№5октябрь-ноябрь

2008

имеем ли мы право ставить на обложку куклу с косой. С такой косой, которая не заплетается, а наоборот, все расплетает. Уже не сомневаюсь. И вот этот номер посвящен теме Жести. Жесть, в которую превращается… пре-вратилась… да нет, всегда, сколько мы себя помним, Жестью была наша жизнь. Жесть — это то, без чего мы не можем обходиться в нашей жизни. И наша жизнь — это то, без чего не может обхо-диться Жесть. Этот номер посвящен тому, как мы пони-маем Жесть и как она понимает нас. И мы расходимся как-то в понимании. Я только думаю, что на этот раз жизнь, похоже, опередила нас с пониманием Жести. Бывают моменты, значит, когда время убыстряется и движется скорее, чем наши идеи насчет него. На наших глазах меняется хронотоп. Так бывает редко. Мы сейчас, вот именно сейчас живем в таком времени. Это и есть самая настоящая Жесть. Следующий номер будет посвящен Силикону в нашей жизни. Или, вернее, нашей жизни как Силикону. И мне опять страшно, до чего мы можем в этом номере договориться. Вернее, еще страшнее.

А. Колесников

Я боюсь писать этуколонку. Боялся делать этот номер. Мне страшно. Но я делаю это. Ну так, как я его понимаю.В самом деле. Была у нас тема номера: глобальное похолодание. И что же — пока верстался, как говорится номер, пока весь он был уже, так сказать, в свинце и уже ничего нельзя было испра-вить, а главное, не надо было исправ-лять, разве что подправить, может, чуть-чуть — так вот, в это самое время наши взяли Арктику. Похолодало. Сбылось. Накаркали.Следующий номер у нас был посвящен еще одной актуальной теме — концу света. Апокалипсису. Тому, как медлен-но, но верно мы к нему движемся и как все время пытаемся свернуть со своего магистрального пути, сбиться, так ска-зать, с него, застрять пытаемся, что ли, на ровном месте, устроить последний пикник на обочине… И что-то не полу-чается. Вернее, эта тема стала актуальной, как только номер появился в печати. На Кавказе случились события, которых лучше бы там не было никогда. И жур-нал, который выходит раз в два месяца, приобрел актуальность ежедневной газеты «Коммерсантъ». И особенно обло-жка того номера. Я долго сомневался,

тим

оф

ей з

ото

в

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

3

Клятва главного редактора. стр. 2

первая четверть

Прогул уроков. Про сведенку и разводку.

Андрей Васильев о своем кино. стр. 6Сбор металлолома. Тракторист и русская.

Екатерина Истомина спасает раненого китайца. стр. 8

Урок литературы. Петр Авен о романе Захара Прилепина. стр.10

Урок музыки. Поют же люди. Караоке в исполнении Игоря Каменского. стр. 14

Урок рисования. Первый день Помпеи.

Белла Матвеева об отрубленном пальце. стр. 20

вторая четвертьУрок зоологии. В бой идут одни петухи.

Лысый, Одноглазый и другие герои петушиного ринга. стр. 24Пионер-герой. Венец творения.

На скрытой родине Венедикта Ерофеева. стр. 32Дневник наблюдений. Последняя попутка на Гори.

От нашего поэта-военкора. стр. 36

третья четверть

Диктант. Ужесть. Вступление в эпоху великой жести. стр. 46

Сделай сам. Машинопись. Репортаж из автопарка советского периода. стр. 48

Собеседование. Раструбил. Концерт для водосточных труб в мажоре. стр. 56

Медпункт. Бесконечность. Ночь в экстренной хирургии. стр. 64

Сочинение. Чё почем. Рассказ Дмитрия Глуховского. стр. 72

Полезные советы. Как правильно гонять свиней. стр. 82

Фотоувеличитель. Позитив и негатив фотографов России. стр. 84

четвертая четверть

Урок мужества. Замечательная философия.

Как осадить хама и остаться в живых. стр. 104

Драмкружок. Буяне, или Драма на рельсах. В театр по шпалам. стр. 108

Урок географии. Снисхождение.

Памир как средство от несчастной любви. стр. 118

группа продленного дня

Завхоз. Люди будущего.

Михаил Куснирович о судьбоносной встрече с одноклассниками. стр. 130

Пионервожатая. Анна Николаева о том, почему у нее нет детей. стр. 135

Горнист. Валерий Джемсович Дранников о светлых гранях алкоголизма. стр. 138

Физрук. Геннадий Швец о китайской спортивной угрозе. стр. 140

Следопыт. Никита Космин о том, что мы лучше, чем о нас думают. стр. 144

Дежурный по столовой. Мирослав Мельник

о роли смокинга в личной жизни. стр. 146

Внеклассное чтение. Дети рычат, но не плачут.

Стихи Бикапо (Германа Виноградова). стр. 148

Урок правды шеф-редактора. Подведение итогов. стр. 159

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

5

первая четверть

Прогул уроков. Про сведенку и разводку. Андрей Васильев о своем кино. Сбор металлолома. Тракторист и русская. Екатерина Истомина спасает раненого китайца. Урок литературы. Петр Авен о романе Захара Прилепина. Урок музыки.

Поют же люди. Караоке в исполнении Игоря Каменского. Урок рисования. Первый день Помпеи. Белла Матвеева об отрубленном пальце.

инга

аксенова

В своем очередном выступлении наш кинокритик, главный редактор ИД «КоммерсантЪ» Андрей Васильев намекает, что его работа кинокритиком для «Русского пионера» становится все опаснее — но могло ли быть иначе, если главным действующим лицом колонки снова становится Михаил Ефремов? Который в прошлом номере, экономя силы, не пил?

Я, как уже успел убедиться

читатель «Русского пионера»,

колумнист непростой. Причем

дело не во мне, а в редакцион-

ном задании. Оно изначально

звучало так: «Не надо писать про-

сто рецензии. Это должны быть

«не просто рецензии».

Поэтому я и отправился не на

Венецианский фестиваль, куда

редакции гоняют «просто кри-

тиков», а на Чистые пруды, где

в какой-то квартирной студии

режиссер Сергей Дебежев

обещал показать для узкого

круга сведенку своего нового

фильма «Сезон дождей». Теперь

уточним термины.

Термин № 1. Узкий круг. Это

Миша Ефремов, который там

снимался, поэтому ему было

интересно. Затем я, по долгу

дружбы (см. предыдущие колон-

ки) и службы (колонку же надо

писать). Еще моя приехавшая

из Лондона жена и ее тамошняя

подружка, жена лондонского

россиянина — им в Москве во-

обще все интересно.

Термин № 2. Режиссер Сергей

Дебежев. Один из столпов питер-

ского параллельного кино конца

80-х. Параллельщики снимали на

бракованной узкой пленке с лен-

фильмовских помоек и владели

умами. Самым отчаянным был

некрореалист (трупоголик, по-

простому) Евгений Юфит, самым

влиятельным (не был, а стал)

Сергей Сельянов, спродюсиров-

ший потом «Братов», «Бумеров»,

«Груз 200», «Олигарха», «Монгола»

и т.д. А Дебежев запомнился по-

редевшим потомкам в основном

киномаразмом «Два капитана 2»

с молодым БГ и живым еще Куре-

хиным в главных ролях.

Термин № 3. Сведенка. Это

в буквальном смысле недоде-

ланное кино. Вместо титров на

экране написано: «Титры». Вместо

компьютерной графики — «Ком-

пьютерная графика». Актеры го-

ворят иногда своими голосами (но

черновыми), иногда их голосом

(в т.ч. женским) с экрана говорит

Сергей Дебежев, а иногда их

совсем не слышно и Дебежев до-

носится уже из зрительного зала

(в смысле, из кухни). Обстановка,

в которой и «Ералаш» покажется

арт-хаусом. Но это был совсем не

«Ералаш».

Термин 4. Фильм «Сезон

дождей». Там один мужик, то

ли режиссер, то ли криэйтер —

короче, кокаинщик и в гламуре

по шею, — узнает о наследстве

в Париже от деда с темным про-

шлым. Деда он вживую не видел

никогда, только во сне — как

тот разбивается в Камбодже

на двухместном самолетике.

О наследстве мужику сооб-

щает французская шпионка.

Мужик, конечно, сразу в Париж.

Шпионка сводит его с суперв-

лиятельным масоном, который

вместе с наследством передает

ему дедов наказ: разыскать

в Камбодже статую золотого

Будды, потому что очень надо

для человечества. Мужик раз —

и в Камбоджу. Там он встречает

сводную сестру (через вторую

жену деда), у той есть дедов

дневник-инструкция по поиску

Будды. И вот они через джунгли

и минные поля красных кхмеров

шуруют к руинам дворца-казино,

построенного в свое время на

живописной горе француза-

ми в рамках восстановления

народного хозяйства братской

Камбоджи. По дороге у них

любовь, сестру кусает змея, но

не до смерти. Умирает девушка,

уже на руинах, от предательско-

го выстрела своего бывшего

любовника. А мужик попадает

в казино, но, как бы провалива-

ясь в прошлое, видит там своего

деда с обалденным выигрышем

в руках и, типа, находит Будду.

А потом выясняется, что это

вроде бы продолжение сна про

деда. Но масон, с другой сто-

роны, настоящий, не по-детски

текст: андрей васильев

юлия а

нге

лова

русс

кий

пио

нер

№5.

окт

ябрь

-ноя

брь

2008

7

рулит в Евросоюзе, и по телеви-

зору показывают Будду, которого

привезли из джунглей куда надо.

Я не спорю, все это мистика,

изотерика и постмодернизм. Но

съемки-то были действительно

в Париже и Камбодже. И руины

казино там настоящие. И двига-

лась туда группа через минные

поля, оставшиеся до сих пор и от

красных кхмеров, и от вьетнам-

цев, и от французов. И в главных

ролях знаменитости: Алексей

Серебряков (мужик) и Ксения

Раппопорт (сестра-любовница),

которая как раз в день нашего

просмотра вела церемонию за-

крытия Венецианского фести-

валя. Я уж не говорю про Мишу

Ефремова.

Про него, кстати, может воз-

никнуть вопрос: кой черт делает

Ефремов в такой изысканной

истории? Он, естественно,

играет майора-смершевца,

который на допросе нахамил

героическому деду, а тот его рас-

пял на какой-то палке и подвесил

к потолку. И вот висит Миша под

потолком и беззвучно (сведенка

же!) матерится. Причем режис-

сер, снимая этот план, не знал,

какую беду он на нас с Ефремо-

вым чуть не накликал.

Ведь как мы попали на про-

смотр? Непростым путем.

Предыдущую ночь мы провели

в «Маяке» и расстались в седь-

мом часу утра. Потом Миша

встретил отца Иоанна Охлобы-

стина, и что с ним было после

обеда, не помнит. Но в 16.30

он, не спавши, уже снимался

в «мыле». И неплохо снимался,

потому что вышел на воздух

с 636 тысячами рублей (за

3 съемочных дня) в охапке. Не

пойдешь же в таком состоянии

на арт-хаусный просмотр — тем

более с лондонскими дамами?

Не пойдешь. Вот мы и решили

зайти в одно заведеньице непо-

далеку от театра «Современник»,

где я обычно настраиваюсь на

спектакль «Шарманка». Отпусти-

ли машину, идем мимо подво-

ротни. А там отдыхают скинхеды.

Уже пьяные, но, к сожалению, не

в сvтельку. Причем не ряженые:

черепа бритые, кулаки как чере-

па, кожа свиная, бутсы с желез-

ными носами — все как у людей.

На нас посмотрели неодобри-

тельно, хотя на Мише — майка

с крестами-куполами и слоганом:

«Православие — наша сила»

(последствия утра с отцом Иоан-

ном). Вроде бы пронесло.

Но тут Ефремов оборачивает-

ся, мхатовским голосом орет:

«Сосать!» — и гордо идет мимо.

Скины охренели. Один даже

вякнул: «Не трогай его, Колян, он

артист». И, главное, до рестора-

на осталось шагов десять. Но

Миша бескомпромиссно обора-

чивается и опять орет: «Сосать!

Ты! На колени!»

В принципе, они нас могли и не

догнать. Но ресторан оказался

закрыт, а у Коляна в руках —

пистолет. Ефремов не растерял-

ся и запрыгнул в ближайший

магазин. Парни подошли. Ко мне.

А жена должна подойти вот-вот.

И этот козел в лавчонке тоже не

в крепости. Да еще с бабками.

Посмотрели, короче, фильмец…

И тут появился Миша. Он стоял

на ступеньках магазина, как на

трибуне, и орал: «Бейте право-

славного артиста! Убивайте!

Лысого не трогать! Он мой

духовный отец».

До автографов дело дошло не

сразу. Были попытки порвать

правоверную майку («Крест пра-

вославный не трожь, падло!»).

Было размахивание пистолетом

(оказался зажигалкой). Было

выяснение, кто воевал, кто от-

сиживался. Но жена с подругой,

подойдя, почти ничего не за-

метили. Слегка только удивились:

«Ну и дружки у вас».

Хотя просмотр дался тяжело-

вато — все-таки два с лишним

часа. Особенно мешал Ефремов.

Кричал мне: «Трус!» Режиссеру:

«Материал зашибись — монтаж

дерьмо». И совершенно не давал

мне задать режиссеру необхо-

димые для колумниста вопросы.

Где он взял полтора миллиона

долларов на арт-хаус? Почему

у него при таком смехотворном

бюджете снимались звезды?

У кого он собирается взять

еще денег?

Миша злился, приставал к дамам

и грозился уехать в «Маяк» на

такси. Но до этого, слава богу, не

дошло. Подтянулся мой водитель

на Audi A8 L.

рисунок: александр ширнин

вольдем

ар п

онаринВ своем стремлении достичь пределов экстремаль-

ности ведущая автотемы «Русского пионера» Екатерина Истомина оказывается за рулем «Мерсе-деса» в глубинке Китая и там демонстрирует все те чудеса, которыми так славятся по миру русские женщины: и горящую избу, и коня не скаку и медсе-стринские навыки.

текст: екатерина истомина

■ ■ Это случилось во Внутренней

Монголии в самой середине

теплой осени. Серебристый

автобан, смело, словно стрела

пересекающий север Подне-

бесной, был совсем пуст, как

будто набережная европейской

Ривьеры в середине зимы.

Впрочем, на ривьерном автобане

с периодичностью наблюдались

люди — кривоногие китайцы

в оранжевых спасательных жиле-

тах. Партия поручила им строго:

стоять каждые два километра

и мести метлой неисчислимый

жирный, зернистый песок и ша-

ровидные пучки колючей жесткой

темно-зеленой травы, которую

не может съесть ни одно солнце.

Даже палящее китайское.

Иногда плоский пейзаж автобана

выпучивался огромными фурами

с углем и железными крестьян-

скими повозками, груженными

чем-то вроде камышей, в диаме-

тре достигавших размера нашей

сибирской сосны. Но это было

редкостью. На самом же деле

во всем плоском пейзаже парил

только мой серебристый конь,

мой гордый рыцарь в тяжких

латах Лоэнгрин, дизельный «Мер-

седес» E-Class. Немецкий автомо-

бильный концерн «Даймлер-Бенц»

(изготовитель этой замечатель-

ной машины) еще в Штутгарте

поручил мне строго: довести

серебристый седан от Ланджоу,

где берет свое начало великая

мутная Хуанхэ, до самого Пекина.

Через всю Внутреннюю Монго-

лию, огромную автономную про-

винцию Китая, примыкающую

на севере к истинной Монголии.

Мне поручили испытание, а по-

лучилось, что послали его.

Русские искатели приключений

говорили мне, что на китайской

границе с Казахстаном, под

Урумчи (мне приходилось бывать

в этом городе), они видели

человеческие китайские черепа.

Высохшие, улыбающиеся лихо,

как-то с гонором, по-казацки,

с того света, они лежали ладной

блинной горкой на большом сыт-

ном бархане прямо у обочины.

Но китайских черепов я видеть

совсем не хочу, поэтому еду,

мчусь, бегу, словно, от разлуки.

Спешу, не оглядываясь, двигаюсь

очень быстро. Я не торможу по

пустякам, а в нагрудном кармане

у меня горит огнем пионерских

костров самая настоящая релик-

вия. Это китайские водительские

права с моей русской, совсем не

китайской фотокарточкой.

И вдруг перед странствующим

веснушчатым носом — жуткая

авария. Это фура, груженная

углем, столкнулась с трактором

и перевернулась. Черный уголь

рассыпался по серебристому

автобану. В плоском пейзаже,

нарисованном водой и бар-

хатной кисточкой, случилось

происшествие.

Я торможу, ведь ходу дальше нет:

дико развернувшись, ог ромная

фура, подобная змее, в экстазе

изогнулась телом и пе ре крыла

все четыре поло сы. Я стою на

обочине, читаю карту и пони-

маю — от угольно-промышленного

миллионника Вухая я проехала

уже 350 километров, а до Хух-Хо-

То, столицы Внутренней Монголии,

мне ехать еще 400.

Что же мне делать? Я ведь,

признаться, не знаю китайского

языка.

У перевернутой фуры деловито

собралась толпа. Это китайцы

пришли за черным углем. Они

скидывают свои черные могиль-

ные тулупы, делают из них мешки

и засыпают туда уголь. Сейчас

он для них бесплатный. Перевер-

нувшийся трактор по непонятной

инерции мотает колесами, как

майский жук, которого положи-

ли брюшком кверху. В кабине

трактора стонет человек. Я под-

хожу к трактору — там китаец

в телогрейке, голова в крови,

руки взброшены за спину харак-

терным жестом — сломаны эти

руки. Никому из тех, кто собирает

уголь, нет до этого несчастного

никого дела – стихийная народ-

ная комиссия из пяти китай-

вольдем

ар п

онарин

gett

y im

ages/fo

tobank

gett

y im

ages/fo

tobank

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

9

gett

y im

ages/fo

tobank

gett

y im

ages/fo

tobank

цев придирчиво осматривает

собственно трактор. Так будет ли

работать такая дорогая машина?

Вот в чем вопрос. А я совсем не

знаю китайского языка.

Я выволакиваю из кабины за

ворот телогрейки израненного

китайца, а он кричит от боли. Бегу

за аптечкой в свой «Мерседес».

Вокруг — Внутренняя Монголия,

и здесь пески уже сменяются

каменистыми террасами, многие

из которых увенчаны горками,

сложенными из камней. А камни

такие круглые и ладные, как будто

знали морскую волну. Блины, а

не камешки. Это ритуальные ша-

манские, а быть может, даже буд-

дистские горки, у них есть сухие

ветки, на которых висят колоколь-

чики. На самом деле это никакие

не горки, а магические курганы.

Здесь под шепот суховатой ветки,

под молчание холодного камня,

под шелест металлических коло-

кольцев можно встретить Будду.

Если не его, то его бодисатву

точно. Я ведь совсем не знаю

китайского языка.

Я совсем не знаю китайского

языка. Но отчетливо понимаю,

как этот китаец говорит мне:

«Больно, больно, голова, руки,

так больно!» Я отвечаю ему:

«Ты терпи».

Я обильно мажу его лицо чем-то

вроде нашей перекиси водорода,

накладываю на его разбитые

брови и губы бинты и повязки.

Китаец говорит: «А как же мои

руки?» Я отвечаю: «Брат мой

вовек, китаец, я не могу ничего

сделать с твоими сломанными ру-

ками. Тебе нужен доктор, а я не

доктор». Он говорит: «Но мне же

так больно! Так больно!» «Терпи,

все, что я могла, я сделала, друг

мой любезный вовек, китаец!»

На придорожном кургане без-

жалостно тенькают эти жестяные

колокольчики, а мой китаец

постепенно становится совсем

тихим, ручным, словно уставший

маленький зверек. То ли засыпа-

ет, то ли умирает, то ли он теряет

сознание. Я совсем не знаю

китайского языка, но, как мне ка-

жется, добрые ангелы, посланные

Буддой, уже поют здесь. Пейзаж

плоский, будто кто-то нарисовал

его кисточкой из заплаканных

ресничек красной лисы.

Он так и не умер. А я так и про-

сидела с ним до темноты, держа

эту странную грязную костистую

беззубую голову с раскинутыми

за спину руками на своих трясу-

щихся от страха коленях. Люди

подобрали весь уголь и ушли.

Трактор перестал мотать коле-

сами. Из Вухая со временем

приехали врачи и полицейские.

Они описали все происшествие,

забрали с собой моего раненого

китайца.

Я не знаю китайского языка,

но мне удалось сказать им:

«Он виноват, этот ваш тракто-

рист, но и сам он пострадал.

Руки сломаны у него». Нахмурен-

ный китайский врач все о чем-то

спрашивал меня. Да о чем нам

надо было говорить? Нам нужно

было прощаться.

Так прощай же навсегда, мой

китаец, мой любезный друг во век,

такой странный экзотический друг,

случайный, словно хлебная

крошка на приморском столе, мой

маленький трагический по путчик.

Такой сухожилистый и масляни-

стый в своем черном тулупе, без

медной опиумной трубки и без

хрестоматийной длинной китай-

ской косы, отрезанной навсегда

культурной революцией великого

председателя Мао.

Китайский врач уже и сам устал

задавать мне вопросы. Я просто

нарисовала ему на обочине только

один знакомый мне иеро глиф —

это прямоугольник, рассеченный

палочкой. Этот иероглиф значит

«Китай». Врач только мотнул

головой, мол, чудит диковинная

красноволосая туристка. Тогда

я показала ему свои китайские

водительские права, где было на-

писано, что я еду до Пекина через

всю Внутреннюю Монголию.

Впереди у меня был вечер

длинного, как две параллельные

прямые, дня. Впереди -- 400 кило-

метров до столицы Внутренней

Монголии, города миллионов ки-

тайцев под названием Хух-Хо-То.

Что я сейчас помню об этом со-

бытии? Помню точно, что я вклю-

чаю дальний свет фар. Впереди

меня — далекая Эвкилидова

плоскость Поднебесной. Плоский

пейзаж Внутренней Монголии,

нарисованный одними моими

чувствами. ■ ■ ■

В то время как в стране бушевал финансовый кризис, некоторые люди демонстрировали к нему полное без-различие. Таков президент «Альфа-банка» Петр Авен. Он в это время, уйдя от мирской суеты, писал публици-стику для «Русского пионера». Петр Авен, прочитав на досуге роман Захара Прилепина «Санькя», который ему совершенно не понравился, но задел за живое, потому что Петр Авен и правда живет всем тем, что хочет разру-шить герой рома-на «Санькя», ответил ему. И мало никому не показалось (вме-сто планируемых трех полос отдаем Петру Авену пять).

текст: петр авен

■ ■ Написать рецензию на по-

следнюю прочитанную мной книгу

меня, по сути, заставил главный

редактор журнала «Русский

пионер». Он приводил обычные

аргументы: Фридман уже на-

писал, Каменской все пишет

и пишет, да и вообще, как сказал

мне однажды Виктор Степанович

Черномырдин: «Это надо, Петя,

и это нужно». Я бы, может, и от-

казался, но при слове «пионер»

мое подсознание, видимо по

старой привычке, само толкает

вверх мою правую руку и сгибает

ее в локте: «Всегда готов!». Одним

словом, пишу. Курт Воннегут как-

то сказал, что все, что надо знать

о жизни, написано в книге «Бра-

тья Карамазовы» писателя Досто-

евского. Многое из того, что, на

мой взгляд, следует ненавидеть,

можно найти в романе «Санькя»

писателя Прилепина — именно

эту книгу я прочитал последней.

Первый тезис романа предельно

банален и прост: «Современ-

ный российский мир ужасен,

и поэтому жить в нем нормаль-

ной, человеческой жизнью совер-

шенно невозможно. Более того,

преступно». Отсюда и второй не

более оригинальный тезис: «Мир

этот надо менять. Естественно,

силой». Как сказано в издатель-

ском предисловии к роману,

«Санькя» — это история простого

провинциального паренька Саши

Тишина, который, родись он

в другие времена, вполне мог бы

быть инженером или рабочим. Но

«свинцовая мерзость» современ-

ности не дает ему таких шансов,

и Сашка вступает в молодежную

революционную партию в надеж-

де изменить мир к лучшему».

С тем, что мир наш сегодняшний

не вполне совершенен, я спорить

не собираюсь. Но вот эти

умозаключения о невозможности

нормального в нем существова-

ния и революции — тут уже моя

рука тянется к пистолету. Почему

вместо того, чтобы заняться

обустройством собственной

жизни — посадить дерево,

построить дом, постирать носки,

прочитать на ночь сказку

ребенку, надо сначала долго

нечего не делать, а потом, бухнув,

взять палку и раздолбать все

вокруг… я чувствую даже не

столько ненависть, столько

брезгливое изумление. Обсуж-

дать нравственную порочность

и социально-экономическую

неэффективность подобных

взглядов скучно. На эту тему уже

написаны тысячи книг. Но этот

вирус (левизны, разрушения,

социализма) в большей части

мира (отсталого во многом

именно благодаря ему), кажется,

непобедим. И пишутся все новые

и новые статьи — Валерия

Ильинична Новодворская выдает

по одной в неделю. Не помогает.

И я вот думаю, откуда это

ита

р т

асс

´

11

фото: игорь мухин

берется. Ведь вроде все

очевидно — результаты, как

говорится, налицо. И очевидно

вроде, что противопоставить

мерзости и хаосу внешнего мира

можно только порядок и чистоту

мира своего — именно боязнью

идущего из «большого» мира

хаоса объяснял Александр Блок

образцовый порядок на своем

столе. Так нет! Все новые адепты

глобального «изменения мира к

лучшему» пополняют революцион-

ные кружки. Я тому вижу

несколько причин. Прежде всего,

действительно есть большая

группа людей, которые чувствуют

фундаментальную несправедли-

вость мира острее прочих.

И видят цель своей жизни в том,

чтобы по мере сил эту несправед-

ливость уменьшать, думая не

о себе, а непосредственно

помогая людям. В нормальных

условиях именно из них рекрути-

руются священники, активисты

различных благотворительных

организаций и т.п. Однако если

к церкви нет большого доверия,

а инфраструктура благотвори-

тельности почти отсутствует, то

«соблазнение» таких молодых

людей левыми партиями, тоже

вроде бы всеми силами защи-

щающих интересы слабых,

вполне естественно. («У нас

в партии очень много «святых», —

сказал мне недавно Эдуард Лимо-

нов. Я ему верю.) Проблема,

однако, в том, что лидерами

левых партий, особенно готовых

к насилию, становятся отнюдь не

святые. И причины, которые

ведут в политику этих потенциаль-

ных лидеров, тоже совсем не

такие, как у «святых» — значи-

тельно более личные. Главные, на

мой взгляд, три: неудовлетворен-

ные амбиции, лень и страх. По

поводу амбиций все просто —

есть немало людей, которые,

особенно в молодости, не могут русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

смириться с мыслью, что они не

лучше других, что нет у них

никаких особых талантов.

И вместо того чтобы, работая

ежедневно, бороться со своими

«природными» ограничениями,

они винят мир в фундаменталь-

ной недооценке себя. И от этого

мир ненавидят. Думаю, именно

так ненавидели мир все большие

диктаторы — Ленин, Гитлер,

Сталин. На своем более

«бытовом» уровне таков и герой

романа Прилепина. Быть

обычным, таким же, как все, не

совсем «лузером», но и не очень

успешным — нет никаких сил.

Как учили: «Если быть, то быть

первым». Но если не получается

первым, тогда буду «никаким».

А мир ваш, не давший мне

достойного места, порушу. Иными

словами — на «Бриони» не

хватает, обычный костюм носить

западло — надену заштопанный

свитер в масляных пятнах.

И, конечно, смириться с тем, что

те, кто успешен, эту свою

успешность заслужили талантом,

работой, нет никакой возможно-

сти. Или «повезло», как говорил

у Булгакова поэт Рюхин о Пушки-

не, или, что более натурально

в наших условиях, украли,

награбили, жируют за счет

трудового народа. Цитат на тему

«украли» в романе «Санькя»

немало — не буду и приводить.

Ощущение собственной

недооцененности так бы

и оставалось проблемой

отдельных людей, если бы

подобно инфекции не передава-

лось от одного к другому. И не

становилось частью национально-

го характера. Инфекция уж

больно заразная — слишком

успокоительно и приятно

чувствовать себя обиженным

миром. Особенно в толпе,

которая в едином порыве

сливается в вере, что недооцени-

ли не тебя, а нас — народ

и страну. И вот уже не отдельный

человек, а вся нация пытается

быть «не как все». Действительно,

нам-то зачем эти скучные

буржуазные ценности — чистые

города, хорошие дороги,

надежная медицина. У нас свой,

«третий путь». Мы — «страна-

мессия». Мне, кстати, раньше

казалось, что более или менее

естественно не любить наслед-

ственных богатеев, тех, кто,

ничего не свершив, родился

«с серебряной ложкой во рту».

Мой собственный опыт наглядно

подтверждал, что второе

поколение богатых разительно

и не в лучшую сторону отличается

от первого, пусть даже оно — по-

коление детей — и окончило

лучшие школы. Ни трудолюбия,

ни талантов — просто повезло.1

Где здесь справедливость? Но

я ошибался. С «повезло»

большинству гораздо легче

мириться, чем с успешностью

соседа, начинавшего с того же,

что ты. Так же, как и с успешно-

стью соседней страны, которая

еще недавно ела из наших рук,

а теперь… Немного о соседстве.

Захар Прилепин родился и вырос

в городе Дзержинск Горьковской

области (это мне опять же

сообщил Лимонов). Для тех, кто

не знает, это один из главных

центров химической промышлен-

ности бывшего СССР. И, соответ-

ственно, один из самых вредных

для проживания городов мира.

Хотя рядом, буквально за углом,

в нескольких десятках киломе-

тров находятся два не намного

менее вредных поселения —

города-соседи Балахна и Прав-

динск. В них располагаются

мощности целлюлозно-бумажного

комбината «Волга» — в свое

время тоже крупнейшего в СССР

и не менее вредного и безжа-

лостного к своим работникам.

Один мой школьный товарищ

отказался вступать в комсомол

(чистая правда!), прочитав

в учебнике обществоведения, что

в СССР человек — главная

производительная сила. Если

вдуматься, то такая трактовка

человека действительно

предполагает возможность

экономии на очистных сооруже-

ниях. На ЦБХ пятнадцать лет

работала инженером-химиком

и жила в Правдинске моя

бабушка. (Пять лет в ссылке

после лагеря и еще десять лет

просто «с минусом», то есть без

права проживания в более

приличных местах.) Бабушка

жила в большой коммунальной

квартире, где, в отличие от

коммунальной же квартиры моих

родителей в Москве, было

центральное отопление и горячая

вода. То есть там было теплее.

И меня, малолетнего, на зиму

отправляли к бабушке. Несколько

лет подряд.Позже выяснилось,

что лучше бы я замерзал в

Москве. Хотя бы не приобрел

всевозможные аллергии

(включая астму, сделавшую для

меня невозможным курение и

посещение целого рода мест, в

частности Сочи, но это, может, и

ничего). Одним словом, мы с

Прилепиным или, точнее, с его

родителями — я все же прилично

старше — жили когда-то

недалеко друг от друга вполне

себе похожей жизнью. И вот

прошли годы, и я, и мои друзья-

буржуины стали для него и

многих его друзей первейшими

врагами, которых

призывает мочить герой романа

«Санькя». За то, что мы у них

якобы что-то украли. Поломали им

жизнь. Не дали стать инженера-

ми или рабочими. А мы — я, во

всяком случае — ничего ни у кого

не крали. И, извиняюсь за штамп,

создаем тысячи рабочих мест.

И стипендии платим — в том

числе будущим инженерам.

И оправдываться нам-то как раз

не за что. Я вот если и чувствую

какую-то вину за свою лучшую

жизнь — так только перед

старыми и больными. Теми, кто

не может. А те, кто не хочет, на

мой взгляд, должны оправдывать-

ся передо мной. Вот, например,

Саша в романе замечает, что

никто из его друзей никогда даже

не пробовал те продукты,

которые можно купить в

современном супермаркете.

Дорого. Но ни Тишин, ни друзья

его революционеры, судя по

книге, и не работают ни дня. Одни

только революционные шествия

и водка. Откуда возьмутся

деньги? Разве что мама поможет

(это и в романе «Санькя»,

и в жизни: тут мама — медсе-

стра, дежурящая каждый Новый

год, там — Мария Александровна

Ульянова; лучше бы на себя 1 Автор с отличием окончил экономический факультет Московского государственного

университе та. — «РП»

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

13

тратили, чем на сыновей-

паразитов, честное слово!) Вот

вам и вторая причина ухода в

политику: лень. Я где-то прочитал

недавно верную, по-моему,

мысль: лень — следствие

неуверенности в себе. Или, что то

же самое, неуверенности в том,

что следует делать, как следует

жить. Не знаю, что делать — не

делаю ничего. Занятие политикой

дает ощущение знания — ведь

не только я, а тысячи моих

соратников целые дни проводят

на митингах, спорят сутками на

партсобраниях, прячут от кого-то

партийную макулатуру. Эти

тысячи подтверждают мою

нужность, хотя непосредственно-

го результата моего труда,

в отличие от труда рабочего,

инженера, предпринимателя, как

правило, и не видно. По Прилепи-

ну политическая борьба и есть

единственное достойное занятие.

Надо бороться. И обязательно

страдать. Страдание даже

важнее борьбы, оно вообще

оправдывает все. И безделье,

и грязный двор и даже убийство

друга своего покойного отца (так

в романе!). Главное — мучиться.

Неизвестно, правда, чем. Более

того, страдание — единственно

достойное состояние души, а все

радостное, веселое, оптимистич-

ное — пошлое мироощущение

толстокожих буржуа. И чистые,

красивые города могут быть

прибежищем только плохих

людей. Не случайно в ухоженной

Риге живут, как считает Саша

Тишин, «злые люди». То ли дело

в наших деревнях. Это, впрочем,

не Захар Прилепин придумал.

Дедушка в романе «Санькя»,

слезший с печи в глухой деревуш-

ке и рассуждающий о грядущих

мировых катаклизмах (что-то

я, много лет занимавшийся

экономикой села, ни в одной

своей экспедиции таких грамот-

ных дедушек не встречал) — пря-

мой родственник российских

старцев-отшельников. С которы-

ми, хоть за это ей спасибо,

покончила советская власть. А то

тысячи ничего не делающих,

живущих в грязи малограмотных

старичков столетиями морочили

голову народу (и отнимали у него

массу времени — к ним ведь еще

доехать надо было). К началу

двадцатого века институт

подобных страдальцев-

отшельников сохранился

в христианском мире, кажется,

только у православных. Впрочем,

бог с ними — ленью и страдани-

ем. Я хочу вернуться к толпе,

подтверждающей твою правоту

и дающей веру в себя. Главное

в толпе даже не это — толпа

(своя) спасает от страха. Страха

перед жизнью, которая непонят-

на и враждебна (так как не

оценила). Это такой юношеский

страх, зарождающийся во дворе

и сбивающий в стаи. Чем

страшнее в детстве был двор, тем

больше эта стая нужна. И это

у Прилепина описано очень

четко — Саше Тишину очень

неуютно в мире. Одиноко

и неуютно. Он не знает, как себя

вести. Не только в Риге, но

и в родной стране — в кафе,

в супермаркете, в поезде. Как

сейчас говорят, полное отсут-

ствие коммуникативных навыков.

Совсем другое дело — своя

тусовка, друзья, соратники. Тут

Саша расслабляется, появляется

способность говорить, рас-

суждать о жизни (не важен

уровень этих рассуждений,

главное — явно исчезающая

скованность). И пусть бы, если им

от этого хорошо, сбивались

юноши в стаи. Проблема в том,

что это очень агрессивные

юноши. А в толпе агрессия

одного многократно увеличивает

агрессию другого, агрессию всей

толпы. Синергия, одним словом.

Агрессия становится смыслом

объединения. И, естественно,

появляется оружие. Которое, как

известно, рано или поздно

стреляет. (Поиск и захват

оружейного арсенала у Прилепи-

на — важный элемент интриги.)

Я, кстати, вовсе не склонен

отождествлять автора с героем

его романа, хотя симпатии

Прилепина к Саше Тишину

достаточно очевидны. Точно так

же, как маленький старикашка

Фрейд не был половым гигантом,

а лепивший в своих рассказах

немногословных мачо Хемингуэй

был по жизни словоохотливым,

рефлексирующим интеллигентом,

Захар Прилепин (которого

я в глаза не видал) мне не

представляется товарищем Камо

или, на худой конец, Дзержин-

ским. Скорее вполне себе

мелкобуржуазным литератором,

страстно желающим успеха

и пристально вглядывающимся

в буржуазный мир на другой

стороне улицы. Постоянный

эпатаж автора и, реже, его

героя — простейший способ

привлечь к себе внимание этого

мира, а вовсе не отказ от него.

Скрытая мелкобуржуазность

левых (в молодости) политиков,

в общем, дело обычное. Вырас-

тают, моются, надевают пиджак

и легко вписываются в критикуе-

мый ранее истэблишмент.

Достаточно вспомнить хотя бы

Кон-Бендита или Йошку Фише-

ра — лидеров движения 1968

года в Париже. Так что вроде бы

ничего страшного, все нормаль-

но. Нормально, однако, не все.

Эти западные левые никогда не

говорили того, что вещает в

романе Саша Тишин. Цитирую

дословно: «Партия говорит нам:

русским должны все, русские не

должны никому. Также партия

говорит нам: русским должны

все, русские должны только

себе». И еще цитата: «Сейчас

насущно одно — передел страны,

передел мира — в нашу пользу,

потому что мы лучше». Тут уже

студенческими волнениями

может не кончиться, тем более

что оружия много и опыт боевых

действий есть. (Прилепин,

спасибо ему большое, несмотря

на такие цитаты, пытается

откреститься от животного

национализма. В романе есть

положительный герой — еврей

Лёва. Он ничего, конечно, не

понимает, но не гад. Одним

словом, даже еврей может быть

хорошим человеком. Очень

успокоил.) Я вот думаю, может,

кто запускает в нашу страну

вирусы самоуничтожения

и разрушения границ? Мой

близкий товарищ академик

медицины Чехонин говорит, что

есть такие методы влияния на

массовое сознание — микровол-

ны, газы без запаха… Самая

талантливая история, рассказан-

ная Захаром Прилепиным

в романе, — история о гибели

мотоциклистов в его (точнее,

Тишина) родном селе. В хрущев-

ское время впервые после

десятков лет издевательств

и нищеты появились в деревне

деньги. И родители, желая

наконец-то побаловать своих

сыновей, стали покупать каждому

по мотоциклу. Но дорог нет, опыта

тоже, и стали эти мотоциклисты

биться. Насмерть. Каждую

неделю. Но никто не перестал

покупать мотоциклы. И никто не

построил дорог. Просто бились

и бились. Пока почти никого из

молодых не осталось. Ну разве

это не болезнь, не вирус? Правда,

понимая это, Прилепин, кажется,

не понимает, что для России

озвучивание лозунга «Русским

должны все» не менее гибельно.

Уже из-за него, да и вообще из-за

своего мессианства потеряли

сначала Финляндию и Польшу,

позже — весь Советский Союз.

Неужели не все ясно? Или,

может, это у Саши Тишина такая

странная любовь к Родине? Как

бывает и в личной жизни — уби-

вают любимую ввиду безответной

любви. Не ценишь меня — не

доставайся же ты никому. Такая

гибельная смесь любви и

ненависти. Я, кстати, недавно

прочитал в газете «Известия»

рассуждения одного литератора

средней руки, что на самом деле

любить Родину могут только

бедные. У них, типа того, кроме

этой любви и нет ничего.

А богатые чуть что — свои

денежки в чемоданы и шасть на

другую Родину. По-моему, так все

ровно наоборот. Может, у бедных

и нет ничего, кроме идеи Родины,

но обычный человек (не литера-

тор) любит не идею. А дом,

который построил сам и в кото-

ром выросли дети. Сад возле

дома… ну и так далее. Одним

словом, чем красивее мир

непосредственно вокруг

человека, тем сильнее он любит

Родину. В любовь же к помойке

я верю не очень. И защищать эту

помойку охотников, как правило,

не найдешь — это одна из причин

сохранения обязательного

призыва в армию именно

в бедных странах. А «свое»,

созданное своим трудом очень

даже можно и защитить. Именно

поэтому я вполне оптимистично

смотрю на наше будущее. Даже

несмотря на финансовый кризис.

Будущее есть кому защитить. Тем

более что наши сегодняшние

богатеи вышли из тех же трущоб,

что и Саша Тишин. И прошли, как

правило, через… сами знаете

что. Вот детям будет уже

сложнее. Закалка будет не та.

Я, впрочем, все время не совсем

про роман. Хотя меня просили

написать рецензию. Я ведь,

в отличие от Прилепина, на

филфаке не обучался. И про

сбитость сюжета, чистоту языка

мне судить сложно. Я все больше,

как говорил (с сильным армян-

ским акцентом) крупный

советский экономист академик

Хачатуров, про «народнохозяй-

ственное значение настоящей

работы». А если все-таки

о «литературе», то, на мой,

дилетанта, взгляд, описания

всего «красивого» (природы,

женщины, смены времен года)

у Прилепина ужасно примитивны

и поверхностны. Даже пошлы.

Мир черно-белый. Без красок,

запахов и звуков. А если они

и появляются, то как-то очень

искусственно, что, впрочем,

типично для революционеров —

это еще Набоков в «Даре»

отмечал. Те, кто на самом деле

видит и чувствует красоту, не

торопится ее уничтожить.

Вот все гадкое и отвратительное

получается у Захара Прилепина

здорово (крысы, полковники

милиции, кандидаты наук). Такое

специальное умение. Надо

все-таки подводить итог. Холден

Колфилд у Сэлинджера говорил,

что хороший писатель тот, с кем

хочется посидеть и выпить. Мы

с Прилепиным — плохие собу-

тыльники. Я для него классовый

враг, он для меня — см. выше.

Для него подвиг — смерть в за-

хваченном здании областной

администрации (это конец рома-

на). Для меня — в ежедневном

труде на пределе своих возмож-

ностей. В борьбе с собой, а не

с миром. Мне кажутся бредом

его философские экзерсисы,

дурацкими и бессмысленно

мутными рассуждения о России.

Например: «Россию питают души

ее сыновей — ими она живет, не

праведниками живет, а прокляты-

ми». Просто не страна, а вампир

какой-то. Пьющий, к тому же,

только гнилую кровь.

Да и не люблю я пьяные

разговоры.

И у взрослых эпатаж.

А также — дешевую водку. ■ ■ ■

В своей авторской колонке Игорь Каменской превра-щает в хит-парад такую область человеческого досуга, которая никогда доселе не была предметом хит-парадов и уже точно никогда, после этой колонки, не будет. Это как раз тот случай, когда добавить нечего.

текст: игорь каменской

■ ■ Представьте себе такую

картину. Шикарная вечеринка у

бассейна, все наслаждаются лег-

кими и не очень напитками, об-

ществом красивых женщин или

близких друзей. Кто-то пришел

с семьей, кто-то с коллегами по

работе. Все прекрасно. Все раз-

влекаются. И вдруг человек, вы-

полняющий роль MZ (massovika

zateinika), подбегает к одному из

гостей и с криком: «Ну что?! Ты

тут хотел купаться?» — тащит

его к бассейну. При этом жертва

отнюдь не поддается панике,

а наоборот, доверчиво и даже

радостно бежит к воде. Самое

интересное, что и MZ, и его кли-

ент стараются привлечь к этой

сомнительной затее внимание

максимально возможного числа

зрителей. И вот наконец бортик.

Плюх!!! Клиент в воде. Дальше

начинает происходить нечто

невообразимое. С первых секунд

становится понятно, что плавать

человек не умеет. Он судорожно

хватает ртом воздух, захлебыва-

ется, лупит по воде всеми конеч-

ностями и не тонет только по

какой-то никому, в сущности, не

понятной причине. На фоне этого

происходят еще более странные

вещи. Во-первых, ни MZ, ни

другие гости даже и не пытаются

помочь несчастному, который

уже посинел, хрипит и страш-

но мучается. Более того, если

кто-то, не выдержав, пытается

что-то сделать для терпящего

очевидное бедствие организма,

сам организм реагирует на это

крайне враждебно, любую по-

мощь отвергает, а на пытающих-

ся помочь глядит неодобрительно

и даже свирепо, не переставая

при этом барахтаться и пускать

пузыри.

Наконец эта во всех отно-

шениях странная процедура

заканчивается и под (attantion!)

аплодисменты присутствующих

обессиленное, но совершенно

счастливое и довольное собой

тело возвращается к своей

компании. И что, вы думаете,

написано у него на лице? «Боже

мой! Какой кошмар! Неужели

это кто-то видел»? Нет! У него на

лице написано: «А?! Круто я? Все

видели, как я дал?» И вот со всем

этим на искаженном недавними

муками лице он гордо движет-

ся сквозь толпу, как римский

император во время триумфа,

победно оглядывая окружающих

и хлопая их по рукам. Предста-

вили? Нет? Вот и я до недавнего

времени слабо представлял

себе что-то подобное, но вчера

я сходил в караоке, и увиденное,

вернее услышанное, потрясло

меня настолько, что именно эта

ставшая уже исконно русской

забава станет темой моего сегод-

няшнего хит-парада.

Прежде чем начать классифи-

цировать завсегдатаев этих

даниил

зинченко

17

рисунки: маша сумнина

заведений по наиболее распро-

страненным типам поведения

и исполнения, я хочу оговориться.

Я страшно далек от желания

оскорбить кого-то в лучших чув-

ствах. Напротив, я хочу подчер-

кнуть, насколько выросли уровень

цивилизованности общества и са-

мосознание наших граждан, ибо

даже представить себе не мог,

какое количество самых разных

по возрасту, достатку и социаль-

ному положению людей научились

самовыражаться, абсолютно не

боясь ни оценок, ни сравнений.

И можете не согласиться, но это

умение безусловно свидетельству-

ет об очень позитивных процес-

сах, происходящих одновременно

практически во всех слоях

населения.

А теперь позвольте перейти непо-

средственно к нашему рейтингу.

Как всегда, буду стараться быть

максимально субъективным

в своих оценках.

Первая, наиболее симпатичная

мне группа состоит из людей, не

имеющих никаких творческих

амбиций. Эти люди приходят в ка-

раоке не попеть, а повеселиться.

Они, как правило, немного пьяны,

очень дружелюбны и всегда

готовы поддержать любого в его

исканиях. Сами они с легкостью

пропускают свою очередь, если

это отвлекает их от произнесения

тостов (компания), важной бе-

седы (друзья, коллеги), или неж-

ного поцелуя (влюбленная пара).

А когда очередь все же до них

доходит, заказывают что-то обще-

известное и незатейливое типа

«Дубов-колдунов» или «Песенки

волшебника». Поют они, всегда

сосредоточенно глядя на экран

с текстом, хотя знают наизусть

каждое слово. В ноты они по-

падают не всегда просто потому,

что им это совершенно безраз-

лично. Они здесь не для этого…

При этом получается у них все

очень мило, естественно и вызы-

вает всяческие симпатии. Итак,

первое место нашего хит-парада

уходит к расслабленным.

К следующей категории исполни-

телей относятся люди, которые

поют всегда одни и те же песни.

Это свидетельствует в первую

очередь о том, что они с гораздо

большей ответственностью отно-

сятся к своей культурной миссии,

нежели представители первой

группы. Хотя состав представите-

лей второй категории далеко не

однороден, они делятся на тех,

кто поет одно и то же, потому что

умеет это петь, и тех, кому эти

песни просто нравятся. А это со-

вершенно разные вещи. Я знаю

людей, которые благодаря любви

к караоке, регулярно тренируясь

на своих любимых песнях, научи-

лись производить на незнакомую

аудиторию впечатление хорошо

поющих людей. Им респект. Они

и вправду относятся к себе и

окружающим очень ответствен-

но, и слушать их временами

реально приятно.

Есть и другие. Вчера, например,

за соседний с моей компанией

столик приземлилась девушка с

заранее заготовленным списком

песен. Я вздохнул с некоторым

облегчением, предвкушая уве-

ренное и добротное исполнение.

Тем более что, делая заказ, она с

большим знанием дела произно-

сила какие-то сугубо профессио-

нальные слова типа «минус 3» или

«плюс 2», что свидетельствовало

об изрядном опыте. Как оказа-

лось, успокаиваться было рано.

Песни она заказывала сложные,

но пела их так, как будто слышала

впервые в жизни.

Однако это все-таки скорее

исключение из правил. Так что

категорию ответственных мы

ставим на второе место нашего

рейтинга.

На третье, нейтральное место русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

мы ставим категорию посвя-щающих. Это люди, которым

важнее спеть не правильно,

а искренне. Потому что в их

песне содержится конкретное

послание, к определенному

адресату. Иногда таким адреса-

том становится любимый человек

(«Я люблю тебя до слез», « Ты на

свете есть»), родители («Дорогие

мои старики»), семья ( «Спасибо

за день»), а иногда и все присут-

ствующие («Как здорово, что все

мы здесь...»). Вне зависимости от

качества исполнения это всегда

трогательно и заслуживает ис-

кренней симпатии слушателей.

Уверенное третье место.

Далее мы переходим к раз-

ряду хорошо поющих. Это

тоже весьма разношерстная

публика. Но я бы хотел выде-

лить две основные категории.

И на четвертое место я ставлю

реализованных. Это люди

действительно хорошо, а подчас

и очень хорошо поющие, все

про себя знающие, в восторгах

окружающих не сомневающиеся

и поющие даже не столько для

своего удовольствия, сколько для

радости окружающих. Конечно,

многое зависит от выбираемого

ими репертуара, но, как правило,

пение этих людей никого не на-

прягает, скорее наоборот. Они с

удовольствием выполняют чужие

заявки, заодно демонстрируя

зрителям, что для них не суще-

ствует невозможных для испол-

нения песен. Особой наградой

для них служит, когда какой-то из

столиков, отказываясь от своей

очереди, просит их спеть что-то

специальное. Это верх караоч-

ного признания. Когда такое

случается, исполнитель может

войти в творческий раж и такой

концерт эмоционально может

стоить выступления любого про-

фессионала. Так что вполне по

заслугам — четвертое место.

Замкнет нашу таблицу особая

когорта хорошо поющих. На-

зовем их комплексующими.

К этому типу относятся люди,

тоже далеко не обделенные ни

слухом, ни голосом. Но в отличие

от предыдущей группы эти персо-

нажи слишком остро нуждаются

в признании, чтобы их пение дей-

ствительно доставляло удоволь-

ствие. Песни они, как правило,

выбирают громкие, лепсообраз-

ные, и надрыв, с которым они их

исполняют, напрочь убивает ту

легкость и расслабленность, за

которой люди, собственно, и идут

в караоке. При этом им критиче-

ски важно, чтобы восхищение

окружающих полностью соответ-

ствовало их собственному пред-

ставлению об их таланте. Таким

обычно песни с других столиков

не заказывают, ибо даже совсем

далеким от музыки людям сразу

становится ясно, что поющий

старается, в сущности, исключи-

тельно для себя, а аудитория для

него не более чем инструмент

его самореализации.

Так что не выше пятого места.

Безусловно, все перечисленное

лишь очень поверхностный срез

безграничного многообразия

поющей публики. И если вы

любите караоке, то наверняка

встретите там массу людей, не

подпадающих ни под один из

описанных критериев. Надеюсь,

каждый ваш поход за искусством

будет отмечен яркими и запо-

минающимися моментами. Но

пару вечеров все же выделите

для чтения. Читайте « Русский

пионер». ■ ■ ■

вольдем

ар п

онаринЕсли есть еще у кого-то наивные иллюзии, что жизнь

богемы — сплошной праздник, то после прочтения монолога Беллы Матвеевой уже никаких иллюзий остаться не может. Кровавая эта история могла бы украсить киноленту Тарантино или Родригеза, но самое в ней дикое, что она произошла на самом деле. В Питере, в наши дни.

, текст: белла матвеева

■ ■ ■ Эта история могла быть

прекрасной. Не думаю, что ее

стоило бы переложить на музы-

ку, но в исполнении талантливо-

го писателя или режиссера она

вполне могла бы стать произве-

дением искусства. Кстати, мои

американские друзья уже ведут

переговоры с каким то тамош-

ним продюсером, но меня это,

конечно же, мало волнует. По-

тому что в реальности история

эта вовсе не прекрасна. Она

отвратительна, и я хотела бы за-

быть ее как можно скорее. Если

бы это случилось не со мною

или хотя бы в зимнее время,

возможно, я не стала бы пере-

живать так сильно. Но то, что

это произошло в белые ночи,

превращает эту отвратительно

брутальную сцену в сплошной

кошмар.

Всем известно мое трепетное

отношение к периоду белых

ночей. Об этом уже неоднократ-

но писали во всяких «ОМах»,

«Птючах», «Домовых» и других

новомодных журнальчиках на

потеху молодежи. Эти преслову-

тые «Беллины ночи» уже стали

банальностью с легкой руки

как местных, так и заезжих

зарубежных и особенно мо-

сковских журналистов. Но для

меня белые ночи «по-прежнему

похожи на приятный сон, и в них

я обретаю душевный покой»,

как написал в своем опусе Вале-

рий Кацуба. В этом году обрести

душевный покой не удалось,

более того, тончайшие опоры

моего душевного равновесия

были варварски надломлены.

Обычно с наступлением белых

ночей я на время прекращаю

свою работу. Эта мера скорее

вынужденная, чем спланиро-

ванная. В этот период мой дом

наполняется самыми разными

людьми — приезжают погостить

милые моему сердцу подруги, уе-

хавшие в дальние страны, часто

заходят друзья, друзья друзей,

праздные туристы, выдаю-

щие себя за коллекционеров

и алчущие настоящей богемной

жизни. Работать в таком со-

стоянии, конечно же, невозмож-

но, да и нужно ли? Я на время

превращаюсь в наблюдателя,

я смотрю на эту жизнь немного

со стороны, и эти наблюдения

дают пищу моему уму, порождая

потом новые произведения.

Этим летом все было по-другому.

Белые ночи уже наступили,

а я все еще продолжала ра-

ботать. Картина, заказанная

мэром города Помпеи, продви-

галась слишком медленно. Меня

крайне тяготила необходимость

завершить работу к сроку —

всем известна моя щепетиль-

ность и обязательность. В то

же время изменить привычный

уклад своей жизни я тоже не

могла. Возникший диссонанс

слишком угнетал. Некоторые

люди, особенно появлявшиеся

в моем доме случайно, стали

меня раздражать. Среди них

был относительно молодой

человек, который мне сразу

не понравился. За ним тянулся

шлейф малоприятных историй.

Что-то там с бывшей женой

вита

буй

вид

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

21

моего бывшего возлюбленного,

кажется, он стал причиной их

расставания. Что бы там ни

было, мне он был крайне непри-

ятен и я не особо его привечала.

Но он всегда пытался добиться

моего расположения, появлялся

очень удачно, особенно когда

нужна была помощь по хозяй-

ству — сбегать за шампанским

или сигаретами, а потом как-то

само собой оставался в доме.

Он, безусловно, чувствовал мое

пренебрежительное к нему от-

ношение, я тоже чувствовала,

что в нем происходит, а точнее,

назревает ответная реакция, но

интереса ни к нему, ни к каким-

то в нем процессам не испыты-

вала, так как меня в тот момент

интересовало и мучило только

одно — мой «Первый день Пом-

пеи». Я даже решила пойти по

пути новомодных художников,

которые уже не работают сами,

а используют труд рабов от

искусства, и тоже решила при-

гласить ассистента. Мой давний

друг, известный искусствовед,

как раз завел интрижку со

студенткой Мухинского училища,

и я решила нанять ее за сто

долларов в день. Ей нужно было

всего лишь прописать всем

героям композиции руки. Дове-

рившись ей, я даже не следила

за работой. Но когда я увидела

результат, просто ужаснулась.

Я страшная перфекционистка,

делаю невероятное количество

тончайших лессировок, почти

Леонардо. А тут появился такой

Макс Фрай. Моя работа была

безнадежно испорчена. Мне,

реставратору по образованию,

это было совершенно очевидно.

Человек крайне чувствитель-

ный, я была расстроена этой

ситуацией и подавлена. Моя

подруга приехала поддержать

меня, а через некоторое время

приехала еще одна подруга. По

телефону она предупредила, что

будет со своим новым парнем.

К моему величайшему огорче-

нию, этим парнем оказался все

тот же малоприятный молодой

человек. Но в такой ситуации вы-

ставить его из дома я, конечно,

не могла. В результате собра-

лась очень странная компания:

одна Очень Богатая Женщина,

одна Бедная Девушка, Практи-

чески Шлюха, с Очень Непри-

ятным Молодым Человеком

и я — Художница. Были исполь-

зованы все возможные способы

улучшения моего настроения,

в том числе и не вполне легаль-

ные. Ничего не помогало — ни

вино, ни шампанское, ни запахи

экзотических орхидей. Я все

время продолжала думать

о своей погибшей Помпее. В ход

пошла музыка группы «Бумбокс».

Друзья решили, что черно-белая

песня (знаете этот хит сезона —

белые обои/черная посуда?)

развеселит художницу. Но меня

это только утомляло, и я пошла

прилечь.

Я лежала в своей спальне

в эркере, рассматривала свои

прекрасные растения, раз-

мышляла о своих возлюблен-

ных — и о бывшем, уехавшем

за длинным долларом в Москву,

рисунки: варвара аляй-акатьева

и о пропавшем без вести

в Лос-Анджелесе, и о нынеш-

нем — слишком молодом, чтобы

разбить мое сердце. Эти томные

и невероятно нежные размыш-

ления периодически прерывала

снова и снова звучавшая черно-

белая песня. Это, конечно, раз-

дражало, но у меня совершенно

не было сил выйти на кухню

и попросить друзей выключить

«Бумбокс». А вот появление

Очень Неприятного Молодого

Человека в моей спальне меня

просто взбесило. На нем не

было ничего, кроме презервати-

ва. Я была взбешена настолько,

что выгнала его, не выбирая

выражений. Как водится, я при-

помнила ему все.

Вспышка гнева утомила меня,

и я задремала, несмотря на про-

должавшееся на кухне веселье.

На музыку я уже не реагирова-

ла, меня только очень волновал

странный звук, доносившийся

из соседней комнаты — моей

мастерской. Сквозь сон мне ка-

залось, что кто-то рубит ножом

подрамник. Засыпая, я подума-

ла, что Неприятный Молодой Че-

ловек решил в отместку за мои

резкие высказывания в свой

адрес испортить мои картины,

и тут истошно закричала Бедная

Девушка.

Сначала она просто кричала,

потом вошла ко мне и тихо ска-

зала: «Он отрезал себе палец».

Я вышла в мастерскую. Все было

залито кровью. Кровь лилась

с палитры, на которой лежал

палец, на пол, на рядом стоящие

картины. Неприятный Молодой

Человек, видя мое расстройство,

бросился ко мне, чтобы принести

извинения, по пути продолжая

поливать кровью все простран-

ство. Я бросилась от него на

кухню, он за мною. Очень Бога-

тая Женщина первой пришла

в себя, она решила отправить

Очень Неприятного Молодого

Человека в дорогую клинику,

чтобы ему палец пришили. Мы

как умалишенные все втроем

бросились этот палец искать. Но

он предусмотрительно спрятал

его в карман. Очень Неприятный

Молодой Человек бегал за нами

по всем комнатам, пока мы его

палец искали, а потом про-

сто убежал. Кровавый след от

моей квартиры тянулся по всей

лестнице через двор до самой

улицы Восстания, где он, по всей

видимости, поймал машину.

Я чувствовала себя ужасно —

рептилией в этой крови, и мне

очень хотелось выбраться из

нее и в прямом и переносном

смысле залезть на потолок.

Мне помогла Очень Богатая

Женщина — она все отмыла.

В первую очередь картины,

потом стены и полы.

Даже не знаю, зачем я пове-

дала эту историю журналу «Рус-

ский пионер». Подруга попро-

сила, очень близкая подруга, из

тех, уехавших в дальние страны.

Эта уехала в Москву, и теперь

у вас работает. Если эту рубрику

будут читать начинающие худож-

ники — предупреждаю: под-

ражать мне не следует. Базы-то

у вас нет! ■ ■

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

23

вторая четверть

Урок зоологии. В бой идут одни петухи. Лысый, Одноглазый и другие герои петушиного ринга. Пионер-герой. Венец творения. На скрытой родине Венедикта Ерофеева.

Дневник наблюдений. Последняя попутка на Гори. От нашего поэта-военкора.

инга

аксенова

текст: владимир липилин фото: наталья львова рисунки: варвара аляй-акатьева

В своем стремлении постичь самые острые тайны зооло-гии, корреспонденты «Русского пионера» отправляют-ся в деревню Кишкино, в которой выращивают лучших боевых петухов Отечества, становятся там свидетеля-ми смертельного поединка между Лысым и Одногла-зым и в итоге приходят к не-утешительному выводу, что первопричина петушиных боев — не в призовых день-гах, а в любви к женщинам.

Старый «Москвич» еще раз вильнул по лесной дороге, ткнулся носом в лужу, взбаламутив осенний лист. И замер на пригорке.

— Дом его вон, — сказал Сергей, под-везший нас от Ворсмы до Кишкино. — Вон и машина его, значит, дома. К нему иностранцы частенько наведываются, петухов просят. Бешеные деньги пред-лагают. Да он не продает.

— Почему?— Не знаю, — пожал плечами Сер-

гей. — Так отдаст, если человек по душе придется, а за деньги и разговаривать не станет.

Я осторожно постучал в дощатую дверь деревянного пятистенка с резны-ми наличниками. Никто не отозвался. Из приоткрытых ворот высунулась гу-синая голова, гоготнула и тут же исчез-ла. Мы обошли дом со двора, стукнули в окошко. На пороге появилась красивая женщина в бирюзовом халате. Пока она надевала галоши, я сбивчиво объяснил,

кто мы и зачем здесь.— А он, наверно, в саду, — сказала

она. — В засаде сидит.Минут через пять она вернулась, неся

в ладонях крупные яблоки. Протянула нам и сказала:

— Вот и кошка сегодня целый день умывалась. И ножик на пол упал. Так и есть к гостям. Идите в дом, добрые люди, только обувь снимайте.

Наши сапоги и маленькие ее галоши остались стоять под небом.

Василий Чиликов, водитель грузовика с двадцатипятилетним стажем, самый известный и единственный ныне завод-чик павловских бойцовых петухов (по на-званию района), побеждавших в бессчет-ном количестве боев, шел из лощины по тропинке походкой основательной, дере-венской. Такой, наверное, и сам мог бы выходить на ринг в диких воплях толпы и коронным хуком укладывать штабеля-ми каких-нибудь чемпионов.

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

25

...Что. заставляет их драться до смерти ?— Ну на то они и бойцовые. Это, можно сказать, в крови, —

р рр

сказал Василий...у

— Хрен вам, — строго и без лишних предисловий заявил заводчик Василий Чиликов. На плече его неприветливо ба-лансировала коса, лезвие которой жут-ковато поблескивало холодным осен-ним солнцем. — Нету! — продолжил он речь. — Лиса всех потаскала.

Мы кусали яблоки и в разговор не ввязывались. Василий прислонил косу к забору.

Из будки, звеня цепью, явился лохма-тый пес. Выгнулся, сладко поскуливая, брехнул нехотя и завилял хвостом.

— Валенок, — с упреком сказал Васи-лий. — Ты и с лисой вот так же, да?

Заводчик был огорчен. И никак не мог унять свое разочарование. Лиса по-

вадилась в его курятник. Василий орга-низовал засаду. Но этой ночью хитрая стерва придушила еще трех петухов. В наличии осталось два. Но не только эта беда заставила Василия держать-ся с нами столь нелюбезно. Явно было что-то еще.

Мы молчком присели на скамейку во дворе. Я стал копаться в рюкзаке и не-взначай звякнул бутылкой кизлярско-го коньяка. К звону бутылки Василий остался безучастен.

— Что же, давно вы этих петухов раз-водите? — спросил я, чтобы не молчать.

— Отец еще держал, — буркнул он. — Потом мы с братом стали.

— Дрались?— С кем?— Ну с братом? Петухами?— Было дело.— И кто кого?— Всяко. Потом брат умер. Я трех взял

себе. Остальных жена его в ощип.Мы помолчали. Далеко за лесом было

слышно, как идет поезд.

Петухи у Чиликова живут в разных ку-рятниках.

— Чтоб бошки друг дружке до поры не снесли, — пояснил он.

— Что заставляет их драться до смерти ?

— Ну на то они и бойцовые. Это, мож-но сказать, в крови, — сказал Василий. Говорил он по-нижегородски, точно как Алексей Максимович Горький с обцара-панной черно-белой кинопленки слова произносит. — Но в первую очередь, я думаю, дерутся из-за баб. — Василий су-рово глянул на фотографа Наталью и по-правился: — Ну, из-за девушек. — И со-всем уж уточнил: — Из-за кур, мать их.

Мы открыли дверь в бревенчатый сарай. Свет упал на пол. Пахнуло деревней. В косом прямоугольнике этого света сто-ял петух в зелено-синем оперении. Он смотрел на нас одним глазом. Второго попросту не было. То есть он вроде был, но заплывший.

Бойцовый петух гораздо крупнее обычного. У него почти отсутствует гребень (чтоб сопернику не за что было ухватиться). У него накачанные ноги, как у прыгуна Бубки (чтоб отталкивать-ся и взлетать до трех метров). У него стре-мительный профиль Арама Хачатуряна, Сергея Эйзенштейна (чтобы больнее клюнуть соперника).

Петух еще раз взглянул на нас одним глазом. И вдруг взмахнул крыльями, взвился и ловко приземлился на такую же огромную курицу. Та дернулась, вскрикнула чайкой. Но он уже держал ее крепко. И мы пошли смотреть друго-го. У этого в наличие имелись оба глаза, зато почти не было перьев. Он напоми-нал грифа-падальщика.

— Я их еще не нахаживал, — загадоч-но выразился Василий.

— Что это значит?— С завтрашнего дня посажу на отбор-

ный овес, вот что это значит. Перья отра-стут, будут лосниться. К ноябрю начнем травить.

«Травить» — на языке человеческом это устраивать бои. Осенью, когда схватится морозом земля и ее припорошит снежком,

Бойцовый петух гораздо крупнее обычного. У него почти отсутству-ет гребень (чтоб сопернику не за что было ухватиться). У него накачанные ноги, как у прыгуна Бубки (чтоб отталкиваться и взле-тать до трех метров)

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

27

...Петух еще раз взглянул на нас одним глазом.хИ вдруг взмахнул крыльями, взвился и ловко приземлился

у щ р у

на такую же огромную курицу...

...Травят обычно по уговору.тМожно до первой крови, или пока первый петух

рр у ру

гребнем земли не коснется, или до первого бегства...р р , р ур р , р

29держатели петухов со всей страны съезжа-ются в заранее оговоренное место. Ниж-ний Новгород, Ростов-на-Дону, Москва. Не так их много, этих держателей. Петухов ве-зут обычно в машинах. Если издалека — в поездах, самолетах. Чиликов возит своих в «Жигулях». В картонных ящиках. В каждом по петуху. В пути петухи поют.

Мужики собираются в условленном месте, смолят папироски, обмениваются новостями. Вдоволь натрепавшись, за-топтав бычки сапожищами, начинают сооружать ринг. Это квадрат два на два метра. Борта его делают из колышков, а потом проволокой прикручивают узкие листы фанеры. После этого, взяв петухов под мышки, важно несут их на ринг. В си-нем углу ринга — петух в черных трусах, в красном — в сиреневых с горошком. И начинается. Гвалт, шум, мат.

Травят обычно по уговору. Можно до первой крови, или пока первый петух гребнем земли не коснется, или до пер-вого бегства. За день петух может прове-сти пятнадцать боев. Покуда не вылетит. В это время пульс у владельца его зашка-ливает за 150 ударов в минуту. В исто-рии петушиных битв известны случаи смертельных исходов — не у петухов, а владельцев.

Мы уломали Василия устроить бой между двумя его петухами. Он махнул рукой. Зашел сначала в один курятник, затем в другой. В обоих произнес одну и ту же фразу: «Драться будешь». Строго сказал. Чтоб без возражений.

Потом присел на скамеечку, закурил.— Вы их как-нибудь тренируете? — Я с ними просто разговариваю.— Как это?— Захожу в курятник и говорю, — по-

жал плечами Василий. — Просто бубню чего-то.

— Слушают? — Когда как. Ну еще сопливых летать

учу. Перчатку надеваю и кидаю. Так кры-лья укрепляются.

Я смотрел на него как-то, наверное, удивленно.

— Да иди ты, — сказал Василий и мах-нул рукой. Было видно, что этот разго-

вор совсем ему не нравится. Конечно, не нравится. Ему неловко слыть чудаком. Ну, черт подери, нравится ему этим за-ниматься — говорить с петухами, учить летать, холить, лелеять. В деревне легко прослыть чудаком. Деревенские, поди, и рады сказать: вот дурак, петухов раз-водит. А у него в рукаве козырный туз: победные петухи призы приносят.

Василий подхватил под мышки обоих петухов. Пошел в сад по тропинке.

— Иногда по осени я молодого к старо-му подвожу. Драться не даю, смотрю, как молодой реагирует. Вижу, сперва прыга-ет, хорохорится. Значит, характер есть. Но дурной еще. Выношу второй раз — сила хлещет через край, будто тельняш-ку на себе рвет. Опять не готов еще. Ну а когда в третий раз выношу, он должен просто стоять, и взгляд его должен быть такой, от которого не по себе. Так глянет,

что и драться не надо. Был у меня один такой. На ринг вышел — чужой петух только шпорами засверкал.

— А с теми, которые без взгляда, с ними как?

— Башку отрубаю и в лапшу. Не боец значит, — вынес вердикт Василий.

Мы вышли на утоптанную полянку в окружении фруктовых деревьев.

Упало яблоко о землю. Хрустнула вет-ка под ногой. Чиликов опустил петухов. Подтолкнул легонько. Они долго стояли без движения. И вдруг почти одновре-менно вспорхнули и ударили друг друж-ку ногами в сумасшедшем прыжке.

— Вау! — крикнула из малинника ку-рица. На возглас, откидывая ноги в раз-ные сторон, примчались другие. Они уселись в кружок и стали охорашивать-ся. Это были обычные домашние куры.

Они долго стояли без движе-ния. И вдруг почти одновремен-но вспорхнули и ударили друг дружку ногами в сумасшедшем прыжке.— Вау! — крикнула из малинни-ка курица

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

— Чертовы бабы! — яростно сверкнул единственным глазом сине-зеленый и впился Лысому в загривок. Лысый вы-вернулся и правой шпорой с разворота нанес удар в грудь Одноглазому.

— Вау! — отшатнулась куриная мас-совка.

— О, дыхалку пытается сбить, — скре-стив на груди руки, комментировал Ва-силий. — Если бы сбил, то победа, счи-тай, в кармане. Да я ему шпору сточил. А вот китайцы, малазийцы, азербайд-жанцы — те для пущей уязвимости, нао-борот, шпоры затачивают. У них, считай, все бои до смерти.

— Должно быть, там большие деньги на кону?

Лысый спрятал голову сопернику под крыло. Переводил дух.

— Ага, — сказал Василий, — еще какие .

Без зависти сказал и без осуждения.Одноглазый махнул крылом, голова

Лысого обнажилась. И он тут же полу-чил в нее серию ударов клювом.

— Ну а у вас какие призовые?— Бутылка, — смущенно сказал Васи-

лий. — Коньяк какой-нибудь хороший. Или водка.

У Одноглазого встал дыбом загривок, у Лысого нечему было вставать.

— И что?— Да ничего, — пожал плечами Чи-

ликов. — Потом вместе с мужиками эту бутыль разопьем, переночуем где-нибудь — и по домам.

— И только ради этого?Он оставил мой вопрос без ответа. Про-

сто это трудно объяснить. Ну нравится им это, что поделаешь.

Тем временем петухи стали кружиться, порхать. Со стороны действо напоминало

шаманское камлание. И мы, заворожен-ные танцем, тоже ходили по кругу. Взма-хивали руками, как пугала на ветру.

— Ну давай, Лысый, — стали кричать мы. — Справа, дурень, заходи. У него там глаза нет.

И Лысый внимал нам и заходил справа .

Он выиграл много боев и многие про-играл. Он повергал соперников разных пород — европейцев, азиатов, русских южан. В самом начале карьеры у него тряслись ноги, когда его ставили на ринг. Но после первого удара страх проходил. Лысый знал, что в бою выигрывает не тот, кто тупо молотит, а кто вкладывает в последний удар всю волю. И он излов-чился и снова ударил Одноглазого шпо-рой в зоб. Тот астматически засвистел.

Но надо знать петухов Чиликова. Они просто так не сдаются. Одноглазый всег-да побеждал нокаутом. И только в одном бое был бит. Его вообще мало что зани-мало в жизни, кроме боев. Разве что кур потоптать.

Теперь мы уже все, включая Василия, двигались, словно в танце. Перья летали над поляной. Сердца наши стучали, как будто это мы и дрались.

И вдруг Лысый, будто при замедлен-ной съемке, упал. Потом встал, пошаты-ваясь, добрел до крапивы и рухнул.

Одноглазый взмахнул крыльями, за-хлопал ими по своей груди и закричал. Потом сложил их за спину и прошество-вал по тропе, обводя единственным гла-зом восхищенных кур. Он шел к своему сараю, периодически останавливался, бил себя в грудь и безумно орал.

Мы стали искать в крапиве Лысого. Он очухался и брел, ломая сухое былье, на зады, к лесу.

— Эй, мужик! — серьезно сказал Ва-силий. — Хорош, да? Как будто тебя не лупили ни разу.

Лысый остановился и что-то залопотал.— А вас били? — зачем-то спросил я.— Меня били. Я бил. Из-за баб, — ска-

зал Василий и тут же поправился: — Из-за девушек. — Потом, помолчав, добавил: — Я вот своей, хоть и трое детей, до сих пор удивляюсь.

Лысый знал, что в бою выигры-вает не тот, кто тупо молотит, а кто вкладывает в последний удар всю волю. И он изловчил-ся и снова ударил Одноглазого шпорой в зоб. Тот астматически засвистел

текст: игорь мартынов рисунки: александр ширнин

Не только потому, что в октябре автору «Москвы–Петушков» исполнилось бы 70, а даже и не потому, что он первым в СССР отказался вступать в пионеры, стал Вене-дикт Ерофеев героем этого номера. Ему посвящен очерк и фильм «Возвращение Ве-ночки», снятый для «Русского пионера». Игорь Мартынов отправляется на скрытую родину Ерофеева, за разгадкой: почему так актуален человек, единственный в Рос-сии боявшийся щекотки? «Все ли тайное должно стать явным,?» — размышлял я, спускаясь по выжжен-ным склонам к неясной реке; голова обвязана смоченными минералкой носками…в Москве дожди, а здесь, в По-волжье, жара под сорок… «Я и дважды в эту реку не смогу войти, тем более однажды!» — убеждал себя, вступив на висячий мост, каждая досочка которого скрипела так, как умеют скрипеть только мосты в загробный мир.

«Зачем ты сунулся под Сызрань, в богом забытое село, зачем пытаешься раскопать чужие корни, тем более не свои?!»

Даже извозчик, когда высаживал у ж/д полотна, видно было, так и не избегнул подозрений, всю дорогу пытаясь уяс-нить, что мне Елшанка, которую и на картах не фиксируют, зачем искать пред-ков какого-то Ерофеева, а в конце пути и вовсе перешел на «вы»: «Так вы собира-тель старинных книг?»

И такое сказать обо мне! Я книгу по-следний раз держал лет десять назад, и то по нужде — узнать, как правильно сомкнуть губы штангенциркуля, но ни-чего об этом не нашел и окончательно разочаровался в книгах…

Потом я подмечал, как истощается во мне запас былого начетничества, и на-конец достиг такого дна, что если б кто-нибудь спросил, что же все-таки важнее для творчества Каоло Паэльо — магиче-ская возвышенность или магический пароксизм, — я без запинки б отвечал, что для творчества Каоло Паэльо важнее всего собрать все 750 миллионов или миллиардов его томов, свезти их на аттол Муруроа, а еще лучше Фангатауфа и неза-медлительно сжечь — поскольку все рав-но французы там испытывают атомные бомбы, огнем до неба никого не удивишь. Кстати, заодно можно в костер подбросить и остальное — вот список бестселлеров.

Да, были такие времена, когда имена-ми писателей называли кометы, каналы, шиномонтажи... Гольденвейзер ходил за Львом Толстым с тайным грифелем в кармане брюк и прямо там, в брюках, фиксировал каждое слово гения, а по-том всей страной расшифровывали, что он сказал: уже пора жить не по лжи или еще попресмыкаемся?! Да, был поэт в Рос-сии больше чем поэт, словом поднимали города, заколачивали сваи и разбивали сердца, вся одна шестая в осколках... Но взглянемте правде: отвернулась жизнь от литературы, пошла своим путем, не как по писаному, а куда глаза глядят — стра-на из самой читающей переметнулась в самую пишущую. Редко теперь у какой педикюрщицы или у стрелочника нету хотя бы трилогии. Роман гимнастки. Эпос лейтенанта МЧС. Исповедальные баллады офис-менеджера, «Душистость мерчендайзинга».

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

33

О, где те экстрасенсы, где наркомы, спо-собные пресечь словесный энурез? Ведь могла же когда-то держава, поднапряг-шись, сократить подачу водки населению ддо одной пол-литры в руки — так неуже-лли сейчас, когда в Карелии на бумагу рас-пиливают последнюю березу, не пора уже ввести лимит для графоманов: пусть каж-ддый россиянин имеет право издаваться, но не больше одной брошюры в пять… нет, в десять лет! И тщательно, подклю-ччая спецслужбы, отслеживать, вплоть до ууголовной ответственности, чтоб не пря-тались под псевдонимами, чтоб не сорили в интернете, терабай-ты не безразмерны. Возможно, на первых порах, удушая писателей в зародыше, придется пойти на жжесткие меры — запретить в шко-ллах уроки письма и чтения, если мы еще хотим сберечь остатки ллеса и психики. Начать с мало-го — а там, глядишь, и в прочих сферах марш графоманов притух-нет, пока все живое не вытоптали.

Да, это потребует усилий и даже подвига — не выйти в свет стотысячным тиражом. Оставить все как есть. В этом дезертирстве, в немоте этой ищешь, на кого бы опереться, у кого все собрание со-ччинений легло в 2 см толщины и там все сказано.

В высшем даре безмолвия — в этом, конечно, первый Ерофеев Венедикт, «я бе-сил их своим бессилием».

Но как он этого добился, откуда черпал наитие?!

В автобиографиях сказано: земляк Иб-сена, Гамсуна, первый раз пересек По-ллярный круг с Севера на юг уже в зрелые годы. Умалчивает герой, что родился-то он на Севере по чистой случайности, просто железнодорожника-отца туда за-кинуло. А истинные предки — они под Сызранью, в Елшанке.

Почему, по какой причине сокрыто родство?!

Помню, в эпоху перебоев с пивом, когда за шевелящим душу и сердце напитком тянулись скорбные очередя, иду я как-то

о рафс о р с а м мо бо с апо Графской пристани мимо бочки с ква-

сом, а рядом с ней горстка мужчин, и как-то хитро глаза они отводят, и припадают к кружкам несоразмерно жадными глот-ками… Еще раз прохожу мимо: отводят и припадают. Дай-ка, думаю, и я квасу возьму — только поднес ко рту, понял, в чем чудо: это ж пиво! Разливальщица пе-риодически берет мел, зачеркивает «квас», пишет «пиво». Но едва лишь садится к роз-ливу, тотчас кто-то из наших обшлагом стирает надпись, и снова остаемся мы на острове мечты — море, солнце, бочка бла-женства и никакой конкуренции.

Да не так ли скрывают сокровенное, ис-точник вдохновения, Кастальский ключ?

…Уже на подступах к Елшанке убедил-ся: верной дорогой иду. Даже поле подсол-нухов, отвернувшись, смотрело в другую сторону от села, отвлекая внимание. Ни-откуда не видно, ни за что не найти.

Прошел насквозь, ни души… только три злодейского вида томимые жаждой собаки увязались, приметив, как пил я воду из пластика, — теперь их свесив-шиеся до земли языки, вполне годные для почвоведения, не сулили мне не единого шанса в одиночку совершить следующий глоток. На крайняк есть в рюкзаке бутылка «Рэд лейбла» — а как без этого по ерофеевским местам — зна-чит, виски споить собакам, воду себе, но

а а оде с уе Д о ме оекак на них подействует Джон Ячменное

Зерно? Что содеют они во хмелю, не ока-жутся ли хранителями елшанской тай-ны от расхитителей гробниц?

Тут спасительно в окошке за занаве-ской мелькнуло чье-то лицо… спелену-тый псовыми языками, как Лаокоон зме-ями, отчаянно я постучал в окно.

— Антонина Васильевна! — крикнул первое попавшееся словосочетание…

— Иду, иду! — раздалось в ответ, — и дверь в сени отворила женщина пред-пенсионного вида.

Я не стал рисковать, я спросил сразу, как найти Ерофеевых.

— Так тут все почти Ерофеевы! Которые нужны? Вот если Ко-лины, так там такое дело — сын у них, дантист, как раз утонул в Белом озере. С женой катались на лодке, ну и утонули.

— Как так? Стихия?— Да ну как-как — жадын пили

и утонули.— Жадын?— Тут все жадын пьют, на же-

лезной дороге из-под вагонов что-то сливают, потом из этого гонят. Значит, вызвали водолазов, чтоб найти утопших, сначала из Куз-нецка, они один раз нырнули и го-ворят — нет, больше нырять не бу-дем. Рыб, говорят, видели, ну вот таких, как же они называются…

большие рыбы, даже по телевизору по-казывали. Потом из Сызрани вызывают других водолазов. Так эти не испугались. Да, говорят, видели, живут на глубине две рыбы, аж тиной покрылись, такие древ-ние. А вот утопших нету.

— А какие еще есть Ерофеевы?— За оврагом жил Лексей, но в том ме-

сяце удавился. Посмотрел новости, что урожай пшеницы выдался небывалый, а собрать не успевают, не хватает техни-ки. И так сокрушился сердцем, что вышел в сени и повесился. А вот там, где магазин был, там Венедиктовы живут Ерофеевы.

Антонина Петровна Ерофеева, жена Венедикта Ерофеева, встретила исследо-вателя в классической ерофеевской по-зиции — полулежа. А в 90 лет уже можно себе э о оз ол .себе это позволить.

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

35— Ну какая жизнь? Корову и дерюги

отобрали в 27-м, с тех пор спокойствия не было. Помню, еще до войны Венедикт пошел на свадьбу в соседнюю деревню, а там вместо водки выпил рюмку сер-ной кислоты, ее для стирки добавляли, мыла-то не было. Срочно в больницу его на промывание, спасти спасли, но голос у него пропал.

В тот момент, когда Венедикт Ерофеев чуть не сжег себя серной кислотой, Вене-дикт Ерофеев еще и не родился, еще да-леко было до «Петушков», до финальной фразы: «Они вонзили мне шило в самое горло» — и до онкологической потери голоса, а его елшанский полный тезка ис-пытал на себе, проверил — с таким пред-шественником уже не так и страшно…

Попутно разгадана тайна множест-венности Ерофеевых: жил не-подалеку помещик Ерофеев, и был у него сын Венедикт. Ну и постепенно перекину-лось это на Елшанку, приня-лось. В лучшие годы 600 дво-ров было… теперь осталось от силы три десятка душ.

Дольше всех держалась цер-ковь. Когда-то в ней пел прием-ный дед писателя, потом он вы-играл конкурс и служил в храме Христа Спасителя, вся Москва, содрогаясь, вни-мала его осаннам и анафемам, так мог ли, спрашивается, приемный внук не стать богобоязненным, каким он стал?! В пери-од атеизма в деревянной церкви разме-стились две враждующие стихии: кино-клуб и библиотека. Каждая претендовала на гегемонию. Директрисы сходились не-редко и в рукопашную, как Гера с Афиной, как Диана де Пуатье и герцогиня д’Этамп. И когда уже казалось, что кинематограф окончательно побил литературу, случил-ся пожар, сельчане убеждены — поджог, деревянная церковь сгорела дотла. При-чем участь предположенных поджигате-лей незавидна: всей семьей, по гололеду перемещались они из гостей, машину за-влекло в кювет, никто не выжил.

А на том месте, где был алтарь, до сих пор голубое свечение, разве не видно? И нужны ли еще какие-то доказательства

высшего промысла? Высший промысел надо принять как непреложность: лю-бое действие наносит вред, любое без-действие — благо и себе, и людям. Все самые тяжкие преступления творятся «не на энтузиазме непосредственно, но при помощи энтузиазма».

История села теперь видна как на ладо-ни: цепочка белых горячек, опадающих садов и вечная война.

Здесь, в Елшанке, дано было будуще-му писателю впервые увидеть жизнь без прикрас, в 41-м году. Баба Маруся, двою-родная сестра писателя, хоть ей сейчас не до журналистов — только что деда схоронила, но тот случай отчетливо пом-нит, как трехлетний Веночка (Венец, как он сам себя назвал), заглянув за печку, увидел там навек ужаснувшую его кар-

тину и закричал на всю избу: «Малень-кие киски большую едят!», трагически интерпретировав процесс кормления.

Как знать, может, именно от этой сце-ны пробудились в герое легендарное бес-силие и вопиющая деликатность? И от-крылась оборотная, душегубная сторона любого творчества?

С тех пор Венедикт Ерофеев в Елшанке более не появлялся, писем туда не писал и в текстах не упоминал.

…Мы сидим на лужайке с Левушкой Ерофеевым, пред нами ведро колодезной воды, из которого периодически зачер-пываем и обливаемся по пояс. Стаканы наши полнятся то жадыном, то «Рэд лей-блом». Жадын придает возвышенность, окрыляет, но «Рэд лейбл», как и положено западному продукту, стреноживает.

— А что, — спрашиваю я Левушку, ко-торый недавно вышел на пенсию, — не приходилось ли читать Венедикта Еро-

феева? — Зачем? Чего я не знаю? …На исходные позиции, в Сызрань,

я возвращался на электричке. Меня без-условно окружали единоплеменники Веночки, я был в самой их гуще. Даже ми-лиционер, который чуть не застрелил из табельного ствола контролершу в мини-юбке, когда она из-за духоты попросила у него предъявить билетик; даже та де-вочка семи лет, которая упорно пыталась выпасть в окно электрички, подсаживае-мая и подгоняемая в своем стремлении то ли мамашей, то ли прабабушкой; даже уверенный в своей харизме человек в чер-ной тройке модели fur toten и с «диплома-том», который встал посередине вагона, хотя было полно свободных мест, и так стоял, панорамно обводя вагон побед-ным взором, — все они подспудно жда-ли от своего земляка сочувствия и под-держки. Они ждали сочувствия и разъ-яснения — зачем это нужно, в чем смысл происходящего, куда все движется. Они ведь вправе рассчитывать на разъясне-ние и оправдание — до сих пор литера-тура не подводила их. Можно было жить неряшливо, начерно — потом писатель все подправит, объяснит, оставит на века вполне в пристойном, печатном виде.

Но не дождались снисхождения они от земляка, который и земляком-то им быть отказался.

Среди вагонной публики только один пассажир совсем не ждал ни оправданий, ни сочувствий. В васильковой рубашке, в картузе, из-под которого вился рыже-ватый, как будто крашеный чуб. За ухо заложен простой карандаш, из губ как па-пироса торчала былинка, взор обращен в неясном направлении — то ли внутрь себя, то ли, наоборот, вовне, могло быть это и остекленение от овердозы жадына.

Но в любом случае, даже в этом чита-лось достоинство. Читалось отсутствие жалоб и претензий к миру. Ни обид, ни мольбы о пощаде.

Выходя на конечной, я оглянулся: ва-сильковый оставался неподвижен, ни-как не реагируя на реальность.

Прямая посадка, расправленные пле-чи, никаких сомнений: «Приехали. Те-перь каждый за себя».

Трехлетний Веночка (Венец, как он сам себя назвал), загля-нув за печку, увидел там навек ужаснувшую его картину и за-кричал на всю избу: «Маленькие киски большую едят!»

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

37

текст: владимир липилин фото: наталья львова

В духе «Русского пионера» поступить вопреки традиции. По-этому как только начались события в Южной Осетии и Гру-зии, с редакционным заданием в горячую точку отправился не фронтовой журналист, а поэт Сергей Шаргунов. Потому что только от чувствительного поэта не усльзают такие детали и подробности, на которые заматеревший фронтовой журна-лист и внимания-то не обратит.

— Мрак! — восклицает Миша.Рано утром в аэропорту Владикавказа

в кафе сидит приятель-журналист. Зал-пом он выдувает бутылку пива и смо-трит сумасшедшими глазами. Ждет са-молет на Москву, ночь штурма Цхинвала он провел в Цхинвале.

— Серега, это такая жесть! Мы сиде-ли в подвале. Без света. В адской жаре. Ждали, что потолок обвалится, так грохотало. Мы пропотели, как будто в море болтались… как будто корабль утонул… а мы в ночном море болта-лись… Обстрел затихнет, вылезем на-ружу и выжимаем одежду.

Пора и мне поближе к кошмару.Я еду в местечко по имени Алагир.

Это еще Северная Осетия. Поля, зарос-ли, деревеньки. На дорогах сочетание коров и танков. Коровы медленно бро-дят по дорогам, привыкшие, что с ними по-индуистски деликатничают маши-ны. Танки не привыкли ладить с коро-вами. Колонна зеленого железа затор-

мозила, и военные, спрыгнув с брони, разгоняют стадо. Один тычет буренке автоматом в пятнистый, мерно дыша-щий бок, и кричит. Животное благоду-шествует.

Коровы отходят в траву. Колонна двинулась, вздымая пыль. Проезжаю и я в машине.

Алагир — лагерь беженцев. На утоп-танном лугу за сеткой ограждения на-тянуты брезентовые палатки защитного цвета. Рядом с сеткой железный щиток, наклеено пять исписанных от руки ли-стов — список прибывших сюда. Чело-век двести. Внутри лагеря — старики, старухи, женщины и дети.

Захожу в женскую палатку. Все в ней присутствующие вырвались из войны только сегодня. Наперебой они прини-маются говорить. Громко. Человек из Мо-сквы для них та пробка, которую надо вышибить мокрым потоком слов.

— В мою деревню вошли грузины. Мужчины ушли в ополчение. Я до сих

пор не знаю, что с моим мужем. А я оста-лась дома. Сначала был обстрел. Всю ночь обстреливали, мы по подвалам запрятались. У соседа дом разбомби-ли, у него снаряд из дома торчит. Встал вертикально и торчит. Деревня наша смешанная, грузинские дома никто не тронул, целые стояли. Потом въехали танки. Я свою, — показывает на девчон-ку, которая стыдливо прячется за кули-сы черных волос, — в подполе заперла. И жду, что будет. Грузины заходят: есть давай. Сели, чай пьют. Пироги жуют. Пробовал наши пироги?

— В Москве.— В Москве… — она нервно смеет-

ся. — В Москве, небось, не то. Аланские пироги — лучшие в мире! Это я тебе правду говорю! Я больше всего боялась, что они в подпол полезут. Стыдно ска-зать: я улыбалась им, на все была гото-ва. Про себя дрожу, но с ними ласковая. Со мной пускай делают, что хотят, лишь б до у е ро ю ал .бы дочку не пронюхали.

— Я вот русская, — вмешивается дру-гая женщина. — Всю жизнь в Цхинва-ле жила. Однажды я в очереди стояла, и грузинка, старушка, затесалась. Ее все начали толкать, стыдить, а я защитила: человек все-таки. Разве она виновата, говорю. Теперь я бы сама ее толкнула. Они нас убить хотели всех до одного. Это как? Даже инопланетян не убивают. Попадется марсианин — это же инте-ресно! У них ко всем нам один интерес: убить. Вот посмотри у подруги моей что с ногами.

Третья женщина готовно поднимает ночную рубашку.

У нее сырые красные колени, без кожи.— Это они вас так?

у— Они! А кто же? Сегодня к Рокскому тоннелю подъезжаем, автобус беженцев, военные российские нас прикрывали, и вдруг стрельба. Снайперы с двух сто-рон. Мы прыгнули из автобуса и ползли под пулями. По обочине, по кустам, по

олю ам, о ам м… о а ла е .колючкам, по камням… — она плачет.

Я еду в местечко по имени Алагир. Это еще Северная Осетия. Поля, за-росли, деревеньки. На дорогах сочета-ние коров и танков. Коровы медленно бродят по дорогам, привыкшие, что с ними по-индуистски дели-катничают машины. Танки не привыкли ладить с коровами.

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

39

Русская подруга бережно одергивает на ней ночную рубашку, прикрывая раз-битые колени.

— Сынок мой Сослан смеяться разучил-ся! — из угла подает голос еще одна жен-щина. — Кулачки сжал и третий день не может разжать. Убежал сейчас куда-то. Пу-скай бегает. Хоть расслабится. Он под об-стрелом сидел, не плакал, молчал, всего два раза говорил. Один раз: «Мама, можно пить?» Потом: «Мама, а нас скоро убьют?»

Пауза, тишина.— Надо арбуз ему отрезать, — говорит

старуха, приподнимаясь на локтях со сво-ей лежанки. — Дети сладкое любят.

Выхожу из палатки. Попутка ждет. Ждет Цхинвал.

Границу между Осетиями проезжаем без досмотра. В Рокском тоннеле клубят-ся облака пыли, поднятые бесконечной техникой. Сквозь облака различаю сол-дата, который бредет вдоль стены тонне-ля и светит фонарем. Что-то ловит, высма-тривает следы диверсантов.

После тоннеля шофер, получив надле-жащую тысячу, прощается. Дальше ему катить неохота. Благо вокруг полно воен-ного железа, которое катит вперед.

— Командир… — лихо начинаю, под-ходя к военной колонне, и через пять минут я уже трясусь внутри бээмпэшки, сплюснутый со всех сторон солдатами. Командир, добрая душа, за просто так взял в дорогу на Цхинвал.

Рев и грохот. Грохот и рев. Проклятая неопределенность. В толстое мутное оконце видны пожары. Дым зловонно врывается внутрь, дым пожара и дым ма-шины, а с дымом песок. Как там вокруг, сквозь какую обстановочку несемся? По-добьют с самолета? Выжгут из гранато-мета? Взлетим на мине? Жарко, душно, пот течет в три ручья, затылок упирает-ся в раскаленное железо, под задницей трясутся деревянные ящики со снаря-дами, солдаты не шутят, напряженные, давящие амуницией. Двое подтягива-ются на люке, и теперь внутрь свисают

их ноги. Воздух совсем пропал. За ноги дергают — эй, если наверх полезли, так уберитесь из дыры! Ноги отбрыкивают-ся, и все это не весело, а трудно, липко, в тоскливом стеснении тел. Каждый оглушительный подскок — и проща-ешься с жизнью.

Кончится это когда-нибудь? И тут на-чинает бить снайпер. Дзынь — удар со-всем рядом, за стенкой брони. Машина встает. Все солдаты, что сидели на броне, стремительно и бесцеремонно прыгают на тебя. Вас не просто много, нет вас, вы одно липкое тяжелое тело тушенки, люк задраивается, и остатком своего суще-ства, тряского и бледного, как студени-стая тушеночная полоска, понимаешь: будь проклята война.

Ползете неизвестно сколько, веро-ятно, минут пять, никто не издает ни звука, чтобы не навредить в такой кон-сервной давке, а через пять минут снова остановка. Открывают люк и заднюю дверь. Выпадай!

Где мы? «В Цхинвале, твою мать».Над Цхинвалом тучи ходят хмуро. Ко-

лонна остановилась на замечательном перекрестке. В том смысле замечатель-ном, что его сложно не заметить. Пароч-ка обгорелых танков склеилась в при-чудливом изгибе страсти, третий лиш-ний чернеет в сторонке, ревниво уткнув хобот в землю.

Возле этого танка лежит оторванная нога, хрупкая, юношеская, в оранжевом ботинке.

— Молодой человек! Можно вас на ми-нуточку?

На первом этаже обгоревшей пяти-этажки за решеткой — женщина, ярко накрашенная, лет пятидесяти.

— Вы откуда приехали?— Из Москвы.— Ой. Люблю ваш город. Последний

раз была двадцать лет назад. В Большом театре была. А я актриса. Вот он мой те-атр, через дорогу. Видите, какой черный! Актриса погорелого театра! Эти три тан-

ка сначала наш университет раздолбали. Сходите полюбуйтесь. А потом их наши подбили. У нас в доме сели и подбили. Один танк русский военный подбил, дру-гой танк — Баранкевич, наш секретарь совбеза. Тоже русский, кстати. Во такой мужик! — она театрально оттопырива-ет большие пальцы на обеих руках. — А я знала, какая здесь долбежка будет, но осталась. Заявила: помирать, так с огнем и громом! Ха-ха! Эти танки по всей округе раскидало. Я у себя в кувшине шуруп на-шла. Кувшину ничего, медный, а на дне шуруп. Два танкиста выскочили и к мое-му дому рванули. За дверь дергают, тут их из «калаша» наши посекли из моего окошка. Жалко, молодые грузинчики, но зачем они к нам пришли? Я их, что ли, в гости звала? В Дубовой роще грузинчи-ки лежат. Которые дуба дали. Можете на-вестить… — она замирает. — Слышали?..

Слушаю.Чмокают выстрелы. Через несколько

секунд кашляет тяжелое орудие.

Парочка обгорелых танков склеилась в причудливом из-гибе страсти, третий лишний чернеет в сторонке, ревниво уткнув хобот в землю.Возле этого танка лежит оторванная нога, хрупкая, юно-шеская, в оранже-вом ботинке.

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

41

— На окраинах стреляют, — говорит актриса. — Тот, что потоньше поет, снай-пер, а отвечает Россия.

Чмок-чирик-чмок. Бух-бах-бабах. Окра-ины — это нависшие горы.

Дорога ведет вверх, в гору. Выезд из города называется Дубовая роща. Про-хлада деревьев. Здесь лежат мертвые грузины. Обожженные, в камуфляже, слипшемся с телами. Неестественно игрушечные. В окружении мух и ос. Та-кой вид может быть у пластилинового солдата, когда поверх коричневого пла-стилина кожи налеплен зеленый пла-стилин одежды. Одежда и плоть смеша-лись из-за огня и солнца.

Забредаю в больницу, где до сих пор кровавые подтеки. В подвале опери-ровали во время штурма. Подле боль-ницы свеженькие палатки МЧС с ране-ными.

Хирург из Москвы с мясистым багро-вым лицом разводит широченными ру-чищами:

— Я одного оперировал, в нем мина. Не разорвалась. Ждали, что рванет. Мы спе-циальные броники надели.

Бреду дальше. Во дворе скопление лю-дей — хоронят девушку. Она возилась на огороде, когда начался обстрел. Ее убило осколком. Была ли она беремен-на? Шепчутся — была. Точно, она сама соседке говорила: ребенка жду. Муж ее пропал без вести. Может, и жив, но не знает, что ее уже нет. Эта история теперь пойдет ходить в разных видах, и осетин-ский ополченец, с которым мы через час жахнем по стакану вина в саду его разрушенного дома («За великого Бога и святого Георгия!» — первый осетин-ский тост), расскажет так:

— Не видел, сегодня беременную хоро-нили? Грузин ей живот штыком вспорол: «Дай узнаю, чего там у тебя шевелится»…

Война быстро обрастает молвой.Бегают собаки. Звенит стекло, люди

разбирают завалы в своих домах. Элек-тричества нет, магазины закрыты. На

обочине улицы Сталина лежит, свернув-шись, человек в черной футболке (видна надпись «АВВА») и с бинтом ополченца на рукаве. Нагнувшись, вдыхаю слад-кий запах вина — жив, отдыхает.

Поднимаюсь на двенадцатый этаж городской гостиницы по скрипящему стеклу и красно-коричневым бинтам. Заглядываю в траурные выгоревшие номера, от попадания танковых снаря-дов раскоканы унитазы и ванные. Вы-хожу на крышу, гладкую, нагретую, на которой можно загорать. Закат. Виден весь город — местами целый, местами изгрызенный, местами в фатальных провалах. Звуки стрельбы сверху ка-жутся ближе.

На ночь укладываюсь в штабе россий-ских миротворцев. Солдат без вопросов поднимает шлагбаум, запуская внутрь. Любой диверсант может пройти сюда легко. Перед диверсией диверсант мо-жет поужинать в столовой. Тарелка пер-ловки с рыбьими кислыми косточками

и слащавый как бы кофеек болезненно-розового цвета поганки. «Морковный кофе» — вспоминается Маяковский.

— Хлеба дай! — орет едок в сторону окошка.

— Где я тебе хлеб надыбаю? Хочешь хлеба — роди! — кричит повар.

— Слышь, ты у меня сам щас родишь…Сплю на полу спортзала, натянув сви-

тер и кожанку, уложив под голову сум-ку. Всю ночь звучит перестрелка: чмок и бах. На воздухе блеет коза. Зарезали бы ее, зажарили и дали бы на завтрак — мечты сквозь сон. Еще кто-то квакает. На рассвете выбираюсь в серо-ветреную жизнь. Видимо, стрелять так увлекатель-но, что стрельба не унимается, стрельба важнее снов, или стреляют посменно. Из шлангов ледяной водой моются че-ченцы. Батальон «Восток», они располо-жились в вагончике у столовки. Один за другим, голые по пояс, бородатые, берут шланг, нагибаются, окатываются водой, беззвучно, как немые. Величественно,

как в замедленном кино. Один моется, другой горделиво ждет.

Офицер тормозит «жигуль», внутри осе-тинская пацанва. Командует:

— Человек из Москвы. Берите с собой!Берут, залезаю, летим.— До Гори хорошо бы… — вздыхаю.— Гори, — расцветает рулевой, прич-

мокивая. — Я это Гори только слово слышал, я и не видел никогда, что это за Гори. Чисто-чисто будет Гори! Зачистку делаем… — он ржет.

— Вчера кореш брата моего Эдик на зачистку ходил, — перехватывает пасса-жир с переднего сиденья. — Короче, один грузин в огороде окопался и отстрели-вался. Из автомата прошил крест-накрест Эдика. Ну, грузина этого окружили, зава-лили и потоптали еще. Видишь, мы идем, ты бы убирался. Все равно рядом с нами ни одного грузина жить не будет!

С каждым километром ничейной, вче-ра грузинской территории физиономии моих попутчиков делаются свирепее, они уже не отвечают на вопросы, толь-ко радостно обмениваются вскриками на своем наречии. Они кричат что-то во-инственное другим соплеменникам, ко-торые встречаются по дороге, бибикают им, а те бибикают нам. Все чаще пылают дома. Огонь до небес. Села с коттеджами, магазинами, ресторанами, волейболь-

С каждым киломе-тром ничейной, вче-ра грузинской терри-тории, физиономии моих попутчиков делаются свирепее, они уже не отвечают на вопросы, только радостно обменива-ются вскриками на своем наречии.

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

43

ными площадками. Вымершие, где зата-ились не успевшие бежать грузины. Не-которых я вижу. Дед с черствым потусто-ронним лицом стоит, опираясь на палку. Женщина в черном ступает к дороге, и лицо ее презрительно-надменно. Даже природа здесь другая — особый микро-климат: не дикая, а сладкая, золотистая, пропитанная комфортом, солнце уютно светит. Грузинские надписи дублируют надписи на английском. Пожары, солн-це, а вон труп старика на пороге магази-на, руки распахнуты. Сколько их внутри деревень, трупов? Возле каждой деревни машины с пиратами (грузят трофеи: бу-тылки, порося, телевизор), а сколько пи-ратов внутри деревень!

Стадо из пятерки бесхозных танков.— Ваши, российские, — цедит во-

дитель.Бензоколонка, на которой толпа авто-

матчиков увлеченно дымит сигаретами.Мы подъезжаем к Гори и вдруг резко

тормозим.

Танк и несколько опустевших машин.На дорожном асфальте лежат осетины,

да-да, повязки у них белые, и они в таких позах, будто отжимаются от земли.

Приехали, здравствуй, Грузия, — пер-вая моя мысль.

— Хватит убивать мирных людей! — молодцеватый голос с брони.

— Я нэ убиваль… — от асфальта.Затем разыгрывается сцена благород-

ства. Майор направляет обратно десяток машин с пиратами. И пропускает в Гори молодую женщину-грузинку, которую крепко и демонстративно тискает за груди молодой грузин. Мнет, доказывая: она — его. Женщина содрогается в рыда-ниях. Мои осетины разворачиваются:

— Не, мы по деревням до ночи…Я остаюсь с русским танком. Танк при-

надлежит 58-й армии, кавказской. У май-ора жухлое лицо Гарика Сукачева и бе-лый оскал Эдди Мерфи.

— Как тебя зовут? Серега? Я — Егор. Георгий Победоносец. Видал, как они за-

стремались? У них двадцать тачек с авто-матами, у меня один танк, а сдрейфили. Ты здесь не верь, на войне все враги. Каж-дый за себя. Ладно, мы в Гори покатили.

— А меня с собой?— Не. Не положено. Занесло тебя, бра-

телло. Двадцать пять километров до Цхинвала. Ты американца забери.

— Американца?Это уже балабановщина…— Он по-нашему ни бельмеса. Эй, обе-

зьяна!Из-за танка на полусогнутых выходит

человек с курчавым черным волосом и коричневой кожей, которую покрыла бледность. Заговаривает по-английски. Он бразильский репортер. Только что пе-ресек линию войны со стороны Грузии. Виновато протягивает бумажку, на кото-рой по-русски напечатаны вопросы. Пер-вый выглядит так: «Как вы считаете, кто прав в этой войне — Грузия или Россия?»

— И куда я с ним пойду? — спрашиваю майора.

— А вы в деревню заходите и там от-сиживайтесь.

— Ага. Нас либо грузины положат как захватчиков, либо осетины как мест-ных.

В этот момент начинается стрельба. Где-то совсем рядом, за кустами, в де-ревне.

Майор озаряется улыбкой.— Шагай тогда. Завтра к утру дойде-

те. Коли повезет. А здесь со всех сторон стреляют. По-русски не болтай. По-американски тоже. На, повязки себе сделайте. Осетинцев здесь больше, чем грузинцев, — он протягивает моток мар-ли, и мы с репортером повязываем ее на рукава. У бразильца синяя майка. Моя марля затерялась на светлой рубахе. — Удачи, парни! Жизнь дается один раз…

— Извини, что помочь не можем, — го-ворит один солдат.

— У нас приказ, — говорит другой.Солдаты дружески смотрят с брони.

Танк завелся и исчез.

Через полкилометра пути нас потащи-ли в ресторан невменяемые вооружен-ные люди то ли допрашивать, то ли уго-щать. А вытащила нас чудесно очутив-шаяся рядом хмельная двойка русских десантников на трофейном «бумере». Они усадили нас в машину, потом на полном ходу прикладами вышибли ей лобовое стекло. Мы мчали с десантника-ми, бразилец помалкивал, я, внутренне напрягаясь, травил анекдоты. Остано-вились у магазина. Мертвый старик все так же лежал, раскинув руки. В магазине десантники взяли недоразграбленной воды. Я — пачку сигарет, а бразилец ру-лон туалетной бумаги.

Вернувшись в Цхинвал, я опять по-сетил штаб войск. Бразилец плелся за мной, несчастный, без российской визы. Здесь в столовке у меня свистнули мо-бильник. Оставив аппарат зарядиться, я сел у входа на травянистый холм, под которым было бомбоубежище. Минут че-рез пять кольнула тревога, но когда вер-нулся в столовую — было уже поздно: ни телефона, ни зарядки, голая розетка. Все те же жующие и отхлебывающие вояки, тот же повар в окошке… Парни зло и ве-село кляли поедаемую кашу, а я понял, что требовать у них украденное — про-сто унизиться. Сам лопух.

И вдруг осенило. Божье наказанье за мародерство. За пачку сигарет, взятую в магазине. Или это мнительность? Поче-му не забрать то, что обречено пропасть? Не знаю. Мрак. Сигареты я все-таки до-курил в тот день. Небесный Минздрав предупреждает: курение трофейных цигарок опасно для вашей души.

На обратном пути я заезжаю в Алагир. Директор лагеря беженцев, шкафопо-добный усач, показывает папку. Рисун-ки детей.

Банально, но на рисунках громоздятся танки, самолеты и разрушенные дома. Везде победительный черный цвет. Обыкновенный черный. Черные флома-стеры и черные карандаши.

Мрак, и все же обратная сторона этого военного мрака — яркость. За темной материей горя — слишком острые, ко-лющие глаз цвета.

И вдруг осенило. Божье наказанье за мародерство. За пачку сигарет, взятую в магазине. Или это мнитель-ность? Почему не забрать то, что об-речено пропасть? Не знаю. Мрак. Небес ный Минздрав предупреждает: курение трофейных цигарок опасно для вашей души.

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

45

третья четверть

Диктант. Ужесть. Вступление в эпоху великой жести. Сделай сам. Машинопись. Репортаж из автопарка советского периода.

Собеседование. Раструбил. Концерт для водосточных труб в мажоре. Медпункт. Бесконечность. Ночь в экстренной хирургии. Сочинение. Чё почем. Рассказ Дмитрия Глуховского. Полезные советы. Как правильно гонять свиней.

инга

аксенова

тема номера

жесть

текст: игорь мартынов фото: тимофей изотовТо, что главной темой пятого номера будет «Жесть» — во всех ее прявлениях, мы решили давно, даже еще до Олимпийских игр. Потом и жизнь подтвердила, что у пятого номера не может быть другой главной темы. В своем вступлении Игорь Марты нов объяс-няет, почему жесть — это не просто сталь в холод-ном прокате. Не ждали. Только-только окунулись в ста-

бильность, не с головой еще, а так, слегка, по икры. Едва-едва окрепли в области бюджета, пустили худенькие корни под сенью добрых углеводородов. Только-только собрались жить вечно, как боги и киборги, пристегнули ремни, набрали ипотек на пять колен вперед, прослышав сверху мессидж, что солнце больше не зайдет, что теперь будет гладко и мягко, приятно на ощупь, деликатно на вкус, ортопедично до дремы. Уже размякли в санаторном режиме среди пронумеро-ванных берез и омоложенных сестричек, потея не в забое, не в марш-броске при полной амуниции — а на беззлобном тре-нажере с пульсомером. Завернувшись в целебную тину, куря исключительно фимиам (да и тот не в затяжку) — изгото-вились к мирным нанотехноутехам. И вот же, именно когда душа расправилась как калька, ни морщинки, ни складочки, вся являя духовности торжество, — вдруг что-то царапнуло. Заскрежетало. Как горный хребет по небу.

И, кромсая нашу безмятежную фиесту, откуда ни возьмись — жесть. А ведь вчера еще — только одну букву поменяй — была жисть. А сегодня — походно топор-щатся вскрытые люки тушенки, гремят по водостокам затяжные дожди и бьет, созывая в атаку, на площади новый учи-тель ритмики — жестяной барабан. Кто

не спрятался, тот не виноват. Жесть — это есть продолжение стали

в холодном прокате. И если закалилась сталь у федерации — значит, будет и жесть у нее, только так.

Зато, напоровшись на острый край уже не по блютузу, припав губами к резаной собственной ране, сразу пой-мешь: шутки кончились, это реал. Прощайте, милые вай-фаи! И бескон-тактный www!

Жесть не приходит одна. С ней такие амбре — и копоти, и гари, что тщетно жмурить ноздрю. Такие децибелы — гаубиц, гусениц, что только тренирован-ному треш-металлом уху не в лом. С ней такая неуверенность в завтрашнем дне, что обостряется подзабытый инстинкт — выжить хотя бы сегодня. И снова видишь в темноте без приборов. И вспоминаешь все стволы на ощупь.

Тут цепочка простая: чем тщательней зачистка, чем тотальней правеж — тем сильнее рванет, тем экстрим неизбеж-ней, до поросячьего визга. Поливали фикусы — вырастили кактусы, нет бла-годарности в природе, закон ее как пре-жде дик.

Кормишь, поишь жисть барбитурата-ми, а она, дура, чуть что — делает ноги, с пол-оборота превращаясь в жесть. Куда смотрели санитары? Почему не пресекли?!

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

47 Но пусть теперь прочий мир, мало-

душно вцепясь в колбаску, замрет в испуге, услышав наш веселый бара-бан — а нам к припадкам и срывам не привыкать.

У нас давно уже к жести готовность. И клуб одноименный есть, в районе Лубянки — а где же еще?! И блокбастер сняли в жанре «психовик».

Да что сказать! Где еще найдется такой Гарик Бикапо — на флейте водо-сточных труб он смог бы не только ноктюрн, а и трубный зов, и заглушить любой авианалет.

А допустим, пробка, пробка — среда обитания горожанина — разве не из той же тонкой, местами подмятой суб-станции?

Не хватало только сигнала — для пол-ного жести торжества.

Вот мы снова звеним и подскакиваем, как монпансье мятежной юности в коробках жестяных. Пассионарная симфония слышна из наших вещмеш-ков до первой контузии, затем проре-жется внутренний крик; непобедимое, тем более громовое «УРА!»

Да разве же ребят веселых устроит ме -лан холичная стабильность? Вы пи ли -ванье осторожным лобзиком? Оку чи ва-нье в поле правовом? Да разве же они из тех, кто напьется дистиллированной во -дой?

Даже если после жести — свинец. И цинк.

В нашей истории преемственность металлов такова.

...А когда все это отгрохочет, отчудит, то заново прирученная жесть из всех развлечений сгодится только на одно: на отражение солнца.

Чтоб зайчиков пускать.

Кормишь, поишь жисть барбитуратами, а она, дура, чуть что — делает ноги, с пол-оборота превращаясь в жесть. Куда смотрели санитары? Почему не пресекли?!

В стремлении выяснить природу человеческого при-страстия к жести, корреспондент «Русского пионера» Дмитрий Филимонов отправляется в тульскую дерев-ню к самому крупному автовладельцу России и в ходе журналистского расследования выясняет, что капита-лы стоит вкладывать в изделия советского автопрома. Пока не поздно.

Если каким-то чудом вы свернули в нуж-ном месте в нужный лес, удачно про-скочили поле, пропахав его картером и не потеряв при этом выхлопную трубу, а потом, взлетев на ухабе, приземлились посреди луга, на котором пасется табун динозавров, — значит, вам повезло и, ка-жется, вы приехали куда надо.

Вы стоите посреди луга разинув рот, потому что никогда прежде не видели ди-нозавров в таком количестве, и они тара-щат на вас свои круглые фары — горбатые «Победы» и «Москвичи», пухлые «ЗИМы» и «ЗИЛы», зубатые «Волги» и «Чайки».

— Нравится? Вы оборачиваетесь на голос и видите

промасленного гражданина в красной бейсболке.

— Я Михаил Красинец, жестянщик, — представляется промасленный. — А это мой табун, — добавляет он гордо, взма-хивая огромным гаечным ключом. — Не думайте, я не сумасшедший, — ловит взгляд Жестянщик. — Я вполне адекват-ный парень, просто коллекционирую автомобили.

И в этот момент радио вашей машины выдает песнь: «У каждого парнишки есть свои люляки!» Теперь точно приехали. Однозначно.

Люляка Жестянщика — большая, всепо-глощающая, на всю жизнь. Он коллекци-онер. Собирает все. Но только советское. Марки, открытки, значки, уличные авто-маты для газированной воды, мужские

текст: дмитрий филимонов фото: тимофей изотов

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

49

...Он коллекционер. Соби-рает все. Но только совет-ское. Марки, открытки, значки, уличные автоматы для газированной воды...

костюмы, женские платья, башмаки, швейные и пишущие машинки, паро-возики с вагончиками, милицейскую форму, ламповые радиоприемники, про-игрыватели для винила, фотоаппараты, спичечные этикетки, холодильники.

Это у них семейное, генетическое. Отец собирал и сыну завещал.

Впрочем, в последние годы страсть же-стянщика Красинца обрела более четкие формы, как бы заострилась и повзросле-ла. Он утратил интерес к маркам, знач-кам, этикеткам и прочим мелким фор-мам. И стал собирать исключительно ав-томобили. Нет, он и раньше их собирал, только в меньших количествах. «Победы», «ЗИМы», «Чайки», «Москвичи» стояли под

окнами его московской кварти-ры. Тридцать автомобилей, кото-рые занимали весь двор дома на Фрунзенской набережной. Что бы вы сказали ему на месте соседей? Правильно, именно это соседи и говорили. А еще били стекла, поджигали колеса, вызывали ми-лицию, городское телевидение, нанимали эвакуатор.

И он бежал из Москвы. Со своими ма-шинами. И женой Мариной. В лучшие времена они гоняли в одном экипаже в команде «Москвич». Он — пилот, она — штурман. Он научил ее любить запах бензина. Потом они перевернулись, выжили, перестали гонять. Но любовь к бензину осталась. Марина бежала из Москвы вместе с ним и его машинами. В леса, поля — на родину ее предков.

Они купили дом в Черноусово. Пере-везли туда марки, открытки, значки, уличные автоматы для газированной воды, мужские костюмы, женские пла-тья, башмаки, швейные и пишущие машинки, паровозики с вагончиками, милицейскую форму, ламповые радио-приемники, проигрыватели для вини-ла, спичечные этикетки, холодильни-ки. И оставили немного места для себя. Зато сколько было пространства вокруг дома! Луга, на которых можно поставить не тридцать, не пятьдесят и даже не сот-ню автомобилей.

К тому же в окрестных сараях пол-но продукции советского автопрома. И в отличие от Москвы купить ее можно по цене металлолома. «Москвич» весит семь тысяч рублей, «Волга» — десять. Он избавился от Москвы, продал квартиру, и теперь его ничто не могло сдержать — ни соседи, ни безденежье, и он ринулся собирать, собирать, собирать.

А когда деньги все-таки кончились, он сел в один из своих экспонатов и снова отправился в Москву — таксовать. За-рабатывал извозом, и в удачный день выручки хватало на полтонны металло-лома, то есть на один экспонат. И он так-совал, таксовал, таксовал.

Сейчас на лугу перед домом 265 авто-мобилей.

Деревенские крутят пальцем у виска. Жестянщик объясняет:

— Эти машины, как и картины, удач-ное вложение капитала.

Тем временем соседские козы скачут по ржавым крышам, птицы гнездятся под капотами, мыши плодятся в поду-шках сидений.

Деревенские слушают Жестянщика, улыбаются и крутят пальцем у виска. Тот объясняет:

— Пройдет еще год, может, два, и в сара-ях не останется продукции советского ав-топрома, все пойдет в металлолом. И тог-да моя коллекция станет расти в цене. Вот такая картина-машина получается.

Он спешит. За оставшиеся два года нужно добыть еще 150 экспонатов — и тогда совавтопром будет в сборе. Все модификации каждой модели всех со-ветских автозаводов.

— И что потом?— А потом буду их ремонтировать.

Ведь я жестянщик! А еще он сварщик, сверлильщик,

клепальщик, шлифовщик. И дирек-тор филиала Тульского историко-краеведческого музея.

— У меня государственный статус, — гордо молвит Михаил Красинец.

Государственный статус позволяет ему бесплатно пользоваться лугом. И боль-ше ни на что не годен.

Он утратил интерес к маркам, значкам, этикеткам и прочим мелким формам. И стал соби-рать исключительно автомобили

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

51

...Пройдет еще год, может, два, и в сараях не останется продукции со-ветского автопрома, все пойдет в металлолом. И тогда моя коллекция станет расти в цене...

...За оставшиеся два года нужно добыть еще 150 экс-понатов — и тогда совав-топром будет в сборе. Все модификации каждой мо-дели всех советских авто-заводов...

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

53Сарай до отказа набит запчастями. Кры-лья, двери, капоты, колеса, карданы, подшипники, блоки цилиндров фары, педали, спидометры. Раньше он поку-пал детали на московских авторазвалах, но теперь там цены взлетели. Решетка радиатора от «Победы» — тридцать ты-сяч рублей, эмблема «Чайки» и того до-роже. О чем это говорит? Правильно, об удачном вложении капитала. Такая вот картина-машина.

Теперь запчасти ему поставляет Алик — друг и соратник. Он в Плавске работает. На мусоровозе.

— Я ему за пять лет столько деталей добыл на помойке! — хвастает Алик.

Он тоже любит запах бензина и со-бирает автомобили — маленькие мо-

дельки. Про коллекционера из Чер-ноусово прочи тал в областной газете. Приехал. Увидел. Ахнул. И остался душой тут. Теперь каждое воскресе-нье — сюда. Летом траву на лугу косит. Зимой снег убирает. А жена ревнует, закатывает скандалы по мобильному телефону.

— Да не брешу я! — кричит в трубку Алик. — Не веришь — разводись!

— Странная женщина, — качает го-ловой Жестянщик, — не любит она бензин.

Алик обнаружил в Плавске «козла». «ГАЗ-69», советский джип. Стоит в сарае. Хозяин готов отдать за десять тысяч ру-блей. Надо брать, пока не передумал. Это будет 266-й экспонат коллекции.

Экспонат сам не ездит, придется та-щить на буксире.

— Вы с нами? — спрашивает Жес–тянщик.

— Да!Через поле, сквозь лес, вздымая кар-

тером пыль, громыхая по ухабам вы-хлопной трубой, в славный Плавск! За старым «козлом»!

В кузове бухают колеса для «козла». В кабине ухают промасленные парни: Володя из Тулы, Алик из Плавска, Же-стянщик из

Черноусово. Участ-ники операции. Соратники. И корреспондент «Русского пио нера».

Командует операцией, конеч-но, Жестянщик. Алик на под-хвате. Володя за рулем, он примчался из Тулы на собственном внедорожнике.

— Потому что у меня нет машины под задницу, — разводит руками Же-стянщик.

Это значит, что владельцу двухсот ше-стидесяти пяти автомобилей не на чем съездить в Плавск за новым экспонатом.

В окрестных сараях полно про-дукции советского автопрома. И в отличие от Москвы купить ее можно по цене металлолома. «Москвич» весит семь тысяч рублей, «Волга» — десять

— Да у него полколлекции на ходу, — поясняет Алик, — только бензин залей, трамблеры почисть, колеса подкачай — и вперед. Но первый же гаишник права отберет.

— За отсутствие техосмотра, — уточ-няет Володя из Тулы.

— Если машине полвека, ей не прой-ти техосмотр, — оправдывается Жестянщик.

В лучшие времена, когда гаишники не лютовали из-за техосмотра, он участво-вал в ретропробегах.

— Подъеду, бывало, на своей мили-цейской «Победе», выйду из машины, а на мне синий френч с погонами, га-лифе, сапоги хромовые, белая фуражка с красным околышем. Народ смотрит! Хорошо! А теперь?

Сейчас разве что 29 мая, в годовщину своего дембеля, достанет из коллекции парадный солдатский китель 1971 года пошива, сядет на мотоцикл «Ява» 1970 года выпуска — и рассекает по окрест-

ным проселкам. На радость мальчиш-кам, на удивление бабкам. Тоже, в об-щем, неплохо.

Старый «козел» грустно глядит из глу-бины сарая. Промасленные парни сни-мают ворота с петель, ставят «козла» на новые колеса, цепляют трос, выдерги-

вают на свет. Жестянщик бегает кру-гами, командует и, смахнув паутину, садится за руль.

— Идите ко мне! — кричит он. — При-сядьте! Почувствуйте энергетику!

Всем хорош старый «козел», только тента нет. Где взять? Купить. А на что? Го-сударственный статус есть, денег нет.

— Эх, — вздыхает Жестянщик, — мо-жет, люди добрые помогут. Нам ведь кто машину подарит, кто наличными даст. Я, конечно, ни на что не намекаю, но финансирования никакого. Совсем ни-какого… Ни рубля… Ни копеечки... Ой, ну спасибо! Вот хорошо! Вы настоящий парень. Только я чеков не выдаю.

И блеснуло солнце. И сверкнули фары старого «козла».

— Я этим парням свою коллекцию за-вещаю, — сказал Жестянщик.

— Спасибо, друг! — ответил Володя из Тулы.

— Живи долго! — молвил Алик из Плавска.

Тульская область, Черненский район, де-ревня Черноусово

Сарай до отказа набит запча-стями. Крылья, двери, капоты, колеса, карданы, подшипники, блоки цилиндров фары, педали, спидометры

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

55

...Соседские козы скачут по ржавым кры-шам, птицы гнездятся под капотами, мыши плодят-ся в подушках сидений...

русс

кий

пио

нер

№5.

окт

ябрь

-ноя

брь

2008

57

Речь пойдет о жести в самом прямом смысле слова: аван-гардист Герман Виноградов, он же Бикапо, нашел новое применение водосточным трубам. С помощью утробных звуков, извлекаемых из жестяных изделий, он пытается проникнуть в тайну вечной юности. И проникает в нее.

Однажды я улетал во Франкфурт на зна-менитую книжную ярмарку. Было утро. Далеко не прекрасное, слишком ранее осеннее утро. Легкий озноб. Междуна-родный аэропорт Внуково. Рейс откла-дывался. Приехавшие аккуратно ко вре-мени писатели бесцельно толпились в зале ожидания. Я поискал знакомых и не нашел. Ждать нужно было как ми-нимум два часа. Поэтому я направился в бар. За столиком человек за чашкой кофе читал газету. На фоне золотистых огней стойки он выглядел умиротворя-юще и очень живописно: собственно го-воря, это была готовая картина в духе «Бара в Фоли-Бержер» Э. Мане или, по крайней мере, кадр. Сейчас я войду в этот кадр, а потом расположусь в нем с двумя кружками пива. И даже кое-что в нем подправлю, чтобы девушка за стойкой не выглядела так заброшенно.

По виду она еще как будто спит.

— Вы давно открылись?— Работаем круглосуточно.— Круглосуточно? Это гуманно.— Почему гуманно?— Я вам расскажу. Но рассказать не успел.На входе в здание аэропорта вдруг раз-

далось несколько оглушительных тре-вожных сигналов. Куда-то пробежали охранники. Не успев заказать свое пиво, я, подгоняемый бездельем и любопыт-ством, тоже устремляюсь к вращающим-ся входным дверям, где в первый раз просвечивают пассажира и его багаж. Мне интересно, почему такая паника.

На просмотровых экранах ясно раз-личимо содержимое громадного бре-зентового чехла: короткие и длинные металлические стволы разных кали-бров, скрученные металлические руло-ны и еще какие-то изделия, напомина-ющие то ли гантели, то ли противотан-

ковые гранаты. Все это фонит, и вообще в такой чехол запросто можно заложить килограммов двадцать тротила. С тех пор как 11 сентября 2001-го два само-лета один за другим врезались в башни Нью-Йоркского торгового центра, да и вообще выяснилось, что самая вели-кая в мире держава чуть не накрылась из-за нескольких фанатиков с ножами для резки бумаги, любой согласится, что современный мир не конфетка. А тут — целая гора функционально не определимого железа! Я с интересом смотрю на парня, который пытается все это провезти. Неужели он не понимает, что сейчас начнется? Как его вывернут, вытряхнут и распластают? Черная май-ка. Полосатые штаны, сандалии на босу ногу, бритая голова. Абсолютно непоко-лебимый вид.

— Что это у вас? — сурово спрашива-ли его.

текст: василий голованов фото: александр забрин

— Бикапония, — вежливо объяснял он. — Трубы. Я авангардист.

— А-а, — копались в утробе сумок чут-кие досмотрщики. — Бикапония… Аван-гардист…

И пропустили, едва рассмотрев как следует его гранатометы.

Теперь я знал наверняка, с кем выпью кружку пива.

Я узнал его, хотя мы виделись послед-ний раз в Манеже на большой выставке московского авангарда лет десять на-зад. Он не изменился. Просто стал стар-ше на десять лет. А вот выражение лица,

взгляд — они не померкли, они остались молодыми. Конечно же, это был Герман Виноградов! Или Гарик Бикапо — как его знает вся Москва. И если писатели не поприветствовали его бурны-ми аплодисментами, то этим засвидетель-ствовали только… ну, удручающий факт. Как это можно — быть писателем и не знать Гарика Бикапо? Чуть ли не самая из-вестная строчка молодого Маяковского: «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флей-те водосточных труб?» — она десятилетия оставалась заколдованной поэтической метафорой, покуда Гарик не расколдовал ее. Потому что он — может. На трубах — и ноктюрн, и все что угодно. Должно быть, он единственный в мире человек, который обладает таким умением. И его

бикапония — своеобразное магическое действо, в которое вовлечены вода, огонь и звуки, рожденные прикосновением к металлу, ударами по металлу, возгонкой его тонких вибраций и инфразвуковых колебаний, — это нужно увидеть в Мо-скве обязательно. Как балет Большого.

Другие

Я помог Гарику перетащить в бар его багаж, и мы заказали наконец пива. Вы-пили за встречу. О, Гарик, черт возьми! За что я благодарен Господу? За то, что все люди разные. Ибо если, скажем, по-следовательно лопнут ответственные за шмотки державы «Версаче», «Армани» и «Леви Страусс», Гарик этого даже не за-метит, ибо не носит серийной, хотя бы и модной, одежды. Он ее выуживает из мира по своему вкусу. Как — мне неиз-вестно. Во-вторых, Гарик никогда нигде не работал. То есть, конечно, было вре-мя, когда он то дворничал, то сторожил,

но все понимают, что это был обычный откос от мира принуждения и коммуни-стических идеалов. По-настоящему он думал только о своей бикапонии, и, ви-димо, думал немало, ибо настало время, когда эта штука стала Гарика кормить, поить и одевать. И получилось, что не

мир оседлал его, а он сам оседлал этот циничный, беспощадный и опытный мир, который легко обманет кого хо-чешь. Такое редко кому удается. Так что мало того что люди разные. Важно, что среди всех нас, разных, есть еще другие. Других — единицы. И они обречены на своеобразное одиночество, потому что людей, равных им по абсолютной своео-бразности взгляда на мир, рядом нет. Вот, к примеру, много ли вокруг вас людей, с юности, почти с детства занимающих-ся изучением акустики металлов? А Га-рик — он как будто специально родил-ся, чтобы исследовать эту тему. И едва он подрос и оформился, как все это на-чалось — коллекция непрерывных опы-тов. Комната в коммуналке на Земляном Валу превратилась в мастерскую. Мама терпела и мечтала о том, что сын станет великим художником. А Гарик срезал на крышах телевизионные антенны,

Конечно же, это был Герман Виноградов! Или Гарик Бикапо — как его знает вся Москва

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

59

...Чуть ли не самая известная строчка моло-дого Маяковского: «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?»...

тащил домой отработавшие свое трубы Тетеринских бань, распиливал их на от-резки различной длины и делал разные звучащие подвески и прочие фиговины, потому что тогда все это не имело еще собственных имен. В общем, овладение искусством звукоизвлечения, этот пре-красный алхимический процесс занял все те десять лет, пока мы с Гариком не виделись. Потому что его первая уста-новка, которую он выставил на аван-гардной выставке в Манеже, напомина-ла просто очень странный металлофон. Конечно, был звук… Низкий, глухой, загадочный, похожий на отдаленные колокола, перекрываемые вторжением городского шума…

Но я сейчас не об этом. Я о дру-гих. Мир изменился. Интернет раскинул свои щупальца и позволил собрать всех психов, которые занима-ются деланием музыки из хаоса звуков. В мире их оказалось примерно сорок человек. Всех пригласили в Канаду, в го-родок Сент-Джонс, чтобы другие могли познакомиться друг с другом и, так ска-зать, поделиться. Там был один парень, Барри Шварц, из группы калифорний-ских художников, которые ловят кайф от уничтожения объектов современной цивилизации. В Лос-Анджелесе они устраивали гладиаторские бои роботов,

а в Канаде Шварц показал такой звук… То есть прежде всего это было зрелище, а звук — безусловно звук Апокалипси-са — возник только в самом конце. Сна-чала зрители-слушатели видят только залитую водой прозрачную девятиме-тровую тарелку, штырь, проигрыватель и кучу работающих под водой телевизо-ров. Еще вроде струны натянуты какой-то странной арфы. И вот появляется Барри

Шварц в резиновом костюме и перчатках, заходит в эту тарелку, идет по кучам теле-визоров, подходит к своей «арфе» и так ле-гонько по струнам — р-раз! А в струнах напряжение 20 тысяч вольт. Ну и, конеч-но, треск, гром, телевизоры взрываются, мощные разряды голубыми клубами по струнам медленно уходят вверх. Озоном пахнет. В общем, впечатляющее зрели-ще. Другой парень из Канады строил эоловы арфы. К роялю со снятой крыш-кой были прикреплены струны длиной 100 метров. Ветер их колеблет, дека резо-

нирует, и становится слышен… Да, голос ветра. Волшебное такое созвучие… То же самое он делал, прикрепляя струны ко дну реки. И вода играла ими. А еще один человек научился моделировать в огром-ном стеклянном сосуде водоворот и сни-мать звук этого водоворота. Такая, знаете ли, Wassermusik. Я употребляю термин «музыка» в весьма условном, разумеется, значении. Но к бикапонии Германа Ви-

ноградова оно применимо. По крайней мере формально. Когда-то давно, когда творчество андеграунда было модной темой, кинорежиссер Игорь Таланкин решил снять фильм «Осень в Чертано-во» и пригласил Гарика сделать звуковое оформление этого фильма. Но времена были строгие, еще советские, и поэтому киностудии, чтобы заплатить создателю звукового оформления, требовалось по-лучить от него нотную партитуру напи-санного для фильма произведения. При-шлось нанять человека, который с записи бикапонии таковую партитуру написал. И она существует. Хотя, надо признать, в музыкальном авангарде прошлого века были партитуры самые невероятные…

С тех пор времена еще изменились, терминология утратила жесткость, и не-

Мир изменился. Интернет рас-кинул свои щупальца и позволил собрать всех психов, которые занимаются деланием музыки из хаоса звуков

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

61опознанные пространства между светом и звуком, в которых работает Гарик, мож-но назвать просто звуковым ландшаф-том. Или даже звуковой скульптурой. Недавно в Мексике и в Венесуэле про-шел как раз фестиваль звуковых скуль-птур. Суть в следующем: на определен-ной волне радио неделю или две вместо новостей транслируются какие-то звуко-вые ландшафты. Или скульптуры — как понравилось назвать это мексиканцам. То есть то, что нельзя однозначно квали-фицировать как музыку. Хочешь — слу-шай. Хочешь — не слушай. В общем, би-капония там прозвучала.

И что же? — спросит наверняка кто-нибудь. В чем смысл всех этих опытов и ландшафтов? Кому от этого радость? И кому от этого честь?

Я, признаться, ответа на эти вопросы не знаю. Мы имеем дело с каким-то очень предварительным результатом. Но, во всяком случае, в культуре открылись какие-то неизвестные измерения. По-своему интересные. Другие люди — они по преимуществу изобретатели. Осваи-вать их опыты, придавать им более при-вычный и товарный вид, тиражировать их и получать прибыль будут, скорее всего, люди пообыкновеннее. А я могу воспользоваться только ссылкой на ав-торитеты. Скажем, в разное время бика-понию слушали Софья Губайдуллина, Альфред Шнитке, музыканты «Кронос квартета», ведущие психиатры Москвы и работники КГБ. И все были глубочай-ше впечатлены. Потому что в своем окон-чательном, зрелом виде бикапония — это трансовое, магическое, шаманское действие. В котором сливаются звуки, шорохи, шепоты, топот слона по крыше, железнодорожные переборы железа, ав-томобильный скрежет… А потом что-то лопается, что-то шипит, потом — огни, огни, огни и вдруг — дзынг! — какой-то взрыв, возмущение металла, какое-то извержение звуков, которое постепен-но успокаивается, как взволнованная глубокая вода… И сам Герман, лысый, босой, голый по пояс, почти незаметно перемещаясь в своем металлическом космосе, так же незаметно управляет

всеми этими звуками, вспышками и от-блесками, и потому невозможно сказать, что играет струнами нашей зритель-ской души — каскады звонов, эхо, гул или весенняя капель, вдруг откуда-то из детства просеивающаяся на расстелен-ную фольгу, или столб огня горящей ду-шистой полыни, вдруг с сухим треском взвивающийся посреди зала. Все, все ре-шительно воздействует на глубочайшие пласты человеческой психики. Некото-рые на концертах вспоминают глубокое детство, у некоторых высвобождаются мощные ассоциативные картины… Вот, в частности, психиатров и работников КГБ интересовало, нельзя ли создать такую магическую звуковую ткань, ко-торой можно было бы спеленать челове-ка, чтобы он раскрывался как ребенок. Спецслужбы всего мира чрезвычайно интересуются эзотерикой. Но все никак не могут воспользоваться эзотериче-ским знанием. Может быть, другие там не служат?

Милиционер и шкурка соболя

Герман Виноградов прожил необыкно-венно интересную, плодотворную, на зависть творческую жизнь. Я говорю «прожил» с величайшей осторожностью, объяснять которую не нужно. И в то же время Гарик не мальчик, ему уже стук-нуло 50. Не так уж мало осталось в про-шлом. Он состоялся как поэт, как худож-ник, как фотограф. А что до Бикапо — то мы почти все уже рассказали. Бикапо — это все. Это игра трех веселых слогов, это имя (а значит, второе «я») Гарика, это тяжелая работа с металлом, это «круси-ляся» — порхающая бабочка, сотканная из невесомых металлических звуков. Я слышал Германа на разных площад-ках — и в больших залах, и у него на квартире, и везде его магическая музы-ка производит очень сильное впечатле-ние. Несмотря ни на что. То есть можно даже быть предубежденным против всей этой бикапонии, можно быть зако-ренелым противником авангарда. При-ходите. Посмотрим, что получится.

Однажды Герман решил подарить всем друзьям грандиозный концерт. Он отработал до тонкости звук каждого ин-струмента, научился просеивать свет, как сквозь душ, и по своему усмотрению устраивать то тут, то там сгустки теней. И вот когда он в очередной раз пробу-дил в своем железе живой отзвук, по-хожий на звуки колокола, что-то вдруг вторглось в эти хрупкие вибрации. Тоже звук. Звук, источником которого была во-

досточная труба. Плюс дыхание. Не ды-хание флейтиста, пытающегося сыграть проклятый водосточный ноктюрн, одна-ко настойчивое, черт возьми, дыхание. Гарик выглянул в окно — и что он уви-дел? Он увидел глаза милиционера, ко-торый пыхтя лез по водосточной трубе, завороженный неслыханными звуками. А то, что милиционер увидел, заглянув в комнату, было вообще непередаваемо. Через четверть часа в мастерской Гарика сидело все районное отделение мили-ции. Гарик отыграл программу. Мили-ционеры почтительно поднялись.

— Что это у вас, товарищ? — спросил самый первый милиционер, дружески

распознавая в Гарике представителя какой-то высокой касты в трудящемся племени металлургов.

— Бикапония, — сказал Гарик. — А-а, — сказал понимающе милицио-

нер. — Бикапония…Именно так и тогда Гарик получил

на всю жизнь будущую шенгенскую визу и все остальные пропуска. Потому что — магия. Мистерия.

Другая история связана с об-лезлой шкуркой баргузинско-го соболя, оставленной Гарику в компенсацию за то, что один человек чуть не поджег его квар-тиру. Короче, после описанных событий прошли годы. И ком-

муналка, где Гарик проживал когда-то с мамой в одной из трех комнат, вы-мерла. Тогда он решил устраивать сес-сии бикапонии прямо дома — места хватит. Поставил на лестничной клетке куклу, которая как бы встречала гостей, объявил телефон… И вот один старый приятель Гарика пришел тюда со своим другом, который хипповал, отсидел за распространение травки, но одумался и стал православным.

— Я к тому времени отлично освоил это пространство для камерных сессий, и мы работали втроем, — рассказывал Герман. — Я, Вера Сажина (трансовые практики) и Вилли Мельников (горловое

— Что это у вас, товарищ? — спросил самый первый мили-ционер, дружески распознавая в Гарике представителя какой-то высокой касты в трудящемся племени металлургов. — Бикапония, — сказал Гарик

русс

кий

пио

нер

№5.

окт

ябрь

-ноя

брь

2008

63пение, разноязыкие речитативы). И был какой-то экстатический момент, джаус, когда все же-лезо начинает звучать и вибрировать, и в это время из другой комнаты раздалось тувинское горловое пение (Вилли), вспыхнул столб огня и Вера Сажина ударилась в шаманский транс…

— Дьяволы! Дьяволы! — вдруг завопил хри-стианин — друг приятеля и, на ходу надевая пальто, выскочил за дверь, поджег гостеприим-ную куклу и опрометью кинулся вниз по лест-нице. Приятель извинялся-извинялся, а потом оставил в знак компенсации за куклу шкурку соболя. После этого случая соседи написали участковому заявление, что Герман Виногра-дов, проживающий там-то, насаждает космиче-ское сознание с помощью огня, воды и железа и завалил отходами шаманского производства шахту лифта с первого по седьмой этаж…

— Испугались… Что хочешь напишут. — Да, — соглашается Герман. — Бывает

и смешно. По-разному бывает. — А кстати, — с запоздалой хмельной дотош-

ностью стал допытываться я, — что для тебя сейчас самое важное?

— То, что я могу выступать на разных пло-щадках. В музее Сахарова. Или в Кунсткаме-ре. Или в бывшем пермском лагере (там сей-час тоже музей). Это стало возможным только сейчас, и мое искусство — оно востребовано. Раньше это никого не интересовало, кроме иностранцев. И оно помогает мне сохранить форму. Конечно, приходится много занимать-ся собой: голоданием, обливанием… Ну и же-лезо само по себе тяжелое, таскать много при-ходится. Но это нужно. Сила нужна. Понима-ешь, одним сознанием всего не сделаешь. То, чем занимаюсь я, это такая штука, что либо надо умирать молодым, либо тело должно поддерживаться в состоянии вечной юности. Если оно начнет скрипеть и вообще переста-нет выполнять то, что ему положено, — все, девятнадцатый век: высокие помыслы и пол-ное бессилие. Вечная юность должна быть маяком. Мои однокурсники кажутся мне лет на тридцать старше. Брюзгами многие стано-вятся. И они костенеют…

— А ты? — спросил я, допивая пиво. — Дадзыбреджиго гика бикапо — вот кто

я! — вскричал Герман, как древний викинг.В этот момент объявили рейс на Франк–

фурт.

текст: дмитрий филимонов фото: наталья львова Изучая животрепещущую тему оторванных конеч-ностей, Дмитрий Филимонов отправляется на ночное дежурство с микрохирургами и там на наглядных при-мерах выясняет, почему оторванные пальцы ни в коем случае нельзя помещать в морозилку и почему следует немедленно запретить ношение обручальных колец.

Никогда, умоляю вас, никогда не кладите отрезанный палец в морозилку! В Москве два десятка хирургов способны пришить вам палец, но если вы его заморозили — ни один не поможет. Если вы отрезали па-лец, положите его в сухой целлофановый пакет и завяжите. В другой пакет насыпь-те льда и суньте в него отрезанное, или, как говорят хирурги, труп пальца. А по-том — бегом в 71-ю больницу. Это един-ственное место в Москве, где оперативно сделают реплантацию: пришьют палец, руку, ногу. Здесь только уши и головы не пришивают. Потому что уши и головы не приживаются. Да, и ни в коем случае не пользуйтесь искусственным льдом — безвозвратно погубите труп своего паль-ца. Если нет обычного льда, охладите его любым другим способом. Микрохирурги видывали пальцы в пломбире, пальцы в куриных окорочках, пальцы в мороже-ной клубнике. Девочку с отрубленной но-гой везли самолетом с Дальнего Востока, и чтобы нога не испортилась, ее каким-то образом за бортом прикрепили — в гон-

доле шасси, что ли. А за бортом — минус пятьдесят. Ногу-то пришили, но обморо-женные ткани пришлось обрезать. Де-вочка потом на своих ногах из больницы вышла, но танцевать, конечно, уже не сможет. Пытаясь сохранить отрезанную часть тела, отдельные граждане по не-знанию кладут ее в формалин, в самогон, мажут йодом, перетягивают жгутом. Нет, нет и нет! Запомните: лед и палец. И все. Так можно сохранить его часов двадцать. За это время вам успеют пришить палец. И не один. Потому что хирург приши-вает палец три часа. Под микроскопом. Микронитью. Сперва соединяет кость, потом сшивает сухожилия, нервы, крове-носные сосуды, кожу. Если вы отрезали себе десять пальцев, вас будут собирать две бригады хирургов — чтобы пальцы не успели протухнуть. Руку или ногу пришьют за восемь часов.

— Приносят тебе холодную кисть, и ты сидишь, шьешь один сосуд, второй, третий и чувствуешь, как она начинает теплеть, наливается жизнью, — говорит

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

65

............. еееееддддддддиииииинннннсссссстттттттввввееееенннннннннннооооооееееееее мммммммммммммммммеееееееееееесссссттттттоооооооооооо ввввввввв ММММММММММММММоооооооооосссссссссскккккккккккквввввввввввввееееее,,,, гггггггггггггггдддддддддддддддддеееееееееее ооооооооооооопппппеееерррраааааааатттттттттттттттттииииииииииииииввввввнннннннннннннноооооооооооооо ссссссссссддддддддддддддддееееееелллллллааааааааааююююююююююююююттттттттттттт рррррррееееееппппплллллллааааааннннннттттттаааааццццццциииииииюююююююю::::: ппппппрррррриииииишшшшшшььььььюююююютттттттттттт ппппппаааааллллллллллееееееееецццццццццццц,,,,,, ррррррррррррррррууууууууууккккккккккккуууууууууууууу,,,,, ннннноооооооооооогггггууууууууууууу.....................

доктор Левченков (23 года в микрохирур-гии), махая рукой для наглядности. — Это классное ощущение, вот ради этого стоит работать.

— Я недавно пять пальцев за пятнадцать часов сделал, — гор-до молвит доктор Сухинин (13 лет в микрохирургии), шевеля для наглядности пальчиками. — В час ночи сел, в четыре дня вышел.

— Задницы у нас мозолистые, — уточняет доктор Кондратьев (16 лет в микрохирургии), подпрыг-нув для наглядности в кресле, —

мой рекорд восемнадцать часов.Верещит телефонный аппарат.— Вот свеженького привезли, — гово-

рит доктор Сухинин и берет трубку. — Алё! Сильно резаное? Ага. Пьяненький? Ага. Молоденький? Ага. Щас подойдем.

Легкий случай. Резаное предплечье. Сухожилия пересечены, кость цела. Га-

старбайтер. Украинец. Клал плитку. Го-ворит, кафелем порезало.

Гастарбайтеров привозят в микро-хирургию с мая до глубокой осени. Се-зонный завоз. Резаные, рубленые, но в основном пиленые — циркулярной пилой, «болгаркой».

Помимо этого народ сует руки в бе-тономешалки, штамповочные прессы, чесальные и сверлильные станки, пе-чатные машины. Промышленные мясо-рубки обычно доставляют вместе с по-страдавшим. Врачи извлекают пальцы из пельменного фарша и пришивают на место. Если, спускаясь в метро, стать на четвереньки, то пальцы обязательно попадут в гребенку эскалатора. Вме-сте с пациентом в больницу доставля-ют деталь эскалатора с застрявшими в ней пальцами. А Новый год микро-хирурги встречают за операционным столом, пришивая пальцы, оторван-

Если вы отрезали себе десять пальцев, вас будут собирать две бригады хирургов — чтобы паль-цы не успели протухнуть. Руку или ногу пришьют за восемь часов

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

67

ные петардами. Шили тут руки, от-грызенные медведями, отрубленные казацкой шашкой, старинной саблей, самурайским мечом. Но это экзотика. В мирной жизни средь бела дня люди часто теряют четвертый палец правой руки. Безымянный. При помощи об-ручального кольца. Граждане имеют обыкновение цепляться обручальным кольцом за троллейбус, отходящий от остановки, забор, который они преодо-левают, шкаф, который они переносят. Обручальное кольцо либо вырывает па-лец, либо снимает с него скальп. Сей-час делают хорошие протезы четвер-того пальца. Силиконовые. Двухсезон-ный набор: потемнее для лета и блед-ненький для зимы. С ногтем, который можно красить лаком. Но люди обычно предпочитают живые пальцы, родные, хотя пришитые не отличаются былой красотой и порой выглядят хуже проте-

за. Наблюдение: микрохирурги колец не носят. А вы уже сняли свое?

Украинский плиточник лежит на опе-рационном столе.

— Вася, ты жив? — спрашивает доктор Сухинин, выковыривая из раны обрыв-ки сухожилия.

— Ага, — отвечает плиточник.— Вася, тебе больно? — спрашивает

доктор, сшивая сухожилие.— Ага.— Вася, ты нам в отделении плитку по-

ложишь?— Все зроблю, докторочек, що скаже-

те, тільки пришийте! Впервые палец пришили японцы.

В 1968 году. Родина дала задание хи-рургам догнать и перегнать Японию. Девять лет спустя был пришит первый советский палец. Сперва это было чу-дом. Про микрохирургов писали в га-зетах: «Их меньше, чем космонавтов».

......... тттттттттууууууууууттттттттттт рррррррррууууукккииииииииииииииииииии,, ооттттттггггггрррррррыыыыыззззззззззззеееееееееееннннннннннннннннннннннннныыыыыыыыыыыеееее ммеееддддвввввеееееееедддддддяяяяяямммммииии,,, ооооооооооотттттттттттрррррррруууууууббббббблллллллллллееееееееееннннннннннннннннныыыыыыыыыыыыыыыееееееееееее ккккккккккаааааааааааззззззззззззаааааааццццццццккккккооооойййййййййй шшшшаааааашшшшшшшшшккккккккккккоооооооооооййййййййййй,,,,,,,,, ссттттттттттттттаааааррррриииииииинннннннннннооооййййййййййй ссссссааабббббббббллллллллллллллеееееейййййй,,, сссссссаааааммммуууррррааааййййссссккккккккккккииииииииииииммммммммм мммммммееееееччччччччччооооооооооммммммммммм.........

уууууууууу рррррруууууу ,, ррррр ,,, ррррууууурррр

Белая кость, суперпрофессионалы. Когда взошла заря капитализма, ряды их стали редеть. Потому что основной клиент микрохирурга — работяга Вася. А что с него взять? Суперпрофессиона-

лы уходили на большие деньги. Пластическая хирургия, опера-ции по смене пола. Остались те, кто получает удовольствие от процесса.

— Это высший кайф — ощу-щать, что ты все можешь, — го-ворит доктор Левченков, — и все пришьешь, что бы ни привезли.

— Да, мы полубоги, — скромно молвит доктор Кондратьев и зачем-то до-бавляет: — Свежепришитая нога, ожи-вая, так пахнет!

Впрочем, помимо работяг видали тут пианиста, который играет теперь с при-шитым пальцем, актрису, которая вы-ступает с пришитой кистью, командира

экипажа «Боинга», который летает с тре-мя пришитыми пальцами.

Встречаются и «отцы Сергии». Которые на спор отрубают себе конечности. Спья-ну. Или привозят человека «на трубе», подключенного к аппарату искусствен-ной вентиляции легких — ампутация кисти. Кисть прилагается. Доктор Лев-ченков ее пришивает. Ночью пострадав-ший приходит в себя после наркоза и пы-тается отгрызть руку. Как позже выясни-лось, он этой рукой свою маму ударил. За то и отпилил. Но доктор Левченков при-шил кисть на совесть. Прижилась. Боль-ной уехал к маме с двумя руками.

— Человеческие кусочки — они друг к другу тянутся, стыкуются, — объясня-ет доктор Левченков, — они хотят жить.

Здесь делают две тысячи операций в год. 97 процентов — удачные.

— Алё, — берет трубку доктор Сухи-нин. — Резаная? Ага. Молоденький? Ага.

— Человеческие кусочки — они друг к другу тянутся, стыку-ются, — объясняет доктор Лев-ченков, — они хотят жить

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

69

ддддддддддддооооооокккккттттттттоооооорррррр----дддддддджжжжжжжжаааааанннннннннннннннннннн,,, кккккккккккккккккккккккааааааааааааааааааккккккккк ббббббббббббббббоооооллллллллллььььььььььнннннннннннннноооо,,,,,,,,,,,, ммммммммммоооооеее ууууууууууууууухххххххххххххоооооооооо,,,,,,, ннннннннннннннннннннннэээээээээээээээээээээээ нннннннннннннннннннаааааааааааааааадддддддддддддддддддддооооооооооооооооо бббббббббббббббббббббббббббббббббббббббооооооооооооооооооооооооооооооооооооооллллллллллллллллллллллллллллллльььььььььььььььььььььььььььшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшеееееее,,,,,, аа?? ЛЛЛЛЛЛЛууууууучччччччшшшшшшеееееее ссссссооооооовввввввсссссеееемммммммммм ааааааатттттттрррррррэээээээжжжжжжжж,,,, ааааа??????.........

ррррр

Чеченская республика? Чем? Когда? Кри-минал? Щас подойдем.

Уж дело к ночи. Работяги заканчива-ются. В это время суток в выходной день начинается «криминальный завоз». За-бинтованные пациенты сидят в очереди на лавке.

Следующий — армянин. Огнестрель-ная рана руки, ухо полуоторвано.

— Вай, доктор-джан, как больно, мое ухо, нэ надо больше, а? Лучше совсем атрэж, а?

— Как тебя зовут, дорогой? — спраши-вает доктор Сухинин.

— Валик-джан.— Что с тобой случилось, Валик-джан?— Э, нэмножко поранился!У доктора Сухинина забинтован ло-

коть. Он тоже немножко поранился. Успокаивал пациента. Который хотел проскочить без очереди впереди Валик-джана. Пациент — сопляк, студент юри-

дической академии, толкнул Сухинина, и тот разодрал локоть о стену. Теперь со-пляк лежит на операционном столе.

— Я не хочу, чтобы он меня опериро-вал! — орет сопляк.

— Я не буду тебе мстить, — говорит доктор Сухинин, — ты мне веришь?

— Нет!— Я не хочу тебя убить. Веришь?— Ладно.— Тебя как звать?— Артур.— Что случилось, Артур?— Мы, типа, стояли с чувихой в очере-

ди, к ней приставать начали, ну я… Ну и порезали.

— Ты не любишь стоять в очередях, Артур?

— Ой-ой-ой, больно! Там все нор-мально?

— Будет нормально.— Доктор, я мизинец не чувствую!

— Это плохо. Сейчас посмотрим.— Там много кровищи вытекло?— Много.— Доктор, вы «Джеки Браун» смот-

рели? А «Бешеные псы», класс, да? Смот-рели?

— Ага, то есть нет, — говорит доктор Сухинин, сшивая крове-носный сосуд.

— Типа, насчет запекшейся крови кино есть, там девушка…

— Вот так подержи руку, — пе-ребивает Сухинин.

— «Четыре комнаты» называет-ся, смотрели?

— Да.— Кто вам там больше всех нравится?— Ну не знаю.— А мне тот психопат с большой пуш-

кой!Доктор делает перевязку, накладыва-

ет гипс.

— Сухонин моя фамилия, запомнил? Придешь послезавтра за выпиской.

— Спасибо, — говорит сопляк и, глядя в сторону, шепчет: — Простите.

Теперь на операционном столе — доктор Сухинин. Доктор Левченков на-кладывает ему швы. Операционная в пятнах крови. Подсыхая на гладком ли-нолеуме, края пятен приподнимаются, сворачиваясь в бутон. Доктор Левченков называет это «цветок розы».

— Как себя чувствуете, доктор? — спрашивает медсестра.

— Я первый раз в жизни ранен на службе, — грустно молвит доктор Сухинин.

— Такое иногда бывает, — говорит Левченков, накладывая третий шов.

— Ладно, что у нас дальше? — спраши-вает Сухинин.

— Огнестрельный перелом с Киевско-го вокзала.

— Ладно, что у нас дальше? — спрашивает Сухинин.— Огнестрельный перелом с Киев ского вокзала

рассказ дмитрия глуховского* рисунки: николай пророков

лов получился жидковатым, но за три месяца Абдурахим к такому успел привыкнуть. Расскажи он кому в родном

Понгозе, что плов можно готовить из небритых куриных ляжек, жира в которых было не больше, чем в расчерченном на квадра-ты Абдурахимовом животе, его бы точно засмеяли.

Нет, настоящий плов должен быть густым и слипшимся от желтого бараньего жира, и есть его положено, конечно, не лом-кими пластмассовыми вилками, а пальцами, уминая рис и отправляя себе в рот комки размером с детский кулак.

Но откуда ему было взять хорошего барашка в слякотной задымленной Москве? Для Абдурахима столица России оказа-лась совсем небольшой: с квадратный километр, и то вряд ли. Нет, за трехметровым бетонным забором Москва продолжа-лась, продолжалась сколько хватало глаз, но туда Абдурахиму и его соплеменникам путь был заказан.

Пробраться через КПП в ближайший табачный киоск еще можно. На далекой солнечной родине он по недоразумению и молодости сиживал, так что опыт общения с вертухаями у него остался: ты мне, я тебе.

Но за забором маленький Таджикистан заканчивался, и скупого Абдурахимова языка не хватало, чтобы отбрехаться от свирепых вечно голодных милиционеров, барражирующих вокруг строек века в поисках легкой добычи.

Культовый московский писатель Дмитрий

Глуховский продолжает плодотворное сотрудни-

чество с «Русским пионером», которое завяза-

лось с первого же выпуска журнала.

На этот раз автор предлагает свою трактовку

«жести», художественно осмыслив главную тему

номера.

Специальнодля «Русского пионера»

Пытался как-то сварщик Фарух из третьей бригады пронести через КПП кусок баранины, но охрана отобрала, и влетело всей бригаде за нее покрепче, чем за перехваченный неделей рань-ше гашиш. Правил тут было много, и не обо всех строителям рассказывали.

Но ничего, курица так курица. Обедать часто приходилось и вялой лапшой из стаканчиков, и ускользающими сосисками, так что Абдурахим не капризничал. Плов варили не просто так: всю бригаду переводили на новый объект.

Вынесенная далеко за МКАД башня «Памир», высокая, как сама гора, подпирала обваливающееся и прохудившееся московское небо. Ее верхние этажи почти никогда не были видны, облака плотно обкладывали бесконечное здание не выше его середины. Несмотря на родное имя, скучающий по дому Абдурахим о новом месте работы думал с опаской.

«На небеса — самый короткий путь», — мрачно шутили рабочие. Шептались, что на «Памире», окруженном предгорьем трехэтажных теплушек, несчастные случаи происходили чуть ли не каждый день. Подтверждений не было: отработавших на «Памире» строителей отправляли обратно в Среднюю Азию для соблюдения условностей визового режима, а оттуда везли уже на другие объекты. Правило странное, но были и постраннее, зато платили на «Памире» вдвое больше обычного.

Куриный плов, вроде бы и легкий, в кишках у Абдурахима вел себя тревожно, никак не хотел упокоиться. Сны в ту ночь виделись нехорошие: будто он надеялся добраться до самого верха башни «Памир» и все карабкался по лестнице, но конца ей не было видно. А потом кто-то сказал ему, что затея его пустая, потому что башня эта живая и все время растет...

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

73

Остальные рабочие на этаже казались необщительными и чудаковатыми, и Абдурахим решил, что посылки из Чуйской долины доходят-таки до здешних адресатов

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

75

■ ■ ■

Секретарь резво обежал вокруг машины, взялся за ручку и потянул тяжелую, словно у банковского хранилища, дверь на себя. Кротов, прикорнувший на расползшемся дива-не двухцветного «Майбаха», глянул на него мутно, зевнул и потянулся. Чертова обложка Vogue так ухайдокала его прош лой ночью, что он уже готов был пересмотреть свое пре небрежительное отношение к моделям. Девочка стара-лась, ей явно кто-то нашептал про его повышение в спи-ске Forbes.

Завтра на стройку окраинного делового центра должны были заехать кураторы и инспекция, и чтобы рутинное рас-питие шотландских резервов не превратилось в неприятный разговор об изменении расценок на благожелательность вла-стей, Кротов должен был навести на территории марафет. Заодно и кинуть взгляд на новую технику.

Прорабы и начальники объектов, шлейфом тянувшиеся за ядром секьюрити, в центре которого шагал мрачный Кротов, на подступах к «Памиру» рассеялись. Хозяин всегда уделял центральному небоскребу особое внимание, и режим там был тоже особый. Стройплощадка в стройплощадке, «Памир» управлялся собственным начальством, и попасть за забор за забором могли лишь избранные.

В кармане Кротова запиликал забрызганный сапфира-ми мобильный с особой кнопкой. В стандартных телефонах одним ее нажатием можно было соединиться с консьержем, который мог ответить на любые вопросы обладателя теле-фона в любой точке мира. Однако Кротову волшебную кноп-ку перенастроили на номер его начальника службы безопас-ности, который все эти вопросы мог еще и решить в течение получаса.

— А что, рейсовыми нельзя? Топливный кризис? На черта мы

тогда долю покупали? — бурчал в трубку Кротов, остановив-

шись у рядов хромированных агрегатов с многосложным

немецким словом на консервативном лого. — Ладно, хрен

с вами, отправьте джетом. А еще лучше — подождите пару

деньков, пусть наберется на чартер, на Ил-76 какой-нибудь,

а то велика честь мой «Бомбардир» гонять... Ничего, подождут,

никуда не денутся. Пусть у индусов порченый товар берут по

дешевке, без сертификатов, с камнями!

— Это оно, Аркадий Петрович, — одними губами сооб-

щил секретарь, деликатно указывая на парк хромированных

аппаратов.— Не стухнет же, в самом деле! — рыкнул в телефон

Кротов, в нетерпении отвешивая безгласной машине звонкую

оплеуху. — Все, решили. Со Штатами завтра разберемся.

Давай, у меня вторая линия. Да, привет. Что, всю сеть купили?

Ляле на юбилей? Ребрендинг? Была у меня идейка... Давай

назовем «Био-органика»... Или просто «Органика», точно. Ну

пусть теперь вегетарианская будет, это модно, от мяса уже

всех тошнит. Все, пока, у меня вторая линия. Да! Господи, да

перекупи его с потрохами, прости за каламбур. Сколько там

этот профессор получает, со всеми взятками и подарками?

Дай ему двадцатку в месяц, он тебе и студентов своих приве-

дет... Окупится, конечно, за неделю. Извини, у меня вторая

линия... ■ ■ ■

Предчувствия Абдурахима не обманули.

В первый же день их бригаду развели по разным эта-

жам, и, бродя по своему, шестьдесят второму, он поражался

тому, что холеная, сверкающая башня внутри оказалась дико-

ватой, полузаброшенной. Отделочные работы тут вроде как

начинались, но внезапно были прерваны, и уже довольно

давно. Кое-где голый бетон стен начал обрастать гипсокарто-

ном и даже розетками, в других местах с этими признаками

жизни спорили расписанные с пола до потолка титанические

партии в крестики-нолики и навязчивый запах прелой

мочи. Остальные рабочие на этаже казались необщительны-

ми и чудаковатыми, и Абдурахим решил, что посылки из

Чуйской долины доходят-таки до здешних адресатов. Весь

день работы не было, и заскучавший Абдурахим, просидев-

ший пять часов кряду на корточках перед панорамическим

окном с видом почти на всю Москву разом, добровольно

отправился сдаваться бригадиру. Тот вяло и даже с некоторой

жалостью поинтересовался у Абдурахима, что же ему не

сидится, прикурил одну от другой и продолжил ковыряться

в судоку. Но не успел Абдурахим снова устроиться напротив

Москвы в самой удобной из доступных человеку поз, как у

бригадира щемящими душу ферганскими распевами заголо-

сил сотовый. Рассредоточившиеся вокруг своего начальника

бездельники насторожились, как собаки, которым пообеща-

ли прогулку, да и сам бригадир напружинился, внимая отры-

вистому лаю из исцарапанного аппарата.

Через минуту Абдурахим наконец получил боевое зада-

ние: приступить к шпатлевке щелей между небрежно собран-

ными гипсокартонными ширмами и потолочными плитами.

Да, привет. Что, всю сеть купили? Ляле на юбилей? Была у меня идейка... Давай назовем «Био-орга ни ка»... Пусть теперь вегетариан-ская будет, это модно, от мяса уже всех тошнит

Еще через две минуты — после того, как он взобрался по

шатающейся стремянке, отчего-то утопленной в мотках элек-

тропроводов, к незаделанным щелям и умиротворению, силь-

нейший разряд электрического тока, пройдя от левой ступни

Абдурахима к его правой ступне, навсегда оборвал его строи-

тельную карьеру.■ ■ ■

На ухоженной гостевой парковке замерла, медленно выпуская

сквозь жабры жар и топорща акулий плавник, хищная «семер-

ка» с угрожающими номерами «Е... КХ». Рядом степенно располо-

жились два купеческих «пятисотых» с залихватски нахлобучен-

ными мигалками и триграмматонами «А... МР». Водители молча

курили, закинув головы и пытаясь узреть пик «Памира».

Сверху вниз с семьдесят восьмого этажа на них глядел

холеный пожилой мужчина в невообразимо дорогом темно-

синем костюме, нежнейшей рубашке с собственными инициа-

лами и запонками из золота 750-й пробы и алой эмали с досто-

верным изображением генеральских звезд.

— Вот руководство обеспокоено участившимися несчаст-

ными случаями на вверенной вам территории, — смакуя «Глен

Гариох» пятьдесят восьмого года, задумчиво обронил он.

— Редкие осечки, — развел руками Кротов.

— По обычному тарифу, — пожал плечами человек с гене-

ральскими запонками. — Каждая несостоявшаяся публика-

ция в прессе о смерти на ваших объектах — сто девяносто

тысяч, каждая состоявшаяся — плюс три процента к ежеме-

сячным выплатам. Мы тоже несем имиджевые риски.

— Я вот чего не пойму, — присоединился к разговору

пухлый розовощекий очкарик, придушенный английским

галстуком. — При таких-то бюджетах, что же используете кир-

гизов на стройке? Я, ей-богу, побоюсь жить и работать в самом

высоком в Азии здании, если его собирали люди, всю жизнь

прожившие в юрте... Неужели вы не можете позволить себе

добросовестных немецких рабочих?

— Можем, отчего не можем... Думали уже. Да они столько

пива жрут, печень ни к черту, — пространно объяснил

Кротов. — И работают у нас, кстати, не киргизы, а таджики.

Они непьющие. — Техника безопасности? — понимающе кивнул очка-

стый. — Ну с немцами вы меня удивили, конечно. А таджики

у вас тут ухоженные, не то что в этой псевдосталинке на

Тверской... — Обижаете, — ухмыльнулся Кротов. — У нас тут трех-

месячный курс реабилитации. Чуть ли не чистка организма

получается. Они все такими живчиками становятся, подтяну-тыми, одно загляденье.

— Приятно иметь дело с таким современным, рачитель-ным хозяином, — широко улыбнулся третий из гостей, высо-кий и худой мужчина с узким черепом и скверно замаскиро-ванной плешью.

— Ну знаете... Они ведь точно такие же люди, как мы, — развел руками Кротов и зачем-то добавил: — По счастью...

■ ■ ■

Слава Аллаху! Голова раскалывалась, рот, нос и глотку пере-полнял омерзительный горько-кислый смрад, но он был жив. Собрав все силы, Абдурахим приподнял с подушки голову и осмотрелся. Он лежал на каталке, совершенно нагой и при-крытый лишь сиротливой простынкой в застиранных крова-вых разводах. В нескольких шагах от него находился большой операционный стол, над которым сгорбились трое облачен-ных в зеленые хирургические костюмы. Что же случилось? Абдурахим помнил шпатель, стремянку, провода... Чуть не убило током, но его спасли! Воистину, русская медицина спо-собна на чудеса. Случись такое даже в самом Душанбе, наза-втра же Абдурахима уже закопали бы, чтобы не кормить мух.

Он хотел было сказать докторам спасибо, но голос еще не вернулся к нему. Это Аллах его уберег: приглядевшись к тому, что происходило на операционном столе, Абдурахим похолодел.

Трудно дыша в пластиковый намордник, от которого к прозрачным электрическим мехам уходил гофрированный шланг, на столе лежал его знакомый плиточник, Фахраддин. Похоже было, бедняге крепко досталось: возившиеся с ним врачи были основательно перемазаны кровью. Абдурахим закрыл глаза и попросил Бога, чтобы тот помог Фахраддину выбраться из этой передряги целым. Что же могло с ним при-ключиться? Неужели сорвался с высоты?

— Пече! — произнес незнакомое слово один из врачей, и сразу вслед за этим что-то тяжело хлюпнуло.

Абдурахим навострил уши. Иностранец?— Переворачиваем! Нет, вроде говорят по-русски. Просто надо было стара-

тельнее учить язык, чтобы все-все понимать, а не только строи-тельные слова.

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

77

Предчувствия Абдурахима не обманули. В первый же день их бригаду развели по разным этажам, и, бродя по своему, он поражался тому, что сверкающая башня внутри оказалась полузаброшенной

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

79— Почки! — лязгнул хирург, и Абдурахим приоткрыл

один глаз. Уж это слово он знал хорошо: таджикские почки — лако-

мая цель для милиции и скинхедов, одни норовят угодить в них резиновой дубинкой, другие — засадить заточку...

Помощник достал из-под стола пластмассовый ящик с ручкой, вроде переносного холодильника, и главный доктор что-то туда осторожно положил.

— Переворачиваем!Теперь Абдурахим глядел в оба глаза, чувствуя, как холо-

деет и намокает спина и все громче колотится сердце. Завизжала пила, смачно хрустнули кости, разошлась в сторо-ны грудина. Хирург устало утер лоб рукавом.

— Сердце! Ритмично попискивавший датчик завыл тонко и моно-

тонно. Доктор опустил подергивающийся клубень в услужли-во подставленный контейнер.

— Остальное так себе, — флегматично произнес он. — Это в рефрижератор, давайте следующего.

■ ■ ■

—А туалет, я извиняюсь, где? — плешивый поднялся из кожа-ного кресла. — Пойдем, Славик, пройдемся? — обратился он к очкастому.

Кротов проводил удаляющуюся парочку насторожен-ным взглядом.

— Ну что же, Аркадий Петрович, — оторвался наконец от окна генерал. — Теперь давайте уже серьезно с вами погово-рим. У вас замечательный бизнес. Но вы же не думали, что он может пройти мимо внутренних органов, хе-хе?

— Что вы... — Замечательный, рентабельный, мудрый бизнес. Мне

тут подготовили справку... — он опустил руку в нагрудный карман и извлек оттуда блокнот. — Население Таджикистана на сегодняшний день составляет семь миллионов двести одиннадцать тысяч человек. Данные на июль, и сейчас их раз-велось еще больше, потому что рождаемость в стране высо-кая, три целых и четыре сотых ребенка на пару — ваш бизнес требует именно такой точности, да? Рождаемость, храни господь Таджикистан, превышает смертность почти в четыре раза. Каждый год население страны прирастает на два про-цента. Газ когда-нибудь кончится, нефть иссякнет, но таджики будут вечно. Так сказать, единственный природный ресурс, запасы которого только увеличиваются. И тут — так кстати — вы со своим блестящим ноу-хау.

— Я... — Аркадий Петрович, — ласково погрозил пальцем вспо-

тевшему Кротову генерал. — Не отпирайтесь. Мы многое слы-шали о том, что человеческая жизнь бесценна. Это не так: всему есть цена. Но какая удачная мысль монетизировать этот вирту-альный капитал! Мне тут подготовили справку,— он перелист-нул пару страниц в своем блокноте. — По развитым странам, Японии и США. Почки — в среднем сто тысяч за одну штуку, две

одинаковых почему-то дороже, сразу двести пятьдесят тысяч долларов. Печень — от ста пятидесяти до трехсот тысяч. Сердце — цены доходят до трехсот пятидесяти тысяч долларов. Ну и селезенка, конечно, и прочая требуха. Умножаем — полу-чаем шестьсот тысяч долларов за комплект, плюс-минус, если все доставить быстро и в сохранности. Минус три месяца по семьсот долларов зарплаты этому комплекту, минус взятки иммиграционной службе, минус доставка органов пациентам, это, надо понимать, самое дорогое, но оптом — скидка. И так по двадцать человек в день. Красиво! Изящно, Аркадий Петрович. Да кому после этого нужен строительный бизнес?

Кротов перекрестился и шагнул к открытому окну. ■ ■ ■

Абдурахим нагишом мчался по коридору так быстро, как никог-да в своей жизни не бегал. Летел мимо рядом деловито жужжа-щих хромированных агрегатов, в которых словно в ванных отмокали тела почти всех его товарищей по бригаде... Несся мимо бесконечных рядов холодильных камер, на дверцах кото-рых, будто на дверях кабинетов, висели таблички с чьими-то именами. Перепрыгивал через каталки, расталкивал опешив-ших от такой прыти охранников...

Впереди маячило пятно света — выход на балкон. Если повезет, там окажется пожарная лестница. И тогда уже никто его не остановит, никто! В лицо ему дохнуло необычайно све-жим для этого чахоточного города воздухом... Он стоял на одном из самых верхних этажей «Памира», рыхлые облака пла-стались в нескольких десятках метров внизу, а здесь было сол-нечно, как в родной Ферганской долине, и небеса действитель-но казались совсем близкими.

Пожарной лестницы здесь нигде не было. Просто обзор-ный балкон, может быть, курилка. А выход в коридор уже пере-крыли охранники, за спинами которых маячили люди в зеле-ных одеждах.

Абдурахим с обезьяньей ловкостью вскарабкался на высо-кое ограждение и застыл, представляя, как сейчас нырнет в облака.

■ ■ ■

— Ну-ну, не надо глупостей, — генерал примирительно поднял ладонь. — У нас же не звери работают, в конце концов.

Кротов, успевший уже перекинуть одну ногу за окно, выжидающе замер.

— Пятьдесят процентов от оборота и добровольные пожертвования материала, — генерал подмигнул, — в фонд ветеранов групп особого назначения. Там это добро всегда при-годится. — Пятьдесят? — недоверчиво переспросил Кротов. — По-божески, а? Президент запретил кошмарить биз-нес, не слышали? Живи и дай жить другим, вот наше кредо. — Я не...

— Поверьте, от сотрудничества с нами вы только выигра-ете. Вот, например, вы куда сейчас деваете все то, что остается после изъятия органов? — Мы... — Это риторический вопрос, не волнуйтесь. Мне подго-товили справку. Скупили сеть киосков шаурмы и утилизируе-те. Аркадий Петрович! Ведь это до первой серьезной проверки. А вот мы давно и успешно работаем с «Микояном». И их, уж поверьте, никто никогда не проверяет. Кротов, механически кивая и вытирая ладони о штани-ны, вернулся к своему столу. Из туалета возвращались заметно оживившиеся чиновники, перешучиваясь и пихая друг друга в бок кулаками.

— Удивительные у вас сортиры, — оценил очкастый. Вот эта вот сенсорная панель и самонаводящееся биде! Вы опере-жаете свое время, чесслово, Аркадий Петрович!— Слушайте, Аркадий Петрович! А не хотите к нам в пар-тию, а? Нам ведь тоже нужна свежая кровь! — подмигнул пле-шивый.Кротов устало и понимающе кивнул, приготовился было поблагодарить за приглашение, но тут...

...За окном мелькнуло что-то большое и черное, резанул слух и тут же стих короткий вопль. Аркадий Петрович вздрогнул и присел, чиновники переглянулись. Генерал достал каранда-шик и сделал пометку в своем блокнотике. — Это по обычному тарифу, — заверил он Кротова. — Да расслабьтесь вы, расслабьтесь. Всё, хеппи-энд!

Абдурахим нагишом мчал-ся по коридору, летел мимо рядом деловито жужжащих хромирован-ных агрегатов, в которых словно в ванных отмокали тела почти всех его това-рищей по бригаде

Надо, Федя, надо!

памятка

Как быть, если вас укусила пчелаПрекрасное, но малоизвестное средство против укуса пчел — это самая обыкновенная синька. Если вас укусила пчела, сперва выньте жало. После этого смочите место укуса синькой, которой хозяйки пользуются при стирке белья (концентрированную синьку следует развести водой). Повторяйте процесс несколько раз в течение нескольких часов.

Как красить жестьКрышу из жести нельзя красить в солнечную погоду, потому что краска, нанесенная на раскаленную жесть, быстро облезет. Избегайте окрашивания в вечернее время, так как выпавшая роса попадет в краску и крыша быстро облезет. Оцинкованную жесть следует красить специальной краской для жестяных крыш, потому что другие краски быстро облезут.

Как избавиться от любых насекомых в домеСкипидара — 12 частей; керосина — 6 частей; денатури-рованного спирта — 3 части; нафталина — 1 часть. Способ применения: обмывают теплой водой щели, отверстия, в которых находятся насекомые, затем наносят кисточкой приготовленную смесь. Людям реко-мендуется покинуть помещение.

Как переместить свиньюКаждый фермер знает, как сложно переместить свинью, скажем, из загона в хлев. Для перемещения свиньи исполь-зуйте два больших куска непрозрачного материала (кар-тон, фанера и т.д.). Листы должны быть по крайней мере 1 х 0,5 м. При помощи двух помощников, которые удержи-вают листы по бокам от животного, ограничивая обзор, вы можете переместить свинью куда угодно. текст: дмитрий филимонов рисунки: анна всесвятская

Что такое раздел «Фотоувеличитель»?

здесь мы публикуем фотографии,

которые произвели на нас неизглади-

мое впечатление. В чем это выража-

ется? Мы вздрагиваем, когда только

смотрим на них или уже после того,

как вглядываемся. Те, которые вызы-

вают у нас позитивные эмоции, то

есть беспричинную радость, неж-

ность, тоску какую-то щемяшую

светлую, мы печатаем под рубри-

кой «Позитив». Негативным эмоци-

ям — боли, страданию, брезгливо-

сти, тоске щемящей темной — мы

отдаем рубрику «Негатив». При

этом секрет раздела в том, что в

зависимости от вашего настроя вы

запросто можете поменять эти

рубрики местами. И посмотреть,

что получится.

позитив

александр к

узнецов/agency.

photo

gra

pher.ru

85

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

аркадий ш

айхет/

фото

сою

з

негатив

серге

й б

орисов/ф

ото

сою

з

негатив

87

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

87

позитив

фото

сою

з

александр у

стинов/ф

ото

сою

з

позитив

89

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

негатив

александр я

куб

ович/ф

ото

сою

з

тим

оф

ей и

зото

в

негатив

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

91

позитив

тим

оф

ей и

зото

в

негатив

даниил

баю

шев

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

93

позитив

олег

виденин/agency.

photo

gra

pher.ru

позитив

тим

оф

ей и

зото

в

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

95

негатив

тим

оф

ей и

зото

в

негатив

тим

оф

ей и

зото

в

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

97

позитив

николай б

обров/ф

ото

сою

з

александр з

абрин

позитив

александр з

абрин

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

99

негатив

Всегда готов

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

103

четвертая четверть

Урок мужества. Замечательная философия. Как осадить хама и остаться в живых. Драмкружок. Буяне, или Драма на рельсах. В театр по шпалам.

Урок географии. Снисхождение. Памир как средство от несчастной любви.

инга

аксенова

Осадить хама. Поставить на место грубияна. Сделать замечание раз-бушевавшейся продавщице в мясном отделе. Прежде чем решиться на столь серьезные поступки, надо не только хорошенько потренировать-ся на тренажерах и закалить волю в проруби, но в первую очередь вни-мательно выслушать урок мужества Николая Фохта.

текст: николай фохт рисунки: анна всесвятская

Замечательная философия

Сделать замечание хулигану — это нау-ка, а не спорадическое проявление отва-ги. Так мне кажется.

Мой товарищ рассказывал, как он хо-дит на тренировки к эфээсбэшникам на боевое самбо. Выходило, что это очень круто: физические нагрузки, ударная техника, мужики все реальные, ну то есть все свои навыки им посчастли-вилось применить на живых людях. И ударную технику, и бросковую, навер-ное. В общем, товарищ очень рекомендо-вал и даже обещал и меня пристроить. А на фиг, спросил я. Да ты что, удивился товарищ, знаешь, как в реальной жиз-ни помогает! Вот давеча, говорит, вхожу в лифт, за мной пацан лет пятнадцати, дурной, поддатый, по-моему. Ну и заку-рил прям в лифте. Я ему замечание — погаси сигарету, козел. Он что-то там вякнул, а я на автомате, прям как на тренировке, комбинацию, троечку —

печень, корпус, челюсть. Понимаешь, в тесном лифте ведь такая комбинация на вес золота. Паренек отключился, я его на пятом выкинул, на свой этаж потом поднялся. Главное, силу почувствовал. А если б не тренировался, может, и про-молчал бы на сигарету. Хотя ненавижу, когда в лифте курят.

Я к эфээсбэшникам не пошел. Но исто-рия в лифте некоторое время не выходи-ла из головы.

Конечно, бить курящих детей как-то не комильфо. Но если это не ребенок, а за-коренелый? Вот ведь что: лично мне аб-солютно по фигу — курит братан в лифте, ругается громко матом, я спокойно реа-гирую. Но есть на свете люди чище, чем я. Девушки, например. У меня было много знакомых девушек, которые были лучше меня, тоньше, светлее… Так вот, нормаль-ных людей антиобщественное поведение подонков оскорбляет, приносит настоя-

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

105

...Я на автомате, прям как на тренировке, комби-нацию, троечку — печень, корпус, челюсть. Понима-ешь, в тесном лифте ведь такая комбинация на вес золота...

ита

р т

асс

Урок

1.

3.

2.

4.

Что бы я отметил?

Улыбка.

Если нарушителей морали несколько, об-

ращаться надо не к самому ярому. Если

заводить разговор с ним непосредственно,

конфликт неизбежен. Он ведь не потерпит

прямого унижения перед товарищами.

Никакой агрессии, никаких подковырок

и нарочитой хамской вежливости. Искрен-

няя заинтересованность в том, чтобы всем

было комфортно.

Говорить надо тихо, чтобы люди вокруг

ничего не услышали. Сепаратность и при-

ватность — залог успеха.

Есть, конечно, исключения. Вот недавно

возвращаюсь домой, можно сказать, устав-

ший, со стадиона «Динамо», где Кержаков

и все такое. Из лифта вываливается суще-

ство с зажженной сигаретой. Я привычно

приготовился сделать замечание в класси-

ческом стиле. Но вдруг очень ясно, будто

наяву в голове прозвучал голос товарища:

троечка — левой по печени, правой по кор-

пусу, левой в челюсть. И как-то само собой

реализовалось.

Ну правда, задолбали в лифте курить.

щие моральные страдания. Это значит, что надо оградить от страданий тех, кто на тебя надеется, дать им пусть короткое, но такое незабываемое счастье.

Это с одной стороны. С другой — наведение общественного

порядка попахивает комсомольщиной, лицемерием и фарисейством. Вот стоят трое на задней площадке, предположим, трамвая. И через слово используют одно и то же матерное слово. Ну как я могу де-лать им замечание, если всего полчаса тому назад у телевизора очень громко сказал в адрес Кержакова более обид-ные и сильные слова, когда тот не попал с пяти метров в пустые ворота? Думае-те, рядом никого не было? Было. Просто родные, точнее близкие, во время фут-бола запираются в спальне и включают там музыку погромче — только бы не слышать ничего про Кержакова, только

бы не знать, что он на этот раз учудил, скотина. А если учесть распахнутый балкон, это еще прибавит десяток потен-циальных слушателей… Так вот, есть ли у меня моральное право подойти к трои-це на задней площадке — и к порядку? То-то и оно.

Но с другой стороны, существуют ведь эти… кого мы приручили, за них отве-чать надо. Поэтому придется вставать с места, плестись через весь трамвай и вступать в переговорный процесс, ко-торый может окончиться и конфликтом.

Сделать замечание — значит, иденти-фицировать себя в сложном, запутан-ном современном мире, заявить свою позицию, выделиться, завоевать новых поклонниц своей жизненной позиции. Есть, разумеется, нюансы.

Начать с того, что правильно не дово-дить замечание до драки. Даже больше

скажу: если в результате пришлось бить-ся, миссия провалена.

Вот был случай. Я с девушкой, которая согласилась пару дней подряд слушать мои наблюдения за португалоязычной музыкой, завтракал в небольшом ресто-ране. Чужое место, непроверенное, слу-чайное. Завтракаем мы, завтракаем — и вдруг замечаю: тень пробежала по ее лицу. Что за фигня, может, устала, может, утомил я ее сравнительным анализом бразильской и российской эстрады? Да нет, не может такого быть. И вдруг слы-шу — за столиком слева, через проход, громкую и грубую речь. Поворачиваю голову. Ни хера не вижу. Надеваю очки: так вот в чем дело!

За столом четверо. Трое одеты совер-шено неприемлемо: дорогущие шелко-вые рубашки, блестючие штаны светлых тонов, золото повсюду — пальцы, шеи,

русс

кий

пио

нер

№5.

окт

ябрь

-ноя

брь

2008

107запястья. Ну ясно. Четвертый, собствен-но источник громких нецензурных звуков — огромный человек в спортив-ном костюме. Абсолютно неадекватный в своей звериной органичности: при-хлебывая коньяк, заедая шашлыком, он рассказывает, как его в Таиланде пыта-лись кинуть на кичу за то всего лишь, что отмудохал проститутку, когда узнал, что ей 12 лет. Потом, оторвавшись от тайских ментов, он устроил бузу в аэро-порту — с него пытались получить вы-ездную пошлину. Рассказ пересыпался феней и матерными словами и целыми выражениями. Я, честно, заслушался — колоритно, сука, излагал! Но, вспомнив о тени на лице спутнице, представив ее моральные страдания на фоне моей лек-ции о фаду и прочей босанове, я реши-тельно встал из-за стола и направился к рассказчику.

Конечно, важно улыбнуться перед тем, как сделать замечание:

— Уважаемые, доброе утро. Ваш то-варищ рассказывает очень интересные вещи. Но дело в том, что я пригласил сюда девушку. И мне кажется, она стес-няется. Если несложно, вы не могли бы чуть тише беседовать — девочка малень-кая совсем.

Здоровяк замолк. Ребята уткнулись в тарелки, потом переглянулись. Потом было надели на лицо дерзкое беспре-дельное выражение и стали молча смо-треть на меня.

— А чего ты ее сюда привел? Тут се-рьезные люди. Отдыхают, все свободно.

— Она юная и чистая, поэтому прошу вас, если не трудно.

— Да хрена мне, что ты просишь, — рассказчик пытался завести себя. — Не нравится, вали отсюда. В «Макдоналдс».

— И все-таки, уважаемые, я вас прошу.— Ладно, Кузьма, — слово взял чувак

постарше, — у меня дочка такая же. Ты, друг, иди, давай доедай мирно, мы тебя услышали.

Я вернулся за стол, и заставил себя медленно допить остывший кофе.

— Это что, твои друзья? — восхищен-но спросила моя слушательница.

— Нет, — выдавил я.

Чтобы как-то разбавить жутковатую атмосферу этого номера, внести разнообразие, мы отправили Александра Рохлина, главного специа-листа по светлым темам, на поиски позитива. И Александр Рохлин на-шел. В Буе, в депо. Читателю гарантированы слезы умиления и душев-ное тепло.

текст: александр рохлин фото: игорь мухин рисунки: анна всесвятская

Буяне, или Драма на рельсах

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

109Золотые маски

В народном театре Дворца культуры же-лезнодорожников города Буя ставили комедию Николая Эрдмана «Мандат». На премьеру собрался весь цвет города. Буй-ская интеллигенция — дамы в высоких прическах, ветераны в орденах, чинов-ницы администрации в изящных каш-не с янтарными брошками. В зале ДКЖ был аншлаг. Я смотрел пьесу из-за кулис, прижавшись к железной сетке с подъем-ными тросами...

В финале артисты поворачивались спиной к зрителю — занавес не работал. Когда зажигался свет, на сцену выходи-ла Нина Георгиевна Юшко — главный режиссер. Звучала музыка Свиридова «Время вперед». Пьеса-то была револю-ционная.

Затем случился банкет. В репетицион-ной зале театра накрыли столы. Белые крахмальные скатерти, белые тарелки горкой, фужеры, бокалы, рюмки, выстро-енные по росту. Когда принесли водку, все сели ужинать. Приглашенные гости поднимали тосты под горячее — котле-ты с картошкой, в ход шли домашние за-готовки — буйские соленые грибы, огур-цы и перцы. Главный художник ДКЖ и по совместительству одна из главных героинь спектакля появилась в комнате с расписным ящиком — бутафорской шарманкой. Девушка сильно волнова-лась. Она открыла крышку…

— Верно замечено, — произнесла она, — что наш театр для города — это и опера, и балет, и МХАТ, и БДТ вместе взятые… Помня об этом, мы решили отметить артистов особенным обра-зом. Премией «Золотая маска». В нашем, буйском варианте, — и она вытащила из ящика маленькую золотую маску на блюдце размером с ладонь.

Маской был награжден каждый участ-ник спектакля. За главную роль и эпи-зодическую, дебют на сцене и много-летний вклад в искусство. К своему ужасу, я чувствовал, что… завидую. Чем дольше продолжалась церемония под аплодисменты и шуточки, тем отчетли-вее я понимал, как хочу быть в числе

награжденных — слесарей и электроме-хаников локомотивного депо, путейцев, мастеров дефектоскопических мотрис, эсцебистов и специалистов Буйского химического завода. Хочу иметь имен-но такую золотую маску. Из картона, цветной бумаги и фольги, скреплен-ных обыкновенной спичкой. Потому что только в таком виде она настоящая. И журавль в небе, и синица в руке. Явле-ние, совершенно невозможное в Москве и легко представимое в Буе. «Я ведь тоже могу играть в пьесе», — горестно думал я и налегал на соленые грибы.

Город

Город Буй Костромской области живет подозрительно интересной и насыщен-ной жизнью. При весьма скромных дан-ных — 25 кв. км территории, 26 тысяч жителей, 100 км до областного центра, при отсутствии известных имен, неося-заемом участии в истории Отечества — Буй удивляет и настораживает. Есть в нем что-то отрезвляющее. Но первое впечат-ление отталкивающее. Город неброский, бледный, словно затушеванный. И если ограничить знакомство с ним вокзалом и ближайшими улицами, Буй ничем не запомнится. Вот площадь. Две мокрые пятиэтажки по бокам вокзала как встав-ная челюсть. Лед и слякоть, лужи в снеж-ной шуге, маленький Ильич свинцового цвета. Первая улица — 10-й Годовщины Октября. Приезжему человеку по ней на-лево. Гостиницы в городе нет. Единствен-ное место для проживания — дом отдыха локомотивных бригад. Раннее утро. Еще темно и можно поспать два часа. Дождь барабанит по железным крышам, тепло-возные гудки смешиваются с лязгом гру-женых колес. Когда-то в Буе находилось отделение Северной железной дороги. Потом отделение перевели в Вологду, но город сохранился как крупный узел до-рог со своим локомотивным депо и про-чим хозяйством. Железную дорогу слыш-но из любой части Буя.

Улицы Буя сохранили строгую при-вязанность советскому времени. Имена предельно символичны, что выглядит

даже стильно. Улицы: 1-го Мая, 9-го Янва-ря, 3-го Интернационала, 10 Годов Октя-бря (именно так написано на одном из домов). Улицы Маркса, Ленина, Комму-нистов, Революции… Улица Социализма, между прочим, заканчивается ажурной железной аркой и надписью: «Горсад «Бе-резки». Социализм, умиротворенный бе-резовым ситцем… Спрашивается, зачем лес по берегу реки называть городским садом? И где, собственно, город, если этот сад тянется вдоль улицы исключительно с деревянными домишками?

Сад был совершенно пуст и прекрасен. Снег хлопьями валил на дорожки. Бере-зы пропадали в снежном тумане. По глав-ной аллее шли две пожилые женщины в серых пальто. И одна другой говорила: «А ведь это она довела его до самоубий-ства!» «Кто она?» — переспрашивала вто-рая. «Лиля Брик, конечно…» — отвечала первая, и голоса их затихали.

Над рекой Вексой пешеходный мост. За ним Завековская слобода — один из

трех исторических районов Буя. Под мостом ледяная прорубь, обнесенная деревянным заборчиком. Я думал — купальня. В ответ со стороны слободы появляется процессия. Молодая жен-щина тянет санки с корзиной стираного белья, за санками бежит светло-рыжий пес. Женщина опускается на лед, поло-жив под колени деревянную дощечку, и принимается полоскать белье. Пес садится на задние лапы и с умным ви-дом смотрит куда-то вдаль. Женщина меня не замечает. У нее в ушах наушни-ки и она что-то мурлычет себе под нос. Я стою прямо перед ней. На реке тихо и даже сквозь наушники слышны беше-ные фортепьянные пассажи. «Это уже слишком, — думаю я, — полынья и Шу-ман». Женщина поднимает глаза:

— Скажите, на Кострому как мне вый-ти? — спрашиваю я первое, что приходит в голову.

Женщина вытаскивает из воды мокрую, сложенную в несколько раз скатерть.

— Так и идите прямо по Вексе. Метров через триста за поворотом будет стрелка, Векса впадает в Кострому.

— А что вы слушаете? — не выдер-живаю я.

Женщина улыбается.— Азербайджанский джаз. Девушка

играет… на рояле. Азиза Мустафа-заде.— Никогда не слышал, — говорю

я и в смятении удаляюсь в сторону Ко-стромы.

Снег валит не останавливаясь. На льду сидит рыбак, похожий на живого снего-вика. Через десять минут я выхожу на стрелку — Векса соединяется с Костро-мой. Здесь в 1536 году Буй родился сна-чала как крепость, затем как уездный го-род. Кострома в два раза шире Вексы, но уже несудоходна. Когда-то по реке ходи-ли паромы к слободе на правом берегу. Сейчас же построили автомобильный виадук, а Буй и Завековскую соединяет летом понтонный мост. В выходные дни стрелка — место встреч и отдыха. Дети

катаются с горок на целлофановых паке-тах. Взрослые стоят наверху, обступив санки с закуской, и чинно, семейно не спеша выпивают. В картинке принима-ет участие полуторагодовалый буевля-нин, внимание к которому со стороны родственников падает соразмерно вы-питому. Малыш подходит к склону, са-дится на попу и катится вниз. Подвиг замечают не сразу. Родители слишком увлечены. Только когда снизу раздается рев, мамаша устремляется на звук. Есте-ственно, она поскальзывается и под гору несется уже на пятой точке. Подняться наверх она не в силах — скользко. Тогда родственники, держась за руки, выстра-иваются в цепь. Последний держится за дерево. Цепь рвется, все падают, гора пустеет. Мимо идет прохожий, тощий мужчина в драповом пальто. Он видит санки с едой и водкой. Вокруг никого нет. Быстро подходит, оглядывается, вы-пивает рюмку, закусывает отломленным кусочком черного хлеба и идет дальше,

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

111

на ходу вытирая внезапно выступив-шие слезы…

Я перехожу Кострому и по крайней улице слободы поднимаюсь к Воскре-сенской церкви… Литургия кончилась. Молодой священник служит молебен в окружении дюжины старушек и… троих мужчин. Приглядевшись к по-следним, я замечаю, что все они нездо-ровы. Улыбаются, смотрят поверх голов, чмокают губами или щурятся на солнце. Когда заканчивается молебен, женщи-ны одаривают мужчин конфетами и пе-ченьями. Один из них подходит ко мне и, тронув за рукав, говорит:

— Дашь яблоко?— У меня нет яблока, — говорю я.Мужчина без слов вынимает из карма-

на пиджака яблоко и протягивает мне. Я принимаю и возвращаю яблоко.

— Спаси Бог, — шепотом произносит блаженный. — Ты зачем приходил?

— Просто так, — отвечаю я.

За церковной оградой с высокого бе-рега виден весь старый Буй. Восстанов-ленный Благовещенский собор, бывшая земская больница (ныне детский садик). И часть Сенной площади с двухэтаж-ными купеческими особняками. Здесь и областное училище искусств, и музы-кальная школа, центр ремесел, художе-ственная школа и краеведческий музей. От площади веером разбегаются три главные буйские улицы. Но уже через один квартал старый Буй превратится в новый. С блеклыми пятиэтажками и совсем убогой высоткой — желтой ко-робкой общежития для строителей Буй-ской АЭС (ее так и не построили).

Я смотрю на город сквозь снег и дога-дываюсь, почему Буй притягивает к себе. Две реки, множество мостов и мостиков, стрелка для семейных гуляний, беседка с колоннами над спуском, кусочек кре-постной стены, заново построенной для детских игр, городской сад с березами и интеллигентными старушками, по-лынья с азербайджанским джазом. Это

очень скромное место, соразмерное чело-веку. Редкий русский город без противо-речий вселенского масштаба, подвигов и убожеств. Тихий, но не замкнутый. Кра-сивый без красивостей. Скромный город, похожий на рассказ Чехова в котором «действия мало, зато двенадцать пудов разговоров и пятнадцать пудов любви…»

Дворец

В Буе целых две точки культурного ро-ста. Это очень много для такого неболь-шого города. Муниципальный центр расположен в бывшем кинотеатре «Луч», здании 1952 года с каменными колонна-ми. Железнодорожный, соответственно, во Дворце культуры железнодорожников на улице Октябрьской Революции. В по-следнем с 1929 года находится буйский народный театр. Железнодорожная тема в Буе уже более ста лет занимает первое место. В 1905 году была открыта ветка, со-

единявшая Санкт-Петербург и Урал через Буй. В городе построили вокзал. Он до сих пор прекрасно сохранился, также как и церковь Николая Угодника, соединенная одной стеной с его восточным крылом. Без ложной скромности, железнодорож-ники — локомотив буйской культуры. Прежнее деревянное здание ДК было построено методом народной стройки. К сожалению, оно не сохранилось. А на-родный театр, кстати, единственный на всей Северной железной дороге. Думаю, что и в областях Ярославской, Костром-ской и Ивановской такого не сыщешь. Разнообразие форм и способов выраже-ния творческой инициативы горожан поражает воображение. В сухих цифрах это выглядит следующим образом. Во дворце насчитывается 64 клубных и до-суговых объединения, 12 из них в зва-нии народных коллективов. Все педагоги ДКЖ с высшим образованием. В наличии имеется свой историко-краеведческий музей, звукозаписывающая студия, бан-кетный, танцевальный, тренажерный

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

113

и бильярдный залы. Салон-ресторан «Элегия», где проходят встречи общества буйских поэтов, литературные собрания, детские утренники. Если не считать про-стых обедов для служащих, то редкий прием пищи обходится без маленького театрального представления силами са-модеятельности. Чтобы попасть в «Вечер-нее кафе», нужно записаться в очередь за две недели вперед. Банкеты, свадьбы, дни рождения, встречи ветеранов, по-минки, проводы в армию, на пенсию — весь город здесь. В буквальном смысле. Танцевальный зал в мраморе и зеркалах. В концертном зале дворца за год случа-ется 420 полномасштабных культурных мероприятий, на которые приходят 140 тысяч посетителей. Свободных мест не бывает. Все билеты от 10 до 70 рублей. Концерты, встречи, елки, спектакли, се-минары, железнодорожные и профессио-нальные праздники…

Хозяйкой всего этого культурного буй-ства является Татьяна Евгеньевна Тукма-

чева. Совершенно царственная особа. По определению родного внука — «бабушка-генерал»! У этой женщины тихий голос и абсолютная уверенность, что все во-круг нее должно быть красиво. В любом уголке дворца, будь то кухня кафе или лестничный пролет с мини-оранжереей, чувствуется ее властная рука. Татьяна Ев-геньевна родом из Буя. Она сама ходила в ДКЖ, когда тот еще был деревянным. А с внучкой основателя театрального кружка в одном тимуровском отряде но-сила воду немощным бабушкам. Затем Та-тьяна Евгеньевна окончила музыкально-педагогический факультет костромского пединститута и на десять лет уехала в Пермь преподавать в местном музы-кальном училище. Возвращаться она и не собиралась. Мужу предложили хорошую должность на строящейся Буйской АЭС. Но пока он увольнялся с прежней работы, хорошая должность уплыла. Тукмачевы вернулись в Буй, где Татьяну Евгеньевну даже в пионервожатые не брали. По зна-

комству устроили заведующей детским сектором в старом ДКЖ. Приходилось дежурить на дискотеках. Она стыдилась, скучала, не понимала, за что вообще по-лучает зарплату. И начала с того, что соз-дала несколько хоровых коллективов. Дело стронулось с мертвой точки. Вскоре у нее запело полгорода. Врачи, педагоги, железнодорожники. Она ко всему подхо-дила крайне серьезно и требовательно. Ставила голоса, работала над репертуа-ром, шила костюмы. Следующим шагом было создание клубов по интересам. Она словно запустила моторчик буйского са-модеятельного творчества. Через пять лет ей предложили стать директором ДКЖ. Дворец к тому времени пребывал в запустении. Самодеятельных коллек-тивов почти не осталось. Но ее это уже не смущало. В 1990-м ДКЖ переехал в новое здание. В 2007 году она добилась корен-ной реконструкции огромного танце-вального зала. В этом году замахивается на зал зрительный и сцену. Под крыло

царственной Татьяны потянулись увле-ченные люди. Таким образом ожил в Буе и народный театр. Его нынешний глав-ный режиссер Нина Георгиевна Юшко руководит театром уже двадцатый се-зон. Родилась на Вологодчине, шестой ребенок в семье учительницы и мастера леса. Окончила культпросветучилище в Кириллове по специальности «руко-водитель драматического коллектива». Двенадцать лет работала в Донбассе, а по-сле вернулась на север. За двадцать лет на сцене ДКЖ поставила более 35 спек-таклей по пьесам Островского, Чехова, Эрдмана, Шеридана, Шиллера, Мольера, Филатова…

Обе дамы, директор и режиссер, похо-жи друг на друга. Я думаю, именно цар-ственностью.

Премьера

— Когда-то было время, — говорит Нина Георгиевна, — мне отдавали сцену за две

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

115

недели до премьеры. Мы загодя ставили декорации, заряжали актерский инвен-тарь, репетировали и прогоняли. Потом время на подготовку сократилось до не-дели. А сейчас на все про все остается один день… — режиссер вздыхает. — Очень много мероприятий, сцены на всех не хватает.

Я чувствую, как она волнуется. Ходит по сцене и за кулисами, раскладывает в гримерках костюмы, платья, усы и бо-роды. Спектакль начинается в пять вече-ра. Декорации к «Мандату» скупые, ми-нималистские. Слева — стена в безликих обоях и три картины на гвоздях. У стены кушетка с покрывалом. Справа — обе-денный стол и три стула и на авансцене древняя козетка из бамбука. Юшко про-бует звук и свет. Задник абсолютно чер-ный. Только в начале спектакля поверх него вывешивают белый длинный холст с рисунком: царская корона, зажатая между серпом и молотом. Актеры соби-раются за кулисами. Одни гримируются, другие повторяют сцены в полсилы.

Шарманщик: — У меня, сударыня, инструмент

светский. К свежей музыке приспосо-блен… тьфу ты, перепутал… к свежему воздуху…

Голоса за сценой:— А как бы мне с «коммунистами» по-

репетировать?— «Коммунисты» придут только

в 16.30. У них смена. Раньше не отпу-стят.

— Варвара, ты отлично выглядишь с этим гримом. Типичная моль в обмо-роке…

Варвара: — Я и есть моль в обмороке… Лучше

посмотри из зала — веснушки видны? Не видны?!

С главным героем пьесы я знаком с утра. Его рабочее место в ПЧ-10. По роли — Павел Гулячкин, в жизни — Валерий Томанов. Начальник дефекто-скопической мотрисы АДЭ-1 Коренной

буевлянин, на железной дороге две-надцать лет, в народном театре — семь. Томанов-Гулячкин демонстрировал мне коллекцию выявленных его бригадой порченых рельсов. Ужасаясь дефектам плетей, я спрашивал артиста:

— А как же искусство перевопло-щения?

— Бросьте! Какие перевоплощения? Этому учится надо в Москве или Питере. Но тогда ты уже не железнодорожник, а актер. А мне просто нравится играть…

Время неумолимо приближается к пяти часам. На сцене включены ми-крофоны, актеров просят разговаривать шопотом — все слышно. Нина Георгиев-на улыбается как-то очень жалостливо. Когда раздается третий звонок, она сто-ит в узком коридоре возле гримерных и произносит: «Господи, спаси и сохра-ни нас». Открывается дверь в закулисье. Артисты на цыпочках проходят на свои места и замирают. Я смотрю в дырочку в занавесе. Зал битком. Свет незаметно гаснет. Умолкает музыка… и одно мгно-

вение ничего нет, кроме густой, непро-ницаемой, давящей темноты. Время останавливается. И становится, страш-но. Слышно, как екает сердце. И тогда все рушится. Словно стена падает под ударами фортепьянных аккордов 15-го этюда Скрябина и стихов Блока в пре-людии к спектаклю. Я вижу, как, отвер-нувшись от сцены, истово крестится Юшко и как в снопе света, падающем за кулисы, бегут мурашки по рукам глав-ной героини. Открывается дверь, и жен-щина в белом колпаке передает за кули-сы каравай хлеба. Я не успеваю понять, для чего он нужен. Но тонкий запах но-вого хлеба заполняет все пространство темных и пыльных кулис. И в этот мо-мент я отчетливо понимаю, что сейчас начнется что-то необыкновенное. Нео-быкновенное, как новая жизнь. И новая жизнь начинается словами: «А сюда, ма-маша, мы повесим картину «Вечер в Ко-пенгагене»!

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

117

Антон Уткин поступает в данном случае, как подобает настоящему герою: от несчаст-ной любви он убегает в горы. Причем не в какие-нибудь, а в семитысячники Памира, в Кашгарию, где до него русская нога навряд ли ступала. Именно там, мучимый гор-ной болезнью, он совершает грандиозное, хотя и вовсе негеографическое открытие.

текст: антон уткин фото: любовь аверина рисунки: варвара аляй-акатьева

Осенью девушка, с которой я встречался все лето, призналась мне, что ждет ребен-ка от другого. Я вышел из «Кофемании» около Консерватории, где меня настигла эта весть, и пошел вниз по Никитской. Разноцветные огни машин и рекламы хлестали по глазам. Навстречу на слепя-щий свет витрин спешили довольные, беспечные люди. Кто эти люди, спросил я себя, я не знаю никого из них. Тем вече-ром я почувствовал избыток всего и чет-ко осознал, что я лишний в этом городе, в городе несбывшихся надежд.

— Ты слышал? — спросила меня Люба по телефону. — Наши рафтеры пропали в Китае. В Синьцзяне.

На следующий день я пил пиво и следил по телевизору за эпопеей про-павших рафтеров. Все кончается, думал я, не успев начаться. Так мы живем. Так, черт возьми, мы сейчас живем... «Само-

лет МЧС приземлился в Хотане», — ска-зал диктор телевидения, и тут я понял, куда я унесу свою больную душу. Эта простая мысль была как озарение, и не-которое время я, стоя посреди комнаты, любовался ее лучами. Теперь я хотел только одного — сидеть у подножий Конгура и тихо медитировать, забыв о том, что предстоит еще вернуться в этот зачумленный город и какое-то время принимать участие в его бестол-ковой жизни. Тем же вечером я объявил Любе о своем решении.

— У тебя есть деньги? — недоверчиво спросила она.

— У меня есть деньги, у меня есть вре-мя и у меня есть твердая решимость, — ответил я с неброским достоинством.

С Любой мы познакомились восемь лет назад и быстро нашли общий язык. Наши воззрения на основные вопросы

Снисхождение

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

119

жизни совпали, главным образом в том, чтобы неутомимо иронизировать над со-бой и друг другом практически в любых обстоятельствах. У нее тоже накопились вопросы к своей личной жизни, поэтому к концу нашего разговора как-то само со-бой было решено, что Люба войдет в со-став моей экспедиции вторым номером. Люба работала в некой крупной ино-странной компании и была там на осо-бом положении, что позволяло ей в лю-бую минуту бросить все и оказаться то в Архызе, то в Камбодже.

В Кашгарии, где пропали злополуч-ные рафтеры, я мечтал побывать с дет-ства, с тех пор как прочел Марко Поло. И вот теперь, спустя такое количество лет, исполнение моей мечты приблизи-лось вплотную. Я надеялся, что путеше-ствие, полное впечатлений и, вероятно,

приключений, исцелит меня от недуга, причины которого я уже описал.

Когда нужно каким-то одним словом родить в воображении образ Востока, то называют обычно или Дамаск, или Баг-дад, или, на худой конец, благородную Бухару, совершенно упуская из виду великолепный Кашгар. Это и неудиви-тельно, ведь Кашгария — эта прихожая Тибета — уже была охвачена европей-ским географическим знанием, когда виртуальный поезд братьев Люмьер не-однократно прибыл на станцию назна-

чения. Великие географические откры-тия закончились именно здесь, и если бы в Гражданской войне победили бе-лые, российские бойскауты играли бы в Корнилова, Маннергейма и, конечно, в Рериха, ибо Рерих непременно просла-вил бы себя при любой власти.

Мы улетали из Москвы в ночь Могу-щества и Предопределения, в которую согласно мусульманскому преданию пророк Джабраил спустил с небес Му-хаммеду представление о правой вере. В Урумчи мы делали пересадку на другой самолет. Бессонная ночь, бесконечный кофе, пряная обстановка незнакомой страны, отблеск чувств, источник кото-рых остался дома, ввели меня в стран-ное состояние измененной реальности. Мне мерещились высеченные в скалах города, гигантские джинны и охраняе-мые ими сокровища — яхонты и лалы, насыпанные в чаши из яшмы. Все эти на-звания — Яркенд, Хотан, Янги-Гиссар — ласкали слух, как пение райских гурий. Над Памиром занималась заря такого густого и в то же время чистого цвета, какого мне не приходилось еще видеть. Глаза у меня слипались, и я то и дело на несколько минут проваливался в сон, а потом опять смотрел в иллюминатор, за которым солнце обретало мощь, неви-данную в полночных странах.

Стояли последние дни рамадана, по-есть было решительно негде, ибо то, что предлагали китайские харчевни, до-стойной пищей нами признано не было. А посему мы решили немного отложить чревоугодие и знакомство с самым зага-дочным городом Востока и устремились в горы на стареньком «Фольксвагене», которым беспечно управлял малень-кий, полный и веселый человечек. Чело-вечка звали Фатих, и по выражению его лица было видно — то, что встречалось ему на пути, было для него просто, ясно, приветливо и понятно. И нам без труда удалось разделить этот взгляд на мир.

По обе стороны дороги — хлопковые поля, частоколы тополей, глиняные ма-зары. Через некоторое время оазис кон-чился и снова в жарком мареве тянулась серая безжизненная пустыня, а впереди

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

121

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

123парили как облака белые глыбы Конгура и Музтаг-аты. Нефритовые горы. Солнеч-ные батареи на саклях. Но чем диковин-нее становились пейзажи, тем крепче за сердце хватала тоска, и становилось ясно, что все чувства, возникшие однаж-ды, находят свое место в темноте наших душ и пребывают там как притаившиеся вирусы, как архивированные файлы.

Во время коротких остановок Фатих брал у меня блокнот и мы начинали изъясняться пиктограммами. Пытаясь понять, в каких отношениях находим-ся мы с Любой, он неуклюже рисовал два наложенных друг на друга сердца, потом сердце, пронзенное стрелой, но, видя всякий раз отрицательный ответ, сокрушенно качал головой, признавая, что не в силах постичь те узы, которые нас связывают. Еще Фатих поинтере-совался, мусульмане ли мы. Вместо от-вета я показал ему крестообразно сло-женные пальцы. Фатих глянул на меня с изумленным сожалением, как смотрят на неразумных детей, не понимающих своего счастья.

На перевале бег нашего авто смирил контрольно-пропускной пункт. Доку-менты проверял молоденький лейте-нант китайской пограничной стражи. Наши российские паспорта он разгля-дывал с интересом и затаенной тоской, так что тут же вспомнилась «Татарская пустыня» Дино Буццати. Наверное, для лейтенанта, у которого под кителем на-дет толстый свитер, эти документы — напоминание о некой благоустроенной цивилизованной жизни. Сам он имеет вид человека, который охраняет что-то такое, что и для него самого является тайной. Здесь на перевале небо начина-ется сразу над головой. Кажется, стоит вытащить из-под лейтенанта табурет-ку, забраться на нее — и можно трогать небо рукой.

Вот наконец и озеро Кара-Коль блещет изумрудной чашей. Может быть, то са-мое, которое искал Ходжа Насреддин. Озер с таким названием в Центральной Азии столько же, сколько на среднерус-ской равнине деревень Поповок. Дорога огибает озеро и идет в Ташкурган, но

мы выходим именно здесь. Отсюда на-чинается наш подход к величайшим се-митысячникам Памира. Однако судьба приготовила нам нешуточное испыта-ние: на озере Кара-Коль мы двое суток валялись в горняшке, а это, пожалуй, покруче морской болезни.

У меня голова заболела еще в Кашгаре, неимоверно боль усилилась в машине, а в гэст-хаузе на озере немощь букваль-но обрушила меня на койку, заправлен-ную серым армейским одеялом. Еще бы: за каких-то пять часов мы вознеслись на высоту более трех с половиной ты-сяч над уровнем моря. Люба, ушедшая бродить с фотоаппаратом, вернулась в сумерках и тут же застонала рядом со мной. Эти звуки были столь громкими,

что проникали сквозь тонкие перего-родки гэст-хауза; они были настолько вариативны, что мне по неискоренимой пионерской привычке мучительно хо-телось оправдаться перед обслуживаю-щим персоналом: «Товарищи! Это не то, что вы думаете! Мы не такие! Спросите у Фатиха!» Любое усилие в этом состоя-нии требовало необычайного напряже-ния воли, а хватало ее только на то, что-бы не ходить под себя и кипятить воду. Мы жадно пили, густо заварив чай, в на-дежде прийти в себя. Черный купол неба был будто забрызган звездами, но нам было не до него. Это была даже не крем-нистая крошка, а какие-то пятна, мед-ленно стекающие по небосклону. Гэст-хауз стоял в окружении мазаров — гли-няных мавзолеев. Но не было даже сил

поинтересоваться, какие герои нашли покой, чем запомнились, что завещали. Болезнь изнуряла. Конгур дышал студе-ным ветром. Я колол его ледорубом, как кусковой сахар, а куски чудесным обра-зом превращались в правильной формы таблетки бессильного цитрамона. А звез-ды капали сверху, намокший сахар кро-шился в пальцах, я брал строительную кисть, макал паклю в ведро с известко-выми потеками и изо всех сил брызгал на небо, восполняя стекающие звезды. В общем, это был бред.

А потом все прошло: боль исчезла, солнце перестало резать глаза, мир

улыбнулся, хотя и несколько лукаво. Я созвал аборигенов, достал скачанную из интернета генштабовскую карту и по-казал маршрут, но столпившиеся вокруг киргизы только недоверчиво покачи-вали головами. Знаками я дал понять, что намерен исполнить свой каприз непременно — с их помощью или без нее. В конце концов один парень выра-зил согласие послужить проводником. Сотрудник гэст-хауза, уйгур, немного говорящий по-английски, сообщил, что проводник возьмет нам в помощь ло-шадь и вьючного яка. Однако к моменту старта об этих спасительных животных как-то речи уже не было.

Нашего проводника звали Йылдыз, в его узких глазах-щелях отроду словно бы не бывало никакого выражения, даже пресловутой восточной невозмутимо-сти. Мы знали несколько тюркских слов,

как-то «су», «сют», «кара», «йок» и «якши», он же не знал ни слова ни по-русски, ни по-английски, ни даже по-немецки, на что втайне и в простоте своей уповала Люба. Но, поставленные в одинаковые условия, все мы блестяще подтвердили известную теорию лингвиста Бенжаме-на Уорфа и прекрасно понимали друг друга без каких бы то ни было слов.

Презрев опасности и благоразумие, выступили мы в неизвестность. Мой рюкзак весил тридцать пять, Любин — тринадцать. Кто бывал на высокогорье, нас поймет. Солнце смеялось над нами белыми лучами, и пучки саксаула сли-вались вдали в золотистый покров. По широкой желтой долине растекалась стеклянными струями Кенгшибер-су. Мохнатые яки часами стояли в ледяной воде, обмакнув туда космы. Черные не-подвижные точки верблюдов пятнали возвышенности. Долина была столь обширна, что, когда на горизонте, зам-кнутом Сарыкольским хребтом с его малахитовыми вставками, появлял-ся всадник, можно было держать его в поле зрения часами. До сахарной го-ловы Музтага было подать рукой. Вели-кий Свен Гедин четырежды ступал на его склон и четырежды вынужден был отступить.

— Вообще прям, — сказала Люба, и я был с ней согласен.

Ночью температура упала до минус двенадцати. Утром берега были схваче-ны голубым льдом, и куски сала плыли по реке до полудня. Йылдыз все вре-мя спал в своей палатке. От салями он с презрением отказался, а вот «Аленку» скушал с удовольствием. Он вертел в ру-ках обертку, долго вглядывался в черты девочки в платочке, и впервые в жизни, проследив за его взглядом, я увидел, что девочка-то грустна и напуганна, словно только что раскулачили и сосла-ли ее родителей.

Вот-вот должен был выпасть снег, и мы рисковали быть отрезанными от мира живущих. Еще через день нас посетили сомнения. А на пастбище Торбулун мы поняли, что нам не взять перевала Янбу-лак. (Бывает, бывает такое.)

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

125

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

127— Сколько там за рафтерами самоле-

тов прилетело? — задумчиво спросила Люба.

— Два вроде — буркнул я. — За нами прилетят четыре, — сказала

Люба, — только телефон что-то не берет. Уж не знакома ли моя спутница кое

с кем из могущественных государствен-ных мужей? Я не уточняю, но уверен-ность ее тона заставляет верить на сло-во. Я, конечно, не против исполнения властью некоторых общегражданских правил в отношении меня, но быть обя-занным правительству в этом смысле мне не хотелось. Я представил себе, как девушка, ожидающая ребенка, девушка с жемчужной сережкой, девушка, кото-рая поет, девушка с характером и еще несколько девушек без столь ярко вы-раженных индивидуальных признаков, в глазах которых, тем не менее, мне хо-телось выглядеть настоящим снежным барсом, в один прекрасный момент включат телевизор и увидят следующую картину: огромный «Ил», бодрые подтя-нутые парни из МЧС, (понятно, герои, вот еще спасли каких-то недотеп), по трапу спускаюсь полуживой я — в воло-сах преждевременная седина, а на руках у меня бездыханная Люба, а то и наобо-рот. В общем, потеряна будет не только моя личная честь — под угрозу будет по-ставлена честь русского имени.

— Ну, добро, халял, — процедил я сквозь зубы, — возвращаемся.

И добавил:— Живи, но помни...Эта ночь почти ничем не отличалась от

предыдущих, ну разве что было еще на несколько градусов ниже нуля. Йылдыз по своему обыкновению спал, Люба сто-нала от холода, ветер рвал палатку, а я ме-ланхолично, как четки перебирал в уме какие-то отрезки времени, может быть, это были минуты. Я успокаивал себя тем, что как председатель совета отряда несу ответственность за Любу, что великий Свен Гедин сто лет назад тоже потерпел неудачу в этом самом месте. А Люба уте-шалась яркими представлениями о бла-гах цивилизации, которых она сподобит-ся вкусить уже через трое суток...

Йылдыз, когда мы указали ему в ту сторону, откуда пришли, не выказал ни радости, ни сожаления. К полудню тре-тьего дня мы вышли к стойбищу и тут же были окружены толпой его веселых соплеменников, хитро смотревших на нас. Киргизы мгновенно приторочили наши рюкзаки к своим мотобайкам, по-лучили оговоренную мзду и укатили к гэст-хаузу. Мы же были предоставлены самим себе. Еще раньше мы были наслы-шаны, что сарыкольские киргизы теши-ли себя грабежом, но главное мы уже потеряли. Было бы стыдно, когда бы не было так тяжело. И когда на перевале, ве-дущему к озеру Кара-Коль, я бросил по-

следний взгляд на долину, какой-то но-вый всадник все так же двигался между памирскими исполинами, укутанными в снежные чалмы. Вот это и запомнится до самой смерти: вязкая податливость Азии и этот вечный всадник, который бесконечно долго едет по горной долине длиною в жизнь...

В Кашгаре мы поселились в самом цен-тре, где гранитный Мао воздетой дла-нью благодушно осеняет свое государ-ство. Утверждают, что здешний памят-ник самый большой во всем Китае, но главную достопримечательность Каш-гара безусловно составляет его древняя часть. Старый город — это и есть то, чем Кашгар славится в мире экзотики. Одна-ко с этими лабиринтами глинобитных улочек сейчас происходит примерно то, что уже произошло с Остоженкой.

Китайские кварталы, изобилующие сте-клом и железобетоном, довольно произ-вольно монтируются в ветхую, но живую ткань древних кварталов.

Днями слоняемся по улицам, полным чада, живого огня, уличных торговцев, дервишей и очадрованных женщин. А то снова пьем кофе, но уже в кафе, устроен-ном по-уйгурски. Нам некуда больше спе-шить. В интернет-отчетах, изученных пе-ред нашим дерзким броском, говорилось только об одном месте в Кашгаре, где можно выпить настоящего кофе, — мы нашли пять таких мест; говорилось об одном пункте обмена валют — мы наш-ли еще два; говорилось... в общем, что бы

там ни говорилось, за неделю в Кашгаре мы сумели разрушить почти все интер-нетские мифы и создать свой. В самом деле, что еще делать неудачникам? За-пивать свои неудачи кофе и успокаивать нервы созерцанием подробностей чужой непривычной жизни. Вот вереница бело-зеленых такси без единого пассажира. Вот повозка с тыквами, влекомая задум-чивым осликом. Вот группа высоких ху-дых пакистанцев. Вот детвора в голубых спортивных костюмах, которые служат здесь школьной формой, с пионерскими галстуками на шее. Эти алые треуголь-ники нежнейшего хотанского шелка продаются здесь повсюду, как сигареты. В любой лавке висят они гроздьями, как связки зеленого лука. Не знаю уж, как

именно обращаются пионеры-уйгуры со своими галстуками, что потребно такое количество запасных, но размах этого пионерского дела внушает уважение.

И тут смысл нашего весьма спонтан-ного путешествия открылся нам. И наш смятенный дух понемногу обрел себя. Мы стремились совершить открытие в некотором роде географическое, а сде-лали в некотором роде духовное. Вместо камней и льдов, вместо тяжелых испы-таний судьба подарила нам несколько неторопливых дней, исполненных ис-целяющей кофеманией. Восток свое дело знает. Девушка, ожидающая ребен-ка, уже не казалась мне серьезной при-чиной для каких бы то ни было пережи-ваний. Перевал Янбулак, оставшийся недостижимым, манил будущими по-бедами. А до поры, милостиво решили мы, пусть одной тайной в мире останет-ся больше. Хотя бы для нас.

Так что радость все-таки будет, реши-ли мы и купили на память пару пионер-ских галстуков. Все было не зря, кое-что мы сделали. Сделали как могли. Наша палатка несколько волшебных ночей стояла между двумя величайшими вер-шинами Памира. Мы медитировали, позабыв о суете мира, затерявшегося у наших ног. Мы видели пять границ, но остались в границах разумного. Пти-ца Симург помахала нам своим крылом. Светлый лик девочки по имени Ален-ка вознесся на высоту 4400 метров над уровнем моря и истаял в синем пламени сухого спирта. Через сто семь лет после генерального штаба капитана Корнило-ва мы ступили в эту часть загадочной Кашгарии. Мы сделали что могли. И ве-рим, что за нами придут другие. Очень, очень давно прочел я вот эти строки Бло-ка: «Как мало в этой жизни надо/ Нам, детям — и тебе и мне./ Ведь сердце ра-доваться радо и самой малой новизне./ Случайно на ноже карманном/ Найди пылинку дальних стран/ — И мир опять предстанет странным,/ Закутанным в цветной туман!»

И, честное слово, их магическая сила действует на меня до сих пор.

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

129

группа продленного дня

инга

аксенова

Завхоз. Люди будущего. Михаил Куснирович о судьбоносной встрече с одноклассниками. Пионервожатая. Анна Николаева о том, почему у нее нет детей. Горнист. Валерий Джемсович Дранников о светлых гранях алкоголизма. Физрук. Геннадий Швец

о китайской спортивной угрозе. Следопыт. Никита Космин о том, что мы лучше, чем о нас думают. Дежурный по столовой. Мирослав Мельник о роли смокинга в личной жизни.

группа продленного дня продленного дня группа

Все, ну просто все мне гово-рили «не пиши» — я пишу.

Все, почти все мне говорили

«не ходи» — я пошел.

То есть получилось чисто «два

в одном» — «не пиши», «не

ходи», а я пошел и теперь вот об

этом пишу.

«Не пиши» — это про заметки

в «Русский пионер», «не ходи» —

это про юбилейную встречу

с одноклассниками.

Первое действие — «форма» —

все понятно. Особенно тем, кто

читал предыдущий номер: письмо

мое на правах рекламы дошло до

адресата! Критика возымела дей-

ствие; шедевральных комиксов

больше не печатают (во всяком

случае, пока), журналистская

свобода выбора художественных

средств не страдает (тем более

что реклама пошла) — короче

говоря, надо выполнять обеща-

ния (тем более если снова зовут).

Действие второе — «содержа-

ние» — об этом и рассказ —

9000 знаков, не меньше, так

что будьте любезны... Как-то

получается, что в этом рассказе

все предыдущие темы повторя-

ются: и комплексы, и пионеры,

и роскошь, и герои, в общем —

сплошные одноклассники.

На дворе (для меня на Крас-

ной площади) — почти июнь.

И холодно. И дождь. Что завтра

июнь, понятно только потому, что

на Красной площади, несмотря

на метеоусловия, очень много

людей. Они молоды, красивы,

с бантами, с лентами, с колоколь-

чиками, с шампанским. Целуются,

бегают, кричат, стоят, в общем,

находятся в полной ажитации. И

причем это не свадьбы, как обыч-

но, а выпускники — как раз в год.

И мне, наблюдающему эту кар-

тину через огромное гумовское

окошко, в который уже раз ясно:

завтра июнь, а эти люди наше

будущее; а у меня это было так

давно, и я уже в лучшем случае

настоящее; и вот уже скоро так

мой сын... и надо все-таки пойти

всем правлением в поход на

байдарках по Псковской области

недельки на 2 — 3 или хотя бы

слетать на выходные на Байкал;

и собраться всем классом надо,

ну и так далее... Такие вот ориги-

нальные мысли. И вечереет; и на-

завтра все устаканится и только

через год снова засвербит.

Но тут согласно рабочему

расписанию на одну очень

высокопоставленную должность

в управление персонала приходит

устраиваться моя школьная

(на класс младше) подруга —

Ната лья Чецкая.

Провожу установочную беседу.

За окном банты. Настроение —

сами понимаете. Но я, не будь

дурак (начальник), демонстри-

рую наши корпоративные

общечеловеческие ценности

и собственную крутость:

звоню единственному другу-

однокласснику-партнеру Сергею

Евтееву (Юрцу, по-нашему). Он

теперь луна-парками в парке

Горького и в других местах руко-

водит и владеет. Звоню и задорно

так, громко, чтобы Чецкая слыша-

ла, задаю коронный вопрос про

встречу с одноклассниками.

Что-то я почувствовал, что на его

ответ надо громкую связь отклю-

чить. Все-таки рядом женщина,

в кабинете руководителя притом.

И точно, потому как прозвучал

доходчивый такой, быстрый

вопрос-ответ не для печати

(в «Русском пионере» тем более).

Если по смыслу, то что-то вроде:

«Это тебе зачем, дружок? Совсем

плохо себя чувствуешь?» Эх, знал

бы точно зачем, не звонил бы.

И началось — я как порядочные

Весы начал думать: таки да или

таки нет? И думать начал вслух,

так как сущностной оказалась

сама цифра — четверть века

со дня нашего выпускного!

ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА после школы —

это вам не хухры-мухры! Это для

меня первый возрастной удар!

Никакие пресловутые мужские

сорок лет не были для меня

вехой, а вот эта цифра стала!

Я отлично помню, как папа

ходил на вечера: то на 20-летие

окончания школы, то на 20-летие

окончания института. 25 лет —

это было последнее, что я помню,

самое огромное, а для меня

получается почти самое первое

Люди будущегоПосле этого выступления Михаил Куснирович уже может считаться дважды героем, потому что он совершил сразу два героических поступка: сходил на встречу с одно-классниками, хотя ему говорили «не ходи». И написал в «Русский пионер», хотя ему говорили «не пиши». Напоминаем: дваж-ды герою на родине положен бюст.

завхоз михаил куснировичита

р-т

асс

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

131

группа продленного дня группа продленного дня

и абсолютно взрослое (почти, по-

тому что мы все же собирались

на 10 лет, но я быстро ушел, так

как жена Катя была глубоко бере-

менной, а мобильных телефонов

еще не было).

Я оробел. Я позвонил маме —

она назвала тысячу причин,

почему не стоит этого делать,

и одну — почему стоит. «Эрнест

(папа) точно бы пошел».

(Как же плохо, что уже не могу

позвонить папе.)

Я позвонил своему пятнадцати-

летнему сыну Илье. Он сказал:

«Не парься, сходи, потом рас-

скажешь». Даже если и слука-

вил, чтобы я отстал, все равно

не тормознул.

(Как же хорошо, что я уже могу

позвонить сыну!)

Но наиболее опытные привлечен-

ные друзья предрекали, что на

пятнадцатой минуте такой встре-

чи девчонки поднимут бокалы за

то, что «хотя мальчиков не узнать,

а мы все те же!»

На двадцатой минуте мальчишки

выпьют за то, что «дуры вы, тетки,

что от нас бегали — мы-то сейчас

о-го-го, а от вас нам уже ничего

и не надо». А потом все зависит

от того, что раньше закончится:

выпивка или отведенное время.

Но у нас, конечно, все должно

было стать не так. Мы с Евтеевым

(Юрцом) так решили. Делаем,

мол, а там посмотрим, и... наши

помощники начали «делать».

Формулировка «вас беспокоят из

приемной Михаила Куснировича»

не проходила. Во-первых, не было

номеров телефонов, во-вторых

— понты. Понты, как это ни

странно, ликвидировать можно,

с телефонами сложнее. Хорошо,

что есть эти www.одноклассни-

ки.ru. Я этим благом никогда

не пользовался, но мои юные

помощницы оказались очень

даже продвинутые и, что самое

удивительное, мои реальные

одноклассники тоже. Через не-

делю наша адресно–телефонная

книга пополнилась 32 новыми

номерами и первичный контакт

был установлен.

От лица приемной на прорыв

была брошена еще находящаяся

на стадии испытательного срока

Валя (кстати, она благодаря

этому прорыву испытательный

срок успешно прошла досрочно);

тылы прикрывала, мягко говоря,

опытная Светлана. Текущий гра-

фик жизни моих одноклассников

открывался им как на ладони. Но

даже я не мог объяснить, почему,

например, Игорь Яшунский —

лучший хоккейный вратарь не

только нашей школы, но и всего

Перовского района, на звонок

с приглашением реагирует очень

быстро в таком духе, типа «не

мешайте, я в пробке, ничего не

едет, говорить не могу, перезво-

ните, буду». Действительно, если

уж ты в пробке — не суетись, го-

Но наиболее опытные привлеченные друзья предрекали, что на пятнад-цатой минуте такой встречи дев-чонки поднимут бокалы за то, что «хотя мальчиков не узнать, а мы все те же!»

группа продленного дня продленного дня группа

вори про школьный вальс, а там,

глядишь, и рассосется. В общем,

Светлана предупредила меня, что

лично хочет на него взглянуть.

А через это не каждый проходит

легко. Но ничего, пронесло Игоря.

Даже расцеловались потом. Но

целовались они, как положено,

в пятницу вечером 20 июня,

а пока все еще организовать

надо было.

Школа наша № 890, что на

Косинской улице, хоть изменила

номер, очень здорово нас при-

няла. Денег не просили. Нынеш-

ние преподаватели обрадова-

лись. Видно, давно к ним такие

пузатые-бородатые выпускники

не наведывались. Актовый зал

сразу дали. Учителей наших еще

помогли найти, сами прина-

рядились, даже цветы полевые

купили. Ждали.

Мы с Юрцом постоянно меняли

сценарии и меню, но это обычное

дело. Главное, чтобы на следую-

щее утро, в субботу, я в Ниццу

в 10.15 улетел. Решили не

затягивать. Сошлись на том, что

встречаемся прямо в школе, там

сфотографируемся, а посидим

в другом месте, в «Боско-кафе»,

например, на Красной площади.

Ну не Боско-кетеринг же, в самом

деле, в актовом зале организо-

вывать! Это же понты, а нам их

не надо!

Встретились. Все как предупре-

ждали. Девчонки, так сказать,

отдельным кружком, мальчишки

так называемые — отдельным.

Учителя — на крылечке смущают-

ся. Картина маслом.

И такое ощущение, что мы из

фильма «Когда деревья были

большими» — только наоборот.

Потому что тогда деревья были

маленькими, школа большая, мы

ничего не смущались. А сегод-

ня — деревья разрослись, школа

усохла, мы загруженные. Но

постепенно все начало воз-

вращаться, и даже я — органи-

затор хренов, конечно, на свои

15 минут опоздал.

И тут все расслабились. Значит,

кое-что по-прежнему. Значит,

надо опять слушаться: выстраи-

ваться парами; брать цветы,

дарить их учителям; целоваться

с завучем Зинаидой Васильев-

ной; ходить по всем кабине-

там с географичкой Лидией

Александровной; вспоминать

Московскую олимпиаду с физ-

руком Виктором Васильевичем.

А потом, как уже в другом филь-

ме, рассесться в своем классе

по партам и рассказывать друг

другу и учителям, что случилось

с каждым за эти 25 лет, за от-

веденные 5 минут.

Все получалось. Настроение под-

нималось стремительно. Пошли

наконец в актовый зал. Там Юрец

с Серегой Грачевым подготовил

и кино — 7 минут хроники на-

шего трудового лагеря в станице

Красное Краснодарского края,

1981 года. Смотрелось, как «Мы

из Кронштадта», не меньше.

Потом на наше футбольное поле

пошли. В воротах попрыгали.

Пофотографировались. С этим

полем половина школьной

жизни прошла. Осенью — поле,

зимой — поле, весной — тем

более. Но поле — после уроков,

а во время — актовый зал. Там

даже окна перестали стеклить.

Без толку. Очень любили мы

в футбол играть. И болеть. Дождь,

снег, «Спартак», «Динамо» — не-

важно. Главное футбол.

Однажды мы в жуткий ливень

играли с соседней 402-й спортив-

ной школой. Проигрывали где-то

5:8. Уже и бегать невозможно,

одни лужи. Я, понятное дело,

вратарь. Тут «они» выходят один на

один (на меня то есть). Я в ноги,

в лужу, на самое дно — чуть не

утонул, но мяч в руках намертво

застрял. «Они» полностью демора-

лизовались — а «мы» как взлетели.

Выиграли мы тогда 10:8. Я думал,

что я один это помню, но мы как

к этим воротам подошли — все

наперебой начали именно тот

самый подвиг Карасика вспо-

минать. Приятно, черт побери.

Вот мы на радостях все как один

в «Боско-кафе» и поехали (а мы

еще сомневались — дураки!).

За столом еще лучше пошло.

Начали родителей вспоминать.

Маму мою затребовали. Она

приехала, конечно. Замечания

мне начала делать. Все как по-

лагается. Черешня на ура пошла.

Ни одного идиотского тоста. Да

и вообще никто лишнего на грудь

не принял.

Кирилл Рожков, сейчас

профессор-экономист, пер-

вый из нас дед, как всегда,

нашего классного руково-

дителя Валентину Ивановну

передразнивал любя.

Наташа Карпова — тихая такая

была, в очках, а теперь главный

ветеринарный спасатель в Мо-

скве, зычно и вольно танцевать

требовала. А Лена Панасенко (я с

ней еще в первом классе за пар-

той сидел) трогательно так в моих

интересах ее утихомиривать

пыталась. Маша Кисина с моей

мамой старые фотографии раз-

ложили, новые начали делать, все

вспоминали меня и моего папу.

К Сережке Бурову жена такая

модная подъехала, глаза широко

открывала и уши тоже; Инна

Зуева уже свою дочуру к нам на

работу устраивала; Юрец с Юль-

кой Васильевой, — красавицей

(она теперь доцент-геолог), за

отдельный столик отсел.

Вот это картина маслом. Вот

это я понимаю!

Я вот что еще забыл сказать.

В том самом 1983 году как-то

особенно строго было. Никаких

выпускных гуляний: аттестаты

получили, чуть-чуть дискотека —

и домой с родителями. Разнаряд-

ка такая была. Только я и успел

сказать тогда нескромно (ком-

соргом был), что «мы, мол, еще

прославим нашу школу» — это,

кстати, тоже все отлично помнят.

И все. Как говорится — в добрый

путь! Путевка в жизнь!

А тут такая удача! 2008 год!

Чудная погода! Красная пло-

щадь! Мы веселые и довольные

и, главное, почему-то юные очень.

И очень хотелось не расходиться,

дождаться всем вместе рассвета

и встретить завтра и мечтать,

мечтать, мечтать и стать наконец

тоже людьми будущего!

Так оно и было в ту юбилейно-

выпускную июньскую ночь.

Хорошо еще, что я еле-еле на

самолет успел в Ниццу к жене,

к сыну — их тоже к будущему

приобщать.

А фотки с той встречи я всем

обязательно пошлю. И костюм

спортивный белый с собаками

гулять Наташке Карповой тоже.

Я ведь обещал. По-настоящему.

К Сережке Бурову жена модная подъехала, глаза широко открыва-ла и уши тоже; Инна Зуева уже дочуру к нам на работу устраива-ла; Юрец с Юлькой Васильевой — красавицей (она теперь доцент-геолог) за отдельный столик отсел.Вот это картина маслом

группа продленного дня продленного дня группа

— Попытайтесь подумать о своих желаниях.— Мне кажется, это опасно.

Тогда желания превратятся

в отвращения.

— Не надо бояться. Страх загряз-

няет подсознание.

— Мне кажется, это сознание

загрязняет подсознание

Мы так и не договорились

с женщиной-рыбой, которая

взяла на себя скользкую обязан-

ность поработать со мной всего

полтора часа. Она психолог.

Я — молодая женщина, которую

знакомые (просто знакомые)

мужчины спрашивают: «Ты ребен-

ка не собираешься рожать?»

Критическая масса таких

вопросов эволюционировала

в качественный дискурс моего

сознания, помноженного на утом-

ленное страхами подсознание.

И я уже год задаю себе вопрос:

«Ты ребенка не собираешься

рожать?» Нет. Ну если нет, тогда

давай поговорим об этом.

Меня в этом вопросе смущают

два сюжета. Первый — исклю-

чительно физиологический. Да

я собственно не о растяжках

и вытягивании молочных желез.

В моем девичьем сознании при-

сутствует святая уверенность,

что ненависть к отцам (своим

собственным и своих детей)

гораздо в большей степени

уродует женщин, чем многоразо-

вая беременность. Меня смущает

физиологическая зависимость,

которая потом превращается

в эмоциональную и преследует

всю жизнь. Сейчас я чувствую

себя свободно. В моей жизни нет

никого такого, чье исчезновение

из мирского пространства могло

бы парализовать мою живость.

Мне было лет восемь, когда

я увидела в новостях плачущего

отца, потерявшего дочь. Я тогда

подумала, что этот человек на

всю жизнь превратился в инвали-

да. Такое может случиться только

с теми, у кого есть дети.

Второй момент — следствие

моего собственного экзистен-

циального кризиса. Вроде бы

у Камю есть вопрос о том, зачем

люди создают себе подобных,

если знают, как ужасна эта

жизнь. Вот и я думаю — зачем?

И не то чтобы я не знала ответа

на этот вопрос. Просто я его не

чувствую, а это самое главное.

Странно. В психопляске этих

мыслей я, возможно, думаю как

малолетние дети, которые по-

пробовали поцеловаться, как во

взрослых фильмах, и ничего не

почувствовали, кроме сыро-

сти. И дело ведь совершено не

в том, приятен или отвратителен

поцелуй, а в том, что гормоны

еще не вызрели. Но и это не

аргумент. Потому что мне 28 лет

и я прекрасно знаю, как хороши

бывают поцелуи — и потом тоже.

В моем возрасте уже становятся

героинями-матерями, и прово-

жают детей в школу. И мне так

нравится смотреть на эти жизни

с запахом пирогов и с не закры-

вающимися от вываливающихся

тайн шкафами. И мне так уютно

наблюдать за сестрой, которая

собирает мужа в баню, подбирая

ему теплые носочки (хотя знает,

что он по девкам ходит)…

Но это все за стеклом. А я на

улице. И мне не холодно, а просто

как-то странно. Странно потому,

что вполне комфортно в таком

безматеринском состоянии.

А кто-то спрашивает, не собира-

юсь ли я рожать. И я расстраива-

юсь, потому что этот кто-то знает,

о чем спрашивает. Я верю, что он

искренне интересуется хотя бы

потому, что он взрослый и умный.

Мне никуда не хочется уехать

и даже не хочется изменить свою

жизнь. У меня хорошая жизнь,

о которой заботятся, чтобы она

была еще лучше. Мне пишут пись-

ма родственники и шлют SMS

друзья. На работе непременно

найдется хороший парень, кото-

рый переинсталлирует IPhone.

И мама должна приехать осенью

в гости. И новый день рождения

только через год. И я еще не

сделала ни одной пластической

операции. У меня даже денег

на это нет. Счастье-то какое.

И все это время, каждую минуту,

кто-то рожает детей. Ну и ладно.

Принципы деторожденияАнна Николаева решает объясниться с читателями «Русского пионера» на интересую-щую ее тему: почему она не хочет детей и зачем ее все спрашивают, когда она родит. Причем она объясня- ется так убедитель-но и страстно, что в конце колонки читателю становится совершенно понят-но: через год свою очередную колонку Анна Николаева напишет о прият-ных хлопотах моло- дой матери. долить фон!!!

пионервожатая анна николаева

orlova

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

135

группа продленного дня группа продленного дня

Вроде бы у Камю есть вопрос о том, зачем люди создают себе подобных, если знают, как ужасна эта жизнь. Вот и я думаю — зачем?

группа продленного дня продленного дня группа

Пьяность — святое состояние души. Те, кто кричит: пьян-

ству — бой, подлинные враги

человечества. Но мы не боим-

ся. Мы выдержим это сраженье

и, как всегда, победим. Потому

что пьянство — это свобода.

Или стремление к ней. А свобо-

ду убить нельзя.

Когда это было, я уже не помню.

Сами понимаете, возраст и по-

степенная замена гемоглобина

на более крепкие фракции ска-

зались на моей памяти. Помню

лишь, что Крым уже принад-

лежал Украине, но по-прежнему

оставался всесоюзной здравни-

цей. Где десятки тысяч простых

советских людей поправляли

свое здоровье, немного подо-

рванное радостным строитель-

ством светлого здания комму-

низма. Билет на самолет до

Симферополя стоил, по-моему,

тогда 20 рублей, койка в доме

отставного полковника — рубль,

жареная печенка и килограмм

винограда, что продавались

в палатке на набережной,

укладывались в 50 копеек. И это

было вполне по карману юному

корреспонденту партийной газе-

ты «Московская правда».

Итак, не то в 64-м, не то в 65-м

году прошлого века с пароч-

кой друзей, таких же молодых

оболтусов, как я, мы отдыхали

в чудесном крымском городке

Мисхор. До отъезда оставалось

дня четыре, денег — на два,

солнце, нещадно палившее

три недели, внезапно отвалило

в Турцию, небо зашторили тучи

и мелкий, нудный, нескончае-

мый дождь хлестал и хлестал по

Мисхору. Делать было реши-

тельно нечего. И что, скажите,

оставалась? Конечно, пить.

Конечно, пить.

Мы и пили. Сладковатый,

терпкий портвейн под навесом

любимой палатки. Закусывая

его виноградом. И это красное

жидкое солнце с каждым новым

стаканом согревало наши

сердца и распаляло мысли.

Хотелось поступка — дерзкого,

смелого, радостного. Например,

влюбиться в прелестных девчу-

шек на четыре оставшихся дня.

Или хотя бы на два. Или просто

расстаться под утро с чувством

долга, который исполнил.

Но набережная Мисхора была

пустынной, как море, и такой

же мокрой, и ни один девичий

силуэт не виделся сквозь дождь.

Тусклый день склонялся к тако-

му же вечеру, нам оставалось

пить. Внезапно мой мутный

взгляд остановился на какой-то

афише, приклеенной к нашей

палатке. Афиша сообщала, что

солист ялтинской филармонии,

заслуженный гипнотизер Украи-

ны в Зеленом театре Мисхора

прочтет лекцию о таинственном

явлении — гипнозе, а затем

будет массово гипнотизировать

публику. И самое замечатель-

ное, о чем сообщала афиша, —

вся эта радость состоится

сегодня. В 19.00.

Я взглянул на часы «Победа»,

обнимавшие мое запястье:

стрелки показывали 19.10.

До Зеленого театра минут

10 иноходью. Значит, успеем,

мелькнуло в затуманенном

мозгу. К чертям девчонок, коль

девчонок нет, вперед, на встре-

чу с таинством гипноза!

Мы успели. Мы даже заплатили

по двадцать копеек за билеты

и влетели в театр. Человек

двести отдыхающих, съежив-

шись под зонтами, молчаливо

внимали эстраде. А под ракови-

ной эстрады невысокий человек

в смокинге и при бабочке гром-

ко рассказывал о безграничных

возможностях гипноза. Но нам

не повезло. Мы ничего не узнали

про безграничные возможно-

сти гипноза, потому что едва

плюхнулись на мокрую скамейку,

человек в смокинге сказал:

— Вот и все. Надеюсь, вернув-

шись домой, вы непременно

воспользуетесь безграничными

возможностями гипноза для по-

правки собственного здоровья,

для встречи с прошлым и свида-

нием с будущим. И чтобы вы не

сомневались, чтобы вы поверили

в безграничные возможности

НеуправляемыйВнимательный читатель «Русского пионера», обратил внимание, как часто сменяются ведущие нашей алкогольной рубрики: кого-то унесли, кто-то ушел на своих двоих. Крайне шаткая позиция. Поэтому в итоге было найдено единственно верное решение: рубрику должен вести Валерий Джемсович Дранников, потому что он самый креп-кий и в этом деле классик.

Горнист Валерий Дранниковната

лья л

ьвова

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

137

группа продленного дня группа продленного дня

гипноза, сейчас, в эту самую

минуту, я вас буду массово гип-

нотизировать. Всех, абсолютно

всех!

Публика тревожно затихла,

а человек в смокинге ловким

жестом фокусника извлек из

кармана блестящий металли-

ческий предмет, типа модного

нынче вибратора, поднял его

над головой и строго приказал:

— Смотрите на предмет!

Смотрите на предмет. А теперь

сомкните пальцы за головами.

Сомкните пальцы за головами.

Публика послушно завела руки

за голову и сомкнула пальцы.

— Вы не можете разжать руки,

вы не можете разжать руки.

Вы никак не можете разжать

руки. Кто не может разжать

руки — встаньте.

Все облегченно всплеснули

руками, и только два человека

на глазах потрясенного зала

стояли мачтами электропере-

дач: какой-то парень впереди

и, я, конечно. Ну а кто же?..

— Молодые люди, вы дей-

ствительно не можете раз-

жать руки? — словно не веря

собственному чуду, спросил

гипнотизер.

— Не могу, — дергаясь в кон-

вульсиях, орал на весь зал

парень. — Словно склеились.

Товарищ гипнотизер, помогите.

— Прошу на сцену, — позвал

нас человек в смокинге. И мы

пошли. Дорога на сцену была

мокрой, ступеньки сколькими,

парень поскользнулся и, чтобы

не грохнуться во весь немалый

рост, разжал руки и призем-

лился на них. После чего под

улюлюканье толпы с позором

был возвращен на место. Секун-

дой позже зал затих — я вышел

на подмостки.

— Ты действительно не можешь

разжать руки? — почему-то на

ухо спросил гипнотизер.

— Действительно не могу, — ра-

достно сообщил я залу и икнул.

— Хорошо. Сейчас я загипноти-

зирую этого молодого человека

и буду манипулировать с ним.

Хотите? — спросил солист из

Ялты зал. Зал не хотел, он про-

сто жаждал.

Тогда человек в смокинге

усадил меня на стул и строгим

голосом приказал:

— Спите. Спите. Спите. Сомкни-

те глаза, ни о чем не думайте,

спите, спите, спите.

Я медленно закрыл свои длин-

ные — в ту пору — рыжие рес-

ницы, руки мои разжались и без-

вольно упали вдоль тела, и через

несколько секунд зал услышал

тихий и сладкий храп. Храп не

понравился артисту. Он подо-

зрительно склонился надо мной,

пугая сон жестоким взглядом. Но

я спал. Спокойно, безмятежно.

И тогда он сказал залу:

— Сейчас этого спящего мо-

лодого человека я буду водить

с закрытыми глазами по сцене,

буквально рядом с рампой и он,

представьте себе, ни разу не

сорвется вниз.

Я немного испугался. Сцена

была мокрой, высокой, а я был

пьяным. Веселым, радостным,

но пьяным. И мне не понрави-

лась его уверенность. Выручили

ресницы. Рыжие и длинные

когда-то. Подобно Вию, я их при-

поднял и сквозь тонюсенькую

шелку мог видеть сцену и свой

путь по ней. А этот гад, уве-

рившись в своем мастерстве,

минут десять водил и водил

меня по краю рампы, резко раз-

ворачивая то вправо, то влево.

Несколько раз я был в сантиме-

Мы и пили. Сладковатый, терпкий портвейн под навесом любимой палатки. Закусывая его виноградом. И это красное жидкое солнце с каж-дым новым стаканом согревало наши сердца и распаляло мысли

иго

рь м

ухин

группа продленного дня продленного дня группа

трах от полета, зал взволнованно

ахал и взорвался аплодисмента-

ми, когда довольный гипнотизер

усадил наконец спящего на стул.

— Молодой человек, — спросил

он меня, — хотите быть сильным,

как Кассиус Клей?

Даже во сне я зарделся.

— Конечно, хочу.

— Тогда вытяните руки. Его рука

тверда как сталь, и никто не

сможет сломить ее. Желающие

сломить стальные руки, прошу

на сцену.

Вот тут я испугался. Пять здо-

ровых мужиков с радостным

ржанием выскочили на сцену

и навалились на мои распятые

гипнотизером руки. Они давили,

жали и висели. И даже, гады, ще-

котали. Но мои руки были тверды

как сталь. Не мог я в ту минуту

славы подвести двести людей,

поверивших в силу гипноза. Это

было бы неприлично.

А солист Ялтинской филармонии,

раздухарившись окончательно,

продолжал манипулировать

со спящим.

— Вы курите? — спросил он

меня, и, получив утвердительный

ответ, долго рассказывал всем

о вреде пагубной привычки.

— Сейчас, молодой человек,

вы бросите курить. Даже не

благодарите, вы просто бросите

курить. Вы не можете курить,

вы не можете курить, даже

запах дыма вам противен. Же-

лающие подымить ему в лицо —

прошу сюда.

И снова пять здоровых мужиков

с радостным ржанием выскочили

на сцену. Боже, что они курили!

Я работал в партийной газете

«Московская правда» и раз

в месяц, когда в новой гостинице

«Интурист» развалючивали непро-

данный товар, я мог купить два

блока «Кента». Настоящего, аме-

риканского. А эти, что они курили!

Жуткий, едкий дым «Дымка» и «Бе-

ломора» пахнул мне в нос, заволок

мое лицо, и я действительно едва

не блеванул. Зал был в восторге,

зал рыдал.

— А теперь, — торжественно

произнес гипнотизер, — встань.

Перед тобой школьная доска.

Возьми мел и напиши на ней:

«Я больше не курю». А вы, — об-

ратился он к зрителям, — читай-

те за ним.

Нетвердыми шагами я подошел

к воображаемой доске, нащупал

мел, поднял руку и широким,

размашистом жестом начертал

на ней: «Х». «Х» — выдохнул

удивленный зал. «Е» — прочитал

он затем. «ХЕРУШКИ». Зал ржал,

зал гоготал, зал плакал и рыдал

от смеха.

— Хулиган! — визжал гипноти-

зер. — Скотина! Вон со сцены!

А я спускался по ступенькам

нетвердым шагом, но с высоко

поднятой головой, широко рас-

кинув стальные руки, под долгие

аплодисменты, переходящие

в овацию. Там, на сцене Зеле-

ного театра Мисхора я, может

быть, впервые в жизни понял,

как важно быть пьяным.

Пьянство — это первый шаг на

пути к свободе. К полной, возвы-

шающей свободе. И неважно,

что вы пьете: виски, коньяк,

водяру или портвейн. Глав-

ное — быть пьяным. Пьяным

нельзя манипулировать, пьяным

нельзя управлять. Пьяный живет,

как хочет, а значит, свободен

пьяный. Сейчас я допишу по-

следнюю строчку, налью себе

стакан и с удовольствием выпью.

За нашу и вашу свободу.

Пять здоровых мужиков с радост-ным ржанием выскочили на сцену и навалились на мои распятые гипно-тизером руки. Они давили, жали и висели. И даже, гады, щекотали. Но мои руки были тверды как сталь

геннадий м

инченко/agency.

photo

gra

pher.ru

группа продленного дня продленного дня группа

Каждый раз, когда в вечер-

нем небе гаснет олимпийский

огонь, я высматриваю на лицах

окружающих слезы. Это в самом

деле грустно: вот только что

колыхалось над стадионом пламя

и жизнь вроде бы еще продолжа-

лось, а потом пауза, секунда ти-

шины, вздох ста тысяч человек —

и темнота в том месте, где только

что было сияние, все закончи-

лось, финиш. «Встретимся через

четыре года!» Кто встретится, а

кто и нет. В следующие секунды

начинается невообразимый

фейерверк, сопровождаемый

лазерным шоу и другими высоко-

технологичными светозвуковыми

эффектами — как бы специ-

ально для того, чтобы заглушить

всякие сентиментальные мотивы.

Тема олимпийского расставания

получила абсолютно полное во-

площение в Москве в 80-м, тут

к уже освоенным эстетическим

ценностям добавилась еще не-

превзойденная славянская тоска,

а полет сказочного Миши под

аккомпанемент песни о нем —

это клип на все времена.

Мне в такие моменты думается:

а может, огонь гаснет навсегда?

Олимпийские игры — очень уяз-

вимая материя, они могли без-

возвратно закончиться и в 80-м,

и в 84-м — из-за политики,

а далее могли исчезнуть по эко-

номическим причинам: случались

периоды, когда проводить Игры

было практически не на что, но

тут появился Самаранч и развил

такую маркетинговую деятель-

ность, что МОК стал транснацио-

нальным суперконцерном. Одна-

ко угроза все равно не миновала

и возникает вновь и вновь, вот

и Пекин хотели бойкотировать,

а теперь кто-то замахивается

и на Сочи. Во время церемонии

закрытия, вечером 24 августа,

я находился на поле «Птичьего

гнезда», эти два или три часа

(счастливые часов не наблюдают)

были, вероятно, самым лучшим

временем Олимпиады. И вдруг

у меня в кармане завибрировал

мобильный. Звонили с одного

нашего телеканала, просили дать

комментарий в прямом вклю-

чении, первый вопрос: «Как вы

расцениваете то, что это было

худшее выступление российских

спортсменов за 12 лет?» Если

бы это был не прямой эфир,

а запись, я бы не удержался от

ненормативной лексики. Вы для

приличия поздравьте олимпий-

цев, порадуйтесь, что у нас

столько появилось спортивных

героев! А потом уже начинайте

критиковать.

От критики никуда не деться, ее

будет еще немало. Однако нужно

учитывать то обстоятельство, что

на Олимпиадах иногда случаются

непознанные явления. В Пекине

таким явлением стал китайский

спорт. Даже мощная американ-

ская команда дрогнула под его

ударами. Китай отобрал у нас

«наши» медали, а у американ-

цев — законные американ-

ские. Я не имею в виду только

судейство (хозяевам принято

подсуживать). И про допинг тоже

ничего определенного не могу

сказать. Борьба с допингами —

это вялотекущая эпопея на века,

в ней пока что больше казусов,

в том числе и юридических, никто

толком не знает, что именно

делать, в таких обстоятельствах

предвзятость и злоупотребления

неизбежны.

Кто-то думает, что через четыре

года в Лондоне все произойдет

по русской пословице «Отольются

кошке мышкины слезки», что

Китаю отомстят за то, что он

выступил в Пекине столь фанта-

стично. Но мне кажется, что все

будет с точностью до наоборот:

Китай выиграет еще больше ме-

далей, он только еще начал свое

наступление. По аналогии с пе-

чальной памяти китайской куль-

турной революцией в этой стране

началась спортивная револю-

ция, с той лишь разницей, что

последствия новой революции

принесут Китаю многие блага.

Можно даже сказать иначе:

на пути к Олимпиаде-2008 и во

время ее началось строитель-

ство Великой китайской стены

в спорте. Китайцев много, очень

СтенаРаны зарубцевались, боли о недовзятом «золоте» улеглись и уже в более или менее спокой ной обстановке пресс-секретарь Олимпийского комитета Геннадий Швец пишет послесловие к пекинской Олимпиаде и убеждает читателя, что китайский триумф, возможно, поставил на олим-пийском движении крест — желтый крест.

физрук геннадий швецorlova

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

141

группа продленного дня группа продленного дня

много, они старательны, испол-

нительны, дико дисциплиниро-

ванны, они быстро адаптируются

ко всем условиям, перенимают

всякий ведущий к прогрессу

опыт, копируют его и воспроиз-

водят в огромных количествах.

Маленький пример: мобильные

телефоны элитной марки Vertu

(среднеевропейская цена

5 тысяч евро) китайцы штампуют

миллионами и продают по цене

50 долларов кучка. Большинство

из таких телефонов ломается при

первом же звонке, но некоторые

работают исправно, ни в чем

не проигрывая законнорожден-

ным экземплярам. То же самое

будет происходить и в китайском

спорте: из миллионов призван-

ных в спорт новичков несколько

тысяч будут конкурентоспособны-

ми, смогут бороться за олимпий-

ские медали. Поделюсь одним

наблюдением. Я приехал в Пекин

за неделю до открытия Игр и об-

ратил внимание на то, что по

утрам и вечерам жители города

занимаются оздоровительными

пробежками, таких бегунов

в поле моего зрения ежедневно

попадало примерно 5–6. А на

следующий день после закрытия

Олимпиады я смог насчитать

их уже больше сотни. Еще одна

новость: с 1 сентября в школах

Китая введены дополнительные

уроки физкультуры — это как

следствие массового спортивно-

го энтузиазма, возникшего на

волне олимпийских успехов.

Китайцы заразились спортом,

их уже не остановишь… Как

ни странно, это может другим

концом ударить по олимпийскому

движению. Большинству запад-

ных стран не нравится грядущая

гегемония Китая в спорте. Эти

страны в ответ могут придумать

что-нибудь иное вместо Олим-

пийских игр. Некогда уже были

придуманы и проведены неодно-

кратно Игры доброй воли, но они

не прижились, и в любом случае

это все равно спорт. А могут быть

продвинуты какие-нибудь другие

всепланетные вещи, связанные,

например, с шоу-бизнесом или

с массовым молодежным от-

дыхом, или с интернетом. Такие

предположения я слышал в Пеки-

не, и ведь когда-то Олимпийские

игры уже прекращали свое суще-

ствование, исчезали с лица земли

подобно Атлантиде. И я иногда

думаю, видя слезы людей,

которые смотрят на затухающий

в чаше стадиона олимпийский

огонь: а не предчувствие ли это

того, что он гаснет окончательно,

навсегда? А впрочем, вряд ли это

произойдет. Что-либо лучшее, чем

Олимпийские игры, человечество

изобретет не скоро.

Они старательны, исполнитель-ны, дико дисциплинированны, они быстро адаптируются ко всем условиям, перенимают всякий веду-щий к прогрессу опыт, копируют его и воспроизводят в огромных количествах

gett

y im

ages/fo

tobank

Фитнес для секса. Упражнение в следующем. Перед походом на фитнес — обед. Меню обеда — слабо прожаренный стейк с кетчупом и тоба-ско. Вместо гарнира — хорошенько помытый сельдерей, петрушка, и всё. Запивается пивом. Уже в фитнесе, перео-девшись в спортивное, выпиваете чашку ристретто со 150 граммами водки (можно раздельно) и идете на занятия по бодифлексу. Если забыли записаться, можно просто поси-деть в кафе (тогда еще по 150 водки и чашке ристретто каждый час). Задача — созерцание: двигающиеся женщины в облегающем трико сами по себе интересны. Цель достигну-та, когда любая баба в радиусе 7 метров вызовет желание.

Фитнес для силы. Разумеется, нужен тренер. Подойдет недорогой, немоло-дой, может, с криминальным прошлым. Весь смысл в жестокости и бессмысленности упражнений. Очень хоро-ший комплекс: однажды ночью после закрытия клуба демон-тировать среднего размера тренажер: разобрать, отнести его по частям в подвал, накрыть мешковиной и после трех-минутного перерыва вернуть на место. Тренер засекает время и не дает попить водички. Надо успеть до утра. Разумеется, необходимо выбрать фитнес побогаче — как минимум с подвалом (двух-трехэтажный, разумеется, лучше). Да и тренажеры там поразнообразнее.

Фитнес, чтобы похудеть и исправить фигуру. Выбрать дорогой элитарный зал. Купить яркую дорогую форму для занятий. Оплатить полугодовой курс коррекции веса и фигуры с персональным тренером. Положить на депозит в баре 10 000 рублей, обговорив с тренером и бар-меном диету на каждую тренировку. Подарить карточку клуба жене или подружке и спокойно пожить месяцок-другой. Можно даже из города не уезжать.

Фитнес для гармонии. Это очень простой и быстрый курс. Вбить в плеер или мобильник два часа любимой музыки. Зайти в фитнес, не поужинав, в 20.00, выбрать пустой зал, взять мат (два мата), лечь навзничь, включить музыку, закрыть глаза. Обязательные усилия: попросить консьержку или уборщицу в 22.00 разбудить; заказать столик на 23.00 в хорошем ресторане, пригласить одноклассницу с odnoklassniki.ru — некоторые совмещают с групповыми занятиями йогой, но это не обязательно. Гармония настигнет утром, когда одноклассница свалит домой.

текст: николай фохт рисунки: анна всесвятская

фитнес навылет

группа продленного дня продленного дня группа

Идет вторая неделя дождей. Проливной ливень неделями —

для Англии не исключение,

а правило. По-настоящему стоит

удивляться, когда удерживается

на пару дней солнечная погода.

Англичане с присущим им муже-

ством отчаяния шутят в таких

случаях: «Теперь может стать

только лучше». Про меня так по-

шучивал мой директор: «Никита

на самом деле учится лучше

(мысленно добавляя: «Потому

что хуже уже не может», или:

«Ваш мальчик далеко пойдет» —

то есть как можно дальше

отсюда). В такие дни особенно

уютно устроиться где-нибудь

в университетской библиотеке

с чашкой шоколада и писать

о жизни в Англии.

Нет сомнений в том, что Англия

по сравнению с Россией — стра-

на ультранеобычная, благопо-

лучная, гуманная и высокораз-

витая. Иногда, мне кажется,

я могу понять, почему в каждом

втором голливудском блокбасте-

ре если есть откровенно плохие

ребята, которые, например,

будут похищать людей и сращи-

вать из вырезанных органов

двухголовых уродцев («Х-Files:

X Marks The Spot»), они обяза-

тельно будут говорить с русским

акцентом, иметь болезненно

бледный вид, говорить не иначе,

как крича друг на друга, и носить

одежду, которую, сплюнув, от-

казался бы носить московский

бомж. Благодаря «Борату» Саши

Барона Коэна, за который тот

получил по лицу на националь-

ном телевидении от представи-

теля Казахстана, мне даже не

придется много объяснять. Для

тех, кто не видел фильм (кстати,

и я тоже), — это воплощение

тщательно скрываемой неприяз-

ни Запада к Советам, от которой

нам через декады прошедших

лет так и не удалось избавиться.

За одну сцену, где казах Борат

страстно целуется с блондини-

стой красавицей, потом с трудом

отрывается от нее и представ-

ляет зрителям как свою сестру,

я бы и сам с удовольствием дал

ему по лицу. Ничего, что они

казахи, можете себе предста-

вить: казахи, русские, белорусы

и украинцы для среднего англий-

ского обывателя — это одно

и тоже. (Мы все часть огромной

«империи зла» (С) Рейган.). На

работе менеджер меня познако-

мил в кафе с парочкой русских.

Оказалось, хорваты.

Интересно, что практиче-

ски все эти фильмы, которые

во об щ е-т о — единственный

способ для подавляющего

большинства англичан узнать

что-то о странах третьего

мира, к которым нас негласно

относят, в Англии и Америке

воспринимаются как политиче-

ски корректные. Экс-советские

страны показаны отсталыми

во всех возможных смыслах,

ненавидящими американцев

и евреев, переполненными

мафией и дешевыми проститут-

ками, и большинство людей, не

будучи близко знакомы с русской

душой, не могут оценить неверо-

ятность искажения нашей реаль-

ности. Приходится принимать на

веру то, что дают голивудские

продюсеры. А они дают.

Григорий Распутин помогает на-

цистским начальникам захва-

тить мир, и если бы не Аццкий

мальчик (Hellboy)... Знаменитым

Ганнибалом Энтони Хопкинса

мир обязан тоже нам. Если ве-

рить «Борату», на Украине днем

с огнем не найдешь не только

лифт или эскалатор, но даже

и смывающийся туалет. Между

прочим, это не помешало по-

следнему фильму получить в Аме-

рике девяносто семь процентов

одобрительных отзывов. Каза-

лось бы, в стране, где теперь

нельзя, не оглядываясь через

плечо, сказать «черный кофе»,

потому что это может обидеть

негров, политическая коррект-

ность не могла обойти стороной

такую замечательную часть

мировой истории, как Россия.

В «Осаде» хотели изобразить

мусульманских террористов, но

из-за протестов мусульманских

общин террористов сделали хо-

ОбидаВ очередной своей колонке наш посланник в Англии Никита Космин пытается разобраться, почему окружающие его образованные и цивилизованные люди, как только заходит речь о России, сразу становятся такими невежественными и тупы-ми? Не исключено, что читателю при-дется столкнуться и с примерами враждебности.

следопыт никита космин

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

145

группа продленного дня группа продленного дня

рошими ребятами. Даже терро-

ристические атаки не помешали

авторам представлять русских

как злодеев ярче и чаще, чем

арабов. В «Сумме всех грехов»

палестинских террористов по

просьбе палестинцев заменили

на неонацистов и русских.

Можно копаться бесконеч-

но в причинах, почему у нас

такая плохая слава на Западе.

Можно сказать, что в «Север-

ной звезде» (1943) позитивно

показывается сопротивление

нацистской угрозе украинцами

(то есть русскими — это напо-

минает старую шутку: «Алё, это

143–57–98? — Нет, 143–57–

99. — Все равно близко, Машу

давай»). В то время мы были

союзниками с Америкой, а

сейчас нет. Сейчас если такая

важная страна, как Япония,

подает голос о политической

некорректности «Перл-Харбора»,

все потенциально некорректные

сцены вырезаются.

Можно сказать, что мы просто

слишком мало друг о друге

знаем, и это логично, потому

что люди всегда опасаются

того, чего не знают, а о нас

американцы знают только про

коммунизм (26% опрошенных),

холодную войну (13%), зиму

(11%), мафию (10%) и слабую

экономику (8%). Больше полови-

ны окончивших университеты (!)

в Штатах твердо уверены, что

во время Второй мировой Рос-

сия была не на их стороне. Так

что можно даже смело сказать,

что западные СМИ нагло дезин-

формируют своих граждан.

Так или иначе, хочется прежде

всего понять, заслужили ли мы

такое отношение. Я думаю,

не заслужили. Я готов игнори-

ровать то, как моментально

становятся растерянными лица

англичан, когда я говорю, что

я россиянин (« А я думал, такой

хороший парень»), то, что я от

европейцев узнал о стучании

башмаком по трибуне и угрозы

в адрес Объединенных Наций

убить всех, и откровения моего

друга о том, как он разбавлял

английский океан с вышки

пивом своего разлива на глазах

шокированных туристов. Я готов

забыть об эффекте, который мы

производим на них своей непри-

емлемой ими духовностью, кото-

рую они считают развязностью,

никчемной и подозрительной.

Конечно, на англичан рано

или поздно стоит обидеться.

Мы к ним с открытой душой,

а они... Это у них был желез-

ный занавес, а у нас нет. Мы

знали их писателей, читали их

книжки, слушали их музыку —

«Битлз», «Иглз» и т.д. Знали, когда

и какое участие они принимали

во Второй мировой войне.

А что они знали о нас? Так что

стоит разобраться, у кого был

железный занавес… Все, что

англичане знают о нас, — это по

сути злобно перевернутая кучка

информации из фильмов от

голливудских продюсеров, кото-

рые так и не взяли на себя труд

познакомиться с предметом.

Обидно, как сказал один киноге-

рой, за державу. Конечно, обид-

но. То империя зла, то «великая

страна мужиков» (Лерой Бьюли,

«Великая Россия»).

Это у них был железный занавес, а у нас нет. Мы знали их писателей, читали их книжки, слушали их музыку — «Битлз», «Иглз» и т.д. Знали, когда и какое участие они принимали во Второй мировой войне. А что они знали о нас?

gett

y im

ages/fo

tobank

группа продленного дня продленного дня группа

Что надеть в ресторан? Разуме-

ется, я могу высказать свои

соображения только о мужской

одежде, потому что прекрасный

пол в моих рекомендациях не

нуждается, и правильно делает.

Конечно, значение имеет ста-

тус, уровень посещаемого за-

ведения: в «Макдоналдс» можно

идти во вьетнамках и шортах,

и никто не посмотрит на вас

косо. А впрочем, у нас в стране

демократичность в выборе

одежды и лояльность по отноше-

нию к этому выбору с позиций

dress code распространяется

даже и на рестораны со звез-

дами Michelin (которых у нас

в стране пока вроде бы нет). За

рубежом сложнее: будь вы даже

трижды Билл Гейтс или тем

более — Роман Аркадьевич, вас

не пустят в парижский Carlton

Ritz, если вы не в пиджаке и гал-

стуке. Навидался я таких пиджа-

ков и галстуков — засаленных,

залитых соусами и пахнущих

специями, безразмерных, ино-

гда мне даже казалось, что их

специально сняли с клошаров,

чтобы держать в гардеробных

подсобках лучших ресторанов

мира и выдавать напрокат.

И как ни странно, даже весьма

состоятельные граждане наде-

вают на себя все это вторсырье,

если нет времени заскочить

в близлежащий бутик и на

скорую руку купить пиджачок

от Hermes и соответствующий

галстук.

Иногда подобная тенденция

(драконовские требования

к одежде посетителей звездных

ресторанов) обращается обыкно-

венной глупостью. Отправляясь

на дорогой горнолыжный курорт

(Куршавель forever!), мало кто

захочет брать с собой вечерний

костюм, это явно лишняя вещь

в багаже. Однако и там, высоко

в заснеженных горах, попа-

даются рестораны, в которых

позиции dress code незыблемы

и непреодолимы, как скалистые

горы. И тут наши сограждане

вновь способствуют повышению

капитализации местных торговых

точек, покупая в них брендовые

пиджаки и галстуки по заоблач-

ным ценам.

Все-таки лучше всего чаще

придерживаться дресс-кода, это

имеет свои очевидные преиму-

щества, в чем я лично однажды

убедился в полной мере. Во

время празднования 300-летия

Санкт-Петербурга я и несколько

моих приятелей надели на торже-

ственный прием смокинги, как

и предписывал пригласительный

билет. Прием прошел блестяще,

но чересчур протокольно, мы

решили несколько разбавить это

внутреннее состояние торже-

ственности и после завершения

акта отправились в ближайший

найт-клуб на дискотеку. Публика

там в массе своей принадлежала

к молодежно-юношеской воз-

растной категории, одеты были

все легко и непринужденно, кто

в чем. Появление пяти мужчин

среднего возраста, облаченных

в смокинги, произвело фурор,

а неожиданность состояла в том,

что много-много девушек, в том

числе и очень красивых, стали

льнуть к нам, проявляя непод-

дельную симпатию. В результате

общения с ними я сделал для

себя вывод: мужчины, одетые

в строгие костюмы вплоть до

смокингов и фраков, получают

в глазах женщин огромное

преимущество, имеют предпо-

чтительные шансы устроить свою

личную жизнь (по крайней мере,

на предстоящий вечер и следую-

щее время суток).

Но всегда есть место исключе-

ниям из правил. Это исключение

неизменно позволяет себе вла-

делец «Евросети» Евгений Чич-

варкин. Общеизвестно, что он

может прийти куда угодно в чем

угодно. Не помню, где и когда

это было, кажется, на эконо-

мическом форуме в Лондоне:

Евгений на всех без исключения

мероприятиях, даже самых тор-

жественных, появлялся в белых

холщовых брюках и в разношен-

ной красной майке, разрисо-

ванной драконами. Может себе

человек позволить плевать на

Дресс-код всмятку В своем неприятии (или в своем одобрении) такой условности ресторанного мира, как дресс-код, читатель найдет союзника в лице автора этой колонки Мирослава Мельника, который с равной беспощадностью исследует и минусы, и плюсы чо порного вида. И совершает голо-вокружительный поход в смокинге на дискотеку.

дежурный по столовой мирослав мельникorlova

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

147

группа продленного дня группа продленного дня

условности. Вспоминается исто-

рический анекдот. Приехавший

в Нью-Йорк молодым человеком

Альберт Эйнштейн постоянно

ходил в одном и том же серень-

ком заношенном пиджачке. Еще

не признанному на тот момент

гению советовали знакомые:

«Вы бы, мистер Эйнштейн,

как-то поприличнее одевались».

«А зачем? — отвечал ученый. —

Меня здесь все равно никто

не знает». Прошло некоторое

время, Эйнштейн стал нобелев-

ским лауреатом, но по-прежнему

носил секонд-хенд. Когда ему

опять посетовали приодеться,

он говорил: «А зачем? Меня все

равно здесь все знают».

Все же я скажу несколько слов

и о причудах представительниц

прекрасного пола. Однажды

после чьего-то дня рождения,

длившегося до утра, я со своей

спутницей зашел в полседьмо-

го позавтракать в «Пушкин»,

там в это время пили кофе

школьницы-выпускницы после

своего прощального бала,

и у всех на головах были почему-

то короны — такими награж-

дают обычно победительниц

конкурсов красоты. Выглядел

этот головной убор в этот час и в

этом месте несколько странно,

однако моя спутница вдруг

взмолилась: «Хочу надеть такую

корону! Хочу в ней сфотографи-

роваться!» Пришлось удовлетво-

рить прихоть, поспособствовать

девичьему счастью.

В самом факте существования

дресс-кода есть практический

смысл. Окидывая вас придирчи-

вым натренированным взгля-

дом, метрдотель или менеджер

ресторана пытается определить

уровень вашей платежеспособ-

ности. Действительно, а вдруг

посетитель не в курсе того, что

за бутылку Don Perignion ему

придется заплатить полторы

тысячи евро. Однако тут есть

одна небольшая загвоздка,

продиктованная особенностями

нашего теперешнего менталите-

та, чьим-то желанием или неже-

ланием публично обнародовать

свой имущественный рейтинг. Но

метр дотели лучших отечествен-

ных ресторанов уже знают: вот

этот неприметный господин, оде-

тый вовсе не в Kiton за 15 тысяч

долларов, а в нечто совсем не-

замысловатое, способен купить

не только ящик Don Perignion, но

и весь этот ресторан с обслужи-

вающим персоналом.

Я сделал для себя вывод: мужчины, одетые в строгие костюмы вплоть до смокингов и фраков, получают в глазах женщин огромное преимущество, имеют предпочтительные шансы устроить свою личную жизнь

photo

xpre

ss

Про Германа Виноградова, про Бикапо, можно почитать в этом номере очерк на стр. 56. Как он дудит на водо-сточных трубах, как круглый год ходит по Москве во вьетнамках. А здесь представлена еще одна грань уни-версального таланта Бикапо. Приступая к чтению его стихов, нельзя ни в коем случае забывать, что Герман — авангардист. Значит, в текстах всякое возможно.

стихи и живопись: герман виноградов рисунки: варвара полякова

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

149

Г. — Без грусти, без печали, без носковСмотрю на море и чешу за ухомМне есть, что рассказать тебе без слов:Слухай! Две двери: одна в никуда, а втораяЗакрыта на маленький ключ золотойЗа дверью сарай, а в подвале сараяТри девы сидят и играют в лото У первой глаза изумрудного цветаВторая зубами вращает башмакА третья зимою, весною и летомПлывет по течению Волги… К. — Кошмар!

.

Реки.На дне — человеки.Море.На дне дядя боря.

Метр.Скоро лето.

Мы продвигались в глубь КитаяЛовя губами воздух счастьяИ я хотел бы знать, роднаяКто был к тебе деепричастен

Лишь осень шевельнет в носу моем твой запахИ вдохновение разбудит между ног —Я вновь способен жить и на седых лопатах В Карпатах между двух горбатых блохЧесать задумчивый, но прыткий траекторийТо разведя, то сдвинув, то скользя.Закон един: меж двух обсерваторийЛюбить тебя несложно, но нельзя!

Как я люблю твои глаза: В них отражается дорога,Кусты, деревья и берлогаМедведя спящего, но за-Пах твой люблю сильней,Он мой тревожит чуткий ноздри,Он в сердце мне вбивает гвоздиИ сердце бьется веселей!И ноги скачут веселей!Рука вращается быстрей!Стрела становится острейИ в цель летит! Я на костреЗажарю тело девы юнойИ, омочив слезами, съем.Скелет ее такой изящный и ажурныйСфотографирую на память.Же ву зем!

Дети рычат, но не плачут.Что же такое их мучит?Папа уехал на дачу?Солнечный лучик за тучуСпрятался? Мама не лечитКошку? Машину не чинитДедушка? Не обеспечитБабушка медом? ПричинуДетских мучений и рыкаОпределить отстраненноТрудно. Печаль многолика…

■ ■ ■

То было раннею весной –Осеннею пороюМы шли с тобою за водойНас было трое… Нас было трое — я и тыИ кто-то незаметныйСледил за нами сквозь кустыПредвидя грех наш смертный Он не ошибся — ты далаПозволила, решиласьИ в середине у меняКой-што зашевелилось Звезда упала за бугорЗаквакала лягушка

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

151

Мы робко развели костерПеред грозою стало душно И впятером, набрав водыПошли обратноЯ раздавил ногой грибы,Ты собрала их аккуратно Нас шестеро сидело за столомА за окном стояла осеньПовеяло твоим тепломНас было восемь…

Во-первых, я — тетя!Во-вторых, я — дядя!А в-третьих, я могуУбить не глядя!

Через зеленые глазаПроникла ты в мою подкоркуНебесной радости козаРаздвинула подкорки створку Сердечный голос зазвенелНа перепонке барабаннойИ вызвал к жизни много делВ дремавшей и немного странной Душе моей: зашевелились ветви,Сок жизни переполнил поры,Растаял снег и задрожали горы…С вершин подули свежи ветры…

А в роще синей соловейСвистя хлебал восторг зеленый.Лимонно-желтый канарейКолена певчие быстрей,Еще быстрей!В 12 раз быстрей!В 417 раз быстрей!Среди ветвей развесистого кленаЧесал,А я, обнявши ствол,Задумчиво стоялИ кирпичом творил обряд известный,ЛеглаНа головуРука твоя

И я свершил поступок истинно-чудесный:Винтом подпрыгнул левитально,Весь мир увидел с высотыИ на лужайку, где резвилась тыУпал с высот.ФундаментальноПотряс земную твердь.На 10 метровпогрузился в сырую землю…И под птичий гамНевиданным бананом распустился,расцвел,созрели пал к твоим ногам!!!

ЛенинградскийЯрославскийКазанский КиевскийПавелецкийКурский СавеловскийБелорусскийРижский Вот так звучат по-русскиНазвания девяти московских вокзаловУ каждого вокзала своя историяНо об этом позже. 12 тонн салаВмещает Московская КонсерваторияВо время концертов больших мастеровТревожащих душу гармонией древних В один из морозно-борзых вечеровТебя я увидел и понял, что преждеБыл подобен кислороду, не нашедшему H2 Теперь же обратился в водуТеперь с тобой мы вместе и едваНа мороз покажем нос — сразу замерзаемПоцелуемся взасос — и моментально таем Регулируем, как можем, состоянье вещества:Силой духа жидкость множимЖаром тела дух стреножим –Распускается листва!

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

153

На берегу пустыниГде жарко и кустыЯ опростал простыниДлиною в две версты.

На берегу Амур-ДарьиЯ много славных делС тобою совершил, Мари,И ум мой чуть-чуть поредел.

Я стал похож на коноплю,Решившую стать лопухомМари, я тебя люблю и молю:Позволь стать своим пастухом!Позволь стать своим пастухом!

Ты будешь пастись средь альпийских луговПоймешь назначенье пыльцы у цветовА я стану сон твой блюсти.Впрочем, нет, передумал — прости!Впрочем, нет, передумал — прости!

Бархатный кружок на головеШапочка, подаренная другом.Мы с тобой лежали на травеУ костра, очерченного кругомИз забытых мыслей и одежд,Снятых в спешке перед первой встречейНаших тел. Ты от меня отрежьРуки, ноги, голову и плечи.Я же выну у тебя глаза.Но не сразу, а за два раза.

Твой запах, что гудел тогдаКак колокол над диким полем…В реке заслушалась вода…Чего же боле?

Твой голос нежностью томимЛетел над миромИ ум мой, направляем им,Гудел благоуханным мирром.

А Солнце, обнажив пределЗемных событийШептало: «В мире поределИсточник прыти».

Хоршо сидим!

русс

кий

пио

нер

№5.

окт

ябрь

-ноя

брь

2008

157

Сеть книжных магазинов «Республика»

1-я Тверская-Ямская улица, 10;

Новинский бульвар, 8, торговый

центр Lotte plaza;

ул. Крылатская, 17,

Бизнес парк «Крылатские холмы»;

Багратионовский проез д, 7,

корп.20а, Торговый центр

«Горбушкин Двор»;

Стремянный переулок, 38;

14 км МКАД, 1-ый Покровский

проезд, 5 МЕГА Белая Дача

VIP-залы аэропортов

Шереметьево-1 и Шереметьево-2

Поезд «Гранд Экспресс» (марш-

рут Москва-Санкт-Петербург)

Яхт-клуб «Пестово» Московская

область,Мытищинский район, сель-

ское, поселение Федоскинское,

д. Румянцево, ул. Никольская,

владе ние 1, строение 1.

Романов-синема Романов пер., 4

Центральный Дом Литераторов

ул. Б.Никитская, 53

Салон «Триумф-Сервис»

Чапаевский пер, д. 3.

«Триумф Палас»;

ул. Мосфильмовская, д. 70

«Воробьевы Горы»

Рестораны:Sky Lounge Ленинский пр-т, 32а

The apartments

Саввинская наб., 21

Обсерватория

ул. Бол. Якиманка, 22

Bistrot Б.Саввинский пер., 12,

стр. 2

Beef bar Moscow

Пречистинская наб, 13 стр.1

Zолотой Кутузовский пр., 5/3

Обломов ул. Пушкинская, 48

Nabi М. Афанасьевский пер., 4

Family Floor

Б.Козихинский пер., 12/2, стр. 1

Чиполлино

Соймоновский пр., 7, стр. 1

Сетебелло

ул. Садовая-Самотечная, 3

Ноа Проточный пер., 7

Шанти Мясницкий пр., 2/1

Спайси ул. Красина, 27, стр.1

Буйабес Ленинский пр-т, д. 37

Prado Cafe , Славянская

площадь, д.2.

Эль Гаучо

ул. Садовая-Триумфальная, д. 4

Michael’s Тверской бульвар, 7

690 3737

Kalina Bar Новинский бульвар д.8

Здание LOTTE Plaza, 21 этаж

229 5519

Страстной бульвар, 7

тел. 699 7359

Кутузовский проспект, 48,

галереи «Времена года»,

2-ой этаж

тел. 662 1135

Б. Путинковский пер., д.5,

Тел.: 7878866

www.restaurant-chocolate.ru

Романов пер., д.4.,

Бизнес-центр «Романов Двор»,

Тел.: 609 6454

www.romanov-cinema.ru

здесь читают «русский пионер»

Красные холмы/Swiss Otel Космодамианская наб., 52/6

Всегда готов

159

русск

ий

пи

он

ер

№5

. о

кт

яб

рь-

но

яб

рь

20

08

А бывает и так.Вылетишь с трассы, практически в аут. Кажется — это финита, выхода нет. Вроде бы строго

по карте: и повернул, и пол-России срезал. Но были и подозрения — асфальт в идеале,

так отчего ж ни одной ни встречной, ни попутной? И

сельчанки с околицы машут вослед так прощально,

неистово? И дети подолгу бегут, как будто ни разу

авто не видели? И собаки не лают, а только

ежатся от ужаса, лишь вполовину выполняя функции

собак?

И вдруг на полной скорости, без вся-

ких знаков, кончается асфальт и под колесами —

почва, песчаник, овраг.

Едва выжив, идешь к мужикам у бульдозера.

—Как тут проехать?

— А ты на чем? Если не на танке, то только назад.

Кто же ездит по карте, мил человек?

Сидишь в машине с полным комплектом

эмоций: и степь да степь кругом, и замерзал

ямщик, и реальность опять так близка, слышен смач-

ный чавк ее ресниц, нелегкое дыхание, сейчас под-

вергнет горячему поцелую на родственный манер,

как положено в наших краях. Ни огоньки GPS не спа-

сут, ни турбонаддувы.

Но тут стучат в стекло:

— Ты чего сидишь? У Матрены Егоровны первач

поспел! Чистая слеза! Пойдем пробу снимем.

И действительно: чего сижу? Пора пробу снимать.

Здравствуй, Матрена Егоровна! Прошли и годы,

и века — а ты совсем не изменилась.

И. Мартынов

владим

ир ф

илонов/ф

ото

сою

з

Выходит с февраля 2008 года

Издатель: Медиа-Группа «Живи!»

Главный редактор Андрей Колесников

Помощник главного редактора Олег Осипов

Шеф-редактор Игорь Мартынов

Ответственный секретарь Дмитрий Филимонов

Менеджер по работе с VIP-клиентами Анна Николаева

Арт-директор Павел Павлик

Фотодиректор Вита Буйвид

Дизайнер Варвара Аляй-Акатьева

Цветоделение Леонид Шелманов , Сергей Бирюков

Препресс Андрей Коробко

Верстка Юлия Варламова

Корректор Нина Саввина

Креативный директор Василий Бровко

Офис-менеджер Ольга Дерунова

Адрес редакции: Москва, Нижний Сусальный пер., д. 5, стр. 19

Телефон: (495) 504 1717

Электронный адрес: russpioner@gmail.com

Обложка: Алексей Кузнецов

Авторы номера: Михаил Сеславинский, Екатерина Истомина, Белла Матвеева, Петр Авен, Владимир Липилин, Сергей Шаргунов, Антон Уткин,

Андрей Васильев, Анна Николаева, Никита Колесников, Дмитрий Филимонов, Никола й Фохт, Игорь Мартынов, Василий Голованов, Дмитрий

Глуховский, Александр Рохлин, Геннадий Швец, Андрей Колесников, Валерий Джемсович Дранников, Мирослав Мельник,Михаил Куснирович,

Игорь Каменской, Герман Виноградов

Фотографы: Даниил Зинченко, Вольдемар Понарин, Наталья Львова, Orlova, Игорь Мухин, Тимофей Изотов, Любовь Аверина, Олег Виденин,

Александр Забрин, Юлия Ангелова, Геннадий Минченко, Даниил Баюшев

Художники: Анна Всесвятская, Варвара Аляй-Акатьева, Инга Аксенова, Варвара Полякова, Елена Ужинова, Маша Сумнина, Николай Пророков,

Виктория Семыкина, Александр Ширнин, Герман Виноградов

Журнал зарегистрирован Федеральной службой по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций

и охране культурного неследия. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС 77-30457 от 4 декабря 2007 года.

Запрещается полное или частичное воспроизведение текстов, фотографий и рисунков без письменного разрешения редакции.

За соответствие рекламных материалов требованиям законодательства о рекламе несет ответственность рекламодатель.

Отпечатано в типографии OAO «АСТ — Московский полиграфический дом».

Тираж 10 000 экз.