж недалеки от меня».Всем, кто приезжал к нему, батюшка читал

эти стихи. Все думали: это батюшка прозорли-во предсказывает свою кончину. Но годы шли, а батюшка жил да жил и по-прежнему читал эти стихи. Он говорил, что проживет 104 года, однако умер в 93. Накануне отец Николай вымылся, об-лачился в священническое облачение, взял в руки крест, лег и умер.

Цикл 3

64

ОТЕЦ ТИХОН

1

В одной деревне родился мальчик. Отец его был кузнец, а мать простая крестьянка. В детстве он кормил кур, сеял, боронил, смотрел, как отец стучит молотом по огненному железу, но боль-ше всего на свете любил играть в священника. Брал плошку, привязывал ее к веревке, насыпал в плошку камешков и кадил по всему дому. По-том мальчик вырос, выучился (а он очень любил учиться) и стал учителем. Он преподавал в шко-ле физику и математику, и дети его любили, но не безумно. Больше любили физкультурника, он играл с ними в футбол. А потом этот человек наш женился, у него родились сын, дочь, и он стал батюшкой. Не очень-то рано — ему было уже 50 лет. И опять ничего особенного он не делал, про-сто ходил в церковь, служил там какую положено службу, литургию и всенощную, отпевал, вен-чал, а бывало, что и покрестит. Он очень смешно смеялся, странно и немного чудно, и кто слышал его смех, сам смеялся от такого смеха. С людьми батюшка разговаривал ласково, и ручки у него пахли чем-то легким и сладким, только это бы-ло совершенно неважно, он мог молчать, и ручки могли не пахнуть. Просто когда он смотрел на человека, человек не знал, что от счастья делать.

У него был плащик, и была шляпа, и были сапоги. Он в них ходил по улице, от храма к сво-ему деревянному дому. В доме его ждала жена, которая в старости могла повторить за полчаса один и тот же вопрос одиннадцать или шестнад-


65

цать раз. Он отвечал ей все шестнадцать раз и не сердился. И когда писал ей в разлуке письма, подписывался — «Тиша».

2 По его молитве Господь сотворил множество

чудес — кто-то исцелялся, кто-то решал свои се-мейные проблемы, у кого-то исполнялась заветная мечта, кто-то прощал того, кого не мог простить целую жизнь, все было как и у всех старцев, толь-ко это было совершенно неважно.

Цикл 4

66

ЦИКЛ 4

ЧТЕНИЕ ДЛЯ ВПАВШИХ В УНЫНИЕ

Лакомка

Один инок заунывал и решил повеситься. Ну, надоело как-то все, достали человека. Снял в келье люстру, подергал крюк — вроде крепкий, веревочку хорошенько намылил — мыло «Клуб-ничное», пахучее такое, противное, начал уже стол пододвигать, смотрит: на столе лежит конфе-та. «Стратосфера», самая любимая его с детства, там еще розовые ракетки улетают в синий откры-тый космос. Конфеты дали вчера в трапезной на обед ради престольного праздника, а он сберег, да и забыл. Ладно, думает, съем, а там уж по-вешусь. Развернул конфету, в рот положил, а фантик фьють! — и улетел на пол. Непорядок. Он тут повешенный висит, а на полу фантик. Нагнул-ся инок поднять, а в щели между досок бумажка какая-то валяется. Вытаскивает, а это список имен, вот он где, оказывается, одна женщина на-кануне дала ему, просила помолиться. А он так и не помолился, потерял листочек, а он вот где оказывается. Ладно, думает; хоть перед смертью помолюсь, все-таки на один грех меньше. Зажег лампадку, перечислил всех, усердно обо всех по-молился, тут и гонг зазвонил — к ужину зовут, даже раньше обычного. Так и не повесился, на ужин пошел — может, опять «Стратосферу» дадут, или хоть «Мишку на Севере». Иногда оставалось на следующий день.

Чтение для впавших в уныние

67

ВесеЛьчак

Одного инока сжирала черная тоска. Он уж и так с ней, и эдак — не уходила. И был он в мо-настыре самым веселым человеком — все шутки шутил, все посмеивался. Только в последний год инок погрустнел и стал тихий, тоска его совер-шенно оставила, и можно было уже не шутить. Он вдруг начал слабеть, ослабел и умер. Во вре-мя его отпевания в храме разлилось благоухание, многим показалось — расцвела сирень. А это отец Василий победил дьявола.

Победа ПраВосЛаВия

В прошлой жизни отец Анатолий был програм-мистом. Шептались, что гениальным.

Поступив в монастырь, ни по чему так он не тосковал, как по любимому компьютеру — об-устроенному, с «Избранным» любимых ссылок, с автоматически меняющимися заставками, вы-плывающим при утренней загрузке облачком с прогнозом погоды, почтальоном Печкиным, сооб-щающим о приходе нового электронного письма, разными играми да забавами — в общем, со всем большим хозяйством, накопленным за годы сту-денчества, но сознательно оставленным в далеком Санкт-Петербурге — ради борьбы с привязанно-стями и спасения души.

Первые полтора года отец Анатолий (тогда еще просто Паша) провел на обычных для ново-начального послушаниях — работал на стройке нового корпуса, косил траву, рубил дрова, то есть исполнял по преимуществу физическую работу.

Цикл 4

68

Когда же искус кончился, настоятель монастыря, незлой в принципе человек, начал выяснять, на что отец Анатолий годен еще, и, выяснив, весьма обрадовался. Дело происходило в конце 1990-х, но-вые технологии наступали на пятки, два новеньких компьютера монастырю уже пожертвовали, но оба стояли неосвоенные, потому что умного хозяина на них не находилось. И дал отец настоятель отцу Анатолию новое послушание — оснастить ком-пьютеры всем необходимым, завести настоятелю личную электронную почту, создать монастырский сайт — в общем, сделать все, как в цивилизо-ванных странах, и даже лучше.

Отец Анатолий заметно ожил. Уговорил на-стоятеля приобрести сканер, несколько раз ездил в деловые командировки за необходимыми для новой компьютеризированной жизни закупками. И вскоре у монастыря появился скромный, зато ежедневно обновляемый сайт с новостями, изре-чениями святых отцов, проповедями, постоянно пополняемой библиотекой душеполезной литера-туры, которую отец Анатолий активно сканировал. Отрывался от монитора «компьютерный батюш-ка» только на службы и трапезу иногда даже ночевал на жестком диванчике возле своих воз-любленных железок. Вс¸ что-то совершенствовал и над чем-то усердно трудился. Спустя некоторое время — выяснилось, над чем.

И потянулись к нему иноки. Отчитав положен-ные правила и положив все поклоны, поздним вечером приходили они к отцу Анатолию по-сражаться в компьютерные игры. И нередко


69

засиживались до зари. Особенно, конечно, моло-дежь. Пустых стрелялок-лопалок-тетрисов отец Анатолий, само собой не держал, только чинные шашки, шахматы, но главное — еще две игры, написанные батюшкой собственноручно, долгими монастырскими ночами. Они-то и пользовались наибольшим спросом.

Первая называлась «Семь смертных грехов».После заставки с отрывками из Иоанна Ле-

ствичника, напоминающими, как бороться с каждым из грехов, начиналось увлекательное путешествие. Фигурка монаха в черной рясе усаживалась на мотоцикл и отправлялась преодо-левать соблазны, изображенные отцом Анатолием с большой выдумкой.

На первой остановке, «тщеславие» (говорим это для читателя, потому что в игре никаких предупреждений о том, с каким грехом предсто-ит сражаться, не делалось), монаху предлагалось прочитать надпись над вратами в средневековый готический замок: «Плох тот монах, который не мечтает быть архиереем». Затем ворота с легким, намекающим на опасности скрипом отворялись, и радушные слуги вели монаха из залы в за-лу, более напоминавшие музейные комнаты. В каждой демонстрировались архиерейские обла-чения и головные уборы, один другого краше. Разрешалось даже примерить их на минутку, но если наивный пробовал выйти из замка, забыв снять с себя сверкающую бриллиантами архие-рейскую митру или даже (глупец!) патриарший куколь, из-за экрана раздавался отвратительный

Цикл 4

70

демонический хохот, и тщеславный гордец летел в огненную реку. Лишь тот, у кого хватало ума примерить и снять наряды, а потом уйти восвоя-си, попадал на следующий уровень.

Здесь игрока соблазняли богатствами мира се-го: уютной кельей-домиком с деревянной банькой (а из трубы уже вился дымок), банковскими сче-тами с сотнями миллионов долларов, машинами всех моделей и марок, рясами всех цветов и от-тенков. На третьем уровне инока дразнили чуть не райскими монастырскими обителями. Насель-ники в них жили каждый в отдельной квартире, делали что желали, а отец игумен был у них на посылках. Только того, кто не завидовал чужому счастью и не пытался здесь остаться, ждал но-вый уровень — «гнев и раздражительность». Тут на экране просто вспыхивали красными буквами обидные прозвища. И вот что поистине изумле-ния достойно: иные игравшие срезались именно тут, не умея понести этих детских, в сущности, обзывалок. «Эх ты, чернозадый!», «Вонючка», «Недоделанный», «Много на себя берешь, приду-рок», «В патриархи захотел?» — смеялся экран. Однако игроки-то понимали, что сочинил это все отец Анатолий, принимали за личную обиду, надувались, мстительно нажимали на тихо всплы-вавшую слева кнопочку с ответами и, совершенно насладившись «Сам дурак», «Да пошел ты», «Ишь ты, программист хренов», летели... понятно куда. В бушующую огненную реку.

Самые же стойкие отправлялись дальше — и тут у них спрашивала дорогу одна милая девуш-


71

ка, затем просила помочь сменить колесо другая, третья жалобно просила ее подвезти, четвертая в образе лягушки умоляла поцеловать и спасти от чар — однако вступать с девушками и лягушка-ми в разговоры ни в коем случае было нельзя. Пройдя и этот уровень, игрок видел сообщение, что он давно и серьезно проголодался, — тут же на пути выскакивал роскошный ресторан. С баром, уставленным напитками всех мастей, с кухнями всех народов мира. Важно было заме-тить рядом с рестораном скромную избушку — и остановиться возле нее. Только там изголодав-шийся игрок получал стакан воды, три корочки хлеба, а также право двигаться дальше. Тут начинался дождь, монах вынужден был ис-кать убежища, потому что мотоцикл не желал ехать по разбитой глинистой дороге, и убежи-ще находилось... в собственном же монастыре, довольно похоже отцом Анатолием изобра-женным. Дальше все шло тоже очень похоже на обычную монастырскую рутину — длинню-щие службы, постная трапеза, какие-то мелкие обидные стычки с братьями, дополнительные, неожиданные послушания — словом, сплошное уныние, это было, конечно, оно; игроку уже не шутя казалось, что отец Анатолий с этой ча-стью явно подзатянул, но едва он соглашался с коварным предложением немедленно закончить этот этап и пойти развеяться — например, по-играть в игру на компьютере, как сейчас же... Ясное дело. Огненная река. Так что все было весьма назидательно.

Цикл 4

72

Ну а для тех, кто предпочитал развлечения попроще, любимой стала игра «Победа правосла-вия». На самом деле просто футбол. Только в одной команде сражались бородатые православные ба-тюшки, а в другой — безбородые католические ксендзы. За ксендзов играл компьютер. Игра была так устроена, что едва счет оказывался не в пользу наших батюшек, ксендзы обязатель-но грубо нарушали правила, и им назначалось пенальти. Православные не могли проиграть по определению. И побеждали всегда.

Рейтинг отца Анатолия в монастыре рос на глазах. На игру к нему стали записываться, по-тому что в одну ночь все желающие умещаться перестали, отец Анатолий, измученный, но счаст-ливый, отсыпался днем, а настоятель все это терпел, понимая, что другого такого специалиста ему не найти...

Срезался отец Анатолий на создании монастыр-ского варианта знаменитой «Цивилизации» — он уже почти все доделал, добил, для этого вел об-ширную переписку с коллегами из Москвы и США, вступил в общество «Компьютерный ге-ний», подписался на несколько важных рассылок.

Только в игре отца Анатолия нужно было соз-дать не государство, как в «Цивилизации», а большой монастырь, с сельским хозяйством, по-стройками, братией. Игрок, разумеется, и был настоятелем, так к нему и обращалась игра: «До-сточтимый отец настоятель!». Тут-то настоящий отец настоятель и велел отцу Анатолию «все эти художества» стереть. Без права восстановления.


73

И не потому, что настоятелю было обидно или он преследовал своим запретом высокие духовные цели. Просто — «поиграли, и хватит», устал он уже от того, что иноки от этих игр стали как боль-ные, с послушаниями после ночных бдений едва справлялись и вообще отбились от рук. Никакие объяснения отца Анатолия, что его игры — не-обыкновенные, душеполезные, не помогли.

Батюшка сотворил, как повелели. Стер обе игры, стер и третью, недоделанную «Цивили-зацию». Однако плакал после разорения дела своей жизни целую неделю, даже заболел от рас-стройства ветрянкой. Как вдруг утешился. Один паломник шепнул ему на ушко, что дело его не умерло, но живо, что на московской Горбушке продаются и «Семь смертных грехов», и «Победа православия» — потому что игры эти давным-дав-но и без всякого ведома отца Анатолия скачали проворные хакеры, а потом размножили для об-щего употребления. И прославил отец Анатолий Господа так горячо, как, возможно, никогда в жизни. Но вот удивительно — компьютерными играми с тех пор навсегда переболел. Как-то уже наигрался.

дУбоВичок

Один юноша все время убегал из монастыря. Как весна — так тянет его на родину. Накопит денег на билет, и раз — уже дома. Поживет чуть-чуть дома, отоспится, поест хорошенько, на-глотается мамкиных галушек до отвала, и вроде снова скучно, хочется в монастырь. Что делать,

Цикл 4

74

берет обратный билет, возвращается, падает игу-мену в ноги, кается, умоляет простить.

Игумен был человеком мягким, да и работники в монастыре нужны, что ж поделаешь, — даст юноше, конечно, три наряда вне очереди, пошлет чистить на кухню картошку или драить трапез-ную, но все-таки примет.

Так повторялось несколько раз. Наконец, юноше это надоело. После очередного побега он приехал в монастырь с толстой длинной веревкой, и уже не пошел ни к игумену, ни к братии, а, за-бравшись в самый дальний угол святой обители, привязал себя к громадному многолетнему дубу, завязав веревку тройным морским узлом.

Братия вскоре обнаружила его и просила эти глупости бросить. Но юноша никого не слушал, все больше молчал и проводил привязанный к ду-бу дни и ночи, несмотря на сильный холод, дождь, а потом и снег. Его пытались оторвать силой, сме-ялись над ним, звали даже врача. Но юноша был тверд. Старец же только слабо махнул рукой: «Оставьте его». Плотник монастыря сколотил ему небольшую будку, в которую юноша залезал в сильную непогоду. Печник сложил в будке ма-ленькую печку. Монахи приносили ему простую пищу и дрова. Сам игумен несколько раз прихо-дил к нему и умолял не мучить себя, а поберечь свое молодое здоровье и вернуться работать в ма-стерские — юноша хорошо знал столярное дело. Но юноша отвечал: «Если отвяжу веревку, сно-ва убегу, и работника у тебя все равно не будет, прости меня, отче». Он прожил в своей будке под


75

дубом много лет, и когда его веревка совсем сгни-вала, просил принести себе новую. В старости у него отнялись ноги, и только тогда он позволил перенести себя в келью. Однажды ночью два при-ехавших в монастырь паломника увидели, что от кельи его восходит в темное небо сияющий столб. Но это было только один раз, а больше никаких особенных чудес не было. Сам же он звал себя «старичок-дубовичок».

дреВо Познания

На Красную горку Таня и Гриша повенчались и вместо свадебного путешествия решили отпра-виться в паломничество. Без лишней одежды, без продуктов, взять только немного воды, хлеба и идти от монастыря к монастырю. Где пустят переночевать, там и благодарствуйте. Где накор-мят, там и спаси Господи!

В путь они отправились рано утром, через день после венчания, три часа ехали на электричке, а потом вышли и пошли пешком. У Гриши все церкви были обозначены на карте одним крести-ком, а монастыри двумя. При удачном раскладе к вечеру они должны были дойти до первого пун-кта — Вознесенского монастыря. И вот шагают молодожены по дороге, поют молитвы, читают Иисусову, потом отдохнут, слегка закусят, снова идут. К вечеру они сильно устали. Особенно Таня, которая страшно проголодалась, потому что две булочки с ключевой водой — это все-таки мало за целый день. И говорит Таня Грише ласковым голосом:

Цикл 4

76

— Смотри, вот малина свешивается через за-бор. Давай сорвем? А вон горох...

Гриша, который тоже был голоден, сначала молчал, но в конце концов ответил:

— Сразу видно — женщина! Жила бы ты в раю, поступила бы точно так же, как Ева.

— Это как? — уточнила Таня.— Сорвала бы плод с древа познания и съела.— Я? Да ни за что. Вот и Адам все свалил

тогда на женщину, а сам-то!Гриша только засмеялся.— Если бы Господь запретил мне, я не послу-

шал бы никакую Еву.На землю спустились сумерки. Таня с Гришей

как раз подходили к новой деревне. «Никиш-кино!» — громко прочитала Таня. А Гриша посмотрел в карту и понял, что в монастырь, в который они надеялись прийти к вечеру, уже не успеть. По крайней мере засветло. И они решили рискнуть — попроситься к кому-нибудь на ночь, прямо здесь, в этом Никишкине.

В двух местах им отказали, а из третьего до-мика выглянул дед в зеленой байковой рубахе и сказал: «Заходите». Таня с Гришей обрадовались! Тем более что дед кивнул на стол, на котором полно было еды, и велел им ужинать. Но сам на-чал куда-то собираться.

— А вы с нами разве не поужинаете? — спро-сили вежливые Гриша и Таня.

— Кур пойду запру, — ответил дед впол-не дружелюбно. — Вы пока тут одни поешьте. Каша, картошка, старуха всего наготовила да к


77

дочке сегодня поехала, в Кутомкино, не вернется. Чай грейте. Только эту алюминиевую кастрюлю на подоконнике не трожьте.

И ушел.Таня углядела маленькую бумажную иконку в

комоде, супруги прочитали молитву перед едой, потом плотно поужинали, и все им показалось таким вкусным и свежим. А старик все не возвра-щается. Поставили они чайник, Таня и говорит:

— Вот бы пирожков. С вареньем! Моя бабуш-ка, когда пекла пирожки, всегда складывала их точно в такую же алюминиевую кастрюлю.

А Гриша ей отвечает:— А у меня бабушка в такой кастрюле обычно

блины оставляла, только еще в одеяло кастрюлю уворачивала, чтобы не остыли.

Таня заспорила:— Ну, какие блины! Тут пирожки. Люди не-

богатые, вазочки у них нет, вот и приходится в кастрюлю складывать.

А Гриша ей:— Говорю тебе, блины! А Таня:— Пироги с вареньем.Тут Гриша совсем уже рассердился и говорит:— Ну, давай проверим.Открыли они кастрюльку, а оттуда — мышь.

Юрк! — и убежала под стол. Тут и старик за-ходит. И кошка вместе с ним — трется у хозяина меж ног, мяучит, явно просит животное есть. Ста-рик подошел к подоконнику, открыл кастрюлю, да только руками развел.

— Эх, вы! Это же был кошкин ужин.

Цикл 4

78

Все ВоЛосы сочтены

Анна Трифоновна была одинокой, никого у нее не осталось, муж давно умер, сын погиб в горах, и жила она одна-одинешенька, а по воскресеньям и на все праздники ходила в церковь. Потому что Анна Трифоновна была верующая, и так уж вышло, что в старости намного больше, чем в мо-лодые годы. И вот Анне Трифоновне исполнилось 74 года, она сильно ослабела, но в церковь все-таки старалась ходить и переживала только о том, что умрет без отпевания, как какой-нибудь нехристь. Потом-то, может, и вспомнят, догада-ются, что умерла, или узнают, и — помянут, но вот в последний путь придется отправиться без напутствия, соседям-то все равно. И всем она об этом рассказывала, что вот, мол, умру, а кто ж меня отпоет. И даже утирала маленькие стару-шечьи слезки. А батюшка этой церкви, в которую ходила Анна Трифоновна, называлась святителя Николая, ей отвечал: «Посмотри на птиц небес-ных. Не сеют, не жнут, а Господь заботится о них. Вот и тебя не бросит, не бойся». Но Анна Трифо-новна все-таки боялась.

Прошло время. В Никольскую церковь привезли на отпевание одного старичка. Сам он был неве-рующий, родственники тоже были неверующие, но поскольку все — русские люди, дочки реши-ли своего папу отпеть. Может, и им тогда будет лучше, здоровья, например, прибавится и вообще. Привезли гроб из морга, вынесли из автобуса, поставили на табуретки, дочки уже начали под-вывать, открыли крышку, а там... Не он! «Это не


79

папа!» — закричали дочки. «Это не дедушка!» — подтвердил двадцатилетий внук покойного, Петя. Потому что в гробе лежала бабушка. В морге перепутали покойников. Бабушкой оказалась та самая Анна Трифоновна, которая боялась, что ее не отпоют, священник сразу узнал ее.

Так и отпели бабушку. Ну и дедушку уж за-одно, его потом тоже привезли в церковь.

о ЛюбВи

Рясофорный инок Андрей принял мантийный постриг с именем Савва. Накануне ему испол-нилось 26 лет. Постриг проходил тихо, а вместе с тем торжественно, свечи сияли, братия умили-тельно пела — и каждое слою западало Андрюше в самую душу, так что невольные слезы текли у него по лицу. Трижды архимандрит бросал нож-ницы, трижды Андрей поднимал их и услышал наконец свое новое имя — Савва.

После братских приветствий и скромной тра-пезы иеромонах Савва отправился в церковь, где должен был, по обычаю этого монастыря, прове-сти три дня и три ночи в молитвенном бдении, «дондеже уснет», как добавлял их снисходи-тельный к немощи человеческой архимандрит. Прочитал отец Савва правило, положил несчетно земных поклонов. Вдруг слышит какой-то стран-ный шорох — прямо здесь, в церкви! Будто рядом живое существо. Господи Боже, вот искушение! Тут же вспомнил гоголевского «Вия», но взял се-бя в руки, перекрестился, помолился от души. Положил еще с десяток земных поклонов, при-

Цикл 4

80

слушался — тихо. Присел наконец, утомленный, на низкую лавочку и слегка задремал, сам того не заметив. А открыл глаза — за окном едва за-нимается зорька, и в дальнем углу церкви вновь шорохи, странное сопение, чуть не храп. Да ведь уже утро! Вся нечисть должна пропасть! — ду-мает Савва. А все равно страшно. Пел ли уже петух? Неизвестно. И в церкви совсем темно. Пре-возмогая ужас, вышел он из алтаря и отправился с зажженной свечой туда, в дальний угол, где про-давали книжки и свечки и откуда чудились ему неясные звуки.

Подошел к прилавку. И что же? За прилавком, стоя на коленях, прислонясь к стене, крепко спит игумен Филофей, его возлюбленный о Господе ду-ховник и советчик. И посапывает, как младенец. А иногда и легонько всхрапнет!

Тут вспомнил Андрюша, как жаловался отцу Филофею за несколько дней до пострига, что с детства побаивается пустых и темных помеще-ний и одинокая ночь в церкви его страшит. Тогда отец Филофей строго велел ему ничего не бояться и возрастать в мужестве, сам же тайно пришел поддержать ученика в ночном бдении. На цыпоч-ках вернулся иеромонах Савва в алтарь: только бы не разбудить авву.


81

отец ПаВеЛ

1. Какой он былОтец Павел был душка. Часто выкрикивал

«ой, зараза!» и другие неприличные слова. Пел народные песни. Рассказывал про себя смеш-ные истории. Образование у него было «низшее, один год», как значилось в его «личной карточке арестованного». А лет ему исполнилось уже 85. Глаза у него ничего не видели: сказывались пыт-ки электрическим светом в 1941 году. И ноги у батюшки почти не ходили, его водили под руки, келейница Марья Петровна справа, добровольцы слева. «На таком веку — покрутишься и на спине и на боку!» — говорил батюшка. Некоторые смо-трели на него и плакали — только он не давал, начинал шутить.

2. МологаРодился отец Павел в деревне Молога, на ре-

ке Молога. Молога впадала в Волгу, и бурлаки тащили по ней баржи. Потом деревню затопило Ры-бинское водохранилище. Перед этим Павел с отцом разобрали родную избу, сплавили ее по бревнышку вниз и поставили снова неподалеку от города Тута-ев. Там и стали жить.

3. Медовая радостьВ четыре года отец Павел попал в Афанасьев-

ский Мологский женский монастырь, к бабушке и теткам-монахиням, и остался там, чтобы не обре-менять свою бедную семью. Сначала он выполнял

Цикл 4

82

несложную работу: собирал толстые сучья-дрова, пас цыплят, — а потом посложней.

Однажды Павлуша вез с монастырской пасе-ки мед в бочке. Послушницам есть мед было не положено, но ведь все они были молодые, работа-ли много, в поле, на огороде, и все время хотели есть. Однако матушка строго вела учет и меду своим работницам не давала. Только маленький батюшка и тогда-то уже всех жалел. Приехал он с пасеки в монастырь, нашел в капкане крысу, взял чистую тряпочку, отер стенки бочонка, из-мазал тряпкой крысу и побежал к игуменье.

— Матушка! Что делать, крыса в бочке с ме-дом утонула! — кричит, а сам держит крысу за хвост, а с мордочки у нее капают светлые медо-вые капли.

Матушка страшно рассердилась.— Чтобы этой крысиной бочки и близко к мо-

настырю не было, вези-ка ее куда знаешь, но подальше!

Вот радовались послушницы, вот ласкали мальчика! Но и это еще не все.

Стыдно стало Павлуше, что он обманул ма-тушку и пошел он к батюшке на исповедь, все открыл, всю свою великую тайну про мед и кры-су. Нахмурился батюшка:

— Велик твой грех, Павелко. Ну, да если на-цедишь мне бидончик, отпустит тебе Господь твое прегрешение за твое раскаяние и доброту...

Отнес Павел батюшке бидончик меда и тут же ощутил в сердце своем невиданную радость: хорошо-то как! Легко-то! Отпустил Господь грех.


83

4. КормилецИ потом отец Павел всю жизнь всех кормил.

В лагере он был бесконвойный, потому что дол-жен был проверять железнодорожные пути и мог ходить без охраны. Но исполняя свою работу и проверяя пути, он обязательно заглядывал в лес, собирал землянику, малину, рябину, что только мог, и нес голодным. А еще копал в лесу ямы, обмазывал их изнутри глиной и обжигал. Полу-чались глиняные кастрюли, в которых он солил грибы и кормил заключенных. Множество людей отец Павел, тогда еще просто Паша, спас от го-лодной смерти. Как страшно голодать, он помнил с детства. Мать посылала его в четыре года хо-дить по избам и просить хлеба, потому что семья бедствовала. Отец ушел на фронт и воевал на первой империалистической, а мать осталась с тремя детьми, Павел — старший.

5. Остановка «Отец Павел»После возвращения из лагеря Павел стал

батюшкой. Был он уже далеко не молодым чело-веком. И тридцать три года прослужил в сельской Троицкой церкви. Люди съезжались к нему ото-всюду, всех званий и профессий. Остановку, на которой нужно было выходить, чтобы попасть в село, все так и называли: «Отец Павел». Батюш-ка часто повторял: «Не народ слуга священника, а священник — слуга народа. А сейчас-то все на-оборот!»

Цикл 4

84

6. Духовная АкадемияК отцу Павлу часто приезжали батюшки по-

смотреть на живого старца, помолиться вместе, спросить духовного совета. Батюшка служил мощно, низким голосом, и разговаривал с живым Богом. А потом выходил на солею и говорил: «В морду бит!». Это была его проповедь. Но люди и батюшки, приехавшие к нему послужить, ко-нечно, ждали еще что-нибудь, и сидя потом за столом смотрели отцу Павлу в рот. Тогда он гово-рил: «Академия дураков!».

7. ТелевизорНа 25-летие священнического служения ад-

министрация района подарила отцу Павлу телевизор.

— А я насрал на ваш телевизор, — пожал плечами отец Павел. Он считал, что монахам телевизор ни к чему, и поставил его к себе в ком-нату вместо тумбочки.

8. Монахи не унываютОднажды отец Павел лежал в больнице. Толь-

ко что ему сделали операцию, и прошла она неудачно. К тому времени отец Павел почти не видел. И стало ему грустно. Вот лежит он в пала-те, старый, слепой, больной, и унывает. Первый раз в жизни! Пытали — не унывал, били — не унывал, голодал — не унывал, а тут поселилось в душе уныние.

Как вдруг дверь растворилась, и в палату вошло несколько человек — все в рясах и черных клобуках.


85

— Посмотри, кто к тебе пришел! — сказал один. Приподнялся отец Павел — ба! Это же те монахи, с которыми он сидел в тюрьме, в лагере, кого замучили и убили, кого давным-давно нет в живых. Вот какие посетители пришли к нему в районную больницу. И видел он их так ясно, каж-дое лицо, каждую складку на одежде.

— Отец Павел! — сказал один из них. — Мо-наху не подобает унывать.

После этого все они тихо вышли. А отец Павел тут же повеселел. С тех пор уныние к нему боль-ше не возвращалось.

9. Комплексный обед Однажды отец Павел, уже старенький и полу-

слепой, попал в большой город. Вместе с одним митрополитом он отслужил там службу. Митро-полит дал отцу Павлу денег на обратную дорогу, и они расстались. До поезда оставалось время, и отец Павел решил пообедать.

Заходит он в кафе, а девушка за стойкой говорит ему:

— А вы, дедушка, лучше уходите, вы плохо одеты.

И смотрит на его ноги. А на ногах у отца Пав-ла — валенки, когда он уезжал из своей деревни, стояли морозы, а приехал в город, наступила от-тепель, и с валенок на пол натекли лужи грязи. Пальто у батюшки тоже старое, ношеное, и чемо-данчик в руке — вытертый, со священническим облачением внутри. Девушка, видимо, решила, что это какой-то бродяга. Отец Павел ушел.

Цикл 4

86

Приходит в другое кафе, больше похожее на столовую, ему говорят:

— У нас тут комплексные обеды!— Что ж, — отвечает отец Павел, — это хорошо.Поставил у ножки столика чемоданчик, взял

поднос, получил на него комплексный обед — первое, второе и компот. Поставил обед на свой столик, только собрался поесть — забыл ложку с вилкой. Пошел за ложкой с вилкой, возвращает-ся — а за его столиком сидит какой-то мужчина и ест его первое. Вот тебе и комплексный обед. Сел отец Павел напротив и ни слова не гово-ря начал есть свое второе. Съел второе, хлеб по карманам разложил, а компот с тем мужчиной поделили поровну.

Тут мужчина встает и идет к выходу. Отец Павел глянул невзначай под стол — а чемоданчика-то и нет! Тот жадина украл. Съел половину его обеда, да еще и чемодан унес. Встал отец Павел из-за стола, побежал за вором, вдруг смотрит — стоит его чемоданчик. Только у другого столика. И обед на нем нетронутый. Перепутал! А мужчины того и след простыл. Тут у отца Павла даже голова заболела — вот ведь какой человек смиренный оказался, ни слова не сказал, когда отец Павел половину его обеда съел!

Приходские истории

87

ЦИКЛ 5

ПРИХОДСКИЕ ИСТОРИИ

Супермен

Один батюшка был суперменом. Звонит ему ба-бушка и говорит: «Батюшка, закрылась дверь, ключ остался внутри, не знаю, что делать». Ба-тюшка приезжает, выбивает дверь ногой, чинит замок, уезжает. На следующий день звонят две сестры, раскрутились, стали бизнесменками, но вот наехали бандиты, грозят все сжечь. Батюшка тут же едет на бандитскую стрелку, посмеива-ясь глядит на оттопыренные карманы братков, быстро все всем объясняет, братки соглашаются больше не наезжать, батюшка уезжает. Вечером после службы подходит к батюшке плачущая мать — пропал сын, четырнадцатилетний под-росток, связался с плохой компанией, вторую ночь не ночевал дома. Батюшка созванивается с нужными людьми, договаривается с милицией, служит акафист, к вечеру милиционер приводит мальчика за ручку домой.

С бесноватыми батюшка тоже был на корот-кой ноге. В середине службы входит в церковь ненормальная женщина, начинает страшно кри-чать, батюшка выходит из алтаря, поднимает женщину под локотки, выводит из церкви, воз-вращается в алтарь, продолжает служить. Один дедушка вообще чуть не умер дома от голода, все о нем забыли — батюшка вспомнил, покормил, причастил, дедушка до сих пор живет. У другого

Цикл 5

88

человека заболела раком жена, он пошел с го-ря первый раз в церковь, наткнулся на батюшку. Батюшка три дня подряд служил заздравный молебен. Через неделю рака у жены как не быва-ло. Врачи кричали, обзывали ее симулянткой, а она шла домой и смеялась на всю улицу, никого не стесняясь. Этим историям нет конца. Кого-то батюшка спас от отчаянья, кого-то от смерти, кому-то помог разобраться в отношениях с му-жем, кому-то с женой, о ком-то помолился, и тому на следующее же утро вручили ордер на трех-комнатную квартиру, о ком-то еще помолился, и девушка нашла себе жениха. Другой удачно сдал трудный экзамен, третья наконец родила, седь-мой просто понял, что хорошо, а что плохо, сорок девятый раздумал бросаться с восьмого этажа.

И всюду он ездил, проповедовал, помогал, уте-шал. Так прошло двадцать три года. Как вдруг с батюшкой что-то произошло. Он делал все то же самое, приезжал, причащал, только утешать уже никого не мог, как будто забыл все нужные слова. То есть иногда он даже вспоминал и произносил те самые слова, какие говорил в таких случаях обыч-но, но получалось мертво. Удивительное дело, люди этого практически не замечали, видно, все покрыва-ла благодать священства, и батюшка по-прежнему был дико популярен, в храм его стекались толпы, исповедь длилась за полночь, словом, внешне все оставалось также, только его келейник Миша да матушка видели: батюшка уже не тот.

Но батюшка с ними почти не разговаривал и на все вопросы близких отвечал кратко: «Про-


89

сто я уже умер». Ему, разумеется, не верили, как это умер? А кто это говорит сейчас с нами? И не верили. Однако батюшка служил все реже, а потом почти перестал принимать людей, не обра-щая внимания ни на чьи слезные просьбы, и все свободное время проводил у себя в комнате. Там он сидел и смотрел в одну точку. А когда к нему обращались, говорил: «Меня нет дома». Или, как обычно: «Я умер». Ему все равно никто не верил. Приходили врачи, кормили батюшку разными та-блетками, делали ему массаж, подбадривали, и в общем все понимали: устал человек. Но батюшка не устал, он лег и умер.

Затвор

Один батюшка начал избегать людей, перестал оставаться после служб на душеспасительные бе-седы, ездить к чадам в гости, больше не вникал в их дела и как будто просил теперь только об од-ном — оставьте меня, я больше не могу. Но люди его не оставляли, они привыкли за двадцать пять лет, и звонили, просили, звали. И тогда батюшка сделал так — полетел на Байконур, договорился с космонавтами, потому что обаяние у него было бешеное, и договориться он мог с кем угодно о чем угодно без проблем, и его легко присоедини-ли к новому экипажу, который как раз готовился к полету. После нескольких месяцев подготовки батюшка полетел с ними, абсолютным инкогни-то, для него конструкторы устроили специальный отсек, чтобы он не был заметен при телетрансля-циях. И вот батюшка улетел. Смотрит теперь на

Цикл 5

90

голубенькую землю в иллюминатор, летает в не-весомости, ест, спит, смеется и просится остаться на станции сторожем, только бы не возвращаться на землю!

СеанС

Отец Константин был большой затейник. За это его все любили. И ходили к нему за советом. Вот и Паша Егоров решил спросить у батюш-ки, что ему делать. Четыре года назад Паша женился, женился по большой любви, на Вике Кондратьевой из отдела информации. Вика была не то чтобы красавица, но очень стройная, голову держала высоко и ходила красиво, длинными но-гами в туфельках на каблучке — в общем, жить Паша без нее не мог. И даже когда женился, не разлюбил, а только полюбил ее еще сильней. А Вика, наоборот, с Пашей сначала вроде бы ниче-го, и обед приготовит, и поцелует даже, а потом стала скучать. И домой возвращаться не спе-шила. То с подружкой где-то задержится, то в магазин после работы поедет, они ведь вон как теперь, круглосуточные все стали, после работы самое время. А Паша дома сидит и чуть не пла-чет, даже в окно выглядывает. Вичка его честная была, и не к кому ее было ревновать, но все равно обидно. Муж дома сидит, а жена и носу не кажет! Начались у них скандалы. А Вичка его обнимет и говорит — скучно мне, милый, дома. На работе бумажки, а дома кухня да ты. Скучно. А Паша ей — я тебе, что ли, клоун, тебя развлекать? Ну, и снова поругаются. И решил Паша обратиться


91

к батюшке, к которому ходил четыре раза в год, постами, на исповедь, потому что Паша наш был человеком верующим. В отличие, между прочим, от своей жены.

Батюшка все у Паши расспросил, но пока рас-спрашивал два раза зевнул, потому что Паша до того подробно излагал разные подробности, что батюшка ему ответил: «Ясно. Она думает, что ты зануда. Но мы сделаем так». И сказал Паше, что надо делать.

И вот снова Вичка где-то сильно задержива-ется, возвращается домой, звонит в дверь, а ей никто не открывает. Раз звонит и третий — ти-шина. Открывает она своим ключом дверь — а Пашины ботинки и куртка вот они, в коридоре. Значит, он дома! Вичка немного насторожилась. Скидывает туфли, проходит в комнату, а в ком-нате не продохнуть от перегара, на полу крепко спит пьяный в дым Паша и вокруг него на ковре валяются окурки и пустые бутылки. А надо ска-зать, что до этого Паша не брал в рот хмельного и курить пробовал только однажды, в шестом классе, но с тех пор завязал. Вичка стала Пашу толкать ногами, но Паша только мычал, а потом вдруг открыл глаза да как закричит страшным, хриплым голосом:

— Любимая! Ты пришла!И снова упал головой на пол и захрапел. Но

Вичка его все-таки растолкала и стала требовать объяснений.

— Любовь моя! Я напился с горя, — объяснил ей заплетающимся языком Паша, при этом все

Цикл 5

92

время глупо ухмыляясь. — Потому что тебя все нет и нет. А я без тебя не могу жить.

Тут Паша подобрал с пола окурок и начал ис-кать спички.

— А окурки ты зачем по полу разбросал? Так ведь и до пожара недалеко! — попробовала было напасть на него Вика, но поздно — Паша окурок выронил и снова уснул.

Тогда Вика кое-как Пашу раздела, перетащи-ла на диван, укрыла одеялом, собрала окурки, вымела пепел, вынесла бутылки (одна из-под «Жигулевского», две «Невского» и «Столичная»), закрыла в комнату дверь. А сама села на кух-не смотреть телевизор — как раз показывали «Женский взгляд» Оксаны Пушкиной, любимую Викину передачу.

На следующее утро Паша перед Викой ужас-но извинялся, целовал ей руки, умолял простить и все повторял, что это он с горя. Вика его простила и всем девчонкам в своем отделе ин-формации рассказала, как любит ее муж. Но через несколько дней Оля Мотина позвала ее на распродажу: магазин «Копейка» разорялся или что-то еще и устроил распродажу электроприбо-ров по невероятным ценам. Вчера Мотина уже купила там миксер, а сегодня хотела еще и со-ковыжималку — вчера просто не хватило денег. А Вичке как раз нужен был новый утюг. Возвра-щается она с коробочкой домой — Паша снова пьяный. Правда, лежит не на полу, а в кресле, и окурки плавают в чашке с водой. Но бутылок даже больше, чем в прошлый раз.


93

С тех пор Вичка стала приходить домой вовремя. И с Пашей ей вроде стало интересно — оказалось, он умел напиваться и курить. Опять же, есть что рассказать на работе подружкам.

Только чудо совершенно не в этом. Чудо в том, что никто из наблюдательных соседок так и не рассказал Вике, как ее муж два вечера подряд ходил по двору с пинцетом и двумя целлофановы-ми пакетами — пинцетом он поднимал окурки. А в другой пакет складывал пустые бутылки.

Никогда в жизни батюшка Константин так не смеялся. И сам с удовольствием рассказывал всем эту историю несколько лет подряд, пока не узнал случайно, что Вичка и Паша все-таки раз-велись.

Летчик

Митя Артемов любил исповедоваться. Ну, про-сто любил. Хотя очередь его доходила нередко и за полночь. И вот подойдет он к аналою и все батюшке расскажет. Батюшка отпустит ему гре-хи, а Мите после этого кажется, что он идет, не касаясь земли. И чуть ли не целую неделю так и летает. И еще полнедели просто ходит, только каким-то особенным, легким шагом. Но к концу второй недели так и придавит его к земле, так и придавит, а тут, глядишь, слава Богу, снова суб-бота. Митин батюшка исповедовал вечером после всенощной, и снова начинался ночной полет.

Так прошло три года. И вдруг все это кончи-лось. Поисповедуется Митя, и никакого эффекта. Также идет по земле, как обычно. Решил Митя,

Цикл 5

94

что дело в батюшке — батюшку поменял. Стало еще хуже. Потом подумал, может, каюсь я недо-статочно, стал внимательнее смотреть на себя и каяться стараться еще искреннее. Все равно. Все также.

Тогда Митя поступил в летное училище и с отличием его окончил. Он давно уже не ходит в церковь, но каждый раз когда летит над ночной землей, вспоминает свою далекую юность, чувство невесомости и веселья, улыбается и крестится в ночное небо. Напарник давно к этому привык.

Братец иванушка

Одна художница любила русское-народное. Она специально ездила на уазике со знакомыми реставраторами в дальние заброшенные деревни, заходила в полуразвалившиеся избы, забира-лась на чердаки — и чего только не находила. Сломанную прялку, цветной плетеный полови-чок, чугунный горшок, заржавевший серп, рваное лоскутное одеяло. Все это художница потом ре-ставрировала, чистила, подшивала. Однажды ей приглянулся деревянный буфет — весь истер-тый, ветхий, зато XIX века, с резьбой. В другой раз обеденный стол, без резьбы, зато крепкий. Друзья-реставраторы художнице сочувствовали, понимали, что если не спасти хоть что-то, все это добро так и сгинет, а потому покорно грузили в уа-зик ее находки и везли их художнице на дачу, в ее дачный домик. Постепенно этот домик превратился в настоящую крестьянскую избу. Голый деревен-ский стол, старый буфет, тертые половички, на


95

кровати лоскутное одеяло, возле печи — горшок, деревянное иссохшее корыто с щелями. К тому же художница эта была большая мастерица. В основном, конечно, она писала картины (которые, кстати, пользовались большим успехом, висели в нескольких крупных музеях мира и продава-лись за весьма внушительные суммы), но еще занималась вышиванием и керамикой, лепила на гончарном круге тарелки и чашки, а потом сама их раскрашивала, все в том же простеньком на-родном духе — ягодки, листки, кружочки.

Художница была, разумеется, верующей. И од-нажды решила, что пора бы ее избушку освятить. Пригласила для этого местного батюшку — рядом с дачей как раз располагалась церковь. Приготови-ла художница обильный обед, напекла пирогов, все помыла, почистила, ждет батюшку. Батюшка, отец Василий, уже старый, сгорбленный, седой, вско-ре пришел. Отставил в сторону палочку, достал епитрахиль, почитал молитвы, покропил святой водицей и первый, и второй этаж, собрался идти. Художница, понятно, просит его остаться на обед, закусить чем Бог послал, протягивает ему щедрое пожертвование в конвертике. А батюшка и есть не хочет, и от пожертвования отказывается наотрез. Очень, конечно, смиренно, с поклонами да проще-ниями, но так и ушел, не пообедавши и не приняв за труды ни копейки. Огорчилась художница, но что тут сделаешь — пообедала приготовленным праздничным обедом, им же вечером и поужинала. А наутро поехала на велосипеде на службу — как раз было воскресенье.

Цикл 5

96

Отслужил отец Василий литургию, держит для целования крест. Подходит в порядке общей очереди и наша художница, прикладывается ко кресту, а отец Василий останавливает ее и протя-гивает ей что-то завернутое в бумажку. Вот тебе, мол, бумажка. Развернешь дома.

Что ж, думает художница, ладно. Села на велосипед и поехала обратно в свой этнографиче-ский рай. Приезжает, разворачивает. Батюшки! В бумажке-то 500 рублей.

Что бы это могло значить? И вдруг ее осени-ло: отец Василий, увидев, что буфет у нее совсем старый, на столе нет даже скатерти, на кровать наброшено лоскутное одеяло, решил, что худож-ница — женщина очень бедная. Вот ведь даже вместо нормального тазика — корыто со щелями, вместо посуды — какие-то самоделки. На полу ни одного ковра — только какая-то ветошь.

И сердобольный батюшка решил хоть немного поддержать ее в бедности.

пень

Одна девушка сильно увлеклась своим духов-ным отцом. Ходила на все службы, на которых он служил, внимательно слушала все его проповеди и записывала их на диктофон, чтобы потом еще раз послушать дома. Исповедовалась каждую неделю и старалась жить так, как скажет ей ба-тюшка, то есть находиться у него в послушании. Несколько лет все продолжалось прекрасно, пока вдруг не начались прокруты. Все вроде шло по-прежнему, так же девушка исповедовалась и так


97

же слушала проповеди, но проповеди ей стали ка-заться скучны, а после исповеди она не находила в сердце перемен, как это бывало прежде. Тогда девушка стала молиться Богу, чтобы он вразу-мил ее, в чем же дело. Может быть, надо усилить пост? И вскоре она увидела во сне свою родную церковь, в которую обычно ходила. Только в углу, на том самом месте, где обычно исповедовал ба-тюшка, рос высокий, насквозь трухлявый пень. По пню бегали рыжие муравьи. Люди подходили по очереди и исповедовались пню. В страхе де-вушка проснулась.

И поехала за толкованием в Лавру. Старец же сказал ей: «Детка, твой сон в руку. Только батюшка тут ни при чем. Трухлявый пень вырос в собственной твоей душе. И лучше тебе будет вовсе оставить своего авву, потому что слишком много человеческого примешалось к духовному. Вернее будет начать снова, в другом храме и с другим отцом. Смотри же, чадо! Впредь лучше наблюдай за собой».

проЗорЛивец

Леня Андреев стал наркоманом. Стал он им незаметно и долгое время не знал, что он насто-ящий наркоман. Кололся он героином, но еще чаще винтом. Его близкий друг был отличным варщиком и Леню тоже потихоньку учил своему ремеслу. Ну, кололся, и кололся. Кто сейчас не колется? Вс¸ равно ведь Леня захаживал в свой химико-технологический, сдавал и пересдавал сессии, только раз в неделю заезжал к другу.

Цикл 5

98

Но потом друг уехал по делам в другой город, и тут Леня понял, что подсел и ждать не может ни часа. Он сразу же позвонил другу друга, и тот ему помог. Вместе поехали на точку, зато-варились и сварили винта. Потом старый друг вернулся, и все пошло по-прежнему. Только ча-ще Леня стал к нему заезжать — все равно он уже наркоман, так что можно и почаще, и это будет даже честней.

Но однажды Леню, когда он пребывал под винтом в полной отключке, посетило видение. Видение было очень страшное, Леня кричал, пла-кал, просил его отпустить. Что он там видел, он так и не рассказал, но когда пришел в себя, как-то изменился в лице и первый раз в жизни пошел в церковь.

Там ему объяснили, что наркотики — гиблое дело, надо бросать. Только бросить-то — как? Ладно ломки, но тогда ж придется цель жизни се-бе какую-то придумывать, только где ж ее взять? А без цели Леня жить не мог. Ему опять объяс-нили, в спецгруппе для наркоманов при храме, в которую он начал ходить, что цель жизни — спасение души. Но Леню и это не канало. Какое такое спасение души? Ну, значит, приближаться ко Христу, убеляться, очищать душу от страстей. А все равно не канало.

И Леня уже подумывал, не бросить ли этот кружок «умелые руки», но новые знакомцы из антинаркоманского кружка его уже зацепили и говорят: «Бросай, конечно, только перед этим сходи к отцу Владимиру, он мужик крутой, тебе


99

понравится». «Не хочу я ни к какому отцу Вла-димиру, — говорит им Леня, который тоже был не так прост. — А хочу я снова винта». Но только он сказал это, как тут же переменился в лице: вспомнил видение. И пошел к отцу Владимиру, потому что чувствует, по уши уже ввяз в это дело, антинаркоманское, и деваться все равно некуда.

Отец Владимир его чуть-чуть послушал и вдруг начал рассказывать Лене его видение. Леня не-много оторопел, а отец Владимир все рассказал, только некоторые подробности упустил, но в це-лом пересказал правильно.

Леня задрожал и спрашивает: «Откуда вы уз-нали?» А батюшка только усмехнулся: «Просто я книжки читал. Ты ведь ад видел, самый настоя-щий, из книжек я про него и знаю. И не только из книжек», — тут отец Владимир как-то посуровел.

Ну а после этого Леня уже стал его, с потроха-ми, пленил отец Владимир юную душу своей то ли прозорливостью, то ли и правда начитанностью, и стал Лениным духовным руководителем. Про цель жизни Леня и думать забыл, просто стал отцу Владимиру помогать всякие церковные дела делать. А потом окончил институт, организовал строительную фирму, быстро процвел, и вскоре в храме отца Владимира тоже все засияло, закон-чили, наконец, ремонт, пол выложили мрамором, накупили древних икон, стены расписали и укра-сили мозаикой. А началось-то все с чего? С винта.

Еще через десять лет преуспевающий Ле-ня перебрался с семьей в Норвегию, и там случайно познакомился с одним русским предпри-

Цикл 5

100

нимателем, владельцем другой крупной фирмы, разговорились, подружились домами. Тут Леня и заметил, что над столом у предпринимателя ви-сит фотография — предприниматель в юности, вдвоем с кем-то еще, и лицо вроде как страшно знакомое. Да это ж отец Владимир, только без бороды! Леня так и подпрыгнул.

Выяснилось, что предприниматель когда-то учился с отцом Владимиром в одном институте, в одной группе. И вместе мальчики баловались винтом. Но недолго. «Однажды у Вовика такой глюк был жуткий, орал он как резаный, и плакал, и ногами всех толкал. Еле очухался, — сообщил Лене русский предприниматель за стаканом хо-рошего виски. — А потом рассказал, что вроде как чертей живых видел, и они над ним издева-лись. И после этого накрепко завязал. Видишь, как, даже батей стал. Надо ему приглашение прислать. Вспомним молодость, погуляем».

«Это можно», — легко согласился Леня.

отец митрофан

1

Отец Митрофан был настоятелем -ского мона-стыря. Был он высокого роста, с густой черной бородой, косматыми бровями. Глаза из-под бро-вей так и сверкали, а кулаки были, как гири. В юности батюшка занимался боксом и до сих пор сохранил большую физическую силу.

Отец Митрофан никому не говорил: «Слушай-ся меня, чадо», но все его слушались. Нерадивых чтецов, которые не успевали подготовиться к


101

службе, делали при чтении длинные паузы или ошибки, он бил типиконом по голове, и вскоре в монастырском храме остался один чтец. Этот чи-тал уже без ошибок.

2

Несмотря на суровый нрав аввы, весьма многие стекались в монастырь, где он настоятельствовал, за наставлением и советом. Любящие его говори-ли о нем: «После беседы с аввой как после бани». Ненавистники же его качали головами: «Грубиян и хам».

3

Одна из преданных отцу Митрофану мирянок, студентка пединститута Настя Сахарова говорила: «Когда батюшка Митрофан благословит с утра, целый день ходишь потом как в теплой меховой шапке». «Почему в меховой?» — «Греет батюшки-но благословение».

4

Одна женщина пришла в церковь второй раз в жизни, случайно попала на исповедь к отцу Митрофану и сказала: «Во всем грешна». Авва же, желая вывести женщину из опасного осле-пления, спросил: «Что ж, ты и мужу изменяла?». «Не помню», — отвечала удивленная женщина. «Пьяная, что ль, была?» — уточнил авва. Жен-щина же вначале соблазнилась о батюшке, но со временем обратилась к истинному покаянию и начала постоянно ходить в церковь. Правда, не к отцу Митрофану.

Цикл 5

102

5

Однажды к отцу Митрофану подошла од-на девушка, совсем молоденькая, лет, наверное, восемнадцати. И говорит: «Во всем грешна». И плачет. А по лицу видно — девушка хорошая, ясная, ни в чем, собственно, и грешна-то быть не может. То есть обычно все как раз говорили правду, что во всем грешны, а эта — явно ни в чем. Но девушка все повторяла: «Во всем, во всем!». Батюшка пытался ее утешить, но она бы-ла безутешна. И сквозь слезы вдруг произнесла: «Батюшка, вчера вечером, на всенощной, меня охватило такое покаяние, и я почувствовала та-кую к себе Божию любовь, что теперь вот плачу, и чувствую себя страшной грешницей, и какой грех не вспомню, хотя бы в мыслях, но бывало со мной и это...». Батюшка больше ни о чем не спросил ее, а просто молча накрыл епитрахилью. И как-то с тех пор сильно поуспокоился. И даже если сказать ему — во всем грешна, не спросит, убила или изнасиловала, а просто кивнет. То ли девушка так повлияла, то ли просто уже устал.

6

Ольга Петровна, большая почитательница ба-тюшки Митрофана, подошла к нему и, застенчиво улыбаясь, сказала:

— Батюшка! Вы... — женщина чуть запну-лась, — как преподобный Серафим Саровский.

Батюшка мотнул головой и зорко посмотрел на Ольгу Петровну.

— Сейчас объясню почему. И ушел в алтарь.


103

Он вернулся не сразу, Ольга Петровна уже слегка заволновалась и все думала, чем же это батюшка занят в алтаре, уж не молится ли, уж не сподобился ли видения и что же все-таки хочет ей объяснить. Неужели объяснит, почему он как преподобный Серафим?

Тут батюшка наконец вышел и сказал:— Это потому, что вы — идиотка.

7

Если жена жаловалась на мужа, или на све-кровь, или же на соседа, батюшка давал ей один и тот же совет: «А ты его убей».

— Как убей? — изумлялась женщина.— Задуши подушкой или подсыпь в чай мы-

шьяку. Иногда же добавлял: «А можно отправить его на мясокомбинат и порезать на сосиски». После этого жаловаться на близких ему пере-ставали.

8

Конечно, не на все жалобы отец Митрофан сердился. Когда какая-нибудь женщина рас-сказывала ему, что муж ее бьет, отец Митрофан просто сильно мрачнел. И велел передать мужу, что если он не прекратит, будет иметь дело с ним, с отцом Митрофаном. Но такие предупреждения мало на кого действовали. Несчастная жена после очередных побоев снова приходила к батюшке.

Тогда отец Митрофан узнавал адрес, соби-рался и ехал к ней домой. Там дожидался, когда вернется муж, вставал перед ним во весь свой

Цикл 5

104

великанский рост и грозно говорил: «Только по-пробуй ее еще тронь!». Размахивался и пробивал громадным кулаком деревянную дверь. Или оставлял в стене глубокую вмятину. В случаях с пьяницами сжимал кулаком бутылку и давил ее. А бывало, просто опрокидывал плечом шкаф с одеждой.

Это было настолько страшно, что некоторые жены в ужасе убегали из комнаты. А мужья, да-же выпив, больше не дрались. И дырки в стене или двери пытались поскорее заделать.

Сам отец Митрофан говорил про такие исто-рии: «Если мужчина бьет женщину, значит, он трус, достаточно его слегка припугнуть».

9

Тем, кто собирался делать аборт, авва говорил:— Роди, а потом оставь в коляске на морозе,

как бы случайно. Попищит и замерзнет, и все бу-дет хорошо. Это грех меньший, чем аборт.

— Почему меньший? — удивлялась будущая мать.

— Проверь, увидишь.Но никто так и не проверил.

10

Еще говорил: «Человек может пятьдесят лет проходить в церковь и не знать, что такое молит-ва, а может не ходить вовсе и спастись».


105

11

Еще: «Душа наша — зловонная кастрюля, на-до вылить из нее вонючую мерзость и превратить ее в избранный сосуд».

12

Еще говорил своим ученикам: «А ну-ка, поди сюда, неотжатая половая тряпка с Казанского вокзала!», а также: «Ты — раздавленная лягуш-ка, которая еще почему-то смеет хрипло квакать».

13

Еще: «козел и урод». И: «Ну, куда ты прешь?». Ученики же многие отпадали, осуждая его за грубость и слова, недостойные христианина, но многие оставались, любя своего авву и веруя, что получат венцы.

14

Один инок не в силах был более терпеть оскор-блений аввы, однако и не желал оставить его вовсе, ибо чувствовал несомненную душевную пользу от пребывания с ним. Несколько недель молился он Господу о вразумлении. Но Господь медлил с ответом. И вот однажды сей задумчи-вый брат нашел в лесу галчонка со сломанным крылом. Брат увидел в этом явление Промысла Божия и тайно поселил галчонка в своей келье. По ночам он учил птицу говорить.

В день ангела аввы Митрофана, когда тот как раз шел из церкви на праздничную трапезную,

Цикл 5

106

инок выпустил подросшего галчонка на волю, а тот, став ручным, не улетел и начал кружить над братией.

Заметив на авве Митрофане сияющий золотой крест, галчонок спланировал прямо к нему на ла-донь и вдруг крикнул: «Не груби!». И еще раз: «Не груби!». Братия не сомневалась, что видит чудо Божие. Авва же Митрофан только усмехнул-ся и подбросил галчонка в воздух. Тот отлетел, сел на плечо бывшему хозяину и крикнул ему в ухо: «Не груби!».

В тот же вечер инок, воспитавший галчонка, по распоряжению аввы покинул святую обитель, и теперь спасается в другом месте. Авва же Ми-трофан с тех пор никогда уже не называл иноков «козлами» и «лягушками», но только «козлята-ми» и «лягушатами».

15

Как-то раз отца Митрофана пригласили в Москву, в один большой храм, на престольный праздник. Отец Митрофан поехал. Служил патри-арх, два митрополита, литургия проходила очень торжественно, при большом стечении народу. В конце начался крестный ход. Секретарь патри-арха, отец Аверкий, в прошлом человек военный, очень переживал, что отцы идут вокруг храма как-то нестройно, всех равнял, строил и подтал-кивал обратно в колонну. Хорошенько ткнул он и отца Митрофана. Сначала отец Митрофан на это ничего не ответил. Но когда батюшки вернулись в алтарь, подошел к отцу Аверкию, взял его за


107

грудки и произнес медленно и очень четко: «Еще раз такое повторится, я тебя закажу».

16

Отец Митрофан, когда ему жаловались на ино-ков его обители, отрицал даже очевидные вещи.

Доносят ему, что отец Евграф из его мона-стыря просит за исполнение треб немыслимые суммы, — отец Митрофан утверждает, что Ев-граф — величайший бессребреник, какие только жили на свете. Рассказывают, что у отца Зосимы в городе женщина и даже младенец, которого эта (чем-то обиженная на Зосиму) женщина, готова предъявить в качестве доказательства, — отец Митрофан отвечает: «Да вы просто одержимые». Про третьего шепчут такое, что вряд ли стерпит бумага... Отец Митрофан смеется шептунам в ли-цо и гонит их с позором прочь. Многие были этим недовольны, считая отца Митрофана обманщиком, братия же с любовью называла своего пасты-ря «батюшкой на бочке» — в память о древнем старце, который, дабы покрыть грех брата, сел на стоявшую в монашеской келье бочку с женщиной, спрятанной внутри.

17

Некоторые говорили про авву Митрофана: «У него харизма». А некоторые — «У него внутри магнит, которым он привлекает к себе сердца че-ловеческие». Когда же батюшка начал стареть, и в нем проявились старческие немощи, стали говорить: «магнит заржавел, но притягивает по-прежнему».

Цикл 5

108

18

Когда отец Митрофан совсем постарел, его чер-ные волосы побелели, и прямая спина согнулась, он стал другим. Никого уже не бил, ни на кого не ру-гался, на исповеди почти ничего не говорил, только молча слушал, иногда тихо кивал. Кивал на все, что бы ему не сказали. Некоторые думали: может, он не слышит? И переспрашивали: «Батюшка, вы меня слышите?» «Слышу, все слышу», — подтверждал отец Митрофан и продолжал перебирать четки и не отвечать на вопросы.

Но когда уж очень настаивали и требовали от него совета в обязательном порядке, поднимал гла-за и говорил тихо: «Деточка, Христос воскресе».

ДетоЛЮБие

Один батюшка наслушался новостей о вымира-нии России и решил срочно увеличить свой приход. И всем молодым парам, у которых нет детей, стал отказывал в причастии. Мол, пока не родите ре-бенка, нет вам Божия благословения и Святых Христовых Тайн да не приемлете. Не прошло и года, как приход его сильно уменьшился — в не-го стали ходить одни старушки. Молодые пары, даже и с детьми, перебежали в другой приход, к более терпеливому батюшке. Самое удивитель-ное, что эта история — совершенно подлинная.

БеЗвоЗвратное

Вот как это было. Андрюшу Григорьева ру-коположили в Москве, в Новодевичьем. Его


109

матушка, Надя, увидев новоиспеченного батюш-ку, когда тот вышел из алтаря давать народу целовать крест, остолбенела — у Андрюши были другие глаза. В них сияла вечность. И Надя не подошла поцеловать крест, потому что не смогла двинуться с места, и только думала: как же я те-перь буду с ним жить?

Их отправили под Коломну, в поселок Про-шино, восстанавливать полуразрушенный храм. Они жили в покосившейся заброшенной избушке, отец Андрей сам переложил в ней печку, и печ-ка, хотя слегка и дымила, грела. Матушка сшила занавесочки из голубого ситца, повесила, на дере-вянный стол постелила скатерть, и в доме сразу стало уютней. Батюшка каждый день ходил в храм и расчищал там какой-нибудь угол, днем приходил обедать, а потом снова шел разбирать завалы. Матушка занималась хозяйством, разве-ла небольшой огород, насадила клумбу и любила батюшку.

По вечерам отец Андрей с матушкой садились рядом, пили чай с пирогами и разговаривали. За окном стояла тишина и летел снег, потому что начиналась зима. Батюшка чистил дорожки, а в храме затянул все дыры брезентом, чтобы не на-носило снега, поставил в притворе буржуйку и продолжал потихоньку все расчищать. Односель-чане заглядывали в храм, удивлялись, жалели отца Андрея, но сначала не помогали. Только приносили иногда батюшке еду — кто печенья, кто картошки, кто яиц. Но потом наконец у одной бабуси родился внучек, отец Андрей его крестил,

Цикл 5

110

а у кого-то умерла мать, отец Андрей ее отпел, и вскоре его начали звать то крестить, то освятить дом, то пособоровать, то отпеть. Постепенно люди его узнали. Он оказался веселый, не любил вести длинных разговоров, просто делал свое дело, го-ворил краткое слово, и уходил. Попутно хорошо и простецки шутил. Детей у них с матушкой не было.

К весне набралась бригада добровольцев, ко-торая взялась за ремонт храма. Через полтора года в храме настелили пол, установили иконо-стас и начались службы.

Прошло еще семь лет. Возле церкви выросло два кирпичных здания — воскресная школа и дом притча с трапезной, швейной, иконописной мастерской, а также небольшой домовой церко-вью и крестильней внутри. Все это неусыпным попечением и заботами отца Андрея, который как-то умел раздобыть денег. Повезло, конечно, и с тем, что у одной из дочек Никиты Михалкова была здесь неподалеку дача, на которую раза три приезжал в гости и сам, и тоже зашел в церковь, молился, даже исповедовался у отца Андрея. На исповеди отец Андрей не произнес ни слова, а только смиренно слушал, что в общем вполне объяснимо: не он же должен исповедоваться, а ему. Никита Сергеевич ставил свечи, крестился, потом с благоговением причастился, словом, вел себя совершеннейшим христианином и так, будто в жилах его течет такая же, как у всех, кровь. После его посещения стройка пошла намного бодрее. В следующий свой приезд Никита Сер-


111

геевич тоже не оставил церковь и отца Андрея своим милостивым вниманием. А через месяц после его третьего визита в воскресной школе по-явились стеклопакеты и паркетные полы.

Но когда церковь была полностью восста-новлена, оба кирпичных здания достроены, а церковный двор усажен кустами чудесных роз, отец Андрей затосковал. Все вроде уже сделал, построил, возвел. Полуграмотные бабки, бабы с двадцатью абортами за душой, разговоры про сглаз и порчу, быстро исчезавшие редкие светлые огоньки — молодые девочки и юноши, которых отец Андрей благословлял ехать в Москву учить-ся, деревенские поминки и свадьбы надоели ему до смертной истомы, до рвоты. И батюшка ощу-тил себя в тупике. Молиться? Но больше, чем того требовали его обязанности, молиться он не мог. Ну не мог. Цели нет передо мной. С тоски батюшка пристрастился даже к телесериалам и все вечера просиживал теперь перед экраном.

И тут в их деревню снова заехал Никита Сергеевич. В то воскресенье он первый раз согла-сился зайти в их скромную трапезную пообедать, много и складно во время обеда говорил. Все это был явный Промысел. И как раз когда Никита Сергеевич сделал паузу, процитировав Розанова и явно собираясь сослаться на Ильина, батюшка сказал как бы между прочим:

— Жизнь сельского иерея рано или поздно за-ходит в тупик.

Никита Сергеевич как-то сразу все понял. Уловил.

Цикл 5

112

— Отправим вас в Москву, — сказал Никита Сергеевич. — Как раз одно очень высокопостав-ленное лицо (тут Никита Сергеевич опустил глаза и понизил голос) ищет себе личного духовника.

— Да нет, — замялся было батюшка, но Никита Сергеевич уже нажимал кнопочки серебристого, сияющего неземным зеленоватым светом мобиль-ника.

Жизнь отца Андрея переменилась в один час.Вскоре его включили в штат Отдела внешне-

церковных сношений, сразу назначив на очень высокий пост. Он переехал в Москву, стал ез-дить на блестящей черной машине, встречаться с пастырями иных конфессий, посещать званые обеды, торжественные концерты и придворные балы.

Батюшка был красив и статен, русая бо-рода, ясный взгляд, неглупые речи — все-таки окончил Московский университет, философский, между прочим, факультет. Он стал украшением разных торжественных мероприятий. Его звали перерезать красные ленточки, освещать особня-ки, провожать напутственным словом делегации, награждать церковными орденами Ю. Лужкова, С. Степашина и Е. Примакова. Награждаемые тускло смотрели попу в глаза. Но он улыбался, по-мужски жал им руку и ни одной мысли не про-носилось в его голове.

— Послушание, — твердил он матушке после очередного многочасового околоправительствен-ного или думского фуршета, — просто послушание.

Но матушка впервые за их многолетний союз,


113

за их жизнь душа в душу, ничего не хотела слу-шать. И начала говорить батюшке невероятные вещи:

— Надо вернуться в Прошино.— Ты бесишься с жиру! — отвечал ей сквозь

зубы батюшка. К тому времени они уже объезди-ли всю Европу, побывали в Бразилии, Австралии, Новой Зеландии с разными почетными миссиями от Московской Патриархии.

Многие им до смерти завидовали. Многие кле-ветали, писали в Патриархию доносы. Но отец Андрей стоял крепко — высокопоставленное ли-цо, домашним священником которого он стал, был никто иной, как... Впрочем, тут государственная тайна и почти что тайна исповеди. Только ма-тушка все время сбивала батюшку с толку, она вообще как-то поутратила свое смирение, и все пыталась отца Андрея расшевелить, открыть ему глаза. Но батюшка и сам все видел, все понимал, а чего не видел и не понимал, того понимать и ви-деть не хотел. И отмалчивался на все матушкины призывы.

Матушка видимо начала чахнуть. Удивитель-но просто. Начала чахнуть. Батюшка повел ее к лучшим кремлевским врачам. Но врачи только руками развели: никаких шансов, скоротечный рак желудка, разрезали и зашили обратно: уже поздно. И вскоре матушка отдала Богу душу. Умерла она в мире с собой и батюшкой — по милости Божией, у нее почти не было болей, она только таяла и слабела буквально с каждым днем, пока не ослабела совершенно. Перед смер-

Цикл 5

114

тью она не говорила батюшке никаких красивых слов, не давала благословений и заветов, просто сказала: «Вот и все, Андрюшенька». И в сознание после этого не приходила.

Через неделю после ее похорон батюшке при-шло по почте письмо. Конверт без обратного адреса, удлиненный, чуть голубоватый, внутри черно-белая фотография. А на фотографии их старенькая покосившаяся избушка с ситцевыми занавесками, по окна в снегу. Из избушки идет дым. На заднем плане видны развалины церкви. Отец Андрей обвел глазами новенькую, с иголоч-ки квартиру, надежно мигающий зеленый огонек сигнализации у выключателя в коридоре, при-слушался к тихим шагам вышколенной охраны за дверью, выглянул в окно, где на парах сто-яла с водителем его черная «Ауди», посмотрел на матушкин портрет, висевший на стене, и тихо проговорил:

— Наденька, слишком поздно.

потерянный рай

В небольшой сельской церкви -ской губернии служил один батюшка. Приход у него был немно-голюдный, 10 бабушек, да летом — дачники. За хор и чтеца была у батюшки собственная матуш-ка, редко кто находился подпеть ей.

Матушка была особой тонко чувствующей, да еще и с, что называется, «близкими слезами». И вот начнут они служить, наступит какое-нибудь любимое матушкино место в службе, и она уже тихо плачет. До того жаль ей потерянного рая,


115

потому что в эти минуты она особенно остро ощу-щала именно это: рай потерян. Сначала плачет тихо и одновременно поет, это еще было ничего, но служба продолжается, а ей все горше. И до того доходило, что уже и петь она не могла от растущих рыданий. А петь-то надо! И читать то-же — громко да внятно. Но как тут возгласишь, когда реально душат слезы?

В общем, батюшка был всем этим сильно недоволен. Выходил он из алтаря, службу оста-навливал, делал своей чтице-певице строжайшие выговоры, истерики велел немедленно прекра-тить. Не помогало. То есть помогало, но ненадолго, до тех только пор, пока матушка не вспоминала: раю мой, раю потерянный, и здесь его нет. И вот однажды терпение у батюшки кончилось. Вышел он из алтаря и ка-а-ак даст матушке затрещину. Да еще одну, да еще. И что же?

Матушка на него ничуть не обиделась, но с тех пор научилась плакать безмолвно, направлять слезы внутрь, так что никто их теперь не замечал. Плачет, а служба все равно идет — ровно, сте-пенно. Священник не нарадуется: никто больше не всхлипывает, ничто его не отвлекает, прихо-жане, если и есть, молятся, свечки зажигают, прикладываются к образам. Все хорошо. Одного жаль — рай потерян.

Цикл 5

116

чего чеЛовеку не хватает,

иЛи не Самый пЛохой праЗДник

У Лени Короткова все было. Ну все. Семья? Да отличная была семья. Жена одних с Леней лет, но чудесно выглядела, как студентка. Со-хранила блеск в глазах и смеялась как девочка. Дети — два крепыша, три и пять, мальчишки, краснощекие, серьезные боровички. Секс? Ну, со-ответственно, жена его была женщина азартная, да он и сам был не дурак. Работа? А куда без работы. Леня руководил одной небольшой ком-пьютерной фирмой, работало в ней всего четверо человек, в прошлом все его однокурсники, чет-вертая (однокурсница) вела у них бухгалтерию. И всем четверым через несколько лет существо-вания фирмы хватило на покупку просторной квартиры, машины, оставалось и на путешествия в любую точку планеты. К тому же Леня свою работу любил, потому что в душе был заядлый компьютерщик — и программист, и спец по «железу», — а при словах «переформатировать жесткий диск» начинал подскакивать и потирать ладони. То есть было все у человека. А заскучал.

Церкви! Веры! Бога у него не было — закричат читатели, воспитанные на литературе Толстого и Достоевского. Но Леня тоже был на ней вос-питан, поэтому Бог у него был. И в церковь он ходил. Раз в два месяца обязательно. А на Пасху и Рождество исповедовался у батюшки, каялся, потом причащался, потом читал благодарствен-ные молитвы, потому что и молитвослов у него тоже имелся, и иконки на работе над компьюте-


117

ром висели, ну, все путем. И все равно — скука.Делать нечего, поехал Леня к старцу, в Печо-

ры, к отцу Иоанну Крестьянкину, помолился в пещерах, прожил там два дня, и чудо! Старец да-же принял его, хотя давно никого не принимал, но Лене просто чудовищно повезло. Он встретил в Печорах свою давнюю знакомую, Ирку Козлову, она, оказывается, тоже обратилась, переехала сю-да десять лет назад из Москвы, чтобы быть при старце, начала писать иконы и знала все ходы и выходы в монастыре. И вот эта-то Ира Леню уз-нала, вспомнила и провела его тайными тропами к батюшке, прямо в келью, потому что, как объясни-ла Ирка Лене, сегодня келейничал отец Амвросий, а он по гроб жизни ее должник. И отец Амвросий их действительно пустил. Конечно, ненадолго, пять минут! Старец очень болен. Леня зашел. И так и сел. Старец был не просто болен, он явно был еле жив. Хотя лицо было, конечно, очень доброе и ласковое, немножко похожее на Деда Мороза, но все-таки совсем, совсем старенькое. И Леня не ре-шился ни о чем у отца Иоанна спросить. Как-то не посмел. Точнее, глядя на него, сидящего в большом кресле и даже не способного привстать, Леня все в этот момент в общем понял. И просто сложил руки и подошел под благословение. Отец Иоанн назвал его по имени, хотя Леня не представлялся, но это было даже не важно, благословил и сказал довольно горячо для столь преклонных лет:

— Бог благословит! И все подаст тебе, все, что будет нужно и полезно твоей душе, только ты Ему не мешай.

Цикл 5

118

Леня смущенно улыбнулся, кивнул и вышел.— Что ж вы так быстро! — разочарованно вос-

кликнула Ира.— Да мы вроде обо всем уже поговорили, —

пожал плечами Леонид.Напоследок занес Ирке тортик, купленный тут

же в магазине, но чай пить не остался, поспешил на вокзал. И отправился в родной город, на поез-де, который шел как раз сегодня, а в следующий раз только послезавтра, чувствуя себя немножеч-ко идиотом, но идиотом счастливым.

Встреча со старцем слегка посветила в его жизни, и несколько недель он не скучал. Повесе-лел обратно. И объяснял себе это так, что просто повстречался с очень хорошим человеком, а это важно. И даже говорил Ларисе, своей жене: «Вот чего не хватало мне, человека. А теперь все, ви-дишь, опять я веселый». Лариса кивала. Она была тоже верующая, пришла в церковь вслед за Леней, но бывала там намного чаще, чем он. Она-то и подала совет съездить к старцу и теперь радовалась, как все легко решилось.

Но вскоре выяснилось, что ничего не решилось. Опять Лене показалось, что жизнь его серая и безвкусная. Даже улыбнуться он не мог, даже детям. И Леня пошел к психотерапевту. Психоте-рапевт ему объяснил, что нужно будет посещать его раз в неделю, и, даст Бог, через полгода они смогут подобраться к первопричине его хандры. Они подобрались немного раньше. Помог близя-щийся Новый год. Леня шел по улице мимо оптики и вдруг оттуда выглянул человек в красном кол-


119

пачке, без бороды, но с большим мешком, вынул из мешка крошечную шоколадку с приклеенной к ней визитной карточкой оптики и дал Лене. Это была рекламная акция.

И Леня вдруг вспомнил. И побежал к врачу.Ему только что исполнилось шесть лет, дело

происходило под Новый год. Он верил тогда в Деда Мороза. В тот раз родители ему клятвенно обещали, что Дед Мороз не только придет, но, может быть, даже дождется, когда Леня проснет-ся и поговорит с ним. Маленький Леня царапал себе живот, чтобы не уснуть, дождался даже, как в родительской комнате пробило 12 раз, но тут уже накрепко уснул. Он проснулся рано утром, под елкой была куча подарков, но Леня даже не взглянул на них. И стал звать Деда Мороза. Вместо Деда Мороза пришла мама. Она вино-вато улыбалась и сказала, что буквально минуту назад Дед Мороз ушел. Не дождался. Поехал на своих летающих санях к другим детям.

Но Леня маме не поверил. А вдруг маме толь-ко показалось, что Дед Мороз ушел? А вдруг он прячется где-то здесь? Он обегал все те места, где обычно прятался сам, когда играл в прятки, загля-нул за занавески, в шкаф, под кровать, за дверь в ванной, вышел даже в подъезд. Но в подъезде бы-ло пусто и тихо, только вдруг хлопнула дверь. Он глянул сквозь пролет лестницы, — это была со-седка снизу, она вызвала лифт, и лифт загремел и поехал. Деда Мороза видно не было. Леня рыдал, топал ногами, и родители были в полной растерян-ности, они никогда не видели сына таким.

Цикл 5

120

Им все-таки удалось отвлечь его на подарки, и Леня утешился. Через год он случайно подслушал, как мама с папой тихо обсуждают, не вызвать ли им Деда Мороза из фирмы «Заря», смело вошел в комнату и сообщил, что в Деда Мороза давно не верит. Потому что дедов морозов не бывает на свете, это просто переодетые артисты. Родители Лени успокоились, и история с Дедом Морозом была навсегда забыта.

Только теперь, в 32 года, Леня вдруг вспом-нил ее. Вспомнил, как плакал, как кусал маму, которая пыталась удержать его и не пускать в подъезд. Вспомнил ощущение непоправимого го-ря и потери.

Психотерапевт даже поерзывал от удоволь-ствия во время Лениного рассказа.

— Все ясно, все ясно, все ясно, — приговари-вал Иосиф Самуилович и поправлял очки.

И дал Лене совет вызвать детям Деда Мороза, благо Новый год на носу, к тому же теперь это стало совсем просто. А когда Дед Мороз придет, постараться самому превратиться в ребенка, хотя бы мысленно, и порадоваться приходу бородатого старика, словом, внутренне пережить недопере-житое и спустя годы восстановить потерю.

Леня так и сделал. Дед Мороз пришел. Его малыши тут же спрятались за папину спину, и папе пришлось принимать огонь на себя. На «раз-два-три, елочка, гори!» елочка, вопреки Лениным стараниям, зажглась не сразу, зато со второго раза уже зажглась. Мальчишки по-тихоньку раскрепостились, прочитали Дедушке


121

по стишку, поводили с ним хоровод, получили по подарку. Тут Лариса решила проявить госте-приимство, пригласила Деда Мороза попить чай, но Дед Мороз шепотом сообщил, что для этого придется снять бороду. И в общем был на это готов. Но Леня замахал на него руками — ни в коем случае. И, сунув дополнительную сотенную в глубокий красный карман, выпроводил Деда Мороза восвояси.

С тех пор все переменилось. Лекарство подействовало. Леня больше не скучает. А в но-вогоднюю ночь поднимает бокал с одним и тем же тостом: «Друзья! Психотерапия тоже иногда помогает. Да и Новый год не такой уж бессмыс-ленный праздник».

Сны отца ваЛерия

1

Отец Валерий сначала был просто Валерка, хорошо готовил яичницу и до смерти любил свою болтушку-жену. Но потом он окончил семина-рию, рукоположился и стал отцом Валерием. У них была одна дочка, а потом через много лет родился сын. Однажды отцу Валерию приснился сон: он служит, а за алтарем стоят два маль-чика со свечами. Батюшка проснулся. А вскоре матушка родила ему следующего мальчика. Узи и бабка-акушерка предсказали девчонку, но ба-тюшка только смеялся в уже седеющую бороду. «От бабья один шум!» Следующий сын ему уже не снился, но родился потом тоже. Получилась одна дочка и три сына.

Цикл 5

122

2

В другой раз отцу Валерию приснился ба-тюшка Серафим Саровский, который постучал палочкой об пол: «Родственники, а что ж так плохо служишь?». Очнулся отец Валерий и стал разуз-навать, что такое? Действительно, оказалось, что его прадед жил в Курской губернии, там же, от-куда преподобный Серафим был родом.

3

Отец Валерий, перед тем как стать батюшкой, работал чтецом в одной церкви. Церковь была небольшая, можно сказать сельская, но так уж исторически сложилось, что по праздникам в ней служил владыка. Особенно ревностен владыка был к богослужению и очень не любил, когда ошибаются и путаются в службе. Но отец Валерий к службам тщательно готовился и читал хорошо. Только вот он курил. И сколько ни боролся с собой, ничего не получалось. Тогда Бог послал ему сон.

Ему приснилось, что идет всенощная, а он сто-ит, как обычно, за аналоем, на своем месте. И вот хор замолчал, его очередь, но что читать — он не понимает. Перед ним и октоих, и служебник, и ми-нея, стихиры на стиховне выписаны на отдельном листочке — но все спуталось! Что читать — неиз-вестно. Листает одну книгу, другую, хор молчит и ждет, проходит минута, вторая, пауза страшно затягивается. Ужас объял отца Валерия.

Тут и владыка выходит из алтаря. Подошел к отцу Валерию, хлопнул его по плечу и говорит: «Ну что, пойдем покурим?».


123

Отец Валерий проснулся в холодном поту. Ку-рить ему с тех пор расхотелось.

еЛочки

Отец Валерий очень любил Россию. Амери-ка — это было так... Заблуждение молодости, перестройка, романтика. Он, конечно, и в амери-канской церкви служил искренне и ревностно, за несколько лет собрал целый русский приход, все сплошь интеллигентные люди, компьютерщики, историки — из соседнего большого университета, и все его очень любили. А все-таки не Россия. И вернулся отец Валерий со всей своей большой семьей домой. Стал жить сельским батюшкой в одной из неблизких губерний своей необъятной родины.

Раз заехал он в Москву, туда-сюда, по ма-газинчикам, в Патриархию, а вечером зашел в гости к своим давним добрым знакомым, бывшим однокурсникам — жене и мужу. Попил чайку, расслабился, а хозяйка, большая любительница необыкновенного, ну его пытать, батюшка, да как вы, да какие случились в вашей жизни за последнее время чудеса? Все-таки вернулись на Святую Русь.

— Ох, — говорит батюшка. — И рассказать-то не о чем. Если только о елочках.

Хозяйка обрадовалась, ручки сложила, слуша-ет. И батюшка начал.

— В деревне нашей возле храма в ограде по-садил я елочки.

— Зачем же?

Цикл 5

124

— Да там провели у нас в соседнем доме кана-лизацию, ее прорвало, полгода никто не чинит, все это на дорогу выливается, стекает в яму, двести метров от храма... И магазин рядом, пьянчуж-ки местные всегда там толкутся, кричат, место дурное, голое; в общем, посадил я вокруг храма елочки. И есть у нас там один сильно пьющий, не из денежных, так, за десяточку купит себе пузы-рек какой-то дряни — и доволен. Сашей зовут. Часто заходит в храм, покачается-покачается и выйдет. «Ты, — говорит, — батюшка хороший. Но в Бога я все-таки не очень верю».

И вот посадил я елочки. На следующий день только меня этот Саша увидел, как начал ру-гаться:

— Ты, батюшка, зачем елочек насадил?— А что ж такого? — удивился я. — Пусть

растут.— Да ведь это плохая примета! Вырви. Хо-

чешь, я сам завтра к тебе приду, выкопаю?— Ты не хватил ли сегодня лишку? — строго

глянул на него я. — От елочек радость.— Примета плохая, елки-то, — твердит Саша. —

Плохая примета.— Да что же плохого в них, ты погляди! Стоят

рядком, глаз радуют, — пытаюсь вразумлять его я.— Не радуют, — говорит Саша и в землю смо-

трит. — Примета нехорошая. Со смертью связано.— Эх ты, в приметы веришь, а в Бога не

очень, — отвечал ему батюшка.Так и прогнал его, — заключил свой рассказ

отец Валерий.


125

Ждет хозяйка продолжения, а его и нет. Да и хозяин удивлен — ни назидания какого, ни чуда. Канализация, елочки...

— И все? — спрашивает.— Все, милые, — вздыхает батюшка. —Хоро-

шо, если в воскресенье придет десять бабушек. И все-таки... слава Богу, что мы вернулись!

отец артемий

Батюшка Артемий окончил филологический факультет Московского государственного уни-верситета имени великого русского ученого и просветителя Михайлы Васильевича Ломоносо-ва. Едва батюшка открывал уста — шелковистые травы ложилась на землю, благоухающие цветы приклоняли головки, клейкие листочки в немом восхищении жались к веткам, птицы небесные складывали крылышки и примолкали, не смея продолжать свои сладкие, чудные песни, звери лесные, косматые и хвостатые, останавливали поспешный бег, принюхивались и шевелили в благоговейном недоумении ушами, рыбы морские замирали и только изредка всплескивали хвостом и пускали пузырик. Люди записывали батюш-кины проповеди на диктофоны, видеокассеты, издавали его книжки тысячными тиражами. Не-которые же соблазнялись и терли виски.

— А просто, — говорил один любящий отца Артемия раб Божий, — батюшка от большого напряжения и великой своей занятности забыл все русские слова и употребляет древнерусские, потому что по старославянскому и древнерусско-

Цикл 5

126

му у него в университете были одни пятерки. И если поставить при батюшке переводчика, все сразу станет хорошо. Скажет батюшка: «Памя-товать должно, что надлежит нам отряхнуть от стоп своих прах безбожия, а наипаче гордости и пагубнейшего самомнения». А значит это, что нужно перестать грешить. Видите, как все про-сто! И соблазняться тут не о чем.

неожиДанная вСтреча

Отец Яков Поттер не верил в чудеса. Как услы-шит, что где-то замироточила икона или кому-то было видение, тонкий сон, голос, страшно мор-щится и воздыхает:

— Ребята, надо же иметь совесть!А уж если при нем произносили слово «старец»,

да еще «прозорливый», просто молча вставал и уходил из комнаты.

Незадолго до смерти ему явилась женщина в белом с очень бледным лицом в длинном хол-щовом платье. Женщина стояла у изголовья его кровати; отец Яков был тогда уже сильно болен и почти не вставал. Женщина явилась внезапно, отделясь от стены, потом рука ее прошла сквозь деревянную спинку кровати, и отец Яков понял, что она бесплотна. Батюшка двинул на гостью стул, но женщина даже не шелохнулась. Тогда отец Яков с неизвестно откуда взявшейся силой громко спросил ее:

— Что, хочешь, чтобы я поверил, что ты — не галлюцинация? Хочешь, чтобы я поверил, что ты и есть чудо?


127

— Нет, — спокойно отвечала женщина. — Я не чудо. Я твоя смерть.

отец аЛекСанДр и Стихотворцы

Отца Александра Меня спрашивали:— Почему вы хвалите любые стихи, которые

вам приносят, даже и вовсе графоманские?— Лучше уж пусть пишут стихи и верят в свое

предназначение, чем пьют горькую, — отвечал отец Александр.

Свет миру

Отец Александр говорил: «Нам дано только светить».

Самый краСивый

Отец Митрофан говорил: «Отец Александр был красивее всех, кого я видел».

оБ иДиотах

Одна беременная женщина много болела. То одним, то другим, то третьим, просто не было уже никаких сил. Врачи говорили ей: «Немедленно де-лайте аборт. Родится ведь идиот!». Родственники тоже очень переживали и добавляли: «Мало того что идиот. Где он будет жить? У нас и так по-вернуться негде». Жили они, и правда, большой семьей в двухкомнатной квартире. Но женщина упрямилась, все-таки она была верующая и абор-та делать не хотела. Тогда хитрые родственники посоветовали ей поговорить с отцом Алексан-

Цикл 5

128

дром, потому что знали — человек он широкий, свободный, не то что какой-нибудь поп-мракобес, знает языки, читает книжки, чужое мнение ува-жает, глядишь, благословит и аборт.

Женщина отправилась к отцу Александру и все ему рассказала. Отец Александр ответил: «Родится идиот — будете любить идиота».

Родился вообще не идиот. Сейчас он уже вы-рос и учится в университете.

не Старец

Отец Александр никогда не хотел быть па-стырем наподобие древних, руководить душами, говорить «можно» и «нельзя», давать судьбонос-ные советы, назначать епитимьи и применять педагогические приемы. У него был совсем дру-гой склад. Он все больше просто утешал своих чад и говорил с ними о Владимире Соловьеве и Павле Флоренском. Но те, кто посещал его, иного и не желали.

Когда он умер, ему так и не нашлось замены, потому что больше никто из батюшек Флоренско-го и Соловьева не читал.

иДеже неСть БоЛеЗнь

Когда отцу Иоанну Крестьянкину исполнилось 90 лет, он перестал принимать чад. Чада же, мно-го лет кормившиеся из его рук, роптали: «Столько лет окормлял нас, ведя ко спасению, а теперь? Это не он, а злые люди вокруг него. Почему нас к нему не допускают?»

Келейник же отца Иоанна, в очередной раз


129

отказав страждущим от встречи с батюшкой, ска-зал другому брату с улыбкою: «Отец Иоанн так широко распахнул пред людьми двери рая, что они забыли, что существует старость и болезнь».

отец миСаиЛ

Отец Мисаил встречался с Анной Ахмато-вой, был чудесным рассказчиком, говоруном и записывал разные истории про батюшек — доку-ментальные, очень смешные. Потом эти истории вышли книжкой, потом стали выходить и пере-издания. Читатели присылали отцу Мисаилу благодарственные отклики, телевидение пригла-шало его поразмышлять о судьбах церкви, газеты брали у него интервью. И все были довольны.

Но однажды отцу Мисаилу приснился стран-ный сон. Будто сидит он за столом, листает свою книжку про батюшек, а в книжке вместо текстов фотографии всех, о ком он писал, и все его герои — в чем мать родила. «Что это такое?» — в ужа-се вскрикнул отец Мисаил и захлопнул книжку. Но и с обложки ему погрозил пальчиком один его знакомый священник, при этом опять-таки совер-шенно голый, проговорив грозно: «Не обнажай наготу отца своего».

паСтырь ДоБрый

Вскоре после этой истории отец Мисаил уз-нал, что у него есть коллега. Из мирян, да еще и женщина! Какая-то Кучерская, которая, как го-ворили, тоже очень любила писать про батюшек. Отец Мисаил даже прочитал в «Литературной

Цикл 5

130

газете» несколько слетевших с ее пера историй, и после этого не поленился, узнал ее телефон и по-звонил начинающей писательнице.

— Слышал я, что вы, госпожа Кучерская, пишете пасквили на батюшек, — сказал отец Мисаил после небольшого и в общем ласково-го вступления. — И даже их читал. Временами смешно, но чаще грустно.

Кучерская же в трепете молчала. Сам знако-мец Ахматовой звонит ей и преподает урок!

— Вообще же писать про пастырей — дело опасное и неблагодарное, — продолжал отец Ми-саил. — Хорошо знаю это по собственному опыту. Так что уж лучше бы вы, матушка, занялись рож-дением детей. У меня такой возможности нету, а то бы, ей-богу, бросил писать и начал нянчить детишек... Но вы, вы не забывайте: чадородие на-много спасительней, чем писательство.

Подивилась Кучерская такому вниманию к се-бе и пастырской заботе, и от удивления начала рождать детей — одного, другого. Но на втором дело что-то застопорилось. И тут уж ничего не по-делаешь: или дети, или батюшки, — так что снова начала она писать свои небылицы про пастырей.

«Жить я без них не могу, — говорит. — Вот и все».

И вот дети в садике, а она целые дни пишет, перечитывает свои истории вслух, бьет себя по бокам, хохочет, подскакивает, а временами горь-ко плачет.


131

Девятый том

«Патерик» вышел в свет и разошелся по всей Руси великой во множестве экземпляров. В одном женском монастыре его подвергли сожжению как литературу душевредную и пагубную, в другом сестры читали книжку тайком и прославляли не-ведомого им автора, в третьем, мужском, братия читала и цитировала «Патерик» в открытую. Отец же Феофан сказал: «Это надо издать в качестве девятого тома «Настольной книги священнослу-жителя»».

Цикл 6

132

ЦИКЛ 6

ЧТЕНИЕ В ОЧЕРЕДИ НА ИСПОВЕДЬ

Красота спасет мирАся Морозова была такая красавица, каких не ви-дывал свет. Глаза темные, заглядывают в самую душу, брови черные, изогнутые, как нарисовали, нос ровный, прямой, на щеке аккуратная родинка, про ресницы даже и говорить нечего — в пол-лица. А волосы светло-русые, густые и лежат мягкой волной.

Учиться Асе было скучно, и в 19 лет она учиться бросила. Все преподаватели ставили ей четверки просто за неземную красоту, толь-ко информатичка (одинокая женщина 52-х лет) уперлась, а Ася не захотела пересдавать и забра-ла документы. Поклонников у нее было столько, что она давно отключила телефон и натягивала шапочку на самые глаза, чтобы только ее не раз-глядели. Но не помогала и шапочка. Самой же ей, понятно, никто не нравился. Все были какие-то козлы. И денег у них брать она не хотела, с какой стати. А жить по-человечески ей все-таки хотелось. Родители у нее жили в другом городе, оба уже немолодые, плюс две сестры — в общем, рассчитывать приходилось на одну себя. Ну а как может заработать порядочная девушка? И Ася стала проституткой. Работала она, конечно, не на какой-нибудь Тверской, а в небольшом частном пансионе. И деньги получала бешеные. Ася сама назначала клиентам гонорары, и не было случая,

Чтение в очереди на исповедь

133

чтобы кто-нибудь ей отказал. Пансион обслужи-вал людей состоятельных, проверенных, только по предварительному звонку, употребление наркоти-ков и чрезмерные возлияния в нем не поощрялись, в общем, девочки жили там как в родном доме.

Так бы оно и шло, если бы однажды в этот уют-ный публичный домик не пришел очень странный человек.

За окном лил дождь, кончался октябрь, де-вушки зевали и скучали, двенадцать часов дня, мертвое время. Опять же, дождь. И тут раздался звонок. На пороге стоял незнакомец, с зонта сте-кала вода, вид у гостя был несчастный и мокрый, но даже сквозь воду было видно: на здешних посе-тителей он совсем не похож. На вид лет сорок, был он очень печален и бледен, борода у него росла до самого пояса, с кончика ее капала вода.

Ася засмеялась. Никогда в жизни не видела она таких смешных бородачей.

— Ты, что ли, профессор?Но бородач только молча смотрел на Асю и

не говорил ни слова. Держательница дома под-мигнула Асе, что-то шепнула бородачу на ушко, он кивнул, и Ася повела клиента на второй этаж.

В комнате человек хорошенько промокнул бороду полотенцем, а потом открыл большую чер-ную сумку, которую принес с собой. Из сумки он достал черный длинный халат, сверху надел зо-лотой крест, затем вынул длинный узкий фартук из золотистой ткани, повесил его на шею, а потом такие же твердые золотые манжеты на шнурках. И зашнуровал шнурки. Ася молча на него смо-

Цикл 6

134

трела. Человек оказался попом. На всех четырех стенах поп нарисовал карандашом по крестику.

Затем попросил тазик с водой. Душ с туале-том были прямо в номере, и Ася тут же принесла ему воды. После этого поп раскрыл толстую виш-невую книжечку и начал петь молитвы, а потом брызгать водой. Ася сидела в кресле и слуша-ла молитвы — кроме «Господи помилуй», она разобрала еще одно странное повторявшееся слово, похожее на кашель — «закхей». Наконец, в общем довольно быстро, поп перестал читать, сложил обратно в сумку книжку, веничек, кото-рым брызгал воду, снял рясу, крест и поклонился Асе в ноги. Ася так и отпрыгнула. Конечно, мно-гие вставали перед ней на колени, но по-другому. А человек легко поднялся и уже собрался идти.

— Что все это значит? — закричала Ася.— Интересно? — это было первое, что произ-

нес, наконец, бородач от себя, не по книжечке. При этом он улыбался и смотрел на Асю тоже как-то не как все. И взгляд его так поразил Асю, что она даже не смогла как следует ответить. Потому что взгляд этот был очень ласковый и ничего не хотел. И Ася молчала.

— Приходи к нам в Петровский монастырь, на Калужском валу, спроси отца Луку, я все тебе объясню, — добавил человек.

— Еще я к тебе поеду! — опомнилась, наконец, Ася и пожала плечами.

Тут отец Лука ушел. Денег с него Ася попро-сила не брать ни копейки. Настоятельница ее послушала, Ася была в пансионе на особом по-


135

ложении — основной источник дохода.После того дня Асю как подменили — ей все

время хотелось увидеть попика-бородача. Уж боль-но чудно он смотрел. Не страшно совсем, а так... легко, и жутко почему-то хотелось с ним погово-рить. Еле-еле дождалась Ася выходного дня, — ей обычно давали вторник или среду, самые непри-быльные. И вот Ася оделась поскромнее, поймала такси и приказала везти себя на Калужский вал. Такси привезло ее к белой стене монасты-ря. Тут Ася немного струхнула, но увидев, что в распахнутые ворота заходят все, кто хочет, смело направилась вперед. У ворот стоял монах, типа охранник, Ася спросила отца Луку, и вскоре к Асе уже подходил тот самый бородач, в длинной рясе, в черной маленькой шапочке, без креста. Отец Лука Асе совсем не удивился и повел ее в большую златоглавую церковь, которая стояла посреди монастыря. В церкви батюшка сел с ней на лавочку и заговорил как со старой знакомой.

— Хорошо, что ты меня разыскала, — сказал батюшка.

— И сама я не знаю, зачем приехала сюда, — вздохнула Ася. — Да только после того, как ты побывал у нас, стало мне сильно скучно. И жизнь моя прежняя мне не мила. Потому что вообще-то нет в ней ничего хорошего! И я хочу другого.

— Чего же?— Чтобы ты вытащил меня оттуда.— Разве это не от одной тебя зависит?— Нет, потому что доход, который я приношу

тому дому, очень велик, никто меня уже не от-

Цикл 6

136

пустит, пока я молодая, и отыщут меня даже под землей.

Долго говорили они так, обсуждая планы спа-сения Аси и вопросы христианской добродетели. Когда заговорили о грехе сладострастия, отец Лука поведал Асе и собственную историю.

— Видишь ли, я потерял Бога. Не стану рас-сказывать тебе подробно, как это произошло, потому что происходило это постепенно, шаг за шагом, да только в конце концов я почти не веровал в Его существование, а значит, и в спра-ведливость всего, что говорит нам церковь. Душа не может долго оставаться пустой, она жаждет пищи, любой, и если не божественной, значит, земной, плотской... Я шел к вам за тем, за чем приходят туда все, бес блуда жестоко мучил меня задолго до того, как я начал терять веру. Снача-ла я боролся как мог, но чем дальше отходил от Бога, тем беззащитней становился перед своими помыслами и блудной страстью. Телефон вашего дома я нашел в газете. В объявлении говорилось, что это место для «благонамеренных» людей. Это меня и насмешило, и очень понравилось. И я эда-ким «благонамеренным монахом» созвонился с вашей хозяйкой, узнал дорогу.

Настоятелю я сказал, что меня вызвали на оче-редную требу, для освещения квартиры, у нас это принято — многие из братии часто уезжают в го-род на требы. Для отвода глаз и самоуспокоения взял я с собой и свой привычный багаж, сумку с облачением и всем необходимым. И отправился прямиком в объятья дьявола.


137

Долго блуждал я по окрестностям, и никак не мог найти ваш дом, несмотря на инструкцию. Лил дождь, я вымок до нитки и готов уже был бежать. Точно сам Господь удерживал меня до последнего. Но, уже решив вернуться ни с чем, я наткнулся, наконец, на нужное место. Несколько раз я проходил мимо этого двухэтажного особня-ка, уверенный, что это чей-то красивый офис или банк, пока не посмотрел на окна — белые зана-вески в цветных бабочках. И понял, что скорее всего попал как раз туда, куда нужно. Позвонил, сказал условленную фразу, мне открыли, и тут... я увидел тебя. Я был ослеплен. Может ли человек быть так прекрасен? Если есть на земле такая красота, значит, есть и Господь. Всякое сомнение в бытии Божием и в Его бесконечной милости, Его любви к нам, согревающей и всемилосердной, совершенно оставило меня. Я почувствовал, что Господь близко. Много месяцев я мучился неве-рием, унынием, тоской, много месяцев мечтал о женщине, прости, что говорю с тобой так откро-венно, и вот — в один миг! — все сомнения и все желания меня оставили. Я пребывал в каком-то потрясенном восторге.

— Помню, помню, как ты смотрел на меня, — засмеялась Ася.

— Раз уж пришел, делай свое дело, сказал я себе, — продолжал отец Лука. — И начал ос-вящать комнату. А потом вернулся в монастырь. Вот и вся моя история.

— Почему же ты не поговорил со мной там, сразу? — спросила Ася.

Цикл 6

138

— Побоялся потерять ту радость, которую так внезапно получил. Да и что мог я сказать? Что хуже тебя в десятки раз, что лицемер, сладо-страстник и отступник?

— А почему ты не остался со мной там для того, для чего все туда приходят? Тогда твоя ра-дость стала бы еще сильней.

— Когда рядом Бог, ничего этого уже не нужно, и всякая похоть совершенно оставляет человека, он делается недоступен греху.

— А как ты смотришь на наше занятие? Оно большой грех?

— Поистине, это противнее Богу всякого греха.Так проговорили они несколько часов. В пу-

бличный дом Ася не вернулась. В тот же день отец Лука крестил ее и облачил в неприметный подрясник, сильно переменивший ее внешность. Три месяца Ася жила в каморке при монастыре, вместе с женщинами, готовившими монахам пи-щу, исповедовалась, беседовала с отцом Лукой, каялась и очищала душу, а кончила тем, что по-ехала в один дальний женский монастырь, чтобы остаться там навсегда. К Рождеству отец Лука получил трогательную открытку, а к Пасхе теле-грамму: Великим постом Асю обнаружили в лесу близ монастыря с проломленной головой. Убийц не отыскали, отец же Лука, получив печальную весть, несколько дней не мог опомниться от по-трясения. Он даже пошел в милицию, рассказал о доме, который посетил однажды, но когда по-ехал показывать, где он расположен, так и не нашел его. Уютный особнячок точно сгинул.


139

Эту историю рассказывали и по-другому. Об-ратив Асю на путь истины и любви, отец Лука не мог устоять перед ее красотой и сделал ей пред-ложение. Вскоре они поженились. Отец Лука снял сан и расстригся. Дети у них получались очень красивые, но все-таки не такие, как мама. Бра-тия монастыря поначалу думала, что отец Лука погиб без возврата, близкие и чада его рыдали о нем, пока старец монастыря не сказал однажды за трапезой, как бы между прочим: «О Бореньке (мирское имя Луки) не скорбите, останется жив».

метаморфозыМарина работала девушкой для развлечений

в одном известном казино. Она жила с двумя младшими братьями, мамой и парализованной бабушкой. Папа их давно бросил, мама люби-ла выпить, и жить было не на что. А молодой девочке хочется счастья. И Марина стала под-рабатывать — сначала время от времени в клубе, а последние три месяца в казино, уже на постоянной основе. Она пользовалась успе-хом, у нее появились богатые покровители, и вскоре материальное положение семьи стало на-лаживаться. Бабушке Марина наняла сиделку, младшего брата перевела в другой садик, тоже пятидневку, но с хорошим питанием, а перво-классника-старшего — в параллельный класс с изучением компьютера, за который нужно было доплачивать триста рублей ежемесячно. Мама пила теперь не дешевый разливной портвейн, а молдавское. В принципе она была не такая уж

Цикл 6

140

пропащая, когда-то работала машинисткой, вов-сю перепечатывала самиздат, сама писала стихи, но потом, как многие поэтессы, спилась с круга. Так что сначала Марина была девочкой из интел-лигентной семьи. Она даже начала откладывать себе деньги на учебу, потому что со временем хо-тела выучиться на массажистку или косметолога, еще не решила до конца.

Но тут в школе, поджидая Колю после со-стязаний по компьютерным играм, Марина разговорилась с одним многодетным родителем, ко-торый тоже ждал двух своих сыновей-близняшек, хотя вообще-то у него в каждом классе училось по ребенку, всего, кажется, восемь человек. Родитель предложил ей приводить Колю в их воскресную школу, в которой сам он был директором. «Заня-тия у нас ведут прекрасные педагоги, — сказал многодетный отец. — Лепку — скульптор, жи-вопись — художница, хор — певица, а Закон Божий — дьякон».

Сначала Марина про этот разговор забыла, но через неделю многодетник снова ее позвал. И Марина для смеху привела Колю в воскресную школу. А пока Коля занимался, сидела в кори-дорчике с бабушками, мамами, редкими папами и слушала, о чем они говорят. Говорили они про детей, церковь, батюшек, искушения и грехи. И Марине интересно было это послушать — ни-когда раньше она не видела столько верующих людей одновременно. У них в казино многие девчонки тоже носили крестик, но в церковь не ходили, если только изредка, поставить свечку. В


141

следующее воскресенье Марина чуть не проспа-ла, но Коля так отчаянно будил ее и просился в эту, блин, воскресную школу, что пришлось встать. Так прошло несколько воскресений, и Ма-рина узнала, что все-все, кто ждет своих детей в этом зале, ходят по субботам и по воскресеньям на церковную службу, на службе отстаивают по два часа столбиком, а потом еще ведут детей в воскресную школу и полдня ждут их в душном коридорчике. То есть — полный улет!

Сама Марина каждый раз думала, что ве-дет Колю в последний раз, потому что водить его в эту воскресную оказалось жутко неудоб-но, субботний вечер и ночь были самым горячим временем, но Коля просто умолял ее и плакал, а матери-то с похмелья совсем уж было ни до чего, и Марина, абсолютно невыспавшаяся, все-таки перлась в эту школу учить мальчика лепке, ри-сунку и Закону Божьему. Утешало только то, что начиналось все это в час, хоть чуть-чуть можно было отоспаться, и потом в коридорчике у нее по-явились новые подружки, особенно Ленка, мать двоих детей, спасибо хоть не восьми, что уже бы-ло признаком некоторой Ленкиной нормальности. Но и в другом Ленка была своей девкой и со-всем молодой. В общем они подружились. Как она зарабатывала на хлеб, Марина, разумеется, не афишировала.

Ленка стала давать Марине почитать всякие глупенькие религиозные книжечки, что нужно знать, когда приходишь на исповедь, таинство свя-того крещения, «Антихрист в Москве» и прочую

Цикл 6

142

пропаганду. Марина эти книжечки складывала в туалете и читала только там, потому что они были одно занудство, ни сюжета, ни страстной любви. Но Ленка Марину не оставляла, и все со-ветовала ей познакомиться с батюшкой, и задать ему все, какие у нее есть вопросы. А у Марины не было вопросов никаких, просто скучно в коридор-чике было сидеть и ждать Кольку, который даже до дома три остановки на метро доехать еще не мог, потому что Колька у них был с отклонени-ями. Но однажды у Марины в казино случился сильный облом, ее подставили, два дня подряд уводили перед носом выгодного клиента с согла-сия Гарика, их диспетчера, а потом этот самый Гарик и вовсе дал Марине понять, что ей в этом казино лучше не появляться. Прощайте, денежки! С горя Марина даже пошла знакомиться с отцом Максимом. А отец Максим был просто смех один, 25 лет, можно сказать, ровесник, самой-то ей ис-полнилось как раз двадцать.

Отец Максим навел Марину на мысль, что хорошо бы креститься, но Марина была уже кре-щеная, тогда еще не парализованная бабушка крестила ее мильон лет назад. «Покаяние — вто-рое крещение», — ответил батюшка и, совершенно непонятно как, Марину убедил. Марина ему ис-поведовалась, и во время исповеди ей стало так стыдно, что слезы у нее катились градом, и остано-виться она не могла. Но она все-таки остановилась, так как упала в обморок, а в обморок она упала, потому что ей показалось, что сердце ей распирает какой-то жар или огонь, в общем, она вот-вот за-


143

дохнется. Тут Марине дали нюхнуть нашатырного спирта, и она очнулась. Ну а дальше все пошло вообще уже в непонятном направлении.

Огонь, который ее чуть не сжег, Марине очень понравился, но загорался он, хотя и не такой уже сильный, только когда Марина приходила на исповедь. И стала она стараться приходить на исповедь почаще. Клуб-казино накрылся, на учебу она так и не скопила, зато стала подра-батывать в храме уборщицей, и — после ее-то прежней жизни! — нравилось ей быть в храме уборщицей. И сильно она повеселела. Только вот денег опять не хватало. Но отец Максим, даром что молодой, все норовил ей выдать какие-то пре-мии и велел на кухне каждую неделю снабжать ее продуктами. А сиделкой к бабушке стала прихо-дить одна прихожанка, все тем же направленная батюшкой, разумеется, за бесплатно, ради спасе-ния души. Но вскоре бабушка умерла, батюшка ее отпел. Маринина мать так напилась с горя, что пришлось вызывать скорую. Зато после этого не пила два месяца.

А спустя еще полгода Марина ушла в мона-стырь, Ново-Голутвинский, в Коломне. Не хотелось ей замуж, надоели эти мужики до смерти, так что все в общем понятно. И семья без нее не пропа-ла. Младшенький ходит в прежнюю пятидневку, по пятницам приходит домой сам, и уходит тоже сам, как на работу, потому что водить его неко-му. Мама Маринина снова попивает портвешку, хотя меру все-таки знает, может, по Марининым молитвам. В воскресную школу Коля теперь то-

Цикл 6

144

же ездит сам, так как отклонений у него стало сильно меньше, даже заикаться почти перестал. Обратно его, правда, провожает до дома Ленка с двумя своими дочками. И Коля стал в семье за старшего, а сестру всегда защищает, когда мать начинает ее материть, что нет в доме денег, и го-ворит маме вот что: «Вот исполнится мне десять лет, пойду торговать по поездам газетами, а по-ка, сказали, мал еще, так что подожди, мама, до следующего года, осталось уже чуть-чуть».

ГомеопатОдин батюшка был гомеопатом. И пользовал

прихожан весьма успешно, попутно преподавая приходящим к нему простые советы. Женщинам он говорил, что все женские болезни — от мини-юбок. А проблемы с щитовидкой— от декольте. Говорил без шуток, совершенно серьезно, так что все его прихожанки ходили чинно, в юбках до пят. И предпочитали водолазки.

УБиЙЦыУ отца Афанасия было послушание — испо-

ведовать сестер монастыря. Как-то раз к отцу Афанасию приехал отец Илья, старинный друг отца Афанасия по семинарии.

— О, как я мечтаю, — сказал отец Афанасий другу, когда они уже посидели немного за столом и хорошо закусили, — чтобы хоть одна монахиня нашего монастыря кого-нибудь убила.

— Что, что ты говоришь, батюшка! — замахал на него руками отец Илья.


145

— Не могу больше слушать, как подходят одна за одной, и все точно сговорились. «Батюшка, я в среду съела сардинку!»

УЛиЦа мандеЛьштамаДьякон Григорий, выпускник Литературного

института, страсть как любил Пушкина. Ну про-сто обожал. На проповеди, которые иногда ему поручали произносить, нет-нет да и ввернет сти-шок или какую цитату из своего любимого поэта. Про Онегина и Машу Миронову говорил как про живых людей, а на ночь, после всех правил и по-клонов, возьмет томик да и почитает немножко и обязательно от умиления плачет — очень уж хорошо писал, сукин сын. Братия так и прозвала Григория — Пушкин.

Но однажды отцу дьякону приснился сон — огромное поле, желтое и пустое, видно, только сжали рожь, на меже лежат редкие колоски, и вот по этому колючему полю навстречу ему идет сам Александр Сергеевич, в сюртуке, с тросточ-кой, кудрявый, подвижный, весь такой знакомый и узнаваемый, а ветер отбрасывает кудряшки со лба. Но при этом Пушкин ужасно грустный. Дья-кон так и сел.

— Александр Сергеевич, это вы?— Ну я, — отвечал Пушкин.— Почему же вы такой грустный? — чуть не

заплакал отец Григорий.Но Александр Сергеевич на это промолчал и

посмотрел на него с еще большей печалью.— Ах, Александр Сергеевич, да если б вы

Цикл 6

146

знали, какая у вас на земле слава!!! —закричал дьякон.

— Что мне слава?! — тихо отвечал Пушкин и опустил голову еще ниже.

— Но если не вы, если не вы, то кто же? — про-должал восклицать изумленный отец Григорий.

Тут Пушкин неожиданно распрямился, неяс-ная улыбка пробежала по устам его, и одними лишь глазами он показал куда-то наверх, за дья-конову спину— мол, ты лучше туда посмотри. Отец Григорий обернулся, поднял голову и уви-дел березку. На березке сидел Осип Эмильевич Мандельштам. И Мандельштам, наоборот, ка-зался очень веселым, смеялся, махал ручками, будто он птичка, и словно что-то чирикал, только не по-человечески.

Тут батюшка проснулся.Пушкина он с тех пор забросил, читает только

Мандельштама и заучивает наизусть все его со-брание сочинений.

Чтение на ночь в женском монастыре

147

ЦИКЛ 7

ЧТЕНИЕ НА НОЧЬ В ЖЕНСКОМ МОНАСТЫРЕ

Матушка ГеорГия в Мире животных

Матушка Георгия, поступившая в монастырь в романтические 1990-е и за пятнадцать лет пре-вратившаяся из наивной девушки в зрелую монахиню, говорила так: «Нет ничего страшнее для женского монастыря, чем слова «послуша-ние превыше поста и молитвы». Через бездумное следование этому поучению многие в монастыре теряют любовь. Да и вообще человеческий об-лик». Она же говорила: «В монастырь приходишь пушистым зайчиком, но с годами превращаешься в колючего ежика. Иначе здесь не выживешь». С этими словами матушка хмурилась, сводила бро-ви, а пальчики выставляла на слушателей, как ежиные колючки.

о Милости Божией

Матушка Филарета давно подозревала, что сестры в ее монастыре спасаются плохо. Да и сами сестры подливали масла в огонь: что это, мол, матушка, целый день мы на послушании, на службы не ходим, молиться некогда совершенно. Хорошо еще, если послушание тихое, в библиоте-ке какой-нибудь, а если в коровнике? Мычанье, навоз, какая уж тут молитва, не сосредоточиться, ничего. В келью приходим поздно, только и успе-ваешь раздеться да повалиться спать. Некогда

Цикл 7

148

даже правило вечернее вычитать! Разве это мо-нашество? Раньше-то у подвижников вон сколько было времени.

Долго думала матушка. И придумала. Обошла вокруг всю территорию монастыря и останови-лась у брошенной баньки. Банька осталась от прежних хозяев, сейчас в ней никто не мылся, а внутри лежал разный хлам. Матушка велела баньку очистить, выкинуть мусор и помыть полы. Все исполнили по ее приказу. Вот, объявила ма-тушка сестрам на трапезе, это будет наш затвор. Заходи по одному.

Затвор продолжался неделю. Сестре вы-давались Священное Писание, молитвослов, Псалтырь, подходящая минея и типикон. А также одно шерстяное одеяло. Под одеялом можно было спать, а можно было и постелить его на жесткую деревянную полку баньки. Подушкой должна была служить рука, согнутая в локте. Других по-стельных принадлежностей не выдавалось. Спать разрешалось подряд три часа и подниматься на молитву. За этим следили две специальные по-ставленные на страже сестры. Они по очереди дежурили снаружи, подглядывали в дырку, и если затворница засыпала, стучали в ведро и бу-дили ее. Те же дежурные приносили затворнице раз в день пищу.

Составили четкий график, и получилось, что за год все сестры хоть раз побывают в затво-ре. Только дело как-то не то чтобы не пошло, а несколько застопорилось. Первой отправили ма-тушку Иулианию из трапезной — в прошлом


149

журналистка, красавица, она была самая раз-говорчивая и часто возмущалась монастырскими порядками. Исцелить гнойные раны, нанесенные ее душе гордостью и самомнением, матушка и ре-шила в первую очередь. Но на четвертый день затвора мать Иулиания начала издавать стран-ные звуки, все громче и громче. Что она имела в виду, было неясно, — разговаривать с затворни-цей не полагалось. Но она и сама, кажется, не стала бы разговаривать, потому что, собственно, просто ужасно выла. Стражницы пожаловались матушке. Матушка приказала выждать еще сут-ки, а пока начать читать об Иулиании суточную Псалтырь. Не прошло и дня, как мать Иулиа-ния замолчала. Видно, подействовала молитва сестер. Правда, вечером Иулиания не подошла к окошечку принять пищу, и наутро тоже. Тогда уж все совсем всполошились, и все-таки открыли затвор, на день раньше. Мать Иулиания сначала выходить не хотела, все мотала головой, говорить она точно разучилась, но ее вывели за руку, и она послушно пошла. На матушкины расспро-сы, угрозы и уговоры ничего не отвечала, только смотрела голубыми остановившимися глазами. Делать было нечего, мать Иулианию отправили в монастырский лазарет и возобновили чтение Псалтыри о ее несчастной душе. Через два дня она за молитвы матушки и сестер очнулась, ста-ла почти прежней. Только с тех пор не любила закрытых помещений, все норовила приоткрыть хоть форточку, но это и у нормальных людей бы-вает, клаустрофобией называется.

Цикл 7

150

Пока мать Иулиания приходила в себя, в затвор отправили следующую сестру. Эта вызва-лась сама, вне очереди, дабы посрамить дьявола, так явно посмеявшегося над Иулианией. Мать Мастодонта провела затвор на отлично. Моли-лась, постилась и вышла совершенно нормальной, только чуть похудевшей, но быстро отъелась и на вопрос, были ли искушения, отвечала, что одно только было искушение — очень хотелось под конец спать. После удачи Мастодонты матушка-игуменья сильно взбодрилась, но со следующей сестрой опять случилась неприятность. Она вы-шла вроде нормальной, только почти сразу после затвора слегла в больницу с инфарктом, а там и вовсе умерла.

Так и пошло. Одна-две нормально, а третья обязательно или в уме помрачится, или заболеет, или из монастыря после затвора уйдет. Или даже не уйдет, но целый день после освобождения сме-ется. И остановить ее невозможно.

Тогда матушка снова собрала сестер на трапезе и сказала: «Молиться вам еще рано. Лучше уж работайте, как работали, и не роп-щите». Тем по неизреченной милости Господней и кончилось дело.

сладкая жизнь

Как-то раз, когда затвор еще не отменили, но надзора над затворницами почти уже не было, их просто запирали снаружи на ключ, в избушку на курьих ножках отправили мать Софью, между прочим выпускницу Щуки. Через несколько дней


151

ее ближайшие подружки, матушка Георгия и ма-тушка Надежда, решили укрепить узницу в ее заточении. Душевно, но главное телесно. Заранее подобрав ключ, матушки взяли с собой поболь-ше сладостей, конфеток, бутербродов, любимого мать Софьиного томатного сока и поближе к ве-черу тихонько забрались к ней в гости. Только сестры разложили угощение и начали пир, стук в дверь! Что делать? Быстро покидали обратно в сумку все сладости, затолкали ее под широкую банную полку, спустила до полу одеяло, туда же нырнула и худенькая матушка Надежда. А мать Георгия встала за занавеску.

Тут в затвор вошла уставщица, инокиня, объ-ясняющая, какие молитвы и по каким книгам затворнице читать дальше. Мать Софья встре-тила ее ни жива ни мертва. А мать Надежда, сжавшаяся под полкой, страшная хохотушка, только и делала, что кусала себе пальцы, чтобы не засмеяться. Но от этого ей было еще смешней. И она фыркнула. Уставщица насторожилась.

— Ой, матушка, — заголосила мать Софья. — Такие страхования, такие страхования, то будто стучит кто-то, то вздыхает, то стонет, только мо-литвой и гоню их, проклятых. А то и за ноги иногда хватает!

Тут из-за занавески раздался звук, сильно на-поминающий хрюканье — это не выдержала мать Георгия.

Мать уставщица уже медленно пятилась на-зад, но наткнулась спиной на полку, и вот ведь искушение — только в затворах такое бывает —

Цикл 7

152

мать Надежда не выдержала и слегка ущипнула гостью за ногу! Уставщица закричала так, буд-то ее режут. Выбежала из баньки и прямиком к игуменье. В затворе дело нечисто. Фырканья, хрюканья, щипки! Краем глаза она заметила, что и занавеска колыхалась как-то очень странно!

Подозрительная игуменья поспешила за уставщицей прояснить ситуацию. В отличие от уставщицы, она подергала занавески, не полени-лась наклониться и посмотреть, что делается под полкой... Никого, ничего. Сестры, конечно, успели убежать. Зато уставщице досталось. Нечего зря воду баламутить! Кто у меня после твоих сказок в затвор пойдет? Тщетно пыталась оправдаться уставщица и свалить все на мать Софью, на-прасно разводила руками. Следующей в затвор пошла именно она. А мать Софья вскоре согла-силась даже затвориться вне очереди. «Лучшие минуты в монастыре... » — мечтательно качала она головой, вспоминая о своем сладком затворе.

Царевна-ляГушка

Жила-была на свете игуменья Раиса. Когда-то была она доброй, хорошей женщиной, но вот стала игуменьей — и точно ее подменили. Никого она больше не любила, ни с кем дружбы не во-дила. Плохо жилось при ней сестрам, скорбно и тягостно. Но не всем. Были у матушки прибли-женные, благочинная и казначейша, как-то они умели матушке угодить, хотя и сносили от нее не-мало. Хуже же всех было опущенным, тем, кто когда-то в чем-то провинился, не угодил игуменье,


153

сказал поперек или вовремя не поклонился — их ненавидела матушка Раиса лютой ненавистью и сживала со свету как могла. Велела не переда-вать им посылок и писем, не отпускала в город к врачам, натравливала на них сестер, заставляла исполнять мужскую работу, носить бревна, ру-бить дрова, не позволяла ходить на службу, пока не будет все сделано, и они месяцами не быва-ли в храме. А на всякий их ропот отвечала одно: «Послушание превыше поста и молитвы. Вы мо-нахини или кто?».

Кто-то из этих отверженных менял монастырь, кто-то уезжал домой и в озлоблении сердца вовсе переставал ходить в церковь, другие заболевали от непосильного труда и оставались инвалидами на всю жизнь, четвертых же матушка проща-ла. Но заслужить прощение было очень трудно. Так и текла себе монастырская жизнь, никому не ведомая, внешне тихая и спокойная, пока в опущенные не попала послушница Анна. Тут уж, видно, настал час воли Божией.

Анна была родом из Питера, работала учи-тельницей физики, и вот, в тридцать лет от роду, пришла в монастырь. Жила она здесь уже третий год, работала на разных послушаниях, в послед-нее время в швейной мастерской, известна была ровностью и веселостию характера, данные име-ла неплохие, анкету хорошую, пора было ее уже куда-нибудь пристроить, может быть, постричь и повысить, а может быть, понизить и не постричь. И вызвала игуменья Анну к себе.

— Столько лет уже в монастыре, а все по-

Цикл 7

154

слушница. Потому что нет у тебя правильного руководства, — объяснила Анне игуменья. — Хо-чу взяться за тебя сама, и как мать твоя хочу выслушать, какие у тебя помыслы, что отягощает твою душу, в чем ты согрешила. Я слушаю.

Анна же молчала.— Слушаю, — строго повторила игуменья.— Матушка, благодарю вас за заботу и ма-

теринскую помощь, но вчера вечером я уже исповедовалась и все мои помыслы, все грехи рассказала отцу Анатолию, а новых помыслов у меня пока не накопилось...

О глупое и неразумное, о наивное и несмыс-ленное чадо! Как отвечало ты своей начальнице? Так ли должно было говорить с главной о глупой твоей душе попечительницей, заменившей тебе родную мать? Сама привела ты себя к погибели, ложным своим простодушием (личиною гордости) и бесхитростностью ответа, сама!

— Не накопилось? Не накопилось? — закрича-ла игуменья в страшном гневе и затопала ногами.

— Хочешь научиться шить облачения? — продолжала кричать матушка, припоминая их давний с Анной разговор. — Ты у меня научишь-ся. Завтра же пойдешь в коровник.

И кричала еще долго, приводя цитаты из свя-тых отцов, называя Анну «свиньей», «тварью», преступницей и прочими бранными словами. Но Анна даже не заплакала. Тварь.

На следующий день она отправилась в ко-ровник. И хоть бы что. Коровы Анну полюбили, стоило ей войти в хлев, как они начинали дружно


155

мычать, точно приветствуя ее, а телята бросались лизать ей руки и боты. Анна же только смеялась. Так прошло несколько месяцев. Трудная работа будто не изнуряла, а только веселила ее.

Тогда Анну переселили в сырую келью, в которой капало с потолка и отслаивалась шту-катурка. Анна сначала поставила тазик, а потом где-то раздобыла штукатурку и потолок залата-ла. Тогда матери Иоасафе тайно было поручено пускать к Анне в келью тараканов, семьями, одну за одной, но Анна называла тараканов ребятка-ми, подкармливала хлебом, и сама же Иоасафа однажды подглядела, как вечером, незадолго до сна, тараканы по Анниной команде ровным строем отправились по подоконнику в раскрытое окошко, на растущее у кельи дерево — ночевать. Матушка игуменья в ответ на эту историю, раз-бив вазу, крикнула: «Бабьи басни! На улице ноябрь, ноль градусов!».

И отправила Анну на стройку, разнорабочей. Анна опять ничего. Носит в ведре цемент, лицо веселое, будто она в доме отдыха, а не на тяжкой работе. И хоть бы насморк ее прошиб! Никако-го насморка. Тут игуменья подговорила сестру, в прошлом медика, исполнявшую послушание монастырского врача, повнимательней осмотреть Анну и найти у нее слабые места. Выяснилось, что в юности у Анны были нелады с сердцем. Тогда игуменья послала ее в прачечную, в пар, жар; подолгу там никто не выдерживал. Сестры работали в прачечной по жесткому графику, не больше месяца в год. Анна проработала полгода

Цикл 7

156

и опять как ни в чем не бывало! И стало мать Раису это ужасно мучить, что никак ей не удает-ся довести Анну до того же состояния, что и всех. Остальные опущенные все-таки ходили бледные, изможденные, при виде матушки начинали дро-жать и тут же падали на колени, хоть в грязь, хоть в снег. Только такими земными поклонами и можно было заслужить у нее прощение — это все знали. И из таких прощенных и выходили самые лучше доносчицы.

Анна на колени не падала, кланялась матушке до земли, в ноги, как и все не опущенные, и по-прежнему... слегка улыбалась! Игуменья велела проверить, не повредилась ли послушница в уме, но самые надежные агенты донесли матушке, что Анна говорила с ними вполне разумно. А на во-прос, что является причиной ее веселого вида, отвечала, что ей, конечно, тяжело, зато совесть ее спокойна...

И тогда решилась игуменья извести ее вконец. Она вызвала к себе Анну и сказала:

— Вот тебе, Анна, задание. Рабочие никак не могут достроить просфорню, видно, бес их от-водит от этого святого дела, не дает завершить работу, а работы-то там осталось на несколько часов. Вижу, что ты подвизаешься и победишь лукавого — дострой просфорню. Сроку тебе даю до завтрашнего утра. Справишься?

— Благословите! — отвечала Анна, не возра-жая матушке ни слова, хотя могла бы и возразить, просфорню только начали строить, и стройки там оставалось по меньшей мере на два месяца.


157

— Бог благословит, — отвечала матушка и пере-крестила послушницу. — Если же не построишь...

Она не закончила, но в монастыре уже дав-но поговаривали, что две монахини, особенно не угодные матушке, куда-то пропали. Родствен-ники монахинь подняли шум, приезжала даже милиция, только следов не нашли. Родственникам матушка сказала: «Россия большая», а милици-онеры просто недолго побыли у нее в кабинете и вышли. И с тех пор никогда в монастырь не на-ведывались.

И вот проходит ночь, утром матушка выходит на улицу. Господи Иисусе! Стоит просфорня. И Анна выметает из нее веничком строительный мусор!

Пуще прежнего рассердилась игуменья на Анну.— Вот тебе еще одно задание, милочка, а уж

после этого походатайствую владыке о твоем по-стриге. Надо вырыть новый глубокий колодец, в прежнем вода стала гнить. До следующего утра должно быть все готово, не пить же сестрам гни-лую воду, ты понимаешь!

— Благословите.— Бог благословит.Просыпается игуменья на следующее утро, а

келейница подносит ей ковшик с чистой прозрач-ной водою.

— Матушка! Колодец готов.Как подымется с постели матушка, как плеснет

ковшик в лицо келейнице, как закричит страшным голосом:

— Колдовство! Ей помогают.

Цикл 7

158

Позвала игуменья двух самых преданных своих сестер, благочинную и казначейшу, и приказала им ночью выследить Анну да выведать, кто же это помогает проклятой девке.

А послушнице дает новое задание — насадить на поле у монастыря яблоневый сад, да чтоб яблоки к утру уже созрели, и она, игуменья, их попробовала на завтрак.

Анна только молча ей поклонилась. Поздним вечером Анна отправилась в поле, а за ней зама-скированные сестры, — одна ползет с ветками на голове, вторая в маскхалате.

И вот видят сестры — встала Анна посредине поля на колени и начала горячо молиться.

— О Всесвятый и Всемогущий Вседержителю! Не оставь меня, даруй мне время на покаяние, не дай погибнуть душе моей... О любимый и сладчайший Иисусе, милостив буди ко мне, не-мощной, пошли мне Твою святую помощь, помоги насадить яблоневый сад.

И тотчас же после этих слов ночное небо оза-рил неземной свет, небеса отворились, и на поле слетелись крылатые юноши. В правой руке каж-дый держал по лопате, в левой по небольшому саженцу. Стали юноши копать землю и сажать в нее яблоньки. И все это с какой-то ангельской, не-человеческой скоростью. Не прошло и получаса, как поле было засажено тонкими саженцами. Тут небо потемнело, начался дождь, а через несколь-ко минут, слегка оросив землю, стих. Яблоньки росли и росли и вскоре превратились в чудные молодые деревья. На ветках набухли черные поч-


159

ки, из почек высвободились листья, появились белые бутоны, сад зацвел. Анна же продолжала молиться и горько плакать.

Цветы облетели, а на ветках начали созревать яблоки, из зеленых точек превращаясь в ровные зеленые шары.

Анна же молилась. А шары прямо на глазах потрясенных шпионок вдруг позолотели.

Начало светать, и крылатые юноши внезапно исчезли, как-то растворились в воздухе, казначей-ша с благочинной даже не успели этого отследить. Остался только один, последний юноша-ангел, и пошел он прямо к кустику, за которым они пря-тались. Подойдя к обмершим от страха сестрам, юноша произнес громовым голосом:

— Скажите игуменье Раисе, что премного она прогневала Всемилостивого Господа, а потому жить ей осталось считанные часы, в которые она еще может покаяться. Если же не покается, душу ее ожидают страшные муки! Да прежде смерти пусть не забудет заглянуть в погреб на дальней пасеке.

С этими словами юноша исчез.Не помня себя, сестры прибежали в монастырь

и все-все рассказали матушке. Та долго им не ве-рила, кричала, била по щекам, расспрашивала, откуда они узнали про пасеку. Однако казначей-ша и благочинная повторяли, что передают лишь то, что слышали от светлого юноши в яблоневом саду.

Но матушка уже не желала ничего слушать, и, восклицая: «В чем мне каяться! Мне каяться не

Цикл 7

160

в чем!», вдруг почернела лицом, упала и умерла. В тот же вечер, узнав о смерти игуменьи, в мона-стырь прибежал сторож с дальней пасеки и пал сестрам в ноги. Сторож повел сестер к неболь-шому погребу, который находился неподалеку от пасеки, отпер двери, и из подземелья вышли те самые пропавшие год назад сестры, с пением и небесной радостью на лицах.

Казначейша и благочинная незаметно сбе-жали из монастыря, бросив ключи и оставив погреба открытыми. Несколько дней сестры ликовали, устроив себе велие утешение за трапезой. А потом собрались и избрали своей начальницей Анну. Она правила монастырем долго и счастливо.

Яблоневый сад ее прославился на всю Рос-сию — такие крупные и сладкие яблоки там родились, неизвестного прежде сорта, даже из Тимирязевской академии к матушке приезжали консультироваться. Самый главный академик удивлялся больше всех и тут же в монастыре принял на старости лет крещение.

БоГадельня

Матушка Анастасия сильно переживала за сестер своей небольшой обители. Все были рассла-бленные, все вс¸ время отпрашивались в отпуск, в отгул, помыться, постираться, поболеть, на сотню сестер полноценных едва набиралось шесть-семь человек. И матушку это сильно утомило.

Тогда она собрала сестер на сестринское со-брание и спросила их: «Что же мне, ехать к


161

владыке, просить его превратить наш монастырь в богадельню?». Сестры же захлопали в ладоши и ответили: «Да».

некаЧественная ПродукЦия

Жили две послушницы, Ира и Лена. Были они подружки не разлей вода, дружили с шесто-го класса, вместе отучились в Нефтехимическом, вместе разочаровались и ушли в монастырь. Их поселили в разные кельи, но они все равно дру-жили, хотя и меньше, чем прежде — не хватало времени, да и не слишком дружба здесь поощ-рялась. И вот как-то раз Ире взгрустнулось. И Лене тоже. И пошли они тихонечко в продуктовый магазин, который был расположен неподалеку от монастыря и купили себе две бутылки водки. Одну бутылку они заначили, а другую решили выпить. После вечерних молитв они встретились в душе, сказав соседкам по келье, что им необхо-димо помыться, а сами расстелили на душевой лавке газетку, достали хлеб, консервную банку с лососем, которую приобрели в том же магази-не, и два пластмассовых стаканчика. Открыли бутылку, разлили и выпили по первой. Только вкус водки показался Ире странен. И Лене то-же. Тогда они налили по второй — чего-то в этой водке не хватало. Ира догадалась первая — в бутылке была чистая вода. Несмотря на этикетку и золотую крышечку. Им попалась какая-то мо-шенническая, ненастоящая водка.

Но отец погибели дьявол не дремал. Умело и ловко он расставил свои сети. И послушницы

Цикл 7

162

отправились за второй бутылкой, тем более, что тайник их находился совсем недалеко от душа. Однако и там оказалась чистейшая вода, по вку-су напоминавшая «Святой источник». Больше пить было нечего. Только в этот момент омраче-ние покинуло девушек, горькие слезы покаяния излились из их глаз, а затем и сладкие слезы благодарности Всемилостивому Господу, уберег-шему их от поругания и греха. С той поры обе дали обет никогда не брать в рот спиртного. И держатся уже три месяца.

телефонное Послушание

У мать Анфисы было телефонное послушание. Монастырь их располагался в такой глубокой глуши, что и до ближайшей почты нужно было добираться полдня. И было в их монастыре всего два телефона. Один у матушки в кабинете, другой в комнатке рядом с трапезной. Анфисино послу-шание состояло в том, чтобы сидеть у трапезного телефона — и не позволять сестрам звонить, по-скольку звонить домой благословлялось не чаще раза в месяц. У Анфисы был составлен четкий, красиво прочерченный график, когда чья очередь, все по нему и жили. Лишь в исключительных слу-чаях — по ходатайству самой матушки игуменьи или благочинной — позволяли звонить чаще.

Анфиса пребывала в комнате неотступно, от-вечала на звонки, стерегла телефон, а во время служб и на ночь запирала комнатку на ключ. Так что никакой возможности проникнуть к телефону не было. И была Анфиса третьим в монастыре


163

человеком — после матушки и благочинной, и все перед ней трепетали.

Ее власть кончилась стремительно и почти страшно. Сестры начали вдруг пропускать соб-ственные дни. Не приходили в долгожданный день звонить домой. Одна, другая, четвертая... Нервное напряжение, вечно царившее вокруг комнатки с телефоном, ослабло, а потом исчезло вовсе. Конечно, Анфисе по-прежнему кланялись, но — и это казалось ей слишком очевидно! — без прежней почтительности. Да и говорили с ней все менее уважительно, а самые дерзкие чуть не сме-ялись в лицо... И никак не могла Анфиса взять в толк, в чем дело? Что случилось? Но вы, ко-нечно, уже догадались. Пришла эпоха мобильных телефонов. У каждой монахини появился свой телефончик, и берегли их сестры пуще глаза, пря-тали в тайники, а по ночам доставали и всласть писали друг другу sms-ки. В стихах и прозе.

Матушка поднялась на борьбу. Благосло-вив сражаться с духом мира сего, разумеется, Анфису. Анфиса проводила обыски, найденные мобильники выбрасывала прямо на глазах сестер в помои, грозила геенной и изгнанием из мона-стыря, назначала, по благословению матушки, жестокие епитимьи. Вс¸ мимо. Епитимьи прилеж-но исполнялись, но старые мобильники сменялись на новые, и способы укрыть их делались все изо-щренней, пока однажды матушка не протрубила отбой, вдруг поняв: этого зла уже не выкорчевать.

И снова Анфиса уселась в телефонной ком-натке, потому что кое-кто по-прежнему приходил

Цикл 7

164

позвонить, пленяясь бесплатностью звонка, од-нако происходило это уже без всякого графика, ведь все свои графики Анфиса давно забросила. И сидела она за столиком мрачней тучи, неред-ко заставали ее заплаканной, что-то с ней явно происходило — она зачастила на исповедь, не пропускала ни одной службы и на глазах у изум-ленных сестер из дородной, энергичной пожилой женщины превратилась в худенькую печальную бабушку. Анфиса угасла буквально за полтора года. Батюшка Амвросий, духовник монастыря, отпел ее. Царствие Небесное, вечный покой и слава Всемилостивому и Преблагому Богу, Стро-ителю нашего спасения!

иГуМенское БлаГословение

Послушница Настя Арбатова начала полнеть. Через пять месяцев все стало ясно. И поздно было виниться, и не делать же было аборт. Настя почти перестала выходить на улицу, сказываясь больной. К игуменье идти она страшно боялась: матушка была очень сурова. Но что скроешь в монасты-ре — наверняка кто-то уже все рассказал ей про настины дела, однако отчего-то она Настю не вы-зывала. Настя мучилась, а живот все рос да рос.

Наконец девушка не выдержала и сама пришла в игуменский кабинет. Глянув на нее, игуменья лишь обронила:

— И что ты с этим будешь делать? Настя всхлипнула и утерлась кулаком.

— Нашла ли ты себе акушерку? На что соби-раешься кормить ребенка?


165

Настя молчала.Тогда игуменья наложила на нее епитимью:— Из монастыря тебе придется уйти. Как ро-

дишь, так душу положи, а воспитай дитятю в христианском духе. С деньгами тебе будем по-могать.

Настя замотала головой, но матушка продол-жала:

— А ты не отказывайся, я виновата, за тобой не уследила, это первый мой пред Богом долг, так что выкормим вас обоих. Потом, как войдет ре-бенок в совершенный возраст, отдашь его вместо себя в монастырь. Это моя тебе епитимья. По-няла ли?

Настя поняла, благодарила, плакала и обеща-ла сделать все так, как велит игуменья.

Ехать ей было некуда, была она сиротой, из беженцев, и поселилась Настя неподалеку от мо-настыря, в небольшом городе.

Вскоре у нее родился мальчик, да такой уди-вительный! С младенческих лет больше всего на свете он любил играть в церковь, в дьякона, а на втором месте были книжки, по истории и био-логии. Монастырь, по распоряжению игуменьи, помогал Насте материально, и мать с сыном не знали нужды. Жили они душа в душу, каждое воскресенье посещали местную церковь. Настя души не чаяла в своем Алеше. И чем старше он становился, тем беззаветней она его любила. И больше всего боялась, что сын как-нибудь узнает о ее давнем обещании отдать его в монастырь. Отдавать его ей совсем не хотелось, хотелось

Цикл 7

166

побыть бабушкой, понянчить внуков, в общем по-жить как все люди. И все шло хорошо, мальчик уже заканчивал школу, учился на подготовитель-ных курсах во Владимире (ездил туда два раза в неделю из городка). Вскоре до Насти дошла весть — игуменья, наложившая на нее епитимью, почила в Бозе, и словно камень упал у Насти с сердца.

Однако, когда Алеше исполнилось семнадцать лет, как раз на следующий день после выпускного вечера, он вдруг встал после ужина, поклонился матери в ноги и попросил благословить его на иночество.

Настя обмерла. Как он узнал? Неужели кто-то сказал ему?

— Кто тебе рассказал?— Никто мне ничего не рассказывал, — отве-

чал Алеша, — просто, мама, я хочу стать монахом.Только тут Настя открыла сыну свою страш-

ную тайну про епитимью, которую столько лет скрывала от него. Алеша лишь усмехнулся в от-вет: «Вот оно, игуменское благословение!» И через неделю уехал в далекую недавно возродившуюся обитель. А Настя, еще нестарая женщина, так и не вернулась в монастырь — видно, все-таки не ее это был путь. Она переехала в поселок, на-ходящийся неподалеку от монастыря, в котором поселился ее Алеша, дожила до его хиротонии в архиепископы и вскоре после этого тихо сконча-лась в мире с собой и Богом.


167

Балерина

— Понимаешь ли, батюшка, — говорила одна послушница батюшке, — что-то мне в монастыре скучно. А ведь я с четырех лет занималась бале-том, чуть не стала балериной, но когда уходила в монастырь, выбросила и пуанты, и пачку, и фото-графии, на которых я танцую. Теперь же иногда мне так хочется потанцевать.

Батюшка послушнице ничего не ответил, но через месяц на день ангела вручил ей подарочек — розовые атласные пуанты и настоящую пачку.

Послушница очень обрадовалась, примерила пуанты, и они оказались ей впору.

— Когда вспомнишь ты про свое далекое про-шлое, — сказал батюшка, — и захочется тебе встать в третью или шестую позицию, благослов-ляю тебя надевать пуанты, пачку и танцевать, сколько пожелает твоя душа. Хоть в нашем кон-ференц-зале, пока никого там нет. А ключ возьми у Евстафии.

Но с тех пор танцевать послушнице расхо-телось. Ключа от зала она так и не попросила, сложила пуанты и пачку в дальний сундучок, и не вспоминала о них долгие месяцы. Однако про-ходил год, и вечером своего прежнего дня ангела (потому что вскоре она стала монахиней, и имя ей поменяли) матушка открывала крышку, смо-трела на батюшкины подарки, вспоминала его тепло, бесконечную любовь и молилась об упо-коении иеромонаха Андриана — батюшки давно уже не было в живых.

Цикл 8

168

ЦИКЛ 8

БУРСАЦКИЕ РАССКАЗЫ

Юродствовать не благословляется

Отец Афиноген преподавал в семинарии литурги-ку. Худой, высокий, с темной бородой и косматыми бровями, говорил он в нос, очень медленно и стран-но выпевая слова, после каждого делая едва ли не минутную паузу.

— Не борзяся начнем (пауза). Божественную литурги-ию (пауза). Не позволено совершать (па-уза) в часовнях (пауза ). Жилых домах (пауза). И кельях! (очень длинная пауза).

В общем, на его лекциях семинаристы букваль-но давились от хохота. Как-то раз отец Афиноген вызвал ученика к доске. Тот начал отвечать в точ-ности по лекции, повторяя ее слово в слово. Но главное, с теми же интонациями и паузами.

— Божественную литурги-ию (пауза) не позво-лено совершать (пауза)...

Довольно долго отец Афиноген все это слушал, словно бы ничего не замечая, а семинаристы в классе уже просто стонали от смеха. Наконец отец Афиноген нахмурил косматые брови и спо-койно сказал:

— Юродствовать не благословляется.

об отношении к священству

Денис Скворцов, ученик первого класса ду-ховной семинарии, не изучив еще хорошенько

Бурсацкие рассказы

169

семинарских порядков, вошел по однажды в каби-нет к инспектору, отцу Евпсихию. Денису нужно было отпроситься на выходные домой.

Только вошел, отец Евпсихий, не дав ему и сло-ва молвить, спрашивает:

— Как вы относитесь к священству?— С почтением, — отвечал растерянный Денис.— Выйдите и закройте дверь. Денис вышел и

тут же постучал снова.— Здравствуйте, уважаемый отец Евпсихий,

можно вас попросить...— Как вы относитесь к священству? — немед-

ленно перебил его отец Евпсихий.— С благоговением!— Выйдите и закройте дверь.Денис вышел и в совершеннейшем отчаянии

постучал снова. Не успел он и рта раскрыть...— Как вы относитесь к священству?— Хорошо, просто великолепно, — только и

мог ответить Денис.— Выйдите и закройте дверь.Несчастный семинарист вышел и встал в глу-

бокой задумчивости под дверью инспекторского кабинета. Съездить домой очень хотелось. На ту пору по коридору проходил его старший товарищ из второго класса, Левка Овчинников. Денис чуть не плача рассказал ему, что отец Евпсихий, ка-жется, сошел с ума. Левка только засмеялся.

— Что ли спрашивает тебя, как относишься к священству? А ты когда в следующий раз будешь входить, скажи: «Отче, благословите войти».

Денис так и сделал. Через полчаса он уже

Цикл 8

170

ехал в электричке, заедая страшное приключение отличным спелым яблоком, которым угостил его отец Евпсихий.

о длине волос

Когда семинаристы вкушали завтрак, ар-химандрит Вениамин, в прошлом сотрудник милиции, ходил по трапезной и внимательно ос-матривал все затылки. И если видел, что волосы у кого-то длиннее положенного, громко обращал-ся к такому нарушителю:

— Ты кто?— Александр, — говорил, едва не подавив-

шись и вставая по стойке смирно, семинарист.— Надо отвечать «воспитанник Александр».— Воспитанник Александр.— Теперь, воспитанник Александр, посмотри

на мой затылок.И отец Вениамин поворачивался к несчастно-

му спиной.— Ну, видишь?— Вижу, — отвечал тот неспокойным голосом.Туг архимандрит подносил к своей шее два

пальца, показывая, как коротко подстрижены у него волосы. Потом сравнивал их с длиной волос семинариста и говорил:

— Я — архимандрит. Ты — воспитанник Алек-сандр. И у меня волосы короче, чем у тебя! Перед обедом проверю, что ты понял. А если не понял, останешься без обеда!

Разумеется, семинаристы являлись на обед ко-ротко подстриженными. А архимандрит Вениамин


171

с годами стал епископом. Некоторые его бывшие жертвы, встретившись на каком-нибудь соборе или массовом крестном ходу, любили обсудить, проверяет ли владыка длину волос у подчинен-ных ему батюшек, говорит ли им: «Я епископ, ты простой архимандрит, и у меня волосы короче, чем у тебя!»

толстый и тонкий

Жили-были два семинариста, Кирилл и Витя. Вместе учили уроки, вместе ненавидели совет-скую власть, читали подпольные самиздатовские книжки, восхищались Иоанном Кронштадтским, молились убиенному императору российскому Николаю Второму, но конечно, шепотом, а в день его расстрела, 17 июля, держали строгий пост. И все им было понятно, и жизнь была легка. По-том мальчики женились, держали друг у друга на венчаньях венцы, а вскоре обоих рукоположи-ли, направили отца Виктора в ближнее, а отца Кирилла в дальнее Подмосковье, в пустовавшую долгие годы церковь. Первого третьим священ-ником, второго сразу настоятелем. Оба жили не тужили. Отец Виктор ездил в свою ближнепод-московную церковь из Москвы на автобусе, был прост, доступен, имел дар живого, ясного сло-ва, убедительно сочувствовал и быстро снискал народную любовь. Однако и с властями умел ла-дить, и когда настоятель их храма умер, батюшка как-то естественно занял его место. Вдобавок он оказался еще и умелым строителем — выстроил отличный дом для причта, в котором каждое вос-

Цикл 8

172

кресенье устраивались благотворительные обеды для бедных.

Отец Кирилл, подустав от трехчасовой дороги на электричке и автобусе, в конце концов пере-ехал вместе с семьей в поселок, где стояла его церковь. Там пустил корни, насадил большой яблоневый сад, по праздникам служил, пропове-довал старушкам, исполнял требы, а в свободное время много читал, писал под псевдонимом в «Вестник РХД» статьи по истории церкви, пол-ные тонких наблюдений и весьма проницательных суждений. И как-то незаметно сделался челове-ком в определенных кругах довольно известным. В храм его стали приезжать столичные жители, все больше, конечно, интеллигенция, — вдохнуть деревенского воздуха, послушать ученые ре-чи. Сам батюшка тоже часто бывал в Москве, по-прежнему встречался со своим старинным другом Витей, обменивался с ним подпольной ли-тературой, обсуждал беззакония по отношению к церкви и методы борьбы с уполномоченными и кагебешными старостами; не брезговали отцы и красненьким.

Как вдруг началась перестройка.Подпольные книжки появились на прилавках,

священников допустили до газет, телевидения, до лекций в школах и университете. Со временем канонизировали Иоанна Кронштадтского, потом и царя. С тех пор говорить друзьям стало совер-шенно не о чем. Виделись они все реже, а когда виделись, как-то мялись. Тем более что любитель яблонь и сочинитель статей все теснее общался


173

с католиками, поставил в своем храме скамейки (бабушки не возражали, московская публика тем паче), читал Евангелие и отдельные части служ-бы по-русски — в общем, явно начал уклоняться в латинскую ересь.

Отец Виктор остался верен Святой Руси, ска-меек не ставил, русского языка не допускал, говорил также свежо и живо, и вскоре из своего ближнего Подмосковья был переведен настоя-телем в столицу, в отданный церкви храм, в его умелых руках из руин обратившийся в конфетку; вошел в разные православные комиссии, коми-теты, редколлегии, общества — стал человеком крайне авторитетным, даже осанка у него изме-нилась, а в теле появилась дородность.

Отец Кирилл же дообщался с католиками до того, что его на полгода запретили в служении и устроили ему небольшую публичную казнь — под видом научно-православной конференции, на которой отец Виктор, поклонник Святой Руси, вы-ступал с особенной ревностью.

Бывший друг слушал его горячую разоблачи-тельную речь плохо, потому что думал. И думал он вот что: «А все-таки при советской-то власти любви было больше. Сбежать, что ли, к иезуи-там?» И еще: «Вот это да!» Покачивал головой и чуть слышно крякал.

теМнота

Преподаватель спрашивает абитуриента на вступительном экзамене в семинарию.

— В какой день Господь сотворил свет?

Цикл 8

174

— Неизвестно.— То есть?— Так темно же было.

быстрей!

Отец Варлаам, преподаватель апологети-ки, отличался большой нетерпеливостью. «Ну же, — поторапливал он мешкающего студента, когда тот никак не мог ответить на вопрос. — Ро-жай быстрей». Семинаристы так и прозвали его: «Акушер».

бородач

У воспитанника третьего класса, дьякона Олега, не росла борода — так, два-три жалких кустика и все. Однокашники так его и звали: «Брада Аароня».

Незадолго до окончания семинарии отец Олег даже поделился своей печалью с отцом Кириллом Павловым — вот-вот сделаюсь священником, а вместо бороды какая-то пустыня с кактусами. Не помолитесь ли, батюшка, обо мне грешном?

Батюшка отвечал ему с ясной улыбкой: «Кра-сота пастыря — не во внешнем плетении волос, не в золотых уборах, не в нарядности одежды, но в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа». Отец Олег только рассмеялся в ответ и с тех пор обрел совершеннейшее успокоение. Самое интерес-ное, что в тридцать лет, когда он давно уже был священником и отцом большого семейства, борода и усы у него вдруг начали густеть и обрели вид совершенно благообразный. Видно, за молитвы от-


175

ца Кирилла. «Наконец-то ты у меня повзрослел», — говорила отцу Олегу его ехидная матушка, ко-торая в их доме верховодила. Но батюшка и тут продолжал благодушествовать, на матушкины шутки отмалчивался и за все благодарил Господа Бога и Спаса нашего.

Цикл 9

176

ЦИКЛ 9

ПРАВОСЛАВНЫЕ ЧУДЕСА В XXI ВЕКЕ

Смерть грешника лютаОдин мужик поехал в паломничество. Это его на-доумила соседка, Сергеевна. Она сама недавно вернулась из паломничества, при этом с исцелен-ной ногой. Ездила не так уж и далеко, в Бобренев монастырь. Никаких особых святынь в Бобрене-ве не хранилось, была только Федоровская икона Божией Матери. Икона самая обыкновенная, написанная в Софрино, но в народе давно уже поговаривали, что икона чудотворная. Сергеевна, подойдя к иконе, не знала о чем попросить, как-то все выскочило из головы, но вдруг вступило в ногу, и она попросила: «Матерь Божия, чтоб ко-ленка моя прошла!». Наутро коленка совершенно прошла, отпустило, Сергеевна начала ходить, как девочка. И, вернувшись домой, поделилась с соседом чудом. Сосед помнил, как Сергеевна хро-мала, удивился, и хотя не поверил, тоже решил съездить. Интересно все-таки.

Приезжает, а подойти к иконе не может. Не пускает его какая-то сила. Он уж и так, и эдак, и справа, и слева, и спереди! Стоп, и все тут. Бли-же чем за метр подойти не может. А все подходят: и дети, и бабы, и парень какой-то заполошный, все. Только не он. И такая злость взяла мужика, что он аж лицом почернел. Идет к монаху, что свечки продает, спрашивает его, в чем дело. Мо-жет, слова какие надо знать особенные. А монах

Православные чудеса в XXI веке

177

сквозь очечки так посмотрел, и говорит:— Не допускает вас к себе Матерь Божия. Ви-

димо, за грехи.— За какие еще грехи! — заорал мужик. А

монах ему снова сквозь очечки — сверк!— Кричать в храме Божием не положено.Мужик, что поделаешь, замолчал. А монах

дальше жмет, тоже разошелся уже.— Покайтесь. Завтра утром будет служба, в

восемь начнется исповедь, подходите к исповеди. Вы раньше-то исповедовались?

— Никогда.— Ну, вот и наступило время. Только вспомни-

те все хорошенько.Хотел ему мужик сказать, что нечего ему вспо-

минать, да только плюнул. Правда, уже когда из церкви вышел. А потом как побежит обратно, на-зад, прямиком к иконе, думал с налету взять.

За метр — бабах! — стена! И лбом об нее му-жик ударился, вроде как об дерево, хотя стены-то никакой не видать. Воздух один. Схватился му-жик за лоб и ни на кого не глядя — на электричку! «Вот тебе и икона. Собаки, а не люди». Вот что он думал, пока ехал домой. А дома смотрит, Сер-геевна за забором в огороде картошку копает и не хромает. Мужик думает: подойду сзади и при-душу. Но Сергеевна его заметила, окликнула, подбежала к изгороди, заворковала — как ты, да как иконочка, да как благодать. Ну, мужик по-стоял, постоял, слова ей не сказал, развернулся и пошел. Всю неделю проходил он черный. И ни с кем ни о чем не говорил. А через неделю умер.

Цикл 9

178

Сергеевна, конечно, не выдержала, поехала в монастырь выведывать, что ж такое с ее соседом случилось, что вот даже умер человек. А в мона-стыре как узнали про соседову смерть, головами закачали — как мужик ударялся о невидимую стену, многие видели. А тот, самый умный, в очеч-ках, что свечки продавал, только плечами пожал: «А что тут удивительного?».

из жизни молодых мамТоня залетела. Будущий десантник, из военного

училища, познакомились на дискотеке. Женить-ся, конечно, не собирался. А Тоне семнадцать лет, на выпускном танцевала уже с животиком. Ма-ма как узнала, обрадовалась — хорошо, что не сделала аборт, дочка, ничего, выкормим. Вдруг врачи говорят: «Плод обвит пуповиной, очень неудачно, при родах задохнется». И стали сове-товать делать Тоне кесарево. Тут уж и мама с врачами заодно. А Тоне живот резать не хочется, свой все-таки, красивый такой животик, и вдруг его резать ножом!

Тоня говорит врачам: «Боюсь». А врачи Тоне: «Убьете ребенка». И Тоня затосковала. Но тут маме посоветовали — в Бобреневе, после окруж-ной первый поворот направо, монастырь, там Федоровская икона, надо ей помолиться, и все будет хорошо. Но Тоня уже на девятом месяце, не сегодня-завтра родит, а транспорта до Бобрене-ва не ходит никакого. Ходит только до поворота, дальше три километра пешком по полю. На дворе зима, конец ноября. Но мама взяла Тоню за руку,


179

доехали на автобусе, выходят, и вперед. Ветер ду-ет, скользко, но ничего, как-то топают.

В общем, еле дошли. Калитку чугунную тол-кнули — открыто. Вошли на территорию, подходят к церкви, а церковь закрыта. Тоня в слезы. Мама заметалась по монастырю. Тут выходит из какого-то каменного здания монах и объясняет: у нас служба только по воскресеньям, но приложиться, свечку поставить — это мы никому не отказываем. И громадным ключом открывает церковь. Тоня как зашла — сразу к иконе, хотя никто ей не говорил, какая икона, но она как сердцем почувствовала. Ну, постояли, перекрестились, поставили свечку, а что дальше делать — непонятно. Тоне все равно грустно и страшно очень. И еще ведь идти обратно по полю. Монах, что им дверь открыл, подходит к ней и говорит: «Не знаю, что у тебя случилось. Но ты просто постой здесь или посиди, помолись, и все будет хорошо».

Тоня села на лавочку, мама рядом, посидели, отдохнули немного, ушли.

Через два месяца приходит мама в монастырь, рассказывает:

— Только мы из монастыря в тот день вышли, Тоня вдруг, как закричит: «Мама, что со мной происходит!». Я подумала: схватки. «Тянет внизу живота?» «Нет, мама, нет! Тянет вверх». И сама чуть не бежит. Я за ней. Тоня, скользко, Тоня, по-дожди! Добежали до поворота. Туг же подъехал автобус. Через два дня и правда схватки. Маль-чик. Здоровый, крепкий, 4 кг, врачи собрались со всего отделения смотреть на Тоню и ребенка,

Цикл 9

180

один даже, вроде профессор, сказал: «Впервые в моей врачебной практике!» Только приехали до-мой из больницы, из военного училища приходит курсант, друг того, непутевого, от кого ребенок, и спрашивает: «Вам папа не нужен?». Мы рас-терялись. Он снова: «А муж?». Оказывается, он на Тоню давно глаз положил и давно бы уж при-шел, но родители его были сильно против. Но он их уговорил все-таки и сразу же прибежал к нам. Позавчера расписались.

Еще через месяц младенца привезли в мо-настырь крестить. Тоня была совсем другая, серьезная и очень спокойная. На крестинах маль-чик ни разу не вскрикнул, только тихо гулил. Маме очень хотелось, чтобы дочка сама все еще раз рассказала, как и что было, но Тоня стесня-лась. Сказала только:

— Тогда, на поле, когда мы вышли из монасты-ря, меня словно подхватило что-то, так мне стало легко. И я поняла, что бояться больше нечего.

анютины глазкиОтец Антипа получил благословение на жи-

тельство в ближней пустынке, что располагалась в пяти километрах от монастыря. Озеленитель по своему мирскому образованию, отец Антипа пре-вратил пустынку в чудный сад — каких только цветов не росло у него на клумбах, от первых ве-сенних дней до глубокой осени. В ветреные дни благоухание от его сада доносилось до монастыр-ских стен. Даже в келье он устроил небольшую оранжерею, вел переписку с академией, получал


181

в конвертах семена новых сортов, при этом пре-бывая в непрестанной молитве, всегда оставаясь радостным и бодрым. Братья, навещавшие его в уединении, неизменно восхищалась плодами его трудов, но отец Антипа обычно отвечал: «Как же-лал бы я обонять благоухание цветов райских». Пришедший же к нему однажды один прозорли-вый авва отвечал ему на это: «Уже недолго тебе ждать». Через несколько месяцев отец Антипа умер. Стояла поздняя осень, выпал первый снег, и Господь явил братии чудо. На следующий день после похорон батюшки-садовода на его свежей могиле проросли и расцвели анютины глазки. Так и цвели несколько дней, не увядая ни от холода, ни от ветра, пока снег не засыпал их совершенно.

не зряНина Андреевна стала верующей в сорок лет.

Ее оставил любимый муж, и сердце ее обратилось к Богу. У нее было трое детей, и ей было их очень жаль. Как и всякой матери, ей очень хотелось, чтобы жизнь их складывалась светло и прямо. Чтобы Бог не взыскивал с них за ее и за отцов-ские грехи, которые, как она прочитала в одной православной книжке, накапливаются и давят на многие поколения вперед. А в том, что грехов этих очень много, она не сомневалась — ее отец и бабушки с дедушками были безбожниками, а в роду ее мужа вообще было много неправослав-ных и некрещеных.

И вот однажды от одной умершей женщины Нине Андреевне досталась старая и несколь-

Цикл 9

182

ко странная икона с надписью «Царь». Стояло глухое для церкви время — начало 1980-х, настоя-щие, не софринские иконы, написанные красками на дереве, были редкостью. И Нина Андреевна иконе очень обрадовалась.

На иконе был изображен святой с копьем в ру-ках, в багряной царской порфире — значит, это и был царь, только непонятно какой, имени его написано не было. Тогда Нина Андреевна пока-зала иконку знакомому священнику. Он прочел это странное слово и объяснил ей, что на иконе написано «Уаръ». Только по-церковнославянски, поэтому «у» похоже на «ц», а в конце стоит «ер». Нина Андреевна отыскала в минеях житие этого святого и узнала, что мученику Уару молятся о не-крещеных родственниках, и живых, и усопших. Так что род твой, накопивший грехи, по ходатайству мученика, от всех этих тяжких тонн безобразия освобождается. Это было как раз то, что нужно.

У того же батюшки, который помог ей прочитать надпись, Нина Андреевна взяла бла-гословение — каждый день читать мученику Уару канон, попутно поми¬ная своих родных, и по линии мужа, и по своей. И так весь Великий пост. Каждый день. Батюшка ее благословил.

Весь день Нина Андреевна ждала, не могла до-ждаться позднего вечера. А вечером, сделав все дела и уложив детей спать, зажигала лампадку перед иконой Уара, открывала книжечку с кано-ном и молилась. И после каждой песни канона поминала всех своих и мужниных родных, живых и умерших, всех, кого только помнила и знала, и


183

чьи имена могла выяснить у родственников.Молиться ей очень нравилось. В душе после

канона поселялась радость, мир озарялся светом. Непонятно только было, отпускались ли всем по-минаемым их грехи? Или пока нет? Прошло три недели, наступила крестопоклонная, Нина Андре-евна молилась. Но все чаще думала: «Господи, да не зря ли я все это делаю?».

И вот уже на пятой седмице поста, глубокой ночью она проснулась вдруг от страшного кри-ка. «Мама! Открой окно!» — кричал ее младший сын, семилетний Ванечка. Нина Андреевна побе-жала в детскую, распахнула форточку, а Ваня сидел на кровати и тер глаза.

— Очень плохо пахнет,—уже намного тише сказал он.

— Тебе что-то приснилось?— Это был как будто не сон, а правда. Я ле-

жал здесь, на своей кровати, и вдруг вон в том углу, — Ваня показал рукой, — появился он, в фиолетовой короне, только не настоящей, а из бликов света. Он был совсем маленький, ростом с ладошку, но шел прямо на меня и говорил: «Будь проклят тот день, когда ты узнал имя Христа. Будь проклят тот день, когда ты крестился», — Ванечка вздохнул. — Но тут напротив появился мученик Уар, такой же маленький, только от него исходили яркие лучи, и одним он попал в того, а фиолетовый извивался и все хотел увернуться, но не мог — и вдруг лопнул!

Тут же по комнате разнеслась ужасная вонь, от которой Ваня проснулся.

Цикл 9

184

Мама поцеловала сына в лоб, погладила по голове, и мальчик уснул, крепко-крепко, тихо по-сапывая во сне.

Всем, кого встречала и знала, Нина Андрев-на рассказывала про этот удивительный случай и каждый раз повторяла: «Никогда нельзя испытывать Господа и задавать Ему глупые вопросы, потому что никакое усилие не бывает напрасным».

иСпорченный шкафОдна девушка тайно от родителей молилась

Богу. Когда они ложились спать, она отодвигала книги с полки книжного шкафа, ставила иконки, зажигала лампаду и начинала читать правило и псалтырь. И вот однажды она так увлеклась мо-литвой, что не заметила, как огонь лампады стал очень высоким и начал прожигать шкаф. Она за-дула пламя, но было поздно — от огня в верхней панели шкафа образовалась черная дырка.

Девушка ужаснулась. Что скажут родители? И она начала молиться о том, чтобы дырка как-нибудь чудесным образом затянулась, а шкаф стал как новенький. «Верую, что Господь может сотворить это», — повторяла девушка. Она про-стояла на молитве час, и другой, закрывала и открывала глаза в надежде, что чудо свершится, но черный круг так и не исчез. В скорби девушка легла спать.

Наутро она сразу же взглянула на полку — дыр-ка была на месте. И скрыть ее было невозможно, даже высокие книги не заслоняли ее. Девушка


185

ждала разгрома. Но вот вошла ее мама, и ничего не заметила. Вошел папа, и тоже ничего не ска-зал. Они смотрели прямо на шкаф, и ничего не говорили! Лишь спустя три года мама девушки об-ратила внимание на то, что шкаф прожжен, к тому времени она и сама начала ходить в церковь, и все поняла. А шкаф все равно купили новый, этот со-всем развалился.

отец павел и агриппина1. В далекие краяЖила-была девочка Груня. Росла она в бла-

гочестивой купеческой семье, росла и думала: вырасту большой, стану монахиней. Вскоре она и правда выросла, довольно большой, и посту-пила на курсы медсестер в Марфо-Мариинскую обитель. Там ей выдали подрясник, и Груня на-чала ухаживать за больными. Все это ей очень нравилось. Однажды сама Елизавета Федоровна подарила ей на День ангела свою фотографию с дарственной надписью. Но тут пришли боль-шевики, великую княгиню убили, а ее обитель разогнали.

Груня начала ходить в Данилов монастырь и познакомилась там с одним молодым иеромо-нахом. Звали его отец Павел. Он был строгой жизни, с чадами своими говорил сурово, и Груне это было близко, сюсюканий она терпеть не мог-ла. Характер у нее был сильный, и она любила твердую руку.

Большевики добрались и до Данилова, отца Павла арестовали и отправили по этапу. Он и не

Цикл 9

186

знал сначала, что за ним едет девушка, его ча-до, 28-летняя Груня, едет, чтобы подкармливать его и не дать ему умереть. Это один старенький схимонах Данилова монастыря, отец Симеон, бла-гословил ее поехать за отцом Павлом, и Грунины папа с мамой на это согласились. И вот Груня ехала, с горем пополам. В одних вагонах ехали заключенные, а в других обычные люди. Когда высадят заключенных, никто не знал, это нужно было отслеживать. Груня смотрела в окошко, при-слушивалась, не спала. И выскакивала всегда в нужный момент. Но потом надо было дождаться следующего поезда и сесть в него, снова вместе с этапом, и она каждый раз уговаривала, умоляла взять ее, и ее сажали в соседний с заключенными вагон. Отца Павла она видела только издалека и не каждый раз.

Как вдруг в одной из тюрем Груне разрешили свидание. Увидев девушку, отец Павел даже не улыбнулся и сдвинул брови.

— Кто благословил?— Отец Симеон и родители, — ответила Гру-

ня. Только тогда батюшка немного смягчился.

2. Беготня за санямиГруня поехала за отцом Павлом дальше. По-

следние двести километров, остававшиеся до места ссылки, города Акмолинска (ныне Аста-на), нужно было проехать на санях. В сани сели уголовницы, отец Павел и конвой, лошадка тро-нулась, Груня за ней. Лошади было тяжело, полные сани народу, не так уж быстро она шла, и


187

все равно пешему человеку было не успеть. Гру-ня побежала. Уголовницам стало ее жалко. Они начали уговаривать солдат пустить ее в сани, и те остановили лошадь, подозвали девушку к себе. Груня подбежала. «Что, все двести верст будешь так бежать?» Она ответила: «Буду». И ее поса-дили в сани.

Они сняли с отцом Павлом комнату в городе, посреди комнаты повесили веревку и разделили комнату простыней. Отец Павел служил литур-гию, а Груня подпевала, и еще готовила еду, занималась хозяйством, стирала. Однажды пья-ный милиционер, казах, зашел к ним и стал требовать у отца Павла денег. Но денег у отца Павла не было. Тогда милиционер выстрелил в батюшку в упор. Но не попал. Попал в Груню, потому что она успела загородить отца Павла собой. Пуля ударила ей в щеку, рана была не страшной, но все равно пришлось ехать в боль-ницу. И опять отец Павел ругался: «Разве так можно? Что ты делаешь?!».

3. Сходи еще разокОднажды зимой в доме кончилась вода. Груня

взяла ведро. За окном выла вьюга, нести пол-ное ведро было скользко и тяжело, и отец Павел сказал: «Принеси полведра». Но придя на реку, Груня подумала: «Что же, я принесу полведра и пойду второй раз? Нет уж, принесу-ка сразу пол-ное!» И принесла полное. Отец Павел смотрит: ведро полное, не послушалась Груня! «Иди об-ратно, полведра вылей в реку».

Цикл 9

188

4. Без словБольше двадцати лет отец Павел провел в

ссылках и лагерях. В 1955 году он поселился в затворе в Тверской области. Кроме двух келей-ников и Агриппины Николаевны (конечно, уже не Груни) никто не знал, где находится его дом. Из затвора отец Павел писал письма некоторым священникам и мирянам. Гонения отступили, но жизнь священников была еще очень тяжела. Отец Павел помогал им идти верно, и писем его ждали, как встречи с Господом Богом, потому что батюшка знал волю Божию. Только одному чело-веку писем он не писал — Агриппине Николаевне. «Что писать, и так все ясно, я тебя люблю и за тебя молюсь. А остальное тебе скажет твой духов-ник», — так говорил ей отец Павел. И Агриппина Николаевна не обижалась. Она верила, что так и нужно. Жила без писем. Все вокруг говорили: «Да вы же спасли ему жизнь!». Она отвечала: «О чем писать, и так все ясно. Батюшка меня любит и за меня молится. А остальное мне говорит мой духовник».

5. Спасите меня от Агриппины!Отец Павел благословил 56-летнюю Агрип-

пину выйти замуж за больного старика, чтобы ухаживать за ним и не дать ему погибнуть без ухода. Они не венчались и, конечно, были мужем и женой лишь на бумаге. Агриппина Николаевна ухаживала за ним до самой его смерти.

А потом попала в дом к одному пожилому свя-щеннику, очень хорошему и очень известному.


189

Агриппина Николаевна стала его домработницей и духовной дочерью. Отец Павел начал писать этому священнику письма. И почти в каждом письме утешал его и просил не сердиться на его Агриппину. Потому что Агриппина-то оказалась невозможной! Ее несгибаемый характер повер-нулся другой стороной. Старенький священник, опытный, мудрый, интеллигентный, никак не мог с ней ужиться. И жаловался на нее отцу Павлу. Но отец Павел отвечал: «Это воля Божия, потер-пи, воля Божия». А потом устал повторять одно и то же и написал — можно отпустить ее и делать, как легче, но только... быть с ней — воля Божия.

6. КОНЧИНААгриппина Николаевна умерла глубокой ста-

рушкой, в 1992 году. 15 священников отпевали ее, и никак не могли решить, кто понесет гроб, — хо-телось всем. Гроб носили вокруг церкви, храма святителя Николая в Кузнецах, пели и плакали.

7. Видел, что хотелВсе это были истории про Агриппину Ни-

колаевну, а об отце Павле писать невозможно. Страшно.

Последние тридцать с лишним лет он провел в затворе, но видел то, что происходит за тысячи километров от него, слышал разговоры, которые говорили в других городах, читал мысли, которые человек никому никогда не открывал. Он пи-сал письма тем, кого выбрал, иногда присылал телеграммы, и там пересказывал эти разговоры,

Цикл 9

190

называл фамилии людей, которых не встречал, посылал по адресам в места, где никогда не был. То есть и видел, и был, но как-то по-своему, не-понятно как, можно сказать «духом», но от этого не станет ясней. Часто в письмах были ответы на вопросы, которые ему только собирались задать. Все конкретные примеры — из области научной фантастики.

Только один. Во время операции отца Всево-лода Шпиллера Агриппина Николаевна как раз сидела у отца Павла в гостях, отец Павел угощал ее чаем и между прочим спросил ее о сыне отца Всеволода: «Почему это Иван Всеволодович все время стоит у двери в операционную?». Но по-том спохватился: «Ах да, ты же этого не можешь видеть!» Все, конечно, так и было. Иван Всево-лодович все время, пока оперировали его отца, простоял у двери в операционную.

Отец Павел умер в ноябре 1991 года в возрас-те 98 лет. Никто не знает, где его могила и под каким именем он похоронен. Он как будто зашел в XX век в гости из времен Авраама и Исаака, когда дух Святой дышал в ноздрях праотцев, и они слышали голос Божий также, как сейчас лю-ди слышат звуки радио и шум машин под окном.

Американские истории

191

ЦИКЛ 10

АМЕРИКАНСКИЕ ИСТОРИИ

НеНавистьСаша Гундарев ненавидел попов. Вид их вызы-вал у него такое глубокое отвращение, что едва их показывали по телевизору, или он видел их жи-вьем, но особенно все-таки по телевизору, Саша программу сразу переключал, и долго еще потом плевался. А несколько раз даже бежал тошнить в туалет.

— За что ты так их ненавидишь? — со слезами спрашивала у него православная жена Вера.

— Ты знаешь, — цедил Саша.Вера и правда знала, и спрашивала Сашу из

одного только отчаяния. Давным-давно Саша ей все про попов объяснил. Книжки он все Верины прочитал, был подкованный, и этими же книжка-ми ее побивал. Во-первых, говорил Саша, почему они такие самодовольные? Что они хорошего сделали? Ничего. Значит, нечем и надмеваться. Во-вторых, почему половина антисемиты? А вто-рая половина — националисты, «земле русская», Русский дурдом по третьему каналу, а Англия и Франция тоже между прочим святые, и Испания, и Новая Гвинея, и Христос главный был интер-националист. Искажают твои попы, Верочка, Священное писание. В-третьих, почему так любят власть, и светскую и духовную, хлебом не корми, дай только поуправлять заблудшими душами, этим же бедным душам во вред, и поцеловать

Цикл 10

192

в компании президента икону? В-четвертых, по-чему так любят деньги? Почему не стесняются ездить на иномарках, почему строят четырехэ-тажные «домики» причта и говорят о гонениях на церковь? А народ голодает. Но тут Вере иногда удавалось Сашу убедить, что подальше от столиц, в глубинке, вместе с этим народом и священники голодают тоже.

— Дают им развалины, говорят: «восстанови», а на что? И они тоже голодают, молоденькие маль-чики из семинарии!!! — кричала на Сашу Вера.

— Мальчики голодают и рвутся к власти! Что-бы не голодать, — резал Саша. — Копят денежки на епископскую должность. Все продается и по-купается, думаешь, я не знаю?

Но Вера и сама про это ничего не знала. И за-молкала. А Саша не замолкал. И поправлялся, что попов, ладно, тем более мальчиков готов простить, но только не епископов и митрополитов.

Тут Вера на собственную голову уговорила Са-шу сходить с ней в -ский монастырь полюбоваться на службу архиерейским чином. Вера думала сра-зить Сашу красотой и величием торжественной службы, но Саше все, наоборот, страшно не по-нравилась. Особенно выражение лица епископа, надменное, как показалось Саше. И не понрави-лось, что все вокруг этого епископа увивались, подавали ему расческу, бегали за ним со свечами. В общем Вера ни в чем Сашу убедить не могла. Только плакала и молилась о муже Богу.

И вот однажды Саша отправился на два ме-сяца поработать в Америку и там случайно


193

познакомился с одним русским по имени Peter Grigoryev. Петя оказался православным и в от-вет на Сашину критику поповства предложил Саше посмотреть на их местного епископа.

— Не хочу я на них смотреть! — отрезал Саша.— Да мы уже приехали, — ответил его новый

друг.И остановил машину возле какого-то зеленого

дворика. Тут Саша рассмотрел над деревьями зо-лотой куполок.

Только они с Петей вышли из машины и приот-крыли чугунную калитку, как увидели дворника. Пожилой дворник с белой бородой и в кожаном фартуке мел метлой двор. Просто Пиросмани какой-то, а не штат Пенсильвания. Увидев гостей, дворник страшно смутился, бросил метлу и по-звал пить чай. Но за чаем дворник был уже не в фартуке, а в черной рясе, потому что оказался местным епископом. Весь чай Саша промолчал, а дворник-епископ, смеясь собственным шуткам, рассказывал гостям что-то про своих бабушек и дедушек из России. Он был двоюродным внуком известного русского передвижника и племянни-ком не менее известного композитора. Только Саша слушать ничего не желал. И в воскресенье приехал на службу. Убедиться, что дворничество с метлой было одним маскарадом.

Но служил владыка не по-архиерейски, а как простой священник, «иерейским чином» — объ-яснил Саше Петя. Без свечей, юношей и расчесок.

И трапезы никакой волшебной после службы не было, только чай с донатсами, типа русских

Цикл 10

194

пончиков. Сам владыка, как сообщил Петя, пред-почитает овсяную кашку, которую и варит себе каждое утро.

— Что, прям сам варит?— Хотели, конечно, помочь, много раз поварих

всяких к нему приставляли, но он их незаметнень-ко прогонял...

— Ну, хоть машина-то у него есть хорошая? — обреченно спросил Саша.

— Машина есть. Без машины в Америке про-падешь, — ответил Петя и кивнул в сторону.

В стороне стоял ветхий «фольксваген».— 1976-го года, — сообщил Петя. — Влады-

ке на епископскую хиротонию подарили, вот он с ней с тех пор и не расстается. То одно поменяет, то другое. А мотор крепкий, до сих пор отлично работает.

— Да как ему не стыдно! — не выдержал Са-ша. — Он же владыка!

— Думаешь, ему не дарили хороших машин? Каждый год кто-нибудь дарит ко Дню Ангела. Он благодарит, принимает, и даже недельку-другую ездит на ней. Ну, а потом... — Петя вздохнул. —Девает он их куда-то, а куда — ни-кто не знает. Спрашивают его, а он как дурачок сразу сделается — разбил, простите, братья и сестры, старика, разбил вашу красавицу, в ме-таллоломе лежит. И на колени— бух! Простите, грешного маразматика!

Саше, конечно, все это очень понравилось. И владыка, и службы его скромные, и сам он, ясный, веселый, бодрый такой старичок. Хоть и с хитрецой.


195

В следующее воскресенье Саша снова поехал на службу, точнее к ее концу — чтобы снова посмотреть на занятного попика. На этот раз владыка с Сашей даже долго беседовал, про ма-тематику про Сашину, про людей американских, и незаметно дал один совет, Саша сразу не понял, к чему это владыка какую-то жизненную историю ему рассказал. А потом понял, и тоже так посту-пил, как в этой жизненной истории. После этого его пригласили и на следующий год в Америку приехать, поработать над новым проектом. Саша не отказал.

Конечно, не то чтобы Саша тут же поверил в Бога, начал ходить в церковь и полюбил попов, но смягчился. Возвращается в родную Россию, а там жена Вера ждет его не дождется, хоть и православная, а все равно ж жена. И с тех пор Саша попов ненавидеть перестал. Поставил фотокарточку владыки на письменный стол, и только по телевизору покажут какого попа, про-граммы уже не переключает, а просто бежит к письменному столу «подышать свежим возду-хом». Подышит, и ничего — опять добрый. Даже и скажет иногда Вере в утешение: «Просто мен-талитет у них советский, но лет через девяносто будут и у нас свои владыки, Верочка, так что ты не расстраивайся».

Отец василийОтец Василий был очень скромным. Несмотря

на то, что был епископом. Правда, американским. Когда он начал приезжать из Америки в Россию

Цикл 10

196

и, идя после службы, гладил детей по голове, дарил им конфетки и тихо улыбался, все очень удивлялись: вот, какими, оказывается, бывают епископы. Однажды отец Василий ехал на ма-шине к одному батюшке, в страшную глухомань, потому что батюшка служил в далекой деревне, но очень звал владыку в гости, посетить его храм, между прочим, XVI века. И владыка согласил-ся. Дорога пошла плохая, машину трясло, но все терпели, и вдруг водитель остановился. Ехать дальше было нельзя, только что здесь произошла авария. Мотоцикл врезался в грузовик. У мото-цикла вниз лицом лежал седой человек. Второй человек смотрел на него и, сжимая в руках шлем, плакал, потому что на земле лежал его собствен-ный отец, от удара скончавшийся на месте.

— Если ваш отец был верующим, — сказал владыка, — можно отслужить панихиду.

— Да-да, — закивал молодой человек. — Мой отец всегда верил в Бога, молился. В церковь он не ходил, у нас тут вокруг все церкви давно разру-шены, но всегда говорил, что у него есть духовник.

Из машины принесли облачение, отец Василий начал облачаться, но прежде, чем начать панихи-ду, спросил:

— И все-таки это удивительно — ваш отец никогда не ходил в церковь, кто же тогда был его духовником?

— Он ловил религиозные передачи «враже-ских голосов» и слушал их почти каждый день. Вел эти передачи батюшка, имени не помню, а фамилия — Родзянко. Этого батюшку отец и на-


197

зывал своим духовником, хотя, конечно, никогда не видел его.

Отец Василий медленно опустился на колени перед своим духовным сыном, с которым встре-тился первый и последний раз в жизни.

Отец МихаилБатюшка Михаил служил в Нью-Йорке и

у консерваторов слыл опасным либералом, а у либералов просто хорошим батюшкой. Ручки он целовать не давал, никем не руководил, чад не растил, а всенощную и великопостные службы служил с большими сокращениями. Ретрограды его осуждали, а все остальные любили. Сам он никого не осуждал, а просто любил. И когда рас-сказывал смешные истории, сам первый смеялся и хлопал себя по коленкам. И говорил — если служить без сокращений, люди из церкви совсем разбегутся, они тут нежные, американские, а так хоть немного на службе постоят.

Цикл 11

198

ЦИКЛ 11

ЧТЕНИЕ ДЛЯ ПРАВОСЛАВНЫХ РОДИТЕЛЕЙ

1 Многие помнили Гришу нормальным и в общем тихим прихожанином. Ходил себе человек сред-них лет в церковь, как будто где-то служил, то ли инженером, то ли программистом, был женат, но бездетен. Жена у него была неверующая, при-ходила в церковь раз в год, в Великую субботу, святить куличи. Но потом жена внезапно умерла, и почти полгода Гриши не было видно. Как вдруг он вернулся. Но в каком виде! В заляпанном грязью легком летнем пальто (между тем, стоя-ли морозы), заросший, дурно пахнущий, однако с тихим, ясным взором. И без запаха алкоголя. Гришу тактично попросили стоять в притворе, и он там встал. Многие стали расспрашивать его, пытались дать ему деньги, Гриша денег не брал и ничего не отвечал на расспросы. Так и пове-лось: он ходил в церковь, стоял в притворе, ничего особенного не делал, только молился, но всегда теперь был грязным. Он не жил больше дома, но-чуя по подъездам, а в теплое время — на улицах и в парках.

Прошло несколько лет. К Грише привыкли, он стал частью пейзажа, тем более, что понача-лу в основном молчал. И вот однажды молодой священник той самой церкви, где Гриша любил молиться, начал сильно грешить одним тяжким

Чтение для православных родителей

199

грехом. Никто, разумеется, не знал об этом. Как-то раз батюшка проходил мимо Гриши, стоящего, как всегда, у входа. Внезапно Гриша преградил ему путь и обругал его матом, пригрозив Судом Божиим и назвав скороговоркой тот самый тай-ный батюшкин грех.

Батюшка Гришиному мату не внял. Тогда Гри-ша помочился на его машину, прямо на передние стекла, и проколол ему одну шину. А батюшка после службы собирался ехать как раз туда, где совершал свой грех. И поехать туда не смог. Но и после этого он не вразумился. Съездил в мойку, в шиномонтаж, все заменил, снова на-чал ездить, как ни в чем ни бывало — и в храм и не в храм. Тогда Гриша снова проколол ему шины, теперь уже все, и заодно разбил стекла. Батюшка как вышел после службы, как увидел во дворе свою в очередной раз опозоренную ма-шину, так вдруг как-то сразу устал. И себя ему стало жалко, и машину, да и денег откуда столь-ко взять. А Грише покровительствовал сам отец настоятель, тоже его не тронь. К тому же он мог отцу настоятелю на этого самого батюшку насту-чать. И батюшка сначала решил Грише все-таки отомстить, засадить его в тюрьму как бродягу, но потом подумал-подумал да и оставил свой грех. Грише об этом сообщать, конечно, не стал, но Гриша при встрече подарил вдруг батюшке красный тюльпанчик. От этого тюльпанчика у ба-тюшки на сердце вовсе уже потеплело, и никогда он больше о грехе своем не жалел. Когда Гриша умер, батюшка эту историю сам всем смиренно

Цикл 11

200

рассказывал. Все слушали, разинув рот, и, конеч-но, ждали, когда батюшка сообщит, что же это был за грех. Но этого батюшка так никогда и не рассказал.

2 Однажды Гриша надел шапочку в виде по-

кемона, детскую кофточку с желтой мордочкой покемона, волосы со всех сторон заколол заколоч-ками с мордочками покемонов, сапоги тоже надел с покемонами. В руки он взял тетрадки с поке-моном на обложке, и одного покемона посадил к себе на плечи. В таком виде Гриша отправился к воскресной школе. Занятия как раз кончились, дети высыпали на улицу и стали смеяться над Гришей. Тут Гриша достал йогурт с покемоном на крышке, открыл его и стал есть прилагавшим-ся к йогурту палочкой-покемоном. А из карманов у него посыпались мячики-покемоны. Тут уж все совсем покатились со смеху.

Родители же стали Гришу вежливо отгонять. А Гриша снял с плеч большого покемона, начал ука-чивать его, как ляльку, но потом вдруг бросил его на землю, туда же полетели тетрадки, кофточка, сапоги с шапочкой и заколки. Гриша убежал бо-сой. Дети с радостью начали попирать тетрадки и мячики, но родители объяснили им, что так юро-дивый обличал всеобщее увлечение покемонами, и поэтому игрушки подбирать не надо. А Ромин папа даже крикнул, что покемоны — это бесы. Тогда дети быстро спрятали игрушки в карманы и разошлись по домам.


201

Только мальчик Рома, отличник воскресной школы, продумал целый воскресный вечер, а пе-ред сном сказал маме: «Мама, Гриша обличал не только детей, которые увлекаются покемо-нами, но и родителей. Ведь он оставил их нам играть, чтобы родители не так уж сильно боялись покемонов». Но мама только приложила к губам пальчик и ответила: «Тс-с». В соседней комнате папа читал вечернее правило.

3 Мальчик Сеня не любил ходить в церковь. Но

папа с мамой каждое воскресенье его туда все-таки водили. И заставляли стоять от начала и до конца, хотя Сене на службе было жутко скучно. То на одной ноге постоит, то на другой, то встанет на колени, то закроет глаза, то откроет, то свечки посчитает, то с Вовкой Авдеевым на языке глухо-немых пообщается. А служба все не кончается И вот однажды во время воскресной литургии к Се-не подошел Гриша и протянул ему серебристую дудочку.

— Подуди! — сказала Гриша.— Да ведь служба, как же я подужу? — уди-

вился Сеня.— Ну и что, что служба? Скучаешь, вот и по-

дуди. И всегда, как станет тебе скучно, дуди в дудку, она волшебная!

С этими словами Гриша растворился в толпе. А Сеня все-таки побоялся папу и маму и не стал дудеть во время службы, зато всласть надуделся дома. Папа с мамой, узнав, что дудка от Гриши,

Цикл 11

202

весь этот ужас терпели. Постепенно Сеня нау-чился выдувать разные мелодии. И собственные, и чужие. Да так ловко, что мама отдала его в детский оркестр при Дворце творчества. И Сеня стал там местной звездой, без него не обходился ни один праздничный концерт. Правда концер-ты все проходили по воскресеньям, и на службы Сеня успевал все реже. Мама с папой расстра-ивались, однако понимали: у мальчика талант. Ну, а потом Сеня окончил музыкальное училище, консерваторию, играет теперь в Лондонском ор-кестре и по воскресеньям, если не на гастролях, обязательно едет в церковь, в ту, где служил ми-трополит Антоний. Сеня его, конечно, застал, не раз слушал, и на службе всегда стоял не шелох-нувшись. А Гришину дудочку, потертую и давно охрипшую, Сеня хранит в отдельном бархатном футляре, у себя в столе.

4 Однажды Гриша прямо в середине всенощ-

ной громко запел русскую народную песню «Что стоишь качаясь, тонкая рябина?». И начал при-плясывать. Его вывели из храма и стали корить: «Зачем ты поешь во время службы, Гриша, это нехорошо!». Гриша же закричал: «Каждый там развлекается, как может!». Так он обличал всеоб-щее рассеянье.

5 Однажды ранней весной Гриша взял несколько

веток, зажег и стал бегать с ними по церковно-


203

му двору. Гриша, хватит тебе бегать! Но Гриша бегал и кричал: «Горим, горим!». Гришины кри-ки вспомнили летом, когда загорелись и горели целое лето торфяники, дым стоял даже над горо-дом. И многие Гришу зауважали.

6 Особую любовь Гриша проявлял к детям. С

ними он не особенно даже юродствовал, дарил им конфеты, часто и перед причастием. Православ-ные родители просили Гришу не давать детям конфет перед причастием, потому что несозна-тельные дети их могли перед причастием съесть. Но Гриша всегда отвечал таким мамам и папам: «За собой смотри». А иногда: «Сами поменьше жрите». Многие от этого соблазнялись и не веле-ли детям подходить к Грише.

7 Иногда Гриша обнимал мужа и жену, гладил

им плечи и начинал их уговаривать, очень кротко и ласково: «Не ругайтесь, не ругайтесь. Петенька (называл имя их ребенка) смотрит, ему тяжело». Пете при этом могло быть два месяца от роду. Но бывало, что Пети и вовсе не было еще на свете, потому что Петя жил пока в мамином животе. В таком случае Гриша называл любые имена, од-нако почитавшие его прихожане этим именем и называли новорожденного.

8 На рождественский сочельник Гриша всегда

Цикл 11

204

приходил в красной дедморозовской шапочке. А бородка у него была своя, рыжеватая, не очень густая.

9 Некоторые родители, заметив Гришину

склонность к детям, задавали ему вопросы на вос-питательные темы. Как научить детей молиться? И поститься? На все такие вопросы Гриша отве-чал мамам-папам одно: «Себя учи».

205

ЦИКЛ 12

НАЗИДАТЕЛЬНЫЕ РАССКАЗЫ ДЛЯ ЧТЕНИЯ

В ВОСКРЕСНОЙ ШКОЛЕ

НепрестаННо молитесьОдна девочка не любила молиться. Мама зовет

ее: «Дусенька! Вставай на молитву!» А Дусенька продолжает играть. Куклы, пустые погремушки, бездушные плюшевые звери казались ей важней и дороже встречи с Всемилостивым Господом. Согласившись же, наконец, на долгие уговоры и встав перед иконами, девочка переминалась с ноги на ногу, ковыряла в носу, прислонялась к стенке, а иногда пробовала даже садиться! Так вела она себя на чтении и утреннего, и вечернего правила, и правила перед причастием.

Много средств перепробовала любящая мать, чтобы возбудить в сердце дитяти ревность к мо-литвенному деланию. Кропила строптивую дочь святою водою, прикладывала к ней частицу Мам-врийского дуба, отирала ее священным маслицем с могилки одного великого подвижника. Тщетно! Дусенька по-прежнему не любила молиться. А когда девочка немного подросла, она стала еще упорнее, еще непослушнее. Начала убегать с сере-дины правила, и никакие уговоры не действовали на ее ожесточившее сердце. Если же долготер-пеливая мать пыталась использовать наказания, жестоковыйная дочь начинала так бешено виз-жать и царапаться, что в конце концов мать не

Цикл 12

206

Назидательные рассказы

вынесла. Однажды она взяла на кухне нож и, горько стеная, вознося одну за одной молитвы праотцу Аврааму, зарезала свою несносную дочь. Дуся смолкла и отныне успокоилась навсегда.

Вот что бывает, милые дети, с теми, кто плохо и нерадиво молится!

Вопросы и задания после текста1. Почему, убивая дочь, мать Дуси моли-

лась Аврааму?2. Расскажите, как правильно надо вести

себя на молитве.3. Что значит «жестоковыйная»?

история о православНом ежикеВ корнях старого дуба жил в своей норке один

православный ежик. А белочка наверху в дупле была неправославная.

— Милая белочка! — не раз обращался к ней ежик. — Ты неправославная. Опомнись! Тебе не-обходимо креститься в нашей речке.

— Но я боюсь воды, — отвечала белочка, звон-ко разгрызая орешек.

— Надо преодолеть боязнь.Но белочка никак не могла постичь той вели-

кой пользы, которую получит ее беличья душа после обращения в истинную веру.

Со временем ежик крестил всех зверей, жуч-ков и паучков в лесу и всех научил одной простой молитве. «Что бы ни случилось, что бы ни произо-шло, — объяснял ежик, — надо лишь повторять: «Слава Богу!»» Даже белочка выучила эту нетруд-

для чтения в Воскресной школе

207

ную молитву. Ежик научил ее креститься лапкой и велел, уцепившись покрепче хвостом за ветку, класть поклоны на восток. Делать поклоны белоч-ка соглашалась, она вообще любила физические упражнения, но вот окунаться в речку, даже ради крещения, по-прежнему отказывалась.

Однако тут Бог послал ежику помощницу в его миссионерских трудах: к норке ежика, прятавшей-ся в корнях дерева с дуплом белочки, прилетела Божья коровка. На головке у Божьей коровки был повязан платочек в горошек, в руках она держала четки, из таких же черных горошинок, вид у нее был очень смиренный. Ежик поведал коровке о своих бесплодных попытках уговорить белочку креститься.

— С тех пор, — сказала Божья коровка, — как я узнала, что я не простой жучок, а коровка, да еще и Божья, я непрестанно молюсь Богу. Поверь мне, белочка, нет ничего слаще жизни во Христе и молитвы по четкам.

Но белочка и слушать ничего не желала, все также прыгала, щелкала орешки и хихикала.

— Кажется, я придумал! — запрыгал вдруг обычно степенный и серьезный ежик.

Через несколько дней он смастерил замеча-тельные четки. На длинную нитку ежик нанизал орешки и показал четки белочке.

— Они будут твои, как только ты преодолеешь свой страх, — сказал ежик.

Белочка тут же оказалась у самых корней старо-го дуба. Все трое, ежик, белочка и Божья коровка, отправились на речку, протекавшую неподалеку

Цикл 12

208


от земляничной поляны. Всю дорогу белочка дро-жала и хотела вернуться, но ежик показывал ей ореховые четки, и белочка шла вперед.

Наконец, они добрались до их речки. Божья коровка вызвалась быть крестной матерью, а ежик крестным отцом. Они погрузили белочку в воду, прочитали необходимые молитвы, но когда дочитали их, увидели, что белочка уже не дышит. Она захлебнулась!

— Ничего! — махнул лапкой ежик. — Слава Богу!

— Да, — согласилась Божья коровка. — Ведь она умерла православной. Слава Богу!

— Слава Богу! — подхватили вокруг все ли-стья, цветы, птицы, жучки, звери и черненькие козявочки.

Вопросы и задания после текста1. Одобряете ли вы поведение ежика и Бо-

жьей коровки?2. Как бы вы поступили на месте ежика?

На месте белочки?3. Разыграйте историю в лицах.

истиННое покаяНиеВитя Иванов был плохим христианином. Не

слушался учителей, не учил уроков, обижал дево-чек, дрался на переменах. Он приносил в школу то жвачку, то рогатку, то трубочку и пулялся во всех жеваными бумажками, а под Новый год приволок петарды и взорвал их прямо под окном директора. В общем Витя был хулиганом. Несмо-


209

тря на то, что учился в православной гимназии.Много раз учителя пытались образумить его,

повторяя, что дурное поведение не доводит до до-бра, но упрямый Витя не желал их слушать!

И что же? Вскоре у Вити заболела раком ма-ма, потом ослепла сестра, потом парализовало бабушку и сгорел дом, а сам Витя, прыгая по лестнице, сломал ногу. Лишь в больнице, лежа в гипсе, с подвешенной к потолку ногой, Витя понял, как он был не прав. «Прости меня, Го-споди!» — воскликнул Витя, орошая подушку горькими слезами.

В ту же секунду его мама поправилась, сестра прозрела, бабушка поднялась с кровати и пошла, знакомые подарили Витиной маме новый дом (у них оказался лишний), а Витина нога немедленно срослась. Врачи только руками развели.

Вот что значит, дети, истинное покаяние!

Вопросы и задания после текста1. Почему Витина мама заболела раком, се-

стра ослепла, а бабушку парализовало?2. Истинным ли было покаяние Вити?3. Когда вы в последний раз были на исповеди, а?

сердце христиаНиНаО, богобоязненный и послушливый чадушко!

Приложи свою мяконькую ручонку к левой гру-ди. Слышишь, как там что-то громко бьется? Это твое сердце! А теперь, детонька, давай проверим, христианин ли ты? Сжимается ли твое малень-кое сердечко при виде обездоленных, несчастных,

Цикл 12

210


гонимых, попираемых, прокаженных, плачущих, страждущих и тяжко скорбящих? Оделяешь ли ты нищих копеечкой? Отдаешь ли самое дорогое, свои игрушки и любимую одежду несчастным беспри-зорным детям с вокзалов? Обливаешься ли слезами покаяния, когда восстает на тебя жестокий помы-сел съесть конфетку, а ты не сопротивляешься ему, гнусному сему и соблазнительному помыслу, и все-таки подходишь к заветному шкафчику, вста-ешь маленькими своими ножками на табуретку, открываешь дверцу и быстро хватаешь ее, злос-частную сию искусительницу в цветном фантике? Понимаешь ли ты, милое дитятко, что в блестя-щей обертке таится твоя погибель? Начинает ли твое сердце биться чаще при мысли о том, что целый день погружался ты в бездны житейского и земного, играл, прыгал, кричал, и ни разу не вспомнил о Великом Предивном и Славном Соз-дателе Вселенной? Воздаешь ли ты благодарение за каждую прожитую тобою минуту и соделанный тобою вздох? Проявляешь ли безропотность при претерпевании болезней, кори, гриппа, ветрянки, свинки, авитаминоза? Сознаешь ли, ложась вече-ром в свою уютную постельку и обнимая за шею любимую, тихо благословляющую тебя перед сном матушку, что этой ночью ты, быть может, умрешь, и мягкая твоя перинка превратится в твою могилу, ибо неисповедимы пути Божий?!

Вопрос и задание после текстаПроверь, все ли еще бьется твое сердце?


211

две дочериОдна благочестивая мать растила двух дево-

чек, Аню и Таню. Аня во всем слушалась маму, кротко внимала каждому материнскому слову, соглашалась исполнить любую просьбу своей любимой матери, каждый день кормила птичек Божиих крошечками, оставшимися после вку-шения пищи, со всеми здоровалась с ласковою, приветливою улыбкою, помогала старшим, вместе с матерью ежевоскресно посещала храм Божий, где обязательно ставила перед иконкой свечечку и сама стояла во время богослужения как свеча, ровненько и тихо.

Таня была другой. Часто грубила она сво-ей смиренной матери, не желала ей помогать в трудах ее, лазила по деревьям, рвала одежду, не любила долгое пребывание в храме и постоянно выбегала на улицу во время Божественной ли-тургии, нередко била без видимой причины свою прилежную сестру, а незнакомым людям показы-вала язык! В школе Аня получала одни пятерки, а Таня приносила домой двойки и даже колы. Сколько слез пролила о ней бедная мать, сколько увещеваний обратила к неразумной дочери — тщетно! Таня оставалась неисправима.

И вот прошло время. Девочки выросли. Го-сподь благословил Аню всем, она вышла замуж за хорошего человека, у нее родились красивые, здоровые, румяные дети, все они каждый день обязательно молились Богу и благодарили Его за все, ниспосланное их благочестивой семье. Таня же так и прожила всю жизнь одна, а когда со-

Цикл 12

212


старилась, все зубы у нее выпали, она поселилась в лесу, в избушке на курьих ножках, и преврати-лась в Бабу-Ягу.

Вопросы и задания после текста1. Хочешь ли ты превратиться в Бабу Ягу?2. Поднимите руки те, кто похож на Аню?3. Если в вашей школе есть девочки, похо-

жие на Таню, не дружите с ними.

Гарри поттер плохой!Лариса Епифанова училась в православ-

ной гимназии. Гарри Поттера там читать было нельзя. Потому что он был магический, а магию церковь не благословляет. Про это гимназистам несколько раз на общих собраниях говорил ду-ховник гимназии, отец Владимир, и их учителя. Только глупая Лариса не слушалась своих му-дрых руководителей и брала книжки про Поттера у соседки из нормальной школы. И постепенно все части прочла, а потом еще посмотрела все фильмы, причем не по одному разу. Кончилось это ужасно. Однажды ночью к Ларисе Епифано-вой прямо на метле прилетел сам Гарри Поттер. Миленький такой мальчик, в очках. Влетел прямо в распахнутую балконную дверь, быстро облетел всю квартиру, сказал Ларисе «ку-ку!» и улетел обратно, точно его и не было. С тех пор Лариса сильно заикается и очень плохо спит.


213

Вопросы и задания после текста1. Хорошо ли поступил Гарри Поттер, при-

летев к Ларисе ночью, на метле?2. Как вы думаете, он что, не мог не на

метле?3. Почему Лариса осталась заикой? По-

думайте хорошенько, не отвечайте на этот вопрос сразу.

Цикл 13

214

ЦИКЛ 13

ПРАВОСЛАВНЫЕ РАЗГОВОРЫ

1 Отец Василий звонит по мобильнику отцу Викен-тию, своему соседу по келье.

— Чем занимаешься, отец?— Да тайноядением. А ты?— Да почти сплю.— Ну, сна без сновидений.— Ну, ангела за трапезой.

2 — Батюшка, чувствую в себе силы для духов-

ной жизни. Дайте мне какое-либо задание.— Хорошо, вставай в 6 утра и делай 10 покло-

нов с Иисусовой молитвой.— Батюшка, да вы что! Силы-то для духовной

жизни у меня появляются только вечером, а рано утром я сплю.

3 — Батюшка, мой сосед по парте надо мной

смеется, щиплется прямо на уроке. Говорит: «Петров наломал нам дров». И разные другие дразнилки.

— А ты от него пересядь. Но с большой лю-бовью.

— Батюшка, вот я пересел, а он все равно на переменах дразнится.

— А ты ему ответь твердо, резко. Но с боль-шой любовью.

Православные разговоры

215

— Батюшка, я ему ответил, а он опять. И де-рется.

— А ты размахнись и как следует дай! Но с большой любовью.

4 — Знай, если кого-то осудишь, то тут же при-

ходит плотский помысел, как бы в наказание.— А вы пример приведите.

5 — Батюшка, можно я буду читать духовные

книжки?— Пока учишься в школе, читай просто хоро-

шие книги.

6 — Батюшка! Только вы моего Ваню на крести-

нах в воду не макайте!— Но вы же его крестить пришли.— Но я же не знала, что вы будете его макать.

7 — Батюшка! Всю службу стою и думаю не-

известно о чем.— Не можешь дать Богу сердце, дай хотя бы

ноги.

8 — Дорогие братья и сестры, перед Святым

причастием складывайте руки крестообразно, громко называйте свои имена и заранее выни-майте вставные челюсти.

Цикл 13

216

9 — Я вчера забыла, что среда была, съела два

куска курочки, — теперь мне конец?

10 — Батюшка, вот пожертвование на строитель-

ство храма.— Ну, спаси вас Господи, — уж простите за

жаргон.

11 — Ну что, Юра, не пытался ли ты развинтить

отверткой церковную кружку с пожертвованиями?— Нет, батюшка, но идея хорошая.

217

ЦИКЛ 14

ЧТЕНИЕ ДЛЯ ПРАВОСЛАВНЫХ ДЕВИЦ,

МЕЧТАЮЩИХ ВЫЙТИ ЗАМУЖ

БраК на неБесахКоля и Оля решили пожениться. Были они хоть и молоденькими, а верующими, и на такой серьез-ный шаг хотели испросить благословения почти что свыше. По крайней мере из рук духовного авторитета. Близкие знакомые, прихожане того же храма, посоветовали им одну бабушку, хоть и жившую в Смоленской области, зато настоящую, святой жизни. Все так и звали ее — блаженная. Блаженная сороковой год лежала не поднимаясь в постели, никуда не ходила, ничего не видела, но предсказывала людям будущее, благословля-ла их на разные дела, и дела после этого шли отлично.

Коля с Олей добрались до ее деревни с боль-шими приключениями, но все-таки доехали, сразу же упали блаженной в ноги и говорят — хотим соединить наши судьбы. Блаженная как раз завтракала свежей капустой. Хрумкает она ка-пустой и говорит, не глядя на парочку, все равно ничего почти не видит: «Твоя невеста, Коль, в дет-ском саду пока, жди ее, а твой, Оль, жених вон он, Вовка-тракторист, давно тебя поджидает». И точно, за окошком шагает мужик в кирзачах, в серой кепочке — Вовка. Коля с Олей несколько изумились, как никак они друг друга любили, но

Цикл 14

218

Чтение для православных девиц,

с другой стороны— куда денешься? Благослове-ние блаженной. И поехал Коля обратно домой, в город Питер, а Оля вышла замуж за Вову и ста-ла жить с ним в его избушке. Вова Олю часто по пьяни бил, в том числе и беременную, но видно так надо было, для Олиного спасения, это, впрочем, только наши благочестивые догадки, потому что блаженная теперь, жившая в той же деревушке, завидев Олю, мычала нечленораздельное и Олю не принимала. Дети у Оли с Вовой рождались в основном уроды, быстро умирали, но одна девоч-ка вышла нормальная, умненькая, ласковая — в маму. Оля ее сберегла и, когда девочка немножко выросла, вместе с ней от Вовы съехала. Практи-чески без вещей. Приезжает Оля в Петербург, разыскивает Колю, а Коля в ожидании невесты из детского сада, теперь уже, видимо, школьни-цы, живет с тетенькой старше его на восемь лет и пьет горькую. Оле деваться некуда, она иного-родняя, в Петербурге только в институте училась. Ну, не к родителям же в Бийск возвращаться, тем более там все время наводнения. Устроилась в Питере на завод, стала ютиться в заводском общежитии, в одной комнате с пятью такими же полубездомными женщинами, а девочку умнень-кую отдала в музыкальный кружок при районной библиотеке. Там большой энтузиаст своего дела, Антон Михайлович, обучил ее играть на аккорде-оне, и стала она играть в переходах и на людных улицах, неплохо зарабатывала, хватало на жизнь и себе, и маме, и дяде Коле, когда Оля с ним из жалости виделась. Но потом Антон Михайло-

мечтающих выйти замуж

219

вич сделал Оле предложение, он разглядел в Оле красавицу, ей ведь было всего тридцать два года тогда, почти в два раза она была его младше. Теперь они живут счастливо — в трехкомнатной квартире Антон Михалыча. От венчания, правда, Оля наотрез отказалась, хотя Михалыч хотел — красиво. А умная Олина дочка вскоре окончила школу, поступила в университет, начала вдруг ходить в церковь, молиться, исповедоваться, но все это в страшной тайне от мамы. Потому что у мамы странность: только увидит икону или ус-лышит что-нибудь про патриарха, православные чудеса в XX веке, блаженных, спасение души — царапает себе руки и плачет навзрыд.

нормаЛьный чеЛовеКЖеня Снегирева никак не могла выйти за-

муж. Три года уже прошло после института, а все мимо. И развлечений у Жени было только два — сходить на театральную премьеру, по-тому что с детства она любила театр, ну, и в церковь, потому что на первом курсе Женя на всеобщем подъеме крестилась. В церкви Женя молилась только об обретении жениха, однаж-ды даже наложила на себя трехдневный пост, но так никто и не подворачивался. Только Ваня Синицын, он в их туристической фирме работал агентом, но Ваня не считается, потому что Ва-ня Синицын оказался неверующим. И Женин духовный отец Женю за Ваню замуж выходить не благословил. Ваня, правда, и не предлагал, они только обедать иногда ходили вместе, но

Цикл 14

220


Женя все равно решила запастись благослове-нием, чтобы правильно среагировать в нужный момент. Не запаслась. «С неверующим жить — мука!» — так сказал ей батюшка.

Делать нечего, поехала Женя к старцу. В Тро-ице-Сергиеву Лавру, помолиться, поклониться преподобному Сергию, ну и к старцу. Старец был старенький, седой, все время тяжело взды-хал, внимательно посмотрел на Женю и сказал:

— Деточка, помолись Преподобному, он по-может.

И Женя вышла утешенная. Тут же зашла в Тро-ицкий храм, поклонилась мощам и помолилась.

— Отче Сергие! Вымоли мне православного жениха!

Поставила свечку, послушала акафист, и на электричку, домой. А в электричке напротив нее молодой человек сидит, да такой прекрасный! С усиками, в черном форменном пиджачке. И на Женю изредка посматривает. Женя раскрасне-лась и прямо вся изъерзалась. А молодой человек вдруг и говорит:

— Вы из Лавры едете? Женя только кивнула молча.

— А я там учусь.Слово за слово, познакомились, оказалось,

что Геннадий учился в семинарии, ехал на вы-ходные домой.

Поступил в семинарию не сразу после школы, еще работал и в армии отслужил, так что и по возрасту Жене подходил.

«Вот что значит молитва преподобного Сергия!


221

Вот что значит предстательство святого! А что ж? И буду матушкой», — думала про себя Женя, диктуя Гене свой телефон.

И стала Женя с Геной встречаться. Как и про-сила она в молитве, Гена оказался совершенно православным. Любил поговорить о спасении души, святынях российской земли, масонском за-говоре, водил Женю на службы. На литургию, всенощную, молебны. Но предложения, между прочим, тоже не делал, видно, приглядывался, а пока для тренировки начал с ней обращаться как с будущей женой.

Говорил, как ей одеваться — только юбка и даже в помещении платок! Отругал ее, когда она съела в пост шоколадку. Сердился, когда она робко ему возражала и говорила, что в заговор не верит. А уж когда Женя предложила ему пой-ти в театр, завращал глазами и как закричит: бесовщина! Голые девки! Извращенцы! Вот что такое твой театр.

И Женя подумала — жених-то немного не в себе. И пошла в театр одна, а Геннадий, как уз-нал об этом, так и сказал ей: «Знаешь, я решил, что буду монахом, потому что монашеский путь выше». И больше уже не звонил.

Что поделаешь, поехала Женя снова к старцу: «Батюшка, вымолила я себе жениха, православ-ного, а он оказался не такой!».

Но старец только улыбнулся и ничего не ска-зал. Тут Женя догадалась, что сказать-то ему больше нечего, и снова обратилась за помощью к преподобному Сергию.

Цикл 14

222


— Отче Сергие! Пошли ты мне жениха, не надо уже и православного, просто хорошего, нормаль-ного человека!

Едет обратно в электричке, во все стороны смотрит — но вокруг только старушки, пьяные мужички да матери с детьми. Ничего подходяще-го. Приходит Женя на следующий день на работу, а там все те же — и Ваня Синицын на нее как всегда поглядывает, улыбается, а потом подошел к ее столу.

— Давно мы что-то не обедали вместе.За обедом, допивая морс, Ваня вдруг и говорит

Жене:— Сегодня у Фоменки премьера, давай сходим

на лишний билетик, вдруг повезет?Женя согласилась. И стали они ходить в теа-

тры и на хорошие выставки, Ваня тоже оказался не чужд искусству. Он дарил Жене цветы, водил ее изредка в кафе, держал за ручку, но цело-ваться не лез, что Жене тоже очень нравилось. Случалось, они и в церковь заходили, слушали, как поют. Женя кое-что рассказывала Ване про церковь и христианство, а Ваня слушал, иногда спрашивал, иногда молчал, но в общем со всем соглашался. И однажды вечером, провожая Же-ню домой, сказал: «Короче, я тебя люблю».

С неверующим жить мука! Да в том-то и дело, что вскоре Ваня крестился, а на Красную горку Женин батюшка их обвенчал. Они жили долго и счастливо.


223

ФоЛьКЛорИстКаАня Мокроусова сильно увлекалась фолькло-

ром. Увлек ее Сергей Пармин, который объяснил Ане, что фольклор повсюду, только успевай запи-сывать. И Аня записывала! Приходит к бабушке в больницу — записывает больничный фольклор, разговаривает с младшей сестрой — записывает школьный фольклор, стоит в очереди — записы-вает фольклор магазинный, делают ей в квартире ремонт — записывает фольклор малярный. А Се-режа все это время за ней ухаживал и наконец сделал ей предложение. Только очень странное.

— Видишь ли, Анечка, — объяснил ей Сере-жа, — месяц назад я принял святое крещение и хочу, чтобы и ты, моя, надеюсь, будущая жена, тоже его приняла, и стала ходить в церковь. А там и повенчаемся.

Аня давно уже заметила в Сереже неладное: то он отказывался вдруг от своих любимых пи-рожков с мясом, то не приходил в гости, не говоря уж про то, что в какой-то момент почти перестал ее обнимать. Но Аня событий не форсировала и ждала, когда все само разрешится. И вот оно разрешилось!

— Что значит — «начала ходить в церковь»! — закричала Аня. — Там одни полоумные! Ни за что.

И в церковь ходить не стала, и крещения свято-го не приняла. Сережа над ней, конечно, работал, подсовывал кассетки с проповедями митрополита Антония, приводил на собрания своей православ-ной общины, свел с батюшкой, но все без толку. И тогда он Аню бросил. То есть даже и непо-

Цикл 14

224


нятно, кто кого бросил. Оба друг друга бросили. Но Аня затаила обиду. Потому что считала, что разлучили их с Сережей церковь, православие, девушки в черных юбках и розовощекий батюшка в железных очках.

Тут подступила аспирантура. В смысле, Сергей-то ее уже заканчивал, а Аня как раз в нее поступила. И вскоре ее будто подменили, Аня стала ходить в черной юбке до пят, в платочке, глаза держала долу и часто куда-то уезжала. Очень скоро просочились слухи, что ездила она по святым местам! Только сама Аня да ее на-учный руководитель знали, что весь ее внешний вид — удачное вхождение в образ, и уезжала она не в паломничества, а в научные экспедиции. Там Аня умелым обращением втиралась в до-верие к паломникам, старицам, блаженненьким, обычным православным людям и внимательно слушала все, что они говорили. Они и говорили, очень охотно, про Спасителя, послушание и конец света, только не знали того, что к поясу у Ани был прикреплен портативный диктофончик, под курткой совершенно не заметный.

Через три года научный мир пережил неболь-шое потрясение. Аня написала кандидатскую диссертацию «Поэтика современного прихрамо-вого фольклора в социокультурном аспекте».

Все, что она видела и слышала в монастырях и общинах, было использовано в диссертации. Прихрамовые девушки, писала Аня, обязательно должны говорить особым тихим голосом, опу-стив глаза долу — это символизирует смирение


225

и кротость. Прихрамовым юношам лучше носить длинные волосы, желательно завязанные сзади в узел, говорить печально, глухо, иметь некоторую воспаленность во взоре — подчеркивает вну-треннее горение, строгость подвигов, возможно, бессонные ночи. Креститься нужно повсюду, на улице и в кафе, ничего не стесняясь. При этом очень бояться конца света. Аня подробно описы-вала, когда и при каких обстоятельствах слышала разные предсказания о мировой катастрофе и конце света и как сроки все откладывались и откладывались, как прихрамовые люди, не исключая и Иоанна Кронштадтского, недолю-бливают жидов, зато обожают Русь святую, как ждут не дождутся царя-спасителя, вспомнила и о том, как не постыдились когда-то опубли-ковать письма сионских мудрецов. Словом, она собрала в диссер все то, от чего затошнит лю-бого нормального человека И ликовала. Потому что рецензентом назначили Сергея Пармина. Но Сергей диссертацию очень хвалил — собран уни-кальный материал, описано неописанное, редкая наблюдательность, исключительная глубина. Аня бросала на Сергея недоуменные взгляды. Дис-сертацию приняли единогласно.

На банкете Сергей подошел к Аньке, уже слег-ка подвыпившей, очень веселый, сжал ей локоток и сказал: «Прости. Я был дураком». Вскоре они поженились, Сергей о православии ни слова, а Аня на радостях почти сразу же и крестилась, хотя и по-прежнему недолюбливала юбки. Во время венчания Аня была в белом брючном

Цикл 14

226


костюме, венчал молодых один прогрессивный батюшка в центре Москвы. А спустя полгода Аня стала совсем уже верующей, православной, но, конечно, не какой-нибудь там прихрамовой, а просто. В церковь ходит в джинсах, без платка, все в то же прогрессивное место, судя по всему, ждет второго ребенка и уже третий год собирает материнский фольклор.

ЖенЩИна трУДной сУДьБыОдна девушка любила одного батюшку. И не

могла без него жить. Казалось бы, за что уж так его любить? Косматый, какой-то пегий, совсем не красивый. Но она знала, за что. Когда-то, когда девушка училась на втором курсе и только нача-ла ходить в церковь, она случайно попала к этому батюшке на исповедь. И покаялась в пьянстве. Накануне она была на дне рождения подружки, и там все надрались как свиньи, сама она выпила не так уж много, но во-первых, надо же было в чем-то каяться, а во-вторых, все-таки несколько раз за ночь она бегала попить водичку (сушняк!). А наутро отправилась в церковь. Батюшка не сказал ей, что пьянство грех. Он только спросил ее, какие напитки она пила и на чьи они пили деньги. И это девушку потрясло. Никто никогда в жизни не задавал ей таких вопросов. Казалось бы, ну и что, на чьи деньги? Но девушка увидела в этом отеческую заботу. И полюбила батюшку.

Батюшка все это терпел, однако часто повторял ей, что лучший путь для женщины — замужество, рождение детей. Вскоре девушка и в самом де-


227

ле вышла замуж, за доброго, хорошего человека, компьютерщика, родила по очереди троих детей. Но и батюшку не разлюбила, по-прежнему не могла без него жить. И если он надолго уезжал, тосковала. Любила ли она мужа? Она очень лю-била мужа. Но еще сильней она любила батюшку. Ведь батюшка открывал ей вещи, о которых не ведал ее муж. По крайней мере, никогда ей не рассказывал. И еще батюшка понимал ее душу, а муж говорил только, что у нее замечательные сиськи, и целовал ее в уголки губ. То есть другая на месте девушки просто расплакалась бы от сча-стья, но девушка, она же давным-давно тетенька, хотела другого. И вот, с одной стороны, у нее был муж, который работал с утра до ночи програм-мистом, кормил семью и за это требовал от нее в общем только одного, а с другой — был батюш-ка, негромкое пение церковного хора и неземная радость. Но с первой стороны муж. И тетенька от всего этого ужасно устала. Она оставила троих детей — двух, четырех и пяти с половиной лет. Написала вполне идиотскую по содержанию за-писку, из которой можно было только понять, что она у всех просит прощения. И скрылась в неиз-вестном направлении.

Спустя два месяца родные разыскали ее в далеком сибирском монастыре, куда ее охотно приняли, потому что монастырь недавно открыл-ся, полупустовал и очень нуждался в рабочей силе. К тому же, она была москвичка, а это почти как если бы монастырь посетил патриарх. Свое семейное положение тетя, разумеется, скрыла.

Цикл 14

228


Но вскоре все обнаружилось. Папа тети, уже пожилой и очень ее любивший, приехал в мона-стырь, встал перед дочкой на колени, говорил о детях, долге материнства и молил вернуться. Ма-ма просто всхлипывала всю дорогу. Муж остался в Москве с детьми. Игуменья, которой небедный папа для подстраховки предварительно вру-чил благотворительный взнос, тоже отправляла тетеньку домой. Не из-за взноса, разумеется, а потому что мать троих детей должна быть при детях. И мать троих детей вернулась.

Только какая-то полумертвая. Муж ее, конечно, простил, при встрече нежно обнял и даже запла-кал. Дети радовались маме так, что другая бы на ее месте сама уже разрыдалась и все поняла. Но напомним — она была не другая, ее звали Татьяна Александровна Пушкарева, и Татьяна Алексан-дровна Пушкарева не разрыдалась. Она всех расцеловала, всем улыбнулась — без всяких слез. После этого Таня пошла заниматься запущенным домашним хозяйством, перегладила гору стиран-ного, но мятого белья, вымыла полы, сварила суп и вишневый компот, пожарила котлеты. Дети ели и даже не баловались за столом, а только смотре-ли на маму. Как будто солнышко вернулось в дом. И во всех лицах это солнышко сияло, а в Танином нет. Ей расхотелось быть замужем, расхотелось растить детей, тем более возвращаться на работу, а хотелось только одного — жить тайной жизнью духа, и чтобы никто не мешал.

Батюшка снова возник на горизонте, увеще-вал ее и говорил все положенные в таких случаях


229

слова — об ответственности, кресте, Страшном Суде. В ответ Тане хотелось кричать. Но кричать она не стала. Она стала растить детей, слушать про сиськи и ходить по субботам и воскресеньям в церковь. Так прошел год. На следующее лето она исчезла снова. Ее снова нашли, еще быстрее, чем в первый раз, хотя совсем в другом месте, в другом монастыре. Только на этот раз по дороге домой она сбежала. Просто на станции с длинной остановкой не вернулась в вагон. Без денег, безо всего. Когда ее все-таки поймали и привезли до-мой, детей она не узнала, мужа тоже, а вместо этого встала в коридоре на четвереньки и залая-ла. Дети засмеялись, а взрослые отвезли Таню в сумасшедший дом. В сумасшедшем доме ее долго лечили, делали уколы, вели с нею психотерапев-тические беседы, и она в общем пришла в себя. Но с тех пор была уже малость странненькой, в семью так и не вернулась, поселилась при церкви (той самой, где служил ее батюшка), в крошечной комнатке без окон, стала уборщицей, все время что-то тихо бормотала про себя, иногда как-то жалко поскуливала. Хотя полы мыла очень чисто, и подсвечники у нее блестели.

Бывший Танин муж нашел детям другую мать. Старшие помнили и прежнюю маму, сначала спрашивали, но им сказали, что мама преврати-лась в собачку и живет теперь далеко-далеко, а вместо себя прислала новую маму, очень добрую. Новая и правда была хорошая, дети быстро ее по-любили, вскоре у них родился новый братик. Так прошел двадцать один год. Таня сильно сгорби-

Цикл 14

230


лась, смотрела в землю, по-прежнему бормотала, по ночам из комнатки был слышен тихий плач.

Некоторые стали почитать ее за блаженную и даже спрашивали, как им быть в жизни. Но в ответ Таня только улыбалась ненормальной улыбкой, а если это не помогало, гавкала. Ба-тюшка, с которым Таня больше не говорила, а лишь брала у него благословение, за это время сильно сдал, стал белый как лунь и ходил теперь чуть прихрамывая (артрит). Танины дети с Бо-жьей помощью выросли, и с мамой с тех собачьих пор так никогда и не встречались.

Но однажды, когда младшая Танина дочка возвращалась с работы, к ней подошла пожи-лая горбатая женщина в черном и спросила ее имя. Девушка ответила. Тогда женщина, на вид немного безумная, улыбнулась, и девушка увидела, что глаза у женщины очень ясные и ви-дят ее насквозь. Женщина отдала девушке два конверта, сказав, что один конверт для нее, но открыть и прочитать его можно не раньше се-годняшней ночи, а другой надо отнести вечером вон в тот двухэтажный дом рядом с церковью (женщина показала на далекий крестик среди высоких зданий) и отдать такому-то хроменько-му батюшке. После этого женщина поцеловала девочке руку и пошла прочь. Девушка немного оторопела, но все-таки сделала так, как просила ее эта ненормальная. Просто из сострадания, де-вушка была незлой.

Вечером хроменький батюшка открыл свое письмо, а девушка прочитала свое. Письма бы-


231

ли короткие и очень похожие. Таня писала, что сегодня в ночь Бог возьмет ее душу, и просила молиться за нее. Она признавалась дочери, что та ее дочь, просила прощения, а батюшке — что только два года назад победила «боль любви» к нему и именно ради этой победы взяла на себя подвиг юродства. Наутро Таню нашли в каморке мертвую, на коленях перед иконами.

Барышня-КрестьянКаСлава Сорокин сильно страдал от одиночества

Он, конечно, ходил в церковь и все такое, но там как-то не удавалось ни с кем сблизиться. Так вс¸ в основном «Спаси Господи», «С праздником» и «Со святым причащением», благочестивыми улыбка-ми-поклонами и оканчивалось. И Славик грустил. Новых православных друзей он не приобрел, от институтских товарищей тоже как-то отстал, у них были другие интересы. Только с одним пареньком из параллельной немецкой группы, Лешей Пи-рожковым, Слава иногда делился своими бедами. Главной же бедой были, понятно, не товарищи, а отсутствие в Славиной жизни женского общества. В институте все девчонки курили, ходили в мини-юбках и казались Славе слишком развязными, а в церкви, наоборот, юбки были слишком длинные, платки на глаза, и вроде б уже не подступиться. Слава просто не знал, что делать. А ведь ему уже аукнуло 20.

И вот однажды Леша Пирожков признал-ся Славе, что по ночам подрабатывает в одном приличном клубе охранником, и в этом клубе

Цикл 14

232


есть такая специальная служба, девушки на любой вкус... Слава только руками на Лешу за-махал: «Это проститутки что ли?». «Да даже не проститутки, а просто...» — ответил Леша несколько неопределенно. Но Слава снова повто-рил: «Мне нельзя, я в церковь хожу, ты что?». Леша уговаривать его не стал, а только заметил, что пилиться с девушкой не обязательно, можно просто провести вместе вечер, поболтать и ра-зойтись, и все будут довольны...

Больше они к этому не возвращались, но Слава этот разговор запомнил. И вдруг решился. Резко так. Была пятница, лекции закончились, до сессии оставался еще месяц, все вокруг договаривались, куда-то дружно собирались, смеялись, а он шагал к автобусной остановке один. Тут-то его и нагнал Леша. Выяснилось, что сегодня Леша как раз за-ступает в смену. И Слава сказал: «Я согласен, устрой мне девушку. Хочу просто поговорить с ней. Только скажи, сколько это стоит». Леша кивнул и ответил, что за базар в их клубе денег не берут.

Через несколько часов Леша провел Славу в клуб, без всякой там клубной карты, безо всего, усадил за столик и сказал, что сейчас к нему по-дойдут.

Вскоре к Славе подошла девушка. Ничто не вы-давало в ней представительницу племени вечных Сонечек! Скромный и красивый наряд — черный сарафан, легкая белая кофточка, открытое весе-лое лицо, едва заметный макияж. Славе даже показалось, что эту девушку он где-то встречал однажды.


233

— Соня, — скромно представилась девушка.— Слава.Соня присела к Славе за столик. Плавно под-

плыл официант.— Мне только мороженое, — улыбнулась Соня,

и Слава тут же исполнил этот детский заказ. Себе он заказал бутылочку пива и соленые орешки.

Они разговорились очень быстро. Через не-сколько минут Славе казалось, что он знает Соню много лет. Девушка была явно не из простых, речь ее выдавала прекрасное образование, а ма-неры — воспитание. А уж когда Соня ввернула в свою речь несколько французских словечек, Сла-ве, владевшему французским с детства, сразу же захотелось ее обнять. Но он сдержался. И тут же сокрушенно признался ей, что ходит в церковь, и поэтому... Соня поняла все без слов.

Они заговорили о церкви, о том, возможно ли в одном сердце сочетание святости и порока. Говорил, понятное дело, в основном Слава, горячо объясняя своей новой подруге основы христианства, пытаясь внушить ей понятия о грехе и главной христиан-ской добродетели — смирении, перед которой меркнет даже... целомудрие. Девушка проявляла невероятную понятливость и даже угадывала не-которые мысли Славы. А Славе очень хотелось утешить ее, объяснить, что, несмотря на нерав-ность их положений — студент престижного вуза и девочка для развлечений — они равны, равны! Истинное вдохновение завладело им. Сонечка была так прекрасна, глаза ее смотрели на него так чисто и преданно. Она лучше его, в тысячу

Цикл 14

234


раз чище и выше. Вокруг играла тихая музыка, кто-то выпивал, скользили официанты, клуб жил своей жизнью, а Слава и Соня все говорили и говорили.

В какой-то момент Слава начал вдруг расска-зывать ей историю, которую сочинил однажды сам, потому что баловался иногда этим — сочи-нял. Эта как нельзя более подходила случаю.

— Это было в то время, когда люди уже увиде-ли, как трудно служить Богу в этом прокаженном, уродливом мире, за руки и за ноги оттягивающем от мира духовных наслаждений, — начал он ти-хим, проникновенным голосом, так что Сонечка даже отставила вазочку с мороженым (уже вто-рую по счету), — и побежали прочь. Они уходили в пустыни, горы, рыли себе подземелья, строили убогие лачуги и жили там, скрывшись на долгие годы от человеческого слова и взгляда, изнуряя свое тело подвигами жесточайшей аскезы, сжав душу тисками молитв. Это были лучшие из луч-ших, честнейшие из честнейших, отважнейшие из смелейших. Весь мир не был их достоин, а они прятались, скрывались, как преступники, потому что мир гнал их кнутом зла и порока, вытеснял и выдавливал их прочь, не умея ужиться с этой великой чистотой и дивной святостью. И вот один из таких провел в своей пещере многие годы. Он был благородной фамилии, из богатого и славно-го александрийского дома, но пренебрег всем. Из гибкого бодрого юноши он успел превратиться в седого старца, сморщилась его кожа и ослабло тело. Его подвиги стяжали ему славу не только


235

среди людей, которые, прослышав про подвиж-ника, начали стекаться к его пещере за советом и утешением, но и славу небесную. Мир невиди-мый был открыт его духовному взору. Он видел ангелов, говорил с Богом просто, как с собствен-ным другом, небесные видения не раз посещали отшельника. Но странное дело, чем дальше он под-вигался к совершенству, тем сильнее его мучили неясные сомнения и даже страхи. И вот однажды он обратился к небу с вопросом, который занимал его все сильнее: «Господи, какой меры я достиг?».

Сонечка слушала его не дыша, так, будто понимала и чувствовала каждое его слово. Офи-циант, до того время от времени подходивший к молодым людям и интересовавшийся, не нужно ли чего, больше не приближался.

— Долго медлил Господь с ответом, — продол-жала Слава, — шли дни и месяцы, а подвижник все не получал желаемого. Изо дня в день не-устанно повторял он свою просьбу, исповедуя Господу жажду узнать, к какой ступени духовной лествицы он прикоснулся, пока наконец не был услышан. Как-то ночью подвижник ясно разли-чил голос, говорящий ему: «Иди в ближайший к твоей пещере большой город. Первый человек, с которым заговоришь, выше тебя». Как всякий опытный и осторожный пустынник, он не стал спешить, желая удостовериться в том, что голос, услышанный им в ночи, истинный. Но еще дваж-ды те же слова раздались в его сердце, и дважды прозвучало то же странное заверение: «Первый человек, с которым ты заговоришь, выше тебя».

Цикл 14

236


Только тогда, ничего не взяв с собой в дорогу, ранним утром старец отправился в путь.

К середине третьего дня он приблизился к го-роду и движимый неясным опасением решил до поры хранить молчание и ни с кем не вступать в общение без нужды. Воля его была закалена, но сердце было нежно и мягко. Вступив в город, ста-рец увидел женщину, идущую по дороге с тяжелой корзиной. Женщина еле несла свою ношу, часто останавливаясь и тяжело вздыхая. День выдался знойный, солнце палило, пот в три ручья струился с несчастной. Молча он подошел к ней и положил руки на корзину, чтобы помочь. Но женщина толь-ко громко закричала, решив, что подвижник хочет отнять поклажу. Никого не было вокруг, старец тя-нул корзину к себе, а женщина кричала. Наконец, желая утешить ее, подвижник сказал: «Не бойся, мне ничего не нужно, я только хочу помочь тебе». Женщина смолкла, оглядела его с головы до ног, и отдала ему свою ношу. Молча подвижник донес ее до указанного места, молча поклонился женщине, жестами отказался от платы, и лишь отходя прочь понял, что уже успел поговорить с ней на дороге, в самом начале встречи. Подвижник повернул назад и постучался в дверь дома, куда, как показалось ему, вошла эта женщина. Ему долго не открывали, но он был настойчив. Наконец дверь распахнулась, на пороге стояла та же женщина, но одетая уже иначе... — Бордель! Настоящий бордель это был.

Старец был потрясен, пытался расспросить ее про подробности ее жизни, но узнал немногое. «Стыжусь я открывать тебе, по виду монаху и


237

незнакомому человеку, подробности нашего ре-месла», — отвечала женщина на все расспросы и, опечаленный, подвижник вернулся к себе в пе-щеру ни с чем.

Несколько дней он прожил точно в оцепенении. Ведь это был его первый выход в город за многие годы. Но, придя в себя, стал просить Господа о вразумлении.

— В чем же она превзошла меня, Господи? — вопрошал недоуменный старец.

На этот раз ждать ему пришлось недолго.«В смирении и любви», — вот какой ответ ус-

лышал он с неба.Слава умолк. Подозвал официанта, заказал

себе зеленый чай... Соня сидела не шевелясь, опу-стив глаза и не смея поднять их на юношу.

— Сонечка! — прошептал Слава. — Что с ва-ми? Сонечка подняла глаза. Смирение и любовь сияли в них — так показалось Славе, и ошибиться он не мог! И вновь ему почудилось, будто где-то он уже встречал эту девушку.

— Я вас люблю, — просто сказал Слава. — Выходите за меня замуж.

— Когда? — поинтересовалась сразу ожив-шая Соня.

— Прямо завтра.— Приходите завтра вечером в свой храм, —

отвечала Соня, — там и договоримся обо всем.И, даже услышав эти странные слова «в свой

храм» (откуда Сонечка знала, что у него есть свой храм? Об этом он не сказал ей ни слова), Слава ничегошеньки не заподозрил! Как во сне он поки-

Цикл 14

238


нул клуб, едва попрощавшись с Лешей, позабыв даже поблагодарить его, и полночи продумал о таинственной и такой прекрасной девушке, кото-рую он вырвет из омута — или она его? Сонечка была мила его сердцу. С этим сладким чувством Слава уснул.

Вечером Слава пришел в церковь, но Сонечки нигде не было. Тщетно вглядывался Слава в лица входящих девушек — ни одна из них не походила на его вчерашнюю знакомую. Потерянный, убитый, простоял он всенощную, но вот прозвучал отпуст, люди начали расходиться. Слава корил себя. Как мог довериться он какой-то гулящей девке! Она смеялась над ним! Туг стали спускаться девушки с клироса. Одна из них, в низко надвинутом темном платочке, подошла к Славе. Это была Сонечка! Только неузнаваемая, в длинной юбке, в платке по глаза. Но все же это была она. Вот почему ее лицо еще вчера показалось ему знакомым.

— Вы! — только и смог воскликнуть Слава.— Идемте, — тихо отвечала ему девушка.Они вышли из церкви, держась за руки. Стоял

тихий зимний вечер. Легкий снег порхал в возду-хе, дети с криками катались с ледяной горы.

По дороге к метро, которая шла через неболь-шой городской парк, Соня поведала Славе, что давно и искренне его любит, давно смотрит на него с клиросного балкончика, только вот он ни разу даже глаз на нее не поднял, стоял как столб, упершись взглядом в землю.

Сонечкина любовь к Славе росла, и она реши-лась на хитрость. Леша Пирожков, охранник в


239

клубе, был ее старшим братом, от него Сонечка знала, что Слава сильно тоскует от одиночества, однако никак не пытается его преодолеть. И Ле-ша предложил сестре нехитрый план. Долго Соня Пирожкова не соглашалась на сомнительную хи-трость, но вскоре терпение ее достигло предела. Остальное было делом техники и удачи!

Через месяц Слава с Сонечкой поженились. Леша был у них на свадьбе шафером.

рУссКИе schiНастя Трофимова вышла замуж по объявле-

нию. В совке делать было нечего, и она написала иностранцу. Он ответил и прилетел на четыре дня. Робу только что исполнился пятьдесят один. Невысокий, плешивый, зато богатый. А еще Роб хорошо, белозубо смеялся. У него было удивитель-ное хобби — он собирал русские политические анекдоты, и даже немного читал по-русски. Но вообще-то он был торговцем недвижимостью.

Настя продала квартиру и переехала в Канаду на ПМЖ. Вместе с пятилетнем сыном Андрю-шей. Там ей делать, понятно, оказалось совсем нечего. Ну, приготовить любимому ужин, хотя он так привык за время своей холостяцкой жизни обедать в ресторанах, что ее изысканные блюда оценить не мог, все они были хуже ресторанных. Ну, Андрюшу отвезти, а потом забрать из кин-дергардена, ну, посетить курсы английского два раза в неделю, вот, собственно, и все. И тут позна-комилась Настя с одной своей русской соседкой, и та отвезла ее в церковь, поглядеть. Церковь

Цикл 14

240


была русская, православная, только одеты все были получше, чем у нас: старички в пиджаках и белых рубашках, бабушки в шелковых платьях, дамы, господа, при них нарядные дети... Только женщины без платков. Половина службы шла на английском, половина на русском. Так и ста-ла Настя верующей, даже в хоре начала петь, и Андрюшенька за ней потянулся. Роб относился к этому спокойно, не возражал, бывало, даже сам заезжал в Russian Churche, обычно к концу слу-жил, чтобы после поесть на общем обеде русские schi и kotleti, ну и, конечно, записать в блокнот свежий анекдот — от каких-нибудь новеньких эмигрантов или гостей.

ИсторИя ЛюБвИПетя Борисов женился рано, на своей одно-

класснице. С восьмого класса на всех уроках он смотрел на Люду Антонову не отрываясь, учителя даже делали ему замечания, в девятом стал писать ей записки в стихах. Люда не отвечала — Же-ня Симонов нравился ей больше. Но вскоре Женя стал гулять с другой девочкой, и Люда назло ему начала гулять с Петей. И очень скоро про Же-ню забыла, потому что Петя, как обнаружилось, оказался очень хороший. Сразу после выпускного Люда с Петей поженились и поступили в Инсти-тут стали и сплавов.

Жили они дружно и в общем свободно, Петя Люду ни к кому особенно не ревновал, а Люде ни-кто, кроме Пети, не был нужен. Так прошло три года, после третьего курса Люда родила Анечку


241

и даже не ушла в академ — сильно помогали бабушки, и та и другая. И все было хорошо, Пе-тя дочку обожал, нянчил, спал с ней ночами. Но на четвертом курсе с Петей свершился переворот. Он уверовал в Бога и в самом скором времени стал до того ревностным христианином, что Люда только тихо постанывала. Сама она христианской становиться не собиралась, в церкви от запаха ладана ей делалось нехорошо, попы казались об-манщиками. Никакие Петины разговоры ее ни в чем не убеждали, а со временем стали и раздра-жать. Она разрывается между учебой и ребенком, ждет не дождется, когда Петя вернется домой, а Петя, видишь ли, на всенощной! А в воскресенье, единственный день, когда можно погулять с утра всем вместе, его тоже нет — «кто не посещает литургию, отлучается от церкви».

Но Людино недовольство, понятно, на Петю никак не действовало, он просто махнул на нее рукой, и если бы не эта церковь, в остальном стал даже лучше прежнего, но жену это не убеж-дало. Они закончили институт, Люда, конечно, с горем пополам, Петя с красным дипломом. Но, вместо того чтобы пойти в лабораторию, куда вообще просто так не попадали, а Петю звал его научный руководитель, Петя ни в какую лабора-торию не пошел, а поступил в семинарию. Дома он стал бывать совсем редко, а Люда между тем родила второго, уже мальчика. И протест в ней стал потихоньку ослабевать, как-то отвлеклась на материнские заботы, а тут Петя уже отучился и позвал жену и всех своих друзей на рукопо-

Цикл 14

242


ложение. Люда пошла. Все рукоположение она проплакала, ее родной Петя был от нее так далеко, и совсем там про нее не думал, а кла-нялся, падал на колени, и его под руки водили два красивых юноши, а под конец Петя вышел в белом облачении, весь сияющий и совершенно незнакомый. Люда подошла, как и все, ко кре-сту, который он держал в руке, и поцеловала, как все, сначала крест, а потом руку мужа, и почувствовала, что это больше не муж.

Потом она догадалась — рука показалась ей чужой, потому что исчезло обручальное кольцо на Петином пальце. И Люда весь оставшийся день с Петей вообще не разговаривала. Но он будто этого не замечал. Легко ему было не замечать: дом у них был полон гостей, и всех их надо бы-ло накормить и напоить, и всем улыбаться. А на следующий день рано утром Петя ушел, вернулся только поздно вечером и сказал Люде: «Стажи-ровка. Чтобы я научился правильно служить». И Люда стала с ним снова разговаривать, потому что надо же было его накормить, спросить, с май-онезом он будет или с постным маслом — Петя постился вовсю. Стажировка продолжалась пол-тора месяца, а еще через две недели отца Петра распределили в Можайский район, в деревню Пыпино, восстанавливать разрушенный храм. И Люде ничего не оставалось, как поехать с ним. Детей пока пришлось оставить бабушкам, не вез-ти же их на пустое место.

Пете выделили домик, небольшой, но крепкий, прямо около церкви. Церковь была — страшно по-


243

смотреть — внутри вся исчерченная, изгаженная, но Петя сказал: стены есть, и полы каменные — это уже очень много. Мэр Можайска выделил Пете денег, потому что вышло по поводу восста-новления церквей распоряжение сверху, как раз возникла такая волна; вскоре волна спала, но Петя успел. И начал заниматься тем, чем ни-когда не занимался, — нанимать строителей, закупать стройматериалы, объяснять рабочим, как лучше сделать.

А Люда тем временем приводила в порядок их дом, своими руками. Оклеила его новыми обоями, выкрасила полы, вымыла окна, друзья, уезжав-шие в Швейцарию на ПМЖ, очень помогли с мебелью, даже из дружеских чувств привезли эту мебель на грузовике из далекой Москвы. В дом можно было селить детей, и детей перевезли от бабушек, как раз наступило лето — опять же, свежий воздух.

Лето прошло хорошо, отец Петр загорел на сво-ей стройке как негр, только сильно осунулся, но все время шутил. Как-то быстренько превратился он из подающего надежды студента в делового ух-ватистого мужичка, — может, и отросшая борода сыграла свою роль.

Дочка Анечка нашла себе подружку, шести-летнюю Варю с соседней улицы, обедать ее было не дозваться, а сын Федя оставался еще при ма-ме. Он ей не мешал, играл в уголку но любил, чтобы она была рядом. И что мама все время всхлипывает — не замечал. Тут наступила осень, пошли дожди. Люде стало совсем грустно, разво-

Цикл 14

244


роченная глина за окном, отец Петр неизвестно где, она с детьми целый день дома. Одна. И ни-какой перспективы.

А в институте она ведь была первая певица, хо-дила в хор, и сейчас Петя ей часто повторял — тебе надо учиться на регента. Но Люде просто хоте-лось домой, в Москву, она устала от этой жизни при Пете и при детях и хотела как-нибудь от-дохнуть, только не неделю, и не две, и даже не месяц, а, предположим, год. Им провели наконец телефон, и Люда обзвонила всех знакомых, дава-ла им свой новый номер, а они удивлялись, звали в гости, но как-то неубедительно, спрашивали, не собирается ли она на работу, — впрочем, какая уж тут работа. Отец Петр хотел следующего ре-бенка, но Люда отрезала: «Я не свиноматка». И Петя пока успокоился.

Телефон, хотя все московские его теперь знали, звонил крайне редко, только самые близкие дру-зья, да и то все больше отцу Петру, а Люда была его секретарем. Так прошел еще год. В церкви начались службы, но Люда по-прежнему туда практически не заходила — как-то не лежала ду-ша, — а все думала, в какую школу отдавать Анечку, в этом же поселке или возить подальше, в частную. Как вдруг Петина мама, посетив их однажды, сказала, что ребенку нужно давать нормальное образование, и настояла на том, что-бы Анечку забрать к себе и учить ее в хорошей московской школе с языками и обществом.

Люде жалко было отдавать дочь, но все-таки она уступила. Анечка бабушку сильно любила и


245

очень обрадовалась, сразу же начала складывать игрушки, книжки. И дома стало совсем пусто.

Тут телефон наконец зазвонил, и позвали к телефону не отца Петра, а Петю или Люду— од-ноклассники встречали десятилетие их выпуска, времечко шло. Отец Петр проявил твердость, ска-зал, чтобы Люда обязательно ехала, посмотрела на людей. «А то в этой глуши совсем ты у меня соску-чилась». А Федя один вечер поживет и без мамы. Только Люде уже вообще ничего не хотелось.

Но она все-таки поехала. На вечере однокласс-ников все в общем оказались такие же, только немного постарше. Там же был и Женя Симонов, он уже второй раз развелся, но все равно был самый приятный на вечере человек, может быть, потому что все время просил Люду спеть. И Лю-да пела. Она распелась, да и от коньяка голос у нее всегда мягчал, делался просторней. К концу вечера Женя от нее не отходил и даже поехал провожать на станцию. Когда Людина электрич-ка подошла, и надо было садиться, Женя, как в плохом кино, сказал ей: «Останься». И сжал локоток. Но Люда, как в кино получше, промол-чала, локоток освободила, вошла в вагон и села у окошка. Отец Петр встречал ее на станции, Люда приехала на последней электричке. Стояла тьма хоть глаз выколи, и страшный холод, рука у Пети была совершенно ледяная.

Дальше почти ничего не известно. Известно только, что вскоре после этого Людиного выезда в свет отец Петр, вернувшись поздним вечером домой из Москвы, куда ездил по делам храма,

Цикл 14

246


не застал дома ни жены, ни сына. На кухне ле-жала подробная записка, что ему есть и пить, и больше никаких объяснений. Отец Петр не поел и не попил и, несмотря на поздний час, побежал к соседям. Соседи ответили, что видели, как Люда с маленьким Федей на руках шла на станцию. Тогда отец Петр позвонил Людиной маме. Она отвечала туманно, но в трубке как будто послы-шался детский плач. Отец Петр закричал на тещу, и та призналась: «Да, Люда у меня, а боль-ше ничего сказать не могу». Но тут к телефону подошла Люда и сказала спокойно: «Петенька, никогда сюда не звони. Жить с тобой я больше не буду».

Так прошло два года. Что делала в это время Люда, неясно, но спустя два года она решила вер-нуться в деревню Пыпино. Она шла с чемоданом и за ручку с Федей со станции и вдруг увидела золотые купола. Это был тот самый храм, храм от-ца Петра, только уже отреставрированный. Люда пошла быстрее, и Федя бежал за ней и смеялся, он думал, что мама решила с ним поиграть, по-бегать. Люда почти вбежала в церковь и тут же увидела своего Петю: он как раз стоял с крестом на амвоне, а народ шел и прикладывался к кре-сту. Люда смотрела на него и не понимала — это был тот же отец Петр, но в чем-то очень изменив-шийся. Тут Федя сказал громко-громко, на всю церковь: «Хочу такую же шапочку». И показал на батюшку. И Люда поняла: вот что изменилось, шапочка, раньше отец Петр служил простоволо-сый, а теперь в шапочке. И она даже вспомнила,


247

как эта шапочка называется — клобук. Пока ее не было, Петя стал монахом.

аЛИпИй И антонИйИеромонах Алипий женился. Вот женился бы

ангел, это было бы достойно удивления, а тут — подумаешь, иеромонах. Удивительно было не это, удивительно было то, что у него, как и в преж-нее неженатое аскетическое время, оставалось множество духовных чад, и число их с каждым годом росло. Им он, конечно, не рассказывал, что каждый вечер возвращается не в одинокую московскую квартиру, а к любимой жене. Детей же у них, по милости Божией, не было. Эта ложь как будто ничему не мешала, и нарушение обе-та не отражалось на его служении. Отец Алипий оставался также добр, сердечен и глубок, как прежде, как всегда. Как он сохранился, за счет чего? Может быть, за счет дара неосуждения, или смирения (он был смирен). А может быть, не так уж и сохранился, просто люди до того исто-сковались по человеку, который их внимательно выслушает и услышит, что им было не до тонко-стей, не до разборов. А может, и вовсе все было не так. Антоний, Антоний, то суды Божии!

ЛюБУшКа1

Любушка была старушкой. Она ходила в чи-стом платочке, чулочках, старалась не садиться, не ложилась, почти не спала и ночами плакала. Слезы по ее щекам лились прозрачные, как во-

Цикл 14

248


да. Пальчиком она все время что-то писала на ладони, только никому не рассказывала что. Если кто-нибудь просил ее помолиться и говорил имя, она и имя тоже записывала на ладонь. Это был ее помянник.

Но иногда писать она переставала, начинала сердиться, отмахивалась от кого-то левой рукой, топала и говорила: «Уходи!» Никто не видел, кого она прогоняет, но все догадывались.

2 Один человек часто выпивал и тогда сильно

обижал свою жену. Так-то он был тихий, а как на-пьется — зверь. Однажды жена до того обиделась, что уехала в город к маме. Наутро этот человек просыпается: холодильник пустой, жены нет. Де-лать нечего, решил пойти в магазин. Открывает калитку, а перед калиткой — куча. И жутко воня-ет. Пока убирал, вышел сосед и все ему объяснил. Приходила мол, к твоему дому бабка, чего-то все стояла и бормотала, а потом села и сделала огром-ную кучу. Увидела меня, говорит: «Скажи — баба Люба приходила». И ушла. Вроде сама-то малень-кая какая, откуда что и взялось. И чуть не ржет в лицо. В смысле, сосед. Человеку, конечно, обид-но, стал он вызнавать, что ж это была за баба Люба такая, и очень скоро выяснил: блаженная Любушка. А какашки — обличение в его бесчис-ленных грехах. Так объяснили ему добрые люди. Тогда человек совсем уже разозлился, хватил для смелости чекушечку и первый раз в жизни отпра-вился в церковь. Ему сказали, что там застать


249

Любушку легче всего. По пути он выломал себе хорошую палку: поучить хулиганку. Бабы Любы в церкви не было, но все ее ждали, вот-вот долж-на была прийти.

Вскоре блаженная и правда появилась, и че-ловек наш чуть не выронил палку. Любушка оказалась совсем старушкой, согбенной, в бе-лом платке, шла она еле-еле, с двумя набитыми сумками в руках, из сумок торчали буханки хле-ба. Проходя мимо мужичка с палкой, Любушка подняла голову, кротко глянула прямо на него детскими голубыми глазами, ничего не сказала. И он вдруг подумал: «Да она-то тут, может, совсем и ни при чем. Сосед, небось, сам все и сделал».

И быстро пошел домой. С тех пор пить он боль-ше не мог, не лезло. Вскоре и жена вернулась к нему от мамы. Лишь через несколько лет она призналась мужу, что обращалась к Любушке за молитвенной помощью, а Любушка ей ответила: «Твой Леня хороший. Только надо подождать». «Что хороший — ладно, но имя-то твое она отку-да узнала? Я ведь не говорила ей».

3 В городе Санкт-Петербурге один батюшка

на проповедях сильно ругал Америку и называл ее царством Антихриста. Наташа Анисимова, студентка биофака и батюшкино духовное ча-до, слушая это, каждый раз удивлялась, потому что в Америку недавно уехал ее дядя, и ему, на-оборот, там все очень нравилось. Но и батюшке Наташа верила, потому что дядя у нее был хоть

Цикл 14

250


и биолог с мировым именем, а неверующий, и, может быть, просто не все понимал и видел. Как вдруг этот дядя-биолог позвал ее учиться в Гар-вардский университет, в котором сам работал. Университету выдали стипендию специально для русских студентов. Наташа сначала обрадовалась, а потом испугалась. Все-таки царство Антихриста, гиблое место. С другой стороны, родной дядя. Да и белый свет посмотретъ хотелось. Наташа свои-ми сомнениями поделилась, конечно, с батюшкой. И батюшка благословил ее съездить за советом к Любушке. Любушка встретила девушку очень ласково, а на вопрос, учиться ли ей в Америке, за-улыбалась: «Учиться! Учиться!». Девушка решила, что Любушка просто не расслышала и повторила: учиться-то предстоит в А-ме-ри-ке. Но Любуш-ка снова сказала: «Везде благодать». И Наташа поехала учиться в Гарвард. Она окончила там университет и осталась работать в дядиной ла-боратории. Правда, дядю после долгой борьбы и интриг так и не выдвинули на Нобелевскую пре-мию. От переживаний он заболел и скоропостижно скончался. Так что и слово батюшки из Санкт-Петербурга тоже не пропало втуне.

4 О себе Любушка говорила: «Сама Матерь Бо-

жия Казанская придет за мной в белом платье».

5 Еще говорила, показывая на иконы: «Это не

картинки». И разговаривала с иконами, как с


251

живыми людьми, радовалась, плакала, но чаще всего уговаривала помочь.

6 Когда Любушка приехала в Дивеево, ее посе-

лили в отдельную большую келью, а перед этим выселили оттуда всех сестер. Сестры — они и есть сестры, а Любушка — всероссийская зна-менитость. Только сестринские вещи остались в шкафу.

Любушка тут же этот шкаф открыла, стала оттуда все выбрасывать и кричать: «Воняет!» И в комнате жить отказалась. Сестры на все это очень обиделись, и многие тогда решили, что она никакая она не блаженная, а просто ненормаль-ная старушка.

7 Когда Любушке предлагали принять постриг,

она отказывалась и говорила: «Я странница». Отец Наум из Троице-Сергиевой Лавры прислал ей даже куклу в черном монашеском одеянии. Не помогло.

8 Умерла Любушка не под Петербургом, то есть

не там и не с теми, с кем прожила последние двадцать с лишним лет, а в Вышнем Волочке, в женском Казанском монастыре. Тут ее и похоро-нили. Многие говорили: «Как же так, на чужих руках, не дома». Но у нее просто не было дома. И для нее не было чужих.

252

Письмо батюшке

253

ЦИКЛ 15

ПИСЬМО БАТЮШКЕ

Батюшка СерафимЛюди мы нездешние, попали в Дивеево по мило-сти Божией. А все батюшка Серафим. Когда я прочитала его житие, три дня не могла прийти в себя, вся моя жизнь перевернулась. Она уже и раньше перевернулась, когда мне открылась вера, но после его жития все стало совсем уже по-другому. К вере я пришла постепенно, через большие скорби. Здешний дивеевский батюшка, отец Иоанн, сказал мне, что так бывает очень ча-сто, скорбями Господь стучится в сердца людей. Большое для меня горе было в том, что Андрюша бросил меня с маленьким Сережей. И я очень об этом сокрушалась. Тогда я и начала первый раз в жизни молиться, чтобы Господь вернул мне, если можно, моего мужа. И, видно, тогда уже начались Божии милости ко мне, грешной. Ан-дрюша от той женщины быстро ушел, немного еще помотался, три месяца не было о нем ничего слышно, а потом вернулся. Даже просил у меня прощения. И я его простила.

Сереже было уже четыре года. Несколько ме-сяцев мы жили в любви и мире. А потом стали ждать нового ребенка, но на пятом месяце у ме-ня случился выкидыш, почему — никто не мог объяснить, а Тоня, моя соседка по лестничной клетке, сказала мне, что это за мои грехи. Я ведь сделала еще до Сережи один аборт, жили мы

Цикл 15

254

тогда в одной комнате с Андрюшиной бабушкой. Бабушка, Царство ей Небесное, была после ин-сульта, правая сторона у нее не двигалась, она была лежачая больная и ночами кричала. Ребенок в таких условиях никому был не нужен. У меня даже сомнений тогда не возникло, я не знала, что они там живые, в материнской утробе, уже с ду-шой, и совсем не думала, червячок и червячок. Но Тоня мне рассказала, что аборт — это страш-ный грех, и расплачиваться теперь придется всю жизнь.

Когда случился выкидыш, я как обмерла, я уже понимала, что у меня умер живой ребенок, а не червячок, и жить мне не хотелось. Андрюша даже водил меня к психиатру, я пропила курс антидепрессантов, и мне стало немного легче. Но главное, что принесло мне облегчение, это моя ве-ра в Господа, Богородицу и всех святых.

Я еще в больнице начала снова молиться, что-бы Бог утешил меня, я лежала там одна, в крови, не могла подняться от страшной слабости, и ни-кто, ни медсестра, ни Андрюша не приходили ко мне, потому что Андрюша и так один убивался с Сережей. Две мои соседки вообще были по-сле операции и не вставали. Если бы жива была моя мама, она бы пришла ко мне, но она умер-ла после операции на сердце еще до рождения Сережи. И я лежала одна. Господь помог мне подняться и дойти до туалета, но на обратном пути в коридоре я упала, две женщины позвали медсестру и довели меня до кровати. Упала я удачно, ни одной царапины, только небольшие


255

ушибы. Так что все было слава Богу, уже тогда батюшка Серафим помогал мне.

Когда я вернулась домой и пропила курс таблеток, назначенный психиатром, мне ста-ло намного легче. Я уже могла улыбаться. И по Любиному совету пошла в церковь. Там ме-ня охватило такое тепло и такое покаяние, что я первый раз в жизни исповедалась и приняла Святые Христовы Тайны.

До сих пор я читала только «Житие преподоб-ного Серафима» и немного Евангелие. В церкви я купила еще несколько книг «Как готовиться к исповеди», «Что нужно знать матери», «О мо-литве» и «Жития русских святых».

Когда я прочитала житие Ксении Петербург-ской, я поняла, что живу неправильно, по законам плоти и мира. И поняла, что готова отказаться от всей своей прежней жизни, лишь бы хоть мизин-цем походить на святую и блаженную Ксению. Как только я это поняла, то почувствовала, что именно Ксения будет теперь моей покровитель-ницей и помощницей. Хотя зовут меня Ольгой, а совсем не Ксенией. Мы жили тогда в Казахстане, в Астане, но я сказала Андрюше, что обязательно должна поехать в Питер. Андрюша сказал, что с Сережей сидеть больше не будет, а я просто за-была ему сказать, что еду, конечно, с Сережей. Сережа очень обрадовался, что мы едем в дру-гой город, но я объяснила ему, что это не простое путешествие, а паломничество к святому месту, могилке святой блаженной Ксеньюшки Петер-бургской. В поезде я рассказала Сереже, как

Цикл 15

256

Ксеньюшка помогала людям и как она жила, и Сережа очень внимательно слушал. Съездили мы замечательно, хотя и не без искушений. В дороге у меня украли кошелек. Мы разговорились в по-езде с одной женщиной, на вид очень приятной, она много рассказывала про себя, угощала нас своими продуктами и даже морсом. А когда мы наутро проснулись, женщины уже не было, она вышла раньше, и что-то меня как толкнуло: я тут же полезла проверить в сумке кошелек, но его не было. Мы добрались до Смоленского кладбища без копейки денег.

На кладбище в часовне я подошла к батюш-ке и рассказала свою беду. Он посоветовал мне встать у входа в часовню и просить милостыню, потому что у часовни нет лишних средств. Но я на эти средства и не рассчитывала и встала у входа, а Сережа очень стеснялся и даже плакал, и звал меня, чтобы я не просила у людей денег. Но мне очень хотелось переночевать еще в Питере, а по-том только ехать домой, так что нужно было и на еду, и на билет. Люди подавали мне понемногу, а я непрестанно молилась блаженной Ксеньюшке. Тут ко мне подошла женщина, которая продавала в часовне свечи и книги, и сказала, что батюшка благословил нас пообедать в трапезной. Мы с Се-режей очень вкусно поели, все было благодатное, освященное блаженной, Сережа с удовольствием покушал и рыбу, и гречку, а ведь дома-то он всег-да отказывался от гречневой каши, капризничал. Здесь же съел всю тарелку! За молитвы блажен-ной Ксении.


257

Денег мы за целый день насобирали не так уж мало, хватало примерно на полбилета. И я по-думала, что завтра соберем оставшееся, потому что уже темнело, а нужно было еще где-нибудь переночевать. Та добрая женщина, продававшая свечи, ее звали Мария, посоветовала мне вернуть-ся на вокзал и переночевать там во славу Божию. Мы так и сделали. Устроились совсем неплохо, на длинной лавке, после молитв Сережа почти тут же уснул, я тоже иногда отключалась. Тут-то и случилось со мной великое чудо. Я увидела сон. Какую-то большую церковь с черными куполами, а вокруг монахини в черных рясах идут на служ-бу, и так торопятся, звонят колокола и снизу даже видно черную фигурку сестры-звонаря в верхнем пролете колокольни. Я тоже пошла вместе с се-страми, вошла в храм, просторный и светлый, и сразу же увидела блаженную Ксению на иконе. Она смотрела на меня как живая. Тут мой сон кончился. Я проснулась и поняла, что блаженная благословляет меня пойти в эту церковь с черны-ми куполами. Но где она находится, я не знала.

Утром я разбудила Сережу, мы вместе про-читали утреннее правило и снова поехали в часовню. Мария, спаси ее Господи, отнеслась к нам еще лучше, чем прежде, сразу отвела нас поесть, долго расспрашивала, а потом принесла нам недостающую сумму на билеты. Я не знала, как ее благодарить. Это было второе чудо за мо-литвы святой Ксении. Я рассказала Марии про свой чудесный сон, а она ответила, что наверное, это был какой-то женский монастырь.

Цикл 15

258

Мы благополучно вернулись с Сережей домой, только вот наш папа за то время, пока нас не было, совершил ужасное преступление против Церкви и Бога. Весь мой красный угол, с ико-нами, с пузыречком масла от мощей целителя Пантелеймона, с баночкой святой воды, был разо-рен. Все иконы куда-то исчезли. «Что ты сделал, Андрей?» — только и смогла я его спросить. Муж ответил, что больше он ничего такого в своем до-ме не потерпит, нечего морочить ему и ребенку голову и зря он нас отпустил. Это было как ведро ледяной воды.

Через несколько дней Андрюша отошел, стал просить прощения, но мне было ясно, что если он не примет крещения и не уверует в Спасите-ля, Божьего благословения жить вместе дальше нам нет. Я ответила ему, что прощу его, если он покрестится. Андрюша закричал, что не сделает этого никогда, обзывал меня бранными словами, один раз даже поднял на меня руку, хорошо, что Сережа был на улице.

Квартира, в которой мы жили, была полно-стью моя, досталась от моей тетки, она умерла в 1998 году от обширного инфаркта, была одинокой и завещала квартиру мне. Пришлось сказать Ан-дрюше, что ему надо будет уйти.

Полгода ушло у нас на ссоры и развод. Андрю-ша все никак не хотел разводиться, а видя мою твердость (или развод, или иди креститься), кри-чал на меня, а бывало снова пускал в ход руки. Много было тяжелых искушений, много скорбей, мне даже пришлось снова обратиться к вра-


259

чу, потому что у меня начались очень тяжелые психические состояния и была установлена арит-мия. Но и в этой внешней и внутренней брани Господь подкрепил меня неслыханной радостью: одна женщина принесла мне почитать толстую книгу «Летопись Серафимо-Дивеевского мона-стыря». Каждый вечер, уложив спать Сережу, я читала эту прекрасную книгу. Ближе к концу между страниц был заложен календарик с видом церкви, которая показалась мне знакомой. Ког-да я вгляделась внимательней, я поняла, что это та самая церковь, которую я видела на вокзале во сне! На обратной стороне календарика было написано «Троицкий собор Серафимо-Дивеевско-го монастыря. Современный вид». Я заплакала и промолилась всю ночь. Господи! С Андрюшей мы были к тому времени в разводе, наконец-то я свободна, сама блаженная Ксения благословила меня ехать к Преподобному.

Но благословение блаженной особое. Я пони-мала, что уйти из мира должна была так же, как она. Батюшка Иоанн из Дивеева сказал мне, что это все моя гордыня, но я и не считаю, что могу быть как блаженная Ксения, мне только хоте-лось хоть в чем-то подражать ей. И батюшка из Астаны, отец Валерий, сказал мне, что большого греха в этом нет. Думаю даже, хотя, наверное, это дерзко, сам Господь вложил мне в сердце понимание, как я должна покинуть свой город. Я дала объявление в газете, что продаю кварти-ру, и назначила за нее очень низкую цену. Уже через день я оформляла документы! Слава Богу,

Цикл 15

260

покупатель нашелся очень быстро. Часть денег, полученных за квартиру, я отдала Андрюше, надеясь исполнить заповедь Божию о любви и примириться с ним перед отъездом, но Андрю-ша со мной не захотел даже разговаривать, и я действовала через его мать. А всю оставшуюся сумму мы раздали с Сережей по нашим церк-вам и просто нищим. Для этого мы объехали все церкви нашего города, и оставили только на билет в Дивеево. Сережа очень радовался. Он сам брал у меня эти ненужные бумажки и от-давал бедным людям. Как они нас благодарили, как кланялись! Кто-то даже плакал. Я тоже не могла удержаться от слез. Моя ветхая жизнь кончалась на глазах. И такая радость охватыва-ла душу, такая невесомость, когда я закрывала глаза, мне казалось, сейчас я взлечу. Слава Те-бе, Боже! Слава тебе, блаженная Ксения! Слава тебе, Преподобный Серафим!

У меня еще оставалась мебель и вещи в квар-тире, много старой одежды. Я обзвонила всех знакомых и за неделю раздала все, что у меня было. Многие удивлялись и не хотели брать, пы-тались меня уговаривать, но я их убеждала как могла, объясняла, что ничего из прежнего мне уже не будет нужно. Только Сереже жаль было прощаться с некоторыми своими игрушками, но это было искушение вражье, на небо ведь мы ни-чего не возьмем с собой! Сережа все-таки оставил себе солдатиков и игрушечный джип, и я ему, по совету своего духовного отца, батюшки Валерия, в этом уже не препятствовала, сказала только,


261

что понесет он все сам, в своем рюкзаке. В соб-ственный рюкзак я положила Библию, Летопись, молитвослов, два полотенца, две маечки и труси-ки для Сережи и смену белья для себя. Рюкзак получился очень легкий. И мы отправились в чет-вертый удел Богородицы, туда, где, как говорил Преподобный, и Иерусалим, и Афон.

В Арзамас мы приехали ранним утром, 16 мая. Оказалось, нужно еще было ехать до Дивеева на автобусе, но у нас уже не осталось ни копейки денег, все ушло на билеты и на еду. Мы поклони-лись всем святыням в Арзамасе, зашли в каждую церковь, — всего мы нашли их три. Я молилась всем святым, Богородице, а Сережа тоже молил-ся по моей просьбе. С тех пор как мы разошлись с Андрюшей, он очень повзрослел. Но пора было уже идти в Дивеево. Стемнело как-то быстро, а ночлега в Арзамасе мы не нашли. Спросили не-скольких людей на улице и в церкви, но ни у кого не было места.

Мы вышли из Арзамаса, поели хлеба, и тут уж стало совсем темно. Наткнулись на какой-то длин-ный деревянный забор, нашли бугорок и дерево и так на бугорке и заночевали. Сережа насобирал веток, мы разожгли небольшой костер и грелись, я все время молилась преподобному Серафиму и блаженной Ксении, претерпевавшим труды и хо-лода намного большие. А наутро Господь сподобил нас стать свидетелями чуда — все наше дерево, это был тополь, за ночь распустилось, оказалось в мелких зеленых листочках. Единственный на всю округу, остальные тополя вокруг были еще голые.

Цикл 15

262

Сережа сказал, что это от нашего костра тополь обогрелся, но костер тут, конечно, ни при чем. Это было явное благословение Божие на наш путь. Слава Богу! Богородица нас заступила и спасла. После холодной ночи и сна под открытым небом мы даже не заболели. А все по молитвам бла-женной и преподобного. Ранним утром мы уже подходили к Дивеево. Когда я увидела ту самую церковь с черными куполами из сна, я так пла-кала, что Сережа даже испугался. В церкви уже началась служба, мы отстояли литургию, покло-нились мощам Преподобного, выслушали акафист. Одна сестра подошла к нам и спросила: «Вы па-ломники?». «Нет, матушка, мы не паломники, мы навсегда». Опять я не могла удержаться от слез. Сестра посоветовала нам подойти к игуменье и ис-просить благословение на жизнь в Дивеево.

Матушка приняла нас очень милостиво, — мы подошли к ней после службы. Узнав, что мы из Казахстана и дома у нас больше нет, благослови-ла нас поселиться пока в небольшом деревенском домике, принадлежащем монастырю. Когда мы туда поселились, там было еще совсем не при-брано, не обжито, люди в этом домике не жили много лет. В двух окнах стекла были выбиты, а про грязь я и не говорю. Многие, кто приходил к нам, говорили, что даже на открытом воздухе жить лучше. Потому что у нас еще как-то нехоро-шо пахло. Но это все были искушения — разве не чудо, что в первый же день мы, бездомные стран-ники, получили в подарок настоящий дом! К тому же со временем все плохие запахи выветрились,


263

это просто в кладовке лежали гнилые тряпки и овощи, я все вынесла, вычистила, стало намного лучше. Сначала мы грелись от электробатареи, но зимой все-таки было холодно, и в самый мороз нам позволяли ночевать в храме, там было ото-пление. Но все эти проблемы и искушения уже позади, сейчас, по милости Божией, есть у нас и печка, и окна со стеклами, и даже провели воду.

Вместе с нами живет еще одна пожилая женщи-на, мать одной из сестер монастыря, Светлана — ее прогнал из родного дома муж-пьяница. Светлана приглядывает за Сережей, когда я на послуша-нии. Моя мама умерла, но блаженная Ксения послала ему как бы другую бабушку. На послу-шании я работаю каждый день, и Сережа мне часто помогает, но пока быстро устает. Две не-дели назад ему исполнилось восемь лет. В школу его отдавать, конечно, не отдаю, сначала матуш-ки-монахини меня уговаривали, и я даже пошла поговорить с директором местной дивеевской школы, но когда зашла в здание, увидела, что в классах стоят телевизоры. Моему сыну этого не надо. Душа у него пока за молитвы Богородицы нетронутая, чистая, книг мирских он не читает, все молитвы знает наизусть, а что можно увидеть по телевизору, кроме разврата и бесов? Глав-ное, Сереженька, покаянное сердце, а остальное приложится, вот увидишь. С ребятами он тоже играет и без школы, здесь их много, и местные, и те, кто приезжает к преподобному помолиться. Матушки моего Сережу очень полюбили, недавно купили ему новые сапожки и курточку, а меня

Цикл 15

264

ругают, что я не забочусь о сыне. А как мне и позаботиться, ведь за послушание денег не пола-гается, но если и предлагают, я не беру, дабы не лишиться небесной награды. Так вот и живем по велицей Божьей милости, за молитвы блаженной Ксении и преподобного Серафима.

А подрастет немного Сережа, Бог даст, посту-пит в какой-нибудь мужской монастырь, может, в Сарове восстановят, станет иеромонахом, а я уж останусь здесь, при батюшке Серафиме, до последних времен, может быть, и меня примут со временем в число сестер, а если уж дело дойдет до пострига, попрошусь, чтобы постригли в честь блаженной Ксении Петербургской. Но говорить об этом, конечно, еще рано, мой дивеевский духов-ный отец, отец Иоанн, говорит, что, пока Сережа маленький, нечего даже и мечтать о монашестве. А все-таки, грешная, мечтаю. Но уже и то слава Богу, что мы живем здесь, на такой святой земле, рядом с мощами великого угодника. В Дивеево не страшно, всюду воцарится антихрист, но ди-веевской канавки, по которой святыми своими стопами прошла Богородица, ему не перепрыг-нуть. Так пророчествовал сам батюшка Серафим. Преподобный отче Серафиме! Моли Бога о нас.

Смешное чудоСтрастная колом стояла в горле. Черный ве-

тер выдувал глаза. И я закрываю их, чтоб не ослепнуть и не видеть, потому что видеть больше невозможно. Зажмуриться и застыть. Терпеть не могу таких вот ослепительно солнечных, переход-


265

ных, ветреных дней, середина апреля, а все еще снег, лед и это слепящее, больное солнце...

Целый год отчаянье подминало меня под себя, загоняло в черный мешок без окошек. Да и какие окошки в мешке? Трудно было дышать. Каждый раз меня снова и снова это поражало: почему, ес-ли отчаянье у меня в душе, в сердце, дышать мне трудно телом, легкими? Но есть единственный вздох, который облегчит мои страдания, — за-тяжка. Я затянусь этой горечью, этим дымком со странным привкусом то ли смерти, то ли тра-вы — и поправлюсь, выздоровлю, пойму, зачем я живу. Будто кто-то настойчиво и дружелюбно предлагал этот элементарный выход: глоток горе-чи — и никаких мешков!

Я вела машину и все время мысленно курила, не переставая, одну за одной, приоткрыв окно, вы-пуская дымок на улицу, стряхивая в пепельницу пепел. Задергивала дымные занавесочки, и видеть становилось легче. Если кто-то курил рядом, на улице или в помещении между этажами, я совсем не принюхивалась, не вдыхала с жадностью — это был их дым, невкусный, противный, чужой.

Но меня все-таки достало это, как любят го-ворить в церкви, искушение, жутко достало, и я спросила у вас на исповеди, помните? Можно я выкурю одну, всего одну сигарету? Просто чтобы кончилось наваждение? Пусть это будет про-игрыш, но оно кончится наконец! Вы сказали с улыбкой: «Властию Бога мне данной запрещаю». А я, как всегда, словно играя всю ту же, давно навязшую в зубах роль: «Все равно нарушу». А

Цикл 15

266

вы сдержанно: «Попробуй». И я снова подумала: блин, как мало человек тратит слов, а как выхо-дит сильно. Как мало меня уже задевает, вообще по жизни мало что задевает, а это, слава Тебе, Господи, слова этого человека хоть немного еще задевают. И я обрадовалась. Так и не попробова-ла. Но уехал Димка. На мне всегда сказывается это одинаково: какая свобода сразу, Господи, как перестает вдруг почему-то давить на плечи (крест замужества, что ль?), но тут же рядом со сво-бодой нарастает тоска. Невыносимая. Так хоть можно было поговорить с Димкой, просто чтоб он послушал, а теперь вообще уже по нулям — пустота. Потому что дети — это не заполнение, а по-другому. И опять поднималось это желание, то острее, то мягче, только что-то лень было пойти и купить сигареты. Какая-то вялость меня охвати-ла, когда дело совсем уж дошло до дела. Я же не знала, какие лучше, какие вкусней.

В то утро я вышла из дома чинить машину. В кои-то веки поставила ее в ракушку, потому что у нее сломали двери и выломали магнитофон, а с открытыми дверями не поставить просто так во двор. Пришлось просить дворника Сашу ин-теллигентной наружности за 50 рублей. Он сбил мне лед с дверей, я заехала, заперла, но, видно, совсем уже вечером, ночью, кто-то стоял рядом с моим гаражом и курил. Он и она. У него пачка была пустой и отлетела подальше, а она оставила пачку недокуренной, сильно недокуренной, пото-му что когда я пнула ее ногой, чтоб не валялся возле моей ракушки всякий мусор, из пачки ве-


267

ером разлетелись тоненькие длинненькие белые сигаретки. Это была судьба.

Когда я курила в последний раз, таких красивых и беленьких еще не существовало в природе. Мы курили болгарские «БТ» и считали это за большое счастье. Один раз я попробовала и «Мальборо», и подумала — чегой-то их все так хвалят? Мне было 15 лет. Я уже почти не могу вспомнить то время, ка-жется, ничего хорошего. И тогда-то я курила не так уж много, а главное, жутко картинно, даже когда одна, все равно рисуясь, смотрите, как я страдаю. Потом это кончилось, потому что церковь куре-ние не поощряла. Легко мне было бросать, я и не привыкала. Но это, наверное, как мытарства бла-женной Феодоры, которые, говорят, мы все после смерти будем проходить — любой грех оставляет в душе след и за любой ты должен отчитаться. Раз я когда-то курила, значит, это не выветрилось, и надо это теперь по-настоящему преодолеть. Но в том-то и дело, в этот солнечный апрельский день мне стало вдруг удивительно — с какой стати я бу-ду это преодолевать? Это что, грех? Это не грех. У апостолов нигде про курение ни слова. Да мало ли. По сравнению с самоубийством, например, куре-ние — это грех или не грех? И потом — вот сейчас попробую наконец, и все, и успокоюсь. Я подняла со снега рассыпавшиеся сигаретки, две штуки, но одна уже успела чуть-чуть намокнуть, и я остави-ла себе другую, сухую. Понюхала. Отлично пахло хорошей сигаретой. Подержала чуть-чуть губами.

Выгнала машину, закрыла ракушку, поехала с пригорка в переулок. Вот она, белая моя, то-

Цикл 15

268

ненькая подружка, лежит и кротко ждет меня. Я нажала прикуриватель, подождала. Прикурива-тель не выскакивал назад. Вынула, посмотрела. Вместо огненной спиральки — тихая серость. Не работает! Да я ж еду в ремонт, сейчас скажу ребятам, и все. Но я так долго рассказывала ма-стерам про двери, мы так подробно обсуждали гадких взломщиков-наркоманов, что до при-куривателя дело не дошло. Я забыла. А когда вернулась за машиной назад, было уже неудоб-но. Хотя, может, это одна секунда — починить в машине прикуриватель. И сигаретка так и ле-жала между сидениями, под ручником. А что, спичек что ли нет в городе? Или, может, пере-стали продавать газовые зажигалки? Но надо было быстрей домой, отпускать маму, которая сидела с детьми, и глупо как-то останавливаться ради спичек, потом, может, из дома завтра при-несу. Мелькнула даже мысль покурить дома, но там дети, никакого кайфа — нет, надо в машине.

Захлопывая дверь, я в последний раз взгля-нула на свою последнюю надежду под ручником и пошла, веселая, домой. Явно наступала мани-акальная стадия. Вечер прошел хорошо. Только два раза я закричала, что в принципе очень мало, только раз бросила детскую кастрюльку об пол, и от нее тут же отлетела ручка. То есть вообще сделать ничего не могут по-человечески — made in China, называется! Но Гриша перевозбудился.

Лиза спала не шелохнувшись, а Гриша вскри-кивал и все время меня звал. Он звал меня сквозь сон, но я каждый раз не знала, может, это не сквозь


269

сон, и бежала к нему, а он стонал. Опять, что ли, магнитные бури? И через четыре бегания, в три ночи, я подумала, что, если не усну немедленно, и Гриша не перестанет вскрикивать, умру. И я стала молиться: «Господи, обещаю тебе никогда-никог-да не курить, обещаю завтра, как только открою машину, выкинуть эту сигарету, только дай мне поспать. Пусть Гриша больше не вскрикивает, а я бы тоже поспала. И прошу прощенья». Гриша тут же умолк, поэтому или нет, но в следующий раз мы встретились только утром.

После завтрака мы втроем собрались на про-гулку, оделись и спустились вниз. Нужно было немного доехать до Нескучного. Я открыла ма-шину, завелась, машина двинулась сквозь двор, прямо из-под колеса взвился голубь. И тут я вспомнила: выбросить! Скорее! Но сигареты не было. Нигде. Здесь, вот здесь она лежала вче-ра, под ручником! Белая полоска на черном. Пустота. Я остановилась прямо посреди двора, посмотрела под сидениями, потрясла коврик... Гриша, Лиза, вы не брали такую длинную белую трубочку с коричневыми крошечками внутри? Не брали. Правда? Правда. Да я и знаю, что не брали, не успели, мы только тронулись. Куда же тогда она делась? Господи, Ты не поверил мне и сам забрал отсюда эту сигарету? Но я честно б ее выкинула, а если это чудо, то спасибо. Чудо вышло смешное. Батюшка! Вот и все.

Цикл 15

270

Плоды ПокаянияСлучилось это очень просто — весь день я гото-

вился к экзамену, сидел дома один, родители на выходные уехали на дачу. Одурел и вечером по-шел погулять. Недалеко от моего дома книжный магазин в подвале, меня там знают, я часто по-купаю у них разные книжечки. У них хорошо это дело налажено, и многое доходит быстрей, чем до больших магазинов. В этот раз я зашел, а про-давец, странный немного парень, длинноволосый, задумчивый такой. Левой зовут, сразу ко мне. «Вот, — говорит, — книжка такая вышла, это круто! Ты какого года рождения?» — «Восемь-десят первого». — «Выглядишь старше». «Мне многие говорят, это из-за бороды». А он: «Тогда это не для тебя, наверное, время твое было дру-гое. А я вот именно так жил, как тут описано, потому что автору, как и мне, двадцать девять, и жил я тоже в маленьком городке. Как будто эту книгу я сам написал».

— А про что хоть?— Да ты почитай, она недорогая. Там вроде

и ни про что, но про эту самую нашу говняную жизнь, про школу.

И я эту книжку купил. Называлась она «Го-род». И прочитал ее за вечер, потому что написано было неплохо, ритмично так, а учебники читать я был уже не в состоянии. Книжка — про одного пацана, как он учится в последнем классе, живет в маленьком городе и только и делает, что курит, пьет пиво и думает о девчонках. Ну, и не только думает. Девчонки в их городе тоже простые, и вот


271

одну этот паренек легко подцепил. После второй встречи она уже пригласила его домой. И вроде там не подробно все описано, но все равно, пока я читал, чем они там друг с другом занимались, уже все, чувствую — подпирает. Мне бы отбро-сить эту книжонку, как гадину, в ванную под холодный душ встать, помогает отлично, я даже туда пошел, в ванную, но вместе с книжкой. Она как будто прилипла к рукам. Я сел на краешек и дочитал. И тут же все то же самое проделал. Только без девчонки.

Сначала я просто сидел, как тупой. Потому что уже четыре года ничего такого со мной не было. С тех пор, как крестился. А тут вообще на пустом месте. Посмотрел на себя в зеркало — может, это вообще не я. Не, вроде я, только очень уж про-тивная рожа. И тогда я стал бить себя по лицу, изо всех сил, ладонями наотмашь, стало больно, и я заплакал.

Наутро я пошел на исповедь. Было как раз воскресенье. Не к нам, а в другой храм. Молодой священник, которому я исповедовался, сказал, что это большой грех и причащаться мне пока нельзя. Но я и не собирался причащаться, просто хотел примирения. Примирения не произошло. Все стоят, молятся, потом начали подходить к причастию, потом целовать крест, хор поет себе, батюшка благословляет народ, а я стою один и не шевелюсь. Потому что какой-то отдельный, от нормального мира отрезан и существую в черном прозрачном ящике типа гроба. Гроб — это мой грех. Им-то хорошо, они так никто не нагрешили,

Цикл 15

272

я один — как животное. Батюшка! Я даже поду-мал для самооправдания, что все это случилось, потому что вас нет в городе. От этого исчезает чувство присмотра, что ли. Как будто сразу все можно: батюшка все равно уехал! Я не созна-тельно это думаю, но где-то во мне это живет. Наверное, мне просто еще недостаточно Бога, ведь Он тоже смотрит на нас, но почему-то Его взгляда я не чувствую так остро.

Потом я поехал домой и пока ехал, ждал троллейбуса на остановке все было также: люди вокруг — идут, болтают, насупленные, веселые, кричат, улыбаются — девочка на самокате, ре-бята на великах, и небо такое синее, в облачках, запах чего-то сильно жаренного из окна, а я от-дельно. Сижу на своей планете Грех. И улететь на землю меня не пускают. Это такое мне напо-минание, чего я стою.

Пришел домой и не мог ничего делать. Исповедь совершенно не помогла! Все хотелось куда-ни-будь спрятаться, деться, чтобы меня не было, такой свиньи и поганой сволочи. Попил воды, а есть не стал — буду хотя бы поститься и иску-пать. Открыл шкаф, выкинул половину одежды и сел там на какое-то тряпье, сверху еще накрылся пледом, чтобы Господь не смотрел на меня так строго и простил. Стало немного легче. Просидел довольно долго. Но тут зазвонил телефон, еле вы-полз, не успел. Снова зазвонил — предки с дачи по мобилу, проверяли, как поживаю. Да плохо, плохо! Обратно залезать в шкаф уже не хотелось, кое-как запихал туда вываленные шмотки, встал


273

напротив иконы Спасителя с закрытыми глаза-ми и начал молиться: «Господи, очисти меня и прости, не удержался, а ты все равно верни меня обратно». И земной поклон. Потом снова «Го-споди, очисти меня и помилуй, а ты все равно верни...». Земной поклон. Не знаю, сколько про-шло времени. Я весь вспотел, устал и сел. Но гроб не распался. И билета для возвращения на землю мне никто не выдал. Взгляд мой упал на оранже-вую обложку вчерашней книжки, я схватил ее, изорвал страницы, и через минуту уже слушал, как она шуршит по мусоропроводу. Это шурша-нье было как поглаживанье по измятой душе, и я приободрился. И понял, что срочно надо сделать какой-то сильный ход, хоть как-нибудь искупить, не поклонами, а вообще радикально. Надел крос-совки и снова пошел на улицу.

Я шел по дворам, а потом по нашему парку. Он длинный-длинный, можно ходить по нему не-сколько часов. Долго встречал одних мамаш с колясками, старуху с двумя собачками на повод-ке, сильно накрашенных девчонок в мини-юбках и на каблуках. Недалеко от пятачка с игровыми автоматами и шашлыком мне наконец попалась компания ровесников: две девушки, трое пар-ней, один из них качок. Его явно можно было раскрутить на любую драку, но мне вдруг не за-хотелось, чтобы их девчонки смотрели, как меня бьют. Я пошел дальше. И увидел их. Тех, кого надо. Они сидели на лавке на узкой аллее, че-ловек пять, подростки лет 16—17, все уже очень хорошие. Они курили и пили пиво. Я подошел и

Цикл 15

274

спросил, нарочно погромче и понаглей: «Детки, а для меня пивка не найдется?». Один из них тут же встал, бритый, с сережкой в ухе, и обма-терил меня. Остальные заржали. Тогда я слегка ткнул бритого в плечо, чтобы разозлить его и всех еще больше, но он был уже такой пьяный, что покачнулся даже от легкого толчка и осел на скамейку. А другие ребята, вместо того что-бы защищать его, опять загоготали «Куда тебе, Блоха, ну куда тебе?». Этот Блоха, видно, был у них крайний, никто за него заступаться не со-бирался. А сам Блоха вдруг страшно побледнел и пошел в кусты. Его друзья закричали: «Давай, давай, проблюйся как следует!». Я для них во-обще был, как мебель. И я пошел себе дальше, очень медленно, чтоб, если что, Блоха смог до-гнать меня. Но никто меня не догнал.

И опять никак не встречался никто подхо-дящий, уже я вышел из этого парка, пошел по дворам, и вот увидел двух мужиков. Один по-моложе, другой пожилой, оба усатые, черные, похоже, продавцы с рынка, у нас тут рядом, они сидели на картонке, что-то ели из бумажных та-релок и запивали из пластмассовой бутыли вроде бы пивом. Но рядом стояла уже отставленная бу-тылка водки. Я подошел и сказал: «Гнать вас из Москвы, поганой метлой! Что мусорите?» И пнул бутылку ногой. Она покатилась по асфальту, и старший, тот что потолще и попротивней, тут же вскочил, глаза у него загорелись. А молодой начал подниматься нехотя, ему явно хотелось сначала доесть. Я приготовился к бою. Как вдруг молодой


275

крикнул: «Патруль!». Я оглянулся: во двор въе-хал милицейский «уазик» с открытыми окнами и направился прямо к нам. Мужики быстренько рванули в сторону, прошли двор насквозь и уш-ли в подворотню. Может, у них с этими ментами были свои дела. А я не стал никуда бежать, ти-хо побрел по двору, не прячась, прямо навстречу «уазику». Краснорожий мент, сидевший с моей стороны у окна, оглядел меня с головы до ног, «уазик» медленно проехал мимо. И я вспомнил Каина, которого никто не мог убить, потому что на нем была печать, и Господь не позволял нико-му его убивать. И мне Каина стало жалко.

Голова кружилась, я уже еле шел. И понял, что с утра не съел ни крошки. Только пил воду. А был уже почти вечер. Пошел к рынку, купил се-бе четыре хот-дога и все их тут же съел. Господи, прости меня, грешного и обжору. Батюшка! Как хорошо, что вы вернулись, может быть, вы помо-жете мне по-настоящему покаяться и принести плоды покаяния? А ящик этот гадкий разбить. Очень прошу молитв. Грешный Василий.

Отпуст

276

ОТПУСТ

ХриСТОС вОСкреСе!А кончилось все, как вообще никто не ждал.Матушка Анна с сестрами вымыли полы, по-

чистили подсвечники так, что они сияли, как солнца, расставили красные свечи, принесли из просфорни мешок еще теплых просфор. Отец Антипа привез из своего сада охапки белых роз и лилий, сестры украсили ими иконы. За-пах свежеиспеченного хлеба мешался с тонким цветочным благоуханием, за окном накрапывал дождик, свежесть и сырость врывалась в распах-нутые окна. Сестры собрались на левом клиросе, разложили по аналоям книги, расселись по ла-вочкам, кто-то дремал, положив голову на плечо подруге, кто-то читал молитвослов, мать Георгия листала толстую Цветную триодь.

Первой потянулась молодежь — отец Феопре-пий, нечесаный и весь в каких-то перьях, видно, опять во что-то играл, высоченный отец Дориме-донт, сдержанно и стеснительно рыгавший, отец Иаков с перевязанной рукой (упал, когда слезал с дерева), все время ежившийся отец Иегудил — постиранная к празднику ряса так и не просохла до конца. За ними вбрели сонные отец Гаврюша и инок Степаненко (две ночи подряд смотрели по видику боевики), оба озирались вокруг с явной печалью на лицах... Батюшки встали на правом клиросе, тут же начали щипаться и колоть друг друга специально захваченными щепками, но

Христос Воскресе!

277

тут в храм вошла новая группа монахов с отцом Митрофаном во главе. Молодежь сразу же при-смирела, подобралась, попрятала щепки в рясы и вытянулась в струну. Слух о том, что отец Митро-фан невзирая на лица давал подзатыльники тем, кто шумел и неблагоговейно вел себя в церкви, был всем хорошо известен. Отец Митрофан оста-вил своих вышколенных подопечных на клиросе, а сам широким шагом вошел в алтарь.

Федя-столяр, в прошлом артист драматиче-ского театра, внес в храм деревянные с резными ножками лавки — сначала одну, потом еще две. На первую тут же тихо присела пожилая жен-щина в черном платке с серебристой бахромою и дамской сумочкой в руках — Федина мама. Тут прямо к ящику со свечками просеменила писа-тельница в очках, с заплаканными глазами, и, взяв карандашик, начала писать длинную запи-ску «О здравии», батюшка-супермен, стоявший за прилавком, принимая записку, подмигнул ей и даже как будто что-то негромко пропел. Девуш-ка повеселела, утерла глаза белым платочком и встала неподалеку, чтобы иногда взглядывать на развеселившего ее батюшку и укрепляться духом.

Вошла матушка Феодосия и придержала дверь, чтобы шедший за ней отец Аверкий сно-ва не ушиб свой старческий лобик. Явились еще несколько неведомых старцев и тихим ручьем пролились в алтарь, за ними въехал в инвалидной коляске Дубовичок, вошел краснощекий Миша с веревочкой грибов через плечо и бидоном парного молока, который тут же поставил на табуретку

Отпуст

278

возле кануна; туда же Миша сложил и грибы. Потом потянулись вдруг хорошие люди, батюшка-атеист, батюшка-пьяница, батюшка-клептоман... Все они шли с опущенными головами и встали у самых дверей, не смея двинуться дальше. За ними две сестры ввели игуменью Раису, тоже какую-то понурую.

Вдруг в церковном дворе появился старичок в шляпе и сером плащике, сиявший лицом и яс-ной тишиною, его вели под руки какие-то люди. Батюшка был погружен в себя и вместе с тем как будто видел все, что происходит. Его ввели в церковь, он снял шляпу, перекрестился и, по-благодарив попутчиков, тихо пошел в алтарь. Все, кто стоял в храме, замерли: будто светлая дорожка выстилалась за ним, только сестры ма-тушки Анны на клиросе не растерялись и, быстро поднявшись с лавок, попросили у батюшки благо-словения. Батюшка улыбнулся, взглянул на всех, но опять каждой показалось, что именно ей он улыбнулся и на нее одну взглянул, и благосло-вил их общим благословением, а когда сестры подняли головы, батюшки уже не было, только алтарная дверь чуть качнулась. Писательница тут же начала утирать глаза. Это был, конечно, отец Тихон. Следом пришли блаженные — Лю-бушка, что-то неясно бормочущая и пишущая на ладони, бомж Гриша с последним томом «Пот-тера» под мышкой, седая молчаливая Таня, в прошлом мать троих детей.

Легко и стремительно промчался отец Николай с острова, никто и глазом моргнуть не успел, а


279

он уже очутился в алтаре. За ним ввели малень-кого и крепкого отца Павла-кормильца, в очках, перевязанных веревочкой, похожего на большой лесной гриб, до амвона его довела келейница и какой-то крепкий юноша, а там уж подхватили под руки отец Митрофан и отец Артемий. Как оказались в храме второй отец Павел с Груней, никто не заметил, только и он тоже был уже в ал-таре, а Груня стояла возле сестер матушки Анны.

Внезапно раздался шум, возня: это посыпались дети — при каждой маме по четыре, пять, шесть штук, и все такие шустрые, бойкие — стриженые мальчики в белых рубашечках, разновозрастные девочки в красных платочках. Вскоре в дверях возникли и папы, закрывавшие во дворе машины, дети вмиг присмирели, даже груднички прижа-лись к материнским грудям и погрузились было в сон, как вдруг послышалось громкое тарахтенье, стекла в окнах зазвенели — батюшка-бизнесмен спускался в церковный дворик на личном вер-толете. Вертолет завис над церковью, из него выдвинулась лесенка, батюшка ловко спустился по ней прямо к церковным дверям, махнул лет-чику рукой, вертолет тут же поднялся в воздух, развернулся и улетел. А батюшка натянул ря-су и легким, энергичным шагом вошел в храм. Завозившиеся младенцы снова стихли и уже не слышали, что следом, подволакивая ногу в про-худившемся ботинке, вошел батюшка-неумеха с безмолвной матушкой под ручку.

Тут повалили и парочки: Коля с Олей, Пе-тя с Людой, Женя с Васей, Настя Трофимова с

Отпуст

280

Робом, Славик со своей красавицей Сонечкой, Сергей с Аней, ощупывавшей прицепленный к поясу портативный диктофончик, Таня и Гриша с рюкзаком за плечами — и все такие молодые, веселые, бодрые. Пружинистой походкой прошли улыбчивые батюшки-американцы, оба владыки, отец Михаил и отец Валерий, с матушками и на-рядными детьми. Девочки в шляпках, мальчики в костюмчиках-тройках — одно слово, Америка. Леня Коротков явился в дедморозовском крас-ном колпачке, но смущенно его стянул. Дьякон Григорий, бормоча «я скажу это начерно, шепо-том, потому что еще не пора», прошел вперед, к амвону, где его нагнал отец Мисаил, остановил и ответил ему медленно и серьезно: «Забываем мы часто о том, что счастливое небохранилище — раздвижной и прижизненный дом». Совершенно поняв друг друга, оба отправились в алтарь.

А народ все прибывал и прибывал, кто-то с кем-то здоровался, обнимался, раскланивался, а кто-то пришел сюда в первый раз, посмотреть на крестный ход, но и они, повторяя за други-ми, взяли в руки по красной свече и стояли, тихо переминаясь и перешептываясь.

Храм был полон, служба началась. И какая служба! То есть сначала-то все шло, как обычно, тихо, а потом все громче, звонче. Запели «Хри-стос Воскресе из мертвых», вышли из теплого храма в сырую темноту, в юный апрельский воздух, обошли его с крестным ходом и тихим пением, сияя огоньками в темное высокое небо, выхватывая мерцанием свечей склоненные дере-


281

вья, замершие, чуткие, все в почках, рвущихся на свет. И вернулись в храм уже другими, с чистым сердцем, с лицами как у детей. А хор пел, и каж-дое слово было слышно так ясно, как никогда, и казалось, что это не хор, а высокие волны под-нимают стоявших здесь все дальше, все выше. В церкви стало совсем светло, появились новые лица, и с каждым мгновением их становилось все больше и больше. Как они проходили, откуда брались — понять было уже невозможно. Тонкие юноши, прекрасные девушки, крепкие мужчины в белых рубашках, стройные женщины в цвет-ных платьях, мальчики и девочки, старички и старушки, напоминавшие ангелов. И все-таки прибывали еще и еще.

Из алтаря по очереди выскакивали патриар-хи, митрополиты, архиепископы и епископы — в блистающих красных одеждах, в белых и черных клобуках, в митрах и без митр, десятки, сотни, несчетное число батюшек, мучеников, первому-чеников, блаженных, преподобных, святых. Все они повторяли одно и то же: «Христос Воскресе! Христос Воскресе! Христос Воскресе!». Им от-вечали тысячи, миллионы голосов, и вс¸ пело, вс¸ сияло, вс¸ радовалось, все обнимались и целовали друг друга в щеки. Батюшки — хо-рошие люди было зажались, заприкладывали руки к сердцу, хотели что-то объяснить — их тоже начали обнимать и целовать, и они сра-зу же затерялись в этой ликующей толпе. Как вдруг на амвон вышел седенький священник в золотых одеждах. Сразу стало тихо, раздавался

Отпуст

282

только треск свечей. Священник, глядя в свет-лые лица стоящих в храме, сказал: «Богатии и убозии, друг с другом ликуйте. Воздержницы и ленивии, сей день почтите. Постившиеся и не постившиеся, возвеселитеся днесь. Трапеза ис-полнена, насладитеся вси. Никтоже да рыдает убожества, явися бо общее царство. Никтоже да плачет прегрешений, прощение бо от гроба возсия. Где твое, смерте, жало? Где твоя, аде, победа? Воскресе Христос, и ты низверглся еси. Воскресе Христос, и падоша демони. Воскресе Христос, и радуются ангели. Воскресе Христос, и жизнь жительствует. Христос Воскресе!». Храм ответил ему единым выдохом и громом: «Воистину воскресе!»

А маленький мальчик Гоша, сидевший у од-ного очень серьезного папы на шее, крикнул: «Ура!». И зарычал в папину лысину, как будто он страшный тигр.


283

Протопресвитер Николай Афанасьев «Трапеза Господня»

«Трапеза Господня» — один из главных трудов о. Николая. Работа основана на богословии апостола Павла, новозавет-ных и раннехристианских источниках. Автор убедительно показывает, что Ев-харистия является не просто «одним из

таинств в Церкви», но «Таинством Церкви».

Протопресвитер Николай Афанасьев «Церковь Духа Святого»

Один из наиболее выдающихся бого-словских трудов XX столетия. Вершина евхаристической экклезиологии. Вдохно-венный гимн во славу Церкви. «Церковь Духа Святого» — одна из тех книг, без ко-

торых современное живое православное богословие по-просту не существует.

Игумен Петр (Мещеринов)«Чашу жизни вкусите.

О необходимости для истинного хри-стианина постоянного причащения

Святых Христовых Таин»

Основная тема обширной статьи — не-обходимость для христианина по-стоянного причащения Святых Хри-

стовых Таин. Даются исчерпывающие ответы на возражения противников регулярного причащения.

Серафим (Сторхейм), епископ«Святое Причастие в жизни

православного христианина»

Данная брошюра включает в себя два доклада, прочитанных Преосвященным епископом Серафимом в составе курса лекций «Окно на Восток» в феврале 1995 года в колледже Томаса Мора, Саскаче-

ванский университет, на тему «Сосредоточенность на Трапезе Господней: размышления о Евхаристии».

Протопресвитер Александр Шмеман «Святая святым»

В книгу вошли три статьи выдающегося богослова XX века о. Александра Шмема-на, посвященные сложным вопросам со-временной церковной жизни, связанным с самым главным таинством Церкви — Евхаристией. Как соотносятся исповедь

и причащение, каким образом можно возродить регуляр-ное причащение верующих, каково значение приготовле-ния к Причастию. — На эти вопросы отвечает автор.

Митрополит Антоний Сурожский «Человек перед Богом»

Настоящий сборник составлен из устных выступлений митрополита Антония и ох-ватывает период с 1969 по 1991 годы. Все они объединены одной темой: внутренняя жизнь христианина, то есть человека, ко-торый живет перед Богом. По жанру пред-

лагаемые тексты являются монологами, иногда перехо-дящими в диалог со слушателями.

Павел (Олмари-Гусев), архиепископ Финляндский

«Как мы веруем. Современный православный катехизис»

Книга «Как мы веруем» стремится передать внутреннюю сторону православия тем, кто находится вне его, дать ответ на самые существенные вопросы веры для

широкого круга людей, интересующихся православием.

Игумен Петр (Мещеринов)«Проблемы воцерковления»

Книга посвящена острейшим вопросам церковной жизни, с которыми современ-ный православный христианин, живущий на постсоветском пространстве, сталки-вается довольно часто, но которые по тем или иным причинам не получают (или почти не получают) ответа.

Сергий (Королёв), архиепископ Пражский

«Духовная жизнь в миру»

В книгу вошли четыре проповеди вы-дающегося иерарха русского зарубежья, посвященные духовной жизни и отноше-ниям христиан друг ко другу в условиях

современного мира. Автор показывает, каким образом нашу повседневную жизнь можно наполнить радостью Царства Божия.

Клайв Стейплз Льюис«Письма Баламута.

Баламут предлагает тост.Расторжение брака»

В книге представлены произведения клас-сика английской литературы XX века, христианского апологета Клайва Стейп-лза Льюиса (1898 — 1963). «Письма Ба-

ламута» показывают духовную жизнь человека как бы от противного — в форме писем старого беса к молодому бесу-искусителю.

Оксана Игнатьева «Лекарство для царя»

В книгу вошли четыре пьесы в стихах духовного содержания:1. «Дар Артабана» 2. «Мироносицы» — пасхальная сценка.3 «Час воли Божией»4. «Лекарство для царя» — пьесы, посвя-

щенные христианской морали и нравственности и поис-ку вечных истин.

www.quo-vadis.com.ua

Интернет-магазин, представляющий в Украине лучший ассортимент хри-стианской литературы по самым низким ценам.

«QUO VADIS» создан для того, чтобы Вы уже на следующий день могли получить самые лучшие книги по издательским ценам, даже если вы живете очень далеко от Киева.

Ваш заказ будет доставлен по почте (наложенным платежом или по пре-доплате) в течение 2-5 дней с момента оформления заказа. Если же в вашем городе, поселке есть представительство «Новой Почты», «Автолюкса», «Де-ливери» или другой подобной компании, то Вы получите Ваши книги уже на следующий день после оформления заказа. Выберите нужные Вам книги, — и мы будем рады удивить Вас молниеносной доставкой!

Магазинам а также приходским, монастырским и епархиальным лав-кам предоставляются большие оптовые скидки. — Несколько епархиальных управлений, более двухсот магазинов, приходских и монастырских лавок оценили прекрасные преимущества выбора книг через интернет-магазин.

Что делать, если у Вас нет компьютера и интернет?Самое лучшее — это приобрести то и другое. Но если по каким-то при-

чинам это невозможно — не беда. Позвоните по указанным ниже телефонам, и мы вышлем Вам бесплатный каталог, по которому можно заказать и полу-чить книги.

Телефоны: (044) 362-40-58, (044) 362-40-59, (067) 909-65-00, (050) 837-22-54, (093) 944-40-87.Также каталог можно заказать, отправив письмо по адресу: Аврамчук Евгений, а/я 118, Киев, 04108.

www.quo-vadis.com.ua

Documents

Современный патерик